- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1015
Глаголом жечь!
Дорогие друзья!
Творческое объединение "Триумф" при поддержке издательского центра "Литературный коллайдер" приглашает всех на музыкально-поэтический вечер, в рамках которого состоятся и поэтические дуэли, и живое, дружеское общение на разные темы, и вручение призов, и многое другое.
Каждый из вас сможет принять самое непосредственное участие, зовём всю пишущую, думающую творческую братию на духовный пир талантов и их поклонников.
Кратко о нас. Мы −писатели, литературоведы, поэты, певцы, музыканты разных творческих объединений начинаем большой совместный проект возрождения Русского слова, Русской души в пространстве живого общения − от сердца к сердцу. Пора вырываться из цифровых сетей, из виртуальной трясины безжизненных экранов. Мы − за любовь, за мир, за великие традиции великой Русской культуры. Большой грех − зарывать данные Богом таланты в землю, только маловерие и малодушие − причины всех человеческих бед и настроений.
Давайте дерзать и побеждать, гиперактивно продвигать своё творчество, щедро делиться со всеми вдохновением и духовными озарениями, нетленными богатствами души, преображённой и просветлённой Божьим мановением!
Иссохшая и пленённая асфальтом земля наша жаждет, как никогда, живой воды верного слова, чистой музыки духа, открытия новых горизонтов, пленённых пластмассой, камнем и бетоном современности.
Давайте вместе воплощать "души прекрасные порывы", на самом деле, всё в наших руках!
P.S. Просьба с пониманием отнестись к материальной составляющей проекта, к сожалению, таковы современные условия, с которыми приходится считаться. В противном случае остаётся только сидеть дома, пялиться в ящик и ныть как всё плохо... Спасибо за понимание! Ждём всех!
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1410
«РБ» публикует фоторепортаж с пресс-конференции и презентации книги Марины Райкиной «За кулисами: Москва театральная», которая состоялась в «Театриуме на Серпуховке».
Марина Райкина – театральный критик, обозреватель отдела культуры газеты "Московский Комсомолец, ведущая программы «Роли исполняют» и передачи «С чистого листа»", организатор театральной премии "Московского Комсомольца" и музыкального конкурса имени Андрея Миронова.
В пресс-конференции приняли участие художественный руководитель «Театриума» Тереза Дурова и поэт, режиссер и художник Светлана Астрецова. Книга написана живым языком, с юмором, очень легко читается, поэтому целевая аудитория не ограничена только специалистами – издание адресовано всем. «Я хочу, чтобы ее читал каждый!» – пожелала автор Марина Райкина.
В форме очерков, объединенных в тематические главы, Марина повествует о закулисной жизни московских театров, среди них: МХАТ, «Современник», Театр сатиры, Театр на Таганке, «Табакерка», Театр им. Маяковского, «Театриум на Серпуховке», Театр им. Моссовета и др.
Много лет Марина имела возможность наблюдать театральные будни, даже ездила с театрами на гастроли, о многочисленных интервью не приходится и говорить. Всё это автор собрала в одну книгу, ставшую своеобразным документальным свидетельством развития театра в советские годы и после развала СССР. Автор, подобно Алисе, заглянула в Зазеркалье, точнее, в Закулисье – в святая святых театра, став беспристрастным очевидцем или даже участником многих событий; и в наши дни Марина продолжает фиксировать эту «летопись временных лет», скрупулезно собирая факты, истории, легенды, общаясь с обитателями театральных стен.
С удовлетворением Марина отметила, что, несмотря на изменения в обществе, театр как организм не умер, он продолжает жить по своим законам и правилам. Внимание уделено не только актерам и режиссерам, но и важным членам театральной команды – гримерам, бутафорам, сапожникам и даже суфлерам. Следует отдать должное автору книги – долгие годы журналистской работы помогли Марине не только найти собственный стиль, не только уметь выделить главное, но и непредвзято оценивать различные события, о которых она говорит на страницах. Доверие читателя, от профессионала до обывателя – вот, пожалуй, важнейшая оценка затраченных усилий.
Журналисты первыми получили экземпляры новой книги с авторским автографом. Прессе Марина Райкина рассказала о процессе создания, об отношениях с театрами, о щекотливых для театрального критика моментах и о своем бескрайнем счастье быть допущенной за кулисы лучших театров страны.
На вопрос «РБ» о том, не возникало ли у нее прецедентов с героями ее книги, не возмущались ли они публикацией столь откровенных фактов из их биографии, Марина ответила отрицательно, подчеркнув, что иначе нет смысла брать интервью, если человек не вполне искренен, если он показывает лишь парадную сторону своей личности.
Во время презентации отрывки отдельных глав были прочитаны актерами «Театриума» Борисом Рывкиным и Татьяной Михайлюк. Порой каверзные вопросы автору подкидывала ведущая презентации Светлана Астрецова. Некоторые ситуации комментировала художественный руководитель «Театриума» Тереза Дурова, много лет работающая вместе с Райкиной над успешными театральными проектами. Дурова, имевшая возможность одной из первых прочитать книгу, сравнила ее с рекой, которая «подхватывает и уносит».
21 января в Московском Доме Книги на Новом Арбате «За кулисами: Москва театральная» была представлена уже для широкого читателя, а также поступила в продажу. Марина планирует провести еще одну презентацию своей книги 6 февраля 2017 г. в ТД «Библио-Глобус». Пожелаем читателям новой книги попасть в Зазеркальный мир театра, в который Марина проложила им дорогу.
Текст Юлия Шапченко
Фото Алексей Щепин
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1397
Мой собеседник – Алексей Летин, один из тех, кого мы называем соотечественниками, потому что уже несколько лет он вместе с семьей живет в Черногории, в городе Тиват.
Т.Веснина: Почему Вы решили поехать Черногорию?
А.Летин: На самом деле мы не собирались там жить постоянно. Просто инвестировали деньги в квартиру для временного пребывания. Вначале мы рассматривали ее в качестве дачи для родителей-пенсионеров и будущих внуков. Но, оценив ситуацию на местном рынке, я увидел, что есть определенная ниша в плане мебельного бизнеса. Покупателю предлагался очень бедный, неинтересный ассортимент. Мы решили изменить его. И уже восемь лет живем и работаем в Черногории.
Т.Веснина: Вы изготавливаете мебель?
А.Летин: Нет, мы поставляем мебель по каталогам из соседней Италии. Кухни, шкафы, диваны, спальни, шторы − все что угодно. Конечно, мы развивались постепенно. Сейчас уже делаем виллы, апартаменты под ключ.
Т.Веснина: То есть Вы там живете постоянно.
А.Летин: Лучше сказать так: там я провожу большую часть времени.
Т.Веснина: У вас вид на жительство?
А.Летин: Рабочая виза.
Т.Веснина: Каково Ваше впечатление от Черногории? Как там воспринимают русских?
А.Летин: Россия, Черногория и Сербия исповедуют одну и ту же православную веру. Поэтому мы, русские, для черногорцев являемся основой этой веры. Соответственно, отношение к русским, как к основе жизни,− очень светлое. По сути своей, мы достаточно близки ментально, у нас похожие языки.
Русский человек, приехавший в Черногорию, зачастую чувствует себя как дома. Это очень важно!
Черногория маленькая, по площади почти равная Московской области, но удивительно самобытная страна. Там пять совершенно разных зон. В течение дня можно посетить горные ущелья, съездить на песчаные пляжи, на Скадарское озеро, в Бока-Которскую бухту. Как говорится, час – туда, два часа − сюда. И все это – восхитительно!
Поэтому нас, проживающих в Черногории, удивить какими-то красотами природы довольно сложно. Мы приезжаем в любую страну и думаем: «У нас это тоже есть и, может, даже лучше». Ко всему, конечно, очень важный момент – безвизовый режим для россиян. А сейчас стали предоставлять годовой вид на жительство при наличии любой недвижимости, хоть одного кв.м.
Тем не менее маленькая страна – это как большая деревня. Не скрою, мы скучаем по большому городу, по языку. Кажется, там все есть, но в то же время много чего не хватает. На самом деле мы просто привыкли к иному ритму жизни. Однако существует важное, неоспоримое преимущество. В Черногории сохранились основы воспитания большей части старшего поколения, живущего в России, то есть выросшего в СССР. Это более искренние отношение друг к другу, к чужому человеку, высокий уровень нравственности. Ты не только сам не боишься выходить на улицу, но и не боишься за своих детей. И это подкупает. Скажем, идешь по улице, а навстречу несколько молодых людей, пусть даже подвыпивших, никого это не напрягает.
Дети могут играть со сверстниками во дворе без надзора родителей, никто не переживает, что с ними что-то может случиться. Словом, там очень комфортно.
Мне, москвичу, рожденному здесь и знающему, что это мой город, вдруг стало в нем неуютно. А там, наоборот. Хотя, когда я приезжаю сюда, то чувствую себя как рыба в воде. Однако, выходя на улицу, закрываюсь и открываюсь только там, где я знаю людей и меня знают. Например, прихожу домой − открываюсь, еду на общественном транспорте или на машине − закрываюсь, прихожу на работу − открываюсь, то есть все время я, то открытый, то закрытый. Там нет такой необходимости, потому что очень доброжелательные люди.
Т.Веснина: Вы общаетесь только с русскими, живущими там?
А.Летин: Нет, с местными тоже общаемся.
Т.Веснина: То есть языковой барьер небольшой?
А.Летин: Язык, конечно, надо знать. Но на бытовом уровне общения хватает немногих слов. К тому же черногорцы сами стараются учить русский язык, потому что русский в Черногории − главный инвестор. Благодаря русским Черногория поднялась. Люди стали жить лучше. Круг нашего общения − это черногорцы, много сербов, беженцы из Косово. Но, в основном, конечно, общаемся с россиянами, друзьями. У нас там сложилась большая компания, ведь приезжают целыми семьями.
Т.Веснина: А у Вас есть какие-то общины?
А.Летин: Есть диаспора, но очень слабая и не исполняет необходимых функций. В частности, отстаивать интересы соотечественников. Диаспору можно сравнить с клубом для встреч: 8-е марта или 9-е мая отпраздновать.
Т.Веснина: А Вы нуждаетесь в диаспоре или, в принципе, она Вам не нужна?
А.Летин: Нужна. Хорошая, сильная диаспора нужна для того чтобы решать насущные вопросы. Например, выходит какой-то закон по налогообложению. А мы же там работаем и, естественно, нам этот закон надо знать. Было бы хорошо, чтобы нам, россиянам, разъяснили, как правильно его исполнять. Так как этого нет, то каждый пытается что-то делать самостоятельно. В результате, приходит инспекция, которая начинает тебя дергать, указывая, что ты знаешь не все законы. У тебя есть, конечно, юрист, ты ему будешь звонить. Но опять же, нужно чтобы это разъясняли. Повторюсь, возникает много вопросов и относительно ведения бизнеса, и медицинского обслуживания, и проживания. Короче, масса тем. По-настоящему диаспора должна защищать интересы своих соотечественников и представлять их перед властями. У нас же – просто тусовка по праздникам.
Т.Веснина: Что ж, у Вас есть к чему стремиться. Непременно, появится какой-нибудь человек − достаточно одного, − который все организует.
А.Летин: Нужен буйный. Как В.Высоцкий говорил: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».Да, нужен такой человек, который за это возьмется.
Т.Веснина: Я благодарю Вас, Алексей, за беседу и хочу сказать, что мы с удовольствием предоставим площадку нашего сайта «ЛиК» для русских черногорцев, если это чем-то поможет им в укреплении диаспоры и общении с Россией! Будьте с нами на связи!
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1445
Убийство в Москве русской девочки потрясло и столицу, и всю страну, и весь цивилизованный мир. Как же долго нас приучали любить мигрантов – эдаких дорогих гостей. И постоянно пытаются скрывать все мерзости, ими творимые. Еще нам говорят, что они заселяют Европу и умалчивают, что не менее успешно они обживают русские просторы. А любые попытки русского человека «огрызнуться» воспринимаются как начало новой эры фашизма.
Венгерская патриотка Ласло Петра во время незаконного бунта мигрантов уклонилась и подставила подножку несущемуся на нее здоровому разъяренному мужику. И сразу – суд! Увольнение с работы. Вопли визгливой либеральной прессы – этой стаи бесов. А вот когда иранец толкнул в метро под колеса вагона молодую шведку – бесы молчат, точно так и надо. Молчат, когда в Кельне и других городах насилуют женщин. Молчат, когда крохотной русской девочке отрезают голову. Мол, тихонечко сделаем маленький мемориал − и достаточно. И только – ядовитый шепот: «Сумасшедшая ведь, что с нее возьмешь. Не нагнетайте страстей… Не забывайте: толерантность, права человека, права меньшинств…» Господи, как тошнит от всего этого!
А что же наши люди? Как отреагируют? Смолчат? Смиряться? По-прежнему будут распахивать двери перед «дорогими гостями», предоставлять им жилье, принимать на работу? Обезумевшие от жадности чиновники и бизнесмены не желают понять, что сегодня мигрант кроток, как ягненок, трепещет перед хозяином, а завтра, при определенном скоплении собратьев, отрежет ему голову. Опыт есть.
Что еще нужно для осознания того, что пора русским, немцам, французам, другим европейцам остановить наступающую на нас чуму. Что нельзя запускать пришельцев с иным менталитетом в наши дома и семьи? Неужели зомбирование населения столь сильно, что дух Ильи Муромца исчез, и мы готовы пасть ниц перед «бусурманским игом»?
Прочитав подобные строки, либеральные бесы опять начнут пугать фашизмом. Фашизм у нас давно, он – со стороны тех, кто разоряет русскую землю, обирает население, уничтожает его традиции, а потом заселяет страну чужаками.
Но национальная власть уже поднимает голову, она стучится в двери многих европейских стран. А скоро постучится и к нам. Вот тогда либералы завизжат еще раз… от ужаса!..
Лично для меня, национальная власть важнее всего на свете. И когда она воцарится на Руси. Тогда никто не посмеет убивать русских детей.
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1928
Мы все рождаемся практически с одинаковым весом. Мы растем, и за нашим весом следят родители. А, скажем, лет с четырнадцати, когда мы уже осознанно можем взглянуть на себя со стороны, то обращаем внимание на свою фигуру. И зачастую она нам не нравится.
Грустно, когда душа упакована в какой-то бесформенной массе. Когда желание есть преобладает над желанием быть физически приятным человеком.
Конечно, многие хотели бы подкорректировать свою фигуру, но как то не досуг, поэтому хочется напомнить очень хороший афоризм испанского мыслителяБальтасара Грасиан-и-Моралес «Осанка человека − фасад души».
Что на сегодня имеется в нашем распоряжении, чтобы, пусть не достичь физического совершенства, но хотя бы стремиться к нему. С вопросами на эту тему я обратилась к Валерию Николаевичу Волгину, профессору, доктору медицинских наук, дерматологу, косметологу, дерматоонкологу.
Т.Веснина: Какие сейчас наиболее востребованные направления в совершенствовании человеческого тела?
В.Волгин: Еще Антоний Великий сказал: «Душа состраждет телу…» Поэтому надо думать о душе, но и не забывать о теле. Просто необходимо поддерживать себя в хорошей физической форме.
Я так понял, что Вы с четырнадцати лет стали задумываться о своей фигуре, а у меня двенадцатилетняя дочка уже всерьез взялась за себя: ходит на женский футбол, занимается боксом, в пище отдает предпочтение овощам, фруктам. То есть в связи с акселерацией, − ранним развитием молодежи, ранним половым созреванием, − сдвигается время, когда начинают следить за своим весом.
Хотя поддерживать внешний вид можно и нужно в любом возрасте. Существуют различные направления коррекции веса. Прежде всего, это правильное питание и определенная физическая нагрузка. Баланс между физической нагрузкой и питанием определяет наш внешний облик, здоровье, а значит, и наше будущее.
У некоторых людей есть генетическая предрасположенность к полноте или, наоборот, к худощавости. Так, например, у родителей астенического типа телосложения рождаются обычно такие же дети, которые во взрослом состоянии, большей частью, не набирают лишнего веса. Тем не менее, если они будут злоупотреблять жирной, калорийной пищей, а именно она самая вкусная, то тоже наберут лишний вес.
Здесь хочется заметить, что в нашем обществе «вкусными перекусами» принято заполнять рабочий перерыв, отдых и вообще свободное время. А это чревато неприятными последствиями.
Если вы видите, что набираете лишний вес, то его следует снизить не только с помощью рационного питания, но и адекватной физической нагрузки. К такой нагрузке относятся прогулки по часу-полтора вечером; прогулки до работы. Можно не доезжать на маршрутке до места работы, а 10-15 минут пройдитесь пешком от метро. Также во время перерыва можно выполнить какие-то физические упражнения. Но, как правило, большинство ленится это делать. Поэтому каждому необходимо выделить определенное время на занятия физкультурой, в частности, фитнесом 2-3 раза в неделю, по 1,5-2 часа.
Причем, когда вы активно занимаетесь, вам уже не потребуется лишней пищи, чтобы насытить желудок, и главное, вы сами будете формировать ваше тело.
С опытным фитнес тренером вы можете последовательно прорабатывать любые группы мышц и шаг за шагом достигать определенных результатов. Да, бесспорно, существуют различные диеты, более 600 видов, некоторые из которых позволяют похудеть достаточно быстро. Но, по обыкновению, если вы резко худеете, то потом непременно наберете свой вес, и даже больший. В чем причина? Человек не может правильно сбалансировать свой образ жизни и питание.
Однако достаточно 3-х разового занятия фитнесом в неделю и исполнения элементарных рекомендаций по питанию, чтобы отлично выглядеть.
Т.Веснина: Насколько различны программы физических нагрузок для женщин и мужчин?
В.Волгин: Женщины отличаются своей выносливостью, мужчины – силой. Чтобы давать советы, я сам специально посетил ряд занятий по аэробике. Среди занимающихся было 80% женщин и, соответственно, 20% мужчин. Мужчины, чтобы показать свою силу, брали, например, штангу не 10 кг, а 15-20 кг и через 10-15 минут выдыхались. Женщины же спокойно выполняли все программные упражнения с небольшой нагрузкой в 5-10 кг.
В зависимости от конституции тела и вида фигуры подбирается индивидуальная программа, как для женщин, так и мужчин.
Т.Веснина: Но ведь очень важно правильно выбрать фитнес студию и найти, как говорится, своего тренера.
В.Волгин: Да, действительно, это непросто. Повсюду всевозможная реклама зазывает на занятия в различные студии, клубы. Однако лучше всего узнавать о них через друзей, знакомых, которые уже где-то занимаются. Вы правильно заметили, что каждому необходимо найти своего тренера.
Приведу пример. Был у меня пациент, который после 6 месяцев занятий с индивидуальным тренером сбросил 20 кг. И он мне сказал, что с этим тренером готов заниматься хоть всю жизнь. Именно такой духовный контакт с тренером необходим каждому, кто приходит в фитнес студию.
Тренер подбирает специальную нагрузку на каждую группу мышц, также дает рекомендации по питанию. Как правило, он советует больше есть овощей, фруктов и меньше мяса, хотя оно тоже необходимо, т.к. содержит незаменимые аминокислоты, необходимые нашему организму.
Человек, видя, что он способен сам формировать свою фигуру, в дальнейшем уже не может обойтись без занятий фитнесом. При этом помимо физической возникает и духовная потребность приходить в студию.
В последнее время тема культуры тела стала весьма актуальной. Если человек здоров, у него привлекательная внешность, то и в остальном все у него в жизни складывается.
Т.Веснина: Хотелось бы услышать совет от Вас. Какую фитнес студию, какого тренера Вы можете порекомендовать, чтобы он помог стать нам красивыми и счастливыми?
В.Волгин: Я, например, посещаю фитнес студию «Платон», раньше она называлась «От рассвета до заката», которой руководит тренер по фитнесу Евгений Глутник, молодой, атлетически сложенный мужчина. Его студия оснащена великолепными тренажерами для проработки всех групп мышц. Студия небольшая, и поэтому Евгений уделяет внимание каждому посетителю. Помимо разработки программы занятий, он подбирает упражнения на тот случай, когда по какой либо причине не будет возможности посетить студию.
Т.Веснина: А что вы посоветуете тем, кто пока раздумывает: заниматься ему фитнесом или нет, а выглядеть и чувствовать себя хочет хорошо.
В.Волгин: Я бы посоветовал прогулки, катание на велосипеде, тренировки с помощью простых тренажеров, например, эспандеров. Лет 40-50 назад человек проходил около 20 км в день, поэтому лучше работал кишечник, лучше была развита нервная система, органы чувств, мышцы, причем все группы. Сейчас же это расстояние сократилось в лучшем случае до 5 км в день. В заключение, могу только повторить: будьте в хорошей физической форме, и у вас все сложится.
Т.Веснина: Валерий Николаевич, я благодарю Вас за интервью и обязательно последую вашему совету: посещу фитнес студию «Платон» и побеседую с ее руководителем.
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1617
Анатолий Иванович Доронин, директор центра славянской культуры им.К.Васильева, истинно русский человек, глубоко любящий родную культуру и всеми силами пытающийся сохранить ее и донести до людей.Главный редактор «ЛиК» Тиана Веснина побеседовала с Анатолием Ивановичем.
Т.Веснина: Чем недавно прошедший 2015 год был знаменателен для Вас?
А.Доронин: Мне исполнилось 70 лет. В этом возрасте невольно хочется подвести какой-то жизненный итог, понять, насколько нужно людям то, что ты делаешь. И мне отрадно, что мой юбилей был отмечен Межрегиональным благотворительным общественным фондом содействия поиску, поддержке и прославлению народных талантов «Глас ангельский Руси». Мне была вручена грамота в знак того, что меня удостоили звания «Глас ангельский Руси», и награда − статуэтка «Ангел Трубящий» в номинации «Хранитель». Я рассматриваю это как духовное вознаграждение.
А так, 2015 год, как и все предыдущие, – был годом борьбы. Мы боремся за утверждение славянской духовности и надеемся, что труд наш не окажется напрасным, что все больше людей будет обращаться к нашей истории, культуре.
Не могу не заметить, что когда мы только начали пропагандировать творческое наследие Константина Васильева, у нас буквально ломились залы от посетителей. Особенно в 80-е годы.
Сейчас же совершенно отчетливо ощущается духовное безразличие. Люди мало ходят в музеи, мало читают книг. Интернет заменяет все. В настоящее время оформилась другая культура. Немного это беспокоит.
К сожалению, и наш музей тоже не в числе особо посещаемых. Хотелось бы, конечно, чтобы люди приходили сюда чаще. Они бы открывали для себя и в себе очень много нового, неожиданного. Мы можем духовно подпитать человека.
Пусть приходят! Я надеюсь, что у славян пробудится интерес к своей собственной культуре, к своим корням.
Т.Веснина: А почему, как вы считаете, происходит такое?
А.Доронин: Деградация общества.
Т.Веснина: Чем она вызвана?
А.Доронин: Мы утратили свой духовный путь. Но мы его, непременно, найдем. Сейчас, как говорили в свое время, Россия сосредотачивается. Мы собираемся с силами, мы как бы приоткрыли один глаз, но когда наш народ откроет второй глаз, тогда мало никому не покажется.
Мы не станем размахивать дубиной, а будем утверждать культуру, обращаться к совести не только своей, но всех народов, будем возрождать человеческую духовность. Только посредством культуры, посредством духовности можно идти вперед. А экономический путь – всегда был второстепенным, не определяющим основные этапы развития человечества.
Как известно, гении были не только в русской культуре. Скажем, в Германии в творчестве знаменитого композитора Рихарда Вагнера красной нитью проходит идея борьбы со злом, порожденным властью золота.
Р.Вагнер считал, что человечество погибнет, если будет поклоняться золотому тельцу. К сожалению, сейчас все человечество, в том числе и русский народ, увлекаемо жаждой наживы. Но мы упираемся руками и ногами, пытаемся остановиться, найти свой настоящий вектор движения. И я уверен, что для этого необходимо бывать в нашем музее, чтобы все доброе, истинное, что было заложено нашими предками, проснулось в нас. Я уповаю на 2016 год. А 2017 год, убежден, будет годом возрождения и величия русского народа.
Т.Веснина: Бесспорно, непросто в настоящее время быть хранителеми подвижником славянской культуры. Как Вам удается преодолевать трудности и двигаться вперед?
А.Доронин: Я занимаюсь пропагандой творчества Константина Васильева почти 35 лет. А Константина Васильева убили не для того, чтобы его творчество стало достоянием народа, поэтому на протяжении всех этих лет нам чинили самые разные препятствия, иногда в изощренной форме. Кончилось тем, что даже подожгли здание музея.
Т.Веснина: К нам в гости из Бельгии приезжал Крис Роман, руководитель движения «Евро-Русь», и когда я его пригласила посетить музей, Крис мне сказал: «Так он же сгорел».
А.Доронин: Даже там знают!.. Не скрою, проблем было очень много, но тем не менее мы сумели сохранить картины. И не беда, что они сейчас экспонируются в Казани. Татары более трепетно относятся к своим гениям (К.Васильев с 1949 года жил в посёлке Васильево под Казанью. Учился в Казанском художественном училище (1957—1961) Прим. ред.). Под постоянный музей они выделили прекрасное здание в центре города на улице Баумана, это, как у нас Арбат, пешеходная зона. И люди всегда могут прийти туда и приобщиться к творчеству К.Васильева. Т.е. мы его творческое наследие сохранили. А бились мы за него более 30 лет.
У нас был свой общественный музей, который подвергался остракизму, испытывал постоянное давление. Но картины мы сохранили, передали государству. Однако, несмотря на это, наш музей не пустует: у нас есть подлинники К.Васильева, не буду говорить какие, чтобы не привлекать недругов. Хотя, в основном, конечно, здесь копии. И тем не менее они прекрасно работают и энергетически и смыслово.
Кроме произведений К.Васильева у нас представлены работы других, с нашей точки зрения, интересных художников. Мы со всей Руси собирали полотна мастеров, работающих как бы в васильевской теме. Но до К. Васильева им еще очень далеко.
Константин Васильев – это гений, он в ментальном плане создавал образы, которые поднимались до символического звучания. Образы-символы. А современные художники работают в астральном плане, т.е. чувственно. Они отражают события жизни, как иллюстрируют сказки. И все же, это очень трогательно, трепетно, интересно, и хорошо воспринимается молодежью. Так, несмотря ни на что, мы сохраняем и приумножаем русскую культуру.
Т.Веснина: Сколько вообще картин написал К.Васильев?
А.Доронин: Несколько сот работ. Поразительно, что он начал свое творчество в том жанре, которым мы особенно дорожим: это васильевская тема – мифология, история. Он к ней подошел в 27 лет, а погиб в 34 года, т.е. получился 7-летний цикл, за который он создал 200 картин. Если же взять графику и небольшие работы, то, примерно 300.
Т.Веснина: Мне кажется, что до К.Васильева у нас не было такого самобытного художника, который бы писал на древнеславянскую тему. Когда я впервые увидела репродукции его картин в журнале «Огонёк», если не ошибаюсь, я была очарована именно потому, что ничего подобного до этого не видела.
А.Доронин: Скажу, что в этом направлении работали И.Билибин, В.Васнецов.
Т.Веснина: Но там, с одной стороны, какой-то академизм, а с другой – сказочность. Творчество же К.Васильева − это что-то совсем новое.
А.Доронин: У него доминирует провиденческое начало. Он как бы не сам по себе существовал, а словно его вели. Вообще, и это мое глубокое убеждение, на Руси русский народ страдает традиционно, несет на себе огромное бремя исторической ответственности. Его постоянно гнобят, унижают, пытаются лишить собственной истории.
И когда совсем становится невмоготу русскому народу Высшие силы посылают ему какую-то маленькую надежду, точно спасительное зернышко бросают в почву. У нас были А.Пушкин, Ф.Достоевский, С.Есенин, Н.Рубцов, И.Тальков. И тогда народ, затаив дыхание, смотрит с надеждой на этих людей, которые открывают какую-то грань собственной истории, указывают путь.
Такое провиденческое начало нес в себе и Константин Васильев. Его картины, по большому счету, − образы древних русских богов. Наша история 1000-летней продолжительности − это лишь одно звено в исторической цепи. А цепь огромная. Десятки тысяч лет наш народ жил и живет на огромном Евразийском континенте. И масса артефактов, которые мы сейчас находим, говорят о том, что у него была высочайшая культура. Народ не просто поклонялся каким-то божествам, народ знал законы природы, т.е. каноны, по которым Создатель утвердил все на земле и построил гармоничную среду. И природа, и человек, и минеральный и растительный мир − все это творение Создателя.
Наши предки знали, как пребывать в гармонии со средой, поэтому они жили радостно и духовно. Мы это утратили, мы стали считать себя царями природы. Стали безжалостно уничтожать ее, варварски использовать ее недра, не думая о том, что мы не последние на этой земле, что за нами следуют поколения. Мы должны все сохранить и передать детям, внукам.
Наши предки имели особые знания, а мы их утратили. Вот о том далеком историческом срезе как раз и пишет К.Васильев. Он обращает нашу память в то героическое пространство, когда народ уверенно жил на этой земле. Боги, которым поклонялись наши предки, в основном были солнечными богами. И это был, скорее, не культ почитания, а уважения. Наши предки пели своим богам гимны и считали себя внуками божьими. Это, согласитесь, совершенно другая оценка себя: мы − не божьи рабы, а внуки. Другой статус.
К.Васильев пытался напомнить нам, какими были наши предки. И он настолько интересно это передает, что иногда человек, точно завороженный, не может отвести взгляда от картины.
В первые годы, когда мы только начинали популяризировать, выставлять полотна К.Васильева, я иногда наблюдал такое: стоит человек перед картиной и плачет. Подходишь к нему, спрашиваешь: «Почему плачете?» Он говорит: «Я не знаю, что-то меня такое из глубины пробивает, я не могу это словами выразить, но ощущаю, что какая-то связь установилась у меня с этим образом». То есть К.Васильев как бы из небытия возвращает реальное существо, которое находит резонанс в душе нашего современника. Это удивительно!!
По большому счету за эти 7 лет, К.Васильев, с одной стороны, возродил наших пращуров такими, какими они были, с другой − создал пантеон древних русских богов. И он будет востребован. Мы вошли в эру Водолея, продолжительностью в 2140 лет, при этом доминирующей планетой становится Уран.
И здесь важно отметить, что ураническая энергия совпадает с духовной энергией русского народа. Поэтому именно русскому народу сейчас будет дана огромная энергетическая помощь. И именно русский народ должен будет создать ту идеологию, ту культуру, которые потом захватят умы всего человечества.
Ведь до этого, две тысячи с лишним лет, была эпоха Рыб: и вся идеология шла с Востока. И христианство, и буддизм, и ислам – все с Востока.
Таким образом, сейчас Россия станет тем генератором, который будет создавать новые духовные ценности. И их фундаментом будут как раз образы из того пространства, которые возрождал К.Васильев.
Он первым пробудил нашу генетическую память. И это та опора, без которой, может быть, трудно было бы выйти на свой путь. Я думаю, К.Васильев сделал огромное дело для русского народа.
Т.Веснина: На нашем сайте с большим интересом была воспринята книга «Наследники гиперборейской культуры – славяне», в конце которой Вы предупредили, что последует продолжение.
А.Доронин: Мы побывали с экспедицией на Валдае и собрали хороший материал. Необходимо время, чтобы его оформить. Валдай – это очень древнее место. Когда ледники шли с Севера, они миновали именно это пространство, и поэтому там сохранилась древняя культура.
В свое время валдайская возвышенность Фалево была мощнейшим капищем, на ней находились камни, посвященные древним божествам. Когда в наше время начали разрабатывать песчаный карьер, то наткнулись на камни с огромными рунами, письменами. Однако работники местных музеев отказались взять их, сославшись на то, что это как бы культура не узаконенная, и не было никаких директив на этот счет из Москвы.
Поэтому камни потихоньку растащили по дворам. Один камень мы привезли в наш музей. Тем не менее есть в тех местах удивительные подвижники, которые всеми силами пытаются сохранить хотя бы то, что осталось. Надо сказать, что у них встречаются уникальные камни. Очень хотелось бы рассказать об этом.
Т.Веснина: Значит, в наступившем году мы будем ждать продолжение книги о ваших изысканиях.
А.Доронин: Даст Бог, сделаем.
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1610
Вечный спор между западниками и славянофилами, в котором последние утверждают, что Россия особенная страна, впрочем, - как и любая другая, - и что русские настолько своеобразны, что и сравнить их не с кем, как ни странно, с моей точки зрения, разрешил совсем не русский человек. Он прославился тем, что писал пьесы, и пусть сюжеты у него зачастую заимствованные, но он поистине гениален, ибо так излагал события, вывел таких персонажей, что все, о чем он писал, актуально по сей день. Ведь главное – не антураж эпох, а нравы, человеческие сердца, которые не изменили столетия.
Этому драматургу еще удалось помимо прочего вывести гениальную формулу образа жизни человека на земле. И опять же, об этом говорили многие и до него, но именно он сумел лучше всех подобрать и сложить слова: «Весь мир − театр, а люди в нем актеры». Причем эта формула Шекспира интернациональна. И никакие воинствующие славянофилы, не смогут ее отменить.
Ведь мы с упоением разыгрываем спектакли на сцене огромного театра «Россия»! Вернее, большинство разыгрывает, а меньшинство вынуждено смотреть.
Не так давно наши предки играли агитку под названием «Весь мир разрушим». Слава богу, что режиссер оказался посредственным, продажным и вообще сошел с ума.
Далее, до кровавых мозолей на руках и языках играли пьесы: «Отец народов», «Враг народа». Потом хитрый спектакль «Оттепель», после чего немного подтаяло, а затем так заледенело, что повис железный занавес.
Отгородившись, пошли во всю спектакли: «Закрома родины», «Дорогой Леонид Ильич».
Большой резонанс имел спектакль «С легким паром», в котором уполномоченные от власти повсюду ловили советских людей, по их мнению, прогульщиков: брали даже голых и тепленьких в банях. Этот спектакль был из жанра абсурда. Какие прогульщики, когда весь советский народ работал, правда, кто как мог. Кто воровал на базах, кто в магазинах занимался спекуляцией, кто спал за письменным столом инженером, кто плановиком, кто ходил сонно полупьяным слесарем, разводящим руками при любых поломках: прокладок нет. Кто колхозниками, помыкающими теми же инженерами и их сменой студентами, которых направляли на сбор урожая, сваливаемого в кучи у края полей, а затем в овощехранилища, где опять те же советские инженеры, и это действительно подлинное ноу-хау советской власти, потому что ни в одной стране инженеры такими делами не занимаются, очищали, стоя у огромных вонючих ящиков, склизкую капусту, морковь, свеклу, которые потом отправлялись как свежие овощи в магазины, где их покупали все те же многострадальные инженеры, выстояв длинные, злые, ругливые очереди, создаваемые советскими людьми. Вот в чем мы были тогда впереди планеты всей – так это по созданию очередей.
Затем с огоньком принялись перестраивать пустоту: закрома то оказались пусты! Но чем действительно может гордиться русский народ, так это своими провидцами. Присущ этот дар нашим писателям, поэтам. «Будем лопать пустоту», - предупреждал Бурлюк. И, вполне вероятно, что это лопание не только в прошлом…
Потом наступили новые смутные времена с сумбурно-детективным спектаклем «Коробки из-под ксерокса» с эпилогом – преемник.
А сейчас мы играм спектакль по самой мудрой сказке Андерсена… Какой? По самой мудрой. Заходимся в творческом упоении от сладкоголосой лжи. Да мы и сами обманываться рады, как предвидел наш великий А. Пушкин.
«Надо будет затянуть пояса!», - раздается клич из-за кремлевской стены. - «Ура». - «Доллар растет - это так полезно для российской экономики». – «Ура!» - «Европейцы – враги» - «Да, да». - «Китайцы братья!» - «Да, да». «Будем есть их отравленные химикатами и нечистотами овощи». -
«А почему нельзя покупать у финнов, литовцев, эстонцев?..» - «Они навязывают нам свои ценности». – «А китайцы одежду, продукты и еще себя в придачу». – «Первым нельзя, вторым зеленый коридор. Так надо!»
«Рейтинг растет!». − «Ура!» За 20 лет гениального менеджмента, по срокам даже Дорого переплюнули, ничего не придумали, кроме добычи нефти, газопроводов, нефтедолларов. Цены растут, качество падает, грозят талоны – опять же Бурлюк: «В животе чертовский голод, все, что встретим на пути, может в пищу нам идти» – т.к. в отдельно взятой стране созидают новый строй. Какой? Да вот соседи, не те, что враги-европейцы, а те, что братья-таджики, приняли мудрое решение насчет своего президента. Почему не позаимствовать их ценность? Какую? Мудрую настолько, что просится в слоган: «Даешь президента пожизненно!»
И все-таки давайте допустим, что мы особенные, но построить особое государство невозможно (да мы и пробовали). Ведь мы живем в коммуналке, в огромном многоквартирном доме, и если все пожелают стать тоже чересчур особенными, то начнут от каждой квартиры проводить коммуникации, можно, наверное, только зачем, да и дом рухнет от излишних особенностей.
Впрочем, кое-чем мы действительно отличаемся. Не так давно в Третьяковке была устроена выставка работ В.Серова, так жаждущие, как сказала одна девушка в интервью центральному каналу, окультуриться, двери снесли. Правильно, а как иначе? Ведь для них – что окультуриться, что отовариться. Толкались, дрались, ломали, крушили, пробились в зал – посмотрели, души свои отоварили и пошли. Но у товара есть срок годности, так что через полгодика их души вновь станут пустыми и злыми. И снова просятся слова одного из наших провидцев для таких вот почитателей культуры: «В очередь, сукины дети, в очередь».
А вот еще в чем мы непревзойденно особенные: маленькие по сравнению с нами страны с лёгкостью, согласно закону, меняют своих президентов, канцлеров, премьер-министров, т.е. среди их народа всегда находятся достойные представители, которым можно доверить управление страной. А у нас - многомиллионная страна уже в течение нескольких десятилетий не может выдвинуть никакой альтернативной личности на пост главы государства. Это уже крах нации, когда появляются «незаменимые», когда интеллигенция так называемая, а скорее, самопрозванная ломает двери в Третьяковке.
И возникает наш любимый, неизбывный вопрос: Что делать? –
Стать русскими!
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1619
Формула молодости в наше время – это не абстрактное выражение. Некоторые составные части ее известны, другие пытаются вывести. Метод фотодинамического омоложения кожи сегодня уже не инновация, но тем не менее по привычке большинство женщин тратит деньги на кремы, которые, согласно рекламе, подтянут овал лица и сделают рельефными его контуры.
Бесспорно, косметика незаменимый помощник в сохранении привлекательности, однако, когда Вам за сорок, именно фотодинамическая терапия действительно сможет помочь Вам стать моложе. Что ни говори, а молодость – это хорошее настроение, это вера в то, что все еще будет.
Чтобы узнать подробности о фотодинамическом омоложении, главный редактор «Литературного коллайдера» (ЛиК) Тиана Веснина обратилась за консультацией к Валерию Николаевичу Волгину, профессору, доктору медицинских наук, дерматологу, косметологу, дерматоонкологу.
Т.Веснина: В прошлом интервью мы с Вами говорили о фотодинамической терапии как о методе борьбы с раком кожи. Но я слышала, что фотодинамическая терапия еще помогает омоложению человека, каким образом?
В.Волгин: Применение фотодинамической терапии не ограничивается только лечением опухолевых заболеваний кожи. Она используется и для лечения переходных состояний, предраков, гиперкератозы, коррекции рубцов, лейкоплакии, крауроза и пр.
В отличие от других методов, таких как пилинг, ботокс, использование гиалуроновой кислоты, когда в организм, в частности в кожу, вводятся противоестественные для него химические вещества, ведущие к истощению кожного покрова, при фотодинамической терапии задействуются резервы собственной кожи и таким образом происходит омоложение эпителия.
Я всегда повторяю: резервы кожи – не бесконечны, поэтому при частом применении пилингов, шлифовок, абляций (абляция – испарение поверхностных тканей лазерным импульсом. Прим. ред.) кожа истончается и начинает обвисать. Тогда уже необходима хирургическая операция – подрезание обвисающей кожи, чем достигается лифтинг лица. При фотодинамической же терапии лифтинг достигается естественным путем. Поэтому ее применение − наиболее рациональный и безвредный способ омоложения.
Т.Веснина: Что собою представляет сеанс фотодинамической терапии для омоложения? Необходим ли какой-то подготовительный период?
В.Волгин: Фотодинамическая терапия кожи лица, шеи, при необходимости декольте, кистей рук проводится вне обострения кожных заболеваний, таких, например, как акне, атопический дерматит, экзема и пр. Т.е. до начала процедуры фотоомоложения все эти заболевания должны быть пролечены.
При проведении фотодинамической терапии на проблемные участки кожи наносится фотосенсибилизатор и через определенное время экспозиции проводится облучение красным лазером.
Т.Веснина: Что собой представляет фотосенсибилизатор?
В.Волгин: Если, например взять гель фотодетазин, то это препарат хлорина Е6, изготавливаемый из водоросли спирулина, т.е. естественное растительное сырье, обработанное определенным образом и не представляющее вреда для организма. Тем более что всасывание его в организм, в частности в кожу, минимальное и избирательное, препарат впитывается клетками, в первую очередь измененными, отмирающими.
После нанесения фотосенсибилизатора кожа пациента покрывается пленкой для лучшего впитывания препарата. Аппликация фотосенсибилизатора длится 30–40 минут. Затем в течение 15-20 минут проводится облучение красным лазером с рассчитанной дозой излучения. При этом идет воздействие на проблемные и стареющие клетки. Вся процедура длится около часа.
По окончании процедуры пациент смазывает кожу смягчающим кремом, который больше ему подходит, лучше всего с витамином А, и идет домой.
Сеансы проводятся 1 раз в неделю или 1 раз в две недели. За это время кожа успевает восстановиться. Старые клетки отходят, кожа обновляется новымикератиноцитами, морщины сглаживаются, черты лица подтягиваются, становятся более четкими.
Т.Веснина: А сколько вообще нужно сделать сеансов?
В.Волгин: Для каждого пациента – это индивидуально. Обычно 3-5, но в некоторых случаях до 10 сеансов. Все зависит от проблемности кожи, ее фототипа, выраженности морщин, наличия рубцов, гиперпигментации и прочих факторов.
Т.Веснина: После сеанса будут какие-то покраснения на коже, или пациент сможет вести привычный образ жизни?
В.Волгин: После проведения сеанса наблюдается легкая гиперемия (покраснение) кожи в области воздействия, которая проходит в течение получаса. Если же пациент смазывает кожу смягчающим кремом, гиперемия проходит еще быстрее. Но вообще, лечение требует времени.
В течение 1–2-х недель идет отшелушивание кожи и замещение ее новой здоровой. Также пациенту рекомендуется сутки не появляться на ярком активном солнце, учитывая то, что ему наносился фотосенсибилизатор, который реагирует на солнечные лучи.
Т.Веснина: Соответственно, лучше проводить фотодинамическое омоложение весной-зимой-осенью?
В.Волгин: Такие предложения есть. Но, как показала практика, фотоомоложение, фотокоррекцию можно проводить в любое время года, при условии соблюдения пациентом светового режима, т.е. избегать нахождения на открытом солнце. При этом также учитывается тот фактор, что препарат вводится организм не внутривенно, а аппликационно.
Т.Веснина: Есть криомассаж, есть фотодинамическое омоложение. Что следует использовать в первую очередь?
В.Волгин: Каждый из этих методов лечения является самостоятельным. Обычно лучше начинать с криовоздействия, когда убираются грубые нарушения кожи: кератомы, гиперпигментация, сглаживаются глубокие морщины и потом уже на этом фоне проводить фотодинамическую терапию, которая по своей активности является значительно более действенной, чем криоомоложение.
Т.Веснина: С какого возраста желательно проводить криомассаж и фотодинамическую терапию?
В.Волгин: Крио- и фотоомоложение кожи, как правило, проводятся лет с 25 – 27 лет, когда начинаются возрастные изменения. Но если существуют заболевания, такие как акне, атопический дерматит и аналогичные им, то можно проводить лечение этими методами уже лет с 14-16-ти. Хотя в большинстве случаев фотоомоложение рекомендуется после 25 – 30 лет и по мере необходимости.
Т.Веснина: А до какого возраста можно пользоваться этими методами омоложения? До 60, до 70 лет?
В.Волгин: Их можно применять, образно говоря, до бесконечности. Кто сколько хочет. У меня был пациент 1901 года рождения. После того, как ему удалили базалиому, он пожелал удалить и кератому. «Хочу хорошо выглядеть», − пояснил он свое желание.
Т.Веснина: Кроме этих методов нехирургического воздействия, о которых мы говорим, существуют еще какие-то?
В.Волгин: Одновременно с коррекцией кожи проводится коррекция внутренней среды организмы. Назначаются общеукрепляющие, общестимулирующие средства, сорбенты, эубиотики, сосудистые препараты.
Т.Веснина: Что такое сорбенты, эубиотики?
В.Волгин: Сорбенты – препараты, выводящие токсины из организма, сорбирующие на себя шлаки и очищающие внутреннюю среду организма.
Эубиотики – препараты, содержащие полезные лакто- и бифодобактерии для коррекции микрофлоры кишечника.
Т.Веснина: Есть какие-нибудь статистические данные о хотя бы единичных случаях негативных последствий применения криомассажа, фотодинамического омоложения?
В.Волгин: Если соблюдаются все рекомендации, таких последствий не бывает.
При фотодинамической терапии идет замещение старых клеток новыми, молодыми, то есть происходит естественное омоложение кожи. Как говорится, кто управляет гибелью клетки, тот управляет жизнью.
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1635
Анжелика Волгина, педагог высшей категории, преподает историю в средних и старших классах.
С детских лет увлекается поэзией и прозой. Пишет стихи, песни и музыку к ним.
МОСКВА
Брат уехал.
Оставил привет:
«Люби этот белый свет…
Так много цветов вокруг.
Пусть не закончится летний круг!»
Брат уехал.
Оставил в зеркале взгляд:
«Вернулись ли, сестрёнка, назад?»
Тоскливо, уныло, постыло.
Хочется вспоминать,
Как в детстве все было.
РАЗМЫШЛЕНИЯ
Дни мои сочтены,
Пора собрать дневники.
Что осталось у нас
В этот загадочный час?
Будут еще рукописные
Лежать на столе подписанные.
Калейдоскоп души
Не измерить, прости.
Вопросы твои ко мне,
Ответы мои тебе
Быстро летят по почте.
Снова идут года.
Нет беды у тебя,
Солнце скажет нам «да».
Принять в гости весна
Нас согласна всегда.
ЦВЕТЫ
Цвели цветы,
Не прятали росы.
Улыбались солнцу,
Подпевали небу.
Знакомы мы,
Узнал у тишины.
Красотой объят весь,
Любящих простят – весть.
ТРАНЗИТ
Транзит − опять вперед,
Транзит меня спасет.
Транзит – мой образ жизни.
Транзит без всякой мысли.
Не надо меня звать.
Не надо меня искать.
Проститься в который раз
Звучит уже как приказ.
ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Штормовое предупреждение:
На дороге скольжение.
Какое тут вдохновение.
Только сомнения.
В пути − я.
В пути потеря.
Куда прийти?
Не знаю я.
ПОЛЕ ЧУДЕС
Вижу Поле Чудес.
В небе быстро исчез.
На радарах пятно.
Слушай пульс заодно.
Подарю подарок свой
Я лошадке дорогой.
Дам овса, водицы
И совет вознице.
ПИСЬМО
Письмо я утром получила
И осторожно его вскрыла.
Прочту мечту твою, не скрою.
Я напишу: «Живу в покое!»
СУДЬБЕ НАВСТРЕЧУ
Смотрю в глаза,
Судьбу не встречу.
В горах седых
Я Вам отвечу.
Среди всего я потерялась.
Найти себя не собиралась.
Загадку знаю – не разгадаю.
Иду на встречу, мне сосны шепчут.
ДЕНЬ ЗНАНИЙ
(песня)
Проигрыш: Буквы, цифры и мелки. Буквы, цифры и мелки.
Прекрасные дни,
Салютов дожди.
Страна в сентябре,
Учиться надо мне!
Припев:
День знаний,
Новое узнай!
День знаний,
Ты не унывай!
Проигрыш: Буквы, цифры и мелки. Буквы, цифры и мелки.
Золотистый мир,
Знаний школьных пир.
Страна в сентябре,
Учиться надо мне!
Припев:
День знаний,
Новое узнай!
День знаний,
Ты не унывай!
ЛЕТО
(песня)
Лето встретило тебя,
Солнцем осветило.
От зари и до заката
Любовью дарило.
Припев:
Луч теплее грусти,
А цветы нежны.
Луч теплее грусти,
И будут сладки сны.
Лето встретило тебя,
Пригласило в дом любя.
Стол накрыло,
Обо всем поговорило.
Припев:
Луч теплее грусти,
Цветы нежны.
Луч теплее грусти,
Милые сны.
ОСЕНЬ
(песня)
Звезда исчезла,
Никто ее не зовет.
Взгляд в черное небо,
Вот бы в – полет.
Осень пестрое платье надела,
Мне тихую песню спела.
Припев:
Дорогая, спокойная, нежная,
Откровенная и сердечная.
Туман рассеялся,
Утро преподнеся.
Звуки сольются
В слова «Люблю тебя»
Осень пестрое платье надела,
Мне тихую песню спела.
Припев:
Дорогая, спокойная, нежная,
Откровенная и сердечная.
МЯЧИК
(песня)
С детством встретилась семья,
папа, мама, я!
Много ты узнал уже,
Поиграйте в мячик все!
Припев:
Мячик, мячик, мячик мой!
Детства золотого,
Мячик, мячик, мячик мой!
Не найти такого.
Волейбол и баскетбол,
Большой теннис и футбол,
А пока хоккей с мячом,
Забивайте хором гол!
Припев:
Мячик, мячик, мячик мой!
Детства золотого,
Мячик, мячик, мячик мой!
Не найти такого.
ИГРЫ
(песня)
Я играю в игры:
В шахматы, мячи:
Я играю в игры
В шашки и флажки.
Припев:
Догони, поймай черепаху, зайца.
Догони, поймай… голубь улетай.
Я играю в игры –
Кубики, шары.
Я играю в игры –
Куклы, пузыри.
Припев:
Догони, поймай черепаху, зайца.
Догони, поймай…, голубь улетай
ОБЛИК ОСЕНИ
(песня)
Самолет осени, рейс не отменить.
Самолет осени в облака летит.
В небе с птицами я на юг лечу.
Облик осени, я к тебе хочу.
Припев:
Бархат, бахрома, капли аромата.
Осени слова будут до заката.
Бархат, бахрома, в небе журавли.
В теплые края ты со мной лети.
Самолет осени, в небе белый след.
Самолет осени, в клетку теплый плед.
В небе светится солнца теплый луч.
Облик осени мягок и пахуч.
Припев:
Бархат, бахрома, капли аромата.
Осени слова будут до заката.
Бархат, бахрома, в небе журавли.
В теплые края ты со мной лети.
СВОЙ ПУТЬ
(песня)
Ты еще не раз проделаешь свой путь.
Астры в букете мгновенья ждут.
Ожидания перерыв,
Времена красок переменив.
Припев:
Богатая осень, мне с тобой не трудно.
Я часть себя тебе отдаю,
И за любовь благодарю.
Ты будешь долго молчать – это модно.
Осень в твоем ящике живет.
Провести линию трудно,
Если внутри не поет.
Припев:
Богатая осень, мне с тобой не трудно.
Я часть себя тебе отдаю,
И за любовь благодарю.
ХОРОВОДЫ
(песня)
Хороводы…
Красные наряды.
Знаем все, что будет.
Помолчим, забудем.
Как же мы хороши,
Молоды, пригожи.
Будем вместе танцевать
И любимых целовать.
ЛЕТО
(песня)
Лето встретило тебя,
Солнце светило.
От зари и до заката
Нам любовь дарило.
Припев:
Луч теплее грусти,
Цветы нежны.
Луч теплее грусти,
Милые сны.
Лето встретило тебя
И пригласило в дом.
Стол накрыло,
Обо всем поговорило.
Припев:
Луч теплее грусти,
Цветы нежны.
Луч теплее грусти,
Милые сны.
КУКЛА
(песня)
Кукла рядом спит.
Кукла видит сны.
За окном пурга,
Припев:
Сказки слышу я. Сказки слышу я.
Пушкин и Толстой
На полочке в детской.
О моих друзьях
Припев:
Вспоминаю я. Вспоминаю я.
ПИСЬМО
(песня)
До востребования письмо я
отправила тебе.
Напишу с рассветом, что целую в
конце.
И думать надо о погоде
Как о провинциальной моде.
Припев:
Может, важен дождь, может, важен снег.
Может важно все, солнцу мой привет!
«До свидания», -
Напишу в телеграмме тебе.
Попрошу приехать ко мне.
И подумать о погоде как о моде.
Припев:
Может, важен дождь, может, важен снег.
Может важно все, солнцу мой привет!
ИГРУШКИ
(песня)
Полосатые игрушки.
Полосатые мы.
Полосатый дождь идет.
Полосатый асфальт течет.
Припев:
Облака и корабли,
Мне с вами по пути.
Облака и корабли,
Небо всех развесели.
Желтые деревья,
Желтые мы.
Желтый цирк едет.
Желтые цветы.
Припев:
Облака и корабли,
Мне с вами по пути.
Облака и корабли,
Небо всех развесели.
VIP
(песня)
Вип-персона, Вип-дорога.
Дальше что? Остановка.
Не хочу забывать я,
Что уже номер пять я.
Припев:
Поворот снова вот.
Поворот у ворот.
Встреча мне не нужна.
Надо жить до утра.
УТРО
(песня)
Бабочки и коровки
Славят первые цветочки.
А за ними паучки,
Комарики да жучки.
Припев:
А разгадка такова.
Ква, ква, ква, ква, ква и ква.
Кто-то громко мычит.
Кто-то тихо кричит.
ОСЕННИЙ ВАЛЬС
Давно не видела тебя
Продлились наши вечера.
Легки мы очень на подъем
И в вальсе кружимся вдвоем.
Припев:
Лист осенний, лист кленовый.
Ты нарядный, очень скромный.
Пишу стихи я в тишине,
Поют дожди всегда во сне.
Осень отгадала мою загадку.
Окунула головою в кадку.
Припев:
Лист осенний, лист кленовый.
Ты нарядный, очень скромный.
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 3309
Из книги "Земное притяжение"
Об авторе
Геннадий Петрович Веркеенко родился 8 июня 1946 года в городе Бердичев Житомирской области в Украине. С 1948 года его жизнь связана с Брянщиной, где он после переезда родителей с 1955 по 1963 годы учился в Гамалеевской начальной, Валуецкой восьмилетней и Бакланской средней школах Почепского рай-
она Брянской области. Здесь же, в сельской Котляковской восьмилетней школе, началась его трудовая деятельность.
Получив в 1969 году в Орловском государственном педагогическом институте высшее историческое образование и окончив аспирантуру, Г.П. Веркеенко навсегда связал свою дальнейшую судьбу с Орловским краем. Был заместителем директора технического училища № 29 г. Орла, а с 1975 года работает в Орловском государственном университете, пройдя путь от аспиранта до проректора по научно-исследовательской работе. В настоящее время – профессор кафедры истории России. Геннадий Петрович – Отличник народного просвещения, Почётный работник высшего профессионального образования Российской Федерации, академик Международной педагогической академии, действительный член Академии информатизации образования, награждён медалями и «Золотым знаком» Министерства образования Польши, автор 150 научных трудов; под его руководством подготовлено семь кандидатских и две докторские диссертации, которые успешно защищены.
В последние годы Геннадий Веркеенко занимается не только научной работой, но и литературным творчеством: он автор книг стихов и прозы: «Ритмы жизни», «Брянские рассказы», «На волнах памяти», «На тропинках жизни» и других.
Г.П. Веркеенко в настоящее время воспринимается в писательском сообществе как профессионал. Орловский поэт Василий Михайлович Катанов, заслуженный работник культуры, Лауреат всероссийских литературных премий, в рецензии на книгу «Ритмы жизни» за яркие и волнующие строфы в поэзии автора назвал его человеком, «очарованным красотой бытия», а член Союза писателей России Алексей Кондратенко в предисловии к книге «На тропинках жизни» написал, что она получилась «светлой, полной памяти, надежды и житейской мудрости».
С этим невозможно не согласиться. Добрые, душевные произведения отражают раздумья автора о пережитом, память о тех местах, где он родился, учился и взрослел. Своими произведениями он доносит до читателя любовь к жизни, природе, пишет о Любви, окрыляющей душу. Новая книга автора – «Земное притяжение» – в этом же ряду.
Т. Белевитина,
член Союза журналистов России
Весеннее раздолье
Весна как время года по-разному приходит на село и в город. В городе чуть пригрело солнышко – и сразу тает снег, а через некоторое время и асфальтированные дороги становятся сухими и чистыми. Всё это закономерно и обычно, а вот в посёлке, где я жил, хотя весна и наступала медленно, но каждый весенний день приносил новые ожидания чего-то необычного, что могло бы сильно изменить устоявшийся ритм жизни. В первую очередь, это было время, когда пробуждалось и менялось само состояние души человека, пережившего нелёгкую, долгую, холодную, хотя и сказочно красивую, снежную зиму. Перемены особенно были заметны по старикам, которые покряхтывая спускались со своих печей-лежанок, где не слезая пережили холода, лишь изредка выходя во двор. С надеждой на то, что с наступлением тёплых дней им удастся пожить на этом свете ещё какое-то время. Из домов они выходили, щурясь от ярких лучей весеннего солнца, слегка прикрывая ладонями глаза, не совсем веря, что пришло тепло.
Зимы были суровые и голодные не только для людей, но и для скота. Запомнились случаи, когда от голода коровы не могли сами подняться и встать на ноги. Их по весне – а это были пятидесятые годы прошлого века – поднимали верёвками, пропущенными под брюхом, помогая им выжить. А если корова, обессилев, ложилась, то встать уже не могла. Это происходило не только на домашних подворьях, но и в колхозных коровниках и конюшнях. Многие из коров, быков, да и коней тоже не доживали до весны.
Мы, дети, часто отсиживались на печках, не имея тёплой одежды, чтобы постоянно выходить из дома. Тяжёлое это было время. После опустошительной войны хозяйства только-только начинали подниматься из разрухи. Народ не говорил об этом вслух, не отзывался плохо и о руководящей власти, терпел, жил как мог, помня, что во время войны было ещё труднее.
Важное место в жизни односельчан занимала подготовка инвентаря для весенних полевых работ. Это были и плуги, и бороны. С детства у меня в памяти сохранились воспоминания, когда весной 1953 года к нам в Заречье привезли старый трактор. У него были металлические колёса с шипами по периметру. По-моему, этот трактор был один из серии «Фордзон-Путиловцев», которые выпускались в стране с 1924 года. Приехал на нём в посёлок наш односельчанин, работавший в то время в районной МТС. По его словам, когда он узнал, что трактор списывают за износ, то попросил, чтобы его отправили в Заречье, где на нём он помогал бы односельчанам в весеннюю страду пахать огороды. И это у него получилось.
Для людей, у которых не было ни радио, ни телевизоров, это было событием. Собираясь вместе, люди рассказывали новости, услышанные в других деревнях, прочитанные кем-то в газетах, которые из-за плохих зимних дорог и надвигающейся весенней распутицы поступали в посёлок с недельным опозданием. К этому времени из газет просочились слухи и тревожные вести о грядущих переменах в стране. Народ был напуган сообщениями о нестабильности, боялись новой войны. Поэтому посмотреть на приехавшую своим ходом технику на колхозный двор собрались все деревенские мужики, любопытные бабы, и детвора тут как тут… Земляки окружили железное чудо, рассматривая его и рассуждая о нём. Одни говорили, что он заменит двух или трёх волов, потому что сможет тащить двухлемешный плуг, другие гладили руками, обходя его со всех сторон. Ребятня бегала здесь же, влезала на колёса, трогала железный руль...
Тракторист Трифон, деревенский здоровяк, подстелив свою промасленную фуфайку на металлическое сиденье, восседал на железном коне и осматривал толпу с высоты своего трона, заметно нервничая, что трактор не заводится. Он уже несколько раз спускался вниз, крутил рукоятку. Добровольные помощники, попеременно дергая в разные стороны верёвки, привязанные к ручке, старались завести трактор. Но он так и не заводился. От безысходности кто-то предложил толкнуть его с места, чтобы трактор завести с ходу, но и на этот раз у них ничего не получилось. Решили отдохнуть.
Закурив папиросы, мужики обратились к отцу как к самому грамотному в поселке человеку:
– Тимофеич, расскажи нам, что за обстановка в стране? Чего думают наши власти там далеко в Москве? Ты газеты читаешь… Может, и трактор нам не зря прислали?
Отец, глубоко затянувшись папиросой, не ответил. Помедлив, сказал:
– Вон идёт к нам почтальон Рая Дебёлая с газетными новостями, сейчас всё и узнаем, а то она больше недели газет не приносила. Жаловалась, что Гнилая разлилась и смыла мосты…
И действительно, повернувшись, все увидели почтарку, направлявшуюся на колхозный двор. В её походке была какая-то спешка, и народ насторожился в ожидании новостей.
Подойдя ближе, Рая достала из сумки «Правду», в которой для всех была общая новость. Прочитав её, поняли, что пятого марта 1953 года умер И.В. Сталин. Наступила тишина. И вдруг раздался истошный крик бабы, привыкшей оплакивать и причитать на похоронах:
– На кого ж ты нас покинул!
Заглушая её, отчего-то завёлся трактор, с которым продолжал возиться Трифон. Железная машина поехала по колхозному двору, оставляя после себя исковерканную шипами землю… Муж голосящей бабы резким окриком приказал ей замолчать и позвал домой. Она послушно затихла и вместе с ним пошла прочь с колхозного двора. Глядя на них, остальные тоже потянулись к своим подворьям, обсуждая вполголоса газетную новость, забыв о тракторе… К слову сказать, он так и не пригодился, наверное, не зря его списали…
Наступала дружная весна. Деревенский народ, привыкший жить самостоятельно, собственным п?том добывавший хлеб насущный, не увидел большой беды, которая могла бы прийти после печального известия о кончине вождя. Вернувшись домой, каждый занялся своим хозяйством, готовясь к посевной. Ведь не сработаешь весной, нечего будет осенью собирать. Как у нас говорили старики: «Один весенний день год кормит».
После суровых морозов с каждым днём становилось теплее. Оседали сугробы. Над тёмными крышами домов поднимался лёгкий пар. По утрам на маленьких лужицах – ещё лёд, а за день тёплые лучи солнца так пригревали остатки снега, что он превращался в звонкие ручейки. Они, словно живые змейки, пробивая себе дорогу, уползали в овраги и реки, сливаясь в бурном потоке весеннего половодья. Казалось, что все деревья с нетерпением ждут тёплых дней, соревнуясь друг с другом в набухании почек. Вербы и ивы первыми распускали свои скромные пушистые соцветия, на которых вовсю трудились пчёлы.
Дедушка, зная повадки пчёл, после зимних холодов часто заходил в сад, где стояли ульи. По гулу и шуму в них он определял, как пчёлы перезимовали. Радовался, когда, прогревшись, они выползали на прилётную доску. Для их удобства рядом стелил солому, раскладывая так, чтобы пчёлы на ней чувствовали себя уютно, могли опорожнить желудки от скопившихся за зиму отходов, не замерзли бы на сырой холодной земле и не садились на оставшийся снег.
Дедуля часами наблюдал за ними, часто и меня брал с собой. Было интересно смотреть, как эти маленькие труженики взлетают, расправляя крылышки и проверяя их прочность после зимнего затворничества. Выползая из летков, пчёлы передними лапками чистили свои хоботки, словно умывались. Одни из них осторожно исследовали территорию, другие, посмелее и покрепче, улетали за пыльцой, которая манила весенними запахами с ивы и весенних цветов мать-и-мачехи, лесных первоцветов. В саду от проветриваемых пчёлами ульев едва уловимо пахло мёдом вперемешку с тонким ароматом пробуждающихся вишнёвых почек.
Отец в это время проводил ревизию садовых деревьев. Смотрел, насколько они пострадали от морозов, мышей и зайцев. Если некоторые из них погибали, то шёл в лес, находил дерево-дичку яблони или груши, выкапывал и пересаживал в наш сад. Если она приживалась, делал на ней прививку от сортового дерева. Рассаживал поросль от вишен, слив, обрезал ветки смородины. Ранней весной сеяли клевер, засыпая семена в самодельную севалку – лёгкую корзину, сплетенную из соломы косичками в три или четыре ряда, между которыми для большей прочности были пряди пеньки.
Мой дед пытался передать и мне навыки сева ржи, клевера, проса и конопли. Однажды он вынес из чулана две севалки. Одну из них дал мне, а во вторую засыпал половину ведра семян. После чего повесил севалку на верёвку через плечо на уровне живота и повёл меня в поле. От вспаханного и разрыхлённого бороной края он стал разбрасывать зерно рукой, захватывая определенную площадь. Я шёл, чуть отступив, рядом по полю и отмечал зелёными ветками, где заканчивалось рассеянное зерно. Тимофей Мартынович на глаз определял ширину участка и сколько нужно посевного материала. Когда мы оказывались с ним на другом краю поля, то он насыпал немного семян в мою севалку, и мы менялись ролями.
– Дождемся всходов и тогда посмотрим, как ты посеял, – безобидно подтрунивал он надо мной, помогая при этом досеять мне до конца полосу, попутно объясняя: как из севалки надо зачерпнуть горсть семян и не просто разбросать, а с силой ударить их о наружную стенку севалки. Семена, ударяясь, веером рассыпались по пашне. Через некоторое время на поле, где я сеял, появились всходы, но с проплешинами на земле.
– Ничего, – говорил дедушка, – и у тебя хорошо получится… в следующий раз...
Об этом опыте вспоминаю, когда рассеваю на своем огороде клевер или другие травы…
Приход весны всегда оглашался разноголосым пением птиц, мелодичным наигрышем капели, а иногда и тонким хрустальным перезвоном падающих с крыш сосулек. Разбиваясь о мёрзлую землю на многочисленные осколки, они искрились алмазной россыпью в лучах весеннего солнца...
Сначала, после таяния снега, во дворе начинали весело щебетать хлопотливые воробьи: «Чив, чив, чив!». Слышалось: «Жив, жив, жив!», словно радовались, что и они тоже пережили зиму. Синицы, стремглав летая по двору, своими звонкими голосами, как живые колокольчики, дополняли весенний оркестр радостными оттенками. Прогретый первыми тёплыми солнечными лучами двор мы чистили от ненужных веток и соломы, которые появились за зиму. После этого быстрее таял снег, прогревалась земля, а затем, радуя новизной и сочностью красок, появлялась мелкая, словно щетинка, густая травка.
Первыми вестниками весны, конечно же, были скворцы. Прилетая в свои скворечники, иногда они находили там прижившихся за зиму воробьев. Завязывалась потасовка. Стоял писк, летели пух и перья, никто не хотел уступать место в домике. Но в большинстве случаев, к нашей радости, победу одерживали скворцы, заставляя воробьёв ретироваться. Их попытки вернуть назад своё жилище заканчивались неудачей. В скворечниках селились певучие скворцы, а воробьи делали гнёзда где-нибудь под стрехой.
В нашем посёлке всегда ждали возвращение птиц, делали для них скворечники. Отец вместе с нами, детьми, мастерил для них несколько домиков. Материал начинал готовить зимой. Во время поездки в лес за дровами, когда попадалась осина с прогнившей сердцевиной, он обязательно оставлял часть такого дерева для скворечника, иногда в нём было дупло, продолбленное дятлом и приспособленное им для гнезда. Отцу оставалось только отрезать осину по размеру, очистить гнилую середину, сделать крышку… и скворечник – готов. Птицы любили такие дуплянки, напоминавшие им естественную среду, и селились в них.
Однажды, заготавливая дрова зимой, мы нашли осину с дуплом. Распиливая ствол на бревна, увидели, как оттуда посыпались лесные орехи. Ни много ни мало, а собрали почти полведра. Видимо, белка в лесу хранила в дупле свои запасы, а мы нечаянно их нашли. Обрадованные находкой, забрали беличьи орехи себе. Зимним вечером с превеликим удовольствием угощались, немного переживая, что белку оставили без корма. Папа нас успокоил, сказав, что у белки всегда бывает несколько таких кладовых, а там, где спилили дерево, он видел на ветках много засушенных грибов, которые помогут ей перезимовать.
Изготовленные скворечники закрепляли на берёзах или клёнах рядом с домом и ждали, к кому же первому прилетит скворец. Соревнуясь между собой, хвастались, у кого живут скворцы, а у кого нет. Рассказывали, как они обустраивают, прихорашивают скворечники, таская туда сухие травинки, пёрышки, шерстинки животных… Так происходило каждой весной. Скворцы за нашу заботу платили красивым мелодичным пением, а иногда и шутливым подражанием другим птицам и животным, жившим у нас во дворе. До сего времени висят старые покосившиеся скворечники в лесу на моей родине. Отрадно замечать среди них много новых, сделанных из досок заботливыми руками лесников, охраняющих лесной массив.
Родители, обсуждая между собой приход весны, радовались, что осталось немного картошки для посадки, есть ещё солёные огурцы и капуста, что все живы и здоровы, и скоро в лесу появятся грибы, различная зелень.
По тёплой погоде теперь можно будет бегать босиком, хотя в нашей семье ещё было терпимо с обувью. У всех взрослых и подросших детей были валенки или бурки, сшитые мамой из ватина. В других домах, где детей было по десять или одиннадцать человек, как у нашего односельчанина Кириллы Веркеенко и у соседа Василия Метлицкого, зимой не хватало не только еды, но и обуви. Одни валенки были на всех, их одевали по очереди только для выхода на улицу, а от недоедания некоторые дети умирали, не дожив до года.
Постоянное чувство голода мне приходилось испытывать почти всегда в годы моего детства, отрочества и юности. Семья была не из маленьких, на всех вдоволь не хватало полноценного питания, да и взять его по большому счету было неоткуда. Поэтому при первых тёплых весенних днях мы радовались витаминам, росшим рядом. Бери, не ленись! От медового запаха, исходившего от цветущей ивы и других медоносов, слегка кружилась голова. Стряхнув с ветки жужжавших пчел, собиравших пыльцу, мы срывали «котики» – распустившиеся почки – и высасывали нектар, чувствуя приятный медовый вкус во рту. От этих «котиков» уголки рта были жёлтыми, словно у птенцов-желторотиков. Рвали зелёные острые листочки козельца, напоминающие вкус щавеля, аппетитно отправляя их в рот. Когда весна была немного затяжной и зелень долго не пробивалась, мама нас отправляла на колхозное поле собирать прошлогоднюю картошку, случайно оставшуюся неубранной. Ковыряясь в земле, можно было набрать с полведра мёрзлых картофелин, обмазанных грязью (у нас называли их «тошнотиками»). Они источали неприятный запах гнили, а некоторые, оттаяв, просто расплывались в руках. Собранное промывали в пруду от грязи и приносили домой, за что мама хвалила нас. Эту картошку она хорошо промывала, отделяла лучшие клубни для приготовления оладьев, (горячими он были съедобны), а похуже – сушила, а затем, измельчая, добавляла в корм скоту.
Март – весна, она будто вздох земли после долгой зимы. В начале месяца солнце сквозь стекло в оконной раме, отражаясь на половицах солнечными зайчиками, манило тёплыми лучами на улицу, хотя с раннего утра и почти до обеда там было ещё не по-весеннему морозно. Холод сохранялся в тени деревьев, а на южной стороне двора, не освещённой солнцем, лежал снег. На крыше дома, с солнечной стороны, словно стеклянные гирлянды, висели сосульки. Разные по величине и длине, толстые у основания, как фантастические пики, не похожие друг на друга, а после ночных заморозков в матовой дымке бархатного инея, они привлекали наше внимание. Когда солнце начинало подниматься выше и выше, освещая двор и крышу, то постепенно сосульки сбрасывали с себя этот матовый белый полог изморози и начинали струиться мелкими каплями от основания к кончику, образуя сверкающую всеми цветами радуги кап?ль.
Взяв в руку палку, а чаще коромысло, с которым ходил за водой, и, дотянувшись им до крыши, с победным криком бежал, сбивая ряды остроконечных длинных сосулек. Некоторые из них были настолько крепкими, что, падая, не разбивались, а только переламывались пополам. Глядя на поверженные «карамелины», возникало желание попробовать их на вкус. Выбирал с тонким кончиком и с удовольствием начинал её лизать или сосать, словно это был кусочек мороженого. Язык от такой ледышки сразу терял чувствительность. Вкуса не было, на языке оставалась ледяная прохлада чистой, словно из родника, воды. Если мама заставала за таким занятием, то обязательно ругала, мол, от холодного льда можно заболеть.
Кап?ль с сосулек, звонко ударяясь о мерзлую наледь внизу у заваленки дома, к вечеру образовывала круглые ямки, наполненные прозрачной водой. И звук от падающих капелек воды становился похожим на шлёпанье дождинок о воду, задавая настроение и ритм весеннему снеготаянию. Мы в такие дни подставляли вёдра для сбора воды с крыши для хозяйственных нужд. Воробьи, засидевшись в своих застрехах, купались в этих ванночках, закидывая вверх свои чёрные головки, весело чирикая и хлопая крыльями от удовольствия, порой забывая про кошку, дремавшую поблизости на сухом бревне, приспособленном для сидения во дворе.
Снег, прогретый лучами солнца, темнел на полях, оседал в лощинах и логах, постепенно таял, заполняя их талой водой. По дорогам с полей бежали ручьи, прибавляя воды в низинах, болотах и постепенно прокладывая себе дорогу, устремлялись к реке. Лёд на водоёмах становился рыхлым, напитывался влагой, проседал, ломался, и начинался ледоход. Река Гнилая, протекавшая через Гамалеевку, разливалась дважды. Первый раз, когда бурно таял снег в окрестностях полей, в оврагах, а второй раз, когда солнце растапливало снег, лежавший в лесу под деревьями.
Вода в окрестных оврагах и ручьях прибывала, отрезая пути, по которым мы ходили в школу. Широкие ручьи несли гулкие потоки воды у деревенского кладбища, на Широком логу, перекрывая дороги в соседние деревни и в Гамалеевскую школу. Чтобы ручьи были более глубокими и нам не надо было бы идти в школу, мы брали лопаты, палки и пропружали их, помогая воде размывать дорогу. Бегая у ручья, в сапогах заходили в его поток. Медленно двигаясь, ощущали, как его течение встречает наши ноги, сжимает голенища, словно живое, гладит их, создавая завихрения. Двигаться надо было осторожно, чтобы, поскользнувшись, не упасть и не залить воды через край, хотя каждый из нас старался зайти поглубже, хвастаясь сноровкой друг перед другом. Сколько было случаев со мной, что, засмотревшись или оступившись, набирал полные сапоги ледяной воды. Тогда, выбравшись на берег и найдя подходящее место, разувался и выливал воду. Как мог, отжимал портянки и вновь наворачивал их на ноги, обуваясь в мокрые сапоги. Переобуваться домой не ходил, всё равно было не во что, да и за промокшие ноги получил бы взбучку от родителей.
Там, где ручьи были не такими мощными, мы пускали по ним самодельные кораблики. Готовили их из сосновой коры, выбирая её толщиной около трёх сантиметров. Каждый из нас вырезал перочинным ножичком форму лодки, носовую и кормовую часть, внутреннее пространство с перемычкой для сидения. На нос лодки крепили флаг из кусочка ткани, иногда он был наподобие пиратского, и дополнительно из куска газеты на палочке закрепляли парус. Лодка у каждого мальчишки была своя. Готовые к плаванью, разных размеров и форм, их пускали по течению. Корабликов было много, следили, чей дальше проплывет через водопады и завихрения, тот лучший капитан. Бежали за плывущими судёнышками вдоль ручья, перегоняя друг друга, порой спотыкаясь и падая на радость сверстникам. Помню, как мой кораблик плыл прямо на солнце по журчащей, рябящей и искрящейся дорожке, от которой в глазах всё сверкало и переливалось, даже не помогало прищуривание глаз. Как же я был счастлив, когда моё судёнышко, не перевернувшись и не потерпев кораблекрушения, первым приплывало в наш зареченский пруд!
Самые удачливые лодочки попадали именно туда. И мы с волнением ждали, когда же волной от ветра прибьёт нашу флотилию к берегу. Ходили по побережью, и каждый искал свой кораблик, а выловив, бережно оттирали с него тину, чтобы ещё раз пустить по весеннему ручью или сохранить до летних сильных дождей. Домой после таких плаваний-путешествий возвращались промокшие «по самую шею» и, чтобы не простудиться, забирались греться и сушиться на тёплую печку.
Во время весенней распутицы на пути в Валуец тоже была непреодолимая водная преграда. Рядом с селом на реке раньше построили плотину и небольшую гидроэлектростанцию, вырабатывающую электричество для колхозной фермы. Одновременно она освещала школу и деревенские дома. Плотина была около километра длиной, но во время весеннего паводка по ней нельзя было перейти на другой берег. Вода переливалась через верх, размывала дорогу и делала её непроезжей. Учащиеся школы, в том числе и я, укрепляя переправу, забивали по весне в болотистую землю ракитовые колья, они со временем пускали корни и превращались в деревья. Но и это не спасало дорогу от весенней стихии.
Очень сложно было переправляться и из посёлка Первомайский в село Баклань. Пологий берег рядом с мостом, где был переезд, первым подтапливался водой. Из Баклани и обратно на лодках перевозили доярок, рабочих, а детей, чтобы не рисковать, брать не всегда хотели. Если же обходить реку ниже по течению, в Михновке, то в половодье и там все мосты и пешеходные кладки затапливались, а после наводнения всегда требовали ремонта, его проводили только летом, «по теплу». В такие дни через переправы односельчане старались в одиночку не переходить, боялись сорваться в воду. Время бездорожья продолжалась около двух недель. В лес без необходимости не ходили, а если случалось, то пробирались вдоль леса едва заметными и уже просохшими тропками.
На ранних скудных весенних проталинах, недалеко от Шубкина Наддатка, появлялись первые грачи. В поисках съестного птицы важно ходили по полю в чёрных фраках и оглашали окрестности своим «кар-кар-кар». Долго они у нас не задерживались, улетали куда-то дальше.
Днём на солнышке, особенно с подветренной стороны, заметно теплело. Вокруг нашего дома была завалинка (насыпь утрамбованной земли высотой сорок сантиметров и шириной около полуметра), дополнительно утеплявшая дом в холодное время года. С западной солнечной стороны, прямо под окнами, лежало большое толстое бревно, выполняющее роль скамейки. Подстелив фуфайки, мы гурьбой садились на него, уже слегка просохшее от весенней влаги, и весело проводили время.
После таяния снега во дворе и на пригорках грязи было мало. Песчаная почва хорошо впитывала влагу, а лишняя вода ручьями стекала в сторону дедушкиной усадьбы и далее в огороды. В семье всегда были разговоры о том, чтобы весенняя вода долго там не задерживалась и не образовывала большие вымочины. Часто край нашего огорода при весеннем паводке всё же попадал в оттоп. Для отвода лишней воды мы копали канавки, словно маленькие арыки.
Чтобы двор быстрее просыхал, скалывали ломом, топорами и лопатами слежавшийся на южной стороне двора лёд и снег, разбрасывая их на солнечные места. Домашние куры, видя нашу возню, в такие дни, осматриваясь, выходили из курятника, важно прохаживались рядом. Попеременно кудахтая и взмахивая крыльями, словно распрямляя их после зимних холодов, они не переставали копаться на первых проталинах, ища червячков. Петух, вскинув голову и гордо выпятив грудь, вышагивал по тропинке во дворе, перекликаясь своим ку-ка-ре-ку с соседними петухами и заглушая всё вокруг. Если этого устрашения было для его соперников мало, то он забирался на забор и, громко хлопая крыльями, кукарекал с высоты, пугая не только их, но и домашних котов, выяснявших свои отношения у забора… Они, злобно сверкнув глазами на петуха, прекращали свой заунывный кошачий концерт и убегали восвояси.
Первым сухим пригорком в Заречье после таяния снега было место на бугре у кладбища. Здесь с наступлением тёплых дней дети собирались поиграть. Берёзовая роща хорошо защищала бугор от ветра с северной и северо-восточной стороны. Сюда в солнечный день по первой весенней травке выпускали со двора домашний скот: овец, коз и коров, – чтобы животные немного привыкли к свободе после долгой зимовки в стойле. Каждая хозяйка накануне чистила корову. К весне у них начиналась линька шерсти, и её чесали специальной щёткой:
вычищали сор от пыльного сена, скопившийся между рогов на кичке коровы или тёлочки, отдирали с боков и с ног слежавшуюся грязную шерсть вместе с приставшим к ней навозом, оголяя розоватую кожу с едва приметным молодым подшёрстком. После такого прихорашивания выпускали застоявшийся за долгую зиму скот на горку.
Коровы нахлынувшей свободы пугались, округляя свои тёмные, как маслины, глаза, подходя, тревожно обнюхивали друг друга, распуская слюни, с шумом втягивали воздух ноздрями. После долгого стояния в сарае, куда лучи солнца не проникали даже днем, их, вероятно, ослеплял солнечный свет.
Овцы, в отличие от вычищенных коров, по цвету были грязно-белыми, с пожелтевшей и свалявшейся за зиму на боках шерстью. Быстро освоившись на лужайке, сбившись в небольшие кучки, они накидывались на чуть заметную, только-только пробивавшуюся зелёную травку, сторонясь коров. Ещё не пришло время их стрижки, поэтому они были такими неопрятными. Только с наступлением устойчивых теплых дней им состригали зимние шубы. Козы на всё происходящее взирали бесстрастно и важно трясли своими бородами, выбирая на земле мелкие веточки и траву на возвышающихся над землёй кочках. Ягнята и козлята, видя впервые всё вокруг, радовались простору и свободе, беззаботно прыгали взад и вперед вдоль стада, тряся кучерявыми хвостиками, норовя попасть под ноги взбудораженным их неугомонностью коровам.
Это был по-своему праздничный день. Хозяйки повязывали на головы белые цветастые платки, одевали короткие, чуть ниже п?яса, куртки или фуфайки, из-под которых были видны юбки или платья. Украшали всё это нарядные фартуки с карманами; на ногах была облегчённая для весны обувь, чаще всего – резиновые калоши или войлочные боты. В руках у каждой селянки обязательно – деревянная палка, ею они подгоняли, выпроваживая со двора корову, овец и коз. Одновременно она была и опорой при ходьбе. Мама была не исключением, только платок на её голове был собственной работы, пушистый, совершенно белый, отделанный по краям бахромой, спускавшейся до плеч. Одевалась она в свою любимую плюшку, отливавшую на солнце чёрным бархатным блеском. Нежный румянец от весенней прохлады играл на её щеках, она с прищуром лукаво смотрела на играющих ягнят и козлят.
В эти дни следы домашних животных после первого их выпаса были видны повсюду. Овцы и козы, почесавшись о забор или кол, оставляли неровные клоки шерсти, свисавшие жёлтыми или чёрными прядями, а коровы после линьки оставляли короткие ворсистые пучки разнообразного окраса на старых репьях и на ветках кустарника. И пока живность привыкала к весеннему раздолью, природа готовила им всё новые и новые перемены.
С каждым днём становилось всё теплее и теплее. На берёзах постепенно набухали коричневатые, слегка клейкие почки. Во дворе дома было совсем сухо, а в лесу кое-где ещё лежал снег. Отец не спешил убирать со двора сани. Отправляясь в это время за дровами, часто колебался, во что запрягать лошадь: в телегу, чтобы удобно было доехать до леса, или в сани, в которых легче ехать по подмерзшей земле и остаткам снега. Иногда, не найдя ответа, до леса ехал на телеге, а потом – на санях.
На прогретый весенним солнцем Бугор выходили посудачить и стар и млад, а молодёжь собиралась поиграть в лапту. Хотелось показать перед девчонками свою ловкость. Из-за простых правил играть в лапту могли все от мала до велика. Разбивались на две команды. Первая – владела мячом и выбивала его в поле. Вторая – «водила» в поле, через которое надо было пробежать на противоположную сторону, и старалась засалить мячом игрока первой команды. Бежать надо было после выбивания мяча гилкой (палкой).
Его подбрасывал вверх перед гилкой игрок первой команды. Чем сильнее и дальше выбивали, тем больше было шансов пробежать через поле и не быть засаленным. Если это не удавалось, игра переходила к другой команде…
Мяч вырез?ли из мягкого куска каучука или из твердой резиновой шины. Некоторые так сильно били по мячу, что он улетал до болота, прямо к зареченскому кладбищу.
Весенние забавы лаптой не ограничивались, были очень разнообразными. Ребятишки помладше играли на взгорке в ножички. Очерчивали на земле круг, разбивали его на части. Каждый игрок стоял на своем участке, и, держа нож за лезвие, с размаху втыкал его в землю чужака, отрезая столько земли от его сегмента, сколько «отрежет» воткнутый в землю нож. Порой игроку приходилось оставаться на кончиках пальцев ноги, чтобы удерживать свою территорию.
Ещё играли в скачки. Чертили квадрат размером около метра. В центр укладывали скач?к – кусок круглой палки диаметром около двух сантиметров, который был оструган, словно карандаш, с двух сторон. В эту игру можно было играть вдвоём или б?льшим количеством игроков. Мерялись по палке: кому первому бить, а кому водить в поле. Брали палку, как правило, длиной около метра, обхватывали кистью и зажимали, крепко удерживая, следующий перехватывал рядом с рукой предыдущего и так до верха. Чей кулак верхний, тот первый и бил по скачку. Иногда при розыгрыше первенства оставался маленький кончик сверху, и желающий быть первым, цепляясь за него, должен был удержать палку на весу, показывая, что он держит её последний. Победитель брал в руку биту и бил по кончику скачка. Тот от удара подскакивал в воздух, и здесь игрок, изловчившись, вновь бил по нему на лету, посылая скачок своим ударом подальше от квадрата. Второй игрок, наблюдавший за ударом, находил его и старался с расстояния, где он упал, закинуть назад в квадрат. Если у него это не получалось, то первый игрок вновь проделывал такие же удары, но с того места, куда упал скачок, до тех пор, пока водивший не приблизится к квадрату и не попадет в него скачком. После этого игроки менялись ролями. Если участников было больше, то по палке мерялись, кто бьет битой первый, кто – второй.
Играли и в выбивалки. Игроков должно было быть не менее трёх. Эту игру очень любили девочки. Чертили разграничительные линии на расстоянии около десяти метров одна от другой. За каждой чертой становилось по одному человеку, они перебрасывали мяч, желательно небольшого размера, и старались попасть им в третьего участника игры, который стоял посередине или ближе к тому, у которого не было мяча. Если бросавший промазывал, то с противоположной стороны поля второй игрок, ловя мяч, опять бил в бегающего по полю участника. Так бросали до тех пор, пока кто-то в него не попадет мячом и не займёт его место. Если игравший на середине поля был ловким и, уворачиваясь, мог ещё и поймать его, то ему зачитывалось лишнее очко, позволявшее пропустить одно своё поражение.
Играя в «жигало», чертили на земле круг. В него становились участники, а в них бросали мячом, стараясь выбить. Находившиеся в круге – уворачивались, но всё равно их по одному выбывали из игры. Побеждал тот, кто оставался последним в круге.
Красивая игра была в хоровод или ручейки, любимейшая среди взрослых парней и девушек. Заключалась в том, что можно было прилюдно взяться за руки парню и девушке. Играющие, держась за руки, поднимали их вверх, образовывая коридор. Один из участников, проходя через него, выбирал себе понравившегося партнера или партнершу и вёл в конец этого хоровода. Оставшийся в одиночестве тоже проходил через коридор и выбирал себе пару. Ручеёк словно живой постоянно двигался.
Было особенно интересно играть, когда молодые люди симпатизировали друг другу. При мысли, что можно взять за руку самую красивую девушку, разлучив её с бойким парнем, темнело в глазах. Проходя согнувшись через хоровод, видя только обувь да подолы юбок, боялись ошибиться и найти не свою девчонку. Сердце волновалось, когда она выбирала тебя и замирало, когда её уводил другой кавалер.
По весне на заросших болотах и в лесу часто играли в прятки, хоронясь за деревьями, в кустах или просто в оврагах. А ещё в жмурки, когда одному из участников завязывали глаза, а все остальные кружили вокруг него, хлопая в ладоши и шумя. Он пытался поймать или коснуться бегающих вокруг игроков, вызывая писк, визг и смех. И когда это ему удавалось, то роли менялись, и уже «засаленному» завязывали глаза. Игра вновь продолжалась.
Очень простой была игра в сигучку. Сигучкой она называлась от слова сигать. Она требовала сигучести (или прыгучести) участников. Собиралась компания ребят. Выбрав на земле место посуше, складывали на него свои школьные сумки, верхнюю одежду, образуя кучу. А затем перепрыгивали через этот ворох одежды и сумок. Тот, кто цеплял кучу, разбрасывая вещи, считался проигравшим и под свист и улюлюканье выбывал из игры. Проявивший сноровку считался победителем, и им все восхищались.
Деревенские парни могли предложить друг другу померяться силой, или, как говорили у нас в посёлке, побороться. Помню, как Лёник Изотов и здоровяк Кирилла не дрались, а именно боролись, тиская и катаясь по траве, норовя положить друг друга на обе лопатки, то есть плотно прижать спиной к земле, что означало полную победу.
Показать свою удаль могли все мальчишки в одной из наших основных игр – игре в войну. Для послевоенных подростков великая битва была свежа в памяти своими бедами и невзгодами, о них постоянно говорили в семьях. Правил в этой игре никаких не было, в ней участвовали все собравшиеся, но готовились к ней заранее: выпиливали самодельные пулемёты, гранаты, пистолеты, некоторые приносили свои пропикачи (заклёпанные с одной стороны медные трубки и закреплённые на деревянной рукоятке). Повесить этот «наган» на пояс мог только «командир».
Фантазии подростков позволяли изобретать и другое «вооружение»: самодельные луки со стрелами, как в древние времена. Готовили их сами из гибкой лозы или побега молодого дуба. Натягивали тетиву из просмолённой суровой нитки. На стрелы, из побегов лозы или орешника, крепили металлические наконечники, сделанные из жестяной банки. Но особую гордость вызывало боевое обезвреженное оружие, найденное в окопах.
Делились на две команды: естественно, на русских и немцев. Места выбирали, где можно хорошо укрыться от «противника»: в густых зарослях мелких кустарников, росших по берегам пруда, в углублениях между кочками, в густой осоке, старались прижаться к большому толстому дереву или забраться на него и сделаться «невидимым», спрятаться в сарае или на скотном дворе. Договаривались, кто какую территорию будет защищать, кого и как брать в плен и где держать «пленных». По х?ду «военных действий» много придумывали, сами устанавливали правила и потом соблюдали их…
Было много и других игр-развлечений. Они формировали в детях и подростках ловкость, выносливость, смекалку, стойкость, помогали выжить в трудных деревенских условиях. Неслучайно эти игры передавались из поколения в поколение. Весной они приносили особую радость. Зима со своими морозами уходила, а весна дарила приключения, общение с природой. Можно было не только играть в лесу, но и лакомиться первыми весенними дарами. Это был березовый и кленовый сок, щавель…
По пути в школу, особенно когда шли в Валуец, собирали дикий чеснок. Рвали не только чесночные стебли, но и выковыривали палками сочную и вкусную белую луковицу. Наевшись такого чеснока, приходили в класс на занятия. Через несколько минут он наполнялся таким плотным запахом, что одна молодая учительница однажды не смогла даже вести урок и покинула класс.
После этого случая мы старались собирать по дороге в школу баранчики, сладковатые на вкус, пахнущие весенней свежестью. Были они особенно нежными, когда только начинали распускать жёлтые на тонком стебельке колокольчики. Съедобной была ножка первоцвета, держащая соцветие, и то до определенного времени, пока цветок полностью не распускался. Позднее его цветоножка становилась грубой, жёсткой, словно высохшая трава, и была уже непригодной к еде. Первоцвет издревле считается лечебным растением. Съедобными были и листья, собранные во время цветения. Баранчиками они названы из-за свойства стебелька. Если у сорванного основания расщепить его на две части, а потом подержать во рту, несколько раз вынимая, то каждая частичка расщеплённой ножки закручивалась, словно бараньи рожки.
Своеобразным вкусом со смолистым запахом обладали молодые побеги сосны, их мы с удовольствием ели, как и березовые серёжки, когда они становились жёлто-зелеными, упругими, не успевшими расслоиться при созревании. И хотя они были безвкусными, всё равно легко утоляли голод. Неплохой для еды считалась трава – хлебное дерево, её толстые листья тоже собирали и ели.
Аппетитной в лесу казалась заячья картошка, её клубни напоминали белые фасолевые зёрна, внутри рассыпчатые, слегка рыхлые, словно вата или разварившаяся молодая картошка. Собирали сыроежки и, очистив от травы и соринок, отправляли в рот прямо в лесу. Белые или зелёные, они приходились нам по вкусу, ими мы заедали красные сыроежки, которые обжигали рот горечью. Лисички тоже ели без горячей обработки. Собрав их, приносили домой, пересыпали солью и оставляли в стеклянной банке на ночь. Утром с лисичек стряхивали не растворившуюся соль, и они были готовы к употреблению. Интересно проходили походы гурьбой в лес за птичьими яйцами. Находили на лозе в болотах сорочьи гнёзда и брали яйца для еды, оставляя одно, чтобы птица не покинула свой домик, а неслась дальше. Другие же птицы могли бросить кладку после нашего нашествия, их яйца мы не трогали.
Это была особая пора весны. Каждая пичуга, возвратившись из далеких, тёплых стран, старалась восстановить старое гнездо или свить новое для своего потомства. Над первыми, едва просохшими проталинами полей, вокруг посёлка, стоял звон от трелей жаворонков. То опускаясь, то поднимаясь ввысь, они словно парили в воздухе, зависая над своими гнёздами.
Они одними из первых прилетали к нам в канун весеннего деревенского праздника С?роки. Даже если весна была поздней и стояла холодная погода, 22 марта жаворонки обязательно появлялись. Мама по этому поводу пекла в печи из теста птичек, похожих на голосистых певцов. Овальный кусочек теста служил туловищем, по бокам ножом прорезала крылья и пёрышки. Сверху от края лепила головку с гребешком и вытягивала носик. Глазки в тесте намечала углублением от спички или деревянной палочкой, смазывала постным маслом и выпекала в печке. Потом она стелила белую тряпочку в решето и высаживала на неё целый выводок красивых, желтоватых птичек. Они получались румяными и очень вкусными. По дому в этот день пахло праздником, что делало приход весны радостным и торжественным. Каждому в семье доставалась такая пичужка. Я долго не ел свою, мне было очень жаль её, она напоминала мне живых птиц, окружавших нас повсюду.
На водонапорной башне в посёлке жила семья аистов. Выбрав для гнездования такое высокое место, они не могли скрывать от жителей свои семейные отношения. Проходя мимо, каждый мог видеть, как аисты устраивают гнездо, принося и укладывая тонкие ветки. Как сидит на гнезде самочка, а самец приносит ей с болота лягушек и разную живность, а она в знак приветствия закидывает голову за спину и громко трещит клювом; как, стоя на одной ноге, аист оберегает семейство, наблюдая за гнездом; как птицы носят с болота корм для растущих птенцов и как учат летать уже подросших аистят, сталкивая их с высоты башни. Аистенок, сделав первую попытку полетать самостоятельно, покружив с родителями у башни, благополучно возвращался в родное гнездо.
В густом бору, на высоких соснах, рядом с посёлком Плоский, строили из тонких палочек гнёзда благородные цапли. Заглянуть в них мы на такой высоте не решались. Вообще-то в этот лес мы не ходили, он пользовался дурной славой. С людьми там происходили разные нехорошие случаи: блудили, терялись, погибали. А вот когда цапли прилетали на Шубкино или Горелое болото, которые были недалеко от их гнездования, за ними было интересно наблюдать. Цапля – крупная птица. Взмахи её крыльев, даже медленные, были слышны издалека. Приземляясь на кромку у воды, она аккуратно складывала их. Опустив голову с длинным клювом, осторожно ступала по воде, стараясь бесшумно двигаться, а иногда просто замирала, стоя на одной ноге. Проделывала она это для того, чтобы не спугнуть лягушку или мелкую рыбёшку – своё лучшее лакомство.
Весной на болотах стоял гвалт от прилетевших чирков и кряжных уток, их было там великое множество. Все старались свить гнезда в укромных местах, из-за которых часто возникали птичьи драки. Таким любимым местом для них было и Зареченское болото, прямо в центре посёлка. Вокруг него росло много деревьев. В основном это были вербы и ивы. Они закрывали пернатых от посторонних глаз. Середина болота заросла купой и на ней охотно гнездились утки, болотные куропатки. Интересно было наблюдать за утками, когда они на закате солнца, в первых вечерних сумерках, выплывали из зарослей на кормёжку, покидая на время свои гнёзда. Мы отгибали наклонившиеся над водой ветки, чтобы лучше рассмотреть, как утка плыла и ныряла в воду, как, поднимая вверх свои розовые перепончатые лапки, пыталась достать со дна корм, как клювом цедила воду и обливала себя со всех сторон; как селезень, ухаживая за подругой, поправлял на ней пёрышки, касаясь своей ярко зелёной головой её крыльев. Их тонкое, двойное покрякивание эхом разносилось над гладью пруда, очаровывая гармонией птичьего мира.
В эту пору к нам в посёлок на весеннюю охоту, в основном ближе к ночи, приезжали из города охотники. Зная осторожные повадки диких уток, они караулили их в темноте и вели отстрел. Когда птица выплывала из-за кустов подкормиться, они фонариком светили на мушку ружья и, целясь, точно попадали в неё. Хотя в нашем краю уток было много, но было жаль, что чужаки их убивали. Тем более, что эти утки, жившие в деревенском пруду, были чем-то похожи на домашних.
Мы, дети, приходя на пруд поиграть или поймать какую-то живность, придумывали для себя развлечения и игры, связанные с водой. Воображая себя моряками, приспособили однажды бочку от молоковоза со срезанным верхом. Садясь в неё, отталкивались палкой-шестом от дна болота и пытались доплыть до купы, где
гнездились утки, чтобы побыть вблизи с ними. Иногда, потеряв равновесие, бочка переворачивалась, вытряхивая нас в воду. Мокрые, мы возвращались домой. Обидно было опрокинуться, когда собиралась толпа зевак и восхищалась нашей смелостью.
Имея с детства сноровку ходьбы по кочкам болот, мы и без бочки добирались до гнёзд уток и собирали яйца, оставляя одно или два для дальнейшей кладки. Часть яиц выпивали, а иногда приносили домой и подкладывали в гнездо курицы. У нас был случай, когда наседка вывела диких утят. Как только они уверенно начали ходить, влекомые природным инстинктом, отправились к воде. Квочка побежала за ними. Спрыгнув с берега в воду, птенцы уплыли. Наша курица, кудахтая, распустив крылья, перескакивала с кочки на кочку, прося их вернуться. Но утята не возвращались, плавали и ныряли, пугая и без того встревоженную наседку.
Маленькие утята и гусята очень красивые и милые, покрыты коротким бархатистым пухом. Нельзя остаться равнодушным, глядя на них. Правда, родители нас ругали за то, что мы брали их в руки.
Однажды к нам в посёлок приехала из Москвы погостить девочка. Ей очень хотелось поближе рассмотреть гусёнка. И я, деревенский мальчишка, чтобы сделать ей приятное, пошёл с ней смотреть гусенят. Вскоре между домами на лужайке увидели, что Нюра Мотина пасёт стадо гусей. Сидя на лавочке, она издали наблюдала и за ними. Это пространство между домами вдоль деревенской улицы огораживали забором, жердями, чтобы на огороды через проулки не заходил скот. На таких прогалинах густо росла зелёная трава, там часто паслись маленькие телята или козы, привязанные верёвкой за вбитый кол. Подойдя к загородке, мы пролезли между жердинами и, усмотрев, что Нюра дремлет, пригревшись на солнышке, стали подкрадываться к стаду. Приближение заметил гусак. С высоко поднятой головой и устрашающим шипением он двинулся нам навстречу, а за ним потянулась и гусыня, опустив голову на изогнутой шее, норовя ущипнуть.
От страха, что нам сейчас придётся туго, мы быстро схватили по гусёнку и бросились наутёк. Добежав до нашего дома, спрятались во дворе. Прислонившись к стене сарая и отдышавшись, стали рассматривать гусят. У каждого в руках был жёлтый, тёплый живой комочек с серыми, едва заметными пятнышками на спине и голове. Сердца гусёнышей от страха стучали в унисон нашим. Птенцы открывали свои розовые клювики, вращали головками, пытаясь выскользнуть из рук, тихонько издавали звуки, похожие на рю-рю-рю, смешно прикрывая веки на тёмных, словно бусинки, глазах.
Через некоторое время Нюра Мотина, опершись на палку, появилась у нас во дворе, спрашивая у мамы:
– Ивановна, а гусят моих отдадите?..
Мама, догадавшись о наших проделках, быстро нашла нас и возвратила пленников…
Были и запланированные «шутки». Рассматривая куриные яйца, мы находили двухжелтковые и подкладывали их под наседку, чего делать было нельзя. Из них вылуплялись необычные цыплята: с двумя головами, четырьмя лапами. И потом нам было жалко, что мы проводили такие опыты над живыми существами…
Интересно было наблюдать за коростелями. Идя по лугу, часто слышали их скрипучие звуки. Заметив вблизи пришельца, коростель всегда хитрил, отводя непрошеного гостя от своего гнезда в сторону. Если чувствовал, что человек приближается к его кладке, то собственным пометом обливал отложенные яйца, вызывая отвращение и всякое желание их взять. После такой защиты вряд ли кто вновь отваживался подходить к такому гнезду.
Бесконечное количество птиц гнездилось в лесу. Дупла занимались вертишейками, лесными голубями и дятлами. В кронах деревьев вили гнёзда белощёкие синички, вороны; в зарослях кустарника, росшего на болотах, гнездились сороки. В глубине чащи на токовищах – токовали тетерева, разнося по лесу гортанные призывные звуки. Охотники, зная повадки этих птиц, прежде чем подобраться к ним, искали их «часового», а он, сидя высоко на дереве и осматривая окрестность, при малейшей опасности вблизи токовища, издавал тревожный звук, от которого все «токующие» моментально поднимались на крыло и улетали.
Тетерева осторожные, и добыть их охранника очень сложно. Ближе, чем на триста метров, к нему нельзя подойти. Даже когда стая кормилась на полях, сторож обязательно где-то сидел высоко на копне или на возвышении. Завидев охотника или хищника, подавал сигнал тревоги и птицы с шумом взлетали, исчезая из поля зрения. Их самосохранение меня всегда удивляло и восхищало.
Такой же восторг вызывали и гр?нки, стайные мелкие птицы, гнездившиеся по высоким, обрывистым берегам рек. Приблизиться к их гнёздам не было возможности. Гранки – те же стрижи. Они, юркие, подвижные, стремглав носились над водной гладью реки, с невероятной скоростью вылетали и залетали в свои норы-гнезда. Чтобы лучше рассмотреть птичек, приходилось лёжа на животе свешивать голову с обрыва. Поражался их умению найти своё гнездо в этом бесконечном птичьем городке, где все отверстия казались совершенно одинаковыми. Когда они учили своих птенцов летать, то над рекой стоял невероятный писк и гомон.
Весенней порой радовало и звонкоголосое красивое пение соловья, слышимое повсюду. Оно всегда сопровождалось запахами распустившейся черёмухи и сирени. Их цветочный настой в весенние дни дурманящим облаком заливал всю округу от реки до самого посёлка. Заросли белой черёмухи благоухали по берегам речки Гнилая и вдоль лесной дороги в школу. Возвращаясь по пути из Гамалеевки, мы охапками рвали её, привозя на багажниках велосипедов для девчат. Они зарывались лицом в цветы и вдыхали пьянящий аромат весны. Смешанный с соловьиными песнями, он наполнял силой и молодостью не только юные души, но и до боли сжимал сердца умудренных сединами стариков.
Весна в своей красоте и первозданности вновь вступала на землю, стелилась под ногами зелёным ковром травы-муравы, возрождала жизнь распускающимися почками на яблонях, вишнях, грушах, заполняя сады цветущей кипенью нежных бело-розовых бутонов.
В лесу среди прохладной тени деревьев к концу мая зацветали ландыши, одни из самых любимых лесных цветов. С ними связано много легенд и сказок. Их нежно-белые ароматные колокольчики воплощали в себе радость весны, создавая ощущение прекрасного, возвещая, что начался новый цикл бесконечного чуда по имени жизнь.
От весенних перемен всё вокруг преображалось и менялось. Дни заметно становились длиннее. Солнце с каждым днём поднималось над горизонтом всё выше и выше, и всё теплее были его лучи. Вместе с ним поднималось и настроение. По вечерам над родным посёлком от прогретой земли и воды стелился легкий белый пар. В лесу активнее становились зверята, меняя зимний ритм жизни на летний. Днём на солнце жужжало огромное количество жучков, шмелей, пчел и неведомых мошек. Летая и суетясь, каждый жил своей жизнью. Небо в такое время виделось чистым покрывалом, вымытым первым грозовым дождём. Нависая над возрождающейся природой, оно оберегало её первозданность.
Весеннее солнце постепенно прогревало стоячую воду болот. Становясь ласково тёплой, она зазывала лягушек отложить икру в прибрежной траве. Икра эта плавала в виде шаров, составленных из мелких шариков, приклеенных к палкам и кустам. Лягушачьи концерты доносились из всех окрестных болот, порой заглушая красивые песни птиц. Когда вода слегка испарялась или уходила из болота, то икриные грозди погибали от солнца и птиц. Мы жалели не родившихся лягушат, часто собирали прозрачные клубки икры и относили в глубокую воду. Затем бегали и наблюдали, как развиваются икринки. В каждой прозрачной капсуле вначале появлялась тёмная точечка, она со временем превращалась в двуногого головастика, а из него вырастала лягушка.
Помогая маме весной в саду копать землю, рыхлить и делать грядки для посадки лука, моркови, свёклы, часто слышал в небесной лазури курлыканье журавлей и усталые крики гусей, косяками летящих из тёплых стран в свои родные края. Радовался, что птицы вновь возвращаются на свою родину, чтобы вновь вывести потомство, продолжая жизнь.
Оживало всё. Помню, словно это было вчера, выходя из калитки на улицу, шёл к своей вербе. Совсем недавно, зимой, она выглядела корявой, а по весне изо дня в день преображалась, покрывалась светло-зелёной нежной листвой, и от её сучьев тянулись тонкие, длинные, молодые побеги, свешиваясь красновато коричневым водопадом над дорогой. Тут же, у дома росли берёзки. Белоствольные красавицы, опустив длинные нити-ветви, унизанные зелёными бабочками первых весенних листьев, радовали прохожих клейкими сердечками-листочками. Ветви, похожие на распущенные пряди девичьих кос, расчёсанные тёплым ветром, опускались низко над землёй… Проходя мимо, я невольно трогал рукой, а они, как нежные локоны, рассыпались… и через мгновение вновь беспечно раскачивались в весеннем ритме. От прикосновения оставался клейкий след на ладони и тонкий запах влажной белой коры. Во всём этом великолепии чувствовалось возрождение природы.
Весной спираль жизни делает свой очередной виток, не похожий на предыдущий. С каждым годом незаметно меняется природа, а вместе с ней меняемся и мы. Чуточку иными глазами смотрим на мир, чуточку иные очистительные ветра дуют в просторах нашей души, не позволяя идти по замкнутому кругу.
Весна и сейчас кружит мне голову и заставляет чаще биться сердце. Всей душой хочу, чтобы головокружение становилось достоянием всех, ведь жизнь прекрасна, надо стараться увидеть её, наслаждаться пусть даже самыми маленькими радостями и любоваться её простыми красотами.
На краю Кобыльего болота
Лежу с закрытыми глазами… не сон, не явь… Сквозь веки накатывает волна летнего тепла, мысли ровно выстраиваются воспоминаниями, возникает чувство, что с минуты на минуту услышу голос отца и его тихо произнесенные слова: «Гена, пора вставать…» Чтобы продлить эти мгновения, я не открываю глаза, и сразу, как наяву, встаёт та далёкая картина сенокосной поры в нашем посёлке, когда все, от убелённых сединой стариков, до детей и внуков, объединены одной радостно-тяжёлой работой по заготовке сена на долгую зиму.
Для подростков и юношей, кто уже набрал физическую силу, чтобы помогать взрослым, это время приходилось на период летних школьных каникул, дней беззаботных и беспечных детских соблазнов. Хотя лето и продолжается несколько месяцев, но нельзя пропустить погожие дни… Об этом думали не только взрослые, но и дети. Зная заботы семьи, они помогали родителям поскорее заготовить сено, собрать его в копны, а потом перевезти на подворья.
Трава к сенокосу становилась «зрелой» и набирала столько солнечного тепла и лесных запахов, что после просушки сохраняла ароматы до самой весны. Каждая семья готовилась к сенокосу. Работая в школе, отец к началу летних каникул старался закончить её ремонт, заготовить дрова на зиму для топки печи, привести в порядок школьный участок, чтобы больше времени осталось для работы в домашнем хозяйстве.
С годами, при накоплении опыта, ему это удавалось. Зная, что надеяться не на кого, он наравне с колхозниками готовился к заготовке сена. Постепенно приводил в порядок вилы, меняя им навильники на более прочные и лёгкие, подбивал выпавшие гвозди, державшие их ручки, заменял сломанные деревянные зубья граблей, отклёпывал косу, иногда и не одну. По этой части большим специалистом был мой дедушка, но отец не любил обременять его своими делами, старался заранее подготовить косу собственноручно. Приучал к этому и меня. Эти навыки и умения не забыты мной и до сегодняшних дней.
В посёлке Заречье на каждом подворье было своё хозяйство. Семьи имели или, как говорили у нас, «держали» одну корову, овец, коз, были и племенные быки. На пастбище стадо выглядело разноцветной, пёстрой, живой рекой, на поверхности которой колыхались волны разномастных коровьих спин: черных, рыжих, пятнистых, серых. Коровы, поднимая головы, создавали лес разных по форме рогов: длинных, острых, белых с черными кончиками, маленьких закругленных, причудливо изогнутых. Оригинальным обрамлением этой плывущей реки служили белые и серые спины коз, чёрные и белые бока овец. Подгоняемые пастухом, угнув головы вниз, они кучками беспокойно перебегали с одной стороны стада на другую. Всю эту ораву надо было кормить зимой. Разношёрстность коров в деревенском стаде, видимо, была из-за того, что каждый хозяин, переселяясь из других мест в наш посёлок, привозил с собой и корову той масти, которую там водили.
Выгоняя стадо на выпас, жители старались сохранить от вытаптывания будущие сенокосные угодья. Прокормить в летнее время скотину и сохранить островки сена для косьбы односельчанам было очень важно. Пастухи знали, где лучше накормить коров, а где коз и овец не вытаптывая при этом луга.
Коровы любили пастись в лесных низинах, где было много сочной, зелёной, травы. Они легко подхватывали сорванные пучки шершавым языком и с аппетитом поедали. Овцы паслись на открытых лужайках с мелкой шелковистой травой. Срывая её, они смешно кивали головами впёред. Козы, неутомимые бестии, забирались на любые возвышения над землей, порой это были старые пни или холмы от окопов со времен войны, и с их высоты, дотянувшись до тонких веток мелкого кустарника, откусывали их с листьями, жуя и хитро оглядываясь вокруг своими озорными, с продольными зрачками глазами. От долгого топтания коз на одном месте земля вместе с травой растиралась их копытами до пыли. Среди этой пылюги мы часто находили не только наши, но и немецкие патроны.
Помимо летних дней, всю живность надо было накормить и зимой. Родители заранее намечали, где, какого и сколько накосить сена. Считали его «колёсами». Большой воз хорошо сложенной и высушенной травы, стянутый рубелем, назывался «колёсами сухого сена». Если привозили сырую траву, то в таком возу его было в два раза меньше. Для прокорма зимой только коровы, заготавливали не менее семи «колёс».
У отца было преимущество перед колхозниками в том, что он не ходил по наряду на работу в колхоз, а по своему желанию или по просьбе бригадира во время летних каникул мог оказать помощь. Благодаря этому он имел возможность раньше других пойти и где-то на «неудобьях» накосить травы. Такие места он присматривал заранее. Если видел, что кто-то начинал занимать себе делянки, то и он собирался в лес и приглянувшееся место закашивал через один ряд. Это означало, что уже никто другой на этот участок не мог претендовать.
На второй день пока мы досматривали свои детские сны, отец собирался в лес. Он брал с собой молоток, косу, трепышку (деревянный брусок с двух сторон покрытый наждаком) или оселок, называемый у нас бруском, с мелким покрытием для тонкой правки косы. Трепышку, через маленькое отверстие на её ручке, привязывал к косе или просто вставлял для удобства в голенище сапога. Ед? отец не брал: знал, что, когда мы проснемся, поможем маме управиться по дому, она обязательно отправит нас с завтраком на сенокос. И действительно, мама собирала нехитрую снедь: молоко, хлеб, сало, яйца, иногда пекла драники – и посылала нас к отцу.
Вспоминается, как однажды мы с Валерой пошли к нему на Кобылье болото. Солнце слегка поднялось над лесом и светило ярким, не обжигающим светом прямо в лицо. Его лучи ещё сонно, нехотя проникали через кроны деревьев и при нашей ходьбе чередовались с тенью, не желающей уходить вместе с ночью.
Стояло тёплое июльское утро. От леса веяло ранней свежестью, где-то в его глубине разносилось звонкоголосое чистое пение птиц, пахло лесной подстилкой прелых, перегнивших листьев. В тени, под деревьями, было влажно от росы. Болтая, мы с братом незаметно подошли к месту, где надеялись встретить отца. Увидели у самой дороги свежескошенные густые рядки. Слегка растерявшись, что не слышно звона косы, решили позвать отца, но окликать по имени и шуметь в лесу, было не принято. Тогда я, сложив ладошки, подражая лесной птице, просвистел, подавая тем самым знак отцу, что мы пришли и ищем его. Он долго не заставил себя ждать и ответил нам таким же свистом, но с лучшим тембром и более низким звуком, который хорошо распространяется даже в глухом лесу.
Отец и меня учил свистеть и общаться в лесу с птицами, подражая им. Я многое усвоил, но считаю, что не достиг такого совершенства, как он. Папа складывал свои натруженные шершавые ладони лодочкой, попеременно делал между ними расстояние то больше, то меньше и выдувал мелодичные звуки, похожие на призыв настоящей лесной птицы. Некоторые из них вторили ему в ответ. Он хорошо подражал селезню, приманивая уток на охоте. Учил нас различать голоса птиц, заменяя мелодию обычным текстом со смыслом. Действительно, по интонации звуков можно было отчетливо услышать в пересвисте двух совершенно разных птиц: «Лукерия, Лукерия, Сидора убить?..» Вторая – в ответ: «Пускай поживёт!..» И тут же объяснял, что якобы Сидор изменил Лукерье, улетел к другой птичке, и за это ему такая немилость.
…Вскоре показался отец и позвал нас к себе. Подойдя к нему, мы увидели много листьев от березы. Он пригласил присесть нас рядом на пахучую, только что скошенную траву и разбросанные листья. Оказалось, он решил отдохнуть после косьбы и присел под раскидистым деревом, где его не было видно. Отец праздно сидеть не мог. Перочинным ножом, с которым никогда не расставался, нарезал веток с берёзы и вязал из них веники для бани. Чтобы и наше время не пропадало даром, пока он будет завтракать, попросил нас очистить листья с веток в том месте, где примерно будет ручка веника. Гордясь, что нам доверили такую работу, мы стали очищать и складывать на траву гибкие, пахучие, слегка терпкие ветки березы небольшими кучками. Отец, глядя на наши старания, подсказывал, как очищать листья, как разложить веточки…
Со временем я хорошо усвоил все премудрости изготовления веников из берёзы, дуба и других деревьев. Научился также и по-особому связывать веники для бани, чтобы они не теряли ни одного прутика в парной. Заготовка делилась на две части, которые связывалась одной тесёмкой, затем они перекручивались в противоположных направлениях, и уже потом другой бечёвкой скреплялись у самой листвы как одно целое. Постепенно это стало для меня привычным делом.
Пока мы возились с ветками, отец позавтракал и закурил. Пуская синие клубы дыма, мечтательно смотрел вдаль, изредка поглядывая в нашу сторону… Связав несколько пар веников, попросил нас отнести их домой. В награду за труды неожиданно он вытащил откуда-то приготовленные пучки зелёного, кисловатого, очень приятного на вкус щавеля и «снизки» ягод на длинных стебельках травы тимофеевки. От такого угощения мы пришли в восторг. Нежные бархатистые и сочные листочки лесного щавеля были тут же нами с удовольствием съедены. Эта зелень не была чем-то новым, с ранней весны, когда она только появлялась в траве, мы собирали её и ели, излишки приносили домой. Мама готовила из них очень вкусные зелёные, слегка кисловатые на вкус, весенние супы.
Нанизывать ягоды на стебёлек было обычным делом, когда под рукой не имелось посуды. На трёх таких снизках умещалось до стакана ягод… Довольные и радостные, повесив попарно на плечи душистые березовые веники, мы пошли с Валерой в обратный путь, а отец остался в лесу, чтобы как можно больше занять сенокосных полян. Вернулся он уже поздно вечером и, к радости Славы и Нины, принёс и им снизки со спелыми крупными ягодами.
Я был самый старший из мальчишек в нашей семье и поэтому являлся основным помощником при заготовке и уборке сена. Как только научился косить, сколько себя помню, всё лето не выпускал косу из рук до тех пор, пока не накашивали на всю зиму. Сенокосную страду вспоминаю как один длинный, жаркий день, прошедший через мою юношескую жизнь и сохранившийся в памяти до сегодняшнего времени.
Летом утренние зори прозрачны и наступают очень рано, кажется, что только совсем недавно солнце скрылось за горизонт, а уже вновь наступает рассвет. К моей постели осторожно подходит отец и будит меня, возвращая в реальность и напоминая, что нам предстоит прямо с утра вместе продолжать косовицу.
Позавтракав, мы брали косы, нехитрый инструмент для их заточки и правки, скромный, по теперешним меркам, обед. На ноги обували сапоги и шагали ровно и уверенно самым коротким путём, продвигаясь шаг за шагом по уже знакомой лесной дорожке. Ночная роса серебристым белым бисером лежала на каждом листочке, на каждой травинке, изумрудными капельками поблескивала в углублениях листьев подорожника, на растянутой паутине и на мелких соцветиях пастушьей сумки, росшей у самой дороги. От бодрящей утренней свежести, от аромата просыпающегося леса сердце билось ровно и свободно, хотелось объять необъятное и раствориться в этом просторе.
За неторопливым разговором мы подошли к знакомому месту, лесному урочищу – Кобыльему болоту. Теперь уже никто не помнит, почему его так назвали. Некоторые люди говорили, что в нём утонула кобыла с маленьким жеребёнком, спасаясь от волков. Другие утверждали, что хищники зарезали жеребёнка, а кобыла, спасая его, сама погибла в болоте. Считалось, что нежнейшей травой, росшей здесь в окружении лиственного леса, нужно было кормить жерёбых кобылиц, и советовали косить сено именно здесь.
Как бы то ни было, но зареченцы шли к нему, в первую очередь, чтобы накосить травы, в избытке росшей вокруг трясинистой местности. Зная, что это болото из-за дальности не интересует колхоз как сенокосные угодья, каждый стремился в сезон опередить соседа, первым сделать закос и выбрать себе делянку. Место это было глухое. Вековые дубы сопровождали путника на всём пути. Казалось, что птицы как то по-особенному перекликались клёклыми голосами в тёмных зарослях подлеска, издавая непонятные звуки, хриплым эхом распространявшиеся в лесу. Ободранные стволы лозы с торчащими во все стороны ветками дополняли удручающую картину лесной глухомани. Здесь всегда стоял гул, подобный лёгкому стону, немного протяжный, он был похож на отголосок дальнего звона. Пахло тиной и болотным духом. В сырых уголках окатвин пышно росли папоротники. Раскинув листья причудливой бахромой, они неподвижно и грациозно возвышались среди высокой изумрудной травы.
И в этом году травы выросло много, болотистое место должно было дать предостаточно сена, которого с лихвой хватит для прокорма скотины, а, значит, поможет ей выжить в длинные, студёные дни зимы. Однако его заготовка имела здесь свои особенности. Подъездных путей вглубь леса, где находились сенокосные делянки Кобыльего болота не было, те дороги, которые прокладывались прошлым летом, за зиму и весну становились непроезжими, выкошенную траву приходилось вывозить сырой только из хорошо доступных мест, а оставшуюся, чтобы она была легче, старались сушить тут же, в скошенных рядках. Сухое сено складывали в копны, и, чтобы кто-то не «перепутал» со своим и не увёз до срока, его караулили, оставаясь в лесу днём и даже ночью.
Осмотрев территорию, отец убедился, что вчера занял хорошие участки, и предложил косить, «пока хватит сил». Разошлись с ним по разным сторонам заболоченного луга, чтобы не мешать друг другу. Солнце, поднимаясь над лесом, бросало свои первые лучи на западную сторону нетронутой косарями территории. Поднимаясь выше и выше, оно прогревало влажную траву и землю, от которой шёл теплый влажный пар – припарок, делавший траву нежной и податливой, от него коса легко срезала траву. Во время косьбы слышалось мягкое и слегка глуховатое по звуку скольжение косы. Изредка в лесу раздавалось деловитое и приглушенное эхо «вжик-вжик», издаваемое оселком или трепышкой при заточке косы.
Работа была сложной. Не всякий косарь, даже опытный, мог выкосить сено в таких местах. Здесь требовался особый навык, на каждом метре покоса подстерегала сухая коряга, торчащая из земли, полуразвалившийся пень, через который проросла трава, сучья упавших деревьев, муравьиная кочка. Не видя их и не зная, как их обойти, можно было сломать косу уже на первом скошенном рядке. Это непременно происходило с приехавшим к нам неопытным в такой работе гостем, который с хорошими намерениями хотел бы помочь в заготовке сена, но вместо помощи оставлял сломанное косьё или «пупок» (ручку для правой руки), а ещё хуже – саму косу с глубокими зазубринами на ней.
Отец, по мере моего взросления, передавал мне правила и приемы косовицы в лесу. Самое главное заключалось в том, чтобы уже при первом размахе, тыльной стороной косы провести по нескошенной траве в обратном направлении, как бы прощупывая очередной рядок травы, выявляя, что может попасть под косу. По стуку об неё находили сломанные ветки или сучья, заросшие травой. Их тут же отбрасывали в сторону, чтобы не мешали. Часто при косьбе высокой травы, росшей у кустарника, не было видно гнезда пичуги, свившей его слишком низко у земли. Оберегая жизнь и потомство птиц, мы не косили траву рядом с гнездом.
Припоминаются разные случаи… Скошенная трава уже лежала на большей части занятого участка ровными, одинаковыми рядками. Вдруг отец еле уловимым жестом позвал меня. Я нагнулся, взял пучок срезанной травы, оттер лезвие косы и положил её в сторону, тихонько подошел к отцу. У него под ногами оказалась целая семейка ежей. Мать ежиха от шороха косы, видимо, чувствуя опасность, отбежала в сторону, а ещё совсем маленькие ежата, толком не научившиеся сворачиваться в свой колючий клубочек, чёрными носиками тыкались в зелёную стену травы, не зная куда убежать. Показывая мне ежат, отец снял с себя пиджак и, постелив его на землю, попросил меня пучком травы, чтобы не уколоть руки, накатить их на пиджак. Собрав ежиный выводок, мы отнесли его на безопасное расстояние, где, по нашему разумению, могла быть ежиха, потому что оттуда слышалось беспокойное пофыркивание.
Сложнее было убирать попавших под ноги во время косьбы птенцов тетерева. Испуганная самка отбегала от гнезда и гортанным, низким квохтаньем тревожно звала своих цыплят. Серенькие, на длинных тонких ножках, похожие на маленьких цыпочек, почти сливающиеся с зеленью, совсем глупые и неуправляемые, они поднимали головы и пытались бежать на зов. При малейшем шорохе с нашей стороны они падали и замирали без признаков жизни, лёжа в траве. Их сложно было увидеть, чтобы отпугнуть и не задеть косой.
Иногда встречался уползающий наутёк уж, и отец никогда не забывал сказать о двух ярких жёлтых пятнах на голове беглеца, отличающих его от ядовитой змеи. Чтобы дать мне возможность лучше рассмотреть его, он тыльной стороной косы прижимал ужа к земле и ненадолго удерживал. При встрече с ядовитыми змеями – а они не были большой редкостью – мои односельчане не щадя расправлялись с ними. Было много случаев укусов, после которых требовалась срочная медицинская помощь с введением противоядия. Меня Бог миловал попасть под змеиный зуб. Не было и нежелательных встреч с диким зверьём. Видимо, животные, жившие в лесу, и расселившиеся возле леса люди щадили друг друга, каждый по-своему старался не мешать другому. Наверное, звери своим природным чутьём избегали встреч с работающим в лесу человеком, даря безопасность и себе, и ему одновременно.
Скашивая высокую траву, иногда удавалось обнаружить в брошенной кротиной норе гнездо шмелей. Словно гружёные цистерны с нектаром, они опускались рядом с отверстием в свой дом и медленно, двигая мохнатыми, пушистыми брюшками, заползали туда, пополняя свои запасы практически весь световой день. А запасы, конечно же, были медовые. Запомнив место, я один или с кем-то из друзей приходил к нему. Мы осторожно расширяли вход и находили шмелиное гнездо. Оно представляло собой шар, построенный из мха и мелких сухих травинок, в центре которого, как в инкубаторе, находились соты, похожие на пчелиные, но заметно крупнее, заполненные деткой и янтарным мёдом. Через полую соломинку-трубочку, припасённую заранее, мы высасывали из сот дикий шмелиный мёд. Он был необыкновенно приятным на вкус и, как нам казалось, даже вкуснее, чем пчелиный. Наслаждаясь, всегда осторожничали, как можно бережнее относились к сладкому кладу, иначе шмели могли сильно покусать воришек, а главное, покинули бы своё гнездо и оставили бы нас без мёда в очередной раз…
Где-то ближе к полудню я стал чаще отдыхать, что сразу же заметил отец. Посмотрев на часы, он сказал, что пора заканчивать косьбу, так как ещё надо перекусить и перевезти сырую, свежескошенную траву домой для просушки, и что он уже договорился с конюхом о лошади.
Часы были особой гордостью отца. Сколько помню, он никогда не расставался с ними. По-моему, он имел их ещё с военных лет. Они были карманными, представляли собой круглую коробочку серебристого цвета с крышкой, которая открывалась щелчком при нажатии на едва видимую кнопку в боковой части корпуса. Такого же цвета цепочкой отец крепил их за шлёвку ремня и опускал в маленький верхний карман брюк – «пистончик». Когда нужно было посмотреть время, он, потянув цепочку, осторожно извлекал часы из кармашка, укладывал их привычным движением на ладонь и одним пальцем той же руки открывал крышку… Сколько бы раз это действо ни происходило, я всегда с каким-то неподдельным интересом наблюдал за этим появлением часов, слегка крутящихся на цепочке…
Отец ушёл в посёлок, а мне надо было собрать покучнее скошенную и уже подвявшую траву, чтобы удобнее было грузить на телегу. После такой работы, изрядно устав, стал ждать возвращения отца. Зная, что он приедет ещё не скоро, решил отдохнуть в тени, под кроной берёзы. Её нежные, тонкие ветки свисали почти до земли, образуя надо мной зелёный купол. Листья на деревьях, увлекаемые тёплым ветром, игриво перешёптывались о чём-то между собой. От вороха собранной травы и налетавшего изредка ветерка веяло пряной горечью разнотравья, лесной земляникой, слегка горьковатым запахом бузины и влагой крапивных зарослей. От самой земли шёл благоуханный аромат.
Лес был полон солнечного света, ребристыми узорами ложились тени от деревьев на скошенные извилистые рядки. Расстелив куртку на землю и подложив под голову охапку душистой травы, я блаженно растянулся, прикрыв глаза. Весь воздух был пропитан разноголосыми звуками птиц, курлыканьем древесных лягушек, стрекотанием кузнечиков и нескончаемым гудом различных насекомых. Казалось, со всех сторон, как в круглом зале театра или в храме с хорошей акустикой, природа поёт, щебечет и приветствует меня. Словно шёлк, лежала рядом со мной скошенная зелёная трава, на которой отдыхали мои натруженные ладони…
Вот размеренно, отсчитывая мои годы, где-то в глубине леса закуковала кукушка «ку-ку-ку-ку!» – эхом разливаясь в густых зарослях. Неподалёку на высокой берёзе ворковала горлинка, в небе играли стрижи и ласточки. Соревнуясь друг с другом в ловкости, они гонялись за многочисленными мошками. Прямо надо мной, как бывает перед дождём, зависло коричневое облако клубящихся в воздухе комаров, от которых шёл низкий, монотонный писк. Справа, не умолкая, трещала потревоженная зверем сорока. А всё пространство вокруг меня было залито полуденной негой…
Конечно, в сенокосную пору поющих птиц в лесу, по сравнению с весной, намного меньше. Многие из них в это время выводят потомство. Вспомнил, что весной пение птиц настолько сильно, что трудно бывает различить в этом хоре их отдельные голоса, особенно когда в него вмешивались птицы-пересмешники. Совершенны в этом были скворцы. Сидя у своего скворечника, наслушавшись разных голосов и звуков, они могли квохтать, как курица, мяукать, как кошка, лаять, как собака, иногда даже повторять и короткие слова, произносимые человеком. А на водонапорной башне, недалеко от нашего дома, мастерили своё гнездо аисты. Их клёкот, похожий на звук деревенской трещотки, был слышен во всех домах посёлка. Песни, словно музыкальные шедевры, распевали соловьи, щёлкая и выводя рулады для своей дамы сердца, особенно на ранней утренней зорьке или поздним тёплым, туманным вечером…
Мои мысли, озвученные необычным лесным оркестром, окружавшим меня, прервал приехавший отец. В небе слегка синело, ветер гнал клубящиеся облака, уплотняя их в тучи. Тяжелея, они опускались всё ниже и ниже. Мы спешно стали собирать сено на телегу. Ветер зашелестел листьями деревьев, их кроны стали раскачиваться всё сильнее и сильнее. Солнце закрылось огромной тёмной тучей. Как по команде сразу стих многоголосый «лесной оркестр».
Вскоре зашлёпали первые редкие капли летнего дождя. Не успели с отцом нагрузить и половины собранной травы, как дождь сплошной стеной обрушился на нас. Мы решили переждать его. Не распрягая лошадь, привязали её под кроной дерева, а сами ловко забрались под телегу. Дождь серой стеной лил вокруг, нижние ветки деревьев, которые были видны из нашего укрытия, от потоков дождя склонились до самой земли. Каждый листочек трепетал от мелких дождинок и с упоением пил их природную влагу, оживая и становясь ярче обычного. Прижавшись с отцом друг к другу, стали замечать, что наше укрытие дало течь. С травы, нагруженной на телегу, перед нашими глазами вода сотнями мельчайших ручейков струилась по толстым былинкам и создавала впечатление маленького водопада, за которым мы прятались.
Отшумев, дождь также внезапно кончился, как и начался. Через некоторое время солнце выглянуло из-за облаков. Лес вновь ожил. Кругом было сыро, но это не мешало нам закончить начатую работу. Нагруженную телегу мы повезли домой, где нас ждала мама с сестрами и братьями. Свалив воз, мы уехали за вторым, а они растаскивали привезенное сено по двору, чтобы оно не «сгорелось». Свежескошенная трава в большой куче начинала «гореть» и плесневела. На корм такое сено уже не шло, даже если потом его хорошо просушить…
Сенокос длился уже три дня. Подсохшее и ещё не вывезенное из Кобыльего болота сено приходили ворошить всей семьёй, а вот охранять его некоторое время в лесной глуши, и особенно ночью, доставалось, в первую очередь, отцу. Как только выдавался хороший день, он шёл к конюху договариваться насчёт лошади, чтобы перевезти корм к дому. В это время отца в лесу подменяли уже мы, его повзрослевшие сыновья.
Караулить сено ночами в посёлке было обычным делом, и мне не раз приходилось одному спать на копне, ожидая рано утром отца с подводой. Каждый такой ночлег был по-своему необычен. Ведь одно дело – остаться на чистом лугу у края леса или на берегу полевого болота, и совсем другое – в чащобе, среди вековых деревьев, как в этот раз…
Ближе к вечеру, закинув за спину старый рюкзак с тёплой одеждой, которую брал на всякий случай для ночёвки в лесу, я отправился на Кобылье болото, чтобы сменить отца, охранявшего копны сухой травы. Солнце постепенно тонуло за горизонтом, его заходящие лучи скользили светлыми всполохами за моей спиной. Яркий и ясный закат предвещал хорошую погоду на следующий день. Стоял тихий безветренный вечер. Я зашёл в синеватую мглу притихшего леса. После жаркого дня он готовился ко сну. Среди деревьев разливалось особое тепло, исходившее от предвечерней свежести подлеска. В кронах деревьев серыми тенями мелькали запоздалые птицы, искавшие себе ночлег. Встревоженные моими шагами, некоторые из них взлетали со своего места и кружили над деревьями, ища новое пристанище. Стараясь спуститься вниз, они натыкались крыльями на ветки, и тогда сверху на тропинку летели серо-белые перышки и сухие мелкие сучья.
Лесная дорожка, петляя между деревьями, неустанно вела меня к болоту. Из-под ног прыгали испуганные мелкие изумрудные лягушата, а над головой постоянно крутился и неотступно следовал за мной тёмный, нудно гудящий столб бесчисленных комаров, которые норовили облепить лицо, шею и руки. Не обращая внимание на их назойливость, отмахиваясь от них веткой, я больше смотрел себе под ноги, чтобы случайно не споткнуться и не наступить на корч.
На моём пути стали всё чаще появляться следы пиршеств диких кабанов, вокруг дубовых стволов и кустов орешника была видна изрытая ими земля. Звери, словно пахари, расковыряли своими мощными сильными рылами всё вокруг, добывая жуков и их личинки, мелкие молодые корешки, остатки прошлогодних желудей, которых было предостаточно в благодатной лесной подстилке.
Чем дальше я заходил в чащу, тем лес становился тише и мрачнее. Не останавливаясь, вглядываясь в чёрные пятна лесной глуши, заполнившей пространство между деревьев, на ходу поправил за плечами свой рюкзак и убедился еще раз, на месте ли топор. Вдруг прямо передо мной на тропинку выбежал ёж. От неожиданной встречи, он остановился и зафырчал, и тут же, ощетинившись колючками, превратился в клубок. Глядя на этот пёстро-серый комочек, свернувшийся на тропинке, невольно подумал о глубоком вечереющем лесе, в котором мы с ним, словно маленькие песчинки, среди раскинувшегося на сотни километров лесного простора, должны будем найти сегодня себе ночлег. И что всё это огромное зелёное море вокруг нас заселено ещё медведями и волками, лосями и кабанами, лисами и зайцами. И что мне, как и перепуганному ёжику, надо будет остаться на ночь среди этого лесного массива под открытым небом…
Петляя между мощными стволами деревьев и густым цепким кустарникам, ориентируясь по золотому догоранию заката в вечернем небе, я вскоре добрался до Кобыльего болота и ожидавшего меня там отца. После немногословного разговора он показал, где лежат несколько небольших, но достаточно прочных жердей, со словами:
– Гена, ты спать ложись повыше от земли. Вот тебе жердины, я их нашёл на болоте, видимо, кто-то оставил их в прошлом году. Они тебе пригодятся, только закрепи прочнее между сучьев на деревьях. Надеюсь, ты не забыл прихватить топор?
Я кивнул головой.
– Хорошо, тогда наруби лапник и подстели его под сено, тебе будет удобнее и мягче, да и зверь не подойдёт. Займись этим, пока ещё совсем не стемнело, –посоветовал он.
После этих слов попрощались, и отец отправился домой, сразу скрывшись из виду. Оглядевшись, я приметил два подходящих дерева, на сучьях которых, на высоте около полутора метров, решил соорудить для себя некую постель, чтобы можно было бы полежать, а если удастся, то и поспать. Совсем скоро из срубленного лапника и сухого сена она была готова.
Солнце опустилось за горизонт, последний луч давно померк на потемневшем небе. В далёкой и бледной его глубине начинали проступать первые звёзды. На лес и болото опускалась тихая и плотная ночная мгла. От трясины, поросшей густой травой и утыканной остатками полусгнивших деревьев, тянуло холодным дыханием сырости. Забравшись на сооружённый топчан, я вместо подушки положил под голову рюкзак, рядом с ним закрепил топор, чтобы он не упал на землю, и попытался лечь. Под боками из-под сена выступали бугорки от сучьев лапника и жердин. Лежать было неудобно. Но я знал, что чем больше буду крутиться на такой «лежанке», тем больше она будет доставлять мне неудобств, поэтому заранее решил найти для себя более или менее удобную позу, чтобы можно было пролежать до утра, надеясь, что никто меня здесь не побеспокоит.
Уснуть долго не удавалось. В голову лезли разные мысли о водяных и леших, живших на болотах, о погибшей здесь кобыле… С высоты своего настила стал пристально вглядываться в ночь. Деревья вокруг стояли угрюмыми великанами с тысячью просветов наподобие глаз, а чуть дальше сливались в сплошные мрачные громады. Ни один листок в их кронах не шевелился, казалось, ветки, словно прислушивались к чему-то таинственному, вытягивая свои щупальца в тёплом летнем воздухе. В небе над светлым пространством среди чёрных верхушек деревьев и в окружении высоких летних звёзд наконец-то появилась луна, которая блестела расплавленным золотом сквозь черную сетку листьев. Сразу стало как-то уютнее... Рассматривая россыпи мерцающих небесных светил, старался не слушать ночные шорохи и звуки леса, которыми, как мне казалось, дышало всё вокруг.
Справа от моего обиталища, у края болота, послышались чавкающие звуки, издаваемые кабанами. Они пришли на кормёжку или водопой. Слышалось их сопение, похлопывание и потряхивание широкими отвислыми ушами, похрюкивание, а иногда и звонкое повизгивание, когда молодые подсвинки не могли что-то поделить между собой. От их возни взбудоражились водоплавающие птицы. Сонно шлёпая крыльями по воде и путаясь в прибрежных зарослях болота, они меняли место своего ночлега. Где-то в стороне монотонно скрипел дергач, выводя незатейливую мелодию. Из чащи леса доносились неожиданные для слуха уханья филина, пугающего своим протяжным криком, а порой и диким хохотом, разливавшимся потом долгим эхом в лесной темноте. Недаром в древние времена люди по незнанию принимали крик этой птицы за проделки лешего, приписывая ей фантастические способности. Зная, как кричит филин, мне всё равно в поздний час становилось не по себе от его ошеломляющего голоса с отвратительными нотками птичьего хохота. Одинокому голосу филина вторили тонким протяжным писком совы, вылетевшие из старых дупляных деревьев на охоту, и их птенцы, остававшиеся в гнёздах неподалёку от моего пристанища.
Сон долго не шёл ко мне. Со всех сторон слышалась ночная жизнь леса: треск сучьев под копытами осторожного животного, возможно сохатого, тявканье лисицы на дальней опушке, глухое завывание волка… Со стороны Кобыльего болота доносились неясные звуки, похожие на вздохи уставшего старого человека, от которых кровь стыла в жилах… Как ни странно, я постепенно привыкал к этим звукам, скрипам и, сроднившись с ними, начинал ощущать себя частицей этого дикого мира. Вспомнил, как в прошлом году так же охранял в лесу сено с Валерой…
Тогда, накануне вечера, мы тоже остались вдвоём, но только на лугу. Так же затихал птичий гомон, слышались писки ночных птиц… Забравшись на самую большую копну сена, мы разговаривали с братом. Сверху вниз было интересно смотреть на луг, простиравшийся внизу. Вглядываясь в надвигающуюся ночь, почувствовали освежающую прохладу, плывущую от речки и луговых низин. От прогретой земли поднимался лёгкий пар, а через некоторое время от реки стал приближаться, приподнимаясь над землей, белый, как молоко, туман. Он плавно стелился длинной пушистой бородой, постепенно заволакивая своей пеленой-пелериной копны сена и кустарники. На глазах превращая их в сказочных пришельцев с неясными, размытыми очертаниями… Словно живое существо, туман постепенно карабкался, продвигаясь к нам. Нас пугала его завеса, неровная по краям, будто языки белого пламени костра. Скользя по свежескошенному лугу, она сковывала нас каким-то неземным, фантастическим страхом.
Позади, над клубящимся туманом, поднимался лес, чернея причудливыми зубцами. С луга вместе с туманом наползал прохладный, едва уловимый, горьковатый запах полыни и цветов.
Мы с Валерой, наблюдая эту картину, решили подойти поближе и скрыться в тумане, чтобы он перекатился через нас. Вступив в полосу белого «дыма», мы почувствовали, каким он был непроглядным. Я, как старший из нас двоих, решил, что если пойдем дальше, то просто заблудимся в нём и не выйдем к своему месту. Да и вечерняя мгла уже спустилась до самой земли.
Забравшись вновь на копну сена, решили никуда не уходить, а укрыться фуфайками и, прижавшись друг к другу, лечь спать. Но сон и тогда, как назло, не шёл. Слышался шелест листьев, туканье о ветви ночных жуков и насекомых, шорох от крыльев птиц, пролетающих между деревьями. Лёгкое потрескивание сухих сучьев, словно кто-то огромный топтал их в лесу (возможно, они остывали в ночной прохладе от дневной жары и издавали такой треск), и ещё множество звуков чего-то неизвестного и таинственного, что вселяло в нас страх предстоящей ночи. Чтобы меньше слышать ночь, решил разговаривать с братом, пока оба не заснём…
Лёжа на спинах и глядя в ночное небо, стали мечтать вслух. В поднебесной выси перед глазами простирался огромный купол небосвода, на котором сияло множество звёзд. Казалось, что только мы вдвоем остались на этом островке земли, а это бескрайнее небо в полной ночной темноте несётся нам навстречу своими созвездиями. Из этого тёмного леса хотелось взлететь к самой яркой звезде… Я к тому времени учился в восьмом классе, изучал астрономию, и мне были знакомы из учебников некоторые созвездия. Решил рассказывать о них своему девятилетнему брату.
Сначала показал Большую и Малую Медведицы. Объяснил, что в древности путешественники находили путь по звёздам. Их на небе много. Запомнить такое количество трудно, поэтому ещё в далёкую старину люди разделили небесные светила на группы, соединив между собой линиями на специальных картах. Так появились созвездия, иногда похожие на людей, зверей или сказочных чудовищ. Прямо над нами, чуть мигая с высоты, расположилось созвездие Большой Медведицы. Ручка её звёздного ковша опустилась к горизонту, а две крайние звездочки указывали на Полярную звезду, по которой определяется Север. Чертя рукой линии в воздухе, нашёл её и показал брату. Заодно объяснил, что посёлок Заречье находится на Западе от нашей ночёвки. Просил его помнить об этом, если вдруг он заблудится в лесу. Надо сориентироваться по Полярной звезде и выходить днём – на закат солнца, а ночью – двигаться на Запад. Соблюдая эти правила, всегда можно выйти из леса и найти свой посёлок.
Необычайно красиво простирался на тёмном небосводе Млечный путь. Словно дорога в прекрасное будущее, усыпанная россыпью алмазов и бриллиантовой пыли. Заинтересовавшись созвездиями летнего неба, мы забыли о ночных страхах и под собственные рассказы незаметно уснули….
А сейчас я был один глубокой ночью в глухом лесу и гордился тем, что тоже пересилил страхи, охраняя сено. И когда утром приехал отец, то сразу же поделился с ним своими ощущениями о ночевке. Он, внимательно выслушав, посмотрел на меня ласковым взглядом, полным благодарности и гордости за своего первенца.
Сенокосная пора запомнилась ещё и постоянными переживаниями родителей, которые всегда ждали, как они говорили, погожих дней. Для них было необходимостью в хорошую погоду накосить, просушить и сложить всё заготовленное сено на хранение.
Подрастая, мои младшие братья – Валерий и Святослав – тоже стали помогать на сенокосе. У отца к тому времени подослабло здоровье и на меня ложилась основная доля его работы. Когда мы приезжали в посёлок уже на студенческих каникулах, нам приходилось, как и раньше, косить сено для коровы и овец. Отец ждал меня, заранее присматривая места с не выкошенной травой. Конечно, к моему приезду оставались большей частью неудобья на болотах или на полях среди хлебов.
Запомнились поляны среди ржи или пшеницы. Поля под посев озимых часто имели неглубокие лощины. За зиму выпадало много снега, который забивал их до краев, сравнивая с полем. Весной, когда пригревало солнце, снег быстро таял, обнажая хлебные посевы. Только сбежавшая в лощины с полей вода не могла долго просохнуть или уйти в уже перенасыщенную весенней водой почву. Естественно, посевы под такой водой погибали (вымокали), а их место занимало разнотравье.
Выбранные окатвины поражали буйным цветением ромашек и васильков, колыхавшихся расписным полотном среди жёлтой ржи. Будто небо перевернулось и расплескалось голубым васильковым озером, по поверхности которого плавали белые ромашки с яркой золотистой серединой.
Небольшие букеты из таких полевых цветов видел в городе на рынке. За них платили деньги, чтобы приобрести в подарок. Скашивая целые озера таких букетов, мне было немного странно видеть их в продаже. Получалось, что своей бурёнке я бесплатно дарил целый воз такой душистый красоты. Мама говорила, что от такой травы у молока слегка менялся вкус, который ей не нравился. Я такого отличия не замечал, мне тогда казалось, что всё молоко от нашей Сивки было самым вкусным.
Скошенную и высушенную траву укладывали в копны среди поля, и они стояли там до тех пор, пока колхоз не заканчивал уборку хлеба. И только после этого можно было перевезти на лошади сено, не потоптав посевы. А ещё, когда шла жатва на таких полях, просили комбайнера поднять повыше жатку, чтобы оставалось больше стерни и зелёной травы. Её, вместе с соломой, мы тоже скашивали. Сено со жнивья было жёсткое и грубое, но овцы и козы охотно ели его.
Косить на полянах среди жнивья можно было только хорошо отклёпанной косой. Подготовить такую мог мой дедушка Тимофей. Когда он был жив, то очень искусно это делал. После его работы коса была острой, и, словно нож по маслу, бесшумно и без особых усилий срезала любую траву. Он часто ворчал на отца, что тот косит с силой, «как доской», а надо бы делать за счет остроты косы. У отца хотя и не было такого мастерства, но была крепкая мужская сила. Его рост под метр девяносто и большой размах в плечах помогали ему выкосить траву в любом месте даже не отклёпанной косой. Они у нас тоже были разные. Отец имел двенадцатиручку, у меня была поменьше – шестиручка, у дедушки были и восьми-, и десятиручки. Их размер зависел от длины косы (от пятки до носка), но только дедушкина могла косить траву-мураву, росшую у нас на Брянщине. Она была словно пушистый подшёрсток дикого кабана, на вид очень нежная, невысокая, и её не каждой косой можно было срезать.
В годы моего юношества дедушка состарился и на сенокос уже сам не ходил, а занимался только домашним хозяйством. Делал деревянные бочки, водил пчёл, мастерил табуретки, чинил хомуты и телеги. Иногда, провожая нас грустным взглядом в лес, он наказывал привезти хороший молодой дубок для полоза на сани. Его просьбы всегда выполняли. Спиленный дубок служил нам вместо рубеля при увязке сена, а настоящий рубель, ранее изготовленный, мы с отцом предусмотрительно оставляли дома. Эта маленькая уловка не привлекала внимание лесника, а у нас за летний сезон скапливалось заготовки для будущих саней.
Летом, кроме сенокошения, не меньше работы было и во дворе, когда туда свозилось влажное душистое сено или трава с болот и лесных полян. Заботы по его просушке ложились на плечи всех домочадцев. Приходя с сенокоса уже на закате солнца, когда спадала изнуряющая жара, мы принимались за уборку сена. Отец для этого готовил вилы с длинной трёх, четырёх- метровой ручкой и с их помощью укладывали его на чердак дома, приспособленного под сеновал. Особо, в одной из его сторон, хранили сено с лесных полян, в котором было много душистых трав. Про него мама говорила, что им можно заваривать чай, такое ароматное и полезное оно было. Им кормили корову Сивку до и после отёла.
Чтобы всё было хорошо сложено, отец забирался на чердак по лестнице, а я, цепляя вилами сено, подавал ему через дверцу-лаз. Сенцо, как ласково называли его у нас, было сухим и пушистым. Чтобы удержать его на вилах, надо было как можно больше наколоть на них, неоднократно нажимая ногой. Порой утрамбовывалось столько, что трудно было даже поднять. Приходилось сначала ставить вилы с сеном на ручку и только потом поднимать с земли. Лаз был не так велик, и навильник с навьюченным сеном еле проходил в него. Отец ворчал, пытаясь своими вилами мне как-то помочь протолкнуть его на сеновал.
На такую работу я надевал рубашку, хотя было безумно жарко. Одежда немного защищала от ожогов лесной крапивы, попадавшейся в сене и не терявшей почему-то своей жгучести, от царапания колючек или от пересохшей травы, сыпавшейся за шиворот рубашки. Мелкая труха набивалась в волосы, прикрытые кепкой, попадала в нос, уши, глаза… Уставшие от однообразной работы, мы с отцом менялись местами. На помощь приходили сёстры Дина и Нина, которые трамбовали ногами взъерошенное сено на чердаке, мама подскребала упавшее от него клочья граблями, чтобы сохранить до последней былинки.
Проще было сделать во дворе дома небольшой стожок, хотя это требовало особых навыков по скирдованию. Сложить копну или стожок надо было так, чтобы осенние дожди и зимние метели не промочили его насквозь, а сено там оставалось сухим и пригодным.
В сенокосную страду работали до густых сумерек, а если раньше заканчивали уборку, то ещё носили в бочки воду для полива грядок на огороде. После трудового дня, несмотря на усталость, приводили себя в порядок, садились с Валерой на велосипеды и катили в соседние деревни в клуб на танцы. Это были Гамалеевка, Берёзовка, посёлок Плоский. Танцевали под гармошку местного гармониста, а потом, когда появилось электричество, – под музыку, звучавшую из проигрывателя для пластинок.
Нагулявшись, возвращались с Валерой домой. Чаще это было на заре, когда пели петухи, передавая эстафету от одного подворья к другому. Воздух в это время был по-утреннему чист и свеж. Зная, что дверь дома закрыта изнутри на крючок, мы с братом, не беспокоя родителей, шли на сеновал чердака. Поднимаясь по лестнице, видели, что мама для нас, как всегда, оставила на сеновале свежее парное молоко от вечерней дойки. Право первому выпить из трехлитровой банки я уступал младшему брату. Обхватив её руками, он пил через край не отрываясь и спохватывался, когда на дне оставался лишь стакан молока, а иногда, увлёкшись, Валера спрашивал меня:
– Гена, а ты будешь?
Я отрицательно мотал головой, давая понять, чтобы он пил до конца, хотя мне тоже очень хотелось. Усталые от дневной работы, разморенные ночными развлечениями, мы с ним валились на сеновал в душистое ароматное сено и мгновенно засыпали. Казалась, что только сомкнули глаза и погрузились в сон, как слышался вновь голос отца, будивший меня на сенокос… Немного грустно становится от того, что, открыв глаза, я уже не увижу рядом отца и не услышу его голоса, и от этого, сопротивляясь прожитым годам, чаще начинает биться моё сердце, напоминая своим волнением об ушедших счастливых днях детства и юности…
Ночные часы! Как в них много того, что даёт человеку силы, тревожит его душу и влечёт к познанию неведомой жизни и вечной тайны бытия. Размышляя, казалось, я не спал всю ночь… или это был сон наяву… Будто через мгновение открыл глаза и взглянул на небо, а оно, посветлевшее, с розоватым оттенком, простиралось надо мной, укрывая прозрачным занавесом утренней зари. Прямо над моей головой, делая спиралеобразные круги по стволу дерева, в ветках которого была моя лежанка, перепискивались между собой поползни – самец и самочка, ловко передвигались по коре, снизу вверх, в поисках гусениц, долгоносиков и листоедов для своих прожорливых птенцов. Они так увлеклись поисками своей добычи, что не замечали меня. От их усердной работы крошево старой трухлявой коры сыпалось прямо на моё лицо. К этому неудобству добавился и утренний туман, влажным одеялом накрывший меня с головы до ног. Было зябко, и, чтобы согреться и размять затёкшее тело, я спрыгнул на землю. От вечерних страхов не осталось и следа.
Светало быстро. Природа, смежив на ночь лишь один глаз и притворившись спящей, весело оживала в сумерках нежного рассвета. Воздух был как родниковая вода необыкновенно чист. В лёгкой дымке летнего утра, в шорохе муравьёв, выползших на разведку из муравейника у приваленного к пню старого дерева, в шелесте берёзки, в трепете каждой осинки и даже в мелодичном звучании иголок на ёлке чувствовалось пробуждение нового дня. Почва под ногами вздыхала и сыро туманилась обильной росой…
Через некоторое время на вершинах самых высоких деревьев блеснули первые полоски огненного света восходящего над горизонтом солнца. Не было ни ветра, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разливался запах свежести и той торжественности, когда уже всё светло, но ещё так безмолвно. От мокрой земли пахло лесной прелью; чистый, лёгкий воздух переливался вместе с прохладными струями ароматного сена. Над лесными далями и болотными туманами дотлевающей утренней зари многоступенчатой трелью стал солировал дрозд, один из лучших певцов брянского леса. Уединившись рядом, где-то на опушке, он своим треском, щебетанием и пересвистом уверенно обозначал территорию… Не претендуя на неё и кукукнув на лету только несколько раз, растворилась в мареве начинающегося утра кукушка…
Вдалеке загомонили и другие птицы. В этот утренний час мне как никогда спокойно дышалось.
Путешествие на мельницу
Трудное послевоенное детство запомнилось недоеданием и, в первую очередь, отсутствием хлеба. Мне всегда хотелось наесться им досыта. Его недостаток особенно чувствовался при переменах в стране или во время неурожаев. Добывание хлеба насущного было главным для всех сельских семей, переживших лихолетье Великой Отечественной войны. Наша большая семья не была исключением. Каждый знал: если на столе будет хлеб, а в хозяйстве – корова, семья выстоит.
Хочу поведать своим современным читателям о том, что хлебные буханки, продаваемые в магазинах, не растут в поле, а выпекаются из муки. В моём детстве всё, что предшествовало её появлению, сопровождалось тяжёлым трудом селян. Если в доме появлялась мук?, значит, хозяйки испекут и хлеб. Для этого с весны до глубокой осени все трудились на колхозных полях. Деньги за такую работу не платили, а засчитывали трудодни за каждый трудовой день. Осенью, подсчитав итоги, колхоз сдавал основную часть собранного урожая в «закрома Родины», а оставшееся зерно раздавал колхозникам на трудодни. Его ещё раз провеивали, очищая от сора и примесей. Расстелив плотную ткань, с высоты человеческого роста медленно сыпали на неё из вёдер зерно. Ветер относил в сторону ненужный сор и пыль, а оно золотистым ручейком падало вниз, образуя горку. Тут же во дворе досушивали на жарком солнце и ссыпали уже в свои закрома, изготовленные из деревянных досок. Старались уберечь его от мышей и распределить таким образом, чтобы хлеба хватило до будущего урожая.
Часть зерна возили на мельницу и размалывали в муку. Поездка туда, да ещё с мешками, была целым событием для ребятишек моего возраста. Накануне в доме царило оживление. Каждый был занят своим делом. Мама готовила чистые без заплат мешки, привязывала к ним тесёмочки-завязки, чтобы ни одно зернышко по дороге не высыпалось из мешка. Мы с Валерой помогали держать их за края – так отцу было удобнее насыпать жестяным ведром тяжёлые, прохладные и чуть пыльные зёрна пшеницы. Родители изредка встряхивали мешки, и зерно насыпалось равномерно. Наполнив их до краёв, ставили в чулан. Затем отец согласовывал с мельником день помола и договаривался с конюхом о выделении лошади. Её давали на два или три двора, чтобы и другие селяне могли смолоть муку. Когда всё было решено, отец с вечера начинал готовить телегу. Приносил «квач» (мягкая кисть) и банку с дегтем, густо смазывал им оси и втулки колёс, собирал сбрую...
Глядя на его приготовления, мы с братом надеялись, что отец обязательно возьмёт кого-то из нас с собой в эту поездку. Ложась спать, я мысленно загадывал себе проснуться на следующий день как можно раньше, ведь, если случится проспать, на моём месте окажется брат. К моей радости, на следующее утро проснулся рано. Узнал от мамы, что отец уже ушёл за лошадью. Стряхнув с себя остатки сна, стал одеваться. Сидя на топчане, босыми ногами пошарил по полу, отыскивая обувку, оставленную с вечера. Найдя её, наскоро сунул ноги в кирзовые сапоги и выбежал во двор. Увидел сразу на улице отца, он под уздцы вёл к нашему дому лошадь.
Я заспешил навстречу, открыл калитку. Лошадь, слегка пофыркивая, смотрела на меня тёмными, почти до черноты фиолетовыми глазами, смешно моргая пушистыми ресницами. Её грива и хвост были унизаны множеством колючек от репейника.
Вскоре услышали голос мамы. Она звала нас завтракать. Отец, привязав лошадь п?водом к телеге, насыпал ей немного овса и направился в дом. Я с Валерой, который к тому времени тоже проснулся, поспешил следом. Усевшись за стол, родители принялись обсуждать предстоящую поездку. Мы с братом, наевшись и услышав от отца, что хорошо будет ещё почистить лошадь, прежде чем отправляться на мельницу, выбежали во двор и решили это сделать сами. Нашли в сарае висевшую на стене старинную гребёнку и, подойдя к лошади, руками и гребнем стали выбирать и вычёсывать из её гривы сухие репьи. Слегка повернув голову, она вначале недоверчиво посмотрела на нас. Мы старались работать осторожно, и вскоре она потеряла к нам интерес: опустив голову, продолжила доедать остатки овса, смешно вытягивая мягкую и слегка пушистую от шерстинок нижнюю губу. Пока возились с лошадью, на пороге дома показались родители. Отец стал запрягать лошадь в телегу, а мы подавали сбрую. Соседка, тоже собравшаяся на мельницу, пришла напомнить, чтобы не забыли и её взять с собой. Папа кивнул давая понять, чтобы она не волновалась. Когда лошадь была запряжена, все пошли в чулан за приготовленными мешками с зерном. Плотные, тугие, они словно присели перед дальней дорогой, ожидая нас. Отец брал их за «хохолок», а мы с Валерой за нижние противоположные углы. Дружно раскачивая, кидали его в телегу.
Погрузив зерно, выехали из открытых ворот на улицу. В этот раз ехать на мельницу очередь выпала мне. Чтобы брат не обижался, ему разрешили немного порулить лошадью. Заехали к ожидавшей нас соседке и погрузили её мешки. Папа снял с телеги брата, а мне помог забраться на воз, кинув туда мягкую фуфайку, чтобы было удобнее сидеть, и подал мне кнут. Рядом уселась соседка, и мы отправились в путь.
Чтобы лошади было легче, отец не поехал в телеге, а пошёл по тропинке, протоптанной односельчанами, что пролегала рядом с дорогой. Рассказывал какие-то истории из жизни учеников, школы, шутил с нами. По пути находил грибы: подберезовики, лисички. Если попадались белые, отдавал нам, а мы складывали их в сумку. Подтрунивая над нами, что ему лучше, чем нам на возу, возможно, он лукавил и так усыплял нашу совесть, мы-то едем, а он идёт пешком.
Держа вожжи в руках и управляя с высоты воза, я был несказанно счастлив и тому, что могу один, без брата, управлять лошадью. Она шагала размеренно и плавно, изредка обметая себя хвостом от надоедливых мух и слепней.
Мельница находилась в деревне Гамалеевка, и путь к ней лежал по хорошо знакомой мне дороге через лес. Пожилая женщина, сидевшая рядом со мной, добавляла мне уверенности, что, управляя лошадью, не попаду впросак, не наеду на пень или на случайную корягу и не переверну телегу.
Отец не отставал от нас, он то приближался к телеге, то вновь углублялся по тропинке в лес. Лошадь, отдохнувшая за ночь, размеренно тянула воз. Солнце только-только поднималось над лесом, освещая его первыми лучами. День обещал быть погожим и солнечным.
Кругом, будто бы радуясь вместе со мной, звенели птицы: вдалеке куковала кукушка, наполняя лес многоголосым эхом, над головой то и дело пролетали какие-то пичуги и одобрительно шумели высокие деревья. Зная почти каждое из них, растущее вдоль дороги, я всё равно с высоты своего сиденья с интересом вертел головой в разные стороны.
Путь до Гамалеевки был около двух километров, и, проехав лес, мы вскоре оказались на её окраине. Здесь ряды домов с построенными подворьями растянулись вдоль реки Гнилая. Дорога, ведущая к мельнице, пересекала деревню поперек, тем самым сокращала наш путь. На подъезде к мельнице, справа и слева от проезжей части, были «прорвы». Это глубокие ямы в песчаной земле, размытые и заполненные водой. Они образовывались от обильных дождей или весной от потока воды, перелившейся через плотину и прорвавшей её в неукреплённых местах. В них громоздились утонувшие когда-то стволы деревьев, а на глубине водилась рыба. Об этих «прорвах» в народе ходили нехорошие поверья. Местные пугали водяными и лешими, якобы обитавшими в них. С ними были связаны и рассказы о русалках, выплывающих ночью и под шум падающего с плотины водяного потока, под равномерный гул доносившегося сюда мельничного колеса певших свои песни. Действительно, на вид эти места были жутковатые: тёмная, непроглядная вода, торчавшие из глубины гнилые, позеленевшие от водорослей брёвна и палки, заросли осоки и крапивы отпугивали от этих мест. Купаться здесь не решались даже взрослые.
Проезжая мимо «прорв», осторожно управляя лошадью, добрались до плотины. Длина её была около трёхсот метров, а ширина – на две телеги для разъезда. Дорога заканчивалась широкой площадкой недалеко от мельницы. Здесь стояло несколько гружёных подвод, хозяева которых дожидались очереди, чтобы смолоть муку. Найдя свободное место, остановились. Я и сидевшая рядом соседка спрыгнули с мешков на землю. Отец зная, что нам немало времени придётся ждать своей очереди, распряг лошадь, а я, взяв её под уздцы, отвёл в сторону и привязал. Папа, заняв очередь, решил сходить в школу (она была недалеко от мельницы). Хотя было время каникул, его как директора всё равно волновала сохранность здания, интересовали события, произошедшие в Гамалевке. Он ушёл, а мы стали ждать своей очереди, разглядывая знакомые места.
Запруда плотины для мельницы представляла собой дубовые кряжи, забитые в грунт и торчащие над водой. Стоявшие десятилетиями, они набухли от воды и набрали небывалую прочность. Такие дубы называли морёными. Они не гнили и со временем приобретали синеватый оттенок. Когда доводилось нырять здесь и смотреть на них снизу, то они были таинственными, мохнатыми от водорослей; шевеля в потоках воды зеленовато-коричневыми бородами, скользкими и неприятно холодными на ощупь, производили загадочное, колдовское впечатление.
Река, наполнявшая озеро, протекала в основном по лесистой местности, по глухим борам, через буреломы, в некоторых местах к её берегу нельзя было подойти. Вода в ней была ключевая и очень холодная. Во время жарких дней солнце своими лучами не прогревало её поверхность из-за густых зарослей, и купаться в верховье, ближе к нашему поселку Заречье, в ледяной воде было просто невозможно. Мы с ребятами приезжали на велосипедах или приходили пешком, чтобы поплавать в тёплой воде проточного озера у мельничной плотины. В местах, где река протекала вдоль деревни Гамалеевка, можно было подойти к её берегам, а ниже по течению она вообще больше не пропадала в лесных чащобах и протекала по полевщине. Она превращалась в обычную маленькую речушку с прогретой солнцем водой и была доступна для людей.
Ожидая очереди, отошёл от плотины, где не было слышно скрипа вращающихся мельничных колёс и шума падающей на них воды. Красота начинающегося дня завораживала. Тихо плескалась вода о пологий затопленный вместе с травой берег, а дальше, по мере удаления от него, к середине озера, дно покрывал чистейший жёлтый плотный песок. Чтобы рассказать своим деревенским друзьям о воде у плотины, разувшись, подвернув повыше штанины, тихонько зашёл в реку. При моём приближении, с берега испуганно, одна за другой спрыгнули несколько лягушек, до этого дремавших в лучах утреннего солнца.
Мой страх перед охладившейся за ночь водой никому не был виден. Я стал не спеша заходить всё глубже, слегка шевеля пальцами ног и постепенно пробуя воду. Не успевшая остыть за ночь, она была на удивление тёплой и словно дышала, отдавая при этом мягкую приятную прохладу. Пахло рыбьей чешуёй, сырыми морёными стволами утонувших деревьев, водорослями и укрывавшими водную гладь кувшинками.
Поднявшееся из-за леса солнце освещало поверхность воды, подёрнутую рябью. На середине озера она рассыпалась серебристыми морщинками и искрилась всеми цветами радуги. От этих блёсток невольно закрывались глаза и на душе становилось легко и приятно. На мелководье, в прозрачной воде, стайками плавала мелкая рыбёшка. Стоило мне пошевелиться, как они дружно и молниеносно исчезали в глубине озера. Через некоторое время они вновь появлялись и также быстро исчезали. Всё было незабываемо красиво и чудесно, возникало неповторимое чувство гармонии с окружающей природой…
Осматривая не раз виденные мной места, не услышал приближавшихся шагов отца, а он, увидев меня стоящим на мелководье, предложил искупаться. Я охотно согласился. Мне давно этого хотелось, но не решался один, ещё не был уверен в себе, хотя уже держался на воде и плавал «по-собачьи», быстро гребя перед собой руками. Раздевшись, забежал в воду, поддавая коленями брызги в разные стороны. И пока отец не спеша снимал верхнюю одежду, я, отойдя от берега на небольшую глубину, пытался плыть к мелководью, крича ему:
– Папа, смотри, как я умею! Папа, смотри, я плыву!
Отец поспешил ко мне. Опустив ладони в воду, потёр их одна о другую. Зачерпнув пригоршней освежающей влаги, слегка облил свои плечи, грудь. Лёг на воду и, оттолкнувшись ногами от дна, красиво поплыл. Он лодочкой складывал ладони, резко выбрасывал вперёд поочередно руки, продвигаясь по глади озера. Это плавание не было похоже ни на «брас», ни на «кроль». Видимо, армейская служба отца у моря повлияла и на стиль плавания. Я, как ни старался плыть, как он, так и не смог повторить.
Наше купание прервал голос соседки, она кричала, что подошла очередь. Не мешкая мы вышли из воды и, одевшись, направились к мельнице. На пороге стоял мельник. Это был пожилой деревенский мужик, с ног до головы припорошенный белой мучной пылью. Она была на волосах, на руках, на ресницах, на бровях и на одежде. Сняв с головы какой-то треух, напоминающий шапку, он ударил им о колено, подняв белое облако. С видом знатока своего дела дал нам команду заносить мешки.
Мельница была построена задолго до моего рождения и имела вид наскоро сооружённого здания, высотой в полтора этажа. У неё было два колеса, на них в зависимости от направления потока воды, регулируемого мельником, падала вода. Если она лилась на одно колесо, то скорость вращения была меньше, а если на два, то мельничный вал вращался с б?льшей скоростью. Поток быстрой, светлой воды, шевеля водорослями, прилипшими ко дну лотка, с шумом падал на выступающие лопасти колёс. Вращая их с завидным упрямством, стремился быстрее преодолеть препятствия и слиться с основным потоком реки. Шум падающей воды и грохот от вращающихся жерновов заглушали нашу речь. Приходилось кричать.
Мужики, уже смоловшие свою муку, помогли нам перенести мешки с зерном и засыпать его в конусообразный ящик. Через регулируемый засов зерно из него сыпалось самотёком на каменные жернова, перетиралось между ними до пыли, превращаясь в чистую, качественную муку. Ступеньки и пол в мельнице были сделаны из досок. Под тяжестью человека с грузом они прогибались, скрипели, издавая под ногами пугающий звук треснувшей доски.
Готовый помол по наклонному жёлобу стекал вниз в натянутый мешок. Мука была слегка тёплой и пушистой. Мельника просили не молоть зерно разных сортов в один и тот же день, чтобы в пшеничную муку не попадала ржаная или, хуже того, мука из желудей. Смешиваясь с белой, она ухудшала её качество, хотя, отдельно смолотая, она ещё с давних времён использовалась в пищу. Селяне из неё выпекали хлеб, варили кофе, кашу, выпекали лепёшки, оладьи. Конечно, для этого собирали только созревшие жёлуди, желательно после первых заморозков. Очищали от кожуры, измельчали в ступке, заливали водой и постоянно меняли её в течение двух суток, удаляя дубильные вещества, и уже после этого сушили, измельчали в муку.
С мельницы, ближе к вечеру, возвращались домой тем же путем, уставшие, но счастливые и довольные от сделанной работы. Да к тому же выяснилось, что отец, посетив школу, зашёл и в Гамалеевский магазин, но скрыл это от нас. И каково же было наше удивление, когда он достал вкусное печенье, бутылку газированной воды и, развернув большой газетный кулёк, высыпал разноцветные карамельные конфеты-подушечки с начинкой внутри и обсыпанные сахаром… После купания в озере и проведенного дня на воздухе без еды, это было настоящим праздником…
Приездом домой закончилось и наше путешествие на мельницу. Вечером того же дня мама подготовила дежку и замесила тесто, расхваливая мельника за хорошо смолотую муку, а нас за удачную поездку. Утром следующего дня она уже хлопотала у печи, готовя к выпечке круглые ковриги из нового урожая. Домашний хлеб из свежесмолотой муки по маминому рецепту был просто волшебный и имел незабываемый вкус…
Мельница на реке Гнилой в деревне Гамалеевка работала до шестидесятых годов, а потом ещё долго стояла, напоминая прошлое. В селе Валуец к тому времени построили механическую, хлеб стали выпекать вначале в небольших сельских пекарнях, а затем и в Почепе на хлебозаводе, постепенно отучив сельский народ от выпечки собственного хлеба. Однако мук?, смолотая на такой мельнице (у нас её называли «вальцовка), была другого качества, из-за которого, как говорила мама, хлеб «плохо подходил» и получался не таким вкусным и пышным. И сегодня, несмотря на обилие и разнообразие сортов хлеба, мне хочется уловить тот знакомый запах брянского, маминого, хлеба.
Дороги без следов
Зима… В это время стоят короткие, как близнецы, похожие друг на друга дни. Их монотонность нарушала пора зимних каникул, которые я всегда проводил дома, с родителями в посёлке Заречье, что затерялся на окраине брянских лесов. К этому времени с детства осталось двойственное чувство. Первое – это ограничение свободы, и второе – прикосновение к прекрасному, к одному из красивейших времён года, с его неповторимыми морозными днями, снегами и сугробами, метелями и вьюгами, с застывшими под шапками пушистого снега деревьями. Ограничение детской «свободы» проявлялось не только в том, что не было возможности, как летом, побежать в лес на свои излюбленные места, но и отсутствием тёплой одежды и обуви.
Во времена моего детства и юношества зимы были снежными, погода холодной, а морозы – трескучими. В лёгкой одежонке на улицу надолго не выйдешь, простудишься и заболеешь, тогда никакие травы и настои, заготовленные для таких случаев, не помогут, одеваться надо было тепло и основательно.
Бедно тогда жили семьи. Мама, как могла, шила и перешивала одежду от старших детей на младших. Материала для обновления уже поношенных вещей не было. Однако в эту зиму спасла отцова шинель, которую он после войны долго носил, и ему уже «надоело», как сказал отец на семейном совете, «ходить в военной форме на работу». Остатки «крепучего мягкого сукна» от офицерской шинели после перелицовки на изнанку пошли на обшивку фуфаек для взрослых, утепления и наращивания зимних пальто для детей.
Как ни старайся, всё равно долго без движения в такой одежде на морозе не пробудешь. На ноги наматывали портянки, а иногда и не одни, затем надевали валенки, латаные и перелатанные. Ведь новых была всего одна пара мужская и одна женская, их дедушка сам валял к зиме. Валенки старались одевать только в магазин, на дальние поездки или в гости. Заботы об одежде, конечно же, были на плечах наших родителей, а мы, дети, относились к этому как к данности, и потому жизнь для нас зимой была в радость.
Вспоминается один из многих зимних дней. В тот год зима выдалась снежная, морозная, с вечера за окном сильно мело. Метель, гуляя над притихшими, занесёнными снегом сараями и деревенскими хатами, завыванием отзывалась в печной трубе, мы с замиранием сердца слушали её пляску, пока не уснули на печи крепким сном. Проснувшись рано утром, я свесил голову с печки, не желая выползать из-под одеяла. Внизу о загнетку стукнула заслонка, мама готовилась развести огонь, чтобы истопить печь. Она уже подоила корову, процедила молоко и поставила его на стол в кувшине. За ночь в доме заметно похолодало. Его стены из самана довольно хорошо держали тепло, но при сильных морозах в доме всё равно становилось прохладно.
Видя мою вихрастую голову, мама попросила меня открыть вьюшку – деревянную заслонку в трубе, находившуюся со стороны печи. Открывая её, я снимал металлические кружки, сохранявшие тепло, и в печи начиналась тяга. Это было привычным и несложным делом. Ещё немного полежав, спустился вниз, чтобы выбежать во двор по своим делам.
Н?скоро сунув ноги в отцовские валенки, накинув на себя что попалось под руки из одежды, толкнул обмёрзшую, в серо-белом инее входную дверь, вышел во двор. После вчерашней вьюги там было белым-бело. Безбрежно раскинувшийся снег, словно белый пух, лежал нетронутый; едва заметный след по снегу был протоптан только до туалета. Чтобы не замёрзнуть, утопая в пушистом снегу, и я бегом направился в том же направлении, изредка полами одежды загребая снег себе в валенки. Он холодными колючими иголками ссып?лся внутрь, где сразу таял от моих тёплых, босых ног. На обратном пути, уже окончательно проснувшись, стал оглядывать двор, так преобразившийся после бушевавшей метели. Все деревья в саду были покрыты толстым слоем снега. Под его тяжестью тонкие, гибкие ветви берез и ягодных кустов склонились до земли. Снежный покров в несколько раз был толще самих веточек, как будто на их плечи кто-то набросил пушистую мамину шаль, связанную из белого козьего пуха.
От белизны снега зажмурил глаза, и сразу в памяти всплыла картина: мама искусно вяжет шали себе и своим дочерям – моим сёстрам Дине и Нине. Опушённые резными кружевами по краям, шали были разных размеров и различной вязки. Мама любила разводить пуховых коз. Такие козы молока давали совсем немного – и то для выпаивания своих маленьких козлят. Им требовался особый уход в кормежке и чистоплотность при содержании. Когда козы начинали линять, наступало время сбора шерсти. Их несколько раз в день вычёсывала специальным гребнем. После чего перебирали козий пух: освобождали от длинных жёстких шерстинок, от травы, репейника и попавших колючек, а затем очищенный – мама пряла. Для прочности и экономии шерсти в пряжу добавляла из катушки белую нить и на неё накручивала козий пух. Когда нитки были готовы и смотаны в два-три клубка, мама крючком вязала шаль или платок. Делала она это в основном в поздние, длинные зимние вечера. Затем стирала связанную вещь, от чего она становилась белоснежной, и сушила, натянув её на вбитые в стене гвозди, растягивая до нужного размера… Я протянул вперед руку, чтобы прикоснуться к белой пуховой маминой шали… Но рука коснулась холодного пушистого снега… Открыв глаза, вновь увидел белоснежное холодное покрывало…
Немного пугающе от бани до сарая на натянутой веревке, поскрипывая и медленно колыхаясь одной целой стеной, висело бельё, вывешенное для просушки. От ветра на морозе оно замёрзло и выглядело причудливо. Раскинутые вниз рукава рубашек почти касались снега, а на всём протяжении веревки сверху ровным толстым слоем лежал снег. Раздосадованный воспоминаниями о тепле, не удержался и дернул за рукав одной из рубашек. Снег как по команде гулко и ровно упал вниз, образуя на сугробе толстый белый валик. Конечно же, часть снега попала мне за шиворот и в голенища валенок.
Отряхнув бельё от снега, представил, как мама с мороза принесёт его в дом, где оно досохнет и будет источать при этом неповторимый аромат мороза. Он особенно чувствуется, когда гладят бельё утюгом, разогретым на древесных углях. Это была специальная наука, и ею мы, мальчишки, владели в совершенстве. Зная это, меня просили приготовить утюг. Угли для него подбирались без пепла, хорошо тлевшие и долго сохранявшие жар. Лучше всего разжигался утюг, когда топилась печь, где можно было выбрать берёзовые жаркие угли. После прогорания в утюге их заменяли новыми. Если я ленился и не всё высыпал, жалея несгоревшие угли, то оставалось много пепла, а он мог просыпаться через дырочки утюга, находившиеся чуть выше его платформы. Они служили для раздувания углей. Высыпавшийся пепел мог испачкать белье или – хуже того – прожечь. Случаи такие были, за что меня журили…
От холодного ветра и сквозняка во дворе, от снега, попавшего в валенки, становилось зябко и неуютно, и я, наконец, освободившись от своих мечтаний, поспешил в тёплый дом. Мама уже затопила печь. Огонь языками пламени лизал поленья дров, они сипели и выделяли капельки влаги, от них в хате стоял лёгкий запах дыма, придававший комнатам уют и тепло.
До завтрака оставалось совсем немного времени. Забрав свои вещи с печи, я оделся и подошёл к окну, чтобы лучше рассмотреть двор и всё происходящее там. Но стёкла покрылись толстым слоем инея. Словно невидимой кистью великого художника, они были расписаны красивыми узорами. Угадывались многочисленные звёздочки-снежинки, огромные хвойные ёлки, величаво раскинувшие свои лапы, а огонь, плясавший на поленьях в печи, отражался в них миллиардами разноцветных искорок. Попытался пальцем и своей ладошкой растопить иней, протаять маленькое окошко для себя в этой картине, но не тут-то было. Тогда взял металлическую ложку и стал ею скрести стекло, очищая от снежного узора. Мама, увидев «мою работу» и опасаясь, что «мы можем остаться без стекла», стала меня ругать. Через некоторое время, смягчившись, сказала:
– Возьми хотя бы тарелку и подставь, а то снег растает на подоконнике. А лучше бы ты сходил с отцом в подвал и принёс к завтраку солений.
Меня не надо было долго просить. Одевшись, поспешил выйти из дома и уже на пороге из рук мамы получил большую чашку для огурцов и помидоров. Сбежав с крыльца, увидел отца, деревянной лопатой расчищавшего дорожку. Услышав от меня просьбу мамы, отец воткнул в глубокий снег лопату и пошёл к погребу, а я поспешил за ним.
Погреб у нас находился с противоположной стороны дома, и к нему можно было пройти через калитку, ведущую в сад. Наш подвал, как и у всех соседей, представлял собой квадратную яму приблизительно четыре метра в ширину и четыре в длину, перекрытую сверху расколотыми вдоль дубовыми пластинами, плотно подогнанными друг к другу и засыпанными толстым слоем земли. Для входа в него рубился деревянный лаз из таких же, как и на перекрытии потолка, пластин. В него опускалась деревянная лестница, и получался своеобразный спуск. Все стены погреба были укреплены дубовыми брёвнами, чтобы земля не осыпалась и не портила припасы. Высота от низа до верха помещения была чуть больше роста отца, примерно около двух метров. Сверху, над землей, лаз закрывался тяжелой деревянной крышкой. Кроме входа, было ещё одно отверстие для вентиляции и загрузки картошки, состоявшее из отверстия размером тридцать на тридцать сантиметров, в котором, укрепляя стены от осыпания песчаной земли, находились четыре доски соединенные между собой. Отверстие на зиму закрывалось соломой, чтобы холод не проникал в погреб, а осенью не набежали мыши. Солома позволяла помещению «дышать». Внутри подвала доски спускались от верха потолка примерно на один метр. Эта высота учитывалась, чтобы при ссыпании картошки через жерло, она сильно не билась, и жёлоб не упирался в картошку.
Над всем этим строилась крыша из дора, укрывающая его земляную насыпь от дождя и снега, а стороны зашивались досками, образуя летний сарай с дверью для входа. В любое время года, при открытой двери, сюда любили приходить куры, покопаться в остатках соломы. Зимой им было здесь тепло и уютно, а летом и весной они иногда несли там яйца. Мама просила нас следить за квочками, чтобы они, р?ясь на погребне и разбрасывая лапами остатки перетёртой старой соломы, глубоко не копали, не делали ямок в том месте, где была «вентиляция».
Спустившись вниз по приставной лестнице вместе с отцом, мы осмотрелись. В погребе стоял терпкий дух подземного помещения с ароматами укропа, кислого рассола огурцов, пряного запаха квашеной капусты, дубового дерева и ещё чего-то знакомого и вкусного. Постепенно в темноте глаза стали различать предметы, находившиеся там. Вдоль стен стояли бочки с квашеной капустой, с огурцами, помидорами и кастрюля с солёными грибами.
Иногда для освещения погреба мы брали с собой керосиновый фонарь – «летучую мышь». Он, в отличие от керосиновой лампы, был пожаробезопасным и более надёжным, его можно было переносить по улице во время ветра, не погасив огня. Чистка стекла и подготовка фонаря к работе входила в мои обязанности. С ним мама часто ходила доить корову в тёмное время. Но в это раз мы обошлись без него.
Отец достал квашеной капусты, помидоров, огурцов, сложил всё в миску и отдал мне, а сам закрыл бочки деревянными кружками из дуба, придавив сверху камнями-голышами. Держа чашку с солениями перед собой, поднимаясь по лестнице, я вдыхал аромат рассола солёных огурцов, от которых так хотелось откусить. Удержаться от такого соблазна было невозможно, и, пока я шёл до двери дома, обязательно по пути съедал один или два влажных огурчика. В погребе, как говорила мама, припасы есть было нельзя. По её и бабушкиным утверждениям, там после этого могли завестись мыши.
Пока мы ходили за солениями, мама приготовила завтрак. Вскоре с улицы пришёл отец. Он шумно отряхнул в коридоре веником валенки и вошёл в дом с клубящимся белым паром от мороза. Сняв верхнюю одежду, сел за стол, а за ним и все остальные.
На столе уже дымился мамин драный кулеш. Готовила она его по-брянски. На сковороде жарила кусочки свиного сала, затем добавляла мелко нарезанный репчатый лук. Заливала туда натёртую на мелкой тёрке сырую картошку. Ставила в печь, и вскоре всё это превращалось в аппетитный кулеш с румяной, красивой корочкой, особенно вкусной и хрустящей по краям. Поставив сковородку чепелем на деревянный кружок в центр обеденного стола, мама разрезала кулеш на куски, при этом детям доставались поджаристые и хрустящие… Ели драный кулеш вприкуску с ароматным домашним хлебом, с огурцами, помидорами, запивали молоком, кому как нравилось.
За завтраком родители обсуждали, сколько снега намело за ночь, не случилось ли чего в деревне, не было ли каких ночных происшествий. Вспомнили случай. Перед тем как затопить печь, открыли вьюшку, и на загнетку упала большая чёрная птица. Она была ещё жива и сильно напугала маму. Наверное, ночью во время метели, заблудившись и намокнув от снега, птица села на трубу, чтобы просохнуть и отдохнуть, но, не рассчитав, упала вниз. Придя в себя от испуга, мама потом шутила, что теперь не надо чистить трубу, птица крыльями вычистила в ней всю сажу. Чёрную перепуганную ворону, а это была она, отец выпустил во двор. Прежде чем улететь, гостья успела перепачкать сажей белый снег в нашем дворе. Когда мы не хотели по утрам умываться, отец частенько напоминал о грязной вороне…
Заканчивая завтрак, все получали задание. Кому принести сено для коровы, кому чистить дорожки, а кому помогать маме по дому. Одевшись, с Валерой вышли во двор. Он стал расчищать дорожку к поленнице, а я – к сеновалу. Мне надо было достать сена для Сивки. Ближе к весне она должна была принести нам телёночка, и мама подкармливала её душистым сеном с лучших лесных полян.
Взяв большие лёгкие деревянные лопаты, изготовленные дедушкой из широких, хорошо оструганных и отполированных досок, стали расчищать снег. Он был белее бумаги. На нём не было даже ни одного следка от пробежавшей кошки, собаки или птиц, залетающих на кормежку во двор. Снег был невесомым, пушистым и скользя слетал с наших лопат, поднимал облако жёстких снежинок. На шум, потягиваясь, прогибая спину и зевая, как бы нехотя, из конуры вышла собака. Нащупав в кармане завалявшийся кусочек хлеба, кинул ей, она сразу оживилась, завиляла хвостом и с лёта проглотила его. И тут же стала тянуться ко мне, до хрипоты натягивая на шее верёвку, выпрашивая, чтобы её отвязали.
Во дворе недалеко от меня был отец. Сжалившись над собакой, я попросил разрешения отвязать её. Пусть побегает по снегу, пока мы чистим дорожки. Отец на удивление быстро согласился и, рассуждая вслух, сказал, что ночью собака долго на кого-то лаяла, может быть, какой-то зверь в ненастную погоду подходил близко к дому.
От работы стало жарко. Решили сделать перерыв и немного отдохнуть. Оставив лопаты в снегу, пошли отвязывать собаку. Освободившись от привязи, она стремглав побежала по глубокому снегу, не разбирая дороги, в сторону сада. Мы с отцом, удивившись собачьей прыти, пошли за ней. Она бегала между фруктовых деревьев и, опустив голову, принюхивалась. Подойдя ближе, увидели на снегу множество следов и обглоданные зайцами тонкие ветки слив, яблонь. Следы из сада вели к стогу соломы, стоящему на отшибе. Было видно, что после ночного пиршества «разбойники» отдыхали в нём. Вот и наша собака не зря беспокоилась ночью, чуя непрошеных гостей. Укрытые нижние стволы деревьев завалило снегом, а те, что находились выше, оказались незащищенными и доступными для зайцев. Слегка расстроившись и вернувшись во двор, продолжили расчищать дорожки, обсуждая ночное происшествие… Работая, строили планы, что, как только всё закончим, побежим к ребятам на пруд, где будем кататься на коньках и играть в хоккей.
Наконец дорожка к сеновалу была расчищена. Поставив лопату, я по приставленной к фронтону дома лестнице полез на чердак. Поднявшись, увидел, что край у двери весь был припорошен снегом. Сильным ветром через щели нанесло маленький сугроб. Деловито стряхнув рукавицами снег, стал набирать плотно сложенное и утрамбованное сено. Нагребая руками охапку пахучей травы, поискал в нём и осенние запасы… Первым попалось мёрзлое яблоко, затем ещё одно и ещё… Это осенью родители припрятали в сено яблоки, груши, чтобы зимой можно было ими полакомиться. Рассовав по карманам ледяные, звенящие от мороза вкусности, спустился с лестницы и пошёл в хлев к Сивке. Положив ей сено в ясли, поспешил в дом, чтобы опустить яблоки для размораживания в чашку с холодной водой.
Мама, видя, что я уже отнёс сено корове, приготовила ей пойло из тёплой воды, варёной толчёной свёклы, картошки, муки и попросила тоже отнести ей. Взяв ведро, снова пошел в хлев. Корова, почуяв питье, повернулась ко мне, облизывая свой влажный нос длинным розовым шершавым языком, сворачивая его кольцом и зализывая до ноздрей, проявляя явное нетерпенье. Поставив ей ведро, стал ждать, когда она выпьет, а сам начал осматриваться. Наша корова, как говорила мама, была чистоплотной. В одной стороне хлева она отдыхала, в другой – справляла свои естественные нужды, а у стены была кормушка для сена. Подстилкой Сивке служила солома, толстым слоем раструшенная под её ногами. Здесь пахло парным молоком, коровьим теплом, легким запахом навоза, шерсти и ещё чем-то домашним. Корова выпила всё пойло и вылизывала содержимое на дне ведра. Я в это время почесал ей между рогами. Убрав ведро, погладил снизу её длинную шею, от чего она её вытянула, обдав меня тёплым дыханием, ткнувшись в руку мокрым, скользким от питья носом.
Вернувшись из хлева, побежал на улицу. У проезжей части дороги увидел отца, он разговаривал с конюхом. Прислушавшись, узнал, что конюх уже побывал на конюшне, задал корм лошадям, распределил на разные работы, а теперь возвращался домой. Услышал от него и новость, что «гнедая», одна из рахманых кобыл, ночью принесла потомство: ожеребила жеребёнка с белой звёздочкой на лбу.
По проторенному следу от саней конюха, негромко переговариваясь между собой, шли деревенские бабы за водой. В морозном чистом воздухе их приглушённые голоса были хорошо слышны на большом расстоянии. Великолепен был вид этого белого бескрайнего пространства. Оно простиралось вдоль улицы за околицу и заканчивалось только у леса. На опушке сплошной стеной стояли заснеженные деревья, опустив до земли свои ветви-руки под тяжестью снега.
Воздух был заполнен удивительной тишиной, её даже не нарушали привычные, размеренные утренние звуки: звон вёдер, скрип журавля над колодцем, морозное похрустывание полозьев изредка проезжавших саней, редкие удары топора и глухие, утренние голоса односельчан, переговаривающихся где-то вдалеке.
Домой заходить не хотелось, решил найти кого-нибудь из друзей, поделиться новостью о жеребёнке и, объединившись с ним, сходить на конюшню. Хотелось самому увидеть его, а потом сбегать на болото, где замёрз лёд, и покататься на коньках или лыжах. Конечно, коньков настоящих у нас не было, да и лыжи были только одни у охотника Шаройкина Кости. Они у него были самодельные. Эти лыжи, дубовые и очень широкие с разрешения отца, иногда выносили покататься его дочери Надя и Шура. И мы гурьбой, по пять-шесть человек, усаживались на них и катались с горки. Настоящие коньки, и то старые, появились у меня примерно в четырнадцать лет, их подарил дядя Иван Ашеко, долго хранивший их под застрехой своего дома. Собравшись с друзьями, решили первым делом зайти на конюшню и посмотреть жеребёнка. Решили и пошли, громко обсуждая предстоящую встречу.
Деревянные, высокие и тяжёлые ворота были закрыты. Для удобства они располагались с двух противоположных сторон конюшни, чтобы в одни въехать на телеге, а в другие – выехать. Мы с трудом протиснулись в ближние к нам, со стороны улицы. На конюшне хлопотала помощница конюха, тётя Алёна. Увидев гурьбу пришельцев, строго спросила, зачем пожаловали. Мы наперебой стали просить показать родившегося жеребёнка. Видя наш интерес, она повела нас к рахманой. В это время в конюшне было мало лошадей, большинство из них забрали на работу. Остались только с жеребятами или неподкованные.
На конюшне пахло сеном, лошадиным навозом, сыромятной кожей от сбруи, теплом, оставшимся от ночного пребывания лошадей. Когда подошли ближе, увидели маленького, уже стоявшего на ногах жеребёнка. Он был тёмно-коричневого цвета, с шелковистой шерстью и белым пятнышком на лбу, примерно на уровне глаз.
Эта звёздочка, вызывая умиление, придавала симпатии родившемуся жеребёнку. Видя толпу галдящих ребятишек, он испуганно смотрел на нас влажными, тёмными глазами и прижимался к свой матери, слегка покачивая коротким кучерявым хвостиком. А она низким, утробным ржанием подбадривала его, призывая не пугаться, и подбородком тёрла по его спине и бокам. Рассмотрев жеребёнка и поблагодарив тётю Алёну за разрешение посмотреть его, поспешили на замёрзший водоём.
Путь туда прокладывали, идя «гуськом», на ширину следа одного человека, по бывшей тропинке, укрытой пушистым и глубоким снегом. Добравшись, увидели болото, края которого окружали заснеженные деревья и кустарники. Было как в сказке. И кусты, и торчавшая сухая трава из-подо льда у края болота – всё было опушено блестящим инеем. Редкие лучи солнца, проникающие через заросли заиндевевших кустарников, отражали в нём холодный блеск алмазных россыпей. Если стукнуть палкой по такой ветке, то с неё ссыпался град жгучих мелких иголок, освобождая от своей тяжести сучья.
Выпавший за ночь снег небольшим слоем покрывал лёд, и, чтобы он не мешал нам кататься на коньках, решили его расчистить. Взяли заранее принесённые куски досок, припрятанные неподалёку, и принялись за работу. Разгребая снег, оставляли и небольшие площадки шершавого льда со снегом для катания на деревянных и двухполозных коньках.
Завершив очистку, начали готовить самодельные коньки. Обычная проволока диаметром около восьми миллиметров, прибитая к деревянной дубовой основе, позволяла хорошо скользить по льду. Эти коньки крепили к валенкам тонкими верёвками или тесёмками. Они стягивались деревянными палочками-накрутками. Иногда, чтобы не отвязывать коньки, мы менялись валенками друг с другом. Среди нас было много и «зевак», у которых не было и таких коньков. Они нам сильно завидовали и радовались, когда им давали покататься на двух или на одном коньке.
Наигравшись на льду, шли кататься на горки. Крутых склонов у нас в посёлке не было. Для большей скорости приспосабливали деревянные скамейки, на которых хозяйки, сидя, доили коров. Их не один раз обливали холодной водой, пока не намерзал толстый слой льда, и они становились очень скользкими ледянками. Перевернув вверх тормашками, мы садились на ледянку сверху между ножек, иногда на перекладину и с невероятной скоростью летели вниз, падая и переворачиваясь. Стоял визг, хохот и восторженные крики. Хотя такие забавы нередко приносили и травмы.
В свободное время, а больше по праздникам, приходили на горки ребята и девчата повзрослей. С собой привозили на веревке лёгкие санки, а чаще приспосабливали колхозные сани, и толпой, садясь в них, съезжали вниз. Иногда строили трамплин, и, въезжая на него, какой-нибудь шутник обязательно старался наклонить сани весом своего тела, чтобы они на скорости переворачивались и вытряхивали пассажиров. Стоял невероятный шум и задорный молодой смех от шуток, выдумок и бодрящего, свежего, морозного воздуха.
К вечеру надо было возвращаться домой и, если это были не каникулы, ещё и готовить уроки при свете керосиновой лампы. Керосиновой она называлась потому, что в ней горел кнот (фитиль), опущенный в керосин. Чтобы свет от лампы был ярче, её нужно было постоянно чистить от копоти. Мне часто приходилось заниматься этим. Я снимал стекло, осторожно вытаскивал его из ажурных, гибких металлических зубчиков и мягкой, чистой, сухой тряпицей натирал до блеска, очищая от сажи. Выкрутив специальной ручкой кнот из лампы, подрезал его, освобождал от обугливавшейся ткани, снимал нижнюю металлическую часть лампы в виде плоской банки и заливал туда керосин, стараясь не пролить и не заполнить ёмкость до самого верха.
Керосин у нас всегда хранился в чулане, в большой стеклянной бутыли, оплетённой лозой. Брать керосин отец разрешал только из неё, чтобы не налить какой-нибудь другой жидкости, например, солярки, которая сильно коптила и засоряла кнот. К тому же был случай, когда я, однажды перепутав, налил в лампу бензин и попытался её разжечь. Она сразу же резко вспыхнула. Хорошо, что это было во дворе дома и не случилось беды. Когда керосин заканчивался, отец на лошади привозил его из Гамалеевского магазина, а если не было возможности съездить, то ходил пешком и приносил около пяти литров в специальной канистре.
Помнится, что всегда к вечеру мороз обязательно крепчал, на горизонте солнце отливало малиновым диском, причудливо освещая сугробы. На них извилистыми синими полосами стелились тени от стволов деревьев. Нагулявшись на морозе, обессиленные, с застывшими ледяными катышками на одежде мы возвращались домой розовощёкие, довольные и безумно голодные.
Мама, поворчав на нас за то, что мы долго гуляли, приказывала нам снимать мокрую одежду, переодеваться в сухую и садиться за стол. Сама тем временем нарезала краюшками хлеб, наливала по миске горячих наваристых щей и подавала на стол.
Перегоняя друг друга, мы с большим удовольствием после морозного воздуха уплетали первое блюдо. Видя наш аппетит, мама рогачом (у нас называли его вилками) доставала из печи чёрный чугунок, накрытый такой же прокопчённой сковородкой, где долгое время томилась картошка со свиным салом. Водрузив его на деревянный кружок-подставку, лежавший на столе, просила нас, чтобы мы сами накладывали себе картошку, а она, пока на улице ещё не стало совсем темно, уходила поровать скотину. Быстро расправившись со щами, мы снимали сковородку с чугунка, из которого сразу же шёл горячий пар, и по всей хате разливался ароматный запах, утомившейся в натопленной печи картошки. Поев её, запивали компотом, приготовленным из скрыльков (сушёных яблок) и груш. Но ещё был и десерт! Из тех морозовых яблок, которые я утром принёс с сеновала. От еды наши животы уже заметно выросли, но отказываться от яблок, лежавших рядом, не хотелось никому. Откусывая толстую, слегка натянутую коричневую кожицу, чувствовали лёгкий аромат осеннего сада. Яблоки изнутри искрились влажной белизной, и от их мякоти по пальцам проливался нежный сок, который мы с удовольствием слизывали, не давая «пропасть добру». Добравшись до середины яблока, аккуратно вытаскивали сердцевину вместе с хвостиком, в ней находили зрелые, ярко-коричневого цвета семечки. Их не выбрасывали, а собирали для посадки и для птиц, прилетавших к дому.
Пообедав, стали готовиться к вечеру. Зимние дни очень коротки, солнце быстро уходит за горизонт, наступают сумерки, незаметно переходящие в ночь. А надо было ещё выучить уроки, почитать книги, взятые накануне в школьной библиотеке. Любили слушать, когда их читал отец, а мы, усевшись поудобнее в тёплой комнате, сунув босые ноги в валенки, слушали его. Когда он уставал читать или его ждали тетрадки учеников, он отдавал книгу нам и просил, чтобы мы продолжали читать вслух. Сам тем временем, сидя за столом, проверял контрольные работы, готовился к очередным занятиям и одновременно слушал нас.
Книгу читали по очереди, нетерпеливо выпрашивая её друг у друга, чтобы похвастаться перед родителями своим умением читать. Мама в соседней комнате готовила чугуны, в которых была сырая, неочищенная, но вымытая от грязи картошка. Она шумно заливала её холодной водой, отодвигала подальше от двери, чтобы за ночь картошка не замёрзла в чугунах, а утром ставила в печь. Управившись со своими делами, приходила к нам и, слушая чтение, как учительница, делала замечания о правильности ударений и произношения слов. Иногда вместе с отцом посмеивалась над нашим чтением.
Читать забирались и на печь, ловко сбросив с босых ног валенки, и прихватив с собой одну из керосиновых ламп. Чтобы хорошо падал свет, её ставили на каменок печи. Фитиль лампы, потрескивая и слегка коптя, освещал все тёмные уголки, отбрасывая причудливые тени наших вихрастых голов. От пламени на потолке образовывался тёмный, а за долгие годы почерневший прокопченный круг. Книги были о природе, о животных, о фантастических приключениях путешественников, о проказах таких же, как мы, ребятишек. Читая их, сравнивали свои родные места и окружавший нас животный мир с тем, о чём было повествование. Мечтали о далёких путешествиях и тёплых летних днях в своём посёлке во время каникул.
На печь мы отправлялись не только читать и спать, но и лечиться. Часто зимой, после того как возвращались с улицы домой мокрые, с замёрзшими руками и ногами, мама заставляла нас забираться на печь, ставить голые пятки на горячие кирпичи. Обязательно следила, сняли ли мы с черены укрывавшую её подстилку. Кирпичи просто обжигали пятки, казалось, что становишься на раскалённое железо. Чтобы привыкнуть к такому жару, попеременно прикладывали ноги и через несколько секунд вновь поднимали до тех пор, пока уже могли терпеть такой жар. Это нас спасало от болезней. Ведь бывая на льду болот, часто проваливались и черпали воду в валенки, не думая после этого бежать домой, зная, что переобуться в сухую обувь не удастся.
Лёжа на печке, слышали сквозь монотонный голос читающего гулкие звуки сурового ветра и шорох снега начинающейся метели. Разомлев от тепла, находясь среди родных людей, ограждённые от бушующей стихии за окном толстой стеной дома, чувствуя на себе незримую любовь родителей, мы начинали засыпать. Веки незаметно тяжелели, слипались…
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1560
Одним из самых распространенных заболеваний нашего времени является рак кожи, но благодаря достижениям науки, высокому уровню подготовки отечественных специалистов стало возможным исцелиться от этой болезни.
Главный редактор «Литературного коллайдера» (ЛиК) Тиана Веснина побеседовала на эту тему с Валерием Николаевичем Волгиным, профессором, доктором медицинских наук, дерматологом, косметологом, дерматоонкологом.
Т.Веснина: Насколько эффективно применение фотодинамической терапии в излечении рака кожи?
В.Волгин: Прежде всего, хочу сказать, что развитие фотодинамической терапии в России – это большое достижение наших специалистов. Прошло несколько съездов, посвященных этой методике и собравших, как ведущих российских специалистов, так и зарубежных. На них мы обменивались своим опытом лечения не только онкологических заболеваний кожи, но также предраков, различных заболеваний кожи и слизистых.
Действительно, рак кожи в наше время − одно из самых распространенных заболеваний среди злокачественных новообразований, поэтому постоянно разрабатываются новые неинвазивные методы (исследования или лечения, во время которых на кожу не оказывается никакого воздействия с помощью игл или различных хирургических инструментов. Прим. ред.) его лечения, в том числе фотодинамическая терапия, которые дают эффективные результаты, снижают рецидивы, соответственно, улучшают качество жизни пациентов.
Т.Веснина: Скажите, пожалуйста, на каких стадиях возможно излечить рак кожи?
В.Волгин: Раки кожи различны по своей структуре. Начальные раки – это предраки, рак в пределах эпидермиса, базально-клеточный рак кожи, которые не дают метастазов, и лечить их проще.
Однако простые предраковые заболевания потом могут трансформироваться в злокачественные, такие как метатипический рак кожи, плоскоклеточный рак кожи, которые уже дают метастазы в лимфоузлы и во внутренние органы, и их лечить намного сложнее. Помимо местного лечения уже используется химиотерапия, лучевая терапия, т.е. общее воздействие на организм.
Ввиду этого эффективное лечение достигается в тех случаях, когда пациент обращается к врачу при начальных стадиях рака. На этих стадиях идет радикальное воздействие на очаг заболевания, в большинстве случаев со 100 % результатом излечения.
Конечно, существуют различные варианты течения заболеваний, например, при воздействии каких-либо канцерогенных веществ и гиперинсоляции возможны рецидивы, но, как правило, начальные стадии рака полностью излечиваются при условии своевременного обращения пациента к врачу.
Т.Веснина: Каким образом проявляется это заболевание? Как обыкновенный человек может распознать, что у него не просто какая-то дерматологическая проблема, а рак кожи?
В.Волгин: Раки кожи обычно начинаются из безобидных доброкачественных опухолей: кератом, папиллом; могут сформироваться из длительно существующих рубцов; при травмировании кожи; после каких либо химических воздействий на кожу, а также в результате неблагоприятного воздействия окружающей среды.
Для предупреждения развития рака кожи следует обращать внимание на длительно не заживающие ранки (более 2-4-х недель), особенно покрытые геморологическими корочками. В этом случае необходимо срочно обратиться к специалисту: дерматологу, дерматоонкологу. После осмотра для уточнения диагноза врач возьмет у пациента соскобы или направит на гистологическое исследование.
Т.Веснина: Большинство людей любит теплое время года и с нетерпением ожидает лета, чтобы вовсю насладиться солнечными лучами. Но в последнее время все чаще говорят о вреде излишнего пребывания на солнце, а также посещения турбосоляриев.
В.Волгин: К этому вопросу нужно подходить дифференцировано.
Сейчас цивилизованный Запад предпочитает не загорать, учитывая концерагенное воздействие солнечных лучей на кожу. Где вы думаете самое большое число случаев раковых заболеваний? В Великобритании! А все дело в том, что многие из обеспеченных слоев населения вылетают на уик-энд в солнечные страны. Неделю-две они интенсивно загорают, получая гиперинсоляцию, зарабатывая раки кожи.
Те, кто думают о своем здоровье, сейчас стараются больше загорать в отраженных лучах, не выходя на прямое солнце. Отраженные лучи идут от поверхности земли, стен, окружающих предметов, деревьев. Считается, что пребывать на пляже лучше всего в утреннее время с 8 до 11 часов и вечером после 17 часов. С 11 до 17 часов вечера солнечная активность повышена, соответственно на пляже находиться не рекомендуется, чтобы избежать раковых заболеваний.
Вот почему, прежде всего, необходима культура загорания, благодаря которой можно снизить риск заболеваний. Но самое главное − необходима культура здорового образа жизни.
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1570
Солнце Италии в каждом бокале, в каждом глотке. В Москве, оснеженной, сверкающей инеем, прошла выставка дегустация Vinitaly Russia 2015, на которой итальянские производители представили продукцию, отвечающую самым взыскательным требованиям и традициям виноградарства и виноделия.
Невероятное, неисчислимое вкусовое разнообразие, непередаваемые оттенки: розовые, рубиновые, золотистые. На robe de vin, «платье вина», обозначающее цвет и внешний вид, обращается повышенное внимание. С первого взгляда дегустатор как бы предвкушает особенности вина. Поэтому говорят, что вначале вино пробуется глазами.
Платье вина или композиция дают точные признаки состояния напитка: его развитие, его потенциала, структуры, крепости, сбалансированности, гармоничности.
Перед входом в зал гости берут специальные дегустационные бокалы и неторопливо переходят от столика к столику, на которых выставлена продукция индивидуальных хозяйств, знаменитых фирм – это красивые на вид и еще более красивые своим внутренним содержанием бутылки.
На каждом столе – непременный атрибут – ведерко, в которое выливают остатки вина. Дегустация – не для слабонервных. Невероятно жаль сливать чудную влагу в ёмкость. Но иначе выставка может окончиться после дегустации у двух-трех столов.
Да, непрофессионалу сложно разобраться в том, что нужно отметить, заметить, понять, разъяснить себе при дегустации. Поэтому моим гидом, путеводной звездой стала менеджер компании Palais Royal − эксклюзивного дистрибьютора известных винных домов мира − Диана Дорофеева.
Первым мы попробовали вино семьи PASQUA VIGNETI E CANTINE из Вероны. Сомелье предложил нам Паскуа Соаве DOC 2013, бледно-желтого цвета, с ароматом цветов, яблока, персика.
Далее последовало Паскуа Пино Гриджио деле Венецие DOC 2013 − это уже аромат акации, цветочные оттенки и фруктовые ноты.
Паскуа Вальполичелла Рипассо Супериоре DOC 2012 − лилово-красный цвет, фруктовый аромат, слышатся нотки ванили, кофе и трав.
Амароне делла Вальполичелла DOC 2011 – это особая прелесть первого глотка и приятного послеквкусия.
Сомелье пояснил, что специализация PASQUA – это полусухие вина. И хотя россияне в этом году стали потреблять больше сухих вин, их исторически сложившееся пристрастие к ласкающей язык сладости все равно остается.
С приятным послевкусием мы подошли к представителю фирмы «LA COLLINA DEI CILIEGI», которая известна своей приверженностью к делу ее хозяина Massimo Gianolli и всей его семьи. Виноградники хозяйства находятся на холмистой местности Valpantena неподалеку от Вероны.
«LA COLLINA DEI CILIEGI» уважает традиции и стремится к новым стандартам качества.
Представитель фирмы Niccolo Petrilliпредложил для дегустации Il Lugana DOC , вино интенсивно бледно-желтого цвета с золотыми прожилками, с резко выраженным запахом сложного и деликатного аромата белых цветов, сухих и засахаренных фруктов. На вкус − сухое, элегантное и пикантное. Имеет приятное минеральное и долгое окончание. Легкое, экспрессивное, сбалансированное. Подается при температуре 10-12 градусов.
Став поклонницами вин «LA COLLINA DEI CILIEGI», мы тем не менее не смогли пройт мимо столика с винами STEFANO ACCORDINI.
По совету Дианы я попробовала Amarone della Valpolicella Classico Vignetto il Fornetto DOC 2006 – вино, которое удивляет неискушенных в искусстве виноделия. Первый глоток изумил и несколько смутил меня, я почувствовала легкий аромат и привкус старины, но после второго глотка была сражена деликатной терпкостью выдержанного вина.
O, Cristo! Как восклицают итальянцы, и я вместе с ними. А как иначе выразить восторг от вина с изюминкой?!
Amarone della Valpolicella производится методом appassimento, заизюмливания винограда либо на ветках, либо в специальных помещениях в течение 140 дней, чтобы ягоды теряли часть воды и приобретали большую сахаристость и аромат. Затем полгода выдерживают в дубовых бочках. Так в наши бокалы попадает вино насыщенного гранатового цвета и восхитительного вкуса.
Дегустация у представителя хозяйства COSSETTI - это особый маленький праздник.
Хозяйство было основано Джованни Коссетти в 1891 году, почти 125 лет тому назад. Вызывает уважение, что семья COSSETTI − Марио, Мария Эмма, Клементина, Джулия, Стефания − продолжают дело своего пращура, сохраняя традиции и приумножая их новыми изысканиями. БРАВО!
Эксперт предложил нам попробовать Barolo DOCG 2010 темно-лилового цвета с ароматными нотками табака, кофейного дерева, какао, перца, кожи. Вкус - сухой, сбалансированный, округлый, свежий поднимает настроение, изгоняя мелкие, назойливые проблемы, даря радость настоящего неповторимого мгновения жизни.
Семья STURM – третье поколение виноградарей – Денис, Оскар и Патрик. Хозяйство расположено на северо-востоке Италии в местности Коллио.
Изготовление вина мужчинами – это всегда искусство. Недаром братья Strum в своем проспекте напоминают о картине Джорджоне «Буря», написанной художником в 1507 -1508 годах и изображающей четыре элемента: землю, воздух, воду, огонь, которые отображены и на этикетках бутылок Strum, ибо так Денис, Оскар и Патрик представляют свой мир, называя его «ассамбляжем климата и почвы».
Мы попробовали Andritz Bianco, произведенное из трех сортов винограда: фриулано 60% который придает вину нежный золотистый цвет, едва уловимые цветочные ароматы с оттенками запаха абрикоса и сухих трав; риболла джалла 20% добавляет лимонный привкус и полнотелость; мальвазия 20% создает вину ту элегантность глотка, о которой невозможно забыть.
Ca‘BOTTA – особенное для нас винодельческое классическое семейное хозяйство на севере Италии неподалеку от Вероны, потому что у его владельцев русские корни.
Пусть объемы производства небольшие: выпускается 300 тыс. бутылок 16-ти видов вина, но ведь уважают за качество! Глава семьи Юрий Каботов. Любовь к виноделию он передал и своим детям: дочь рисует этикетки, сын занимается продажами.
Мы попробовали Valpolicella Ripasso – вино неяркого рубинового цвета, с ароматом лесных ягод и варенья, с приятными нотками миндаля и кофе.
Ca ‘BOTTA – это всегда радость встречи. Невольно улыбнешься, и на сердце станет теплее, когда встретишь что-то русское в столь любимой многими русскими Италии.
Вина фирмы Ca’TULLIO - идеальны по своему аромату и структурному равновесию. Легко пьются и нравятся с каждым глотком все больше.
Мы продегустировали Schioppettino DOC 2012, которое, сохраняя запах винограда, обладает богатым букетом ароматов малины, вишни мараскиновой, смородины, сухого инжира, грецкого ореха, кофе, какао, специй, перца. Словом, бесподобное!
Шипучие, игристые вина в бутылках, вынутых из чаш со льдом, это отдельная категория наслаждения. Это пощелкивание, потрескивание пены, эта щиплющая язык нежность. Это роскошь!
И какие они сначала величественные, важные! И какими становятся, очутившись в бокале, шаловливыми, кокетливыми, дерзкими. И мы такими же, пригубив этот бокал.
Сомелье VILLA SANDI по нашей просьбе налил в дегустационные бокалы «La Gioiosa» Prosecco Treviso Brut DOC 2014.
Просекко − сухое, игристое вино, изготовленное из сорта винограда просекко - 100%, выращенного в регионе Тревизо DOC. Винный букет – фруктово-цветочный, в котором слышится также запах спелых жёлтых яблок. Вкус бархатистый с длительным послевкусием. Приятный бледно-золотистый цвет.
По словам владельца Виллы Санди Джанкарло Моретти Полегато, каждое успешное достижение Виллы Санди − это стимул к движению вперед.
Ферма Le CONTESSE получила название еще в стародавние времена от выходца из Вероны Contesse Tiepolo.
Любовь и преданность делу, сохранение достигнутого уровня качества и благородства – таким может быть девиз всех, кто трудится в Le Contesse.
По совету Дианы я попробовала Le Contesse Pinоt Chardonnay Spumante Brut. Это шипучее вино светло-желтого цвета с зеленоватыми переливами, с изысканным и устойчивым перляжем (игра пузырьков в игристом вине. Прим.ред.)
Вкус − острый, сухой, с точки зрения профессионального дегустатора. А так, чтобы не быть многословной, скажу просто: «Вкус – изумительный!»
"Crede" Prosecco di Valdobbiadene Superiore DOCG 2014 Spumante Brut − лучшее просекко из Италии, как его нам представила эксперт винного хозяйства BISOL.
Не согласиться с очаровательным сомелье было невозможно, потому что "Crede" пленило с первого глотка. В светло желтого цвета вине с едва уловимым зеленоватым оттенком словно сверкают бриллиантики.
Перляж – особенный: игра несметных и стойких пузырьков. Запах напоен интенсивным, свежим и элегантным ароматом полевых цветов. Вкус отражает букет фруктовых нот с оттенками яблок и груши.
Отдав должное внимание винам, мы задумались о том, как следует их пить, ведь даже лучшее вино может испортить неправильно выбранный бокал, поэтому по завершении дегустации мы подошли к представительнице фирмы RIEDEL Марии Никитиной, которая представила нам бокалы, выпускаемые компанией RIEDEL CRYSTAL, основанной в 1756 году. Это семейный бизнес, насчитывающий 11 поколений.
Мария рассказала нам об архитектуре бокала, включающей три части: чашу, ножку, подставку, о значении формы, размера. Продемонстрировала элегантный декантер (специальный стеклянный графин или сосуд. Декантирование избавляет вино от осадка; дает возможность вину подышать (насытиться кислородом) для полного раскрытия букета и смягчения танинов. Прим.Ред.).
Содержимое определяет форму, так указано в проспекте компании. И поэтому она предлагает отлично сконструированные бокалы, позволяющие наслаждаться даже малейшими нюансами благородных напитков.
Ощущение праздника царило повсюду, и создала его маленькая виноградинка.
Виноградинка – в ней все: и сахарная нежность, и щепотка дрожжей. Но только люди, любящие и понимающие ее, улавливающие тонкие оттенки ее настроения при созревании, бережно укладывающие в корзины тяжелые, налитые солнечной влагой гроздья, умеют делать вино.
Вино – это состояние души. И чтобы вино состоялось, душа должна быть доброй!
Вот скольких красивых людей собрала дегустация Vinitaly Russia 2015! Какое бы вино мы ни пробовали, каждое одаряло нас приятным, но своеобразным вкусом, каждое радовало, точно солнце Италии озарило нас в зимней Москве.
Тиана Веснина, главный редактор «Литературного коллайдера» (ЛиК)
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1480
Крис Роман, руководитель движения «Евро – Русь», посетил Москву с рабочим визитом: провел встречи с представителями различных партий, а также встретился с журналистами.
В своих выступлениях он напомнил, что целью возникновения движения «Евро – Русь» была попытка развенчания образа России как врага, т.к. по его словам, в Бельгии, во Фландрии, откуда он родом, есть немало людей, настроенных против России. В результате, те, кто входят в патриотическое движение во Фландрии или Бельгии, Россию не любят.
Поэтому в 2003 г. К.Роман вместе с единомышленниками решили дать ответ антирусской пропаганде, создав движение «Евро – Русь», девиз которого звучит так: «Мы предлагаем будущее: от Гибралтара до Владивостока».
И сегодня «Евро – Русь» − достаточного уважаемое движение. В настоящее время отделения «Евро – Русь» действуют во Франции, Голландии, и есть намерение открыть отделение в России.
Конечно, многих волнует вопрос, что мешает сближению Европы и России? По мнению К.Романа, − русофобия.
Затрагивая тему присоединения Крыма, К.Роман сказал, что в понимании Европы Россия атаковала Крым, как фашистская Германия атаковала СССР.
Но, если досконально разобраться в этом вопросе, то, как заметил К.Роман, Украина – это не отдельная территория, а территория на краю России, это Россия. Украина – значит, у края. Украинцы – это не отдельный народ, это русские. К тому же, Крым был русским уже тогда, когда еще даже не было США. И Украина была отделена от России искусственным путем.
«Крым – русский, точно так же, как и Киев. Те, кто сомневаются, что Киев, Крым, Донбасс − русские, − русофобы, не знающие истории», − подчеркнул руководитель движения «Евро – Русь».
Говоря о реалиях создания единого экономического и политического пространства от Гибралтара до Владивостока, К.Роман подчеркнул: «Евро− Русь» выступает за укрепление дружбы и взаимопонимания между европейскими народами от Гибралтара до Владивостока. Однако надо помнить, что некоторые идеи реализуются не сразу. Я думаю, что идея дружбы между всеми народами Европы, и я имею в виду не только исконно европейские народы, потому что между Гибралтаром и Владивостоком живет множество других народностей, вполне воплотима в жизнь».
По мнению К.Романа, невозможно поменять взгляды всех европейцев на 100%. Но вначале достаточно поменять взгляды даже нескольких людей. Те, кто помогают движению «Евро − Русь» понимают, что Россия – это будущее. «А Запад – «Титаник», нос которого уже в воде. И дни Евросоюза сочтены», − поделился своими мыслями К.Роман.
Касаясь проблемы миграции, он отметил, что даже наплыв мигрантов не будет способствовать победе крайне правых партий в Европе. И причина в том, что мигранты очень быстро получают паспорта, например бельгийский. Соответственно, они голосуют за левых. В Брюсселе, по словам К.Романа, сегодня 70% мигрантов и 30% бельгийцев. «Даже если все они проголосуют за правых, то это только 30%». Поэтому будущее Европы представляется довольно грустным. «У нас есть красивейший реймский собор, − сказал К.Роман. − А перед ним, кто гуляет? Верблюды!»
На вопрос, что же делать в этой чрезвычайно сложной, обостренной ситуации? Он ответил: «Мы должны строить свой мир. Сейчас я здесь, в Москве, и мы строим свой мир, мы уже члены нашего мира. Это наше лобби».
По мнению К.Романа, Европа погибнет по 4 причинам:
первая: нет детей, нет будущего;
вторая: отсутствие моральных ценностей;
третья: огромная миграция;
четвертая: атеизм.
«Мы видим, что Европа идет к концу. Единственно, что еще может спасти Европу, это сильный режим. Как сталинский. Сталинская система, которая скажет всему этому: стоп!», − подчеркнул в заключение руководитель движения «Евро − Русь».
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 1560
Издавна люди ищут секрет вечной молодости, мечтают найти молодильные яблоки. Не хочется им расставаться со своими привычными чертами лица. А бывает и так: человек ощущает себя молодым, а подходит к зеркалу и понимает, что внешне он стареет быстрее, чем внутренне.
Валерий Николаевич Волгин, профессор, доктор медицинских наук, дерматолог, косметолог, дерматоонколог – один из тех, кто помогает поддерживать гармонию внутреннего и внешнего состояния человека. Кто, как маг, вынимает из цилиндрического сосуда, испускающего клубы дыма, волшебную палочку и наносит вам на лицо звездный дождь (криомассаж)…
Главный редактор «Литературного коллайдера» (ЛиК) Тиана Веснина побеседовала с Валерием Николаевичем.
Т.Веснина: Не так давно Вы были на V Московском форуме «Дерматовенерология и косметология: синтез науки и практики». Какие инновации были предложены на нем?
В.Волгин: V Московский форум собрал как российских дерматовенерологов, косметологов, так и специалистов из Ближнего зарубежья. На форуме присутствовали и представители Министерства здравоохранения РФ. В своих выступлениях они отметили, что в дальнейшем вместо курсов усовершенствования достаточно будет посетить ряд съездов, форумов и конференций, чтобы быть в курсе последних достижений по своей специальности, а также новых современных методов лечения.
Поэтому переоценить значение таких форумов трудно, они привносят очень много нового, дают врачам современную ценную информацию для лечения пациентов, продления их жизни и молодости.
В процессе работы форума разбирались вопросы лечения не только дерматологических, венерических заболеваний, но и вопросы косметологии, коррекции внешности. Разговор шел, в том числе и о том, как можно не только поддерживать состояние организма в нужной форме, но и преодолеть возрастной барьер, или, попросту говоря, омолодиться. Для этого в настоящее время используются различные методы медикаментозной терапии, физиотерапии и фотодинамической терапии.
Т.Веснина: То есть благодаря современным методикам можно помолодеть без пластической операции?
В. Волгин: Да. Причем результат будет гораздо лучше. Ведь пластическая операция убирает уже накопившиеся проблемы старения организма: избытки кожного сала, морщины, последствия использования ботекса, филлеров и др.
Современные безоперационные методы омоложения − это физиотерапевтические процедуры, криотерапия, фотодинимическая терапия, использование сорбентов, эубиотиков, гепатопротекторов, витаминов, микроэлементов и пищевых добавок. При этом запускается процесс омоложения организма, соответственно, косметический эффект получается намного выше, чем при пластических операциях.
Т.Веснина: Значит, если обратиться к врачу, то посредством терапии можно избежать тех страшных случаев, которые произошли с нашими отечественными и зарубежными кинозвездами, их имена даже не стоит напоминать, как говорится, факт налицо: когда пластические операции делает людей не узнаваемыми.
В.Волгин: Да, действительно, ряд наших кинозвезд, телеведущих после проведения пластических операций в западных клиниках просто потеряли свою внешность. Теперь только по фамилиям можно догадаться, кто они.
Нельзя забывать, что кожа имеет определенный резерв, и со временем она просто истощается. Особенно, если использовать агрессивные методы лечения, такие, например, как ботокс, гиалуроновая кислота, пластические операции.
Да, пластические операции дают эффект молодости на определенный период, год-два, а затем старение продолжится. Значит, потребуются новые операции, но, повторюсь, резервы кожи не бесконечны.
Тем не менее можно более простыми, естественными методами достичь лучших результатов омоложения, когда стимулируются собственные резервы кожи, кератиноциты (клетки эпидермиса, многослойного эпителия. Прим.ред)
Для тех, кто решит продлить свою молодость, прежде всего, нужно обратиться к врачу. Врач-дерматолог разработает необходимую программу общего оздоровления. Курс займет у пациента от 2 до 4 недель, зато поможет омолодиться на 5-10 и даже 15 лет. Такие курсы обычно рекомендуется проводить 1-2 раза в год, что не обременительно и дает максимальный эффект. Поэтому я предлагаю естественные методы оздоровления вместо агрессивных способов воздействия.
Т.Веснина: Многие мужчины как-то стесняются заботиться о своей внешности: посещать косметологов, покупать специальную косметику. Здесь кстати привести слова А.Пушкина: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Сегодня инновационные разработки в косметологии, дерматологии дают нам – и мужчинам и женщинам − возможность быть чуть-чуть помоложе, что в этом плохого?
В.Волгин: Безусловно, что о своей внешности должны заботиться не только женщины, но и мужчины, как это сейчас принято в странах Запада. По своей природе мужчина стареет медленнее, чем женщина, и для поддержания его физической формы и внешнего вида ему зачастую необходимо просто придерживаться здорового образа жизни, а если к этому добавить уход за лицом при помощи косметических средств, то это только пойдет во благо. Тем более, сейчас они незаметны при нанесении на кожу, хорошо впитываются и благоприятно влияют на керотинизацию кожи.
Т.Веснина: Расскажите немного о криомассаже: что это такое и кому он может быть рекомендован?
В.Волгин: Криомассаж жидким азотом основан на кратковременном воздействии холода на кожу, который вызывает резкий спазм сосудов, а затем происходит их расширение. За счёт этого улучшается кровоснабжение, ускоряются все обменные процессы. Пациент чувствует прилив тепла к лицу, которое буквально через несколько минут по окончании сеанса принимает свежий розовый цвет, будто вы месяц провели в деревне.
Криомассаж способствует отшелушиванию старых поверхностных слоев эпидермиса и появлению молодых здоровых клеток, он устраняет морщинки, подтягивает овал лица, очищает его от возрастных пятен.
Рекомендации к применению криомассажа довольно разнообразные, назову лишь некоторые: пористая кожа с повышенным салоотделением, угревая сыпь, комедоны, себорея, инволютивные изменения кожи. Но так как мы говорим о криомассаже в качестве метода сохранения молодости, то с его помощью можно замедлить уменьшение тургора и эластичности кожи. Он полезен всем, как женщинам, так и мужчинам.
Вообще, чтобы выглядеть хорошо, прежде всего, нужно вести нормальный образ жизни, ни в коем случае не переедать, не злоупотреблять алкогольными напитками, не курить, не впадать в трудоголизм и относится к отдыху серьезно, т.е. в период отдыха не думать о работе. Во время отпуска пребывание на солнце не должно быть слишком длительным. Иначе можно получить рак кожи.
Т.Веснина: Как известно, есть люди, которые довольно часто посещают врачей, а есть, кто вообще к ним не обращается.
В.Волгин: Не факт, что тот, кто не обращается к врачу, здоров, он может умереть и в 50 лет. Если даже у человека нет никаких проблем со здоровьем, то в 40-50 лет ему необходима коррекция физического состояния общеукрепляющими, поддерживающими средствами. К ним обносятся сорбенты, витамины, иммуномоделирующие средства, пищевые добавки. Главное, следить за своим здоровьем и не заниматься самолечением. Все хотят быть счастливыми, значит, здоровыми.
- Подробности
- Категория: ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОЛЛАЙДЕР
- Просмотров: 2340
Одним не хватает способностей и талантов,
другим – возможности их проявить…
Жан де Лабрюйер
Непомерные притязания – вот источник
наших горестей…
Николя-Себастьен де Шамфор
ЧАСТЬ I
ГЛАВА ПЕРВАЯ
- Нет, ты послушай! Слова, какие были, слова! «Все такие, как надо и по - другому - нельзя!» Помнишь?! Петруша, помнишь? – восторженно захлебываясь, говорил худой лысый мужчина.
- Как забудешь?! – грустно подхватил тот. – Это ведь молодость! Период, так сказать, порывов и исключительной уверенности в масштабности своего таланта.
- А Витюшу помнишь?! – уставился говоривший прямо в лицо своему товарищу. - Вот он был гений!.. Не то, что мы все!.. Как он слова складывал, ни одного нельзя было заменить, переставить… каждая запятая была на своем и только своем месте. Помнишь, его профиль римлянина и прядь волос на лбу? Эх, давай помянем Витюшу! И ведь ушел красиво и ужасно!.. Поэтом погиб!..
- Только уж больно гостиницу дрянную выбрал и городишко… - ехидно хихикнул Худин. – Тоже нашел… город Армавир! Нет, ты вообще слышал о таком? – и он, сверкая злорадством в маленьких глазках, посмотрел на своего друга. – Я бы, Геня, по-другому ушел - величественно, монументально.
- Куда хватил! Ты, Петюня, помрешь, никто и не заметит, – разливая водку в рюмки, проговорил Геннадий Николаевич. – Серость, Петюня, необходима как перегной, чтобы на ней гении взращивались.
- Это ты на что намекаешь?! – вспылил Петр Игнатьевич.
- Я не намекаю, а говорю открытым текстом. Ишь, чего захотел - из жизни поэтом уйти! Куда тебе!.. Витюша одним своим уходом заштатный городишко прославил, поставил его в ряд великих городов!
- Под Есенина косил твой Витюша, да только криво получалось, – огрызнулся Петр Игнатьевич.
- Гению не под кого косить не надо! – поднимая рюмку, сосредоточенно произнес Геннадий Николаевич. – Давай, Петюня, выпьем, помянем гения земли русской Виктора Бокова!
- Что ж, помянуть можно, – вздохнул Петр Игнатьевич и одним махом опрокинул рюмку.
- Нас, Петюня, так никто не помянет. Сдохнем в своих теплых постелях… и все.
- А ты хотел бы, как Витька, на люстре повиснуть?! Ну и насмешил бы всех!
- Это почему же насмешил бы? – всерьез обеспокоился Геннадий Николаевич.
- Да потому что поздно уже, Геня, глупости делать. Ну, представь, у Витьки были пышные черные волосы, от этого и голова в петле как-то смотрелась, а у тебя – бильярдный шар на веревочке. Обхохочешься!.. Да и напиться так не сумеешь, как Витька, старый ты уже… и потом, зачем он повесился? Спроси его, он бы и сам не ответил, покрасоваться захотелось…
- Ну, ты это… чушь-то не неси! – грозно прикрикнул на него Геннадий Николаевич. – Как это покрасоваться?! Можно подумать, он мог на себя со стороны посмотреть?! Нет, все это не так! – хлопнул Востряков рукой по столу, основательно повышая голос.
- А как же, если не так? – щуря глаза в ехидном вопросе, произнес Петр Игнатьевич.
- А вот как, - наклонившись к своему товарищу, вдруг прошептал Геннадий Николаевич. – Тянет… тянет петельку на шею набросить и проверить, правду ли говорят, что сама она затянется. Ты ее просто набросишь, а она уже сама-то и затянется!..
Петр Игнатьевич отклонился всем корпусом назад.
- Ты это что, серьезно?
- А у тебя такого разве не бывает? – живо поинтересовался Геннадий Николаевич.
- Нет, не бывает, – с недоумением глядя на друга, ответил Петр Игнатьевич.
- А у меня так часто, особенно в последнее время. Так вот и хочется набросить и проверить…
- Да что ты этим проверишь?
- А вот думаю, если я и впрямь бездарь и все это, - он указал рукой в сторону старенького книжного шкафа, - что я написал – никому ненужная белиберда, то петелька-то не затянется… нет!.. А вот ежели я – поэт… пусть не гений, но поэт с большой буквы, она-то и обовьет мою шею…
- Геня, ты чушь какую-то несешь, - недоверчиво покачал головой Петр Игнатьевич. – А если затянется, тогда-то, что? Ведь повиснешь, как сосулька, и что кому докажешь?
Геннадий Николаевич на такой вопрос ответить сразу не смог. Он прошелся по комнате, вся обстановка которой состояла из старого дивана, книжного шкафа, небольшого письменного стола, большого круглого и нескольких стульев.
- Ты понимаешь, - обратился он к другу. – Страшно как-то стало… мысли приходят разные… Раньше все было просто и ясно. Если считали тебя в ЦК КПСС, в Союз писателей значительным поэтом, то печатали, поощряли, выделяли из других, и все вокруг говорили, что ты – крупный поэт. Ведь вот, помнишь, Сурова? Ну, того, что уехал в Германию? Ведь его хорошим поэтом у нас не считали, квартиру, когда попросил, не дали, спецпаек был самый заштатный, на всякие там конференции, симпозиумы страну представлять не посылали. А он все-таки ухитрился и уехал в Германию. И что?! Год прошел, и вдруг весь Запад словно очумел: поэт!!! Русский поэт!.. Арсений Суров. Несколькими премиями наградили. Теперь живет в собственном доме, стихи, мемуары пишет, и их тут же издают! Что ж тогда, получается? – широко развел руками Востряков. – А мы-то, кто тогда? Я первую квартиру от Союза писателей получил еще совсем молодым, когда мне только тридцать стукнуло. Арсению отказали, а мне – пожалуйста. Хорошую такую квартиру дали, двухкомнатную… Дочь родилась - мне трехкомнатную выделили, а как замуж вышла, так я ей эту трехкомнатную оставил, а сам в новую двухкомнатную переехал. Уважали меня в Союзе писателей, понимали, что для работы тишина нужна, вдумчивость. А тут внуки подрастать стали… и для них бы квартиры получил. Я их уже к себе прописал, так на тебе – страна развалилась! Союз писателей СССР приказал долго жить. Только эту комнатенку напоследок и вырвал. Здесь вот только и пишу…
- Ты, Геня, молодец! А я вот не успел. Старшему сыну выхлопотал квартиру, а младшему… - Худин опрокинул рюмку водки и с вздохом повторил: - Не успел!.. И теперь живем мы все вместе в двух комнатах. Я, значит, с супругой, и он со своим семейством. А его молодая, ух и плодовитая оказалась, уже трех преподнесла! Крики, вопли, шум… голову преклонить негде. А у тебя вот эти хоромы, - обвел он завистливым взглядом комнату.
- Хоромы-то хоромы, а мысли все равно навеваются… Словно бездна манит… Знаешь, такая глубокая, жуткая, затягивающая… как даль морская… кажется, еще немного, самую чуточку… а потом поверну назад, но нет, пока силы из тебя не выбьет, не поглотит - не отпустит…
Петр Игнатьевич в недоумении пожал плечами.
- Вот если бы все-таки попробовать: затянется петелька или нет?.. – взволнованно продолжал Геннадий Николаевич.
- Ну что тогда?
- Все тогда ясно станет, а раз ясно - легче. Если затянется, значит, поэт я земли русской, а если нет, значит… так себе… ничто…
- А как с этим жить будешь? С полным осознанием своего ничто? – с иезуитской ласковостью спросил Петр Игнатьевич. – Выходит, что надеешься, друг ты мой, что петелька-то затянется!
- Угадал! Надеюсь, Петя! Надеюсь, что затянется!
- Хм, – в раздумье потер подбородок Петр Игнатьевич. – Ну уж если так хочется… подстрахую тебя.
- Как?! – вмиг оживились глаза Геннадия Николаевича.
- А вот как! Ты, это, встанешь на стул, веревку к люстре привяжешь, петлю на шею накинешь, и, если она вдруг начнет затягиваться, я ее вмиг обрежу. Я на стол заберусь.
- Ну, вот это друг! – хлопнул его по плечу Геннадий Николаевич. – А я уже давно веревочку-то приготовил, но боязно самому, боязно… А теперь, что ж?!.. – как бы спросил он сам себя и тут же воскликнул: - Надо за это выпить!
Он наклонился под стол, но там оказались только пустые бутылки.
- Что за черт? Неужели мы с тобой уже все выпили?..
Петр Игнатьевич тоже заглянул под стол.
- Верно! Я водочки бутылочку принес, и у тебя было… - Он поднялся. – Я сбегаю, тут у вас ларек недалеко.
Худин взял куртку с вешалки и подошел к окну.
- Снег-то метет как… и все за шиворот норовит…
Он взглянул на письменный стол.
- О, что это у тебя? Стихи новые?..
- Это? – подскочил к столу Геннадий Николаевич. – Это новые! – он взял лист в руки. – Сигаретный дым змеей проплыл и петлей шею мне обвил…
- Ладно, прочтешь. Сейчас вернусь, и прочтешь, – и Петр Игнатьевич поспешил за водкой.
Едва за ним закрылась дверь, как Геннадий Николаевич сел за письменный стол, провел рукой по лысой голове так, словно прядь волос со лба откинул, взял в руки карандаш и принялся писать.
Скрип старых половиц отвлек его от работы, он повернулся.
- А, это ты! – сказал он, сощурив усталые глаза, чтобы рассмотреть заснеженный силуэт у двери. – Проходи, чего стоишь?..
Заснеженный силуэт приблизился к нему и заглянул через плечо в его лист.
- Сигаретный дым змеей проплыл и петлей шею мне обвил… Хорошо написано! – с нескрываемым восторгом произнес силуэт.
- А! Потому что старая школа! – довольно улыбаясь, произнес Геннадий Николаевич. – Потому что мы - последние из тех поэтов, на шее которых всякая наброшенная петля сама затянется, – с гордостью произнес он.
* * *
Петр Игнатьевич, тяжело дыша, поднимался по грязной темной лестнице.
«Хороша, конечно, каморка у Гени, да только уж больно высоко. А вообще и ловок же он, ох… не то, что я! Тут уж безо всякой петли можно распознать, кто из нас с ним поэт, а кто подлиза. Я творил, жил стихами, а он себе и деткам квартирки выбивал. Подличал, дифирамбы стране Советов пел… А я… тоже пел, но в меру, потому как и стихи от души писал! И что в результате? – Петр Игнатьевич даже остановился на лестничной площадке. – А в результате, я, как Есенин, можно сказать, без угла, а он, как Демьян Бедный, в квартире на Тверской. Но кто теперь помнит Бедного?.. А Есенина знали и будут знать! Вот так-то, друг мой ласковый, Геня, я и без петельки все выяснил».
Он прошел еще один лестничный пролет.
«И все-таки, почему Генька смог заполучить квартиры, а я нет? Вот теперь этот дом какая-то фирма купить хочет, так Геню уже замучили всякие там дельцы: продай, да продай! За дурака его считают, что он на мгновенные деньги польститься, а он нет – ждет, когда сама фирма к нему в каморку пожалует. Вот тут-то он цену и спросит! Эх, и подличать и стишки нужные пописывать тоже талант надо иметь. А я-то все, как Есенин, все, как ветер бушующий… бросал горстями стихи, вот и остался без квартиры… Так ли уж и горстями? – неожиданно задал себе вопрос Петр Игнатьевич. – А если честно, один раз самому себе признаться? Ведь умел бы как Генька дифирамбы партийные писать, вовремя улыбнуться, вовремя нахмуриться, стул подвинуть, кому надо, руку пожать, по диссидентам пройтись… Э, ладно, чего уж там!.. Во всяком деле, даже самом подлом, если не талант, так способности нужно иметь…»
Наконец он поднялся на шестой этаж, открыл дверь и глухо охнул:
- Попробовал-таки… - прошептали его побелевшие губы. – Попробовал… а она-то и в самом деле затянулась…
Худин стоял в проеме двери, не в силах сдвинуться с места. Стоял и смотрел на нелепо повисшего на люстре Геню.
«Что же это получается? - даже с какой-то обидой подумал Петр Игнатьевич. - По его теории с петлей, получается, что он, Геннадий Востряков - поэт земли русской?..»
Худин не мог отвести благоговеющего взгляда от Вострякова.
«Неужели же поэт?.. А вдруг Генька разыграл меня как дурака?»
Петр Игнатьевич осторожно приблизился к телу.
- Геня! – позвал он Вострякова. – Геня, ты не ваньку валяешь, вправду, что ли повесился?
Он нерешительно протянул руку и коснулся его ноги.
«Нет, в самом деле, висит!.. Висит!!»
Тут только до Петра Игнатьевича дошло, что Генька Востряков на самом деле повесился.
Он хотел было крикнуть, но крик не получился.
«Что же делать? – растерялся Петр Игнатьевич. – Соседей звать? Милицию? Родственникам сообщить?»
Он потихоньку вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.
Очутившись на улице, Петр Игнатьевич в задумчивости побрел по направлению к метро. На перекрестке он заметил милиционера и поспешил к нему.
- Там, там, - указывая рукой в сторону дома, с трудом проговорил он, - там человек… поэт… повесился…
- Что?! – гаркнул милиционер.
- По… повесился, - испуганно повторил Петр Игнатьевич.
- А не померещилось ли тебе? Чертей поблизости не было? – расхохотался тот.
- Не померещилось, – с тоской в голосе проговорил Петр Игнатьевич. – Затянулась петелька… как и хотел он, затянулась…
Милиционер пристально посмотрел на него и сказал:
- Ну, мужик, если сочиняешь…
Но весь вид Петра Игнатьевича выражал такое смятение, что милиционер вызвал по рации наряд.
* * *
В здании Союза писателей было необычное оживление. Петр Игнатьевич стряхнул снег со старенького пальто и зашел за перегородку гардеробной.
- Худин пришел! – услышал он за спиной голос критика Долинского.
- Петя, - обратился тот к нему, - это правда, что ты был с Востряковым, когда он повесился?
Петр Игнатьевич вышел из гардеробной, в одно мгновение осознав свою важность как единственного свидетеля безрассудно-красивого поступка поэта.
- Правда, – многозначительно произнес он, взглянув на группу любопытных под предводительством Долинского.
Не торопясь, подошел к большому зеркалу, вынул расческу и пригладил взъерошенные перышки, некогда бывшие волосами.
- Петя, - с пристрастием продолжал Долинский, - чего это Генка удумал вешаться?
- Была, значит, причина, – веско обронил Петр Игнатьевич.
- Перепил и повесился! – громко рявкнул сатирик Козлов.
- Что же, ты, Боря, тогда до сих пор не повесился? – съязвил Петр Игнатьевич.
- Да что я, дурак? – пожал богатырскими плечами Козлов. – Чего это я народ смешить буду?
- А может, Боря, как раз наоборот?.. Может, потому что дурак, потому и не повесился? – зло ответил Худин.
- Ну ты сказал! – расхохотался Долинский. – Получается, что Востряков от большого ума, что ли, повесился?
- От таланта, – внес уточнение Петр Игнатьевич.
Тут уж расхохотались все.
- Востряков от таланта!! Да он вообще знал, что это такое?!
- Выходит, что знал, – обиделся Петр Игнатьевич за друга. – Знал! Как Есенин знал, от того и повесился!
- Ну, точно! – замахал руками ядовитый поэтишко Юний Гольдман. – Я же вам говорил, что Востряков себя поэтом земли русской вообразил, и чтобы нам доказать это – повесился!..
Все расхохотались еще больше.
Худин с тоской смотрел на своих собратьев по цеху и думал:
«Да, промашечка у тебя, Геня, вышла. Даже, чтобы повеситься, момент нужно правильный уловить… А так - насмешил только всех…»
В вестибюле появился зампред правления Ашот Егоров. Все сразу приумолкли, и кто сумел, состроил печальные мины.
- Как же это случилось, Петр Игнатьевич? – с укором обратился к нему зампред. – Ведь вы были рядом, должны были предостеречь.
- Да я и хотел, Ашот Иванович, я только на минутку вышел… а он уже… - сбивчиво начал Худин. - … А он уже… висит… значит… Геня повесился, - неожиданно со слезами в голосе закончил он.
- Н-да… - протянул Егоров и пошел в кабинет.
- Эх, раньше это такое ЧП было бы!.. – мечтательно закатив глаза, проговорил Долинский. – Из ЦК инструктора бы понабежали, председателю правления, может, по шапке бы дали, всем членам правления на вид бы поставили. Востряков тогда пусть не величиной был, но фигурой все-таки значительной. А что теперь? – с досадой махнул он рукой. – Ну, повесился старый дурак, и никому дела нет. Развал в обществе, в нравах… нет руководящей линии… Раньше как? Все писали по указке сердца, как говорил наш главный советский писатель, а сердца наши с потрохами принадлежали партии…
- Ты что, за партией соскучился? – вдруг встрепенулся Петр Игнатьевич. – А что ж тогда с собраний все бегал и в туалетах анекдоты про членов ЦК рассказывал?
- Знал бы, чем обернется, не рассказывал бы. Кем мы были при партии – советской аристократией. Член союза писателей СССР – это как дворянское звание было. И квартиры, и санатории, и поездки за рубеж, и спецпайки, и место в президиуме… А сейчас?.. Я тебя, Петька, спрашиваю, что сейчас? Кто нас печатает, кто читает, кому мы нужны? Одна бульварная литературка: брань непотребная и скудоумие. Это у них теперь остросюжетными детективами называется. – Он нервно взъерошил волосы. – И как посмотришь на все это, как задумаешься, то и получается, что не так уж и глупо поступил Генка.
«Э, нет, не получается, - сузив глазки, подумал Петр Игнатьевич. – В том то и дело, что не получается. – Не поэтом земли русской оказался Гена Востряков, а шутом гороховым!.. Вот, что, получается», – поставил точку в своих размышлениях Худин и пошел на второй этаж в секцию сатиры и юмора.
* * *
Дело Вострякова оперуполномоченный МУРа майор Леонид Петров получил от начальства в качестве новогоднего подарка.
«Вот черт! И угораздило этого старого дурака повеситься прямо под праздники. Возись теперь…»
Петров с экспертами выехал на квартиру Вострякова и сразу понял, что здесь чистой воды самоубийство. Результаты экспертизы подтвердили, что в квартире на момент происшествия находились только два человека: сам повесившийся и его товарищ, поэт Худин.
Леонид вызвал Худина к себе, взял показания, приобщил к делу стихи о «змеей проплывшем сигаретном дыме» и хотел было на этом все и закончить, но вот разговор с дочерью Вострякова ему не понравился. Уж такая злая дочка попалась.
- Туда ему и дорога! – со злостью сразу же бросила она.
- Галя, не надо так, – пыталась остановить нервную даму ее мать, супруга усопшего. – Отец все-таки!
- Правильно, отец! – подтвердила она в сердцах. – Сколько я его просила: продай квартиру, ну эту, каморку его, нам деньги нужны, а он ни в какую…
- Простите, Галина Геннадьевна, - обратился к ней Петров, - кому это нам, вы можете уточнить?
- Могу! – с вызовом взглянула она него. – Мне, детям моим, то есть его внукам… маме вот тоже…
- Понятно, - устало сощурил глаза Петров. – А где вы сами работаете?
- Я? – непонимающе посмотрела она на него. – Я?.. Нигде!
- Что, под сокращение попали или…
Но Галина Геннадьевна не дала ему договорить.
- Я вообще никогда и нигде не работала! – гордо вскинула она голову. – Ну, разве только в библиотеке Союза писателей, да и то с полгода, не больше, пока не вышла замуж за Сухорукова! – она сделала паузу и пристально посмотрела в глаза Леониду. Но фамилия Сухорукова на него не произвела никакого впечатления. Галина Геннадьевна чуть презрительно скривила губы и пояснила: - Виктора Сухорукова, известного прозаика!
- Ах, ну да, конечно, – пометил себе в блокноте Леонид.
- Но вы же знаете, искусство сейчас в загоне! Кто пишет?! И что пишут?! Естественно, Виктор Сухоруков не востребован. Его рукописи, цену которым установит время, лежат в письменном столе. Мы нуждаемся! На те крохи, которые получает Виктор Семенович, сотрудничая сразу с несколькими журналами, мы с семьей не можем существовать. Поэтому я и просила отца продать свою квартиру. Но он категорически отказывался. Видите ли, она нужна ему как кабинет, как творческая лаборатория, – презрительно рассмеялась она.
- Галочка, но ведь отцу нужно было уединение… он же писал поэму… - осторожно вставила вдова покойного поэта.
- Поэму! – еще громче расхохоталась Галина Геннадьевна. – Какую поэму?! Ему квартира была нужна как дом свиданий!.. – выпалила она в сердцах и осеклась, взглянув на мать.
- Как тебе не стыдно так думать об отце, – в отчаянии прошептала та и достала из сумки платок.
- Ну, может, я резковато сказала… - попыталась замять невольно вырвавшуюся фразу супруга прозаика Сухорукова. – Но, тем не менее, я все равно была права. Продай отец эту квартиру, он бы не повесился. Ведь именно от этого уединения в его голове что-то сдвинулось.
- А он страдал приступами депрессии? – спросил Петров.
Дочь и мать переглянулись.
- Вы знаете, трудно ответить, - взвешивая каждое слово, осторожно произнесла вдова. – Бывало впадал Геннадий Николаевич в задумчивость… но с другой стороны, он же поэт, это ему свойственно…
- Что там не говори, а довела его до самоубийства именно эта квартирка, – уверенно заключила Галина Геннадьевна. – Надо было ее вовремя продать!..
- Да успокойся, продашь, продашь! – в сердцах выпалила мать. – Вот вступишь в наследство и сразу же продашь!
Галина Геннадьевна передернула плечами и промолчала.
Разговор с супругой и дочерью Геннадия Вострякова оставил у Леонида неприятный осадок. Версия о самоубийстве перестала его устраивать. С одной стороны, все было совершенно ясно: поэт Востряков, одержимый желанием убедить себя и других, что он великий поэт России, нашел для этого весьма необычный способ. Об этом были его последние стихи, и это же подтвердил его друг, поэт Худин. Но, с другой стороны, была квартира в доме, расположенном в центре Москвы. Ходили слухи, что этот дом собирается приобрести одна крупная фирма, и к жильцам стали приходить какие-то молодые люди. Они предлагали не ждать, пока фирма соберется приобрести их дом, а сейчас же давали деньги, убеждая, что за эту сумму можно купить недорогое жилье в каком-нибудь спальном районе и еще останется на безбедную жизнь. Может быть, с одним из таких перекупщиков, который не смог уговорить самого Вострякова продать квартиру, и встретилась Галина Сухорукова. Он ее соблазнил достаточно крупной, на ее взгляд, суммой и, самое главное, быстротой ее получения. К тому же, несомненно, перекупщик сумел убедить ее, что фирма наверняка обманет всех жильцов, и может даже статься так, что квартиры оценят по их первоначальной себестоимости, в результате чего выплаченная сумма будет чисто символической. Перепуганная Галина, конечно же, бросилась к отцу, умоляя того поскорее продать свою каморку, но тот наотрез отказался. Вновь встретившись с перекупщиком, Галина сообщила ему о нежелании отца расставаться со своею собственностью. Вот тут-то перекупщик, еще раз убедившись, что Сухорукова незамедлительно продаст квартиру, как только станет ее владелицей, решает устранить несговорчивого Вострякова. Вероятно, у Сухоруковой возникал вопрос: а какая же выгода перекупщику? Но тот, как виртуоз своего дела, несомненно, сумел доказать ей, что если она продает, а он покупает, то проигравших нет. А вот если покупает не он, а фирма, то проигравшей стороной окажется именно она, Галина Сухорукова. После этого перекупщик вновь начинает обхаживать несговорчивого Вострякова, чтобы тот привык к его частным посещениям, а потом, воспользовавшись навязчивой идеей мятущегося поэта, помог тому и петлю на шею накинуть. Не ясно, правда, почему перекупщику так уж было необходимо купить квартиру именно в этом доме… но, видимо, были веские причины…»
Леонид положил документы в сейф и поморщился, почувствовав, что в этом году дело о самоубийстве поэта Вострякова он не закроет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
По мраморной лестнице с позолоченными ажурными перилами Кирилл и Марина поднялись в зал. К ним навстречу поспешила хозяйка художественного салона Мирра Драгулова. Она обменялась с Мариной поцелуями щек, а Кириллу была протянута сухонькая ручка, которую он почтительно пожал.
- Как я рада, Мариночка, – мило улыбаясь, проговорила мадам Драгулова. – Вы так редко стали бывать в Москве.
- Увы, гастроли, – дежурной фразой вздохнула Марина.
Кирилл поймал на себе цепкий, но по-светски ненавязчивый взгляд хозяйки салона.
- Мне очень приятно принимать у себя детектива, заставившего всю столицу говорить о себе, - все также по-светски небрежно, но очень внимательно, разглядывая Мелентьева, произнесла Драгулова.
Кирилл ответил улыбкой.
С позолоченного подноса они взяли по бокалу шампанского и прошли в зал, оставив хозяйку встречать новых гостей.
- Марина, я так и не понял, куда мы пришли? – спросил Мелентьев у своей спутницы. – На выставку или дефиле?
Она рассмеялась.
- На дефиле! Мирра предоставила салон своей приятельнице, модельеру Алле Куракиной.
Появление Марины вызвало всеобщее оживление, и она тут же была окружена знакомыми и поклонниками.
Кирилл выскользнул из шумного круга и сел в отдаленное кресло.
- О! – через минуту раздалось рядом с ним. – Не ожидала увидеть вас здесь!.. Хотя, конечно, Мариночка вернулась из Лондона, - и перед Мелентьевым возникла Ксения Ладогина.
Он встал, припал к душистой ручке и с позволения Ксении вновь опустился в кресло.
- А, великий затворник, – погрозила она пальчиком. – Только Мариночке удается вытянуть вас в свет. Я уже давно хотела познакомить вас со своими друзьями, но автоответчик сообщает, что вас нет в Москве, хотя это неправда.
- Занят! Очень занят! – повинился Кирилл.
- Поэтому, не взыщите, я вас сегодня буду представлять. Воспользуюсь моментом.
Она поднялась и предложила Мелентьеву пройтись по залу.
- Очаровательно, очаровательно… - с насмешкой в голосе прошептала Ладогина, следя взглядом за молодой женщиной в ярко-красном платье. – Сначала мать, потом дочь… - Она слегка коснулась руки Кирилла, привлекая его внимание, и негромко произнесла: - Посмотрите, Ираида Свободина перехватила любовника своей матери…
От нечего делать Кирилл посмотрел в сторону женщины в ярко-красном платье.
- Видите, Ираида с Навруцким! О, а вот и сама мать семейства!
В зал вошла высокая темноволосая женщина на вид лет тридцати пяти.
Ксения взглянула на своего спутника.
- Ах, да! Вы, вероятно, не знаете, кто такая Ираида Свободина. Так, актрисулька мыльных сериалов, в которых она играет роли дорогих женщин… Но ее мать, Викторию Свободину вы должны знать.
- Да, конечно. Одно время она была популярна.
- Совершенно верно, одно время. Я даже делала себе стрижку а ля Виктория… Но после того как ее бросил Чинаров… режиссер, - на всякий случай уточнила Ладогина. – Ее дела пошли очень плохо… очень… Она была на грани… но потом как-то успокоилась, стала сниматься в ролях второго плана. Вы знаете, - повернувшись к Кириллу, неожиданно серьезно произнесла Ксения, - в жизни никогда не надо спешить. Поспешай, но медленно! Я убеждена в этой древней формуле. Виктория стала матерью в девятнадцать лет. О, тогда это, несомненно, выглядело очень трогательно, а главное, эффектно. Юная мать и очаровательное дитя! Но дитя имеет склонность быстро расти и вот – результат: Вике сейчас сорок один, но выглядит она на тридцать пять… а дочери – двадцать два. И что?.. Режиссеры не хотят снимать мать великовозрастной дочери в ролях женщин тридцати с небольшим. А тут еще Навруцкий! О Навруцком вы-то, наверное, слышали? – и Ксения с игривой насмешливостью взглянула на Кирилла. – Или вас интересует исключительно балет?
- Признаюсь, что меня, в самом деле, интересует только балет, но о Навруцком я слышал и даже видел его в трех спектаклях.
- Это говорит о многом. Если даже вы нашли время, чтобы пойти на спектакль, в котором играет Сережа… Так вот, у Виктории с Сергеем начался бурный роман, но дочь отбила его у матери. Ираида очень хитрая и пронырливая девица, это у нее от отца, - пояснила Ксения, - если только это правда, что он ее отец. Она ухватилась за одного из самых модных и талантливых актеров. Навруцкому только двадцать восемь, а он уже так знаменит!..
- Ксения! – подойдя к ним, воскликнул высокий молодой мужчина.
Ладогина протянула ему руку.
- Читала и не нахожу слов!.. Скажу просто – гениально!
Кирилл сам догадался, кто стоит перед ними, Вадим Исленьев, один из самых модных и, главное, талантливых молодых писателей.
Ладогина представила их друг другу. Как оказалось, Исленьев тоже слышал о детективе Мелентьеве.
- Вы, надеюсь, читали его роман «Вовлечение»? – требовательно спросила Ксения, продолжив прогулку по залу.
- Читал, - немного задумавшись, ответил Мелентьев. – И надо сказать, произвело впечатление.
- Его отец был выдающимся писателем, и все полагали, что теперь, как водится, Природа отдохнет на нем, но он превзошел Алексея Исленьева. Если до публикации «Вовлечения» он был просто сыном знаменитого писателя, то теперь сам стал писателем. У него огромное будущее!
Ксения взяла с подноса пронзенную шпажкой тартинку.
- Посмотрите, кто пожаловал! Регина Дымова! Как всегда чересчур экстравагантна. – Ксения с интересом смотрела на красивую темноволосую девушку среднего роста, которая пыталась кого-то найти в зале. – Ищет… - проговорила сквозь зубы Ладогина. – Ищет Исленьева! Но у него слишком хороший вкус, чтобы ты стала для него тем, кем мечтаешь.
- Регина Дымова?! – по инерции переспросил Мелентьев, уже ожидая получить исчерпывающую информацию об этой в недавнем прошлом известной актрисе.
- Да, вот так, – глубокомысленно произнесла Ксения, - две актрисы режиссера Чинарова, пока он их снимал, были звездами, он их оставил – они превратились в ничто.
- Но, если я не ошибаюсь, - проявил свою осведомленность Кирилл, - Дымова была женой Чинарова.
- Была, – подтвердила Ксения. – Влезла между Викторией и ним. В результате – он оставил Свободину, с которой у него была многолетняя связь, и женился на этой девчонке. Ей тогда, если не ошибаюсь… было лет двадцать, а ему, соответственно, пятьдесят. Но она не сумела или не захотела его удержать. Было много разговоров по поводу их развода…
Сверкая блестками на платье, к ним подошла Мирра Драгулова.
- Ксения, у меня возникла отчаянная идея. Ты ее должна поддержать! Сейчас начнется дефиле, завершением которого станут меховые изделия. И я предлагаю, чтобы их продемонстрировали мы. Я уже сказала Алле, она в восторге, но не уверена, что все согласятся.
- Почему же? – глаза Ксении загорелись. – Идея великолепная! Кого надо уговорить?
- Сама догадываешься!
- А! Марину?! – заговорчески произнесла Ладогина.
- Да! С остальными я договорюсь.
- Смотри, Самарина с Викентием! Ты и ее пригласила? – воскликнула Ладогина.
- Что делать? – легко всплеснула руками Мирра. – Если я ее не буду приглашать, она от этого не перестанет существовать. Пойду изображу радость, – вздохнула она и легко походкой направилась к новоприбывшим.
- Н-да… - задумчиво произнесла Ладогина. – Теперь вот Самарина! И откуда она взялась?!
Кирилл с интересом поглядывал на забывшуюся в своих тревожных мыслях Ксению.
«Как их неприятно взволновало появление белокурой девушки с бюстом Монро и талией Гурченко, – мысленно усмехнулся он. - Да, тяжелое это и хлопотное дело слыть красавицей в бомонде. Каждый раз надо доказывать, что ты – самая, или хотя бы одна из самых. А что Ольда Самарина действительно хороша, в этом ни у кого не может возникнуть сомнения», - и он посмотрел в сторону молодой актрисы.
Но тут началось дефиле. Длинноногие девушки сменяли одна другую, слышались аплодисменты, но все ждали меховые изделия, которые будут демонстрировать звезды. Первой появилась Регина Дымова, за ней известная эстрадная певица, которую сменила Виктория Свободина.
К большому овальному зеркалу подошла Мирра Драгулова с накинутым на плечи песцовым палантином. Она вскинула голову и пристально посмотрела на себя. Плотнее закрылась мехом, потом небрежно спустила его, встав вполоборота. Кирилл невольно засмотрелся на Мирру. Она знала, что многие сейчас перевели свое внимание на нее.
Драгулова не была красавицей, но обладала аристократизмом. Рыжевато-каштановые волосы, собранные в тяжелый узел, подчеркивали гибкий извив шеи; изящно покатые плечи и тонкая талия; но главное, это внутренний такт и уверенность в том, что именно она является точкой отсчета хорошего тона.
Кирилл вовремя успел увидеть, как в шубке из серебристо-серой норки появилась Марина. Зал взорвался аплодисментами. Она едва касалась пола своими знаменитыми ножками.
«И совсем необязательно быть ростом под два метра, чтобы эффектно демонстрировать одежду, - подумал Кирилл, глядя на Марину. – Главное, это умение носить ее!»
Навстречу Марине двигалась в собольей шубе красавица Ольда Самарина. Кирилл встревожился. «Марина – гениальная балерина, но все-таки для дефиле надо быть повыше», - тут же отказался он от своего первоначального мнения. Однако через секунду должен был признать, что вновь поражен Мариной. Она даже не заметила невольную соперницу и, что самое главное, не дала заметить другим. Она одна царила на дорожке для дефиле. Красавица Самарина осталась незамеченной, как манекен рядом с живой моделью. Кирилл еще раз убедился, что любит необыкновенную, неземную женщину…
Марина подошла к нему под руку с Сергеем Навруцким. Острое чувство ревности кольнуло Мелентьева. Навруцкий, высокий темный блондин, с серыми чуть выпуклыми глазами, опасное обаяние которых подчеркивала поволока.
- Кирилл, – оживленно обратилась к нему Марина. – Сережа приглашает нас на премьеру спектакля.
- Спасибо, – весьма холодно отозвался Мелентьев.
- Я рад нашему знакомству, – воскликнул Навруцкий.
- Догадываюсь, почему, – усмехнулся Кирилл. – Вам предстоит роль частного сыщика.
- Угадали, – с улыбкой ответил актер.
В их кружке неожиданно появилась Ираида Свободина. Она подошла к Сергею Навруцкому и взяла его под руку.
Навруцкий чуть отвел глаза в сторону, чтобы подавить раздражение. Но Кирилл заметил его недовольство.
Ираида, улыбаясь, будто на нее были нацелены объективы видеокамер, слушала их разговор. Но ее взгляд все время скользил по залу, словно она кого-то ждала. Кирилл не без интереса поглядывал на нее. Темные блестящие волосы с ярко-красным отливом, подстриженные градуированными прядями; нервные тонковатые губы; немного длинный нос; худенькие плечи, на которых пламенели бретельки платья.
Наконец ее беспокойный взгляд остановился на одной точке. Кирилл украдкой проследил его траекторию. Он был нацелен на вальяжную, испускающую дух уверенности в себе фигуру маститого, но не почующего на лаврах, а по-прежнему плодотворного работающего режиссера Арнольда Чинарова. Ираида слегка потянула Навруцкого за рукав.
- Сережа, - тихо сказала девушка. – Он пришел.
- Ну и что? – словно не понимая значения ее слов, спросил Навруцкий.
- Как же?! – она с обидой посмотрела ему в глаза.
Навруцкий поморщился и, извинившись, отошел с Ираидой в сторону.
- Что ты хочешь? – раздраженно зашептал он. – Я сам – в подвешенном состоянии.
- Неправда! – яростно возразила она. – Ты утвержден!
- Но ты же прекрасно знаешь, что у меня с кинематографом проблемы! Ни одной нормальной роли! И только теперь появилась возможность стать на экране тем, кем я уже стал на сцене. Пойми, я не должен сейчас вмешиваться, не могу!
Она окинула его презрительным взглядом.
- В конце концов, по праву родства ты и сама можешь с ним разобраться, – не без иронии произнес Навруцкий.
Ираида передернула худенькими плечами.
- И разберусь!
- Давай, давай, – желчно подбадривал он ее и, взглянув в сторону, с тихой яростью бросил: - Твоя мамаша идет! Сейчас начнется!
- Сережа! – Виктория Свободина властно взяла его под руку. – Я хочу чего-нибудь выпить.
Опустив голову, он проскрежетал:
- Вика, не надо устраивать здесь театр.
- Какой театр? – нарочито спокойно уточнила Виктория.
- Домашний.
- А что, разве ты не сказал Ираиде?.. – поправив смоляную прядь волос, удивилась она.
Навруцкий сразу не ответил, за него это поспешила сделать Ираида.
- Что он должен был мне сказать? – вызывающе глядя в глаза Виктории, спросила она.
- Он тебе должен был сказать, чтобы ты оставила его в покое.
- А почему тебе самой, мамочка, не оставить его в покое, чтобы на досуге посчитать, что сорок один минус двадцать восемь будет тринадцать не в твою пользу.
- Ух, маленькая гадина! – вспылила Свободина старшая. – Кем бы ты была без меня?!
- Ну все, все! – еле сдерживая себя, проговорил Навруцкий. – Я ретируюсь.
- Вот, ты так всегда, – со слезами ярости на глазах воскликнула Ираида.
- Не устраивай сцен! – веско произнесла Виктория и увлекла Навруцкого в сторону бара.
Ираида, сжав губы, чтобы не разразиться бранью, поспешила в дамскую комнату.
- Видели? – насмешливо пропела Ксения Ладогина, подходя к Кириллу с Мариной. – Спектакль! Мать и дочь не могут поделить любовника, а он уже давно смотрит совсем в другую сторону.
- Чего не бывает в жизни, – улыбнулась Марина.
- Но нам с тобою это, слава богу, не грозит, – шутливо произнесла Ксения. – Мы с тобой вечные дочки. У нас никогда не будет нами же рожденных соперниц. А! Смотрите, Ираида уже опять вышла на охоту. Роет ямы вокруг Чинарова. Какова?!
- Неужели это правда, что Чинаров ее отец? – поинтересовалась Марина.
Ладогина с сомнением покачала головой.
- Никто не знает. У Виктории с ним была длительная связь, но Ираида родилась в период первого разрыва. Во всяком случае, Чинаров отрицает свое отцовство.
- Но ведь сейчас это можно установить, – вмешался в разговор Кирилл.
- Конечно, можно. И Ираида даже пошла на риск. Она первая предложила Чинарову сделать анализ.
- А почему на риск?
- Да потому, что никто из них не уверен в отстаиваемом ими положении вещей. Чинаров боится, что Ираида, в самом деле, окажется его дочкой, а Ираида боится, что, наоборот, не окажется. Вот все это и тянется уже несколько лет.
К ним подошел Вадим Исленьев и взмолился:
- Ксения, Марина, спасите!
Кирилл с легким недоумением взглянул на него. Но Ксения и Марина сразу догадались, в чем дело. Они взяли его под руки.
- Что, замучила слава? – рассмеялась Ксения.
- Замучила! Только у этой славы есть имя – Регина. Это какой-то ужас! Я уже раз сто объяснил ей, что Чинаров будет ставить фильм по моему роману, и моя функция заключается только в написании сценария, что я не могу навязывать ему артисток.
- Пусть сама о себе позаботится, – пренебрежительно произнесла Ксения. – Все-таки бывшая жена.
- Она идет, – простонал Исленьев.
- Спасаем! – рассмеялись молодые женщины и, извинившись перед Кириллом, поспешили отойти в сторону.
Регина была вынуждена остановиться перед Мелентьевым.
- Простите. Я только что видела здесь Исленьева, – растерянно глядя по сторонам, обратилась она к нему.
- К сожалению, он удалился в неизвестном направлении. Хотите шампанского?
Молодая женщина вздохнула и ответила: «Да».
Кирилл принес ей бокал.
- Простите, вы случайно не из театра…
Мелентьев протянул ей свою визитную карточку и сказал:
- Нет, я не из театра и не из кино. Меня зовут Кирилл Мелентьев.
- Ах! Я же слышала о вас. Ну как же! Убийство Дениса Лотарева. Вы – тот детектив, который нашел преступника. Боже, – она покачала головой, - я уже ничего не понимаю. Но, вероятно, чтобы чего-то добиться в жизни иногда просто надо пойти на преступление?! Как вы думаете?
- Я думаю, что никогда не надо.
- Вы произнесли это не очень убедительно, – возразила Дымова.
- Вам показалось, – рассмеялся Кирилл, глядя в ее зеленые глаза.
Ах, эти зеленые глаза на весь экран! Кирилл увидел их впервые, когда ему было шестнадцать. Красное платье, без единой складки охватывающее гибкое тело, переливчато-бисерный смех и лукавый взгляд. Она была настолько живой на экране, что, выйдя после сеанса, Кирилл оглядывался, словно она должна была быть где-то рядом. Если бы ему тогда сказали, что через двенадцать лет они будут сидеть рядом на диване и пить шампанское, он бы…
- И все-таки, я считаю, что иногда просто необходимо пойти на преступление. Когда стоит вопрос или ты кого-то или тебя кто-то, – продолжала настаивать на своей мысли Регина.
- Но только в том случае, если преступник обладает криминальным талантом, – с улыбкой произнес Мелентьев и предложил Регине новый бокал.
- Вы полагаете, что есть талантливые преступники?
- И сколько! Все нераскрытые преступления – талантливы, – усмехнулся Кирилл.
Неожиданно Регина заволновалась.
- Ой, сейчас будет петь эта рыжая Маргарита. Я ее терпеть не могу.
Она поднялась и протянула руку.
- Очень рада была с вами познакомиться.
Но Мелентьев почувствовал, что ее взволновала не рыжая Маргарита, а Вадим Исленьев, который прошел мимо.
Регина нагнала его и остановила.
Кирилл поискал глазами Марину. Она оживленно беседовала с Миррой. Он поднялся и пошел по направлению к ней. Проходя мимо Исленьева и Регины, детектив услышал ее высокий от нервного напряжения голос.
- Ты же понимаешь, что эта роль стоит всего… мессы, денег… всего! Особенно для меня! Еще год-два застоя и я погибла… окончательно и бесповоротно!
- Регина, что я могу сделать? Я подписал контракт с Арнольдом. Я уже не могу выдвигать никаких условий. Подожди, я напишу новый сценарий и тогда…
- Вадим, я не сомневаюсь, что ты напишешь отличный сценарий, но кто гарантирует, что вокруг него будет такой же ажиотаж, как вокруг этого?! Ты же понимаешь, что именно твой роман уже заранее принес успех фильму.
Кирилл подошел к Марине.
- Ты не устала?
- Скоро поедем. Я еще хочу кое с кем увидеться.
- Мариночка, – массивная голова с пышной шевелюрой склонилась над рукой Купавиной. – До сих пор не могу прийти в себя после вашей Китри! Как вы танцевали в Ковент-Гардене!.. Обязательно, слышите, обязательно сниму фильм-балет с вашим участием.
Марина улыбнулась и представила Мелентьева Арнольду Чинарову.
- Простите, но ваша фамилия мне кажется знакомой, – своим сочным голосом произнес он.
- И вы не ошиблись, – печально подтвердила Купавина.
- А!.. – вспомнив, тряхнул головой Чинаров. – Денис Лотарев… яд Борджиа… - Талантливо, молодой человек. Очень талантливо, – с грустью произнес он.
Мирра подошла к ним под руку с худым пожилым мужчиной. Его сильно загорелая голова была словно елочная игрушка обернута пухом седых волос.
- Приветствую вас, – шутливо приподняв руку, произнес он.
- Здравствуй, Викентий Антонович, – произнес Чинаров.
- Как там моя Ольдочка? Доволен? – мелко хихикая, спросил тот.
- Доволен, – ответил Чинаров. – Я окончательно остановил свой выбор на ней.
- В самом деле? – хитро сощурив маленькие глазки, уточнил Викентий Антонович. – Так я ей скажу. – И, обернувшись, он позвал: - Ольда!
Самарина подошла к ним.
- Вот, Арнольд Аристархович утвердил тебя на роль.
- Правда? – по ее лицу пробежало едва уловимое движение, и она улыбнулась. – Я так рада!..
Внимание мужчин обратилось на нее.
Среднего роста, с чайно-карими глазами, излучающими какое-то необыкновенной силы сексапильное притяжение, большой грудью и в меру округлыми бедрами она одним своим присутствием настраивала мысли всех мужчин на одну волну – желания ее тела.
- О, главные герои будущего фильма! – воскликнула Мирра Драгулова, подходя с Сергеем Навруцким. – Мы сейчас сфотографируемся с будущими номинантами на лучшие роли.
Она жестом подозвала фотографа.
Яркая вспышка перенесла всех в вечность.
- Ах, давайте сделаем еще несколько снимков со всеми участниками, – продолжала восторженно выдвигать идеи Мирра. – Надо пригласить Вадима и Николя Князева.
- Оставь, – поморщился Чинаров. – Ты же знаешь, я не люблю фотографироваться. И потом, можно сглазить.
- Ты же никогда не отличался суеверием, Арнольд, – шутливо произнесла Мирра. – Неужели и ты стареешь?
Тем временем девушка, посланная Драгуловой на поиски Исленьева и Князева, вернулась с ними.
Кирилл ретировался на задний план, зато первый ряд успела украсить своей неповторимой позировкой Ксения Ладогина.
- Прекрасно! – веселилась Мирра.
- Это будет что-то потрясающее, – шепнула Кириллу Ладогина.
Что именно, она не уточнила, но Мелентьев понял, что речь шла не о фильме.
- Ксения, а этот Князев?.. Он сын того Князева?..
- Того, того…. – осторожно зашептала Ладогина, – знаменитого актера Василия Князева. Но только не дай бог вам назвать его сыном Князева. У Николая комплекс. Он и сам – неплохой актер, но после нескольких весьма удачных ролей за ним в прессе закрепилось клише «сын Князева» и его это страшно раздражает. Он перестал сниматься, ушел в бизнес и вот теперь занялся продюсерской деятельностью. – Ладогина приторно улыбнулась, встретившись взглядом с Самариной.
Неожиданно та подошла к ней и с ясной улыбкой сказала:
- Я большая ваша поклонница. Вы танцуете… - лицо девушки зарделось, - божественно!..
Ладогину поразила искренность, с какой Самарина обратилась к ней.
- Спасибо, – улыбнулась она. – Мне очень приятно.
Ольда с нескрываемым восхищением смотрела на балерину.
- Познакомьтесь, - чтобы заполнить паузу, произнесла Ксения. – Известный детектив Кирилл Мелентьев.
Кирилл пожал шелковистую ладонь Самариной, она хотела что-то сказать, но подлетевший фотокорреспондент очень энергично принялся умолять девушку уделить ему еще несколько минут.
Мелентьев окинул зал в поисках Марины. Она перехватила его взгляд и подошла.
- Едем домой, – предложила она Кириллу.
- Уже? – удивилась Ксения. – Но еще столько интересного!
- Как я понимаю, оставив сцену, ты займешься мемуарами и поэтому сейчас собираешь материал, - шутливо ответила Марина. – А мне это ни к чему.
- Зря! Такие сцены разыгрываются, что там театр! – взяв Марину за руку и, указывая глазами в нужном направлении, проговорила Ладогина. – Только взгляни! Сто первый акт пьесы «Девочка ищет отца».
Мелентьев тоже повернулся и посмотрел.
Ираида Свободина, нервно подрагивая плечами, о чем-то бурно говорила с Чинаровым, который морщился и оглядывался по сторонам, словно ожидал чьей-то помощи. К ним присоединилась Свободина старшая, и разговор стал еще громче. Мирра Драгулова поспешила разнять их, подбросив для приманки Навруцкого. Чинаров поцеловал руку Мирры, взял бокал шампанского и сел в кресло, но тут же рядом с ним оказалась Регина Дымова. Она облокотилась о спинку кресла и принялась что-то втолковывать Чинарову.
- Разве не любопытно? – блеснула глазами Ксения.
- Нет, – совершенно равнодушно ответила Марина. – Больше их всех меня интересует и волнует только один человек, – и она выразительно посмотрела на Мелентьева.
- О, ты же понимаешь, что я имею в виду совсем другое. Кстати, вот и мой интересный человек, – кивнула она в сторону приближавшегося высокого крепкого блондина.
Кирилл вспомнил, что у Ксении – муж, скрипач Вертавин, и любовник, шведский бизнесмен.
Пройдя сквозь шумящих, все время останавливающих Марину гостей, они вышли на улицу.
- Мирра обладает уникальной способностью устраивать пустозвонные вечера… - вздохнула Купавина.
- Это для тебя они лишены смысла, для других – это возможность обратить на себя внимание, познакомиться с нужным человеком, выпросить роль… - отозвался Кирилл.
- В тебе заговорил психолог.
- Верно. Хотя затаенные мысли читать не так уж трудно.
- Например?
- Например, это дефиле меховых изделий! Куракина, несомненно, просила Мирру уговорить знаменитостей выйти в роли моделей. Тем самым она привлекла внимание к своей марке не только смотревших, но и демонстрировавших. Ее расчет – Купавиной понравится, и она станет ее клиенткой.
- Он не оправдается, – усмехнулась Марина. – Я – ретроградка. Предпочитаю уже известные фирмы.
- И известных мужчин, – не удержался Кирилл. – Как ты поглядывала на Навруцкого.
- Неправда, – обиженно воскликнула Марина. – Это он на меня поглядывал.
- Значит, заметила его жаркие взгляды? И как же тебе это удалось, не смотря в его сторону?
- Противный! Я-то и взглянула всего раз-два… - рассмеялась Марина. – Вот, что значит, - психолог-детектив! Страшный человек! Я у тебя словно под микроскопом. Ничего нельзя утаить.
- Не притворяйся! Ты просто не хотела этого утаивать. Если бы ты задумала меня обмануть… Я оставался бы в неведении до того момента, пока ты сама не пожелала бы мне открыть глаза.
- Еще лучше!.. Ты меня представляешь такой?
- Потому что ты такая и есть – истинная женщина! – уклоняясь от шутливого удара нежной ручки, проговорил Мелентьев и открыл дверцу джипа.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В солнечное январское утро майор Петров вновь достал из сейфа дело о самоубийстве поэта Вострякова.
Он позвонил дочери покойного, Галине Геннадьевне, и пригласил ее на Петровку.
Галина Геннадьевна, благоухая крепкими духами, безо всяких отговорок незамедлительно явилась.
- Вас что-то смущает? – тут же поинтересовалась она. – Вы не верите, что отец повесился?
- Прямых улик нет… - неуверенно начал Леонид.
- И не будет! – слегка хлопнула она ладонью по столу. – Этот старый дурак, не тем будет помянут, совершенно сошел с ума! Я тогда при матери обмолвилась о девицах. Так ведь это правда!
- Вы считаете, что ваш отец имел сексуальные отношения с девушками?
- Не знаю, какие отношения – сексуальные или только лапал их, или они, сами знаете, что ему делали, но только он им платил!
- Откуда у вас такие сведения?
- От очевидцев, так, кажется, это у вас называется?
- И как же вы узнали?
- Очень просто. Вначале, конечно, помог случай, ну уж потом я взялась за дело сама, – лопаясь от довольства, гордо тряхнула темными локонами Галина Геннадьевна.
- Расскажите, – предложил ей Леонид, подумав про себя: - «Ох уж эта богема! Нормальному человеку не разобраться!.. Кажется, старик - внешность не то что заурядная, а противная: совершенно лысый череп, длинный нос, бесцветные глазки… и туда же, - девушки по вызову!.. Но откуда у него такие деньги?… Даже, если предположить, что к нему приходили самые дешевые проститутки, то копейками все равно не отделаешься. Да, странно все это...»
Галина Геннадьевна откашлялась и охотно приступила к повествованию о похождениях своего отца. Видно, настолько она его ненавидела, что даже ради памяти и доброго имени, не хотела сохранить тайну. Ее мучило одно желание – показать всем, каким подлецом и мерзавцем был ее отец.
- Как я уже сказала, вначале мне просто помог случай. Однажды я пришла к отцу… ну, в его эту, каморку. Его не оказалось, и я позвонила соседке в надежде, что, может быть, она знает, надолго ли он ушел.
- А что, ваш отец имел обыкновение часто уединяться в своей творческой лаборатории?
- Имел, – кивнула Галина Геннадьевна. – Ну, так вот, соседка оказалась милой женщиной.
«Профессиональной сплетницей», – отметил про себя Петров.
- … И она мне так по-доброму посочувствовала, что, мол, понимает, Геннадий Николаевич – поэт, но все-таки надо и приличия соблюдать… Я тогда подумала, что папашка пьянки, оргии свои писательские с такими же неудачниками, как и он сам, устраивает, но соседка на мой вопрос отрицательно покачала головой. Я стала допытываться. Она сначала удивилась, что я ничего не знаю, но потом, рассудив, откуда же мне знать всю эту грязь, рассказала, что к нему частенько наведываются девицы. Вы можете себе представить, я едва не задохнулась от негодования, – шумно выдохнула Галина Геннадьевна и попросила у Леонида стакан воды. – Признаюсь, вначале я даже не поверила, но соседка меня убедила тем, что один раз застукала его, как у вас это называется, с поличным. Когда она услышала, что к нему пожаловала девица, она немного выждала, чтобы застать их в самых распрекрасных позах, а потом постучала в дверь.
- Но он бы мог и не открывать, – пожал плечами Петров.
- Ха! Как бы не так! В тот день папашка ждал почтальона с пенсией. Соседка этим и воспользовалась. Папашка-то как рассудил: почтальон дальше прихожей не пойдет, следовательно, ничего не увидит. А соседка в дверь постучала и про пенсию что-то крикнула. Он открыл, а уж она-то влетела да прямо в комнату, и увидела, как эта молодая стерва доллары пересчитывала. Она, надо сказать, с клиентом своим быстро управилась. Папашка растерялся, девица тоже, голову опустила, но соседка ее все равно узнала.
- Узнала?!
- В том то и дело! Да и вы ее знаете, артистка Ираида Свободина!
- Нет, я не в курсе.
- Да должны знать! Недавно сериал показывали с ее участием, она и там проститутку играла. Нет, но каков мерзавец! – кумачом вспыхнуло лицо Галины Геннадьевны. – Для нас у него денег – нет! А для ублажения своей похоти, – пожалуйста! Только откуда? Я, как он повесился, тут же поспешила на квартиру, чтобы при обыске ваши сотрудники его заначку себе не прикарманили, извините, конечно. Но они ничего не обнаружили. Однако я не отчаялась. Сама произвела доскональный обыск и нашла! Эта старая сволочь под крышкой письменного стола тайник себе устроила!
- И сколько же вы нашли?
- Да немного, - вздохнула дочь поэта, - пять тысяч долларов. Но уверена, у него где-то еще припрятано, только где? – покусывая ярко-малиновый ноготь, в задумчивости добавила Галина Геннадьевна. – Ну, каково? – после паузы спросила она. – Каков поэт на пенсии?! Это сколько же надо денег иметь, чтобы такую дорогую проститутку, то есть артистку, себе для развлечений приглашать?! Я, думаю, может, у него еще была одна квартира, и он ее потихоньку продал?..
- А вы не допускаете, что соседка просто ошиблась? Мало ли бывает похожих?
- Вы думаете, что я не проверила этот факт? – игриво рассмеялась Галина Геннадьевна. – Я самолично устроила засаду. Несколько недель, как на работу ходила к соседке. И дождалась…. пришла бесстыжая… Я тогда к двери да как забарабанила… Кричу: «Не откроешь, старый подонок, расшибу!» – Он меня знает, испугался и открыл. Эта сидит за столом в темных очках. – «Здравствуйте, говорю, звезда вы наша, Ираида Свободина. - Она так вздрогнула, что стул под ней закачался. – Что ж, вы это, говорю, к старому человеку повадились? Может, рассчитываете, что он вам квартирку отпишет?» – «Кто это?» – Она, значит, возмутилась. А папашка, подонок такой, все ему нипочем, посмеивается и говорит: «Дочь моя, Галина Геннадьевна. Познакомьтесь!» - Она на него так взглядом брызнула, даже из-под очков искры были видны, но словесно сдержалась и только сказала: «Я пойду» - «Иди-иди», - отвечает папашка, ласково так… Сволочь!.. - Галина Геннадьевна от раздражения не могла найти места рукам. – Как после этого я могла спокойно жить? Отпишет старый сатир квартирку какой-нибудь шлюхе, судись потом! Если уже не отписал, - дрожащим голосом добавила она.
- И, тем не менее, вы продолжаете считать, что ваш отец покончил жизнь самоубийством?
- Почему это тем не менее?
- Судите сами. Он живет в свое удовольствие: у него много денег, молодые красотки приходят ублажать его… он пишет поэму…
- Он эту поэму пишет, сколько я себя помню, – зло бросила Галина Геннадьевна. – Да хоть бы кто и прибил его, какая разница?
- Ну, вам, может быть, и нет разницы…
- Я, конечно, хотела бы быть вам полезной, но, поверьте, даже не представляю, кто бы мог его повесить, если не он сам. Разве это нормально в его возрасте, имея нуждающуюся семью, на проституток деньги спускать? С ума сдвинулся старик, вот и повесился!
- Скажите, а он вам, случайно, не говорил, что к нему приходили и предлагали ему продать свою квартиру?
- Говорил. Да только он послал этого покупателя, куда подальше, и с радостью об этом мне сообщил, специально, чтобы досадить.
- А к вам не обращались подобные покупатели?
- Ко мне? – сильно удивилась Галина Геннадьевна. – А ко мне-то зачем?
- Ну, мало ли… чтобы вы на отца повлияли…
- Нет, – твердо ответила она и уточнила: - Ко мне никто ни разу не обращался.
- Что ж, спасибо вам, Галина Геннадьевна.
- Не за что. Я же понимаю, вам надо дело закрыть. Теперь-то вы убедились, что старый пень просто сбрендил. Есенина из себя стал изображать: разгульная жизнь… Ираида Свободина – Дункан… и веревочка на шею, чтобы убедиться, что он - поэт земли русской, – не сдержала она усмешки. – Вот и убедился, дурак! Всех насмешил, да и только! Он-то думал: траурный митинг, стихи его со слезой в голосе читать будут, венки и оркестр… А в Союзе писателей похихикали, прислали несколько телеграмм, этим и ограничились.
Галина Геннадьевна уже ушла, а тяжелый шлейф ее духов никак не хотел выметаться в широко открытое Леонидом окно.
«Ох уж эта богема, – в задумчивости выстукивал по столу пальцами майор Петров. – Теперь еще артисточка!..»
Он поднял трубку и набрал номер телефона Кирилла Мелентьева.
- Привет! Не сильно занят сегодня вечером? – поинтересовался он у друга. – Как насчет ужина при свечах?
- Насчет ужина я не против, - ответил Кирилл. – Предлагаю китайский ресторан.
- Согласен. В восемь вечера, устраивает?
- На все сто.
* * *
Кирилл первым приехал в ресторан с драконами, красными фонариками и девушками в китайских одеяниях. Вкрадчивая восточная мелодия постепенно вытеснила все мысли. Откинувшись на спинку стула, Мелентьев наслаждался аперитивом и журчанием мини водопада, низвергавшегося с коричневого валуна. Леонид появился минут через двадцать. Водрузил на соседний стул массивный дипломат, сел напротив друга и сказал:
- Уф!.. Устал!
Он сразу взял меню и быстро выбрал себе блюда. Кирилл принялся более детально изучать кулинарные предложения ресторана.
- Кирюша, есть хочу! – взмолился Леонид.
Кирилл рассмеялся.
- Мы же в ресторан пришли…
- Значит, здесь все вкусно. Заказывай скорей.
Розовое вино заискрилось в бокалах, креветки под ананасами, подогреваемые на специальной печке, задышали ароматным паром.
- Ты случайно не слышал о самоубийстве поэта Геннадия Вострякова? – спросил Леонид.
- Нет, не слышал и, если честно, то и не очень хочется. Креветки с самоубийцами как-то мало сочетаются.
- Да тут такое дело… - покачал головой Петров. – Опять по твоей части - богема!
- Не понял?! – рассмеялся Кирилл. – Это что, ты меня нанимаешь для ведения расследования?
- Не смейся! – вздохнул Леонид. – Если бы мог, нанял, не задумываясь!
- Что ж так?
- Я бы рассказал, да боюсь аппетит тебе испортить.
- Ладно, уже испортил.
Леонид не заставил себя долго упрашивать и в подробностях рассказал Кириллу о поэте Вострякове, о его навязчивой идее, о дочке, о каморке под крышей…
- Как я понял, они, то есть Востряков и Худин, договорились провести пробу на поэта, но у них кончилось горючее. Пока Худин бегал, тот, почему-то не дождавшись его, повесился. По словам Худина он отсутствовал минут двадцать, - закончил свое повествование Леонид.
- А как Худин собирался его страховать?
- Ну, значит, Востряков становится на стул, накидывает себе веревку на шею, а она будто должна сама затянуться… - пожал плечами Петров. - Худин же, рядом на столе, с ножницами в руках!..
- И что же получилось? – не удержался от смеха Мелентьев.
- А получилось то, что и петля затянулась, и стул упал…
- Что ж, неплохо, – с иронией произнес Кирилл. – Если исходить из теории Вострякова, то у России появился еще один великий поэт.
- Только его величие заключается не в том, что он написал, а в том, что все-таки сумел остановиться…
- Если честно, меня это дело мало вдохновляет, - признался Кирилл.
- Меня еще меньше! Но проблема в том, что я почти уверен, - это не самоубийство.
Мелентьев подозвал официантку и заказал еще бутылку вина.
- Понимаешь, Кирюша, мне нужна твоя консультация. Чем больше я вглядываюсь в фигуру Вострякова, тем она кажется все загадочнее. Старичок-то был не простой. Вот, что ты, к примеру, скажешь о такой артистке, как Ираида Свободина?
- Ну и переходы у тебя, Леонид. Причем тут Свободина? Но, если ты интересуешься, скажу: молодая, эффектная, весьма нервозная особа. Озабоченная в настоящее время получением роли в новом фильме Чинарова и установлением его отцовства.
- Не понял?!..
- Она считает себя дочерью Чинарова.
- А он?
- Естественно, нет.
- А ее мать?
- Естественно, да.
- Теперь понятно. Несомненно, у Свободиной большие денежные затруднения?
- Не исключено. Снимается она мало, а выглядеть надо хорошо, и главное, дорого. К тому же проблема с любовником. Никак не отберет у своей матери Сергея Навруцкого.
- Навруцкий! Что-то я слышал…
- О нем все слышали.
- Ладно, - мотнул головой Леонид. – А теперь представь, что вот эта эффектная, дорогая, нервозная ходит за деньги оказывать сексуальные услуги старому хрычу Вострякову.
- Ты что?! – возмутился Кирилл. – Здесь какая-то ошибка! Кто тебе это сказал?
- Дочь Вострякова.
- Врет!
- Она ее не только видела, но и разговаривала с ней. Если сделать очную ставку, Свободина не отопрется. Есть еще свидетельница, соседка. Та лично присутствовала при том, как Свободина доллары пересчитывала. А после смерти своего папашки, Галина Геннадьевна, дочь покойного поэта, нашла его заначку под крышкой письменного стола – пять тысяч долларов. Она уверена, что старичок еще кое-что припрятал. Понятно, что получается?
- Получается, что этот твой Востряков прямо подпольный миллионер Корейка, если к нему такая девушка, как Свободина ходила. Насколько я могу судить, меньше, чем двести долларов за сеанс она не возьмет.
- Вот я и развел руками – богема… Разве поймешь их перегибы души и турбулентность в мыслях?!..
- А если взглянуть проще? Старик занимался какими-то делишками, имел деньги - и все.
- Черт его знает?!
- С другой стороны, Востряков, даже очень подходящая фигура для тайного заработка. Свободина вполне могла рассчитывать на его молчание. Он на их великосветские рауты не допускается… да о нем вообще никто ничего не слышал.
- Но если бы ты видел его… Не представляю, чтобы молодая, как ты говоришь, эффектная женщина и с этим… В конце концов она могла бы себе и получше найти.
Кирилл в раздумье покусывал губы.
- Ответ напрашивается только один: Востряков очень хорошо оплачивал ее посещения.
- Но как это, хорошо? Ты же сам сказал, меньше двухсот долларов она не возьмет. Но это цена для среднестатистического клиента, а Востряков – это уже дальше некуда… плюс премерзкая обстановка в каморке … ни тебе ванны с розовым кафелем, ни простыней шелковых… Здесь на повышенный тариф тянет.
- Значит, Востряков был подпольным миллионером и прятал свои деньги от семьи. Тебе надо увидеться с Ираидой Свободиной.
- Да я уже звонил ей. Уехала на несколько дней на съемку.
- Только ты ее в свой офис на Петровку не вызывай. Предложи, встретиться на нейтральной территории. То есть, ты ей услугу окажешь: в тайне сохранишь ее визиты к Вострякову, а за это пусть она цену этих визитов назовет и вспомнит, кто еще, кроме нее, приходил ублажать старого поэта.
- И какие дела мог иметь Востряков? Даже не представляю, с чего начинать. Лучший друг, наперсник – поэт Худин. Мелкая невзрачная фигура, плохо одетый…
- Сам же говоришь, богемные личности. Может, они кайф получали от сознания, что вот такие неухоженные, старые, кое-как одетые могут себе девочек люкс позволить, в каком-нибудь шикарном ресторане до утра кутить…
- Ты что, думаешь, Худин тоже – подпольный миллионер?
- Зачем? Наперсник!
- Не нравится мне эта богема, Кирилл, не нравится.
- Ничем помочь не могу. Судя по твоему рассказу, дочке Вострякова вообще наплевать: убили папашу или он сам повесился. Так что к услугам частного детектива она точно прибегать не станет. Но вообще, дело интересное, с неожиданными поворотами. Что тебе наплетет Свободина?
- Ладно, черт со всеми ними! Заказывай десерт!
* * *
В течение нескольких дней Мелентьев ловил себя на мысли, что думает об эффектной Ираиде и о сластолюбивом старичке Вострякове. Какие бы доводы этой странной связи он не приводил, объяснение было только одно: Востряков хорошо платил, а Ираида от природы обладала полным отсутствием брезгливости, и, несомненно, умела абстрагироваться от своего тела. Словно не она ласкала немощи старика, а какой-то бестелесный фантом.
«Но, тем не менее, могла бы найти себе кого-нибудь поприличнее, - каждый раз заключал Кирилл. - Каким образом и где они могли познакомиться? Какова была сумма, заставившая Ираиду согласиться приходить в мерзкую каморку для ублажения старика? Конечно, она очень нуждается в деньгах. Ей просто необходимо поддерживать имидж преуспевающей актрисы, иначе на нее вообще перестанут обращать внимание. Понятно, это изматывает: - вечный голодный взгляд в поисках роли, заискивающие улыбки, согласие переспать с кем угодно, лишь бы быть утвержденной и при этом надо держать форму, быть привлекательной, сексуально интересной!.. Видимо, дела у Ираиды стали совсем плохи, если она докатилась до такого клиента как Востряков, - сделал вывод Мелентьев. – Вряд ли она скажет правду Леониду. Так что ему придется доискиваться до причины ее встреч с Востряковым и точно установить, что кроме сексуальных отношений их более ничего не связывало».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
При каждой остановке на красный свет Николай Князев в нетерпении выбивал пальцами дробь по поверхности руля. Его «Рено» первым срывался на едва успевший мигнуть зеленый свет.
Темные волосы, мягкими полукольцами падавшие на его лоб, были влажными от нервного напряжения. Губы беззвучно шевелились, испуская угрозы в чей-то адрес.
Подъехав к бело-желтому особняку, он силой заставил себя успокоиться, вытер вспотевший лоб платком, взглянул в зеркало и поправил галстук. Сосредоточившись на несколько секунд, он шумно выдохнул воздух и только после этого вышел из машины.
Охранник молча пропустил его. Николай поднялся на второй этаж и, не обращая внимания на подскочившую секретаршу, вошел в кабинет Арнольда Чинарова.
При виде непрошеного гостя Чинаров слегка поморщился, но, тем не менее, протянул руку и сказал:
- Здравствуй!
- Здравствуй, – сухо отозвался Князев. – Я приехал, чтобы поставить последнюю точку в нашем договоре.
Он вынул из папки несколько листов и положил перед Чинаровым.
Тот, даже не взглянув, решительно отодвинул их от себя.
- Что это значит? – устремив на Чинарова темный от ярости взгляд, спросил Николай.
- А это значит, что тебя верно информировали, и ты зря приехал ко мне.
- Но ведь мы уже обо всем договорились! – взметнулся голос Князева.
- Обо всем, – совершенно равнодушно согласился Чинаров. – Но ты сам понимаешь: кино – это искусство, требующее много денег, и оно, как всякая уважающая себя проститутка, продастся тому, кто больше заплатит. Короче, Сугробин мне предложил значительно более крупную сумму. Поверь, во мне в данном случае говорит режиссер. Фильм только выиграет от этого!
- Надо было раньше думать, Арнольд, – жестко усмехнулся Князев. – У меня на руках подписанный тобой договор. Если хочешь, мы можем расторгнуть его, но тебе придется уплатить неустойку.
- Коля, ты – сын великого актера, а играешь так посредственно, – расхохотался Чинаров.
- Сволочь! – взревел Князев и, подбежав к Чинарову, занес руку, чтобы врезать по его ухмыляющейся физиономии, но тот ловко перехватил удар.
- Дурак! – презрительно бросил он. – Убирайся!
- Ты очень пожалеешь…
- Нет, не пожалею, а похвалю себя, – перебил его Арнольд. – Похвалю, за то, что не связался с таким продюсером как ты! Подумаешь, поставил я свою закорючку под проектом договора, да к тому же без печати! Прежде чем доказывать свои права, тебе следовало бы поинтересоваться, как я подписываю контракты! – Он открыл ящик стола и вынул копию какого-то документа. – Сличи, подписи совершенно разные.
- Но ведь это все равно твоя рука! – в недоумении вскричал Николай.
- Моя! Но только всю документацию я подписываю «Ар. Чинаров» с росчерком на конце. А на твоей бумажке стоит какой-то «Чин…». Может, я ручку расписывал, а может, слушал твою болтовню да от нечего делать рисовал. У многих такая привычка: кто кораблики рисует, а я подпись свою совершенствую, – расхохотался Чинаров.
- Но ведь ты меня подставил! Подло подставил!.. Во всей печати уже прошло, что продюсером фильма буду я.
- А теперь пройдет, что произошла замена игрока, – небрежно пояснил Арнольд.
- Но ведь ты меня уничтожаешь! – взревел Князев и так стукнул по столу кулаком, что на пороге появилась встревоженная секретарша.
- Все в порядке, – насмешливо сказал ей Чинаров. – Молодой человек просто запутался в дебрях бизнеса. Коля, для того чтобы быть хорошим продюсером тоже надо иметь способности. Вот, как твой отец! Его можно любить, можно ненавидеть, но не признавать, что он – талант, нельзя! Не скрою, я тоже едва не допустил ошибку, решив связаться с тобой! Но вовремя одумался. Деньги ты предложил хорошие, но вот только уверенности, что они у тебя есть, у меня не было.
- Неужели ты думаешь, что я обману? Да я тебе полный отчет могу представить! – почему-то подумав, что еще есть возможность все вернуть назад, заискивающе глядя в глаза Чинарову, произнес Князев.
- Нет, не утруждайся. Договор с Сугробиным уже подписан.
- Какая же ты сволочь, Арнольд! – задыхаясь, выкрикнул Николай. – Какая сволочь!!
- Слушай, ты поосторожней со словами, а то я не посмотрю, что ты сын Князева.
Чинаров нажал на кнопку и попросил охранников подняться к нему в кабинет.
- Ты еще пожалеешь об этом! – не в силах успокоиться продолжал угрожать несостоявшийся продюсер.
- Заткнись! – заорал на него Чинаров. – У тебя есть выбор: либо тебя вышвырнут из моего офиса и об этом узнает вся Москва, либо ты сам освободишь меня от своего присутствия. В конце концов, что произошло?! – как-то весело воскликнул Арнольд, развалившись в своем большом белом кресле. – Финансируй другие фильмы. Желающих ставить хоть отбавляй! За тобой будут бегать, руки целовать!
- Вкладывать деньги в фильмы, которым на восемьдесят процентов обеспечен провал, ты это предлагаешь?
- Согласен, хороших режиссеров мало, а такой как я, вообще один. Но ты можешь сам открывать таланты. Дерзай!
- Спасибо за совет. На какие деньги я их буду открывать? Достаточно одного провала, чтобы потом не подняться.
- А ты хотел на белом коне въехать в кинобизнес, сделав ставку на меня. Вложил деньги в мой фильм и - успех тебе обеспечен!
Лицо Николая потемнело, он долгим пронизывающим взглядом посмотрел на Чинарова.
- Не пугай! Лучше сам будь осторожен, – очень серьезно сказал Арнольд и, помолчав, добавил: - Смотри, я предупредил.
При появлении охранников Князев схватил свои бумаги и бросился вниз, изрыгая на ходу угрозы.
* * *
Не успел хлопнуть дверью разъяренный Князев, как на пороге кабинета появилась встревоженная секретарша.
- Арнольд Аристархович, к вам Виктория Свободина, – сообщила она с круглыми от ужаса глазами.
- Черт знает что такое! Смогу я сегодня работать или… - он не успел договорить, как в кабинет плывущей походкой вошла Виктория.
- Это зависит от тебя, – игриво улыбаясь, сказала она. – Решим вопрос, и я тут же удалюсь.
- Как это мило, – пробурчал Чинаров.
Виктория в темно-красном платье и такого же цвета шляпе смотрелась кровавым пятном на фоне белого кабинета. Она села на стул перед длинным столом, и Чинарову показалось, что с потолка упала большая капля крови.
- Слушаю, – сухо бросил он.
- Арик, - кротко произнесла Виктория, - нам надо решить вопрос о нашей девочке.
Чинаров подскочил с кресла и забегал по кабинету.
- Прости, господи, но я же не святой!
Он подошел к Свободиной и, тяжело дыша ей в затылок, проскрежетал:
- Чего ты хочешь? Ты, подлая баба! Ты же знаешь, что твоя Ирка не от меня!
- А от кого? – вздрогнув плечами, не на шутку возмутилась Свободина.
- Ладно, вы дождетесь, я сдам кровь на анализ и уж тогда пройдусь по вас в печати!
- Не пройдешься, а проглотишь язык, – так уверенно произнесла Виктория, что Чинаров опять засомневался. – И наконец-то дашь дочери свою фамилию!
- Ну уж этого не будет никогда!
Виктория презрительно сморщилась.
- Помнится, на заре моей юности, ты, умудренный опытом, учил меня: «Никогда ни от чего не зарекайся!». – А я не слушала и зареклась, что ты никогда меня не оставишь. И даже не почувствовала западни, когда ты взял на роль Александры юную и непосредственную выпускницу балетного училища. Еще бы! Ты уверял, что мне будет гораздо интереснее сыграть роль светской красавицы Долли, которая со всей яркостью раскроет глубину моего драматического дарования. – «А что такое Александра для тебя? – рассуждал ты. – Очередная роль непосредственной девушки. У тебя уже были такие». – Были! Только я сама еще была непосредственной, а главное, доверявшей тебе. Ты был для меня всем! Учителем, возлюбленным… все замыкалось на тебе!
- А разве я плохо поступил с тобой?.. Тебя, девчонку из захолустного городишки я сделал звездой страны!
- Но ты же и погасил, – горько усмехнувшись, добавила Свободина.
- Прости, дорогая, это уже не моя вина. Я тебя зажег, – гори!.. Ты не смогла – твои проблемы. Сколько актрис годами подбираются к звездным ролям, а ты с улицы попала в первые артистки страны. Тут любая позавидует!
Виктория низко опустила голову и в задумчивости провела ладонью по белому блестящему столу.
- Если бы после этого не было тех страшных десяти лет… я бы тоже так думала.
- Не понимаю, чем ты недовольна? – развел руками Чинаров. – Я тебя, прости, подобрал на улице и сделал актрисой. Ты об этом даже не могла мечтать. Кем бы ты была? – он раздраженно открыл мини-бар и налил коньяку. – Выпьешь?
- Выпью, – глухо отозвалась Виктория.
- Так вот я говорю, кем бы ты была? Продавщицей? Почтальоном? Официанткой на вокзальном ресторане, потому что, пардон, других ресторанов в вашей захолустной Кубанке не было. А за кого бы ты вышла замуж? За шофера? Грузчика? Тебе просто сверхъестественно повезло, что мой помощник выбрал твой городишко для съемок. Тебе повезло, что заглох мотор нашей машины, нам захотелось пить, и мы постучали в твою калитку. Понимаешь ли ты, повезло!
- Да, мне повезло, – со злой иронией в голосе отозвалась Виктория. – Мне повезло стать девочкой для развлечений знаменитого режиссера.
- Прости. Десять лет вместе, это девочка для развлечений?
- Представь себе, да! Ты так и не женился на мне!
- Я хотел, но ты сама виновата в том, что этого не случилось!
- Да, сама во всем виновата! – с издевкой повторила за ним Виктория.
- Ну, подумаешь, я увлекся статисточкой? Ты же устроила грандиозный скандал.
- Мне было так больно и обидно!..
- Поэтому ты решила мне отомстить. Забеременела! И ничего не сказала! Я начал съемки и вдруг! Нате вам! Юная героиня спустя три месяца не вмещается ни в один костюм.
- Я не могла убить ребенка!
- А загубить мой фильм ты могла! Мне пришлось изощряться с крупным планом, искать тебе дублершу…
- Не смотря на все это, фильм имел успех.
- Но это был не тот фильм! Понимаешь, не тот!
Арнольд еще налил себе коньяку.
- Ты обвиняешь меня в жестокости по отношению к тебе, – он отодвинул стул и сел рядом с Викторией. – Но я действительно любил тебя. После этих съемок мы расстались… сколько месяцев мы не виделись?
- Почти год.
- Мне было трудно простить твою измену, вернее не простить, прощать я не умею, а забыть. Через год я забыл.
- Не пойму, о какой измене ты говоришь? Родить от тебя ребенка, это, по-твоему, измена? Объясни, кому?
- О!.. – Арнольд тряхнул гривой черно-седых волос. – Ничто не вечно под луной, кроме женской лжи! Недаром женщины считаются прирожденными актрисами. Как говорят: «Чем больше актер, тем больше пауза». А я по собственному опыту скажу: - Чем больше женщина, тем больше лжи!
Виктория сделала нетерпеливое движение рукой.
- Хватит об этом. Вот сделаешь анализ, тогда и поговорим.
- Ладно, хватит об этом, – сделав ударение на последнем слове, согласился Чинаров. – Но о том, продолжу. После нашей размолвки мы почти девять лет были вместе.
- И каждый день я ждала, что ты наконец-то сделаешь мне предложение… Но для тебя я была куклой, которую ты доставал из коробки, когда хотел снять новый фильм. Как только съемки заканчивались, ты меня отправлял обратно. А я так хотела стать твоей женой!
- Но это было невозможно! – с яростью в голосе произнес Чинаров. – Как ты не поймешь?! Ты убила мою любовь в ту светлую девочку, какой я тебя увидел впервые. Той девочки, подавшей мне стакан холодной воды, после твоей измены уже не было!
- Это измены не было! – парировала Свободина.
- Было – не было… – в раздражении махнул рукой Арнольд. - Когда я увидел Регину, то мне показалось, что я вновь обрел свою потерянную девочку.
- И ты так боялся ее потерять, что сломя голову полетел с ней в загс, едва ей исполнилось восемнадцать.
- Да, я так боялся ее потерять!
- И она тебя отблагодарила, – залилась язвительным смехом Виктория. – Переспала со всеми! Даже из гомика Кунина твоя девочка умудрилась сделать бисексуала. И ты ей все прощал!
- Почему же все? – совершенно спокойно произнес Чинаров, отводя от Виктории взгляд. – Я с ней развелся.
Он открыл дверцу шкафа, будто что-то хотел взять.
«И какой черт принес ее сюда?.. Как это женщины умеют бередить прошлое».
Невольно перед его мысленным взором встала тоненькая девочка, с большими зеленоватыми глазами, темно-каштановыми локонами, трепещущими от порывов ветра, и смехом… который скатывался с ее губ нежным звоном колокольчиков… Ее лицо, покрытое крупными каплями дождя, руки, взметнувшиеся в детском порыве укрыться от молнии… Чинаров будто бы вновь ощутил ее дрожащее, промокшее тело, когда, откинув полу большого плаща, он накрыл ее и прижал к себе… Это было самым лучшим в его жизни… дождь и дрожащая девочка… Еще не было ничего сказано, ничего сделано… были только съемки его лучшего фильма…
Чинаров вынул из шкафа первую попавшуюся папку и положил на стол.
- Итак, Вика, что ты хочешь?
- Что я хочу? – вздохнула Свободина. – Отомстить тебе! – неожиданно твердо произнесла она.
- За что? – непонимающе рассмеялся Арнольд. – За что, Вика? Я открыл для тебя мир!..
- А потом вышвырнул из него! – яростно ответила она.
- Я повторяю: это твоя проблема, что ты не смогла удержаться на той высоте. Кто виноват, что без моей поддержки ты оказалась невостребованной актрисой? А если бы я умер, тогда я тоже был бы виноват? – заглянул ей в лицо Чинаров.
- Лучше бы ты умер, – чистосердечно призналась она.
- Спасибо, спасибо, Вика. Вот так, сделал из замухрышки известную всей стране актрису, объездил с ней чуть ли не весь мир… и в благодарность – «Лучше бы ты умер!». – Чинаров большими шагами несколько раз прошелся по кабинету, затем сел в кресло и закурил. – Черт знает что такое? – в раздражение пробормотал он.
- Да, ты не знаешь, что это такое, – в упор глядя ему в лицо, воскликнула Виктория. – Ты не знаешь, как это смотреть на себя со стороны и видеть, как гибнет твое «я»!
- О чем ты? – с удивлением посмотрел он на Свободину.
- А о том, что душа моя, привыкшая к популярности, вырывается из невостребованной оболочки актрисы и видит, как та сгнивает. Я не могу этого объяснить… это что-то внутри болит, болит так, что воешь ночами. А проклятая надежда все искусительно шепчет: «Еще есть немного времени, вот если бы тебе чуть-чуть повезло!.. Ты бы еще могла!» - И я, поддавшись, думаю: «Действительно, сколько актрис старше меня находятся на пике карьеры, значит, не все потеряно». Но это обман! Не произойдет чуда! Никто не востребует меня! И в этом виноват ты! – Ее палец с огненно-красным ногтем словно выстрелил в него. – Если бы ты умер, я навсегда осталась бы музой Чинарова. А ты выбросил меня! Показал всем, что я уже ничто! И тут сразу же начались разговоры: «Чинаров ее не снимает, она уже неинтересна… вот Дымова… зеленые глаза, пышные волосы, хрупкая фигуры балерины…» - Виктория осеклась, обхватила свою шею рукой и медленно опустилась в кресло напротив Чинарова.
Арнольд закурил новую сигарету и пожал плечами.
- Нет, но это невероятно! – хлопнул он ладонью по подлокотнику. – За все, что для тебя сделал, я услышал не слова благодарности, а сожаление по поводу, что вовремя не умер. Что ж, прости Вика!
В этот момент открылась дверь и встревоженная секретарша позволила себе напомнить, что через полчаса у Чинарова встреча с продюсером.
- К сожалению, я вынужден прервать нашу задушевную беседу, – разведя руками, мрачно рассмеялся Арнольд.
- Хорошо, – согласилась Виктория. – И впрямь, что обо мне говорить? Я – это уже прошедшее врем.! Я пришла к тебе просить за дочь!
При этих словах лицо Чинарова покраснело от раздражения.
- Опять?
- Ну что ты злишься? Опять!.. Меня ты погубил. Так спаси дочь! Девочка бьется из последних сил. Другая бы безо всякой помощи ни за что не достигла бы ее уровня. Она не звезда, но и не безличная актриса, о которой говорят: «Ах, я и не знал, что вы снимаетесь в кино!» Она сама себя создала…
Чинаров громоподобно расхохотался.
- Да твоя Ираида – хитрая и ловкая проныра! Она воспользовалась нашими именами. Разве не интересно было пригласить в какой-нибудь сериал дочь Свободиной и, если верить слухам, самого Чинарова! Но ей даже наши имена не помогли. Поверь моему опыту, твоя Ираида достигла своей планки, выше ей уже не подняться.
- Неправда! У нее просто не было возможности показать себя. Возьми ее на главную роль в твоем фильме! – требовательно возвысив голос, произнесла Свободина.
- Вика, да ты в своем уме?! Чтобы я собственными руками погубил фильм?.. – Чинаров на секунду задумался, а потом, звонко хлопнув себя по колену, расхохотался.
Свободина невольно пождала губы.
- Зачем тебе это? Ты же не любишь свою дочь!
- Как это не люблю? – возмутилась Виктория.
- Да очень просто: не любишь и все тут!.. До тебя дошли слухи, что я решил заменить Навруцкого. Ну, конечно же! Если бы Навруцкий, как было задумано ранее, снимался в моей картине, ты не пришла бы умолять о дочери. А тут такая возможность – и матерью заботливой выступить и хоть на время избавиться от соперницы. За что, Вика, ты не любишь свою дочь?
- Как ты можешь такое говорить? – дрожащим голосом прошептала Виктория.
Чинаров взял ее за локоть и, подняв с кресла, подвел к окну. В ее глазах стояли слезы.
- Нет! Я в тебе не ошибся. Ты действительно хорошая актриса. Слезы выступили ровно настолько, насколько надо. И губы чуть подрагивают.
- Ты чудовище! Как ты можешь издеваться!.. – Виктория в отчаянии закрыла лицо руками.
- Вот, вот! Закрой лживую картину. И объясни мне, за что ты не любишь свою дочь?
По плечам Виктории пробежала крупная дрожь.
- А за что мне ее любить?! – прорычала она, отняв ладони от лица. – За что?! За то, что с мига ее рождения начались мои несчастья? Ты отказался от нее!.. Все пошло под откос! Наши отношения, моя карьера! А теперь?! Да она просто высосала из меня всю кровь!.. Я никому не нужна! Кто я для режиссеров, снимающих мыльные оперы? О других я и не смею говорить! Я – Свободина старшая! А она – Свободина младшая! Что выгоднее для актрисы?
- Но вы же в разных возрастных категориях.
- Правильно, потому что я – мать. А не будь Ираиды, я была бы просто Викторией Свободиной. И данными моего паспорта уже не так бы интересовались. Она перекрыла мне воздух! На всех презентациях, фестивалях, премьерах мы вместе! И люди невольно думают: «Какая у Свободиной взрослая дочь! Сколько же ей тогда лет?» Она – мое бельмо, от которого мне никогда не избавиться!
- А тут еще и Навруцкий! – безжалостно подбросил Чинаров.
- Да и Навруцкий! Что он для нее?! Увлечение! Возможность прилепиться к известному актеру и тем самым обратить внимание и на себя. Но если ей удастся завлечь более именитого, она, не задумываясь, бросит Сергея!
Чинаров в знак согласия кивал головой.
- Акула какая-то получается, а не дочь, – поддразнил он Викторию.
- Что получается, то и получается, – с досадой отбросила она его фразу. – Возьми Ираиду! Она уводит от меня Сергея! Я это чувствую! – почти простонала Свободина.
- Ну что, ты! Все это уже видят. Ты немного опоздала со своими предчувствиями, – с издевкой произнес Чинаров.
Виктория ничего не ответила. Молчание стало затягиваться. Арнольд впервые за последние годы с интересом оглядывал скорбно застывшую фигуру бывшей любовницы и сподвижницы.
«Все такая же стройная, яркая, но с сильно наигранной уверенностью в себе. Стержень потерян, держится из последних сил… Что ее ждет? Только утешение в алкоголе или наркотиках. Несомненно, Навруцкий – ее последняя призрачная надежда на какое-то только ей ведомое счастье. И как это женщины не понимают, что разница в тринадцать лет не имеет склонности с течением времени уменьшаться? Сколько она сможет еще удерживать Навруцкого? Полгода, максимум - год, спустя который он шаловливым ветерком перелетит на другую».
- Вика, зачем он тебе? Ты еще привлекательна, – помимо воли начал Арнольд. – Не теряй драгоценного времени, оставшегося у тебя. Найди нормального, состоятельного мужчину. Забудь кино и живи!
- Поздно, – хрипло ответила Виктория, затягиваясь сигаретой. – Я здорово вляпалась в Сергея.
Чинаров сделал неопределенное движение рукой.
- Послушай, ну если ты не хочешь брать Ираиду, возьми все-таки Навруцкого.
Арнольд отрицательно покачал головой.
- Я могу лишь похвалить себя за прозорливость. Если бы я его взял, съемки фильма превратились бы в ад. Вы рвали бы Навруцкого на части, увязавшись за ним, а я был бы вынужден вас разнимать.
- Но ведь Сергей по-настоящему талантливый актер! Почему ты отказался от него?
- Слушай, я не обязан тебе отчитываться! Хватит! Или ты уходишь, или тебя выпроваживают!
- Какая же ты все-таки сволочь, Арнольд, – проскрежетала Виктория, подходя к двери.
- Все, аудиенция окончена! Твоя миссия заботливой матери не удалась, впрочем, как и миссия любовницы, устраивающей карьеру своему дружку.
Виктория уже вышла в приемную, а Чинаров все продолжал:
- Да-да! Я отказался от кандидатуры Навруцкого, потому что знал, что вы не дадите покоя!
Виктория резко повернулась, сбросив бедром папку, лежавшую на столе секретарши.
- Об этом ты пожалеешь! Вся Москва в восторге от Сергея!
- Тем более, как я могу лишить столицу ее любимого актера, забрав его на съемки? Пусть лицезрит и наслаждается! – крикнул он вслед Свободиной.
Вернувшись в кабинет, Чинаров позвонил своему шефу безопасности.
- Слушай, проследи за Князевым. Не нравится он мне.
- Арнольд Аристархович, будьте спокойны. Он уже под наблюдением.
- Хорошо, – сухо произнес Чинаров и положил трубку.
* * *
Виктория выскочила из особняка и поспешила в переулок, где стояли ее «Жигули». Она села за руль, включила зажигание и расплакалась с какой-то жалобной злостью. В тысячный раз она назвала себя идиоткой, которой в жизни был дан золотой шанс, а она его не использовала. Но тогда, много лет назад, она считала себя очень мудрой, даже более того, хитрой…
Ей было семнадцать, когда изнывающий от жажды Чинаров случайно постучал в ее калитку. Спустя год после этой встречи она стала известна всей стране, - получила «Гран При» за лучшее исполнение женской роли. Но, несмотря на внешний успех, она чувствовала всю шаткость своего положения. Она отдавала себе отчет, что ей, девчонке из захолустного городка, будет сложно удержать знаменитого режиссера. Арнольд любил ее, но о женитьбе разговоров не было. И тут, словно подтверждая ее опасения, на съемках следующего фильма он увлекся какой-то статисткой…
Она прекрасно помнит тот ужасный день, который перевернул всю ее жизнь… У нее были три свободных недели от съемок. Чинаров уехал из Ленинграда на натуру в Прибалтику вместе со своей статисткой. Виктория пыталась было закатить сцену, но Арнольд прервал ее на первой же реплике.
Она не могла оставаться одна в гостиничном номере, страшные мысли теснились в голове, беспрестанно вызывая слезы на глазах. Чтобы как-то отвлечься, Виктория отправилась в Петергоф.
Великолепный водный каскад, сверкающий на солнце, сразил ее воображение, а хитрые фонтаны-ловушки заставили смеяться вместе с другими. Но едва она удалилась в парк, как воображение тут же нарисовало Арнольда, обнимающего статистку. Виктория села на скамью и заплакала. Она чувствовала себя безмерно несчастной…
Спустя почти четыре недели вернулся Арнольд. Виктория с опаской посмотрела ему в глаза, ожидая прочесть в них свой приговор. Но он так крепко обхватил ее и с такой изголодавшейся радостью покрыл поцелуями, что девушка поняла: статистка забыта. Однако радость оказалась недолгой. Как только они вернулись на съемочную площадку, первой, кого увидела Виктория, была все та же статистка. Арнольд прекрасно управлялся с двумя любовницами. Персонал не скрывал ухмылки и с интересом наблюдал за дальнейшими событиями: кто из двух соперниц перетянет к себе режиссера? Викторию охватила паника, она чувствовала, что проигрывает. Страх мерзкой волной прокатился по ее телу и вызвал страшную рвоту.
Напуганная Виктория поспешила к врачу, и та сразила ее наповал, радостно сообщив, что она беременна. «Арик убьет меня, съемки в самом разгаре!.. – было первое, о чем подумала она. - Да и вообще, не нужен мне никакой ребенок! Как это могло случиться? Ведь я всегда предохранялась!» Посидев в коридоре минут десять, Виктория вернулась в кабинет и сказала, что хочет сделать аборт. Врач, конечно же, принялась ее отговаривать, но она стояла на своем. Договорились о дне, и Виктория, облегченно вздохнув, отправилась бродить по улицам Ленинграда. Теперь она пыталась решить более важную проблему: «Как удержать Арнольда?».
Вдоволь набродившись по городу, но за завесой своих невеселых мыслей не увидев никаких архитектурных красот северной столицы, Вика села за столик летнего кафе: заказала мороженое, лимонад и подумала о ребенке: «Интересно, как он там?.. Каким бы он стал?..» И тут ее сердце совершенно неожиданно сжалось: «Да ведь он никогда никаким не станет!» Слезы больно ударили в глаза. «Что же делать?» Словно ища помощи, она обвела взглядом всех сидевших за столиками и занятых лишь поглощением мороженого, да своими разговорами. Вика обратила внимание на перемигивание официанток, они ее узнали. Пришлось выпрямить спину и придать загадочную отрешенность взгляду. Сзади кто-то отодвинул стулья, и она услышала приглушенные голоса двух женщин.
- Леля, я не понимаю твоей депрессии. Это же твой шанс! – воскликнула одна из них.
- Но я не хочу сейчас ребенка! – громко зашептала в ответ ее приятельница.
Вика вся превратилась вслух.
- Но хочешь выйти замуж за Константина, а он увиливает. И делает это мастерски. Или тебя, может, устраивает сложившаяся ситуация? – язвительно спросила женщина.
Вика осторожно вынула пудреницу и постаралась разглядеть собеседниц. Одна из них, в синем платье, была постарше, а другая, очень миленькая и модно одетая, выглядела лет на двадцать пять.
- Меня не только не устраивает сложившаяся ситуация, она меня просто убивает. Я не могу больше висеть в воздухе. Но сколько я не пыталась выяснить наши отношения, в ответ получала лишь отговорки и какие-то туманные междометия.
- Ну вот! А теперь у тебя такой козырь. Ты беременна!
- Я тоже думала об этом, а вдруг он не захочет?.. - боязливо поделилась своим сомнением Леля. – Потребует сделать аборт?
- Конечно, потребует, – безапелляционно подтвердила подруга. – Если ты будешь настолько глупа, что сегодня же побежишь сообщать ему об этом.
- А как же?
Виктория осторожно подвинулась назад, чтобы не пропустить слов умной женщины.
- Очень просто, дорогая, ты ему вообще ничего не говори. Пусть увидит сам! А когда увидит… - женщина неожиданно залилась едким смехом, - тогда уже поздно будет!
- А вдруг он и после этого не захочет жениться?! – встревожено спросила Леля.
- Ты меня удивляешь своей наивностью. Сотрудник Внешторга откажется жениться на женщине, которая ждет от него ребенка?.. Что ж, пусть попробует!
- Но ведь это как бы шантаж…
- А три года морочить тебе голову, это как называется?
- Так ты мне советуешь оставить? – неуверенно спросила Леля.
- Глупая! В твоем положении ребенок – это возможность надеть свадебную фату. Как только он увидит твою поправившуюся талию – мгновенно испугается неприятностей на работе и тут же сделает тебе предложение.
Подруги уже ушли, а Виктория все сидела за столиком.
«Как же мне поступить?» – мучительно размышляла она. И пришла к выводу, что и ей тоже надо последовать совету подруги Лели…
Спустя несколько месяцев она поняла, что совершила страшную ошибку. Ее расплывшаяся талия вызвала у Арнольда не испуг, а ярость. Вика попробовала ему угрожать, но в ответ получила пощечину и слова: «Это вообще не мой ребенок!» И в течение двадцати лет ничто не смогло убедить его в обратном.
Злясь и проклиная Вику, Чинаров был вынужден продолжать съемки фильма. Он перечеркивал свой режиссерский сценарий, меняя дальние планы на крупные, придирчиво отсматривал претенденток на роль дублерши. Но его ничто не устраивало. То дублерша оказывалась слишком тощей, то неподходящего роста, и всякий раз при этом он бросал сверкающий яростью взгляд на все более полнеющую Викторию.
- Что за сонное лицо беременной женщины?! – кричал он. – Ты же играешь девушку!
Она вздрагивала и старалась изо всех сил. Как только был снят последний кадр с участием Виктории, Чинаров тут же отправил ее домой.
И, тем не менее, фильм стал призером Всесоюзного фестиваля, но Арнольд остался недоволен.
Вначале это было даже очаровательно – юная красивая мать и ребеночек с длинными спиралями волос… Однако глядя на милое создание, Вика каждый раз ощущала горечь, что именно из-за него она отправлена в ссылку Чинаровым: «Неужели навсегда?» Она первая сделала шаг к сближению. Позвонила Арнольду и сказала, что хочет его видеть. Они встретились, и вновь в фильмах Чинарова первым титром пошла фамилия Свободиной. Потом совершенно неожиданно, как и всякое несчастье, на съемочной площадке появилась зеленоглазая Регина Дымова. С этого начался конец звездной карьеры актрисы Свободиной. Год спустя Чинаров женился на Регине, и Виктория была вынуждена соглашаться на все приглашения, лишь бы не оставаться без работы. Потом были страшные годы полной невостребованности. С появлением мыльных сериалов режиссеры вспомнили о Свободиной, но… тут Викторию легко отодвинула на задний план ее собственная дочь – Ираида. По ее милости Вика теперь была вынуждена играть роли матерей, молодящихся теток героинь или оставленных по истечению времени любовниц.
Год назад на одной из таких съемок она познакомилась с молодым, но уже известным театральным актером Сергеем Навруцким. Это было сказочным безумством – влюбиться в него. Но он ответил ей взаимностью. Виктория боялась поверить своему счастью.
«Пусть он будет мне изменять! Все мужчины изменяют! Так какая мне разница?.. Измена не становится легче от сознания того, что тебе изменил любовник на тринадцать лет старше, а не моложе тебя».
Таким образом, мудро рассудив, Виктория совершенно успокоилась. Однако, представляя потенциальную соперницу, она ни в коем случае не имела в виду собственную дочь, которая и тут не преминула нанести ей удар. Навруцкий увлекся Ираидой. Он еще окончательно не ушел к ней, но Виктория чувствовала, что очень скоро услышит его «Прощай!».
Автомобильный сигнал, раздавшийся сзади, вывел ее из задумчивости. Она выехала на дорогу, продолжая чуть слышно шевелить губами: «Выпила… всю по капли выпила… Ведь можешь и захлебнуться, тварь… Жизнь исковеркала… и под конец решила переманить Сергея… Не получится, доченька, вот здесь у тебя не получится… - Остекленевшим взглядом она смотрела вперед себя. – Все, что угодно… только не Сергей!..»
ГЛАВА ПЯТАЯ
Продолжая посылать изощренные проклятия в адрес Чинарова, Николай Князев ворвался в гримерную Сергея Навруцкого.
- Репетиция закончилась? – спросил он, с трудом переводя дыхание.
- Только что, – недоуменно глядя на своего приятеля, находящегося в состоянии сильного возбуждения, ответил Сергей.
- Хорошо! Надо поговорить, – упав на стул, объяснил причину своего неожиданного появления Николай.
- Что-то случилось?
- Дай воды! – вместо ответа, потребовал Князев.
Залпом выпив стакан, он произнес:
- Я от Чинарова! Эта старая сволочь отказалась подписывать со мной контракт! Он, видите ли, нашел, что условия, предлагаемые Сугробиным ему более выгодны!
Навруцкий криво усмехнулся, выключил свет над гримерным столиком и сел в кресло.
- Вчера я тоже был у нашего мэтра, - вяло произнес он. – И тоже получил отставку.
- И ты?! – взорвался Князев.
- Да. С той только разницей, что я не знаю, кому вместо меня он отдал предпочтение.
- Но это же черт знает что?! Он просто решил уничтожить нас!
- Согласен. Вчера я точно так же, как и ты, сходил с ума! Но самое главное, что уже прошла убойная реклама: «Наконец-то Сергей Навруцкий в главной роли!» Наконец-то, – зло прищурив глаза, повторил он. – Не успел получить, как уже отобрали!
- Сережка, но ведь надо что-то делать!
- Надо! Еще как надо, но что? Унижаться? Так я вчера вдоволь насытил этого борова Чинарова своим унижением. Угрожать? Уже угрожал! Но он мне, мягко так, посоветовал не суетиться. – Навруцкий в сердцах выругался и подошел к окну. – Ведь это был такой шанс! Ведь что я?! Популярный театральный актер. А с кинематографом у меня не складывается. Все попытки оканчивались или почти провалом или проходили незамеченными. Я снялся в десяти фильмах. Понимаешь, в десяти! И ничего! Навруцкий – театральный актер и точка! Хорошо, пусть, – Сергей подошел к двери и, слегка приоткрыв ее, выглянул в коридор. – Пусть! – вновь обернулся он к Николаю. – Но ведь уровень популярности определяется в основном кинематографом! Ну каково, когда из ведущих актеров театра, а их у нас, включая меня, четыре человека, на съемки постоянно уезжают только трое. И публика предпочитает приходить именно на те спектакли, в которых участвуют эти кинематографические гастролеры.
- Не умаляй своей популярности! – возмутился Князев.
- Согласен. Сейчас я популярен. Но пойми, это пройдет, если не будет поддержки кинематографа. Нет, конечно, я вполне смогу до старости остаться хорошим, даже замечательным театральным актером, но ведь я-то знаю, что способен на большее! И хочу большего! – он резко тряхнул головой: светлые волнистые пряди упали ему на лицо. – Поверишь, сегодня не мог репетировать… все думал, какой я промах допустил, что Чинаров отказался от меня?! Ведь пробы прошли удачно, он был доволен…
- Сволочь он, вот и все!
- Сволочь не сволочь, но при настоящем положении дел в кино, - сняться у Чинарова - это единственная возможность обратить на себя внимание на Каннском фестивале или даже попасть в число номинантов на «Оскара».
- Да… - глубокомысленно произнес Князев. – Однако в нашем случае вообще не надо было связываться с ним. Ведь журналистам только дай!.. Уверен, уже завтра появятся яркие заметки о том, как Чинаров прокатил Навруцкого и Князева. Черт, и ведь была же возможность все сделать по-другому, хотел же Исленьев дать согласие на экранизацию романа Храмову. Так нет - один звонок от Чинарова и мы с тобой, как два идиота, сами отговорили нашего писателя от первоначального плана.
- На то были причины, – слабо возразил Сергей. – Чинаров – это попадание в яблочко. Что там не говори, а он талант.
- Ладно, – махнул рукой Николай. – Что делать будем?
- А что тут сделаешь? Можно, конечно, прикинуться, что мы с тобой сами отказались работать с ним. Только в это вряд ли кто поверит.
Слушай? – глаза Навруцкого забегали из стороны в сторону. – А, может, он меня прокатил из-за своих баб?
- Из-за баб?
- Ну да. Из-за Виктории и Ираиды!
- Нужны они ему!.. А ты тоже нашел с кем связаться!
- Да, липкие оказались девочки, - с досадой был вынужден согласиться Навруцкий. – Не знаю, как отделаться. От матери кое-как вырвусь, дочка на шею вешается…
- Пошли их хорошенько, и все тут!
- Посылал, но они возвращаются и так настырно стучат в дверь…
- Черт с ними, разберешься! Сейчас для нас главное - сохранить лицо. Кинуть какую-нибудь более или менее правдоподобную версию журналистам. И главное, сволочь, ведь он с Исленьевым сразу подписал договор, а с нами все отговорки, задержки...
- Короче, я бы сейчас выпил, – от глубины сердца вздохнул Навруцкий. - Но завтра у меня премьера. Я должен так сыграть, чтобы Москва вздрогнула.
- Я бы то же не прочь выпить, – согласился с приятелем Князев. – Но мне надо что-то придумать, чтобы спасти наши лица. – Он поднялся и протянул руку Сергею. – Ладно, потрясай столицу, а я пойду потрясу через прессу Чинарова.
Навруцкий рассмеялся.
- По-моему, легче потрясти Москву с Петербургом в придачу, чем одного Чинарова.
- И на солнце есть темные пятна. А у Арнольда и подавно.
- Рискованно открыто воевать против Чинарова.
- В моем положении рискованно все: молча съесть - можно подавиться.
* * *
Театральный подъезд сверкал огнями. На прибывающих шумным потоком зрителей с огромной афиши смотрели пронзающие вечность мечтательные глаза Навруцкого в роли Александра Блока.
О премьере спектакля «Незнакомки Александра» столько говорили и писали, что, казалось, все пространство театра было наэлектризовано ожиданием либо триумфа, либо провала.
По фойе, оживленно приветствуя то одних, то других, в изумрудных шелках скользила Ираида Свободина. Она без какой-либо просьбы со стороны Навруцкого взяла на себя право встречать приглашенных от его имени.
Ираида, шумно отбросив небольшой шлейф, с застывшей на лице светской улыбкой поспешила выразить радость по поводу появления Марины Купавиной и Мелентьева.
Марина с легким недоумением посмотрела на эту неизвестную ей девицу и слегка, Кирилл отметил это восхитительно-презрительное «слегка», кивнула в ответ на ее восторженную тираду. Через секунду Марина была уже окружена знакомыми и незнакомыми. Кирилл воспользовался этой возможностью и вышел из окружения. Его интересовала Ираида.
Актриса мыльных сериалов радостно приветствовала Вадима Исленьева и Мирру Драгулову. Кирилл смотрел на Ираиду и мысленно пытался поставить рядом с ней повесившегося поэта. Не получалось! Чуть выше среднего роста, с волосами цвета дикой вишни, со слегка удлиненным разрезом почти черных глаз Ираида производила эффектное впечатление. Девушка почувствовала внимание Кирилла и послала ему игривый взгляд.
«Хитрая бестия, – подумал он. – Леонид после встречи с ней выразился именно так».
На вопрос Петрова: зачем она приходила к поэту Вострякову? Ираида не мигнув, ответила, что Востряков обещал ей отдать свою новую поэму. Она же хочет договориться на радио о том, чтобы прочесть ее. Тогда Леонид напомнил ей о долларах, которые она пересчитывала при появлении соседки. Ираида сделала удивленные глаза и сказала, что у соседки либо плохо со зрением, либо с памятью. – «Скорей всего она вспомнила, как я пересчитывала деньги в последнем сериале. И увиденное по телевизору перенесла на меня, - совершенно спокойно объяснила Свободина возникшее заблуждение. – С актерами это часто случается. На нас переносят и достоинства и недостатки наших персонажей». – На этом Леониду пришлось поставить точку в их встрече.
Кирилл улыбнулся, завидев Ксению Ладогину под руку со своим шведским другом. Она милостиво выслушала дифирамбы Свободиной и величественно прошествовала далее.
Мелентьев подошел к Ладогиной. Она с улыбкой протянула ему руку.
- Рада видеть! Значит, и Мариночка здесь.
- Ваша проницательность сравнима только с вашей красотой, – шутливо произнес Кирилл и сразу задал интересующий его вопрос: - А почему на премьере только одна Свободина, где вторая?
- В самом деле?! – воскликнула Ксения. – То-то я вижу, Ираида вся светится, следовательно, матери нет.
Жестом руки она подозвала одного всезнающего человечка, который, давясь от смеха, сообщил, что Виктория неожиданно заболела.
- Не удивлюсь, если заботливая дочка Ираида, чтобы вывести маменьку из строя, подсыпала ей кое-чего… Например, в обычный чай добавила добрую порцию чая «Ласточка». Вот теперь Виктория и летает ласточкой с одного стула на другой, – лучась ехидной улыбкой, пояснил он.
Прозвенел звонок, и публика неторопливо стала заполнять зал. Места Марины и Кирилла были во втором ряду партера.
Открылся занавес… Начавшееся действие подогревало нетерпение зрителей в ожидании выхода Блока-Навруцкого. И вот из боковой двери зала появилась высокая стройная фигура во френче. Навруцкий-Блок поднялся на сцену. Темные вьющиеся волосы, мечтательный, пронзающий время взгляд. Он начал чуть нараспев:
«Есть игра: осторожно войти,
Чтоб вниманье людей усыпить;
И глазами добычу найти;
И за ней незаметно следить…»
Навруцкий еще не обладал совершенной техникой, которая вырабатывается с годами, хотя далеко и не у всех актеров. Его голос иногда как бы захлебывался, дыхание опережало слово, но!.. От него исходила такая мощная энергия, которая заряжала весь зал. Он словно связывал себя невидимыми нитями с каждым сидевшим в темноте и смотревшим на него.
«О, тоска! Через тысячу лет
Мы не сможем измерить души…»
Его голос, пронизанный этой неизмеримой тоской, мощным раскатом взлетел вверх. Зал разразился громом аплодисментов.
Монументальный холодный облик Блока был разрушен Сергеем Навруцким. Перед зрителями предстал влюбленный Александр, простаивающий часами под окнами оперной певицы Любови Дельмас, пишущий огненные строки актрисе Наталье Волоховой и вечно ищущий свою прекрасную Незнакомку.
Шурша шелками, в платье цвета падающей звезды, на сцене появилась Она… Регина Дымова.
«Вы предназначены не мне,
Зачем я видел Вас во сне?..»
Уже после первого действия всем было ясно - это триумф! Сложное, вознесенное исследователями на недоступную высоту творчество поэта стало интересно зрителям третьего тысячелетия. За безупречностью строф они почувствовали мятущуюся, сжигаемую огнем страстей душу человека.
Под гром аплодисментов Навруцкий выходил и выходил на поклон. Он улыбался, прикладывал руку к сердцу, но глаза… глаза его еще были там!.. В них еще жил Александр Блок!
После спектакля приглашенные Навруцким отправились в ресторан «Аркадия».
Высокие зеркала в позолоченных рамах, колонны, перевитые фарфоровыми листьями, создавали атмосферу серебряного века. Навруцкий так и остался во френче. Он сидел во главе длинного стола и, прикрыв глаза, декламировал: «Строен твой стан, как церковные свечи…»
Ощущения времени исчезло, на неподвластное разуму мгновение Кирилл увидел Блока.
Марина не сводила зачарованного взгляда с Навруцкого. При первых звуках танго он поспешил пригласить ее. Они танцевали самозабвенно - с профессиональной отточеностью и открытой чувственностью.
Рука Кирилла легла на шелк «забрызганный звездами»… Зеленые глаза Незнакомки, лукаво искрясь, смотрели на него… потом… она исчезла.
Регина вышла в зимний сад.
- Что же мне делать? – с тревогой в голосе спросила она у отдыхавшего на диване Вадима Исленьева
- Ничего, к сожалению, не могу тебе посоветовать, – пожал плечами Исленьев. – Если бы это было возможно, я забрал бы роман у Чинарова и передал Храмову. Но ты же знаешь, контракт уже подписан и я бессилен.
- О господи! Я вижу, что лечу в пропасть… и ничего не могу поделать… Это так страшно!.. Совершенно незаметно я скатилась на второстепенные роли. Даже наши чувства… - она, вздохнув, выразительно посмотрела на Исленьева, - истаяли словно снег…
- Но это не меняет моего отношения к тебе.
- Моего тоже… Но что мне делать?.. – опять вернулась к мучившему ее вопросу Регина. – Может, пригрозить ему?
Исленьев рассмеялся.
- Как? Если бы было возможно пригрозить Чинарову, это давно бы уже сделал Коленька Князев. Он даже сейчас сидит за столом чуть светлее тучи.
- Но я же женщина! А всякая уважающая себя женщина всегда должна добиваться от мужчины желаемого, - кокетливо произнесла Регина.
- Дело в том, что вы с Арнольдом уже не в положении мужчина – женщина, а в положении режиссер – актриса. Как женщина ты его не очаруешь. Он сыт тобой и с избытком.
- Откуда тебе знать? – с досадой проговорила Регина.
- Суди сама. Если бы ты его по-прежнему волновала, разве он не воспользовался бы фильмом как предлогом вновь заполучить тебя? Увы, моя дорогая, твое место прочно занято Самариной.
- Он уже подписал с ней контракт? – вскричала Дымова и в волнении поднялась с дивана.
- Думаю, что нет.
- Значит, у меня есть надежда!
- Ох, поменьше бы этих надежд и жизнь была бы проще, - устало провел по лицу рукой Исленьев. – Когда они разбиваются, то норовят так придавить тебя своими обломками, чтобы ты уже не поднялся.
- Вадим, ты – пессимист. Нельзя жить без надежды! – звонко рассмеялась Регина.
- Очень даже можно. Надо жить настоящим, использовать его до последней возможности, а не откладывать назавтра, доверяясь надеждам в призрачных одеяниях. Сегодня есть ты и есть сегодня… больше ничего… только так можно чего-то добиться в миг, называемый жизнью.
Регина, надув губы, задумчиво покачала головой.
- Может, ты и прав, но я бы не смогла жить, не надеясь на завтрашнее «А вдруг!» Вдруг завтра все уладится?!
- И желательно само собой, – иронично подхватил Вадим.
- Ты хочешь сказать, что так не бывает? – Регина села на диван и поджала ноги.
- Бывает. Только редко.
- Ты сегодня в отвратительном настроении. А я почему-то, наслушавшись твоих черных размышлений, обрела полную уверенность, что мой разговор с Чинаровым окончится для меня подписанием контракта.
- Буду рад, – ответил Вадим и, неожиданно пристально посмотрев в глаза Регины, спросил: - Что ты задумала?..
- Ничего, – как можно беспечнее ответила она. – Абсолютно ничего. Просто поговорю с ним по душам, ведь он как никак мой бывший муж.
- Регина, надеюсь, обойдется без глупостей?
- А! Вот видишь, уже надеешься, – шаловливо взъерошив его волосы, рассмеялась Дымова. – «Надейся, я тебе разрешаю», - утрированно страстно произнесла она фразу героини из известного спектакля.
- Регина! – встревожено проговорил Исленьев. – Регина!
Но она уже вскочила с дивана и убежала.
Навруцкий шумно приветствовал появление своей Незнакомки. Она заняла место рядом с ним во главе стола.
Кирилл поискал глазами Ираиду, удивившись, что она оставила своего любовника без присмотра. Свободина сидела рядом с Князевым, который усиленно потчевал ее водкой. Сергей по-дружески попросил Николая нейтрализовать на вечер Ираиду.
Внимание Мелентьева привлекла Драгулова, не сводившая глаз с Вадима Исленьева. По-видимому, Исленьев тоже почувствовал взгляд Мирры и посмотрел в ее сторону. Тонкие губы Драгуловой расплылись в игривой улыбке. Исленьев имел неосторожность ответить ей вежливым наклоном головы. Воспользовавшись минутным вниманием молодого писателя, Мирра поспешила к нему. Вадим был вынужден встать и пригласить Драгулову на танец.
- Наша Дракулша нашла себе новую жертву, – с хмельной доверчивостью зашептал в лицо Кириллу Коленька Князев.
Подперев рукой свою по-гусарски курчавую голову, он, язвительно ухмыляясь, смотрел в сторону Исленьева и Драгуловой.
- Так и льнет, девица за пятьдесят… Возмечтала, наверное, что припадет к шее Вадика и высосет молодецкую кровь…
- Она не была замужем? – спросил Князева Мелентьев.
- Она?! Да черт ее знает! Ее прошлое хранят трансильванские замки!.. Отец рассказывал, что она появилась в Москве лет тридцать тому назад и умело распустила о себе слухи, что является отпрыском рода Волконских. Представила даже легенду, что в семнадцатом веке одна из дочерей князя была выдана замуж за венгерского графа Иштвана Драгулова.
- И что, все поверили?
- Поначалу хотели засомневаться, но Мирра заставила их принять себя. Она умело организовала несколько высоких приемов, потратив при этом внушительные суммы, и все решили, что она мила, утонченна и очень может быть дворянских кровей. Хотя в то время, как ты понимаешь, слово «дворянских» подразумевалось, но ни в коем случае не произносилось. Мирра стала любовницей одного очень высокого партийного деятеля. Ему, видимо, было приятно тешить свое рабоче-крестьянское самолюбие, лежа в кровати с дворянкой.
- Но она действительно утонченная женщина. И, несомненно, не простого происхождения. В ней видна порода!
- Вот в расчете на эту породу она и хочет уложить Вадика с собой. Старая хрычовка, чего захотела! – громко расхохотался Князев. – Если бы она только знала, что он о ней говорит… Тут же отбросила бы свои сухие ножки…
- А откуда ты знаешь, что они сухие? – с иезуитской улыбкой поинтересовался Кирилл.
Князев замер с широко открытыми глазами.
- Так это… это… - помотав головой, он рассмеялся. – Ну, с тобой ухо востро держи!.. На словах ловишь!.. К Вадиму она воспылала недавно, после издания его романа. А ко мне пылала до этого… Мерзкая бабенка!.. Только я-то не поддался… как увидел ножки, так и сбежал.
За окнами на фоне едва заметной утренней зари вспыхнули факелы. Навруцкий, сверкая глазами, пригласил всех выйти на улицу. Взобравшись на возвышение, он декламировал: «Я послал тебе черную розу в бокале…»
Оседавший мартовский снег, пышные ветви елей и беспомощные лучи солнца, пытающиеся пробиться сквозь толщу уходящей ночи…
Кирилл вместе со всеми неистово хлопал и кричал браво! Бутылки шампанского, освободившись от пробок, разом выпустили своих шипучих джинов.
- Ура, Навруцкому! – закричал кто-то. – Ура, Блоку!..
В небо взлетели звезды фейерверка.
Марина удивленно смотрела на Кирилла.
- Я тебя таким никогда не видела! – воскликнула она. – Ты так набрался…
- Правда?
- Поверь мне! – рассмеялась она.
Ресторанный сервис был безупречен. Перебравших гостей рассадили в их же машины, снабдив при этом трезвыми шоферами.
Кирилл, упав на плечо Марины, всю дорогу шептал ей любовные глупости и в предвкушении ласкал ее тонкие чувственные бедра. Но она рассудила по-своему и попросила водителя сначала отвезти ее, а потом своего кавалера.
Кирилл беспомощно протягивал к ней руки, но Марина осталась непреклонной, звонко хлопнув дверцей.
Водитель в точности исполнил ее указания и даже довел своего сильно отяжелевшего пассажира до лифта.
Мелентьев не без труда открыл дверь и повалился на диван.
* * *
Рука Навруцкого бессильно упала с кровати, и он проснулся. Повернувшись, он увидел рядом с собой женщину, лежавшую на животе. Сквозь неплотно закрытые жалюзи в спальню проникал слабый луч света. Сергей поморщился и нехотя толкнул женщину в плечо, ожидая увидеть Ираиду, та повернулась, и он не сдержал восторженного возгласа:
- Регина?!
- А кого ты хотел видеть? – удивилась она. – Неужели Ираиду?..
- Только не ее! – Сергей провел рукой по своим волосам, которые уже потеряли волнистые кольца блоковской прически.
- А тебе идут темные волосы, – заметила Регина.
- Мне все идет, – хвастливо ответил он. – Вот только… - Сергей встал и принес минеральной воды. – Вот только Чинаров прокатил нас с Николаем.
- Да и со мной обошелся не лучше, – вздохнула Регина. – Но я с ним еще поговорю!
- Не стоит, – махнул рукой Сергей. – Одно унижение! Он решил взять Самарину, и тебе его не переубедить.
- Откуда ты знаешь? – с насмешкой спросила Дымова.
- Ну как же! Я догадываюсь, каким образом ты с ним собираешься поговорить. Но поверь мне, Регинка, это бесполезно. Понимаешь, если мужчина уже однажды насытился женщиной, она его вновь не привлечет.
- А может, я с ним по-другому поговорю, – задорно бросила она.
- Ох, - потирая плечи, проговорил Сергей, - как это по-другому? Дуло револьвера, что ли к нему приставишь?
- Почему бы и нет?
- Да куда тебе, зеленоглазая, – обнял он ее.
- Ой, вы, мужчины, считаете нас такими понятными себе.
- Но стараемся вам об этом не говорить. Потому что вам нравится быть непредсказуемыми, нелогичными, загадочными… Что может быть более возбуждающим, чем очутиться в постели с незнакомкой?!..
Исленьев проснулся от чьего-то тяжелого дыхания. Он открыл глаза и обнаружил рядом с собой Ираиду.
«Черт! Она-то каким образом оказалась у меня? Или, может быть, это я у нее? – Он обвел взглядом комнату и убедился, что это его спальня. – Не иначе проделки Коленьки. Подсунул ее ко мне в машину. Хорошо, что ее, а не Дракулшу!» – рассмеялся Вадим и разбудил Ираиду.
Не открывая глаз, она протянула к нему руку и выдохнула:
- Сереженька…
- Мне жаль тебя огорчать, но ты не в постели с Навруцким.
- А с кем же? – слегка приподнялась на локте Ираида.
Увидев Исленьева, она воскликнула:
- Вот это да!.. Вадим?!
- Как видишь, – не без иронии отозвался он.
- И что… мы с тобой это?.. Или нет?..
- А ты как бы хотела?
- Ну, жаль потерянного времени…
- Значит, мы с тобой это…
- Ой! Я же таблетки забыла принять!
- Твои проблемы, – громко зевнул он.
Ираида встала с кровати и прошествовала в гостиную. Через минуту раздался ее голос:
- Сереженька, как же так получилось, что ты уехал без меня?
Исленьев тоже вышел в гостиную и увидел Ираиду, которая в первозданной красе сидела на диване и говорила по телефону с Навруцким.
- Это не я уехал без тебя, а ты без меня, – нехотя бросил тот в трубку, поглаживая тем временем упругую грудь Регины.
- Я сейчас же еду к тебе!
- Не стоит! Отдыхай! – воспротивился ее визиту Навруцкий.
Исленьев налил себе минеральной воды и принялся рассматривать обнаженные прелести Ираиды. Это созерцание его возбудило. Он подошел к ней и, взяв за плечи, поставил в удобную для себя позу. Ираида хотела было увернуться, но, испугавшись, что Сергей услышит подозрительную возню, покорилась и не без удовольствия приняла ласки одного, беседуя по телефону с другим.
Князев проснулся от стука захлопнувшейся двери.
«Как, уже? – подумал он и с нежностью провел рукой по простыне. – Какие тонкие и возбуждающие духи… Жаль, что я не проснулся раньше… Я бы удержал…»
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Регина сидела перед зеркалом и сосредоточенно смотрела на себя.
«Надо сконцентрироваться, изгнать малейшую тень сомнения в успехе моего предприятия. Все получится! А если он вдруг начнет слишком возражать, я его припугну, – она взяла сумочку и, убедившись, что в ней находится все необходимое, закрыла ее и положила рядом. – К тому же, стоит мне только намекнуть, что я не против вернуться к нему, как Арнольд тут же раскиснет. Подкину ему несколько воспоминаний, старики любят их».
Регина энергично поднялась и провела руками по бедрам. Черное платье из эластана с широкой белой полосой на левой стороне сидело безукоризненно.
Она набрала номер телефона, услышала знакомое «Алло» и положила трубку. Накинув светло-коричневое кашемировое пальто, спустилась в гараж, и через несколько минут ее «Рено-Меган» помчался по направлению к дому Арнольда Чинарова.
Дымова открыла дверь подъезда своим ключом и, поднявшись на лифте на третий этаж, позвонила в квартиру.
- Какого черта? – на пороге появился сердитый Чинаров.
- Что так долго не открывал? – безразлично произнесла Регина и проскользнула в коридор.
- Какого черта?! – вновь воскликнул Чинаров.
- Пришла в гости, – спокойно пояснила она и сбросила ему на руки пальто.
- Я устал, Регина. Ты выбрала неподходящее время для визита.
- Хорошо, я задержу тебя ненадолго, – мило отозвалась она. – Хотя, лучше сказать, если ты не задержишь меня.
Она прошла в гостиную и опустилась в кресло.
- Налей, пожалуйста, «Мартини».
- Начинается, – пробурчал Арнольд.
- А ты со мной не выпьешь?
- Вот черт! – он подошел и плеснул себе виски. – Довольна?
- Вполне.
- Итак, чем обязан? – присев на пышный подлокотник кресла, спросил он.
- Обязан ролью, которую я хочу получить.
- Опоздала, милая, – со злорадством ответил он. – Я уже подписал контракт с Самариной.
- Неправда! – в упор глядя на него, воскликнула Регина.
Она встала и упругой походкой прошлась по гостиной.
- Ты же сам прекрасно понимаешь: куда Самариной до меня!
Арнольд ехидно рассмеялся.
- Ты хотела сказать: куда тебе до Самариной!
Регина вспыхнула, но сдержалась.
- Ошибаешься, я сказала то, что хотела сказать! Ну, сам посуди, роль сложная, противоречивый характер. Здесь больше должен говорить взгляд, чем слова…
Чинаров согласно кивнул.
- Вот я и представил себе пронзительно белый фон и на нем светловолосая, с чайно-карими глазами, устремленными в неведомое - Ольда!.. Впечатляет!
- А ты представь по иному, – подойдя к Арнольду и, положив свою руку ему на плечо, вкрадчиво произнесла Регина. – Пронзительно белый фон и на нем темноволосая, зеленоглазая… Впечатляет еще больше!
- Не поверишь, одно время я представлял именно так и не только эту картину, но и все те, что снимал без тебя, – с легкой печалью в голосе сказал Чинаров.
- А разве без меня ты что-то снимал? – неподдельно удивилась Регина. – После того как мы расстались, ты ничего не снял.
- В тебе говорит злоба.
- Во мне говорит истина.
- Ладно, Регина, что вспоминать, – отмахнулся Арнольд. – Все, что я могу тебе предложить - это небольшую роль во второй серии.
- А ведь ты уверял, что любил меня, – прищурив глаза, бросила она ему в лицо.
- Любил! И не поверишь, как!..
- Так в чем же дело? – обняв Чинарова за шею, потянулась она к его губам.
- Все, Регина! Все! – отстранил он ее от себя.
- Значит, так?! Бросил меня на произвол судьбы и - все?!.. Ты хоть раз поинтересовался, как я живу?.. Где снимаюсь и вообще снимаюсь ли?.. Арик! – она подняла на него подернутые пеленой слез зеленые глаза. - Прошу, помоги мне! Спаси меня от бездны, в которую я падаю и из которой мне уже не выбраться.
Чинаров долгим взглядом посмотрел на нее.
- А ты меня спасла от бездны? Ты сама меня туда сбросила.
- О чем ты говоришь? – непонимающе передернула плечами Регина.
- А о том, чем ты ответила на мою любовь. Выставила меня на всеобщее осмеяние. Изменяла мне, с кем попало, начиная с последнего осветителя и заканчивая министром. Я терпел, сколько мог.
- О господи, – всплеснула руками Регина. – Ты забыл, сколько мне было лет?! Я вышла за тебя замуж восемнадцатилетней девчонкой. Что я видела?
- Я тебе подарил весь мир! И кинематографический, и реальный. Могла ли ты, выпускница пермского балетного училища, уже заранее по уровню твоих способностей, обреченная на кордебалет, мечтать о венецианском, каннском фестивалях, призах, поклонении зрителей, нарядах в сотни долларов?..
- Где, где все это теперь?!.. – со стоном воскликнула Регина.
- А ты как думала? Бросишь знаменитого старого мужа и тут же найдешь ему равноценную замену, да еще не одну?!
- Думала! Угадал, думала!.. А ты хотел, чтобы я всю жизнь просидела рядом с тобой? Это теперь я понимаю!.. А тогда… закружилась, ошалела от поклонников… Да, мне хотелось узнать, что такое любовь молодого мужчины, ведь ты на тридцать два года старше меня.
- А что же теперь случилось, почему ты пришла ко мне? Разница стала меньше?
- Нет! Я стала мудрее! Видишь, я не лукавлю перед тобой.
- Что делает тебе честь. Я тоже не буду лукавить. Между нами ничто невозможно. Я пережил тебя, перестрадал.
- Арик, неужели, то, что было, для тебя больше ничего не значит? – замерла в неподдельном удивлении Регина. – Тот дождь… твой широкий плащ… лунный свет сквозь старинные окна особняка?..
- Значат… - задумчиво произнес Чинаров. – Но играть в фильме будет Самарина. – словно спохватившись, быстро добавил он.
Регина зло поджала губы.
- Может, ты и женишься на Самариной?
Арнольд громоподобно расхохотался.
- Ну, это нет! Хватит! Вы меня с Викторией научили! Для таких, как вы, мужчина – это взлетная площадка, с которой вы устремляетесь все выше и выше, но при этом напрочь забываете о возможности катастрофы. Вы, такие красавицы с Викторией, такие талантливые актрисы… вы так были уверены, что не будет отбоя от режиссеров, жаждущих снимать вас, – Чинаров презрительно скривился. – Получили по заслугам! Поняли, голубушки: без меня вы - ничто!.. Ничто!..
Регина, сжав руками виски, словно впав в забытье, повторяла:
- Плевать… плевать на унижения… мне нужна эта роль!
- Хватит, Регина, уходи! – резко бросил он ей.
- Ты понимаешь, - устремила она на него горящий взгляд, - мне нужна эта роль, иначе я погибну! Я не могу больше дожидаться звонков с телевидения, ложиться в кровати мыльных режиссеров, я не могу больше играть вторые роли в антрепризах… Я – Регина Дымова! Слышишь, ты?! – переходя на крик, взывала она. – Я не могу больше так… не могу!..
Она упала на кресло и разрыдалась. Это была неподдельная отвратительная истерика. Регина боролась с ней как могла, но спазмы глухих рыданий, мерзкой волной прокатываясь по телу, вновь и вновь вырывались из ее перекошенного рта.
- Только этого мне не хватало… - пробормотал Арнольд и, налив в стакан воды, всунул его в сведенные судорогой пальцы Регины.
- Прости, - уже переходя на более затяжные всхлипы, прошептала она. – Это вышло помимо меня…
- Успокойся, – не найдя другого слова, сказал ей Чинаров. – Но постарайся и меня понять. Я не могу отдать тебе эту роль. Я не смогу находиться с тобой на съемочной площадке… не смогу работать…
- Но почему?! – детским незащищенным взором она посмотрела ему в глаза.
- Потому что я пережил свою любовь к тебе и решил: будет Самарина.
- Значит, тебе просто на просто плевать на меня?! – взвизгнула Регина и, поднявшись с кресла, отошла в сторону коридора.
- Арнольд, я тебя прошу сейчас же подписать со мной контракт!
- Ты разве не поняла? Я выбрал Самарину! – темными от раздражения глазами посмотрел он на нее.
- Я поняла, а вот ты еще нет!
Она открыла сумочку, и через долю секунды Чинаров оказался под прицелом пистолета с глушителем.
- Мне на все плевать! Я уже почти погибла!.. И сейчас борюсь за свое спасение! Поэтому ты вынешь бланк договора, впишешь мое имя и поставишь свою подпись. И учти, я знаю твои уловки с автографами!
- Регина, ты просто сошла с ума!
- Нет, Арнольд, - медленно покачала она головой, не спуская с него напряженного взгляда.
- Ну, хорошо, ты убьешь меня, а дальше, что? Кто будет снимать картину?
- О, а дальше все великолепно. Картину будет снимать Храмов, но получит он это право от Исленьева только при условии моего участия. Теперь понял, что я не шучу? Никто не видел, как я вошла, и никто не увидит, как я выйду.
- Ошибаешься, дорогая, ты как всегда ошибаешься.
- Замолчи и делай, что я сказала!
По ее голосу Арнольд вполне мог понять, что Регина не шутит. Однако, несмотря на это, не верил, что она выстрелит.
- И не подумаю выполнять твои капризы, – отозвался он.
- Подписывай, старая сволочь, иначе я стреляю!
- Вот, я уже из дорогого Арнольда превратился в старую сволочь, - усмехнулся он.
- Первый выстрел предупреждающий! – воскликнула Регина и выстрелила.
Арнольд как подкошенный со всего размаху упал на спину.
Дымова, остолбенев, смотрела то на свой пистолет, то Чинарова лежащего на полу. Сколько времени она так простояла, Регина не могла бы сказать. Из состояния оцепенения ее вывел чей-то дикий крик.
- Ты!.. Ты убила его, тварь!..
Регина обернулась и увидела перед собой Ираиду Свободину с перекошенным от ужаса лицом. Дымова развела руки и прерывающимся голосом пробормотала:
- Нет, это не я!.. Я не могла!.. Я стреляла в сторону!..
- Ха! Я сама видела! – бросила ей Ираида и подошла к телу Чинарова.
Регина, с остановившимся взглядом тоже подошла к нему. Ираида встала на колени.
- Умер! Ты его прямо в лоб! Видишь, дырка! – она указала своим большим темно-красным ногтем на лоб Чинарова.
- Но этого не может быть!.. – все еще смотря на случившееся сквозь туман ирреальности, повторяла Регина.
- Убила! – взвизгнула Ираида. – Убила! – с ненавистью глядя на нее, повторила она. – Мало тебе того, стерва, что ты мою мать и меня под корень срезала…
- Причем здесь я?..
- А при том, и это тебе хорошо известно, что из-за тебя, подлой, он бросил меня и мать!
- Я здесь ни при чем… на моем месте могла оказаться любая другая женщина… - предприняла слабую попытку защиты Регина.
- Но оказалась ты! – рука Ираиды схватила красную телефонную трубку.
Регина, почувствовав опасность, в мгновение ока вырвала телефонный шнур и раздавила каблуком соединительный штепсель. Ираида, не сводя с нее глаз, прижалась к стене и по ней поползла в сторону коридора. Дымова схватила свой пистолет и бросилась бежать. Ей вдогонку несся дикий вопль Ираиды:
- Убила!..
Регина выскочила на улицу, села в машину и помчалась домой.
Через несколько секунд следом за ней на улице появилась захлебывающаяся в крике Свободина. Она выскочила из подъезда и чуть ли не лоб в лоб столкнулась с журналистом Бесединым.
- Валера!.. Валера! – задыхаясь, она повисла на его шее. – Только что убили Чинарова!
- Что?! – и без того длинное лицо Беседина вытянулось еще больше, но тут же лихорадочная радость от профессиональной удачи подтолкнула его к действию. – Ты уверена?.. А где труп?!..
Ираида махнула рукой в сторону подъезда.
- Отлично!.. – невольно вырвалось у него. – То есть я хотел сказать…
Но Ираида не вникала в смысл его слов.
- У тебя есть сотовый?
- Есть. Зачем?
- Милицию вызвать!
- Ах, да, конечно, – Беседин тянул время. Ему хотелось осмотреть место трагедии до приезда оперативников. – Сейчас вызову. Только лучше пойдем в дом, не будем привлекать внимание толпы…
Он схватил Ираиду за руку и потянул в подъезд.
Тело, теперь уже, несомненно, великого режиссера внушительной массой лежало на полу. Беседин осторожно приблизился.
- Снайперский выстрел, – покачав головой, уважительно произнес он. – А ты видела убийцу? – его глаза, остекленев от напряжения, уставились на Ираиду.
Она довольно хмыкнула.
- Так же как и тебя.
- Правда?! – каким-то сдавленным полушепотом воскликнул Беседин. – И кто?.. Кто?..
Ираида, загадочно улыбаясь, тянула время.
- Милочка, красавица, – взмолился Беседин. – Скажи, кто убил, иначе я упаду рядом, лопнув от любопытства.
Ираида, раздумывая, смотрела на него.
- А ты не догадываешься?..
- Фея, не тяни…
- Регина Дымова, – выкрикнула Ираида.
Ее крик перекрыл возглас Беседина: - Не может быть!
Он тут же вынул из кармана телефон, но Ираида проворно схватила его за руку.
- Нет уж, друг милый, ты и так поглотил сенсацию. Но свою славу очевидца я с тобой делить не желаю, – и она потянула телефон к себе.
Беседин не сдавался.
- Ираидушка, ты слишком взволнованна, ты не сможешь все четко объяснить работникам милиции.
- Я спокойнее, чем перед выходом на сцену. Понял?! – рявкнула она.
Беседин с сожалением разжал пальцы, но тут же вновь потянул трубку к себе.
- Мы же не можем с тобой упустить такую сенсацию! Я сейчас позвоню своему фотографу, и он сделает потрясающие снимки: ты и труп Чинарова на первой полосе, каково?!
- То, что надо! – затряслась от нервного смеха Ираида.
Вызванный Бесединым фотограф появился через несколько минут. Издав при виде трупа Чинарова: «Это невероятно!» Он быстро принялся за работу. Ираида тем временем сообщила в милицию об убийстве.
В ожидании приезда оперативников Ираида набрала номер Виктории.
- Ты это кому звонишь? – набросился на нее Беседин. – Я тоже участник события и имею приоритетное право! Моя газета должна первой дать сообщение об убийстве.
- Мне надо сказать об этом матери.
- Она разболтает всем.
- А ты не теряй времени, – огрызнулась Ираида.
Вызванный Бесединым фотограф уже успел отснять убойные кадры и вовремя скрыться до приезда оперативной группы.
Ираида все никак не могла дозвониться до Виктории. Ее сотовый не отвечал.
- Черт! И куда она подевалась?..
* * *
На следующее утро газета Беседина первой сообщила об убийстве знаменитого режиссера Чинарова, сопроводив кровавый репортаж с места события впечатляющими снимками.
Ираида с утра отправилась к визажисту и парикмахеру. Ее уже пригласили выступить в нескольких передачах. Окруженная видеокамерами, микрофонами, ловящими каждое ее слово, она с неиссякаемым удовольствием рассказывала о произошедшей на ее глазах трагедии.
- А почему же Дымова не убила и вас, как невольного свидетеля? – задал кто-то вопрос.
Ираида задумалась.
- Сложно сказать… - протянула она. – Могу только предположить, что Дымова психологически была настроена только на убийство Чинарова. Убить меня у нее просто не хватило духа!..
- А каким образом вы оказались в квартире Чинарова?
- Как это, каким образом?! – возмутилась Ираида. – Вы еще спросите зачем?
- И это тоже интересно! – с готовностью отозвался ничуть не смутившийся журналист.
- Я пришла навестить отца! – гордо приподняв заостренный подбородок, ответила Свободина.
- Как?! – сразу набросились на нее все. – Разве вы уже установили факт родства, и Арнольд Чинаров признал вас своей дочерью?
- Я понимаю ваше недоумение, но дело в том, что Арнольд Аристархович действительно признал меня своей дочерью, и буквально на днях хотел сделать об этом официальное заявление!
Журналисты недоверчиво загалдели.
- Да! Да! – стараясь перекрыть гул их голосов, громко утверждала Свободина. – Я как раз и пришла к отцу, чтобы оговорить нашу с ним совместную пресс-конференцию. - Ираида прерывисто вздохнула и опустила глаза, чтобы скрыть набежавшие слезы. – Могу даже сказать вам больше, - после краткой паузы продолжила она, – отец хотел, чтобы роль Лики в его новом фильме играла я!
- А как же Самарина?.. Контракт?..
- Контракт с Самариной никто не подписывал! – безапелляционно заявила Ираида. – И об этом отец тоже хотел сказать на пресс-конференции.
- Кому же теперь передаст право экранизации своего романа Вадим Исленьев? Сочтет ли другой режиссер возможным предложить вам сыграть главную роль?..
- С таким же успехом я могла бы это спросить у вас! – печально вздохнув, ответила она. – К сожалению, я не надеюсь, что тот, кто будет снимать этот фильм, воспользуется концепцией видения великого режиссера. Скорей всего он подберет свой актерский состав.
Ираида ликовала. Если при жизни Чинаров не отбросил на нее ни один луч своей славы, то сделал ей потрясающую рекламу своей смертью. Мыльные режиссеры засуетились. Ираида уже получила несколько приглашений на главные роли.
Виктория негодовала.
- Могла бы настоять, чтобы и меня пригласили на какую-нибудь пресс-конференцию.
- Мама, журналистам нужны не вечера воспоминаний, а актуальные репортажи, - отмахивалась от нее Ираида. - Представляешь, когда найдут эту тварь, Дымову?! Какой будет грандиозный суд! Вот тогда ты сможешь появиться в зале суда в эффектном черном платье. И тогда твои взгляды, посылаемые в сторону обвиняемой, будут ловить все фотокорреспонденты!
- Если только ты не заслонишь все камеры! – в сердцах бросила Виктория.
- Не волнуйся, не заслоню, если оставишь в покое Сергея!
- Это ты оставь его в покое! В конце концов, я привела его в наш дом! – в мгновение ока распалилась Виктория.
- Как ты не поймешь, что он уже устал от твоих навязчивых звонков, от твоих визитов в театр. Он мне жаловался, что скоро будет уходить через черный ход. Мама, вспомни, сколько тебе лет!
Виктория еле сдержалась, чтобы не залепить дочери пощечину.
- Господи, другие женщины в сорок лет живут, ни о чем не задумываясь, ни перед кем не отчитываясь, заводят себе любовников, и никто не упрекает их в возрасте! А я, если подумать из-за чего страдаю я… только из-за того, что рано родила ребенка и этим, как оказалось, самолично состарила себя, – проговорила она и вышла из комнаты.
* * *
Кирилл был в гостях, когда раздалась трель его сотового телефона.
- Простите, забыл отключить! – извинился он и, встав из-за стола, вышел в коридор. – Слушаю!.. – Но ответом было чье-то молчание. Кирилл был вынужден предупредить: - Если вы сейчас же не ответите, я отключу телефон.
- Нет, нет, не надо! – раздался взволнованный женский голос и опять умолк.
- Так вы будете говорить или нет? – теряя терпение, спросил он.
- Буду! Мне нужна ваша помощь!
- В каком смысле? – шутливо уточнил слегка выпивший Мелентьев.
- В самом прямом.
- Тогда представьтесь и скажите, где я смогу вас найти.
- Это… о господи!.. Я боюсь!.. Поклянитесь, что вы никому не скажите о моем звонке!
- Да что случилось? – раздраженный канителью, воскликнул Кирилл. – Кстати, вы меня оторвали от праздничного стола. Меня ждут, поэтому будьте, пожалуйста, предельно краткой.
- Хорошо, – голос вздрогнул так, словно он принадлежал приговоренной к смерти. – Это Регина Дымова
- Что?! – воскликнул Кирилл и невольно огляделся по сторонам.
- Помогите, помогите мне! – пулеметной очередью выпуская слова, молила Регина. – Я не убивала… не убивала Арнольда!.. Ираида все от ненависти наговорила на меня!
- Простите, но если вы не убивали, зачем же вы скрылись? Вас повсюду ищут!
- Ужас!.. Что же мне делать?..
- Нанять хорошего адвоката, – посоветовал Мелентьев.
- Но ведь я не убивала! Значит, мне нужен не адвокат, а детектив, который найдет настоящего убийцу! Мне нужны вы!.. Я заплачу!.. Сколько скажите, заплачу!.. У меня есть драгоценности! Квартира…
- Успокойтесь. И для начала скажите, где я смогу с вами встретиться.
- Ой!.. Нигде!
- То есть?
- Ну я вам скажу, а вы позвоните в милицию… и меня арестуют.
- Так, – Кирилл в задумчивости потер щеку. – К сожалению, я не смогу найти убийцу, если вы мне не расскажите, как все было на самом деле.
- Я расскажу! Но только по телефону.
- Надеюсь, вы догадались не пользоваться своим сотовым?
- Нет, взяла у подруги.
- Что ж, это хорошо. Но как бы вам не было страшно, вы должны решиться на встречу со мной! Иначе, при всем моем уважении к вам, я не смогу помочь!
- Я боюс…
- Единственно, что могу посоветовать - это не тянуть время. Садится аккумулятор.
- Тогда поклянитесь!.. Поклянитесь, что вы не сдадите меня милиции.
- Чем же мне поклясться?.. Наш разговор вам не напоминает сцену из «Ромео и Джульетты»? – «Клянись тебе священною луной…» Поймите, в вашем положении надо либо довериться мне, либо уйти в вечные бега.
- Хорошо. Я назову вам адрес. Я скрываюсь на даче моей подруги в Посохово, дом номер пятнадцать. Когда вы подъедите, позвоните по сотовому, - я открою.
- Тогда завтра около полуночи.
- Да, – обречено отозвалась Регина. – Ой! Чуть не забыла! – воскликнула она. – Привезите мне, пожалуйста, продукты.
- Какие продукты?
- Ну, что-нибудь поесть. Я так торопилась удрать, что кроме булки и йогуртов ничего с собой не взяла.
- Понятно, – сочувствующе вздохнул Кирилл. – Значит, до завтра.
Мелентьев вернулся в гостиную с весьма озабоченным лицом.
- Что случилось? – сразу же обратилась к нему хозяйка торжества.
- Переживаю, что пропустил несколько тостов в твою честь! – улыбнулся он.
Хотя Кирилл старался не думать о Регине, но время от времени ловил себя на том, что пытался в точности припомнить, что там наговорила с экрана телевизора Ираида.
«Вообще подозрительная девица, где ни появится – там смерть».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
В круглосуточно работающем универсаме Мелентьев купил продукты для Регины.
Когда он въехал в дачный городок Посохово, было уже около полуночи. Остановив машину чуть дальше нужного ему дома, детектив позвонил. Трубку схватили мгновенно.
- Алло!.. Это ты?!.. Вы?!.. – путалась от волнения Дымова.
- Да. Это я, Кирилл.
- Пройди вправо от главного входа и поверни, там маленькая калитка. Я открою.
Мелентьев обошел, как ему было указано, высокий забор и остановился перед небольшой дверью-калиткой. Через минуту щелкнул замок.
- Наконец-то!.. Я чуть с ума не сошла, – горячо зашептала Регина.
Она схватила его за руку и потянула за собой.
- Сюда, сюда, – указывала она ему путь в полнейшей темноте пустого дома. – Я даже боюсь зажигать фонарик. Вот спустимся вниз, в бильярдную, там можно включить свет. – Пришли, – сказала она и, подтолкнув его вперед, нажала на выключатель.
- Вот, здесь я и скрываюсь, – обвела она рукой просторную комнату. – Сплю на бильярдном столе. Обогреваюсь «Делонги».
- Продукты, – протянул ей сумку Кирилл.
- Ой! Спасибо! Ты не возражаешь, если я немного поем? Проголодалась ужасно!
Она села в кресло и, открыв упаковку с ветчиной, попросила своего ночного гостя налить ей сухого вина.
- Может, присоединишься? – улыбнулась Дымова. Кирилл отрицательно мотнул головой и сел в кресло напротив. – А это ничего, что я тебя так, - на «ты»?.. Мы же, наверное, ровесники? – спросила она.
- Это невозможно, – с легкой иронией запротестовал Кирилл. – Ты лет на пять моложе!
- О! Какими галантными, оказывается, могут быть детективы!.. – рассмеялась она, но смех вышел невеселым. – Кирилл, – ее зеленые глаза с надеждой устремились на него. – Спаси меня! Отыщи убийцу Арнольда! Я же не могу остаться здесь навечно! А в тюрьму я не хочу, я там на другой же день умру! Ведь какие ужасные условия в наших тюрьмах, – Регина поднялась с кресла и заметалась по бильярдной. – Это в Бразилии, судя по их телесериалам, заключенным с высшем образованием предоставляют отдельные камеры со всеми удобствами… А у нас!.. Да если бы мне отвели тихую камеру с телевизором, телефоном, душем, то уж, конечно же, я бы не пряталась на этой даче, а спокойно устроившись, позвонила тебе… Ах, как кстати ты мне дал свою визитную карточку, – не преминула заметить она. - А то у нас даже вдовы генералов в общих камерах… Это же просто ужас, ужас!.. – с широко раскрытыми глазами повторяла Дымова. – Боже, если бы ты знал, как я боюсь!..
Кирилл смотрел на нее, и ему казалось, что он видит причудливый сон. Актриса, в которую он влюбился с первого же взгляда на экран, металась перед ним в сумрачно освещенной бильярдной и просила о помощи.
- Регина, Ты должна успокоиться и, припоминая малейшие детали, ответить на мои вопросы, – сказал Мелентьев.
- Да, да, конечно, – доедая шоколад, отозвалась Дымова. – Ой! Вся перепачкалась, – с досадой посмотрела она на свои руки. – Никак не могу научиться есть шоколад, он так быстро плавится…
Кирилл не смог сдержать улыбки. В этом жесте и вполне серьезной досаде на шоколад, который, несмотря на свои вкусовые качества, обладает, как оказывается, весьма существенным недостатком, было все очарование Регины. Она и на съемочной площадке, словно забывая о нацеленных на нее камерах, абсолютно серьезно воспринимала проблемы своих героинь. Ее манеру игры можно было определить как неподражаемо естественную.
- Для начала скажи, зачем ты поехала к Чинарову? – задал первый вопрос Кирилл.
Регина, занятая оттиранием шоколадных пятен со своих пальцев, пожала плечами и ответила:
- Я приехала к нему попросить, чтобы он отдал мне главную роль в своем новом фильме… ну том, о котором все говорят… по роману Исленьева.
- И он тебе отказал.
- Отказал, – тяжело вздохнула Дымова. – Но поверь, я просила до последнего, даже молила… но когда поняла, что все бесполезно, вынула из сумки пистолет, навела на него и потребовала, чтобы эта старая сволочь немедленно подписала со мной контракт.
- Судя по развернувшимся событиям, он не подписал.
- Не подписал, – подтвердила Регина. – Тогда я сказала, что выстрелю в него, так как терять мне больше нечего, я и так качусь в пропасть… Ну, сам знаешь, - нехотя пояснила она, - в каких фильмах я теперь снимаюсь…
- Слышал, но не смотрел.
- Правильно!.. Их и нельзя смотреть, – грустно отозвалась Регина. – Вот об этом я ему сказала, добавив, что если я его убью, то Исленьев передаст право экранизации своего романа Храмову с условием, что главная роль будет отдана мне!
- И что же он?
- Даже не шелохнулся! Тогда-то я и выстрела в сторону, ну, чтобы припугнуть его. А он тут же упал как подкошенный!.. Я, ничего не понимая, замерла на месте. Не знаю, сколько я простояла, может быть, минут пятнадцать, а может, всего пять, только из состояния прострации меня вывел дикий вопль Ираиды. – «Ты убила его!» – завопила она будто помешанная. Когда я убедилась, что Арнольд мертв, то ужасно испугалась и убежала. Приехав домой, схватила кое-какую одежду и поехала на эту дачу. Подруга мне оставила ключи. И вот, сижу здесь уже второй день! Господи, когда же кончится этот кошмар?
- Ты абсолютно уверена, что выстрелила в сторону?
- Абсолютно. Я просто не могла попасть в лоб Арнольду.
- Ты не слышала больше выстрелов?
- Нет.
- Если исходить из твоего рассказа, то вывод может быть только один – некто, зная, что ты отправилась к Арнольду, прокрался следом, несомненно, у него уже был заранее изготовленный ключ от квартиры Чинарова, дождался, когда ты стала ему угрожать, и выстрелил одновременно с тобой. Ты оцепенела, а он скрылся, воспользовавшись черной лестницей.
- Кирилл, – подскочив на месте от неожиданной мысли, закричала Регина. – А вдруг это была Ираида?!
- Я тоже думал об этом… Но для начала надо выяснить, кто знал, что ты собираешься угрожать Чинарову?
Регина с сожалением всплеснула руками.
- Никто, – и, задумчиво покачав головой, добавила: - Знали, что я хочу поговорить с ним о роли, но что я буду угрожать и точный день моего визита, не знал никто.
- Хорошо, – пробормотал Кирилл. – А кому более всего, скажем так, была нужна смерть Чинарова?
- Откуда я знаю?.. Мало ли врагов у знаменитого человека?!
- А тебе, правда, было бы выгодно, если бы Чинаров умер, и фильм стал снимать Храмов?
- Мне было бы выгодно, если бы Чинаров согласился на мое участие в своей картине.
- Ты действительно надеялась, что он испугается и подпишет с тобой контракт?
- Я надеялась на другое. Понимаешь, я не верила, что Арнольд окончательно разлюбил меня… но, учитывая его самолюбие, решила сделать так, чтобы он был вынужден покориться сложившимся обстоятельствам…
- Ты нашла не самый лучший способ потворствовать мужскому самолюбию…
- Ну… если честно, даже не знаю, о чем я тогда думала. Мне была нужна роль, а каким способом я ее получу, это уже неважно. Есть такая пьеса, где героиня добивается подписания брачного контракта, наведя на любовника пистолет. Скорей всего именно она подала мне подобную мысль.
- И все-таки, постарайся вспомнить, кому ты, хотя бы вскользь, говорила о своем намерении поставить Чинарова под дуло пистолета.
- Да что вспоминать?! Никому не говорила! Это просто какое-то невероятное стечение обстоятельств!.. Та же Ираида могла воспользоваться им, – Регина села на пуф возле ног Мелентьева. – Как ты думаешь, мне можно помочь?
- Думаю, можно, но каким образом, не представляю.
- А веришь, что я не убивала Чинарова?
- Верю, как ни странно. Но на Петровке тебе такого доверия не окажут.
- Поэтому я здесь, – опустив голову, прошептала она сквозь слезы.
- Припомни, с какого расстояния ты стреляла.
Регина на секунду задумалась, восстанавливая в памяти страшную картину.
- Арнольд стоял от меня не более чем в двух метрах…
- Значит, убийца, появившись за твоей спиной, находился от Чинарова на расстоянии трех – трех с половиной метров!.. Для точного выстрела с такого расстояния вовсе не обязательно быть профессиональным стрелком. Да!.. Пренеприятно-странная история, – констатировал Кирилл.
- Но ты мне поможешь? Ты найдешь убийцу? Сколько тебе надо денег? – Она схватила свою сумку и вытащила пачку долларов.
- Успокойся, – отмахнулся Кирилл от протянутых ему денег.
- Но я же рискую сойти с ума, сидя здесь! – опять заметалась по бильярдной Регина. – Тем более что я даже не знаю, сколько времени мне придется прятаться в этом подвале.
- Все, что я могу тебе посоветовать – это набраться терпения. Тем более что ты как актриса вполне можешь себя настроить на длительное ожидание.
Ресницы Регины затрепетали от удивления.
- Вообрази, - пояснил свою мысль Кирилл, - что ты, готовясь к роли Марии Стюарт, добровольно пошла на временное одиночество, чтобы как можно глубже понять чувства и мысли, овладевавшие королевой в заточении…
- Очень интересное предложение, – с недовольной усмешкой отозвалась Регина. – Особенно, если учесть, чем кончилось пребывание королевы под стражей. Грубыми ступенями эшафота, холодным блеском топора и головой скатившейся к ногам соперницы… – Взяв бокал с вином, Дымова в задумчивости прошлась по своей «камере». – Хотя, конечно, в этом что-то есть: я – Мария, Ираида – Елизавета!.. Нет!.. Нет!.. – тут же запротестовала она. – Ну какая из Ираиды Елизавета! Это же просто насмешка над великой королевой!..
- Будь снисходительна, – лукаво произнес Кирилл. – Тем более ты должна признать, что хотя бы в одном они чрезвычайно схожи.
- Не нахожу ни малейшей черточки.
- Как же? – разыгрывая неподдельное удивление, воскликнул детектив. – Они обе некрасивы!
Регина замерла на месте.
- В самом деле!.. Ведь это так очевидно!..
Она села в кресло. Мысли ее уже были заняты воображаемым спектаклем.
Кирилл, с удовлетворением посматривая на притихшую актрису, налил себе немного вина.
«Теперь, на некоторое время, она ограждена от нервного срыва. Волей-неволей Регина будет возвращаться к подброшенной мною идеи, и это будет ее отвлекать».
Дымова глубоко вздохнула и произнесла:
- Ах!.. Как было бы хорошо, если бы я действительно смогла сыграть Марию Стюарт!
- Почему нет? – тут же нашелся Кирилл. – Ты только подумай, какой шум поднимется вокруг тебя, когда будут развенчаны обвинения Ираиды. Ты предстанешь в образе невинно пострадавшей!.. А это всегда вызывает симпатии и интерес…Тебе останется только умело воспользоваться сложившейся ситуацией. Ну, неужели, ты не сможешь склонить какого-нибудь режиссера на постановку знаменитой трагедии?
Взгляд Регины оживился.
- Теперь скажи мне, - резко меняя тему разговора, спросил детектив. – Каким образом у тебя оказался пистолет?
Дымова вздрогнула, вынужденная из воображаемых обстоятельств вернуться в реальность.
- Мне его подарили, – был краткий ответ.
- Подробнее, пожалуйста, – попросил Мелентьев.
- Ой, ну что тут объяснять! – с досадой воскликнула она. – Какое это имеет отношение к убийству Арнольда?!..
- Мне лучше знать! – резко возразил детектив.
- Да, пожалуйста, – Регина вытащила из пачки сигарету. – Мне его подарил на память один мой бывший любовник перед своим отъездом за границу.
- Пистолет у тебя?
Она подошла к камину, сняла несколько декоративных поленьев, лежавших перед ним, и вынула оружие.
- Положи в пакет, – сказал Кирилл.
- Это зачем?
- Необходимо сделать экспертизу, чтобы сравнить пули. Если все обстоит, так как ты говоришь, то твоя пуля будет в стене, а чужая в голове Чинарова.
- Все-таки сомневаешься?
- Не сомневаюсь, а исключаю малейшие неточности, которые могут повлечь за собой большие ошибки!
- Ладно, исключай, – протянула ему пакет с пистолетом Регина.
- Теперь скажи, кто-нибудь знал, что у тебя есть пистолет?
- Да все знали!
- Что значит, все?
- Ну, я похвасталась перед двумя-тремя приятельницами… так что сам понимаешь…
Кирилл встал, надел куртку… Регина вся словно вытянулась от ужаса, что сейчас он уйдет, и она останется одна.
- Я к тебе заеду дней через пять, – сосредоточенно о чем-то думая, сказал Кирилл.
- А пораньше, нельзя?.. – с мольбой заглянула она ему в глаза.
- Не получится, – с сожалением ответил детектив. – Но я буду звонить!
- Что ж, дело узников – смирение! – вздохнула Регина. – Когда приедешь в следующий раз, привези мне газет, журналов, а то я с ума сойду!
- Здесь нет телевизора?
- Есть, только ни один не работает.
- Понятно! Прихвачу и телевизор. Ну, пошли, проводишь.
«Королева в заточении» обречено кивнула.
На небе уже намечались проблески рассвета.
- Вовремя спохватился, – прошептал Кирилл и пожал руку Регины. – До скорого!
- Ничего себе «До скорого», – с детской обидой пробурчала она. – Целых пять дней…
* * *
Кирилл приехал домой, посмотрел на часы и вздохнул: поспать уже не удавалось. Он отправился в душ.
«Однако благодаря Регине я оказался в весьма сложном положении. Я должен вести расследование от имени анонимного заказчика. Но как это объяснить Леониду?.. А мне необходима его помощь. Мне нужно заключение экспертов о смерти Чинарова, мне нужно узнать калибр пули, пробившей ему череп, узнать была ли обнаружена вторая пуля в стене, как то утверждает Регина, нужна экспертиза ее пистолета. Удастся ли мне уговорить Леонида это сделать, не называя имени моего заказчика?.. Ведь мы всегда работали с ним на полном доверии».
Всыпав в кофеварку двойную порцию кофе, Мелентьев набрал номер телефона Леонида Петрова.
- Привет. Очень кстати, что ты на месте. Я сейчас приеду.
- Привет, – отозвался Леонид. – А что случилось?
- Нужна твоя помощь.
- Ого, – заискрился насмешкой голос Петрова. – Уж не убийством ли Чинарова заинтересовался знаменитый детектив?
- Ваша проницательность достойна генеральских погон.
- Ну давай, подъезжай, порадуй!..
- Особо нечем.
- Что тебя выгодно отличает от других, так это врожденная скромность, – прыснул от смеха Леонид.
- Причем, это наименее значительное из моих достоинств, – не преминул заметить Кирилл.
- Проходи, садись, – с затаенной коварной усмешкой приветствовал Мелентьева Леонид.
- Вот, – Кирилл протянул ему пакет с пистолетом.
- О! И кому же принадлежит это орудие? – устремил на друга пронзительный взгляд Петров.
- Моему заказчику.
- А заказчик – аноним.
- Потрясающее понимание.
- И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? – Леонид небрежно указал на пистолет.
- Отправь на экспертизу, чтобы убедиться, что пуля, обнаруженная в стене гостиной Чинарова, была выпущена из него.
- Это тебе аноним сообщил о пуле в стене?.. Газеты об этом не писали. Ираида оповестила всех об одном выстреле.
- Ты ее уже вызывал?
- Да. Кстати, она должна появиться здесь минут через сорок, - как бы, между прочим, заметил Леонид.
- Отлично! Я бы тоже хотел задать ей несколько вопросов.
Леонид отрицательно покачал головой.
- Вопросы здесь задаю я.
- Предполагал, – с нескрываемым разочарованием бросил Кирилл.
- Что?
- Что тебе не понравится имя моего заказчика.
- Ты же знаешь специфику моего учреждения – анонимам здесь не место.
- Леня, – Кирилл с надеждой заглянул в глаза друга. – Понимаешь, я не хочу называть тебе имя, чтобы не вводить во искушение тут же приступить к исполнению долга.
- То есть задержать преступника.
- В том то и дело, что это не преступник…
- А! – воскликнул Леонид и хлопнул ладонью по столу. – Как же я мог проявить такую недальновидность. Речь явно идет о преступнице…
- Да ну тебя, – недовольно пробурчал Кирилл.
- Короче, ты называешь мне имя твоей анонимной заказчицы, рассказываешь, что к чему, а я, как всегда, - подчеркнул Леонид, - оказываю тебе содействие.
- Так и знал, – вздохнул Мелентьев.
- А если знал, зачем тянул время?
- Надеялся.
- Надежда плохой советчик.
- Но самый удобный, – заметил Кирилл. – Сколько она нас не обманывает, при первом же затруднении мы вновь прибегаем к ней.
- Она лишь затягивает наши проблемы. Мы их не решаем, а ждем.
- Что поделать, – усмехнулся Кирилл. – Надежда – сильный психологический наркотик.
- Поэтому я тебе и советую побыстрее выйти из-под его пагубного влияния.
Мелентьев предложил Леониду сигареты.
- Не откажусь. У тебя отменный вкус.
Закурив, он удобнее устроился в кресле и устремил на друга пронизывающий взгляд оперативника.
Кирилл усмехнулся.
- Не хотелось бы мне, Леня, оказаться в этом кабинете в качестве обвиняемого.
- Но, может быть, придется, если ты утаиваешь важные сведения по делу об убийстве Чинарова, - не преминул иронично заметить Петров.
- Ладно. Делать нечего. Иду на добровольное признание, – начал Кирилл. – Этот пистолет мне дала Регина Дымова.
- А!.. Ты разыскал актрису?!
- Нет, это она меня разыскала и попросила найти убийцу Чинарова.
- Очень интересно. Найти убийцу Чинарова. Значит, она утверждает, что не стреляла в него?!
- Совершенно верно. Она утверждает, что стреляла в сторону. Эксперты нашли пулю в стене?
- Нашли, – подтвердил Леонид. – Но они так же нашли пулю в черепе Чинарова.
- Я думаю, что кто-то воспользовался Региной как подсадной уткой. Убийца прокрался за ней и выстрелил в режиссера.
- Стоп! – остановил друга Леонид. – А что же Чинаров? Что ж он-то не проявил никаких эмоций по поводу появления в квартире незваного гостя?
- Не успел, – отпарировал Мелентьев. – Убийца возник за спиной Регины и тут же выстрелил. Она опешила, он скрылся! А если бы она имела неосторожность обернуться, то он бы убил и ее.
- Отлично. Это она тебе напела?
- Подожди. Тебе что, не нравится моя версия?
- Нет, мне нравится все. Особенно объявленный по всей стране розыск Дымовой. Короче, где она? – рука Петрова легла на телефон.
Кирилл поднялся со стула.
- А что ты собственно заволновался? Или… Дымова и ты?..
- Нет…
- Тогда в чем дело? Кстати, - внимательно рассмотрев пистолет, заметил Леонид, - пуля в череп Чинарова была выпущена из оружия именно этого калибра. Но если Дымова не убивала, ей нечего опасаться. Разберемся и отпустим. А пока пусть посидит. Закон есть закон!
- Закон-то он есть, – согласился Кирилл. – Только, как ни странно, у него много вариаций. Причем он такой чуткий, он так откликается на социальное положение людей, их фамилии…
- Ты на что намекаешь?
- Если у человека есть возможность хотя бы не избежать, но уклониться от суровой справедливости закона, то очень сложно его за это осуждать.
- Но что случиться с твоей Дымовой, если она посидит немного в камере?!
- Что значит немного? Месяц, два, три?..
- Сколько надо.
- Она не выдержит казематных условий, предоставляемых государством своим гражданам.
- Да ладно. И не такие выдерживали.
- Леня, ну а зачем тебе это?..
- Тебя послушать, так пусть все преступники сидят по домам, пока будет длиться следствие, а как закончится, они смиренно явятся в суд.
- Не смешивай все подряд. Начнем с того, что Регина – невиновна!
- Какие у тебя есть для этого утверждения доказательства?
Кирилл был вынужден признаться, что никаких.
- Она попросту может использовать тебя как прикрытие. Пока ты будешь землю рыть, чтобы отыскать преступника, которого не было, она преспокойно по фальшивым документам скроется за границу.
- Почему же она не сделала этого сразу? И зачем ей вообще понадобилось звонить мне?
- Вот когда она оставит тебя в дураках, тогда поймешь.
- Если ты прав, то получается, что Дымова долго и тщательно готовилась к убийству Чинарова. В это я с трудом могу поверить…
- Если мы сейчас начнем углубляться в дебри женской психологии… - Леонид безнадежно махнул рукой. – Хороший ты детектив, Кирюша, но у тебя есть существенный недостаток: ты слишком увлекаешься женщинами.
- Не спорю, – думая о чем-то своем, отозвался Мелентьев и тут же предложил: – Тогда давай воспользуемся тактикой Дымовой – окажем ей доверие. Оставим ее на свободе, но под наблюдением… моим, – поспешно добавил он.
Леонид устало провел рукой по лицу.
- Ну хорошо, а если она еще кого-нибудь пристрелит?
- О чем ты говоришь! Если Регина и стреляла в Чинарова, то только под влиянием эмоций. Ее выстрел не был хладнокровным выстрелом убийцы.
Леонид отвлекся на телефонный звонок.
- Ладно. Я, к счастью, не принадлежу к тем мужчинам, из которых женщины вьют веревки, но, к несчастью, принадлежу к тем, из которых то же самое делает дружба.
- Ты очень примитивно рассматриваешь мое увлечение женским полом.
- У тебя есть возможность опровергнуть мое заблуждение. Ираида Свободина изволили явиться! – иронично поглядывая на Кирилла, произнес Петров.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ираида стремительно вошла в кабинет и замерла, вопрошающе глядя на Леонида.
- Прошу вас, – был вынужден подняться со своего места майор и отодвинуть ей стул.
Кирилл не стал сдерживать насмешливой улыбки.
«Если бы ты чаще встречался с такими женщинами, то неизвестно, кто из нас двоих был бы большим дамским угодником», - искрясь смехом, говорил его синий взгляд.
Леонид нервно дернул губой и отвернулся от друга.
- Как ни странно, мы опять вынуждены встретиться, – сказал он.
- Вы совершенно верно заметили, - с придыханием произнесла Ираида, - это действительно странно… Хотя в первом случае не было ничего необычного, а вот мое неожиданное появление на месте трагедии… – она возвысила голос и, повернувшись, увидела Кирилла, стоявшего у окна. – О! Детектив Мелентьев! – воскликнула актриса.
- Рад видеть вас, – улыбнулся он.
- Однако… - Ираида задумчиво склонила голову на бок. – Значит, вы тоже будете заниматься расследованием убийства папы?.. – закончила она фразу со слезливой дрожью в голосе.
Свободина вынула сигарету. Леонид был вынужден щелкнуть зажигалкой. Кирилл многозначительно покачал головой.
Ираида эффектно заложила ногу за ногу и откинулась на спинку стула. На ней был черный с ярко-красной отделкой костюм и траурная вуаль легкими волнами чуть прикрывавшая лоб.
- Что ж, расскажите, каким образом и зачем вы появились в квартире Арнольда Чинарова, - потирая руки, предложил ей Леонид.
Ираида с очаровательной задумчивостью потупила глаза.
- К сожалению, ничего нового я вам сказать не смогу, – с печалью в голосе начала она. – Лишь повторю то, что сразу же рассказала на месте трагедии вашему сотруднику, а потом, естественно, журналистам.
- Прошу, – подтвердил свое желание Леонид вновь услышать то, о чем с утра до вечера твердили в новостях.
- Итак, - вздохнула Ираида, - я ехала к папе, чтобы обговорить некоторые детали предстоящей пресс-конференции, на которой он собирался объявить о том, что признает меня своей дочерью и что на главную роль в своем новом фильме он берет меня. Я вошла в вестибюль, вызвала лифт, - обстоятельно, учитывая малейшие детали, повествовала Свободина, - поднялась на третий этаж, вошла в квартиру и...
- Дверь в квартиру была открыта? – неожиданно прервал ее вопросом Кирилл.
- Что?.. – Ираида с непониманием посмотрела на него.
- Вы сказали, что вошли в квартиру. Но каким образом?
- Ах, да… – Свободина очаровательно поиграла пальчиками левой руки. – Я не стала звонить… даже не знаю, почему… просто толкнула дверь… а она открылась…
«Ясно, – отметил для себя Кирилл. – Ты подкралась к двери, приложила любопытное ухо в надежде услышать, что происходит за ней, непроизвольно нажала на ручку, и дверь открылась… если только у тебя не было дубликатов ключей…»
- Продолжайте, пожалуйста, – подбодрил ее Леонид.
- Значит, я вошла и увидела Дымову с пистолетом в руке… а на полу тело папы… - слезы точно по команде выбежали из ее глаз.
- Вы видели, как Дымова стреляла в Чинарова?! – пристально глядя на нее, спросил Леонид.
- Ну конечно.
- Тогда почему вы сказали, что, войдя, увидели уже убитого Чинарова? Если Дымова стреляла при вас, то он должен был быть еще жив!
- Но… - Ираида растерялась. Журналисты не интересовались такими незначительными подробностями, и она оказалась неподготовленной.
- Давайте-ка еще раз! – сказал Леонид. – Вы вошли. Где находилась и что делала Дымова?
- Ой… ну… я вошла… - Ираиде явно стало жарко. - Дымова стояла посреди гостиной ко мне спиной… папа…
- Дымова целилась в вашего отца или же стояла, опустив руки? – подбросил ей вопрос Мелентьев.
- Господи, какое это имеет значение? В квартире не было никого кроме нас… Ясно, как божий день, что именно она убила папу!..
- И все же, в каком положении находились руки Дымовой?
На несколько минут Ираида серьезно задумалась.
- Она целилась в папу, а он стоял от нее в метрах трех.
- Вы слышали выстрел? – теперь к ней обратился Леонид.
- Да!.. То есть, нет! – тут же спохватилась она.
- Так, да или нет? – настаивая на точном ответе, спросил Мелентьев.
- Ну, нет! Пистолет же был с глушителем.
- В таком случае вы должны были слышать характерный хлопок. Чем-то напоминающий выстрел пробки от шампанского.
- Ну да… что-то такое слышала… Хотя я была так поражена увиденным, что точно не могу сказать, - Ираида шумно перевела дыхание.
- Дальше! – скомандовал Леонид.
- Дальше… Дымова выстрелила, папа упал…
- Он успел увидеть, как вы вошли? – вновь прервал ее вопросом Кирилл.
- Не знаю… вряд ли… я только вошла, как тут же раздался выстрел… то есть этот… хлопок… Я закричала, подбежала к папе… но было уже поздно…
- Как Дымова отреагировала на ваше неожиданное появление?
- Она стала отпираться, что не она убила его! – с возмущением ответила Ираида. – Как будто я не видела сама.
- Она вам угрожала?
- Нет. Она испугалась и выскочила из квартиры… Да!.. – припомнив, - воскликнула Свободина. - Я хотела тут же вызвать милицию, но Дымова вырвала телефонный шнур из сети и наступила каблуком на штепсель. Тогда я выбежала на улицу и столкнулась с журналистом Бесединым… у него был сотовый, и я смогла позвонить.
- Вспомните, пожалуйста, когда вы входили в вестибюль дома, садились в лифт, вы не заметили ничего подозрительного?
- Нет, нет! Я ничего не заметила! – уверенно заявила Свободина.
- Значит, вы утверждаете, что видели, как Дымова выстрелила в Арнольда Чинарова? – пронзительно глядя на нее, спросил Леонид.
- Да, утверждаю, – подтвердила Ираида.
- А как Беседин объяснил вам свое появление у дома режиссера? У вас с ним была договоренность о встречи? – поинтересовался Кирилл.
- Нет, что вы! Мы с ним столкнулись совершенно случайно. У него в соседнем доме живет друг, и он приехал к нему. Во всяком случае, Беседин мне сказал именно так.
- Ну что ж, Ираида Арнольдовна, - подписывая ее пропуск, произнес Петров. – К сожалению, мне придется вас еще побеспокоить.
- Я в полном вашем распоряжении. И готова во всем помогать следствию. Ведь по сути дела Дымова убила не только моего отца, она лишала Россию гениального режиссера, – с пафосом произнесла Ираида. – Поэтому Дымова должна понести соответствующее наказание!
Петров согласно кивнул и протянул ей пропуск. Ираида поднялась со стула, как он неожиданно спросил:
- Когда вы выбегали на улицу за помощью, вы закрывали квартиру на замок?
Ираида на мгновение задумалась.
- Нет. Конечно же, нет. Я только прикрыла дверь… то есть закрыла, но не ключ.
- Сколько времени вы отсутствовали?
- Минут пять. Потому что не успела я выйти из подъезда, как натолкнулась на Беседина.
- Скажите, когда вы вернулись в квартиру, Беседин все время находился в гостиной, никуда не выходил?
- Валера все время оставался со мной. К тому же приехал фоторепортер, и они занялись съемкой.
- Значит, никто не заходил в другие комнаты?
- Думаю, что никто. А почему вы об этом спрашиваете?
- Из сейфа Чинарова пропал бриллиантовый гарнитур: колье, серьги, и перстень.
- Я ничего не знаю об этом, – решительно заявила Ираида.
- Ну как же! Ведь Чинаров специально приобрел этот гарнитур для съемок своего фильма. Героиня по ходу действия должна была появиться в нем на каком-то светском рауте. Странно, - заметил Леонид, - даже я знаю, а вы, дочь, нет!
- А кто вам об этом сказал?
- Его секретарь, Мария Николаевна.
Ираида передернула плечами.
- Но я, правда, ничего не знала об этом гарнитуре!
- Хорошо, – с подозрительным спокойствием согласился майор Петров.
Ираида занервничала.
- Почему вы мне не верите?
- Напротив, я вам верю, и поэтому вы можете идти.
Свободина с сомнением повела глазами, взяла пропуск и проронив: - Всего доброго, - ушла.
Кирилл подошел к окну.
- Смотри, – позвал он Леонида. – Ираиду уже ждут.
Около выхода стояло несколько репортеров с видеокамерами. Ираида остановилась перед ними и принялась отвечать на вопросы.
- И Беседин там, – заметил детектив. – А вообще, действительно, весьма и весьма странное совпадение. Ираида выбегает на улицу и попадает прямо в объятия Беседина. Такое ощущение, что эта встреча была заранее подготовлена.
- Да, Ираида еще та штучка, – почесывая щеку, был вынужден признаться майор. – Путается в очевидных вещах: то тело Чинарова уже лежало на полу, когда она вошла в гостиную, то Дымова выстрелила именно в момент ее появления… И этот ловкач Беседин… Мало того, что он натолкнулся на Свободину, кричавшую об убийстве, но еще умудрился вызвать фоторепортера, который с такой оперативностью появился в квартире Чинарова, будто ожидал вызова, стоя за углом.
- Слушай, Леня, а что это за бриллиантовый гарнитур? – спросил Мелентьев.
- Да секретарша утверждает, будто Чинаров купил какие-то украшения стоимостью в тридцать тысяч долларов и за день до убийства взял их из офиса, чтобы положить в сейф в своей спальне.
- Зачем? Ему бы любая фирма предоставила бесплатно все что угодно, лишь быть указанной в титрах его фильма.
- Ну, захотел человек. Может быть, потом он подарил бы эти побрякушки какой-нибудь любовнице…
- Кстати, а как насчет любовницы?..
- Это ты должен знать лучше меня, – с язвительной улыбкой заметил Леонид. – Ты же у нас вращаешься в кругах бомонда.
- Слышал вроде бы о Самариной… - неопределенно протянул Кирилл.
- Лучше надо было слушать, – подсказал ему Петров.
- Хорошо, я узнаю, – не обратив внимания на издевку Леонида, согласился он. – Главное, ты теперь видишь, что Регина не убивала его! Чинарова убил тот, кто украл гарнитур.
- И где же он находился, например, во время препираний между Дымовой и Свободиной?
- Тебе лучше знать. Ты осматривал место происшествия.
Леонид вынул из папки план квартиры режиссера и положил его перед Кириллом. Слева от входной двери по коридору располагались кухня, ванная комната, справа – кабинет. Чтобы попасть в спальню и библиотеку, нужно было пройти через гостиную, где и произошло убийство.
- Ну… можно было спрятаться либо на кухне, либо в ванной или кабинете, если предположить, что убийца вошел вслед за Дымовой, - говорил Леонид, - дождаться подходящего момента, произвести выстрел, выскочить на черную лестницу… а когда квартира останется пустой, войти, открыть сейф…
- Вывод напрашивается сам собой! Убийцей был близкий Чинарову человек, который знал код сейфа. Ведь он был открыт, а не взломан!
Леонид с сомнением покачал головой.
- За тридцать тысяч долларов убивать знаменитого режиссера?!.. Ну если бы это был просто бандит… я бы поверил, но, чтобы кто-то из окружения Чинарова?!.. Сумма маловата…
- А если кто-то еще в тот момент находился в его квартире?.. Например, в той же спальне.
- Вполне возможно.
- Предположим, кто-то выстрелил, а кто-то хорошо использовал его выстрел. Пока Свободина бегала за помощью, некто схватил бриллианты и скрылся…
- Ты случайно не знаешь, Чинаров не был ценителем голубого цвета? – спросил Леонид.
- Насколько я слышал, нет. Но нельзя исключать бисексуальные наклонности. Так что в его спальне вполне мог находиться мужчина.
- Ох уж эти мне нетрадиционные ориентации, – вздохнул майор.
- А если мы предположим, что в Чинарова выстрелила Ираида, то все концы сойдутся сами собой, – продолжал Кирилл.
- Что ж, предполагай, - закурив, предложил другу Леонид.
- Каким образом Ираида узнала, что Дымова собралась ехать к режиссеру, нам пока неизвестно. Поэтому оставим этот вопрос. Итак, Дымова наводит дуло пистолета на Чинарова, Ираида, прокравшись в гостиную, стреляет из-за ее спины и тут же набрасывается на Регину, обвиняя ее в убийстве.
- Мотив?
- Пожалуйста!.. Ненависть! Мучительная, не утихающая… Мало того, что Дымова заняла место ее матери при знаменитом режиссере, ей еще удалось сделать то, о чем тщетно мечтала Свободина старшая, - стать его женой… Ведь Ираида могла вбить себе в голову, что не будь Дымовой, Чинаров рано или поздно женился бы на Виктории, а ее признал бы своей дочерью… – Кирилл в возбуждении прошелся по кабинету и продолжил: - Воспользовавшись бегством Дымовой, Свободина забирает из сейфа драгоценности и только потом выбегает на улицу… – Он посмотрел на Леонида. Тот согласно кивнул.
- Почему бы нет?
- Хотя… - разочарованно заметил Кирилл, - зачем ей понадобилось убивать Чинарова, если он действительно был ее отцом?.. – Детектив замер в раздумье и тут же нашел ответ. - Да потому, что таким образом она свершает месть и наказывает сразу двоих: своего отца, не признававшего ее, она убивает, а виновницу всех ее несчастий Дымову, - отправляет в тюрьму. Теперь никто не сможет опровергнуть, что Чинаров был ее отцом. Итак, версия первая: Чинарова убивает Ираида, выстрелив из-за спины Дымовой. Версия вторая: Чинарова убивает сама Дымова, а выстрел в стену был, несомненно, произведен для того, чтобы попытаться отвести от себя подозрения. И третья, пока последняя версия: Чинарова убивает некто неизвестный, пробравшийся в комнату и выстреливший опять-таки из-за спины Дымовой.
Леонид продолжал благодушно кивать. Заметив его скептический взгляд, Мелентьев пояснил, что более всего склонен к первой версии.
- Всю свою осознанную жизнь Ираида слышала, что виновниками всех несчастий матери, а значит и ее, являются отец и Регина Дымова. С годами «несчастия» увеличивались, что не могло не сказаться на ее отношении к Чинарову. Она стала преследовать его, требуя, чтобы тот официально признал ее дочерью. Но Чинаров категорически отказывался от такого «счастья». Это вполне могло вызвать у Ираиды яростное желание уничтожить его как то зло, по вине которого она несчастна. Но оставить при этом без наказания Дымову она тоже не могла. Таким образом, Ираиде пришлось разработать план мести, в результате исполнения которого оба врага будут наказаны. После чего, как была она уверена, ее жизнь непременно изменится к лучшему.
- Почти убедил, – с улыбкой отозвался Леонид.
- Теперь, кто мог похитить драгоценности?! – Кирилл вновь прошелся по кабинету. – Номером первым идет Ираида! Номером вторым можно рассматривать неизвестного, который, сделав свой смертельный выстрел, скрылся на черной лестнице, а затем пробрался в спальню. Номером третьим - еще один неизвестный, который все время находился в спальне!..
- Сколько версий!.. Одно удовольствие вести такое дело, – потянувшись, заметил Леонид. – Что ж, работай! Заказчик ждет результатов. Но за Дымову ты мне отвечаешь головой, – на прощание напомнил он другу.
Не успел Кирилл выйти от Петрова, как новые версии закружились у него в голове, доказывая свое право на существование.
«Ираида убила Чинарова, чтобы отомстить ему и Дымовой!.. А если он не был ее отцом, как усиленно оповещала она всех?.. И ей было известно об этом?!.. Однако нельзя отказываться от предположения, что Чинарова на самом деле убила Регина! Тогда прав Леонид! Она решила оставить меня в дураках!.. Да… - должен был признаться себе детектив, - мой заказчик не вызывает у меня особого доверия…»
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Похороны лауреата всевозможных премий, орденоносца, народного артиста России, режиссера Арнольда Чинарова проходили по высшему разряду. Было все: и длинные речи, и прочувствованные короткие слова, и даже сдавленные рыдания…
Ираида самозабвенно исполняла роль дочери убитой горем. На ней было черное шелковое платье и маленькая элегантная шляпка с вуалью. Виктория, вторя ей, пыталась сыграть роль супруги усопшего, но у нее это явно не получалось. Она больше поглядывала в сторону Навруцкого, чем на застывшие черты «возлюбленного супруга».
После похорон под мощный аккомпанемент оркестра почти все приехали в небольшой старинный особняк, принадлежавший одному из друзей Чинарова, на поминальный фуршет.
Так как Чинаров оказался одиноким человеком, а кому-то надо было принимать соболезнования, то все молчаливо согласились высказывать их Ираиде, которая еле сдерживала свою радость, что наконец-то ее признали дочерью знаменитого режиссера.
Кирилл тоже подошел к ней и пожал ее руку в шелковой перчатке.
- Вы уже напали на след Дымовой? – не удержавшись, шепотом спросила она.
- Пока еще нет.
- Так я и знала! Хитрая тварь!.. Не иначе как за границу успела укатить!
Кирилл взял бокал с белым вином и внимательно оглядел присутствующих.
Разделившись на группы, гости, казалось, уже позабыли, по какому поводу они собрались под сводами старинного особняка. И только, когда кто-то подходил к микрофону и делился своими воспоминаниями об ушедшем на веки, их лица на несколько минут принимали скорбные выражения. Но чем больше было выпито вина и водки за упокой души, тем реже звучали воспоминания, и тем громче и оживленнее становились голоса и лица собравшихся.
Кирилл подошел к Исленьеву.
- Приношу вам свои соболезнования.
- Спасибо, – пожал тот ему руку. – Я действительно пострадал больше всех от смерти Арнольда.
- Да, – согласился Кирилл. – Трудно будет найти ему замену. Искренне удивлюсь, если кто-то другой сможет достойно экранизировать ваш роман.
- Увы!.. Увы!.. – вздохнул Исленьев.
В узком черном платье, с перекинутым через руки прозрачным шарфом, к ним повернулась Драгулова, разговаривавшая с кем-то из гостей.
- Что случилось? По какому поводу такие скорбные вздохи?
- Арнольд умер, – напомнил ей Вадим.
- Я не забыла, – игриво глядя на него, ответила Мирра. – Но неужели и твои воздыхания вызваны его безвременной кончиной?
- Представь себе, да.
- И какова их причина?
- Мой роман.
- Это дело поправимое. Храмов с радостью подпишет с тобой контракт.
- Но сможет ли он его выполнить так, как это сделал бы Арнольд!
- Незаменимых нет!
- Это излюбленная фраза посредственности, ликующей над поверженным талантом, – небрежно заметил Исленьев.
Мирру всю передернуло от его слов. Кирилл с интересом ожидал ее реплики, но она ограничилась насмешливым взглядом.
- Прости, я действительно не в духе, – произнес Исленьев и отошел в сторону.
Мирра посмотрела ему в след, а потом обратилась к Мелентьеву.
- Скажите, это уже точно установлено, что Арнольда убила Дымова?
- Пока, к сожалению, следствие не может ни опровергнуть, ни подтвердить заявление Ираиды Свободиной.
- По-моему, своим бегством Регина сама призналась в содеянном. Вы не находите?
- Отчасти.
- Почему же отчасти? – удивилась Драгулова.
- Да потому, что нельзя обвинять одного человека, основываясь лишь на показаниях другого.
- Вы полагаете, что Ираида солгала?..
- Нет! Я полагаю, что она увидела только то, что захотела увидеть.
По лицу Мирры скользнула усмешка.
- Не удивлюсь, если вы окажитесь одним из поклонников Регины. Берегитесь, она из породы хищников.
- Пока мне опасаться нечего, я вполне здоров.
- То есть? – не поняла Мирра.
- Как известно, хищник может настигнуть только больного зверя, - пояснил Мелентьев.
- Вы хотите сказать, что женщине-хищнице достаются лишь нездоровые мужчины.
- Совершенно верно. Поймать абсолютно здоровую особь мужского пола просто невозможно.
- Как интересно, – с большой долей скепсиса заметила Драгулова.
- Простите, если вам это было неприятно слышать.
- С чего вы взяли?
- С того, что вы сами считаете себя опасной хищницей.
На лице Мирры проступили красные пятна, губы дрогнули, чтобы выпустить жалящее слово, как неожиданно чей-то громкий до неприличия смех заставил ее обернуться.
Николай Князев весь зашелся от хохота. Драгулова презрительно посмотрела на него и резко отошла в сторону, бросив Кириллу:
- Вы слишком самоуверенны молодой человек, и это вас погубит!
Князев, все еще содрогаясь от смеха, ухватил Кирилла за руку.
- Ну ты хорошо сказал!.. Эта сушеная акула едва не рассыпалась от ярости. Она теперь охотится на Исленьева, пытаясь заманить его в свой дракулий замок.
- Вряд ли ей это удастся, – рассмеялся Кирилл. – Исленьев производит впечатление вполне здорового мужчины.
- По какому поводу столь бурное веселье? – подошел к ним Навруцкий.
- Да вот… Кирилл Дракулшу отделал! – ответил Князев.
- А ты, Коленька, набрался с горя, – заметил Навруцкий. – Хватит уже! И потом, чем это от тебя так несет?
- Ха!.. Это французский каскадный одеколон, - сгибаясь под новым приступом смеха, сообщил Князев. – Я так торопился на похороны незабвенного, что сломал пульверизатор, и на меня выплеснулось чуть ли не полфлакона, но переодеваться было некогда… О! Смотрите, Самарина со своим благодетелем прибыла почтить память. А она?.. Она, как, по-твоему, то же хищница? – обратился Князев к Кириллу.
Он внимательно посмотрел на белокурую красавицу, которую сопровождал Викентий Антонович.
- Я думаю, что она достаточно умна, чтобы не опуститься до положения обыкновенной хищницы, хотя вполне способна на импульсивные, необдуманные поступки.
Князев взял со стола бутылку водки и налил рюмку.
- Коля, хватит! – с досадой произнес Навруцкий. – Но тот, не обращая на него внимания, опрокинул одну и наполнил следующую.
- Сергей, – обратился к Навруцкому Кирилл. – Мы могли бы встретиться на этой неделе?..
- Так это правда, что повсюду растрезвонила Ираида?.. Вы действительно будете заниматься расследованием убийства Арнольда?
- Да!.. Хочу попробовать!.. Уж очень заманчивый случай. Убийца подан прямо на тарелке, что сразу вызывает сомнения.
- Вы плохо знаете Регину, – с ироничной улыбкой заметил ему Навруцкий. – Если бы ей для достижения цели нужно было убить трех Арнольдов, она бы сделала это, не задумываясь.
- А мне кажется, вы переоцениваете ее возможности.
Навруцкий рассмеялся.
- Вы знаете экранную Регину - очаровательную сумасбродку, а на самом деле – это прагматичная женщина.
- Ну, ты это зря, – пробормотал заплетающимся языком Князев. – Регинка – славная…
- А я разве говорю что-то против Регины? Напротив, я ее очень уважаю именно за то, что она умеет постоять за себя. Конечно, можно быть просто слабой женщиной, но это абсолютно бесперспективно! Регина не принадлежит к тем, кто, смиряясь, плывет по течению, а потом тонет в бескрайнем океане неудачников.
- Значит, вы допускаете, что Чинарова могла убить Дымова?
- Я допускаю, что любая женщина для достижения желаемого может убить кого угодно. Я имею в виду, конечно же, не столько в физическом, сколько в моральном смысле.
- Н-да… Сильное заявление.
- Ну вот, сюда как раз идут мои убийцы… – мотнул головой Сергей в сторону двух Свободиных.
Кирилл попрощался с Навруцким и направился к выходу. Проходя мимо Ольды Самариной, он на мгновение остановился, она неожиданно повернулась, и их взгляды встретились.
- Это детектив, который будет вести расследование? – услышал он ее вопрос, адресованный Викентию Антоновичу, и почувствовал, что тот не поленился посмотреть ему вслед.
* * *
Получив согласие майора Петрова, Кирилл приехал осмотреть квартиру Арнольда Чинарова. Он вошел в просторный вестибюль, стилизованный под модерн начала ХХ века: большие зеркала в прямоугольных металлических рамах, мраморные вазы на высоких постаментах, дверь лифта со светло-коричневым стеклом, разрисованным увядающими цветами.
Кирилл вызвал лифт и поднялся на третий этаж. Внимательно осмотрел площадку, заглянул на черную лестницу; открыл дверь в квартиру и, пройдя прямо по коридору, по левую сторону которого находились две двери в кухню и ванную, а по правую – в кабинет, попал в гостиную с контуром тела режиссера на ковровом покрытии. Миновав гостиную, Кирилл очутился в небольшом квадратном коридоре, с левой стороны которого располагалась библиотека, а с правой - спальня.
Детектив уделил особое внимание спальне, где мог прятаться неизвестный похититель бриллиантового гарнитура. Порядок, царивший в ней, опровергал предположение о постороннем присутствии. Только сейф с широко открытой дверцей словно пытался рассказать о случившемся несчастии.
Кирилл прошел в кабинет режиссера. Сел в его кресло и принялся просматривать бумаги. Он внимательно прочел все записи на полях сценария фильма, к постановке которого собирался приступить Чинаров, перебрал письма, пролистал настольный календарь. Последняя заметка была сделана на листке 1 апреля: 19.00 «Российский».
«Наверное, какой-нибудь вечер по случаю веселого дня, - решил детектив. – Увы, Арнольд, но он пройдет уже без вас».
Закончив с бумагами, Мелентьев осмотрел другие комнаты, и, спустившись по черной лестнице, вышел во двор. Оглядев небольшой квадратный палисадник, детектив свернул за угол и очутился на одной из оживленных улиц.
«Очень удобно для преступника – сразу затеряться в толпе, – подумал Кирилл. – Если все-таки Чинарова убила не прагматичная Регина, как ее описал Навруцкий, то, несомненно, убийца воспользовался именно этим путем».
* * *
Первого апреля киноконцертный зал «Российский» горел огнями и светился «звездами», входившими в его распахнутые двери. Кирилл тоже получил приглашение, но предпочел провести вечер дома, вольготно устроившись на диване с намерением посмотреть какой-то сногсшибательный триллер. Но… отдых не удался. «Триллер» в образе Леонида возник на пороге и объявил, что он, впрочем, как всегда, ужасно голоден.
Кириллу пришлось послать грустный взгляд в сторону дивана и поспешно открыть холодильник.
- У меня отличная новость, – сообщил Леонид. – Но так как ты не любишь заниматься делами перед обедом, то я тебе расскажу после, - не без издевки подчеркнул он.
- Какая новость? – не удержался Кирилл.
- Э, нет! Сначала обедать, – и Леонид пошел мыть руки.
Кириллу пришлось поторопиться с сервировкой стола, чтобы поскорее узнать, в чем дело.
- Отличное вино! – оценил по достоинству «Шабли» Петров. – И цыпленок тебе явно удался! Но ты что-то нервничаешь?.. Не терпится узнать?!.. Хорошо, намекну. Со свойственной мне способностью признавать свои ошибки, сознаюсь, что был не прав, подозревая в убийстве Чинарова Дымову.
- Ты хочешь сказать, что вычислил подлинного убийцу?
- Не только вычислил, но уже послал «приглашение» на аудиенцию в гостеприимные стены Петровки.
- Значит, точно!.. – взгляд Кирилла остановился. – Это Ираида!.. Но какие у тебя доказательства?
- А разве у нас не будет дижестива?.. – играя искреннее удивление, воскликнул Леонид.
- Ох, на свою голову я приобщил тебя к французским изыскам, – был вынужден признать Кирилл. – Кстати, скажу тебе как психолог, чрезмерное увлечение чуждым нам образом жизни, вредно русскому желудку.
- Ничего, мой выдержит!
Кирилл принес коньяк.
- Хороший, нервный букет, – продолжал поддразнивать друга Леонид, смакуя глотки, но не выдержал сам. – Просто я предположил, будто Ираиде отлично известно, что Чинаров вовсе не ее отец, и решил проследить эту линию. Ираида в течение ряда лет преследует знаменитого режиссера, требуя, чтобы тот признал ее своей дочерью. Режиссер отказывается. Тогда она предлагает ему сдать кровь на анализ, об этом даже писали в журналах. Чинаров, вероятно, допускавший возможность того, что Ираида действительно его дочь, но не желавший иметь с ней ничего общего, не пошел на эту провокацию. Но вот, что я узнал, оказывается, незадолго до своей смерти, он все-таки сдал кровь и сказал об этом Ираиде, но та не поспешила в лабораторию… И знаешь, почему?.. – Леонид выдержал паузу. – Да потому, что ее отцом был поэт Востряков!
- Что?!.. Вот это да!.. – не сдержался Кирилл. – Следовательно, она, несомненно, причастна к «самоубийству» поэта. Теперь все ясно!.. Ираида преследовала Чинарова до тех пор, пока тот не потерял терпения и не сдал кровь. Она, вероятно, рассчитывала, что режиссер никогда не пойдет на рискованный для него шаг. Потому что, если бы анализ подтвердил их родство, она для всех стала бы его дочерью, даже, несмотря на его нежелание признавать этот факт. Но Ираида вопреки ожиданиям не пошла сдавать кровь. Ей по сути дела оставался один выход: прекратить свои домогательства и уйти в тень. Но что значит для Ираиды удалиться от репортеров, банкетов… - это равносильно смерти. А тут еще Востряков, требующий за свое молчание денег, которых у нее не было! Теперь понятно, что дочь Вострякова застала Ираиду как раз в тот момент, когда та отсчитывала ему доллары. Итак, Свободиной грозит всеобщее презрение: ее отцом оказывается не знаменитый режиссер Чинаров, в чем она пыталась уверить всех, а безвестный поэтишка Востряков.
- И тогда, - не выдержав, подхватил Леонид, - она решает убить обоих! Вострякова, чтобы отец унес страшную правду о ее рождении в могилу, Чинарова, чтобы тот не смог припереть ее к стенке и объявить шантажисткой. Мы устроим ей очную ставку с Дымовой, тогда, несомненно, выясниться, как случилось, что Ираида узнала о намерении Регины навести на Чинарова пистолет.
- Но как ты вычислил, что отцом Свободиной был Востряков?
- На удивление просто! Оказывается, Востряков признал себя ее отцом почти сразу же после ее рождения. Об этом даже имеется запись в одном из журналов загса города Кубанска. Но потом, видимо, Виктория, стала жалеть об опрометчивом шаге. Ведь какая польза от отцовства Вострякова? А вот, если убедить Чинарова в том, что он отец Ираиды… это сулило бы большие выгоды. И Виктория выписала повторное свидетельство о рождении с прочерком напротив графы «отец». Ее попытки склонить Арнольда на признание Ираиды своей дочерью не увенчались успехом. Но тут уже подросла сама Ираида и принялась домогаться статуса дочери Чинарова.
- Что ж, теперь она, не опасаясь, может называть себя дочерью знаменитого режиссера. Виктория будет хранить тайну, правда, отнюдь не ради нее, а ради себя, что еще более надежно. Ведь ей тоже хочется играть роль вдовы Чинарова. Что такое Дымова? – Дым в жизни знаменитого режиссера, а она мать его ребенка! Кроме Виктории, вероятно, не осталось никого, кто знал бы тайну. Во всяком случае, и Виктория, и Ираида рассчитывают именно на это.
- Слушай, но почему Свободина родила от Вострякова, а не от Чинарова?
- Интересный вопрос, – рассмеялся Кирилл. – Но ответ на него знает только сама Свободина старшая. Однако можно с немалой уверенностью предположить, что Виктория, забеременев от Вострякова, сразу же попыталась убедить Чинарова в его отцовстве, но тот не поддался. Я, кстати, наводил справки: у них во время съемок фильма, как раз когда Виктория была уже беременна, произошел разлад. Несомненно, Виктория испугалась перспективы стать матерью-одиночкой, все-таки она родом из глухого провинциального городка, и предъявила требования Вострякову. А тот взял и согласился признать Ираиду. Вероятно, он любил Викторию. Но потом, после воссоединения с Чинаровым, она решает добиться-таки своего и поэтому выписывает новое свидетельство о рождении. – Кирилл наполнил рюмки. – За успех! Кстати, в котором часу у тебя завтра свидание с Ираидой?
- Ровно в полдень гражданке Свободиной будет предъявлено обвинение в убийстве.
* * *
Ираида послала пленительно-коварную улыбку своему отражению в огромном зеркале фойе киноконцертного зала «Российский» и легкой поступью поспешила наверх.
Обнаженные плечи, черные смокинги, смех, радостные возгласы… это была ее атмосфера… ее пространство, в котором теперь она занимала не самое последнее место. В ее сумочке уже лежали новые визитки: «Ираида Арнольдовна Чинарова-Свободина». Ираида кивала знакомым с грустной всепрощающей улыбкой католической мадонны. На ней было красное платье и длинные перчатки, волосы в знак траура обвивала черная лента. Первым делом она попыталась отыскать Навруцкого, но тот еще, по-видимому, не приехал. Тогда она поспешила присоединиться к кружку, в котором заметила известного режиссера Храмова. Направляясь к нему, Ираида нечаянно задела Мирру, рука которой дрогнула, и содержимое бокала выплеснулось на смокинг Исленьева.
- Вы не на базаре, – обернувшись к ней, с презрением выдохнула Драгулова.
- А что это такое? - ядовито прошипела Ираида. - Я там никогда не была.
- Это то место, где собираются вам подобные…
- Не уверена, но спорить с вами не буду. Если утверждаете, значит, это действительно так. Вам ли не знать!.. Завсегдатаю базаров!.. – с усмешкой бросила она и поспешила дальше.
- Наглая девка! – успели догнать ее слова Драгуловой.
Но Ираиде уже было все равно, она приближалась к режиссеру и со свойственным ей напором тут же вступила в разговор, повернув его так, что режиссер был вынужден принести ей свои соболезнования по поводу кончины Чинарова.
- Не обращай внимания, Мирра, – обратился к ней Исленьев, вытирая платком смокинг.
- Неужели все так безнадежно?.. Неужели уже ничего не осталось от политеса?
Исленьев рассмеялся.
- Не осталось даже самого слова…
- Ты прав! Круг избранных становится все уже. Чтобы там не говорили, а происхождение ни за какие деньги не купишь.
- Ты должна ее понять. Наконец-то нет того человека, который во всеуслышание заявлял, что она – не дочь Чинарова.
- Бедный Арнольд, – вздохнула Мирра. – Если бы он знал, как воспользуется его смертью эта шарлатанка.
- Смотри, она так и вьется вокруг Храмова, пытаясь продемонстрировать свои достоинства.
- Зря старается. Храмов прекрасный режиссер и умный мужчина.
- Но Ираида, вероятно, надеется перехитрить всех!.. Теперь поспешила к Навруцкому. Надо спасать Сергея, – и Вадим направился к нему.
Глядя усталыми глазами поверх головы Ираиды, Навруцкий был рад приветствовать друга, но Свободина опередила его.
- Ах, Вадим, прости меня, – пытаясь очаровательно сморщить довольно-таки длинный нос, воскликнула Ираида. – Я была так неловка…
- Пустяки.
- Но дело в том, что я терпеть не могу Мирру… поэтому и надерзила…
Навруцкого отвлекли, и Исленьев пожалел, что подошел к ним. Оставаться один на один с Ираидой ему не хотелось. Она тут же подхватила его под руку и принялась ласково нашептывать воспоминания об их случайной, но такой незабываемой ночи.
Исленьев покорно слушал, изредка вставляя неопределенные междометия. Но тут всех пригласили пройти в зал, и он с радостью передал Ираиду Навруцкому, к которому уже успела прилепиться Свободина старшая.
После концерта был обильный фуршет. Ираида достаточно много выпила и позабыла о трауре. Она хохотала, вешалась на шею всем, кто не успевал вовремя отстраниться. Виктория была вынуждена подойти к ней и прошептать:
- Ираида, опомнись! Ты же в трауре!..
- А это я так, чтобы забыться, – пояснила ей дочь и непременула выпустить пару слезинок.
Виктория тяжело вздохнула и отошла.
«Черт! А мать-то права, – тем не менее, пронеслось в голове Ираиды. – Надо пойти в туалет».
Она гордо вскинула голову и, старясь идти как можно ровнее, направилась к лестнице.
Проходя мимо малого пресс-зала, она увидела, как одна из массивных створок двери приоткрылась, и знакомый силуэт, возникший в темном проеме, поманил ее рукой.
Она вошла, но там никого не оказалось. Ираида, недоумевая, приблизилась к балкону. Неожиданно штора вздрогнула, и вокруг ее шеи обвился тонкий шнур. Девушка инстинктивно схватилась руками за шею, стараясь избавиться от шелковой удавки. Она дергалась всем телом, издавая широко открытым ртом сдавленные хриплые звуки и тщетно пытаясь ухватить глоток воздуха. Мрачная пелена заволокла ее глаза, грудь разрывалась от боли. Последние проблески сознания судорожно искали вариант спасения… но так его не было, покорно угасли. Дрожь пробежала по телу Ираиды, и она, вся обмякнув, упала на диван.
* * *
Остановив джип на красный свет, Кирилл мысленно забавлялся, представляя встречу с Региной. Он появится как герой телесериала и объявит королеве, что она свободна. Телефонный звонок грубо прервал его мечтания.
Голос Леонида был хриплым от досады.
- Прими поздравления, наша версия провались к чертям в ад.
- Что? – не понял Кирилл.
- Труп Ираиды в «Российском»… я, кстати, тоже.
- Не может быть… - но Леонид, уже отключился.
В голову детектива ударила горячая волна крови.
«Неужели мы ошиблись?.. Но ведь все было так ясно, а главное обосновано!..» – Он повернул руль и поехал по направлению к «Российскому».
Получив доступ к Леониду, Кирилл поднялся на второй этаж. Леонид встретил его у лестницы.
- Не понимаю… как мы с тобой так… - замотал он головой.
Кирилл вошел в зал. Тело Ираиды было прикрыто белой скатертью. Приподняв край, он взглянул в ее вылезшие из орбит глаза.
Этот напряженный, идущий с того света взгляд пронзил его сознание. С шеи уже был снят шнур, оставивший черно-красный след. Лицо девушки отливало синевой, нос заострился, отчего стал еще длиннее. Перед мысленным взором детектива возникла оживленная фигура Ираиды, которую он видел совсем недавно…
«И она могла бы оставаться такой же оживленной, если бы я соизволил хоть немного подумать, а не хватался бы за первую попавшуюся версию…»
- Ну, что скажешь? – протягивая пачку сигарет, спросил Леонид.
- Ничего.
- А зря… Я тебя предупреждал. Теперь на твою Дымову падает подозрение и в этом убийстве. Так что, будь любезен, доставь-ка ее ко мне.
- Это невозможно! Позавчера она улетела в Прагу, – солгал Мелентьев.
- Ну спасибо, Кирилл Константинович, – не удержался Леонид. – Вы очень помогли следствию.
Кирилл, не обращая внимания на мрачное настроение майора, поинтересовался в котором часу и кем был обнаружен труп.
- В восемь утра уборщицей, – сквозь зубы бросил Леонид.
- Ты уже разговаривал с персоналом?
- Никто ничего не видел и не слышал.
- Какие-нибудь следы?
- Пока эксперты не обрадовали.
Кирилл внимательно осмотрел зал, вышел на балкон.
«Скорей всего убийца проник сюда через балкон, - отметил он для себя. – Но зачем Ираиде понадобилось заходить в пустое, неосвещенное помещение?.. – Мелентьев невольно повернулся в сторону трупа, накрытого скатертью. – Может, ей назначили здесь встречу или каким-то образом спровоцировали, чтобы она вошла?»
- А дверь, она была закрыта на замок? – подойдя к Леониду, спросил Мелентьев.
- Охранник говорит, что была закрыта, но убийца вполне мог открыть, сделав слепок с ключа, если, конечно, убийство было не спонтанным, а заранее спланированным.
- Как думаешь, Ираида вошла сюда со стороны коридора?..
Петров молча кивнул
- А убийца, несомненно, через балконную дверь.
- Не успела порадоваться, – указал Леонид рукой на новые визитные карточки Чинаровой-Свободиной, лежавшие в прозрачном пакете.
Кирилл был вынужден посторониться, чтобы пропустить носилки с телом Ираиды.
- Мать известили?
- Ребята поехали к ней. Странно, что в течение вечера она не спохватилась о дочери.
- Если принимать во внимание их отношения, то это как раз не странно.
- Ну, ты увидел, что хотел? А то мне пора.
- Хорошо. На днях позвоню.
- Да уж сделай такую любезность, – нехотя улыбнулся Леонид.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мелентьев выбежал на улицу и подставил лицо свежему весеннему ветру.
«Неужели Леонид оказался прав?.. Регине я был нужен только для того, чтобы подтвердить свое алиби, - что она находилась за пределами Москвы!.. Но Посохово не так уж далеко. Воспользовавшись чужими документами, она безо всяких проблем могла приехать в столицу, пробраться в «Российский», задушить пьяную Ираиду и вернуться обратно».
Кириллу не терпелось тут же отправиться к Регине, но он сдержался. Он не рискнул сразу срываться за город, опасаясь, что майор Петров вполне может установить за ним наблюдение. А с Региной ему хотелось разобраться самому.
В одиннадцать вечера в черной куртке и черных джинсах с сумкой через плечо он вышел из своего дома и пошел прямо по улице, стараясь выявить слежку. Потом спустился в метро, проехал минут двадцать и вышел. Слежки, как он смог убедиться, не было. Кирилл направился на автостоянку. Там он взял «Жигули» своего приятеля и помчался в Посохово.
Через полтора часа сквозь ночной весенний туман замерцали огоньки дачного городка. Как и в прошлый раз Кирилл проехал чуть дальше нужного дома, остановился и позвонил.
- Боже! Ты!.. – раздался встревоженно-радостный голос Регины. – Когда ты приедешь?
- Я уже приехал.
- Правда?!
- Можешь проверить.
- А ты один? – ее голос дрогнул.
- У тебя есть способ убедиться в этом, – открыть дверь.
Регина вздохнула и положила трубку.
Кирилл обошел забор и остановился у двери. Замок щелкнул, - Регина отпрянула назад.
- Как я рада… ты даже не представляешь, как я рада! – убедившись, что Мелентьев один, воскликнула она и повисла на его шее.
Они спустились в бильярдную. Кирилл вынул из сумки пакет.
- Продукты.
- Спасибо! А телевизор?..
- Телевизора не будет.
- Жаль…
- Ты пока сервируй стол, - обратился к ней Кирилл. – А я пойду осмотрю дом.
Мелентьев вышел из бильярдной, а затем потихоньку спустился в гараж. Волнение заставляло усиленно пульсировать кровь в висках.
«Неужели предположение Леонида оправдается?..» - включая свет в гараже, думал Кирилл.
Он подошел к темно-красной «Тойоте», осмотрел колеса и провел по одному из них рукой… грязь оказалась свежей!..
Мелентьев был вынужден признать, что его провели.
«Вполне вероятно, что Регина избавилась от Ираиды, как от единственного свидетеля, показания которого можно будет опровергнуть, учитывая взбалмошный характер Свободиной. Смогла же Регина убедить меня в своей невиновности. Почему не попытаться убедить суд?»
Он вернулся в бильярдную, где на зеленом сукне уже стояли бокалы, тарелки… и сидела сама Регина.
- Забирайся сюд, – поманила она рукой Мелентьева. – Так вкуснее.
Но Кирилл предпочел сесть на стул.
- Классное вино! – причмокивая губами, произнесла Регина.
- Старался.
- Ты что-то мрачный сегодня, – игриво заметила она. – Ох! А я так устала от одиночества, что веду себя как ребенок, которого после долгой болезни выпустили погулять.
- Кстати, - пригубив немного розового вина, произнес Кирилл, - куда ты вчера выезжала?
- Я?! – великолепно играя искреннее удивление, воскликнула Регина.
- А кто же еще?
- Никуда!
- Странно, почему же тогда на колесах красной «Тойоты» свежая грязь?..
Регина легла на живот и, взяв кисть винограда, стала ловить языком ягоды.
- Ну и выезжала… – небрежно бросила она.
- А! Значит, ты уже не боишься попасть в КПЗ? Это хорошо.
- Нет боюсь! И почему это хорошо?
- А потому, что справедливость должна восторжествовать.
- Как это понимать?
- А так, что за двойное убийство, тебе придется нести двойное наказание.
Губы Регины дрогнули от недоумения.
- Какое двойное убийство?
- Вчера вечером, проникнув в «Российский», ты задушила Ираиду Свободину.
Регина закатилась от смеха.
- Я убила Ираиду?!.. Хотя почему бы и нет! Ведь если разобраться, то именно по ее милости я сижу здесь! Мало того, что она не вовремя появилась в квартире Арнольда, так еще во всеуслышание объявила меня убийцей!.. Мерзкая личность!..
Регина разнервничалась, спрыгнула со стола и забегала по бильярдной.
- Когда это кончится?!
- Это может кончиться сию же минуту.
Взгляд Регины с удивлением остановился на Кирилле.
- … Как только ты признаешься, что вчера вечером убила Ираиду! Правда, потом начнется другое… – вскользь заметил он. – Но ты должна себя утешать тем, что это неизбежно.
- Подожди, – Регина близко подошла к Мелентьеву. Он поднялся со стула. – Я ничего не понимаю!.. Ираиду, что, правда, убили?..
- Регина, хватит разыгрывать спектакль! Я – неблагодарный зритель.
- Какой спектакль?! – разъяренно крикнула она. – Объясни все толком!
- Полагаю, что у тебя это лучше получится, – с издевкой ответил Кирилл.
- Прекрати! Слышишь, прекрати надо мной издеваться! С чего ты решил, что я убила Ираиду, если, конечно, это не розыгрыш?!
- Ты сама в этом виновата. Зачем ты мне солгала, что никуда не выезжала?
- Я думала, что ты рассердишься… Ведь если бы кто-то заметил меня и позвонил в милицию… тогда ты стал бы моим сообщником!..
- Поэтому ты солгала.
Регина кивнула и улыбнулась.
- Ты не сердишься? Я только проехалась к лесу и обратно… ну еще немного по шоссе… Знаешь, весна… воздух… фиалки… вот смотри, она сняла с камина вазочку с букетиком. – Как пахнет!..
Мелентьев, задумавшись, смотрел на Регину. Каким словом можно определить этот изящный поворот головы, эти зеленые то таинственные, то наивно раскрытые глаза, эти губы, подрагивающие от смеха и сам смех, переливающийся звонкими нотами.
- А что?.. – Регина устремила на Мелентьева вопрошающий взгляд. – Это правда?.. Кто-то убил Ираиду?..
- Да, – нехотя ответил он.
Его раздражало идущее против здравого смысла желание поверить Регине. Он пытался убедить себя, что она – ловкая актриса и прагматичная женщина… но перед ним стояла милая девочка с задорным хвостиком на макушке и зелеными, сверкающими то гневом, то радостью глазами.
- Кирилл, – потянула она его за рукав. – Если убили Ираиду, то, значит, могут убить и меня?
Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в его грудь. Он ощутил всю ее хрупкость… Такое чувство он испытывал только к Марине… Пусть внутренне она сильная женщина, но внешне… она невольно вызывала желание защитить ее, а истинному мужчине всегда было присуще это стремление...
«Я прочел сотни книг, пытающихся объяснить тайны человеческой психологии, разбить людей по типам характеров, определить модели поведения исходя из преобладания женских или мужских инстинктов… Регина, не сомневаюсь, не прочла ни одной… но мудрость всех женщин ее рода, переданная генетически, безошибочно помогает ей выбрать верную тактику поведения. Она определила, что только истинная женственность может покорить меня. Хотя с другим мужчиной, который любит, чтобы его добивались, брали приступом, она, несомненно, проявит нужную агрессию…»
Регина прерывисто вздохнула.
- Как я хочу вернуться обратно… в свой дом, к своим друзьям. Кирилл, - она слегка отклонилась и подняла голову, - а может быть, теперь я смогла бы убедить наши следственные органы, что не виновна в смерти Арнольда?
- Едва ты попытаешься, как тебя возьмут под стражу.
Регина вздрогнула.
- Ну что… что же мне делать? Я не выдержу… сойду с ума!.. Ты только представь, дни сливаются с ночами в какой-то абсурд бесконечности… Ни звука, ни лица…
Кирилл не отвечал. В настоящий момент его занимал только один вопрос: или он верит Регине или нет? Решение надо было принять немедленно.
Он склонился к ней и поцеловал в щеку с дорожками слез.
- Не волнуйся. Я сделаю так, что твой вынужденный уход из привычной обстановки будет тебе не в тягость.
Она не стала допытываться, как он это сделает. Она была согласна на все, лишь бы покинуть эту мрачную бильярдную.
Они с обоюдного согласия легли на зеленое сукно стола…
- Какое счастье, что я успела познакомиться с тобой, - прошептала Регина. – Если бы не ты… мне никогда бы не согреться в этом холоде, - уже сверкая зубами, рассмеялась она, снимая с себя толстый свитер.
Кирилл поспешил сделать то же самое.
Мелентьев недовольно поморщился и открыл глаза. Яркий луч света ножом резанул по ним. Кирилл инстинктивно зажмурился. Он лежал на надувном матрасе рядом с обогревателем.
- Регина! – крикнул он.
- Замолчи! – с яростью прошипела она.
Кирилл вновь открыл глаза и увидел стоящую над ним Регину, в одной руке у нее был фонарь, в другой - пистолет, наведенный на него. Острая досада исказила лицо детектива.
«Леонид оказался прав… она решила оставить меня в дураках!..»
Кирилл сделал легкое движение, но тут же раздался грозный шепот:
- Не двигайся!..
- Что ты хочешь?
- Да замолчишь ты или нет? – продолжала шипеть она.
Мелентьев замолчал, прикидывая, как бы вскочить и выбить пистолет из руки Дымовой.
- Слышишь?! – обратилась она к нему.
- Что? – глядя на дуло пистолета, направленное прямо в его голову, спросил он.
- Кто-то ходит!..
- Ничего не слышу, – бросил в ответ Кирилл.
Напряженно прислушиваясь к абсолютной тишине, Регина простояла, не шелохнувшись, еще минут пять. Затем наклонилась к Кириллу и, протянув пистолет, прошептала:
- Пойдем, посмотрим!
Кирилл мысленно рассмеялся и спросил:
- Откуда у тебя этот пистолет?
- Из тайника подруги взяла… страшно быть одной...
Они осторожно поднялись наверх. Обошли дом и, действительно, явственно услышали скрип. Кирилл наклонился и осмотрел пол.
- Паркет скрипит. Наверное, недавно положили.
- Уф! – выдохнула Регина. – Я-то подумала, что кто-то залез сюда.
Они спустились вниз. Спать уже не хотелось.
- Вот так и трясусь каждую ночь, – призналась Регина. – Где что скрипнет, я тут же хватаюсь за пистолет.
Кирилл посмотрел на часы.
- Слушай, я подумал и решил отправить тебя на какое-то время в Барнаул!
- Что? – подпрыгнула Регина. – В Барнаул? К черту на кулички?.. Да что я там делать буду?..
- То, что единственно возможно в твоем положении – ждать.
- О господи! – всем своим существом простонала Регина. – Когда же ты, наконец, сможешь отыскать убийцу?.. А нет ли какой-то связи между убийством Чинарова и Свободиной?.. – болезненно сощурившись, спросила она.
- Я предполагаю, что Ираида видела настоящего убийцу.
- Что?! – пружинкой подскочила с матраса Регина. – Настоящего убийцу?!.. Но тогда зачем она все свалила на меня?.. Ведь она могла, наоборот, защитить, указав на убийцу.
- Думаю, Ираида решила воспользоваться шансом отомстить тебе. Не так уж трудно представить, какое удовольствие ты доставила бы ей, сидя за решеткой в зале суда. А потом она для продления наслаждения приезжала бы к тебе в колонию и привозила фрукты.
- Тварь! – сжала кулачки Регина. – Подлая, мерзкая!.. Знать, что я невиновн, и во всеуслышание обвинять в убийстве. А мне еще стало жаль, что ее задушили…
Она села на колени к Кириллу, провела рукой по его спутавшимся полукольцами черным волосам.
- Скажи, а почему же убийца не убрал Свободину сразу?.. Он же тоже видел ее?!
Крепко обняв Регину за талию, Кирилл ответил:
- Здесь возможны два варианта: либо Ираида была в сговоре с убийцей, либо она его случайно увидела, а он ее – нет. Предположим, она поднялась на лифте и задержалась на несколько секунд за светло-коричневым стеклом двери, настраивая себя на непростой разговор с Чинаровым. Тогда она вполне могла увидеть выскочившего из квартиры убийцу… еще, конечно, не зная, о случившемся. Удивленная таким стремительным уходом знакомой ей персоны, она вошла в квартиру и увидела тебя с пистолетом…
- Но как тогда убийца узнал, что она его видела? Ведь Ираида все свалила на меня. Убийца мог только порадоваться такому неожиданному лжесвидетелю.
- Вот именно, лжесвидетелю. Ираида решила потребовать плату за свои услуги и намекнула убийце, что она знает, кто стрелял в Чинарова.
- Понятно, – покусывая ноготь, задумчиво отозвалась Регина. – Шантаж!.. Ну это в стиле Ираиды, – и, немного помолчав, добавила: - Получила по заслугам!..
- Жаль только, что ее смерть никак не помогла тебе. На Петровке не исключают, что Ираиду могла убить ты.
- О!.. Это какой-то ужас!.. – в отчаянии воскликнула Регина. – Кстати, а как же я тогда попаду в Барнаул, ведь меня ищут.
- Ты сыграешь роль моей тети.
Кирилл вынул из сумки платье, куртку, шапку, сапоги, коробочку с театральным гримом и парик.
- Что это за реквизит? – удивилась Регина, с нескрываемым недоумением рассматривая не первой свежести одежду.
- Ой, ты еще и недовольна, – шутливо рассердился Кирилл.
- На какой помойке ты это откапал?… - брезгливо взяв двумя пальцами шапку, спросила Дымова.
- Я это украл у нашей дворничихи…
- Украл? – рассмеялась Регина.
- Ну да! Кстати, это ее обычная одежда. Она приходит на работу, аккуратно снимает ее и вешает в шкаф!
- Здорово! А как же теперь тетка?
- Неужели тебя волнует какая-то тетка? – сощурив глаза, удивился Кирилл.
Регина пожала плечами.
- Не волнуйся! Когда она выскочила на улицу объявить всем, что ее ограбили, я случайно проходил мимо и утешил тетку суммой, превышающей стоимость потерянного. Так что смело одевайся. Новое я специально не стал покупать. Поношенная одежда меньше привлекает внимание.
- А где я буду жить в Барнауле?
- О, об этом можешь не беспокоиться! Жить будешь в доме с пятизвездочными удобствами. Но сейчас тебе надо думать о сверхзадаче – как добраться до Барнаула, не привлекая внимания стражей порядка.
- И как же я туда доберусь?
- На самолете.
- А как же паспорт?
- Вот тебе паспорт.
- Боже, что за физиономия! – не удержалась от возгласа девушка.
- Вот и займись гримом, чтобы быть максимально приближенной к ней. Да, и не забудь выучить, как тебя зовут, сколько тебе лет, где родилась и где в настоящее время проживаешь.
- Ужас, – пробормотала Регина. – А вдруг меня все-таки узнают и арестуют?
- Что ж, не скрою, риск есть. Но ты можешь выбирать: либо остаешься здесь, либо отправляешься в Барнаул.
- Ну скажи, а что там, в Барнауле? Может быть, и там мне придется сидеть подвале?
- Я же тебе говорил: там будешь жить в доме моего друга как в пятизвездочном отеле. Да, кстати! Когда приедешь, обязательно измени внешность. Ну ты знаешь, волосы перекрасить, другую прическу сделать… Одним словом, позаботься о себе.
- И как долго я должна буду пребывать в барнаульской ссылке? – обречено вздохнув, спросила Регина.
- Все будет зависеть от ловкости и умственных способностей твоего детектива, - с улыбкой пояснил Кирилл. – А теперь, давай перевоплощайся, и мы поедем в аэропорт.
Через полчаса перед Кириллом появилась его новоявленная тетя в неловком клетчатом платье, синей куртке, шапке, из-под которой выбивались седые волосы.
- Ну что ж, хорошо, – внимательно оглядывая ее со всех сторон, отметил Кирилл. – Ну-ка, пройдись!
Регина, устало опустив плечи, слегка прихрамывая на правую ногу, прошлась по бильярдной.
- Неплохо, – одеваясь, повторил Мелентьев.
Когда они вышли во двор, было уже совсем светло.
- Кирилл, я боюсь! – прижавшись к нему, прошептала бледными губами Регина.
- Войди в образ и забудь, что ты Дымова, которую разыскивает милиция. Ты – тетя Люба из Барнаула. Да, в самолете веди себя согласно утвержденному образу, не вздумай игриво поглядывать на какого-нибудь пассажира.
- О чем ты говоришь! – воскликнула Регина. – До этого ли мне сейчас?
Они сели в машину и благополучно доехали до аэропорта.
- Сначала пойдем купим билет, а потом выпьем по чашке кофе, – обыденным голосом произнес Кирилл.
Регина, устремив вперед ничего невидящий взор, не шелохнулась. Кириллу пришлось взять ее за руку.
- Ну ты что? Войди в образ!
- Не могу! Я выдам себя!
- Никогда не думал, что ты, актриса, не сможешь сыграть такого пустяка.
Она опустила голову, видно стараясь успокоиться.
- Давай, давай, – торопил ее Кирилл. – Я не хочу тебя оставлять в машине. В аэропорту много народу, легче затеряться.
- Ладно! Пошли, – отозвалась глухим голосом Дымова.
Кирилл вышел и открыл дверцу.
Посадив «тетю» на диван в зале ожидания, он поспешил к кассам.
Регина, украдкой оглянувшись, успокоилась, не увидев милицейского патруля.
Кирилл довольно быстро вернулся и сказал:
- Ну вот, тетя Люба, а вы беспокоились. Взял билет, сейчас пойдем, выпьем кофе.
«Тетя Люба» кашлянула и хриплым голосом пробормотала в ответ:
- Хорошо… хорошо… Кирюшенька, – и встав, засеменила рядом с «племянником».
Выпив кофе, Кирилл шепнул:
- Регинка, курить хочу, сил нет.
- Я тоже, - откусывая пирожное, ответила она.
- Пойду покурю за двоих… две минуты.
Кирилл поднялся и поспешил на улицу.
Регина продолжала есть пирожное, мечтая о хорошей сигарете. Допив кофе, она глубоко вздохнула и так и осталась с набранным воздухом. Прямо на нее шел милицейский патруль.
«Спокойно! – мысленно приказала она себе. – Не может быть, чтобы они узнали меня!.. Не может быть!..»
Но патруль шел прямо на нее. Регина растерялась, чувствуя, как холодеют руки и подрагивают углы губ. И вдруг, словно вихрь налетел на нее Кирилл и подхватил под руку.
- Тетя Люба! Уже посадку объявили!
Припадая на правую ногу, Регина поспешила за Кириллом. У входа на посадку он напомнил ей:
- Как выйдешь, остановишься у правой стороны, сумку поставишь перед собой. К тебе подойдет высокий, светловолосый, с бородой и спросит: «Вы - тетя Люба?»
- Да помню, помню, племянничек, – уже почувствовав, что опасность почти миновала, расхрабрилась она. – А ты уж здесь не балуйся, учись хорошо!.. Ну, дай-ка я тебя поцелую на прощание!..
Регина скользнула губами по его щеке, прошептав:
- Спасибо!.. Только постарайся поскорее вернуть меня обратно.
Ее шапка мелькнула среди голов пассажиров и скрылась. Мелентьев пошел к машине.
Вечером раздался долгожданный звонок.
- Ну, как? Все в порядке?! – воскликнул Кирилл и, услышав положительный ответ, спокойно вздохнул.
- Слушай, – раздавался в трубке искрящийся от радости голос Антона. – Ну и сюрприз ты мне устроил!.. Какую женщину прислал!.. Ты там не очень торопись с розыском! Пусть у меня поживет.
- Только вы не забывайтесь!.. Ведите себя осторожно!.. – не разделяя безбрежного веселья друга, серьезно сказал Кирилл.
- Не волнуйся!.. Тетя Люба у меня будет в полной сохранности, будто ты ее под проценты в швейцарский банк положил.
- Я ее положил, – расхохотался Кирилл. – Только не под проценты, а под…
- Тем более, сохранность гарантирую!..
* * *
Убийство Ираиды повергло артбомонд в шок, потому что не поддавалось никакому логическому объяснению. С Чинаровым, благодаря той же Ираиды, все было более или менее ясно: его убила Дымова. Не важно - случайно или преднамеренно, главное - понятен мотив. Но кому понадобилось убивать третьеразрядную актрису?.. И есть ли взаимосвязь между этими убийствами? Вот, что мучило многих. Ведь если прослеживается связь, то необходимо понять, какая. Чтобы знать, кто станет следующей жертвой!..
На похоронах Свободиной все были притихшими и сосредоточенными. Почтить память Ираиды пришли даже некоторые важные персоны, вот бы она порадовалась. Но цвет общества все же отсутствовал. И это огорчило бы ее!
Кирилл внимательно присматривался к подходившим прощаться. И не напрасно! Совершенно неожиданно около гроба возникла худенькая фигура мужчины лет тридцати, одетого в скромный серый свитер и старые джинсы. Он наклонился к Ираиде, чтобы запечатлеть на ее лбу свой поцелуй. Виктория в недоумении повернулась к Навруцкому, которого она ни на минуту не отпускала от себя. Тот в ответ лишь пожал плечами.
Мелентьев остановил одну из девушек, как он предположил, подругу Ираиды.
- Простите, вы не знаете, кто это? – указал он поворотом головы в сторону молодого человека в сером свитере.
- Увы!.. – развела она руками. – Даже не представляю, как он попал сюда. Вероятно, ошибся похоронам. Ираида терпеть не могла вот таких.
- А кто все-таки мог бы мне подсказать?.. – заглянул в глаза девушки детектив.
Она изящными пальчиками провела по лбу и, подумав, ответила:
- Спросите у Светы. Вон она, рыдает в углу.
- Спасибо.
Кирилл подошел к девушке, закрывшей лицо руками, и, обняв ее за плечи, сказал:
- Успокойтесь, пожалуйста.
В ответ на его просьбу рыдания лишь усилились. Мелентьев налил воды, отнял руки девушки от лица и предложил:
- Выпейте.
Она взяла стакан и, звонко ударив зубами о стекло, выпила.
- Света, скажите, вы не знаете, кто это? – указал он в сторону незнакомца.
- Это Сашка Туманов, – прорыдала девушка.
- А кто он?
- Друг! – с каким-то вызовом ответила она и взглянула на Кирилла.
- А чем он занимается?.. Он тоже артист?
Света отрицательно помотала головой.
- Саша – поэт!
- Ах, вот как!
- Ираида очень любила его стихи… один раз она даже меня взяла с собой… - предалась было воспоминаниям Света, но, не закончив, вновь разрыдалась.
- Куда? - не дал ей расслабиться Кирилл.
- В бар «Обочина».
- Первый раз слышу! И где же он находится?
- На Петровке.
- Хорошее место, – не удержался отметить Кирилл. – А вы случайно не знаете, где живет этот поэт?
- Понятия не имею, – прекратив рыдать, ответила девушка. – Ираида ото всех его скрывала, кроме меня, конечно. А ничего, что я вам про него рассказала?.. Ведь теперь это уже не имеет значения?..
- Вы правы, - успокоил ее Кирилл. – Теперь для Ираиды уже ничего не имеет значения!
Траурный кортеж направился на кладбище. Джип Кирилла замыкал процессию.
«Неплохое начало расследования, - не без иронии заметил он. – Уже вторые похороны».
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Струи водного каскада мелодично сбегали по стене к широким синим чашам и, перелившись через край, падали в низ. Кирилл прислушался к журчанию воды. Он сидел на диване и курил. На журнальном столе лежали листы бумаги, на которых он время от времени что-то записывал.
«Востряков – Ираида – Чинаров… - строил свои версии детектив. – Востряков – Ираида, - взаимосвязь - понятна. Ираида – Чинаров, - тоже. Но какая связь между Чинаровым и Востряковым?!.. – вынимая из пачки новую сигарету, покачал головой детектив. – Непонятно!.. Если рассматривать взаимосвязано все три убийства, то звено Востряков-Чинаров не поддается никакой логике. Они даже не были знакомы друг с другом… - Кирилл подошел к бару и налил себе немного виски. – Если они не были знакомы, тогда, может быть, они что-то знали о третьем лице?.. Тут так и напрашивается Ираида, – усмехнулся он. – Востряков знал, что Ираида его дочь и требовал за свое молчание денег. Чинаров знал, что Ираида не его дочь и собирался во всеуслышание объявить это, использовав как неопровержимый аргумент, отказ Ираиды сдать кровь на анализ. И тогда Свободина, знавшая о навязчивой идее Вострякова, уговаривает того накинуть себе петлю на шею, вероятно, поклявшись, что вовремя перережет веревку. Однако, вместо этого - отодвигает стул… Один отец, грозивший объявить всем, что она его дочь, - уничтожен! Остался другой, грозивший положить конец ее домогательствам. Ираида, ловко используя Регину, убивает и его!.. Что ж, - взъерошив волосы, согласился сам с собой Кирилл, - хорошая версия… если бы труп Ираиды Свободиной не был обнаружен в концертном зале «Российский». – Он встал с дивана, прошелся по комнате и, остановившись перед журчащим по стене каскадом, опять задумался. – А если предположить, что все-таки обоих отцов убила Ираида, а ее задушили по какой-то неизвестной причине?.. Итак, версия первая, - взяв чистый лист бумаги, - написал Кирилл: - Ираида Свободина подбивает на самоубийство Вострякова и стреляет в Чинарова. Сама же становится жертвой чьих-то интересов. – Отложив в сторону этот лист, Кирилл взял новый: - Версия вторая: - Все трое были убиты неизвестным. Но какая взаимосвязь могла быть в таком случае между ними?.. – Версия третья: – Ираида случайно увидела, кто убил Чинарова и, обвинив Дымову, потребовала за свою услугу деньги с убийцы, то есть занялась шантажом! – Кирилл прошел на кухню и заварил кофе. – Итак, надо определиться с версиями. Для начала остановлюсь на последней: - Ираида стала случайным свидетелем… нет, не убийства, иначе преступник убил бы и ее. Просто она увидела, как кто-то, причем ей знакомый, вышел из квартиры режиссера. Она решила проверить свою догадку, и, как показали события, попала в точку. Убийца задушил Ираиду, обхватив в порыве признательности за лжесвидетельство ее тоненькую шейку шнуром. Расчет Свободиной оказался неверным: ей не удалось перехитрить всех».
* * *
Кирилл набрал номер и услышал «Да?!», произнесенное в трубку утонченно-усталым голосом.
- Простите, Мирра, – в тон ей попытался ответить детектив. – Вас беспокоит Кирилл Мелентьев.
- Да! Да! – повторил голос.
- Вы могли бы уделить мне полчаса. Я занимаюсь расследованием убийства Арнольда Чинарова…
Мирра издала красивое:
- Ах!.. – и, помолчав, произнесла: - Ах, как все быстротечно… Не могу поверить, что Арнольда нет с нами…
- Давайте поговорим, вспомним… - не сдавался Кирилл.
- Право, я так занята… хотя понимаю, что нам, его друзьям, необходимо помочь вам разобраться. Завтра я поеду в салон к Алле Куракиной, приезжайте и вы… Там мы сможем абсолютно спокойно поговорить. Тем более что Алла тоже знала Арнольда.
- Хорошо, – согласился детектив.
- Тогда часа в два. Нет, в половине третьего.
- Договорились, – уже предвкушая «прелести» разговора, который постоянно будет отклоняться от нужной темы, - произнес детектив.
Салон Аллы Куракиной находился в одном из шикарных торговых центров. Кирилл вошел в стеклянно-мраморную галерею, освещенную радугой огней, и увидел огромную витрину с выставленными в ней произведениями модельера. Не успел Мелентьев открыть дверь, как перед ним возникла девушка в темном костюме.
- Я к г-же Куракиной, – сказал он.
- Вам назначено?
- Да. Меня зовут Кирилл Мелентьев.
В глазах девушки вспыхнули огоньки, по которым он легко догадался о ее мыслях: «Ах! Вот он какой, - детектив Мелентьев».
- Прошу вас! – указала она ему рукой вглубь салона.
Они миновали обитый золотой материей коридор, который весь благоухал тонкими духами, и вошли в полукруглую комнату, декорированную в золотисто-коричневых тонах.
Алла Куракина – приятная пышнотелая дама, с коротко подстриженными иссиня-черными волосами в просторном платье-халате, сверкающем лиловыми искрами, сидела в кресле перед мраморным столиком и пила кофе.
Заметив Кирилла, она улыбнулась.
- Здравствуйте! Очень рада вас видеть у себя! Мирра сейчас придет. Она не утерпела и пошла примерить мою новую модель еще находящуюся в стадии разработки. Прошу вас, кофе.
- Благодарю, – ответил Кирилл.
К терпкому запаху кофе неожиданно примешался аромат ванили и жимолости. Мелентьев оглянулся и увидел Мирру в изящном маленьком платье цвета дымки. Она красивым жестом перекинула через плечо шелковый шарф и подошла к ним.
- Здравствуйте, Кирилл, – подавая руку и глядя прямо ему в глаза, произнесла Драгулова.
- Как ты находишь? – обратилась она к Алле и стремительно повернулась.
- Мне нравится! Не буду скромничать!.. Но, увы, так носить одежду, как ты, умеют избранные. Хотя для меня, как для модельера, это немного обидно, – улыбнулась она. – Не мои платья украшают тебя, а наоборот ты привносишь изыск в мои творения.
Мирра еще раз повернулась, прошлась перед зеркалом и легко опустилась в кресло напротив Кирилла.
- Я в вашем распоряжении, – сверкнув красивыми зубами, обратилась она к детективу. – Вернее даже, мы в вашем распоряжении. Алла тоже была знакома с Арнольдом.
- Ах, не вспоминай! – воскликнула та, и, щелкнув зажигалкой, закурила. – Не вспоминай об этом ужасе! Арнольд – полный сил и замыслов больше уже не существует…
- Придется вспомнить, – игриво поглядывая на свою приятельницу, наставительно заметила Мирра. – Господин сыщик пришел сюда именно за этим.
- Ох, ну что я могу сказать об Арнольде, – выпуская струйку дыма из темно-вишневых губ, воскликнула Алла. – Ну, встречались на презентациях, концертах, фуршетах…. – она нервно двигала рукой с зажатой между пальцами с коротко остриженными ногтями длинной сигаретой.
- Как?! – раздался чей-то звонкий голос. – Тебе нечего рассказать об Арнольде?
Золотые портьеры в глубине комнаты раздвинулись, и из-за них веселой, уверенной походкой вышла молодая красивая женщина. Ее белокуро-золотистые волосы пышной волной спускались чуть ниже плеч, в руках она держала хлыст для верховой езды.
- Арнольд Чинаров – это же целый мир, – продолжала она, остановившись перед зеркалом.
На ней были бежевые в обтяжку брюки и белая, открытая на груди блуза. На ногах сверкали черные сапожки.
- Прекрасно, Алла, – не оборачиваясь, произнесла она. – Надо признаться, что я устала от «Гермеса». А тебе удалось, в принципе, в очень статичную одежду для верховой езды, внести свежесть линий. Особенно мне нравится этот воротник, переходящий в не скрывающее моих чувств декольте.
Она несколько раз повернулась перед зеркалом и подошла к ним.
- Дорогая, – глядя на нее почти восхищенными глазами, начала Мирра.
- Я хочу тебя познакомить с господином детективом.
- А!.. – красавица с любопытством посмотрела на Кирилла. – Так это вы нашли убийцу Дениса. – Она на секунду задумалась. – Вот, к чьей смерти я не могу привыкнуть.
- Наша подруга, – с гордостью произнесла Мирра. – Элла Романова.
«Вполне понятно, почему ты с таким удовольствием называешь Эллу своей подругой. Вам-то с г-жой Куракиной давно за пятьдесят перевалило, и теперь вы действуете по принципу: скажи, сколько лет твоей подруге, я скажу, сколько тебе. О!.. Это старый прием! Его часто используют женщины третьей молодости. С одной стороны, они с мучительной завистью смотрят на молоденьких приятельниц, а с другой, гордятся перед своими сверстницами тем, что с ними находят общие интересы молодые женщины», - с нелицеприятной точки зрения взглянул Мелентьев на дружеские отношения Мирры с Эллой Романовой.
Элла протянула Кириллу прохладную узкую ладонь.
- Ну что же? – опустившись в кресло рядом с ним, вопросительно обвела она всех взглядом. – Будем пить кофе и вспоминать Арнольда?
Алла поморщилась.
- Я бы предпочла кофе без Арнольда.
- Но г-н детектив пришел сюда за нашими воспоминаниями, – посмеиваясь, заметила Элла. - Пожалуйста, мы готовы!.. Задавайте ваши вопросы!
- Если я правильно понял, вы все были в приятельских отношениях с Арнольдом Чинаровым.
- Какая проницательность! – чуть запрокинув голову назад, рассмеялась Элла. – Просто потрясающе!
Кириллу не понравилась ее надменность. Он небрежно взглянул на Эллу и промолчал.
- Что ж, возьму инициативу в свои руки, – продолжала она, любуюсь своей великосветской раскованностью. – Итак, если не ошибаюсь, устремила она на Мелентьева бархатисто-серые глаза с удивительно яркими зрачками, - вы в первую очередь интересуетесь, кто и когда видел пострадавшего в последний раз?
- Могу ответить вашими же словами: какая проницательность.
Элла рассмеялась и, поднеся чашку с кофе к губам, сделала маленький глоток.
- В последний раз, - с игривой торжественностью начала она. – Я видела Арнольда в Париже. Мы с ним были на приеме в нашем посольстве.
- И сколько времени провел Чинаров в Париже? – задал вопрос Мелентьев.
Элла задумалась.
- Насколько мне известно…
- Не скромничай, дорогая, – вмешалась Алла. – Тебе известно все!
Губы Эллы презрительно дрогнули, и она повторила:
- … насколько мне известно, Арнольд пробыл в Париже месяца полтора…
- И за эти полтора месяца вы виделись всего один раз?
- Ну нет, конечно, – весело возразила она. – Он приходил на мою выставку…
- На вашу выставку? – не скрыл своего удивления Кирилл.
- Да! Я слегка балуюсь живописью, – не без гордости пояснила Романова.
- Ах, Эллочка! Ты слишком строга к себе, – вмешалась Драгулова и, обратившись к Кириллу, сказала: - Элла великолепно рисует. Ее выставка в Париже прошла с огромным успехом!
- Простите, я не знал. Вы, вероятно, работаете под псевдонимом?.. Ну, конечно! Вы подписываете ваши картины - Софья Бахматская, – с затаенным злорадством произнес Мелентьев и устремил на Романову простодушно-восхищенный взгляд.
Элла выдержала паузу и довольно спокойно ответила:
- Вам ли не знать божественную Софью! Я видела на ее выставке несколько полотен, среди персонажей которых были изображены и вы…
- У вас хорошая зрительная память!
- Как у всякого художника, – небрежно подчеркнула Элла.
- Значит, вы встречались с Чинаровым всего два раза, – уточнил Мелентьев.
- Да!..
- Но как же, Элла! – воскликнула Драгулова, а вслед за ней и Куракина. – А фильм?!
- Какой фильм? – тут же подхватил детектив.
Элла передернула плечами и встала. Подойдя к прозрачному столику, уставленному флаконами с духами, она открыла один и вдохнула вырвавшуюся ароматную струйку.
- Вы преувеличиваете! Какой фильм? – обернулась она. – Так… попытка что-то снять…
- Не скромничай, – ласково погрозила ей пальцем Драгулова. – Вы не представляете, - обратилась она к Мелентьеву. – Элла наделена практически всеми талантами.
«Значит, она абсолютно нигде не преуспевает, - отметил про себя Кирилл. – И это, несомненно, раздражает ее! Тем более что много талантов не бывает. Бывает много способностей. А талант проявляется только в чем-то одном. Увы! Не было еще человека одинаково великого художника и поэта, певца и танцора… Талант слишком эгоистичен».
- … она прекрасно поет, рисует, декламируют, лепит…
- Остановись, Мирра! – прервала ее Романова. – Господин сыщик пришел сюда не для того, чтобы слушать о моих талантах.
- Нет, отчего же? Неординарный человек всегда интересен, – живо возразил Мелентьев. – Так что же за фильм попытался снять Чинаров?..
Элла не успела ответить, - Драгулова опередила ее.
- Арнольд захотел экранизировать одну из новелл Мопассана. И на главную роль пригласил Эллу.
- Да?! И какова же судьба этого фильма?
- Мирра преувеличивает. Это не был фильм, это был рабочий материал…
- И где же можно его посмотреть?
- Нигде, – развела руками Романова и вышла из комнаты.
- Это не совсем правда, – лукаво повела глазами Драгулова. – Элла показывала нам маленький отрывок. Скажу вам по секрету: я считаю, что ее настоящее призвание – это кино. Она неподражаемо пластична, достоверна… она актриса нюансов. У нее нет просто поворота головы или улыбки… у нее во всем проскальзывает тонкая подоплека. Она умеет играть с подтекстом…
- На вас такое впечатление произвел небольшой отрывок, какой вам удалось увидеть?
- Да, – кивнула Драгулова. – Но, конечно, я имею ввиду и то, как она читает стихи и ее участие в спектакле, который давали наши актеры во французском посольстве.
- Почему же сама мадам Романова не отдает предпочтение драматическому искусству, а, если можно так тривиально выразиться, распаляется по пустякам?..
- Кино – это очень коварный вид искусства, – уклончиво заметила Мирра. – Муж Эллы достаточно богат, чтобы спонсировать фильм с ее участием, но знаменитые режиссеры не станут снимать в главной роли непрофессиональную актрису. Хотя… - она пожала плечами, - Арнольд, вероятно, решил попробовать… и, судя по тому, что я увидела, получилось неплохо.
Элла вернулась, держа в руке сигарету. Кирилл поднялся с кресла и поднес ей зажигалку.
- Благодарю, – проронила она.
- Если вас это не затруднит, расскажите, пожалуйста, о вашем участии в съемках.
- Я повторяю: это был рабочий материал. Арнольд просто хотел попробовать, как у него получится Мопассан. Предложил мне сыграть роль. Я была совершенно свободна и согласилась…
- Да! Но у Арнольда, по-моему, была идея послать этот фильм на конкурс короткометражек, – вдруг вспомнила Куракина.
Элла холодно взглянула на нее и очень четко произнесла:
- У Арнольда было много идей.
Алла смешалась и, опустив глаза, пробормотала:
- Может, я и ошибаюсь…
- А где же теперь пленки фильма? Было бы любопытно взглянуть!
- Увы! Мне самой было бы любопытно, – сухо рассмеялась Романова. – Но они были только у Арнольда. Мне удалось записать лишь пятнадцать минут. Украсть, если хотите, – рассмеявшись, добавила она.
- Отчего же такая строгость?
- Причуды художника, – не без презрения бросила Элла.
- Жаль!..
- Мне тоже.
- А не выпить ли нам чего-нибудь покрепче? – спросила Куракина.
Она встала и, мерцая лиловыми отблесками платья, прошлась по гостиной. - Предлагаю «Брют Премьер».
Никто не отказался. Алла вызвала девушку, и через несколько минут та вернулась с серебряным подносом, на котором стояли ведерко с шампанским и высокие бокалы.
Игристое вино бледно-золотистого оттенка с тонким ароматом сухих фруктов и миндаля сняло странным образом возникшую напряженность.
Кирилл слегка пригубил шампанское и задал, казалось бы, самый обыкновенный вопрос, который был воспринят всеми дамами по-разному.
- Скажите, пожалуйста, вы не знаете, Чинаров составлял завещание?
Элла сверкнула серым огнем глаз, Мирра, попыталась затаить усмешку, Алла рассеянно посмотрела в сторону.
Первой ответила Драгулова:
- Насколько мне известно, Арнольд собирался написать завещание, но вот успел он это сделать или нет… - она пожала плечами.
- Как вы думаете, кому он мог все завещать?
- Да мало ли кому?! – воскликнула Алла. – Артисты… они же непредсказуемы!..
- А вам ничего неизвестно на это счет? – обратился Кирилл к Романовой.
- Нет, неизвестно, – с уклончивой улыбкой ответила она.
- Скажите, а кто из вас дольше всех был знаком с Чинаровым?
- Ну уж, конечно, не Элла, – рассмеялась Драгулова. – Мы с Аллой больше знали Арнольда.
- Расскажите, где он начинал свой творчески путь? В Москве?.. В Петербурге?
- Не угадали, г-н детектив, – произнесла Куракина. – Арнольд начал свой творческий путь в Молдавии на Кишиневской студии! Правда, об этом уже все забыли. В те времена Чинарову не нашлось места в столице и его после окончания ВГИКа направили в Кишинев. Правда, он там надолго не задержался. Первый же его фильм стал призером фестиваля. Хотя о молдавском периоде жизни Арнольда вам лучше сможет рассказать Мирра.
Драгулова не смогла удивления.
- С чего ты взяла?.. - голос ее пресекся. – С чего ты взяла, что я могу что-то рассказать?..
- Ну, как же?! Арнольд мне говорил, что познакомился с тобой в Молдавии!
- Ты что-то путаешь, – рассмеялась Мирра. – Я никогда не была в Молдавии, и с Арнольдом мы познакомились в Сочи.
- Разреши тебе не поверить, – отозвалась Алла. – Арнольд мне не один раз говорил, что познакомился с тобой на каких-то виноградниках…
- Он, наверное, когда тебе это говорил, обнимал виноградную лозу в бутылке с белым аистом, – в ответ рассмеялась Мирра. – И потом, Арнольд многое, что говорил, – как бы вскользь заметила она, но после этого замечания Куракина перестала настаивать на молдавском знакомстве Мирры и Арнольда.
«Так, - наслаждаясь тонким букетом «Брют Премьер», - подводил итог своего разговора с дамами Кирилл. – Из всей болтовни меня заинтересовали три вопроса: первый – куда пропал короткометражный фильм с участием Романовой? Второй – оставил ли Чинаров завещание, и если оставил, то кому? И третий – почему Мирра так яростно отрицает свое знакомство с Чинаровым в Молдавии? Конечно, все эти три вопроса могут оказаться шарами, надутыми воздухом… Так… болтовня женщин, которые, желая придать значимости своему разговору, окутывают вуалью недосказанности фразы и многозначительно отводят глаза… Но разобраться необходимо».
- Кстати! – воскликнула Элла. – Вы ничего не слышали о Дымовой?! Нашли ее или нет?
Кирилл покачал головой.
- Дымова испарилась как дым…
- Ох, и ловкая же девица, – не удержалась от замечания Алла.
- Да чем же она так особенно ловка? – высказала недоумение Мирра. – Завела себе кучу любовников, потеряла Арнольда, а когда спохватилась, так он даже под угрозой смерти не захотел с ней подписывать контракт.
- А что, это правда, будто Дымова, отправляясь к Чинарову, взяла для большей аргументации пистолет? – спросил Мелентьев.
- Говорят… - неопределенно ответила Драгулова.
- А мог кто-нибудь знать заранее о таковых намерениях Дымовой?
- О, господи! Конечно же! – воскликнула Алла и отправила девушку за новой бутылкой шампанского и тостами. – Регине было достаточно сказать одно слово, чтобы об этом узнали все.
- А как вы полагаете, - обратился Мелентьев к своим собеседницам, – действительно Дымова убила Арнольда, как то утверждала Свободина?
Элла залилась смехом.
- Верить Ираиде, да упокоит Господь ее душу, это, значит, поверить, что дважды два, что угодно, но только не четыре!.. – она взяла бокал, но, поднеся к губам, задумалась. – А впрочем, кто ее знает?.. К чему ей было обвинять Регину?
- Да она же ненавидела ее, – вмешалась Алла. – Она считала, что все ее несчастия пошли с того дня, как Чинаров бросил Викторию.
- Хорошо. Предположим, что Регина не стреляла в Арнольда, но тогда кто? – устремив на Мелентьева пронзительный взгляд, поставила вопрос Драгулова.
- Да, действительно, кто? – эхом повторила Романова.
- А я думаю так, - покусывая печенье, произнесла Алла, - если Регина невиновна, то зачем она сбежала?
- Послушайте, ведь это же очевидно! – вскочила с кресла Элла. – Дымова выстрелила в Арнольда и скрылась, несомненно, пригрозив Ираиде, чтобы та держала язык за зубами. Но потом, чтобы все-таки иметь возможность убедить всех в своей невиновности, убила Ираиду, как единственного свидетеля, пусть даже и успевшего все сказать.
- Можно принять к сведению вашу версию, - вставил Кирилл. – Только напрашивается вопрос: - А почему Регина тут же не застрелила Ираиду, тогда и оправдываться не надо было бы.
- А она стреляла в нее, – возразила Элла.
- Отчего же Ираида не поведала нам столь леденящих душу подробностей, а напротив, утверждала, что выстрел был один? - с улыбкой спросил Мелентьев.
Элла пожала плечами.
- Она могла приберечь этот факт для подогрева, когда интерес к делу Чинарова пошел бы на спад. Ну, например, появилась бы статья в газете: «Ираида Свободина делает сенсационное заявление: Дымова стреляла и в нее!» или что-то в этом духе…
- Допустим, - согласился Кирилл. – Но почему она не сделала третий, четвертый выстрелы, чтобы все-таки убить неожиданного свидетеля?
Элла, не задумываясь ни на минуту, ответила:
- А у нее было всего два патрона…
- Но почему?! – удивленно воскликнул Кирилл.
- Так получилось, – сверкнула глазами Романова.
«Н-да, – промелькнуло в голове детектива. – Попытаться найти хоть какую-нибудь логику в убийстве, где замешаны женщины, практически невозможно».
- А может быть, все проще? – неожиданно обратился Кирилл к дамам. – И убийство Ираиды никак не связано с убийством Чинарова?
Дамы размышляли буквально несколько секунд и тут же начали атаковать Кирилла своими версиями.
- Если бы был жив Арнольд, я бы подумала, что это он придушил свою несносную лжедочку.
- А я полагаю, что Ираиду могла убить какая-нибудь соперница, влюбленная в Навруцкого.
- Ха! Но тогда первая соперница – это ее мать! Абсурд!
- Не скажи….
- Никогда не поверю.
- Послушайте, а что если у Ираиды были какие-то темные делишки?.. Она в последнее время приставала почти ко всем с просьбой занять денег… может, платила долги?..
- Карточные!…
Кирилл посмотрел на часы и почел за благо покинуть вовлеченное им во вкус расследования дамское общество. Он попрощался и, уже выходя из салона, неожиданно подумал:
«А что если кто-то нанял Ираиду, чтобы убить Чинарова, а потом, вместо оплаты за «труд» задушил ее?..»
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Встретив уже несколько дней не брившегося Мелентьева, одна из его знакомых не смогла сдержать вопроса.
- Как, неужели ты решился на легкую небритость?!
- Нет, я решился на большее, - на полную!
- Фу, – изящно фыркнула девушка. – Тебе незачем скрывать твое лицо.
- Это необходимо в целях конспирации, – шутливо понижая голос, объяснил он.
Мелентьев не обманывал любопытную приятельницу, так как на самом деле не брился по необходимости. Ему надо было познакомиться с молодым человеком, столь трогательно прощавшимся с усопшей Ираидой Свободиной, поэтом Александром Тумановым, которого, как сказала подруга покойной, почти каждый вечер можно встретить в баре «Обочина».
Кирилл навел справки об этом баре и узнал, что его облюбовали барды и вообще любители поговорить. Несколько дней назад он подъехал к «Обочине» и действительно увидел согбенную фигуру поэта, сидевшего у окна. Кириллу нужно было вызвать его на откровенность. Естественно, что в первую очередь невольное ощущение доверия у человека вызывает внешний вид собеседника. Поэтому он не мог появиться в баре в своей обычной одежде. Чтобы сойти за своего, детектив решил не бриться. Когда его лицо покрыла внушительная щетина, он вынул из шкафа свой старый свитер.
Как все мужчины Кирилл неохотно расставался с вышедшими из носки вещами. На вопрос своей матери: «Кирюша, тебе это еще нужно?» Он обычно отвечал: «Нет!» Но когда мать говорила: «Тогда я выброшу!» Он неизменно повторял: «Нет! Пусть лежит!» И вот этого «пусть лежит» у него накопилось… впрочем, как и у всех мужчин.
Кирилл внимательно оглядел черный свитер и для большей натуральности бросил его на пол и потоптал ногами в ботинках. Одевшись, он придирчиво оглядел себя в зеркало. Взъерошил волосы, чуть согнулся и отрешил взгляд в недоступное для прочих пространство бардовской поэзии.
В восемь вечера Кирилл вошел в сумрачно освещенное помещение «Обочины». Было накурено так, что детектив с трудом восстановил дыхание. Он попросил кофе и сел за столик, недалеко от ряда составленных столов, вокруг которых расположились завсегдатаи. Какой-то бородатый парень до тошноты однообразно бренчал на гитаре и что-то напевал речитативом. Потом поднялся гвалт обсуждений. Каждый старался высказать свою единственную и неповторимую точку зрения.
- Туман! Давай ты! – раздался хрипловатый женский голос.
Кирилл с интересом посмотрел на стриженную под заключенного девицу в кожаных брюках и объемном свитере, спадающим с одного плеча.
Туманов, уставившись в одну точку, начал читать стихи. Все, что смог разобрать Кирилл из многообразного набора слов – это то, что, вышел он из тумана и туда же, в туман, и уйдет.
Девица тряхнула обстриженной головой и громко выдохнула:
- Сашка! Это гениально!
- Это гениально? – в ответ ей раздался лавинообразный хохот.
Началось обсуждение. Кирилл не особо прислушивался, он смотрел на Туманова, которого, казалось, совершенно не волновал вопрос о его гениальности.
«Однако надо как-то привлечь к себе внимание», - задумался Кирилл.
В это время разговор уже перешел совсем на другую тему.
- А я ненавижу Толстого!..
- А ты его читал?..
Разговор перескакивал с темы на тему со скоростью подогретых молекул.
- Что такое Розанов? – Русский Фрейд! – было произнесено с презрением и уверенностью в непогрешимости своего суждения.
- Ницше! – выкрикнул кто-то имя, которое доводит споры до точки кипения. И понеслось.
Кирилл слушал эти обрывки фраз, мыслей, суждений довольно разнообразных, но крепко объединенных одним – презрением к философии тех же Ницше, Фрейда, Толстого, Розанова.
- Вот, готовится сборник!.. – закричал бородатый. - «Критика Ницше». Там Вася его разделает!
Сидевший рядом с бородатым, по-видимому, Вася внушительно кивнул массивной головой.
Кирилл смотрел на этих кричавших, споривших, переполненных «гениальными» идеями и удивлялся.
«Если вы считаете, более того, уверены, что Толстой с его стремлением к нравственности и каждодневной, изнурительной борьбой с пороками, присущими человеку, абсолютно не интересен, если многотомные труды Канта вы в состоянии опровергнуть одним, невероятной силы и ясности аргументом, если Ницше так глубоко заблуждался, что теперь об этом нельзя говорить без смеха, то почему вас это так волнует? Вы критикуете, насмехаетесь, издаете книги, вступая в спор с ушедшими, которые уже сказали все. Зачем вы тратите драгоценное время? Идите вперед! Но вы стоите и брызгаете слюной, вас мучает то, что было написано несколько веков назад, потому, - что это вечные истины, опровергнуть которые вы не в силах!..»
А вокруг все сыпались фразы... Казалось, каждый стремился рассказать обо всем, что читал, слышал… Тут сплелись Платон с его ошибочными взглядами, Шопенгауэр, которому досталось и презрения и усмешек, и даже император, сажавший капусту…
Постепенно спор стал угасать, устали… вновь потянуло на поэзию.
Стриженая девица, напрягавшая свое горло так, что на шее вспухали синие жилы, тем не менее, заметила Мелентьева. Она махнула ему рукой и спросила:
- А ты, что там сидишь?
- Да я первый раз здесь!
- Иди к нам! Ты откуда?
- Из Питера!
У Кирилла было приготовлено алиби. В университете он учился с одним петербуржцем, который обожал авторские песни под гитару и считался студенческим бардом. Он вполне мог знать о московской «Обочине».
- О, питерский! – потирая руки, довольно воскликнул массивноголовый Вася, чем насторожил Мелентьева.
«Может, у них какие разборки на поэтическом поприще?» - подумал Кирилл, не зная как себя надо держать. Решил, что молча и с достоинством.
- Как зовут?
- Кирилл Порохов.
- А в Питере ты где?..
- Да мы с Андреем Ломовым….
Кирилл даже не рассчитывал, что имя его бывшего однокурсника столь известно в среде бардов.
- Ого!.. Так ты друган Лома?.. Садись сюда! – указал ему на стул рядом с собой бородатый! Давай-ка, что-нибудь… - протянул он Мелентьеву гитару.
Кирилл на секунду задумался: «Что же им такое исполнить, если учесть, что я не написал ни одного стихотворения. Как-то не идет у меня с рифмами. - Он взглянул на Туманова. – Нужно что-то щемящее… Спою «Романс» Северянина, вряд ли кто из них вообще слышал об этом поэте».
Кирилл взял несколько аккордов. Туманов отрешенным взглядом смотрел перед собой. Как ни странно, никто не выразил презрения к изысканным словам, напротив, лица слушавших даже выражали интерес.
Мелентьев пропел две строфы, Туманов устремил на него воспаленные глаза.
«А ты – как в бурю снасть на корабле –
Трепещешь мной, но не придешь ты снова:
В твоей любви нет ничего земного, -
Такой любви не место на земле!»
Под конец возвысил, насколько смог, голос Кирилл.
Некоторое мгновение царило недоуменное молчание. Потом Вася выдохнул:
- Петербург! – мол, все понятно.
- Интересно! – сосредоточенно хмурясь и дымя сигаретой, выдала стриженая девица.
- Сладенькая белиберда! – раздался возглас.
Все перевели дыхание и набросились на великолепно-утонченные северянинские строфы.
Туманов с лихорадочно горящими глазами подсел к Кириллу.
- Как хорошо это у тебя… «И я – в тоске! Я гнусь под тяжкой ношей…»
- Угу, – неопределенно пробурчал Кирилл.
Стриженая девица пыталась втиснуть свой стул между Мелентьевым и Тумановым.
«А вот ты, безволосая, нам здесь не нужна», – подумал детектив, незаметно подвигая свой стул вплотную к Туманову.
Но девица оказалась настырной.
- Сашка, подвинься! – потребовала она. – Я хочу с петербуржцем поговорить!
Туманов покорно отодвинулся.
«Вот ведьма! Только пошел контакт...» – разозлился Кирилл.
- Вряд ли мы найдем общую тему для разговора, – поморщился он. – Женщины без волос у меня вызывают ассоциации с неизлечимыми болезнями или сексуальными расстройствами, вызванными стремлением превратиться в мужчину. Я люблю стопроцентных женщин.
Девица зло расхохоталась.
- А мне и не надо, чтобы ты видел во мне самку. Я – человек вообще!
- Прости, с бесполыми тем более не имею желания разговаривать. Человек вообще меня не интересует. Я – старомоден, меня волнуют женщины.
- Придурок! – бросила сквозь зубы девица.
- Да, ладно тебе, Жучок, – расхохотался бородатый. – Он же из Питера!
- Вот именно!.. – тоже не сдержал своего смеха Кирилл. – Я из Питера! Жучок!.. – подмигнул он стриженой.
- А ты ее не обижай! – задрал голову бард.
- И не собираюсь! Я энтомологией никогда не интересовался!
Начавшийся разговор вполне мог перейти в потасовку, но Туманов, положив руку на плечо Кирилла, предложил:
- Пойдем, сядем там!
Они пересели в дальний угол бара. Кирилл заказал два стакана виски.
- Ты понимаешь… - в волнении поглаживая рукой по груди, неуверенно начал Саша, - хочу написать стихи… и не могу… а ты прочел, и я понял, это то, о чем думаю… «Такой любви не место на земле!» Но вот ты скажи, почему?.. Почему?..
Его голова бессильно упала на руки, и он заплакал.
- Э… брат, ты это, что? – тронул его за плечо Кирилл.
- Девушка моя умерла… любимая… - проводя ладонью по глазам, ответил он.
- Прости, не знал!..
- Да ладно…
- А от чего умерла?..
Туманов молчал, будто не услышал вопроса.
Официантка принесла виски.
- Давай, помянем, – предложил Мелентьев.
- Давай!.. – взяв стакан, эхом отозвался Туманов.
Залпом выпив виски, он, понизив голос, сказал:
- Убили ее!..
Кирилл сделал соответствующее выражение лица.
- Задушили!.. – пояснил поэт. – Веревкой!..
- Как же это так?.. За что?..
Туманов желчно рассмеялся.
- Убить всегда есть за что! За правду, например! За торжество справедливости!..
- А какая она была… твоя девушка?
- Добрая… такая добрая, что нет таких больше! – качая головой, ответил Туманов. – Нищему, безвестному поэту руку протянула… да что руку! В душу свою пустила!.. Увидела меня случайно в переходе … я из Смоленска приехал… без копейки денег… Ну, взял гитару и стал петь… бросали мелочь… на пирожок бы не хватило… и вдруг она остановилась и смотрит… Глаза такие темные, ласковые… послушала меня и предложила: «Пойдем, поедим чего-нибудь!» Другая бы сказала: «Пойдем, накормлю!» А она как к равному обратилась. – «Денег у меня нет, отвечаю», – «Ничего, скоро будут, – отдашь» - «А отчего, спрашиваю, ты уверена, что будут?» – «Талант у тебя! Оттого и уверена». Так я и познакомился со своей Ираидой… Встречались мы с ней тайно… не могла она меня в свой круг ввести… нужно было сначала один вопрос решить… Ох, и зачем я его решать взялся?! – невольно вырвалось у него. – Любила она меня сильно… а я… тогда не понимал… а как умерла… - он запнулся, видно стараясь не подпускать слезы.
- А кто же убил ее, не знаешь?
- Может, и знаю, да что толку?!..
- Как это, что толку? – возмутился Кирилл. – Преступление должно быть наказано!
- Кто тебе это сказал?
- Тот же, кто и тебе!
- А если я ее убил? Тогда какая мне разница посадят меня в тюрьму или нет? Душа от этого мучиться не перестанет!
- Что, прямо так и убил? Веревку накинул и затянул? – недоверчиво переспросил Мелентьев.
- Себя на нее накинул как веревку и затянул! Закажи еще чего-нибудь! – попросил Туманов.
Кирилл заказал еще два стакана виски.
Туманов выпил и, позабыв о своем собеседнике, поспешил к составленным столам.
- Давай, напусти Туману!.. – закричала Жучок, вешаясь к нему на шею.
Кирилл потер в задумчивости подбородок и вышел на улицу. Свежий воздух приятно закружил голову.
«Да, поднапустил туману: - «Я убил!..» Придется наблюдения продолжить».
* * *
Кирилл с большим удовольствием избавился от легкой небритости и, взбрызнув лицо лосьоном, надел черные джинсы и темную вельветовую рубашку. Он собирался навестить Викторию Свободину. Когда Мелентьев позвонил ей по телефону, она не стала допытываться, по чьей просьбе он ведет расследование, а дрожащим голосом произнесла: «Приезжайте».
Дверь Кириллу открыла какая-то пожилая женщина и сразу же провела его в гостиную. Минут через пять в черном шелковом халате, расписанном тонким белым рисунком, появилась Виктория. Траурная лента была почти невидна в ее смоляных волосах. Мягким движением руки она попросила Мелентьева не вставать.
- Простите меня за вторжение… - начал детектив.
- Ах, что вы! – не дала ему договорить Свободина. – Я так рада каждому живому лицу! – она прерывисто вздохнула и посмотрела на фотографию дочери, стоявшую на журнальном столике. – Мне так ее не хватает!.. А вы, к тому же, хотите найти убийцу моей дорогой Ираиды! Выпьете чего-нибудь?
- Кофе.
Виктория подошла к двери и крикнула:
- Тетя Надя, свари кофе!
- Я так нервничаю, так переживаю… - повернулась она к Кириллу и, проходя мимо зеркала, бросила на себя быстрый, но внимательный взгляд. – Это просто невозможно… это бесчеловечно… - продолжала Виктория, видно уже отвечая тревожащим ее мыслям.
Тетя Надя принесла кофе и взглядом спросила племянницу: «Все ли так?» Та в ответ вяло кивнула.
Трель телефонного звонка дрожью пробежала по телу Виктории. Она стремглав бросилась к аппарату.
- Сережа, ты?!.. – не дождавшись голоса звонившего, воскликнула она. – Но это же просто бесчеловечно!.. Ужасно!.. Бросить меня одну!.. Когда ты приедешь?.. Только завтра?!.. Еще целый день и ночь!.. Ну постарайся пораньше!.. Хорошо!.. Спасибо, дорогой!.. Жду!..
Свободина положила трубку и радостно вздохнула.
- Ах, если бы вы знали, как важна в тяжелые минуты поддержка близкого человека! – объяснила она, разливая кофе. – Итак, я вас слушаю, – откинувшись на спинку дивана с чашкой в руке, обратилась она к Мелентьеву.
- Простите, если мои вопросы причинят вам боль…
- Хуже и больнее того, что случилось, ничего не может быть, – печально ответила она.
- Вы кого-нибудь подозреваете в смерти своей дочери?
Виктория опустила голову и на несколько секунд занялась созерцанием своих пальцев.
- Дочери… - как-то неопределенно протянула она. – Ираиды! – словно теперь ей стало ясно, о ком идет речь, воскликнула Свободина. – Ну… она была яркой девушкой, интересной актрисой… ну, конечно, были враги… Ах!.. - вздохнула Виктория. – Я лишилась двух дорогих людей: Ираиды и Арнольда. И даже не могу предположить, кто и зачем их убил?
- Скажите, Ираида жила вместе с вами?
- Очень редко. Вообще она снимала квартиру. Но, когда наступал финансовый кризис, перебиралась ко мне.
- Я мог бы взглянуть на ее вещи?
- На вещи? – удивилась Виктория. – Ах, ну да, конечно! Я, знаете ли, все вещи забрала себе. У нас с ней был почти один размер. Только у меня грудь побольше… Прошу, - указала она рукой в сторону коридора. – Вещи там, в спальне.
Огромная двуспальная кровать была завалена одеждой. Кирилл осмотрел несколько платьев и отметил, что лейбл «Алла Куракина» был на каждом втором.
Виктория, не теряя времени, приложила к себе темно-розовое вечернее платье.
- Не люблю розовый цвет!.. Да и вообще, Ираида в нем много светилась. – Она отбросила его на стул.
- Как я понял, Ираида отдавала предпочтение марке Аллы Куракиной.
- Да!.. Что делать? Хотя, справедливости ради, надо отметить, что некоторые модели Аллы весьма своеобразны и могут подчеркивать индивидуальность. Но, конечно же, если бы у Ираиды было право выбора, она вряд ли бы остановила свое внимание на марке Куракиной. Просто она снялась в нескольких роликах рекламирующих ее изделия, и Куракина в знак благодарности и в расчете на будущее сотрудничество продавала Ираиде кое-что по более низким ценам, а иногда и дарила. Поэтому она старалась появляться в ее платьях и при всяком удобном случае расхваливала творения Аллы.
Неожиданно взгляд Виктории упал на обложку журнала, на которой в белой шубе в обнимку с Навруцким была запечатлена Ираида. Мелентьев перехватил ее взгляд.
- Вот… тоже, - указала она рукой на журнал, - шуба от Куракиной… - и бросила на обложку темный шарф. – Вы спрашивали, не было ли у Ираиды врагов? – сжимая губы, словно боясь выпустить какие-то лишние слова, обратилась она к детективу. – У Ираиды был ужасный характер!.. И нажить себе неприятностей ей не составляло никакого труда. Она, к примеру, замучила своими домогательствами Сергея Навруцкого… Ведь я… - Виктория запнулась, видимо, не желая называть себя матерью. – Ведь я – близкий ей человек…- нашлась она. Но даже, несмотря на это, Ираида продолжала, говоря по простому, вешаться Сергею на шею. Она ни во что не ставила мои отношения с ним!.. - Виктория от возмущения даже растерялась и, резко повернувшись, прошла в гостиную.
Кирилл последовал за ней.
- А в смерти Арнольда Чинарова вы кого-нибудь подозреваете? – спросил он, садясь напротив Свободиной, нервно вертевшей в руках бирюзовый шарф.
- Да Ираида же видела убийцу! – воскликнула Виктория, непонимающе округлив глаза. – Что тут подозревать, когда все ясно. Его убила Дымова! Подлая, мерзкая, беспринципная… И поделом им обоим! – взмахнув шарфом, вынесла она свое заключение. – Сначала эта «миленькая» девочка смотрела мне в глаза и ловила каждое мое слово. О, я хорошо помню первые дни съемок… Она ступала, чуть ли не на цыпочках, и замирала при каждом возгласе Арнольда, но очень скоро, буквально недели через две освоилась, и залезал к Чинарову в кровать!.. Представляете, мое состояние?.. Мы с Арнольдом уже собирались пожениться, он хотел официально признать Ираиду дочерью, как… - Виктория лишилась слов. – Как… эта маленькая гадина обвилась вокруг ослепшего Чинарова и ловко его окольцевала. Но теперь все стало на свои места. Справедливость восторжествовала!.. Арнольд получил сполна за свою подлость!..
- Простите, если мой вопрос вам покажется немного странным, - осторожно начал Кирилл. – Но вы сами абсолютно уверены в правдивости показаний Ираиды?..
- Я понимаю вас, – кивнула Виктория. – Взбалмошный характер Ираиды ставит под сомнения ее слова. Но в данном случае, я уверена, что она сказала правду.
Кирилл поднялся, пожал руку Свободиной и, еще раз высказав свои глубочайшие соболезнования, простился с ней.
* * *
Ближе к вечеру, надев куртку и темные очки, Мелентьев отправился к дому, где временно у друзей проживал поэт Саша Туманов. Кирилл уже несколько вечеров следил за ним. Но его маршрут оказывался неизменным. Он выходил, смотрел на небо, затем сплевывал в сторону и слегка качающейся походкой направлялся в «Обочину».
Сегодня ритуал повторился в точности. Сплюнув, Туманов пошел вдоль улицы, но у дома, где он всегда сворачивал, чтобы идти в бар, неожиданно остановился и, словно вспомнив, что ему надо в другое место, прибавил шаг. Мелентьев с максимальной осторожностью последовал за ним.
«Шпик - он должен быть маленьким, юрким, незаметным, - раздраженно думал всякий раз Кирилл, когда Туманов оглядывался назад. – А мне с ростом 1.87 см только слежкой заниматься!.. Я как фонарный столб… отовсюду виден». – Он повернулся к витрине и украдкой поглядывал на Туманова, остановившегося у дороги в ожидании зеленого света.
Постепенно улицы оживлялись, замелькали вывески дорогих кафе, баров, бутиков. Кирилл ожидал, что Туманов свернет в какой-нибудь переулок, но, к немалому удивлению детектива, поэт вошел в кафе с большими полукруглыми окнами. Он остановился посредине и огляделся, словно искал кого-то. Женщина в темных очках чуть приподняла руку, поэт кивнул, прошел вглубь зала и сел за ее столик. Мелентьев подошел поближе, размышляя войти ли в кафе или продолжить наблюдение снаружи, как внимательнее приглядевшись к даме, не смог сдержать изумленного возгласа:
«Вот это, да! Мадам Драгулова и нищий поэт! Вот это диссонанс!.. - Кирилл почувствовал, как кровь ударила ему в голову. – Неужели здесь кроется разгадка?! Что может связывать изысканную Драгулову и кое-как одетого молодого человека без определенных перспектив?! Может, он ее любовник? – задал себе вопрос Кирилл. – А что?! Некоторых женщин тянет окунуться в грязь. Они потом с большим наслаждением предаются роскоши!.. Специально пачкаются, чтобы потом в пульсирующей воде джакузи отмывать дорогими шампунями свое тело. А может, здесь передо мной заказчик и исполнитель?! Но мог ли Туманов убить Ираиду? Стоп!.. Он же сам сказал, что набросил себя как веревку на ее шею… Да все может быть… Он мог специально познакомиться с Ираидой, чтобы выведать, известны ли ей некие факты, которые мадам Драгулова хотела бы скрыть? Вероятно, существует какая-то тайна. И когда Ираида проболталась своему любовнику об этой тайне, тот, по приказу мадам, убил ее».
Кирилл вошел в кафе и, пользуясь старой испытанной маскировкой, закрылся от преступной парочки газетой так, чтобы краем глаза иметь возможность наблюдать за ней.
Драгулова что-то эмоционально говорила поникшему головой поэту. Было видно, что она всем своим существом пыталась его в чем-то убедить. Когда мадам исчерпала свои доводы, Туманов поднял голову и искривленными от ненависти губами бросил ей в лицо несколько слов. Драгулова словно захлебнулась от них. Она открыла рот и жадно глотнула воздух. Придя в себя, Мирра вновь принялась что-то яростно доказывать. Кирилл заметил как ее рука, подрагивавшая в нерешительности, прикоснулась к плечу Туманова. Тот вздрогнул и долгим пристальным взглядом посмотрел на Мирру. Тогда она вынула из сумки конверт и, положив на стол, подвинула его к поэту. Туманов взорвался короткой фразой, но Драгулова мягко настояла на своем, и конверт перешел в карман Саши. Мирра, немного успокоившись, выпрямила спину и огляделась вокруг. Рядом с ними освободился столик; Кирилл пошел на риск. Он взял свою чашку кофе и сел спиной к Мирре и Туманову. Несмотря на всю эмоциональность продолжавшегося разговора, детективу не удалось много услышать, так как Драгулова говорила очень тихо и вовремя останавливала забывавшегося поэта. До Мелентьева донеслось всего несколько фраз.
-… и все-таки, как вы могли!.. – качая головой, произнес Туманов.
- Ты же знаешь, это было необходимо…
- Я ничего не знаю, и знать не желаю, – довольно громко возразил он, но Мирра тут же прервала его.
- Успокойся! Ты не на поэтическом вечере!.. К тому же в главном ты виноват сам!..
- У вас еще хватает наглости обвинять меня! – Туманов от возмущения даже приподнялся со стула.
- О, господи! – не сдержавшись, воскликнула Мирра. – Какой ты нервный!.. Но, однако, мне надо идти, – спохватилась она. – Кстати, надеюсь, ты понимаешь, что все по-прежнему должно оставаться в тайне, - понизив голос, напомнила ему Драгулова и, поднявшись, добавила: - Позвони недели через две… а вообще, лучше бы ты уехал.
- А еще лучше бы - умер! – с еле сдерживаемой яростью произнес Туманов. – Может, вы и меня, как Есенина, повесите?!.. Вот было бы здорово!.. – хрипло рассмеялся он.
- Слишком много чести, – бросила ему Драгулова и направилась к выходу.
Услышав эти слова, Кирилл невольно вспомнил поэта Вострякова.
«Неужели между тремя убийствами все-таки существует связь?.. Но что могло быть общего у знаменитого Чинарова и безвестного Вострякова?.. И что это за тайна, которую так тщательно скрывает мадам Драгулова?»
Мелентьев повернулся вполоборота и взглянул на согбенную фигуру Туманова, которая показалась ему похожей на большой вопрос.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Поздно вечером Мелентьев позвонил секретарше Чинарова, Марии Николаевне. Печальным голосом она выразила надежду, что хоть чем-то сможет быть полезной в раскрытии убийства ее патрона. «Я так мало полагаюсь на милицию, - вздыхая, призналась она. – Частное - всегда лучше».
На следующее утро Кирилл вошел в офис Арнольда Чинарова, на двери которого висел траурный венок.
Мария Николаевна оказалась приятной особой на вид лет сорока пяти.
«Значит, ей не меньше пятидесяти», - отметил Кирилл.
День был ярким, и солнечные лучи безжалостно высвечивали каждую морщинку на лице, старательно покрытом тональным кремом и пудрой, хотя в результате получались все те же морщины только под макияжем.
«Остается догадываться, сколько сил приходится затрачивать ей, чтобы, увы, хотя бы на первый взгляд выглядеть моложе», - подумал детектив.
Мария Николаевна поставила на стол розовые чашки с кофе и предложила Мелентьеву сесть в кресло из бежевой кожи.
- Я могу узнать, кто пригласил вас расследовать убийство Арнольда Аристарховича?
- К сожалению, нет. Мой заказчик пожелал остаться инкогнито.
- Что ж, уверена, - это благородный человек! – сказала она и, вздохнув, добавила: - Будь у меня побольше денег, я бы не пожалела потратить их, чтобы изобличить убийцу!
- Вы давно работали у Чинарова?
- О, да! Почти десять лет. Он очень доверял мне. Ах, как тяжело потерять такого человека! – не выдержала Мария Николаевна.
- У вас есть какие-нибудь подозрения, кто мог убить его?
- Несмотря на то, что врагов у него было немало, подозревать кого-либо конкретно я не могу, хотя оснований у меня более чем предостаточно, – со значением повысила она голос.
- Что вы имеете в виду? – тут же заинтересовался Кирилл.
- Да хотя бы визиты Князева и Свободиной старшей, незадолго до убийства.
- Расскажите, – предложил детектив.
Мария Николаевна, стараясь быть предельно точной, подняла глаза вверх и даже задержала дыхание.
- За три дня до убийства сюда, в офис, приехал взвинченный до предела Николай Князев. Он словно вихрь влетел в кабинет Арнольда Аристарховича, даже не поздоровавшись со мной. И сразу начал на повышенных тонах. Его претензия к Чинарову заключалась в том, что первоначально Арнольд Аристархович планировал подписать с ним контракт на продюсирование фильма. Но так случилось, что Сугробин предложил значительно большую сумму. Вы сами понимаете, какой режиссер откажется от лишних денег. Для режиссера его фильм – это часть жизни, переданная ленте. И естественно, что режиссерские замыслы почти всегда разбиваются о проблему финансирования. То, что мы видим на экране, обычно составляет в лучшем случае процентов шестьдесят от того, что задумал его создатель. Деньги, увы, поедают замыслы. А с этим фильмом вообще сложно, – вынимая из пачки сигарету, не сдержала глубокого, идущего от сердца вздоха, Мария Николаевна. – Все словно сошли с ума! Ему уже заранее прочили, чуть ли не шесть Оскаров!.. Каково?.. Еще даже не были начаты съемки, а уже сумасшедший ажиотаж!.. Надо, конечно, отдать должное, - выпуская ароматную ментоловую струйку дыма из томно-розовых губ, заметила она, - роман Исленьева потрясает!.. Вы читали?
- Да, читал и согласен с вами.
- Ну так вот… - она задумалась, - то, что получится у Храмова, с которым несомненно Исленьев заключит контракт… Как бы поточнее выразиться?.. Будет, естественно, совсем не то, что снял бы Чинаров. Это будет один из нескольких достойных внимания фильмов года, а Арнольд готовился снять лучший фильм нескольких десятилетий. Он провел большую подготовительную работу; прочувствовал, пережил судьбы всех героев; долго и тщательно подбирал актеров. Было несколько составов, он менял их, вызывал на повторные пробы, чтобы посмотреть на взаимодействие, взаимопонимание между артистами. Наконец, вроде бы остановился на Сергее Навруцком и Ольде Самариной. По-моему, это был бы великолепный дуэт! Но Арнольда, тем не менее, что-то не устраивало…
- Так, значит, и Навруцкий оказался под вопросом?
- Совершенно верно. И когда я спрашиваю себя: «Кто же все-таки мог убить Арнольда?» - первыми на подозрение приходят актеры и Николай Князев.
- Но, простите, какой смысл актерам убивать Чинарова? Ведь у них нет никакой уверенности, что Храмов остановит свой выбор на них.
- Вы правы, но тут большую роль играет самолюбие! Печать уже растрезвонила, что на главные роли утверждены Самарина и Навруцкий, а продюсером фильма будет Князев. И вдруг, Чинаров отказывается от услуг Князева. Это вызовет большие толки вокруг его финансовых возможностей. Поэтому для Николая, смерть Арнольда - это спасение лица его фирмы. Однако, я отвлеклась, – заметила Мария Николаевна, - хотела все по порядку… Итак, в тот день Князев влетел в кабинет и начал угрожать Арнольду, оскорблять его. Кончилось тем, что Чинаров предложил ему на выбор: либо он сам покидает офис, либо охранники выталкивают его взашей. Николай предпочел первое, но вы бы видели его лицо! – Мария Николаевна в ужасе покачала головой. – Он спускался по лестнице и буквально изрыгал проклятия. Не успело пройти и получаса после его визита, как нам оказала честь бывшая муза Чинарова, Виктория Свободина, которая тоже пришла с угрозами. Правда, обрушила она их на Чинарова не сразу, лишь, когда поняла, что ее миссия не увенчалась успехом. Вначале же она явилась просительницей за дочь. Вероятно, ей стало известно, что Арнольд решил заменить Ольду. Скорее всего, пошли слухи о том, что он пригласил на пробы молодую польскую актрису Малгожату Франек.
Мария Николаевна поднялась с дивана и, покачивая бедрами в амплитуде, по которой сразу можно распознать высокопрофессиональную секретаршу, подошла к мини-бару и плеснула в два бокала с широким дном немного коньяку.
- Одним словом, - поставив бокалы на стол, продолжила она, - Виктория стала просить Арнольда Аристарховича взять Ираиду на главную роль. Он, естественно, отказался, тогда та сменила тактику и принялась умолять оставить Навруцкого, объясняя ему, чуть ли не со слезами, что Ираида уводит Сергея, который для нее – все!
- Да, сложная ситуация… запутанная…
- Заметили? – нервно поигрывая зажигалкой, не сдержала грустной усмешки секретарша.
- Ну а какой смысл Виктории убивать Чинарова? – спросил Мелентьев, окончательно запутавшись в актерских проблемах.
- Ее смысл – это Навруцкий! Он - очень амбициозный молодой человек. Он - мощный театральный актер, а вот с кино у него все как-то не складывается. И от съемок в фильме Чинарова, можно сказать, зависело все его будущее. Это был бы прорыв на экран. Но дно дело, если бы он просто пробовался на роль и получил отказ, и совсем другое, получить его, когда о том, что он будет сниматься у Чинарова, не написала разве что газета «Материнство». По правде говоря, я точно не знаю, почему Арнольд решил поменять его. На мой взгляд он идеально подходил на роль: высокий, волнистые русые волосы, открытый лоб …
- А кого Чинаров прочил вместо Навруцкого?
- Не знаю, – с сожалением развела она руками. – Понимаю, это странно звучит из моих уст, но я действительно не знаю.
- Мария Николаевна, - с интересом ожидая ее реакции, обратился к ней Мелентьев, - а что вы думаете по поводу заявления Ираиды о том, что Чинарова убила Регина Дымова?
Мария Николаевна от души рассмеялась.
- Верить заявлениям Ираиды?!.. Более лживого, изворотливого, бессердечного создания я еще не встречала и просто не понимаю, как могли работники милиции поверить ей. Неужели не ясно, что этой мелкой актрисульке было нужно внимание прессы! Она жила ради прессы и, может быть, ради нее и умерла. Достаточно вспомнить ее наглое преследование Чинарова, когда она чуть ли не кричала: «Признай меня, папа!» Это же высший пилотаж наглости! – Мария Николаевна брезгливо передернула плечами. – Но главное, подумайте, зачем Дымовой было убивать Арнольда? Допустим, она могла ему угрожать, но убивать…
- А если предположить, что у нее была договоренность с Исленьевым? Он отдает сценарий своего фильма Храмову только при условии, что главную роль будет играть Регина? – спросил Мелентьев.
Мария Николаевна решительно покачала головой.
- Ну скажите, вы могли бы поверить в какие-то там договоренности, чтобы убить человека?
- Вы полагаете, что Исленьев не сдержал бы своего слова?
- Я сомневаюсь, что он вообще давал его. Исленьев - писатель, в данном случае, сценарист. И если Храмов решит, что Дымова не подходит, то убедить его в обратном, поверьте, не сможет никто. К тому же, насколько я знаю, роман между Вадимом и Региной уже давно перешел в эпилог.
- Это был бурный роман?
- О да! Впрочем, как и все остальные. Регина даже тихое озеро сумеет превратить в океан.
- Хорошо, положим, Ираида ввела всех в заблуждение, но почему в таком случае исчезла Дымова?
- Ну, если мы с вами занялись предположениями… я могу выдвинуть версию, что Регину убили.
- Интересная версия, – усмехнулся Кирилл. – А если все-таки, нет?
- В таком случае, она просто испугалась того, что произошло, и убежала.
- Она, что, такая пугливая?
- Она очень импульсивная. Вообще, вариантов, кто убил Арнольда, великое множество. Можно предположить, что его убил Князев, Самарина, та же Дымова, Навруцкий, Свободина, здесь возможны подварианты: Ираида или Виктория в сговоре с Навруцким. Даже могу предложить вам Эллу Романову, если вы слышали о такой.
- А она, каким образом?
- Самым обыкновенным. Она тоже жаждала роли. Она тоже мечтала сыграть Лику.
- Можно еще кофе? – попросил Мелентьев.
«Это черт знает что такое! Обилие фигурантов погубит все следствие. Невозможно подозревать в убийстве сразу человек десять… Вероятно, на это и рассчитывал убийца», – прикрыв глаза ладонью, подумал Кирилл.
- Пожалуйста, кофе, – предложила Мария Николаевна. – Ах, как мне не хватает Арнольда Аристарховича!.. Как не хватает!.. – сморщившись, чтобы не подпустить слезы к глазам, пробормотала она.
Кирилл молча выпил чашку и только после этого возобновил разговор.
- А каким образом Романова собиралась получить роль? Она же – не актриса! Дилетантке не по силам сыграть такой сложный характер.
- Вот вы это понимаете, а она – нет! Когда Арнольд был в Париже, Элла уговорила своего мужа, крупного бизнесмена, дать денег, чтобы снять короткометражный фильм по новелле Мопассана. Арнольда увлекла эта идея, и он с удовольствием принял предложение. Главную роль, конечно же, играла Элла. Я видела этот фильм и надо сказать, хоть я и недолюбливаю Романову, а кто ее вообще любит? – сделала ремарку Мария Николаевна, - она сыграла впечатляюще. И тут же стало очевидным, зачем вообще все было затеяно! Таким образом, Элла попыталась обратить внимание Чинарова на свой драматический талант. Однажды она приехала в офис и предложила Арнольду Аристарховичу своего мужа в качестве продюсера, а себя в качестве актрисы на главную роль. Чинаров расцеловал ее бархатные ручки и вывел за дверь. Тогда она стала требовать пленку своего фильма, но Чинаров ей отказал, и имел на это полное право, так как не было заключено никаких договоров, ни оговорено никаких условий. Фильм был снят как забава, которую могут себе позволить богатые люди. Вот вам мотив убийства. Романовой были нужны пленки фильма. Не сомневаюсь, что первым делом она продемонстрировала бы их Храмову и тут же предложилась бы в актрисы, добавив мужа в качестве спонсора.
- А почему Чинаров не хотел отдавать фильм?
- Я же уже говорила: это была забава, проба пера, чтобы потом воплотить большой замысел. Выпуск этого фильма был бы равносилен тому, как если бы писатель сначала опубликовал свои черновики, а уже потом - роман. Единственно, что удалось Элле, так это заснять на свою видеокамеру части полторы, то есть около пятнадцати минут, больше Арнольд не разрешил.
- Следовательно, у Романовой был вполне обоснованный мотив убить Чинарова. Завладела пленками, она устроила бы шумный просмотр последнего фильма великого режиссера. И под занавес объявила бы прессе, что Чинаров, буквально перед смертью, предложил ей сыграть роль Лики!.. Вы полагаете, что этим она действительно обратила бы внимание на себя, как на актрису?
- Во всяком случае, вокруг ее имени поднялась бы большая шумиха, и, уж конечно, что-то из этого она извлекла бы.
- Хорошо, допустим такой вариант. Но почему же Романова до сих пор молчит? Где же фильм?
В глазах Марии Николаевны сверкнули злорадные огоньки.
- Фильм в надежном месте. Элле его не найти. Я не сомневаюсь, что после убийства Арнольда люди ее мужа тайком обыскали и квартиру, и дачу Чинарова, даже обращались в милицию, не изъяли ли стражи порядка пять коробок с пленками. И если бы те признались, что изъяли, муж Эллы сумел бы их тут же забрать, у него большие связи.
- Значит, только вам известно, где спрятан фильм?
- Совершенно верно. И я его ни за что не отдам Романовой.
- Этим вы огорчите не только ее, но и всех ценителей таланта Чинарова.
- Да поймите, Арнольд Аристархович не считал его готовым к показу. Впрочем, - Мария Николаевна задумалась, - наверное, вы отчасти и правы. Но спешить ни к чему. Сначала я посоветуюсь кое с кем, а потом будет видно.
- Любопытно было бы взглянуть на этот фильм! – воскликнул Кирилл.
- Вот видите, вам уже любопытно, а представляете, какой ажиотаж подняла бы Романова через прессу!.. Страшно представить!.. – Мария Николаевна даже поежилась.
- Можно мне осмотреть кабинет Арнольда Аристарховича? – приподнимаясь, спросил Мелентьев.
- Там смотреть нечего, – последовал ответ. – А вот взглянуть на его архив, думаю, вам будет интересно.
- Какой архив?
- Ну как же?! – не скрывая удивления, воскликнула Мария Николаевна. – Архив Чинарова.
- А разве его не изъяли сотрудники уголовного розыска? – ответно удивился Кирилл. – Ведь я сам просматривал бумаги, доставленные на Петровку.
- Это вы имеете в виду коробку с бумагами, которую забрали с квартиры Арнольда?
- Да.
- Так это так, чепуха!.. Рабочие записи, которые Арнольд время от времени уничтожал. Настоящий архив хранится совсем в другом месте. Вы меня спросите, почему я ничего не сказала о его существовании сотрудникам уголовного розыска? Да потому что не хочу, чтобы бездушные руки копались в этих бумагах, они обязательно что-то утеряют, испортят и главное, ни за что не найдут убийцу, – Мария Николаевна облокотилась о спинку дивана и внимательным взглядом окинула Мелентьева. – Понимаете, я не доверяю государственным служащим, частник – всегда лучше, добросовестнее, если хотите, честолюбивее, следовательно, ему не все равно добьется он успеха или нет. Не скрою, я навела о вас справки! И должна признаться, что вы внушили мне доверие. Раскрыть два таких сложных, запутанных убийства… Одним словом, Кирилл, я хочу сама разобрать архив Арнольда Аристарховича: что-то отобрать для печати, что-то отложить до лучших времен, а что-то даже уничтожить. Но так как загадка его убийства может скрываться в этих бумагах, то я хотела бы предложить вам вместе со мной просмотреть архив. Я могу пропустить что-то важное, посчитав его пустяком. Вы понимаете, насколько я вам доверяю?! – она сделала многозначительную паузу, а потом продолжила: – Это большая ответственность первым прикоснуться к архиву выдающегося человека.
- Мария Николаевна, - прищурив синие глаза, спросил Мелентьев, - а кроме вас кто-нибудь еще знает об этом архиве?
- Конечно, о его существовании известно определенному кругу людей, но!.. – она подняла указательный палец. – Никто не знает, где он находится.
- И где же?
- А вот завтра мы с вами поедем туда.
Кирилл задумался.
- Не хочу вас огорчать, но если о существовании архива знает, как вы выразились, определенный круг людей, то поверьте, его сохранности может грозить опасность.
- Об этом не беспокойтесь! Никому и в голову не придет, куда Арнольд его запрятал.
- Я не слишком утомил вас? – поинтересовался Кирилл.
- Нисколько. Ради того, чтобы найти убийцу Арнольда Аристарховича я готова говорить с вами без сна и отдыха.
- В таком случае поделитесь своими догадками, что связывало Мирру Драгулову, Аллу Куракину и Чинарова?
Мария Николаевна звонко рассмеялась.
- Похвально! Вы уже почувствовали, что между ними что-то было?.. Увы, я действительно могу поделиться только догадками!.. Дело в том, что я работаю… работала, - поправилась она со вздохом, - у Чинарова только десять лет. А отношения Арнольда с этими женщинами начались намного раньше… Я всегда чувствовала, что они каким-то образом зависят от Арнольда… точнее не могу сказать, именно, чувствовала временами какую-то напряженность между ними. Ну знаете… - она плавно повела рукой, - разговоры по телефону, отдельные фразы, доносившиеся из кабинета… Утверждать я ничего не могу… но и избавиться от ощущения какой-то тайны то же не в силах…
- А чтобы вы могли сказать о Драгуловой и Куракиной? Я интересуюсь вашим мнением, потому что за время нашей беседы сумел оценить ваш образ мышления: в нем есть логика и отсутствует присущая большинству женщин импульсивность.
Мария Николаевна в знак согласия улыбнулась и с легким вздохом призналась:
- Увы, таких женщин, как я, очень уважают мужчины, но не любят!.. В своих любовницах, супругах они ценят именно нелогичность, импульсивность, взбалмошность. Они страдают от их капризов, но не могут без них обойтись. Я же настораживаю мужчин отсутствием всего этого набора прелестей, хотя, не буду скрывать, у меня есть чисто женский порок, но он появился вследствие отсутствия личной жизни, я люблю быть в курсе всего.
Она поправила безукоризненно белый воротничок блузки и грустно улыбнулась. Кирилл подумал, что у нее было немало романов, нет, роман это что-то длительное, здесь скорее подойдет эссе, - краткое изложение сущности вопроса. Вот именно, она слишком кратко излагала свою женскую сущность. Она не капризничала, не требовала норковых шуб, драгоценностей, отдыха на острове Мартиник… она по-деловому, хотя, несомненно, пылко отдавалась любви. Вероятно, она не раз пыталась изменить свою тактику, добавить немного капризных нот, очаровательных просьб, на которые нельзя ответить отказом, но у нее это получалось плохо. Тогда она решила оставаться сама собой. Она – современная деловая женщина, лишенная артистических изысков, игривой недосказанности взглядов и слов, которые так ценят и от которых так страдают мужчины. Вне всяких сомнений, у ней было эссе и с Чинаровым, после чего она стала особо доверенной секретаршей.
- Что я могу сказать вам о Драгуловой? – прервала легкую паузу Мария Николаевна. – Это своеобразная женщина, прошлое которой, несмотря на то, что она охотно рассказывает о своих знатных предках, покрыто тайной. Она утверждает, что принадлежит к роду Волконских. Причем, если судить по ее утонченной внешности, ей вполне можно поверить, но… лично я, сомневаюсь. Свое стабильное финансовое состояние она объясняет смертью одного родственника, эмигранта, окончившего дни, как вы догадываетесь, в Париже, и все завещавшего ей. Драгулова, в противоположность мне, женщина в полном смысле этого слова. Она не желает стареть!
- Простите, но мне кажется, что у вас тоже нет такого желания, – не без улыбки заметил Кирилл.
- Не спорю!.. – согласилась Мария Николаевна. – Но дело в том, что я, в отличие от Мирры, понимаю, что старею. Ну, например, почему бы мне ни попытаться увлечь вас?.. А вдруг?.. Вдруг вы мне ответите взаимностью?.. Тем более что сейчас это стало модно. Не то, что любовники, даже мужья стали моложе своих жен лет на двадцать-тридцать… Вот это как раз в стиле Драгуловой! А мне и в голову не придет соблазнять вас. Я отлично понимаю свое место. Кого я могу увлечь? Только мужчину намного старше меня. Мирра же ничего не хочет знать о своем возрасте, такое ощущение, что она вообще забыла дату своего рождения. Она обожает затаскивать молодых людей в свою постель. О, об этой постели ходит немало слухов… Простите, вам это тоже интересно? – уколола Кирилла вопросом Мария Николаевна.
- Конечно, – в тон ей ответил он.
- Так вот, рассказывают, что у нее какая-то необыкновенная старинная кровать. Некоторые шутники утверждают, что Мирра вывезла ее из замка Дракулы, и что, скорее всего, она не из рода Волконских, а из рода самого князя Тьмы!.. Уж очень любит молодую кровь… Не так давно она добивалась Николая Князева… и добилась, правда после ночи любви с Дракулшей, как он окрестил ее, Коля стал сильно пить. Теперь же Драгулова занята новой знаменитостью, Вадимом Исленьевым! Однако насколько я могу судить, он не принадлежит к тому типу мужчин, который допускает связь с женщиной намного старше себя. Может даже так случиться, что Мирре не удастся припасть к шее Исленьева и испить его свежей крови.
- Вы нарисовали такой страшный портрет Драгуловой, что я просто побоюсь показываться ей на глаза. Хотя, скажу вам откровенно, она не вызывает у меня таких ужасных ассоциаций. Женщина как женщина. Немного, на мой взгляд, худая и бледная.
- О! Если бы она могла услышать ваши слова, – расхохоталась Мария Николаевна. – Свою худобу и бледность она считает как раз за достоинства, служащие доказательством ее аристократического происхождения.
- Ну а, что вы скажите относительно Аллы Куракиной?
Мария Николаевна слегка покусала свои губы цвета чайной розы.
- Модельер, не лишенный интересных начинаний, почти примерная супруга и образцовая мать. Она обожает своих детей, особенно старшего сына. О муже ее вы, конечно же, слышали?
- Так… совсем немного. Насколько я знаю, он занимается нефтяным бизнесом.
- Да, он весьма крупный нефтяной бизнесмен и, кстати, дворянского происхождения, о котором он, в отличие от Мирры, никогда не распространяется.
- Однако, забавно, – рассмеялся Кирилл. – Сколько эмоций, эпитетов вызвал отрицательный образ Драгуловой, а почти образцовую Куракину вы охарактеризовали всего несколькими словами. Все-таки злодеи значительно колоритнее добропорядочных особ. Не будь злодеев, наш мир умер бы от скуки…
Кирилл встал и, склонившись, поцеловал руку Марии Николаевны. Она с нежностью посмотрела на его черноволосую голову. Ведь ей теперь целуют руки только обладатели седых или лысых голов.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
После долгого и обстоятельного разговора с Марией Николаевной Кирилл почувствовал, что ему необходимо отдохнуть – забыть обо всем в обществе одной приятной особы. Марина была на гастролях, и ему пришлось заглянуть в записную книжку.
Нежный голос приятной особы ответил, что она с удовольствием проведет с ним вечер. Вечер плавно перешел в ночь… и далее, как следует, в утро. Кирилл проснулся и обнаружил рядом с собой мучительно-прекрасный извив женского бедра. Он не стал будить белокурое создание, а потихоньку прошел в душ, затем сварил себе кофе и бесшумно закрыл входную дверь.
На улице сверкало весеннее солнце и настоятельно предлагало провести уик-энд на природе, но у Кирилла была назначена встреча с Вадимом Исленьевым. Писатель сказал, что очень занят, однако сможет уделить ему полчаса.
Мелентьев приехал в старинный дом, издавна облюбованный представителями богемы. Широкая лестница с массивными узорными перилами, полумрак, отражающийся в больших зеркалах. Он поднялся на второй этаж и остановился перед приоткрытой дверью квартиры.
- Здравствуйте, проходите, – вышел ему навстречу Исленьев с мобильным телефоном в руке. – Простите, у меня срочный разговор с зарубежным издательством. Подождите, пожалуйста, в гостиной.
Кирилл направился в сторону гостиной, но, проходя по коридору, невольно заглянул в открытую дверь писательского кабинета. Там за старинным массивным столом он увидел очень серьезную девушку в круглых очках. Кирилл остановился на пороге и поздоровался.
- Здравствуйте, – несколько удивленно произнесла девушка.
- Вы секретарь Вадима Алексеевича? – спросил Мелентьев, с интересом разглядывая кабинет обставленный темной мебелью.
- Не совсем, - с милой застенчивостью улыбнулась девушка. – Я помогаю Вадиму Алексеевичу разбирать бумаги его отца. Мы готовим к изданию полное собрание сочинений Алексея Исленьева, а также его письма и выступления.
- Большая работа! – заметил Кирилл, указывая на коробки у стены.
- Это что! – Вон там, на шкафах, еще сколько! – задрав голову, воскликнула девушка.
- И как вы в этом разбираетесь?!..
Кирилл подошел к столу и взял лист, исписанный размашистым почерком Алексея Исленьева.
- Однако, как красиво, - улыбнулся он и процитировал: «Мои губы помнят шелковистое прикосновение завитков ваших волос… вы – единственная женщина, перед которой я преклоняю колени… Анна!.. Я люблю, я боготворю вас!..» – Интересно, и кто же такая эта Анна? – обратился Кирилл к девушке.
- Еще не знаю! Пока это единственное письмо, адресованное женщине с таким именем. Вероятно, Исленьев не отправил его… А может, оно каким-то образом спустя много лет вернулось к нему обратно. Вон, еще сколько коробок!.. Там, наверное, будут и ее письма к нему…
- Заинтересовались работой моей помощницы?.. – появился в дверях Исленьев.
- Вадим Алексеевич, – воспользовавшись его появлением, обратилась девушка. – Вот тут письмо к какой-то Анне.
- Дайте взглянуть!
Девушка протянула ему пожелтевший от времени листок.
Лицо Исленьева заискрилось улыбкой.
- Ну, что можно сказать?.. Хорошо, что разбирать бумаги отца мне пришлось именно в моем возрасте, а не раньше!.. Иначе я не смог бы понять его очень частых увлечений. Обида за мать вытеснила бы возможность понимания отца. А теперь… я только рад за него!.. Думаю, вы найдете еще немало подобных писем. Может быть, мы издадим их… Во всяком случае, я нахожу, что такие строчки достойны издания: «Чтобы не случилось, я безмерно счастлив, что вы были в моей жизни, вы – ангел и демон, благословение и проклятие, святая… Анна!» Увы! Мы уже не можем писать такие строчки, но, если кто и сподобился бы, то уверен, дама его все равно бы не поняла!.. Что ж, не будем мешать моей очаровательной помощнице, – обратился Исленьев к Кириллу. – Прошу вас!
Они прошли по длинному темному коридору и очутились в гостиной, середину которой занимал большой круглый стол, заваленный альбомами и фотографиями. Телефонный звонок вновь вынудил Исленьева извиниться перед детективом и выйти.
Кирилл подошел к столу, взял стопку фотографий, перевязанных лентой, и сел в огромное кожаное кресло, которое шумно вздохнуло под его тяжестью. Было забавно рассматривать чужие лица с застывавшими на них милыми улыбками, потупленными или устремленными вдаль взорами; читать то сухие краткие надписи, то нежные послания, но все об одном: «На вечную память», «На долгую память», «Вспоминай обо мне!»
- Простите, еще раз! – воскликнул Исленьев. – Сейчас отключу телефон, и мы сможем поговорить.
Он опустился в кресло рядом с детективом.
- Вы были на вечере в концертном зале «Российский», когда убили Ираиду Свободину, - начал Мелентьев.
Вадим слегка развел руками, а затем крепкими пальцами обхватил подлокотники кресла. Кирилл с любопытством посмотрел на его пальцы. Исленьев не без удивления перехватил взгляд гостя. Детективу пришлось объяснить свой интерес.
- Недавно прочел у Розанова оригинальную фразу: «Тайна писательства в кончиках пальцев…»
- «А тайна оратора – в кончике его языка», - с улыбкой продолжил Вадим и сразу перешел к делу. - В принципе я все рассказал майору… забыл его фамилию… такая обычная…
- Петрову, – подсказал Мелентьев.
- Верно! Так что, не знаю, чем смогу вам помочь.
Кирилл читал все показания присутствовавших на злополучном вечере, но, тем не менее, захотел встретиться с людьми, которые близко знали Свободину.
- И все же попрошу вас вспомнить, когда в последний раз вы видели Ираиду!
- Признаться, это не так просто… Дело в том, что Ираида исчезла, когда все уже очень хорошо выпили и я в том числе!.. – Исленьев провел рукой по темным волосам. – Пожалуй, все-таки, я ее видел, когда она разговаривала с Колей Князевым, но тот уже был почти в никаком состоянии… потом… она разговаривала с одной женщиной… и все! Больше я ее не видел! Мы, - я, Мирра Драгулова и режиссер Григорий Храмов прошли в небольшую, смежную с залом, комнату, где было немного прохладнее, и принялись обговаривать варианты нашего сотрудничества… я имею в виду съемки фильма по моему роману.
- Ваш разговор затянулся до конца вечера, или вы все же выходили в зал?
- Наш разговор затянулся до дверей дома Храмова и продолжился на следующий день.
- Если я вас правильно понял, то вы, покинув зал, все время оставались в обществе Храмова и Драгуловой?
&nbs