vkontakte FB

Рейтинг@Mail.ru

 

Глаголом жечь!


Дорогие друзья!

  Творческое объединение "Триумф" при поддержке издательского центра "Литературный коллайдер" приглашает всех на музыкально-поэтический вечер, в рамках которого состоятся и поэтические дуэли, и живое, дружеское общение на разные темы, и вручение призов, и многое другое.  

 Глаголом жечь

  Каждый из вас сможет принять самое непосредственное участие, зовём всю пишущую, думающую творческую братию на духовный пир талантов и их поклонников.  

  Кратко о нас. Мы −писатели, литературоведы, поэты, певцы, музыканты разных творческих объединений начинаем большой совместный проект возрождения Русского слова, Русской души в пространстве живого общения − от сердца к сердцу. Пора вырываться из цифровых сетей, из виртуальной трясины безжизненных экранов. Мы − за любовь, за мир, за великие традиции великой Русской культуры. Большой грех − зарывать данные Богом таланты в землю, только маловерие и малодушие − причины всех человеческих бед и настроений.  

  Давайте дерзать и побеждать, гиперактивно продвигать своё творчество, щедро делиться со всеми вдохновением и духовными озарениями, нетленными богатствами души, преображённой и просветлённой Божьим мановением!  

  Иссохшая и пленённая асфальтом земля наша жаждет, как никогда, живой воды верного слова, чистой музыки духа, открытия новых горизонтов, пленённых пластмассой, камнем и бетоном современности.  

  Давайте вместе воплощать "души прекрасные порывы", на самом деле, всё в наших руках! 

  P.S. Просьба с пониманием отнестись к материальной составляющей проекта, к сожалению, таковы современные условия, с которыми приходится считаться. В противном случае остаётся только сидеть дома, пялиться в ящик и ныть как всё плохо... Спасибо за понимание! Ждём всех! 

«РБ» публикует фоторепортаж с пресс-конференции и презентации книги Марины Райкиной «За кулисами: Москва театральная», которая состоялась в «Театриуме на Серпуховке».

Марина Райкина – театральный критик, обозреватель отдела культуры газеты "Московский Комсомолец, ведущая программы «Роли исполняют» и передачи «С чистого листа»", организатор театральной премии "Московского Комсомольца" и музыкального конкурса имени Андрея Миронова. 

В пресс-конференции приняли участие художественный руководитель «Театриума» Тереза Дурова и поэт, режиссер и художник Светлана Астрецова. Книга написана живым языком, с юмором, очень легко читается, поэтому целевая аудитория не ограничена только специалистами – издание адресовано всем. «Я хочу, чтобы ее читал каждый!» – пожелала автор Марина Райкина.

В форме очерков, объединенных в тематические главы, Марина повествует о закулисной жизни московских театров, среди них: МХАТ, «Современник», Театр сатиры, Театр на Таганке, «Табакерка», Театр им. Маяковского, «Театриум на Серпуховке», Театр им. Моссовета и др.

Много лет Марина имела возможность наблюдать театральные будни, даже ездила с театрами на гастроли, о многочисленных интервью не приходится и говорить. Всё это автор собрала в одну книгу, ставшую своеобразным документальным свидетельством развития театра в советские годы и после развала СССР. Автор, подобно Алисе, заглянула в Зазеркалье, точнее, в Закулисье – в святая святых театра, став беспристрастным очевидцем или даже участником многих событий; и в наши дни Марина продолжает фиксировать эту «летопись временных лет», скрупулезно собирая факты, истории, легенды, общаясь с обитателями театральных стен.

С удовлетворением Марина отметила, что, несмотря на изменения в обществе, театр как организм не умер, он продолжает жить по своим законам и правилам. Внимание уделено не только актерам и режиссерам, но и важным членам театральной команды – гримерам, бутафорам, сапожникам и даже суфлерам. Следует отдать должное автору книги – долгие годы журналистской работы помогли Марине не только найти собственный стиль, не только уметь выделить главное, но и непредвзято оценивать различные события, о которых она говорит на страницах. Доверие читателя, от профессионала до обывателя – вот, пожалуй, важнейшая оценка затраченных усилий.

Журналисты первыми получили экземпляры новой книги с авторским автографом. Прессе Марина Райкина рассказала о процессе создания, об отношениях с театрами, о щекотливых для театрального критика моментах и о своем бескрайнем счастье быть допущенной за кулисы лучших театров страны.

На вопрос «РБ» о том, не возникало ли у нее прецедентов с героями ее книги, не возмущались ли они публикацией столь откровенных фактов из их биографии, Марина ответила отрицательно, подчеркнув, что иначе нет смысла брать интервью, если человек не вполне искренен, если он показывает лишь парадную сторону своей личности.

Во время презентации отрывки отдельных глав были прочитаны актерами «Театриума» Борисом Рывкиным и Татьяной Михайлюк.  Порой каверзные вопросы автору подкидывала ведущая презентации Светлана Астрецова. Некоторые ситуации комментировала художественный руководитель «Театриума» Тереза Дурова, много лет работающая вместе с Райкиной над успешными театральными проектами. Дурова, имевшая возможность одной из первых прочитать книгу, сравнила ее с рекой, которая «подхватывает и уносит».

21 января в Московском Доме Книги на Новом Арбате «За кулисами: Москва театральная» была представлена уже для широкого читателя, а также поступила в продажу. Марина планирует провести еще одну презентацию своей книги 6 февраля 2017 г. в ТД «Библио-Глобус». Пожелаем читателям новой книги попасть в Зазеркальный мир театра, в который Марина проложила им дорогу.

                                                                                                                                                                                                                                              Текст Юлия Шапченко

Фото Алексей Щепин

 

 

Мой собеседник – Алексей Летин, один из тех, кого мы называем соотечественниками, потому что уже несколько лет он вместе с семьей живет в Черногории, в городе Тиват.

Т.Веснина: Почему Вы решили поехать Черногорию?

А.Летин: На самом деле мы не собирались там жить постоянно. Просто инвестировали деньги в квартиру для временного пребывания. Вначале мы рассматривали ее в качестве дачи для родителей-пенсионеров и будущих внуков. Но, оценив ситуацию на местном рынке, я увидел, что есть определенная ниша в плане мебельного бизнеса. Покупателю предлагался очень бедный, неинтересный ассортимент. Мы решили изменить его. И уже восемь лет живем и работаем в Черногории.

Т.Веснина: Вы изготавливаете мебель?

А.Летин: Нет, мы поставляем мебель по каталогам из соседней Италии. Кухни, шкафы, диваны, спальни, шторы − все что угодно. Конечно, мы развивались постепенно. Сейчас уже делаем виллы, апартаменты под ключ.

Т.Веснина: То есть Вы там живете постоянно.

А.Летин: Лучше сказать так: там я провожу большую часть времени.

Т.Веснина: У вас вид на жительство?

А.Летин: Рабочая виза.

Т.Веснина: Каково Ваше впечатление от Черногории? Как там воспринимают русских?

А.Летин: Россия, Черногория и Сербия исповедуют одну и ту же православную веру. Поэтому мы, русские, для черногорцев являемся основой этой веры. Соответственно, отношение к русским, как к основе жизни,− очень светлое. По сути своей, мы достаточно близки ментально, у нас похожие языки.

Русский человек, приехавший в Черногорию, зачастую чувствует себя как дома. Это очень важно!

Черногория маленькая, по площади почти равная Московской области, но удивительно самобытная страна. Там пять совершенно разных зон. В течение дня можно посетить горные ущелья, съездить на песчаные пляжи, на Скадарское озеро, в Бока-Которскую бухту. Как говорится, час – туда, два часа −  сюда. И все это – восхитительно!

Поэтому нас, проживающих в Черногории, удивить  какими-то красотами природы довольно сложно. Мы приезжаем в любую страну и думаем: «У нас это тоже есть и, может, даже лучше». Ко всему, конечно, очень важный момент – безвизовый режим для россиян. А сейчас стали предоставлять годовой вид на жительство при наличии любой недвижимости, хоть одного кв.м.

Тем не менее маленькая страна – это как большая деревня. Не скрою, мы скучаем по большому городу, по языку. Кажется, там все есть, но в то же время много чего не хватает. На самом деле мы просто привыкли к иному ритму жизни. Однако существует важное, неоспоримое преимущество. В Черногории сохранились основы воспитания большей части старшего поколения, живущего в России, то есть выросшего в СССР. Это более искренние отношение друг к другу, к чужому человеку, высокий уровень нравственности. Ты не только сам не боишься выходить на улицу, но и не боишься за своих детей. И это подкупает. Скажем, идешь по улице, а навстречу несколько молодых людей, пусть даже подвыпивших, никого это не напрягает.

Дети могут играть со сверстниками во дворе без надзора родителей, никто не переживает, что с ними что-то может случиться. Словом, там очень комфортно.

Мне, москвичу, рожденному здесь и знающему, что это мой город, вдруг стало в нем неуютно. А там, наоборот. Хотя, когда я приезжаю сюда, то чувствую себя как рыба в воде. Однако, выходя на улицу, закрываюсь и открываюсь только там, где я знаю людей и меня знают. Например, прихожу домой − открываюсь, еду на общественном транспорте или на машине − закрываюсь, прихожу на работу −  открываюсь, то есть все время я, то открытый, то закрытый. Там нет такой необходимости, потому что очень доброжелательные люди.

Т.Веснина: Вы общаетесь только с русскими, живущими там?

А.Летин: Нет, с местными тоже общаемся.

Т.Веснина: То есть языковой барьер небольшой?

А.Летин: Язык, конечно, надо знать. Но на бытовом уровне общения хватает  немногих слов. К тому же черногорцы сами стараются учить русский язык, потому что русский в Черногории − главный инвестор. Благодаря русским Черногория поднялась. Люди стали жить лучше. Круг нашего общения − это черногорцы, много сербов, беженцы из Косово. Но, в основном, конечно, общаемся с россиянами, друзьями. У нас там сложилась большая компания, ведь приезжают целыми семьями.

Т.Веснина: А у Вас есть какие-то общины?

А.Летин: Есть диаспора, но очень слабая и не исполняет необходимых функций. В частности, отстаивать интересы соотечественников. Диаспору можно сравнить с клубом для встреч: 8-е марта или 9-е мая отпраздновать.

Т.Веснина: А Вы нуждаетесь в диаспоре или, в принципе, она Вам не нужна?

А.Летин: Нужна. Хорошая, сильная диаспора нужна для того чтобы решать насущные вопросы. Например, выходит какой-то закон по налогообложению. А мы же там работаем и, естественно, нам этот закон надо знать. Было бы хорошо, чтобы нам, россиянам, разъяснили, как правильно его исполнять. Так как этого нет, то каждый пытается что-то делать самостоятельно. В результате, приходит инспекция, которая начинает тебя дергать, указывая, что ты знаешь не все законы. У тебя есть, конечно, юрист, ты ему будешь звонить. Но опять же, нужно чтобы это разъясняли. Повторюсь, возникает много вопросов и относительно ведения бизнеса,  и медицинского обслуживания, и проживания. Короче, масса тем. По-настоящему диаспора должна защищать интересы своих соотечественников и представлять их перед властями. У нас же – просто тусовка по праздникам.

Т.Веснина: Что ж, у Вас есть к чему стремиться. Непременно, появится какой-нибудь человек − достаточно одного, − который все организует.

А.Летин: Нужен буйный. Как В.Высоцкий говорил: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».Да, нужен такой человек, который за это возьмется.

Т.Веснина: Я благодарю Вас, Алексей, за беседу и хочу сказать, что мы с удовольствием предоставим площадку нашего сайта «ЛиК» для русских черногорцев, если это чем-то поможет им в укреплении диаспоры и общении с Россией! Будьте с нами на связи!

 

 

 

 

 

Убийство в Москве русской девочки потрясло и столицу, и всю страну, и весь цивилизованный мир. Как же долго нас приучали любить мигрантов – эдаких дорогих гостей. И постоянно пытаются скрывать все мерзости, ими творимые. Еще нам говорят, что они заселяют Европу и умалчивают, что не менее успешно они обживают русские просторы. А любые попытки русского человека «огрызнуться» воспринимаются как начало новой эры фашизма.

Венгерская патриотка Ласло Петра во время незаконного бунта мигрантов уклонилась и подставила подножку несущемуся на нее здоровому разъяренному мужику. И сразу – суд! Увольнение с работы. Вопли визгливой либеральной прессы – этой стаи бесов. А вот когда иранец толкнул в метро под колеса вагона молодую шведку – бесы молчат, точно так и надо. Молчат, когда в Кельне и других городах насилуют женщин. Молчат, когда крохотной русской девочке отрезают голову. Мол, тихонечко сделаем маленький мемориал  − и достаточно. И только – ядовитый шепот: «Сумасшедшая ведь, что с нее возьмешь. Не нагнетайте страстей… Не забывайте: толерантность, права человека, права меньшинств…» Господи, как тошнит от всего этого!

А что же наши люди? Как отреагируют? Смолчат? Смиряться? По-прежнему будут распахивать двери перед «дорогими гостями», предоставлять им жилье, принимать на работу? Обезумевшие от жадности чиновники и бизнесмены не желают понять, что сегодня мигрант кроток, как ягненок, трепещет перед хозяином, а завтра, при определенном скоплении собратьев, отрежет ему голову. Опыт есть.

Что еще нужно для осознания того, что пора русским, немцам, французам, другим европейцам остановить наступающую на нас чуму. Что нельзя запускать пришельцев с иным менталитетом в наши дома и семьи? Неужели зомбирование населения столь сильно, что дух Ильи Муромца исчез, и мы готовы пасть ниц перед «бусурманским игом»?

Прочитав подобные строки, либеральные бесы опять начнут пугать фашизмом. Фашизм у нас давно, он – со стороны тех, кто разоряет русскую землю, обирает население, уничтожает его традиции, а потом заселяет страну чужаками.

Но национальная власть уже поднимает голову, она стучится в двери многих европейских стран. А скоро постучится и к нам. Вот тогда либералы завизжат еще раз… от ужаса!..

Лично для меня, национальная власть важнее всего на свете. И когда она воцарится на Руси. Тогда никто не посмеет убивать русских детей.

 

 

 

 

Мы все рождаемся практически с одинаковым весом. Мы растем, и за нашим весом следят родители. А, скажем, лет с четырнадцати, когда мы уже осознанно можем взглянуть на себя со стороны, то обращаем внимание на свою фигуру. И зачастую она нам не нравится.

Грустно, когда душа упакована в какой-то бесформенной массе. Когда желание есть преобладает над желанием быть физически приятным человеком.

Конечно, многие хотели бы подкорректировать свою фигуру, но как то не досуг, поэтому хочется напомнить очень хороший афоризм испанского мыслителяБальтасара Грасиан-и-Моралес «Осанка человека − фасад души». 

Что на сегодня имеется в нашем распоряжении, чтобы, пусть не достичь физического совершенства, но хотя бы стремиться к нему. С вопросами на эту тему я обратилась к Валерию Николаевичу Волгину, профессору, доктору медицинских наук,  дерматологу, косметологу, дерматоонкологу.

Т.Веснина: Какие сейчас наиболее востребованные направления в совершенствовании человеческого тела?

В.Волгин: Еще Антоний Великий сказал: «Душа состраждет телу…» Поэтому надо думать о душе, но и не забывать о теле. Просто необходимо поддерживать себя в хорошей физической форме.

Я так понял, что Вы с четырнадцати лет стали задумываться о своей фигуре, а у меня двенадцатилетняя дочка уже всерьез взялась за себя: ходит на женский футбол, занимается боксом, в пище отдает предпочтение овощам, фруктам. То есть в связи с акселерацией, − ранним развитием молодежи, ранним половым созреванием, − сдвигается время, когда начинают следить за своим весом.

Хотя  поддерживать внешний вид можно и нужно в любом возрасте. Существуют различные направления коррекции веса. Прежде всего, это правильное питание и определенная физическая нагрузка. Баланс между физической нагрузкой и питанием определяет наш внешний облик, здоровье, а значит, и наше будущее.

У некоторых людей есть генетическая предрасположенность к полноте или, наоборот, к худощавости. Так, например, у родителей астенического типа телосложения рождаются обычно такие же дети, которые во взрослом состоянии, большей частью, не набирают лишнего веса. Тем не менее, если они будут злоупотреблять жирной, калорийной пищей, а именно она самая вкусная, то тоже наберут лишний вес.

Здесь хочется заметить, что в нашем обществе «вкусными перекусами» принято заполнять рабочий перерыв, отдых и вообще свободное время. А это чревато неприятными последствиями.

Если вы видите, что набираете лишний вес, то его следует снизить не только с помощью рационного питания, но и адекватной физической нагрузки.  К такой нагрузке относятся прогулки по часу-полтора вечером; прогулки до работы. Можно не доезжать на маршрутке до места работы, а 10-15 минут  пройдитесь пешком от метро. Также во время перерыва можно выполнить какие-то физические упражнения. Но, как правило, большинство ленится это делать. Поэтому каждому необходимо выделить определенное время на занятия физкультурой, в частности, фитнесом 2-3 раза в неделю, по 1,5-2 часа.

Причем, когда вы активно занимаетесь, вам уже не потребуется лишней пищи, чтобы насытить желудок, и главное, вы сами будете формировать ваше тело.

С опытным фитнес  тренером вы можете последовательно прорабатывать любые группы мышц и шаг за шагом достигать определенных результатов. Да, бесспорно, существуют различные диеты, более 600 видов, некоторые из которых позволяют похудеть достаточно быстро. Но, по обыкновению, если вы резко худеете, то потом непременно наберете свой вес, и даже больший. В чем причина? Человек не может правильно сбалансировать свой образ жизни и питание.

Однако достаточно 3-х разового занятия фитнесом в неделю и исполнения элементарных рекомендаций по питанию, чтобы отлично выглядеть. 

Т.Веснина: Насколько различны программы физических нагрузок для женщин и мужчин?

В.Волгин: Женщины отличаются своей выносливостью, мужчины – силой.  Чтобы давать советы, я сам специально посетил ряд занятий по аэробике. Среди занимающихся было 80% женщин и, соответственно, 20% мужчин.  Мужчины, чтобы показать свою силу, брали, например, штангу не  10 кг, а  15-20 кг и через 10-15 минут выдыхались. Женщины же спокойно выполняли все программные упражнения  с небольшой нагрузкой в 5-10 кг.

В зависимости от конституции тела и вида фигуры подбирается индивидуальная программа, как для женщин, так и мужчин.

Т.Веснина: Но ведь очень важно правильно выбрать фитнес студию и найти, как говорится, своего тренера.

В.Волгин:  Да, действительно, это непросто. Повсюду всевозможная реклама зазывает на занятия в различные студии, клубы. Однако лучше всего узнавать о них через друзей, знакомых, которые уже где-то занимаются. Вы правильно заметили, что каждому необходимо найти своего тренера.

Приведу пример. Был у меня пациент, который после 6 месяцев занятий с индивидуальным тренером сбросил 20 кг. И он мне сказал, что с этим тренером готов заниматься хоть всю жизнь. Именно такой духовный контакт с тренером необходим каждому, кто приходит в фитнес студию.

Тренер подбирает специальную нагрузку на каждую группу мышц, также дает рекомендации по питанию. Как правило, он советует больше есть овощей, фруктов  и меньше мяса, хотя оно тоже необходимо, т.к. содержит незаменимые аминокислоты, необходимые нашему организму.

Человек, видя, что он способен сам формировать свою фигуру, в дальнейшем уже не может обойтись без занятий фитнесом. При этом помимо  физической возникает и духовная потребность приходить в студию.

В последнее время тема культуры тела стала весьма актуальной. Если человек здоров, у него привлекательная внешность, то и в остальном все у него в жизни складывается.  

Т.Веснина:  Хотелось бы услышать совет от Вас. Какую фитнес студию, какого тренера Вы можете порекомендовать, чтобы он помог стать нам красивыми и счастливыми?

В.Волгин: Я, например, посещаю фитнес студию «Платон», раньше она называлась «От рассвета до заката», которой руководит тренер по фитнесу Евгений Глутник, молодой, атлетически сложенный мужчина. Его студия оснащена великолепными тренажерами для проработки всех групп мышц. Студия небольшая, и поэтому Евгений уделяет внимание каждому посетителю. Помимо разработки программы занятий, он подбирает упражнения на тот случай, когда по какой либо причине не будет возможности посетить студию.

Т.Веснина:  А что вы посоветуете тем, кто пока раздумывает: заниматься ему фитнесом или нет, а выглядеть и чувствовать себя хочет хорошо.

В.Волгин: Я бы посоветовал прогулки, катание на велосипеде, тренировки с помощью простых тренажеров, например, эспандеров. Лет 40-50 назад человек проходил около 20 км в день, поэтому лучше работал кишечник, лучше была развита нервная система, органы чувств, мышцы, причем все группы. Сейчас же это расстояние сократилось в лучшем случае до 5 км в день.  В заключение, могу только повторить: будьте в хорошей физической форме, и у вас все сложится.

Т.Веснина:  Валерий Николаевич, я благодарю Вас за интервью и обязательно последую вашему совету: посещу фитнес студию «Платон» и побеседую с ее руководителем.

 

 

 

 

Анатолий Иванович Доронин, директор центра славянской культуры им.К.Васильева, истинно русский человек, глубоко любящий родную культуру и всеми силами пытающийся сохранить ее и донести до людей.Главный редактор «ЛиК» Тиана Веснина побеседовала с Анатолием Ивановичем.

Т.Веснина: Чем недавно прошедший 2015 год был знаменателен для Вас?

А.Доронин: Мне исполнилось 70 лет. В этом возрасте невольно хочется подвести какой-то жизненный итог, понять, насколько нужно людям то, что ты делаешь. И мне отрадно, что мой юбилей был отмечен Межрегиональным благотворительным общественным  фондом содействия поиску, поддержке и прославлению народных талантов «Глас ангельский Руси». Мне была вручена грамота в знак того, что меня удостоили звания «Глас ангельский Руси», и награда − статуэтка «Ангел Трубящий» в номинации «Хранитель». Я рассматриваю это как духовное вознаграждение.

А так, 2015 год, как и все предыдущие, – был годом борьбы. Мы боремся за утверждение славянской духовности и надеемся, что труд наш не окажется напрасным, что все больше людей будет обращаться к нашей истории, культуре.

Не могу не заметить, что когда мы только начали пропагандировать творческое наследие Константина Васильева, у нас буквально ломились залы от посетителей. Особенно в 80-е годы.

Сейчас же совершенно отчетливо ощущается духовное безразличие. Люди мало ходят в музеи, мало читают книг. Интернет заменяет все. В настоящее время оформилась другая культура. Немного это беспокоит.

К сожалению, и наш музей тоже не в числе особо посещаемых. Хотелось бы, конечно, чтобы люди приходили сюда чаще. Они бы открывали для себя и в себе очень много нового, неожиданного. Мы можем духовно подпитать человека.

Пусть приходят! Я надеюсь, что у славян пробудится интерес к своей собственной культуре, к своим корням.

Т.Веснина: А почему, как вы считаете, происходит такое?

А.Доронин: Деградация общества.

Т.Веснина: Чем она вызвана?

А.Доронин: Мы утратили свой духовный путь. Но мы его, непременно, найдем. Сейчас, как говорили в свое время, Россия сосредотачивается. Мы собираемся с силами, мы как бы приоткрыли один глаз, но когда наш народ откроет второй глаз, тогда мало никому не покажется.

Мы не станем размахивать дубиной, а будем утверждать культуру, обращаться к совести не только своей, но всех народов, будем возрождать человеческую духовность. Только посредством культуры, посредством духовности можно идти вперед. А экономический путь – всегда был второстепенным, не определяющим основные этапы развития человечества.

Как известно, гении были не только в русской культуре. Скажем, в Германии в творчестве знаменитого композитора Рихарда Вагнера  красной нитью проходит идея борьбы со злом, порожденным властью золота.

Р.Вагнер считал, что человечество погибнет, если будет поклоняться золотому тельцу. К сожалению, сейчас все человечество, в том числе и русский народ, увлекаемо жаждой наживы. Но мы упираемся руками и ногами, пытаемся остановиться, найти свой настоящий вектор движения. И я уверен, что для этого необходимо бывать в нашем музее, чтобы все доброе, истинное, что было заложено нашими предками, проснулось в нас.  Я уповаю на 2016 год. А 2017 год, убежден, будет годом возрождения и величия русского народа.  

Т.Веснина: Бесспорно, непросто в настоящее время быть хранителеми подвижником славянской культуры. Как Вам удается преодолевать трудности и двигаться вперед?

А.Доронин: Я занимаюсь пропагандой творчества Константина Васильева почти 35 лет. А Константина Васильева убили не для того, чтобы его творчество стало достоянием народа, поэтому на протяжении всех этих лет нам чинили самые разные препятствия, иногда  в изощренной форме. Кончилось тем, что даже подожгли здание музея.

Т.Веснина: К нам в гости из Бельгии приезжал Крис Роман, руководитель движения «Евро-Русь», и когда я его пригласила посетить музей, Крис мне сказал: «Так он же сгорел».

А.Доронин: Даже там знают!.. Не скрою, проблем было очень много, но тем не менее мы сумели сохранить картины. И не беда, что они сейчас экспонируются в Казани. Татары более трепетно относятся к своим гениям (К.Васильев с 1949 года жил в посёлке Васильево под Казанью. Учился в Казанском художественном училище (1957—1961) Прим. ред.). Под постоянный музей они выделили прекрасное здание в центре города на улице Баумана, это, как у нас Арбат, пешеходная зона. И люди всегда могут прийти туда и приобщиться к творчеству К.Васильева. Т.е. мы его творческое наследие сохранили. А бились мы за него более 30 лет.

У нас был свой общественный музей, который подвергался остракизму, испытывал постоянное давление. Но картины мы сохранили, передали государству. Однако, несмотря на это, наш музей не пустует: у нас есть подлинники К.Васильева, не буду говорить какие, чтобы не привлекать недругов. Хотя, в основном, конечно, здесь копии. И тем не менее они прекрасно работают и энергетически и смыслово.

Кроме произведений К.Васильева  у нас представлены работы других, с нашей точки зрения, интересных художников. Мы со всей Руси собирали полотна мастеров, работающих как бы в васильевской теме. Но до К. Васильева им еще очень далеко.

Константин Васильев – это гений, он в ментальном плане создавал образы, которые поднимались до символического звучания. Образы-символы. А современные художники работают в астральном плане, т.е. чувственно. Они отражают события жизни, как иллюстрируют сказки. И  все же, это очень трогательно, трепетно, интересно, и хорошо воспринимается молодежью. Так, несмотря ни на что, мы сохраняем и приумножаем русскую культуру.

Т.Веснина: Сколько вообще картин написал К.Васильев?

А.Доронин: Несколько сот работ. Поразительно, что он начал свое творчество в том жанре, которым мы особенно дорожим: это васильевская тема  – мифология, история. Он к ней подошел в 27 лет, а погиб в 34 года, т.е. получился 7-летний цикл, за который он создал 200 картин. Если же взять графику и небольшие работы, то, примерно 300.

Т.Веснина: Мне кажется, что до К.Васильева у нас не было такого самобытного художника, который бы писал на древнеславянскую тему. Когда я впервые увидела репродукции его картин в журнале «Огонёк», если не ошибаюсь, я была очарована именно потому, что ничего подобного до этого не видела.

А.Доронин: Скажу, что в этом направлении работали И.Билибин, В.Васнецов.

Т.Веснина: Но там, с одной стороны, какой-то академизм, а с другой – сказочность. Творчество же К.Васильева − это что-то совсем новое.

А.Доронин: У него доминирует провиденческое начало. Он как бы не сам по себе существовал, а словно его вели. Вообще, и это мое глубокое убеждение, на Руси русский народ страдает традиционно, несет на себе огромное бремя исторической ответственности. Его постоянно гнобят, унижают, пытаются лишить собственной истории.

И когда совсем становится невмоготу русскому народу Высшие силы посылают  ему какую-то маленькую надежду, точно спасительное зернышко бросают в почву. У нас  были А.Пушкин, Ф.Достоевский, С.Есенин, Н.Рубцов, И.Тальков. И тогда народ, затаив дыхание, смотрит с надеждой на этих людей, которые открывают какую-то грань собственной истории, указывают путь.

Такое провиденческое начало нес в себе и Константин Васильев. Его картины, по большому счету, − образы древних русских богов. Наша история 1000-летней продолжительности − это лишь одно звено в исторической цепи. А цепь огромная. Десятки тысяч лет наш народ жил и живет на огромном  Евразийском континенте. И масса артефактов, которые мы сейчас находим, говорят о том, что  у него была высочайшая культура. Народ не просто поклонялся каким-то божествам, народ знал законы природы, т.е. каноны, по которым Создатель утвердил все на земле и построил гармоничную среду. И природа, и человек, и минеральный и растительный мир − все это творение Создателя.

Наши предки знали, как пребывать в гармонии со средой, поэтому они жили радостно и духовно. Мы это утратили, мы стали считать себя царями природы. Стали безжалостно уничтожать ее, варварски использовать ее недра, не думая о том, что мы не последние на этой земле, что за нами следуют поколения. Мы должны все сохранить и передать детям, внукам.

Наши предки имели особые знания, а мы их утратили. Вот о том далеком историческом срезе как раз и пишет К.Васильев. Он обращает нашу память в то героическое пространство, когда народ уверенно жил на этой земле. Боги, которым поклонялись наши предки, в основном были солнечными богами. И это был, скорее, не культ почитания, а уважения.  Наши предки пели своим богам гимны и считали себя внуками божьими. Это, согласитесь, совершенно другая оценка себя: мы − не божьи рабы, а внуки. Другой статус.

К.Васильев пытался напомнить нам, какими были наши предки. И он настолько интересно это передает, что иногда человек, точно завороженный, не может отвести взгляда от картины.

В первые годы, когда мы только начинали популяризировать, выставлять полотна К.Васильева, я иногда наблюдал такое: стоит человек перед картиной и плачет.  Подходишь к нему, спрашиваешь: «Почему плачете?» Он говорит: «Я не знаю, что-то меня такое из глубины пробивает, я не могу это словами выразить, но ощущаю, что какая-то связь установилась у меня с этим образом». То есть К.Васильев как бы из небытия возвращает реальное существо, которое находит резонанс в душе нашего современника. Это удивительно!!

По большому счету за эти 7 лет, К.Васильев, с одной стороны, возродил наших пращуров такими, какими они были, с другой − создал пантеон древних русских богов. И он будет востребован. Мы вошли в эру Водолея, продолжительностью в 2140 лет, при этом доминирующей планетой становится Уран.

И здесь важно отметить, что ураническая энергия совпадает с духовной энергией русского народа.  Поэтому именно русскому народу сейчас будет дана огромная энергетическая помощь. И именно русский народ должен будет создать ту идеологию, ту культуру, которые потом захватят умы всего человечества.

Ведь до этого, две тысячи с лишним лет, была эпоха Рыб: и вся идеология шла с Востока. И христианство, и буддизм, и ислам – все с Востока.

Таким образом, сейчас Россия станет тем генератором, который будет создавать новые духовные ценности. И их фундаментом будут как раз образы из того пространства, которые возрождал К.Васильев.

Он первым пробудил нашу генетическую память. И это та опора, без которой, может быть, трудно было бы выйти на свой путь. Я думаю, К.Васильев сделал огромное дело для русского народа.

Т.Веснина: На нашем сайте с большим интересом была воспринята книга «Наследники гиперборейской культуры – славяне», в конце которой Вы предупредили, что последует продолжение.

А.Доронин: Мы побывали с экспедицией на Валдае и собрали хороший материал. Необходимо время, чтобы его оформить. Валдай – это очень древнее место. Когда ледники шли с Севера, они миновали именно это пространство, и поэтому там сохранилась древняя культура.

В свое время валдайская возвышенность Фалево была мощнейшим капищем, на ней находились камни, посвященные древним божествам. Когда в наше время начали разрабатывать песчаный карьер, то наткнулись на камни с огромными рунами, письменами. Однако  работники местных музеев отказались взять их, сославшись на то, что это как бы культура не узаконенная, и не было никаких директив на этот счет из Москвы.

Поэтому камни потихоньку растащили по дворам. Один камень мы привезли в наш музей. Тем не менее есть в тех местах удивительные подвижники, которые всеми силами пытаются сохранить хотя бы то, что осталось. Надо сказать, что у них встречаются уникальные камни. Очень хотелось бы рассказать об этом.

Т.Веснина: Значит, в наступившем году мы будем ждать продолжение книги о ваших изысканиях.

 А.Доронин: Даст Бог, сделаем.

 

 

 

 

 

Вечный спор между западниками и славянофилами, в котором последние утверждают, что  Россия особенная страна, впрочем, - как и любая другая, - и что русские настолько своеобразны, что и сравнить их не с кем, как ни странно, с моей точки зрения, разрешил совсем не русский человек. Он прославился тем, что писал пьесы, и пусть сюжеты у него зачастую заимствованные, но он поистине гениален, ибо так излагал события, вывел таких персонажей, что все, о чем он писал, актуально по сей день. Ведь главное – не антураж эпох, а нравы, человеческие сердца, которые не изменили столетия.

Этому драматургу еще удалось помимо прочего вывести гениальную формулу образа жизни человека на земле. И опять же, об этом говорили многие и до него, но именно он сумел лучше всех подобрать и сложить слова: «Весь мир − театр, а люди в нем актеры». Причем эта формула Шекспира интернациональна. И никакие воинствующие славянофилы, не смогут ее отменить.

Ведь мы с упоением разыгрываем спектакли на сцене огромного театра «Россия»! Вернее, большинство разыгрывает, а меньшинство вынуждено смотреть.

Не так давно наши предки играли агитку под названием «Весь мир разрушим». Слава богу, что режиссер оказался посредственным, продажным и вообще сошел с ума.

Далее, до кровавых мозолей на руках и языках играли пьесы: «Отец народов», «Враг народа». Потом хитрый спектакль «Оттепель», после чего немного подтаяло, а затем так заледенело, что повис железный занавес.

Отгородившись, пошли во всю спектакли: «Закрома родины», «Дорогой Леонид Ильич». 

Большой резонанс имел спектакль «С легким паром», в котором уполномоченные от власти повсюду ловили советских людей, по их мнению, прогульщиков: брали даже голых и тепленьких в банях. Этот спектакль был из жанра абсурда. Какие прогульщики, когда весь советский народ работал, правда, кто как мог. Кто воровал на базах, кто в магазинах занимался спекуляцией, кто спал за письменным столом инженером, кто плановиком, кто ходил сонно полупьяным слесарем, разводящим руками при любых поломках: прокладок нет. Кто колхозниками, помыкающими теми же инженерами и их сменой студентами, которых направляли на сбор урожая, сваливаемого в кучи у края полей, а затем в овощехранилища, где опять те же советские инженеры, и это действительно подлинное ноу-хау советской власти, потому что ни в одной стране инженеры такими делами не занимаются, очищали, стоя у огромных вонючих ящиков, склизкую капусту, морковь, свеклу, которые потом отправлялись как свежие овощи в магазины, где их покупали все те же многострадальные инженеры, выстояв длинные, злые, ругливые очереди, создаваемые советскими людьми. Вот в чем мы были тогда впереди планеты всей – так это по созданию очередей.

Затем с огоньком принялись перестраивать пустоту: закрома то оказались пусты! Но чем действительно может гордиться русский народ, так это своими провидцами. Присущ этот дар нашим писателям, поэтам. «Будем лопать пустоту», - предупреждал Бурлюк.  И, вполне вероятно, что это лопание не только в прошлом…

Потом наступили новые смутные времена с сумбурно-детективным спектаклем «Коробки из-под ксерокса» с эпилогом – преемник.

А сейчас мы играм спектакль по самой мудрой сказке Андерсена… Какой? По самой мудрой. Заходимся в творческом упоении от сладкоголосой лжи. Да мы и сами обманываться рады, как предвидел наш великий А. Пушкин.

«Надо будет затянуть пояса!», - раздается клич из-за кремлевской стены. - «Ура».  - «Доллар растет -  это так полезно для российской экономики».  – «Ура!» - «Европейцы – враги» - «Да, да». - «Китайцы братья!» - «Да, да». «Будем есть их отравленные химикатами и нечистотами овощи». -

«А почему нельзя покупать у финнов, литовцев, эстонцев?..» - «Они навязывают нам свои ценности». – «А китайцы одежду, продукты и еще себя в придачу». – «Первым нельзя, вторым зеленый коридор. Так надо!»

«Рейтинг растет!». −  «Ура!»  За 20 лет гениального менеджмента, по срокам даже Дорого переплюнули, ничего не придумали, кроме добычи нефти, газопроводов, нефтедолларов. Цены растут, качество падает, грозят талоны – опять же Бурлюк: «В животе чертовский голод, все, что встретим на пути, может в пищу нам идти» – т.к. в отдельно взятой стране созидают новый строй. Какой? Да вот соседи, не те, что враги-европейцы, а те, что братья-таджики, приняли мудрое решение насчет своего президента. Почему не позаимствовать их ценность? Какую? Мудрую настолько, что просится в слоган: «Даешь президента пожизненно!»

И все-таки давайте допустим, что мы особенные, но построить особое государство невозможно (да мы и пробовали). Ведь мы живем в коммуналке, в огромном многоквартирном доме, и если все пожелают стать тоже чересчур особенными, то начнут от каждой квартиры проводить коммуникации, можно, наверное, только зачем, да и дом рухнет от излишних особенностей.

Впрочем, кое-чем мы действительно отличаемся. Не так давно в Третьяковке была устроена выставка работ В.Серова, так жаждущие, как сказала одна девушка в интервью центральному каналу, окультуриться, двери снесли. Правильно, а как иначе? Ведь для них – что окультуриться, что отовариться. Толкались, дрались, ломали, крушили, пробились в зал – посмотрели, души свои отоварили и пошли. Но у товара есть срок годности, так что через полгодика их души вновь станут пустыми и злыми. И снова просятся слова одного из наших провидцев для таких вот почитателей культуры: «В очередь, сукины дети, в очередь».

А вот еще в чем мы непревзойденно особенные: маленькие по сравнению с нами страны с лёгкостью, согласно закону, меняют своих президентов, канцлеров, премьер-министров, т.е. среди их народа всегда находятся достойные представители, которым можно доверить управление страной.  А у нас - многомиллионная страна уже в течение нескольких десятилетий не может выдвинуть никакой альтернативной личности на пост главы государства. Это уже крах нации, когда появляются «незаменимые», когда интеллигенция так называемая, а скорее, самопрозванная ломает двери в Третьяковке.

И возникает наш любимый, неизбывный вопрос: Что делать? –

Стать русскими!

 

 

 

 

 

 

 

 

Формула молодости в наше время – это не абстрактное выражение. Некоторые составные части ее известны, другие пытаются вывести. Метод фотодинамического омоложения кожи сегодня уже не инновация, но тем не менее по привычке большинство женщин тратит деньги на кремы, которые, согласно рекламе, подтянут овал лица и сделают рельефными его контуры.

Бесспорно, косметика незаменимый помощник в сохранении привлекательности, однако, когда Вам  за сорок, именно фотодинамическая терапия действительно сможет помочь Вам стать моложе. Что ни говори, а молодость – это хорошее настроение, это вера в то, что все еще будет.

Чтобы узнать подробности о фотодинамическом омоложении, главный редактор «Литературного коллайдера» (ЛиК) Тиана Веснина обратилась за консультацией к  Валерию Николаевичу Волгину, профессору, доктору медицинских наук,  дерматологу, косметологу, дерматоонкологу.

Т.Веснина: В прошлом интервью мы с Вами говорили о фотодинамической терапии как о методе борьбы с раком кожи. Но я слышала, что фотодинамическая терапия еще помогает омоложению человека, каким образом?

В.Волгин: Применение фотодинамической терапии не ограничивается только лечением опухолевых заболеваний кожи. Она используется и для лечения переходных состояний, предраков, гиперкератозы, коррекции рубцов, лейкоплакии, крауроза и пр.

В отличие от других методов, таких как пилинг, ботокс, использование гиалуроновой кислоты, когда в организм, в частности в кожу, вводятся противоестественные для него химические вещества, ведущие к истощению кожного покрова, при фотодинамической терапии задействуются резервы собственной кожи и таким образом происходит омоложение эпителия.

Я всегда повторяю: резервы кожи – не бесконечны, поэтому  при частом применении пилингов, шлифовок, абляций (абляция – испарение поверхностных тканей лазерным импульсом. Прим. ред.) кожа истончается и начинает обвисать. Тогда уже необходима хирургическая операция – подрезание обвисающей кожи, чем достигается лифтинг лица. При фотодинамической же терапии лифтинг достигается естественным путем. Поэтому ее применение − наиболее рациональный и безвредный способ омоложения.

Т.Веснина: Что собою представляет сеанс фотодинамической терапии для омоложения? Необходим ли какой-то подготовительный период?

В.Волгин: Фотодинамическая терапия кожи лица, шеи, при необходимости декольте, кистей рук проводится вне обострения кожных заболеваний, таких, например, как акне, атопический дерматит, экзема и пр. Т.е. до начала процедуры фотоомоложения все эти заболевания должны быть пролечены.

При проведении фотодинамической терапии на проблемные участки кожи наносится фотосенсибилизатор и через определенное время экспозиции проводится облучение красным лазером.

Т.Веснина: Что собой представляет фотосенсибилизатор?

В.Волгин: Если, например взять гель фотодетазин, то это препарат хлорина Е6, изготавливаемый из водоросли спирулина, т.е. естественное растительное сырье, обработанное определенным образом и не представляющее вреда для организма. Тем более что всасывание его в организм, в частности в кожу, минимальное и избирательное, препарат впитывается клетками, в первую очередь измененными, отмирающими.

После нанесения фотосенсибилизатора кожа пациента покрывается пленкой для лучшего впитывания препарата. Аппликация фотосенсибилизатора длится 30–40 минут. Затем  в течение 15-20 минут проводится облучение красным лазером с рассчитанной дозой излучения. При этом идет воздействие на проблемные и стареющие клетки. Вся процедура длится около часа.

По окончании процедуры пациент смазывает кожу смягчающим кремом, который больше ему подходит, лучше всего с витамином А, и идет домой.

Сеансы проводятся 1 раз в неделю или 1 раз в две недели. За это время кожа успевает восстановиться. Старые клетки отходят, кожа обновляется новымикератиноцитами, морщины сглаживаются, черты лица подтягиваются, становятся более четкими.

Т.Веснина: А сколько вообще нужно сделать сеансов?

В.Волгин: Для каждого пациента – это индивидуально. Обычно 3-5, но в некоторых случаях до 10 сеансов. Все зависит от проблемности кожи, ее фототипа, выраженности морщин, наличия рубцов, гиперпигментации и прочих факторов.

Т.Веснина: После сеанса будут какие-то покраснения на коже, или пациент сможет вести привычный образ жизни?

В.Волгин: После проведения сеанса наблюдается легкая гиперемия (покраснение) кожи в области воздействия, которая проходит в течение получаса. Если же пациент смазывает кожу смягчающим кремом, гиперемия проходит еще быстрее. Но вообще, лечение требует времени.

В течение 1–2-х недель идет отшелушивание кожи и замещение ее новой здоровой. Также пациенту рекомендуется сутки не появляться на ярком активном солнце, учитывая то, что ему наносился фотосенсибилизатор, который реагирует на солнечные лучи.

Т.Веснина: Соответственно, лучше проводить фотодинамическое омоложение весной-зимой-осенью?

В.Волгин: Такие предложения есть. Но, как показала практика, фотоомоложение, фотокоррекцию можно проводить в любое время года, при условии соблюдения пациентом светового режима, т.е. избегать нахождения на открытом солнце. При этом также учитывается тот фактор, что препарат вводится организм не внутривенно, а аппликационно.

Т.Веснина: Есть криомассаж, есть фотодинамическое омоложение. Что следует использовать в первую очередь?

В.Волгин: Каждый из этих методов лечения является самостоятельным. Обычно лучше начинать с криовоздействия, когда убираются грубые нарушения кожи: кератомы, гиперпигментация, сглаживаются глубокие морщины и потом уже на этом фоне проводить фотодинамическую терапию, которая по своей активности является значительно  более действенной, чем  криоомоложение.

Т.Веснина: С какого возраста желательно проводить криомассаж и фотодинамическую терапию?

В.Волгин: Крио- и фотоомоложение кожи, как правило, проводятся лет с 25 – 27 лет, когда начинаются возрастные изменения. Но если существуют заболевания, такие как акне, атопический дерматит и аналогичные им, то можно проводить лечение этими методами уже лет с 14-16-ти. Хотя в большинстве случаев  фотоомоложение рекомендуется после 25 – 30 лет и по мере необходимости.

Т.Веснина: А до какого возраста можно пользоваться этими методами омоложения? До 60, до 70 лет?

В.Волгин: Их можно применять, образно говоря, до бесконечности. Кто сколько хочет. У меня был пациент 1901 года рождения. После того, как ему удалили базалиому, он пожелал удалить и кератому. «Хочу хорошо выглядеть», − пояснил он свое желание.

Т.Веснина: Кроме этих методов нехирургического воздействия, о которых мы говорим, существуют еще какие-то?

В.Волгин: Одновременно с коррекцией кожи проводится коррекция внутренней среды организмы. Назначаются общеукрепляющие, общестимулирующие средства, сорбенты, эубиотики, сосудистые препараты.

Т.Веснина: Что такое сорбенты, эубиотики?

В.Волгин: Сорбенты – препараты, выводящие токсины из организма, сорбирующие на себя шлаки и очищающие внутреннюю среду  организма.  

Эубиотики – препараты, содержащие полезные лакто- и бифодобактерии для коррекции микрофлоры кишечника.

Т.Веснина: Есть какие-нибудь статистические данные о хотя бы единичных случаях негативных последствий применения криомассажа, фотодинамического омоложения?

В.Волгин: Если соблюдаются все рекомендации, таких последствий не бывает.

При фотодинамической терапии идет замещение старых клеток новыми, молодыми, то есть происходит естественное омоложение кожи.  Как говорится,  кто управляет гибелью клетки, тот управляет жизнью.

 

 

 

 

Анжелика Волгина, педагог высшей категории, преподает историю в средних и старших классах.

С детских лет увлекается поэзией и прозой. Пишет стихи, песни и музыку к ним.

 

             

  МОСКВА

 

Брат уехал.

Оставил привет:

«Люби этот белый свет…

Так много цветов вокруг.

Пусть не закончится летний круг!»

 

 Брат уехал.

Оставил в зеркале взгляд:

«Вернулись ли, сестрёнка, назад?»

Тоскливо, уныло, постыло.

Хочется вспоминать,

Как в детстве все было.

  

РАЗМЫШЛЕНИЯ

 

Дни мои сочтены,

Пора собрать дневники.

Что осталось у нас

В этот загадочный час?

     

Будут еще рукописные

Лежать на столе подписанные.

Калейдоскоп души

Не измерить, прости.

 

Вопросы твои ко мне,

Ответы мои тебе

Быстро летят по почте.

Снова идут года.

 

Нет беды у тебя,

Солнце скажет нам «да».

Принять в гости весна

Нас согласна всегда.

 

ЦВЕТЫ

 

Цвели цветы,

Не прятали росы.

Улыбались солнцу,

Подпевали небу.

 

Знакомы мы,

Узнал у тишины.

Красотой объят весь,

Любящих простят –  весть.

 

ТРАНЗИТ

 

Транзит − опять вперед,

Транзит меня спасет.

Транзит – мой образ жизни.

Транзит без всякой мысли.

 

Не надо меня звать.

Не надо меня искать.

     Проститься в который раз

     Звучит уже как приказ.

 

ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

 

Штормовое предупреждение:

На дороге скольжение.

Какое тут вдохновение.

Только сомнения.

 

В пути  − я.

 

В пути потеря.

Куда прийти?

Не знаю я.

 

 

 ПОЛЕ ЧУДЕС

 

Вижу Поле Чудес.

В небе быстро исчез.

На радарах пятно.

Слушай пульс заодно.

 

Подарю подарок свой

Я лошадке дорогой.

Дам овса, водицы

И совет вознице.

 

 ПИСЬМО

 

Письмо я утром получила

И осторожно его вскрыла.

Прочту мечту твою, не скрою.

Я напишу: «Живу в покое!»

 

 СУДЬБЕ НАВСТРЕЧУ

 

Смотрю в глаза,

Судьбу не встречу.

В горах седых

Я Вам отвечу.

 

Среди всего я потерялась.

Найти себя не собиралась.

Загадку знаю – не разгадаю.

Иду на встречу, мне сосны шепчут.

 

          

 ДЕНЬ ЗНАНИЙ

(песня)

 

Проигрыш: Буквы, цифры и мелки. Буквы, цифры и мелки.

 

Прекрасные дни,

Салютов дожди.

Страна в сентябре,

Учиться надо мне!

 

Припев:

 

День знаний,

Новое узнай!

День знаний,

Ты не унывай!

 

Проигрыш: Буквы, цифры и мелки. Буквы, цифры и мелки.

 

Золотистый мир,

Знаний школьных пир.

Страна в сентябре,

Учиться надо мне!

 

 Припев:

 

День знаний,

Новое узнай!

День знаний,

Ты не унывай!

 

           

ЛЕТО

(песня)

 

Лето встретило тебя,

Солнцем осветило.

От зари и до заката

Любовью дарило.

 

Припев:

 

Луч теплее грусти,

А цветы нежны.

Луч теплее грусти,

И будут сладки сны.

 

 

Лето встретило тебя,

Пригласило в дом любя.

Стол накрыло,

Обо всем поговорило.

 

Припев:

 

Луч теплее грусти,

Цветы нежны.

Луч теплее грусти,

Милые сны.

 

 

 ОСЕНЬ

 (песня)

 

Звезда исчезла,

Никто ее не зовет.

Взгляд в черное небо,

Вот бы в – полет.

Осень пестрое платье надела,

Мне тихую песню спела.

 

Припев:

 

Дорогая, спокойная, нежная,

Откровенная и сердечная.

 

Туман рассеялся,

Утро преподнеся.

Звуки сольются

В слова «Люблю тебя»

Осень пестрое платье надела,

Мне тихую песню спела.

 

Припев:

 

Дорогая, спокойная, нежная,

Откровенная и сердечная.

 

МЯЧИК

 (песня)

 

С детством встретилась семья,

папа, мама, я!

Много ты узнал уже,

Поиграйте в мячик все!

 

 Припев:

 

Мячик, мячик, мячик мой!

Детства золотого,

Мячик, мячик, мячик мой!

Не найти такого.

 

Волейбол и баскетбол,

Большой теннис и футбол,

А пока хоккей с мячом,

Забивайте хором гол!

 

Припев:

 

Мячик, мячик, мячик мой!

Детства золотого,

Мячик, мячик, мячик мой!

Не найти такого.

 

ИГРЫ

(песня)

     

Я играю в игры:

В шахматы, мячи:

Я играю в игры

В шашки и флажки.

 

Припев:

 

Догони, поймай черепаху, зайца.

Догони, поймай… голубь улетай.

 

Я играю в игры –

Кубики, шары.

Я играю в игры –

Куклы, пузыри.

 

Припев:

 

Догони, поймай черепаху, зайца.

Догони, поймай…, голубь улетай

 

         ОБЛИК ОСЕНИ

       (песня)

 

Самолет осени, рейс не отменить.

Самолет осени  в облака летит.

В небе с птицами я на юг лечу.

Облик осени, я к тебе хочу.

 

Припев:

 

Бархат, бахрома, капли аромата.

Осени слова будут до заката.

Бархат, бахрома, в небе журавли.

В теплые края ты со мной лети. 

 

Самолет осени, в небе белый след.

Самолет осени, в клетку теплый плед.

В небе светится солнца теплый луч.

Облик осени мягок и пахуч.

 

Припев:

 

Бархат, бахрома, капли аромата.

Осени слова будут до заката.

Бархат, бахрома, в небе журавли.

В теплые края ты со мной лети. 

 

 

СВОЙ ПУТЬ

(песня)

 

 Ты еще не раз проделаешь свой путь.

Астры в букете мгновенья ждут.

Ожидания перерыв,

Времена красок переменив.

 

Припев:

 

Богатая осень, мне с тобой не трудно.

Я часть себя тебе отдаю,

И за любовь благодарю.

 

 

Ты будешь долго молчать – это модно.

Осень в твоем  ящике живет.

Провести линию трудно,

Если внутри не поет.

 

 Припев:

 

Богатая осень, мне с тобой не трудно.

Я часть себя тебе отдаю,

И за любовь благодарю.

 

 

ХОРОВОДЫ

(песня)

           

 Хороводы…

Красные наряды.

Знаем все, что будет.

Помолчим, забудем.

 

Как же мы хороши,

Молоды, пригожи.

Будем вместе танцевать

И любимых целовать.

          

 

ЛЕТО

(песня)

 

Лето встретило тебя,

Солнце светило.

От зари и до заката

Нам любовь дарило.

 

Припев:

 

Луч теплее грусти,

Цветы нежны.

Луч теплее грусти,

Милые сны.

 

 Лето встретило тебя

И пригласило в дом.

Стол накрыло,

Обо всем поговорило.

 

 Припев:

 

Луч теплее грусти,

Цветы нежны.

Луч теплее грусти,

Милые сны.

 

КУКЛА

(песня)

 

Кукла рядом спит.

Кукла видит сны.

За окном пурга,

 

Припев:

 

Сказки слышу я. Сказки слышу я.

 

Пушкин и Толстой

На полочке в детской.

О моих друзьях

 

Припев:

 

Вспоминаю я. Вспоминаю я.

 

ПИСЬМО

(песня)

 

До востребования письмо я   

                                       отправила тебе.

Напишу с рассветом, что целую в  

                                                          конце.

И думать надо о погоде

Как о провинциальной моде.

 

Припев:

 

Может, важен дождь, может, важен снег.

Может важно все, солнцу мой привет!

 

«До свидания», -

Напишу в телеграмме тебе.

Попрошу приехать ко мне.

И подумать о погоде как о моде.

 

 Припев:

 

Может, важен дождь, может, важен снег.

Может важно все, солнцу мой привет!

 

ИГРУШКИ

(песня)

 

Полосатые игрушки.

Полосатые мы.

Полосатый дождь идет.

Полосатый асфальт течет.

 

Припев:

 

Облака и корабли,

Мне с вами по пути.

Облака и корабли,

Небо всех развесели.

 

Желтые деревья,

Желтые мы.

Желтый цирк едет.

Желтые цветы.

 

Припев:

 

Облака и корабли,

Мне с вами по пути.

Облака и корабли,

Небо всех развесели.

 

 

VIP

  (песня)

 

Вип-персона, Вип-дорога.

Дальше что? Остановка.

Не хочу забывать я,

Что уже номер пять я.

 

Припев:

 

Поворот снова вот.

Поворот у ворот.

Встреча мне не нужна.

Надо жить до утра.

 

 

УТРО

(песня)

 

 Бабочки и коровки

Славят первые цветочки.

А за ними паучки,

Комарики да жучки.

 

 Припев:

 

А разгадка такова.

Ква, ква, ква, ква, ква и ква.

Кто-то громко мычит.

Кто-то тихо кричит.

 

 

 ОСЕННИЙ ВАЛЬС

 

Давно не видела тебя

Продлились наши вечера.

Легки мы очень на подъем

И в вальсе кружимся вдвоем.

 

Припев:

 

Лист осенний, лист кленовый.

Ты нарядный, очень скромный.

 

 

Пишу стихи я в тишине,

Поют дожди всегда во сне.

Осень отгадала мою загадку.

Окунула головою в кадку.

 

Припев:

 

Лист осенний, лист кленовый.

Ты нарядный, очень скромный.

 

 

 

 

 

 

 

 

Из книги "Земное притяжение"

Об авторе
   
   Геннадий Петрович Веркеенко родился 8 июня 1946 года в городе Бердичев Житомирской области в Украине. С 1948 года его жизнь связана с Брянщиной, где он после переезда родителей с 1955 по 1963 годы учился в Гамалеевской начальной, Валуецкой восьмилетней и Бакланской средней школах Почепского рай-
она Брянской области. Здесь же, в сельской Котляковской восьмилетней школе, началась его трудовая деятельность.
       Получив в 1969 году в Орловском государственном педагогическом институте высшее историческое образование и окончив аспирантуру, Г.П. Веркеенко навсегда связал свою дальнейшую судьбу с Орловским краем. Был заместителем директора технического училища № 29 г. Орла, а с 1975 года работает в Орловском государственном университете, пройдя путь от аспиранта до проректора по научно-исследовательской работе. В настоящее время – профессор кафедры истории России. Геннадий Петрович – Отличник народного просвещения, Почётный работник высшего профессионального образования Российской Федерации, академик Международной педагогической академии, действительный член Академии информатизации образования, награждён медалями и «Золотым знаком» Министерства образования Польши, автор 150 научных трудов; под его руководством подготовлено семь кандидатских и две докторские диссертации, которые успешно защищены.
       В последние годы Геннадий Веркеенко занимается не только научной работой, но и литературным творчеством: он автор книг стихов и прозы: «Ритмы жизни», «Брянские рассказы», «На волнах памяти», «На тропинках жизни» и других.
       Г.П. Веркеенко в настоящее время воспринимается в писательском сообществе как профессионал. Орловский поэт Василий Михайлович Катанов, заслуженный работник культуры, Лауреат всероссийских литературных премий, в рецензии на книгу «Ритмы жизни» за яркие и волнующие строфы в поэзии автора назвал его человеком, «очарованным красотой бытия», а член Союза писателей России Алексей Кондратенко в предисловии к книге «На тропинках жизни» написал, что она получилась «светлой, полной памяти, надежды и житейской мудрости».
       С этим невозможно не согласиться. Добрые, душевные произведения отражают раздумья автора о пережитом, память о тех местах, где он родился, учился и взрослел. Своими произведениями он доносит до читателя любовь к жизни, природе, пишет о Любви, окрыляющей душу. Новая книга автора – «Земное притяжение» – в этом же ряду.

Т. Белевитина,
член Союза журналистов России

Весеннее раздолье
       
       Весна как время года по-разному приходит на село и в город. В городе чуть пригрело солнышко – и сразу тает снег, а через некоторое время и асфальтированные дороги становятся сухими и чистыми. Всё это закономерно и обычно, а вот в посёлке, где я жил, хотя весна и наступала медленно, но каждый весенний день приносил новые ожидания чего-то необычного, что могло бы сильно изменить устоявшийся ритм жизни. В первую очередь, это было время, когда пробуждалось и менялось само состояние души человека, пережившего нелёгкую, долгую, холодную, хотя и сказочно красивую, снежную зиму. Перемены особенно были заметны по старикам, которые покряхтывая спускались со своих печей-лежанок, где не слезая пережили холода, лишь изредка выходя во двор. С надеждой на то, что с наступлением тёплых дней им удастся пожить на этом свете ещё какое-то время. Из домов они выходили, щурясь от ярких лучей весеннего солнца, слегка прикрывая ладонями глаза, не совсем веря, что пришло тепло.
       Зимы были суровые и голодные не только для людей, но и для скота. Запомнились случаи, когда от голода коровы не могли сами подняться и встать на ноги. Их по весне – а это были пятидесятые годы прошлого века – поднимали верёвками, пропущенными под брюхом, помогая им выжить. А если корова, обессилев, ложилась, то встать уже не могла. Это происходило не только на домашних подворьях, но и в колхозных коровниках и конюшнях. Многие из коров, быков, да и коней тоже не доживали до весны.
       Мы, дети, часто отсиживались на печках, не имея тёплой одежды, чтобы постоянно выходить из дома. Тяжёлое это было время. После опустошительной войны хозяйства только-только начинали подниматься из разрухи. Народ не говорил об этом вслух, не отзывался плохо и о руководящей власти, терпел, жил как мог, помня, что во время войны было ещё труднее.
       Важное место в жизни односельчан занимала подготовка инвентаря для весенних полевых работ. Это были и плуги, и бороны. С детства у меня в памяти сохранились воспоминания, когда весной 1953 года к нам в Заречье привезли старый трактор. У него были металлические колёса с шипами по периметру. По-моему, этот трактор был один из серии «Фордзон-Путиловцев», которые выпускались в стране с 1924 года. Приехал на нём в посёлок наш односельчанин, работавший в то время в районной МТС. По его словам, когда он узнал, что трактор списывают за износ, то попросил, чтобы его отправили в Заречье, где на нём он помогал бы односельчанам в весеннюю страду пахать огороды. И это у него получилось.
       Для людей, у которых не было ни радио, ни телевизоров, это было событием. Собираясь вместе, люди рассказывали новости, услышанные в других деревнях, прочитанные кем-то в газетах, которые из-за плохих зимних дорог и надвигающейся весенней распутицы поступали в посёлок с недельным опозданием. К этому времени из газет просочились слухи и тревожные вести о грядущих переменах в стране. Народ был напуган сообщениями о нестабильности, боялись новой войны. Поэтому посмотреть на приехавшую своим ходом технику на колхозный двор собрались все деревенские мужики, любопытные бабы, и детвора тут как тут… Земляки окружили железное чудо, рассматривая его и рассуждая о нём. Одни говорили, что он заменит двух или трёх волов, потому что сможет тащить двухлемешный плуг, другие гладили руками, обходя его со всех сторон. Ребятня бегала здесь же, влезала на колёса, трогала железный руль...
       Тракторист Трифон, деревенский здоровяк, подстелив свою промасленную фуфайку на металлическое сиденье, восседал на железном коне и осматривал толпу с высоты своего трона, заметно нервничая, что трактор не заводится. Он уже несколько раз спускался вниз, крутил рукоятку. Добровольные помощники, попеременно дергая в разные стороны верёвки, привязанные к ручке, старались завести трактор. Но он так и не заводился. От безысходности кто-то предложил толкнуть его с места, чтобы трактор завести с ходу, но и на этот раз у них ничего не получилось. Решили отдохнуть.
       Закурив папиросы, мужики обратились к отцу как к самому грамотному в поселке человеку:
       – Тимофеич, расскажи нам, что за обстановка в стране? Чего думают наши власти там далеко в Москве? Ты газеты читаешь… Может, и трактор нам не зря прислали?
        Отец, глубоко затянувшись папиросой, не ответил. Помедлив, сказал:
       – Вон идёт к нам почтальон Рая Дебёлая с газетными новостями, сейчас всё и узнаем, а то она больше недели газет не приносила. Жаловалась, что Гнилая разлилась и смыла мосты…
       И действительно, повернувшись, все увидели почтарку, направлявшуюся на колхозный двор. В её походке была какая-то спешка, и народ насторожился в ожидании новостей.
       Подойдя ближе, Рая достала из сумки «Правду», в которой для всех была общая новость. Прочитав её, поняли, что пятого марта 1953 года умер И.В. Сталин. Наступила тишина. И вдруг раздался истошный крик бабы, привыкшей оплакивать и причитать на похоронах:
       – На кого ж ты нас покинул!
        Заглушая её, отчего-то завёлся трактор, с которым продолжал возиться Трифон. Железная машина поехала по колхозному двору, оставляя после себя исковерканную шипами землю… Муж голосящей бабы резким окриком приказал ей замолчать и позвал домой. Она послушно затихла и вместе с ним пошла прочь с колхозного двора. Глядя на них, остальные тоже потянулись к своим подворьям, обсуждая вполголоса газетную новость, забыв о тракторе… К слову сказать, он так и не пригодился, наверное, не зря его списали…
    Наступала дружная весна. Деревенский народ, привыкший жить самостоятельно, собственным п?том добывавший хлеб насущный, не увидел большой беды, которая могла бы прийти после печального известия о кончине вождя. Вернувшись домой, каждый занялся своим хозяйством, готовясь к посевной. Ведь не сработаешь весной, нечего будет осенью собирать. Как у нас говорили старики: «Один весенний день год кормит».
       После суровых морозов с каждым днём становилось теплее. Оседали сугробы. Над тёмными крышами домов поднимался лёгкий пар. По утрам на маленьких лужицах – ещё лёд, а за день тёплые лучи солнца так пригревали остатки снега, что он превращался в звонкие ручейки. Они, словно живые змейки, пробивая себе дорогу, уползали в овраги и реки, сливаясь в бурном потоке весеннего половодья. Казалось, что все деревья с нетерпением ждут тёплых дней, соревнуясь друг с другом в набухании почек. Вербы и ивы первыми распускали свои скромные пушистые соцветия, на которых вовсю трудились пчёлы.
       Дедушка, зная повадки пчёл, после зимних холодов часто заходил в сад, где стояли ульи. По гулу и шуму в них он определял, как пчёлы перезимовали. Радовался, когда, прогревшись, они выползали на прилётную доску. Для их удобства рядом стелил солому, раскладывая так, чтобы пчёлы на ней чувствовали себя уютно, могли опорожнить желудки от скопившихся за зиму отходов, не замерзли бы на сырой холодной земле и не садились на оставшийся снег.
       Дедуля часами наблюдал за ними, часто и меня брал с собой. Было интересно смотреть, как эти маленькие труженики взлетают, расправляя крылышки и проверяя их прочность после зимнего затворничества. Выползая из летков, пчёлы передними лапками чистили свои хоботки, словно умывались. Одни из них осторожно исследовали территорию, другие, посмелее и покрепче, улетали за пыльцой, которая манила весенними запахами с ивы и весенних цветов мать-и-мачехи, лесных первоцветов. В саду от проветриваемых пчёлами ульев едва уловимо пахло мёдом вперемешку с тонким ароматом пробуждающихся вишнёвых почек.     
       Отец в это время проводил ревизию садовых деревьев. Смотрел, насколько они пострадали от морозов, мышей и зайцев. Если некоторые из них погибали, то шёл в лес, находил дерево-дичку яблони или груши, выкапывал и пересаживал в наш сад. Если она приживалась, делал на ней прививку от сортового дерева. Рассаживал поросль от вишен, слив, обрезал ветки смородины. Ранней весной сеяли клевер, засыпая семена в самодельную севалку – лёгкую корзину, сплетенную из соломы косичками в три или четыре ряда, между которыми для большей прочности были пряди пеньки.
       Мой дед пытался передать и мне навыки сева ржи, клевера, проса и конопли. Однажды он вынес из чулана две севалки. Одну из них дал мне, а во вторую засыпал половину ведра семян. После чего повесил севалку на верёвку через плечо на уровне живота и повёл меня в поле. От вспаханного и разрыхлённого бороной края он стал разбрасывать зерно рукой, захватывая определенную площадь. Я шёл, чуть отступив, рядом по полю и отмечал зелёными ветками, где заканчивалось рассеянное зерно. Тимофей Мартынович на глаз определял ширину участка и сколько нужно посевного материала. Когда мы оказывались с ним на другом краю поля, то он насыпал немного семян в мою севалку, и мы менялись ролями.
       – Дождемся всходов и тогда посмотрим, как ты посеял, – безобидно подтрунивал он надо мной, помогая при этом досеять мне до конца полосу, попутно объясняя: как из севалки надо зачерпнуть горсть семян и не просто разбросать, а с силой ударить их о наружную стенку севалки. Семена, ударяясь, веером рассыпались по пашне. Через некоторое время на поле, где я сеял, появились всходы, но с проплешинами на земле.
       – Ничего, – говорил дедушка, – и у тебя хорошо получится… в следующий раз...
       Об этом опыте вспоминаю, когда рассеваю на своем огороде клевер или другие травы…
       Приход весны всегда оглашался разноголосым пением птиц, мелодичным наигрышем капели, а иногда и тонким хрустальным перезвоном падающих с крыш сосулек. Разбиваясь о мёрзлую землю на многочисленные осколки, они искрились алмазной россыпью в лучах весеннего солнца...
       Сначала, после таяния снега, во дворе начинали весело щебетать хлопотливые воробьи: «Чив, чив, чив!». Слышалось: «Жив, жив, жив!», словно радовались, что и они тоже пережили зиму. Синицы, стремглав летая по двору, своими звонкими голосами, как живые колокольчики, дополняли весенний оркестр радостными оттенками. Прогретый первыми тёплыми солнечными лучами двор мы чистили от ненужных веток и соломы, которые появились за зиму. После этого быстрее таял снег, прогревалась земля, а затем, радуя новизной и сочностью красок, появлялась мелкая, словно щетинка, густая травка.
       Первыми вестниками весны, конечно же, были скворцы. Прилетая в свои скворечники, иногда они находили там прижившихся за зиму воробьев. Завязывалась потасовка. Стоял писк, летели пух и перья, никто не хотел уступать место в домике. Но в большинстве случаев, к нашей радости, победу одерживали скворцы, заставляя воробьёв ретироваться. Их попытки вернуть назад своё жилище заканчивались неудачей. В скворечниках селились певучие скворцы, а воробьи делали гнёзда где-нибудь под стрехой.
       В нашем посёлке всегда ждали возвращение птиц, делали для них скворечники. Отец вместе с нами, детьми, мастерил для них несколько домиков. Материал начинал готовить зимой. Во время поездки в лес за дровами, когда попадалась осина с прогнившей сердцевиной, он обязательно оставлял часть такого дерева для скворечника, иногда в нём было дупло, продолбленное дятлом и приспособленное им для гнезда. Отцу оставалось только отрезать осину по размеру, очистить гнилую середину, сделать крышку… и скворечник – готов. Птицы любили такие дуплянки, напоминавшие им естественную среду, и селились в них.
       Однажды, заготавливая дрова зимой, мы нашли осину с дуплом. Распиливая ствол на бревна, увидели, как оттуда посыпались лесные орехи. Ни много ни мало, а собрали почти полведра. Видимо, белка в лесу хранила в дупле свои запасы, а мы нечаянно их нашли. Обрадованные находкой, забрали беличьи орехи себе. Зимним вечером с превеликим удовольствием угощались, немного переживая, что белку оставили без корма. Папа нас успокоил, сказав, что у белки всегда бывает несколько таких кладовых, а там, где спилили дерево, он видел на ветках много засушенных грибов, которые помогут ей перезимовать.
       Изготовленные скворечники закрепляли на берёзах или клёнах рядом с домом и ждали, к кому же первому прилетит скворец. Соревнуясь между собой, хвастались, у кого живут скворцы, а у кого нет. Рассказывали, как они обустраивают, прихорашивают скворечники, таская туда сухие травинки, пёрышки, шерстинки животных… Так происходило каждой весной. Скворцы за нашу заботу платили красивым мелодичным пением, а иногда и шутливым подражанием другим птицам и животным, жившим у нас во дворе. До сего времени висят старые покосившиеся скворечники в лесу на моей родине. Отрадно замечать среди них много новых, сделанных из досок заботливыми руками лесников, охраняющих лесной массив.
       Родители, обсуждая между собой приход весны, радовались, что осталось немного картошки для посадки, есть ещё солёные огурцы и капуста, что все живы и здоровы, и скоро в лесу появятся грибы, различная зелень.
       По тёплой погоде теперь можно будет бегать босиком, хотя в нашей семье ещё было терпимо с обувью. У всех взрослых и подросших детей были валенки или бурки, сшитые мамой из ватина. В других домах, где детей было по десять или одиннадцать человек, как у нашего односельчанина Кириллы Веркеенко и у соседа Василия Метлицкого, зимой не хватало не только еды, но и обуви. Одни валенки были на всех, их одевали по очереди только для выхода на улицу, а от недоедания некоторые дети умирали, не дожив до года.
       Постоянное чувство голода мне приходилось испытывать почти всегда в годы моего детства, отрочества и юности. Семья была не из маленьких, на всех вдоволь не хватало полноценного питания, да и взять его по большому счету было неоткуда. Поэтому при первых тёплых весенних днях мы радовались витаминам, росшим рядом. Бери, не ленись! От медового запаха, исходившего от цветущей ивы и других медоносов, слегка кружилась голова. Стряхнув с ветки жужжавших пчел, собиравших пыльцу, мы срывали «котики» – распустившиеся почки – и высасывали нектар, чувствуя приятный медовый вкус во рту. От этих «котиков» уголки рта были жёлтыми, словно у птенцов-желторотиков. Рвали зелёные острые листочки козельца, напоминающие вкус щавеля, аппетитно отправляя их в рот. Когда весна была немного затяжной и зелень долго не пробивалась, мама нас отправляла на колхозное поле собирать прошлогоднюю картошку, случайно оставшуюся неубранной. Ковыряясь в земле, можно было набрать с полведра мёрзлых картофелин, обмазанных грязью (у нас называли их «тошнотиками»). Они источали неприятный запах гнили, а некоторые, оттаяв, просто расплывались в руках. Собранное промывали в пруду от грязи и приносили домой, за что мама хвалила нас. Эту картошку она хорошо промывала, отделяла лучшие клубни для приготовления оладьев, (горячими он были съедобны), а похуже – сушила, а затем, измельчая, добавляла в корм скоту.
       Март – весна, она будто вздох земли после долгой зимы. В начале месяца солнце сквозь стекло в оконной раме, отражаясь на половицах солнечными зайчиками, манило тёплыми лучами на улицу, хотя с раннего утра и почти до обеда там было ещё не по-весеннему морозно. Холод сохранялся в тени деревьев, а на южной стороне двора, не освещённой солнцем, лежал снег. На крыше дома, с солнечной стороны, словно стеклянные гирлянды, висели сосульки. Разные по величине и длине, толстые у основания, как фантастические пики, не похожие друг на друга, а после ночных заморозков в матовой дымке бархатного инея, они привлекали наше внимание. Когда солнце начинало подниматься выше и выше, освещая двор и крышу, то постепенно сосульки сбрасывали с себя этот матовый белый полог изморози и начинали струиться мелкими каплями от основания к кончику, образуя сверкающую всеми цветами радуги кап?ль.
       Взяв в руку палку, а чаще коромысло, с которым ходил за водой, и, дотянувшись им до крыши, с победным криком бежал, сбивая ряды остроконечных длинных сосулек. Некоторые из них были настолько крепкими, что, падая, не разбивались, а только переламывались пополам. Глядя на поверженные «карамелины», возникало желание попробовать их на вкус. Выбирал с тонким кончиком и с удовольствием начинал её лизать или сосать, словно это был кусочек мороженого. Язык от такой ледышки сразу терял чувствительность. Вкуса не было, на языке оставалась ледяная прохлада чистой, словно из родника, воды. Если мама заставала за таким занятием, то обязательно ругала, мол, от холодного льда можно заболеть.
       Кап?ль с сосулек, звонко ударяясь о мерзлую наледь внизу у заваленки дома, к вечеру образовывала круглые ямки, наполненные прозрачной водой. И звук от падающих капелек воды становился похожим на шлёпанье дождинок о воду, задавая настроение и ритм весеннему снеготаянию. Мы в такие дни подставляли вёдра для сбора воды с крыши для хозяйственных нужд. Воробьи, засидевшись в своих застрехах, купались в этих ванночках, закидывая вверх свои чёрные головки, весело чирикая и хлопая крыльями от удовольствия, порой забывая про кошку, дремавшую поблизости на сухом бревне, приспособленном для сидения во дворе.
       Снег, прогретый лучами солнца, темнел на полях, оседал в лощинах и логах, постепенно таял, заполняя их талой водой. По дорогам с полей бежали ручьи, прибавляя воды в низинах, болотах и постепенно прокладывая себе дорогу, устремлялись к реке. Лёд на водоёмах становился рыхлым, напитывался влагой, проседал, ломался, и начинался ледоход. Река Гнилая, протекавшая через Гамалеевку, разливалась дважды. Первый раз, когда бурно таял снег в окрестностях полей, в оврагах, а второй раз, когда солнце растапливало снег, лежавший в лесу под деревьями.
       Вода в окрестных оврагах и ручьях прибывала, отрезая пути, по которым мы ходили в школу. Широкие ручьи несли гулкие потоки воды у деревенского кладбища, на Широком логу, перекрывая дороги в соседние деревни и в Гамалеевскую школу. Чтобы ручьи были более глубокими и нам не надо было бы идти в школу, мы брали лопаты, палки и пропружали их, помогая воде размывать дорогу. Бегая у ручья, в сапогах заходили в его поток. Медленно двигаясь, ощущали, как его течение встречает наши ноги, сжимает голенища, словно живое, гладит их, создавая завихрения. Двигаться надо было осторожно, чтобы, поскользнувшись, не упасть и не залить воды через край, хотя каждый из нас старался зайти поглубже, хвастаясь сноровкой друг перед другом. Сколько было случаев со мной, что, засмотревшись или оступившись, набирал полные сапоги ледяной воды. Тогда, выбравшись на берег и найдя подходящее место, разувался и выливал воду. Как мог, отжимал портянки и вновь наворачивал их на ноги, обуваясь в мокрые сапоги. Переобуваться домой не ходил, всё равно было не во что, да и за промокшие ноги получил бы взбучку от родителей.
       Там, где ручьи были не такими мощными, мы пускали по ним самодельные кораблики. Готовили их из сосновой коры, выбирая её толщиной около трёх сантиметров. Каждый из нас вырезал перочинным ножичком форму лодки, носовую и кормовую часть, внутреннее пространство с перемычкой для сидения. На нос лодки крепили флаг из кусочка ткани, иногда он был наподобие пиратского, и дополнительно из куска газеты на палочке закрепляли парус. Лодка у каждого мальчишки была своя. Готовые к плаванью, разных размеров и форм, их пускали по течению. Корабликов было много, следили, чей дальше проплывет через водопады и завихрения, тот лучший капитан. Бежали за плывущими судёнышками вдоль ручья, перегоняя друг друга, порой спотыкаясь и падая на радость сверстникам. Помню, как мой кораблик плыл прямо на солнце по журчащей, рябящей и искрящейся дорожке, от которой в глазах всё сверкало и переливалось, даже не помогало прищуривание глаз. Как же я был счастлив, когда моё судёнышко, не перевернувшись и не потерпев кораблекрушения, первым приплывало в наш зареченский пруд!
       Самые удачливые лодочки попадали именно туда. И мы с волнением ждали, когда же волной от ветра прибьёт нашу флотилию к берегу. Ходили по побережью, и каждый искал свой кораблик, а выловив, бережно оттирали с него тину, чтобы ещё раз пустить по весеннему ручью или сохранить до летних сильных дождей. Домой после таких плаваний-путешествий возвращались промокшие «по самую шею» и, чтобы не простудиться, забирались греться и сушиться на тёплую печку.
       Во время весенней распутицы на пути в Валуец тоже была непреодолимая водная преграда. Рядом с селом на реке раньше построили плотину и небольшую гидроэлектростанцию, вырабатывающую электричество для колхозной фермы. Одновременно она освещала школу и деревенские дома. Плотина была около километра длиной, но во время весеннего паводка по ней нельзя было перейти на другой берег. Вода переливалась через верх, размывала дорогу и делала её непроезжей. Учащиеся школы, в том числе и я, укрепляя переправу, забивали по весне в болотистую землю ракитовые колья, они со временем пускали корни и превращались в деревья. Но и это не спасало дорогу от весенней стихии.
       Очень сложно было переправляться и из посёлка Первомайский в село Баклань. Пологий берег рядом с мостом, где был переезд, первым подтапливался водой. Из Баклани и обратно на лодках перевозили доярок, рабочих, а детей, чтобы не рисковать, брать не всегда хотели. Если же обходить реку ниже по течению, в Михновке, то в половодье и там все мосты и пешеходные кладки затапливались, а после наводнения всегда требовали ремонта, его проводили только летом, «по теплу». В такие дни через переправы односельчане старались в одиночку не переходить, боялись сорваться в воду. Время бездорожья продолжалась около двух недель.   В лес без необходимости не ходили, а если случалось, то пробирались вдоль леса едва заметными и уже просохшими тропками.
       На ранних скудных весенних проталинах, недалеко от Шубкина Наддатка, появлялись первые грачи. В поисках съестного птицы важно ходили по полю в чёрных фраках и оглашали окрестности своим «кар-кар-кар». Долго они у нас не задерживались, улетали куда-то дальше.
       Днём на солнышке, особенно с подветренной стороны, заметно теплело. Вокруг нашего дома была завалинка (насыпь утрамбованной земли высотой сорок сантиметров и шириной около полуметра), дополнительно утеплявшая дом в холодное время года. С западной солнечной стороны, прямо под окнами, лежало большое толстое бревно, выполняющее роль скамейки. Подстелив фуфайки, мы гурьбой садились на него, уже слегка просохшее от весенней влаги, и весело проводили время.
       После таяния снега во дворе и на пригорках грязи было мало. Песчаная почва хорошо впитывала влагу, а лишняя вода ручьями стекала в сторону дедушкиной усадьбы и далее в огороды. В семье всегда были разговоры о том, чтобы весенняя вода долго там не задерживалась и не образовывала большие вымочины. Часто край нашего огорода при весеннем паводке всё же попадал в оттоп. Для отвода лишней воды мы копали канавки, словно маленькие арыки.
       Чтобы двор быстрее просыхал, скалывали ломом, топорами и лопатами слежавшийся на южной стороне двора лёд и снег, разбрасывая их на солнечные места. Домашние куры, видя нашу возню, в такие дни, осматриваясь, выходили из курятника, важно прохаживались рядом. Попеременно кудахтая и взмахивая крыльями, словно распрямляя их после зимних холодов, они не переставали копаться на первых проталинах, ища червячков. Петух, вскинув голову и гордо выпятив грудь, вышагивал по тропинке во дворе, перекликаясь своим ку-ка-ре-ку с соседними петухами и заглушая всё вокруг. Если этого устрашения было для его соперников мало, то он забирался на забор и, громко хлопая крыльями, кукарекал с высоты, пугая не только их, но и домашних котов, выяснявших свои отношения у забора… Они, злобно сверкнув глазами на петуха, прекращали свой заунывный кошачий концерт и убегали восвояси.
       Первым сухим пригорком в Заречье после таяния снега было место на бугре у кладбища. Здесь с наступлением тёплых дней дети собирались поиграть. Берёзовая роща хорошо защищала бугор от ветра с северной и северо-восточной стороны. Сюда в солнечный день по первой весенней травке выпускали со двора домашний скот: овец, коз и коров, – чтобы животные немного привыкли к свободе после долгой зимовки в стойле. Каждая хозяйка накануне чистила корову. К весне у них начиналась линька шерсти, и её чесали специальной щёткой:
вычищали сор от пыльного сена, скопившийся между рогов на кичке коровы или тёлочки, отдирали с боков и с ног слежавшуюся грязную шерсть вместе с приставшим к ней навозом, оголяя розоватую кожу с едва приметным молодым подшёрстком. После такого прихорашивания выпускали застоявшийся за долгую зиму скот на горку.
       Коровы нахлынувшей свободы пугались, округляя свои тёмные, как маслины, глаза, подходя, тревожно обнюхивали друг друга, распуская слюни, с шумом втягивали воздух ноздрями. После долгого стояния в сарае, куда лучи солнца не проникали даже днем, их, вероятно, ослеплял солнечный свет.
       Овцы, в отличие от вычищенных коров, по цвету были грязно-белыми, с пожелтевшей и свалявшейся за зиму на боках шерстью. Быстро освоившись на лужайке, сбившись в небольшие кучки, они накидывались на чуть заметную, только-только пробивавшуюся зелёную травку, сторонясь коров. Ещё не пришло время их стрижки, поэтому они были такими неопрятными. Только с наступлением устойчивых теплых дней им состригали зимние шубы. Козы на всё происходящее взирали бесстрастно и важно трясли своими бородами, выбирая на земле мелкие веточки и траву на возвышающихся над землёй кочках. Ягнята и козлята, видя впервые всё вокруг, радовались простору и свободе, беззаботно прыгали взад и вперед вдоль стада, тряся кучерявыми хвостиками, норовя попасть под ноги взбудораженным их неугомонностью коровам.
       Это был по-своему праздничный день. Хозяйки повязывали на головы белые цветастые платки, одевали короткие, чуть ниже п?яса, куртки или фуфайки, из-под которых были видны юбки или платья. Украшали всё это нарядные фартуки с карманами; на ногах была облегчённая для весны обувь, чаще всего – резиновые калоши или войлочные боты. В руках у каждой селянки обязательно – деревянная палка, ею они подгоняли, выпроваживая со двора корову, овец и коз. Одновременно она была и опорой при ходьбе. Мама была не исключением, только платок на её голове был собственной работы, пушистый, совершенно белый, отделанный по краям бахромой, спускавшейся до плеч. Одевалась она в свою любимую плюшку, отливавшую на солнце чёрным бархатным блеском. Нежный румянец от весенней прохлады играл на её щеках, она с прищуром лукаво смотрела на играющих ягнят и козлят.
       В эти дни следы домашних животных после первого их выпаса были видны повсюду. Овцы и козы, почесавшись о забор или кол, оставляли неровные клоки шерсти, свисавшие жёлтыми или чёрными прядями, а коровы после линьки оставляли короткие ворсистые пучки разнообразного окраса на старых репьях и на ветках кустарника. И пока живность привыкала к весеннему раздолью, природа готовила им всё новые и новые перемены.
       С каждым днём становилось всё теплее и теплее. На берёзах постепенно набухали коричневатые, слегка клейкие почки. Во дворе дома было совсем сухо, а в лесу кое-где ещё лежал снег. Отец не спешил убирать со двора сани. Отправляясь в это время за дровами, часто колебался, во что запрягать лошадь: в телегу, чтобы удобно было доехать до леса, или в сани, в которых легче ехать по подмерзшей земле и остаткам снега. Иногда, не найдя ответа, до леса ехал на телеге, а потом – на санях.
       На прогретый весенним солнцем Бугор выходили посудачить и стар и млад, а молодёжь собиралась поиграть в лапту. Хотелось показать перед девчонками свою ловкость. Из-за простых правил играть в лапту могли все от мала до велика. Разбивались на две команды. Первая – владела мячом и выбивала его в поле. Вторая – «водила» в поле, через которое надо было пробежать на противоположную сторону, и старалась засалить мячом игрока первой команды. Бежать надо было после выбивания мяча гилкой (палкой).
       Его подбрасывал вверх перед гилкой игрок первой команды. Чем сильнее и дальше выбивали, тем больше было шансов пробежать через поле и не быть засаленным. Если это не удавалось, игра переходила к другой команде…
       Мяч вырез?ли из мягкого куска каучука или из твердой резиновой шины. Некоторые так сильно били по мячу, что он улетал до болота, прямо к зареченскому кладбищу.
       Весенние забавы лаптой не ограничивались, были очень разнообразными. Ребятишки помладше играли на взгорке в ножички. Очерчивали на земле круг, разбивали его на части. Каждый игрок стоял на своем участке, и, держа нож за лезвие, с размаху втыкал его в землю чужака, отрезая столько земли от его сегмента, сколько «отрежет» воткнутый в землю нож. Порой игроку приходилось оставаться на кончиках пальцев ноги, чтобы удерживать свою территорию.
       Ещё играли в скачки. Чертили квадрат размером около метра. В центр укладывали скач?к – кусок круглой палки диаметром около двух сантиметров, который был оструган, словно карандаш, с двух сторон. В эту игру можно было играть вдвоём или б?льшим количеством игроков. Мерялись по палке: кому первому бить, а кому водить в поле. Брали палку, как правило, длиной около метра, обхватывали кистью и зажимали, крепко удерживая, следующий перехватывал рядом с рукой предыдущего и так до верха. Чей кулак верхний, тот первый и бил по скачку. Иногда при розыгрыше первенства оставался маленький кончик сверху, и желающий быть первым, цепляясь за него, должен был удержать палку на весу, показывая, что он держит её последний. Победитель брал в руку биту и бил по кончику скачка. Тот от удара подскакивал в воздух, и здесь игрок, изловчившись, вновь бил по нему на лету, посылая скачок своим ударом подальше от квадрата. Второй игрок, наблюдавший за ударом, находил его и старался с расстояния, где он упал, закинуть назад в квадрат. Если у него это не получалось, то первый игрок вновь проделывал такие же удары, но с того места, куда упал скачок, до тех пор, пока водивший не приблизится к квадрату и не попадет в него скачком. После этого игроки менялись ролями. Если участников было больше, то по палке мерялись, кто бьет битой первый, кто – второй.
       Играли и в выбивалки. Игроков должно было быть не менее трёх. Эту игру очень любили девочки. Чертили разграничительные линии на расстоянии около десяти метров одна от другой. За каждой чертой становилось по одному человеку, они перебрасывали мяч, желательно небольшого размера, и старались попасть им в третьего участника игры, который стоял посередине или ближе к тому, у которого не было мяча. Если бросавший промазывал, то с противоположной стороны поля второй игрок, ловя мяч, опять бил в бегающего по полю участника. Так бросали до тех пор, пока кто-то в него не попадет мячом и не займёт его место. Если игравший на середине поля был ловким и, уворачиваясь, мог ещё и поймать его, то ему зачитывалось лишнее очко, позволявшее пропустить одно своё поражение.
       Играя в «жигало», чертили на земле круг. В него становились участники, а в них бросали мячом, стараясь выбить. Находившиеся в круге – уворачивались, но всё равно их по одному выбывали из игры. Побеждал тот, кто оставался последним в круге.
       Красивая игра была в хоровод или ручейки, любимейшая среди взрослых парней и девушек. Заключалась в том, что можно было прилюдно взяться за руки парню и девушке. Играющие, держась за руки, поднимали их вверх, образовывая коридор. Один из участников, проходя через него, выбирал себе понравившегося партнера или партнершу и вёл в конец этого хоровода. Оставшийся в одиночестве тоже проходил через коридор и выбирал себе пару. Ручеёк словно живой постоянно двигался.
       Было особенно интересно играть, когда молодые люди симпатизировали друг другу. При мысли, что можно взять за руку самую красивую девушку, разлучив её с бойким парнем, темнело в глазах. Проходя согнувшись через хоровод, видя только обувь да подолы юбок, боялись ошибиться и найти не свою девчонку. Сердце волновалось, когда она выбирала тебя и замирало, когда её уводил другой кавалер.
       По весне на заросших болотах и в лесу часто играли в прятки, хоронясь за деревьями, в кустах или просто в оврагах. А ещё в жмурки, когда одному из участников завязывали глаза, а все остальные кружили вокруг него, хлопая в ладоши и шумя. Он пытался поймать или коснуться бегающих вокруг игроков, вызывая писк, визг и смех. И когда это ему удавалось, то роли менялись, и уже «засаленному» завязывали глаза. Игра вновь продолжалась.
       Очень простой была игра в сигучку. Сигучкой она называлась от слова сигать. Она требовала сигучести (или прыгучести) участников. Собиралась компания ребят. Выбрав на земле место посуше, складывали на него свои школьные сумки, верхнюю одежду, образуя кучу. А затем перепрыгивали через этот ворох одежды и сумок. Тот, кто цеплял кучу, разбрасывая вещи, считался проигравшим и под свист и улюлюканье выбывал из игры. Проявивший сноровку считался победителем, и им все восхищались.
       Деревенские парни могли предложить друг другу померяться силой, или, как говорили у нас в посёлке, побороться. Помню, как Лёник Изотов и здоровяк Кирилла не дрались, а именно боролись, тиская и катаясь по траве, норовя положить друг друга на обе лопатки, то есть плотно прижать спиной к земле, что означало полную победу.
       Показать свою удаль могли все мальчишки в одной из наших основных игр – игре в войну. Для послевоенных подростков великая битва была свежа в памяти своими бедами и невзгодами, о них постоянно говорили в семьях. Правил в этой игре никаких не было, в ней участвовали все собравшиеся, но готовились к ней заранее: выпиливали самодельные пулемёты, гранаты, пистолеты, некоторые приносили свои пропикачи (заклёпанные с одной стороны медные трубки и закреплённые на деревянной рукоятке). Повесить этот «наган» на пояс мог только «командир».
       Фантазии подростков позволяли изобретать и другое «вооружение»: самодельные луки со стрелами, как в древние времена. Готовили их сами из гибкой лозы или побега молодого дуба. Натягивали тетиву из просмолённой суровой нитки. На стрелы, из побегов лозы или орешника, крепили металлические наконечники, сделанные из жестяной банки. Но особую гордость вызывало боевое обезвреженное оружие, найденное в окопах.
       Делились на две команды: естественно, на русских и немцев. Места выбирали, где можно хорошо укрыться от «противника»: в густых зарослях мелких кустарников, росших по берегам пруда, в углублениях между кочками, в густой осоке, старались прижаться к большому толстому дереву или забраться на него и сделаться «невидимым», спрятаться в сарае или на скотном дворе. Договаривались, кто какую территорию будет защищать, кого и как брать в плен и где держать «пленных». По х?ду «военных действий» много придумывали, сами устанавливали правила и потом соблюдали их…
       Было много и других игр-развлечений. Они формировали в детях и подростках ловкость, выносливость, смекалку, стойкость, помогали выжить в трудных деревенских условиях. Неслучайно эти игры передавались из поколения в поколение. Весной они приносили особую радость. Зима со своими морозами уходила, а весна дарила приключения, общение с природой. Можно было не только играть в лесу, но и лакомиться первыми весенними дарами. Это был березовый и кленовый сок, щавель…
       По пути в школу, особенно когда шли в Валуец, собирали дикий чеснок. Рвали не только чесночные стебли, но и выковыривали палками сочную и вкусную белую луковицу. Наевшись такого чеснока, приходили в класс на занятия. Через несколько минут он наполнялся таким плотным запахом, что одна молодая учительница однажды не смогла даже вести урок и покинула класс.
       После этого случая мы старались собирать по дороге в школу баранчики, сладковатые на вкус, пахнущие весенней свежестью. Были они особенно нежными, когда только начинали распускать жёлтые на тонком стебельке колокольчики. Съедобной была ножка первоцвета, держащая соцветие, и то до определенного времени, пока цветок полностью не распускался. Позднее его цветоножка становилась грубой, жёсткой, словно высохшая трава, и была уже непригодной к еде. Первоцвет издревле считается лечебным растением. Съедобными были и листья, собранные во время цветения. Баранчиками они названы из-за свойства стебелька. Если у сорванного основания расщепить его на две части, а потом подержать во рту, несколько раз вынимая, то каждая частичка расщеплённой ножки закручивалась, словно бараньи рожки.
       Своеобразным вкусом со смолистым запахом обладали молодые побеги сосны, их мы с удовольствием         ели, как и березовые серёжки, когда они становились жёлто-зелеными, упругими, не успевшими расслоиться при созревании. И хотя они были безвкусными, всё равно легко утоляли голод. Неплохой для еды считалась трава – хлебное дерево, её толстые листья тоже собирали и ели.
       Аппетитной в лесу казалась заячья картошка, её клубни напоминали белые фасолевые зёрна, внутри рассыпчатые, слегка рыхлые, словно вата или разварившаяся молодая картошка. Собирали сыроежки и, очистив от травы и соринок, отправляли в рот прямо в лесу. Белые или зелёные, они приходились нам по вкусу, ими мы заедали красные сыроежки, которые обжигали рот горечью. Лисички тоже ели без горячей обработки. Собрав их, приносили домой, пересыпали солью и оставляли в стеклянной банке на ночь. Утром с лисичек стряхивали не растворившуюся соль, и они были готовы к употреблению. Интересно проходили походы гурьбой в лес за птичьими яйцами. Находили на лозе в болотах сорочьи гнёзда и брали яйца для еды, оставляя одно, чтобы птица не покинула свой домик, а неслась дальше. Другие же птицы могли бросить кладку после нашего нашествия, их яйца мы не трогали.
       Это была особая пора весны. Каждая пичуга, возвратившись из далеких, тёплых стран, старалась восстановить старое гнездо или свить новое для своего потомства. Над первыми, едва просохшими проталинами полей, вокруг посёлка, стоял звон от трелей жаворонков. То опускаясь, то поднимаясь ввысь, они словно парили в воздухе, зависая над своими гнёздами.
       Они одними из первых прилетали к нам в канун весеннего деревенского праздника С?роки. Даже если весна была поздней и стояла холодная погода, 22 марта жаворонки обязательно появлялись. Мама по этому поводу пекла в печи из теста птичек, похожих на голосистых певцов. Овальный кусочек теста служил туловищем, по бокам ножом прорезала крылья и пёрышки. Сверху от края лепила головку с гребешком и вытягивала носик. Глазки в тесте намечала углублением от спички или деревянной палочкой, смазывала постным маслом и выпекала в печке. Потом она стелила белую тряпочку в решето и высаживала на неё целый выводок красивых, желтоватых птичек. Они получались румяными и очень вкусными. По дому в этот день пахло праздником, что делало приход весны радостным и торжественным. Каждому в семье доставалась такая пичужка. Я долго не ел свою, мне было очень жаль её, она напоминала мне живых птиц, окружавших нас повсюду.
       На водонапорной башне в посёлке жила семья аистов. Выбрав для гнездования такое высокое место, они не могли скрывать от жителей свои семейные отношения. Проходя мимо, каждый мог видеть, как аисты устраивают гнездо, принося и укладывая тонкие ветки. Как сидит на гнезде самочка, а самец приносит ей с болота лягушек и разную живность, а она в знак приветствия закидывает голову за спину и громко трещит клювом; как, стоя на одной ноге, аист оберегает семейство, наблюдая за гнездом; как птицы носят с болота корм для растущих птенцов и как учат летать уже подросших аистят, сталкивая их с высоты башни. Аистенок, сделав первую попытку полетать самостоятельно, покружив с родителями у башни, благополучно возвращался в родное гнездо.
    В густом бору, на высоких соснах, рядом с посёлком Плоский, строили из тонких палочек гнёзда благородные цапли. Заглянуть в них мы на такой высоте не решались. Вообще-то в этот лес мы не ходили, он пользовался дурной славой. С людьми там происходили разные нехорошие случаи: блудили, терялись, погибали. А вот когда цапли прилетали на Шубкино или Горелое болото, которые были недалеко от их гнездования, за ними было интересно наблюдать. Цапля – крупная птица. Взмахи её крыльев, даже медленные, были слышны издалека. Приземляясь на кромку у воды, она аккуратно складывала их. Опустив голову с длинным клювом, осторожно ступала по воде, стараясь бесшумно двигаться, а иногда просто замирала, стоя на одной ноге. Проделывала она это для того, чтобы не спугнуть лягушку или мелкую рыбёшку – своё лучшее лакомство.
       Весной на болотах стоял гвалт от прилетевших чирков и кряжных уток, их было там великое множество. Все старались свить гнезда в укромных местах, из-за которых часто возникали птичьи драки. Таким любимым местом для них было и Зареченское болото, прямо в центре посёлка. Вокруг него росло много деревьев. В основном это были вербы и ивы. Они закрывали пернатых от посторонних глаз. Середина болота заросла купой и на ней охотно гнездились утки, болотные куропатки. Интересно было наблюдать за утками, когда они на закате солнца, в первых вечерних сумерках, выплывали из зарослей на кормёжку, покидая на время свои гнёзда. Мы отгибали наклонившиеся над водой ветки, чтобы лучше рассмотреть, как утка плыла и ныряла в воду, как, поднимая вверх свои розовые перепончатые лапки, пыталась достать со дна корм, как клювом цедила воду и обливала себя со всех сторон; как селезень, ухаживая за подругой, поправлял на ней пёрышки, касаясь своей ярко зелёной головой её крыльев. Их тонкое, двойное покрякивание эхом разносилось над гладью пруда, очаровывая гармонией птичьего мира.
       В эту пору к нам в посёлок на весеннюю охоту, в основном ближе к ночи, приезжали из города охотники. Зная осторожные повадки диких уток, они караулили их в темноте и вели отстрел. Когда птица выплывала из-за кустов подкормиться, они фонариком светили на мушку ружья и, целясь, точно попадали в неё. Хотя в нашем краю уток было много, но было жаль, что чужаки их убивали. Тем более, что эти утки, жившие в деревенском пруду, были чем-то похожи на домашних.
       Мы, дети, приходя на пруд поиграть или поймать какую-то живность, придумывали для себя развлечения и игры, связанные с водой. Воображая себя моряками, приспособили однажды бочку от молоковоза со срезанным верхом. Садясь в неё, отталкивались палкой-шестом от дна болота и пытались доплыть до купы, где
гнездились утки, чтобы побыть вблизи с ними. Иногда, потеряв равновесие, бочка переворачивалась, вытряхивая нас в воду. Мокрые, мы возвращались домой. Обидно было опрокинуться, когда собиралась толпа зевак и восхищалась нашей смелостью.
       Имея с детства сноровку ходьбы по кочкам болот, мы и без бочки добирались до гнёзд уток и собирали яйца, оставляя одно или два для дальнейшей кладки. Часть яиц выпивали, а иногда приносили домой и подкладывали в гнездо курицы. У нас был случай, когда наседка вывела диких утят. Как только они уверенно начали ходить, влекомые природным инстинктом, отправились к воде. Квочка побежала за ними. Спрыгнув с берега в воду, птенцы уплыли. Наша курица, кудахтая, распустив крылья, перескакивала с кочки на кочку, прося их вернуться. Но утята не возвращались, плавали и ныряли, пугая и без того встревоженную наседку.
       Маленькие утята и гусята очень красивые и милые, покрыты коротким бархатистым пухом. Нельзя остаться равнодушным, глядя на них. Правда, родители нас ругали за то, что мы брали их в руки.
       Однажды к нам в посёлок приехала из Москвы погостить девочка. Ей очень хотелось поближе рассмотреть гусёнка. И я, деревенский мальчишка, чтобы сделать ей приятное, пошёл с ней смотреть гусенят. Вскоре между домами на лужайке увидели, что Нюра Мотина пасёт стадо гусей. Сидя на лавочке, она издали наблюдала и за ними. Это пространство между домами вдоль деревенской улицы огораживали забором, жердями, чтобы на огороды через проулки не заходил скот. На таких прогалинах густо росла зелёная трава, там часто паслись маленькие телята или козы, привязанные верёвкой за вбитый кол. Подойдя к загородке, мы пролезли между жердинами и, усмотрев, что Нюра дремлет, пригревшись на солнышке, стали подкрадываться к стаду. Приближение заметил гусак. С высоко поднятой головой и устрашающим шипением он двинулся нам навстречу, а за ним потянулась и гусыня, опустив голову на изогнутой шее, норовя ущипнуть.
       От страха, что нам сейчас придётся туго, мы быстро схватили по гусёнку и бросились наутёк. Добежав до нашего дома, спрятались во дворе. Прислонившись к стене сарая и отдышавшись, стали рассматривать гусят. У каждого в руках был жёлтый, тёплый живой комочек с серыми, едва заметными пятнышками на спине и голове. Сердца гусёнышей от страха стучали в унисон нашим. Птенцы открывали свои розовые клювики, вращали головками, пытаясь выскользнуть из рук, тихонько издавали звуки, похожие на рю-рю-рю, смешно прикрывая веки на тёмных, словно бусинки, глазах.
       Через некоторое время Нюра Мотина, опершись на палку, появилась у нас во дворе, спрашивая у мамы:
       – Ивановна, а гусят моих отдадите?..
       Мама, догадавшись о наших проделках, быстро нашла нас и возвратила пленников…
       Были и запланированные «шутки». Рассматривая куриные яйца, мы находили двухжелтковые и подкладывали их под наседку, чего делать было нельзя. Из них вылуплялись необычные цыплята: с двумя головами, четырьмя лапами. И потом нам было жалко, что мы проводили такие опыты над живыми существами…
       Интересно было наблюдать за коростелями. Идя по лугу, часто слышали их скрипучие звуки. Заметив вблизи пришельца, коростель всегда хитрил, отводя непрошеного гостя от своего гнезда в сторону. Если чувствовал, что человек приближается к его кладке, то собственным пометом обливал отложенные яйца, вызывая отвращение и всякое желание их взять. После такой защиты вряд ли кто вновь отваживался подходить к такому гнезду.
       Бесконечное количество птиц гнездилось в лесу. Дупла занимались вертишейками, лесными голубями и дятлами. В кронах деревьев вили гнёзда белощёкие синички, вороны; в зарослях кустарника, росшего на болотах, гнездились сороки. В глубине чащи на токовищах – токовали тетерева, разнося по лесу гортанные призывные звуки. Охотники, зная повадки этих птиц, прежде чем подобраться к ним, искали их «часового», а он, сидя высоко на дереве и осматривая окрестность, при малейшей опасности вблизи токовища, издавал тревожный звук, от которого все «токующие» моментально поднимались на крыло и улетали.
       Тетерева осторожные, и добыть их охранника очень сложно. Ближе, чем на триста метров, к нему нельзя подойти. Даже когда стая кормилась на полях, сторож обязательно где-то сидел высоко на копне или на возвышении. Завидев охотника или хищника, подавал сигнал тревоги и птицы с шумом взлетали, исчезая из поля зрения. Их самосохранение меня всегда удивляло и восхищало.
       Такой же восторг вызывали и гр?нки, стайные мелкие птицы, гнездившиеся по высоким, обрывистым берегам рек. Приблизиться к их гнёздам не было возможности. Гранки – те же стрижи. Они, юркие, подвижные, стремглав носились над водной гладью реки, с невероятной скоростью вылетали и залетали в свои норы-гнезда. Чтобы лучше рассмотреть птичек, приходилось лёжа на животе свешивать голову с обрыва. Поражался их умению найти своё гнездо в этом бесконечном птичьем городке, где все отверстия казались совершенно одинаковыми. Когда они учили своих птенцов летать, то над рекой стоял невероятный писк и гомон.
       Весенней порой радовало и звонкоголосое красивое пение соловья, слышимое повсюду. Оно всегда сопровождалось запахами распустившейся черёмухи и сирени. Их цветочный настой в весенние дни дурманящим облаком заливал всю округу от реки до самого посёлка. Заросли белой черёмухи благоухали по берегам речки Гнилая и вдоль лесной дороги в школу. Возвращаясь по пути из Гамалеевки, мы охапками рвали её, привозя на багажниках велосипедов для девчат. Они зарывались лицом в цветы и вдыхали пьянящий аромат весны. Смешанный с соловьиными песнями, он наполнял силой и молодостью не только юные души, но и до боли сжимал сердца умудренных сединами стариков.
       Весна в своей красоте и первозданности вновь вступала на землю, стелилась под ногами зелёным ковром травы-муравы, возрождала жизнь распускающимися почками на яблонях, вишнях, грушах, заполняя сады цветущей кипенью нежных бело-розовых бутонов.
       В лесу среди прохладной тени деревьев к концу мая зацветали ландыши, одни из самых любимых лесных цветов. С ними связано много легенд и сказок. Их нежно-белые ароматные колокольчики воплощали в себе радость весны, создавая ощущение прекрасного, возвещая, что начался новый цикл бесконечного чуда по имени жизнь.
       От весенних перемен всё вокруг преображалось и менялось. Дни заметно становились длиннее. Солнце с каждым днём поднималось над горизонтом всё выше и выше, и всё теплее были его лучи. Вместе с ним поднималось и настроение. По вечерам над родным посёлком от прогретой земли и воды стелился легкий белый пар. В лесу активнее становились зверята, меняя зимний ритм жизни на летний. Днём на солнце жужжало огромное количество жучков, шмелей, пчел и неведомых мошек. Летая и суетясь, каждый жил своей жизнью. Небо в такое время виделось чистым покрывалом, вымытым первым грозовым дождём. Нависая над возрождающейся природой, оно оберегало её первозданность.
       Весеннее солнце постепенно прогревало стоячую воду болот. Становясь ласково тёплой, она зазывала лягушек отложить икру в прибрежной траве. Икра эта плавала в виде шаров, составленных из мелких шариков, приклеенных к палкам и кустам. Лягушачьи концерты доносились из всех окрестных болот, порой заглушая красивые песни птиц. Когда вода слегка испарялась или уходила из болота, то икриные грозди погибали от солнца и птиц. Мы жалели не родившихся лягушат, часто собирали прозрачные клубки икры и относили в глубокую воду. Затем бегали и наблюдали, как развиваются икринки. В каждой прозрачной капсуле вначале появлялась тёмная точечка, она со временем превращалась в двуногого головастика, а из него вырастала лягушка.
       Помогая маме весной в саду копать землю, рыхлить и делать грядки для посадки лука, моркови, свёклы, часто слышал в небесной лазури курлыканье журавлей и усталые крики гусей, косяками летящих из тёплых стран в свои родные края. Радовался, что птицы вновь возвращаются на свою родину, чтобы вновь вывести потомство, продолжая жизнь.
       Оживало всё. Помню, словно это было вчера, выходя из калитки на улицу, шёл к своей вербе. Совсем недавно, зимой, она выглядела корявой, а по весне изо дня в день преображалась, покрывалась светло-зелёной нежной листвой, и от её сучьев тянулись тонкие, длинные, молодые побеги, свешиваясь красновато коричневым водопадом над дорогой. Тут же, у дома росли берёзки. Белоствольные красавицы, опустив длинные нити-ветви, унизанные зелёными бабочками первых весенних листьев, радовали прохожих клейкими сердечками-листочками. Ветви, похожие на распущенные пряди девичьих кос, расчёсанные тёплым ветром, опускались низко над землёй… Проходя мимо, я невольно трогал рукой, а они, как нежные локоны, рассыпались… и через мгновение вновь беспечно раскачивались в весеннем ритме. От прикосновения оставался клейкий след на ладони и тонкий запах влажной белой коры. Во всём этом великолепии чувствовалось возрождение природы.
       Весной спираль жизни делает свой очередной виток, не похожий на предыдущий. С каждым годом незаметно меняется природа, а вместе с ней меняемся и мы. Чуточку иными глазами смотрим на мир, чуточку иные очистительные ветра дуют в просторах нашей души, не позволяя идти по замкнутому кругу.
       Весна и сейчас кружит мне голову и заставляет чаще биться сердце. Всей душой хочу, чтобы головокружение становилось достоянием всех, ведь жизнь прекрасна, надо стараться увидеть её, наслаждаться пусть даже самыми маленькими радостями и любоваться её простыми красотами.
       
На краю Кобыльего болота

       Лежу с закрытыми глазами… не сон, не явь… Сквозь веки накатывает волна летнего тепла, мысли ровно выстраиваются воспоминаниями, возникает чувство, что с минуты на минуту услышу голос отца и его тихо произнесенные слова: «Гена, пора вставать…» Чтобы продлить эти мгновения, я не открываю глаза, и сразу, как наяву, встаёт та далёкая картина сенокосной поры в нашем посёлке, когда все, от убелённых сединой стариков, до детей и внуков, объединены одной радостно-тяжёлой работой по заготовке сена на долгую зиму.
       Для подростков и юношей, кто уже набрал физическую силу, чтобы помогать взрослым, это время приходилось на период летних школьных каникул, дней беззаботных и беспечных детских соблазнов. Хотя лето и продолжается несколько месяцев, но нельзя пропустить погожие дни… Об этом думали не только взрослые, но и дети. Зная заботы семьи, они помогали родителям поскорее заготовить сено, собрать его в копны, а потом перевезти на подворья.
       Трава к сенокосу становилась «зрелой» и набирала столько солнечного тепла и лесных запахов, что после просушки сохраняла ароматы до самой весны. Каждая семья готовилась к сенокосу. Работая в школе, отец к началу летних каникул старался закончить её ремонт, заготовить дрова на зиму для топки печи, привести в порядок школьный участок, чтобы больше времени осталось для работы в домашнем хозяйстве.
       С годами, при накоплении опыта, ему это удавалось. Зная, что надеяться не на кого, он наравне с колхозниками готовился к заготовке сена. Постепенно приводил в порядок вилы, меняя им навильники на более прочные и лёгкие, подбивал выпавшие гвозди, державшие их ручки, заменял сломанные деревянные зубья граблей, отклёпывал косу, иногда и не одну. По этой части большим специалистом был мой дедушка, но отец не любил обременять его своими делами, старался заранее подготовить косу собственноручно. Приучал к этому и меня. Эти навыки и умения не забыты мной и до сегодняшних дней.
       В посёлке Заречье на каждом подворье было своё хозяйство. Семьи имели или, как говорили у нас, «держали» одну корову, овец, коз, были и племенные быки. На пастбище стадо выглядело разноцветной, пёстрой, живой рекой, на поверхности которой колыхались волны разномастных коровьих спин: черных, рыжих, пятнистых, серых. Коровы, поднимая головы, создавали лес разных по форме рогов: длинных, острых, белых с черными кончиками, маленьких закругленных, причудливо изогнутых. Оригинальным обрамлением этой плывущей реки служили белые и серые спины коз, чёрные и белые бока овец. Подгоняемые пастухом, угнув головы вниз, они кучками беспокойно перебегали с одной стороны стада на другую. Всю эту ораву надо было кормить зимой. Разношёрстность коров в деревенском стаде, видимо, была из-за того, что каждый хозяин, переселяясь из других мест в наш посёлок, привозил с собой и корову той масти, которую там водили.
       Выгоняя стадо на выпас, жители старались сохранить от вытаптывания будущие сенокосные угодья. Прокормить в летнее время скотину и сохранить островки сена для косьбы односельчанам было очень важно. Пастухи знали, где лучше накормить коров, а где коз и овец не вытаптывая при этом луга.
       Коровы любили пастись в лесных низинах, где было много сочной, зелёной, травы. Они легко подхватывали сорванные пучки шершавым языком и с аппетитом поедали. Овцы паслись на открытых лужайках с мелкой шелковистой травой. Срывая её, они смешно кивали головами впёред. Козы, неутомимые бестии, забирались на любые возвышения над землей, порой это были старые пни или холмы от окопов со времен войны, и с их высоты, дотянувшись до тонких веток мелкого кустарника, откусывали их с листьями, жуя и хитро оглядываясь вокруг своими озорными, с продольными зрачками глазами. От долгого топтания коз на одном месте земля вместе с травой растиралась их копытами до пыли. Среди этой пылюги мы часто находили не только наши, но и немецкие патроны.
       Помимо летних дней, всю живность надо было накормить и зимой. Родители заранее намечали, где, какого и сколько накосить сена. Считали его «колёсами». Большой воз хорошо сложенной и высушенной травы, стянутый рубелем, назывался «колёсами сухого сена». Если привозили сырую траву, то в таком возу его было в два раза меньше. Для прокорма зимой только коровы, заготавливали не менее семи «колёс».
       У отца было преимущество перед колхозниками в том, что он не ходил по наряду на работу в колхоз, а по своему желанию или по просьбе бригадира во время летних каникул мог оказать помощь. Благодаря этому он имел возможность раньше других пойти и где-то на «неудобьях» накосить травы. Такие места он присматривал заранее. Если видел, что кто-то начинал занимать себе делянки, то и он собирался в лес и приглянувшееся место закашивал через один ряд. Это означало, что уже никто другой на этот участок не мог претендовать.
       На второй день пока мы досматривали свои детские сны, отец собирался в лес. Он брал с собой молоток, косу, трепышку (деревянный брусок с двух сторон покрытый наждаком) или оселок, называемый у нас бруском, с мелким покрытием для тонкой правки косы. Трепышку, через маленькое отверстие на её ручке, привязывал к косе или просто вставлял для удобства в голенище сапога. Ед? отец не брал: знал, что, когда мы проснемся, поможем маме управиться по дому, она обязательно отправит нас с завтраком на сенокос. И действительно, мама собирала нехитрую снедь: молоко, хлеб, сало, яйца, иногда пекла драники – и посылала нас к отцу.
       Вспоминается, как однажды мы с Валерой пошли к нему на Кобылье болото. Солнце слегка поднялось над лесом и светило ярким, не обжигающим светом прямо в лицо. Его лучи ещё сонно, нехотя проникали через кроны деревьев и при нашей ходьбе чередовались с тенью, не желающей уходить вместе с ночью.
       Стояло тёплое июльское утро. От леса веяло ранней свежестью, где-то в его глубине разносилось звонкоголосое чистое пение птиц, пахло лесной подстилкой прелых, перегнивших листьев. В тени, под деревьями, было влажно от росы. Болтая, мы с братом незаметно подошли к месту, где надеялись встретить отца. Увидели у самой дороги свежескошенные густые рядки. Слегка растерявшись, что не слышно звона косы, решили позвать отца, но окликать по имени и шуметь в лесу, было не принято. Тогда я, сложив ладошки, подражая лесной птице, просвистел, подавая тем самым знак отцу, что мы пришли и ищем его. Он долго не заставил себя ждать и ответил нам таким же свистом, но с лучшим тембром и более низким звуком, который хорошо распространяется даже в глухом лесу.
       Отец и меня учил свистеть и общаться в лесу с птицами, подражая им. Я многое усвоил, но считаю, что не достиг такого совершенства, как он. Папа складывал свои натруженные шершавые ладони лодочкой, попеременно делал между ними расстояние то больше, то меньше и выдувал мелодичные звуки, похожие на призыв настоящей лесной птицы. Некоторые из них вторили ему в ответ. Он хорошо подражал селезню, приманивая уток на охоте. Учил нас различать голоса птиц, заменяя мелодию обычным текстом со смыслом. Действительно, по интонации звуков можно было отчетливо услышать в пересвисте двух совершенно разных птиц: «Лукерия, Лукерия, Сидора убить?..» Вторая – в ответ: «Пускай поживёт!..» И тут же объяснял, что якобы Сидор изменил Лукерье, улетел к другой птичке, и за это ему такая немилость.
       …Вскоре показался отец и позвал нас к себе. Подойдя к нему, мы увидели много листьев от березы. Он пригласил присесть нас рядом на пахучую, только что скошенную траву и разбросанные листья. Оказалось, он решил отдохнуть после косьбы и присел под раскидистым деревом, где его не было видно. Отец праздно сидеть не мог. Перочинным ножом, с которым никогда не расставался, нарезал веток с берёзы и вязал из них веники для бани. Чтобы и наше время не пропадало даром, пока он будет завтракать, попросил нас очистить листья с веток в том месте, где примерно будет ручка веника. Гордясь, что нам доверили такую работу, мы стали очищать и складывать на траву гибкие, пахучие, слегка терпкие ветки березы небольшими кучками. Отец, глядя на наши старания, подсказывал, как очищать листья, как разложить веточки…
    Со временем я хорошо усвоил все премудрости изготовления веников из берёзы, дуба и других деревьев. Научился также и по-особому связывать веники для бани, чтобы они не теряли ни одного прутика в парной. Заготовка делилась на две части, которые связывалась одной тесёмкой, затем они перекручивались в противоположных направлениях, и уже потом другой бечёвкой скреплялись у самой листвы как одно целое. Постепенно это стало для меня привычным делом.
       Пока мы возились с ветками, отец позавтракал и закурил. Пуская синие клубы дыма, мечтательно смотрел вдаль, изредка поглядывая в нашу сторону… Связав несколько пар веников, попросил нас отнести их домой. В награду за труды неожиданно он вытащил откуда-то приготовленные пучки зелёного, кисловатого, очень приятного на вкус щавеля и «снизки» ягод на длинных стебельках травы тимофеевки. От такого угощения мы пришли в восторг. Нежные бархатистые и сочные листочки лесного щавеля были тут же нами с удовольствием съедены. Эта зелень не была чем-то новым, с ранней весны, когда она только появлялась в траве, мы собирали её и ели, излишки приносили домой. Мама готовила из них очень вкусные зелёные, слегка кисловатые на вкус, весенние супы.
       Нанизывать ягоды на стебёлек было обычным делом, когда под рукой не имелось посуды. На трёх таких снизках умещалось до стакана ягод… Довольные и радостные, повесив попарно на плечи душистые березовые веники, мы пошли с Валерой в обратный путь, а отец остался в лесу, чтобы как можно больше занять сенокосных полян. Вернулся он уже поздно вечером и, к радости Славы и Нины, принёс и им снизки со спелыми крупными ягодами.
       Я был самый старший из мальчишек в нашей семье и поэтому являлся основным помощником при заготовке и уборке сена. Как только научился косить, сколько себя помню, всё лето не выпускал косу из рук до тех пор, пока не накашивали на всю зиму. Сенокосную страду вспоминаю как один длинный, жаркий день, прошедший через мою юношескую жизнь и сохранившийся в памяти до сегодняшнего времени.
       Летом утренние зори прозрачны и наступают очень рано, кажется, что только совсем недавно солнце скрылось за горизонт, а уже вновь наступает рассвет.  К моей постели осторожно подходит отец и будит меня, возвращая в реальность и напоминая, что нам предстоит прямо с утра вместе продолжать косовицу.
       Позавтракав, мы брали косы, нехитрый инструмент для их заточки и правки, скромный, по теперешним меркам, обед. На ноги обували сапоги и шагали ровно и уверенно самым коротким путём, продвигаясь шаг за шагом по уже знакомой лесной дорожке. Ночная роса серебристым белым бисером лежала на каждом листочке, на каждой травинке, изумрудными капельками поблескивала в углублениях листьев подорожника, на растянутой паутине и на мелких соцветиях пастушьей сумки, росшей у самой дороги. От бодрящей утренней свежести, от аромата просыпающегося леса сердце билось ровно и свободно, хотелось объять необъятное и раствориться в этом просторе.
       За неторопливым разговором мы подошли к знакомому месту, лесному урочищу – Кобыльему болоту. Теперь уже никто не помнит, почему его так назвали. Некоторые люди говорили, что в нём утонула кобыла с маленьким жеребёнком, спасаясь от волков. Другие утверждали, что хищники зарезали жеребёнка, а кобыла, спасая его, сама погибла в болоте. Считалось, что нежнейшей травой, росшей здесь в окружении лиственного леса, нужно было кормить жерёбых кобылиц, и советовали косить сено именно здесь.
       Как бы то ни было, но зареченцы шли к нему, в первую очередь, чтобы накосить травы, в избытке росшей вокруг трясинистой местности. Зная, что это болото из-за дальности не интересует колхоз как сенокосные угодья, каждый стремился в сезон опередить соседа, первым сделать закос и выбрать себе делянку. Место это было глухое. Вековые дубы сопровождали путника на всём пути. Казалось, что птицы как то по-особенному перекликались клёклыми голосами в тёмных зарослях подлеска, издавая непонятные звуки, хриплым эхом распространявшиеся в лесу. Ободранные стволы лозы с торчащими во все стороны ветками дополняли удручающую картину лесной глухомани. Здесь всегда стоял гул, подобный лёгкому стону, немного протяжный, он был похож на отголосок дальнего звона. Пахло тиной и болотным духом. В сырых уголках окатвин пышно росли папоротники. Раскинув листья причудливой бахромой, они неподвижно и грациозно возвышались среди высокой изумрудной травы.
       И в этом году травы выросло много, болотистое место должно было дать предостаточно сена, которого с лихвой хватит для прокорма скотины, а, значит, поможет ей выжить в длинные, студёные дни зимы. Однако его заготовка имела здесь свои особенности. Подъездных путей вглубь леса, где находились сенокосные делянки Кобыльего болота не было, те дороги, которые прокладывались прошлым летом, за зиму и весну становились непроезжими, выкошенную траву приходилось вывозить сырой только из хорошо доступных мест, а оставшуюся, чтобы она была легче, старались сушить тут же, в скошенных рядках. Сухое сено складывали в копны, и, чтобы кто-то не «перепутал» со своим и не увёз до срока, его караулили, оставаясь в лесу днём и даже ночью.
       Осмотрев территорию, отец убедился, что вчера занял хорошие участки, и предложил косить, «пока хватит сил». Разошлись с ним по разным сторонам заболоченного луга, чтобы не мешать друг другу. Солнце, поднимаясь над лесом, бросало свои первые лучи на западную сторону нетронутой косарями территории. Поднимаясь выше и выше, оно прогревало влажную траву и землю, от которой шёл теплый влажный пар – припарок, делавший траву нежной и податливой, от него коса легко срезала траву. Во время косьбы слышалось мягкое и слегка глуховатое по звуку скольжение косы. Изредка в лесу раздавалось деловитое и приглушенное эхо «вжик-вжик», издаваемое оселком или трепышкой при заточке косы.
       Работа была сложной. Не всякий косарь, даже опытный, мог выкосить сено в таких местах. Здесь требовался особый навык, на каждом метре покоса подстерегала сухая коряга, торчащая из земли, полуразвалившийся пень, через который проросла трава, сучья упавших деревьев, муравьиная кочка. Не видя их и не зная, как их обойти, можно было сломать косу уже на первом скошенном рядке. Это непременно происходило с приехавшим к нам неопытным в такой работе гостем, который с хорошими намерениями хотел бы помочь в заготовке сена, но вместо помощи оставлял сломанное косьё или «пупок» (ручку для правой руки), а ещё хуже – саму косу с глубокими зазубринами на ней.
       Отец, по мере моего взросления, передавал мне правила и приемы косовицы в лесу. Самое главное заключалось в том, чтобы уже при первом размахе, тыльной стороной косы провести по нескошенной траве в обратном направлении, как бы прощупывая очередной рядок травы, выявляя, что может попасть под косу. По стуку об неё находили сломанные ветки или сучья, заросшие травой. Их тут же отбрасывали в сторону, чтобы не мешали. Часто при косьбе высокой травы, росшей у кустарника, не было видно гнезда пичуги, свившей его слишком низко у земли. Оберегая жизнь и потомство птиц, мы не косили траву рядом с гнездом.
       Припоминаются разные случаи… Скошенная трава уже лежала на большей части занятого участка ровными, одинаковыми рядками. Вдруг отец еле уловимым жестом позвал меня. Я нагнулся, взял пучок срезанной травы, оттер лезвие косы и положил её в сторону, тихонько подошел к отцу. У него под ногами оказалась целая семейка ежей. Мать ежиха от шороха косы, видимо, чувствуя опасность, отбежала в сторону, а ещё совсем маленькие ежата, толком не научившиеся сворачиваться в свой колючий клубочек, чёрными носиками тыкались в зелёную стену травы, не зная куда убежать. Показывая мне ежат, отец снял с себя пиджак и, постелив его на землю, попросил меня пучком травы, чтобы не уколоть руки, накатить их на пиджак. Собрав ежиный выводок, мы отнесли его на безопасное расстояние, где, по нашему разумению, могла быть ежиха, потому что оттуда слышалось беспокойное пофыркивание.
       Сложнее было убирать попавших под ноги во время косьбы птенцов тетерева. Испуганная самка отбегала от гнезда и гортанным, низким квохтаньем тревожно звала своих цыплят. Серенькие, на длинных тонких ножках, похожие на маленьких цыпочек, почти сливающиеся с зеленью, совсем глупые и неуправляемые, они поднимали головы и пытались бежать на зов. При малейшем шорохе с нашей стороны они падали и замирали без признаков жизни, лёжа в траве. Их сложно было увидеть, чтобы отпугнуть и не задеть косой.
       Иногда встречался уползающий наутёк уж, и отец никогда не забывал сказать о двух ярких жёлтых пятнах на голове беглеца, отличающих его от ядовитой змеи. Чтобы дать мне возможность лучше рассмотреть его, он тыльной стороной косы прижимал ужа к земле и ненадолго удерживал. При встрече с ядовитыми змеями – а они не были большой редкостью – мои односельчане не щадя расправлялись с ними. Было много случаев укусов, после которых требовалась срочная медицинская помощь с введением противоядия. Меня Бог миловал попасть под змеиный зуб. Не было и нежелательных встреч с диким зверьём. Видимо, животные, жившие в лесу, и расселившиеся возле леса люди щадили друг друга, каждый по-своему старался не мешать другому. Наверное, звери своим природным чутьём избегали встреч с работающим в лесу человеком, даря безопасность и себе, и ему одновременно.
    Скашивая высокую траву, иногда удавалось обнаружить в брошенной кротиной норе гнездо шмелей. Словно гружёные цистерны с нектаром, они опускались рядом с отверстием в свой дом и медленно, двигая мохнатыми, пушистыми брюшками, заползали туда, пополняя свои запасы практически весь световой день. А запасы, конечно же, были медовые. Запомнив место, я один или с кем-то из друзей приходил к нему. Мы осторожно расширяли вход и находили шмелиное гнездо. Оно представляло собой шар, построенный из мха и мелких сухих травинок, в центре которого, как в инкубаторе, находились соты, похожие на пчелиные, но заметно крупнее, заполненные деткой и янтарным мёдом. Через полую соломинку-трубочку, припасённую заранее, мы высасывали из сот дикий шмелиный мёд. Он был необыкновенно приятным на вкус и, как нам казалось, даже вкуснее, чем пчелиный. Наслаждаясь, всегда осторожничали, как можно бережнее относились к сладкому кладу, иначе шмели могли сильно покусать воришек, а главное, покинули бы своё гнездо и оставили бы нас без мёда в очередной раз…
       Где-то ближе к полудню я стал чаще отдыхать, что сразу же заметил отец. Посмотрев на часы, он сказал, что пора заканчивать косьбу, так как ещё надо перекусить и перевезти сырую, свежескошенную траву домой для просушки, и что он уже договорился с конюхом о лошади.
       Часы были особой гордостью отца. Сколько помню, он никогда не расставался с ними. По-моему, он имел их ещё с военных лет. Они были карманными, представляли собой круглую коробочку серебристого цвета с крышкой, которая открывалась щелчком при нажатии на едва видимую кнопку в боковой части корпуса. Такого же цвета цепочкой отец крепил их за шлёвку ремня и опускал в маленький верхний карман брюк – «пистончик». Когда нужно было посмотреть время, он, потянув цепочку, осторожно извлекал часы из кармашка, укладывал их привычным движением на ладонь и одним пальцем той же руки открывал крышку… Сколько бы раз это действо ни происходило, я всегда с каким-то неподдельным интересом наблюдал за этим появлением часов, слегка крутящихся на цепочке…
       Отец ушёл в посёлок, а мне надо было собрать покучнее скошенную и уже подвявшую траву, чтобы удобнее было грузить на телегу. После такой работы, изрядно устав, стал ждать возвращения отца. Зная, что он приедет ещё не скоро, решил отдохнуть в тени, под кроной берёзы. Её нежные, тонкие ветки свисали почти до земли, образуя надо мной зелёный купол. Листья на деревьях, увлекаемые тёплым ветром, игриво перешёптывались о чём-то между собой. От вороха собранной травы и налетавшего изредка ветерка веяло пряной горечью разнотравья, лесной земляникой, слегка горьковатым запахом бузины и влагой крапивных зарослей. От самой земли шёл благоуханный аромат.
Лес был полон солнечного света, ребристыми узорами ложились тени от деревьев на скошенные извилистые рядки. Расстелив куртку на землю и подложив под голову охапку душистой травы, я блаженно растянулся, прикрыв глаза. Весь воздух был пропитан разноголосыми звуками птиц, курлыканьем древесных лягушек, стрекотанием кузнечиков и нескончаемым гудом различных насекомых. Казалось, со всех сторон, как в круглом зале театра или в храме с хорошей акустикой, природа поёт, щебечет и приветствует меня. Словно шёлк, лежала рядом со мной скошенная зелёная трава, на которой отдыхали мои натруженные ладони…
       Вот размеренно, отсчитывая мои годы, где-то в глубине леса закуковала кукушка «ку-ку-ку-ку!» – эхом разливаясь в густых зарослях. Неподалёку на высокой берёзе ворковала горлинка, в небе играли стрижи и ласточки. Соревнуясь друг с другом в ловкости, они гонялись за многочисленными мошками. Прямо надо мной, как бывает перед дождём, зависло коричневое облако клубящихся в воздухе комаров, от которых шёл низкий, монотонный писк. Справа, не умолкая, трещала потревоженная зверем сорока. А всё пространство вокруг меня было залито полуденной негой…
       Конечно, в сенокосную пору поющих птиц в лесу, по сравнению с весной, намного меньше. Многие из них в это время выводят потомство. Вспомнил, что весной пение птиц настолько сильно, что трудно бывает различить в этом хоре их отдельные голоса, особенно когда в него вмешивались птицы-пересмешники. Совершенны в этом были скворцы. Сидя у своего скворечника, наслушавшись разных голосов и звуков, они могли квохтать, как курица, мяукать, как кошка, лаять, как собака, иногда даже повторять и короткие слова, произносимые человеком. А на водонапорной башне, недалеко от нашего дома, мастерили своё гнездо аисты. Их клёкот, похожий на звук деревенской трещотки, был слышен во всех домах посёлка. Песни, словно музыкальные шедевры, распевали соловьи, щёлкая и выводя рулады для своей дамы сердца, особенно на ранней утренней зорьке или поздним тёплым, туманным вечером…
       Мои мысли, озвученные необычным лесным оркестром, окружавшим меня, прервал приехавший отец. В небе слегка синело, ветер гнал клубящиеся облака, уплотняя их в тучи. Тяжелея, они опускались всё ниже и ниже. Мы спешно стали собирать сено на телегу. Ветер зашелестел листьями деревьев, их кроны стали раскачиваться всё сильнее и сильнее. Солнце закрылось огромной тёмной тучей. Как по команде сразу стих многоголосый «лесной оркестр».
       Вскоре зашлёпали первые редкие капли летнего дождя. Не успели с отцом нагрузить и половины собранной травы, как дождь сплошной стеной обрушился на нас. Мы решили переждать его. Не распрягая лошадь, привязали её под кроной дерева, а сами ловко забрались под телегу. Дождь серой стеной лил вокруг, нижние ветки деревьев, которые были видны из нашего укрытия, от потоков дождя склонились до самой земли. Каждый листочек трепетал от мелких дождинок и с упоением пил их природную влагу, оживая и становясь ярче обычного. Прижавшись с отцом друг к другу, стали замечать, что наше укрытие дало течь. С травы, нагруженной на телегу, перед нашими глазами вода сотнями мельчайших ручейков струилась по толстым былинкам и создавала впечатление маленького водопада, за которым мы прятались.
       Отшумев, дождь также внезапно кончился, как и начался. Через некоторое время солнце выглянуло из-за облаков. Лес вновь ожил. Кругом было сыро, но это не мешало нам закончить начатую работу. Нагруженную телегу мы повезли домой, где нас ждала мама с сестрами и братьями. Свалив воз, мы уехали за вторым, а они растаскивали привезенное сено по двору, чтобы оно не «сгорелось». Свежескошенная трава в большой куче начинала «гореть» и плесневела. На корм такое сено уже не шло, даже если потом его хорошо просушить…
       Сенокос длился уже три дня. Подсохшее и ещё не вывезенное из Кобыльего болота сено приходили ворошить всей семьёй, а вот охранять его некоторое время в лесной глуши, и особенно ночью, доставалось, в первую очередь, отцу. Как только выдавался хороший день, он шёл к конюху договариваться насчёт лошади, чтобы перевезти корм к дому. В это время отца в лесу подменяли уже мы, его повзрослевшие сыновья.
       Караулить сено ночами в посёлке было обычным делом, и мне не раз приходилось одному спать на копне, ожидая рано утром отца с подводой. Каждый такой ночлег был по-своему необычен. Ведь одно дело – остаться на чистом лугу у края леса или на берегу полевого болота, и совсем другое – в чащобе, среди вековых деревьев, как в этот раз…
       Ближе к вечеру, закинув за спину старый рюкзак с тёплой одеждой, которую брал на всякий случай для ночёвки в лесу, я отправился на Кобылье болото, чтобы сменить отца, охранявшего копны сухой травы. Солнце постепенно тонуло за горизонтом, его заходящие лучи скользили светлыми всполохами за моей спиной. Яркий и ясный закат предвещал хорошую погоду на следующий день. Стоял тихий безветренный вечер. Я зашёл в синеватую мглу притихшего леса. После жаркого дня он готовился ко сну. Среди деревьев разливалось особое тепло, исходившее от предвечерней свежести подлеска. В кронах деревьев серыми тенями мелькали запоздалые птицы, искавшие себе ночлег. Встревоженные моими шагами, некоторые из них взлетали со своего места и кружили над деревьями, ища новое пристанище. Стараясь спуститься вниз, они натыкались крыльями на ветки, и тогда сверху на тропинку летели серо-белые перышки и сухие мелкие сучья.
       Лесная дорожка, петляя между деревьями, неустанно вела меня к болоту. Из-под ног прыгали испуганные мелкие изумрудные лягушата, а над головой постоянно крутился и неотступно следовал за мной тёмный, нудно гудящий столб бесчисленных комаров, которые норовили облепить лицо, шею и руки. Не обращая внимание на их назойливость, отмахиваясь от них веткой, я больше смотрел себе под ноги, чтобы случайно не споткнуться и не наступить на корч.
На моём пути стали всё чаще появляться следы пиршеств диких кабанов, вокруг дубовых стволов и кустов орешника была видна изрытая ими земля. Звери, словно пахари, расковыряли своими мощными сильными рылами всё вокруг, добывая жуков и их личинки, мелкие молодые корешки, остатки прошлогодних желудей, которых было предостаточно в благодатной лесной подстилке.
       Чем дальше я заходил в чащу, тем лес становился тише и мрачнее. Не останавливаясь, вглядываясь в чёрные пятна лесной глуши, заполнившей пространство между деревьев, на ходу поправил за плечами свой рюкзак и убедился еще раз, на месте ли топор. Вдруг прямо передо мной на тропинку выбежал ёж. От неожиданной встречи, он остановился и зафырчал, и тут же, ощетинившись колючками, превратился в клубок. Глядя на этот пёстро-серый комочек, свернувшийся на тропинке, невольно подумал о глубоком вечереющем лесе, в котором мы с ним, словно маленькие песчинки, среди раскинувшегося на сотни километров лесного простора, должны будем найти сегодня себе ночлег. И что всё это огромное зелёное море вокруг нас заселено ещё медведями и волками, лосями и кабанами, лисами и зайцами. И что мне, как и перепуганному ёжику, надо будет остаться на ночь среди этого лесного массива под открытым небом…
       Петляя между мощными стволами деревьев и густым цепким кустарникам, ориентируясь по золотому догоранию заката в вечернем небе, я вскоре добрался до Кобыльего болота и ожидавшего меня там отца. После немногословного разговора он показал, где лежат несколько небольших, но достаточно прочных жердей, со словами:
       – Гена, ты спать ложись повыше от земли. Вот тебе жердины, я их нашёл на болоте, видимо, кто-то оставил их в прошлом году. Они тебе пригодятся, только закрепи прочнее между сучьев на деревьях. Надеюсь, ты не забыл прихватить топор?
       Я кивнул головой.
       – Хорошо, тогда наруби лапник и подстели его под сено, тебе будет удобнее и мягче, да и зверь не подойдёт. Займись этим, пока ещё совсем не стемнело, –посоветовал он.
       После этих слов попрощались, и отец отправился домой, сразу скрывшись из виду. Оглядевшись, я приметил два подходящих дерева, на сучьях которых, на высоте около полутора метров, решил соорудить для себя некую постель, чтобы можно было бы полежать, а если удастся, то и поспать. Совсем скоро из срубленного лапника и сухого сена она была готова.
       Солнце опустилось за горизонт, последний луч давно померк на потемневшем небе. В далёкой и бледной его глубине начинали проступать первые звёзды. На лес и болото опускалась тихая и плотная ночная мгла. От трясины, поросшей густой травой и утыканной остатками полусгнивших деревьев, тянуло холодным дыханием сырости. Забравшись на сооружённый топчан, я вместо подушки положил под голову рюкзак, рядом с ним закрепил топор, чтобы он не упал на землю, и попытался лечь. Под боками из-под сена выступали бугорки от сучьев лапника и жердин. Лежать было неудобно. Но я знал, что чем больше буду крутиться на такой «лежанке», тем больше она будет доставлять мне неудобств, поэтому заранее решил найти для себя более или менее удобную позу, чтобы можно было пролежать до утра, надеясь, что никто меня здесь не побеспокоит.
       Уснуть долго не удавалось. В голову лезли разные мысли о водяных и леших, живших на болотах, о погибшей здесь кобыле… С высоты своего настила стал пристально вглядываться в ночь. Деревья вокруг стояли угрюмыми великанами с тысячью просветов наподобие глаз, а чуть дальше сливались в сплошные мрачные громады. Ни один листок в их кронах не шевелился, казалось, ветки, словно прислушивались к чему-то таинственному, вытягивая свои щупальца в тёплом летнем воздухе. В небе над светлым пространством среди чёрных верхушек деревьев и в окружении высоких летних звёзд наконец-то появилась луна, которая блестела расплавленным золотом сквозь черную сетку листьев. Сразу стало как-то уютнее... Рассматривая россыпи мерцающих небесных светил, старался не слушать ночные шорохи и звуки леса, которыми, как мне казалось, дышало всё вокруг.
       Справа от моего обиталища, у края болота, послышались чавкающие звуки, издаваемые кабанами. Они пришли на кормёжку или водопой. Слышалось их сопение, похлопывание и потряхивание широкими отвислыми ушами, похрюкивание, а иногда и звонкое повизгивание, когда молодые подсвинки не могли что-то поделить между собой. От их возни взбудоражились водоплавающие птицы. Сонно шлёпая крыльями по воде и путаясь в прибрежных зарослях болота, они меняли место своего ночлега. Где-то в стороне монотонно скрипел дергач, выводя незатейливую мелодию. Из чащи леса доносились неожиданные для слуха уханья филина, пугающего своим протяжным криком, а порой и диким хохотом, разливавшимся потом долгим эхом в лесной темноте. Недаром в древние времена люди по незнанию принимали крик этой птицы за проделки лешего, приписывая ей фантастические способности. Зная, как кричит филин, мне всё равно в поздний час становилось не по себе от его ошеломляющего голоса с отвратительными нотками птичьего хохота. Одинокому голосу филина вторили тонким протяжным писком совы, вылетевшие из старых дупляных деревьев на охоту, и их птенцы, остававшиеся в гнёздах неподалёку от моего пристанища.
       Сон долго не шёл ко мне. Со всех сторон слышалась ночная жизнь леса: треск сучьев под копытами осторожного животного, возможно сохатого, тявканье лисицы на дальней опушке, глухое завывание волка… Со стороны Кобыльего болота доносились неясные звуки, похожие на вздохи уставшего старого человека, от которых кровь стыла в жилах… Как ни странно, я постепенно привыкал к этим звукам, скрипам и, сроднившись с ними, начинал ощущать себя частицей этого дикого мира. Вспомнил, как в прошлом году так же охранял в лесу сено с Валерой…
       Тогда, накануне вечера, мы тоже остались вдвоём, но только на лугу. Так же затихал птичий гомон, слышались писки ночных птиц… Забравшись на самую большую копну сена, мы разговаривали с братом. Сверху вниз было интересно смотреть на луг, простиравшийся внизу. Вглядываясь в надвигающуюся ночь, почувствовали освежающую прохладу, плывущую от речки и луговых низин. От прогретой земли поднимался лёгкий пар, а через некоторое время от реки стал приближаться, приподнимаясь над землей, белый, как молоко, туман. Он плавно стелился длинной пушистой бородой, постепенно заволакивая своей пеленой-пелериной копны сена и кустарники. На глазах превращая их в сказочных пришельцев с неясными, размытыми очертаниями… Словно живое существо, туман постепенно карабкался, продвигаясь к нам. Нас пугала его завеса, неровная по краям, будто языки белого пламени костра. Скользя по свежескошенному лугу, она сковывала нас каким-то неземным, фантастическим страхом.
       Позади, над клубящимся туманом, поднимался лес, чернея причудливыми зубцами. С луга вместе с туманом наползал прохладный, едва уловимый, горьковатый запах полыни и цветов.
       Мы с Валерой, наблюдая эту картину, решили подойти поближе и скрыться в тумане, чтобы он перекатился через нас. Вступив в полосу белого «дыма», мы почувствовали, каким он был непроглядным. Я, как старший из нас двоих, решил, что если пойдем дальше, то просто заблудимся в нём и не выйдем к своему месту. Да и вечерняя мгла уже спустилась до самой земли.
       Забравшись вновь на копну сена, решили никуда не уходить, а укрыться фуфайками и, прижавшись друг к другу, лечь спать. Но сон и тогда, как назло, не шёл. Слышался шелест листьев, туканье о ветви ночных жуков и насекомых, шорох от крыльев птиц, пролетающих между деревьями. Лёгкое потрескивание сухих сучьев, словно кто-то огромный топтал их в лесу (возможно, они остывали в ночной прохладе от дневной жары и издавали такой треск), и ещё множество звуков чего-то неизвестного и таинственного, что вселяло в нас страх предстоящей ночи. Чтобы меньше слышать ночь, решил разговаривать с братом, пока оба не заснём…
Лёжа на спинах и глядя в ночное небо, стали мечтать вслух. В поднебесной выси перед глазами простирался огромный купол небосвода, на котором сияло множество звёзд. Казалось, что только мы вдвоем остались на этом островке земли, а это бескрайнее небо в полной ночной темноте несётся нам навстречу своими созвездиями. Из этого тёмного леса хотелось взлететь к самой яркой звезде… Я к тому времени учился в восьмом классе, изучал астрономию, и мне были знакомы из учебников некоторые созвездия. Решил рассказывать о них своему девятилетнему брату.
       Сначала показал Большую и Малую Медведицы. Объяснил, что в древности путешественники находили путь по звёздам. Их на небе много. Запомнить такое количество трудно, поэтому ещё в далёкую старину люди разделили небесные светила на группы, соединив между собой линиями на специальных картах. Так появились созвездия, иногда похожие на людей, зверей или сказочных чудовищ. Прямо над нами, чуть мигая с высоты, расположилось созвездие Большой Медведицы. Ручка её звёздного ковша опустилась к горизонту, а две крайние звездочки указывали на Полярную звезду, по которой определяется Север. Чертя рукой линии в воздухе, нашёл её и показал брату. Заодно объяснил, что посёлок Заречье находится на Западе от нашей ночёвки. Просил его помнить об этом, если вдруг он заблудится в лесу. Надо сориентироваться по Полярной звезде и выходить днём – на закат солнца, а ночью – двигаться на Запад. Соблюдая эти правила, всегда можно выйти из леса и найти свой посёлок.
       Необычайно красиво простирался на тёмном небосводе Млечный путь. Словно дорога в прекрасное будущее, усыпанная россыпью алмазов и бриллиантовой пыли. Заинтересовавшись созвездиями летнего неба, мы забыли о ночных страхах и под собственные рассказы незаметно уснули….
    А сейчас я был один глубокой ночью в глухом лесу и гордился тем, что тоже пересилил страхи, охраняя сено. И когда утром приехал отец, то сразу же поделился с ним своими ощущениями о ночевке. Он, внимательно выслушав, посмотрел на меня ласковым взглядом, полным благодарности и гордости за своего первенца.
       Сенокосная пора запомнилась ещё и постоянными переживаниями родителей, которые всегда ждали, как они говорили, погожих дней. Для них было необходимостью в хорошую погоду накосить, просушить и сложить всё заготовленное сено на хранение.
       Подрастая, мои младшие братья – Валерий и Святослав – тоже стали помогать на сенокосе. У отца к тому времени подослабло здоровье и на меня ложилась основная доля его работы. Когда мы приезжали в посёлок уже на студенческих каникулах, нам приходилось, как и раньше, косить сено для коровы и овец. Отец ждал меня, заранее присматривая места с не выкошенной травой. Конечно, к моему приезду оставались большей частью неудобья на болотах или на полях среди хлебов.
       Запомнились поляны среди ржи или пшеницы. Поля под посев озимых часто имели неглубокие лощины. За зиму выпадало много снега, который забивал их до краев, сравнивая с полем. Весной, когда пригревало солнце, снег быстро таял, обнажая хлебные посевы. Только сбежавшая в лощины с полей вода не могла долго просохнуть или уйти в уже перенасыщенную весенней водой почву. Естественно, посевы под такой водой погибали (вымокали), а их место занимало разнотравье.
       Выбранные окатвины поражали буйным цветением ромашек и васильков, колыхавшихся расписным полотном среди жёлтой ржи. Будто небо перевернулось и расплескалось голубым васильковым озером, по поверхности которого плавали белые ромашки с яркой золотистой серединой.
       Небольшие букеты из таких полевых цветов видел в городе на рынке. За них платили деньги, чтобы приобрести в подарок. Скашивая целые озера таких букетов, мне было немного странно видеть их в продаже. Получалось, что своей бурёнке я бесплатно дарил целый воз такой душистый красоты. Мама говорила, что от такой травы у молока слегка менялся вкус, который ей не нравился. Я такого отличия не замечал, мне тогда казалось, что всё молоко от нашей Сивки было самым вкусным.
       Скошенную и высушенную траву укладывали в копны среди поля, и они стояли там до тех пор, пока колхоз не заканчивал уборку хлеба. И только после этого можно было перевезти на лошади сено, не потоптав посевы. А ещё, когда шла жатва на таких полях, просили комбайнера поднять повыше жатку, чтобы оставалось больше стерни и зелёной травы. Её, вместе с соломой, мы тоже скашивали. Сено со жнивья было жёсткое и грубое, но овцы и козы охотно ели его.
       Косить на полянах среди жнивья можно было только хорошо отклёпанной косой. Подготовить такую мог мой дедушка Тимофей. Когда он был жив, то очень искусно это делал. После его работы коса была острой, и, словно нож по маслу, бесшумно и без особых усилий срезала любую траву. Он часто ворчал на отца, что тот косит с силой, «как доской», а надо бы делать за счет остроты косы. У отца хотя и не было такого мастерства, но была крепкая мужская сила. Его рост под метр девяносто и большой размах в плечах помогали ему выкосить траву в любом месте даже не отклёпанной косой. Они у нас тоже были разные. Отец имел двенадцатиручку, у меня была поменьше – шестиручка, у дедушки были и восьми-, и десятиручки. Их размер зависел от длины косы (от пятки до носка), но только дедушкина могла косить траву-мураву, росшую у нас на Брянщине. Она была словно пушистый подшёрсток дикого кабана, на вид очень нежная, невысокая, и её не каждой косой можно было срезать.
       В годы моего юношества дедушка состарился и на сенокос уже сам не ходил, а занимался только домашним хозяйством. Делал деревянные бочки, водил пчёл, мастерил табуретки, чинил хомуты и телеги. Иногда, провожая нас грустным взглядом в лес, он наказывал привезти хороший молодой дубок для полоза на сани. Его просьбы всегда выполняли. Спиленный дубок служил нам вместо рубеля при увязке сена, а настоящий рубель, ранее изготовленный, мы с отцом предусмотрительно оставляли дома. Эта маленькая уловка не привлекала внимание лесника, а у нас за летний сезон скапливалось заготовки для будущих саней.
    Летом, кроме сенокошения, не меньше работы было и во дворе, когда туда свозилось влажное душистое сено или трава с болот и лесных полян. Заботы по его просушке ложились на плечи всех домочадцев. Приходя с сенокоса уже на закате солнца, когда спадала изнуряющая жара, мы принимались за уборку сена. Отец для этого готовил вилы с длинной трёх, четырёх- метровой ручкой и с их помощью укладывали его на чердак дома, приспособленного под сеновал. Особо, в одной из его сторон, хранили сено с лесных полян, в котором было много душистых трав. Про него мама говорила, что им можно заваривать чай, такое ароматное и полезное оно было. Им кормили корову Сивку до и после отёла.
       Чтобы всё было хорошо сложено, отец забирался на чердак по лестнице, а я, цепляя вилами сено, подавал ему через дверцу-лаз. Сенцо, как ласково называли его у нас, было сухим и пушистым. Чтобы удержать его на вилах, надо было как можно больше наколоть на них, неоднократно нажимая ногой. Порой утрамбовывалось столько, что трудно было даже поднять. Приходилось сначала ставить вилы с сеном на ручку и только потом поднимать с земли. Лаз был не так велик, и навильник с навьюченным сеном еле проходил в него. Отец ворчал, пытаясь своими вилами мне как-то помочь протолкнуть его на сеновал.
       На такую работу я надевал рубашку, хотя было безумно жарко. Одежда немного защищала от ожогов лесной крапивы, попадавшейся в сене и не терявшей почему-то своей жгучести, от царапания колючек или от пересохшей травы, сыпавшейся за шиворот рубашки. Мелкая труха набивалась в волосы, прикрытые кепкой, попадала в нос, уши, глаза… Уставшие от однообразной работы, мы с отцом менялись местами. На помощь приходили сёстры Дина и Нина, которые трамбовали ногами взъерошенное сено на чердаке, мама подскребала упавшее от него клочья граблями, чтобы сохранить до последней былинки.
       Проще было сделать во дворе дома небольшой стожок, хотя это требовало особых навыков по скирдованию. Сложить копну или стожок надо было так, чтобы осенние дожди и зимние метели не промочили его насквозь, а сено там оставалось сухим и пригодным.
       В сенокосную страду работали до густых сумерек, а если раньше заканчивали уборку, то ещё носили в бочки воду для полива грядок на огороде. После трудового дня, несмотря на усталость, приводили себя в порядок, садились с Валерой на велосипеды и катили в соседние деревни в клуб на танцы. Это были Гамалеевка, Берёзовка, посёлок Плоский. Танцевали под гармошку местного гармониста, а потом, когда появилось электричество, – под музыку, звучавшую из проигрывателя для пластинок.
       Нагулявшись, возвращались с Валерой домой. Чаще это было на заре, когда пели петухи, передавая эстафету от одного подворья к другому. Воздух в это время был по-утреннему чист и свеж. Зная, что дверь дома закрыта изнутри на крючок, мы с братом, не беспокоя родителей, шли на сеновал чердака. Поднимаясь по лестнице, видели, что мама для нас, как всегда, оставила на сеновале свежее парное молоко от вечерней дойки. Право первому выпить из трехлитровой банки я уступал младшему брату. Обхватив её руками, он пил через край не отрываясь и спохватывался, когда на дне оставался лишь стакан молока, а иногда, увлёкшись, Валера спрашивал меня:
       – Гена, а ты будешь?
       Я отрицательно мотал головой, давая понять, чтобы он пил до конца, хотя мне тоже очень хотелось. Усталые от дневной работы, разморенные ночными развлечениями, мы с ним валились на сеновал в душистое ароматное сено и мгновенно засыпали. Казалась, что только сомкнули глаза и погрузились в сон, как слышался вновь голос отца, будивший меня на сенокос… Немного грустно становится от того, что, открыв глаза, я уже не увижу рядом отца и не услышу его голоса, и от этого, сопротивляясь прожитым годам, чаще начинает биться моё сердце, напоминая своим волнением об ушедших счастливых днях детства и юности…
Ночные часы! Как в них много того, что даёт человеку силы, тревожит его душу и влечёт к познанию неведомой жизни и вечной тайны бытия. Размышляя, казалось, я не спал всю ночь… или это был сон наяву… Будто через мгновение открыл глаза и взглянул на небо, а оно, посветлевшее, с розоватым оттенком, простиралось надо мной, укрывая прозрачным занавесом утренней зари. Прямо над моей головой, делая спиралеобразные круги по стволу дерева, в ветках которого была моя лежанка, перепискивались между собой поползни – самец и самочка, ловко передвигались по коре, снизу вверх, в поисках гусениц, долгоносиков и листоедов для своих прожорливых птенцов. Они так увлеклись поисками своей добычи, что не замечали меня. От их усердной работы крошево старой трухлявой коры сыпалось прямо на моё лицо. К этому неудобству добавился и утренний туман, влажным одеялом накрывший меня с головы до ног. Было зябко, и, чтобы согреться и размять затёкшее тело, я спрыгнул на землю. От вечерних страхов не осталось и следа.
       
       Светало быстро. Природа, смежив на ночь лишь один глаз и притворившись спящей, весело оживала в сумерках нежного рассвета. Воздух был как родниковая вода необыкновенно чист. В лёгкой дымке летнего утра, в шорохе муравьёв, выползших на разведку из муравейника у приваленного к пню старого дерева, в шелесте берёзки, в трепете каждой осинки и даже в мелодичном звучании иголок на ёлке чувствовалось пробуждение нового дня. Почва под ногами вздыхала и сыро туманилась обильной росой…
       Через некоторое время на вершинах самых высоких деревьев блеснули первые полоски огненного света восходящего над горизонтом солнца. Не было ни ветра, ни тени, ни движения, ни шума; в мягком воздухе разливался запах свежести и той торжественности, когда уже всё светло, но ещё так безмолвно. От мокрой земли пахло лесной прелью; чистый, лёгкий воздух переливался вместе с прохладными струями ароматного сена. Над лесными далями и болотными туманами дотлевающей утренней зари многоступенчатой трелью стал солировал дрозд, один из лучших певцов брянского леса. Уединившись рядом, где-то на опушке, он своим треском, щебетанием и пересвистом уверенно обозначал территорию… Не претендуя на неё и кукукнув на лету только несколько раз, растворилась в мареве начинающегося утра кукушка…
       Вдалеке загомонили и другие птицы. В этот утренний час мне как никогда спокойно дышалось.

Путешествие на мельницу
       
       Трудное послевоенное детство запомнилось недоеданием и, в первую очередь, отсутствием хлеба. Мне всегда хотелось наесться им досыта. Его недостаток особенно чувствовался при переменах в стране или во время неурожаев. Добывание хлеба насущного было главным для всех сельских семей, переживших лихолетье Великой Отечественной войны. Наша большая семья не была исключением. Каждый знал: если на столе будет хлеб, а в хозяйстве – корова, семья выстоит.
       Хочу поведать своим современным читателям о том, что хлебные буханки, продаваемые в магазинах, не растут в поле, а выпекаются из муки. В моём детстве всё, что предшествовало её появлению, сопровождалось тяжёлым трудом селян. Если в доме появлялась мук?, значит, хозяйки испекут и хлеб. Для этого с весны до глубокой осени все трудились на колхозных полях. Деньги за такую работу не платили, а засчитывали трудодни за каждый трудовой день. Осенью, подсчитав итоги, колхоз сдавал основную часть собранного урожая в «закрома Родины», а оставшееся зерно раздавал колхозникам на трудодни. Его ещё раз провеивали, очищая от сора и примесей. Расстелив плотную ткань, с высоты человеческого роста медленно сыпали на неё из вёдер зерно. Ветер относил в сторону ненужный сор и пыль, а оно золотистым ручейком падало вниз, образуя горку. Тут же во дворе досушивали на жарком солнце и ссыпали уже в свои закрома, изготовленные из деревянных досок. Старались уберечь его от мышей и распределить таким образом, чтобы хлеба хватило до будущего урожая.
       Часть зерна возили на мельницу и размалывали в муку. Поездка туда, да ещё с мешками, была целым событием для ребятишек моего возраста. Накануне в доме царило оживление. Каждый был занят своим делом. Мама готовила чистые без заплат мешки, привязывала к ним тесёмочки-завязки, чтобы ни одно зернышко по дороге не высыпалось из мешка. Мы с Валерой помогали держать их за края – так отцу было удобнее насыпать жестяным ведром тяжёлые, прохладные и чуть пыльные зёрна пшеницы. Родители изредка встряхивали мешки, и зерно насыпалось равномерно. Наполнив их до краёв, ставили в чулан. Затем отец согласовывал с мельником день помола и договаривался с конюхом о выделении лошади. Её давали на два или три двора, чтобы и другие селяне могли смолоть муку. Когда всё было решено, отец с вечера начинал готовить телегу. Приносил «квач» (мягкая кисть) и банку с дегтем, густо смазывал им оси и втулки колёс, собирал сбрую...
       Глядя на его приготовления, мы с братом надеялись, что отец обязательно возьмёт кого-то из нас с собой в эту поездку. Ложась спать, я мысленно загадывал себе проснуться на следующий день как можно раньше, ведь, если случится проспать, на моём месте окажется брат. К моей радости, на следующее утро проснулся рано. Узнал от мамы, что отец уже ушёл за лошадью. Стряхнув с себя остатки сна, стал одеваться. Сидя на топчане, босыми ногами пошарил по полу, отыскивая обувку, оставленную с вечера. Найдя её, наскоро сунул ноги в кирзовые сапоги и выбежал во двор. Увидел сразу на улице отца, он под уздцы вёл к нашему дому лошадь.
       Я заспешил навстречу, открыл калитку. Лошадь, слегка пофыркивая, смотрела на меня тёмными, почти до черноты фиолетовыми глазами, смешно моргая пушистыми ресницами. Её грива и хвост были унизаны множеством колючек от репейника.
       Вскоре услышали голос мамы. Она звала нас завтракать. Отец, привязав лошадь п?водом к телеге, насыпал ей немного овса и направился в дом. Я с Валерой, который к тому времени тоже проснулся, поспешил следом. Усевшись за стол, родители принялись обсуждать предстоящую поездку. Мы с братом, наевшись и услышав от отца, что хорошо будет ещё почистить лошадь, прежде чем отправляться на мельницу, выбежали во двор и решили это сделать сами. Нашли в сарае висевшую на стене старинную гребёнку и, подойдя к лошади, руками и гребнем стали выбирать и вычёсывать из её гривы сухие репьи. Слегка повернув голову, она вначале недоверчиво посмотрела на нас. Мы старались работать осторожно, и вскоре она потеряла к нам интерес: опустив голову, продолжила доедать остатки овса, смешно вытягивая мягкую и слегка пушистую от шерстинок нижнюю губу. Пока возились с лошадью, на пороге дома показались родители. Отец стал запрягать лошадь в телегу, а мы подавали сбрую. Соседка, тоже собравшаяся на мельницу, пришла напомнить, чтобы не забыли и её взять с собой. Папа кивнул давая понять, чтобы она не волновалась. Когда лошадь была запряжена, все пошли в чулан за приготовленными мешками с зерном. Плотные, тугие, они словно присели перед дальней дорогой, ожидая нас. Отец брал их за «хохолок», а мы с Валерой за нижние противоположные углы. Дружно раскачивая, кидали его в телегу.
       Погрузив зерно, выехали из открытых ворот на улицу. В этот раз ехать на мельницу очередь выпала мне. Чтобы брат не обижался, ему разрешили немного порулить лошадью. Заехали к ожидавшей нас соседке и погрузили её мешки. Папа снял с телеги брата, а мне помог забраться на воз, кинув туда мягкую фуфайку, чтобы было удобнее сидеть, и подал мне кнут. Рядом уселась соседка, и мы отправились в путь.
       Чтобы лошади было легче, отец не поехал в телеге, а пошёл по тропинке, протоптанной односельчанами, что пролегала рядом с дорогой. Рассказывал какие-то истории из жизни учеников, школы, шутил с нами. По пути находил грибы: подберезовики, лисички. Если попадались белые, отдавал нам, а мы складывали их в сумку. Подтрунивая над нами, что ему лучше, чем нам на возу, возможно, он лукавил и так усыплял нашу совесть, мы-то едем, а он идёт пешком.
       Держа вожжи в руках и управляя с высоты воза, я был несказанно счастлив и тому, что могу один, без брата, управлять лошадью. Она шагала размеренно и плавно, изредка обметая себя хвостом от надоедливых мух и слепней.
       Мельница находилась в деревне Гамалеевка, и путь к ней лежал по хорошо знакомой мне дороге через лес. Пожилая женщина, сидевшая рядом со мной, добавляла мне уверенности, что, управляя лошадью, не попаду впросак, не наеду на пень или на случайную корягу и не переверну телегу.
       Отец не отставал от нас, он то приближался к телеге, то вновь углублялся по тропинке в лес. Лошадь, отдохнувшая за ночь, размеренно тянула воз. Солнце только-только поднималось над лесом, освещая его первыми лучами. День обещал быть погожим и солнечным.
       Кругом, будто бы радуясь вместе со мной, звенели птицы: вдалеке куковала кукушка, наполняя лес многоголосым эхом, над головой то и дело пролетали какие-то пичуги и одобрительно шумели высокие деревья. Зная почти каждое из них, растущее вдоль дороги, я всё равно с высоты своего сиденья с интересом вертел головой в разные стороны.
       Путь до Гамалеевки был около двух километров, и, проехав лес, мы вскоре оказались на её окраине. Здесь ряды домов с построенными подворьями растянулись вдоль реки Гнилая. Дорога, ведущая к мельнице, пересекала деревню поперек, тем самым сокращала наш путь. На подъезде к мельнице, справа и слева от проезжей части, были «прорвы». Это глубокие ямы в песчаной земле, размытые и заполненные водой. Они образовывались от обильных дождей или весной от потока воды, перелившейся через плотину и прорвавшей её в неукреплённых местах. В них громоздились утонувшие когда-то стволы деревьев, а на глубине водилась рыба. Об этих «прорвах» в народе ходили нехорошие поверья. Местные пугали водяными и лешими, якобы обитавшими в них. С ними были связаны и рассказы о русалках, выплывающих ночью и под шум падающего с плотины водяного потока, под равномерный гул доносившегося сюда мельничного колеса певших свои песни. Действительно, на вид эти места были жутковатые: тёмная, непроглядная вода, торчавшие из глубины гнилые, позеленевшие от водорослей брёвна и палки, заросли осоки и крапивы отпугивали от этих мест. Купаться здесь не решались даже взрослые.
       Проезжая мимо «прорв», осторожно управляя лошадью, добрались до плотины. Длина её была около трёхсот метров, а ширина – на две телеги для разъезда. Дорога заканчивалась широкой площадкой недалеко от мельницы. Здесь стояло несколько гружёных подвод, хозяева которых дожидались очереди, чтобы смолоть муку. Найдя свободное место, остановились. Я и сидевшая рядом соседка спрыгнули с мешков на землю. Отец зная, что нам немало времени придётся ждать своей очереди, распряг лошадь, а я, взяв её под уздцы, отвёл в сторону и привязал. Папа, заняв очередь, решил сходить в школу (она была недалеко от мельницы). Хотя было время каникул, его как директора всё равно волновала сохранность здания, интересовали события, произошедшие в Гамалевке. Он ушёл, а мы стали ждать своей очереди, разглядывая знакомые места.
       Запруда плотины для мельницы представляла собой дубовые кряжи, забитые в грунт и торчащие над водой. Стоявшие десятилетиями, они набухли от воды и набрали небывалую прочность. Такие дубы называли морёными. Они не гнили и со временем приобретали синеватый оттенок. Когда доводилось нырять здесь и смотреть на них снизу, то они были таинственными, мохнатыми от водорослей; шевеля в потоках воды зеленовато-коричневыми бородами, скользкими и неприятно холодными на ощупь, производили загадочное, колдовское впечатление.
       Река, наполнявшая озеро, протекала в основном по лесистой местности, по глухим борам, через буреломы, в некоторых местах к её берегу нельзя было подойти. Вода в ней была ключевая и очень холодная. Во время жарких дней солнце своими лучами не прогревало её поверхность из-за густых зарослей, и купаться в верховье, ближе к нашему поселку Заречье, в ледяной воде было просто невозможно. Мы с ребятами приезжали на велосипедах или приходили пешком, чтобы поплавать в тёплой воде проточного озера у мельничной плотины. В местах, где река протекала вдоль деревни Гамалеевка, можно было подойти к её берегам, а ниже по течению она вообще больше не пропадала в лесных чащобах и протекала по полевщине. Она превращалась в обычную маленькую речушку с прогретой солнцем водой и была доступна для людей.
       Ожидая очереди, отошёл от плотины, где не было слышно скрипа вращающихся мельничных колёс и шума падающей на них воды. Красота начинающегося дня завораживала. Тихо плескалась вода о пологий затопленный вместе с травой берег, а дальше, по мере удаления от него, к середине озера, дно покрывал чистейший жёлтый плотный песок. Чтобы рассказать своим деревенским друзьям о воде у плотины, разувшись, подвернув повыше штанины, тихонько зашёл в реку. При моём приближении, с берега испуганно, одна за другой спрыгнули несколько лягушек, до этого дремавших в лучах утреннего солнца.
       Мой страх перед охладившейся за ночь водой никому не был виден. Я стал не спеша заходить всё глубже, слегка шевеля пальцами ног и постепенно пробуя воду. Не успевшая остыть за ночь, она была на удивление тёплой и словно дышала, отдавая при этом мягкую приятную прохладу. Пахло рыбьей чешуёй, сырыми морёными стволами утонувших деревьев, водорослями и укрывавшими водную гладь кувшинками.
       Поднявшееся из-за леса солнце освещало поверхность воды, подёрнутую рябью. На середине озера она рассыпалась серебристыми морщинками и искрилась всеми цветами радуги. От этих блёсток невольно закрывались глаза и на душе становилось легко и приятно. На мелководье, в прозрачной воде, стайками плавала мелкая рыбёшка. Стоило мне пошевелиться, как они дружно и молниеносно исчезали в глубине озера. Через некоторое время они вновь появлялись и также быстро исчезали. Всё было незабываемо красиво и чудесно, возникало неповторимое чувство гармонии с окружающей природой…
       Осматривая не раз виденные мной места, не услышал приближавшихся шагов отца, а он, увидев меня стоящим на мелководье, предложил искупаться. Я охотно согласился. Мне давно этого хотелось, но не решался один, ещё не был уверен в себе, хотя уже держался на воде и плавал «по-собачьи», быстро гребя перед собой руками. Раздевшись, забежал в воду, поддавая коленями брызги в разные стороны. И пока отец не спеша снимал верхнюю одежду, я, отойдя от берега на небольшую глубину, пытался плыть к мелководью, крича ему:
       – Папа, смотри, как я умею! Папа, смотри, я плыву!
       Отец поспешил ко мне. Опустив ладони в воду, потёр их одна о другую. Зачерпнув пригоршней освежающей влаги, слегка облил свои плечи, грудь. Лёг на воду и, оттолкнувшись ногами от дна, красиво поплыл. Он лодочкой складывал ладони, резко выбрасывал вперёд поочередно руки, продвигаясь по глади озера. Это плавание не было похоже ни на «брас», ни на «кроль». Видимо, армейская служба отца у моря повлияла и на стиль плавания. Я, как ни старался плыть, как он, так и не смог повторить.
       Наше купание прервал голос соседки, она кричала, что подошла очередь. Не мешкая мы вышли из воды и, одевшись, направились к мельнице. На пороге стоял мельник. Это был пожилой деревенский мужик, с ног до головы припорошенный белой мучной пылью. Она была на волосах, на руках, на ресницах, на бровях и на одежде. Сняв с головы какой-то треух, напоминающий шапку, он ударил им о колено, подняв белое облако. С видом знатока своего дела дал нам команду заносить мешки.
       Мельница была построена задолго до моего рождения и имела вид наскоро сооружённого здания, высотой в полтора этажа. У неё было два колеса, на них в зависимости от направления потока воды, регулируемого мельником, падала вода. Если она лилась на одно колесо, то скорость вращения была меньше, а если на два, то мельничный вал вращался с б?льшей скоростью. Поток быстрой, светлой воды, шевеля водорослями, прилипшими ко дну лотка, с шумом падал на выступающие лопасти колёс. Вращая их с завидным упрямством, стремился быстрее преодолеть препятствия и слиться с основным потоком реки. Шум падающей воды и грохот от вращающихся жерновов заглушали нашу речь. Приходилось кричать.
       Мужики, уже смоловшие свою муку, помогли нам перенести мешки с зерном и засыпать его в конусообразный ящик. Через регулируемый засов зерно из него сыпалось самотёком на каменные жернова, перетиралось между ними до пыли, превращаясь в чистую, качественную муку. Ступеньки и пол в мельнице были сделаны из досок. Под тяжестью человека с грузом они прогибались, скрипели, издавая под ногами пугающий звук треснувшей доски.
       Готовый помол по наклонному жёлобу стекал вниз в натянутый мешок. Мука была слегка тёплой и пушистой. Мельника просили не молоть зерно разных сортов в один и тот же день, чтобы в пшеничную муку не попадала ржаная или, хуже того, мука из желудей. Смешиваясь с белой, она ухудшала её качество, хотя, отдельно смолотая, она ещё с давних времён использовалась в пищу. Селяне из неё выпекали хлеб, варили кофе, кашу, выпекали лепёшки, оладьи. Конечно, для этого собирали только созревшие жёлуди, желательно после первых заморозков. Очищали от кожуры, измельчали в ступке, заливали водой и постоянно меняли её в течение двух суток, удаляя дубильные вещества, и уже после этого сушили, измельчали в муку.
       С мельницы, ближе к вечеру, возвращались домой тем же путем, уставшие, но счастливые и довольные от сделанной работы. Да к тому же выяснилось, что отец, посетив школу, зашёл и в Гамалеевский магазин, но скрыл это от нас. И каково же было наше удивление, когда он достал вкусное печенье, бутылку газированной воды и, развернув большой газетный кулёк, высыпал разноцветные карамельные конфеты-подушечки с начинкой внутри и обсыпанные сахаром… После купания в озере и проведенного дня на воздухе без еды, это было настоящим праздником…
       Приездом домой закончилось и наше путешествие на мельницу. Вечером того же дня мама подготовила дежку и замесила тесто, расхваливая мельника за хорошо смолотую муку, а нас за удачную поездку. Утром следующего дня она уже хлопотала у печи, готовя к выпечке круглые ковриги из нового урожая. Домашний хлеб из свежесмолотой муки по маминому рецепту был просто волшебный и имел незабываемый вкус…
       Мельница на реке Гнилой в деревне Гамалеевка работала до шестидесятых годов, а потом ещё долго стояла, напоминая прошлое. В селе Валуец к тому времени построили механическую, хлеб стали выпекать вначале в небольших сельских пекарнях, а затем и в Почепе на хлебозаводе, постепенно отучив сельский народ от выпечки собственного хлеба. Однако мук?, смолотая на такой мельнице (у нас её называли «вальцовка), была другого качества, из-за которого, как говорила мама, хлеб «плохо подходил» и получался не таким вкусным и пышным. И сегодня, несмотря на обилие и разнообразие сортов хлеба, мне хочется уловить тот знакомый запах брянского, маминого, хлеба.

Дороги без следов

       Зима… В это время стоят короткие, как близнецы, похожие друг на друга дни. Их монотонность нарушала пора зимних каникул, которые я всегда проводил дома, с родителями в посёлке Заречье, что затерялся на окраине брянских лесов. К этому времени с детства осталось двойственное чувство. Первое – это ограничение свободы, и второе – прикосновение к прекрасному, к одному из красивейших времён года, с его неповторимыми морозными днями, снегами и сугробами, метелями и вьюгами, с застывшими под шапками пушистого снега деревьями. Ограничение детской «свободы» проявлялось не только в том, что не было возможности, как летом, побежать в лес на свои излюбленные места, но и отсутствием тёплой одежды и обуви.
       Во времена моего детства и юношества зимы были снежными, погода холодной, а морозы – трескучими. В лёгкой одежонке на улицу надолго не выйдешь, простудишься и заболеешь, тогда никакие травы и настои, заготовленные для таких случаев, не помогут, одеваться надо было тепло и основательно.
       Бедно тогда жили семьи. Мама, как могла, шила и перешивала одежду от старших детей на младших. Материала для обновления уже поношенных вещей не было. Однако в эту зиму спасла отцова шинель, которую он после войны долго носил, и ему уже «надоело», как сказал отец на семейном совете, «ходить в военной форме на работу». Остатки «крепучего мягкого сукна» от офицерской шинели после перелицовки на изнанку пошли на обшивку фуфаек для взрослых, утепления и наращивания зимних пальто для детей.
       Как ни старайся, всё равно долго без движения в такой одежде на морозе не пробудешь. На ноги наматывали портянки, а иногда и не одни, затем надевали валенки, латаные и перелатанные. Ведь новых была всего одна пара мужская и одна женская, их дедушка сам валял к зиме. Валенки старались одевать только в магазин, на дальние поездки или в гости. Заботы об одежде, конечно же, были на плечах наших родителей, а мы, дети, относились к этому как к данности, и потому жизнь для нас зимой была в радость.
       Вспоминается один из многих зимних дней. В тот год зима выдалась снежная, морозная, с вечера за окном сильно мело. Метель, гуляя над притихшими, занесёнными снегом сараями и деревенскими хатами, завыванием отзывалась в печной трубе, мы с замиранием сердца слушали её пляску, пока не уснули на печи крепким сном. Проснувшись рано утром, я свесил голову с печки, не желая выползать из-под одеяла. Внизу о загнетку стукнула заслонка, мама готовилась развести огонь, чтобы истопить печь. Она уже подоила корову, процедила молоко и поставила его на стол в кувшине. За ночь в доме заметно похолодало. Его стены из самана довольно хорошо держали тепло, но при сильных морозах в доме всё равно становилось прохладно.
       Видя мою вихрастую голову, мама попросила меня открыть вьюшку – деревянную заслонку в трубе, находившуюся со стороны печи. Открывая её, я снимал металлические кружки, сохранявшие тепло, и в печи начиналась тяга. Это было привычным и несложным делом. Ещё немного полежав, спустился вниз, чтобы выбежать во двор по своим делам.
       Н?скоро сунув ноги в отцовские валенки, накинув на себя что попалось под руки из одежды, толкнул обмёрзшую, в серо-белом инее входную дверь, вышел во двор. После вчерашней вьюги там было белым-бело. Безбрежно раскинувшийся снег, словно белый пух, лежал нетронутый; едва заметный след по снегу был протоптан только до туалета. Чтобы не замёрзнуть, утопая в пушистом снегу, и я бегом направился в том же направлении, изредка полами одежды загребая снег себе в валенки. Он холодными колючими иголками ссып?лся внутрь, где сразу таял от моих тёплых, босых ног. На обратном пути, уже окончательно проснувшись, стал оглядывать двор, так преобразившийся после бушевавшей метели. Все деревья в саду были покрыты толстым слоем снега. Под его тяжестью тонкие, гибкие ветви берез и ягодных кустов склонились до земли. Снежный покров в несколько раз был толще самих веточек, как будто на их плечи кто-то набросил пушистую мамину шаль, связанную из белого козьего пуха.
    От белизны снега зажмурил глаза, и сразу в памяти всплыла картина: мама искусно вяжет шали себе и своим дочерям – моим сёстрам Дине и Нине. Опушённые резными кружевами по краям, шали были разных размеров и различной вязки. Мама любила разводить пуховых коз. Такие козы молока давали совсем немного – и то для выпаивания своих маленьких козлят. Им требовался особый уход в кормежке и чистоплотность при содержании. Когда козы начинали линять, наступало время сбора шерсти. Их несколько раз в день вычёсывала специальным гребнем. После чего перебирали козий пух: освобождали от длинных жёстких шерстинок, от травы, репейника и попавших колючек, а затем очищенный – мама пряла. Для прочности и экономии шерсти в пряжу добавляла из катушки белую нить и на неё накручивала козий пух. Когда нитки были готовы и смотаны в два-три клубка, мама крючком вязала шаль или платок. Делала она это в основном в поздние, длинные зимние вечера. Затем стирала связанную вещь, от чего она становилась белоснежной, и сушила, натянув её на вбитые в стене гвозди, растягивая до нужного размера… Я протянул вперед руку, чтобы прикоснуться к белой пуховой маминой шали… Но рука коснулась холодного пушистого снега… Открыв глаза, вновь увидел белоснежное холодное покрывало…
       Немного пугающе от бани до сарая на натянутой веревке, поскрипывая и медленно колыхаясь одной целой стеной, висело бельё, вывешенное для просушки. От ветра на морозе оно замёрзло и выглядело причудливо. Раскинутые вниз рукава рубашек почти касались снега, а на всём протяжении веревки сверху ровным толстым слоем лежал снег. Раздосадованный воспоминаниями о тепле, не удержался и дернул за рукав одной из рубашек. Снег как по команде гулко и ровно упал вниз, образуя на сугробе толстый белый валик. Конечно же, часть снега попала мне за шиворот и в голенища валенок.
       Отряхнув бельё от снега, представил, как мама с мороза принесёт его в дом, где оно досохнет и будет источать при этом неповторимый аромат мороза. Он особенно чувствуется, когда гладят бельё утюгом, разогретым на древесных углях. Это была специальная наука, и ею мы, мальчишки, владели в совершенстве. Зная это, меня просили приготовить утюг. Угли для него подбирались без пепла, хорошо тлевшие и долго сохранявшие жар. Лучше всего разжигался утюг, когда топилась печь, где можно было выбрать берёзовые жаркие угли. После прогорания в утюге их заменяли новыми. Если я ленился и не всё высыпал, жалея несгоревшие угли, то оставалось много пепла, а он мог просыпаться через дырочки утюга, находившиеся чуть выше его платформы. Они служили для раздувания углей. Высыпавшийся пепел мог испачкать белье или – хуже того – прожечь. Случаи такие были, за что меня журили…
       От холодного ветра и сквозняка во дворе, от снега, попавшего в валенки, становилось зябко и неуютно, и я, наконец, освободившись от своих мечтаний, поспешил в тёплый дом. Мама уже затопила печь. Огонь языками пламени лизал поленья дров, они сипели и выделяли капельки влаги, от них в хате стоял лёгкий запах дыма, придававший комнатам уют и тепло.
       До завтрака оставалось совсем немного времени. Забрав свои вещи с печи, я оделся и подошёл к окну, чтобы лучше рассмотреть двор и всё происходящее там. Но стёкла покрылись толстым слоем инея. Словно невидимой кистью великого художника, они были расписаны красивыми узорами. Угадывались многочисленные звёздочки-снежинки, огромные хвойные ёлки, величаво раскинувшие свои лапы, а огонь, плясавший на поленьях в печи, отражался в них миллиардами разноцветных искорок. Попытался пальцем и своей ладошкой растопить иней, протаять маленькое окошко для себя в этой картине, но не тут-то было. Тогда взял металлическую ложку и стал ею скрести стекло, очищая от снежного узора. Мама, увидев «мою работу» и опасаясь, что «мы можем остаться без стекла», стала меня ругать. Через некоторое время, смягчившись, сказала:
       – Возьми хотя бы тарелку и подставь, а то снег растает на подоконнике. А лучше бы ты сходил с отцом в подвал и принёс к завтраку солений.
       Меня не надо было долго просить. Одевшись, поспешил выйти из дома и уже на пороге из рук мамы получил большую чашку для огурцов и помидоров. Сбежав с крыльца, увидел отца, деревянной лопатой расчищавшего дорожку. Услышав от меня просьбу мамы, отец воткнул в глубокий снег лопату и пошёл к погребу, а я поспешил за ним.
       Погреб у нас находился с противоположной стороны дома, и к нему можно было пройти через калитку, ведущую в сад. Наш подвал, как и у всех соседей, представлял собой квадратную яму приблизительно четыре метра в ширину и четыре в длину, перекрытую сверху расколотыми вдоль дубовыми пластинами, плотно подогнанными друг к другу и засыпанными толстым слоем земли. Для входа в него рубился деревянный лаз из таких же, как и на перекрытии потолка, пластин. В него опускалась деревянная лестница, и получался своеобразный спуск. Все стены погреба были укреплены дубовыми брёвнами, чтобы земля не осыпалась и не портила припасы. Высота от низа до верха помещения была чуть больше роста отца, примерно около двух метров. Сверху, над землей, лаз закрывался тяжелой деревянной крышкой. Кроме входа, было ещё одно отверстие для вентиляции и загрузки картошки, состоявшее из отверстия размером тридцать на тридцать сантиметров, в котором, укрепляя стены от осыпания песчаной земли, находились четыре доски соединенные между собой. Отверстие на зиму закрывалось соломой, чтобы холод не проникал в погреб, а осенью не набежали мыши. Солома позволяла помещению «дышать». Внутри подвала доски спускались от верха потолка примерно на один метр. Эта высота учитывалась, чтобы при ссыпании картошки через жерло, она сильно не билась, и жёлоб не упирался в картошку.
       Над всем этим строилась крыша из дора, укрывающая его земляную насыпь от дождя и снега, а стороны зашивались досками, образуя летний сарай с дверью для входа. В любое время года, при открытой двери, сюда любили приходить куры, покопаться в остатках соломы. Зимой им было здесь тепло и уютно, а летом и весной они иногда несли там яйца. Мама просила нас следить за квочками, чтобы они, р?ясь на погребне и разбрасывая лапами остатки перетёртой старой соломы, глубоко не копали, не делали ямок в том месте, где была «вентиляция».
       Спустившись вниз по приставной лестнице вместе с отцом, мы осмотрелись. В погребе стоял терпкий дух подземного помещения с ароматами укропа, кислого рассола огурцов, пряного запаха квашеной капусты, дубового дерева и ещё чего-то знакомого и вкусного. Постепенно в темноте глаза стали различать предметы, находившиеся там. Вдоль стен стояли бочки с квашеной капустой, с огурцами, помидорами и кастрюля с солёными грибами.
       Иногда для освещения погреба мы брали с собой керосиновый фонарь – «летучую мышь». Он, в отличие от керосиновой лампы, был пожаробезопасным и более надёжным, его можно было переносить по улице во время ветра, не погасив огня. Чистка стекла и подготовка фонаря к работе входила в мои обязанности. С ним мама часто ходила доить корову в тёмное время. Но в это раз мы обошлись без него.
       Отец достал квашеной капусты, помидоров, огурцов, сложил всё в миску и отдал мне, а сам закрыл бочки деревянными кружками из дуба, придавив сверху камнями-голышами. Держа чашку с солениями перед собой, поднимаясь по лестнице, я вдыхал аромат рассола солёных огурцов, от которых так хотелось откусить. Удержаться от такого соблазна было невозможно, и, пока я шёл до двери дома, обязательно по пути съедал один или два влажных огурчика. В погребе, как говорила мама, припасы есть было нельзя. По её и бабушкиным утверждениям, там после этого могли завестись мыши.
       Пока мы ходили за солениями, мама приготовила завтрак. Вскоре с улицы пришёл отец. Он шумно отряхнул в коридоре веником валенки и вошёл в дом с клубящимся белым паром от мороза. Сняв верхнюю одежду, сел за стол, а за ним и все остальные.
       На столе уже дымился мамин драный кулеш. Готовила она его по-брянски. На сковороде жарила кусочки свиного сала, затем добавляла мелко нарезанный репчатый лук. Заливала туда натёртую на мелкой тёрке сырую картошку. Ставила в печь, и вскоре всё это превращалось в аппетитный кулеш с румяной, красивой корочкой, особенно вкусной и хрустящей по краям. Поставив сковородку чепелем на деревянный кружок в центр обеденного стола, мама разрезала кулеш на куски, при этом детям доставались поджаристые и хрустящие… Ели драный кулеш вприкуску с ароматным домашним хлебом, с огурцами, помидорами, запивали молоком, кому как нравилось.
       За завтраком родители обсуждали, сколько снега намело за ночь, не случилось ли чего в деревне, не было ли каких ночных происшествий. Вспомнили случай. Перед тем как затопить печь, открыли вьюшку, и на загнетку упала большая чёрная птица. Она была ещё жива и сильно напугала маму. Наверное, ночью во время метели, заблудившись и намокнув от снега, птица села на трубу, чтобы просохнуть и отдохнуть, но, не рассчитав, упала вниз. Придя в себя от испуга, мама потом шутила, что теперь не надо чистить трубу, птица крыльями вычистила в ней всю сажу. Чёрную перепуганную ворону, а это была она, отец выпустил во двор. Прежде чем улететь, гостья успела перепачкать сажей белый снег в нашем дворе. Когда мы не хотели по утрам умываться, отец частенько напоминал о грязной вороне…
       Заканчивая завтрак, все получали задание. Кому принести сено для коровы, кому чистить дорожки, а кому помогать маме по дому. Одевшись, с Валерой вышли во двор. Он стал расчищать дорожку к поленнице, а я – к сеновалу. Мне надо было достать сена для Сивки. Ближе к весне она должна была принести нам телёночка, и мама подкармливала её душистым сеном с лучших лесных полян.
       Взяв большие лёгкие деревянные лопаты, изготовленные дедушкой из широких, хорошо оструганных и отполированных досок, стали расчищать снег. Он был белее бумаги. На нём не было даже ни одного следка от пробежавшей кошки, собаки или птиц, залетающих на кормежку во двор. Снег был невесомым, пушистым и скользя слетал с наших лопат, поднимал облако жёстких снежинок. На шум, потягиваясь, прогибая спину и зевая, как бы нехотя, из конуры вышла собака. Нащупав в кармане завалявшийся кусочек хлеба, кинул ей, она сразу оживилась, завиляла хвостом и с лёта проглотила его. И тут же стала тянуться ко мне, до хрипоты натягивая на шее верёвку, выпрашивая, чтобы её отвязали.
       Во дворе недалеко от меня был отец. Сжалившись над собакой, я попросил разрешения отвязать её. Пусть побегает по снегу, пока мы чистим дорожки. Отец на удивление быстро согласился и, рассуждая вслух, сказал, что ночью собака долго на кого-то лаяла, может быть, какой-то зверь в ненастную погоду подходил близко к дому.
       От работы стало жарко. Решили сделать перерыв и немного отдохнуть. Оставив лопаты в снегу, пошли отвязывать собаку. Освободившись от привязи, она стремглав побежала по глубокому снегу, не разбирая дороги, в сторону сада. Мы с отцом, удивившись собачьей прыти, пошли за ней. Она бегала между фруктовых деревьев и, опустив голову, принюхивалась. Подойдя ближе, увидели на снегу множество следов и обглоданные зайцами тонкие ветки слив, яблонь. Следы из сада вели к стогу соломы, стоящему на отшибе. Было видно, что после ночного пиршества «разбойники» отдыхали в нём. Вот и наша собака не зря беспокоилась ночью, чуя непрошеных гостей. Укрытые нижние стволы деревьев завалило снегом, а те, что находились выше, оказались незащищенными и доступными для зайцев. Слегка расстроившись и вернувшись во двор, продолжили расчищать дорожки, обсуждая ночное происшествие… Работая, строили планы, что, как только всё закончим, побежим к ребятам на пруд, где будем кататься на коньках и играть в хоккей.
       Наконец дорожка к сеновалу была расчищена. Поставив лопату, я по приставленной к фронтону дома лестнице полез на чердак. Поднявшись, увидел, что край у двери весь был припорошен снегом. Сильным ветром через щели нанесло маленький сугроб. Деловито стряхнув рукавицами снег, стал набирать плотно сложенное и утрамбованное сено. Нагребая руками охапку пахучей травы, поискал в нём и осенние запасы… Первым попалось мёрзлое яблоко, затем ещё одно и ещё… Это осенью родители припрятали в сено яблоки, груши, чтобы зимой можно было ими полакомиться. Рассовав по карманам ледяные, звенящие от мороза вкусности, спустился с лестницы и пошёл в хлев к Сивке. Положив ей сено в ясли, поспешил в дом, чтобы опустить яблоки для размораживания в чашку с холодной водой.
       Мама, видя, что я уже отнёс сено корове, приготовила ей пойло из тёплой воды, варёной толчёной свёклы, картошки, муки и попросила тоже отнести ей. Взяв ведро, снова пошел в хлев. Корова, почуяв питье, повернулась ко мне, облизывая свой влажный нос длинным розовым шершавым языком, сворачивая его кольцом и зализывая до ноздрей, проявляя явное нетерпенье. Поставив ей ведро, стал ждать, когда она выпьет, а сам начал осматриваться. Наша корова, как говорила мама, была чистоплотной. В одной стороне хлева она отдыхала, в другой – справляла свои естественные нужды, а у стены была кормушка для сена. Подстилкой Сивке служила солома, толстым слоем раструшенная под её ногами. Здесь пахло парным молоком, коровьим теплом, легким запахом навоза, шерсти и ещё чем-то домашним. Корова выпила всё пойло и вылизывала содержимое на дне ведра. Я в это время почесал ей между рогами. Убрав ведро, погладил снизу её длинную шею, от чего она её вытянула, обдав меня тёплым дыханием, ткнувшись в руку мокрым, скользким от питья носом.
       Вернувшись из хлева, побежал на улицу. У проезжей части дороги увидел отца, он разговаривал с конюхом. Прислушавшись, узнал, что конюх уже побывал на конюшне, задал корм лошадям, распределил на разные работы, а теперь возвращался домой. Услышал от него и новость, что «гнедая», одна из рахманых кобыл, ночью принесла потомство: ожеребила жеребёнка с белой звёздочкой на лбу.
       По проторенному следу от саней конюха, негромко переговариваясь между собой, шли деревенские бабы за водой. В морозном чистом воздухе их приглушённые голоса были хорошо слышны на большом расстоянии. Великолепен был вид этого белого бескрайнего пространства. Оно простиралось вдоль улицы за околицу и заканчивалось только у леса. На опушке сплошной стеной стояли заснеженные деревья, опустив до земли свои ветви-руки под тяжестью снега.
       Воздух был заполнен удивительной тишиной, её даже не нарушали привычные, размеренные утренние звуки: звон вёдер, скрип журавля над колодцем, морозное похрустывание полозьев изредка проезжавших саней, редкие удары топора и глухие, утренние голоса односельчан, переговаривающихся где-то вдалеке.
       Домой заходить не хотелось, решил найти кого-нибудь из друзей, поделиться новостью о жеребёнке и, объединившись с ним, сходить на конюшню. Хотелось самому увидеть его, а потом сбегать на болото, где замёрз лёд, и покататься на коньках или лыжах. Конечно, коньков настоящих у нас не было, да и лыжи были только одни у охотника Шаройкина Кости. Они у него были самодельные. Эти лыжи, дубовые и очень широкие с разрешения отца, иногда выносили покататься его дочери Надя и Шура. И мы гурьбой, по пять-шесть человек, усаживались на них и катались с горки. Настоящие коньки, и то старые, появились у меня примерно в четырнадцать лет, их подарил дядя Иван Ашеко, долго хранивший их под застрехой своего дома. Собравшись с друзьями, решили первым делом зайти на конюшню и посмотреть жеребёнка. Решили и пошли, громко обсуждая предстоящую встречу.
       Деревянные, высокие и тяжёлые ворота были закрыты. Для удобства они располагались с двух противоположных сторон конюшни, чтобы в одни въехать на телеге, а в другие – выехать. Мы с трудом протиснулись в ближние к нам, со стороны улицы. На конюшне хлопотала помощница конюха, тётя Алёна. Увидев гурьбу пришельцев, строго спросила, зачем пожаловали. Мы наперебой стали просить показать родившегося жеребёнка. Видя наш интерес, она повела нас к рахманой. В это время в конюшне было мало лошадей, большинство из них забрали на работу. Остались только с жеребятами или неподкованные.
       На конюшне пахло сеном, лошадиным навозом, сыромятной кожей от сбруи, теплом, оставшимся от ночного пребывания лошадей. Когда подошли ближе, увидели маленького, уже стоявшего на ногах жеребёнка. Он был тёмно-коричневого цвета, с шелковистой шерстью и белым пятнышком на лбу, примерно на уровне глаз.
       Эта звёздочка, вызывая умиление, придавала симпатии родившемуся жеребёнку. Видя толпу галдящих ребятишек, он испуганно смотрел на нас влажными, тёмными глазами и прижимался к свой матери, слегка покачивая коротким кучерявым хвостиком. А она низким, утробным ржанием подбадривала его, призывая не пугаться, и подбородком тёрла по его спине и бокам. Рассмотрев жеребёнка и поблагодарив тётю Алёну за разрешение посмотреть его, поспешили на замёрзший водоём.
       Путь туда прокладывали, идя «гуськом», на ширину следа одного человека, по бывшей тропинке, укрытой пушистым и глубоким снегом. Добравшись, увидели болото, края которого окружали заснеженные деревья и кустарники. Было как в сказке. И кусты, и торчавшая сухая трава из-подо льда у края болота – всё было опушено блестящим инеем. Редкие лучи солнца, проникающие через заросли заиндевевших кустарников, отражали в нём холодный блеск алмазных россыпей. Если стукнуть палкой по такой ветке, то с неё ссыпался град жгучих мелких иголок, освобождая от своей тяжести сучья.
       Выпавший за ночь снег небольшим слоем покрывал лёд, и, чтобы он не мешал нам кататься на коньках, решили его расчистить. Взяли заранее принесённые куски досок, припрятанные неподалёку, и принялись за работу. Разгребая снег, оставляли и небольшие площадки шершавого льда со снегом для катания на деревянных и двухполозных коньках.
       Завершив очистку, начали готовить самодельные коньки. Обычная проволока диаметром около восьми миллиметров, прибитая к деревянной дубовой основе, позволяла хорошо скользить по льду. Эти коньки крепили к валенкам тонкими верёвками или тесёмками. Они стягивались деревянными палочками-накрутками. Иногда, чтобы не отвязывать коньки, мы менялись валенками друг с другом. Среди нас было много и «зевак», у которых не было и таких коньков. Они нам сильно завидовали и радовались, когда им давали покататься на двух или на одном коньке.
       Наигравшись на льду, шли кататься на горки. Крутых склонов у нас в посёлке не было. Для большей скорости приспосабливали деревянные скамейки, на которых хозяйки, сидя, доили коров. Их не один раз обливали холодной водой, пока не намерзал толстый слой льда, и они становились очень скользкими ледянками. Перевернув вверх тормашками, мы садились на ледянку сверху между ножек, иногда на перекладину и с невероятной скоростью летели вниз, падая и переворачиваясь. Стоял визг, хохот и восторженные крики. Хотя такие забавы нередко приносили и травмы.
       В свободное время, а больше по праздникам, приходили на горки ребята и девчата повзрослей. С собой привозили на веревке лёгкие санки, а чаще приспосабливали колхозные сани, и толпой, садясь в них, съезжали вниз. Иногда строили трамплин, и, въезжая на него, какой-нибудь шутник обязательно старался наклонить сани весом своего тела, чтобы они на скорости переворачивались и вытряхивали пассажиров. Стоял невероятный шум и задорный молодой смех от шуток, выдумок и бодрящего, свежего, морозного воздуха.
       К вечеру надо было возвращаться домой и, если это были не каникулы, ещё и готовить уроки при свете керосиновой лампы. Керосиновой она называлась потому, что в ней горел кнот (фитиль), опущенный в керосин. Чтобы свет от лампы был ярче, её нужно было постоянно чистить от копоти. Мне часто приходилось заниматься этим. Я снимал стекло, осторожно вытаскивал его из ажурных, гибких металлических зубчиков и мягкой, чистой, сухой тряпицей натирал до блеска, очищая от сажи. Выкрутив специальной ручкой кнот из лампы, подрезал его, освобождал от обугливавшейся ткани, снимал нижнюю металлическую часть лампы в виде плоской банки и заливал туда керосин, стараясь не пролить и не заполнить ёмкость до самого верха.
       Керосин у нас всегда хранился в чулане, в большой стеклянной бутыли, оплетённой лозой. Брать керосин отец разрешал только из неё, чтобы не налить какой-нибудь другой жидкости, например, солярки, которая сильно коптила и засоряла кнот. К тому же был случай, когда я, однажды перепутав, налил в лампу бензин и попытался её разжечь. Она сразу же резко вспыхнула. Хорошо, что это было во дворе дома и не случилось беды. Когда керосин заканчивался, отец на лошади привозил его из Гамалеевского магазина, а если не было возможности съездить, то ходил пешком и приносил около пяти литров в специальной канистре.
       Помнится, что всегда к вечеру мороз обязательно крепчал, на горизонте солнце отливало малиновым диском, причудливо освещая сугробы. На них извилистыми синими полосами стелились тени от стволов деревьев. Нагулявшись на морозе, обессиленные, с застывшими ледяными катышками на одежде мы возвращались домой розовощёкие, довольные и безумно голодные.
       Мама, поворчав на нас за то, что мы долго гуляли, приказывала нам снимать мокрую одежду, переодеваться в сухую и садиться за стол. Сама тем временем нарезала краюшками хлеб, наливала по миске горячих наваристых щей и подавала на стол.
       Перегоняя друг друга, мы с большим удовольствием после морозного воздуха уплетали первое блюдо. Видя наш аппетит, мама рогачом (у нас называли его вилками) доставала из печи чёрный чугунок, накрытый такой же прокопчённой сковородкой, где долгое время томилась картошка со свиным салом. Водрузив его на деревянный кружок-подставку, лежавший на столе, просила нас, чтобы мы сами накладывали себе картошку, а она, пока на улице ещё не стало совсем темно, уходила поровать скотину. Быстро расправившись со щами, мы снимали сковородку с чугунка, из которого сразу же шёл горячий пар, и по всей хате разливался ароматный запах, утомившейся в натопленной печи картошки. Поев её, запивали компотом, приготовленным из скрыльков (сушёных яблок) и груш. Но ещё был и десерт! Из тех морозовых яблок, которые я утром принёс с сеновала. От еды наши животы уже заметно выросли, но отказываться от яблок, лежавших рядом, не хотелось никому. Откусывая толстую, слегка натянутую коричневую кожицу, чувствовали лёгкий аромат осеннего сада. Яблоки изнутри искрились влажной белизной, и от их мякоти по пальцам проливался нежный сок, который мы с удовольствием слизывали, не давая «пропасть добру». Добравшись до середины яблока, аккуратно вытаскивали сердцевину вместе с хвостиком, в ней находили зрелые, ярко-коричневого цвета семечки. Их не выбрасывали, а собирали для посадки и для птиц, прилетавших к дому.
       Пообедав, стали готовиться к вечеру. Зимние дни очень коротки, солнце быстро уходит за горизонт, наступают сумерки, незаметно переходящие в ночь. А надо было ещё выучить уроки, почитать книги, взятые накануне в школьной библиотеке. Любили слушать, когда их читал отец, а мы, усевшись поудобнее в тёплой комнате, сунув босые ноги в валенки, слушали его. Когда он уставал читать или его ждали тетрадки учеников, он отдавал книгу нам и просил, чтобы мы продолжали читать вслух. Сам тем временем, сидя за столом, проверял контрольные работы, готовился к очередным занятиям и одновременно слушал нас.
       Книгу читали по очереди, нетерпеливо выпрашивая её друг у друга, чтобы похвастаться перед родителями своим умением читать. Мама в соседней комнате готовила чугуны, в которых была сырая, неочищенная, но вымытая от грязи картошка. Она шумно заливала её холодной водой, отодвигала подальше от двери, чтобы за ночь картошка не замёрзла в чугунах, а утром ставила в печь. Управившись со своими делами, приходила к нам и, слушая чтение, как учительница, делала замечания о правильности ударений и произношения слов. Иногда вместе с отцом посмеивалась над нашим чтением.
       Читать забирались и на печь, ловко сбросив с босых ног валенки, и прихватив с собой одну из керосиновых ламп. Чтобы хорошо падал свет, её ставили на каменок печи. Фитиль лампы, потрескивая и слегка коптя, освещал все тёмные уголки, отбрасывая причудливые тени наших вихрастых голов. От пламени на потолке образовывался тёмный, а за долгие годы почерневший прокопченный круг. Книги были о природе, о животных, о фантастических приключениях путешественников, о проказах таких же, как мы, ребятишек. Читая их, сравнивали свои родные места и окружавший нас животный мир с тем, о чём было повествование. Мечтали о далёких путешествиях и тёплых летних днях в своём посёлке во время каникул.
       На печь мы отправлялись не только читать и спать, но и лечиться. Часто зимой, после того как возвращались с улицы домой мокрые, с замёрзшими руками и ногами, мама заставляла нас забираться на печь, ставить голые пятки на горячие кирпичи. Обязательно следила, сняли ли мы с черены укрывавшую её подстилку. Кирпичи просто обжигали пятки, казалось, что становишься на раскалённое железо. Чтобы привыкнуть к такому жару, попеременно прикладывали ноги и через несколько секунд вновь поднимали до тех пор, пока уже могли терпеть такой жар. Это нас спасало от болезней. Ведь бывая на льду болот, часто проваливались и черпали воду в валенки, не думая после этого бежать домой, зная, что переобуться в сухую обувь не удастся.
       Лёжа на печке, слышали сквозь монотонный голос читающего гулкие звуки сурового ветра и шорох снега начинающейся метели. Разомлев от тепла, находясь среди родных людей, ограждённые от бушующей стихии за окном толстой стеной дома, чувствуя на себе незримую любовь родителей, мы начинали засыпать. Веки незаметно тяжелели, слипались…

 

 

 

 

Одним из самых распространенных заболеваний нашего времени является рак кожи, но благодаря достижениям науки, высокому уровню подготовки отечественных специалистов стало возможным исцелиться от этой болезни.

Главный редактор «Литературного коллайдера» (ЛиК) Тиана Веснина побеседовала на эту тему с Валерием Николаевичем Волгиным, профессором, доктором медицинских наук,  дерматологом, косметологом, дерматоонкологом.

Т.Веснина: Насколько эффективно применение фотодинамической терапии в излечении рака кожи?

В.Волгин: Прежде всего, хочу сказать, что развитие фотодинамической терапии в России – это большое достижение наших специалистов. Прошло несколько съездов, посвященных этой методике и собравших, как ведущих российских специалистов, так и зарубежных. На них мы обменивались своим опытом лечения не только онкологических заболеваний кожи, но также предраков, различных заболеваний кожи и слизистых.

 Действительно, рак кожи в наше время − одно из самых распространенных заболеваний среди злокачественных новообразований, поэтому постоянно разрабатываются новые неинвазивные методы (исследования или лечения, во время которых на кожу не оказывается никакого воздействия с помощью игл или различных хирургических инструментов. Прим. ред.) его лечения, в том числе фотодинамическая терапия, которые дают эффективные результаты, снижают рецидивы, соответственно, улучшают качество жизни пациентов.

Т.Веснина: Скажите, пожалуйста, на каких стадиях возможно излечить рак кожи?

В.Волгин: Раки кожи различны по своей структуре. Начальные раки – это предраки, рак в пределах эпидермиса, базально-клеточный рак кожи, которые не дают метастазов, и лечить их проще.

 Однако простые предраковые заболевания потом могут трансформироваться в злокачественные, такие как метатипический рак кожи, плоскоклеточный рак кожи, которые уже дают метастазы в лимфоузлы и во внутренние органы, и их лечить намного сложнее. Помимо местного лечения уже используется химиотерапия, лучевая терапия, т.е. общее воздействие на организм.

Ввиду этого эффективное лечение достигается в тех случаях, когда  пациент обращается к врачу при начальных стадиях рака. На этих стадиях идет радикальное воздействие на очаг заболевания, в большинстве случаев со 100 % результатом излечения.

Конечно, существуют различные варианты течения заболеваний, например, при воздействии каких-либо канцерогенных веществ и гиперинсоляции возможны рецидивы, но, как правило, начальные стадии рака полностью излечиваются при условии своевременного обращения пациента к врачу.

Т.Веснина: Каким образом проявляется это заболевание? Как обыкновенный человек может распознать, что у него не просто какая-то дерматологическая проблема, а рак кожи?

В.Волгин: Раки кожи обычно начинаются из безобидных доброкачественных опухолей: кератом, папиллом; могут сформироваться из длительно существующих рубцов; при травмировании кожи; после каких либо химических воздействий на кожу, а также в результате неблагоприятного воздействия окружающей среды.

Для предупреждения развития рака кожи следует обращать внимание на длительно не заживающие ранки (более 2-4-х недель), особенно покрытые геморологическими корочками. В этом случае необходимо срочно обратиться к специалисту: дерматологу, дерматоонкологу. После осмотра для уточнения диагноза врач  возьмет у пациента соскобы или направит  на гистологическое исследование.

Т.Веснина: Большинство людей любит теплое время года и с нетерпением ожидает лета, чтобы вовсю насладиться солнечными лучами. Но в последнее время все чаще говорят о вреде излишнего пребывания на солнце, а также посещения турбосоляриев.

В.Волгин: К этому вопросу нужно подходить дифференцировано.

Сейчас цивилизованный Запад предпочитает не загорать, учитывая концерагенное воздействие солнечных лучей на кожу. Где вы думаете самое большое число случаев раковых заболеваний? В Великобритании! А все дело в том, что многие из обеспеченных слоев населения вылетают на уик-энд в солнечные страны. Неделю-две они интенсивно загорают, получая гиперинсоляцию, зарабатывая раки кожи.

Те, кто думают о своем здоровье, сейчас стараются  больше загорать в отраженных лучах, не выходя на прямое солнце. Отраженные лучи идут от поверхности земли, стен, окружающих предметов, деревьев. Считается, что пребывать на пляже лучше всего в утреннее время с 8 до 11 часов и вечером после 17 часов. С 11 до 17 часов вечера солнечная активность повышена, соответственно на пляже находиться не рекомендуется, чтобы избежать раковых заболеваний.

Вот почему, прежде всего, необходима культура загорания, благодаря которой можно снизить риск заболеваний. Но самое главное − необходима культура здорового образа жизни.

 

 

 

 

Солнце Италии в каждом бокале, в каждом глотке. В Москве, оснеженной, сверкающей инеем, прошла выставка дегустация Vinitaly Russia 2015, на которой итальянские производители представили продукцию, отвечающую самым взыскательным требованиям и традициям виноградарства и виноделия.

Невероятное, неисчислимое вкусовое разнообразие, непередаваемые оттенки: розовые, рубиновые, золотистые. На robe de vin, «платье вина», обозначающее цвет и внешний вид, обращается повышенное внимание. С первого взгляда дегустатор как бы предвкушает особенности вина. Поэтому говорят, что вначале вино пробуется глазами.

Платье вина или композиция дают точные признаки состояния напитка: его развитие, его потенциала, структуры, крепости, сбалансированности, гармоничности.

Перед входом в зал гости берут  специальные дегустационные бокалы и неторопливо переходят от столика к столику, на которых выставлена продукция индивидуальных хозяйств, знаменитых фирм – это красивые на вид и еще более красивые своим внутренним содержанием бутылки.

На каждом столе – непременный атрибут – ведерко, в которое выливают остатки вина. Дегустация – не для слабонервных. Невероятно жаль сливать чудную влагу в ёмкость. Но иначе выставка может окончиться после дегустации у двух-трех столов.

Да, непрофессионалу сложно разобраться в том, что нужно отметить, заметить, понять, разъяснить себе при дегустации. Поэтому моим гидом, путеводной звездой стала менеджер компании Palais Royal − эксклюзивного дистрибьютора известных винных домов мира − Диана Дорофеева.

Первым мы попробовали вино семьи PASQUA VIGNETI E CANTINE из Вероны. Сомелье предложил нам Паскуа Соаве DOC 2013, бледно-желтого цвета, с ароматом цветов, яблока, персика.

Далее последовало Паскуа Пино Гриджио деле Венецие DOC 2013 − это уже аромат акации, цветочные оттенки и фруктовые ноты.

Паскуа Вальполичелла Рипассо Супериоре DOC 2012 − лилово-красный цвет, фруктовый аромат, слышатся нотки ванили, кофе и трав.

Амароне делла Вальполичелла DOC 2011 – это особая прелесть первого глотка и приятного послеквкусия.

Сомелье пояснил, что специализация PASQUA – это полусухие вина. И хотя россияне в этом году стали потреблять больше сухих вин, их исторически сложившееся пристрастие к ласкающей язык сладости все равно остается.

С приятным послевкусием мы подошли к представителю фирмы «LA COLLINA DEI CILIEGI», которая известна своей приверженностью к делу ее хозяина Massimo Gianolli и всей его семьи. Виноградники хозяйства находятся на холмистой местности Valpantena неподалеку от Вероны.

«LA COLLINA DEI CILIEGI» уважает традиции и стремится к новым стандартам качества.

Представитель фирмы Niccolo Petrilliпредложил для дегустации Il Lugana DOC , вино интенсивно бледно-желтого цвета с золотыми прожилками, с резко выраженным запахом сложного и деликатного аромата белых цветов, сухих и засахаренных фруктов. На вкус − сухое, элегантное и пикантное. Имеет приятное минеральное и долгое окончание. Легкое, экспрессивное, сбалансированное. Подается при температуре 10-12 градусов.

 Став поклонницами вин «LA COLLINA DEI CILIEGI», мы тем не менее не смогли пройт мимо столика с винами STEFANO ACCORDINI.

По совету Дианы я попробовала Amarone della Valpolicella Classico Vignetto il Fornetto DOC 2006 – вино, которое удивляет неискушенных в искусстве виноделия. Первый глоток изумил и несколько смутил меня, я почувствовала легкий аромат и привкус старины, но после второго глотка была сражена деликатной терпкостью выдержанного вина.

O, Cristo! Как восклицают итальянцы, и я вместе с ними. А как иначе выразить восторг от вина с изюминкой?!

Amarone della Valpolicella производится методом appassimento, заизюмливания винограда либо на ветках, либо в специальных помещениях в течение 140 дней, чтобы ягоды теряли часть воды и приобретали большую сахаристость и аромат. Затем полгода выдерживают в дубовых бочках. Так в наши бокалы попадает вино насыщенного гранатового цвета и восхитительного вкуса.

Дегустация у представителя хозяйства COSSETTI - это особый маленький праздник.

Хозяйство было основано Джованни Коссетти в 1891 году, почти 125 лет тому назад. Вызывает уважение, что семья COSSETTI − Марио, Мария Эмма, Клементина, Джулия, Стефания − продолжают дело своего пращура, сохраняя традиции и приумножая их новыми изысканиями. БРАВО!

 Эксперт предложил нам попробовать Barolo DOCG 2010 темно-лилового цвета с ароматными нотками табака, кофейного дерева, какао, перца, кожи. Вкус - сухой, сбалансированный, округлый, свежий поднимает настроение, изгоняя мелкие, назойливые проблемы, даря радость настоящего неповторимого мгновения жизни.

Семья STURM – третье поколение виноградарей – Денис, Оскар и Патрик. Хозяйство расположено на северо-востоке Италии в местности Коллио.

Изготовление вина мужчинами – это всегда искусство. Недаром братья Strum в своем проспекте напоминают о картине Джорджоне «Буря», написанной художником в 1507 -1508 годах и изображающей четыре элемента: землю, воздух, воду, огонь, которые отображены и на этикетках бутылок Strum, ибо так Денис, Оскар и Патрик представляют свой мир, называя его «ассамбляжем климата и почвы».

Мы попробовали Andritz Bianco, произведенное из трех сортов винограда: фриулано 60% который придает вину нежный золотистый цвет, едва уловимые цветочные ароматы с оттенками запаха абрикоса и сухих трав; риболла джалла 20% добавляет лимонный привкус и полнотелость; мальвазия 20% создает вину ту элегантность глотка, о которой невозможно забыть.

Ca‘BOTTA – особенное для нас винодельческое классическое семейное хозяйство на севере Италии неподалеку от Вероны, потому что у его владельцев русские корни.

 Пусть объемы производства небольшие: выпускается 300 тыс. бутылок 16-ти видов вина, но ведь уважают за качество! Глава семьи Юрий Каботов. Любовь к виноделию он передал и своим детям: дочь рисует этикетки, сын занимается продажами.

Мы попробовали Valpolicella Ripasso – вино неяркого рубинового цвета, с ароматом лесных ягод и варенья, с приятными нотками миндаля и кофе.

Ca ‘BOTTA – это всегда радость встречи. Невольно улыбнешься, и на сердце станет теплее, когда встретишь что-то русское в столь любимой многими русскими Италии.

 Вина фирмы Ca’TULLIO - идеальны по своему аромату и структурному равновесию. Легко пьются и нравятся с каждым глотком все больше.

Мы продегустировали Schioppettino DOC 2012, которое, сохраняя запах винограда, обладает богатым букетом ароматов малины, вишни мараскиновой, смородины, сухого инжира, грецкого ореха, кофе, какао, специй, перца. Словом, бесподобное!

Шипучие, игристые вина в бутылках, вынутых из чаш со льдом, это отдельная категория наслаждения. Это пощелкивание, потрескивание пены, эта щиплющая язык нежность. Это роскошь!

И какие они сначала величественные, важные! И какими становятся, очутившись в бокале, шаловливыми, кокетливыми, дерзкими. И мы такими же, пригубив этот бокал.

Сомелье VILLA SANDI по нашей просьбе налил в дегустационные бокалы «La Gioiosa» Prosecco Treviso Brut DOC 2014.

Просекко − сухое, игристое вино, изготовленное из сорта винограда просекко - 100%, выращенного в регионе Тревизо DOC. Винный букет – фруктово-цветочный, в котором слышится также запах спелых жёлтых яблок. Вкус бархатистый с длительным послевкусием. Приятный бледно-золотистый цвет.

По словам владельца Виллы Санди Джанкарло Моретти Полегато, каждое успешное достижение Виллы Санди − это стимул к движению вперед.

Ферма Le CONTESSE получила название еще в стародавние времена от выходца из Вероны Contesse Tiepolo.

Любовь и преданность делу, сохранение достигнутого уровня качества и благородства – таким может быть девиз всех, кто трудится в Le Contesse.

По совету Дианы я попробовала Le Contesse Pinоt Chardonnay Spumante Brut.  Это шипучее вино светло-желтого цвета с зеленоватыми переливами, с изысканным и устойчивым перляжем (игра пузырьков в игристом вине. Прим.ред.)

Вкус − острый, сухой, с точки зрения профессионального дегустатора. А так, чтобы не быть многословной, скажу просто: «Вкус – изумительный!»

"Crede" Prosecco di Valdobbiadene Superiore DOCG 2014 Spumante Brut − лучшее просекко из Италии, как его нам представила эксперт винного хозяйства BISOL.

 Не согласиться с очаровательным сомелье было невозможно, потому что "Crede" пленило с первого глотка. В светло желтого цвета вине с едва уловимым зеленоватым оттенком словно сверкают бриллиантики.

Перляж – особенный: игра несметных и стойких пузырьков. Запах напоен интенсивным, свежим и элегантным ароматом полевых цветов. Вкус отражает букет фруктовых нот с оттенками яблок и груши.

Отдав должное внимание винам, мы задумались о том, как следует их пить, ведь даже лучшее вино может испортить неправильно выбранный бокал, поэтому по завершении дегустации мы подошли к представительнице фирмы RIEDEL Марии Никитиной, которая представила нам бокалы, выпускаемые компанией RIEDEL CRYSTAL, основанной в 1756 году. Это семейный бизнес, насчитывающий 11 поколений.

Мария рассказала нам об архитектуре бокала, включающей три части: чашу, ножку, подставку, о значении формы, размера. Продемонстрировала элегантный декантер (специальный стеклянный графин или сосуд. Декантирование избавляет вино от осадка; дает возможность вину подышать (насытиться кислородом) для полного раскрытия букета и смягчения танинов. Прим.Ред.).

Содержимое определяет форму, так указано в проспекте компании. И поэтому она предлагает отлично сконструированные бокалы, позволяющие наслаждаться даже малейшими нюансами благородных напитков.

Ощущение праздника царило повсюду, и создала его маленькая виноградинка.

Виноградинка – в ней все: и сахарная нежность, и щепотка дрожжей. Но только люди, любящие и понимающие ее, улавливающие тонкие оттенки ее настроения при созревании, бережно укладывающие в корзины тяжелые, налитые солнечной влагой гроздья, умеют делать вино.

Вино – это состояние души. И чтобы вино состоялось, душа должна быть доброй!

Вот скольких красивых людей собрала дегустация Vinitaly Russia 2015! Какое бы вино мы ни пробовали, каждое одаряло нас приятным, но своеобразным вкусом, каждое радовало, точно солнце Италии озарило нас в зимней Москве.

Тиана Веснина, главный редактор  «Литературного коллайдера» (ЛиК)

 

 

 

 

 

Крис Роман, руководитель движения «Евро – Русь», посетил Москву с рабочим визитом: провел встречи с представителями различных партий, а также встретился с журналистами.

В своих выступлениях он напомнил, что целью возникновения движения «Евро – Русь» была попытка развенчания образа России как врага, т.к. по его словам, в Бельгии, во Фландрии, откуда он родом, есть немало людей, настроенных против России. В результате, те, кто входят в патриотическое движение во Фландрии или Бельгии, Россию не любят.

Поэтому в 2003 г. К.Роман вместе с единомышленниками решили дать ответ антирусской пропаганде, создав движение «Евро – Русь», девиз которого звучит так: «Мы предлагаем будущее: от Гибралтара до Владивостока».

И сегодня «Евро – Русь»  − достаточного уважаемое движение. В настоящее время отделения «Евро – Русь»  действуют во Франции, Голландии, и есть намерение открыть отделение в России.

Конечно, многих волнует вопрос, что мешает сближению Европы и России? По мнению К.Романа, − русофобия.

Затрагивая тему присоединения Крыма, К.Роман сказал, что в понимании Европы Россия атаковала Крым, как фашистская Германия атаковала СССР.

Но, если досконально разобраться в этом вопросе, то, как заметил К.Роман, Украина – это не отдельная территория, а территория на краю России, это Россия. Украина – значит, у края. Украинцы – это не отдельный народ, это русские. К тому же, Крым был русским уже тогда, когда еще даже не было США. И Украина была отделена от России искусственным путем.

«Крым – русский, точно так же, как и Киев. Те, кто сомневаются, что Киев, Крым, Донбасс − русские, − русофобы, не знающие истории», − подчеркнул руководитель движения «Евро – Русь».

Говоря о реалиях создания единого экономического и политического пространства от Гибралтара до Владивостока, К.Роман подчеркнул: «Евро− Русь» выступает за укрепление дружбы и взаимопонимания между европейскими народами от Гибралтара до Владивостока. Однако надо помнить, что некоторые идеи реализуются не сразу. Я думаю, что идея дружбы между всеми народами Европы, и я имею в виду не только исконно европейские народы, потому что между Гибралтаром и Владивостоком живет множество других народностей, вполне воплотима в жизнь».

По мнению К.Романа, невозможно поменять взгляды всех европейцев на 100%. Но вначале достаточно поменять взгляды даже нескольких людей. Те, кто  помогают движению «Евро − Русь» понимают, что Россия – это будущее. «А Запад – «Титаник», нос которого уже в воде. И дни Евросоюза сочтены», − поделился своими мыслями К.Роман.

Касаясь проблемы миграции, он отметил, что даже наплыв мигрантов не будет способствовать победе крайне правых партий в Европе. И причина в том, что мигранты очень быстро получают паспорта, например бельгийский. Соответственно, они голосуют за левых. В Брюсселе, по словам К.Романа, сегодня 70% мигрантов и 30% бельгийцев. «Даже если все они  проголосуют за правых, то это только 30%». Поэтому будущее Европы представляется довольно грустным. «У нас есть красивейший реймский собор, − сказал К.Роман. − А перед ним, кто гуляет? Верблюды!»

На вопрос, что же делать в этой чрезвычайно сложной, обостренной ситуации? Он ответил: «Мы должны строить свой мир. Сейчас я здесь, в Москве, и мы строим свой мир, мы уже члены нашего мира. Это наше лобби».

По мнению К.Романа, Европа погибнет по 4 причинам:

первая: нет детей, нет будущего;

вторая: отсутствие моральных ценностей;

третья: огромная миграция;

четвертая: атеизм.

«Мы видим, что Европа идет к концу. Единственно, что еще может спасти Европу, это сильный режим. Как сталинский. Сталинская система, которая скажет всему этому: стоп!», − подчеркнул в заключение руководитель движения «Евро − Русь».

 

 

 

 

 

Издавна люди ищут секрет вечной молодости, мечтают найти молодильные яблоки. Не хочется им расставаться со своими привычными чертами лица. А бывает и так: человек ощущает себя молодым, а подходит к зеркалу и понимает, что внешне он стареет быстрее, чем внутренне.

Валерий Николаевич Волгин, профессор, доктор медицинских наук,  дерматолог, косметолог, дерматоонколог – один из тех, кто помогает поддерживать гармонию внутреннего и внешнего состояния человека. Кто, как маг, вынимает из цилиндрического сосуда, испускающего клубы дыма, волшебную палочку и наносит вам на лицо звездный дождь (криомассаж)…

Главный редактор «Литературного коллайдера» (ЛиК) Тиана Веснина побеседовала с Валерием Николаевичем.

Т.Веснина: Не так давно Вы были на V Московском форуме «Дерматовенерология и косметология: синтез науки и практики». Какие инновации были предложены на нем?

 В.Волгин: V Московский форум собрал как российских дерматовенерологов, косметологов, так и специалистов из Ближнего зарубежья. На форуме присутствовали и представители Министерства здравоохранения РФ. В своих выступлениях они отметили, что в дальнейшем вместо курсов усовершенствования  достаточно  будет посетить ряд съездов, форумов и конференций, чтобы быть в курсе последних достижений по своей специальности, а также новых современных  методов лечения.

Поэтому переоценить значение таких форумов трудно, они привносят очень много нового, дают врачам современную ценную информацию для лечения пациентов, продления их жизни и молодости.

В процессе работы форума разбирались вопросы лечения не только дерматологических, венерических заболеваний, но и вопросы косметологии, коррекции внешности. Разговор шел, в том числе и о том, как можно не только поддерживать состояние организма в нужной форме, но и преодолеть возрастной барьер, или, попросту говоря, омолодиться. Для этого в настоящее время используются различные методы медикаментозной терапии, физиотерапии и фотодинамической терапии.

Т.Веснина: То есть благодаря современным методикам можно помолодеть без пластической операции?

В. Волгин: Да. Причем результат будет гораздо лучше. Ведь пластическая операция убирает уже накопившиеся проблемы старения организма: избытки кожного сала,  морщины, последствия использования ботекса, филлеров и др.

Современные безоперационные методы омоложения − это физиотерапевтические процедуры, криотерапия, фотодинимическая терапия, использование сорбентов, эубиотиков, гепатопротекторов, витаминов, микроэлементов и пищевых добавок. При этом запускается процесс омоложения организма, соответственно, косметический эффект  получается намного выше, чем при пластических операциях.

Т.Веснина: Значит, если обратиться к врачу, то посредством терапии можно избежать тех страшных случаев, которые произошли с нашими отечественными и зарубежными кинозвездами, их имена даже не стоит напоминать, как говорится, факт налицо: когда пластические операции делает людей не узнаваемыми.

В.Волгин: Да, действительно, ряд наших кинозвезд, телеведущих после проведения пластических операций в западных клиниках просто потеряли свою внешность. Теперь только по фамилиям можно догадаться, кто они.

Нельзя забывать, что кожа имеет определенный резерв, и со временем она просто истощается. Особенно, если использовать агрессивные методы лечения, такие, например, как ботокс, гиалуроновая кислота, пластические операции.

Да, пластические операции дают эффект молодости на определенный период, год-два, а затем старение продолжится. Значит, потребуются новые операции, но, повторюсь, резервы кожи не бесконечны.

Тем не менее можно более простыми, естественными методами достичь лучших результатов омоложения, когда стимулируются собственные резервы кожи, кератиноциты (клетки эпидермиса, многослойного эпителия. Прим.ред)

Для тех, кто решит продлить свою молодость, прежде всего, нужно обратиться к врачу. Врач-дерматолог разработает необходимую программу общего оздоровления. Курс займет у пациента от 2 до 4 недель, зато поможет омолодиться на 5-10  и даже 15 лет. Такие курсы обычно рекомендуется проводить 1-2 раза в год, что не обременительно и дает максимальный эффект. Поэтому я предлагаю естественные методы оздоровления вместо агрессивных способов воздействия.

Т.Веснина: Многие мужчины как-то стесняются заботиться о своей внешности: посещать косметологов, покупать специальную косметику.  Здесь кстати привести слова А.Пушкина: «Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей». Сегодня инновационные разработки в косметологии, дерматологии дают нам – и мужчинам и женщинам − возможность быть чуть-чуть помоложе, что в этом плохого?

В.Волгин: Безусловно, что о своей внешности должны заботиться не только женщины, но и мужчины, как это сейчас принято в странах Запада. По своей природе мужчина стареет медленнее, чем женщина, и для поддержания его физической формы и внешнего вида ему зачастую необходимо просто придерживаться здорового образа жизни, а если к этому добавить уход за лицом при помощи косметических средств, то это только пойдет во благо. Тем более, сейчас они незаметны при нанесении на кожу, хорошо впитываются и благоприятно влияют на керотинизацию кожи.

Т.Веснина: Расскажите немного о криомассаже: что это такое и кому он может быть рекомендован?

В.Волгин: Криомассаж жидким азотом основан на кратковременном воздействии холода на кожу, который вызывает резкий спазм сосудов, а затем происходит их расширение. За счёт этого улучшается кровоснабжение, ускоряются все обменные процессы. Пациент чувствует прилив тепла к лицу, которое буквально через несколько минут по окончании сеанса принимает свежий розовый цвет, будто вы месяц провели в деревне.

Криомассаж способствует отшелушиванию старых поверхностных слоев эпидермиса и появлению молодых здоровых клеток, он устраняет морщинки, подтягивает овал лица, очищает его от возрастных пятен.

Рекомендации к применению криомассажа довольно разнообразные, назову лишь некоторые: пористая кожа с повышенным салоотделением, угревая сыпь, комедоны, себорея, инволютивные изменения кожи. Но так как мы говорим о криомассаже в качестве метода сохранения молодости, то с его помощью можно замедлить уменьшение тургора и эластичности кожи. Он полезен всем, как женщинам, так и мужчинам.

Вообще, чтобы выглядеть хорошо, прежде всего, нужно вести нормальный образ жизни, ни в коем случае не переедать, не злоупотреблять алкогольными напитками, не курить, не впадать в трудоголизм и относится к отдыху серьезно, т.е. в период отдыха не думать о работе. Во время отпуска пребывание на солнце не должно быть слишком длительным. Иначе можно получить рак кожи.

Т.Веснина: Как известно, есть люди, которые довольно часто посещают врачей, а есть, кто вообще к ним не обращается.

В.Волгин: Не факт, что тот, кто не обращается к врачу, здоров, он может умереть и в 50 лет. Если даже у человека нет никаких проблем со здоровьем, то в 40-50 лет ему необходима коррекция физического состояния общеукрепляющими, поддерживающими средствами. К ним обносятся сорбенты, витамины, иммуномоделирующие средства, пищевые добавки. Главное, следить за своим здоровьем и не заниматься самолечением. Все хотят быть счастливыми, значит, здоровыми.

 

 

 

 

                                                        Одним не хватает способностей и талантов,
                                                                      другим – возможности их проявить…                                                                   

                                                                                                                    Жан де Лабрюйер
                         
                                                        Непомерные притязания – вот источник
                                                                              наших горестей…
                                                     

                                                                              Николя-Себастьен де Шамфор                  
                                                                           

ЧАСТЬ I                                           

ГЛАВА  ПЕРВАЯ

    - Нет, ты послушай! Слова, какие были, слова! «Все такие, как надо и по - другому - нельзя!» Помнишь?! Петруша, помнишь? – восторженно захлебываясь, говорил худой лысый мужчина.
    - Как забудешь?! – грустно подхватил тот. – Это ведь молодость! Период, так сказать, порывов и исключительной уверенности в масштабности своего таланта.
    - А Витюшу помнишь?! – уставился говоривший прямо в лицо своему товарищу. - Вот он был гений!.. Не то, что мы все!.. Как он слова складывал, ни одного нельзя было заменить, переставить… каждая запятая была на своем и только своем месте. Помнишь, его профиль римлянина и прядь волос на лбу?  Эх, давай помянем Витюшу! И ведь ушел красиво и ужасно!.. Поэтом  погиб!..
    - Только уж больно гостиницу дрянную выбрал и городишко… - ехидно хихикнул Худин. – Тоже нашел… город Армавир! Нет, ты вообще слышал о таком? – и он, сверкая злорадством в маленьких глазках, посмотрел на своего друга. – Я бы, Геня, по-другому ушел - величественно, монументально.
    - Куда хватил! Ты, Петюня, помрешь, никто и не заметит, – разливая водку в рюмки, проговорил Геннадий Николаевич. – Серость, Петюня, необходима как перегной, чтобы на ней гении взращивались.
    - Это ты на что намекаешь?! – вспылил Петр Игнатьевич.
    - Я не намекаю, а говорю открытым текстом. Ишь, чего захотел - из жизни поэтом уйти! Куда тебе!..  Витюша одним своим уходом заштатный городишко прославил, поставил его в ряд великих городов!
    - Под Есенина косил твой Витюша, да только криво получалось,  – огрызнулся Петр Игнатьевич.
    - Гению не под кого косить не надо! – поднимая рюмку, сосредоточенно произнес Геннадий Николаевич. – Давай, Петюня, выпьем, помянем гения земли русской Виктора Бокова!
    - Что ж, помянуть можно, – вздохнул Петр Игнатьевич и одним махом опрокинул рюмку.
    - Нас, Петюня, так никто не помянет. Сдохнем в своих теплых постелях… и все.
    - А ты хотел бы, как Витька, на люстре повиснуть?! Ну и насмешил бы всех!
    - Это почему же насмешил бы? – всерьез обеспокоился Геннадий Николаевич.
    - Да потому что поздно уже,  Геня, глупости делать. Ну, представь, у Витьки были пышные черные волосы, от этого и голова в петле как-то смотрелась, а у тебя – бильярдный шар на веревочке. Обхохочешься!..  Да и напиться так не сумеешь, как Витька, старый ты уже… и потом, зачем он повесился? Спроси его, он бы и сам не ответил, покрасоваться захотелось…
    - Ну, ты это… чушь-то не неси! – грозно прикрикнул на него Геннадий Николаевич. – Как это покрасоваться?! Можно подумать, он мог на себя со стороны посмотреть?! Нет, все это не так! – хлопнул Востряков рукой по столу, основательно повышая голос.
    - А как же, если не так? – щуря глаза в ехидном вопросе, произнес Петр Игнатьевич.
    - А вот как, - наклонившись к своему товарищу, вдруг прошептал Геннадий Николаевич. – Тянет… тянет петельку на шею набросить и проверить, правду ли говорят, что сама она затянется. Ты ее просто набросишь, а она уже сама-то и затянется!..
    Петр Игнатьевич отклонился всем корпусом назад.
    - Ты это что, серьезно?
    - А у тебя такого разве не бывает? – живо поинтересовался Геннадий Николаевич.
    - Нет, не бывает, – с недоумением глядя на друга, ответил Петр Игнатьевич.
    - А у меня так часто, особенно в последнее время. Так вот и хочется набросить и проверить…
    - Да что ты этим проверишь?
    - А вот думаю, если я и впрямь бездарь и все это, - он указал рукой в сторону старенького книжного шкафа, - что я написал – никому ненужная белиберда, то петелька-то не затянется… нет!.. А вот ежели я – поэт… пусть не гений, но поэт с большой буквы, она-то и обовьет мою шею…
    - Геня, ты чушь какую-то несешь, - недоверчиво покачал головой Петр Игнатьевич. – А если затянется, тогда-то, что? Ведь повиснешь, как сосулька, и что кому докажешь?
   Геннадий Николаевич на такой вопрос ответить сразу не смог. Он прошелся по комнате, вся обстановка которой состояла из старого дивана, книжного шкафа, небольшого письменного стола, большого круглого и нескольких стульев.
    - Ты понимаешь, - обратился он к другу. – Страшно как-то стало… мысли приходят разные… Раньше все было просто и ясно. Если считали тебя в ЦК КПСС, в Союз писателей значительным поэтом, то печатали, поощряли, выделяли из других, и все вокруг говорили, что ты – крупный поэт. Ведь вот, помнишь, Сурова? Ну, того, что уехал в Германию? Ведь его хорошим поэтом у нас не считали, квартиру, когда попросил, не дали, спецпаек был самый заштатный, на всякие там конференции, симпозиумы страну представлять не посылали. А он все-таки ухитрился и уехал в Германию. И что?! Год прошел, и вдруг весь Запад словно очумел: поэт!!! Русский поэт!.. Арсений Суров. Несколькими премиями наградили. Теперь живет в собственном доме, стихи, мемуары пишет, и их тут же издают! Что ж тогда, получается? – широко развел руками Востряков. – А мы-то, кто тогда? Я первую квартиру от Союза писателей получил еще совсем молодым, когда мне только тридцать стукнуло. Арсению отказали, а мне – пожалуйста. Хорошую такую квартиру дали, двухкомнатную… Дочь родилась - мне трехкомнатную выделили, а как замуж вышла, так я ей эту трехкомнатную оставил, а сам в новую двухкомнатную переехал. Уважали меня в Союзе писателей, понимали, что для работы тишина нужна, вдумчивость. А тут внуки подрастать стали… и для них бы квартиры получил. Я их уже к себе прописал, так на тебе – страна развалилась! Союз писателей СССР приказал долго жить. Только эту комнатенку напоследок и вырвал. Здесь вот только и пишу…
    - Ты, Геня, молодец! А я вот не успел. Старшему сыну выхлопотал квартиру, а младшему… - Худин опрокинул рюмку водки и с вздохом повторил: - Не успел!.. И теперь живем мы все вместе в двух комнатах. Я, значит, с супругой, и он со своим семейством. А его молодая, ух и плодовитая оказалась, уже трех преподнесла! Крики, вопли, шум… голову преклонить негде. А у тебя вот эти хоромы, - обвел он завистливым взглядом комнату.
    - Хоромы-то хоромы, а мысли все равно навеваются… Словно бездна манит… Знаешь, такая глубокая, жуткая, затягивающая… как даль морская… кажется, еще немного, самую чуточку… а потом поверну назад, но нет, пока силы из тебя не выбьет, не поглотит - не отпустит…
    Петр Игнатьевич в недоумении пожал плечами.
    - Вот если бы все-таки попробовать: затянется петелька или нет?.. – взволнованно продолжал Геннадий Николаевич.
    - Ну что тогда?
    - Все тогда ясно станет, а раз ясно -  легче. Если затянется,  значит, поэт я земли русской, а если нет, значит… так себе… ничто…
    - А как с этим жить будешь? С полным осознанием своего ничто? – с иезуитской ласковостью спросил Петр Игнатьевич. – Выходит, что надеешься, друг ты мой, что петелька-то затянется!
    - Угадал! Надеюсь, Петя! Надеюсь, что затянется!
     - Хм, – в раздумье потер подбородок Петр Игнатьевич. – Ну уж если так хочется… подстрахую тебя.
    - Как?! – вмиг оживились глаза Геннадия Николаевича.
    - А вот как! Ты, это, встанешь на стул, веревку к  люстре привяжешь, петлю на шею накинешь, и, если она вдруг начнет затягиваться, я ее вмиг обрежу. Я на стол заберусь.
    - Ну, вот это друг! – хлопнул его по плечу Геннадий Николаевич. – А я уже давно веревочку-то приготовил, но боязно самому, боязно… А теперь, что ж?!.. – как бы спросил он сам себя и тут же воскликнул: - Надо за это выпить!
   Он наклонился под стол, но там оказались только пустые бутылки.
   - Что за черт? Неужели мы с тобой уже все выпили?..
    Петр Игнатьевич тоже заглянул под стол.
    - Верно! Я водочки бутылочку принес, и у тебя было… - Он поднялся. – Я сбегаю, тут у вас ларек недалеко.
     Худин взял куртку с вешалки и подошел к окну.
    - Снег-то метет как… и все за шиворот норовит…
     Он взглянул на письменный стол.
   - О, что это у тебя? Стихи новые?..
   - Это? – подскочил к столу Геннадий Николаевич. – Это новые! – он взял  лист в руки. – Сигаретный дым змеей проплыл и петлей шею мне обвил…
    - Ладно, прочтешь. Сейчас вернусь, и прочтешь, – и Петр Игнатьевич поспешил за водкой.
    Едва за ним закрылась дверь, как Геннадий Николаевич сел за письменный стол, провел рукой по лысой голове так, словно прядь волос со лба откинул, взял в руки карандаш и принялся писать.
    Скрип старых половиц отвлек его от работы, он повернулся.
    - А, это ты! – сказал он, сощурив усталые глаза, чтобы рассмотреть заснеженный силуэт у двери. – Проходи, чего стоишь?..
     Заснеженный силуэт приблизился к нему и заглянул через плечо в его лист.
    - Сигаретный дым змеей проплыл и петлей шею мне обвил…  Хорошо написано! – с нескрываемым восторгом произнес силуэт.
    - А! Потому что старая школа! – довольно улыбаясь, произнес Геннадий Николаевич. – Потому что мы - последние из тех поэтов, на шее которых всякая наброшенная петля сама затянется, – с гордостью произнес он.

* * *
    Петр Игнатьевич, тяжело дыша, поднимался по грязной темной лестнице.
      «Хороша, конечно, каморка у Гени, да только уж больно высоко. А вообще и ловок же он, ох… не то, что я! Тут уж безо всякой петли можно распознать, кто из нас с ним поэт, а кто подлиза. Я творил, жил стихами, а он себе и деткам квартирки выбивал. Подличал, дифирамбы стране Советов пел… А я… тоже пел, но в меру, потому как и стихи от души писал! И что в результате? – Петр Игнатьевич даже остановился на лестничной площадке. – А в результате, я, как Есенин, можно сказать, без угла, а он, как Демьян Бедный, в квартире на Тверской. Но кто теперь помнит Бедного?.. А Есенина знали и будут знать! Вот так-то, друг мой ласковый, Геня, я и без петельки все выяснил».
    Он прошел еще один лестничный пролет.
    «И все-таки, почему Генька смог заполучить квартиры, а я нет? Вот теперь этот дом какая-то фирма купить хочет, так Геню уже  замучили всякие там дельцы: продай, да продай! За дурака его считают, что он на мгновенные деньги польститься, а он нет – ждет, когда сама фирма к нему в каморку пожалует. Вот тут-то он цену и спросит! Эх, и подличать и стишки нужные пописывать тоже талант надо иметь. А я-то все, как Есенин, все, как ветер бушующий… бросал горстями стихи, вот и остался без квартиры… Так ли уж и горстями? – неожиданно задал себе вопрос Петр Игнатьевич. – А если честно, один раз самому себе признаться? Ведь умел бы как Генька дифирамбы партийные писать, вовремя улыбнуться, вовремя нахмуриться, стул подвинуть, кому надо, руку пожать,  по диссидентам пройтись… Э, ладно, чего уж там!..  Во всяком деле, даже самом подлом, если не талант, так способности нужно иметь…»
   Наконец он поднялся на шестой этаж, открыл дверь и глухо охнул:
   - Попробовал-таки… - прошептали его побелевшие губы. – Попробовал… а она-то и в самом деле затянулась…
    Худин стоял в проеме двери, не в силах сдвинуться с места. Стоял и смотрел на нелепо повисшего на люстре Геню.
    «Что же это получается? - даже с какой-то обидой подумал Петр Игнатьевич. - По его теории с петлей, получается, что он, Геннадий Востряков - поэт земли русской?..»
    Худин не мог отвести благоговеющего взгляда от Вострякова.
    «Неужели же поэт?.. А вдруг Генька разыграл меня как дурака?»
    Петр Игнатьевич осторожно приблизился к телу.
    - Геня! – позвал он Вострякова. – Геня, ты не ваньку валяешь, вправду, что ли повесился?
    Он нерешительно протянул руку и коснулся его ноги.
    «Нет, в самом деле, висит!.. Висит!!»
    Тут только до Петра Игнатьевича дошло, что Генька Востряков на самом деле повесился.
   Он хотел было крикнуть, но крик не получился.
   «Что же делать? – растерялся Петр Игнатьевич. – Соседей звать? Милицию? Родственникам сообщить?»
    Он потихоньку вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.
    Очутившись на улице, Петр Игнатьевич в задумчивости побрел по направлению к метро. На перекрестке он заметил милиционера и поспешил к нему.
    - Там, там, - указывая рукой в сторону дома, с трудом проговорил он, - там человек… поэт… повесился…
    - Что?! – гаркнул милиционер.
    - По… повесился, - испуганно повторил Петр Игнатьевич.
    - А не померещилось ли тебе? Чертей поблизости не было? – расхохотался тот.
    - Не померещилось, – с тоской в голосе проговорил Петр Игнатьевич. – Затянулась петелька… как и хотел он, затянулась…
    Милиционер пристально посмотрел на него и сказал:
   - Ну, мужик, если сочиняешь…
   Но весь вид Петра Игнатьевича выражал такое смятение, что милиционер вызвал по рации наряд.

* * *
    В здании Союза писателей было необычное оживление. Петр Игнатьевич стряхнул снег со старенького пальто и зашел за перегородку гардеробной.
    - Худин пришел! – услышал он за спиной голос критика Долинского.
    - Петя, - обратился тот к нему, - это правда, что ты был с Востряковым, когда он повесился?
    Петр Игнатьевич вышел из гардеробной, в одно мгновение осознав свою важность как единственного свидетеля безрассудно-красивого поступка поэта.
    - Правда, – многозначительно произнес он, взглянув на группу любопытных под предводительством Долинского.
    Не торопясь, подошел к большому зеркалу, вынул расческу и пригладил взъерошенные перышки, некогда бывшие волосами.
    - Петя, - с пристрастием продолжал Долинский, - чего это Генка удумал вешаться?
    - Была, значит, причина, – веско обронил Петр Игнатьевич.
    - Перепил и повесился! – громко рявкнул сатирик Козлов.
    - Что же, ты, Боря, тогда до сих пор не повесился? – съязвил Петр Игнатьевич.
    - Да что я, дурак? – пожал богатырскими плечами Козлов. – Чего это я народ смешить буду?
    - А может, Боря, как раз наоборот?.. Может, потому что дурак, потому и не повесился? – зло ответил Худин.
    - Ну ты сказал! – расхохотался Долинский. – Получается, что Востряков от большого ума, что ли, повесился?
    - От таланта, – внес уточнение Петр Игнатьевич.
    Тут уж расхохотались все.
    - Востряков от таланта!! Да он вообще знал, что это такое?!
    - Выходит, что знал, – обиделся Петр Игнатьевич за друга. – Знал! Как Есенин знал, от того и повесился!
    - Ну, точно! – замахал руками ядовитый поэтишко Юний Гольдман. – Я же вам говорил, что Востряков себя поэтом земли русской вообразил, и чтобы нам доказать это – повесился!..
    Все расхохотались еще больше.
    Худин с тоской смотрел на своих собратьев по цеху и думал:
   «Да, промашечка у тебя, Геня, вышла. Даже, чтобы повеситься, момент нужно правильный уловить… А так - насмешил только всех…»
    В вестибюле появился зампред правления Ашот Егоров. Все сразу приумолкли, и кто сумел, состроил печальные мины.
    - Как же это случилось, Петр Игнатьевич? – с укором обратился к нему зампред. – Ведь вы были рядом, должны были предостеречь.
    - Да я и хотел, Ашот Иванович, я только на минутку вышел… а он уже… - сбивчиво начал Худин. - … А он уже… висит… значит… Геня повесился, - неожиданно со слезами в голосе закончил он.
    - Н-да… - протянул Егоров и пошел в кабинет.
    - Эх, раньше это такое ЧП было бы!.. – мечтательно закатив глаза, проговорил Долинский. – Из ЦК инструктора бы понабежали, председателю правления, может, по шапке бы дали, всем членам правления на вид бы поставили. Востряков тогда пусть не величиной был, но фигурой все-таки значительной. А что теперь? – с досадой махнул он рукой. – Ну, повесился старый дурак, и никому дела нет. Развал в обществе, в нравах… нет руководящей линии… Раньше как? Все писали по указке сердца, как говорил наш главный советский писатель, а сердца наши с потрохами принадлежали партии…
    - Ты что, за партией соскучился? – вдруг встрепенулся Петр Игнатьевич. – А что ж тогда с собраний все бегал и в туалетах анекдоты про членов ЦК рассказывал?
    - Знал бы, чем обернется, не рассказывал бы. Кем мы были при партии – советской аристократией. Член союза писателей СССР – это как дворянское звание было. И квартиры, и санатории, и поездки за рубеж, и спецпайки, и место в президиуме… А сейчас?.. Я тебя, Петька, спрашиваю, что сейчас? Кто нас печатает, кто читает, кому мы нужны? Одна бульварная литературка: брань непотребная и скудоумие. Это у них теперь остросюжетными детективами называется. – Он нервно взъерошил волосы. – И как посмотришь на все это, как задумаешься, то и получается, что не так уж и глупо поступил Генка.
    «Э, нет, не получается, - сузив глазки, подумал Петр Игнатьевич. – В том то и дело, что не получается. – Не поэтом земли русской оказался Гена Востряков, а шутом гороховым!.. Вот, что, получается», – поставил точку в своих размышлениях Худин и пошел на второй этаж в секцию сатиры и юмора.
 
* * *
    Дело Вострякова оперуполномоченный МУРа майор Леонид Петров получил от начальства в качестве новогоднего подарка.
     «Вот черт! И угораздило этого старого дурака повеситься прямо под праздники. Возись теперь…»
    Петров с экспертами выехал на квартиру Вострякова и сразу понял, что здесь чистой воды самоубийство. Результаты экспертизы подтвердили, что в квартире на момент происшествия находились только два человека: сам повесившийся и его товарищ, поэт Худин.
    Леонид вызвал Худина к себе, взял показания, приобщил к делу стихи о «змеей проплывшем сигаретном дыме» и хотел было на этом все и закончить, но вот разговор с дочерью Вострякова ему не понравился. Уж такая злая дочка попалась.  
    - Туда ему и дорога! – со злостью сразу же бросила она.
    - Галя, не надо так, – пыталась остановить нервную даму ее мать, супруга усопшего. – Отец все-таки!
    - Правильно, отец! – подтвердила она в сердцах. – Сколько я его просила: продай квартиру, ну эту, каморку его, нам деньги нужны, а он ни в какую…
    - Простите, Галина Геннадьевна, - обратился к ней Петров, - кому это нам, вы можете уточнить?
    - Могу! – с вызовом взглянула она него. – Мне, детям моим, то есть его внукам… маме вот тоже…
    - Понятно, - устало сощурил глаза Петров. – А где вы сами работаете?
    - Я? – непонимающе посмотрела она на него. – Я?.. Нигде!
    - Что, под сокращение попали или…
    Но Галина Геннадьевна не дала ему договорить.
   - Я вообще никогда и нигде не работала! – гордо вскинула она голову. – Ну, разве только в библиотеке Союза писателей, да и то с полгода, не больше, пока не вышла замуж за Сухорукова! – она сделала паузу и пристально посмотрела в глаза Леониду. Но фамилия Сухорукова на него не произвела никакого впечатления. Галина Геннадьевна чуть презрительно скривила губы и пояснила: - Виктора Сухорукова, известного прозаика!
    - Ах, ну да, конечно, – пометил себе в блокноте Леонид.
    - Но вы же знаете, искусство сейчас в загоне! Кто пишет?! И что пишут?! Естественно, Виктор Сухоруков не востребован. Его рукописи, цену которым установит время, лежат в письменном столе. Мы нуждаемся! На те крохи, которые получает  Виктор Семенович, сотрудничая сразу с несколькими журналами, мы с семьей не можем существовать. Поэтому я и просила отца продать свою квартиру. Но он категорически отказывался. Видите ли, она нужна ему как кабинет, как творческая лаборатория, – презрительно рассмеялась она.
    - Галочка, но ведь отцу нужно было уединение… он же писал поэму… - осторожно вставила вдова покойного поэта.
    - Поэму! – еще громче расхохоталась Галина Геннадьевна. – Какую поэму?! Ему квартира была нужна как дом свиданий!.. – выпалила она в сердцах и осеклась, взглянув на мать.
    - Как тебе не стыдно так думать об отце, – в отчаянии прошептала та и достала из сумки платок.
    - Ну, может, я резковато сказала… - попыталась замять невольно вырвавшуюся фразу супруга прозаика Сухорукова. – Но, тем не менее, я все равно была права. Продай отец эту квартиру, он бы не повесился. Ведь  именно от этого уединения в его голове что-то сдвинулось.
    - А  он страдал приступами депрессии? – спросил Петров.
    Дочь и мать переглянулись.
    - Вы знаете, трудно ответить, - взвешивая каждое слово, осторожно произнесла вдова. – Бывало впадал Геннадий Николаевич в задумчивость… но с другой стороны, он же поэт, это ему свойственно…
  - Что там не говори, а довела его до самоубийства именно эта квартирка, – уверенно заключила Галина Геннадьевна. – Надо было ее вовремя продать!..
    - Да успокойся, продашь, продашь! – в сердцах выпалила мать. – Вот вступишь в наследство и сразу же продашь!
    Галина Геннадьевна передернула плечами и промолчала.
     
    Разговор с супругой и дочерью Геннадия Вострякова оставил у Леонида неприятный осадок.  Версия о самоубийстве перестала его устраивать. С одной стороны, все было совершенно ясно: поэт Востряков, одержимый желанием убедить себя и других, что он великий поэт России, нашел для этого весьма необычный способ. Об этом были его последние стихи, и это же подтвердил его друг, поэт Худин. Но, с другой стороны, была квартира в доме, расположенном в центре Москвы. Ходили слухи, что этот дом собирается приобрести одна крупная фирма, и к жильцам стали приходить какие-то молодые люди. Они предлагали не ждать, пока фирма соберется приобрести их дом, а сейчас же давали деньги, убеждая, что за эту сумму можно купить недорогое жилье в каком-нибудь спальном районе и еще останется на безбедную жизнь. Может быть, с одним из таких перекупщиков, который не смог уговорить самого Вострякова продать квартиру, и встретилась Галина Сухорукова. Он ее соблазнил достаточно крупной, на ее взгляд, суммой и, самое главное, быстротой ее получения. К тому же, несомненно, перекупщик сумел убедить ее, что фирма наверняка обманет всех жильцов, и может даже статься так, что квартиры оценят по их первоначальной себестоимости, в результате чего выплаченная сумма будет чисто символической. Перепуганная Галина, конечно же, бросилась к отцу, умоляя того поскорее продать свою каморку, но тот наотрез отказался. Вновь встретившись с перекупщиком, Галина сообщила ему о нежелании отца расставаться со своею собственностью. Вот тут-то перекупщик, еще раз убедившись, что  Сухорукова незамедлительно продаст квартиру, как только станет ее владелицей, решает устранить несговорчивого Вострякова. Вероятно, у Сухоруковой возникал вопрос: а какая же выгода перекупщику? Но тот, как виртуоз своего дела, несомненно, сумел доказать ей, что если она продает, а он покупает, то проигравших нет. А вот если покупает не он, а фирма, то проигравшей стороной окажется именно она, Галина Сухорукова.  После этого перекупщик вновь начинает обхаживать несговорчивого Вострякова, чтобы тот привык к его частным посещениям, а потом, воспользовавшись навязчивой идеей мятущегося поэта, помог тому и петлю на шею накинуть. Не ясно, правда, почему перекупщику так уж было необходимо купить квартиру именно в этом доме… но, видимо, были веские причины…»
    Леонид положил документы в сейф и поморщился, почувствовав, что в этом году  дело о самоубийстве поэта Вострякова он не закроет.


ГЛАВА  ВТОРАЯ   

    По мраморной лестнице с позолоченными ажурными перилами Кирилл и Марина поднялись в зал. К ним навстречу поспешила хозяйка художественного салона Мирра Драгулова. Она обменялась с Мариной поцелуями щек, а Кириллу была протянута сухонькая ручка, которую он почтительно пожал.
    - Как я рада, Мариночка, – мило улыбаясь, проговорила мадам Драгулова. – Вы так редко стали бывать в Москве.
    - Увы, гастроли, – дежурной фразой вздохнула Марина.
    Кирилл поймал на себе цепкий, но по-светски ненавязчивый взгляд хозяйки салона.
    - Мне очень приятно принимать у себя детектива, заставившего всю столицу говорить о себе, - все также по-светски небрежно, но очень внимательно, разглядывая Мелентьева, произнесла Драгулова.
    Кирилл ответил улыбкой.
    С позолоченного подноса они взяли по бокалу шампанского и прошли в зал, оставив хозяйку встречать новых гостей.
    - Марина, я так и не понял, куда мы пришли? – спросил Мелентьев у своей спутницы. – На выставку или дефиле?
    Она рассмеялась.
    - На дефиле! Мирра предоставила салон своей приятельнице, модельеру Алле Куракиной.
    Появление Марины вызвало всеобщее оживление, и она тут же была окружена знакомыми и поклонниками.
    Кирилл выскользнул из шумного круга и сел в отдаленное кресло.
    - О! – через минуту раздалось рядом с ним. – Не ожидала увидеть вас здесь!.. Хотя, конечно, Мариночка вернулась из Лондона, - и перед Мелентьевым возникла Ксения Ладогина.
    Он встал, припал к душистой ручке и с позволения Ксении вновь опустился в кресло.
    - А, великий затворник, – погрозила она пальчиком. – Только Мариночке удается вытянуть вас в свет. Я уже давно хотела познакомить вас со своими друзьями, но автоответчик сообщает, что вас нет в Москве, хотя это неправда.
    - Занят! Очень занят! – повинился Кирилл.
    - Поэтому, не взыщите, я вас сегодня буду представлять. Воспользуюсь моментом.
    Она поднялась и предложила Мелентьеву пройтись по залу.
    - Очаровательно, очаровательно… - с насмешкой в голосе прошептала Ладогина, следя взглядом за молодой женщиной в ярко-красном платье. – Сначала мать, потом дочь… - Она слегка коснулась руки Кирилла, привлекая его внимание, и негромко произнесла: - Посмотрите, Ираида Свободина перехватила любовника своей матери…
    От нечего делать Кирилл посмотрел в сторону женщины в ярко-красном платье.
    - Видите, Ираида с Навруцким! О, а вот и сама мать семейства!
    В зал вошла высокая темноволосая женщина на вид лет тридцати пяти.
    Ксения взглянула на своего спутника.
    - Ах, да! Вы, вероятно, не знаете, кто такая Ираида Свободина. Так, актрисулька мыльных сериалов, в которых она играет роли дорогих женщин… Но ее мать, Викторию Свободину вы должны знать.
    - Да, конечно. Одно время она была популярна.
    - Совершенно верно, одно время. Я даже делала себе стрижку а ля Виктория… Но после того как ее бросил Чинаров… режиссер, - на всякий случай уточнила Ладогина. – Ее дела пошли очень плохо… очень… Она была на грани… но потом как-то успокоилась, стала сниматься в ролях второго плана. Вы знаете, - повернувшись к Кириллу, неожиданно серьезно произнесла Ксения, - в жизни никогда не надо спешить. Поспешай, но медленно! Я убеждена в этой древней формуле. Виктория стала матерью в девятнадцать лет. О, тогда это, несомненно, выглядело очень трогательно, а главное, эффектно. Юная мать и очаровательное дитя! Но дитя имеет склонность быстро расти и вот – результат: Вике сейчас сорок один, но выглядит она на тридцать пять… а дочери – двадцать два. И что?.. Режиссеры не хотят снимать мать великовозрастной дочери в ролях женщин тридцати с небольшим. А тут еще Навруцкий! О Навруцком вы-то, наверное, слышали? – и Ксения с игривой насмешливостью взглянула на Кирилла. – Или вас интересует исключительно балет?
    - Признаюсь, что меня, в самом деле, интересует только балет, но о Навруцком я слышал и даже видел его в трех спектаклях.
    - Это говорит о многом. Если даже вы нашли время, чтобы пойти на спектакль, в котором играет Сережа… Так вот, у Виктории с Сергеем начался бурный роман, но дочь отбила его у матери. Ираида очень хитрая и пронырливая девица, это у нее от отца, - пояснила Ксения, - если только это правда, что он ее отец.  Она ухватилась за одного из самых модных и талантливых актеров. Навруцкому только двадцать восемь, а он уже так знаменит!..
     - Ксения! – подойдя к ним, воскликнул высокий молодой мужчина.
    Ладогина протянула ему руку.
    - Читала и не нахожу слов!.. Скажу просто – гениально!
    Кирилл сам догадался, кто стоит перед ними, Вадим Исленьев, один из самых модных и, главное, талантливых молодых писателей.
    Ладогина представила их друг другу. Как оказалось, Исленьев тоже слышал о детективе Мелентьеве.
    - Вы, надеюсь, читали его роман «Вовлечение»? – требовательно спросила Ксения, продолжив прогулку по залу.
    - Читал, - немного задумавшись, ответил Мелентьев. – И надо сказать, произвело впечатление.
    - Его отец был выдающимся писателем, и все полагали, что теперь, как водится, Природа отдохнет на нем, но он превзошел Алексея Исленьева. Если до публикации «Вовлечения» он был просто сыном знаменитого писателя, то теперь сам стал писателем. У него огромное будущее!
    Ксения взяла с подноса пронзенную шпажкой тартинку.
    - Посмотрите, кто пожаловал! Регина Дымова! Как всегда чересчур экстравагантна. – Ксения с интересом смотрела на красивую темноволосую девушку среднего роста, которая пыталась кого-то найти в зале. – Ищет… - проговорила сквозь зубы Ладогина. – Ищет Исленьева! Но у него слишком хороший вкус, чтобы ты стала для него тем, кем мечтаешь.
    - Регина Дымова?! – по инерции переспросил Мелентьев, уже ожидая получить исчерпывающую информацию об этой в недавнем прошлом известной актрисе.
    - Да, вот так, – глубокомысленно произнесла Ксения, - две актрисы режиссера Чинарова, пока он их снимал, были звездами, он их оставил – они превратились в ничто.
    - Но, если я не ошибаюсь, - проявил свою осведомленность Кирилл, - Дымова была женой Чинарова.
    - Была, – подтвердила Ксения. – Влезла между Викторией и ним. В результате – он оставил Свободину, с которой у него была многолетняя связь, и женился на этой девчонке. Ей тогда, если не ошибаюсь… было лет двадцать, а ему, соответственно, пятьдесят. Но она не сумела или не захотела его удержать. Было много разговоров по поводу их развода…
     Сверкая блестками на платье, к ним подошла Мирра Драгулова.
    - Ксения, у меня возникла отчаянная идея. Ты ее должна поддержать! Сейчас начнется дефиле, завершением которого станут меховые изделия. И я предлагаю, чтобы их продемонстрировали мы. Я уже сказала Алле, она в восторге, но не уверена, что все согласятся.
    - Почему же? – глаза Ксении загорелись. – Идея великолепная! Кого надо уговорить?
    - Сама догадываешься!
    - А! Марину?! – заговорчески  произнесла Ладогина.
    - Да! С остальными я договорюсь.
    - Смотри, Самарина с Викентием! Ты и ее пригласила? – воскликнула Ладогина.
    - Что делать? – легко всплеснула руками Мирра. – Если я ее не буду приглашать, она от этого не перестанет существовать. Пойду изображу радость, – вздохнула она и легко походкой направилась к новоприбывшим.
    - Н-да… - задумчиво произнесла Ладогина. – Теперь вот Самарина! И откуда она взялась?!
    Кирилл с интересом поглядывал на забывшуюся в своих тревожных мыслях Ксению.
    «Как их неприятно взволновало появление белокурой девушки с бюстом Монро и талией Гурченко, – мысленно усмехнулся он. - Да, тяжелое это и хлопотное дело слыть красавицей в бомонде. Каждый раз надо доказывать, что ты – самая,  или хотя бы одна из самых. А что Ольда Самарина действительно хороша, в этом ни у кого не может возникнуть сомнения», - и он посмотрел в сторону молодой актрисы.
    Но тут началось дефиле. Длинноногие девушки сменяли одна другую, слышались аплодисменты, но все ждали меховые изделия, которые будут демонстрировать звезды. Первой появилась Регина Дымова, за ней известная эстрадная певица, которую сменила Виктория Свободина.
     К большому овальному зеркалу подошла Мирра Драгулова с накинутым на плечи песцовым палантином. Она вскинула голову и пристально посмотрела на себя. Плотнее закрылась мехом, потом небрежно спустила его, встав вполоборота. Кирилл невольно засмотрелся на Мирру. Она знала, что многие сейчас перевели свое внимание на нее.
    Драгулова не была красавицей, но обладала аристократизмом. Рыжевато-каштановые волосы, собранные в тяжелый узел, подчеркивали гибкий извив шеи; изящно покатые плечи и тонкая талия; но главное, это внутренний такт и уверенность в том, что именно она является точкой отсчета хорошего тона.
    Кирилл вовремя успел увидеть, как в шубке из серебристо-серой норки появилась Марина. Зал взорвался аплодисментами. Она едва касалась пола своими знаменитыми ножками.
    «И совсем необязательно быть ростом под два метра, чтобы эффектно демонстрировать одежду, - подумал Кирилл, глядя на Марину. – Главное, это умение носить ее!»
    Навстречу Марине двигалась в собольей шубе красавица Ольда Самарина. Кирилл встревожился. «Марина – гениальная балерина, но все-таки для дефиле надо быть повыше», - тут же отказался он от своего первоначального мнения. Однако через секунду должен был признать, что вновь поражен Мариной. Она  даже не заметила невольную соперницу и, что самое главное, не дала заметить другим. Она одна царила на дорожке для дефиле. Красавица Самарина осталась незамеченной, как манекен рядом с живой моделью. Кирилл еще раз убедился, что любит необыкновенную, неземную женщину…
    Марина подошла к нему  под руку с Сергеем Навруцким. Острое чувство ревности кольнуло Мелентьева. Навруцкий, высокий темный блондин, с серыми чуть выпуклыми глазами, опасное обаяние которых подчеркивала поволока.
    - Кирилл, – оживленно обратилась к нему Марина. – Сережа приглашает нас на премьеру спектакля.
    - Спасибо, – весьма холодно отозвался Мелентьев.
    - Я рад нашему знакомству, – воскликнул Навруцкий.
    - Догадываюсь, почему, – усмехнулся Кирилл. – Вам предстоит роль частного сыщика.
    - Угадали, – с улыбкой ответил актер.
    В их кружке неожиданно появилась Ираида Свободина. Она подошла к Сергею Навруцкому и взяла его под руку.
    Навруцкий чуть отвел глаза в сторону, чтобы подавить раздражение. Но Кирилл заметил его недовольство.
    Ираида, улыбаясь, будто на нее были нацелены объективы видеокамер, слушала их разговор.  Но ее взгляд все время скользил по залу, словно она кого-то ждала. Кирилл не без интереса поглядывал на нее. Темные блестящие волосы с ярко-красным отливом, подстриженные градуированными прядями; нервные тонковатые губы; немного длинный нос; худенькие плечи, на которых пламенели бретельки платья.
    Наконец ее беспокойный взгляд остановился на одной точке. Кирилл украдкой проследил его траекторию. Он был нацелен на вальяжную, испускающую дух уверенности в себе фигуру маститого, но не почующего на лаврах, а по-прежнему плодотворного работающего режиссера Арнольда Чинарова. Ираида слегка потянула Навруцкого за рукав.
    - Сережа, - тихо сказала девушка. – Он пришел.
    - Ну и что? – словно не понимая значения ее слов, спросил Навруцкий.
    - Как же?! – она с обидой посмотрела ему в глаза.
    Навруцкий поморщился и, извинившись, отошел с Ираидой в сторону.
    - Что ты хочешь? – раздраженно зашептал он. – Я сам – в подвешенном состоянии.
    - Неправда! – яростно возразила она. – Ты утвержден!
    - Но ты же прекрасно знаешь, что у меня с кинематографом проблемы! Ни одной нормальной роли! И только теперь появилась возможность стать на экране тем, кем я уже стал на сцене. Пойми, я не должен сейчас вмешиваться, не могу!
    Она окинула его презрительным взглядом.
    - В конце концов, по праву родства ты и сама можешь с ним разобраться, – не без иронии произнес Навруцкий.
    Ираида передернула худенькими плечами.
    - И разберусь!
    - Давай, давай, – желчно подбадривал он ее и, взглянув в сторону, с тихой яростью бросил: - Твоя мамаша идет! Сейчас начнется!
    - Сережа! – Виктория Свободина властно взяла его под руку. – Я хочу чего-нибудь выпить.
    Опустив голову, он проскрежетал:
    - Вика, не надо устраивать здесь театр.
    - Какой театр? – нарочито спокойно уточнила Виктория.
    - Домашний.
    - А что, разве ты не сказал Ираиде?.. – поправив смоляную прядь волос, удивилась она.
    Навруцкий сразу не ответил, за него это поспешила сделать Ираида.
    - Что он должен был мне сказать? – вызывающе глядя в глаза Виктории, спросила она.
    - Он тебе должен был сказать, чтобы ты оставила его в покое.
    - А почему тебе самой, мамочка, не оставить его в покое, чтобы на досуге посчитать, что сорок один минус двадцать восемь будет тринадцать не в твою пользу.
    - Ух, маленькая гадина! – вспылила Свободина старшая. – Кем бы ты была без меня?!
    - Ну все, все! – еле сдерживая себя, проговорил Навруцкий. – Я ретируюсь.
    - Вот, ты так всегда, – со слезами ярости на глазах воскликнула Ираида.
    - Не устраивай сцен! – веско произнесла Виктория и увлекла Навруцкого в сторону бара.
    Ираида, сжав губы, чтобы не разразиться бранью, поспешила в дамскую комнату.
    - Видели? – насмешливо пропела Ксения Ладогина, подходя к Кириллу с Мариной. – Спектакль! Мать и дочь не могут поделить любовника, а он уже давно смотрит совсем в другую сторону.
    - Чего не бывает в жизни, – улыбнулась Марина.
    - Но нам с тобою это, слава богу, не грозит, – шутливо произнесла Ксения. – Мы с тобой вечные дочки. У нас никогда не будет нами же рожденных соперниц. А! Смотрите, Ираида уже опять вышла на охоту. Роет ямы вокруг Чинарова. Какова?!
    - Неужели это правда, что Чинаров ее отец? – поинтересовалась Марина.
    Ладогина с сомнением покачала головой.
    - Никто не знает. У Виктории с ним была длительная связь, но Ираида родилась в период  первого разрыва. Во всяком случае, Чинаров отрицает свое отцовство.
    - Но ведь сейчас это можно установить, – вмешался в разговор Кирилл.
    - Конечно, можно. И Ираида даже пошла на риск. Она первая предложила Чинарову сделать анализ.
    - А почему на риск?
    - Да потому, что никто из них не уверен в отстаиваемом ими положении вещей. Чинаров боится, что Ираида, в самом деле, окажется его дочкой, а Ираида боится, что, наоборот, не окажется. Вот все это и тянется уже несколько лет.
    К ним подошел Вадим Исленьев и взмолился:
    - Ксения, Марина, спасите!
    Кирилл с легким недоумением взглянул на него. Но Ксения и Марина сразу догадались, в чем дело. Они взяли его под руки.
    - Что, замучила слава? – рассмеялась Ксения.
    - Замучила! Только у этой славы есть имя – Регина. Это какой-то ужас! Я уже раз сто объяснил ей, что Чинаров будет ставить фильм по моему роману, и моя функция заключается только в написании сценария, что я не могу навязывать ему артисток.
    - Пусть сама о себе позаботится, – пренебрежительно произнесла Ксения. – Все-таки бывшая жена.
    - Она идет, – простонал Исленьев.
    - Спасаем! – рассмеялись молодые женщины и, извинившись перед Кириллом, поспешили отойти в сторону.
    Регина была вынуждена остановиться перед Мелентьевым.
    - Простите. Я только что видела здесь Исленьева, – растерянно глядя по сторонам, обратилась она к нему.
    - К сожалению, он удалился в неизвестном направлении. Хотите шампанского?
    Молодая женщина вздохнула и ответила: «Да».
    Кирилл принес ей бокал.
    - Простите, вы случайно не из театра…
    Мелентьев протянул ей свою визитную карточку и сказал:
    - Нет, я не из театра и не из кино. Меня зовут Кирилл Мелентьев.
    - Ах! Я же слышала о вас. Ну как же! Убийство Дениса Лотарева. Вы – тот детектив, который нашел преступника. Боже, – она покачала головой, - я уже ничего не понимаю. Но, вероятно, чтобы чего-то добиться в жизни иногда просто надо пойти на преступление?! Как вы думаете?
    - Я думаю, что никогда не надо.
    - Вы произнесли это не очень убедительно, – возразила Дымова.
    - Вам показалось, – рассмеялся Кирилл, глядя в ее зеленые глаза.
    Ах, эти зеленые глаза на весь экран! Кирилл увидел их впервые, когда ему было шестнадцать. Красное платье, без единой складки охватывающее гибкое тело, переливчато-бисерный смех и лукавый взгляд. Она была настолько живой на экране, что, выйдя после сеанса, Кирилл оглядывался, словно она должна была быть где-то рядом. Если бы ему тогда сказали, что через двенадцать лет они будут сидеть рядом на диване и пить шампанское, он бы…
    - И все-таки, я считаю, что иногда просто необходимо пойти на преступление. Когда стоит вопрос или ты кого-то или тебя кто-то, – продолжала настаивать на своей мысли Регина.
    - Но только в том случае, если преступник обладает криминальным талантом, – с улыбкой произнес Мелентьев и предложил Регине новый бокал.
    - Вы полагаете, что есть талантливые преступники?
    - И сколько! Все нераскрытые преступления – талантливы, – усмехнулся Кирилл.
    Неожиданно Регина заволновалась.
    - Ой, сейчас будет петь эта рыжая Маргарита. Я ее терпеть не могу.
    Она поднялась и протянула руку.
    - Очень рада была с вами познакомиться.
    Но Мелентьев почувствовал, что ее взволновала не рыжая Маргарита, а Вадим Исленьев, который прошел мимо.
    Регина нагнала его и остановила.
    Кирилл поискал глазами Марину. Она оживленно беседовала с Миррой. Он поднялся и пошел по направлению к ней. Проходя мимо Исленьева и Регины, детектив услышал ее высокий от нервного напряжения голос.
    - Ты же понимаешь, что эта роль стоит всего… мессы, денег… всего! Особенно для меня! Еще год-два застоя и я погибла… окончательно и бесповоротно!
    - Регина, что я могу сделать? Я подписал контракт с Арнольдом. Я уже не могу выдвигать никаких условий. Подожди, я напишу новый сценарий и тогда…
    - Вадим, я не сомневаюсь, что ты напишешь отличный сценарий, но кто гарантирует, что вокруг него будет такой же ажиотаж, как вокруг этого?! Ты же понимаешь, что именно твой роман уже заранее принес успех фильму.
    Кирилл подошел к Марине.
    - Ты не устала?
    - Скоро поедем. Я еще хочу кое с кем увидеться.
    - Мариночка, – массивная голова с пышной шевелюрой склонилась над рукой Купавиной. – До сих пор не могу прийти в себя после вашей Китри! Как вы танцевали в Ковент-Гардене!.. Обязательно, слышите, обязательно сниму фильм-балет с вашим участием.
    Марина улыбнулась и представила Мелентьева Арнольду Чинарову.
    - Простите, но ваша фамилия мне кажется знакомой, – своим сочным голосом произнес он.
    - И вы не ошиблись, – печально подтвердила Купавина.
    - А!.. – вспомнив, тряхнул головой Чинаров. – Денис Лотарев… яд Борджиа… - Талантливо, молодой человек. Очень талантливо, – с грустью произнес он.
    Мирра подошла к ним под руку с худым пожилым мужчиной. Его сильно загорелая голова была словно елочная игрушка обернута пухом седых волос.
    - Приветствую вас, – шутливо приподняв руку, произнес он.
    - Здравствуй, Викентий Антонович, – произнес Чинаров.
    - Как там моя Ольдочка? Доволен? – мелко хихикая, спросил тот.
    - Доволен, – ответил Чинаров. – Я окончательно остановил свой выбор на ней.
    - В самом деле? – хитро сощурив маленькие глазки, уточнил Викентий Антонович. – Так я ей скажу. – И, обернувшись, он позвал: - Ольда!
     Самарина подошла к ним.
    - Вот, Арнольд Аристархович утвердил тебя на роль.
    - Правда? – по ее лицу пробежало едва уловимое движение, и она улыбнулась. – Я так рада!..
    Внимание мужчин обратилось на нее.
    Среднего роста, с чайно-карими глазами, излучающими какое-то необыкновенной силы сексапильное притяжение, большой грудью и в меру округлыми бедрами она одним своим присутствием настраивала мысли всех мужчин на одну волну – желания ее тела.
     - О, главные герои будущего фильма! – воскликнула Мирра Драгулова, подходя с Сергеем Навруцким. – Мы сейчас сфотографируемся с будущими номинантами на лучшие роли.
    Она жестом подозвала фотографа.
    Яркая вспышка перенесла всех в вечность.
    - Ах, давайте сделаем еще несколько снимков со всеми  участниками, – продолжала восторженно выдвигать идеи Мирра. – Надо пригласить Вадима и Николя Князева.
    - Оставь, – поморщился Чинаров. – Ты же знаешь, я не люблю фотографироваться. И потом, можно сглазить.
    - Ты же никогда не отличался суеверием, Арнольд, – шутливо произнесла Мирра. – Неужели и ты стареешь?
    Тем временем девушка, посланная Драгуловой на поиски Исленьева и Князева, вернулась с ними.
    Кирилл ретировался на задний план, зато первый ряд успела украсить своей неповторимой позировкой Ксения Ладогина.
    - Прекрасно! – веселилась Мирра.
    - Это будет что-то потрясающее, – шепнула Кириллу Ладогина.
    Что именно, она не уточнила, но Мелентьев понял, что речь шла не о фильме.
    - Ксения, а этот Князев?.. Он сын того Князева?..
    - Того, того…. – осторожно зашептала Ладогина, – знаменитого актера Василия Князева. Но только не дай бог вам назвать его сыном Князева. У Николая комплекс. Он и сам – неплохой актер, но после нескольких весьма удачных ролей за ним в прессе закрепилось клише «сын Князева» и его это страшно раздражает. Он перестал сниматься, ушел в бизнес и вот теперь занялся продюсерской деятельностью. – Ладогина приторно улыбнулась, встретившись взглядом с Самариной.
    Неожиданно та подошла к ней и с ясной улыбкой сказала:
    - Я большая ваша поклонница. Вы танцуете… - лицо девушки зарделось, - божественно!..
    Ладогину поразила искренность, с какой Самарина обратилась к ней.
     - Спасибо, – улыбнулась она. – Мне очень приятно.
     Ольда с нескрываемым восхищением смотрела на балерину.
     - Познакомьтесь, - чтобы заполнить паузу, произнесла Ксения. – Известный детектив Кирилл Мелентьев.
     Кирилл пожал шелковистую ладонь Самариной, она хотела что-то сказать, но подлетевший фотокорреспондент очень энергично принялся умолять девушку уделить ему еще несколько минут.
    Мелентьев окинул зал в поисках Марины. Она перехватила его взгляд и подошла.
     - Едем домой, – предложила она Кириллу.
     - Уже? – удивилась Ксения. – Но еще столько интересного!
     - Как я понимаю, оставив сцену, ты займешься мемуарами и поэтому сейчас  собираешь материал, - шутливо ответила Марина. – А мне это ни к чему.
    - Зря! Такие сцены разыгрываются, что там театр! – взяв Марину за руку и, указывая глазами в нужном направлении, проговорила Ладогина. – Только взгляни! Сто первый акт пьесы «Девочка ищет отца».
    Мелентьев тоже повернулся и посмотрел.
    Ираида Свободина, нервно подрагивая плечами, о чем-то бурно говорила с Чинаровым, который морщился и оглядывался по сторонам, словно ожидал чьей-то помощи. К ним присоединилась Свободина старшая, и разговор стал еще громче. Мирра Драгулова поспешила разнять их, подбросив для приманки Навруцкого. Чинаров поцеловал руку Мирры, взял бокал шампанского и сел в кресло, но тут же рядом с ним оказалась Регина Дымова. Она облокотилась о спинку кресла и принялась что-то втолковывать Чинарову.
    - Разве не любопытно? – блеснула глазами Ксения.
    - Нет, – совершенно равнодушно ответила Марина. – Больше их всех меня интересует и волнует только один человек, – и она выразительно посмотрела на Мелентьева.
    - О, ты же понимаешь, что я имею в виду совсем другое. Кстати, вот и мой интересный человек, – кивнула она в сторону приближавшегося высокого крепкого блондина.
    Кирилл вспомнил, что у Ксении – муж, скрипач Вертавин, и  любовник,  шведский бизнесмен.
    Пройдя сквозь шумящих, все время останавливающих Марину гостей, они вышли на улицу.
    - Мирра обладает уникальной способностью устраивать пустозвонные вечера… - вздохнула Купавина.
    - Это для тебя они лишены смысла, для других – это возможность обратить на себя внимание, познакомиться с нужным человеком, выпросить роль… - отозвался Кирилл.
    - В тебе заговорил психолог.
    - Верно. Хотя затаенные мысли читать не так уж трудно.
    - Например?
    - Например, это дефиле меховых изделий! Куракина, несомненно, просила Мирру уговорить знаменитостей выйти в роли моделей. Тем самым она привлекла внимание к своей марке не только смотревших, но и демонстрировавших. Ее расчет – Купавиной понравится, и она станет ее клиенткой.
    - Он не оправдается, – усмехнулась Марина. – Я – ретроградка. Предпочитаю уже известные фирмы.
    - И известных мужчин, – не удержался Кирилл. – Как ты поглядывала на Навруцкого.
    - Неправда, – обиженно воскликнула Марина. – Это он на меня поглядывал.
    - Значит, заметила его жаркие взгляды? И как же тебе это удалось, не смотря в его сторону?
    - Противный! Я-то и взглянула всего раз-два… - рассмеялась Марина. – Вот, что значит, - психолог-детектив! Страшный человек! Я у тебя словно под микроскопом. Ничего нельзя утаить.
    - Не притворяйся! Ты просто не хотела этого утаивать. Если бы ты задумала меня обмануть… Я оставался бы в неведении до того момента, пока ты сама не пожелала бы мне открыть глаза.
    - Еще лучше!.. Ты меня представляешь такой?
    - Потому что ты такая и есть – истинная женщина! – уклоняясь от шутливого удара нежной ручки, проговорил Мелентьев и открыл дверцу джипа.

ГЛАВА  ТРЕТЬЯ

   В солнечное январское утро майор Петров вновь достал из сейфа дело о самоубийстве поэта Вострякова.
    Он позвонил дочери покойного, Галине Геннадьевне, и пригласил ее на Петровку.
    Галина Геннадьевна, благоухая крепкими духами, безо всяких отговорок незамедлительно явилась.
    - Вас что-то смущает? – тут же поинтересовалась она. – Вы не верите, что отец повесился?
    - Прямых улик нет… - неуверенно начал Леонид.
    - И не будет! – слегка хлопнула она ладонью по столу. – Этот старый дурак, не тем будет помянут, совершенно сошел с ума! Я тогда при матери обмолвилась о девицах. Так ведь это правда!
    - Вы считаете, что ваш отец имел сексуальные отношения с девушками?
    - Не знаю, какие отношения – сексуальные или только лапал их, или они, сами знаете, что ему делали, но только он им платил!
    - Откуда у вас такие сведения?
    - От очевидцев, так, кажется, это у вас называется?
    - И как же вы узнали?
    - Очень просто. Вначале, конечно, помог случай, ну уж потом я взялась за дело сама, – лопаясь от довольства, гордо тряхнула темными локонами Галина Геннадьевна.
    - Расскажите, – предложил ей Леонид, подумав про себя: - «Ох уж эта богема! Нормальному человеку не разобраться!.. Кажется, старик - внешность не то что заурядная, а противная: совершенно лысый череп, длинный нос, бесцветные глазки… и туда же, - девушки по вызову!.. Но откуда у него такие деньги?… Даже, если предположить, что к нему приходили самые дешевые проститутки, то копейками все равно не отделаешься. Да, странно все это...»
    Галина Геннадьевна откашлялась и охотно приступила к повествованию о похождениях своего отца. Видно, настолько она его ненавидела, что даже ради памяти и доброго имени, не хотела сохранить тайну. Ее мучило одно желание – показать всем, каким подлецом и мерзавцем был ее отец.
    - Как я уже сказала, вначале мне просто помог случай. Однажды я пришла к отцу… ну, в его эту, каморку. Его не оказалось, и я позвонила соседке в надежде, что, может быть, она знает, надолго ли он ушел.
    - А что, ваш отец имел обыкновение часто уединяться в своей творческой лаборатории?
    - Имел, – кивнула Галина Геннадьевна. – Ну, так вот, соседка оказалась милой женщиной.
    «Профессиональной сплетницей», – отметил про себя Петров.
   - … И она мне так по-доброму посочувствовала, что, мол, понимает, Геннадий Николаевич – поэт, но все-таки надо и приличия соблюдать… Я тогда подумала, что папашка пьянки, оргии свои писательские с такими же неудачниками, как и он сам, устраивает, но соседка на мой вопрос отрицательно покачала головой. Я стала допытываться. Она сначала удивилась, что я ничего не знаю, но потом, рассудив, откуда же мне знать всю эту грязь, рассказала, что к нему частенько наведываются девицы. Вы можете себе представить, я едва не задохнулась от негодования, – шумно выдохнула Галина Геннадьевна и попросила у Леонида стакан воды. – Признаюсь, вначале я даже не поверила, но соседка меня убедила тем, что один раз застукала его, как у вас это называется, с поличным. Когда она услышала, что к нему пожаловала девица, она немного выждала, чтобы застать их в самых распрекрасных позах, а потом постучала в дверь.
    - Но он бы мог и не открывать, – пожал плечами Петров.
    - Ха! Как бы не так! В тот день папашка ждал почтальона с пенсией. Соседка этим и воспользовалась. Папашка-то как рассудил: почтальон дальше прихожей не пойдет, следовательно, ничего не увидит. А соседка в дверь постучала и про пенсию что-то крикнула. Он открыл, а уж она-то влетела да прямо в комнату, и увидела, как эта молодая стерва доллары пересчитывала. Она, надо сказать, с клиентом своим быстро управилась. Папашка растерялся, девица тоже, голову опустила, но соседка ее все равно узнала.
    - Узнала?!
    - В том то и дело! Да и вы ее знаете, артистка Ираида Свободина!
    - Нет, я не в курсе.
    - Да должны знать! Недавно сериал показывали с ее участием, она и там проститутку играла. Нет, но каков мерзавец! – кумачом вспыхнуло лицо Галины Геннадьевны. – Для нас у него денег – нет! А для ублажения своей похоти, – пожалуйста! Только откуда? Я, как он повесился, тут же поспешила на квартиру, чтобы при обыске ваши сотрудники его заначку себе не прикарманили, извините, конечно. Но они ничего не обнаружили. Однако я не отчаялась. Сама произвела доскональный  обыск и нашла! Эта старая сволочь под крышкой письменного стола тайник себе устроила!
    - И сколько же вы нашли?
    - Да немного, - вздохнула дочь поэта, - пять тысяч долларов. Но уверена, у него где-то еще припрятано, только где? – покусывая ярко-малиновый ноготь, в задумчивости добавила Галина Геннадьевна. – Ну, каково? – после паузы спросила она. – Каков поэт на пенсии?! Это сколько же надо денег иметь, чтобы такую дорогую проститутку, то есть артистку, себе для развлечений приглашать?! Я, думаю, может, у него еще была одна квартира, и он ее потихоньку продал?..
    - А вы не допускаете, что соседка просто ошиблась? Мало ли бывает похожих?
    - Вы думаете, что я не проверила этот факт? – игриво рассмеялась Галина Геннадьевна. – Я самолично устроила засаду. Несколько недель, как на работу ходила к соседке. И дождалась…. пришла бесстыжая… Я тогда к двери да как забарабанила… Кричу: «Не откроешь, старый подонок, расшибу!» – Он меня знает, испугался и открыл. Эта сидит за столом в темных очках. – «Здравствуйте, говорю, звезда вы наша, Ираида Свободина. - Она так вздрогнула, что стул под ней закачался. – Что ж, вы это, говорю, к старому человеку повадились? Может, рассчитываете, что он вам  квартирку отпишет?» – «Кто это?» – Она, значит, возмутилась. А папашка, подонок такой, все ему нипочем, посмеивается и говорит:  «Дочь моя, Галина Геннадьевна. Познакомьтесь!» - Она на него так взглядом брызнула, даже из-под очков искры были видны, но словесно сдержалась и только сказала: «Я пойду» - «Иди-иди», - отвечает папашка, ласково так… Сволочь!..  - Галина Геннадьевна от раздражения не могла найти места рукам. – Как после этого я могла спокойно жить? Отпишет старый сатир квартирку какой-нибудь шлюхе, судись потом! Если уже не отписал, - дрожащим голосом добавила она.
    - И, тем не менее, вы продолжаете считать, что ваш отец покончил жизнь самоубийством?
    - Почему это тем не менее?
    - Судите сами. Он живет в свое удовольствие: у него много денег, молодые красотки приходят ублажать его… он пишет поэму…
    - Он эту поэму пишет, сколько я себя помню, – зло бросила Галина Геннадьевна. – Да хоть бы кто и прибил его, какая разница?
    - Ну, вам, может быть, и нет разницы…
    - Я, конечно, хотела бы быть вам полезной, но, поверьте, даже не представляю, кто бы мог его повесить, если не он сам. Разве это нормально в его возрасте, имея нуждающуюся семью, на проституток деньги спускать? С ума сдвинулся старик, вот и повесился!
    - Скажите, а он вам, случайно, не говорил, что к нему приходили и предлагали ему продать свою квартиру?
    - Говорил. Да только он послал этого покупателя, куда подальше, и с радостью об этом мне сообщил, специально, чтобы досадить.
    - А к вам не обращались подобные покупатели?
    - Ко мне? – сильно удивилась Галина Геннадьевна. – А ко мне-то зачем?
    - Ну, мало ли… чтобы вы на отца повлияли…
    - Нет, – твердо ответила она и уточнила: - Ко мне никто ни разу не обращался.
    - Что ж, спасибо вам, Галина Геннадьевна.
    - Не за что. Я же понимаю, вам надо дело закрыть. Теперь-то вы убедились, что старый пень просто сбрендил. Есенина из себя стал изображать: разгульная жизнь… Ираида Свободина – Дункан… и веревочка на шею, чтобы убедиться, что он - поэт земли русской, – не сдержала она усмешки. – Вот и убедился, дурак! Всех насмешил, да и только! Он-то думал: траурный митинг, стихи его со слезой в голосе читать будут, венки и оркестр… А в Союзе писателей похихикали, прислали несколько телеграмм, этим и ограничились.
    Галина Геннадьевна уже ушла, а тяжелый шлейф ее духов никак не хотел выметаться в широко открытое Леонидом окно.
    «Ох уж эта богема, – в задумчивости выстукивал по столу пальцами майор Петров. – Теперь еще артисточка!..»
    Он поднял трубку и набрал номер телефона Кирилла Мелентьева.
    - Привет! Не сильно занят сегодня вечером? – поинтересовался он у друга. – Как насчет ужина при свечах?
    - Насчет ужина я не против, -  ответил Кирилл. – Предлагаю китайский ресторан.
    - Согласен. В восемь вечера, устраивает?
    - На все сто.

* * *
    Кирилл первым приехал в ресторан с драконами, красными фонариками и девушками в китайских одеяниях. Вкрадчивая восточная мелодия постепенно вытеснила все мысли. Откинувшись на спинку стула, Мелентьев наслаждался аперитивом и журчанием мини водопада, низвергавшегося с коричневого валуна. Леонид появился минут через двадцать. Водрузил на соседний стул массивный дипломат, сел напротив друга и сказал:
- Уф!.. Устал!
   Он сразу взял меню и быстро выбрал себе блюда. Кирилл принялся более детально изучать кулинарные предложения ресторана.
    - Кирюша, есть хочу! – взмолился Леонид.
    Кирилл рассмеялся.
    - Мы же в ресторан пришли…
    - Значит, здесь все вкусно. Заказывай скорей.
    Розовое вино заискрилось в бокалах, креветки под ананасами, подогреваемые на специальной печке, задышали ароматным паром.
    - Ты случайно не слышал о самоубийстве поэта Геннадия Вострякова? – спросил Леонид.
    - Нет, не слышал и, если честно, то и не очень хочется. Креветки с самоубийцами как-то мало сочетаются.
    - Да тут такое дело… - покачал головой Петров. – Опять по твоей части - богема!
    - Не понял?! – рассмеялся Кирилл. – Это что, ты меня нанимаешь для ведения расследования?
    - Не смейся! – вздохнул Леонид. – Если бы мог, нанял, не задумываясь!
    - Что ж так?
    - Я бы рассказал, да боюсь аппетит тебе испортить.
    - Ладно, уже испортил.
    Леонид не заставил себя долго упрашивать и в подробностях рассказал  Кириллу о поэте Вострякове, о его навязчивой идее, о дочке, о каморке под крышей…
    - Как я понял, они, то есть Востряков и Худин, договорились провести пробу на поэта, но у них кончилось горючее. Пока Худин бегал, тот, почему-то не дождавшись его, повесился. По словам Худина он отсутствовал минут двадцать, - закончил свое повествование Леонид.
    - А как Худин собирался его страховать?
    - Ну, значит, Востряков становится на стул, накидывает себе веревку на шею, а она будто должна сама затянуться… - пожал плечами Петров. - Худин же, рядом на столе, с ножницами в руках!..
    - И что же получилось? – не удержался от смеха Мелентьев.
    - А получилось то, что и петля затянулась, и стул упал…
    - Что ж, неплохо, – с иронией произнес Кирилл. – Если исходить из теории Вострякова, то у России появился еще один великий поэт.
    - Только его величие заключается не в том, что он написал, а в том, что все-таки сумел остановиться…
    - Если честно, меня это дело мало вдохновляет, - признался Кирилл.
    - Меня еще меньше! Но проблема в том, что я почти уверен, - это не самоубийство.
    Мелентьев подозвал официантку и заказал еще бутылку вина.
    - Понимаешь, Кирюша, мне нужна твоя консультация. Чем больше я вглядываюсь в фигуру Вострякова, тем она кажется все загадочнее. Старичок-то был не простой. Вот, что ты, к примеру, скажешь о такой артистке, как Ираида Свободина?
    - Ну и переходы у тебя, Леонид. Причем тут Свободина? Но, если ты интересуешься, скажу: молодая, эффектная, весьма нервозная особа. Озабоченная в настоящее время получением роли в новом фильме Чинарова и установлением его отцовства.
    - Не понял?!..
    - Она считает себя дочерью Чинарова.
    - А он?
    - Естественно, нет.
    - А ее мать?
    - Естественно, да.
    - Теперь понятно. Несомненно, у Свободиной большие денежные затруднения?
    - Не исключено. Снимается она мало, а выглядеть надо хорошо, и главное, дорого. К тому же проблема с любовником. Никак не отберет у своей матери Сергея Навруцкого.
    - Навруцкий! Что-то я слышал…
    - О нем все слышали.
    - Ладно, - мотнул головой Леонид. – А теперь представь, что вот эта эффектная, дорогая, нервозная ходит за деньги оказывать сексуальные услуги старому хрычу Вострякову.
    - Ты что?! – возмутился Кирилл. – Здесь какая-то ошибка! Кто тебе это сказал?
    - Дочь Вострякова.
    - Врет!
    - Она ее не только видела, но и разговаривала с ней. Если сделать очную ставку, Свободина не отопрется. Есть еще свидетельница, соседка. Та лично присутствовала при том, как Свободина доллары пересчитывала. А после смерти своего папашки, Галина Геннадьевна, дочь покойного поэта, нашла его заначку под крышкой письменного стола – пять тысяч долларов. Она уверена, что старичок еще кое-что припрятал. Понятно, что получается?
    - Получается, что этот твой Востряков прямо подпольный миллионер Корейка, если к нему такая девушка, как Свободина ходила. Насколько я могу судить, меньше, чем двести долларов за сеанс она не возьмет.
    - Вот я и развел руками – богема… Разве поймешь их перегибы души и турбулентность в мыслях?!..
    - А если взглянуть проще? Старик занимался какими-то делишками, имел деньги - и все.
    - Черт его знает?!
    - С другой стороны, Востряков, даже очень подходящая фигура для тайного заработка. Свободина вполне могла рассчитывать на его молчание. Он на их великосветские рауты не допускается… да о нем вообще никто ничего не слышал.
    - Но если бы ты видел его… Не представляю, чтобы молодая, как ты говоришь, эффектная женщина и с этим… В конце концов она могла бы себе и получше найти.
    Кирилл в раздумье покусывал губы.
   - Ответ напрашивается только один: Востряков очень хорошо оплачивал ее посещения.
    - Но как это, хорошо? Ты же сам сказал, меньше двухсот долларов она не возьмет. Но это цена для среднестатистического клиента, а Востряков – это уже дальше некуда… плюс премерзкая обстановка в каморке … ни тебе ванны с розовым кафелем, ни простыней шелковых… Здесь на повышенный тариф тянет.
    - Значит, Востряков был подпольным миллионером и прятал  свои деньги от семьи. Тебе надо увидеться с Ираидой Свободиной.
    - Да я уже звонил ей. Уехала на несколько дней на съемку.
    - Только ты ее в свой офис на Петровку не вызывай. Предложи, встретиться на нейтральной территории. То есть, ты ей услугу окажешь: в тайне сохранишь ее визиты к Вострякову, а за это пусть она цену этих визитов назовет и вспомнит, кто еще, кроме нее, приходил ублажать старого поэта.
    - И какие дела мог иметь Востряков? Даже не представляю, с чего начинать. Лучший друг, наперсник – поэт Худин. Мелкая невзрачная фигура, плохо одетый…
    - Сам же говоришь, богемные личности. Может, они кайф получали от сознания, что вот такие неухоженные, старые, кое-как одетые могут себе девочек люкс позволить,  в каком-нибудь шикарном ресторане до утра кутить…
    - Ты что, думаешь, Худин тоже – подпольный миллионер?
    - Зачем? Наперсник!
    - Не нравится мне эта богема, Кирилл, не нравится.
    - Ничем помочь не могу. Судя по твоему рассказу, дочке Вострякова вообще наплевать: убили папашу или он сам повесился. Так что к услугам частного детектива она точно прибегать не станет. Но вообще, дело интересное, с неожиданными поворотами. Что тебе наплетет Свободина?
    - Ладно, черт со всеми ними! Заказывай десерт!

* * *
     В течение нескольких дней  Мелентьев ловил себя на мысли, что думает об эффектной Ираиде и о сластолюбивом старичке Вострякове. Какие бы доводы этой странной связи он не приводил, объяснение было только одно: Востряков хорошо платил, а Ираида от природы обладала полным отсутствием брезгливости, и, несомненно, умела абстрагироваться от своего тела. Словно не она ласкала немощи старика, а какой-то бестелесный фантом.
    «Но, тем не менее, могла бы найти себе кого-нибудь поприличнее, - каждый раз заключал Кирилл. - Каким образом и где они могли познакомиться? Какова была сумма, заставившая Ираиду согласиться приходить в мерзкую каморку для ублажения старика? Конечно, она очень нуждается в деньгах. Ей просто необходимо поддерживать имидж преуспевающей актрисы, иначе на нее вообще перестанут обращать внимание. Понятно, это изматывает: - вечный голодный взгляд в поисках роли, заискивающие улыбки, согласие переспать с кем угодно, лишь бы быть утвержденной и при этом надо держать форму, быть привлекательной, сексуально интересной!.. Видимо, дела у Ираиды стали совсем плохи, если она докатилась до такого клиента как Востряков, - сделал вывод Мелентьев. – Вряд ли она скажет правду Леониду.  Так что ему придется доискиваться до причины ее встреч с Востряковым и точно установить, что кроме сексуальных отношений их более ничего не связывало».

ГЛАВА  ЧЕТВЕРТАЯ

    При каждой остановке на красный свет Николай Князев в нетерпении выбивал пальцами дробь по поверхности руля. Его «Рено» первым срывался на едва успевший мигнуть зеленый свет.
    Темные волосы, мягкими полукольцами падавшие на его лоб, были влажными от нервного напряжения. Губы беззвучно шевелились, испуская угрозы в чей-то адрес.
    Подъехав к бело-желтому особняку, он силой заставил себя успокоиться, вытер вспотевший лоб платком, взглянул в зеркало и поправил галстук. Сосредоточившись на несколько секунд, он шумно выдохнул воздух и только после этого вышел из машины.
    Охранник молча пропустил его. Николай поднялся на второй этаж и, не обращая внимания на подскочившую секретаршу, вошел в кабинет Арнольда Чинарова.
    При виде непрошеного гостя Чинаров слегка поморщился, но, тем не менее, протянул руку и сказал:
   - Здравствуй!
   - Здравствуй, – сухо отозвался Князев. – Я приехал, чтобы поставить последнюю точку в нашем договоре.
    Он вынул из папки несколько листов и положил перед Чинаровым.
    Тот, даже не взглянув, решительно отодвинул их от себя.
    - Что это значит? – устремив на Чинарова темный от ярости взгляд, спросил Николай.
    - А это значит, что тебя верно информировали, и ты зря приехал ко мне.
    - Но ведь мы уже обо всем договорились! – взметнулся голос Князева.
    - Обо всем, – совершенно равнодушно согласился Чинаров. – Но ты сам понимаешь: кино – это искусство, требующее много денег, и оно, как всякая уважающая себя проститутка, продастся тому, кто больше заплатит. Короче, Сугробин мне предложил значительно более крупную сумму. Поверь, во мне в данном случае говорит режиссер. Фильм только выиграет от этого!
    - Надо было раньше думать, Арнольд, – жестко усмехнулся Князев. – У меня на руках подписанный тобой договор. Если хочешь, мы можем расторгнуть его, но тебе придется уплатить неустойку.
    - Коля, ты – сын великого актера, а играешь так посредственно, – расхохотался Чинаров.
    - Сволочь! – взревел Князев и, подбежав к Чинарову, занес руку, чтобы врезать по его ухмыляющейся физиономии, но тот ловко перехватил удар.
    - Дурак! – презрительно бросил он. – Убирайся!
    - Ты очень пожалеешь…
    - Нет, не пожалею, а похвалю себя, – перебил его Арнольд. – Похвалю, за то, что не связался с таким продюсером как ты! Подумаешь, поставил я свою закорючку под проектом договора, да к тому же без печати! Прежде чем доказывать свои права, тебе следовало бы поинтересоваться, как я подписываю контракты! – Он открыл ящик стола и вынул копию какого-то документа. – Сличи, подписи совершенно разные.
    - Но ведь это все равно твоя рука! – в недоумении вскричал Николай.
    - Моя! Но только всю документацию я подписываю «Ар. Чинаров» с росчерком на конце. А на твоей бумажке стоит какой-то «Чин…». Может, я ручку расписывал, а может, слушал твою болтовню да от нечего делать  рисовал. У многих такая привычка: кто кораблики рисует, а я подпись свою совершенствую, – расхохотался Чинаров.
    - Но ведь ты меня подставил! Подло подставил!.. Во всей печати уже прошло, что продюсером фильма буду я.
    - А теперь пройдет, что произошла замена игрока, – небрежно пояснил Арнольд.
    - Но ведь ты меня уничтожаешь! – взревел Князев и так стукнул по столу кулаком, что на пороге появилась встревоженная секретарша.
    - Все в порядке, – насмешливо сказал ей Чинаров. – Молодой человек просто запутался в дебрях бизнеса. Коля, для того чтобы быть хорошим продюсером тоже надо иметь способности. Вот, как твой отец! Его можно любить, можно ненавидеть, но не признавать, что он – талант, нельзя! Не скрою, я тоже едва не допустил ошибку, решив связаться с тобой! Но вовремя одумался. Деньги ты предложил хорошие, но вот только уверенности, что они у тебя есть, у меня не было.
    - Неужели ты думаешь, что я обману? Да я тебе полный отчет могу представить! – почему-то подумав, что еще есть возможность все вернуть назад, заискивающе глядя в глаза Чинарову, произнес Князев.
    - Нет, не утруждайся. Договор с Сугробиным уже подписан.
    - Какая же ты сволочь, Арнольд! – задыхаясь, выкрикнул Николай. – Какая сволочь!!
    - Слушай, ты поосторожней со словами, а то я не посмотрю, что ты сын Князева.
    Чинаров нажал на кнопку и попросил охранников подняться к нему в кабинет.
     - Ты еще пожалеешь об этом! – не в силах успокоиться продолжал угрожать несостоявшийся продюсер.
    - Заткнись! – заорал на него Чинаров. – У тебя есть выбор: либо тебя вышвырнут из моего офиса и об этом узнает вся Москва, либо ты сам освободишь меня от своего присутствия. В конце концов, что произошло?! – как-то весело воскликнул Арнольд, развалившись в своем большом белом кресле. – Финансируй другие фильмы. Желающих ставить хоть отбавляй! За тобой будут бегать, руки целовать!
    - Вкладывать деньги в фильмы, которым на восемьдесят процентов обеспечен провал, ты это предлагаешь?
    - Согласен, хороших режиссеров мало, а такой как я, вообще один. Но ты можешь сам открывать таланты. Дерзай!
    - Спасибо за совет. На какие деньги я их буду открывать? Достаточно одного провала, чтобы потом не подняться.
    - А ты хотел на белом коне въехать в кинобизнес, сделав ставку на меня. Вложил деньги в мой фильм и - успех тебе обеспечен!
    Лицо Николая потемнело, он долгим пронизывающим взглядом посмотрел на Чинарова.
    - Не пугай! Лучше сам будь осторожен, – очень серьезно сказал Арнольд и, помолчав, добавил: - Смотри, я предупредил.
    При появлении охранников Князев схватил свои бумаги и бросился вниз, изрыгая на ходу угрозы.

* * *
    Не успел хлопнуть дверью разъяренный Князев, как на пороге кабинета появилась встревоженная секретарша.
    - Арнольд Аристархович, к вам Виктория Свободина, – сообщила она с круглыми от ужаса глазами.
    - Черт знает что такое! Смогу я сегодня работать или… - он не успел договорить, как в кабинет плывущей походкой вошла Виктория.
    - Это зависит от тебя, – игриво улыбаясь, сказала она. – Решим вопрос, и я тут же удалюсь.
    - Как это мило, – пробурчал Чинаров.
    Виктория в темно-красном платье и такого же цвета шляпе смотрелась кровавым пятном на фоне белого кабинета. Она села на стул перед длинным столом, и Чинарову показалось, что с потолка упала большая капля крови.
    - Слушаю, – сухо бросил он.
    - Арик, - кротко произнесла Виктория, - нам надо решить вопрос о нашей девочке.
    Чинаров подскочил с кресла и забегал по кабинету.
    - Прости, господи, но я же не святой!
    Он подошел к Свободиной и, тяжело дыша ей в затылок, проскрежетал:
    - Чего ты хочешь? Ты, подлая баба! Ты же знаешь, что твоя Ирка не от меня!
    - А от кого? – вздрогнув плечами, не на шутку возмутилась Свободина.
    - Ладно, вы дождетесь, я сдам кровь на анализ и уж тогда  пройдусь по вас в печати!
    - Не пройдешься, а проглотишь язык, – так уверенно произнесла Виктория, что Чинаров опять засомневался. – И наконец-то дашь дочери свою фамилию!
    - Ну уж этого не будет никогда!
    Виктория презрительно сморщилась.
    - Помнится, на заре моей юности, ты, умудренный опытом, учил меня: «Никогда ни от чего не зарекайся!». – А я не слушала и зареклась, что ты никогда меня не оставишь. И даже не почувствовала западни, когда ты взял на роль Александры юную и непосредственную выпускницу балетного училища. Еще бы! Ты уверял, что мне будет гораздо интереснее сыграть роль светской красавицы Долли, которая со всей яркостью раскроет глубину моего драматического дарования. – «А что такое Александра для тебя? – рассуждал ты. – Очередная роль непосредственной девушки. У тебя уже были такие». – Были! Только я сама еще была непосредственной, а главное, доверявшей тебе. Ты был для меня всем! Учителем, возлюбленным… все замыкалось на тебе!
    - А разве я плохо поступил с тобой?.. Тебя, девчонку из захолустного городишки я сделал звездой страны!
    - Но ты же и погасил, – горько усмехнувшись, добавила Свободина.
    - Прости, дорогая, это уже не моя вина. Я тебя зажег, – гори!.. Ты не смогла – твои проблемы. Сколько актрис годами подбираются к звездным ролям, а ты с улицы попала в первые артистки страны. Тут любая позавидует!
    Виктория низко опустила голову и в задумчивости провела ладонью по белому блестящему столу.
    - Если бы после этого не было тех страшных десяти лет… я бы тоже так думала.
    - Не понимаю, чем ты недовольна? – развел руками Чинаров. – Я тебя, прости, подобрал на улице и сделал актрисой. Ты об этом даже не могла мечтать. Кем бы ты была? – он раздраженно открыл мини-бар и налил коньяку. – Выпьешь?
    - Выпью, – глухо отозвалась Виктория.
    - Так вот я говорю, кем бы ты была? Продавщицей? Почтальоном? Официанткой на вокзальном ресторане, потому что, пардон, других ресторанов в вашей захолустной Кубанке не было. А за кого бы ты вышла замуж? За шофера? Грузчика? Тебе просто сверхъестественно повезло, что мой помощник выбрал твой городишко для съемок. Тебе повезло, что заглох мотор нашей машины, нам захотелось пить, и мы постучали в твою калитку. Понимаешь ли ты, повезло!
    - Да, мне повезло, – со злой иронией в голосе отозвалась Виктория. – Мне повезло стать девочкой для развлечений знаменитого режиссера.
    - Прости. Десять лет вместе, это девочка для развлечений?
    - Представь себе, да! Ты так и не женился на мне!
    - Я хотел, но ты сама виновата в том, что этого не случилось!
    - Да, сама во всем виновата! – с издевкой повторила за ним Виктория.
    - Ну, подумаешь, я увлекся статисточкой? Ты  же устроила грандиозный скандал.
   - Мне было так больно и обидно!..
   - Поэтому ты решила мне отомстить. Забеременела! И ничего не сказала! Я начал съемки и вдруг! Нате вам! Юная героиня спустя три месяца не вмещается ни в один костюм.
    - Я не могла убить ребенка!
    - А загубить мой фильм ты могла! Мне пришлось изощряться с крупным планом, искать тебе дублершу…
    - Не смотря на все это, фильм имел успех.
    - Но это был не тот фильм! Понимаешь, не тот!
    Арнольд еще налил себе коньяку.
    - Ты обвиняешь меня в жестокости по отношению к тебе, – он отодвинул стул и сел рядом с Викторией. – Но я действительно любил тебя. После этих съемок мы расстались… сколько месяцев мы не виделись?
    - Почти год.
    - Мне было трудно простить твою измену, вернее не простить, прощать я не умею, а забыть. Через год я забыл.
    - Не пойму, о какой измене ты говоришь? Родить от тебя ребенка, это, по-твоему, измена? Объясни, кому?
    - О!.. – Арнольд тряхнул гривой черно-седых волос. – Ничто не вечно под луной, кроме женской лжи! Недаром женщины считаются прирожденными актрисами. Как говорят: «Чем больше актер, тем больше пауза». А я по собственному опыту скажу: - Чем больше женщина, тем больше лжи!
    Виктория сделала нетерпеливое движение рукой.
    - Хватит об этом. Вот сделаешь анализ, тогда и поговорим.
    - Ладно, хватит об этом, – сделав ударение на последнем слове, согласился Чинаров. – Но о том, продолжу. После нашей размолвки мы почти девять лет были вместе.
    - И каждый день я ждала, что ты наконец-то сделаешь мне предложение… Но для тебя я была куклой, которую ты доставал из коробки, когда хотел снять новый фильм. Как только съемки заканчивались, ты меня отправлял обратно. А я так хотела стать твоей женой!
    - Но это было невозможно! – с яростью в голосе произнес Чинаров. – Как ты не поймешь?! Ты убила мою любовь в ту светлую девочку, какой я тебя увидел впервые. Той девочки, подавшей мне стакан холодной воды, после твоей измены уже не было!
    - Это измены не было! – парировала Свободина.
    - Было – не было… – в раздражении махнул рукой Арнольд. - Когда я увидел Регину, то мне показалось, что я вновь обрел свою потерянную девочку.
    - И ты так боялся ее потерять, что сломя голову полетел с ней в загс, едва ей исполнилось восемнадцать.
    - Да, я так боялся ее потерять!
    - И она тебя отблагодарила, – залилась язвительным смехом Виктория. – Переспала со всеми! Даже из гомика Кунина твоя девочка умудрилась сделать бисексуала. И ты ей все прощал!
    - Почему же все? – совершенно спокойно произнес Чинаров, отводя от Виктории взгляд. – Я с ней развелся.
    Он открыл дверцу шкафа, будто что-то хотел взять.
   «И какой черт принес ее сюда?.. Как это женщины умеют бередить прошлое».
    Невольно перед его мысленным взором встала тоненькая девочка, с большими зеленоватыми глазами, темно-каштановыми локонами, трепещущими от порывов ветра, и смехом… который скатывался с ее губ нежным звоном колокольчиков… Ее лицо, покрытое крупными каплями дождя, руки, взметнувшиеся в детском порыве укрыться от молнии…  Чинаров будто бы вновь ощутил ее дрожащее, промокшее тело, когда, откинув полу большого плаща, он накрыл ее и прижал к себе… Это было самым лучшим в его жизни… дождь и дрожащая девочка… Еще не было ничего сказано, ничего сделано… были только съемки его  лучшего фильма…
    Чинаров вынул из шкафа первую попавшуюся папку и положил на стол.
    - Итак, Вика, что ты хочешь?
    - Что я хочу? – вздохнула Свободина. – Отомстить тебе! – неожиданно твердо произнесла она.
    - За что? – непонимающе рассмеялся Арнольд. – За что, Вика? Я открыл для тебя мир!..
    - А потом вышвырнул из него! – яростно ответила она.
    - Я повторяю: это твоя проблема, что ты не смогла удержаться на той высоте. Кто виноват, что без моей поддержки ты оказалась невостребованной актрисой? А если бы я умер, тогда я тоже был бы виноват? – заглянул ей в лицо Чинаров.
    - Лучше бы ты умер, – чистосердечно призналась она.
    - Спасибо, спасибо, Вика. Вот так, сделал из замухрышки известную всей стране актрису, объездил с ней чуть ли не весь мир… и в благодарность – «Лучше бы ты умер!». – Чинаров большими шагами несколько раз прошелся по кабинету, затем сел в кресло и закурил. – Черт знает что такое? – в раздражение пробормотал он.
    - Да, ты не знаешь, что это такое, – в упор глядя ему в лицо, воскликнула Виктория. – Ты не знаешь, как это смотреть на себя со стороны и видеть, как гибнет твое «я»!
    - О чем ты? – с удивлением посмотрел он на Свободину.
    - А о том, что душа моя, привыкшая к популярности, вырывается из невостребованной оболочки актрисы и видит, как та сгнивает. Я не могу этого объяснить… это что-то внутри болит, болит так, что воешь ночами. А проклятая надежда все искусительно шепчет: «Еще есть немного времени, вот если бы тебе чуть-чуть повезло!.. Ты бы еще могла!» - И я, поддавшись, думаю: «Действительно, сколько актрис старше меня находятся на пике карьеры, значит, не все потеряно». Но это обман! Не произойдет чуда! Никто не востребует меня! И в этом виноват ты! – Ее палец с огненно-красным ногтем словно выстрелил в него. – Если бы ты умер, я навсегда осталась бы музой Чинарова. А ты выбросил меня! Показал всем, что я уже ничто! И тут сразу же начались разговоры: «Чинаров ее не снимает, она уже неинтересна… вот Дымова… зеленые глаза, пышные волосы, хрупкая фигуры балерины…» - Виктория осеклась, обхватила свою шею рукой и медленно опустилась в кресло напротив Чинарова.
    Арнольд закурил новую сигарету и пожал плечами.
    - Нет, но это невероятно! – хлопнул он ладонью по подлокотнику. –  За все, что для тебя сделал, я услышал не слова благодарности, а сожаление по поводу, что вовремя не умер. Что ж, прости Вика!
    В этот момент открылась дверь и встревоженная секретарша позволила себе напомнить, что через полчаса у Чинарова встреча с продюсером.
    - К сожалению, я вынужден прервать нашу задушевную беседу, – разведя руками, мрачно рассмеялся Арнольд.
    - Хорошо, – согласилась Виктория. – И впрямь, что обо мне говорить? Я – это уже прошедшее врем.! Я пришла к тебе просить за дочь!
    При этих словах лицо Чинарова покраснело от раздражения.
    - Опять?
    - Ну что ты злишься? Опять!..  Меня ты погубил. Так спаси дочь! Девочка бьется из последних сил. Другая бы безо всякой помощи ни за что не достигла бы ее уровня. Она не звезда, но и не безличная актриса, о которой говорят: «Ах, я и не знал, что вы снимаетесь в кино!» Она сама себя создала…
    Чинаров громоподобно расхохотался.
   - Да твоя Ираида – хитрая и ловкая проныра! Она воспользовалась нашими именами. Разве не интересно было пригласить в какой-нибудь сериал дочь Свободиной и, если верить слухам, самого Чинарова! Но ей даже наши имена не помогли. Поверь моему опыту, твоя Ираида достигла своей планки, выше ей уже не подняться.
    - Неправда! У нее просто не было возможности показать себя. Возьми ее на главную роль в твоем фильме! – требовательно возвысив голос, произнесла Свободина.
    - Вика, да ты в своем уме?! Чтобы я собственными руками погубил фильм?.. – Чинаров на секунду задумался, а потом, звонко хлопнув себя по колену, расхохотался.
    Свободина невольно пождала губы.
    - Зачем тебе это? Ты же не любишь свою дочь!
    - Как это не люблю? – возмутилась Виктория.
    - Да очень просто: не любишь и все тут!.. До тебя  дошли слухи, что я решил заменить Навруцкого. Ну, конечно же! Если бы Навруцкий, как было задумано ранее, снимался в моей картине, ты не пришла бы умолять о дочери. А тут такая возможность – и матерью заботливой выступить и хоть на время избавиться от соперницы. За что, Вика, ты не любишь свою дочь?
    - Как ты можешь такое говорить? – дрожащим голосом прошептала Виктория.
    Чинаров взял ее за локоть и, подняв с кресла, подвел к окну. В ее глазах стояли слезы.
    - Нет! Я в тебе не ошибся. Ты действительно хорошая актриса. Слезы выступили ровно настолько, насколько надо. И губы чуть подрагивают.
    - Ты чудовище! Как ты можешь издеваться!.. – Виктория в отчаянии закрыла лицо руками.
    - Вот, вот! Закрой лживую картину. И объясни мне, за что ты не любишь свою дочь?
    По плечам Виктории пробежала крупная дрожь.
    - А за что мне ее любить?! – прорычала она, отняв ладони от лица. – За что?! За то, что с мига ее рождения начались мои несчастья? Ты отказался от нее!.. Все пошло под откос! Наши отношения, моя карьера! А теперь?! Да она просто высосала из меня всю кровь!.. Я никому не нужна! Кто я для режиссеров, снимающих мыльные оперы? О других я и не смею говорить! Я – Свободина старшая! А она – Свободина младшая! Что выгоднее для актрисы?
    - Но вы же в разных возрастных категориях.
    - Правильно, потому что я – мать. А не будь Ираиды, я была бы просто Викторией Свободиной. И данными моего паспорта уже не так бы интересовались. Она перекрыла мне воздух! На всех презентациях, фестивалях, премьерах мы вместе! И люди невольно думают: «Какая у Свободиной взрослая дочь! Сколько же ей тогда лет?» Она – мое бельмо, от которого мне никогда не избавиться!
    - А тут еще и Навруцкий! – безжалостно подбросил Чинаров.
    - Да и Навруцкий! Что он для нее?! Увлечение! Возможность прилепиться к известному актеру и тем самым обратить внимание и на себя. Но если ей удастся завлечь более именитого, она, не задумываясь, бросит Сергея!
    Чинаров в знак согласия кивал головой.
    - Акула какая-то получается, а не дочь, – поддразнил он Викторию.
    - Что получается, то и получается, – с досадой отбросила она его фразу. – Возьми Ираиду! Она уводит от меня Сергея! Я это чувствую! – почти простонала Свободина.
    - Ну что, ты! Все это уже видят. Ты немного опоздала со своими предчувствиями, – с издевкой произнес Чинаров.
    Виктория ничего не ответила. Молчание стало затягиваться. Арнольд впервые за последние годы с интересом оглядывал скорбно застывшую фигуру бывшей любовницы и сподвижницы.
    «Все такая же стройная, яркая, но с сильно наигранной уверенностью в себе. Стержень потерян, держится из последних сил… Что ее ждет? Только утешение в алкоголе или наркотиках. Несомненно, Навруцкий – ее последняя призрачная надежда на какое-то только ей ведомое счастье. И как это женщины не понимают, что разница в тринадцать лет не имеет склонности с течением времени уменьшаться?  Сколько она сможет еще удерживать Навруцкого?  Полгода, максимум - год, спустя который он шаловливым ветерком перелетит на другую».
    - Вика, зачем он тебе? Ты еще привлекательна, – помимо воли начал Арнольд. – Не теряй драгоценного времени, оставшегося у тебя. Найди нормального, состоятельного мужчину. Забудь кино и живи!
    - Поздно, – хрипло ответила Виктория, затягиваясь сигаретой. – Я здорово вляпалась в Сергея.
     Чинаров сделал неопределенное движение рукой.
     - Послушай, ну если ты не хочешь брать Ираиду, возьми все-таки Навруцкого.
    Арнольд отрицательно покачал головой.
    - Я могу лишь похвалить себя за прозорливость. Если бы я его взял, съемки фильма превратились бы в ад. Вы рвали бы Навруцкого на части, увязавшись за ним, а я был бы вынужден вас разнимать.
    - Но ведь Сергей по-настоящему талантливый актер! Почему ты отказался от него?
    - Слушай, я не обязан тебе отчитываться! Хватит! Или ты уходишь, или тебя выпроваживают!
    - Какая же ты все-таки сволочь, Арнольд, – проскрежетала Виктория, подходя к двери.
    - Все, аудиенция окончена! Твоя миссия заботливой матери не удалась, впрочем, как и миссия любовницы, устраивающей карьеру своему дружку.
    Виктория уже вышла в приемную, а Чинаров все продолжал:
    - Да-да! Я отказался от кандидатуры Навруцкого, потому что знал, что вы не дадите покоя!
    Виктория резко повернулась, сбросив бедром папку, лежавшую на столе секретарши.
    - Об этом ты пожалеешь! Вся Москва в восторге от Сергея!
    - Тем более, как я могу лишить столицу ее любимого актера, забрав его на съемки? Пусть лицезрит и наслаждается! – крикнул он вслед Свободиной.
    Вернувшись в кабинет, Чинаров позвонил своему шефу безопасности.
    - Слушай, проследи за Князевым. Не нравится он мне.
    - Арнольд Аристархович, будьте спокойны. Он уже под наблюдением.
    - Хорошо, – сухо произнес Чинаров и положил трубку.
 
* * *   
    Виктория выскочила из особняка и поспешила в переулок, где стояли ее «Жигули». Она села за руль, включила зажигание и расплакалась с какой-то жалобной злостью. В тысячный раз она назвала себя идиоткой, которой в жизни был дан золотой шанс, а она его не использовала. Но тогда, много лет назад, она считала себя очень мудрой, даже более того, хитрой…
    Ей было семнадцать, когда изнывающий от жажды Чинаров случайно постучал в ее калитку. Спустя год после этой встречи она стала известна всей стране, - получила «Гран При» за лучшее исполнение женской роли. Но, несмотря на внешний успех, она чувствовала всю шаткость своего положения. Она отдавала себе отчет, что ей, девчонке из захолустного городка, будет сложно удержать знаменитого режиссера. Арнольд любил ее, но о женитьбе разговоров не было. И тут, словно подтверждая ее опасения, на съемках следующего фильма он увлекся какой-то статисткой…  
    Она прекрасно помнит тот ужасный день, который перевернул всю ее жизнь… У нее были три свободных недели от съемок. Чинаров уехал из Ленинграда на натуру в Прибалтику вместе со своей статисткой. Виктория пыталась было закатить сцену, но Арнольд прервал ее на первой же реплике.
    Она не могла оставаться одна в гостиничном номере, страшные мысли теснились в голове, беспрестанно вызывая слезы на глазах. Чтобы как-то отвлечься, Виктория отправилась в Петергоф.
    Великолепный водный каскад, сверкающий на солнце, сразил ее воображение, а хитрые фонтаны-ловушки заставили смеяться вместе с другими. Но едва она удалилась в парк, как воображение тут же нарисовало Арнольда, обнимающего статистку. Виктория села на скамью и заплакала. Она чувствовала себя безмерно несчастной…
    Спустя почти четыре недели вернулся Арнольд. Виктория с опаской посмотрела ему в глаза, ожидая прочесть в них свой приговор. Но он так крепко обхватил ее и с такой изголодавшейся радостью покрыл поцелуями, что девушка поняла: статистка забыта. Однако радость оказалась недолгой. Как только они вернулись на съемочную площадку, первой, кого увидела Виктория, была все та же статистка. Арнольд прекрасно управлялся с двумя любовницами. Персонал не скрывал ухмылки и с интересом наблюдал за дальнейшими событиями: кто из двух соперниц перетянет к себе режиссера? Викторию охватила паника, она чувствовала, что проигрывает. Страх мерзкой волной прокатился по ее телу и вызвал страшную рвоту.
     Напуганная Виктория поспешила к врачу, и та сразила ее наповал, радостно сообщив, что она беременна. «Арик убьет меня, съемки в самом разгаре!.. – было первое, о чем подумала она. - Да и вообще, не нужен мне никакой ребенок! Как это могло случиться? Ведь я всегда предохранялась!» Посидев в коридоре минут десять, Виктория вернулась в кабинет и сказала, что хочет сделать аборт. Врач, конечно же, принялась ее отговаривать, но она стояла на своем. Договорились о дне, и Виктория, облегченно вздохнув, отправилась бродить по улицам Ленинграда. Теперь она пыталась решить более важную проблему: «Как удержать Арнольда?».
     Вдоволь набродившись по городу, но за завесой своих невеселых мыслей не увидев никаких архитектурных красот северной столицы, Вика села за столик летнего кафе: заказала мороженое, лимонад и подумала о ребенке: «Интересно, как он там?.. Каким бы он стал?..» И тут ее сердце совершенно неожиданно сжалось:  «Да ведь он никогда никаким не станет!» Слезы больно ударили в глаза. «Что же делать?» Словно ища помощи, она обвела взглядом всех сидевших за столиками и занятых лишь поглощением мороженого, да своими разговорами. Вика обратила внимание на перемигивание официанток, они ее узнали. Пришлось выпрямить спину и придать загадочную отрешенность взгляду. Сзади кто-то отодвинул стулья, и она услышала приглушенные голоса двух женщин.
    - Леля, я не понимаю твоей депрессии. Это же твой шанс! – воскликнула одна из них.
    - Но я не хочу сейчас ребенка! – громко зашептала в ответ ее приятельница.
    Вика вся превратилась вслух.
    - Но хочешь выйти замуж за Константина, а он увиливает. И делает это мастерски. Или тебя, может,  устраивает сложившаяся ситуация? – язвительно спросила женщина.
    Вика осторожно вынула пудреницу и постаралась разглядеть собеседниц. Одна из них, в синем платье, была постарше, а другая, очень миленькая и модно одетая, выглядела лет на двадцать пять.
    - Меня не только не устраивает сложившаяся ситуация, она меня просто убивает. Я не могу больше висеть в воздухе. Но сколько я не пыталась выяснить наши отношения, в ответ получала лишь отговорки и какие-то туманные междометия.
    - Ну вот! А теперь у тебя такой козырь. Ты беременна!
    - Я тоже думала об этом, а вдруг он не захочет?.. - боязливо поделилась своим сомнением Леля. – Потребует сделать аборт?
    - Конечно, потребует, – безапелляционно подтвердила подруга. – Если ты будешь настолько глупа, что сегодня же побежишь сообщать ему об этом.
    - А как же?
    Виктория осторожно подвинулась назад, чтобы не пропустить  слов умной женщины.
    - Очень просто, дорогая, ты ему вообще ничего не говори. Пусть увидит сам! А когда увидит… - женщина неожиданно залилась едким смехом, - тогда уже поздно будет!
    - А вдруг он и после этого не захочет жениться?! – встревожено спросила Леля.
    - Ты меня удивляешь своей наивностью. Сотрудник Внешторга откажется жениться на женщине, которая ждет от него ребенка?.. Что ж, пусть попробует!
    - Но ведь это как бы шантаж…
    - А три года морочить тебе голову, это как называется?
    - Так ты мне советуешь оставить? – неуверенно спросила Леля.
    - Глупая! В твоем положении ребенок – это возможность надеть свадебную фату. Как только он увидит твою поправившуюся талию – мгновенно испугается неприятностей на работе и тут же сделает тебе предложение.
    Подруги уже ушли, а Виктория все сидела за столиком.
    «Как же мне поступить?» – мучительно размышляла она. И пришла к выводу, что и ей тоже надо последовать совету подруги Лели…
    Спустя несколько месяцев она поняла, что совершила страшную ошибку. Ее расплывшаяся талия вызвала у Арнольда не испуг, а ярость. Вика попробовала ему угрожать, но в ответ получила пощечину и слова: «Это вообще не мой ребенок!» И в течение двадцати лет ничто не смогло убедить его в обратном.
    Злясь и проклиная Вику, Чинаров был вынужден продолжать съемки фильма. Он перечеркивал свой режиссерский сценарий, меняя дальние планы на крупные, придирчиво отсматривал претенденток на роль дублерши. Но его ничто не устраивало. То дублерша оказывалась слишком тощей, то неподходящего роста, и всякий раз при этом он бросал сверкающий яростью взгляд на все более полнеющую Викторию.
    - Что за сонное лицо беременной женщины?! – кричал он. – Ты же играешь девушку!
    Она вздрагивала и старалась изо всех сил. Как только был снят последний кадр с участием Виктории, Чинаров тут же отправил ее домой.

    И, тем не менее, фильм стал призером Всесоюзного фестиваля, но Арнольд остался недоволен.
    
   Вначале это было даже очаровательно – юная красивая мать и ребеночек с длинными спиралями волос… Однако глядя на милое создание, Вика каждый раз ощущала горечь, что именно из-за него она отправлена в ссылку Чинаровым: «Неужели навсегда?» Она первая сделала шаг к сближению. Позвонила Арнольду и сказала, что хочет его видеть. Они встретились, и вновь в фильмах Чинарова первым титром пошла фамилия Свободиной. Потом совершенно неожиданно, как и всякое несчастье, на съемочной площадке появилась зеленоглазая Регина Дымова. С этого начался конец звездной карьеры актрисы Свободиной. Год спустя Чинаров женился на Регине, и Виктория была вынуждена соглашаться на все приглашения, лишь бы не оставаться без работы. Потом были страшные годы полной невостребованности. С появлением мыльных сериалов режиссеры вспомнили о Свободиной, но… тут Викторию легко отодвинула на задний план ее собственная дочь – Ираида. По ее милости Вика теперь была вынуждена играть роли матерей, молодящихся теток героинь или оставленных по истечению времени любовниц.
   Год назад на одной из таких съемок она познакомилась с молодым, но уже известным театральным актером Сергеем Навруцким. Это было сказочным безумством – влюбиться в него. Но он ответил ей взаимностью. Виктория боялась поверить своему счастью.
    «Пусть он будет мне изменять! Все мужчины изменяют! Так какая мне разница?.. Измена не становится легче от сознания того, что тебе изменил любовник на тринадцать лет старше, а не моложе тебя».
    Таким образом, мудро рассудив, Виктория совершенно успокоилась. Однако, представляя потенциальную соперницу, она ни в коем случае не имела в виду собственную дочь, которая и тут не преминула нанести ей удар. Навруцкий увлекся Ираидой. Он еще окончательно не ушел к ней, но Виктория чувствовала, что очень скоро услышит его «Прощай!».
 
    Автомобильный сигнал, раздавшийся сзади, вывел ее из задумчивости. Она выехала на дорогу, продолжая чуть слышно шевелить губами: «Выпила… всю по капли выпила… Ведь можешь и захлебнуться, тварь…  Жизнь исковеркала… и под конец решила переманить Сергея… Не получится, доченька, вот здесь у тебя не получится… - Остекленевшим взглядом она смотрела вперед себя. – Все, что угодно… только не Сергей!..»

ГЛАВА  ПЯТАЯ

    Продолжая посылать изощренные проклятия в адрес Чинарова, Николай Князев ворвался в гримерную Сергея Навруцкого.
    - Репетиция закончилась? – спросил он, с трудом переводя дыхание.
    - Только что, – недоуменно глядя на своего приятеля, находящегося в состоянии сильного возбуждения, ответил Сергей.
    - Хорошо! Надо поговорить, – упав на стул, объяснил причину своего неожиданного появления Николай.
   - Что-то случилось?
   - Дай воды! – вместо ответа, потребовал Князев.
   Залпом выпив стакан, он произнес:
   - Я от Чинарова! Эта старая сволочь отказалась подписывать со мной контракт! Он, видите ли, нашел, что условия, предлагаемые Сугробиным ему более выгодны!
    Навруцкий криво усмехнулся, выключил свет над гримерным столиком и сел в кресло.
    - Вчера я тоже был у нашего мэтра, - вяло произнес он. – И тоже получил отставку.
    - И ты?! – взорвался Князев.
    - Да. С той только разницей, что я не знаю, кому вместо меня он отдал предпочтение.
    - Но это же черт знает что?! Он просто решил уничтожить нас!
    - Согласен. Вчера я точно так же, как и ты, сходил с ума! Но самое главное, что уже прошла убойная реклама: «Наконец-то Сергей Навруцкий в главной роли!» Наконец-то, – зло прищурив глаза, повторил  он. – Не успел получить, как уже отобрали!
    - Сережка, но ведь надо что-то делать!
    - Надо! Еще как надо, но что? Унижаться? Так я вчера вдоволь насытил этого борова Чинарова своим унижением. Угрожать? Уже угрожал! Но он мне, мягко так, посоветовал не суетиться. – Навруцкий в сердцах выругался и подошел к окну. – Ведь это был такой шанс! Ведь что я?! Популярный театральный актер. А с кинематографом у меня не складывается. Все попытки оканчивались или почти провалом или проходили незамеченными. Я снялся в десяти фильмах. Понимаешь, в десяти! И ничего! Навруцкий – театральный актер и точка! Хорошо, пусть, – Сергей подошел к двери и, слегка приоткрыв ее, выглянул в коридор. – Пусть! – вновь обернулся он к Николаю. – Но ведь уровень популярности определяется в основном кинематографом! Ну каково, когда из ведущих актеров театра, а их у нас, включая меня, четыре человека,  на съемки постоянно уезжают только трое. И публика предпочитает приходить именно на те спектакли, в которых участвуют  эти кинематографические гастролеры.
    - Не умаляй своей популярности! – возмутился Князев.
    - Согласен. Сейчас я популярен. Но пойми, это пройдет, если не будет поддержки кинематографа. Нет, конечно, я вполне смогу до старости остаться хорошим, даже замечательным театральным актером, но ведь я-то знаю, что способен на большее! И хочу большего! – он резко тряхнул головой: светлые волнистые пряди упали ему на лицо. – Поверишь, сегодня не мог репетировать… все думал, какой я промах допустил, что Чинаров отказался от меня?! Ведь пробы прошли удачно, он был доволен…
    - Сволочь он, вот и все!
    - Сволочь не сволочь, но при настоящем положении дел в кино, - сняться у Чинарова - это единственная возможность обратить на себя внимание на Каннском фестивале или даже попасть в число номинантов на «Оскара».
    - Да… - глубокомысленно произнес Князев. – Однако в нашем случае вообще не надо было связываться с ним. Ведь журналистам только дай!.. Уверен, уже завтра появятся яркие заметки о том, как Чинаров прокатил Навруцкого и Князева. Черт, и ведь была же возможность все сделать по-другому, хотел же Исленьев дать согласие на экранизацию романа Храмову. Так нет - один звонок от Чинарова и мы с тобой, как два идиота, сами отговорили нашего писателя от первоначального плана.
    - На то были причины, – слабо возразил Сергей. – Чинаров – это попадание в яблочко. Что там не говори, а он талант.
    - Ладно, – махнул рукой Николай. – Что делать будем?
    - А что тут сделаешь? Можно, конечно, прикинуться, что мы с тобой сами отказались работать с ним. Только в это вряд ли кто поверит.
Слушай? – глаза Навруцкого забегали из стороны в сторону. – А, может, он меня прокатил из-за своих баб?
    - Из-за баб?
    - Ну да. Из-за Виктории и Ираиды!
    - Нужны они ему!.. А ты тоже нашел с кем связаться!
    - Да, липкие оказались девочки, - с досадой был вынужден согласиться Навруцкий. – Не знаю, как отделаться. От матери кое-как вырвусь, дочка на шею вешается…
    - Пошли их хорошенько, и все тут!
    - Посылал, но они возвращаются и так настырно стучат в дверь…
    - Черт с ними, разберешься! Сейчас для нас главное - сохранить лицо. Кинуть какую-нибудь более или менее правдоподобную версию журналистам. И главное, сволочь, ведь он с Исленьевым сразу подписал договор, а с нами все отговорки, задержки...
    - Короче, я бы сейчас выпил, – от глубины сердца вздохнул Навруцкий. - Но завтра у меня премьера. Я должен так сыграть, чтобы Москва вздрогнула.
    - Я бы то же не прочь выпить, – согласился с приятелем Князев. – Но мне надо что-то придумать, чтобы спасти наши лица. – Он поднялся и протянул руку Сергею. – Ладно, потрясай столицу, а я пойду потрясу через прессу Чинарова.
    Навруцкий рассмеялся.
    - По-моему, легче потрясти Москву с Петербургом в придачу, чем одного Чинарова.
    - И на солнце есть темные пятна. А у Арнольда и подавно.
    - Рискованно открыто воевать против Чинарова.
    - В моем положении рискованно все: молча съесть - можно подавиться.

* * *
 
     Театральный подъезд сверкал огнями. На прибывающих шумным потоком  зрителей с огромной афиши смотрели пронзающие вечность мечтательные глаза Навруцкого в роли Александра Блока.  
    О премьере спектакля «Незнакомки Александра» столько говорили и писали, что, казалось, все пространство театра было наэлектризовано ожиданием либо триумфа, либо провала.  
    По фойе, оживленно приветствуя то одних, то других,  в изумрудных шелках скользила Ираида Свободина. Она без какой-либо просьбы со стороны Навруцкого взяла на себя право встречать приглашенных от его имени.
    Ираида, шумно отбросив небольшой шлейф, с застывшей на лице светской улыбкой поспешила выразить радость по поводу появления Марины Купавиной и Мелентьева.
    Марина с легким недоумением посмотрела на эту неизвестную ей девицу и слегка, Кирилл отметил это восхитительно-презрительное «слегка», кивнула в ответ на ее восторженную тираду. Через секунду Марина была уже окружена знакомыми и незнакомыми. Кирилл воспользовался этой возможностью и вышел из окружения. Его интересовала Ираида.
    Актриса мыльных сериалов радостно приветствовала Вадима Исленьева и Мирру Драгулову. Кирилл смотрел на Ираиду и мысленно пытался поставить рядом с ней повесившегося поэта. Не получалось! Чуть выше среднего роста, с волосами цвета дикой вишни, со слегка удлиненным разрезом почти черных глаз Ираида производила эффектное впечатление. Девушка почувствовала внимание Кирилла и послала ему игривый взгляд.
    «Хитрая бестия, – подумал он. – Леонид после встречи с ней выразился именно так».
    На вопрос Петрова: зачем она приходила к поэту Вострякову? Ираида не мигнув, ответила, что Востряков обещал ей отдать свою новую поэму.  Она же хочет договориться на  радио о том, чтобы прочесть ее. Тогда Леонид напомнил ей о долларах, которые она пересчитывала при появлении соседки. Ираида сделала удивленные глаза и сказала, что у соседки либо плохо со зрением, либо с памятью. – «Скорей всего она вспомнила, как я пересчитывала деньги в последнем сериале. И увиденное по телевизору перенесла на меня, - совершенно спокойно объяснила Свободина возникшее заблуждение. – С актерами это часто случается. На нас переносят и достоинства и недостатки наших персонажей». – На этом Леониду пришлось поставить точку в их встрече.
    Кирилл улыбнулся, завидев Ксению Ладогину под руку со своим шведским другом. Она милостиво выслушала дифирамбы Свободиной и величественно прошествовала далее.
    Мелентьев подошел к Ладогиной. Она с улыбкой протянула ему руку.
    - Рада видеть! Значит, и Мариночка здесь.
    - Ваша проницательность сравнима только с вашей красотой, – шутливо произнес Кирилл и сразу задал интересующий его вопрос: - А почему на премьере только одна Свободина, где вторая?
    - В самом деле?! – воскликнула Ксения. – То-то я вижу, Ираида вся светится, следовательно, матери нет.
    Жестом руки она подозвала одного всезнающего человечка, который, давясь от смеха, сообщил, что Виктория неожиданно заболела.
    - Не удивлюсь, если заботливая дочка Ираида, чтобы вывести маменьку из строя, подсыпала ей кое-чего… Например, в обычный чай добавила добрую порцию чая «Ласточка». Вот теперь Виктория и летает ласточкой с одного стула на другой, – лучась ехидной улыбкой, пояснил он.               
    Прозвенел звонок, и публика неторопливо стала заполнять зал. Места Марины и Кирилла были во втором ряду партера.
    Открылся занавес… Начавшееся действие подогревало нетерпение зрителей в ожидании выхода Блока-Навруцкого. И вот из боковой двери зала появилась высокая стройная фигура во френче. Навруцкий-Блок поднялся на сцену. Темные вьющиеся волосы, мечтательный, пронзающий время взгляд. Он начал чуть нараспев:
                              «Есть игра: осторожно войти,
                              Чтоб вниманье людей усыпить;
                              И глазами добычу найти;
                              И за ней незаметно следить…»
    Навруцкий еще не обладал совершенной техникой, которая вырабатывается с годами, хотя  далеко и не у всех актеров. Его голос иногда как бы захлебывался, дыхание опережало слово, но!.. От него исходила такая мощная энергия, которая заряжала весь зал. Он  словно связывал себя невидимыми нитями с каждым сидевшим в темноте и смотревшим на него.
                        «О, тоска! Через тысячу лет
                        Мы не сможем измерить души…»
    Его голос, пронизанный этой неизмеримой тоской, мощным раскатом взлетел вверх. Зал разразился громом аплодисментов.
    Монументальный холодный облик Блока был разрушен Сергеем Навруцким. Перед зрителями предстал влюбленный Александр, простаивающий часами под окнами оперной певицы Любови Дельмас, пишущий огненные строки актрисе Наталье Волоховой и вечно ищущий свою прекрасную Незнакомку.
    Шурша шелками, в платье цвета падающей звезды, на сцене появилась Она… Регина Дымова.
                               «Вы предназначены не мне,
                                Зачем я видел Вас во сне?..»
     Уже после первого действия всем было ясно - это триумф! Сложное, вознесенное исследователями на недоступную высоту творчество поэта стало интересно зрителям третьего тысячелетия. За безупречностью строф они почувствовали мятущуюся, сжигаемую огнем страстей душу человека.
    Под гром аплодисментов Навруцкий выходил и выходил на поклон. Он улыбался, прикладывал руку к сердцу, но глаза… глаза его еще были там!.. В них еще жил Александр Блок!
    После спектакля приглашенные Навруцким отправились в ресторан «Аркадия».
    Высокие зеркала в позолоченных рамах, колонны, перевитые фарфоровыми листьями, создавали атмосферу серебряного века. Навруцкий так и остался во френче. Он сидел во главе длинного стола и, прикрыв глаза, декламировал: «Строен твой стан, как церковные свечи…»
    Ощущения времени исчезло, на неподвластное разуму мгновение Кирилл увидел Блока.
    Марина не сводила зачарованного взгляда с Навруцкого. При первых звуках танго он поспешил пригласить ее. Они танцевали самозабвенно - с профессиональной отточеностью и открытой чувственностью.
     Рука Кирилла легла на шелк «забрызганный звездами»… Зеленые глаза Незнакомки, лукаво искрясь, смотрели на него… потом… она исчезла.
     Регина вышла в зимний сад.
    - Что же мне делать? – с тревогой в голосе спросила она у отдыхавшего на диване Вадима Исленьева
    - Ничего, к сожалению, не могу тебе посоветовать, – пожал плечами Исленьев. – Если бы это было возможно, я забрал бы роман у Чинарова и передал Храмову. Но ты же знаешь, контракт уже подписан и я бессилен.
   - О господи! Я вижу, что лечу в пропасть… и ничего не могу поделать…   Это так страшно!.. Совершенно незаметно я скатилась на второстепенные роли. Даже наши чувства… - она, вздохнув, выразительно посмотрела на Исленьева, - истаяли словно снег…
    - Но это не меняет моего отношения к тебе.
    - Моего тоже… Но что мне делать?.. – опять вернулась к мучившему ее вопросу Регина. – Может, пригрозить ему?
    Исленьев рассмеялся.
    - Как? Если бы было возможно пригрозить Чинарову, это давно бы уже сделал Коленька Князев. Он даже сейчас сидит за столом чуть светлее тучи.
    - Но я же женщина! А всякая уважающая себя женщина всегда должна добиваться от мужчины желаемого, - кокетливо произнесла Регина.
    - Дело в том, что вы с Арнольдом уже не в положении мужчина – женщина, а в положении режиссер – актриса. Как женщина ты его не очаруешь. Он сыт тобой и с избытком.
    - Откуда тебе знать? – с досадой проговорила Регина.
    - Суди сама. Если бы ты его по-прежнему волновала, разве он не воспользовался бы фильмом как предлогом вновь заполучить тебя? Увы, моя дорогая, твое место прочно занято Самариной.
    - Он уже подписал с ней контракт? – вскричала Дымова и в волнении поднялась с дивана.
    - Думаю, что нет.
    - Значит, у меня есть надежда!
    - Ох, поменьше бы этих надежд и жизнь была бы проще, - устало провел по лицу рукой Исленьев. – Когда они разбиваются, то норовят так придавить тебя своими обломками, чтобы ты уже не поднялся.
    - Вадим, ты – пессимист. Нельзя жить без надежды! – звонко рассмеялась Регина.
    - Очень даже можно. Надо жить настоящим, использовать его до последней возможности, а не откладывать назавтра, доверяясь надеждам в призрачных одеяниях. Сегодня есть ты и есть сегодня… больше ничего… только так можно чего-то добиться в миг, называемый жизнью.
    Регина, надув губы, задумчиво покачала головой.
    - Может, ты и прав, но я бы не смогла жить, не надеясь на завтрашнее «А вдруг!» Вдруг завтра все уладится?!
    - И желательно само собой, – иронично подхватил Вадим.
    - Ты хочешь сказать, что так не бывает? – Регина села на диван и поджала ноги.
    - Бывает. Только редко.
    - Ты сегодня в отвратительном настроении. А я почему-то, наслушавшись твоих черных размышлений, обрела полную уверенность, что мой разговор с Чинаровым окончится для меня подписанием контракта.
    - Буду рад, – ответил Вадим и, неожиданно пристально посмотрев в глаза Регины, спросил: - Что ты задумала?..
    - Ничего, – как можно беспечнее ответила она. – Абсолютно ничего. Просто поговорю с ним по душам, ведь он как никак мой бывший муж.
    - Регина, надеюсь, обойдется без глупостей?
    - А! Вот видишь, уже надеешься, – шаловливо взъерошив его волосы, рассмеялась Дымова. – «Надейся, я тебе разрешаю», - утрированно страстно произнесла она фразу героини из известного спектакля.
   - Регина! – встревожено проговорил Исленьев. – Регина!
    Но она уже вскочила с дивана и убежала.
    Навруцкий шумно приветствовал появление своей Незнакомки. Она заняла место рядом с ним во главе стола.
    Кирилл поискал глазами Ираиду, удивившись, что она оставила своего любовника без присмотра. Свободина сидела рядом с Князевым, который усиленно потчевал ее водкой. Сергей по-дружески попросил Николая нейтрализовать на вечер Ираиду.
    Внимание Мелентьева привлекла Драгулова, не сводившая глаз с Вадима Исленьева. По-видимому, Исленьев тоже почувствовал  взгляд Мирры и посмотрел в ее сторону. Тонкие губы Драгуловой расплылись в игривой улыбке. Исленьев имел неосторожность ответить ей вежливым наклоном головы. Воспользовавшись минутным вниманием молодого писателя, Мирра поспешила к нему. Вадим был вынужден встать и пригласить Драгулову на танец.
    - Наша Дракулша нашла себе новую жертву, – с хмельной доверчивостью зашептал в лицо Кириллу Коленька Князев.
     Подперев рукой свою по-гусарски курчавую голову, он, язвительно ухмыляясь, смотрел в сторону Исленьева и Драгуловой.
    - Так и льнет, девица за пятьдесят… Возмечтала, наверное, что припадет к шее Вадика и высосет молодецкую кровь…
    - Она не была замужем? – спросил Князева Мелентьев.
    - Она?! Да черт ее знает! Ее прошлое хранят трансильванские замки!.. Отец рассказывал, что она появилась в Москве лет тридцать тому назад и умело распустила о себе слухи, что является отпрыском рода Волконских. Представила даже легенду, что в семнадцатом веке одна из дочерей князя была выдана замуж за венгерского графа Иштвана Драгулова.
    - И что, все поверили?
    - Поначалу хотели засомневаться, но Мирра заставила их принять себя. Она умело организовала несколько высоких приемов, потратив при этом  внушительные суммы, и все решили, что она мила, утонченна и очень может быть дворянских кровей. Хотя в то время, как ты понимаешь, слово «дворянских» подразумевалось, но ни в коем случае не произносилось. Мирра стала любовницей одного очень высокого партийного деятеля. Ему, видимо, было приятно тешить свое рабоче-крестьянское самолюбие, лежа в кровати с дворянкой.
    - Но она действительно утонченная женщина. И, несомненно, не простого происхождения. В ней видна порода!
    - Вот в расчете на эту породу она и хочет уложить Вадика с собой. Старая хрычовка, чего захотела! – громко расхохотался Князев. – Если бы она только знала, что он о ней говорит… Тут же отбросила бы свои сухие ножки…
    - А откуда ты знаешь, что они сухие? – с иезуитской улыбкой поинтересовался Кирилл.
    Князев замер с широко открытыми глазами.
    - Так это… это… - помотав головой, он рассмеялся. – Ну, с тобой ухо востро держи!.. На словах ловишь!.. К Вадиму она воспылала недавно, после издания его романа. А ко мне пылала до этого… Мерзкая бабенка!.. Только я-то не поддался… как увидел ножки, так и сбежал.

    За окнами на фоне едва заметной утренней зари вспыхнули факелы. Навруцкий, сверкая глазами, пригласил всех выйти на улицу. Взобравшись на возвышение, он декламировал: «Я послал тебе черную розу в бокале…»
    Оседавший мартовский снег, пышные ветви елей и беспомощные лучи солнца, пытающиеся пробиться сквозь толщу уходящей ночи…
    Кирилл вместе со всеми неистово хлопал и кричал браво! Бутылки шампанского, освободившись от пробок, разом выпустили своих шипучих джинов.
    - Ура, Навруцкому! – закричал кто-то. – Ура, Блоку!..
    В небо взлетели звезды фейерверка.
    Марина удивленно смотрела на Кирилла.
     - Я тебя таким никогда не видела! – воскликнула она. – Ты так набрался…
    - Правда?
    - Поверь мне! – рассмеялась она.
    Ресторанный сервис был безупречен. Перебравших гостей рассадили в их же машины, снабдив при этом трезвыми шоферами.
    Кирилл, упав на плечо Марины, всю дорогу шептал ей любовные глупости и в предвкушении ласкал ее тонкие чувственные бедра. Но она рассудила по-своему и попросила водителя сначала отвезти ее, а потом своего кавалера.
    Кирилл беспомощно протягивал к ней руки, но Марина осталась непреклонной, звонко хлопнув дверцей.
    Водитель в точности исполнил ее указания и даже довел своего сильно отяжелевшего пассажира до лифта.
    Мелентьев не без труда открыл  дверь и повалился на диван.
                   
* * *
    Рука Навруцкого бессильно упала с кровати, и он проснулся. Повернувшись, он увидел рядом с собой женщину, лежавшую на животе. Сквозь неплотно закрытые жалюзи в спальню проникал слабый луч света. Сергей поморщился и нехотя толкнул женщину в плечо, ожидая увидеть Ираиду, та повернулась, и он не сдержал восторженного возгласа:
    - Регина?!
    - А кого ты хотел видеть? – удивилась она. – Неужели Ираиду?..
    - Только не ее! – Сергей провел рукой  по своим волосам, которые уже потеряли волнистые кольца блоковской прически.
    - А тебе идут темные волосы, – заметила Регина.
    - Мне все идет, – хвастливо ответил он. – Вот только… - Сергей встал и принес минеральной воды. – Вот только Чинаров прокатил нас с Николаем.
    - Да и со мной обошелся не лучше, – вздохнула Регина. – Но я с ним еще поговорю!
   - Не стоит, – махнул рукой Сергей. – Одно унижение! Он решил взять Самарину, и тебе его не переубедить.
    - Откуда ты знаешь? – с насмешкой спросила Дымова.
    - Ну как же! Я догадываюсь, каким образом ты с ним собираешься поговорить. Но поверь мне, Регинка, это бесполезно. Понимаешь, если мужчина уже однажды насытился женщиной, она его вновь не привлечет.
    - А может, я с ним по-другому поговорю, – задорно бросила она.
    - Ох, - потирая плечи, проговорил Сергей, - как это по-другому? Дуло револьвера, что ли к нему приставишь?
    - Почему бы и нет?
    - Да куда тебе, зеленоглазая, – обнял он ее.
    - Ой, вы, мужчины, считаете нас такими понятными себе.
    - Но стараемся вам об этом не говорить. Потому что вам нравится быть непредсказуемыми, нелогичными, загадочными… Что может быть более возбуждающим, чем очутиться в постели с незнакомкой?!..

    Исленьев проснулся от чьего-то тяжелого дыхания. Он открыл глаза и обнаружил рядом с собой Ираиду.
    «Черт! Она-то каким образом оказалась у меня? Или, может быть, это я у нее? – Он обвел взглядом комнату и убедился, что это его спальня. – Не иначе проделки Коленьки. Подсунул ее ко мне в машину. Хорошо, что ее, а не Дракулшу!» – рассмеялся Вадим и разбудил Ираиду.
    Не открывая глаз, она протянула к нему руку и выдохнула:
    - Сереженька…
    - Мне жаль тебя огорчать, но ты не в постели с Навруцким.
    - А с кем же? – слегка приподнялась на локте Ираида.
    Увидев Исленьева, она воскликнула:
    - Вот это да!.. Вадим?!
    - Как видишь, – не без иронии отозвался он.
    - И что… мы с тобой это?.. Или нет?..
    - А ты как бы хотела?
    - Ну, жаль потерянного времени…
    - Значит, мы с тобой это…
    - Ой! Я же таблетки забыла принять!
    - Твои проблемы, – громко зевнул он.
    Ираида встала с кровати и прошествовала в гостиную. Через минуту раздался ее голос:
    - Сереженька, как же так получилось, что ты уехал без меня?
    Исленьев тоже вышел в гостиную и увидел Ираиду, которая в первозданной красе сидела на диване и говорила по телефону с Навруцким.
    - Это не я уехал без тебя, а ты без меня, – нехотя бросил тот в трубку, поглаживая тем временем упругую грудь Регины.
    - Я сейчас же еду к тебе!
    - Не стоит! Отдыхай! – воспротивился ее визиту Навруцкий.
    Исленьев налил себе минеральной воды и принялся рассматривать  обнаженные прелести Ираиды. Это созерцание его возбудило. Он подошел к ней и, взяв за плечи, поставил в удобную для себя позу. Ираида хотела было увернуться, но, испугавшись, что Сергей услышит подозрительную возню, покорилась и не без удовольствия приняла ласки одного, беседуя по телефону с другим.

    Князев проснулся от стука захлопнувшейся двери.
    «Как, уже? – подумал он и с нежностью провел рукой по простыне. – Какие тонкие и возбуждающие духи… Жаль, что я не проснулся раньше… Я бы удержал…»

ГЛАВА  ШЕСТАЯ

    Регина сидела перед зеркалом и сосредоточенно смотрела на себя.
    «Надо сконцентрироваться, изгнать малейшую тень сомнения в успехе моего предприятия. Все получится! А если он вдруг начнет слишком возражать, я его припугну, – она взяла сумочку и, убедившись, что в ней находится все необходимое, закрыла ее и положила рядом. – К тому же, стоит мне только намекнуть, что я не против вернуться к нему, как Арнольд тут же раскиснет. Подкину ему несколько воспоминаний, старики любят их».
    Регина энергично поднялась и провела руками по бедрам. Черное платье из эластана с широкой белой полосой  на левой стороне сидело безукоризненно.
    Она набрала номер телефона, услышала знакомое «Алло» и положила трубку. Накинув светло-коричневое кашемировое пальто, спустилась в гараж, и через несколько минут ее «Рено-Меган» помчался по направлению к дому Арнольда Чинарова.
    Дымова открыла дверь подъезда своим ключом и, поднявшись на лифте на третий этаж, позвонила в квартиру.
    - Какого черта? – на пороге появился сердитый Чинаров.
    - Что так долго не открывал? – безразлично произнесла Регина и проскользнула в коридор.
    - Какого черта?! – вновь воскликнул Чинаров.
    - Пришла в гости, – спокойно пояснила она и сбросила ему на руки пальто.
    - Я устал, Регина. Ты выбрала неподходящее время для визита.
    - Хорошо, я задержу тебя ненадолго, – мило отозвалась она. – Хотя, лучше сказать, если ты не задержишь меня.
    Она прошла в гостиную и опустилась в кресло.
    - Налей, пожалуйста, «Мартини».
    - Начинается, – пробурчал Арнольд.
    - А ты со мной не выпьешь?
    - Вот черт! – он подошел и плеснул себе виски. – Довольна?
    - Вполне.
    - Итак, чем обязан? – присев  на пышный подлокотник кресла, спросил он.
    - Обязан ролью, которую я хочу получить.
    - Опоздала, милая, – со злорадством ответил он. – Я уже подписал контракт с Самариной.
    - Неправда! – в упор глядя на него, воскликнула Регина.
    Она встала и упругой походкой прошлась по гостиной.
    - Ты же сам прекрасно понимаешь: куда Самариной до меня!
    Арнольд ехидно рассмеялся.
    - Ты хотела сказать: куда тебе до Самариной!
    Регина вспыхнула, но сдержалась.
    - Ошибаешься, я сказала то, что хотела сказать! Ну, сам посуди, роль сложная, противоречивый характер. Здесь больше должен говорить взгляд, чем слова…
   Чинаров согласно кивнул.
    - Вот я и представил себе пронзительно белый фон и на нем светловолосая, с чайно-карими глазами, устремленными в неведомое - Ольда!.. Впечатляет!
    - А ты представь по иному, – подойдя к Арнольду и, положив свою руку ему на плечо, вкрадчиво произнесла Регина. – Пронзительно белый фон и на нем темноволосая, зеленоглазая… Впечатляет еще больше!
   - Не поверишь, одно время я представлял именно так и не только эту картину, но и все те, что снимал без тебя, – с легкой печалью в голосе сказал Чинаров.
    - А разве без меня ты что-то снимал? – неподдельно удивилась Регина. – После того как мы расстались, ты ничего не снял.
    - В тебе говорит злоба.
    - Во мне говорит истина.
    - Ладно, Регина, что вспоминать, – отмахнулся Арнольд. – Все, что я могу тебе предложить - это небольшую роль во второй серии.
    - А ведь ты уверял, что любил меня, – прищурив глаза, бросила она ему в лицо.
    - Любил! И не поверишь, как!..
    - Так в чем же дело? – обняв Чинарова за шею, потянулась она к  его губам.
    - Все, Регина! Все! – отстранил он ее от себя.
    - Значит, так?! Бросил меня на произвол судьбы и - все?!.. Ты хоть раз поинтересовался, как я живу?.. Где снимаюсь и вообще снимаюсь ли?.. Арик! – она подняла на него подернутые пеленой слез зеленые глаза. - Прошу, помоги мне! Спаси меня от бездны, в которую я падаю и из которой мне уже не выбраться.
    Чинаров долгим взглядом посмотрел на нее.
   - А ты меня спасла от бездны? Ты сама меня туда сбросила.
   - О чем ты говоришь? – непонимающе передернула плечами Регина.
   - А о том, чем ты ответила на мою любовь. Выставила меня на всеобщее осмеяние. Изменяла мне, с кем попало, начиная с последнего осветителя и заканчивая министром. Я терпел, сколько мог.
    - О господи, – всплеснула руками Регина. – Ты забыл, сколько мне было лет?! Я вышла за тебя замуж восемнадцатилетней девчонкой. Что я видела?
    - Я тебе подарил весь мир! И кинематографический, и реальный. Могла ли ты, выпускница пермского балетного училища, уже заранее по уровню твоих способностей, обреченная на кордебалет, мечтать о венецианском, каннском фестивалях, призах, поклонении зрителей, нарядах в сотни долларов?..
    - Где, где все это теперь?!.. – со стоном воскликнула Регина.
   - А ты как думала? Бросишь знаменитого старого мужа и тут же найдешь ему равноценную замену, да еще не одну?!
    - Думала! Угадал, думала!.. А ты хотел, чтобы я всю жизнь просидела рядом с тобой? Это теперь я понимаю!.. А тогда… закружилась, ошалела от поклонников… Да, мне хотелось узнать, что такое любовь молодого мужчины, ведь ты на тридцать два года старше меня.
    - А что же теперь случилось, почему ты пришла ко мне? Разница стала меньше?
    - Нет! Я стала мудрее! Видишь, я не лукавлю перед тобой.
    - Что делает тебе честь. Я тоже не буду лукавить. Между нами ничто невозможно. Я пережил тебя, перестрадал.
    - Арик, неужели, то, что было, для тебя больше ничего не значит? – замерла в неподдельном удивлении Регина. – Тот дождь… твой широкий плащ… лунный свет сквозь старинные окна особняка?..
    - Значат… - задумчиво произнес Чинаров. – Но играть в фильме будет Самарина. –  словно спохватившись, быстро добавил он.
    Регина зло поджала губы.
    - Может, ты и женишься на Самариной?
    Арнольд громоподобно расхохотался.
    - Ну, это нет! Хватит! Вы меня с Викторией научили! Для таких, как вы, мужчина – это взлетная площадка, с которой вы устремляетесь все выше и выше, но при этом напрочь забываете о возможности катастрофы. Вы, такие красавицы с Викторией, такие талантливые актрисы… вы так были уверены, что  не будет отбоя от режиссеров, жаждущих снимать вас, – Чинаров презрительно скривился. – Получили по заслугам! Поняли, голубушки: без меня вы - ничто!.. Ничто!..
    Регина, сжав руками виски, словно впав в забытье, повторяла:
    - Плевать… плевать на унижения… мне нужна эта роль!
    - Хватит, Регина, уходи! – резко бросил он ей.
    - Ты понимаешь, - устремила она на него горящий взгляд, - мне нужна эта роль, иначе я погибну! Я не могу больше дожидаться звонков с телевидения, ложиться в кровати мыльных режиссеров, я не могу больше играть вторые роли в антрепризах… Я – Регина Дымова! Слышишь, ты?! – переходя на крик, взывала она. – Я не могу больше так… не могу!..
    Она упала на кресло и разрыдалась. Это была неподдельная отвратительная истерика. Регина боролась с ней как могла, но спазмы глухих рыданий, мерзкой волной прокатываясь по телу, вновь и вновь вырывались из ее перекошенного рта.
    - Только этого мне не хватало… - пробормотал Арнольд и, налив в стакан воды, всунул его в сведенные судорогой пальцы Регины.
    - Прости, - уже переходя на более затяжные всхлипы, прошептала она. – Это вышло помимо меня…
    - Успокойся, – не найдя другого слова, сказал ей Чинаров. – Но постарайся и меня понять. Я не могу отдать тебе эту роль. Я не смогу находиться с тобой на съемочной площадке…  не смогу работать…
    - Но почему?! – детским незащищенным взором она посмотрела ему в глаза.
    - Потому что я пережил свою любовь к тебе и  решил: будет Самарина.
    - Значит, тебе просто на просто плевать на меня?! – взвизгнула Регина и, поднявшись с кресла, отошла в сторону коридора.
    - Арнольд, я тебя прошу сейчас же подписать со мной контракт!
    - Ты разве не поняла? Я выбрал Самарину! – темными от раздражения глазами посмотрел он на нее.
    - Я  поняла, а вот ты еще нет!
    Она открыла сумочку, и через долю секунды Чинаров оказался под прицелом пистолета с глушителем.
    - Мне на все плевать! Я уже почти погибла!.. И сейчас борюсь за свое спасение! Поэтому ты вынешь бланк договора, впишешь мое имя и поставишь свою подпись. И учти, я знаю твои уловки с автографами!
    - Регина, ты просто сошла с ума!
    - Нет, Арнольд, - медленно покачала она головой, не спуская с него напряженного взгляда.
    - Ну, хорошо, ты убьешь меня, а дальше, что? Кто будет снимать картину?
    - О, а дальше все великолепно. Картину будет снимать Храмов, но получит он это право от Исленьева только при условии моего участия. Теперь понял, что я не шучу? Никто не видел, как я вошла, и никто не увидит, как я выйду.
    - Ошибаешься, дорогая, ты как всегда ошибаешься.
    - Замолчи и делай, что я сказала!
    По ее голосу Арнольд вполне мог понять, что Регина не шутит. Однако, несмотря на это, не верил, что она выстрелит.
    - И не подумаю выполнять твои капризы, – отозвался он.
    - Подписывай, старая сволочь, иначе я стреляю!
    - Вот, я уже из дорогого Арнольда превратился в старую сволочь, - усмехнулся он.
    - Первый выстрел предупреждающий! – воскликнула Регина и выстрелила.
    Арнольд как подкошенный со всего размаху упал на спину.
    Дымова, остолбенев, смотрела то на свой пистолет, то Чинарова лежащего на полу. Сколько времени она так простояла, Регина не могла бы сказать. Из состояния оцепенения ее вывел чей-то дикий крик.
    - Ты!.. Ты убила его, тварь!..
    Регина обернулась и увидела перед собой Ираиду Свободину с перекошенным от ужаса лицом. Дымова развела руки и прерывающимся голосом пробормотала:
    - Нет, это не я!.. Я не могла!.. Я стреляла в сторону!..
    - Ха! Я сама видела! – бросила ей Ираида и подошла к телу Чинарова.
    Регина, с остановившимся взглядом тоже подошла к нему. Ираида встала на колени.
    - Умер! Ты его прямо в лоб! Видишь, дырка! – она указала своим большим темно-красным ногтем на лоб Чинарова.
    - Но этого не может быть!.. – все еще смотря на случившееся сквозь туман ирреальности, повторяла Регина.
    - Убила! – взвизгнула Ираида. – Убила! – с ненавистью глядя на нее, повторила она. – Мало тебе того, стерва, что ты мою мать и меня под корень срезала…
    - Причем здесь я?..
    - А при том, и это тебе хорошо известно, что из-за тебя, подлой, он бросил меня и мать!
    - Я здесь ни при чем… на моем месте могла оказаться любая другая женщина… - предприняла слабую попытку защиты Регина.
    - Но оказалась ты! – рука Ираиды схватила красную телефонную трубку.
    Регина, почувствовав опасность, в мгновение ока вырвала телефонный шнур и раздавила каблуком соединительный штепсель. Ираида, не сводя с нее глаз, прижалась к стене и по ней поползла в сторону коридора. Дымова схватила свой пистолет и бросилась бежать. Ей  вдогонку несся дикий вопль Ираиды:
    - Убила!..
    Регина выскочила на улицу, села в машину и помчалась домой.
    Через несколько секунд следом за ней на улице появилась захлебывающаяся в крике Свободина. Она выскочила из подъезда и чуть ли не лоб в лоб столкнулась с журналистом Бесединым.
    - Валера!.. Валера! – задыхаясь, она повисла на его шее. – Только что убили Чинарова!
    - Что?! – и без того длинное лицо Беседина вытянулось еще больше, но тут же лихорадочная радость от профессиональной удачи подтолкнула его к действию. – Ты уверена?.. А где труп?!..
    Ираида махнула рукой в сторону подъезда.
    - Отлично!.. – невольно вырвалось у него. – То есть я хотел сказать…
    Но Ираида не вникала в смысл его слов.
    - У тебя есть сотовый?
    - Есть. Зачем?
    - Милицию вызвать!
    - Ах, да, конечно, – Беседин тянул время. Ему хотелось осмотреть место трагедии до приезда оперативников. – Сейчас вызову. Только лучше пойдем в дом, не будем привлекать внимание толпы…
    Он схватил Ираиду за руку и потянул в подъезд.
     Тело, теперь уже, несомненно, великого  режиссера внушительной массой лежало на полу. Беседин осторожно приблизился.
   - Снайперский выстрел, – покачав головой, уважительно произнес он. – А ты видела убийцу? – его глаза, остекленев от напряжения, уставились на Ираиду.
   Она довольно хмыкнула.
   - Так же как и тебя.
   - Правда?! – каким-то сдавленным полушепотом воскликнул Беседин. – И кто?.. Кто?..
   Ираида, загадочно улыбаясь, тянула время.
   - Милочка, красавица, – взмолился Беседин. – Скажи, кто убил, иначе я упаду рядом, лопнув от любопытства.
    Ираида, раздумывая, смотрела на него.  
    - А ты не догадываешься?..
    - Фея, не тяни…
    - Регина Дымова, – выкрикнула Ираида.
    Ее крик перекрыл возглас Беседина: - Не может быть!
     Он тут же вынул из кармана телефон, но Ираида проворно схватила его за руку.
    - Нет уж, друг милый, ты и так поглотил сенсацию. Но свою славу очевидца я с тобой делить не желаю, – и она потянула телефон к себе.
    Беседин не сдавался.
   - Ираидушка, ты слишком взволнованна, ты не сможешь все четко объяснить работникам милиции.
    - Я спокойнее, чем перед выходом на сцену. Понял?! – рявкнула она.         
    Беседин с сожалением разжал пальцы, но тут же вновь потянул трубку к себе.
    - Мы же не можем с тобой упустить такую сенсацию! Я сейчас позвоню своему фотографу, и он сделает потрясающие снимки: ты и труп Чинарова на первой полосе, каково?!
    - То, что надо! – затряслась от нервного смеха Ираида.
    Вызванный Бесединым фотограф появился через несколько минут. Издав при виде трупа Чинарова: «Это невероятно!» Он быстро принялся за работу. Ираида тем временем сообщила в милицию об убийстве.
    В ожидании приезда оперативников Ираида набрала номер Виктории.
    - Ты это кому звонишь? – набросился на нее Беседин. – Я тоже участник события и имею приоритетное право! Моя газета должна первой дать сообщение об убийстве.
    - Мне надо сказать об этом матери.
    - Она разболтает всем.
    - А ты не теряй времени, – огрызнулась Ираида.
     Вызванный Бесединым фотограф уже успел отснять убойные кадры и вовремя скрыться до приезда оперативной группы.
    Ираида все никак не могла дозвониться до Виктории. Ее сотовый не отвечал.
    - Черт! И куда она подевалась?..

* * *
    На следующее утро газета Беседина первой сообщила об убийстве знаменитого режиссера Чинарова, сопроводив кровавый репортаж с места события впечатляющими снимками.
    Ираида с утра отправилась к визажисту и парикмахеру. Ее уже пригласили выступить в нескольких передачах. Окруженная видеокамерами, микрофонами, ловящими каждое ее слово, она с неиссякаемым удовольствием рассказывала о произошедшей на ее глазах трагедии.
    - А почему же Дымова не убила и вас, как невольного свидетеля? – задал кто-то вопрос.
    Ираида задумалась.
    - Сложно сказать… - протянула она. – Могу только предположить, что Дымова психологически была настроена только на убийство Чинарова. Убить меня у нее просто не хватило духа!..
   - А каким образом вы оказались в квартире Чинарова?
   - Как это, каким образом?! – возмутилась Ираида. – Вы еще спросите зачем?
    - И это тоже интересно! – с готовностью отозвался ничуть не смутившийся  журналист.
    - Я пришла навестить отца! – гордо приподняв заостренный подбородок, ответила Свободина.
    - Как?! – сразу набросились на нее все. – Разве вы уже установили факт родства, и Арнольд Чинаров признал вас своей дочерью?
    - Я понимаю ваше недоумение, но дело в том, что Арнольд Аристархович действительно признал меня своей дочерью, и буквально на днях хотел сделать об этом официальное заявление!
    Журналисты недоверчиво загалдели.
    - Да! Да! – стараясь перекрыть гул их голосов, громко утверждала Свободина. – Я как раз и пришла к отцу, чтобы оговорить нашу с ним совместную пресс-конференцию. - Ираида прерывисто вздохнула и опустила глаза, чтобы скрыть набежавшие слезы. – Могу даже сказать вам больше, - после краткой паузы продолжила она, – отец хотел, чтобы роль Лики в его новом фильме играла я!
    - А как же Самарина?.. Контракт?..
    - Контракт с Самариной никто не подписывал! – безапелляционно заявила Ираида. – И об этом отец тоже хотел сказать на пресс-конференции.
    - Кому же теперь передаст право экранизации своего романа Вадим Исленьев? Сочтет ли другой режиссер возможным предложить вам сыграть главную роль?..
    - С таким же успехом я могла бы это спросить у вас! – печально вздохнув, ответила она. – К сожалению, я не надеюсь, что тот, кто будет снимать этот фильм, воспользуется концепцией видения великого режиссера. Скорей всего он подберет свой актерский состав.
    Ираида ликовала. Если при жизни Чинаров не отбросил на нее ни один луч своей славы, то сделал ей потрясающую рекламу своей смертью. Мыльные режиссеры засуетились. Ираида уже получила несколько приглашений на главные роли.
    Виктория негодовала.
     - Могла бы настоять, чтобы и меня пригласили на какую-нибудь пресс-конференцию.
    - Мама, журналистам нужны не вечера воспоминаний, а актуальные репортажи, - отмахивалась от нее Ираида. - Представляешь, когда найдут эту тварь, Дымову?! Какой будет грандиозный суд! Вот тогда ты сможешь появиться в зале суда в эффектном черном платье. И тогда твои взгляды, посылаемые в сторону обвиняемой, будут ловить все фотокорреспонденты!
    - Если только ты не заслонишь все камеры! – в сердцах бросила Виктория.
    - Не волнуйся, не заслоню, если оставишь в покое Сергея!
    - Это ты оставь его в покое! В конце концов, я привела его в наш дом! – в мгновение ока распалилась Виктория.
    - Как ты не поймешь, что он уже устал от твоих навязчивых звонков, от твоих визитов в театр. Он мне жаловался, что скоро будет уходить через черный ход. Мама, вспомни, сколько тебе лет!
    Виктория еле сдержалась, чтобы не залепить дочери пощечину.
    - Господи, другие женщины в сорок лет живут, ни о чем не задумываясь, ни перед кем не отчитываясь, заводят себе любовников, и никто не упрекает их в возрасте! А я, если подумать из-за чего страдаю я… только из-за того, что рано родила ребенка и этим, как оказалось, самолично состарила себя, – проговорила она и вышла из комнаты.

* * *
                  
   Кирилл был в гостях, когда раздалась трель его сотового телефона.
    - Простите, забыл отключить! – извинился он и, встав из-за стола, вышел в коридор. – Слушаю!.. – Но ответом было чье-то молчание. Кирилл был вынужден предупредить: - Если вы сейчас же не ответите, я отключу телефон.
    - Нет, нет, не надо! – раздался взволнованный женский голос и опять умолк.
    - Так вы будете говорить или нет? – теряя терпение, спросил он.
    - Буду! Мне нужна ваша помощь!
    - В каком смысле? – шутливо уточнил слегка выпивший Мелентьев.
    - В самом прямом.
    - Тогда представьтесь и скажите, где я смогу вас найти.
    - Это… о господи!.. Я боюсь!.. Поклянитесь, что вы никому не скажите о моем звонке!
    - Да что случилось? – раздраженный канителью, воскликнул Кирилл. – Кстати, вы меня оторвали от праздничного стола. Меня ждут, поэтому будьте, пожалуйста, предельно краткой.
    - Хорошо, – голос вздрогнул так, словно он принадлежал приговоренной к смерти. – Это Регина Дымова
    - Что?! – воскликнул Кирилл и невольно огляделся по сторонам.
    - Помогите, помогите мне! – пулеметной очередью выпуская слова, молила Регина. – Я не убивала… не убивала Арнольда!.. Ираида все от ненависти наговорила на меня!
    - Простите, но если вы не убивали, зачем же вы скрылись? Вас повсюду ищут!
    - Ужас!.. Что же мне делать?..
    - Нанять хорошего адвоката, – посоветовал Мелентьев.
    - Но ведь я не убивала! Значит, мне нужен не адвокат, а детектив, который найдет настоящего убийцу! Мне нужны вы!.. Я заплачу!.. Сколько скажите, заплачу!.. У меня есть драгоценности! Квартира…
    - Успокойтесь. И для начала скажите, где я смогу с вами встретиться.
    - Ой!.. Нигде!
    - То есть?
    - Ну я вам скажу, а вы позвоните в милицию… и меня арестуют.
    - Так, – Кирилл в задумчивости потер щеку. – К сожалению, я не смогу найти убийцу, если вы мне не расскажите, как все было на самом деле.
    - Я расскажу! Но только по телефону.
    - Надеюсь, вы догадались не пользоваться своим сотовым?
    - Нет, взяла у подруги.
    - Что ж, это хорошо. Но как бы вам не было страшно, вы должны решиться на встречу со мной! Иначе, при всем моем уважении к вам, я не смогу помочь!
    - Я боюс…
    - Единственно, что могу посоветовать - это не тянуть время. Садится аккумулятор.
    - Тогда поклянитесь!.. Поклянитесь, что вы не сдадите меня милиции.
    - Чем же мне поклясться?.. Наш разговор вам не напоминает сцену из «Ромео и Джульетты»? – «Клянись тебе священною луной…» Поймите, в вашем положении надо либо довериться мне, либо уйти в вечные бега.
    - Хорошо. Я назову вам адрес. Я скрываюсь на даче моей подруги в Посохово, дом номер пятнадцать. Когда вы подъедите, позвоните по сотовому, - я открою.
    - Тогда завтра около полуночи.
    - Да, – обречено отозвалась Регина. – Ой! Чуть не забыла! – воскликнула она. – Привезите мне, пожалуйста, продукты.
    - Какие продукты?
    - Ну, что-нибудь поесть. Я так торопилась удрать, что кроме булки и йогуртов ничего с собой не взяла.
    - Понятно, – сочувствующе вздохнул Кирилл. – Значит, до завтра.
    Мелентьев вернулся в гостиную с весьма озабоченным лицом.
    - Что случилось? – сразу же обратилась к нему хозяйка торжества.
    - Переживаю, что пропустил несколько тостов в твою честь! – улыбнулся он.
    Хотя Кирилл старался не думать о Регине, но время от времени ловил себя на том, что пытался в точности припомнить, что там наговорила с экрана телевизора Ираида.
    «Вообще подозрительная девица, где ни появится – там смерть».
    
   ГЛАВА  СЕДЬМАЯ

    В круглосуточно работающем универсаме Мелентьев купил продукты для Регины.
    Когда он въехал в дачный городок Посохово, было уже около полуночи. Остановив машину чуть дальше нужного ему дома, детектив позвонил. Трубку схватили мгновенно.
    - Алло!.. Это ты?!.. Вы?!.. – путалась от волнения Дымова.
    - Да. Это я, Кирилл.
    - Пройди вправо от главного входа и поверни, там маленькая калитка. Я открою.
    Мелентьев обошел, как ему было указано, высокий забор и остановился перед небольшой дверью-калиткой. Через минуту щелкнул замок.
     - Наконец-то!.. Я чуть с ума не сошла, – горячо зашептала Регина.
    Она схватила его за руку и потянула за собой.
    - Сюда, сюда, – указывала она ему  путь в полнейшей темноте пустого дома. – Я даже боюсь зажигать фонарик. Вот спустимся вниз, в  бильярдную, там можно включить свет. – Пришли, – сказала она и, подтолкнув его вперед, нажала на выключатель.
     - Вот, здесь я и скрываюсь, – обвела она рукой просторную комнату. – Сплю на бильярдном столе. Обогреваюсь «Делонги».
    - Продукты, – протянул ей сумку Кирилл.
    - Ой! Спасибо! Ты не возражаешь, если я немного поем? Проголодалась ужасно!
    Она села в кресло и, открыв упаковку с ветчиной, попросила своего ночного гостя налить ей сухого вина.
    - Может, присоединишься? – улыбнулась Дымова. Кирилл отрицательно мотнул головой и сел в кресло напротив. – А это ничего, что я тебя так, - на «ты»?.. Мы же, наверное, ровесники? – спросила она.
    - Это невозможно, – с легкой иронией запротестовал Кирилл. – Ты лет на пять моложе!
    - О! Какими галантными, оказывается, могут быть детективы!.. – рассмеялась она, но смех вышел невеселым. – Кирилл, – ее зеленые глаза с надеждой устремились на него. – Спаси меня! Отыщи убийцу Арнольда! Я же не могу остаться здесь навечно! А в тюрьму я не хочу, я там на другой же день умру! Ведь какие ужасные условия в наших тюрьмах, – Регина поднялась с кресла и заметалась по бильярдной. – Это в Бразилии, судя по их телесериалам, заключенным с высшем образованием предоставляют отдельные камеры со всеми удобствами… А у нас!.. Да если бы мне отвели тихую камеру с телевизором, телефоном, душем, то уж, конечно же, я бы не пряталась на этой даче, а спокойно устроившись, позвонила тебе… Ах, как кстати ты мне дал свою визитную карточку, – не преминула заметить она. - А то у нас даже вдовы генералов в общих камерах… Это же просто ужас, ужас!.. – с широко раскрытыми глазами повторяла Дымова. – Боже, если бы ты знал, как я боюсь!..
    Кирилл смотрел на нее, и ему казалось, что он видит причудливый сон. Актриса, в которую он влюбился с первого же взгляда на экран, металась перед ним в сумрачно освещенной бильярдной и просила о помощи.
    - Регина, Ты должна успокоиться и, припоминая малейшие детали, ответить на мои вопросы, – сказал Мелентьев.
    - Да, да, конечно, – доедая шоколад, отозвалась Дымова. – Ой! Вся перепачкалась, – с досадой посмотрела она на свои руки. – Никак не могу научиться есть шоколад, он так быстро плавится…
    Кирилл не смог сдержать улыбки. В этом жесте и вполне серьезной досаде на шоколад, который, несмотря на свои вкусовые качества, обладает, как оказывается, весьма существенным недостатком, было все очарование Регины. Она и на съемочной площадке, словно забывая о нацеленных на нее камерах, абсолютно серьезно воспринимала проблемы своих героинь. Ее манеру игры можно было определить как неподражаемо естественную.
    - Для начала скажи, зачем ты поехала к Чинарову? – задал первый вопрос Кирилл.
    Регина, занятая оттиранием шоколадных пятен со своих пальцев, пожала плечами и ответила:
    - Я приехала к нему попросить, чтобы он отдал мне главную роль в своем новом фильме… ну том, о котором все говорят… по роману Исленьева.
    - И он тебе отказал.
    - Отказал, – тяжело вздохнула Дымова. – Но поверь, я просила до последнего, даже молила… но когда поняла, что все бесполезно, вынула из сумки пистолет, навела на него и потребовала, чтобы эта старая сволочь немедленно подписала со мной контракт.
    - Судя по развернувшимся событиям, он не подписал.
    - Не подписал, – подтвердила Регина. – Тогда я сказала, что выстрелю в него, так как терять мне больше нечего, я и так качусь в пропасть… Ну, сам знаешь, - нехотя пояснила она, - в каких фильмах я теперь снимаюсь…
    - Слышал, но не смотрел.
    - Правильно!.. Их и нельзя смотреть, – грустно отозвалась Регина. – Вот об этом я ему сказала, добавив, что если я его убью, то Исленьев передаст право экранизации своего романа Храмову с условием, что главная роль будет отдана мне!
    - И что же он?
    - Даже не шелохнулся! Тогда-то я и выстрела в сторону, ну, чтобы припугнуть его.  А он тут же упал как подкошенный!.. Я, ничего не понимая, замерла на месте. Не знаю, сколько я простояла, может быть, минут пятнадцать, а может, всего пять, только из состояния прострации меня вывел дикий вопль Ираиды. – «Ты убила его!» – завопила она будто помешанная. Когда я убедилась, что Арнольд мертв, то ужасно испугалась и убежала. Приехав домой, схватила кое-какую одежду и поехала на эту дачу. Подруга мне оставила ключи. И вот, сижу здесь уже второй день! Господи, когда же кончится этот кошмар?
    - Ты абсолютно уверена, что выстрелила в сторону?
    - Абсолютно. Я просто не могла попасть в лоб Арнольду.
    - Ты не слышала больше выстрелов?
    - Нет.
    - Если исходить из твоего рассказа, то вывод может быть только один – некто, зная, что ты отправилась к Арнольду, прокрался следом, несомненно, у него уже был заранее изготовленный ключ от квартиры Чинарова, дождался, когда ты стала ему угрожать, и выстрелил одновременно с тобой. Ты оцепенела, а он скрылся, воспользовавшись черной лестницей.
    - Кирилл, – подскочив на месте от неожиданной мысли, закричала Регина. – А вдруг это была Ираида?!
    - Я тоже думал об этом…  Но для начала надо выяснить, кто знал, что ты собираешься угрожать Чинарову?
    Регина с сожалением всплеснула руками.
    - Никто, – и, задумчиво покачав головой, добавила: - Знали, что я хочу поговорить с ним о роли, но что я буду угрожать и точный день моего визита, не знал никто.
    - Хорошо, – пробормотал Кирилл. – А кому более всего, скажем так, была нужна смерть Чинарова?
    - Откуда я знаю?.. Мало ли врагов у знаменитого человека?!
    - А тебе, правда, было бы выгодно, если бы Чинаров умер, и фильм стал снимать Храмов?
    - Мне было бы выгодно, если бы Чинаров согласился на мое участие в своей картине.
    - Ты действительно надеялась, что он испугается и подпишет с тобой контракт?
    - Я надеялась на другое. Понимаешь, я не верила, что Арнольд окончательно разлюбил меня… но, учитывая его самолюбие, решила сделать так, чтобы он был вынужден покориться сложившимся обстоятельствам…
    - Ты нашла не самый лучший способ потворствовать мужскому самолюбию…
    - Ну… если честно, даже не знаю, о чем я тогда думала. Мне была нужна роль, а каким способом я ее получу, это уже неважно. Есть такая пьеса, где героиня добивается подписания брачного контракта, наведя на любовника пистолет. Скорей всего именно она подала мне подобную мысль.
    - И все-таки, постарайся вспомнить, кому ты, хотя бы вскользь, говорила о своем намерении поставить Чинарова под дуло пистолета.
    - Да что вспоминать?! Никому не говорила! Это просто какое-то невероятное стечение обстоятельств!.. Та же Ираида могла воспользоваться им, – Регина села на пуф возле ног Мелентьева. – Как ты думаешь, мне можно помочь?
    - Думаю, можно, но каким образом, не представляю.
    - А веришь, что я не убивала Чинарова?
    - Верю, как ни странно. Но на Петровке тебе такого доверия не окажут.
    - Поэтому я здесь, – опустив голову, прошептала она сквозь слезы.
    - Припомни, с какого расстояния ты стреляла.
    Регина на секунду задумалась, восстанавливая в памяти страшную картину.
    - Арнольд стоял от меня не более чем в двух метрах…
    - Значит, убийца, появившись за твоей спиной, находился от Чинарова на расстоянии трех – трех с половиной метров!.. Для точного выстрела с такого расстояния вовсе не обязательно быть профессиональным стрелком. Да!.. Пренеприятно-странная история, – констатировал Кирилл.
    - Но ты мне поможешь? Ты найдешь убийцу? Сколько тебе надо денег? – Она схватила свою сумку и вытащила пачку долларов.
    - Успокойся, – отмахнулся Кирилл от протянутых ему денег.
    - Но я же рискую сойти с ума, сидя здесь! – опять заметалась по бильярдной Регина. – Тем более что я даже не знаю, сколько времени мне придется прятаться в этом подвале.
     - Все, что я могу тебе посоветовать – это набраться терпения. Тем более что ты как актриса вполне можешь себя настроить на длительное ожидание.
    Ресницы Регины затрепетали от удивления.
     - Вообрази, - пояснил свою мысль Кирилл, - что ты, готовясь к роли Марии Стюарт, добровольно пошла на временное одиночество, чтобы как можно глубже понять чувства и мысли, овладевавшие королевой в заточении…
    - Очень интересное предложение, – с недовольной усмешкой отозвалась Регина. – Особенно, если учесть, чем кончилось пребывание королевы под стражей. Грубыми ступенями эшафота, холодным блеском топора и головой скатившейся к ногам соперницы… – Взяв бокал с вином, Дымова в задумчивости прошлась по своей «камере». – Хотя, конечно, в этом что-то есть: я – Мария, Ираида – Елизавета!.. Нет!.. Нет!.. – тут же запротестовала она. – Ну какая из Ираиды Елизавета! Это же просто насмешка над великой королевой!..
    - Будь снисходительна, – лукаво произнес Кирилл. –  Тем более ты должна признать, что хотя бы в одном они чрезвычайно схожи.
    - Не нахожу ни малейшей черточки.
    - Как же? – разыгрывая неподдельное удивление, воскликнул детектив. – Они обе некрасивы!
    Регина замерла на месте.
    - В самом деле!.. Ведь это так очевидно!..
    Она села в кресло. Мысли ее уже были заняты воображаемым спектаклем.
    Кирилл, с удовлетворением посматривая на притихшую актрису, налил себе немного вина.
    «Теперь, на некоторое время, она ограждена от нервного срыва. Волей-неволей Регина будет возвращаться к подброшенной мною идеи, и это будет ее отвлекать».
    Дымова глубоко вздохнула и произнесла:
    - Ах!.. Как было бы хорошо, если бы я действительно смогла сыграть Марию Стюарт!
    - Почему нет? – тут же нашелся Кирилл. – Ты только подумай, какой шум поднимется вокруг тебя, когда будут развенчаны обвинения Ираиды. Ты предстанешь в образе невинно пострадавшей!.. А это всегда вызывает симпатии и интерес…Тебе останется только умело воспользоваться сложившейся ситуацией. Ну, неужели, ты не сможешь склонить какого-нибудь режиссера на постановку знаменитой трагедии?
    Взгляд Регины оживился.
    - Теперь скажи мне, - резко меняя тему разговора, спросил детектив. – Каким образом у тебя оказался пистолет?
     Дымова вздрогнула, вынужденная из воображаемых обстоятельств вернуться в реальность.
    - Мне его подарили, – был краткий ответ.
    - Подробнее, пожалуйста, – попросил Мелентьев.
    - Ой, ну что тут объяснять! – с досадой воскликнула она. – Какое это имеет отношение к убийству Арнольда?!..
    - Мне лучше знать! – резко возразил детектив.
    - Да, пожалуйста, – Регина вытащила из пачки сигарету. – Мне его подарил на память один мой бывший любовник перед своим отъездом за границу.
    - Пистолет у тебя?
    Она подошла к камину, сняла несколько декоративных поленьев, лежавших перед ним, и вынула оружие.
    - Положи в пакет, – сказал Кирилл.
    - Это зачем?
    - Необходимо сделать экспертизу, чтобы сравнить пули. Если все обстоит, так как ты говоришь, то твоя пуля будет в стене, а чужая в голове Чинарова.
     - Все-таки сомневаешься?
    - Не сомневаюсь, а исключаю малейшие неточности, которые могут повлечь за собой большие ошибки!
    - Ладно, исключай, – протянула ему пакет с пистолетом Регина.
    - Теперь скажи, кто-нибудь знал, что у тебя есть пистолет?
    - Да все знали!
    - Что значит, все?
    - Ну, я похвасталась перед двумя-тремя приятельницами… так что сам понимаешь…
     Кирилл встал, надел куртку… Регина вся словно вытянулась от ужаса, что сейчас он уйдет, и она останется одна.
    - Я к тебе заеду дней через пять, – сосредоточенно о чем-то думая, сказал Кирилл.
    - А пораньше, нельзя?.. – с мольбой заглянула она ему в глаза.
    - Не получится, – с сожалением ответил детектив. – Но я буду звонить!
    - Что ж, дело узников – смирение! – вздохнула Регина. – Когда приедешь в следующий раз, привези мне газет, журналов, а то я  с ума сойду!
    - Здесь нет телевизора?
    - Есть, только ни один не работает.
    - Понятно! Прихвачу и телевизор. Ну, пошли, проводишь.
     «Королева в заточении» обречено кивнула.
    На небе уже намечались проблески рассвета.
    - Вовремя спохватился, – прошептал Кирилл и пожал руку Регины. – До скорого!
    - Ничего себе «До скорого», – с детской обидой пробурчала она. – Целых пять дней…
 
* * *
    Кирилл приехал домой, посмотрел на часы и вздохнул: поспать уже не удавалось. Он отправился в душ.
    «Однако благодаря Регине я оказался в весьма сложном положении. Я должен вести расследование от имени анонимного заказчика. Но как это объяснить Леониду?.. А мне необходима его помощь. Мне нужно заключение экспертов о смерти Чинарова, мне нужно узнать калибр пули, пробившей ему череп, узнать была ли обнаружена вторая пуля в стене, как то утверждает Регина, нужна экспертиза ее пистолета. Удастся ли мне уговорить Леонида это сделать, не называя имени моего заказчика?.. Ведь мы всегда работали с ним на полном доверии».
    Всыпав в кофеварку двойную порцию кофе, Мелентьев набрал номер телефона Леонида Петрова.
    - Привет. Очень кстати, что ты на месте. Я сейчас приеду.
    - Привет, – отозвался Леонид. – А что случилось?
    - Нужна твоя помощь.
    - Ого, – заискрился насмешкой голос Петрова. – Уж не убийством ли Чинарова заинтересовался знаменитый детектив?
    - Ваша проницательность достойна генеральских погон.
    - Ну давай, подъезжай, порадуй!..
    - Особо нечем.
    - Что тебя выгодно отличает от других, так это врожденная скромность, – прыснул от смеха Леонид.
     - Причем, это наименее значительное из моих достоинств, – не преминул заметить Кирилл.

    - Проходи, садись, – с затаенной коварной усмешкой приветствовал Мелентьева Леонид.
    - Вот, – Кирилл протянул ему пакет с пистолетом.
    - О! И кому же принадлежит это орудие? – устремил на друга пронзительный взгляд Петров.
    - Моему заказчику.
    - А заказчик – аноним.
    - Потрясающее понимание.
    - И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? – Леонид небрежно указал на пистолет.
    - Отправь на экспертизу, чтобы убедиться, что пуля, обнаруженная в стене гостиной Чинарова, была выпущена из него.
    - Это тебе аноним сообщил о пуле в стене?.. Газеты об этом не писали. Ираида оповестила всех об одном выстреле.
    - Ты ее уже вызывал?
    - Да. Кстати, она должна появиться здесь минут через сорок, - как бы, между прочим, заметил Леонид.
    - Отлично! Я бы тоже хотел задать ей несколько вопросов.
    Леонид отрицательно покачал головой.
    - Вопросы здесь задаю я.
    - Предполагал, – с нескрываемым разочарованием бросил Кирилл.
    - Что?
    - Что тебе не понравится имя моего заказчика.
    - Ты же знаешь специфику моего учреждения – анонимам здесь не место.
    - Леня, – Кирилл с надеждой заглянул в глаза друга. – Понимаешь, я не хочу называть тебе имя, чтобы не вводить во искушение тут же приступить к исполнению долга.
    - То есть задержать преступника.
    - В том то и дело, что это не преступник…
    - А! – воскликнул Леонид и хлопнул ладонью по столу. – Как же я мог проявить такую недальновидность. Речь явно идет о преступнице…
    - Да ну тебя, – недовольно пробурчал Кирилл.
    - Короче, ты называешь мне имя твоей анонимной заказчицы, рассказываешь, что к чему, а я, как всегда, - подчеркнул Леонид, - оказываю тебе содействие.
    - Так и знал, – вздохнул Мелентьев.
    - А если знал, зачем тянул время?
    - Надеялся.
    - Надежда плохой советчик.
    - Но самый удобный, – заметил Кирилл. – Сколько она нас не обманывает, при первом же затруднении мы вновь прибегаем к ней.
     - Она лишь затягивает наши проблемы. Мы их не решаем, а ждем.
     - Что поделать, – усмехнулся Кирилл. – Надежда – сильный психологический наркотик.
     - Поэтому я тебе и советую побыстрее выйти из-под его пагубного влияния.
     Мелентьев предложил Леониду сигареты.
     - Не откажусь. У тебя отменный вкус.
     Закурив, он удобнее устроился в кресле и устремил на друга пронизывающий взгляд оперативника.
    Кирилл усмехнулся.
    - Не хотелось бы мне, Леня, оказаться в этом кабинете в качестве обвиняемого.
     - Но, может быть, придется, если ты утаиваешь важные сведения по делу об убийстве Чинарова, - не преминул иронично заметить Петров.
     - Ладно. Делать нечего. Иду на добровольное признание, – начал Кирилл. – Этот пистолет мне дала Регина Дымова.
     - А!.. Ты разыскал актрису?!
     - Нет, это она меня разыскала и попросила найти убийцу Чинарова.
     - Очень интересно. Найти убийцу Чинарова. Значит, она утверждает, что не стреляла в него?!
     - Совершенно верно. Она утверждает, что стреляла в сторону. Эксперты нашли пулю в стене?
    - Нашли, – подтвердил Леонид. – Но они так же нашли пулю в черепе Чинарова.
    - Я думаю, что кто-то воспользовался Региной как подсадной уткой. Убийца прокрался за ней и выстрелил в режиссера.
    - Стоп! – остановил друга Леонид. – А что же Чинаров? Что ж он-то не проявил никаких эмоций по поводу появления в квартире незваного гостя?
    - Не успел, – отпарировал Мелентьев. – Убийца возник за спиной Регины и тут же выстрелил. Она опешила, он скрылся! А если бы она имела неосторожность обернуться, то он бы убил и ее.
    - Отлично. Это она тебе напела?
    - Подожди. Тебе что, не нравится моя версия?
    - Нет, мне нравится все. Особенно объявленный по всей стране розыск Дымовой. Короче, где она? – рука Петрова легла на телефон.
    Кирилл поднялся со стула.
    - А что ты собственно заволновался? Или… Дымова и ты?..
    - Нет…
    - Тогда в чем дело? Кстати, - внимательно рассмотрев пистолет, заметил Леонид, - пуля в череп Чинарова была выпущена из оружия именно этого калибра. Но если Дымова не убивала, ей нечего опасаться. Разберемся и отпустим. А пока пусть посидит. Закон есть закон!
    - Закон-то он есть, – согласился Кирилл. – Только, как ни странно, у него много вариаций. Причем он такой чуткий, он так откликается на социальное положение людей, их фамилии…    
    - Ты на что намекаешь?
    - Если у человека есть возможность хотя бы не избежать, но уклониться от суровой справедливости закона, то очень сложно его за это осуждать.
    - Но что случиться с твоей Дымовой, если она посидит немного в камере?!
    - Что значит немного? Месяц, два, три?..
    - Сколько надо.
    - Она не выдержит казематных условий, предоставляемых государством своим гражданам.
    - Да ладно. И не такие выдерживали.
    - Леня, ну а зачем тебе это?..
    - Тебя послушать, так пусть все преступники сидят по домам, пока будет длиться следствие, а как закончится, они смиренно явятся в суд.
    - Не смешивай все подряд. Начнем с того, что Регина – невиновна!
    - Какие у тебя есть для этого утверждения доказательства?
    Кирилл был вынужден признаться, что никаких.
    - Она попросту может использовать тебя как прикрытие. Пока ты будешь землю рыть, чтобы отыскать преступника, которого не было, она преспокойно по фальшивым документам скроется за границу.
    - Почему же она не сделала этого сразу? И зачем ей вообще понадобилось звонить мне?
    - Вот когда она оставит тебя в дураках, тогда поймешь.
    - Если ты прав, то получается, что Дымова долго и тщательно готовилась к убийству Чинарова. В это я с трудом могу поверить…
    - Если мы сейчас начнем углубляться в дебри женской психологии… - Леонид безнадежно махнул рукой. – Хороший ты детектив, Кирюша, но у тебя есть существенный недостаток: ты слишком увлекаешься женщинами.
    - Не спорю, – думая о чем-то своем, отозвался Мелентьев и тут же предложил: – Тогда давай воспользуемся тактикой Дымовой – окажем ей доверие. Оставим ее на свободе, но под наблюдением… моим, – поспешно добавил он.
    Леонид устало провел рукой по лицу.
    - Ну хорошо, а если она еще кого-нибудь пристрелит?
    - О чем ты говоришь! Если Регина и стреляла в Чинарова, то только под влиянием эмоций. Ее выстрел не был хладнокровным выстрелом убийцы.
    Леонид отвлекся на телефонный звонок.
    - Ладно. Я, к счастью, не принадлежу к тем мужчинам, из которых женщины вьют веревки, но, к несчастью, принадлежу к тем, из которых то же самое делает дружба.
    - Ты очень примитивно рассматриваешь мое увлечение женским полом.
    - У тебя есть возможность опровергнуть мое заблуждение. Ираида Свободина изволили явиться! – иронично поглядывая на Кирилла, произнес Петров.
 
ГЛАВА  ВОСЬМАЯ
    
    Ираида стремительно вошла в кабинет и замерла, вопрошающе глядя на Леонида.
    - Прошу вас, – был вынужден подняться со своего места майор и отодвинуть ей стул.
    Кирилл не стал сдерживать насмешливой улыбки.
    «Если бы ты чаще  встречался с такими женщинами, то неизвестно, кто из нас двоих был бы большим дамским угодником», - искрясь смехом, говорил его синий взгляд.
    Леонид нервно дернул губой и отвернулся от друга.
    - Как ни странно, мы опять вынуждены встретиться, – сказал он.
    - Вы совершенно верно заметили, - с придыханием произнесла Ираида, - это действительно странно… Хотя в первом случае не было ничего необычного, а вот мое неожиданное появление на месте трагедии… – она возвысила голос и, повернувшись, увидела Кирилла, стоявшего у окна. – О! Детектив Мелентьев! – воскликнула актриса.
    - Рад видеть вас, – улыбнулся он.
    - Однако… - Ираида задумчиво склонила голову на бок. – Значит, вы тоже будете заниматься расследованием убийства папы?.. – закончила она фразу со слезливой дрожью в голосе.
     Свободина вынула сигарету. Леонид был вынужден щелкнуть зажигалкой. Кирилл многозначительно покачал головой.
     Ираида эффектно заложила ногу за ногу и откинулась на спинку стула. На ней был черный с ярко-красной отделкой костюм и траурная вуаль легкими волнами чуть прикрывавшая лоб.
    - Что ж, расскажите, каким образом и зачем вы появились в квартире Арнольда Чинарова, - потирая руки, предложил ей Леонид.
    Ираида с очаровательной задумчивостью потупила глаза.
    - К сожалению, ничего нового я вам сказать не смогу, – с печалью в голосе начала она. – Лишь повторю то, что сразу же рассказала на месте трагедии вашему сотруднику, а потом, естественно, журналистам.
    - Прошу, – подтвердил свое желание Леонид вновь услышать то, о чем с утра до вечера твердили в новостях.
    - Итак, - вздохнула Ираида, - я ехала к папе, чтобы обговорить некоторые детали предстоящей пресс-конференции, на которой он собирался объявить о том, что признает меня своей дочерью и что на главную роль в своем новом фильме он берет меня. Я вошла в вестибюль, вызвала лифт, - обстоятельно, учитывая малейшие детали, повествовала Свободина, - поднялась на третий этаж, вошла в квартиру и...
    - Дверь в квартиру была открыта? – неожиданно прервал ее вопросом Кирилл.
    - Что?.. – Ираида с непониманием посмотрела на него.
    - Вы сказали, что вошли в квартиру. Но каким образом?
    - Ах, да… – Свободина очаровательно поиграла пальчиками левой руки. – Я не стала звонить… даже не знаю, почему…  просто толкнула дверь… а она открылась…
    «Ясно, – отметил для себя Кирилл. – Ты подкралась к двери, приложила любопытное ухо в надежде услышать, что происходит за ней, непроизвольно нажала на ручку, и дверь открылась… если только у тебя не было дубликатов ключей…»
    - Продолжайте, пожалуйста, – подбодрил ее Леонид.
    - Значит, я вошла и увидела Дымову с пистолетом в руке… а на полу тело папы… - слезы точно по команде выбежали из ее глаз.
    - Вы видели, как Дымова стреляла в Чинарова?! – пристально глядя на нее, спросил Леонид.
    - Ну конечно.
    - Тогда почему вы сказали, что, войдя, увидели уже убитого Чинарова? Если Дымова стреляла при вас, то он должен был быть еще жив!
    - Но… - Ираида растерялась. Журналисты не интересовались такими незначительными подробностями, и она оказалась неподготовленной.
    - Давайте-ка еще раз! – сказал Леонид. – Вы вошли. Где находилась и что делала Дымова?
    - Ой… ну… я вошла… - Ираиде явно стало жарко. -  Дымова стояла посреди гостиной ко мне спиной… папа…
    - Дымова целилась в вашего отца или же стояла, опустив руки? – подбросил ей вопрос Мелентьев.
    - Господи, какое это имеет значение? В квартире не было никого кроме нас… Ясно, как божий день, что именно она убила папу!..
    - И все же, в каком положении находились руки Дымовой?
    На несколько минут Ираида серьезно задумалась.
    - Она целилась в папу, а он стоял от нее в метрах трех.
    - Вы слышали выстрел? – теперь к ней обратился Леонид.
    - Да!.. То есть, нет! – тут же спохватилась она.
    - Так, да или нет? – настаивая на точном ответе, спросил Мелентьев.
    - Ну, нет! Пистолет же был с глушителем.
    - В таком случае вы должны были слышать характерный хлопок. Чем-то напоминающий выстрел пробки от шампанского.
    - Ну да… что-то такое слышала… Хотя я была так поражена увиденным, что точно не могу сказать, - Ираида шумно перевела дыхание.
    - Дальше! – скомандовал Леонид.
    - Дальше… Дымова выстрелила, папа упал…
    - Он успел увидеть, как вы вошли? – вновь прервал ее вопросом Кирилл.
    - Не знаю… вряд ли… я только вошла, как тут же раздался выстрел… то есть этот… хлопок… Я закричала, подбежала к папе… но было уже поздно…
    - Как Дымова отреагировала на ваше неожиданное появление?
    - Она стала отпираться, что не она убила его! – с возмущением ответила Ираида. – Как будто я не видела сама.
    - Она вам угрожала?
    - Нет. Она испугалась и выскочила из квартиры… Да!.. – припомнив, - воскликнула Свободина. - Я хотела тут же вызвать милицию, но Дымова вырвала телефонный шнур из сети и наступила каблуком на штепсель. Тогда я выбежала на улицу и столкнулась с журналистом Бесединым… у него был сотовый, и я смогла позвонить.
    - Вспомните, пожалуйста, когда вы входили в вестибюль дома, садились в лифт, вы не заметили ничего подозрительного?
    - Нет, нет! Я ничего не заметила! – уверенно заявила Свободина.
    - Значит, вы утверждаете, что видели, как Дымова выстрелила в Арнольда Чинарова? – пронзительно глядя на нее, спросил Леонид.
    - Да, утверждаю, – подтвердила Ираида.
    - А как Беседин объяснил вам свое появление у дома режиссера? У вас с ним была договоренность о встречи? – поинтересовался Кирилл.
    - Нет, что вы! Мы с ним столкнулись совершенно случайно. У него в соседнем доме живет друг, и он приехал к нему. Во всяком случае, Беседин мне сказал именно так.
    - Ну что ж, Ираида Арнольдовна, - подписывая ее пропуск, произнес Петров. – К сожалению, мне придется вас еще побеспокоить.
    - Я в полном вашем распоряжении. И готова во всем помогать следствию. Ведь по сути дела Дымова убила не только моего отца, она лишала Россию гениального режиссера, – с пафосом произнесла Ираида. – Поэтому Дымова должна понести соответствующее наказание!  
    Петров согласно кивнул и протянул ей пропуск. Ираида поднялась со стула, как он неожиданно спросил:
    - Когда вы выбегали на улицу за помощью, вы закрывали квартиру на замок?
    Ираида на мгновение задумалась.
    - Нет. Конечно же, нет. Я только прикрыла дверь… то есть закрыла, но не ключ.
    - Сколько времени вы отсутствовали?
    - Минут пять. Потому что  не успела я выйти из подъезда, как натолкнулась на Беседина.
    - Скажите, когда вы вернулись в квартиру, Беседин все время находился в гостиной, никуда не выходил?
    - Валера все время оставался со мной.  К тому же приехал фоторепортер, и они занялись съемкой.
    - Значит, никто не заходил в другие комнаты?
    - Думаю, что никто. А почему вы об этом спрашиваете?
    - Из сейфа Чинарова пропал бриллиантовый гарнитур: колье, серьги,  и перстень.
    - Я ничего не знаю об этом, – решительно заявила Ираида.
    - Ну как же! Ведь Чинаров специально приобрел этот гарнитур для съемок своего фильма. Героиня по ходу действия должна была появиться в нем на каком-то светском рауте. Странно, - заметил Леонид, - даже я знаю, а вы, дочь, нет!
    - А кто вам об этом сказал?
    - Его секретарь, Мария Николаевна.
    Ираида передернула плечами.
    - Но я, правда, ничего не знала об этом гарнитуре!
    - Хорошо, – с подозрительным спокойствием согласился майор Петров.
    Ираида занервничала.
    - Почему вы мне не верите?
    - Напротив, я вам верю, и поэтому вы можете идти.
    Свободина с сомнением повела глазами, взяла пропуск и проронив: - Всего доброго, - ушла.
    Кирилл подошел к окну.
    - Смотри, – позвал он Леонида. – Ираиду уже ждут.
    Около выхода стояло несколько репортеров с видеокамерами. Ираида остановилась перед ними и принялась отвечать на вопросы.
    - И Беседин там, – заметил детектив. – А вообще, действительно, весьма и весьма странное совпадение. Ираида выбегает на улицу и попадает прямо в объятия Беседина. Такое ощущение, что эта встреча была заранее подготовлена.
    - Да, Ираида еще та штучка, – почесывая щеку, был вынужден признаться майор. – Путается в очевидных вещах: то тело Чинарова уже лежало на полу, когда она вошла в гостиную, то Дымова выстрелила именно в момент ее появления… И этот ловкач Беседин… Мало того, что он натолкнулся на Свободину, кричавшую об убийстве, но еще умудрился вызвать фоторепортера, который с такой оперативностью появился в квартире Чинарова, будто ожидал вызова, стоя за углом.
    - Слушай, Леня, а что это за бриллиантовый гарнитур? – спросил Мелентьев.
    - Да секретарша утверждает, будто Чинаров купил какие-то украшения стоимостью в тридцать тысяч долларов и за день до убийства взял их из офиса, чтобы положить в сейф в своей спальне.
    - Зачем? Ему бы любая фирма предоставила бесплатно все что угодно, лишь быть указанной в титрах его фильма.
    - Ну, захотел человек. Может быть, потом он подарил бы эти побрякушки какой-нибудь любовнице…
    - Кстати, а как насчет любовницы?..
    - Это ты должен знать лучше меня, – с язвительной улыбкой заметил Леонид. – Ты же у нас вращаешься в кругах бомонда.
    - Слышал вроде бы о Самариной… - неопределенно протянул Кирилл.
    - Лучше надо было слушать, – подсказал ему Петров.
    - Хорошо, я узнаю, – не обратив внимания на издевку Леонида, согласился он. – Главное, ты теперь видишь, что Регина не убивала его! Чинарова убил тот, кто украл гарнитур.
    - И где же он находился, например, во время препираний между Дымовой и Свободиной?
    - Тебе лучше знать. Ты осматривал место происшествия.
    Леонид вынул из папки план квартиры режиссера и положил его перед Кириллом. Слева от входной двери по коридору располагались кухня, ванная комната, справа – кабинет. Чтобы попасть в спальню и библиотеку, нужно было пройти через гостиную, где и произошло убийство.
    - Ну… можно было спрятаться либо на кухне, либо в ванной или кабинете, если предположить, что убийца вошел вслед за Дымовой, - говорил Леонид, - дождаться подходящего момента, произвести выстрел, выскочить на черную лестницу… а когда квартира останется пустой, войти, открыть сейф…
    - Вывод напрашивается сам собой! Убийцей был близкий Чинарову человек, который знал код сейфа. Ведь он был открыт, а не взломан!
    Леонид с сомнением покачал головой.
    - За тридцать тысяч долларов убивать знаменитого режиссера?!.. Ну если бы это был просто бандит… я бы поверил, но, чтобы кто-то из окружения Чинарова?!..  Сумма маловата…
    - А если кто-то еще в тот момент находился в его квартире?.. Например, в той же спальне.
    - Вполне возможно.
    - Предположим, кто-то выстрелил, а кто-то хорошо использовал его выстрел. Пока Свободина бегала за помощью, некто схватил бриллианты и скрылся…
    - Ты случайно не знаешь, Чинаров не был ценителем голубого цвета? – спросил Леонид.
    - Насколько я слышал, нет. Но нельзя исключать бисексуальные наклонности. Так что в его спальне вполне мог находиться  мужчина.
    - Ох уж эти мне нетрадиционные ориентации, – вздохнул майор.
    - А если мы предположим, что в Чинарова выстрелила Ираида, то все концы сойдутся сами собой, – продолжал Кирилл.
    - Что ж, предполагай, - закурив, предложил другу Леонид.
    - Каким образом Ираида узнала, что Дымова собралась ехать к режиссеру, нам пока неизвестно. Поэтому оставим этот вопрос. Итак, Дымова наводит дуло пистолета на Чинарова, Ираида, прокравшись в гостиную, стреляет из-за ее спины и тут же набрасывается на Регину, обвиняя ее в убийстве.
    - Мотив?
    - Пожалуйста!.. Ненависть! Мучительная, не утихающая… Мало того, что Дымова заняла место ее матери при знаменитом режиссере, ей еще удалось сделать то, о чем тщетно мечтала Свободина старшая, -  стать его женой… Ведь Ираида могла вбить себе в голову, что не будь Дымовой, Чинаров рано или поздно женился бы на Виктории, а ее признал бы своей дочерью… – Кирилл в возбуждении прошелся по кабинету и продолжил: - Воспользовавшись бегством Дымовой, Свободина забирает из сейфа драгоценности и только потом выбегает на улицу… – Он посмотрел на Леонида. Тот согласно кивнул.
    - Почему бы нет?
    - Хотя… - разочарованно заметил Кирилл, - зачем ей понадобилось убивать Чинарова, если он действительно был ее отцом?.. – Детектив замер в  раздумье и тут же нашел ответ. - Да потому, что таким образом она свершает месть и наказывает сразу двоих: своего отца, не признававшего ее, она убивает, а виновницу всех ее несчастий Дымову, - отправляет в тюрьму. Теперь никто не сможет опровергнуть, что Чинаров был ее отцом. Итак, версия первая: Чинарова убивает Ираида, выстрелив из-за спины Дымовой. Версия вторая: Чинарова убивает сама Дымова, а выстрел в стену был, несомненно, произведен для того, чтобы  попытаться отвести от себя подозрения. И третья, пока последняя версия: Чинарова  убивает некто неизвестный, пробравшийся в комнату и выстреливший опять-таки из-за спины Дымовой.
    Леонид продолжал благодушно кивать. Заметив его скептический взгляд, Мелентьев пояснил, что более всего склонен к первой версии.
    - Всю свою осознанную жизнь Ираида слышала, что виновниками всех несчастий матери, а значит и ее, являются отец и Регина Дымова. С годами «несчастия» увеличивались, что не могло не сказаться на ее отношении к Чинарову. Она стала преследовать его, требуя, чтобы тот официально признал ее дочерью. Но Чинаров категорически отказывался от такого «счастья». Это вполне могло вызвать у Ираиды яростное желание уничтожить его как то зло, по вине которого она несчастна. Но оставить при этом без наказания Дымову она тоже не могла. Таким образом, Ираиде пришлось разработать план мести, в результате исполнения которого оба врага будут наказаны. После чего, как была она уверена,  ее жизнь непременно изменится к лучшему.
   - Почти убедил, – с улыбкой отозвался Леонид.
    - Теперь, кто мог похитить драгоценности?! – Кирилл вновь прошелся по кабинету. – Номером первым идет Ираида! Номером вторым можно рассматривать неизвестного, который, сделав свой смертельный выстрел, скрылся на черной лестнице, а затем пробрался в спальню. Номером третьим  - еще один неизвестный, который все время находился в спальне!..
    - Сколько версий!.. Одно удовольствие вести такое дело, – потянувшись, заметил Леонид. – Что ж, работай! Заказчик ждет результатов. Но за Дымову ты мне отвечаешь головой, – на прощание напомнил он другу.
    
    Не успел Кирилл выйти от Петрова, как новые версии закружились у него в голове, доказывая свое право на существование.
    «Ираида убила Чинарова, чтобы отомстить ему и Дымовой!.. А если он не был ее отцом, как усиленно оповещала она всех?.. И ей было известно об этом?!.. Однако нельзя отказываться от предположения, что Чинарова на самом деле убила Регина! Тогда прав Леонид! Она решила оставить меня в дураках!.. Да… - должен был признаться себе детектив, - мой заказчик не вызывает у меня особого доверия…»
                 
ГЛАВА  ДЕВЯТАЯ

    Похороны лауреата всевозможных премий, орденоносца, народного артиста России, режиссера Арнольда Чинарова проходили по высшему разряду. Было все: и длинные речи, и прочувствованные короткие слова, и даже сдавленные рыдания…
    Ираида самозабвенно исполняла роль дочери убитой горем. На ней было черное шелковое платье и маленькая элегантная шляпка с вуалью. Виктория, вторя ей, пыталась сыграть роль супруги усопшего, но у нее это явно не получалось. Она больше поглядывала в сторону Навруцкого, чем на застывшие черты «возлюбленного супруга».
    После похорон под мощный аккомпанемент оркестра почти все приехали в небольшой старинный особняк, принадлежавший одному из друзей Чинарова, на поминальный фуршет.
    Так как Чинаров оказался одиноким человеком, а кому-то надо было принимать соболезнования, то все молчаливо согласились высказывать их Ираиде, которая еле сдерживала свою радость, что наконец-то ее признали дочерью знаменитого режиссера.
    Кирилл тоже подошел к ней и пожал ее руку в шелковой перчатке.
    - Вы уже напали на след Дымовой? – не удержавшись, шепотом спросила она.
    - Пока еще нет.
    - Так я и знала! Хитрая тварь!.. Не иначе как за границу успела укатить!
    Кирилл взял бокал с белым вином и внимательно оглядел присутствующих.
    Разделившись на группы, гости, казалось, уже позабыли, по какому поводу они собрались под сводами старинного особняка. И только, когда кто-то подходил к микрофону и делился своими воспоминаниями об ушедшем на веки, их лица на несколько минут принимали скорбные выражения. Но чем больше было выпито вина и водки за упокой души, тем реже звучали воспоминания, и тем громче и оживленнее становились голоса и лица собравшихся.
    Кирилл подошел к Исленьеву.
    - Приношу вам свои соболезнования.
    - Спасибо, – пожал тот ему руку. – Я действительно пострадал больше всех от смерти Арнольда.
    - Да, – согласился Кирилл. – Трудно будет найти ему замену.   Искренне удивлюсь, если кто-то другой сможет достойно экранизировать ваш роман.
    - Увы!.. Увы!.. – вздохнул Исленьев.
    В узком черном платье, с перекинутым через руки прозрачным шарфом, к ним повернулась Драгулова, разговаривавшая с кем-то из гостей.
    - Что случилось? По какому поводу такие скорбные вздохи?
    - Арнольд умер, – напомнил ей Вадим.
    - Я не забыла, – игриво глядя на него, ответила Мирра. – Но неужели и твои воздыхания вызваны его безвременной кончиной?
    - Представь себе, да.
    - И какова их причина?
    - Мой роман.
    - Это дело поправимое. Храмов с радостью подпишет с тобой контракт.
    - Но сможет ли он его выполнить так, как это сделал бы Арнольд!
    - Незаменимых нет!
    - Это излюбленная фраза посредственности, ликующей над поверженным талантом, – небрежно заметил Исленьев.
    Мирру всю передернуло от его слов. Кирилл с интересом ожидал ее реплики, но она ограничилась насмешливым взглядом.
    - Прости, я действительно не в духе, – произнес Исленьев и отошел в сторону.
    Мирра посмотрела ему в след, а потом обратилась к Мелентьеву.
    - Скажите, это уже точно установлено, что Арнольда убила Дымова?
    - Пока, к сожалению, следствие не может ни опровергнуть, ни подтвердить заявление Ираиды Свободиной.
    - По-моему, своим бегством Регина сама призналась в содеянном. Вы не находите?
    - Отчасти.
    - Почему же отчасти? – удивилась Драгулова.
    - Да потому, что нельзя обвинять одного человека, основываясь лишь на показаниях другого.
    - Вы полагаете, что Ираида солгала?..
    - Нет! Я полагаю, что она увидела только то, что захотела увидеть.
    По лицу Мирры скользнула усмешка.
    - Не удивлюсь, если вы окажитесь одним из поклонников Регины. Берегитесь, она из породы хищников.
    - Пока мне опасаться нечего, я вполне здоров.
    - То есть? – не поняла Мирра.
    - Как известно, хищник может настигнуть только больного зверя,  - пояснил Мелентьев.
    - Вы хотите сказать, что женщине-хищнице достаются лишь нездоровые мужчины.
    - Совершенно верно. Поймать абсолютно здоровую особь мужского пола просто невозможно.
    - Как интересно, – с большой долей скепсиса заметила Драгулова.
    - Простите, если вам это было неприятно слышать.
    - С чего вы взяли?
    - С того, что вы сами считаете себя опасной хищницей.
    На лице Мирры проступили красные пятна, губы дрогнули, чтобы выпустить жалящее слово, как неожиданно чей-то громкий до неприличия смех заставил ее обернуться.
    Николай Князев весь зашелся от хохота. Драгулова презрительно посмотрела на него и резко отошла в сторону, бросив Кириллу:
    - Вы слишком самоуверенны молодой человек, и это вас погубит!
    Князев, все еще содрогаясь от смеха, ухватил Кирилла за руку.
    - Ну ты хорошо сказал!.. Эта сушеная акула едва не рассыпалась от ярости. Она теперь охотится на Исленьева, пытаясь заманить его в свой дракулий замок.
    - Вряд ли ей это удастся, – рассмеялся Кирилл. – Исленьев производит впечатление вполне здорового мужчины.
    - По какому поводу столь бурное веселье? – подошел к ним Навруцкий.
    - Да вот… Кирилл Дракулшу отделал! – ответил Князев.
    - А ты, Коленька, набрался с горя, – заметил Навруцкий. – Хватит уже! И потом, чем это от тебя так несет?
    - Ха!.. Это французский каскадный одеколон, - сгибаясь под новым приступом смеха, сообщил Князев. – Я так торопился на похороны незабвенного, что сломал пульверизатор, и на меня выплеснулось чуть ли не полфлакона, но переодеваться было некогда…  О! Смотрите, Самарина со своим благодетелем прибыла почтить память. А она?.. Она, как, по-твоему, то же хищница? – обратился Князев к Кириллу.
    Он внимательно посмотрел на белокурую красавицу, которую сопровождал Викентий Антонович.
    - Я думаю, что она достаточно умна, чтобы не опуститься до положения обыкновенной хищницы, хотя вполне способна на импульсивные, необдуманные поступки.
    Князев взял со стола бутылку водки и налил рюмку.
    - Коля, хватит! – с досадой произнес Навруцкий. – Но тот, не обращая на него внимания, опрокинул одну и наполнил следующую.
    - Сергей, – обратился к Навруцкому Кирилл. – Мы могли бы встретиться на этой неделе?..
    - Так это правда, что повсюду растрезвонила Ираида?.. Вы действительно будете заниматься расследованием убийства Арнольда?
    - Да!.. Хочу попробовать!.. Уж очень заманчивый случай. Убийца подан прямо на тарелке, что сразу вызывает сомнения.
    - Вы плохо знаете Регину, – с ироничной улыбкой заметил ему Навруцкий. – Если бы ей для достижения цели нужно было убить трех Арнольдов, она бы сделала это, не задумываясь.
    - А мне кажется, вы переоцениваете ее возможности.
    Навруцкий рассмеялся.
    - Вы знаете экранную Регину - очаровательную сумасбродку, а на самом деле – это прагматичная женщина.
    - Ну, ты это зря, – пробормотал заплетающимся языком Князев. – Регинка – славная…
    - А я разве говорю что-то против Регины? Напротив, я ее очень уважаю именно за то, что она умеет постоять за себя. Конечно, можно быть просто слабой женщиной, но это абсолютно бесперспективно! Регина не принадлежит к тем, кто, смиряясь, плывет по течению, а потом тонет в бескрайнем океане неудачников.
    - Значит, вы допускаете, что Чинарова могла убить Дымова?
    - Я допускаю, что любая женщина для достижения желаемого может убить кого угодно. Я имею в виду, конечно же, не столько в физическом, сколько в моральном смысле.
    - Н-да… Сильное заявление.
    - Ну вот, сюда как раз идут мои убийцы… – мотнул головой Сергей в сторону двух Свободиных.
    Кирилл попрощался с Навруцким и направился к выходу. Проходя мимо Ольды Самариной, он на мгновение остановился, она неожиданно повернулась, и их взгляды встретились.
    - Это детектив, который будет вести расследование? – услышал он ее вопрос, адресованный Викентию Антоновичу, и почувствовал, что тот не поленился посмотреть ему вслед.
    
* * *
    Получив согласие майора Петрова, Кирилл приехал осмотреть квартиру Арнольда Чинарова. Он вошел в просторный вестибюль, стилизованный под модерн начала ХХ века: большие зеркала в прямоугольных металлических рамах, мраморные вазы на высоких постаментах, дверь лифта со светло-коричневым стеклом, разрисованным увядающими цветами.
    Кирилл вызвал лифт и поднялся на третий этаж. Внимательно осмотрел площадку, заглянул на черную лестницу; открыл дверь в квартиру и, пройдя прямо по коридору, по левую сторону которого находились две двери в кухню и ванную, а по правую – в кабинет, попал в гостиную с контуром тела режиссера на ковровом покрытии. Миновав гостиную, Кирилл очутился в небольшом квадратном коридоре, с левой стороны которого располагалась библиотека, а с правой - спальня.
    Детектив уделил особое внимание спальне, где мог прятаться неизвестный похититель бриллиантового гарнитура. Порядок, царивший в ней, опровергал предположение о постороннем присутствии. Только сейф с широко открытой дверцей словно пытался рассказать о случившемся несчастии.
    Кирилл прошел в кабинет режиссера. Сел в его кресло и принялся просматривать бумаги. Он внимательно прочел все записи на полях сценария фильма, к постановке которого собирался приступить Чинаров, перебрал письма, пролистал настольный календарь. Последняя заметка была сделана на листке 1 апреля: 19.00 «Российский».
    «Наверное, какой-нибудь вечер по случаю веселого дня, - решил детектив. – Увы, Арнольд, но он пройдет уже без вас».
    Закончив с бумагами, Мелентьев осмотрел другие комнаты, и,  спустившись по черной лестнице, вышел во двор. Оглядев небольшой квадратный палисадник, детектив свернул за угол и очутился на одной из оживленных улиц.
    «Очень удобно для преступника – сразу затеряться в толпе, – подумал Кирилл. – Если все-таки Чинарова убила не прагматичная Регина, как ее описал Навруцкий, то, несомненно, убийца воспользовался именно этим путем».
              
 * * *
      Первого апреля киноконцертный зал «Российский» горел огнями и светился «звездами», входившими в его распахнутые двери. Кирилл тоже получил приглашение, но предпочел провести вечер дома, вольготно устроившись на диване с намерением посмотреть какой-то сногсшибательный триллер. Но… отдых не удался. «Триллер» в образе Леонида возник на пороге и объявил, что он, впрочем, как всегда, ужасно голоден.
    Кириллу пришлось послать грустный взгляд в сторону дивана и поспешно открыть холодильник.
    - У меня отличная новость, – сообщил Леонид. – Но так как ты не любишь заниматься делами перед обедом, то я тебе расскажу после, - не без издевки подчеркнул он.
    - Какая новость? – не удержался Кирилл.
    - Э, нет! Сначала обедать, – и Леонид пошел мыть руки.
    Кириллу пришлось поторопиться с сервировкой стола, чтобы поскорее узнать, в чем дело.
    - Отличное вино! – оценил по достоинству «Шабли» Петров. – И цыпленок тебе явно удался! Но ты что-то нервничаешь?.. Не терпится узнать?!.. Хорошо, намекну. Со свойственной мне способностью признавать свои ошибки, сознаюсь, что был не прав, подозревая в убийстве Чинарова Дымову.
    - Ты хочешь сказать, что вычислил подлинного убийцу?
    - Не только вычислил, но уже послал «приглашение» на аудиенцию в гостеприимные стены Петровки.
    - Значит, точно!.. – взгляд Кирилла остановился. – Это Ираида!.. Но какие у тебя доказательства?
    - А разве у нас не будет дижестива?.. – играя искреннее удивление, воскликнул Леонид.
    - Ох, на свою голову я приобщил тебя к французским изыскам, – был вынужден признать Кирилл. – Кстати, скажу тебе как психолог, чрезмерное увлечение чуждым нам образом жизни, вредно  русскому желудку.
    - Ничего, мой выдержит!
    Кирилл принес коньяк.
    - Хороший, нервный букет, – продолжал поддразнивать друга Леонид, смакуя глотки, но не выдержал сам. – Просто я предположил, будто Ираиде отлично известно, что Чинаров вовсе не ее отец, и решил проследить эту линию. Ираида в течение ряда лет преследует знаменитого режиссера, требуя, чтобы тот признал ее своей дочерью. Режиссер отказывается. Тогда она предлагает ему сдать кровь на анализ, об этом даже писали в журналах. Чинаров, вероятно, допускавший возможность того, что Ираида действительно его дочь, но не желавший иметь с ней ничего общего, не пошел на эту провокацию. Но вот, что я узнал, оказывается, незадолго до своей смерти, он все-таки сдал кровь и сказал об этом Ираиде, но та не поспешила в лабораторию… И знаешь, почему?.. – Леонид выдержал паузу. – Да потому, что ее отцом был поэт Востряков!
    - Что?!.. Вот это да!.. – не сдержался Кирилл. – Следовательно, она, несомненно, причастна к «самоубийству» поэта. Теперь все ясно!.. Ираида преследовала Чинарова до тех пор, пока тот не потерял терпения и не сдал кровь. Она, вероятно, рассчитывала, что режиссер никогда не пойдет на рискованный для него шаг. Потому что, если бы анализ подтвердил их родство, она для всех стала бы его дочерью, даже, несмотря на его нежелание признавать этот факт. Но Ираида вопреки ожиданиям не пошла сдавать кровь. Ей по сути дела оставался один выход: прекратить свои домогательства и уйти в тень. Но что значит для Ираиды удалиться от репортеров, банкетов… - это равносильно смерти. А тут еще Востряков, требующий за свое молчание денег, которых у нее не было! Теперь понятно, что дочь Вострякова застала Ираиду как раз в тот момент, когда та отсчитывала ему доллары. Итак, Свободиной грозит всеобщее презрение: ее отцом оказывается не знаменитый режиссер Чинаров, в чем она пыталась уверить всех, а безвестный поэтишка Востряков.
    - И тогда, - не выдержав, подхватил Леонид, - она решает убить обоих! Вострякова, чтобы отец унес страшную правду о ее рождении в могилу, Чинарова, чтобы тот не смог припереть ее к стенке и объявить шантажисткой. Мы устроим ей очную ставку с Дымовой, тогда, несомненно, выясниться, как случилось, что Ираида узнала о намерении Регины навести на Чинарова пистолет.
    - Но как ты вычислил, что отцом Свободиной был Востряков?
    - На удивление просто! Оказывается, Востряков признал себя ее отцом почти сразу же после ее рождения. Об этом даже имеется запись в одном из журналов загса города Кубанска. Но потом, видимо, Виктория, стала жалеть об опрометчивом шаге. Ведь какая польза от отцовства Вострякова? А вот, если убедить Чинарова в том, что он отец Ираиды… это сулило бы большие выгоды. И Виктория выписала повторное свидетельство о рождении с прочерком напротив графы «отец». Ее попытки склонить Арнольда на признание Ираиды своей дочерью не увенчались успехом. Но тут уже подросла сама Ираида и принялась домогаться статуса дочери Чинарова.
    - Что ж, теперь она, не опасаясь, может называть себя дочерью знаменитого режиссера. Виктория будет хранить тайну, правда, отнюдь не ради нее, а ради себя, что еще более надежно. Ведь ей тоже хочется играть роль вдовы Чинарова. Что такое Дымова? – Дым в жизни знаменитого режиссера, а она мать его ребенка! Кроме Виктории, вероятно, не осталось никого, кто знал бы тайну. Во всяком случае, и Виктория, и Ираида рассчитывают именно на это.
    - Слушай, но почему Свободина родила от Вострякова, а не от Чинарова?
    - Интересный вопрос, – рассмеялся Кирилл. – Но ответ на него знает только сама Свободина старшая. Однако можно с немалой уверенностью предположить, что Виктория, забеременев от Вострякова, сразу же попыталась убедить Чинарова в его отцовстве, но тот не поддался. Я, кстати, наводил справки: у них во время съемок фильма, как раз когда Виктория была уже беременна, произошел разлад. Несомненно, Виктория испугалась перспективы стать матерью-одиночкой, все-таки она родом из глухого провинциального городка, и предъявила требования Вострякову. А тот взял и согласился признать Ираиду. Вероятно, он любил Викторию. Но потом, после воссоединения с Чинаровым, она решает добиться-таки своего и поэтому выписывает новое свидетельство о рождении. – Кирилл  наполнил рюмки. – За успех! Кстати, в котором часу у тебя завтра свидание с Ираидой?
   - Ровно в полдень гражданке Свободиной будет предъявлено обвинение в убийстве.

* * *
    Ираида послала пленительно-коварную улыбку своему отражению в огромном зеркале фойе киноконцертного зала «Российский» и легкой поступью поспешила наверх.
    Обнаженные плечи, черные смокинги, смех, радостные возгласы… это была ее атмосфера… ее пространство, в котором теперь она занимала не самое последнее место. В ее сумочке уже лежали новые визитки: «Ираида Арнольдовна Чинарова-Свободина». Ираида кивала знакомым с грустной всепрощающей улыбкой католической мадонны. На ней было красное платье и длинные перчатки, волосы в знак траура обвивала черная лента. Первым делом она попыталась отыскать Навруцкого, но тот еще, по-видимому, не приехал. Тогда она поспешила присоединиться к кружку, в котором заметила известного режиссера Храмова. Направляясь к нему, Ираида нечаянно задела Мирру, рука которой дрогнула, и содержимое бокала выплеснулось на смокинг Исленьева.
    - Вы не на базаре, – обернувшись к ней, с презрением выдохнула Драгулова.
    - А что это такое? - ядовито прошипела Ираида. - Я там никогда не была.
    - Это то место, где собираются вам подобные…
    - Не уверена, но спорить с вами не буду. Если утверждаете, значит, это действительно так. Вам ли не знать!.. Завсегдатаю базаров!.. – с усмешкой бросила она и поспешила дальше.
    - Наглая девка! – успели догнать ее слова Драгуловой.
    Но Ираиде уже было все равно, она приближалась к режиссеру и со свойственным ей напором тут же вступила в разговор, повернув его так, что режиссер был вынужден принести ей свои соболезнования по поводу кончины Чинарова.
    - Не обращай внимания, Мирра, – обратился к ней Исленьев, вытирая платком смокинг.
    - Неужели все так безнадежно?.. Неужели уже ничего не осталось от политеса?
    Исленьев рассмеялся.
    - Не осталось даже самого слова…
    - Ты прав! Круг избранных становится все уже. Чтобы там не говорили, а происхождение ни за какие деньги не купишь.
    - Ты должна ее понять.  Наконец-то нет того человека, который во всеуслышание заявлял, что она – не дочь Чинарова.
    - Бедный Арнольд, – вздохнула Мирра. – Если бы он знал, как воспользуется его смертью эта шарлатанка.
    - Смотри, она так и вьется вокруг Храмова, пытаясь продемонстрировать свои достоинства.
    - Зря старается. Храмов прекрасный режиссер и умный мужчина.
    - Но Ираида, вероятно, надеется перехитрить всех!.. Теперь поспешила к Навруцкому. Надо спасать Сергея, – и Вадим направился к нему.
    Глядя усталыми глазами поверх головы Ираиды, Навруцкий был рад приветствовать друга, но Свободина опередила его.
    - Ах, Вадим, прости меня, – пытаясь очаровательно сморщить довольно-таки длинный нос, воскликнула Ираида. – Я была так неловка…
    - Пустяки.
    - Но дело в том, что я терпеть не могу Мирру… поэтому и надерзила…
    Навруцкого отвлекли, и Исленьев пожалел, что подошел к ним. Оставаться один на один с Ираидой ему не хотелось. Она тут же подхватила его под руку и принялась ласково нашептывать воспоминания  об их случайной, но такой незабываемой ночи.
    Исленьев покорно слушал, изредка вставляя неопределенные междометия. Но тут всех пригласили пройти в зал, и он с радостью передал Ираиду Навруцкому, к которому уже успела прилепиться Свободина старшая.
    После концерта был обильный фуршет. Ираида достаточно много выпила и позабыла о трауре. Она хохотала, вешалась на шею всем, кто не успевал вовремя отстраниться. Виктория была вынуждена подойти к ней и прошептать:
    - Ираида, опомнись! Ты же в трауре!..
    - А это я так, чтобы забыться, – пояснила ей дочь и непременула выпустить пару слезинок.
    Виктория тяжело вздохнула и отошла.
    «Черт! А мать-то права, – тем не менее, пронеслось в голове Ираиды. – Надо пойти в туалет».
    Она гордо вскинула голову и, старясь идти как можно ровнее, направилась к лестнице.
    Проходя мимо малого пресс-зала, она увидела, как одна из массивных створок двери приоткрылась, и знакомый силуэт, возникший в темном проеме, поманил ее рукой.
    Она вошла, но там никого не оказалось. Ираида, недоумевая, приблизилась к балкону. Неожиданно штора вздрогнула, и вокруг ее шеи обвился тонкий шнур. Девушка инстинктивно схватилась руками за шею, стараясь избавиться от шелковой удавки. Она дергалась всем телом, издавая широко открытым ртом сдавленные хриплые звуки и тщетно пытаясь ухватить глоток воздуха. Мрачная пелена заволокла ее глаза, грудь разрывалась от боли. Последние проблески сознания судорожно искали вариант спасения… но так его не было, покорно угасли. Дрожь пробежала по телу Ираиды, и она, вся обмякнув, упала на диван.

* * *
     Остановив джип на красный свет, Кирилл мысленно забавлялся, представляя встречу с Региной. Он появится как герой телесериала и объявит королеве, что она свободна. Телефонный звонок грубо прервал его мечтания.
    Голос Леонида был хриплым от досады.
    - Прими поздравления, наша версия провались к чертям в ад.
    - Что? – не понял Кирилл.
    - Труп Ираиды в «Российском»… я, кстати, тоже.
    - Не может быть… - но Леонид, уже отключился.
    В голову детектива ударила горячая волна крови.
    «Неужели мы ошиблись?.. Но ведь все было так ясно, а главное обосновано!..» – Он повернул руль и поехал по направлению к «Российскому».
    Получив доступ к Леониду, Кирилл поднялся на второй этаж. Леонид встретил его у лестницы.
    - Не понимаю… как мы с тобой так… - замотал он головой.
    Кирилл вошел в зал. Тело Ираиды было прикрыто белой скатертью. Приподняв край, он взглянул в ее вылезшие из орбит глаза.
    Этот напряженный, идущий с того света взгляд пронзил его сознание. С шеи уже был снят шнур, оставивший черно-красный след. Лицо девушки отливало синевой, нос заострился, отчего стал еще длиннее. Перед мысленным взором детектива возникла оживленная фигура Ираиды, которую он видел совсем недавно…
    «И она могла бы оставаться такой же оживленной, если бы я соизволил хоть немного подумать, а не хватался бы за первую попавшуюся версию…»
    - Ну, что скажешь? – протягивая пачку сигарет, спросил Леонид.
    - Ничего.
    - А зря… Я тебя предупреждал. Теперь на твою Дымову падает подозрение и в этом убийстве. Так что, будь любезен, доставь-ка ее ко мне.
    - Это невозможно! Позавчера она улетела в Прагу, – солгал Мелентьев.
    - Ну спасибо, Кирилл Константинович, – не удержался Леонид. – Вы очень помогли следствию.
    Кирилл, не обращая внимания на мрачное настроение майора, поинтересовался в котором часу и кем был обнаружен труп.
    - В восемь утра уборщицей, – сквозь зубы бросил Леонид.
    - Ты уже разговаривал с персоналом?
    - Никто ничего не видел и не слышал.
    - Какие-нибудь следы?
    - Пока эксперты не обрадовали.
    Кирилл внимательно осмотрел зал, вышел на балкон.
    «Скорей всего убийца проник сюда через балкон, - отметил он для себя. – Но зачем Ираиде понадобилось заходить в пустое, неосвещенное помещение?.. – Мелентьев невольно повернулся в сторону трупа, накрытого скатертью. – Может, ей назначили здесь встречу или каким-то образом спровоцировали, чтобы она вошла?»
    - А дверь, она была закрыта на замок? – подойдя к Леониду, спросил Мелентьев.
   - Охранник говорит, что была закрыта, но убийца вполне мог открыть, сделав слепок с ключа, если, конечно, убийство было не спонтанным, а заранее спланированным.
    - Как думаешь, Ираида вошла сюда со стороны коридора?..
    Петров молча кивнул
    - А убийца, несомненно, через балконную дверь.
    - Не успела порадоваться, – указал Леонид рукой на новые визитные карточки Чинаровой-Свободиной, лежавшие в прозрачном пакете.
    Кирилл был вынужден посторониться, чтобы пропустить носилки с телом Ираиды.
    - Мать известили?
    - Ребята поехали к ней. Странно, что в течение вечера она не спохватилась о дочери.
    - Если принимать во внимание их отношения, то это как раз не странно.
    - Ну, ты увидел, что хотел? А то мне пора.
    - Хорошо. На днях позвоню.
    - Да уж сделай такую любезность, – нехотя улыбнулся Леонид.
              
ГЛАВА  ДЕСЯТАЯ

    Мелентьев выбежал на улицу и подставил лицо свежему весеннему ветру.
    «Неужели Леонид оказался прав?.. Регине я был нужен только для того, чтобы подтвердить свое алиби, - что она находилась за пределами Москвы!.. Но Посохово не так уж далеко. Воспользовавшись чужими документами, она безо всяких проблем могла приехать в столицу, пробраться в «Российский», задушить пьяную Ираиду и вернуться обратно».
    Кириллу не терпелось тут же отправиться к Регине, но он сдержался. Он не рискнул сразу срываться за город, опасаясь, что майор Петров вполне может установить за ним наблюдение. А с Региной ему хотелось разобраться самому.
     В одиннадцать вечера в черной куртке и черных джинсах с сумкой через плечо  он вышел из своего дома и пошел прямо по улице, стараясь выявить слежку. Потом спустился в метро, проехал минут двадцать и вышел. Слежки, как он смог убедиться, не было. Кирилл направился на автостоянку. Там он взял «Жигули» своего приятеля и помчался в Посохово.
     Через полтора часа сквозь ночной весенний туман замерцали огоньки дачного городка.  Как и в прошлый раз Кирилл проехал чуть дальше нужного дома, остановился и позвонил.
    - Боже! Ты!.. – раздался встревоженно-радостный голос Регины. – Когда ты приедешь?
    - Я уже приехал.
    - Правда?!  
    - Можешь проверить.
    - А ты один? – ее голос дрогнул.
    - У тебя есть способ убедиться в этом, – открыть дверь.
    Регина вздохнула и положила трубку.
    Кирилл обошел забор и остановился у двери. Замок щелкнул, - Регина отпрянула назад.
    - Как я рада… ты даже не представляешь, как я рада! – убедившись, что Мелентьев один, воскликнула она и повисла на его шее.
    Они спустились в бильярдную. Кирилл вынул из сумки пакет.
    - Продукты.
    - Спасибо! А телевизор?..
    - Телевизора не будет.
    - Жаль…
    - Ты пока сервируй стол, - обратился к ней Кирилл. – А я пойду осмотрю дом.
    Мелентьев вышел из бильярдной, а затем потихоньку спустился в гараж. Волнение заставляло усиленно пульсировать кровь в висках.
    «Неужели предположение Леонида оправдается?..» - включая свет в гараже, думал Кирилл.
     Он подошел к темно-красной «Тойоте», осмотрел колеса и провел по одному из них рукой… грязь оказалась свежей!..
     Мелентьев был вынужден признать, что его провели.
    «Вполне вероятно, что Регина избавилась от Ираиды, как от единственного свидетеля, показания которого можно будет опровергнуть, учитывая взбалмошный характер Свободиной. Смогла же Регина убедить меня в своей невиновности. Почему не попытаться убедить суд?»
    Он вернулся в бильярдную, где на зеленом сукне уже стояли бокалы, тарелки… и сидела сама Регина.
    - Забирайся сюд, – поманила она рукой Мелентьева. – Так вкуснее.
    Но Кирилл предпочел сесть на стул.
    - Классное вино! – причмокивая губами, произнесла Регина.
    - Старался.
    - Ты что-то мрачный сегодня, – игриво заметила она. – Ох! А я так устала от одиночества, что веду себя как ребенок, которого после долгой болезни выпустили погулять.
    - Кстати, - пригубив немного розового вина, произнес Кирилл, - куда ты вчера выезжала?
    - Я?! – великолепно играя искреннее удивление, воскликнула Регина.
    - А кто же еще?
    - Никуда!
    - Странно, почему же тогда на колесах красной «Тойоты» свежая грязь?..
    Регина легла на живот и, взяв кисть винограда, стала ловить языком ягоды.
    - Ну и выезжала… – небрежно бросила она.
    - А! Значит, ты уже не боишься попасть в КПЗ? Это хорошо.
    - Нет боюсь! И почему это хорошо?
    - А потому, что справедливость должна восторжествовать.
    - Как это понимать?
    - А так, что за двойное убийство, тебе придется нести двойное наказание.
    Губы Регины дрогнули от недоумения.
    - Какое двойное убийство?
    - Вчера вечером, проникнув в «Российский», ты задушила Ираиду Свободину.
    Регина закатилась от смеха.
    - Я убила Ираиду?!.. Хотя почему бы и нет! Ведь если разобраться, то именно по ее милости я сижу здесь! Мало того, что  она не вовремя появилась в квартире Арнольда, так  еще во всеуслышание объявила меня убийцей!.. Мерзкая личность!..
    Регина разнервничалась, спрыгнула со стола и забегала по бильярдной.
    - Когда это кончится?!
    - Это может кончиться сию же минуту.
    Взгляд Регины с удивлением остановился на Кирилле.
    - … Как только ты признаешься, что вчера вечером убила Ираиду! Правда, потом начнется другое… – вскользь заметил он. – Но ты должна себя утешать тем, что это неизбежно.
    - Подожди, – Регина близко подошла к Мелентьеву. Он поднялся со стула. – Я ничего не понимаю!.. Ираиду, что, правда, убили?..
    - Регина, хватит разыгрывать спектакль! Я – неблагодарный зритель.
    - Какой спектакль?! – разъяренно крикнула она. – Объясни все толком!
    - Полагаю, что у тебя это лучше получится, – с издевкой ответил Кирилл.
    - Прекрати! Слышишь, прекрати надо мной издеваться! С чего ты решил, что я убила Ираиду, если, конечно, это не розыгрыш?!
    - Ты сама в этом виновата. Зачем ты мне солгала, что никуда не выезжала?
    - Я думала, что ты рассердишься… Ведь если бы кто-то заметил меня и позвонил в милицию… тогда ты стал бы моим сообщником!..
    - Поэтому ты солгала.
    Регина кивнула и улыбнулась.
    - Ты не сердишься? Я только проехалась к лесу и обратно… ну еще немного по шоссе… Знаешь, весна… воздух… фиалки… вот смотри, она сняла с камина вазочку с букетиком. – Как пахнет!..
    Мелентьев, задумавшись, смотрел на Регину. Каким словом можно определить этот изящный поворот головы, эти зеленые то таинственные, то наивно раскрытые глаза, эти губы, подрагивающие от смеха и сам смех, переливающийся звонкими нотами.
    - А что?.. – Регина устремила на Мелентьева вопрошающий взгляд. – Это правда?.. Кто-то убил Ираиду?..
    - Да, – нехотя ответил он.
    Его раздражало  идущее против здравого смысла желание поверить Регине. Он пытался убедить себя, что она – ловкая актриса и прагматичная женщина… но перед ним стояла милая девочка с задорным хвостиком на макушке и зелеными, сверкающими то гневом, то радостью глазами.
    - Кирилл, – потянула она его за рукав. – Если убили Ираиду, то, значит, могут убить и меня?
    Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в его грудь. Он ощутил всю ее хрупкость… Такое чувство он испытывал только к Марине… Пусть внутренне она сильная женщина, но внешне… она невольно вызывала желание защитить ее, а истинному мужчине всегда было присуще это стремление...
    «Я прочел сотни книг, пытающихся объяснить тайны человеческой психологии, разбить людей по типам характеров, определить модели поведения исходя из преобладания женских или мужских инстинктов… Регина, не сомневаюсь, не прочла ни одной… но мудрость всех женщин ее рода, переданная генетически, безошибочно помогает ей выбрать верную тактику поведения. Она определила, что только истинная женственность может покорить меня. Хотя с другим мужчиной, который любит, чтобы его добивались, брали приступом, она, несомненно, проявит нужную агрессию…»
    Регина прерывисто вздохнула.
    - Как я хочу вернуться обратно… в свой дом, к своим друзьям.  Кирилл, - она слегка отклонилась и подняла голову, - а может быть, теперь я смогла бы убедить наши следственные органы, что не виновна в смерти Арнольда?
    - Едва ты попытаешься, как тебя возьмут под стражу.
    Регина вздрогнула.
    - Ну что… что же мне делать? Я не выдержу… сойду с ума!.. Ты только представь, дни сливаются с ночами в какой-то абсурд бесконечности… Ни звука, ни лица…
    Кирилл не отвечал. В настоящий момент его занимал только один вопрос: или он верит Регине или нет? Решение надо было принять немедленно.
    Он склонился к ней и поцеловал в щеку с дорожками слез.
    - Не волнуйся. Я сделаю так, что твой вынужденный уход из привычной обстановки будет тебе не в тягость.
    Она не стала допытываться, как он это сделает. Она была согласна на все, лишь бы покинуть эту мрачную бильярдную.
    Они с обоюдного согласия легли на зеленое сукно стола…
    - Какое счастье, что я успела познакомиться с тобой, - прошептала Регина. – Если бы не ты… мне никогда бы не согреться в этом холоде, - уже сверкая зубами, рассмеялась она, снимая с себя толстый свитер.
    Кирилл поспешил сделать то же самое.

   Мелентьев недовольно поморщился и открыл глаза. Яркий луч света ножом резанул по ним. Кирилл инстинктивно зажмурился. Он лежал на надувном матрасе рядом с обогревателем.
    - Регина! – крикнул он.
    - Замолчи! – с яростью прошипела она.
    Кирилл вновь открыл глаза и увидел стоящую над ним Регину, в одной руке у нее был фонарь, в другой - пистолет, наведенный на него. Острая досада исказила лицо детектива.
    «Леонид оказался прав… она решила оставить меня в дураках!..»
    Кирилл сделал легкое движение, но тут же раздался грозный шепот:
    - Не двигайся!..
    - Что ты хочешь?
    - Да замолчишь ты или нет? – продолжала шипеть она.
    Мелентьев замолчал, прикидывая, как бы вскочить и выбить пистолет из руки Дымовой.
    - Слышишь?! – обратилась она к нему.
    - Что? – глядя на дуло пистолета, направленное прямо в его голову, спросил он.
    - Кто-то ходит!..
    - Ничего не слышу, – бросил в ответ Кирилл.
    Напряженно прислушиваясь к абсолютной тишине, Регина простояла, не шелохнувшись, еще минут пять. Затем наклонилась к Кириллу и, протянув пистолет, прошептала:
    - Пойдем, посмотрим!
    Кирилл мысленно рассмеялся и спросил:
    - Откуда у тебя этот пистолет?
    - Из тайника подруги взяла… страшно быть одной...
    Они осторожно поднялись наверх. Обошли дом и, действительно, явственно услышали скрип. Кирилл наклонился и осмотрел пол.
    - Паркет скрипит. Наверное, недавно положили.
    - Уф! – выдохнула Регина. – Я-то подумала, что кто-то залез сюда.
    Они спустились вниз. Спать уже не хотелось.
    - Вот так и трясусь каждую ночь, – призналась Регина. – Где что скрипнет, я тут же хватаюсь за пистолет.
    Кирилл посмотрел на часы.
    - Слушай, я подумал и решил отправить тебя на какое-то время в Барнаул!
    - Что? – подпрыгнула Регина. – В Барнаул? К черту на кулички?.. Да что я там делать буду?..
    - То, что единственно возможно в твоем положении – ждать.
    - О господи! – всем своим существом простонала Регина. – Когда же ты, наконец, сможешь отыскать убийцу?.. А нет ли какой-то связи между убийством Чинарова и Свободиной?.. – болезненно сощурившись, спросила она.
    - Я предполагаю, что Ираида видела настоящего убийцу.
    - Что?! – пружинкой подскочила с матраса Регина. – Настоящего убийцу?!.. Но тогда зачем она все свалила на меня?.. Ведь она могла, наоборот, защитить, указав на убийцу.
    - Думаю, Ираида решила воспользоваться шансом отомстить тебе. Не так уж трудно представить, какое удовольствие ты доставила бы ей, сидя за решеткой в зале суда. А потом она для продления наслаждения приезжала бы к тебе в колонию и привозила фрукты.
    - Тварь! – сжала кулачки Регина. – Подлая, мерзкая!.. Знать, что я невиновн, и во всеуслышание обвинять в убийстве. А мне еще стало жаль, что ее задушили…
    Она села на колени к Кириллу, провела рукой по его спутавшимся полукольцами черным волосам.
    - Скажи, а почему же убийца не убрал Свободину сразу?.. Он же тоже видел ее?!
    Крепко обняв Регину за талию, Кирилл ответил:
    - Здесь возможны два варианта: либо Ираида была в сговоре с убийцей, либо она его случайно увидела, а он ее – нет. Предположим, она поднялась на лифте и задержалась на несколько секунд за светло-коричневым стеклом двери, настраивая себя на непростой разговор с Чинаровым. Тогда она вполне могла увидеть выскочившего из квартиры убийцу… еще, конечно, не зная, о случившемся. Удивленная таким стремительным уходом знакомой ей персоны, она вошла в квартиру и увидела тебя с пистолетом…
    - Но как тогда убийца узнал, что она его видела? Ведь Ираида все свалила на меня. Убийца мог только порадоваться такому неожиданному лжесвидетелю.
    - Вот именно, лжесвидетелю. Ираида решила потребовать плату за свои услуги и намекнула убийце, что она знает, кто стрелял в Чинарова.
    - Понятно, – покусывая ноготь, задумчиво отозвалась Регина. – Шантаж!.. Ну это в стиле Ираиды, – и, немного помолчав, добавила: - Получила по заслугам!..
    - Жаль только, что ее смерть никак не помогла тебе. На Петровке не исключают, что Ираиду могла убить ты.
    - О!.. Это какой-то ужас!.. – в отчаянии воскликнула Регина. – Кстати, а как же я тогда попаду в Барнаул, ведь меня ищут.
    - Ты сыграешь роль моей тети.
    Кирилл вынул из сумки платье, куртку, шапку, сапоги, коробочку с театральным гримом и парик.
    - Что это за реквизит? – удивилась Регина, с нескрываемым недоумением рассматривая не первой свежести одежду.
    - Ой, ты еще и недовольна, – шутливо рассердился Кирилл.
    - На какой помойке ты это откапал?… - брезгливо взяв двумя пальцами шапку, спросила Дымова.
    - Я это украл у нашей дворничихи…
    - Украл? – рассмеялась Регина.
    - Ну да! Кстати, это ее обычная одежда. Она приходит на работу, аккуратно снимает ее и вешает в шкаф!
    - Здорово! А как же теперь тетка?
    - Неужели тебя волнует какая-то тетка? – сощурив глаза, удивился Кирилл.
     Регина пожала плечами.
    - Не волнуйся! Когда она выскочила на улицу объявить всем, что ее ограбили, я случайно проходил мимо и утешил тетку суммой, превышающей стоимость потерянного. Так что смело одевайся. Новое я специально не стал покупать. Поношенная одежда меньше привлекает внимание.
    - А где я буду жить в Барнауле?
    - О, об этом можешь не беспокоиться! Жить будешь в доме с пятизвездочными удобствами. Но сейчас тебе надо думать о сверхзадаче – как  добраться до Барнаула, не привлекая внимания стражей порядка.
    - И как же я туда доберусь?
    - На самолете.
    - А как же паспорт?
    - Вот тебе паспорт.
    - Боже, что за физиономия! – не удержалась от возгласа девушка.
    - Вот и займись гримом, чтобы быть максимально приближенной к ней. Да, и не забудь выучить, как тебя зовут, сколько тебе лет, где родилась и где в настоящее время проживаешь.
    - Ужас, – пробормотала Регина. – А вдруг меня все-таки узнают и арестуют?
    - Что ж, не скрою, риск есть. Но ты можешь выбирать: либо остаешься здесь, либо отправляешься в Барнаул.
    - Ну скажи, а что там, в Барнауле? Может быть, и там мне придется сидеть подвале?
    - Я же тебе говорил: там будешь жить в доме моего друга как в пятизвездочном отеле. Да, кстати! Когда приедешь, обязательно измени внешность. Ну ты знаешь, волосы перекрасить, другую прическу сделать… Одним словом, позаботься о себе.
    - И как долго я должна буду пребывать в барнаульской ссылке? – обречено вздохнув, спросила Регина.
    - Все будет зависеть от ловкости и умственных способностей твоего детектива, - с улыбкой пояснил Кирилл. – А теперь, давай перевоплощайся, и мы поедем в аэропорт.
    Через полчаса перед Кириллом появилась его новоявленная тетя в неловком клетчатом платье, синей куртке, шапке, из-под которой выбивались седые волосы.
    - Ну что ж, хорошо, – внимательно оглядывая ее со всех сторон, отметил Кирилл. – Ну-ка, пройдись!
    Регина, устало опустив плечи, слегка прихрамывая на правую ногу, прошлась по бильярдной.
    - Неплохо, – одеваясь, повторил Мелентьев.
    Когда они вышли во двор, было уже совсем светло.
    - Кирилл, я боюсь! – прижавшись к нему, прошептала бледными губами Регина.
    - Войди в образ и забудь, что ты Дымова, которую разыскивает милиция. Ты – тетя Люба из Барнаула. Да, в самолете веди себя согласно утвержденному образу, не вздумай игриво поглядывать на какого-нибудь пассажира.
    - О чем ты говоришь! – воскликнула Регина. – До этого ли мне сейчас?
    Они сели в машину и благополучно доехали до аэропорта.
    - Сначала пойдем купим билет, а потом выпьем по чашке кофе, – обыденным голосом произнес Кирилл.
    Регина, устремив вперед ничего невидящий взор, не шелохнулась. Кириллу пришлось взять ее за руку.
    - Ну ты что? Войди в образ!
    - Не могу! Я выдам себя!
    - Никогда не думал, что ты, актриса, не сможешь сыграть такого пустяка.
    Она опустила голову, видно стараясь успокоиться.
    - Давай, давай, – торопил ее Кирилл. – Я не хочу тебя оставлять в машине. В аэропорту много народу, легче затеряться.
    - Ладно! Пошли, – отозвалась глухим голосом Дымова.
    Кирилл вышел и открыл дверцу.
    Посадив «тетю» на диван в зале ожидания, он поспешил к кассам.   
    Регина, украдкой оглянувшись, успокоилась, не увидев милицейского патруля.
    Кирилл довольно быстро вернулся и сказал:
    - Ну вот, тетя Люба, а вы беспокоились. Взял билет, сейчас пойдем,  выпьем кофе.
    «Тетя Люба» кашлянула и хриплым голосом пробормотала в ответ:
    - Хорошо… хорошо… Кирюшенька, – и встав, засеменила рядом с «племянником».
     Выпив кофе, Кирилл шепнул:
    - Регинка, курить хочу, сил нет.
    - Я тоже, - откусывая пирожное, ответила она.
    - Пойду покурю за двоих… две минуты.
    Кирилл поднялся и поспешил на улицу.
    Регина продолжала есть пирожное, мечтая о хорошей сигарете. Допив кофе, она глубоко вздохнула и так и осталась с набранным воздухом. Прямо на нее шел милицейский патруль.
    «Спокойно! – мысленно приказала она себе. – Не может быть, чтобы они узнали меня!.. Не может быть!..»
    Но патруль шел прямо на нее. Регина растерялась, чувствуя, как холодеют руки и подрагивают углы губ. И вдруг, словно вихрь налетел на нее Кирилл и подхватил под руку.
    - Тетя Люба! Уже посадку объявили!
    Припадая на правую ногу, Регина поспешила за Кириллом. У входа на посадку он напомнил ей:
    - Как выйдешь, остановишься у правой стороны, сумку поставишь перед собой. К тебе подойдет высокий, светловолосый, с бородой и спросит: «Вы - тетя Люба?»
    - Да помню, помню, племянничек, – уже почувствовав, что опасность почти миновала, расхрабрилась она. – А ты уж здесь не балуйся, учись хорошо!.. Ну, дай-ка я тебя поцелую на прощание!..
    Регина скользнула губами по его щеке, прошептав:
    - Спасибо!.. Только постарайся поскорее вернуть меня обратно.
    Ее шапка мелькнула среди голов пассажиров и скрылась. Мелентьев пошел к машине.

    Вечером раздался долгожданный звонок.
    - Ну, как? Все в порядке?! – воскликнул Кирилл и, услышав положительный ответ, спокойно вздохнул.
    - Слушай, – раздавался в трубке искрящийся от радости голос Антона. – Ну и сюрприз ты мне устроил!.. Какую женщину прислал!.. Ты там не очень торопись с розыском! Пусть у меня поживет.
    - Только вы не забывайтесь!.. Ведите себя осторожно!.. – не разделяя безбрежного веселья друга, серьезно сказал Кирилл.
    - Не волнуйся!.. Тетя Люба у меня будет в полной сохранности, будто ты ее под проценты в швейцарский банк положил.
    - Я ее положил, – расхохотался Кирилл. – Только не под проценты, а под…
    - Тем более, сохранность гарантирую!..
   
* * *
    Убийство Ираиды повергло артбомонд в шок, потому что не поддавалось никакому логическому объяснению. С Чинаровым, благодаря той же Ираиды, все было более или менее ясно: его убила Дымова. Не важно - случайно или преднамеренно, главное - понятен мотив.  Но кому понадобилось убивать третьеразрядную актрису?.. И есть ли взаимосвязь между этими убийствами? Вот, что мучило многих. Ведь если прослеживается связь, то необходимо понять, какая. Чтобы знать, кто станет следующей жертвой!..
    На похоронах Свободиной все были притихшими и сосредоточенными. Почтить память Ираиды пришли даже некоторые важные персоны, вот бы она порадовалась. Но цвет общества все же отсутствовал. И это огорчило бы ее!
    Кирилл внимательно присматривался к подходившим прощаться. И не напрасно! Совершенно неожиданно около гроба возникла худенькая фигура мужчины лет тридцати, одетого в скромный серый свитер и старые джинсы. Он наклонился к Ираиде, чтобы запечатлеть на ее лбу свой поцелуй. Виктория в недоумении повернулась к Навруцкому, которого она ни на минуту не отпускала от себя. Тот в ответ лишь пожал плечами.
    Мелентьев остановил одну из девушек, как он предположил, подругу Ираиды.
    - Простите, вы не знаете, кто это? – указал он поворотом головы в сторону молодого человека в сером свитере.
   - Увы!.. – развела она руками. – Даже не представляю, как он попал сюда. Вероятно, ошибся похоронам. Ираида терпеть не могла вот таких.
    - А кто все-таки мог бы мне подсказать?.. – заглянул в глаза девушки детектив.
    Она изящными пальчиками провела по лбу и, подумав, ответила:
    - Спросите у Светы. Вон она, рыдает в углу.
    - Спасибо.
    Кирилл подошел к девушке, закрывшей лицо руками, и, обняв ее за плечи, сказал:
    - Успокойтесь, пожалуйста.
    В ответ на его просьбу рыдания лишь усилились. Мелентьев налил воды, отнял руки девушки от лица и предложил:
    - Выпейте.
    Она взяла стакан и, звонко ударив зубами о стекло, выпила.
    - Света, скажите, вы не знаете, кто это? – указал он в сторону незнакомца.
    - Это Сашка Туманов, – прорыдала девушка.
    - А кто он?
    - Друг! – с каким-то вызовом ответила она и взглянула на Кирилла.
    - А чем он занимается?.. Он тоже артист?
    Света отрицательно помотала головой.
    - Саша – поэт!
    - Ах, вот как!
    - Ираида очень любила его стихи… один раз она даже меня взяла с собой… - предалась было воспоминаниям Света, но, не закончив, вновь разрыдалась.
    - Куда? - не дал ей расслабиться Кирилл.
    - В бар «Обочина».
    - Первый раз слышу! И где же он находится?
    - На Петровке.
    - Хорошее место, – не удержался отметить Кирилл. – А вы случайно не знаете, где живет этот поэт?
    - Понятия не имею, – прекратив рыдать, ответила девушка. – Ираида ото всех его скрывала, кроме меня, конечно.  А ничего, что я вам про него рассказала?.. Ведь теперь это уже не имеет значения?..
    - Вы правы, - успокоил ее Кирилл. – Теперь для Ираиды уже ничего не имеет значения!
    Траурный кортеж направился на кладбище. Джип Кирилла замыкал процессию.
    «Неплохое начало расследования, - не без иронии заметил он. – Уже вторые похороны».
   
ГЛАВА  ОДИННАДЦАТАЯ

    Струи водного каскада мелодично сбегали по стене к широким синим чашам и, перелившись через край, падали в низ. Кирилл прислушался к журчанию воды. Он сидел на диване и курил. На журнальном столе лежали листы бумаги, на которых он время от времени что-то записывал.
    «Востряков – Ираида – Чинаров… - строил свои версии детектив. – Востряков – Ираида, - взаимосвязь - понятна. Ираида – Чинаров, - тоже. Но какая связь между Чинаровым и Востряковым?!.. – вынимая из пачки новую сигарету, покачал головой детектив. – Непонятно!.. Если рассматривать взаимосвязано все три убийства, то звено Востряков-Чинаров  не поддается никакой логике. Они даже не были знакомы друг с другом… - Кирилл подошел к бару и налил себе немного виски. – Если они не были знакомы, тогда, может быть, они что-то знали о третьем лице?.. Тут так и напрашивается Ираида, – усмехнулся он. – Востряков знал, что Ираида его дочь и требовал за свое молчание денег. Чинаров знал, что Ираида не его дочь и собирался во всеуслышание объявить это, использовав как неопровержимый аргумент, отказ Ираиды сдать кровь на анализ. И тогда Свободина, знавшая о навязчивой идее Вострякова, уговаривает того накинуть себе петлю на шею, вероятно, поклявшись, что  вовремя перережет веревку. Однако, вместо этого - отодвигает стул… Один отец, грозивший объявить всем, что она его дочь, - уничтожен! Остался другой, грозивший положить конец ее домогательствам. Ираида, ловко используя Регину, убивает и его!.. Что ж, - взъерошив волосы, согласился сам с собой Кирилл, - хорошая версия… если бы труп Ираиды Свободиной не был обнаружен в концертном зале «Российский». – Он встал с дивана, прошелся по комнате и, остановившись перед журчащим по стене каскадом, опять задумался. – А если предположить, что все-таки обоих отцов убила Ираида, а ее задушили по какой-то неизвестной  причине?.. Итак, версия первая, - взяв чистый лист бумаги, - написал Кирилл: - Ираида Свободина подбивает на самоубийство Вострякова и стреляет в Чинарова. Сама же становится жертвой чьих-то интересов. – Отложив в сторону этот лист, Кирилл взял новый: - Версия вторая: - Все трое были убиты неизвестным. Но какая взаимосвязь могла быть в таком случае между ними?.. – Версия третья: – Ираида случайно увидела, кто убил Чинарова и, обвинив Дымову, потребовала за свою услугу деньги с убийцы, то есть занялась шантажом! – Кирилл прошел на кухню и заварил кофе. – Итак, надо определиться с версиями. Для начала остановлюсь на последней: - Ираида стала случайным свидетелем… нет, не убийства, иначе преступник убил бы и ее. Просто она увидела, как кто-то, причем ей знакомый, вышел из квартиры режиссера. Она решила проверить свою догадку, и, как показали события, попала в точку. Убийца задушил Ираиду, обхватив в порыве признательности за лжесвидетельство ее тоненькую шейку шнуром. Расчет Свободиной оказался неверным: ей не удалось перехитрить всех».
   
* * *
    Кирилл набрал номер и услышал «Да?!», произнесенное в трубку утонченно-усталым голосом.
    - Простите, Мирра, – в тон ей попытался ответить детектив. – Вас беспокоит Кирилл Мелентьев.
    - Да! Да! – повторил голос.
    - Вы могли бы уделить мне полчаса. Я занимаюсь расследованием убийства Арнольда Чинарова…
    Мирра издала красивое:
    - Ах!.. – и, помолчав, произнесла: - Ах, как все быстротечно… Не могу поверить, что Арнольда нет с нами…
    - Давайте поговорим, вспомним… - не сдавался Кирилл.
    - Право, я так занята… хотя понимаю, что нам, его друзьям, необходимо помочь вам разобраться. Завтра я поеду в салон к Алле Куракиной, приезжайте и вы… Там мы сможем абсолютно спокойно поговорить. Тем более что Алла тоже знала Арнольда.
    - Хорошо, – согласился детектив.
    - Тогда часа в два. Нет, в половине третьего.
    - Договорились, – уже предвкушая «прелести» разговора, который постоянно будет отклоняться от нужной темы, - произнес детектив.
    
    Салон Аллы Куракиной находился в одном из шикарных торговых центров. Кирилл вошел в стеклянно-мраморную галерею, освещенную радугой огней, и увидел огромную витрину с выставленными в ней произведениями модельера. Не успел Мелентьев открыть дверь, как перед ним возникла девушка в темном костюме.
    - Я к г-же Куракиной, – сказал он.
    - Вам назначено?
    - Да. Меня зовут Кирилл Мелентьев.
    В глазах девушки вспыхнули огоньки, по которым он легко догадался о ее мыслях: «Ах! Вот он какой, - детектив Мелентьев».
    - Прошу вас! – указала она ему рукой вглубь салона.
    Они миновали обитый золотой материей коридор, который весь благоухал тонкими духами, и вошли в полукруглую комнату, декорированную в золотисто-коричневых тонах.
    Алла Куракина – приятная пышнотелая дама, с коротко подстриженными иссиня-черными волосами в просторном платье-халате, сверкающем лиловыми искрами, сидела в кресле перед мраморным столиком и пила кофе.
     Заметив Кирилла, она улыбнулась.
    - Здравствуйте! Очень рада вас видеть у себя! Мирра сейчас придет. Она не утерпела и пошла примерить мою новую модель еще находящуюся в стадии разработки. Прошу вас, кофе.
    - Благодарю, – ответил Кирилл.
    К терпкому запаху кофе неожиданно примешался аромат ванили и жимолости. Мелентьев оглянулся и увидел Мирру в изящном маленьком платье цвета дымки. Она красивым жестом перекинула через плечо шелковый шарф и подошла к ним.
    - Здравствуйте, Кирилл, – подавая руку и глядя прямо ему в глаза, произнесла Драгулова.
    - Как ты находишь? – обратилась она к Алле и стремительно повернулась.
    - Мне нравится! Не буду скромничать!.. Но, увы, так носить одежду, как ты, умеют избранные. Хотя для меня, как для модельера, это немного обидно, – улыбнулась она. – Не мои платья украшают тебя, а наоборот ты привносишь изыск в мои творения.
    Мирра еще раз повернулась, прошлась перед зеркалом и легко опустилась в кресло напротив Кирилла.
    - Я в вашем распоряжении, – сверкнув красивыми зубами, обратилась она к детективу. – Вернее даже, мы в вашем распоряжении. Алла тоже была знакома с Арнольдом.
    - Ах, не вспоминай! – воскликнула та, и, щелкнув зажигалкой, закурила. – Не вспоминай об этом ужасе! Арнольд – полный сил и замыслов больше уже не существует…
    - Придется вспомнить, – игриво поглядывая на свою приятельницу, наставительно заметила Мирра. – Господин сыщик пришел сюда именно за этим.
    - Ох, ну что я могу сказать об Арнольде, – выпуская струйку дыма из темно-вишневых губ, воскликнула Алла. – Ну, встречались на презентациях, концертах, фуршетах…. – она нервно двигала рукой с зажатой между пальцами с коротко остриженными ногтями длинной сигаретой.
    - Как?! – раздался чей-то звонкий голос. – Тебе нечего рассказать об Арнольде?
    Золотые портьеры в глубине комнаты раздвинулись, и из-за них веселой, уверенной походкой вышла молодая красивая женщина. Ее белокуро-золотистые волосы пышной волной спускались чуть ниже плеч, в руках она держала хлыст для верховой езды.
     - Арнольд Чинаров – это же целый мир, – продолжала она, остановившись перед зеркалом.
    На ней были бежевые в обтяжку брюки и белая, открытая на груди блуза. На ногах сверкали черные сапожки.
    - Прекрасно, Алла, – не оборачиваясь, произнесла она. – Надо признаться, что я устала от «Гермеса». А тебе удалось, в принципе, в очень статичную одежду для верховой езды, внести свежесть линий. Особенно мне нравится этот воротник, переходящий в не скрывающее моих чувств декольте.
    Она несколько раз повернулась перед зеркалом и подошла к ним.
    - Дорогая, – глядя на нее почти восхищенными глазами, начала Мирра.
- Я хочу тебя познакомить с господином детективом.
    - А!.. – красавица с любопытством посмотрела на Кирилла. – Так это вы нашли убийцу Дениса. – Она на секунду задумалась. – Вот, к чьей смерти я не могу привыкнуть.
      - Наша подруга, – с гордостью произнесла Мирра. – Элла Романова.
    «Вполне понятно, почему ты с таким удовольствием называешь Эллу своей подругой. Вам-то с г-жой Куракиной давно за пятьдесят перевалило, и теперь вы действуете по принципу: скажи, сколько лет твоей подруге, я скажу, сколько тебе. О!.. Это старый прием! Его часто используют женщины третьей молодости. С одной стороны, они с мучительной завистью смотрят на молоденьких приятельниц, а с другой, гордятся перед своими сверстницами тем, что с ними находят общие интересы молодые женщины», - с нелицеприятной точки зрения взглянул Мелентьев на дружеские отношения Мирры с Эллой Романовой.
    Элла протянула Кириллу прохладную узкую ладонь.
    - Ну что же? – опустившись в кресло рядом с ним, вопросительно обвела она всех взглядом. – Будем пить кофе и вспоминать Арнольда?
     Алла поморщилась.
    - Я бы предпочла кофе без Арнольда.
    - Но г-н детектив пришел сюда за нашими воспоминаниями, – посмеиваясь, заметила Элла. - Пожалуйста, мы готовы!.. Задавайте ваши вопросы!
    - Если я правильно понял, вы все были в приятельских отношениях с Арнольдом Чинаровым.
    - Какая проницательность! – чуть запрокинув голову назад, рассмеялась Элла. – Просто потрясающе!
    Кириллу не понравилась ее надменность. Он небрежно взглянул на Эллу и промолчал.
    - Что ж, возьму инициативу в свои руки, – продолжала она, любуюсь своей великосветской раскованностью. – Итак, если не ошибаюсь, устремила она на Мелентьева бархатисто-серые глаза с удивительно яркими зрачками, - вы в первую очередь интересуетесь, кто и когда видел пострадавшего в последний раз?
    - Могу ответить вашими же словами: какая проницательность.
    Элла рассмеялась и, поднеся чашку с кофе к губам, сделала маленький глоток.
    - В последний раз, - с игривой торжественностью начала она. – Я видела Арнольда в Париже. Мы с ним были на приеме в нашем посольстве.
    - И сколько времени провел Чинаров в Париже? – задал вопрос Мелентьев.
    Элла задумалась.
    - Насколько мне известно…
    - Не скромничай, дорогая, – вмешалась Алла. – Тебе известно все!
   Губы Эллы презрительно дрогнули, и она повторила:
    - … насколько мне известно, Арнольд пробыл в Париже месяца полтора…
    - И за эти полтора месяца вы виделись всего один раз?
    - Ну нет, конечно, – весело возразила она. – Он приходил на мою выставку…
     - На вашу выставку? – не скрыл своего удивления Кирилл.
    - Да! Я слегка балуюсь живописью, – не без гордости пояснила Романова.
    - Ах, Эллочка! Ты слишком строга к себе, – вмешалась Драгулова и, обратившись к Кириллу, сказала: - Элла великолепно рисует. Ее выставка в Париже прошла с огромным успехом!
    - Простите, я не знал. Вы, вероятно, работаете под псевдонимом?.. Ну, конечно! Вы подписываете ваши картины - Софья Бахматская, – с затаенным злорадством произнес Мелентьев и устремил на Романову простодушно-восхищенный взгляд.
    Элла выдержала паузу и довольно спокойно ответила:
    - Вам ли не знать божественную Софью! Я видела на ее выставке несколько полотен, среди персонажей которых были изображены и вы…
    - У вас хорошая зрительная память!
    - Как у всякого художника, – небрежно подчеркнула Элла.
    - Значит, вы встречались с Чинаровым всего два раза, – уточнил Мелентьев.
    - Да!..
    - Но как же, Элла! – воскликнула Драгулова, а вслед за ней и Куракина. – А фильм?!
    - Какой фильм? – тут же подхватил детектив.
    Элла передернула плечами и встала. Подойдя к прозрачному столику, уставленному флаконами с духами, она открыла один и вдохнула вырвавшуюся ароматную струйку.
    - Вы преувеличиваете! Какой фильм? – обернулась она. – Так… попытка что-то снять…
    - Не скромничай, – ласково погрозила ей пальцем Драгулова. – Вы не представляете, - обратилась она к Мелентьеву. – Элла наделена практически всеми талантами.
    «Значит, она абсолютно нигде не преуспевает, - отметил про себя Кирилл. – И это, несомненно, раздражает ее! Тем более что много талантов не бывает. Бывает много способностей. А талант проявляется только в чем-то одном. Увы! Не было еще человека одинаково великого художника и поэта, певца и танцора… Талант слишком эгоистичен».
    - … она прекрасно поет, рисует, декламируют, лепит…
    - Остановись, Мирра! – прервала ее Романова. – Господин сыщик пришел сюда не для того, чтобы слушать о моих талантах.
     - Нет, отчего же? Неординарный человек всегда интересен, – живо возразил Мелентьев. – Так что же за фильм попытался снять Чинаров?..
    Элла не успела ответить, - Драгулова опередила ее.
    - Арнольд захотел экранизировать одну из новелл Мопассана. И на главную роль пригласил Эллу.
    - Да?! И какова же судьба этого фильма?
    - Мирра преувеличивает. Это не был фильм, это был рабочий материал…
     - И где же можно его посмотреть?
     - Нигде, – развела руками Романова и вышла из комнаты.
     - Это не совсем правда, – лукаво повела глазами Драгулова. – Элла показывала нам маленький отрывок. Скажу вам по секрету: я считаю, что ее настоящее призвание – это кино. Она неподражаемо пластична, достоверна… она актриса нюансов. У нее нет просто поворота головы или улыбки… у нее во всем проскальзывает тонкая подоплека. Она умеет играть с подтекстом…
     - На вас такое впечатление произвел небольшой отрывок, какой вам удалось увидеть?
    - Да, – кивнула Драгулова. – Но, конечно, я имею ввиду и то, как она читает стихи и ее участие в спектакле, который давали наши актеры во французском посольстве.
     - Почему же сама мадам Романова не отдает предпочтение драматическому искусству, а, если можно так тривиально выразиться, распаляется по пустякам?..
    - Кино – это очень коварный вид искусства, – уклончиво заметила Мирра. – Муж Эллы достаточно богат, чтобы спонсировать фильм с ее участием, но знаменитые режиссеры не станут снимать в главной роли непрофессиональную актрису. Хотя… - она пожала плечами, - Арнольд, вероятно, решил попробовать… и, судя по тому, что я увидела, получилось неплохо.
    Элла вернулась, держа в руке сигарету. Кирилл поднялся с кресла и поднес ей зажигалку.
    - Благодарю, – проронила она.
    - Если вас это не затруднит, расскажите, пожалуйста, о вашем участии в съемках.
     - Я повторяю: это был рабочий материал. Арнольд просто хотел попробовать, как у него получится Мопассан. Предложил мне сыграть роль. Я была совершенно свободна и согласилась…
    - Да! Но у Арнольда, по-моему, была идея послать этот фильм на конкурс короткометражек, – вдруг вспомнила Куракина.
     Элла холодно взглянула на нее и очень четко произнесла:
    - У Арнольда было много идей.
    Алла смешалась и, опустив глаза, пробормотала:
    - Может, я и ошибаюсь…
    - А где же теперь пленки фильма? Было бы любопытно взглянуть!
    - Увы! Мне самой было бы любопытно, – сухо рассмеялась Романова. – Но они были только у Арнольда. Мне удалось записать лишь пятнадцать минут. Украсть, если хотите, – рассмеявшись, добавила она.
    - Отчего же такая строгость?
    - Причуды художника, – не без презрения бросила Элла.
    - Жаль!..
    - Мне тоже.
    - А не выпить ли нам чего-нибудь покрепче? – спросила Куракина.
    Она встала и, мерцая лиловыми отблесками платья, прошлась по гостиной. - Предлагаю «Брют Премьер».
    Никто не отказался. Алла вызвала девушку, и через несколько минут та вернулась с серебряным подносом, на котором стояли ведерко с шампанским и высокие бокалы.
    Игристое вино бледно-золотистого оттенка с тонким ароматом сухих фруктов и миндаля сняло странным образом возникшую напряженность.
    Кирилл слегка пригубил шампанское и задал, казалось бы, самый обыкновенный вопрос, который был воспринят всеми дамами по-разному.
    - Скажите, пожалуйста, вы не знаете, Чинаров составлял завещание?
    Элла сверкнула серым огнем глаз, Мирра, попыталась затаить усмешку, Алла рассеянно посмотрела в сторону.
    Первой ответила Драгулова:
    - Насколько мне известно, Арнольд собирался написать завещание, но вот успел он это сделать или нет… - она пожала плечами.
    - Как вы думаете, кому он мог все завещать?
    - Да мало ли кому?! – воскликнула Алла. – Артисты… они же непредсказуемы!..
   - А вам ничего неизвестно на это счет? – обратился Кирилл к Романовой.
   - Нет, неизвестно, – с уклончивой улыбкой ответила она.
   - Скажите, а кто из вас дольше всех был знаком с Чинаровым?
   - Ну уж, конечно, не Элла, – рассмеялась Драгулова. – Мы с Аллой больше знали Арнольда.
    - Расскажите, где он начинал свой творчески путь? В Москве?.. В Петербурге?
     - Не угадали, г-н детектив, – произнесла Куракина. – Арнольд начал свой творческий путь в Молдавии на Кишиневской студии! Правда, об этом уже все забыли. В те времена Чинарову не нашлось места в столице и его после окончания ВГИКа направили в Кишинев. Правда, он там  надолго не задержался. Первый же его фильм стал призером фестиваля. Хотя о молдавском периоде жизни Арнольда вам лучше сможет рассказать Мирра.
    Драгулова не смогла удивления.
    - С чего ты взяла?.. - голос ее пресекся. – С чего ты взяла, что я могу что-то рассказать?..
    - Ну, как же?! Арнольд мне говорил, что познакомился с тобой в Молдавии!
    - Ты что-то путаешь, – рассмеялась Мирра. – Я никогда не была в Молдавии, и с Арнольдом мы познакомились в Сочи.
    - Разреши тебе не поверить, – отозвалась Алла. – Арнольд мне не один раз говорил, что познакомился с тобой на каких-то виноградниках…
    - Он, наверное, когда тебе это говорил, обнимал виноградную лозу в бутылке с белым аистом, – в ответ рассмеялась Мирра. – И потом, Арнольд многое, что говорил, – как бы вскользь заметила она, но после этого замечания Куракина перестала настаивать на молдавском знакомстве Мирры и Арнольда.
     «Так, - наслаждаясь тонким букетом «Брют Премьер», - подводил итог своего разговора с дамами Кирилл. – Из всей болтовни  меня заинтересовали три вопроса: первый – куда пропал короткометражный фильм с участием Романовой? Второй – оставил ли Чинаров завещание, и если оставил, то кому? И третий – почему Мирра так яростно отрицает свое знакомство с Чинаровым в Молдавии? Конечно, все эти три вопроса могут оказаться шарами, надутыми воздухом… Так… болтовня женщин, которые, желая придать значимости своему разговору, окутывают вуалью недосказанности фразы и многозначительно отводят глаза… Но разобраться необходимо».
    - Кстати! – воскликнула Элла. – Вы ничего не слышали о Дымовой?! Нашли ее или нет?
    Кирилл покачал головой.
    - Дымова испарилась как дым…
    - Ох, и ловкая же девица, – не удержалась от замечания Алла.
    - Да чем же она так особенно ловка? – высказала недоумение Мирра. – Завела себе кучу любовников, потеряла Арнольда, а когда спохватилась, так он даже под угрозой смерти не захотел с ней подписывать контракт.
    - А что, это правда, будто Дымова, отправляясь к Чинарову, взяла для большей аргументации пистолет? – спросил Мелентьев.
   - Говорят… - неопределенно ответила Драгулова.
   - А мог кто-нибудь знать заранее о таковых намерениях Дымовой?
   - О, господи! Конечно же! – воскликнула Алла и отправила девушку за новой бутылкой шампанского и тостами. – Регине было достаточно сказать одно слово, чтобы об этом узнали все.
    - А как вы полагаете, - обратился Мелентьев к своим собеседницам, – действительно Дымова убила Арнольда, как то утверждала Свободина?
    Элла залилась смехом.
    - Верить Ираиде, да упокоит Господь ее душу, это, значит, поверить, что дважды два, что угодно, но только не четыре!.. – она взяла бокал, но, поднеся к губам, задумалась. – А впрочем, кто ее знает?.. К чему ей было обвинять Регину?
    - Да она же ненавидела ее, – вмешалась Алла. – Она считала, что все ее несчастия пошли с того дня, как Чинаров бросил Викторию.
    - Хорошо. Предположим, что Регина не стреляла в Арнольда, но тогда кто? – устремив на Мелентьева пронзительный взгляд, поставила вопрос Драгулова.
    - Да, действительно, кто? – эхом повторила Романова.
    - А я думаю так, - покусывая печенье, произнесла Алла, - если Регина невиновна, то зачем она сбежала?
     - Послушайте, ведь это же очевидно! – вскочила с кресла Элла. – Дымова выстрелила в Арнольда и скрылась, несомненно, пригрозив Ираиде, чтобы та держала язык за зубами. Но потом, чтобы все-таки иметь возможность убедить всех в своей невиновности, убила Ираиду, как единственного свидетеля, пусть даже и успевшего все сказать.
    - Можно принять к сведению вашу версию, - вставил Кирилл. – Только напрашивается вопрос: - А почему Регина тут же не застрелила Ираиду, тогда и оправдываться не надо было бы.
    - А она стреляла в нее, – возразила Элла.
    - Отчего же Ираида не поведала нам столь леденящих душу подробностей, а напротив, утверждала, что выстрел был один? - с улыбкой спросил Мелентьев.
    Элла пожала плечами.
    - Она могла приберечь этот факт для подогрева, когда интерес к делу Чинарова пошел бы на спад. Ну, например, появилась бы статья в газете: «Ираида Свободина делает сенсационное заявление: Дымова стреляла и в нее!» или что-то в этом духе…
    - Допустим, - согласился Кирилл. – Но почему она не сделала третий, четвертый выстрелы, чтобы все-таки убить неожиданного свидетеля?
    Элла, не задумываясь ни на минуту, ответила:
    - А у нее было всего два патрона…
    - Но почему?! – удивленно воскликнул Кирилл.
    - Так получилось, – сверкнула глазами Романова.
    «Н-да, – промелькнуло в голове детектива. – Попытаться найти хоть какую-нибудь логику в убийстве, где замешаны женщины, практически невозможно».
     - А может быть, все проще? – неожиданно обратился Кирилл к дамам. – И убийство Ираиды никак не связано с убийством Чинарова?
     Дамы размышляли буквально несколько секунд и тут же начали атаковать Кирилла своими версиями.
    - Если бы был жив Арнольд, я бы подумала, что это он придушил свою несносную лжедочку.
    - А я полагаю, что Ираиду могла убить какая-нибудь соперница, влюбленная в Навруцкого.
    - Ха! Но тогда первая соперница – это ее мать! Абсурд!
    - Не скажи….
    - Никогда не поверю.
    - Послушайте, а что если у Ираиды были какие-то темные делишки?.. Она в последнее время приставала почти ко всем с просьбой занять денег… может, платила долги?..
    - Карточные!…
    Кирилл посмотрел на часы и почел за благо покинуть вовлеченное им во вкус расследования дамское общество. Он попрощался и, уже выходя из салона, неожиданно подумал:
    «А что если кто-то нанял Ираиду, чтобы убить Чинарова, а потом, вместо оплаты за «труд» задушил ее?..»

ГЛАВА  ДВЕНАДЦАТАЯ

    Встретив уже несколько дней не брившегося Мелентьева, одна из его знакомых не смогла сдержать вопроса.
    - Как, неужели ты решился на легкую небритость?!
    - Нет, я решился на большее, - на полную!
    - Фу, – изящно фыркнула девушка. – Тебе незачем скрывать твое лицо.
    - Это необходимо в целях конспирации, – шутливо понижая голос, объяснил он.
   Мелентьев не обманывал любопытную приятельницу, так как на самом деле не брился по необходимости. Ему надо было познакомиться с молодым человеком, столь трогательно прощавшимся с усопшей Ираидой Свободиной, поэтом Александром Тумановым, которого, как сказала подруга покойной, почти каждый вечер можно встретить в баре «Обочина».         
    Кирилл навел справки об этом баре и узнал, что его облюбовали барды и вообще любители поговорить. Несколько дней назад он подъехал к «Обочине» и действительно увидел согбенную фигуру поэта, сидевшего у окна. Кириллу нужно было вызвать его на откровенность. Естественно, что в первую очередь невольное ощущение доверия у человека вызывает внешний вид собеседника. Поэтому он не мог появиться в баре в своей обычной одежде. Чтобы сойти за своего, детектив решил не бриться. Когда его лицо покрыла  внушительная щетина, он вынул из шкафа свой старый свитер.
    Как все мужчины Кирилл неохотно расставался с вышедшими из носки вещами. На вопрос своей матери: «Кирюша, тебе это еще нужно?» Он обычно отвечал: «Нет!» Но когда мать говорила: «Тогда я выброшу!» Он неизменно повторял: «Нет! Пусть лежит!» И вот этого «пусть лежит» у него накопилось… впрочем, как и у всех мужчин.
    Кирилл внимательно оглядел черный свитер и для большей натуральности бросил его на пол и потоптал ногами в ботинках. Одевшись, он придирчиво оглядел себя в зеркало. Взъерошил волосы, чуть согнулся и отрешил взгляд в недоступное для прочих пространство бардовской поэзии.
    В восемь вечера Кирилл вошел в сумрачно освещенное помещение «Обочины». Было накурено так, что детектив с трудом восстановил дыхание. Он попросил кофе и сел за столик, недалеко от ряда составленных столов, вокруг которых расположились завсегдатаи. Какой-то бородатый парень до тошноты однообразно бренчал на гитаре и что-то напевал речитативом. Потом поднялся гвалт обсуждений. Каждый старался высказать свою единственную и неповторимую точку зрения.
    - Туман! Давай ты! – раздался хрипловатый женский голос.
    Кирилл с интересом посмотрел на стриженную под заключенного девицу в кожаных брюках и объемном свитере, спадающим с одного плеча.
    Туманов, уставившись в одну точку, начал читать стихи. Все, что смог разобрать Кирилл из многообразного набора слов – это то, что, вышел он из тумана и туда же, в туман, и уйдет.
    Девица тряхнула обстриженной головой и громко выдохнула:
    - Сашка! Это гениально!
    - Это гениально? – в ответ ей раздался лавинообразный хохот.
    Началось обсуждение. Кирилл не особо прислушивался, он смотрел на Туманова, которого, казалось, совершенно не волновал вопрос о его гениальности.
    «Однако надо как-то привлечь к себе внимание», - задумался Кирилл.
    В это время разговор уже перешел совсем на другую тему.
    - А я ненавижу Толстого!..
    - А ты его читал?..
    Разговор перескакивал с темы на тему со скоростью подогретых молекул.
    - Что такое Розанов? – Русский Фрейд! – было произнесено с презрением и уверенностью в непогрешимости своего суждения.
    - Ницше! – выкрикнул кто-то имя, которое доводит споры до точки кипения. И понеслось.
    Кирилл слушал эти обрывки фраз, мыслей, суждений довольно разнообразных, но крепко объединенных одним – презрением к  философии тех же Ницше, Фрейда, Толстого, Розанова.
    - Вот, готовится сборник!.. – закричал бородатый. - «Критика Ницше». Там Вася его разделает!
    Сидевший рядом с бородатым, по-видимому, Вася внушительно кивнул массивной головой.
    Кирилл смотрел на этих кричавших, споривших, переполненных «гениальными» идеями и удивлялся.
    «Если вы считаете, более того, уверены, что Толстой с его стремлением к нравственности и каждодневной, изнурительной борьбой с пороками, присущими человеку, абсолютно не интересен, если многотомные труды Канта вы в состоянии опровергнуть одним, невероятной силы и ясности аргументом, если Ницше так глубоко заблуждался, что теперь об этом нельзя говорить без смеха, то почему вас это так волнует? Вы критикуете, насмехаетесь, издаете книги, вступая в спор с ушедшими, которые уже сказали все. Зачем вы тратите драгоценное время? Идите вперед! Но вы стоите и брызгаете слюной, вас мучает то, что было написано несколько веков назад, потому, - что это вечные истины, опровергнуть которые вы не в силах!..»
    А вокруг все сыпались фразы... Казалось, каждый стремился рассказать обо всем, что читал, слышал… Тут сплелись Платон с его ошибочными взглядами, Шопенгауэр, которому досталось и презрения и усмешек, и даже император, сажавший капусту…
    Постепенно спор стал угасать, устали… вновь потянуло на поэзию.
    Стриженая девица, напрягавшая свое горло так, что на шее вспухали синие жилы, тем не менее, заметила Мелентьева. Она махнула ему рукой и спросила:
    - А ты, что там сидишь?
    - Да я первый раз здесь!
    - Иди к нам! Ты откуда?
    - Из Питера!
    У Кирилла было приготовлено алиби. В университете он учился с одним петербуржцем, который обожал авторские песни под гитару и считался студенческим бардом. Он вполне мог знать о московской  «Обочине».
    - О, питерский! – потирая руки, довольно воскликнул массивноголовый Вася, чем насторожил Мелентьева.
    «Может, у них какие разборки на поэтическом поприще?» - подумал Кирилл, не зная как себя надо держать. Решил, что молча и с достоинством.
     - Как зовут?
     - Кирилл Порохов.
     - А в Питере ты где?..
     - Да мы с Андреем Ломовым….
     Кирилл даже не рассчитывал, что имя его бывшего однокурсника столь известно в среде бардов.
     - Ого!.. Так ты друган Лома?.. Садись сюда! – указал ему на стул рядом с собой бородатый! Давай-ка, что-нибудь… - протянул он Мелентьеву гитару.
    Кирилл на секунду задумался: «Что же им такое исполнить, если учесть, что я не написал ни одного стихотворения. Как-то не идет у меня с рифмами. - Он взглянул на Туманова. – Нужно что-то щемящее… Спою «Романс» Северянина, вряд ли кто из них вообще слышал об этом поэте».
    Кирилл взял несколько аккордов. Туманов отрешенным взглядом смотрел перед собой. Как ни странно, никто не выразил презрения к изысканным словам, напротив, лица слушавших даже выражали интерес.
    Мелентьев пропел две строфы, Туманов устремил на него воспаленные глаза.
                             «А ты – как в бурю снасть на корабле –
                              Трепещешь мной, но не придешь ты снова:
                               В твоей любви нет ничего земного, -
                               Такой любви не место на земле!»
     Под конец возвысил, насколько смог, голос Кирилл.
     Некоторое мгновение царило недоуменное молчание. Потом Вася выдохнул:
    - Петербург! – мол, все понятно.
    - Интересно! – сосредоточенно хмурясь и дымя сигаретой, выдала стриженая девица.
    - Сладенькая белиберда! – раздался возглас.
    Все перевели дыхание и набросились на великолепно-утонченные северянинские строфы.
    Туманов с лихорадочно горящими глазами подсел к Кириллу.
    - Как хорошо это у тебя… «И я – в тоске! Я гнусь под тяжкой ношей…»
    - Угу, – неопределенно пробурчал Кирилл.
    Стриженая девица пыталась втиснуть свой стул между Мелентьевым и Тумановым.
    «А вот ты, безволосая, нам здесь не нужна», – подумал детектив, незаметно подвигая свой стул вплотную к Туманову.
    Но девица оказалась настырной.
    - Сашка, подвинься! – потребовала она. – Я хочу с петербуржцем поговорить!
    Туманов покорно отодвинулся.
    «Вот ведьма! Только пошел контакт...» – разозлился Кирилл.
     - Вряд ли мы найдем общую тему для разговора, – поморщился он. – Женщины без волос у меня вызывают ассоциации с неизлечимыми болезнями или сексуальными расстройствами, вызванными стремлением превратиться в мужчину. Я люблю стопроцентных женщин.
    Девица зло расхохоталась.
    - А мне и не надо, чтобы ты видел во мне самку. Я – человек вообще!
    - Прости, с бесполыми тем более не имею желания разговаривать. Человек вообще меня не интересует. Я – старомоден, меня волнуют женщины.
    - Придурок! – бросила сквозь зубы девица.
    - Да, ладно тебе, Жучок, – расхохотался бородатый. – Он же из Питера!
    - Вот именно!.. – тоже не сдержал своего смеха Кирилл. – Я из Питера! Жучок!.. – подмигнул он стриженой.
    - А ты ее не обижай! – задрал голову бард.
    - И не собираюсь! Я энтомологией никогда не интересовался!
    Начавшийся разговор вполне мог перейти в потасовку, но Туманов, положив руку на плечо Кирилла, предложил:
    - Пойдем, сядем там!
    Они пересели в дальний угол бара. Кирилл заказал два стакана виски.
    - Ты понимаешь… - в волнении поглаживая рукой по груди, неуверенно начал Саша, - хочу написать стихи… и не могу… а ты прочел, и я понял, это то, о чем думаю… «Такой любви не место на земле!» Но вот ты скажи, почему?.. Почему?..
    Его голова бессильно упала на руки, и он заплакал.
    - Э… брат, ты это, что? – тронул его за плечо Кирилл.
    - Девушка моя умерла… любимая… - проводя ладонью по глазам, ответил он.
    - Прости, не знал!..
    - Да ладно…
    - А от чего умерла?..
    Туманов молчал, будто не услышал вопроса.
    Официантка принесла виски.
    - Давай, помянем, – предложил Мелентьев.
    - Давай!.. – взяв стакан, эхом отозвался Туманов.
    Залпом выпив виски, он, понизив голос, сказал:
    - Убили ее!..
     Кирилл сделал соответствующее выражение лица.
    - Задушили!.. – пояснил поэт. – Веревкой!..
    - Как же это так?.. За что?..
    Туманов желчно рассмеялся.
    - Убить всегда есть за что! За правду, например! За торжество справедливости!..
    - А какая она была… твоя девушка?
    - Добрая… такая добрая, что нет таких больше! – качая головой, ответил Туманов. – Нищему, безвестному поэту руку протянула… да что руку! В душу свою пустила!.. Увидела меня случайно в переходе … я из Смоленска приехал… без копейки денег… Ну, взял гитару и стал петь… бросали мелочь…  на пирожок бы не хватило… и вдруг она остановилась и смотрит… Глаза такие темные, ласковые… послушала меня и предложила: «Пойдем,  поедим чего-нибудь!» Другая бы сказала: «Пойдем, накормлю!» А она как к равному обратилась. – «Денег у меня нет, отвечаю», – «Ничего, скоро будут, – отдашь» - «А отчего, спрашиваю, ты уверена, что будут?» – «Талант у тебя! Оттого и уверена». Так я и познакомился со своей Ираидой… Встречались мы с ней тайно… не могла она меня в свой круг ввести… нужно было сначала один вопрос решить… Ох, и зачем я его решать взялся?! – невольно вырвалось у него. – Любила она меня сильно… а я… тогда не понимал… а как умерла… - он запнулся, видно стараясь не подпускать слезы.
    - А кто же убил ее, не знаешь?
    - Может, и знаю, да что толку?!..
    - Как это, что толку? – возмутился Кирилл. – Преступление должно быть наказано!
    - Кто тебе это сказал?
    - Тот же, кто и тебе!
    - А если я ее убил? Тогда какая мне разница посадят меня в тюрьму или нет? Душа от этого мучиться не перестанет!
    - Что, прямо так и убил? Веревку накинул и затянул? – недоверчиво переспросил Мелентьев.
    - Себя на нее накинул как веревку и затянул! Закажи еще чего-нибудь! – попросил Туманов.
    Кирилл заказал еще два стакана виски.
    Туманов выпил и, позабыв о своем собеседнике, поспешил к составленным столам.
    - Давай, напусти Туману!.. – закричала Жучок, вешаясь к нему на шею.
    Кирилл потер в задумчивости подбородок и вышел на улицу. Свежий воздух приятно закружил голову.
    «Да, поднапустил туману: - «Я убил!..» Придется наблюдения продолжить».

* * *
    Кирилл с большим удовольствием избавился от легкой небритости и, взбрызнув лицо лосьоном, надел черные джинсы и темную вельветовую рубашку. Он собирался навестить Викторию Свободину. Когда Мелентьев позвонил ей по телефону, она не стала допытываться, по чьей просьбе он ведет расследование, а дрожащим голосом произнесла: «Приезжайте».
    Дверь Кириллу открыла какая-то пожилая женщина и сразу же провела его в гостиную. Минут через пять в черном шелковом халате, расписанном тонким белым рисунком, появилась Виктория. Траурная лента была почти невидна в ее смоляных волосах. Мягким движением руки она попросила Мелентьева не вставать.
    - Простите меня за вторжение… - начал детектив.
    - Ах, что вы! – не дала ему договорить Свободина. – Я так рада каждому живому лицу! – она прерывисто вздохнула и посмотрела на фотографию дочери, стоявшую на журнальном столике. – Мне так ее не хватает!.. А вы, к тому же, хотите найти убийцу моей дорогой Ираиды! Выпьете чего-нибудь?
    - Кофе.
    Виктория подошла к двери и крикнула:
    - Тетя Надя, свари кофе!
    - Я так нервничаю, так переживаю… - повернулась она к Кириллу и, проходя мимо зеркала, бросила на себя быстрый, но внимательный взгляд. – Это просто невозможно… это бесчеловечно… - продолжала Виктория, видно уже отвечая тревожащим ее мыслям.
    Тетя Надя принесла кофе и взглядом спросила племянницу: «Все ли так?» Та в ответ вяло кивнула.
    Трель телефонного звонка дрожью пробежала по телу Виктории. Она стремглав бросилась к аппарату.
    - Сережа, ты?!.. – не дождавшись голоса звонившего, воскликнула она. – Но это же просто бесчеловечно!.. Ужасно!.. Бросить меня одну!.. Когда ты приедешь?.. Только завтра?!.. Еще целый день и ночь!.. Ну постарайся пораньше!.. Хорошо!.. Спасибо, дорогой!.. Жду!..
    Свободина положила трубку и радостно вздохнула.
    - Ах, если бы вы знали, как важна в тяжелые минуты поддержка близкого человека! – объяснила она, разливая кофе. – Итак, я вас слушаю, – откинувшись на спинку дивана с чашкой в руке, обратилась она к Мелентьеву.
    - Простите, если мои вопросы причинят вам боль…
    - Хуже и больнее того, что случилось, ничего не может быть, – печально ответила она.
    - Вы кого-нибудь подозреваете в смерти своей дочери?
    Виктория опустила голову и на несколько секунд занялась созерцанием своих пальцев.
    - Дочери… - как-то неопределенно протянула она. – Ираиды! – словно теперь ей стало ясно, о ком идет речь, воскликнула Свободина. – Ну… она была яркой девушкой, интересной актрисой… ну, конечно, были враги… Ах!.. - вздохнула Виктория. – Я лишилась двух дорогих людей: Ираиды и Арнольда. И даже не могу предположить, кто и зачем их убил?
    - Скажите, Ираида жила вместе с вами?
    - Очень редко. Вообще она снимала квартиру. Но, когда наступал финансовый кризис, перебиралась ко мне.
    - Я мог бы взглянуть на ее вещи?
    - На вещи? – удивилась Виктория. – Ах, ну да, конечно! Я, знаете ли, все вещи забрала себе. У нас с ней был почти один размер. Только у меня грудь побольше… Прошу, - указала она рукой в сторону коридора. – Вещи там, в спальне.
    Огромная двуспальная кровать была завалена одеждой. Кирилл осмотрел несколько платьев и отметил, что лейбл «Алла Куракина» был на каждом втором.
    Виктория, не теряя времени, приложила к себе темно-розовое вечернее платье.
    - Не люблю розовый цвет!.. Да  и вообще, Ираида в нем много светилась.  – Она отбросила его на стул.
    - Как я понял, Ираида отдавала предпочтение марке Аллы Куракиной.
    - Да!.. Что делать? Хотя, справедливости ради, надо отметить, что некоторые модели Аллы весьма своеобразны и могут подчеркивать индивидуальность. Но, конечно же, если бы у Ираиды было право выбора, она вряд ли бы остановила свое внимание на марке Куракиной. Просто она снялась в нескольких роликах рекламирующих ее изделия, и Куракина в знак благодарности и в расчете на будущее сотрудничество продавала Ираиде кое-что по более низким ценам, а иногда и дарила. Поэтому она старалась появляться в ее платьях и при всяком удобном случае расхваливала творения Аллы.
    Неожиданно взгляд Виктории упал на обложку журнала, на которой в белой шубе в обнимку с Навруцким была запечатлена Ираида. Мелентьев перехватил ее взгляд.
    - Вот… тоже, - указала она рукой на журнал, - шуба от Куракиной… - и  бросила на обложку темный шарф. – Вы спрашивали, не было ли у Ираиды врагов? – сжимая губы, словно боясь выпустить какие-то лишние слова, обратилась она к детективу. – У Ираиды был ужасный характер!.. И нажить себе неприятностей ей не составляло никакого труда. Она, к примеру, замучила своими домогательствами Сергея Навруцкого… Ведь я… - Виктория запнулась, видимо, не желая называть себя матерью. – Ведь я – близкий ей человек…- нашлась она. Но даже, несмотря на это, Ираида продолжала, говоря по простому, вешаться Сергею на шею. Она ни во что не ставила мои отношения с ним!.. - Виктория от возмущения даже растерялась и, резко повернувшись, прошла в гостиную.
    Кирилл последовал за ней.
    - А в смерти Арнольда Чинарова вы кого-нибудь подозреваете? – спросил он, садясь напротив Свободиной, нервно вертевшей в руках бирюзовый шарф.
    - Да Ираида же видела убийцу! – воскликнула Виктория, непонимающе округлив глаза. – Что тут подозревать, когда все ясно. Его убила Дымова! Подлая, мерзкая, беспринципная…  И поделом им обоим! – взмахнув шарфом, вынесла она свое заключение. – Сначала эта «миленькая» девочка смотрела мне в глаза и ловила каждое мое слово. О, я хорошо помню первые дни съемок… Она ступала, чуть ли не на цыпочках, и замирала при каждом возгласе Арнольда, но очень скоро, буквально недели через две освоилась, и залезал к Чинарову в кровать!.. Представляете, мое состояние?.. Мы с Арнольдом уже собирались пожениться, он хотел официально признать Ираиду дочерью, как… - Виктория лишилась слов. – Как… эта маленькая гадина обвилась вокруг ослепшего Чинарова и ловко его окольцевала. Но теперь все стало на свои места. Справедливость восторжествовала!.. Арнольд получил сполна за свою подлость!..
    - Простите, если мой вопрос вам покажется немного странным, - осторожно начал Кирилл. – Но вы сами абсолютно уверены в правдивости показаний Ираиды?..
    - Я понимаю вас, – кивнула Виктория. – Взбалмошный характер Ираиды ставит под сомнения ее слова. Но в данном случае, я уверена, что она сказала правду.
    Кирилл поднялся, пожал руку Свободиной и, еще раз высказав свои глубочайшие соболезнования, простился с ней.

* * *
    Ближе к вечеру, надев куртку и темные очки, Мелентьев отправился к  дому, где временно у друзей проживал поэт Саша Туманов. Кирилл уже несколько вечеров следил за ним. Но его маршрут оказывался неизменным. Он выходил, смотрел на небо, затем сплевывал в сторону и слегка качающейся походкой направлялся в «Обочину».
    Сегодня ритуал повторился в точности. Сплюнув, Туманов пошел вдоль улицы, но у дома, где он всегда сворачивал, чтобы идти в бар,  неожиданно остановился и, словно вспомнив, что ему надо в другое место, прибавил шаг. Мелентьев с максимальной осторожностью последовал за ним.
    «Шпик - он должен быть маленьким, юрким, незаметным, - раздраженно думал всякий раз Кирилл, когда Туманов оглядывался назад. – А мне с ростом 1.87 см только слежкой заниматься!.. Я как фонарный столб… отовсюду виден». – Он повернулся к витрине и украдкой поглядывал на Туманова, остановившегося у дороги в ожидании зеленого света.
    Постепенно улицы оживлялись, замелькали вывески дорогих кафе, баров, бутиков. Кирилл ожидал, что Туманов свернет в какой-нибудь переулок, но, к немалому удивлению детектива, поэт вошел в кафе с большими полукруглыми окнами. Он остановился посредине и огляделся, словно искал кого-то. Женщина в темных очках чуть приподняла руку, поэт кивнул, прошел вглубь зала и сел за ее столик. Мелентьев подошел поближе, размышляя войти ли в кафе или продолжить наблюдение снаружи, как внимательнее приглядевшись к даме, не смог сдержать изумленного возгласа:
    «Вот это, да! Мадам Драгулова и нищий поэт! Вот это диссонанс!.. - Кирилл почувствовал, как кровь ударила ему в голову. – Неужели здесь кроется разгадка?! Что может связывать изысканную Драгулову и кое-как одетого молодого человека без определенных перспектив?! Может, он ее любовник? – задал себе вопрос Кирилл. – А что?! Некоторых женщин тянет окунуться в грязь. Они потом с большим наслаждением предаются роскоши!.. Специально пачкаются, чтобы потом в пульсирующей воде джакузи отмывать дорогими шампунями свое тело. А может, здесь передо мной заказчик и исполнитель?! Но мог ли Туманов убить Ираиду? Стоп!.. Он же сам сказал, что набросил себя как веревку на ее шею… Да все может быть… Он мог специально познакомиться с Ираидой, чтобы выведать, известны ли ей некие факты, которые мадам Драгулова хотела бы скрыть? Вероятно, существует какая-то тайна. И когда Ираида проболталась своему любовнику об этой тайне, тот, по приказу мадам, убил ее».
    Кирилл вошел в кафе и, пользуясь старой испытанной маскировкой, закрылся от преступной парочки газетой так, чтобы краем глаза иметь возможность наблюдать за ней.
    Драгулова что-то эмоционально говорила поникшему головой поэту. Было видно, что она всем своим существом пыталась его в чем-то убедить. Когда мадам исчерпала свои доводы, Туманов поднял голову и искривленными от ненависти губами бросил ей в лицо несколько слов. Драгулова словно захлебнулась от них. Она открыла рот и жадно глотнула воздух. Придя в себя, Мирра вновь принялась что-то яростно доказывать. Кирилл заметил как ее рука, подрагивавшая в нерешительности, прикоснулась к плечу Туманова. Тот вздрогнул и долгим пристальным взглядом посмотрел на Мирру. Тогда она вынула из сумки конверт и, положив на стол, подвинула его к поэту. Туманов взорвался короткой фразой, но Драгулова мягко настояла на своем, и конверт перешел в карман Саши. Мирра, немного успокоившись, выпрямила спину и огляделась вокруг. Рядом с ними освободился столик;  Кирилл пошел на риск. Он взял свою чашку кофе и сел спиной к Мирре и Туманову. Несмотря на всю эмоциональность продолжавшегося разговора, детективу не удалось много услышать, так как Драгулова говорила очень тихо и вовремя останавливала забывавшегося поэта. До Мелентьева донеслось всего несколько фраз.
    -… и все-таки, как вы могли!.. – качая головой, произнес Туманов.
    - Ты же знаешь, это было необходимо…
    - Я ничего не знаю, и знать не желаю, – довольно громко возразил он, но Мирра тут же прервала его.
    - Успокойся! Ты не на поэтическом вечере!.. К тому же в главном ты  виноват сам!..
    - У вас еще хватает наглости обвинять меня! – Туманов от возмущения  даже приподнялся со стула.
    - О, господи! – не сдержавшись, воскликнула Мирра. – Какой ты нервный!.. Но, однако, мне надо идти, – спохватилась она. – Кстати, надеюсь, ты понимаешь, что все по-прежнему должно оставаться в тайне, - понизив голос, напомнила ему Драгулова и, поднявшись, добавила: - Позвони недели через две… а вообще, лучше бы ты уехал.
    - А еще лучше бы - умер! – с еле сдерживаемой яростью произнес Туманов. – Может, вы и меня, как Есенина, повесите?!.. Вот было бы здорово!.. – хрипло рассмеялся он.
    - Слишком много чести, – бросила ему Драгулова и направилась к выходу.
    Услышав эти слова, Кирилл невольно вспомнил поэта Вострякова.
    «Неужели между тремя убийствами все-таки существует связь?.. Но что могло быть общего у знаменитого Чинарова и безвестного Вострякова?.. И что это за тайна, которую так тщательно скрывает мадам Драгулова?»
    Мелентьев повернулся вполоборота и взглянул на согбенную фигуру Туманова, которая показалась ему похожей на большой вопрос.

ГЛАВА  ТРИНАДЦАТАЯ

    Поздно вечером Мелентьев позвонил секретарше Чинарова, Марии Николаевне. Печальным голосом она выразила надежду, что хоть чем-то сможет быть полезной в раскрытии убийства ее патрона. «Я так мало полагаюсь на милицию, - вздыхая, призналась она. – Частное - всегда лучше».
    На следующее утро Кирилл вошел в офис Арнольда Чинарова, на двери которого висел траурный венок.
    Мария Николаевна оказалась приятной особой на вид лет сорока пяти.
    «Значит, ей не меньше пятидесяти», - отметил Кирилл.
    День был ярким, и солнечные лучи безжалостно высвечивали каждую морщинку на лице, старательно покрытом тональным кремом и пудрой, хотя в результате получались все те же морщины только под макияжем.
    «Остается догадываться, сколько сил приходится затрачивать ей, чтобы, увы, хотя бы на первый взгляд выглядеть моложе», - подумал детектив.
    Мария Николаевна поставила на стол розовые чашки с кофе и предложила Мелентьеву сесть в кресло из бежевой кожи.
    - Я могу узнать, кто пригласил вас расследовать убийство Арнольда Аристарховича?
    - К сожалению, нет. Мой заказчик пожелал остаться инкогнито.
    - Что ж, уверена, - это благородный человек! – сказала она и, вздохнув, добавила: - Будь у меня побольше денег, я бы не пожалела потратить их, чтобы изобличить убийцу!
    - Вы давно работали у Чинарова?
    - О, да! Почти десять лет. Он очень доверял мне. Ах, как тяжело потерять такого человека! – не выдержала Мария Николаевна.
    - У вас есть какие-нибудь подозрения, кто мог убить его?
    - Несмотря на то, что врагов у него было немало, подозревать кого-либо конкретно я не могу, хотя оснований у меня более чем предостаточно, – со значением повысила она голос.
    - Что вы имеете в виду? – тут же заинтересовался Кирилл.
    - Да хотя бы визиты Князева и Свободиной старшей, незадолго до убийства.
    - Расскажите, – предложил детектив.
    Мария Николаевна, стараясь быть предельно точной, подняла глаза вверх и даже задержала дыхание.
    - За три дня до убийства сюда, в офис, приехал взвинченный до предела Николай Князев. Он словно вихрь влетел в кабинет Арнольда Аристарховича, даже не поздоровавшись со мной. И сразу начал на повышенных тонах. Его претензия к Чинарову заключалась в том, что первоначально Арнольд Аристархович планировал подписать с ним контракт на продюсирование фильма. Но так случилось, что Сугробин предложил значительно большую сумму. Вы сами понимаете, какой режиссер откажется от лишних денег. Для режиссера его фильм – это часть жизни, переданная ленте. И естественно, что режиссерские замыслы почти всегда разбиваются о проблему финансирования. То, что мы видим на экране, обычно составляет в лучшем случае процентов шестьдесят от того, что задумал его создатель. Деньги, увы, поедают замыслы. А с этим фильмом вообще сложно, – вынимая из пачки сигарету, не сдержала глубокого, идущего от сердца вздоха, Мария Николаевна. – Все словно сошли с ума! Ему уже заранее прочили, чуть ли не шесть Оскаров!.. Каково?.. Еще даже не были начаты съемки, а уже сумасшедший ажиотаж!.. Надо, конечно, отдать должное, - выпуская ароматную ментоловую струйку дыма из томно-розовых губ, заметила она, - роман Исленьева потрясает!.. Вы читали?
    - Да, читал и согласен с вами.
    - Ну так вот… - она задумалась, - то, что получится у Храмова, с которым несомненно Исленьев заключит контракт… Как бы поточнее выразиться?.. Будет, естественно, совсем не то, что снял бы Чинаров. Это будет один из нескольких достойных внимания фильмов года, а Арнольд готовился снять лучший фильм нескольких десятилетий. Он провел большую подготовительную работу; прочувствовал, пережил судьбы всех героев; долго и тщательно подбирал актеров. Было несколько составов, он менял их, вызывал на повторные пробы, чтобы посмотреть на взаимодействие, взаимопонимание между артистами. Наконец, вроде бы остановился на Сергее Навруцком и Ольде Самариной. По-моему, это был бы великолепный дуэт! Но Арнольда, тем не менее, что-то не устраивало…
    - Так, значит, и Навруцкий оказался под вопросом?
    - Совершенно верно. И когда я спрашиваю себя: «Кто же все-таки мог убить Арнольда?» - первыми на подозрение приходят актеры и Николай Князев.
    - Но, простите, какой смысл актерам убивать Чинарова? Ведь у них нет никакой уверенности, что Храмов остановит свой выбор на них.
     - Вы правы, но тут большую роль играет самолюбие! Печать уже растрезвонила, что на главные роли утверждены Самарина и Навруцкий, а продюсером фильма будет Князев. И вдруг, Чинаров отказывается от услуг Князева. Это вызовет большие толки вокруг его финансовых возможностей. Поэтому для Николая, смерть Арнольда - это спасение лица его фирмы. Однако, я отвлеклась, – заметила Мария Николаевна, - хотела все по порядку… Итак, в тот день Князев влетел в кабинет и начал угрожать Арнольду, оскорблять его. Кончилось тем, что Чинаров предложил ему на выбор: либо он сам покидает офис, либо охранники  выталкивают его взашей. Николай предпочел первое, но вы бы видели его лицо! – Мария Николаевна в ужасе покачала головой. – Он спускался по лестнице и буквально изрыгал проклятия. Не успело пройти и получаса после его визита, как нам оказала честь бывшая муза Чинарова, Виктория Свободина, которая тоже пришла с угрозами. Правда, обрушила она их на Чинарова не сразу,  лишь, когда поняла, что ее миссия не увенчалась успехом. Вначале же она явилась просительницей за дочь. Вероятно, ей стало известно, что Арнольд решил заменить Ольду. Скорее всего, пошли слухи о том, что он пригласил на пробы молодую польскую актрису Малгожату Франек.
    Мария Николаевна поднялась с дивана и, покачивая бедрами в амплитуде, по которой сразу можно распознать высокопрофессиональную секретаршу, подошла к мини-бару и плеснула в два бокала с широким дном немного коньяку.
    - Одним словом, - поставив бокалы на стол, продолжила она, - Виктория стала просить Арнольда Аристарховича взять Ираиду на главную роль. Он, естественно, отказался, тогда та сменила тактику и принялась умолять оставить Навруцкого, объясняя ему, чуть ли не со слезами, что Ираида уводит Сергея, который для нее – все!
    - Да, сложная ситуация… запутанная…
    - Заметили? – нервно поигрывая зажигалкой, не сдержала грустной усмешки секретарша.
    - Ну а какой смысл Виктории убивать Чинарова? – спросил Мелентьев, окончательно запутавшись в актерских проблемах.
    - Ее смысл – это Навруцкий! Он - очень амбициозный молодой человек. Он - мощный театральный актер, а вот с кино у него все как-то не складывается. И от съемок  в фильме Чинарова, можно сказать, зависело все его будущее. Это был бы прорыв на экран. Но дно дело, если бы он просто пробовался на роль и получил отказ, и совсем другое, получить его, когда о том, что он будет сниматься у Чинарова, не написала разве что газета «Материнство». По правде говоря, я точно не знаю, почему Арнольд решил поменять его. На мой взгляд он идеально подходил на роль: высокий, волнистые русые волосы, открытый лоб …
    - А кого Чинаров прочил  вместо Навруцкого?
    - Не знаю, – с сожалением развела она руками. – Понимаю, это странно звучит из моих уст, но я действительно не знаю.
    - Мария Николаевна, - с интересом ожидая ее реакции, обратился к ней Мелентьев, - а что вы думаете по поводу заявления Ираиды о том, что Чинарова убила Регина Дымова?
     Мария Николаевна от души рассмеялась.
     - Верить заявлениям Ираиды?!.. Более лживого, изворотливого, бессердечного создания я еще не встречала и просто не понимаю, как могли работники милиции поверить ей. Неужели не ясно, что этой мелкой актрисульке было нужно внимание прессы! Она жила ради прессы и, может быть, ради нее и умерла. Достаточно вспомнить ее наглое преследование Чинарова, когда она чуть ли не кричала:  «Признай меня, папа!» Это же высший пилотаж наглости! – Мария Николаевна брезгливо передернула плечами. – Но главное, подумайте, зачем Дымовой было убивать Арнольда? Допустим, она могла ему угрожать, но убивать…
    - А если предположить, что у нее была договоренность с Исленьевым? Он отдает сценарий своего фильма Храмову только при условии, что главную роль будет играть Регина? – спросил Мелентьев.
    Мария Николаевна решительно покачала головой.
    - Ну скажите, вы могли бы поверить в какие-то там договоренности, чтобы убить человека?
    - Вы полагаете, что Исленьев не сдержал бы своего слова?
    - Я сомневаюсь, что он вообще давал его. Исленьев - писатель, в данном случае, сценарист. И если Храмов решит, что Дымова не подходит, то убедить его в обратном, поверьте, не сможет никто. К тому же, насколько я знаю, роман между Вадимом и Региной уже давно перешел в эпилог.
    - Это был бурный роман?
    - О да! Впрочем, как и все остальные. Регина даже тихое озеро сумеет превратить в океан.
    - Хорошо, положим, Ираида ввела всех в заблуждение, но почему в таком случае исчезла Дымова?
    - Ну, если мы с вами занялись предположениями… я могу выдвинуть версию, что Регину убили.
    - Интересная версия, – усмехнулся Кирилл. – А если все-таки, нет?
    - В таком случае, она просто испугалась того, что произошло, и убежала.
    - Она, что, такая пугливая?
    - Она очень импульсивная. Вообще, вариантов, кто убил Арнольда, великое множество. Можно предположить, что его убил Князев, Самарина, та же Дымова, Навруцкий, Свободина, здесь возможны подварианты: Ираида или Виктория в сговоре с Навруцким. Даже могу предложить вам Эллу Романову, если вы слышали о такой.
    - А она, каким образом?
    - Самым обыкновенным. Она тоже жаждала роли. Она тоже мечтала сыграть Лику.
    - Можно еще кофе? – попросил Мелентьев.
    «Это черт знает что такое! Обилие фигурантов погубит все следствие. Невозможно подозревать в убийстве сразу человек десять… Вероятно, на это и рассчитывал убийца», – прикрыв глаза ладонью, подумал Кирилл.
    - Пожалуйста, кофе, – предложила Мария Николаевна. – Ах, как мне не хватает Арнольда Аристарховича!.. Как не хватает!.. – сморщившись, чтобы не подпустить слезы к глазам, пробормотала она.
    Кирилл молча выпил чашку и только после этого возобновил разговор.
    - А каким образом Романова собиралась получить роль? Она же – не актриса! Дилетантке не по силам сыграть такой сложный характер.
    - Вот вы это понимаете, а она – нет! Когда Арнольд был в Париже, Элла уговорила своего мужа, крупного бизнесмена, дать денег, чтобы снять короткометражный фильм по новелле Мопассана. Арнольда увлекла эта идея, и он с удовольствием принял  предложение. Главную роль, конечно же, играла Элла. Я видела этот фильм и надо сказать, хоть я и недолюбливаю Романову, а кто ее вообще любит? – сделала ремарку Мария Николаевна, - она сыграла впечатляюще. И тут же стало очевидным, зачем вообще все было затеяно! Таким образом, Элла попыталась обратить внимание Чинарова на свой драматический талант. Однажды она приехала в офис и предложила Арнольду Аристарховичу своего мужа в качестве продюсера, а себя в качестве актрисы на главную роль. Чинаров расцеловал ее бархатные ручки и вывел за дверь. Тогда она стала требовать пленку своего фильма, но Чинаров ей отказал, и имел на это полное право, так как не было заключено никаких договоров, ни оговорено никаких условий. Фильм был снят как забава, которую могут себе позволить богатые люди. Вот вам мотив убийства. Романовой были нужны пленки фильма. Не сомневаюсь, что первым делом она продемонстрировала бы их Храмову и тут же предложилась бы в актрисы, добавив мужа в качестве спонсора.
    - А почему Чинаров не хотел отдавать фильм?
    - Я же уже говорила: это была забава, проба пера, чтобы потом воплотить большой замысел. Выпуск этого фильма был бы равносилен тому, как если бы писатель сначала опубликовал свои черновики, а уже потом - роман. Единственно, что удалось Элле, так это заснять на свою видеокамеру части полторы, то есть около пятнадцати минут, больше Арнольд не разрешил.
    - Следовательно, у Романовой был вполне обоснованный мотив убить Чинарова. Завладела пленками, она устроила бы шумный просмотр последнего фильма великого режиссера. И под занавес объявила бы прессе, что Чинаров, буквально перед смертью, предложил ей сыграть роль Лики!.. Вы полагаете, что этим она действительно обратила бы внимание на себя, как на актрису?
    - Во всяком случае, вокруг ее имени поднялась бы большая шумиха, и, уж конечно, что-то из этого она извлекла бы.
    - Хорошо, допустим такой вариант. Но почему же Романова до сих пор молчит? Где же фильм?
    В глазах Марии Николаевны сверкнули злорадные огоньки.
    - Фильм в надежном месте. Элле его не найти. Я не сомневаюсь, что после убийства Арнольда люди ее мужа тайком обыскали и квартиру, и дачу Чинарова, даже обращались в милицию, не изъяли ли стражи порядка пять коробок с пленками. И если бы те признались, что изъяли, муж Эллы сумел бы их тут же забрать, у него большие связи.
    - Значит, только вам известно, где спрятан фильм?
    - Совершенно верно. И я его ни за что не отдам Романовой.
    - Этим вы огорчите не только ее, но и всех ценителей таланта Чинарова.
    - Да поймите, Арнольд Аристархович не считал его готовым к показу. Впрочем, - Мария Николаевна задумалась, - наверное, вы отчасти и правы. Но спешить ни к чему. Сначала я посоветуюсь кое с кем, а потом будет видно.
    - Любопытно было бы взглянуть на этот фильм! – воскликнул Кирилл.
    - Вот видите, вам уже любопытно, а представляете, какой ажиотаж подняла бы Романова через прессу!.. Страшно представить!.. – Мария Николаевна даже поежилась.
    - Можно мне осмотреть кабинет Арнольда Аристарховича? – приподнимаясь, спросил Мелентьев.
    - Там смотреть нечего, – последовал ответ. – А вот взглянуть на его архив, думаю, вам будет интересно.
    - Какой архив?
    - Ну как же?! – не скрывая удивления, воскликнула Мария Николаевна. – Архив Чинарова.
    - А разве его не изъяли сотрудники уголовного розыска? – ответно удивился Кирилл. – Ведь я сам просматривал бумаги, доставленные на Петровку.
    - Это вы имеете в виду коробку с бумагами, которую забрали с квартиры Арнольда?
    - Да.
    - Так это так, чепуха!.. Рабочие записи, которые Арнольд время от времени уничтожал. Настоящий архив хранится совсем в другом месте. Вы меня спросите, почему я ничего не сказала о его существовании сотрудникам уголовного розыска? Да потому что не хочу, чтобы бездушные руки копались в этих бумагах, они обязательно что-то утеряют, испортят и главное, ни за что не найдут убийцу, – Мария Николаевна облокотилась о спинку дивана и внимательным взглядом окинула Мелентьева. – Понимаете, я не доверяю государственным служащим, частник – всегда лучше, добросовестнее, если хотите, честолюбивее, следовательно, ему не все равно добьется он успеха или нет. Не скрою, я навела о вас справки! И должна признаться, что вы внушили мне доверие. Раскрыть два таких сложных, запутанных убийства… Одним словом, Кирилл, я хочу сама разобрать архив Арнольда Аристарховича: что-то отобрать для печати, что-то отложить до лучших времен, а что-то даже уничтожить. Но так как загадка его убийства может скрываться в этих бумагах, то я хотела бы предложить вам вместе со мной просмотреть архив. Я могу пропустить что-то важное, посчитав его пустяком. Вы понимаете, насколько я вам доверяю?! – она сделала многозначительную паузу, а потом продолжила:  – Это большая ответственность первым прикоснуться к архиву выдающегося человека.
    - Мария Николаевна, - прищурив синие глаза, спросил Мелентьев, - а кроме вас кто-нибудь еще знает об этом архиве?
    - Конечно, о его существовании известно определенному кругу людей, но!.. – она подняла указательный палец. – Никто не знает, где он находится.
    - И где же?
    - А вот завтра мы с вами поедем туда.
    Кирилл задумался.
    - Не хочу вас огорчать, но если о существовании архива знает, как вы выразились, определенный круг людей, то поверьте, его сохранности может грозить опасность.
    - Об этом не беспокойтесь! Никому и в голову не придет, куда Арнольд его запрятал.
    - Я не слишком утомил вас? – поинтересовался Кирилл.
    - Нисколько. Ради того, чтобы найти убийцу Арнольда Аристарховича я готова говорить с вами без сна и отдыха.
    - В таком случае поделитесь своими догадками, что связывало Мирру Драгулову, Аллу Куракину и Чинарова?
    Мария Николаевна звонко рассмеялась.
    - Похвально! Вы уже почувствовали, что между ними что-то было?.. Увы, я действительно могу поделиться только догадками!.. Дело в том, что я работаю… работала, - поправилась она со вздохом, - у Чинарова только десять лет. А отношения Арнольда с этими женщинами начались намного раньше… Я всегда чувствовала, что они каким-то образом зависят от Арнольда… точнее не могу сказать, именно, чувствовала временами какую-то напряженность между ними. Ну знаете… - она плавно повела рукой, - разговоры по телефону, отдельные фразы, доносившиеся из кабинета… Утверждать я ничего не могу… но и избавиться от ощущения какой-то тайны то же не в силах…
    - А чтобы вы могли сказать о Драгуловой и Куракиной? Я интересуюсь вашим мнением, потому что за время нашей беседы  сумел оценить ваш образ мышления: в нем есть логика и отсутствует присущая большинству женщин импульсивность.
    Мария Николаевна в знак согласия улыбнулась и с легким вздохом призналась:
    - Увы, таких женщин, как я, очень уважают мужчины, но не любят!.. В своих любовницах, супругах они ценят именно нелогичность, импульсивность, взбалмошность. Они страдают от их капризов, но не могут без них обойтись. Я же настораживаю мужчин отсутствием всего этого набора прелестей, хотя, не буду скрывать, у меня есть чисто женский порок, но он появился вследствие отсутствия личной жизни, я люблю быть в курсе всего.
    Она поправила безукоризненно белый воротничок блузки и грустно улыбнулась. Кирилл подумал, что у нее было немало романов, нет, роман это что-то длительное, здесь скорее подойдет эссе, - краткое изложение сущности вопроса. Вот именно, она слишком кратко излагала свою женскую сущность. Она не капризничала, не требовала норковых шуб, драгоценностей, отдыха на острове Мартиник… она по-деловому, хотя, несомненно, пылко отдавалась любви. Вероятно, она не раз пыталась изменить свою тактику, добавить немного капризных нот, очаровательных просьб, на которые нельзя ответить отказом, но у нее это получалось плохо. Тогда она решила оставаться сама собой. Она – современная деловая женщина, лишенная артистических изысков, игривой недосказанности взглядов и слов, которые так ценят и от которых так страдают  мужчины. Вне всяких сомнений, у ней было эссе и с Чинаровым, после чего она стала особо доверенной секретаршей.
    - Что я могу сказать вам о Драгуловой? – прервала легкую паузу Мария Николаевна. – Это своеобразная женщина, прошлое которой, несмотря на то, что она охотно рассказывает о своих знатных предках, покрыто тайной. Она утверждает, что принадлежит к роду Волконских. Причем, если судить по ее утонченной внешности, ей вполне можно поверить, но… лично я, сомневаюсь. Свое стабильное финансовое состояние она объясняет смертью одного родственника, эмигранта, окончившего дни, как вы догадываетесь, в Париже, и все завещавшего ей. Драгулова, в противоположность мне, женщина в полном смысле этого слова. Она не желает стареть!
    - Простите, но мне кажется, что у вас тоже нет такого желания, – не без улыбки заметил Кирилл.
    - Не спорю!.. – согласилась Мария Николаевна. – Но дело в том, что я, в отличие от Мирры, понимаю, что старею. Ну, например, почему бы мне ни попытаться увлечь вас?.. А вдруг?.. Вдруг вы мне ответите взаимностью?.. Тем более что сейчас это стало модно. Не то, что любовники, даже мужья стали моложе своих жен лет на двадцать-тридцать… Вот это как раз в стиле Драгуловой! А мне и в голову не придет соблазнять вас. Я отлично понимаю свое место. Кого я могу увлечь? Только мужчину намного старше меня. Мирра же ничего не хочет знать о своем возрасте, такое ощущение, что она вообще забыла дату своего рождения. Она обожает затаскивать молодых людей в свою постель. О, об этой постели ходит немало слухов… Простите, вам это тоже интересно? – уколола Кирилла вопросом Мария Николаевна.
    - Конечно, – в тон ей ответил он.
    - Так вот, рассказывают, что у нее какая-то необыкновенная старинная кровать. Некоторые шутники утверждают, что Мирра вывезла ее из замка Дракулы, и что, скорее всего, она не из рода Волконских, а из рода самого князя Тьмы!.. Уж очень любит молодую кровь… Не так давно она добивалась Николая Князева… и добилась, правда после ночи любви с Дракулшей, как он окрестил ее, Коля стал сильно пить. Теперь же Драгулова занята новой знаменитостью, Вадимом Исленьевым! Однако насколько я могу судить, он не принадлежит к тому типу мужчин, который допускает связь с женщиной намного старше себя. Может даже так случиться, что Мирре не удастся припасть к шее Исленьева и испить его свежей крови.
    - Вы нарисовали такой страшный портрет Драгуловой, что я просто побоюсь показываться ей на глаза. Хотя, скажу вам откровенно, она не вызывает у меня таких ужасных ассоциаций. Женщина как женщина. Немного, на мой взгляд, худая и бледная.
    - О! Если бы она могла услышать ваши слова, – расхохоталась Мария Николаевна. – Свою худобу и бледность она считает как раз за достоинства, служащие доказательством ее аристократического происхождения.
    - Ну а, что вы скажите относительно Аллы Куракиной?
    Мария Николаевна слегка покусала свои губы цвета чайной розы.   
   - Модельер, не лишенный интересных начинаний, почти примерная супруга и образцовая мать. Она обожает своих детей, особенно старшего сына. О муже ее вы, конечно же, слышали?
    - Так… совсем немного. Насколько я знаю, он занимается нефтяным бизнесом.
    - Да, он весьма крупный нефтяной бизнесмен и, кстати, дворянского происхождения, о котором он, в отличие от Мирры, никогда не распространяется.
    - Однако, забавно, – рассмеялся Кирилл. – Сколько эмоций, эпитетов вызвал отрицательный образ Драгуловой, а почти  образцовую Куракину вы охарактеризовали всего несколькими словами. Все-таки злодеи значительно колоритнее добропорядочных особ. Не будь злодеев, наш мир умер бы от скуки…
   Кирилл встал и, склонившись, поцеловал руку Марии Николаевны. Она с нежностью посмотрела на его черноволосую голову. Ведь ей теперь целуют руки только обладатели седых или лысых голов.

ГЛАВА  ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

    После долгого и обстоятельного разговора с Марией Николаевной Кирилл почувствовал, что ему необходимо отдохнуть – забыть обо всем в обществе одной приятной особы. Марина была на гастролях, и ему пришлось заглянуть в записную книжку.
    Нежный голос приятной особы ответил, что она с удовольствием проведет с ним  вечер. Вечер плавно перешел в ночь… и далее, как следует, в утро. Кирилл проснулся и обнаружил рядом с собой мучительно-прекрасный извив женского бедра. Он не стал будить белокурое создание, а потихоньку прошел в душ, затем сварил себе кофе и бесшумно закрыл входную дверь.
    На улице сверкало весеннее солнце и настоятельно предлагало провести уик-энд на природе, но у Кирилла была назначена встреча с Вадимом Исленьевым. Писатель сказал, что очень занят, однако сможет уделить ему полчаса.
    Мелентьев приехал в старинный дом, издавна облюбованный представителями богемы. Широкая лестница с массивными узорными перилами, полумрак, отражающийся в больших зеркалах. Он поднялся на второй этаж и остановился перед приоткрытой дверью квартиры.
    - Здравствуйте, проходите, – вышел ему навстречу Исленьев с мобильным телефоном в руке. – Простите, у меня срочный разговор с зарубежным издательством. Подождите, пожалуйста, в гостиной.
    Кирилл направился в сторону гостиной, но, проходя по коридору, невольно заглянул в открытую дверь писательского кабинета. Там за старинным массивным столом он увидел очень серьезную девушку в круглых очках. Кирилл остановился на пороге и поздоровался.
    - Здравствуйте, – несколько удивленно произнесла девушка.
    - Вы секретарь Вадима Алексеевича? – спросил Мелентьев, с интересом разглядывая кабинет обставленный темной мебелью.
    - Не совсем, - с милой застенчивостью улыбнулась девушка. – Я помогаю Вадиму Алексеевичу разбирать бумаги его отца. Мы готовим к изданию полное собрание сочинений Алексея Исленьева, а также его письма и выступления.
    - Большая работа! – заметил Кирилл, указывая на коробки у стены.
    - Это что! – Вон там, на шкафах, еще сколько! – задрав голову, воскликнула девушка.
    - И как вы в этом разбираетесь?!..
    Кирилл подошел к столу и взял лист, исписанный размашистым почерком Алексея Исленьева.
    - Однако, как красиво, - улыбнулся он и процитировал: «Мои губы помнят шелковистое прикосновение завитков ваших волос… вы – единственная женщина, перед которой я преклоняю колени… Анна!.. Я люблю, я боготворю вас!..» – Интересно, и кто же такая эта Анна? – обратился Кирилл к девушке.
    - Еще не знаю! Пока это единственное письмо, адресованное женщине с таким именем. Вероятно, Исленьев не отправил его… А может, оно каким-то образом спустя много лет вернулось к нему обратно. Вон, еще сколько коробок!.. Там, наверное, будут и ее письма к нему…
    - Заинтересовались работой моей помощницы?.. – появился в дверях Исленьев.
    - Вадим Алексеевич, – воспользовавшись его появлением, обратилась  девушка. – Вот тут письмо к какой-то Анне.
    - Дайте взглянуть!
    Девушка протянула ему пожелтевший от времени листок.
    Лицо Исленьева заискрилось улыбкой.
    - Ну, что можно сказать?.. Хорошо, что разбирать бумаги отца мне пришлось именно в моем возрасте, а не раньше!.. Иначе я не смог бы понять его очень частых увлечений. Обида за мать вытеснила бы возможность понимания отца. А теперь… я только рад за него!.. Думаю, вы найдете еще немало подобных писем. Может быть, мы издадим их… Во всяком случае, я нахожу, что такие строчки достойны издания: «Чтобы не случилось, я безмерно счастлив, что вы были в моей жизни,  вы – ангел и демон, благословение и проклятие, святая… Анна!» Увы! Мы уже не можем писать такие строчки, но, если кто и сподобился бы, то уверен, дама его все равно бы не поняла!.. Что ж, не будем мешать моей очаровательной помощнице, – обратился Исленьев к Кириллу. – Прошу вас!
    Они прошли по длинному темному коридору и очутились в гостиной, середину которой занимал большой круглый стол, заваленный альбомами и фотографиями. Телефонный звонок вновь вынудил Исленьева извиниться перед детективом и выйти.
    Кирилл подошел к столу, взял стопку фотографий, перевязанных лентой, и сел в огромное кожаное кресло, которое шумно вздохнуло под его тяжестью. Было забавно рассматривать чужие лица с застывавшими на них милыми улыбками, потупленными или устремленными вдаль взорами; читать то сухие краткие надписи, то нежные послания, но все об одном: «На вечную память», «На долгую память», «Вспоминай обо мне!»
    - Простите, еще раз! – воскликнул Исленьев. – Сейчас отключу телефон, и мы сможем поговорить.
    Он опустился в кресло рядом с детективом.
    - Вы были на вечере в концертном зале «Российский», когда убили Ираиду Свободину, - начал Мелентьев.
    Вадим слегка развел руками, а затем крепкими пальцами обхватил подлокотники кресла. Кирилл с любопытством посмотрел на его пальцы. Исленьев не без удивления перехватил взгляд гостя. Детективу пришлось объяснить свой интерес.
    - Недавно прочел у Розанова оригинальную фразу: «Тайна писательства в кончиках пальцев…»
    - «А тайна оратора – в кончике его языка», - с улыбкой продолжил Вадим и сразу перешел к делу. - В принципе я все рассказал майору… забыл его фамилию… такая обычная…
    - Петрову, – подсказал Мелентьев.
    - Верно! Так что, не знаю, чем смогу вам помочь.
    Кирилл читал все показания присутствовавших на злополучном вечере, но, тем не менее, захотел встретиться с людьми, которые близко знали Свободину.
    - И все же  попрошу вас вспомнить, когда в последний раз вы видели Ираиду!
    - Признаться, это не так просто… Дело в том, что Ираида исчезла, когда все уже очень хорошо выпили и я в том числе!.. – Исленьев провел рукой по темным волосам. – Пожалуй, все-таки, я ее видел, когда она разговаривала с Колей Князевым, но тот уже был почти в никаком состоянии… потом… она разговаривала с одной женщиной… и все! Больше я ее не видел! Мы, - я, Мирра Драгулова и режиссер Григорий Храмов прошли в небольшую, смежную с залом, комнату, где было немного прохладнее, и принялись обговаривать варианты нашего сотрудничества… я имею в виду съемки фильма по моему роману.
    - Ваш разговор затянулся до конца вечера, или вы все же выходили в зал?
    - Наш разговор затянулся до дверей дома Храмова и продолжился на следующий день.
    - Если я вас правильно понял, то вы, покинув зал, все время оставались в обществе Храмова и Драгуловой?
    - Совершенно верно.
    - У вас есть какие-нибудь предположения, кто мог быть заинтересован в смерти Ираиды?
    - Признаться, меня очень озадачило ее убийство. Я просто не понимаю, какую опасность и кому могла представлять Ираида? Может, ее задушили из ревности или по ошибке?..
    - А вы случайно не слышали о таком поэте, Александре Туманове?
    - Александре Туманове? – переспросил Исленьев. – Нет, не слышал!
    А какое он имеет отношение к Ираиде?
    - Предполагаю, что она любила его! – произнес Кирилл, с интересом ожидая реакции Исленьева.
    - Ираида?.. Да она с ума сходила по Сережке Навруцкому!.. Она с матерью была на ножах из-за него. Какой уж там безвестный поэт! К тому же, если бы вы хорошо знали Ираиду, вы бы даже мысли не допустили, чтобы она связалась с каким-нибудь бедняком. Ираиде в жизни были нужны две вещи – деньги и слава, а на все остальное ей было наплевать. И в Навруцкого она влюбилась только потому, что за Сережкой толпами бегают фотокорреспонденты, и таким образом у нее была возможность, крепко прижавшись к нему, попасть на страницы журналов. Так что ваш поэт Туманов никак не мог быть связан с Ираидой.
    - А имя поэта Геннадия Вострякова вам знакомо?
    - О, конечно!.. Жаль старика!.. – покачал головой Исленьев. – Заклинило его на желании стать знаменитым поэтом!.. Вы, наверное, слышали, что он повесился?
    Мелентьев молча кивнул в ответ.
    - Я его помню с детства. Одно время он был дружен с моим отцом, но потом их пути разошлись. Мы долгое время жили в Польше, почти десять лет. Отец был атташе по культурным связям при посольстве СССР. О, Польша!.. – с улыбкой воскликнул Исленьев. - После красной России увидеть замки, услышать звуки органа…
    - А что вы можете сказать о дочери Вострякова, Галине?
    - О!.. – расхохотался Исленьев. – Не спрашивайте!.. Это исчадие ада!.. Дочь Вельзевула, но никак не милейшего дяди Гены. По правде сказать, я иногда думаю, что его сумасшедшее желание доказать всем, какой он блистательный поэт, было вызвано в первую очередь неверием в него Галины, ее насмешками, упреками. Когда же она вышла замуж, к ее голосу присоединился и муж, полнейшее ничтожество, - не смог сдержать эмоций Исленьев.
    - Значит, вы убеждены, что Востряков повесился сам?
    - То есть?..
    - То есть, что это не было убийством, – пояснил Мелентьев.
    - Что?! Убийством?! – вскричал Вадим. – Неужели вы допускаете мысль, что кто-то мог убить добрейшего и безобиднейшего человека!.. Впрочем, согласен, убить могут кого угодно!..  Но зачем и кому было нужно убивать дядю Гену, не представляю…
    Исленьев встал и в волнении зашагал по гостиной. Кирилл обратил внимание на портрет женщины, написанный в темных тонах. В ее взгляде было столько доброты и нежности, что это невольно заставляло забывать о чересчур крупных, неправильных чертах лица и больших, подчеркивающих пролетарское происхождение кистях рук.
    «Наверняка, - это мать Исленьева, - подумал детектив. - Но он больше похож на отца. Темноволосый, высокий, изысканный…»
    - Насколько я помню, - прервал свое хождение Вадим, - дядя Гена всегда мечтал о славе, а его кумиром был Есенин. Вы скажите, какой поэт не мечтает о славе! Но поверьте мне, некоторые пишут только потому, что это необходимо для их духовного существования. Они пишут, не думая о том, будут ли признаны их творения или отвергнуты, а дядя Гена принадлежал к тем поэтам, которые пишут и думают только о том, как бы прославиться. У него, правда, был светлый период!.. Как раз в то время они дружили с моим отцом. Потом он ударился в восхваления партии и ее рулевого, а потом у него возникла навязчивая идея, что он – «прозеванный гений», много таких в истории. И вот тогда-то он и решил провести эксперимент с веревкой… глупо… но он уже начал много пить… Ко мне приходила его жена, еще когда он был жив, просила занять денег, похлопотать в одном издательстве, чтобы выпустили сборник его стихов… она плакала, рассказывая о его странной идее.
    - А Ираида Свободина знала поэта Вострякова?..
    Исленьев рассмеялся.
    - Я могу вам только повторить: мужчины, в материальном плане ничего  собой не представлявшие, никогда не интересовали Ираиду.
    - Учту, – ответил Кирилл и задал новый вопрос: - Между Чинаровым и Востряковым были какие-нибудь отношения?
    - Сомневаюсь… Ну то, что Востряков слышал о Чинарове, это понятно, но вот чтобы Арнольд читал что-нибудь из написанного дядей Геной, это вряд ли.
     - Следовательно, вы не можете сказать, что они были знакомы?
    - Нет, не могу.
    - А что вы думаете об убийстве Чинарова? И, кстати, когда в последний раз вы виделись с ним?
    - Последний раз я был у него в офисе дня за три-четыре до его убийства. Арнольд очень нервничал, он никак не мог определиться с актерами на главные роли.
    - А чем ему не подошли Навруцкий и Самарина?
    - Не могу сказать. Мне они казались идеальным попаданием. Тем более что я очень дружен с Сергеем.
    - Чинаров решил отказаться не только от уже выбранных им актеров, но и от продюсера Князева. Опять вопрос – почему?
    - К сожалению, не смогу вам точно ответить. Дело в том, что я – только сценарист фильма. Дальше этого я не вмешивался, да и Арнольд мне бы не позволил. Единственно, я высказал свою точку зрения относительно Сергея. Можно сказать, я настаивал на том, чтобы Чинаров утвердил его. Но из моего заступничества ничего не вышло.
    - Как вы относитесь к заявлению Ираиды, что Чинарова убила Регина Дымова?
    - Сложно сказать: может, правда, а может, Ираиде пригрезилось.
    - Вы допускаете, что Дымова могла убить своего бывшего мужа?
    - Когда в деле замешаны женщины, то я допускаю все – с иронией заметил писатель.
    - После своего исчезновения Дымова не звонила вам?
    - Нет! Признаться, я волнуюсь за нее. Она славная, милая… и даже, если она выстрелила в Чинарова, то это произошло чисто случайно. – Исленьев немного помолчал. – Может, так оно и было?.. Влетевшая в квартиру Ираида не стала вдаваться в подробности, а сразу подняла шум, обвиняя Регину в преднамеренном убийстве. Регина, естественно, испугалась и убежала. Жаль, что она мне не позвонила… Я бы попытался ей помочь. Ведь, если это непреднамеренное убийство, то ей же ничего не угрожает?
    - Сложно сказать… Закон – это самое туманное изобретение человечества. – Детектив посмотрел на часы. – Простите, я отнял у вас больше времени, чем намеривался.
    - Это вы простите, что ничем не смог вам помочь.
    - Прежде чем  уйти, я должен задать традиционный вопрос: - Были ли у Чинарова враги?
    - Предостаточно.
    - А вы кого-нибудь подозреваете в его убийстве?
    - Конкретно, нет. А, в общем, многих!..
    - Что ж, спасибо.
    Мелентьев обменялся с Исленьевым крепким рукопожатием.
     Выйдя на улицу, он зашел в кафе и торопливо выпил чашку кофе. Через пятнадцать минут он должен уже быть у офиса Чинарова. Зная пунктуальность Марии Николаевны, Кирилл не решился опаздывать.

* * *
    Не успел Мелентьев притормозить, как из-за угла появилась Мария Николаевна, одетая в черные брюки и оливкового цвета шелковый свитер. Поздоровавшись, она легко вскочила в джип.
    - Итак, вперед за архивом! Едем в сторону Софьино!
    - Не близко, – отозвался Кирилл.
    - Там охотничий домик Арнольда Аристарховича, - поясняла между тем Мария Николаевна. – Очень давно, наверное, лет тридцать назад, Чинаров снимал в тех окрестностях свою «Отложенную любовь». Для тайной встречи героев и был построен этот домик. Ну, конечно, из картона и остальных бутафорских изощрений, но он настолько понравился Арнольду, что тот решил воплотить его в камне и дереве. Когда Арнольд Аристархович хотел отдохнуть, поразмышлять, то всегда скрывался, как он его называл, в своем охотничьем павильоне. Я была там с ним несколько раз, когда надо было подготовить срочные материалы для работы.
    «И помочь мэтру расслабиться», - мысленно закончил ее фразу Кирилл.
    Джип мчался по дороге, с двух сторон окаймленной соснами и елями, которые манили остановиться и побродить в душистом бору.
    При подъезде к окрестностям Софьино, Мария Николаевна попросила Мелентьева сбавить скорость и принялась внимательно вглядываться в стройные ряды сосен.
    - Туда, что, не ведет никакая дорога? – удивился Кирилл.
    - Нет. Арнольд всегда ходил через лес. Вот теперь самое главное найти эту неприметную тропинку… пожалуй, остановите-ка здесь.
    Кирилл повиновался. Мария Николаевна выпрыгнула из машины и скрылась за деревьями, через несколько минут она появилась с явно озадаченным лицом.
    - Не помню…
    «Да, видно давно уже шеф не приглашал вас в свой охотничий павильон на вечера тет-а-тет», - подумал Мелентьев.
    - Давайте, проедем дальше, – рассеянно сказала она, вглядываясь в зеленую чащу.
    Они проехали дальше, потом вернулись, опять проехали и, наконец, вынырнув из-за придорожного кустарника, Мария Николаевна победно крикнула: - Нашла!
    Кирилл вышел из джипа, не без сожаления взглянув на него.
    «Быть может, и не увижу более моего быстроходного друга. Глухомань-то какая!»
    Мария Николаевна бодро шагала впереди.
    - Надеюсь, идти не очень далеко? – поинтересовался Кирилл.
    - Не ворчите, – рассмеялась она и глубоко вздохнула, видно припомнив былые времена, когда рука об руку с Арнольдом шла под зелеными сводами ветвей.
     Она ускорила шаг и, обернувшись, бросила Кириллу:
     - Уже близко.
    Но он не расслышал ее слов. Мимо него точно пролетела пчела. Он вздрогнул от неожиданности и отпрянул назад. Через секунду вновь раздался такой же неприятный звук. Кирилл остановился и вдруг понял: по ним стреляют. Не успел он крикнуть своей спутнице: «Ложись!», как она, вскрикнув от боли, резко осела на землю. По рукаву ее свитера расплывалось красное пятно. Одним прыжком Кирилл оказался около Марии Николаевны.
    - Ложитесь! – резко опрокинул он ее. – Вы ранены!..
    - В нас стреляют?! – помертвевшими от ужаса губами, пробормотала она.
    - У вас есть платок?
    - Да, в сумке!
    Пятно становилось все больше, и Мария Николаевна уже закатила глаза, собираясь отключиться в обмороке. Кирилл открыл сумку, вынул большой платок и, подняв рукав свитера, перевязал рану.
    - Не волнуйтесь! Пуля вас только оцарапала.
    Он чуть приподнялся, пытаясь разглядеть, кто стреляет, как вновь был вынужден прижаться к земле.
    - Черт! – воскликнул Кирилл. – Кто-то не хочет пускать нас дальше… По-видимому, сейчас похищают архив Арнольда Чинарова, - высказал он свое невеселое предположение.
    - Не может быть! – дрожа от боли и страха, вжимаясь в землю, отозвалась Мария Николаевна. – Во-первых, надо знать, где он находится, а во-вторых, надо знать шифр!..
    - Вы уверены, что вы единственный человек, которому Чинаров доверил шифр своего сейфа? – не скрывая сомнения, спросил Мелентьев.
    - Во всяком случае, я имела глупость верить в это, – простонала она.
    Пули пролетали над ними через определенные промежутки времени, не давая им возможности подняться и двигаться дальше.
    - Кирилл, – с застывшим от ужаса взглядом, пробормотала Мария Николаевна. – Мне кажется, у меня серьезная рана!.. Мне плохо… кружится голова…
    - Успокойтесь, – похлопал ее по ладони Мелентьев. – Я, конечно, не врач, но могу заверить, что у вас только содрана кожа.
    - А откуда же столько крови?
    - От страха, – пошутил он. – Однако сколько же нам придется здесь лежать? Черт!.. Кто мог узнать, что мы с вами собрались ехать за архивом?
    - Клянусь, никто!.. Ни одна душа не знает, что я поехала в охотничий павильон.
   - Неужели случайность?.. – с досадой проговорил Мелентьев.
   - Вы так думаете?..
   - Строго предопределенные действия, которые мы почему-то называем случайностями, управляют нами… – философски ответил Кирилл и перевернулся на спину.
    - Господи! Но ведь архив похитят! – дернулась Мария Николаевна.
    - А что мы можем сделать? У меня оружия нет! Я – мирный детектив.
    - Ах, как вы можете быть таким спокойным?
    - Если я собираюсь найти убийцу Чинарова, то уж как-нибудь разыщу и архив, вернее то, что от него останется…
    - Ну вот! – чуть ли не со слезами на глазах, воскликнула Мария Николаевна. – А все моя перестраховочная натура, привычка просчитывать ходы противника. Я предусмотрела, что милиция может пожелать обыскать мою квартиру, как секретаря Арнольда Аристарховича, и поэтому не взяла архив себе, - она прерывисто вздохнула. – Как оказалось, напрасно…
    - Однако, – приподнявшись, произнес Кирилл. – По-моему похитители довольно быстро управились…
    Он ухватился за ветку кустарника и с силой тряхнул ее, выстрела не последовало.
    - Как вы себя чувствуете? – спросил он у Марии Николаевны. – Вы в состоянии дойти до павильона?
    - Вы полагаете, что они уже ушли? – слабо отозвалась она.
    - Во всяком случае, выстрелов нет.
    - Тогда, конечно же, пойдемте. Может, случиться так, что эти мерзавцы не смогли найти тайник!..
    Кирилл помог ей подняться. Но, взглянув на алеющее пятно на рукаве, Мария Николаевна ухватилась за ствол дерева.
    - Так, все ясно, – пробормотал Мелентьев и подхватил ее на руки.
    - Ой!.. Что вы?!.. – звонко воскликнула она.
    - Так будет быстрее, – успокоил ее Кирилл и направился к желтеющему среди зелени охотничьему домику.
    Дверь, как они и ожидали, оказалась открытой. Посадив Марию Николаевну на диван, Кирилл оглядел комнату.
    Довольно большая полукруглая гостиная была обшита деревянными панелями, посреди стоял низкий резной стол, у одной стены возвышался буфет темного дерева, у другой книжный шкаф. Большой камин черным злым оскалом смотрел на непрошеных гостей. Кирилл подошел к нему, обратив внимание на неровную кирпичную кладку с правой стороны. И точно… четыре кирпича образовывали первую дверцу сейфа, которая была приоткрыта. Детектив заглянул во внутрь и, повернувшись, сказал:
    - Пуст!..
    Мария Николаевна яростно вскрикнула.
    - Ну кто?.. Кто мог знать? – Она подошла к камину и положила руку на декоративный выступ. – Надо было сдвинуть его чуть вправо, чтобы открылась первая кирпичная дверца. А затем, - она указала на вторую, стальную дверцу, - нужно было набрать шифр! Но кто мог знать его?!.. Хотя… Арнольд любил шутить: «Мой сейф сможет открыть только тот, кто любит меня!» А что, значит, любить режиссера? – Это знать все его фильмы!.. Вероятно, похититель простым подбором дат, когда были сняты картины, попал на нужную комбинацию!
    - Да ведь это очень просто! – удивленно воскликнул Кирилл. – Уже понятно, что две первые цифры 19…
    - Нет, – отрицательно покачала головой Мария Николаевна. – Первые две цифры, это день и месяц окончания съемок. Об этом мог знать только очень близкий Арнольду человек…
    - Итак, похитителей было двое, – невесело констатировал Кирилл.
    - С чего вы взяли, что двое?
    - Ну, как же! Один брал сейф, а другой стрелял в нас, чтобы не могли помешать.
    - Ах, боже мой!.. Ужас!.. Ужас!.. – схватилась за голову Мария Николаевна.
    - Здесь есть аптечка? – обратился к ней Кирилл?
    - Да… там, в коридоре.
    Мелентьев вернулся с флаконом спирта и бинтом. Довольно ловко он перевязал кровоточащую царапину на руке Марии Николаевны.
    - Что ж, нам остается только признать, что наш поход не увенчался успехом, но и не омрачился потерями в наших рядах.
    Мария Николаевна грустно кивнула.
    - Посему, возвращаемся!
    Закрыв дверь охотничьего павильона, они направились к шоссе.
    У Мелентьева отлегло от сердца, когда в лучах заходящего солнца он увидел свой джип.

    Доставив домой пострадавшую Марию Николаевну, Кирилл вернулся к себе и приготовил роскошный ужин на одну любимую им персону. После ужина он сел в кресло и задумался.
    Мысли у него были забавными, пестрыми… как большой клубок с множеством концов, среди которых нужно было потянуть за один, единственно верный. Ошибка грозила тем, что все могло еще больше запутаться, а разрубить этот узел по примеру Александра Македонского не представлялось возможным.
    Мелентьеву надо было вычислить убийцу или даже убийц  и, главное, найти неопровержимые доказательства их виновности. Кирилл мысленно крутил свой пестрый клубок, выбирая, с какого же конца ему лучше всего начать. Так или иначе надо было действовать. Время шло, а он ни на дюйм не продвинулся в своем расследовании. Правда, едва не получил пулю… пусть и случайную, потому что, было ясно, что убивать их с Марией Николаевной похитители  архива не собирались, но пули известны своим шальным характером… Единственно, что «утешало» Кирилла, так это обилие фигурантов, а соответственно и версий. Если одна окажется ложной, перед ним на выбор множество других… только разрабатывай!..
    Кирилл поднялся, подошел к шкафу и достал дорожную сумку. Чтобы собрать улики для одной из своих версий, ему было нужно отправиться в неблизкий путь.
   

 

 

 

ЧАСТЬ II

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

     Ближе к вечеру Кирилл спустился в гараж. По дороге в аэропорт он намеривался остановиться, чтобы поужинать в небольшом итальянском ресторане. Оставив джип на стоянке, он зашел в тратторию. Пицца и красное вино оказались отличными, настроение - соответственно тоже. Кирилл вышел на улицу и медленным шагом направился к машине. Случайно он заглянул в большое окно какого-то павильона и увидел там Мирру Драгулову, которая, обернувшись, тоже заметила его. Она улыбнулась и сделала приветливый жест: «Заходите!». Мелентьев посмотрел на часы и решил переброситься парой фраз с мадам.
    Весь павильон был заставлен рамами с фотографиями и картинами.
    - Очень рада вас видеть, – протягивая руку, произнесла Мирра. – Вот, готовлю очередную выставку: «Время и мода».
     - Всегда актуально, – заметил Кирилл.
    Из-за перегородки появилась Алла Куракина в длинном, почти до щиколоток, пестротканом трикотажном платье с молнией посередине. Ее короткие волосы отливали цветом свежесваренной смолы.
    - О!.. Господин детектив!.. – ослепительно улыбнулась она и протянула пухленькую ручку. – Как успехи?..
    - Увы! Об успехах могу только мечтать.
    Алла сочувственно закивала.
    - А мы выставку готовим. Приходите послезавтра на открытие. Я вам сейчас дам приглашение, – она повернулась к столику, но Кирилл был вынужден отказаться.
    - К сожалению, не смогу, сегодня вечером уезжаю!
    - Правда?.. Жаль! Выставка будет потрясающей!.. И куда вы собрались? Отдыхать или по делам?.. Вы знаете, прошлую весну мы были на юге Франции…
    - Нет, я еду по делам, но почти на юг, – уточнил Мелентьев.
    - Если это не секрет, - вмешалась в разговор Мирра, - ваша поездка связана с расследованием убийства Арнольда?
    Детектив ответить не успел.
    - Ах, вся надежда на вас! – с долей патетики в голосе воскликнула Куракина.
    «Тетка, наверное, приняла на свою пышную грудь граммов триста коньяку», - угадал Кирилл.
    Она подошла еще ближе к нему и протянула фотографию.
    - Посмотрите, какая прелесть! – при этом ее мясистое бедро прижалось к детективу.
    - Великолепно! – отозвался он и спросил: - Скажите, в промежуток времени между одиннадцатью и полуночью с кем вы были 1 апреля в концертном зале «Российский»?
    Алла отшатнулась от неожиданного вопроса, но нашлась.
    - Со всеми, – иронично усмехнулась она.
    - А более конкретно?
    Она дунула на свою смоляную прядь и задумалась.
    - Я уже говорила этому… майору…
    - А теперь, пожалуйста, мне.
    - Господи, да с кем же я была?.. Ах, ну да!.. Сначала я разговаривала с журналистом Бесединым, потом к нам присоединился Коленька Князев. Потом… Серж Навруцкий читал Блока… так, очаровательный пустячок с огромным потаенным смыслом: «Превратила все в шутку сначала…» - сверкая глазами, зубами, процитировала мадам Куракина, томно поглядывая на молодого детектива.
    - А вы? – обратился Кирилл к Драгуловой.
    - А я, - смерив Мелентьева снисходительным взглядом, ответила Мирра, - была в обществе двух потрясающих мужчин – Григория Храмова и Вадима Исленьева.
    - И они в течение всего этого часа оставались с вами?
    - Даже более чем часа, – все так же снисходительно, глядя на Кирилла, подтвердила Драгулова.
    - В отличии от Мирры я не могу так сказать, потому что около полуночи, почему я запомнила… я уронила часы… вертела и уронила… знаете, у меня такие часики на шейной цепочке, она случайно оборвалась…  Серж наклонился, поднял их и сказал: «Половина двенадцатого», и тут к нам втиснулась эта Свободина старшая… Она… - Алле не хватило воздуха от возмущения. Воспользовавшись этим, Драгулова произнесла:
    - Дорогая, по-моему, ты устала и явно перевозбуждена проделанной работой. А нам еще сегодня предстоит много сделать. Пойди, отдохни четверть часика.
    - Ты права. У вас больше нет вопросов, господин детектив? – кокетливо спросила Алла.
    - Нет. Я вас благодарю за то, что вы уделили мне время.
    - О!.. Если будет нужно, я вам еще уделю…
    Драгулова взяла ее под руку и повела в служебную комнату. До Кирилла долетела возмущенная фраза Куракиной:
    - Тебе, значит, можно крутить с Исленьевым, а мне с молоденьким, выходит, нельзя?! А я тоже хочу!.. К тому же, я моложе тебя на целых три года!..  
    Драгулова что-то прошипела ей в ответ.
    - Ой, ну и что?.. Детектив – это так романтично!..
    Мирра втолкнула ее в комнату и закрыла дверь.
     - Она немного устала, - вернувшись к Кириллу, рассматривавшему фотографии, сказала Драгулова. - Очень впечатлительная, впрочем, как и все художники, чего не скажешь обо мне. Я – подсобный рабочий для артистов. Устраиваю им выставки, презентации… и этим счастлива…  – она немного помолчала и продолжила: - Люблю рисовать, петь, играть на фортепиано, но понимаю, что обойдена талантом.
    - Редкое качество Обычно люди этого не понимают, в результате - мучают себя и других.
    - Да!.. Человек, лишенный таланта, но убежденный, что он у него есть, – жалок, смешон, но достоин сострадания.
    - Как сказать, – рассмеялся Кирилл. – По-моему, более достойны сострадания окружающие его.
    Мирра задумчиво улыбнулась и произнесла:
    - Например, муж Эллы Романовой.
    - Да, я заметил, как г-жа Романова терзается от зачатков своих многочисленных талантов, которым, видимо, так и суждено умереть в зародыше, - Мелентьев взглянул на часы и, пожав худенькую руку Мирры, поспешил в аэропорт.
    Драгулова проводила его долгим, насмешливым взглядом, но он этого уже не видел.

* * *
    Два часа полета, - и Кирилл, выйдя на трап, сразу почувствовал, что здесь, в Кишиневе, уже лето.
    Устроившись в лучшем отеле столицы Молдавии, детектив крепко и безмятежно заснул. Перед вылетом он с помощью Леонида Петрова получил разрешение на ношение оружия.
    «Дело принимает серьезный оборот, - решил Мелентьев, - если дошло до стрельбы».
    Солнце ворвалось в огромное гостиничное окно чуть свет. Кирилл зажмурился и перевернулся на другой бок. Но оно не унималось, ласково пригревая спину и голову. Мелентьев был вынужден подчиниться.
   «Надо же… и горячая и холодная!..» –  не без опаски открыв кран в ванной, промурлыкал он, стоя под душем.
    После легкого завтрака Кирилл остановил попутную машину и попросил отвезти его на киностудию.
    - Куда? – с удивлением переспросил водитель.
    - На киностудию! – повторил детектив.
    - Поехали.
    Промчавшись по зеленым улицам Кишинева, машина остановилась у четырехэтажного желтовато-облезшего здания, с обеих сторон которого тянулся мрачный серый забор. Кирилл расплатился и, поднявшись по хрустящим от бетонной пыли ступенькам, открыл дверь. Во мраке вестибюля было пусто. Он сделал несколько шагов в сторону длинного коридора, как до него донесся хрипловатый мужской голос:
    - Эй!.. Господин хороший, ты куда?..
    Кирилл обернулся и увидел в углу маленький столик и сидящего за ним пожилого мужчину.
    - Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из работников киностудии…
    В ответ он услышал смех.
    - Это что, вы имеете виду «Молдова-фильм»?
    - Ну, если вы можете мне предложить что-то другое…
    - Могу, – веселился мужчина. – На первом этаже - кооператив по пошиву спецхалатов. На втором – заседает руководство фирмы «Аякс». Чем они занимаются, покрыто мраком неизвестности. На третьем, правда, осталось кое-что от некогда блестящей студии… копошатся, пытаются что-то сделать… - мужчина безнадежно махнул рукой.
     Кирилл подошел к нему ближе и спросил:
    - А вы сами раньше работали на киностудии?
    Он с грустной усмешкой взглянул на детектива.
    - Я-то?.. Работал!.. И даже, представьте себе, не вахтером, а главным оператором!.. Если помните… да нет, ты такой молодой, фильмы «Солнечные ягоды» и «Влюбленный Флорин»… это я снимал!..
    - Конечно! Я их видел!.. – воскликнул Кирилл, хотя узнал о первом фильме Чинарова «Влюбленный Флорин» совсем недавно, просматривая кинословарь. – «Влюбленный Флорин» получил приз на всесоюзном кинофестивале в Ташкенте.
    - Надо же! – не скрыл своего изумления бывший оператор. – Так ты что, киновед? Из Москвы, наверное, приехал покопаться в руинах былого величия?
    - Да! Я хочу написать книгу об Арнольде Чинарове.
    - Об Арике?!.. Это хорошо!
    - Смею надеяться, что мне повезло, – улыбаясь, заметил Кирилл. – Не успел приехать, как встретил оператора первого фильма Арнольда Аристарховича.
    - Да!.. Это был фильм!.. – собеседник Кирилла протянул руку и представился: - Петр Поляну.
    - Очень приятно, – с чувством пожал детектив широкую ладонь известного в свое время оператора.
    - Эх! – вздохнул тот. – Когда Арик приехал сюда здесь не то, что кипела, бурлила жизнь!..
    - Расскажите, – предложил Кирилл, оглянувшись в поисках второго стула.
    - Нет! Я тебе, гость московский, лучше покажу величественные руины былого!.. Подожди! - Поляну поднялся и скрылся в темном коридоре.
    Минут пять спустя он появился в сопровождении какого-то парня. Сказав ему что-то по-молдавски, Петр взял связку ключей и широким жестом пригласил Кирилла пройти вперед.
     Через дверь, противоположную входной, они вышли во двор киностудии. Петр развел руками.
    - Вот!.. Павильоны, в которых кипели страсти, сталкивались интересы и рождались фильмы.
    Он открыл дверь одного из них: огромный захламленный старыми, полусгнившими декорациями ангар.
    - Здесь мы снимали нашего «Влюбленного Флорина»! А натурой были окрестности Фетешти, маленького городка под Кишиневом.
    - Вы были дружны с Чинаровым, или вас связывали лишь служебные отношения?
    - Мы с ним были друзьями, –  с вздохом произнес Петр. – А что там у вас в Москве говорят, кто убил Арика?
    - Да… - неопределенно протянул Кирилл, - слухов много… но милиция пока никого не нашла.
    - И какая же это сволочь смогла поднять руку на такого режиссера? Ведь талантище какой был!.. К его возрасту обычно режиссеры выдыхаются: либо почуют на лаврах, либо снимают такую чепуху, что стыдно за них! А Чинаров!.. Уверен, ему было бы что сказать и еще лет через десять!..  Я как прочел в газете, что его убили… - Петр опустил голову, чтобы скрыть свои чувства… - хотел поехать проститься… но когда узнал, сколько стоит билет… понял, не по карману мне сказать: «Прощай» другу молодости.
   - Расскажите, пожалуйста, о периоде съемок «Влюбленного Флорина», - скидывая хлам с табурета, попросил Мелентьев.
    Петр с размаху завалился на кучу тряпья.
    - Это был самый счастливый период моей жизни. Нам с Арнольдом было по двадцать семь. В то время по возрасту мы могли быть только вторыми: второй режиссер, второй оператор. Даже, несмотря на то с какой энергией, напором Арнольд  набросился на дирекцию киностудии, нам было отказано в самостоятельной съемке фильма. Но Чинаров не успокоился, он помчался в Москву, встретился с кем надо и привез нашему директору письмо с настоятельной рекомендацией в качестве эксперимента разрешить молодому режиссеру снять фильм. Это была победа, причем победа, увенчанная лаврами кинофестиваля!..
    - Скажите, а вы знали что-нибудь о личной жизни Чинарова, или он был скрытен?
    - Арнольд? Скрытен?! Да я знал все, как ты выразился, о его личной жизни! Что такое личная жизнь в двадцать семь лет? – Это женщины!.. Молодые, красивые, с этакими волнующими ум и все остальное формами… Я был влюблен в нашу героиню. Ее играла Мария Лихова… Машенька… черноглазая, ловкая, быстрая, с роковой цыганской кровью…
    - Странно, – удивился Кирилл. – Я всегда думал, что в героинь своих фильмов влюбляются режиссеры.
    - Ну это вроде было… поначалу, когда Арнольд занимался подбором актеров. Мария ему сразу понравилась. Но случилось так, что съемки мы начали на натуре. Киногруппа отправилась в Фетешти. Была нужна массовка. Ну, догадываешься, от желающих не было отбоя. Если бы Арнольд в то время был уже режиссером в зените, он бы поручил набор статистов своему помощнику, но это был его первый фильм, и он хотел участвовать во всем. Так он увидел Люцию. Красивая была девушка. Тоненькая, с огромными потупленными глазами, но зато, когда она их вскидывала… дрожь по телу! Арнольда ее взгляд насквозь прошил!.. Он даже специально для нее придумал маленькую роль. Так… несколько реплик и два крупных плана. Хорошо получилось… глаза у нее запоминающиеся…
     - Ну, а потом, что? – задал Мелентьев вопрос замолчавшему оператору.
     - Ну, как что? Любовь!.. Люция жила в этом живописном городишке, Фетешти. Все ночи они проводили вместе. Потом, когда мы закончили съемки на натуре и поехали обратно в Кишинев, Арнольд взял Люцию с собой. Он снял ей квартиру, даже сейчас помню адрес: улица Красная, дом 23, кв. 6. Мы частенько там собирались вместе: я, Арнольд, Люция и Мария. Ох, и что это было за время!.. Даже не верится, было ли…  приснилось ли… Мы чувствовали, что наш фильм не пройдет не замеченным… а тут еще и любовь… – Петр опять замолчал, наслаждаясь мысленными картинами былого.
    - Ну, а дальше? – не давал ему расслабиться Мелентьев.
    - Дальше? – он  вопросительно взглянул на своего собеседника. – Дальше?.. После успеха на кинофестивале Арнольд поехал в Москву, похлопотал, и его взяли в штат «Мосфильма», правда, вторым режиссером. Но он надолго не задержался в этой должности. Если не ошибаюсь, примерно через год он приступил к съемкам нового фильма. Тот уже получил какой-то международный приз.
    - А вы?.. А Люция?..
    - Что я?.. Я – молдаванин, остался на родной киностудии. Арнольд, правда, и ты это обязательно подчеркни в своей книге, несколько раз предлагал мне работать с ним, но я, а вот это не обязательно упоминать, приехав на «Мосфильм», понял, – не потяну… не смогу… Я пожал руку Арику и уехал. А здесь я был первым кинооператором.
     - А как же Люция?.. Она тоже осталась здесь?
     Петр от души рассмеялся.
     - Женщинам не свойственно оценивать себя объективно. Девчонка с восьмью классами образования возомнила, что может стать женой Чинарова.
    - Ну… женятся ведь не на образовании, - заметил Кирилл.
    - Согласен. Но это можно себе позволить, когда уже пожил в свое удовольствие, а обременять себя семьей,  когда перед тобой лежит весь мир… Короче, здесь я солидарен с Арнольдом: женщина – прекрасна, только как женщина, но когда она становится женой… - он невольно взялся за голову руками. – Ты не женат?
    - Нет.
    - И держись парень, сколько сил хватит. Женитьба – это то счастье, которое никуда от тебя не убежит, сколько бы ты сам от него не бегал. Всегда рядом, всегда готово к употреблению. Так вот, Арнольд взял с собой Люцию на несколько дней, чтобы  показать ей  Москву, но обратно она уже не вернулась…
    - И больше вы о ней ничего не слышали?
    - Да я и не интересовался, – сказал он, поднимаясь. – Ну, пошли, покажу тебе еще несколько руин.
    Они вышли на залитый солнцем двор, и пошли вдоль павильонов.
    - Вот здесь, - указал Петр на павильон типа теплицы, - помню, мы сконструировали зимний сад американского миллионера, а там, – он махнул рукой, - был пиратский притон…
    - А как была фамилия Люции? – вернулся к прежнему разговору Кирилл.
    - Ионеску. Что, хочешь описать и женщин Арнольда?.. Много их было, не сбейся со счету, не дай бог, какую забудешь… обиды будет… еще в суд подаст!
    - Люция Ионеску… красиво звучит.
    - Еще лучше выглядело,  – Петр рукой очертил в воздухе женский извив.
    - Спасибо вам за рассказ! Если у меня возникнут еще вопросы, можно я к вам обращусь? – обмениваясь рукопожатием с Петром, спросил Мелентьев.
    - Пожалуйста!.. Ради памяти Арнольда – все что угодно.
    Скрипнула дверь, захрустела бетонная пыль… Кирилл с грустью посмотрел на желто-обшарпанное здание, где некогда кипели страсти и рождались фильмы.

* * *
    Пообедав в ресторане отеля, Мелентьев уточнил у швейцара, как пройти на улицу Красную.
    Надежды на успех, что спустя почти сорок лет кто-то вспомнит проживавшую там несколько месяцев Люцию Ионеску, было мало. Но, когда нет уверенности, прибегают к надежде.
    Кирилл поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру номер шесть.
    «Хорошо, что жилищная программа в нашей стране больше существовала на бумаге, чем осуществлялась на деле, - подумал он. – По всему этот дом надо было снести еще лет тридцать назад».
    Дверь открыла молодая женщина. Она улыбнулась Кириллу и понимающе произнесла:
    - Ошиблись.
    - Может быть! Дело в том, что я ищу кого-нибудь из тех, кто жил в этом доме лет тридцать пять назад.
     - Ого!.. Тридцать пять лет!.. Ну, тогда вам надо обратиться к моей маме. А вы сами кто?
    - Журналист, пишу книгу о бывших актерах вашей киностудии.
    - Очень интересно, только моя мама никогда не была знакома с актерами.
    - И все-таки, если это возможно, я хотел бы задать ей несколько вопросов.
    - Пожалуйста.
    Женщина вышла на площадку и позвонила в дверь напротив.
     - Мама, это я! – крикнула она на вопрос: «Кто?»
     - Проходи, - сказала ей мать и, повернувшись, направилась в комнату.
    - Мама, тут к тебе журналист.
   - Кто? - воскликнула женщина.
    - Журналист. Он хочет задать тебе несколько вопросов.
    Пожилая женщина с удивлением посмотрела на Мелентьева.
    - Я пишу книгу об артистах молдавской киностудии…
    - И правильно делаете, молодой человек, – серьезно заметила она. – Хорошие были актеры, и киностудия тоже была хорошая.
    - Вот я и хотел вас спросить, быть может, вы помните, что лет тридцать пять тому назад в шестой квартире примерно около года проживала Люция Ионеску? – напряженный взгляд Кирилла замер на лице пожилой женщины.
    - Люция Ионеску?!.. Представьте себе, помню!..
    - А кто она такая? – вмешалась в разговор ее дочь. – Актриса?..
    - И актриса и любовь Арнольда Чинарова!.. Это он ей снял квартиру. Он ведь жил с ней!
    - Ой, мама! Ты мне никогда об этом не рассказывала… Неужели тот самый Арнольд Чинаров жил в моей квартире?
    - Тот самый, – подтвердила мать. – Только тогда это была еще квартира твоей бабушки. Я взяла маму к себе, а ее квартиру сдала, - пояснила она Мелентьеву.
    - Расскажите мне, пожалуйста, о Люции, – попросил детектив. – Она, насколько мне известно, была очень красивой?
    - Не столько красивой, сколько притягательной для мужчин!.. Да вы садитесь, – обратилась она к Кириллу. – А ты, дочка, принеси нам вина!
    От бывшей квартирной хозяйки Люции Ионеску Кирилл вышел, пошатываясь. Разговор, сдобренный хорошим вином, оказался приятно длинным и увлекательным.
    На другое утро детектив отправился в городок Фетешти.

ГЛАВА   ШЕСТНАДЦАТАЯ

     Мелентьев бродил по кривым улочкам старого города. Они-то поднимались вверх, образовывая продуваемые со всех сторон ветром площадки, с которых были видны ласкаемые солнечными лучами виноградники, то спускались вниз, заводя в глухие, мрачные дворы.
    «Время неумолимо мчится вперед, - осматриваясь вокруг, думал Кирилл, - но в этом городишке оно явно сделало остановку. За те тридцать пять лет, когда здесь в обнимку гуляли Чинаров и Люция, мало что изменилось».
    Он нашел старый темно-коричневый двухэтажный дом. Дверь на его звонок открыли почти мгновенно.
    - Люция Ионеску?! – воскликнула хозяйка квартиры. Было видно, что она очень хочет припомнить разыскиваемую таким интересным молодым человеком особу. – Вы говорите, она жила здесь лет тридцать пять тому назад?.. –Женщина от напряжения терла щеку рукой.
    - Не исключено, что я ошибся адресом! – произнес Кирилл. – Дело в том, что мне его дала одна знакомая Люции из Кишинева, но за давностью лет она вполне могла ошибиться.
    - Нет! Нет! Постойте! – удерживая Кирилла за руку, воскликнула женщина. – Сейчас, минуточку!
     Она вышла на площадку и позвонила в квартиру напротив.
     - Галя, – обратилась она к своей соседке. – Ты случайно не помнишь, жила ли в нашем доме Люция Ионеску?
    - Ой! – упершись левой рукой в бок, гортанно воскликнула Галя. – А то ты, Соня, сама не помнишь?!..
    - Да вот что-то вертится!..
    - Так это ж Люция, ну та… что замуж вышла за пьяницу… Николая Драгулова.
     - Ах! – радостно кивнула женщина. – Как же это я забыла!.. Ну точно! – обращаясь к Кириллу, - быстро заговорила она. – Люция Ионеску!.. Ох, и штучка была!.. Хитрая, подлая бабенка… Ой, – она прикрыла ладонью рот. – Простите. Вы ей не родственник случайно?.. Не сын?..
    - Нет, не волнуйтесь, - успокоил ее Кирилл. – Я – журналист и пишу книгу о режиссере Арнольде Чинарове.
    - Об Арнольде?! – взвизгнула Галя. – Проходите, проходите, – схватила она Мелентьева за руку. – Я вам лучше других расскажу об Арнольде! Он здесь фильм снимал! О, такое не забывается!
    Кирилл прошел в небольшую комнату, где его тут же усадили на диван.
    - Сейчас! Сейчас! – захлопотала Галя. – У меня вино – самое лучшее в городе!
    Она открыла старенький буфет и извлекла из него большую темно-коричневую бутыль.
    - Соня, давай рюмочки, – крикнула она соседке.
    Терпкое рубиновое вино, в самом деле, оказалось великолепным. Кирилл с удовольствием выпил рюмочку, которую Галя тут же наполнила вновь.
    - Все началось с того, что в нашем городе появилось объявление о наборе желающих сняться в кино, - с удовольствием принялась рассказывать хозяйка. – Ну, нам тогда было по двадцать… и мне и Соне, - показала она рукой на соседку, - а Люции – девятнадцать… Мы, конечно, со всех ног помчались в клуб, где должен был происходить отбор. Как сейчас помню, Арнольд, красивый, с густыми, вьющимися волосами, в такой совершенно сногсшибательной куртке сидел в углу на сцене, а девушки по очереди выходили на середину. Его помощник, тоже ужасно симпатичный, просил либо что-то изобразить, либо прочесть какой-нибудь стишок.
    - Меня он попросил, - сверкая воспоминанием в глазах, вмешалась Соня, - изобразить любовный разговор с парнем. Я тогда так засмущалась… - вновь переживая тот момент, она отвела глаза в сторону.
    - А мне он сказал, - тут же воспользовалась возникшей  паузой Галя, - «Изобрази-ка, черноглазая, разлуку. Представь, что любимый твой уезжает и неизвестно, вернется ли!» – Ну я, как смогла изобразила… И тут Арик, то есть Арнольд, поднимается и подходит ко мне. Обошел так вокруг меня и говорит: «Рассмейся, черноглазая, будто шутку услышала!» – Я и рассмеялась… Он тогда сказал: «Останься!» – и показал мне на стул рядом с собой. Потом подошла очередь Люции. Но Арнольд посмотрел на ее кривляния и отправил. А мне сказал: «Возьму тебя в фильм. Роль маленькая, но от тебя зависит сделать так, чтобы запомнилась она зрителю надолго». - Я была на двадцатом небе от счастья. И в этот же вечер Арнольд пришел ко мне в гости вместе со своим помощником и главным оператором. Мои родители как раз уехали в деревню, и я осталась полновластной хозяйкой квартиры. Ах… что это был бы за вечер, если бы не змея Люция!.. – поджав губы, чтобы не произнести лишних определений в адрес бывшей подружки, на минуту замолчала Галя, а Соня протяжно вздохнула: - О-ох!..
    Глаза женщин загорелись, морщинистые щеки покрылись румянцем. Растревоженные воспоминания, хранившиеся в памяти много лет, взволновали их настолько, будто что-то можно было еще исправить. Они наперебой делились эпизодами того замечательного вечера.
    «Вот если бы все с таким желанием и  усердием давали показания», - подумал Кирилл.
    Он расслабился и, попивая терпкое вино цвета спелой вишни, дал себя увлечь чужим воспоминаниям. Перед его мысленным взором отчетливо предстали действующие лица того вечера.
    - Я и не очень-то хотела приглашать Люцию, - говорила Галя. – Она явилась сама. – Арнольд сидел рядом со мной и все пытался обнять, но я сбрасывала его руку. А Люция поставила стул напротив него и выперла свои наглые глазища. Пила вино и хохотала, запрокидывая голову.
    - Противно было смотреть, – прокомментировала Соня.
    - Мне было двадцать, - продолжала Галя, - и я была девушкой! Вы понимаете? – вопросительно взглянула она на Кирилла. – Девушкой в прямом смысле этого слова. А Люция… - она презрительно махнула рукой, - уже и забыла, когда ею была. Эх, что и говорить… я вполне могла бы выйти замуж за Арнольда, – поделилась она своей стародавней мечтой. – Потому что мужчины-то гуляют с такими, как Люция, а жениться предпочитают на скромных.
    «Ну да, конечно, – мысленно возразил ей Мелентьев. – Так бы и женился на тебе Чинаров, хоть и черноглазая ты была...»
    - Люция всю жизнь мне испортила, - констатировала Галя, запивая свою вечную обиду вином. – Уж она так вертелась, так изгибалась, что все-таки привлекла внимание Арнольда к себе. Но он, правда, виду не подал. Сидели мы долго… танцевали, потом песни ему наши молдавские пели…
    - Пели, – подтвердила Соня.
    - А когда Арнольд уходил, то напомнил, что завтра ждет меня в клубе. - «Не опоздай, смотри, в десять часов будет автобус, и мы поедем на натуру». - Сказал, значит, мне это и ушел. Я сама видела, как Люция поднялась на второй этаж, а Арнольд со своими друзьями вышел на улицу. Только утром я проснулась очень рано, все боялась опоздать. Выглянула в окно и увидела, что Арнольд выходит из нашего дома. Я все тут же поняла!.. Ах, змея, думаю, ну я тебе покажу! – Галя погрозила кулаком сопернице давно ушедших лет. - Надела, как сейчас помню, светло-голубое платье в мелкие букетики и поспешила к клубу. Немного погодя появляется Арнольд, свежий такой, веселый. Я к нему с улыбкой: «Как спалось?» – «Отлично, черноглазая, отлично», – ответил и вдруг весь засиял. Я повернулась, смотрю, Люция идет, в руках платочек, в волосах рыжих - цветок. Он тут же про меня позабыл и бросился к ней навстречу. «Ты зачем пришла? – спросила я ее. – Тебя же вчера не отобрали!» – «Отобрали, Галя, отобрали!» – залилась она своим звонким бесстыжим смехом. Ну сели мы, поехали… Натура эта была недалеко. Смотрю, меня помощник Арнольда ко всем остальным отправил, кто, значит, молодежь будет изображать, а около Люции гример появился: на стульчик ее усадил и начал ей лицо чем-то мазать, да пудрить. Вижу, что меня змея оттесняет, я - к Арнольду. «Что же, это получается? – говорю. – Вчера одно, а сегодня – другое! Если девушка порядочная, то ее и оттеснить можно, а шлюху бесстыжую в артистки поставить!» Арнольд на меня как глянул, - искры из глаз посыпались.  «Иди, и делай, что скажут, а не нравится – уходи!». – Я в ответ так на него посмотрела, что ему вроде стыдно стало. – «Ну, черноглазая, понимаешь, так надо!». – «Надо, - отвечаю, - шлюху на груди пригревать, а порядочную девушку на ее глазах унижать. Что же она подумает? Подумает, что мол, правильно я поступила, что честь свою не берегла, а всякому встречному поперечному – здрасьте, и прыг в постель!» – «Да врешь, ты!» – разозлился Арнольд. А я ему: «А ты поезжай по одному адресочку, да узнай!» – развернулась и ушла. Вот и все мои съемки в фильме, – не без вздоха закончила Галя. – И веришь ли, осталось у меня чувство, что не будь этой змеи, жила бы я сейчас в Москве!..
    - Да, – сочувствующе произнес Кирилл. – А почему вы, когда меня увидели,  подумали, что я сын Люции?
    - А почему не подумать?.. – ответила Соня. - Хотя он-то постарше тебя будет.
    - Так у нее, правда, был сын? – заволновался Мелентьев.
    - Как же! Был!.. – вставила Галя. - Да только она его сразу в детский дом определила. От нас недалеко, километров сто будет. Я тогда-то и назвала Арнольду адресок этого детдома, чтобы он убедился, какова его Люция. Сына в приют отдать!
    - Ей еще и восемнадцати не исполнилось, как она его родила, – пояснила Соня. – И как родила, так сразу же и отдала.
    - Понятно. А что же дальше было?.. После съемок?..
    - Ну, как закончили снимать на этой… натуре, так в Кишинев уехали. И Арнольд змею свою забрал. Снял там ей квартиру. Потом, он в Москву поехал и она с ним. Помню точно, около года, значит, прошло, появляется вдруг Люция. Такая!.. – Соня руками обхватила щеки и закачалась из стороны в сторону. – Расфуфыренная, платье на ней заграничное, духи в нос бьют… туфли… только по нашим улицам ходить… каблучки тоненькие… Мы-то подумали, что уж точно наша развеселая змея замуж за Арнольда вышла. А оно и нет! – с радостью воскликнула рассказчица. – Видим, мечется она что-то… то туда побежит, то сюда. А через несколько дней слышим: Люция Ионеску  вышла замуж за пьяницу Николая Драгулова!.. Две бутылки водки ему поставила, и он на ней женился! Ну мы сразу не поняли, зачем это ей?.. А потом догадались: фамилию замаранную решила сменить!.. Она все обделать хотела тихо-тихо… Драгулов вечно пьяный, он не проболтается, а проболтается, никто не поверит, да только в загсе мамина подруга уборщицей работала, она-то нам и рассказала… Потом Люция в детдом съездила, а потом уехала и больше в наш город не приезжала. А вы, случайно, ее не встречали? – обратилась она к Кириллу.
    - Нет, не встречал!..
    - Жаль!.. Узнать бы как она сейчас живет, поди, лучше нашего!..
    «Это уж точно, – мысленно ответил Кирилл. – Выглядит лет на пятнадцать моложе вас».
    Мелентьев от души поблагодарил словоохотливых подружек за гостеприимство и неверной походкой направился в самую, что ни на есть настоящую, дрянную гостиницу.
    Сны ему снились ласковые, сдобренные душистым молдавским вином.

* * *
    Утром Мелентьев заглянул в местный загс, а потом отправился в соседний городок, где находился детский дом. Получив нужные ему подтверждения, он хотел было тут же вернуться обратно, но выехать из затерянного городка оказалось делом нелегким. Попутных машин не было и пришлось столичному детективу ждать рейсового автобуса, который, отдуваясь и шумя мотором, появился только около семи часов вечера.
    Кирилл устроился у окна, но уставший автобус не смог преодолеть последние в его маршруте сто  километров. На участке дороги, игриво петляющей между рощицами, мотор издал глухой стон и замолк. Вокруг, кроме потерпевших аварию, не было ни душу. Появившаяся на небе луна осветила дорогу и сидевших вдоль нее пассажиров.
    К удивлению московского гостя автобус спустя час был починен и,  переваливаясь с боку на бок, доехал до пункта назначения.
    Кирилл устал и решил переночевать последнюю ночь в своей дрянной гостинице, чтобы утром вернуться в Кишинев.
    «Интересный получился поворот, – неторопливо шагая по извилистым улочкам, довольно рассуждал детектив. – Мадам Драгулова убила Чинарова, так как он знал, кто она на самом деле!.. Почти сорок лет режиссер хранил молчание, но, по-видимому, что-то произошло между ними, и он пригрозил, что поведает тайну «аристократки» Мирры Драгуловой всему столичному бомонду. А для нее – это крах!.. Теперь понятно, кто похитил архив режиссера. Дракулша! Интересно, кто ей ассистировал? Куракина?.. Романова?.. А может, еще кто-то?.. Может, собственный сынок, поэт, вышедший из тумана и в него же ушедший?.. Если то, что он рассказал о своем знакомстве с Ираидой Свободиной, правда, то здесь можно будет рассмотреть версию шантажа. Ираида была ловкой девицей. Вполне вероятно, что она, узнав, кто мать Туманова, предложила ему потянуть у богатой матушки деньги, а сама выступила в качестве третьего, но весьма заинтересованного лица, - взяла на себя роль посредника. Итак, Драгулова поняла, что ей от Ираиды не избавиться никаким способом, кроме летального. И она отправила девушку в вечный полет. Или, может, она каким-то образом уговорила это сделать своего сынка?.. Вряд ли… она умная, аккуратная… она не рискнула бы делить тайну убийства еще с кем-то. Лучше все сделать самой!.. Так надежнее!.. А сынку своему она дала денег, чтобы тот исчез с ее горизонта. На сына у нее рука не поднялась, но, если он окажется слишком надоедливым, то, есть все основания предполагать, что и ему однажды перекроют воздух… Стоп!.. А что если и Вострякову накинула на шею петлю мадам Драгулова?.. Не могу пока объяснить, зачем?.. Но то, что он был отцом Ираиды, она  не знала, иначе ответила бы ей встречным шантажом…»
    Погруженный в свои размышления Кирилл не заметил, что следом за ним двигался темный силуэт. Улочки освещались только матовым светом луны, да отблесками из окон домов. В руках у преследователя был пистолет с глушителем. Он несколько раз поднимал руку и прицеливался, но вместо того, чтобы нажать на спусковой крючок, посылал проклятия коммунальной службе городка. «Ну не винтовку же с инфракрасным прицелом надо было сюда тащить», – злился он.
    А Мелентьев увлеченный обилием версий, продолжал раскладывать свой мысленный пасьянс.
    «Все это, конечно, хорошо, но как мне доказать, что именно Драгулова выстрелила в Чинарова и задушила Свободину?.. –  Детектив инстинктивно мотнул головой, услышав сухое жужжание. Одним прыжком он нырнул в оказавшуюся рядом подворотню. – Черт! Эта старая стерва не на шутку решила меня пристрелить!..» – подумал он и замер, ожидая появления убийцы.
    Через несколько мгновений детектив услышал осторожные шаги. В подворотне было абсолютно темно, лишь тусклая лампа у  дальнего подъезда бросала слабые отблески. Шаги приближались. Кирилл нащупал в кармане фонарик, который взял с собой, чтобы не свалиться в какую-нибудь канаву. Силуэт, освещаемый луной, возник у входа. Видимо, он почувствовал, что Кирилл лежит на земле. Убийца осторожно сделал шаг, целясь в темноту. И вдруг яркий свет ослепил его, и в тот же миг ударом ноги Мелентьев выбил у него пистолет. Вскочив, он резко завел руку своего противника назад. Тот пронзительно вскрикнул.
    - Не поднимайте шума, мадам Драгулова, – посоветовал детектив.
    - Черт бы тебя побрал!.. – задыхаясь от ярости, прохрипела она. – Ищейка…
    Но Мелентьев перебил ее.
    - Послушайтесь моего совета: не дайте в приступе ярости появиться Люции Ионеску, оставайтесь лучше Миррой Драгуловой, иначе впоследствии вы об этом пожалеете.
    Мирра замолчала, только тяжелое дыхание говорило о ее внутренней борьбе.
    - Прошу вас, - освещая фонариком путь, пригласил ее Мелентьев.
    - Куда?
    - Пока ко мне в номер. Думаю, нам есть, о чем поговорить! Кстати, вы совершенно напрасно пытались меня убить, - как бы, между прочим, заметил он. – Я успел отослать на свое имя письмо до востребования, в котором подробно изложил историю вашей замечательной жизни. Но, если через пятнадцать дней я за ним не приду, вместо меня его получит майор Петров, и тогда оно будет предано огласке! – убедительно солгал Кирилл, чтобы охладить воинственный пыл Дракулши.
    - И откуда вы взялись? – в сердцах проскрежетала она. – Молодой, въедливый…
    - Осторожно, здесь ступенька, – поддерживая ее под руку, предупредил  Мелентьев.
    - Дайте воды,  – войдя в номер, потребовала Мирра и упала на стул.
    Кирилл протянул ей бутылку.
    - Теплая! – брезгливо поморщилась она.
    - А что вы хотите?.. Это же Фетешти, а не Москва!..
    Драгулова осушила бутылку и осведомилась:
    - Что вам от меня надо?
    - Правды!..
    - Какой?
    - Обыкновенной.
    - Я обязана вам отвечать?
    - Отнюдь!.. Но если вы не пожелаете говорить со мной, то будете обязаны поговорить с майором Петровым.
    - О Господи! За что?! – качая головой, недоумевала Драгулова. – Я так хотела от всего избавиться, забыть!.. А тут!.. Убийство Арнольда! Исчезновение его архива!..
    - Явление из тумана времени Саши Туманова, убийство Ираиды Свободиной, - ненавязчиво подсказал ей Кирилл.
    - Все пронюхали?..
    - Почему пронюхал?.. Узнал!..
    Мирра обхватила голову руками и простонала:
    - Это конец!..
    - Увы, – констатировал Кирилл. – Закончились художественные приемы мадам Драгуловой, начнутся тюремные вечера.
    - Не болтайте чепухи! – прервала его Мирра. – Причем тут тюрьма?
    - О, – разочарованно протянул Кирилл. – Вы, я вижу, совершенно не настроены говорить правду.
    - А зачем мне вам говорить правду? – резко отозвалась она. – Вы ее и без моей помощи всю узнали.
    - Почти всю, – поправил ее Кирилл.
    - Ну спрашивайте, что вам еще не ясно, – закуривая, бросила Драгулова.
    - В принципе, все почти ясно. Но лучше все-таки уточнить.
    - Уточняйте!..
    - Итак, вы возникли за спиной Дымовой, когда она навела пистолет на Чинарова,  прицелились и выстрелили.
    - Что? – с круглыми от удивления глазами спросила Драгулова и залилась смехом. – Вам бы, юный следопыт, романы писать, а не убийц изобличать… Я вообще не была в тот вечер не только за спиной Дымовой, а даже в квартире Чинарова. И сразу хочу уточнить, не я удушила Ираиду, хотя желала бы сделать это лично. Наглая была особа!..
    - Но ведь она вас шантажировала, не так ли? – пристально глядя на Мирру, спросил Мелентьев.
    - Шантажировала… Но я дала немного денег… - она запнулась.
    - Вашему сыну, Александру Туманову, чтобы он оставил вас в покое, - подсказал ей Кирилл.
    - А что вы хотели?! – взорвалась Драгулова. – Вы – сынок своих благополучных родителей!.. Вы, не знающий, что такое родиться и быть обреченным жить вот здесь, - разрубила она воздух рукой, - здесь в этом мерзком городишке!.. Что вы можете понять?..  Известно ли вам, что тогда, мы, «счастливые» граждане самой свободной страны не имели права переехать жить в Москву, да что в Москву? В любой другой город! Мы были обречены жить и умереть в одном месте. Мне кажется, я и родилась только с одной мыслью – уехать! Уехать отсюда!.. Я была хороша собой и могла рассчитывать на удачу, но… мне было семнадцать, когда в нашем городе оказался инженер из Таллинна. Я была готова отдать ему все, чтобы только он женился на мне и увез отсюда, – она зло усмехнулась. – Я-то отдала, - он взял, но не женился, а исчез, как туман!.. Когда родился мальчик, я и записала его Тумановым. Можете осуждать, мне все равно!.. Я отдала своего ребенка в детский дом. Да, вы сейчас подумали совершенно верно, мне было наплевать на него. Когда я увидела Арнольда, то решила, вот – мой избавитель, вот, кто увезет меня отсюда, даже если для этого мне придется скрутиться в три погибели в его чемодане. Я грезила сменить ставшую нарицательной в этом захолустье фамилию Ионеску на фамилию Чинарова. И очень может быть, преуспела бы в этом. Нужно было только время, чтобы Арнольд полюбил меня по-настоящему, но эта тварь, у которой вы просидели вчера три часа, наябедничала на меня.
    - Рассказала правду, – поправил ее Кирилл.
    - Да как хотите!.. Что теперь скрывать? Да, мне нужно было хорошо одеваться, чтобы привлечь внимание достойного человека. Да, я ездила в Кишинев в надежде познакомиться, и знакомилась… лишь был приезжий и с достатком. Пусть бы все это Арнольд узнал, но позже… А так!.. Он даже не поленился съездить в детский дом. Вот из этой поездки я и сделала вывод, что он подумывал жениться на мне. Иначе, зачем ему было проверять? Потом мы уехали с ним в Москву. Я надеялась на «а вдруг», но он дал мне немного денег и отправил устраивать свою жизнь в Сочи. Благо там приезжих пруд пруди!.. Кстати, я была ему благодарна и за это.  Я вдохнула праздно-соленый воздух Сочи и решила начать жизнь с чистого листа. Первым дело было необходимо сменить фамилию. Я вернулась в родное захолустье. Нашла пьяницу Драгулова и за две бутылки водки женила его на себе. Стерве этой, заведующей, дала за молчание триста рублей. Это по тем временам капитал, достойный Креза, но она все равно разболтала.
    - Не она, – уточнил Кирилл. – В загсе уборщицей работала подруга мамы Сони… она каким-то образом узнала…
    - Понятно, – усмехнулась Мирра. - Но главное, что в Сочи уже вернулась Мирра Драгулова. Я стала модно одеваться, полюбила искусство…
    - А вы не боялись, уже когда переехали в Москву, что Арнольд Чинаров кому-нибудь за рюмкой вина расскажет историю вашей жизни?
    - Было такое опасение, но оно, как вы успели заметить, оказалось напрасным.
    - И все-таки, я запомнил, как Алла Куракина при первой нашей встречи обмолвилась, что вы познакомились с Чинаровым в Молдавии.
    - Я никогда не допытывалась, знает ли Куракина доподлинно мою историю, потому что ее историю я знаю наверняка.
    - И что же это за история?
    - А вот вы у нее и спросите.
    - Итак, как я понял, вы отказываетесь от обвинений в убийствах Чинарова и Свободиной?..
    - Вы правильно поняли, – с легкой надменностью в голосе ответила Мирра.
    - Ну, а как же архив? Ведь это вы стреляли в меня!
    - Стреляла, но не попала! Пожалела тогда вашу молодую жизнь. Всегда завидовала людям, не имеющим представления о таком чувстве как жалость.
    - Ну и где же архив?
    - Это же я могу спросить у вас! Пока я держала вас на мушке мой помощник…
     - Давайте без тумана, – предложил Мелентьев. – Ваша сообщница Алла Куракина…
     - Какой вы аккуратист! Хорошо! Алла зашла в дом и увидела открытый сейф. Кто-то опередил нас. Признаюсь честно, даже не представляю, кто!
    «Черт возьми, - покусывая губы, - размышлял Кирилл. – Драгулову к стенке прижать нелегко, от всего отказывается. Неужели, я ошибся и пошел по ложному следу?»
    - А предположения, кто убил Ираиду, у вас имеются?
    Мирра рассмеялась.
    - Не знаю, кто он, но поступил правильно!.. Эта подленькая душонка совершенно случайно познакомилась с моим так называемым сыном. Он  поведал ей за бутылкой вина печальную историю своего рождения. Представляю, как она возликовала, узнав мою тайну. План созрел тут же. Она появилась у меня дома и изложила свои требования: пятьсот тысяч долларов, квартира и оказание помощи по продвижению ее на стезе кинематографа, а Туманова на стезе поэзии… Потом она снизила свой запрос до трехсот тысяч и предупредила, что в моем распоряжении очень мало времени. Что мне оставалось?.. Я была вынуждена встретиться с Тумановым, была вынуждена просить его усмирить Ираиду. Скажу честно, я впала в отчаяние. Не представляла, что делать! Как избавиться от шантажистки?!.. Помог случай, – улыбнулась она и тут же нахмурилась. – Праздник длился не долго… теперь на ее место заступили вы.
    - Шантаж – не моя стихия, – презрительно усмехнулся Кирилл.
    - Не шантаж, так стоустая молва, – обречено вздохнула Мирра. – Вы расскажите Марине…
     - Я не болтлив с женщинами, – заметил детектив.
     - Придется поверить, – пробормотала Драгулова. – У вас есть еще вопросы?.. Устала охотиться за вами! Да и по руке вы мне здорово ударили, вся посинела, - вытянула она перед собой тонкую руку.
    Кириллу пришлось пойти намочить полотенце и предложить его Драгуловой.
     - Еще несколько вопросов, – сказал он. – Я, как не состоявшаяся жертва вашего покушения, имею полное право их задать.
    Мирра, прижимая полотенце к ушибленной руке, пробормотала:
    - Все-таки, Господь хранит меня!.. Уберег от убийства!.. – Она подняла на Кирилла глаза. - Простите!.. Это было безумием с моей стороны!.. Даже, несмотря на то, что вы нагло вторглись в мою жизнь.
    - Заметьте, не по собственному желанию.
    - Да, я понимаю… но дело в том, что профессия детектива воспринимается неоднозначно: с одной стороны, вы помогаете восторжествовать справедливости, но с другой, это не всегда нужно.
    - Вы так полагаете? – не скрыл своего удивления Кирилл.
    - Вот поживете с мое, тогда увидите!..
    Мелентьев сел на подоконник  и закурил.
    - Не могу согласиться с вами. Торжество справедливости необходимо, иначе нарушится баланс бытия…
    - Ах, молодой человек, – рассмеялась Мирра. – Когда вам будет за… - она сделала паузу, - вам будет наплевать на любой баланс.
    Драгулова расстегнула ворот черной блузки.
    - Однако, душно…
    - Здесь уже почти лето.
    - Это не имеет значения. Здесь всегда душно, потому что это захолустье.  Господи! Прошло почти тридцать пять лет, как я покинула этот мерзкий городишко, а он стал только хуже. Такое ощущение, что это другая планета, планета Забвения!.. А как постарели эти сплетницы! – расхохоталась Драгулова, запрокинув голову. – Старухи!..
    - Как вы считаете, от кого Туманов мог узнать, что вы приходитесь ему матерью?
    - Да от кого же? От Галки и Соньки!.. Они, видите ли, заботились о нем, конфеты ему приносили и наказывали, как вырастешь, найди мать и отомсти!    
    - Почему же он вас так долго искал? Ведь фамилию вы больше не меняли, имя только…
    - Мечта, оказывается, у него была – стать знаменитым поэтом, чтобы я сама молила его признать меня своей матерью. Да только покрутился, и так и эдак, и понял, что трудно в этой жизни стать знаменитым поэтом. Вот и приехал просить денег и помощи.
    - И вы отказали?
    - А что вы хотели?.. Кстати, вы его видели?
    - И не раз!
    Драгулова покачала головой.
    - Браво, господин сыщик!.. Ну так если вы его видели, зачем спрашиваете?
С какой стати я ему стала бы протежировать? Это вызвало бы ненужные толки в моем кругу!.. Ну хотя бы он был талантлив, а то… - ее губы презрительно искривились, - рифмоплет!.. Только такой дуре, как Ираида, он и мог понравиться.
    - И последний вопрос, – Мелентьев посмотрел на часы. - Как вы догадались, что я собрался ехать в Молдавию?
    Мирра прищурила глаза.
    - Почувствовала!.. Не успели вы выйти из салона, как я последовала за вами. А когда вы прошли на регистрацию рейса в Кишинев, у меня руки похолодели. Правда, еще была надежда, что эти подлые бабы уже покоятся на местном кладбище, но, увы, она не оправдалась. На следующий же день я вылетела в Кишинев и пошла по вашим следам. Все надеялась, что у вас ничего не выйдет. Но после того как вы зашли в загс, а потом отправились в детский дом, поняла: эти сплетницы вам все до последней точки рассказали, – Мирра повела плечами и нахмурилась. – Устала. Будем прощаться?.. – Она поднялась со стула. – Надеюсь, что в этом захолустном отеле найдется свободный люкс для бывшей землячки?
    Детектив закрыл за ней дверь, принял душ и лег спать. Но сон был тревожный, Кириллу все казалось, что в балконное окно смотрит Мирра, потом она проникает в комнату и набрасывает ему петлю на шею. Он чувствовал, как выходит воздух из его легких, но был не в силах пошевелить даже рукой.
    Утром Кирилл столкнулся с Драгуловой в темном вестибюле, она слегка кивнула ему головой. Почти одновременно, вернув ключи портье, они вышли на улицу и зашагали в одном направлении, к вокзалу. Когда же, купив билеты, они оказались в одном вагоне, то против воли рассмеялись.
    - Нам не уйти друг от друга, – подметила Мирра и, сев напротив Мелентьева, прикрыла глаза.
    - Ночь была ужасная!.. Я не выспалась… – проговорила она, подкладывая куртку под спину.
    Кирилл то смотрел в окно, то останавливал взгляд на своей попутчице.
     Ее худенькую фигуру эффектно очерчивала трикотажная блузка и черные лосины. Каштановые волосы с рыжеватым отблеском были собраны в большой низкий узел. На еще вполне красивой шее поблескивала цепочка с небольшими рубинами.
    Мелентьев задал себе вопрос:
    «Итак, кто же передо мной? Убийца или ошибочно заподозренная хозяйка художественного салона? Судя по протоколу, который я посматривал у Леонида, у нее нет твердого алиби на день убийства Чинарова. Возможна еще одна версия: Мирра подкупила Ираиду, чтобы та убила Арнольда, а потом задушила свою же, страдающую чрезмерной алчностью, исполнительницу. Черт возьми, я ничего не могу доказать. Потратил уйму времени совершенно безрезультатно. Просто не за что зацепиться!.. Обилие фигурантов сбивает с правильного пути. Все что-то говорят, объясняют. Показаний много, а  результат – нулевой, – Кирилл задержал свой взгляд на Мирре. - И все-таки в Дракулше есть что-то от ведьмы! Не может она быть не замешанной в этих убийствах…»  
    В самолете их места оказались рядом.
    - Словно каторжники, скованные одной цепью, - мрачно пошутила Мирра.
     Расстаться им удалось только на автостоянке аэропорта.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

    Как следует выспавшись после поездки в Молдавию, Мелентьев решил встретиться с Сергеем Навруцким. Он взял его визитную карточку и уже потянулся к телефону, как тот сам взволнованно зазвенел. Кирилл поднял трубку и был готов услышать кого угодно, только не Мирру Драгулову.
    - Как?! Неужели я вам не наскучил?! – не удержался детектив от ироничного восклицания.
    - Еще как, – колко отозвался голос Драгуловой. – Но мне необходимо с вами встретиться!
    - Ответить отказом, не могу, – с легкой усмешкой произнес Мелентьев.
    - Где мы увидимся?
    - Предлагайте!
    - Вам не откажешь в галантности. Тогда в два часа в салоне у Аллы.
    - Договорились!
    «Что еще надумала эта не лишенная очарования ведьма?» – пожал плечами Кирилл и пошел пить кофе.

* * *
    Молоденькая продавщица, завидев Мелентьева, поспешила сообщить:
    - Вас ждут!
    Кирилл прошел золотистый коридор и очутился в гостиной салона Аллы Куракиной. Сама владелица выглядела страшно напуганной. Она сидела на низком велюровом диване и держала в руках стакан с виски. Мадам Драгулова курила, стоя рядом с приятельницей.
    Не успел Кирилл поздороваться, как Алла, протянув к нему руки, воскликнула:
    - Наконец-то!
    Кирилл, ничего не поминая, опустился в кресло.
    - Очень хорошо, что вы откликнулись на наше приглашение, – деловым тоном начала Драгулова, но запнулась, словно еще давала себе возможность сделать шаг назад, однако через несколько секунд продолжила: - Мы хотим попросить вас оказать нам услугу: разыскать архив Арнольда.
    - Простите!.. – хотел было возразить Кирилл, но ему не дали такой возможности.
    - Все, разумеется, будет оплачено, – перебила его Драгулова. – Назовите только сумму.
    Мелентьев с интересом смотрел на Мирру.
    «Одно из двух: либо они меня решили ввести в заблуждение, либо архив действительно похищен кем-то другим!.. Но в принципе я ничего не теряю, даже наоборот. Мой заказчик – Регина Дымова не будет мне оплачивать поиски убийцы Чинарова. Я просто хочу помочь ей выпутаться из опасной истории. Убийством Ираиды я занимаюсь из чистого интереса. Так что предложение Дракулши меня вполне устраивает. Пусть платит!»
    - Хорошо, – ответил Кирилл. – Сумма в пять тысяч долларов вас устроит?
     - Устроит, – вскричала Алла. – Только умоляю, найдите и как можно скорей! – Она опрокинула в рот стакан с виски и без сил упала на спинку дивана.
    «Так, что же за страшная тайна покоится в бумагах Чинарова?» - подумал Мелентьев. Он вынул сигарету и закурил.
    - Объясните мне более конкретно, что я должен искать?! – обратился он к Мирре, как к сохранявшей присутствие духа.
    - Архив Арнольда, – в раздражении от непонятливости детектива передернула она плечами.
    - Я понимаю. Но вас ведь волнует не весь архив, а какие-то определенные бумаги.
    - Нет! Мы вам больше ничего не скажем, – вмешалась Алла Куракина. – Ищите архив!
    - Но я должен знать, какие бумаги вас интересуют, – продолжал настаивать Мелентьев.
    Алла даже подскочила с дивана, чтобы выразить свое возмущение неприличной любознательностью нанятого ею детектива. Но Мирра усадила приятельницу на место.
    - Не понимаю вашего упорного желания сохранять тайну. Ведь когда я найду архив, то все равно просмотрю все бумаги!
    - Сначала найдите! – с язвительной иронией отозвалась Мирра. – Но вы правы, вы должны знать, что ищите, - согласилась она. – Меня интересуют бумаги, в которых упоминается мое имя. Аллу – соответственно тоже и еще… - Кирилл бросил взгляд на Куракину, она вся напряглась, ожидая слов Драгуловой. - … и еще завещание.
    - Завещание?! – не удержался от возгласа Кирилл. – Вы полагаете, что Чинаров все-таки оставил завещание?
    - Совершенно верно, есть такое предположение.
    - Но на чье имя?
    - Вот это мы и хотим узнать!
    - У вас есть какие-нибудь подозрения относительно того, кто мог похитить архив?
    Мирра протянула Мелентьеву газету.
    - Читайте!..
    В глаза детективу сразу бросился крупный заголовок: «Некоторые материалы из похищенного архива Арнольда Чинарова». Далее сообщалось, что позавчера редакция газеты получила небольшой пакет. В нем были бумаги из архива режиссера и отпечатанное на компьютере послание неизвестного, который обещал постепенно пересылать по почте бумаги Чинарова для публикации.
    - Каждый день – пытка!.. – не выдержав, расплакалась Куракина. – Я боюсь открывать газету!.. Вы только прочтите дальше! Это страницы из дневника Чинарова, где он описывает похождения своей молодости. Не знаю, как бы сам Арнольд отнесся к этой публикации, но вот Василию Князеву, нашему великому актеру, вряд ли приятно это читать… особенно перечень заболеваний, перенесенных им в юности. О!.. Этот неизвестный - Черный Человек!.. – воздев руки, произнесла Алла. – Уверена, не только мы будем дрожать в ожидании очередных публикаций!.. Я этого не переживу!.. Мирра, я этого не вынесу!..
    - Успокойся! – раздраженно прикрикнула на нее Драгулова. – Надо уметь сдерживать свои эмоции!
    В гостиную вошла секретарша Куракиной со свежим номером газеты. Алла хотела было развернуть ее, но Мирра выхватила газету из рук приятельницы.
    - Только прошу без обмороков! – грозно глянула она на Куракину. – Ничего! – просмотрев газету, сообщила она ей. – В сегодняшнем номере – ничего!
    - Ох!.. – пробормотала Куракина и, пошатываясь от волнения, направилась к бару.
    - Алла, у тебя сегодня два важных клиента, – заметила ей Драгулова.
    - Помню!.. Я только чуть-чуть!.. Вам налить?
    - Налей, – вздохнула Мирра.
    Алла подала им по рюмке коньяку и включила телевизор.
    - Какая назавтра погода?.. Мы хотим поехать на пикник… О, господи, какой пикник?!.. – грузно села она в кресло.
    Кирилл, погруженный в свои размышления, непроизвольно взглянул на экран. Миленькая дикторша прервала на секунду свое сообщение и, с серьезным лицом объявила: - Только что в нашу студию поступило сенсационное известие!.. Наш корреспондент сообщает, что найден убийца режиссера Арнольда Чинарова!..
    Кирилл, Алла и Мирра окаменели от неожиданности. А на экране появился захлебывающийся от пойманной им сенсации корреспондент.
    - Только что при попытке выехать в Милан был задержан убийца режиссера Арнольда Чинарова! Им оказалась молодая актриса… - Кирилл не смог не выругаться. В двух словах он выразил все, что успел подумать о Регине и Антоне. - … Ольда Самарина!..
    - Что?! – дружным хором воскликнули все трое.
    А корреспондент продолжал:
    - При досмотре сотрудниками таможни аэропорта Шереметьево-2 у актрисы был обнаружен разыскиваемый милицией бриллиантовый гарнитур стоимостью в 30 тысяч долларов, похищенный из сейфа покойного Чинарова. По предварительным данным Ольда Самарина созналась, что она находилась в квартире режиссера на момент его убийства…
    В гостиной воцарилось молчание.
    Первым его нарушила Куракина:
    - Значит, архив похитила Самарина?!
    - Не уверена, – отозвалась Драгулова. – А что вы думаете? – с насмешкой спросила она Мелентьева. – Сотрудники таможни, кажется, выполнили вашу работу… и без лишних изысканий, - мрачно добавила она.
    - Я думаю, что Самарина не убивала Арнольда.
    - Просто самолюбие мешает вам взглянуть фактам в лицо, – рассмеялась Мирра.
    - Отнюдь, – спокойно возразил Мелентьев.
    - Боже мой! – опять раздался встревоженный голос Аллы. – Что же получается? Эта молодая стерва убила Арнольда из-за какого-то бриллиантового гарнитура?!
    - Алла!.. Господи!.. Как ты далека от жизни!.. Людей убивают и за меньшее!.. Кто такая эта Самарина?! Содержанка, вылезшая из нищеты!..
    - Но у нее довольно-таки приятные манеры, – возразила Куракина.
    - Манеры могут быть врожденными, – веско произнесла Драгулова, несомненно, имея в виду себя. – А нищета – приобретенной!.. Такие люди способны на все!..
     «Уж вам-то это точно известно, – заметил про себя Мелентьев и попытался сосредоточиться, чтобы оценить только что полученное сообщение. - Ничего себе оборот!.. – думал он. – В квартире на момент убийства находилось помимо Чинарова три человека!.. Причем Дымова не видела никого. Однако почему я так уверенно отвергаю версию о виновности  Самариной? Вполне вероятно, что это она возникла за спиной Регины, выстрелила, скрылась в ванную комнату,  выждала словесную перебранку между Региной и Ираидой и в тот промежуток времени, пока Ираида бегала за помощью, похитила гарнитур, а затем преспокойно по черной лестнице вышла на улицу…»
    - Итак, господин детектив! – с интонацией, пропитанной язвительной насмешкой, обратилась к Кириллу Драгулова. – Наш заказ на архив Арнольда остается. Мы ждем результатов и надеемся получить их от вас, а не по телевидению. К тому же теперь вы полностью можете посвятить себя поиску пропавших бумаг, так как убийца Чинарова уже арестован!.. Не скрою, я разочарована. Однако наш заказ дает вам возможность хотя бы отчасти реабилитировать себя.
    Кирилл усмехнулся и, пожав дамам руки, покинул благоухающую гостиную.

 * * *
    Известие о задержании Самариной озадачило Мелентьева. Он попытался выстроить четкую версию.
    «Причина убийства – отказ Чинарова снимать Ольду в своем фильме. Несомненно, она каким-то образом узнала о намерении Арнольда пригласить польскую актрису Малгожату Франек. Для Самариной это был крах. Ведь Чинаров уже «засветил» ее перед телекамерами и в прессе. Вообще он поступил некрасиво – нанес удар сразу троим, в высшей степени амбициозным личностям: Навруцкому, Князеву, Самариной. Поэтому вполне вероятно, что кто-то из них мог решиться на отчаянный шаг, чтобы спасти свою карьеру. Можно, конечно, было проглотить поступок маститого режиссера, но тогда пришлось бы все опять начинать с нуля! И в этом случае положение Самариной было наихудшим. Для нее, неожиданно появившейся в кинематографическом мире, съемка у Чинарова - это начало блестящей карьеры. Конечно, совсем необязательно, что оно имело бы продолжение, но давало надежду. Вот из-за этой надежды, которая обожает насмехаться над людьми, вначале согревая их своими теплыми лучами, а затем, сбрасывая в бездну отчаяния, Ольда могла решиться на убийство. А Ираида?.. Вечно это неприкаянная Ираида!.. Она могла случайно увидеть Самарину и потребовать плату за гробовое молчание. Самарина же предпочла «гробовое молчание» без «платы». Версия готова», – невесело поздравил сам себя детектив.
    Он позвонил Леониду Петрову: сотовый не отвечал, а в отделе сообщили, что майор очень занят.
    «Не иначе Самарину пытает, – вздохнул Кирилл. – Что ж, несмотря на круто изменившиеся обстоятельства, я все-таки продолжу выполнять намеченное. Значит, еду к Навруцкому».

* * *
    Навруцкий назначил ему встречу после окончания репетиции прямо в театре.
   - Привет! – спустившись со сцены, протянул он руку Кириллу. – Пошли в гримерную, там нам никто не помешает.
    Они прошли за кулисы. На одной из дверей гримерных Кирилл увидел табличку «Регина Дымова».
    Перехватив его взгляд, Сергей сказал:
    - Осталась от прежних времен… Где она теперь? Вот глупая девица!.. Хоть бы с кем посоветовалась. Кстати, а что ты думаешь!? – обратился он к Кириллу. – Где она может быть сейчас?.. А вдруг ее тоже убили?..
    - Не думаю… Есть все основания предполагать, что Дымова скрывается.
    - Проходи, садись, - открыв дверь, сказал Навруцкий. Он вынул из холодильника бутылку минеральной воды. – Хочешь?
    - С удовольствием! – одним глотком осушил Мелентьев стакан. – Ты слышал о задержании Самариной?! – спросил он. Но Навруцкий не успел ответить, как по коридору разнесся чей-то крик:
    - Ребята! Нашли убийцу Чинарова!..
    Сергей выскочил из гримерной.
    - Это правда?! – вернувшись, спросил он Мелентьева. – Ольда убила Чинарова?
    - К сожалению, я не располагаю никакими сведениями, кроме тех, что передали по телевидению.
    - Черт возьми, – разволновался Навруцкий. – Неужели она решилась на такое?.. Вот девка!.. Еще и бриллианты украла!.. Дура!.. Надо было выждать!..
    - Ты прямо сочувствуешь ей, – заметил Кирилл.
    - А что? Арнольд вполне заслужил такой конец. Как он нас троих подставил!..
    - И ты полагаешь, что за это надо убивать?
    - А как иначе можно наказать подлость? Благородным молчанием? Да Чинаров плевал на наше благородство! Нечего скрывать, что его смерть была выгодна каждому из нас!.. Даже если Храмов ни с кем не подпишет контракт, мы сохраним свой престиж!.. Что у актера есть кроме лица?  И вот не надо было Чинарову бить по этому лицу! – с трудом сдерживая рвущийся наружу гнев, говорил Навруцкий. – Мне еще повезло… Далеко не каждому удается к двадцати восьми годам завоевать себе имя на столичной сцене!.. Но я не могу оставаться в стороне от кино. А с ним у меня никак не складывалось, и съемки у Чинарова для меня были равносильны премии Оскара. Я чувствовал эту роль, я бы сделал ее, уверен!..
    - И все-таки, убивать за это, – вставил реплику в его взволнованный монолог Кирилл.
    Сергей расхохотался.
    - Нет, ты ничего не понял!.. Ты можешь себе представить, что значит сделать себе имя, когда у тебя фамилия Навруцкий?!.. Ведь я был никто!.. «Какой-то Навруцкий!» - доносилось мне вслед, когда я обходил театры в поисках места на роль «Кушать подано». Вот Коля Князев… он знает! – с иронией воскликнул Сергей. – Ты с ним еще не разговаривал по душам?
    Кирилл отрицательно покачал головой.
    - Он тебе расскажет, как неимоверно трудно жить, когда каждый встречный-поперечный знает твоего отца. Я ему как-то предложил: «А ты пробуй добиться чего-нибудь, став из Князева Ивановым!» - Не захотел!.. - шагая по гримерной, восклицал Сергей. – Он предпочитает лучше «мучиться» под бременем знаменитого имени, чем добиваться благосклонного взгляда судьбы под фамилией ноль! Ведь «Иванов» – это ноль!.. Вот таким нулем была и фамилия Навруцкий!.. У меня в этой жизни кроме нее ничего нет – ни счетов в банках, ни богатых и влиятельных родственников… ничего!.. А что мне стоило превращение моей фамилии из нуля в значимое число… - он горько усмехнулся, - об этом знаю только я. Причем, подчеркиваю, мне еще повезло!..
    - Ты угрожал Чинарову, когда тот отказал тебе от роли? – спросил детектив.
    - Представь себе, нет! Я слишком хорошо знаю, что нет ничего более глупого, чем угрожать всесильному. Я ушел, не сказав ни слова. Но в душе я хотел его не то что убить, а растерзать на клочки!.. – Навруцкий сел на стул у гримерного столика и в упор посмотрел на Кирилла. – И алиби у меня нет! В тот вечер я отдыхал дома, но никто не может этого подтвердить. Никто!.. – с каким-то злорадством добавил он.
    - А почему ты не решился убить Чинарова, если, согласно твоим взглядам, он заслуживал смерти за свой подлый поступок?
    Навруцкий открыл ящик гримерного стола и принялся нервно шарить в нем рукой.
    - Черт!.. У тебя есть сигареты?..
    - Пожалуйста! – протянул ему пачку Мелентьев.
    Навруцкий закурил и ответил:
   - А все по тому, что побоялся!.. Черт! – не в силах усидеть на месте опять подскочил он. – А девка… смогла!.. И попалась-то по глупости!.. Слушай, Кирилл, можно ей как-то помочь?.. Ну, признать, что она выстрелила в состоянии аффекта?..
    - Если не ошибаюсь, у нее есть покровитель…
    - Ты имеешь в виду эту старую сволочь Викентия Антоновича?! – со смехом воскликнул Сергей. – Да он пальцем не пошевелит. Вот такие и достигают высот благосостояния. Он влюблен только в себя, дорогого и неповторимого!.. Ему плевать на Ольду!..
    «Красиво говорит, эмоционально, убедительно, искренне… - глядя на взволнованного Сергея, думал детектив. – Да только забывать, что ты - Навруцкий, которому подвластно завести огромный зрительный зал, нельзя. Слишком много энергии излучаешь ты… Завораживаешь публику не хуже экстрасенса. Даже когда играешь подлеца, зал любит тебя и ненавидит героя. Один взгляд больших светло-серых глаз может заставить поверить чему угодно. Я это уже проходил… - вспомнил Мелентьев свои встречи с Леонеллой Дезире. – Только ты, пожалуй, еще опасней. Ты психически уравновешен. Не склонен к повышенной экзальтации. Ты способен рассчитывать свои ходы».
    - Ладно, с Самариной еще придется разбираться, – прервал Кирилл эмоциональное выступление Навруцкого. – Ты лучше поделись, что думаешь по поводу убийства Ираиды?
    Навруцкий скривился как от неожиданного приступа зубной боли.
    - Я уже себя сто раз проклял за то, что связался со Свободиными.
    - Да, и угораздило, – с улыбкой посочувствовал Кирилл.
    - Не успел оглянуться, как опутали, оплели… Надоели, спасу нет! Сейчас Виктория меня за двоих достает. Но Ираиду все же жаль!..
    - На том вечере поведение Ираиды не показалась тебе странным?
    - Поведение Ираиды всегда странное. Так что все было как обычно, даже напилась она ни больше ни меньше своей нормы.
    - Я тебе задам немного неприятный вопрос: как думаешь, не могла Виктория задушить Ираиду из чувства ревности?
    - Да ты что? – замахал руками Сергей. – Они, конечно, терпеть друг друга не могли, но чтобы мать задушила дочь из-за любовника!.. Нет, ты это… того… хватил!..
    - Ну, а кому могла насолить Ираида настолько, что тот не выдержал?
    - Да кому угодно!.. Каждому есть, кого убить и каждому есть, за что быть убитым. Просто в наше прагматичное время мы перестали обращать внимание на оскорбления и подлости. Нам делают, мы делаем… Понятие «честь» давно изъято из нашего обихода. Только в фильмах о прошлой жизни еще можно услышать это слово.
    - А ты бы хотел, чтобы мы убивали друг друга за свою честь?
    - А что здесь плохого? Сколько веков мужчины дрались на дуэлях!.. Еще в начале ХХ века некоторые смельчаки решали свои проблемы при помощи выстрела. А сейчас?!.. Оскорбят, изобьют… а тот вытрется и осторожно погрозит в спину кулаком. Даже если бы разрешили дуэли, вряд ли нашлось бы много желающих защищать свою честь с помощью оружия. Ведь стать к барьеру - это не так легко, как кажется.
    - Думаю, если бы разрешили дуэли, то в несколько дней все бы друг друга перестреляли, - высказал свое предположение Мелентьев.
    - Из-за угла, – грустно усмехнулся Навруцкий. – А чтобы лицом к лицу… для этого нужно сначала возродить понятие о чести!.. Но оно, к сожалению, утеряно навсегда!..
    - Подожди! А суд?!
    - О, служитель слепой Фемиды! – воскликнул голосом древнего трагика Навруцкий. – Обратиться в суд о защите чести, это все равно, что вместо водки выпить воду.
    - И все-таки, что ты думаешь по поводу убийства Ираиды? – вернул детектив в нужное ему русло разговор.
    - Да ничего не думаю.
    - А тебе, случайно, не знакомы имена: Геннадий Востряков и Александр Туманов?
    - Впервые слышу!..
    - Что ж… А Виктория могла убить Чинарова? – с интересом взглянул на Навруцкого Кирилл.
    Он смутился.
    - Ты меня ставишь в трудное положение… Отвечу, что не могла.
    - Понятно. Ну, а если все-таки допустить такую мысль. Что они могли не поделить?
    - Да все, что угодно!..
    - Например, она могла потребовать от Чинарова, чтобы тот окончательно и бесповоротно утвердил твою кандидатуру?!
    Навруцкий вздрогнул.
    - Она, что, тебе это сказала?!
    Кирилл удивился его реакции, но виду не подал.
    - Да, я беседовал с ней, – словно что-то зная, ответил он.
    - Ну дура!.. Ну дура!.. С ума сошла!.. Не верь!.. Это она придумала, чтобы я на ней из благодарности женился!.. Я не поверил, так она тебе сказала.
    - Следовательно, она тебя шантажирует тем, что убила Арнольда.
    - Ну да!.. Говорит, что Храмов непременно пригласит меня сниматься. «А все это благодаря мне!» Слушай, ну и утомила она меня!.. Хоть бы куда уехать!..
    - А Храмов уже разговаривал с тобой?..
    - Пока, нет. Думаю, его сейчас Коля Князев достает.
    Кирилл поднялся.
    - Спасибо.
    - Да не за что… Пошли, провожу.
    - Что собираетесь ставить? – поинтересовался Кирилл.
    - «Гамлета»!
    - Ого! Имею все основания предполагать, что передо мной принц датский?!
    - Угадал, – рассмеялся Сергей.
    - И что, у  вас тоже будет что-то типа вагонеток, шинелей, ушанок?..
    - Нет. Мы решили всех сразить максимальной приближенностью к эпохе. Разве только что женские роли будут исполнять сами женщины. В остальном же - все как во времена Шекспира.
    - Оригинально.
    - Представь, поставить знаменитую пьесу без новомодных ухищрений – это всегда оригинально.
 
* * *
     Не успел Кирилл сесть за руль, как звонкий сотовый потребовал внимания.
    - Алло!.. – раздался взволнованный голос Регины.
    - Слушаю, – уже зная, что она ему скажет, ответил Мелентьев.
    - Кирилл, это правда, что Самарина арестована?
    - Думаю, да!
    - Значит, я могу вернуться? – захлебнулась от радости Регина.
    - Если хочешь составить компанию Самариной, то возвращайся.
    - Но почему ты так? Не могу же я здесь остаться навечно.
    - На данный момент ты имеешь возможность сменить Барнаул на камеру в столице!
    - О, господи!.. Когда же это кончится?.. Я в Москву хочу!..
    - Я тебе позвоню, когда это кончится, – бросил Мелентьев и отключил телефон.

ГЛАВА  ВОСЕМНАДЦАТАЯ

    Мелентьев дозвонился до Петрова и узнал, что Самарина действительно содержится под стражей.
    - Этой я не дам ускользнуть! – подчеркнул майор. – Хватит того, что скрылась Дымова!..
    На просьбу Кирилла о встречи с Самариной, Леонид кратко ответил:
     - Подожди!
     Тем временем детектив пытался решить вопрос: кто и с какой целью похитил архив Чинарова, а главное, зачем понадобилось публиковать сугубо личные материалы в газете?.. Акт мести?.. Что могло быть в архиве?.. - Дневники, письма, заметки и все они касались людей известных. После некоторых подробностей из жизни актера Василия Князева появились размышления Арнольда о его ссоре с одним сценаристом. Естественно, Чинаров рассматривал конфликт со своей точки зрения, в результате чего сценарист предстал на страницах газеты  гнусным, мелкопакостным существом. Газета была нарасхват. Ее покупали те, кто хотел позабавиться, и те, кто боялся, что следующим объектом насмешек будет он.
    Чтобы понять, кто похитил архив, нужно было понять, зачем?
    «Несомненно, там были заметки, касавшиеся похитителя!.. Но вот публикации в газете? Кому и за что мстит неизвестный?.. Он мстит людям талантливым!.. - На этой мысли Мелентьев задержался. - Кто может мстить талантливому человеку?.. Бездарь!.. Следовательно, похититель - неудачник от искусства!..»
    Но что особенно заинтересовало детектива, так это предположение обеих дам о наличии в архиве завещания.
     «Кому мог Чинаров завещать свое движимое и недвижимое?.. Уж конечно не Драгуловой и не Куракиной. - И тут Кирилл подумал о старшем сыне Куракиной. - А что если он - сын Аллы и Чинарова?.. Но почему она так боится появления завещания? Ведь Арнольду было, что завещать!.. -  Кирилл задумался и довольно быстро нашел объяснение. - Куракина боится разоблачения своей тайны. Ее муж сам достаточно богат, и его дети не останутся без средств. Главное же для мадам Куракиной – это сохранить приличие. Ведь разразится скандал, если откроется, что старший сын Михаила Куракина на самом деле сын Арнольда Чинарова. И в первую очередь это открытие не понравится самому наследнику».
    Ядовито-сладкий голос мадам Драгуловой не замедлил напомнить детективу о его обязательстве разыскать архив.
    - Из-за вашей медлительности я вынуждена вам помогать, - сообщила она, с ненавистью пропуская слова сквозь зубы. – Только что я получила приглашение от Эллы Романовой на просмотр чудом обнаруженного фильма, снятого Чинаровым по новелле Мопассана, главную роль в котором исполняет, естественно, сама Элла!.. –  переведя дыхание, прошипела в трубку Драгулова. - Действуйте, черт вас возьми, детектив… - она вовремя успела прикусить язык, чтобы не разразиться  яркими определениями в адрес Мелентьева. - Прижмите эту расфуфыренную стерву!.. Это она убила Арнольда и похитила архив!.. Эта пустышка возжаждала стать кинозвездой. Ее кумир – каприз, ради его удовлетворения она способна на все!..
    Мелентьеву только оставалось ответить: - Я немедленно встречусь с ней!..
    «Черт, – он положил трубку и схватился за голову. – Черт!..» – меньше всего на свете ему хотелось оказаться посрамленным в глазах Драгуловой. Вполне понятно, что он испытывал к ней огромную неприязнь, но тем больше стремился выйти победителем из поединка с убийцей Чинарова и похитителем архива.
    «Это просто черт знает, что такое! – не в силах был успокоиться Кирилл. – Я не могу ухватиться за суть дела. Главными подозреваемыми для меня по-прежнему остаются Драгулова, Навруцкий, Князев, а теперь еще и Самарина!.. Я словно хожу по замкнутому кругу. Отследил Драгулову, но это не дало никаких результатов, по-прежнему не могу вычеркнуть ее из числа фигурантов. Разговор с Навруцким – никаких особых зацепок. Уф!.. – недовольно выдохнул детектив. – Чувствую, что должен сделать самому себе чистосердечное признание: вряд ли мне удастся найти убийцу Чинарова. Однако, как это неприятно!.. – он в сердцах защелкал зажигалкой. – И все из-за женщины!.. Угораздило Регину обратиться именно ко мне!.. Мало что ли в Москве профессиональных детективов. Не люблю проигрывать. А тут еще этот архив!.. С ума сойти можно!.. И опять женщина, теперь в образе ведьмы… Дракулша!..  Черт, неужели Исленьев имеет с ней связь?.. Слух носится, но не точный… неужели ему не мерзко?!.. Хотя, быть может, я слишком пристрастно недолюбливаю ее».

* * *
    Кириллу было назначено на три часа. Без пяти он нажал на кнопку видеофона.
    - К кому? – раздался вопрос охранника.
    - К госпоже Романовой.
    - Проходите.
    Кирилл поднялся на последний этаж. Огромную дубовую дверь открыла горничная в белоснежном фартуке и кружевной наколке. Горничная была подобрана с тонким расчетом, так как являла собой совершенно безликое существо.
    - Проходите, – пригласила она Мелентьева и пошла вперед, чтобы указать дорогу.
    Мадам Романова ожидала Кирилла в зимнем саду.
    - Чему обязана столь приятному визиту? – с лакированной великосветской улыбкой начала она.
    - Профессиональному любопытству детектива, – в тон ей ответил Кирилл. – Меня интересует, каким образом к вам попал фильм?
    - О! Это и в самом деле детективная история, – она подошла к пышным кустам китайской розы.
    - Обожаю! – прикоснувшись губами к лепесткам, прошептала она. – А вам нравится?
    - Цветы как женщины, поэтому я их тоже люблю.
    - У вас оказывается поэтическая натура! – сверкнула белоснежными зубами Элла. – Садись, вот здесь, – указала она на канапе, обитое цветным шелком. А сама взяла прозрачную лейку и принялась поливать цветы.
    Она удивительно красиво двигалась по зимнему саду, мягкими движениями руки приподнимала нижние ветви растений, шаловливо поглаживала хорошенькие бутоны. Светло-коричневые брюки плотно облегали ее узкие бедра, бежевая шелковая блузка была небрежно расстегнута на груди. Элла весело говорила о пустяках, не торопясь отвечать на вопрос Кирилла.
    - Я когда-то писала стихи, – вернувшись к его поэтической натуре,  сказала она, закончив поливать цветы. – «Без тебя – город пустыня, без тебя мои руки стынут…»
     - И почему же бросили? – невольно втянутый в болтовню, был вынужден спросить Кирилл.
     - Ах!.. – красиво запрокинула она голову. – Трудно сказать... Я даже выпустила свой сборник, который назвала «Доверие». Это, конечно, несколько символично, я как бы хотела получить это доверие от своих читателей…
     - И не получили?.. – пряча насмешку, спросил Мелентьев.
     - Ну, - изящно произнесла она не дамское междометие, - не совсем так…  Просто ворвалась новая страсть… живопись… - жестом руки она попросила Мелентьева подняться и пройти с ней вглубь сада, где у открытого окна стоял мольберт. Белый холст был покрыт сине-фиолетовыми мазками. - Хочу запечатлеть вид нашей столицы из окна моей квартиры, - кокетливо рассмеялась она. – У меня уже была одна выставка. Я, кажется, вам говорила. В Париже, в небольшой галерее на Понт-Неф.
    - Значит, вы окончательно пристрастились к живописи?..
    - О, не совсем так!.. Меня тянет к себе театр!.. В нашем доме, на юге Франции, мы с друзьями поставили спектакль по моей пьесе… Получилось впечатляюще!.. Знаете, очаровательно и в то же время впечатляюще!.. – она мило поиграла пальчиками в воздухе.
    Кирилл слегка отвернулся и поморщился.
    «Неужели она не догадывается, как смешно выглядят ее кривляния? Вероятно, нет. Помешана на желании утвердиться в искусстве, неважно в какой области, лишь бы в искусстве».
    - И вот, буквально несколько недель спустя после моего дебюта на домашней сцене, мы с мужем встретили в Париже Арнольда. Он предложил мне сняться в его короткометражном фильме по новелле Мопассана. Гаррик, мой муж, согласился его финансировать. И вы, знаете, не побоюсь этого слова, получился шедевр… последний шедевр великого режиссера!.. – с драматическим эффектом повысила она голос. – Арнольд, можно сказать, почувствовал дремавшие во мне актерские способности…
    «Полагаю, не слишком ошибусь, если останусь при своем мнении, что они у тебя так и не просыпались…» – стараясь сохранить на лице маску невозмутимости, тем временем подумал Кирилл.
     - Меня постоянно мучила какая-то неудовлетворенность… я искала и не могла найти себя и только благодаря гениальному чутью Арнольда  поняла, что мое призвание – это кинематограф.
    - Но тогда почему Чинаров отказался от просмотра фильма?
     Элла резко передернула плечами.
    - Это домыслы врагов, моих и Арнольда. Он просто хотел выждать подходящий момент. Точно так же как живописец, который, вешая свое полотно, по многу раз меняет его положение, прежде чем найдет наиболее выгодную точку освещения.
    «Ловко вывернула!» – не преминул отметить детектив.
     - Признаюсь, я была в ужасе, когда узнала, что фильм пропал!.. Но, к счастью, кто-то, вероятно, похититель архива, несколько дней назад прислал мне его по почте!.. Я не могла поверить своему счастью! Не знаю, кто этот ужасный похититель, передающий в печать откровения Арнольда, но хочу заметить, что он настоящий ценитель искусства. Он понял, что такой шедевр, как фильм Чинарова, не имеет права погибнуть!..
    - Пленки фильма пришли без какого-либо послания в ваш адрес?..
    - Таинственный похититель пожелал сохранить свое инкогнито. Вы знаете, я его прозвала Мистер Икс!.. – продолжала забавляться Элла. – Вы, надеюсь, можете понять мою радость в виду получения фильма?! – взглянула она на Мелентьева. – Женщине так трудно утвердиться в жизни. Мужчины заняли все!.. Но эта несправедливость – извечное оттеснение женщин, должна быть ликвидирована в корне. Мужчины – гениальные художники, писатели, поэты, композиторы, бизнесмены… - приходя в нешуточное возбуждение, говорила Романова. – Борьба женщин за свои права длится уже не одно столетие, а…
    - Простите, я не совсем согласен с вами, – прервал Кирилл ее горячее рассуждение. – За свои права обычно борются женщины бездарные, но не желающие этого признавать. Им удобно объяснять мужским засильем свою посредственность. Кто сегодня мешает высокообразованной женщине написать серьезную книгу? Кто ей мешает стать выдающимся композитором, философом, живописцем? Художественные, литературные институты полны женщин!.. Но нет - ничего!.. И тогда, потерпевшие фиаско на поприще творчества, они начинают бороться с засильем мужчин, обвиняя их в своей бездарности. Ведь, когда женщина талантлива, ей некогда бороться!.. Представьте, если бы Сара Бернар была борцом за права угнетаемых женщин, ей было бы некогда стать гениальной актрисой, а Зинаиде Гиппиус писателем и поэтом!.. Великая Анна Павлова не успела бы станцевать своего Лебедя, возглавив феминистское общество.
    Элла Романова смотрела на Мелентьева широко открытыми глазами. Ее поразило, что такая простая и ясная мысль никогда не приходила ей в голову.
    «Ее бесит полная зависимость от чертовски богатого мужа! – между прочим, заметил Мелентьев. – И она мечется от живописи к поэзии, чтобы как-то самоутвердиться. Роль жены богача ее не устраивает. Свои небольшие, но разнообразные способности она желает принимать за зачатки талантов, и каждый раз, потерпев неудачу, обвиняет в ней  мужчин. Она не в силах посмотреть правде в глаза и осознать, что бог не наделил ее никакими выдающимися способностями. Эта жажда самоутверждения в искусстве снедает ее. Любой ценой, неважно в какой сфере, лишь бы о ней заговорили как о яркой самобытной личности. Что ж, интересно. Исходя из этого, вывод напрашивается сам собой: Романова вполне могла убить Арнольда за то, что тот категорически отказался от демонстрации фильма с ее участием и не пожелал пригласить ее на главную роль в «Вовлечение». Устранив Чинарова, ей было необходимо объяснить, каким образом у нее оказались пленки фильма, хранившиеся в архиве режиссера. Романова делает не слишком хитроумный ход, - посылает в редакцию газеты личные материалы Чинарова, в которых тот излагает свои откровенные, но чисто субъективные оценки знакомых. Таким образом, она мстит талантливым людям и объясняет неожиданное получение фильма. Горя от нетерпения, она тут же объявляет о просмотре последнего шедевра знаменитого режиссера и с лихорадочной поспешностью рассылает приглашения. Не удивлюсь, если они окажутся в лиловых конвертах, – с усмешкой заключил свои размышления детектив. – Кажется, именно в таких рассылал приглашения непревзойденный мастер утонченного эпатажа Игорь Северянин».
    Отвлекшись от своих мыслей, Кирилл с удивлением заметил, что Элла не может прийти в себя от его доводов. Ее лицо выражало крайнюю задумчивость и растерянность.
    - Простите, мог бы я узнать, где вы находились в момент убийства Чинарова? – слегка тронув ее за локоть, спросил Мелентьев.
    Элла вздрогнула.
    - Что?..
    Кириллу пришлось повторить свой вопрос.
    - А!.. Дома!..
    - И кто может это подтвердить?..
    - О, господи? Неужели вы подозреваете меня?! – откинувшись корпусом назад, воскликнула она. – Это даже забавно!.. А подтвердить может горничная!
    - Должен со всей откровенностью сказать, что подтверждения горничной – это не лучшее алиби.
    - Какое есть, –  раздраженно бросила Элла. – Неужели до сих пор не ясно, кто убил Арнольда?..
    - Вы имеете в виду Самарину?
    - Да! Эту выскочку!..
    - Разве это ее вина, что она не родилась в Москве?..
    - Разумеется, нет. Но ей следовало бы держаться с надлежащей скромностью.
    - Неужели ее поведение было столь шокирующим? Полагаю, вы к ней несправедливы! Неприязнь женщин вызвало не ее поведение, а ее недопустимая красота, – с улыбкой заметил Кирилл.
    - Ох!.. Ну какая там особенная красота! – возмущенно воскликнула Романова. – Так… крутые бедра, да пышная грудь… Интересно, как она теперь?.. Вы ее не видели? – оживилась Элла.
    - Пока нет, но собираюсь навестить.
    - Правда?… А мне нельзя пойти с вами?
    - Простите, но зачем? Насколько я могу судить, вы с ней подругами не были!
    - Ну, как же, это чрезвычайно интересно! Воображаю, Самарина в тюремном халате, – ее взгляд затуманился, а губы дрогнули в улыбке. – Ах, возьмите меня!..
    Кирилл покачал головой.
    - Если вы хотите на себе испытать все прелести тюремного заключения, я могу похлопотать, чтобы вас взяли под стражу дня на три, но доставлять вам удовольствие любованием чужого горя, я отказываюсь.
   - Фу!.. Какой вы!.. Может, я просто хотела проведать бедную Ольду. Принести ей букетик цветов. Она бы поставила его на свой столик, и ей стало бы немножко веселей.
    - У вас своеобразное представление о нашей тюрьме. В камере на пятьдесят человек нет своего столика и вряд ли букет цветов сможет поднять настроение.
    - Как на пятьдесят?.. Разве она не в одиночной камере?..
    - Увы, номер люкс ей не предоставлен.
    - Однако…
    - У вас сохранилась обертка от посылки? – вернулся Кирилл к цели своего визита.
    - Вряд ли! Но я могу спросить у горничной, – она позвонила по внутреннему телефону. – Увы, нет! Я даже не подумала, что обертка может представлять интерес для следствия, простите. Но я постараюсь загладить свою вину! – она очаровательно сверкнула серыми глазами и протянула ему лиловый конверт.
     - Благодарю. Если не ошибаюсь, это приглашение на просмотр фильма с вашим участием?!
    - Да!.. И я буду очень рада вас видеть, – с многозначительной улыбкой ответила Элла.
     Мелентьев обратил внимание, что она явно не торопится с ним расстаться.
    «Ей хочется острых ощущений – вести опасную игру с детективом, идущим по следу. Можно даже предположить, что она хочет сделать мне страшное, жгущее ее признание, что именно она убила Чинарова. Она хочет торжества женщины над мужчиной. Рассчитывает околдовать, покорить меня и в пылу неистовых ласк сознаться в содеянном для того, чтобы я признал собственное бессилие перед ее женскими прелестями и стал соучастником ее тайны». – Таким образом расценил Мелентьев явный интерес, который проявляла к нему Элла.
    Она подошла к Кириллу еще ближе, ее прерывистое дыхание касалось его щеки.
    «Это расследование губит мой мужской инстинкт! Такая женщина предлагает себя, а я все размышляю: она ли убила Чинарова или кто другой… Думаю не о ее упругой, золотистой от средиземноморского загара груди, а том, что должен добиться встречи с заключенной Самариной!.. Но ведь этот момент в зимнем саду не повторится…»
    Очарованию Эллы все-таки удалось резко оборвать ход мыслей детектива. Он почувствовал сильный аромат цветов, услышал шум падающей с высокого валуна воды, трели пестрых птиц в огромных позолоченных клетках.
    «Только в интересах следствия, чтобы услышать ее признание…»
    Мелентьев подхватил Эллу и уложил на сверкающую изумрудной свежестью траву перед искусственным водопадом.
     Они сумели подарить друг другу праздник.
    Когда желание было удовлетворено, Кирилл с любопытством рассмотрел покрытое мелкой водяной пылью загорелое тело любовницы.
    - Ты превзошел мои ожидания… - лениво выдохнула она, не открывая глаз.
    Их блаженство на крыше было прервано звонком по внутреннему телефону.
    Розовые, сладострастные губы Эллы выдохнули: - Черт!..
     Она поднялась и, бросив Кириллу брюки, ласково приказала:
    - Одевайся!.. Муж пришел!..
    Мелентьев вскочил с мягкой травы как по боевой тревоге. Она рассмеялась.
    - Да не спеши ты так! Горничная его задержит!..
    Одевшись, Кирилл сел в кресло и открыл блокнот. Элла с трудом подавила рвущийся смех и радостно улыбнулась вошедшему мужчине лет сорока пяти.
    - Познакомьтесь, - представила она их друг другу.
    Кирилл был вынужден пожать руку мужчине, которому он только что наставил на голову увесистые рога.
 
* * *
    Выйдя от Романовой, Мелентьев даже не пошел обедать. Он зашел в бистро и заказал два двойных кофе.
    «Зачем ей стремиться к признанию в актерском искусстве, если в искусстве любви ей почти нет равных...» - удивлялся Кирилл.
    Приехав домой, он вынул из ящика стола дискету с данными на фигурантов и вставил в компьютер. На экране замелькали до боли знакомые фамилии. «Прямо убийца на выбор, – подумал детектив. – Найти вполне серьезное основание для убийства Чинарова можно каждому из них. Итак, Сергей Навруцкий, Мирра Драгулова, Алла Куракина, Виктория Свободина, Элла Романова. И даже, еще не встречаясь с Николаем Князевым, я абсолютно уверен, что у того окажется не меньше, если не больше оснований, чем у других, убить Арнольда. – Кирилл пробежался пальцами по клавишам, и на экране высветилось новое имя: Ольда Самарина. Затем он вывел второстепенных фигурантов, которые могли быть исполнителями чужой воли: непризнанный поэт Александр Туманов и ныне покойная мыльная актриса Ираида Свободина. – Фигурантов много, а вот доказательства – ни одного!.. –  с горечью подумал Кирилл. – Но самое неприятное то, что я оказался в тупиковой ситуации. Я не знаю, где и главное, что должен искать».
    
ГЛАВА  ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

    Мирра Драгулова придирчивым взглядом окинула свою гостиную: все ли готово к приему друзей. Букеты, составленные из белых и иссиня-черных роз, подчеркивали строгость убранства. На мраморном столике в фарфоровых вазочках были выставлены для аперитива всевозможные орешки, птифуры, соленые крендельки, японские деликатесы. Большой стол, расположенный за полукруглой аркой и покрытый традиционной белой скатертью, сверкал хрусталем и позолотой тарелок.    
    Удостоверившись, что все в порядке, Мирра прошла в спальню и еще раз приложила к себе золотисто-бежевое платье. Она чувствовала себя молоденькой девушкой, с трепетом готовящейся к свиданию с любимым человеком. Да, он будет среди приглашенных. Мирра поправила тяжелый узел волос, украшенный белой лилией. Повернув голову, улыбнулась с кокетливой загадочностью своему отражению и не смогла подавить тяжелого вздоха. Кокетливая загадочность ей была уже явно не по годам. Она взяла со столика баночку с кремом и легкими движениями провела пальцами вокруг глаз. Потом изобразила чуть грустную улыбку, которая ей подошла гораздо больше и, повертевшись перед зеркалом, все-таки пришла к выводу, что еще очень красива, а главное, привлекательна!.. Мирра повесила платье и взглянула на часы.
    Горничную она уже отпустила, так как намечался интимный вечер добрых друзей. Ей оставалось только выйти в магазин на углу и купить вина. Она любила это делать. Ей нравилось смотреть на таящуюся в бутылках терпкую влагу радости, умеющую одарять взрывным остроумием и игривостью. Ей нравился полумрак магазинчика, его пряная прохлада, нравилось, с какой любовью и знанием рассказывал хозяин о несравненных винных букетах. Мирра взяла кошелек и легко сбежала по ступенькам. Находясь в приподнятом настроении, она весело поздоровалась с крепким охранником.
    Солнце заходящими лучами ласково коснулось ее обнаженных плеч. Она толкнула дверь магазина, ответившую ей радостным перезвоном колокольчиков. Хозяин заискрился улыбкой. Он любил посещения г-жи Драгуловой. С ней было приятно поговорить о вине. Мирра выбрала четыре бутылки, которые хозяин бережно положил в фирменный пакет.
    Драгулова жила на втором этаже и поэтому практически не пользовалась лифтом. Она подмигнула охраннику и на одном дыхании поднялась к себе. Осторожно поставив пакет на пол, Мирра вынула ключ, вставила его в замок и вдруг… режущая боль едва не лишила ее сознания. Она не смогла сразу понять, что произошло… лишь несколько мгновений спустя, когда руки ее нащупали на шее тонкую шелковую нить, Драгулова догадалась, что ее душат. Убийца, накинувший удавку, действовал  профессионально. Мирра не смогла издать ни звука. Она чувствовала, что сейчас потеряет сознание. «Вино!» – вспыхнула спасительная мысль. Из последних сил Мирра изловчилась столкнуть на ступеньки пакет с бутылками. Раздался грохот, гулким эхом отозвавшийся по всему подъезду. Тут же снизу послышался окрик охранника и стук его тяжелых ботинок по ступенькам.
    Шелковый шнур еще раз с силой сдавил ее шею и соскользнул… Мирра упала без чувств.
    Очнулась она уже на своем диване. Взволнованный охранник держал в руках флакон с нашатырным спиртом.
    - Я вызвал скорую помощь! – сообщил он.
    Мирра закрыла глаза.
    Вместо приятного вечера с друзьями госпожа Драгулова оказалась в больнице. Ее друзья были не на шутку встревожены сообщением о нападении на их приятельницу. С букетами цветов они поспешили к ней в палату. Букеты приняли, друзей вежливо отослали.
    На вторые сутки, обретя возможность говорить. Мирра первым делом позвонила Мелентьеву.
    - Какого черта, – прохрипела она в трубку свое приветствие. – Мне что, обращаться в милицию?.. Тоже мне, частный детектив!.. Чем вы занимаетесь?..
    Кирилл опешил.
    - Что случилось?
    -  А то, что вашу клиентку чуть не задушили позавчера.
    Кирилл был готов провалиться сквозь землю. Такого поворота он не ожидал.
    - Где вы?
    - В больнице, естественно. Спасибо охраннику!..
    - Я могу с вами встретиться?
    - Должны! – повысив голос, прохрипела Драгулова и закашлялась.
    Кирилл чувствовал себя виноватым. Он потратил столько времени, но так и не смог напасть на след преступника.
    «Возможно, что Драгулову пытался убить кто-то другой, не имеющий никакого отношения к убийствам Арнольда и Ираиды. Но так же возможно, что это один и тот же убийца!..  Сколько ни думаю, не могу ухватиться за единственно правильную мысль. Неужели провал?» – скривившись, вздохнул Мелентьев и поспешил в больницу.

* * *
    Мирра встретила его таким взглядом, описать который не хватило бы никаких черных красок.
    - Меня чуть не задушили! – еле сдерживая ярость, бросила она детективу.
    - Не вам мне это говорить! Меня вы тоже чуть не убили, но я же жив!
    - Вам не откажешь в умении утешать, – вздрогнули ее бледные губы. – Что будем делать?
    - Сначала расскажите, как это случилось.
    - Ничего не могу рассказать, – поежилась от ужасного воспоминания Мирра. – Я подошла к двери, достала ключ, и вдруг шелковый шнур  впился мне в горло. Хорошо, что я догадалась столкнуть пакет с бутылками вина с лестницы. Охранник прибежал на шум, но преступник уже успел скрыться.
    - Вы покупали вино?.. Ждали гостей? – спросил Мелентьев.
    - Да, хотела провести приятный вечер… Вместо этого мои друзья были вынуждены приехать в больницу. Вон, сколько цветов передали! – сделала она движение головой и сморщилась от боли. – Черт, как мне шею, однако, эта сволочь испортила. Рубец останется!.. – посетовала Драгулова.
    - Кого вы ждали к себе в гости?
    - Отвечу вопросом на вопрос: какое это имеет значение?
    - Это уже мне судить.
    - Скажите, пожалуйста, великий сыщик!
    - В вашем положении насмешки не уместны!
    - Это отчего же?
    - Я совершенно уверен, что убийца повторит свою попытку.
    - Почему вы так решили? – настороженно спросила Драгулова. – А вы не допускаете, что это мог быть обыкновенный вор?
    - Допускаю, ровно настолько насколько и вы, – ответил детектив.
    - Значит, вы полагаете, что меня хотели убить… как бы… - Мирра в волнении провела рукой по волосам, - как бы в связке с Арнольдом?..
    - Или Ираидой!..
    Драгулова презрительно поморщилась. Быть убитой, как она выразилась, в связке со знаменитым режиссером, это куда ни шло, но в связке с актрисулькой мыльных опер, это было ниже ее достоинства.
    - Но я не понимаю причины!..
    - Очень может быть, - согласился Кирилл. – Поэтому предлагаю вам вспомнить малейшие, на первый взгляд, совершенно незначительные эпизоды накануне убийства Чинарова, а так же с максимальной точностью припомнить вечер в киноконцертном зале «Российский».
    - Но я рассказала все! – искренне возмутилась Драгулова.
    - Вряд ли, – высказал свое сомнение Кирилл. – Если бы вы мне рассказали все, я бы мог догадаться о грозящей вам опасности.
    - Нет! – Мирра решительно встала с кресла. – Я все-таки склонна думать, что на меня напал обыкновенный бандит, пожелавший ограбить мою квартиру!
    - Если вам так больше нравится… пожалуйста, – с безнадежной грустью взглянул на Драгулову Кирилл. – Мне будет вас недоставать...
    Драгулова пронзительно взвизгнула от негодования и отчаянно закашлялась. В палату заглянула медсестра.
    - Вам нельзя волноваться! – встревожено всплеснула она руками.
    - Не буду, – прохрипела Мирра. – Это вышло случайно.
    Медсестра подала ей стакан с лекарством.
    Мирра с трудом сделала несколько глотков.
    - Но я, правда, ничего не знаю, – почти молитвенно сложила она руки у груди.
    - Нет, знаете! Просто не допускаете мысли, что такой пустяк может быть причиной покушения на вас.
    Драгулова глубоко задумалась. Мелентьев не торопил ее. С четверть часа в палате царило молчание.
    - Нет! Ничего не могу припомнить, – вздохнула она. – Я перебрала в памяти самые, как вы говорили, незначительные эпизоды… но ничего не нашла…
    - Тогда я только могу вам посоветовать подумать еще. А теперь все-таки скажите, кого вы ждали к себе в гости.
    - Пожалуйста, это не секрет. Аллу с мужем, Ксению Ладогину с другом, Вадима Исленьева и Викентия Антоновича.
    - Это покровителя Ольды Самариной?
    - Совершенно верно. Только теперь уже бывшего.
    - Отчего же?
    - Викентий Антонович и думать забыл о ней.
    - Вы хотите сказать, что он бросил ее на произвол судьбы и даже не попытается помочь? – удивился Кирилл.
    - Да.
    - Простите, за нескромный вопрос, но тогда зачем вы дружите с такой сволочью?
    Драгулова рассмеялась.
    - Я не дружу с ним, я им восхищаюсь!.. Викентий Антонович – свободный человек, а это, как вы понимаете, редчайшее явление.
     - Следовательно, он – ваш идеал?!..
    - Если хотите!.. Я всегда пыталась быть свободной от людей, но  оказалась слишком слаба… Мне знакомо чувство жалости!.. А оно-то и делает нас зависимыми,  – непритворно вздохнула Драгулова.
    - Что ж, независимость от всех и вся действительно делает человека неуязвимым и равнодушно-спокойным. «Это ли не цель желанная?!» Но что за жизнь без страстей?.. Амебное существование!..
    - Страсти утомляют.
    - А их отсутствие – убивает! Наш спор может идти бесконечно. Мы с совершенно противоположных точек зрения смотрим на этот вопрос. По моему мнению, не может быть абсолютно свободной личности, так как человеку отказано в выборе самого главного: дате рождения и смерти. Человек появляется по воле Провидения и умирает по его же воле. Какая уж тут свобода?! Мы не вольны ни в жизни, ни в смерти!.. А всевозможное проявление наших собственных, якобы свободных желаний – это лишь иллюзия. Тешим себя мелочами, понимая, что главное нам недоступно!
    - Вы слишком обобщенно смотрите на этот вопрос…
    - А вы слишком конкретно, – с улыбкой возразил Мелентьев.
    Он встал, пожал прохладную руку Мирры и еще раз посоветовал ей  припомнить самые незначительные эпизоды, предшествовавшие двум убийствам и покушению на нее.

* * *
     На следующий день Кирилл поехал в дом Драгуловой. Представившись охраннику, он попросил того в точности рассказать о случившемся.
    Охранник с пониманием отнесся к просьбе и, наморщив от усердия лоб, принялся воспроизводить недавние события.
    - В начале седьмого г-жа Драгулова вышла в винный магазинчик, что на углу. Отсутствовала около получаса. Вернувшись, весело мне подмигнула, поднялась к себе и …. минуты через три я услышал грохот. Тут же метнулся наверх и увидел ее лежащую на площадке без признаков жизни.
    Охранник с Кириллом поднялись на второй этаж.
    - Вот здесь лежала Драгулова, – показал он. – А нападавший скрылся через окно третьего этажа. Прошел по выступу, спустился по пожарной лестнице на крышу беседки и все… дальше многолюдная улица… Придется ставить решетку на окно… Если честно, я всегда опасался этого выступа. И зачем вообще его сделали?! Красоты от него никакой, а для бандита удобство.
    - Вам не удалось разглядеть нападавшего?.. Это был мужчина или женщина?..
    - Нет!.. Когда я выглянул, того и след простыл. А мне нужно было скорую вызывать.
    - Понятно. В милицию сообщали?
    - Сообщил, да толку-то!.. Пострадавшая – жива!.. Кто там будет искать этого бандюгу?!..
    - Все ясно,  – пожал Кирилл руку охраннику.

* * *
    Мелентьев вышел из дома Драгуловой, сел в джип и влился в сверкающий на солнце разноцветный поток машин. Но на одном из перекрестков застрял в огромной пробке. Выругавшись, что следовало ехать другим маршрутом, Кирилл был вынужден смириться. Он собрался просмотреть кое-какие бумаги, но тут его взгляд упал на книгу, лежавшую рядом с ним на сиденье. Он взял ее в руки и прочел: Татьяна Сухотина-Толстая «Дневник». Раскрыл наугад и сразу же попал под очарование искренности, с какой писала дочь Льва Николаевича. В строках были не только слова, но мятущаяся, стремящаяся к недосягаемому совершенству душа.
    «Однако, - с невольным уважением подумал Мелентьев, - какие серьезные произведения читает Элла Романова. Как-то не вяжется это с ее обликом… А может, она мне просто дала первую попавшуюся ей книгу?..»
    Вчера вечером Кирилл в числе избранных был удостоен чести присутствовать на просмотре последнего шедевра покойного мэтра кинематографии Арнольда Чинарова. Так как фильм был безымянным, Элла попросила гостей после показа предложить свои названия.
    Просмотр состоялся в загородном особняке четы Романовых. Двор был украшен разноцветными фонариками, бассейн в форме раковины, сверкал серебристой подсветкой. Элла в длинном узком платье в широкую полоску «фруктовых» расцветок, благоухая ароматом экстравагантной чувственности под названием «Фражиль» принимала гостей на массивном мраморном пороге. Рядом с ней в светлом смокинге стоял ее муж и, выражая радость новоприбывшим, пожимал им руки. Пройдя процедуру приветствия, Кирилл направился к Сергею Навруцкому.
    - Как дела? – первым делом поинтересовался тот.
    - Без изменений! Разве только едва не придушили мадам Драгулову, – невесело добавил детектив.
    - Мне Вадим рассказывал. Он в тот вечер собирался к ней в гости! И что ты думаешь по этому поводу?
   - Думаю, что мадам Драгулова является невольным хранителем какой-то тайны, которую она либо не может, либо не хочет осознать.
    - А вот и сам Вадим! – воскликнул Навруцкий, помахав Исленьеву.
    - Я только что от Мирры! – пожимая руки, сообщил он. – Нервничает ужасно!.. Сидит и предается воспоминаниям, что она такого знает, за что ее могли бы убить.
    - А ты не допускаешь, что это было обыкновенное нападение с целью грабежа? – высказал свое предположение Мелентьеву Навруцкий.
    - Допустить можно все, но…
    - Сергей!.. Сережа!.. - группа девушек кольцом окружила Навруцкого, протягивая ему фотографии для автографа.
    - Работай, – рассмеялся Исленьев и, взяв Кирилла под руку, отошел с ним в сторону.
    Навруцкий с открытым лбом и с затаенной печалью в глазах удивительно походил на Блока. Девушки взволнованно кружили вокруг него. Самые смелые обнимали и ласково касались губами его щек.
    Исленьев добродушно заметил:
    - Сейчас Сережка раздает автографы как Александр Блок, а после премьеры «Гамлета» будет их раздавать как принц датский. Все-таки есть что-то от машины времени в актерской профессии!.. «Я вызову любое из столетий. Войду в него и дом построю в нем». <А.Тарковский>
    - Вадим Алексеевич! – раздался сзади них женский голос.
    Исленьев повернулся. Перед ним стояли две женщины и с нескрываемым восхищением смотрели на него.
     - Можно вас попросить автограф, - сказала одна из них и протянула ему  книгу. – Я до сих пор не могу прийти в себя… - прерывисто дыша от волнения, говорила она. – Это настолько потрясает!.. Это так тонко!..
    - Работайте, – повторил Мелентьев слова Исленьева и отошел.
    В большом шелковом шатре был накрыт стол. Кирилл взял тарелку, положил на нее несколько тартинок и уже протянул руку к бокалу с шампанским, как услышал.
    - Господи, где же ты ходишь?! – и ручка Эллы, скользнув по его смокингу, оставила в нагрудном кармане записку.
    «Так!.. – оглянувшись на всякий случай, подумал Кирилл. – Любовных записок в моей практике еще не было, впрочем, как и замужних женщин!»
    Он развернул маленький клочок бумаги: «Через полчаса после просмотра, будь в библиотеке».
    «Похоже на приказ. Но очень милый», - отметил Мелентьев.
    К девяти часам вечера кинозал в серо-голубых тонах был заполнен. Все с нетерпением ожидали демонстрации последнего шедевра Чинарова. В первом ряду сидела Элла и наиболее именитые гости.     
     Фильм произвел на публику ожидаемый эффект. Несколько мгновений царило молчание, а потом все начали делиться друг с другом впечатлениями. Но самое забавное, что Элла оказалась не так уж плоха в роли героини мопассановской новеллы, как то все думали в начале.
    Слово взял маститый критик, один из тех, чье мнение не оспаривается. Фильм был назван шедевром, а игра Эллы отмечена как глубокая и неординарная. Элла светилась. Потом все шумно ворвались в зал с накрытыми столами и продолжили обсуждения, сдабривая их закусками, вином и сигаретами.
    Кирилл, оглядевшись, прикинул, что библиотека должна находиться за массивной дубовой дверью. Держа бокал в руке, он прошел туда и хотел зажечь настольную лампу, но тут раздался легкий шелест платья и душистый вздох Эллы:
    - Не надо, –  и она увлекла его за собой в смежную комнату. – Это малая гостиная, – шепнула она и ловким движением выскользнула из платья.
    Кирилл ощутил в своих руках ее ласково извивающееся тело. Она чуть подтолкнула его на широкую кушетку.
    «Черт! С кем я собираюсь заниматься любовью?! – задыхаясь от мощного возбуждения, зачем-то пытался понять Кирилл. – Вполне вероятно, что именно она убила Чинарова и Ираиду… А!.. Какое это имеет значение?.. Элла – это неизбежность…»
    Элла что-то тихо бормотала, лаская Кирилла.
    - Прости, может, я иногда несу чепуху, но ты меня отключаешь от сознания. Ты – потрясающий любовник!..
    Ощущение места и времени были потеряны.
    - Останься! – пытался поймать Кирилл ее за руку.
    - А гости! – рассмеялась Элла, надевая платье и ловко подкалывая волосы. – Давай!.. – поторопила она его.
    Кирилл, вспомнив, где находится, довольно быстро привел в порядок свой костюм.
    - Иди!.. – скомандовала Элла, подталкивая его в спину. – Ты – первый.
    «Сейчас выйду и нарвусь на острые пики слуг обесчещенного мужа», – представил себя Кирилл в роли знаменитого любовника де Бюсси.
    Но обошлось без пик и слуг. Только пришлось сильно сощуриться от слишком яркого света гостиной. Мимо Мелентьева прошел Гарри Романов. Он взялся за ручку двери библиотеки, но она сама отворилась, и на пороге возникла утонченная фигура Эллы.
    Улыбнувшись мужу, она воскликнула вслед Кириллу:
    - Господин детектив!.. Я все-таки нашла интересующую вас книгу, – и, передав ему зеленого цвета фолиант, подхватила мужа под руку и вернулась к гостям.
    Кирилл счел за лучшее пройти в курительную комнату и немного отдохнуть. Он взял бокал с бренди и сел на диван, но к нему неожиданно обратился Гарри Романов, который вместе с двумя мужчинами, о чем-то увлеченно беседуя, тоже вошел в курительную комнату.
    - Господин Мелентьев!.. А вы когда-нибудь охотились на крокодилов?!
    Кириллу хотелось одного – ласковой тишины покоя. Его утоленное любовью тело еще ощущало прикосновения своей восхитительной любовницы.
     - Я на женщин не охочусь, – вяло отозвался он.
     Громоподобный смех огласил комнату.
     - А вы, оказывается, господин детектив – тонкий психолог. Хорошо, что ни один из «крокодилов» вас не услышал, иначе живым вам бы уйти не удалось.
    В сероватой дымке засверкали «фруктовые» полосы шелка. Элла подошла к мужу.
    При ее виде мужчины с трудом подавили улыбки.
    - Гаррик!.. Ну что же ты?.. Ты же обещал!..
    - Да!.. Да!.. Иду, – поспешил ответить он супруге.
    И, направляясь к двери, шепнул, показывая на себя:
    - Жертва охоты!..
    Один из его друзей обратился к Кириллу:
    - Значит, вы еще ни разу не были женаты?
    - Нет, – с улыбкой ответил детектив.
    - А  меня пятнадцать лет назад заманили в ловушку и окольцевали…
    - Сочувствую.
    - Не будьте слишком самоуверенны, - со вздохом обратился к Кириллу другой. – Нет такого охотника, на которого не нашелся бы зубастый крокодил!..

    Мелентьев улыбнулся, вспомнив тот вечер, полистал еще немного книгу и, заметив впереди себя движение, потихоньку двинулся по направлению к дому.

ГЛАВА  ДВАДЦАТАЯ

    На просмотре последнего шедевра Чинарова Кирилл встретил вездесущего журналиста Беседина. Он легкой походкой переходил от одной группы к другой, замирал в красивых позах, подчеркнуто ярко выражал свой восторг или презрительное неодобрение. Светлая трикотажная рубашка в сочетании с серыми  брюками акцентировали внимание на его стройной фигуре. Длинный нос журналиста как бы подчеркивал его неуемное любопытство и стремление быть первым при рождении сногсшибательной новости. Он эффектно отбрасывал прямые светлые волосы с высокого лба и заливался громким, повизгивающим смехом. С тем, кого он считал не способным на интересные самостоятельные суждения, он говорил насмешливым менторским тоном, но если же ему случалось говорить с одним из тех, чье мнение было не принято оспаривать, Беседин подобострастно замолкал и на прямой вопрос о его взглядах либо отказывался отвечать вообще, либо многозначительно подхихикивал, увиливая от ответа.
    Случайно столкнувшись с Мелентьевым, он тут же подхватил его под руку и громко спросил:
    - Ну хоть что-нибудь прояснилось в этой многоактной трагедии?.. Я имею в виду убийства!..
    - А что вас конкретно интересует? – решил уточнить детектив.
    - Ну как же! – резко отвел руку с бокалом шампанского журналист. – Убийцы!.. Хотя бы один уже найден?..
    - Увы, – с легкой усмешкой в тон ему ответил Кирилл.
    - Я так и полагал! Это невероятно запутанная история!.. И самое потрясающее, что ко всему прочему в этом оказалась замешана Самарина. Жаль девчушку!.. Только-только выбилась в люди… и вот – на нары… Ужасная судьба… ужасная! А сколько ей пришлось претерпеть!.. – он так многозначительно закачал головой, что заинтриговал Кирилла.
    - Что же ей такого пришлось претерпеть? – спросил он.
    - Как!.. Вы не знаете?! – Беседин взял со стола два бокала и предложил детективу пройти к кокетливо изогнувшемуся диванчику. – Скажу со всей откровенностью… спать с Викентием Антоновичем… это… это … - журналист широко открытым ртом глотал воздух, - простите, но мне даже трудно найти сравнение этому мерзкому действу. Он груб, безобразно груб!.. Его насмешки пошлы и отдают воззрениями до перестроечной эпохи. Я бы не смог с ним остаться тет-а-тет и пяти минут.
    «Понятно! Вам претят шуточки Викентия Антоновича относительно вашей голубизны», - сделал вывод Кирилл.
    Он терпеливо выслушал вздохи и сетования журналиста относительно судеб всех участников трагедии.
    – Нам нужно встретиться и поговорить более детально, - сказал ему на прощание Мелентьев.
    - Всегда к вашим услугам, – кокетливо поведя глазами, ответил Беседин и протянул свою визитную карточку.
    
    Застать Беседина дома оказалось делом весьма нелегким. Он со скоростью ветра перемещался по столице, мелькая на телевизионных экранах, присутствуя на премьерах, юбилеях, презентациях, выставках. Он молил прощения за свою чрезвычайную занятость и каждый раз обещал, что завтра непременно найдет свободные полчаса.
    Мелентьеву надоела эта канитель, и однажды утром он позвонил Беседину домой и сказал, что ровно через двадцать минут будет у него.
    Журналиста он застал в изящном неглиже - ярко-вишневом шелковом халате.
    - Простите за беспорядок, - тоном, застигнутой врасплох женщины, извинился он.
    - Ничего, – успокоил его Кирилл и сел в кресло.
    Через приоткрытую дверь в спальню ему была хорошо видна внушительных размеров кровать со сбившимися на ней простынями. Перехватив его взгляд, Беседин проворно подскочил и прикрыл дверь.
    - Можно закурить? – спросил Мелентьев, невольно морщась от сладковато-навязчивого запаха духов, заполнившего всю квартиру. Хотя это казалось странным, но ему этот запах был знаком.
    «Что за наваждение?» – отметил про себя детектив. Но он действительно отчетливо помнил этот чувственный аромат.
     - Слушаю вас, - поставив на маленький столик между двух кресел поднос с кофейником и чашками, склонив голову чуть набок, произнес Беседин.
    - Расскажите, пожалуйста, каким образом вы оказались у дома Чинарова в момент убийства?
    - Я неоднократно рассказывал об этом, – улыбнулся он. – И в милиции, и в печати, и на телевидении. Но если вас это по-прежнему интересует, извольте. – Он на мгновение задумался. –  Я столкнулся с Ираидой, выскочившей из подъезда дома Арнольда, когда направлялся к своему другу,- фотографу, живущему по соседству. Я остановил машину, вышел и только успел сделать шага два, как обезумевшая Ираида буквально набросилась на меня, крича: «Убили!.. Убили!..» Я тотчас же поднялся с ней в квартиру Чинарова и увидел того, лежащего на полу с прострелянной головой. Естественно, во мне сработал журналист, и я поспешил вызвать моего друга, чтобы успеть сделать сенсационные снимки. Собственно, это все, что я увидел до приезда милиции.
    - Скажите, у вас заранее была назначена встреча с вашим другом?
    - Да. Я должен был забрать у него некоторые снимки, чтобы срочно отнести в редакцию вместе со своим материалом.
    - В ожидании милиции вы не заглядывали в другие комнаты?
    - Нет! Мы с Ираидой все время находились в гостиной рядом с трупом.
    - Кто, по-вашему, мог желать смерти Чинарова? – задал Кирилл протокольный вопрос.
    - Он был талантлив… а это, как известно, у многих вызывает зависть.
    Кирилл нахмурился, пытаясь что-то припомнить.
    - Да… да… - скорее отвечая своим мыслям, чем Беседину, пробормотал он.
    - Я вот, что хотел сказать, – едва касаясь губами чашки с кофе, воскликнул Беседин. – Правда, не знаю… не уверен… это не совсем этично с моей стороны… но… мне почему-то кажется, что человек, недавно пытавшийся убить Мирру Драгулову, хотел отомстить ей  за смерть Ираиды, – произнес журналист и сам содрогнулся от сказанного. – О, господи!.. По-моему, я что-то сказал не так…
    - Не волнуйтесь, вы сказали всего лишь то, что думали, – успокоил его детектив. – А почему у вас возникло такое подозрение?
    - Ну, знаете, на  первоапрельском вечере в «Российском» я случайно услышал несколько фраз, которыми обменялись Мирра с Ираидой. В них сквозила неприкрытая ненависть и слышалась угроза. Но не это было главным!.. Дело в том, - немного сбивчиво говорил журналист, - что месяца за два до того, как быть убитой, Ираида, а мы с ней были в довольно тесных приятельских отношениях, как-то сказал мне: «Ну, или я скоро стану богатой, или ты первым узнаешь сногсшибательную новость, которая сразит наш бомонд».  Я, конечно, тут же взмолился: «Хоть намекни». Но Ираида стойко хранила свой секрет. Однако, будучи искушенным журналистом, я все-таки выудил у нее несколько слов. Она сказала так: «Может, ради торжества справедливости я даже не возьму от нее денег». Однако вовремя успела спохватиться и замолчать. Вот, собственно из этих обрывков я и сделал свое предположение, что… право, я не могу произнести… ну скажем… Ираида была убита по заказу заинтересованного лица… а кто-то теперь пытается отомстить Драгуловой… Но, умоляю вас, - Беседин ласково провел своей рукой по руке Кирилла, - ни кому ни слова, о том, что я вам сказал. Вы же понимаете, какое влияние имеет Мирра. Я совсем не хочу с ней ссориться!.. – Залившись смехом, он добавил: - Просто я попал под ваше обаяние  и поведал свои самые потаенные мысли.
    «А почему бы нет? – спросил сам себя детектив. – Драгулова задушила Ираиду, а теперь ее собственный сыночек, поэт из туманного далека, пытается отомстить ей за убийство своей возлюбленной».
    - Простите, – журналист поднялся и на минуту скрылся в спальне.
    Навязчивый запах духов по-прежнему витал в комнате.

    Беседин вернулся в шортах и майке цвета киви. Мелентьев неожиданно проявил большой интерес к его майке и, чуть наклонившись вперед, со вниманием прочел название фирмы, вышитое на кармане. На самом деле Кирилла интересовал запах одеколона, которым пользуется Беседин.
    И тут у детектива мелькнула яркая отчетливая мысль. Он поднялся, пожал руку журналисту и, выйдя на улицу, позвонил Николаю Князеву.
    - Встретиться со мной? – удивился тот. – Зачем? – с явным волнением в голосе задавал он вопросы. – Ах, вы встречаетесь со всеми, кто был близко знаком с Чинаровым и Ираидой! – с облегчением вздохнул он. – Тогда, конечно. Приезжайте сегодня вечером в клуб «Икс», я там буду играть в бильярд.
    - Я предпочел бы более спокойное место для нашего разговора!
    - Почему?.. – опять с какой-то настороженностью спросил Князев. – В клубе вполне можно побеседовать о чем угодно.
    - Но не об убийстве!..
    - Хорошо, – сдался он. – Где вы хотите?
    - Если я заеду за вами в клуб в одиннадцать часов, вас это устроит?
    - Вполне, – с обреченными нотками в голосе бросил Николай.

* * *
    Не успел Кирилл завести машину, как телефонный звонок потребовал его внимания.
    - Приезжай! – услышал он слово-приказ Эллы Романовой.
    - Но!.. - но она уже бросила трубку.
    Мелентьева встретила знакомая ему безликая горничная и провела  в гостиную. Элла в ярком цветном платье порывисто обняла его и потащила в ванную. В четырехместной джакузи, установленной на возвышении, бурлила голубоватая вода. Окна были открыты, и легкий ветерок дышал в лицо.
     - Раздевайся, – выпрыгивая из платья, весело предложила Элла. – Будем купаться!..
    Она легла в ванную и засмеялась от прикосновений бурлящей воды.
    Кирилл последовал ее примеру. Они лежали друг напротив друга и заливались смехом. Кирилл хотел переместиться к Элле, как их уединение было прервано звонком.
    - Ах, это ты, дорогой, – влажной рукой взяла она трубку. – Что делаю?.. Принимаю ванну вместе с потрясающим молодым человеком!.. А, ты не веришь!.. Ну и напрасно!.. Пожалуйста, я тебе его опишу. Он черноволосый, у него синие глаза, идеальный профиль, нежный, чувственный рот, сильные плечи… дальше продолжать? – расхохоталась Элла. – Не надо?!.. Тогда не отвлекай меня, я хочу заняться с ним любовью!.. Хорошо, целую тебя, дорогой!.. – Она бросила трубку и, назидательно произнесла: - Всегда надо говорить правду!..
    Кирилл прижал ее к себе.
    - Странно, - между тем продолжила она свою мысль, - между правдой и ложью люди почти всегда выбирают ложь!.. Она им кажется более правдоподобной.
     Кирилл, слушая ее, тем временем принялся выполнять обещание данное ею мужу, - заняться любовью.
     Вода забурлила еще сильнее. Накрытые прозрачной водяной простынею они расплескивали ее через края ванны.
    Устало уронив голову на резиновую подушечку, Элла, тихо пробормотала:
    - Вот и тебе я хочу сказать правду: это я убила Арнольда и похитила архив.
    - Не болтай чепухи!
    - Не веришь?! – едко рассмеялась она. – Что ж, тогда продолжай свои бесплодные поиски несуществующего убийцы.
     - Ты хочешь, чтобы я тебе поверил? – вспылил Мелентьев, выскакивая из ванны. – Тогда письменно подтверди свое признание.
    - Как, прямо здесь? – продолжала хохотать Элла. – Ничего себе получится картина: голый детектив берет показания у голой убийцы.
    - Так, хватит! – спокойно посоветовал ей Мелентьев.
    Он взял полотенце и прошел к дивану.
    - Как, ты уходишь? – вынырнула из воды Элла.
    Кирилл ей ничего не ответил.
    - Ну хорошо, хорошо. Я сейчас же сделаю письменное заявление.
    Она выскочила в комнату и вернулась с ручкой и листом бумаги.
    - Вот, смотри, я начинаю!.. Только не уходи!..
    Кирилл с насмешкой в глазах выжидательно смотрел на нее.
    - Нет, я не буду писать, – капризно отбросила она бумагу и хотела продолжить свой спектакль, но Кирилл, поднявшись с дивана, сказал:
    - Есть вещи, над которыми не стоит смеяться, – он на секунду задержался в двери. – Я советую тебе серьезно заняться лечением твоей нервной системы.
    Элла расхохоталась с еще большим ожесточением.
    - Ты никогда не найдешь убийцу Чинарова!.. Ты возишься с этим делом уже несколько месяцев и не сдвинулся ни на шаг.
    - Однако, как ты осведомлена.
    - Конечно, - овладевая собой, ответила она. – Мне же надо было понять, стоит ли тебя опасаться или нет.
    - Теперь, надеюсь, поняла?
    - Поняла, что мои опасения оказались напрасными!.. Ты ничего из себя не представляющий дилетант.
    «Как ей хочется завести  меня, – подумал Кирилл. – Сорвать на мне свои неудачи и злобу на мужа. Но я тебе такого удовольствия не доставлю!»
    - Благодарю за приглашение на купание, – с обескураживающей улыбкой произнес он. – Мне очень понравилось!
    Элла замерла в недоумении от его вежливости. Ее неизрасходованная досада нашла выход в том, что она яростно отхлестала бурлящую в джакузи воду.


* * *
    Кирилл вошел в клуб «Икс» около одиннадцати вечера. Николай Князев был весь поглощен игрой на бильярде и попросил Мелентьева немного подождать. Кирилл заказал рюмку коньяку и сел в кресло. Его внимание привлекли официантки в коротких юбках, из-под которых виднелись подвязки чулок. Головы девушек украшали белые наколки, а талии были затянуты в черные корсажи с глубокими декольте. Они так зазывно двигались по залу, так  сладострастно изгибали стан, подавая заказ, что Кирилл забыл о цели своего визита.
    - Что, понравились? – спросил Николай Князев.
    - Очень.
    - Пошли, посидим немного в баре. Я сегодня в выигрыше, - надевая светлый пиджак, предложил Князев.
    Они прошли в бар, освещенный голубовато-серебристыми светом, и заказали два коктейля.
     - Ну, о чем ты хотел меня спросить? – закурив, поинтересовался Николай.
     - Ты уверен, что хочешь говорить здесь? – оглянулся Кирилл.
     - Давай! Здесь нормально. А потом сыграем партию.
     - Я не против, – слегка усмехнувшись, ответил Кирилл. – Только вряд ли у тебя возникнет такое желание.
    - Ого!.. Ты собираешься мне испортить настроение? – удивился Николай.
    - Это будет зависеть от того, как ты отнесешься к некоторым моим вопросам.
    - Ладно! Давай твои вопросы.
    - За два дня до убийства Арнольда Чинарова ты был в его офисе и угрожал ему!
    - О!.. Эта насплетничала! Курица Машка!.. Сидит там и подслушивает!.. Ну, угрожал! И даже убить хотел!.. А кто из нас не хотел бы кого-нибудь  прибить?.. Да еще так, с наслаждением, чтобы гад помучился. Скажу тебе, Кирилл, откровенно, первым моим чувством, когда я узнал об убийстве Арнольда, была радость, потом обида, что это сделал не я, и лишь после мне стало жаль старика. Все-таки он был талант! Помянем? – он допил бокал и заказал новый. – А чтобы ты почувствовал на моем месте, когда бы тебя в наглую подставили? Ведь обещал же гад, что я буду продюсером фильма, но Сугробин посулил чуть больше и все… - резко взмахнул он рукой, - прощай, Коля Князев, и плевать я хотел на свое слово и на твою репутацию… Эх!.. – прерывисто выдохнул он. – Ну, как тебе все объяснить?.. Ты же понятия не имеешь, что значит быть носителем знаменитой фамилии, быть, так сказать, сыном великого артиста. Понимаешь, у меня нет имени … я – сын Василия Князева. Весь интерес ко мне ограничивается словами: «А!.. Это сын Князева?!» Я же просто хочу быть самим собой. Но меня никто не видит, меня как бы нет! – он в сердцах залпом опрокинул еще бокал и бросил бармену: - Повторить.
    - В ответ я тебе могу только привести слова Навруцкого: «А ты знаешь, как это быть сыном безвестного Иванова?» Ему никто не окажет ни малейшей поддержки, потому что он для всех без роду и племени. Для того чтобы чего-то достичь он должен будет потратить десятилетия, в то время как тебе для этого понадобится год-два!.. Тебе тридцать!.. Из них ты провалял дурака двадцать восемь, красиво страдая, что ты ничего не можешь сделать, находясь под бременем знаменитой фамилии. Но вот тебе пришла охота заняться продюсерской деятельностью. И ты в два года сколотил необходимый для этого капитал. Кто тебе в этом помог?
    - Отец и пальцем не пошевелил! – воскликнул Николай.
    - А зачем ему это? Он дал тебе фамилию, под которую ты получил и кредит доверия и деньги!.. И, признайся честно, если бы не случайный отказ Чинарова, ты стал бы продюсером крупнейшего кинопроекта в стране! Так что не надо спихивать свои неудачи от лени на знаменитую фамилию.
    - Ты не прав! Я не валял дурака, я искал себя!.. Но не всем же так везет, как Вадьке Исленьеву!.. Он смог стать равным своему отцу. У него – талант!.. Написал книгу и в один день из сына Алексея Исленьева превратился во Вадима Исленьева.
     - Сам себе и ответил. У Исленьева – талант! А если тебя Природа им обделила, то твоя фамилия здесь абсолютно не причем.
    - Как это обделила? – подскочил на высоком табурете Князев. – Да ты знаешь, какие были отзывы о моих студенческих работах, когда я учился в театральном?! И потом!.. Но я все равно оставался лишь бледной тенью отца. Все только и занимались, что сравнивали меня с ним…
    - И эти сравнения были не в твою пользу! Ведь иначе, ты бы не бросил сцену?
    - Да! Тысячу раз да!.. Хорошо Сережке Навруцкому!.. Сам пришел и сделал себя. А на моих ногах словно стопудовые гири – сын Василия Князева!..
    - Ну, опять двадцать пять! – мотая головой, не удержался от возгласа Мелентьев. – Да сбрось ты эти гири и живи! Займись делом!..
     - Я и занялся! – зло сузив глаза, прошипел Князев. – Так эта сволочь Арнольд подставил меня!..
    - Ну, а ты ему отомстил!..
     Князев вздрогнул и оглянулся.
   - Ты что это болтаешь?!
   - Да это я так… хотел спросить, где ты был в момент убийства?
   - Алиби, – рассмеялся Николай. – Алиби у меня есть. Я был у Кэт.
   - Подробнее, пожалуйста.
   - А ты, что, не знаешь Кэт? Нашу славную, милую Кэт? – положив голову на стойку и хитро поглядывая на Кирилла, допытывался он.
   - Не знаком, – насмешливо ответил Мелентьев. – Следовательно, она может подтвердить, что ты был у нее.
    - Совершенно верно, – крутясь на табурете, ответил захмелевший Николай.
    - Но я не буду спрашивать ее об этом, так как не смогу заплатить ей за правду больше, чем ты заплатил ей за ложь.
   - Какую ложь? – встрепенулся Князев.
   - В момент убийства Чинарова ты не был ни у Кэт, ни у другой ей подобной…
    Влажное лицо Николая с прилипшими ко лбу черными кудрями выражало муку от ожидания слов Кирилла.
    - … потому что ты стрелял в Арнольда!..
   - С ума сошел! – проскрежетал он зубами. – И с чего это пришло тебе в голову?
    - А с того, что Валера Беседин в момент убийства был у дома Чинарова.
    - Причем тут Беседин? – подчеркнуто ярко изумился Князев.
    - Теперь я понимаю, почему ты не стал актером! Не натурально передаешь чувства!.. А Беседин здесь притом, что он – твой любовник!
    Князев вскочил с табурета и так яростно замахал руками, что Кирилл замолчал.
    - Заткнись!.. Лучше заткнись! Это ложь!.. Кто тебе это сказал? – заикаясь, жарко зашептал он.
    - Никто! Сам догадался!
    - Не врешь? – тревожно оглядываясь по сторонам, спросил он. – Как догадался?
    - По запаху, – забавлялся Кирилл его страхом.
    - По какому запаху? – усиленно задвигал носом Николай.
    - Да по твоему. Уж очень специфическими духами ты пользуешься!.. Вся квартира Беседина пропахла, как пишут в рекламе, чувственно экстравагантным ароматом. Я этот запах запомнил еще с похорон Чинарова, когда ты, благоухая словно парфюмерная лавка, явился на поминальный фуршет. У тебя тогда пульверизатор сломался! – подсказал ему Кирилл.
    - Ну и нюх у тебя… детектив!.. – он уронил голову на руки. – А если я случайно зашел к Беседину?..
    - Зашел, может и случайно… - насмешливо растягивая слова, проговорил Мелентьев.
    - Кто еще знает? – отчужденным голосом спросил Князев.
    - О чем?
    - Ну, о том!..
    - Понятия не имею!.. Я ни у кого не спрашивал!..
    - А черт!.. Черт!.. Все из-за этой старой стервы!..
    - Позволь догадаться?
    - Пожалуйста.
    - Все из-за Мирры Драгуловой?
    - Из-за нее ведьмы!..  Ух!.. – Князев в ярости стукнул кулаком по стойке.
    - Думаю, нам будет лучше продолжить разговор в другом месте! – сказал Кирилл и, расплатившись с барменом,  взял Николая под руку. – Пошли, я отвезу тебя домой.
    - Пошли, – покорно отозвался тот.
    Всю дорогу в машине царило молчание, изредка нарушаемое глубокими вздохами Николая и его краткими определениями в адрес Мирры.
    
   Открыв дверь квартиры, Князев со злостью швырнул на пол пиджак и сразу же направился к стойке бара.
    - Что будешь пить? – обратился он к Кириллу.
    - Минеральную воду! И тебе советую! Нам, как видишь, надо поговорить.
    - Я не убивал Арнольда! – опрокидывая рюмку водки, прокричал Николай.
    Кирилл сел в мягкое кресло и положил ноги на специальную подставку.
    - Держи, - протянул ему бутылку «Перрье» Князев. – Ну, что? Что я должен тебе рассказать?.. – ероша свои кудрявые волосы, в отчаянии смотрел он на Кирилла. – Как эта старая стерва неожиданно решила оказать мне содействие, узнав о моем желании стать продюсером? О том, с каким глубоким пониманием она отнеслась к моей проблеме с отцом, который вечно подсмеивается над моими неудачами и каждый спор заканчивает словами: «Вот ты стань вровень со мной, тогда и поговорим!.. Да кем бы ты был, если бы не я?!» Эта стерва так ласково и внимательно говорила со мной… я доверился… - Он в волнении забегал по комнате. – А все… все это оказалось только для того… - Николай не находил слов, - чтобы затащить меня в свою мерзкую постель!.. Надо выпить, иначе меня стошнит от воспоминаний!.. – Он подошел к стойке и налил рюмку водки. – Хочешь? – взглянул он на Кирилла. – Выпей, а то и тебе станет скверно!
    Кирилл отрицательно покачал головой.
    Князев выпил рюмку и, разорвав пакет, закусил чипсами.
    - В тот вечер я немного перебрал… был чей-то день рождения. Мирра вызвалась отвезти меня, но, проезжая мимо своего дома, она неожиданно остановила машину и предложила подняться к ней выпить кофе. Я согласился. Дальше помню смутно, но… когда утром я проснулся и увидел ее какое-то коричневато-пергаментное тело и понял, что я ее трахал… мне стало противно до тошноты. Она спала, а я, завороженный жутким зрелищем ее наготы, не мог оторвать глаз от костлявого торса и … всей остальной мерзости… Какие-то отблески сверкнули в моем мозгу… я ужаснулся и вскочил с кровати… Она тоже проснулась. «Что случилось?» – спросила меня ведьма. «Какого черта ты затянула меня в свое логово?!» – заорал я. – Она так это стыдливо прикрылась простыней!..  Кое-как одевшись, я выскочил на улицу. И с тех пор  не могу с женщинами!.. Это костлявое, гадкое тело стоит перед моими глазами… эти маленькие обвислые мешочки… Уф!.. – мотнул он головой. – Я помчался к Кэт, но прикоснувшись к ее груди, тут же вспомнил мерзкую старуху и все… С тех пор все!.. А несколько месяцев назад, тоже после какого-то застолья,  я заехал к Валере Беседину. Ну и… мне не было мерзко.  Как думаешь, у меня это пройдет?.. Ведь до ведьмы я был в полном порядке и даже не подозревал о возможности… ну… с голубым…
    - Вполне вероятно, что у тебя пройдет гомосексуальное влечение, но только не торопи события!.. Тебе нужно серьезно увлечься женщиной! Не бросаться на первую попавшуюся с надеждой «вдруг с ней получится», а именно, увлечься!..
    - Увы, таких женщин нет!.. Меня ужасно мучают отношения с Бесединым! Всякий раз, уходя от него, даю себе клятву больше не возвращаться, но все повторяется, – бессильно махнул он рукой. – Слушай! Ты мог бы никому об этом не рассказывать?
    - Мне это не к чему, – успокоил его Кирилл. – Я тебя попрошу припомнить, где же ты все-таки находился в момент убийства Чинарова.
    - В общем, я был у Валеры. Потом он поехал за какими-то снимками к своему другу, а я вернулся домой. Ну, теперь понимаешь, что алиби у меня не было. А я не сомневался, что эта курица, секретарша Машка, доложит милиции о моих угрозах в адрес Арнольда, поэтому купил Кэт безделушку и попросил подтвердить, что мы были вместе. Все! – устремил он черные глаза на Кирилла.
    - Ладно, отдыхай, – бросил ему детектив и направился в коридор.
    
    На улице шел мелкий прохладный дождь. Кирилл остановился у джипа и задумался.
    «Кто же тебе признается в убийстве, если у тебя нет ни одной улики, – он открыл дверцу и сел за руль. – «Болезненная, бесплодная зависть, смешные потуги для того, чтобы если не превзойти, то сравняться с ним…» то есть, с отцом! - вспомнились Кириллу строки из «Дневника» Татьяны Сухотиной-Толстой, которые она написала о своем младшем брате. – Вот он – психологический мотив убийства, но суду нужны улики! Он не будет вникать в проблемы Князева младшего, одержимого желанием превзойти или хотя бы сравняться с отцом!.. Когда Николай, наконец, получил возможность ярко заявить о себе, Чинаров в последний момент отказался подписывать контракт. Охваченный яростью Князев убивает режиссера. А затем  всеми силами старается убедить Храмова работать с ним. Кстати, уже пошли слухи, что Храмов положительно смотрит на него, как на продюсера своего фильма. Расправившись с Чинаровым, Князев вошел во вкус и решил избавиться от ведьмы Драгуловой. Вполне возможно, что ее существование является для него психологическим барьером. Он полагает, что, уничтожив ее, избавится и от убивающих его мужское «я» воспоминаний. Похищение архива – лишнее подтверждение его нездорового психического состояния. Он жаждет отомстить всем наделенным талантом и главное, своему отцу. Недаром первым в редакцию пришло откровение Чинарова о его отце Василии Князеве!.. Тут хоть диссертацию пиши, но для предъявления обвинения ничего, кроме слов, нет!.. Что-то надо придумать!.. Найти неординарное решение!.. – Кирилл вспомнил об эпатажном откровении Эллы Романовой и поморщился. – Вот тоже - психически неуравновешенная… Черт ее знает!.. Тоже могла убить Чинарова из-за своего стремления выбиться в «звезды». Шла бы по стезе Кэт, стала бы известной всей Москве проституткой. Так нет, ей бы из себя великосветскую даму изображать и при этом наставлять мужу рога, - Кирилл тяжело вздохнул. - Надо все хорошо обдумать!.. И обязательно встретиться с Ольдой Самариной. Надеюсь, теперь Леонид позволит мне свидание с ней».

ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ   

    После выписки из больницы Драгулова была вынуждена носить на шее шелковый платок. Как не пыталась Мирра, она не могла увидеть связь между покушением на нее и убийством Чинарова.
    «Скорее всего, это был обыкновенный бандит, который намеривался не только взять содержимое моего кошелька, но и, завладев ключами, очистить квартиру. Однако следует быть очень осторожной», - решила Драгулова.
    Она старалась возвращаться домой пораньше и просила охранника подниматься с ней в квартиру. Охранник заходил первым, осматривал все вокруг и с улыбкой докладывал:
    - Полный порядок, – добавляя: - Да вы не волнуйтесь! Я на посту!..
     Мирра глубоко и признательно вздыхала.
     «Если бы не он!.. Я бы уже составила компанию Арнольду».
    
    Этот вечер она провела у своей подруги, бывшей балерины, честно отдавшей свои скромные способности кордебалету. Мирра познакомилась с ней очень давно, около тридцати лет назад, в Сочи. Балерина очаровала ее тем, как, мило грассируя, произносила по-французски балетные термины. Обе они тогда были молоды и полны, как потом показало время, совершенно несбыточных надежд. Балерина мечтала стать примой, а Мирра - удачно выйти замуж.
    Теперь, встречаясь, они мечтали только о молодых любовниках. Балерина подходила к зеркалу и, проведя руками по бедрам, говорила:
    - Ну скажи, такие бедра еще и не у всякой молодой?!
    Мирра охотно соглашалась:
    - Да!.. Да!.. Но нам надо спешить!.. Сколько еще осталось?!..
    Ей не хотелось взглянуть правде в глаза, чтобы по ее насмешливой улыбке понять, что на самом деле уже ничего не осталось!.. Ни дня, ни часа… Старость пришла!.. Чего уж там?!
    Она покупала дорогие кремы, сутками не выходила из косметических салонов, омолаживая пергамент кожи, подтягивая морщины, освежая увядшие прелести.
    Молодой любовник считался у них панацеей. Тогда поднимется тонус, загорятся глаза, и некогда будет стареть.
     Мирра сидела в кресле, поджав ноги, и держала в руках чашку с кофе. Балерина расположилась напротив, на диване цвета пенки.
    - Какой ужас!.. Какой ужас!.. – слегка покачиваясь из стороны в сторону, говорила она. – На лестничной площадке, прямо у двери!.. Что творится?!..
    Мирра провела рукой по шелковому платку, прикрывавшему сине-красную полосу, еще остававшуюся от шнура.
    - Ты хотя бы обратилась в милицию? – спросила ее подруга.
    - Зачем? Милиция занимается только трупами. Я обратилась к частному детективу, но, как видишь, тоже безрезультатно.  Ах! – она лениво потянулась. – Хорошо у тебя, но пора возвращаться!.. Не могу избавиться от мерзкого чувства страха. Какой шорох услышу, у меня все внутри обрывается и только одна мысль: «Это конец!»
    Мирра поднялась, поцеловала подругу и, спустившись вниз, внимательно оглянулась вокруг: столица медленно погружалась в синие объятия летнего вечера.
    Драгулова села в машину и поехала домой.
    Подземный гараж был пуст. Мирра поспешила выйти из своего красного «Пежо». Услышав щелчок замка, она сделала шаг по направлению к лифту, как неожиданно боковое стекло ее машины треснуло от выстрела. Драгулова резким движением метнулась за соседний джип. Она прижалась к его полированной дверце и, дрожа всем телом, с ужасом застывшим в глазах, ожидала, что с минуты на минуту перед ней появится ее убийца!.. Но тот почему-то замешкался, и тогда Мирра решила позвать на помощь. Она открыла рот, но страх парализовал голосовые связки. Она поняла, что обречена быть убитой в этом гараже. И тут послышался шум въезжающего автомобиля. Раздались звуки музыки, и из салона, пританцовывая, выскочило двое парней и две девушки.
    Мирра попыталась встать, чтобы привлечь их внимание, но ноги отказывались ее слушать.
    «Еще секунда и они сядут в лифт… - торопила ее пульсирующая в мысль. - Кричи!!..»
    Драгулова напряглась и издала како-то страшный хрип. Молодежь в недоумении остановилась.
     «Помогите!» – воспользовавшись тем, что одна из девушек приглушила музыку, закричала она.
    Парни пошли на голос и с трудом оторвали ее окостеневшее от страха тела от дверцы джипа.
    - Осторожней!.. Здесь стреляют!.. Убийца!.. – залепетала Мирра.
    - В вас стреляли? – сразу заинтересовались парни.
    - Да!..
    Один из них тут же крикнул своим подружкам:
    - Ложись! Здесь маньяк!..
    Девушки беспрекословно выполнили его команду.
    Присев под прикрытием все того же джипа, парень позвонил охраннику и попросил помощи.
    - Все, порядок! Сейчас сюда омоновцы приедут!
    Но убийца, поняв, что его охота не удалась, сел в машину и стрелой рванул с места.
    Ребята только успели заметить, что это был синий «Форд».
     Приехали омоновцы, осмотрели место происшествия. Расспросили Мирру, молодых людей и с тем отпустили.
    Охранник, поддерживая Драгулову, довел ее до квартиры. Мирра вся тряслась от пережитого ужаса и еще оттого, что поняла: она обречена!..
    
* * *
    - Нет!.. Нет, Регина!.. Я ничего не могу тебе обещать!.. Да, представь, что все оказалось чрезвычайно запутано. Что делаю?.. Собираю материал!.. Сколько потребуется, столько и буду собирать!.. – Кирилл раздраженно хмурился. – Ну, что поделаешь?.. Поскучай, если не хочешь веселиться как Самарина в КПЗ!.. Да!.. Как только!.. Хорошо!.. Успокойся!.. Целую!..
    Мелентьев бросил трубку.
    «Черт возьми! Регинка уже теряет терпение!.. Да и я, признаться, тоже!..»
    Очередной телефонный звонок отвлек его от размышлений. Звонила Алла Куракина.
    - Я волнуюсь!.. Читали? – приглушенным голосом шептала она в трубку. – Новая публикация!.. Вы что-нибудь выяснили?..
    - Должен вас огорчить, пока, к сожалению, нет!
    - Это ужасно!.. – ее голос прервался и вдруг взлетел на неестественно высокую ноту: - Я и говорю, лиф должен быть темно-лилового цвета, а подкладка из … - она вздохнула: - Простите, это муж входил в комнату. Я не хочу, чтобы он знал!.. – и опять молящим тоном: - Ну неужели вы даже не догадываетесь, кто мог его похитить?.. Это ужасно?! Умоляю!.. Поторопитесь!.. – и в трубке раздались гудки.
    Кирилл обхватил голову руками.
    «Ничего, ничего не могу!.. Кто похитил?.. Романова, Князев, Свободина…»
    Телефонный звонок прервал перечисление подозреваемых. Голос звонившей был отстраненным, словно говорили, находясь в состоянии прострации.
    - В меня стреляли!
    - Когда?.. Где?! – взорвался Кирилл.
    - Полчаса назад в подземном гараже!
    - С вами все в порядке?
    - Естественно, если это звоню я, – чуть оживился голос Драгуловой.
    - Еду!..
    Когда Кирилл вошел в квартиру, Мирра уже отошла от наркоза страха и накинулась на Мелентьева со всем темпераментом Люции Ионеску.
    - Детектив недоделанный!.. Меня дважды пытались убить!.. А ты?!
    Летучей мышью металась она под ярко зажженной хрустальной люстрой.
    - Слов даже таких нет, чтобы выразить… – Драгулова про себя зло выругалась. – Какого черта!.. Чем ты занимаешься?!.. Ни архива найти не можешь, ни подонка, который пытается меня убить! И главное, за что?!.. Никаких секретов я не знаю!..
    - Вы в этом уверены? – вставил слово Кирилл.
    - Уверена, – сделала она неприятную гримасу и широко взмахнула руками. – А вот, что ты - детектив, это вызывает глубокое сомнение! Ну есть у тебя хоть какие-то подозрения, какая сволочь в меня сегодня стреляла?..
    Кирилл, сидя на диване, низко опустил голову.
    «Не могу же я ей сказать, что подозреваю Князева?.. Она-то его тогда точно убьет».
    Драгулова, одетая в просторный зеленый халат, не могла найти себе места. Она бегала из угла в угол, проворно поправляя сползающий с худого сильно загорелого плеча шелковый рукав.
    Кирилл посмотрел на нее и совсем не ко времени вспомнил, о чем  рассказывал ему Князев и вдобавок забавные стихи Вийона:
                          «Все сморщилось – один скелет.
                            Вход в сад любви – фи! – не для
                                    ласки.  
                           Упругих ляжек больше нет –
                           Две дряблых, сморщенных
                                    колбаски».
    Мелентьев подавил невольную усмешку.
    «Надо будет поговорить с Князевым, чтобы оставил старушенцию в покое!.. Убедить, что мужская сила тотчас же вернется к нему, как только он избавится от чувства ненависти к Дракулше».
   - Упокойтесь, Мирра! В данный момент я не могу вам сказать, кто пытался вас убить, но… обещаю сделать все возможное, чтобы эти попытки прекратились!
    - А!.. – изгибаясь всем корпусом, завопила Драгулова. – Так ты знаешь, кто эта сволочь!.. – Она подскочила к Кириллу и уперлась руками в бока. - Немедленно назови мне имя этой гадины!.. Слышишь, я требую, немедленно!.. Я с ней рассчитаюсь по-своему!..
    Лицо Кирилла засверкало добродушной издевкой.
    - Надо уметь прощать, Мирра, – назидательным голосом иезуита произнес он.
    - Прощать?! – она выстрелила в него черным взглядом. – Никогда! Прощать – это для убогих духом!..
     - Что ж…  не могу не согласиться, - отходя от нее вглубь комнаты, чуть задумчиво проговорил Мелентьев, - вы совершенны правы.
    - Имя! – не глядя на него, вопила Драгулова, жадно шевеля пальцами, будто детектив мог положить ей в руку имя убийцы.
    - Прощать, как вы только что выразились, удел убогих, а я себя таковым не считаю!..
    Мирра вздрогнула и устремила на Мелентьева горящий взгляд.
    Он вынул из кобуры, спрятанной под пиджаком, пистолет и навел на нее.
     - Я тоже не желаю вас прощать! – медленно произнес он. – Вы пытались меня убить, и только чистая случайность помогла мне избежать пули. Неужели вы ни разу не подумали, что это именно я хотел вам отомстить?!
    Драгулова, тряся головой, попятилась к комоду.
    - Вы… вы… этого не сделаете!.. Вы… - в ее глазах трепетал ужас. – Неужели это вы?..
    - А почему бы нет? – как бы в раздумье спросил Мелентьев.
    - Но вы же детектив…
    - Обратите внимание, вы перестали обращаться ко мне на «ты» и с уважением произнесли «детектив»…
     - О, господи… ну простите меня!.. Я была ослеплена!..
     - Теперь вы поняли, что надо уметь прощать под влиянием обстоятельств? – опустив пистолет, спросил Мелентьев.
     - Вы меня убедили, – покорно пробормотала Драгулова.
     - Имея такой аргумент, это было несложно, – снисходительно ответил Кирилл и спрятал пистолет в кобуру.
     Мирра опустилась на диван. Мелентьев налил ей виски и протянул бокал.
    - Успокойтесь!.. Я догадываюсь, кто пытался вас убить, но мне нужны неопровержимые доказательства. И думаю, что у нас есть возможность их получить, – садясь рядом с ней, сказал он.
   - С вами не соскучишься, – приходя в себя, пробормотала Мирра.
   - Я не знал, как остановить ваш поток брани в адрес убогих, простите!.. – синий взгляд Кирилла скользнул по ее лицу.
    - Да что там!.. Вы простите.
    Кирилл, закурив, молча пил виски. Драгулова, упав на подушку дивана, не мигая, смотрела в одну точку.
    - Итак, у нас вами одна задача: поймать убийцу с поличным. А для этого необходима так называемая подсадная утка.
    Мирра, не проронив ни звука, кивнула, а потом, тяжело переведя дыхание, внесла уточнение:
    - И этой подсадной уткой буду я?!..
    - Поразительная интуиция! Как сказал бы мой друг майор Петров, - не удержался от усмешки Кирилл.
    - Что я должна сделать?
    - Один, два звонка…
    - Кому?
    - По вашему выбору. Кто быстрее разнесет новость.
    - И что я должна предать огласке? – подрагивающими руками поднесла она сигарету к губам.
    Кирилл галантно щелкнул зажигалкой.
    - Пожалуйтесь на нервный стресс и скажите, что уезжаете к себе на дачу… и еще скажите, что милиция напала на след бандита, пытавшегося вас задушить. Что он уже давно в розыске и что это именно его почерк – выследить жертву, убить, а потом спокойно опустошить квартиру. Причем он обязательно выбирает одинокого человека.
    - Значит, если я вас правильно поняла, вы хотите заманить моего убийцу ко мне на дачу и в тот момент, когда он вновь накинет мне удавку шею или приставит пистолет, неожиданно появиться из засады?
    - К сожалению, нет. Несмотря на то, что это было бы очень удобно. Дело в том, что если я возьму убийцу при попытке вас задушить, то вряд ли смогу доказать его причастность к убийству Чинарова. Нет! Вас на даче не будет.
    - А где же я буду?
    - Тоже на даче, только моего приятеля. Но вот об этом, если вы хотите остаться живой, вы никому не должны говорить! Даже сами себе вслух!.. Вы меня поняли? Никому!.. Ни самой близкой подруге, ни самому близкому другу! Никому! – словно гипнотизер, внушающий свою волю, смотрел на Драгулову Мелентьев.
    Она тяжело вздохнула.
    - Я все поняла!.Когда уезжаем?
    - Завтра вечером!
    - Какой ужас! –  Мирра закрыла лицо руками.
    Кирилл поднялся.
    - Вы уходите?! – с неподдельным страхом в голосе воскликнула она.
    - Поздно уже.
    - Но… как же я останусь одна?.. Я боюсь!..
    - Полагаю, напрасно.
    - Нет!.. – она забегалась по комнате. – Умоляю вас, не оставляйте меня!..
    - Я мог бы отвезти вас к кому-нибудь из друзей.
    Мирра растерялась.
    - У моей подруги, балерины, я по-прежнему останусь беззащитной!.. Две одиноких женщины!.. Да я и не уверена, согласится ли она…  Поехать к Алле Куракиной?! - Мирра прикусила губу. – Алла не захочет иметь в своем доме живую мишень.  Сами понимаете, опасно.
    - Вот как, оказывается!.. – грустно произнес Кирилл. – Вы восхищаетесь бездушной сволочью Викентием Антоновичем и ему подобным, устраиваете для них вечера, а одного хорошего друга не заимели, потому что он убог, он может простить… найти слова утешения… просто быть рядом…
     Мирра не смогла сдержать слез.
    - Это наказание!.. Наказание за все ошибки!.. Но какое страшное!.. Я этого не заслужила!.. – она поднялась с дивана. - Вы – мальчик читаете мне нотации… Мне! Мирре Драгуловой!.. И самое отвратительное, что вы правы.
    - Что же мне с вами делать?.. – в раздумье пробормотал Кирилл.
    - А вы?.. – Мирра словно школьница теребила в руке край своего халата. – Вы не могли бы остаться у меня?.. Я постелю вам здесь, в гостиной!.. Здесь очень удобно.
    Кирилл поморщился. Ему так хотелось к себе, на свой диван… Он тоскливо посмотрел на часы. Было около часа ночи.
    - Ладно!.. Что с вами делать?.. Стелите!..
     Испуганное лицо Мирры озарилось сиянием. Она бросилась в спальню и принесла комплект белья.
    - Я сейчас и ужин накрою, – засуетилась Драгулова. – А вы можете пока принять душ!..
    «Надеюсь, в постель она ко мне не полезет, – мысленно пошутил Мелентьев. – А то я рискую пойти по стопам Коли Князева…»
    Приняв душ в сверкающей зеркалами и голубыми мраморными стенами ванной, Кирилл с удовольствием сел за изящно сервированный стол и отдал должное закускам и тонкому букету вина.
    Он заснул сразу. Но под утро увидел что-то похожее на приведение. Мелентьев вздрогнул и резко подскочил.
    Приведение вытянуло вперед руку и успокаивающе зашептало:
    - Не пугайтесь!.. Это я!.. Просто страшно стало, вдруг вы ушли!..
    - Да куда я уйду?! – хриплым от сна голосом рявкнул Кирилл, и Мирра испарилась.
    «Все-таки приходила попробовать. И стресс ее не берет!..» – вновь засыпая, подумал он.
    Утром Кирилл выпил с Драгуловой кофе и повторил свои наставления.
    Мирра проводила его до двери.
    - Значит, до вечера, – сказала она, подняв на Кирилла взгляд обреченной жертвы.
    «Для подсадной утки слишком уж ты костлява!» – с охотничьим задором подумал Мелентьев.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
    
    С утра Кирилл принялся названивать на Петровку Леониду. Телефон все время был занят. Наконец раздался его усталый голос:
   - Слушаю!.. А!.. Кирилл!.. Рад!.. Сто лет не виделись!.. У тебя все нормально?
    - Относительно!.. – уклончиво отозвался Мелентьев. – Я бы хотел встретиться с Ольдой Самариной.
    - Зачем? – абсолютно искренне удивился Петров. – Неужели ты еще занимаешься делом Чинарова? Оставь, Кирюша!.. Со дня на день красавица напишет собственноручное признание.
    Кириллу хотелось крикнуть, что Самарина не имеет никакого отношения к убийству режиссера, но он сдержался, не стал раздражать Петрова. К тому же, чем он мог доказать свою уверенность в непричастности актрисы?.. Только интуицией.
     - И все-таки, - мягко сказал Кирилл, - мне бы хотелось с ней поговорить, это возможно?..
     Леонид что-то недовольно пробурчал, но согласие дал:
    - Приезжай к трем часам!.. Встретишься с «кинозвездой».
    Кирилл надеялся в разговоре с Самариной получить хотя бы косвенное подтверждение своим догадкам.
     
    - Привет, – с улыбкой встретил его Леонид и сразу сказал: – У меня мало времени.
    Они перешли в соседний корпус.
    - Могу тебе дать полчаса, – пропуская Кирилла в небольшую комнату с решетками на окнах, сказал Петров. - А сам буду у ребят… тут рядом. Потом поговорим!.. Хотя, признаюсь, не понимаю, зачем тебе терять на нее время? Самарина убила Чинарова и похитила бриллианты!.. Ну ладно, – видя, что Кирилл остается равнодушным к его аргументам, Леонид позвонил дежурному и приказал: - Приведите Самарину!.. Все, я пошел! – бросил он Мелентьеву. – Занимайся!
    Кирилл подошел к окну и взглянул на небо в клетку.
    Дверь отворилась, и охранник глухим голосом доложил:
    - Подследственная Самарина доставлена.
    - Можете идти! – поворачиваясь, сказал Мелентьев охраннику и с удивлением посмотрел на худую женскую фигуру в черной трикотажной кофте и широкой юбке. – «Шуточки Леонида, – раздраженно подумал Кирилл. – Кого это он мне подсунул?!»
     Женщина в черной кофте, с собранными в хвост серыми волосами и изможденным лицом, не отрывая взгляда, смотрела на Кирилла.
    Он протянул руку к звонку, чтобы вызвать охранника.
    «Ну Ленька, я тебе тоже устрою званый вечер с итальянцами!» – всеми силами подавляя в себе раздражение, подумал детектив.
    Но тут женщина сделала шаг вперед и, невольно желая выглядеть лучше, провела рукой по волосам. Луч света упал на ее лицо, Мелентьев вгляделся пристальнее.
    - Не узнаете? – еще больше сникнув, дрожащим голосом спросила она.
    - Ольда?! – смешался Кирилл.
    - Да, я…
    Мелентьев растерялся. Он, конечно, знал, что тюремные условия не способствуют расцвету женской красоты, но все же не предполагал, что они могут так ее погубить. Несколько недель словно стерли яркую красавицу Ольду Самарину. Не осталось ничего: ни бедер, ни груди, ни осанки, ни глаз, ни волос... был только остов…
    - Са… садитесь! – ощутив сухость в горле, с трудом произнес он.

    Она вскинула на него потухшие и потерявшие свой чайный цвет глаза и заплакала.
     Кирилл провел рукой по ее плечу и содрогнулся от его костлявости.
     - Меня… - словно сумасшедшая, яростно перебирая край юбки, заикаясь, произнесла Ольда, - обвиняют в убийстве Чинарова!.. А я… я не убивала его!..
    Она упала на колени перед Кириллом.
    - Спасите меня!.. Я умру!.. Не выдержу!.. Найдите этого проклятого убийцу!.. Я слышала, как хвалила вас Ксения Ладогина, называя детективом от бога! Или… быть может, вы пришли посмеяться надо мной?.. – все еще стоя на коленях, спросила она. - Чтобы потом рассказать в салоне Драгуловой о моем унижении?..
    - Нет, Ольда! – поднимая ее с пола, ответил Мелентьев. – Я попросил о свидании с вами, как со свидетелем.
     - Значит, вы верите, что его убила не я?! – безумный огонь надежды загорелся в ее глазах.
    - Верю! – с основательной интонацией произнес детектив.
    - Ну тогда… - она взволнованно задвигала руками, - тогда… что же?..
    - Прежде всего, успокойтесь!.. Да! Вы, наверное, голодны?
    Кирилл протянул ей пакет.
    - Голодна? – словно пытаясь, что-то припомнить, переспросила она. – Нет… не знаю…
    - Послушайте, Ольда, – присев на край стола, обратился к ней Кирилл. – Я приложу все усилия, чтобы как можно быстрее вытащить вас отсюда.
    В ответ она разрыдалась.
    - Вы единственный, кто вспомнил обо мне! Я… я совсем одна!.. Это так страшно!.. Я боюсь сойти с ума, когда представляю, что уже никогда не выйду отсюда. Майор мне сказал, что у меня один путь – в зал суда, а оттуда опять в тюрьму.
    - Не придавайте большого значения его словам, – пытался успокоить ее Кирилл. – Он выполняет свои обязанности.
    - Ах! – схватив руки Мелентьева, простонала Ольда. – Спасите, спасите меня!.. Да, я слабая… я не могу бороться с превратностями судьбы… но что же делать?.. Я такая… - она умоляюще смотрела на него. – Я не из тех, кого горе облагораживает, я из тех, кого оно убивает!.. – ее волнение нарастало. - Есть такие строки… - она сильно сморщила лицо, стараясь вспомнить. Ей это далось с трудом. – «Считает лишь дурак или злодей, что горе совершенствует людей». Я знаю, это против христианских понятий о благотворности страданий, но … видно, я плохая христианка. Ах, вспомните!.. Я нравилась мужчинам… очень… я навсегда стану вашей должницей… - она не закончила фразу.
    - Упокойтесь, – вновь повторил Мелентьев. - Если вы хотите, чтобы я вам помог, ответьте мне на вопросы.
    - Все, все скажу… только спасите!..
    - Каким образом вы оказались у Чинарова в день убийства?
    Она закрыла лицо руками и зашептала:
    - Сейчас… сейчас… - потом выпрямилась на стуле и, устремив взгляд в день, повлекший для нее ужасающие последствия, начала:
    - С утра у меня была репетиция в театре, я подписала контракт с одной антрепризой, днем мне позвонил Чинаров и сказал, что нам надо встретиться, чтобы окончательно оговорить мое участие в его фильме. Около восьми вечера он заехал за мной на студию, где я была на озвучании, и мы поехали к нему. – Она немного замялась.
    - Говорите все! – искренне посоветовал Кирилл.
     Ольда перевела дыхание и продолжила:
    - Мы вошли в квартиру… в спальню и… - Самарина подняла глаза на Кирилла. – Он стал меня раздевать… ну, в общем, это уже было не первый раз.  Арнольд с самого начала дал мне понять, чем я должна платить за возможность сниматься у него. Я ни минуты не сомневалась… Для меня, актрисы из ниоткуда, сняться у Чинарова – это … - она даже растерялась не в силах найти всеобъемлющего слова… - это все!.. Арнольд мне был ни противен, ни приятен, я воспринимала его как неизбежность!.. Так вот, он почти раздел меня, а потом открыл сейф и вынул бриллиантовый гарнитур, который  купил специально для фильма. По ходу действия героиня, которую я должна была играть, появляется на приеме в этих украшениях. Он надел мне колье, серьги, перстень, и тут раздался звонок в дверь. Арнольд очень удивился и с раздражением бросил: «Кого черт принес?» Но, тем не менее, пошел открывать, сказав, что быстро избавится от визитера. Я затихла в спальне, любуясь бриллиантами. Через несколько секунд до меня донесся голос Регины Дымовой, и у них с Арнольдом начался разговор полный взаимных упреков.
    Скажу откровенно, я надеялась, что Чинаров настолько увлечется мною, что сделает мне предложение. Это была моя вторая цель после съемки в его фильме. Сейчас уже не смогу точно припомнить, каким образом разговор перешел на меня. Регина выкрикнула: «Значит, теперь ты женишься на Самариной?» Я так и замерла, ожидая ответа. Чинаров едко рассмеялся и, сильно повысив голос, несомненно, чтобы я не пропустила ни слова, сказал, что он больше ни на ком не женится, что благодаря Виктории и ей, Регине, он не сможет больше поверить ни одной женщине. Он сказал, что предпочитает держать меня в любовницах, чтобы я никогда не забывала своего места… ну или что-то в этом роде. Не скрою, его слова пронзили меня. Я отчетливо осознала, что у меня нет никакой надежды стать женой Чинарова, а для меня это была единственная возможность остаться в кино. Дело в том, что, как это ни странно звучит, я прекрасно осознанию свои скромные артистические способности. Я буду на плаву, пока на меня не пройдет мода, а что проходит быстрее моды?.. Я не способна выражать перед камерой сильные эмоции, вести тонкую психологическую игру… у меня очень статичное лицо… я актриса холодных тонов и мне нужен режиссер, который ставил бы фильмы на меня. А тут я случайно узнала, что Арнольд захотел попробовать на роль Лики польскую актрису… очень хорошую, я видела ее в нескольких фильмах. Передо мной стала задача не допустить, чтобы эти пробы состоялись. Я прилагала, как видите, все усилия… - Ольда остановилась и попросила стакан воды. Кирилл налил ей «Перрье». Она выпила и, забавно морщась от стремительных пузырьков газа, прошептала: - Я уже и забыла, что есть такая прелесть. – Так вот, высказав относительно меня все, что он хотел, Арнольд предложил Регине уйти. Но тут она… я даже не поверила своему слуху, с какой-то отчаянной яростью пригрозила, что убьет его, если он тут же не подпишет с ней контракт. Сначала мне показалось, что это шутка, но потом я поверила ей и испугалась, решив, что если она зайдет в спальню и увидит меня, то тоже убьет как невольного свидетеля. Я спряталась за портьеру. Голос Регины становился все более угрожающим, но Арнольд, в отличие от меня, ей не верил и вдруг… - Ольда замерла с поднятой рукой. – Я услышала грохот и поняла, что это упал Арнольд. Несколько минут царила мертвая тишина. Регина не двигалась с места, я тоже. Прижавшись к стене за портьерой, я молила бога, чтобы она не вошла в спальню. Неожиданно тишину огласил чей-то неистовый крик: «Ты убила его!» Послышалась возня. Я поняла, что Регина и еще кто-то осматривают Арнольда. «Ты убила его!» – со зловещей радостью повторил тот же голос, и я узнала Ираиду Свободину. Регина стала горячо отрицать, уверяя, что стреляла в сторону… но вы же знаете Ираиду!.. Регина, испугавшись, выскочила из квартиры, а Свободина поспешила за ней. Я поняла, что судьба дает мне шанс скрыться и тем самым спастись от больших неприятностей. Я схватила свою одежду и только тут вспомнила, что на мне  бриллиантовый гарнитур. Я уже подняла руку, чтобы снять серьги, но не дремлющий дьявол ласково напомнил мне, - без запинки продолжала актриса холодных тонов, - «Арнольд же подарил тебе этот гарнитур!.. Зачем его оставлять?.. Никто не знает, что ты была в спальне!.. Карьера твоя не имеет больших перспектив. У тебя один выход – удачно выйти замуж. Возьми гарнитур и поезжай за границу! Там ты найдешь свое счастье!»
    Я натянула свитер прямо на колье, а сережки и перстень спрятала в сумку и по черной лестнице выскочила на улицу.
    - Скажите, а разве вы не слышали, что этот гарнитур считался похищенным убийцей Чинарова?
    Ольда потупила глаза.
    «Как актриса она себя явно недооценивает!» – усмехнулся Кирилл.
    - Слышала!.. Но боялась, и как оказалось не напрасно, что мне не поверят, если я заявлю о подарке, сделанном Арнольдом буквально за несколько минут перед смертью. И потом я не хотела ввязываться в эту историю, полагая, что никто не узнает о моем пребывании в спальне.
    - Тогда зачем же вы сознались? Сказали бы, что Арнольд подарил вам бриллианты дня за два до убийства.
    Ольда тяжело вздохнула.
    - Дело в том, что он только накануне принес их домой. До этого они хранились в его сейфе, в офисе, и Мария Николаевна знала об этом. И потом майор Петров… - лицо Ольды порозовело от обиды. – Он набросился на меня, не давал ни минуты на обдумывание… вопрос за вопросом… и еще сказал, что в спальне были обнаружены мои отпечатки пальцев, и что кто-то видел меня входящей с Арнольдом в его квартиру. Я запуталась и призналась!.. Но ведь мне действительно нечего скрывать!.. Я не убивала Арнольда и  не похищала бриллианты!.. Ведь все и так ясно: его убила Регина Дымова!
    - Почему вы так в этом уверены? – от волнения Кирилл всем корпусом подался вперед.
    - Ну, а кто?.. Я же все слышала!.. Разговор на повышенных тонах, угрозы Дымовой и выстрел!.. Ведь больше в квартире никого не было!.. Дымова – хитрая, - сбежала, и меня обвинили вместо нее! Должен же кто-то ответить за убийство знаменитого режиссера!.. – с негодованием воскликнула она.
     - А почему вы решили уехать за границу?
      Ольда помолчала, а потом с большой неохотой принялась объяснять:
    - Деньги на исходе… перспективных предложений нет. Я несколько раз встречалась с Храмовым, он смотрел мои пробы, сделанные еще Арнольдом, но… - она замолчала, стараясь подавить в себе нараставший гнев. – Господи!.. Да за что мне это? Почему я должна выворачиваться наизнанку?.. Как я от этого устала!.. – слезы выступили на ее глазах. Кирилл протянул ей стакан воды, она сделала несколько глотков и продолжила: - От Викентия меня уже так тошнило, что мне не хватало всей системы Станиславского, чтобы скрывать отвращение. Я решила попытать счастье за границей! Думала, приеду в Милан, продам гарнитур, а потом отправлюсь на шикарный курорт и уж там-то обязательно кого-нибудь найду. Пусть не мужа, на первое время вполне бы и щедрый любовник устроил. И никто бы не смотрел на меня, как на выброшенную за ненадобностью содержанку Викентия. Я-то для него уже старовата – двадцать третий пошел. А там я могла все начать сначала. Я забыла бы черные пятна моей биографии и всем бы с улыбкой рассказывала о своем необыкновенном везении, как, приехав из провинции в Москву,  сразу же поступила в театральное училище!.. И никто бы не знал, в какой грязи мне пришлось вываляться, через какие унижения пройти, чтобы из провинциальной девчонки превратиться в актрису. Может, другим и плевать на то, что они прошли, а мне нет!..
    - А почему вы, еще практически не испытав себя, уже пришли к выводу, что лишены всяческих перспектив на театральном поприще? Ведь нам не дано объективно оценить самих себя, как бы критически мы не были настроены!– заметил  Мелентьев.
    - Страх, – четко выговорила Самарина. – Страх вновь впасть в нищету!.. Почему я так упорно стремилась за границу? Да потому что здесь бы меня передавали из рук в руки. Зачем на мне жениться, если я и так согласна на все, испытывая парализующий страх перед нищетой! Ну не знаю, как вам объяснить?.. Я все время чувствую себя зажатой, панически боюсь провала. Мне нужна уверенность в том, что я больше никогда не стану нищей!.. Сегодня есть работа, есть любовник, а завтра ни того, ни другого… а для поддержания имиджа модной, преуспевающей актрисы мне нужно очень много денег, поэтому их у меня никогда нет!.. Вы понимаете? – заглядывая снизу вверх ему в лицо, спросила она.
    - Вполне, – подбодрил ее детектив. – А скажите, давно вы начали испытывать этот страх?
    - Как только устроилась в Москве, попробовала вкус денег. Вернее, вкус к ним у меня был давно, - сверкнули в улыбке ее белоснежные зубы. – Я родилась далеко отсюда, в захолустном уральском городке. Тетка моя, словно желая лучшей судьбы, назвала меня необычным именем – Ольда!.. Она-то и внушила, что, как вырасту, надо бежать оттуда. «Не важно куда, лишь бы подальше». Когда мне исполнилось шестнадцать, мать вновь вышла замуж и оставаться в доме было уже невозможно. Тетка дала мне немного денег и купила билет до Москвы. Только теперь я понимаю, насколько она меня любила!.. – невольно вздохнула Ольда. – Короче, вам все это неинтересно… но, чтобы было понятно… - она вскинула на Кирилла глаза и прочла в них внимание. – Одним словом, через несколько дней я осталась без копейки… и как ни странно, - Самарина едко усмехнулась, - мне ужасно, до головокружения хотелось есть!.. Я ходила от витрины к витрине по Тверской, как неожиданно меня окликнул чей-то голос. Я обернулась и увидела шикарную черную машину. Ни о какой опасности я и не подумала. Подошла. За рулем сидит старый лысый дед. Он меня спросил: «Ты чья?» – Тогда я не понимала, что он имеет в виду, и ответила: «Ничья!» Он спросил, знал гад, что спрашивать, - «Есть хочешь?..» И мы с ним очутились в ресторане. А потом, Викентий Антонович, как это выглядит со стороны, мне помог!.. Но на самом деле, просто ему пришел такой каприз! Захотел поиграть в профессора Хиггинса! У него вообще безбрежные фантазии. Он позвонил, и меня приняли в театральное училище. Я его забавляла!.. – Ольда попросила у Кирилла сигарету. – Я была его крепостной и знала, что как только ему надоем, он вышвырнет меня. Он предпочитает девушек до двадцати лет, я уже перезрела!.. Поэтому я так вцепилась в Чинарова, а когда поняла, что и здесь меня ждет все та же перспектива, решила уехать за границу, выйти замуж, а потом, став материально независимой, продолжить свою артистическую карьеру. Но на таможне, чего я никак не ожидала, меня арестовали.
    - Понятно, – пристально глядя на нее, произнес Кирилл. – А теперь  признайтесь, что вы украли гарнитур.
     - Нет! – подскочив со стула, выкрикнула Ольда. – Мне его подарил Арнольд! – неожиданно она потемнела в лице и, зашатавшись, упала бы на пол, если бы Мелентьев не успел подхватить ее.
    - Что с вами?..
    - Боже!.. Какая же я дура!.. Я вам поверила!..
    - А у вас нет другого выхода, как только поверить мне, ведь больше некому?
    - Некому!.. Гад, Викентий, даже записки не прислал… - она опустила голову.
    - Значит, если я вас правильно понял, то на момент убийства Чинарова вы никого не видели, только слышали голоса?
    - Да! Я так испугалась, что не подавала никаких признаков жизни! – подтвердила девушка.
    - А сам выстрел вы слышали?..
    - Сначала нет. Сначала я услышала грохот от падения Арнольда, а потом догадалась, что глухой хлопок, раздавшийся чуть ранее, – это и был выстрел. Я вам чем-нибудь помогла? – с надеждой в голосе спросила Ольда.
    - Признаться, не очень!.. Вы не видели убийцу и даже не слышали его голоса!..
    - Как же?! – расширив глаза, воспротивилась Ольда. – А Регина?.. Ну почему мне никто не верит, что Чинарова убила Регина, а не я?
    - Отчего же? Я вам верю!.. – задумчиво произнес Мелентьев.
    - Вы поможете мне?.. – встревожилась Самарина, поняв, что не оправдала ожиданий детектива. – Я… я… – она не могла найти подходящих слов, - когда я выйду… я для вас все, что смогу!.. - недвусмысленно предлагала она себя.
    Кирилл посмотрел на ее руки, которые она, не осознавая, что делает, усиленно выламывала.
    «Нет, дорогая, – мысленно возразил он ей. – Если мы однажды встретимся, то ты отведешь глаза в сторону, потому что я видел тебя в унижении. И этого ты мне никогда не сможешь простить, несмотря на всю твою благодарность…»
    - Страх нищеты лишил меня всех человеческих желаний, - устремив ничего невидящий взгляд в точку пространства, быстро заговорила Ольда. – Мне не надо ни любви, ни ласки, ни дружбы, ни успешной карьеры… мне нужны только деньги!.. Деньги!.. Только тогда я смогу вздохнуть и спокойно оглянуться вокруг, только тогда вернуться ко мне запахи и чувства!.. – разрыдалась она. – Поэтому я и взяла бриллианты!.. Но, поверьте, я уже наказана!.. Наказана навсегда!.. Помогите мне!..
    - Успокойтесь, – в который раз повторил Мелентьев. - Я обязательно найду убийцу, и вас тут же освободят! А сейчас… - Кирилл на мгновение задумался, - а сейчас, когда вас приведут в камеру, сыграйте глубокий обморок. Я попытаюсь сделать так, чтобы вас перевели в больницу.
    - Да, говорят, там лучше, – радостно кивнула Ольда.
    - Значит, договорились. Вы по-прежнему отрицаете свою причастность к убийству Чинарова, что соответствует истине, и по-прежнему отрицаете кражу бриллиантового гарнитура, утверждая, что это подарок режиссера, что не соответствует истине, - подвел итог разговора детектив.
    - Я его отдам… верну!.. – заволновалась Самарина.
    - Кому?… - Кирилл взглянул на затравленную Ольду и ободряюще улыбнулся. – Все будет хорошо!.. Не забудьте про обморок!.. А бриллиантовый гарнитур, полагаю, вы и впрямь честно заработали, одаривая Чинарова любовью!.. – подмигнул он девушке.
    Кирилл вызвал охранника и передал с рук на руки Самарину, которая, на секунду задержавшись в дверях, послала ему взгляд, преисполненный мольбы о спасении.

ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

    - Ну что?! – насмешливо начал Леонид. – Наслушался жалобных историй о трудном детстве и безрадостной юности?!..
    - Не без этого, – ответил Мелентьев.
    - Теперь не сомневаешься, что режиссера убила Самарина?
    - Теперь я более чем уверен, что она не причастна к убийству.
    - Ну, ты даешь! – рассерженно воскликнул Петров. – Еще скажи, что веришь в ее россказни, будто Чинаров подарил ей бриллиантовый гарнитур за тридцать тысяч долларов. Я, конечно, не психолог, но Чинаров не производил впечатления идиота. Кстати, его секретарша, Мария Николаевна, так и сказала: «Арнольд Аристархович никогда не делал таких дорогих подарков женщинам!»
    - Артист непредсказуем, чем и отличается от всех прочих, – нарочито назидательно заметил Кирилл.
    Леонид с нескрываемой иронией посмотрел на него и продолжил свою мысль:
    - А началось все с того, что Самарина случайно узнала о намерении Чинарова пригласить на главную роль вместо нее какую-то польскую актрису и решила наказать строптивого режиссера, а заодно похитить бриллианты. Ведь она не скрывает, как ей нужны деньги.
    - А кому они не нужны? – с философской меланхоличностью спросил Мелентьев.
    - Ну, почему ты считаешь, что она не причастна к убийству?! – не выдержал Петров. - Я дошел до всех психологических тонкостей ее, так называемой, артистической натуры. Я понял, что она рассчитывала после провала с Чинаровым наброситься на Храмова, который будет снимать этот скандально знаменитый фильм. Кстати, сегодня в газете уже прошло сообщение, что продюсером у Храмова будет Николай Князев, а главную мужскую роль будет играть все тот же Навруцкий!.. Ты понимаешь, на что рассчитывала Самарина, убирая со своего пути Чинарова. Но жадность ее погубила!.. Если бы не бриллианты, она была бы тоже утверждена на роль. Вот, насколько я вник в проблемы кинематографа, – падая в кресло,  устало рассмеялся Леонид.
    - И тем не менее я убежден, что Самарина не стреляла в Арнольда.
    Лицо Леонида даже передернулось от настойчивости друга.
     - Хорошо, – по-деловому сказал он. – Тогда объясни, на чем основывается твоя непоколебимая уверенность. Я, например, рассуждаю так: Чинаров пошел открывать дверь, Самарина вышла следом за ним из спальни и спряталась в кухне или ванной. А затем,  прикрывшись Дымовой, убила его и  беспрепятственно ушла! Ей было известно, что Дымова собиралась к Чинарову …
    - И даже какого именно калибра пистолет она захватит, – вставил Кирилл.
    - Ну, а почему бы нет? Многие знали, какой марки был пистолет у  Дымовой. Вот, - указал он на папки, - почти все, с кем я разговаривал, заявили об этом,  - Леонид был уже не в силах скрывать свое раздражение. – А тебя все не устраивает! Дымова – невиновна! Самарина – невиновна! А кто?.. Кто тогда убил режиссера?..
    - Это я и собираюсь выяснить, – спокойно ответил Мелентьев.
    - И каким же образом?..
    - Есть одна идея!.. Убийца-то разгуливает на свободе, в то время как ты спрятал за решетку ни в чем неповинную девчонку. Вот я и хочу с ним встретиться!
    - Да с чего ты это взял?! – потеряв последнее терпение, закричал Петров.
    - С того, что на Мирру Драгулову было уже совершено два покушения! Причем, первый раз ее хотели задушить с помощью шнура, как Ираиду, а второй раз стреляли, как в Чинарова.
    - Выходит, удача изменила убийце? – наливая себе воды, спросил майор.
    - Выходит, – язвительно подхватил Мелентьев.
    Леонид задумался.
     - Так ты абсолютно уверен, что Самарина не убивала?
     - Уверен, но без абсолютно.
     - Что делает тебе честь, – усмехнулся Леонид. – Немного сомнения - это всегда обнадеживает. Ну, а бриллиантовый гарнитур? – хитро прищурившись, спросил он. – Ты веришь, что Чинаров подарил его Самариной?
    - Нет, не верю!.. Скорее всего, она его стянула.
    - Ну вот. А ты говоришь, невиновна, – с долей облегчения воскликнул майор Петров.
    - Но украла она его чисто механически. Воспользовалась случаем, не более.
    - Это не освобождает от ответственности.
    - Но она утверждает, что бриллианты ей подарены. И никто не может доказать обратное. Всегда останется «а вдруг?» Поэтому не имеет значения, верим ли мы ей или нет.
    - Следовательно, ты предлагаешь закрыть глаза на факт хищения?
    - И на большее закрывают, – вскользь произнес Кирилл. – К тому же Чинаров не оставил завещания!.. Не все ли тебе равно, кому достанется этот гарнитур?
    - Скажи, какой ты щедрый на чужое имущество, – качая головой, проговорил Петров. – Кстати, комиссия по наследству Чинарова сделала заявление, что нашедшему убийцу режиссера будет выплачена награда в размере пятидесяти тысяч долларов. Так что дерзай!
    - Не спорю, это вдохновляет, – улыбнулся Кирилл. – Между прочим, Самарина очень плохо себя чувствует, нельзя ли ее отправить в больницу?
    - Ой!.. – состроил озабоченное лицо Петров. – Какой ужас!.. Ничего, пусть посидит и подумает. Хватит с меня того, что, поддавшись на твои уговоры, я упустил Дымову.
    - Но я же тебя прошу не отпускать Самарину, а только перевести в больницу!
    - Некогда мне этим заниматься.
    - Слушай, вы за несколько недель красивую девку в уродину превратили.
    - Правильно, тюрьма – это не салон красоты! И потом, такая, значит, красавица была, что без своих косметических ухищрений вся вышла…
     - Не имеет значения, какая она была, важен результат! – не на шутку возмутился Кирилл. – Женщина, как поэт, творит в тайне, и мы наслаждаемся плодами ее скрытых усилий. Не будет же писатель опубликовывать свои черновики, а художник выставлять сотни эскизов, которые лишь потом превратятся в великолепную картину, так и женщина, она создает красоту и никому не обязана раскрывать секреты своего  мастерства!.. Поэтому, переведи Самарину в больницу!.. Зачем мучить невинного человека?!
    Леонид только развел руками.
    - Ну, не детектив, а санитар скорой помощи!.. Ладно, переведу, черт с тобой!.. – майор даже потерял нить разговора. - Ну, ты выбил меня из колеи, – пожаловался он. – Женщины, поэты… тьфу!.. Ах да, кстати! Была у меня тут женщина. Дочка Вострякова, помнишь?
    - Конечно.
    - Принесла мне папашин портфель с бумагами, письмами. Она никак успокоиться не может, - рассмеялся Петров, - всю дачу разворотила, миллионы ищет, а нашла этот портфель. Хотела выбросить, да мать настояла, чтобы принесла нам.
    - И что? – заинтересовался Кирилл.
    - Да ничего!.. Чепуха всякая!.. Хочешь, возьми, просмотри!..
    Кирилл не отказался.
    - Ну и как ты собираешься выходить на убийцу Чинарова?..
    - Хочу его на подсадную утку заманить.
    - И кто же уткой будет?
    - Мирра Драгулова.
    Леонид потер щеку и скривился.
    - Скажу честно, дело это очень запутанное. В успех верю, но в отдаленном будущем.
    - Ладно, - протянул руку Кирилл. – Я пошел утку подсаживать!
    - Будь осторожен!.. – крикнул ему вдогонку майор Петров.

* * *
    Поздно вечером Кирилл приехал к Мирре Драгуловой, которая, казалось, за прошедшие сутки похудела еще больше. Она встретила Мелентьева вопрошающим взглядом. Он иронично усмехнулся и уточнил:
    - Столица оповещена о вашем желании затвориться на даче?
    Мирра, пытаясь подавить обиду, пожевала губами и тихо ответила:
    - Да, – и тут же, не выдержав, спросила: - Неужели вы полагаете, что меня хочет убить кто-то из моих знакомых?
    - А зачем вас убивать незнакомому?.. Какие у вас с ним могут быть общие проблемы?
     - Вам легко так договорить, а каково мне? – она взволнованно зашагала по своей сине-серой гостиной.
    - Сделайте одолжение, успокойтесь, – попросил Мелентьев.
    Мирра покорно опустилась в кресло.
    - Вещи собрали?..
    - Да, – кивнула она в сторону внушительной сумки. –  Как вы думаете, долго мне придется находиться в подполье?
    - А это уже зависит от того, насколько быстро захочет избавиться от вас убийца.
    Мирра невольно прижала худенькие руки к груди.
    - Боже, какие ужасы вы говорите!..
    - Я только говорю, - между прочим заметил Кирилл, - а он делает! Ну что ж, поехали.
    Драгулова покорно встала и, глубокого вздохнув, кивнула:
    - Поехали!
    Проходя мимо охранника, Мирра сообщила, что едет на дачу.
    - Вернусь не скоро, следите, пожалуйста, за квартирой!
    - Не беспокойтесь! Это наша работа, – с вежливой улыбкой ответил тот.
    Вздыхая и охая, сокрушаясь о своей судьбе, Мирра села в джип.
    - Сначала мы действительно заедем к вам на дачу, – сообщил ей Кирилл.
    - Зачем? – удивилась Драгулова.
    - А вы думаете, где я буду находиться все это время? – с тоскливой улыбкой спросил он.
    - Ну… не знаю!..
    - На вашей даче! Неужели непонятно? А иначе каким образом я узнаю, кто придет вас убивать?!
    - О господи!.. – пробормотала Драгулова.
    - Куда ехать?
    - По ленинградскому шоссе. Дачный поселок Шувалово.
    Дачей мадам Драгуловой оказался хорошенький двухэтажный домик. Она открыла солидные ворота, и джип въехал во двор с большой клумбой посредине.
    - Проходите, – пригласила гостя в дом Мирра.
    Кирилл быстро осмотрел два этажа и остановил свое внимание на кладовой при входе.
    - Отлично! Запирается на замок, - отметил он вслух. – Ладно! Теперь едем, я отвезу вас.
    Они опять сели в джип и помчались в противоположном направлении.
    Кирилл привез Драгулову на дачу родителей своего друга, которые только что уехали в трехнедельный круиз по Средиземному морю.
    Драгулова осмотрела дом и осталась довольна.
    - Что ж, здесь можно жить, – философски протянула она.
    - Жить везде можно! – развеселился Кирилл, глядя на поникшую Мирру. – Куда бы я вас не привез, все лучше той перспективы, которую вам готовит ваш убийца. Однако если взглянуть на ваше положение под другим углом зрения, то оно не лишено оригинальности, ведь далеко не у каждого есть свой убийца. Есть свои парикмахеры, врачи, а вот свой убийца… Вам исключительно повезло!..
    Драгулова покачала головой.
    - Какой вы еще, в сущности, мальчишка!.. Разве над этим можно смеяться?
    - Нужно!.. – воскликнул Кирилл. – На этой оптимистичной ноте я вас и оставлю!
     Она невольно ухватила его за руку.
    - Как прямо сегодня?.. Хотя, конечно…
    - Теперь инструкции! – Кирилл внимательно посмотрел на Мирру. – Лучше не привлекать к себе внимания, поэтому в течение дня старайтесь больше находиться в доме. Никому не звоните и не отвечайте на телефонные звонки! Отключите свой сотовый! Охраннику на въезде я скажу, что вы литератор и приехали на дачу своих друзей, чтобы поработать в тишине.
    - А как же я узнаю?..
    - Когда все кончится, я сам приеду за вами. Понятно?! – Кирилл сделал паузу. – Вы должны оставаться на этой даче столько, сколько понадобится мне!
    - Что я могу вам ответить? – жалобно пожала плечами Мирра. – Спасибо!..
    Кирилл махнул ей рукой и поспешил к машине.
    
    Вернувшись на дачу Драгуловой, он сразу приступил к работе.
    «Был убит кинорежиссер, - рассуждал Мелентьев, - следовательно, я просто обязан воспользоваться его методом работы. Я тоже сниму фильм, в главной роли которого будет сам убийца».
    Он установил несколько скрытых глазков видеокамер на двух этажах, и, поместив пульт управления в кладовой при входе, проверил работу своей видеосистемы.
    «Съемочная площадка готова!.. Остается только ждать появления «артиста»! – довольно ухмыльнулся Кирилл. – Судя по той настойчивости, с какой он хотел избавиться от Дракулши, он не замедлит появиться».
    Утром Кирилл лег отдохнуть, принимая во внимание, что проникать днем в чужой дом будет не очень удобно. Зато к вечеру он был уже настороже.
    Ночь, благоухающая летними цветами, прошла в бесплодном ожидании. Позавтракав, Кирилл лег спать в мрачном расположении духа. Ему совсем не нравилась перспектива торчать на даче Драгуловой в течение нескольких недель, а потом, признавшись в неудачном маневре с подсадной уткой, забрать эту утку, отвезти домой и через несколько дней узнать о ее смерти.
    Всю вторую ночь Кирилл любовался магнитом влюбленных – матовым диском луны. Вспоминал Марину, танцующую в Риме, зеленоглазую Регину, тоскующую в Барнауле, потерявшую красоту Ольду, томящуюся за решеткой. Он не мог понять, почему убийца не торопится.
    «Неужели Дракулша все-таки кому-то сболтнула, что я ее спрячу в другом месте?» – злился Кирилл, засыпая под утро.
    
    Золотистые лучи угасавшего солнца неумолимо утончались, превращаясь в тонкие нити, которые, блеснув прощальными искрами, исчезали в лиловых сумерках. Мелентьев потянулся и пошел на пост.
    Осторожно, выглянув в окно, он увидел… стройную фигуру в черном. Затаив дыхание, Кирилл тенью скользнул в кладовую. Ожидание длилось недолго, он услышал, как открылась входная дверь. Шаги были легкими, едва касающимися пола. Лицо убийцы появилось на экране. Кирилл смотрел на него немигающим взглядом, словно на голову Медузы-Горгоны. Убийца был напряжен, каждую секунду ожидая появления Мирры. Он обошел первый этаж, поднялся на второй. Прислонился к деревянной стене и на несколько минут затаился. Затем, все так же скользя над полом, осмотрел второй этаж. Его лицо выражало недоумение и словно бы вопрошало: «Где же Мирра?! Чертова кукла?!» Он притаился у окна, видимо, решив подождать Драгулову.
    Так они и сидели: Кирилл в душной кладовой, - убийца за портьерой.    
    Наконец, он посмотрел на часы и, вероятно, пришел к выводу, что Мирра уехала к кому-то из знакомых. Спустившись вниз, убийца прошел по двору и исчез…
    Кирилл, словно находясь под действием гипноза, все еще продолжал сидеть в кладовой.
    «Вот так-то… - стучало в его совершенно опустевшей голове, - вот так-то!.. Видел-то я его, видел… - появилась первая мысль. - На камеру заснял, а доказательств, что убийца есть убийца, у меня нет никаких!..»
    Кирилл поднялся на второй этаж и провел рукой по деревянным панелям, на лакированной поверхности которых осталось несколько искусственных волосков от парика.
    «Что же теперь делать?.. Где искать доказательства?!»
    Мелентьев чувствовал внутреннее опустошение. Он знал, кто убийца, но доказать этого не мог.
    Собрав свою аппаратуру, Кирилл поехал в Москву, решив для безопасности оставить Мирру на даче друзей.
    «Пусть подышит свежим воздухом», – невесело пошутил он.

* * *
    Кирилл действовал как робот: проснулся, принял душ, приготовил завтрак, поехал по делам. Шумную, толкающуюся, спорящую вокруг себя действительность он не воспринимал, потому что не мог ни на секунду отвлечься от своих мыслей.
    «Итак, можно ли считать, что убийцей Чинарова и Ираиды является то же лицо, которое два раза покушалось на жизнь Драгуловой?! – всего один вопрос, а сколько на него ответов!.. Что же это?.. Убийство с несколькими неизвестными или только с одним?!.. – морща лоб, размышлял Мелентьев. – Я знаю, кто хочет убить Мирру!.. Но не знаю, зачем!.. И не могу выдвинуть веских причин, по которым этот же убийца задушил Ираиду и выстрелил в Чинарова!»
    Не выдержав напряжения и, стараясь избавиться от ярости, вызванной не способностью разрешить психологическое уравнение, составленное убийцей, Мелентьев решил вернуться домой. Было необходимо отключиться, выпить кофе, полежать на диване, но он чувствовал, что в данный момент не способен сделать даже этого. В таких случаях психотерапевты уже прописывают таблетки.
    Мелентьев подошел к окну, сделал несколько глубоких вдохов, пропустив в легкие летний ветерок, пропитанный выхлопными газами, и чтобы все-таки как-то оторваться от терзающей мозг мысли, открыл, переданный ему Леонидом, портфель поэта Вострякова.
    Поэтические опусы не состоявшегося гения немного развеселили детектива. Потом пошли старые конверты, содержавшие в себе некогда животрепещущие новости. Имена… имена… просьбы, заверения, пожелания, признания…
    Кирилл отложил письмо на странной голубоватой бумаге и задумался. Где-то он видел… именно видел это имя. Он вынул свой блокнот, торопливо просмотрел записи.
    «Неужели?!.. Нет!.. Этого не может быть!.. Тройное убийство, два покушения на Драгулову, чисто случайно не окончившиеся ее смертью, заключение Самариной, ссылка Дымовой – и все это сделал один человек?!..»
   
ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

    Весь следующий день Кирилл провел дома, рассматривая, разглаживая старые страницы из портфеля Вострякова и сожалея об утерянном архиве Чинарова, в котором, несомненно, был ключ к разгадке. Из обрывков фраз, намеков, шутливых поддразниваний, серьезных излияний Кирилл собирал крупицы фактов. Но они являлись лишь предпосылкой и практически не имели самостоятельного значения.
    Вечером он позвонил Навруцкому.
    - Привет! Я видел Ольду, – сообщил детектив.
    - В самом деле?! – живо отозвался Сергей. – Как она?
    - Можешь себе представить, плохо!.. Я ее с трудом узнал!
    - Жаль девчонку!.. Слушай, но неужели это она убила Арнольда?.. – не удержался от  вопроса Навруцкий.
    - Трудно сказать, - уклончиво ответил Кирилл. – Пока нет никаких доказательств ее невиновности.
    - А вины?
    - Присутствие на месте убийства и похищенные бриллианты! – напомнил ему детектив.
    - Ах, да!.. Но можно хоть что-то для нее сделать?
   - Что можно, я сделал, - попросил, чтобы перевели в больницу! Это все!..
    - Ну, а следствие?.. Есть какие-нибудь сдвиги?..
    - Почти нет, – вздохнул Кирилл. – Скажу честно, я проработал всевозможные варианты, но… - опять выдавил он из себя вздох,  – но безрезультатно. Однако, чтобы уж покончить с этим делом, я должен встретиться с Храмовым.
    - О, это сложно!.. Ты опоздал. Гриша вместе с Исленьевым уже уехали за границу, где будет сниматься часть фильма. Кстати, послезавтра мы все тоже последуем за ними. Первый город – Варшава!..
    - А кто еще едет? – поинтересовался Кирилл.
    - Ну я, конечно!.. Коля Князев… Да!.. Храмов взял Эллу Романову…
    Мелентьев не дал Навруцкому договорить, выкрикнув:
    - Неужели?!..
    Сергей рассмеялся:
     - Храмов взял Эллу на одну из ролей второго плана. И все-таки жаль, что Ольду арестовали. Почти уверен, Гриша отдал бы ей героиню!.. Так, кто же едет еще?.. О, как же я мог позабыть! Виктория, конечно же, увязалась за мной!.. Потом модельер… как ее?.. Ну, подруга Мирры!.. Куракина… остальных не помню.
    - Видно придется и мне присоединиться к вам, чтобы встретиться с Храмовым. Тем более что мне необходима небольшая передышка!
    - Буду рад, – ответил Навруцкий. – Значит, до встречи.
    - До встречи, – с опасной ухмылкой произнес детектив, но Навруцкий ее не услышал, поторопившись положить трубку.
 
* * *
    Кирилл спешно привел в порядок свои дела, чтобы срочно вылететь следом за съемочной группой в Варшаву.
    Под вечер, благоухающий крепким ароматом летних цветов, Кирилл въехал в дачный городок, где томилась в ожидании Мирра Драгулова.
    «С каким удовольствием я сообщил бы о свободе зеленоглазой Регине или Ольде!.. А вместо этого еду за просушенной на канарском солнце Дракулшой, обнаженный вид которой настолько потряс Князева, что тот с перепугу поголубел. Но делать нечего!..»
    Мелентьев открыл ворота и въехал во двор. Он не сомневался, что Мирра, притаившись у окна, его тут же увидит.
    Она встретила детектива у двери.
    - Ну что?!.. – с горящими тревогой глазами набросилась она на него.
    - Все! – с красивой небрежностью ответил он. – Или почти все!..
    Мирра вся подалась вперед и крепко ухватила Мелентьева за руку.
    «Ну и хватка!..» – отметил он и высвободил руку.
     Они прошли в комнату.
    - Можете собираться! – сказал ей Кирилл. – Я отвезу вас домой!
    - Вы нашли убийцу? – сделав громкое глотательное движение, спросила она и окаменела в ожидании ответа.
    - Нашел! – кратко ответил детектив.
 Драгулова выдержала паузу, словно подготавливая себя к громоподобному известию, и спросила:
    - Кто?
    - В интересах следствия имя пока не подлежит разглашению!
    Лицо Мирры вытянулось от разочарования.
    - Но мне-то можно сказать, – нашлась она.
    - Это почему? – удивился Кирилл.
    - Я же жертва покушений!..
    - К сожалению, интересы следствия не терпят исключений.
    - Убийца уже арестован?
    Кирилл рассмеялся.
    - Нет! Убийца на свободе, но вам он больше не опасен.
    - Откуда такая уверенность? – деловито осведомилась Мирра.
    - Он выехал из Москвы. Короче, я отвечаю за вашу безопасность! Собирайтесь!
    Мирра быстро уложила свои вещи в сумку и подошла к Кириллу, прилегшему на диван.
    - Я вам так благодарна… - начала она, осторожно пристраиваясь на край.
    «О!.. Только не надо выражать свою благодарность физически!.. – мгновенно подскочил Мелентьев. – От вас я ее предпочитаю получить в твердой валюте».
    Мирра не захотела понять недвусмысленное движение Кирилла и ласково провела своей сухонькой рукой с огненно-красными ногтями по его крепким, красиво очерченным плечам.
   «Настырная бабка!»
    Кирилл поднялся с дивана.
    - Едем!
    Они сели в джип. Мирра источала мирру и негу весь путь. Она была сама нежность. Она строила очаровательные глазки и серебристо смеялась шуткам Кирилла.
    Поднявшись с ней в квартиру, Мелентьев дал своей подопечной последние наставления:
    - Живите, как жили, ничего не опасаясь!.. Но если я вам позвоню и скажу, что вы должны немедленно исчезнуть.… Вот, - он протянул ей ключи. – Это от моей квартиры. – Не теряя ни минуты, вы отправитесь ко мне и затихнете до моего следующего звонка. Понятно?..
    - Чем я смогу вас отблагодарить? – устремила она долгий, подрагивающий слезами взгляд на детектива.
    «К сожалению, у вас есть только один способ – конвертируемая валюта!» – мысленно ответил он, а вслух сказал: - Тем, что будете строго следовать моим указаниям. Если возникнет необходимость в переезде на мою квартиру, никто не должен об этом знать!..
    - Я поняла, – кивнула Мирра.
    - Да!.. Насчет публикаций из архива Чинарова пока тоже не беспокойтесь. С отъездом его похитителя они прекратятся.
    - А вы?.. Вы уезжаете надолго?
    Кирилл пожал плечами.
    - Все будет зависеть от удачи.
    - Тогда позвольте пожелать ее вам, – произнесла Мирра и, быстро поднявшись на носки, все-таки ухитрилась прижаться губами к щеке детектива.
    - Спасибо, – был вынужден пробормотать он, торопясь уйти.
    - Лучше пошлите к черту, – донеслось до него уже на лестнице.
    «А вот это с превеликим удовольствием», – подумал Кирилл и тщательно отер щеку платком.

* * *
    Капли прохладного совсем не летнего дождя бисером покрыли высокие окна отеля. Кирилл остановился в Варшаве только на одну ночь, так как утром уже собирался ехать в Краков, чтобы встретиться с графом Даниэлем Лачинским.
     Обломок старинного аристократического рода предстал перед детективом в образе высокого мужчины семидесяти лет, с пышными, отливающими серебром волосами и не потерявшими былой утонченности чертами лица. Кивком головы он отпустил горничную и спросил:
    - Чему обязан?
    Кирилл слегка растерялся.
    - Если не ошибаюсь, много лет назад вы были знакомы с Геннадием Николаевичем Востряковым!
    - Эженом?!.. –  удивленно воскликнул граф – Да, одно время мы были почти друзьями!.. Это правда, что он покончил жизнь самоубийством? – пристально взглянув на детектива, спросил Даниэль Михайлович.
    - Нет, – лаконично ответил детектив.
    Лачинский вздрогнул.
    - Тогда это было убийство?!.. – углы его губ опустились в недоумении. – Прошу вас, садитесь, – указал он на кресло. – Кофе? Или что-нибудь покрепче?
    - Немного коньяку!
    Даниэль Михайлович открыл бар и налил сверкающий солнечными отблесками  напиток в два широких бокала.
    - Если я правильно понял, - держа в руках визитную карточку Мелентьева, говорил Лачинский, - вы ведете частное расследование убийства  г-на Вострякова?
- Совершенно верно, – учтиво ответил Кирилл и добавил: - А также убийства Арнольда Чинарова!..
    - Ох!.. Не говорите, – с отчаянием в голосе воскликнул Лачинский. – Это ужасно!.. Это варварство лишить жизни такого талантливого человека!..
    - Вы были с ним близко знакомы? – поинтересовался Кирилл.
    - Я был просто знаком с ним, не более!.. – ответил граф. – Но я искренне огорчен его смертью!.. Россия по-прежнему бездумно расточительна со своими талантами!.. – с потаенной печалью заметил он.
     - К сожалению, – согласился Мелентьев.
     - Моя мать была вынуждена покинуть Россию в 1918 году!.. У нее чудом уцелело бабушкино колье, и это ее спасло!.. Она, потомок графов Шуваловых, пошла работать официанткой в привокзальный ресторан!.. После месяца работы моя мать поняла, что у нее есть только один выход - покончить жизнь самоубийством. Напоследок она решила устроить себе праздник: продала колье, купила красивое платье и отправилась в театр. Тогда ходили в театры не только, чтобы посмотреть спектакль, но и для приятного общения между людьми своего круга! Она хотела попрощаться со всем, что ей было дорого. Надеюсь, вы меня понимаете?
    Кирилл солидно кивнул.
    - Так вот, там она и познакомилась с моим отцом, графом Лачинским. Моя мать очень любила Россию! Еще бы!.. – вздохнул он. – Там остались светлые воспоминания детства и юности!.. Знаете, - как она рассказывала, - большой круглый стол, многочисленная родня, близкие друзья и мой прадед, читающий «Вешние воды» Тургенева!.. Она передала мне эту любовь. Поэтому я избрал своей специальностью русскую литературу, тогда она, правда, называлась русская и советская. Но таким образом я мог приезжать в СССР и здесь, в Польше, встречаться с деятелями русской культуры. В 1965 году я познакомился с Геннадием Востряковым, Эженом, как мы его называли. Он приехал в составе советской делегации на дни культуры и… влюбился в одну женщину!.. – Даниэль Михайлович, чуть прикрыл глаза. – Мы все были влюблены в нее!.. Утонченная… безупречные манеры… великолепный голос. Ах! Как она пела «Сияла ночь…» Бывают такие женщины, в которых влюбляются все!.. Хотя бы немного!.. А Эжен влюбился, как он говорил, с головой… Он писал стихи. Это были кипы стихов. На все деньги, выданные ему в советском консульстве, он купил ей необыкновенный букет цветов. Он смотрел на нее глазами полными безумного отчаяния. Он знал, что между ними ничто невозможно. Даже если бы случилось чудо, и она ответила ему взаимностью, Советы все равно не разрешили бы ему жениться на ней!.. Она была из рода князей Радзивиллов. Эжен несколько раз приезжал в Варшаву, а когда уезжал, писал письма!.. Ей, конечно, он не смел. А вот мне! – Лачинский рассмеялся. – Чего не натворишь в молодости!.. Мне он писал письма, в которых изливал всю свою любовь к ней. Естественно, его письма перлюстрировались, но придраться к любовному чаду слов работники КГБ не смогли. Некоторые письма я давал читать ей. Но она не воспринимала Эжена всерьез.
    - У вас сохранились эти письма?.. – подрагивающим от волнения голосом, спросил Мелентьев.
    - Конечно!.. – как само собой разумеющееся ответил Даниэль Михайлович. – Эжен был посредственным советским поэтом, но, когда он писал о ней, то становился неузнаваем!.. Да и как можно выбросить письма, в которых заключена душа человека?.. Пусть она переложена в слова, выведенные на бумаге, это не умаляет ее…
    - Простите за мою бестактность, - осторожно начал Кирилл, - но можно ли мне взглянуть на эти письма?
    - Пожалуйста. Они теперь уже принадлежат истории.
    Лачинский поднялся с кресла и прошел в свой кабинет.
   - Вот, – протянул он Кириллу толстую папку, в клеенчатых страницах которой лежали письма.
    Извинившись, Мелентьев на несколько минут погрузился в их изучение.
    - Скажите, пожалуйста, она еще жива?..
    Плечи Лачинского, стоявшего у окна, вздрогнули.
    - Она?.. Такие женщины не умирают, такие женщины переходят в историю!.. – грустно улыбнулся он и после паузы вздохнул: - Увы!..
    Мелентьев устремил на Лачинского сине-стальной взгляд, страшась услышать непоправимое.
    - Когда она умерла?
    - Почти два года тому назад.
    - Каким образом?
    Лачинский с легким недоумением взглянул на своего молодого гостя.
    - Обычным.
    Кирилл перевел дыхание.
    - Скажите, а у нее кто-то остался?..
    - У ее младшей сестры была дочь. Вот с ней она и жила свои последние годы.
    - Следовательно, свой архив она могла завещать только ей? Ну, может, это сильно сказано - архив, я имею в виду письма…
    - Нет! Вы выразились совершенно точно: архив!.. Потомку Радзивиллов всегда есть что оставить.
    - Даниэль Михайлович, вы знаете, где живет эта племянница и как ее зовут?
    - К сожалению, нет. Дело в том, что Анэт Радзивилл в 1970 году вышла замуж за французского аристократа и уехала в Париж. Некоторое время мы обменивались письмами, потом перешли на открытки к Рождеству, а два года назад я получил последнюю, - сообщившую  о ее смерти.
    - У вас сохранилась эта открытка?! – воскликнул детектив.
    - Да, я сохранил ее, как точку в наших отношениях, за которой уже ничего не может последовать.
    Он принес темно-вишневый альбом с изящными золотыми застежками.
Мелентьев открыл его и увидел фотографию женщины, которую любили и потомок аристократического рода граф Лачинский, и советский поэт Востряков, и… всех не перечислишь…
    Кирилл переворачивал страницы с письмами, фотографиями и вот она – последняя открытка. Адрес указан не был. Только имя – Ирэн Барьяль.
   - Значит, племянницу княгини Радзивилл зовут Ирэн Барьяль! – пробормотал он и, вынув блокнот, сделал запись. – А вы, случайно, не знаете, сколько лет может быть этой Ирэн?
    Лачинский на минуту задумался.
    - Ирэн – дочь младшей сестры Анэт. Если мне не изменяет память, между ними была разница лет в пять, следовательно, девушке может быть около тридцати.
     Кирилл сделал заметку в блокноте.
    - А как звали сестру?
    - Кристина!.. Кристина Радзивилл, – по лицу графа скользнула затаенная улыбка воспоминания.
     «Видно, сестры были, что надо, – мужским чутьем отметил Кирилл. – Столько лет прошло, но даже одно упоминание имени вызывает былые чувства».
    - Вы полагаете, что смерть Эжена и Арнольда Чинарова каким-то образом связана с архивом княгини Радзивилл? – не скрыл своего удивления Лачинский.
    - Не совсем, - уклончиво ответил Кирилл. – Большего, к сожалению, я вам сейчас не могу сказать.
    - Понимаю, – мягко улыбнулся Даниэль Михайлович. – Профессия детектива состоит в том, чтобы обо всем расспросить, а взамен не сказать ничего… Желаю удачи, – видя, что Кирилл поднялся с кресла, - произнес на прощание Даниэль Лачинский. – Буду рад, если чем-то смог вам помочь.
    Кирилл с чувством благодарности пожал утонченную ладонь потомка русских аристократов.

* * *
    Мелентьев понял, что вступает в невидимый поединок с убийцей: кто быстрее разыщет Ирэн Барьяль. Причем призы за победу в этом поединке будут разными – для убийцы – смерть Ирэн, для детектива – ее жизнь!
    Кирилл позвонил Леониду Петрову и попросил о помощи.
    - Нужно срочно разыскать Ирэн Барьяль, проживающую в Париже! – высказал он свою просьбу.
    Ответом ему было молчание, потом раздался тихий смех:
    - Ты что с ума сошел? Ты соображаешь, какие инстанции надо задействовать, чтобы организовать поиск твоей девушки?!
    - Она не моя девушка! – вспылил Мелентьев. – Мне необходимо как можно быстрее найти Ирэн, потому что от этого зависит ее жизнь.
    - Если мне не изменяет память, ты отправился в Варшаву со съемочной группой, чтобы продолжать следствие по делу Чинарова?.. – не без иронии уточнил Леонид. - И после этого ты хочешь сказать, что какая-то Ирэн связана с убийством режиссера?
    - Настолько тесно, что ее тоже могут убить!..
    - Кирилл, - очень серьезно произнес Леонид, - ты отдаешь себе отчет в том, о чем просишь меня?
    - Полностью.
    - Хорошо, – недовольно выдавил Петров. – Ты хотя бы знаешь, сколько ей примерно лет?..
    - Полагаю, что ей сейчас лет двадцать пять – тридцать.
    - Хороший возраст!,– с ироничной усмешкой заметил Леонид. – Я понимаю твое рвение.
    - Ты его поймешь еще лучше, когда я передам тебе материалы на убийцу.
    - Ладно!.. Сделаю все, – ответил Петров.
    
    Утром Кирилл возвращался в Варшаву. Все время пока будет длиться розыск Ирэн Барьяль, он предпочитал не выпускать убийцу из виду. Кирилл опасался, что тот может опередить его.
    «Любопытно, – думал он. – Скольким словам, принадлежавшим в начале к мужскому роду, придали женское окончание: директриса, летчица, писательница… А вот слово убийца – с самого своего возникновения уже таковое имело!.. И в этом, несомненно, заключен большой потаенный смысл».

ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

    Кирилл приехал в Варшаву солнечным днем. Он заранее попросил Сергея Навруцкого забронировать ему номер в небольшом отеле, в котором остановилась съемочная группа. Портье проводил Кирилла в его комнату и на вопрос, есть ли кто-нибудь из группы в отеле, ответил на довольно сносном русском:
   - Все на натуре!.. Здесь только пан Исленьев.
    Кирилл постучал в его номер.
    - Войдите! – раздался недовольный голос писателя. – А!.. Это вы?! – улыбнулся он и с явным удовольствием отвлекся от портативного компьютера. – С приездом, – пожал он руку детективу. – Все на съемке, а я вот пригвожден к компьютеру, нужно внести кое-какие поправки.  Признаться, не хочется изменять что-то в готовом произведении – это все равно, что врезаться в живую ткань… - он поморщился. – Но в данном случае я согласен с режиссером.
    - Когда они вернутся? – садясь на стул, спросил Мелентьев.
    - Не скоро!.. Сегодня будут снимать до захода солнца. А вы что, специально приехали поговорить с Гришей? – поинтересовался Исленьев.
    - Это необходимо, чтобы поставить, - Кирилл запнулся, - многоточие…
    - Все-таки многоточие? – с нескрываемым разочарованием произнес писатель. – Значит, нет никакой надежды выяснить, кто убил Арнольда?
    - На данный момент, нет, - устало отозвался Кирилл.
    - Знаете, что? Я еще немного поработаю, а вы пока отдохните, а потом мы с вами пойдем в отличный бар!.. Выпьем за ваш приезд!..
    - Да, кстати! Мне надо купить хорошую выпивку, иначе Навруцкий с Князевым выставят меня из отеля! – со смехом произнес Кирилл.
    - Этим мы тоже займемся.
    Мелентьев вышел в коридор и прошел в свой номер, расположенный рядом с комнатой Навруцкого. Он принял душ и лег отдыхать. Примерно через час к нему постучал Исленьев и предложил пройтись.
    Вечерело. Они вышли на небольшую площадь, и Вадим увлек Кирилла в славный погребок.
    - Здесь готовят превосходный душистый грог, – сказал он.
    Сделав несколько глотков, Кирилл не смог с ним не согласиться.
    В погребке царил густой полумрак, пахло винными бочками и зрелым виноградом.
    - Что, Виктория Свободина тоже здесь? – спросил Мелентьев.
    - А как же! – рассмеялся Вадим. – Прилетела почти следом. Григорий ее предупредил: «До первого недовольства Сергея».
    - То есть? – не понял Кирилл.
    - Как только Навруцкий нахмурится, Виктория должна будет покинуть группу. Поэтому сейчас она представляет собой ангела. Но это не долго протянется, - с хитрой усмешкой, заметил Исленьев. – Она уже начала ревновать Сергея к Романовой. Вот будет схватка!..
    - Представляю, – согласился Мелентьев. – Ну, а кто же будет играть героиню?.. Лику?.. – не без внутреннего волнения спросил он.
    - Пока никто!.. Храмов еще не принял окончательного решения. Мы с ним просмотрели множество актрис. Кстати, вы случайно ничего не слышали о Самариной?.. Ее не отпустили?
    - К сожалению, нет.
    - Жаль, – покачал головой Исленьев. – Жаль!.. Именно такой я и представлял Лику. Отрешенно красивой… Как говорил Арнольд: «Платиновые волосы и чайные глаза на белом фоне…» - задумчиво произнес он.
    - А ту, польскую актрису, вы приглашали на пробы? – поинтересовался Кирилл.
    - Вам даже это известно? – отметил Исленьев. – Да, приглашали, смотрели… не то!..
    Выпив еще несколько бокалов грога, они вернулись в отель, уже шумевший голосами киногруппы, приехавшей с натуры.
    Увидев Кирилла с двумя пакетами, из которых торчали горлышки бутылок, Навруцкий широко развел руки и патетически воскликнул:
    - Добро пожаловать!..
    Все собрались в маленьком кафе при отеле. Сергей познакомил Кирилла с Храмовым.
    Храмов бегло оглядел его и сказал:
    - Завтра с утра съемок не будет, и я смогу уделить вам полчаса.
    - Благодарю, - вежливо отозвался Кирилл, - этого вполне достаточно.
    Элла Романова бросила на Мелентьева искрящийся взгляд и протянула руку.
    - Не думала, что ты все-таки приедешь! – с легкой усмешкой выдохнула она.
    - Иду по следам убийцы, - прошептал ей Кирилл. – То есть, по твоим.      
                  Элла смерила его насмешливым взглядом.
    - Иди!.. Но дальше следов тебе уйти не удастся! Кроме моего собственного признания у тебя нет никаких улик! – ответила она и села на стул рядом с Навруцким.
    Князев суетливо поздоровался с Кириллом и принялся открывать бутылки.
    Мелентьев окинул взглядом всех собравшихся.
    Алла Куракина, завидев его, застыла на пороге. Кирилл весело кивнул ей. Она ответила сдержанным наклоном головы и прошла к столу.           
    Навруцкому, видимо, уже было не избежать участи всегда находиться под прицелом, по меньшей мере, двух женщин. Место почившей Ираиды заняла Элла Романова. Однако, судя по выражению его лица, он уже вошел во вкус такого положения вещей. Виктория пыталась играть роль гражданской супруги Навруцкого, но получалось не очень хорошо. Она постоянно оглядывалась на каждую реплику Романовой и порой в отчаянии безжалостно кусала губы. Храмов сидел во главе стола и о чем-то разговаривал с Исленьевым. Неожиданно взгляды Храмова и Кирилла пересеклись, если бы в зале царила тишина, то можно было бы услышать треск, раздавшийся от этого пересечения.
    Поздно ночью, когда все уже разошлись, Кирилл вышел в коридор. Неожиданно дверь номера, в котором проживал Николай Князев, приоткрылась. Детектив тенью скользнул за ветви искусственного кустарника. Убедившись, что коридор пуст, Князев вышел и, поминутно оглядываясь, проник в номер Мелентьева.
    Кирилл так же осторожно, как и его непрошеный гость, открыл дверь своего номера и тут же включил свет.
    Глаза Князева сощурились от неожиданности.
    - Извини, что без спросу, - неловко переминаясь с ноги на ногу, начал он.
     Кириллу стала ясна цель его визита.
    - Послушай, я уже завязал с Бесединым… - продолжал Князев.
    - Не понимаю, о чем ты?
    Николай вяло усмехнулся:
    - Тогда, спокойно ночи.

* * *
    Храмов встретил Кирилла подчеркнуто сухо и сразу предупредил, что у него очень мало времени.
    - К тому же, - делая пометки в режиссерском сценарии, заметил он, - я уже ответил на все вопросы майора Петрова.
    - Я читал протокол! – согласно кивнул Мелентьев.
    - Тогда в чем же дело? – поднял на детектива большие маслянистые глаза Храмов.
    - На день убийства Чинарова у вас нет алиби!..
    Он шумно вздохнул и поднялся из-за стола.
    - Молодой человек, мне совершенно нечего добавить к протоколу, – слегка повышая голос и подчеркивая свое недовольство, сказал Храмов.
    Он действительно был раздосадован, что его, знаменитого режиссера, отрывает от дела какой-то мальчишка.
    «Всем должны заниматься профессионалы!.. – раздраженно думал он. – Я не обязан тратить время на какого-то любителя сыска».  
    Нет!.. Он, конечно, слышал, что этот высокий темноволосый парень, скорее похожий на героя любовника, чем на сыщика, нашел убийцу звезды балета Дениса Лотарева. Но, тем не менее, разговаривать с ним ему не хотелось.
    «Что это вообще за наглость - частный сыск? Этак каждый может прийти и начать допрашивать?!»
    Кирилл спокойно пережидал его внутреннее раздражение.
    - Я понимаю, что вы не расположены говорить со мной…
    - Вы чрезвычайно догадливы, – тут же подхватил Храмов.
    - Для сыщика – это пустяки, – небрежно заметил Кирилл. – И тем не менее…
    - И тем не менее, - вновь не дал ему договорить Храмов, - каждый должен заниматься своим делом.
    - А кто вам сказал, что сыск – это не мое дело? – совершенно спокойно спросил Мелентьев.
    - Но вы же не работник правоохранительных органов.
    - Но и вы пришли в режиссуру не сразу, – парировал детектив. – Вы же по специальности – сценарист.
    Храмов кашлянул и провел рукой по черным усам.
     - Ладно, спрашивайте, что вас там интересует?
    - Подготовительный процесс, – произнес Кирилл и пристально посмотрел в черно-маслянистые глаза режиссера.
    - Я вас не совсем понял.
    - Поясню, – не спуская взгляда с Храмова, сказал Кирилл. - Насколько мне известно, да впрочем, и вам, Арнольд Чинаров готовился к съемке фильма по роману Исленьева около полугода. Полгода шел подготовительный процесс. Чинаров неоднократно подчеркивал этот факт в своих интервью. Роман многоплановый, переплетение сложных характеров, неординарных ситуаций, большое временное пространство. А вы, будто знали заранее, что Чинарову не суждено снять этот фильм. Вы были готовы во всеоружии!.. Не прошло и месяца после убийства Чинарова, как вы подписали договор с Исленьевым, а спустя еще два месяца уже приступили к съемкам.
    Храмов ошалело помотал головой, потом посмотрел на Кирилла, встал и несколько раз прошелся по комнате.
    Мелентьев спокойно наблюдал за коротким туловищем режиссера, словно по ошибке прилепленном к длинным ногам. В его фигуре не было гармонии, она рождалась только в его фильмах: продуманных, скрупулезно выстроенных и в тоже время наполненных светом и безрассудством. Этакое съединение Моцарта и Сальери.
    - Знаете! – ошеломленно развел руками Храмов. – Это… как только это могло прийти вам в голову?! – Однако, взглянув на спокойно ожидавшего разъяснений детектива, был вынужден сказать: - Да, я заранее готовился к съемке фильма по роману «Вовлечение». Но только теоретически. Я вел переговоры с Исленьевым, но вначале мы как-то не совсем поняли друг друга. Дело в том, что характер у меня не столь общительный и приятный как был у Арнольда. У меня нет дара притягивать к себе людей.
    «Это точно», – мысленно согласился с ним Кирилл.
    - … Мы поговорили и расстались, но приказать своему мозгу не думать об этом романе и о том, как было бы можно его снять, я, естественно, не смог. Поэтому, если вы потрудитесь посчитать, то мой подготовительный процесс длился довольно долго! Надеюсь, ответ исчерпывающий? – ядовито поинтересовался он.
    - Вполне! Тем более проверить, правда это или ложь, невозможно, – ответил Кирилл.
    - Молодой человек, что вы себе позволяете? – не удержался от грозного выкрика режиссер.
    - Я позволяю себе воспользоваться привилегией философов – сомнением.
    - Что ж, если у вас такой метод…
    - Позвольте еще вопрос? – улыбнулся Кирилл.
     Храмов промолчал.
    - Вспомните, пожалуйста, во время первоапрельского вечера в киноконцертном зале «Российский» приблизительно около полуночи вы находились в комнате с Исленьевым и Драгуловой?..
    - А вы – въедливый!.. – мелко рассмеялся Храмов. – Нет, и думаю, вам это уже известно, я выходил в вестибюль, чтобы сделать один важный звонок.
    - В двенадцать часов ночи? – продолжая следовать философскому кредо Монтеня, вновь позволил себе усомниться Кирилл.
    - Я звонил в США! – отпарировал вопрос Храмов.
    Детектив взглянул на часы.
    - Отпущенные мне полчаса прошли!
    - Очень приятно иметь дело с пунктуальным человеком.
    Мелентьев польщено склонил голову.
    - Григорий Арамович, – с улыбкой обратился он. – У меня к вам просьба!
    Храмов покачал головой и бросил:
    - Излагайте!
    - Позвольте мне в интересах следствия еще на некоторое время остаться с группой.
    - Это невозможно! – категорически ответил режиссер.
    - Но это необходимо!..
    - Да поймите же!.. Посторонним не место на съемочной площадке!
    Кирилл задумался.
    - Вы еще никого не нашли на главную женскую роль? – неожиданно спросил он.
    - Нет! – бросил Храмов.
    - А что вы думаете о Самариной?..
   - О Самариной! – всплеснув длинными руками, воскликнул он. – Что о ней думать?!.. Ее арестовали, обвинили в убийстве Арнольда!.. Нелепость какая-то… - его фраза совершенно неожиданно прервалась. Он обернулся и посмотрел на Мелентьева. – Неужели вы думаете, что она убила Арнольда?
    - Я?.. Нет, я так не думаю! А вы?
    - Признаться, я тоже так не думал, но вот почему-то сейчас мне пришла в голову такая мысль. А вдруг?!.. Кто ее знает душу человеческую?!..
    - Тем более женскую! – с легкой иронией заметил Мелентьев. – И, тем не менее, если бы Самарину отпустили за отсутствием улик, вы бы предложили ей роль?
     Храмов задумался. Он долго тер подбородок, разглаживал усы и, наконец, ответил:
    - Я бы дал ей шанс… Уж очень неплохая у нее была проба.
    - Тогда, предлагаю соглашение! Вы мне позволяете остаться, а я, скажем, по истечению месяца возвращаю вам Ольду.
    - Вы меня прямо озадачили!.. Фильм еще не снят, а разговоров, домыслов, невообразимых сплетен… а тут еще и Самарина!..
    - Гарантия стопроцентного кассового успеха!.. Насчет Оскара сказать не могу, но то, что фильм побьет все рекорды посещаемости, – гарантирую!..
    - Скажу по правде, я – режиссер не стремящийся выезжать за счет скандалов и дутой рекламы. Но нынешние обстоятельства просто заставляют делать какие-то балаганные ужимки. Ладно! Оставайтесь! Насчет Самариной я, конечно, еще ничего не решил, но если таким образом вы сможете помочь бедной девушке поскорее выбраться оттуда… - он сделал паузу и повторил: - Оставайтесь!..
    Мелентьев вышел в коридор и успел заметить, как поспешно прикрылась дверь номера, в котором проживал Николай Князев.
    
* * *  
    С согласия Храмова Кирилл стал как бы негласным членом киногруппы. Он старательно подчеркивал свою неожиданную заинтересованность процессом съемок и повсюду следовал за актерами, даже если для этого было необходимо вставать до восхода солнца.
    Элла Романова ужасно нервничала и требовала, чтобы Мелентьев покидал площадку на время съемок ее сцен.
    - За что такая немилость? – игриво удивлялся Кирилл.
    - Всякий раз, когда ты на меня смотришь, у меня возникает ощущение, что я стою под рентгеновскими лучами!.. – еле сдерживая себя, отвечала Элла.
   Николай Князев пребывал то в возбужденном, то в невероятно подавленном состоянии. Навруцкий, заметив, что с его другом творится что-то неладное, однажды вечером зашел к нему в номер.
    - Коля, что случилось? Проблема с финансированием?
    Тот отрицательно замотал головой.
    - Давай выпьем, Серега, – вынул он из бара бутылку водки. – Смотри, даже вспотела бедная от желания проскочить в нас.
     - Ну, пару капель!.. Я должен держать форму!..
    Николай налил себе большую рюмку, а Навруцкому - европейский наперсток.
    - И все-таки, что с тобой?! – вглядываясь в Князева светло-серыми глазами, опять спросил Сергей.
    - Да ничего, – неохотно отозвался тот.
    Навруцкий пожал плечами.
    - Ну не хочешь, не отвечай!.. Только не пей так много! Ты же знаешь Гришу!.. Он этого не потерпит.
    - Хорошо, – бросил Николай, чтобы только отвязаться от Сергея.
    В дверь постучали и, не дожидаясь разрешения, тотчас открыли. На пороге стояли Кирилл и Вадим Исленьев, который держал в руках бутылку отменного ликера.
    Князев взглянул на ликер и презрительно поморщился.
    - Вы ошиблись дверью, Вика Свободина в соседнем номере.
    - Ничего ты, Коля, не понимаешь! – хлопнул его по плечу Исленьев. – Это же шартрез!..
    - Ах!.. – воскликнул Навруцкий. – Какой однажды шартрез я пил в Брюсселе! – он состроил такую восхищенную гримасу, что все сразу поверили в редкое качество брюссельского шартреза.
    - А когда это ты был в Брюсселе? – удивился Николай, пригубливая вторую рюмку водки.
    Навруцкий с секундным замешательством взглянул на него и небрежно ответил:
    - Не очень давно!..
    Князев с нескрываемым интересом посмотрел на друга, а потом налил себе еще водки.
    - Слушай, Коля, – вмешался Исленьев. – Хватит! Если Григорий узнает, у тебя будут неприятности.
    - А кто вас за язык тянет ему докладывать? – пьяно щурясь, спросил Николай.
    - Не валяй дурака! – рассердился Навруцкий. – Если ты ему вдруг понадобишься…
    - Скажите, что я болен!.. Скажите, что я умер!.. – падая на кровать, расхохотался Князев.
    Сергей пожал плечами.
    - Не пойму, что с ним творится!..
    - Черт возьми, нам и выпить не с кем! – с сожалением в голосе произнес Исленьев. – Тебе, - обратился он к Навруцкому,- нельзя, а Коля уже готов!
    - Немного шартреза не повредит, – улыбнулся Сергей.
    - И мне налейте! – вернулся из недолгого небытия Князев.
    - Ты не сможешь по достоинству оценить этот напиток, – укоризненно бросил ему Вадим.
    - Тогда я его оценю не по достоинству. Наливайте! – повелительно взмахнул он рукой.
    Кирилл с Исленьевым переглянулись.
    - Лучше Коля, не мешать, – посоветовал ему Навруцкий.
   Князев хитро сощурил глаза и сказал:
    - Ну, если так делают в Брюсселе…
    Сергей намеренно не отреагировал на его слова. Кирилл это понял.
    Они сидели довольно долго, а потом разошлись по номерам. Выждав минут десять, Кирилл вернулся к Князеву.
    Николай, лежа на кровати, широко развел руки, открывая объятия сыщику.
    - Почему ты так неадекватно отреагировал, узнав, что Навруцкий был в Брюсселе? – наклонившись над ним, спросил Мелентьев.
    - Тебе, какое дело? – выдохнул водкой Князев.
    - Значит, есть дело!..
    - Вот пойди и спроси его.
    - Но ведь это ты весь затрясся от любопытства.
    Князев был пьян, но соображал достаточно хорошо.
    - Это он затрясся, да сумел скрыть!.. Актер!..
    - Слушай, мне некогда! Говори быстрей!.. – теряя терпение, встряхнул его за плечи Кирилл.
    - Вот привязался!.. А я-то подумал, что ты – человек… - разочарованно протянул Николай. – Я-то подумал, что ты действительно забыл насчет меня и Беседина, а ты шантажируешь! Ну подавись!.. Хотя это только мои догадки!.. – он приподнялся и шепнул Кириллу на ухо: - Дракулша приглашала меня в Брюссель, но я отказался. А Серега, наверное, поехал!.. Интересно, как он теперь?..  – скривилось в уморительной гримасе лицо Николая. - Я не осуждаю, ни в коем случае!.. – продолжал он. - У Сереги на то, чтобы мир посмотреть, денег нет! А тут Дракулша за все платит, да еще по первому разряду. А в благодарность только и надо, что трахнуть ее! Но, правда, это под силу не каждому, на собственном опыте убедился. А у Сереги, может,  нервы крепкие…
    «Ого!.. Значит, Дракулша и Навруцкий были в Брюсселе!..» - покачал головой Кирилл.
    Он вернулся к себе в номер и позвонил Леониду.
    - Пока ничего, – резко ответил тот. – Зачем ты меня дергаешь?..
    - Вот поэтому преступники и опережают милицию, – назидательно произнес Кирилл. – Они фанатично преданы своему делу и не на секунду не оставляют начатое.
    - Слушай, тебе там хорошо разглагольствовать/э – раздраженно заметил Петров. – И к тому же то, о чем ты просишь, лично от меня не зависит. Так что жди!..
    - Из тебя вышел бы отменный телефонист: «Ждите ответа!.. Ждите ответа!..» - поддразнивал друга Кирилл.
    - А ты хорошо погулял, – с умиротворенной завистью произнес Петров.

ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

    Съемки проходили в живописном пригороде Варшавы недалеко от старинного замка, многочисленные перестройки которого практически стерли все кружевные украшения некогда пламенеющей готики. Последний владелец превратил его в загородный особняк, со вкусом совместив сразу несколько стилей.
    На площадке ярко горели софиты, помощник режиссера расчерчивал   ходы мизансцен. Навруцкий сосредоточенно расхаживал по этим разметкам, стараясь телом запомнить, где ему надо остановиться, где бросить реплику, где многозначительно замолчать.
    Храмов при всем внешнем спокойствии был явно возбужден: его глаза, казалось, стали еще темнее и радужные оболочки походили на иссиня-черные маслины, плавающие в масле, левый ус слегка подергивался. Он широкими шагами ходил перед камерой и о чем-то сосредоточенно размышлял, временами останавливаясь и проговаривая нужную мысль вслух.
    Элла Романова в платье конца пятидесятых годов, воздев глаза вверх, беззвучно шевелила губами, повторяя роль. Алла Куракина придирчиво оглядывала ее шляпку с вуалью и поправляла жесткие складки пышной шелковой юбки.
    Кирилл с интересом наблюдал запретный для зрителей творческо-технический процесс киносъемки.
    Один из помощников подвел к Храмову светловолосую девушку. Кирилл прислушался к их разговору.
    - Григорий Арамович, вот студентка театрального училища, отлично говорит по-русски.
    - Здравствуйте, – пристально разглядывая ее, сказал Храмов.
    Девушка улыбнулась.
    - Как вас зовут?
     Спокойно выдержав взгляд знаменитого режиссера, она ровным голосом ответила:
    - Магда, пан режиссер.
     «Вот черт! –  с досадой подумал Кирилл. – Леонид никак не может разыскать адрес Ирэн Барьяль. Кстати, преступник тоже. Все застыли в ожидании. А ведь осталось совсем немного! Как только я передам преступника Леониду, он тотчас освободит Ольду. Жаль, если роль достанется Магде или еще кому-нибудь. Самарина заслужила ее по всем статьям,  – Кирилл не удержался от улыбки, вспомнив слова Петрова: «Не детектив, а санитар скорой помощи». – Что ж, - философски расценил он фразу друга, - это далеко не  самая плохая профессия».
    Его размышления были прерваны телефонным звонком.
    - Привет, – услышал он голос майора. – Записывай, мне передали адрес Ирэн Барьяль. Конечно, нельзя быть абсолютно уверенными, что это именно она.
     - Записываю, - оглянувшись вокруг, тихо произнес Мелентьев.
     - Бельгия… - «Ах вот почему ее так долго не могли найти, – отметил Кирилл. – Она, оказывается, уехала из Франции!» – город Брюгге, улица Зюидзандстраат, сорок три… язык сломаешь… как они только это выговаривают? – с искренним недоумением пробормотал Петров.
    - Понял! – рассмеялся Кирилл для конспирации. – А остальное?..
    - Все будет в порядке, не волнуйся! Мы уже связались с бельгийской полицией и нашим посольством.
    - Ну пока!.. До встречи! – громко произнес детектив.
    «Наконец-то! – с радостным возбуждением подумал Кирилл. – Вынужденное бездействие слишком затянулось. Теперь мне необходимо придумать предлог для отъезда».
    Он задумался, изобретая предлог, как на стул рядом с ним сел Григорий Храмов.
    - Не нравятся мне эти облака, - посетовал он.
    - Что? – переспросил Мелентьев.
    - Облака, говорю, не нравятся! Надо все успеть снять сегодня!.. Завтра же мы уезжаем!..
    - Уезжаем? – удивился Кирилл.
    - Ну да! Разве вас не предупредил ваш друг Сергей Навруцкий?
    Кирилл отрицательно качнул головой.
    - Так вы последуете за нами? – поинтересовался Храмов.
    - Само собой разумеется, – ответил детектив. – А куда?
    - В Бельгию!..
    Кирилл не смог скрыть своей некоторой растерянности.
    - В какой город? – спросил он, ожидая услышать: Брюгге!
    - В Брюссель.
    - Отлично! Я давно мечтал посмотреть знаменитый цветочный ковер! Только… - он на секунду задумался, - только на один день я должен задержаться в Варшаве.
    - Хоть на год, – с добродушной ухмылкой произнес Храмов.

* * *
    Рано утром съемочная киногруппа отправилась на вокзал. Кирилл еще вечером попрощался во всеми, сказав, что хочет задержаться в Варшаве.
    Но едва детектив услышал как, вздохнув мотором, автобус отъехал от отеля, он тут же схватил свою дорожную сумку и поспешил в аэропорт.
     Прибыв в Бельгийское королевство, Кирилл направился в бюро проката автомобилей и выбрал себе юркий «Ситроен». Внимательно изучив карту, он, не теряя времени, поехал в Брюгге, чтобы успеть все подготовить к встрече с преступником.
    Северная Венеция, как называют Брюгге, переливалась каналами и кокетливо изгибалась мостами. Кирилл оставил вещи в отеле «Софитель» и, горя от нетерпения встретиться с Ирэн Барьяль, отправился по узким улочкам старинного города искать ее дом.
    Зюидзандстраат, сорок три – трехэтажное здание с высокими окнами и рестораном с ностальгическим названием «Бэль эпок» <Прекрасная эпоха> на первом этаже.
    Кирилл собрался с мыслями, чтобы четко изложить причину своего появления и нажал на звонок.
    Из домофона раздался женский голос, что-то спросивший на фламандском языке.
    В ответ Мелентьев произнес по-французски:
    - Простите, за беспокойство! Я – знакомый графа Лачинского, друга вашей тети Анэт Радзивилл.
    - Что? Повторите, пожалуйста, – попросили уже по-французски.
    Мелентьев повторил сказанное.
    - Вы ошиблись, мсье, очень сожалею, – вежливо произнес голос, собираясь исчезнуть.
    - Одну минутку, – взволнованно воскликнул Кирилл. – И, тем не менее, не могли бы вы спуститься. Мне необходимо увидеться с вами, ведь вы Ирэн Барьяль?
    - Да, верно! Хорошо, я сейчас спущусь.
    Минут через пять к Кириллу вышла женщина лет тридцати, с пышными вьющимися волосами.
    - Я – Ирэн Барьяль, – представилась она.
   Кирилл пожал ее руку.
    - Мы можем поговорить в баре. Пойдемте, это недалеко, - предложила она.
    Они молча прошли несколько метров.
    - Это здесь, – толкнула дверь Ирэн.
    В баре было достаточно многолюдно, но тихо.
    Ирэн села за столик и заказала рюмку ликера, Кирилл - виски с содовой.
    - Я – журналист, – приступил к объяснению своего появления детектив. – По просьбе графа Лачинского, - с ударением и паузой, как хороший актер, произнес он, - я собираю материалы, касающиеся знаменитого рода князей Радзивиллов.
    Ирэн со вниманием слушала Кирилла, но не могла понять, какое она имеет отношение к знаменитому роду.
    - Разве Анэт Радзивилл, родившаяся в Варшаве в 1940 году, не ваша родная тетка, а Кристина Раздзивилл – не ваша мать?
    Ирэн с сожалением посмотрела в глаза Кириллу.
    - Увы, нет! Мою маму зовут Николь Журден, по мужу Барьяль. И у нас нет родственников из рода Радзивиллов.
    - Простите, значит, произошла ошибка!..
    - Ничего, – мило улыбнулась она.
    Они еще с четверть часа поболтали на отвлеченные темы и разошлись.
    Кирилл был разочарован. Он взглянул на часы и пошел в ресторан «Бель эпок». Ужин был сервирован безукоризненно. Подняв настроение бутылочкой красного вина и коньяком на дижестив, Мелентьев вернулся в отель, намериваясь хорошо выспаться на широкой кровати, и утром выехать в Брюссель.

* * *
   Утро было солнечным, со свежим ветерком, сохранившим в своих воздушных потоках запах моря. Кирилл не очень торопился. Поезд с киногруппой должен прибыть в Брюссель только около трех дня.
    Позавтракав в отеле, детектив сел в машину и выехал за пределы Брюгге.
    Несколько раз он набирал Леонида, но тот не отвечал.
    - Привет, – наконец, дозвонившись, сказал Кирилл. – У меня – отбой. Ирэн Барьяль оказалась не той Ирэн.
    - Понятно. Тогда записывай. Только что получил адрес еще одной Ирэн.
    - Кто бы мог подумать, что их так много!.. Диктуй!
    - Тебе повезло, она совсем рядом, в Брюсселе.
    - Что?! – встревожено воскликнул Мелентьев. – Черт возьми, я же могу не успеть!
     Кирилл записал адрес и бросил трубку.
    «Я должен опередить!.. Должен!.. Иначе исчезнет последнее вещественное доказательство, и погибнет девушка!..»
    Кирилл прибавил скорость. Он был абсолютно уверен, что убийца,   воспользовавшись его отсутствием, сразу же отправится к Ирэн. В том, что преступнику известен адрес девушки, детектив уже не сомневался.
    Чувствуя, что ему не успеть вовремя, и чертыхаясь от такого катастрофического стечения обстоятельств, Мелентьев позвонил на сотовый Сергея Навруцкого. Ответом было молчание.
    «Черт!.. И почему эти обстоятельства вечно стекаются в ненужном месте и в самое неподходящее время?!..»
    Он проехал еще несколько километров, сотовый Навруцкого по-прежнему не отвечал.
    «Мне необходимо как-то задержать убийцу!..»
    Детектив позвонил в отель, в котором должна была остановиться съемочная киногруппа.
    - Я хотел бы поговорить с мсье Навруцким! – по слогам произнес фамилию актера Кирилл. – Он уже приехал?
    Портье посмотрел в книгу и ответил:
    - Номер 316. Соединяю!..
    Кирилл молниеносно сосредоточился.

    В небольшом вестибюле отеля поднялся большой гвалт: размещалась киногруппа.
    Князев, получив ключ от номера, поднялся на свой этаж. Он хотел было заглянуть к Навруцкому, но, услышав, о чем тот говорит по телефону, притаился около двери. Едва Сергей положил трубку, как Князев поспешил вниз.
    
    Кирилл проклинал все на свете: и платные проезды, задерживающие движение, и светофоры маленьких городков, следовавших друг за другом, и, наконец, пробки на подъезде к Брюсселю.
    Он посмотрел в блокнот и уточнил адрес: рю Виктуар, что означало улица Победы.
    «Любопытно, что почти во всех городах есть улица Победы, но при этом каждая имеет свой особый смысл. Что для одних победа – то для других – поражение!» – не без иронии подумал Кирилл.
    Чем ближе он подъезжал к этой улице, тем тревожнее становилось на сердце.
    Мелентьев остановил машину в соседнем переулке и торопливым шагом направился к четырехэтажному узкому дому с палисадником перед входом. Он нажал на кнопку домофона: ему никто не ответил.
    «Неужели опоздал? – с ужасом подумал он. – Сегодня суббота и девушка вполне могла быть дома… а, может, она просто вышла?..»
    Он вновь нажал на кнопку, и вдруг замок на калитке застрекотал и открылся. Кирилл посмотрел вокруг и с нехорошим предчувствием ступил в палисадник. Поднялся по лестнице на второй этаж и вошел в приоткрытую дверь.
    - Руки вверх и без глупостей! – раздался грозный окрик.
     Кирилл замер, но рук не поднял. Он понял, что проиграл и не хотел унижаться  перед убийцей. Детектив медленно повернулся и увидел перед собой презрительно усмехающееся лицо Князева.
    - Какого черта?! – взорвался Кирилл. – Что ты тут делаешь?
    - Кофе пью.
    Тут только Кирилл увидел сидевшую на диване совершенно очаровательную девушку лет двадцати пяти. На ее медно-каштановых волосах играли солнечные лучи.
    - Pardon, – поспешил он принести свои извинения.
    - Ирэн отлично говорит по-русски, - небрежно заметил Николай и сел рядом с ней.
    - Как ты сюда попал?.. – набросился на Князева Мелентьев, но вовремя спохватился и, подойдя к девушке, спросил:
    - Вас зовут Ирэн Барьяль?
    Она, недоуменно улыбаясь, кивнула в ответ.
    - Анэт Радзивилл – была вашей теткой? А маму зовут Кристина?
    - Откуда вы все это знаете? – удивленно подняла она бархатистые брови.
     - Так!.. - Кирилл быстро оглядел комнату. – Я вам все объясню, но чуть позже!..
    Однако, заметив ее тревожно метавшиеся глаза, был вынужден внести хоть какие-то пояснения.
     - Меня зовут Кирилл Мелентьев, я – частный детектив, - расхаживая по комнате и бесцеремонно открывая шкафы, заглядывая за пышные ветви растений, - говорил он. – Я веду расследование очень запутанного убийства, - он остановился перед плотной велюровой портьерой, - вам угрожает опасность, - размышляя о своем, продолжал говорить он. – Вас могут убить!.. Поэтому в ваших интересах выполнить то, о чем я вас попрошу.
    - Простите, – Ирэн поднялась с дивана. – Вы… - она явно растерялась, - вы уверены в том, что говорите?
    - Абсолютно!.. Понимаю, у вас такое впечатление, что двое умалишенных удрали из психлечебницы.
    - Признаться, да.
    - Отлично! У меня нет времени вас разубеждать.
    Ирэн вновь опустилась на диван.
    - Скажите, архив вашей тети остался в Париже?..
    - Нет, я взяла его с собой, намериваясь все-таки разобраться в нем.
    - Где он?
    - В спальне.
    - Хорошо. А теперь, Ирэн, слушайте внимательно. Если я не ошибаюсь, очень скоро вам позвонят и под каким-то предлогом попросят разрешения войти. Вы согласитесь.
    - А если не очень скоро? – с идиотской непосредственностью вмешался Коля Князев.
    Кирилл сдержался, по возможности вежливо ответив:
    - Мы будем оставаться здесь столько времени, сколько потребуется.
    - Да я не против, – с улыбкой поглядывая на Ирэн, ответил Николай.
    Кирилл послал Князеву многозначительный взгляд и вновь обратился к девушке:
    - Когда у вас поинтересуются, смотрели ли вы архив, вы должны сказать: - Да. Но таким тоном, который бы не оставлял сомнений, что вам известна одна страшная тайна и вы не прочь подзаработать на шантаже! Понятно?
    - Не совсем.
    Кирилл всплеснул руками.
    - Неужели вы никогда не играли перед зеркалом, воображая себя артисткой?
    - Было такое…
    - Ну вот…
    Раздался мелодичный стрекот домофона. Все трое насторожились.
    - Минутку! – крикнул Кирилл Ирэн и протянул Николаю маленькую видеокамеру. – Итак, чтобы не происходило, Николай снимает, а вы ничего не боитесь!.. Будьте сама естественность!..
    Ирэн ответила по домофону, а Кирилл с Николаем скрылись за плотными портьерами.
    Несколько мучительных минут и в комнату вошел Сергей Навруцкий.
    Он поздоровался с Ирэн и настороженно огляделся по сторонам.
     Кирилл взглянул на Николая, тот широко улыбнулся и выскочил из-за портьеры со словами:
    - Как я тебя?!
    Кирилл устало вздохнул и тоже вышел из-за своего велюрового укрытия.
    - Ничего не понимаю! – воскликнул замерший посреди комнаты Навруцкий.
    - Я тоже, – ответил Кирилл. – Каким образом здесь оказался Николай, и где ты пропадал столько времени?.. Я же тебя просил сразу ехать к Ирэн!
    - А ему Вику подставил! Шепнул, что Сергей уже горничную заприметил… - с невероятным довольством рассмеялся Николай.
    - Так и хочется дать по твоей дурацкой физиономии! – воскликнул Кирилл. – Из-за твоих шуток могли бы убить Ирэн!..
    Николай в красивом возмущении уже открыл рот, как раздался звонок домофона.
    Ирэн, абсолютно ничего не понимая, но, по-видимому, решив, не перечить сбежавшим из дурдома уже трем русским, оглядывала их с немым вопросом в голубых глазах.
    «Хороша!» – все-таки успел отметить Мелентьев.
    - Итак, по местам! – скомандовал он, шепнув Навруцкому: - Вмешаешься в крайней необходимости.
     Опять ожидание, звук шагов… легкий вздох воздуха от открывшейся двери.
    - Добрый день, – с улыбкой произнес Вадим Исленьев, замерев на пороге.
    - Добрый день, – ответила Ирэн, приняв его за четвертого сумасшедшего.
    Кирилл взглянул на Николая. Лицо того сияло от предстоящей потехи. Он подмигнул Кириллу, готовясь поэффектнее выпрыгнуть из-за портьеры. Но Мелентьев с силой сдавил ему руку. Глаза Князева остекленели от недоумения.
    - Разрешите войти? – спросил Исленьев Ирэн.
    - Да, пожалуйста!
    «Молодец!» – похвалил ее детектив за естественный, без придыхания страха, голос.
     - Проходите, садитесь.
    - Вначале, разрешите представиться: меня зовут Кирилл Мелентьев…
    «Эффектное начало», – не смог не отметить детектив.
    - Я – журналист.
    «Да это прямо моя легенда!»
    - В настоящее время занимаюсь родословной князей Радзивилл. А так как вы – прямой потомок этой знатной фамилии, то, мои поиски привели к вам.
    Ирэн несколько минут молчала, видно соображая, кто же настоящий Кирилл Мелентьев, тот – за портьерой или этот, сидящий перед ней.
   Она решила за лучшее несколько недоверчиво улыбнуться.
    - Меня интересует архив вашей тети, Анны Радзивилл, - тем временем продолжал Исленьев.
    - Ах, архив! – с пониманием, которое насторожило Исленьева, воскликнула Ирэн.
    - Да!.. Если бы вы были столь любезны, предоставить мне возможность поработать с ним.
    - Не знаю!.. Надо подумать, – уклончиво ответила девушка.
    - Ну хотя бы взглянуть на него, – мелко рассмеялся Исленьев.
    - Это не трудно, – ответила Ирэн и скрылась в спальне.
    Она вернулась с ящиком из красного дерева.
    - Тетя Анна всегда хранила его при себе.
    - Можно посмотреть? – голос Исленьева дрогнул.
    - Пожалуйста, – произнесла девушка и вскользь бросила: - Очень интересные попадаются документы!..
    Исленьев устремил на нее пристальный взгляд.
    Ирэн протянула ему ключ.
    Он осторожно повернул замок, поднял крышку и увидел бумаги, аккуратно разложенные по пачкам и перевязанные лентами.
    - А ваша тетя отличалась педантичностью. Женщинам это не слишком свойственно.
    - Тетя родилась под созвездием Козерога! – пояснила ему Ирэн.
    Исленьев быстро перебрал пачки и отобрал одну. Снял ленту, развернул бумаги и пробежал по ним взглядом.
    - Вы просматривали весь архив? – задал он вопрос Ирэн.
    - Весь!.. –  с некоторым вызовом ответила она.
    - И что? – с настойчивостью допытывался Исленьев.
    - Я же уже говорила: - Встречаются прелюбопытнейшие вещи!.. Тайные!.. Которые при небольшом усилии можно сделать явными!..
    Кирилл насторожился. Ирэн посылала прямой вызов Исленьеву.     
    Исленьев поднялся с дивана, прошелся по комнате и, сделав полукруг, очутился сзади девушки. Одно мгновение и шелковый шнур, змеей взметнувшись перед глазами Ирэн, обвил ей шею!.. Она протяжно захрипела…
   Кирилл бросился на спину Исленьеву, но тот изогнулся и вывернулся из захвата. Сильным движением он отбросил выскочившего из-за портьеры Навруцкого, но Кирилл вновь обхватил его сзади.
    - Сергей, у меня в кармане наручники! – крикнул он.
    Навруцкий с ловкостью заправского полицейского защелкнул браслеты на руках модного писателя.
    Тяжело дыша, Кирилл набрал номер полицейского участка.
    Исленьев, словно молнией, был поражен случившимся. Он еще до конца так и не осознал, что его взяли при попытке убийства.
   - Колька?! Где Николай? – поправляя рубашку, спросил Сергей.
    Кирилл пожал плечами и одернул штору. Князев, окаменев, продолжал снимать.
   - Хватит! Стоп мотор! – усмехнулся Кирилл.
   Николай опустил видеокамеру и медленно подошел к Исленьеву.
    - Вадим, объясни!.. За что ты ее хотел?..
    - Пусть тебе твой друг сыщик расскажет!.. – зло проскрежетал тот.
    - Кирилл! – разведя руки, словно сомнамбула с блуждающим взглядом, обратился к Мелентьеву Николай. – Объясни! Иначе я рискую сойти с ума!..
    - Что тебе объяснять? – внимательно разглядывая шею девушки, спросил он.
    - Ну это… все!..
    - Вам не очень больно? – ворковал Кирилл над Ирэн. – Я поступил эгоистично: мне были нужны факты!..
    - Нет, не волнуйтесь, – улыбалась она, поняв, что эти трое сумасшедших действительно спасли ее от убийцы.
    Николай вплотную подошел к Кириллу.
    - Объясни!..
    - Что тебе объяснять? Чего ты не понял? Вон Сергей не пристает ко мне, значит, догадался!
    - Нет, – отозвался Навруцкий. - Я боюсь догадаться!..
    Кирилл сделал шаг в сторону, но Николай опять возник перед ним.
    - Вот черт привязался! Он, - указал детектив на согнувшегося на стуле Исленьева, - убил Чинарова, Ираиду и поэта Вострякова!..
    Князев несколько секунд молчал, а потом выдавил вопрос:
    - Зачем?..
    Но тут в комнате появились полицейские. Майор Петров сдержал свое обещание Кириллу. Все бумаги необходимые для произведения ареста на территории зарубежного государства были оформлены. С полицией прибыли двое сотрудников Российского посольства.
    Они отвели Кирилла в сторону и удерживали вопросами минут десять. Затем переговорили с полицейскими и объявили Исленьеву, что он арестован.
    Исленьев поднялся со стула.
   - Минуту, – остановил Мелентьев конвой и, подойдя к Исленьеву, спросил: - Где архив Чинарова?.. Он не должен пропасть! Это единственное, что ты можешь сделать ради его памяти!
   Князев и Навруцкий тоже подошли к нему.
    - Где? – повторил детектив свой вопрос.
   Исленьев обвел их злобным взглядом, потом усмехнулся.
    - В моем кабинете, в сейфе. Шифр на обратной стороне портрета в гостиной, – он еще раз с каким-то презрительным сожалением взглянул на них и пошел к двери в окружении эскорта полицейских.
   
ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

    На несколько минут в комнате воцарилась тишина. Каждый пытался осмыслить произошедшее, но в одиночку это оказалось не под силу. Первым молчание нарушил Николай.
    - Объясни! – устремил он на Мелентьева сверкающие яростью от непонимания глаза.
     Кирилл обвел всех присутствующих взглядом и с улыбкой сказал:
    - Мы забыли о самом главном - о даме!
    Ирэн улыбнулась ему в ответ и произнесла:
    - Спасибо.
    - Простите меня за случившееся, мне были необходимы неопровержимые улики, - вновь принялся извиняться Кирилл.
    Ирэн провела рукой по шее.
    - Пустяки, по сравнению с тем, что мне грозило… - она запнулась и неожиданно рассмеялась: - Но я вас по началу приняла за сумасшедших!..
    - Да, и впрямь вид у нас был еще тот! – отозвался Навруцкий и, сев на диван, попросил Кирилла: - Объясни, иначе я рискую сойти с ума!
    - Хорошо, – согласился детектив. – Только давайте сначала попрощаемся с очаровательной хозяйкой, мы ее и так слишком утомили.
    - В самом деле, извините, – поднялся Навруцкий.
    Но Ирэн, широко раскрыв глаза, яростно воспротивилась:
    - А я?.. Как же я?.. Я тоже хочу все узнать!.. Ведь я была участником задержания убийцы, даже вернее жертвой!.. Я тоже хочу во всем разобраться!..
    - Ну и отлично! – падая на диван, объявил Князев. – Сейчас нам очаровательная Ирэн приготовит кофе, а Кирилл расскажет об убийствах!..
    - Коля, ты что? – тихо шепнул ему Сергей. – Ты же не дома!.. Здесь так не принято командовать женщинами!
     Князев залился серебристым смехом.
    - Так везде принято, где есть настоящие мужчины!
    Ирэн, обращаясь к Мелентьеву, сказала:
    - Итак, я иду готовить кофе, но вы без меня ничего не рассказывайте.
    Кирилл галантно опустил голову.
    - Вот это да! – глубокомысленно произнес Князев, видно, отвечая самому себе на свои мысли.
    - Кстати, – обратился к нему Кирилл, – объясни, каким образом ты оказался здесь? Ведь я звонил Сергею.
    Князев недовольно поморщился.
    - Меня раздражали ваши недомолвки с Сергеем. Почему, думаю, ты ему доверяешь, а мне, - нет?! Вот я и стал прислушиваться…
    Кирилл снисходительно покачал головой.
    - Ты прислушивался не только к нашим недомолвкам с Сергеем, а вообще ко всему. Думаешь, я не знал, что ты подслушивал под дверью во время моего разговора с Храмовым?
    Щеки Николая наполнились воздухом, который он выпустил, изображая крайнюю степень возмущения, но этим и ограничился.
    - Ладно, - лениво махнул рукой Кирилл, - рассказывай.
    Глаза Николая хитро блеснули.
    - Что тут рассказывать? – лучась от удовольствия, переспросил он. – Я проходил мимо номера Сергея и услышал, как он с кем-то говорит по телефону… почувствовал… с тобой. Задержался, а потом, заглянув к нему в комнату, когда он был в ванной, открыл его записную книжку и увидел адрес Ирэн! – «Так, думаю, друзья что-то затевают интересное, а Колю, словно болтливую бабу, обходят десятой стороной. Не получится!..» – Переписал адресок, вышел в коридор, постучал к Вике в номер и шепнул, что мол Сереженька, друг милый, уже положил взгляд на одну горничную. Ну реакция Вики всегда предсказуема, – расхохотался Князев. – Таким образом я получил преимущество во времени!
    - Гениально! – с оттенком презрения воскликнул Навруцкий.
    Но Князев не обратил внимания.
    - Отыскав дом, я отпустил такси и смело, даже не задумываясь, нажал на кнопку домофона. Услышав голос, свежий как роса, ощутил всем существом, что это девушка необыкновенных достоинств. На  чистом английском я ей объяснил, что являюсь продюсером фильма, который снимает Грегори Храмов. Девушка оказалась осведомленной в делах кинематографа и сразу же издала восторженное: «Ах!». Я уже было собрался наплести ей, что ищу интерьер для съемок и, если она не против, хотел бы заглянуть в ее квартиру. Но на мою удачу она оказалась журналисткой. И уже через пять минут не я смотрел на нее просящими глазами, а она, посылая мне многозначительные взоры,  прозрачно намекала, как была бы счастлива побывать на съемках и взять интервью у Грегори Храмова. – «Нет проблем!» – ответил я. Но тут раздался звонок, и явился ты! – указал он на Мелентьева.
    - Ну, Коля, ты и прыткий!.. Далеко пойдешь! – ухмыльнулся Кирилл.
    - Когда не надо, – добавил Навруцкий. – Я тебе еще припомню Викторию!.. Еле отвязался от нее!..
    В комнату вошла Ирэн с овальным серебряным подносом. Взяв чашку, Кирилл заметил, что они пьют кофе из фамильного сервиза князей Радзивилл.
    Ирэн улыбнулась.
    - Не совсем, - чуть смущенно пояснила она. – Это только хорошая копия. Настоящий сервиз дома, в Париже.
    - Итак, все-таки в Париже, – воскликнул Кирилл. – А каким образом вы оказались в Брюсселе?
    - Окончила университет, заключила контракт с журналом «Современная женщина» и на пять лет уехала работать в Брюссель. Уже целый год как я здесь!..
    - Понятно.
    - Не томи!.. – прервав его, взмолился Князев. – Неужели Исленьев убил старика Чинарова и Ираиду?.. Как тебе удалось это узнать?
    - Благодаря Мирре Драгуловой, – искорки смеха засветились в глазах детектива. – Исленьев два раза пытался избавиться от Мирры, а на третий я устроил ему засаду и снял первую серию фильма памяти Чинарова.
    - Невероятно!.. – нервно потирая руки, произнес Навруцкий. – Невероятно!..
    - Что ж здесь невероятного?! – с непониманием отозвался Князев. – Избавится от Мирры?!..
    - Да ладно тебе, – оборвал его Сергей. – Если ты не переносишь человека, то не обязательно же его убивать!
    - Ничего не понимаю! – жалобно протянула Ирэн. – Какая Мирра?..
    - Да, расскажи все по порядку, – удобно располагаясь на диване, предложил Князев.
    Кирилл молча допил кофе.
    - Изложение преступления дело серьезное, но так как я вынужден это делать не в официальной обстановке, то буду краток, и не стану вдаваться в детали.
    - Вот так всегда! Для кого-то и детали и ясность изложения, а для друзей – несколько слов сквозь зубы… - будто обращаясь в пустоту, нарочито вздохнул Князев.
    - В конце прошлого года, - оставив его замечание без внимания, не спеша начал Кирилл, - в канун Рождества, повесился мало кому известный поэт Геннадий Востряков. Я совершенно случайно узнал об этом от моего друга майора Петрова. Позже мне в руки попал  портфель Вострякова с письмами, стихами… Просматривая их, я обратил внимание на одно женское имя - Анна. Вероятно, это были черновики писем, которые он отправлял своему другу, графу Даниэлю Лачинскому. Востряков писал о своих чувствах к этой необыкновенной женщине. Читая письма, мне на память пришел режиссерский сценарий Арнольда Чинарова по роману «Вовлечение», который я нашел в его столе. Как вам известно, героиню романа зовут Лика!.. Но Чинаров твердой рукой повсюду зачеркнул это имя и вписал сверху него «Анна»!.. Тут мне вспомнилось еще одно письмо, - сосредоточенно говорил Мелентьев. - Когда я был у Исленьева, то в ожидании его, заглянул в кабинет, где приглашенная им для разбора архива его отца девушка просматривала и сортировала документы, статьи, записки, письма. Одно письмо ее заинтриговало. Освободившись, Исленьев зашел за мной в кабинет, и она указала ему на это письмо, сказав, что раньше ей не попадались бумаги, в которых шла речь о некой Анне. Вадим, бегло взглянув на листок, с добродушным смехом заметил, что, вероятно, она найдет еще немало таких бумаг. – «Отец увлекался женщинами, и, надо признаться,  я его понимаю», - сказал он. – Затем мы прошли в гостиную, посредине которой стоял внушительных размеров стол, заваленный альбомами и коробками с фотографиями. Вадим отвлекся на телефонный звонок, а я стал рассматривать фотографии. И почти сразу мне попалась вот эта, - он протянул снимок Ирэн.
    - Так ведь это тетя Анна! – воскликнула девушка.
    - Тогда я этого еще не знал, но меня очень заинтересовало имя – Анна, и я позаимствовал на время фото.
    - Как излагает! – не удержался от насмешливого замечания Князев. – Позаимствовал!.. А короче – стащил!..
    Детектив не удостоил его ответом.
     - А теперь, позвольте взглянуть на те бумаги, которые заинтересовали Вадима Исленьева, - обратился Кирилл к девушке.
     - Подождите, – мило нахмурила она лоб. – Вадим Исленьев?!.. Так это же писатель!.. А я думаю, где слышала это имя!.. – совершенно потерянно воскликнула Ирэн. – Значит, автор романа «Вовлечение» – убийца?!
    - Нет, – ответил  детектив.
    - Стой!.. – вскочил с дивана Князев и, усиленно ероша волосы, в волнении пробежался по комнате. – Кто же тогда убийца, если не Вадим Исленьев?
    - А разве я сказал, что убийца не он? – нарочито затягивая паузу, спросил Мелентьев. – Я сказал, что автор романа «Вовлечение» – не убийца!..
    - Так это… так это одно и тоже! – с возмущением воскликнул Николай.
    - Нет! Это не одно и то же! – возразил детектив и почувствовал, как выпуклые светло-серые глаза Навруцкого с напряжением смотрят на него. – Автор романа «Вовлечение» – Алексей Исленьев, а убийца – Вадим Исленьев!
    - Ах, вот оно что!.. – прорезал возникшую тишину недоумения возглас Навруцкого.
    Кирилл тем временем взял несколько писем из архива Анны Радзивилл.
    - «Милая Анна!.. – начал он, - я пропущу личное и  перейду к сути вопроса, - пояснил Мелентьев. – Итак, «… никогда не забуду дни, освещенные любовью…» – опять не то… А, вот! «Я хочу, если ты не будешь против, написать роман о нас!.. О тебе и мне, наших друзьях, о тех годах, которые перешли в вечность!.. Пусть наша молодость, наша сила, наша любовь вновь оживут на страницах!.. Я хочу подарить миру историю об удивительной женщине, о тебе!.. Я хочу, чтобы все узнали, как светилось солнце в твоих волосах…» Опять личное…    Однако! – Кирилл не сдержал улыбки. - «… какие маленькие были у тебя ножки и как волнительно-красиво смотрелись на них серебряные туфельки…» Так … так… - бормотал про себя детектив. – «Хочу, чтобы как можно дольше оставалась в земном миру память о тебе».  – И так далее… - «Знаю, что это будет мой последний роман. Пишу его в строжайшей тайне ото всех!.. Хочу удивить мир!.. Поделился идеей только с Геной Востряковым, или как мы его тогда называли, Эженом. Он пришел в неописуемый восторг и в такое же неописуемое волнение!.. Сразу бросился писать стихи!.. Я, думаю, вставить их в книгу, ведь и он будет одним из персонажей, который безответно, но от этого ни чуть не меньше, чем другие, был влюблен в тебя. Может статься, если роман будет принят с пониманием и интересом, я напишу по нему сценарий. Но доверю его только Арнольду Чинарову. Только он сможет воплотить на экране те пронзительно нежные чувства, ту любовь, что связывала и, надеюсь, до конца будет связывать нас!..» – Кирилл обвел всех внемлющих взглядом. – Теперь все понятно? – спросил он.
    Все одновременно шумно перевели дыхание.
    - Получается, что Вадим украл роман у своего отца, – констатировал Навруцкий. – Но ведь это же черт знает что?!
    Мелентьев попросил у Ирэн разрешения закурить. Она подала ему пепельницу.
    - Да, совершенно верно! Полагаю, что Алексей Исленьев почти полностью закончил свой роман, оставалось лишь поставить точку, но смерть сделать этого ему не позволила. Похоронив отца, Вадим, страдающий комплексом детей знаменитых родителей, жаждущий любыми средствами заявить о себе как о неординарной личности, решает воспользоваться той тайной, в какой писался роман. Он выждал немного времени, а потом ввел текст в свой компьютер, отредактировал, насколько возможно, под свой стиль, изменил некоторые факты, время событий и, главное, имена!.. Так Анна Радзивилл стала Ликой Богучарской. Как и предполагал покойный Алексей Исленьев, роман получил оглушительный успех. В течение нескольких месяцев Вадим Исленьев вознесся на писательский Олимп! Он стал самым модным и самым читаемым автором!.. Однако, его, возлежавшего на душистых лаврах славы, осмелился потревожить безвестный поэт Геннадий Востряков. – Кирилл взглянул в глаза Ирэн, в которых светилось, переливалось всеми красками любопытство. Он сделал паузу, и девушка, очнувшись, пробормотала:
    - Невероятно!..
    - Полагаю, - продолжил детектив, - что Исленьев младший, прежде чем рискнуть издать роман отца под своим именем, продумал все, постарался предусмотреть малейшую вероятность разоблачения. Как он мог размышлять?.. Роман  писался в строжайшем секрете ото всех! Отец ему, вероятно, не раз сам об этом говорил. Следовательно, было необходимо просмотреть архив покойного Алексея Исленьева и уничтожить все, что относилось к Анне Радзивилл. О том, что отец столь неосмотрительно доверился Вострякову и поделился сокровенной мечтой о фильме с Чинаровым, Вадим не подозревал. Абсолютно уверен, что он навел справки об Анне Радзивилл и, узнав, что муза отца уже умерла, только обрадовался. Последнее препятствие к плагиату уничтожилось само собой. Его, конечно, не мог не волновать архив Анны Радзивилл, но, полагаю, он рассудил так: «Женщина умерла! Париж далеко! И кто из родственников будет копаться в пожелтелых листах!.. К тому же отец мог и не сообщать ей о своих намерениях!» Можно только догадываться как Исленьев младший мучился между безумным желанием отдать роман в печать и страхом перед неожиданным разоблачением. Победила жажда славы!.. Так из пописывающего небольшие рассказы автора он стал писателем. И наконец замолкли голоса, шептавшие при его появлении: «Это сын знаменитого писателя Алексея Исленьева». Теперь стали говорить просто: «Писатель Вадим Исленьев». И тут, когда медные трубы без устали оглашали воздух фимиамом славословия, в квартире Исленьева раздался звонок. Во всяком случае, можно представить себе это именно так. И злорадно хихикающий Востряков сообщил, что ему известно, кто является настоящим автором романа. Исленьев отреагировал, полагаю, мгновенно. Вначале он, конечно, дал Вострякову денег. Но жить под постоянной угрозой разоблачения он, вполне понятно, не мог. И тогда пришло решение – убить безвестного поэта. Исленьев воспользовался идеей фикс Вострякова, что если набросить себе веревку на шею и она затянется, то, следовательно, ты - великий поэт земли русской, равный Есенину… Однажды он пришел к Вострякову, жившему в маленькой квартирке на последнем этаже. Востряков был изрядно пьян и несомненно начал свои разглагольствования по поводу самозатягивающейся веревки. Исленьев, думаю, предложил ему попробовать, пообещав подстраховать, в случае, если веревка начнет затягиваться… и подстраховал, только наоборот… затянул покрепче!..
    Расправившись с Востряковым, Исленьев продолжал наслаждаться своей славой. Чинаров с готовностью откликнулся на его предложение экранизировать роман. Исленьев написал сценарий и был заключен контракт. Но вскоре режиссер открыл Исленьеву, что он очень сомневается в его авторстве. Вероятно, у Чинарова были какие-то письменные доказательства от Исленьева старшего. Может, это были какие-то заметки, может, набросок сценария… Узнать это уже вряд ли удастся, так как, похитив архив режиссера, Исленьев, несомненно, уничтожил эти доказательства.
    - А что это был за трюк с публикациями из похищенного архива Чинарова?.. – удивился Навруцкий.
    - Да, – подхватил Князев. – По моему папашке Арнольд прошелся хорошо, но он наплевал… он мудрый!.. Цитирует Тацита: «Пренебреги клеветой - и она зачахнет» и добавляет: - И правда тоже!»
    - Я думаю, что причина этих публикаций была двоякой: во-первых, комплекс бездарности у Исленьева, который испытывал патологическую зависть к талантливым людям, так как хотел, даже лучше сказать, жаждал быть одним из них. Вот он и нанес удар по яркой, одаренной личности, актеру Василию Князеву. А во-вторых, таким образом, привлекая внимание к архиву, похищенному неким неизвестным, он неожиданно посылает Элле Романовой пленки последнего фильма Чинарова, в котором она играла главную роль. Этим действием он хотел запутать следы, хотел, чтобы все внимание сосредоточилось на Романовой. Ведь сразу же напрашивалась мысль о том, что именно она убила режиссера, упорно отказывавшего ей в демонстрации фильма и в передаче пленок.
    - Да!.. – покачивая головой и с трудом воспринимая объяснения детектива, открывающего Исленьева с неизвестной для него стороны, пробормотал Навруцкий. – Но как ему удалось подставить Регину?! – неожиданно воскликнул он, и вновь его светло-серые глаза устремились на Мелентьева.
    - Случайно!.. Все невероятное происходит только благодаря праздно шатающегося случая. Регина долго и упорно вспоминала, кому она могла недвусмысленно рассказать о своем намерении припугнуть Чинарова с помощью пистолета.
    - Так ты знаешь, где Регина?! – подскочил на кресле Навруцкий.
    - Конечно, знаю, – довольно улыбнулся Кирилл. – И не так давно она мне позвонила и высказала предположение, что этим человеком мог быть Исленьев!.. Она вспомнила, что разговаривала с ним в ресторане «Аркадия», в тот день, когда ты, - обратился он к Навруцкому, - отмечал премьеру спектакля «Блок и его Незнакомки». Регина поделилась с Исленьевым своей идей припугнуть бывшего мужа. Он, как и следовало ожидать, энергично отговаривал ее. И тут она бросила ему фразу из спектакля «Надейся, я тебе разрешаю!», в котором героиня заставляет своего любовника подписать брачный контракт, наведя на него дуло пистолета. Исленьев догадался, как именно решила действовать Регина. Было не трудно несколько дней последить за ней. Когда Дымова пришла к Чинарову, Исленьев осторожно проник в квартиру режиссера. Дубликат ключей он, несомненно, подготовил себе заранее.
    Итак, из гостиной раздаются повышенные голоса Регины и Арнольда, а Исленьев, скользнув по коридору, скрывается в ванной. Думаю, лицо его не было спрятано под шапкой-маской, так как стараясь все предугадать, он таким образом подготавливал себе отходной путь - «Зашел к Арнольду, дверь была открыта…»  Но все складывалось именно так, как того желал убийца. Регина, дойдя до точки кипения, а она у нее довольно низкая, навела дуло пистолета на Чинарова и потребовала немедленно вписать ее имя в контракт. В это же мгновение за ее спиной всего на долю секунды появляется Исленьев и, не дав Чинарову даже возможности изобразить на своем лице удивление, стреляет в него.
    Как утверждает Регина и находившаяся в то же время в спальне Ольда Самарина, выстрел был один. То есть случай опять позабавился!.. Два выстрела, один, направленный Региной в стену и другой, направленный Исленьевым в Чинарова совпали!.. Регина опешила, а Исленьев уже выскользнул за дверь и поспешил по черной лестнице на улицу. Но!.. – Кирилл возвысил голос. – Опять шутка случая!.. В то время, когда Исленьев выходил из квартиры режиссера, остановился лифт, за светло-коричневым стеклом которого была вездесущая Ираида!.. Она увидела Исленьева, а он ее – нет! Не предав особого значения этой встречи, Ираида входит в квартиру и видит Чинарова с прострелянной головой лежащего на полу и Регину, замершую в состоянии прострации с пистолетом в руке. Естественно, Ираида тут же озвучила то, что увидела: «Ты убила его!» – закричала она Регине. Та, очнувшись, стала яростно доказывать обратное, утверждая, что стреляла в стену. Но переубедить Ираиду невозможно, не мне вам об этом рассказывать, - заметил детектив. – Регина, осознав весь ужас своего положения, убегает. Несколько дней она прячется на даче своих приятелей, потом звонит мне, и я помогаю ей найти более комфортное убежище.
    - Значит, ты с самого начала знал, что Регина не виновна в смерти Чинарова?! – не выдержал Навруцкий.
    - Да!
    - Ну ты даешь! – замотал головой Князев и попросил у Ирэн чего-нибудь покрепче чем кофе.
    - Но почему Арнольд сразу не объявил всем, что Исленьев украл роман у своего отца? Зачем ему понадобилось это скрывать? Полагаю, он не собирался его шантажировать, как поэт Востряков! – высказал свои сомнения Сергей Навруцкий.
    Кирилл откинулся на спинку кресла и с удовольствием сделал несколько глотков коньяку.
    - Я тоже думал об этом и пришел к заключению, что Чинаров решил ошеломить мир и примерно наказать плагиатора!.. Представьте, премьера фильма!.. Ажиотаж!.. Журналисты с горящими глазами, переливающийся словами и бриллиантами бомонд, группа эстетов, критики… Идут заключительные титры и вдруг: «Фильм снят по роману Алексея Исленьева «Вовлечение». Сценарий Вадима Исленьева!» Что тут начинается?! Вы можете себе представить?!.. Обвальная пресс-конференция… громовой скандал!..
    - Прости, - вмешался Навруцкий, - но, по-моему, ты не совсем прав. Вряд ли бы Арнольд пошел на этот, согласен, заманчивый ход, чтобы привлечь внимание к своему фильму. Такой поворот событий скорее бы отвлек внимание от самого фильма! Арнольд мог наплевать на что угодно, но только не на свою картину! Он очень трепетно относился к своим творениям.
    - Я размышлял об этом! Но тогда каким образом можно было обличить вора?.. Просто дать пресс-конференцию или послать письмо в газету?.. Полагаю, Чинаров долго размышлял прежде чем  прийти к такому решению. Во-первых, он, как истинно талантливый человек, с огромным презрением относился ко всякого рода плагиаторам. А тут просто вопиющий случай - сын похищает славу отца!.. Друга Чинарова!.. Во-вторых, Чинаров уже пережил столько премьер, что вполне мог решиться на такой трюк. Несмотря на свое всеобщее признание, он был неравнодушен к рекламной шумихе. К тому же согласитесь, такое разоблачение на глазах у всех было бы равносильно гражданской казни Вадима Исленьева. А это очень по-Чинаровски – нанести точный удар. Может быть, Алексей Исленьев и не одобрил бы столь безжалостных действий друга, но удел ушедших – молчание. - Мелентьев обвел взглядом своих слушателей и продолжил: - Полагаю, Арнольд каким-то образом, может быть, случайно, а может быть, намеренно, дал понять Исленьеву, что ему известно, кто настоящий автор романа  «Вовлечение»! Это и решило его участь!..
    - Ужас!.. Просто невозможно поверить!.. – взволнованно ероша свои черные кудри, воскликнул Николай. – Ей-богу, если бы я сам не увидел, как он накинул шнур на шею Ирэн, с ожесточением утверждал бы, что это подлая клевета на талантливого писателя!..
    - А Ираида?!.. – задал мучительный для него вопрос Навруцкий. – Каким же образом Ираида?.. Как Исленьев догадался, что она видела его?
    - Ну, а ты как думаешь? – грустно усмехнулся Кирилл.
    Навруцкий промолчал.
    - Ираида ему сама об этом сказала!.. Увы, шантажистов не пугает очевидная неизбежность стать следующей жертвой убийцы. Они считают себя ловкими, хитрыми, умеющими просчитывать ходы преступника намного вперед. Все их здравые мысли затмевает возможность получить крупную сумму. Конечно, Ираида не была уверена, что именно Исленьев убил Чинарова, поэтому она лишь слегка намекнула… но, увидев, как Исленьев отреагировал на ее слова, поняла, что убийца – он. Избавиться от Ираиды Исленьев решил во время вечера в «Российском». Полагаю, он шепнул, что ждет ее в малой гостиной. Ираида поспешила туда, уверенная, что увесистая пачка долларов ляжет ей на ладонь, но вместо этого шелковый шнур обвился вокруг шеи… и  утром был обнаружен ее труп с сине-черным лицом и вывалившимся изо рта языком. Однако следует заметить, что Исленьева все время преследовал рок!.. Случайности, цепляясь друг за друга, оплели его невидимой паутиной, из которой ему никак не удавалось выбраться. Убийство Чинарова вызывало цепную реакцию. После него уже надо было убрать Ираиду, а после Ираиды Мирру Драгулову!.. Он дважды пытался это сделать!.. Но, первый раз, когда он напал на нее в подъезде, накинув на шею излюбленный им шелковый шнур, Мирре удалось столкнуть с лестницы пакет с бутылками вина. На шум прибежал охранник, и Исленьев был вынужден скрыться. Второй раз он попытался убить ее в подземном гараже, но пуля прошла мимо, и в это же время в гараж въехала машина с молодыми людьми. Они вызвали по сотовому телефону милицию.
    Мне стало ясно, что убийца уже не остановится. Тогда я проводил Мирру в надежном место, попросив ее уведомить нескольких близких друзей, что она уезжает к себе на дачу. Вместо Мирры на ее дачу, само собой разумеется, отправился я и как следует подготовился к встрече с убийцей: установил несколько скрытых видеокамер, а сам спрятался в кладовой при входе. Исленьев появился на третий день. Обошел дом и, кривясь от досады, удалился ни с чем. Но я успел отснять первую серию своего фильма!.. – рассмеялся Кирилл.
    - Стой! Стой! – яростно замахал руками Князев. – Выходит, что когда ты приехал в Варшаву, ты уже знал, что убийца - Исленьев?
    - Конечно.
    - Тогда зачем было нужно допрашивать Храмова?..
    - Чтобы ты сообщил Исленьеву, что я веду расследование совсем не в том направлении.
    - Ах вот как! – с нескрываемой обидой воскликнул Николай.
    - Заметь, я тебя об этом одолжении не просил!
    - Это все чепуха! – перебил их Навруцкий. – Я не понял, зачем ему понадобилось убивать Мирру?
    - Как невольного свидетеля! Дело в том, что в тот отрезок времени, когда была задушена Ираида, Мирра, Исленьев и Храмов находились в комнате смежной с большим залом. Храмов выходил из этой комнаты, чтобы уединиться и позвонить в Америку. Не знаю под каким предлогом, но только Исленьев тоже оставил Мирру. Однако она не сообщила об этом ни мне, ни майору, ведущему расследование. Мирра  даже тени сомнения не могла допустить, что Вадим Исленьев, мужчина, на которого она положила свой острый взгляд и уже протянула железную руку, чтобы привлечь его в свои дракульи объятия, мог быть убийцей. Несомненно, она посчитала, что совершенно ни к чему втягивать Исленьева в неприятные разбирательства. За что он должен бы быть ей благодарен. Но, так же можно предположить, что Мирра, ревнуя Исленьева, которым она увлеклась со всем пылом стареющей женщины, выждав немного времени, тоже прошла на балкон, через который Исленьев проник в малый зал. И, вероятно, она столкнулась с ним именно в тот момент, когда, задушив Ираиду, Исленьев спешил обратно. Однако, как и следовало влюбленной женщине, она не придала этой встрече на балконе никакого значения. А Исленьев подписал ей смертный приговор. Он не мог жить в ожидании, что в любое время Мирра сможет обо всем догадаться. И тогда, опять шантаж, только со стороны действительно ловкой и хитрой женщины, от которой будет нелегко избавиться. Поэтому он решил заблаговременно ликвидировать Мирру. Мы не утомили вас, Ирэн? – обратился Кирилл к девушке.
    - Нет, напротив!.. – очарованно глядя на Мелентьева, - с придыханием выпустили фразу ее губы.
    - Тогда, я продолжу, тем более что неясного осталось совсем немного. Конечно, можно так же предположить, что Мирра догадалась о том, что Исленьев убил Ираиду и захотела этим воспользоваться, чтобы навеки привязать его к себе. Стареющая красавица ни за что не хотела оставаться одна! Хотя я больше склонен к версии, по которой влюбленная Мирра не замечала пятен на своем солнце. Но я это узнаю! – Кирилл хитро сверкнул синим огнем глаз. – Драгулова – моя должница!.. Итак, остается заключительная часть. – Мелентьев немного помолчал, собираясь с мыслями. – Исленьеву не было пути назад!.. Болезненная форма честолюбия не давала ему покоя. К тому же он успел вкусить от славы!.. Почему он решился украсть рукопись отца?.. – задал сам себе вопрос детектив и ответил: – Полагаю, что воспитанный в атмосфере уважения талантов, преклонения перед ними, он с детства возомнил себя одаренным и не представлял себе другого занятия, как быть знаменитым и талантливым. Однако его первые литературные опыты не принесли ему ожидаемого громогласного успеха. В душе родилась ненависть к славе отца, которая, по его мнению, попросту затмевала его собственный талант. Думаю, что он ни на минуту не сомневался в своей исключительности. Человеку, с детских лет уверовавшему в свой талант, трудно осознать, что он – один из многих, что он обыкновенный заурядный автор книг, о которых помнит только он сам. И тут умирает его отец. О существовании рукописи не знает никто! Несомненно, Исленьев старший именно так и говорил сыну. Может быть, всего одна бессонная ночь решила судьбу этой рукописи, а может, и один час!.. Исленьев наконец становится знаменитым писателем. Кража рукописи повлекла за собой убийства, так как оказалось, что все-таки есть люди, которые не только слышали о работе Исленьева старшего над романом, но даже имели письменные подтверждения тому. Устранив самых близких и опасных свидетелей его плагиата, Вадим насторожился и более внимательно просмотрел архив отца. Там-то он и обнаружил письма Анны Радзивилл, черновики писем к ней Исленьева старшего. И лишь по чистой случайности письмо, попавшееся в руки девушки-секретаря, не было уничтожено им.
    На удачу плагиатора княгиня Радзивилл умерла, но осталась племянница. И тогда Исленьев решил ликвидировать на всякий случай последнее звено. Он решил исхитриться и получить возможность просмотреть архив Анны Радзивилл, чтобы похитить компрометирующие его бумаги. Если бы Ирэн сказала ему, что даже не заглядывала в архив, что было правдой, не так ли? – спросил Мелентьев, взглянув на девушку, ответившую ему кивком головы. – То Исленьев, забрав бумаги, даровал бы ей жизнь.
    - Но как ты догадался, что он придет к Ирэн именно сегодня?! – удивился Князев.
    - Я подумал, что он должен воспользоваться моим отсутствием. Однако то, что он придет именно сегодня, я мог только предполагать. Поэтому на всякий случай  попросил Сергея побыть с Ирэн до моего приезда. Ну а потом, благодаря великолепной игре Ирэн я получил визуальные доказательства попытки Исленьева расправиться с очередной свидетельницей его плагиата, - Кирилл погладил рукой видеокамеру, - а также письменные доказательства работы Исленьева старшего над романом «Вовлечение». Вы позволите на время взять письма Алексея Исленьева к вашей тете? – спросил Мелентьев Ирэн.
    - О, да, конечно! Вы можете взять весь архив, если это необходимо!..
    - Итак, теперь в моем распоряжении двухсерийный фильм «Памяти Арнольда Чинарова» и письменные улики, - подвел итог Кирилл.
     - Гениально! – хлопнул в ладони Князев. – Это надо отметить!..
     - Что отметить? – подняв на него опустошенный взгляд, устало спросил Навруцкий. – Что ты протягивал руку убийце и считал его своим другом?.. Что сын выдающегося русского писателя – вор и убийца?
     - Ой!..  Вот это не надо!.. – замахал руками словно голландская мельница Николай. – Изобличен убийца, спасена очаровательная девушка!.. И все благодаря Кириллу!.. Разве он не заслуживает, чтобы за его здоровье были подняты бокалы?.. Давай!.. – толкая Навруцкого в плечо, говорил Николай. – Поднимайся!.. А вы Ирэн, - обратился он к девушке, - выбирайте самый лучший ресторан в бельгийском королевстве!
    Полчаса спустя друзья сидели в ресторане и поднимали бокалы за самого лучшего детектива, какого только они знают.

* * *
    На следующий день Кирилл отправился в Москву.
    Из аэропорта по пути домой он заехал на квартиру Исленьева.
Не зажигая света, детектив прошел в гостиную, навел луч фонарика на портрет матери Исленьева и приподнял его от стены. В самом углу, прямо около рамы, были написаны шесть цифр.
    Мелентьев прошел в кабинет, набрал шифр, и тяжелая дверца сейфа плавно открылась. На нижней полке стоял большой железный ящик. Кирилл вынул его, открыл и, убедившись, что это архив Чинарова, покинул квартиру.
    Приехав к себе, он упал на диван и тотчас заснул.
    На следующий день, проснувшись довольно поздно, Кирилл принялся просматривать бумаги покойного Чинарова. Он нашел завещание, которого так боялась Алла. Действительно, Арнольд все оставлял своему внебрачному сыну, Куракину Евгению Михайловичу. Кирилл взял завещание и несколько бумаг, в которых упоминалось имя Мирры Драгуловой. Посмотрел на часы – девять!
    «Время как раз для светского визита», – отметил он и позвонил Драгуловой.
    - Кирилл!.. Вы!.. – задохнулась дама. – Да!.. Конечно!.. Мы с Аллой ждем вас!.. Приезжайте!..
    
    Мелентьев поздоровался с уже знакомым ему охранником и поднялся на второй этаж. Мирра рванула дверь так, что Кирилл отшатнулся.
    Алла, напряженно вглядываясь в его лицо, приподнялась с дивана.
    - Я принес интересующее вас завещание! – обратился он к Куракиной.
    Она вздрогнула.
    - В принципе, я должен был бы передать его по назначению!..
    Лицо Куракиной исказилось от ужаса, она сделала большой шаг и взмахнула рукой, словно хотела закрыть детективу рот.
    - … Но так как вы обратились ко мне за помощью, полагая, что сокрытие этого документа будет во благо для одного известного нам лица, то я передаю его вам! – протянул он ей большой конверт.
    Алла порывисто схватила его и прижала к пышной груди.
    - Спасибо! – опустив глаза, прошептала женщина. – Я сейчас!.. – Она резко повернулась и вышла в другую комнату.
    - Вы – волшебник! – воскликнула Мирра, протягивая к нему руки.
    Кирилл ловко уклонился от объятий и серьезно сказал:
    - А теперь я задам вам один вопрос.
    Мирра в искреннем удивлении округлила глаза.
    - Вы догадывались, что Ираиду Свободину убил Вадим Исленьев?..
    Драгулова, прижав руку к груди, вздохнула и замерла. Потом, отведя глаза в сторону, с плохо наигранным возмущением сказала:
    - По какому праву вы обвиняете Вадима Алексеевича?!
    - Он уже арестован! – между прочим, заметил Мелентьев.
    - Но?!.. – Мирра растерянно затрясла головой.
    - Так вы догадывались, что Ираиду задушил Исленьев? – повторил детектив свой вопрос.
    - Да!.. Но не сразу!..
    - Отлично, – удовлетворенно произнес он. – Дадите показания майору Петрову. – Надеюсь, теперь вы поняли, кто пытался вас убить?
    Мирра покорно кивнула.
    - Исленьеву будет предъявлено обвинение в трех убийствах, плагиате и покушениях на вас и Ирэн Барьяль, – пояснил детектив Драгуловой.
    Мирра обезумевшими глазами смотрела на Кирилла.
   - Что вы сказали?! – воскликнула она. – В трех убийствах?.. Плагиате?
   - Вы не ослышались! Исленьев убил поэта Вострякова, Арнольда Чинарова, Ираиду Свободину и присвоил себе роман, написанный отцом.
    Драгулова, подкошенным деревом упала на диван.
    - Не может быть!.. Вадим?!..
    В комнату вошла Алла Куракина и с улыбкой протянула Мелентьеву конверт.
    - Ваш гонорар, – игриво произнесла она.
    - Благодарю.
    - Господи!.. Мирра, что случилось? – увидев свою подругу близкой к потери сознания, испугалась она.
    Но Драгулова лишь беззвучно открывала рот.
   - Возьмите! – протянул ей Кирилл несколько листов. – Это все, что было в архиве. Ни в каких других бумагах ваше имя больше не упоминалось. Кстати, - заметил он. – Чинаров оставил о вас только лестные воспоминания!.. Архив я передам Марии Николаевне, она займется отбором материалов для публикации. Так что если хотите войти в историю… можете вернуть их обратно, – улыбнулся Мелентьев и поспешил покинуть дам, чтобы избежать расспросов.

* * *
    Утром он проснулся от звонка. Голос звонившего был настолько взволнован, что, казалось, врывался в комнату через телефонную трубку. Журналист Беседин одновременно и требовал и молил Кирилла о немедленной встречи.
    - Как друга прошу! – кокетливо повизгивая, говорил он.
    - А что случилось? – не понял Кирилл.
    - Он еще и спрашивает, – ласково вознегодовал Беседин. – Раскрыл преступление века!..
    «Черт, оперативно!» – был вынужден отметить детектив.
    - Извини, друг, - с усмешкой ответил Мелентьев, - но я не даю интервью!..
    - Как?!.. Ну нет!.. Это с непривычки!.. – успокаивал его журналист.
    - Не будем тратить времени, – с нескрываемой досадой произнес Мелентьев и отключил телефон.
    Позавтракав, Кирилл спустился в гараж, сел в джип и, выехав наверх, обнаружил, что окружен репортерами. Они с наглостью щелкали фотоаппаратами и были готовы влезть в кабину.
    «Черт! – злился Кирилл. – Какая сволочь все успела разболтать!.. Ах! – ударил он кулаком по рулю, - конечно же Коля Князев!»
     Позвонила Мирра Драгулова, уже полностью овладевшая сенсацией.
    - Кирилл! Сегодня вечером у меня!.. Будут самые, самые!..
    - Не могу!
    - Отказа не принимаю! – с уверенностью некогда красивой женщины произнесла она.
    «Ну и не принимай», - мысленно ответил Мелентьев, а сам позвонил Леониду Петрову.
    - Привет! Сегодня же передам тебе весь материал по делу, – сказал он.
    - Отлично!.. – бодро воскликнул Петров.
    - Ты Самарину уже отпустил? – поинтересовался Кирилл.
    - Ой, прости, друг!.. Закрутился, просто вылетело из головы!..
    - Черт!.. Леня!.. Я же просил, я же звонил тебе из Брюсселя!..
    - Все!.. Сейчас оформим!..
    - Нет, уж лучше я приеду, чтобы самому убедиться.
    Разъяренный Кирилл помчался к Петрову.
    - Ну вот тебе твоя Самарина! – с широкой улыбкой добряка тут же сказал он, завидев Мелентьева.
    Бледное подобие когда-то пленительной женщины сидело на краешке стула и затравленно смотрело то на Петрова, то на Кирилла.
    - Гражданка Самарина вы свободны за отсутствием улик, – бросил ей Петров казенную фразу.
    Несколько секунд она продолжала сидеть не в силах осмыслить слова произнесенные майором. Потом медленно встала. Ее глаза, проблуждав по кабинету, остановились на Кирилле и покрылись туманной влагой. Она сделала несколько шагов навстречу ему.
    - Спасибо! – произнесла Ольда и расплакалась, прижавшись к плечу Мелентьева.
    - Трогательно, – пробормотал Петров. – Прямо картина!.. Невинная жертва и благодетель.
    Кирилл укоризненно посмотрел на друга.
    - Пойдемте, Ольда, я отвезу вас домой, – обняв ее, сказал он.
    Репортеры не дремали!.. Выход детектива Мелентьева, поддерживающего изменившуюся до неузнаваемости Ольду Самарину, был заснят десятком камер.
    Мелентьев спешил, но не смог оставить Самарину одну в состоянии психологического шока.
    «Вот, черт, – почесывая подбородок, думал он. – Ладно!»
    Открыв бар, он налил полстакана виски и сказал девушке:
    - Пейте!..
    Она слабо покачала головой.
    - Ольда! Так надо! – подводя ее руку со стаканом ко рту, настаивал он. – Понимаете, Храмов мне сказал, что если вас отпустят в течение ближайших двух недель, то он согласен вновь сделать с вами пробу. Он до сих пор не нашел актрису на роль Лики.
    Отблеск понимания впервые блеснул в глазах Самариной.
    Кирилл воспользовался этим просветлением. Он пристально смотрел на нее и говорил.
   - У вас есть шанс!.. Уникальный шанс!.. Но для этого вы должны заставить себя все забыть!.. Потом… потом вы дадите выход своим эмоциям, а сейчас надо забыть!.. Надо сосредоточиться только на одной мысли: - Я должна получить роль Лики!..
   - Вы считаете, это действительно возможно? – тихо спросила Ольда.
   - Уверен!.. Храмов так сожалел, что вы не смогли приехать в Варшаву!..
    Ольда выпила виски, осмотрелась вокруг, встала и, подойдя к зеркалу, неожиданно беспомощно оглянулась на Кирилла.
    - Вы считаете, что это возможно? – указывая на свое отображение, переспросила она.
    - Убежден! И вы сами это знаете! Хорошая ванна, два-три дня отдыха и полная, безоговорочная уверенность в своих силах! Понятно?
    - Понятно! – напряженно дыша, как перед прыжком в воду, ответила Самарина.
    - Ну вот и отлично! – бросил ей с улыбкой Кирилл и, взглянув на часы, поспешил в коридор. – Удачи! – крикнул он ей, скрываясь за дверьми лифта.

    Кирилл ехал за своей наградой!.. Шумный аэропорт, прилетающие, улетающие… голос диктора, объявившего о прибытии рейса из Барнаула.
    Зеленые, искрящиеся глаза, золотисто-каштановые волосы и сверкающая улыбка девушки, увиденной им в юности на экране, девушки, ставшей его первой любовью!..
    - Кирилл! – раздался звонкий голос.
    Регина вырвалась из медленно ползущей толпы и повисла у него шее. 

   

 

 

 

Когда мы в мае этого года запустили сайт «Литературный коллайдер», то, бесспорно, веря в свою звезду, тем не менее не рассчитывали на скорый успех. Но! Как говаривал сам Игорь Северянин: «Я - год назад - сказал: «Я буду!» Год отсверкал, и вот - я есть!»

Нам не пришлось ждать и года, чтобы привлечь повышенный интерес: фальсифицированный сайт под названием «Литературный коллайдер» с нашими фото, приветствием и даже некоторыми нашими книгами, которые, правда, прочесть нельзя, появился Интернете. 

Некто, бездарный разработчик, причем настолько бездарный, что премия за самый бесталанный сайт ему гарантирована, пытается всеми силами заманить читателей на свой фальшивый сайт.

Поэтому мы, основатели сайта «Литературный коллайдер», обращаемся ко всем, кто нас уже знает, чтобы они не удивлялись, и к тем, кто пожелает познакомиться с нашим сайтом: «Осторожно! В Интернете появилась подделка! Наш адрес: lik-tv.ru, другие адреса – фальсификат!

 

                                         Александр Владимиров, руководитель «ЛиК»

                           Тиана Веснина, главный редактор «ЛиК»

 

 

 

 

Валерий Николаевич Волгин - доктор медицинских наук, но любит литературу, как и многие русские врачи, некоторые из которых снискали мировую писательскую славу.

Поэтический сборник Валерия Волгина «Затяжной прыжок» –  это не тематическая, а живая подборка стихов, привлекающая своей искренностью.

Стихи  Валерия Волгина  –  это отклик на то, что волнует, радует, печалит – отклик на Жизнь.



Мы все не вечны
   

В этом мире мы все не вечны,

И у каждого есть свой срок.

Что начертано звездным небом,                    
                                 
Воплотить нам поможет Бог.

          

         Память


На душе пустота,
До сих пор пустота.
Не могу осознать,
Что нет в жизни отца.

Он меня от врагов
Сам всегда защищал.
К этой жизни любовь
С детских лет прививал.

В каждом деле учил
Он стоять до конца,
Доходить до вершин,
Не теряя лица!

Каждый шаг без него
Ощущаю душой.
Он по жизни всегда
Постоянно со мной!

 

К трехсотлетию ГВКГ имени
академика Н.Н. Бурденко


Люблю тебя, творение Петра,
Военный Госпиталь Бурденко!
Горящий свет в приемном до утра,
Тенистые аллеи и скамейки.

С тех давних лет в пылу эпох
Наука жизни зарождалась,
И медицина с первых дней
Здесь неуклонно развивалась.

Во всех сраженьях проявил
Наш Госпиталь себя как очень  важный.
Он много раненых лечил
И возвращал в ряды  отважных.

И в наши дни не меркнет свет
Трудов научных  и свершений.
Умы ученых много лет
Здесь воплощают все творенья.

А триста лет – немалый срок!
Итог работы трех столетий!
Пусть процветает сотни лет
Наш Госпиталь для новых поколений!
                               


       Двадцать лет спустя
                                     
(команда шахматистов факультета)


Команда шахматистов факультета
Опять собралась вместе за доской.
А встрече помогла большая дата,
которую наш курс отметил за Невой.

Все двадцать лет прошли
так незаметно, что не успели          
                                    оглянуться мы.
Лишь седина висков напоминает,
что в юность возвратят нас только                     
                                                      сны.

И не важны очки и половинки:
мы снова все играем за доской.
По жизни  мы –  одна команда!
Ничто не помешает быть такой!


                     
                 Дети

Они из разных тысячелетий,
Им не подвластен времени бег.
Они из соседних столетий
И утром встают чуть свет.
                         

 
     Колыбельная

Спи, малыш, спи малыш!
Спи, малыш, усни!
Завтра будет новый день.
Ты его прими!

Сон спокойный, сладкий твой
Будет в тишине.
Ты своим спокойствием
Даш уснуть и мне.
                                      
         
          Морфей   

Кто в объятия  Морфея
Попадал хотя бы раз,
Тот блажен от наслажденья,
Окунувшись в них на час.

А девчонки тихо спят,
Только чепчики шуршат.
Беззаботный у них сон.
Снится им зеленый слон.
                       

         Будильник
   
Наша Ната, как будильник,
Рано просыпается.
Вся квартира от нее
Утром кувыркается.
                  
        
         Екатерина

Не надо в музее искать картину.
Ты посмотри на Екатерину:
Стройная осанка, строгий взгляд.
С ней познакомиться каждый рад!
                       
 

  Затяжной прыжок

Вся жизнь с тобой,
как затяжной прыжок.
Я до сих пор летаю
во вселенной.

И нет мне здесь
покоя над Землей,
Покуда сердце бьется
В унисон с тобой!


      Монумент

Я тебя увековечу
И в стихах и в прозе.
Будешь ты при жизни круче
Монументов в бронзе.


                      
                О любви

Люблю тебя любовью неземною.
С тобою будем вместе на века.
Крылом к крылу летим мы над землею.
Не разлучит нас  жизни суета!
                               
        
Я тебя так люблю

Ухожу по утрам.
Возвращаюсь домой.
Я тебя так люблю.
Ты мне что-нибудь спой!
                   
                              

                                    Из детства        


          Вы бывали в лесу?

Вы бывали в лесу? – я спросил у друзей.
Там, где птицы поют, и свистит соловей.
Там деревья растут, там так много чудес.
Птицы гнезда все вьют и поют и поют.

Под  кустом  у  сосны сидит заяц косой.
По лесистой тропе бредут лоси гурьбой.
Я  хочу,   чтобы   все  побывали  в  лесу.
Я до леса друзей на руках донесу!

               

                       Портрет


Вот вечер наступает, затихло все кругом:
проезжую машину не слышно за окном.

В домах закрыты ставни, царит кругом покой,
и даже кошка Мурка, свернувшись, спит клубком.

Трещит сверчок за печкой, и лампы тусклый свет
неярко освещает один большой портрет.

Часы пробили десять, давно пора уж спать,
но я горю желаньем всю книгу дочитать.

О тех бойцах, что бьются за Родину свою,
о тех, что, не страшась, в тыл идут к врагу.

Читаю и мечтаю – таким бы если стать –
и на посту с винтовкой отчизну защищать!




                                                                                        ОБ АВТОРЕ

Валерий Николаевич Волгин - доктор медицинских наук, дермато-венеролог высшей категории, дерматоонколог, специалист
по фотодинамической терапии, косметолог, сексолог.

Действительный член Московского научного общества дерматовенерологов имени
А.И. Поспелова.

Общий   стаж   работы  более 25 лет. Служил в Воздушно-десантных войсках. Был в горячих точках на Северном Кавказе и в Косово.  

Имеет более 200 научных трудов, из них 85  статей, 10 методических рекомендаций, 3 монографии, 3 атласа по лечению онкологических заболеваний, глава в руководстве для врачей; 87 докладов  на Российских и международных съездах, конгрессах и конференциях, 5 патентов на изобретения.      

Читает лекции и проводит мастер-классы для дерматовенерологов, косметологов,  онкологов и врачей других специальностей.  

Выступает экспертом по ряду направлений дерматовенерологии, косметологии и дерматоонкологии.  



             

 

 

 

Часть II


ГЛАВА 1. ИЗМЕНИВШИЙСЯ МИР
  

   В этот день в агломерацию Северной Звезды пришли дожди. Появившиеся неожиданно тучи выливали всё, что несли в себе, на дома и дороги, а молнии, появляясь время от времени среди облаков, напоминали о необходимости укрыться от осадков у себя дома. Но, несмотря на это, на центральной площади города, где находился высокий памятник Компунктусу, уже собралось несколько тысяч человек. Люди стояли под дождём, прикрытые зонтами, и ждали чего-то. Может, поэтому они не заметили, как, разрезав облака, в сторону площади пролетел небольшой чёрный объект, приземлившись недалеко от народа.
   Инди аккуратно отряхнулся от пыли, поднявшейся после приземления, и осмотрелся. Дождь лил как из ведра, но для нашего героя это не было проблемой: капли просто скатывались по его костюму и волосам, не оставаясь на них. Парень прошёл в сторону людей, желая понять, зачем они все собрались здесь в такую погоду. Когда он протискивался через толпу, то мимолётом взглянул на нескольких собравшихся. Странно, но на некоторых из них были точно такие же костюмы, как и на Инди. Мужчины носили длинные плащи, правда более ярких цветов, чем у него, и Инди в своем костюме впервые не почувствовал себя белой вороной. Когда он наконец дошёл до внутреннего края, то заметил, как из большого административного здания выходит целая процессия.
Впереди шли верховные лидеры Страны Цветов, а за ними, парящая над металлической дорогой, вылетела большая золотая карета, украшенная барельефами из зелёного камня, скорее всего нефрита.
   – Скажите, а что здесь происходит, почему все собрались в такую погоду? – спросил путешественник у одного из собравшихся, стоявшего в похожем костюме бежевого цвета.
– Как, вы не знаете? Я думал, у нас уже все об этом знают!
Инди покачал головой и сказал, что долго отсутствовал.
   – Это похоронная церемония. Мы собрались, чтобы почтить память одного из верховных лидеров… – ответил человек.
– И кого же? Может, я его знаю? – спросил парень.
– Сенека Византия.
   Инди резко изменился в лице. «Сенека? Неужели он… умер?» Услышанное ввело его в ступор. Он ещё раз посмотрел на процессию и увидел, как за большой каретой пошли люди в траурной чёрной одежде. И тогда недалеко от них, в толпе, он увидел первое знакомое лицо – Сурда Ролатса. Пробраться к нему не составило труда. То т стоял рядом с краем действа и наблюдал со стороны за процессией.
– Сурд, это вы? Я рад вас видеть!
   То т обернулся и, увидев Инди, несколько удивился. Но потом быстро сообразил и поздоровался с ним, показав свою ладонь.
– Вы вернулись? Я думал, что больше Вас не увижу.
Инди немного подумал и спросил:
– Что произошло с Сенеком? – ему ещё не верилось, что он умер.
Сурд тяжело вздохнул.
   – Просто пришло его время. Старость ждёт каждого. Правда не всех дожидается, но каждый сам решает, хорошо это или плохо. Сенек тяжело болел, но, несмотря на это, продолжал работать. Долг был для него превыше всего.
   – И он всегда сохранял оптимизм, – добавил странник, вспомнив разговоры со старцем. – Жаль, я больше с ним не поговорю. Он всегда мог дать ценный совет.
   Собеседник ещё раз взглянул на карету. А она уже улетела на достаточное расстояние и почти скрылась из виду.
   – Мы с Сенеком говорили месяц назад, – и Сурд сделал паузу. – Он вспоминал о Вас. Наверное, он лучше всех понимал, сколько вы сделали для нас.
   Инди кивнул. Люди вокруг начинали расходиться, и он решил также не стоять на месте. Дождь только усилился, и кое-где уже появлялись лужи. И хотя водосточная система работала хорошо, со всей водой сразу она справиться не могла. Наш герой перелетел через несколько улиц и достиг академии, где надеялся встретить Розу Филионор. Он хорошо помнил, в каком месте находилась комната с её классом, поэтому без стука проник прямо туда. Мадам Голден, как всегда, вела свой урок, и пять учеников смирно сидели за своими партами.
   – …и тогда Компунктус отдал свой меч в главный музей Страны Цветов, – заканчивала она читать свою лекцию. – Также существует легенда, что если этот меч когда-нибудь попадёт в злые руки или будет разрушен, наш мир перестанет существовать. Но это просто легенда. Меч давно перевезён в Страну Свободы, и пока ничего не случилось.
   Тут дети зашептались, и Хелен обернулась. Инди снова прошёл через экран и подошёл прямо к учительнице. Он осмотрел детей, но так никого и не узнал.
– Это Вы! – улыбнулась Голден.
   – Да, здравствуйте. Я ищу Розу, где она, не подскажете? – Инди хотелось поскорее с ней встретиться.
Но преподавательница покачала головой.
   – У меня теперь новый класс, так что её здесь нет. Может, она сейчас дома. В общем, ничем не могу Вам помочь.
   Путешественник ещё раз взглянул на детей, которые с интересом наблюдали за ним, и снова прошёл через экран, выйдя на улицу.
   Людей на улице почти не осталось, но какие-то заблудшие души ещё ходили по дорогам, надеясь как-то укрыться от дождя. Инди же взлетел и направился к окраине агломерации, надеясь поскорее достигнуть дома семьи Филионор. Наконец он оказался у входной двери. «Ничего не изменилось», – подумал он, когда зашёл внутрь. Те же диван, стол, лестница на второй этаж, – всё было на месте. Странник сделал несколько шагов
вглубь кухни-гостинной и услышал со стороны дальней комнаты голоса. Эта комната была чем-то вроде оранжереи, где Виз и Лорк выращивали нужные им растения и впоследствии продавали их. Ультрафиолетовые лампы были подвешены над многочисленными саженцами, а груды земли аккуратно, или, может, не так аккуратно лежали на полу и стульях.
   Виз и Лорк сейчас пересаживали какой-то цветок, поэтому появления незваного гостя так и не заметили. Тогда Инди просто подошёл к большой золотой стене и постучал по ней, чтобы привлечь внимание. Виз, увидев какого-то незнакомца, тотчас выронила из рук горшок, и он, упав на пол, разбился вдребезги.
   – Что ты наделала! – крикнул ей Лорк, державший растение с землёй в руках. – Теперь надо будет его склеивать.
   – Извините, наверное, не стоило так внезапно появляться, – Инди стало неловко, что по его вине что-то разбили.
Виз только покачала головой.
   – Всё в порядке! Мы рады видеть Вас! После всего, что было, Вы всегда желанный гость в этом доме! – и женщина потянулась за осколками. – Лорк, поставь цветок обратно и помоги мне.
   То т положил саженец на стол и стал вместе с женой собирать обломки глиняного горшка.
– А Роза дома? – спросил Инди.
Виз снова покачала головой.
   – Она гуляет. Впрочем, как всегда. Вы же её помните, у неё только прогулки на уме. Хорошо, что Вы вернулись. Может, Вам как-то удастся на неё повлиять. А то она совсем от рук отбилась, – и Виз случайно порезалась об осколок.
   Муж, увидев это, быстро побежал за полотенцем, но оно было настолько сильно испачкано в земле, что женщина послала его за другим, более чистым.
– Та к где мне её найти? – поинтересовался парень.
   – Она может быть в парке за городом, может гулять по улицам, – в общем, быть где угодно. Легче дождаться вечера, она сама вернётся, – с этими словами Виз потянулась к крану с водой, чтобы промыть порезанный палец.
   Инди сказал, что попробует всё-таки её поискать, и пошёл на выход. Он снова оказался на улице, думая, куда ему лучше всего отправиться. Для начала он решил осмотреть все улицы на пути от академии до дома Филионор, так как этот путь для Розы он считал наиболее приемлемым. Путешественник решил пройти пешком, поэтому дорога заняла почти три часа. Дождь уже подошёл к концу, и тучи постепенно развевались, открывая чистое небо с ярким искрящимся солнцем. Герой добрался до академии, обошёл вокруг бассейна «Лиман» и даже достиг небольшого парка в центре города, но так никого и не встретил. В итоге он понял, что Роза если и гуляет, то гуляет где-то далеко отсюда. А ведь ему так хотелось наконец-то её увидеть!
   Всё это время, что он провёл вдали от людей, он много думал о тех, кого встретил в Стране Цветов. Но больше всего он думал о Розе. Те дни, что они провели вместе, стали лучшим периодом его жизни. Впрочем, пока он прожил в нашем мире не так много времени, чтобы сравнивать. Однако сейчас он хотел во что бы то ни стало её увидеть. «Где же она может быть?» – думал он. И тут в его голове промелькнула мысль. «Конечно, как я сразу не догадался». Он оторвался от земли в надежде её увидеть и уже через три минуты снова вернулся к дому семьи Филионор. Только сейчас он не хотел идти внутрь. Перелетев через стену, он оказался на крыше дома и приземлился на её окраине. Она до сих пор была покрыта водой, но соскользнуть вниз было не так-то просто, и герой отправился к тому месту, где так часто любила сидеть его подруга. Да, там действительно кто-то был. Однако, как показалось Инди, это была не Роза. Скорее всего, там сидела какая-то девушка, может быть, даже Айсис. Путешественник подошёл ближе, и незнакомка, услышав его шаги, встала и обернулась. Инди оказался прав насчёт возраста: на вид, по нашим меркам, ей было лет восемнадцать. Девушка взглянула на него удивлённым взглядом и попыталась что-то сказать, но так и не смогла.
   – Что Вы делаете на крыше дома семьи Филионор? – спросил Инди. – Я думал, что встречу Розу, а здесь Вы.
Незнакомка ещё раз осмотрела его и всё-таки попыталась сказать:
– Это ты!
   – Мы знакомы? – путешественник так и не мог понять, видел он эту девушку или нет.
Лицо казалось ему знакомым, но он не мог вспомнить, кто это такая.
   Девушка неожиданно повернула голову в сторону. Затем она снова развернулась, и Инди увидел, как из её глаз полились слёзы.
– Ты меня даже не узнаёшь! – заплакала незнакомка.
   Парень вовсе не понял, что он сейчас сделал не так. «Кто она такая?» – этот вопрос не покидал его мысли.
   – Конечно, после стольких лет, – сказала девушка. – И снова эта крыша, как в тот день, когда мы расстались.
– Ты знаешь Розу Филионор, да?
Та протёрла слёзы с глаз и подошла к нему ближе.
   – Неужели ты не узнал меня? Вспомни, как мы прощались на этом самом месте более трёх наших лет назад. Вспомнил?
   Тут Инди осознал самое главное. Он ещё раз осмотрел девушку. На ней было красивое фиолетовое платье, а небольшая копна волос, выкрашенных в красный цвет, необычно контрастировала с остальной причёской.
   – Роза? Как это можешь быть ты?
   – Я выросла, вот как, – девушка никак не могла унять слёзы.
   – То есть, как это выросла? – путешественник вообще не мог включиться.
   – Ты всё такой же недогадливый, впрочем, как всегда. Я была ребёнком. А дети вырастают. И стареют потом. Или ты думал, что я всегда буду такой, какой ты меня увидел тогда?
   Инди не мог поверить в это. Как это может быть Роза? Но спорить было ни к чему, и тогда он просто улыбнулся.
   – Я так рад снова видеть тебя. Ты сказала, прошло три года? А мне кажется, будто это было только вчера.
   – Конечно, ты был в космосе, там всё идёт быстро, не то что у нас, – и Роза присела на выступ крыши.
Из её глаз по-прежнему текли слёзы, и Инди не мог понять, почему.
– Ты плачешь? – спросил он.
   Девушка покачала головой в знак отрицания, но она на самом деле плакала.
   – Я, я уже думала, что ты не прилетишь. Потеряла надежду, перестала ждать. Жизнь вошла в свою колею, как будто тебя совсем не было.
   Путешественник сел с ней рядом, но она отсела подальше и посмотрела на заходящее солнце, окрасившее горизонт в багровые тона.
   – Всё это время я думал о тебе. Когда был там, в Пустоте. Ну, точнее не совсем в Пустоте, но почти там, – Инди уже начинал привыкать к «новой» Розе.
   – Ты вылечился? – всё ещё не переставая плакать, сказала она.
   – Определённо, – улыбнулся ей парень. – Только я не понимаю, почему ты плачешь.
Роза отвернулась, чтобы скрыть слёзы, и сказала:
   – Все эти годы мы могли провести вместе. А я их просто потеряла. Я потеряла цель в жизни, понимаешь. Я не знаю, что и думать. К чему теперь что-то менять…
   Инди совсем не понимал собеседницу. Он подумал немного, но найти нужные слова было очень сложно.
   – Я не мог прилететь раньше, поверь. Это было необходимо. Пустота – худшее место для того, кто познал радость общения. Попробуй забыть эти годы, я хочу, чтобы ты вспомнила те мгновения, что мы пережили вместе.
Но Роза встала и направилась в сторону лестницы.
   – За эти годы многое изменилось. И я изменилась. То й маленькой девочки больше нет, так что не надейся, что она вернётся. Если хочешь со мной общаться, прими меня такой, какая я сейчас, – и девушка спустилась в свою комнату. – А сейчас я хочу побыть одна.
   – Но ты и так была одна всё это время, – сказал герой вдогонку, но тут же услышал звук захлопнувшегося окна.
   Роза легла на свою кровать и заплакала ещё сильнее. Не так она представляла эту встречу все эти годы. Она винила теперь себя за то, что просто не бросилась в его объятия, как раньше. Но исправлять что-то уже поздно. И забыть это теперь точно не удастся. А Инди так и остался стоять наверху, не понимая, что он сделал не так. Он последний раз взглянул на заходящее солнце, скрывшееся за самой большой крышей, и отправился на прогулку.
   «К кому сейчас пойти?» – думал он. Ведь другие могли так же измениться, как и его подруга. Однако позже он кое о ком вспомнил. Достигнув зоопарка, который так и стоял на своём месте, наш герой проник внутрь и ещё раз осмотрел все вольеры. Альсорусы, ластоноги и шейки так и остались на своих местах. Инди вспомнил, как впервые их увидел, и ещё сильнее пожалел о том, что улетел. С этими мыслями он приблизился к одному из загонов и заметил за ним внутри ещё одно знакомое существо. Его длинные зелёные щупальца в этот момент пытались разрыть землю в вольере, но как только наш герой оказался совсем рядом со стеклом, существо перестало копать и подошло к нему поближе. Инди сразу почувствовал то необычное ощущение, как будто кто-то пытается поговорить с ним и узнать получше. Мног положил щупальце на стекло, и путешественник приложил по другую сторону стекла левую ладонь. Ему сейчас так хотелось, чтобы кто-то его понял. Ведь после тех недолгих дней, проведённых с людьми, ему было тяжело находиться вдали от них. И страннику тут же показалось, что это существо понимает его мысли, словно давно его знает.
   – Ты провёл все эти дни один в этом загоне. Кто ещё сможет ощутить то, что ощущал я? – Инди сам хотел, чтобы встреча с Розой прошла по-другому.
   Мног ещё немного постоял рядом, будто пытался что-то сказать нашему герою. Но он не мог этого сделать, поэтому просто отошёл в сторону и продолжил наблюдать за Инди.
– Привет! – послышался голос со стороны.
   Парень обернулся и увидел незнакомца, появившегося из соседнего коридора.
– Привет. Я сейчас ухожу, если вы закрываетесь.
   – Да не, я не смотритель, – улыбнулся вышедший из темноты парень. – Ты совсем не изменился. А я вот вырос. Помнишь Инса Волкса?
   Инди сразу увидел поразительное сходство этого парня с тем самым мальчиком.
   – Конечно, помню! Инс, я так рад видеть тебя! Но как ты меня здесь нашёл?
   Инс улыбнулся и сказал, что расскажет ему всё дома, так как мама сегодня готовит большой и сытный ужин. Инди попрощался с многом и пошёл за парнем в сторону выхода.
– Как там, в космосе? – спросил у него Инс, выходя на улицу.
– Тихо, – ответил Инди. – А что произошло у вас за это время?
   – Воины Чёрной Тени и насекомые отступили, но теперь на нас напали люди с длинными головами. Но они на самом деле мёртвые.
   Инди улыбнулся, вспомнив, как этот парень любил рассказывать разные истории в прошлом, и обрадовался, что хоть он практически не изменился.
   Дома Гемма была рада видеть нашего героя. Она сейчас готовила клубни силисы, потому что, как сказала сама, ждала важного гостя.
– А Кантор тоже придёт? – спросил странник.
   – Нет, он давно здесь не живёт, – ответила женщина. – Теперь он в Стране Свободы, улетел туда сразу после того, как закончил академию.
И Гемма задумалась.
– Он теперь известный музыкант, – добавил Инс.
   Тут прозвучал дверной звонок, и Инс бросился ко входу. На пороге стояли двое. Первым из тех, кто зашёл в дом, оказался Сурд. Он протёр ботинки на пороге и прошёл вглубь коридора, поприветствовав Гемму. Она быстро забрала у него куртку и повесила на крючок, а затем снова побежала на кухню, так как не всё там доделала. Следом за мужчиной зашла молодая девушка. Одетая в блестящее розовое платье, спутница Сурда медленно прошла в сторону большой комнаты и положила на подоконник свою сумку.
– Инсигнис, достань мне из кармана диск, – обратился Сурд к девушке.
   Инди услышал слова советника и ещё раз посмотрел на неё. Инсиг-нис и правда очень сильно изменилась. Она стала высокой и элегантной девушкой, сохранив такие же искрящиеся рыжые волосы и выразительные глаза. Девушка передала отцу диск и неожиданно заметила Инди в коридоре. Она взглянула на него несколько раз и, дождавшись, пока отец переобуется, сделала пару шагов вглубь комнаты.
   – Здравствуйте, – только и сказала она Инди и Инсу, после чего села в кресло рядом со столом.
   Инди сделал несколько кругов по помещению, обдумывая полученную информацию. Ведь до сегодняшнего дня он не знал, что люди взрослеют. Наконец, ему стало интересно, и он спросил у девушки:
   – Что изменилось в твоей жизни, Инсигнис? После окончания академии?
Девушка хотела что-то ответить, но её прервал отец.
   – Моя дочь теперь работает в Логосе Старейшин, почти на одной со мной должности. В следующем году планирует подать документы на продвижение, в расчётную палату Логоса.
Инсигнис кивнула и ещё раз взглянула на Инди.
– Ужин готов! – вошла в комнату Гемма с подносом.
   Она поставила его на стол, уже заставленный разными тарелками, и стала раскладывать клубни.
   – Я принёс диск с заказом моего коллеги, – и Сурд передал электронный носитель женщине.
   Та положила его в карман и также села за стол. Ужин прошёл довольно тихо: Сурд и Гемма переговаривались между собой, обсуждая работу и жизнь вообще, а остальные просто сидели и молча их слушали. Инсингнис то и дело поглядывала на Инса и Инди, но начинать с ними разговор так и не стала. Было ли это стеснение? Вряд ли. Ведь девушка теперь стала важным человеком в своей стране. Скорее, ей это просто было не нужно.
   Под конец вечера Инс встал из-за стола и отправился к себе в комнату, а Инсигнис пошла к зеркалу, чтобы проверить, не испортилась ли её причёска. Инди тоже встал с кресла и подошёл к окну. Темнота улицы еле-еле освещалась светом тусклых фонарей, а золотые дороги отражали этот свет, окрашивая пространство в жёлтый оттенок. «Надо ещё раз поговорить с Розой, – подумал путешественник. – Но только завтра». Роза сейчас тоже смотрела в окно. Её улица была ещё темнее, и девушка почти ничего не могла там разглядеть. Тогда она вышла из комнаты и спустилась на первый этаж, чтобы поужинать. Виз уже сидела там вместе с мужем, и появление Розы никак не повлияло на трапезу.
– Что у нас сегодня? – спросила она.
   – Початки веспы, – ответила мать и попросила отца передать ей немного соли.
   – Как всегда, – и девочка села за стол. – Хоть бы раз было что-нибудь новое.
Мать только помотала головой.
   – Ты знаешь, что Инди вернулся и ищет тебя? – включился в разговор отец.
Роза проглотила кусочек с тарелки и, запив его водой, сказала:
– Какая разница.
   – Может, хоть он научит тебя уму-разуму, раз у нас не получилось… – у матери это была любимая тема.
Но Розе её тон не понравился.
– Опять ты за своё! Может, пора уже прекратить?
Однако Виз не остановилась.
   – А сама подумай. Академию ты закончила. Работу так и не хочешь искать, только и делаешь, что гуляешь. У тебя был шанс стать хорошей спортсменкой, но ты его упустила.
Роза не выдержала и резко встала из-за стола.
   – Постоянные тренировки меня выматывали! И я не собираюсь работать просто для того, чтобы работать! Я хочу найти своё призвание!
   – Я в твоём возрасте не думала об этом. Я понимала, что это надо, и всё!
   – Не надо нас сравнивать! Я вообще другой человек! Всё, с меня довольно. Видеть тебя больше не хочу! – с этими словами Роза побежала к лестнице и отправилась к себе в комнату.
   Там она ещё раз всё осмотрела и подошла к зеркалу. Взглянув на себя, она стукнула кулаком по тумбочке и со словами «Время пришло» потянулась за своей сумкой. Её взгляд остановился на фотографии, где она стояла вместе с путешественником, и тогда она забрала рамку со стола, а вместе с ней и кулон, подаренный ей когда-то.
   А Инди дождался, пока Сурд и Инсигнис соберутся и тоже решил не задерживаться.
   – В следующий раз жду тебя у себя дома, – и мужчина поцеловал Гемме руку.
   – Конечно, я приду, а о дате тогда ещё договоримся, – и дама проводила обоих Ролатсов до выхода.
   Инди покружил по комнате и, взглянув на мозаики, висевшие на стенах, сказал Инсу, что ему пора.
   – Если что, всегда можешь заглянуть к нам, – и парень подошёл к окну, чтобы помахать ушедшим гостям.
   Конечно, они его так и не заметили. А Инди просто попрощался с Геммой и отправился в путешествие по планете. Как и в самом начале его знакомства со Страной Цветов, здесь всё было на своих местах. Океаны пестрили розово-жёлтыми красками, золотые города-агломерации чередовались с зелёными лесами, цветущими круглый год, а Логос Старейшин по-прежнему парил в небе над планетой. Инди решил полетать всю ночь и уж потом, утром, вернуться в агломерацию Северной Звезды.

***
   Утро, как всегда, не вовремя пришло в дом семьи Филионор. Роза нехотя проснулась в своей постели и, закончив собирать вещи, взяла с собой три сумки. Подумав немного, она достала свою помаду и написала пару предложений на зеркале, после чего убрала её назад и направилась к выходу. Родители были чем-то заняты в оранжереи, поэтому девушка быстро проскочила через коридор и вышла наружу. Отвернувшись на мгновение, она не заметила Инди, идущего к двери, и врезалась в него. От неожиданности Роза выронила свои сумки и чуть сама не упала, но всё же удержалась на ногах.
– Ты куда-то спешишь? – поинтересовался парень.
   – Да, спешу. Какая тебе разница? – Роза поднимала свои сумки, которые даже раскрылись после падения.
   Инди хотел что-то сказать, но неожиданно понял, что это будет не так-то просто для него.
   – Я хотел поговорить… Я думаю, мы не должны с тобой ссориться... Я понимаю, что ты выросла, но хочу, чтобы мы дружили как раньше. Я ведь ждал этих дней так же, как и ты! – слова было сложно подобрать, но путешественник старался, как мог.
   – Инди, понимаешь… – начала Роза и тут же остановилась. – Тебя не было слишком долго. Я просто устала. Устала ждать. Мне это больше не нужно, я научилась жить без тебя и не хочу ворошить прошлое. А теперь пока, мне надо идти.
– Но куда ты? – спросил странник.
– Подальше отсюда, – и девушка ушла в сторону вокзала.
   Инди совсем поник. «Что же всё-таки с ней происходит?» – думал он, провожая взглядом поезд, который уносил девушку всё дальше и дальше в центр города. Решив пока её не трогать, он пошёл туда, где ему нравилось больше всего – в библиотеку. Сама библиотека осталась прежней, а вот убранство внутри изменилось: теперь там стояли более совершенные экраны, которых стало в два раза больше, а кое-где можно было купить себе поесть и попить. Инди сел на то самое место, где он находился семь лет назад (по нашему летоисчислению), и решил почитать что-нибудь про человеческие взаимоотношения. Тема была довольно прозрачная, но он всё-таки сумел найти то, что искал. Та м было написано много всего про торговые отношения и войны, но его интересовало другое, и тогда парень нашёл несколько статей на тему любви и дружбы. В основном там были описаны примеры химических реакций, которые происходят в мозге человека, когда он с кем-то общается или влюбляется, но было и литературное отступление, объясняющее духовные причины подобных типов поведения. Герой увлёкся чтением, когда к нему подошёл молодой невысокий парень, державший в руке миниатюрный экран.
   – Я вас узнал. Вот, подошёл поздороваться, всё-таки три года прошло.
   Инди взглянул на незнакомца. Старые изменившиеся знакомые уже стали его немного пугать. Чего ещё он не знает об этом мире, что может его шокировать?
– А вы?.. – переспросил герой.
– Мы играли здесь в ментем, помните?
Инди покопался в памяти и вспомнил.
– Капт Иос? – сказал он.
   То т кивнул в ответ. Да, мальчик действительно изменился. Теперь он был одет в странный костюм какого-то научного работника, а на правой части пиджака имелась небольшая золотая медаль-награда.
   – Помнишь, ты хотел переиграть со мной партию? – Инди ещё не забыл тот день, когда они виделись последний раз.
   – Да? Но мне теперь некогда просто так тратить время. Я готовлю научный тезис для высшей академии, вот. Тема: «Низкочастотная плазма пятнадцатого класса и её воздействие на твёрдые, жидкие и газообразные объекты», – и Капт показал какие-то зарисовки на своём переносном экране.
Инди поглядел, но мало что из этого понял.
   – Я пошёл, у меня осталось не так много времени на поиск, – сказав это, молодой парень направился в сторону соседнего экрана.
   «Вот, теперь я встретил всех учеников, которых знал, – подумал наш герой и тут же вспомнил. – Кроме Кантора, конечно». Он продолжил читать и постепенно перешёл на художественную литературу. В базе данных библиотеки оказались такие интересные книги, как «Путешествие к свету», «Тень над Бездной», «Сущность человека», «Осколки прошлых дней». И даже написанная недавно «Не смотри на часы». Инди быстро пробежался по тексту, прочитав всё, что в нём было, и его воображение разыгралось. Сейчас парню очень хотелось, чтобы в его жизни всё стало так, как прежде. «Как жаль, что взрослые не становятся детьми». Пока путешественник думал, что ему предпринять, Роза достигла центра города. Она ещё раз прошла мимо своей академии и заглянула в окно. Класс, где она училась девочкой, по-прежнему был чист и прибран, и там, как всегда, шли занятия. После академии Роза дошла своего бассейна. Девушка уже много лет жалела, что оставила свою спортивную группу и тренера. Но что-то возвращать было уже поздно. «Шанс давно упущен», – сказала она про себя.
   – Роза? Здравствуй, я не видела тебя уже несколько месяцев, – послышался голос со стороны.
   Брюнетка обернулась и увидела перед собой свою бывшую одноклассницу, Инсигнис.
   – А, это ты, – неохотно сказала Роза Филионор. – Что здесь делаешь?
   – Шла на работу. У нас заседание в Логосе, так что у меня мало времени. А ты разве не должна где-то сейчас быть? – спросила рыжая девушка.
   – Я никому ничего не должна, – Роза поняла, что не настроена на разговор.
Инсигнис только косо на неё посмотрела.
– Что ж, ладно, – и девушка пошла своей дорогой.
   Наша героиня так и не взглянула в её сторону. Вместо этого она ещё раз посмотрела на дома и дороги, её окружавшие. Эта картина была такой привычной для сердца и в то же время такой надоевшей. Розе хотелось сбежать отсюда, уйти как можно дальше и никогда не возвращаться. «Но разве это правильно?» – говорил ей разум. «Что ж, надо решаться», – отвечало сердце. И тогда девушка покинула широкую улицу и направилась прямо в космопорт.
   А Инди к вечеру прочитал более тысячи книг и решил во что бы то ни стало помириться со своей подругой. Он вернулся к её дому и прошёл в комнату, но там её, впрочем, как и всегда, не оказалось. «Скорее всего, она где-то гуляет», – подумал он, когда услышал голоса внизу. Те что-то оживлённо обсуждали, так что наш герой спустился на первый этаж и застал Виз и Лорка за разговором. Женщина ходила по комнате, а муж сидел в кресле, уставившись в пол. Появление Инди ещё более оживило обстановку.
   – Как я рада, что Вы пришли! – сказала Виз. – Роза, она снова сбежала из дома!
– В пятый раз, – добавил Лорк.
Инди подошёл ближе и облокотился на диван, после чего сказал:
– Раз это было и раньше, значит, она скоро вернётся.
   – Не думаю. Она написала, что отправляется в Страну Свободы… Забрала свои вещи, часть золотых столовых приборов, расчёсок. Ду-
маю, она решила там поселиться навсегда, – Виз была очень расстроена, но вела себя довольно спокойно.
   Инди же совсем перестал понимать Розу. Зачем ей сбегать именно сейчас? Неужели она бежит от него? Не надо ему было возвращаться вовсе!
– В этом есть и моя вина, – сказал парень. – Я помогу её найти.
   – Вы, конечно, не обязаны это делать. Но больше нам обратиться не к кому. Страна Свободы неплохое место, но… – тут женщина задумалась, пытаясь что-то вспомнить. – Когда Вы улетели, Айсис решила переселиться туда. Та м она нашла хорошую работу и дом. Я думаю, Роза пойдёт к ней.
   Затем Виз ушла в другую комнату, порылась в своих ящиках и достала небольшой кубик.
   – Здесь все контактные данные. Я думаю, разыскать её будет не сложно. Скорее всего, Роза там. Вы – наша последняя надежда. Моя дочь сама не понимает, чего хочет. Но я уверена – здесь ей будет намного лучше, чем там. Страна Свободы не для неё. Вы ведь сможете вернуть её назад?
– Я обещаю вам, – ответил путешественник.
   Забрав диск, он вышел на улицу, обдумывая полученную информацию. Лететь в Страну Свободы можно хоть сейчас. Но Инди не знал, где именно она находится. И тогда он решил поговорить с Инсом. Ведь там, на другой планете, жил его брат, а значит, он должен был что-то знать. Когда наш герой вернулся в дом Волксов, Гемма как раз работала над очередной мозаикой. Она аккуратно подыскивала нужные частички драгоценных камней и приклеивала их на определённые места. Инс же в этот момент что-то уплетал на кухне, так что появление Инди они сначала не заметили. Но ему было не до сюрпризов, так что парень просто поздоровался и быстро рассказал о произошедшем обоим. Гемма сразу поняла, что Роза поступила необдуманно, но ведь это была не её дочь, поэтому она не стала ничего говорить по этому поводу.
   – Координаты планеты можно найти в библиотеке. Но зачем они Вам? Ведь можно долететь на корабле. Они стартуют каждый день.
– Да, но у меня нет документов, – заметил странник.
Инс тоже долго думал, после чего ему в голову пришла идея.
– А что если мне полететь с тобой?
   Гемме идея вовсе не понравилась, поэтому она свела всё к шутке, сказав, что её сын ещё не готов к подобным полётам.
   – Я бы хотел увидеть брата, мы давно не виделись, – добавил парень. – И Инди будет не так одиноко в путешествии.
   Похоже, Инсу и правда хотелось немного попутешествовать. Нашему герою понравилась его идея, так что он попытался убедить Гемму согласиться.
– Ну, я не знаю, – сказала дама. – Что если что-то случиться?
   – Мам, ну, ты же отпустила моего брата Кантора одного. А я чем хуже? – Инс совсем загорелся этой идеей.
   Но Гемма ещё раздумывала. То Кантор, а это Инс. Её младший сын, как она считала, ещё не был готов вести самостоятельную жизнь.
   – Я за ним прослежу, – заверил её путешественник. – Всё будет в порядке.
   Наконец, ещё немного поразмыслив, женщина согласилась. Вылет был намечен на утро следующего дня, и Инди решил провести последние часы в Стране Цветов вместе с этой семьёй. Они ещё немного поговорили, и в ходе разговора выяснилось, что Страна Свободы хоть и колония Страны Цветов, но сильно отличается от неё.
   – Говорят, даже люди там ведут себя по-другому, – сказала Гемма. – По крайней мере, так мне рассказывал сын.
   – Посмотрим,– заметил Инди. – Новые впечатления – всегда хорошо.

ГЛАВА 2. ДРУГАЯ ПЛАНЕТА
  

   Рано утром Гемма простилась со своим младшим сыном, собравшим одну небольшую сумку, и он вместе с Инди отправился в космопорт. По пути Инс рассказал, что Кантор прославился в другом мире своими песнями и теперь зарабатывает большие деньги, играя вместе с группой на концертах.
– Он собирает большие стадионы.
– Было бы здорово на это посмотреть, – добавил наш герой.
   Космопорт был большим зданием, расположенным к северу от центра агломерации. Оно возвышалось над окружающим пространством на несколько десятков этажей и было очень широким. Настолько широким, что через него можно было пропустить минимум сто магистралей. Внутри всё было отделано по последнему слову техники: небольшие экраны стояли почти в каждом углу, а широкие голографические табло висели над входами в комнаты, показывая, какой корабль и куда должен отправиться в ближайшее время. Инди подошёл к ближайшему терминалу и попытался войти в систему. Но тот быстро запросил личные данные, так что действовать пришлось Инсу: мать как раз дала ему идентификационный диск.
   – Здесь сказано, что ближайший корабль отправляется через два часа, – Инс только что вошёл в систему и пытался купить билеты.
   – Нам это подходит, – улыбнулся путешественник.
   Тот произвёл несколько манипуляций, но ничего так и не произошло.
   – Не получается. Может, поможешь, а то я плохо во всём этом разбираюсь… – и парень отошёл в сторону.
   Инди сам первый раз пользовался подобным устройством, но, аналитически поразмыслив, он понял, что надо несколько раз подтвердить свои действия, и в скором времени вернул идентификатор обратно.
– Всё загружено, можно идти, – и парень прошёл в зал ожидания.
   В этот момент там находилось не так много людей. Молодой мужчина лет тридцати пяти как раз прощался со своими детьми и женой, которые пришли провожать его в дальний путь, а парень лет двадцати, странно одетый, сидел в кресле и что-то читал по электронной книге. «Похоже, в рабочее время мало кто путешествует между миров», – подумал Инди. Впрочем, в соседнем зале людей было побольше. Но те летели не в Страну Свободы, а в соседние города и агломерации. А путешественников к дальним рубежам в последнее время было не так уж и много.
   – Смотри, здесь куст индимионов, прямо на окне, – Инс позвал нашего героя к себе и показал красивые чёрно-синие цветы. – Это моё любимое растение!
– Правда? – переспросил удивившийся Инди.
   – Да. Несмотря на то, что я родился в четырнадцатый день месяца византиев, эти цветы мне всегда нравились гораздо больше!
   Инди ещё раз полюбовался растениями и вспомнил, как впервые встретил Розу много лет назад как раз в такой момент. «Может, она и сейчас будет рядом?» – и странник оглянулся. Увы, но никого даже отдалённо напоминающего девушку рядом не было. Тогда парень просто сел в кресло и уставился в потолок. Яркие лампы светили наверху, словно миниатюрные солнца, и их бело-синие сияние падало на поверхность гладкого золотого пола. В Стране Цветов всё было красиво, даже обычный космопорт. Ведь в архитекторы брали не абы кого, а только выдающихся личностей. К тому же средства для строительства всегда находились. Наш герой задумался и не заметил, как прошло почти полтора часа.
   – Нам пора, – окликнул его Инс, стоявший у большой двери. – А то мы опоздаем.
   Странник быстро встал со своего места и побежал за парнем. Следующим помещением, куда они попали, был длинный коридор, ведущий из здания на взлётную площадку. Вы могли бы подумать, что сейчас героев будут проверять, а их вещи просвечивать, но в этом не было необходимости. Ведь они покидали Страну Цветов, а не прибывали сюда.
   Оба героя наконец вышли на улицу и оказались на большой открытой крыше, где стояло несколько крупных летательных кораблей. По форме они напоминали большие закруглённые субмарины, покрытые золотом. Золото, правда, всего лишь тонким слоем покрывало поверхность, ведь иначе корабли были бы очень тяжёлыми. Сам же металл корпусов, называющийся зиргонием, был очень прочен и лёгок. Настолько прочен, что мог выдержать столкновение с миниатюрными астероидами, летящими на большой скорости. Будучи сплавом из более чем семи металлов, он давно считался одним из самых важных изобретений последнего века. Инс подошёл к открытому люку и встретился с миловидной женщиной в широкой красной форме. Она забрала у него диск и приложила его к панели у входа. Тотчас он был просканирован, и дама сказала:
– Здесь сказано, что вас двое.
– Я здесь, здесь, – добежал наш герой прямо до входа.
Та посмотрела на него и краем глаза заметила меч на поясе.
– С холодным оружием нельзя, вы должны его сдать.
   – Да, но я никогда с ним не расстаюсь, – спокойно и наивно ответил странник.
Но женщина была непреклонна.
– Таковы правила.
   Инди совсем не хотел расставаться с оружием, но он не знал, что ему ещё сказать. И тогда в разговор вступил Инс.
– Этим мечом он спас нашу планету от похолодания!
   Женщина сначала не отреагировала на слова и снова начала требовать сдать оружие. Но потом до неё что-то дошло, и она начала улыбаться.
   – Та к это Вы? Простите, что Вас не узнала. У нас ведь теперь многие в таких костюмах ходят. Я вас пропускаю, но советую не доставать меч. Ну, о правилах поведения вы, я думаю, знаете.
   Инди кивнул, но скорее, чтобы отвязаться от дамы, чем в знак согласия. Пройдя внутрь, оба парня высоко оценили комфортность обстановки: их каюта на четверых имела столик с продуктами и четыре кровати, расположенные по бокам в два яруса.
   – Сколько нам лететь? – спросил странник.
   – Примерно сутки. Та к что можно расслабиться, – с этими словами Инс сел на свою кровать и съел с тарелки какую-то ягоду. – Вкусно.
   Тут в каюту зашли двое – мужчина, прощавшийся с детьми, и молодой парень. Они поздоровались и сели на свои места. За ними зашла та самая женщина и предупредила, что они скоро взлетают. И, как бы в подтверждение, тут же послышался звук включившихся двигателей. Он был совсем слабым, так что неудобств не доставлял.
   – Я никогда не летал на корабле, – сказал Инс.
   – Ничего страшного в этом нет, – включился мужчина с верхней полки. – Полёты уже много веков абсолютно безопасны. Только и знай, что спи на своём месте и жди, пока прилетишь.
   Спустя секунд пятнадцать корабль наконец оторвался от крыши и понёсся прямо вверх. Взлетев высоко над городом, пилоты включили основные двигатели, и судно понеслось вперёд. Взглянув в окно-иллюминатор, Инди и Инс увидели, как агломерация Северной Звезды постепенно становится всё меньше и меньше, и в итоге вовсе потеряли её из виду. А корабль, пролетев сквозь облака, покинул атмосферу планеты и направился в сторону двух лун – Лувенума и Сенектут.
   Инс впервые видел свой мир с такого ракурса. Многоцветье планеты чётко просматривалось через череду облаков, и любоваться этой картиной можно было вечно. Но они взлетели не любоваться видами. Родной мир парня, ставший таким же домом и для Инди, становился всё более тусклым, и через пять минут различить что-то на его поверхности уже не представлялось возможным.
   – Я уже хочу домой, – проговорил Инс. – Зря мы полетели.
   – Не волнуйся, в путешествиях нет ничего плохого. В случае чего мы всегда можем вернуться назад. Страна Цветов ведь никуда не денется, – и Инди прошёлся по каюте.
   Двигатели несли их вперёд, навстречу неизведанному новому миру, и никто не знал, что из этого может получиться. Наш герой ещё немного походил по кораблю и заметил:
   – Почему мы так медленно летим?
   – Разве это медленно? – включился молодой парень в странной одежде. – До соседней системы – за двадцать восемь часов.
– Я летаю гораздо быстрее, – и Инди уперся руками в бока.
Парень только улыбнулся.
– Ага, конечно, а сел на корабль только за компанию.
   Путешественник хотел что-то сказать, но увидел, как человек надел наушники, отвернувшись от него, и промолчал. Те м временем с верхней полки спустился тридцатипятилетний семьянин. Он съел несколько ягод с тарелки и сказал:
– Меня зовут Пат Византий, будем знакомы!
   Инди и Инс поздоровались с ним, и тот коротко рассказал о себе. Выяснилось, что он летит в Страну Свободы на работу. Работая там в течении месяца, он возвращается на неделю домой, чтобы проводить время с семьёй.
– И Вас всё устраивает? – спросил странник.
   – Хотелось бы быть с детьми подольше, но что поделаешь. В колонии больше возможностей. Я заведую научными разработками в области оружия. Мы недавно изобрели… Хотя, раскрывать всё я не могу, пока что это секретные разработки. Хе-хе, – и мужчина выпил из бутылки немного иомопа. – А вы зачем летите?
– Проведать брата, – сказал Инс.
– Найти подругу, – почти одновременно с ним проговорил Инди.
   Человек удивлённо посмотрел на парней и улыбнулся. Те м временем корабль продолжал свой полёт. Часы тянулись очень медленно, так что Инс лёг на кровать, чтобы скоротать время, а вот Инди вышел в коридор, чтобы осмотреть всё на корабле. Он зашёл в соседнюю каюту, которая
оказалась пустой, затем прошёл в туалетную комнату. Парень долго изучал раковины и унитазы, но так и не понял, для чего они нужны, и вышел обратно. Наконец, ноги привели его в кабину пилотов. Да, она была заперта, но ведь для Инди любая дверь – открытая. Внутри стояло большое кресло, а рядом с ним – приборная панель и широкий иллюминатор. Путешественник сделал несколько шагов и увидел, как в кресле, несколько раз нажав какие-то кнопки, удобно расположился немолодой мужчина в красной форме. Его волосы были совершенно седые, а лицо напоминало лик какого-то древнего волшебника из сказки. Инди привлёк его внимание, и тот, заметив появление незнакомца, совершенно опешил.
– Вы кто?
   – Рад представиться, Инди Индимион! – улыбнулся парень и стал рассматривать кнопки на панели.
Мужчина опешил полностью.
– Как вы попали в кабину пилота?
   – Знаете, одной ногой здесь, другой там. Это у меня в привычке, – и Инди остановился на каком-то рычаге. – А для чего нужна эта ручка?
   Пилоту было невдомёк, как этот парень попал сюда. Но он был не из тех, кто сразу бы стал звать на помощь. Вместо этого он дотянулся до рычага и сдвинул его в сторону. И в этот момент звездное небо за окном стало разворачиваться по часовой стрелке, медленно и уверенно. Конечно, звёзды остались на месте, просто капитан закрутил корабль вокруг своей оси. Сделал он это достаточно медленно, так что внутри никто ничего не почувствовал.
   – Здорово, а зачем нужна эта кнопка?
   – Ну, она открывает входной люк. Но я её нажимать сейчас не буду, вы сами понимаете, почему, – посмеялся человек. – Кстати, я-то не представился. Дукс Озис. Капитан этого корабля класса «Стрела».
   Инди кивнул ему и посмотрел на навигационную панель. Там, на электронной карте, располагалось три основные точки – две планеты и сам корабль.
   – Я работаю так уже тридцать лет. Не представляю профессии лучше! Летишь в свете двух сталкивающихся галактик, от одной звезды к
другой, слушая лишь тишину да лёгкий шумок от двигателей. Начинаешь по-другому смотреть на вещи.
– Да, как я Вас понимаю, – Инди сам хорошо это знал.
   – Вы напоминаете мне моего сына. В детстве он был очень любознательным.
Путешественник улыбнулся и спросил:
– А где он сейчас?
   Пилот задумался и замолчал. Он прокрутил несколько воспоминаний в голове, а потом снова повернулся в сторону Инди.
   – Он живёт в Стране Свободы. Мы мало общаемся теперь, у него много работы. Есть семья, дети. Вы же знаете, как себя ведут люди тех краёв. Средства к существованию у него теперь стоят на первом месте. Может, ему так легче, – и капитан посмотрел на звёзды. – Как бы то ни было, у меня тоже есть работа. Ладно, если Вы спросили всё, что Вам было нужно, то я бы советовал Вам вернуться в каюту. В Стране Цветов ведь уже ночь.
   Инди кивнул и ушёл, пройдя сквозь дверь. Пилот не заметил этого, иначе бы лишний раз удивился странности своего собеседника. Вместо этого он просто откинулся в кресле и включил себе записанную мелодию, сыгранную на симфонире. Инди же вернулся в каюту и, увидев, что все там давно спят, вышел в коридор. Он не хотел им мешать сейчас. И так как сам странник никогда не спал, он решил посмотреть в иллюминатор соседней каюты, чтобы хоть как-то отвлечься.
   Та к прошло ещё девять часов. Инди смотрел на звезды и много думал. В основном о Розе – девушка не выходила у него из головы, он то и дело представлял, как возвращается вместе с ней в Страну Цветов, и после примирения они продолжают жить нормальной жизнью. В своих мечтах он ходил с ней в парк и рассказывал про цветы и животных, а она, улыбаясь, шла рядом и слушала его. Эта жизнь казалась ему очень правильной и осмысленной. «Надо во что бы то ни стало добиться этого», – решил странник.
От раздумий его отвлекла женщина, зашедшая в каюту.
   – Вот Вы где! А я Вас ищу везде! Мы почти прибыли, – сказала дама и ушла куда-то.
   Инди ещё раз взглянул через стекло. Та к как оно было выпуклым, ему удалось краем глаза разглядеть то, что было впереди. А это что-то было поистине впечатляющее. Огромная звезда, гораздо более крупная, чем солнце Страны Цветов, светила ярким красным светом на фоне остального неба, а протуберанцы, отрывавшиеся от неё, постепенно возвращались обратно, напоминая гигантские арки невообразимых ворот. Инди уже читал о том, что звезда Страны Свободы была умирающим красным гигантом, которому оставалось жить ещё примерно миллиард лет, но он впервые видел её собственными глазами. Неожиданно корабль затрясло. Так, словно они во что-то врезались. Тут же прозвучал голос капитана: «Извините за неудобства, этот астероид не занесён в базу данных. Мы первые, кто с ним познакомился». Инди тотчас увидел, как за стеклом пролетела огромная глыба камня, покрытая всевозможными трещинами и миниатюрными кратерами. Парень поспешил вернуться в свою каюту, чтобы разбудить Инса, но в этом не было необходимости, так как он, похоже, уже проснулся.
   – Почти прилетели, – сказал Инди и показал ему в сторону иллюминатора.
   Парень посмотрел туда и также увидел огромное светило впереди. А рядом с ним в виде чёрного шара одиноко парила планета. Это и была Страна Свободы. Когда корабль приблизился к ней, и показалась её освещённая сторона, Инди заметил, что у этого мира была одна отличительная особенность: вдоль экватора планету опоясывало тонкое кольцо. Но оно состояло не из обломков. Та к как это образование было искусственным, оно было построено из многочисленных технических блоков и баз, скреплённых вместе. Конечно же, не для красоты. Дело в том, что в этой системе имелось множество обломков астероидов и комет, парящих вокруг красного гиганта, и кольцо с помощью гравитационных рукавов отклоняло их в сторону, защищая города на поверхности. Инди это узнал ещё семь лет назад, в отличие от Инса, который сейчас просто любовался видами из иллюминатора и ни о чём не задумывался.
   – Смотри, – сказал он Инди, показав пальцем в сторону астероида, летевшего мимо них.
   Тут же рядом пролетел ещё один. Похоже, курс корабля был точно рассчитан, так как они двигались рядом, но совсем не задевали обшивку. Тем временем судно стало спускаться в плотные слои атмосферы. Там, под облаками, показались серые пустынные пейзажи планеты, чередовавшиеся с тусклыми синими океанами. Ещё несколько миллионов лет назад Страна Свободы была покрыта многокилометровыми ледниками, но теперь, когда солнце расширилось, этот мир попал в зону с более интенсивным излучением, и все льды растаяли. Это и было нужно людям, искавшим себе новый дом среди звёзд.
   Инди не знал, где именно корабль приземлится, но догадывался, что не в пустыне или в океане. Он высматривал на поверхности следы цивилизации и, наконец, заметил небольшую блестящую точку, расположенную на берегу широкой реки. Она стала больше, и наш путешественник понял, что это – большой город. И как бы в подтверждение его догадки прозвучал голос пилота: «Мы прибываем в город Падающей Звезды, ещё минута, и мы будем на месте». Инди продолжил высматривать через стекло детали пейзажа, но ничего другого в пустыне не заметил. Те м временем корабль спустился на минимальную высоту и достиг окраины города. Высокие блестящие дома в десятки этажей устало отражали красный свет умирающей звезды, а между ними по монорельсовым дорогам то и дело проезжали блестящие металлические поезда, везущие пассажиров куда-то по делам. Похоже, здания в этом городе покрывали не золотые стены, как в Стране Цветов, а стёкла. Ведь они были гораздо, гораздо дешевле. Судно обогнуло несколько небоскрёбов и достигло космопорта, где спустя несколько витков приземлилось на поверхность крыши. Тут же в каюту зашла женщина в красной форме.
   – Мы прилетели, можете выходить, как только будете готовы, – и она ушла.
   – Ну-с, будем прощаться! – сказал мужчина, спустившись со своего места.
   – Может, ещё встретимся, – добавил Инди, показав ему свою ладонь на прощание.
    – И то верно! – и Пат, забрав свою сумку, вышел в коридор.
   Инди хотел попрощаться также и с молодым парнем, но тот, не снимая наушников, просто вышел вслед за Патом. «Что ж, ладно», – и странник, дождавшись, пока Инс соберёт свои вещи, вышел вместе с ним. Космопорт на этой планете почти ничем не отличался от предыдущего. Только, конечно, золотом здесь и не пахло. Те же экраны, те же терминалы. Правда, выглядевшие немного по-другому. А вот когда оба героя вышли на улицу, то сразу поняли, что попали в совершенно другой мир. Повсюду, словно спеша куда-то, ходили люди, а по монорельсовым дорогам в разные стороны ездили минипоезда серебристого цвета. Люди даже не смотрели себе под ноги, просто шли, и, казалось, их ничто не способно было остановить. На стенах зданий, на плакатах и баннерах висело множество экранов, по которым шли то ли новости, то ли реклама, а почти все первые этажи представляли собой магазинчики, кафе и рестораны. Инс как раз предложил зайти в один такой, но Инди сказал, что лучше найти Кантора, и тот сам покормит брата, так что парень успокоился.
– Та к где он живёт?
   – Второй проезд Строителей, дом двадцать четыре, квартира шестьдесят, – проговорил Инс.
   Инди не знал, конечно, в какую сторону ему двигаться, поэтому решил спросить совета у прохожего. Сначала он подошёл к какому-то мужчине, читавшему электронную книгу у фонаря, но тот сказал, что занят, и пришлось искать кого-то ещё.
   – Я с кем попало не знакомлюсь, – ответила какая-то женщина, идущая со стороны кафе.
   Инди так и не понял, что она имела в виду. Но это безразличие было не так заметно, как довольно странные взгляды окружающих. Похоже, им не понравился костюм путешественника, так как каждый третий при взгляде в его сторону довольно открыто посмеивался. Инди стало совсем неловко, но он решил не обращать на смешки внимания, и спросил ещё у одного человека, жевавшего какую-то булку.
   – Я вам что, справочная? Для этого существуют терминалы на остановках. Вот идите и узнайте всё там!
   И тогда герои дошли до одной такой остановки, где как раз и стоял небольшой терминал. Инди сразу хотел что-то в нём найти, но тот быстро запросил плату, и даже идентификатор не помог.
– Что значит плату? – спросил странник.
– Здесь всё по-другому, здесь нужны эти... деньги, – сказал Кантор.
Инди задумался.
– И где же нам их взять?
   – У меня с собой несколько золотых украшений. Мама дала их специально для этого. Только надо найти магазин, где их принимают.
   – Я больше ни у кого спрашивать не буду, – парню не понравилась «вежливость» прохожих.
Инс немного подумал и ответил:
    – Тогда я спрошу сам.
   Однако сначала никто не мог подсказать, где можно обменять украшения. Кто-то опять был занят, а кто-то просто не знал, где подобный магазин находится. В итоге, проходя через узкую улочку, Инди заметил незнакомца, торговавшего такими же украшениями, как и у них. У него были золотые щётки, ложки, вилки и даже цепочки с кулонами, расположенные на деревянных полочках. Рядом на чём-то, похожем на бумагу, были написаны примерные цены.
   – Здравствуйте, – сказал Инс. – Мы бы хотели продать несколько золотых украшений!
Человек тотчас вышел из транса и осмотрел незнакомцев.
– Продать? Вы, наверное, из Страны Цветов?
Инди сразу оживился.
   – Да, как вы догадались? – спросил он.
   – У нас никто не продаёт украшения, это неприбыльно. Только покупают. Та к что у вас есть?
   Инс достал из сумки несколько столовых приборов и украшение в форме цветка, висящее на золотой цепочке. Человек беглым взглядом осмотрел предложенный товар и заключил:
– Могу дать за это только тридцать либеров.
Инс сразу понял, что это гораздо меньше, чем он планировал.
    – Я думал продать хотя бы за триста, – сказал парень.
   – Украшения сейчас не в моде. Вот если бы вы пришли с куском золота, тогда да. А это так, ерунда. Последнее предложение – тридцать пять.
   Инс немного помялся и согласился. Когда мужчина забрал драгоценности, то передал героям четыре пластиковые карточки разного размера и сказал:
     – С вами приятно иметь дело, приходите ещё!
   Герои ушли обратно на широкую улицу, а торговец только посмеялся их доверчивости, пряча украшения как можно глубже в свою сумку. Ведь его товар не шёл ни в какое сравнение с этим. У терминала путешественники нашли нужный район и узнали, на каком монорельсе им лучше всего проехать туда. Как только он подошёл, герои зашли внутрь, и тот отправился в путь. Увы, но им пришлось стоять, так как мест было не так много, и все они оказались заняты. Инди первое знакомство с планетой не понравилось, но он помнил слова Айсис о том, что нельзя судить о чём-то по первому впечатлению, поэтому надеялся на лучшее. К счастью, остановку Инс сумел заметить вовремя, и оба вышли на улицу как раз в тот момент, когда двери кабины закрылись.
   Район, куда они попали, был не так удалён от центра, но высоких домов здесь почти не было, в основном десятиэтажки. Исписанные граффити, они не выглядели такими новыми, как в центре, но и не были очень старыми. Инди первым дошёл до ближайшего дома и прочитал надпись на стене. «Второй проезд Строителей, 24» – вот что там было.
– Мы нашли его дом! – крикнул он другу.
   Вход в здание был всего один, и уже через минуту двое друзей стояли около старенького железного лифта. Поднявшись на самый верхний из этажей, Инс нашёл нужную квартиру и позвонил в дверь. Но почему-то никто так и не подошёл. После нескольких звонков Инди не выдержал и прошёл сквозь стену, открыв замок с той стороны. Когда внутрь вошёл и Инс, они осмотрелись и заключили, что квартира выглядит не очень чисто и опрятно. Кое-где металлические стены были покрыты слоями ржавчины, а каменная плитка на полу местами была взъерошена и перевёрнута.
   – Ты уверен, что это его дом? Он же вроде известный музыкант. Или здесь все так живут? – Инди явно чувствовал контраст между этим домом и домом Кантора в другом мире.
   Тут со стороны соседней комнаты донеслась какая-то музыка. Инди тотчас пошёл в сторону шума и вышел в узкий коридор, где на диване вместе с чем-то, отдалённо напоминающим помесь гитары и балалайки, сидел молодой парень.
– Кантор, это я! – крикнул ему Инс, увидевший брата.
   То т тотчас отвлёкся от игры и поднялся на ноги. У него была интересная одежда, особенно куртка – полностью чёрная и покрытая какими-то символами, и слегка удлиненные волосы, что отдалённо напоминало бай-керскую причёску.
   – Инс? Что ты тут делаешь, как ты вошёл? – Кантор положил музыкальный инструмент на диван и обнял своего брата, после чего заметил Инди в проёме. – А, теперь понятно, кто тебя впустил.
   Инди поздоровался с парнем, и тот сделал то же самое в ответ, после чего пригласил всех на кухню. Достав из висящей полки углеводные кубики, Кантор поставил их на стол, а затем налил горячей воды из под крана и бросил в стакан несколько пакетиков с каким-то перетёртым растением. Похоже, парень решил заварить старым друзьям что-то вроде чая.
   – Я так рад снова тебя видеть, Инс. И тебя, – обратился он к Инди. – Значит, ты уже вернулся из Пустоты? Встречался с Розой? Представляю, как она будет рада.
   – Нет, не представляешь, – спокойно и немного грустно ответил путешественник. – Мы тут, чтобы её найти.
– В смысле?
   Инди и Инс коротко рассказали Кантору историю с Розой и её побегом, после чего тот сказал:
   – Её надо найти как можно скорее. Вы даже представить себе не можете, что с ней может здесь случиться. Вам известно, куда именно она отправилась?
– Нет, но, скорее всего, в этот город, – Инди уже об этом думал.
   Кантор поставил на стол три стакана и сел вместе с остальными. Чай, который он приготовил, был совсем не плох, но, правда, пользы от него никакой не было. Другое дело иомоп! В итоге Инди сделал пару глотков и поставил стакан обратно в раковину.
– Та к ты теперь известный музыкант, да? – спросил он у парня.
Но тот несколько смутился.
   – Ну, не то чтобы известный. Но, в общем нет, неизвестный пока что, – и парень снова принёс из комнаты эту странную «гитару», струны которой располагались в угловом сплетении в виде значка молнии или высокого напряжения. – Вот, слушайте, моя новая песня.
   Кантор заиграл на ней, и раздалась интересная череда мелодий, отдалённо напоминающая игру на симфонире. Но только отдалённо. Парень проиграл вступительную часть и начал петь.
Земля – пустыня, океан Исчез, рассеяв свой туман. Забытый город в тишине Сгнивает в полной темноте.
Но вот восходит новый день, Скрывая сумрачную тень. Огромный шар огня с небес. Ведь человек давно исчез.
Красное солнце, красное солнце, Красное солнце в небе грядущих веков.
Средь облаков уже давно Не пролетает птиц перо, И в реках нет уж больше рыб, Остались пики серых глыб.
Гиганта жар из пустоты Покажет от теней черты. И нет движенья на земле, Вулканы пепла в пелене.
Красное солнце, красное солнце, Красное солнце в небе грядущих веков.
Планеты лик прикрыли свой, Их солнце тянет за собой, Когда исчезнут навсегда, Угаснет яркая звезда.
Забыть хочу я этот мир, Но холод этих чёрных дыр Не отпускает от себя Зовёт к себе моя стезя.
Красное солнце, красное солнце, Красное солнце в небе грядущих веков.
   Кантор допел песню и отхлебнул немного чая. Инс же слегка похлопал ему, и Инди сделал то же самое, но скорее из уважения и за компанию.
   – Я не так популярен, как хотелось бы. Вы сами видите, где мне приходится жить. Но я надеюсь, что когда-нибудь напишу хит, и он всем понравится. Или просто сделаю что-нибудь стоящее.
Инди ещё раз осмотрел его кухню.
   – А ты не хочешь вернуться назад? Я думаю, твоя жизнь в Стране Цветов была лучше, – и наш герой попробовал кусочек углеводного шарика, лежавшего на столе.
Кантор посмотрел на Инди, немного подумал и сказал:
   – Я иду за мечтой. Там, дома, у меня не было шансов стать музыкантом, мои песни никому бы не понравились. Здесь же есть возможность
стать известным, – Кантор остановился и провёл рукой по струнам «гитары». – И пусть я пока пою в ночных клубах и ресторанах, я верю в лучшее.
   Инди кивнул ему, а Кантор забрал пустой стакан у Инса и промыл его вместе со своим. Вернувшись в комнату-коридор (это была комната, но очень узкая), парень передал Инди карту города и указал на места, в которых обычно собирается молодёжь.
   – Если ты её сегодня не найдёшь, завтра я пойду с тобой. Обойдём все гостиницы.


ГЛАВА 3. СВОБОДНАЯ ЖИЗНЬ
  

   Путешественник забрал карту и, попрощавшись, вышел на улицу. Теперь ему было гораздо легче, так как не нужно было ни за кем приглядывать, и он мог лететь в любую сторону сам. Парень так и сделал, полетев туда, где, как он думал, сможет найти Розу. А именно в библиотеку. К несчастью, та была закрыта на ремонт, и тогда он отправился по городу пешком, стараясь вглядываться в лицо каждой девушки, проходящей мимо. Конечно, делал он это аккуратно, чтобы не вызвать лишних подозрений. Люди так и смотрели на него, посмеиваясь, но теперь Инди было совершенно всё равно. Он очень хотел найти Розу в этой кутерьме, поэтому шёл вперёд как можно быстрее. К позднему вечеру странник обошёл почти все достопримечательности города. Он побывал у большой статуи Независимости, сделанной из бронзы, обошёл сквер фонтанов и даже побывал у памятника колонистам, представляющего собой восьмёрку первых людей, прибывших в Страну Свободы много лет назад. Увы, но Розу он так и не нашёл. Тогда парень вернулся в центр города, чтобы ещё раз свериться с картой. Спрашивать ни у кого он не хотел, да и что люди могли знать о его подруге? Но отступать Инди не хотел. Заметив краем глаза скопление молодёжи у какого-то здания, наш герой пошёл туда и оказался у ворот модного и дорого ночного клуба. Что такое ночной клуб, Инди не знал, но парень решил разузнать,
была здесь Роза или нет. У входа стояла целая очередь из молодых людей, и парень хотел встать в её конец, но тут он заметил у самых ворот девушку, очень похожую на Розу. У неё была, конечно, другая одежда, но по цвету волос она очень её напоминала. Однако Инди не успел её нагнать, и она вошла в клуб. Попытку догнать её сразу пресёк охранник.
– Вас не учили становиться в очередь? – грозно спросил тот.
– Нет, вообще-то, – честно ответил наш герой.
   – В любом случае, в таком виде я вас не пущу! Выходцы из Страны Цветов пусть переодеваются сначала, а потом сюда идут. Выглядите, как будто из цирка сбежали.
   Инди окинул взглядом свою одежду. Ещё одному типу она не понравилась…
– Ладно, Ваша взяла, – и парень ушёл в сторону.
   Но только затем, чтобы обогнуть клуб с другой стороны и пройти там через стену. Как только странник оказался внутри, в его уши сразу ударила мощная музыка. Вокруг был полумрак, и в свете прожекторов, перемещавшихся из стороны в сторону, танцевали уже около двадцати человек. Кто-то сидел за барной стойкой, кто-то за столиком, а некоторые просто стояли в стороне и наблюдали. Инди стал искать ту девушку в надежде, что это была Роза, попутно рассматривая людей вокруг. На них была интересная обтягивающая одежда, по минимуму покрывавшая их тела, и лишь на некоторых были куртки или платья. Девушки же носили в основном миниюбки, надевая на себя блузки и курточки. Инди сразу почувствовал себя здесь чужим. И не только потому, что был в совершенно другой одежде. Нет. Просто он невольно сравнивал этот мир со Страной Цветов, и первый нравился ему всё меньше и меньше. Вдруг парень увидел ту самую девушку. Одетая в оранжево-чёрную блузку и широкие чёрные штаны, она и правда оказалась Розой! Подруга сидела за столом и неспешно пила из бокала какой-то напиток. Инди был вне себя от радости. Он подбежал к ней и сел рядом, чтобы поприветствовать.
– Роза! – крикнул он ей сквозь шум дискотеки.
Та от неожиданности чуть не выронила бокал из рук.
   – Инди? Как ты меня нашёл?! Что ты тут делаешь?! – она совершенно обалдело взглянула на него и не нашла больше слов, кроме этих.
   – Я искал тебя, твои родители просили это сделать, но и я сам захотел. Мы с Инсом прилетели сюда, чтобы забрать тебя!
   – Забрать? – вдруг включилась Роза. – Зачем забрать, мне здесь очень нравится.
Инди знал, что отступать нельзя, поэтому сказал:
– Да что здесь может нравиться?
   – Ты разве не понимаешь? Здесь можно делать всё, что тебе вздумается! И нет никого, кто бы тебе запрещал это. Можно танцевать всю ночь напролёт, пить, что хочешь, жить, как хочешь! – и Роза отпила из своего бокала.
Инди неодобрительно посмотрел на Розу.
– Разве это хорошо, если все будут делать то, что им вздумается?
   – Ладно, лучше помолчи, а то напоминаешь мою маму, – и девушка снова выпила немного напитка. – Если хочешь, можешь заказать себе какой-нибудь коктейль в баре.
   На вопрос Инди, что такое коктейль, его подруга объяснила, что это напиток, смешанный из разных ингредиентов. И что почти всегда в них присутствует что-то алкогольное.
   – И ты собираешься это пить? – парню такая идея совсем не нравилась.
– Я уже это пью.
   Путешественник посмотрел на бокал Розы и тут же вспомнил о том, что было с тренером его подруги много лет назад. Он никак не мог поверить, что Роза позволяет себе делать то же самое. И тогда Инди рывком отнял бокал у девушки и вылил его содержимое на пол.
– Зачем? Ты в своём уме?! – Роза негодовала.
   – Точно такой же вопрос я хотел задать тебе! Разве ты не говорила, что это гадость?
Роза только улыбнулась.
   – Я тогда была маленькой, многого не понимала. Сейчас я взрослая, смотрю на вещи иначе.
   – Лучше б ты всегда маленькой оставалась, не было бы проблем, – и Инди встал из-за стола. – Пошли, тебя ждут дома.
   Роза сложила руки на груди и со словами «Я никуда отсюда не уйду», уселась поудобнее. В этот момент песня сменилась, и музыка стала ещё громче. Услышав её, девушка всё-таки встала из-за стола, но только чтобы потанцевать. Вчера ей эта песня очень понравилась, так что сейчас она это делала просто для души.
– Ты будешь меня слушать? – спросил странник.
– Нет, определённо, – как бы пародируя Инди, сказала Роза.
   Но путешественник не собирался никуда уходить. Он знал, что должен как-то разубедить девушку, но не понимал, как.
   – Что ты стоишь, давай, потанцуй, а то скоро здесь будет слишком много народа, – и Роза пригласила его к себе.
   Инди скептически посмотрел на свою подругу. Разве может такая музыка сравниться с игрой на симфонире? Но надо было как-то наладить контакт, поэтому Инди решился и сделал несколько движений, подражая Розе. Сделал он их очень неумело, поэтому девушка не удержалась и засмеялась.
– Я чувствую себя глупо, – проговорил герой.
– Таким ты был в первые дни нашего знакомства, так что расслабься.
   – Раньше ты так не считала, – и Инди отошёл от Розы, чтобы сесть за стол и дождаться, пока она закончит танец.
   В этот момент он осмотрел каждого, кто присутствовал в клубе. Здесь в основном были молодые люди от пятнадцати до двадцати пяти, но было и несколько взрослых мужчин и женщин. Они не танцевали, только сидели за столиками и что-то пили. Взгляд Инди остановился на каком-то человеке, который сидел в дальнем углу помещения и пристально смотрел на него. «Интересно, почему он смотрит именно сюда», – подумал наш герой и уже решил пойти поговорить с ним, когда к путешественнику подошла Роза.
   – Я устала, ты мне весь вечер испортил, так что я ухожу. Надеюсь, завтра ты себя так вести не будешь! – и девушка пошла в сторону выхода. – Ты идёшь? Или тебе понравилось здесь?
   Инди быстро поднялся на ноги и побежал за подругой. Роза вышла на улицу и пошла в сторону центральных дорог, а Инди уже было пошёл за ней, когда его за руку схватил охранник.
   – Я же сказал, что тебе нельзя! Как ты оказался внутри? – довольно хамовато спросил он.
   Инди надоело общаться с подобными людьми. Он резко вытащил руку из его ладони, использовав свои способности, развернулся к нему и наполовину достал меч из ножен.
   – Я не обязан тебе отвечать, – повысил голос парень. – Разве ты не видишь, что я ухожу?! Та к что успокойся!
   И парень побежал за Розой. Охранник совсем этого не ожидал, но решил не связываться со странным типом. Тем более что, пока он отходил, в клуб без проверки зашло уже три человека.
– Ты говоришь, прибыл сюда с Инсом? – спросила девушка у парня.
– Да, он сейчас у Кантора, мы остановились там, чтобы найти тебя.
   Роза кивнула и показала пальцем на большое здание в несколько десятков этажей, расположенное прямо у широкой улицы.
   – Вот здесь я и остановилась, – сказала она. – В кои-то веки я зажила хорошо.
   Внутри, в главном холле, всё выглядело красиво и чисто. Зеркальные стены отражали посетителей, а полы, сделанные из мрамора, были гладко отполированы и блестели в свете широких неоновых ламп. Роза зашла в ближайший лифт, за ней прошёл Инди, и уже через пять секунд они оказались на двадцать пятом этаже, откуда открывался потрясающий вид на город. Девушка достала идентификационный диск, приложила его к одной из дверей и вошла в свой номер. Шикарные диваны здесь напоминали чем-то дом Розы, а большой стереоэкран гармонично смотрелся с несколькими картинами, висевшими на стене. Что на них было нарисовано – оставалось загадкой, ведь в отличие от Страны Цветов с её реализмом, в Стране Свободы отдавали предпочтение абстрактному искусству.
– Располагайся, – и девушка плюхнулась на диван, включив экран.
   На нём тотчас начался какой-то странный фильм, в котором белый туман полз по городу и поглощал людей на своём пути, расщепляя их
на атомы. Инди это не особо понравилось, так что он отвернулся и сел рядом с Розой.
– И сколько ты планируешь здесь пробыть?
   – Пока деньги не закончатся, – спокойно ответила девушка. – Потом вернусь, заберу ещё золотой утвари и снова вернусь сюда.
   – Я всё же надеюсь, что ты одумаешься, – честность всегда была отличительной чертой нашего героя. Почти всегда.
   – Да ты пойми, всё, что тебе нравится в Стране Цветов, меня просто душит! Нужно под кого-то подстраиваться, от тебя чего-то ждут. Мне это просто надоело! – и Роза отключила стереоэкран. – Здесь ты можешь быть кем угодно и сколько угодно.
– Пока не закончатся деньги, – мрачно добавил Инди.
   – Ладно, это твоё мнение. Раз так, значит, ты далёк от того, чтобы меня понять.
   Тут же Роза прилегла на диван и поняла, что её начало клонить в сон. Глаза сами закрывались, и переставали её слушаться.
   – Мне пора спать, наверное, коктейль делает своё дело. Спокойной ночи. Не пропадай, как обычно, ладно? – и девушка ушла в соседнюю комнату, закрыв за собой дверь.
   Инди был рад, что их общение перестало сводиться к препираниям и слезам. Решив, что день прошёл более-менее нормально, он остался в номере, чтобы дождаться утра. Об одном он сейчас жалел: что не может вернуться к Кантору и сообщить, что всё хорошо. Но он боялся, что Розе опять что-то взбредёт в голову и она уйдёт, поэтому решил не выходить из номера. Наша героиня же первый раз за несколько дней заснула в хорошем настроении. Но, конечно, говорить об этом кому-либо она не хотела.
   Чтобы скоротать ночь, Инди подошёл к окну и стал всматриваться в окрестные городские пейзажи. Люди здесь даже ночью бродили по улицам, переходя дороги и заходя во всевозможные кафе и ночные магазины. Монорельсовые поезда везли разных людей по своим делам, и к утру их движение только усилилось. Красное солнце встало над горизонтом, заполнив собой большой участок неба, и в свете гиганта стало ясно, что начался новый рабочий день.
   Роза проснулась, правда, только в двенадцать часов. Она моментально доела все углеводные шарики и выпила фруктового сока из холодильника, после чего поприветствовала Инди. Вид у неё был потрёпанный, а голова сильно ныла.
   – У тебя есть порошок от головной боли? – скорее риторически спросила Роза и тут же сама ответила. – Нет, так нет.
   Инди хотел как-то предложить Розе навестить Кантора и Инса, но она ясно дала понять, что сегодня не настроена посещать гостей, и отправилась на первый этаж гостиницы. Там как раз раздавали завтраки, так что девушка взяла себе несколько белковых гранул и села за стол.
   – И чем ты хочешь заняться сегодня? – спросил у неё путешественник.
   – Мне всё равно. Вечером снова в клуб пойду, а пока просто погуляю по городу. Ты со мной? – и Роза посмотрела на Инди своими карими глазами.
   Тот кивнул, и вот уже через пять минут оба были на улице. Глаза девушки никак не могли привыкнуть к здешнему свету, поэтому всё вокруг казалось ей слишком тёмным и тусклым. А вот Инди было всё равно, он бывал в разных местах и мог видеть даже при слабейшем освещении. Конечно, без света он тоже не мог. Перейдя дорогу с рельсами, оба героя дошли до какого-то магазина золотых украшений и зашли внутрь. Всевозможные изделия из драгоценных металлов стояли здесь на стендах, закрытые стеклом, и Инди невольно вспомнил дом семьи Волкс. Розе же было всё равно, она просто подошла к продавцу и достала из сумки несколько золотых расчёсок.
– Сколько вы за это дадите?
– Четыреста либеров, думаю, – и человек потянулся за деньгами.
   Инди услышал его слова и ещё раз вспомнил, как обменял в переулке украшения Инса на сумму, намного меньшую, чем эта. Тут же он понял, что, скорее всего, их обманули, и сильно расстроился. «Что же это за страна такая?» – только и проговорил он, стукнув по витрине. К счастью, стекло он не разбил, но шум от удара был приличный.
   – Аккуратней там, это новая витрина. То грабители, то какие-то неуравновешенные личности, и так почти каждую неделю… – продавец уже устал от подобных выходок.
Наконец, девушка забрала все нужные ей карточки и вышла на улицу.
   – Мы можем сходить к статуе Независимости, если хочешь. Она довольно впечатляюще выглядит, – Инди вышел из магазина и подошёл к своей подруге.
   – Кому интересны статуи? Давай лучше сходим… я даже не знаю… в общем, посмотрим по обстоятельствам, – Роза развернулась в сторону высокого небоскрёба и пошла туда.
   Страннику ничего не оставалось, кроме как пойти за ней. По дороге девушка читала каждую надпись на магазинах и ресторанах, чтобы выбрать, где именно и на что ей потратить свои деньги. Здесь были такие магазины, как «Сотня замков», «Тысяча сапог», даже «Миллион расчёсок», но всё это было не то. Инди же понравился магазин «Подарки-сувениры», так как на витрине стояло несколько бронзовых и стеклянных глобусов разных планет, телескопов, макетов оружия и разных мечей, но Роза быстро пресекла попытку зайти туда и сказала, что им нужно что-то более интересное. Тут она прочитала какую-то надпись и пошла прямо к главному входу в небольшой салон на первом этаже крупного здания. Инди тоже прочитал название над дверью: «Мастер татуировки». Не поняв смысла слова «татуировка», он зашёл внутрь и увидел, как в кресле один немолодой парень в дерматиновой куртке осматривал свою руку. Мастер, стоявший рядом, только что нанёс на неё рисунок красного солнца, восходящего над городом Падающей Звезды, и парень любовался его работой.
– Привет! – сказала мастеру Роза. – Чтобы вы мне посоветовали?
   – Я? Да что угодно! У нас большой выбор, можете посмотреть каталог.
   Девушка быстро села на скамейку рядом с электронным экраном и стала пролистывать картинку за картинкой. Но, похоже, ей так ничего и не понравилось.
– Татуировка – это рисунок на теле? – спросил Инди.
   – Да, – ответила ему подруга, продолжая листать эскизы. – Могут нарисовать что угодно, лишь бы тебе нравилось.
Инди подумал и спросил:
   – А потом её можно убрать?
   – Нет, в том-то и дело. Хотя есть специальные техники, чтобы её свести, но смысл в том, чтобы она была с тобой всю жизнь.
   Инди представил, как такой рисунок останется с Розой и в старости, и ему стало не по себе.
– Не думаю, что это хорошая идея.
   – В жизни надо всё попробовать, пока есть возможность! – похоже, девушка выбрала нужный рисунок, так как позвала мастера к себе.
   Инди хотел что-то ответить, но так и не нашёл нужных слов. А Роза тем временем села в кресло, и татуировщик, забрав у неё несколько пластиковых карточек, начал свою работу. Поначалу ей было немного больно, но потом девушка привыкла и даже начала думать о чём-то своём. Инди же ждал её у выхода, и спустя два часа его подруга, наконец, освободилась. На её руке красовалась теперь невероятно реалистичная ветка розы с распущенным цветком красного цвета. Это была скорее фотография, чем рисунок, так тонко мастеру удалось передать особенности цветка.
– Ну, как тебе? Только не говори, что не одобряешь!
– Ну, в целом очень красиво, – только и добавил он.
Роза улыбнулась.
   – Вот видишь, а говорил, что это плохая затея! Ладно, пошли, поедим где-нибудь. А то я умираю с голоду!
   Как раз для героев рядом находился небольшой ресторанчик с экзотическим названием «Золотая шахта». Роза уселась за столик, следом сел Инди, и она, быстро пролистнув меню, подозвала к себе официанта.
   – Нам клубни силисы на каждого и один коктейль «Долой иомоп». Или ты тоже его будешь?
– А просто иомоп есть? – Инди не хотел пить алкоголь.
Официант засмеялся.
– Был, но его никто не покупал, и мы вычеркнули его из меню.
   Запомнив заказ, парень в белой одежде ушёл, а девушка ещё раз посмотрела на путешественника.
– Ты , наверное, думаешь, что я схожу с ума? – спросила она у него.
– Почему ты так решила? – непонимающе спросил герой.
   – Просто ты так на меня смотришь, будто я совершаю что-то ужасное. Я всего лишь хочу попробовать как можно больше. Я устала от однообразия и запретов!
Странник посмотрел в окно и сказал:
   – Если хочешь попробовать как можно больше, попробуй быть достойным человеком. Правильным по крайней мере.
   Роза тяжело вздохнула и повернулась в сторону. В тот же момент она заметила официанта, который нёс на подносе полный заказ нашим героям. Инди улыбнулся и стал есть то, что ему принесли, наблюдая за подругой, которая неспешно откусывала кусочек за кусочком, запивая его своим коктейлем. Наконец, закончив трапезу, она взглянула в окно.
   – Может, ты в чём-то прав. Ты боишься, что я зайду слишком далеко. Но мне просто нужно забыться, ощутить что-то новое. Эх, это слишком сложно, ты не поймёшь, для тебя всё новое.
   Инди быстро доел свою порцию до конца. Окинув взглядом ресторан, он сказал:
   – Знаешь, я бы не сказал, что здесь очень плохо. Быть может, оказавшись первый раз здесь, а не в Стране Цветов, я бы смотрел на этот мир по-другому. Но, наверное, я сам был бы сейчас другим.
   Роза встала и пошла к выходу, позвав Инди за собой. Выйдя на улицу и осмотревшись по сторонам, девушка впервые почувствовала себя здесь чужой.
   – Всё зависит от первого шага, ты прав… Ладно, давай сходим в клуб и потанцуем, а потом уже решим, что делать дальше.
   Инди согласился, и они пошли в тот самый ночной клуб. Роза, как всегда, зашла через парадный вход, а Инди, тоже как всегда, зашёл через боковую стенку. Внутри по-прежнему гремела музыка, поэтому без повышения голоса докричаться до кого-то было проблематично. Но Роза и пришла сюда за музыкой. Она выбрала столик и предложила Инди потанцевать с ней, но тот сказал, что совершенно к этому не годен.
   – Да ладно тебе, надо же когда-то начинать! – она взяла его за руку и выдвинула в середину площадки. – Повторяй за мной.
   Девушка выставила руку вперёд, затем несколько раз покачала туловищем, перебирая ногами, и сделала круг вокруг своей оси.
– Повторяй!
   Инди сделал то же самое, почти идеально повторив движения Розы, и стал ждать дальнейших уроков.
   – Ты хорошо копируешь движения! А теперь попробуй импровизировать! Не надо делать всё так, как было. Чередуй движения и комбинируй их!
   Инди несколько раз развернулся, выставил вперёд сначала правую руку, затем левую, и, наконец, сделал сальто в воздухе, снова приземлившись на ноги. Роза удивилась такой прыткости и решила не отставать от своего друга. Та к они и провели несколько часов, время от времени заказывая себе напитки. Однако как Инди не уговаривал Розу, та всё равно вместо простого сока заказывала себе коктейли. Ближе к полуночи Роза изрядно подустала и захотела обратно в номер. Идя по улице, она аккуратно наступала на железное покрытие, но ноги то и дело подкашивались, и девушка несколько раз была в шаге от падения.
   – Я помогу, – сказал Инди и положил её руку себе на плечо. – Видишь, что эта штука с тобой делает? Неужели тебе приятно?
   – Просто ощущения необычные, – сказала она, улыбнувшись. – Та к здорово.
   – Здорово пролетать сквозь протуберанцы и нырять в раскалённые звёзды, а это разрушает твою нервную систему. Мы ещё поговорим об этом…
   Роза посмотрела на Инди и несколько раз чуть не упала на ровном месте.
– Не, ну ты точно, как моя мама!
   Зайти в лифт гостиницы не было трудной задачей. Роза уже начала справляться со своей походкой и даже сама открыла дверь номера. А вот то, что она увидела внутри, заставило девушку немного протрезветь. Все вещи были разбросаны, а мебель перевёрнута. Инди
первым заподозрил неладное, поэтому сразу зашёл в главную комнату и посмотрел в окно.
   – Кто бы это ни был, они пришли из коридора: стекло не разбито.
   Роза побежала в спальню, чтобы проверить свою одежду, и тут же увидела двоих незнакомцев, сидевших на стульях. Увидев девушку, они быстро встали, и один из них достал из кармана куртки пистолет. Моментально выскочив оттуда, она позвала Инди, и тот подбежал к ней в тот момент, когда грабители выходили из проёма.
   – Это точно он! – сказал один и прицелился прямо в путешественника.
   Тот понял, что незнакомцы опасны, поэтому велел Розе уйти подальше. После чего достал из ножен свой меч и, взяв его в левую руку, замахнулся на первого из напавших. К счастью для Инди, тот выстрелил именно в него. И хоть пуля попала теперь в лоб нашего героя, она также отскочила от него и упала на пол.
   – Что за сумасшествие?!! – грабитель был в шоке.
   Инди в это мгновение попытался выбить оружие из его руки мечом, но ведь он совсем не умел фехтовать! Тот ловко увернулся и нацелился теперь на девушку.
   – Ты пойдёшь с нами, или она умрёт, – сказал второй.
   Инди не знал, что ему предпринять, но понял, что медлить не стоит и лучше брать врага быстротой действий и внезапностью. Он резко взлетел с пола и, загородив собой Розу, сделал грабителю подножку. То т упал, выстрелив в потолок, и Инди быстро отнял у него пистолет. Меч же он за ненадобностью убрал обратно в ножны.
   – Уходим, – второй уже убегал в сторону коридора.
   Первый поднялся и, решив не связываться с путешественником, просто выбежал вон.
   – Мы их сделали! – крикнула Роза, подоспев к Инди. – Точнее, ты.
   – Они знают меня. Но откуда?
   – Тебе они не показались знакомыми? – спросила девушка, собирая в сумку свои разбросанные вещи.
   – Может быть. За эти годы, похоже, все поменялись. Одно я знаю точно: здесь оставаться нельзя. Мы уезжаем к Кантору.
   На просьбу Розы остаться странник ответил тем, что они могут вернуться, и с подкреплением, и его подруга согласилась. Они собрали её вещи и спустились на первый этаж, где девушка заплатила за номер. Увы, был уже час ночи, и заплатить пришлось полностью ещё и за новый день. По дороге на остановку Инди то и дело оглядывался, чтобы убедиться, что за ними нет слежки. Ведь привести вооружённых людей домой к Кантору было бы настоящей катастрофой. Но, как оказалось, за ними никто не шёл. Сев в монорельсовый поезд, странник и его непутёвая спутница понеслись в сторону нужного им района.
   – Когда ты появляешься в моей жизни, вместе с тобой в неё приходят странные типы с оружием, изменения климатов и прогулки по подвалам и шахтам, – со смехом сказала девушка. – Похоже, исправить это не получится. И это хорошо.
   Инди ей улыбнулся и посмотрел в окно. Горящие окна домов проносились за стеклом, и постепенно оба оказались в неприметном квартале, состоявшем из десятиэтажек. Роза сразу поняла, что Кантор живёт небогато, раз он выбрал именно такой район, но до последнего верила, что хотя бы квартира у него хорошая. Каково же было её разочарование, когда она оказалась внутри.
   – Мы вернулись! – крикнул Инди на всю квартиру, и в проёме тотчас появился Кантор.
   Увидев Розу, он сначала опешил, но потом улыбнулся и пригласил её пройти внутрь, после чего сказал, что пойдёт приготовить ужин.
   – Спасибо, я не голодная, – Роза сняла с себя сумку и повесила её в коридоре. – Интересно ты живёшь.
   – Я рад… что ты заглянула, – Кантор пытался подобрать слова, но то и дело запинался. – Чувствуй себя как дома.
   Роза прошла в комнату-коридор и увидела Инса, спавшего на диване. Кроме дивана здесь была только одна кровать, и Кантор любезно предоставил её Розе, решив спать на полу. Инди же кровать была не нужна. Вместо этого парень рассказал музыканту про происшествие в гостинице, и Кантор немного задумался.
   – А что если это те люди, что были там, в золотой шахте? Ведь только они могли тебя узнать! – предложил парень.
   – Я не знаю, может быть, – и Инди тоже впал в раздумье.
   – Как жаль, что мы тогда не посадили их всех, и они сбежали, – раздосадовано сказала Роза. – Так, хорошо, не будем об этом. Лучше расскажи о себе, Кантор. Как твоя жизнь, твоя работа? Я тебя уже давно не видела.
   Парень помялся немного и стал рассказывать о том, что собрал не так давно группу и поёт в ней, сочиняя собственные песни. Увы, они пока не пользуются популярностью.
   – Жаль. Но, может, ты что и напишешь. И я послушаю, – Роза улыбнулась ему и поняла, что хочет спать.
Ведь опьянение ещё не прошло.
   – Ничего, скоро мы вернёмся домой, – сказал Инди. – И ты можешь маму навестить, Кантор.
   Тот кивнул, а вот Розе слова Инди не понравились.
   – Кто сказал, что я хочу возвращаться? Эти грабители меня не пугают, если ты об этом! Та к что не думай, что сумел меня переубедить…
– Но… – начал было Инди.
   – Нет, это моё последнее слово. И в любом случае, мы поговорим об этом завтра, я спать хочу. Всем спокойной ночи, – и девушка легла на кровать прямо в одежде.
   Решив ей не мешать, Инди и Кантор вышли на кухню, после чего сели за стол.
   – Да, как ты и говорил, с ней лучше не шутить, – посмеялся музыкант. – Узнаю её.
   – А я вот нет, – уныло сказал странник. – Раньше она была другой. А сейчас… Как будто я больше ей не нужен. Мне кажется, она сама поменялась.
   Инди стукнул по столу и со словами «Не нужно мне было улетать» подошёл к окну. Конечно, по-другому тогда было нельзя, но теперь он понимал, что многое упустил. Кантор же долго его слушал, после чего быстренько побежал в комнату и принёс оттуда миниатюрный компьютер.
   – Зачем он тебе? – спросил у него наш герой.
   – У меня идея новой песни! – улыбнулся ему парень. – Хочу её написать, пока вдохновение не прошло.
   И Кантор стал нажимать на устройстве кнопку за кнопкой. Делал он это ещё около двух часов, попутно исправляя написанное ранее и подбирая рифмы. Инди же просто вышел в коридор и постоял там какое-то время, думая о своём. Решив никому не мешать, он вышел на улицу и побрёл по дорожке мимо клумб, стараясь разобраться с проблемами. Но одними раздумьями ведь с ними не справиться, верно? И тогда он просто стал наблюдать за людьми, которые проходили мимо него. Увидев какого-то человека, сидевшего на бордюре, герой поздоровался и пошёл в обратную сторону. Он так и не понял, что это был бездомный. И уж тем более не знал, что был первым за несколько месяцев, кто с ним поздоровался.



ГЛАВА 4. ПЕСНЯ КАНТОРА
  

   Утро Роза встретила вместе с тяжёлым похмельем. Сначала девушка не могла понять, что случилось с её номером, но потом вспомнила события последних часов и поняла, где она и кто рядом. Она встала и сходила в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок, после чего зашла на кухню и застала там Кантора, пытавшегося приготовить ей завтрак.
   – Не утруждай себя, я поем в ресторане, – сказала девушка.
   – Нет, нет, ты моя гостья, я должен показать себя в лучшем свете, – посмеялся он, выкладывая углеводные шарики на стол.
   – Ты молодец, – улыбнулась Роза и села за стол.
   Когда Инс и Кантор присоединились к остальным, на тарелках уже были разложены жареные кабачки с петрушкой. И хоть Роза не любила кабачки (они ей просто надоели), ничего говорить, конечно, она не стала и спокойно съела свою порцию.
   – Что теперь будем делать? – обратился ко всем Инди. – Нельзя всё пускать на самотёк.
   – Я бы посоветовал вам лететь домой, – сказал Кантор и тотчас поправился, увидев неодобрительный взгляд Розы. – Но это только мой совет.
Девушка не была настроена на эту идею.
   – Можно сделать что-нибудь ещё… Связаться с кем-нибудь, чтобы они нам помогли.
Инди скептически посмотрел на свою подругу.
   – С кем? – спросил он.
   Все опять замолчали, и после продолжительной минуты Роза сказала:
   – С моей сестрой! Айсис же работает в этом городе! Она нам точно поможет!
И наша героиня даже выпила свой чай до дна.
   – Хорошая идея, – сказал Кантор. – А вечером я приглашаю вас всех в ресторан «Забытый мир», я буду там выступать. Начну играть в восемь вечера.
   Инди и Роза кивнули и, узнав, где этот ресторан находится, отправились в город. Девушка примерно знала, где работает Айсис, но только примерно. Они нашли один из самых высоких небоскрёбов и прошли внутрь. Холл здесь был отделан мрамором, и всё выглядело потрясающе чисто и красиво. Роза подошла к регистратуре и спросила, не здесь ли работает Айсис Филионор и, получив утвердительный ответ, попросила записать её на приём.
   – А вы кто? – спросила женщина лет пятидесяти с интересной причёской.
   – Я её сестра, а это мой друг, – показала она жестом на Инди. Позвоните ей, скажите, что пришла Роза Филионор, она нас точно пустит.
   Инди рассматривал холл и задумался. Если Роза так изменилась за эти годы, что случилось с Айсис, ведь она работает в таком месте... Наверняка она теперь очень важная персона и ведёт себя минимум как Инсигнис. Наконец женщина поговорила по телефону и сказала, что им можно идти в кабинет номер восемьсот пятнадцать. Поднявшись на восьмой этаж, герои нашли нужную дверь и зашли внутрь. Та м в кабинете, рядом с красивым деревянным столом красного цвета, находилось несколько кустов индимионов, а около окна, глядя в него, стояла девушка. Инди уже понял, что это была Айсис. Она повернулась и, увидев наших героев, мигом подбежала к ним.
   – Роза, это ты! Как же я рада, – и девушка обняла свою сестру. – И Инди! Вы всё-таки вернулись!!!
   Айсис оставила Розу и обняла теперь путешественника. То т не ожидал такой встречи, но сразу понял, что к чему, и обнял девушку в ответ. «Да, – подумал он. – Вот так и нужно встречать старых друзей».
– Я тоже рад тебя видеть! – ответил он девушке.
   Только сейчас Инди заметил, что она немного изменилась. Теперь Айсис выглядела на тридцать два, и её лицо стало более взрослым, как и одежда. На ней был строгий костюм, чем-то напоминающий одежду современных дипломатов, а вот серьги с какими-то драгоценными камнями напоминали о её прошлом доме.
   – Как вы здесь оказались? Решили меня навестить, да? – Айсис не знала истинных причин, по которым герои к ней пришли.
   И Инди пришлось по полочкам рассказывать о том, что было. Конечно, Розе не понравилось то, что он упомянул о её побеге, но объяснить по-другому, как она одна оказалась в Стране Свободы, он не мог. В итоге девушка выслушала их и села на своё кресло.
   – Да, значит, вы пришли всё-таки по делу. И о чём ты думала, Роза, когда отправлялась сюда? Хотя, сейчас не об этом. Надо выяснить, кто за вами охотится, – и Айсис включила экран компьютера.
   – Можешь ли ты найти что-нибудь о Крафте Ритте? – спросил странник и сам подошёл к компьютеру, чтобы всё увидеть.
   Айсис проделала несколько манипуляций, и там высветилась вся нужная информация.
   – Его я давно нашла, ещё когда только сюда переехала. Вот, смотрите, – и Айсис подозвала Розу, чтобы показать ей то, что было на экране. – Ему сорок лет, по летоисчислению Страны Свободы, конечно. Работает преуспевающим бизнесменом, заведует военно-техническим заводом и целой лабораторией научных разработок.
   Герои увидели фотографию и сразу поняли, что это тот самый человек, с которым они встречались в шахте.
   – Но почему его не арестовали? – Инди негодовал.
   – Доказательств, что это именно он, было мало, а сам он очень богатый и влиятельный. Та к что дело замяли, хотя Страна Цветов и просила продолжить расследование. В общем, ему удалось выйти сухим из воды.
   – Ненадолго, – путешественник хорошо помнил этого человека и злился всякий раз, когда вспоминал моменты общения с ним.
   Но что теперь предпринять? Если люди Крафта их снова найдут, то может случиться непоправимое. И тогда Айсис решила позвонить своему другу в отдел расследований преступлений. Она хорошо общалась с этим человеком и знала, что на него можно было положиться. Конечно, девушка попросит его быть осторожным и не предавать дело огласке.
   – Ладно, а мы пойдём, – сказала Роза. – Адрес мы тебе передали, если что получится – позвони.
Тут Инди кое-что вспомнил.
   – Если будет время, можешь в восемь зайти в ресторан «Забытый мир», там будет выступать Кантор.
   – Спасибо, но я вряд ли освобожусь к этому времени, – улыбнулась Айсис. – В любом случае, до скорого.
   Они попрощались, и наши герои вышли на улицу. Решив зря не показываться в публичных местах, они поехали назад, домой, к своим друзьям. Вспоминая по пути события многолетней давности, Роза решила, что им во что бы то ни стало надо разобраться с этим бизнесменом, и Инди её поддержал. Дома они ещё долго думали, что и как им лучше сделать. Странник сначала предложил девушке просто прийти к этому типу на работу и схватить его, но она быстро отбросила эту идею, ведь у них не было повода.
   – Надо всё сделать аккуратно и обдуманно, – добавила она. – Чтобы он не смог выкрутиться на этот раз!
   Перекусив вместе с Инсом, герои дождались намеченного времени и пошли в ресторан. Находившийся в центре микрорайона, он был довольно стареньким сооружением, однако выглядел не таким ветхим, как дома вокруг. Скорее всего, благодаря недавнему ремонту. Пройдя под вывеской с названием, трое друзей попали в большой зал, заставленный
двумя дюжинами столиков. В дальнем краю находилась барная стойка, а недалеко от неё – небольшая и невысокая сцена, где уже стояли несколько человек. Они осматривали музыкальные инструменты и, наверное, их настраивали, так как иногда оттуда раздавался довольно громкий шум. Люди уже собирались, садясь на свои места, и Инди стал подумывать, где бы ему расположиться, когда рядом с ним промелькнул Кантор.
   – Для вас я приготовил вон тот большой столик рядом со сценой, – и парень указал в сторону.
   Инди выдвинул Розе стул, чтобы она села, и уселся рядом, после чего на своём месте расположился Инс. Девушка долго ждала официанта, но потом поняла, что в этом ресторане их попросту нет. Тогда Инди спросил у каждого, чего он хочет, и пошёл к стойке бара, ведь именно там находилась касса. Сделав заказ, он вернулся обратно, а Инс в этот момент случайно высыпал соль из солонки и стал её стряхивать на пол, засыпав всю плитку белыми крошками. Роза только улыбнулась и стала смотреть на сцену. Кроме Кантора, уже севшего на стул в центре вместе со своей «гитарой», там было ещё два человека. Один из них устроился за электронным симфониром, а другой – у больших барабанов и тарелок. Похоже, всё было готово, так как Кантор включил микрофон и проверил исправность своего музыкального инструмента. Зрители притихли, и он сказал:
   – Меня зовут Кантор Волкс. Я и моя группа приветствуем вас в ресторане «Забытый мир» и надеемся, что сегодняшний вечер вам понравится и останется в памяти надолго, – сделав паузу, он продолжил. – Начнём, пожалуй, с простой и старой моей песни – «Вновь навстречу утру солнце всходит».
   Кантор начал играть и петь, и зал заполнился мелодией начинающего музыканта. Песня была очень красивой, так что многие перестали есть и стали просто слушать. Инди тоже притих, стараясь прислушиваться к каждому слову. Роза, улыбаясь, смотрела на Кантора, а тот просто пел, забыв обо всём. К слову сказать, его голос хоть и оказался красивым, но в тоже время был совсем обычным и не таким уж запоминающимся.
Закончив пение, парень перевёл дыхание и повернулся к своим друзьям, чтобы дать им несколько дельных советов.
   – Хорошая песня, да? – спросил у Розы Инди.
   – Да, неплохая, – девушке действительно она понравилась, но открыто восхищаться она не стала.
В этот момент Кантор снова вернулся к микрофону.
   – А сейчас прозвучит моя новая песня, которую я написал сегодня ночью. Мы уже отрепетировали её, так что не волнуйтесь.
   Тут уже зазвучала совсем другая мелодия. Она была ещё более красивой и необычной, чем предыдущая, и зал перестал даже шептаться.
В Стране Цветов, за океаном Бездны, Жила девчонка, что любила свет. И как-то раз, бродя в лесу с надеждой, Встречает парня, что принёс рассвет.
И вместе с ней они бежали в город, И друг без друга жить уж не могли, В своей стране разбили лёд и холод, Но миг разлуки им часы несли.
Она была так молода, Но, позабыв свои года, С ним убежала в мир ночей, И снег отправился за ней.
Увы, рассыпались мечты И вихри чёрной темноты. Убили в ней тот яркий свет, Хоть он так ждал её ответ.
Он к ней вернулся, стала та взрослей, Забыла правила, забыла имена.
Она бежала, он пошёл за ней, И думал там, проснётся ли она.
В Стране Свободы встретив свой закат, Они узнали, сколь хрупка надежда, Под зноем солнца слышится раскат Грозы, скрывающей наш мир, как прежде.
Она была так молода, Но, позабыв свои года, С ним убежала в мир ночей, И снег отправился за ней.
Увы, рассыпались мечты И вихри чёрной темноты. Убили в ней тот яркий свет, Хоть он так ждал её ответ.
   Слушая песню, Инди и Роза постепенно поняли, что она написана именно про них. И главное, что до них дошло – все слова в ней были правдой. Роза сначала не хотела это слушать и даже планировала уйти, как она обычно делала в таких случаях, но потом всё же решила остаться и не пожалела об этом.
   – У Кантора есть свой стиль, – заметил Инди, которого песня очень тронула.
   – Да, только он любит брать темы, которые его не касаются, – ответила девушка. – А так – хорошо исполнено.
   Как только музыка закончилась, зал наполнился шумом аплодисментов. Странно, но эта песня всем не просто очень понравилась, все были от неё в восторге! Кантор и его друзья поклонились и заиграли новую мелодию. В этот момент Инди увидел, что его заказ уже приготовили. Он снова сбегал к барной стойке и принёс сначала две тарелки, а потом два бокала. Роза, как всегда, заказала себе какой-то коктейль, а вот Инс в отличие от неё купил себе фруктовый сок. Инди не стал ничего пить и есть, так как посчитал, что это только переведёт деньги. Те м временем Кантор завершил третью песню и сделал небольшую передышку. В ресторане заиграла обычная, записанная музыка, и все стали спокойно есть. Парень стал разминать пальцы, когда к нему подошёл какой-то человек в чёрном пиджаке.
   – Здравствуйте, меня зовут Продук Торем. Я работаю в сфере музыки и кино, и мне очень понравилась Ваша песня, – человек был довольно культурным и вежливым для Страны Свободы.
   – Это Вы про «Красное солнце»? – спросил музыкант.
   – Нет, про песню «Она была так молода». Вы не хотели бы записать её в студии? Я бы всё устроил и пустил её в поездах и ресторанах. Уверен, она стала бы популярным хитом в нашей стране.
   Кантор удивился такому предложению и тут же закивал в знак одобрения, пожав руку своему новому знакомому. То т дал ему свою пластиковую визитку и снова вернулся за столик, а Кантор, воодушевлённый и в приподнятом настроении, продолжил пение.
   – Как ты думаешь, почему он выбрал именно нас для своей песни? – спросила у Инди неугомонившаяся Роза.
   – Я не знаю, – честно ответил он. – Может, наша история и правда такая интересная.
   – Я не вижу в ней ничего интересного, – и Роза продолжила трапезу.
   В этот момент донеслись последние слова песни – «И мы пойдём, позабыв ту тревогу, к просторам ярких зелёных полей», после чего исполнитель снова остановился. Ужин таял на глазах, и вскоре от порций совсем ничего не осталось. Роза допивала свой коктейль, и её вдруг потянуло на рассуждения.
   – Я теперь не смогу вернуться домой, – грустно проговорила она.
   – Почему? – удивился сидевший рядом Инди.
Роза вздохнула.
   – Просто я так раньше никогда не поступала. Всегда возвращалась домой максимум через день. А теперь… Мама меня вряд ли пустит.
   Инди не понимал её опасений. Виз Филионор ведь сама хотела, чтобы дочь вернулась. Она бы никогда не прогнала её.
   – Я уверен, что всё будет хорошо. Главное, чтобы ты осознала свою ошибку.
Девушка покачала головой.
   – Ты оптимист, тебе легко. А в жизни надо быть реалистом и видеть вещи такими, какие они есть. В этом городе это понимаешь лучше, – и Роза допила содержимое своего бокала.
   – Просто всё зависит от ракурса. Когда смотришь позитивно, и окружение становится другим, – улыбнулся ей путешественник.
Но Роза не была настроена так же, как и он.
   – Ты опять меня не понимаешь… И никогда не поймёшь! Мне сложно с тобой, ты такой… правильный… Но тебе это, похоже, даже нравится, – и Роза встала из-за стола, отправившись куда-то в коридор.
   Инди лишь проводил её взглядом, после чего подошёл к сцене. Музыканты уже прекратили играть и собирали свои вещи.
   – Мне очень понравилась ваша игра, – сказал им странник. – Особенно вторая песня.
   – Да, сегодня мы отличились, – ответил барабанщик. – Хорошо, ты не слышал нас неделю назад, сразу бы забрал свои слова обратно.
   И музыкант засмеялся. Те м временем Кантор отлучился, выйдя в коридор, и, проходя между двух каменных колонн, случайно встретился с Розой.
  – Ты что тут делаешь? – спросил он у девушки.
   – Я просто хотела побыть одна, – тихо сказала она. – Подумать.
   Кантор закивал в ответ. Он часто видел Розу в таком настроении, особенно в академии.
   – Понимаю тебя. А помнишь, как ты так же захотела уединиться и случайно закрыла себя в кладовке? Мы тогда всем классом пытались тебя вытащить! – засмеялся парень.
   – Да, это было весело, – улыбнулась в ответ девушка. – А помнишь, как ты разозлился за что-то на Капта и бросил в него баночкой с краской? Он пригнулся, и краска размазалась по стене. Ты потом целый день её отчищал…
Теперь Кантор засмеялся сильнее прежнего.
– Да, было время. Жаль, его не вернуть...
– Всё зависит от нас, – и Роза пошла вместе с ним обратно в зал.
   Людей там осталось не так много: зазевавшиеся посетители покидали свои столики, и лишь несколько человек не хотели пока уходить. Роза вспомнила ещё пару случаев из детства и рассказала их своему другу. Так, они однажды пошли на экскурсию в зоопарк и потеряли Инса. Оказалось, что он забрался в какой-то пустой бассейн в поисках энергетических пробок, а выбраться оттуда не смог. К счастью, в бассейне не было животных, и его смогли вовремя вытащить оттуда. Кантор же рассказал, как несколько раз ходил в городской парк и забирался на дерево, где любил сидеть и смотреть на людей, проходящих по аллеям. Увы, дерево потом засохло, и его спилили.
   – А я один раз сбежала из дома и отправилась в бассейн, а тренера там не было, и мне пришлось сидеть до позднего вечера в раздевалке, пока сторож меня не нашёл, – тот побег Роза воспринимала позитивно.
   Инди заметил свою подругу с Кантором, остановившихся у барной стойки, и ему стало интересно, о чём они так оживлённо беседуют. Но подходить к ним он не стал, вместо этого просто молча продолжил наблюдать. Странно, но смотреть на них долго он не смог. Что-то внутри защемило, и ему стало не по себе. Ведь Роза с ним так давно не разговаривала! Отвернувшись, Инди подошёл к окну и посмотрел в него, надеясь увидеть что-нибудь интересное. Но там не было ничего особенного. Оставив эту затею, он посмотрел на розы, стоявшие в вазе, и задумался. Эти цветы ему казались похожими на его Розу. Подобно ей, они были оторваны от дома, от своего корня, находились здесь и погибали на радость людям. Что если и она не сможет долго прожить тут одна? Вдруг с ней что-нибудь случится или она изменится ещё больше и никогда не станет прежней? От раздумий Инди отвлёк Инс. Он повернул его к себе и взволнованно произнёс:
   – Я заметил странного человека. Он сидит здесь уже несколько часов, не уходит и всё время следит за нами.
   И парень указал на дальний столик у входа. Та м и правда сидел какой-то человек в чёрной одежде. Заметив, что на него смотрят, он перевёл взгляд в электронную книгу и продолжил пить из стакана.
   – Надо с этим сейчас же разобраться, – сказал Инди и пошёл прямо к нему.
   Человек заметил, что путешественник к нему идёт, и встал из за стола. Но сделать что-то ещё не успел, так как Инди схватил его за шиворот и поднял над собой.
– Что тебе нужно? – повышенным голосом сказал он незнакомцу.
   Роза и Кантор тоже заметили это и поспешили Инди на помощь. Они и Инс подбежали ближе и увидели, как человек, вырываясь, пытается выбраться из рук Инди.
– Отпустите меня, я не желаю вам ничего плохого! – крикнул он.
   – Вы пришли от Крафта? – спросил путешественник, поставив мужчину на пол.
   – Да нет же! Вы что, всегда так людей встречаете? Меня послала ваша подруга Айсис. Чтобы я помог вам, – и человек поправил воротник.
Роза задумалась и спросила:
– Та к вы из отдела расследований преступлений?
   – Да, меня зовут Инвест. Работаю в этой сфере уже семь лет. А Вы её сестра Роза, да?
   Роза кивнула в знак согласия и представила остальных. Детектив снова сел за столик и рассказал, что хотел подойти к ним, но сначала, в силу привычки, постарался узнать их получше со стороны.
   – С Вашим костюмом только в шпионов играть, – посмеялся Инвест, обратившись к Инди. – Вмиг раскусят!
   – Если бы я мог его снять... – Инди правда суждено было всегда быть в таком виде.
Сыщик поднял со стола свою электронную книгу и убрал её в карман.
   – Мы знакомы с Айсис уже два года. Я ей помогал, когда за ней… Впрочем, это не важно. Важно то, что вы связались с очень опасным человеком, и просто так с ним совладать не получится.
   Роза понимала всё сама, но ни она, ни кто другой не собирались отступать.
   – Он чуть не заморозил Страну Цветов, можно же с ним что-то сделать? – девушка была настроена решительно.
   Инвест задумался. Стараясь что-то придумать, он пару раз постучал себя пальцами по виску, после чего поднял указательный палец вверх.
   – Дело в том, что про этого типа давно ходят разные слухи. Он выступал в верховном сенате с просьбой заставить Страну Цветов делиться своим золотом. Предлагал забрать его силой. Конечно, ему в основном все отказали, так как никто не хотел ссориться с соседями. После нескольких неудачных попыток убедить верховных лидеров Крафт успокоился, – тут детектив постучал костяшками пальцев по столу. – Но многие думают, что он так и не отступил от своей цели. У него целая лаборатория, завод оружия. Говорят, он готовится к чему-то. А что именно он делает – неизвестно…
   Теперь уже Инди постучал по стенке. Ему хотелось всё выяснить и в случае чего остановить Крафта. Но как это сделать?
– А что если нам проникнуть на завод и всё разузнать? – спросил Инс.
   – Вряд ли идея хорошая. Вас сразу же обнаружат! – Инвест был реалистом.
Инди подумал немного и сказал:
   – Тогда можно сделать так: кто-то проникнет на завод под видом простой проверки или исследований, а я в это время проникну туда с другой стороны, где всё закрыто. Те будут отвлекать на себя внимание охраны, а я всё разыщу.
Сыщик помолчал немного.
   – Я бы мог сделать для вас фальшивые документы проверяющих, но как вы попадёте внутрь?
Роза засмеялась.
   – Об этом не беспокойтесь!
   После недолгого обсуждения было решено, что на проверку пойдут она и Кантор, и все решили расходиться.
   – Было приятно с вами познакомиться, – сказал Инвест остальным.
   Ему ответили такими же словами, и мужчина ушёл, после чего Кантор побежал за своим музыкальным инструментом. Роза забрала со стула свою сумку, и когда Кантор упаковал «гитару», все пошли обратно домой.
   Инди хотел подойти к Розе и ещё немного с ней поговорить, но заметил, как та начала разговаривать с нашим музыкантом, и оставил эту
идею. А Кантор уже стал рассказывать девушке о первых днях пребывания в Стране Свободы.
   – …и когда я первый раз увидел свою квартиру, то подумал: «Во имя синекожего ластонога, зачем я в это ввязался!». Но через неделю я уж привык к обстановке, а странный запах выветрился…
   Роза засмеялась на всю улицу, после чего сказала, что его квартира не так уж и плоха.
   – Знаешь, если мы освободимся после завтрашнего похода на завод… вовремя… можем сходить в наш ресторан… только ты и я... Я заплачу, не беспокойся, – Кантор запинался, так как хотел сказать всё правильно и в итоге чуть не сбился.
Роза взглянула на своего собеседника и сказала:
   – Я понимаю, к чему ты клонишь. Я должна была давно тебе это сказать. Ещё с академии ты был моим другом, всегда мне помогал, даже хлопал во время моих ответов у доски. Мы были лучшими друзьями. Может, поэтому я никогда не смотрела на тебя как на своего избранника.
   Кантор тоже догадался, что именно она имеет в виду. Его настроение тотчас сбилось.
– Это всё из-за Инди, да?
Девушка замялась.
   – Не только. Просто ты должен понять меня. Дело не в тебе, а во мне. Я всегда видела, как ты на меня смотришь, но не хотела разрушать твоих иллюзий. А теперь видимо придётся…
   Кантор перевесил свою «гитару» на другое плечо, стараясь идти как можно медленнее. Но дом был всё ближе и ближе, и он продолжил:
   – Ты не разрушишь их. Мои иллюзии – это мои иллюзии. Я давно смирился, что мы не будем вместе… Но любить тебя от этого меньше не стал. Надеюсь, мы оба будем счастливы. Когда-нибудь…
   И парень, стараясь сдержать слёзы, посмотрел в сторону давно угасшего заката. Небо там ещё было не таким чёрным, поэтому можно было разглядеть еле видимые облачка. Похоже, его мечтам не суждено было сбыться...


ГЛАВА 5. СЕКРЕТНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ
  

   Утром домой к Кантору постучались. Когда он спросонья открыл дверь, то сразу понял, что визитёром был их новый друг Инвест. То т прошёл в квартиру и передал парню две пластиковые карточки. Вместе с ними он на время дал ему и свою электронную книгу, чтобы Кантор вместе с Розой мог разобраться в планах завода и порядке проведения проверки. Розу для этого пришлось разбудить, изрядно растолкав. Ознакомившись с документами, все решили, что к подойти к заводу в двенадцать часов будет лучше всего. Детектив к этому времени уже ушёл, так что героям пришлось ехать без него. Здание, куда они направлялись, находилось в противоположной части города. Из-за техники безопасности поблизости никто не строил жилые дома, и людей рядом с территорией практически не было. Поезд оставил героев прямо около входа, и все трое вышли наружу, осмотрев окрестности. Большая стена, окружавшая высокое здание, выглядела довольно внушительно, но ни одна стена не была для Инди помехой. Розе же вдруг показалось, что у них ничего не получится, слишком уж много охраны стояло у входа. Поэтому она взяла Инди за руку и сжала её покрепче.
   – Будь осторожен, не попадись, – сказала она ему.
   – Постараюсь, – улыбнулся парень и, моментально освободив свою руку, понёсся к противоположной стене.
Сделал он это с помощью своей силы, так что Роза даже не сразу
поняла, что уже не держит его ладонь.
   – Ненавижу, когда ты так делаешь! – крикнула она ему вдогонку и тут же улыбнулась.
   Ничего не оставалось, кроме как подойти к главному входу. Там как раз стояли пять охранников в форме и с оружием, которые при приближении героев насторожились и встали по стойке смирно.
– Что Вам нужно? – спросил один из них.
   – Проверка пожарной безопасности, – сказал Кантор и показал свой документ.
То же сделала и Роза, после чего охранники немного посовещались.
   – Нас не предупредили, что вы явитесь, – сказал высокий мужчина в чёрной кепке.
Кантор предусмотрел и это.
   – Конечно, иначе вы бы подготовились! – посмеялся он.
   Те немного помолчали и со словами «Проходите» пропустили их внутрь. Похоже, один из парней пошёл с ними в качестве сопровождающего, так как он тут же присоединился к ним и повёл в определённом направлении. На территории дворика было много чего интересного. Там были огромные, покрытые пластиковый плёнкой, объекты, возвышающиеся на десять метров над землёй, и более мелкие штуки, покрытые брезентом. Скорее всего, это были какие-то военные корабли, так как кое-где из-под мешков и плёнки торчали части крыльев и корпуса. Само же здание завода было полностью покрыто металлом и совершенно не имело окон. Конечно, в случае какой-нибудь аварии их бы сразу выбило, поэтому здесь все полагались на искусственное освещение. Розу сразу поразили габариты завода: с ним не могло сравниться даже здание космопорта. У входа их ещё раз проверили и повели внутрь. Металлоискатель ничего не обнаружил, и герои быстро оказались в большом цехе, где в этот момент вовсю шла сборка какого-то корабля. Но ни один транспортный челнок не шёл ни в какое сравнение с этим судном: оно было настолько большим, что в нём запросто мог поместиться небольшой райончик города вместе со всеми зданиями и улицами. Часть корпуса у него в этот
момент отсутствовала, и можно было увидеть множество перекрытий и проходов внутри.
   – Интересно, в этом корабле используются термоядерные двигатели третьего класса или четвёртого? – спросил Кантор у сопровождающего.
Охранник ничего не понял.
   – Что-то я не врубился, ты у меня спрашиваешь?
   – Да, – честно ответил Кантор.
   Тот только рассмеялся.
   – Да откуда мне знать, я в этой ерунде не разбираюсь! Главное, что летает, и всё! – и по цеху раздался душераздирающий смех.
   Он был подобен рыку какого-то неведомого животного, поэтому мужчина притих, когда понял, что все смотрят на него с непониманием. За этим цехом располагался ещё один, такой же, но заставленный какими-то конвейерами, где стояли большие роботы, соединявшие на дорожках разнообразные детали. Людей было не так много, в основном всё делали эти машины, но работники всё же ходили вокруг, а некоторые сидели за компьютерами и что-то печатали на сенсорных клавиатурах. Охранник показывал углы, где стояли огнетушители, указал на провода, расположенные в металлических коробах, и привёл героев в несколько мест с запасными выходами. Но завод был большой, и друзья пошли дальше.
   Тем временем Инди достиг задней стены завода и проник во двор. Заметив камеру наверху, он направил на неё руку и отключил её, после чего добежал до какой-то закрытой двери. Внутри находился небольшой коридорчик, заставленный странными тележками с микросхемами, поэтому путешественник не стал в нём задерживаться и пошёл дальше. За ним располагался большой цех, где стояло множество деталей, скорее всего всё тех же кораблей. В этот момент вся аппаратура в нём была отключена, и ни одного человека внутри не было. Инди проходил по коридорам, старательно выискивая камеры и выключая их, и в итоге оказался перед дверью с предупреждающей надписью «Посторонним вход воспрещён». Решив, что эта надпись – личное приглашение войти, Инди отправился туда.
   А Роза и Кантор уже привлекли внимание охранников на других этажах, так что о них доложили в вышестоящие инстанции. И когда они проходили по одному из цехов, к ним на лифте спустился… нет, не Крафт, а Бифакс. Толстоватый и уже довольно седой мужчина подошёл к нашим героям и осмотрел их с ног до головы. Он долго всматривался в обоих, но, похоже, так и не узнал ни Розу, ни Кантора. Ничего не заподозрив, он попросил их документы и проверил их.
   – Это краткая проверка, верно? – Бифакс заинтересовался ими.
   – Да, – подтвердила Роза. – Простая.
   – Можешь оставить их, я сам всё покажу, – обратился мужчина к охраннику и повёл друзей в сторону лифта.
   Там, на самом верху, он провёл их вдоль коридора и указал на пожарные краны, висящие на стенах, а также на кнопки тревоги.
   – Смотри, – жестом указал Кантор на дверь одного из кабинетов.
   Там, прямо на металлическом покрытии, красовалась надпись «Крафт Ритт». Большой удачей сейчас было бы зайти туда, но такой возможности, увы, не представилось. Бифакс показал несколько пожарных выходов и снова отправился к лифту.
   – У нас всего десять проверок в год проводят, по одной в месяц. Хотели сделать ещё одну в тринадцать дней праздника, но никто не согласился работать в такие дни, – и мужчина зашёл вместе с нашими героями в лифт. – Вы ведь знаете, что сейчас планируют ввести новые правила? Чушь полнейшая, надо будет всё пересматривать.
Роза хотела ответить что-то, но поняла, что лучше промолчать.
   Инди в эту минуту оказался в нижних ярусах завода. Каково же было его удивление, когда он понял, что под поверхностью земли здание расширяется в несколько раз, и уходит в ширину и глубину на многие сотни метров. Но это пространство не было пустым: там, рядом друг с другом, стояло около пяти гигантских кораблей, полностью укомплектованных и, видимо, готовых к полёту. Решив осмотреть их поближе, парень спустился пониже и подошёл к одной из махин. В глаза тут же бросились большие крылья, необходимые в тех случаях, когда судно пролетает через атмосферу планеты, и ещё одна интересная деталь. А именно – выступающая передняя часть, чем-то напоминающая пушку. Инди сразу предположил, что это может быть какое-то оружие, и уже хотел рассмотреть его поближе, когда услышал голоса в стороне. Кто-то шёл по дороге прямо к нему, и путешественник решил спрятаться под крылом, чтобы его не заметили. Оказавшись там, он увидел пятерых мужчин в форме, идущих с фонариками в руках и осматривающих помещение. Они время от времени о чём-то переговаривались, но расслышать, что именно люди говорили, из своего укрытия странник не мог. Когда они ушли, Инди решил отправиться дальше, чтобы покопаться в каком-нибудь компьютере. Споткнувшись об открытый канализационный люк, он убедился, что внизу под ним проходит целый туннель и, решив не спускаться туда, пошёл по своим делам.
    Теперь Бифакс провёл друзей через какую-то лабораторию. Та м на столах стояло множество непонятных приборов и машин, которые сильно шумели, то включаясь, то выключаясь.
   – Как видите, в помещении плазменных проводников все ходят в специальной одежде, техника безопасности полностью соблюдается. За все годы работы был только один случай её нарушения. И то этот работник был сразу уволен. Вы пока довольны?
   – Скажи ему что-нибудь, – шёпотом проговорила Роза Кантору. – А то нас сейчас заподозрят!
   Кантор закивал в ответ на вопрос Бифакса, но потом сделал хмурое лицо и сказал:
   – Я не вижу в этом помещении огнетушителей, так и должно быть?
Бифакс улыбнулся.
   – Та к и знал, что придерётесь к этому. А ведь мы договаривались уже со всеми. Вы новенькие, да? Просто их нельзя использовать здесь, иначе проводники от перепада температуры или попадания инородных веществ взорвутся! Странно, что вы этого не знали…
   Роза и её друг переглянулись, после чего продолжили путь. Вдруг какой-то из учёных, работавших за компьютером, встретился с ними взглядом. Тут же он встал со своего места и подошёл к охраннику, чтобы что-то ему сказать. Розе не понравилось это, но ничего сделать она не
могла. А этот охранник, договоривший с работником, уже направился к ним. Девушка ткнула Кантора в бок, чтобы показать ему это, но когда тот развернулся, тип уже был тут как тут.
  – Ваше имя? – спросил он у Кантора.
  – Кант… Капт Иос, проверяющий, – соврал наш герой.
   – Странно, наш работник сказал, что видел вас в ресторане.
   Кантору нужно было срочно выкручиваться. Ведь дело могло закончиться не так хорошо.
  – Да кто не ходит по ресторанам? – просто ответил парень.
Но охранник не унимался. Он явно что-то заподозрил.
   – Но он упомянул, что вы там пели.
Теперь уже Роза вступила в разговор.
   – Ваш работник с кем-то перепутал его. У моего друга ужасный голос для этого. Как и у меня. Могу доказать. Давайте я вам спою!
   И Роза запела своим голосом старую песню. А вы же знаете, какой у неё голос…
   – Там, в далёком мире, где свет горел в тени. С тобой через вершины отправились в путь мы…
   – Всё, хватит, не надо пения. Лучше дайте мне ваши документы, я их проверю, – охранник чуть не лишился рассудка от голоса Розы.
   Тут у Бифакса на поясе запищало какое-то устройство. Похожее на пейджер, оно загорелось красным светом, и мужчина сказал, что ему нужно отлучиться на несколько минут. Он ушёл, а охранник стал рассматривать документы. Похоже, ему что-то не понравилось, и он пошёл к компьютеру.
– Гд е у вас туалет? – спросила Роза.
   Человек указал на дальнюю дверь, и девушка, взяв Кантора за руку, пошла туда.
– Мы что, вместе туда идём? – удивлённо спросил он.
Роза только развела руками.
   – Кантор, ты совсем? Мы уходим, пока никто ничего не заподозрил. Охранник проверяет документы в картотеке. Это не к добру.
   – А как мы выберемся отсюда? – реалистично спросил парень.
   – Как-как? Как-нибудь. Пошли, выход в той стороне, – указала девушка жестом на дверь.
   Они вышли из цеха и направились вдоль коридора. Инди же в это время нашёл какой-то старенький компьютер (со старым плазменным экраном) и залез в систему. Увы, но высшего технического образования у него по-прежнему не было, и разобраться в формулах не представлялось возможным. Он пошарил в документах и понял, что оружие, установленное на кораблях, разрабатывается здесь же, на этом заводе. «Интересно, как оно работает?» – подумал странник и порылся ещё, но понять что-то так и не смог. Ведь здесь не было путеводителя для новичков.
   Пока он разбирался с компьютером, охранник проверил документы наших героев. Он ввёл в базу данных их идентификационные номера, и на экране высветились совсем другие люди. Тогда-то он понял, что таких людей, какими представились гости, просто нет. Он быстро доложил об этом остальным и лично отправился к Бифаксу, приказав другим найти обманщиков. Роза и Кантор правильно сделали, что сбежали. Они уже ушли из основных цехов и, стараясь найти выход, зашли в зону испытания оружия. Множество пушек больших размеров стояло здесь по кругу, и по оплавившимся мишеням стало ясно, что это не просто обычное вооружение, а нечто другое.
   – Он точно что-то задумал, – Роза была проницательна.
   – Кто? – непонимающе спросил Кантор.
   – Крафт Ритт, кто же ещё! Жаль, что нас раскрыли, мы бы ещё что-нибудь увидели.
Кантор опять не понял её слов.
   – Может, не раскрыли! – улыбнулся он ей и предложил вернуться.
   В ту же секунду со стороны дверей послышался шум. Человек пять шли сюда, и, судя, по голосам они были крайне недовольны чем-то. «Они где-то здесь», – наконец послышалось из коридора. Роза моментально поняла, что к чему, и велела Кантору бежать за ней. Они покинули зону испытаний и оказались в длинном коридоре, разветвляющемся на несколько проходов.
   – Куда идти? – парень только сейчас осознал, во что он ввязался.
   – Налево, – и девушка побежала в самый плохо освещённый коридор.
   Те , кто их искал, тоже замешкались на развилке, когда дошли до неё. Было решено отправить двух в сторону правого крыла, ещё двух в середину и одного налево. Когда Бифакс выходил из кабинета Крафта, ему тотчас доложили о нарушителях. «Я сразу что-то заподозрил», – сказал он и, решив не докладывать пока своему боссу, приказал искать беглецов как можно тщательнее, направив на поиск большую часть охраны.
   – Всё, не могу больше бежать, – сказал Кантор, остановившись. – Давай немного отдохнём.
Роза даже удивилась такому предложению.
   – У нас нет времени. Ты же не хочешь, чтобы нас опять бросили в холодную камеру и мы замёрзли? Нет? Тогда вперёд.
   Кантор пробежал за своей спутницей до двери, и оба оказались в большом помещении, заставленном замотанными в полиэтилен частями кораблей. Парень подумал и предложил спрятаться за одним из них, после чего девушка поддержала его идею. Они достигли дальнего угла и скрылись за каким-то крылом как раз в тот момент, когда охранник, их искавший, вбежал в зал. Решив, что их здесь нет, он хотел уйти обратно, но случайно услышал какой-то шум со стороны левого угла и захотел всё проверить. Кантор старался дышать как можно тише, но после пробежки это было очень тяжело, и он даже начал немного задыхаться.
   – Тише, – шепнула ему Роза, но поняла, что сделать что-то всё равно нельзя.
   Звук шагов становился всё ближе и ближе, и герои не на шутку перепугались. Роза следила, чтобы никто не появился рядом с крылом, и не заметила, как кто-то дотронулся до её левого плеча. Это был не Кантор, так как он стоял рядом, поэтому она быстро развернулась и попыталась ударить неизвестного. К счастью, им оказался Инди. Парень, правда, не успел отреагировать, и удар ему пришёлся прямо по лицу, но он быстро пришёл в норму и даже улыбнулся.
   – Это ты? Ой, извини, я думала, это тот тип! – и Роза погладила Инди по щеке.
   – Надо уходить!
   И странник стал искать способ выбраться из помещения. Однако поблизости не было никаких дверей. Те м временем издалека послышались чьи-то голоса. Похоже, охранников стало больше, и все они шли именно сюда.
   – Вон, посмотрите наверх, – наконец, сказал Кантор.
   Он указал пальцем в сторону верхней крыши, и остальные увидели там небольшое окно. Роза решила попробовать, и Инди стал думать, как лучше отнести туда обоих. В итоге его друзья надёжно ухватились за плечи парня, и он, оторвавшись от земли, полетел в сторону окна. И хоть оно было закрыто, Инди удалось выбить стекло ногой. Правда, шум быстро услышали остальные, и уже послышались выстрелы, так что героям пришлось поторопиться, чтобы оказаться на улице. Как только у них это получилось, они долетели до улицы и приземлились в одном из дворов.
   – Вроде обошлось, – улыбнулась Роза и обратилась к Инди. – Ты в порядке?
   – Да, – ответил он.
   – А я вот, кажется, нет, – сказал Кантор, заметивший, что на его руках видны следы крови.
   Роза моментально бросилась к нему и увидела, что его рубашка и куртка покрыты мокрыми красными пятнами. Кантор быстро стянул верхнюю одежду и увидел несколько порезов на боку.
   – Это от пуль? – спросила девушка.
   – Не думаю, – ответил Инди. – Скорее, от острых краёв стекла. Надо возвращаться, пока нас не нашли, и наложить повязку.
   Роза согласилась с другом, и все трое побежали к вокзалу. Уже дома Кантор достал из аптечки несколько бинтов и спирт, чтобы промыть раны. Затем он вместе с Розой наложил повязку себе на поясницу и надел новую рубашку. Инди стоял рядом и наблюдал. И хотя он читал об этом в библиотеке, парень запоминал сейчас каждое движение, чтобы в будущем в случае чего всё повторить.
   – Тебе не больно? – Роза проверила, что всё на месте, и отошла в сторону.
– Немного, – и Кантор сел за стол.
   Инди понял, что всё нормально, и вышел в коридор. Звонок в дверь даже не позволил ему начать о чём-то думать. На пороге стоял Инвест. Он быстро прошёл внутрь и стал расспрашивать героев о том, что им удалось разузнать на заводе. Услышанное ему не понравилось.
– Значит, вы почти ничего не узнали. Что ж, ладно...
Роза возмутилась.
   – Почему не узнали? Та м собирают какие-то корабли, оснащенные непонятным оружием. Разве этого мало?
Но детектив только покачал головой.
   – Это не доказательство того, что они собираются нападать на Страну Цветов. Надо было найти зацепки и секретные файлы, а не общедоступные. Ладно хоть это, так вы ещё потеряли документы. Теперь они поймут, что им кто-то из нас помогает.
Инвест был разочарован. Но Инди имел другое мнение:
   – Зато мы знаем, как устроен завод, и в случае чего сможем во всём там разобраться.
   Детектив постучал по стене костяшками пальцев и решил сегодня ещё немного покопаться в старых архивах.
– Возможно, удастся узнать что-то новое о Крафте, – сказал он.
   Инди закрыл за ним дверь и сел на стул. Что делать теперь? Он хотел подумать хорошенько и что-то решить, но здесь, в этой квартире, ему почему-то ничего не приходило в голову. И тогда он вышел в коридор и увидел там небольшую металлическую лесенку. Поднявшись по ней, он открыл люк и оказался прямо на крыше. Красное солнце тускловато освещало крыши окрестных домов, и Инди, сев на трубу, стал осматривать горизонт. В стороне от города возвышались какие-то серые горы, но разглядеть их из-за пыли, висевшей в воздухе, было трудно. Парень стал решать, что ему делать дальше, и не заметил, как на крышу поднялась его подруга.
   – Тоже нашёл себе местечко под небом, да? – улыбнулась она.
   Инди развернулся и кивнул в ответ. После этого он встал с трубы и подошёл к краю крыши, чтобы посмотреть, далеко ли отсюда до земли. Расстояние было довольно значительное, но Инди посчитал, что здесь не так высоко, и сел прямо на край. Роза подошла к нему поближе и спросила:
   – О чём задумался?
   – Просто пытаюсь понять, что делать дальше. Стоит ли ввязываться во всё это…
Роза уже знала ответ.
   – Конечно, стоит! Ведь если бы мы тогда пустили всё на самотёк, Страны Цветов бы уже не было. Та к что я считаю, мы должны быть готовы что-то предпринять! – девушка была в себе уверена.
   Инди выслушал её и взглянул ей в глаза. Спустя много лет в плане решительности она ничуть не изменилась.
– Ты по-прежнему рвёшься в бой, даже не осознавая, что тебя ждёт.
   – Чушь! – оборвала его на полуслове Роза. – Я всё прекрасно представляю. Просто стараюсь об этом не думать.
   – Как и тогда… – и Инди задумался. – Скажи, ты скучаешь по детству?
   – Честно? – спросила его в ответ девушка. – Нет. Просто всё то, что было в детстве, меня и в юности окружало. Я скучаю не по тому, что было вокруг, не по тому времени, а по тому, какой я была тогда. Люди мечтают вернуться в прошлое, в своё детство, но они не понимают, что никогда не станут такими, какими были. Я скучаю по той девочке, которая когда-то ходила в бассейн и зарабатывала медали. По тому, как смотрела на мир ещё свежими, не потускневшими глазами. Ту девочку уже не вернуть.
И Роза, подойдя ещё ближе, села на край крыши.
   – Может, ещё не всё потеряно? – спросил путешественник.
   Но девушка промолчала. Она знала, что изменилась, и понимала, что детство с его невообразимыми красками и безмятежностью уже не вернуть. Инди для неё был тем единственным кусочком того времени, пережитком прошлого или, как она говорила сама, тонкой ниточкой свободы.
Свободы от настоящего с его непримиримыми законами. Роза хотела за неё ухватиться уже давно, потом решила забыть об этом, и вот теперь она была здесь, прямо перед ней. Девушка достала руку из кармана и положила на ладонь странника. Она тихо вздохнула и посмотрела вдаль, на горы.
   – Знаешь, почему я улетела в Страну Свободы только сейчас? – спросила она у него.
– Почему?
   – Я ждала тебя всё это время. Ждала, когда ты снова прилетишь и упадёшь метеоритом где-нибудь в лесу.
   – Я так больше не приземляюсь, – ответил Инди. – Теперь я научился равномерно снижать скорость перед завершением полёта.
Роза посмеялась.
– Жаль, так было гораздо эффектнее.
   Девушка взглянула в глаза своему другу, и её охватило очень сильное чувство. Чувство тепла и душевного покоя. Как будто сейчас у неё было всё, что нужно для счастья. Она хотела приблизиться к нему ещё, но неожиданно на крышу выбежал Инс. Он подбежал к героям и сказал, что Кантор уже приготовил обед, после чего убежал обратно.
– Пойдём есть, – тихо сказал путешественник.
– Пойдём, – ещё тише произнесла Роза.
   Они вернулись в квартиру, оставив серые горы пустынной пыли, и вскоре Роза сидела за столом, разрезая на кусочки клубни силисы.
   Инди же снова стал думать о своём. Он решил так: если надо будет сражаться, значит понадобится оружие. А где его можно найти? Поэтому он встал из-за стола и, сказав, что прогуляется, пошёл на улицу. Ему пришла в голову идея найти что-нибудь в городе, поэтому он быстро сел в поезд (благо деньги у него были с собой) и отправился в центр. Роза не знала, что он уедет, и спустя пять минут вышла за ним, чтобы позвать странника обратно. Но его не было поблизости, и она, раздосадованная, вернулась домой.
   В городе наш герой старался быть как можно более незаметным. Однако это у него плохо получалось. Люди то и дело обращали на него
внимание, и он понимал, что люди Крафта могут вот так запросто его засечь. «Цель оправдывает средства», – наконец, сказал он себе и завернул за угол. Похоже, ему удалось найти что-то стоящее. Большой магазин с вывеской «Охотничий» стоял прямо у угла и завлекал посетителей внутрь. Инди прошёл в главный зал, и в глаза ему бросились широкие витрины, заставленные всевозможными пистолетами и ружьями. У одной из них, старательно что-то присобачивая к стене, стоял мужчина в шляпе, и путешественник обратился к нему:
   – Скажите, а почему магазин называется «Охотничий»? Разве в Стране Свободы есть животные?
Человек развернулся и искривился в широченной улыбке.
   – Откуда им тут взяться. Да и у наших соседей их тоже нет в дикой природе. Просто под таким названием удобней продавать товар. Люди сами тянутся. Не называть же магазин «Бандитский»? В самом деле! – мужчина был высокого роста и имел широченные усы, за которыми, похоже, он совсем не следил.
– Та к я могу купить здесь оружие? – осведомился Инди.
   – Любое на ваш вкус! Если хотите защититься от нападения на улице, лучше всего подойдёт шокер, – и продавец показал небольшой пистолетик, стреляющий электрическими разрядами. – Если нужно что-то посерьёзнее, есть мелкокалиберные пистолеты марки «Дефенсор». Можете взять ружьё, если уж на то пошло.
   Парень ещё раз осмотрел товар. Покупать серьёзное оружие ему не приходилось раньше. Да он этого и не хотел вовсе. Всё-таки убивать герой никого не планировал. Поэтому выбрал другое.
– Дайте мне несколько шокеров, пожалуйста.
Человек улыбнулся и снова засмеялся.
– Куда вам столько? Солить что ли?
Инди не понял шутки и ответил:
– Мне и друзьям.
Ти п покачал головой.
   – Нет, парень, я должен видеть каждого лично, так положено. К тому же, вы должны предъявить справки из психиатрической лечебницы, что
здоровы. А то кто знает: я продам вам оружие, а вы пойдёте и завалите кого-то в городе просто так. А мне потом отдуваться. Не, так не пойдёт.
   «Что за справки?» – подумал Инди. Он впервые о таком слышал и не понимал, зачем они нужны.
– У меня в данный момент их нет, – ответил странник.
   – Конечно, я так и подумал. По твоему прикиду это сразу видно! Я в таком костюме ни за что не показался бы на людях. Иди давай домой и в следующий раз приноси справку с собой! – и человек, помахав ему рукой, продолжил вешать какое-то ружьё на стену.
   Инди вышел на улицу и расстроено взглянул на название магазина. Похоже, покупка оружия была неудачной идеей. И он пошёл в обратном направлении, чтобы вернуться домой. Магазины сменяли один другой, и парень вспомнил, что именно здесь он проходил с Розой несколько дней назад. Да, он узнал один из магазинов, а именно тот, в котором продавались подарки и сувениры. Парень быстро зашёл внутрь и увидел просто море всяческих штучек и интересных вещей. Здесь были глобусы разных планет, телескопы, фигурки разных животных и людей. Но больше всего Инди понравилась коллекция различных мечей, которые висели на отдельной витрине. Каждый из них был похож чем-то на его собственный меч, но все они были уникальны и необычны. Инди даже решил взять один в руки, чтобы посмотреть, но потом понял, что лучше не трогать чужое, и просто осмотрел его со всех сторон.
– Нравятся мечи? – послышался голос со стороны.
   Инди повернул голову и увидел молодого мужчину лет тридцати в узком свитере и длинных брюках. На его одежде висел небольшой бейджик, на котором было записано имя продавца – Эйнс Белла-торс.
– Да, мне нравится холодное оружие, – ответил парень.
   – Я вижу это по вашей одежде. И вы даже меч с собой свой принесли, да? – и Эйнс подошёл ближе. – Никогда не думал, что у меча может быть такая рукоять. Можно посмотреть?
   Инди быстрым движением достал меч из ножен и передал его продавцу. То т прикоснулся к нему и провёл ладонью по лезвию.
   – Не видел прежде ничего подобного. Он точно из металла? Просто я не чувствую холода. Вы, наверное, обучались фехтованию где-то в Стране Цветов? А то я вас не знаю.
   – Нет, – честно ответил Инди. – Я не умею фехтовать. Но мечтаю научиться. Ведь это бы мне очень пригодилось в будущем.
Эйнс отдал меч путешественнику и сказал:
   – Это очень просто! Я бы мог вам помочь! Видите ли, я мастер боевых искусств, и с юных лет учился технике самообороны и историческому фехтованию. Если хотите научиться, лучшего учителя вы не найдёте. И я не хвастаюсь.
   Инди задумался. Это могло бы повысить его шансы победить преступников. Но об одном он уже знал, поэтому спросил:
– Сколько мне это будет стоить?
Эйнс улыбнулся.
   – Сейчас у меня не так много клиентов. Та к что всего двадцать либеров за два часа. Ну, что? – продавцу-мастеру не терпелось уговорить посетителя.
   – Я согласен. Можно начать прямо сейчас? Только я сбегаю за деньгами, хорошо?
   Эйнс кивнул в ответ, и Инди вышел на улицу. Осмотревшись, он понял, что лучше здесь не взлетать, и завернул за угол. Та м почти никого не было, и он, взлетев, быстро оказался на высоте облаков. Сделав круг, герой возвратился в район Кантора и, не заходя в подъезд, залетел в квартиру. Гд е лежали деньги, он прекрасно знал. Но вот как их забрать незаметно? Инди аккуратно прошёл мимо кухни, где собрались Кантор, Роза и Инс, и зашёл в зал. Деньги в ящике по-прежнему лежали на своём месте, так что путешественник взял ровно столько, сколько ему было нужно, и отправился на выход. Однако всё это действо довелось наблюдать Кантору, который шёл в свою комнату за музыкальным инструментом. Он быстро сообразил, что Инди стащил деньги, и побежал вслед за ним. На улице он еле успел его застать.
– Стой, подожди! – крикнул он своему другу.
   Инди остановился, спрятал деньги в карман и развернулся, улыбнувшись.
– У меня дела, – сказал странник.
   – Какие такие дела, для которых нужны деньги? – Кантор заподозрил что-то неладное.
   Инди сделал вид, что ничего не знает, и тогда парень рассказал ему, что всё видел.
– Ладно, – ответил путешественник. – Я просто хотел сделать сюрприз.
   И Инди поведал о встрече в магазине и разговоре с преподавателем боевых искусств. Кантор задумался. Идея была хорошая, тем более что они до сих пор, как дети, не умеют драться.
– Ладно, иди. Но при одном условии: я иду с тобой!
   Инди не ожидал такого ответа, но спустя пару мгновений согласился и сказал, куда они пойдут. Ехать пришлось снова на поезде, но спустя полчаса герои уже были на месте. Инди первый зашёл в магазин и позвал продавца. То т появился моментально и радостно забрал у покупателей деньги.
   – У нас ремонт в главном зале, но в магазине есть удобное помещение, так что вы можете пройти туда.
   Инди сказал, что привёл с собой друга, и каждый из них будет заниматься по часу. Эйнс согласился, и герои прошли в коридор. Помещение, куда они попали, было заставлено всевозможными товарами и сувенирами, так что оставалось совсем немного свободного пространства, но мастер сказал, что и этого им хватит.
   Первым обучаться вызвался Кантор. Он попросил научить его хотя бы примитивным приёмам самообороны. Первым делом Эйнс показал парню, как нужно правильно выбивать нож или пистолет из руки нападающего. Он рассказал о скорости реакции и о технике, после чего дал возможность попрактиковаться. Увы, но с первых попыток у Кантора мало что получилось.
   – Давай поработаем над техникой. Просто выучи основные движения, – сказал мастер.
   Кантор стал учиться отражать удар и загибать руку нападающего ему за спину, после чего Эйнс показал, как надо выбивать нож из ладони. Инди всё это время наблюдал за их движениями, также запоминая порядок действий. Спустя сорок минут у Кантора уже что-то получалось.
Также наставник показал ему, куда лучше всего бить при нападении, после чего сказал, что час прошёл.
   – Можно ещё второй час мне оставить? – похоже, Кантору понравилось узнавать что-то новое.
   Но Инди очень хотел наконец-то научиться фехтовать и не мог согласиться с парнем. То т раздосадовано сел на скамью и опустил голову, и Эйнс пригласил Инди к себе.
   – Только надо выбрать меч для тренировки, – сказал он. – Вот досада, у меня до сих пор нет хорошего меча...
– Тут их много, – ответил путешественник.
   – Да, много, но все они сувенирные. Один хороший удар, и они сломаются, – тут он нашёл какую-то коробку, покрытую золотом (скорее всего, золотом). – Вот. Хоть это и музейный экспонат, он вполне боеспособный!
   И Эйнс вытащил из коробки красивый и ровный меч, ручка которого также была покрыта золотом. Показав Инди несколько движений, мастер попросил их повторить. Инди сделал это моментально, точно скопировав каждый наклон и взмах, после чего Эйнс сказал:
   – Если бы я не держал меч, я бы даже похлопал. Ладно. Теперь другие движения.
   И их путешественник повторил с присущей ему лёгкостью. Решив на этом не останавливаться, наставник попросил его попробовать использовать эту технику в процессе нападения, что Инди и сделал. Но знаний у него было мало, и Эйнс запросто отразил удары. Следующая попытка странника тоже не увенчалась успехом. Несмотря на то, что герой удачно копировал все движения, ему было сложно импровизировать, и он каждый раз терпел неудачу. В итоге спустя двадцать минут это начало его сильно злить.
   – Ладно, вижу, что пока не всё у нас гладко, – начал мастер. – Попробуем снова потренироваться повторять движения. Это у вас, по крайней мере, получается гораздо лучше.
   Инди согласился, но разочарование так и не ушло. Повторяя взмахи, он хотел поскорее выучиться, но что-то подсказывало ему, что так просто это не получится.
– Давайте продолжим дуэль, – предложил, наконец, Инди.
– Не думаю, что стоит. Надо выучить азы, так будет гораздо легче.
   Инди, сдержав эмоции, согласился. В процессе фехтования он старался вращать мечом как можно быстрее, но наставник посоветовал делать более плавные движения, с чем Инди кое-как согласился. Наконец, когда Инди развернулся, чтобы нанести имитированный удар, он почувствовал что-то странное. В то же мгновение его меч засветился фиолетовым светом. Свечение было очень слабым, но его хватило, чтобы Эйнс заворожено подошёл ближе.
– Он, что, электрический? – спросил мужчина.
   – Я вижу такое впервые. Наверное, это как-то связано с моей способностью отключать электронику.
– С чем? – непонимающе спросил Эйнс.
   Но Инди не ответил. Вместо этого он попросил продолжить обучение, и наставник, сдержав своё удивление от увиденного, согласился. Теперь уже парень знал, что может предпринять его соперник. Он демонстративно делал выпады, а затем отступал и наносил удары с боков. Эйнс порядком подустал, но не сдавался, и победить его пока не удалось. А свечение всё не пропадало. Наоборот, оно слегка усилилось, и при движениях лезвия оно оставляло за собой шлейф светящейся энергии.
   – Здесь явно что-то не то, – думал про себя его наставник, уже пожалев, что взялся обучать этих странных типов.
   Но отступать было уже поздно, и он надеялся на скорое завершение урока.
– У меня уже получается, – заметил наш герой.
   – Не всё так просто, как кажется, – Эйнс отразил очередной удар и дотронулся до одежды Инди.
   То т решил, что нужно во что бы то ни стало выиграть сегодня этот бой, и, собравшись с силами, нанёс сразу несколько мощных ударов. Инди хотел победить, его эмоции зашкаливали, и после очередного удара меч наставника просто раскололся на две части. В это же мгновение фиолетовое свечение покинуло оружие Инди и, проделав круг по ком-
нате, врезалось прямо в стоящую там коробку. Взрыв – и от коробки ничего не осталось.
– Это был меч самого Компунктуса! – только и сказал Эйнс.
– Тогда надо было держать его в музее! – возмутился наш герой.
   Кантор даже встал со своего места, так как взрыв произошёл недалеко от него. Но на этот раз парень не пострадал.
   – Спасибо, Вы прекрасный учитель, – сказал Инди, собираясь на выход. – Но дальше я справлюсь сам.
   Наставник только кивнул в ответ. Похоже, произошедшее плохо на нём сказалось. То ли он не мог поверить в потоки взрывающей энергии, то ли очень переживал за свой меч. Но, скорее, и то, и другое. Кантор же попросился прийти сюда через неделю, на что Эйнс наконец ответил:
   – Вам можно. А вас, – обратился он к Инди, – я надеюсь больше не увидеть.
   Инди только пожал плечами и извинился за испорченное имущество. Он и его друг оказались на улице, быстро сели на нужный им поезд и отправились домой. Уже вечерело, и у обоих было много впечатлений.
   – Круто у тебя получилось с мечом, – заметил парень. – Ты раньше так не делал.
   – Я же раньше не фехтовал. Я думаю, это зависит от моих эмоций. Когда они очень сильные, я могу отключать свет. Теперь вот и это. Интересно, что я ещё могу?
   – Я вот хорошо умею только сочинять песни и играть музыку. И то не слишком. А навыки обороны мне пригодятся всегда. Буду ходить почаще сюда. Главное, чтобы денег хватило.
   На что Инди улыбнулся до ушей. Когда оба вернулись домой, Роза и Инс тут же стали спрашивать, куда они пропали. Но те решили промолчать и просто сказали, что гуляли.
   – Мы думали, на вас напали, – начала Роза. – Разве так можно? Мы волновались.
– С нами всё в порядке, – ответил Инди. – Определённо.
   Кантор же просто промолчал и побежал на кухню, чтобы приготовить всем ужин. Роза и Инс как раз сходили днём в ближайший магазин.
Если уж говорить начистоту, туда хотела пойти только наша героиня. Инс не любил ходить по магазинам, и его пришлось долго уговаривать. В итоге они всё-таки купили немного еды и чая.
   Пока все ели, Инди снова достал свой меч и стал фехтовать в комнате, вспоминая приёмы. Это дело ему очень понравилось, и он зафехто-вался, чуть не сбив люстру. Но в последний момент ему удалось спасти её от неминуемого падения.
   – Завтра надо ещё раз проникнуть на завод, – сказала Роза за столом. – Как именно, не знаю, но всё равно надо.
Кантор дожевал клубень и добавил:
   – Я вообще за то, чтобы накупить как можно больше взрывчатки и взорвать всё там до основания!
Роза только улыбнулась ему. Похоже, этот план ей понравился.
   – Только у нас справок нет, нам не дадут взрывчатку, – Инди уже был осведомлён в этом вопросе.
   – Значит, заберём так, – включился в разговор Инс. – И всего делов!
   Обдумав предстоящие действия, все допили чай, и Кантор с Инсом вернулись в комнату. Инди же встал в дверях, чтобы посмотреть на трещины в косяке.
   – Не хочешь прогуляться? – спросила его Роза. – Погода хорошая, пыли совсем нет.
   Инди, конечно же, согласился, и уже через пять минут наши герои шли по улице, гуляя и любуясь видом. Конечно, любоваться здесь было практически нечем.
   – Смотри, что мы с Инсом сегодня купили, – сказала девушка и достала из своей сумки какой-то металлический баллончик. На нём была красивая объёмная надпись «Краски мира», а сам он легко умещался в ладони.
– Это краска? – непонимающе спросил Инди. – А зачем она тебе?
   – Чтобы рисовать, – ответила его спутница. – У меня тут три цвета есть.
   И она достала ещё два баллончика. После показа девушка осмотрелась по сторонам и, поняв, что никого нет, побежала к ближайшей стене.
На ней уже было что-то нарисовано, но девушка сумела найти чистый участок и, буква за буквой, написала на нём своё имя. Инди же скептически к этому отнёсся.
– Разве это разрешено?
   – Кому какое дело! Мы же не ломаем стену, да? – и девушка написала рядом сегодняшнюю дату.
   Год в Стране Свободы, в отличие от родного дома Розы, длился 313 дней в году, так что сначала девушка несколько ошиблась в подсчётах, но потом смогла установить правильное число и, зачеркнув ошибку, написала то, что нужно.
– Давай попробуй! – крикнула она своему другу.
– Ну, я даже не знаю... – и Инди подошёл к стене поближе.
   Роза передала ему баллончик, и парень было хотел что-то написать, но тут же понял, что на стене уже не осталось свободного места. Решив бросить это дело, он уже собрался передать краску спутнице, но потом передумал и, взлетев над дорогой, добрался до второго этажа. Та м он распылил краску и, написав под окном своё полное имя, поставил сегодняшнюю дату по летоисчислению Страны Цветов.
   – Да, с тобой рисовать граффити становится куда интереснее, – крикнула ему снизу девушка.
   Инди спустился вниз и отдал баллончик Розе. Они прошли ещё пару десятков метров, о чём-то переговариваясь, и увидели ещё один старенький десятиэтажный дом. Теперь уже спутнице захотелось написать что-нибудь на высоте. Она подошла к окну первого этажа и попыталась залезть наверх по лестнице. Но нижняя перекладина тотчас отвалилась, так как вся проржавела, и Роза чуть не упала на землю.
– Давай я тебя подниму, – предложил парень.
   Он аккуратно взял Розу на руки и, поднявшись в воздух, донёс её до восьмого этажа.
   – Сколько раз с тобой летала, а никак привыкнуть не могу, – и девушка старательно нанесла на стенку большую и широкую надпись «Инди + Роза».
   После этого она убрала баллончик обратно в сумку и, подумав, достала оттуда ещё что-то. Неизвестным предметом оказался кулон, ко-
торый Инди когда-то подарил Розе. Красный рубин в золотой оправе по-прежнему смотрелся так, будто был только что сделан.
   – Он всё ещё у тебя? – Инди был рад, что спутница не потеряла его подарок.
   – Я берегла его все эти годы. Ведь он напоминал о тебе! – и девушка повесила его на шею. – Я так боялась, что ты не прилетишь.
   Инди улыбнулся ей. Роза сейчас была так близко, прямо на его руках. Здесь, над землёй, всё казалось таким чистым и ясным.
   – Но я знала, что ты вернёшься, – продолжила она. – Верила всем сердцем. Важнее тебя для меня нет никого. Я люблю тебя с самого детства.
   Инди хотел что-то ответить, но девушка приложила палец к его губам, чтобы он замолчал, после чего приблизилась к нему сама и поцеловала своего избранника. Для путешественника это было неожиданно. Он никогда не испытывал ничего подобного, и впервые с кем-то целовался. Повторяя вслед за Розой, Инди обнял её ещё крепче и прижал к себе. Ему сейчас так хотелось, чтобы этот поцелуй не заканчивался. Но Роза, проведя руками по его волосам, отодвинулась в сторону и, улыбнувшись, попросила спустить её на землю. Инди так и поступил: он аккуратно приземлился и поставил девушку на ноги, после чего поправил свой плащ.
– Что это было? – спросил парень.
Роза улыбнулась, после чего подмигнула ему.
– Теперь ты понял, что в библиотеке не обо всё можно прочитать, да?
   Инди не знал, что ему ответить, поэтому просто взял Розу за руку. Решив ещё погулять, они последовали в сторону одного из больших дворов. Обогнув высокое здание, странник первым зашёл во двор и увидел там довольно большое скопление народа. Около тридцати человек стояли рядом с каким-то подъездом, а недалеко, на поляне, был накрыт длинный стол, за которым уже сидело человек десять. Роза тоже удивилась такому сборищу, и герои подошли поближе, чтобы разузнать, почему столько человек собралось в таком месте. Путешественник подошёл ещё ближе и спросил у первого попавшегося, что все эти люди здесь делают.
   – Как что? Сегодня в нашей семье свадьба! Мой сын женился, – радостно сказал мужчина и, взяв ящик бутылками, понёс его в сторону стола.
   И правда, во главе стола сидела молодая пара, а рядом с ними стояло множество тарелок с разными блюдами. Жених имел довольно серьёзный вид и тихо сидел на своём стуле, а вот невеста постоянно подсказывала что-то гостям и говорила, где и что надо ставить. Инди и Роза впервые присутствовали на свадьбе, поэтому им стало интересно, что и как. Однако когда к ним подошла женщина и спросила, с какой стороны они пришли, те решили просто уйти.
   – А почему они празднуют на улице, а не дома или в ресторане? – стало интересно нашему герою.
   – Ну, я думаю, дома места мало, а ресторан слишком дорогой. Это ведь небогатый район. Та к что всё правильно. Как же всё-таки это замечательно, да? – и Роза взяла Инди за руку.
   На этот раз их путь пролегал через более богатую область города. Высокие дома стояли здесь не так давно и ещё не успели обветшать. Инди показал Розе фонтан, который присмотрел здесь ещё в первый день прилёта, и Роза помыла в нём от краски руки. Вода тут же приобрела мутноватый оттенок, но быстро очистилась.
   – Давай сходим к статуе Независимости! – предложил путешественник. – Она не так далеко.
   – Давай, – улыбнулась Роза и уже собралась идти, когда вдруг что-то увидела и резко остановилась.
   На вопрос Инди о том, что случилось, она пальцем указала в сторону дальнего здания. А там, обходя большой камень, шёл человек, очень похожий на Крафта Ритта. Да скорее всего это он и был! Мужчина лет тридцати пяти в строгом деловом костюме шёл по направлению к ухоженному подъезду и, не смотря по сторонам, нёс в руках какой-то чемодан. Роза тотчас последовала за ним, за ней Инди, и через какое-то время они увидели, как человек, не заметивший их, скрылся в дверном проёме.
   – Я прослежу за ним, – с этими словами Инди пошёл на взлёт и, пролетев до дверей, оказался внутри.
   Более-менее опрятный подъезд тут же предстал перед глазами, а рядом с входом оказалась какая-то будка, в которой сидела немолодая женщина лет пятидесяти. Крафт только что остановился и о чём-то разговаривал с дамой. После этого та передала ему несколько пластиковых карточек, и он пошёл наверх. Инди не стал подходить к будке, решив быстро перенестись через стенку лестницы прямо в коридор. Главное сейчас было – не упустить Крафта. Парень увидел, как он входит в лифт, и тотчас прыгнул в шахту. Та м оказалось довольно темно, но пара лампочек всё же освещала проём, и странник сумел сориентироваться. Когда же лифт проезжал мимо него, герою пришлось прижаться к стене, но это каких-либо неудобств ему не доставило. Наконец, лифт остановился на шестом этаже. Инди прошмыгнул в коридор и из темноты постарался разглядеть, в какую из дверей войдёт этот тип. Около одной уже стоял какой-то человек. Крафт подошёл к нему и, что-то посоветовав, стал открывать дверь прямо рядом с ним. «Наверное, это охранник», – подумал наш герой. Как только бизнесмен зашёл к себе домой, Инди моментально вылетел на улицу. Роза стояла там рядом с входом и ждала его. Увидев своего друга в стороне, она быстро поспешила к нему и завалила расспросами. Инди коротко рассказал то, что видел, после чего она предложила:
– А что если нам пробраться туда и схватить его?
Но парень скептически к этому отнёсся.
   – А что потом? У нас всё равно нет никаких доказательств, что он что-то замышляет. А так мы ещё и виновными будем.
   Роза тут же помрачнела и стала думать дальше. Неожиданно ей в голову пришла другая идея.
   – У него ведь там точно должны быть какие-то документы. Давай мы, когда его не будет, их похитим. Это и будет доказательство его виновности!
   Что-что, а эта идея Инди пришлась по душе. Он согласился попробовать, после чего предложил на сегодня уйти отсюда подальше. На всякий случай. По пути домой герои ещё долго думали над тем, как лучше всё устроить. Роза предложила несколько хороших идей, но Инди их отбросил, так как, на его взгляд, они были недостаточно продуманы.
   – Вот так всегда, – сказала девушка. – Я пытаюсь помочь, а ты ни в какую...
   После чего она запрокинула голову и взглянула на потемневшее небо. Там, в свете ярких звёзд, пролетало множество метеоров, делая небо не статичной картинкой, а очень даже живым миром, полным движения и полётов. Конечно, крупные обломки всегда отражало кольцо, построенное вокруг планеты, а мелкие были не опасны и спокойной падали с неба, полностью сгорая в атмосфере.
   – Красиво, да? – спросила Роза Филионор у Инди и взяла его за руку.
– Очень, – ответил он, сжав её ладонь покрепче.
   Картина была завораживающая, и они бы смотрели на неё вечно, но Роза поняла, что скоро отключится от усталости, и повела своего друга обратно домой. Та м она рухнула на кровать, пожелав Инди спокойной ночи, и уснула, после чего наш герой рассказал о происшествии Кантору и Инсу. Те тоже решили, что проникнуть в квартиру куда проще, чем на завод, и согласились.
   Ночь прошла очень быстро. Пока все спали, путешественник снова вышел на крышу в надежде посмотреть на множество падающих звёзд. Их стало ещё больше, и Инди, сев на металлическую трубу, стал любоваться ночным небом. Он радовался сейчас. Радовался тому, что с Розой всё разрешилось. Он никогда не думал, что будет к ней ещё ближе, чем был семь лет назад. Ему очень хотелось, чтобы эти дни продлились вечно. Чтобы они победили Крафта, вернулись в Страну Цветов и зажили так, как никто никогда не жил. Да, наш герой был готов променять все красоты Вселенной на такую жизнь. Ведь он нашёл себе дом среди звёзд и не хотел его снова покидать. Та к он и смотрел на метеоры, думая о грядущем.


ГЛАВА 6. НЕУДАЧНАЯ ПОПЫТКА
  

   Под утро падающих звёзд стало значительно меньше, и путешественник вернулся обратно в квартиру, где все ещё спали. Он не стал ждать и пошёл готовить всем завтрак. Ему почему-то захотелось это сделать. Однако навыков у него не было. Достав клубни силисы, он бросил их в воду и поставил на большой огонь, после чего насыпал всем в стаканы листья чая и отправился в коридор. Кантор уже начал просыпаться, и Инди сел рядом с ним, чтобы рассказать о том, что видел сегодня в небе.
– Метеоры всегда падают. Но это никому не вредит.
   Кантор протёр глаза и присел на своём месте. Спал он на полу, поэтому после этих ночей у него сильно болела спина.
   – Мне рассказывали, что когда не было кольца, метеоры разрушали первые города только так! Сплошные взрывы и смерти. Строительство растянулось на долгие пятнадцать лет, и за это время многие лишились своих друзей и родственников, которые работали на орбите.
   Инди ненадолго представил такую картину и тотчас выбросил её из головы. Тут же проснулась Роза. Она быстро поднялась на ноги, но от этого в глазах всё потемнело, и ей пришлось снова сесть, чтобы не упасть на пол.
«Постоянно забываю», – подумала она.
   Инди сел к ней поближе и посмотрел в окно. Красный свет уже заполнил собой небо и проник в комнату. Но все давно к нему привыкли. Путешественник посмотрел на девушку и решил ей что-нибудь рассказать.
   – Около девяти лет назад я пролетал мимо одной звезды. Её поверхность была очень спокойной и напоминала скорее не плазму, а лаву. Рядом с ней вращались шесть планет, и, что самое интересное, все они были совершенно разными… – Инди рассказал про каждую планету и пояснил, что они находятся не так далеко, и в будущем, возможно, люди их колонизируют.
   Рассказ продолжался долго. Вначале Розе было интересно его слушать, но под конец наскучило. Проснувшийся от разговоров Инс тотчас прервал его речь, пожелав всем доброго утра, после чего спросил:
– А что это за запах?
– Какой запах? – поинтересовался Кантор.
Роза немного понюхала и встала с кровати.
   – Пахнет чем-то горелым, – сказала она и, поняв, что к чему, побежала на кухню.
   Там, прямо на плите, дымилась кастрюля, и девушка быстро её выключила. Похоже, вся вода в ней уже выкипела, и клубни изрядно подгорели, полностью почернев.
   – Кто-то забыл выключить огонь, – сказала она и посмотрела на остальных.
   Инди поднял руку вверх и ответил, что хотел сделать всем сюрприз, но совсем об этом забыл.
– Извините меня, – проговорил он.
   – Ничего, – похлопала его по плечу Роза. – Со всеми бывает. Тем более, что ты впервые готовил.
   Инди воодушевился и сказал, что приготовит ещё, но дружный возглас «Не надо!» прервал его планы, и парень просто пошёл в коридор, где присел на диван. Однако вскоре обнаружилось, что клубней силисы в запасах Кантора почти не осталось, и Роза вызвалась пойти в магазин. Инди попросился с ней, собрался и вышел на улицу в надежде хорошенько прогуляться.
   Ближайший магазин был в пяти минутах ходьбы. Там, стоя у прилавка, Инди сам выбрал понравившиеся клубни и последовал к кассе. Розе понравилось, что её друг с таким энтузиазмом решил запастись едой. Но странник просто хотел доказать, что может приносить пользу, поэтому старался всё сделать самостоятельно. Увидев людей у кассы, он быстро их обежал и встал прямо перед работницей, положив силису рядом с другими продуктами.
   – Молодой человек, вас никогда не учили становиться в очередь? – спросил пожилой мужчина с авоськой в руках.
   – Нет, – честно ответил парень. И я не молодой человек. Я совсем не человек, если уж на то пошло, – и тут он сказал шёпотом. – Только никому ни слова.
   Мужчина странно посмотрел на нашего героя и, видимо решив не связываться с психом, ушёл к другой кассе. Инди быстро расплатился тем, что у него было в кармане, попрощался с продавщицей, пожелав ей хорошего дня, и выбежал на улицу. Роза вышла за ним следом и со словами « Ты наконец-то вливаешься в нормальную жизнь» взяла его за руку.
   – К чему мы привыкаем, то и становится для нас нормальным, – сказал путешественник и посмотрел на клубни, лежавшие в пакете.
   Не увидев в них ничего особенного, он повёл девушку домой. Та м за дело взялся уже Кантор. Парень быстро всё приготовил и разложил по тарелкам, после чего налил всем чая. Очередной завтрак Инди решил не пропускать. Он немного перекусил и ещё раз извинился за то, что случилось.
   – Да всё в порядке, ничего страшного, – ответили ему Кантор и Роза.
   Путешественник успокоился и представил ненадолго, что могло случиться, если бы он вот так ушёл из квартиры, оставив кастрюлю на огне. Однако парень тут же вспомнил, что во многих домах, даже самых старых, давно установлена противопожарная сигнализация, реагирующая на повышение температуры или сильное задымление. И тут ему в голову неожиданно пришла идея. Даже не просто идея, это был
настоящий план. Он быстро поставил свой стакан чая на стол, встал и сказал:
– Мне в голову пришла мысль!
   Все тотчас перестали есть и уставились на него. Инди коротко рассказал им о сигнализациях в помещениях и противопожарной эвакуации, после чего до Розы тоже дошло, к чему он клонит.
– Ты хорошо всё придумал, я только за!
И девушка даже похлопала ему. Но только пару раз.
   – Я что-то ничего не понимаю, – Кантор думал, но не догадался, о чём они.
   – И не надо, – ответила Роза. – Тебя и так все знают в лицо, ты местная знаменитость, так что пойдём я и Инди.
   Инс в этот момент встал со своего места и попросил, чтобы его тоже взяли с собой. Похоже, парень умел упрашивать, так как спустя три минуты все с ним согласились. Роза взяла из своей сумки баллончики с краской, Инс забрал зажигалку, и герои решили идти на дело как можно раньше.
   – А мне что, просто сидеть и ждать вас? – Кантор не хотел оставаться без дела.
Но у Розы были на Кантора другие планы.
   – А ты свяжись с моей сестрой и детективом. Пусть они будут здесь, когда мы вернёмся. Я думаю, у нас всё получится!
   Она похлопала парня по плечу и взерошила ему волосы, после чего пошла на улицу. Путь до нужного им района был не такой долгий, как вчера, ведь все знали, куда им идти и что делать. Герои быстро достигли нужного им дома. Однако, решив не проходить через главный вход, они стали искать другую дверь. Но её, увы, там не было.
   – Но не проходить же через ту комендантшу? – Роза пыталась что-то придумать, правда, в голову ничего не шло.
   Инди осмотрел ближайшую стенку и заметил, что окна первого этажа находятся не так высоко от земли, как казалось на первый взгляд. Тогда он быстренько слетал в одну из квартир и, убедившись, что никого там нет, открыл большую форточку.
– Руку! – и он потянулся за героями.
   Сначала Роза, потом Инс – и вот уже оба оказались в чужой квартире. Она выглядела довольно богато для этого района, чувствовалось, что этот дом не из самых последних. Роза быстро нашла место, где висел датчик регистрации дыма, и стала открывать баллончик с краской. После нехитрых манипуляций она, всё же, смогла его открыть. Вылив содержимое прямо на мягкий вязанный ковёр, девушка принялась за стену, после чего убедилась, что краска закончилась, и полезла за зажигалкой.
   – Может, не стоит поджигать чью-то квартиру? Всё-таки здесь кто-то живёт, – грустно сказал Инди.
Роза только посмеялась.
   – Очень вовремя ты одумался! Отступать уже поздно. Те м более что на карте судьба нашего мира, – и девушка поднесла пламя зажигалки к вязкому пятну.
   Огонь не заставил себя долго ждать: пламя быстро поднялось над полом и дошло до стены, после чего повалил мощный столб дыма. Этого хватило, чтобы сработала противопожарная сигнализация. Как только зазвучала сирена, и замигали красные огни, все, кто ещё был в доме, стали выбегать на улицу. Сделала это и немолодая комендантша, покинув свой пост и оказавшись около входа.
   – Смотрите, с первого этажа дым идёт! – крикнул один из жильцов, указав пальцем на окно.
   Вызывать пожарных было незачем, они уже и так знали, что случилось, и ехали на всех парах. Инди убедился, что огня достаточно, и открыл дверь подожжённой квартиры. Дым тотчас пошёл в коридор, начиная постепенно его заполнять.
   – Оставайтесь внизу, если что – уйдёте через окно, – сказал парень, стараясь развеять клубы серого дыма своим плащом. – А я наведаюсь к Крафту.
   С этими словами он взлетел и скрылся за потолком. На шестом этаже по-прежнему было чисто и свежо. Никаких намёков на опасность, только звук сирены да мигание красных огней. И, что самое печальное, охранник по-прежнему стоял у входа, не собираясь никуда уходить. Од-
нако он с кем-то оживлённо говорил по пейджерообразному прибору, поэтому не замечал ничего вокруг. Но на этот раз Инди решил дождаться, пока дым заполнит и это помещение. А внизу Роза и Инс поняли, что всё пошло не по плану. Огонь очень быстро разгорелся и занял половину помещения, так что к окну было не подобраться.
– Мы здесь не пройдём! – сказал Инс, начав немного волноваться.
   – Значит, выйдем через главный вход, – и девушка, взяв парня за руку, повела в коридор.
   Похоже, друзья недооценили всю опасность своего поступка, так как пробраться через задымлённый участок было не таким простым делом, как казалось на первый взгляд. Роза повела друга вперёд, стараясь разглядеть в дымке хоть что-то, однако уже через пятнадцать секунд у неё, да и у Инса, сильно заслезились глаза. Но делать было нечего. Те м временем задымление дошло и до шестого этажа. Охранник, не желавший до этого уходить, вдруг о чём-то сообщил, после чего немного помялся и побежал к лестнице, проскочив в каких-то десяти сантиметрах от Инди. К счастью, тот в этот момент стоял в тени. Убедившись, что тип ушёл, наш герой отправился к двери. Он быстро прошёл сквозь неё и оказался внутри, осмотревшись. Квартира, в которую он попал, не выглядела такой богатой, какой могла бы быть: повсюду стояли стеклянные шкафы со всевозможными предметами внутри, на широких тканевых диванах стоя ли тарелки с недоеденным завтраком, а рядом с окном находился гранитный стол, на котором лежал небольшой переносной ноутбук. Он-то Инди и был нужен. Путешественник быстро сел в мягкое катающееся кресло и стал подключать аппаратуру. Он не знал, но в комнате была установлена новейшая сигнализация, а датчики давно заметили если не его движение, так движение открывшейся крышки компьютера. Тотчас это было передано на пульт управления, после чего охранники связались с Крафтом лично. Инди же старался найти в базе данных хоть что-то, что помогло бы им доказать злые помыслы их недруга. Но пока там ничего не было: только разные книги, скачанные из старой библиотеки, стратегии развития бизнеса, графики и никому не нужные фильмы. Однако Инди хотел хоть что-то найти, поэтому продолжил искать дальше.
   А дым, похоже, заполнил все этажи и уже добрался до крыши. Пожарные почти доехали до места происшествия, но быстро двигаться их нагруженная водой машина не могла. Роза и Инс бежали прямо к выходу, стараясь не задохнуться, но в последний момент Розе что-то попалось под ногу, из-за чего она упала и потянула Инса за собой. Сильно ударившись головой, она старалась прийти в себя, но времени не было. Инс хотел помочь ей подняться, однако первым это сделал какой-то незнакомец. Он подал Розе свою руку, и та встала на ноги.
– Спасибо, – только и успела она поблагодарить.
Тут же незнакомец схватил её за руку.
   – Я тебя знаю! Ты та девчонка из отеля! – мужчина оказался одним из нападавших охранников.
   Он шёл сюда, чтобы схватить незваных гостей, проникших в дом Крафта, и никак не мог поверить, что это будет Роза. Девушка начала вырываться из его хватки, но тот был намного сильнее, и тогда она с силой ударил его по ноге. Охранник немного присел от боли, и Роза, освободившись, побежала к выходу. Но в этот раз ей не удалось так просто выкрутиться из ситуации. У неприятеля был электрический пистолет, тот самый шокер, который Инди предлагали в магазине, и тип незамедлительно им воспользовался. Один удар током – и Роза моментально потеряла сознание, после чего упала прямо на пол. Ещё выстрел, и Инс полетел вслед за ней. Довольный охранник встал на ноги и, быстро связавшись с остальными, доложил им обо всём.
   Инди долго искал нужные файлы. Отчаявшись, он уже собрался уходить, но неожиданно сумел найти в одной безымянной папке несколько интересных документов. В них исследовалось воздействие низкочастотной плазмы пятнадцатого класса на твёрдые объекты, в частности золото. Были выполнены приблизительные расчёты того, как при поражении Страны Цветов эта плазма покроет всё вокруг и как золото легче всего отчистить от образовавшегося чёрного налёта с помощью всё того же оружия. Решив, что это то, что нужно, Инди вдруг осознал, что у него нет ничего, куда бы он мог перенести найденные файлы. Однако оставить их он не мог, поэтому странник отключил ноутбук и взял его в руки,
чтобы унести с собой. «Как хорошо, что это не большой компьютер», – ещё подумал он, решив, что ему теперь стало везти. Однако не успел он сделать и нескольких шагов, как дверь в квартиру открылась и в комнату забежали несколько человек.
   – Положи компьютер на стол и подними руки! – крикнул ему один из незнакомцев.
   – Увы, не могу с этим согласиться, простите, – и Инди свободной левой рукой достал из ножен свой меч.
   Несколько человек успели в него выстрелить, но нашему герою было всё равно. Он ловким движением прокрутил меч в руке, и тот моментально засветился фиолетовым свечением. Охранники только и могли, как наблюдать и стараться не попасть под удар. А Инди сделал ловкий выпад и резко ударил мечом в сторону собравшихся. Это произошло быстро, но в то же мгновение пистолет в руке ближайшего типа раскололся на две половины.
   – Уходим отсюда, – шепнул один другому.
   – Нельзя, нас уволят. Придётся делать вид, что мы хоть что-то делаем, – ответил второй.
   Путешественник подошёл ещё ближе и замахнулся мечом, сделав вид, что собирается нанести удар. В страхе двое отступили в сторону коридора, и Инди спокойно прошел мимо них.
   – Идиоты, – сказал третий. – Стреляйте в ноутбук, он не должен его унести.
   Услышав эти слова, Инди побежал по коридору как можно скорее. Однако что-то разглядеть в такой дымке не представлялось возможным. Он добрался до лестничной клетки и, нащупав перила, понёсся вниз. Пройти сквозь стенку он не мог, ведь тогда компьютер остался бы в помещении. Он бежал всё быстрее и быстрее и достиг уже первого этажа, когда увидел, что выход заблокирован пламенем. Пройти через него со своей ношей он не мог, поэтому поспешил в обратном направлении. А неприятели были тут как тут. Они уже знали, куда целиться, и неуязвимость героя их не пугала. Но и путешественник не собирался сдаваться. Он отчаянно размахивал мечом, не давая охранникам прицелиться, и даже попытался разрубить одну из пушек на части, как в прошлый раз.
   Но тут случилось непредвиденное. Похоже, огонь достиг ещё одной квартиры. Он сжёг всю мебель и ковры и добрался до газового баллона, лежавшего в дальнем углу кухонной комнаты. То т не выдержал жара и взорвался, разрушив стенку рядом с собой. Взрыв задел Инди, и того отнесло в сторону окна, завалив обломками. Потолок обрушился прямо на остальных, но те успели отбежать в сторону. Прогремевший взрыв посеял среди собравшихся на улице страх и панику. Зеваки моментально стали расходиться, и уже через минуту рядом были только пожарные, достающие из машины цистерны с водой и пеной. Инди не ожидал взрыва, но особо не отреагировал на него. Он тотчас проверил ноутбук и, обнаружив, что тот не пострадал, почти обрадовался. Но в эту же секунду он осознал, что меча-то в левой руке больше нет! Парень попытался найти его среди обломков, однако странное чувство подсказывало, что его здесь больше нет. Да и охранники все куда-то ушли. Решив пока не искать ничего, Инди увидел ближайшее окно и, открыв его, выпрыгнул наружу. Толпы пожарных стояли там, поливая горящие окна водой, но вот людей Крафта поблизости не было. Однако надо было найти Розу и Инса, и парень обежал дом несколько раз по кругу, чтобы их встретить. Увы, их не было. «Наверное, они вернулись домой или спрятались, когда заметили охранников», – подумал Инди. Потеря меча была большой досадой для нашего героя, но он решил пока не заморачиваться с этим и отправился домой к Кантору. А спустя пять минут к своему дому вернулся Крафт Ритт. Он был в смятении и недовольстве. Подойдя к одному из пожарных, бизнесмен стал расспрашивать его о случившемся. Его заверили, что верхние этажи не пострадали, и он более-менее успокоился. Однако Крафта предупредили о проникновении в дом, поэтому он знал, что это не был обычный поджог. Тут же к нему пришёл один из его работников.
   – Что вам удалось узнать? – бизнесмену не терпелось получить обьективную информацию.
   – Это был тот парень в плаще, – сказал ему охранник. – Он стащил ваш ноутбук. Но, скорее всего, он не выжил во время взрыва.
   Крафт только покачал головой. Он-то знал, что тот парень гораздо более живучий, чем кажется на первый взгляд.
   – Если у него ноутбук, то дело плохо. А вы идиоты, не могли его остановить! Что мне теперь делать?!!
На что подчинённый ответил:
   – Есть и хорошие новости. Мы схватили его сообщников, девчонку и какого-то парня. И ещё подобрали его меч.
   Эта новость воодушевила Крафта. Он даже немного улыбнулся, после чего сказал, чтобы их отвели куда следует. Похоже, у него появился какой-то план.
   Инди успел вернуться домой буквально за пять минут. Та м его встретили Кантор, Айсис и Инвест, и наш герой показал им то, что нашёл.
   – Если на этом устройстве есть необходимые данные, то у нас появился большой козырь, – сказала девушка, наблюдая, как странник включает компьютер.
Он открыл нужные документы, после чего детектив заулыбался.
   – Это и есть то, что нам нужно. Поздравляю, теперь у нас есть шанс всё доказать!
   – Только вот я волнуюсь за Розу и Инса. Они так и не вернулись, а уже… – Инди не успел договорить, когда в дверь кто-то постучал.
– Это, наверное, они, – обрадовался Кантор и поспешил к входной двери.
   Открыв её, он никого не увидел и уже собрался её закрывать, когда заметил под дверным глазком большую пластиковую карту. Заподозрив неладное, он прочитал всё, что на ней было написано, и громко позвал остальных к себе.
– Что случилось? – спросили хором Инди и Айсис.
   – Вот, читайте, – и парень передал карточку Инди, после чего сел на стул.
   «Индимион, не думал, что встречу тебя здесь. Ты появляешься, как всегда, некстати. Твои друзья у меня в руках. Предлагаю обмен. Ты придёшь сегодня в полночь к главному входу на завод и отдашь мой компьютер, а я в свою очередь отпущу девушку и парня. Если попытаешься обратиться к правозащитникам, больше их не увидишь. Надеюсь, всё предельно ясно. К.Р.»
   Путешественник дочитал письмо и бросил карточку на пол. Кажется, он допустил большую ошибку, решив взять с собой друзей. Но теперь думать об этом уже поздно. Инди просто облокотился на стену и впал в раздумье.
   – Что будем делать? – спросил Кантор, который неожиданно понял, что на месте Инса мог быть и он.
   – Я думаю, стоит выполнить его требования, – вступила в разговор Айсис. – Иначе будет только хуже.
Она очень волновалась за свою сестру, но не показывала вида.
   – Нет, – вдруг сказал Инди. – Они могут нас снова обмануть. Ведь мы в состоянии просто перекачать данные и оставить себе копию, и они это понимают. Крафт будет нас шантажировать всё время, если мы его послушаем. Та к что надо действовать по-другому.
   Но Айсис идея не понравилась. Она во что бы то ни стало решила переубедить странника.
   – Ты не воин, чтобы просто пойти и освободить их. И даже не наёмник. Что если тебе не удастся? При всех твоих способностях это плохой план! – она даже повысила голос на Инди, но потом успокоилась.
Было видно, как она переживает.
– Да, но… – начал Инди, но Айсис его снова перебила.
   – Этого вообще бы не случилось, если бы вы не начали играть в шпионов! – тут, конечно, девушка противоречила собственным мыслям.
   Но Инвест быстро взял её за руку и попросил не нервничать, после чего она извинилась. Похоже, этих двоих связывали не только дружеские узы. По крайней мере, когда-то.
   – Если бы мы не играли в шпионов, давно бы никого не было, – встал со стула Кантор. – У нас всегда всё получалось, получится и теперь. Просто проникнем на завод и спасём их!
– Кантор, там моя сестра, не забывай об этом.
Парень лишь кивнул в ответ.
   – Та м и мой брат, если уж на то пошло. И я знаю, что для него будет лучше. Нельзя терять время, неизвестно, в каких они условиях.
– Надо подумать, – сказал Инди. – И составить план действий.

***
   Те м временем Розу и Инса привели на завод и посадили в какое-то помещение для работников, возможно, в курительную комнату. Крафт сам зашёл к ним в надежде узнать от пленников что-нибудь полезное. Однако его встретили лишь неодобрительные взгляды наших героев.
   – Ваши лица мне кажутся знакомыми. Мы раньше нигде не встречались? – спросил бизнесмен, усевшись рядом.
   – Может быть, в другой жизни, – выдавила из себя Роза. – Что, решил после неудачной попытки найти новый способ захватить золото, да?
   – А вы решили со своим другом Индимионом мне помешать, да? В этот раз у вас не получится, я всё предусмотрел. Лучше скажите, как вы нашли мой дом?
Роза только улыбнулась в ответ.
   – Мы о тебе всё знаем. На твоём месте я бы не смогла спать спокойно, осознавая, что скоро сяду в тюрьму.
Теперь уже Крафт улыбнулся. Правда, через силу.
   – Милочка, никто никуда не сядет. Как и в прошлый раз. Мне просто интересно, как таким, как вы, всё время удаётся проскальзывать у меня под носом и при этом что-то делать.
   Крафт был совершенно спокоен и даже немного весел. Он старался не задумываться о последствиях и теперь просто получал удовольствие от своего положения.
   – Это не важно, – ответил Инс. – Потому что скоро Инди придёт и разрушит твой завод. А ты сгоришь вместе с ним!
Крафту его тон не понравился.
   – Знаешь, такие, как ты, всегда нарываются на неприятности. Я бы мог с удовольствием пустить в тебя пулю, но ты мне нужен, как и твоя подруга. Та к что просто помалкивай, и всё. Если не хочешь, чтобы тебя побили!
Инс быстро замолчал, а Роза вот наоборот воодушевилась.
   – Не смей с ним так разговаривать! Это тебя надо побить! – тут Роза резко ударила Крафта ладонью по лицу, отчего тот даже отвернулся. – На месте твоей матери я бы делала это постоянно.
   Бизнесмен хотел ответить на этот удар и уже собирался позвать охрану, но последние слова почему-то заставили его остановиться. Он просто посмотрел на девушку и со словами «Возможно, ты будешь на её месте совсем скоро» ушёл из комнаты. За ним тотчас закрыли дверь, оставив Розу и Инса одних.
– Инди точно придёт, – сказал парень, – я не сомневаюсь в этом.
– И я надеюсь, – улыбнулась Роза.
Крафт вышел в коридор и его встретил Бифакс. То т был расстроен.
   – Опять мы ходим по острию ножа. Как бы из этого чего не вышло…
   – Да ладно тебе, вечно ноешь. Лучше скажи, что там с тем мечом?
   Бифакс провёл своего босса через несколько залов и вывел в лабораторию. Та м за большим стеклом находился свеженайденный меч нашего путешественника. Рядом с ним стояло несколько работников, о чём-то оживлённо беседующих, и появление босса застало из врасплох.
   – Есть что-нибудь интересное насчёт этой штуки? – спросил у них Крафт, облокотившись на стекло и ещё раз рассмотрев находку.
Один из собравшихся тотчас встал по струнке смирно и сказал:
   – Я никогда не видел ничего подобного. Когда только дотронулся до него, уже понял, что это необычный материал. Он не поддаётся анализу, мы даже не можем молекулы разглядеть в нём, как будто он неделим.
Крафт только хмыкнул.
   – Попытайтесь определить, из чего он. Нагрейте, распилите, хоть в кислоте растворите, но я должен знать, с чем имею дело.
– Как скажете, сэр, – и парень куда-то ушёл.
   Бифакс посмотрел на находку. Он задумался над чем-то и обратился к своему боссу.
   – Я давно говорил оставить Страну Цветов в покое. Но нет, тебе всё мало. Даже если ты станешь ещё богаче, чем сейчас, что это нам даст?
   – Ты опять начинаешь эту тему? – Крафта подобные разговоры злили, но он любил высказаться. – С этими сокровищами я буду не просто каким-то предпринимателем, я смогу получить власть, понимаешь? Не надо будет ни перед кем отчитываться, не будет больше вопросов, хождений по кабинетам. Я просто буду главным.
Но Бифакс к этому скептически относился.
   – Ты веришь в то, что это твоя судьба, так? Но только больше это никому не нужно.
   – Глупости, – продолжил его босс. – Я не верю в судьбу. Если она и была у меня, то я её изменил. Пойми, в жизни мы всего добиваемся сами, не стоит упускать возможность, если она есть.
   – Я устал, Крафт. Играть в злодеев столько лет утомительно, – и Бифакс ещё раз взглянул на меч.
Крафт улыбнулся его словам. Он отошёл в сторонку и произнёс:
   – Мы не злодеи, к чему штампы и ярлыки? Мы люди с удобно заниженным чувством социальной ответственности.
   Сказав это, бизнесмен захотел вернуться в свой кабинет и отправился к лифту. А Бифакс пошёл по своим делам, решив пока не связываться со своим начальником.

***
   Инди долго думал, как лучше всего пробраться на завод. Сначала он хотел просто найти ещё один чёрный ход или залететь в окно, но потом понял, что это будет не очень хорошая идея. Нужно было придумать что-нибудь необычное, чего бы никто не ожидал. Кантор тоже размышлял об этом, но ему в голову совсем ничего не приходило. И тогда он сел на диван, начав играть на своей «гитаре». Мелодия была довольно грустная, и всем, включая Айсис, стало ещё хуже.
   – Кантор, лучше не играй пока, а то после твоей музыки совсем жить не хочется! – сказала девушка.
   Парень кивнул и отбросил музыкальный инструмент. Единственным, кого в квартире пока не было, был детектив Инвест. Он ушёл по делам и заверил, что попробует что-нибудь придумать. Айсис ждала его уже два часа и подумала, что сама пойдёт к нему на работу, но ей повезло: Инвест скоро вернулся.
– Что-нибудь удалось узнать? – спросила у него девушка.
   – Да, – ответил парень. – Я передал копии документов своим коллегам. Этого будет достаточно, чтобы получить ордер на полномасштабный обыск всего завода. А Крафта возьмут под стражу на это время. Но придётся подождать три дня.
Инди стукнул кулаком по стене.
– Слишком долго. Нам нужно действовать сейчас.
– Да, – заметил детектив. – Поэтому я принёс ещё кое-что.
   С этими словами он включил компьютер Крафта и загрузил в него небольшой пластиковый диск с данными. Покопавшись, он открыл на экране то, что отдалённо походило на какую-то карту или схему.
– Что это? – спросила Айсис.
   – Схема военного завода. Здесь есть практически всё, включая подземные камеры.
   Инди подошёл поближе, чтобы всё посмотреть. То же сделал и Кантор.
   – Жаль, по ней не определить, где могут держать Розу и Инса, – заметил путешественник.
   Инвест неплохо разбирался в таких схемах. Он просто разъяснил, где здесь что, после чего повернул её так, что стали видны этажи здания.
   – Она ещё и объёмная, – удивилась девушка. – Молодец, я в тебе не сомневалась!
   – А кто-то говорил, что я умею только носки разбрасывать, – улыбнулся детектив.
   Айсис не отреагировала и продолжила смотреть. Больше всех карту изучал Инди. Он запоминал как можно лучше, где что находится, и старался хоть как-то предположить, в каком именно месте могут держать его друзей.
   – А это что за линии под подземными камерами? – наконец спросил он.
   – Это канализационные сети, они проходят под всем городом, – ответил Инвест. – Их там много.
   Инди продолжил их рассматривать, и, кажется, в его голове начал созревать новый план. По крайней мере, появлялись какие-то мысли. И тогда он предложил проникнуть на завод по этим трубам.
   – Это глупость, там нет освещения. К тому же, это тебе не шахта, а канализация. Сам понимаешь, что это такое! – Айсис была реалисткой.
   – Нет, не понимаю, – просто ответил странник. – Трубы как трубы. Или у них какое-то специальное предназначение?
   Айсис хотела что-то сказать, но промолчала, решив не травмировать психику своего друга. А он уже загорелся идеей пройти по этим трубам.
   – Ну, попытаться можно, – Инвесту план тоже пришёлся по душе. – Те м более что, судя по рассказам Айсис, Вы можете проходить сквозь стены.
   Инди закивал и улыбнулся. Однако Кантор, находившийся рядом, всё ещё был мрачнее тучи.
– Я пойду вместе с ним, – сказал парень.
   – Ты уверен, что хочешь этого? – Инди был скептически настроен. – В случае чего ты не сможешь выбраться оттуда. Я уже совершил ошибку, взяв с собой Розу и Инса. Не хочу, чтобы это повторилось.
Однако Кантор был непреклонен.
– Я уже всё решил.
– Но… – странник начал, однако не успел договорить.
   – Там мой брат, я должен пойти. Он бы на моём месте сделал то же самое.
   Айсис кивнула. Она сама хотела пойти, однако понимала, что будет там скорее обузой, чем помощником. Поэтому она просто промолчала. А вот Инвест всё ещё всё обдумывал. Его волновало несколько фактов.
   – Знаете, а что если вы не сможете найти под землёй нужное направление? Та м ведь можно запросто заблудиться!
   Инди уже знал, что ответить. Он просто дотронулся до ножен своего меча и сказал:
   – Мой меч всё ещё у них, но я его ощущаю. Я не могу это объяснить. Я знаю, что он где-то там, на заводе. И я смогу его найти, нужно только попасть туда.
   Айсис тяжело вздохнула. Она до сих пор не верила, что всё получится. Но все уже всё распланировали, так что ей ничего не оставалось, кроме как согласиться. Однако что-то подсказывало девушке, что всё пойдёт совсем не так, как запланировано.

 

ГЛАВА 7. РЕШАЮЩИЙ ЧАС
  

   Поздним вечером Крафт Ритт всё ещё оставался в своём кабинете. Сидя за металлическим столом и что-то печатая, он думал над тем, что будет этой ночью. Крафт понимал, что Инди скорее всего не придёт к воротам, и не знал, что делать с пленниками. Но убивать их было бы большой ошибкой, поэтому он решил завтра же захватить квартиру Кантора и поймать остальных. Однако ему не давали покоя старые воспоминания. Кто такой Инди и откуда он пришёл – это было для него загадкой, которую он хотел поскорее разрешить. Решив поработать до глубокой ночи, Крафт достал из своего ящика углеводные шарики и, съедая по три каждую минуту, продолжил разбираться с документами. А Роза и Инс, перекусившие принесённой им скудной провизией, пытались найти какой-нибудь способ сбежать из комнаты. Однако в ней не было ничего похожего на запасной выход, только вентиляционная шахта.
   – Если бы мне было пять лет, я бы точно смогла там пролезть. А теперь это у меня не получится… – Роза старалась себя подбодрить, но у неё это плохо выходило.
– Да, вернуть бы те годы! – грустно сказал Инс.
   Девушка кивнула и продолжила думать над проблемой. Единственное, что пришло ей в голову, это ударить охранника, дежурившего у двери, по голове, чтобы тот вырубился, после чего убежать. Но что если
удар будет не таким сильным? Именно поэтому она пока не решалась что-либо делать. Но с каждой минутой её намерения только усиливались, и она морально готовила себя к этому шагу.
   Инди и Кантор в эти минуты прощались с Айсис и её другом. Те стояли в дверях квартиры и желали нашим героям удачи.
   – Вот, – с этими словами Инвест передал Инди пистолет. – Вам это может пригодиться.
– Спасибо, но я уверен, что смогу обойтись без убийств.
   – Зря отказываетесь, он может Вам здорово помочь. Берите! – детектив хотел убедить Инди, хотя, признаться честно, ему не хотелось расставаться со своим оружием.
   Но Инди ни в какую не хотел его брать. Он всё равно знал, что не сможет ни в кого выстрелить. Даже после того, что эти люди сделали.
   – Давайте я его возьму, хоть припугну их, – и Кантор забрал оружие, положив его в брюки.
   – И помните, – сказала Айсис. – Как только найдёте Розу и Инса, возвращайтесь назад. А мы уже как-нибудь разберёмся с этим псевдопредпринимателем.
   Путешественник кивнул, после чего отправился на улицу. Он и Кантор сели на ближайшей остановке и совсем скоро добрались до нужного им района. Военный завод находился в каких-то ста метрах от них, и подходить ближе было бы плохой затеей. Инди нашёл крышку канализационного люка и, подняв её, первым отправился в темноту. К счастью, у обоих были фонарики, которые Айсис купила за несколько часов до этого. Спустившись на довольно приличную глубину, Инди обнаружил, что подземная труба, сделанная из какого-то прочного металла, уходит от этого места в трёх направлениях, а дорожка, по которой они пойдут, расположена чуть выше уровня воды.
   – Да, запах тут не самый лучший, – прикрывая нос, сказал Кантор. – Ничего, спустя минуты три я к нему привыкну.
– По мне, запах как запах, – и Инди повёл друга вперёд.
   Спустя пять минут герои заметили, что труба заметно сузилась, и идти в полный рост здесь уже не представлялось возможным. И если
Кантор был роста небольшого, то высокому Инди пришлось пригибать голову достаточно сильно.
   – А ты уверен, что мы идём в правильном направлении? – спросил парень у путешественника.
– Да, уверен. С каждым шагом мы всё ближе и ближе.
   Те м временем в воде что-то забурлило. Казалось, как будто какие-то мелкие рыбки вспенивали воду и кружили в надежде, что им дадут поесть.
– Интересно, что это? – спросил Кантор.
   – А, это? Это болотные черви, единственная родная форма жизни на планете. Не считая бактерий, конечно.
   Кантор неуверенно посмотрел в воду, после чего отошёл на безопасное расстояние.
– А они не опасны?
   – Они питаются микроорганизмами, обитающими в воде, и ещё никогда не нападали на человека. Та к что будь спокоен, – и Инди даже улыбнулся ему.
   Правда, в темноте Кантор так и не разглядел улыбки, поэтому просто пошёл дальше. Наконец, вдали что-то показалось. Свет в конце тоннеля был всё ближе и ближе, но оказался не выходом и даже не лампой, а яркой лазерной решёткой, преградившей путь нашим героям. Похоже, она была нужна, чтобы никто не смог пробраться на завод через подземные трубы.
   – Они всё предусмотрели, – унылым голосом проговорил Кантор. – Был бы у тебя меч, ты бы её сломал, да?
   – Меч тут совершенно не нужен, – сказал Инди и просунул руку прямо в решётку.
   Лазерный луч остановился точно на его ладони, после чего он поднял свой плащ и полностью закрыл все лучи.
– Проходи! – крикнул он парню.
   То т быстро проскочил препятствие, чуть не поскользнувшись, и оказался на другой стороне. А Инди просто прошёл дальше, и лучи за его спиной снова сомкнулись со стеной. Решив, что больше таких решёток не будет, герои пошли дальше.
   Вот-вот должна была наступить полночь. Многие рабочие уже ушли, оставив завод лишь энтузиастам, трудившимся по двенадцать и более часов в сутки. Учёные, разбиравшиеся с найденным мечом, никак не могли понять, из чего он сделан и материя ли это вообще. Меч не растворялся в кислоте, ни одна пила не могла его взять, он даже не нагревался в печи. Работник, проверявший температуру после разогрева до двух тысяч градусов, даже взял его в руки, совсем не охладив. И ничего не почувствовал.
   – Если бы удалось понять, из чего он, – сказал учёный своему коллеге, – мы бы сумели его воспроизвести и добились бы колоссальных успехов!
– Да, – отвечал второй. – С этим можно горы свернуть!
   Новости дошли до Крафта, который сидел в кабинете и уже даже не работал, а просто ждал полуночи. Решив, что Инди обязательно заберёт свой меч, он приставил к нему двух своих людей и приказал остальным идти ко входу на территорию завода. Когда же наступила полночь, ему доложили, что никто не пришёл, и бизнесмен стал решать, что делать дальше. Он старался не задумываться о последствиях, но понимал, что в прошлый раз недооценил Инди и теперь не должен совершать той же ошибки. Крафт уже хотел пойти к пленникам, когда к нему пришёл Би-факс.
   – Охранники только что доложили, что периметр в одном из подземных туннелей был нарушен. Всего на пару секунд, правда.
   Крафта услышанное сразу вывело из раздумий. Он резко встал с кресла и отошёл в сторону.
   – Это наш старый знакомый, нутром чую. Отправь туда человек пять, пусть всё проверят!
   – Вы уверены, что стоит посылать наших людей в канализацию? – Бифакс скептически к этому отнёсся.
Но Крафту было не до благополучия своих охранников.
   – Им за это платят, насколько я знаю! В любом случае, надо не пускать его внутрь.
Бифакс кивнул и ушёл, а бизнесмен снова сел в кресло.
   – Я так рассуждаю, как будто они что-то сделают. Нет, тут надо действовать по-другому, – и Крафт вышел в коридор.
   Те м временем Инди и Кантор приближались к подземным камерам завода. Запах стал не такой сильный, как раньше, и Кантор уже перестал держать нос зажатым. Ему становилось скучно, тем более играла свою роль напряжённость ситуации, и он решил поговорить с путешественником.
– Скажи, Роза тебе ведь дорога больше, чем друг, да?
   Инди сейчас думал совершенно о другом, поэтому сосредоточил максимум внимания на своей миссии и не реагировал на внешние раздражители. Но парень продолжил:
   – Когда ты улетел, она только о тебе и говорила всё время. А теперь вы помирились, и я подумал, что…
   – Она всегда была мне другом, Кантор. Как и ты, как Инс и Айсис. И хотя я не такой, как Вы, я стараюсь думать и чувствовать, как люди. Вы для меня семья, а Роза даже больше. Ведь она была первой, кого я увидел в этой Вселенной. Это глубокая привязанность, зависимость, одобрение. Вы называете это любовью, насколько я знаю. Я не уверен, чувствуете ли вы что-то похожее или это происходит у вас по-своему, но я знаю, что оно сделало меня совершенно другим.
   – Как и меня, – посмеялся собеседник. – Я думаю, это чувство всех делает лучше. «Любовь… как много в слове этом сокрыто смысла, недоступного людям…»
   – «Кто-то хочет давно разгадать эти строчки поэта, но не в силах, путь труден…» – подхватил и продолжил его слова путешественник. – Это написал Лионер Вайс, верно?
   – Да, в своей поэме «Лилия». Любил я её в академии. А вот классическую музыку никогда не понимал.
Инди был другого мнения, поэтому спросил:
– Почему же? Я думаю, она прекрасна.
   – Слишком много рамок, в которые надо влезать. Другое дело эксперименты и вызовы. Меня не понимали, вот и пришлось улететь в другой, новый мир. Вот так и живу.
   Неожиданно вдалеке послышались чьи-то шаги и голоса. Инди прислушался и услышал примерно следующее:
   – Опять грязная работёнка. Только этого нам не хватало, – говорил кто-то хриплым низким голосом.
   – Да, за эти годы всё стало только хуже. То холодные золотые шахты, то плоские болота, теперь канализация. Скоро будем могилы раскапывать, – второй, похоже, был таким же пессимистом, как и первый.
   – Нет, по мне лучше охранять какой-то клуб, чем это, – снова проговорил первый.
   – Только у охранников всяких никчёмных клубов и зарплата соответствующая, – включился третий. – Так-то...
   Инди понял, что сюда идут люди Крафта и стал думать, что ему делать.
   – Давай, ты спрячешься, а я их на себя отвлеку! – неожиданно сказал Кантор.
– В смысле? У них оружие, не забывай.
Но парень уже всё решил.
   – В темноте сложно прицелиться, к тому же, тут много поворотов. Та к что не переживай. Они побегут за мной, я скроюсь, а ты сможешь пробраться на завод. А, согласен?
   Инди знал, что времени не так много, поэтому не стал тянуть и согласился. Он зашёл за выступ и скрылся в тени, а Кантор сделал несколько выстрелов из своего пистолета в воздух и побежал. Тут же охранники ринулись в его сторону, правда, пока не увидев парня. Инди дождался, когда все они пробегут мимо, и последовал дальше. А Кантор постарался забежать в как можно более узкий коридор и спрятался в небольшом коллекторе, забравшись по лестнице наверх.
   – Похоже, у наших гостей тоже есть оружие, – послышался голос одного из охранников.
– Этого нам только не хватало, – проговорил всё тот же пессимист.
   А Инди дошёл до широкого зала, где наконец смог встать в полный рост, и увидел лестницу, ведущую наверх. Люк на потолке был закрыт, но для странника это не было помехой, и он проскочил сквозь
него, оказавшись в подземном ангаре. Он был небольшого размера и предназначался для маленьких кораблей. Ими-то ангар и был заставлен. Путешественник прошёл мимо и добежал до лестницы, после чего поднялся на первый этаж военного завода. Он чувствовал, что его меч где-то рядом, и старался найти его среди всех этих залов и коридоров. Пока он никого не встретил на своём пути, однако точно знал, что ему придётся сражаться, и был готов к этому. Оказавшись в зале, заставленном разнообразными видами оружия, он прошёл мимо столов с аппаратурой и попал в лаборантскую комнату, где услышал чьи-то разговоры. Один из людей Крафта разговаривал сейчас с учёным, стоя около высокого стола.
   – Этот меч – лучшее и совершеннейшее, что я когда-либо видел! Его ничто не берёт. Я пришёл к выводу, что он нематериален, только лишь кажется таким, – учёный в восторге рассказывал о своих опытах.
   – Босс сказал, чтобы вы узнали, из чего он, а не восхищались, – второй был меньше настроен на подобные разговоры.
   Стараясь не попасться им на глаза, Инди сначала прыгнул в сторону большого холодильника, чтобы спрятаться за ним, а потом попытался переместиться к двери, но случайно задел железный стакан на подоконнике. Тот, конечно, не упал, но издал довольно громкий шум, что сразу услышали двое стоявших поодаль. Охранник тотчас подошёл к тому месту, решая, что это могло быть. Завернув за холодильник, он уже приготовился встречать неприятеля, но в том месте никого не оказалось. Всё просто: Инди переместился на потолок и спрятался за большой лампой, чтобы его не увидели.
– Чисто, – и тип вернулся обратно к учёному.
   Путешественник понял, что оставаться здесь не стоит, и переместился в другой зал. Находясь под потолком, он надеялся, что его никто не заметит, и старался вести себя как можно тише.
   Кантор же порядком устал. Он давно спустился с той лестницы и добежал до широкого зала. Коридор там разделялся на несколько ветвей, и парень не мог решить, в какую сторону ему бежать.
   – Кажется, я его обнаружил! – сказал один из преследователей, вышедший навстречу нашему герою.
   Кантор показал, что у него тоже есть пушка, и тот не стал доставать свою. Те м временем в зал пришло ещё двое. Парень не знал, что ему делать, ведь если бы он развернулся к ним спиной и побежал, они бы точно выстрелили в него. Начав жалеть о своём поступке, он сразу отбросил эти мысли, так как до этого сам решил помочь своему брату. Перестав мучиться по этому поводу, он подошёл к охранникам поближе и сказал:
   – Почему бы нам просто не разойтись, а? К чему все эти погони и перестрелки?
   – Парень, не мы проникали на территорию секретного завода через канализацию, – посмеялся один из преследователей.
   – Да, и не мы встали на пути Крафта Ритта. Я бы на твоём месте ни за что бы сюда не пошёл, – второй был такого же мнения.
Кантор задумался.
– А почему же ты всё-таки здесь?
   – Боссу всё равно, куда нас заслать, – ответил этот пессимистически настроенный охранник. – Ему плевать, что с нами будет.
   – Не разговаривай с ним, ты что, не знаешь, что он нас просто заговаривает?! – сказал третий.
Но пессимисту было всё равно.
– А ты не учи меня жизни! – крикнул он, развернувшись.
   Кантору это и было нужно. Он подошёл ещё ближе, после чего столкнул этого типа в воды канализации. Всплеск – и тот стал бултыхаться, зовя на помощь.
– Помогите, я не умею плавать! – кричал он.
– Идиот, там неглубоко!
Оглядев зал, остальные поняли, что Кантор убежал.
   – Надо его найти! – сказал один из преследователей. – Только в какую сторону он убежал?
   – Сначала вытащите меня! – крикнул из воды их коллега, пытаясь самостоятельно выйти на сухую поверхность. – Теперь мне придётся идти в душ.
   – Радуйся, что в этой части только технические отходы. Будешь пахнуть металлом! – рассмеялся мужчина с большим амулетом на шее.
   Упавший не оценил шутки и попытался выйти на берег, но ему это не удалось. Тут он что-то почувствовал и сказал:
– Странные ощущения, как будто меня кто-то щекочет.
   Один из его коллег был осведомлён о таких вещах, поэтому он спокойно произнёс:
– Это болотные черви, их в канализации много!
   Этой фразы было достаточно. Упавший начал жутко паниковать и пытаться выбраться. Он забрызгал водой остальных, и пришлось подать ему руку, чтобы вытащить на дорожку.
   Пока охранники занимались своими делами, Инди нашёл цех с большими конвейерами, дорожки которых стояли пока что без дела. Он обошёл несколько больших металлических штуковин, которые оказались роботами, скрепляющими детали воедино, и направился дальше, но тут его кто-то окликнул.
   – Вот мы и встретились снова, – сказал голос, и путешественник развернулся, чтобы увидеть говорившего.
   Им оказался не кто иной, как Крафт Ритт. Он стоял у большого робота, облокотившись на его железный корпус, и смотрел на нашего героя. Инди сделал несколько шагов в его сторону и посмотрел, нет ли каких охранников поблизости. Но их не было.
   – Где Роза и Инс? – спросил он.
   – С ними всё в порядке – пока что. А ты упёртый. Думаешь, что всегда сможешь добиться поставленных целей? Я ценю такие качества в людях. Но ты ведь не человек, да? – Крафт говорил спокойно и с таким выражением лица, будто общался со старым другом.
   Инди не стал отвечать, просто сделал ещё несколько шагов в его сторону.
   – Скажи, откуда ты? И кто ты вообще такой? Существо, останавливающее пули и проскальзывающее сквозь стены? Поверь, мне очень интересно это узнать. Может, ты расскажешь такое, что меня просто шокирует.
   – Здесь нет ничего таинственного, – ответил парень. – Я пришелец из Пустоты. Пришёл оттуда, где нет ничего. Что я такое, мне и самому
неизвестно. А способности… Для меня это в порядке вещей. Наоборот, я удивляюсь, что у вас таких нет, – Инди всё ещё проверял, не подходят ли сюда в этот момент люди Крафта.
   – И это всё? – расстроенно произнёс бизнесмен. – Я думал, ты расскажешь что-то действительно интересное. Например, что вы – наши создатели и помогаете нам встать на путь истинный.
   – Советую смотреть меньше стереофильмов, – немного, через силу, улыбнулся Инди. – Я бы с большим удовольствием помог бы тебе встать на этот путь.
Крафт улыбнулся.
   – Да? А кто сказал, что я не на нём? Почему все считают, что быть кротким и толерантным – правильно? По мне, так в жизни куда более важны ум и стойкость.
   – Они важны, – согласился путешественник. – Но если вы будете топтать друг друга ради своих интересов и забудете про доброту и справедливость, то ваша жизнь потеряет смысл.
   – Ты идеалист! Живя в Стране Цветов, ты решил, что мир прекрасен, а люди – творцы и созидатели. Но у нас всё по-другому! И наш мир куда более реален, чем тот. Жажда жизни и стремление к своей цели – вот что здесь ценится, – и Крафт сам отошёл от робота, чтобы подойти к Инди.
Но тот даже не шелохнулся.
   – Я часто поражаюсь одному факту, – начал странник. – Родители воспитывают своих детей и стараются вырастить из них порядочных людей, а те взрослеют и делают всё наоборот, полностью забывая о том, чему их учили.
   Тут в цех забежал охранник. Увидев Инди, он тотчас достал пистолет и направился к нему, но Крафт жестом приказал ему остановиться.
   – Уходи отсюда, – сказал бизнесмен.
   – Но босс… – тот совсем не понял его слов.
   – Я сказал, живо! – рявкнул на него Ритт, и тот поспешил покинуть помещение, после чего мужчина обратился к Инди. – Я согласен, дети часто идут наперекор своим родителям. Но у меня не было возможности их слушать в свои годы.
   – Почему? – Инди стало интересно, но он знал, что Крафт его только заговаривает и в скором времени надо уходить за Розой и Инсом.
   – Они погибли, когда я был совсем маленьким. Строили кольцо вокруг планеты, чтобы защитить всех нас. Поэтому я остался один. Вечный сирота, скитающийся по приютам и детским домам. Тебе этого не понять. Жизнь рано научила меня, что нужно полагаться только на свои собственные силы, – и Крафт присел на конвейер. – После совершеннолетия меня выгнали на улицу. Малооплачиваемые работы не приносили прибыли, я почти отчаялся когда-нибудь выбиться в люди. Но однажды мне повезло. Хотя нет, это не везение. Здесь мне помог мой ум. И смотри, кем я стал сейчас – преуспевающий бизнесмен и предприниматель, владеющий единственным военным заводом в Стране Свободы. После смерти его предыдущего директора, конечно.
   Инди слушал его и понимал, что Крафт не такой простой, каким казался. До этого парень считал его просто злодеем, но теперь он узнавал о нём много нового, и начинал по-другому на всё смотреть.
   – Раз ты рос один и жил без дома, ты на себе испытал все лишения этого мира и должен понимать, что это неправильно. Должен стремиться сделать людей лучше и помочь таким же, как ты.
На этот раз лицо Крафта несколько искривилось в ухмылке.
   – Помочь? С чего мне им помогать? Если человек не может ничего достичь самостоятельно, ему самое место гнить на помойке. Я же не получил ни от кого помощи в своё время! Будь я ни на что не годен, я бы так и оставался нищим. И поделом. В жизни нужно надеяться только на себя самого, – после этих слов Крафт отошёл в сторону. – Если ты хочешь добиться уважения и достатка, ты этого добиваешься. Если не получается, значит плохо хотел.
   – Но так нельзя. Жизнь слишком коротка, чтобы делать её серой и жестокой. Люди должны помогать другим, чтобы не потерять себя. А достаток – это лишь окружение. Гораздо важнее, какой ты внутри, – Инди действительно начал спорить с Крафтом.
   Он понимал, что тот заблуждается, и наивно стал полагать, что сможет направить его на правильный путь.
   – Внутри можно быть любым. Только кушать всегда хочется. Ты прав в одном: жизнь даётся лишь раз, и мы должны использовать её по максимуму. Добиваться поставленных целей и решать проблемы. На то мы и люди, что у каждого в жизни своя цель. Кто-то хочет добиться мира во всём мире и справедливости, а кто-то – просто обогатиться. Разве этот так плохо, что все мы разные? – и Крафт улыбнулся.
   Инди хотел что-то ответить, но неожиданно его голова закружилась. Да, он даже чуть не упал на пол. Ощущения были такими же, как тогда, в золотой шахте. «Что-то не так», – подумал он и тут же решил, что это исходит от его меча. Единственный плюс был в том, что эти ощущения остановили их разговор, и он больше не будет задерживаться здесь.
   – Просто скажи мне, где мои друзья.
   – В курилке на втором этаже. Советую вам уйти и не вмешиваться в мои планы, – Крафт был прямолинеен. – В противном случае пеняйте на себя.
   Инди ещё раз посмотрел ему в глаза и отправился в сторону коридора, а Крафт, довольный своим разговором, поспешил к своим людям. Путешественник шёл и чувствовал, что его меч очень близко, поэтому старался добраться до него как можно скорее. Те м временем в лаборатории двое учёных уже начали проводить новый опыт: облучать меч потоками форзионов высокой частоты. Именно это и почувствовал Инди. Он бежал к той комнате как можно скорее, потому что любое промедление могло пагубно отразиться на его состоянии.
   Наконец он попал в лабораторию, и его появление было замечено двумя охранниками. Те тотчас велели ему не приближаться, но Инди резко налетел на одного и ударил его, после чего сбил с ног второго и забрал у него пистолет. Именно с ним он и ворвался к учёным. Те лишь встали как вкопанные и молча старались понять, что он предпримет в следующий момент. Инди увидел свой меч за стеклом и понял, что пока всё обошлось. Затем он посмотрел на стоявших рядом и со словами «Меняемся» отдал одному из них пистолет. Сделав это, парень просунул руку сквозь стекло, забрал своё оружие и вложил его наконец-то в ножны. Учёный, взявший пистолет, не мог поверить, что всё это происходит у него на глазах. Он вышел из ступора и окликнул уходящего странника:
   – Кто вы такой?
   – Просто тот, для кого люди важнее всего другого.
   В канализации Кантор пробежал по узкому коридору и попал в тупик. К счастью, в этом тупике оказалась лестница, ведущая наверх. Он взобрался по ней и наткнулся на широкую крышку люка. Поднять её не составило труда, так как металл был очень тонкий, и уже через пару мгновений парень был в каком-то помещении, напоминающем подсобку или гараж.
   – Куда же идти теперь? – спросил он у себя, отправившись к ближайшей двери.
   Однако дверь была заперта, и, скорее всего, снаружи, поэтому Кантор не смог выйти. Тогда он стал искать что-то ещё вроде окна или другого люка. Однако и этого не было. Но не спускаться же обратно в канализацию! Вспомнив, что у него есть пистолет, парень снова вернулся к двери и, прицелившись по замку, выстрелил в него. Для уверенности он сделал это ещё несколько раз, после чего проверил дверь. Она теперь свободно открывалась, и радостный герой вышел в коридор.
   – Так, и куда теперь? – огляделся он по сторонам.
   Вокруг не было ничего примечательного, и он, решив пойти вправо, отправился дальше...
   Роза долго сидела в своей камере и уже разработала план побега. Оставалось только решиться на последний шаг. Подумав немного и всё взвесив, она велела Инсу отойти в сторону и постучала по двери. Открыл охранник, её стороживший, и Роза сказала:
  – Мне нужно в туалет.
  – Ладно, сейчас отведу, – и парень взял девушку за руку.
   Выведя её наружу, он уже собрался отправиться к уборным, когда Роза, сжав правую руку в кулак, ударила его прямо по лицу. Тот такого не ожидал, поэтому несколько опешил. Этого хватило Розе, чтобы поставить ему подножку и повалить на пол.
– Пистолет! – крикнул ей Инс.
   Девушка моментально поняла и потянулась за оружием. Но как назло оно не вылезало из кобуры. Роза всё перепробовала, но без толку. Тогда
она встала с пола и решила просто убежать, но мужчина успел схватить её за ногу.
– Инс, помоги! – крикнула она другу.
   Парень был напуган, но хотел что-то сделать, поэтому ударил охранника ногой. Но тому, похоже, было всё равно. И, скорее всего, удар был не таким сильным. Ти п быстро схватил оружие и направил его на девушку.
   – Живо возвращайся в камеру, или я тебя пристрелю! – холодно сказал он, отчего Роза перестала вырываться и подняла руки.
   – Тебя никогда не учили правилам хорошего тона? – послышался голос Инди со стороны.
   Он прицелился из своего меча и выстрелил фиолетовым зарядом. Пучок энергии моментально долетел до руки охранника и выбил из неё пистолет, к тому же опалив всю ладонь. Ти п вскрикнул, после чего снова потянулся за оружием. Но раскаленное лезвие оказалось теперь прямо над его головой.
   – Отпусти её, живо! – сказал путешественник, и мужчина исполнил его просьбу, разжав ладонь.
   Инди приказал ему встать и отправиться в комнату, после чего вывел оттуда Инса и закрыл дверь.
   – Я знала, что ты придёшь!!! – Роза кинулась обнимать своего спасителя.
   Крепко прижав его к себе, она сомкнула на его плаще свои руки и положила голову на плечо. Инди улыбнулся и тоже обнял её, отстранив меч в сторону.
   – Я всегда прихожу, – сказал он. – Нам надо выбираться отсюда. И как можно скорее.
Роза отстранилась от своего друга и, поглядев в коридор, сказала:
   – Нет, мы не должны уходить. Надо всё здесь уничтожить, другого шанса у нас не будет.
Но Инди был другого мнения.
   – Нет, Роза, мы обязаны уйти. У нас хватит улик, чтобы засадить Крафта навсегда. К тому же мы слишком долго играли в героев.
– Я согласен с Инди, – кивнул ему Инс.
Но Роза уже знала, что сказать.
   – Послушай меня. Он всё равно выкрутится из этого. Та к же, как и в прошлый раз. Мы должны его остановить. Иначе он уничтожит Страну Цветов. Сейчас или никогда! – девушка была в боевом настроении, сказывались часы ожидания в плену.
   Инди задумался. Может, Роза и права? Но опять же им придётся рисковать… Однако раньше парню везло, а значит, повезёт и сейчас.
   – Ладно, я за! – ответил путешественник. – Теперь мой меч у меня, и с ним я смогу всё здесь взорвать. Пошли.
   Роза заулыбалась и отправилась вслед за Инди. И только Инс нехотя пошёл следом. Быть может, в этот момент он знал то, чего не знали они.
   Крафт вернулся в свой кабинет с несколькими работниками, когда услышал первые взрывы. Они произошли на втором этаже, и он понял, что это совсем не к добру. Тотчас мужчина связался с охранником в том районе.
   – Это тот парень в плаще, – крикнул ему по коммуникатору мужской голос. – Он достал свой меч и с помощью него разрушает здесь всё!
   Крафт отключил устройство и сел в кресло. Похоже, его настоятельные рекомендации не убедили врага.
   – Что ж, если ты не понимаешь по-хорошему… – и бизнесмен полез в свой столик.
   Он долго копался там, а потом нащупал нужную вещь и достал её. Ею оказался старенький золотой пистолет. Как Крафт достал его после своего побега из Страны Цветов, неизвестно, но теперь он точно намеревался его использовать.
   Кантор тоже не сидел без дела. Он шёл по залу с какими-то колбами и конденсаторами, когда услышал взрывы. Сначала парень не понял, что это, и хотел убежать обратно, но потом до него дошло, что, возможно, причина взрывов – Инди, и он решил идти на шум. Кантор добежал до двери и открыл её. Сделав это, он тут же впал в ступор, так как за ней был охранник, который только что тоже собирался её открыть, чтобы пройти в другом направлении.
   Кантор хотел направить на него пистолет, но как назло пять минут назад повесил его себе на пояс. Он, конечно, попытался его достать, но неприятель сделал это раньше.
– Подними руки, – немного улыбаясь, сказал охранник.
   Кантор уже собрался это сделать, но потом ему в голову закралась идея. Что он, зря учился приёмам самообороны? Нет, они обязательно должны пригодиться. Решив рискнуть, парень резко вышел из под прицела и схватил типа за руку. Та к быстро, как только мог. Охранник, конечно, попытался вырваться, но наш герой быстро достал пистолет и приставил его к голове неприятеля.
– Твоя очередь, – сказал парень и велел отдать оружие.
   Получив ещё одну «пушку», он запер дверь с другой стороны и побежал на источник шума, а охранник не стал сильно расстраиваться, потому что, если сказать честно, он только и хотел, что убежать подальше от взрывов.
   Инди шёл по заводу и стрелял из своего меча по всему, что попадалось на глаза. Он уже взорвал несколько цехов и лабораторий и приближался к главным подземным камерам. Фиолетовая энергия летела в разные стороны, сжигая роботов, конвейеры и части кораблей, а довольный Инди, всё же следил за тем, чтобы случайно не попасть в кого-то.
   – Та к держать! – кричала ему Роза. – Ещё немного, и мы здесь камня на камне не оставим!
   Девушке доставляло удовольствие, что некогда работоспособный военный завод превращался в свалку. И вот очередь дошла до пяти больших кораблей, стоявших в глубоких камерах. Инди спустился на нижний уровень и прицельным огнём стал сбивать с них аппаратуру и, разбивая корпуса, выжигать внутренние детали и коридоры. Крафт знал, где искать своего врага, поэтому приказал охранникам, всем, кто ещё остался на заводе, идти в подземные ангары. Сам же он тоже туда ехал, спускаясь на лифте и желая поскорее с этим покончить. Он понимал, что с Инди ему не совладать, но всё равно надеялся на свои силы. И вот когда путешественник расправлялся с первым кораблём, из всех лифтов и коридоров к нему навстречу побежало человек двадцать-двадцать пять. Инди понял, что просто так с ними будет не совладать, и велел Розе и Инсу спрятаться за вторым судном.
– Ты точно справишься с ними? – спросила убегающая Роза.
   – Да, прячься скорее, – продолжал он посылать пучки энергии в сторону корабля.
   Затем путешественник переключился на людей. Он стрелял в их сторону, не давая подойти ближе и в редких случаях выбивая пистолеты из рук. Но их был слишком много, и охранники уже подошли на достаточно близкое расстояние к герою. «Надо уходить», – подумал он, когда на корабле, который парень только что обстреливал, произошёл взрыв. Сначала один, потом ещё, и в итоге мощные потоки огня стали бить из его внутренней части. Обломки упали на дорогу, преградив неприятелям путь.
   – Уходим, это главный реактор. Он почти разрушен! – кричал кто-то своим коллегам.
   Охранники тотчас отступили, а Инди неожиданно понял, что, скорее всего, на кораблях установлены термоядерные реакторы, и он только что повредил один из них. Собравшись бежать к Розе, чтобы увести её, парень уже развернулся, когда услышал со стороны потоков огня знакомый голос.
   – Инди, это я! – кричал Кантор, невидимый из-за всполохов. – Я не могу к вам пройти!
   – Сейчас, – ответил ему наш герой, убрал меч в ножны и просто прошёл сквозь пламя.
   Кантор стоял там с двумя пистолетами на поясе, и появление друга сразу развеяло большую часть его переживаний.
   – Иди за мной, я проведу тебя! – сказав это, путешественник закрыл струю огня своим плащом.
   Кантор быстро пробежал и тотчас оказался на безопасной стороне, где ему навстречу кинулась Роза.
– А ты что здесь делаешь? – спросила удивлённая девушка.
– Я пошёл за тобой и братом, – и парень, увидев Инса, обнял его.
   Роза удивилась, ведь она даже подумать не могла, что её друг способен на такое. Но времени было мало.
– Надо уходить, скоро термоядерный реактор взорвётся!
Роза при слове «термоядерный» тотчас впала в шок.
– Он же разрушит половину города! – крикнула она на весь ангар.
Но Инди её успокоил.
   – Не волнуйся, это предусмотрено в конструкции, взрыв будет слабый. Но его хватит, чтобы всё тут разнести.
   Девушка кивнула и побежала в сторону ближайшего выхода. В этот момент на лифте к ним спустился Крафт и ещё несколько охранников. Они открыли огонь, и пули ударили по металлу корабля в каких-то нескольких метрах от наших героев.
   Роза поспешила скрыться, что также сделали Инс и Кантор. Инди же остался, чтобы задержать преступников. Он сделал ещё несколько выстрелов по кораблю, пробив корпус, и огонь преградил Крафту дорогу. Решив, что это всё, Инди поспешил к коридору. Та м уже стояла его подруга, которая ждала момента, чтобы нажать на кнопку и закрыть дверь.
– Ты его остановил? – спросила она.
– Да, определённо! – ответил Инди, убегая от ярких вспышек пламени.
   Он почти достиг двери, когда раздался выстрел. Крафт Ритт как-то сумел обойти пламя и выстрелил в сторону коридора. И в тот же момент Роза ощутила жуткую боль в области сердца. Инди сразу кинулся к ней, чтобы не дать упасть, а Инс поспешил к пульту в надежде поскорее закрыть дверь. Когда створки смыкались, Инди и остальным в память врезался взгляд Крафта, холодно смотрящего им вслед. Но вот он пропал из поля зрения, и путешественнику пришлось положить раненую Розу на пол.
   – Инди… – только и смогла она сказать, после чего попробовала прикоснуться рукой к своей ране.
Боль была невыносимой, и девушка едва не теряла сознание.
– Не волнуйся, мы всё сделаем, – только и мог сказать парень.
Но впервые в жизни он не знал, что ему делать.
   – Я... я теряю сознание... мне больно, – Роза уже не пыталась встать, поняв, что это у неё не получится.
   Вместо этого она положила руку на ладонь своему другу и прижала её к себе.
– Держись, Роза, держись, я тебя вытащу отсюда.
   Но та понимала, что они не успеют. Она ещё раз посмотрела на своего героя, после чего заплакала.
   – Я так надеялась… что мы будем вместе… а теперь… – только и могла она сказать.
   Но Инди не отчаивался. Он хотел что-то предпринять и обратился к Кантору.
– Не стой без дела, сделай что-нибудь!
   – Оставь его, Кантор молодец, не кричи на него, – и Роза закашляла. – Впрочем, как и ты. Как же мне холодно…
   Инди совершенно растерялся. Он просто не мог поверить, что это случилось. Парень стал искать взглядом хоть что-то, что могло им помочь, но в глаза ничего не попадало.
   – Я тебя не брошу, Роза, никогда не брошу! – уже на повышенных тонах говорил путешественник.
   Та улыбнулась через силу. Ей так нравилось смотреть сейчас на него, ему в глаза. Она старалась запомнить черты его лица в этот момент. Но сознание её покидало.
   – Я больше не могу... Какая же я была дура, что не бросилась тебе в объятия, когда ты вернулся… Хорошо, что мы всё-таки были счастливы. Хотя бы пару дней…
   – Мы будем счастливы, будем. Только не покидай меня! Я не знаю, что буду делать без тебя!
   Роза хотела видеть своего возлюбленного, но её глаза уже закрылись. Она лишь тихо произнесла:
   – Думай обо мне. Каждый раз, взглянув на яркую звезду или планету, думай о Розе.
   Девушка перестала сжимать ладонь путешественника и умерла. Инди не понял этого и всё ещё пытался до неё докричаться, но было уже поздно. Он не знал, что ему делать. Он был полностью раздавлен. Лишь отчаянный голос Кантора эхом разнёсся у него в голове.
   – Мне очень жаль, – парень плакал, но старался себя сдерживать. – Ты не представляешь, как. Но нам нужно уходить! Выведи нас отсюда!
   Инди не хотел ничего делать. Но осознание того, что и остальные его друзья могут погибнуть, заставило странника начать действовать. Он взял Розу на руки и, сделав несколько шагов вперёд, двинулся вдоль по коридору. Эта картина ещё долго будет стоять у Кантора в памяти: Инди с Розой на руках, идущий сквозь потоки пламени вперёд. Они старались идти как можно скорее, но взрывы то и дело их останавливали. Наконец впереди показался главный выход, и герои выбежали наружу. Именно в этот момент прогремел мощный взрыв. Повреждённый корабль разорвало на куски, и огнём задело ещё несколько машин. Однако завод остался стоять на месте, практически не пострадав. Инди уже догадывался, что именно так и будет, и теперь понимал, что до конца решить проблему им не удалось. Кантор отдышался, после чего подошёл к путешественнику. Роза лежала у него на руках, и парень посмотрел на неё, понимая, что в этот раз они зашли слишком далеко.
   Наступало утро, и герои отправились к Кантору домой, где их ждали Айсис и Инвест. Увиденное привело их в шок. Айсис не могла поверить, что её сестра умерла, и бросилась к ней. Но всё было без толку. Она начала рыдать, и даже детектив не мог её успокоить.
   – Это твоя вина! – напала она на Инди. – Я предупреждала, что всё кончится плохо! Ты виноват в её смерти!
Инди кивнул.
   – Ты права, Айсис. Если бы не я, она была бы жива, – Инди очень хотел в этот момент заплакать, но не мог.
Ведь он никогда не плакал.
   Кантор же не сдерживал эмоции. Он сел на пол и старался ни о чём не думать, но всё равно слёзы так и текли из его глаз. Из всей команды один лишь Инс сохранял спокойствие.
   – Мы не должны терять самообладание. Инди, ты сам сказал, что корабли могли уцелеть... – начал парень.
   – Да, – тихо ответил путешественник.
   – Значит, Крафт отправится уничтожить Страну Цветов. Мы должны его остановить!
Айсис это взбесило.
   – Вы уже пытались это сделать, и к чему всё привело! На этот раз это не наше дело! Моя сестра умерла из-за вашего безрассудства!
Но Инди знал, что останавливаться нельзя.
   – Он прав. Я отправлюсь в Страну Цветов и предупрежу всех об опасности. Надо довести дело до конца. Она бы этого хотела…
   – А что будет с моей сестрой? – спросила Айсис. – Я... я не могу видеть её такой.
– Роза должна вернуться домой, – ответил ей Инди. – Я обещал.
   Айсис продолжала плакать, и Инвест обнял её, чтобы ей было не так плохо. Кантор отдал ему пистолет, после чего сел на диван и со словами «Её больше нет» отвернулся к стене, а Инс подошёл к Инди.
   – Чтобы ни случилось в нашей жизни, надо принимать это как должное, – сказал он.   – Такова наша судьба.
   – Судьбу можно изменить, на то мы и люди, – ответил ему странник.

***
   Крафт дождался, пока пожарные потушат мощный столб огня, вырвавшийся из остатков первого корабля, и снова вернулся в ангар. Та м его застал Бифакс, ходивший вокруг обломков.
– Каковы потери? – спросил бизнесмен.
   – Один корабль полностью разрушен, второй пострадал так сильно, что не сможет лететь без капитального ремонта, – ответил его коллега.
Крафт задумался.
   – Значит, три корабля не пострадало? Тогда решено, сегодня же отправляемся в Страну Цветов. Надо действовать быстро, пока власти не узнали. А когда всё будет закончено, уж как-нибудь объяснимся.
Но Бифаксу это просто надоело.
   – Нет, делай, что хочешь, но уже без меня! Я так больше не могу. Мне надоело. Ты хочешь стать массовым убийцей – становись! Но я тебе больше не союзник.
   – Бифакс, если ты меня бросишь сейчас, то можешь искать себе другую работу. И поверь, она будет гораздо хуже, чем эта! – Крафт давно устал от подобных разговоров с этим типом.
– Ну, и скатертью дорога, – и Бифакс, развернувшись, ушёл.
   Крафт ещё долго смотрел ему вслед, после чего побежал в кабинет, чтобы начать необходимую подготовку к полёту. Ведь мечта половины его сознательной жизни могла вскоре исполниться.


ГЛАВА 8. ПОСЛЕДНЕЕ МГНОВЕНИЕ
  

    Рано утром в доме семьи Филионор началась работа. Лорк стал пересаживать кусты жоржезов, старательно вытаскивая их из больших горшков, а Виз сыпала в новые вёдра свежую землю. Именно поэтому они не услышали стука в дверь. Инди не стал их ждать, просто выбил дверь ногой и позвал родителей Розы. Те услышали его голос и, в надежде, что вместе с путешественником вернулась и их дочь, поспешили в коридор. Но картина там была совсем другая. Инди положил Розу на кровать, после чего молча посмотрел в глаза сначала Виз, а потом и Лорку. Мать была в ступоре всего секунд пять, после чего бросилась к своей дочери. То же сделал и Лорк. Но затем они поняли, что их дочь мертва, и обратились к Инди.
   – Как это произошло?!
   – Мы хотели остановить Крафта Ритта. Того самого человека, который чуть не заморозил ваш мир. Но у нас не получилось это, и он убил её...
Инди было тяжело это произносить.
Ведь, по сути, он должен был спасти её.
   – Зачем она туда пошла? Разве Вы не могли её остановить? – мать плакала и не могла поверить в произошедшее. – Она была так молода! Что теперь будет с нами, с нашей семьёй? Вы об этом подумали?
   – Я пытался её спасти, но не смог. Мне жаль. Та к же, как и вам. Она была для меня главным человеком в этом мире, – Инди опустил голову, чтобы не видеть взгляда Виз. – Я очень сожалею.
Но матери не хотелось слышать его слов.
   – Вон, убирайтесь вон! Чтобы больше никогда я Вас здесь не видела! Никогда, слышите!
   Инди кивнул, после чего посмотрел на Розу и последний раз провёл ладонью по её волосам. Он знал, что никогда больше не сможет этого сделать.
   Наконец он вышел на улицу. Нужно было действовать. Идти к кому-то и рассказывать о том, что должно произойти. Инди знал одного такого человека, поэтому последовал прямо к нему. Сурд Ролатс в этот день находился у себя дома. Он вместе со своей дочерью Инсигнис разбирал документы. Каждый сидел за своим компьютером, поэтому никто не заметил, как незваный гость прошёл прямо в кабинет.
   – Инди? – опешил Сурд. – Вы меня напугали! Чем я обязан столь раннему визиту?
   То т молча облокотился на стену, предчувствуя тяжёлый разговор, после чего рассказал о Крафте и скором приближении его кораблей. Сурд слушал очень внимательно. Наконец он встал со своего кресла и сказал:
   – Это просто катастрофа. Нам нужно как можно скорее связаться со всеми. Я немедленно доложу об этом в Логос Старейшин, и Вы выступите. Нельзя терять ни минуты, – и мужчина побежал к дочери, чтобы быстро её предупредить и отправиться с ней на летающий остров в небе.
   Инди понял, что дело практически сделано, и вышел на улицу. Солнце, на этот раз жёлтое и яркое, осветило золотые дома, крыши которых засветились в его лучах, и люди вокруг пошли по своим делам. Но эта привычная картина больше не радовала нашего героя. Он потерял главное. Теперь Инди чувствовал, что больше никогда не сможет радоваться этому миру. По крайней мере, так беззаботно, как это делал раньше. Этот край стал пустым для него. Стало пустым его сердце. Сейчас ему
очень не хватало Розы. Он бы отдал все свои способности, своё бессмертие, лишь бы она была жива. Но путешественник не знал, возможно ли это в принципе. И тогда он просто сделал круг по аллее, чтобы хоть как-то отвлечься. Он ждал, минуты превращались в часы и тянулись. Тянулись слишком долго. Парень не знал, куда деться от своих мыслей. Но это закончилось, и к нему вышла Инсигнис.
   – Нас вызывают, – сказала она, и оба пошли к кораблям.
   По пути парень ещё раз осмотрел агломерацию Северной Звезды. Да, этот город всё ещё был таким же, как раньше. Казалось, его ничто не могло изменить. Вступив на борт корабля, Инди сел на небольшое сиденье и увидел через окно, как дома, некогда нравившиеся ему, скрываются за облаками. Парень и девушка молча сидели на своих местах, и если Инсигнис смотрела по сторонам и вела себя непринуждённо, то путешественник просто смотрел в пол и никуда не поворачивался. Наконец рыжая девушка сказала:
   – Отец рассказал мне, что случилось. Мне очень жаль, правда.
Инди взглянул на неё и снова опустил голову.
   – Это слова, слова её не вернут… Просто слова…
   Люди шли в Логос неохотно. Было ясно, что никто не хотел отрываться от своих основных занятий. Именно поэтому на собрание пришла всего треть от обычного числа заседающих. Верховные лидеры также собрались на своих местах, после чего зазвучала музыка гимна. «Да, – подумал Инди, – они совершенно не понимают, что за опасность над ними нависла». Когда мелодия прекратилась, в центр зала вышел Сурд. На него упал свет из прозрачной крыши, сделав одежду очень яркой. Осмотрев всех, он громко произнёс:
   – Сегодня из Страны Свободы вернулся Индимион. Насколько вы помните, именно он спас нас от похолодания несколько лет назад. И у него для нас нехорошие новости: по его словам, к нам приближается враг, который собирается уничтожить Страну Цветов.
   В зале все зашептались, после чего в одной из лож поднялся правитель в зелёном. Вы, наверное, не помните, но именно он скептически отнёсся к появлению Инди во времена похолодания. Звали его Инкуэтум Рогс.
   – Какие глупости! Если бы нам действительно угрожала опасность, мы бы давно это знали. После того случая мы послали своих людей в Страну Свободы. Они бы нас предупредили.
Тут уж в разговор вступил Инди.
   – Но это правда. Крафт Ритт летит сюда на своём корабле, чтобы с помощью новейшего оружия сжечь эту планету.
На что Инкуэтум ответил:
   – У нашего мира есть щиты, которые отражают астероиды. Уверен, они прекрасно со всем справятся.
   – Нет, не справятся. Крафт не глупец, он всё рассчитал!
   В стороне поднялся какой-то немолодой мужчина с седыми волосами. Он поднял руку и покашлял.
   – Откуда Вам известно, что он сюда летит? – спросил этот человек.
Инди тяжело вздохнул и ответил:
   – Мы проникли к нему на завод, чтобы остановить его. Но у нас не получилось. Моя подруга, Роза Филионор, погибла.
   Путешественнику было тяжело. Он хотел, чтобы ему поверили. И он видел, что некоторые собравшиеся тоже пришли в смятение, но кто-то из верховных лидеров сказал:
   – Если человек погиб, мы должны провести полномасштабное расследование. А Вы – дать показания. В любом случае, ссориться с нашими соседями мы не хотим.
Инди разозлился. Ему надоело слушать эти речи.
   – Вы не понимаете? Вам всем угрожает опасность! Настоящая! А вы, словно безвольные растения, не хотите ничего предпринять! Вас истребят точно так же, как вы когда-то истребили своих животных!
   – Хватит, – крикнул кто-то из правой ложи. – Вам никто не разрешал говорить с нами в таком тоне!
   – Мне плевать! – Инди уже себя не сдерживал. – Вы все одинаковы! Не видите дальше собственного носа, думаете только о своих мелких проблемах и не можете увидеть эту жизнь такой, какая она есть! Если бы мне было не всё равно, я бы давно бы сместил всех верховных лидеров!!!
Правителя в зелёном это вывело из себя.
   – Ещё одно слово, и…
   – Вы не должны управлять! Люди должны сами решать, что для них лучше. Если человек слеп, как альсорус, ему нельзя быть верховным лидером.
Наконец, Инкуэтум не выдержал.
   – С меня довольно. Вы не только клевещете на наших союзников из Страны Свободы, но и обвиняете нас, подстрекая остальных сместить верховных лидеров. Этого нельзя делать. Я внесу на постановление приказ о том, чтобы Вас, как недостойного нашего общества, изгнали из Страны Цветов. И если Вы ещё что-то скажете…
   – Изгнали? – услышал его слова Инди. – Пожалуйста! Ноги моей больше здесь не будет!
   И путешественник поспешил на выход. Перед тем, как покинуть помещение, он развернулся к собравшимся и произнёс:
   – Сенек бы меня послушал.
   В зале началось оживлённое обсуждение услышанного. Многие стали расходиться, решив что-либо предпринять. Были и такие, кто посчитал слова Инди чистейшей правдой. И если верховные лидеры не поверили, то эти люди, вернувшись домой, стали собирать свои вещи. Они понимали, что что-то может случиться, и решили улететь хотя бы на время. Конечно, в основном это делали те, у кого были родственники или друзья в Стране Свободы. Инди же вышел на улицу. Летающий остров парил сейчас над бескрайним цветущим лесом, и наш герой встал на краю, обдуваемый тёплым ветром верхних слоёв атмосферы. К нему сзади подошёл Сурд.
   – Я бы всё равно ничего не смог сделать, – сказал он страннику. – Что Вы теперь предпримете?
   – Ничего, – тихо ответил Инди. – Они сами избрали свой путь. Не мне им перечить.
– Но как же я, Инсигнис, другие? – Сурд не верил, что Инди сдался.
   – Улетайте, – сказал ему парень. – Летите отсюда как можно дальше. Это ваш единственный шанс выжить.
   Сурд хотел ещё что-то сказать, но понял, что это ни к чему. Он просто развернулся и ушёл оттуда как можно скорее. Путешественник же
взглянул в небо. Его ярко-голубой цвет по-прежнему напоминал о прошлых днях, и Инди хотел просто сбежать. Он поднялся в воздух и улетел в надежде никогда сюда не вернуться. Покинув атмосферу, странник выбрал направление совершенно наугад и полетел, ни о чём не думая. Сурд же вернулся к себе домой и обратился к Инсигнис:
– Мы улетаем!
– Как улетаем? – это совсем не входило в планы девушки.
   Но Сурд был непреклонен. Он собрал вещи на скорую руку и велел дочери сделать то же самое. Напоследок перезаписав на диск все необходимые данные со своего компьютера, он ещё раз всё обдумал. Вот так просто взять и уйти – не было выходом из положения. Но это было единственной возможностью выжить.
   – Я готова, – сказала девушка, когда пришла в кабинет с двумя сумками наперевес.
Вид у неё был немного испуганный, но она держала себя в руках.
   – Хорошо, но прежде чем мы улетим, надо предупредить ещё одного человека, – и Сурд побежал на улицу.
   Крафт был уже недалеко. Тр и его корабля летели гораздо быстрее, чем какие-либо транспортные челноки, и уже приближались к намеченной цели. Он руководил всеми действиями на борту, и множество работников, более восьмисот, точно следовали его указаниям. И вот в иллюминаторах показалась планета. Её поверхность, полная красок, становилась всё ближе и ближе, и спустя минуту корабли остановили свой ход.
   – Наконец-то годы моей работы окупятся, – улыбнулся бизнесмен, смотревший на Страну Цветов прямо через стекло. – Орудия готовы?
   – Почти готовы, сэр, – сказал кто-то издалека. – Плазменные пушки должны прогреться через пять минут.
   – Прекрасно, стреляйте сразу, как будете готовы! – и Крафт сел в кресло, чтобы как следует насладиться моментом.
   Мало кто из жителей других агломераций подозревал, что сейчас должно случиться. Люди просто жили своей жизнью, ничего не зная. Конечно, если бы верховные лидеры поверили Инди, они бы провели полномасштабную эвакуацию или даже попытались бы сбить корабли
неприятеля. Но этого не случилось. Единственный надеждой на спасение оставался Инди. Он летел прочь от Страны Цветов, но мысли в его голове не давали ему покоя. Он знал, что поступает неправильно. Но Роза умерла, и теперь ему ничего не хотелось делать. Те м более что его не послушали. Однако стоит ли оставлять любимую планету, которую Инди стал считать своим домом, только потому, что кучка людей ему не поверила? Определённо, нет. И все эти люди, построившие прекрасную цивилизацию, не должны погибнуть. Розы больше нет! Но потерять целый мир будет большей катастрофой для него… И Инди понял, что совершил необдуманный и глупый поступок, улетев. Наконец, путешественник, не снижая скорости, резко развернулся и направился обратно. Он летел как можно скорее, надеясь успеть. Что делать потом, он пока не знал. Но Инди надеялся как-то остановить Крафта.
   Вот впереди показалась Страна Цветов. Инди был рад, что успел вовремя, и собирался подлететь ещё ближе, но в это мгновение со стороны кораблей, которые висели рядом, словно чёрные точки, вылетели три ярко-белых луча. Плазменные потоки, покинув орудия понеслись в сторону планеты, словно огромные иглы неведомого существа. Достигнув атмосферы, лучи создали яркую вспышку, озарившую две луны и Инди, парившего неподалёку. Один из потоков попал по Логосу Старейшин, полностью испепелив всё, что там было. Летающий остров перестал парить и со страшным скрежетом упал на поверхность планеты, прямо на агломерацию Северной Звезды. Когда же лучи достигли города, плазменные вихри на большой скорости понеслись по планете, выжигая всё на её поверхности. Некогда зелёные леса становились чёрными, превращаясь в пепел, а золотые города покрывались налётом и темнели на глазах. Инди наблюдал эту страшную картину, не в силах что-либо сделать. Он был в полном отчаянье. Радужные краски Страны Цветов скрывались в белом покрывале лучей, которые, словно когти скребли планету. И вот последний живой островок исчез в этой пелене, а с ним навсегда пропал прекрасный мир, ставший для Инди домом. Путешественник застыл в оцепенении. Если бы в космосе был воздух, он бы услышал собственное дыхание – тяжёлое и прерывистое. Странник не знал, что делать. Но знал, кого винить. Постепенно отчаянье сменялось злостью. Та , превращаясь в ненависть, наполняла его душу, и теперь Инди был готов на всё, лишь бы восстановить справедливость. Он понял, что терять ему нечего, и не стал медлить.
   А Крафт Ритт на борту своего корабля решил отметить свою победу. Он налил несколько стаканов вина из своих запасов и приказал всем ждать, пока плазма остынет и рассеется. Он стоял перед большим иллюминатором на фоне яркой белой планеты и был по-настоящему рад за себя.
   Однако радость была недолгой. Инди долетел до кораблей и проник в один из отсеков. Сделал он это быстро и бесшумно, однако один из охранников успел заметить его появление. Путешественник не стал с ним церемониться, просто достал свой меч и выстрелил ему прямо в грудь, отчего тот замертво упал на пол. Его коллега, увидевший это, тут же нажал на тревожную кнопку и включил сирену. Его участь была точно такой же.
– Это ещё что? – спросил Крафт, допивая вино из своего бокала.
   Работники тотчас обратились к своим камерам и увидели, как Инди, идущий прямо в сторону капитанской рубки, убивает на своём пути каждого, кто пытается ему помешать или просто убежать.
   – Это парень в плаще! Он проник на борт! – крикнул Крафту учёный.
   – Не пускать его сюда! Сделайте всё возможное, но не дайте ему попасть на мостик! – похоже, новость напугала Крафта.
   Инди шёл вперёд, совершенно не думая о том, что сейчас делает. Он понимал, что будет жалеть обо всём этом, но не мог себя остановить. Пара охранников начала стрелять по нему, и тогда он, подойдя к ним поближе, пронзил обоих мечом. С третьим стрелявшим он расправился ещё быстрее, просто пустив в него поток фиолетовой энергии, которая сожгла неприятеля и повалила на пол. Работники заблокировали все двери, но странника и это не остановило. Он шёл вперёд, взрывая стены или проходя сквозь них.
   Спустя каких-то три минуты он достиг капитанского мостика, пробив большую железную дверь. Крафт, увидевший это, приказал остальным
стрелять на поражение. Но они продержались недолго: Инди выпустил в них разом пять пучков энергии, и те заставили охранников навсегда забыть о своих планах. Крафт был не на шутку испуган. Он не знал, куда ему спрятаться, понимая, что Инди может убить и его. То т подходил всё ближе и ближе, и бизнесмен только и смог, что заговорить с ним.
   – Я понимаю, ты злишься. Я убил твою подругу и уничтожил целую планету. Но поверь, в жизни редко всё идёт по плану. Ты и я, мы можем теперь править, слышишь?.. Править Страной Свободы! С этим золотом мы будем непобедимы!
   Крафт боялся, ведь Инди с мечом в руках был всё ближе и ближе. Он просто шёл к нему, молча глядя в глаза. Казалось, его бы ничего сейчас не остановило. Наконец, Крафт понял, что у него осталось всего лишь несколько секунд.
   – Подожди! – крикнул он ему в отчаянье. – Я тебя знаю! Если ты убьёшь меня, ты будешь жалеть об этом до конца своих дней!
   – Я буду жалеть об этом вечно, – и Инди, схватив Крафта за плечо, пронзил того мечом.
   Бизнесмен испытал сильную боль, почти такую же, какую до этого чувствовала Роза. Инди продержал меч всего несколько секунд, после чего вернул его обратно. Крафт ничего не смог сказать, он просто посмотрел на свою рану, упал на пол и так и остался там лежать. Путешественник ещё раз взглянул на свой меч и понял, что теперь отступать слишком поздно.
   Он отправился в сторону реактора, по прежнему убивая всех на своём пути. Никто не мог спастись, Инди взрывал даже спасательные шлюпки, которые покидали корабли. Когда парень достиг нужного отсека, он собрался и запустил мощный разряд энергии прямо в центральное ядро. Из него тут же забили потоки пламени. Они выжгли на корабле всё, после чего он, развалившись на несколько частей, взорвался мощным взрывом. Этот взрыв задел другие корабли. Те сильно пострадали, и в скором времени их реакторы тоже были уничтожены. Обломки некогда грозных судов разлетелись по всем направлениям, падая на луны и остывающую поверхность планеты. Та к план Крафта был осуществлён. Правда, сам он пережил Страну Цветов всего на десять минут.
   Не всё всегда идёт так, как мы хотим. Даже герои, некогда спасавшие нас в старые времена, терпят неудачи. Инди понял, что натворил, и вернулся в Страну Цветов. Туда, где когда-то стояла агломерация Северной Звезды. Золотые дома почернели, равно как и небо, которое теперь навсегда стало ночным. Деревья и другие растения всё ещё стояли там, совершенно чёрные и сухие. Инди подошёл к небольшому кусту роз и дотронулся до одного из бутонов. От его прикосновения тот моментально рассыпался, превратившись в прах. В городе никого не было. Ни звука, ни шороха, ничего. Инди сжал свою ладонь, рассыпав этот пепел, и упал на колени.
   – Клянусь… Клянусь никогда никого не убивать… Никогда… Роза, прости меня. Я не сумел… Без тебя я не вижу больше смысла. Без тебя мне ничего не нужно… Прости меня… Сам же я себя никогда не прощу…
   Инди стоял там, не в силах куда-либо пойти. Да и куда ему теперь идти? Он не хотел возвращаться в Страну Свободы, не хотел больше никого видеть. Хотел просто уйти туда, где нет ничего, вернуться в первозданный мир, из которого он пришёл. Но он понимал, что никогда не сможет этого забыть. День гибели Страны Цветов всегда будет жить вместе с ним.

***
   Прошло три месяца. В тот день в Страну Свободы бежало более сотни человек. Власти, узнав о случившемся, арестовали всех, кто был причастен к гибели целой планеты и провели полномасштабное расследование. Но никто так и не понял, как и почему корабли Крафта были разрушены. Правительство помогло беженцам обосноваться в городе Падающей Звезды, однако ни им, ни тем, у кого были родственники в Стране Цветов, так и не удалось забыть этот чёрный день.
   После долго траура жизнь постепенно возвращалась в прежнее русло, и в один из дней в ресторане «Забытый мир», как всегда, зазвучали привычные мелодии. Кантор вместе со своей группой выступал на сцене,
зарабатывая себе на хлеб и просто радуясь, что у него есть призвание в этой жизни. Вместо прежнего барабанщика вместе с ним сейчас играл его брат Инс. Похоже, брату всё-таки удалось научить его попадать в ритм. Они играли старые песни, и все в зале, забыв о невзгодах, тихо слушали их. Были здесь Айсис и Инвест, которые сумели восстановить отношения после давней ссоры, были Сурд и Инсигнис, спасшиеся три месяца назад благодаря Инди. И ещё здесь сидела мать Кантора и Инса Гемма. Именно отец Инсигнис спас её тогда, предупредив о надвигающейся опасности. Теперь все они держались вместе, стараясь поддерживать и не терять друг друга. К слову сказать, Кантор стал теперь гораздо более популярным, чем был. Он записал несколько песен и сумел на вырученные деньги обосноваться в более просторной квартире. Однако пока он не привык к новой жизни. Он по-прежнему думал о Розе. И об Инди. Ему очень хотелось как-то найти его и просто поговорить. Похоже, парень чувствовал, как тому было тяжело. Закончив петь свою песню «Она была так молода», ставшую хитом, Кантор встал со стула и сказал на весь зал:
   – А сейчас мы исполним новую песню. Я посвятил её своему другу, которого очень хочу однажды снова встретить.
И парень заиграл на своей «гитаре».
Среди людей встречая дни, Он новый край сумел познать И тех людей, ну, а они Решили вдаль его позвать.
Тот яркий день давно ушёл, Скрываясь в сумрачной дали, Его с собою долго вёл, Сжигая призраков любви.
Яркий свет, восход в тиши Осветил собой дома.
Вместе с ним в наш мир пришли Светлый день и доброта.
Мир разрушен, что теперь? Нет в округе никого, Кто открыл ему бы дверь Не оставив одного.
Быть человеком он хотел, Открывши душу для других Но стать счастливым не сумел. К чему слова, и голос стих.
Ушёл от нас он в никуда, Забыл чистейший яркий сон. Но, может быть, не навсегда, Когда-нибудь вернётся он.
Яркий свет, восход в тиши Осветил собой дома. Вместе с ним в наш мир пришли Светлый день и доброта.
Мир разрушен, что теперь? Нет в округе никого, Кто открыл ему бы дверь Не оставив одного...
   – Я и не думала, что мой сын может сочинять такое, – улыбнулась Сурду Гемма.
   – Да, песня хорошая, – добавил советник. – Плохо, что мне завтра на работу. Новый график куда хуже старого.
– Зато старые навыки тебе пригодились. И Инсигнис тоже.
   Сурд улыбнулся и поцеловал Гемме руку. Кантор же закончил выступление, после чего решил немного передохнуть. Айсис похлопала его по плечу и сказала:
   – А ты бы не мог спеть у нас на работе? Скоро будет праздник, и мы уже не можем никого найти.
   Кантор кивнул ей, после чего сел за стол. Клубни силисы и иомоп, как всегда, стояли рядом с его местом, и парень решил пока просто перекусить.
   – Интересно, что теперь будет с Инди? – грустно сказал он. – Наверное, мы ему теперь не нужны.
   – Поверь мне, – подошёл к парню Инс. – Он будет помнить нас. И когда-нибудь научится находить в воспоминаниях только хорошее. А этого было гораздо больше.
   Кантор согласился. Вечер подходил к концу, и красное солнце медленно заходило за горизонт, давая возможность звёздам двух сталкивающихся галактик снова осветить город Падающей Звезды.

***
   Каждому событию в нашей жизни, хотим мы этого или не хотим, суждено стать воспоминанием. Будут это радостные картины прошлого или горькие уроки, напоминающие о себе, решать не всегда нам. От человека зависит лишь собственное отношение к этим воспоминаниям. Одни пойдут дальше, взяв для себя лишь полезное, другие будут жить прошлым, не стремясь построить своё настоящее. Инди так и не сумел смириться с этим. Он остался в пустоте нашего мира наедине с событиями минувших дней. Пройдёт ещё много времени, прежде чем наступит тот день, когда он сможет вновь открыться людям. Помня о Розе, он найдёт тех, кто поможет ему вновь ощутить то, что он позабыл. И тогда он станет счастливым. А Страна Цветов навсегда останется в его душе.

 

 

 

 

 

Продолжение

Главы 6-10

 

ГЛАВА 6. ЛЕДЯНАЯ ВОДА
  

Несмотря на мороз и метель, в бассейне в этот день собралось много народа. Ведь сегодня был моний, восьмой день недели, который в любой месяц был выходным. Кроме жителей агломерации Северной Звезды здесь были и представители более дальних поселений, например, города Солнечного Ветра. И хотя соревнования были скорее районными, чем межгородскими, люди с интересом пришли посмотреть на спортсменов разных категорий. Вместе с Розой сюда явилась вся её семья, а также Кантор, Инс и их мать Гемма. Кантор первый подбежал к нашей школьнице и пожелал ей удачи.
   – «Интересно, придёт ли Инди?» – Роза всё ещё выискивала его среди болельщиков.
   Те м временем тренер Жорж проверял, всё ли готово для соревнований: он измерил температуру воды в бассейне, узнал, все ли из его подопечных пришли, и смотрел, чтобы никто из посторонних не мешал.
   Люди постепенно рассаживались на трибунах, Кантор тоже нашёл себе место, а наша школьница всё ещё настраивала себя на правильный лад. Затем к ней подошла подруга и, указав пальцем в сторону, сказала:
– Вон наши соперницы.
   Роза оглядела молодых девочек с ног до головы. На вид им было лет по четырнадцать, что и подтвердилось, когда она спросила это у тренера.
Да, плавать с теми, кто намного опытнее тебя, не слишком приятно. Однако школьница не успела расстроиться, так как к ней вовремя подошёл Инди.
– Как твоё настроение сегодня? – спросил он.
   Роза его увидела, и оно тотчас сменилось с грустного на радостное. Она улыбнулась и задорным голосом произнесла:
   – Как ты пришёл, стало лучше. Только вряд ли настроение мне поможет…
   – Хорошее настроение всегда помогает, – заметил путешественник. – Я буду болеть за тебя. Мне почему-то очень захотелось, чтобы ты выиграла этот заплыв.
   Роза посмеялась. Её друг всё больше и больше становился похожим на человека.
– Я такого за тобой раньше не замечала. Ладно, пожелай мне удачи!
   – Удачи, – улыбнулся Инди, но дальнейшую его речь оборвал тренер.
   – Так, посторонний! Прошу Вас уйти, у нас серьёзная подготовка, – и он жестом указал на трибуны.
   Странник помахал Розе рукой и последовал к остальным зрителям, а девочка осталась наедине со своим настроением и переживаниями. Когда же все, кто был приглашён, собрались на своих местах, соревнования открыл один из членов Логоса Старейшин. Невысокий и толстоватый человек лет сорока пяти, одетый в длинный пиджак с непонятным рисунком на спине, вышел к бассейну и прочитал небольшую вступительную речь, ничем не примечательную и совершенно обычную.
   – …благодаря спортивным мероприятиям нам удаётся воспитать в людях чувство долга, терпение и трудолюбие… такими темпами мы достигли больших высот в сферах воспитания и подготовки… – примерно такие обрывки фраз долетали до Инди.
   Всё остальное он не мог расслышать из-за шума. Закончив читать монолог, человек ушёл, и зазвучал гимн Страны Цветов. Инди, зная слова, снова стал подпевать, встав со своего места, но на этот раз делал он это гораздо тише. Когда всё закончилось, начались сами
соревнования. Сначала дистанцию проплыли опытные и практически взрослые спортсмены. Затем очередь дошла до ребят третьего разряда обучения. Те плыли не так быстро, как первые, но всё равно им удалось показать неплохие результаты. Роза долго ждала своей очереди. Ожидание мучило, и стало совсем страшно. Но вот было объявлено о заплыве команд детей из второго разряда обучения, и Роза встала на край бассейна. Она попробовала ногой воду и посмотрела в сторону зала. Похоже, кроме Инди, её семьи и семьи Кантора сюда пришла и учительница Розы, Хелен Голден. Она сидела в стороне от остальных и о чём-то переговаривалась с соседом. Решив, что подводить стольких людей было бы нехорошо, девочка настроила себя последний раз и стала готовиться к сигналу. Наконец он прозвучал, и, прыгнув в бассейн и разрезав толщу воды, она поплыла к противоположному краю. Часть соперниц остались позади, но некоторые всё ещё плыли рядом с ней. В основном это были девочки из южного округа, но среди них также присутствовали и её подруги. Достигнув стенки, Роза оттолкнулась и поплыла обратно. Тут она поняла, что начинает отставать. Пытаясь сократить дистанцию, она приложила максимум усилий, однако две соперницы всё ещё были впереди. После ещё одного толчка Роза поняла, что отстала. И хотя она шла третьей, в её планы никак не входила бронзовая медаль. Решив сделать всё возможное, чтобы победить, она стала плыть настолько быстро, насколько могла. Может быть, поэтому она не услышала звук взрыва, который раздался где-то за трибунами. Все люди неожиданно встали со своих мест и старались понять, что произошло. Шум возобновился, и неожиданно в бассейне резко похолодало. Роза отталкивалась последний раз, когда почувствовала, как вода начала стремительно охлаждаться. Это происходило настолько быстро, что по полу, где ещё стояли лужи, поползли корки льда. Наша героиня хотела достигнуть цели несмотря ни на что, но прозвучал сигнал о преждевременном окончании заплыва, и все, кто был в воде, поскорее поплыли к краю. Однако вода стала очень холодной, и это неожиданно повлияло на нашу школьницу – у неё свело правую ногу. Попытавшись выплыть на руках, она стала грести в сторону своих соперниц, но сильная боль не позволила ей это сделать. Розу потянуло на дно, и девочка ничего не могла с этим поделать. Другие спортсменки не заметили этого и уже были на кафельном полу, однако тренер понял, что что-то произошло. Наша героиня полностью погрузилась в воду и скрылась с головой. Сначала она хотела что-то сделать, но потом поняла, что тело её не слушается. Неужели она, спортсменка по плаванью, умрёт, утонув в воде? Все на трибунах также заметили неладное. Кантор неожиданно воскликнул:
– Это Роза, она тонет там!
   Но Роза его не слышала. На неё нахлынуло странное успокаивающее чувство. Всё тело свело, и она полностью расслабилась, закрыв глаза. Это было так необычно, ей не хотелось думать ни о чём. Неожиданно она услышала над собой всплеск воды. Подняв голову и открыв глаза, она увидела большой чёрный силуэт. Оказалось, это Инди, он схватил школьницу за руку и потянул наверх. Роза достигла поверхности за каких-то две секунды и, почувствовав воздух, вдохнула полной грудью. Инди убедился, что его подруга жива, и понёс её к остальным, а девочка, откашлявшись, вцепилась в его плечо, чтобы не сорваться обратно в воду.
   Как только герои оказались за бортиком, вода в нём начала стремительно покрываться льдом. Спустя минуту он уже полностью захватил бассейн, и водная толща стала промерзать вглубь.
   Роза ещё не могла прийти в себя. Оглядевшись вокруг, она увидела Инди и своих подруг, а затем встала на ноги, слегка шатаясь. Девочка до сих пор не понимала, что произошло.
   – Как такое могло случиться? – задал риторический вопрос Инку-рат Жоржез, глядя на корку льда.
   Часть людей с трибун уже собралась уходить, побежав в раздевалку за вещами, а вот знакомые Розы, включая её семью, подтянулись к тренеру. Первой к школьнице подбежала Виз Филионор.
   – Роза, с тобой всё в порядке? – спросила она, присев перед своей дочерью.
   – Да, мам, лучше и быть не может, – и Роза, ещё раз взглянув на своего спасителя, присела на пол.
   – Спасибо Вам огромное, что вытащили её. Если бы не Вы, то я даже не знаю, что могло бы случиться, – и отец девочки пожал нашему путешественнику руку.
   Кантор подошёл к своей однокласснице и, узнав, что всё хорошо, посмотрел в сторону заледеневшего бассейна. Затем он вытащил какой-то камушек из кармана и кинул его прямо на покрытую льдом поверхность. Однако камень так и не пробил её, звонко прокатившись по корке. Стало ещё холоднее. Тренер Розы проследил, чтобы все покинули бассейн, и понял наконец, что действительно случилось что-то крайне необычное. Он остался в здании, а все остальные вышли наружу.
– С тобой точно всё в порядке? – спросила Айсис у сестры.
   – Нет, – ответила Роза. – Вот если бы я получила золотую медаль, а потом уже всё замёрзло, было бы намного лучше!
Инди улыбнулся словам Розы.
   – Рад, что ты не потеряла доли оптимизма и юмора, – и он ещё раз посмотрел на здание бассейна, которое полностью покрылось льдом и снегом. – Жаль только это не поможет нам решить проблему.
   Роза хотела ему что-то ответить, но на полуслове её оборвал какой-то писк. Шёл он со стороны Инди, и герой понял, что его источником был тот самый прибор, который ему передали люди пару дней назад. Он достал этот мини-пейджер и нажал на нём кнопку (она там была самая большая и светилась красным светом, так что даже бабушка, никогда не видевшая электронику, запросто могла в нём разобраться). Тотчас послышался голос, принадлежавший, как вы уже догадались, Сурду Ро-латсу.
   – Вам в срочном порядке необходимо прибыть в Логос Старейшин. Думаю, с транспортом проблем не будет. У центрального входа будет стоять охрана, они проводят Вас ко мне. Необходимо прийти прямо сейчас!
   Розе новость вовсе не понравилась, в основном из-за интонации Сур-да. Но Инди просто улыбнулся ей и спросил:
– Та к как мне попасть в Логос?
   – Он находится в небе, прямо над нашей агломерацией. С центрального вокзала туда каждые пятнадцать минут отправляются летательные корабли. Просто проследи за одним и всё. И возвращайся поскорее, – и Роза взяла Инди за руку.
   То т кивнул в ответ и пошёл в сторону вокзала, использовав свою силу, чтобы вытащить руку из ладони девочки. Получилось так, будто она его и не держала. Ощущения при этом были довольно странными, как будто рука перестала быть материальной.
   На главном вокзале было много народа. Ещё бы, ведь совсем скоро начиналось заседание, и все стремились попасть на него. Наш герой просто дождался момента, когда наполнится один из кораблей, и взлетел в стороне от него. Тот, используя несколько двигателей, оторвался от земли и, сделав круг над вокзалом, направился в небо. Чтобы не потерять его в облаках, Инди подлетел поближе и прицепился к нему рукой, а корабль увеличил скорость и, пролетев через грозовой фронт, покинул облачную завесу. Впереди было только чистое голубое небо, но постепенно в нём стала различима небольшая жёлтая сверкающая точка. Она становилась всё ближе и ближе, и оказалось, что это уже не точка, а что-то вроде большого острова, целиком состоящего из золотых зданий. Словно большой замок из благородного металла, эта конструкция парила над городом вот уже триста лет, и здесь проходили самые важные политические события планеты. Высокая башня-маяк светилась красным светом, а различные электромагнитные сигналы не давали кораблям с континентов заблудиться. Судно, нёсшее нашего героя, бесшумно приземлилось на закрытой платформе, и Инди ступил на железный пол, чтобы осмотреться. Здесь было поистине величественно: золотые колонны чередовались с мраморными статуями, а множество кораблей, стоявших поодаль, говорило о большом значении этого места. Путешественник прошёл по большому крытому коридору и оказался под просторным куполом, где увидел несколько дорог, ведущих к разным зданиям. Люди здесь сновали кто куда, но Инди догадался, в какую сторону идти, и подошёл к самому большому из проёмов. Двери, достигавшие в высоту четырёх метров, были покрыты блестящей плёнкой, словно глазурью, и необычно отсвечивали в солнечном свете, контрастно чередующемся с лампами дневного света. Те были расположены в стенах коридоров и делали проходы ещё более яркими. Инди подошёл к двум охранникам, стоявшим перед этими дверьми, и те, похоже, узнав его, разрешили пройти внутрь. Один из них проследовал с нашим героем, и они оба оказались в огромном помещении, где колонн и статуй было ещё больше, чем снаружи.
   – Мне коротко рассказали о вас. Если честно, я не поверил ни слову, но нашим птицам высокого полёта виднее, так что… А здесь у нас большая стела-пирамида. Мы зовём её «Розетка», она установлена с тех пор, как наша главная золотая шахта обрушилась. В память о погибших. Их тогда очень много было…
   Инди посмотрел на большой постамент, напоминавший нефритовую пирамиду, разрезанную на четыре части. Из каждого кусочка в центр лилась вода, постепенно стекая в небольшие углубления в полу. На нескольких мраморных табличках рядом было написано много десятков фамилий и имён. Пройдя мимо, они дошли до стены с лифтами и вошли в первый попавшийся.
   – Мы поднимемся в Зал Согласия, через пять минут как раз заседание начнётся. Уж не знаю, зачем вас вызвали, но причина сегодняшнего сбора серьёзная. Всё-таки такого похолодания даже сам Сенек не помнит! А он у нас самый умудрённый в Логосе.
   Лифт бесшумно пронёсся по этажам, увозя нашего путешественника куда-то наверх. Та к как он был целиком прозрачный, Инди сумел увидеть то, что было снаружи. На паре уровней за компьютерами сидело множество человек, где-то были отдельные кабинеты, а на одном из этажей находилась комната технического обслуживания – множество труб и кабелей собирались в одном помещении, и люди пытались что-то с ними сделать. Что именно, было неясно.
   Наконец герои приехали на нужный уровень. Инди вышел первым и, пройдя по коридору, заметил, что он разветвляется на много более мелких проходов. Человек провёл его по одному из них, и они прошли в небольшую дверь. Как оказалось, она вела в большой зал, расположенный прямо под прозрачным стеклянным куполом. Это было невероятно просторное помещение, заполненное множеством кресел, расположенных вокруг центральной свободной части. Предназначенное сразу для пятисот человек, оно смотрелось довольно внушительно. По четырём сторонам от свободного участка располагались высоко поднятые ложи, где обычно находились места верховных лидеров Страны Цветов. Их всегда было хорошо видно, так что сразу становилось понятно, кто здесь главный. Когда почти все сиденья были заняты, послышалась музыка гимна, и все встали. Но продолжалась она недолго: как только мелодия закончилась, на свободный участок вышел человек в непонятной одежде и объявил о начале слушанья. Тут же в одной из лож произошло движение, и у постамента с микрофоном появился пожилой, но далеко не седой мужчина в зелёном костюме. Будучи одним из правителей агломерации Южного Цветка, этот человек, достав электронную книгу, зачитал оттуда несколько важных фактов.
   – В данный момент у нас такие данные… – голос у него был довольно терпкий, но всё же не такой прерывистый, как могло показаться на первый взгляд. – На экваторе температура понизилась на тридцать градусов. На полюсе так же. Теперь общая температура на планете составляет около двухсот семидесяти градусов. Что на три градуса ниже температуры плавления льда. Но самое странное, что около агломерации Северной Звезды температура упала на пятнадцати градусов ниже этой отметки. И не ясно, почему. Как будто что-то в её районе понижает температуру на всей территории.
   В соседней ложе также зашевелились. К микрофону подбежал мужчина в возрасте и заявил:
   – Это не имеет смысла. Мы не знаем ничего, что могло бы вот так понижать температуру. Учёные с архипелага Зори предполагают, что всему виной исчезновение тёплых течений.
   В этот момент право голоса попросил один из представителей Северной Звезды. А именно Сурд Ролатс.
   – Господа, у меня есть ещё одна важная новость. Вполне возможно, что она как-то прольёт свет на то, что происходит вокруг. Я уже отправил каждому из вас подробный отчёт на электронный носитель, – Сурд говорил спокойно и сдержанно, так, как будто он сам был правителем. Один из собравшихся неожиданно сказал:
   – Это глупости. Я даже дочитывать не стал. Как Вы, взрослый и образованный человек, могли поверить и внушать нам историю о каком-то пришельце!
   Сурд знал, что Инди в зале, поэтому просто попросил его выйти на открытый участок, что он и сделал. Все зашептались. В основном обсуждение перешло на разговоры по поводу странной одежды и оружия. Наконец, Инди сказал:
   – Та к это и есть Логос Старейшин, да? Я его именно так и представлял. Познакомиться бы с каждым из вас лично. Времени то у меня много, – и странник улыбнулся.
– Это он, ваш пришелец? – засмеялся кто-то из зала.
   Решив показать себя, Инди развёл руки в стороны и поднялся в воздух. Сделав круг над залом, он приземлился в одной из лож и подошёл к правителю в зелёном.
   – Я видел ваше фото в библиотеке. Правитель Инкуэтум Рогс? – и наш герой показал ему открытую ладонь.
   Мужчина сначала не знал, как реагировать, но потом решил сделать то же самое. Нет, не пролететь над залом, просто так же выставить свою руку. Инди ему кивнул и вернулся на своё место.
   – Это всё меняет! – сказал кто-то. – Если этот человек не из Страны Цветов, то нам нужно как следует разобраться в этом вопросе.
   – Пусть скажет, кто он, – мужчина лет сорока в красном костюме встал со своего места в передней ложе и осмотрел пришельца с ног до головы.
   Инди коротко рассказал о себе. О том, что он из Пустоты, что точно не знает, кто он, и что хочет узнать людей получше. Однако по виду некоторых правителей его слова не восприняли всерьёз.
   – Значит, Вы не хотите нам всего рассказывать, верно? – этот правитель всегда был подозрительным.
– Но я рассказал всё, что знаю, и у вас нет причин мне не доверять.
   – Та к же, как нет причин доверять, – заметил ещё один человек из ложи. – Скажите, когда вы прибыли к нам?
– На этой неделе, – спокойно ответил путешественник.
Все в зале снова зашептались. Человек в красном неожиданно сказал:
   – И вы, конечно же, скажете нам, что никак не связаны с теми изменениями климата, которые происходят?
   Тут Инди понял, к чему он клонит. Неужели его хотят обвинить в том, что сейчас происходит с погодой?
   – Я тут ни при чём, у меня нет силы изменять климат. Только летать и проходить сквозь стены.
Кто-то из зала попросил слово.
– Вы когда-нибудь до этого посещали обитаемые планеты?
Инди повертел головой в знак отрицания.
   – Тогда откуда вам знать, что это не ваша вина? Ведь вы сами сказали, что почти ничего о себе не знаете.
   Странник ещё раз осмотрел всех и увидел, что люди уже не так позитивно смотрят на него, как до этого. Похоже, он сам начал сомневаться в себе. А что, если то, о чём говорят эти правители, правда? Но этого человека прервал чей-то голос. Встав со своего места, к трибуне подошёл ещё один из правителей. Это был старый и седой мужчина семидесяти семи лет от роду, при ходьбе помогавший себе небольшой тростью. Он всё это время слушал разговоры своих коллег и теперь решил сам высказаться.
   – Господа, у нас нет причин обвинять гостя в наших бедах. Без доказательств нам ему нечего предъявить, – тут он обратился к нашему герою. – Скажите, Вы ведь тоже удивлены тому, что стало с погодой за эти дни, ведь так?
   – Да, я облетел несколько континентов и видел изменения. У меня есть друг, который чуть не погиб от этого. Если бы это была моя вина, я бы себе не простил, – Инди понял, что это его шанс оправдаться, и рассказал всё как есть.
   Правитель в красном, стоявший рядом, ещё хотел что-то сказать, но так и не решился. Ведь авторитет его коллеги был непререкаем.
   – Давайте лучше продолжим обсуждение проблемы изменения климата, ведь это гораздо важнее. А с нашим гостем мы ещё поговорим. Не будем его утомлять этими беседами, – и старый правитель сел обратно на своё место.
   Инди улыбнулся и ушёл в сторону дверей. Стоя там, он ещё немного послушал разговоры о том, что лучше всего сделать. Так, кто-то предлагал искусственным путём увеличить содержание парниковых газов в атмосфере. Но правитель и по совместительству учёный из левого сектора заметил, что это нарушило бы баланс в экосистемах.
– Баланс и так нарушен, – возразил ему ещё один из присутствующих.
   Решив провести полномасштабные исследования климата, состоящие из замеров всего, что только можно было измерить, люди объявили заседание закрытым и стали расходиться. Инди вышел в коридор, и охранник уже хотел отвести его к выходу, как на полпути их остановил тот самый старый правитель. Инди его увидел и поздоровался ещё раз.
   – Я никогда не встречал подобных людей. Мне можно называть Вас человеком? – старец улыбнулся и сделал пару шагов, опираясь на свою трость. – Собрание не дало мне возможности с Вами познакомиться. Меня зовут Сенек Византий. Я правитель агломерации Северной Звезды, один из трёх правителей, если точнее.
   – Меня зовут Инди. Индимион, если полностью, но лучше просто Инди.
Сенек улыбнулся нашему герою.
– Хорошее имя.
– Мне его только недавно дали, – Инди Сенек явно понравился.
То т сделал несколько шагов вперёд и предложил ему пройтись до выхода. По дороге старец хотел узнать поподробнее о том, кто наш герой и что ему конкретно нужно здесь.
– Значит, Вы никогда не встречали людей? – спросил Византий.
   – Жители этой планеты – первые разумные существа, которых я встретил.
   – Наличие разума ещё не говорит о наличии ума, – посмеялся Сенек. – Вы ведь облетели здесь много мест, насколько я понял. А не замечали ли Вы что-нибудь необычное?
Инди не очень понял, к чему клонит его собеседник, но тот пояснил.
   – Какие-нибудь погодные аномалии, пролетающие корабли, странных людей?
– Нет, вряд ли. Только фиолетовые молнии. А причём здесь люди?
   – Нет, ни при чём, я просто рассуждаю вслух. Всегда любил это делать, за что вечно получал от жены. Мне этого сейчас очень не хватает, – и Сенек задумался, посмотрев в потолок.
   Казалось, что на его губах заиграла едва заметная улыбка, но она тотчас исчезла.
   – Я сначала подумал, что меня обвинят во всех бедах, – посмеялся Инди. – Такое чувство, как будто люди готовы наброситься на любого, кто отличается от них.
   – Не вини людей в этом. Всем хочется, чтобы другие были похожи на них. Но никто не задумывается, что жить в обществе, где все одинаковые, станет невыносимо. Эх, ладно, мне пора, – старец указал тростью в сторону окна. – В том небольшом здании находится мой кабинет, я там почти всегда. Десятый этаж, комната восьмая. Если что, можешь как-нибудь заглянуть.
   Они попрощались, и Инди пошёл наружу. Люди вокруг бежали по своим делам, следуя к кораблям и возвращаясь обратно на поверхность планеты. Было так странно всё это наблюдать. Сначала тебе кажется, что ты уникален. Что твоя жизнь – главная во всей этой Вселенной. Но потом ты смотришь на эти сотни человек и понимаешь, что у каждого из них своя судьба, свой собственный мир. И жизнь каждого индивидуальна. У них своя семья, друзья, прошлое. Отчасти похожее на остальных, но всё же другое. Каждый считает себя особенным. И это заставляет задуматься.
   Инди ещё немного постоял на широкой искусственной улице и направился к шлюзу. Он не видел, но кое-кто проводил его долгим взглядом. Это был отец Инсигнис, который решил во что бы то ни стало самостоятельно разобраться с проблемой по поводу пришельца. А на поверхности стало ещё холоднее. Роза впопыхах вернулась домой, где приняла горячий душ и завернулась в одеяло, а её мама решила приготовить дочери что-нибудь в духовке. Поэтому они не заметили, как в дом зашёл наш путешественник. Он подошёл к Розе и сел рядом, отчего та подскочила от неожиданности.
   – Не пугай меня так, – сказала девочка. – Теперь ты можешь стучаться в дверь, все тебя знают.
– Мне так привычнее, – улыбнулся парень. – Ты согрелась?
   Роза ничего не ответила, только взяла руку Инди в свою. Он сразу почувствовал тепло её ладони и убедился, что девочке вовсе не холодно.
   – А ты как? Что там было, в Логосе? Я там никогда не была, только видела по экрану их заседания. Как там? – школьнице не терпелось узнать, что произошло в небе.
   Инди стал монотонно рассказывать ей про события наверху и его знакомство с Сенеком.
   – Ты познакомился с ним? Это же старейший из правителей нашей планеты, его ещё моя бабушка знала! Только вот мне кажется, что ничего они с погодой не сделают… – девочка опустила голову и посмотрела на ботинки своего друга.
   Похожие на полусапоги-полутуфли, они удачно вписывались в общий костюм и были такими же чёрными.
   – Как бы то ни было, я хочу помочь остальным разобраться в этом вопросе! – и Инди встал с дивана. – Та м говорили, что агломерация Северной Звезды – сейчас самое холодное место на планете. Этому должна быть причина!
– И что ты предлагаешь? – оживилась его собеседница.
– Можно провести своё собственное расследование и всё разузнать!!!
   Инди, похоже, был в ударе. Роза тоже встала со своего места и сбросила одеяло.
   – Как в старых стереофильмах? Я согласна, только с чего начать? Полетаем над городом?
   – Нет, для начала… даже не знаю… – Инди задумался, пытаясь решить, с чего ему начать расследование.
Наконец, он сказал:
   – Для начала мы отправимся в бассейн и всё там проверим. Вдруг найдём что-нибудь подозрительное. Вперёд, одевайся.
   Пока наш герой ждал Розу на улице, сама девочка постаралась прокрасться мимо родителей и нацепить на себя что-нибудь тёплое. Ей повезло: мать была занята в кухне-гостиной и не заметила ничего подозрительного. Добраться до бассейна не составило труда, однако погода становилась действительно невыносимой. Температура уже опустилась до минус двадцати градусов ниже отметки замерзания воды, а мощный ветер гнал валы снега в разные стороны. На удивление, транспорт ещё ходил, и герои добрались до места довольно быстро. Там, у главных дверей, стояло несколько охранников, поэтому Роза провела Инди к служебному входу. Но им не очень повезло в этот раз: их заметили.
   – Роза? Что ты здесь делаешь? Ты должна быть дома! – раздался до боли знакомый голос из-за спины.
   Принадлежавший сестре Айсис, он мог нарушить все планы, поэтому девочка быстро прокрутила в своей голове множество вариантов и быстро ответила:
– Я забыла здесь свою электронную книгу, мы вернулись за ней.
   Айсис недоверчиво посмотрела на Инди, пытаясь понять, почему он всё время таскается за её сестрой, но, решив не вдаваться в подробности, она просто встала рядом с ними. Со второй попытки у парня получилось открыть дверь, и они оказались внутри. Стены и пол здесь покрылись льдом, так что идти было довольно сложно. Роза и Айсис то и дело поскальзывались, пытаясь удержаться на ногах. В итоге девочка взялась за Инди, чтобы не упасть.
   За коридором находился главный зал с замёрзшей водой, и герои остановились, чтобы осмотреться.
   – Посмотри, какие наверху сосульки! А что если одна из них упадёт на нас? – Розе эти ледяные сталактиты не пришлись по душе.
   Как бы подтверждая её слова, с потолка вниз полетело несколько снежных комков. Упав рядом с Инди, они засыпали ему правую ступню, так что путешественнику пришлось слегка её отряхнуть. Странное чувство внушало ему это помещение. Только что здесь царили борьба и жизнь, а теперь оно как будто умерло. Однако кажущееся спокойствие нарушил чей-то голос, послышавшийся со стороны раздевалки.
   – Вы слышали? – Айсис первая уловила этот шум. – Кто это может быть?
   – Вместо того, чтобы гадать, давайте посмотрим, – и Инди отправился к двери.
   За ней в раздевалке, словно призрак, сидела чья-то фигура. Инди и Айсис удивились тому, что здесь, в холоде, ещё кто-то остался. Но Роза сразу узнала своего тренера.
   – Жорж, это я. Вы решили не уходить? – Роза подошла к своему наставнику и встала прямо перед ним.
   – А, Роза, моя любимая ученица! Как я рад тебя видеть! Дай я тебе пожму руку! – Инкурат для того, кто только что пережил резкое похолодание, выглядел довольно весёлым.
– Вы лучше скажите, удалось ли выяснить причину промерзания воды?
Но тренер только отмахнулся и сказал:
   – Причина? Да какая разница! Бассейна теперь нет! И скоро не будет и всего остального! Надо радоваться тому, что у нас осталось! – язык Жоржа заплетался, и он то и дело съезжал со своей скамьи.
   – Что с Вами, я Вас таким никогда не видела! Может, Вам плохо? – Розе вид тренера не понравился.
   – Мне? – указал тренер на себя пальцем. – Мне хорошо. И вам будет хорошо, нам всем будет хорошо.
   С этими словами он достал небольшую бутылочку и глотнул оттуда полупрозрачную мутную жидкость. Тут до Айсис дошло.
   – Это что, алкоголь? Вы с ума сошли! – сказала девушка и попыталась отнять бутылку, но тренер быстро убрал её за спину.
– Что такое алкоголь? – спросил ещё не всё знающий Инди.
   – Это такой напиток, который влияет на человека, погружая его в состояние эйфории и опьянения. Он уже сто пятьдесят лет запрещён в Стране Цветов. В любых его вариациях, – и Айсис, устав возиться с Жоржем, села на соседнюю скамью.
– Откуда он у Вас? – Розу тоже интересовал этот вопрос.
   Жорж улыбнулся и приставил палец к своим губам, пытаясь показать, что это секрет. Но потом он проговорился:
   – Всё легко и просто… Я сам всё делаю, очень легко. Силиса есть везде, прекрасное растение. Что бы я без него делал!

   – Но Вас могут привлечь к ответственности, если узнают! – Айсис никак не могла поверить в происходящее. – Это незаконно.
   – Пока никто не жаловался, – и тренер снова глотнул из бутылки. – Ты же не расскажешь, так? Да и какая разница! Всё равно мы скоро замёрзнем! Надо праздновать конец света!
   Инди впервые видел человека в таком состоянии. И оно ему вовсе не понравилось. «Хорошо, – подумал он, – что Роза не принимает этот алкоголь». Айсис долго смотрела на это действо и наконец не выдержала и отняла у тренера его бутыль. То т стал возмущаться, но она ему быстро сказала:
   – Лучше расскажите, что могло так быстро здесь всё заморозить! Хотя... Вы сейчас всё равно ничего не сможете ответить.
   Жоржа эти слова оскорбили. Он попытался встать, но, видимо, не смог, поэтому просто выпрямился.
   – Девушка, Вы меня обижаете. Я заслуженный спортсмен и к тому же прекрасно разбираюсь в технике. И вообще, кто Вы такая, чтобы со мной так разговаривать?! Э… просто в систему обогрева попал какой-то мощный разряд чего-то там. Она пробита. И тепло резко рассеялось. Вот и всего делов….
   – Надо нам самим всё посмотреть, – и Роза подошла к тренеру. – В таком виде Вам нельзя появляться на людях. Но здесь Вы можете замёрзнуть. Вот, возьмите мой плед.
   Девочка сняла с себя покрывало и накрыла им тренера. То т похлопал её по плечу и лёг на скамью, начав рассматривать структуру пледа. Те м временем Инди вышел из комнаты и направился в техническое помещение. Однако надежда что-то найти быстро рассеялась – все аппараты здесь были покрыты инеем, и разглядеть, а тем более найти что-то было практически невозможно.
   – Какой кошмар, а если это случится с моим домом? – Роза вдруг осознала всю опасность ситуации с похолоданием.
   – Будем надеяться, нам удастся что-то найти и разузнать. Возвращаемся, здесь всё равно ничего не найти, – путешественник вышел обратно в главный зал и направился к выходу.
По дороге домой Айсис ещё долгое время думала о произошедшем.
   – Никогда не понимала таких людей. Пить эту гадость в то время, как наш мир стоит на пороге гибели!
   – Теперь я понимаю, почему он пропускал занятия столько времени, – и Розе стало не по себе. – Мы проходили про это в академии. Это же разрушает организм. А в больших дозах вызывает зависимость.
   – Он не был похож на несчастного, – заметил Инди. – Но не думаю, что это хорошо, раз вы так говорите.
   Айсис посмотрела в окно монорельсового поезда и ещё раз потрогала бутыль, лежавшую у неё за пазухой.
   – Некоторым проще забыться, чем решать проблемы. Они считают, что так легче укрыться от суровой реальности. А на самом деле так эта реальность ещё больше разрушает их.
   Роза закивала в ответ и положила свою голову на плечо Инди. Айсис это заметила, но что-то говорить не стала. Странник же посмотрел сначала на неё, потом на свою подругу и спросил:
   – Вы ведь сёстры, так? Я читал про родственные связи между людьми. Для меня это так необычно.
   – Вы странный. Не хочу показаться грубой, но Вы ведёте себя так, будто родились неделю назад. Хотя, наверное, тому есть свои причины.
   Инди посмотрел на Айсис ещё раз. Почему бы не рассказать ей всё? Но нашему герою уже надоело всё объяснять. Зато ещё кое-что его заинтересовало.
   – Вы сёстры, а почему-то мало похожи друг на друга. У вас черты лица разные. И цвет волос.
   Айсис ничего не ответила. Выглядело так, будто она совсем не ожидала этих слов. Посмотрев на Розу, которая уже закрыла глаза и, наверное, заснула, девушка сказала единственную фразу:
– Духовная близость важнее родственных связей, поверьте.

ГЛАВА 7. РАССЛЕДОВАНИЕ
  

В этот момент поезд подошел к нужной остановке. Инди легонько разбудил Розу, и они втроём вышли на улицу. Без пледа идти Розе было тяжелее, но, благо, дорога была не такой длинной. Дома всех встретила Виз Филионор.
   – Роза, как ты могла уйти! Я уже приготовила тебе обед! И я тебя не отпускала, – женщина и правда в этот момент ставила поднос с едой на стол.
   Увидев Инди, она тотчас оживилась и поздоровалась, а затем пригласила его также пройти за стол.
   – Спасибо, но я не хочу есть, – путешественника сейчас волновали другие вопросы.
   – Ничего, просто попробуете вкус моего блюда, и всё. Я добавила туда стебли лотоса, – Виз хотела угодить недавнему спасителю её дочери.
– Но я не… – попытался выкрутиться Инди.
– Никаких но, садитесь и угощайтесь, Вы наш гость.
   Герою ничего не оставалось, кроме как сесть за стол. Ему на тарелку положили небольшую порцию какого-то овоща с приправой из кактуса и лотоса и поставили стакан иомопа. Роза настороженно решила посмотреть на то, что сейчас будет, и села рядом. Когда пришёл отец девочки
Лорк, Инди понял, что выкрутиться у него не получится. Он неловко взял с помощью острой золотой палочки с двумя иголками кусочек овоща и, помедлив немного, положил его в рот. Ощущения показались ему несколько странными, но он не придал этому значения и, проглотив всё, что разжевал, решил попробовать ещё. Роза с удивлением поняла, что её друг всё-таки может есть, и предложила ему иомоп. Конечно, прекрасно зная, что вкус у него очень неприятный. Однако и этот напиток пришёлся страннику по душе. Он спокойно выпил весь стакан и поставил пустую ёмкость на стол, не поморщившись.
– Тебе это понравилось?! – спросила школьница.
– Неплохо. Странное чувство.
   – Вот видишь, Роза, – заметила мать девочки. – А тебе не нравится. Бери пример с нашего гостя. Кстати, а как Вас зовут?
– Инди, – сказал путешественник.
   Виз кивнула и представила остальных членов семьи. Пока все ели, она коротко рассказала о себе и своей профессии. Под конец обеда она высказала собственное мнение о похолодании, в котором назвала причиной оледенения падение светимости солнца. На что Лорк заметил, что, скорее всего, всему виной пятна на солнце. Когда все поели, родители ушли мыть посуду, а Айсис побежала в комнату, чтобы спрятать напиток тренера.
   – Жаль, что мы не сыщики, – тяжело вздохнула девочка. – В бассейне ничего не разузнали, только ещё больше запутались. Нам надо дать медаль за глупость.
Тут же она посмотрела на друга и поправилась:
   – Ну, не нам, а мне. Ты же ещё во многом не разбираешься. А я живу уже почти пять лет. По нашему летоисчислению, конечно. У меня через несколько дней даже День рождения будет. Было бы здорово его отметить вместе, кстати, – и Роза помахала руками, чтобы отвлечь собеседника от раздумий.
   – Я просто думаю над словами Сенека. Он сказал искать всё подозрительное и странное. Мне даже показалось, что у него есть свои собственные мысли по поводу всего, – странник встал с дивана и сделал круг по комнате.
   – Ну, кроме сегодняшнего происшествия я ничего странного не замечала, а ты?
   Инди прошёл вокруг стола и дивана и облокотился на стенку. Постучав легонько головой по полке, он снова задумался.
   – Для меня, по сути, всё странно. Но если серьёзно, то я тоже ничего не заметил. Помню фиолетовые молнии, помню цветы индимионы в лесу, но в них нет ничего необычного. Люди тоже как люди. Ваш директор странный, Сурд Ролатс тоже необычный. Твоя мама интересная, Инсигнис определённо экстравагантная. Эх, ничего в голову не приходит…
   Роза встала с дивана и прошла по комнате, но ничего так и не придумала. Путешественник сделал ещё круг и сказал:
   – Помню одного прохожего, который принял меня за местного. Тоже необычный.
– Да? Когда это было? – Розу заинтересовала эта мысль.
   – Не так давно. Я ещё подумал, что он сам не местный. И был одет не так, как остальные.
– А где это было? – спросила школьница.
   Инди рассказал ей о подворотне около дома Кантора, и Роза ещё больше впала в раздумья.
   – Давай посмотрим на это место. Вдруг что найдём. Заодно повидаем Кантора.
   Парень согласился и пошёл к входной двери. Когда Роза нацепила на себя плед потеплее, он уже прошёл сквозь дверь, так что ей пришлось поторопиться. Увы, Айсис вернулась обратно на первый этаж слишком поздно, так что составить компанию героям у неё не получилось.
   Инди и Роза доехали до дома семьи Волкс и постучались в дверь. Им открыл Инс, который сразу же позвал брата. Кантор был рад видеть Розу как никогда, поэтому сразу же предложил ей сесть и чего-нибудь перекусить.
   – Спасибо, но мы только что поели, – и Роза выглянула в коридор, чтобы проверить, не стоит ли его мать где-то неподалёку. – Мы хотим посетить одно место, пойдёшь с нами?
– Какое место? – насторожено спросил мальчик.
– Подворотню, – сказал Инди. – Может, что-то там найдём.
   Кантор ничего не ответил, только сбегал за курткой. Инс тоже хотел пойти с ними, но брат попросил его на этот раз остаться дома, так как не хотел, чтобы он выкинул какой-нибудь фокус. Они покинули тёплую комнату и отправились в тот самый закоулок, где наш путешественник пару дней назад встретил необычного прохожего. Но в самом закутке не было ничего странного: это был обыкновенный тупик, где стояло несколько бочек с химическим удобрением и находился какой-то чёрный ход, возможно, ведущий куда-то в подвал. Но Инди было не остановить. Ведь кроме этого места цепляться было не за что. Он подошёл к двери и попытался её открыть, но у него, увы, это не получилось.
   – Почему бы тебе не пройти внутрь и не отпереть её оттуда? – предложила Роза.
   Инди кивнул. Похоже, догадливость его на время покинула. Не задумываясь, он проскочил через металл так быстро, как только смог, и оказался внутри. Темнота сразу пресекла любую попытку что-либо увидеть, но наш герой не растерялся и, нащупав засов на внутренней стороне дверцы, открыл её. Свет тотчас проник в помещение, и оно оказалось узким проходом с лестницей, ведущей куда-то вниз. Инди пошёл первым, прямо вниз, а за ним остальные. Подвал, куда они спустились, был заставлен разнообразными коробками и ящиками, а вдалеке стояли три компьютера. Кантор тотчас полез в одну из коробок и обнаружил там мотки проводов и проволоки, а Роза просто осмотрелась, чтобы понять, есть тут кто-то или нет. Затем все переключились на компьютеры. Обнаружив, что они включены, Инди попытался открыть какой-нибудь файл, но все они представляли собой наборы цифр с какими-то странными схемами, так что разобраться в них так и не удалось.
   – Зачем это всё? – как бы риторически, не ожидая ответа, спросила школьница.
   Путешественник не ответил ей, начав рассматривать то, что лежало на столе. Здесь было несколько обрывков проводов, какие-то непонятные детали и небольшой металлический диск. «Интересно, что на
нём?» – заинтересовался парень. Но его мысли оборвал звук чьих-то шагов, послышавшийся с соседней лестницы. Впопыхах парень прихватил диск и положил его себе в карман, а затем развернулся к остальным.
– Кто-то идёт! – оживился Кантор.
   Но времени бежать на выход уже не оставалось, и тогда Инди предложил всем спрятаться за ящиками. Дети присели на корточки, заслонившись пластмассовыми коробками, а путешественник накрыл их и себя плащом, чтобы никто не увидел героев. Те м временем в помещение вошли двое. И, что самое удивительное, герои узнали их обоих! Один из них был тем самым невысоким и толстоватым членом Логоса Старейшин, открывавшим соревнования в бассейне, а второй оказался не кем иным, как отцом Инсигнис! Они встали около крайнего компьютера, и Сурд Ролатс присел на сиденье.
   – Дела идут слишком плохо, – начал Сурд. – И я не могу больше скрывать правду. Скоро нас всех начнут проверять, и что-нибудь точно всплывёт. Тебе необходимо покинуть эту планету как можно скорее.
Но мужчину его слова не смутили.
   – Я буду надеяться на твою помощь. Всё-таки мне удавалось скрываться долгое время лишь благодаря тебе.
   Человек провёл глазами по столу, и тут его взгляд остановился на пустом месте рядом с металлической деталью.
– А где диск?
   – Какой диск? – Сурда сейчас не волновали какие-то диски, он думал о другом.
   – Диск… с документами для Логоса. Та м секретные данные. Я оставил его здесь!
   Он провёл руками по поверхности стола и, не обнаружив там ничего нужного, стал искать его у других компьютеров. Но и там диска не было. Тогда он перешёл на обширный поиск и уже дошёл до коробок, за которыми стояли Инди, Роза и Кантор, когда отец Инсигнис его окликнул.
   – У меня нет времени ждать, пока ты найдёшь свои вещи. Меня ждут в районном центре №8. Я постараюсь тебе помочь, чем смогу. Открой мне дверь.
   То т отошёл от коробок, и двое мужчин поднялись обратно по лестнице.
   – Розы южных лесов, они чуть нас не нашли, – и школьница вздохнула с облегчением.
   – Да ладно, они безоружны, а у Инди есть меч. Мы бы всё равно победили! – у Кантора были свои мысли по этому поводу.
   – Как бы то ни было, надо уходить, – Инди указал всем на выход. – Пока ещё кто-то не пришёл.
   Дети поспешили к выходу, и уже через минуту все были дома у Кантора. Произошедшее не дало им ни одного ответа, только добавило вопросов. Что делали два члена Логоса Старейшин в странном подвале? И какую правду скрывал отец Инсигнис?
   – Я думаю, они замешаны в преступлениях, – наконец включился Кантор.
   – Каких? – Роза старалась быть реалисткой.
   – Разных. Может, убили кого. Или алкоголем торгуют.
Инди достал из кармана диск и показал его остальным.
   – Думаю, это как-то прольёт свет на то, что мы узнали.
   Роза быстро забрала диск из рук своего друга и побежала к компьютеру, чтобы узнать, что на нём записано. Братья Волкс и Инди подошли к экрану, чтобы первыми узнать правду, но сообщение не вселило в них надежду.
   «Электронный носитель закодирован», – именно такую надпись они увидели там.
   – И что дальше? – Кантору не терпелось хоть что-то узнать.
Инди сделал круг по комнате. Наконец ему пришла идея.
   – Сурд же отец Инсигнис? Пусть она что-то у него узнает. Может, он ей как-то объяснит происходящее.
Розе идея не пришлась по душе.
   – Нет, он ей не расскажет. Он из тех людей, которые не делятся своими секретами. Да и Инсигнис не станет нам помогать.
   – А что нам терять? Давайте попробуем? А? – и Инди сел в кресло.
Школьница сначала не хотела ничего отвечать, но потом передумала.
   – Ладно, попытаться можно. Да, Кантор? Поговорим с ней, расскажем всё. Главное, чтобы она нас не выдала.
   Инди со словами «Решено» достал диск из процессора и положил его в карман. Решив ещё немного посмотреть на планету и поискать что-нибудь необычное, он проводил Розу до дома и отправился в полёт, а девочке неожиданно захотелось что-нибудь поесть, что она и сделала, открыв мешок с углеводными кубиками. За поздним ужином её застала мать, которая хотела обсудить с ней одну небольшую проблему.
   – Роза, мы с отцом подумали сегодня. Знаешь, сейчас тяжёлое время, учитывая то, как меняется климат. К тому же у нас и с работой трудности, ведь многие саженцы замерзают при такой погоде. Та к что мы решили отложить твой День рождения на неопределённый срок. Думаю, ты меня поймёшь, – сказав это, Виз Филионор тоже взяла один кубик из мешочка и съела его.
   Розу новость просто шокировала. Она так надеялась хоть как-то отвлечься от проблем и забыться, а теперь это становилось невозможным. Девочка даже не сразу решила, что ей сделать. Сначала она хотела устроить скандал, но потом просто молча встала и побежала в свою комнату, не сказав ни слова.
   Это было неприятно. Но в глубине души она понимала, что последняя неделя и правда стала для Страны Цветов очень тяжёлой. Роза хотела сейчас поговорить с кем-нибудь, кто бы её понял, но, увы, рядом никого не было. Мысли путались ещё и от недосыпания, поэтому она просто легла на кровать и моментально заснула, даже не сняв с себя одежду.
***
   Несмотря на погоду, занятия в академии никто так и не отменил. Директор Энлект Филпс всегда считал получение знаний обязательной частью детской жизни, поэтому старался, чтобы во всём был порядок. Однако мало кто из учеников разделял его позицию. Вот и Роза сегодня шла в свой класс с большой неохотой. Учитывая то, что было
вчера, ей сейчас меньше всего хотелось учиться. Правда, она помнила об обещании поговорить со своей одноклассницей, поэтому пришла в класс пораньше. Инсигнис в это время стояла около большого зеркала, расположенного рядом со шкафом, и приводила себя в порядок после прогулки на морозе. Роза увидела её и, повесив вещи на свой стул, подошла к рыжей девочке, окликнув её. Однако Инсигнис сделала вид, что не замечает нашу героиню, поэтому ей пришлось подойти вплотную.
   – Инсигнис, ты меня не слышишь? – Роза с неохотой заговорила с этой девчонкой.
   – Ты пришла извиниться или как? – немного пафосно сказала одноклассница.
   – Или как. Я хотела с тобой поговорить. Точнее, чтобы ты поговорила со своим отцом.
«Что за ерунду она несёт?», – подумала Инсигнис.
   – Если тебе что-то от него нужно, поговори с ним сама. Я не посредник. И учти, он не помогает бедным и оборванцам…
   Одноклассница пошла в сторону своей парты, а Роза стала думать, что ещё можно предпринять. Инсигнис совсем ей не нравилась, и разговаривать с ней было довольно неприятным занятием, но девочка себя пересилила.
   – Просто я хотела узнать, не замечала ли ты что-то странное в его поведении? Какие-нибудь тайные уходы из дома, секретные файлы? Что-то вроде этого.
   – Ты сама себя слышишь? Я что, шпион, чтобы за ним следить? В любом случае, ведёт он себя так, как и должен каждый уважающий себя человек, – и Инсигнис отвернулась от Розы.
   «Да, особенно в отношении внимания к своей дочери», – подумалось нашей школьнице. Как бы то ни было, а с Инсигнис так и не удалось поговорить. Роза решила больше не связываться с ней и села за свою парту. Как только начался первый урок, Хелен Голден обрадовала школьницу тем, что смогла достать её рюкзак из мусорного контейнера. Учительница передала его Розе, и школьница проверила, все ли вещи на месте. Да, там ничего не пропало, однако сам рюкзак странно попахивал, так что Роза решила его постирать, как только вернётся домой.
   – Надеюсь, после вчерашнего ты себя чувствуешь лучше? – спросила женщина.
– Да, спасибо, всё в порядке, – ответила девочка.
   – Мадам Голден, а как же я? Она ведь разломала мою электронную книгу! – Инсигнис не могла поверить, что её однокласснице всё сойдёт с рук.
   – Я помню, Инсигнис. Я сама сегодня навещу родителей Розы и поговорю с ними, – последняя новость вызвала у нашей героини лишь отрицательные эмоции. – А пока я дам тебе свою книгу. В ней тот же материал, что и у тебя. Только я заблокировала все ответы на вопросы.
   Хелен передала свою довольно поцарапанную электронную книгу девочке и села за свой учительский стол.
   – Так, сегодня на первом уроке у нас доклад по океанам. Отвечают Роза и Кантор.
   Кантор тотчас встрепенулся, так как совсем забыл о задании. Впрочем, Роза тоже. Но они ведь что-то готовили до этого, ведь так? Та к что Роза, выйдя из-за парты вместе со своим другом, подключила книгу к электронному экрану, и сразу открыла несколько файлов с презентацией фотографий и микроданных.
   – Я расскажу о цветных колониях, а ты о рыбах-неройрах, которые уже вымерли, – прошептала Роза Кантору.
   В общем, Роза рассказала всё достаточно хорошо. Она упомянула про глубоководные колонии бактерий, рассказала много интересного про колонии разноцветных микроорганизмов у поверхности и упомянула про вымершую фауну островов. А вот Кантор, пару раз запнувшись, на середине выступления вовсе потерял свою мысль. Но картинки на экране помогли ему выправить ситуацию, и он сумел рассказать свою часть темы. Под конец он даже добавил информацию о том, что скоро океаны покроются льдом, как и реки, и жизнь в Стране Цветов прекратиться, что, конечно, не пришлось по душе мадам Хелен. В итоге она поставила Розе класс восемь, а Кантору класс шесть, и все остались довольны.
После трёх следующих уроков Роза ещё немного подумала и убедила себя снова поговорить с одноклассницей. Она как раз складывала вещи в сумку, однако уходить пока не собиралась, так как ждала няню.
   – Может, ты всё-таки меня выслушаешь? Мы вчера нашли странный подвал и видели там…
   – Хватит, пока ты не возместишь мне ущерб, я и слова тебе не скажу, ясно! – и Инсигнис снова пошла к зеркалу.
   – Всё, с меня хватит, я сделала всё, что могла! – с этими словами Роза вышла в коридор и отправилась на улицу.
   Снег в этот момент временно перестал идти, и девочка решила, что на сегодня расспросов достаточно. Она пошла в сторону вокзала, но захотела срезать и пройти через небольшой дворик. Именно там она заметила, как за ней, начиная от академии, пошли два человека в странной одежде. Роза попыталась от них оторваться, но стоило ей ускорить шаг, как они сделали то же самое. Обернувшись, она беглым взглядом посмотрела на незнакомцев и решила как можно скорее достигнуть вокзала. Но не тут-то было. Побежав к выходу из дворика, она поскользнулась на льду и упала. Конечно же, она успела подняться, но один из мужчин схватил её за руку и жестом показал, чтобы она не произносила ни слова. Однако Роза была не из робких: она тотчас закричала, чтобы позвать кого-то на помощь, и попыталась вырваться.
   К счастью или нет, голос Розы услышал Кантор. Он подбежал к ним поближе и, увидев незнакомцев, впал в ступор. Что можно сделать в такой ситуации, если ты простой ребёнок? Но он не мог просто так уйти отсюда, ведь в опасности был не кто-либо, а Роза. Тогда он бросился к тому, кто схватил девочку, и пнул его в ногу. От неожиданности человек разжал руку, и Роза, осознав, что стала свободна, побежала в сторону улицы. Кантор пытался догнать её, как только мог, но странных парней нельзя было так просто остановить. После нескольких попыток убедить детей сдаться послышался выстрел. Да, такой, какой обычно бывает, когда стреляют из огнестрельного оружия. Но Кантор и Роза никогда не слышали подобного, поэтому не придали этому значения, что, кстати, помогло им. Они пробежали по улице и направились к академии, но как назло вокруг не было ни одного человека. Похоже, похолодание сыграло с ними злую шутку. Спустя пять секунд впереди у ворот показался человек. Роза подбежала к нему и, узнав в незнакомце директора, попросила у него помощи.
   – Что случилось? – спросил он и тут же увидел двоих, бежавших за детьми.
– Эти дети должны пойти с нами! – сказал один из незнакомцев.
   – Вряд ли я вам это позволю, – ответил Энлект, встав между учениками и мужчинами.
   Те , не ожидав такого поворота событий, попытались пройти мимо, но глава академии подножкой ловко сбил с ног одного, и попытался остановить второго. То т уже достал оружие, выглядевшее как необычный земной пистолет, только медного цвета, и пригрозил директору не вмешиваться.
   – Я отвечаю за безопасность своих учеников, так что ты выбрал неподходящую мишень, – Энлект был настроен решительно.
   Однако первый из нападавших встал на ноги и ударил директора рукояткой пистолета по шее, отчего тот моментально потерял сознание.
– Что вам от нас надо?! – Розе обстоятельства совсем не нравились.
   – Просто пройдите с нами, и всё! – и первый, направив на девочку оружие, велел ей идти вперёд. Неожиданно он почувствовал чьё-то прикосновение на своём плече. Обернувшись, он увидел ещё одного свидетеля. На этот раз им был Инди.
   – Осторожно, они вооружены! – крикнула ему Роза, отойдя чуть подальше.
Инди сам уже заметил пистолеты в руках незнакомцев.
   – Огнестрельное оружие? Я читал, что такие бывают только в Стране Свободы. Значит, вы оттуда?
   – Не твоего ума дела, парень. Просто отдай диск, и всё! – сказал второй и тоже нацелил оружие на путешественника.
   – А, диск! Теперь понятно, что вам надо! А я то начал гадать… Диск у меня в кармане, только я вам его не отдам, пока не скажете, что на нём! – и Инди упер руки в боки.
   Один из нападавших, решив больше не выслушивать глупые, как он считал, речи, просто попытался схватить нашего героя. Но тот ловко увернулся и, сделав подножку, заставил его упасть. Конечно, этот приём ему только что показал директор Энлект. Ведь сам Инди драться не умел.
   – С меня довольно, – сказал второй и сделал пару выстрелов в сторону путешественника.
   Тотчас его лицо сменилось выражением крайнего удивления, ведь пули, попавшие в Инди, просто застыли на его одежде, а потом упали на дорогу. Незнакомец поглядел на свой пистолет, чтобы проверить, действительно ли он боевой, и снова взглянул на Инди. Но было поздно: наш герой выхватил у него оружие, затем забрал второе у его упавшего коллеги и направил обе «пушки» на каждого из них.
   – А теперь рассказывайте, кто вы такие, – пародируя актёра, игравшего Компунктуса, сказал он.
   – Бежим отсюда! – первый поднялся со снега и бросился в подворотню.
   Второй, решив не связываться с нашим героем, также побежал за ним. Инди, улыбнувшись, бросил оружие на дорогу и подошёл к Розе.
– Всё нормально?
– Конечно, нет! Они сейчас убегут! Надо проследить за ними!
   Однако те уже куда-то делись, и найти их не представлялось возможным…
   – Какая досада, ведь они могли нас вывести к остальным соучастникам!
   – Роза, Инди, директор приходит в себя! – крикнул Кантор со стороны ворот.
   Герои подбежали к нему, и путешественник помог мужчине подняться на ноги. На вопрос о том, куда делись нападавшие, Инди спокойно ответил, что прогнал их и они теперь далеко.
   – Это недопустимо! Надо срочно об этом сообщить в ближайший пункт контроля! Никуда не уходите, я приведу их на место, – и, отряхнувшись от снега, Энлект быстрым шагом скрылся за зданием.
Роза проводила его взглядом, а затем обняла своего спасителя.
– Ты спас меня! Снова, – сказала она, схватившись за плащ.
   – Это входит в привычку. Определённо, – Инди слегка приобнял девочку, а потом просто выскочил из её объятий и сделал круг вокруг своей оси (плащ при этом чуть не попал по Розе). – Я свою часть выполнил, осмотрев всё вокруг. Океаны начинают покрываться льдом у берегов. А ты поговорила с Инсигнис?
   Роза повертела головой в знак отрицания. Да, с этой девочкой разговор, как она считала, был бесполезен.
– Тогда поговорим все вместе. Не будем просто так это оставлять.
   Путешественник дождался, пока школьница выйдет вперёд, и пошёл за ней, а она отправилась обратно в академию, надеясь, что Инсигнис ещё там. К счастью, так оно и было: одноклассница сидела на скамейке в коридоре и что-то читала.
– Инсигнис, – сказал Инди. – Нам надо с тобой поговорить.
   – Теперь ты попросила о помощи своего жениха, да? – обратилась к нашей героине рыжая школьница. – Что бы вам ни было нужно, я помогать не стану.
   Роза развела руками, показав путешественнику, что разговоры бесполезны, но он продолжил:
   – Мы видели в странном подвале твоего отца, говорившего с подозрительным человеком. Скорее всего, он что-то скрывает. Ты могла бы с ним поговорить об этом? Это может быть связано с похолоданием.
   Инсигнис молча выслушала Инди. Какое ей дело до того, чем занимается отец? Но что если они говорят правду?
   – Даже если так, отец не обсуждает со мной работу. Мы с ним недостаточно близки, так что он меня и слушать не станет… – вот тут девочка говорила правду.
   Инди новость расстроила. Он так надеялся на помощь. Но тут ему в голову пришла другая мысль.
– А когда твой отец возвращается с работы?
   – Сегодня в восемь часов вечера, – ответила Инсигнис, ещё не понимая, к чему он клонит.
   – Прекрасно. Ты ведь можешь провести нас к себе домой. Мы бы всё осмотрели…
   Слова путешественника не то что удивили, а даже несколько шокировали школьницу.
   – Вы сумасшедший? Чтобы я привела незнакомого человека в свой дом?!
– Идея и правда плохая, – заметила Роза.
   Инди ещё немного подумал. Мысли метались от одной крайности к другой, и тогда он сказал:
   – Я ведь всё равно смогу проникнуть в твой дом. В любом случае. А так ты сама проследишь за всем. Я ведь только покопаюсь в компьютере.
– Вы что, меня шантажируете?
   Девочка поняла, что странник перешёл все границы. Но почему-то она чувствовала себя в безопасности в этот момент. Как будто это была какая-то игра.
   – Инсигнис, ты насмотрелась стереофильмов. Никто тебя здесь не шантажирует, мы просто хотим разобраться с похолоданием, – и Роза села рядом с ней. – Мы ничего не украдём, только посмотрим, и всё.
   Девочка помялась немного. Вспомнив то, как этот странный тип проходит сквозь стены, она поняла, что он всё равно сделает то, что захотел, поэтому решила пойти по пути наименьшего сопротивления.
   – Ладно, я приведу вас домой. При вашем обещании оставить всё на месте. Только нужно прийти туда раньше няни, поэтому мы выйдем сейчас, – сказав это, школьница встала со скамьи и пошла за своими тёплыми вещами.
   Роза также поднялась на ноги и выставила вперёд ладонь, что тотчас сделал и Инди. Правда, он не понимал, зачем ему сейчас здороваться. Но Роза просто хлопнула своей ладонью по его в знак того, что им удалось выполнить поставленную задачу, и сказала, что он молодец. Как только рыжая девочка была готова, они отправились в путь. Самые догадливые, думаю, уже поняли, что дом семьи Ролатс находился в центре агломерации. Та к и было. Домом Инсигнис оказалось высокое строение, стоявшее сразу за библиотекой. У него даже было несколько внешних дверей, расположенных на разных ярусах так, чтобы жителям не нужно было толпиться только у одного входа. Через один из таких проёмов и прошли наши герои. Инсигнис провела их к лифту, и они отправились на восьмидесятый этаж.
   – С чего вы взяли, что сможете что-то узнать про похолодание? Я думаю, это нужно поручить профессионалам… – Инсигнис не унималась.
   – Мы решили провести независимое расследование, – радостно сказал Кантор.
Но одноклассница только покачала головой.
   – Расследование? Кем вы себя возомнили? Ещё и моего отца сюда приплели? Учтите, я пускаю вас в дом только за тем, чтобы проследить за порядком. Я сама вам всё покажу, и вы успокоитесь. Сыщики…
   На восьмидесятом этаже было очень красиво и уютно. Высокие декоративные деревья стояли под ультрафиолетовыми лампами, а многочисленные цветы и украшения заставили наших героев на время забыть о том, что снаружи царит страшный холод.
– Мой дом находится за пятнадцатой дверью.
   Пройдя через золотой коридор, они остановились у красно-коричневой двери с барельефами, и Инсигнис приставила к идентификационной панели свой диск-карточку. Дверь въехала в стену, открыв то, что было за ней. Поразительная красота, дарившая эстетическое наслаждение, – вот что сразу бросилось в глаза. Квартира семьи Ролатс была скорее музеем, чем домом. Большие картины в золотых рамах чередовались с мраморными статуями, а золотые столешницы сменялись большими креслами, обшитыми бархатной тканью. По полу зигзагом ездили миниатюрные роботы, чистившие пол и ковры, а влажность и температура были здесь вполне приемлемого уровня. Инди заворожено зашёл в одну из комнат и стал осматривать стены с картинами. В основном это были пейзажи, так как Сурд очень любил виды природы, особенно горы и леса. Кантор также был поражён, а вот Роза сразу же исполнилась зависти к своей однокласснице. Конечно, ведь её жилище не шло ни в какое сравнение с этой квартирой.
   – В той комнате находится кабинет отца. Можете посмотреть. Остальные комнаты вам не нужны, – и девочка последовала за Инди.
   Он быстро оказался в кабинете и включил компьютер. Не обнаружив никакого пароля, он проник в систему, но после пяти минут поисков понял, что здесь слишком много данных, чтобы можно было успеть в них разобраться за столь короткое время. Кантор, также оказавшийся в комнате, взял в руки большую золотую трость, но Инсигнис, заметив это, тотчас её отняла.
   – Я не разрешала вам трогать всё подряд. Здесь есть и хрупкие вещи, так что поаккуратнее.
   Расстроенный Кантор подошёл к Инди и поглядел на монитор. Тотчас он оживился и сказал:
   – Это же Велтос, самый быстрый компьютер из всех, что изобрели! А сколько здесь программ установлено! Твой отец правда крутой!
   Инсигнис улыбнулась и посмотрела на Розу, которая лишь отвела взгляд в сторону, чтобы взглянуть в окно. Та м до сих пор шёл снег, хлопьями покрывая крыши более низких зданий.
– А что если… – подумал Кантор. – Дай мне диск.
   Инди вытащил из кармана диск и передал его мальчику, а тот, вставив его в процессор, нажал несколько клавиш.
   – Вот, я знал! С таким компьютером мы горы свернём! – и Кантор показал пальцем на открывшиеся файлы.
   Тотчас Роза и Инсигнис подошли к экрану. Инди открыл первый попавшийся документ, им оказался странный чертёж, похожий чем-то на большую сферу, разрезанную на две части. Внутри было что-то непонятное, а рядом с ней – множество пояснительных записей. Но из-за обилия формул понять смысл нарисованного было очень сложно.
   – Я перекачаю всё это тебе на электронную книгу, – Кантор, подключив устройство Розы, перенёс все материалы к ней.
   – Надеюсь, вы закончили? – Инсигнис не терпелось проводить незваных гостей за дверь.
   Инди знал, что не стоит здесь задерживаться, но не знал, насколько эта мысль умная. Ведь как только Кантор отдал электронную книгу
Розе, послышался звук открывшейся входной двери. Инсигнис тотчас побежала посмотреть, кто пришёл, и с ужасом поняла, что вернулся её отец.
   – Что будем делать? Нас опять застали врасплох! – Роза не знала, где ей спрятаться, ведь это была обычная квартира, а не склад или подвал.
– За мной, – сказал Инди и подошёл к окну.
   Нажав на кнопочку на стене, он открыл его, и холодный воздух моментально ударил по ногам. Герой вылез наружу и, обнаружив окна на соседней стене, велел следовать за ним. Роза также вылезла на улицу. Снег не позволял разглядеть всё, что там было, поэтому девочка просто прошла по карнизу. А ведь это был восьмидесятый этаж! Кантора же ситуация напугала – он никак не хотел вылезать наружу.
   – Давай, или тебя поймают! – и Роза взяла его за руку, потянув на себя.
   Мальчик вылез и огляделся. Вид захватывал дух, но школьник с удовольствием полюбовался бы им, скажем, при наличии страховки, но никак не без неё, стоя на карнизе. Инди перешёл к соседнему окну смежной квартиры и, проникнув внутрь, открыл его. Дети же отошли от рамы, поэтому Сурд Ролатс не заметил их, когда зашёл в кабинет.
– А кто открыл окно? – спросил он у своей дочери.
– Окно? Я. Мне стало очень жарко и душно, – соврала Инсигнис, успокоившись, что её не такие уж и хорошие знакомые покинули дом.
   – Та к ведь можно было понизить температуру пультом, а теперь в кабинете много снега… А компьютер? Зачем ты его включила? – Сурд был удивлён и раздражён.
   – Я хотела почитать, а мой компьютер барахлит, – врать было неприятно, но обстоятельства её вынуждали.
   – Я тебе велел его не трогать. В следующий раз я поставлю пароль на компьютер. Вот что бывает, когда я возвращаюсь раньше обычного. И ты опять пришла без няни? Зачем тогда я её нанял?! Я не хочу, чтобы кто-то тебя украл и требовал выкуп! – Сурд, похоже, был крайне раздосадован произошедшим.
   – Я больше не буду, – проговорила девочка. – Пойду лучше уроки делать.
   И Инсигнис ушла в свою комнату. Там, среди обилия каменных цветов, стоявших на столешнице, она выложила свою временную книгу и принялась работать.
Инди же помог Розе и дрожащему Кантору пролезть в комнату.
   – Никогда больше не полезу здесь! Ни за что! – говорил мальчик, пытаясь отряхнуться от снега.
   – Никогда не говори никогда. Кроме тех случаев, когда от произнесения этого слова зависит твоя судьба, – и Инди улыбнулся, так как решил, что удачно пошутил.
   Однако никто не обратил на это внимания. Тогда он закрыл окно и осмотрелся. Комната, в которую они попали, была не такой хорошо обставленной, как у Сурда, но тоже более-менее богатой. Решив не задерживаться здесь, герои поспешили на выход.
– Куда пойдём теперь? – Роза долго думала над этим вопросом.
   – Давайте ко мне, попробуем разобрать то, что удалось с диска скачать, – и Кантор вышел в коридор.
   Тут Инди резко остановился, закрыв собой проём. Он схватился за голову и сказал:
– Диск! Кантор, ты оставил его в компьютере!
То т пошарил по карманам, а потом воскликнул:
– Чтоб меня ластоног сожрал!
Но Роза быстро успокоила остальных.
   – Что сделано, то сделано. Не будем останавливаться на полпути. Ты , конечно, молодец, Кантор.
   Мальчик расстроился, но времени на это сейчас не было, поэтому он взял себя в руки и побежал за остальными. А Сурд Ролатс уже спустя пять минут обнаружил диск у себя в процессоре. Сначала мужчина не понял, откуда он, но как только открыл пару документов, сразу понял, что к чему. Он позвал Инсигнис к себе и стал расспрашивать её по поводу того, откуда взялся этот диск. Долго врать отцу девочка не смогла, уже через минуту рассказала об Инди и одноклассниках.
   – Значит, диск принёс Инди? Теперь всё становится на свои места. Оставайся дома, мне надо срочно объявить его в розыск. Что бы ни случилось, держись от пришельца подальше, – отец поспешил к выходу, взяв с собой этот самый диск.
   А дома у Кантора наши герои пытались разобраться в странных данных, перекачанных с этого диска. Но как они ни пытались понять смысл схем, у них ничего не выходило.
   – Я принесла вам всем поесть, – сказала Гемма, вошедшая в комнату Кантора. – Чем вы заняты, делаете уроки, да?
   – Пытаемся разобрать кое-что, – сказал ей Инс, тоже затесавшийся в команду.
   На экране как раз светились непонятные линии красного и чёрного цвета, а по бокам располагались крупные жёлтые пятна неправильной формы. Гемма Волкс посмотрела на этот рисунок и сказала то, чего никто не ожидал услышать.
– Та к это же схема главной шахты!
– То й самой, в которой погиб наш папа? – спросил Кантор.
   – Да. Я узнаю эти формы золотых массивов из миллиона возможных. Только зачем здесь эти красные линии, не могу понять, – женщина посмотрела на полоски, идущие из центральной точки по разным направлениям, и поставила поднос с едой на стол. – Покажите ещё что-нибудь.
   Инди прощёлкал по документам и открыл разные схемы. Гемма просмотрела их и даже присела рядом, чтобы во всём разобраться.
   – Здесь расписано устройство какой-то системы. Как будто что-то ввинчено в золотой массив. Только это находится на максимальной глубине, где располагается золотой подстил.
– И для чего нужна эта система? – Роза задумалась.
   – Ну, в технике я не разбираюсь, к тому же здесь слишком много формул. Откуда у вас эти схемы, кстати? – поинтересовалась женщина.
   Инди хотел что-то сказать, но Роза посмотрела ему в глаза, как бы давая понять, чтобы он молчал, и сама ответила:
– Мы нашли их в библиотеке. Наше домашнее задание.
   Гемма закивала в знак одобрения. Неожиданно откуда-то снаружи послышался грохот, словно от ударов тысячи молний. Инди посмотрел в окно, но ничего там не увидел, так как оно стало быстро покрываться инеем. Полностью заледенев, оно перестало быть прозрачным, а холодная изморозь проникла в дом и расползлась по подоконнику.
– Это не к добру, – заметила Роза.
   Путешественник быстро подошёл к двери и попытался её открыть. Когда ему это удалось, он вышел на улицу и увидел, как все здания снаружи медленно покрываются налётом инея. То же произошло и с дверью дома, в котором он сейчас находился.
   – Похоже, снаружи стало ещё холоднее, – сказала мать Кантора. – Посмотрите, датчик показывает двадцать пять градусов ниже отметки замерзания воды.
   Та к оно и было. В агломерации Северной Звезды похолодало ещё сильнее, и кое-где уже начинали ломаться системы жизнеобеспеченья.
   – Закрой дверь, а то стало очень холодно! – Кантор и так продрог сегодня на карнизе.
   Инди собрался выполнить пожелание мальчика, но в ту же минуту увидел, как к дому подходят пять человек в толстых костюмах-шубах. Странная процессия подошла прямо к дверям, и из группы вышел тот, кого узнать было не сложно. Сурд Ролатс вошёл в коридор и, осмотрев всех, кто был внутри, сказал:
   – Инди, Вы арестованы. Вам необходимо проследовать с нами в пункт контроля, где мы проведём полномасштабное расследование.
Роза тотчас встала с места и подбежала к своему другу.
– За что вы его арестовываете?
   – За причастность к строительству машины, способной изменить климат на планете, – высказался один из присутствующих охранников.
   Тотчас он подошёл к Сурду и хотел взять Инди за руку, но тот отошёл вглубь коридора.
   – Вы совершаете большую ошибку, – сказал путешественник. – Эту машину построил Сурд. Мы нашли диск со схемами в подвале, где он встречался с соучастником!
   Отец Инсигнис несколько опешил от такого заявления, но не подал виду.
   – Да, конечно, – посмеялся охранник. – Ещё приплети сюда Сенека.
   Он и ещё двое попытались схватить Инди. Тогда нашему герою пришлось ловко увернуться, чтобы не попасть в плен.
   – Вот теперь ты точно должен уйти от них, – и Роза отвлекла на себя пару охранников, наступив им на ноги.
   Путешественник моментально понял, что к чему, и скрылся, пройдя сквозь стену.
   – Он с той стороны здания, за ним! – Сурд выбежал наружу и обошёл дом, однако никого так и не увидел.
В итоге он вернулся в дом и сказал, обратившись к Розе:
   – Чтобы он тебе ни наговорил, ему нельзя верить. Всё, что происходит сейчас с погодой – из-за него!
Роза только сложила руки на своей груди.
   – Ну-ну. Мы-то знаем правду. И Вы знаете. Та к что скоро мы это разрешим, – и девочка отошла в сторону, к Кантору.
   Сурд не придал значения словам школьницы, лишь ещё раз огляделся и обратился теперь уже к Гемме:
   – Простите, что потревожил Вас в столь поздний час, Гемма. Не в моих правилах обращаться заранее, но скажите, моя мозаика скоро будет готова?
Женщина улыбнулась и подошла к нему поближе.
   – Да, совсем скоро. Осталось доделать пару штрихов, и всё. Как поживает ваша дочь? – Гемма давно дружила с этим человеком.
   – Всё в порядке. Да, если этот тип в плаще вдруг снова появится, сообщите мне, хорошо?
   – Странно, мне он не показался таким опасным. Он представился дядей Розы.
   Сурд тяжело вздохнул и развёл руками, а затем объяснил, что они давно за ним следят и подозревают в причастности к изменению климата. Распрощавшись, он вышел на улицу и пошёл по своим делам, а Роза толкнула стоявшего рядом с ней Кантора, чтобы тот не терял времени даром, и села на стул.
– Что будем делать? – Инса ситуация несколько озадачила.
   – Не знаю. Ждать, пока Инди вернётся. Без него что-то предпринимать бессмысленно.
   А Инди в этот момент раздумывал над тем, что он пока знал. «Кто-то строит машину, изменяющую погоду, и в этом замешан отец Ин-сигнис. Но он хочет теперь всё перебросить на меня. Надо спросить совета. И я знаю, у кого!» И путешественник отправился в Логос Старейшин.
   В этот раз пересечь кучевые облака было ещё сложнее: они уже собирались в гигантские вихри, а ветер в них бушевал со страшной силой. Но наш герой достиг своей цели и, найдя небольшое здание рядом с центральным куполом, попал на десятый этаж. Найдя восьмой кабинет, он постучался, но спустя минуту ему так никто и не открыл. Инди уже собрался улетать, когда дверь всё же отворилась и ему уступил дорогу недавний знакомый Сенек.
   – Я рад Вас видеть у себя в кабинете, проходите. Хотите, угощу Вас иомопом?
– Нет, спасибо, – и Инди стал осматривать комнату.
   – Правильно, – засмеялся старец. – Иомоп – это гадость из гадостей. Я пью его только потому, что он крайне полезен. Не знаю, сколько я бы прожил без него. Но, уверен, моя жизнь была бы куда веселее.
   В кабинете не было статуй и картин, какие стояли в доме у Сурда. Зато здесь было множество фотографий, которыми были просто усеяны все стены и столешницы. На них можно было видеть самых разных людей, но почти везде присутствовал один и тот же человек, лишь немного меняющийся внешне. Это и был Сенек Византий. Старец заметил, как Инди заинтересовался фотографиями, и показал ему свою любимую, где он стоял вместе со своей женой и тремя детьми.
   – Эта карточка сделана в агломерации Южного Цветка, на берегу моря, – и он потрогал изображение, чтобы стереть с него пыль.
– Хорошие, наверное, были времена?
   – Хе-хе. Важно не то, в каком времени ты живёшь, а то, какой ты сам. И какие люди тебя окружают. А времена мы создаём сами, – и Сенек сел на кресло. – Та к зачем Вы пришли?
   Инди развернулся вокруг своей оси и присел на стульчик рядом. Затем он собрался и стал раскладывать по полочкам всё, что узнал за последние два дня. Сенек его слушал, а потом впал в раздумья.
– Та к Вы мне поможете?
   – Я верю в ваши слова, однако чтобы доказать причастность Сурда, нужно гораздо больше улик.
   – Я могу показать Вам тот подвал, если хотите. И данные с диска, только они сейчас у моей подруги, – и Инди поднялся, чтобы пройтись вокруг стола.
Старец постучал пальцем по голове и ответил:
   – Подумайте сами. У Сурда есть дочь, я не думаю, что он станет подвергать её опасности. К тому же он довольно богатый человек, зачем ему это делать?
   – Что Вы мне тогда посоветуете? – Инди хотел услышать его мнение, ведь именно за этим они пришёл сюда.
   – Я поговорю втайне со своими коллегами, чтобы Сурд ничего не узнал. И мы решим, что делать. А Вы пока ждите.
– Хорошая ли это идея – ждать?
   Сенек облокотился головой на свои руки. Ситуация его только запутывала, но он, впрочем, как и Инди, понимал, что медлить уже поздно.
   – Если поспешить, то можно всё испортить. Но в том-то и дело, что только можно. В любом случае, слушайте своё сердце. Мне этот совет всегда помогал.
   Инди попрощался и вышел наружу. Что же делать? И тогда он решил ещё раз облететь континент. Увиденное стало для него неприятным зрелищем: почти все дома покрылись инеем так, что золото уже не было видно, а океаны заледенели на многие километры от берега. «Надо действовать как можно скорее!» – решил для себя путешественник и полетел назад, в агломерацию Северной Звезды.


ГЛАВА 8. ЗАБЫТАЯ ШАХТА
  

   Роза вернулась домой достаточно поздно. Но отчитываться перед матерью ей совсем не хотелось, поэтому она быстренько разделась и, не слушая её речей, побежала к себе в комнату. Та м её ждал неприятный сюрприз: иней полностью покрыл её окно, и стены рядом с ним достаточно сильно промёрзли. Но так как в помещении было не так холодно, слой льда уже достаточно подтаял, и большая лужа стояла прямо перед кроватью девочки.
– Придётся это убирать, – подумала Роза и полезла в шкаф.
   Выбрав самый старый и изношенный свитер, она принялась смачивать его в луже, а затем выжимать прямо в горшок с большим цветком. Именно такую картину увидел Инди, когда вернулся к ней.
   – Я был у Сенека, – эти слова прозвучали за спиной девочки так неожиданно, что она наступила тапком в лужу и полностью его намочила.
   – Это ты? Ну, что ты узнал? – оживилась школьница, полностью сняв с себя обувь.
   Путешественник коротко рассказал ей про разговор и пояснил, что нужно действовать как можно скорее.
– Может, подождём до завтра?
   – Некогда, завтра будет ещё хуже. Надо действовать быстро… – Инди осмотрел комнату.
   – Я бы мог пойти один, конечно.
   – Нет, мы будем вместе, так у нас окажется больше шансов. Я соберу вещи, и мы поедем в шахту. Она не так далеко, всего лишь два часа пути.
   – Возьми еду, воду и фонари. И не забудь свою электронную книгу, там ведь много файлов, они нам пригодятся.
– Есть, – как бы в шутку ударила себя в плечо Роза и побежала вниз.
   Она быстро набрала в свою сумку углеводных кубиков и пару бутылок воды, взяла тёплые вещи, а потом поспешила наверх, когда в дверь позвонили. Роза опешила, так как к ним никто не должен был прийти, но Виз Филионор быстро дошла до коридора и встретила визитёра. Им оказалась учительница Розы, Хелен Голден. Она была одета в толстый свитер и несколько накидок, а голову накрывал широкий капюшон.
– Роза, это к тебе! – крикнула своей дочери мать.
   – Нет, я не столько к ней, сколько к Вам. Я хотела поговорить с родителями девочки, а времени найти до сих пор не могла.
   Виз удивилась, а Роза сразу поняла, что учительница будет рассказывать про раздавленную книгу Инсигнис. Следовательно, надо было действовать со скоростью света. Она поспешила в свою комнату так быстро, как только могла. Правда, её поспешные действия заметила сестра. Айсис сразу что-то заподозрила, поэтому решила проследить за Розой.
   – Вот, всё готово, только через дверь у нас выйти не получится, – и девочка стала одеваться. – Иногда я жалею, что у меня нет твоих способностей.
– Выйдем через окно, – улыбнулся Инди.
   – Куда вы собрались? – вдруг вошла в комнату Айсис. – Ночью, в холод?
   Роза никак не ожидала, что её сестра что-то заметит. Поэтому не запланировала ответа.
– Мы отправляемся в главную золотую шахту! – сказал Инди.
   Айсис недоумевающее посмотрела на обоих. «Что за чушь?» – подумала она.
   – Ты никуда не пойдёшь, Роза. Чтобы он ни говорил. Я бы вообще не советовала тебе выходить на улицу в такую погоду! – девушка была непреклонна.
   Школьница догадывалась, что даже если расскажет всё про диск и подвал, сестра просто так не отпустит её, поэтому не знала, что предпринять.
   – Иди с нами, – неожиданно сказал путешественник. – Та к ты сможешь быть рядом со своей сестрой.
Айсис замешкалась. Зачем ей куда-то выходить, тем более ночью?
   – Мы собираемся остановить тех, кто замораживает нашу планету, – добавила Роза.
   Девушка совсем запуталась. Но времени думать не было, ведь если сюда придёт Виз, никто никуда точно не пойдёт.
   – Мы уходим, – Роза уже надела себе на голову шапку. – Я не останусь. Решай, с нами ты или нет.
   Айсис не в силах что-либо сделать, просто посмотрела в глаза обоим и, сказав «Я за вещами», побежала к себе в комнату. Роза ещё раз порадовалась, что у неё именно такая сестра, а Инди пошёл открывать окно. Когда Айсис вернулась, оба были уже на карнизе снаружи.
   – Как мы собираемся спуститься, тут даже лестницы нет!
   – Держитесь за меня обе, – сказал наш герой.
   – Да, но зачем, мы же не собираемся прыгать? – Айсис не могла ничего понять.
   Однако сестра просто посоветовала девушке довериться им. Роза и Айсис подошли ближе и зацепились за плечи странника. Роза-то знала, что сейчас будет, а вот Айсис не подозревала. Путешественник оторвался от подоконника и, поднявшись ещё выше, пронёсся над улицей. Несмотря на холод, для обеих сестёр это стало новым и впечатляющим опытом. Они увидели свой город с высоты, не из окна монорельса, а своими собственными глазами.
   – Мы летим! – вот какие слова вырвались из Розы, когда они проносились над железной дорогой.
   Айсис не могла поверить в то, что сейчас происходит. Но отрицать факты она не стала. Однако полёт быстро закончился, и все приземлились на ближайшем вокзале. Девушка быстро отцепилась от Инди.
– Как у Вас это получилось, кто Вы?
   – Роза, может, ты расскажешь, а то мне уже надоело, если честно, – и путешественник облокотился на ограждение дороги в надежде дождаться поезда.
   А Виз Филионор, узнав, что натворила её дочь, тотчас побежала к ней в комнату. То , что её там ждало, женщина никак не ожидала увидеть.
   – Лорк, Айсис, Роза опять сбежала из дома! – именно эти слова послышались из коридора на весь второй этаж.
   – Как? – прибежал из своей комнаты отец. – Ты в этом точно уверена?
– Абсолютно. Её нет в комнате, окно открыто.
   – Проверю у Айсис! – Лорк Филионор направился в комнату своей старшей дочери и, также не обнаружив там никого, сказал:
– Похоже, они обе сбежали.
   Мать спустилась на первый этаж и, рассказав мадам Голден новости, попросила её завтра же сообщить о бегстве в академию, если Роза к этому времени не вернётся.
   – Да, хорошо. Я уверена, Роза вернётся. Она ведь раньше возвращалась, так? – учительница была более-менее осведомлена о проступках своей ученицы.
   – Да, два раза. Но сейчас на улице ужасный холод. Как бы с ней чего не случилось…
   – Не волнуйся, Виз, – обратился к ней муж. – Сейчас с ней Айсис. Может, они скоро придут.
   Хелен попрощалась с родителями Розы и пошла в сторону вокзала, чтобы вернуться домой. Та м как раз стояло несколько человек. Преподавательница шла не так быстро, поэтому времени на то, чтобы понять, кто это, у неё ушло много. Но она смогла в итоге распознать в них Розу, её сестру и, как она считала, их дядю и побежать к ним. В этот же момент подъехал поезд. Трое сели в него, и двери, сомкнувшись прямо перед носом мадам Голден, не оставили ей шанса поговорить с беглецами. «Придётся ждать другого транспорта», – проговорила она про себя, провожая глазами удаляющийся монорельс. А наши герои, кстати, поехали сейчас не в шахту, а домой к Кантору и Инсу, ведь Роза настоятельно убедила Инди в том, что они им нужны. Но проходить в дом было бы не очень хорошей идеей, ведь Гемма вряд ли бы их отпустила, и тогда Инди тихо проник к ним в комнату. Инс как раз собирал вещи, поэтому Инди не застал его врасплох.
– Это ты? А где Роза? – спросил он у путешественника.
– Ждёт на улице. Вы с Кантором пойдёте с нами?
   – Я уже собираю вещи, мы будем сражаться с ордами механических насекомых, да? – Инс опять придумал себе историю.
   – Нет, хотя, кто знает. Нет, вряд ли, – и Инди посмотрел на Кантора, который только начал одеваться.
   Когда братья были готовы, он за неимением бумаги написал письмо своей маме на стене, а потом вместе с Инсом вылез через окно. На улице братьев Волкс уже ждали сёстры Филионор.
– Долго же вы, – заметила Роза.
Кантор взглянул на открытые окна своего дома и сказал:
– Ох, и влетит нам, когда мы вернёмся.
   Собравшись, новоиспечённая команда побежала к междугороднему вокзалу. Удивительно, но, несмотря на холод, поезда ходили довольно хорошо. Может быть, потому, что они были абсолютно автоматическими, да и использовали магнитную подушку, разогревающую поверхность рельса. Правда, это удивительное никого не удивляло. Диск для поездки за город нашёлся у Айсис, поэтому уже через десять минут все сидели по своим местам. Замёрзшие ночные пейзажи проносились за окном, ещё раз напоминая о том, что не всё в порядке в этом мире.
   – Посмотрите на лес, – сказала Роза. – Даже если мы и сможем что-то сделать, вряд ли он снова оживёт…
   – Та к объясните мне, что мы собираемся делать? – Айсис, кажется, уже очнулась от раздумий и решила узнать, зачем они куда-то едут.
   Роза достала электронную книгу и открыла нужную папку. Девушка долго всматривалась в схемы, а сестра попутно поведала о подвале и нападении.
   – Не проще ли рассказать об этом кому-то, чтобы профессионалы с этим разобрались? – что-что, а Айсис говорила дело.
   – Я пробовал. Это слишком долго, – Инди уже начал разочаровываться в действенности властей Страны Цветов.
– Мы верим в свои силы, – улыбнулся Кантор.
   Инс кивнул в ответ и, встав с кресла, побежал к большому окну, чтобы рассмотреть получше всё, что там было. А Роза положила голову на плечо Инди, задумавшись. Та к прошло более пяти минут, после чего он спросил:
– О чём ты думаешь?
   – Обо всём. А если честно, больше всего меня волнует то, что мой День рождения так и не отметят в этом году, – грустно ответила Роза.
   Инди уже знал о рождениях, но не понимал, зачем этот день каждый год нужно отмечать. Это он и спросил у подруги.
   – Ну, это подарки, друзья, веселье. Твой личный праздник. Все остальные праздники общие, а это – твой собственный! – и Роза устроилась поудобнее на кресле.
– А когда у тебя день рождения?
   – В первый день месяца роз. Поэтому меня и назвали Розой. Ты ведь читал про наши месяцы?
   – Да, – ответил Инди. – У вас пятнадцать месяцев, по пятьдесят дней в каждом. Это месяцы вишни, лилий, индимионов, который сейчас идёт, роз, жоржезов, нарциссов, фонариков, эдельвейсов, лотосов, плансов, пионов, светоносок, хризантем, византиев и орхидей. А потом идут пять дней праздника гармонии и плодородия. Вот.
– Ты всё хорошо узнал. Молодец, я учусь гораздо медленнее.
   Кантор взглянул на Инди и Розу. Эх, он ведь мечтал, чтобы Роза сейчас так сидела и разговаривала именно с ним. Но мальчик понимал, что этого, скорее всего, уже никогда не будет. Поэтому он грустно уставился в окно, где лес уже давно сменился широким полем, кое-где испещрённым неглубокими карьерами и оврагами. А Айсис всё ещё смутно верила в происходящее. Особенно в тот полёт.
   – Значит, Вы прибыли сюда, чтобы познакомиться с людьми, а о своём мире ничего не знаете? – наконец, спросила она.
   – Определённо. Только мира у меня нет вовсе. Пустота, как я её назвал, – это отсутствие всего. Хотя, если я пришёл оттуда, значит, есть и другие. Может быть…
   Инди давно хотел встретить сородича. Он даже поверил, что это и есть жители Страны Цветов. Но теперь убедился, что люди не те, кого он искал.
– И каково оно? Знакомство с нами?
   Путешественник прокрутил в голове множество воспоминаний, одни из которых были хорошими, а другие не очень.
   – В целом вы похожи на меня. Тоже что-то ищете, также стремитесь к прекрасному. Но в вашей жизни много такого, что вы придумали сами. Думаю, это помогает вам сделать жизнь ярче и осмысленнее. Я бы посоветовал вам больше ценить общение. Даже если люди на вас не похожи, это не значит, что нужно избегать контактов с ними. Цените то, что можете от них узнать много нового, – и Инди посмотрел на Розу, которая, кажется, почти уснула.
   – Я рада, что Вы так считаете, – улыбнулась девушка. – Но поверьте, Вы знаете далеко не всё о нашем мире. Недостатки сначала не так заметны. Когда маленький ребёнок видит их впервые, он думает, что так и должно быть. Лишь потом он понимает, где правда, а где неправда. И то не всегда. Я искренне желаю Вам в нас не разочароваться, когда Вы узнаете этот мир лучше.
   Инди закивал, вспомнив несколько неприятных моментов из общения с людьми, а потом к нему обратился Кантор.
– Ты думаешь, мы сможем что-то сделать?
– Надо верить в свои силы.
   – Я про то, что вдруг мы ничего там не найдём? – Кантор вдруг тоже стал реалистом.
   Инди хотел что-то ответить, но так и не нашёл нужных слов. И тогда Инс вступил в разговор.
– Надо бороться, искать, найти и не сдаваться! – и мальчик улыбнулся.
   – Откуда эта фраза, что-то знакомое? – задумался путешественник. – Где-то я её слышал уже.
– Не, я бы знала, – сказала Айсис. – Просто красивый девиз.
   Те м временем прошло ещё полтора часа. Наступила полночь, и поезд доехал до нужной станции. Выйдя на улицу, герои тотчас ощутили все прелести лютых морозов. Да что там агломерация Северной Звезды, здесь было ещё холоднее! Примерно сорок градусов ниже точки замерзания воды. И как назло дул мощный пронизывающий ветер, гоняя комки снега по воздуху.
– Куда теперь? – спросила Роза. – Я ничего не вижу.
   – Там, – сказал Инди. – Вон там огонь светится. Какой-то фонарь. Посмотрим, что там.
   Герои отправились к источнику света и поняли, что это и правда был фонарь. Он стоял прямо у больших ворот, перекрывающих путь к самой шахте. Они оказались закрыты, но вот маленькая дверца для рабочих, всё же была слегка приоткрыта, что и позволило команде пройти на территорию. Как подметила Айсис, главная шахта давно пережила свои лучшие времена: вокруг были разбросаны груды щебня, а также более крупные осколки камней, а немногочисленная техника стояла без дела, занесённая снегом.
   – Здесь ничего не работает уже много лет, шахту закрыли после обвала, – Айсис хотелось где-нибудь укрыться, но она не могла найти место.
– Да, наш папа здесь работал когда-то, – сказал Кантор. – Давно.
   Кроме бульдозеров на рельсах было ещё несколько бурильных машин и золотопромывающие установки, вода в которых давно замёрзла. Зрелище было довольно унылым, что сразу отразилось на настроении Инди. Но он быстро развеялся, увидев большую рукотворную пещеру в скале, в самой глубине которой горел слабый, но достаточно различимый свет.
– Вперёд, укроемся там! – и парень повёл остальных за собой.
   Внутри было чуть теплее, чем снаружи, но не намного. Куча замёрзших приборов стояла здесь, словно памятники, и не было никакой надежды обнаружить что-то стоящее. Однако Кантор, часто читавший
дневники отца, знал, что где-то должен быть комплекс подъёмников, ведущих внутрь, поэтому он стал бегать вокруг этих аппаратов, стараясь найти этот комплекс. В итоге ему это удалось.
   – Вот, здесь мы сможем спуститься вниз, – мальчик указал на большую железную платформу, стоявшую рядом с пятью такими же.
   Когда все собрались на ней, Инди потянул за рычаг, и, несмотря на то, что не было никаких шансов надеяться на работающую электронику, платформа начала спускаться вниз. Пласты горных пород проносились перед взорами наших героев, но оторвать кусочек себе на память никому так и не удалось. Единственное, что понравилось всем, было то, что температура внизу оказалась значительно выше, чем наверху. Спустя пятнадцать минут стало так тепло, что все сняли с себя верхнюю одежду. Все, кроме Инди, ведь он её так и не надевал. После ещё нескольких минут движения в стенах показались небольшие пещеры, ведущие куда-то вглубь. Когда подъёмник проезжал мимо одной такой, он неожиданно остановился. Как Инди ни пытался его включить, ему это не удалось.
– Что будем делать? – спросил Инс.
   – Давайте перейдём в эту пещеру, может, там что-то найдём, – предложила Роза.
   Кантор с ней согласился, и Инди стал перетаскивать каждого по очереди с металлического пола на каменный. Сначала Розу, потом Кантора, затем Инса. Когда же очередь дошла до Айсис, подъёмник неожиданно поехал, не дав путешественнику возможности вернуть остальных на место.
– Инди! – крикнула ему Роза.
   – Я за вами вернусь, как только он доедет до дна! – прокричал им парень, поняв, что по-другому эта аппаратура не работает.
– Это плохо, – проговорил Кантор, сев на выступающий камень.
   – Ничего, – ответила Роза, доставая фонарики из своей сумки. – Дождёмся его и всё.
   С этими словами она похлопала мальчика по плечу и осмотрела расщелину. А подъёмник вёз Инди и Айсис всё ниже и ниже, и постепенно
каменная порода сменилась золотым массивом. Да, именно массивом – практически сплошной золотой породой, кое-где сменяемой другими элементами.
   – Никогда не думала, что увижу всё это сама, – сказала девушка. – Большая часть золота нашей агломерации добыта отсюда.
   – Я не встречал ещё планет с таким содержанием золота. Хотя, может, я не там искал.
Айсис улыбнулась и закивала.
   – Да, Вы правы, наша планета – редкость в этом плане, как оказалось. У Страны Свободы, например, такого нет. От этого и все споры. Они считают, что мы должны делиться, а в Логосе Старейшин думают по-другому.
Инди задумался.
– Если золота так много, можно и дать немного им.
   – Власти в Стране Цветов на это не пойдут. У них давно конфликт развился с колонией по этому поводу. И колония уже почти отделилась от нас. Мало связей. Но многие люди стремятся туда попасть, – и Ай-сис ещё раз посмотрела на золото.
– Почему? – спросил путешественник.
   – Просто там больше возможностей. В Стране Цветов всё консервативно. Здесь нечего делать амбициозным и изворотливым. Вот они все туда и летят. А у нас остаются только спокойные личности, любящие стабильность.
– А Вы?
   – Я? – переспросила девушка. – Ладно, будем считать, что Вы меня раскусили. Я давно хочу туда перебраться. Я люблю классическую музыку и свою работу, но я также хорошо подкована в политических делах. У меня много идей для нововведений, но здесь это не нужно. Но если и там всё пропустят мимо ушей, я вернусь домой. Вот такие вот дела.
   В этот момент платформа доехала до дна. Инди первым вышел из неё и осмотрел большой туннель из золота, уходящий далеко вглубь земли. Рядом была ещё пара таких туннелей, освещённых блёклыми фонарями, а вертикальная шахта, по которой они только что ехали, по большей части оказалась открытой. И так как подъёмник не послушался и отказался ехать вверх, Инди решил использовать свои способности.
– Я полечу за остальными, – сказал Инди и попытался взлететь.
   Но что-то пошло не так: после отрыва от земли его снесло вправо, и он приземлился на поверхность золота.
– Всё в порядке? – спросила Айсис, помогая ему подняться.
– Не знаю, со мной такое впервые. Попробую ещё раз.
   Парень взлетел, но далеко не передвинулся: его снова снесло, теперь влево, и он врезался в стену.
– Может, это из-за глубины? – поинтересовалась девушка.
   – Вряд ли, я проникал в центры планет, в их раскалённые ядра, а тут... – неожиданно Инди что-то почувствовал. – Вы это ощущаете?
Парень подбежал к золотой стене и приложил к ней руку.
– Что? – переспросила Айсис.
   – Какая-то вибрация. Как будто золото чем-то пропитано. По-другому объяснить не могу, что-то необычное…
   Айсис с недоверием посмотрела на странника, который после нескольких попыток погладить золото облизнул металлическую стенку, и прошла в сторону одного из туннелей.
   – Значит, мы не сможем вернуться наверх? – девушка несколько расстроилась.
   Инди приложил руку к золоту ещё раз и попытался протиснуть её в породу, но она прошла лишь наполовину, после чего его сильно ударило то ли током, то ли ещё чем-то, из-за чего герой вернул ладонь обратно.
   – Похоже, от моих способностей толку мало. Спасибо ещё, что не в человека превратили, – и парень посмеялся. – Ладно, наших друзей мы вернём. Лучше посмотрим, что тут интересного.
   А наверху, на краю пещеры, Инс, Кантор и Роза уже около пятнадцати минут ждали возвращения Инди.
– Он не прилетит, – сказал Кантор. – Что-то случилось…
   – Да ладно тебе, – Роза не хотела терять самообладание. – Вместо того, чтобы сидеть без дела, давай исследуем эту пещеру.
   И девочка последовала вглубь прохода, освещая свой путь фонариком. Инс быстро побежал за ней, и Кантору пришлось также встать с камня. В глубине пещеры было несколько разветвлений, но дети прошли по самым широким коридорам и в конце концов оказались в большом пещерном зале. Его потолок, покрытый сталактитами, располагался достаточно высоко, чтобы можно было идти, не согнувшись, а в центре находилось большое подземное озеро, по всей видимости, пресноводное. Роза осветила воду, но так и не увидела в ней ничего интересного. Лишь пара неуклюжих рыб-комбусов проплыла на глубине нескольких сантиметров.
   – Здесь красиво, – сказала девочка, начав рассматривать стены зала.
   – Главное, чтобы не было больших плотоядных насекомых со светящимися глазами, – с серьёзным видом сказал Инс. – Они очень любят кушать людей.
   – Инс, нашёл время придумывать всякие истории! – оборвал его Кантор. – Не надо никого пугать!
   – Меня он не напугает, – улыбнулась Роза, но тотчас вернулась в обратное состояние, увидев, как под водой в озере промелькнуло что-то довольно крупное.
   Кантор же отошёл на безопасное расстояние от воды и стал смотреть, есть ли здесь хоть какой-то признак цивилизации. Но кроме слабого огонька в дальней части пещеры здесь не было ничего.
– Давайте посмотрим, что там, – наконец сказал мальчик.
   Неожиданно на всю пещеру раздался жуткий крик. Принадлежавший какой-то девушке или женщине, он прозвучал с противоположной стороны озера, поэтому Роза решила узнать, кто именно кричал. Обогнув подземный водоём, она увидела впереди два силуэта, небольшой и более крупный. Осветив оба, девочка поняла, что кричал не кто иной, как её учительница Хелен Голден!
– Мадам Голден!
   – Роза, это ты? Уходи отсюда, здесь опасно! – женщина медленно отходила от другого силуэта, и тогда Роза осветила и его.
   Неизвестный силуэт оказался большим синим существом с длинным плоским хвостом и узкой мордой, испещрённой множеством острых, как бритва, зубов. Кантор, подбежавший к Розе, моментально оцепенел от ужаса. Ведь он узнал, что это было за существо.
   – Мадам Голден, идите к нам, я его отвлеку! – крикнула ей школьница.
   – Как ты его собираешься отвлечь? – спросил Кантор в страхе. – Это же ластоног! Его можно только собой отвлечь!
   Роза быстро открыла свою сумку и достала оттуда несколько пакетов углеводных кубиков. Встав напротив животного, она потрясла перед ним пакетом и отбросила его в сторону. Ящер быстро сел на передние лапы и отправился за приманкой, а школьница подбежала к своей учительнице.
– Вы в порядке?
   – Роза, Кантор? Как вы могли пойти в такое место! Я незамедлительно доложу об этом директору! – Хелен была вне себя от шока.
   – Она в порядке, – проговорил Кантор и тотчас услышал всплески воды за собой.
   Похоже, ещё два ластонога также решили полакомиться свежей добычей в лице заблудившихся детей и их учительницы. Роза поняла, что еды на всех не хватит, и велела Кантору бежать.
– Но куда? – вопрошающе произнёс он.
– Бегите сюда, здесь лестница! – крикнул им издалека Инс.
   Голос донёсся со стороны светящейся точки, поэтому все побежали к нему. Конечно, перепрыгивать через сталагмиты было не так легко, но выбора у них не было. Хорошо ещё, что ластоноги двигались по суше гораздо хуже, чем плавали. Однако не всё оказалось таким простым: когда Роза пробегала мимо трещины, её нога застряла в ней, и школьница упала. Попытки выбраться не увенчались успехом, и девочка испугалась худшего, но в последнюю минуту к ней подбежали Кантор и Хелен. Мальчик помог вытащить ботинок из расщелины, и Роза с помощью своей учительницы встала на ноги. Ящеры были уже близко, поэтому бежать теперь надо было в два раза быстрее. Дети достигли большого люка в полу и посмотрели на винтовую лестницу, расположенную прямо под ним.
   – Вниз! – сказал Инс, пропустил Розу и Хелен и сам забежал внутрь.
   – Почему я всегда последний? – Кантор прошёл по ступенькам и, догадавшись о последствиях, закрыл крышку люка за собой.
   Тут же он услышал звуки скрежета и ударов. Похоже, ластоногу в этот раз не досталась лёгкая добыча.
– Все в порядке, все целы? – раздался голос Хелен.
   – Да, мадам Голден, – хором ответили дети. – Только как Вы нас нашли?
   Учительница отряхнула свой костюм от пыли и поправила волосы, а затем рассказала, как пыталась догнать детей на следующем поезде и очень удивилась, когда они поехали на шахту. Но решила, что должна во что бы то ни стало добраться до своих учеников и вернуть их домой, так как посчитала это своим долгом.
   – Вы же могли погибнуть! – сказала женщина, ещё раз вспомнив про земноводных ящеров.
   – Мы все погибнем, если не выясним, что происходит с климатом, – и Роза пошла по лестнице вниз.
   Мадам Голден не совсем поняла, что девочка имеет в виду, поэтому Кантору пришлось рассказывать ей всё по порядку. А так как это довольно долго, перенесёмся лучше на дно шахты, где Инди и Айсис пытаются найти что-то, что вывело бы их из золотой пещеры. Они прошли уже достаточное расстояние, но всё, что пока увидели, оказалось лишь большой бурильной машиной, сверлящей золото с помощью алмазных электрических пил.
   – Впечатляет, да? – Айсис поразили громадные размеры этой техники.
   – Да, это машина класса «Мног», у неё несколько отдельно вращающихся буровых лезвий. Такие машины изобрели двести лет назад, а придумать что-то лучше до сих пор не удалось, – и Инди осмотрел эту махину.
   – Вы быстро учитесь для того, кто никогда не встречал людей, – улыбнулась девушка.
Инди улыбнулся в ответ, а потом немного подумал.
   – Давно хотел спросить про тот случай на сцене. Почему вы так отреагировали на те цветы? В них же нет ничего плохого. Это не похоже просто на нелюбовь.
   Айсис отвела взгляд в сторону, как бы размышляя о чём-то, а потом сказала:
– Ну, не думаю, что это Вам будет интересно…
– А всё-таки? – путешественнику не терпелось узнать правду.
Но Айсис не хотелось её раскрывать.
– Я об этом стараюсь никому не рассказывать.
   – Вы разожгли моё любопытство. Ведь Вы их не просто не любите, Вы их ненавидите. Разве можно ненавидеть цветы?
   – Поверьте, можно, – ответила девушка. – Ладно, раз Вы так хотите это узнать, я Вам расскажу. Дело в том, что мои настоящие родители погибли уже давно… Они работали на светоносных пустошах, когда рядом с ними в землю ударила молния…
   Похоже, рассказ давался Айсис тяжело, так как она то и дело обрывала повествование, переводя дыхание.
   – Мне тогда было не так много лет… Власти обязали Лорка и Виз Филионор присматривать за мной, а впоследствии они стали мне совсем родными и заменили родителей… – девушка снова перевела дыхание и посмотрела в сторону. – Что же насчёт цветов. Существует ненаучное мнение, что светоноски притягивают электричество. В это почти никто не верит, но я думаю, так оно и есть… Я считаю, что именно из-за этих цветов я и лишилась родителей…
   Инди поразила эта история. Ещё ни один рассказ не трогал его за душу так, как этот. Он даже не знал, как ему на него реагировать.
   – Получается, вы с Розой не родные сёстры? – это всё, что он смог спросить.
Айсис кивнула в ответ.
   – Роза не знает об этом. Не рассказывайте ей, я не хочу, чтобы она узнала правду.
   – Вы так и будете держать это в тайне? – Инди не понимал, зачем это скрывать.
   – Может, расскажу ей, когда она вырастет. Не знаю… – и девушка замолчала.
   Та к они молча и прошли, пока путешественник не задал ещё один вопрос.
– Вы, наверное, скучаете по родной семье, да?
Айсис посмотрела ему в глаза и ответила:
   – Очень. Даже несмотря на то, что Виз и Лорк очень добрые и ценят меня, как родную дочь, я бы всё отдала, чтобы родители вернулись… Хотя бы на чуть-чуть. Но нужно смириться с тем, что не все вещи в мире можно вернуть назад.
   Инди это казалось странным. Люди умирают и ничего нельзя поделать. Но зачем это происходит? «Я, наверное, никогда не пойму смысла всего этого. Может, в этом и нет смысла», – подумал он.
   Наконец, впереди показалось ещё что-то. Но это что-то было очень необычным. Большие металлические трубы или даже штыри располагались под потолком шахты и были как бы ввинчены в золотой массив. По ним время от времени проходило синее свечение, а сами трубы были полупрозрачными, с металлическим оттенком.
   – Я видела это на чертежах! – сказала Айсис. – Как думаешь, для чего они?
   Но Инди было не до этого – у него сильно закружилась голова, и он даже потерял концентрацию. От падения на металл его уберегла спутница.
   – Сейчас станет лучше, я привыкну, – и странник попытался выпрямиться. – Кажется, я кого-то вижу.
   Парень указал пальцем на дальнюю часть туннеля, и Айсис увидела там трёх человек, стоявших в свете неоновой лампы. Те о чём-то переговаривались, поэтому наши герои быстро подбежали к выступу золота и спрятались за ним, чтобы подслушать разговор.
   – Я устал здесь торчать, – начал говорить один из охранников. – В темноте, без нормальной еды и выпивки.
   – Ничего, скоро планета замёрзнет, и мы вернёмся домой! – сказал ему второй.
Третий добавил:
– И станем богачами!
   – Всё равно до Крафта тебе работать и работать! – снова оживился первый.
   Похоже, из них троих он один был пессимистом. Айсис прислушалась и сказала:
– Надо узнать подробности. Откуда они пришли и сколько их всего.
   Однако её речь была недостаточно тихой: она эхом разнеслась по туннелю, и один из мужчин её услышал.
   – Здесь кто-то есть! – сказав это, парень двинулся с остальными в сторону наших героев.
   – О нет, они нас услышали, – девушке ситуация не понравилась. – Что будем делать?
   Инди осмотрелся и предложил спрятаться в небольшое углубление в породе. Оно находилось как раз рядом с полом, поэтому было не так заметно. Девушка залезла туда, следом зашёл путешественник, а проём он закрыл плащом, чтобы их стало совсем не видно. Охранники прошли мимо этого места, так никого и не заметив, и вернулись обратно к лампе.
– Надо доложить об этом, вдруг нас нашли! – сказал первый.
   – Да у жителей Страны Цветов мозгов не хватит нас здесь искать. Но если это так важно, иди и доложи!
   В итоге, поспорив, они ушли все трое, и Инди с Айсис снова вылезли из укрытия.
– Посмотрим, куда они пошли, – сказал странник.
   Они проверили, что около лампы никого больше нет, и последовали за охранниками. А дети вместе с мадам Голден в этот момент спустились на достаточную глубину и почти достигли дна шахты.
   – Смотрите, каменная порода сменилась золотом! – восторженно сказала Хелен. – Мы это будем проходить только через месяц, так что это вам хороший опыт.
   – Да уж! – Роза шла первая и понимала, что если они не найдут Инди, то всё может закончиться плохо.
   Золотой массив продолжался в глубину, и в итоге все вышли в узкий коридор с выдолбленными в золоте ступенями, ведущими куда-то вниз.
   – Надеюсь, здесь этих ящеров не будет! – Кантору не понравилось их последнее знакомство.
– Не бойся, Кантор, Инди их всех перерубит, – посмеялась девочка.
   – Да, конечно, кто, как не он, – мальчик уже устал от того, что Роза постоянно восхищается этим пришельцем.
   Прошагав по ступеням, дети услышали в конце тоннеля шум. Точно такой же, какой исходил от подъёмника, принёсшего их сюда с поверхности. Только, похоже, у него была не такая большая платформа. Он напоминал скорее лифт, предназначенный для четырёх человек.
   – Значит, в случае чего мы сможем выбраться наружу, – обрадовался Кантор.
   Да, это было хорошей новостью. Но вот беда – лифт сейчас ехал вниз и, наверное, кого-то вёз. Тогда Роза предложила всем отойти в темноту, чтобы никого не стало видно. Та к они и сделали, так что когда лифт приехал вниз, все уже хорошо спрятались. Дверь лифта открылась, и из неё вышел не кто иной, как Сурд Ролатс. Вид у него был немного потрёпанный (скорее всего, из-за прогулки на морозе), да и вёл он себя несколько странновато: осматривал стены и потолок так, будто был здесь впервые. Закончив изучать окружающую обстановку, он направился в широкий коридор и, выбрав правый путь, скрылся из виду.
   – Вот, я же говорила, что он причастен ко всему! – сказала Роза мадам Голден. – Нам надо его хорошенько проучить!
   Но идти за ним было опасно, и тогда Инс предложил пойти в левый поворот, так как важнее было встретиться с Инди. Что все и сделали. Наконец, после всех блужданий по потёмкам, герои вышли в ярко осве-щённое помещение. И оно явно отличалось от остальных частей шахты. Это был огромный выдолбленный в золоте зал, имеющий даже второй этаж, на который, кстати, и вышли дети. Повсюду здесь стояла разная аппаратура, особенно много было компьютеров и экранов. В центре зала
располагалась ниша, над которой была подвешена огромная металлическая сфера. От неё по разным направлениям разветвлялись стеклян-но-металлические трубки, уходящие прямо в золотоносную породу. Роза аккуратно прошла вдоль стены и присела у края второго этажа, попытавшись разглядеть тех, кто стоял внизу. В помещении было хорошее эхо, но на слабый шорох никто уже давно не обращал внимания. Кантор и Инс также приблизились к девочке, а за ними подползла и учительница. Внизу стояло около пяти человек. Четверо, похоже, были обычными охранниками, а вот пятый оказался тем самым толстоватым членом Логоса Старейшин, с которым Сурд встречался в подвале. Охранники ему о чём-то докладывали, после чего тот сказал:
   – Голоса? Это чушь, здесь никого не может быть. Вам показалось! Не беспокойте меня по пустякам. А то упадёте в моих глазах, как ваши коллеги, которые так и не отняли диск у малышей, – договорив, Крафт присел на стул и посмотрел на экран.
   По нему пробегали странные графики, и он долго в них всматривался, после чего удовлётворённо улыбнулся и устроился поудобнее. Тут Роза заметила на другой стороне, также на втором этаже, Инди и Айсис. Она сразу обрадовалась и попыталась привлечь их внимание. Но они, увы, так её и не увидели. Путешественник пришёл сюда почти в то же время, что и дети, и также удивился тому, что увидел. Однако ему было гораздо хуже, чем Розе: голова сильно кружилась, и он не мог справиться с потерей концентрации внимания. Указав на большую сферу, Инди сказал Айсис:
– Всё дело в той штуке. Мне даже сложно смотреть на неё.
   – Знать бы, что она делает, – и Айсис пригнулась, так как один из охранников посмотрел в её сторону.
   Те м временем в помещение из какого-то проёма зашёл ещё один человек. Инди сразу его узнал, ведь это был именно тот, кого он встретил тогда в подворотне. Мужчина лет двадцати восьми от роду теперь был одет в более роскошный костюм, похожий на те, что носят верховные лидеры, и выглядел довольно весёлым. Он подбежал к своему знакомому, сидевшему на стуле, и также посмотрел на экран.
– Каковы показания приборов, Бифакс?
   – Температура падает на пять градусов в час, напряжение в сфере достигнет максимума через два дня. Потоку форзионов теперь ничего не мешает, – улыбаясь, сказал мужчина.
   – Здорово, здорово, здорово, – и парень похлопал Бифакса по плечу. – И у меня новости хорошие. Корабль готов и загружен самородками. Когда мы вернёмся сюда снова, всё уже будет решено.
Человек прошёлся по коридору, затем посмотрел ещё на один экран.
   – Крафт, а что если во время нашего отсутствия что-то пойдёт не так? – спросил у него Бифакс.
То т лишь покачал головой.
   – Что может пойти не так? Я всё предусмотрел. Я планировал это дело пять лет. Эти тупые жители Страны Цветов даже не догадываются, что причина холода – мы. В Логосе Старейшин всё ещё хуже. Они не способны даже защитить себя! – тут он обратился к одному из охранников. – Надо разогреть еду, а то я голодный, как бездомный!
   То т кивнул и побежал куда-то, а Крафт посмотрел на сферу и улыбнулся, закивав головой.
– Мне этот человек совсем не нравится, – шёпотом сказала Айсис.
   – Мне тоже, – ответил Инди. – А ведь вначале показался довольно тактичным. Теперь я понял смысл фразы «Никогда не суди по первому впечатлению».
   Роза тоже решила, что этот странный тип довольно неприятный. Но сейчас её волновало другое: как пройти незаметно мимо этих охранников, и, главное, как отключить большую сферу. Ведь никто здесь не разбирался в такой технике. Пока она думала, остальные наблюдали за действиями людей внизу.
   Хелен Голден устроилась неудобнее всего, поэтому ей пришлось переложить руку прямо перед собой. Каково же было её состояние, когда она увидела на своём рукаве огромного таракана! Да, большое насекомое, процветающее в заброшенных шахтёрских складах, неудачно расположилось на руке женщины, наверное, чтобы погреться. Тут же в помещении раздался душераздирающий вопль, сопровождаемый попыт-
ками снять насекомое с руки. В итоге учительнице это удалось, но, увы, люди внизу уже заметили её и остальных. Впрочем, их также заметили Инди и Айсис.
– У нас посторонние! – и охрана побежала на верхние этажи.
   Дети поспешили туда, откуда пришли вначале, но не успели скрыться в коридоре, так как выход им преградили три человека, поднявшихся по лестнице на второй этаж. Инди увидел, в какое положение попали его друзья, поэтому он решил отвлечь внимание на себя. Парень спрыгнул со второго этажа на первый и напал на одного из людей, отобрав у него пистолет.
   – Быстро назад, там есть лестница, – указала Роза на нижнюю часть платформы.
   Хелен Голден в этот момент уже давно пожалела, что ввязалась в такое путешествие, но откуда она могла знать, что простая прогулка может так закончиться. Охранники уже побежали за детьми в надежде поймать хоть одного, но тем удалось спуститься на нижний уровень и протиснуться между компьютерами так, что их стало почти не видно.
   Инди в этот момент подошёл к одному из неприятелей с твёрдым желанием отобрать оружие и у него. Но тот был не таким робким: он сделал несколько предупредительных выстрелов в воздух, а затем один или два по нашему герою. Тому, конечно, это и было нужно. Он подошёл вплотную и быстро выхватил пистолет.
   – Я реквизирую оружие, – сказал он второму, и теперь в его руках оказалось два пистолета.
   Бифакс не знал, что ему предпринять, поэтому просто сидел, надеясь, что охрана хоть что-то сделает. А вот Крафт Ритт был не робкого десятка. Он сразу уяснил, что единственный, кого нужно опасаться – парень в плаще, поэтому быстро отступил вглубь помещения, к компьютерам.
   – Держи, – Инди кинул пистолет Айсис, которая тоже спустилась на первый этаж.
   – Ты думаешь, я смогу кого-то убить? – поднимая оружие с пола, спросила девушка.
– А ты думаешь, я смогу? – посмеялся путешественник.
   Похоже, ситуация его даже забавляла. Но только совсем чуть-чуть. Те м временем охрана пыталась поймать детей и мадам Голден, которые пролезали через узкий проём за большим компьютером. Наша героиня даже попыталась оторвать пару проводов от них в надежде, что это как-то повлияет на машину, но действие ни к чему не привело. Кантор последовал её примеру, однако его тут же слегка ударило током, поэтому он не стал продолжать. Под конец Розе надоело протискиваться. Она решила сократить путь и побежала по более широкому проходу. Это было её ошибкой: Крафт тотчас остановил её на полпути, нацелив свой собственный пистолет на девочку. «Какая досада», – подумала в этот момент Роза Фили-онор. Инди, получив ещё несколько выстрелов, уже внушил охранникам, что его нельзя остановить, когда увидел, что школьницу схватили.
   – Советую вам всем сдаваться, если не хотите, чтобы кто-то погиб, – теперь, похоже, Крафт наслаждался ситуацией.
   – Отпусти её! – крикнул от безысходности Инди, который вдруг понял всю опасность происходящего.
   – Я не знаю, кто ты такой, но прийти сюда без оружия и с детьми было очень глупой идеей, – и Крафт приставил свой покрытый золотом пистолет к виску Розы.
   Девочка в этот момент не на шутку испугалась, весь её героический настрой тут же куда-то улетучился. Но вот Инди ещё хотел что-то сделать.
   – Не советую рисковать. Мой пистолет стреляет экспансивными пулями. Попадая в тело, они быстро расширяются, разрывая органы и ломая кости. Поверь мне, боль жуткая, – с этими словами парень перестал улыбаться. – А теперь брось оружие.
   Инди понял, что больше ничего сделать нельзя, поэтому просто отбросил свой пистолет. Крафт, улыбаясь, кивнул, и охранники тотчас схватили остальных.
   – Что будем с ними делать? – спросил Бифакс. – Если пришли они, придут и другие, наверное.
   – Вряд ли, – сказал его подельник. – Они единственные, кто догадался. Женщины, дети и непонятный чудак в странном костюме. Всё, что Страна Цветов могла нам противопоставить.
   Приказав отвести героев в одно из отделений вентиляционной шахты, Крафт пошёл с ними. Наша команда была в полном смятении. Единственная надежда что-то сделать не оправдалась, и теперь не было шанса снова оказаться на свободе. Роза же ещё даже не отошла от момента смертельной опасности, так что сейчас её мысли путались. Они проходили по шахте, и тишину нарушил Крафт.
   – Вы всё равно молодцы. Найти диск, узнать в сложных схемах нужное место и прийти сюда незамеченными достойно если не медали, то хотя бы выпивки за мой счёт. Но я знаю, в Стране Цветов это не одобряют, – и парень сам посмеялся своей шутке.
– Откуда вы узнали, что именно мы похитили диск? – спросил странник.
– В подвале была камера, это было проще простого!
   – И зачем вам всё это делать? – вдруг оживилась Айсис. – Замораживать планету, чтобы все погибли? Откуда вы прибыли?
   Крафт посмотрел на девушку. Похоже, она ему даже понравилась, поэтому он ответил:
   – Об этом не сложно догадаться, если мыслить логически, – улыбнулся ей парень. – Чего нет у Страны Свободы, а есть в огромном достатке у вашей планеты? Правильно, золото. В конечном счёте, всё сводится к деньгам! У вас огромные запасы золота, и именно с помощью них мы и осуществили наш план.
– Как такое возможно?
   Один из охранников остановил процессию, чтобы открыть дверь. Похоже, на ней не было даже обычного замка, только засов. Но открывался он довольно туго.
– Это слишком сложно, вы не поймёте.
   – И всё же? – добавил Инди. – Мы видели сферу и трубы, ввинченные в золото. Что они делают?
   – Ладно, так и быть, скажу. Сфера содержит в себе множество элементарных частиц, несущих мощный заряд энергии. Один из наших учёных назвал их форзионами. Мы направляем их в горную породу, и. сталкиваясь с атомами золота, происходит… Как бы объяснить, чтобы вы поняли… Резонанс, вот. Хотя это, конечно, не резонанс.
   – Форзионы? Но ведь они нестабильны и быстро поглощаются материей, – Инди только недавно прочитал про них в библиотеке.
   – О, я вижу, вы что-то в этом смыслите! Похвально! Нам удалось добиться стабильности, поддерживая в них высокочастотные колебания. В общем, сам золотой массив в итоге создаёт вихревые перемещения в атмосфере, а также замедляет движения молекул воздуха, тем самым понижая температуру. Сначала ему нужно много времени, а потом процесс ускоряется.
   – Как Вы можете так поступать? – включилась в разговор мадам Голден. – Ведь вы убиваете миллиарды людей.
– Цель оправдывает средства.
   Те м временем охранник сумел открыть дверь, и все продолжили свой путь.
   – К утру температура упадёт до шестидесяти градусов ниже точки замерзания воды, а через сутки до девяноста. Не думаю, что кто-то или что-то выживет там.
   Неожиданно все лампочки в коридоре начали мерцать. Похоже, это было вызвано перепадами напряжения, но раньше такого там не было. Инди же, слушая Крафта, постепенно начинал ощущать до этого неведомое ему чувство. Это было так странно: ненависть и негодование, а также чувство несправедливости смешивались в нём, и он уже был готов что-то сделать, но понимал, что рисковать жизнью Розы и остальных не стоит.
   – Что бы Вы ни делали, я остановлю Вас, – сказал наконец путешественник.
Крафта это только рассмешило.
– Ты? В этом дурацком костюме и с мечом? Ты себя-то видел?
   Инди лишь промолчал. Лампочки в этот момент полностью погасли, и стало темно. Затем, они снова загорелись.
   – Странно, теперь и электричество барахлит. Хорошо, раньше такого не было, – отозвался охранник.
   Наконец, всех привели к одному из отделений вентиляционной шахты. Здесь было очень холодно, так как воздух сюда шёл прямо с по-
верхности, но этого, похоже, и хотели неприятели. Когда все оказались внутри, Крафт ещё раз их осмотрел.
– И Вы думали, что сможете нас остановить?
   И он закрыл комнату на засов. Роза, присевшая на скамью, неожиданно очнулась и оживилась.
   – Надо что-то предпринять. Если мы ничего не сделаем, все погибнут! – похоже, на девочку хорошо подействовал холод. – Инди, ты ведь можешь пройти через стену и нас вытащить?
– Нет, не могу, – ответил парень.
– В смысле? Почему? – Розе было невдомёк, что произошло.
   Инди рассказал о странной энергии, излучаемой, скорее всего, этими форзионами, которая не позволяет ему использовать способности.
   – Тогда шансов у нас нет, – Роза снова села на скамью, но поняла, что она очень холодная, и встала.
   – Это моя вина, – сказала Голден. – Они нас заметили из-за меня. Но я не виновата, просто я панически боюсь насекомых! А это был гигантский таракан-мутант.
   – Никто Вас не винит, – сказала Айсис. – Только теперь мы здесь просто замёрзнем. Ведь помещение не отапливается, а у нас нет верхней одежды…
   Инди попытался пройти сквозь дверь, но стоило ему полностью просунуть руку, как парня моментально ударило током. Превозмогая себя, он сделал ещё одну попытку, но и она не увенчалась успехом. Тогда он просто облокотился на стену.
   Те м временем Сурд, вернувшись обратно к лифту, пошёл по левому туннелю и вышел в главное помещение, где увидел лишь одного человека –Бифакса. Осматриваясь, он аккуратно спустился на первый этаж и подошёл к своему другу. Сделал он это неожиданно, так что Бифакс даже опешил.
– Сурд? Что ты здесь делаешь? – вопросил мужчина.
   – Диск, который остался у меня в компьютере, привёл меня сюда. Я достаточно разбираюсь в технике, чтобы понять, что к чему, – и отец Инсигнис посмотрел на сферу. – Как ты мог так поступить, я думал, мы
с тобой друзья! Я помог тебе обосноваться здесь, скрыл твоё происхождение, помогал тебе, чем мог.
Бифакс лишь неприятно улыбнулся.
   – Мы никогда не были друзьями. Ты был нужен мне, чтобы проникнуть в Логос. Ты так поверил в ту историю о беженце, скрывающемся по политическим причинам, что мне даже не пришлось больше ничего придумывать.
   – Я уже доложил о машине в Логос Старейшин. Утром сюда придут власти.
   Но и это Бифакса не смутило. Вместо этого он встал со стула и пошёл в сторону одного из экранов.
   – Даже если кто-то сюда явится, без кода допуска сферу не отключить. К тому же, мы уже заблокировали все платформы после недавнего визита странного типа в плаще с командой малышей. Твой план провалился! – и Бифакс взял с кнопочной панели оставленный каким-то из охранников пистолет.
   – Бифакс, ты же не собираешься меня убивать? – Сурд внезапно осознал, что у него нет оружия.
Но ведь в Стране Цветов оружие брать-то неоткуда!
   – И правда, зачем мне это? Я предлагаю тебе лететь с нами. Ты станешь ещё богаче, если согласишься. В противном случае мне придётся воспользоваться оружием.
   Сурд уже знал ответ на вопрос, поэтому начал отступать в сторону выхода.
– Ты же знаешь, я не могу оставить свою дочь.
   – Да, я так и знал, – бывший друг нацелил пистолет на оппонента, но неожиданно послышался чей-то голос.
   – Бифакс, это всё твоя вина! Нельзя оставлять диски с важными данными где попало!
   Голос принадлежал Крафту, который возвращался из коридора, и его хватило, чтобы Сурд воспользовался ситуацией и сумел убежать. Би-факс сделал несколько выстрелов, но промахнулся, и незваный гость скрылся в проёме коридора.
   – Ты решил пострелять по мишеням? Только тут нет никаких мишеней! – опять пошутил Крафт, вошедший в главный зал.
   Бифакс указал на коридор и со словами «Это был Сурд» велел охранникам бежать его искать. Те побежали искать беглеца, поэтому Сур-ду пришлось поспешить. Он несколько раз споткнулся на поворотах, а затем дошёл до большой бурильной машины и спрятался за одним из лезвий, торчащих из днища. Сейчас он больше всего надеялся на то, что никто не догадается его здесь искать.


ГЛАВА 9. СПАСЕНИЕ
  

   Холод, сковавший Страну Цветов, действовал не хуже смертельного яда, разрушающего организм. Многие системы уже отказывали, дома промерзали, а на улицу уже невозможно было выйти. Родители Розы и Айсис сидели в своём доме и не знали, что предпринять. Они закутались во всё, что только можно, и наблюдали, как иней медленно расползается от окна в сторону стола и шкафов. Обогреватели уже отказали, и надеяться на что-то было сложно.
   – Я уверен, в Логосе Старейшин что-нибудь придумают, – сказал Лорк. – Они не могут это просто так оставить.
– Знаешь, чего я сейчас больше всего хочу? – Виз заботило совсем другое.
– Чего именно?
   – Чтобы Роза и Айсис вернулись. Не представляю, где они сейчас. Вообще не могу понять, зачем они ушли… Я не смогу заснуть, пока они не вернутся.
   Виз встала, чтобы посмотреть в окно, но оно было таким заледеневшим, что что-то разглядеть оказалось невозможным. Тогда она прошла мимо двери, как бы надеясь, что её дочь постучится в неё. Но ничего не произошло, и Виз снова села на кровать.
   Розе и Айсис сейчас было ничуть не лучше, даже хуже. Они сидели в ледяном помещении без верхней одежды и постепенно замерзали. Инди
накрыл всех, кого мог, своим плащом, но и это не спасало. Попытки пройти сквозь стену он отбросил, хотя, если признаться честно, уже перестал считать удары током такими сильными.
– Главное, что нас не съели насекомые, – неожиданно сказал Инс.
   – Только не начинай опять, – отозвался Кантор. – Я уже устал от этого!
Инс сразу замолчал, а брат спустя мгновение произнёс:
   – Извини, Инс, прости, просто я думаю, что теперь уже ничего не случится и мы замерзнем, – и мальчик протёр слёзы, стекающие по его щёкам.
   Роза положила голову на плечо Инди, которое было не таким холодным, как стены, но всё равно недостаточно тёплым, чтобы согреться.
   – Да, в этот раз я с тобой соглашусь, Кантор. Хорошо по крайней мере, что мы все вместе. Да? – она обратилась к Инди.
Инди неожиданно встал и ударил кулаком по стене.
   – Меня злит то, что способности не действуют, когда они нужны! И что этому типу всё сойдёт с рук.
   – Это злость. Можно сказать, ты взрослеешь, – и Роза через силу улыбнулась.
   Инди прошёлся ещё немного и заметил, как лампочка у двери мерцает всё сильнее и сильнее. Он подошёл к ней вплотную, и она совсем погасла. Когда же он отошёл, та включилась, как ни в чём не бывало. Начав о чём-то догадываться, парень облокотился на стену. Айсис старалась себя как-то отвлечь, но у неё не получалось, и девушка просто стала рассматривать комнату. Но не обнаружив там ничего интересного, она снова уставилась в пол. Инди сделал ещё пару шагов по кругу и уже собирался возвращаться обратно к остальным, когда услышал звук отворяющегося засова. Все встали со своих мест, дверь открылась, и за ней оказался Сурд Ролатс.
   – Во имя агломерации Северной Звезды, это вы! Я так рад вас видеть! – сказал он и показал в знак приветствия свою ладонь.
– Что вам надо? – холодно ответила Роза.
   – Я знаю, вы считаете меня виновником всех бед, но поверьте, до последнего дня я также думал про вас! До этого момента я ничего не
знал о машине и о том, что мой бывший коллега Бифакс замышляет что-то подобное! – Сурд правда был рад всех видеть, так как еле сбежал от охранников.
Все в комнате неожиданно поняли, какая удача им улыбнулась.
– Но как Вы нас нашли? – спросил путешественник.
– Та к ведь тот прибор, который я Вам дал, всё ещё при Вас!
   Инди покопался в кармане и достал небольшое пейджерообразное устройство.
   В этой суматохе он совсем о нём забыл. Выйдя из холодной камеры в тёплый коридор, все стали постепенно согреваться. Однако расслабляться было рано.
– Нам нужен план, – сказал Инди. – У них есть оружие, у нас нет.
– Да, нужно что-то придумать, – согласился отец Инсигнис.
   У путешественника уже были какие-то догадки, но он пока сомневался. И тогда парень подошёл к небольшой лампе, висевшей над дверным проёмом, и направил на неё свою руку. Ничего так и не произошло… Однако Инди знал, что всё будет не так просто, поэтому задумался, в какие именно моменты у него получалось влиять на электронику. Тут же он вспомнил концерт в консерватории и тот фильм про древних жителей планеты.
   – Инди, ты нас слышишь? Нам надо как можно скорее решить, что делать, – обратилась к нему Роза.
   Но парню было не до этого. Он явно что-то придумал и не хотел отступать.
   – А что если? – подумал он и, снова направив свою руку на лампочку, вспомнил все неприятные моменты, которые у него были. В особенности общение с Крафтом. И у него получилось: лампочка начала сильно моргать, а затем полностью отключилась.
– Как ты это сделал? – спросила его подруга.
   Инди лишь улыбнулся, а затем, направив руку на потолок, отключил все лампочки в коридоре.
   – Здорово, только пользы от этого мало, – включился Сурд. – У них же не электрическое, а огнестрельное оружие. Придётся что-то ещё придумать.
   – Я уже придумал, – сказал путешественник. – Я отключу электричество в главном зале и постараюсь, светя фонариком в темноте, отнять у всех оружие, а Вы, Сурд, попробуете собрать всех в одном месте, чтобы можно было держать их на прицеле одновременно.
– А мы что будем делать? – спросила Роза.
   – Извини, но вам лучше спрятаться и не показываться. Поверь, я себе не прощу, если с кем-то из вас что-то случится.
   Роза расстроилась, но Инди легонько погладил её по голове, и она более-менее успокоилась.
   – Мой удар не такой сильный, как раньше, но я постараюсь вырубить хотя бы одного, – посмеялся отец Инсигнис.
– Удар? В каком смысле удар? – непонимающе спросил странник.
   – Драка, рукопашный бой. Когда ты бьёшь противника руками. Или даже ногами, – Кантор решил объяснить всё Инди сам, поэтому подбежал к стенке и показал, как надо ударять, на примере металлической перекладины.
Однако он больно отбил руку, поэтому продолжать не стал.
   – И Вы хотите, чтобы я делал это с людьми? – Инди всё ещё не мог понять.
   – Поверь, это более действенный метод, чем просто отнимание оружия, – теперь в разговор вступила Айсис.
– Ну, я как-то не знаю…
Тут уже Роза не выдержала его толерантности.
   – Инди! Вспомни, что эти люди сотворили со Страной Цветов! А этот тип вообще хотел меня убить! Будь мужчиной!
   Парень ещё немного поразмыслил и согласился, кивнув. Правда, он плохо представлял то, как именно будет драться. Но делать было нечего, и они вместе с Сурдом пошли сражаться.
– Удачи вам! – крикнула Айсис, и остальные подхватили её слова.
   Инди прошёл через широкий золотой коридор и увидел приоткрытую металлическую дверь, за которой стояли двое. Он попросил Сурда спрятаться прямо за собой и подошёл ещё ближе. Не пройти мимо них было нельзя, и он просто постучал по двери. Те тотчас услышали шум, развернулись и, направив оружие, приказали сдаться.
   – Что-то не хочется, – сказал им путешественник, подступив ещё ближе.
   Тогда они открыли огонь, но все пули остановились прямо на костюме Инди, упав на пол, так что охранники решили ретироваться.
– Вас хоть что-то может убить? – спросил Сурд.
   – Не знаю, да и Вам это знать ни к чему, – и парень пошёл в сторону главного помещения.
   Перед входом пока никто не дежурил, поэтому на время Инди попросил Сурда спрятаться за дверным проёмом.
– Это я могу, – и мужчина зашёл за выступ.
   Путешественник вошёл в помещение и убедился, что все здесь уже знают о его появлении. Пять вооружённых человек встали полукругом и нацелили на него свои пушки.
– Как тебе удалось выбраться? – крикнул ему издалека Крафт.
   – Профессиональный секрет учёного во всех областях, – теперь уже Инди решил пошутить.
   Сказав это, он поднял левую руку вверх и нацелил её на лампочки. Те тут же начали моргать, что заставило оппонентов, в особенности Крафта и Бифакса, занервничать. Наконец свет погас, а единственный фонарик был у Инди. Светя им, он подобрался к ближайшему охраннику и, собравшись с силами и мыслями, ударил его в грудь. Он посчитал, что удар будет слабеньким, но понял, что это не так, когда человек отлетел на два метра, выронив свой пистолет. Тут же послышались звуки выстрелов. Но Инди было не остановить. Он уже напал на второго и, как бы тот ни пытался убежать, ударом по рукам выбил оружие и у него. Очередь была за Сурдом. Он вбежал в помещение и, подобрав в темноте один из выроненных пистолетов, велел безоружным охранникам отступать в угол помещения. До победы было ещё далеко, но оба героя были уверены, что в этот раз она будет за ними.
   А Роза, стоя в полутёмном коридоре, заметила, что все лампочки, которые отключил Инди, снова включились.
– Вы видели! – воскликнула девочка.
   – Может, его просто нет рядом, вот они и включились? – предположил Инс.
   – Нет, не думаю, – и школьница разнервничалась ещё больше. – Надо что-то сделать.
   – Я думаю, лучше остаться здесь, а то нас снова поймают, – сказала Хелен Голден.
– Нет, Роза права, – включилась Айсис. – Надо подстраховаться.
Тут девушка неожиданно замолчала, пытаясь что-то вспомнить.
   – Что с тобой? – Роза не поняла, что она делает, поэтому подумала, что сестре стало плохо.
   – Я пытаюсь вспомнить. Картинка стоит перед глазами, а я не могу понять, где её видела. А, всё, вспомнила!
– И что же это? – спросил Кантор.
Айсис выбежала в соседний коридор со словами: «За мной».
   Инди же обезоружил ещё двоих и почти достиг Крафта. Другие охранники не были дураками: они поняли, как наш герой действует, и решили с ним не связываться. Те м более, что видимость не позволяла. Но тут неожиданно все лампочки снова включились.
   – Я перезапустил электросеть, – проговорил своему коллеге Би-факс, сидевший всё это время за экраном компьютера.
   Инди снова попытался что-то сделать, но у одного неприятеля ещё был пистолет. Решив поступить так же, как и его босс пару часов назад, он направил его на Сурда и велел тому бросить своё оружие.
   Айсис добежала до поворота в главное помещение и завернула за угол. То же сделали и остальные, после чего увидели там небольшую дверцу со значками высокого напряжения.
   – Я её заметила, когда нас вели по коридору, – и Айсис попыталась открыть металлическую дверцу.
   Она оказалась не заперта, так что сделать это было проще простого. Внутри было множество рубильников, кнопок и проводов. И разобраться во всей этой кутерьме оказалось не таким простым делом.
– Кто-нибудь знает, как отключается электричество?
Дети завертели головами в знак отрицания.
   – Нажимать всё подряд плохая идея… – и девушка ещё раз посмотрела на панель.
   – Я в этом немного разбираюсь, – сказала добежавшая Хелен Гол-ден.
   Она бегала не так быстро, как дети, поэтому несколько отстала. Ей сразу уступили место, и она стала рассматривать то, что было за дверцей.
   – Так, это измерительные приборы. Не то. Это вводные ячейки. Нет, не то. Это вообще не знаю, что.
– Быстрее, пожалуйста, – сказал Инс.
Хелен махнула рукой.
   – Последний раз я с этим сталкивалась, когда выпускала свой старый класс три года назад. Подождите минутку.
   – Браво! – сказал Крафт Ритт. – Не думал, что вы настолько меня поразите. Выключать электричество и отражать пули – как оригинально! Кто вы?
Инди увидел, что Сурда обезоружили, и сказал:
– Не важно, что ты умеешь. Важно, кто ты в душе.
   – Именно на это я и хочу посмотреть. Ты , как там тебя, – обратился он к охраннику, державшему Сурда на мушке. – Убей его.
   То т уже собрался прицелиться получше, но не успел – электричество в помещении моментально погасло. Похоже, мадам Хелен всё же разобралась с устройством электрощитовой. Этого хватило, чтобы Сурд подбежал к своему оппоненту, схватил его за руку и выбил оружие из ладони. Инди же достиг Крафта, поднял его над полом за шиворот и приказал отдать свою пушку. Парень нехотя согласился, и спустя пару мгновений у путешественника в руке оказался пистолет, покрытый золотом. Инди осветил его фонариком и увидел, как на одной стороне показались инициалы обладателя, а на другой – надпись «Сделано в Стране Свободы». Наконец прошла ещё пара минут, и всё, чем могли обороняться антагонисты, было собрано. Последним, кто отдал своё оружие, был Бифакс. Сурд собственноручно его забрал и довольный положил все пистолеты на стол.
– Уж е можно включать свет, – послышался детский голос сразу за Инди.
– Это ты, Кантор? – Инди осветил говорящего фонарём.
Но вместо Кантора увидел его брата Инса.
– Нет, не он. Та к нам подключать всё назад?
   Инди посветил на себя и кивнул, а мальчик тотчас убежал в коридор, после чего свет снова включился. Дети, Айсис и Хелен вернулись к остальным, и они стали думать, что делать дальше.
   – Похоже, сфера до сих пор работает, – заметил Сурд, взглянув на показания приборов. – Отключение энергии на неё не повлияло.
– Но как же её вырубить? – Роза уже настроилась на победу.
   Инди взглянул на Крафта и увидел, как он, стоя в углу, улыбается во весь рот.
   – Ты выглядишь слишком счастливым для побеждённого, – заметил путешественник.
Но тот только сложил руки на груди.
   – Кто сказал, что я побеждённый? Вы не сможете отключить сферу, только я это могу. Без кода допуска у вас это не получится.
   Настроение у остальных сразу резко упало. Но особенно разозлилась Роза, так как этот парень ей не нравился с самого начала.
– Тогда скажи его нам, – произнесла девочка.
   – Скажи его нам, – передразнил он её. – Чтобы какой-то ребёнок диктовал мне условия! А ты, герой в плаще, ушёл от неё не так уж далеко. То , что вы нас схватили, ничего не значит. Страну Цветов вам всё равно не спасти.
   Инди понял, что Крафт Ритт не так прост, поэтому, поразмыслив, взял со стола один из пистолетов и направил на него.
– Скажи, или мне придётся выстрелить.
   – Ты этого не сделаешь. Никто из вас не сделает. Та к что мне нечего опасаться, – и парень даже присел на компьютерную панель.
«Как же это сложно», – пронеслось у Инди в голове.
   – Мы можем выстрелить тебе в ногу, – добавил Кантор, вспомнив пару виденных им сюжетов.
Крафт только рассмеялся, посмотрев на этого мальчика.
   – Стреляйте. Можете меня убить, но кода я вам не скажу. Это дело всей моей жизни, и я не отступлюсь!
   Инди ещё немного подержал пистолет в руке, а затем положил его на стол. Нет, у него даже мысли не было выстрелить, хотя Крафта он начал ненавидеть как никогда.
   – Мы должны что-то сделать, – сказал отец Инсигнис. – Иначе все замёрзнут уже к утру!
   Инди прошёлся по помещению, взглянув на сферу. Подумав, он направил на неё свою руку, но ничего так и не произошло. Похоже, сфера в отличие от лампочек, питала себя сама, и обесточить её не представлялось возможным. Крафту доставляло удовольствие наблюдать, как его враги не знают, что предпринять. Он понимал, что каждая минута промедления приближает его к заветной цели.
   – Может, можно её как-то разломать? – предложил Кантор. – Или эти трубки сломать?
– И как? – посмотрела на него скептически Роза.
   То т перестал что-то предлагать и сел на компьютерный стул. Инди обошёл сферу ещё немного. Она не давала ему покоя ещё и тем, что из-за неё он терял концентрацию внимания. Если бы он был человеком, то заключил бы, что ощущения похожи на те, что человек испытывает в осознанном сне, когда не может сосредоточиться и всё вокруг кажется эфемерным. Инди обдумывал дальнейшие действия, продумывал каждую деталь и наконец сказал:
– Я попытаюсь проникнуть внутрь.
Услышанное не могло не заставить волноваться его друзей.
– Ты же не можешь здесь проходить сквозь стены, – заметила Роза.
   – Каждый раз, когда я пытаюсь это сделать, меня… как лучше сказать… ударяет. Но это не так невыносимо, как мне показалось сначала. Я попробую.
   Крафта рассмешило то, что он сказал. Однако он не подал виду. «Если этот парень может отключать электричество, то кто знает, что он способен делать ещё», – подумал он. Роза же поняла, что всё может закончиться не так хорошо, как надо.
   – Инди, послушай, ты же сам сказал, что эта сфера тебе вредит. Что будет, если ты окажешься внутри?
   Но парень промолчал. Он знал, что всё может закончиться самым непредсказуемым образом, но не хотел зря нагнетать обстановку.
   – Всё будет хорошо, я уверен, – соврал Инди. – Сурд, проследите, чтобы эти люди никуда не ушли.
   То т кивнул, и Инди пошёл на второй этаж, чтобы забраться на поверхность металлической трубы. Роза проводила его взглядом, а затем не выдержала и побежала к нему наверх. Он уже собирался залезть на выступ, когда она его нагнала и развернула к себе.
– Будь осторожен, пожалуйста! – сказала она.
– Обещаю, – ответил ей путешественник.
   Роза кивнула и отошла, а Инди забрался на трубу. В этот момент у него немного закружилась голова, но он прошёл по поверхности до сферы и прикоснулся к ней рукой. Головокружение лишь усилилось, но парень вспомнил о том, ради чего решился это сделать, и попытался протиснуть руку внутрь. Ему удалось погрузить её, но несколько ударов током заставили его на время остановиться. Крафт, увидевший это, резко поменял мнение о происходящем. Сначала он даже и не думал о возможности проиграть, но теперь принял во внимание увиденное и понял, что нужно что-то делать. Роза же стояла на втором этаже и, скрестив пальцы на руках, жалела, что в Стране Цветов нет религии, ведь тогда ей было бы к кому обратиться. А Инди религии были не нужны: он уже наполовину проник внутрь и попытался погрузиться полностью. Слабые удары током стали сильнее, но он стерпел и это. Наконец парень сумел себя превозмочь и резко прошёл сквозь металлическую стенку. Жуткая боль пронзила его тело, но отступать было поздно, так как он уже оказался внутри. Странно, но там не было темно. Внутреннюю поверхность сферы покрывали округлённые стеклянные стержни, заполненные каким-то синим веществом. Оно ярко светилось, и всё вокруг было сине-голубого цвета. Инди не знал, что теперь делать, поэтому попытался разломать стекло вокруг. Но стекло не было стеклом и оказалось очень прочным даже для его сильных рук. Парень ударил пару стержней ногой, но и это не помогло. А тем временем ему становилось всё хуже и хуже: голова сильно кружилась, и Инди постепенно отключался. «Что же предпринять в такой ситуации? Вернуться назад просто так уже нельзя, а здесь у меня ничего нет», – и странник осмотрел всё вокруг. Неожиданно его взгляд остановился. «Как я мог об этом забыть!» – произнёс путешественник. То , что он увидел, оказалось мечом, висевшем в ножнах у него на поясе. Ещё ни разу он его не доставал оттуда, но теперь, похоже, пришёл подходящий момент! Инди, забыв об усталости, вытащил меч и осмотрел его. Чем-то он напоминал обычные металлические мечи, но парень почувствовал, что оружие как будто связано с ним незримой нитью. Взяв его в левую руку, герой первый раз в жизни прицелился и, замахнувшись, пробил мечом стеклянные трубки. Свечение моментально усилилось, и Инди ощутил, как вся энергия сферы прошла через меч и ударила прямо в него. Что же именно произошло? Форзионы потеряли стабильность и теперь сливались с ближайшим объектом. А так как ближайший объект, то есть Инди, был больше энергией, чем материей, эти частицы также превращались в энергию. Все трубки, ведущие из сферы, моментально перегорели и начали плавиться. Кое-где они даже взрывались, и если золотой массив поглощал взрывы вставленных в него стержней, то остальные просто разлетались на куски.
   – Кажется, у него получилось! – крикнула Айсис, пытаясь увернуться от падающих кусков камня.
   Крафт, увидев то, что произошло, понял, что его план провалился. Он посмотрел на Бифакса и, встретившись с ним взглядом, молча кивнул. То т понял всё, что он сейчас подразумевал и, встав со стула, побежал на Сурда. Сбив того с ног, он отступил и вместе с подельником побежал в коридор.
– Они убегут, за ними! – крикнул Кантор.
   Сурд поднялся на ноги и, отряхнувшись, побежал за неприятелями. Но он не успел, так как двое уже вошли в какой-то замаскированный лифт и поехали на поверхность. Плюнув на них, он пошёл обратно и тотчас пожалел о содеянном, так как все охранники, обнаружив себя неохраняемыми, разбежались.
   – Мне не удалось их остановить, – крикнула отцу Инсигнис Ай-сис.
   А сфера тем временем начала трещать по швам. Трубки, присоединённые к ней, оторвало, и из отверстий повалил синий свет. Те , кто ещё стоял в помещении, отступили и стали наблюдать, что будет происходить дальше. Неожиданно всю шахту затрясло. Небольшое землетрясение распространилось по всему району и дошло до агломерации Северной Звезды. Люди, сидящие в промерзающих домах, подумали, что природа решила совсем их доконать, но тряска быстро закончилась, так что ничего заметного после себя она не оставила. А сфера, перестав светиться, раскололась на две части и обвалилась прямо в нишу, после чего перестали слышаться и звуки от взрывов.
   Первой после разрушений очнулась Роза Филионор. Она спустилась на первый этаж и, добежав до обломков, стала искать в них своего друга. Кучи разорванного металла и битого стекла не предвещали ничего хорошего, но она смогла их обойти и вошла в центр обрушенной сферы. Там-то она и нашла путешественника: Инди пытался подняться на ноги, но они сильно тряслись, поэтому он то и дело падал на пол.
– Ты в порядке? – спросила девочка.
– Не знаю, – честно ответил парень.
   Когда остальные увидели его, то подошли ближе. Айсис подбежала как можно ближе и помогла встать на ноги, после чего Инди сумел сам устоять на ногах. Он прошёл пару метров и, достав свой меч, который, как и он, никак не пострадал, из обломков, вложил его обратно в ножны.
   – Как видишь, он мне в итоге пригодился, – и странник через силу улыбнулся.
   Затем он залез в карман и достал оттуда полностью оплавившийся электронный прибор Сурда, который больше не мог служить своей цели.
– А Крафт убежал, – грустно сказала Айсис.
   – Скатертью дорога, – добавила Роза. – Надеюсь, мы его больше не увидим.
   Аппаратура, стоявшая рядом, перегорела, поэтому понять, что произошло наверху, было нельзя. И тогда все пошли к подъёмнику. Видимо, охранники нашли ещё какие-то платформы, так как подъёмник, на котором приехали Инди и Айсис, был на месте. Запустить его удалось с третьей попытки, и герои понеслись наверх.
   – Интересно, у нас хоть что-то получилось? – сказал Инс. – А то вдруг узнаем, что всё без толку?
   Роза кивнула, а потом посмотрела на Инди, который выглядел немного поникшим.
– Ты себя хорошо чувствуешь?
   Но парень лишь взглянул на неё, а потом посмотрел на горные породы, проносящиеся перед глазами.
– А вот туда мы не вернёмся, – сказал Кантор, указав на пещеру.
Хелен Голден поморщилась и добавила:
   – Даже не смотря на то, что эта пещера – заповедник, который оставили после бурения шахты, я бы тоже хотела больше никогда туда не попадать!
   И дети засмеялись. Инди, Сурд и Айсис непонимающе на них взглянули и так и не догадались, о чём именно они говорят. Спустя какое-то время все были наверху. Солнце тут же осветило их лица, и дети, первыми выбежавшие на открытый воздух, увидели невероятную для них картину. Перед ними предстало чистое голубое небо и довольно мокрый снежный покров. Пока холодной массы было ещё много, но мадам Голден предположила, что не пройдёт и недели, как она растает. А Инди добавил, что температура уже поднялась до точки плавления льда, и поднимается ещё.
   – У нас получилось! – Инс первым осознал то, что случилось, поэтому он начал прыгать вокруг остальных, и Кантор подхватил это действие, запрыгав вместе с ним.
   Роза же улыбнулась до ушей и взглянула на чистое небо. Правда, не совсем чистое: прямо над ними была белая полоса, обычно оставляемая какими-либо кораблями или самолётами. Никто не обратил на неё внимания, но эта полоса осталась после того, как Крафт и Бифакс покинули планету. Что ж, возможно, мы их больше не увидим.
– Да, – добавила Роза. – Даже не верится, что у нас получилось.
   – Поверь мне, нам крайне повезло, – сказала Айсис. – Чтобы кто-то без оружия и плана наперёд остановил таких, как Крафт, нужно много удачи.
Девочка подумала и произнесла:
– Много удачи и немножко Инди.
   Парень слегка улыбнулся, но потом снова вернулся в раздумья. И в этот момент Роза поняла, что с ним что-то не так. Однако при всех она не стала его расспрашивать, решив дождаться более подходящего момента. Тогда она ещё раз взглянула на Сурда.
– Простите меня, – сказала школьница.
– За что? – Сурду было это невдомёк.
– Я считала Вас виновником всего. А Вы нам помогли!
   Сурд кивнул в ответ и показал ей свою ладонь, что сделала и Роза. Ведь этот жест означал как приветствие, так и просто знак дружеского внимания.
   Итак, изменение климата было остановлено, и Стране Цветов предстояло восстанавливать всё. Поезд быстро довёз всех до агломерации, и первыми домой попали братья Волкс. Когда Гемма их увидела у порога дома, тут же бросилась к ним и крепко обняла, начав плакать. Затем она пригласила остальных пройти в дом, но те решили, что слишком устали для посиделок.
   – Да, Гемма, – добавил Сурд. – Мы встретимся завтра. Приглашаю Вас в большой ресторан «Цветы жизни» к восьми. Как говорили в очень древние времена: «Гулять – так гулять!».
   Гемма улыбнулась и проводила сыновей в их комнаты, а сама отправилась готовить. Следующими домой вернулись Сурд Ролатс и Хелен Голден. Сурда ждала Инсигнис, которая сразу рассказала ему новость о потеплении, на что мужчина выразил крайнее удивление и сказал, что это немыслимо для погоды. А вообще, он научился больше ценить свою дочь. И, наконец, домой вернулись Айсис и Роза. Мать также встретила их, обняв Розу и поприветствовав её сестру, а отец пошёл на радостях готовить завтрак.
– Скажите, где вы были? Вы знаете, что резко потеплело?
   – Мам, мне не до этого. Я не спала всю ночь и жутко устала… Все вопросы после сна, – и школьница отправилась к себе в комнату.
   Айсис также решила выспаться, поэтому на расспросы пришлось отвечать Инди. Он коротко рассказал о произошедшем, но не стал вдаваться в подробности, такие как пистолеты и холодная камера. Однако для Виз и этого было достаточно. В итоге Инди попрощался и ушёл, решив посмотреть, как идут дела в других местах планеты.


ГЛАВА 10. РАССТАВАНИЕ
  

   Прошла неделя, и всё вернулось в своё русло. Снег в Стране Цветов практически полностью растаял, и растения, пережившие суровую, но короткую зиму не только выжили, но и расцвели ещё пышнее, чем раньше. Правда, после снега осталось много воды, так что все водоёмы вышли из берегов, увеличившись минимум в два раза, но это было не столь важно. Температура достигла своей нормальной отметки, и жизнь людей снова стала нормальной.
   Всю эту неделю Роза так и не смогла найти своего путешественника: кого она ни спрашивала, все говорили, что не видели его нигде. Решив, что у него какие-то важные дела, девочка всё равно сильно расстроилась. Однако времени на это было немного. Ведь подошла очередь играть тот самый спектакль, который они готовили. Хелен Голден добавила в него несколько новых штрихов, таких, например, как способность безымянного рыцаря отключать электронику, но в целом всё осталось таким же. Сест, которого играл Инс, вместе с Инсигнис, игравшей воительницу, и Розой в роли Алис проникли в обитель злого правителя Тента и, по возвращении рыцаря, которого играл Кантор, уничтожили главу империи. Важной частью этого спектакля стало то, какой именно костюм выбрал Кантор. Ведь когда он впервые появился на сцене, все были крайне удивлены. Он вышел в одежде, точь-в-точь повторяющей костюм Инди. Да, у него был такой же длинный плащ с кофтой и такие же штаны с ботинками. А цельную картину завершал меч, пусть и искусственный. Зрители, знавшие об Инди и том, что он сделал для их мира, восприняли это как знак крайнего уважения и внимания, так что уже к концу дня в местное ателье поступило множество заказов от людей из самых различных кругов. В общем, Хелен Голден гордилась своим классом и даже вышла на сцену, чтобы поздравить учеников.
   Когда спектакль подошёл к концу, школьница мимолётом увидела Инди, сидевшего, как всегда, в восьмом ряду на пятнадцатом месте. Это сделало её сегодня очень счастливой. Стоит отметить, что на спектакле были многие знакомые наших героев, например, директор академии Эн-лект или тренер Жорж. То т даже подошёл к Розе, когда она спускалась со сцены.
   – Вот она, моя любимая ученица! – сказал он, немного запинаясь. – Я рад сообщить, что на следующей неделе бассейн будет полностью отремонтирован, и мы продолжим занятия!
– Я рада, Жорж, – добавила девочка.
Тренер ещё немного помялся, а потом произнёс.
   – Я хотел бы извиниться за тот случай. Я не должен был никому показывать себя в таком виде.
   Роза всегда уважала своего тренера и друга, поэтому знала, что любит его и таким.
   – Ничего страшного. Главное, что всё хорошо закончилось. А Вас я не выдам. Только пообещайте избавиться от этой вредной привычки, ладно?
Жорж улыбнулся.
– Ну, пообещать-то я могу. Здесь наука не нужна, как говорится…
   Их разговор прервал Энлект Филпс, который подошёл к школьнице и поздравил её с днём рождения. То же самое сделал и Жорж, который, наверное, немного об этом подзабыл.
   – Вот, – сказал директор, передав Розе небольшой диск. – Моя первая книга, только позавчера закончил! Называется «Будни директора академии». Тебе должно понравиться.
Роза забрала золотой диск, поблагодарила его. Жорж же сказал:
   – Ладно, мы ведь с тобой друзья. Та к что я занесу свой подарок завтра, а то он пока… не готов.
Девочка поблагодарила и его, после чего к ней подошёл наконец Инди.
– Я так рада тебя видеть! Где ты был?
   Он хотел что-то сказать, но тут к ним неожиданно приблизился не кто иной, как Сенек.
   – Здравствуйте, мой друг! – обратился он к Инди. – Тоже любите посещать культурные мероприятия? Я люблю смотреть на детей, вспоминаю себя в молодости.
Странник представил Розе Сенека, и тот поздоровался с девочкой.
   – Рад знакомству. Я не удивлюсь, если скоро у нашего героя в друзьях будет вся Страна Цветов, – и старец улыбнулся. – В общем, всё хорошо, что хорошо кончается.
   – Я надеюсь, мы ещё увидимся, – сказал Инди. – Вы мне очень помогли тогда, в расследовании.
   – Кто знает, как нами распорядиться судьба. Человеку ведь не дано всё знать наверняка. И даже волшебные зеркала не всегда открывают перед ним все тайные двери. Будущее для нас неведомо, но мы создаём его сами, и это здорово.
   Инди попрощался с Сенеком, который отправился обратно по своим делам, и пошёл на выход. Роза последовала за ним, и у ворот академии девочка встретила Инсигнис. Та ждала своего отца, также нашедшего время, чтобы посмотреть на спектакль дочери, поэтому была в более-менее хорошем настроении. Увидев Инди, она медленно подошла к нему.
   – Отец был на последнем заседании Логоса и сказал, что Вас представили к награде «Золотой диск Компунктуса». Вы можете в любое время её забрать, – и девочка посмотрела на Розу.
   – Это хорошо, да, определённо, – ответил Инди и отошёл в сторону, так что Роза и Инсигнис могли поговорить один на один.
Рыжая школьница немного помялась, а потом сказала:
   – Спасибо твоим родителям за новую электронную книгу. Хотя, почему спасибо, ты же возмещаешь ущерб, – тут она немного помолчала. – Ладно, всё равно спасибо!
Роза слегка посмеялась.
   – Слишком много спасибо для тебя, не находишь? Эх, ладно. В общем, надеюсь, что мы не будем враждовать так сильно, как раньше.
Инсигнис также посмеялась.
   – Конечно, надежда ведь умирает последней… Да, кстати, с днём рождения тебя.
Роза кивнула в ответ, немного подумала и предложила:
– Если хочешь, можешь прийти ко мне сегодня на праздник.
   Девочка сама не ожидала от себя такого, но эти слова почему-то вырвались сами.
   – Нет, спасибо, но… у меня нет подарка, а без него я не могу прийти, – тут она увидела своего отца, вышедшего из академии. – Ладно, мне пора, пока.
   И школьница ушла к Сурду. То т встретился взглядом с Инди и Розой и, кивнув, повёл свою дочь домой. А к Розе подошли её родители и Айсис.
   – Ну, что, Роза, теперь домой? Тебя ждут подарки! – улыбнулась ей сестра.
– Сейчас, только дождусь своих друзей.
   Не прошло и пяти минут, как на улицу вышло три ученика: Кантор, его брат Инс и Капт. Они присоединились к остальным, и все пошли на вокзал. Теперь-то поезда ходили ещё чаще, чем должны были, так что совсем скоро все были дома у семьи Филионор. Та м уже был накрыт стол, заставленный самыми разными продуктами, и все дружно за него уселись.
– Что у нас сегодня? – спросила девочка.
   – Клубни силисы, приправленные лотосами и кактусами, пресноводные водоросли с белковыми шариками и углеводный торт «Шейка», – ответила мать.
– И никакого иомопа, – добавила сестра.
   Роза улыбнулась, и все занялись едой. Инди тоже ел, но время от времени посматривал на Розу, как будто хотел ей что-то сказать. Однако выйти из-за стола сейчас было бы некрасивым жестом, поэтому он продолжал сидеть, поедая кусочек клубня.
   – Я всё ещё смутно представляю, как у вас всё прошло. Шахта, похолодание, – всё это так необычно и странно, – и Виз Филионор вышла из-за стола.
   – Поверь мне, я в таком же состоянии, – посмеялась Айсис и тоже отправилась за матерью.
   Они куда-то ушли, а потом вернулись и принесли с собой подарки для Розы. От родителей девочка получила красивую фиолетовую кофту-ка-пюшонку и новую сумку синего оттенка с изображением разных цветов. Девочка поблагодарила родителей, а затем в гостиную вернулась сестра и принесла Розе новый купальный костюм.
– В нём ты будешь плыть ещё быстрее, – порадовала её Айсис.
– Спасибо тебе! – улыбнулась школьница.
   Следующим были Кантор и Инс. Они достали из сумки небольшую рамку и поставили её на стол. В неё была вставлена новенькая фотография, на которой Инди и Роза стояли вместе посреди бассейна. Кантор пояснил, что сделал её, когда хотел собрать фото костюма путешественника для ателье.
– Ты молодец, Кантор.
   Мальчик улыбнулся, обрадовавшись, что угодил своей однокласснице, и передал ей рамку. Затем очередь дошла до Капта Иоса. Он покопался в кармане и достал небольшой диск, такой же, какой девочке утром передал директор Энлект.
   – Здесь энциклопедия «Всё обо всём», это мой любимый сборник. Надеюсь, тебе она понравится.
   Роза поблагодарила и его, а потом посмотрела на Инди. То т сначала не понял, чего от него хотят, но, увидев пристальный взгляд всех остальных собравшихся, догадался и потянулся к карману. Достав оттуда что-то блестящее, он передал это своей подруге.
   – Это же… кулон! – сказала Роза, увидев у себя в руках прекрасное ювелирное украшение.
   – Он сделан из золота главной шахты, а рубин внутри взят из трещины луны Сенектут. Его, кстати, сделала ваша мать, – обратился он к Кантору и Инсу.
   Кулон было красивой формы, а золото, гладко отполированное, гармонично контрастировало с рубином в центре. Роза аккуратно повесила его на шею и засветилась от радости.
– Он будет напоминать тебе обо мне, – сказал Инди.
   Смысл последних слов для Розы остался загадкой. «Что он имеет в виду?» – подумала она. Но девочка просто поблагодарила всех и снова села за стол. После того, как торт был разрезан и съеден, все стали разбредаться кто куда. Капт подошёл к Инди и попросил его завтра поиграть с ним в ментем, так как мальчик эти дни усиленно тренировался. Инди улыбнулся ему, но отвечать не стал и пошёл за Розой, которая отправилась в свою комнату. На полпути его остановили Кантор и Инс.
   – Мы хотим завтра снова сходить в зоопарк, там открыли остальные комнаты. Пойдёшь с нами?
   – Я был бы рад, – как-то грустно сказал парень. – Надеюсь, вы и впредь будете такими же дружными, как сейчас. Вы молодцы.
– А я? – подошла к ним Айсис. – Разве я не молодец?
   – Никто и не спорит, – сказал путешественник. – Роза должна гордиться своей сестрой.
Айсис кивнула и улыбнулась.
   – В общем, я рад, что с вами познакомился, – и Инди, помахав им рукой, пошёл наверх.
   Розы, правда, почему-то не было в своей комнате, поэтому странник подумал, что она внизу, но тут он вспомнил про крышу и, выйдя наружу через окно, перелетел наверх. Там-то он и увидел школьницу.
   – Ты искал меня? – спросила девочка. – А я решила побыть одна, подумать обо всём.
   Инди подошёл к ней поближе и сел рядом, взглянув на небо. Солнце постепенно приближалось к горизонту, и облака, изредка появляющиеся на небе, приобрели красноватый оттенок. Он хотел сказать что-то важное, но не знал, как это сделать.
– Роза, я должен тебе признаться… – произнёс он и замолчал.
Девочка посмотрела на него так, как будто чувствовала то же, что и он.
– Я догадывалась, что с тобой что-то произошло. Это из-за сферы, да?
Инди кивнул.
   – Когда я уничтожил её, форзионы передали мне свою энергию… И теперь она разрушает меня…
   – И ничего нельзя сделать? – ужаснулась школьница, надеясь, что что-то можно придумать.
   – Можно. Но… В общем, я должен соприкоснуться с Пустотой. Снова. И она излечит меня, заберёт эту энергию, – разговор тяжело давался нашему герою.
Роза неожиданно поняла худшее.
– Значит, ты улетишь? А надолго? – ей ещё не верилось.
   – Я не знаю. Месяц, год, может, больше. Не могу сказать, я ещё никогда не возвращался туда.
   Роза снова посмотрела на небо. Она задумалась, и из её глаз потекли слёзы.
   – Моя жизнь изменилась, когда я встретила тебя. Я боюсь, что когда ты улетишь, я снова погружусь в обычные дни и забуду это время.
   Инди посмотрел на девочку и, увидев, как она плачет, обнял её за плечи.
   – Ты не забудешь. У тебя есть семья и друзья. Они помогут тебе помнить.
   – Но ты вернёшься? – Роза не хотела отпускать своего друга. – Обещай, что вернёшься! Пожалуйста...
Инди посмотрел ей в глаза и сказал:
– Я вернусь. Клянусь тебе, я вернусь!
   Школьница ещё раз осмотрела странника с ног до головы, как будто пытаясь запомнить его образ. Этот плащ, меч, эти чёрные глаза. Ей будет этого не хватать. И Роза не могла поверить, что скоро она его не увидит.
   – Ты стал мне лучшим другом. Даже больше. И я не представляю теперь жизни без тебя. Думай обо мне там, в космосе. Вспоминай те дни, которые мы провели вместе. И мечтай о тех днях, что ещё ждут нас.
   Инди улыбнулся, а Роза, взглянув на него, поцеловала в щёку. Ей не хотелось его отпускать, но девочка понимала, что по-другому она посту-
пить не может. Странник встал с выступа и посмотрел в небо. Погода была удивительно хорошей, и он, ещё раз взглянув на Розу, помахал ей рукой.
   – До следующей встречи, – сказал путешественник и поднялся в воздух.
   Плащ скрыл солнечный свет всего на мгновение. Роза взглянула ему вслед последний раз и заплакала ещё сильнее, не в силах сдержать эмоции. Инди покинул агломерацию Северной Звезды, пролетел мимо Логоса Старейшин и оставил Страну Цветов. Он снова летел сквозь космос. Но теперь наш герой знал, что где-то в этой чёрной бездне его ждут те, кому он дорог.

Продолжение следует

 

 

 

 

Роман. Часть 1-ая. Главы 1-5

 

   «У каждой истории есть начало. Есть оно и у каждого человека, пора, когда мы знакомимся с миром, учимся понимать друг друга, общаться, открываем для себя новые горизонты. Эта пора – детство. Увы, ничто не может длиться вечно. Приходит время, и мы покидаем этот чудесный край, взрослеем и меняемся. Разрушение привычных иллюзий юности – всегда тяжёлое испытание. Кто-то сможет стать сильнее и мудрее, а кого-то судьба просто сломает, навсегда лишив возможности радоваться простым вещам и мечтать. Это история Инди, ставшая для него теми воспоминаниями, которые он не в состоянии теперь забыть, тяжёлым бременем разрушенной жизни».
Роза Ариана

 

ГЛАВА 1. РОЗА ФИЛИОНОР
  

Солнце показалось из-за горизонта, и холодный сумрак ночи постепенно уступил место утренней заре. Дома и сады залило светом, и люди, крепко спавшие всего каких-то сорок минут назад, поднялись на ноги и, собравшись, пошли по своим делам. Дела ждали и Розу. Пока еще школьнице, почти каждый день ей приходилось вставать спозаранку, что, конечно же, ей очень не нравилось. Сейчас девочке не хотелось покидать свою тёплую и уютную постель, но голос, прозвучавший, словно раскат грома в тишине, сразу развеял туман сновидений.
   – Роза, вставай, восемь часов утра! Ещё пятнадцать минут промедления, и ты опоздаешь!
   Школьница подняла голову с подушки и посмотрела в сторону приоткрытой двери, в проёме которой стояла её мать. Спорить с ней сейчас было бы глупо, но Розе в этот момент так не хотелось никуда идти, поэтому она решила попытаться.
– Ещё пять минут, мам. В конце концов, я не опаздывала уже две недели.
Но женщина была непреклонна.
   – Роза Филионор, живо вставай, или я позову отца! Твоя сестра уже в консерватории, а ты даже не можешь привести себя в порядок толком! В голосе женщины слышались нотки строгости, однако никакой злостью и не пахло.
   – Ладно, сейчас, – сказала девочка, не желая спорить с матерью, и быстро поднялась с кровати.
   Резкий подъём не остался незамеченным: голова сразу закружилась, и Розу поклонило в сторону. Но она быстро пришла в норму и, подойдя к большому металлическому шкафу, стала доставать оттуда свои вещи. Не считая платья и туфель, она взяла оттуда тонкий купальный костюм, резиновую шапочку и золотистые пластмассовые очки, которые сразу же положила в сумку. Быстро переодевшись, школьница ненадолго встала перед зеркалом, обрамлённым золотой рамкой, и стала причёсываться. Проводя расческой по длинным чёрным волосам, она посмотрела на своё отражение и задумалась. Но лишь на пару мгновений, ведь время поджимало. Закончив приводить себя в порядок, Роза Филионор вышла из комнаты и спустилась на первый этаж своего дома.
   Комната, находившаяся там, служила домочадцам как кухней, так и гостиной. Большой каменный стол, несколько золотых столешниц и духовка гармонично сочетались с двумя мягкими диванами и широким экраном, пылившимся за ненадобностью. Родители девочки, звтракавшие за столом, пожелали девочке доброго утра и продолжили трапезу. На столе, за которым они сидели, кроме тарелок с едой стояло ещё несколько горшков с цветами и мешок семян, украшенный зелёной эмблемой селекционной лаборатории. Кому-то это могло бы показаться странным, но только не Розе. Ее родители были садовниками и она давно привыкла к подобным вещам. Мать Розы, Виз Филионор, пережёвывая лист какого-то зелёного растения, ещё раз посмотрела на дочь и сказала:
   – После академии сразу же домой. А то пойдёшь, как в прошлый раз, в парк и пропадёшь до вечера.
   Розе нравоучения матери давно наскучили. Имея свободолюбивый характер, она злилась каждый раз, когда кто-то пытался её контролировать. Проигнорировав слова женщины, школьница направилась к стеклянной двери. Мать же не стала звать девочку завтракать, так как знала её привычку уходить утром из дома на голодный желудок. Вместо этого она попросила своего мужа передать ей  увшин с иомоп м (крайне полезным напитком) и продолжила откусывать кусочки от зелёного листа. Роза же вышла на улицу и осмотрелась. Утро уже вступило в свои права, и заря давно освещала стены домов и дороги.
   Край, где жила наша героиня, назывался Страной Цветов. Точнее, так называлась целая планета. И вовсе не напрасно. Если бы землянин взглянул на неё из космоса, сразу бы заметил кардинальное отличие от нашей планеты. Континенты этого мира пестрили всеми цветами радуги, а океаны, не отставая от суши, имели жёлто-розовый оттенок, лишь изредка сменяющийся на привычный нам синий. Всё дело было в том, что равнины и горы Страны Цветов покрывали бескрайние леса и поля, цветущие почти круглый год. Живописные сады украшали города, точнее, крупные агломерации, образованные на местах древних поселений. Те м же, кто равнодушен к цветам, возможно, понравится другой факт. Все здания и монорельсовые дороги этих агломераций были построены не из дерева или камня, а из крайне распространённого здесь металла. А именно – золота. Крупные месторождения его находились практически на каждом континенте, и металл использовался везде, где только можно. Увы, но другие миры не могли похвастаться тем же.
   Само же место, где жила Роза Филионор, носило красивое название Агломерации Северной Звезды. Жёлто-золотые дома ярко блестели в лучах солнца, а сады и парки делали воздух чистым и свежим, заодно радуя глаз гармоничной композицией красок. Девочка прошла по дороге вдоль одной из аллей, на которой росло около сотни небольших вишен, и направилась в сторону вокзала. Высокий эскалатор, сделанный также из золота, направил её на верхний ярус дорог, и Роза встала у остановки, чтобы дождаться поезда. Красоту здешних мест дополняли высокие шпили на крышах домов и широкие купола местных музеев. Но школьница давно уже не рассматривала здешние достопримечательности, ведь они для неё были чем-то обыкновенным. Как только блестящий монорельсовый локомотив показался на горизонте, она отошла на безопасное расстояние от края дороги, проверив в своей сумке наличие идентификатора. Ведь без него куда-либо уехать было просто невозможно. К счастью, он был на месте. Облегченно вздохнув, школьница проехала весь свой маршрут в хорошем настроении, шёпотом напевая любимую песенку. Для неё это был обыденный, давно ставший привычным путь, который она проезжала почти каждый день. И вёл он её не в академию, как можно было ожидать, а в сторону большого спортивного бассейна, расположенного почти в центре агломерации. Комплекс для пловцов, носящий экзотичное название «Лиман», пару лет назад стал для Розы вторым домом. По крайней мере так ей говорил её тренер. Вот и сейчас она шла по коридорам этого здания так, словно с самого рождения проводила тут минимум по десять часов в день.
   Встретившись в раздевалке со своими подругами по команде, Роза переоделась и, выйдя к бассейну, увидела тренера. Инкурат Жоржез, а именно так его звали, был высоким, атлетически сложенным мужчиной тридцати лет от роду, занимавшимся своей профессией уже как минимум три года. И, несмотря на довольно помятый вид, он вёл себя непреклонно и строго. Увидев нашу героиню, Инкурат тотчас выпрямился и, последовав к ней навстречу, поприветствовал, показав свою ладонь (именно так приветствовали в Стране Цветов друг друга в официальных кругах). Сделав то же самое, школьница хотела что-то сказать, но тренер её опередил:
– Ты опоздала на пять минут. Надеюсь, причина уважительная?
   – Жорж, просто монорельс подъехал не вовремя, вот и всё, – соврала Роза.
   Тренер посмотрел на девочку и улыбнулся. Он прекрасно понимал, что поезда давно перестали опаздывать, всегда приходят по расписанию, но разоблачать школьницу не стал. Указав ей на бассейн, он развернулся и пошёл к остальным спортсменкам. Девочки, которым было примерно по двенадцать лет, о чём-то живо переговаривались, но Жорж (именно так его звали почти все друзья, так как полное имя было довольно труднопроизносимым) их прервал. Они всё поняли и, направившись к краю бассейна, прыгнули в воду. То же сделала и Роза.
   Вода была довольно тёплой, и привыкать к ней практически не пришлось. В этот день спортсменки упражнялись в скорости. Каждый раз, проплывая заданное расстояние, они учились отталкиваться от края и
совершенствовали свои навыки. Под конец тренировки, длившейся полтора часа, Роза была очень вымотана. Она медленно переоделась в раздевалке и уже собиралась уходить, когда тренер нагнал её в коридоре.
– Роза, я собирался сказать, но ты ушла. Завтра тренировки не будет.
   Школьницу новость расстроила. Она посмотрела на Жоржа и, шагнув в сторону, сказала:
– Что ж, тогда я хотя бы высплюсь…
   Они попрощались, и Роза вышла на улицу. Сейчас ей так хотелось пойти и лечь куда-нибудь поспать, но сделать это она не могла. Ведь впереди её ждали скучные, как она считала, уроки в академии. К счастью, сама академия была недалеко, всего в пяти минутах ходьбы от бассейна.
   Это было трёхэтажное высокое здание с круглой золотой крышей и несколькими шпилями, уходящими далеко ввысь. Стены же академии покрывали большие и широкие таблички, расписанные разными радующими глаз записями, в основном, афоризмами об учёбе. Когда-то в детстве, в начале первого разряда обучения, Роза любила читать всё новое и интересное, поэтому каждую табличку она теперь знала достаточно хорошо.
   Внутри академии девочку встретил просторный холл, у стен которого стояли мраморные колонны, испещрённые сетью чёрных прожилок, выглядевших почти как трещины. Классная комната находилась на втором этаже, и, оказавшись наверху, Роза встала перед дверью, раздумывая и подготавливая себя. Учёба нашей героине никогда особо не нравилась, несмотря на то, что знания давались ей легко. Другое дело плаванье. Даже десять часов упорной тренировки она перенесла бы с большей лёгкостью, чем два часа занятий. Наконец, пересилив себя, девочка открыла дверь и шагнула внутрь помещения.
   Там, в круглой и просторной комнате, хорошо освещённой, стоял большой учительский стол. За ним, словно судья, сидела единственная учительница и наставница школьницы. В бежевом платье с цветком вишни, приколотым чуть повыше груди, женщина имела красивое каштановое каре и ясные сине-серые глаза. На вид ей было лет тридцать пять, но в Стране Цветов было совсем другое летоисчисление, и дней в году было больше, поэтому она считала, что ей всего лишь пятнадцать с половиной лет. Оглядев Розу с ног до головы, она встала из-за стола и поприветствовала её. Но не с помощью ладони, так как между преподавателем и учеником это было не принято, а лишь словами.
   – Роза, ты не предупредила, что придёшь ко второму уроку, – сказала женщина.
   – Мадам Голден, тренер неожиданно перестал болеть и сообщил об этом только поздно вечером. Я вам не сказала, так как думала, что вы спите, – на этот раз школьница говорила чистую правду.
   Рядом с учительским столом полукругом стояло ещё пять больших парт. За четырьмя из них уже сидели ученики. Это были три мальчика и одна девочка. Всем им было примерно по десять-двенадцать лет от роду, конечно, по нашему летоисчислению. Да и самой Розе было двенадцать. Девочка, сидевшая за партой напротив учительского стола, тут же встала с места и подняла руку. Хелен Голден заметила это и отвлеклась от нашей героини.
– Что, Инсигнис? – спросила учительница.
   – Мадам Голден, я слышала о болезни тренера Розы. С таким заболеванием он не мог так быстро выйти и выздороветь, – девочка говорила медленно и плавно, словно выступала в сенате или в суде. – Что если Роза просто прогуляла сегодняшний урок?
   Филионор посмотрела на свою одноклассницу. Одетая в красивое розовое платье, та всегда выделялась из класса своим видом и поведением. Обе школьницы никогда между собой особо не ладили, и вот сейчас это вполне могло перерасти в настоящую вражду.
– Тебя не спрашивают! – огрызнулась Роза.
Но та только улыбнулась ей в ответ.
   – Жаль, что родители не научили тебя хорошим манерам! Нельзя разговаривать в классе на повышенных тонах.
   – Ладно, Инсигнис, успокойся, – вклинилась в разговор учительница. – Я сама знаю тренера Розы, он часто так непродолжительно болеет. Насколько мне известно, у него бывают приступы достаточно редкой болезни, а именно… нет, сейчас не вспомню название. В общем, нет причин не верить ей.
Тут учительница повернулась и обратилась к девочке:
   – Садись, Роза, мы как раз начинаем зачитывать доклады по биологии.
   Школьница улыбнулась, посмотрела на Инсигнис и села за крайнюю парту. Мальчик, сидевший за соседним столом, помахал ей рукой в знак приветствия, но Роза просто кивнула в его сторону и достала из сумки небольшую металлическую конструкцию в форме куба. Учительница же встала из-за стола, осмотрев каждого, и подошла к большому экрану, висевшему на стене, чтобы подключить аппаратуру. Но сначала ей это почему-то не удалось. Экран не хотел включаться, и Хелен уже пришла в голову мысль отменить выступления, но потом, к счастью, всё заработало. Женщина вернулась к своему столу и села, а затем включила небольшой монитор.
   – Итак, первой пойдёт отвечать… Инсигнис Ролатс! – и Хелен тотчас отстранилась от экрана.
   Рыжая школьница встала из-за парты, взяв с плоской поверхности золотой куб, и подошла к экрану. Положив куб на столешницу, она стала искать на нём нужную ей информацию. Небольшой кубик был переносным записывающим устройством, способным хранить огромный объём данных. В этом случае – материалы доклада. Инсигнис открыла несколько картинок, и на экране показались фотографии цветов. А именно лотосов. Та к как темой докладов были виды растений, произрастающих в агломерационных садах, каждый из учеников выбрал себе любимый цветок. У Инсигнис это был лотос. Школьница начала рассказывать о строении этого растения, о способе размножения и историческом влиянии на культуру. Так, в древней Стране Превосходства лотос считался священным цветком, и люди клали его в могилы при каждом захоронении, так как верили, что сущность умершего сольётся с этим цветком и возродится в новых лотосах.
   – Чего только люди не придумывали в прошлом из-за своего невежества, – сказала школьница в завершение своего доклада
   Хелен долго думала над тем, как правильно оценить работу своей ученицы. В итоге она открыла электронный журнал и поставила туда
оценку класса восемь. Это Инсигнис очень понравилось, и она, забрав свой куб, села за парту.
   Следующей выступающей наставница выбрала Розу. Та вышла к экрану и, начав копаться в данных, открыла фотографии красивых красных роз.
   – Конечно, это розы, что же ещё… – думала про себя рыжая девочка, отвлёкшись на экран своей электронной книги.
   – Я выбрала розы, так как это мой самый любимый цветок, – начала наша школьница. – А любимый он потому, что меня назвали в честь него...
   Филионор рассказала об эволюции этого растения, в целом о физиологии цветковых растений и о новых сортах, выведенных селекционерами. Последнее она знала благодаря своему отцу. Когда-то он работал в селекционной лаборатории и был ведущим учёным, но теперь, после сокращения, стал простым садовником. Что очень расстраивало как его, так и остальных членов семьи.
   – Ты хорошо всё рассказала, – учительница всегда говорила одинаково со всеми учениками, так как старалась никого никогда не выделять. – Но только ты не упомянула про историческое влияние, да и к тому же зачем-то рассказала в целом про цветы. В общем, выше класса семь я тебе поставить не могу.
   Слова Хелен расстроили девочку. Конечно, сама оценка была хорошей. Это было что-то вроде нашей четвёрки. Но то, что Инсигнис получила более высокий балл, чем она, несколько злило Розу. Встретившись взглядом со своей одноклассницей, она забрала куб и пошла к парте. Один из учеников, сидевший рядом с Розой, начал хлопать и, когда девочка проходила мимо его парты, сказал:
– Ты молодец, мне самому розы нравятся больше, чем лотосы!
   Этого мальчика звали Кантор. Будучи одноклассником нашей героини, он всегда был позитивно настроен и всячески её поддерживал. Но часто Розе было не до этого. Вот и сейчас она просто прошла мимо и в расстроенных чувствах села за парту, так и не повернувшись к нему. Следующим пошёл отвечать ещё один одноклассник Розы и Кантора, Капт. Это был самый молодой из всего класса ученик, старавшийся успевать по  как можно большему количеству предметов. И теперь, рассказав о светоносках, он получил высшую оценку – класс десять. Однако никто не придал этому особого значения, так как с ним мало кто близко общался. Впрочем, сам класс дружным никто бы из них и не назвал.
   Когда Хелен хотела вызвать к экрану ещё одного ученика, прозвучал сигнал об окончании урока. Решив отложить доклады на потом, она посоветовала всем сходить в столовую и засела за компьютер.
   Столовая была одним из тех немногочисленных мест, где собирались ученики разных возрастов. От семи лет до шестнадцати, они все приходили сюда, чтобы позавтракать или пообедать. Роза же столовую очень не любила. Ведь еда здесь была совсем не такая, как дома. И если несколько листьев салата и белые клубни силисы она смогла как-то съесть, то иомоп так и не осилила. Несмотря на то, что это был очень полезный и целебный напиток, подававшийся практически везде, вкус у него был не самый приятный. Да и вид – тёмно-зелёный, а иногда и коричневый – был не очень аппетитен. Вылив иомоп в горшок одного из растений, стоявших под ультрафиолетовыми лампами, она направилась в класс. То же сделал и Кантор, а за ним пошли и остальные.
   Начинался новый урок, и почти у всех он был самым любимым. Ведь это было стереовиденье! Каждую неделю ученики смотрели какой-либо научный фильм, а затем отвечали на вопросы или просто беседовали, обсуждая его. Классы в Стране Цветов были совсем маленькие, всего по пять-семь человек, и это позволяло наставникам и преподавателям почти всегда находить к каждому школьнику особый подход. Ведь главной задачей любой академии являлось воспитание в людях высших моральных ценностей и лучших качеств характера. В этот раз на стереовиденье был показан довольно старый, но от этого не менее интересный фильм «Последняя война». В нём рассказывалось о том, как великий правитель Компунктус вёл долгую войну с соседним государством, Страной Превосходства, и о том, как люди отдавали свои жизни за то, чтобы в будущем никаких войн больше никогда не было.
   В самом начале повествования Кантор подсел поближе к нашей школьнице, однако та совсем его не заметила. Заворожённая, Роза смотрела видео, забыв обо всём на свете. Ей всегда нравились истории о древних рыцарях и воителях, а также сама идея отстаивать свои права на свободу. Когда подошёл кульминационный эпизод, один из учеников, а именно Инс Волкс, попросился выйти. После того, как ему разрешили это сделать, он медленно прошёл мимо экрана, на несколько секунд загородив обзор, и в конце громко хлопнул дверью, что очень не понравилось одноклассникам, особенно Розе. На экране в этот момент началась развязка: на разрушенной войной улице города победивший в войне Компунктус склонил голову перед умершим братом и закрыл ему глаза слегка окровавленной рукой. Как только он это сделал, прозвучали следующие слова:
   – Великий правитель победил. Но жертв было слишком много, чтобы радоваться этой победе. Компунктус объединил все земли нашего мира в одно государство, которое назвали Страной Цветов. Каждый воин, каждый, кого коснулась эта война, поклялись больше никогда не решать свои проблемы силой. Сам же правитель вложил меч в ножны и отдал его первому музею страны, пообещав всем, что далёкие потомки смогут увидеть оружие лишь там, в виде экспонатов. Та к закончилась последняя война.
   Стоило показаться на экране списку исполнителей ролей, дверь в класс открылась, и появился Инс.
– Почему тебя так долго не было? – сразу же спросила его Хелен.
   – Представьте! На меня напали воины Чёрной Тени! Они не пускали меня в туалет, и прогнать мне их удалось только светоносками, которые по случайному стечению обстоятельств росли рядом.
   Наставница покачала головой. Инс всегда отличался богатым воображением, но в последнее время это стало переходить все границы. «Странный» – так его называли остальные ученики. Конечно, не считая его брата, Кантора Волкса, который всячески старался помогать младшему братишке и не давал его в обиду.
   Убедив Инса сесть на место, Хелен Голден ещё какое-то время подождала, а затем начала новое занятие, на этот раз касающееся технических наук. Вот тут-то Розу и поклонило в сон. Ведь техника и подобные вещи
были для неё самым скучными предметами из всех, что преподавались в академии. И пусть наставница сейчас рассказывала им про устройство монорельсовых поездов, Розе было не до этого. Она молча уставилась в блестящую поверхность своей парты, прокручивая в голове планы на будущее. В один момент школьница даже чуть не уснула, но всё же смогла себя сдержать, чтобы не повалиться на стол. Капту же было всё интересно. Он даже несколько раз поправил Хелен, когда та говорила про магнитную подушку, за что учительница его немного похвалила. Но он был единственным, кому было нескучно.
   К счастью для Розы, это был последний предмет на сегодня. Как только занятие окончилось, она собрала вещи с парты и направилась в холл. Однако по пути её задержал Кантор.
   – Роза, подожди, – начал он говорить, слегка запинаясь. – Я... я так и не могу выбрать костюм для нашего спектакля…
   – Сейчас же много разных выкроек, посмотри в библиотеке в конце концов. Мне правда надо идти, – Розе было не до выслушиваний.
   Кантор извинился и отстал. Девочка уже собралась уходить, но её опять задержали. На этот раз Инсигнис. Школьница поправила свои рыжие волосы и сказала:
   – Ты хорошо рассказывала свой доклад. Жаль, что только седьмой класс…
   Наша героиня сразу поняла, что одноклассница хочет позлорадствовать, пусть и в завуалированной форме. Но что ей ответить? Ведь придраться, по сути, было не к чему. Всегда одетая по последней моде, накрашенная и богатая, она казалась практически идеальной. Но Розе удалось подкопаться.
– Зато меня не забирает из академии няня! – сказала школьница.
   Инсигнис её слова моментально вывели из равновесия. Не зная, что ответить, она молча развернулась и пошла в холл. Конечно, Инсигнис была этому факту не рада. А что делать, если твой отец – очень важный человек в стране и заботится о безопасности своей дочери? Но рыжую школьницу это всегда злило. Роза же, обрадовавшись, что задела свою одноклассницу за живое, также вышла в холл и, пройдя мимо девочки, пошла в сторону выхода.
   Солнце всё ещё освещало улицы и аллеи, и Роза неспешно шла в сторону вокзала. Настроение опять же было хорошим, и она, посмотрев на облака, плывущие по голубому небу, стала ожидать свой монорельсовый поезд. Однако он долго не подъезжал. И это было странно, ведь по расписанию он должен был как раз подойти. Шли минуты, переваливая за первый десяток, и Роза решила, что лучше всего пойти домой пешком, так как с поездами что-то случилось.
   Спустившись на улицы первого яруса, она выбрала нужное направление и медленным шагом отправилась в путь. Аллеи из цветущих деревьев сменяли друг друга, мимо промелькнули бассейн, библиотека и дорога в парк, а девочка шла вперёд, стараясь думать о чём-нибудь хорошем. Так, ей очень хотелось на ближайших соревнованиях выиграть золотую медаль, как в прошлом году, но она понимала, что теперь её соперницы ещё более натренированы и подготовлены. И пусть её тренер хорошо проводил занятия, он всё же часто их пропускал, и подготовиться толком никто не смог.
   Надеясь наверстать упущенное на следующей тренировке, Роза Филионор остановилась и облокотилась на небольшое вишнёвое дерево, цветущее прямо посреди дороги. Некоторые лепестки уже опали, но красоту это не нарушало. На улице стояла очень тёплая погода, впрочем, как и всегда. Ведь в Стране Цветов уже много веков был очень мягкий и ровный климат, что позволяло получать максимальные урожаи. Отдохнув немного, наша школьница обошла несколько высоких зданий и вошла в жилой район. Когда солнце уже скрылось за крышами, Роза только-только дошла до своего дома. Мать, встретившая её в дверях, казалась очень разочарованной.
   – Роза, ты опять после академии пошла в парк, несмотря на то, что я тебе это запретила? – спросила она, вытаскивая из кармана семена какого-то растения.
– Мам, поезда не было пятнадцать минут, и я решила пойти пешком.
   Но Виз ей не поверила. Вместо этого, дав дочери пройти в гостиную-кухню, она сказала мужу:
   – Она опять мне врёт! Сколько можно?! Вместо того, чтобы помогать нам с выращиванием цветов, она мотается, где только можно. Лорк Филионор, отец Розы, сидел на диване и читал электронную книгу. Оторвавшись от чтения, он посмотрел на дочь.
  – Нехорошо врать, Роза. В следующий раз мы тебя накажем, – сказал он и снова сел на диван.
– Но я не вру! – пыталась оправдаться девочка.
  Весь этот разговор слушал ещё один член семьи Филионор, молодая девушка по имени Айсис. Это была сестра Розы, работавшая музыкантом и преподавателем в главной консерватории Агломерции Северной Звезды. Только что вернувшаяся с работы, она услышала диалог и решила вступиться за Розу.
  – Знаете, я не думаю, что моя сестра обманывает вас, – сказала Айсис, выйдя из коридора.
  – Ну, да, конечно, поезд на самом деле не приехал... Да они всегда вовремя приходят! – и Виз отошла в сторону кухонного стола.
  Розе надоел разговор. Отойдя от матери, она пошла к лестнице, пройдя мимо сестры, и закрылась в своей комнате. Айсис направилась за ней следом, но на просьбу открыть ей дверь школьница ничего не ответила.
  – Я знаю, тебе сейчас тяжело, – начала говорить сестра, встав прямо у закрытой двери. – Тебе не верят. Но ведь для этого есть причины. Ты ведь несколько раз уже обманывала нас. Просто не бери в голову. Можно зайти?
Но ответ был не тем, какой она хотела услышать.
– Я хочу побыть одна! – крикнула из комнаты Роза.
  На вопрос о том, будет ли она ужинать, девочка сказала, что не голодна, и Айсис ушла. Ей всегда было сложно найти общий язык с сестрой, особенно в такие моменты. Она не знала, как показать школьнице свою открытость и готовность поговорить и что-то посоветовать. Но Айсис надеялась на лучшее.
  Роза же села на кровать и, разобрав вещи из своей сумки, сняла с себя туфли. Ей не хотелось никуда идти и ни с кем разговаривать. Решив просто отдохнуть, она открыла окно и вышла наружу.
  За окном, на стене дома, находилась небольшая лесенка, ведущая на крышу. Роза узнала о ней не так давно, всего год назад. Взобравшись по
ней, она оказалась на открытой площадке, с которй можно было хорошо разглядеть ночное небо. Солнце совсем недавно зашло за горизонт, и Роза села на небольшой выступ, чтобы полюбоваться звёздами. Облаков было не так много, и первыми ночными светилами, которые она увидела, оказались две луны, парившие далеко в космосе. Луны носили замысловатые имена: одна из них называлась Лувенум, а вторая – Се-нектут. В переводе с древнего языка это значило: молодость и старость. Та , что означала молодость, имела желто-белый цвет и ярко сияла на фоне неба. Сияла так, что на ней нельзя было что-либо разглядеть. Вторая же луна, означавшая старость, имела сероватый оттенок и была вся испещрена сетью красных прожилок-трещин. Словно поколотая старая лампа, она тускло светила рядом со своей соседкой.
   Когда же стемнело ещё сильнее, показались звёзды. Если бы кому-то из нас довелось оказаться там, мы бы сразу увидели разницу между нашим ночным небом и небом Страны Цветов. Там, в глубинах космоса, можно было разглядеть десятки тысяч звёзд, озаряющих всё вокруг ярким жёлто-белым светом. Причиной такого обилия светил было то, что галактика Аврора, где находилась планета, в данный период сталкивалась с другой, поэтому вид на ночное небо открывался потрясающий.
   Роза долго любовалась этой красотой, думая о вечном. Вечном в её понятии было, конечно же, стремление найти смысл и радость в своей жизни. Ей так хотелось, чтобы обычные серые будни сменились чем-то особенным и интересным, событиями, которые бы увели её далеко отсюда. Приключения так и манили её вперёд, но что-либо сделать для исполнения своих желаний она пока не могла.
   Замечтавшись, девочка не заметила, как наступил поздний вечер. Стало чуть прохладнее, и Роза решила вернуться в комнату. Те м более ей захотелось немного поесть и попить. За столом она ничего не говорила, а после ужина вернулась в свою комнату и, сняв с себя платье, легла в постель. День был утомителен, и через каких-то пять минут школьница уснула. Она ещё не знала, что её мечтам в скором времени суждено сбыться. А именно – завтра.

ГЛАВА 2. УПАВШАЯ ЗВЕЗДА
  

Лес, расположенный сразу за агломерацией, практически ничем не отличался от других лесов Страны Цветов. Однако то, что он находился рядом с жилым районом, всё же имело своё влияние: здесь было много троп и аллей, а сам лес чем-то напоминал парк. Там, особенно в вечернее время, часто любили гулять местные жители. Особенно влюблённые пары и одинокие молодые люди. Считалось, что если ты познакомишься здесь со своей будущей второй половинкой, то ваши жизни с этого момента будут навсегда сплетены вместе. Однако сейчас была глубокая ночь, и по лесу гуляла всего одна пара. Парень и девушка, недавно связавшие себя узами семейного союза, медленно шли вдоль тропинки, разговаривая и глядя по сторонам. Молодой человек был одет в жёлто-серый пиджак старинного кроя и белую рубашку, в карманы который было вложено множество разнообразных безделушек, а на девушке было длинное красное платье и туфли, правда, не на таком высоком каблуке, как могло бы показаться на первый взгляд. Они только что обошли миниатюрную беседку, стоявшую здесь с незапамятных времён, и собирались возвращаться назад в агломерацию.
– Я бы ещё погуляла, – сказала его молодая супруга.
   – Нет, я не могу, мне завтра надо быть в Логосе Старейшин, и как можно раньше.
Девушка улыбнулась и похлопала парня по плечу.
– Конечно, ты же важная персона, без тебя они не начнут заседание.
Парень даже закашлял от неожиданности.
   – Опять смеёшься надо мной? – наконец, сказал он. – Ты бы ещё сказала, что я правая рука Сенека. Прекрасно ведь знаешь, что я там всего лишь слежу за работой аппаратуры.
   – Конечно, ты ведь простой техник, – улыбнулась она. – Но ты МОЙ простой техник. Та к что не переживай по этому поводу. Лучше посмотри, какая красивая падающая звезда сейчас появилась на небе! Она намного ярче, чем другие светила.
   Парень взглянул на небосвод и увидел яркий огонёк, летевший со стороны луны Сенектут. Сначала он не придал этому значения, но потом заметил, что свет от него только и делает, что усиливается, а сам огонь увеличивается в размерах.
   – Как странно, я думал, что все метеоры давно отброшены на край системы. И он не сгорает полностью… Стоп, он же летит сюда, – обес-покоенно сказал парень.
   – Да ладно тебе, это глупость. Всё равно он не упадёт! – его спутница была настроена уверенно.
   Но огонёк всё усиливался и уже перерос в широкий луч света, который с каждой секундой становился всё ближе и ближе. Наконец, послышался глухой звук, и оба супруга занервничали.
– Он летит сюда! – взволнованно произнёс парень.
   Огненный луч изменил свой путь и правда летел в их сторону. Но когда до поверхности оставалось метров сто, он слегка изменил направление, пронёсся над головами полуночников и столкнулся с землёй в двадцати метрах от них. Мощная вспышка огня озарила лес, но тут же пропала, а два супруга, решив, что им сейчас очень повезло, тотчас сбежали из леса, постаравшись как можно скорее вернуться домой.
***
   Наутро о событии стало известно в высоких кругах. Однако, посовещавшись, все решили, что это был какой-то неопознанный метеорит,
залетевший в систему откуда-то издалека. Власти могли бы отругать тех, кто следит за безопасностью ночного неба, но постоянно отчитывать и наказывать в Стране Цветов было не принято, тем более, что в данном случае причиной происшествия, по-видимому, оказались силы природы. Те м не менее информация о падении попала в новостные заголовки на каждый компьютер, и многие уже знали о ночном событии.
   Роза в этот день проснулась не так рано, как вчера. Выспавшись, она взглянула в окно и посмотрелась в зеркало. Когда же школьница выходила из своей комнаты и шла в сторону двери, её окликнула мама, пересаживавшая на кухонном столе какой-то странный цветок.
– Ты знаешь, что случилось сегодня ночью? – спросила Виз.
Роза развернулась и подошла к столу, за которым сидела женщина.
– Откуда я это могу знать?
   – В нашем лесу упал метеорит. Такого давно не случалось… Та к что, если что случится, то сразу беги домой.
   – Может, тогда мне лучше не идти сегодня в академию? – спросила девочка, положив сумку на стол.
   – Смотри, какая хитрая! Нет уж, учёба прежде всего! И даже не думай о таких вещах! – мама давно уже устала от подобных мыслей своей дочери.
Но Роза только покачала головой.
– Да, да, конечно… – сказала школьница и направилась на улицу.
   В академию Роза пришла вовремя. Хелен Голден как раз рассказывала своим ученикам о ночном падении. Когда девочка вошла в класс, наставница посадила её за парту и продолжила:
   – В общем, все считают, что это метеорит. Никаких причин для беспокойства.
Тут руку подняла Инсигнис.
   – Мадам Голден, мой отец рассказал мне, что это не мог быть метеорит. Та к как на месте столкновения не было найдено ни одного осколка.
– Ну, может, он взорвался в атмосфере? – предположила учительница.
   – Осколки всё равно должны были остаться, – заметил Капт Иос. – Раз есть кратер.
   Слушая их беседу, Роза очень заинтересовалась метеоритом. Ей всегда хотелось увидеть что-нибудь интересное и необычное, будь то какой-то новый цветок или, как сейчас, большой кратер. Весь урок она думала над тем, стоит ли ей на него посмотреть. Ещё раз спросив у мадам Голден подробности падения, она неожиданно узнала, что к вечеру на месте столкновения уже будет много учёных и стражей порядка. И тогда школьница решила во что бы то ни стало посмотреть на неизвестный кратер. Оставалось лишь переждать урок биологии. На нём сейчас как раз выступал Кантор, рассказывая про свой любимый цветок – эдельвейс. Выжидая сигнал об окончании занятия, Роза вся измучилась, то и дело поглядывая на часы. Наконец Кантор получил класс пять, и Хелен Голден посоветовала всем поскорее идти в столовую, чтобы не пропустить выдачу иомопа. На этот раз девочка бегом вылетела из класса и пошла в сторону выхода. Однако это удалось заметить Кантору, который по привычке всегда шёл за Розой.
   – Подожди, столовая в другой стороне! – крикнул он своей однокласснице.
   – Да, я это прекрасно знаю. Просто мне нужно ненадолго отлучиться, – Розе хотелось поскорее избавиться от надоедливого мальчика.
– Туалет тоже в другой стороне…
   Их разговор услышала Инсигнис, проходившая рядом. Девочка она была не глупая, и пяти секунд хватило ей понять, что к чему.
   – Дай догадаться, – начала рыжая школьница. – Ты уходишь из академии посмотреть на кратер?
«Только этого мне не хватало», – подумала Роза и сказала:
– Спасибо тебе, Кантор!
   Школьник несколько расстроился, опустив глаза и уставившись в пол. Наша героиня собралась уходить, но Инсигнис её остановила.
   – Я всё расскажу мадам Голден, – и одноклассница улыбнулась своей фирменной улыбкой.
   Увидев, как три одноклассника собрались в коридоре, к ним подоспели Капт и Инс. Инсигнис быстро рассказала им что к чему, но Роза её прервала.
   – Знаешь, вместо того, чтобы ябедничать на меня, лучше сходи и сама посмотри на этот кратер!
Инсигнис уже знала, что ответить, поэтому не замедлила это сделать:
– Мой отец и так отведёт меня туда.
  – Да, конечно. Он тебя даже одну в академию не пускает. Тебе не надоело постоянно ходить под присмотром няни? Могла бы хоть раз сделать что-нибудь по-своему.
  Одноклассница задумалась. Странно, но почему-то слова Розы ей показались довольно убедительными на этот раз. И правда, не жить же вечно под присмотром? Ей давно хотелось сделать что-нибудь самостоятельно, чтобы никто её не контролировал. Но стоит ли вот так уходить с занятий? «Ладно, – подумала Инсигнис. – Зная моего отца, мадам Голден всё равно меня не накажет». И, всё взвесив, она сказала:
  – Хорошо, на время одного урока я согласна пойти с тобой. Те м более у меня есть допуск к скоростному монорельсу. Та к что радуйся.
  Кантор тоже согласился пойти, а с ним и Инс. А вот Капт стал отнекиваться и уговаривать остальных остаться.
– Решай, – сказала Роза. – Идёшь или нет?
– Нет, – решительно ответил школьник.
  Наша героиня подошла к нему и пристально посмотрела ему в глаза (что вышло довольно комично).
– Тогда хотя бы не выдавай нас, хорошо?
  – Ладно, скажу, что ничего не видел, – Капту не хотелось ссориться со всем классом.
  Роза кивнула и поспешила на выход. Они уже почти достигли улицы, когда им на встречу вышел директор академии. Седой мужчина пятидесяти лет от роду, которого звали Энлект Филпс, окинул взглядом Розу и компанию и остановил их жестом. Встретиться в коридоре у выхода со своими учениками он никак не предполагал.
  – Вы разве не должны быть в столовой? – спросил глава академии у детей.
  «Вот незадача», – мысли Розы тотчас стали прокручивать в голове идею за идеей, чтобы оправдаться перед директором. Но тут своё слово сказал Кантор.
  – Мистер Филпс, у нас сегодня практика по биологии, поэтому мы идём в сад. Будем сажать цветы, – мальчик, похоже, придумал хорошую отмазку.
Энлект задумался.
  – Да? А я думал, что практика у вас ещё не началась. Опять Хелен меняет план учёбы. Ладно, я с ней разберусь, идите, – и мужчина пошёл своей дорогой.
Роза повела одноклассников на улицу, сказав Кантору:
– Молодец, хорошо придумал, я и не ожидала.
  То т улыбнулся, а его глаза даже засияли, ведь девочка его не часто хвалила. А если честно, то это был первый раз.
  Дойти до междугороднего вокзала не составило труда. Большой монорельсовый поезд уже стоял на станции, ожидая пассажиров. Ин-сигнис демонстративно показала всем свой золотой идентификатор, поднесла его к датчику и набрала на экране цифру четыре. Внутри, в отличие от городского транспорта, всё было предназначено для более дальних путешествий: высокие и мягкие кресла удобно откидывались, а рядом с ними стояли столики, на которые здешние проводницы приносили подносы с едой. Одноклассники удобно расположились на одной из сторон поезда, и тот, отправившись в путь, понёсся мимо высоких домов и мостов.
  Розе места у окна не досталось, но она особо не стала переживать по этому поводу. Вместо этого она подошла к большому экрану на выходе и решила посмотреть там что-нибудь интересное. Но из новостей в системе оказались только заметки о новых сортах растений да видео с последнего заседания верховных лидеров страны, поэтому девочка быстро села на место. Транспорт двигался очень быстро и через каких-то пять минут уже достиг края агломерации. Там-то дети и хотели выйти. Оказавшись на улице, они сразу отметили для себя, что обстановка вокруг изменилась. Вместо привычных домов с высокими крышами и аллей здесь находились всего одна пешеходная дорога, сразу под рельсом, и узкие тропы, уходящие от неё в сторону леса. Сам же лес выглядел поистине великолепно. Высокие зелёные деревья, пестрящие
различными красками, прекрасно сочетались с более низкими кустарниками, а также просто травами и цветами.
   – Кратер недалеко от этой дороги, всего метров сто пятьдесят, – сказала Инсигнис.
   – Тогда предлагаю разделиться на две группы, – Роза решила взять на себя права командира. – Одна пара пойдёт на северо-запад, другая – на юго-восток.
   – Я пойду с тобой, – тотчас среагировал Кантор, обратившись к нашей школьнице.
Однако Инсигнис идея не понравилась.
   – Как кто-то из нас сообщит другой паре, что нашёл кратер? У нас даже коммуникаторов нет… – заметила одноклассница.
   Но Роза уже ушла от неё вперёд вместе с Кантором. Они сошли с главной дороги и направились по одной из троп, ведущей в чащу. Рыжей школьнице ничего не оставалось, кроме как пойти по другой тропе. Инсу же пришлось догонять, иначе он бы потерялся здесь.
   В лесу было много цветов. От обычных для нашего мира роз, пионов, эдельвейсов и хризантем до диковинных жоржезов, плансов и  византиев, растущих где под деревьями, где на полянах. Пёстрые краски чередовались с зелёным покрывалом листьев, и обыватель мог с лёгкостью заблудиться в таком разнообразии цветов. Но только не сейчас. Розе было не до великолепия расцветок. Она упорно хотела увидеть кратер, поэтому шла только вперёд. Кантор же, ведомый своей подругой, место падения метеорита хотел увидеть значительно меньше. А вот тот факт, что он сейчас идёт по лесу со своей одноклассницей, к которой так неровно дышит, доставлял ему куда б?льшую радость. Он даже хотел взять её за руку, но она просто не заметила его попыток и ускорила шаг, оторвавшись на несколько метров.
   И вот за поворотом, обойдя беседку, они увидели несколько поваленных деревьев. Кантор сразу прошёл вперёд, оглядевшись по сторонам, и вышел к большой поляне. Точнее, её остаткам. На месте когда-то зелёного ковра теперь располагался огромный и глубокий кратер. Земля, выброшенная из него, покрыла окрестный подлесок, отчего все цветы
вокруг были засыпаны слоем пыли, равно как и деревья. Роза подошла к краю и, осмотрев всё вокруг, толкнула туфлей камень на краю. То т покатился вниз и приземлился в самом центре ямы.
  – Я вот думаю, – начал Кантор, – если на нас вдруг станут падать метеориты, нам придётся укрываться от них под землёй. Как мы тогда сможем гулять по паркам?
  – Не будут они падать. Это вообще был не метеорит. Тут совсем не осталось осколков, – и Роза отошла в сторону.
Кантор ещё немного посмотрел вниз.
  – Может, их уже кто-то забрал. Или это был какой-то корабль. Например, из наших колоний. Прилетели, а потом улетели.
  Тут он обернулся и понял, что его одноклассница куда-то ушла. Он несколько раз её окликнул, но без толку – Роза скрылась из виду. Тогда Кантор, на всякий случай отойдя от края, ещё раз осмотрелся и пошёл её искать. А Роза, игнорируя своего друга, уже ушла на несколько десятков метров от него, исследуя лес. Ей очень хотелось найти какие-нибудь осколки или ещё что-то. Любопытство сыграло свою роль, и теперь она шла по тропе, совсем потеряв чувство осторожности. Примерно через минуту, выйдя на ещё одну тропу, на этот раз
нехоженую, она развернулась и увидела что-то чёрное в стороне. Сначала она подумала, что ей это просто показалось, но, подойдя поближе, поняла, что рядом с большим кустом тёмно-синих цветов кто-то стоит. Высокая фигура была одета в длинный чёрный плащ, а голову незнакомца покрывали такие же чёрные волосы. Похоже, человек просто стоял рядом с кустом и изучал его, проводя рукой по лепесткам. Розе он сразу показался не местным, ведь никто из тех, кого она знала, не носил чёрную одежду. Если только он не был в трауре. Но, как я уже говорил, сейчас в девочке играло любопытство, поэтому вместо того, чтобы уйти от подозрительного незнакомца, она подошла к нему поближе и спросила:
– Вам нравятся эти цветы?
  Незнакомец не ожидал, что кто-то с ним заговорит. Он развернулся и оказался молодым парнем в полностью чёрном костюме. И что самое
странное, на его поясе висели ножны, в которые, похоже, был вложен меч. Он взглянул на девочку карими глазами так, будто вовсе не ожидал, что с ним кто-то здесь может заговорить.
  – Цветы? Да, наверное, нравятся. А вы тоже прилетели сюда на них посмотреть? – спросил он, удивлённо глядя в сторону школьницы.
  – Я прилетела, точнее, приехала, из-за кратера, который оставил здесь метеорит, – сказала Роза.
  Незнакомец подошёл чуть ближе, изучая девочку. Как будто он впервые видел такую, как она. Наконец, он перестал просто глазеть на неё и слегка улыбнулся.
  – Вы не поверите, как я рад наконец-то встретить такого же, как я сам. Вы, наверное, тоже из Пустоты, да? Скажите, есть ли ещё такие же, как мы, в других местах? – незнакомец был настроен весьма оптимистично, однако Роза совершенно не поняла, о чём он говорит.
– Пустоты? Нет, что вы. Я из Страны Цветов.
– Страна Цветов? – переспросил он.
  – Да, вы сейчас в Стране Цветов, – Роза начала понимать, что человек действительно не местный, но ей почему-то стало казаться, что он не совсем обычный. – Это целая планета. Здесь живёт много миллиардов людей. Вы из Страны Свободы?
Незнакомец нахмурил брови и задумался.
  – Наверное, нет. Я же говорю, я из Пустоты. Я просто увидел по пути красивый мир и приземлился здесь, чтобы всё осмотреть. Такие зелёные штуки, пёстрые краски, я такого никогда раньше не видел. И вас я тоже до этого не видел.
Роза вдруг осознала важную вещь.
– Значит, этот кратер оставили вы?
  Парень хотел что-то сказать, но не успел, так как из-за спины Розы послышался голос Кантора.
– Роза, ау! Я тебя потерял! – кричал он в чаще.
  Она оглянулась всего на мгновение и увидела своего одноклассника, стоявшего у куста лилий. Затем девочка повернулась обратно, но незнакомца на месте не было. Он просто исчез… Зато в десяти метрах от неё
появились Инсигнис и Инс. Они подошли поближе, и одноклассница поправила причёску.
  – Мы видели кратер. Довольно интересно, но напоминает обычную яму… – сказала рыжая девочка.
  Роза перевела дыхание. Обратившись ко всем, она решила рассказать о встрече с незнакомцем. Однако, когда она стала говорить о том, что он не понимал, где находится, и, возможно, сам создал кратер, Ин-сигнис её оборвала на полуслове.
  – Ладно, подумаешь! Не было никакого незнакомца. Не сочиняй, у Инса лучше получается, – на последнем слове брат Кантора Инс улыбнулся до ушей.
– Почему мне никогда никто не верит? Ни ты, ни родители?
– Я тебе верю! – сказал Розе Кантор.
– И на том спасибо, – ответила она.
Инсигнис же уперла руки в боки.
  – Ладно, посмотрели – и домой. А то скоро здесь будут учёные и власти. Не хочу, чтобы отец увидел меня одну в лесу без взрослых, – и одноклассница пошла по тропе.
  Роза попросила её не уходить, так как хотела ещё раз найти странного человека, но Инсигнис заявила, что идентификатор на путешествие между городами есть только у неё, и нашей героине пришлось пойти за ней. По пути она долго думала о том, кого встретила около цветов. Странный незнакомец не выходил из головы, но от раздумий её отвлёк Кантор.
  – На нём правда был чёрный костюм? Вдруг это палач, как в том фильме про последнюю войну?
  – Скорее, воин, – сказала Роза. – У него был меч, как у Компун-ктуса. Такие стоят сейчас в музеях.
– Меч?! – удивился мальчик. – Этот человек мог быть опасен!
Роза только отвела взгляд.
  – Нет, не думаю. Он был такой… Какое же слово подобрать... Спокойный... Нет, не то. Может, безмятежный? Ладно, не важно, – и она перешагнула через упавшее дерево. – Надеюсь, я его ещё увижу.
   Инсигнис же не хотелось верить Розе. «Незнакомец? Это всё глупо» – думала она. А вот Инсу вообще было не до этого. Он шёл рядом с Кантором и что-то шептал. Под конец их прогулки его шёпот стал громче, и уже можно было услышать отдельные слова:
   – А потом длинные щупальца напали на нас. Но я спас Инсигнис, разрезав их мечом.
   Наконец, дойдя до остановки, дети дождались ближайшего поезда и на нём отправились обратно в центр. Никто не хотел сегодня возвращаться в академию, поэтому одноклассники дружно решили основательно прогулять этот день. Каждый пошёл своей дорогой, и через каких-то полчаса все уже были дома. Как только Роза перешагнула порог, тотчас наступила в горсть земли прямо под ногами. «Как всегда», – подумала девочка и, протерев ноги об коврик, прошла в гостиную-кухню. Услышав шаги, к ней вышел отец, державший в руке миниатюрную лопатку для земли.
   – Ты уже вернулась? Та к рано… А я тут случайно разбил горшок с саженцами индимионов, которые обещал вырастить для одного из членов Логоса Старейшин. Пришлось покупать новый, – с этими словами Лорк посмотрел на пол. – Кое-где ещё осталась земля. Ты как следует вытри ноги, хорошо?
   – Уже сделала, пап, – сказала Роза и полезла в один из ящиков за вкусными углеводными кубиками.
   Уплетая их один за другим, она не заметила, как пролетело достаточно времени. Однако почти одновременное возвращение матери и сестры Айсис напомнило ей, что уже наступил вечер.
   – Когда ты успела прийти? – спросила Виз, также наступившая в землю.
   – А, я? Я пришла совсем недавно. Последний урок отменили, – если бы мать узнала о прогуле Розы, начался бы серьёзный скандал.
   – А убрать землю ты не догадалась? – и женщина повесила куртку на крючок.
– Это папа рассыпал, он разбил горшок.
Но матери эта отговорка не пришлась по душе.
   – Ну, ты же не одна в доме. Могла бы и протереть здесь всё. Наверное, разнесла землю по всем этажам? – Виз совсем не нравилось, когда вокруг царил непорядок.
– Я не обязана за всеми следить! – сказала школьница, встав с дивана.
   Айсис снова хотела встать на сторону Розы, но понимала, что это будет не так-то просто.
   – Правда, ты не обязана. Но это ведь не так сложно. Всего горсточка земли. Мы же не просим вычистить квартиру, – сестра старалась найти компромиссное решение.
   – Давайте в следующий раз? – сказала Роза, которую после еды не тянуло ни к каким действиям.
   Виз же её слова вовсе не понравились. Она подошла к дивану, забрала еду у дочери и сказала:
   – Роза Филионор, или ты сейчас же прочистишь коридор, или я не выпущу тебя из твоей комнаты до завтра!
   Этих слов было достаточно, чтобы конфликт разгорелся с ещё большей силой. Роза развернулась и со словами «лучше второе» пошла вверх по лестнице.
   В последнее время позиция матери её просто бесила. Конечно, она понимала, что родители ждут от неё помощи, но то, что они этого требуют как само собой разумеющегося, её злило. Поднявшись на второй этаж, школьница подошла к своей двери, чуть её приоткрыв, но войти не успела, так как увидела какое-то движение со стороны комнаты родителей. Решив, что это отец, она захотела поговорить с ним о мусоре, который он оставил, но, подойдя ближе, девочка поняла, что рядом с дверью стоит не он. Высокая чёрная фигура с плащом и мечом находилась около шкафа и пристально изучала вещи, висевшие на золотых вешалках. Роза сразу узнала в неизвестном госте незнакомца из леса. Но как он оказался в доме? Она тотчас покашляла, и парень повернулся в её сторону.
   – Как вы проникли в дом? – спросила она, начав понимать, что незнакомец оказался довольно непредсказуем.
   – Проник?.. То есть – проник? Я просто зашёл сюда, и всё. Мне очень понравилось это место. Всё такое жёлтое! – похоже, человека
восхитили красоты золотых зданий, так как в его лице читалось сильное впечатление от увиденного. – И много таких, как я. Я даже хотел поговорить с кем-нибудь, но потом решил найти вас.
   – Погодите, вы не ответили на мой вопрос. Дверь была заперта. Как вы оказались в доме? Влезли в окно?
Незнакомец снова нахмурил брови.
   – Зачем? Я просто прошёл, и всё. Могу показать, как, – с этими словами парень подошёл к стене, прикоснулся к ней и, что самое поразительное, прошёл внутрь нее, полностью скрывшись из виду! Затем он вышел из соседней стены и улыбнулся. Роза даже открыла рот от удивления.
– Как вы это сделали? – наконец спросила удивлённая школьница.
   – Просто прошёл, и всё. Я думал, вы тоже так можете. А оказывается, нет. Значит, мы всё же разные… – на последних словах незнакомец задумался, и его взгляд стал отрешенным, возможно, он обдумывал полученную информацию.
   Тут Роза услышала шаги по лестнице. Решив, что это её мать, она тотчас поняла, что незнакомца надо прятать.
   – Быстро, в мою комнату, за мной, – и девочка взяла его за руку, стараясь провести через дверной проём.
   Решив послушаться свою новою знакомую, парень последовал за ней, и как только он оказался в комнате Розы, та закрыла за ним дверь. Похоже, мать просто прошла мимо, так как она даже не попробовала постучаться в неё.
   Оказавшись в новом месте, парень сразу же стал всё рассматривать. Он устремил свой взгляд в окно, увидев там несколько высоких зданий, потрогал рукой цветок, стоявший на подоконнике, и подошёл к зеркалу. Увидев в нём своё отражение, незнакомец сначала удивлённо помахал ему рукой, но потом стал понимать что к чему, и, проведя рукой по своему костюму, взмахнул плащом.
   – Я и не думал, что выгляжу именно так, – сказал он и улыбнулся во весь рот.
   Розе он казался всё более непонятным. Наконец, выждав паузу, она спросила:
   – Вы сказали, что вы не местный, так? Та к откуда вы прибыли? Как вас зовут-то, в конце концов?
– Зовут? Куда зовут? – наивно спросил парень.
   – Ну, ваше имя. Меня вот зовут Роза Филионор. А вас? – Розе не терпелось узнать подробности.
   Но человек просто не понял её вопроса. Однако, задумавшись, он всё же ответил:
   – У меня нет имени, похоже. Я знаю только, что я из Пустоты. Я это место сам так назвал. Точнее, это даже не место. Это отсутствие чего-либо. Вот.
– А сколько вам лет? – спросила девочка.
Парень опять задумался.
   – Тоже не знаю. Я не помню того, что было в Пустоте. Воспоминания начинаются с того момента, когда я оказался на высокой башне. Помню только, как следовал за светом сквозь тьму. Была ли это Пустота, не знаю…
   Роза отошла от него в сторону и села на кровать. Да, этот человек казался ей очень необычным. Да и был ли это человек? Но, по крайней мере, он выглядел как человек. Что ещё спросить у незнакомца, пока он не ушёл? Хотя, похоже, уходить он никуда не собирался.
– Значит, вы никогда никого не встречали до меня?
   – Нет, – ответил парень, снова посмотрев в зеркало. – Я думал, я одинок. А оказалось, я не знал, что есть другие. Та к странно и удивительно!
   Роза провела взглядом по человеку, и её взор упал на оружие, висевшее у него на поясе.
– А откуда у вас меч? – спросила она, пальцем показав на ножны.
   – Значит, так вы называете эту штуку? Он всегда со мной, с самого моего начала. Я не знаю, зачем он, – тут незнакомец сам начал изучать Розу, осматривая её с ног до головы.
   Однако потом он снова переключился на комнату и, подойдя к шкафу, стал доставать из него разные вещи.
   – Получается, кроме того, что вы мне рассказали, вам больше ничего не известно о себе?
  – Определённо нет! – сказал парень и тотчас повторил: – Определённо. Мне нравится это слово. Буду его как можно чаще произносить.
Внезапно послышался голос из-за двери.
– Роза, это Айсис, мне нужно с тобой поговорить.
  – Я сейчас занята, – сказала девочка, встав с кровати и подойдя к двери.
Но сестру это не остановило.
  – Правда, это крайне важный разговор. Я могу сама ключом открыть дверь, но мне очень не хочется этого делать, поэтому открой сама, пожалуйста.
  Роза тотчас поняла, что попала в сложную ситуацию. Она несколько раз осмотрела комнату, пытаясь найти место, куда можно было бы спрятать нового знакомого, но так и не придумала ничего путного.
– Что-то не так? – спросил парень.
  – Да, тебе, то есть вам, надо спрятаться. Можете выйти на время из комнаты на улицу? Просто если кто-то увидит Вас в доме, начнутся расспросы и допросы, а мне и так сложно, – школьница поняла, что спрятать его в комнате будет проблематично.
  Сначала парень не хотел уходить, так как очень хотел познакомиться ещё с кем-то, но потом решил не спорить и, подойдя к стене у окна, шагнул прямо в неё. Последним в металлической поверхности скрылся его чёрный плащ, и Роза со спокойной душой открыла дверь.
  – Спасибо, что впустила меня, – улыбнулась сестра. – Я слышала разговор. Ты что, говорила сама с собой?
– Да, я всегда так делаю, когда нечем заняться, – соврала Роза.
  – Странно, – Айсис слова сестры удивили. – Я раньше такого за тобой не замечала. В общем, я хотела поговорить. Ты не должна обижаться на маму. Она ведь хочет, чтобы было как лучше. Конечно, я не со всем согласна, но всё же...
  Розу появление сестры стало раздражать. Неужели она прогнала пришельца из Пустоты только для того, чтобы слушать эту болтовню?
– Если это всё, что ты хотела мне сказать, можешь идти.
  – Зря ты так, – Айсис ждала в ответ явно большего понимания. – Я же стараюсь, чтобы между нами царило взаимопонимание. Как и должно быть в любой семье.
  – Маме нужно не это, ей нужна домохозяйка, в которую она меня превращает, – и Роза снова села на кровать, сложив руки.
  Айсис замолчала, обдумывая её слова, а затем сказала:
  – Ладно, ты не в настроении. Поговорим завтра, хорошо? Я пойду, если захочешь покушать, я тебе принесу. Да, забыла сказать, тренировки завтра тоже не будет. Твой тренер ещё болеет, – и сестра вышла из комнаты.
  Как только она это сделала, Роза подбежала к окну и, открыв его, стала звать нового знакомого обратно. Но тот, несмотря на её попытки, так и не появлялся. Как будто провалился сквозь землю, что в его случае было вполне осуществимо. Наконец она сделала последнюю попытку и, закрыв окно, села на кровать. Пришелец опять куда-то ушёл, как и в прошлый раз. Но теперь Роза точно знала, что он ещё вернётся.

ГЛАВА 3. НОВЫЕ ЗНАНИЯ
  

Утро следующего дня было не таким добрым, как предполагала наша героиня. Впрочем, этого следовало ожидать. Вчера четыре ученика прогуляли почти все занятия, и это не сошло им с рук. Как только Роза добралась до своей академии и вошла в класс, то встретила там не только своих одноклассников и Хелен Голден, но и главу академии Энлекта. И выражения их лиц были не такими уж и дружественными.
   – Вот и виновница вчерашнего прогула, – сказал немолодой директор. – Прежде чем я сам всё решу, интересно узнать причину вашего поступка.
   «Неужели меня выдали? – думала Роза. – Но кто? Скорее всего, Инсигнис, кто же ещё». Та к оно и было. Рыжая одноклассница тотчас рассказала всё мадам Голден, когда директор начал её допрашивать. «А чего ещё было от неё ожидать?» – подумала наша школьница.
   – Что ты молчишь, Роза Филионор? – говорил Энлект. – Да как только можно увести весь класс в какой-то лес и прогулять все уроки? У меня просто в голове не укладывается.
   – Вообще-то Капт Иос остался в классе, правда, он не знал, куда ушли остальные, – добавила свою реплику учительница.
   – Мадам Хелен, сейчас я разговариваю с ученицей, – перебил её глава академии и продолжил. – А соврать мне в открытую! Это выходит за все рамки!
   – Мистер Филпс, – вдруг вступил в разговор Кантор. – Это я Вам соврал тогда, а не Роза.
– С тобой мы отдельно поговорим, мальчик!
   Энлекту было сейчас всё равно, кто и что когда-то говорил. Важнее всего для него сейчас было разобраться с ситуацией и наказать виновных. И, хотя Хелен Голден знала, что наказывать в Стране Цветов было не принято, ничего сделать не могла. Ведь это был её главный начальник, с которым она не могла спорить. Но всё же она решила как-то сгладить ситуацию.
   – Роза, чтобы во всём разобраться, ты должна завтра же привести в академию кого-то из родителей. Мы всё обговорим и решим, как поступить, – и мадам Голден подошла к директору, чтобы тот принял её позицию.
   – Для начала, – сказал Энлект и, обернувшись, обратился к учительнице. – Зайдите сейчас в мой кабинет, мы внесём поправки в расписание, чтобы дети нагнали пропущенный материал.
Оба взрослых вышли из класса, а Роза пошла к своей парте.
– Всё из-за тебя, – сказала Инсигнис. – Если бы ты меня не подговорила, всё бы было хорошо.
   Роза открыла рот, чтобы что-то сказать, но сказать не успела, так как кто-то её опередил.
   – Этот странный человек такой злой, – говорившим был вчерашний странник, которого встретила Роза.
   Он вышел прямо из большого экрана и подошёл к столу преподавательницы, отчего дети удивлённо посмотрели в его сторону и вышли из-за парт.
   – Кто это? – спросил Кантор, но, похоже, его вопрос был адресован не конкретному лицу, а самому себе.
   Парень посмотрел на Кантора, а затем его взгляд упал на Инсигнис. Та тоже была удивлена, но не шелохнулась, вместо этого хорошенько рассмотривала незнакомца.
   – Это тот человек, о котором я вам вчера рассказывала, – пояснила Роза и тотчас обратилась к нему: – Зачем ты сюда пришёл? Тебя увидят.
Новый знакомый непонимающе взглянул на девочку.
– А зачем мне прятаться? – спросил он.
   – Кто этот тип, и как он смог пройти через экран? – спросила у Розы Филионор Инсигнис.
   Похоже, рыжая школьница поняла, что та знает о нём намного больше, чем они.
– У него нет имени, он из Пустоты, может проходить сквозь стены.
– Чушь, – сказала одноклассница.
   Странник ещё раз на неё посмотрел и, подойдя к столу, прошёл через него насквозь. Инсигнис опять удивилась, но так и не подала виду.
– Значит, Вы пришелец? Настоящий? – спросил Кантор.
   То т снова задумался. Смысл слова «пришелец» сначала был ему непонятен, но потом он смог разгадать его значение и сказал:
– Получается, так.
– А больше похожи на древнего воина! – сказал со знанием дела Капт.
– Воин? А что делает воин?
– Убивает людей, – заметил умный мальчик.
   Парень его не понял. Что значит «убивает людей»? Для него это было совершенно непонятным выражением.
– А что это значит? – спросил он.
   – Ну, люди умирают, – сказала Роза. – Прерывать их жизнь, лишать жизни насильно.
   – Разве такое возможно? – недоуменно спросил герой. – Как бы то ни было, я этого никогда не делал и никогда не буду делать. Ужас какой… Лучше скажите, что с тем парнем, который сейчас повышал голос на Розу? Какой-то он странный, у него что-то не так?
   Роза вспомнила слова директора, и её настроение тотчас упало. Но она всё же сказала:
   – Это наш директор Энлект Филпс. У него всегда такое настроение, лучше с ним вообще не разговаривать.
   – Таким людям нельзя находиться рядом с другими, они могут испортить им настроение. К счастью, у меня его ещё много, – на последнем слове парень улыбнулся улыбкой до ушей.
   Инсигнис лишь молча слушала этот разговор. Что ещё за странный тип в плаще? Несуразность какая-то… Она пыталась понять, что за игру устроила Роза, ведь верить в то, что этот незнакомец – пришелец, было бы нелепо. Впрочем, он сумел пройти сквозь стену и стол, а это не вязалось с представлениями девочки о мире. И как странно он себя ведёт…
   А вот Инсу было интересно наблюдать за этим человеком. Почему-то он сразу проникся к нему симпатией, однако что-либо сказать не решался. Наконец он спросил:
– А вы когда-нибудь сталкивались с гигантскими насекомыми?
– Нет, а вы? – спокойно ответил странник.
   «Опять он несёт чушь», – подумала Роза. Однако Инсу было не до этого.
   – У нас в саду есть одно, я его победил с помощью большой катапульты.
   – Не слушайте моего брата, он выдумщик, много придумывает, – включился в разговор Кантор.
   Незнакомец опять не сразу понял смысл слов. Прошло секунд десять, прежде чем до него дошло.
   – Зачем придумывать, если можно рассказывать правду? – парень явно не понял мальчика.
– Правда редко бывает приятна, – заметил Инс.
   Тут Инсигнис встала с места и подошла к странному парню. В её глазах читались уверенность и надежда разрушить эту глупую иллюзию.
– Как вы проходите сквозь стены?
   – Просто я это могу, и всё, – герой заметил, что школьница не верит ему.
   – Ладно. Если вы пришелец, скажите, откуда вы знаете наш язык? И почему выглядите, как человек?
   Странник вошёл в ступор. Ответа на эти вопросы он не знал, но они его вдруг тоже стали интересовать.
– Кто бы и мне это объяснил...
   Сказав это, парень отвлёкся и подошёл к экрану. Он нажал на одну из кнопок, и на нём тотчас появилось изображение большого лотоса.
Удивившись, герой попытался прикоснуться к нему, но рука просто достигла экрана и остановилась. «Этот цветок ненастоящий», – подумал он. Тут послышались шаги. Роза тотчас встрепенулась.
– Прячься быстрее, уходи.
   Девочка указала ему на окно, но пришелец не среагировал. Вместо этого он встал под большой проём на потолке и, что самое невероятное, оторвался от земли и полетел. Да, полетел, словно птица или космический корабль. Под удивлённые взоры детей он достиг проёма и спрятался там, так что, когда Хелен Голден вошла в класс, его уже никому не было видно.
   – Я вижу, вы устали от прогулов и рвётесь к учению, – сказала преподавательница и улыбнулась своей же шутке. – Ладно, сейчас у нас стереовиденье. Фильм будет рассказывать вам о первобытных народах Страны Цветов.
   Женщина подошла к экрану и, увидев на нём изображение лотоса, несколько опешила. Но решив, что она сама его включила перед выходом, Хелен загрузила видео и уселась поудобнее в кресло за столом. На экране загорелись огни и показалась диковинная природа первобытных лесов. Именно в них, среди трав и цветов, жили древние люди, прародители современного населения. Занимаясь собирательством и охотой на диких животных, они думали совсем не так, как Роза или Хелен. Это были жестокие воины, постоянно конфликтовавшие друг с другом и желавшие подчинить себе как можно большие территории и ресурсы. В качестве примера был показан небольшой ролик, в котором один из вождей племени устроил набег на соседнюю деревню. И несмотря на то, что на экране не было сцен жестокости, путешественник, тоже смотревший этот ролик, был крайне смущён. «Значит, вот они какие, люди», – думал он, наблюдая за происходящим. В этот же момент экран стал светиться чуть тусклее, а затем на нём появилась рябь. Свет в классе тоже начал мигать, на что обратила внимание Хелен Голден. Но через пару мгновений всё пришло в норму. Завершился фильм, правда, довольно хорошо: были показаны предметы искусства древних племён, посуда, утварь, а также первые золотые украшения, ставшие на заре времён главной валютой.
Это несколько сгладило неприятное впечатление странника. Во время перемены Инсигнис неожиданно подняла руку.
– Мадам Голден, мне необходимо Вам кое-что сказать.
  В этот же момент Роза встретилась с ней взглядом и всем видом попыталась убедить её, чтобы она ничего не говорила.
– Что ты хотела сказать, Инсигнис?
Рыжая школьница ещё раз посмотрела на Розу и сказала:
  – Просто я подумала, что ни за что и никогда не захочу оказаться в прошлом, полном такой вот жестокости. И варварства.
  Преподавательница закивала в знак согласия, а у Розы прямо камень с души упал. Однако вскоре она, отойдя за угол класса и заглянув за выступ, поняла, что её нового знакомого там нет. «Опять он куда-то делся…», – эта мысль не принесла Розе радости. Все оставшиеся уроки она просидела с надеждой снова увидеть парня, а когда занятия закончились, девочка поспешила на выход.
  – Роза, не забывай, завтра ты должна привести кого-то из родителей, а лучше обоих сразу, – окликнула её мадам Голден.
– Хорошо, – с неохотой сказала школьница и вышла в коридор.
  К своей радости, там она снова увидела своего знакомого. Он стоял у большой таблички с правилами и разглядывал её.
– Ты читаешь наш свод правил? – спросила Роза.
  – Читаю? Я просто смотрел на эти значки, они такие замысловатые и чудные. Зачем они вам?
  Роза до сих пор не привыкла к этим причудам. Но что поделать, если её новый друг почти ничего не знает о мире.
  – Это буквы, они нужны, чтобы передавать слова. И предложения. Мы их читаем.
  – Хоть что-то хорошее после того рассказа о людях, – сказал парень и подошёл к Розе поближе. – Вы правда такие, как там показали?
  – Нет, что ты. Это древние люди, они давно умерли. Сейчас у нас гораздо всё цивилизованней, – Роза неожиданно для себя поняла, что время, в котором она живёт, действительно хорошее.
   – А ваш директор – пример обратного. Ладно, – неожиданно оборвал сам себя наш герой. – Не буду задумываться об этом. Ты-то не такая.
   Теперь Роза погрузилась в мысли. Эти расспросы стали немного выводить её из равновесия, поэтому она решила как-то что-то поменять. И, постояв и подумав, она сказала:
   – Давай, я свожу тебя в библиотеку. Та м много всего, тебе понравится!
   Путешественник кивнул в знак согласия. Слово «библиотека» ему понравилось, и он даже улыбнулся. Слова Розы также услышал и Кантор. Он тоже вышел из класса и, увидев беседующих около свода правил, подошёл прямо к Розе.
   – А можно с вами, а? – спросил мальчик у одноклассницы так, будто напрашивался в удивительное путешествие по космосу.
   Роза замялась, но наш новый герой тут же сказал ему: «Конечно», – и школьнице пришлось согласиться.
   Однако выход на улицу оказался не самым приятным: там начался дождь, к тому же сильно похолодало. А ведь в прогнозе погоды ничего такого не передавали. «И это в век высоких технологий!» – подумал Кантор. К несчастью, ни у кого не было зонта. Но если Кантор и Роза за каких-то пятнадцать секунд успели основательно промокнуть, то на страннике дождь никак не отразился. Он совсем не намок – волосы, плащ и одежда выглядели совершенно сухими.
   – Как ты не намокаешь? – девочка очень сильно удивилась такому факту.
   Но он лишь пожал плечами. Однако, увидев, как намокли его новые друзья, парень догадался им помочь. Подняв над землёй свой длинный чёрный плащ, герой прикрыл им головы детей.
   – Здорово, теперь мы не промокнем до нитки, как в прошлый раз, – Роза обрадовалась поступку друга намного больше, чем её одноклассник. – Ладно, пошли, я покажу тебе, где библиотека.
   Та к они и пошагали по широкой улице, на которую сверху как из ведра лились потоки водяных струй. Сливная система работала хорошо, и дорога оказалась практически сухой, без луж и ручьёв, но влажность всё
же была достаточно высока. Но в итоге их поход окупился: за поворотом показалось высокое многоэтажное здание. Стены у него, конечно же, были золотыми, а вот крыша, окрашенная в зелёный цвет, представляла собой большой и высокий купол, какие бывают у городских цирков. Вершину купола украшал длинный и острый шпиль, служивший громоотводом. И именно в тот момент, когда герои подходили к выходу, в этот шпиль ударила мощная молния. Яркая вспышка тут же сменилась громом, и Роза выбежала из под плаща, постаравшись укрыться под крышей здания.
   К счастью, библиотека работала. Роза показала свой идентификатор, и трое прошли внутрь. Вы можете подумать, что там было много книг. Но помещения выглядели совсем по-другому. Вместо книг и шкафов здесь стояли большие плоские и совершенно прозрачные экраны, а рядом с ними находились удобные, обшитые мехом диваны. Всё дело было в том, что информация каждой книги, когда-либо написанной в Стране Цветов, была теперь записана в базу данных библиотеки. Кроме больших экранов здесь были и маленькие переносные устройства для чтения. Но их, правда, не разрешали выносить за пределы здания. Роза села на один из таких диванов и активировала систему. На экране тотчас появился символ Страны Цветов – пятнадцать закрученных по часовой стрелке в форме круга пестрых лепестков разных цветов. Ни у одной радуги не было такого количества оттенков, как у этого символа! Как только он исчез, девочка открыла основное меню библиотеки.
– Что бы ты хотел узнать?
   – Всё и сразу, – сказал путешественник. – Только я читать не умею, ты помнишь?
Роза тотчас вспомнила и разочарованно откинулась в кресле.
   – Конечно, как я могла забыть! Как же ты что-то узнаешь, если не можешь прочитать и слова…
   Герой немного подумал. Ему не хотелось просто так уходить, ведь он шёл сюда специально, чтобы узнать что-то новое. Увидев на экране несколько строчек, он спросил:
– Прочитай мне, что здесь написано?
Роза моментально зачитала предложение:
  – Библиотека «Древнее знание» приветствует посетителей и просит с уважением относиться к информации и оборудованию.
  – Вы можете выбрать одну из предложенных тематик или воспользоваться поиском, – продолжил за ней парень, из-за чего Роза на него удивлённо посмотрела.
– Та к ты всё же читаешь?
Парень улыбнулся ей в ответ.
  – Только что научился. Оказывается, каждый символ у вас обозначает звук. Не так уж сложно.
  – Ага, несложно! Инс только год назад научился читать, – заметил Кантор. – А ты за каких-то несколько секунд!
  Парень развёл руками, а затем сел в кресло и, подражая Розе, вошёл в меню. Сначала из предложенных тем его больше всего заинтересовала астрономия. Бегло прочитав всё, что было интересно (а ему было интересно всё), он узнал много нового. Например, что звезда, вокруг которой вращается Страна Цветов, называется Флоресс, или что у людей есть три колонии в космосе, две из которых построены только в этом десятилетии. Похоже, люди находили наиболее благоприятные места для строительства баз и основывали свои города лишь там, где было более-менее безопасно. Также оказалось, что год в Стране Цветов длится не триста шестьдесят пять дней, как у нас, а ровно восемьсот пятнадцать. Разделённый на пятнадцать месяцев, каждый из которых носил название одного из цветков, произрастающих на планете, он включал в себя пять особых дней, которые люди оставили для праздника плодородия. После этого путешественник переключился на историю, а уже потом стал изучать культуру и искусство.
  – Это так интересно, просто поразительно, – говорил он скучающим Розе и Кантору.
  Те просто молча сидели и наблюдали, как их новый друг быстро прокручивает страницу за страницей. Только сейчас Роза поняла, что просмотр данных может затянуться на неопределённый срок. Неожиданно
она вспомнила, что родители не любят, когда она опаздывает после академии и задерживается где-то. Но не бросать же своего друга?
   – Знаешь, ты бы поторопился, а то мне скоро надо быть дома, – заметила школьница.
– Тебя ждут для чего-то важного?
   – Нет, что ты. Просто мама не любит, когда я ухожу куда-то, не предупредив её. Мне с ней так сложно.
Инди непонимающе посмотрел на собеседницу.
– Сложно? Почему сложно? – переспросил он.
   Роза решила попытаться объяснить ему, хотя сама понимала, что это будет не так-то просто. Ведь это была для нее наболевшая тема.
   – Ну, представь. Я хожу в бассейн, – Роза снова увидела этот его взгляд и сказала: – Не спрашивай сейчас, что это такое, хорошо? Вот. Тренируюсь по несколько часов, посещаю академию, узнаю много нового, запоминаю это. А она ещё требует, чтобы я помогала ей по дому и выполняла любые указания. Жизнь – сложная штука.
   – У меня жизнь простая. Получается, что вы, люди, сами всё усложняете. Или вы что-то не так делаете, – и парень продолжил читать.
– Да, может, ты и прав, – и Роза задумалась.
   Похоже, она совсем забыла о Канторе. То т сидел рядом и смотрел в потолок, считая полосы на металлических плитах. Было скучно, и он хотел как-то развлечься.
– Роза, а кем ты станешь, когда вырастешь? – спросил он от нечего делать.
   – Спортсменкой, конечно. Мечтаю завоевать как можно больше медалей золотых.
– У кого завоевать? – спросил путешественник.
   «Опять», – подумала Роза, правда, она совсем не расстроилась очередному глупому вопросу. Скорее, тут сыграло утомление.
   – Это такое выражение, их завоёвывают в чемпионатах, в соревнованиях. А устраивают их, чтобы доказать, кто лучший.
   Наш герой, до сих пор пытавшийся понять своих друзей, каждый раз удивлялся новым фактам. Для него всё было таким странным и сюрреалистическим... Вот и сейчас он плохо понимал смысл сказанных слов.
– Зачем людям нужно знать, кто лучший? – спросил он.
   – Та к делают испокон веков. Людям всегда нужно знать, лучше они или хуже других. Поверь, так устроена природа. Соревнования, борьба, пусть то охотники или спортсмены, всем надо доказать, что ты не такой, как другие, ты в чём-то лучший, – сейчас Роза практически слово в слово повторяла высказывание своего тренера.
   – Странные вы. Зачем нужно что-то доказывать, если можно просто жить?
   – А так не интересно! – добавил своё слово Кантор, на что Роза кивнула в знак согласия.
   Путешественник продолжил читать. В разделе культуры было много интересного, например, там рассказывалось о музыке, живописи и театре. И хоть там и были красочные фотографии картин и сцен с оркестровыми ямами, герой очень хотел увидеть всё это воочию. По крайней мере, услышать что-нибудь из музыкальных произведений.
   – Ладно, мне пора домой, – сказала девочка. – Приходи завтра к академии, только в класс не заходи, как сегодня, а встань у входа, хорошо?
– Не понимаю, зачем я должен прятаться?
   – Взрослые задают слишком много вопросов, – и Роза встала с дивана. – До завтра, не скучай!
Кантор тоже поднялся на ноги. Он отошёл от экрана и спросил:
– Роза, можно тебя проводить до дома?
Но это совсем не входило в планы школьницы.
– Нет, не сегодня. Мне не до этого.
   То т разочарованно кивнул, и они оба пошли в сторону выхода. Странник помахал им рукой и продолжил изучать материалы. Узнав много нового о технике и животных Страны Цветов, он переключился на общество. Жаль, здесь не было путеводителя для пришельцев, желающих узнать как можно больше о людях. А ведь он пришёлся бы как раз кстати!
   Дети же вышли на улицу и, увидев, что дождь закончился, поспешили к остановке. Кантор попрощался с Розой, и они поехали каждый своей дорогой.
   Дома Виз Филионор строго отчитала свою дочь за то, что она опять пришла позже обычного. Решив не связываться с матерью, Роза так и не сказала ей, что её ждут в академии, и прошла в свою комнату. Именно сейчас ей хотелось с кем-нибудь поговорить, но все, увы, были заняты. Её новый друг сейчас сидел в библиотеке и вряд ли мог прийти, а сестра задерживалась на работе. Решив что-нибудь почитать, Роза открыла электронную книгу и стала повторять текст, который нужно было выучить для театрального выступления. Ведь школьница играла в нём очень важного персонажа. Повторив несколько диалогов и потренировавшись в действиях, она устала. После ужина, на который Роза решилась вый ти, школьница снова вернулась в комнату и легла спать. А Инди так и продолжил узнавать новую для себя информацию, изучая материалы в библиотеке.

***
   Наутро Розе Филионор приснился сон. В нём она плавала в своём бассейне, и неожиданно что-то стало тянуть её на дно. Не в силах вырваться из мёртвой хватки, она прекратила попытки выплыть на поверхность и отключилась. Проснувшись, девочка поняла, что ей это только снилось, но она всё же довольно сильно расстроилась. Утро снова было ранним, но, как ни странно, спать больше не хотелось. Взяв с собой нужные вещи и одевшись, школьница вышла на улицу и поехала в бассейн. Встретив там тренера, который на этот раз выглядел ещё более помятым, чем раньше, Роза спросила, как будут проходить тренировки в ближайшие несколько дней, на что Жорж ответил:
   – Мы будем тренироваться теперь гораздо усерднее, чем раньше. Через три дня у нас соревнования с командой южного округа, так что надо быть в форме.
Роза даже встрепенулась от его слов.
   – Как через три дня? Мы же не успеем подготовиться! – заметила девочка.
– Я же вам говорил об этом совсем недавно, ведь так?
– Нет, не говорили, – Розе новость не пришлась по душе.
   Но тренеру было не до отговорок. Он подумал немного, пытаясь вспомнить, говорил он или нет эту информацию, а потом, видимо так и не вспомнив, ответил:
– Как бы то ни было, времени ещё много. А теперь в воду!
   Розе ничего не оставалось, кроме как последовать его словам. Вода сегодня была не такой тёплой, как обычно, поэтому все девочки дружно попросили тренера что-то придумать, чтобы увеличить температуру. То т сбегал в комнату климат-контроля и, быстро поговорив с каким-то работником, уговорил того сделать воду в бассейне тёплой. Когда он вернулся, каждая из спортсменок уже чувствовала себя гораздо комфортнее. Около часа Инкурат Жоржез заставлял всех плавать от края к краю, а также вычислял, кто и с какой скоростью проплывает дорожку. Как Роза не старалась сегодня быть лучшей, ей это не удалось: две спортсменки то и дело обгоняли её, и она ничего не могла с этим сделать. К тому же, она проплыла сегодня дорожку за меньшее время, чем обычно, что её очень расстроило. Под конец тренировки Жорж спросил у Розы, чем сегодня забита её голова, на что она ответила:
   – Просто я много думаю обо всём. Не могу сосредоточиться на основном…
   – Возвращайся в норму, а то в этот раз медалей не будет, – и тренер сел на скамью.
   Казалось, что походы туда-сюда давались ему с трудом, но он всё же держался довольно хорошо. Роза снова переоделась и, попрощавшись со своими подругами, побежала в академию.
   А где сегодня был загадочный странник? Пробыв в библиотеке до десяти часов вечера, он вышел оттуда в момент закрытия и прошатался по городу всю ночь. Под утро он обошёл почти все центральные улицы и осмотрел многие крыши зданий, однако всё ещё был готов идти дальше. Ведь он никогда не уставал. Когда же герой проходил недалеко от академии Розы, он неожиданно что-то услышал. Странная мелодия, доселе ему неведомая, доносилась из открытого окна одного из зданий. Парень впервые слышал музыку, и если бы его сейчас попросили выразить своё впечатление, он бы всё равно не смог передать это словами. Чистая и
гармоничная мелодия звучала так, будто это была музыка его собственной души, и путешественник решил зайти внутрь, чтобы посмотреть на источник этих звуков. Пройдя через небольшой коридор, как потом оказалось, консерватории, он нашёл нужную комнату и увидел там молодую девушку, игравшую на странном музыкальном инструменте. Чем-то напоминающий пианино, он имел треугольную форму, а клавиши располагались в несколько рядов, каждый последующий из которых был короче, чем предыдущий. Парень не знал, но девушка, игравшая на этом симфо-нирсе, была сестрой Розы, Айсис Филионор. Она заметила появление незнакомца и от неожиданности прекратила музыку.
– Вы кто? – спросила она, встав со стула.
   – А, я просто услышал потрясающую музыку. Музыку, я правильно догадался? И пришёл, чтобы её послушать, – честно сказал герой.
   – А, я рада, что она вам нравится, – сказала Айсис, пытаясь рассмотреть незнакомца. – У вас странная одежда. И меч даже есть. Вы, наверное, актёр?
– Не совсем, – ответил собеседник.
Он уже читал про театр и актёров, но не до конца всё это понимал.
   – Ладно, это не важно. Просто я бы в таком костюме по улицам не пошла, – улыбнулась девушка. – Хотя если учитывать последние тенденции моды, я не удивлюсь, что скоро все будут так ходить.
   Путешественник улыбнулся в ответ и подошёл к музыкальному инструменту. Спросив разрешения, он несколько раз нажал на клавиши, но звук, донёсшийся из симфонирса, его не впечатлил.
– У меня не получается, – грустно сказал герой.
   – Этому нужно учиться многие годы. Я с детства знакома с музыкой, – тут Айсис подумала и добавила. – Если вам так понравилась музыка, я могу дать вам билет на мой завтрашний концерт. У меня осталось несколько подарочных.
   Девушка подошла к большой тумбе, на которой лежала пара инструментов, похожих то ли на скрипки, то ли на гитары, и достала из ящика небольшую пластиковую карточку.
– Вот, дарю её вам, – и девушка улыбнулась ещё раз.
   Парень забрал у неё карточку и рассмотрел её. Это был небольшой кусочек пластика, центр которого представлял собой чёрный магнитный диск.
   – Спасибо! Я слышал, это слово надо говорить, когда кого-то благодаришь.
   И, собравшись, наш герой вышел из здания. «Странноватый парень», – подумала Айсис и продолжила репетировать.
   В это время Роза пришла в свою академию и встала прямо напротив двери. Тотчас она вспомнила, что вопреки воле мадам Голден и директора так и не привела с собой родителей, и стала думать, идти ли ей вообще в класс. Но, пересилив себя, она смогла зайти внутрь и села за парту. Когда Хелен увидела её, сразу подошла поближе и, окинув её взглядом серых глаз, спросила:
– Ты привела кого-нибудь, как я просила?
   – Мама с отцом очень заняты, они сказали, что смогут прийти в академию только на следующей неделе. И то не факт, – Роза пыталась как-то выкрутиться, но понимала, что в этот раз всё будет сложнее.
   – Роза, это не оправдание. Они могли со мной связаться, ведь дело серьёзное. Раз так, я сама им сейчас позвоню. Насколько я знаю, они всё время дома, – и преподавательница уже пошла в сторону выхода, когда в дверь вошёл человек.
   Оказавшись нашим путешественником, он прошёл в класс и помахал Розе рукой.
   – Вы кто такой? – спросила у него Хелен Голден, на всякий случай поприветствовав его, показав ладонь.
Но парень не знал значения этого жеста и проигнорировал его.
– Я пришёл к Розе, – сказал он.
– А вы её родственник?
Роза тотчас встала из-за парты и, придумав на ходу, сказала:
– Да, это мой двоюродный дядя.
   Хелен посмотрела на «дядю», пытаясь понять, почему он пришёл в такой странной одежде. Но в конце концов она решила не спрашивать его о внешнем виде, так как посчитала это некультурным.
– Вы не местный, верно?
– Да, я прибыл издалека. Совсем недавно, – сказал парень.
   Остальные одноклассники, увидев путешественника в классе, не шелохнувшись сидели за своими партами. Они прекрасно знали, кто он, но никто не решился рассказать правду учительнице. По крайней мере, пока.
   – Хорошо, давайте выйдем в коридор, – с этими словами они оба покинули класс. – Вы знаете, зачем я Вас вызвала?
   Инди, решивший помочь своей подруге, понял, что рассказывать правду вовсе не стоит. Но врать впервые в жизни было довольно непростым занятием. Однако он ещё ночью захотел помочь Розе, вспомнив её разговоры с матерью и директором.
– Да, я знаю. Просто я стал причиной того, что Роза пошла в лес.
– В смысле? – спросила Голден.
   – Ну, я… я попросил её разыскать кратер. Та к как сам не мог прийти в тот момент. Я учёный, мне это интересно, – любой следователь бы сейчас раскусил Инди по его мимике, но Хелен ведь была простой учительницей.
– А зачем она повела других детей?
   Инди ненадолго задумался, прокручивая в голове одну мысль за другой. Наконец сказал:
   – Просто нескольким людям проще найти кратер, верно? Сначала я попросил обо мне не рассказывать, но теперь понял, что у неё появились проблемы, и решил сам прийти. Вот.
Хелен обдумала полученную информацию и сказала:
   – Конечно, у неё появились проблемы. Это ведь академия, здесь нельзя пропускать занятия. У неё и так успеваемость последнее время начала хромать.
– Что такое успеваемость?
   Странный вопрос сначала озадачил мадам Голден. Ведь любой нормальный человек его бы не задал.
   – Успеваемость? Ну, это когда ты получаешь знания и доказываешь, что их запомнил.
   – Зачем это доказывать? – недоумённо спросил герой. – Ведь знания нужны прежде всего тебе самому. Я ведь никому об этом не отчитываюсь.
   Женщина, стоявшая с ним рядом, совсем смутилась. «Какие странные вопросы он задаёт. А ещё учёный…» – думала она.
   – Просто, если не проверять, получил ли кто-то знания, ребёнок перестанет учиться совсем.
– Почему? Знания всегда нужны! – заметил собеседник.
– Дети часто этого не понимают… – ответила ему Хелен Голден.
– Странные вы…
Наконец, женщина прервала этот разговор:
   – Ладно, у меня урок начинается. Я рада, что Роза Вас привела, теперь мне всё стало ясно. Удачного Вам дня.
   Хелен скрылась за дверью, а парень остался стоять в коридоре. Помня, что у Розы ещё есть занятия, он решил погулять по академии и подождать её. А школьница, посмотревшая на вернувшуюся мадам Голден, тотчас поняла, что всё прошло удачно, и радостно села за парту. Начался урок биологии, и учительница стала рассказывать детям про океаны Страны Цветов. Оказывается, мировые воды на планете были не такие, как на Земле. Главное отличие в том, что в их приповерхностных водах обитают большие скопления нескольких видов микроорганизмов, окрашивающих океан в жёлтые и фиолетово-розовые цвета. Течения постоянно переносят их то в северные регионы, то к экватору, однако сами организмы, в основе которых не углерод, а азот, для животных, обитающих в морях, совершенно несъедобны. Не поедаемые другими, они спокойно процветают по всей планете.
   – Думаю, я задам кому-нибудь доклад на эту тему, – сказала учительница.
   Капт моментально поднял руку наравне с Инсигнис, но мадам Голден посмотрела в другую сторону.
   – Роза Филионор, это будешь ты. А чтобы выступление было интересней, тебе поможет Кантор Волкс!
   Новость моментально достигла ушей мальчика, и тот, не скрывая своей радости, улыбнулся и стал пританцовывать на своём сту-
ле. Роза, конечно же, обрадовалась гораздо меньше. Когда были установлены сроки сдачи доклада, урок продолжился. Пока Хелен рассказывала про океаны, путешественник, гуляющий по академии, прочитал все надписи на стенах и стал рассматривать цветы у окон. В этот момент его увидел директор академии. Заметив человека в странном костюме, он решил подойти к нему поближе и расспросить.
– Кто Вы такой и что здесь делаете?
  Парень развернулся и встретился с директором взглядом. Он сразу вспомнил о его прошлом разговоре с Розой, поэтому вначале отнёсся к нему несколько недоброжелательно. Но, поразмыслив, он решил этого не выказывать.
– Я двоюродный дядя Розы Филионор, – опять соврал он.
  – А, Вы пришли, чтобы поговорить с Хелен? Ясно. Надеюсь, Вы или её родители накажут эту ученицу и хорошо научат нормам поведения, – и директор отошёл в сторону, посмотрев в окно.
  Кажется, он выискивал там кого-то, быть может, учеников. Однако собеседнику его идеи о наказании не пришлись по душе. Возмущённый такими методами, он заявил:
  – В Стране Цветов метод наказаний и санкций негласно запрещён восьмым общемировым собранием, что было закреплено Логосом Старейшин в целом и Палатой верховных лидеров в частности.
  Энлект несколько опешил от такого заявления. Он никак не мог подумать, что этот странный человек знает такие подробности политики. Но глава академии сразу нашёлся, что ответить.
  – Вы сами сказали, что это негласно. Просто они считают, что наказания ни к чему хорошему не ведут. Но поверьте, иногда без них не обойтись! Особенно при работе с детьми…
  – А как же разъяснительные беседы? Или встречи с психологами? Я думаю, этот гораздо более действенный метод, – парень не зря провёл в библиотеке столько времени.
  – Это не так действенно. Просто сейчас всё направлено на максимальную доброту и гармонию во всём. А вот в Стране Свободы всё по-другому. Поэтому она и развивается. А мы застряли на одном месте, – с этими словами Энлект Филпс, похоже, кого-то увидев в окне, прервался и пошёл в сторону коридора. – Мне пора.
  Он ушёл по своим делам, оставив нашего героя осмысливать полученную информацию. После нескольких часов занятий, когда всё уже закончилось, Хелен отпустила своих учеников и собралась идти к себе домой. Однако на полпути к дверному проёму её задержала Инсигнис.
– Мадам Хелен, у меня к Вам есть дело.
– Что такое? – спросила учительница.
  – Это насчёт дяди Розы. Никакой он не дядя. Она с ним вообще познакомилась пару дней назад! – рыжая девчонка всё-таки решила разболтать тайну одноклассницы.
– А кто же он?
  – Вы мне не поверите, но Роза сказала, что он – пришелец. Именно он оставил кратер в лесу. Та м же она его впервые встретила.
Хелен только улыбнулась в ответ.
  – Я понимаю, что вы с Розой враждуете, но не стоит придумывать небылицы, чтобы насолить ей, – и женщина направилась к выходу.
  К счастью или несчастью, их разговор услышала Роза. Решив, что на сегодня проблем было и так много, она не стала связываться с одноклассницей, вышла в коридор и отправилась на поиски своего друга. Найдя его у выхода, она спросила:
– Куда отправимся теперь? Снова в библиотеку?
– Роза, а как же доклад? – раздался у неё из-за спины голос.
  Принадлежавший Кантору, он тотчас разрушил планы девочки на вечер.
– Да, доклад, конечно... Но мы всё равно идём в библиотеку, верно?
  – Необязательно, – заметил мальчик. – У меня дома много материалов по океанам. Как и по биологии.
  – Тогда идём домой к Кантору, – обрадовался путешественник. – Посмотрим, как выглядит его жилище.
– Да, да… – и Роза вышла на улицу.Дождавшись Инса, а он, как всегда, опаздывал, они вчетвером направились к вокзалу. Дом семьи Волкс находился не так далеко от центра, как у Розы. Однако ближайшая остановка монорельсового поезда была от него в десяти минутах ходьбы, поэтому всем пришлось долго идти по аллее. С большими цветущими деревьями, чем-то напоминавшими араукарии, она выглядела довольно мило. Как всегда, Кантор хотел взять Розу за руку, но, как всегда, не успел: Роза уже держала за руку своего нового друга. Он в этот момент рассказывал ей про культуру Страны Превосходства, поэтому мальчик не стал никого отвлекать.
   У порога дома стояла небольшая статуя, сделанная из мрамора. Изображавшая девушку в древней одежде, в погожие дни она ярко блестела в лучах солнца. Однако сейчас было облачно, к тому же холодно, поэтому всего её великолепия никто не увидел. Внутри дома всё было не так, как у семьи Филионор. Стены комнат украшали цветные мозаики невообразимых расцветок, изображавшие разные сцены из истории или просто красивые цветы, а на многочисленных столах лежали красивые золотые украшения и драгоценные камни всех форм и размеров.
   – Здесь так здорово, у Розы по-другому было, – сказал странник и стал рассматривать все камни и украшения, дотрагиваясь до некоторых и вращая их в своих руках.
   – Это мамино, она работает в ювелирном деле, хорошо разбирается в камнях и золоте, – Кантора несколько удивило поведение этого
странного знакомого, но он не стал заморачиваться.
   В тот же момент к ним в комнату зашла женщина. Лет тридцати пяти от роду, выглядела она гораздо опрятнее, чем мать Розы. Её волосы были хорошо причёсаны, а одежда чиста и выглажена. Кантор представил её как свою мать, и та поздоровалась с Розой и незнакомцем.
– Это мой дядя, он сегодня будет с нами, – сказала девочка.
   – Рада познакомиться, меня зовут Гемма. Гемма Волкс. А Вас? – спросила она.
   Парень замешкался. У него ведь до сих пор не было имени. Но не придумывать же его за какие-то несколько секунд?– Как говорил Мокс Зайнир, имена не имеют значения. Как и слова. Важны лишь мысли.
Гемма удивилась.
   – Вы слышали о Моксе Зайнире? Здорово, я думала, этого философа уже все забыли. Про него можно лишь в библиотеке прочитать… Вы, наверное, много читаете? Кем вы работаете?
– Я учёный, – сказал парень.
   Похоже, ему понравилось вводить других в заблуждение и рассказывать о себе неправду.
– А в какой сфере?
   – Во всех, – и герой снова переключился на рассматривание камней и украшений.
   Услышав его слова, Роза улыбнулась, понимая, что её друг ещё многого не понимает, хоть и владеет уже довольно внушительными знаниями.
   – Что ж, о себе я такого сказать не могу, – и женщина села на небольшой диванчик. – Я закончила геологическую академию после общеобразовательной и работаю теперь с драгоценными камнями и украшениями.
   – Моя мама – эксперт по камням! – сказал Кантор, доставая небольшую электронную книгу. – Вот, Роза, здесь есть всё, что нужно.
   Роза в этот момент витала в облаках. Она думала о жизни, поэтому совершенно не услышала его слов. Тогда Кантор её окликнул, помахав рукой перед глазами, и та «очнулась».
– Что ты сказал? – спросила девочка.
   Вид у неё был такой, словно она только что находилась где-то далеко отсюда.
   Школьник объяснил ей, что они должны делать доклад, и она вместе с ним села за компьютер перекачивать информацию с книги в систему.
   – Вообще, – продолжила Гемма, – я хотела стать учёным, как Вы. Но судьба вынудила меня стать ювелиром. Ведь украшения пользуются большим спросом.
– Раньше они были валютой, – заметил наш герой.
– Да, были. Сейчас это просто украшения. Но многим они нравятся.У меня есть постоянные покупатели. – Тут женщина посмотрела на мозаику в рамке. – Эту картину, к примеру, заказал известный член Логоса Старейшин Сурд Ролатс. Кажется, его дочь – ваша одноклассница, да, Кантор?
   То т кивнул в ответ. Сейчас он был занят. Работая с текстом, он выискивал нужные строки и вставлял их в доклад. Роза неохотно ему помогала, то и дело посматривая в сторону сидевших на диване. Странно, новый знакомый никак не выходил у неё из головы. Что он будет делать дальше? Он так и останется здесь или, узнав всё, что ему будет нужно, улетит куда-то ещё? Эти мысли не давали ей покоя. А путешественник так и продолжал разговаривать с матерью Кантора Инса. Оказалось, что она воспитывает детей совсем одна, так как её муж погиб в золотой шахте во время обвала.
– И он не вернётся? – спросил парень.
   – Я же говорю, он умер. Это навсегда, – и Гемма тяжело вздохнула. – В любом случае, мне его очень не хватает. Мы ведь были знакомы с академии.
   Странное чувство посетило нашего героя. Умереть? Как это умереть? Отчего люди умирают? Кто-то или что-то лишает их жизни. «Могу ли я когда-нибудь умереть? – думал он. – Ведь я не человек, хоть и похож на них. Как это – ты вдруг прекращаешь существовать? А что происходит с твоими мыслями в этот момент?» В любом случае, ему хотелось узнать об этом побольше.
   Прошло ещё два часа, за которые Кантор и Роза наконец смогли сделать более-менее хороший доклад, а Гемма успела рассказать ещё много интересного о своей жизни. Особенно путешественнику понравилась история о далёком южном океане Пегасе, у берегов которого живёт мать Геммы, бабушка Кантора и Инса. Под конец разговора путешественник решил туда слетать, о чём рассказал Розе.
   – Ты уверен? – спросила опешившая школьница. – А когда ты вернёшься?
– Как получится, – сказал он.
   – Значит, вы пойдёте в космопорт? – Гемма тоже удивилась. – Я всегда поражалась, как можно так сразу что-то решить и отправитьсянеизвестно куда. Восхищаюсь такими людьми. Давайте, я перед уходом приготовлю вам что-нибудь. Вы любите клубни силисы?
– Спасибо, но я не ем… на ночь. Рад был познакомиться!
   Гемма кивнула в ответ и пошла на кухню, чтобы приготовить ужин для сыновей и Розы. Разговор её затянул, и она о них совсем забыла. Парень же помахал рукой детям и пошёл к выходу, но школьница его нагнала.
   – Подожди! Обещай, что вернёшься, – Роза сейчас больше всего боялась, что её друг где-то пропадёт и она его больше не увидит.
   Странно, всего за несколько дней так привязаться к незнакомцу… Но он постарался её утешить.
– Я вернусь утром, так что не бойся, – и странник улыбнулся.
   Перед отбытием Роза посоветовала ему отойти подальше от оживлённой улицы, так как кто-то может заметить его взлёт, и помахала ему рукой. Он сделал то же самое в ответ, смотря на неё со слабо освещённой стороны улицы. Наконец Кантор позвал Розу в дом, и та ушла.
   Наш герой прошёл несколько десятков метров по дороге. Тусклые фонари освещали аллею со странными деревьями, а навстречу ему попались несколько человек, в основном пар. Тогда он нашёл ближайший закуток и зашёл в тень, чтобы стать незаметным. И вот неудача – тотчас столкнулся лоб в лоб с каким-то человеком. То т от неожиданности даже упал на землю, и странник помог ему подняться, извинившись.
   – Ничего, это я виноват, не стоило выходить так поздно, – сказал взрослый мужчина в чёрно-белом костюме. – Какая у Вас интересная одежда, в Стране Цветов всегда придумывают что-то занимательное.
   Человек попрощался и ушёл, а наш герой задумался. «Этот человек, наверное, не местный, так как принял меня самого за жителя Страны Цветов». Наконец, он проверил, нет ли кого поблизости, взлетел в воздух и, найдя нужное направление, полетел над домами и дорогами. Агломерация Северной Звезды сменилась лесом, и путешественник отправился к океану.
  

ГЛАВА 4. ВЫСТУПЛЕНИЕ
  

Роза просидела в доме Кантора ещё около часа. Гемма приготовила всем вкусные углеводные кубики и клубни силисы, которые девочка довольно быстро съела. А вот иомоп она, как всегда, не стала пить, попросив обычной воды. Кантор сидел рядом с ней и рассказывал про то, как он пару месяцев назад нашёл на карьере большой золотой самородок и как мама отругала его за то, что он нёс такую тяжесть домой, загрузив к тому же своего брата другими камнями. Роза слушала его неохотно, но выражать своё отношение к рассказу было бы нехорошо, поэтому она молча кивала в знак согласия, делая небольшие глотки из серебряного стакана.
   Когда начало темнеть, Кантор решил проводить школьницу до дома. Роза была не из робких и боязливых, поэтому сказала, что дойдёт сама. Однако мать Кантора Гемма настояла, чтобы сын проводил её хотя бы до остановки, и той пришлось согласиться. Когда они шли к нужному месту, мальчик хотел ещё что-то рассказать, но заметил, что Роза сейчас думает о своём, и не стал её тревожить. Ей и правда было не до него. Все её мысли были заняты одним лишь странником. Но Кантор не хотел просто так сдаваться. Он немного подготовился, решился и взял Розу за руку. Как ни странно, она не стала отдёргивать руку и даже ничего не сказала. Мальчик обрадовался такому стечению обстоятельств, решив, что сегодня у него удачный день. Это не могло длиться вечно, а в данномслучае счастливый миг продлился всего пять секунд. Роза увидела, как монорельсовый поезд подъезжает к вокзалу, побежала к нему, помахав мальчику рукой, и скрылась в дверях вагона. Герой так и стоял на дороге, наблюдая, как поезд уносит его одноклассницу на окраину агломерации.
   Только сейчас он понял, что вокруг стало холодно. Он потёр ладони друг о друга и поспешил домой, надеясь, что на столе осталось ещё что-нибудь из съестного.
   А Роза ехала в вечернем вагоне, смотря на огни золотых домов, теперь, в темноте, отдававших бронзовым светом. Почему-то ей сейчас было грустно. Дома же всё стало ещё хуже: Виз снова отчитала дочь за то, что она так поздно вернулась домой. На слова о том, что они с Кантором делали доклад, который задали только сегодня, мама никак не отреагировала, однако настоятельно порекомендовала дочери всегда предупреждать её обо всех перемещениях.
– С тобой невозможно! – сказала Роза и поспешила к себе в комнату.
   Заступиться за девочку сегодня было некому: Айсис в это время всё ещё репетировала у себя в консерватории. Роза же решила снова выбраться на крышу. Она открыла окно и поднялась по лестнице, надеясь посмотреть на звёзды и луны. Но сегодня их не было видно из-за облаков… «Какой жуткий холод», – неожиданно девочка почувствовала на себе все «прелести» уличной температуры. Решив поскорее скрыться в комнате, она снова спустилась, чуть не поскользнувшись на ступеньке, и ушла к себе.
***
   Утро пришло в Страну Цветов не таким, как обычно. На улице по-прежнему было холодно, и люди, стараясь как-то себя согреть, надевали всё, что только можно. Кто-то выходил в нескольких куртках сразу, кто-то надевал вязаные платки, а некоторые шли на работу, накрытые старыми пледами. Роза тоже вышла на улицу, хорошо одевшись. На ней в этот раз была вязаная красная кофта и дождевая куртка, отталкивающая влагу. Погода окончательно испортилась. После усердной тренировки в бассейне, на которой она так и не смогла побить свой собственный рекорд, школьница хотела побеседовать с тренером, но тот куда-то быстро ушёл. Та к его и не дождавшись, девочка не стала терять время зря.
   В академии сегодня был лишь один урок, правда, длившийся около трёх часов. Это было театральное искусство. Уже месяц Хелен Голден вместе с классом готовилась ставить небольшой спектакль по одной из старых пьес. Та к как у неё имелось всего пять учеников, можно было подумать, что действующих лиц будет немного. Однако вместе с классом мадам Хелен, который носил название «Эфинс» и относился уже ко второму разряду обучения, здесь был также класс «Вей» с такой же подготовкой, и более младшие группы детей. Вместе они ставили спектакль «Тысячелетняя война», повествующий о далёкой системе, где республика доброго и справедливого правителя Сеста противостояла злому императору Тенту. Пьеса была написана более века назад Георном Лейпсисом, но в академиях её ставили часто, особенно младшие классы. Розе в этот раз досталась роль прекрасной и умной девушки Алис, которая вместе с рыцарем Чёрной реки помогала Сесту победить империю. Рыцаря играл Кантор, и он сам попросил себе такую роль. Ведь по сюжету у него и Алис возникали романтические отношения. Сестом стал Инс, злого императора играл Капт Иос, а вот Инсигнис досталась роль независимой воительницы, которая время от времени переходила то на одну сторону воюющих, то на другую. Почти каждый из учеников уже выбрал себе одежду для спектакля, однако Кантор по-прежнему не мог определиться.
   – Скоро мы уже будем выступать, – говорила ему преподавательница. – Ты должен выбрать себе хоть что-то. Можешь даже нарисовать одежду, мы её сошьём.
   – Да, но у меня совершенно нет идей! – говорил мальчик. – Доспехи слишком жмут, в них не развернуться. А обычная одежда рыцарю не подойдёт.
Инсигнис, слушавшая этот разговор, не выдержала и сказала:
   – Кантор, из-за тебя мы провалим спектакль. Если не можешь выбрать сам, пусть выберут другие!Роза вступилась за друга. В конце концов, одноклассница ей уже порядком надоела.
   – Не приставай к нему. Не тебе играть эту роль. Иди вон лучше текст заучи, – и, обращаясь к Кантору: – А тебе нужно выбрать что-нибудь боевое. И элегантное. Вроде костюма нашего нового друга.
   – Ты имеешь в виду того с плащом и мечом? – мальчик задумался.   
   – А что, это хорошая идея. Мадам Хелен, я придумал!
   И Кантор побежал рассказывать новость учительнице. А вот Инсиг-нис слова Розы вывели из себя. Опять она упомянула этого незнакомца!
   – Сколько можно говорить про этого типа, – Инсигнис нахмурила брови и выставила вперёд руку, начав ей энергично жестикулировать. – Сначала ты приводишь его в класс вместо родителей, теперь Волкс будет ходить в его костюме. Что дальше, выйдешь за него замуж?!
   То н одноклассницы не пришёлся по душе Розе. Она сначала ничего не хотела отвечать, но потом не смогла сдержать эмоций:
   – Твоё какое дело! Не лезь в мою жизнь, ещё учить меня будешь! Лучше на себя посмотри!
Но Инсигнис это и было нужно.
   – На себя-то я смотрю. А ты взгляни на себя. Родители простые садовники, влюбилась в какого-то бездомного, прибывшего неизвестно откуда, плаваешь в дурацком бассейне. У тебя бессмысленная жизнь!
   Это была последняя капля в чашу терпения нашей героини. Она не выдержала и, подойдя к однокласснице, выхватила у неё из рук электронную книгу, по которой она читала свой текст. Бросив устройство на пол, Роза насупила на него ногой и полностью разбила. Рыжая девочка не могла поверить своим глазам. Она и не думала, что Филионор так поступит. Но ответ не заставил себя долго ждать: Инсигнис отбежала в сторону стола, на котором лежали личные вещи учеников, нашла сумку Розы и, подбежав к мусоросборнику, выбросила её прямо туда. К счастью, всё это вовремя увидела Хелен Голден. Она моментально подбежала к Розе и подняла с пола осколки электронной книги, а затем открыла мусоросборник. Увы, сумка была уже далеко, где-то на первом этаже.
– Роза, Инсигнис, что на вас нашло?! Кто это начал?
– Это Роза, – сказала девочка. – Она раздавила мою книгу.
– Да, но она меня довела! – заметила наша школьница.
   Хелен развела руками. Отправлять обеих к директору она не стала, вместо этого пошла на первый этаж и попросила ключ от мусоросборника. Та м же ей сказали, что ключ находится у дежурных мусорщиков, а они будут здесь только рано утром. Вернувшись, учительница заявила:
   – На сегодня никаких репетиций для вас обеих. Идите в класс, мы ещё поговорим об этом.
И Роза с Инсигнис, не разговаривая друг с другом, ушли из зала.

***
   На побережье южного океана Пегаса сейчас должно было быть очень тепло. Даже жарко. Обычно в это время года люди купаются на берегу или сидят в прибрежных кафе, смотря на красоты природы и слушая музыку. Однако то, что увидел путешественник, выглядело совсем по-другому: сильный ветер, протяжно воя, поднимал огромные волны, которые ударялись о камни берега и смывали пляжные зонтики, град с дождём сбивал посаженные растения, которых здесь было бесчисленное количество, а чёрные тучи, сверкая, лишали большей части солнечного света побережье. Герой не знал, что это не совсем обычная погода, поэтому продолжил разглядывать прибрежные города, пролетая над ними и приземляясь в самых подходящих местах. Больше всего ему понравился утёс у агломерации Южного цветка, с которого открывался впечатляющий вид на фиолетово-жёлтый океан. И хотя погода была не самая располагающая к путешествиям и любованиям, парень смог более-менее насладиться видами южных территорий. Наконец он облетел несколько мелких городов и повернул назад.
   После репетиции мадам Хелен направилась прямиком в класс. Надо было решить, что делать с ученицами, но она явно была не готова к такому повороту сюжета. Затем, всё-таки решив всё, она встретилась со школьницами и сказала:
– Роза, ты должна возместить убыток, который нанесла.
– Ни за что, Инсигнис сама виновата!
  – Это не обсуждается! И вы обе посетите психолога, – на этом слове Голден достала свой миникомпьютер, чтобы сделать в нём несколько записей.
  – Мадам Хелен, а что с моей сумкой? – для Розы она была очень важна.
  – Если я не успею забрать её из мусора, Инсигнис возместит ущерб, – тут она оторвалась от экрана. – Да, я хочу, чтобы вы привели родителей. Родителей, Роза, а не дядю. При всём моём уважении, я не думаю, что дядя как-то повлияет на твоё воспитание. Другое дело мать или отец. И…
  Неожиданный стук в дверь прервал эту «милую» беседу. Стучавшей оказалась Айсис, которая зачем-то пришла в академию.
– Извините, мне нужна Роза Филионор, – сказала девушка.
  – Она здесь. Вы же её сестра, да? Знаете, что у нас случилось? – учительница была удивлена, что родственник Розы так быстро пришёл по вызову.
  – Нет времени, – после этой фразы Айсис обратилась к школьнице. – Роза, родители сказали, чтобы я забрала тебя и отвела в консерваторию. Они решили, что на концерте должна собраться вся семья.
  Девочка кивнула и пошла за вещами, из которых у неё осталась только дождевая куртка. Не посмотрев в сторону Инсигнис, Роза быстро оделась и направилась с сестрой на улицу.
  – Не думаю, что она возместит убыток. Придётся разговаривать с моим отцом, только он заставит её родителей выплатить всё, – заметила рыжая школьница.
  – Инсигнис, в той сумке была такая же электронная книга, как и у тебя. Если я её не достану, тебе тоже придётся платить. И вообще, Роза умная девочка, она сама поймёт, что для неё лучше, – и Хелен пошла к директору.
  Около здания консерватории к этому моменту собралось не так много народа. Ведь до начала концерта оставался целый час. Роза Филионор
прошла со своей сестрой за кулисы и села на небольшую скамейку около симфонира. Кроме Айсис здесь было ещё около десяти музыкантов, в основном её учеников. Почти у каждого был свой музыкальный инструмент, которым он владел если не в совершенстве, то очень хорошо. Роза наблюдала, как музыканты метались из угла в угол, и сама решила что-нибудь поделать. Взяв небольшой электронный экран, лежавший на подоконнике, она перелистнула в нём несколько страниц, но так и не нашла ничего интересного. Минуты тянулись очень долго, но затем всё пошло быстрее. Появились родители девочки, и она, встав со скамьи, пошла с ними в зал. Большой и величественный, он имел именно такую форму, которая позволяла как можно лучше передавать звук музыки, чтобы даже самые дальние ряды услышали её так же, как и первые. Большая сцена, на которой уже стояло несколько крупных инструментов, имела округлую форму, а над ней, словно большие космические луны, висело множество прожекторов. Освещая каждый уголок сцены, они выглядели почти как у нас на Земле. Роза взяла у родителей билет и по нему нашла себе место в восьмом ряду, усевшись прямо за какой-то женщиной с высокой причёской. Однако проблема обзора её не волновала, так как она пришла сюда ради музыки. Школьница любила всяческие выступления своей сестры, однако осознание того, что она сама ничего не может сыграть, а тем более спеть, несколько портило ей впечатление. Осмотревшись, Роза увидела вдалеке от себя одну из своих подруг по плаванью, идущую с матерью, и Инсигнис, которая, похоже, пришла сюда вместе с отцом. Такой же рыжий, как она, он был одет в красивый жёлтый костюм с несколькими наградами на поясе, по одному которому можно было определить его принадлежность к высшему сословию. Хотя делить людей на бедных и богатых в Стране Цветов было не принято, все прекрасно видели разницу между, скажем, садовником и членом Логоса Старейшин. Вспомнив о своей сумке, Роза впервые пожалела о том, что не смогла сегодня на занятии держать себя в руках. Но было уже поздно. Вдруг кто-то дотронулся до плеча девочки. Она обернулась и увидела… да, путешественника, который сел на сиденье рядом с ней. – Ты прилетел? Уже всё осмотрел? – спросила она.
   – Да, океаны Страны Цветов – это нечто. А какие краски! О волнах я вообще молчу.
– Как ты меня нашёл?
   – Если честно, я тебя не искал, – что-что, а сейчас он говорил правду. – Я просто пришёл по приглашению, которое мне дала одна девушка.
   И странник показал девочке карточку. Они бы ещё поговорили, но в этот момент какой-то человек, пройдя прямо до наших героев, остановился и встал рядом с ними.
   – Надо пропустить его, он ищет своё место, – и девочка поджала ноги.
   Но тип не ушёл. Вместо этого он осмотрел ближайшие свободные сиденья и заявил:
– Вы сели на моё место!
   – Как это – на Ваше место? – герою было невдомёк, что тот имеет в виду.
   Но человек не унимался. Он показал свою карточку, на которой было ясно написано: «Восьмой ряд, пятнадцатое место».
– Разве мы не садимся там, где нам удобнее?
   – Тогда бы все сели на первый ряд, – и человек указал пальцем на другие места. – Давайте, а то скоро начнётся.
   Но наш герой не хотел никуда уходить. Сначала он просто не стал вставать, а потом понял, что нужно что-то придумать, и достал своё приглашение:
   – Вот, у меня седьмой ряд, четвёртое место. Сядьте туда. Просто это моя подруга.
   Парень указал на Розу и улыбнулся. То ли человек расчувствовался, то ли ему просто понравилась идея сесть на один ряд ближе к сцене, но тип сразу ушёл. Те м временем прозвучал сигнал, и зрители притихли. На сцене показался человек и объявил:
   – Концерт под руководством Айсис Филионор объявляется открытым.
   Парень ушёл, и на сцену выехало несколько крупных музыкальных инструментов. За один из них, который, как вы уже знаете, называл-
ся симфонир, села Айсис. Дождавшись, пока другие участники займут свои места и приготовятся, она расположилась удобнее и начала играть на клавишах. В ту же секунду полилась приятная и медленная мелодия, распространившаяся на весь зал. Секунд через десять заиграл другой музыкант, затем ещё два, и, наконец, каждый стоящий на сцене человек оказался вовлечённым в действие. Музыка, звучавшая в зале, превратилась в тихую, негромкую мелодию, которую слышали все. Она, подобно словам любящего сердца, вливалась в умы каждого слушателя, и затрагивала те струнки души, которые пробуждали самые нежные и сильные чувства: радость, печаль, счастье, одиночество. Всё это сливалось в одно целое, у кого-то в большей мере, у кого-то в меньшей.
  Для нашего путешественника это было поистине величественно и незабываемо. Прежде не слышавший игры всего оркестра в целом, он был совершенно поражён и заворожён. Не в силах выразить эмоций, он, открыв рот, слушал эту симфонию, стараясь уловить каждый момент, каждое звучание невероятной музыки. Наконец, мелодия закончилась, и все зааплодировали. Герой, посмотрев на других, стал делать то же самое, старательно ударяя ладонями друг о друга. Роза тоже похлопала, ведь это была одна из её любимых мелодий.
  Затем на сцену вышло ещё пять человек, одетых в синие костюмы с расписными рубахами. Как следовало догадаться, это были певцы. Ай-сис снова начала играть, и они запели. Похоже, в этот раз группа исполняла гимн Страны Цветов. Каждый в зале хорошо знал его слова, даже наш герой. Да и голоса певцов были подобраны очень удачно, специально для этой песни.
Над Страной Цветов сияет свет, Освещая все края планеты. Ближе и роднее места нет, В этом мире вечно правит лето!
Мудрых господ, повелителей слова Будем мы чтить сквозь года и века.
В вечной гармонии нашего крова Мы проживём, хоть судьба нелегка.
Солнце снова покидает горизонт, День сменяет эту ночь и холод, Облаков далёких белый фронт Защищает тех, кто слаб и молод.
Мудрых господ, повелителей слова Будем мы чтить сквозь года и века. В вечной гармонии нашего крова Мы проживём, хоть судьба нелегка.
Золото домов и воля древних Этот мир построили для нас. Будет много средь потомков верных Тех, кто нам поможет в трудный час!
Мудрых господ, повелителей слова Будем мы чтить сквозь года и века. В вечной гармонии нашего крова Мы проживём, хоть судьба нелегка.
  Во время исполнения многие из присутствующих шёпотом подпевали певцам, и странник не стал исключением. Под конец он даже начал петь во весь голос, но Роза ему быстро объяснила, что так делать нельзя, и он замолчал. Следующая композиция была более насыщенной в плане громкой и резкой музыки. Напоминающая какой-то древний боевой марш, она звучала так, словно тысячи пушек стреляли в сторону вражеской армии. Однако назвать её всего лишь шумом никто бы не смог – это тоже была одна из классических мелодий, побуждающих человека к действию. Завершившись внезапно, она подарила путешественнику заряд бодрости и силы духа.
– Мне так нравится музыка, эта девушка очень хорошо играет.
– Эта девушка – моя сестра, кстати! – заметила Роза Филионор.
  – Сестра? Это дочь твоих родителей, как и ты, да? – кое в чём герой уже разбирался.
  – Да, и она живёт с нами. Если тебе так нравится музыка в её исполнении, можешь выйти на сцену и подарить ей цветы. Вон, они продаются в том коридоре, – и девочка указала в сторону выхода.
  Парень тотчас встал со своего кресла и прошёл по ряду. Люди, сидевшие на местах, были готовы поджимать ноги, но он просто проходил сквозь них и моментально оказался у стены. Ему повезло – никто не заметил ничего подозрительного, все были заняты концертом.
  В коридоре стояла небольшая будка-палатка, в которой имелось много различных уже приготовленных букетов. Здесь были и жёлтые лилии, и сине-чёрные индимионы, и красные розы. Что же выбрать для подарка? Но один цветок заинтересовал путешественника больше других. Его бело-жёлтые закрытые бутоны на тонких стеблях были не просто красивыми, они светились тусклым и нежным светом! Да, это были самые настоящие светящиеся цветы, которые здесь называют светоносками.
  – Дайте мне один букет, – и парень указал пальцем на выбранные растения.
  Старая миловидная женщина подала ему букет, и он поспешил в зал. Та м как раз заканчивалась очередная композиция, на этот раз посвященная правителю Компунктусу. Как только она завершилась, наш герой направился в сторону сцены и поднялся на неё, держа в руках красивый светящийся букет. Айсис разминала свои пальцы, но заметив появление незнакомца, обрадовалась и встала, чтобы взять у него цветы. Но затем, видимо приглядевшись к цветам, она несколько изменилась в лице.
  – Зачем вы мне это принесли? – сказала она, указав на цветы. – Неужели не было других цветов? Надо было вам выбрать именно их!
  Парень не ожидал такой реакции. Похоже, его букет сильно её разозлил. Но почему?
   – Я просто хотел сказать вам, что мне понравилась ваша музыка, – оправдался он.
   – Я терпеть не могу светоноски, это все знают! Могли бы у кого-нибудь спросить…
   Наш путешественник был подавлен. Что он сделал не так? Похоже, его расстройство усилилось, так как все прожектора над сценой неожиданно начали моргать. Тоже случилось и с лампами в зале. Странное поведение электроники было сложно объяснить, так как в Стране Цветов редко что-то ломалось само по себе. Тотчас на сцену выбежало два стража порядка. Не смотря на то, что сейчас они были такими же зрителями, как и остальные, парни всегда были начеку, даже когда спали. Подойдя к герою, они его осмотрели с ног до головы и сказали:
– У вас с собой есть какая-нибудь электронная техника?
   То т покрутил головой. Тогда они достали портативные сканеры и стали его просвечивать. Однако техники не обнаружили.
– Странно, вы не сканируетесь. У вас что, защитный костюм?
   В тот же момент в их сканерах что-то щёлкнуло, и они полностью отключились. Как охранники ни пытались их запустить, те не поддавались.
– Вы должны пройти с нами, – и они взяли его за руки.
   Айсис, стоявшая рядом, ничего не могла понять. Неожиданно её охватило чувство вины за то, что случилось, и тогда она сказала:
   – Может, я помогу всё уладить? Этот человек не хотел сделать ничего плохого!
   Те жестом убедили её не вмешиваться и повели парня к выходу. Роза наблюдала это ровно столько, сколько было нужно. Она быстро выбежала с восьмого ряда и крикнула на весь зал:
– Улетай отсюда как можно скорее, ты не должен с ними идти!
   Однако парень не стал этого делать. Он помахал ей рукой в знак того, чтобы она не волновалась, и последовал к выходу. Внезапно со своего места встал отец Инсигнис. Он вышел с дочерью и, присоединившись к охранникам, решил пойти с ними.
– Я пойду с вами, – сказал он этим стражам порядка.
– Конечно, Сурд Ролатс, мы не против.
   Ещё бы они были против! А Роза так и осталась смотреть на то, как её друга уводят с концерта. Она хотела побежать за ним, но мать Виз, вышедшая из ряда, взяла её за руку.
– Ты знаешь этого человека? – поинтересовалась она.
– Какая разница?! – Роза была жутко расстроена.
   Она не знала, что делать, но просто так уйти от матери девочка не могла, ведь у неё и так было много проблем. Виз уговорила её сесть обратно, что Роза неохотно сделала, и концерт возобновился. Но слушать музыку, зная, что твоего друга скоро будут допрашивать, было нелегко. И главное – сейчас школьница впервые в жизни винила в чём-то свою сестру.
   А нашего странника вывели на улицу и повели в пункт контроля №00008, где в данный момент сидел лишь один охранник, заступивший на ночное дежурство.
– Пап, зачем мы ушли с концерта? – спрашивала у Сурда Инсигнис.
   – Я хочу разобраться, что это за человек. А концерт был не особенный, если уж на то пошло, – и мужчина подошёл к двери. – Постой здесь, около поста, я скоро вернусь, и никуда не уходи!
   Девочка осталась стоять у входа в здание, рядом с постом, а Сурд прошёл внутрь. Там, за большой стол сели два охранника с концерта и путешественник. Сначала они решили проверить его идентификационные данные, но прибор, увы, ничего не показал. Оказалось, что незнакомца просто нет в базе данных.
   – Кто вы такой? – спросил у него отец Инсигнис. – Беглец из Страны Свободы, да? Я сразу это понял. Только у них может быть такая дурацкая одежда!
   – Вообще-то, я не совсем тот, за кого вы меня принимаете. Вместо лишних слов я вам кое-что покажу, – тут герой встал из-за стола и прошёл сквозь него, отчего у всех присутствующих от удивления раскрылись рты.
– Как, кто вы? – не находил слов Сурд.
   Впрочем, как и остальные присутствовавшие. Не говоря ни слова, путешественник поднялся над полом на полтора метра, а затем приземлился в дальней части комнаты. Отец Инсигнис стоял как вкопанный и не мог сказать ни слова. Сейчас он пытался понять, снится ему это или нет.
   – Мне нет смысла скрываться, я давно хотел показать себя остальным, – парень был спокоен, лишь тень улыбки играла на его губах. – Надеюсь, вы не будете задавать слишком много вопросов.
   – Э, только один, – сказал страж порядка по имени Карс. – Кто вы такой и зачем вы здесь?
   – Это уже два вопроса, – посмеялся наш герой. – Ладно, я просто путешественник, который прилетел в Страну Цветов, чтобы узнать людей получше. Я не желаю вам зла, в отличие от представителей Страны Превосходства, с которой вы воевали.
   Неожиданно до Сурда Ролатса кое-что дошло. Он ещё немного подумал, сделав два круга по комнате, и сказал:
   – Значит, тот кратер оставил ваш корабль? Ясно. Если бы мне кто-то рассказал об этом, я бы не поверил, но не принимать во внимания факты я не могу. Вам надо срочно посетить Логос Старейшин. Мы должны это обсудить, так как информация чрезвычайной важности. Никуда не уходите отсюда, завтра или послезавтра я вас представлю.
   Странник, подошёл к нему и осмотрел с ног до головы. Странно, но человек почему-то не внушил ему доверия. Что-то подсказывало, что верить ему не стоит.
   – При всём моём уважении к Логосу Старейшин, хотя я там никогда не был, я здесь мотаюсь уже много дней, и ничего пока не случилось. В любом случае удержать меня у вас не получится…
   Сурду тон незнакомца не понравился. Но, решив с ним не связываться до поры до времени, он отошёл в сторону и, прошептав что-то охраннику, подошёл к двери. Охранник же сбегал куда-то, а затем принёс какое-то устройство, больше всего похожее на пейджер.
   – Возьмите это. Как только я со всеми договорюсь, позвоню Вам и вызову на собрание. Вам следовало сразу обратиться к нам, а не ходить просто так инкогнито. В конце концов, над пришельцами ставят эксперименты только в старых стереофильмах. Наше общество недаром на-
зывают высокоморальным и цивилизованным, – и Ролатс сложил руки на своей груди крестом.
   – Буду ждать очередной встречи, – соврал парень, забрал «пейджер» и прошёл сквозь стену.
   Как ни странно, прибор прошёл вместе с ним… Сурд же всё ещё был растерян. Но он не стал этого выказывать, так как привык сохранять хладнокровние ума и строгое лицо.
   – Проследите за его перемещениями, надо узнать как можно больше об этом человеке. Или кто он вообще? Неизвестно чем это может нам грозить, – последние слова он произнёс с неким сожалением и настороженностью.
   После концерта Роза и её семья вернулись домой. На все вопросы о том, откуда она знает странного незнакомца, девочка отвечала невнятно или вообще не хотела ничего говорить. И даже наставление матери не связываться с подозрительными личностями ничего хорошего не дало – Роза просто ушла к себе в комнату и заперлась там. «Интересно, о чём они его будут спрашивать и что он ответит», – проговорила она вслух, задумавшись.
   – Ни о чём интересном, – сказал ей наш герой, выйдя прямо из шкафа. – Люди любят задавать ненужные вопросы. На то вы и люди.
   Роза увидела парня, подбежала к нему и обняла. И хотя для него это было чем-то новым, он не растерялся и сделал то же самое, положив свои ладони ей на плечи.
   – Я думала, ты пропал надолго, – сказала девочка. – Ты рассказал им о себе? Что они сказали?
   Герой бегло объяснил ситуацию и показал устройство, которое они ему дали.
– Тебе ещё повезло, – заметила Роза.
   – А что они могли мне сделать? Ничего! Зачем от кого-то прятаться, если этот кто-то тебя не ищет…
   – Да, но теперь-то будут. Ладно, главное, что всё хорошо, – и школьница села на кровать, посмотрев в окно. – Та м что, луны взошли? Я думала, на небе одни тучи.
Она взяла героя за руку и потянула к окну.
   – Пошли, я покажу тебе секретное место, – с этими словами она накинула на себя одеяло, открыла окно и залезла на лестницу.
   Парень вылетел следом и, дождавшись, пока она заберётся наверх, встал рядом с ней. На улице было по-прежнему холодно, даже очень, но небо развеялось, и две луны стало хорошо видно сквозь прохладу ясного вечера. Они сели на выступ, и Роза сказала:
   – Я часто сюда прихожу, чтобы забыться. Это место помогает мне отдохнуть от всяких забот. А то вечно: «Роза Филионор, помой посуду», «Роза Филионор, ты сделала уроки?». И так каждый день… Мама даже не может со мной поговорить по душам, вечно одни команды. Хоть сестра не достаёт…
   Путешественник задумался, взглянув на звёзды. Те сияли в тишине космоса, затмеваемые лишь светом двух лун. Наконец, он сказал:
– Может тебе просто поговорить об этом с ней?
   – Нет, она не станет слушать. Это такие люди, они считают, что если кто-то с ними не согласен, он точно не прав. Лучше оставить всё как есть, – и Роза закуталась в одеяло получше. – Луны такие красивые, особенно Лувенум. Вот бы когда-нибудь там побывать…
   – Если хочешь, я могу тебя туда донести, всего каких-то несколько секунд и всё!
   – Ты что, я задохнусь без воздуха, там же нет атмосферы, – посмеялась девочка. – Но всё равно спасибо.
   Парень ещё немного помолчал. Затем, что-то придумав, он встал с выступа, сделал пару шагов вперёд и, поднявшись в воздух, улетел сторону лун. Да так быстро, что моментально скрылся из виду. Роза тоже встала, чтобы посмотреть, куда именно он пропал. Его не было видно нигде, и через минуту она начала волноваться. Однако прошла ещё минута, и путешественник вернулся, принеся с собой какой-то серый камень.
   – Вот, – сказал он, положив камень на поверхность крыши. – Это частичка луны Сенектут. Той, что серая с красными прожилками. Я был на второй, но, увы, там один песок, много пыли, я не нашёл ничего, что можно было бы унести.
   – Невероятно, – Роза не могла поверить этому. – Ты слетал на луну так быстро и принёс мне камень!!! Эх, был бы у меня скафандр… Спасибо тебе!
Парень улыбнулся и снова сел на выступ, что сделала и Роза.
   – Ты такой поразительный, а у тебя даже имени нет. Может, мне придумать тебе его?
   – Давай, будет неплохо. А то у меня уже несколько человек его спрашивали, – тут он наклонился вбок и опёрся на свой меч. – Только какое?
– Может, Компунктус? В честь нашего древнего правителя!
   Однако идея ему не понравилась. В конце концов, Компунктус был воителем, а какой воитель из него самого?
   – Дай подумать. Нужно какое-нибудь красивое и необычное имя. И чтобы с тобой ассоциировалось, – девочка думала-думала, и. наконец, что-то всплыло в её сознании. – Может, Индимион? Та к назывались те цветы, которые ты изучал, когда мы встретились. Они тоже чёрные, как твой костюм!
Но парень опять скептически отнёсся к идее.
   – Оно слишком длинное, я хочу короткое имя, как у тебя, – сказал он.
   – Но моё имя тебе не подойдёт. Может, тогда Инди? Что значит индивидуальный, индиго.
Герой улыбнулся. Похоже, имя ему понравилось.
– Оно больше подходит. И звучит хорошо: Инди и Роза.
   – Решено, буду звать тебя Инди! – сказав это, Роза подсела к нему поближе и снова посмотрела на луны, но тут же увидела, как их затянули облака.
   Прошла ещё пара мгновений, и с неба полетели маленькие белые точки. Это были снежинки. Увидев их, оба героя вскочили на ноги и вытянули руки вперёд. Когда первый кристаллик упал на руку Розы, он тотчас растаял, а вот на руке Инди снег так и оставался снегом, даже не собираясь превращаться в воду. Спустя минуту снежинок стало так много, что на крыше уже появился небольшой слой снега. Неужели в Стране Цветов похолодало настолько сильно?
   – Это невероятно! Я думала, снег бывает только в горах! Или в холодильнике, – Роза была заворожена этим снежинкопадом.
   – У вас ведь тёплый климат, насколько я знаю. Почему же пошёл снег?
   – За всю историю нашей цивилизации такого никогда не было! – девочка была поражена даже больше, чем Инди. – Брр, стало холодной, пора возвращаться.
Роза подошла к краю крыши и, освободив от одеяла руки, спросила:
– Ты идёшь?
   – Я посмотрю на снег, ты не против? Не видел его уже триста лет. По вашему летоисчислению, – и парень стал ловить снежинки, а затем отпускать их.
   Роза согласилась и кивнула ему, а потом спустилась к себе в комнату. Инди же продолжил игру. Больше всего ему понравилось ловить снег ртом, но спустя полчаса парню это надоело, и он отправился в полёт над городом. Увы, немногие знают, как чудесно летать над землёй, кружась в потоках падающих снежинок! Инди пролетал над крышами домов, делая зигзаги и виражи, пересекал мягкие облака и, попадая в свет далёких лун, тотчас возвращался обратно в снежную страну. Та к он провёл всю ночь.

ГЛАВА 5. ХОЛОДНАЯ ПОГОДА
  

На следующий день Роза, встав немного позже запланированного, пыталась успеть на свою тренировку в бассейн. Накидав своих вещей в простой пакет (её сумка по-прежнему была неизвестно где), она тепло оделась и вышла на улицу. Однако прийти вовремя ей не удалось. Явившись на пятнадцать минут позже, она переоделась и, встретившись с тренером, попыталась оправдаться.
   – Я пропустила, извините, я просто... я не смогла встать вовремя… – говорила она, пытаясь построить предложение.
   – Ладно, не так быстро, у меня голова жутко болит сегодня, всю ночь не мог заснуть, – и Жорж сел на небольшую скамейку. – Завтра у нас соревнования, вам всем нужно быть в форме. Сегодня занимаемся усиленно.
   Роза кивнула и тотчас прыгнула в бассейн. Во время тренировки она заметила, как на трибунах появился какой-то человек, а затем к нему присоединился второй, поменьше. Когда девочка вышла, чтобы передохнуть, она смогла разглядеть в незнакомцах Инди и Кантора.
   – Вы перепутали день, – посмеялась школьница. – Мои соревнования только завтра.
   Инди поднялся со своего места и подошёл к бассейну, Кантор сделал то же самое и, достав какой-то прибор, направил его на нашего путешественника.
   – Я сделаю несколько кадров и всё, – сказал он, пару раз нажав на кнопку этого непонятного фотоаппарата.
   – Зачем тебе они? – Розе не понравилось, что Кантор решил внезапно заняться фотосессией.
   Она подошла к нему и попыталась выхватить камеру, но тот не поддался. Вместо этого он сфотографировал нашего героя ещё пару раз и спрятал фотоаппарат в своей сумке. Тут посторонних заметил тренер. Он подошёл к ним, слегка покачиваясь, и оглядел обоих усталым взглядом.
   – Так, твоего одноклассника я знаю, а это кто такой и почему у него такой странный вид?
– Это мой двоюродный дядя Инди, и он…
– Прибыл издалека, – успел сказать парень.
   После разговора с отцом Инсигнис он решил не врать, а просто умело не договаривать. Жорж посмотрел на него, а затем отвлёкся и, достав бутылку с водой марки «Северный ключ», сделал из неё несколько глотков.
   – Ты отдохнула, Роза? А теперь обратно в бассейн. А вы можете остаться, только не отвлекайте её, договорились? – речь и вид у тренера были такими, словно он не спал всю ночь.
   Школьница моментально отреагировала на его слова и пошла в воду, а парни сели на скамейку.
   Следующей сценой для них стал заплыв спортсменок на длинную дистанцию. Плывя от края к краю, девочки быстро разделились на несколько групп, в самую быструю из которых попала Роза, однако обогнать двух своих оппоненток у неё не получилось. И даже подбадривания Кантора не помогли. Разозлившись, девочка снова вышла из воды и села на скамью напротив наших героев. Ей очень хотелось хоть как-то победить своих соперниц. Пусть даже это были её подруги. Но пока ничего не удавалось. А ведь завтра должны были быть соревнования! Тренировка закончилась, и девочка пошла переодеваться. В раздевалке никого не было, и она уже собралась снимать с себя плавательный костюм, когда в помещение через стену зашёл Инди.
– Ой, что ты здесь делаешь? – она от неожиданности обронила резиновую шапочку.
– Просто ты выглядела расстроенной, и я пришёл тебя подбодрить.

– Но не в раздевалке же! Так, мне надо переодеться, выйди, пожалуйста, – и Роза, взяв его за руку, повела к выходу.
– Но я… – только и успел он сказать.
– Никаких но, ты что, никогда не раздевался?
Путешественник немного подумал и ответил:
– Нет, вообще-то.
– Незнание не освобождает от ответственности, – девочка открыла дверь, и в раздевалку тотчас вбежал её одноклассник.
Похоже, им было невдомёк, что их подруга сейчас хотела побыть одна.
   – Вы что, сговорились? Дайте мне переодеться, – теперь она взяла за руки двоих и, подведя их к выходу, закрыла за ними дверь.
– Она нас прогнала? – недоумённо спросил Кантор.
– Определённо, – и странник сложил руки на груди.
   Спустя некоторое время герои всё же дождались свою подругу и вышли вместе с ней на улицу. Да, ночной снегопад не прошёл бесследно. Все улицы и крыши домов сейчас были покрыты небольшим слоем снега, особенно много его было на деревьях. «Бедные цветы, – подумала Роза. – Ведь они не приспособлены к этому». Однако не восхититься такой красотой было нельзя. Инди первым подошёл к большому сугробу и взял немного снега. На улице было не так холодно, и снег в ладони слепился в большой комок, что несколько его удивило. Школьница же прошлась по заснеженной улице, и, почувствовав, как сминается снег под ногами, вернулась к остальным.
   – Я слышал, в Стране Свободы играют в снежки зимой, – тут Кантор, взяв немного снега, кинул его в Инди.
   Путешественник не ожидал этого, поэтому снежок попал прямо ему в лицо. Но парень тотчас протёр его рукой, так что от снега не осталось и следа. Действие одноклассника оказалось заразительным: Роза кинула комок снега прямо в Кантора и снова попала в лицо, только теперь подбитый не смог также хорошо протереться.
   – Ах так! – мальчик взял сразу два снежка и бросил их в девочку, но попал, правда, только одним.
   Это стало причиной для начала настоящей битвы. Даже Инди принял участие, бросив пару раз в Кантора. Когда же его подруга попала в него, он стал бросать в обоих и сразу. Разделившись и укрываясь за деревьями, они стремились как можно лучше и точнее кидать комки снега. В какой-то момент путешественник догадался о чём-то и вышел на всеобщее обозрение. Дети стали кидать снежки в него, но все они прошли сквозь тело нашего героя и полетели в противоположную сторону.
   – Та к нечестно! – Роза была раздосадована и огорчена. – Мы так не умеем!
Закончив бой, герои стали думать, что им делать дальше. Пойти в библиотеку? Можно было бы, но тогда всем пришлось бы сидеть на креслах и смотреть, как Инди читает файлы. И тогда Кантор предложил: – Давайте сходим в зоопарк, интересно посмотреть, как звери отреагировали на появление снега.
   – Хорошая идея, – сказала Роза и обратилась к парню. – Ты ведь читал про животных Страны Цветов?
– Да, только там были мелкие картинки, я плохо их разглядел…
   И девочка, указав рукой в сторону широкой улицы (сделала она это так же, как делал Владимир Ильич), потопала прямо туда. Остальные поспешили за ней, и уже за следующим поворотом они достигли вокзала. Поезд быстро доставил их в северо-западный район города, и герои, выйдя на высоком мосту, прошлись по нему, осмотрев окрестности.
– Та к где же зоопарк? – спросил наконец Инди.
   – За тем большим зданием, уже недолго осталось, – Роза шла уверенно, несмотря на холод, и вела своих друзей туда, где сама была не так давно.
   И вот, обойдя Дом культуры шахтёров, дети и их друг вышли к зданию зоопарка. Снаружи оно выглядело как обычный большой дом, однако внутри, словно большие загоны, под открытым небом располагались клетки и бассейны. Само же здание было скорее забором, толстым и крепким. На входе, одетый в интересную красную форму, стоял старый скучающий охранник, по одному взгляду на которого можно было понять, что он ответственно относится к своей работе. И если бы не годы,
то человек смотрелся бы гораздо внушительнее. Проверив идентификационный диск у Розы, он пропустил всех внутрь, и они прошли через большой зал, где были представлены чучела давно вымерших животных. К слову сказать, вымерло в Стране Цветов почти всё, что только могло. Ни рыб, ни птиц, ни тем более крупных зверей в лесах и океанах планеты не осталось. Основную экологическую нишу заняли люди, питающиеся дарами столь богатой и разнообразной флоры планеты. Но некоторые животные всё же ещё остались. У обитателей вот таких зоопарков и загонов, а также заповедников была более-менее сносная жизнь, но всё равно их судьбе не позавидуешь. Важным свойством фауны Страны Цветов было то, что состояла она из двух совершенно различных, лишённых общего предка, ветвей. Одна из них представляла собой группу животных, в состав тканей которых входят в основном углерод и вода, как на нашей планете. А вот другая, совершенно иная ветвь жизни представлена была организмами, построенными на азоте и фосфоре. Живя бок о бок долгие миллионы лет, эти существа никогда не враждовали в открытую, однако более приспособленная группа на основе углерода постепенно вытесняла другую, и, в конце концов, от той остались только многочисленные колонии жёлто-фиолетовых микроорганизмов, живших посреди океана. Фосфорные формы жизни, увы, больше нигде практически не сохранились.
   Инди первый прошёл вдоль большого стенда, где было несколько чучел или макетов древних рыб неройр, питавшихся этими водорослями. Выглядевшие как длинные и плоские миксины, они исчезли задолго до появления человека, и с их гибелью цветные колонии, населяющие океан, больше некому стало есть. Кроме них в зале было много всего, но Инди и остальным хотелось увидеть живых представителей фауны, а не мёртвых. Наконец, зал вымерших видов закончился, и герои вышли к одному из открытых загонов. Здесь под лучами ультрафиолетовых ламп за стеклянным колпаком находилось шесть больших и острых кустов, вросших в чёрную почву. Инди прочитал надпись на стекле и сказал:
– Это альсорус, фосфорная форма жизни.
   И правда, это существо, поглощая фосфор из почвы и получая ди-оксидный азот из атмосферы, представляло собой что-то вроде смеси
растения и животного. Его чёрные и острые ветви, подобно пальцам гигантской руки, всегда были направлены в сторону, обратную направлению вращения планеты вокруг своей оси, а синие светящиеся прожилки, словно сосуды, перераспределяли питательные вещества по телу. Сначала Инди решил, что это что-то вроде чужеродного растения, но потом понял, что это не так, когда один из кустов неожиданно вырвал свои корни из земли и пополз в сторону, словно осьминог. Он дополз до чистого участка и вкопался обратно.
– Всегда удивляюсь тому, как они перемещаются, – сказал Кантор.
   – Думаю, они ищут место, где в почве больше питательных веществ, – с умным видом сказал наш путешественник.
   Расставшись с кустиками, герои прошли дальше. За следующей стеклянной стеной находился ещё более странный организм. Скорее всего, он напоминал морскую звезду, только не плоскую, а стоявшую на двадцати длинных лапах-щупальцах. Это тоже была фосфорная форма жизни, питавшаяся, как это ни странно, альсорусами. Правда, никто бы не стал скармливать ему эти редкие кусты, поэтому в зоопарке он получал искусственное питание. По-научному это существо называлось вельтор, но все жители давно привыкли звать их многами. У многа была толстая зелёная шкура и щупальца, приспособленые для копания нор, в которых животное проводило большую часть жизни.
   – Здесь написано, что его голова и мозг находятся под ногами. Интересно, правда ли это, я их там никогда не видел, – заметил Кантор.
– Он безобидный, верно? – Инди существо сразу понравилось.
   – Я бы не сказала, посмотри, он этими щупальцами может деревья переломить, – Роза была настроена скептически.
   Инди ещё немного постоял у загона. Существо подошло поближе и положило одну из ног на стеклянную поверхность. И в этот момент Инди что-то почувствовал, как будто оно попыталось познакомиться или сказать что-то. Однако ни Роза, ни Кантор, похоже, ничего не ощутили. Что ж, может, у путешественника просто по-другому устроен разум? В любом случае, мног показался Инди совершенно безобидным и даже добрым. Но надо было двигаться дальше, и герои покинули зал.
   Следующий загон представлял собой что-то среднее между джунглями и бассейном. В большом озере плавала пара животных, чем-то похожих на крокодилов. Они были покрыты синей обтекаемой кожей, совершенно без чешуи, а их длинные заострённые морды имели множество узких, словно острия вилки, зубов. Инди прочитал надпись на вольере: «Ластоног ящеровидный». Ластоноги раньше жили в пресных озёрах и реках, отчего древние люди всегда боялись в них купаться, и употребляли воду преимущественно из ключей и колодцев. Потом, правда, им это надоело, и они истребили опасных хищников, так что в неволе ласто-ногов не осталось. Существо, как и человек, дышало кислородом и было углеродно-водной формой жизни, но в отличие от нас оно могло дышать как под водой, так и на воздухе. Как бы демонстрируя это, один из псевдокрокодилов вылез из воды и подошёл к стеклу. Именно подошёл, встав на задние лапы и имитируя походку человека. Его длинный хвост, похожий на хвост древней земной амфибии, переваливался по полу, а голубые глаза явно не сулили ничего хорошего. Ластоног посмотрел на героев, а затем несколько раз ударился о стенку заграждения, приняв их за добычу и попытавшись напасть. У него это не получилось, и он, раздосадованный, снова уполз в воду.
   Питались ластоноги небольшими рыбами комбусами. Несколько таких рыб плавало в их резервуаре с водой, но рассмотреть самих комбу-сов можно было в отдельном аквариуме, который стоял рядом. Похожие на серебряные поздравительные коробочки, эти странные рыбы были пресноводными и питались водорослями, которые соскабливали с камней примитивными челюстями. И хотя плавали они из-за своей формы очень плохо, в случае опасности каждая такая рыбка могла сжать тело и сделать его полностью обтекаемым. Раньше комбусы использовались в пищу, но теперь стали вымирающим видом, и почти везде их заменили на синтетические продукты.
   Вот что бывает, когда человек нерационально использует данные ему природные ресурсы. В Стране Цветов уже много веков жалеют о том, что политика их предков привела к вымиранию многих видов, но делать что-либо для восстановления прежнего многообразия природы, увы, уже поздно.
   Ещё одним вольером на пути героев оказался небольшой, полностью засыпанный землёй куб, в котором были проделаны многочисленные ходы и туннели. В них жили маленькие быстрые покрытые шерстью шейки. Та к назывались эти мышеподобные звери, роющие норы и обычно обитающие под землёй. Будучи ближайшими из всех оставшихся видов родственниками человека, они сохранились к настоящему моменту только на далёком южном архипелаге Зори, где процветали в полной изоляции от остального мира.
   – Считается, что на этом архипелаге и появились люди, – сказал Инди. – Уже потом они распространились по всем континентам планеты.
   Шейки были проворными и ловко снующими туда-сюда мышками, которых очень любила Роза. Вдоволь понаблюдав за их жизнью, она отошла от куба и направилась дальше, но дверь в следующий зал почему-то не открывалась. Тогда Инди прочитал надпись на стене и сказал:
– Остальные залы закрыты на реконструкцию…
– Как жалко! – Роза расстроилась больше всех.
   Отойдя в сторону, она подумала немного, но желание идти куда-либо ещё у неё основательно пропало.
   – Может, мы снова сходим в библиотеку? Я многого не знаю, там ещё куча материалов! – сказал путешественник.
   Девочка взглянула на Инди, который, улыбаясь, стоял у куба с шейками. Ну как можно ему что-то возразить?! Она согласилась, и они вместе пошли на выход. По дороге в библиотеку Кантор рассказал о случае, когда они с Инсом заблудились в лесу, а Роза вспомнила, как впервые попала в бассейн в возрасте пяти лет и боялась заходить в воду в первый раз. В библиотеке было много народа, ведь сегодня был выходной. Правда, много – это сильно сказано, но всё же. Около большого экрана, к счастью, никого не было, и Инди решил снова за него сесть, но тут его порыв прервал откуда-то появившийся брат Кантора. Он поприветствовал героев поднятием ладони и сказал, что давно пришёл сюда поиграть в ментем.
   – А что это такое? – Инди, несмотря на свою начитанность, впервые слышал это слово.
   – Это такая игра, – опередила Инса Роза. – Та м есть фигуры и поля, по которым надо ходить.
   Инди немного подумал, пытаясь понять смысл того, что сказала его подруга. Потом он спросил:
– А для чего нужна игра?
   – Давай, я тебе покажу, – Роза взяла его за руку и отвела в небольшой зал, где находилось несколько наборов таких игр.
   Чем-то ментем напоминал шахматы: тут тоже были разные фигуры, каждая из которых ходила по своим правилам. Выглядели они как высокие пирамиды с разными геометрическими фигурами на вершине, а вот доска, на которой играли, отличалась от шахматной. Точнее надо сказать, что игровое поле представляло собой три этажа, и когда какая-то фигура достигала края доски, она могла перейти на более высокий или низкий уровень. Королей не было, и игра велась до полного истребления соперника. За одной из таких объёмных досок сейчас сидел одноклассник Розы Капт Иос. Похоже, что в данный момент он играл вместе с одним из смотрителей. Худощавый мужчина лет сорока был немного лысоват, но общего впечатления от его вида это не портило. Игра только началась, и Инди встал перед досками, чтобы посмотреть, что это вообще такое. Роза объяснила ему примерно правила, и парень стал внимательно следить за передвижениями фигурок. Прошло какое-то время, и Капту удалось выиграть у соперника, оставив у себя пять фигур. Инди не знал, что Капт благодаря своему аналитическому уму был одним из лучших игроков, участвовавших в межгородских соревнованиях. Однако незнание не помешало нашему герою вызвать мальчика на бой.
   – Вы будете играть красными или синими фигурами? – спросил Капт.
– Не знаю, выбирай сам, я впервые играю в эту игру.
   Новость мальчика несколько обрадовала, и он снова сел за красный цвет. Поначалу у Инди всё шло из рук вон плохо. Он потерял сразу семь фигур и не мог ничего поделать с этим. Однако потом к знаниям подключился какой-никакой опыт, и ему удалось выправить положение. А под конец он просто прижал Капта, и у того полностью закончились фигуры.
– Я победил? – спросил путешественник.
   – Да, похоже на то, – Роза улыбалась во весь рот, ведь в академии она всегда проигрывала Капту.
   Все проигрывали. А сейчас её друг вот так просто победил его. Но одноклассник сильно расстроился. Если он и проигрывал, то взрослым и опытным игрокам, которым было за сорок. А уступить человеку, который сел за фигуры впервые, было просто недопустимо!
– А, может, мы сыграем ещё раз? – запинаясь, спросил он у Инди.
   – Да можно, почему бы и нет! – и парень снова расставил все фигуры в начальном порядке.
   Новая партия для Капта оказалась ещё хуже предыдущей: он не только не смог победить соперника, но и просто проиграл ему в численности войск. В итоге мальчик окончательно расстроился.
   – Ты молодец, – обратилась Роза к Инди. – Для первого раза потрясающе!
   Капт не сказал ни слова, он просто встал, развернулся и ушёл. Похоже, он так и не смирился с поражением…
   – Что это с ним? – Инди было невдомёк, почему его соперник куда-то убежал.
– Некоторые не могут смириться с поражением, – заметил Кантор.
– Но ведь это игра, я думал, она нужна, чтобы радовать...
   – Да, но он её воспринимает близко к сердцу, – и Роза отошла в сторонку.
   Инди не совсем понял, что она имела в виду, но всё же не стал замо-рачиваться. Вместо этого он дошёл до свободного экрана и начал пробегать разные темы. Одноклассники долго стояли рядом, о чём-то переговариваясь, и наша героиня уже собралась отвлечь Инди от его занятия, как вдруг услышала голос сестры.
   – Роза, я не думала застать тебя здесь! – сказала она, подойдя к ней, и тут же увидела путешественника за экраном. – Это тот странный человек с концерта?
   Инди взглянул на неё и тотчас продолжил читать дальше. После того случая на сцене ему не очень хотелось разговаривать с этой девушкой. Но Айсис тоже волновал этот вопрос.
   – Я хотела вас найти, чтобы извиниться. Просто светоноски мои самые нелюбимые цветы. Надеюсь, те люди ничего плохого вам не сделали?
   Инди взглянул на Айсис и улыбнулся. Видимо, её извинение было единственным, чего он ждал.
   – Всё в порядке, буду знать на будущее. Мы просто поговорили и всё, – ответил он, продолжая читать про фауну Страны Цветов.
   После знакомства с некоторыми её представителями путешественник очень хотел ещё раз всё перечитать.
   – Бояться светоносок глупо. Что могут тебе сделать цветы? Ничего! – Розе эта черта характера сестры давно надоела.
   – Я их не боюсь так-то. Просто не люблю, и всё, – Айсис попробовала оправдаться.
   Инс, стоявший в сторонке, в этот момент о чём-то размышлял, тихо разговаривая сам с собой. Спустя какое-то время он замолчал и, обратившись к Инди, снова сказал:
– А вы когда-нибудь встречали воинов Чёрной Тени?
   – Э, нет, впервые о них слышу? Что такое Чёрная Тень? – спросил парень.
   – То , что бывает там, где нет света, – и Инс, прошагав мимо экрана, пошёл гулять по библиотеке.
   Кантор отправился за ним, чтобы он не наделал глупостей, а Роза, думая о будущем, решила рассказать своему другу про театральное представление, в котором ей предстоит участвовать. Инди сюжет весьма понравился, однако он так и не понял, зачем придумывать что-то своё, когда можно играть реальные сюжеты. Что ж, ему ещё многому стоило научиться.
   Как только Кантор и Инс вернулись, Роза вспомнила свою любимую песенку и решила спеть её другу:
Там, в далёком мире, Гд е свет горел в тени. С тобой через вершины Отправились в путь мы.
И мы пересекали Пустыни и моря. Всё долго там искали Призванье и себя.
  Увы, но голос у Розы был не совсем тот, который подходит певице. Её пение можно было сравнить с пением павлина или с тем, как юный трёхлетний скрипач первый раз играет на инструменте. Единственным, кто захлопал после этой песни, был Кантор. И то только потому, что хотел доставить приятное своей однокласснице. Инди же не знал, как ему реагировать, поэтому просто улыбнулся. А Розе было всё равно, у неё просто было хорошее настроение, и она всегда пела в такие дни. Наконец все более-менее отошли после песенки, и Кантор сказал:
– А у меня тоже песни есть. Я их сам сочиняю.
– Ты пишешь стихи? – удивилась Айсис.
  Кантор кивнул в ответ, встал по струнке и начал читать одно из своих последних произведений:
Мы сидим у моря рядом И мечтаем в тишине. Образ твой рисуя взглядом, Прикоснусь к тебе во сне.
Прикоснусь совсем недолго, Ты запомнишь этот миг, Этот берег волн безмолвных, Силуэты нас двоих.
Это чувство, что рождает Свет твоих прекрасных глаз. И лишь ветер прошептает Строки вечные для нас.
Вновь стеклянный свет прольётся,
Позовёт нас за собой.
И, коснувшись уст, сольёмся
В поцелуе мы с тобой.
Закончив, Кантор сказал:
   – Я в будущем хочу стать певцом, поэтому буду писать песни сам себе. И группу соберу большую!
   Инди и Розе очень понравился стих. Последняя даже похлопала Кантора по плечу, однако Айсис тотчас вернула мальчика на землю (правильно говорить – обратно с небес в Страну Цветов).
   – Это хорошее стихотворение. Но тебе ещё не хватает опыта. Рифмы красивые, но слишком распространённые и обыденные. Ещё бросилось в глаза слово «прошептает». Я понимаю, ты его придумал для рифмы, но правильная форма слова – «прошепчет». Впрочем, для школьника очень хорошее произведение, – и девушка отошла в сторонку, чтобы посмотреть, что читает Инди.
   Кантор не знал, как ему реагировать на эту конструктивную критику. С одной стороны, ему сказали, что в стихах много недочётов, но, с другой его и похвалили. В итоге он решил не задумываться и тоже подошёл к экрану. Для Инди это был неподходящий момент, так как он только что открыл в теме «биология» подтему о половом размножении. И хотя он не знал, что это за тема и как на неё реагируют люди, Айсис, тотчас взглянув на картинки, проговорила:
– Та к вот что вас интересует. Хе-хе, понятно…
   Путешественник никак не отреагировал, только улыбнулся и продолжил читать. Роза же, немного покраснев, отошла в сторону и села на диван. Туда же села Айсис. Она ещё раз посмотрела на Инди и обратилась к сестре.
   – Ты бы не проводила с этим странным человеком столько времени. Мало ли, откуда он и что у него на уме, – шёпотом сказала девушка.
   – Поверь мне, если бы ты знала о нём столько, сколько я, ты бы поняла, что надёжнее и безопаснее на свете никого нет, – сказав это, Роза откинула голову назад и уставилась в потолок.
   Прошло ещё три минуты, и в библиотеку зашли сразу человек десять. Роза повернулась к вновь прибывшим и разглядела среди них отца Ин-сигнис и ещё каких-то важных персон. Прислушавшись, она поняла, что Сурд что-то рассказывал про нововведения в техническом обеспечении и новые технологии. «Ничего интересного, – подумала она. – Эти нововведения внедряют уже десять лет». Неожиданно Инди, выключив экран, резко встал с кресла и прошёл вокруг экрана.
   – На сегодня достаточно, что-то мне тема последняя не очень понравилась… – сказал он и пошёл к выходу. – Давайте лучше ещё погуляем, мне нужно развеяться.
   Роза и остальные встали с кресел и пошли с путешественником на выход, аккуратно обойдя группу важных гостей. Инс, правда, чуть не наступил кому-то на ногу, но сделал он это чисто случайно, поэтому никто ничего не заметил. А на улице в этот момент началась страшная метель: все дома и улицы заносило снегом, он летел с неба и падал на землю, покрывая всё вокруг. К тому же стало очень холодно, гораздо холоднее, чем утром.
   – Думаю, стоит вернуться домой, да, Роза? – обратилась к сестре Айсис.
   Ветер дул прямо в лицо, поэтому говорить было достаточно сложно. Но девочка тут же ответила:
– Я тоже так думаю, может, завтра будет лучше.
   Инди сказал, что ещё раз облетит всю планету и посмотрит, как дела в других местах. Он пошёл туда, где никто не заметит его взлёта, а Роза попрощалась с Кантором и Инсом. Движение монорельсовых поездов в этот раз было затруднено, и в назначенный момент транспорт так и не подъехал.
   – Что будем делать? – Розе, может, впервые в жизни не терпелось вернуться домой.
   – Не пешком же идти! – посмеялась Айсис. – Будем ждать, вдруг кто и подъедет.
   Прошло около пятнадцати минут, но никто так и не появился. Неужели поездов больше не будет?
– Я уже замёрзла, – девочке правда стало не по себе.
   – Я тоже, но пешком в такую погоду мы не дойдём. Вон, кажется, кто-то подъезжает.
   И правда, вдалеке показался поезд. К счастью, это был именно тот транспорт, которого они ждали. Однако, зайдя внутрь, герои поняли, что он совсем не обогревается, поэтому всю дорогу они так и проехали, трясясь от холода. Каково же было их удивление, когда дома также оказалось недостаточно тепло. Их мать, Виз Филионор, пыталась утеплить комнаты, заделывая одеялами окна, а отец старался найти хоть что-то, что обогрело бы их жилище.
   – Вместо того, чтобы стоять, помогите закрыть окно, – и мать передала Розе шерстяное одеяло.
   Сделанное из искусственной шерсти, оно давно отжило свой век и уже много лет лежало в подсобке. Роза помогла прикрыть одну из форточек, а потом, решив, что её помощь больше не требуется, пошла к себе в комнату. Непривычный холод заставил её закутаться в одеяло, и сейчас ей хотелось забыться и ни о чём не думать. Но она тотчас вспомнила о предстоящих соревнованиях и занервничала. Ведь школьница последнюю неделю была не в лучшей форме. Но Роза попыталась себя успокоить. «Всё хорошо, Филионор. У тебя всё получится. А если и не получится, то ты хотя бы попытаешься. Но получиться должно. У тебя уже одна золотая и две серебряные медали, и будет больше. Ведь это твоё призвание, твоя судьба, твой долг… Какой ещё долг? Это просто хобби! – оборвала сама себя на полуслове девочка. – Ладно, главное – не волноваться. Надо успокоиться и сохранять силу воли». С этими словами Роза пошла на ужин. Температуру в доме удалось нормализовать, переключив кондиционер на обогрев, и всё наладилось. Инди же облетел несколько крупных агломераций и направился в южные земли, но и там было холодно. Снег шёл непрерывно, а мощные метели задували его практически во все щели и проёмы. Кое-где даже бушевали страшные грозы, фиолетовые молнии которых то и дело попадали прямо в здания и деревья. «Как быстро меняется климат», – думал наш герой. Ему хотелось знать, что стало причиной такого резкого похолодания, но ответа он так и не мог найти.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

 

 

 

 

2-ая часть

ГЛАВА  ПЯТНАДЦАТАЯ   
    
    «Итак, вновь Петербург, – Кирилл не без улыбки вспомнил свое первое дело и посещение «нехорошей квартиры» девочек за сорок Надин и Марго. - Говорят, дилетантам везет, - неожиданно подумал он. – А я уже вроде бы и не дилетант, но и в профессионалы не вышел. Не исключено, что скоро я предстану перед Мариной и Бельским в жалком виде детектива-неудачника и буду вынужден признаться в своем полном поражении».
     Мелентьев снял номер в отеле «Англетер».
    «Заказчик – платит. А у меня, что поделаешь, хорошие привычки».
    Он поднялся в номер и принял душ. Освеженный прохладой, Кирилл, завернувшись в полотенце, сел в кресло и открыл свою записную книжку.
    К телефону довольно долго не подходили, наконец, он услышал голос, от звука которого невольно смешался.
    - Простите, я хотел бы поговорить с Александром Николаевичем Гаретовым.
    - Слушаю.
    - Меня зовут Кирилл Мелентьев, я – частный детектив.
    - Очень приятно, - не без иронии ответил Александр Николаевич.
    - Простите еще раз, но мне необходимо с вами встретится.
    - Нет, на этот раз, вы простите меня, молодой человек, я, к сожалению, не располагаю свободным временем.
    - Мне говорили, что вы без чьей-либо рекомендации ни с кем не встречаетесь. У меня есть такой рекомендатель, - слегка запнувшись, произнес Кирилл.
    - И кто же, простите за любопытство? - все в той же ироничной манере продолжал актер.
    - Денис Лотарев.
    - Это очень неудачная шутка.
    - Я не шучу. Я веду расследование убийства Лотарева и смею надеяться, что он – самое заинтересованное лицо в его успешном завершении.
     Гаретов помолчал несколько секунд.
    - Хорошо. Приезжайте в театр к шести вечера, - он усмехнулся и с грустной иронией добавил: - Призраков…
    - Простите, не понял, – с удивлением переспросил Мелентьев.
    - Придете – поймете, – и он положил трубку.

    «BMW» Гаретова мчалось по улицам Петербурга.
    «Боже… боже… - думал он, - все как обычно, как и вчера, и десять, и двадцать и, страшно представить, и пятьдесят лет назад. Нет, не стоит обманываться, Александр Николаевич, - мысленно говорил себе актер, - главное, что я – не тот. Имя – тоже, а вот я… Нет того милого, светлого Саши, который торопился с друзьями-соперниками на репетиции, воспринимал каждый спектакль как событие мирового значения, был готов целовать следы боготворимых им актеров…»
     Гаретов остановил машину у дверей театра, медленной, величавой походкой вошел в вестибюль, поздоровался с дежурным и направился в гримерную по широкому коридору, стены которого были увешаны портретами былой славы театра…
    «Какой был дух соперничества! – вглядываясь в знакомые, но, увы, ушедшие лица, вздыхал он. – Распределение ролей!.. Сердце перемещалось и билось в голове. Если получал вожделенную роль – радость на грани помешательства, если  наоборот - трагедия, достойная пера Шекспира. Мы карабкались, лезли друг на друга, отталкивали, иногда помогали, случалось и такое. Наконец, нам стукнуло по сорок и те, кто прошли отбор, могли бы вроде успокоиться, но тут начались драки, склоки, подножки из-за званий, из-за того, кто более мастит. Когда нам стукнуло по шестьдесят пять, началось отчаянное цепляние за жизнь: кто кого переживет и кто будет вписан в историю театра как великий. Вот, Веня Кречетов - первым на стене ушедших появился его портрет. Странно, но стало как-то пусто без его едких высказываний и даже без его мелких пакостей. Потом начали появляться портреты других, и вот теперь остался только я… один… в театре призраков. Да, это мой театр призраков, только я могу здесь видеть тени своих друзей-соперников и слышать их голоса. Тяжело, ох, как оказывается, тяжело оставаться последним. Всех пережил, всех переиграл, а радости…» – Александр Николаевич махнул рукой и открыл дверь в свою гримерную.

    Кирилл вошел в театр и на немой вопрос дежурного сказал, что у него назначена встреча с Гаретовым.
    - Вам туда, налево по лестнице, - объяснил тот.
     Он прошел по широкому коридору и, открыв дверь «Посторонним вход воспрещен», попал в крыло гримерных. Здесь горело несколько бра, и скрадывала шум шагов толстая ковровая дорожка. Он постучал в дверь с золотой табличкой «Народный артист России А.Н. Гаретов»
    - Да, войдите, – раздался голос артиста.
 Александр Николаевич сидел перед гримерным столиком и примерял парик.
    - Здравствуйте, – повернувшись к Кириллу, несколько удивленно сказал он. – Я и не предполагал, что вы настолько молоды. Прошу вас, садитесь.
     Он повернул свое кресло так, чтобы видеть Кирилла.
    - Чем же я могу вам помочь?.. – то ли спрашивая, то ли размышляя вслух, проговорил Гаретов.
    - Расскажите мне о Денисе. Все, что припомните.
    - Уложить жизнь человека в небольшой рассказ? – с едкой иронией произнес он. – Но, если вы считаете, что это поможет… Что ж… - в раздумье вздохнул Александр Николаевич и великолепно поставленным голосом, словно он читал радиоспектакль, начал:
    - Денис был сыном моего друга, Алексея Лотарева, человека удивительно одаренного. Он был историком. Его жена, Галина, мать Дениса, была по профессии археологом. Вот такой, совсем не балетный союз. Но они восторженно любили театр. Мы познакомились  на какой-то дружеской вечеринке и стали очень близкими друзьями. Дениса я знаю с рождения, и, когда заметил его поразительную пластичность, порекомендовал, чтобы его отдали в балетное училище. Алексей с Галиной сомневались. Я попросил Аркадия Бельского, который тогда был в выпускном классе, посмотреть Дениса.
     Помню, вечером мы пришли с Денисом в какой-то клуб, где Аркадий как балетмейстер ставил любительский спектакль. Репетиция только что закончилась, и Аркадий попросил аккомпаниатора задержаться. Он показал Денису какие-то движения, а затем попросил его повторить. И пришел в восторг, как он тогда выразился, от чудо-мальчика. Поддерживаемый мнением начинающего балетмейстера, я сам отвел Дениса в балетное училище, куда, несмотря на большой конкурс, он был сразу принят. Алексей с Галиной недоумевали, откуда у мальчика из семьи историков такие балетные способности. Ну, а потом они уехали в свою последнюю, трагически окончившуюся экспедицию. Они погибли… - Александр Николаевич замолчал, видимо, не желая вдаваться в подробности, – и я стал опекуном Дениса, ему в то время исполнилось пятнадцать лет. Потом, - он задумался, - что ж потом?.. Денис блестяще окончил училище и был принят в труппу театра оперы и балета. К тому времени Аркадий уже работал там  одним из балетмейстеров. Он как мог, старался помочь Денису, но солисты театра встретили его очень настороженно, а когда увидели в партии Базиля, Аркадий ухитрился добиться включения Дениса в состав выступающих на каком-то важном концерте, пришли в ужас. Ненависть объединяет!.. И эти не переносившие друг друга солисты встали мощной единой стеной перед Денисом, они не давали ему танцевать. Но тут в дирекцию пришло письмо из парижской Гранд-Опера. Театру предлагалось послать на конкурс молодых исполнителей в Париж одного танцовщика и одну балерину. Однако французы мудро решили не доверяться нашему отбору по принципу: сват-брат плюс денежная благодарность, и прислали свою комиссию из трех человек. Просмотр был большой, они не отказали никому из молодых исполнителей. После первого тура отобрали трех балерин и двух танцовщиков, Дениса и Вадима Стужева, тоже очень талантливого юношу. Вот тут-то и началось. Пока французы думали, совещались в ожидании второго тура, Вадим Стужев решил обойти Дениса не своим выступлением на сцене, а  с помощью закулисной интриги. Он был из очень состоятельной семьи и ловким обхождением, подарками попытался склонить французов на свою сторону, но те не поддались. Тогда он решил воспользоваться одним из самых старинных и проверенных методов Подлости. Он оговорил Дениса! Написал лживый донос в ОВИР, что талантливый танцовщик Лотарев собирается навсегда уехать за рубеж. Чего не смогли сделать прожженные корифеи театра, всеми силами не пускавшие Дениса на сцену, одним росчерком пера сделал его ровесник. Успел сделать! Строй, который чувствовал приближение агонии, лютовал тогда вовсю. Денису было отказано в загранпаспорте. Бедный мальчик, как он тогда переживал! Ну представьте, Моцарту, переполненному звуками, запретить играть. У Дениса были все шансы победить  на конкурсе в Париже, а это давало право стажировки в Гранд-Опера и необозримые возможности в будущем. Здесь же он был как в тюрьме: танцевать не давали, за границу не выпускали. И тогда я посоветовал ему попробовать себя на драматической сцене. Главную роль репетировала Алина Фролова, ей в партнеры я и предложил Дениса. Едва режиссер спектакля и Алина увидели его, как единодушно сказали: «Да». Пластичность, редкая мужественная грация, приятный, проникновенный тембр голоса. Когда они с Алиной пели свою знаменитую «Прощай, дорогая», зал приходил в восторг. Спектакль стал настоящей сенсацией. Вся страна заговорила о нем. А что делалось у служебного входа!.. Алину и Дениса был вынужден сопровождать эскорт милиции. Как вы догадываетесь или даже знаете, у Алины с Денисом начался роман. Она уговаривала его остаться в театре. Рисовала ему перспективы в кино. Но я-то понимал сомнения Дениса. Это все равно, что связать птице крылья.  Следует, однако, заметить, что он сильно изменился после знакомства с Алиной. Стал более светлым, уверенным, радостным.  Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы Аркадия не пригласили в Москву. Надо отдать ему должное, он сделал все, чтобы устроить Денису просмотр в московском театре оперы и балета. Но, как ни странно, Денис заколебался. Здесь, в Питере, пусть в драматическом театре, у него был ошеломляющий успех, а он, как известно, опьяняет, здесь у него была любимая женщина, и какая! А в Москве – все сначала: опять борьба за естественное для танцовщика право – выходить на сцену. Алина, несомненно, употребила все свои чары, чтобы Денис забыл о балете, но Аркадий оказался сильным соперником. Он приехал в Петербург и встретился с ней. Я случайно стал свидетелем их разговора. О, это был разговор Зевса с Герой. Гром и молнии, проклятия, обвинения в намеренной погибели таланта Дениса. Ну, далее вы знаете сами, Аркадий одержал верх, и Денис уехал в Москву. Московский же период жизни Дениса не в моей компетенции. Да, кстати, я все хотел вас спросить, вы – частный детектив, значит, кто-то попросил вас заняться расследованием?
    - Совершенно верно. Марина Купавина.
    - Я так и думал. Чтобы там ни говорила Аля, Марина – славная девушка. И как странно, они одинаково несчастны. После смерти Дениса Алину не узнать. Она будто потеряла себя… Даже не знаю, как точнее выразиться. Нет прежней Алины, нет, – мрачно вздохнув, развел он руками.
    - А вы были на том спектакле?
    - Увы, – покачал головой Александр Николаевич. – Денис прислал мне приглашение, но я был болен, гипертония, и вместо меня поехала Алина. Она бы все равно поехала, а так еще воспользовалась правом зайти за кулисы, чтобы передать от меня букет. Хотя рисковала, - усмехнулся он. – Аркадий с Мариной могли бы испепелить ее взглядами.
    Телефонный звонок прервал Гаретова.
   - Да, слушаю. Нет, завтра не смогу, - устало произнес он. – Завтра съемки на натуре, недалеко от дачного поселка Фаворитово. Да, что под Павловском. Не знаю, вряд ли выдастся минута. Ну если хотите… Хорошо, до свидания. Журналист, - объяснил он Кириллу, - видно, начинающий, ловит имена. Готов ехать за мной даже в Фаворитово.
    - Фаворитово, - что-то усиленно старался припомнить Кирилл. – Фаворитово под Павловском…
    - Там когда-то была дача Алексея Лотарева, - тяжело вздохнул Александр Николаевич. – Но, когда Денис стал совершеннолетним, он ее продал. И зачем Денис уехал в Москву? – забывшись, пробормотал Гаретов, мучившую его мысль. – Как оказалось, была права Алина. А впрочем…  Вы знаете, - обратился он к Кириллу, - Денис ведь был светлым, озаренным гением, от него словно исходило сияние. Все – тусклые, а от него – сияние. Такие люди долго не живут. – Он встал, подошел к шкафу и взял с полки альбом. – Вот, взгляните, это фото выпускного класса Дениса. Обратите внимание, как он отличается от всех. А это он с Алиной в спектакле. Какая пара! В том, что она старше его, я не нахожу ничего ужасного. Денис был счастлив с ней, как потом ни с одной женщиной. Смотрите, смотрите! Вот он с Купавиной, а глаза… глаза – не те. Что бы мне не говорили, как бы они не танцевали, его женщиной была Алина. – Александр Николаевич взволнованно заходил по гримерной.
    Кирилл, переворачивая страницы альбома, продолжал смотреть на запечатленную в фотографиях такую короткую, но необыкновенную жизнь Лотарева.
    - Александр Николаевич, я бы хотел встретиться с Алиной Вадимовной…
    - Ее, к сожалению, сейчас нет в Питере.
    - Да?! – удивился Кирилл. – А где же она?
    - В Москве.
    - Простите, если я не ошибаюсь, она только позавчера покинула столицу.
    - Совершенно верно, но сегодня утром ее срочно вызвали на пересъемку.
     Кирилл рассеяно взглянул на страницу альбома и хотел что-то сказать Гаретову, но слова его так и остались на губах, а сам он пристально рассматривал одну фотографию.
    «Не может быть!» – Рядом с Денисом в белом парике и расшитом серебром колете, стоял рабочий сцены Вадим Омутов… тоже в парике и колете.
    У Мелентьева перехватило дыхание.
    - Александр Николаевич, а кто это? – спросил он, показывая фотографию.
    - Это тот, кто позаботился о том, чтобы Денис не поехал в Париж, а остался в Петербурге, Вадим Стужев.
    - Странно, но мне кажется,  я знаю этого человека как Вадима Омутова.
    - Канул в омут!.. Что ж, ему только это и оставалось.
    - Скажите, - все больше волнуясь, обратился к Гаретову Кирилл, – что произошло со Стужевым после конкурса? Он не получил Гран-при? Он не стал знаменитым? Во всяком случае, я не слышал о таком танцовщике!
    - И не услышите! – резко ответил Александр Николаевич. – Народная пословица «Не рой яму другому» предупреждала его, а он не послушал.
    - Так что же с ним случилось?
    - Что случилось? Вам и это надо знать! А вы любопытный! – рассмеялся Гаретов. – Дайте-ка вспомнить… – он прикрыл рукой глаза. – Да, Стужев получил Гран-при на конкурсе в Париже, год танцевал как стажер, а потом с ним заключили контракт. Казалось бы, блестящее будущее!.. О нем начали писать, говорить. Он быстро поднимался по ступеням балетного Олимпа. И вот, гастроли в Германии, в Мюнхене, если не ошибаюсь. Всего неделя, всего два балета и он – звезда небольшой труппы. Один меценат-балетоман, граф или барон, лично приехал к нему и попросил станцевать несколько картин из «Лебединого озера» в его замке. Общество – самое высшее, освещение в прессе – самое блестящее. Почему я знаю такие подробности? – обратился с вопросом к Кириллу Александр Николаевич, - потому что мне об этом рассказал Денис, а ему кто-то из артистов балета, выступавших со Стужевым. - Итак, в парке на берегу озера соорудили сцену. - Щеки Кирилла покрылись нервным румянцем, и он мысленно назвал себя полным дураком. – Но, вероятно, рабочие допустили небрежность при монтаже или просто роковая случайность. Во время исполнения прыжка одна из досок, недостаточно плотно закрепленная, провалилась при соприкосновении с ногой Стужева, он упал и под вздох сочувствия зрителей его унесли со сцены. Он перенес сложную операцию на ахилловом сухожилии, сложную, но неудачную. Все – конец карьере! Мир через три дня и думать забыл о восходящей звезде балета Вадиме Стужеве. А Денис тем временем набирал обороты. Вот вам история о том, как должен был поехать в Париж  Денис, и сейчас он был бы жив, а в России должен был остаться Стужев, и сейчас бы он танцевал!
    Кирилл сидел, безжалостно издеваясь над самим собой.
    «Это надо быть таким идиотом! Денис сам дал мне в руки графический образ своего убийцы, - танцовщик, неловко упавший на сцене. Дух  подлости, как оказалось, не оставил Стужева и после травмы. Он преследует Дениса, он мстит ему за то, что Денис стал тем, кем должен был стать он – танцовщиком с мировым именем. Стужев, ослепленный жаждой мести, не заботится ни о своем алиби, - в день убийства он чинил замок в гримерной Лотарева, - ни о том, что подозрения неизбежно падут на него, когда всплывет история с его подлым доносом. Стужева волнует только один вопрос: как убить Дениса?  И он убил его, вдоволь насладившись предсмертным танцем и роковым глотком из склянки. Месть свершилась, и только тогда спала пелена с глаз Стужева. Он заволновался и подставил мне Леонеллу Дезире. А замок, сломавшийся накануне спектакля, – это же было подстроено самим убийцей!» – чуть ли не хлопнул себя рукой по лбу Кирилл.
    - Чувствую, что я взволновал вас своим рассказом, - отвлек детектива от размышлений Александр Николаевич.
    - Да, не скрою, - признался он.
    - Вы задержитесь в Петербурге, чтобы встретиться с Алиной? – спросил его Гаретов.
    - Нет, - покачал головой Кирилл, - думаю, теперь в этом необходимость отпала.
    - А то я хотел пригласить вас на спектакль. Тут у нас небольшая антреприза организовалась, и мы поставили «Милого лжеца». Играем я и Аля.
    - Большое спасибо. Если получится, обязательно воспользуюсь вашим приглашением.
    - Пойдемте, я вас провожу. – сказал Александр Николаевич, видя, что Кирилл собирается уходить.
    Они вышли в коридор.
    - Я вам кажется, говорил о театре призраков?.. Вот, все они - призраки, - указал Гаретов на портреты друзей-соперников, - а я – последний, хранитель. К счастью, вам еще этого не понять. - Он немного помолчал, а потом спросил: - И что, есть надежда найти убийцу Дениса?
    - Да, – с уверенностью ответил Кирилл.
    - Что ж, это, конечно, ничего не изменит… Но, когда возмездие свершается, становится как-то легче.

    Всю обратную дорогу в самолете Кирилл продолжал заниматься самобичеванием.
    «Как можно было не увидеть явного?! Подозревать Марину, Дезире, Дубова… Мчаться за Фроловой в Петербург, когда все так просто!
    Только после смерти Дениса Стужев решился выйти на сцену, и единственным свидетелем его возращения был я! Не сомневаюсь, все это время он занимался, разрабатывал свою ногу, но Денис был для него психологическим барьером. Он четко осознавал: пока Денис будет танцевать, он не посмеет выйти на сцену. Какие же аргументы есть в моем распоряжении, чтобы обвинить Стужева? Как я смогу доказать, что яд в склянку налил именно он?» – резко поменялся ход мыслей детектива.
     За размышлениями Кирилл не заметил, как добрался из аэропорта домой. Он принял холодный душ, заварил крепкий кофе и почти всю ночь не сомкнул глаз, выдвигая и опровергая доводы, моделируя свой завтрашний разговор со Стужевым.


ГЛАВА  ШЕСТНАДЦАТАЯ  

    Утром  Кирилл продолжал размышлять над предстоящим разговором. Ему казалось, что он нашел неплохую словесную ловушку для убийцы. «Главное, не дать опомниться!»
     - О, не успел приехать, - пробурчал он, поднимая трубку телефона. – Слушаю.
    - Кирилл, – раздался странно приглушенный голос Марины. – Ты вернулся?.. Хотя конечно… Ты знаешь, я боюсь… - она не договорила и словно в растерянности замолчала.
    - Чего ты боишься?
    - Я боюсь, - продолжила она мучившую ее мысль, - что следующей буду я.
    - Что за глупости! Успокойся! Обещаю тебе, что все очень скоро прояснится, и тебя перестанет мучить тень отца Гамлета, – пошутил Мелентьев.
    - Ты нашел убийцу?! – вскричала она.
    - Марина, это не телефонный разговор. Ты сейчас дома или в театре?
    - В театре, конечно. Нас не выпускают.
    - Почему не выпускают? – удивился Кирилл.
    - Ах, ну да! Ты же был в Питере и ничего не знаешь. Отравили, точно так же как Дениса… Ужас!.. – голос Марины пресекся.
    - Кого?! Кого?! – с расширенными зрачками от громоподобного сообщения кричал в трубку Кирилл.
    - Ой… как же его?.. Рабочего сцены… Вадима Омутова.
    - Кого?! – вскрикнул Кирилл  и потерял голос.
    - Алло! Алло! – звала его Марина.
    - Я тебе позвоню, - с трудом произнес он и положил трубку.
    Словно столб воздуха обрушился на голову Кирилла. Он стоял не в силах пошевелиться, не в силах думать…
    Наконец, одна спасительная мысль осенила его опустошенный мозг.
    «Самоубийство! Ну, конечно же, самоубийство, – перевел дыхание детектив. – Омутов-Стужев понял, что неизбежно будет изобличен».
    Он набрал мобильный номер Леонида Петрова.
    - Привет, – ядовито ухмыльнулся Леонид. – Не догадываешься, где я?
    - Догадываюсь, в театре.
    - Отлично. Может, заедешь, полюбопытствуешь? Труп, правда, уже увезли.
    - Приеду. Хотя любопытствовать особенно нечего. Все ясно и так, самоубийство.
    - Да что ты?! – с иронией воскликнул Леонид. – В таком случае я первый раз вижу такое самоубийство.
    - Ладно, еду, – уже чувствуя, что его версия обречена, бросил детектив и поспешил к машине.

    Дежурный проводил Кирилла в полуподвальное помещение, где находилась мастерская Вадима Омутова. Леонид в раздумье прохаживался вдоль коридорный стены, изредка поглядывая в открытую дверь на занятых работой экспертов.
    - А… привет, – подал он руку Кириллу. – Проходи, – сделал он широкий жест, приглашая друга в мастерскую. – Посмотришь, как  Омутов интересно обставил свое самоубийство.
    Они вошли  в просторную мастерскую, стены которой были уставлены досками, поломанным театральным реквизитом; вдоль трех небольших окон тянулся длинный рабочий стол с инструментами.
    - Вот, - продолжал Леонид, - с утра человек спокойно работал, несколько раз выходил из мастерской, его видели, к нему заглядывали. В тот день он был очень занят и время обеда пропустил, так как надо было срочно отремонтировать балетный станок в одном из репетиционных залов. Около семнадцати часов он спустился к себе в мастерскую и, как почему-то утверждаешь ты, решил отравиться. Он поставил на этот небольшой стол пластиковую коробку с отбивной и съел ее вместе с салатом, затем открыл термос с кофе, принесенный им из дома, и, согласно твоей версии, добавил в него несколько капель яда, налил себе чашку, сделал глоток и тут же упал со стула, - показал Леонид на обрисованный на дощатом полу мастерской  контур тела. – Не могу пожаловаться на недостаток своего опыта, но такое самоубийство вижу впервые.
     - Тогда я ничего не понимаю, – краснея от ярости, бросил Мелентьев. – Только все состыковалось и вдруг… отравили моего убийцу!
    - Не понял? – с удивлением посмотрел на него Леонид.
    Кирилл рассказал ему свою версию убийства Лотарева.
    - Да… что-то в этом есть, вернее, было, - усмехнувшись, поправился Леонид. – Но! – он многозначительно поднял палец. – Ты забыл об убийстве Киры Репниной, а они, несомненно, взаимосвязаны. И если, как ты предположил убийцей был Омутов-Стужев, то, на кой черт, ему надо было убивать девчонку? Вообще, убийца окончательно запутал нас. У каждого свой стиль, а тут и яд, что говорит о крайней изощренности, и грубый нож, что говорит об отсутствии всякой фантазии. Одно убийство на сцене под звуки музыки, другое – в туалете под звук смывного бочка…
    - Вот поэтому я допустил, что убийство Репниной не имеет никакого отношения к убийству Лотарева, - заметил Мелентьев.
    - Допустить-то можно… только что искали в квартирах Репниной и Лотарева? Это-то и не дает нам возможности предполагать, что убийства не связаны друг с другом. Слишком странное получилось бы совпадение…
    Кирилл в отчаянии развел руками.
    - Это черт знает что такое! Опять все сначала!.. И главное, понять убийство Лотарева можно, но кому мешал рабочий сцены неудачник Омутов-Стужев?!
     Его прервал звонок по сотовому телефону Леонида.
    - Это из лаборатории… подтвердили, яд тот же.
    - Отравитель оказался запасливым, – зло сверкнул глазами Кирилл. – Как бы мне хотелось взглянуть на эту сволочь.
    - Пока мы на него взглянем, он нам полтеатра перетравит, если будем продолжать работать в том же духе.
    - Но у меня – ни малейшей серьезной зацепки, - честно признался Кирилл. – Видимо, поэтому я так ухватился за Омутова. Слушай! – он взял Леонида за руку. – Тем не менее, это убийство нам может помочь исключить из списка фигурантов тех, кто был в театре в день убийства Лотарева и тех, кто был в театре вчера.
    - И здесь, полный провал, – разочарованно произнес Леонид. – Смерть Омутова-Стужева наступила вчера около семнадцати часов, а в это время в театре было скромное светопреставление: Ксения Ладогина отмечала свой день Ангела. В банкетном зале были накрыты столы а ла фуршет…
    - Почему в такое «нефуршетное» время? – удивился Кирилл.
    - Потому что в двадцать один час она уже  улетала на отдых, на Лазурный берег. Труп Омутова только сегодня утром обнаружила уборщица.
    - И что, все, кто был вчера у Ладогиной, были в театре в день убийства Лотарева?
    - Все. И даже с десяток новых лиц.
    - Да… - задумчиво протянул Кирилл, - шансов на успех мало. Но, что меня больше всего бесит, так это то, что я здороваюсь за руку с тем или с той, кто отравил Лотарева, а теперь и Омутова.
    - Ладно, – устало произнес Леонид. – Мою руку можешь пожать без опаски. Эксперты уже закончили, мы уезжаем.
    - Созвонимся, – бросил на прощание Кирилл и направился в гримерную Купавиной, но, подойдя к двери, остановился. Было ужасно неловко, что он прозевал следующий ход убийцы и допустил новую смерть. Однако к этому еще примешивалось неприятно-смутное чувство, а что если все-таки именно та хрустальная ручка, которая сейчас взметнется ему навстречу, изящным движением и налила яд в склянку Лотарева и в термос Омутова?
     Купавина была не одна. На кушетке лежали разноцветные образцы материй, вокруг которых суетился художник-модельер Севочка.
    - Здравствуйте! – воскликнул он при виде Кирилла. – Вот, опять Мариночка капризничает. Просто беда!..
    - Оставь, Сева, – недовольно перебила его Купавина. – Кириллу это не интересно.
    - Ох-ох… понимаю, у г-на детектива в нашем театре профессиональные интересы. Какой ужас!..  Честное слово, и я уже начал бояться.
    - Хватит, Сева, – вновь резко перебила его Купавина, несомненно, желая поскорее выпроводить.
    Но Сева не спешил укладывать в расписную коробочку свои образцы. Не обращая внимания на недовольство Марины, он продолжал сетовать:
    - Ведь вот только вчера он был здесь, в этой гримерной… глаза горели… спешил куда-то… Кстати, он зашел сюда специально, чтобы спросить у Марины ваш номер телефона, ведь так?.. – Сева выразительно взглянул на Купавину.
    - Да, – сухо подтвердила балерина.
    - Странно, зачем это я ему вдруг понадобился? – удивился Кирилл.
    - Мне кажется, он хотел вам что-то сказать. Ну да!.. Он говорил, будто вспомнил что-то важное. Ведь так, Марина? – вновь обратился к ней Сева.
    Купавина устало поморщилась и кивнула.
    - Расскажите мне об этом подробнее, – попросил детектив.
    - Пожалуйста. Ведь это было только вчера. Мы с Мариной, как впрочем и сегодня, были заняты образцами, фасонами… ну и так далее. Вдруг в дверь постучали, и на пороге, к моему удивлению, появился рабочий сцены Омутов, если не ошибаюсь. Он был явно взволнован. Извинившись за беспокойство, он спросил, не знает ли Мариночка номер телефона детектива, ведущего расследование убийства Дениса. Марина ответила, что знает, и назвала ему ваш номер. Ты тогда еще поинтересовалась, - обратился он к Купавиной, - а что случилось? - И он, Омутов, ответил, что вспомнил голос. – Я, говорит, в день убийства, чинил замок в гримерной. В антракте у Дениса собралось много народу. Я видел, как все они входили. И тут неожиданно до меня донесся голос… очень знакомый,  но не принадлежавший никому из только что вошедших. Получается, что кто-то уже был там, прятался в костюмерной или ванной, а потом, воспользовавшись тем, что собралось много народу, и никто не обратит внимания на его неожиданное появление, вышел. Поэтому, я и хочу поговорить с детективом. -  Он поблагодарил Марину и убежал. Мариночку так взволновали его слова, что она выскочила за ним в коридор и спросила: - «Вы хотя бы догадываетесь, кому мог принадлежать этот голос?» – Нет, – с досадой ответил он. – Но, думаю, сумею определить. – Вот и все, – вздохнул Сева. – Я ничего не упустил? – обратился он к Купавиной.
    - Нет, изложил в точности, – все с той же усталой досадой в голосе ответила она.
    - И кому понадобилось его отравить? – пожал плечами Сева. – Разве только тому голосу?.. Но кроме меня и Марины в гримерной никого не было.
    - А в коридоре? – тут же поинтересовался Кирилл.
    - Тоже. Потом минут через десять пришла Ксюша звать Марину на фуршет, она не хотела идти.
    - По какой же причине вы решили игнорировать день ангела Ладогиной? – обратился Кирилл к Купавиной.
    Она надменно усмехнулась и ничего не ответила.
    Сева, наконец, собрал свои образцы и, попрощавшись, ушел. Кирилл продолжал вопросительно смотреть на Марину.
    - Неужели не догадываешься?.. Там была Фролова! А я не то, что не хочу, не могу ее видеть.
    - Минутку, – извинился Кирилл и вышел в коридор.
    Он нагнал Севу и задал ему вопрос:
    - Припомните, пожалуйста, вы никому кроме меня не рассказывали о голосе, слышанном Омутовым?
    Глаза Севы округлились, он глубоко вздохнул и чуть отпрянул назад.
    - Нет… нет… - весьма неуверенно ответил он.
    - Поймите, это очень важно.
    - Ох, да никому, – тяжело вздохнул Сева. – Разве Ксюше только… но ведь она…
    - Понятно, – многозначительно произнес Кирилл. – Вы еще будете в театре?
    - Да, конечно.
    - Где мне вас найти?
    - Вот по этой лестнице на третий этаж, – указал плавным движением пухлой ручки Сева.
    - Хорошо. Я не прощаюсь, – сказал Мелентьев и вернулся в гримерную Купавиной.
    Марина переодевалась в гардеробной.
    - Глупо… как глупо, – поделился с ней мыслями вслух Кирилл. – Омутов сам навлек на себя смерть. Зачем он стал рассказывать, что вспомнил голос?
    Марина вышла из гардеробной, подошла к зеркалу и ловко подобрала вверх пышные каштановые волосы.
    - Но ведь он сказал об этом только мне и Севе. Получается, что отравитель либо я, либо он. – устремила она на него свой  бездонно-темный взгляд.
    - Сева поделился услышанным с Ладогиной!
    - А, – понимающе протянула Марина.
    - В котором часу к тебе заходила Ладогина?
    - Около четырех.
    - И ты не поддалась на уговоры?
    - Поддалась, – вздохнула она.
    - У тебя угнетенное настроение, – заметил Кирилл. – Тебя настолько взволновала смерть Омутова?
    - Признаюсь, да, – Марина подошла к нему. – Мне страшно!.. Мне кажется, что меня тоже хотят отравить.
    - Нет, не волнуйся. Ты никак не вписываешься в круг жертв, - с бодрыми нотками уверенности воскликнул Кирилл, в то же время подумав: - «Сева рассказал Ладогиной,  значит всем. Однако, не исключено, что этот некто проходил по коридору именно в тот момент, когда Омутов делился  своими подозрениями в гримерной Марины, и сам услышал его слова. И все-таки я вновь прихожу к мысли, что нет связи между убийствами Лотарева и Репниной. Слишком разный почерк. Хотя не исключено, что именно этим убийца и надеется сбить со следа. Но Марина! Вполне вероятно, что ей тоже может угрожать опасность. Пока не выяснен мотив убийства Лотарева, угроза отравления будет витать в театре». – Марина, – словно со стороны услышал он собственный голос, и в стремлении оградить ее от опасности обнял за плечи.
    - Все ужасно! Все спуталось! – подняв голову, но, смотря куда-то мимо него, проговорила она. – После смерти Дениса ничего не получается. «Олимп» Аркадия на грани провала.
    - Почему? – удивился Кирилл. – Насколько я помню, Аркадий Викторович довольно оптимистично высказывался о будущем своей постановки.
    - Ах, – вздохнула сердцем Марина. – Феликс задурил. Что с ним случилось, не понимаю. Да, действительно, вначале ему приходилось очень тяжело, но он был полон такого азарта и желания, даже не заменить Дениса, не превратиться в его тень, а достичь успеха, оставаясь самим собой. И я почувствовала, что у него может получиться. Но вот уже две недели он как будто с ума сошел: пропускает репетиции, приходит не совсем трезвый, бегает за девчонками из кордебалета. Аркадий переживает ужасно. Он столько сил на него потратил! Даже мне пришлось разговаривать с Феликсом. Ведь такой шанс дураку выпал! Другие полжизни теряют, пока путь пробьют.
    - Странно, - согласился Кирилл. – Ну а что он тебе ответил?
    - Ничего определенного.  – «Хочу жить! Не танцевать, а жить! Я слишком мужчина, чтобы только танцевать», – Аркадий страшно разозлился и дал ему неделю на размышление.
    - А если он не прекратит дурить?
    - Ой, не знаю. Придется искать замену. Хотя, скажу тебе честно, лучшего Аполлона для «Олимпа» я не вижу и главное, что у нас складывался дуэт. – Она глубоко вздохнула и, забывшись, устало прижалась головой к плечу Кирилла.
    Он почувствовал ее тело… Оно так возбуждало хрупкостью своих линий, что теперь глубоко вздохнул Кирилл. Марина слегка подалась назад, намериваясь выскользнуть из его объятий, но они оказались чересчур крепкими. Она вопросительно посмотрела ему в глаза.
    Затягивающий в бездну взгляд заставил Кирилла забыть, что он обнимает звезду мирового балета. Он чувствовал только женщину. Он наклонился и нежно обхватил ее губы. Она ему ответила. Его рука скользнула по молнии платья.
    - Нет, нет, – прерывисто дыша, запротестовала Марина. – Только не здесь!..
    Он устремил на нее затуманенный желанием взгляд.
    - Но я уже не могу отпустить тебя!
    - Ну, не здесь… - с трудом сопротивляясь ему и себе, шептала Марина.
    Последний луч разума сверкнул и скрылся во мраке желания. Они не помнили себя, они только чувствовали вкус наслаждения…
    Очнувшись, Марина с растерянным взглядом пыталась выдернуть из-под спины Кирилла свое платье.
    - Это безумие, просто безумие… - подрагивали ее губы.
    - Но какое, – улыбнулся Кирилл, с удовольствием обнаружив у знаменитой балерины маленькую упругую грудь. – Я думал, что все балерины жутко плоские, - признался он.
    - Все! – с гордой усмешкой подтвердила Марина. – Но не я! – И тут же, словно устыдившись саму себя, вновь зашептала: - Это безумие…
    - А как интересно можно заниматься любовью благоразумно? – смеясь, спросил Кирилл.
    - Ах, я же не об этом. Здесь портрет Дениса. Здесь витает его дух! Он все видел!.. Это ужасно, – обхватила она лицо руками.
    - Марина, какой дух? О чем ты? – поморщился Кирилл.
    - О том, что душа Дениса могла видеть нас, ведь она еще не в том мире, а в нашем.
    - Ну и что? Души не мстят, не могут, – не скрывая усмешки над ее надуманным страхом, произнес он. – У них нет рук, чтобы налить яд или нажать на курок…
    - Души не мстят?! – нервно расхохоталась Марина. – Они мстят с такой изощренной жестокостью, что их жертвы сами нажимают на курки или затягивают на себе  петли…
    - Марина! Марина! – встряхнул  ее за плечи Кирилл. – Ты просто переутомилась и говоришь полнейшую чепуху.
    - Ах, оставь, я это точно знаю.
    - Что? –  он не без тревоги взглянул на нее.
    - Оставь, – совершенно будничным тоном повторила она. – Денис нам мстить не будет.
    - Ты уверена? – с явной усмешкой спросил Мелентьев и посмотрел на портрет Лотарева. – «Чем черт не шутит, - мысленно забавлялся он, – возьмет и пальцем погрозит» - Марина, – неожиданно заинтересовался он. – А какая она, душа?
    - Мощный сгусток энергии, покинувший тело.
    - Прости, но ты начиталась не тех книг.
    - Начиталась, может быть, – покорно согласилась она. – Но это видение происходит  помимо моей воли.
    - Все понятно, будем воспитывать твою волю, и читать книги о любви, а еще лучше – писать. Презабавные получаются страницы.
    Марина рассмеялась, поправила макияж и, взглянув на портрет Дениса, повторила:
    - Нет, он мстить не будет.
    - Ну и, слава богу, – обнял ее за плечи Кирилл. – Пойдем, я тебя провожу до выхода.
    - А ты?
    - Я еще поднимусь к Севе.
    - Ну-ну, поболтайте, посплетничайте. Только смотри, не потеряй свою мужскую невинность. Сева у нас жуткий соблазнитель красивых мужчин.

* * *
    Соблазнитель мужчин в рубашке цвета бирюзы сидел на высоком табурете перед длинным столом и что-то усердно мастерил, шевеля от удовольствия губами.
    - Можно? – потревожил его Кирилл, заглянув в дверь.
    - Да, конечно. Проходите, садитесь, – он плавным жестом указал на пестрый диван. – Вот, заканчиваю образцы костюмов к балету «Олимп». Правда, это так сказать мое видение. Еще предстоит борьба, что бы оно из моего стало общим…
    - Я вас отвлеку ненадолго, - предупредительно заметил Кирилл. - Всего несколько вопросов.
    - О, что вы! Я с удовольствием, – Сева мелкими шажками подошел к дивану и мягко опустился рядом с детективом.
    Вспомнив шутливое предостережение Марины, Кирилл с интересом взглянул на него. Он сразу подметил его внимание и красивым жестом поправил свои светло-русые волосы.
    - Если не ошибаюсь, день ангела Ксении приходится на двадцать четвертое января, так почему Ладогина отмечает его в июле? – задал свой первый вопрос Кирилл.
    - Нет, не ошибаетесь. Но Ксюша решила, что ей будет лучше находится под покровительством сразу двух святых, как, например, у католиков, и выбрала себе еще имя Юлия. Вот и получилось – Ксения-Юлия. Но пусть вас это не удивляет. Ксюша – женщина не предсказуемая, ни она сама и никто другой не знает, что ей еще взбредет в голову. Она – милая, очаровательная. Она – душа нашего театра!
    - А Марина?
    - Мариночка?!.. – серьезно произнес Сева. – Мариночка – гениальная балерина. Но она вся в сумерках, сверкает только на сцене, а в жизни – мрачновата, углублена…
    - У нее много поклонников?
    - О, – погрозил пальчиком Сева. – Я догадываюсь, что вы подразумеваете под этим невинно-коварным вопросом. – Марина нравится мужчинам. У нее, скажем так, было немало любовных увлечений…
    - А замужем она была?
    - Нет, ни разу. Она слишком талантливая балерина, чтобы найти себе равного по духу восприятия мира.
    - Денис Лотарев не был увлечен Ладогиной?
    - Нет, – замахал руками Сева. – Между Денисом и Ксенией никогда ничего не было. Ксения любит красивых мужчин, но Денис, помимо мужчины – это еще и партнер в дуэте, который, несомненно, сложился бы у них при более тесных отношениях. А Ксюша, как умная женщина, прекрасно понимала, что она потерялась бы на фоне Лотарева со своим скромным, однако не лишенным искрометности талантом. У нее есть равный ей партнер, и есть любовник – бизнесмен из Швеции. К тому же она замужем за скрипачом  Вертавиным. Так что Денис и Ксения совершенно спокойно прошли мимо друг друга.
    - А что бы вы могли сказать о Леонелле Дезире?
  - О! – благоговейно выдохнул Сева. – Это мистическое сочетание красоты и таланта!
    - Она была увлечена Лотаревым?
    - Да. И это ни для кого не было секретом.
    - А он?
    - Он был увлечен многими, но только не ею.
    - У Валерия Дубова были неприятности с Лотаревым?
    - Да, из-за оформления спектакля. Но не думаете же, вы, что Валерий мог отравить из-за этого Дениса?!
    - А как думаете вы? – усмехнулся Кирилл.
    - Если честно, - понизил голос Сева, - я боюсь об этом думать. – Вообще, как-то жутко стало в театре, - он доверительно коснулся его руки. – Особенно, после того как отравили рабочего сцены. Отравитель ходит между нас… ужас! – Еще немного и Сева под предлогом испуга прижался бы к мужественному плечу детектива.
    - Что ж, спасибо, – чересчур поспешно вскочил с дивана Кирилл. – Не смею вас больше отвлекать.
    Он спустился по лестнице и по длинному коридору направился к выходу.
    - Нет!.. Устала!.. У меня еще встреча с журналистами… - донесся до него знакомый голос. – На этом мы остановимся.
    Одна из дверей репетиционного зала открылась, и в лилово-розовом платье с сумкой через плечо появилась Леонелла Дезире.
Она метнула на Кирилла пронзительный взгляд. Кирилл поздоровался.
    - Вот и отлично. А то мне ужасно скучно будет пить кофе одной. Вы составите мне компанию, – удивительно точной интонацией перевела она вопрос в утвердительную форму.
    Кириллу оставалось только повиноваться.
    Леонелла села за руль белоснежного «Мерседеса».
    - Все, через неделю уезжаю в Италию! Месяц буду петь «Норму» в Милане.
    - Могу только позавидовать миланцам.
    - Зачем же завидовать? – лихо поворачивая руль, сказала Леонелла. – Когда можно самому стать миланцем на месяц, – неожиданно сделала она ему откровенное предложение.
    «Ого! Кажется,  я попадаю в положение Дениса. Нет, еще Фроловой не хватает, чтобы меня рвали на три части. Представляю себе реакцию Марины, если бы я укатил с Леонеллой в Милан!..»
     - На месяц, к сожалению, не получится, а вот недели на две… - придавая голосу бархатистое звучание, ответил Кирилл, совершенно не представляя своих дальнейших действий.
    Въехав мимо будки с охранником во двор, Леонелла остановила машину. Кирилл вышел первым и открыл ей дверцу.  Ослепительной красоты нога сверкнула в разрезе платья. Пышная, упругая грудь вздымалась пред глазами Кирилла в кабине лифта.
    Дверь квартиры открыла горничная и, получив указания хозяйки, тут же поспешила на кухню варить кофе.
    Леонелла провела Кирилла в гостиную.
    - Садитесь сюда, на диван, – предложила она своему гостю. – Сейчас подадут кофе.
    «Бокал с ядом», – мысленно назвал Леонеллу Кирилл.
    Она чуть прищурила глаза и сказала:
    - Мне нравятся мужчины вашего типа.
    - Вы ошибаетесь, Леонелла, я – единственный экземпляр,– с едкой иронией парировал он.
    - Значит, мне нравятся штучные мужчины, - выдохнула она и, придвинувшись ближе, обвила его шею руками.
    От нее исходил сильный импульс плоти. Кирилл возбудился мгновенно. Его глаза с жаром смотрели на ее великолепную грудь, вздымавшуюся в декольте. Он провел руками по бедрам Леонеллы. Она вся задрожала в волнах нараставшего желания. Ее проворные пальцы мгновенно освободили Кирилла от лишних деталей одежды…
    - Я хочу тебя… - шептали ее губы, - тебя… именно тебя…
    Но что-то мешало Кириллу утолить их совместную жажду… какой-то барьер…
    - Подожди, – чуть отстранился он.
    - Что случилось? – приподнявшись на диване, спросила Леонелла и посмотрела на то, чем утоляют страсть. – У тебя же все в порядке!
    Из чудовищно неловкой ситуации Кирилла вывел звонок сотового телефона. Он проворно вынул его из кармана пиджака.
    - Да, Леня, слушаю, – собираясь с мыслями и приводя перехваченный спазмами желания голос в норму, произнес он.
    - Что-то у тебя, Кирюша, и впрямь не ладится это дело. Ты даже не поинтересовался, кто убил Киру Репнину: мужчина или женщина.
    - Да, ты прав. Замотался. Так кто?
    - Предположительно удар был нанесен женщиной. Так что подумай, может быть тебе отказаться от этого расследования, вряд ли оно увенчается успехом, только время потеряешь. Мне-то что, это моя работа.
    - Я подумаю.  Еще раз съезжу в Петербург и тогда поговорим.
    - Ну, давай, желаю удачи.
    - Ты собираешься в Петербург? – вновь обвила его руками Леонелла.
    - Да, – ответил он, пытаясь сообразить, как же выпутаться из совершенно дикой ситуации.
    Он был возбужден. Он хотел женщину, но… только не Леонеллу. Ему казалось, что овладеть ею, это все равно, что погрузиться в сосуд с ядом.
    - Вы говорили, что любите окрестности Петербурга? - совершенно чужим голосом спросил он.
    - Да так, чисто детские воспоминания…
    - Вы даже хотели взять на память пейзаж, написанный Денисом, - напомнил ей Кирилл. - Как называлось то место?..
    Леонелла тяжело усмехнулась и, страстно взглянув ему в глаза, сняла стеснявший ее бюстгальтер.
    - То был пейзаж окрестностей дачного поселка Фаворитово, что под Павловском, но я его не нашла.
    Она сняла с себя все, и Кирилл замер пораженный необыкновенной, дьявольской красотой.
    Леонелла чуть насмешливо смотрела на него.
    - Ну и чего же ты ждешь?
    - Кофе, – неожиданно для самого себя ответил он.
    От такой великолепной наглости Леонелла растерялась. Она открыла рот, но не нашла ни одного слова, чтобы выразить свое сверхженское возмущение. Лишь спустя несколько мгновений ее губы выпустили:
    - Кретин! – и резко повернувшись на каблуках, она ушла в другую комнату.
    «Кретин – это мягко сказано, - согласился с ней Кирилл. – Чертовщина, какая-та! Сам не пойму, что со мной? Хочу!.. Могу!.. Но только не ее. Почему?.. Потрясающая женщина!.. Все на месте и все такое, как надо!.. Чертовщина!.. Однако пора отсюда уходить. Да ладно уж, сиди! – поправил он молнию, расходившуюся под напором рвущегося на свободу мужского достоинства. – Если бы мне сказали, что у меня будет возможность оттрахать Леонеллу, а я скроюсь, как опозорившийся мужик, никогда бы не поверил!»


ГЛАВА  СЕМНАДЦАТАЯ    

    Свет не был потушен, как всегда. Вера в платье на тонких бретельках сидела в кресле посредине комнаты, закинув ногу за ногу. Пышное, упругое бедро зазывно проглядывало сквозь длинный разрез.
    Щелкнул замок, отворилась дверь. Вера не двигалась. Лунев зашел в коридор и прислонился к стене.
    «Неужели то, что произошло у меня с ней, было только случайностью, за которой опять последует унизительный провал?.. Но я этого больше не вынесу! – гримаса боли исказила лицо Константина. – Я должен войти и решить это!»
    С лихорадочно сверкающими глазами он появился на пороге гостиной. Вера встретила его невозмутимым взглядом.
    - Здравствуй, – пораженный ее спокойствием, пробормотал Константин.
    - Здравствуй, – чуть кивнула Вера, и локоны прически скользнули по ее шее. – Прости, но рано или поздно я бы все равно догадалась, кто ты. Когда женщина проводит с мужчиной жаркие ночи любви, она его узнает из тысячи.
    Сообразительная Вера все поняла и поэтому так естественно сказала: «Жаркие ночи любви».
     «Какие к черту, жаркие, – в тоже время хохотала она в душе. – Неумелые попытки овладеть женщиной в несколько толчков. Но, видимо, даже эти несколько толчков у него ни с кем, кроме меня, не получались. Я дала ему возможность почувствовать себя мужчиной. И за это он мне должен быть вечно благодарен».
    Она встала, подошла к нему, взяла за руку и усадила рядом с собой на диван. Константин был зажат. Маска, скрывавшая его лицо, придавала ему смелость, а без нее он - опять Константин Лунев со сложными психическими отклонениями. Он хочет женщину, но не может овладеть ею. При приближении к ней сила уходит из органа наслаждения как воздух из шарика. Как он хотел, как он любил Ольгу!.. Сколько раз ему казалось, что сегодня он непременно овладеет ею. Они целовались до исступления, они задыхались в объятиях друг друга, но в самый важный момент сила покидала его. Он впадал в бешенство, он был готов убить сам себя.
    Мажордом изощрялся в попытках помочь ему: тут были и психиатры и дорогие девушки, но известность Константина росла, и стало небезопасно иметь большое количество свидетельниц его мужской несостоятельности. Тогда мажордом решился предложить Костику попробовать «голубую любовь». Он пригласил к нему Валюшу, известного виртуоза, и, очень щедро оплатив его первый визит, откровенно предупредил: «Если кто узнает, что Костик балуется «голубой любовью», можешь сразу писать завещание».
    Валюша понимающе кивнул, взмахнул пышными ресницами и скрылся в спальне Константина.
    Через полчаса он выглянул на минутку и шепнул взволнованно ждавшему результата Евгению Рудольфовичу, что Костик был на высоте, чем остался очень доволен.
    - Валюша, спасибо. Спасибо, дорогой, – перекрестился мажордом.
    «Ну, слава богу, теперь можно будет спокойно работать. Способ снимать припадки половой неудовлетворенности найден. Не совсем такой, как хотелось бы, но, что поделаешь».
    Евгений Рудольфович оказался прав. Настроение Константина стало более уравновешенным, что тут же отразилось на его работоспособности. Был совершен первый большой тур почти по всем крупным городам страны. О Луневе начали говорить как о новой звезде. Конечно, можно было без особых хлопот стать «Голубой звездой», но Константин и слышать об этом не хотел. Он боялся потерять последнюю надежду на встречу с женщиной, с которой у него все произойдет как надо. Для прикрытия ему была найдена невеста – модель Наталья Гурская, которая охотно согласилась на эту роль. Невеста Константина Лунева – это придавало золотой блеск ее имиджу. Она появлялась на страницах журналов в двух ракурсах и как преуспевающая модель, и как невеста восходящей звезды эстрады. А чтобы она не потянула Константина в постель, Евгений Рудольфович предупредил ее, что Костик безумно влюблен в одну очень высокопоставленную замужнюю особу, с которой он тайно встречается. Но так как ему просто нет покоя от претенденток желающих стать мадам Лунева, то он решил оградить себя от них фиктивной помолвкой. А тем временем Валюша добросовестно исполнял свои обязанности.
    Евгений Рудольфович и сам прекрасно понимал, что быть просто звездой, без оттенков, гораздо выгоднее. Тем более что он собирался сделать из Лунева звезду с мировым именем. А, как известно, именно женская влюбленность и возносит звезд на Олимп восхищения.
    Сам же Константин, удовлетворяясь «голубой любовью», убеждал себя, что это временно. Не так давно, когда у него собрались гости, он прошел с Ольгой в кабинет и вдруг, совершенно неожиданно почувствовал небывалую силу. Он набросился на Ольгу с полной уверенностью, что наконец-то овладеет ею, но… Этот провал окончательно сразил его.
    Психологический срыв оказался настолько сильным, что Евгению Рудольфовичу пришлось платить громадные неустойки за отмену концертов. И тогда, в одну бессонную ночь, он вспомнил о Вере, вернее о том, как Константин ездит в тюрьму смотреть на любовные слияния одной заключенной с Вячеславом.
    «А что если вместо Славы подложить к ней Костика, вдруг что получится, когда он будет скрыт темнотой?! Может быть, психологический барьер заключается именно в том, что он – Константин Лунев, который был травмирован своей первой сексуальной попыткой, окончившейся неудачей. А скрытый мраком, он будет – Никто! Во всяком случае, попробовать можно», – подумал мажордом.
    Тем более что девицу эту он купил, и она пожизненно обречена исполнять его приказания.
    Евгений Рудольфович немало заплатил за Веру и не ошибся. Золушка, как прозвал он ее, оправдала его капиталовложения. Она с виртуозным мастерством убирала тех, кто мешал его бизнесу. Теперь ей предстояло попытаться  убедить Константина в собственной мужской силе.
    Вера с успехом выполняла возложенную на нее миссию, только хозяином она считала Лунева.

    - Признаюсь, - потупив взор, словно она едва осмеливалась говорить, произнесла Вера, - ты меня ошеломил.
    - Чем? – взволновался Константин.
    - Тем, что ты – Лунев. Сначала я не поняла, зачем тебе был нужен весь этот маскарад, а потом догадалась: кто я? – бывшая заключенная.  А ты – звезда!
    Он перевел дыхание и, налив в бокал виски, залпом осушил его. Константина мучили жажда, желание и страх. Но Вера была так по-домашнему спокойна, и главное абсолютно уверена в его мужской силе.
    - Я все время думаю о тебе, - слегка жеманясь, произнесла она и, будто осмелившись, коснулась рукой  его плеча.
    Константин тяжело задышал.
    «Не передержать бы его, – взволнованно подумала Вера. – Передержу – провал! Но и раньше времени нельзя. Черт бы побрал, этих половых недоделков! Как я понимаю, моя сладкая жизнь зависит именно от того, насколько вовремя я сумею уловить момент. Пропущу  - и прощай квартира, машина…»
    Она обхватила своими пышными губами судорожно сжатый рот Константина. Он больно стиснул ее в объятиях.
    «Идиот! Синяки же останутся! Ну, ладно, за каждый синяк заплатишь, недоделок».
    Она поднялась и увлекла его в спальню. Константин, трясясь от возбуждения, сорвал с нее платье.
    «Сволочь, такое платье испортил», – злилась Вера, издавая томные звуки восхищения от его ласк.
    Ее тело стало мягким и будто бы совершенно уверенным в мужской силе Константина. Всегда неимоверно волнуясь в самый ответственный момент, он неожиданно забыл о нем и просто овладел Верой. Его радости не было конца… Вера уже повернулась на бок и подумывала, как бы подремать, а он, словно сумасшедший, то носился по комнате, то бросался целовать ее, то шептал какие-то бессвязные слова…
    Утром ее разбудило его желание.
    «Вот черт неугомонный! С утра пораньше, – поморщилась она. – Ну, да ладно, две минуты подрыгается, а радости будет!..»
    Вера не ошиблась. Когда она проснулась, комната благоухала цветами, а на ее пальце стыдливо переливалась в лучах солнца девственно-перламутровая жемчужина в бриллиантовой оправе.
    Накинув пеньюар, Вера выплыла на кухню. Константин в шортах и майке накрывал на стол.
    - Доброе утро, – сверкнул он белозубой улыбкой.
    - Привет, – не скрывая своего удивления, произнесла девушка.
    «Ни черта себе, обороты судьбы, – подумала она. – Кто бы сказал, что Константин Лунев будет готовить мне завтрак».
    Он подошел к ней, взял прядь ее русых волос и приложил к своим губам.
    - Я люблю твои волосы… твои глаза… Вера! – восторженно смотрел он на нее.
    - Я тоже… люблю тебя, - стараясь скрыть фальшь, неуверенно произнесла она.
    Константин улыбнулся так трогательно и искренно, что ей даже стало жаль, что она  обманывает его.
    - Ты знаешь, мне кажется, тебе подойдут изумруды, - взволнованно - радостно говорил он, ловя ее слегка недоуменный взгляд. – Давай завтракать!  А потом поедем за изумрудами!..
     «Что ж, -  рассудила Вера, за изумрудами так за изумрудами…»
    Она с аппетитом позавтракала, потом совершенно спокойно удалилась в спальню и занималась макияжем столько времени, сколько ей было необходимо.
    Когда Вера появилась в гостиной, Константин подумал: «Вот это женщина!.. И моя!..»
    Внизу их уже ждал кадиллак. Они ездили из одного бутика в другой, развлекаясь выбором изумрудного колье. Охрана не поспевала за Константином. Он вел себя, как шестнадцатилетний мальчишка, впервые вкусивший радость любви. Сначала Вера с удивлением ловила на себе любопытные взгляды окружающих.
    «Что случилось? Почему все на меня смотрят? – а потом догадалась. – Я же  девушка Лунева! – и это стало ее забавлять. – Ах, как они мне все завидуют, пребывая в уверенности, что Константин потрясающий любовник!.. Он и в самом деле потрясает раза два-три не более. Но, несмотря на это быть девушкой Лунева весьма престижно».
     Ее взгляд стал по-королевски прозрачно-невозмутимым, в голосе зазвучали нотки неприятия возражений.
    - Обедать будем в «Национале»!  - отдал распоряжение Константин.
 - Вот… я представлял почти такое, – протянул он Вере колье из каплевидных изумрудов. – Нравится?
    - Да, - восхищенно ответила девушка.
    - Отлично! Я так рад! – Он надел ей колье на шею, и тут, откуда ни возьмись, появились фоторепортеры.
    Вера невольно прищурилась от режущих глаза вспышек. Но Константин, пребывая в великолепном расположении духа, не стал противиться и подарил фоторепортерам возможность запечатлеть его с таинственной незнакомкой.
    Только в «Национале» их оставили в покое. Вера выпила шампанского и окончательно развеселилась, но, чувствуя разницу между своей манерой поведения  и Константина, сдерживалась, чтобы не перебрать лишнего и не натворить глупостей.
    - Через полчаса у меня пресс-конференция, ты пойдешь со мной? – спросил Константин.
    - Как хочешь, - рассмеялась Вера.
    - «Я люблю вас, моя синеглазочка…», – со сверкающим радостью взглядом, произнес он.
    «Я это заслужила», – благосклонно приняла его любовь Вера.

* * *  
    Пресс-конференция задерживалась. Константин Лунев все еще обедал в «Национале», поэтому в центре внимания был его мажордом, импресарио и ближайший друг, Евгений Рудольфович.
    - Успех! Полнейший и безоговорочный успех!..  Константин покорил Германию! Причем, прошу заметить, не Германию русских эмигрантов, а Германию Гете и Шиллера! У Константина редчайший дар к языкам. Он пел по-немецки без малейшего акцента!.. А в Испании, куда мы собираемся, он будет петь на чистейшем кастильском наречии. Лунев станет первым русским эстрадным исполнителем, который покорит весь мир!
    Неожиданно толпа журналистов и фоторепортеров заколыхалась, как медуза на волнах, и отхлынула от Евгения Рудольфовича. В дверях появился Константин Лунев. Увидев его, мажордом перевел дыхание, и направился к столу, уставленному микрофонами.
    «Молодец, Золушка! Точнее, молодец – я! – воздал себе должное Евгений Рудольфович. – Теперь Костик успокоился, что он – мужчина. Таким я его никогда не видел!»
    Лунев весь светился. Настроение  певца передалось журналистам. Вопросы полетели со стремительностью мяча в теннисе, но Константин с виртуозным остроумием отбивал их.
    - Ваша невеста, Наталья Гурская, будет сопровождать вас во время гастролей по Испании?
    Константин улыбнулся, обвел всех долгим интригующим взглядом и сказал:
    - У меня больше нет невесты Натальи Гурской.
    - Ах!.. – эхом отозвался зал.
    Кирилл то же был среди отозвавшихся эхом, но его не столько интересовали Константин и Евгений Рудольфович, сколько Ольга, сидевшая в первом ряду. При словах Лунева она вздрогнула, и лицо ее словно озарилось светом. Она не сдерживала радостной улыбки. Она вся подалась вперед, будто ожидая, что сейчас Константин пригласит ее к себе и представит в качестве своей невесты… Но этого не произошло. От внимания детектива не скрылся ее вопрошающий взгляд и волнение.
    - Гурская оставила вас?..
    - Вы оставили Гурскую?..
    - Почему?! – посыпались вопросы.
    Константин звонко рассмеялся.
    - Скажем так: мы расстались с Натальей Гурской по обоюдному согласию. Мы поняли, что ошиблись…
    - Значит, место будущей спутницы Константина Лунева – вакантно?! – звонко выкрикнула одна из журналисток.
    - Разве такие места бывают вакантными? – с игривой иронией бросил залу вопрос Константин.
    Что случилось с журналистами: - Прозевали, пропустили… Но кто она? -  Слух пополз мгновенно: - Их видели в ювелирных бутиках… обедали в «Национале»…
     Но Ольга не слышала ничего. Влюбленными глазами она смотрела на Константина и все ожидала знака, чтобы подняться к нему.
    - Кто она?.. Мы ее знаем?.. Она здесь, в зале?.. – сходили с ума журналисты.
    - Может быть, – забавлялся их растерянностью Константин.
    Евгений Рудольфович был доволен.
    «Вот это эффект! Чисто в стиле суперзвезд!»
    Журналисты изощрялись в вопросах, чтобы подловить Лунева и хоть что-то узнать о его новой избраннице. Он был весел, общителен как никогда, но паузу тайны выдерживал. Наконец, тяжело дыша, поднялся Евгений Рудольфович и объявил, что пресс-конференция закончена.
    Самые бойкие журналисты бросились сквозь охрану за Константином. Ольга тоже пошла за ним. Охрана пропустила ее беспрекословно.
    «Ах, вот оно что! – отметил про себя Кирилл. – Ольга бесновалась в ожидании, когда же Гурская освободит место. Ей не терпелось стать невестой Лунева».
    Он поймал взгляд Евгения Рудольфовича и махнул рукой. Тот кивнул ему в ответ, и Кирилл почти следом за Ольгой вошел в комнату отдыха. Навстречу Луневу поднялась красивая русоволосая девушка с изумрудным колье на шее. Константин обвил рукой ее отнюдь не тонкую талию и поспешил к выходу. Вспышки фотоаппаратов на мгновение окружили их, но охранники быстро освободили дорогу.
    Кирилл, прячась за чужими спинами, взглянул на Ольгу. Ее лицо выражало боль и недоумение. Она метнулась к Евгению Рудольфовичу и, схватив того  за руку, что-то резко ему сказала. Он отмахнулся от Ольги как от чего-то совершенно ненужного. Она попыталась нагнать Константина, но мажордом вовремя сделал знак, и ее остановили. Ольга, словно потеряв ориентацию, невидящим взглядом оглянулась по сторонам.
    «Вот, как с ними надо! – не без злорадства подумал Кирилл. – А я к ней с нежностью и цветами. Получила, милая?!»
   - «Балерина в платье белом» – это уже  шлягер прошлого года, Оленька, – бросил он ей со снисходительной улыбкой.
    Ольга вздрогнула и очнулась.
    - Что ты понимаешь, детектив! – расхохоталась она ему в лицо. – Тебя же за нос водят, как дурака. А «Балерина» – это шлягер на все времена.
    - Вряд ли, Костика явно потянуло в противоположную сторону от кордебалета. Тут уж скорее «Официантка в фартуке белом».
   Ольга метнула на Кирилла яростный взгляд
    - Это у него быстро пройдет. Я позабочусь.
    - Хочешь вновь украсить свое лицо следами ласковых прикосновений руки Константина?
    Она вся вспыхнула, и в глазах засверкали слезы гнева.
    - Выслеживаешь, подонок!
    - Не ожидал, что в лексиконе балерины почти императорского театра есть такие, пардон, слова. Разрешите вас поправить, мадемуазель. Не выслеживаю, а работаю. А впрочем, мне-то, что? Ходи с синяками! Как я понимаю эта любовь у тебя давно, вероятно со школы?
    Ольга не ответила.
    - А что ж, не сложилось? – продолжал с иезуитской ласковостью рассуждать вслух Кирилл и вдруг замолчал.
    «Черт! Зиги! Ну, конечно же, Зиги! Эта песня из «Старманьи», которую беспрестанно слушает Ольга. – «Зиги! Я без ума от него!..» – поет девушка безнадежно влюбленная в гея!..»
    - Я все понял, Оля.  Константин – это Зиги?!
    Она кивнула.
    - А все эти невесты для прикрытия?
    - Понимаешь, - с болью в голосе прошептала она, - Константин не хочет быть геем, он хочет быть нормальным.
    - Его проблемы, – махнул рукой Кирилл. – А кто эта девица?
    - Не представляю! Но разберусь! – и, не попрощавшись, Ольга поспешила к выходу.
    «Вот тебе и Константин, – потрясающий любовник, - усмехнулся Кирилл. – Однако с Оленькой надо поговорить и чем быстрее, тем лучше».

 
* * *  
    Пышная фигура Евгения Рудольфовича заполнила собой весь дверной проем, не давая Ольге возможности войти.
    - Я хочу немедленно поговорить с Константином, -  еле сдерживаясь, чтобы не дать волю рукам, требовала она.
    - Оленька, успокойся! Давай сначала побеседуем в моем кабинете, - голосом, переливающимся янтарем жира увещевал ее мажордом.
   - Нет! Нам говорить не о чем! – в упор глядя на него, бросила Ольга и попыталась проскочить в дверь.
    - Оленька! Не вынуждайте меня прибегать к крайним мерам и вызывать охрану. Будет некрасиво!
    - Только посмей ко мне притронуться, – злорадно расхохоталась она. – Я вам устрою звездную гастроль.
    - Угрожать не стоит, –  с настораживающим  спокойствием продолжал Евгений Рудольфович.
    - Я предупреждаю, –  дерзко воскликнула Ольга.
    - Костика сейчас нет дома.
    - Что ж, я подожду.
    - Костик не любит, когда посторонние бывают в квартире в его отсутствие.
    - Ну!.. – Ольга от возмущения не находила слов. – Ну, ты сам виноват, мажордом. Я вам устрою!
    Она решительно направилась к лестнице.
    - Постой! – раздался голос Константина.
    - Костик, – взволнованно зашептал Евгений Рудольфович. – Сорвешься!
    - Я спокоен, – положил он ему на плечо руку.
    - Зайди, Оля, – пригласил Лунев девушку.
    Евгений Рудольфович, что-то бормоча, стал спускаться по лестнице, а Ольга решительным шагом вошла в гостиную.
    - Объясни, что все это значит?! – не в силах больше сдерживаться, сразу же потребовала она.
    - Что тут объяснять, Оля? – с затаенной радостной улыбкой спросил он. – Я встретил девушку и полюбил ее.
    - А меня?!.. Меня ты не любил?! – кусая губы, вскричала Ольга.
     - Как оказалось, нет. И даже, знаешь, я думаю, что ты виновата в том, что случилось со мной!
     - Я?! – воскликнула Ольга, подпрыгнув от возмущения. – Я виновата в твоем бессилии?!
    - Тогда как объяснить, что с ней я стал нормальным мужчиной?
    - Ты?! – расхохоталась Ольга. – Ты врешь!.. Это невозможно!
    - Почему невозможно? – приблизив к ней искаженное яростью лицо, прошипел Константин.
    - Да потому что только я… я люблю тебя!
    - Я тоже так думал, и в этом была моя ошибка.
    Ольга, заливаясь нервным смехом, упала на диван.
    - Скажи лучше честно, что ты по каким-то коммерческим соображениям передумал объявлять меня твоей невестой, поделиться со мной  славой.
    Константин хотел возразить, но она резким взмахом руки остановила его.
    - Сначала, когда ты не был еще звездой, тебе была нужна спутница, известность которой выгодно оттеняла бы тебя. Ты нашел Гурскую. Но теперь, когда ты – звезда, я имею право за все… за все, что было между нами, что связывает нас, стать твоей невестой. Я имею право воспользоваться твоим успехом, чтобы самой добиться чего-то в жизни. Что у меня есть, кроме кордебалета?
    - Ты забываешь, что без моей помощи тебе бы даже он не светил.
    - Спасибо, – язвительно улыбнулась Ольга. – Но это уже пройденный этап. У меня есть все данные и права, чтобы стать невестой Лунева! И я требую этого!  Кто та девица, что была с тобой?.. Начинающая актриса, певичка?.. Откуда она взялась и зачем она тебе? Кто лучше меня сумеет сохранить твою тайну?
    - А никакой тайны больше нет, – улыбнувшись, развел руками Константин. – И эта девушка – моя настоящая невеста. Через месяц будет объявлено о помолвке.
    - Ты врешь! Врешь! – черной молнией металась по гостиной Ольга. – Это неправда!
    - Нет, это правда.
    - Но ведь я столько лет любила тебя! Надеялась, что однажды наступит день, когда ты сумеешь преодолеть убивающее тебя бессилие, и мы станем по-настоящему счастливы.
    - Этот день настал! Но, прости Оля, без тебя.
    - Костик!.. Костик! – она бросилась к нему на шею. – Что ты говоришь?.. Я ведь люблю тебя!.. Я не смогу без тебя!.. Я молилась всем богам, я ходила к колдунам, к гадалкам… Я призывала тот миг, когда в моих объятиях ты обретешь свою силу!..
    - И это случилось! Но, увы, в объятиях другой, – жестко улыбнулся он. – Оля, чтобы покончить с этим разговором и вообще со всем, скажи, что я могу для тебя сделать?
    - Ты хочешь откупиться? – с болью в голосе произнесла она.
    - Мы облекаем наши действия в слова, как в одежды. Если тебе нравиться – откупиться, пожалуйста. Но я имел в виду: чем я могу помочь тебе, чтобы ты изменила свою жизнь?
    - Мне нужна твоя любовь! – пытаясь удержать его взглядом, ответила девушка.
    - Об этом мы не будем говорить, – взметнулся вверх голос Лунева. – Я тебе уже сказал: у меня есть невеста. Да, мы планировали, что ты займешь место Гурской. Но, пойми, если ты действительно меня любишь. Вера – первая женщина, с которой я был по-настоящему…
   - Ах, ее зовут Вера, - угрожающе прошипела Ольга.
   - Оля, – схватил ее за руку Константин. – Что ты хочешь?
   - Быть твоей невестой! Понял?! Я имею на это право, потому что ты все лжешь! Только со мной, ты мог бы стать настоящим мужчиной!
    - О!.. – зарычал Константин, сбив рукой бокалы со стола. – О!.. Как  мне это надоело!.. Хватит! Все! – сжимая кулаки, подошел он к Ольге. – Кто тебе дал право говорить о том, какой я мужчина? Кто?!
    - Твое бессилие! – с жестокой четкостью произнесла она. – Тайна, которую ты скрываешь от всех!
    - Но я тебе уже сказал: - это в прошлом! Я – абсолютно нормальный! – по слогам произнес Константин, надеясь, что она все-таки поймет его.
    - Что ж! Докажи! – прищурив глаза, в упор смотрела  на него Ольга. – Докажи!
    Константин оглянулся по сторонам, словно ища помощи.
    - Докажи! – наступала она на него.
    Страх потом покрыл лицо Лунева. Он боялся, что если сейчас с Ольгой опять произойдет осечка, он уже не сможет быть нормальным и с Верой… тогда – конец.
    - Увиливаешь?! Значит, ты меня обманывал о своем взыгравшем мужском достоинстве?!
    - Но я не могу так сразу. Ты вывела меня из себя.
    - Вот и успокоишься. Ну, давай! – она обхватила его руками за бедра.
    - Нет! Оставь! Не сейчас! – срывался на истерический крик Константин.
    - Сейчас, сейчас, – приговаривала Ольга, расстегивая молнию на его брюках. – Сейчас мы убедимся, правду ли ты говорил. Ой?! Что такое, Костик?! – издеваясь, воскликнула она. – А тут-то ничего нет!
    Вдруг Ольгу резко отбросило назад, и она упала на пол. Евгений Рудольфович, задыхаясь, встал между ней и Луневым.
    - Убирайся! – взревел он. – Убирайся, тварь!..
   - Успокойся, Костик, – в тоже время шептал он Луневу. – Она просто тварь! Она сейчас уберется, и ты забудешь о ней.
    Константин неожиданно очень быстро взял себя в руки и голосом полным презрительного равнодушия бросил:
    - Убирайся! Но учти, если ты попытаешься причинить мне зло, ты знаешь, что с тобой будет.
    Ольга поднялась с пола и, потирая ушибленный локоть, с дерзким упрямством ответила:
    - Ты еще будешь ползать у меня в ногах.
    - Вон! – взревел Евгений Рудольфович и вызвал по рации охранника.
    Ольга смерила их презрительным взглядом и ушла.
    Несколько минут в гостиной царило молчание. Евгений Рудольфович тяжело опустился в кресло. Константин подошел к окну.
    - Костик, мне нет смысла что-либо тебе объяснять, - начал Евгений Рудольфович. – Мне нужен карт-бланш, чтобы окончательно избавиться от этой стервы.
    - Считай, что ты его получил, – ответил Константин и, увидев вышедшую на улицу Ольгу, беззвучно прошептал: - Балерина…


ГЛАВА  ВОСЕМНАДЦАТАЯ    

    Кирилл безуспешно пытался разыскать Ольгу: ни дома, ни в театре ее не было; сотовый упорно молчал. Ожидание какой-то неприятности стало преследовать его, и тогда он вспомнил о родителях девушки.
   - Кирилл? – раздался звучный голос мамы. – Ах, да!.. Олечка мне говорила о вас. Да, ее нет в городе. Она была у меня примерно часа два назад… такая расстроенная, уставшая… сказала, что хочет несколько дней отдохнуть на даче, взяла ключи и уехала.
    «Отлично, – подумал Кирилл. - Там нам никто не помешает поговорить. – Он взглянул на часы: было около девяти вечера. – Часа через полтора буду у Ольги».
    Кирилл заехал в магазин и купил коробочку восточных сладостей.
    «Да, балетоманы ХIХ столетия избаловали балерин, преподнося им помимо цветов драгоценности и меха. Избаловали, не заботясь о последствиях… -  имея в виду свои дальнейшие отношения с Мариной, размышлял он. – Но все-таки, есть что-то божественное в женщине, танцующей на пуантах…»
    Прежде чем сесть в машину, Кирилл задержался у газетного киоска.
    «Представляю, какое сейчас настроение у Ольги», – усмехнулся он, просматривая журналы с фотографиями Константина, обнимавшего русоволосую девицу.
     «Константин и его таинственная спутница в ювелирном бутике», «Константин с прекрасной незнакомкой по окончании своей пресс-конференции», «Отставка Гурской», «Модель сменила сексапильная красавица», – изощрялись фоторепортеры в надписях под своими снимками.
    Кирилл выбрал несколько журналов и, бросив их на заднее сиденье, поехал к Ольге на дачу.
    Беззаботная голубизна летнего неба покрывалась лиловыми сумерками, солнце бросало последние тонкие золотистые лучи. Джип мягко зашуршал по гравию дачного поселка. За резным забором  детектив увидел «Мерседес» Ольги.
    «Не обрадуется она мне, да уж делать нечего».
    Кирилл оставил джип у ворот, толкнул калитку, она оказалась закрытой. Он не стал звонить, а перепрыгнул через забор.
    «Ошеломлю появлением», – забавлялся Мелентьев и, осторожно подойдя к дому, нажал на ручку двери…

* * *    
    Ольга удалилась на дачу, не желая никого видеть и слышать. Приехав, она выпила чашку травяного чая и прилегла на диван в надежде заснуть. Но буквально через несколько минут услышала звонок. Она решила не открывать, но потом вспомнила, что «Мерседес» во дворе, и незваный визитер будет звонить и стучать до победы, зная, что она дома.
    Девушка вышла на веранду и увидела, стоявшего у калитки одного из доверенных лиц Лунева Сашу-Громилу. Он приветливо помахал ей рукой.
    - Прости, что без предупреждения, но твой сотовый не отвечал.
    - Я его отключила. Хотела побыть одна.
    - Прости, что тебе этого сделать не удалось, - широко улыбнулся Саша- Громила.
    - Ладно, проходи.
    Они вошли в дом, и не успела Ольга сесть в кресло, как Громила сказал:
    - Оля, Константин сожалеет обо всем и хочет с тобой встретиться.
    - Что ж ему мешает? Приехал бы сам.
    - Ты же заешь, у него сегодня концерт.
    - Мог бы и меня пригласить, а то я сижу здесь и любуюсь, как он во всех журналах обнимается со своей толстозадой.
    - Оля, - увещевательным тоном продолжил Громила. – Он хочет встретиться с тобой наедине.
    - Хорошо! В чем проблема?
    - Проблема в том, что он хочет ускользнуть даже от мажордома…
    - Вот это правильно! Видеть не могу его толстую рожу!
    - Константин сказал, чтобы я купил вам билеты в Прагу.
    - Что? – Ольга резко вскинула глаза на Громилу. – Это правда?
    - Да, – протянул он ей авиабилет. – Завтра вечером вы встречаетесь с ним в Шереметьеве. Только он просил соблюдать дистанцию до посадки в самолет.
    Ольга проворно схватила билет.
    - В самом деле! – невольно вырвалось у нее. – А как же ты купил без моего паспорта?..
    - Обижаешь, Оля, – развел руками Громила. – Ну так я могу передать Константину, что ты согласна?
    - Конечно, согласн.
    - Ладно, тогда я пойду, - сказал он, но с места не сдвинулся.
    - Подожди. Ты можешь мне объяснить, зачем был нужен весь этот маскарад с толстой девицей?
    - Костик не хотел, чтобы месть Гурской обрушилась на тебя.
    - Ты так полагаешь? – в сомнении произнесла Ольга.
    - Да он сам мне так объяснил свой ход, - сказал Громила и зашел за спину Ольги сидящей в кресле.
    Вдруг его руки сделали какое-то странное движение, и что-то, промелькнув перед глазами Ольги, сдавило ей шею. Она хотела вскрикнуть, позвать на помощь, и в то же мгновение поняла: Громила душит ее шелковым шнуром. Девушка судорожно пыталась ухватиться руками за шнур, но тот впилась в шею с такой силой, что освободиться от него было уже невозможно. Рот Ольги некрасиво открылся, язык беспомощно вывалился, глаза стали круглыми, и промелькнула до удивления четкая последняя мысль: «Меня сейчас задушат!..» Она резко дернулась всем корпусом, пытаясь хоть как-то ухватить глоток воздуха… Мыслей уже не было…

* * *  
    Кирилл вошел в коридор и хотел позвать Ольгу, но что-то ему помешало. Вдруг до него донесся страшный хрип. Он заглянул в гостиную и увидел здоровенного парня, душившего Ольгу. Кирилл бросился на убийцу. Но тот ловко вывернулся и придавил его всей своей тяжестью к полу. Он пытался перевернуть его на живот и, обхватив голову, свернуть шейные позвонки. Кирилл сопротивлялся изо всех сил, но неожиданно понял, что ему этого парня не одолеть. На краткий миг все это ему показалось глупостью, сном…
    «Ну не может же быть, что меня вот так просто убили!..»
    Но парень, доказывая ему обратное, выхватил нож. Перед глазами Кирилла блеснуло острое лезвие…
    «Господи!..» - непроизвольно взмолился он и вдруг услышал неприятный глухой звук.
    Парень как-то смешно вздрогнул и навалился на Мелентьева. Проворно, насколько это было возможно, он выбрался из-под него и увидел Ольгу с бронзовой статуэткой в руке.
    - Спасибо, – тяжело дыша, пробормотал он.
    - Как ты думаешь, я его не убила? – встревожено спросила она.
    - Черт его знает? – Кирилл взял руку парня и попытался нащупать пульс.
    - А вдруг он жив и сейчас вскочит?! – глаза Ольги стали круглыми от страха.
    - Вот, возьми ключи. У меня в машине, в кофре, наручники. Давай! Давай, быстро! – скомандовал Кирилл, с трудом опускаясь в кресло.
    Сухо щелкнули наручники, и осмелевшая Ольга попыталась выяснить, жив парень или нет.
    - Вряд ли… - произнес Кирилл, рассматривая глубокую рану на его виске.
    - Ой, господи!.. Что же я наделала?.. Что же будет?.. – в ужасе забормотала девушка.
    - Оля, о чем ты? Если бы я не приехал, сейчас здесь лежал бы твой труп. Если бы ты не ударила его, лежал бы мой. А потом он  все равно бы прикончил тебя. Так что это самооборона.
    - Да!.. Докажи…
    - Конечно, лучше вообще ничего не доказывать.
    - Ты думаешь, это возможно в нашем положении? – с надеждой в голосе спросила она.
    - Почему в нашем? – потирая плечо, поинтересовался Кирилл. – В твоем. Я-то что? Сейчас сяду и уеду.
    - Как?!.. Ты меня бросишь?!
    - Ты же меня бросила ради Константина.
    - Он меня заставил.
    - Я смотрю, он тебя много чего заставлял. А теперь вот решил убрать, как ненужное прошлое.
    - Ты что, с ума сошел? – завопила Ольга. – Это не он!!!
    - А кто же? Неужели ты думаешь, что мажордом решился убрать тебя без ведома и согласия Лунева? Прости, но не будь дуррой.
    - Но за что?
    - Смею предположить, что после его блестящей пресс-конференции, на которой он объявил о разрыве с Гурской и намекнул на свое новое увлечение, ты была у него дома и устроила скандал, а главное – шантажировала его прошлым.
    Ольга закрыла лицо руками.
    - Ты в самом деле считаешь, что это Константин отдал приказ убрать меня?
    - А что в империи под названием Константин делается без его ведома?
    - Господи, – глаза Ольги замерли на одной точке. – Что же мне делать? Ведь он не остановится, пока не убьет меня.
    Неожиданно ее лицо просветлело.
    - Слушай, в твоей версии кроется ошибка. Зачем тогда было надо покупать мне билет в Прагу?
    - Билет? – многозначительно переспросил Кирилл. –  Значит, он решил тебя отправить в Прагу. Но это как раз не ошибка в версии, а вещественное доказательство. Тебя бы убили, труп спрятали, но тем не менее завтра в аэропорту «Шереметьево» Ольга Романцева зарегистрировала бы свой вылет и преспокойно уехала бы в Прагу. А там мало ли что с ней могло случиться. Пропала.
    - Но зачем он мне его показывал, давал в руки? Зачем тянул время?
    - Очень просто. Ты перелистала весь билет, ведь так?
    - Так, – кивнула Ольга.
    -  Если правоохранительные органы вдруг заинтересуется твоим исчезновением, то отпечатки твоих пальцев на отрывном талоне билета убедят их, что регистрацию проходила именно ты, а не какая-нибудь загримированная под тебя девица с твоим паспортом.
    - Вот гад, –протянула Ольга. – И вдруг в ярости, швырнув подушки с дивана, истерическим голосом завопила: - Гад!.. Гад!..
    - Успокойся, Оля, – обнял ее за плечи Кирилл.
    - Ты мне поможешь? – устремила она него молящий взгляд.
    - Помогу, – ответил он. – Но при условии.
    - Опять!.. Вечно эти условия! Ни один мужчина никогда ничего не сделает для женщины без условия. Ну, что тебе надо?! Говори свои условия, – с искрящимся от злости и ярости взглядом грозно бросила она.
    - А женщина?!.. Она когда-нибудь что-нибудь… - начал было Кирилл, но вовремя остановился. – Не хочу углубляться в ненужную дискуссию, в результате которой никто никогда никого ни в чем  не убедит. Итак, мое условие: я тебе помогу избавиться от трупа, обеспечу алиби, а ты мне рассказываешь все. Слышишь, Оля, все, что знаешь о Константине и Денисе Лотареве.
     - А потом?.. Потом Константин опять подошлет ко мне убийцу?!
    - А потом я тебя отправлю в Италию с документами на другое имя. И учти, от твоей искренности зависит твоя жизнь. Чем больше я буду знать, тем больше у тебя будет шансов остаться живой.
    Ольга в задумчивости покусывала ногти.
    - Думай быстрей, – с раздражением прикрикнул на нее Кирилл. – А то у этого из черепа слишком много крови вытечет. Принеси клеенку!
    Ольга, не выходя из задумчивости, взяла большой пакет, вытряхнула его содержимое на диван, и протянула Кириллу.
    - Оля, я считал тебя гораздо умнее, - с издевкой сказал он и, приподняв голову трупа, подложил под нее пакет.
    Ольга провела рукой по лицу, вздохнула и деловито сказала:
    - Я согласна.
    - Тогда быстро: два халата, перчатки, старую обувь…
     Девушка убежала выполнять указания, а Кирилл внимательно осмотрел комнату. Все было отлично: убийца сам об этом позаботился. Вне всяких сомнений, что он ни к чему не прикасался. На окнах были опущены жалюзи, так что случайный посторонний взгляд исключается.
    - Черт! – Кирилл метнулся в коридор и закрыл дверь на замок.
    Увидев на тумбе перчатки, он схватил их и вернулся к трупу. Опустившись на одно колено, Кирилл принялся осматривать карманы убитого.
    «Так, водительские права, ключи от машины… Значит, где-то должна быть машина…»
    Пришла Ольга и протянула ему старые кроссовки.
    - Подойдут?
    - В самый раз, – ответил он.
    Ольга тоже переобулась.
    - Слушай, ты не знаешь, где этот тип оставил машину?
    - Нет, я не видела. Он позвонил, я открыла…
    - Ладно, – покусывая губы, прошептал Кирилл. – Надо во что бы то ни стало отыскать его машину. Не думаю, чтобы она была где-то далеко. Значит так: ты остаешься здесь. Дверь не открывать, на телефонные звонки не отвечать!  А я сейчас…
    - Кирилл, я боюсь оставаться с ним одна! – взмолилась девушка.
    - Оля, это смешно. Он теперь не более одушевлен, чем этот шкаф. Лучше дай мне ключи от ворот и двери.
    Дачный поселок освещался не очень щедро, но вполне достаточно, чтобы найти машину. Прежде всего, Кирилл обошел вокруг Ольгиной дачи.
    «Стоп! Здесь же гравий! Следовательно убийца не стал бы въезжать сюда на машине, чтобы не оставлять отпечатки протекторов. Значит, надо искать ее где-нибудь на подъезде к поселку».
    Кирилл направился к шоссе.
    «Несомненно, он оставил машину в каком-нибудь тупике…»
    Детектив безрезультатно ходил туда-сюда уже около получаса.
    «Черт возьми, но я должен найти эту машину», – злился он, скользя по зарослям кустов и деревьев острым лучом фонарика.
    Он прошел еще дальше и увидел в свете проезжавшего мимо автобуса одинокий джип, стоявший на запасной полосе для мелкого ремонта. Кирилл перевел дыхание и, подойдя ближе к машине, нажал на дистанционное управление. Джип откликнулся, сверкнув красными огоньками.
    «Отлично», – поздравил себя детектив, сел за руль и отвел джип на узкую проселочную дорогу.
    Когда он вернулся в дом, Ольга бросилась ему на шею.
    - Мне было так страшно, – прошептала она.
    - Теперь все в порядке. Я нашел его машину. Давай, давай! – торопил он ее. – Надевай халат, перчатки и принеси одеяло и клеенку, чтобы завернуть тело.
   На счет «три» они пожили труп на одеяло и, ухватившись за края, вынесли его через кухню в гараж, куда Кирилл уже подогнал «Мерседес», и с трудом засунули его на заднее сиденье. Мелентьев сел за руль.
    - И куда теперь? – в волнении спросила девушка.
    - Куда-нибудь.
    Он включил зажигание и невольно посмотрел на труп. Хоть и был тот неодушевленнее шкафа, но неприятное чувство холодком пробежало по спине детектива.
    «Соучастие в сокрытии убийства… статья… - усмехнувшись, подумал он. – Статей-то много, а жизнь – одна!.. Жаль будет девчонку».
    Подъехав к джипу убитого, он сел за руль.     
     - Следуй за мной и держи нормальную дистанцию, – бросил Ольге.
     А сам развернулся и направился в сторону моста. Ольга последовала за ним. Подъехав к реке, они вытащили труп из «Мерседеса» и усадили его на водительское место в джипе. Кирилл нажал ногой на тормоз, перевел ручку коробки передач в положение «драйв», убрал ногу с педали, и машина, разогнавшись и пробив ограждение на мосту, упала в воду.
    «Пока его кто-нибудь обнаружит, у нас будет запас времени. Увы, сегодня мажордом не дождется отчета о выполнении задания… Разозлится… а завтра забеспокоится и начнет поиски…»
         Вернувшись домой, Кирилл первым делом сказал Ольге, чтобы перчатки, халаты и кроссовки она положила в пакет. Сам же принялся осматривать пол в гостиной.
    Выполнив задание, Ольга вернулась к нему.
    - Вот здесь хорошенько с порошком помой полы или еще лучше, помой полы во всей гостиной, чтобы в случае экспертизы это место ничем не выделялось.
    - Но здесь же нет крови.
    - Это на твой взгляд, а эксперт поработает и докажет, что здесь произошло убийство. Давай и побыстрей! – раздраженно скомандовал он. – А я пока отведу свой джип на шоссе.
    Вновь вернувшись на дачу, Кирилл сел за руль «Мерседеса» и проехался несколько раз к воротам и обратно по гравию дачного поселка.
    «Завтра утром здесь будет много следов от машин дачников, но предосторожность не повредит».
    - Все сделала? – войдя в дом, спросил он Ольгу.
    - Да! Полы вымыла, вещи собрала! О, господи! Сколько предосторожностей!
    - И то всего не предусмотришь! Я ведь первый раз действую как преступник.
    - Ты же говорил, что это самооборона! – воскликнула девушка.
    - Преступная, – шутливо уточнил Кирилл.
    - Вот, – протянула она пакет с вещами.
    - И вот, – взял Кирилл орудие убийства, бронзовую статуэтку балерины на массивном постаменте. – Садись в машину! – скомандовал он. – По пути все выбросим в реку…
    Они выехали на шоссе, там Мелентьев пересел в свой джип, мигнул фарами «Мерседесу», и машины друг за другом направились в город.

* * *
    Кирилл посчитал, что лучше всего привезти Ольгу к себе и завтра же отправить ее в Италию.
    Пока девушка принимала душ, он приготовил обильный ужин. Потом сам отправился под освобождающие от усталости упругие струи воды.
    - А теперь кофе! Много кофе, – со значением произнес он, когда ужину было воздано должное.
    - А поспать? – мягко протянула Ольга.
    - Чем быстрее все расскажешь, тем быстрее я тебе предоставлю эту возможность.
    Ольга прерывисто вздохнула.
    - Итак, от орудия убийства, главного вещественного доказательства, мы избавились, – рассуждал вслух Кирилл. – Кто-нибудь видел, как ты приехала на дачу?
    - Думаю, да. Хотя я никого не встретила, но соседи, наверняка, слышали, как я подъехала.
    - Потом подъехал я, потом мы уехали, но ты по рассеянности забыла ключи от городской квартиры и вернулась.  Это для алиби, чтобы объяснить передвижение машин. Если будут расспрашивать, соседи не смогут точно сказать, сколько раз отъезжала и подъезжала машина, скажут приблизительно несколько раз…
    - Ты считаешь, что меня все-таки вычислят?
    - Будем надеяться, что нет. Но чтобы ни случилось, всегда должно быть алиби.
    - Что же теперь со мной будет, Кирилл? – Не могу же я всю жизнь скрываться от… - она замялась, не решаясь произнести имя.
    - От Константина, – подсказал он ей.
    - Абсурд какой-то! Меня хотели убить!.. - все не могла поверить в реальность происходящего Ольга и осторожно провела пальцами по сине-красной полосе на шее. – До сих пор болит. Господи,– неожиданно всплеснула она руками. – Но ведь убила-то я! Я убила человека!
    - Оля, не стоит сейчас вдаваться в анализ случившегося. Как-нибудь потом под лучами неаполитанского солнца, если захочешь – поразмыслишь.
    - Что я должна тебе рассказать? – подняла на него обреченный взгляд девушка.
     - Мы договаривались, что все.
    - Все?.. С самого начала? – усомнилась она.
    - Конец мне известен, так что лучше давай сначала, – с издевкой посоветовал ей Кирилл.
    Ольга закурила сигарету, откинула со лба прядь волос и задумалась.
    - Мы жили в одном доме… были соседями, - пожала она плечами неуверенная в том, что это интересно Кириллу, но, почувствовав его внимание, продолжила: - Ходили в одну школу, но в разные классы. Константин на два года старше меня. Полюбили друг друга… целовались… Ну потом однажды поехали к нему на дачу – и  ничего не получилось. Константина тогда это потрясло. Еще бы!..
Все девчонки по нему с ума сходили. Я чувствовала себя избранницей принца. И вот этот принц так неожиданно оплошал. Через какое-то время мы попробовали снова и опять ничего… полный провал. Позже Константин мне признался, что такое у него происходило со всеми девушками. – Ольга положила окурок в пепельницу и тут же вынула новую сигарету. – Налей еще кофе, – попросила она. – Дальше. Что же дальше?.. Лунев стал известным певцом, а я, окончив балетное училище, не могла найти себе места даже в кордебалете. Мы с ним не прерывали наших сложных отношений и любили друг друга духовно, потому что его плоть по непонятным для нас причинам не могла ответить моей взаимностью. Популярность Константина росла, но он  понимал, что у «голубой звезды» не будет того вселенского размаха как у просто «звезды». Поэтому окутал свою интимную жизнь тайной. Эту тайну знают только мажордом, гомик Валюша, и я.
    - А Гурская?
    - Гурская – блестящая дурра. Мажордом ей наплел, что Константин влюблен в жену какого-то высокопоставленного чиновника и для прикрытия ему нужна невеста. А кто же откажется от шикарной рекламы стать невестой Лунева?
    - А что гомик Валюша?
    - Это все изощрения мажордома, – со злым отблеском в глазах произнесла Ольга. – Он предложил Константину попробовать гомосексуальные отношения… и к моему ужасу, Константин принял их, правда, как временные. Он никогда не переставал надеяться на свое выздоровление. Валюша снимал его стрессы, приводил в порядок нервы. Одним словом, Константин на какое-то время обретал психологическое равновесие. Тогда-то я и стала слушать песню о Зиги. Оказывается не одна я такая – безнадежно влюбленная в гомика. Знаешь, налей мне что-нибудь покрепче, – попросила она.
    - Виски, водку с соком, джин?..
    - Давай для начала водку с соком.
    Кирилл достал длинный бокал и принялся готовить незамысловатый коктейль.
    - Как я понимаю, после Гурской ты должна была стать невестой Лунева?!
    - Да, – вздохнула Ольга. – Теперь он мог позволить себе взять в невесты неизвестную публике девушку. Откуда появилась эта стерва?! – в ярости вскричала она. – Откуда? Не иначе подстроил толстомордый!
    - Так, ну с этим ясно, – протянул ей бокал Кирилл. – Теперь давай о кордебалете.
    - О кордебалете,  - с иронией повторила Ольга и, вынув из бокала соломинку, сделала несколько жадных глотков. – После училища, как я тебе уже говорила, меня не брали ни в один театр. Устроиться мне помог Константин, - она многозначительно помолчала и добавила: - через Дениса Лотарева.
    - Это уже интереснее, – поощрил ее детектив.
    - Да, это все и впрямь очень интересно, – с какой-то злой издевкой согласилась она.
    - Ты увлеклась Денисом?
    - Представь себе! Константин – это только дух, а Денис – это великолепная плоть! Но Денис не заинтересовался мной, он вообще как бы не видел меня. Так… мы с ним переспали несколько раз… Он мог увлечься только неординарной, одаренной талантом женщиной, а я - прилежная посредственность во второй линии кордебалета. Марина Купавина – вот его греза наяву! Налей еще, – протянула она бокал. – Мне надо тебе сказать то, что я ни в коем случае не должна говорить.
    - То, из-за чего Константин ударил тебя, потому что узнал о твоей связи со мной, сыщиком?!
    - Какой ты у меня догадливый, Кирюша, – хмельно улыбнулась девушка. – То, из-за чего, может быть, отравили Дениса.
   Ольга выпила еще полбокала и, закусив орешками, продолжила:
    - Константина и Дениса связывало дело: кража антиквариата и переправка его на Запад, – с пьяной отвагой произнесла она.
    У Кирилла невольно вырвалось:
    - Что?!.. Ты уверена в том, что говоришь?!
    - Хм, – отозвалась с усмешкой Ольга. – Перед тобой – связной.
    - Ну Оля, ты и запуталась.
    - Да ничего я не запуталась, нужны были деньги, вот и все. А Денис? Он что, по-твоему, из-за интереса работал? Тоже были нужны деньги, это потом он наследство получил! Только Костик его из дела-то не отпускал!.. – хитро прищурилась она.
    - Купавина тоже участвовала в этом? – настороженно, боясь услышать положительный ответ, поинтересовался Кирилл.
    Ольга со злостью расхохоталась.
    - А как же! В роли дурочки. Денис пользовался ее именем, оно же не имеет границ, и зачарованная таможня пропускала багаж без досмотра.  Правда, он ее догнал в два счета, но это к делу не относится.
    - И сколько лет это продолжалось?
    - Лет пять, почти вплоть до убийства Дениса. Но не это главное, Костик, он ведь… - она хотела что-то еще сказать, но осеклась на полуслове.
    - Оля, говори все, – пристально посмотрев ей в глаза, приказал Кирилл.
   - Еще налей, – хриплым голосом попросила она.
   - Только кофе!
   - Ну, давай, – безвольно махнула рукой девушка.
   Кирилл заварил свежий кофе и поставил перед Ольгой чашку.
    - Я точно не знаю… правда, не знаю, – в ответ на угрожающий взгляд Кирилла подчеркнула она. – Но Костик, по-моему, помимо антикварных дел с Денисом имеет еще значительно более крупные дела. По обрывкам разговоров я догадалась, что он как-то связан с Баркасом. А Баркас, сам знаешь, кто! Делец, каких мало! Даже скажу больше, у меня сложилось впечатление, что Баркас лебезит перед Костиком.
    - С Баркасом? – невольно повторил вслед за Ольгой Кирилл. – Это серьезно. Но почему ты сказала, что Константин имел дело с Денисом почти вплоть до его смерти, почему почти?
    - Потому что незадолго до гибели Денис категорически отказался от дел с Луневым.
    - Почему?
    - Ну, я думаю, во-первых, потому, что Денис приобрел мировую известность и не хотел больше рисковать, во-вторых, получил громадное наследство и, в-третьих, из-за иконы… как же ее? Какой-то там матери… Владимирской, что ли?.. Одним словом, когда Денис узнал, что ему, а он как раз собирался на гастроли за рубеж, перед отъездом передадут именно эту икону, он отказался. Я сама слышала их разговор. Денис убеждал Лунева, что эта икона – святыня России и что ее ни в коем случае нельзя вывозить из страны. Константин смеялся и называл астрономическую сумму, которую получит за нее. Но Денис все отказывался… отказывался… - Ольга задумалась и замолчала.
    - Ну и что потом? – окликнул ее вопросом Кирилл.
    - А потом, согласился, - развела она руками.
    - Это и вся их размолвка? – разочарованно протянул Кирилл.
    - Нет, - покачала головой девушка. – Икона-то пропала.
    - Пропала? – переспросил детектив.
    - Да, и никто не знает, где она.
    «Так вот что искали в квартире Лотарева – икону! – сделал для себя вывод Кирилл и тут же его опроверг. – Хотя это было бы глупо со стороны Дениса хранить ее дома».
    - Вообще, запутанная история, - подчеркнула Ольга.
    «Вообще-то, да, – мысленно согласился с ней детектив. – Неужели надо было убивать Лотарева только затем, чтобы обыскать его квартиру? Гораздо проще было пригрозить ему переломом ноги, и он бы тут же вернул икону Луневу».
    - А при каких обстоятельствах она пропала? – спросил он у Ольги тщетно щелкающей зажигалкой.
    - Точно никто не знает…
    - То есть?
    - Очень часто я передавала Денису вещи для отправки за границу. Но эта икона была настолько ценной, что ее было поручено отвезти Пете – Боксеру. Он должен был передать икону Денису по пути его следования в Шереметьево, а до этого она хранилась в каком-то там тайнике. В день отъезда Денис ночевал на даче. В назначенное время он подъехал к месту, где его должен был поджидать в «Ниве» Петя-Боксер. Денису надо было лишь притормозить и приоткрыть окно, а Боксеру быстро опустить сверток. Но Боксера на месте не оказалось. Денис ждал его почти полчаса, потом уехал.
    - И что же случилось с Боксером? – поинтересовался Кирилл.
    - Боксер приехал прямо к Луневу. Голова у него была перевязана. Тут же прибежал мажордом, я в это время тоже была там. Боксер представил нам весьма сомнительную версию пропажи иконы. Он рассказал, что подъехал на условленное место за десять минут до появления Дениса. Ничего подозрительного не заметил и принялся ждать. Вдруг, откуда ни возьмись, появляется подвыпивший мужик средних лет. Он сделал Боксеру знак рукой, чтобы тот открыл дверцу. Боксер открыл окно и послал его куда следует. Но тот стал стучать по капоту, бить ногами по бамперу. Это, естественно, привлекало внимание проезжающих, что ни в коем случае не входило в планы Боксера. Тогда он открыл дверцу, вышел, и тут совершенно неожиданно незнакомец чем-то здорово огрел его по голове. Боксер отключился, а когда пришел в себя, иконы в машине уже не было.
    - И Лунев с мажордомом всему этому поверили?
    - Нет, конечно! Но Боксер клялся, божился…
    - А как он описал незнакомца?
    Ольга слегка сморщила лоб, стараясь вспомнить.
    - Высокий, крепкий… очень крепкий… длинные тонкие русые волосы и явно обозначенная лысина… да, и жиденькая бороденка…
    - А Денис остался вне подозрения? – с сомнением спросил Кирилл. – Ведь вполне можно было предположить сговор между Лотаревым и Боксером.
    - Во всяком случае, Лунев сделал вид, что верит Денису. Во-первых, у Лотарева было всего несколько концертов в Мюнхене и Брюсселе. С нашим покупателем он на связь не выходил, а за такое короткое время найти другого надежного просто невозможно. К тому же Денис не стал бы рисковать, ведь тогда – прощай карьера! Во-вторых, воспользовавшись его отсутствием, ребята Лунева перевернули вверх дном и квартиру, и дачу, и гримерную Дениса. Даже сделали тщательный обыск в квартире Купавиной. Естественно, ничего не нашли.
    - Но насколько я понимаю, Константин и Денис не стали врагами?
    - Нет, они крупно выяснили отношения, но расстались приятелями.
    - А что же с иконой?
    - Константин ищет ее по сей день. Где-нибудь она все равно всплывет. Мне кажется, что он подозревает Баркаса.
    - Н-да, – задумчиво протянул Кирилл.
    А Ольга, вздохнув, жалобно произнесла:
    - Так устала… спать хочу, сил нет…
    - Ладно, давай отдыхать.
    Получив разрешение на отдых, Ольга мгновенно превратила диван в просторное ложе. Скинув одежду, нимфой скользнула в прохладный шелк простыней, восхитив соблазнительным извивом Кирилла.
    Такой соблазн поборол усталость. И в ночь, переходившую в утро, они, позабыв обо всем, увлеклись любовной игрой.


    - О!.. Однако, тебе сегодня вряд ли удастся уехать в Италию, - потирая сонные глаза, пробормотал Кирилл, взглянув на часы.
    Ольга вяло пошевелилась и вдруг подскочила, будто пружина из коробки.
    - Ужас!.. – широко открыв глаза, громко воскликнула девушка. – Что же со мной будет? Я тебе вчера с перепугу все рассказала, а теперь, если меня не убьют по приказу Лунева, ты меня отправишь в тюрьму за соучастие в вывозе антиквариата. Ой, какая же я дура!
    - Первый раз слышу от тебя верную самооценку, - потягиваясь, с издевкой бросил Кирилл.
    Ольга, вскочив с дивана, уже в волнении бегала по комнате.
    «Хороша! Ну до чего же хороша!» – невольно покачал головой Кирилл, засмотревшись на прикрытое лишь отблесками солнечных лучей тело девушки.
    - Уже задумался, как бы меня передать в руки правосудия?! – взвизгнула она, потрясая в воздухе руками.
    - Да, задумался, но о другом.
    Он встал, подхватил Ольгу на руки и уложил на диван.
    - Не хочу… и не буду с предателем!.. – вырывалась она.
    Кирилл нашел, как ее успокоить, и Ольга не стала выяснять с кем она – с предателем или приятелем…

* * *
     Мелентьев пытался дозвониться по телефону своему знакомому и попутно объяснял Ольге ее положение:
    - С хищением антиквариата еще надо разобраться, но в любом случае, я ничего не скажу. Я не могу воспользоваться твоей исповедью во вред тебе.
    - Так другие скажут…
    - Кто знал о твоем участии?
    - Денис, Константин и мажордом.
    - На молчание Дениса мы можем полностью положиться, - пошутил Кирилл. – А с Луневым и мажордомом, придется еще очень долго разбираться, если вообще придется. Сейчас только они представляют для тебя угрозу. Ты – свидетель прошлого Константина, - несколько слов журналистам, и имидж потрясающего любовника окрасится в ярко-голубой цвет.
    - А вдруг они догадаются, что я хочу улизнуть, и их люди будут поджидать меня в аэропорту.
    - Вряд ли. Может быть, еще даже не обнаружен труп твоего незадачливого убийцы. В любом случае, у тебя выход один – Шереметьево. Так что давай мне ключи, я заеду к тебе за документами.
    - Но ты же говорил о фальшивом паспорте?!
    - Совершенно верно. Но фальшивый паспорт тебе будет нужен только для пересечения границы, чтобы Лунев не смог напасть на твой след. А там ты будешь проживать по своим документам и пользоваться своей кредитной картой. Уверен, что она у тебя есть.
    - Есть. Все лежит в шкафу в коробке из-под духов «Живанши». - Ольга прижалась к Кириллу. – Прости меня, я была дуррой, не оценила какой ты.
    Он провел рукой по ее волосам и усмехнулся.

    На следующее утро по дороге в аэропорт Кирилл давал Ольге последние наставления.
    - Не волнуйся, я все поняла. Но как бы мне узнать, кто эта стерва? – опасно щуря глаза, произнесла она вслух мучивший ее вопрос.
    - Оставь, – поморщился Кирилл.
    - Нет, надо идти по свежим следам… и я узнаю!.. И отомщу! Так отомщу Костику Луневу, что он будет кататься по полу и выть на луну и солнце…
    Кирилл даже чуть отстранился в сторону и не без удивления взглянул на Ольгу, позабывшую обо всем. Ее внутреннее «я» вырвалось наружу и отобразило ее истинное лицо. Оно было ослепительно красиво и в тоже время ужасно: губы покрылись влагой от сочившегося с них яда ненависти, в глазах сверкали острые извивы молний, пальцы хищно подрагивали, будто искали шею жертвы…
    «По-моему, я недооценил Оленьку, - неожиданно для себя сделал вывод Кирилл. – Черт возьми!.. Может быть, я сейчас собираюсь отправить в Италию отравительницу Лотарева и Омутова?! Версия хотя и сомнительная, но имеет право на существование, как и всякая другая. И Лунев хотел ее убрать именно потому, что она знает заказчика в лицо».
    Кирилл остановил джип и помог Ольге выйти из машины. Она что-то ему говорила, он что-то ей отвечал. А в голове вертелась, металась только одна мысль: «Еще не поздно!.. Еще можно вернуться!..»
    А Ольга уже покрывала его лицо поцелуями и шептала, шептала…
    - Спасибо… любимый… милый… я так буду ждать нашей встречи… и никогда тебя не забуду!..
    «Еще бы!.. Забыть такого идиота, – мысленно согласился с ней Кирилл. – Однако придется рискнуть. Во всяком случае, у  меня остается возможность спустя какое-то время с цветами встретить убийцу в аэропорту. Но сначала я должен устранить все сомнения, исключить всех фигурантов и только после этого принять недооцененную мною Оленьку в свои объятия и защелкнуть на ее хрупких запястьях наручники. Что ж, прощай на время, Оленька, но не навсегда».
    Он взмахнул рукой, она - послала воздушный поцелуй.

ГЛАВА  ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

   Проводив Ольгу, Кирилл направился в офис на заседание совета.
«Куда же могла пропасть икона? И был ли на самом деле тот крепкий мужчина средних лет с явной лысиной и жидкой бородой?  Кто и зачем убил Киру Репнину, а главное, есть ли связь между ее убийством и убийством Лотарева? А что если Денис сам нанял этого лысого, чтобы похитить икону, а затем  передал ее на хранение Кире Репниной?! Однако вряд ли Денис стал бы связываться с такими сомнительными людьми, он слишком дорожил своей карьерой и слишком любил балет. И все-таки я почти уверен, что убийство Репниной никак не связано с убийством Лотарева. Если бы Репнина просто искала место горничной, то, учитывая, свой возраст, не пошла бы наниматься к Луневу. Вне всяких сомнений она хотела попасть именно к нему. Скорей всего она вбила себе в голову, что безумно влюблена в Константина. О чем она могла мечтать? Провести ночь любви с кумиром?  Ясно одно: Репнина стала свидетелем того, что держалось в тайне, и мажордом приказал ее убрать. Вот такой поворот в этом деле мне кажется более вероятным. Лотарева убили, она осталась без работы. Услышала о наборе горничных. Изменила внешность. Мажордом допустил оплошность и принял ее. Она же была не столько занята работой, сколько подслушиванием, подсматриванием, выслеживанием Лунева. И на свою беду ей удалось увидеть что-то такое… Ну конечно! -  мысленно воскликнул детектив. – Знаменитый любовник Лунев на самом деле оказался геем. Уверен, она застукала его за «голубыми» забавами.  Так благодаря вынужденным откровениям Оленьки все стало на свои места. Репнина была убита, потому что проникла в «голубую» тайну Лунева. Значит, произошло роковое стечение обстоятельств, которое и повело следствие по ложному пути. Но что мне это дает?.. Только то, что убийца Лотарева и Репниной не одно и то же лицо. Что ж, пусть Леонид занимается поисками убийцы Репниной, а я продолжу свое следствие». Однако надо поработать и в офисе», - заставил себя отключиться от разработки версий  Кирилл.
    Июльский день незаметно склонился к закату. Выходя из кабинета, Мелентьев не без сожаления взглянул на яркие обложки туристических журналов, лежавших на столе секретаря.
    Усталый, недовольный он вернулся домой, и первым, кто его встретил, был телефонный звонок от Ольги с нежным поцелуем и словами «спасибо, дорогой!»
    «Смейся, смейся, отравительница, – мысленно отвечал он ей. – Посмотрим, как ты замечешься, когда я…»
    Сознание совершенной глупости железным обручем сдавило голову. Кирилл упал на простыни, которые все еще пахли коварными духами Ольги.

* * *   
    Перед тем как вылететь в Петербург, Кирилл заехал в театр к Марине. В одном из коридоров он встретился с Валерием Дубовым, и ему показалось, что тот как-то уж очень насмешливо улыбнулся, завидев его.
    «И до тебя дойдет очередь, – мысленно сказал ему вслед детектив. – Со всеми разберусь!»
    Он осторожно приоткрыл дверь в репетиционный зал. Марина танцевала с Феликсом. Ее взгляд был восторженно-отрешенным. Преодолев силу земного притяжения, она парила в высших сферах. Феликс, напротив, был слишком поземному сосредоточен. Аркадий Викторович, глядя на него, недовольно морщился. Заметив Кирилла, он протянул ему руку и грустно спросил:
    - Ну что?
    Кириллу оставалось только усмехнуться и извиняющимся тоном ответить:
    - Ничего…
    - После второго отравления Марина стала нервничать, – шепнул ему Бельский. - Со смертью Дениса все сошло на нет. Я столько сил вложил в «Олимп», но Феликс не потянет. Ему не Аполлона танцевать, а Гефеста, - сокрушенно качал головой Аркадий Викторович, - я все чаще думаю, а не лучше ли отложить постановку «Олимпа»?
    Кирилл внимательно посмотрел на золотоволосого Феликса и не узнал его. Марина своей энергией преобразила безобразного Гефеста в Аполлона. Бельский инстинктивно схватил Кирилла за руку и прошептал:
    - Когда он так танцует, я готов простить ему все!..
    Музыка взметнула их в последнем аккорде, и они замерли прекрасным изваянием.
    Марина чуть вздрогнула от наступившей тишины и, очнувшись, увидела Кирилла.
    - Здравствуй, – как-то подчеркнуто безразлично произнесла она, подойдя к нему.
    - Я зашел проститься…
    - Ты уезжаешь? – подняла на него бездонные глаза Купавина.
    - Да.
    - Хорошо, – с каким-то удовлетворением сказала она.
    - Мариночка, – обратился к ней Бельский, - ты можешь отдохнуть полчасика. Я поработаю с Феликсом.
    Феликс, вытирая пот, подошел поздороваться с Кириллом.
    «А может быть, это Феликс отравил Лотарева, чтобы занять его место? Отчего он задурил? Совесть мучает? Так, все по порядку. Очередь Феликса еще не подошла. Иначе от такого обилия фигурантов я рискую сойти с ума», - мысленно заставил себя успокоиться Кирилл.
    - Мы можем поговорить? – спросил он Марину.
    - Если хочешь, пойдем ко мне в гримерную, – холодно ответила она, накинув на плечи халат.

    В гримерной опадали белые розы перед портретом Дениса.
    - Я хотел спросить… - начал, было, Кирилл.
    - Нет. Сначала я скажу тебе, – упорно глядя в сторону, сухо перебила его Марина.
    Кирилл со вниманием посмотрел на нее.
    - То, что произошло между нами… - она растерялась, нужные слова предательски покинули ее. – То, что… - вновь начала она, - одним словом, это не должно повториться.
    Кирилл не дал возможности тяжелой паузе повиснуть в воздухе. Он, словно мячик, подхватил ее фразу:
    - Совершенно верно! Это не должно повториться! Это должно быть лучше!
    Он с силой обнял Марину. Ее темные глаза заметались в смятении от столь неожиданного ответа, а губы задрожали от туманящего разум поцелуя.
    - Ты… ты… - задыхаясь, что-то хотела сказать она.
    - Я просто мужчина, которого ты сводишь с ума, - подсказал ей Кирилл. – И мне это нравится.
    - Куда ты уезжаешь? – нашла в себе силы Марина, чтобы вырваться из пьянящих объятий.
    - В Петербург.
    В бездне ее глаз сверкнули злые огоньки.
    - Алина, – с издевкой прошептала она.
    - Да, мне необходимо с ней встретиться.
    - Купи камелий, увядающей красавице, чтобы ей было чем прикрыть свои морщины.
    - Марина, какая ты злая, – рассмеялся Кирилл.
    - Не больше, чем все женщины!
    - Но ты – не такая, как все, – совершенно искренне заметил он. – Ты – танцующая женщина! И сегодня ты была великолепна.
    - Спасибо, – чуть дрогнули улыбкой ее губы.
    - И Феликс то же был в ударе.
    - Ох, с Феликсом трудно, – посетовала она. – Бельскому как-то удалось привести его в чувства. Будем надеяться, что он больше не сорвется. Я с Аркадием делаю все, чтобы «Олимп» обрел жизнь. Мы хотим посвятить его памяти Дениса…
     Кирилл понимающе кивнул.
    - Ну, я пошел, божественная Марина. До встречи.
    - До встречи, – с тревожной радостью в глазах произнесла она и, привстав на пальчики, коснулась губами его губ.
    - Ух, – тяжело вздохнул Кирилл, - и, забыв, что она почти хрустальная, сжал ее в бесконечном объятии.

* * *
    Прилетев в Петербург, Мелентьев направился в театр и попал  в самый разгар репетиции. Он потихоньку вошел в зал, воспользовавшись именем Гаретова, и превратился в зрителя. На сцене был сам Александр Николаевич в парике и камзоле ХVIII века. Кирилл догадался: репетируют «Стакан воды» Скриба. И тут появилась Алина Фролова – герцогиня Мальборо, яростно боровшаяся за любовь юного лейтенанта. Она была восхитительна в своем диалоге с Гаретовым, пропитанным ядом насмешки и едким привкусом иронии; она была льстиво-опасна в разговоре с королевой и многозначительно добра, беседуя с глазу на глаз, с лейтенантом.
    По окончании репетиции Кирилл постучал в дверь гримерной Гаретова.
    - Войдите, – раздался его усталый голос. – А, – увидев Кирилла, - приветливо воскликнул он. – Проходите, проходите. Очень рад вас видеть. Приехали на спектакль? – снимая парик, поинтересовался актер.
    - И, да и нет. Я все еще не нашел убийцу Дениса.
    - Понимаю, – грустно закивал он. – Если бы так легко было находить убийц, их бы, пожалуй, и не было.
    - Александр Николаевич, – открыв дверь, произнесла Алина Фролова, но, заметив Кирилла, замолчала.
    - Алиночка, – обратился к ней Гаретов. – Вот тот молодой человек, о котором я тебе говорил. Он ведет расследование убийства нашего Дениса.
    Кириллу показалось, что Алина вздрогнула, но тут же протянула руку и сказала:
    - Очень приятно.
    Кирилл почтительно пожал ее прохладно-шелковистую ладонь.
    - Что привело вас в Петербург? – спросила она и, легким движением отбросив шлейф платья, словно еще находилась на сцене, села на стул.
    - Поиски убийцы.
   - Вы полагаете, что убийца в Петербурге?! – в полном изумлении воскликнула она.
    - Простите, - смутился Кирилл. – Я недостаточно точно выразился. Я имел в виду поиски психологических предпосылок убийства.
    - То есть? – продолжала свой допрос Фролова.
    - То есть, что из прошлого Дениса  могло послужить мотивом для его убийства.
    Алина надменно расхохоталась:
    - Вы зря теряете время.
    - Алиночка, не будь столь категорична, – мягко посоветовал ей Александр Николаевич. – Откуда нам знать?
    - Да только мы с вами и знаем. Вся жизнь Дениса в Петербурге прошла на наших глазах и если бы… - в ее голосе послышались ноты ярости, - и если бы он не уехал, он остался бы жив. Его убил балет руками Бельского и Купавиной… - не договорив, Алина вышла из гримерной, но через минуту вернулась с сигаретой.
    - Алиночка, ты несправедлива, - веско возразил ей Александр Николаевич. – Купавина и Бельский помогли Денису стать тем, кем он должен был стать. Без балета он не смог бы жить.
    Алина протестующе взмахнула рукой, но Александр Николаевич не дал ей возможности говорить.
    - Ты сама знаешь, - с напором продолжал он, - что я не меньше твоего хотел, чтобы Денис перешел к нам в театр. У него были все данные, чтобы стать большим актером, но он не мог, пойми же ты, наконец, он не мог не танцевать!
    Алина бессильно опустилась на стул.
    - Ну вот, мы опять с тобой сцепились, - тяжело вздохнул Гаретов. – Алиночка, не вини ни себя, ни меня, что мы не удержали его в Петербурге. Его талант был неизмеримо сильнее нас с тобой.
    Алина молча кивнула, и по ее щекам заструились ручейки слез.
    - Алиночка, милая, – вскочил с кресла Александр Николаевич. – Успокойся! Ну что ж теперь поделаешь?! – с невыразимой болью воскликнул он. – Что ж теперь поделаешь?!.. Это удел таланта – быть отравленным посредственностью.
    Алина прижалась щекой к его руке.
    - Простите, Александр Николаевич,  я вас расстроила.
    - Бог с тобой, Алиночка, – тяжело вздохнул он. – После смерти Дениса я и не настраивался…
    - Я… я… - по-детски беззащитно всхлипнула Алина. – Я тоже… - и, обняв за шею Гаретова, зарыдала.
    Кирилл, совершенно растерявшись, стоял у стены. Гаретов указал ему взглядом на бутылку минеральной воды. Он наполнил стакан и протянул Фроловой. Она сделала несколько глотков и, тихо сказав: - Простите, –  вышла из гримерной.
    - Вот и поговорили, – грустно констатировал Александр Николаевич. – А как я понимаю, вы приехали именно из-за Алины.
    Кирилл с тревогой посмотрел на него.
    - Не отчаивайтесь, я вам помогу встретиться с ней. Она – сильная женщина. Хотя, как я понял, быть сильной – это самое большое несчастье для женщины. Насколько удобнее быть слабой и прижиматься к чьему-то плечу. Но женщины, которым позволена такая роскошь – это избранницы судьбы. Алиночке так не повезло. - вздохнул Гаретов.
    - Вы остановились в гостинице? – спросил он Кирилла. – Тот кивнул. – Оставьте мне свой номер телефона. Я вам позвоню, когда можно будет поговорить с Алиной. Воспользуйтесь вынужденной паузой, - улыбнулся он, – наслаждайтесь Петербургом.
    Кирилл попрощался с Гаретовым и вышел. Идя по коридору, он невольно замедлил шаг у двери с табличкой Народная артистка РФ А.В.Фролова. Из гримерной не доносилось ни звука. Он уныло пожал плечами и побрел к выходу.

* * *
    Наслаждаться Петербургом не удавалось. Острое чувство, что он вряд ли выйдет победителем из поединка с убийцей Лотарева портило Кириллу все настроение.
    «Гений и злодейство – две вещи несовместные…» – вспомнил он знаменитую формулу. – А что, если я столкнулся с Гением зла?»
    Кирилл вернулся в свою гостиницу, поднялся в номер и, не раздеваясь, упал на кровать. Голову сразу же наполнили мысли об Ольге: что, если всего несколько дней назад он держал убийцу в своих объятиях? Кирилл подскочил как ужаленный и вдруг вспомнил о петербургском номере телефона, который он списал из блокнота Ольги.
    Кирилл отыскал его в своей записной книжке и позвонил. К телефону подошли довольно быстро.
   - Лидия вас слушает.
   - Здравствуйте, – сказал Кирилл и без паузы добавил: - Мне надо с вами встретиться.
    - А вы от кого?
    - О, я от многих, - не смутился вопросом Кирилл. – От Ольги Романцевой, например.
    - Простите, не знаю.
    «Черт! Но от кого же я еще могу быть?!» – злился Мелентьев.
    - От Ксении Ладогиной, – наугад назвал он имя одной из цариц столичного артистического бомонда.
    - От Ксении Ладогиной? – почтительно переспросила Лидия. – А вы, простите, кто?
    - Близкий друг.
    - Представьтесь, пожалуйста.
    - Кирилл Мелентьев.
    - Она сама вам дала номер моего телефона? – все еще продолжала осторожничать таинственная Лидия.
    - Да, – уже начал терять терпение Кирилл.
    - В чем ваша проблема?
    Кирилл растерялся.
    «Какая у меня может быть проблема, если ее услугами пользуются женщины?!»
    - Мне не хотелось бы говорить об этом по телефону, - тянул время детектив.
    - Я вас понимаю, - все еще не решаясь на встречу, проговорила Лидия, но, помолчав, добавила: – Хорошо. Я вас запишу, скажем… на следующий четверг.
    - Нет, – вскричал Мелентьев. – Я должен встретиться с вами немедленно.
    - О, но это будет стоить дороже.
    - Не имеет значения, – бодро воскликнул Кирилл.
    - Тогда, через два часа.
    - Отлично, – тут же согласился он.
    - Запишите адрес…
    - Спасибо. Буду вовремя, – произнес весьма заинтригованный детектив. «И куда же это я попаду через два часа?» – рассмеялся он.

* * *
    Отправившись по указанному адресу, Кирилл обнаружил трехэтажный недавно отреставрированный особняк. Он нажал на кнопку видеофона и терпеливо выждал, пока его рассматривали на экране. Наконец Лидия спросила:
    - Вы кто?
    - Кирилл Мелентьев.
    Замок мелодично щелкнул, и он вошел в просторный вестибюль. Интересующая его квартира находилась на третьем этаже.
    - Проходите, – пригласила его молодая женщина со жгуче-черными волосами.
    Кирилл вошел в коридор, освещенный бледно-розовыми лампами.
    - Проходите, – повторила приглашение хозяйка, увлекая его вглубь мягким движением руки.
    Они вошли в просторную комнату с большим круглым столом посредине. Тонкие струйки голубоватого света скользили по стенам и потолку.
    - Садитесь, – сказала молодая женщина, и первая опустилась на стул.
    В то же мгновение люстра с матовыми плафонами зажглась над столом.
    «Так, кажется, все понятно. Мужчины этим обычно не занимаются, поэтому она была удивлена моим звонком».
    Кирилл внимательно смотрел на Лидию, а она на него.
    «Не удивлюсь, если она окажется цыганкой или молдаванкой», - сделал он первоначальное заключение.
    В свою очередь, вдоволь насмотревшись на Мелентьева, Лидия пожала плечами:
    - Ничего не понимаю!.. Вижу, что вы чем-то очень озабочены, но только не любовью. Так что же вы хотите?
   - Узнать все про одну девушку, точнее женщину, - поправился Кирилл, имея в виду Марину.
    - Хорошо.
    Лидия разложила карты.
    - Она вам не изменяет, но и не любит, как вам того бы хотелось…
    - Вот, вот… - ухватился Кирилл. – А как сделать, чтобы полюбила?
    - Есть много способов, например, приворот по фотографии.
    - Нет, мне бы более действенный… самый действенный способ! – устремив на Лидию молящий взгляд, сказал Кирилл.
    - Самый действенный? – прищурила она глаза. – Самый действенный дорого стоит.
    - Цена меня не волнует! А что это?
    - Любовный напиток, – таинственно произнесла она.
    От неожиданного ответа кровь ударила детективу в голову.
    «Неужели я напал на след?! – мысленно воскликнул он. – Дениса Лотарева отравил не какой-то таинственный враг, а женщина, которая таким образом отомстила ему за измену!»
    - А это не опасно?
    - То есть? – не поняла Лидия.
    - В смысле здоровья.
    - Что вы! – благородно возмутилась колдунья ХХI века. – У меня диплом химика. Я не делаю отраву! Все основано на натуральных компонентах. Но, если вы сомневаетесь, то лучше не надо. Я поработаю с фотографией. А то потом претензии начнутся, – будто вспомнив что-то, добавила она.
    - А нет ли у вас какого-нибудь напитка, чтобы устранить соперника? – сверкнув глазами, наклонился поближе к ней Кирилл.
    - Соперника вообще-то устраняют с помощью определенных остудных слов. Но в принципе, я могу сделать специальный эликсир.
    - Лидия, – многозначительно глядя ей прямо в лицо, жарко зашептал Кирилл. – А не могли бы вы изготовить какой-нибудь тонкий яд? Ну, например, яд Борджиа?!..
    - Что?! – глаза Лидии почти выпрыгнули из орбит, ослепительно сверкнув белками. – Вы в своем уме? Что вы мне предлагаете?!  Я уже не рада, что согласилась встретиться с вами.
    «Э, милая! Ты еще пожалеешь об этом», - съязвил про себя Мелентьев, а вслух сказал: - Цена – безгранична в пределах разумного.
    - Я не занимаюсь изготовлением ядов! – поджав губы, с раздражением бросила она.
    - Лидия, я вас очень прошу! Об этом не узнает никто! Вы же сами понимаете, конфиденциальность, прежде всего в моих интересах.
    - Я вам повторяю, я не занимаюсь, и никогда не занималась изготовлением ядов. Моя сфера – любовные привороты.
    - Ну я вас очень прошу, – тем не менее продолжал Кирилл.
     Лидия поднялась из-за стола, в волнении прошлась по комнате и, повернувшись к своему визитеру, сказала:
    - Молодой человек, я думаю, вам лучше уйти!
    - Значит, окончательное нет? Ну а если?..
    - Никаких если. До свидания, – указала она ему рукой на дверь.
    - Хорошо, хорошо, – поспешил успокоить ее Кирилл. – А мог бы я взглянуть на вашу, так сказать, любовную лабораторию?
    - Я вызову охрану, – угрожающе возвысила она голос.
    - Понятно, – кивнул Кирилл и, посмотрев на нее испытывающим взглядом, сказал: - А теперь, сядьте, Лидия, и очень подробно расскажите мне, какой напиток вы изготовили для Алины Фроловой.
    Лидия широко открытым ртом глотала воздух, глядя во все глаза на удостоверение сотрудника МУРа, которое показал ей Мелентьев.
    - Да… Да… – обретя дар речи, с жаром согласилась она. – Мне скрывать нечего.
    - Вот и хорошо. А пока мы будем с вами беседовать, я, конфиденциально, приглашу экспертов, чтобы они взяли на анализ из вашей лаборатории образцы любовных напитков.
    Кирилл связался по телефону с Леонидом Петровым и объяснил ему ситуацию. Леонид пообещал в экстренном порядке договориться с местным уголовным розыском. Час спустя эксперты уже были в лаборатории по изготовлению приворотных эликсиров.

* * *  
    Кирилл рассматривал цветы в широких керамических вазах.
    - Вот эти, пожалуйста, – указал он на букет густо-красных камелий.
    - Вам упаковать? – спросила продавщица.
    - Да, положите в коробку.
Он собирался на встречу с Алиной Фроловой. Актриса согласилась принять его у себя.
    Войдя в четырехэтажный особняк, Кирилл объяснил крепкому охраннику цель своего визита. Тот позвонил Фроловой и, убедившись, что г-на Мелентьева ждут, сказал:
    - Третий этаж.
    Алина уже ждала его на площадке у открытой двери. Кирилл галантно припал к ее руке и протянул коробку с камелиями.
    - О, мои любимые, – улыбнулась актриса. – Спасибо, вы очень внимательны.
    Она провела своего гостя в зал, дизайн которого был основан на утонченном смешении стилей и, отразившись в зеркалах, вышла. Вернувшись с кувшином в руках, она налила воду в вазу и поставила цветы. Кирилл любовался ее строгими, выверенными сценой движениями: никакой суетливости, ничего лишнего.
    Светло-русые, коротко подстриженные волосы, большие прозрачно-серые глаза с коварной поволокой, не идеальный, но милый профиль, верхняя губа почти без выемки посредине, придавала ей особое очарование, но главное – голос, который можно было узнать из тысячи: немного низкий с легким чувственным придыханием….
    - Я… - и вот это придыхание… – Я слушаю вас, – произнесла она и повернулась к нему, как, несомненно, поворачиваются только королевы.
    - Я хотел бы задать вам несколько вопросов относительно Дениса Лотарева.
    Немного помолчав, будто собираясь с силами, Фролова кивнула.
    - Я… понимаю… Садитесь, – пригласила она своего гостя и вновь повернулась к цветам.
    - Когда в последний раз вы виделись с Лотаревым?
    - Я была на его спектакле… том, - опуская голову к камелиям, пояснила Фролова.
    - Вы были у него в гримерной? – и, почувствовав, что сейчас Алина будет лгать, тут же добавил: - Вас там видели.
    Она молчала несколько секунд, склонившись к камелиям.
    - Я занесла ему букет цветов от себя и Александра Николаевича. Но Дениса я не видела.
    - Вы были в гримерной одна?
    Алина явно смешалась.
    - Да… но всего несколько минут. Потом кто-то еще принес цветы…
    Кирилл с грустью покачал головой, медленно поднялся с кресла, подошел к Фроловой и, глядя в ее прозрачно-серые испуганные глаза, произнес:
    - Но вам этого было достаточно, чтобы влить яд в склянку Лотарева!
    - Нет… Нет… – задыхаясь, запротестовала Фролова. – Нет!! – но, столкнувшись со спокойным, уверенным взглядом  Кирилла, замолчала.
    - Я был у Лидии, и она подтвердила, что по вашей просьбе приготовила «любовный напиток», который вы и влили в склянку Лотарева. Вы отравили своего бывшего любовника!
    Алина опустила голову.
    - Да. Но я… я не хотела этого…
    Она села на диван и закрыла лицо ладонями.
    Кирилл не нарушал ее молчания.
    - Что ж… так даже лучше… несомненно, лучше, – наконец произнесла она. – Вы не поверите, как я мучилась, проклинала себя, проклинала эти руки, налившие яд… Денис, прости! Прости, меня!
    Она подошла к его большой фотографии в черной раме, стоявшей на камине, и, взяв ее, принялась целовать и обливать слезами.
    Немного успокоившись, Алина сказала:
    - Молодой человек, у меня к вам большая просьба.
    - Да, слушаю вас.
    - Так как вы – частный детектив, а не сотрудник уголовного розыска… вы могли бы перенести мой арест на послезавтра? Я ведь все равно никуда не скроюсь, слишком знаменита, - усмехнулась она. – И потом, от себя самой мне все равно дороги нет. А время мне надо, чтобы привести свои дела в порядок. Просмотреть бумаги, письма, закончить съемку своего последнего фильма. Жаль режиссера, сейчас так сложно собрать деньги на фильм, а мне-то и осталось всего несколько реплик, - она вопросительно смотрела на Кирилла.
    Она все рассчитала верно: никакой мужчина, если он, конечно, настоящий мужчина, не мог бы отказать Алине Фроловой.
    - Да… я смогу это сделать… Но, простите за дерзость, только при одном условии.
    Ресницы Алины вздрогнули в королевском недоумении.
    - Вы мне расскажете все.
    - Но ведь вы сами обо всем догадались, – непонимающе воскликнула она.
    - Догадался, – согласился детектив. – Но догадка всегда имеет плюс-минус погрешности, а я люблю точность.
    Алина устало улыбнулась.
    - Что ж, если такой ценой я могу купить день свободы… пожалуй, – Садитесь, - предложила она. - Я принесу кофе. Напьюсь напоследок кофе с коньяком, – с вялой усмешкой добавила она.
    Кирилл предпочел не смешивать коньяк с кофе и, наслаждаясь изысканным вкусом настоящего «Деламэн», приготовился слушать.
    Алина облокотилась о подушки дивана и, зажав между пальцев с серебристыми ногтями янтарный мундштук, начала своим знаменитым голосом с легким придыханием:
    - Дениса привел к нам в театр Александр Николаевич, потому что в театре оперы и балета ему не давали танцевать. Бельский изо всех сил старался его отстоять, а потом и сам был вынужден уехать в Москву.
    Когда я впервые увидела Дениса, красивого и словно созданного для балетной сцены, мне стало его жаль. Он выглядел совершенно сломленным, потерянным, что, согласитесь, странно, для восемнадцатилетнего парня. Только на репетициях он оживал, становился самим собой. Мы играли спектакль о любви: терзали друг друга в диалогах, мучились сценической разлукой и, победив ее, пели гимн всем влюбленным. Если помните, спектакль так и назывался:  «Только влюбленный!»  Последней репликой Дениса, перед тем как опускали занавес, были слова Блока: «Ибо только влюбленный имеет право называться человеком!» - Алина тяжело вздохнула. - Денис полюбил меня! Да, да!.. – словно отвечая на возражения Кирилла, неожиданно яростно произнесла она. -  Он первый сказал мне об этом! Я не была той хищницей, железными когтями вцепившейся в красавца юношу, о которой писали в журналах. Он признался мне в своем чувстве и боялся, что я его оттолкну. Но я сама, чуть ли не с первой репетиции, полюбила его. Пусть это звучит напыщенно, недостоверно, но моя любовь спасла Дениса, благодаря мне он обрел уверенность. Боже, как я его молила остаться в нашем театре, забыть этот проклятый балет! Не скрою, он колебался, он был близок к тому, чтобы согласится. Но тут приехал Бельский, и все началось сначала. Он принялся уговаривать его ехать в Москву, обещал неограниченную возможность танцевать… танцевать!.. – с ненавистью несколько раз произнесла Алина. – Я умоляла его до последнего… предостерегала… Но он сказал: «К прошлому возврата не будет, не волнуйся». – Мне пришлось смириться.
    - Простите, к чему прошлому? И почему вас это не должно было волновать? – мгновенно заинтересовался Кирилл.
    Алина, не совсем понимая, посмотрела на него.
    - А, вероятно, я не точно выразилась. Я имела в виду, возврата к драматическому искусству. Ведь его кумиром был только балет! Налейте-ка мне коньяку, – попросила она своего гостя  и, пригубив полрюмки, продолжила: - Мы договорились встречаться так часто, как это будет возможно. Я даже купила квартиру в Москве. Но тут Бельский подсунул Денису Купавину. Поймите, - ломая свои пальцы, с каким-то отчаянием говорила Алина. – Она не могла так понять и так полюбить Дениса, как я. И он… он был просто в ослеплении от ее таланта, но любви не было! Денис приехал ко мне в Питер и умолял простить. – «Я хочу жениться на Марине», – довершил он свой удар. – Что я могла сделать? – зябко вздрогнули ее плечи. – Вернее, я сделала все, что могла, но он ушел к Купавиной, и мне оставалось только забыть его. Я пыталась… были какие-то романы, увлечения, алкоголь… Но все бесполезно. И тут долетели слухи, что свадьба Дениса с Купавиной  откладывается, что он увлекся какой-то опереточной примадонной, если не ошибаюсь в хронологии, потом какой-то моделью, потом еще кем-то из кордебалета… Я почувствовала, что у меня появился шанс вернуть его. Как раз в это время я снималась в Москве. Мы вновь, тайно, начали встречаться, но… в результате он опять ушел к Купавиной. Почему?.. Я много думала над этим. Вероятно, из опасения испортить себе карьеру. Ведь их дуэт обретал мировую известность, и пока ведущей в их тандеме была Купавина. Я ни на минуту не сомневалась, что он не любил ее. Свое ослепление ее талантом он принял за любовь. И тут одна приятельница подсказала мне обратиться к Лидии. Скажу честно, я не очень верю во все эти привороты, заговоры. Но отчаяние подтолкнуло меня рискнуть. Когда я пришла к Лидии, она разложила карты и сказала: «Ему грозит опасность! Ты должна помочь избежать ее!» – «Опасность? – удивилась я. – Но какая?!» -  «Точнее сказать не могу» - «Может быть, опасность депрессии?» – допытывалась я. – И тут же вспомнила. После гастролей в Париже Денис стал каким-то особенно нервным. Мог вспылить из-за пустяка. Но Купавина не желала понять его состояния и постоянно сорилась с ним. Потом все как будто уладилось, но я чувствовала - это затишье перед бурей. И вот я вновь пошла к Лидии, - вздохнула Алина, - и попросила вернуть его мне. – «Чем черт не шутит! – думала я тогда. – Вдруг поможет?» - Лидия взялась привораживать, но ничего не вышло. Денис даже звонить мне перестал. Я опять пошла к ней, и тогда она предложила мне попробовать любовный напиток, как самое дорогое и действенное средство. Я вошла в азарт, я хотела, во что бы то ни стало вернуть Дениса, и согласилась. Но как заставить Дениса выпить незаметно для самого себя любовный напиток, вот в чем была проблема! Однако я нашла выход, ведь мы с ним – артисты!..  Он только готовился сыграть Ромео, а я уже давно отыграла свою Джульетту и запомнила навсегда: «Что вижу я! В руке Ромео склянка!..» – Склянка! – с ударением повторила Фролова. – Я знала, что спектакль оформляет Валерий Дубов, значит, все будет настоящее, в том числе и склянка. Я прилетела на премьеру. Прошла за кулисы, дождалась, когда все вышли из гримерной, зашла, взяла склянку, которая стояла на столике, перелила любовный напиток из своего флакона, поставила склянку на место и тут же ушла. Потом произошел весь этот ужас! – Алина залпом выпила рюмку коньяка. – И я поняла, что отравила Дениса. Вернувшись, словно в страшном сне в Питер, я бросилась к Лидии  и, угрожая самой страшной расправой,- я грозилась нанять убийцу, который сначала будет пытать ее, а затем разрежет на куски, - ну, что-то в этом духе, - устало махнула рукой Фролова, - принялась допытываться, кто заплатил ей, чтобы она дала мне яд, и я своими руками отравила Дениса? Лидия стала божиться перед всеми иконами, что никогда не изготовляла никаких ядов, и что мне она дала  настой на травах, заговоренный специальными словами… - «Тогда от чего умер Денис?!» - в исступлении закричала я.
    - В самом деле, от чего? – повторил ее вопрос Кирилл.
    - Я долго думала и пришла к выводу, что это, вероятно, реакция организма танцовщика. Представьте, третий акт, все силы отданы и вдруг… какой-то настой попадает в организм. Может быть, это один случай из тысячи, но он произошел именно с Денисом.
    Кирилл с нескрываемым сомнением смотрел на Фролову.
    - А когда в последний раз вы были у Валерия Дубова?
    Она с явным недоумением пожала плечами.
    - Не помню. Какое это имеет значение? И вообще, я стараюсь избегать места, где могу столкнуться с Купавиной.
    - Вы не можете простить Марине, что Денис предпочел ее вам?! – с наглой жестокостью поставил вопрос Кирилл.
    - По-моему, вы переходите границы, - довольно слабо выразила свой протест Фролова. – Впрочем, с убийцами не церемонятся. Но я отвечу: я просто не переношу Купавину!
    «Ну да, конечно. Здесь явная мучительная ревность и страшная зависть, перешедшие в ненависть, в невозможность дышать одним воздухом с Купавиной. Кто такая Фролова? – Популярная актриса, известность которой строго определена границами России. А Купавина? Ей целуют руки президенты, ее имя известно повсюду, ей рукоплещет мир! И пережить, что она к своим лаврам еще добавит красавца мужа, как считала Фролова, похищенного у нее, она не смогла. Отнять славу Купавиной ей не по силам, а вот отнять Дениса, и пусть мертвого, но вернуть его себе: ходить на кладбище, носить цветы и, вычеркнув из памяти его уход к Купавиной, оплакивать как своего жениха».
    Кирилл понял, что Фролова всей правды не скажет до тех пор, пока он не предоставит ей улики.
    - А теперь, - взглянув в ее серые глаза, произнес он, – я дополню ваш рассказ, внесу некоторые уточнения. В одно из своих посещений гостеприимного дома Валерия Дубова, воспользовавшись вечно царившей там суматохой из-за обилия приглашенных, вы проникли в его кабинет и пересняли рецепты старинных ядов. Несомненно, ранее вы беседовали с ним о знаменитом яде Борджиа, и он показал вам папку, в которой хранились рецепты. Можно было, конечно, просто позаимствовать немного яду, уже изготовленного им, но вы предпочли не рисковать: ведь надо было подобрать ключи, осторожно отлить яд, когда в любую минуту кто-то мог войти в кабинет. Имея такую помощницу, как Лидия, вы решили, что будет гораздо проще, если она сама изготовит зелье.
    Фролова резко поднялась.
    - Вы с ума сошли!
    - Нет, – покачал головой Кирилл. – Я, скажем так, случайно зашел в вашу гримерную и случайно обнаружил в вашем шкафу между страниц пьесы «Стакан воды» вот это! – он вынул из своей папки несколько листов и показал Фроловой.
    - Что это? – спросила она. – Ах, да… я видела эти листы и все хотела узнать, что это такое…
    - Зачем же узнавать, если вы и так прекрасно знаете, что это копии рецептов ядов, в том числе и яда Борджиа. Экспертиза установит отпечатки ваших пальцев на этих листах.
    - Послушайте, но это какой-то абсурд! – Фролова с неподражаемым недоумением смотрела на Кирилла.
    Но он ни на минуту не забывал, что перед ним одна из величайших актрис. И чтобы она не утруждала себя попытками его обольстить и закрыть его частное расследование, Кирилл сказал:
    - Я уже передал материалы в уголовный розыск. Процесс будет громким, и вам потребуется очень хороший адвокат.
    - Но послушайте! Я не отрицаю, что отравила Дениса, но отравила, сама того не желая, и не ядом Борджиа, а любовным напитком. Я не хотела, чтобы он умер, я хотела, чтобы он вернулся ко мне. Конечно, это глупо. Ужасно глупо верить во все эти привороты, но я была в отчаянии. Я безумно любила его.
    Алина Фролова начала раздражать Кирилла.
    «Стерва! Из-за своей прихоти отравила такого парня. И еще хочет вывернуться. Конечно, если все представить как любовное помрачение, то, учитывая ее имя и хорошего адвоката, суд может ограничиться весьма мягкой мерой наказания. Но я сделаю все, чтобы этого не случилось. Я докажу, что в склянку Дениса она влила яд Борджиа, а не какой-то там любовный напиток. У, стерва! У меня даже голова от нее разболелась».
    Кирилл чувствовал себя ужасно: болела голова, ломили спина, плечи,  двигаться стало трудно, как во сне.
    «Что такое? Уж не притравила она и меня, как случайного свидетеля Омутова? Но мы пили коньяк из одной бутылки… надо уходить. Все равно она будет лгать, изворачиваться,  утверждать,  что не она, а кто-то другой влил яд в склянку. Тогда куда же подевался ее чертов любовный напиток? Нет-нет, все!»
     Кирилл с трудом поднялся с дивана и сказал:
    - Наш уговор остается в силе, поэтому советую вам более не совершать уголовно наказуемых глупостей. Послезавтра в десять часов утра опергруппа будет у вас, а весь завтрашний день за вами будут следить.
    Алина Фролова с презрением усмехнулась.
    - Не утруждайте людей, я не стану совершать уголовно наказуемых поступков. Да, – остановила она Кирилла в дверях. – Насчет того, не я ли налила яд Борджиа в склянку. Вы, в самом деле, правы, я не поверила заверениям Лидии, и сразу догадалась, что кто-то подкупил ее, чтобы отравить Дениса. Но это не имеет значения. Главное то, что я своими руками налила яд и что я затеяла этот достойный средневековой глупости приворот.
    В ответ Кирилл неопределенно пожал плечами и стал спускаться по лестнице.
    Неприятное чувство, что он совершает непростительную глупость, согласившись дать Фроловой день отсрочки, острой иглой впилось в голову. Да, он не может предъявить неопровержимые улики, пока не будет заключения экспертов по образцам, взятых из лаборатории Лидии. Однако было бы гораздо разумнее оставить дежурного у ее двери, а завтра утром препроводить в уголовный розыск.
    «Все еще можно исправить! Надо только позвонить Леониду!.. – но какая-то странная сила мешала ему это сделать. – Я совершаю вторую глупость. Первая – это отправка Ольги в Италию, вторая – день отсрочки Фроловой… Стоп! Но если Дениса отравила Фролова, то тогда моя первая глупость – это уже не глупость, а если Дениса отравила Ольга, то тогда вторая глупость – это уже тоже не глупость…»
    Кирилл, не разбирая пути, шел по улицам. Он с трудом пытался разглядеть странные очертания домов, памятников, мостов. Он видел их будто отраженными в подрагивающем зеркале реки. Фасады округлились,  памятники задвигались, по мостам пошли волны…
    «Мистический город… таинственный… Наверное, это происходит из-за загнанных под гранит болот. Нечистая сила кружит здесь вот уже несколько веков и, несомненно, мечтает поглотить взбунтовавшейся топью гранитного исполина…»
    Не без труда Кирилл разыскал, точно убегавший от него отель. Поднялся в номер и упал на кровать.
   

ГЛАВА  ДВАДЦАТАЯ  

    Утром, как ни странно, он чувствовал себя великолепно.
    «Что сделано, то сделано», – подумал он о Фроловой и пошел в душ.
    «Так, по намеченному ранее плану, - спускаясь в кафе, рассуждал Кирилл, - я должен съездить в Фаворитово, где раньше находилась дача родителей Лотарева. Правда, в связи с изменившимися обстоятельствами, это вроде уже и не обязательно. Но, учитывая мой прошлый промах с версией, основанной на том, что Лотарев был отравлен Омутовым, я все-таки выполню свой первоначальный план».
    Кирилл взял напрокат машину и поехал по направлению Павловска, в окрестностях которого находилось Фаворитово.
    Сосны, ели, дубы… воздух свежий, прозрачный… жемчужно-серый день. Кирилл оставил машину при въезде и пошел пешком. Гаретов назвал ему номер дома – восемнадцать. Вот он, двухэтажный, деревянный, добротный. Кирилл облокотился о забор, пристально разглядывая дом, будто хотел выпытать у него какую-то тайну.
    - Что, молодой человек, домом интересуетесь? – раздался откуда-то сбоку звонкий, но не очень молодой голос.
    «Вот бабки!.. Все им нужно! – разозлился Кирилл. – Ну, стою, смотрю, а тебе какое дело?»
    Он нехотя повернулся и увидел в кустах малины пожилую женщину в широкополой соломенной шляпе. Она так приветливо улыбнулась ему, что Кириллу пришлось скрыть свое недовольство.
    - Люблю деревянное зодчество, - ответил он.
    - А я думала, дачу подыскиваете, а то нынешние хозяева хотят продать ее.
    - Нынешние хозяева, - задумчиво повторил Кирилл. – А прошлых? Прошлых вы знали?
    - О, конечно! Мы дружили! Это были удивительные люди! С удивительно несчастной судьбой, – неожиданно добавила женщина. - Словно рок преследовал их семью. Они погибли в Египте при очень странных обстоятельствах, а недавно,  вот уж не думала, что доживу до этого дня, их единственный сын, знаменитый танцовщик, умер. Говорят, что его убили прямо на сцене. Да вы, наверное, слышали о нем. Денис Лотарев.
    - Да, да, конечно, – взволнованно подхватил Кирилл.
    - А вы к кому-то в гости приехали? – поинтересовалась женщина.
    - Нет, - слегка замялся Кирилл, решая как бы невзначай разговорить бывшую соседку Лотаревых.
    - Но вас здесь что-то, несомненно, интересует, – с проницательностью, достойной мисс Марпл, заметила пожилая дама.
    - Вы угадали, – улыбнулся Кирилл. – Меня интересуют Лотаревы, их друзья, которые некогда жили здесь…
    - Значит, и я?! – лукаво воскликнула дама. – Я с полным правом могу назвать себя близким другом семьи Лотаревых. Однако, как точно вы подметили: которые некогда жили здесь!.. Некогда… это слово отдает сказкой: было ли это или только почудилось, - вздохнула она. – Простите за любопытство, но почему вас интересует семья Лотаревых? – в ожидании прямого ответа она устремила свой взгляд на молодого незнакомца.
    - Дело в том, что я – частный детектив и занимаюсь расследованием убийства Дениса Лотарева.
    - Ах! – дама прикрыла рот рукой, чтобы приглушить невольно вырвавшийся крик. – Значит, то, что писали в газетах, это правда?
    - Увы.
    - И что конкретно вы хотели бы узнать о Лотаревых?
    - Сложно сказать…
    - Я поняла, – энергично всплеснула она руками. – Частный детектив – это находка для одинокой пожилой женщины. Кто еще с таким вниманием будет слушать россказни о милом ее сердцу прошлом?  Проходите, молодой человек, я вас угощу воспоминаниями и чаем.
    Кирилл прошел к калитке и по узкой дорожке направился за хозяйкой к дому.
    - Кстати, - улыбнулась она, – меня зовут Анна Аристарховна.
    - Очень приятно, – галантно ответил Мелентьев и тоже представился.
    - Кирилл… Кирюша… хорошее имя, – со светлой улыбкой произнесла Анна Аристарховна.
    Чай золотисто-коричневого цвета благоухал изысканно подобранным букетом. Различные сорта варенья в хрустальных розетках соперничали друг с другом в насыщенности цветовой гаммы и аромата. Кирилл с Анной Аристарховной сидели за большим круглым столом на веранде, увитой виноградом.
    - Раньше или, как вы точно подметили, некогда, здесь жили интересный люди, а сейчас какие-то странные, неопределенные. Мой муж, Бахарев Михаил Петрович, был профессором исторических наук. Отец Дениса – Алексей Игоревич, тоже был профессором исторических наук, его жена, Галина, – археологом. Мы с мужем как-то сразу и навсегда подружились с ними. – Анна Аристарховна встала и прошла в дом. Минут через пять она вернулась с толстым альбомом. – Иллюстрации к повествованию, – улыбнулась она.
    Темно-бордовый бархатный альбом был раскрыт, и кем-то прожитая жизнь предстала перед взором Кирилла: пять десятков фотографий – вот и вся жизнь.
    - Это я, – первым делом указала Анна Аристарховна на юную леди. – Вернее, это была я. А вот кто я сейчас, этого я не принимаю. Бабка какая-то, но не я… - Она перевернула страницу. - Мой муж – Михаил Петрович. Но вас интересуют Лотаревы, – спохватилась Анна Аристарховна. – Здесь в альбоме есть прекрасная фотография – мы все вместе: Бахаревы, Лотаревы и Чехнолидзе. Это тоже наши очень большие друзья. Ипполит Чехнолидзе был дипломатом и жил с семьей в Италии, но каждое лето они приезжал сюда, в Фаворитово. Боже, какие у нас были вечера!.. Невольно заговоришь стихами Фета: «Сияла ночь. Луной был полон сад… Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали…» Жена Ипполита, Людмила, великолепно пела. Ах, эти итальянские каникулы, – забывшись, грациозно взмахнула рукой Анна Аристарховна. – Признаюсь, я была увлечена Ипполитом, платонически, конечно. Людмила пела, а мы бросали друг на друга невинно-многозначительный взгляды. Ах, вот эта милая фотография! Но, знаете, глядя на нее, я всякий раз испытываю странное чувство: я хочу смотреть на нее, но в то же самое время мне так больно. Где они – эти прекрасные люди?!..  Алексей и Галина – погибли, - продолжила она, вздохнув, - мой муж и Ипполит Чехнолидзе умерли; остались Людмила да я, но мы даже не можем видеться, она живет в Будапеште. А вот еще!.. Я очень люблю эти светлые фотографии той жизни. Вот, Лотаревы. Видите, это маленький Денис. Он был поздним ребенком для Алексея. Когда Денис родился, ему было пятьдесят, а Галине около двадцати пяти. Но, несмотря на разницу в возрасте, родители Дениса безумно любили друг друга. Они так и погибли с этой любовью. Вот, Денис постарше, - не спеша переворачивала страницы Анна Аристарховна.
    - А это кто? – поинтересовался Кирилл.
    - Это?! Это ребенок Ипполита и Людмилы. Кстати, дети тоже, как и их родители, были очень дружны между собой. Они мне долгое время присылали открытки, уже когда стали взрослыми, а потом перестали. Да я не обижаюсь, некогда им…
    - А мне можно взглянуть на эти открытки?
    - Пожалуйста.
    Анна Аристарховна принесла большую деревянную шкатулку и, выбрав две пачки перевязанных ленточками, с милой улыбкой протянула их Кириллу.
    - Вот, от одного ребенка, вот, от другого. Своих детей у меня, к сожалению, нет.
    Кирилл просмотрел открытки, еще раз вернулся к заинтересовавшим его фотографиям и, несмотря на приятную прохладу в воздухе, его лоб покрылся потом.
     - Анна Аристарховна, у меня к вам просьба. Можно мне взять на время несколько фотографий? Я вам их обязательно верну!
    - Ведь не вернете, Кирилл, – с улыбкой ответила она.
    - Клянусь! – с жаром пообещал детектив.
    - А зачем они вам?.. Впрочем, понимаю, тайна следствия. Что ж, если они помогут свершиться правосудию: отыскать убийцу Дениса… Но прошу вас, не забывайте о клятве. А лучше, я вам дам свой питерский адрес, и вы мне их перешлете. А то ведь специально не приедете, – погрозила она пальцем.
    Кирилл застенчиво улыбнулся, как мальчик, пойманный за кражей конфет.
    - Ах, как мы с вами хорошо посидели… повспоминали, – с радостной грустью  проговорила Анна Аристарховна. – Я вас сейчас своей наливкой угощу, чудо!
    Она принесла хрустальный графинчик, наполненный темно-рубиновой жидкостью, налила две рюмочки и, потянувшись за печеньем, нечаянно зацепила рукавом свою рюмку, которая, мелодично вздохнув, разбилась.
    Кирилл наклонился, чтобы помочь собрать осколки, и оцепенел, не в силах оторвать своего взгляда от темно-рубиновых пятен, разлившейся по ковровой дорожке наливки. Страшная мысль пронзила его мозг.
    «Идиот!.. Полный идиот, - издеваясь над собой, варьировал он определения, - круглый… невообразимый… законченный…»
    Собрав все силы, чтобы галантно расстаться с милой Анной Аристарховной, а не убежать сломя голову, он рассыпался в комплиментах, благодарностях и, поцеловав ей руку, все-таки слишком поспешно направился к выходу. Но, как только махавшая ему платком Анна Аристарховна скрылась из виду, бегом бросился к машине. Взятая напрокат «Лада» недовольно заворчала мотором, но, тем не менее, тронулась с места.

* * *  
    Сумерки сгущались, стал накрапывать бисерный петербургский дождик, а в голове Кирилла была одна мысль:
    «Идиот!.. Почему я был так негативно настроен?! Я не имею право на эмоции, я не имею право выстраивать факты, как мне того хочется…»
    Кусая губы, он поглядывал на часы, звонил по телефону, ему упорно не отвечали.
    Около одиннадцати вечера Кирилл въехал в Петербург, и начались нескончаемые светофоры. Кровь фонтаном била детективу в голову, - как, оказывается, бывает дорога чужая жизнь.
    Словно смерч влетел он в вестибюль дома Фроловой и бросился к охраннику.
    - Вы видели Фролову? Она вернулась домой?
    - Да, Алина Вадимовна, уже часа два как пришла.
    - Вы уверены?
    - Абсолютно.
    - Но почему она не подходит к телефону? Позвоните ей! – потребовал Кирилл.
    Охранник не спеша, набрал номер.
    - В самом деле, не отвечает. Но это не в первый раз. Когда ей нужна тишина, она отключает телефон.
    - Но мне надо срочно ее увидеть!
    - Э, молодой человек, знаете, сколько таких, как вы?!
    - А если подняться и позвонить ей в дверь?
    - Да вы что, с ума сошли? Тревожить саму Фролову?! Вы лучше уходите, а то я вызову патруль, - он взял рацию.
    - Вы правы… правы, – успокаивая его жестом, произнес, задыхаясь от волнения Кирилл. – Я ухожу.
    Он выскочил на улицу и со скоростью удравшего из больницы сумасшедшего оббежал весь дом.
    «Есть два варианта: поднять тревогу или действовать самому. Если я сумею подобраться к пожарной лестнице, то лучше самому, будет быстрее…»
    Обратной стороной фасада дом выходил на густо разросшийся палисадник. Пожарная лестница начиналась со второго этажа. Кирилл вспомнил свой подъем по стене замка Дезире  и решил действовать аналогично, благо старинные особняки всегда богато декорированы, есть за что ухватиться.  
    «Только бы никто меня не заметил, – мысленно твердил он, взбираясь на крышу. – Теперь не ошибиться бы с балконом, - свисая головой вниз, прикидывал Кирилл, какой балкон принадлежит Фроловой. – Этот… точно… хотя риск есть».
     Схватившись за декоративный выступ, он спустился на балкон четвертого этажа, а с него уже спрыгнул на балкон Фроловой и толкнул дверь. Она оказалась закрытой.
    «Черт! – он постучал в окно. Никто не отозвался. – Эх!..» – и Кирилл плечом высадил двойное стекло.
    Осколки посыпались с таким страшным звоном… но испуганная шумом Фролова не появилась на пороге.
    Кирилл повернул ручку и вошел в темную гостиную.
    - Алина! – громко позвал он. – Алина!..
    Он вышел в коридор и открыл первую дверь, это был кабинет. Дальше еще какая-то комната… еще… наконец, в лунном свете он увидел, что попал в спальню.
    - Алина!.. Алина!.. – тревожно выкрикивал детектив, стараясь нащупать выключатель.
    Он подошел к кровати и зажег настольную лампу. То, что он увидел на тумбочке, подтвердило его страшную догадку.
    - Алина! – с силой потряс он за плечо Фролову. – Алина! – Он взял ее руку и нащупал пульс. – Алина!.. Черт возьми!..
    Ее лицо сморщилось, как от нестерпимой боли, и она медленно приоткрыла глаза.
    - Как давно вы выпили снотворное?! – набросился на нее Кирилл.
    Она смотрела на него отрешенным невидящим взглядом.
    - Вызываю скорую помощь! – оглянулся он в поисках телефона.
    - Э… - тихо произнесла Алина. – Э… не надо никакой помощи… я хочу спокойно умереть…
    - Не получится! – и, заметив телефон, Кирилл направился к нему.
    - Нет,  - пробормотала Алина. – Умоляю!.. Никакой огласки… никакой…
    - А!.. значит, вы еще в состоянии соображать! Отлично!
    Кирилл бесцеремонно подхватил Фролову на руки и понес в ванную.
    - Вы что, с ума сошли? – с трудом ворочала она языком.
    - Сошел вместе с вами.
    Усадив Фролову на стул, он наполнил кувшин водой, и приказал:
    - Пейте!
    Фролова отшатнулась назад, но Мелентьев схватил ее за голову и поднес кувшин к губам.
    - Пейте! Черт вас возьми! Или я вызову скорую помощь и устрою мировую огласку!
    Алина, захлебываясь, принялась пить воду.
    - Все, больше не могу…
    - Давайте!
      - Что? – тяжело дыша, спросила она.
    - Пальцы в рот, что!
    Засучив рукава и надев резиновые перчатки, Кирилл со скрупулезностью фармацевта вылавливал еще не растворившиеся таблетки и складывал их на край раковины.
    - Плохо! Еще воды!
    Фролова безропотно повиновалась. Кирилл подсчитывал уже полурастворившиеся таблетки и опять говорил, что плохо.
    - На этикетке было написано пятьдесят штук!
    - Меньше!, – пробормотала Фролова.
    - Что?!
    - Меньше. Я их еще до этого принимала… оставалось тридцать пять штук…
    - Тогда душ!
     Он сорвал с Фроловой ночную рубашку и поставил ее под холодную воду. Она завизжала, словно ее разрезали ножом, но железные руки Кирилла не выпустили ее из-под обжигающих холодом струй душа.
    - Так, теперь полотенце, – он обмотал ее махровой простыней и отнес на кровать.
    - Какого черта вы все это делаете? – неприязненно спросила Фролова. – Вам хочется громкого процесса и выигрышной роли обвинителя?!
    - Нет! Мне хочется исправить свою ошибку, признаться в своей вине перед вами и, если можно, выпросить прощения.
    - Ничего не понимаю, – стуча зубами от жестокой дрожи, пробормотала Фролова. – Не стойте, как истукан! Принесите коньяка! Вы знаете, он в гостиной, в баре.
    Вернувшись с бутылкой, Кирилл налил немного в рюмку и протянул Алине.
    - О, как дерет горло, – сделав глоток, выдохнула она. – И все же, какого черта вы это сделали? Я не хотела громкого суда. Когда живешь под прицелом фоторепортеров, приходится думать обо всем. Даже о своем уходе. Ну, так что же случилось?
    - Случилось то, что я ошибся. Дениса отравили не вы!
    - Не я?! – искренне удивилась Фролова. – А кто же?
    - Еще не знаю, но кто-то, кто проник в гримерную после вас, взял со столика склянку, в которую вы уже налили «любовный напиток», скрылся в гардеробную, с силой потянул за пробку и тем самым выплеснул немного напитка на половое покрытие. Убийца, несомненно, удивился, что в склянку было что-то налито, и поэтому отправился в ванную, вылил ваш напиток и влил свой яд Борджиа.
    - Но почему вы столь резко изменили свое мнение? Почему вы теперь уверены, что не я отравила Дениса? Ведь только вчера вы мне говорили обратное.
    - Затмение, – вздохнул Кирилл, залпом выпив рюмку коньяка. – Затмение в природе в порядке вещей, а я - часть природы. - Он порывисто вскочил и заходил по комнате. – Пятна… понимаете, пятна!.. Я совершенно забыл о пятнах!.. Всего несколько бурых пятен на полу в гардеробной Дениса. А Лидия мне говорила, что «любовный напиток» - это настой на винных ягодах и травах. Винных, значит, темно-красных!..
    - Да, но я могла бы добавить яд в напиток, - пыталась из противоречия опровергнуть версию детектива Фролова.
    - Зачем?
    - Ну, просто так. Кстати, у вас порвана рубашка и все плечо в жутких, кровоточащих царапинах.
    - Я разбил стекло вашей балконной двери.
    - Возьмите в ванной, в аптечке, спирт и вату.
    Кирилл вышел и, гримасничая от боли, обработал свои царапины.
    - Может, я бы и стал допытываться до всех тонкостей ваших действий, - вернувшись в спальню, продолжил он разговор. – Но ваш последний поступок, то есть попытка отравиться, окончательно убедил меня, что не вы налили яд.
    - Почему?! – настаивала Фролова.
    - Да потому, что будь вы убийцей, вы, непременно, оставили бы у себя хоть несколько капель яда, так, на всякий случай, который, кстати, не заставил себя долго ждать, явившись в образе рабочего сцены Омутова. И уж если бы вы решили травиться, то не стали бы связываться со снотворным.
    - А может быть, я вылила яд, боясь оставить его как улику?!
    - Я бы в это поверил, если бы не случилось второго отравления.
    - Ой, что-то голова кружится, – пожаловалась Алина.
    Мелентьев схватил ее руку, пытаясь нащупать пульс.
    - Я все-таки вызову скорую, – с тревогой в голосе произнес он. – У вас совершенно холодные руки, и я не могу найти пульс.
    - Никаких скорых! – категорически возразила Фролова. – Руки у меня почти всегда холодные из-за низкого давления, а пульс лучше прощупать здесь, показала она на шею.
    Кирилл поискал пальцами пульсирующую жилку.
    - Ну что, бьется? – усмехнулась она.
    - Да, – вполне серьезно ответил он. Слабовато, но ничего…
    - Тогда сварите кофе, а то я чувствую, что засыпаю.
    Алина не смогла сдержать улыбки, увидев с какой прытью, Кирилл поспешил на кухню.
    - По-моему, я сделала глупость, выпив коньяк, - пожаловалась она, когда Кирилл поставил на кровать поднос с дымящимися чашечками кофе. – Желудок сильно режет.
    - Может, выпьете молока?
    - Нет, лучше минеральной.
    Кирилл вновь поспешил на кухню.
    - А как вы объяснили себе, откуда у меня фотокопии рецептов ядов? – все допытывалась неугомонная Алина.
    - Очень просто. Вам их подложили.
    - Убийца приезжал в Петербург?
    - Нет, скорее всего, вам их подложили, когда вы были в Москве на праздновании дня ангела Ладогиной. Где вы оставляли свою сумку?
    - В гримерной Ксюши.
    - Убийца не мог упустить такого шанса. Вы – очень подходящая фигура для подозрения. И поэтому вложил листы между страниц пьесы «Стакан воды».
    - Но я, обнаружив их, могла бы выбросить.
    - Согласен. Но вы почему-то этого не сделали. На эту вероятность и рассчитывал убийца.
    - Господи, – вдруг воскликнула Алина. – Но тогда кто и зачем отравил Дениса, если это сделала не я?! – И только тут она осознала, что произошло. Ее взгляд вздрогнул и остановился на Кирилле. – Я… я должна вам руки целовать. Вы спасли меня! Господи, сколько я пережила, будучи уверенной, что отравила Дениса, этого нельзя, невозможно передать! То, что называют душой, оказывается, может довести до самоубийства.  Ни минуты покоя не было с того ужасного дня. Господи, Кирилл вы сделали мне самый роскошный подарок, – вы подарили мне жизнь…
    - Я едва не отнял ее у вас из-за своей самоуверенности.
    - О! Не упрекайте себя! Рано или поздно, я все равно бы это сделала и отпустила бы свою душу на вечное покаяние. Она уже не могла находиться в моей оболочке.
    Глаза Алины закрывались, и она с тщетным усилием пыталась прогнать наплывающий, словно облако, сон.
    - Однако, как невыносимо хочется спать.
    Кирилл с тревогой посмотрел на нее.
    - Не совершил ли я очередную глупость, что послушал вас и не вызвал скорую помощь?
    - Все в порядке, – успокоила его Алина.
    - Вы не возражаете, если я проведу ночь здесь? Я не хочу оставлять вас одну.
    - Конечно, куда ж вы пойдете?! Хоть рядом ложитесь. Кровать вон какая широкая, – зевая,  пошутила она. – Только последняя просьба. Дайте мне из шкафа халат… розовый такой…
    Кирилл подал ей халат и отвернулся.
    Алина выскользнула из полотенца и, надев халат, сонно пояснила: - Холодно очень…
    Кирилл еще раз пощупал ее пульс, бьющийся жилкой на шее, и лег на кровать.
    Он проснулся от ярких лучей света. Жалюзи были не закрыты, и солнце светило во всю ширину окон. В одно мгновение, вспомнив весь ужас вчерашней ночи, он к своему удивлению обнаружил, что держит в своих объятиях Алину.
    «Господи! Жива ли она? Вдруг умерла?!.. – он прислушался. –  Дышит».
    Кирилл пошевелился, и Алина открыла глаза.
    - Так значит, это не сон? – приподнявшись на кровати, пробормотала она и обвела отрешенным взглядом комнату, пронизанную солнечными лучами. – Странно… как странно встречать день, в котором тебя уже не должно было быть. И этот день подарил мне ты! – сверкающими глазами посмотрела она на Кирилла.
    - Как вы себя чувствуете? – тут же спросил он.
    - Как заново рожденная! Ужасно хочется есть! Правда, все тело ломит и жуткая слабость…
   - Лежите, я приготовлю завтрак.
   - Значит, опять в Москву? – спросила Алина, аппетитно надкусывая тосты, принесенные Мелентьевым. – В логово Бельского и Купавиной?
     - Мне кажется, вы несправедливы к ним. Эти два человека сделали все, чтобы Денис смог во всю мощь проявить свой талант.
    - Да, – со своим знаменитым придыханием, произнесла она. – Они сделали все!..
    - Алина, простите, но у меня такое чувство, что вы что-то знаете, но не хотите мне сказать.
    - Я перед тобой была как на исповеди. Ты видел меня во всей красе. Что я могу еще сказать? – с издевкой усмехнулась она.
    Кирилл недоверчиво пожал плечами.
    - Даже самый, с вашей точки зрения, малозначительный факт, мог бы помочь найти убийцу Дениса.
    - Нет, Кирилл, я ничего не скрываю, - выдохнула она и тут же перевела разговор: - Какой лакомый кусочек ты выхватил прямо из-под носа журналистов: «Бездыханное тело Алины Фроловой было обнаружено…» – надсадно рассмеялась она.
    - Я бы очень хотел побывать на ваших спектаклях, - перебил он ее.
    - На весь новый сезон я тебе забронирую место в бенуаре,  и ты сможешь в любой день приходить в театр. Я твоя должница, но буду вдвойне, если ты найдешь убийцу Дениса. Даже не знаю, чтобы я сделала с этой тварью?!.. Ведь вот понимаю, что тварь, а хочу увидеть… глаза в глаза… хочу! – Она подалась к Кириллу, словно он мог сию секунду предъявить ей убийцу. – В расходах не ограничивайся! Несмотря на то, что тебя пригласила Купавина, в этом выборе я с ней согласна. Ты – отличный детектив! Так что я вхожу в долю.
    - Не надо, – ответил Кирилл. – Мне платит сам Денис.
    - А, понимаю. Что ж, должна признать, что и здесь Купавина поступила верно.
    «Я приложу все усилия, чтобы  вы, великолепная и неподражаемая, Алина Фролова, были моей должницей вдвойне, тогда и цена будет вдвойне! – скользнул он взглядом по ее шее и груди. - «Avoir joui d’une telle beautе, sein contre sein, valoit ta royautе» («Кто грудь ее ласкал, забыв на ложе сон, за эту красоту отдаст, не дрогнув трон»), - вспомнились ему строки из Ронсара, которые любил повторять его преподаватель французского языка».
    Алина догадалась о его мыслях и слабо, но отнюдь не обезнадеживающе, улыбнулась.

    Перед отъездом в Москву Мелентьев зашел в лабораторию, чтобы узнать результаты экспертизы. Эксперты представили детективу свое заключение, в котором все любовные эликсиры «колдуньи» Лидии были признаны совершенно безопасными для здоровья, а многие из них даже обладали целебными свойствами.


ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

     Вера воцарилась в жизни Константина. Евгений Рудольфович, который способствовал ее появлению, оказался крайне недоволен тем, что она не просто существовала, скромно и добросовестно выполняя возложенные на нее обязанности, а именно воцарилась. Она расхаживала по апартаментам Константина, в коротких шортах сверкая полными бедрами, постоянно требовала шампанского, икру и поглощала их, словно бездонная бочка. Она умела одним своим появлением произвести невообразимый беспорядок в квартире. Все сразу теряло свои строго выверенные очертания, которые так любил мажордом. Но Евгений Рудольфович был человеком весьма осторожным, поэтому он притаился и не мешал  Константину, ослепленному самкой, восхищаться ее задними округлостями. Он промолчал даже тогда, когда Константин решил записать свою новую песню с подвываниями  Веры, от которых он буквально млел. Звукооператор за спиной Лунева пожал плечами и пообещал Евгению Рудольфовичу сделать все возможное, чтобы этот вой на луну не испортил песню.
    Константин таскал с собой Веру повсюду: на концерты, на пресс-конференции, вечеринки. Все журналы пестрели снимками с ее ухмыляющейся физиономией во всевозможных ракурсах: «Невеста Константина Лунева – начинающая певица Вера».
    От такой жизни Вера еще более округлилась и в своих блестящих коротких платьях, которые плотно обтягивали ее телесные прелести, выглядела вызывающе аппетитной, как поросенок на праздничном столе.
    Однако, несмотря на все негативные, с точки зрения мажордома, действия Веры, он не мог не отметить, что голос Лунева приобрел новое, великолепное звучание. И сам Константин словно лучился на сцене. Евгений Рудольфович довольно потирал руки, предвкушая триумф от гастролей по Испании; затем, несомненно, блестящая неделя в Париже и поездка в Соединенные Штаты, откуда Константин вернется звездой мирового уровня.
    «Но, тем не менее, вместо Золушки надо бы подыскать Костику, что-то более приемлемое, более изящное, - рассуждал Евгений Рудольфович, расхаживая по своему кабинету. - Как раз бы подошла Ольга…- Ольга очень тревожила она мажордома. Посланный им Саша-Громила был обнаружен мертвым, а  Ольга Романцева  бесследно исчезла. Все это выглядело весьма и весьма странным. – Ну, предположим, ей удалось увернуться от шелковой удавки, хотя практически – это невозможно! Саша-Громила – опытный боец. Но даже если… Как она смогла ударить его по голове, что он  упал замертво?!.. И в силах ли девица затащить в машину мертвое тело весом в сто килограммов? Тут, несомненно, был еще кто-то… хитрый, ловкий. Может, сыщик, любовник Ольги? Как-то пустил я все это на самотек. Ну, пропала и ладно. Но ведь объявится стерва, уж я-то знаю! – Евгений Рудольфович тяжело вздохнул, открыл бар и налил минеральной воды. – Надо бы пойти с Костиком посоветоваться. Пора империи Лунева обрести более четкие границы. Баркас мне в последнее время не нравится: хитрить начал, утаивать. Нехорошо! С Баркасом надо будет разобраться. Наши с Костиком деньги многим оказали поддержку, и теперь эти многие полностью зависят от нас», – проходя мимо сейфа, довольно улыбаясь, подумал он.
    Там, за бронированной дверцей, хранились дискеты, содержание которых было равносильно золотому запасу страны. Долго и упорно собирал эти материалы Евгений Рудольфович.
    Он поднялся на второй этаж и вошел в гостиную, где застал Константина, какого-то журналиста и, конечно, Веру, оглашавшую пространство своим гортанным смехом.
    - Вы едите в Испанию впервые? – решил дополнить журналист свое интервью с певцом несколькими вопросами к его невесте.
    - Да, – игриво повела она глазами.
    - И чтобы вы хотели посетить в первую очередь: Прадо? Музей Дали?
    - Хм, – презрительно скривила губы Вера. – Музей дали!  Это где бинокли, да трубы подзорные всякие. Вот больно надо. Не-а, мы с Костиком корриду пойдем смотреть!
    Журналист с профессиональной ловкостью загнал свой смех вглубь и сделал вид, что воспринял ответ Веры, как шутливый каламбур, игру слов…
    Евгений Рудольфович пристально взглянул на Константина. Его утонченная натура была полностью поглощена инстинктом самца. Он был в восторге даже от непроходимой глупости своей пассии.
    «И кто после этого посмеет оспаривать Фрейда?! – мысленно вздохнул мажордом. – Точка опоры на земле – сексуальный инстинкт, -  все остальное, увы, приложение».
    Евгений Рудольфович сел в кресло, стоявшее в дальнем углу, и прикрыл глаза пухлой ладонью. Он и Константин вместе уже десять лет. Впервые Евгений Рудольфович увидел его на каком-то концерте творческой молодежи. Он занимался тогда одной вокальной группой, но еще окончательно не решил: стоит ли вкладывать в нее деньги. Ребята  пели хорошо, двигались довольно пластично. Конечно, предстояла большая работа по поиску имиджа, коррекции фигур, и они вроде бы представляли неплохой материал, но что-то останавливало Евгения Рудольфовича, что-то подсказывало: не то. Не стоят эти ребята затрат, не окупятся.
    И тут на сцену вышел Костя Лунев, худой, высокий, черноволосый, взял несколько аккордов на гитаре и запел. Евгения Рудольфовича, будто воздушный столб ударил по голове: «Не упускай парня – это золото!»
    Тогда еще не столь тучный мажордом поспешил за кулисы и пригласил юного певца в буфет поговорить. Их беседа оказалась весьма интересной, и они решили ее продолжить. Несколько дней спустя, Константин пришел  к Евгению Рудольфовичу.  
    Несмотря на то, что Евгений Рудольфович был уже довольно известным импресарио, а Костик только поступил в консерваторию, так как музыкальное училище, благодаря своим способностям, Лунев окончил одновременно с общеобразовательной школой, вел он себя совершенно раскованно и с большим достоинством.  Вначале это удивило Евгения Рудольфовича, привыкшего к заискивающим улыбкам и подобострастным наклонам головы, но все объяснилось очень просто: Константин был сыном Лунева, крупного партийного работника, недавно погибшего в автокатастрофе, и он с детства привык говорить не спеша, не волнуясь, что его перебьют, не дослушав.
    После столь внезапной смерти отца у Константина кое-что осталось, но главное – связи. Лунев-старший, словно предчувствуя свою раннюю кончину, старался по возможности объяснить Костику, как делают деньги, и всех своих друзей просил: «Если что со мной, вы Костика не оставьте!» И друзья не оставили. Каждый приготовил для сына погибшего друга определенную сумму, но Костик, появляясь в их высоких кабинетах, денег не просил, а просил то, что все дают самым охотным образом, - совета! В стране начиналась приватизация!!
    Евгений Рудольфович только дивился размаху планов своего юного друга. Объединив вместе свои капиталы, они начали за бесценок, конечно, не без покровительства и советов друзей Лунева-старшего, скупать складские помещения, чтобы сдавать их в аренду. Руки Евгения Рудольфовича подрагивали от радостного волнения, когда он складывал пачки долларов в сейф. Но Костик не давал им там залежаться. Он открывал фирмы-однодневки, банки, которые лопались, унося с собой в бездну деньги вкладчиков, скупал одни акции, продавал другие, - его изощренный ум не знал покоя. Евгений Рудольфович едва поспевал выполнять его указания. Будучи не в силах реализовать себя как мужчина, Лунев отдавал всю свою неизрасходованную энергию бизнесу, но при этом оставался в тени. Он предпочитал действовать через подставных лиц. Известность и славу он хотел получить на эстраде.
    Однако накопляемый с годами и не расходуемый должным образом мужской потенциал искал выхода. Костика потянуло на риск. Евгений Рудольфович сам никогда не был против риска, но связываться с антиквариатом, похищать подернутые паутиной времен картины, иконы, украшения и переправлять их за границу - хлопотно, опасно и не сулит сверхприбылей. Но Костику, как он выразился, захотелось соприкоснуться с прекрасным, и это прекрасное, принося свой доход, а главное, удовольствие, стало уходить за рубеж.  «Когда человек талантлив, – он талантлив во всем», – в полной  мере смог оценить известную фразу Евгений Рудольфович.

    Заливистый смех Веры, будто молотом ударил по забывшемуся в воспоминаниях мажордому. Он поморщился и с неприязнью посмотрел на нее. Подрагивая излишками жира на бедрах, она пошла провожать журналиста.
    - Костик, – воспользовавшись ее отсутствием, позвал Евгений Рудольфович Лунева, но тот словно зачарованный не мог оторвать взгляда от прелестей своей возлюбленной.
    - Костик, – мажордом положил ему руку на плечо.
    - А, Женя, – только заметил его Константин. – Послушай, я хочу устроить вечер в твою честь.
    Евгений Рудольфович не скрыл своего изумления и чуть отшатнулся, всколыхнувшись жиром.
    - С какой стати?
    - Ну как же! – устремив на него светящийся радостью взгляд, ответил Константин. – Ведь это ты нашел мне Веру!
    Мажордом скромно потупил глаза и вкрадчиво сказал:
    - Костик, не о том сейчас надо думать.
    - Знаю, знаю, - перебил тот его. – Надо думать о гастролях в Испании. Но все будет в порядке, я тебе обещаю.
    - Я в этом  не сомневаюсь, - плавно повел рукой Евгений Рудольфович. – Меня беспокоят, - он слегка понизил голос, - Баркас и исчезнувшая Романцева.
    - Романцева будет жить до своего первого интервью, и она слишком умна, чтобы не знать этого, – совершенно спокойно ответил Лунев.
    Мажордом, не скрывая сомнения, покачал головой.
    - А что Баркас? –  нехотя бросил вопрос Константин.
    - Есть сведения, что он присваивает часть твоего процента с дохода от ночных клубов.
    Костик резко повернулся и посмотрел в глаза мажордому.
    - Это точно?! – со сталью в голосе спросил он.
    Евгений Рудольфович любил, когда Костик был в таком состоянии духа, но из-за своей толстой кобылы Лунев превратился в самого примитивного самца, лишенного способности мыслить, и это бесило мажордома.
    - Да, – подтвердил он.
    - Значит, надо разобраться.
    - Мне было нужно твое согласие.
    - Ты его получил.
    Хлопнула дверь, и в гостиную вернулась Вера. В тот же миг Константин забыл о мажордоме.
    - Костик, - все еще продолжал тот, пытаясь удержать его внимание, - я думаю, будет лучше, если мы все-таки закончим с Романцевой… - «Сука!» – мысленно выругался он, взглянув на Веру со всего размаху упавшую на диван.
    Константин словно «шмель на душистый хмель» тут же перелетел к своей самке.
    «Но не век же это будет длиться», - приветливо улыбаясь Вере и изо всех сил сдерживая свой рвущийся наружу гнев, успокаивал себя Евгений Рудольфович.
    Презрительно взглянув на Константина из-под полуприкрытых век, мажордом был вынужден ретироваться, чтобы не присутствовать при коитусе, так как охваченный желанием Лунев уже принялся раздевать Веру. Но ей захотелось устроиться поудобнее, и они направились в спальню, где повалились на необъятную кровать.
    «Насколько было проще с Валюшей», – вздохнул Евгений Рудольфович.

* * *   
    Константин, закрыв глаза, все еще пребывал в блаженстве, поглаживая рукой округлости Веры. Ее же лицо отнюдь не выражало удовольствия: брови были нахмурены, взгляд устремлен в потолок.
    «И сколько еще будет длиться эта щенячья возня? –  раздраженно думала девушка. – Если бы он знал, как он мне надоел со своим бешеным желанием и никудышными возможностями! Ну что это за траханье?! Трах-трах и все, - отвалился, - росло в ее теле недовольство. – Я-то привыкла к мужикам, сильным, умелым, а этот!.. – презрительно вздрогнули ее губы. – И какая сука подставила меня?! Узнать бы!.. – глаза Веры заволокла пелена ненависти. – Какая тварь подкинула мои фотографии на квартиру Мишки, и как менты смогли обнаружить мои отпечатки пальцев на рукоятке ножа, если я ее тщательно вытерла? Кто стащил из моей квартиры оставшиеся баксы? Кто сдал меня ментам? Кто?! Откуда Лунев со своим мажордомом узнали обо мне? Ведь кто-то указал им и, уж конечно, не бескорыстно. – Она покосилась на уснувшего Лунева. – Тоже мне, хозяин! Купил он меня! Купил, - вздохнув, была вынуждена признать она. – Я у него на таком крючке, с которого не сорвешься. Осыпает меня своими милостями, очень нужно! Если бы не та сука, которая меня сдала, я бы сама себе устроила такую жизнь… - не сдержала мечтательного вздоха Вера, - и главное, ни от какого бы придурка не зависела. А теперь ведь пропадаю… - провела она рукой по своему телу. – Такая роскошь вянет на корню, эх!.. – Ей до звона в голове захотелось потрахаться с настоящим мужиком. – Но ведь эта гнида глаз с меня не спускает». – Она приподнялась на локте и с ненавистью посмотрела на безмятежное лицо Константина. – А тварь!  – не выдержав, выпустили ее губы и, чтоб как-то успокоить себя, она решила разузнать, кто продал ее Луневу.
    Константин пошевелился и скользнул рукой по телу Веры, но она довольно резко отбросила его руку. Он открыл глаза и, взглянув на нее, спросил:
    - Ты устала?
    Вера чуть не лопнула от смеху: «Устала? Отчего?! От твоей щенячьей возни?»
    Она приподнялась на подушках и как можно более безмятежным голосом произнесла:
    - Костик, а как ты меня нашел?
    Лунев улыбнулся и, припав к ее шее, прошептал:
    - Это не я, это мажордом. Я даже хочу вечер в его честь устроить, что он раздобыл мне такое сокровище.
    - Ну, а он? Как он нашел меня?
    - Вера, – нахмурился Лунев. – Зачем тебе это знать? Тебе плохо со мной?
    - А ты в курсе, какие поручения давал мне через Вячеслава твой мажордом?
    - Нет, – со скрытой яростью выкрикнул Константин.
    - Не ори! – вскочила с кровати Вера и тут же миролюбиво добавила: - Но я на него не в обиде. Он меня покупал для этой цели, и я свое согласие дала добровольно. Так что это дело считаю закрытым. Никто же не предполагал, что потом события обернуться так, как они обернулись.
    - Я все понимаю, - стараясь поскорее закончить неприятный разговор, подхватил Лунев. – Но как ты заметила: - «Никто не знал, что мы встретимся и полюбим друг друга». И нашу встречу устроил именно Женя!
    - Да я же тебе только что сказала: - Я на него не в обиде.
    - Ну и прекрасно, – потянул ее к себе Константин.
    - Я только хочу знать, кто та гадина, что подставила меня?
    - Вера, зачем тебе это?! – с недовольством воскликнул Лунев. – Чем меньше человек знает, тем лучше и спокойнее он живет.
    Вера жестко усмехнулась и тяжелым взглядом посмотрела ему в глаза.
    - Тебе станет легче, если я тебе скажу? – устремив в свою очередь на не отливающий сталью взгляд, спросил он.
    - Да! – твердо ответила девушка.
    - И что ты с этим будешь делать?
    - Это уже мое дело.
    - Нет, Вера, нет! – отчаянно замахал руками Константин. – Не забывай, что мы теперь – вместе!
    - Ну, если хочешь, отомстим этому подлецу вдвоем, – предложила она и беззаботно рассмеялась: – Неужели ты подумал, что я буду рисковать нашим счастьем из-за того, чтобы наказать эту ползучую гадину? – Она нежно обвила лицо Константина руками. – Я просто хочу знать, кого следует опасаться. Ведь говорят, никто не предает единожды…
    - Ах, это?! – облегченно вздохнул Лунев. – Тебе нечего опасаться, фея моя. Он скоро вообще исчезнет с московского небосклона.
    - А!.. Значит, и тебя он подставил, – торжествующе подхватила Вера.
    - Попытался, – склонив голову в знак согласия, ответил Константин.
    - Ну, кто! Кто он? – неистово лаская его, шептала девушка.
    Лунев весь задрожал в ожидании пика наслаждения, но Вера неожиданно отстранилась. Жалобный стон вырвался из его полуоткрытых губ. Девушка возобновила свои ласки, но, когда он весь напрягся, словно готовая лопнуть струна, она вновь отстранилась. Константина трясло как в лихорадке.
    - Вера… Вера… - молил он завершить наслаждение, превращенное ею в муку.
    - Имя! – инквизитором склонилась она над ним. – Имя!
    - Вера! – стонал Лунев.
    - Имя! – неумолимо требовала она.
    - А!.. Вера!.. А!.. Баркас… - выдохнул он.
    - Что?! – невольно вскрикнула девушка и замерла, глядя в одну точку.
    - Ну же, помоги мне, Вера! Я же сказал!.. – стонал Лунев.
    «Придурок чертов!» – ей было уже не до Константина. Но все же пришлось его довести до извержения вопля, который затем перешел в краткий приступ истерики.
    Не обращая внимания на задыхавшегося от спазм Константина, Вера поднялась с кровати, накинула пеньюар и в глубокой задумчивости отошла к окну.
    «Баркас!.. Ведь стоило только мне пошевелить извилинами, я бы сразу вычислила его. Ах ты, подонок! Крыса гнилая! Отомстил! Отомстил! – соглашалась она сама с собой. – Пока я прохлаждалась в Довиле, его человечек подкинул мои фотографии в квартиру Мишки, забрал оставшиеся баксы и заплатил ментам, чтобы они обнаружили на рукоятке ножа мои отпечатки.  А потом вроде бы пожалел и продал меня мажордому – пожизненно. Сука! – кровь ударила ей в голову с такой силой, что, казалось, если она сейчас же не проткнет насквозь тушу Баркаса ножом, то сама лопнет от клокочущей ярости. – Ладно! Ладно! – тяжело дыша, уговаривала саму себя Вера. – Я еще насажу тебя на вертел, ты еще узнаешь, как медленно и ласково умирают на колу!»

    В дверь спальни осторожно постучали, и встревоженный голос мажордома громко зашептал:
    - Костик, тебе надо отдохнуть! Ты должен быть в форме! Не забывай, вечером концерт, а потом на всю ночь – в «Белоснежку»!
    Из спальни вся в розовом выплыла Вера.
    - Я бы попросил тебя не так усердствовать, – не сдержавшись, прошипел Евгений Рудольфович.
    - А что я? – глядя мимо него, с презрением бросила она. – Это вы Костику скажите!..
    «Интересно, за сколько эта жирная медуза купила меня у Баркаса?..» – подумала Вера.
    - Костик! Костик! – взволнованный мажордом ворвался в спальню. – Ты рискуешь сорвать гастроли в Испании. Ты хочешь, чтобы все закончилось провалом?!
    - Да оставь, – отмахнулся Лунев. – Все будет нормально.
    - Не забывай! – срываясь на крик, продолжал Евгений Рудольфович. – Неделя концертов в Париже! Надо репетировать, а не валяться на кровати! Тем более, куда она денется!
    - Ладно, все! Успокойся! Не забывай, что мне двадцать семь лет, у меня отличное здоровье, и я могу жить с размахом.
    - Живи… живи!.. Но только после гастролей!
    Константин покачал головой и рассмеялся:
    - Приму душ, и мы едем.

* * *
    Гром аплодисментов ворвался вместе с Константином в гримерную, где хохоча от восторга, возлежала на сладко дышащем ложе из цветов Вера. Она мысленно потешалась над всеми этими дурами, принесшими букеты своему кумиру, чтобы их помяла толстыми боками его любовница.
    «Эх, жаль, что они не могут видеть этого!» – сетовала она.
    Но одному вездесущему фоторепортеру удалось проникнуть в гримерную, и он не преминул заснять вальяжно развалившуюся на цветах поклонниц невесту Лунева.
    После концерта Константин с Верой отправились в ночной клуб «Белоснежка», где отмечала свой день рождения одна из звезд шоу-бизнеса. Вера была в ударе, ей хотелось веселиться. Константин, опьяненный ее сумасшедшей радостью, во всем потакал ей. Мажордому оставалось лишь хмурить брови и мысленно посылать Веру подальше.
    Толстой коброй в чешуйчато-золотом платье извивалась она посреди танцевального круга, заводя и без того веселую публику. Потом забралась на сцену, видимо намериваясь, что-то спеть. Собравшиеся громом аплодисментов и хохотом приветствовали ее появление. Константин нервничал, кусая губы, Евгений Рудольфович молил его взглядом прекратить это безобразие. Лунев был вынужден тоже подняться на сцену и предложить всем вместе спеть одну из его песен. Вера вся искрилась от самодовольства и изо всех сил старалась перекричать Константина в микрофон.
    Евгений Рудольфович перевел дыхание, отер мокрое от напряжения лицо большим белым платком и подавил невольную улыбку, заметив появившегося в зале Баркаса.
    «Повеселись, недолго осталось! – мысленно посоветовал он ему и сделал знак двум бойцам из охраны Лунева не спускать глаз с владельца нескольких ночных клубов. – Когда все разойдутся, мы поговорим», – решил мажордом, кивком головы приветствуя Баркаса.
    Баркасов в шоколадно-коричневом костюме от Кардена безмятежно рассекал пространство зала, здороваясь с одними, разводя руками от счастья: «Кто к нам пожаловал!», завидев других.
    Вера, поддерживаемая Константином, спустилась со сцены и тут же рванулась на сверкающий огнями танцевальный круг. Такое одностороннее веселье начало раздражать Лунева. Вера будто забыла о его существовании, она предпочитала быть с кем угодно, только не с ним.
    «Надо будет серьезно поговорить с ней, решил Константин. – Она должна себе уяснить, раз и навсегда, что ее место подле меня безо всяких отклонений вправо-влево».
    Виновник торжества гей с застенчиво-блудливыми глазами подошел к Константину и пригласил его за свой столик. Тот хотел было позвать с собой Веру, но, увидев, как она самозабвенно скачет в крутых ритмах музыки, оставил тщетную попытку.
    Напрыгавшись, Вера направилась к бару и один за другим опрокинула три бокала шампанского. Икнув от переизбытка пузырьков, она тряхнула русой гривой, и тут ее синий взгляд поймал Баркаса, который стоял от нее всего в пяти шагах и, плотоядно улыбаясь, разговаривал с девушкой.
    «Сука продажная! – в одно мгновение гнев пламенем вспыхнул в мозгу Веры. – Решил в работорговца поиграть. Ну ты мне заплатишь за свою игру!»
    Потирая влажные от волнения руки, она вслед за официантами проскользнула в кухню, профессиональным взглядом присмотрела себе «инструмент», спокойно, не привлекая постороннего внимания, накрыла нож салфеткой и, прижав его к груди, вышла.
    Когда она вернулась в зал, Баркасов вовсю хохотал с каким-то бородатым мужиком. Вера, выразительно посматривая на него, прошла мимо. Он чуть кивнул ей. Она же, остановившись, двусмысленно улыбнулась. Эта улыбка заинтриговала Баркаса, и он поспешил отделаться от бородатого собеседника.
    - Рад видеть, – небрежно бросил он.
    - Как ни странно, я тоже… - с легким придыханием ответила Вера.
    Баркас метнул быстрый взгляд и, оценив обстановку, положил свою руку на ее бедро. Девушка ответила на его жест лукавой улыбкой.
    «Красотка созрела или перепила? – пытался догадаться о причинах такой благосклонности Баркас. – А впрочем…» – Он наклонился к ней и шепнул: - Пошли?!
    - Пошли, – согласно выдохнула она.
    Они вышли в коридор, Баркасов нажал на какую-то потайную кнопку, и часть стенной панели, сдвинувшись в сторону, открыла для них комнату любовных утех.
    - А неплохо! – гортанно рассмеялась Вера, представив, как всадит нож в толстую шею Баркаса, и он бездыханной тушей раскинется на оранжевом шелке огромной кровати.
    - Нравится? – в нетерпении лаская жадными руками богатое тело девушки, ухмыльнулся он.
    - Ты сейчас сделаешь так, что мне понравится еще больше, – прошептала она и, повалив Баркаса на кровать, одним сверкающим движением приставила острие ножа к его шее.
    - Веруня… Веруня… - ошалело забормотал тот. – Ты это что?..
    - Должок за тобой, сука продажная, – с трудом переводя дыхание от клокотавшей в ней ярости, прошептала она. – Ментам меня подставил, а потом продал этому придурку…

     Встревоженный охранник наклонился к сидевшему за столиком Константину, и что-то прошептал ему. Константин резко поднялся.
    - Пошли, – бросил он.
    Мажордом, заметив Лунева быстрым шагом идущего через зал, всколыхнувшись, поспешил за ним.
    - Костик! – задыхаясь, воскликнул он. – Что случилось?
    Но тот будто не слышал его. Охранник нажал на кнопку, спрятанную в углублении светильника,  - и Константин увидел Веру, лежащую на каком-то мужчине.
    - Вера! – закричал он.
    От неожиданности девушка вздрогнула, а Баркас, тут же воспользовавшись мгновением, чуть отклонился в сторону. Придя в ярость оттого, что ей помешали, Вера испустила дикий вопль и лезвием ножа полосонула Баркасова по щеке.
    Константин с охранником бросились к ней. Баркас, чертыхаясь и зажимая щеку рукой, выскочил из комнаты, больно столкнувшись в дверях с мажордомом.
    - А, суки! – вопила Вера, извиваясь в руках Константина и охранника. – Какого черта?! Кто вас просил?!.. Убью…. Все равно убью!..
    Мажордом предусмотрительно задвинул стенную панель.
    «Чертова девка! – злился он. – Надо будет от нее избавиться!»
    Вера орала во всю мощь своего неутоленного гнева. Лунев не стерпел, видя, что уговоры ни к чему не приводят, дал ей звонкую пощечину и через секунду сам в ответ получил оплеуху от вырвавшейся Веры.
    - Гнида!.. Гнида!.. – кричала она. – Вали отсюда, чтобы я тебя больше не видела!.. Убирайся!..
    По приказу мажордома охранник вызвал по рации подмогу. Двум здоровым бойцам с трудом удалось вывести Веру через служебный вход и втолкнуть на заднее сиденье  машины.
    Константин с красным от гнева и оплеухи лицом метался по комнате.
    - Это я виноват, Женя! Я ей сказал о Баркасе!
    - Глупо, Костик, – вынужден был произнести мажордом. – Очень глупо.
    - Ну окрутила она меня, выведала… А впрочем, чего я распсиховался? – неожиданно прояснил для себя случившееся Лунев. – Она мне ведь не изменять с ним собиралась.
   Мажордом только передернул от негодования плечами.
    - Костя, я тебя прошу, одумайся! Твое чрезмерное увлечение этой, - он хотел сказать шлюхой, но встретив сверкающий взгляд Лунева, поостерегся, - девушкой может привести к нежелательным последствиям.
    - Каким, например? – с холодным спокойствием, поинтересовался Константин.
    - Например, из-за того, что она только что устроила, мы упустила Баркаса…
    - То есть? – не понял или не захотел понять Лунев.
    - То есть, - с язвительной любезностью пояснил ему Евгений Рудольфович. – Баркасу удалось скрыться в неизвестном направлении. А он нам должен!
    - То, что он нам должен, мы возьмем сами. А когда Баркас объявится, то узнает, что у него ничего не осталось и сам он – ничто!
    - Красиво изъясняешься, Костик, но не было еще такого случая, чтобы кто-то уходил от Лунева без его на то разрешения. А из-за твоей… – мажордом шумно вздохнул и пропустил слово. – Все пошло кувырком. Ты перестал быть Луневым!
    - Да! – с ненавистью в голосе подхватил Константин. – Я перестал быть голубым Луневым, я стал мужчиной! И это тебе не нравится!
    - Э… Костик, - протянул Евгений Рудольфович. – Ты уже несешь полную чепуху. Тебе прекрасно известно, что я не поклонник голубых наслаждений. Я люблю женщин, и я изо всех сил старался тебе помочь. Но не такой ценой.
    - Прости, – опустив голову, пробормотал Константин. – Нас столько связывает…
    - Ты поддался, - уже мягче продолжил мажордом. – С женщинами надо быть построже. Ты – Лунев, а она всего лишь девушка при тебе. И, скажу откровенно, ты явно поторопился объявить ее своей невестой. Она славная, - с трудом пытался подобрать приличные эпитеты для Веры мажордом, - с необходимым набором женских прелестей, но без малейшего представления об элементарных правилах поведения.
    - Ты прав. Я поговорю с ней. Такое не должно больше повториться.
    - Ну вот и ладно! Пойдем, а то твое отсутствие слишком заметно. Скажем, что девушке стало плохо: голова от шампанского разболелась, и ты отправил ее домой, - предложил Евгений Рудольфович, а сам подумал: «Все-таки здорово она Баркасу физиономию порезала. Бесстрашная девка! Если бы Костик не влип в нее, - отличный был бы боец! Такие выполняют приказы без размышлений, такие при исполнении до конца, пока кто-нибудь более ловкий не обойдет их».


ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

    Свое обещание мажордому Константин сдержал: Испания рукоплескала ему. Он так виртуозно играл на гитаре и так пел, будто родился в Кастилии. Восторженные зрители не хотели верить, что Константин русский. Журналисты с пристрастием принялись искать его испанские корни.
    Все было подвластно ему - и трагедийные ноты баллад и сверкающие нагловатой радостью переливы счастья, потому что за кулисами находилась женщина… его женщина. Покидая публику под гром аплодисментов, он принимал из ее рук полотенце, вытирал влажное лицо и вновь выходил на сцену под неумолимый свет софитов, чтобы отдать энергию своего таланта ненасытному вампиру - зрительному залу. Артист должен уметь балансировать между двух крайностей: между энергетическим вампиризмом зрителей и между их же равнодушием, иначе он рискует быть либо выпитым и выброшенным, либо не востребованным и уничтоженным переизбытком энергии собственного таланта.
    После серьезного разговора с Константином перед отъездом из Москвы Вера присмирела, пообещав ему быть впредь более осмотрительной и сдержанной. Лунев ей объяснил, что теперь ее жизнь перестала быть как бы только ее, что теперь она под прицелом объективов, что ее слова, поступки отображаются на страницах журналов. Пусть пока в двух-трех строчках, но сколько девушек мечтает хотя бы об одном слове о себе!.. Вера согласно кивала, успокаивая свой нараставший гнев, клятвой самой себе, что она еще устроит этому половому недоноску веселую жизнь.
    «На кой черт мне твоя дешевая популярность в журналах! – мысленно отвечала она ему. – Я не из тех дур, которые мечтают любой ценой втиснуться на снимок рядом со знаменитостью, готовы вывернуться наизнанку, чтобы только мелькнуть на экране. Мне на это наплевать! Мне деньги нужны, а развлечения я сама себе найду!.. Эх, если бы этот подонок Баркасов не подставил меня, - жила бы я сейчас, как хотела!.. Может быть, даже замуж вышла бы за очень богатого бизнесмена, а потом какое горе! – овдовела и, даже дух захватывает, как бы я покуролесила!! А ты! – взглядывала она Константина, – тоже мне, благодетель недоделанный! Ладно, я тебе еще устрою! Вот разберусь с Баркасом и толстомордым мажордомом! Ты у меня еще попрыгаешь, Лунев!»
    Вера соглашалась со всеми доводами Константина, потому что ее сейчас волновал только Баркасов. Она знала, пока тот дышит, ей покоя не будет.

 * * *   
    А в это время по песчаным берегам Нормандии бродила Ольга, вынашивая свои планы мести самозванке Вере и Луневу. Терпкий морской ветер ласково душил ее в своих объятиях, гнал бирюзовые волны к ее ногам, которые, словно не смея  коснуться их, с шепотом извинений откатывались назад.
    Ольга не отказывала себе ни в каких красках, рисуя картины мести, но… очнувшись, она должна была думать о том,  как бы ей дожить до того момента в «багровых тонах», когда запас ее кредитной карточки неумолимо шел к нулю.
    Приехав в Италию, куда ее отправил Кирилл, она не смогла снести одновременно палящее голову солнце и палящее душу неистовое желание мести. Пробыв две недели в стране «бельканто», она уехала в Нормандию, к ветру и прохладному морю, переходящему в безбрежный океан. Сначала она поселилась в маленьком городке, но в нем, увы, и люди жили маленькие, а ей были нужны большие деньги. Тогда Ольга пошла на риск и отправилась в Довиль, небольшой городок больших казино. Она купила себе солидный чемодан и два дорогих платья, а чтобы чемодан имел вес, прибегла к старой хитрости - набила его журналами.  
    Ее появление в Гранд отеле не осталось не замеченным. Это там, на сцене, она – артистка кордебалета, а здесь, в жизни, она собиралась играть только первые роли. Ее легкая походка, ее манера поворачивать голову, доводить жесты до красиво-логичного завершения, а не бросать их на полпути, ее аристократическая осанка и умение носить одежду мгновенно привлекли внимание мужчин с тонким вкусом.
    Быстрым взглядом она оценила обстановку и выбрала себе партнера. Поздно вечером, когда почти все общество Гранд отеля собирается в казино, она спустилась в холл. Объект ее внимания был уже здесь, он сидел в кресле и просматривал газеты. Проходя мимо него, она достала сигарету, прикурила и, задумавшись о чем-то, рассеянно опустила золотую зажигалку мимо сумочки. Все это было проделано спокойно и естественно. Объект сам почувствовал ее приближение и уже не читал газету, а осторожно выглядывал из-за нее. Сверкнувшая зажигалка была тут же поднята и возглас: «Мадам!» остановил Ольгу.
    Она невыразимо мило улыбнулась, именно невыразимо, потому что выразить, насколько ей нужны деньги, было невозможно. Объект, встретившись с ее неуловимым то ли карим, то ли зеленым взглядом, пожелал выяснить настоящий цвет ее глаз. Это ему обошлось в определенную сумму. Но он ни о чем не пожалел. Покидая Довиль две недели спустя, он увозил с собой дивное воспоминание о неуловимого цвета глазах и бархатной родинке над губой.
    Пополнив запас своей маленькой, но весьма прожорливой шелковой сумочки, Ольга принялась выискивать новый объект. Цель была одна – составить определенную сумму и на досуге, спокойно, без лишних эмоций, обдумать план мести.
    В платье, трепещущем даже от легкого дуновения ветерка и шарфом а ля Айседора Дункан, Ольга прогуливалась по большой веранде, с наслаждением наблюдая за вечерней агонией умирающего солнца. О, как оно хотело жить, бросая золотисто-багряные лучи, в надежде зацепиться за уходящую в ночь землю!
    Она подошла к перилам и впилась взглядом в диск, падающий в лилово-черный мрак волн. Чьи-то шаги заставили ее вздрогнуть. Она чуть повернула голову и вздрогнула еще больше, заметив Баркасова. Тот настороженно оглядывался вокруг, обречено чувствуя, что мажордом, так или иначе, заманит его в западню. Ольга в полной нерешительности стояла, прижавшись к перилам. Но, немного поразмыслив, поняла, что в любом случае Баркасов ее убивать не будет, для этого у Лунева есть особые «бойцы». Она первая сделала шаг и улыбнулась. Баркас подхватил ее стремление и подошел к ней.
    - Привет, – сказал он, испытывающе глядя ей в лицо.
    - О?! – не сдержала Ольга своего удивления при виде располосованной надвое левой щеки Баркасова, но расспрашивать не стала, ограничившись невинным вопросом: - Отдыхаем?
    - Да, – натянуто ответил тот.
    - Я тоже…
    - Что-то звучит это у тебя не очень весело, - заметил Баркасов.
    - А у меня вынужденные гастроли, - двусмысленно произнесла она, тем временем пытаясь оценить ситуацию.
    «Баркас не может быть послан Луневым, чтобы разыскивать меня. Баркас - крупная фигура, он сам кого хочет пошлет. Значит, наша встреча – чистая случайность. Но кто его так полосонул?. Это неспроста!»
    Баркасов в свою очередь тоже хотел понять причину своей встречи с Ольгой. Он-то был в курсе, что у нее разладилось с Константином.
    «Не иначе из-за этой шлюхи Верки!» - сделал он абсолютно правильный вывод и решил прояснить возникший между ними туман.
    - Что ж ты Костика бросила? Он себе шлюху какую-то завел… -  и, не удержавшись, добавил: - низкопробную
    Ольга вспыхнула и метнула на него недобрый взгляд.
    - Потому и бросила!
    - И теперь в одиночестве здесь? А когда же домой? – не унимался Баркасов.
    - А тебе-то что? – огрызнулась Ольга.
    - Да так… - протянул он. – Могли бы вместе отдохнуть…
   Ольга ничего не ответила на его предложение, а сказала то, о чем думала:
    - Если ничего не изменилось, Лунев сейчас в Испании.
    - Хм, – Баркасова даже передернуло. – Ничего не изменилось, - подтвердил он.
    - Со своей шлюхой?! – сверкнули в свете зажегшихся фонарей ее глаза.
    - С ней, – злобно бросил Баркасов.
    Они внимательно посмотрели друг на друга и будто поняли, почему встретились.
    - Ты знаешь, в каком городе? – по-деловому осведомилась Ольга.
    - Могу узнать.
    - Хорошо, – покусывая в раздумье губы, ответила она. – Узнай, и мы поедем.
    Баркасов не стал уточнять зачем, он сам этого хотел. Вынужденный бежать из России он успокаивал себя только мыслями о мщении. Лунев с мажордомом прибрали к своим рукам весь его бизнес, ликвидировав преданных ему людей и перекупив продажных. Но всегда кое-что да ускользнет. Остались и люди и средства, пусть небольшие, но верные! Баркасов провел рукой по еще свежему шраму и сказал:
    - Что ж, поедем.
    Ему хотелось насмотреться на Лунева и Верку, беззаботно прыгающих в лучах жизни, чтобы еще ярче представить себе, как они будут корчиться в муках, которые он подготовит им. С Веркой он уже решил: «Тюрьма! Упрячу суку лет на пятнадцать особо строгого режима, посмотрим, что останется от ее шарообразных грудей!» А вот с Луневым предстояла борьба на смерть: тут уж кто кого, но вместе им в Москве больше не жить.
    Ольга с Баркасовым стояли рядом, погрузившись каждый в свои  почти идентичные мысли. Она очнулась первой.
    - Ты играешь?
    - Да ну его к черту, это казино! Лучше давай поужинаем.
    Они поднялись в ресторан, сверкающий хрусталем, зеркалами, хрустящий салфетками и приятно ласкающей взор позолотой приборов. Сделав заказ, Баркасов извинился и вышел. Ольга встревожилась, но, поразмыслив и не почувствовав в воздухе опасности, спокойно взяла бокал.
    Баркасов вернулся с нескрываемой улыбкой удовольствия на губах.
    - Послезавтра Лунев будет выступать в Барселоне!
    Ольга злорадно прищурилась. Они встретились взглядами и рассмеялись. Они понимали, что послезавтра ничего не смогут сделать своим врагам, но они хотели их видеть, и это было сильнее всех других желаний.


* * *
    Волны в такт музыке, льющейся из похожего на гигантскую морскую звезду концертного зала, набегали на песок. Казалось даже, что в свете лунной дорожки из морских глубин
появились головы русалок, очарованных пением черноволосого юноши из далекой страны.
    Ольга не спускала взгляда с Константина. Баркасов в нетерпении дергал ее за руку и шептал:
    - Ну хватит, насмотрелись… пошли.
    - Еще немного, - взволнованно пробормотала она.
    - И какого черта я поддался на твою авантюру? – пожал он плечами. Сидели бы себе преспокойно в Довиле, так нет, принесло нас в Испанию Лунева послушать. Делать мне больше нечего было.
    - Не но, – прошипела Ольга и, поднявшись с кресла, добавила: - Идем. Скоро концерт окончится, я хочу ее видеть.
    Баркасов провел рукой по щеке и со вздохов кивнул.
    
    После концерта Константин с Верой и ближайшим окружением отправились ужинать в ресторан. Двое, удобно устроившись за отдаленным столиком, наблюдали за ними.
    Вера веселилась во всю, двигая под сухой стук кастаньет бедрами, обтянутыми белым трикотажем. Константин, не выдержав их возбуждающего колыхания, присоединился к ней. Тут же засверкали вспышки фотоаппаратов. Мажордом заботился о каждом выигрышном моменте частной жизни Константина Лунева.
    Ольга вонзили себе ногти в ладони, чтобы не броситься и не уничтожить эту девицу.
     - Тварь! Тварь! – вырвалось из ее сведенных судорогой ненависти губ. – Узнать, откуда она взялась, - полжизни бы отдала!
    Баркасов поднял на нее испытывающий взгляд, но Ольга была настолько поглощена мазохистским созерцанием Веры, что не обращала ни малейшего внимания на своего спутника.
    - Зачем же полжизни? – неожиданно произнес он. – Можно гораздо дешевле и приятнее.
    - Что?! – Ольга с недоумением посмотрела на него.
    Баркасов был вынужден вновь повторить свою фразу.
    - Ты что-то знаешь?! – она схватила его за руку.
    Он пристально посмотрел ей в глаза.
    - Знаю, – произнес после долгой паузы и провел ладонью по своей порезанной щеке.
    - Что?!.. Что?!.. – Ольга завертелась на месте то, останавливая свой взгляд на Баркасове, то, поворачивая голову в сторону Веры. – Ну, кто она?!
    - Сука! – бросил Баркасов.
    Ольга презрительно усмехнулась.
    - Я это и без тебя знаю.
    - Видишь? – он указал пальцем на свой шрам.
    - Неужели?! – воскликнула пораженная Ольга. – Не может быть!
    - Ее отметина, – скривился Баркасов.
    - Ну, так не тяни! Скажи, кто она? Откуда взялась?
    - Скажу, если захочешь, – приблизив свое лицо с приоткрытым от тяжелого дыхания ртом, произнес он.
    Ольга смерила его взглядом и ответила:
    - Хочу!
    - Тогда поехали. В номере и поговорим.
    
    Приехав в отель, Баркасов, прежде чем закрыть дверь номера, внимательно оглядел коридор. Ничто не вызвало у него подозрений. Он вошел в комнату и сразу же сжал Ольгу в грубовато-сильных объятиях.
    Она попыталась освободиться.
   - Сначала скажи!
   - Боишься, что обману? – противно скривил он губы.
   - Боюсь, – без обиняков призналась девушка.
    - Хорошо, я тебе скажу, потому что узнав, ты получишь козырь и сможешь отомстить ей. И здесь наши желания совпадают.
    - Так говори! – в нетерпении всплеснула она руками.
    Баркасов метнул на нее лукавый взгляд.
    - Тогда сними платье. Люблю смотреть на женщин в нижнем белье.
    Ольга пожала плечами, провела рукой по спине и, шумно вздохнув, платье упало к ее ногам.
    - Ну и?!..
    - Верка Степанова, - облизал он пересохшие от волнения губы, вызванного красивым женским телом, - на самом деле Вера Бокунова, приговоренная за убийство своего любовника к пятнадцати годам лишения свободы.
    - Что?!
    - Но я решил позаботиться о подружке моего приятеля, убитого ею в состоянии аффекта. И предложил мажордому купить ее с тем, чтобы он, обеспечив ей приличное и по возможности более краткое пребывание в тюрьме, мог воспользоваться ее услугами для ликвидации ненужных ему людей.
    - Что?! – повторила Ольга и опустилась на кровать рядом с Баркасовым.
    Его руки тут же заскользили по ее груди. Но она словно не ощущала этих мерзких прикосновений.
    - Значит, она убивала людей?
    Баркасов утвердительно кивнул.
    - Давай, все подробности, – потребовала она. – Мне надо знать все!
    - Какая ты, однако, торопливая, – он расстегнул ремень на брюках. – Помоги мне вспомнить.
   - Да, пожалуйста, – бросила Ольга, согласная удовлетворить любую его сексуальную прихоть.
    Баркасов это понял и изощрялся, как мог. Поэтому и вспомнил все подробности, какие только были ему известны.
    На следующее утро они покинули Испанию и вновь вернулись в Довиль.
    Ольга несколько дней бродила по песчаному берегу и даже заходила по колено в воду, сверкавшую изумрудом на солнце и обжигавшую холодом настолько, что, казалось, будто тысячи ледяных иголок мгновенно впивались в кожу. Она обдумывала план мести.
    «Самый лучший, самый красивый – это, несомненно, яд! Но не такой, каким был отравлен Денис, а такой, что действует медленно.  Вот это было бы наслаждением: сообщить выскочке точную дату ее смерти. - Ольга мгновенно представила залу, освещенную матовыми лампами, противную, наглую физиономию соперницы и себя в чем-то чрезвычайно элегантном. – Пройти мимо нее и прошептать, будто в пустоту: «Жить тебе осталось недели три…» -  Она не поверит, бросит в ответ что-то наглое, а я и бровью не поведу. – «Через несколько дней ты почувствуешь первые симптомы: легкое недомогание,  руки похолодеют, голова кружится станет…» -  Что ж, красиво, - вздохнула Ольга. – Но где мне достать такой яд?  - И вдруг она так зловеще громко расхохоталась, что стая чаек взметнулась с прибрежного камня. – О, я отомщу! Пусть не изысканно, но зато так, что моя месть будет длиться годы, и каждый день моей жизни будет отмечен ее мукой. Лунев ничего не сможет сделать, разве только убить ее, чтобы прекратить страдания».
    Пальчиками с длинными лиловыми ногтями она набрала по сотовому телефону номер Мелентьева.
    Кирилл взял трубку.
    - Привет, – услышал он ее переливчато-настороженный голос. – Мне с тобой надо очень серьезно поговорить.
    - Слушаю.
    - Повторяю, это очень серьезно, – чуть ли не по слогам произнесла Ольга.
    «Интересно, что ей понадобилось? – подумал он. – Из списка фигурантов я ее не исключил, но сейчас вплотную заниматься балериной кордебалета не буду. Уж больно заинтриговала меня новая версия убийства Лотарева, и пока  ее не разработаю, ни о чем другом думать не могу».
    Кирилл, – твердо начала девушка, – то, что я тебе сообщу, строго конфиденциально. Ты можешь воспользоваться моей информацией, однако, ни в коем случае не называя меня. Вернее, если быть честной до конца, то я хочу, чтобы ты воспользовался моей информацией…
    Кирилл слегка усмехнулся.
    - Не тяни!.. Уже заинтриговала.
    - Я тебе кое-что расскажу, - невольно перешла на шепот Ольга, - о новоявленной пассии Лунева Верке…
    Кирилл поморщился, как от дольки слишком кислого лимона.
    «Очень надо! Ольга помешалась от злости и хочет мне поведать сплетни о своей сопернице…»
    - Оля, – с оттенком недовольства перебил он ее, – у меня много работы. Может, как-нибудь в другой раз позвонишь? У тебя все нормально? – произнес он дежурную фразу, чтобы поскорее закончить разговор, но в ответ услышал презрительный смех.
    - Не спеши, детектив! То, что я тебе сообщу, заинтересует даже МУР. Я могла бы позвонить туда, но дело в том, что там задают слишком много вопросов…
    - Хорошо, слушаю, – сосредоточенно произнес Кирилл.
    По мере того как она говорила, его лицо принимало все более заинтересованное выражение.
    - Короче, - сделала заключение Ольга. – Мне надо, чтобы эта стерва оказалась там, где ей место. А Лунева… - она сделала паузу, - а Лунева я сожгу на медленном огне неизвестности: - кто донес на его суку?.. Кто-то, а может быть и я…
    - Если все, что ты рассказала правда, то Луневу тоже не поздоровится. Хотя в настоящий момент трудно сказать. Но лучше поостерегись его.
    - Вот еще! Теперь он меня должен бояться. Правда, об этом он еще не знает, но ждать осталось недолго. Я встречусь с ним.
    - Оля, - это рискованно. Или ты?..
    - Вот именно. Все дела Костика и мажордома, о которых мне известно, а также подробности личной жизни звезды, покоятся в одном из сейфов Люксембурга, а ключ… Впрочем, это тебе уже неинтересно.
    - Напротив! Женщина, месть которой ограничивается не словесными угрозами, а переходит в действие, мне очень интересна…
    - Но я же всего лишь яркое воплощение посредственности – артистка кордебалета…
    - Нет-нет, в тебе таится нечто, способное удивлять…
    Ольга иронично усмехнулась.
    - Надеюсь, я отдала информацию в умелые руки, и результат не заставит себя долго ждать.

    С ценной информацией от Ольги Кирилл поспешил к Леониду.
    - Н-да, - пробормотал тот. – Очень интересно и весьма вероятно. Однако надо бы проверить, но очень осторожно, чтобы не привлечь чьего-нибудь ненужного внимания. Если все обстоит так, как рассказала твоя балерина, то у мажордома, вне всякого сомнения, есть свои люди и в МУРе.
    - Это твоя забота. Я же собираюсь вплотную заняться разработкой моей новой версии.
    - Ну-ну, – с явной усмешкой подбодрил его Леонид. – В этом деле версий!.. Даже не жаль, когда одни летят к черту, других – навалом!
    - К сожалению, возразить не могу, – согласился Кирилл. – Но это роскошная версия.
    - Да? Поделись.
    Он в общих чертах рассказал о новых фактах в деле Лотарева.
    - Не версия, а роман.
 
ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

    Кирилл шел по опустевшему театру, даже ковровые дорожки и те отправились в отпуск. Дверь гримерной Марины оказалось закрытой.
    «Где же она? – растерянно оглянулся по сторонам Кирилл. – А! Может быть у Севы?»
    Он поднялся по лестнице и вошел в приоткрытую дверь. Интуиция его не подвела.
    Марина с Севой, склонившись над большим столом, с увлечением рассматривал эскизы.
     - Не помешаю?
     Марина подняла голову.
     - Кирилл?! Напротив, очень рада тебя видеть.
     - Проходите, садитесь, – приветливо произнес Сева и подвинул к столу табурет. – Вот, рассматриваем эскизы к «Олимпу».  Мариночка все недовольна, - не удержавшись, посетовал модельер.
     - А это что за эскизы? – поинтересовался Кирилл, перебирая листы с набросками живописных костюмов. - Для «Жизели»?
    - Нет, – взглянул Сева. – Просто молодежь театра решила  возобновить неувядаемую «Коппелию». Когда-то и Марина танцевала в этом балете.
  - «Коппелия»? – пытался припомнить Кирилл, продолжая рассматривать эскизы, и вдруг замер, будто увидел что-то знакомое. – А это, кто будет? – спросил он у Севы, показывая на выполненную пастелью неприятную физиономию старикашки.
    - А это и есть сам мастер Коппелиус.
    - Такой мерзкий?
    - А как же! Ведь он олицетворяет зло, с которым будут бороться в  балете. Уже давно готовы костюмы, и даже были репетиции с гримом и декорациями. Молодежь театра собирается этим спектаклем открывать новый сезон.
    - Можно взглянуть на  костюмы? – со сверкающими наивным восторгом глазами поинтересовался Кирилл.
     - Пожалуйста, – Сева провел его вглубь своей обширной мастерской. – Они пока еще находятся у меня.
    Он отодвинул занавеску, и Кирилл принялся рассматривать шелковые платья балетных горожанок и бархатные курточки кавалеров.
    - А это, несомненно, камзол Коппелиуса?
    - Да, – подтвердил Сева.
    - А… вот как вы делаете ему лысину? На эскизе он же лысый!
    - Этим гримеры занимаются. Но у меня есть новая лысина Коппелиуса.
    Сева подвел Кирилла к столу, отпер один из ящичков и вынул лысину, горбатый нос, бороду.
     - Можете примерить, – улыбнулся он и вернулся к Марине.
    В ящичке Кирилл нашел все необходимое: гримерный клей, румяна, пудру. Он сел перед зеркалом и, не совсем ловко, прилепил себе лысину с ободком волос неопределенного цвета, горбатый нос, кустистые брови и долго с нескрываемым удовольствием смотрел на себя. Затем потихоньку подкрался к Марине с Севой и кашлянул. Марина, повернувшись, невольно вскрикнула, а Сева громко рассмеялся.
    - Ну как, подойду на роль?
    - Да, – многозначительно протянул Сева. – Театр привлекает всех! Театр – это мучительная тайна. Сцена ничего не скрывает перед зрителем, но закулисье хранит и никогда не открывает своих секретов. Оттого, наверное, все так рвутся за кулисы, чтобы узнать, понять, разгадать …  
    - Не хочу с вами спорить, - улыбнулся Кирилл, - но, по-моему, для меня театр сделал исключение.
    Марина не слушала их разговор, она перебирала образцы материалов всевозможных оттенков.
    - На сегодня, все! Устала, – обратилась она к Севе. – Вот, я отобрала это, это и это…
 Сева взглянул на отобранные образцы и покачал головой.
  - Разгримировывайся, – приказала Марина Кириллу. – Я ухожу.
    Снять грим оказалось делом не очень легким и совсем неприятным. Кирилл перестарался и намазал слишком много клея на нос и брови. Пришлось Марине заняться его лицом.
    - Осторожно! – взмолился Кирилл, когда Марина стала снимать с него лысину, потянув ее вверх.
 - Не будешь заниматься тем, чем не надо, – назидательно произнесла она и, крикнув Севе: - До свидания! – поспешила с Кириллом вниз.

* * *
     - Пойдем посидим в кофейне, - предложил он Марине.
     - Как ты сказал? – с улыбкой переспросила она.
     - Кофейня.
     - Какое милое, старое слово! Люблю слова с привкусом времени. Невольно всплывает в памяти XVII век: кружева, шпаги и очаровательные кофейни…
    Они сели за отдаленный столик.
    - О! Кофе действительно пахнет кофе! – с удовольствием вдыхая вьющийся дымком аромат, отметила Марина.
    Кирилл, рассмотрев развешанные по стенам литографии под старину, перевел взгляд на свою спутницу и с удивлением заметил у нее на среднем пальце довольно массивный для ее руки перстень.
    - Как твоя поездка в Петербург? – начала Марина. – Познакомился с Фроловой? Очаровался заплесневелыми прелестями?
    - Моя поездка была очень плодотворной, - мягко остановил ее Кирилл. – Откуда у тебя этот перстень?
    - Понравился? -  спросила она. – Мне тоже. Я нашла его в вещах Дениса. Если не ошибаюсь, ему его подарила Дезире. Воображаю, как она позеленеет, когда вернется и увидит у меня на пальце свой подарок!
    - Марина, твоя мстительность лишает тебя ореола гениальности.
    - Значит, Пушкин ошибся в своем утверждении, – с легкостью, присущей женскому мышлению, нашла она ответ. – А почему ты не пьешь кофе? – неожиданно задала она вопрос и рассмеялась. – Ты решил, что я тебе подсыпала яд в чашку, пока ты рассматривал литографии?
    Кирилл даже поморщился от ее слов.
    - Но с какой стати мне тебя убивать? – вполне серьезно произнесла Марина. – Ведь ты ничего против меня не нашел?!
     Кирилл ей не отвечал, но и кофе не пил.
    - Да, ты угадал. В перстне под камнем есть резервуар. Вот, смотри! – Она нажала на камень.  – Видишь, здесь был яд, точно такой же, какой я подсыпала Денису, а теперь тебе. Но если ты не пьешь кофе, мы его выльем и попросим новый. – Она небрежно провела рукой по столу и сбросила чашку.
   - Марина, что с тобой? – не понимая, спросил Мелентьев.
   - Ты не пьешь кофе, а меня это раздражает! – пояснила она.
   - Хорошо, я выпью!
   - Конечно, ведь это уже будет не та чашка!
   - Марина, я уезжаю, - попытался переменой темы спасти погибающий разговор Кирилл, поздно осознав свою грубую оплошность. Как можно было сказать Купавиной, что мелкая мстительность, присущая лишь посредственным существам, лишает ее ореола гениальности?!
    - Да? И куда? Надолго? – меняя гнев на милость, поинтересовалась она.
    - За границу. Думаю, что вернусь не скоро.
    - Следы ведут?
    - Не скрою, да.
    - Понятно, – вздохнула она. – Я тоже скоро уеду, хочу отдохнуть.
    - Ницца, Канны, Париж?
     Марина в такт кивала головой, но при слове Париж поморщилась.
    - Париж, – произнесла она вслух и задумалась, точно хотела вспомнить что-то ускользающее. – Да, да, - припоминая, сама себе сказала она. – Именно там, в Париже, с Денисом что-то произошло.
    - Что? – не понял Кирилл.
    - Если бы я знала! – с горечью воскликнула Купавина.
    - Все-таки попытайся по возможности более четко определить свои ощущения…
    Она покачала головой.
    - Втисни картину импрессиониста в четкие рамки, лиши ее недосказанности, и это уже будет не она. Так и мои ощущения: чуть отклонюсь, и вкрадется ошибка.
    - Давай туманно, только подробно, – согласился детектив.
    - Это было примерно год назад на гастролях в Париже. Вначале, - старательно восстанавливала она в памяти события прошлого года, - все шло, как обычно. Денис был в прекрасном настроении. Публика рукоплескала, газеты не скупились на дифирамбы. Между нами царила гармония. Но примерно недели через две Денис, без видимых причин, вдруг стал каким-то раздражительным, даже злым. Ни с того ни с сего начал набрасываться то на меня, то на Аркадия, то даже на Феликса, который впервые был на гастролях. Я попыталась его успокоить, выяснить. Аркадий, кстати, тоже с ним разговаривал, но все бесполезно. Потом он, видимо, взял себя в руки и успокоился. Ты знаешь, я бы не обратила внимания на перепады настроения Дениса, если бы это было в его характере, но за все время, что мы с ним вместе, такое случилось впервые. – Марина замолчала не в силах быстро избавиться от грустных воспоминаний. – Поэтому в Париж я не поеду, - подытожила она.
    «А вот мне, вероятно, именно поэтому и придется поехать», - подумал Кирилл.
    - Кстати, оперная труппа гастролировала вместе с вами?
    - Если ты имеешь в виду несравненную Леонеллу, то да.
    Воцарилось молчание.
    - Итак, я еду, – фраза Кирилла неловко повисла в воздухе.
    - Поезжай, – после долгой паузы безразлично отозвалась Марина.
    Кирилл подвез Купавину к ее дому. Она подставила ему щеку для прощального поцелуя. Он чуть дотронулся до нее губами.
    «Что же это? – усиленно пытался понять Кирилл, глядя в спину уходившей Марины. – Правильно ли я разгадал причину ее столь странного  поведения? Это была просто женская обида за мое неудачное сравнение, или же действительно она подсыпала мне в чашку с кофе яд? В таком случае, она, несомненно, солгала, сказав, что это тот же самый яд, которым был отравлен Денис. Нет, ей не нужен был труп в кофейне, я бы умер не раньше, чем через час, а может быть, и через несколько дней. Но зачем она стала меня провоцировать? Она поняла, что я разгадал ее ход, и быстро проиграла возможные варианты: либо она меня провоцирует насмешкой, и я ухарски пью кофе. – «Ну вот видишь, нет никакого яда», - успокоила бы она меня, внутренне торжествуя победу, либо я, не обращая внимания на ее насмешки, беру чашку с кофе на экспертизу. Поэтому она так торопливо сбросила ее на пол. - Кирилл усмехнулся. – Если она захотела меня отравить, значит, я напал на верный след. Но проблема в том, что я не знаю, на какой. Слишком уж их много. Зачем она рассказала мне о Париже? Вероятно, затем, чтобы я туда не поехал?!  Нет, - был вынужден признаться сам себе детектив, - это дело меня доконает, если я первый не добью его».

* * *
    Летнее солнце безжалостно палило Москву. Кирилл спустился в гараж, сел в джип и отправился на следственный эксперимент. Он догадался, кто украл икону у Саши-Верзилы, оставалось только найти ее.
   Мелентьев приехал на место встречи Саши и Дениса Лотарева. По словам Верзилы, к  нему подошел какой-то лысый мужик с жидкой бороденкой и принялся его задирать. Верзила вышел из машины и тотчас получил удар по голове. У Кирилла не было никаких сомнений, что этим начинающим лысеть мужиком был не кто иной, как сам Денис Лотарев. Вчера, когда Кирилл увидел наброски грима Коппелиуса, он тут же вспомнил незнакомца, описанного Верзилой. Вспомнил и о нежелании Лотарева вывозить за границу духовно ценную икону. Ход Лотарева был рискован и наивен, но в то же время доказать, что именно он украл икону, было невозможно. Константин психовал, злился и, несмотря на свои близкие и весьма доверительные отношения с Денисом, приказал обыскать его квартиру, дачу и даже апартаменты невесты.
    От места встречи Кирилл поехал в сторону Шереметьево.
    «За то время, что оставалось у Лотарева до вылета, - рассуждал детектив, - он не мог далеко отъехать от шоссе, чтобы спрятать икону. И куда ее вообще можно было спрятать? Не под первым же попавшимся камнем?! Икона – очень старая, хрупкая, ей достаточно двух дней, чтобы погибнуть навеки. В камере хранения аэропорта? Нереально! Лунев, несомненно, поставил там наблюдателей. Но тогда где? – Кирилл остановился у обочины. – Где можно спрятать икону, чтобы потом, вернувшись и выждав время, спокойно взять ее, потому что Лотарев знал, за ним будут следить».
    Раскаленное небо вдруг заволокли маленькие тучки-спасительницы, которые стали довольно быстро разрастаться. Деревья радостно замахали им ветками, умоляя о дожде. Тучи толкались, клубились, заносчиво заволакивали солнце, но никак не могли собрать влагу для дождя.  Деревья задрожали, склоняясь в унизительных поклонах, и тучи смилостивились: летний ливень обрушился на землю.
    Кирилл продолжал размышлять, стараясь полностью отказаться от своего «я» и стать на краткое мгновение Денисом Лотаревым, чтобы, как можно более точно, воссоздать его возможные действия. Неожиданно он вспомнил слова Марины, что дух Дениса все еще блуждает в пределах земли в ожидании отмщения.
    Дождь стучал по машине с ужасающим шумом, крупные капли  растекались по лобовому стеклу в половодные реки. Ехать было невозможно.    
    «Если дух еще блуждает, - подумал детектив, - то можно обратиться к нему, тем более что Денис хотел, чтобы икона осталась в России. Она и осталась, но никто об этом не знает. Ее считают потерянной. –  «А ты знаешь, - помимо воли обратился Кирилл к Лотареву. – У тебя есть возможность посредством меня вернуть икону!..»  – Он поморщился и расхохотался. – Да, общение с Мариной для меня не проходит даром. Еще немного и я буду безошибочно указывать на убийцу после спиритического сеанса с его жертвой. Какая все-таки чушь может прийти в голову».
    Кирилл включил радио и вновь стал продумывать возможные действия Дениса Лотарева в поисках надежного места для иконы.
   Солнечные лучи проглянули из-за туч, и дождь прекратился. Детектив продолжил свой путь. Неожиданно, с левой стороны, что-то блеснуло в высокой кроне деревьев. Мелентьев было проехал мимо, но потом все-таки решил вернуться и, заметив проселочную дорогу, выехал на нее. Через несколько метров среди высоких берез он увидел недавно отреставрированную церквушку. Ее купола были выкрашены в ярко-голубой цвет и украшены золотыми звездами. Мелентьев остановил машину и вышел.
    Воздух после дождя дышал травами и цветами. Он обошел вокруг церкви и, обнаружив, что она открыта, вошел. Со вниманием рассмотрев лики святых на иконостасе, детектив повернул за колонну и увидел икону с подрагивающей перед ней лампадкой. Он замер. Икона словно излучала свет - не яркий, но такой силы, что не давала возможности просто так оторвать от нее взгляд. Кирилл огляделся: народу в церкви было немного, и никто не обращал на него внимания. Он подошел к иконе поближе, достал из кармана лупу и внимательно осмотрел лицо Богоматери. – «Не может быть! – чуть ли не вслух произнес детектив. – А впрочем, именно так и должно было быть, – тут же сам себе ответил он. – Денис заранее составил план похищения иконы и, естественно, позаботился о надежном хранилище для нее. Оглушив Верзилу, он подъехал к этой церкви, как раз находящейся по дороге в Шереметьево, и заменил копию иконы подлинником. Копию же выбросил в первую попавшуюся речку. – Кирилл, еще раз внимательно осмотрел икону. – Я, конечно, не специалист, но почти уверен, что это она».
    Он вышел из церкви и, набрав по сотовому Леонида Петрова, изложил ему суть дела.
    - Действуй, Петров, – с добродушной усмешкой заключил он. – И считай, что я тебе обеспечил майорские погоны.
    - Ты… ты уверен? – взволнованно допытывался Леонид.
    - Я же тебе говорю: я – не специалист, но можно сказать, что уверен.
    - Слушай!.. Это же… это же…. Короче, будь там, охраняй!.. Я.. мы сейчас… вертолетом…
    С вертолетом Леонид, конечно, погорячился, но примерно через час две машины с шумом и визгом подъехали к церкви. Леонид вместе с высоким мужчиной в штатском подбежали к безмятежно курившему детективу.
    - Где?! – только и смогли произнести они.
    Кирилл с галантностью заправского экскурсовода изящным жестом пригласил их войти в церковь.
    Мужчина в штатском, в отличие от Мелентьева, оказался крупным специалистом и поэтому едва ли не с первого взгляда прошептал:
    - Она!.. Она!..
    Увидев пред церковью милицейские машины, встревоженный батюшка поспешил в свой придел.
    Леонид отвел его в сторону и все объяснил. На лице батюшки надолго, если не навсегда, застыло выражение: «Не может быть!..»
    Он подошел к иконе, благоговейно перекрестился и склонился в низком поклоне. Потом выпрямился и долгим взглядом посмотрел на нее.
   - Погрязли в суете!.. Смотрим на иконы, а бога не видим!.. – с тяжелым укором вздохнул он.

 
ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

    Получив через посредство Леонида документы, подтверждавшие его полномочия, Кирилл вылетел в Италию, а точнее в Рим. После того, как бесславно рассыпались две его совершенно великолепные версии, по одной из которых яд в склянку Лотарева подливал рабочий сцены, бывший танцовщик Вадим Стужев-Омутов, а по другой, - знаменитая актриса Алина Фролова, свою третью, окончательную версию, Кирилл старался «уберечь» от таких неожиданных поворотов.
    Поводом для последней версии, которую он назвал «Версия из Фаворитово», послужили фотографии из альбома милой Анны Аристарховны, на одной из которых на плечо четырнадцатилетнего Дениса Лотарева опиралась шестнадцатилетняя Леонелла Дезире. Поэтому в Риме Кирилла интересовали архивы и клиника, где появился на свет ребенок зампреда посольства СССР в Италии Ипполита Чехнолидзе.
    После его смерти вдова с ребенком какое-то время жила в Петербурге. Но когда Леонелле минуло семнадцать лет, Людмила Чехнолидзе вышла замуж за работника венгерского посольства и, в связи с его переводом на другую работу, покинула пределы СССР. Далее след семьи Чехнолидзе стал теряться. Леонелла с матерью появлялись то тут, то там… Мать, овдовев второй раз, осталась жить в Будапеште, где будущая певица закончила консерваторию. А потом неистовая Леонелла начала метаться по Европе.
    Собрав в Риме копии нужных ему документов, Кирилл задумался: куда держать путь дальше, чтобы эти копии обрели силу фактов. На несколько дней он заехал в Будапешт, но с матерью Леонеллы встречаться не стал. Детектив был уверен, что она не скажет ему правды. Однако то, что он разузнал в столице Венгрии, только укрепило его предположения. Все сразу становилось понятным: и появление Леонеллы поздно вечером в гримерной Лотарева, в которой она что-то безуспешно искала, и осторожный, но целеустремленный обыск квартиры Дениса, а главное – повод для убийства.
    Кирилл внутренне торжествовал, предвкушая, как он загонит в угол сладкоголосую Дезире, и в тоже время ясно представив себе эту картину, невольно морщился и брезгливо отстранялся от мысленного образа певицы.
    Из Будапешта он отправился в Австрию, где получив лишнее подтверждение своих заключений, устремился в Швейцарию.
    Сидя в маленьком кафе на берегу игрушечного озера, Кирилл лакомился сыром, красным вином и наслаждался своей версией. Она сверкала, словно кристалл на солнце. Она была так хороша, что даже холодок ужаса, исходивший от нее, придавал ей дополнительное мистическое очарование. Все в ней было четко и ясно. Только временами картину портили ядовито улыбающиеся губы Ольги и бездонный взгляд Марины. Но Кирилл утешал себя тем, что, как только предположение станет фактом, яд исчезнет с губ Ольги, а взгляд Марины перестанет быть столь бездонным.
    Итак, Швейцария – страна-хранительница мировых секретов. Кирилл не рассчитывал, что ему удастся получить здесь документальное подтверждение своей версии.  Но!..  Если до визита в Швейцарию по Европе путешествовала особа под фамилией Чехнолидзе, то после длительного пребывания в стране озер, из нее выехала уже Леонелла Дезире, которая прямым путем направилась в Милан. Через год стажировки в оперном театре она уже приводила в восторг миланскую публику своим божественным голосом. Она выступала по всей Европе, гастролировала в США, но, достигнув двадцати восьми лет, ее неожиданно потянуло на Родину, и она подписала контракт с театром, в котором танцевал Денис Лотарев.
    Они встретились, но Денис не захотел ее узнать, во всяком случае, именно так это выглядело со стороны. Леонелла, словно в отместку, принялась открыто преследовать его своей любовью. Но тут появился Валерий Дубов, и Леонелла, отвергнутая Денисом, становится его любовницей. Казалось бы, все ясно, но вот фраза, которую услышал Лунев после вечеринки на своей даче и которую он передал Кириллу, навела его на интересную мысль.
    Денис застал Леонеллу с Валерием Дубовым, ему это не понравилось, следовательно, его нарочитое равнодушие к Леонелле было только маской. Повстречавшись с соперником, он потребовал, чтобы тот ушел: «Валерий, немедленно убирайся отсюда!» И тем самым как бы признался в своих чувствах к Дезире. Тогда вполне вероятно, что Дубов, потесненный Лотаревым и с профессионального и с любовного поприща, пришел в ярость, недаром же он утверждает, что происходит из рода Сфорца-Борджиа, и, по примеру своих достославных предков отравил Дениса.
    «Тоже неплохая версия, - отметил Кирилл. – Но, учитывая некоторый весьма важный нюанс, я больше склонен к «Версии из Фаворитово».
    Пробыв несколько дней в Женеве, Кирилл отправился поездом в Париж, где находилась Дезире. Перед встречей с ней ему было необходимо продумать и решить, как лучше построить разговор. От умения срежиссировать эту встречу зависел либо успех, либо провал его версии».
     Мелентьев прибыл в Париж, так до конца и не выстроив свой разговор с Дезире.
    «Придется импровизировать, но куда это заведет, неизвестно никому».

* * *
    В тот вечер Леонелла пела в сверкающем золотой росписью бальном зале Фонтенбло.
    В свои роскошные апартаменты в отеле «Ритц» она вернулась далеко за полночь. Горничная включила несколько бра и предложила свои услуги, но Леонелла отослала ее. Черным облаком шифона певица опустилась на диван. Чуть шевельнулась штора, закрывающая балкон.
    - Кто здесь?! Кто?! – тщетно вглядываясь в густой полумрак, воскликнула Дезире.
    - Всего лишь я, – отозвался Кирилл, выйдя из-за шторы.
    - Что это еще за театральное явление?! – с недовольством пробормотала Леонелла.
    - Просто я не хотел, чтобы кто-то меня видел.
    - А вы не подумали, что я тоже не хочу вас видеть? – с язвительной любезностью задала вопрос певица.
    - Признаться, эта мысль мне как-то не пришла в голову, - с простодушием, способным вывести из себя и святого, ответил детектив.
    - А жаль… - протянула Дезире. – Так что вам надо? Я только что вернулась с концерта и очень устала.
    - Я тоже устал и с удовольствием чего-нибудь бы выпил.
    - Пожалуйста, будьте так любезны, позаботьтесь о себе сами, - указала Дезире в сторону бара.
    - А вам налить?
    - Немного ликера «Grand Мarnier».
    Кирилл поставил бокал перед Леонеллой и сел напротив.
    - Итак, чем обязана? – поторапливая его, начала она разговор.
    - Итак, - подхватил Мелентьев, - я приехал к вам с предложением.
    - Надеюсь, не руки и сердца? – сузив глаза, жестко рассмеялась Леонелла.
    - Нет, – ответил он. – Мое предложение более серьезное.
    - Объяснитесь, не говорите загадками, – нетерпеливо потребовала Дезире.
    - Хорошо, – согласился детектив. – Я вам предлагаю сознаться в том, что вы отравили Дениса Лотарева…
    - Что?! – всем своим возмущенным существом воскликнула она.
    - … в обмен на сохранение вашей тайны, - невозмутимо закончил свою фразу Кирилл.
    - К… какой тайны? – голос Леонеллы дрогнул.
    - Вы сами знаете, какой, – так же невозмутимо продолжал детектив.
    - Как вы узнали? – не поднимая глаз, отстраненным голосом спросила она.
    - Профессия у меня такая…
    - Пожалуйста, точнее!
    - Я могу и с мельчайшими подробностями, но только вначале мне хотелось бы услышать ваше признание в том, что вы отравили Дениса Лотарева.
    - И после этого вы мне скажите, каким образом вам удалось проникнуть в мою тайну? – продолжала допытываться Дезире. – И сохраните ее?
    - Да, – ответил Кирилл.
    - А если я не убивала Дениса? – подняв на него обреченный взгляд, произнесла она.
    - Мне придется передать дело в следственные органы и тогда огласки не избежать.
    Леонелла в отчаянии взмахнула руками.
    - Как вы жестоки!.. Вы даже сами не подозреваете, как вы жестоки!
    Она встала, прошлась по комнате и, грустно рассмеявшись, произнесла:
    - Ну, кому какое дело?
    Затем подошла к бару, налила себе виски и, сев в кресло, сказала:
    - Я хочу знать, насколько вы проникли в мою тайну!
    - До самого конца, – невозмутимо открыл свои козыри детектив. – Но сначала ваше признание.
    Обхватив бокал длинными пальцами, Леонелла, глядя прямо в глаза Кириллу, сказала:
    - Да, это я отравила Дениса Лотарева.
    Воцарилось молчание, которое она прервала:
    - Теперь ваша очередь.
    - Пожалуйста, если хотите, – с сомнением в голосе произнес Кирилл. – Я могу поведать вам историю вашей же жизни.
    Он понял, почему Леонелла так настаивала на его ответе. В глубине души она все-таки надеялась, что ему известно что-то, но только не все.
    - Прошу вас, – нарочито спокойно отозвалась Леонелла и облокотилась о спинку кресла.
    Как она была красива! Невероятно! Кирилл засмотрелся на нее.
    Полураспустившиеся локоны скользили по матовой шее, пышная грудь вздымалась из корсажа, глаза мерцали алмазными искрами, и вся она невольно вызывала ассоциацию с великолепной черной розой.
    - Хорошо, – после паузы произнес он. – Но вначале я хочу вам сделать деловое предложение.
    - О, интересно, – красиво повела глазами Леонелла и улыбнулась.
    - Все, что я вам сейчас скажу, подробнейшим образом изложено в моем отчете, который в настоящее время хранится в одном из сейфов МУРа.
    - Что?! – Леонелла с искаженным от пронзительной боли лицом вскочила с кресла.
    - Нет, нет! Не волнуйтесь так, – постарался успокоить ее Кирилл. – Мой отчет запечатан и будет вскрыт лишь в случае моей смерти.
    Леонелла, закинув голову, зловеще расхохоталась.
    - Вы боитесь, что я вас отравлю? – глянула она на Кирилла, словно злая волшебница из детской сказки.
    - Не боюсь, а предусматриваю такую возможность, - пояснил детектив, искренне признаваясь себе, что действительно боится. Тем более что такая попытка со стороны одной фигурантки из прошлого дела уже была.
    - Похвально, – с едкой насмешкой отметила Леонелла.
    - Думаю, что мое предложение вас устраивает. Сохранность вашей тайны в ваших руках!
    - Как благородно, – сквозь зубы произнесла она. – Однако я вас слушаю.
    - Приступаю, – приправив свою улыбку каплей яда, произнес детектив. – Вам, несомненно, будет неприятно услышать, но на ваше давнее знакомство с Лотаревым указали мне именно вы.
    - Что здесь такого? – будто на сцене в красивом недоумении передернула плечами Дезире.
    - Все! Ваша дружба, начавшаяся в Фаворитово, и явилась причиной смерти Дениса. В его гримерной во время нашей с вами первой, столь неожиданной встречи, вы искали не наброски живописного Фаворитово, и позже в его квартире вы искали не рисунки, сделанные его рукой, вы искали фотографии и, обнаружив, забрали их из его альбома. Но, несмотря на ваши старания, я все равно увидел эти снимки у Анны Аристарховны.
     Леонелла взяла со стола пышный батистовый платок и в волнении провела им по лицу.
    - Увы, всего не предусмотришь! О том, что милейшая Анна Аристарховна бережно хранит фотографии своих друзей, а заодно и их детей, вы не подумали. Спутать черты вашего лица невозможно, особенно на той фотографии, где вы опираетесь на плечо Дениса.  Я предполагаю, что именно тогда это и началось?..
    Леонелла ничего не ответила, она смотрела в пустоту, будто что-то желала в ней различить.
    Кирилл наполнил свою рюмку тягучим шартрезом и продолжил:
    - Проследить жизненный путь ребенка зампреда Советского посольства в Италии Ипполита Чехнолидзе не представляло особого труда…
    Длинные пальцы Леонеллы со всей силы впились в подлокотники кресла.
    - Каждое лето ваши родители вместе с вами приезжали в Фаворитово и, вполне естественно, что ребенок их близких друзей, Денис Лотарев, подружился с их ребенком, Валерием Чехнолидзе.
    Голова Леонеллы упала на  руки, будто сверкающее лезвие гильотины отсекло ее, а из груди раздался глухой стон.
    Кирилл пожал плечами.
    - Вы сами выразили желание это услышать. Мне продолжать?
    Леонелла молчала.
    - Воспринимаю молчание за согласие, - решил продолжить детектив. – Итак, ваша дружба к Денису Лотареву постепенно переросла в любовь. Когда вам исполнилось семнадцать лет, ваша мать снова вышла замуж, и вы уехали к отчиму в Будапешт. Вы учились вокалу в разных странах, я проследил все ваши перемещения вплоть до чудесной метаморфозы, которая произошла в Швейцарии. В Швейцарию въехал г-н Валерий Чехнолидзе, а после пребывания в одной из клиник, в Италию уже выехала мадемуазель Леонелла Дезире. В течение нескольких лет вы поднялись на вершину оперного Олимпа. Ваши гастрольные поездки не раз пересекались с выступлениями Лотарева, но вы не решались показаться ему на глаза. Смею предположить, что вы смотрели на него из зрительного зала и любили с еще большей страстью и уже надеждой на взаимность. Даже свой сценический псевдоним вы взяли из любимого балета Дениса «Спящая красавица» – принц Дезире - принц Желание. И это желание вы хотели передать Денису, но он отверг вас, он не воспринял вас в вашем новом облике и по-прежнему называл Валерием…
    - Господи?! – не скрывая своего удивления, воскликнула Леонелла. – Откуда?.. Откуда вы это знаете?..
    - Это настолько просто… но если вы хотите, я расскажу. Вспомните вечеринку у Лунева. Вы остались ночевать на даче, и к вам в комнату вошел Денис.
    Леонелла грустно кивнула.
    - Он потребовал, чтобы вы немедленно уехали, и при этом он называл вас Валерием.
    - Но вы! Откуда вы это знаете?! – сорвалась на крик отчаяния Дезире.
    - Стены хранят много тайн, к ним нужно только прислушаться.
    - Да, вы правы, он требовал, чтобы я покинула театр, страну… Одним словом, оставила его в покое.
    - Но вы на это не соглашались, несмотря на то, что у вас уже был любовник, Валерий Дубов.
    Глаза Леонеллы на миг остекленели.
    - Вам и это известно?!
    - Увы!.. Но я вас перебил.
    - Что уж там, – вздохнула она. -  Да, я пыталась забыть Дениса, но усилия оказались напрасными.
    - Он угрожал вам разоблачением?
    - Нет! Он только требовал, чтобы я уехала… исчезла навсегда
    - Но однажды он не вытерпел, устав от вашей непреклонности, и пригрозил, что откроет вашу тайну, и вы подлили ему яд в склянку!
    - Господи, за что мне это? – воздев руки, с такой горечью простонала она, что Мелентьев вздрогнул.
    - Да! Да! Вы все просчитали верно, нигде не ошиблись! – с ненавистью бросила ему Леонелла. – Да, все началось с Фаворитово. Но разве я виновата? – подняла она на него глаза, полные слез отчаяния. – Мне было пятнадцать, Денису тринадцать, - тогда, впервые, я с удивлением обнаружила огромную нежность к нему, а через год, когда я коснулась губами его щеки, поздравляя с днем рождения, я поняла, что люблю его, люблю больше всего и всех. Мне хотелось дотрагиваться до его рук, щек… Но Денис был сорванцом и не нуждался в нежностях с приятелем. О, как я мучилась! Как хотела стать девчонкой, на которых он уже начал заглядываться. И однажды я решила признаться, что люблю его. Это чувство жгло меня, не давало ни минуты покоя. Конечно, я не могла предугадать всех последствий: я любила и любила впервые. Денис вначале ничего не понял, а когда, вероятно, смутно о чем-то догадался, стал меня сторониться. - Леонелла устало уронила руки на колени.  –  Как вам объяснить тот ужас отчаяния, когда твое «я» ненавидит свою оболочку, когда твоему «я» хочется вырваться, убежать из своего тела. И я пошла по пути всех транссексуалов:  потихоньку от матери стала надевать женскую одежду и выходить гулять. Тогда я забывала о своей мужской принадлежности и чувствовала себя в полной гармонии с миром, будучи женщиной на минуту. Потом, естественно, были долгие, мучительные разговоры с мамой… и, наконец, решение – поменять пол. Как вы точно сказали, - тяжело усмехнулась Дезире,  – в одну из швейцарских клиник поступил г-н Валерий Чехнолидзе, а некоторое время спустя, вышла м-ль Леонелла Дезире. Было страшно вступить в первый контакт с мужчиной. Я безумно боялась, что он, догадавшись, засмеется мне в лицо, но, - Леонелла кокетливо улыбнулась, – они влюблялись в меня без памяти. А я любила свою мечту. Прошло время, и когда я до кончиков ногтей ощутила себя настоящей, истинной, рожденной женщиной, я решила встретиться с Денисом. Я почти не сомневалась, что он полюбит меня – меня, Леонеллу Дезире – красивую женщину и знаменитую певицу. Я подписала контракт, приехала в Москву, и когда на одном из банкетов меня познакомили с Денисом, он очень внимательно посмотрел на меня, но не допустил и тени сомнения, что я – приятель его детства и отрочества Валерий Чехнолидзе. Как я и предполагала, он увлекся мною, несмотря на его «вечную невесту» Купавину, - чисто по-женски не смогла не съязвить Леонелла. – Однажды, после какой-то вечеринки, Денис проводил меня домой, и его руки, скользнув по моей груди, наконец-то сжали меня в объятиях, а его губы сладострастно обхватили мои. Это был нескончаемый, выстраданный мною поцелуй. Мы прошли в спальню… - Леонелла неожиданно замолчала, словно ей не хватало дыхания, чтобы закончить фразу. Кирилл подал ей стакан воды. – Я была так опьянена счастьем, что напрочь забыла об опасности – нашем давнем знакомстве с Денисом. А он, надо заметить, все-таки что-то заподозрил. Его дыхание ласкало меня, а губы шептали какие-то очаровательные глупости… и вдруг: - «Ах, зачем, зачем мне все это? Зачем мне весна и лето…» - он запнулся, будто забыл, а я… - Леонелла задыхалась от отчаяния, - а я продолжила по глупой инерции: - «Зачем мне солнце над садом, если тебя нет рядом!» – Он отпрянул от меня, словно от змеи, и с ужасом глядя в глаза, прошептал: - «Валерий, ты?!» - «Валерий?!» – тут же с нарочитым удивлением воскликнула я, пытаясь исправить свою непростительную оплошность. – «Я не понимаю тебя, Денис!»
     - Нет, понимаешь! – сказал он, пристально вглядываясь в мое лицо.
    Я продолжала улыбаться, стараясь все перевести в шутку, хотя знала, что это уже невозможно. Каким образом и главное, почему ему запомнились строки из сочиненного мною в Фаворитово стихотворения? Оно ему тогда очень понравилось, и он попросил меня записать его, видимо хотел похвастаться перед какой-нибудь девчонкой. Но ведь прошло столько времени!..
    - Что ты с собой сделал? – он грубо схватил меня за волосы.
    - Как вы смеете так себя вести?! – вскричала я, тщетно пытаясь вырваться.
    Но Денис, будто ничего не слышал. Он сорвал с меня платье и, увидев кружева, под которыми не проглядывали контуры мужской принадлежности, в ужасе повторил:
    - Что ты с собой сделал?
    Я не сдавалась. Я что-то говорила, шутила, угрожала, но он, устало опустившись на стул, тихо сказал:
    - Валера, не надо пытаться меня обмануть, я все понял.
    - Ах, понял?! – тут уж взревела я не хуже ниагарского водопада. – Понял, наконец, что я люблю тебя и сделала это ради тебя! – Я схватила его руку и прижала к своей щеке.
    - А ты спросил, мне это надо? – ошеломил он меня вопросом.
    - Но… - я не находила слов, чтобы объяснить ему. –  Я люблю тебя… - лишь беспомощно шептали мои губы.
    - Прости, но я никогда не смогу ответить взаимностью транссексуалу.
    - А я – не транссексуал, - подавляя в себе обиду, спокойно ответила я. – Я – женщина!
    - Полученная хирургическим путем, – безжалостно бросил Денис.
    Он долго в задумчивости ходил по комнате, а потом сказал:
    - Давай договоримся. Ты отказываешься от контракта и уезжаешь из страны. В будущем я постараюсь, чтобы наши гастрольные поездки никогда не пересекались. Я навсегда сохраню твою тайну при условии, что с сегодняшнего дня мы не знаем друг друга.
    Он ушел. Описать, что я чувствовала невозможно. До сих пор больно вспоминать, - произнесла Леонелла так быстро, словно хотела поскорее избавиться от фразы. – Какое-то время я сохраняла нейтралитет. Но как долго влюбленная женщина может притворяться равнодушной? Да, я стала преследовать Дениса, умолять выслушать меня. И весь театр заговорил о моей любви к нему и о его странной холодности. Наконец, я добилась своего, и он опять пришел ко мне, но из разговора ничего не вышло. Он стал требовать, чтобы я немедленно разорвала контракт и покинула театр. – «Оставь меня в покое!» – повторял он. – «Хорошо, - согласилась я, - я попытаюсь тебя забыть». – Так появился в моей жизни Валерий Дубов. Странная ирония – Валерий! – улыбнулась она. – Но нам не хотелось оповещать театр о наших взаимоотношениях, и я полагала, что никто об этом не знает. Ах! – припомнив, воскликнула Дезире. – Вам, вероятно, об этом тоже стены нашептали?
    - Совершенно верно, – признался Кирилл, вспомнив как лез по мокрой стене, чтобы заглянуть в окно.
    - Однако, несмотря на мои отношения с Дубовым, я по-прежнему любила только Дениса. Не знаю, что это было? Наваждение, каприз, проклятье? Но я хотела его до сумасшествия. Я бросала на него влюбленные взгляды, а он отвечал презрительно-брезгливой усмешкой. Он гнал меня отовсюду, где бы мы ни встречались. Отчасти я, конечно, виновата сама. Словно дьявол толкал меня все делать Денису назло…
    - И тогда он пригрозил, что раскроет вашу тайну? – подводил Леонеллу к склянке с ядом Кирилл.
    Но она отрицательно покачала головой.
    - Нет, Денис мне не угрожал, потому что он никогда не сделал бы этого. И я этим пользовалась.
    - Но, тем не менее, поняв, что между вами ничто невозможно, вы решили подстраховаться и отравили его. Ведь все могло случиться! Денис, раздраженный вашими постоянными домогательствами, мог с горяча рассказать кому-нибудь из близких ему людей, кто вы на самом деле. Например, Марине… Аркадию… И это стало бы мировой сенсацией!.. Скандалом, если хотите.  В театр ломились бы не для того, чтобы слушать Леонеллу Дезире, а для того, чтобы смотреть на транссексуала Валерия Чехнолидзе, – увлекшись, объяснял Леонелле мотив ее поступка Кирилл.
    Она поморщилась и, тяжело вздохнув, прервала его.
    - Видно богу или дьяволу угодно, чтобы кто-то непременно знал мою тайну.
    - Простите, – опомнился Мелентьев.
    Леонелла, сложив руки на пышной юбке, устремила свой взгляд в непостижимую для Кирилла точку пространства. Ее лицо выражало покорность, а весь силуэт напоминал прекрасную черную розу, с затаившейся в траурно-шелковых лепестках печалью.
    - Итак? – очнувшись, обратилась она к Кириллу. – Вы обещаете сохранить мою тайну? – Ее мерцающие блестками глаза насмешливо смотрели на детектива.
    - Да, – выдержав ее взгляд, совершенно серьезно ответил он.
    - Спасибо, – все также насмешливо отозвалась Леонелла.
    - Но при условии! – живо напомнил ей Кирилл.
    - Ах, – кивнула она. – За это я должна признаться, что отравила Дениса, так?
    - Верно.
    - Мне не хочется вас огорчать, г-н детектив, но яд в склянку Дениса налила не я, – спокойно и очень отчетливо произнесла Леонелла.
    - Мне тоже не хочется вас огорчать, но факты свидетельствуют против вас.
    - Это еще надо доказать!
   Кирилл смерил Леонеллу долгим взглядом.
   - Что ж, я хотел как лучше. Вы сами решили свою участь. Пусть будет так, – пожал он плечами. – Я докажу, что вы отравили Лотарева и рабочего сцены Вадима Омутова. Но при этом буду вынужден все назвать своими именами.
    - Наверное, это возмездие, – задумчиво произнесла Леонелла. – Я так хотела стать счастливой женщиной, но мне этого не удалось…
    - Но если бы вы во всем сознались добровольно, вам бы удалось сохранить вашу тайну. Мотивацией же убийства могла бы стать неразделенная любовь.  И тогда перед судом предстала бы Леонелла Дезире, а не Валерий Чехнолидзе, - сказал на прощание Кирилл и направился к двери.
    - Постойте! – Леонелла быстрым шагом нагнала его. – Послушайте! – Она терла ладони, пытаясь найти точные слова. – Я не наливала яд в склянку Дениса и не убивала никакого Омутова.
    - Не убедительно.
    Плечи Леонеллы странно вздрогнули, и она расхохоталась. Смех сотрясал ее, заставляя извиваться, будто моля о пощаде, и тщетно вытирать слезы. Одну руку она положила на грудь, а другой, указывая на детектива, пыталась что-то сказать…
     Мелентьев с презрительной жалостью смотрел на это Нечто, несчастное, озлобленное и, в принципе, невиноватое. Судьба с Природой позабавились, вот и все.


ГЛАВА   ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
    
   Кирилл вышел на улицу и взглянул на часы. «Прекрасное время, три часа ночи!» – отметил он и не спеша пошел по старинным галереям улицы Риволи.
    Миновав площадь Согласия, Кирилл стал размышлять о том, как ему добыть неопровержимые факты и преподнести их Леонелле. Он шел, погрузившись в свои мысли, и только ярко освещенный драгстор на Шамз Элизе привлек его внимание.
    «А неплохо бы поужинать или даже позавтракать», - решил детектив и вошел в приветливо открытые двери.
    Большая чашка кофе и три круассана вместо того чтобы вернуть Кириллу силы, отняли последние: ему так захотелось спать, будто он не смыкал глаз целый месяц.
    Зевая, Мелентьев вышел на просыпавшуюся улицу и остановил такси. Ехать было недалеко, он снял номер в отеле «Орион», при въезде в Ла Дефанс.
    Таксист виртуозно проехал между больших ваз с цветами и остановился у дверей. Мелентьев, не пытаясь отделаться от сна, поднялся к себе в номер.
    Когда он проснулся, было время обеда. Кирилл принял душ и, налив в бокал красное вино марки «Шато О-Фонтенель», взял кусочек сыра «Рокфор».
    «Великолепно! – отметил он. – Франция – это сыр, вино и устрицы, остальное я могу поесть и в России».
    Когда прошли первые острые и наиболее приятные вкусовые ощущения, его мысли вновь вернулись к Леонелле Дезире. Он вынул из портфеля папку с фотографиями.    
    «Денис, можно сказать, почти сразу заподозрил кто такая Леонелла, - размышлял он. – Однако захотел удостовериться, чтобы уничтожить даже малейшее сомнение, и сделал вид, что попался на ее любовную приманку. Да, кто бы мог подумать, глядя на этих двух мальчиков, что спустя тринадцать лет один станет убийцей, а другой – жертвой. Все это так, но мне нужны факты неопровержимые, неоспоримые, – мысленно повторял детектив, машинально рассматривая остальные фотографии, лежащие в папке, которые были сделаны до и после трагедии в театре. Перед самым отъездом Купавина передала ему новые снимки, присланные ей все тем же фотографом, который таким образом пытался ей напомнить о своем существовании и своем проекте сделать о ней книгу. Кирилл давно хотел  просмотреть эти снимки, но, увлекшись «Версией из Фаворитово», забыл об их существовании.  – Марина! – взял он первую фотографию. -  Какая перепуганная! А вот ее убеждают, что у Дениса всего лишь обморок и просят выйти на поклон. Да, фотографировал профессионал, – отметил детектив. – Все с ума сходят, а он знай себе наводит объектив и поглощает сенсацию. А это кто? – Кирилл взял увеличительное стекло. – Да это же Феликс! Он танцевал партию приятеля Ромео. Странное выражение глаз. Смотрит куда-то, а не на лежащего без чувств Дениса. Все засуетились: Лотарев слишком долго не приходит в сознание. Бельский схватился одной рукой за голову, другой куда-то указывает. Вот он склонился над Денисом, - на лице испуг. Теперь пытается всех успокоить и просит перенести Дениса за кулисы. Опять Марина… очень встревожена. Феликс, который помогает нести Дениса. А это что за чрезвычайно приятное и умное лицо? Ах, да это же я! – иронично ухмыльнулся  Кирилл. – Ну и взгляд у меня, только детей пугать. Так, а это что за красавица?! Ольга! – Кирилл быстро просмотрел все фотографии и отложил в сторону те, на которых была запечатлена Ольга Романцева. – Она только слушает, что говорят другие, и даже не пытается приблизиться к Денису. А Феликс? – Кирилл просмотрел снимки с Феликсом. – Сначала полное равнодушие, затем недоумение, кстати весьма наигранное. Да, все это интересно, но мне нужны факты. А Дезире в это время находится в зале, наблюдает. Нет, почему же?! Занавес упал, и она поспешила на заключительное действие трагедии.  – Кирилл взял лупу и принялся внимательно рассматривать все лица на фотографиях. – Попалась! Вот она, рядом с Бельским. Бельский вытирает вспотевший лоб рукой, а она, чуть наклонившись, что-то ему говорит.  Марина, Ксения Ладогина, прекрасна даже в испуге. Стоп! – Кирилл в одно мгновение вспотев не меньше Бельского, схватил все фотографии и принялся  их сортировать, откладывая в разные стороны те, которые были сделаны до начала спектакля, затем после первого акта, второго и третьего… Он искал неопровержимую улику. - Неужели?! Платок! Трагедия началась с подачи Шекспира, им же и закончилась, хотя убийца даже не предполагал, что его злодеяние разыграется строго в рамках двух пьес «Ромео и Джульетта» -  «Отелло». – «Случалось видеть вам в ее руках платок, расшитый алой земляникой?.. Ее платок, - вот новая улика…» – в задумчивости произнес вслух Кирилл знаменитые строки.
 
* * *  
   Полчаса спустя Мелентьев уже был перед Гранд Опера, в которой год назад выступала труппа московского театра оперы и балета. Затем, не спеша, он направился к Отель дю Лувр, где проживали солисты театра. Он посчитал необходимым побеседовать с горничными. Постояльцы обычно относятся к обслуживающему персоналу отелей как к части меблировки и не стесняются его. А напрасно! Как правило, горничные – это обделенные удачей создания, которые только и могут себе позволить, что жадно смотреть на чужую блестящую жизнь и стараться, как можно глубже проникнуть в нее, чтобы при случае насладиться запретным плодом – чужой тайной.
    Кирилл подошел к мраморной стойке и, улыбаясь, объяснил портье, что хотел бы передать кое-что одной горничной, которая год назад обслуживала апартаменты русских артистов.
    - Дело в том, что мой друг, - он сделал многозначительную паузу, - попросил меня об этой услуге, но я, к великому своему ужасу, совершенно забыл, как зовут девушку.
    - Но у нас проживало много артистов! – пожал плечами портье. – Вот если бы вы назвали имя вашего друга, тогда бы я мог  вам помочь.
    «Черт! Не называть же мне Лотарева. А! Воспользуюсь Аркадием Викторовичем».
    - Это… - Кирилл слегка понизил голос, - мсье Бельский.
    Портье постучал по клавишам компьютера.
   - Мсье Бельский занимал 314 номер, который обслуживает горничная Клэр Санс.
    - Благодарю вас, мсье. Вы так любезны, – выдал Кирилл необходимую во французском политесе фразу. – А где бы я мог ее найти?
    - Пройдите прямо по коридору, последняя дверь слева комната старшей горничной. Она вам точно скажет.
    Старшая горничная отправила Кирилла как раз в 314 номер, уборкой которого и была занята Клэр Санс.
     Мелентьев поднялся на третий этаж. Дверь номера была приоткрыта, он вошел. В салоне никого не оказалось. Неожиданно раздался грохот, видимо, горничная что-то упустила на пол, и до слуха Кирилла долетела до боли знакомая фраза: «Твою мать!»
    «Однако», – улыбнулся детектив и, выждав минуты три, громко произнес: - Il y a quelqu’un? (Есть кто-нибудь?)
    Тут же из ванной комнаты выпорхнула горничная и на чистом французском языке услужливо ответила:  
    - Je suis а votre service, monsieur! (К вашим услугам, мсье!)    
    - Vous еtes madame Sans? (Вы мадам Санс?)
    - Oui monsieur, c’est moi. (Да, мсье, это я)
    - Claire, если не ошибаюсь, по-русски Светлана?! – с улыбкой произнес Кирилл.
    Но Клэр такой перевод не понравился.
    - Je ne comprends pas, pardon, – довольно сухо ответила она. (Я не понимаю, извините)
    - Prеfеrez-vous que nous continuions notre conversation en francais? - учтиво поинтересовался  Кирилл. (Вы предпочитаете продолжать наш разговор на французском?)
    - Кто вы и что вам надо? – с чисто русской раздражительностью спросила она.
    - Меня зовут Кирилл Мелентьев, я частный детектив.
    - О!.. – с нескрываемым удивлением протянула Клэр. – И что же вы от меня хотите?
    - Где бы мы могли с вами поговорить?
    - Уж, конечно, не здесь. Может быть, в кафе?
    - А что вам собственно надо? – попыталась поскорее выяснить девушка.
    - Могу вас заверить, что наш разговор не принесет вам никаких неприятностей, разве что духи фирмы «Герлен».
    - Вам известны женские слабости, – печально вздохнула она. – Хорошо, через полчаса ждите меня в кафе «Анджелина». Это…
    - Спасибо, я знаю.

    Клэр не опоздала и, опустившись на стул, вздохнула:
    - Устала, сил нет.
    Кирилл протянул ей меню.
    Она, не заботясь о талии, заказала салат, несколько пирожных и большую чашку кофе капучино.
    - На моей работе не поправишься.      
    «В самом деле», – согласился с ней Мелентьев, глядя на ее                                                                      худенькое, почти прозрачное лицо.
    - Простите, я не знаю, как вы хотите, чтобы я называл вас Клэр или Светланой?
    - Называйте Клэр, – обречено усмехнувшись, ответила она. – Я уже привыкла, да и нельзя иначе, если работаешь в отеле, особенно с русскими постояльцами. Если узнают, что ты из России чаевых от них не дождешься. Думают, вырвалась из нашего дурдома, так будь этим и довольна. И сразу фамильярничать начинают, противно.
    - А как же вам удалось, если это не секрет, вырваться из нашего дурдома?
    - Какой там секрет! Но вспоминать не хочу, да и результат, сами видите, получился не блестящий. Сделала фиктивный брак, крутилась и так и этак. Вот, пошла в горничные. Думала, все дуры о чем-то думают, - пояснила она Кириллу, - год, ну два, поработаю, посверкаю ножками, покачаю бедрами, лукаво подмигну и окручу какого-нибудь супербогатого мужчину. А в результате - в суперотеле пятый год мою унитазы за супербогачами…
    - Может, вернуться? – после паузы весьма неуверенно произнес Кирилл.
    - А что там я буду делать? В кафе посуду мыть? Мне-то уже тридцать пять… - Она посмотрела на свои пальцы. – Я ведь музыкальное училище по классу фортепиано окончила. Но думала, умнее всех окажусь, – уеду в Париж, и будет у меня парижская жизнь… Только тогда я не знала, что парижская жизнь – это абстрактный взгляд издалека, и у нее есть множество вариантов. Мне, как вы успели заметить, достался один из наихудших…
    - И давно вы здесь? – с невольным сочувствием поинтересовался Кирилл.
    - Десять лет.
    - Срок!..
    Она расхохоталась.
    - Это вы точно подметили: срок. Сама себе определила, и сама мотаю. Ладно, – махнула рукой.
    - Я закажу ликер. Вы не против? - спросил Мелентьев.
    - С удовольствием. Так о чем вы хотели меня спросить?
    - Я буду с вами откровенен, да вы, вероятно, читали или слышали, что знаменитый танцовщик Денис Лотарев был недавно убит в Москве?!
    - Да, читала в газетах, благо их в отеле навалом. Жаль, такой красивый, талантливый… Вы знаете, я очень люблю балет. У меня есть даже кассета, где он танцует с Мариной Купавиной в «Дон Кихоте». Он как раз жил в одном из номеров, которые я обслуживаю, в 315. Он мне ужасно понравился: стремительный такой, статный и невероятно красивый. Я один раз зашла к нему в номер, цветы от какой-то поклонницы принесла, а он выходил из ванной, и я увидела его отражение в зеркале…
    - Скажите,  он догадался, что вы русская?
    - Нет! У меня правило без исключений – с нашими держу дистанцию. Я – Клэр Санс и по-русски ни слова. Кстати, а как вы узнали? – с любопытством взглянула она на Кирилла.
    - Вы что-то уронили в ванной и так хорошо вспомнили мать…
    - Да, от этого трудно отвыкнуть, - улыбнулась она. - Но теперь учту на будущее.
    - Понимаете, я не могу сформулировать вам конкретного вопроса. Вы просто попытайтесь припомнить: ну, например, кто заходил к Лотареву, о чем он с кем-то разговаривал, что он делал…
   Клэр задумалась.
   - Не скрою, раз уж разговор на чистоту, было интересно заглянуть поглубже в жизнь таких звезд, – Клэр вздохнула так, что ликер вздрогнул в рюмках. –  Ну, что особенно привлекло мое внимание?.. Со своей невестой, Мариной Купавиной, он был немного резковат. Хотя она сама – капризная, своенравная, но очень милая. Потом эта оперная красавица, Леонелла Дезире. Вот голос! – закатила глаза Клэр. – Все время к нему в номер лезла, а он ее выпроваживал. Один раз чуть по лицу не ударил. Ну что еще?..  С балетмейстером Бельским однажды крепко говорил. Вероятно, требовал, чтобы тот его оградил от домогательств Дезире. Во всяком случае,  я так поняла. Он в тот день был особенно взвинчен. Бельский его успокаивал, напоминал, что вечером спектакль. А Лотарев все требовал, даже грозил разоблачением и какие-то бумаги все совал ему в лицо. А мне, признаюсь, было так интересно, что я, вместо того, чтобы только сменить полотенца, всю ванную комнату убрала, все цветы в вазах сменила, рисковала, конечно. Я должна убирать, только когда номер свободен, но Лотарев в тот день почему-то на репетицию не пошел. Ну я и воспользовалась предлогом. Они на меня, естественно, никакого внимания. Я же ничего по-русски не понимаю, - лукаво улыбнулась девушка. – Значит, он Бельскому эти бумаги, тот за голову: «Давай закончим гастроли, тогда все решим». - А тут стук в дверь, я открываю… Лотарев чуть не лопнул от ярости, на пороге, как ни в чем не бывало, стоит Дезире. Тут уж он не выдержал, взревел и вытолкнул ее. – «Вот это жизнь! – подумала я. – Буря в океане! А у меня, что?.. Унитазы, да раковины, эх…» Интересно, наверное, когда тебя такие красивые женщины домогаются? – игриво сверкнула глазами Клэр.
    - Да, когда именно такие, то очень интересно, - согласился Кирилл. – Может быть, еще пирожное?
    - А почему бы и нет?! И ликера тоже можно.
    - Что же там были за бумаги? – задал вопрос Кирилл, когда официант принес заказ.
    - Я заглянула, – рассмеялась девушка. – Я – ловкая. Но ничего интересного не обнаружила. Эти бумаги вообще касались третьего лица…

     Мелентьев распрощался с Клэр на пороге парфюмерного бутика. Глотая слезы благодарности, она прижимала к себе коробку с духами  фирмы «Герлен».
    После разговора с мадам Санс Кирилл расправил плечи и подумал:
    «А не попробовать ли и мне вкусить парижской жизни?»
    Что такое парижская жизнь для мужчины? Это таинственно-волнительная, не похожая ни на каких других женщин, парижанка.
    Для Мелентьева она воплотилась в стройной, рыжеволосой Аньес. Она была в восторге от бархатного акцента Кирилла и… от всего остального. Даже, скорее наоборот, сначала от всего остального, а уже потом … она вспоминала об акценте.
    Какая у нее была душистая кожа! Какая упругая грудь!.. Как мило сморщился ее носик, когда он сказал, что ему пора уезжать.
    - В эту ужасную ледяную страну?! – воскликнула Аньес, вскочив с кровати. – А как же я? – неожиданно для Кирилла задала она, как оказалось, интернациональный женский вопрос.
    «Надеюсь, ее прапрабабка не была одной из декабристок-француженок, отправившихся в Сибирь?» – не без волнения подумал он.
    - Я буду тебе звонить, дорогая.
    - Каждый день? – по-детски вздрогнули ее брови.
    - Каждую ночь, – уточнил он.
    - А потом?.. Потом ты вернешься?
    Кирилл с жадностью провел руками по шелковистым изгибам ее тела и на тот момент совершенно искренне сказал:
    - Я вернусь, Аньес!
    - Я вернусь, дорогая, – повторил он в аэропорту, взмахнув рукой, правда, забыл уточнить, когда…


ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ   

    Медузообразное лицо Евгения Рудольфовича, как слизью покрылось потом. Он охнул, вынул из кармана пышный батистовый платок и отер лицо.
    - Все, понял! Спасибо, – с шумным придыханием проговорил он в телефон. – «И какая же сволочь пронюхала про веркино прошлое? – положив трубку, глубоко задумался мажордом. – Неужели Баркас донес? Но ему-то зачем? Ну, уберу я эту шлюху, - Константин с ума будет сходить. Посходит, да и успокоится. А Баркасу нужно не ущипнуть Костика, а удавить. Вовремя сообщил человечек из МУРа, вовремя», - суетливо оглядываясь по сторонам, между тем отметил Евгений Рудольфович.
     Он кое с кем созвонился , и через полчаса в его кабинет вошли двое высоких крепких парней.
    - Садитесь,  – бросил им мажордом. – Надо хорошенько обдумать одно дело и сделать так, чтобы Костик поверил в нашу с вами непричастность. Понятно?
    Парни кивнули.
    - Надо будет красиво и чисто убрать Верку, - тихим шепотом объяснял Евгений Рудольфович.
    Один из парней непроизвольно поднял брови.
    - Надо! Надо! – втолковывал ему мажордом. – И лучше всего, мне кажется, автокатастрофа. Эта сука лихо гоняет на «Мерседесе», который подарил ей Костик. И еще человечка надо будет убрать… Славика! Тут уж на ваше усмотрение, но тоже чисто, красиво и главное, достоверно.
    Совещание в кабинете мажордома продолжалось около часа, потом парни ушли.
    Евгений Рудольфович отер платком постоянно выступающий пот. Он нервничал. Скандал в начале мировой карьеры Лунева – это катастрофа. На данный момент жизнь Константина должна быть прозрачна, как кристалл. Это уже потом, когда он станет суперзвездой, кристалл надо будет замутить и придать тем самым дополнительный интерес. Например, бурной любовной интригой, пышным бракосочетанием и скоропалительным загадочным разводом… но только не связью с бывшей заключенной.
     Мажордом налил себе немного виски и, тяжело вздохнув, выпил. Недаром ему не понравился визит детектива Мелентьева, не понравились его расспросы о горничной, не понравилась неожиданно всплывшая на поверхность связь Мелентьева с Ольгой Романцевой. И, как оказалось, предчувствия не обманули чуткого Евгения Рудольфовича. Звонок его человека из МУРа предупредил о грозящей опасности. Он вовремя сообщил о том, что капитан Леонид Петров сделал запрос в архив о бывшей заключенной N-ской колонии Вере Бокуновой. А связь Мелентьев – Петров Евгений Рудольфович вычислил без труда. Необходимо было опередить энергичных молодых людей, то есть ликвидировать малое звено, состоявшее всего из трех человек: Вячеслав – надзирательница – Вера. Причем надзирательница при отсутствии двух других не представляла никакой опасности. Нет Веры, нет Вячеслава, значит, ничего и не было. Никто не приезжал в N-скую колонию и никого оттуда на время не выпускали.
    «В любом случае Верка слишком зажилась в апартаментах Костика, и уж ни в какие невесты ему она явно не годится. Ему нужна девушка утонченно-красивая, образованная, можно было бы даже рассмотреть вариант с иностранкой. Но это потом! Сначала надо убрать мусор, – хлопнул жирной ладонью по столу мажордом. – Мусор!»

* * *
    Вера обладала уникальной способностью заполнять собою все пространство. В огромных апартаментах Лунева не было ни одного места, которое не дышало бы ее присутствием.  Стоило ей только войти в квартиру, как повсюду, приводя в ужас Евгения Рудольфовича, появлялись обертки от шоколада, жевательной резинки, окурки, туфли – в одной комнате, бюстгальтер – в другой, лак для ногтей стоял даже в баре. С утра до вечера Вера с отрешенным взглядом  либо слонялась из угла в угол, либо висела на телефоне, обзванивая своих новоявленных приятельниц. Она громко хохотала, отпускала словечки, от которых содрогался даже жир Евгения Рудольфовича. Она прозвала его ласково-ненавистно – Жирнюкой и даже называла его так прямо в глаза. Он делал ей замечания, но она нагло смеялась в ответ.
    - Ну, разве он не Жирнюка, Костик? – Обращалась она к Луневу, пытаясь похлопать по холке Евгения Рудольфовича.
    Константин, ощущая себя благодаря Вере полноценным мужчиной, прощал ей все и приходил в идиотский, с точки зрения мажордома, восторг от ее пошлых шалостей и плоских шуток.

* * *
    Вера проснулась в полдень, нехотя поднялась и сразу же отправилась на кухню. Съев немного черной икры и запив ее шампанским, она, икая, пошла в душ.
    Константин с утра уехал в студию, и в квартире кроме нее никого не было. Она приняла душ и, вытираясь пестрым полотенцем, расхаживала по гостиной. На душе было противно и ужасно тоскливо. Константин сказал ей, что на несколько дней они переедут на дачу. Вере нравилась дача – трехэтажный особняк с бассейном, сауной,-  но вот это «сказал» выводило ее из себя.
    «Тоже мне, бог и царь, – шипела она. – Сегодня, Верочка, после занятий в клубе сразу поезжай на дачу, – передразнивая Константина, вслух произнесла она. – Сразу поезжай! А я, может, не сразу, а с заездом!.. – Она подошла к входной двери и прислушалась. – Интересно, сколько там охранников: двое или один? Если двое, то моя карта бита. Они так боятся мажордома, не затянешь. Один будет трусить, что его заложит другой. А, была, не была! – Вера рванула дверь и во всей своей первозданной красоте предстала перед охранником. – Ура! Один!» – мысленно возликовала она и, схватив его за руку, с силой потянула за собой.
    - Беда! Понимаешь, беда, – давясь от смеха, говорила она ему. – Захотелось мне, сил нет…
    Притиснув охранника к стене и проворно расстегнув молнию на его джинсах, Вера нетерпеливо зашептала:
    - Давай, давай!..
    Охранник был не прочь, но трусил: «Вдруг западня? Вдруг сейчас, словно медуза из-под волны, выплывет мажордом?»
    Но Вера была такая упругая, жаркая, настойчиво дающая… Система самосохранения бойца дала сбой, и он, усиленно дыша, принялся оказывать помощь женщине, обхватив руками ее горячие, влажные от бешеного желания бедра.

    «Ну, а теперь можно и в фитнес-клуб, - поболтать, пыль золотистую пустить, – размышляла Вера, вынимая из шкафа свои наряды. – Задариваешь, Костик, свободу мою хочешь купить», – злилась она всякий раз, вспоминая о полной зависимости от Лунева.
    Вера обтянула свои телесные богатства трикотажными миниатюрами от Дольче и Габбаны, надела босоножки на высоких каблуках под серебро, безымянный палец левой руки украсила перстнем с крупным изумрудом, а на мизинец надела печатку из белого золота, на каждую руку по браслету и тонкую цепочку с бриллиантовыми каплями на щиколотку правой ноги.
    «Ха! – крикнула она своему отражению в зеркале. – Все мужики  моими станут, а Лунев дверь им будет открывать!»
    «Мерседес», цвета морской волны, взревел мотором, как одинокая женщина в ночи, и вырвался на свободу.
    Приехав в клуб, Вера переоделась в ярко-оранжевый купальник и, сверкая драгоценностями, направилась в тренажерный зал. Там она несколько раз развела рукоятки снаряда для укрепления плечевых мышц и села на велосипед. Пользы никакой, но зато можно вовсю болтать с многочисленными приятельницами, которые, подавляя лютую зависть, стремились из любопытства сойтись поближе с невестой Лунева. Потом, в своем кругу, они наперебой обсуждали ее безвкусную манеру одеваться и, вздыхая, недоумевали: что такого особенного мог в ней увидеть Константин?    
     Вера,  побаловав ненасытных слушательниц разглагольствованиями о своих с Луневым гастролях по Испании, направилась в бар.
    - Во мужик! – толкнула она в бок одну из своих подружек.
    - Этот?.. Да! – согласилась девушка. – Только занят и прочно…
    - Кем? Подвинем! – хрипло рассмеялась Вера.
    - Сил не хватит! Там такая суперстерва!.. И тебе-то он зачем? Кого вообще сейчас можно найти лучше Константина? Это же предел, – мечтательно закатив глаза, добавила девушка.
    Крупными пальцами с ногтями стального цвета Вера вынула из пачки сигарету.
    - Вот именно, предел, – согласилась она, мысленно добавив: «Дальше некуда. Еще так месяца два и я всех охранников перетрахаю».
    День незаметно клонился к закату. Вера пошла в бассейн охладиться. Плавала, плавала…
    «Нет, – поняла она. – Трахаться все равно хочется».
     Девушка вышла из воды, огляделась и уверенной походкой направилась к высокому блондину, сидевшему на диване с двумя женщинами.
    - Привет, – со спокойной наглостью бросила она и села рядом.
    Одна из женщин ее узнала и улыбнулась.
    - Вас Верой зовут?
    - Да, – глядя прямо в глаза блондину, ответила она.
    - А меня, Катя, – решила завязать разговор женщина.
    «Да хоть дева Мария», – мысленно отозвалась Вера, не сводя взгляда с приглянувшегося ей объекта.
    - Может, вы хотите сока выпить? – не выдержал он ее зова.
    - Да, – хрипловатым от возбуждения голосом ответила она.
    Он хотел подозвать официанта, но Вера опередила его.
    - Я хочу у стойки выпить, проводите.
    Блондин извинился перед своими дамами и пошел с ней к стойке. Вера заказала два джина с тоником. Они не разговаривали, а только смотрели друг на друга.
    - Я недавно занимаюсь в этом клубе, - наконец прервала она молчание.
    - Понятно, – блондин наклонился к ее плечу и шепнул: - Пойдем.
    Он уверенно провел ее по коридору в сторону мужской душевой. Заглянул за дверь и сказал: «Заходи».
     Давясь от смеха, Вера влетела в кабинку и открыла воду. Она не ошиблась в блондине. Это было мощно, фантазийно и до полного удовлетворения обеих сторон.
    Из душевой Вера вышла, с наслаждением ощущая, как сладко подрагивает каждая ее мышца.
    «Ну, назанималась, - улыбнулась она, чувствуя разнеженность во всем теле и нехотя заводя «Мерседес». - Вот черт! - Неприятная мысль исказила ее полное довольства лицо. – На дачу надо ехать!.. Видите ли, ему на природу захотелось, скотина!»
    Вера выехала на трассу и увеличила скорость. – «Пусть Лунев с ГАИ разбирается, если остановят, а мне – плевать!» – со злорадством усмехнулась она.

* * *
    В перерыве между записью Лунев прохаживался по веранде и, устало поводя плечами, думал о Вере. Неожиданно за стеклом на большой скорости проплыл мажордом с озабоченным выражением лица.
    «Странно? Что могло случиться?» – невольно встревожился Лунев и поспешил вслед за ним.
    Подойдя к комнате отдыха, он неожиданно для себя одернул руку от двери и прислушался.
    «Хороший слух  короля – девяносто процентов успеха его царствования», – чуть улыбнулся он.
    - Да-да, ребятки, – донеслось до него.
    Константин мягко нажал на ручку и слегка приоткрыл дверь.
    - Только все должно быть чистенько.  Ну, вы сами знаете, как я люблю.
    Лунев не поверил тому, что услышал.
    «Бунт? Мажордом взял смелость кого-то убрать, не предупредив меня?»
    Заметив, неожиданно появившегося Лунева, мажордом замер с открытым ртом, но тут же нашелся:
    - Костик, что случилось?
    - Кого ты решил убрать без моего ведома? – проскрежетал тот.
    - О, господи!.. С чего ты взял? – со спокойным удивлением спросил Евгений Рудольфович.
    - Говори! Узнаю, хуже будет! – Константин вплотную подошел к нему.
    - Костик, – белым платком мажордом отер засверкавший потом лоб. – Да это мелочь… не хотел тебя беспокоить…
    Константин тяжелым взглядом смотрел на него.
    - Я тут думал и так и этак, Славика надо убрать, – невинным голосом пояснил он.
    - Славика? – удерживая свой гнев в рамках, переспросил Лунев.
    - Да. Понимаешь, МУР, оказывается, им заинтересовался. – Евгений Рудольфович понизил голос и с отеческой заботой прошептал: - И Верой.
    - Что? – в глазах Константина сверкнули молнии. – Так какого черта ты молчал?! Ее надо немедленно отослать за границу! – Он в бешенстве пронесся по комнате. – Кто? Какая сволочь заинтересовалась ее делом и почему?
    - Пока точно не знаю. Позвонил мой человечек и предупредил: капитан из МУРа Петров направил запрос в архив по делу гражданки Бокуновой, а этот Петров связан с Мелентьевым, детективом, помнишь?
    - Помню, – прищурив глаза, прошептал Константин. – А Мелентьев связан с Ольгой. Но утечка информации вне всяких сомнений произошла от Баркаса.
    - Я тоже так думаю. Упустили мы его.
    - Ладно, со всем этим я разберусь. А сейчас надо немедленно отправить Веру за границу.
    - Да-да, я так и хотел сделать, - подобострастно подхватил Евгений Рудольфович, умело затаив недобрый блеск в глазах.
    Константин насторожился. Он чересчур увлекся Верой, ослабил контроль, и с ним случилось то, что случается со всеми правителями, слишком доверившимися преданным слугам. Мажордом решил взять власть в свои руки и, не снимая «короны» с «повелителя», управлять им, а значит и всей империей.
    От этой мысли ладони Константина покрылись холодной влагой.
    «Вера!.. Ведь мажордом лишь фальшивой улыбкой ретуширует свое презрение к ней. В его планы Вера, как моя спутница, а тем более как жена, никогда не входила. Он собирается моделировать мою жизнь и карьеру по своему усмотрению. А если не лгать самому себе, то он уже давно делает это. Однако спорить со мной из-за Веры он не будет, знает, что бесполезно, но и смириться с ней не захочет. Как же я об этом раньше не подумал?!.. Ай да, мажордом! Оплел, обставил. Но ничего, склизкая жирнюка, я с тобой  разберусь!»
    Глаза Константина тревожно заблестели.
    - Где Вера? – с отзвуком металла в голосе спросил он.
    - Костик! - чуть отпрянул от него назад Евгений Рудольфович. – Я-то откуда знаю?
    - Учти, если ты надумал что-то сделать с Верой…
   Мажордом так проворно замахал руками, что не дал возможности Луневу договорить.
    - Бог с тобой, Костик! Я не скрываю, что она, на мой взгляд, не подходит тебе, но покуситься на то, что тебе нравится… – он отлично сыграл благородное негодование, - я никогда бы не посмел!
    И все-таки Константину что-то не нравилось в его словах.         
     - Немедленно отмени ликвидацию Вячеслава, – приказал он.
     - Хорошо, хорошо, – суетливо согласился Евгений Рудольфович и, вынув сотовый, позвонил. – Ребятки, на сегодня все отменяется! Что? – в отчаянии замотал он головой. – Ну ничего не поделаешь… Опоздали… - не смея взглянуть Константину в лицо, тихо произнес он. – Славика током убило… в ванной.
    Константин пристально посмотрел ему в глаза.
    «Ну, жирная сволочь, я тебя предупредил!» – совершенно верно интерпретировал его взгляд мажордом.
    «Упустил момент, Костик, упустил. У тебя в подчинении теперь люди мажордома. И они выполняют только его приказы», – ответили водянисто-зеленые глаза Евгения Рудольфовича, но Лунев не захотел этого понять.
     Его рука потянулась к телефону. Сотовый Веры не отвечал.
    - Какого черта?! – он вновь набрал номер.
    Евгений Рудольфович спокойно сел в кресло и принялся рассматривать рекламные буклеты. Его ребятки позаботились, чтобы  телефон Веры неожиданно сломался.
    - Ну, смотри, Женя! – Константин угрожающе повысил голос. – Если с Верой что случится!..
    - Костик, не грози, – с разоружающей мягкостью произнес мажордом. – Я до Веры даже в мыслях пальцем не дотрагиваюсь.
    Лунев выскочил в коридор.
    - Костик, ты куда?! – поспешил за ним Евгений Рудольфович.
    - За Верой, в клуб!
    «Вот дьявол!» – зло прикусил свою толстую губу мажордом и, вернувшись в комнату отдыха, торопливо набрал номер. – Ребятки, поторопитесь, но только чистенько!
    Через несколько минут Евгений Рудольфович с придворным фотокорреспондентом сели в машину.
    - Поезжай, – бросил он шоферу и указал пункт назначения.

    В заходящих лучах солнца «Мерседес» Веры на предельной скорости мчался в сторону дачи Лунева. Настроение у девушки было почти отличное, только вот ночью опять полезет со своими охами да криками неистощимый в вечном желании трахаться половой слабак Лунев. «Хотеть – значит мочь!» Константину удалось полностью опровергнуть это устоявшееся правило.
    «Если бы он так мог, как хотел, цены бы ему не было, – расхохоталась Вера и, немного сбавив скорость, обратила внимание на стоявшего у обочины высокого парня. – Что он тут делает?» – подумала девушка и вдруг с изумлением увидела, как тот странно взмахнул рукой, и какая-то глыба, пробив лобовое стекло, влетела в машину. Вера пронзительно вскрикнула. «Мерседес», потеряв управление, глухо ухнул и съехал с шоссе. Его несло к оврагу. Он несколько раз перевернулся, но, зацепившись о камни, остановился.

* * *  
    Константин примчался в клуб и, узнав, что Вера уже с полчаса, как уехала, поспешил за город. Его сердце стукнуло с такой силой, что он весь содрогнулся, когда увидел стоявшие у обочины машины и суетливо бегающих людей. Лунев резко затормозил и выскочил из джипа. Внизу он заметил перевернутый «Мерседес» Веры. Голову пронзила острая боль. Не сводя обезумевшего взгляда с машины, он бросился вниз.
    Авария произошла совсем недавно. Веру еще не успели вытащить из кабины. Константин, расталкивая любопытно-сочувствующих, бросился к ней, как заклинание повторяя: - Вера!.. Вера!..
    - Он ее знает, – разнеслось в толпе. И тут же: - Да это же Константин Лунев… Вера!.. Это должно быть его невеста!.. Какой ужас!..
    Константин с помощью двух мужчин извлек Веру из кабины. Вся левая сторона ее лица была в крови. Он положил ее голову к себе на колени и в отчаянии закричал: - Скорую!!!
    - Вызвали уже, – ответило несколько голосов.
    Из толпы, плотным кольцом окружившей Лунева с Верой, осторожно выглянул мажордом.
    - Отличный кадр! Давай! – подтолкнул он фотографа. – А следующий, когда приедет скорая.
    - Вера… Вера… – шептал, склонившись над ней, Константин.
    Кто-то щупал ей пульс и уверял, что она жива.
    Раздалась сирена скорой помощи. Константин помог санитарам уложить Веру на носилки и побежал рядом с ними.
    - Отлично! Отлично! – удовлетворенно бормотал Евгений Рудольфович. – Потрясающий репортаж о трагически закончившейся любви знаменитого певца. -  «Траур придаст Костику роковое очарование, когда мы поедем на гастроли в США, – размышлял он. – Во всем мире обожают любовные истории с печальным концом. Красиво погибла… по-королевски: Грейс Келли, принцесса Диана, невеста Константина Лунева. Можно обыграть и этот нюанс!..»
    Евгений Рудольфович последовал за Константином, который, не желая покидать Веру, сел в машину скорой помощи. Он дал Луневу минут пятнадцать на выход горя и ярости и появился в больничном корпусе, протягивая ему навстречу руки.
    - Костик! Какой ужас!..
    Глаза Константина были застланы слезами. Он попытался что-то сказать, но из-за спазм в горле не смог издать ни одного звука.
    - Костик, все будет хорошо, успокойся, – обнял его Евгений Рудольфович.
    - Если… если… это сделал ты… - заикаясь, с трудом начал он.
    - Как ты можешь такое говорить и даже думать!! – воскликнул мажордом. – Прекрати! Я пойду поговорю с врачом. – И, деловито вихляя бедрами в необъятных брюках, он направился к главврачу.
    Поговорив с ним и с хирургом, Евгений Рудольфович выяснил состояние пострадавшей и громко молил сделать все возможное для ее спасения.
    «А, сука!.. Живучая», - недовольно морщась, в тоже время думал он.
    Подойдя к Константину, курившему сигарету за сигаретой, мажордом, тяжело дыша, упал на стул и пробормотал:
    - Ну, все в порядке! С врачами договорился.
    Константин не спускал с него напряженного взгляда.
    - Да успокойся! Жива и будет жить. Сутки-двое подержат в реанимации. Да успокойся! – повторил он в ответ на недоверчивый взгляд Лунева. – Отделалась, можно сказать, царапинами, да легким сотрясением мозга.
    - А кровь?!.. Было много крови, – произнес Константин, все еще находясь в заторможенном состоянии.
    - Я же сказал, поцарапалась, не без того…
    - Я хочу ее видеть!
    - Пожалуйста, сейчас распоряжусь.
    Мажордом прошел в кабинет главврача. Через минуту к Константину подошла медсестра.
    - Не волнуйтесь так, – сказала она. – Ваша невеста в рубашке родилась.
    Она проводила его к палате реанимации. Константин прижался к стеклу широкого окна, за которым лежала Вера… его вера в жизнь, в любовь… Он тут же распорядился поставить охрану.
    Через двое суток Веру перевели в обычную палату. Говорить ей было трудно, быстро утомлялась. Константин беспрестанно гладил, целовал ее руки.
    - Это был несчастный случай, ты не справилась с управлением? – задал он мучивший его вопрос.
    Губы Веры дрогнули, выпустив страшное слово:
    - Нет!
    - А что это было?
Она долго собиралась с силами.
    - Какой-то парень бросил что-то тяжелое в лобовое стекло.
    - Ты уверена?!
    - Да, – она удержала его за руку. – Не оставляй меня одну. Меня хотят убить!.. Не знаю, кто.  Может, твой мажордом… может, Баркас…
    - Ничего не бойся! – Константин слегка коснулся ее пересохших губ. – Я поставил охрану. Вот, – он положил ей под руку пульт. – Если почувствуешь опасность, нажимай, и сразу же появится охранник. Поняла?
    Вера прикрыла глаза.
    - Врач сказал, что ты очень скоро поправишься, и я заберу тебя домой. А с мажордомом, Баркасом и… - он запнулся, не желая произносить имя Ольги, - я разберусь.
    
* * *
    Константин широким тяжелым шагом вошел в кабинет Евгения Рудольфовича и, остановившись перед столом, сказал:
    - Ты помнишь, я тебя предупреждал?!
    - О чем? – поднял невинные глаза мажордом. – О чем конкретно, Костик? Ты мне даешь много поручений…
    - О Вере!
    - А!.. Слава богу! Я разговаривал сегодня с главврачом. Он подтвердил, что никаких осложнений не предвидится. Ну, а в том, что случилось, винить кроме самой Веры некого…
    - Ты ошибаешься, – не сводя с него сверкающего взгляда, продолжал Константин. – Ее авария была подстроена: кто-то бросил камень в лобовое стекло!
    - Что?! – в искреннем негодующем удивлении привстал с кресла Евгений Рудольфович. – Не может быть! – отверг он сообщение Константина, но, немного помолчав, словно размышляя вслух, произнес: - Хотя… не исключено…
    - Конечно, не исключено! – с жестокой усмешкой подтвердил Лунев. – Ведь ты сам подстроил эту аварию!
    - Да ты в уме?! – всплеснул руками Евгений Рудольфович. – С какой стати мне избавляться от Веры? Не забывай, я сам привел ее к тебе.
    - Но в твой расчет вкралась ошибка: я полюбил ее, а она оказалась не той послушной куклой, какую ты бы хотел иметь при мне.
    Евгений Рудольфович закрыл глаза ладонью и в немом отчаянии закачал головой.
    - Что ты говоришь?!.. Что ты думаешь?!.. Но, тем не менее, я был прав, остерегаясь твоей излишней привязанности к женщине. Вот оно – яблоко раздора между нами! Вместо того чтобы узнать, кто устроил аварию и изничтожить этого урода, мы с тобой выясняем отношения. Вернее, ты обвиняешь меня в том, что я специально подстроил несчастный случай. Хорошо!.. – мажордом прошелся по кабинету. – Даже если бы я захотел ликвидировать Веру, то сделал бы это только после гастролей в США. Да что говорить?! Я же прекрасно вижу твою ненормальную привязанность к этой девчонке! Посуди сам, рискнул бы я избавиться от нее и тем самым поставить под угрозу срыва гастроли?! Ведь ты бы не смог петь! И не мне тебе рассказывать, сколько я вложил сил, чтобы устроить это турне и зажечь на мировом небосклоне новую звезду – Константина Лунева! – Евгений Рудольфович обречено махнул рукой и сел в кресло.
    Константин нервно барабанил длинными пальцами по краю стола.
    - Хорошо, допустим, это сделал не ты.
    - Спасибо, хоть за «допустим», - слабым голосом отозвался мажордом.
    - Тогда кто? – закончил Лунев свою фразу.
    - Я думаю, что ты сам знаешь ответ: либо Баркас, либо Ольга, которых, кстати, мы упустили именно из-за твоей чрезмерной занятостью Верой. Когда я хотел посоветоваться с тобой, ты лишь отмахивался, а я не посмел отдать приказ на их ликвидацию без твоего на то согласия.
    - И зря! – сухо бросил ему Константин. – Надо было их убрать! А, кстати, на Ольгу я тебе дал карт-бланш.
   - Дал! Но результат сам знаешь. Верзилу кто-то замочил. Было необходимо принять новое решение, но ты сказал, что Ольга тебе не опасна. Она слишком умна и знает, что ее жизнь закончится, как только она даст свое первое интервью. Я был не согласен, но тебя мое мнение не интересовало, ты был занят Верой. А когда я осмелился, видя твою в настоящий момент непригодность к действиям, дать указание на устранение Вячеслава, ты разъярился, а теперь еще обвиняешь меня в организации аварии. И при этом прекрасно знаешь, что если бы я ее организовал, то твоей девице врачи бы уже не понадобились! – дрожа от ярости щеками, высказался Евгений Рудольфович.
    Константин глубоко задумался, стараясь, как можно более точно, оценить сложившуюся ситуацию.
    - Ольга… - произнес он. – Верзиле кто-то проломил череп…
    - Вот именно! – энергично подхватил Евгений Рудольфович подброшенную ему Константином мысль. – Ольга оказалась не так проста. И очень может быть, что она захотела отомстить тебе, убрав Веру. Вспомни, после того, как был обнаружен труп Верзилы, мы предприняли поиски, но Романцева словно в воду канула. Несомненно, одно - она обзавелась новым покровителем, который выполняет ее прихоти.
    - Она может вновь предпринять попытку убить Веру! – встревожился Лунев. – Надо усилить охрану.
    - Я распоряжусь, Костик, – поспешил проявить свое рвение мажордом и, подняв трубку, отдал указание усилить охрану у палаты.
    - Слушай, Женя, а не может так статься, что ее покровитель – Баркас?
     - Очень может быть. Баркас – любитель красивых женщин, а Ольга явно не из тех, кто прощает обиды.
    Константин хотел уже уходить, как нежно застрекотал его сотовый. Побелев от волнения, вдруг это из больницы, он взволнованно произнес:
    - Слушаю!

    Сидя в шезлонге и глядя на солнечные лучи, бесстрашно пронизывающие море, Ольга Романцева в предвкушении наслаждения местью набрала номер телефона Константина.
    Правда, после того, как ей позвонил Кирилл и сказал, что Вера попала в аварию, она провела несколько бессонных ночей, ведь по ее плану та должна была сгнить в тюрьме.
    - В каком она состоянии?! Выживет?! –  допытывалась Ольга.
    - Пока еще не знаю…
    - Держи меня в курсе! – отдала она приказание и с яростью отбросила телефон.
    «Черт! – Ольга от злости чуть не откусила себе ноготь на указательном пальце. – Вдруг умрет?.. Все полетит к черту!… И суд над Веркой, сидящей в зале за решеткой, и мой взгляд и презрительная усмешка в сторону Лунева. Нет!.. Нет!.. Я должна хоть что-то выгадать, урвать от этой аварии…» - И тогда ее озарила дьявольски простая мысль.

    - Слушаю, – с нескрываемой тревогой повторил Лунев.
    Ольга, наслаждаясь, тянула паузу. И сначала тихо, а потом все громче и громче разразилась смехом, злым, уничтожающим…
    Она знала, Константин не бросит трубку, пока не догадается кто это.
    Она смеялась, исходя от бессильной ярости и обиды. Ее вибрирующий всеми оттенками злобы смех будто говорил: «Да! Да!  Это я, Костик, я отомстила!..»
    Лунев понял, что это она.
    - Ольга, ты?! – вскричал он.
    Но в ответ лишь услышал новый раскат смеха… и гудки брошенной трубки.
    - Что случилось, Костик? – встревожился мажордом, глядя на искаженное гневом лицо Лунева.
    - Ольга!.. Это она!…
    - Что?.. Что?.. – продолжал волноваться мажордом.
    - Она смеялась в трубку… Она ликовала, что отомстила мне… Она подстроила аварию!
    «Молодец, девчонка! – отметил мажордом. – Воспользовалась моментом, да и мне, сама не зная, как помогла… Ах, как помогла!»
    - Стерва! – словно делая заключение, произнес Евгений Рудольфович. – И, покачав головой, повторил: - Ах, стерва!.. И как все ловко подстроила!.. Сама, наверняка за границей, а тут попробуй найди того удальца, что камень бросил…
    Лицо Константина потемнело, глаза налились кровью.
    «А девка-то играет со смертью, - отметил мажордом. – Люблю таких рисковых. Что-то я в ней не доглядел… Ловка и отчаянна… да и все остальное при ней…»

* * *
    Вера, как и обещали врачи, довольно быстро поправлялась, но  беспокойство, что кто-то хочет ее убить, не покидало девушку. И однажды она попросила Лунева принести ей нож.
    - Зачем? Тебя надежно охраняют! – воспротивился он.
    - Никому не верю, - зло, сверкая глазами, прошептала она.
    - И мне? – Константин склонился к ней.
    - Тебе верю! А вот твоему жирному мажордому - нет!
   - Я тебе уже говорил, что он тут ни при чем. Я проверил и знаю, кто это подстроил.
    - Кто?!
    Константин вздохнул и нехотя ответил:
    - Одна женщина.
    - А,  поняла! Твоя балерина?! Ну, попрыгает она у меня!.. Дай только выздороветь!
    - Господи, Вера, ну откуда ты это знаешь?
    - Слышала… говорили… Ладно, –  она приподнялась  на кровати. – Что делать собираешься? Я больше в аварию попадать не хочу!
    - Не волнуйся! Твоя безопасность обеспечена!
    - И все-таки, принеси мне нож! – в упор устремив на Константина взгляд, тоном приказа произнесла Вера.
    Он пожал плечами, но был вынужден согласиться.
    - Хорошо, принесу. Только зря ты волнуешься. К тому же скоро я тебя уже смогу отсюда забрать.
    - Отлично! Но не будем терять времени! Подумай, как нам лучше расправиться с твоей балериной.
   - За этим дело не встанет, - со зловещим спокойствием произнес Константин. – Ты только поскорее выздоравливай!

    Вера, действуя по принципу «доверяй, но проверяй», каждый вечер перед сном вызывала охранников и напоминала, за что им платит Лунев. Ее палата находилась на пятом этаже, но для бойцов мажордома это не имело значения. Расставаясь с Константином, Евгений Рудольфович снимал маску преданного друга и слуги. Он чувствовал свою силу. Он добился, чего хотел, – сделал из Константина шахматного короля и двигал им по своему усмотрению.
    Две фигуры в шапках-масках прижались к стене больницы. Луна время от времени лениво проглядывала из-за наплывавших друг на друга туч. С ловкостью профессиональных альпинистов  бойцы мажордома легко взобрались на пятый этаж, открыли окно и проникли в палату.
    Вера вздрогнула, словно почувствовала опасность, но вскрикнуть, как и нажать на пульт вызова охраны, не успела. Один из нападавших схватил ее за руки, а другой, положив на лицо подушку, со всей силой придавил ее. Вера беспомощно дергалась, чувствуя, как воздух уходит из нее… голова тяжелела, грудь разрывалась от боли.
    «Неужели все? – промелькнула последняя мысль, и вдруг она увидела наплывающие на нее из темноты небытия глаза: широко открытые, испуганные, молящие… Где она видела эти глаза?.. Да это же глаза той девчонки, в живот которой она так лихо вонзила нож… - Значит, я тоже уже умерла?» - Вера расслабила мышцы и перестала дергаться в жалком сопротивлении.
    - Готова! – убийца отнял от ее лица подушку, сбил ее аккуратно и положил на кушетку.
    - А хороша, сучка, – скинув с нее простынь, проговорил другой. – Она мне давно приглянулась. Пышная такая сука… Мой компас, словно на север, каждый раз поднимался при виде ее. – Он провел рукой по бедру девушки. – Совсем еще теплая, даже горячая…
    - Ну и трахни ее напоследок, – предложил ему в шутку подельник и подошел к окну.
    - Ты что! Я же не некрофил!
    - Так попробуй. Говорят, хорошо. Дух захватывает! – продолжал тот подстрекать. – Ну ладно, спускаемся.
    - Слушай, ты иди, а я через две минуты.
    - Твое дело, – бросил напарник. – Только потише, охрана у двери.
    - Спит…
    - Ну, давай, – и, вскочив на подоконник, тот легко соскользнул по веревке вниз.
    Оставшись один, парень сжал руками груди Веры, с восторгом ощущая их упругую округлость. Он схитрил, он понял, что его приятель не задушил девушку, но ничего не сказал ему. Она просто была в глубоком обмороке.
    «Трахну ее, а потом придушу», – решил он и ловко взгромоздился на Веру.
    От его наглых толчков она пришла в себя и шумно вздохнула. Но парень останавливаться не стал. Да и что она могла сделать?.. Закричать?.. Он жадно обхватил ее губы своим ртом. Рука Веры змейкой скользнула под матрас, и стон парня, получившего сумасшедшее наслаждение, слился с его предсмертным хрипом. Вера с профессиональной виртуозностью вонзила нож ему в шею.
    Парень оказался очень тяжелым, а у Веры еще не было достаточно сил, чтобы  скинуть с себя истекающий горячей кровью труп. Судорожно шаря рукой по кровати, девушка искала пульт. Кричать она боялась, вдруг тот, первый, услышит ее крик раньше сонной охраны. Напрягшись до предела, она сдвинула труп и кое-как выбралась из-под него. В ярости рванула дверь и, охранники, онемев от ужаса, увидели окровавленную Веру.
    - Идиоты! – прошипела она. – Идиоты!
    Те кинулись в палату и натолкнулись на труп. Держась одной рукой за косяк двери, другой Вера указывала на окно.
    - Второй!
    Охранники бросились вслед, но никого не нашли.
    Окровавленными пальцами, тяжело дыша, Вера набрала номер телефона Константина.
    Дежурный поднял трубку, предварительно взглянув на часы: три часа тридцать минут.
    - Слушаю.
    - Быстро Константина! – задыхаясь, потребовала Вера.
    - А вам не кажется… - начал было охранник.
    - Убью, сука! Скажи, Вера звонит!
    - Да!.. Да!.. – охранник поспешил в спальню Лунева.
    - Какого черта? – раздался сонный голос Константина в ответ на стук в дверь.
    - Вера!.. Вера звонит!..
    - Что?! – Константин в одно мгновение вскочил с кровати и схватил трубку.
    - Алло, Вера!.. Что случилось?.. С тобой все в порядке?!..
    В ответ он услышал отборный мат, доказывающий, что Вера жива и с ней полный порядок.
    -… Охраняет он меня, мудак!.. Чуть не придушили!.. Чтоб тебя так охраняли!..
    - Вера! Вера! – пытался вставить слово в лавинообразный поток брани Константин. – Успокойся, я еду!
    - Едет он!.. Чтоб тебя!..
    Когда Лунев вошел в палату, то не удержался от возгласа, увидев окровавленную Веру.
    - Успокойся, – с пренебрежением бросила она. – Это кровь врага!
    Константин подошел к лежавшему на полу трупу и внимательно посмотрел ему в лицо.
    - Кто-нибудь из вас знает его? – обратился он к не смевшей поднять на него глаза охране.
    - Нет! Впервые видим… Но ясно, что профессионал.
    - Только благодаря своим телесам жива осталась, - мрачно пошутила Вера.
    В дверь ввалился не на шутку встревоженный мажордом.
    - Что случилось?! Господи, Вера, ты вся в крови! А это кто? – изумленно уставился он на труп. – Неужели?.. – он посмотрел на Лунева.
    - Да, Веру опять пытались убить, - глухо ответил тот.
    - Что же это такое?! – вскричал Евгений Рудольфович и уставился немигающим взглядом на охранников. – А вы зачем здесь?
    - Да кто ж думал, что на пятый этаж… Это альпинистом надо быть… – осмелился пробормотать один из них.
    - Ладно! Все домой! – скомандовал мажордом. – И Вера тоже! Я сейчас договорюсь с врачом.
    Накинув на плечи девушки куртку, Лунев крепко обнял ее. Все спустились вниз. Через десять минут появился Евгений Рудольфович и процессия тронулась.
    «Ольга мне за все, за все заплатит!» - как заклинание повторял Константин, прижимая к себе Веру.


ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

    - Как хорошо, что ты оказался дома, – расплачиваясь с водителем такси, поднявшим три больших чемодана и пару внушительных сумок, - произнесла Ольга, торопливо коснувшись щеки Кирилла.
    Она прошла в комнату, сбросила жакет, сняла шляпку, уронила сумку. «И сейчас же стало казаться, что в моей большой комнате очень мало места», - не скрывая удивления от ее действий, вспомнил Кирилл строчку из любимого стихотворения.
    - Да! А что ты хотел? – спросила Ольга. – Я вернулась в логово врага, предварительно подумав о своей безопасности, и поэтому выбрала твою квартиру. Надеюсь, ты не возражаешь?
    - Признателен за доверие, но возражаю и еще как!
    - Ну вот! – неуловимый золотисто-карий взгляд Ольги выразил удивление, что ей не рады. – Кирюша, как же так? – протянула она к нему свои почти лебединые руки и нежно обвила за шею.
    - А вообще, зачем ты приехала? – все еще бурлило в нем недовольство.
    - Как зачем? – ее глаза округлились в красивом изумлении. – На родину! – голосом со слезой пробормотала она и тут же, закинув голову, зло рассмеялась. – Приехала, чтобы сказать Луневу и его жирному мажордому, что я им – не по зубам!
    - А ты в этом уверена?
    - Абсолютно, – элегантно упав на диван, воскликнула Ольга. – Сочини какой-нибудь суперэкзотический коктейльчик, – попросила она.
    Кирилл отправился за стойку.
    - Да и вообще, ты сам понимаешь, - продолжила с философскими нотками Ольга, - что за жизнь у меня там. Денег – нет…
    - Судя по твоим необъятным чемоданам, ты сейчас искренна, как на исповеди, – не удержался от смеха Кирилл.
    Ольга очаровательно повела плечами, отбросила со лба прядь волос и, произнеся длинное: - Ну… - пояснила:
    -  Я – женщина красивая и вполне естественно, что мне трудно, вернее, практически невозможно остаться без средств в шикарном Довиле.
    Она поднялась, насмешливо взглянула на Кирилла и, расстегивая на ходу жемчужные пуговицы блузки, бросила:
    - Пойду приму душ! Дай чистое полотенце!
    Кирилл только возвел глаза и пошел исполнять очередное приказание.
    Когда он появился с полотенцем, за запотевшим стеклом душевой кабинки виднелись дивные очертания Ольги. Она слегка убавила душ и, приоткрыв кабинку, протянула руку, требуя коктейль. Кирилл опять повиновался. Сделав несколько глотков и издав томное: - Хорошо, –  Ольга вернула бокал.
    Потом она появилась в коротком пеньюаре цвета тихоокеанских кораллов, потрясающе оттенявшем ее золотисто-загорелую кожу. Села на диван, положила ногу на ногу, и, поигрывая туфлей без задника, произнесла короткое: - Уф!..
    - Думаю, сейчас вы были бы не против выпить чашечку кофе и полакомиться канапе с черной икрой, - шутливо произнес Кирилл.
    - Ты угадал, – благосклонно приняла она его предложение. – Слушай! Я привезла потрясающий коньяк. Сейчас! – Она вскочила с дивана и, бросившись к одной из сумок, наклонилась так, что Кирилл был вынужден  на мгновение закрыть глаза.
    - Оля, это выше моих сил!
    - Что? – обернулась девушка.
    - Твои прелести!
    - Всему свое время, – лукаво сверкнула она неуловимым взглядом.
    - Коньяк действительно замечательный, - отметил Кирилл. – И под него самое время рассказать о предпринятых тобою мерах предосторожности. Ведь Лунев тебе уже один раз показал: он не шутит!
    - Я, признаться, долго размышляла над своим положением между небом и землей и пришла к выводу, что не могу всю жизнь бегать от Лунева, это я и приехала ему сказать. Я собственноручно написала несколько объемистых опусов о деятельности Лунева и мажордома, не забыв при этом и Верку. Затем развезла эти опусы в надежные места, кстати, один экземпляр – тебе. – Она вынула из сумки папку и протянула Кириллу. – Естественно, в своих откровениях я предстаю только как вынужденный наблюдатель. Пусть Лунев попытается доказать обратное!.. Кстати, самое время позвонить ему, обрадовать, что я приехала, - самодовольно улыбнулась Ольга и взяла трубку.
    «Рисковая женщина! – восхитился Кирилл. – Неординарная!»
    - Константин, ты? – с высокомерным снисхождением произнесла она и, получив ответ, продолжила: - Отлично! Звоню, чтобы сказать: - я приехала.
     - Ты… - Лунев хотел произнести что-то жутко пугающее, но она насмешливо перебила его:
    -  Не трать время на угрозы, Костик! Я позаботилась о твоем будущем в случае моей неожиданной кончины. Не только прокуратура, уголовный розыск и Интерпол получат сведения о твоей плодотворной деятельности, но и несколько крупных журналов смогут оповестить твоих поклонниц о половых страданиях секс-символа…
    - Стерва! – захлебываясь слюной, бросил Лунев.
    - А ты – святой!.. Подослать ко мне убийцу!.. Подонок!.. Трус!.. Бегаешь по свистку мажордома!..
    - Заткнись и послушай! Я приму твои условия, но оставь в покое Веру!
    Ольга, как и в прошлый раз, зловеще расхохоталась:
    - Дурак же ты, – и брезгливо отбросила трубку.
    - Довольна? – обратился к ней Кирилл.
    - «Благодарю: вполне, вполне, вполне…»
    - И ты заговорила словами из Шекспира, - с некоторым мистическим чувством отметил он.
    - Заговоришь, когда стоит вопрос быть иль не быть! – с философским спокойствием, столь не свойственным женщинам в сложных ситуациях, произнесла Ольга. – Итак! – она сосредоточенно свела брови и решительно объявила: – Ты мне должен помочь разобраться с этой бывшей заключенной.
    - Оленька, я тебя несколько разочарую, все не так просто. И вообще, Вера Степанова, в прошлом Бокунова, меня заинтересовала только как возможная отравительница Дениса. Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что вряд ли это она. Но даже, если это она, сложно будет доказать ее причастность к отравлению. Леонид очень осторожно запросил документы гражданки Бокуновой, и, буквально, через два дня она попала в автокатастрофу. А потом ее кто-то пытался задушить в больничной палате.
    - Кто-то!.. Мажордом!.. Лунев дрожит над своей толстухой!..
    - Вот видишь!.. А Леониду нужно время, чтобы во всем разобраться. Кстати, документы, он еще так и не получил.
    - Вот, пожалуйста, все приходится делать самой! Ни ты, ни твой Леонид не в силах мне помочь. Пока он соберет документы и разберется, Верки уже не будет в живых. Какая мне тогда радость?.. Может, Лунева предупредить, что это мажордом хочет убрать его телку? Нет! – сама отвергла она этот вариант. – Он мне не поверит, да и какая мне в том выгода?.. Хотя…
    Ольга глубоко задумалась.
    - И все-таки ты должен мне помочь! – решительно воскликнула она.
    - Интересно, почему это я должен тебе помогать? – не в силах скрыть своего удивления спросил Мелентьев.
    - Ну, хотя бы потому, что я – женщина.
    Кирилл так громко и весело расхохотался, что Ольга, не понимая причины его смеха, лишь с удивлением смотрела на него.
    - Ты нашла веский аргумент, – наконец смог произнести он. – Главное, актуальный!.. Женщины с поразительным напором пытаются доказать, что они во всем равны мужчинам, что их место в парламенте, правительстве, во главе крупных фирм… Они просто доходят до исступления, подсчитывая, сколько депутатов мужчин и сколько женщин, а потом кричат о дискриминации. Но у меня возникает вопрос! Если они во всем равны нам, то почему они не рвутся в шахты или к бурильным установкам  Крайнего Севера? Почему они тут же вспоминают о своем женском начале при виде сидящего в метро мужчины?..
    - Ну, это естественно, – тут же ответила Ольга, - физически женщина слабее…
    - Нет, – покачал головой Кирилл. – Дело не в физической слабости, а в извечном женском стремлении извлекать выгоду. Получается, что править страной у женщины с мужчиной равные физические возможности, а вот со всем остальным - пусть возятся только мужчины.
    - Фу!.. Кирюша, какой ты противный, – очаровательно фыркнула Ольга. – Ты и прав и не прав. Но, главное, ко мне все это не относится. Я всегда была и буду истинной женщиной. И попрошу не сравнивать меня с этими оголтелыми бабами-борцами за какие-то там права. Женщина не должна бороться, это неумно, она должна брать!
    - Вот за это я тебя и люблю. Что может быть прекраснее истинной женщины?!
    - И поэтому ты мне поможешь, – коварно-ласково прошептала она, нежно обняв его за шею.
    Шелк пеньюара разошелся под руками Кирилла, и он смог в полной мере оценить золотистый  загар Ольги, бархатистость ее кожи… но тут, совершенно некстати, зазвонил телефон.
    - А, ну его, – прошептала, полуприкрыв глаза девушка.
    - Нельзя, - вздохнул Кирилл и как можно более официальным тоном произнес: - Слушаю. – и замер. – Марина, ты? – оцепенел он от неожиданности.
    Ольга коварно-нежно задвигалась, заставляя Кирилла учащенно дышать. Он попытался освободиться от любовного соития с физически более слабой женщиной, но куда там!.. Глаза Ольги сверкали милым злорадством, золотистые бедра пришли в волнообразное движение.
    - Как я рад, что ты позвонила!.. Ты – в Ницце? – с легким придыханием проговорил он.
    - Может, я не вовремя? – сразу почувствовала неладное Марина.
    - Нет!.. Нет!.. Я просто немного занят… бумаги просматриваю…
    - А!.. Бумаги… – зловеще прошептала Ольга. – Так вот тебе степлер для бумаг!..
    Кирилл едва успел прикрыть трубку рукой и приглушить невольный стон.
    - Я позвоню попозже, - чувствуя неловкость ситуации, произнесла Марина и отключила телефон.
    - Что ты наделала! – набросился Кирилл на Ольгу, энергично задвигав бедрами.
    - Она… она простит тебя, но только в том случае, если не узнает, что ты изменил ей с артисткой кордебалета, - задыхаясь, говорила Ольга, - кордебалета она тебе не простит…

* * *
    Ольга стояла перед зеркалом в платье, с утонченной изысканностью обнажавшем грудь и шею.
    При появлении Кирилла она повернулась.
    - Ты куда-то идешь? – спросил он.
    - Мы идем, –  пояснила она.
    - И куда же?
    - В «Белоснежку», на встречу с Константином и мажордомом.
    - Ты уже договорилась?
    - Нет! Это они побеспокоились: позвонили и предложили встретиться.
    - Они позвонили на мой номер телефона?
    - Было бы странно, если бы Лунев не вычислил, где я могу находиться.
    - По правде сказать, Оля, нет у меня сейчас времени играть роль телохранителя.
    - Кирюша, - ее длинные ногти, словно лезвия, скользнули по его рубашке. – Купавина кордебалета тебе не простит!
    Кирилл улыбнулся.
    - Какой утонченный шантаж! Все-таки нашлась женщина, которая может вить из меня веревки. Как должен выглядеть телохранитель? - осведомился он.
    - Не броско, но с достоинством

    Когда Ольга с Кириллом вошли в ночной клуб, все уже находились в состоянии запредельного веселья. Поспешившие им навстречу Лунев с мажордомом резко отличались от веселившихся сосредоточенными выражениями лиц. Они обменялись легким приветствием, и Лунев жестом пригласил последовать за ним.
    - Нам здесь никто не помешает, - сказал он, пропуская своих гостей в просторный зал с мягкой мебелью.
    Мажордом сделал знак телохранителю выйти за дверь.
    Ольга попросила Мелентьева сесть в дальний угол гостиной, чтобы он не мог слышать их разговора.
    «К сожалению, на сегодняшний день, я еще не могу исключить ее из числа фигурантов, - размышлял детектив, глядя на уверенно ведущую себя Ольгу. – Не могу утверждать, что не она налила яд в склянку Лотарева. У Константина с мажордомом была веская причина, чтобы убрать Дениса, и лучшей кандидатуры для его устранения, чем Ольга, им было бы трудно найти».
    Мелентьев внимательно следил за лицами переговорщиков. Первым начал мажордом, он, по-видимому, что-то предлагал Ольге, но та лишь презрительно поджала губы. Лунев вспылил и бросил что-то резкое, но тут же получил хлесткий ответ.
    Мажордом вновь взял инициативу на себя. Он принялся шутить и даже, выглянув за дверь, попросил принести виски. Его поведение не нравилось Кириллу, что-то было в нем выжидательное…
    Ольга опять сцепилась с Луневым. Мажордом, словно устроитель турнира, развел их в стороны.
    Кирилл сосредоточил свое внимание на Евгении Рудольфовиче, поняв, что тот полностью срежиссировал эту встречу.
    Он не ошибся, мажордом действительно поставил свой «спектакль» и, затягивая переговоры, ждал решающего третьего акта. Первый акт – Ольга и Лунев, разыгрывался в его присутствии, а вот за второй, он слегка волновался, так тот должен был пройти без его участия, зато третий… будет, как на ладони.
    Тем временем в полумраке соседнего зала начался второй акт. Вера в блестящем платье сидела на высоком табурете перед стойкой бара и пила виски. К телохранителю, приставленному к ней Константином, подошел его напарник и, искоса взглянув на Веру, громким шепотом, чтобы она обязательно его услышала, сказал:
    - Там, в гостиной, Костик закрылся с этой… с бывшей своей сучкой…
    Телохранитель сделал удивленное лицо.
    - Ну, с той… что Верку все хотела убрать: сначала аварию устроила, потом в больницу подослала ребят…
    - Да ну! – чуть громче, чем надо, воскликнул телохранитель и, словно испугавшись, прикрыл рот рукой и кашлянул.
    Они замолчали, ожидая реакцию Веры. Она залпом прикончила свой стакан, взяла сумочку и бросила охраннику:
    - Я – в туалет!
    - Я провожу.
    - Да пошел ты! – рявкнула Вера.
    Едва она скрылась в коридоре, как они последовали за ней.
    «Сволочи!.. Все сволочи!.. - клокотало у Веры внутри. – Заперся с этой стервой, беседует!.. И это после того, как она меня чуть не убила!.. Я в тюрьму не хочу, но эту суку припугну так, что ей мало не покажется!»
    Она открыла сумочку и вынула пистолет, который, по ее настоянию, ей недавно купил Константин.
    Охранник, стоявший у входа в гостиную, безропотно подчинился ее властному движению руки. Дверь с шумом отлетела в сторону, и на пороге появилась Вера с пистолетом в руке, направленном на Ольгу.
    - Вот мы и встретились, сука! – злобно выкрикнула она. – Что, не удалось отправить меня на тот свет?
   Мелентьев встал с кресла. Ольга смертельно побледнела. Лунев тоже поднялся и, протягивая руки к Вере, пытался ее успокоить. Мажордом некоторое время наблюдал за происходящим, а потом выступил на сцену, чтобы направить происходящее в нужном ему направлении.
    - Вера!.. Вера!.. – воскликнул он. – Немедленно успокойся! Ты все неправильно поняла! Мы здесь собрались именно для того, чтобы обсудить…
    - Молчи, жирная свинья! Я сама разберусь, для чего вы тут собрались!..
    Мажордом в отчаянии всплеснул руками.
    - Что, место твое заняла?! – презрительно кривясь и подходя ближе к Ольге, говорила Вера.
    - Оленька, успокойся, – вдруг неожиданно проявил заботу Евгений Рудольфович. – Пистолет не заряжен, – шепнул он так, чтобы его непременно услышала Вера.
    Мажордом знал, что Вера ни за что не будет стрелять в Ольгу на глазах у всех, но вот покуражиться, припугнуть…
    Вера расхохоталась.
    - Не заряжен?! – и выстрелила в одну из ламп.
    На замершую от страха Ольгу посыпались осколки.
    Кирилл догадался: мажордому был нужен выстрел.
    Через минуту на пороге гостиной появился охранник клуба с пистолетом в руке. Он сразу оценил ситуацию и обратился к Вере:
    - Бросьте пистолет!
    - Как бы не так! – огрызнулась она. – Сначала я продырявлю лоб этой суке!
    - Я вас предупреждаю! – он сделал несколько осторожных шагов вперед, а за его спиной уже толкалась любопытные.
    «Массовка пошла», – кусая губы, отметил Кирилл, все еще до конца не улавливая, к чему ведет мажордом.
    А мажордом уже не вел, а просто наслаждался спектаклем, который он назвал «Мои чистые руки». И действительно, его белые, пухлые руки мирно покоились на необъятном животе.
    - Бросьте пистолет!.. Руки за голову!.. – предпринял последнюю попытку вразумить Веру охранник.
    - Да пошел ты! – проскрежетала она сквозь зубы, не в силах оторвать глаз от испугано сжавшейся Ольги. – «Потрясись, чтоб тебе минута за год показалась!»
    Но охранник не отставал.
    - Делаю предупредительный выстрел вверх! – громко выкрикнул он. – Второй будет по вам!
    Мажордом напрягся: «Только бы Верка не отбросила пистолет!..»
    Его опасения оказались напрасными, Вера хотела куражиться над Ольгой до последней минуты… Ну и покуражилась!..
    Охранник, подняв руку, выстрелил вверх. Вера вздрогнула всем телом и рухнула на пол.
    Константин бросился к ней, приподнял и почувствовал на ее спине кровь. Он в ужасе одернул обагренную руку.
    Охранник с открытыми до предела глазами смотрел то на Веру, то на свой пистолет.
    А в это время выстреливший в Веру проскользнул к выходу. Бойцы мажордома, влившиеся в толпу любопытных, обеспечили ему коридор безопасности.
    «Ну, на этот раз, надеюсь, финита ла комедиа, - подумал Евгений Рудольфович. – А то уж больно живучая тварь!»
    Кирилл подбежал к Ольге и обнял ее за плечи. Константин молил вызвать скорую.
    - Уже вызвали! – успокаивали его.
    Кто-то склонился к Вере и, пощупав ее пульс, обречено махнул рукой.
    - Мертва.
    - Что?! – взревел Константин. – Что?! – глухие рыдания сотрясли его.
    - Я врач, - пояснил тот. – К сожалению, она мертва.
    Константин в полном безумии покрывал лицо Веры поцелуями.
    Ольга, вжавшись в Кирилла, пыталась поскорее пройти мимо, но окружившие Лунева с трупом Веры на руках никак не хотели расступиться. Край платья Ольги, зловеще потемнел от крови Веры. Кирилл посмотрел на нее.
    - Ты удовлетворена? – шепотом спросил он.
    - Почти, – с какой-то пустотой в голосе ответила она.

    Они сели в машину и за всю дорогу не произнесли ни слова. Ольга словно окаменела, а Кирилл не мог прийти в себя от хитрости и ловкости мажордома.
    «Со сложенными на животе руками на глазах у всех убить человека!..»
    

ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

   Яркий миг лета с неотвратимой неизбежностью сменился осенью.
    Звезда балета Денис Лотарев был отравлен в конце театрального сезона на премьере спектакля, его убийца будет изобличен тоже на премьере спектакля. Так решил детектив Мелентьев и поэтому деятельно, словно артист, готовился к открытию нового сезона.
    Уже повсюду были развешаны афиши: «Премьера балета «Олимп» в постановке Аркадия Бельского, солисты: Марина Купавина, Ксения Ладогина, Феликс Волохов, а внизу черными буквами: посвящается памяти Дениса Лотарева».
    Кирилл, скрупулезно проверяя  детали, подолгу рассматривал свой мысленный кристалл. Теперь он был совершенно прозрачный, и все действующие лица были ясно обозначены, ни одного темного пятна. Но самый главный козырь детектива находился в шкафу, в большой синей коробке, поверх которой лежал пышный батистовый платок.
    «Ну что ж, все готово: действующие лица и реквизит, - удовлетворенно отметил Кирилл. - Можно поднимать занавес!»

* * *
    Оплакивая нелепую гибель Веры, Лунев, тем не менее, поддался на  уговоры мажордома выступить с концертами посвященными ее памяти. Он отправился на гастроли в США.
    - Перенесенное несчастье внесло особые переливы в тембр его голоса, - всякий раз подчеркивал журналистам Евгений Рудольфович.
    С огромного экрана, установленного на сцене, на зрителей смотрела синеглазая русская красавица. Неподдельное горе Константина, звучавшее в его голосе, производило на публику ошеломляющее впечатление. Песни, исполняемые Луневым на чистом английском, сделали его несчастную любовь любовью всей Америки. Он стал одним из них!..
     Мажордом готовил его к триумфу, но такого взрыва восторга, даже в глубине своего сердца  певец не ожидал.
    Евгений Рудольфович от сознания собственной важности расплылся еще больше. Перед ним заискивали, ему предлагали контракты, которые он, внимательно выслушав, отклонял. Пока, наконец, не указал Луневу, какой следует подписать.
    - Все, Костик, ты уже больше не принадлежишь себе. Ты  принадлежишь мировому шоу-бизнесу, - торжественно произнес он, а про себя добавил: «И мне!»
    Но Константин слушал его не особенно внимательно, он был занят проектом надгробия Веры. В каждой песне он звал ее и тщетно надеялся, что однажды она отзовется.
    - Это у него пройдет, - уверял журналистов Евгений Рудольфович. – Глубокая меланхолия не в натуре Костика. Подождите немного, и к вам вернется сверкающий радостью жизни, совершенно новый Константин Лунев. Любовные переживания – одни из самых коротких на свете, - подчеркивал он. – Поначалу они настолько мощны, что потом уже просто не хватает сил продлевать их мучительное очарование.
    Настроение у мажордома было отличное. Забываясь, он даже причмокивал губами от удовольствия, будто только что съел что-то чрезвычайное вкусное. Впрочем, так оно и было. Он «проглотил» Баркаса. Причем даже не по частям, а сразу целиком.
    Узнав от Ольги о гибели Веры, Баркас воспрянул духом и решил, что ему тоже пришло время действовать. Он связался с одним преданным ему человеком, который тут же продал его Евгению Рудольфовичу. Баркасов доверительно сообщил, что собирается приехать в Россию, и просил встретить его на польско-белорусской границе.
    «Пора навести порядок в Москве!» – думал он, садясь в «Мерседес», который заранее подогнал его верный человек.
    Сначала раздался оглушительный взрыв, и в ту же секунду бешеное пламя охватило разлетевшуюся на куски машину. «Баркас готов!» – поспешил сообщить человек мажордому.
    Евгений Рудольфович облизал губы от приятного известия. «Несогласного судьба тащит насильно», - тонко усмехнулся он, вспомнив знаменитое изречение, и подтвердил: - Тащит! Согласно указаниям более умных и ловких».

* * *  
    Кирилл вошел в театр, в котором перед премьерой творилось что-то невообразимое. Схватившийся за голову Бельский, казалось, решил измерить ногами всю сцену; кордебалет испуганно прижимался к заднику; рабочие стучали молотками; новый занавес, вздуваясь, будто парус во время шторма, никак не хотел вешаться.
    Марина в оранжевой тунике, со свитером, накинутом на плечи, и шерстяных чулках о чем-то говорила с Феликсом, одетым в черное трико.    
   Ксения Ладогина в белом хитоне, отделанном золотым кантом, и прической римской матроны появилась на сцене в сопровождении Севы. Он то и дело пропускал Ксению вперед и придирчиво рассматривал ее костюм. Ладогина раздраженно передернула плечами: «Что за базар?» – перевел ее движение Кирилл, притаившийся в бархатной темноте зала.
    Наконец, Аркадий Викторович взмахнул руками и хлопнул в ладони. В оркестровой яме возникла фигура дирижера. В одно мгновение все пришло в идеальный порядок. Полилась музыка, изящно замер кордебалет, и на сцену из-за кулис величественно выплыла Ксения Ладогина.
    Кирилл дождался окончания репетиции и пошел в гримерную к Марине. В коридоре он случайно столкнулся с Леонеллой Дезире, которая при виде его остановилась в страшном замешательстве. Детектив удостоил ее кивком головы и, постучавшись, открыл дверь гримерной.
     - Кирюша, ты?! – радостно вскричала Марина, выглянув из-за гофрированной стенки гардеробной.
  Кирилл хотел было пройти туда, но она резко воспротивилась.
  - Ой!.. Я вся мокрая!..
  - Но это священный пот искусства, - возразил он.
  - Может, и священный, но на цвет, вкус и запах ни чем не отличается от обыкновенного. Так что, подожди, я приму душ.
    Марина предстала перед ним в шелковом халате и мягких туфлях без задников.
    - Волнуюсь…
    - Я тоже…
    - Спасибо, – восприняла его волнение за поддержку Марина, но ошиблась.
    Кирилл волновался не за нее, в ней он был уверен. Он волновался за свой «спектакль», названный им «Склянка Ромео и платок Дездемоны».
    «Автор в представлении не нуждается, перевод Кирилла Мелентьева», - с мрачной иронией мысленно шутил детектив.

* * *  
    Ранний вечер изящно осветил лиловый небосклон нежно-голубыми звездами. Деревья в прозрачно-зеленой одежде грустно шелестели листвой… Осень… Начало сезона…
    Кирилл в черном смокинге вышел из джипа и направился в цветочный магазин. Приветливо звякнул колокольчик.
    «Что же выбрать? – невольно задумался детектив. – Какие букеты приличествуют такому поводу? – рассеянно обводил он взглядом безумство лепестковых красок. – Цветы для убийцы!»
    Продавщица, заметив его замешательство, вынырнула из цветущего лабиринта и, улыбаясь, стала предлагать пышные букеты, обратив внимание на его черную бабочку вместо галстука.
    «А она права, – размышлял Кирилл, разглядывая букеты. - Пусть будет пышным и торжественным».
    Он остановил свой выбор на иссиня-черных розах.
    Скрипяще-сверкающий саркофаг из целлофана он отверг.
    - Перевяжите лентой!
    Продавщица виртуозно обвила длинные стебли широкой серебряной лентой, подобрав концы в изящный бант.
    - Отлично! Именно то, что я хотел, – поблагодарил детектив и вышел, прощально звякнув колокольчиком.
    Подойдя к джипу, открыл заднюю дверцу и положил на сиденье «Цветы для убийцы».


* * *
    Новый занавес, который так упорно не хотел занимать своего места над сценой, теперь беспощадно долго не желал пошевелиться ни одной складкой, оркестр до бесконечности настраивал свои инструменты, люстры слепили глаза… И вдруг!..
   Свет неспешно угас, раздались первые звуки увертюры,  дрогнул занавес, и под гром аплодисментов на сцену выпорхнули Марина и Феликс.
    Феликс был в белой, искусно уложенной в складки тунике. Марина, долго и мучительно искавшая цвет, облачилась в лилово-пурпурное одеяние. В пронизанном золотистыми искрами свете это производило потрясающее впечатление.
    Феликс – бог Аполлон – воздушен и прекрасен. Марина – Ливия, земная девушка, пылкая и очаровательная, пленила Аполлона. И он, не на шутку увлекшись ею со страстью, доступной только богам, ведет ее на Олимп. Первой встречает их Гера – Ксения Ладогина. Ее ответ Аполлону – однозначен: «Смертная на Олимпе – никогда!» Но Аполлон знает, что не все боги столь категоричны…
    Мелентьев взглянул на огромный портрет Дениса, висевший с левой стороны сцены.
    «Как, наверное, тоскует он по-своему стремительному полету, по своему слиянию с музыкой?..»
   В антракте к нему в ложу заглянул со странно перепуганным лицом Сева.
   - Вы видели?!.. Видели?!.. Это невероятно! – он в изнеможении упал на стул. – Марина – недосягаема! Она преодолела все земные и около земные воздушные пласты!.. Она – в пространстве гениальности!..
    Кирилл решительным шагом направился в буфет и залпом выпил рюмку коньяку. Он немного волновался и от гениальности Марины и от предстоящей премьеры своего «спектакля». Детектив решил заглянуть за кулисы. Шум, беготня, разгоряченные тела, лица… он уже привык к этому. Фигура одной из третьестепенных богинь показалась ему чрезвычайно знакомой.
    - Оленька!
    Богиня обернулась, сверкнув опасно-шутливым взглядом.
    - Неужели опять кордебалет?! С твоими-то данными!.. И это после заглавной роли на подмостках Довиля!
    - Иногда и королеве хочется переодеться в пастушку. Роскошь, она тоже утомляет…
    - Ах, вот что! – нарочито воскликнул Кирилл. – Только не забывай в своих пасторальных увлечениях об участи Марии-Антуанетты, великой пастушке всех времен и народов!    
  Даже бархатистая родинка девушки над верхней губой вздрогнула от негодования, но Кирилл уже пошел дальше.
    Перед гримерной Марины толпились фотокорреспонденты и поклонники с цветами. Кирилл отметил, что он принял правильное решение: преподнести свой букет после спектакля.
    Дверь гримерной открылась, и из нее вышел взволнованный Бельский. Его обступили фотокорреспонденты, но он быстро вырвался из их окружения. Заметив Мелентьева, балетмейстер поздоровался с ним и произнес:
    - Я ожидал многого, но такого!.. Марина – ирреально талантлива… не поземному…
    Кириллу страшно захотелось увидеть Марину. Он быстро проложил себе дорогу, вошел в гримерную… и с изумлением увидел, что вместо Марины там другая женщина… Ее лицо было прекрасно, но в нем, действительно, не было ничего земного…
    - Я рада, что ты зашел! – вдруг озарилось  лицо знакомой улыбкой. – Но я ужасно занята! Надо привести в порядок мышцы, подправить грим…
    Кирилл, не промолвив ни слова, поцеловал ее шаловливо взметнувшуюся ручку и вышел.
    
    Занавес падал и взмывался вверх, огни рампы лучились, гром рукоплесканий сотрясал стены театра… Кордебалет уже откланялся и скрылся за кулисы. И весь град аплодисментов обрушился на солистов.
    Хрупкая фигура Марины в лилово-пурпурной тунике склонилась в изящном реверансе, чуть левее от нее в скромном мужском поклоне замер золотоволосый Феликс. Публика была не в силах отпустить их. Они столь щедро одарили сердца зрителей светлой, искрящейся энергией своего таланта, что души обыкновенных смертных просто не могли ее вместить, и своими аплодисментами, слезами на глазах, криками «браво!» они бессознательно пытались немного прийти в себя и отблагодарить артистов за их бесценный дар.   
    Подойдя к портрету Дениса Лотарева, Марина и Феликс низко поклонились ему. В зале воцарилась печальная пауза, а когда артисты повернулись к публике, то, казалось, что кланяются все трое: Денис, Марина и Феликс…
    Зал потребовал Бельского. Вновь появились все участники спектакля, и на сцену легкой походкой вышел главный балетмейстер. Он поклонился зрителям, а затем подошел к портрету Дениса и, приложив руку к сердцу, склонил перед ним голову.
    Наконец, вздрогнув каждой складкой, занавес обессилено упал.
За кулисами – веселая суматоха, на сцене  салютуют шампанским – начало сезона, премьера! Марина и Феликс принимают, пропитанные не смертельной, но обязательной долей яда поздравления коллег.
    Банкетный зал, сверкая позолотой стен, уже был готов встретить виновников торжества и их гостей.
    Марина, очаровательная, озаренная, держа в руке высокий бокал с шампанским, все принимала и принимала поздравления, восторженные признания в любви, преклонения колен и целования края платья. Вокруг Феликса кружились дамы. Они сверкали улыбками, ожерельями, намеками и ловким движением холеных пальцев опускали в карман его смокинга свои визитные карточки.
    Весь артбомонд столицы собрался в этом позолоченном зале. Все поздравляли друг друга с премьерой, превзошедшей ожидания. Восхищались Мариной, удивлялись яркому многообещающему таланту Феликса, крепко жали руку Аркадию Викторовичу, преподносили цветы Ксении Ладогиной. Леонелла Дезире тоже не была обойдена вниманием верных поклонников. Ей дарили цветы и поздравляли с началом сезона.
    Кирилл вошел в зал с букетом иссиня-черных роз. Он подошел к группе воодушевлено беседующих и отвлек внимание одной особы, слегка взяв ее за локоть. Особа обернулась, увидела Мелентьева с пышным букетом и, с улыбкой произнеся: «Благодарю!», пригласила его принять участие в общем разговоре. Кирилл сделал вид, что тоже вовлечен в беседу, но потом незаметно отошел в сторону.
    Он прошел в конец длинного стола, где всласть угощался театральными изысками Леонид Петров.
    - Ну что, все фигуранты на месте? – спросил он, занятый кусочком осетрины в желе.
    - Все! – покусывая губы, ответил Кирилл и посмотрел на часы. – Минут через пятнадцать они начнут собираться в малой гостиной… Так что поторопись!..
    - Итак, Кирюша, спешу хоть по кусочку откушать всего… но до чего же вкусно и как подано!.. Нет… надо было идти в артисты… Ты же помнишь, я неплохо играл на барабане.
    - Не переживай так, Леня, - положил на плечо друга свою руку Кирилл. – Здесь угощаются солисты, а ты бы питался в буфете на первом этаже. Уверяю, ассортимент и обслуга точно такая же, как и у вас на Петровке.
    - Ну, успокоил, - отламывая ложечкой четырехслойное пирожное, выдохнул Леонид.
    
* * *    
    Малая гостиная с темно-синими бархатными шторами, велюровыми диванами, канапе, креслами, позолоченным камином и огромным зеркалом над ним была освещена многочисленными бра в форме подсвечников.
    Кирилл с большой коробкой под мышкой вошел в гостиную, оглянулся и положил ее на угловой столик; поправил перед зеркалом бабочку, несколько раз прошелся вдоль стены и, остановившись у окна, стал смотреть на улицу, освещенную бело-розовым светом фонарей.
    - Вы уже здесь? – вдруг скользнул в бархатной тишине чей-то приятный голос.
  Кирилл опустил штору и отошел от окна.
  - Да, – ответил он Валерию Дубову.
  - Признаться, меня удивило ваше приглашение…
  - Садитесь, - предложил ему Мелентьев. – Через четверть часа вам все станет ясно.
    Дверь широко отворилась, и официант в белоснежной куртке с золотым позументом вкатил столик с бокалами и тремя бутылками шампанского в ведерках.
    Кирилл указал ему, какой из столов следует накрыть. Выполнив свою работу отточенными движениями, официант удалился.
    Спустя несколько минут на пороге появился взволнованно радостный Феликс.
    - Я получил ваше приглашение… - удивленно начал он, видимо, желая сказать, что сейчас так занят выслушиванием дифирамбов поклонниц, что предпочел бы зайти попозже, но, взглянув на серьезное лицо детектива, пожал плечами и сел в кресло.
    Следом за ним, нещадно теребя в руках бархатную сумочку, в гостиную вошла Леонелла Дезире в платье цвета пепла. Она подошла к камину и, облокотившись о него, красиво выставила ногу. Валерий Дубов, выждав светскую паузу, подошел к ней.
    Марина и Аркадий Викторович пришли вместе и сели на диван. Они улыбались друг другу, они улыбались всем. Марина никак не могла понять мрачно-серьезного настроения Кирилла и уже подняла руку, чтобы подозвать его… как чувство острого недовольства исказило ее еще секунду назад радостные черты.  В гостиную в маленьком черном платье с королевской отрешенностью во взгляде вошла Алина Фролова.
    Мелентьев поспешил к ней навстречу. Под испепеляющим взглядом Марины он поцеловал ей руку и проводил к креслу.
    Мрачная фигура Константина выросла из полумрака коридора столь неожиданно, что Леонелла невольно вздрогнула. Рядом с ним медузообразно расплывался Евгений Рудольфович. Константин прошел вглубь гостиной. Мажордом предпочел середину и, произнеся очередной комплимент Марине, опустился на диван напротив нее. Кирилл при виде Евгения Рудольфовича с сожалением был вынужден признать, что далеко не все преступления могут быть наказаны. Мажордом с почти гениальной ловкостью улаживал свои дела.
    Бизнес-партнер Баркасов – взорван в машине; киллер Вера Бокунова – убита; случайно узнавшая  «голубую» тайну Лунева Кира Репнина – убита; Денис Лотарев, участвовавший в антикварном бизнесе – отравлен; Ольга, боясь за свою жизнь, будет молчать. Никаких улик, чтобы возбудить уголовное дело против мажордома и Лунева  у правоохранительных органов не было. Оставалось только надеяться, что однажды мажордом совершит роковой промах.
    Все с нетерпением стали поглядывать на Мелентьева: «Кого мы еще ждем?.. И вообще, что это означает?..»
    Появление следующей приглашенной особы вызвало разные чувства у присутствующих. В  платье из шелковых кружев, искусно расшитых жемчугом, в проеме двери возник силуэт Ольги.  Алина окинула ее быстрым взглядом и решила, что эта одна из бывших  подружек Дениса. У Леонеллы неприязненно вздрогнула верхняя губа, она не переносила красивых женщин. Константин невольно подался вперед, будто хотел вскочить и, обхватив руками тонкую шею, перевитую жемчугом, выпустить из нее дыхание. Мажордом взволнованно заколыхался. Феликс встряхнул золотом волос и уже не спускал с Ольги глаз. Марина слегка прищурилась, пытаясь вспомнить, где она могла видеть это лицо. Аркадий Викторович тоже не без интереса взглянул на красивую незнакомку и, кажется, узнал ее. Он что-то шепнул Марине. Она вся вспыхнула от негодования и пристально посмотрела на девушку. Ольга совершенно спокойно перенесла ее высокомерную неприязнь.
    Вовремя подоспевший Леонид уже хотел закрыть дверь, как невольно замер. Сверкая удивлением в глазах, в длинном платье, стилизованном под тунику, богиней с Олимпа в гостиную прошествовала Ксения Ладогина. Ее руки выше локтей были украшены браслетами, русые  волосы, перевитые золотыми нитями, были уложены в пышную прическу Геры. Она остановилась посреди зала и с нескрываемым раздражением оглядела всех.
   «Что это значит?.. Заговор в театре и без меня?!»
   Леонид в ответ на взгляд Кирилла только развел руками.
  «Разве такую можно не впустить?!»
  Кирилл подошел к Ладогиной и сказал:
    - Мой помощник не смог пробиться к вам через окружение поклонников, поэтому я сам собирался пойти и пригласить вас.
    Ксения одарила Мелентьева благосклонной улыбкой и элегантно опустилась в центральное кресло.
    Кирилл обвел взглядом своих фигурантов.
    «Вот это спины!» – совершенно непроизвольно подумал он, оценив аристократические силуэты дам.
    Положив руку на кресло, в котором сидела Ксения Ладогина, он произнес:
  - Теперь собрались все.
  Леонид Петров занял место у двери.
  - Как торжественно, будто начало пьесы, – не выдержала Ксения.
  - Очень может быть, – ответил Кирилл и, подойдя к столу, наполнил бокалы шампанским.
  - Прошу, – пригласил он мужчин взять бокалы и поухаживать за дамами.
  - Я предлагаю, - продолжил Мелентьев, - поднять наши бокалы в память Дениса Лотарева. – В зале воцарилась мертвая тишина. – Его дух, жаждущий отмщения, все еще витает среди нас. Так мне сказала одна знающая особа, - мельком взглянул он на Марину, руку которой успокаивающе поглаживал Аркадий Викторович. – Так вот, сегодня дух Дениса Лотарева, удовлетворившись возмездием, улетит в положенные ему иные сферы… - он запнулся. - Простите, я не силен в этих вопросах…
    - Но это действительно пьеса! – воскликнула Ксения.  – Это просто классический детектив!.. И вы нам назовете имя убийцы? – устремила она на Мелентьева нетерпеливый взгляд.
    - Вашей проницательности можно позавидовать. Исходя из того, что трагедия произошла в театре, я решил, что и завершиться она должна тоже здесь.
    - И как называется ваша пьеса? – с ненавистью во взгляде спросила Дезире.
  - Очень романтично: «Склянка Ромео и платок Дездемоны».
    Кирилл метнул взгляд на одно лицо, оно осталось совершенно спокойным.
    Ксения Ладогина, не выдержав, поднялась и стремительно подошла к Леонелле, замершей у камина.
    - Но это невероятно интересно! Выходит, что убийца Дениса среди нас?! – воскликнула она и устремила на Дезире взгляд, ища у ней поддержку своей мысли.
    Но Леонелла лишь небрежно пожала плечами и, отойдя от камина, опустилась на канапе. Валерий Дубов последовал за ней.
    - Да, вы совершенно правы, – подтвердил Мелентьев. – Особа, налившая яд в склянку Дениса Лотарева здесь, среди нас.
   - Вы меня пугаете, – прижав руки к груди, не унималась Ксения. – Неужели это не шутка?
   - Если вы займете свое место, то через четверть часа я смогу указать вам убийцу Лотарева.
  Ксения понимающе опустила ресницы и села в кресло.
   - Но зачем надо ждать еще четверть часа? – нетерпеливо обронила Леонелла.
    - Чтобы мы все могли узнать, почему был отравлен Денис, – доходчиво объяснила Алина Фролова Дезире.
    В ответ Леонелла так посмотрела на Алину… но ее взгляд, словно меч, скользнувший по лезвию другого меча, лишь высек искры, не достигнув противника.
    - Совершенно верно, - продолжил Кирилл. – Почти все, кого я пригласил в эту гостиную, определенное время находились у меня под подозрением, потому что у всех была причина желать смерти Дениса Лотарева.
    Собравшиеся вздрогнули и с удивлением стали поглядывать друг на друга: «Кто бы мог подумать!»
    - Поэтому я посчитал своим долгом объясниться и в качестве извинений за необоснованные подозрения указать убийцу Дениса Лотарева.
  Темные глаза Марины устремились на него, словно спрашивая: -  «Неужели это правда?!.. Неужели ты назовешь имя убийцы?!..»
    Феликс напряженно смотрел на детектива. Ольга хранила невозмутимое спокойствие. Алина Фролова от нетерпения покусывала губы. Леонелла, почернев лицом, с отрешенной обреченностью смотрела в никуда. Валерий Дубов в глубокой задумчивости пил шампанское. Аркадий Викторович все так же, успокаивая, поглаживал руку Марины. Мажордом поблескивал злым огоньком глаз. Константин, казалось, особо не вникал в то, что говорил Мелентьев.
    Кирилл выждал паузу и приступил к изложению причин гибели Дениса Лотарева:
    - Все началось с того дня, когда Александр Николаевич Гаретов, друг семьи Лотаревых, привел Дениса в балетное училище, окончив которое, тот был принят в труппу петербургского театра оперы и балета. Вначале Денису давали возможность выступать во вторых партиях, но его пятиминутные появления на сцене затмевали длительное пребывание на ней солистов. Последних это испугало, и Лотарева стали оттеснять поближе к кордебалету.
    Вы все, здесь собравшиеся, лучше других знали Дениса и понимаете, что значило для него, рожденного танцевать, быть на сцене в качестве статиста. Аркадий Викторович Бельский, в то время занимавший в театре должность балетмейстера-репетитора, предложил ему свою помощь. И Денис был вынужден ее принять.
    Бельский немигающим стеклянно-прозрачным взглядом смотрел на Кирилла.
    - Именно вынужден, - подчеркнул детектив, – потому что Аркадий Викторович, предлагая свою помощь, был отнюдь не бескорыстен. И его предложение было такого сорта, что спросить у кого-либо совета Денису не представлялось возможным. Я могу только догадываться о его терзаниях. Если он отвергнет поддержку Бельского, пусть даже не большую, на что он сможет надеяться?
     Денису было, если не ошибаюсь, девятнадцать лет. Одаренный мощным талантом, он хотел только одного – танцевать. Талант оказался сильнее мужского начала, и Денис сдался, он вошел в гомосексуальную связь с Аркадием Бельским.
    В гостиной раздался совсем не утонченный возглас удивления. Марина, вырвав свою руку, отшатнулась от Бельского и еле слышно прошептала:
    - Неужели это правда?..
    - Конечно, нет, – с легким возмущением ответил Аркадий Викторович. – К гомосексуальным отношениям никто никого не принуждает. Они рождаются в силу физического притяжения, неужели вам это неизвестно?
    Кирилл острым взглядом посмотрел на Феликса. Его губы были сжаты, глаза сверкали.
    «Нет, пока еще все до конца не все выяснено с мэтром Бельским, Феликс из осторожности не станет рассказывать о возмутительных домогательствах главного балетмейстера… но это пока…»
    - Я не понимаю, – отрицательно закачала головой Марина. – Что ты, Аркадий, этим хочешь сказать?
    - Только то, что никто никого не принуждал!
    - Не правда! – раздался знаменитый голос с придыханием. – Алина Фролова подошла к Кириллу и, окинув всех взглядом, повторила: - Это неправда! Денис мне рассказал все!
    - А если бы вы мне рассказали все в Петербурге… – начал было с укоризной Кирилл.
    - Простите, но это была не моя тайна. Однако вам удалось ее раскрыть, и теперь я скажу все. Да, благодаря, если так можно назвать, помощи Бельского Денис станцевал несколько заметных партий, но потом опять попал в простой. Он был в отчаянии, когда его привел в наш театр Александр Николаевич. На сцене Денис оживал, но после репетиций опять впадал в какое-то странное оцепенение. Неожиданно Бельский перешел на работу в московский театр. Покидая Петербург, он пообещал Денису вызвать его при первой же возможности.
    Бельский уехал, наши репетиции продолжались, между мной и Денисом день ото дня устанавливались все более доверительные отношения. Однажды он не смог сдержать своих чувств, но, едва прикоснувшись ко мне, отпрянул в каком-то паническом ужасе и упал лицом на диван. Я спросила его: «Что случилось?» Было видно, что он тщетно пытается подавить рвущуюся наружу истерику. Кое-как я привела его в чувства. И он… - голос Алины пресекся. – И он опухшими от слез губами прошептал:
    - Я не достоин вас и никогда, никогда не позволю себе прикоснуться к вам.
    Меня это позабавило и слегка удивило.
    - Не надо делать из меня богиню, - сказала я ему. – Я такая же женщина, как и все…
    - Вот именно, женщина! – с такой болью воскликнул он, что я, признаюсь, вздрогнула.
   - Денис, – я села рядом, взяла его руку и спросила: - Что с тобой?
   Он дрожал, точно промокший котенок. Я налила ему немного коньяку, он выпил и рассказал мне, как был вынужден поддаться на уговоры Бельского и вступить с ним в гомосексуальные отношения, чтобы иметь возможность танцевать.
    - Я не могу, не могу не танцевать, - как заклинание повторял он. – Но и продолжать те мерзости, к которым меня принуждает Бельский, тоже не могу… Это выше моих сил… это противоестественно моему существу. Я полный идиот, что согласился на его красивые уговоры. Он мне рассказывал о голубой любви, как о высшем проявлении человеческого духа… он говорил, что великим танцовщиком может стать только гей… а я не хочу быть великим, я только хочу танцевать!..
    Его отчаяние было настолько глубоким, что он не надеялся когда-нибудь избавиться от него. Но я ему помогла найти выход. Денис вновь стал мужчиной. Он был на взлете карьеры драматического актера, но тут опять появился Бельский. Он приехал пригласить Дениса на просмотр в московский театр. Денис оказался между двух огней, с одной стороны, Александр Николаевич и я уговаривали его остаться в нашем театре, с другой стороны, был балет!.. Денису очень тяжело далось решение, но, как и следовало ожидать, он выбрал балет!
    Перед его отъездом в Москву у нас был серьезный разговор, и Денис мне поклялся, что если за право танцевать придется вновь платить гомосексуальными отношениями, он навсегда оставит балетную сцену.
    Денис всегда был искренен со мной, во всяком случае, он ни разу не дал мне повода усомниться в этом. Я часто приезжала в Москву, и однажды он мне сказал, что Бельский возобновил свои гнусные намеки. – «Но я его послал к черту!» - Алина вздохнула. - Думаю, такую уверенность в себе Денису дала Марина Купавина. Став его невестой, она оградила его от посягательств Бельского. И теперь уже Бельский зависел от дуэта Купавина-Лотарев. Марина Купавина придала Денису сил, открыла для него все возможности, но не сумела сохранить самого главного – его жизнь, - грустно закончила Алина и вернулась к своему креслу.
    Марина вспыхнула, словно воспламенившийся шелк, мгновенно и ярко.
    - Я ничего не понимаю! Я давно знаю Аркадия Викторовича и никогда не замечала у него пристрастия к голубому цвету. В конце концов, у него же Катя!..
    - Позвольте мне объяснить, – предложил Мелентьев. – Все дело в том, что молодость Аркадия Викторовича проходила под комсомольскими знаменами, и он, как и многие другие, был вынужден скрывать свои гомосексуальные наклонности. Припомните, разве в СССР были гомосексуалисты? – обратился детектив к присутствующим. – И эта скрытность у Аркадия Викторовича вошло в привычку. Даже, несмотря на либерализацию нравов нашего общества, он не стал, как некоторые другие, открыто признаваться в своих склонностях. Он создал себе имидж человека, поглощенного балетом, но в то же время не скрывал, что он – эстет, любит пышную плоть простой женщины, своей экономки-секретарши Кати. И никого при этом не удивляло, что к другим женщинам он более чем равнодушен. Если я в чем-то не прав, вы поправьте, Аркадий Викторович, - обратился к нему Мелентьев.
    - Нет, я слушаю… как ни с того ни с сего в день премьеры моего балета один молодой человек, назвавшийся частным детективом, почему-то присвоил себе право при всех обсуждать интимные стороны моей жизни.
  - Да, я присвоил себе такое право, - согласился Кирилл. – Но только потому, что именно из-за интимной стороны вашей жизни вы отравили Дениса Лотарева.
    - Ну, знаете ли!.. – вскочил с дивана Бельский. – Это уже переходит всякие границы!.. Обвинять меня в смерти Дениса!.. Я не намерен больше этого слушать!.. – он решительно двинулся к двери.
  - А придется, Аркадий Викторович, – неожиданно преградил ему дорогу Феликс.
    - Что это значит?! – захлебываясь от негодования, взмахнул руками Бельский.
    - Это значит, что вы останетесь в этой комнате до конца.
  Конвоируемый Феликсом Бельский вернулся к дивану.
  - Спасибо, Феликс, – обратился к нему Кирилл.
  Феликс небрежно мотнул головой: «Пустяки!»
    - Нет, вы не поняли, это благодарю не я, а Денис Лотарев. Ведь именно в первую очередь из-за вас он и был отравлен.
   Феликс замер с широко открытыми глазами.
   «Как?.. Почему?.. Не понимаю!..»
    Все шумно стали выражать свои чувства, мысли, руки потянулись к опустевшим бокалам. Валерий Дубов разлил шампанское.
    - Боже мой! Но как вы догадались?!.. Как вы все это узнали?.. – восклицала Ксения Ладогина, обращаясь к Мелентьеву.
    - Сейчас объясню.
 
ГЛАВА  ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

    Все разом умолкли и устремили немигающие, горящие взгляды на Кирилла.
    - Чтобы доказать виновность г-на Бельского, мне были необходимы улики, и для начала я поехал за ними в Париж. Как известно, год назад во время гастролей труппа театра проживала в Отель дю Лувр. Кто самый ценный свидетель в отеле? Конечно, горничная. Я встретился с горничной, обслуживавшей номера,  которые занимали Лотарев и Бельский. Признаюсь, я не сильно надеялся на успех моего разговора с ней. Ну что мне может рассказать француженка, ни слова не понимающая по-русски?! Разве что она обратила внимание на не совсем обычное поведение постояльцев, например, на бурное выяснение отношений. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что она – русская да к тому же поклонница балета и ужасно любопытная до всего, что касается жизни звезд. Она-то и поведала мне о крупном разговоре, произошедшим между Денисом и г-ом Бельским и о какой-то бумаге, которую совершенно случайно Денис обнаружил в его номере. Острым глазом горничной она успела скользнуть по этой бумаге и определить, что это бланк какого-то медицинского исследования и даже заметить на нем имя: Дэнис Петрофф. Это сочетание меня озадачило, но вскоре все стало ясно.
     Расставшись с горничной, я обратил внимание на рекламный щит неподалеку от Отель дю Лувр. На нем  был указан адрес лаборатории, где можно провести анонимный анализ на наличие ВИЧ-инфекции в крови.
    Меня мучил вопрос, какой бланк мог обнаружить Денис в номере Бельского? И тут мне в голову пришла совершенно неожиданная мысль:  а что если г-н Бельский в силу каких-то обстоятельств решил проверить себя на наличие ВИЧ-инфекции? Тогда здесь, в Париже, это сделать удобнее всего. И вот я решил отправиться по воображаемому пути Аркадия Викторовича. Я разыскал по указанному на рекламе адресу лабораторию. «Под каким именем он мог сдать кровь на анализ?» – размышлял я. Конечно же, под именем, которое увидела горничная на бланке - Дэнис Петрофф. Дэнис - имя бывшего любовника, Петрова – девичья фамилия его матери.
   Кирилл помолчал несколько секунд, а потом продолжил:
    - В каждом деле есть свои ноу-хау, поэтому я умолчу, каким образом мне удалось получить результат анализа г-на Бельского.
    Возражений не последовало, а перед Кириллом волшебным видением пролетели дни, проведенные с рыжеволосой Аньес.
    
    Он переступил порог лаборатории и сказал, что хочет сделать анализ на наличие ВИЧ-инфекции. Аньес попросила его заполнить карточку, а потом ввела данные в компьютер. Спустя некоторое время он вернулся за результатом.
    - Вы совершенно здоровы, – обрадовала его Аньес, мило улыбаясь  через стеклянную перегородку.
    - Это грандиозное событие просто необходимо отметить! – воскликнул Кирилл.
    Какая женщина откажется отметить что угодно со здоровым, красивым русским мужчиной?!..
    Аньес и была этим ноу-хау Кирилла, благодаря которому он получил копию карточки с результатом анализа крови Бельского.
    
    - Это просто неслыханно! – не на шутку возмутился Аркадий Викторович. – Я больше не желаю ни минуты оставаться здесь, и никто не удержит меня! – бросил он взгляд в сторону Феликса. – Какой-то доморощенный сыщик присвоил себе право вторгаться в частную жизнь! – заикаясь от негодования,  говорил он.
    - В ответ я могу вам сказать одно: какой-то эстетствующий негодяй присвоил себе право убивать неугодных ему людей! – громко произнес Кирилл.
    - Вы обвиняете меня в чудовищном преступлении, которого я не совершал! – на высокой ноте выкрикнул Бельский.
  - Я обвиняю вас, потому что у меня есть доказательства!
  - Косвенные! –  взвизгнул Аркадий Викторович.
  - Не только, – спокойно возразил Мелентьев и указал взглядом на большую синею коробку.
    - Нет! Нет! Я не желаю больше слушать этого наглеца! – взмахнул рукой Аркадий Викторович и взялся за ручку двери.
    - Ваше право, – тяжело поднявшись с кресла, произнес Леонид Петров. – Как альтернативу я могу предложить вам, ввиду позднего времени, ночь в КПЗ, а утром допрос в кабинете.
    - Да вы что, с ума сошли?! – в ужасе отпрянул он от Петрова. – Я – Аркадий Бельский – балетмейстер с мировым именем!.. Вы понимаете, что вы говорите?!..
    Плотно поужинавшему в банкетном зале Леониду Петрову хотелось еще немного мирно подремать в кресле у двери. Он лениво вынул из кармана бланк и показал его Бельскому.
  - Постановление о вашем аресте.
  - Что?!.. Что?!.. – Бельский, словно чертик из балета, закружился на одном месте. – Валерий, Марина, Леонелла, Ксения! – бросился он к ним. – Неужели вы верите россказням этого негодяя?
  - Во всяком случае, мне бы хотелось выслушать его до конца, – веско заявила Леонелла.
  - Аркаша, да что ты так волнуешься? – обратилась к нему Ксения. - Ну подумаешь, молодой человек ошибся и решил, что ты отравил Дениса. Будь милым, не мешай! Ведь если это не ты, зачем поднимать панику, оскорблять?!..
  - А он?! Он меня не оскорбляет своими гнусными подозрениями? – нервно подергивая шеей, восклицал Бельский.
  - Ну, вы квиты!.. Он тебя… ты его… Потом попросите друг у друга прощения, пожмете руки. Успокойся! Дай дослушать! Это невероятно интересно!.. А может быть, это такой ход: указать на тебя как на убийцу, а потом все перевернуть так, чтобы настоящий убийца, который сейчас тайно празднует победу, оказался бы прижатым к стене и, как следствие, был бы вынужден во всем сознаться. Я читала что-то в этом роде… - всеми силами пыталась создать атмосферу, необходимую для продолжения рассказа детектива Ксения Ладогина.
    Мажордом с интересом взглянул на эту непосредственную, но не лишенную оригинальности мышления женщину. Константин, казалось, не проявлял к происходившему никакого интереса. Алина Фролова щелкнула зажигалкой.  Леонелла в свою очередь вынула из сумочки янтарный мундштук и, вставив в него сигарету, тоже закурила. Валерий Дубов с тревогой взглянул на нее. Леонелла курила только тогда, когда уже не могла справиться с непомерно сильным раздражением.
    Кирилл, воспользовавшись паузой, налил себе в бокал шампанского и тоже закурил.
    Феликс уже подсел к Ольге. Она, чуть наклонив голову, слушала его, но не внимательно. Ее глаза не выпускали из поля зрения Кирилла и время от времени с тревожным любопытством скользили по синей коробке.
    Около Бельского ворковала Ксения, всеми силами стараясь успокоить его.
    Марина, устремив взгляд в пространство, замерла, откинувшись на спинку дивана.
    - Ну вот, все успокоились… обстановка разрядилась! – звонко воскликнула Ксения Ладогина. – Г-н детектив, просим вас продолжить! – искрясь от любопытства, обратилась она к Кириллу.
    - Что ж, продолжим, – затушив окурок, отозвался он. – Итак, получив копию бланка с анализом крови г-на Бельского, я смог понять суть возникшего между ним и Денисом раздора. Сейчас я попытаюсь воссоздать то, что случилось год назад в Отель дю Лувр. Это мои выводы. Единственно, кто может меня поправить, если я ошибусь, это г-н Бельский, но, учитывая его настроение, он вряд ли пожелает это сделать.
    Потеряв Дениса как  любовника, Аркадий Викторович, несомненно, подыскивал ему замену. Тем более что, будучи главным балетмейстером, ему это не составляло труда. Смею предположить, что Денис Лотарев втайне желал вообще расстаться с ним, но жизнь распорядилась так, что они были нужны друг другу в профессиональном плане. Г-н Бельский не мог найти другого такого танцовщика, который бы столь точно умел передавать его творческие замыслы, а дуэту Купавина-Лотарев лучшего балетмейстера, который бы столь тонко чувствовал их индивидуальность, тоже было не найти. Это был необходимый творческий союз. Спустя время он бы, несомненно, распался, и каждый пошел бы своим путем, но по роковой случайности, иначе не назовешь, на глаза Лотареву попался бланк с результатом анализа крови Бельского. Денис пришел в ужас – Бельский – ВИЧ-инфицированный!
     Вздох: - О, господи! -  Ксении Ладогиной прокатился по гостиной и завершился возгласом Феликса: - Не может быть!
     Кирилл с интересом взглянул на него: лицо покраснело, кисти рук слегка подрагивают, но он быстро справился со своими чувствами и что-то зашептал Ольге.
    «Значит, ему пока удалось избежать любовных ласк Бельского, - отметил детектив, - иначе реакция была бы другой».
     - Каким образом столь взыровоопасный документ оказался в поле зрения Лотарева, я могу только предполагать, - продолжил Мелентьев. -Получив результат анализа, г-н Бельский впал в психологический шок и вместо того, чтобы постараться поскорее избавиться от страшного бланка, он все пытался вчитаться в него и найти ошибку. В таком состоянии он вернулся в отель, поднялся в свой номер и тут же, буквально через несколько минут, к нему вошел Денис. Бельский, плохо соображая, что делает, кое-как попытался спрятать бланк, но, видимо, движение было столь неловким, что оно привлекло внимание Лотарева. И когда Бельский отвернулся или вышел в другую комнату, Денис вынул так неудачно спрятанный документ. Тут же вспыхнула ссора, свидетельницей которой оказалась любопытная горничная. Денис уже давно стал замечать чересчур большое внимание, оказываемое Бельским Феликсу. Но он не вмешивался в весьма сложные отношения между главным балетмейстером, домогавшимся любви, и молодым танцовщиком, пытавшимся, как можно более тактично, отвергнуть его. Несомненно, он считал, что Феликс сам должен сделать свой выбор. Но в изменившейся ситуации Денис потребовал от  Бельского прекратить свои домогательства и оставить в покое не только Феликса, но и всех остальных. Основываясь на рассказе горничной и моих заключениях, можно предположить, что между ними произошел следующий диалог:
    - Ты не имеешь права заражать других этой страшной болезнью! – восклицал Денис.
    - Но кто-то наградил меня ею! –  парировал  Бельский. – А я никогда не принадлежал к праведникам, я – эпикуреец и буду наслаждаться своей жизнью до конца!
    - Когда-то мы случайно оказались с г-ом Бельским у могилы Лотарева, - вспомнил Кирилл. – И он, пребывая в глубокой задумчивости, произнес слова, которые запали мне в память: «Жизнью надо наслаждаться, и никто не имеет права лишать нас этого наслаждения! Никаких получувств, полустрастей, все - до конца!»
     Исходя из такого жизненного кредо г-на Бельского, я предположил, что его разговор с Денисом окончился договором, так как, несомненно, Денис пригрозил немедленно рассказать журналистам, что известный балетмейстер ВИЧ-инфецированный. Итак, Лотарев хранит страшную тайну Бельского, а тот прекращает свои домогательства театральной молодежи. У Бельского просто не было другого выхода, как согласиться на условие Лотарева.
    Но на самом деле он  не собирался заканчивать свои любовные утехи. Он должен скоро умереть, так пусть за ним последуют и другие и чем больше, тем лучше. Один из его любовников наградил его страшной болезнью, столь же щедро он наградит и других.
    - Я приблизительно верно передаю ваши мысли, Аркадий Викторович? – обратился к нему Мелентьев. – Не слишком искажаю?
    Бельский с презрением взглянул на детектива.
    - Мне нечего добавить к вашему словесному бреду!
    - Что ж, значит, излагаю верно, посему продолжу: - Получив свой смертный приговор, г-н Бельский отнюдь не собирался отказываться от любовных игр с красивыми мальчиками, но над ним дамокловым мечом висел Лотарев. Выход из сложившейся ситуации был один – убить Дениса. Но здесь перед Бельским возникла большая морально-техническая проблема. Во-первых, несмотря ни на что, он любил Дениса, значит, надо было расправиться с ним как можно более нежно, во-вторых, каким образом? И тогда г-н Бельский решил поставить балет «Ромео и Джульетта». Труппа поражалась той одержимости, с которой он приступил к работе. Декорации и реквизит были поручены Валерию Дубову. Всем известно, с какой точностью работает Валерий Павлович, и  Бельский не сомневался, что склянка Ромео будет самой настоящей.
   Отлить немного яда Борджиа, изготовленного Валерием Дубовым, для  Бельского не представляло труда. Единственно, что, может быть, его беспокоило, так это то, что яд не был опробован на человеке. Но опять-таки, зная скрупулезность Валерия Павловича, г-н Бельский решил, что и здесь осечки не будет. Осечка произойдет позже, - улыбнулся Кирилл. – И этой осечкой будет женщина! Знаменитая формула «Cherchez la femme» («Ищите женщину») практически не имеет исключений. Ну, какое же это преступление, если в нем не замешана женщина?! – иронично повысил голос детектив. – День премьеры балета мы все хорошо помним. Каждый из присутствующих здесь вполне мог подлить что-либо в склянку Лотарева, но сделали это только двое, причем первая попытка, окончившаяся неудачей, невольно преподнесла следствию прямые улики против убийцы.
    Все удивленно переглянулись, и выразитель общего мнения Ксения Ладогина взволнованно воскликнула:
    - Слишком туманно, г-н детектив, дайте освещение!
    - Пожалуйста, – галантно склонил голову в знак согласия Кирилл. – Может быть, кто-то из вас помнит, что перед началом спектакля, в антрактах и даже после гибели Лотарева за кулисами был фотограф, который с разрешения Аркадия Викторовича и Марины Купавиной делал многочисленные снимки для книги. И вот именно благодаря этим фотографиям я нашел вещественные доказательства, которые чуть позже предъявлю убийце. – Кирилл многозначительно взглянул на синюю коробку. – Итак, первый акт балета окончился… антракт… за кулисами – суматоха. Артисты пытаются отдохнуть среди непрестанно заглядывающих в гримерные друзей и поклонников. Начинается второй акт. Красивая дама уверенно заходит за кулисы. У нее есть ключ от гримерной Лотарева, однако он ей не понадобится, так как еще до начала спектакля сломался замок, и Денис попросил рабочего сцены его заменить. Но рабочий не очень торопился. Дама, внимательно осмотревшись по сторонам, вошла в гримерную, открыла свою сумочку и достала флакон с жидкостью темно-рубинового цвета, так называемый «любовный напиток». Я плохо разбираюсь в приворотных зельях, но могу вас заверить, что «любовный напиток» не содержал ни капли яда. Это был, по заключению экспертизы, настой винных ягод на травах. Как вы догадываетесь, целью этой дамы было не убийство Дениса, а попытка приворожить его. Она вынула пробку из склянки и налила в нее свое приворотное зелье. Затем вышла из гримерной и вернулась в зал.
    Ближе к концу второго акта в гримерную Дениса заходит г-н Бельский. Свое пребывание там он рассчитал по минутам, чтобы его отсутствие не было слишком заметно. Руками в перчатках он берет склянку, проходит в гардеробную и выдергивает пробку. От резкого движения из склянки брызгает темно-рубиновая жидкость, капли которой попадают на светлый пиджак Аркадия Викторовича и на половое покрытие гардеробной. Смею думать, что г-н Бельский был немало удивлен, но еще более раздосадован. Он спешно скрывается в ванную комнату, выливает содержимое склянки в раковину и, достав свой флакончик с прозрачного цвета жидкостью, осторожно начинает переливать смертоносную влагу в узкое горлышко склянки. За кулисами – тишина… и вдруг около двери гримерной раздается страшный грохот…  Бельский от неожиданности вздрагивает, его рука дергается, и несколько капель яда попадают на внутреннюю сторону рукава пиджака, прямо рядом с манжетой рубашки.  Бельский прислушался и понял, что кто-то возится у двери. – «Наверное, рабочий пришел менять замок», - догадался он. – И был абсолютно прав. Вадим Омутов, рабочий сцены, подошел к двери и, будучи в мрачном расположении духа, швырнул на пол свою сумку с инструментами. Таким образом, Бельский в прямом смысле слова оказался в безвыходном положении, он не мог покинуть гримерную. Полностью перелив яд в склянку, Бельский поставил ее на место, вернулся в ванную комнату, взглянул на себя в зеркало и ужаснулся: увы! не от содеянного, а оттого, что темно-рубиновые пятна так неудачно испачкали его пиджак. Одно пятно расплылось на нагрудном кармане, а несколько мелких, чуть ниже.  Аркадий Викторович попытался отмыть их, но тщетно… зелье было изготовлено на славу. Снять пиджак? Но это сразу привлечет внимание – безукоризненный Бельский без пиджака! Как же быть?! Смею предполагать, что г-н Бельский вынул носовой платок, вставил его в карман так, чтобы концы свисали вниз, но платок был хорошо заглаженным и никак не спадал вольными пышными складками. Однако делать было нечего. Он услышал шум, голоса… Значит, второй акт уже закончился, и Денис идет в гримерную. Бельский замер. Не успел Денис пройти мимо возившегося с замком Вадима Омутова и сесть в кресло перед зеркалом, как в гримерную с восклицаниями и огромным букетом вошли Наталья Гурская, Константин Лунев, Евгений Рудольфович и двое телохранителей. Небольшое пространство гримерной заполнилось до предела. Бельский чрезвычайно обрадовался этому спасительному для него обстоятельству. Выждав несколько минут, он осторожно выскользнул из-за гофрированной перегородки гардеробной и оказался позади всех, будто только вошел. Как он и рассчитывал, никто не обратил внимания на его появление, даже Вадим Омутов, но вот голос Бельского он услышал, хотя в тот момент не придал этому значения. Спустя время он вспомнил, что в гримерной раздался удивительно знакомый голос человека, который туда не входил, и тотчас захотел рассказать об этом мне. Он поспешил в гримерную к Марине Купавиной, зная, что она пригласила меня вести расследование. Вадим прямо с порога торопливо объяснил ей суть дела и попросил мой номер телефона. Здесь можно предположить два варианта: либо г-н Бельский в это время случайно проходил по коридору, либо чуть позже, в банкетном зале, он услышал из уст г-жи Ладогиной рассказ о рабочем сцены, который узнал чей-то голос. Несколько часов спустя Вадим Омутов нальет себе из термоса кофе, в который Бельский уже подлил яд Борджиа…
    Но это произойдет намного позже, а пока Аркадий Викторович с неловко торчащим из нагрудного кармана платком, выскользнул из гримерной, судорожно соображая, как же ему прикрыть предательские пятна. И вдруг у зеркала он увидел Леонеллу Дезире. Она, вероятно, поправляла грим, и в руке у нее был большой батистовый платок. В театре знали о пристрастии г-жи Дезире к красивым пышным платкам. Если у вас есть желание, - обратился детектив к Леонелле, - вы могли бы продолжить.
   - Не стоит, - дрогнув уголками губ, произнесла она. – Вы так талантливо излагаете…
    - Спасибо, – улыбнулся в ответ Кирилл. – Продолжу. Вероятно, г-н Бельский протянул руку и страждущим голосом произнес: «Ее платок, расшитый земляникой…», а потом добавил: - Леонеллочка, умираю от волнения, дай… дай на удачу твой платок!..
    Кирилл и все присутствующие посмотрели на Леонеллу. Она с улыбкой согласно кивнула.
  - Получив платок, г-н Бельский тотчас вставил его в свой карман, и пышные концы красивыми складками закрыли все пятна.
    Итак, к началу третьего акта в кармане г-на Бельского появился платок, что и было тут же зафиксировано фотографом. Он поспешил на сцену отдать последние распоряжения перед решающим актом.
    И вот уже Ромео-Лотарев в склепе… он рыдает над бездыханным телом возлюбленной, достает склянку, широким жестом вынимает пробку, выпивает яд и падает замертво.
   Все вы были свидетелями случившегося на ваших глазах убийства.
   Вернувшись домой, Бельский внимательно осмотрел свой пиджак и решил, что от него необходимо избавиться. Время было уже позднее, около трех часов ночи. Дом Бельского – это старинный четырехэтажный элитный особняк, поэтому жильцы выставляют пакеты с мусором  в специально отведенное место на черной лестнице. Бельский знает, что рано утром придет уборщица, которая соберет пакеты и опустит их в машину. Он плотно сворачивает пиджак, кладет его в пакет, а сверху забрасывает обыкновенным бытовым мусором. Все! – единственная улика, - разъеденная ядом ткань на рукаве пиджака, – уничтожена. Но! – Кирилл обвел всех интригующим взглядом. – Аркадий Викторович не учел разницу в психологии различных слоев населения. Вы вправе спросить: - «Причем тут психология каких-то слоев населения, с которыми Аркадий Викторович почти никогда не сталкивается?» Но вот это невнимание к психологии другого класса и стоило г-ну Бельскому вещественной улики. Он в целости и сохранности из своих рук передал ее мне.
    Аркадий Викторович не смог скрыть своего удивления и невольно привстал. Все присутствующие затаили дыхание. Кирилл подошел к столу, с ловкостью фокусника снял ленту с синей коробки, сбросил крышку и вынул светлый пиджак Бельского с темно-рубиновыми  пятнами. Затем он подошел к нему и, указав на разъеденную ткань на рукаве пиджака, сказал:
    - Экспертиза установила, что ткань повреждена в результате попадания на нее яда, идентичного тому, каким был отравлен Лотарев, то есть яда Борджиа.  
    Бельский без слов тяжело опустился на диван и закрыл глаза рукой.
    - Но как вам удалось найти пиджак?! – воскликнул Ксения Ладогина. – Как ни странно, но все это мне кажется какой-то жуткой мистификацией.
    - Совершенно верно, жуткой, - отозвался Кирилл, - но только правдой. А нашел я костюм г-на Бельского очень просто. Он висел в шкафу Ищенко Галины Владимировны, уборщицы дома, где проживает Аркадий Викторович.
    Если вы помните, я говорил о том, что г-н Бельский не учел разницу в психологии, даже можно сказать проще, разницу в поведении людей, принадлежащих к различным социальным слоям. Устроиться уборщицей в элитный дом – это большая удача. Разве могла такая мысль прийти в голову Аркадия Викторовича? – усмехнулся Кирилл. – И он был бы немало удивлен, узнав о жесткой конкуренции на это место, не только потому, что это хорошая зарплата, но… - тут Кирилл сделал паузу, – но и возможность перебирать мусор от элитных жильцов. Когда я встретился с Галиной Владимировной, она не без гордости продемонстрировала мне множество вещей, которые, по ее мнению, выбрасывают просто сумасшедшие жильцы.
    - Вот, к примеру, совершенно новый костюм! – воскликнула она и вынула из шкафа костюм г-на Бельского. – Ну, подумаешь, пятно на кармане да на рукаве ткань чем-то проедена!.. Ничего, почищу, зашью, и моему мужику будет, что на выход надеть!
    Вот чего стоит пренебрежение к образу мышления других людей! Я же учел эту разницу и получил в свои руки вещественное доказательство.
    Воцарилась странная тишина. Кирилл свернул пиджак и положил его в коробку.
  - Неужели это правда? – со стоном произнес чей-то голос.
    Кирилл обернулся. Марина с искаженным гримасой отчаяния лицом смотрела на Бельского.
     - Неужели это правда, Аркадий?!
  В ответ Бельский лишь передернул плечами.
    - Я все надеялась, что это мистификация, трюк детектива или заблуждение…
    Она поднялась, отошла от дивана, на котором сидел Бельский, и воскликнула:
    - Зачем, зачем ты это сделал?!..
    - Чтобы свободно творить! – одернув борта смокинга, ответил Бельский. – А вот Денис почему-то решил, что ему дано право указывать мне. Он встал на моем пути - пути гения. Да, это, правда, мне осталось немного, но я должен был поставить свой «Олимп», и еще проекты двух балетов ждали своего воплощения. А для этого я должен был быть абсолютно свободен в своих действиях, мыслях и желаниях…Если бы я подчинился требованию Дениса, не было бы «Олимпа»! – с пафосом произнес он.
    - Но был бы Денис! – с яростью выкрикнула Алина Фролова. – Мерзкая тварь!.. – в упор глядя на него, бросала она слова. – Тебе было мало сломать Дениса, тебе надо было его уничтожить, когда он смог стать великим танцовщиком, независимым от тебя!.. Подонок!.. Убить… убить Дениса!..
  Кирилл был вынужден преградить дорогу Алине Фроловой, чтобы она от слов не перешла к рукоприкладству.
   - Мразь! – выкрикнула она, ухитрившись выглянуть из-за плеча детектива.
    - Оказывается, мой платок и в самом деле принес удачу, – с грустной иронией произнесла Леонелла Дезире. – Только не тебе, - бросила она презрительный взгляд на Бельского, - а г-ну детективу.
    Леонелла прошла на середину гостиной. Высокая, черноволосая, трепещущая…
    - Господа! – неожиданно обратилась она ко всем. – Перед вами великий мистификатор Аркадий Бельский, которого мы все почитали за выдающегося балетмейстера.
  - И это действительно так! – вызывающе бросил тот.
  - Нет, ты заблуждаешься, впрочем, как и мы все заблуждались, - зло сверкая глазами и еле сдерживая рвущуюся ярость, возразила она. - Только посредственность могла поднять руку на гения!.
    - Умоляю!.. «Гений и злодейство – две вещи несовместные!..» Это устарело!.. – грациозно махнул рукой Аркадий Викторович. – К тому же и великие ошибаются!..
   - Совершенно верно, - неожиданно подхватил Мелентьев слова Бельского. - Что тогда говорить об обыкновенных людях?!
    - А вы не иронизируйте, молодой человек, ваш триумф не будет столь пышным, как вы того ожидаете. Судья произнесет приговор над крышкой моего гроба!.. Я со своими адвокатами буду всячески затягивать следствие. И вы… - с дьявольским торжеством обвел он взглядом присутствующих, - не усладите свои взоры видом великого Бельского за решеткой в зале суда.
    - Я с вами не согласен, г-н Бельский, - насмешливо прервал его Кирилл. – Я позаботился, как вы сказали, о своем триумфе и об усладе взоров присутствующих здесь, а вы опять проявили преступное невнимание. Вы помните лишь о том, что и великие ошибаются, и напрочь забываете, что и заурядным людям это тоже присуще.
  Все с интересом посмотрели на Мелентьева.
    - Увы, г-н Бельский, ваше страстное желание не услышать приговор суда, прикрывшись крышкой гроба, - неисполнимо! Вы его услышите и очень хорошо, находясь на скамье подсудимых. – Бельский сделал какое-то неопределенное движение губами и бровями, а Кирилл тем временем закончил фразу: - Потому что вы – абсолютно здоровы!
    - Что?! – вздрогнул Бельский и вскочил с дивана. – Я здоров?! – в его голосе смешались противоречивые чувства радости и отчаяния. – Нет, вы ошибаетесь, я – обречен! Исходя из результатов анализа, мне сказали, что осталось совсем немного, болезнь навалится неожиданно, и я сгорю за несколько месяцев!
    - Увы!.. Увы!.. Аркадий Викторович, жить вы будете долго, но вряд ли счастливо. Дело в том, что произошла роковая ошибка, невероятное стечение обстоятельств. Вам выдали результат анализа г-на Дэниса Петроффа. Вы находились в шоковом состоянии и не обратили внимания на весьма существенную деталь, а если и обратили, то, несомненно, подумали, что это ошибка - привычка иностранцев переделывать окончания наших фамилий, – Кирилл вынул фломастер и написал на каминном зеркале, - окончание  -ov-  на  -off-, то есть вместо Petrov – Petroff. Одним словом,  в тот же день с г-ом Бельским сдавал кровь некий Дэнис Петрофф. Вот он-то и оказался пораженным иммунодефицитом. Произошла роковая ошибка, стоившая Денису Лотареву жизни, а вам… тюремного заключения, - обратился Кирилл к Бельскому. – Когда я получил результат вашего анализа, то сразу тоже не обратил внимания на окончание -оff-, но потом, я засомневался, так как в отличие от вас мог совершенно спокойно рассуждать. Г-н Бельский, человек скрупулезной точности, и вряд ли он написал «Petroff», на уровне подсознания должна была сработать привычка все делать четко, следовательно, скорее всего он написал «Petrov». Я попросил сотрудницу лаборатории поискать в компьютере данные на имя «Denis Petrov» и оказался прав. Результат анализа Дэниса Петрова подтвердил, что он абсолютно здоров.  Надеюсь, вы не станете отрицать, да и к чему, что вы, заполняя карточку, написали фамилию с окончанием на -оv-.
Бельский сидел, словно окаменевший, с искаженным от потрясения лицом.
    - Вот, собственно и все, – добавил Кирилл, заметив, что его слушатели, будучи не в силах прийти в себя, замерли подробно персонажам из балета «Спящая красавица», когда их настиг волшебный сон.  

* * *  
    Уличные фонари восторженными розовыми глазами смотрели,  как   кружит, падает и вновь взлетает осенняя листва в легких порывах ветра. А в это время в театре прозвучали последние аккорды.
    Кирилл встретил Марину у служебного выхода. Она выскочила разгоряченная с огромным букетом цветов. Казалось, что грохот аплодисментов и восторженные крики «браво» ворвались вместе с ней в кабину джипа. Заводя мотор, Кирилл заметил, как Настя, стоя на крыльце, деятельно распоряжалась погрузкой цветов в микроавтобус.
    Они поехали к Марине. В гостиной был накрыт ужин на двоих. Отдав должное изысканным яствам, влюбленные направились в спальню и столкнулись в коридоре с грозной домоправительницей. Несомненно, она хотела сказать: «Марина, после спектакля?!.. Ты себя губишь!!», но, взглянув на ее счастливо-отрешенное лицо, поджала губы и промолчала.
    Спальня утопала в цветах. Разгоряченное тело Марины было готово к дивертисменту вечера, танцу вдвоем. Любовь – это как Па-де-де: сначала выход, медленное адажио, соло танцовщика сменяется соло танцовщицы и затем яркая, мощная кода,  - заключительная часть.
    Утром, которое наступило для них в два часа по полудню, они отправились на квартиру Дениса.
    - Вот, - указала Марина рукой на развешанные по стенам картины, - выбирай, любая – твоя!
    - Мне не хочется нарушать коллекцию, пусть останется у тебя.
    - Нет! – резко и непреклонно возразила она. – Ты помнишь слова: «Если найдешь убийцу Дениса, – любая картина будет твоей?!»
    - Помню, - отозвался Кирилл.
    - Так вот, это было желание Дениса, я тогда почувствовала его и произнесла.
    Кирилл, задумавшись, смотрел на Марину: «К восприятию такой женщины нужно быть подготовленным, точно так же как к восприятию классической музыки, утонченной поэзии, изысканного вина…».
    Он выбрал картину и выставил ее на продажу на первом же аукционе. Любовница прима-балерина – это очень дорогое удовольствие…    
     

 

 

 

 

 Роман    

Конец 90-х – начало 2-х тысячных – как недавно это было. Большинство из тех, кто вершили события, и из тех, кто были вынуждены их принимать, еще живы. Но в то же время, как многое изменилось! Ушли в прошлое дискеты, увесистые мобильники и великое множество делателей, казавшихся тогда в порядке вещей. А вот человеческие страсти остались прежними, их и столетия изменить не могут.

 

Как раз на грани перехода из 90-х в нулевые случилось в Москве странное убийство, расследовать которое взялся частный детектив Кирилл Мелентьев.

                                                                                 

 

                                                                                      Ее платок, - вот новая улика.

                                                                                                В.Шекспир. Отелло
                                                                                 
                                                                                                                                                             
Часть I      

ГЛАВА ПЕРВАЯ

    В золотисто-розовом свете фонарей кружились снежинки. Их неожиданное вторжение в весенний апрельский воздух вызывало досаду у многих, но Кириллу нравился этот диссонанс.
             Он стоял у театрального подъезда с букетом роз и чувствовал  себя  то безрассудным гусаром, то мудрым меценатом, то утонченным знатоком балета, каждый из которых в свое время вот так же ожидал выхода сотканных из воздуха и тюля балерин.
    Когда сегодня вечером  выпорхнули на сцену белоснежные сильфиды, Кирилл ощутил себя поэтом, и пришедшие на память строки не показались ему сочиненными за двести лет до его  рождения:  
                  Блистательна, полувоздушна,
                  Смычку волшебному послушна…
     Да, вот именно из-за такой полувоздушной, красавец Шереметев погиб на дуэли.
    Снежинки, повинуясь дирижеру-ветру, закружились в ритме  presto. Лепестки роз покрылись густым пушком. Кириллу невольно вспомнилось, что в точно такой же вечер он познакомился с Ольгой.
    Так же падал снег… Он со своим другом остановил такси. С  необычной для мужчин осторожностью они водрузили огромную корзину цветов на первое сиденье и поехали к общей приятельнице на вечеринку, устроенную то ли по поводу ее дня рождения, то ли просто так.
    Корзина цветов была встречена аплодисментами и салютами шампанского. Хозяйка – пышноволосая шатенка пригласила новоприбывших к фуршетному столу. Кирилл, положив на тарелку несколько чрезвычайно аппетитных тартинок, сел на изогнувшийся большим полукругом диван.
    Фигуры уже давно начавших веселиться гостей забавно извивались в розоватых отблесках мигающих ламп на фоне светлых стен.
    Неожиданно его внимание привлек разговор двух девушек:
   -  Нет, ты посмотри! Эта спичконогая всегда в центре внимания мужчин! Что они в ней находят?
    - Не представляю!.. Имея такие ужасные ноги, я бы носила только длинные юбки!.. А волосы?! Будто она села на электрический стул, и они дружно встали дыбом!..
    Кирилл краешком глаза  проследил, на кого смотрят подруги, и увидел девушку с торчащими в разные стороны белокурыми волосами, худеньким маленьким личиком и непомерно длинными, широко отставленными друг от друга ногами.
    Кирилл даже подумал, что если бы она захотела соединить их вместе,  ей бы этого сделать не удалось. Тем не менее, девушка то ли не замечала своего недостатка, то ли, будучи  самоуверенной  до смешного, гордо выставляла напоказ свои ноги, которые Кириллу чем-то напомнили лапки паука.  Да и вся сама она была словно паучок: маленькое туловище, длинные тоненькие ручки и ножки, которыми она мелко перебирала, будто плела паутину. Кирилл несколько минут внимательно посмотрел на нее, усмехнулся и обратился к девушкам:
    - Простите, я случайно услышал ваш разговор…
    Они с удивлением взглянули на него,  но, поняв о чем идет речь, улыбнулись.   
    - Вы ошибаетесь, полагая, что она привлекает мужское внимание своими достоинствами. Вот, взгляните! – И Кирилл указал взглядом на белокурого паучка. - Она отошла от тех двух, в темных пиджаках, стоит, озирается… Никто не подходит к ней, но она этого и не ждет. А вот, выбрала, пошла… Смотрите! Взяла под руку и заговорила громко, привлекая внимание, но «жертва» быстро вырвалась, она ловит другую, лучше даже не одну, лучше влезть в мужской кружок… А влезла! И получилось то, что вы видите – она в центре мужского внимания.
    Девушки рассмеялись:
    - Как вам удалось это заметить? Вы, наверное, работаете в милиции?
    - Почти. Поэтому позвольте представиться: Кирилл Мелентьев.
    - Ольга, – едва успела произнести одна из девушек, как  Кирилл почувствовал, что его, взяв под локоть,  бесцеремонно потянули в сторону и, «мило» интонируя намеренным растягиванием слов, воскликнули:
    - Ах, мне сказали, что вы – Мелентьев, который распутал то жуткое убийство бизнесмена Усова, – и два черных немигающих глаза впились в него.
    Девушка-паучок, воспользовавшись замешательством Мелентьева, тянула его в сторону бара, лепеча при этом, что им почему-то надо обязательно выпить.
    Кирилл посмотрел в сторону Ольги и встретил ее насмешливый взгляд: «А, попался!»
    «Нет, на этот раз у паучка осечка», – мысленно ответил он и  мягко, но решительно отцепил липкие пальчики от своего рукава,  предложив паучку продолжить путь к бару в гордом одиночестве.
    Паучок надменно пожала плечиками и, быстро перебирая своими ножками,  направилась к новой «жертве», которую тут же принялась оплетать паутиной слов. А Кирилл  под звуки аргентинского танго поспешил обвить рукой стройную талию Ольги  и в тоже мгновение ощутил себя в ее полной власти. Впервые в жизни он не топтался на месте, прижимая к себе партнершу, а танцевал.
    - О! – невольно вырвалось у него, когда Ольга ловко изогнула стан и упала на его руку.
    Она оказалась балериной! Мелентьев даже несколько раз повторил про себя это не совсем обыкновенное слово.
    - Правда, я, к сожалению, не солистка, - насмешливо-грустно вздохнула она, - а яркий представитель кордебалета или как я сама себя называю – добросовестная посредственность. Тружусь до седьмого пота, а результат все тот же.
    - Не согласен, – категорически возразил Кирилл. – Вы не добросовестная посредственность, а  еще не замеченный талант!
    Ольга звонко рассмеялась:
    - Но вы даже не видели меня на сцене!
    - Я готов исправить эту ошибку! – тут же воскликнул он. – Когда?
    - Послезавтра, если хотите. Будет «Жизель». Правда, вряд ли  вы сможете узнать меня  во втором акте среди виллис…
    - Узнаю! Я возьму полевой бинокль!
    Ольга опять рассмеялась:
    - Что ж, если вам это удастся, буду рада.
    Весь второй акт Кирилл следил за перемещением виллис по сцене, словно разведчик. Несколько раз он был почти уверен, что Ольга попалась под его оптический прицел. Однако после спектакля он совершенно искренне уверял девушку, что сразу же различил ее среди других. Так, незаметно для себя, Кирилл за полгода превратился в балетомана с восторгом подсчитывающим фуэте и серьезно рассуждающим об элевации танцовщика N. Ему нравилось подхватывать у театрального подъезда еще не остывшую от спектакля Ольгу и везти ее по ночным улицам Москвы, а потом ощущать в своих объятиях сильное, упругое тело балерины…

    - Устала! Устала! – отвлек Кирилла от воспоминаний звонкий голос Ольги. – С утра  бесконечная репетиция, вечером спектакль и через три дня премьера!
    Об этом спектакле говорили все!  «Ромео и Джульетта» в постановке знаменитого и модного Аркадия Бельского. Ольга  исполняла партию одной из подруг Джульетты.
     - Вечно я одна из… – жалостливо негодуя, фыркала она.
     - Одна из немногих, – шептал Кирилл, щекоча голосом ее миленькое ушко.
     Джульетту танцевала звезда мирового балета Марина  Купавина.  Ромео – молодой талантливый танцовщик Денис  Лотарев,  уже громко заявивший о себе на международном уровне.  

    И вот, наконец, долгожданный вечер премьеры: яркие огни перед входом в театр, массивные двери, позолоченный зал, умирающий свет люстр, взмах дирижера, стремительная увертюра и… миниатюрная в розово-золотистых лучах восхода средневековая Верона предстала на сцене.
    Два акта Кирилл смотрел из бархатного сумрака ложи, а  потом  Ольга провела его за кулисы. За кулисами антракт шумел ударами молотков, покрикиваниями рабочих сцены. Кирилл шел за Ольгой, одетой в бирюзовое платье с длинным разрезом. Яркий сценический грим придавал ей роковое очарование. Постукивая пуантами, она провела его в правую кулису.
    - Отсюда тебе будет хорошо меня видно, - шепнула Ольга и исчезла.
    Кирилл был немного смущен и чувствовал себя не совсем ловко среди завсегдатаев закулисья, которые восторженно обсуждали  между собой спектакль. Он огляделся по сторонам. Подруги Джульетты, облокотившись о станок, о чем-то весело шептались, массажист в белом халате устало сидел на стуле, массовка в  старинных костюмах шумно передвигалась по сцене, мешая рабочим.
    Неожиданно завсегдатаи замерли,  маленькая воздушная фигура приближалась к ним…  «Купавина!» - мысленно воскликнул Кирилл.
    Массажист подошел к балерине и принялся растирать ей ноги. Поблагодарив его, она поднялась с кушетки и совсем близко прошла мимо Мелентьева, он даже почувствовал запах ее грима. Купавина подошла к станку и, сделав несколько экзерсисов, оживленно заговорила с каким-то мужчиной средних лет.
    «Да это же Бельский!» – сам себе объяснил Кирилл.
    Раздался первый звонок – суета и волнение за кулисами усилились. После второго звонка, будто скользящим над сценой шагом, появился Ромео – Денис Лотарев. Он был одет в темно-вишневый бархатный колет, искусно расшитый золотом и жемчугом, через правое плечо его был перекинут черный шелковый плащ.
    Третий звонок – напряжение достигает своего апогея: все суетятся, поправляют костюмы, кто-то торопливо досказывает новости… и вдруг, словно по чьему-то мановению свыше, все замирает, - раздаются первые аккорды.
    Марина Купавина в ожидании своего выхода стояла почти рядом с Кириллом. Маленькая, худенькая, ничем не примечательная  женщина, которая время от времени потирала руками икры ног.  Грустный, усталый взгляд и - чудо перевоплощения. Послышались первые такты партии Джульетты, и в один миг усталая женщина превратилась в девушку, для которой высшая ценность вселенной, – любовь.  Она выпорхнула на сцену и замерла в обрушившемся громе аплодисментов.
    Кирилл позабыл обо всем на свете. Он только смотрел и с жадностью поглощал чудесные потоки энергии и красоты, исходившие от хрупкой фигурки в белом. Он пришел в себя, лишь, когда на сцене появились подруги Джульетты, среди которых была Ольга. Подруги весело ворвались в спальню невесты и, танцуя, принялись ее будить. Неожиданно руки одной их них в отчаянном изломе взметнулись вверх… Джульетта умерла!..
    Печальная  весть настигает Ромео. Не слушая увещеваний друга, он мчится к той, которая дороже жизни. Последняя картина. Мрачный склеп, посередине, на возвышении покоится Джульетта.
    Кирилл не в силах был оторвать взгляд от Ромео – Лотарева. Он смотрел на его лицо и не мог поверить, что несчастье переживает артист, а не влюбленный. Это лицо было словно изваяно из белого мрамора, черные кудри в беспорядке падали на лоб, слезы… совсем не бутафорские, а настоящие человеческие слезы лились из его глаз. Ромео склонился над Джульеттой… поцелуй, еще поцелуй… последний.  Он спешит, будто уверен, что там, за гробовыми дверьми,  они непременно встретятся. Он достает из кошелька на поясе склянку с ядом. Еще один прощальный взгляд… С просветленным лицом от скорой встречи с возлюбленной он одним глотком выпивает яд и замертво  падает на ступени гробницы Джульетты. Дрожь пробежала по телу Кирилла. Он и не подозревал, что может так сопереживать сценическому действию. Чтобы вернуться в реальность, он оглянулся по сторонам, и его внимание привлек Аркадий Бельский, который с  восторгом смотрел на Дениса Лотарева и шептал пересохшими губами: «Гений!.. Гений!..»
    Но тут проснулась Джульетта, и Кирилл вновь поддался сценическому гипнозу. Ему было искренне жаль девушку, увидевшую у своих ног бездыханное тело возлюбленного. Ее отчаяние, проклятие  судьбе заставило замереть в едином вздохе огромный зал. Она обречена, жизнь без Ромео не имеет для нее смысла, она сейчас умрет, но там, в этом никому не ведомом там, ее ждет счастье быть с любимым. Она берет кинжал Ромео и с радостной яростью вонзает в себя. Несколько секунд она стоит пронзенная болью, а потом падает, словно лилия, брошенная  на грудь Ромео.
    Раздается шум, освещение становится ярче, и на сцене  появляются символы вечной вражды – Монтекки и Капулетти. Падает занавес.
    - Браво, браво! – кричит восторженно Бельский и, простирая руки, идет к артистам.
    И вдруг раздается женский вскрик. Все поворачиваются в сторону Купавиной-Джульетты, которая, склонившись над своим Ромео, пыталась  привести его в чувства.
    - Скорей, скорей! Ему плохо!
    Какая-то дама в сером платье взяла Марину за руку.
    - Успокойтесь! Сейчас придет врач!.. А вы – на аплодисменты! Давайте!.. Давайте! – подталкивала она испуганную балерину.
    Купавина повиновалась и, сверкая улыбкой, появилась перед восторженной публикой. Но зрителям мало Джульетты, они требовали Ромео. Зал скандировал  сначала не очень ясно, а потом, чеканя каждый слог, взорвался мощным криком: Ло-та-рев! Ло-та-рев!
    Марина скрылась  за занавесом.
    - Что с ним? – попыталась она прорваться за кулисы, но ее не пустили.
    - У него обморок, рядом с ним врач. Все хорошо, Марина. Идите!.. Идите!.. Ваш поклон.
    Марина, покусывая губы и бросая отчаянные взгляды в сторону Дениса, опять вышла  к зрителям.
     Так и не пришедший в себя Денис Лотарев лежал на кушетке. Прибежавший врач сунул ему под нос вату с нашатырным спиртом, тер виски, пытался нащупать пульс и вдруг со страшным изумлением произнес:
    - Он умер!
    - Что?! – вскрики недоумения и недоверия заставили его усомниться в своем скоропалительном диагнозе.
    - Не может быть! Что вы говорите?!
    Врач еще раз попытался безуспешно нащупать пульс, крикнул, чтобы все разошлись, дали хоть немного воздуха, а потом вновь, теперь уже уверенно повторил:
    - Он умер!
    - Денис! – закричал Бельский и стал трясти его за плечо. – Денис!
    - Вызовите скорую! Реанимацию!  Немедленно! – переходя на крик, приказал он.
    Кирилл, пораженный внезапной смертью молодого знаменитого танцовщика, пытался сообразить, что же ему теперь делать? Куда идти, где ждать или искать Ольгу. Но она с подрагивающими губами сама появилась перед ним.
    - Ты слышал?.. Это неправда!.. Ты слышал? – повторяла она.
    А зал скандировал: «Лотарев! Лотарев!»  и не знал, что его дифирамбные выкрики, взлетев в воздух, уже превращались в слова вечной памяти.
    Встревоженная  Купавина пыталась пробиться к Денису сквозь плотное человеческое кольцо, но дама в сером платье обняла ее за плечи, усадила на стул и сказала, что Денису очень плохо. И тут до Марины долетел гул: «Умер! Умер!»
    - Умер?! – звонко воскликнула она и сама, не веря в произнесенное слово, пытливо посмотрела на даму.
    Та опустила глаза.
    Одним неистовым рывком Марина сорвалась со стула и, растолкав толпу, пробилась к Денису. Он лежал прекрасный как бог, умерший с последними аккордами. Он легко перешагнул грань жизни. Его последние земные мгновения были озарены музыкой и восторженными глазами зрителей.
    Сначала Марина кричала: «Денис! Денис!» - гладила его  по лицу, а потом словно остекленела. Казалось, чье-то неловкое движение и она, вздрогнув печальным звуком, рассыплется  на мелкие кусочки.
    Взяв Ольгу за руку, Кирилл повел ее за собой через сцену. Случайно он что-то задел ногой, и какая-то побрякушка отлетела в сторону. Ольга по инерции продолжала двигаться вперед и тянуть его, но он высвободил свою руку. Мелентьева заинтересовал предмет, отлетевший в сторону. Он отыскал его глазами и поднял. Это оказалась склянка с «ядом» Ромео, оправленная в золотую сеточку  с рубинами на пересечениях. Кирилл понюхал – никакого запаха. Он вынул платок и, завернув в него склянку, спрятал к себе в карман.
    - Кирилл! Ну что же ты? Проводи меня скорей до гримерной, а потом  домой! Я вся дрожу!
    Кирилл обнял девушку за плечи, и они скрылись в левой кулисе.  Пока Ольга переодевалась, Кирилл подошел к гримерной Дениса Лотарева. Дверь оказалась закрытой. И тут его внимание привлек замок. Было видно, что его сменили совсем недавно, лакированная поверхность двери около замка была немного поцарапана.
    «Что это я принялся искать улики? – пожал он плечами. – Вероятнее всего окажется, что у Лотарева не выдержало сердце. Сколько таких случаев!..»
                                         
*  *  *
    На следующий день, когда Мелентьев был в офисе, ему позвонила Ольга.
    - Кирилл, это ужасно! – прошептала она. – Говорят, что Дениса отравили!
    - Что?! – поддавшись от удивления вперед, воскликнул он.
    - Никто ничего точно не знает, но говорят…
    - Понятно! - бросил Кирилл и постарался поскорее закончить разговор с Ольгой.
     Едва девушка положила трубку, как он тут же набрал номер своего друга, оперуполномоченного МУРа, капитана Леонида Петрова.
    - Леня, в течение получаса будешь у себя? – взволнованно спросил Мелентьев. – Тогда еду. Есть кое-что интересное.
    
    Леонид устало приветствовал друга.
    - Кофе со мной выпьешь? – спросил он.
    Кирилл кивнул в знак согласия и сразу начал  рассказывать о вчерашнем происшествии, но Леонид, вяло махнув рукой, перебил его.
    - Слышал. Знаю. И даже, кстати, буду заниматься этим театральным убийством. – Он недоуменно пожал плечами. – Нет, но что придумали – в начале третьего тысячелетия отравить человека средневековым ядом! Извращение какое-то!..
    - Почему ты решил, что средневековым?
    - Потому что эксперты не могут установить, что это за яд. Во всяком случае, в наше время такими ядами не пользуются.
    - Я вчера был в театре и все видел! – бросил ему Кирилл.
    - Да?! – Леонид оживился. – И что?
    - Ничего особенного, кроме убийства на глазах у всех зрителей.
    Кирилл положил на стол пакет со склянкой.
    - Кто-то подлил яду Лотареву!
    Леонид  тут же распорядился отправить склянку на экспертизу.
    - А ты не допускаешь мысль, что это было красивое самоубийство… на сцене, на глазах у всех, в освещении софитов, под звуки музыки. Эффектно!
    - Не знаю. Хотя по тому, что мне известно, трудно предположить, чтобы человек, обласканный славой, как Денис Лотарев, вдруг решил прервать свою жизнь. Зачем?  У него было все, даже больше, чем все. У него была возможность подняться еще выше,  то есть  творческий кризис ему не грозил. Его выступления уже расписаны на пять лет вперед. У него была невеста, ни кто-нибудь, а сама Марина Купавина! У него были грандиозные планы по восстановлению «Спящей красавицы».
    - О, а откуда у тебя такая осведомленность? – лукаво прищурил глаза Леонид и, словно вспомнив, спохватился: - Ах, да! Ты же у нас теперь балетоман, пьешь шампанское из пуанта звезды кордебалета Ольги Романцевой.
    - Да, – с ироничным вызовом бросил Кирилл. – Я не чужд служительниц Терпсихоры.
    - Может, ты и с самой Купавиной знаком?
    - Нет, увы! Но видел ее так же близко как тебя.
    - А что еще ты вчера видел?
    - Представь, ничего особенного. Последний акт, кстати, я смотрел из-за кулис. Лотарев танцевал, как всегда, превосходно,  потом, как того требовало действие, вынул склянку и выпил яд…
    - Выходит, что убийца даже не потрудился уничтожить склянку. Думаю, в той суматохе, какая поднялась на сцене, ему это было сделать не трудно. А может быть, он вовсе не был за кулисами или вообще даже  не был в театре?
    - За кулисами – не знаю, но то, что он был в театре, уверен. Он должен был в полной мере насладиться сценой смерти Ромео, - редчайшим стечением обстоятельств, подстроенным им самим.  Он как бы перенес историю, произошедшую в XIV веке в XXI век, на это стоило посмотреть!
    - Да… - задумчиво протянул Леонид.
    - Смерть  пришла к Лотареву из XIV века. Только подумай, сколько лабиринтов во времени и пространстве должна была преодолеть эта склянка с ядом!
    - Стоп. Ты меня совсем запутал, - прервал вдохновенную речь друга Леонид. – Давай проще. Убийца где-то раздобыл действительно редкий яд, налил его в склянку Лотарева, из которой тот по ходу спектакля должен был сделать роковой глоток.
    - Если ты так будешь подходить к этому убийству, ты его никогда не распутаешь. Здесь действовал убийца творческий, кстати, знакомый с ядами средних  веков, несомненно, итальянскими,  эстет, «вдыхающий лилии», который роскошно обставил смерть Дениса Лотарева. Нет, это не просто убийство, как ты сам заметил, это театральное убийство и к нему так и надо относиться!
    - То есть? – не понял Леонид.
    - То есть – творчески!
    - Ну, это не по моей части. Кстати, убийцей может оказаться, кто угодно, даже сантехник театра, мало ли что он мог не поделить с Лотаревым. Вот тебе и эстет!
    Кирилл усмехнулся и пожал плечами.
    - Ладно, не буду отвлекать от дел. Желаю удачи, – протянул он руку Леониду.
    - Поклон блистательной нимфе кордебалета, - по-дружески съязвил тот.
      

ГЛАВА ВТОРАЯ

    Преисполненные печали звуки моцартовского «Реквиема» витали вокруг больших фотографий, развешанных над сценой, на которых в безукоризненных арабесках, воздушных пируэтах, не подвластных силе притяжения, парил бог танца – Денис Лотарев. А под ними, на том месте, где всего несколько дней назад находился картонный склеп Джульетты, стоял его гроб из темного дерева. Траурная лента желающих проститься медленно вилась вокруг него. Соболезнования принимала Марина Купавина, невеста Лотарева.
    Полумрак, поглотивший весь зал, плачущие звуки реквиема, гроб, освещенный софитами, черные фигуры прощающихся… Кирилл Мелентьев пожалел, что пришел. Он был поклонником Дениса Лотарева, но не настолько, чтобы, медленно передвигая ноги, подходить к его гробу. Ольга своими вздохами упросила его пойти с ней на церемонию прощания, однако, едва они вошли в траурный зал, как ее подружки, окутанные черными шарфами, подхватили ее под руки и куда-то увели. Кирилл попытался уйти, но невольно оказался в этой ползущей ленте и был вынужден продвигаться к гробу.
    - О, ты здесь! – вдруг услышал он голос Леонида.
    - Привет, – обрадовался ему Кирилл. – Ольга затянула меня сюда, а потом исчезла.
    - Что ж ты от нее хочешь? Она привыкла к сценическим эффектам.
    - Почему закрыт гроб? – поинтересовался Кирилл.
    - Потому что, - Леонид понизил голос, - потому что смотреть на то, что когда-то было Денисом Лотаревым нельзя. Труп весь почернел и ужасно раздулся…
    - А, я забыл – яд!
    - Да, яд, – многозначительно шепнул Леонид. – Но какой?! Кстати,  эксперты подтвердили, что яд, содержавшийся в склянке, идентичен тому, которым был отравлен Лотарев.  Если исключить самоубийство, то выходит, что кто-то  подлил ему в склянку этот яд. – Леонид замолчал и с раздражением посмотрел по сторонам. – Знаешь, что меня бесит? – Что этот кто-то, убийца со склонностью к сценическим эффектам, сейчас находится здесь, в этой очереди, может быть в двух шагах от меня! – Он с бессильной яростью ударил кулаком по своей ладони.
    - Но хоть за что-то ты уже зацепился, что-то нашел? – спросил его Кирилл.
    - Нашел! Одного любителя итальянских ядов.
    - Да?! – в глазах Кирилла сверкнули синие искры. – Но как тебе удалось?
    - Очень просто. Его знают все. Это главный художник театра Валерий Дубов. Мы взяли на экспертизу яд, изготовленный этим алхимиком-самоучкой, он оказался идентичным яду, которым отравили Лотарева.
    - Интересно, - покачал головой Кирилл.
    - Интересно, - согласился Леонид. – Особенно теперь, когда я  только свел концы с концами, и осталось совсем немного, чтобы закончить одно дело, как мне вешают это.  Одним словом, Кирилл, я начал вести следствие об отравлении Дениса Лотарева, но со всею честностью предупредил его невесту, что если она действительно хочет взглянуть в глаза убийце своего жениха, то ей надо обратиться к тебе.
    Кирилл метнул на Леонида вопросительный взгляд.
    - Ну, это твое дело, ты же в душе артист, ты сможешь разобраться со всей этой театральной публикой, с ее лицами-масками, бутафорскими слезами, звездными капризами, рукопожатиями а ля Борджиа.
    - Не знаю, - в раздумье вздохнул Кирилл. – Не забывай, что Денис Лотарев был  гениальным танцовщиком, а это значит, что количество его врагов имеет степень бесконечности.
    - Но ты-то, тоже сыщик не без таланта, - подзадорил его Леонид.
    Друзья замолчали, приближаясь к гробу.
    Неожиданно Кирилл почувствовал резкий, вызывающий запах духов,  и перед ним прошла женщина в сопровождении двух телохранителей. Мягко шурша черным шелком, без соблюдения очереди,  она приблизилась к гробу. Вуаль не закрывала ее бледного лица. Она положила руку на гроб, словно хотела силой своей энергии пройти сквозь деревянную крышку и в последний раз коснуться Дениса Лотарева. Губы всех присутствующих бесшумно задвигались, и воздух наполнило имя: «Леонелла Дезире!..»
    Кирилл недовольно нахмурился: «Как же я сразу не узнал ее! Ее, оперную диву, голос которой очаровал и покорил всю Москву… Леонелла Дезире!..»
    Отняв свою руку от крышки гроба, она, не взглянув на Марину Купавину, прошла мимо.
    «Все ясно, - отметил про себя Кирилл, - Леонелла не переносит Марину. Одна певица, другая балерина, что им делить, кроме Дениса Лотарева?!»
    Пройдя в свою очередь мимо гроба, Леонид с Кириллом подошли к Марине Купавиной. Леонид взял ее за руку и что-то сказал, она согласно кивнула.
    - Смотри, – чуть толкнул Кирилла в плечо Леонид. – Константин!
    На несколько мгновений, опустив голову, замер в прощании у гроба суперзвезда эстрады Константин Лунев.

        Леонид с Кириллом прошли по театральному коридору и вошли в чей-то кабинет, где около длинного стола с чашкой кофе сидела Купавина. Газовый шарф печальной дымкой окутывал ее хрупкую фигуру в черном платье.
    Леонид представил ей Мелентьева и добавил:
    - Вот, о ком я вам говорил.
    Для Леонида Марина Купавина была только невестой пострадавшего, для Кирилла она была балериной, которой он восхищался. Он с чувством пожал ее маленькую ручку в шелковой перчатке и невольно задержал свой взгляд на ее худеньких коленях.
    «Неужели это те  самые божественные ноги, которые в течение  целого спектакля никому не дают возможности ни на секунду оторвать от них взгляда?!»
    Около Марины суетилась какая-то женщина, время от времени молившая ее съесть хотя бы кусочек яблока.
    Марина несколько раз пыталась начать разговор с Кириллом, но не находила сил. Наконец, словно разозлившись на самое себя, она сказала:
    - Я хочу, чтобы убийца Дениса был найден!.. Сейчас мне тяжело говорить, поэтому очень прошу вас, позвоните мне недели через две,– и, открыв свою маленькую бархатную сумку, протянула Кириллу визитную карточку.
    - Но Мариночка! – взмолилась суетившаяся женщина. – Пусть пройдет хоть немного времени. Через две недели ты будешь не в состоянии…
    Марина посмотрела на нее и глухо сказала:
    - Если я до сих пор выдерживаю это, то, что я еще не смогу выдержать?!
    Она допила кофе и, опершись на руку женщины, вновь направилась на свое скорбное место у гроба жениха.
    Кирилл с Леонидом тоже вернулись в зал.
    - Покажи мне этого алхимика-самоучку, если  увидишь, - попросил друга Кирилл.
    Леонид быстро окинул взглядом лица стоявших у гроба.
    - Он слева от мужика, который обнимает Купавину.
    Кирилл посмотрел в указанном направлении.
    Рядом с Мариной, обняв ее за плечи и словно пытаясь спрятать свое лицо в пышных складках ее газового шарфа, стоял  художественный руководитель и главный балетмейстер театра Аркадий Бельский. Для них это была страшная, невосполнимая утрата. Она потеряла любимого человека и партнера. Он – близкого друга, единомышленника, танцовщика, который лучше всех воплощал в танце его воздушные идеи. Слева от Бельского стоял мужчина средних лет, его лицо было настолько искажено  мукой, что на него  было жалко смотреть. Это был вольный или невольный соучастник убийства Дениса Лотарева, главный художник театра, алхимик-любитель, Валерий Дубов.
    - Я с ним уже встречался, - тихо сказал Леонид.
    - И что?
    - Бьет себя в грудь, сыплет пепел на голову, проклинает тот день, когда занялся изучением ядов. Утверждает, что кто-то, воспользовавшись дружескими с ним отношениями, проник в его кабинет, открыл сейф и отлил из флакона яд, изготовленный им по старинному рецепту.
    - Что ж, придется и мне выслушать его самобичующую исповедь. А кстати, зачем он изготавливает яды?
    - Как он объясняет за тем же, зачем другие занимаются художественной резьбой по дереву или собирают марки, - хобби у него такое.
 
*  *  *
     В пронизанный золотыми  нитями уходящего солнца весенний вечер Кирилл нажал на кнопку домофона и представился:
    - Кирилл Мелентьев.
    - Да, да, – раздался в ответ утомленный голос с нотками раздражения. – Поднимайтесь, третий этаж.
    На лестничной площадке  детектива уже ждал  Валерий Павлович Дубов, мужчина лет сорока, с удлиненным  аристократическим овалом лица и золотой оправой очков на немного крупном породистом носу. Его пышные русые волосы были красиво подстрижены и несколько прядей небрежно падали на высокий лоб. Одет он был в просторную темно-синюю рубашку и вельветовые брюки.
    - Проходите, – несколько суетливо пригласил Валерий Павлович Мелентьева и поспешно закрыл за ним дверь.
    - Пришли меня мучить! – насмешливо устало произнес он. – Но я все уже рассказал капитану Петрову и  даже написал, - он обречено взмахнул руками. – У меня уже изъяли этот проклятый яд!
    Кирилл следовал за ним по коридору, обшитому массивными дубовыми панелями  и освещенному бра в форме факелов.  По всей длине коридора было устроено несколько ниш. В одной - стоял средневековый рыцарь, в другой - висели мечи, а в третьей было ложное стрельчатое окно, нарисованное с таким искусством, что в первый момент Кирилл поддался оптическому обману и засмотрелся на раскинувшееся перед ним озеро со старинным плавучим павильоном посредине.
    - Садитесь, пожалуйста, - пригласил хозяин, когда они достигли гостиной, убранной в стиле эпохи Возрождения.
    Перед камином стоял красиво расписанный экран,  на камине сверкали позолотой  массивные подсвечники, кресла и диваны были обтянуты  шитой золотом тканью, огромный гобелен на стене изображал чей-то шикарный кортеж.
    - Это свадебный кортеж Екатерины Медичи, – пояснил Дубов так, словно речь шла о его тетке.
    Он подошел к камину, облокотился на него одной рукой и, вздохнув, произнес:
    - Мучайте!
    - Мучить я вас не собираюсь и не имею на это ни прав, ни желания, - сказал Кирилл. – Просто я хочу поговорить с вами и обрести в вас союзника, который, так же как и я, будет заинтересован в том, чтобы найти убийцу. Но прежде, дайте мне освоиться в атмосфере великолепия вашего дома.
    Валерий Дубов согласно кивнул и предложил кофе.
    - Хотя… в доме отравителя, - тут же не без иронии добавил он.
    - Не откажусь, – вежливо отозвался Кирилл.
    Пока Валерий Павлович колдовал в своей средневековой кухне, Кирилл с интересом продолжал осматривать гостиную «замка», все стены которой были увешаны портретами в богатых рамах. Неожиданно Кирилл почувствовал, будто кто-то его зовет, он обернулся и встретился взглядом с белокурой красавицей в бархатном платье, расшитом жемчугом. Она была изображена на фоне безбрежно-голубого неба, пронизанного искрами солнца.
    - Любуетесь! – появился с подносом Валерий Павлович, на котором стояли две чашечки и кофейник из тончайшего фарфора. – Это знаменитая Бьянка  Капелло, супруга герцога Франческо Медичи, та самая, которая, желая избавиться от домогавшегося ее кардинала Фердинанда, родного брата  мужа, приготовила изысканный пирог и столь же изысканно пропитала его ядом. Но судьба обошлась с ней безжалостно. Неожиданно вернулся с охоты герцог Медичи и съел кусочек этого пирога на глазах ошеломленной Бьянки и кардинала, который, чувствуя опасность, даже не притронулся к нему. Увидев, что случилось непоправимое, Бьянка с улыбкой на губах взяла второй кусочек пирога и тоже съела. У нее не было выбора, она, как ни странно это звучит, любила своего мужа. К вечеру они умерли в страшных мучениях.
    Валерий Павлович протянул Кириллу белоснежную фарфоровую чашечку.
    - Прошу вас, если не боитесь. Я теперь для всех – отравитель.
    Кирилл сделал глоток и выразил свое восхищение:
    - Отменный кофе.
    - Я его сдобрил особо тонким венецианским ядом, - с сарказмом продолжал Дубов.
    - Валерий Павлович, - обратился к нему Кирилл. – Я понимаю, насколько вам сейчас тяжело, но, думаю, никто не считает вас отравителем.
  - Ничего, ничего вы не можете понимать, - простонал тот. – Ведь это  сделал кто-то из моих друзей, знакомых. Как теперь, после того, что случилось, я могу открывать двери своего дома.  Как  теперь я могу пожимать протягиваемые мне руки, ведь одна из них принадлежит убийце!  И даже если вы найдете этого проклятого убийцу, все равно я… я останусь причиной гибели Дениса, ведь это я изготовил яд!
    - Валерий Павлович, давайте поговорим спокойно, - продолжал настаивать на своем Кирилл. – Ведь если кто-то решился на убийство, то вряд ли что-то смогло бы его остановить. Вашим ядом воспользовались только потому, что он  оказался под рукой.
   - Признаться, меня это мало утешает, - обескуражено произнес Дубов. -  Но должен заметить, что  у вас весьма  оригинальный взгляд на случившееся. Оперуполномоченный МУРа говорил мне совершенно обратное. Против меня возбуждено уголовное дело. Меня обвиняют и в изготовлении яда и в его хранении, а самое главное, допытываются, зачем я вообще его сделал. Теперь я сам задаю себе  этот вопрос.
    - Я просто восхищен! – неожиданно перевел разговор на другую тему Кирилл.  – У вас великолепные картины и насколько я могу судить, все они принадлежат к итальянской школе.
    Валерий Павлович впервые за их встречу улыбнулся.
    - Да, итальянская школа русского мастера. Это все я написал.
    - Вы?! – воскликнул Кирилл. – Я был абсолютно уверен, что эти портреты вышли из-под кисти мастеров кватроченто.
    - А вы обратили внимание, - воодушевившись, подхватил Дубов, - что мне удалось самое главное, -  передать энергетику оригиналов?! Вы чувствуете, они смотрят на нас, перемигиваются, кривят губы, насмехаются?..
    - Судя по тому, как я почувствовал взгляд Бъянки Капелло, да! – и Кирилл еще раз оглянулся на золотоволосую венецианку.
    - Вот посмотрите, – Валерий Павлович подвел его к портрету мужчины. – Это Цезарь Борджиа! Видите, на указательном пальце его знаменитый перстень?! Гладкий с внешней стороны, он состоит из двух львиных когтей, сделанных из острой стали. Эти когти находились на внутренней стороне и вонзались в тело во время рукопожатия под нажимом среднего пальца. Они были покрыты глубокими желобками, выпускавшими яд. На каком-нибудь празднестве Цезарь, скрываясь  под маской, хватал руку человека, которого он решил отправить на тот свет, вонзал глубоко «львиные когти» и тут же ронял роковой перстень. Разве можно было в толпе масок найти преступника?
    - Да, я читал об этом, но самого Борджиа и его перстень вижу впервые. А эта прекрасная дама на портрете рядом, неужели тоже отравительница? – поинтересовался Кирилл.
    - Представьте себе, это знаменитая Лукреция Борджиа.
    - Та самая?! – не сдержал изумленного восклицания Мелентьев. – Но как она прекрасна!
    Валерий Павлович довольно улыбнулся, словно комплимент относился к нему.
    - Обратите внимание, – указал он на портрет. – Видите, на тонком золотом шнурке, в складках ее платья теряется ключ. С помощью этого ключа она избавлялась от надоевших любовников.
    - Я что-то читал, но забыл, - честно признался Кирилл.
    - Рукоятка этого ключа заканчивалась неприметным острием, которое  Лукреция натирала ядом. Обычно она назначала свидание и вручала ключ к замку, который туго открывался. Галантный любовник, крепко сжимая ключ в руке, слегка царапал себе кожу и через сутки умирал, - продолжал увлеченно рассказывать Дубов.
    - Из всего, что я увидел и услышал, я понял, что вы большой поклонник и знаток итальянского Ренессанса, но... – Кирилл на минуту задумался.
    - От чего у меня такое влечение к Италии? – подсказал Валерий Павлович. -  Признаться, я и сам много думал об этом и пришел к выводу, как это ни странно, что мое влечение к Италии передано мне генетически, - он жестом предложил Кириллу сесть. – Дело в том, что много веков назад мои предки жили на Апеннинах, а потом один из них волею судеб был заброшен в Россию, даже сначала не в Россию, а в Чехию. Если это вас интересует, я покажу вам составленное мною генеалогическое древо…
    Валерий Павлович открыл ключом стеклянную дверцу шкафа и извлек пергаментный свиток.
    - Вот, - развернул он его перед Кириллом. – Начнем сверху, - это я, - указал он на одинокий листик могучего древа. –  Это моя мать, Елена Дубова, урожденная Софронцева.  А теперь следите, вплоть до XVIII века фамилия Софронцевых не изменяется. – Его палец с миндалевидным ухоженным ногтем заскользил по веткам и листьям. – А вот поворот, - ключ к разгадке. Видите, эту боковую ветвь. Ее родоначальник – Козимо Сфорца, который в 1775 году приехал из Рима в Россию. И его дети уже стали носить фамилию Софронцевы.
    Кирилл с уважением посмотрел на Валерия Павловича, которому удалось проникнуть в тайну своего происхождения.
    - Но мало того, я знаю, что в моих жилах течет не только кровь Сфорца, но и Борджиа.
      Легкое недоумение проскользнуло по лицу Мелентьева, теперь он смотрел на Дубова, будучи не в силах разобраться, кто же он, просто человек, ищущий свои корни или чудак, помешанный на знаменитых предках.
    Валерий Павлович уловил этот огонек сомнения и усмехнулся:
    - Нет, я не говорю, что  абсолютно уверен в правильности моих изысканий и очень может статься, что я по линии матери принадлежу к потомкам крестьян из деревни Софроновка, которые даже не слышали, что где-то есть Италия. Но, учитывая мою просто патологическую тягу к итальянской культуре, я имею все основания верить в свои итальянские корни. – Валерий Павлович глубоко вздохнул. – Лет десять назад, когда я в очередной раз был в Италии, мое внимание неожиданно привлекли рецептуры старинных ядов, обнаруженные мною в одной из  книг по алхимии. Это было как наваждение. Я никого не собирался отравить, и яд был мне совершенно не нужен, но мне ужасно захотелось иметь, а главное, изготовить самому смертоносную жидкость, изобретенную в эпоху Ренессанса. Я забросил все свои эскизы и засел за пропитанные пылью веков книги. Переворачивая страницы, я словно чувствовал былые прикосновения к листам пальцев древних алхимиков. Но чтобы изготовить яд Борджиа, а именно к этому я и стремился, нужно было узнать тайну рецепта папы Александра VI, который до восшествия на папский престол звался Родриго Борджиа. Я просмотрел великое множество манускриптов, но безуспешно. «Неужели, - думал я, - рецепт  изготовления яда Борджиа утерян навсегда?» – А надо сказать, что папе Александру VI благодаря своим специальным знаниям  и содействию преданных ему  алхимиков удалось создать целый арсенал чрезвычайно тонких ядов. Однако его излюбленным ядом был яд, лишенный запаха и цвета. И вот способ изготовления именно такого яда я и пытался узнать… и, как оказалось, узнал, - грустно закончил Валерий Павлович.
    - А как вы пришли к заключению, что изготовленный вами яд является именно ядом Борджиа? – задал вопрос Кирилл.
    - Вы хотите спросить, как я его испытывал? – уточнил Дубов. – Что  ж, пойдемте!
    Он  нажал на кудрявую головку ангела, украшавшего раму портрета  кардинала с иезуитской улыбкой на тонких губах, и часть книжного шкафа отодвинулась в сторону.
    - Прошу, – указал рукой Валерий Павлович на потайной ход. – Я приглашаю вас в мою святая святых, кабинет алхимии.
    Кирилл не без странного трепета перешагнул порог, как бы отделяющий  ХХI век от ХVI.
    - Здесь не хватает только появления Мефистофеля, - оглядываясь по сторонам, пробормотал он.
     Длинный стол был уставлен ретортами, колбами, ступками, посредине было сделано углубление для  «адского» огня.  На книжных полках огромного шкафа стояли толстые фолианты, лежали пергаментные свитки, светились фосфором философские камни.
    - Теперь я уверен, что Мефистофель побывал здесь, и даже знаю в какой день. Когда  жидкость без  цвета и запаха наполнила эту колбу. Я как безумец разговаривал с каждой каплей, словно она попала ко мне из ХVI века и заключала в своей подрагивающей оболочке какую-то страшную тайну, которую я непременно должен был узнать. У меня было ощущение, что условное понятие времени сместилось, и я на краткое мгновение  проник  в век Ренессанса. Небывалые, неизведанные чувства охватили меня. Я совершенно четко ощутил себя в доме, знакомом мне, но давно мной покинутом, я  видел из окна купол собора Святого Петра, я вдыхал странный по составу воздух и слышал странные звуки, доносившиеся с улицы… Мои пальцы были унизаны перстнями,  на плечи был накинут тяжелый  бархатный халат, отороченный мехом… и в последних лучах солнца я увидел тонкий профиль черноволосой женщины, быстро прошедшей по крытой галерее… - Валерий Павлович замолчал, устремив свой взгляд в глубь веков.
     Очнувшись, он посмотрел на Кирилла, но не встретил в его взгляде непонимания или затаенной насмешки.
    - Конечно, - с жаром продолжил он, - мне хотелось испытать мой яд. Я взял обыкновенную розу и капнул на нее жидкостью. Роза мгновенно съежилась, почернела и рассыпалась. Я был в восторге. Потом я совершенно случайно услышал,  как наш дворник жаловался на набег крыс в подвале. Ночью я спустился туда и разбросал по полу кусочки мяса, пропитанные ядом. Утром дворник вынес целый мешок дохлых крыс. На этом я свои эксперименты полностью закончил. Я выбрал для своего ядовитого детища красивый флакон венецианского стекла, оправленный в золотую сетку, украшенную изумрудами, и поставил его в сейф.
    - А кто знал о существовании этого яда?
    - Все! – разведя руки в стороны, воскликнул Дубов. – Абсолютно все, кто бывал у меня. Я хвалился им, демонстрировал гибель розы. Хотя многие весьма скептически отнеслись к тому, что мне удалось воссоздать рецепт яда Борджиа. Не скрою, меня это очень задевало, но, тем не менее, мой яд стал поводом для добродушных насмешек, а потом о нем вообще перестали говорить.
    - Валерий Павлович, - обратился к Дубову Кирилл, - я попрошу вас  составить список всех, кто, скажем, в течение этого года побывал у вас. Кстати, когда у вас изымали  флакон с ядом, вы не заметили, что его стало несколько меньше?
    - Нет, ничего особенного я не заметил. Флакон стоял на своем обычном месте, во всяком случае, у меня не возникло ощущения, что его кто-то трогал. Но список! – Дубов с вздохом покачал головой. – Вы не можете себе представить, сколько и каких людей побывало у меня за этот год. Это тома! И потом, я все-таки уверен, никто из них даже в мыслях не мог допустить желания убить Дениса. Это исключено!
    - Простите, Валерий Павлович, но исключать буду я.
    Дубов провел рукой по лбу и пробормотал:
    - Ужасно! Ужасно! Мне кажется, я слышу, как мне бросают в спину: - «Отравитель»!
    - Валерий Павлович, завтра к вечеру вы сможете подготовить мне этот список?
    - Нет, нет! Завтра – сумасшедший день! Завтра – худсовет! Мы хотим воссоздать первоначальную постановку балета «Спящая красавица». Воссоздать все вплоть до каждой ноты, написанной Чайковским, до каждого пируэта, указанного Петипа, вплоть до цвета и размера бантов на туфлях короля Флорестана.  Это будет грандиозно и великолепно. Это будет живая копия  первого балета, поставленного в 1883 году. Поэтому завтра я занят! – взволнованно объяснил Дубов. – Но на днях я обязательно составлю список.
    - Хорошо, - согласился Кирилл. – Вот номер моего факса.
    Валерий Павлович взял визитную карточку и, пожимая на прощание Кириллу руку, сказал:
    - Признаться, я очень надеюсь на вас.  Мне бы не хотелось всю оставшуюся жизнь ходить в отравителях.
    Спустившись вниз, Кирилл задумался о своем впечатлении от встречи с Дубовым.
    «Увлеченный, эрудированный, склонный к мистической экзальтации человек. Несомненно, одаренный художник и алхимик. Мог ли чем-нибудь ему помешать Денис Лотарев? И помешать  настолько, чтобы  он решил избавиться от него? Рискованный шаг, но  что такое  риск для человека, мощью своих духовных сил проникающего сквозь века в эпоху Ренессанса?!  - Кирилл улыбнулся. – А вообще  это  просто гениально – убивать при помощи яда. Как он  рассказывал?.. Можно  уколоть иголкой намеченную жертву, чтобы она упала замертво. В резервуаре такой иглы находится яд, капля которого  способна сразить здорового быка. В таком случае киллеры остались бы без работы. Насколько проще и разумнее каждому без лишних свидетелей решать свои проблемы. Вот только где взять рецепт яда Борджиа?!»
   
 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ

    Огромная чаша Дворца спорта была переполнена зрителями, ожидавшими появления Константина Лунева. Его поклонницы изнемогали в последних томительных минутах.
    Кира со старым полевым биноклем сидела где-то под самой крышей. Билеты в партере стоят очень дорого, но она знает способ, как пробраться поближе. Когда начнется всеобщая вакханалия восторга, и зрители соскочат со своих мест, она короткими перебежками проберется к сцене.
     Но вот, наконец-то, гаснет свет, сцена озаряется космическим сиянием, появляются музыканты, у  публики вырывается вздох облегчения: «Началось!» Но музыкальное вступление тянется слишком долго, соло ударника вызывает раздражение, и вдруг истошный вопль нескольких тысяч зрителей оглашает Дворец спорта, на сцене в черной рубашке и черных узких брюках появляется Константин.
    Ладони Киры стали влажными от волнения, она приникла к биноклю, чтобы насладиться любимыми чертами. Бинокль настолько приблизил певца, что Кира легко отдалась иллюзии одиночества в огромном зале. Она видела только Константина и верила, что он поет только для нее.
    В неистовом порыве девушка вскочила с места, но, отняв бинокль от глаз, осознала, где она. Константин, который  благодаря оптическому обману только что был так близко, на самом деле отделен от нее стеной, преодолеть которую ей никогда не удастся: кто она? И кто он!!!
    Тем временем зал, поглощающий музыкальный наркотик, пришел в состояние восторженного возбуждения. Каждую поклонницу переполняла любовь к кумиру и каждая хотела сказать ему об этом. Охранники с дубинками заняли оборонительные позиции.  В любой момент на сцену может обрушиться зрительский шквал и тогда вряд ли что останется от Константина. Толпа раздавит его в своих смертельно-восторженных объятиях.
    Кира, завороженная звуками любимого голоса, с помутненными глазами пробралась поближе к сцене и вклинилась во влажную толпу девиц, дергающихся в конвульсиях.
    Константин, заведенный музыкой и публикой, сам находился в состоянии творческого экстаза. Только в отличие от своих поклонников он умел быстро выходить из него. Еще шесть тактов и он скрылся за кулисы.
    - Духота, - мотая головой, вздохнул он.
    Полный мужчина отер ему лицо полотенцем.
    А зал требовал и требовал. Константин появился вновь, бросив свое уставшее тело на съедение ненасытным глазам зрителей.  Он запел, и поклонники стихли.
    Кира с огненными щеками, с трудом переводя дыхание, подумала:
    «Сейчас все эти девицы кинутся дарить ему свои шикарные цветы, а я…»
    Неожиданно ее взгляд упал на букет желто-белых роз, оставленный на кресле какой-то поклонницей. Одурманенная сумасшедшей мыслью, с невиданной для нее дерзостью девушка схватила чужой букет и, услышав последние ноты песни, бросилась на сцену.
    Кира ошалела, увидев прямо перед собой Константина. Он оказался так близко: она чувствовала его запах, слышала его дыхание, его голос, не усиленный микрофонами. Сзади на нее напирали, с боков толкали, а она не могла пошевелиться. Константин улыбнулся и, взяв букет, пожал ей руку. Ее глаза с удивлением смотрели на него: «Как? Неужели это возможно, чтобы он был так близко?»
    Пошатываясь, Кира вернулась в зрительный зал. Необыкновенная радость охватила ее, и она сама ответила на свой вопрос:
    «Да, пока я живу, возможно все! Тем более что и сделать нужно немного, - только найти способ познакомиться с ним, и он в тот же миг поймет, что я – та единственная, о которой все его песни».
    Подхваченная потоком зрителей, хлынувшим к выходу после прощального взмаха руки Константина Лунева, Кира очутилась на улице.  Свежий весенний воздух не привел ее в чувства, она была во власти своей идеи.
    «Как я раньше об этом не подумала, - корила себя она. – Столько времени ушло впустую. И как я могла мириться со своим мышиным существованием, с тем, что в этом мире я должна занимать самое последнее место. Да, я пять раз проваливалась при поступлении в театральные училища, но жизнь на этом не заканчивается!»
    Кира чувствовала необыкновенный приток сил и была способна на все.
   «Итак, надо составить план и привести его в исполнение», - кусая губы, размышляла она.
    Кира знала о жизни Константина Лунева все, впрочем, как и остальные поклонницы, уверенные в том, что  кумир не в силах ничего утаить от них.
    Артисты и поклонники – вечные изощрения с одной стороны, сохранить хоть что-то в тайне, с другой – проникнуть, узнать любыми путями. Одни уверены, что они настолько хитры, что обводят вокруг пальца своих обожателей, другие, в свою очередь, уверены, что они настолько ловки, что проникают во все святая святых своих кумиров.
    Кира знала, что у Константина есть невеста, модель Наталья Гурская, которая почти все время находится за границей. Во всех журналах можно было увидеть фотографии красивой пары. Он – высокий, темноволосый, с удивительными миндалевидными глазами цвета черной вишни, профилем, будто выточенным резцом скульптора. Она, почти под стать ему ростом, зеленоглазая, рыжеволосая, с чувственными губами. Кира отдавала себе отчет, что ей будет невозможно соперничать с Гурской своими нарядами, но вот если бы они предстали перед Константином обнаженными, то, неизвестно, остановил бы он свой выбор на профессиональной вешалке, в то время как Кира могла похвастаться томными линиями бедер, волнующей округлостью грудей и настоящими женскими ногами, которые растут, откуда надо, а не от ушей.
    Погруженная в раздумье она не заметила, как доехала до последней станции метро, машинально пересела в автобус и через полчаса открыла дверь в свою квартиру. Не зажигая света, девушка опустилась на диван, издавший протяжный стон. Она не хотела видеть убогую обстановку, она хотела еще побыть там, на сверкающей сцене и вновь ощутить прикосновение его руки.
    «Господи, неужели это был не сон? Нет, не сон! – вскочив с дивана, победоносно воскликнула Кира. – Это было предзнаменование! Сном была вся моя жизнь».
    В наследство от матери-одиночки Кире досталась квартира в одном из пригородов Москвы. Окончив школу, Кира пять раз пыталась поступить в театральное училище и все пять раз выбывала после первого тура. Ее тетка, Виталия  Михайловна, устроила ее работать вахтером. Однако девушку все время тянуло в атмосферу богемы, поэтому она пыталась найти место горничной у какого-нибудь артиста. Неожиданно Кире повезло, она понравилась домоправительнице одной звезды, и та наняла ее приходящей домработницей. Но, проработав всего полтора месяца в божественной атмосфере искусства, девушка вновь осталась не у дел. Кира уже давно прикидывала, как бы ей под видом горничной пробраться к Константину Луневу. Она навела справки и узнала, что Наталья Гурская запретила своему жениху иметь молоденьких горничных.
    «Вот стерва, – подумала Кира. – Сама  почти все время за границей живет, а к Константину никого не подпускает».
    Но сегодня на концерте ее словно озарило: если нельзя быть молоденькой горничной, значит надо состариться.
    Собеседование с претендентками проводил Евгений Рудольфович, мажордом Лунева. У Евгения Рудольфовича было правило: больше года горничных не держать. Журналисты так ловко и щедро обхаживают скромных работниц, что те без зазрения совести рассказывают обо всем, что происходит в доме. Поэтому он не давал возможности горничным вникнуть в суть происходящего, а журналистам времени на подкуп.  Несколько дней назад Кира услышала, что мажордом собирается нанимать новый штат, но только сегодня поняла, что это ее шанс.
    Она включила свет, решительно подошла к шкафу, взяла с полки красивую розовую коробку и подрагивающими от сладостного волнения руками извлекла из нее кружевное белье: черное бюстье, трусики  с провоцирующей ниточкой, черные чулки и подвязки с рюшью. Стянув с себя неловкое платье в белый горошек, Кира облачилась в роскошное белье. Гордо тряхнув головой, девушка распустила темно-каштановые волосы. Она  улыбнулась своему отображению и, покачивая бедрами, стала приближаться к зеркалу так, словно перед ней был Константин.
    «Уверена! – молнией блеснула у нее мысль. – Он не устоит передо мною. Я – по-настоящему красива!»
    Увы, красива она была лишь в своих глазах. Другие же видели широкоскулое лицо, вздернутый нос, большой рот и грубовато-тяжелую походку.

    Утром она поспешила к своей тетке, Виталии Михайловне Крымовой. Зная ее несколько сложный характер, Кира состроила жалобное выражение лица и появилась на пороге с тортом в руках.
    - Тетечка Виточка, - сладко начала она, когда тетка, с удовольствием выпив первую чашку чая, принялась за вторую. – На вас вся надежда!..
 - Ну, что еще такое? – недовольно сдвинула брови Виталия  Михайловна, погружая в свой рот пышное безе.
    - Да вот, есть возможность устроиться горничной к одной звезде…
    - Устраивайся! Кто мешает? Или тебе нужно мое благословение? – усмехнулась она.
    - Нет, тетечка Виточка,  не благословение, а ваш паспорт, - серые глаза Киры замерли на теткином лице.
    - Паспорт? Зачем? – удивилась та.
    - У этой звезды – невеста ревнивая, - зашептала Кира, - поэтому принимают на работу только женщин после сорока.
    Тетка откинулась на спинку стула и замерла, созерцая племянницу.
    - Кира, не пойму, ты у меня дура, что ли? Ну, дам я тебе свой паспорт, по которому тебе будет сорок два года, ну и что? Кто поверит?
    - Ой, тетечка, я все придумала. Я себя состарю.
    - Там что, платят очень хорошо? – с глубоким вздохом поинтересовалась Виталия  Михайловна.
    - Да, – скорбно закивала Кира.
    - Бедная моя, ты бедная, - провела она рукой по голове племянницы. – На что приходится идти, чтобы кусок хлеба заработать.
    Кира опустила глаза и, вздрогнув плечами, порывисто вздохнула.
    - Ну, не расстраивайся, Кирочка, все  уладится. Тебе только двадцать пять. Хотя, - выдержав философскую паузу, добавила  Виталия Михайловна, - судя по моей жизни, те двадцать лет, которые тебе еще предстоят, мне кроме унижений и слез ничего не принесли.
    «А мне принесут! Только дай свой паспорт!» – хотелось крикнуть Кире, но, опустив голову, она благоразумно промолчала.
    - Как же ты себя состаришь? – недоумевала Виталия Михайловна. – Заметно же будет.
    - Да очень просто. Артисты в фильмах в начале двадцатилетних играют, а к концу в семидесятилетних превращаются.
    - Так там гримеры какие!..
    - Да не волнуйтесь, вы, тетечка. Ну, нет, так нет. Это же не преступление. Откажут и все. Паспорт дадите? – с мольбой в голосе протянула она.
    - Конечно, дам. Что же с тобой делать? Тем более, если платят хорошо. – Везет же людям - Бог наградил талантом, удачей. А ты вот сколько лет поступала в эти театральные училища и ничего. А стала бы звездой и тетке бы помогла. Ох, и зажили бы мы с тобой! – Виталия Михайловна даже зажмурилась от такой возможности, будь только ее племянница поталантливее и поудачливее.
    - Еще заживем, тетечка Виточка, – подхватила Кира.
    - Ох, – выдохнула та. – Хорошо бы!

    Получив паспорт тетки, Кира поспешила домой. Она выбрала из скудного гардероба скромное платье, туфли на низком каблуке и принялась старить свое лицо. Это оказалось намного труднее, чем она предполагала. Как не морщила она лоб, пытаясь коричневым карандашом зафиксировать следы, которое оставляет время на некогда  безоблачной поверхности, получалось только смешно. Как не пыталась она выделить скорбность носогубной складки – все было тщетно.
    «А собственно, чего я так стараюсь состариться? Тетке то будет сорок пять только через три года и только через три года она должна будет поменять паспорт или вклеить новую фотографию. А на этой - ей всего двадцать пять. А может быть, я так хорошо сохранилась? – беспечно рассмеялась Кира. – Уплотню себе бедра, челкой лоб прикрою, тональным кремом приглушу цвет лица, может, все и обойдется. Самое главное не это, - прервала свои размышления девушка. – Самое главное с Евгением Рудольфовичем о собеседовании договориться. Вдруг он уже набрал горничных?»
    Кира сняла со шкафа плюшевого зайчонка с корзиночкой в лапках.  На зайчонке был расписной фартучек, в котором лежала крошечная записная книжка. В эту книжку Кира вносила только самые важные в ее жизни номера телефонов. Она открыла страничку на букве «М» – мажордом Евгений Рудольфович и, взяв жетоны, отправилась звонить.  Не просто было получить номер телефона мажордома, но Кира добилась своего.
    Пока длились гудки, девушка была занята тем, чтобы удержать свое трепещущее сердце в груди, но к телефону никто не подходил, она уже хотела повесить трубку, как услышала ленивое: «Алло»
    - Алло, – эхом повторила она от испуга.
    - Я вас слушаю, – недовольно пробурчал голос.
    - Мне Евгения Рудольфовича, - с трудом ворочая языком, проговорила Кира.
    - Я вас слушаю, - теряя терпение, повторил голос.
    - Евгений Рудольфович! – звонко воскликнула девушка. – Я хотела бы поступить горничной…
    - А… – Евгений Рудольфович что-то пробурчал, а затем спросил: - Сколько вам лет?
    - Сорок два, - ответила Кира.
    - Хорошо. Приходите в четверг к трем часам. Улица Маркина, двадцать шесть. Скажите охраннику, что на собеседование.
    - Спасибо! Спасибо! – готовая излить в благодарность всю душу, восторженно повторяла Кира, пока не услышала гудки в трубке.
    
    Вторник и среду Кира вживалась в образ сорокалетней умелой домработницы, которая,  выходя за порог хозяйского дома, тут же забывает обо всем, что видела и слышала.
    В четверг она проснулась очень рано. Волновалась.
    В три часа охваченная страхом нерешительности Кира застыла перед затемненной дверью особняка, где на первом этаже помещался офис мажордома, а на втором были апартаменты Лунева. Как во сне она подняла руку, нажала на кнопку и машинально ответила охраннику:
 - На собеседование.
    Мелодично щелкнул замок, Кира поняла, что надо идти, но не чувствовала под собой ног.
Словно из тумана возникло лицо охранника.
- Вам сюда, - указал он ей рукой.
     Девушка прошла в коридор и увидела, что впереди нее десять претенденток. Присутствие соперниц вовремя разозлило ее. Когда подошла очередь, Кира уверенной походкой вошла в кабинет.
    Евгений Рудольфович расплывшейся медузой полулежал в круглом кресле.
     - Садитесь, - устало бросил он. – Как зовут?
     - Виталия Михайловна Крымова.
     - Паспорт, – протянул он жирную руку.
    Полистав страницы, мажордом пристально взглянул на Киру и  с одышкой выдохнул свой вопрос:
     - Девиз своей работы, знаете?
     «Смотри-ка, тестирует», – догадалась Кира и быстро ответила:
- Молчание – золото!
Евгений Рудольфович усмехнулся.
 - Где раньше работали?
    Кира, подражая своей тетке, сдвинула брови и слегка надула губы.
    - Горничной я работаю давно, но фамилии моих хозяев вряд ли вам что скажут. Это все больше люди среднего бизнеса.
   О своем последнем месте работы она решила промолчать.
    - И все таки?..
    - Вас интересует, почему я рассталась со своим последним хозяином?
    - К примеру.
    - Он с семьей уехал в США.
    - Ясно, ясно…- Евгений Рудольфович по своей обязанности рассматривал ее лишенное малейшей привлекательности лицо.
    «Для горничной неплохо. Горничная – это часть интерьера, причем самая незаметная. Ох, устал!..»
    Кира, устремив на него подобострастно-серьезный взгляд,  ждала решения.
     - Ладно, – вяло бросил он. – Испытательный срок – две недели.
     Кира не верила своей удаче.
    - Завтра быть ровно в одиннадцать! Полагаю, излишне напоминать, что, опоздав на пять минут, вы  лишаетесь места.
    - Да, конечно, - пятясь спиной к двери, бормотала Кира.
    Выйдя на улицу, ей захотелось подпрыгнуть от радости, но она испугалась охранника и поэтому чинно направилась к метро.

*  *  *
    Ровно в одиннадцать Кира предстала перед заплывшим жиром оком мажордома. Ей была выдана униформа и в деталях изложены обязанности. Тяжелая работа по дому выполнялась двумя приходящими работницами, а ей посчастливилось попасть в горничные, которые должны поддерживать порядок и прислуживать за столом.
    - Пошли, – сказал Евгений Рудольфович и, выйдя из своего кабинета, расположенного на первом этаже, стал медленно подниматься на второй, где располагались апартаменты Лунева.
    Кира последовала за ним, старательно скрывая рвущуюся наружу радость.
    «Вот сейчас дверь откроется, и я увижу Константина!»
     Она вдохнула побольше воздуха, чтобы не умереть от счастья, но дверь открыл охранник.
    - Боже…боже! Какая неописуемая красота! – не в силах скрыть своего потрясения, бормотала Кира, оглядываясь по сторонам.
     Евгений Рудольфович насмешливо-лениво скосил на нее глаза.
    Они прошли огромную гостиную, сверкающую зеркалами и обставленную светлой мягкой мебелью.
    - Здесь спальня, – продолжал тем временем указывать мажордом, открывая двери. – Здесь студия, здесь столовая, кабинет.
    Наконец, добравшись до кухни, он опустил свое медузообразное тело на стул и закончил объяснения.
    - Все поняла?
    - Да, все! – уверенно ответила Кира.
    - Приступай, – бросил Евгений Рудольфович. – Константин сейчас в отъезде, но учти, если что-то сделаешь не так, вылетишь тут же!
     - Понятно, – очень серьезно  произнесла девушка.
     Кира каждый день ждала возвращения Константина. И вот однажды, придя, как всегда к восьми часам, она почувствовала, что он вернулся.
    Гостиная была завалена чемоданами, сумками, вешалками с костюмами, столы были уставлены бокалами, бутылками, тарелками, на светло-сером ковровом покрытии темнело пятно от пролитого вина.
   Девушка поспешила на кухню, здесь картина «После трапезы» была не лучше. Быстро переодевшись, Кира бросилась наводить порядок. В половину двенадцатого в гостиную вплыл сонный Евгений Рудольфович.
    - Молодец, – оглядываясь, пробормотал он и, обхватив голову руками, прошел на кухню.
    Кира поспешила за ним.
    - Эта… как тебя?.. Забыл…- защелкал он пальцами. – Дай-ка холодненькой водички! Уф!.. – сделав большой глоток, выдохнул он. – Как ты поняла, Константин приехал.
    Кира кивнула.
     - Значит завтрак, как я тебе говорил!.. Ничего не перепутаешь?
     - Не волнуйтесь, – успокоила его девушка.
     - Ладно, давай действуй! Я скоро вернусь.
    Кира ловко накрыла стол. Константин любил завтракать на кухне. Занятая соковыжималкой, она услышала, что кто-то вошел, и подумала, что это вернулся мажордом, но когда обернулась, то стакан с соком чуть не выпал из ее рук.
    За столом сидел Константин. Поставив стакан на поднос, Кира поздоровалась с ним.
    - Привет, - бросил он, не удостоив ее даже взглядом.
    В кухню, душисто благоухая, вплыл Евгений Рудольфович.
    - Как спалось, Костик? – добродушным бисером посыпались слова с его губ.
    - Да ничего… Сам знаешь, после этих перелетов…
    Мажордом понимающей закивал головой.
    Кира думала, что он представит ее Константину, но они продолжали беседовать так, словно были одни.
    Евгений Рудольфович лениво поднял руку, щелкнул пальцами и сказал:
    - Кофе покрепче.
    Когда они, позавтракав, ушли, Кира, прислонившись к стене, не могла прийти в себя.
    «Он даже не поинтересовался, какая у него горничная!.. Я для него значу не больше, чем этот холодильник. – Но тут же она залилась смехом: - Я совсем с ума сошла! Превратила себя в чучело и еще хочу, чтобы он обратил на меня внимание! Ничего, я выберу удобный момент и тогда…»
    Но выбрать момент оказалось делом очень нелегким. В доме постоянно вертелись люди. Константин весь день был занят и возвращался  зачастую под утро. Настырные журналисты добивались встречи, длинноногие девицы-подпевалы, приходили на репетиции в малую студию, кутюрье  заваливал столы своими роскошными эскизами. И в довершении ко всему  из Лондона приехала Наталья Гурская.
    По случаю ее приезда Константин устроил небольшой прием. И Кира смогла вдоволь наглядеться на звездные лица.
    Рыжеволосая Гурская в короткой замшевой юбке гордо щеголяла своими ногами. Она мило обнималась с Константином перед объективом фотоаппарата допущенного на начало вечера журналиста. Лиловый шелк блузки красиво соскальзывал с ее плеча, и Константин не упускал случая прикоснуться к нему губами. Изящные пальцы Натальи, сверкая бриллиантами, шаловливо играли в темных волосах жениха, а его ладонь, словно в ответ, горячо поглаживала ее колени. Кира была вне себя от ярости, ей хотелось только одного: бросить поднос с горячим кофе на наглые колени манекенщицы.
    Она вместе с другой горничной едва поспевала приносить и уносить бокалы, подавать канапе с черной икрой, лососиной, французским паштетом. Бегая из кухни в гостиную, Кира мимоходом заметила, как в студию, предварительно оглянувшись по сторонам, проскользнула Наталья, а минут через пять, к изумлению горничной, за ней последовал не Константин, а
молодой артист балета Феликс Волохов.
    «Интересно», – сощурив серые глаза, прошептала Кира. На обратном пути из гостиной в кухню  она поставила поднос на пол и слегка приоткрыла  находящуюся за тяжелыми портьерами дверь в студию. В студии было темно, лишь матовый свет напольной лампы освещал большой кожаный диван, на котором, изогнувшись, резко вздрагивала от толчков Феликса Наталья.
    «Стерва! – едва не бросила вслух Кира. – Вот стерва! Иметь такого жениха и изменять ему в его же доме!»
    Наталья, не выдержав натиска наслаждения, застонала, а Феликс, схватив ее за волосы, потянул к себе.
     «Так тебе и надо, потаскуха! Чтоб он всю твою конскую гриву вырвал!» – продолжала негодовать Кира.
    Первым ее порывом было броситься к Константину и привести его сюда. Таким образом, она бы  легко и просто избавилась от соперницы. Но, вовремя спохватившись, девушка рассудила:
     «А вдруг он вместо Натальи выставит за дверь меня?» - поэтому
 сочла за лучшее потихоньку ретироваться.
     Однако глупо было бы упускать такую возможность.
«А что если?..»
    Кира молнией метнулась на кухню, схватила поднос с наполненными шампанским бокалами и поспешила вернуться в гостиную.  Проходя мимо фотографа, она шепнула:
     - Там, в студии есть кое-что интересное…
    Он не без удивления взглянул на нее, а потом незаметно проскользнул  в коридор.
    Минут через десять он вернулся обратно, весь красный от удовольствия. Он выпил бокал холодного вина и, направляясь к выходу, шепнул Кире:
    - А ты свой человек, молодец! – и его рука скользнула по ее кружевному фартуку.
     В кухне Кира заглянула в карман.
     «Пятьдесят долларов за одно слово?! Не так уж плохо. А я и в самом деле молодец!»
    С подносом, уставленным вазочками с мороженым, Кира подошла к Наталье, которая томно откинувшись на спинку дивана, вытянула свои знаменитые ноги, положив их на пуф.
     - Мороженого?! – сладким голосом предложила девушка.
    Наталья приоткрыла зеленые глаза и вяло подняла руку, унизанную бриллиантами. Кира подала ей вазочку, мысленно пожелав: «Чтоб ты подавилась!» - и тут же направилась к Константину.
    Константин жестом отказался от мороженого, он был слишком занят девицей с каштановыми волосами, пронизанными фиалковыми прядями. Губы у девицы были словно спелая упругая вишня; глаза карие, быстрые; с правой стороны над губой кокетливо притягивала взоры хорошенькая родинка. Она что-то тихо говорила Константину, а он, чуть, прикрыв глаза, кивал головой. Потом обнял ее за плечи и сказал:
    - Какая ты у меня умница, – поднялся с дивана и потянул ее
за руку: - Пошли в кабинет.
    «Ого! Что же это получается? – торопливо обходя гостей с подносом, соображала Кира. – Получается, что они друг друга обманывают!..»                  
    Гости быстро опустошили поднос, и она поспешила на кухню, по пути решив, заглянуть в кабинет. Как на удачу, дверь оказалась неплотно прикрытой.  Кира поставила поднос на пол, присела на корточки и заглянула в щелку.
    Константин  положил на стол увесистый сверток, девица взяла его и спрятала  в сумку. Они перекинулись несколькими фразами, потом он подошел к ней  и, что-то зашептав на ухо, со страстью прижал ее к себе. Она тоже обняла его. Они обнимались с каким-то исступлением, их тела то скользили друг по другу, то замирали в полном изнеможении, то сотрясались в  яростных порывах.
    Константин был сильно возбужден и громко повторял:
    - Я хочу, хочу тебя! Ты понимаешь, хочу!..
    Девица, запрокинув голову назад, пробормотала:
     - Неужели это правда?!
     - Да! Да! – подтверждал свое желание Константин.
    Он подхватил ее и усадил на стол, девица протянула руку к молнии на его брюках… и тут Кира услышала чьи-то шаги. Она молниеносно подхватила поднос и побежала в кухню. Сердце ее бешено колотилось.
    «Он любит другую!.. Он любит другую!.. А как же я?» – машинально открывая бутылки, думала девушка.
    - Э…э… девочки, подайте еще канапе с икрой! – тело мажордома заполнило дверной проем кухни. – И там еще заливное из осетринки… А ты – расторопная, - милостиво бросил он Кире.
    «Расторопная, - глотая слезы обиды, пробурчала  она про себя. – Бутылки да бокалы подать, а вот свою судьбу устроить… Уж слава богу, двадцать пять лет… не девочка…»
    Подхватив в сердцах поднос с очередной партией канапе, она поспешила в гостиную. Константин с девицей еще не вернулся. Кира собрала пустые бокалы, тарелки и вновь пошла на кухню. На выходе из гостиной она чуть не столкнулась с девицей. Лицо той горело ярче шиповника, губы слегка подрагивали, а пальцы несколько раз непроизвольно скользнули по бедрам,  словно желая удостовериться, что с юбкой все в порядке. Она подошла к столу и взяла бокал с шампанским. Кира чуть не задохнулась от ревности.
    Ее взгляд остановился на Наталье Гурской, которая о чем-то игриво разговаривала с Феликсом Волоховым.
    «Улыбаешься! – чуть ли не возликовала Кира. – А не знаешь того, что отставка твоя уже подписана».
     Горничные уже сбились с ног, а гости все не уходили.
    «Когда же они уберутся? – с досадой, поглядывая на звезд, подзвезд и около них обретающихся, думала Кира, собирая пустые бокалы. - Вылакали уже наверное с цистерну шампанского… Тоже, расселась, - мысленно продолжала браниться она, - глядя на худую длинноносую девицу с короткой стрижкой. – Папашка, так себе актеришка, и дочка туда же… где-то снялась, что-то мяукнула в микрофон и вот тебе – звезда… черные бриллианты покупает…»
    Кира подошла с подносом к Константину. Она была готова простоять так вечность, но ее окликнули, и она вновь пошла по кругу.
    Когда за последним гостем захлопнулась дверь, высокие старинные часы пробили четыре утра. Константин, на ходу снимая рубашку, отправился в ванную. Кира торопливо собрала со столов посуду, но вместо того, чтобы переодеться и поехать домой, скрылась в костюмерной комнате. Она притаилась между концертных костюмов Константина, целуя ткань, касавшуюся тела ее кумира и вдыхая аромат его туалетной воды. Охранник, громко зевая, обошел все комнаты и отправился к себе на пост немного вздремнуть с открытыми глазами.
    Кира осторожно выскользнула из своего убежища и легкой тенью, промелькнув в зеркалах, закрылась в ванной для гостей. Она с яростью сорвала с себя форменное платье горничной, вынула из пакета косметичку, нижнее белье и принялась перевоплощаться. Горячим дыханием фена она придала волосам форму легкого бриза, черные стрелки удлинили глаза, а объемная тушь – ресницы, губы, покрытые помадой гранатового цвета, жадно ловили воздух. Кира в восторге всплеснула руками – такую красавицу она еще никогда не видела. Теперь только оставалось  выйти из ванной, пройти пустынную гостиную и открыть дверь в спальню Константина.
    Кира до последнего момента не была уверена, что это произойдет именно сегодня. Она опасалась, что Гурская или какая другая девица останутся на ночь, но все ушли. Это явилось для  нее предзнаменованием.
    «Сейчас или никогда! – произнесла роковые слова Кира, глядя на себя в зеркало. – В конце концов, за это не убивают!» – ободрила себя девушка и, поправив черное бюстье так, чтобы пособлазнительнее  открыть грудь, вышла из ванной.
    Она уверенно пересекла гостиную и на несколько секунд, чтобы перевести дыхание и успокоить вырывавшееся наружу сердце остановилась перед спальней.
    «Вперед!» - скомандовала Кира и осторожно приоткрыла   дверь.
    Константин не спал, зеленоватый свет лампы ярко освещал комнату.
    «Что ж, так даже лучше. Я появлюсь во всей красе!»
    Она смело  открыла дверь и замерла в нелепой позе с широко расставленными ногами и открытым ртом… Лунев был не один!
    Константин ее увидел не сразу, а когда увидел, то выругался так, что Кире показалось будто падает потолок. Она бросилась бежать сломя голову, но, зацепившись ногой за пуф в гостиной, упала. Обнаженный Константин появился на пороге спальни и, уже смягчившись, бросил:
    - Какого черта? Что тебе надо?.. И вообще ты кто, журналистка?
    - Я… нет, - трепещущим голосом пробормотала Кира, - я не журналистка… я ваша горничная… я поклонница…
    - А, – вяло ответил Константин. – И чего ты хотела? Лечь ко мне в постель?
   Девушка, потирая ушибленное колено и глотая слезы, проговорила:
   - Хотела!.. Я вас люблю!
   - Ну, меня многие любят… Все любят!
   Кира отчаянно закивала головой.
   Лунев во всей своей первозданной красоте подошел к ней.
   - Ты же понимаешь, что я не могу спать со всеми…
   - Да… но я думала… я вас так люблю!..
   - Ты где живешь? – неожиданно спросил он.
    Кира, виновато опустив глаза, назвала адрес.
    - Ладно, иди уже! – махнул рукой Константин.
    Девушка, повиновавшись, направилась к двери.
    Убитая неудачей она кое-как оделась, накинула на себя плащ и отправилась домой.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

    Кирилл полулежал на диване у себя дома и просматривал список гостей Валерия Павловича Дубова, который тот, как и обещал, отправил ему по факсу. Фамилии и в самом деле впечатляли. Кирилл устало прикрыл глаза. Струи каскада, о чем-то споря, торопливо сбегали по стене и, упав в голубые чаши, на мгновение замолкали, чтобы, перелившись через край, вновь беззаботно зашуметь.
    Кирилл задавал себе один и тот же вопрос: стоит ли ему заниматься расследованием гибели Дениса Лотарева?
    «В конце концов, я – не профессиональный частный детектив, я – психолог, бизнесмен, и то, что мне удалось распутать убийство Виктора Усова, – это было, скорее всего, стечением обстоятельств, озарением, которое случается однажды, когда за дело берется дилетант. – Он вытащил из пачки сигарету и закурил. – Но все-таки, это чертовски интересно – из маленькой крупинки, случайно оброненной преступником, вырастить кристалл преступления, навести на него луч света и увидеть всю картину…»
    Телефонный звонок прервал его размышления.
    - Здравствуйте, - услышал он усталый голос. – Я могу поговорить с Кириллом?
    - Слушаю, - ответил он.
    - Это Марина Купавина.
    - Ах!.. – Кирилл запнулся от неожиданности. – Очень рад!
    - Простите, что я не стала дожидаться вашего звонка… Не смогла… Меня  уговаривают: «Пусть пройдет время!» Но я-то знаю, все бесполезно… Эта боль навсегда. Простите, я, наверное, неразборчиво говорю…
    - Нет, нет! – успел галантно вставить Кирилл.
    - Если вы сегодня вечером свободны, приезжайте, пожалуйста, часам к восьми ко мне домой!  Адрес на визитке. Приедете? – ее голос, грустный как звон одиноко колокольчика в оркестре, вздрогнул и замолк.
   - Да, конечно, обязательно приеду.
   «Что ж, дело, кажется, решено: берусь за расследование, - положив трубку, в задумчивости пробормотал Кирилл. – Отказать Марине Купавиной я не в силах».
    Он спустился в гараж. Новенький джип «Pajero», радостно сверкнув фарами, открыл хозяину дверцу. Кирилл бросил на сиденье большой коричневый блокнот на застежке, сел за руль и, включив радио, на несколько минут задумался. Он едет к Марине Купавиной – непревзойденной, восхитительной, неземной… и так поземному несчастной…

* * *
    Дверь ему открыла женщина, которая суетилась вокруг Купавиной во время похорон.
    «Доверенная домработница», – отметил про себя детектив.
    - Здравствуйте! Проходите! – скомандовала она. – Я сейчас Марине скажу!
    Она поспешно прошла в комнату и громко зашептала:
    - Мариночка, там к тебе высокий такой…
    - А, да-да… Кирилл. Зови! – и Марина сама вышла ему навстречу.
    Глаза Мелентьева невольно выдали его изумление. Перед ним стояла маленькая, худенькая девочка в шелковом расписном японском халате, с перебинтованными ногами.
    - Простите, за мой вид… но просто нет сил, -  неловко оправдываясь, провела она рукой по темным волосам, захваченным на макушке заколкой. – Проходите, - пригласила она.
    Кирилл вошел в гостиную и сразу почувствовал, что здесь живет балерина. Сильфида в венке из роз, простушка Жизель, лукавая, страстная Китри, воплощение любви Джульетта смотрели на него из своих золоченых рам.
    Он опустился на изящное кресло в стиле рококо, Марина прилегла на кушетку напротив и вытянула ноги.
    - Еще раз прошу простить за мой вид, - произнесла она.– Я сейчас много работаю…
    - Просто скажи, что ты решила убить себя, - проворчала женщина и поставила на маленький столик поднос с фарфоровыми чашками и вазочкой с печеньем.
    - Угощайтесь, - улыбнулась Марина. – А ты, Настя, не шуми!
    - Да ладно, – оставила та за собой последнее слово и ушла.
    - Репетиции – это мое спасение… спектакли я не танцую, не могу… А на репетициях забываюсь хотя бы на несколько мгновений… Спасибо Аркадию, он меня понимает как никто другой. Аркадий Бельский, - пояснила Марина. – Для нас с ним потеря Дениса… - она закрыла глаза, но слезинки все равно выступили из-под пушистых ресниц.
    - Ну вот, я же говорила, предупреждала! – широко шагая, неслась к Марине Настя с лекарством в руке. – Ни к чему эти разговоры, рано еще! Послушайся меня, Мариночка, - гладила она  ее по голове. – Послушайся!.. Пусть молодой человек идет! Идите, идите, - делала она знак рукой Кириллу.
    Кирилл в нерешительности приподнялся.
    - Может быть, действительно, я лучше зайду в другой раз, - сказал он и направился к двери.
    - Нет! – крикнула Марина так грозно, что слезы разлетелись по ее лицу. – Нет! Я не хочу, чтобы из-за моей слабости убийца торжествовал даже один лишний день.
    Кирилл покорно вернулся на место.
    - Извините. Это больше не повторится, - сказала ему Марина. – А ты иди и не подслушивай! – сурово отправила она Настю.
    Воцарилось молчание. Марина потирала хрупкими кистями рук забинтованные ноги. Поймав взгляд Кирилла, она чуть улыбнулась.
    - Вы, наверное, сейчас думаете: «И этими ногами восхищаются зрители?!»
    - Нет, я подумал другое. Я подумал: «Оказывается, прекрасное искусство балета – это изощренная пытка плоти!»
    - Вы ошибаетесь, это освобождение плоти!
    - Но это же ад на земле, я видел ваши репетиции.
    - Но ведь только пройдя тернии, можно дотронуться до звезд! И потом, если, как вы говорите, это ад, то я готова гореть в нем всю свою жизнь. Да, тяжело, порой невыносимо. Иногда идешь к станку как приговоренный на пытку. Но потом, совершенно незаметно, ты словно переходишь какую-то воздушную грань и там такой простор, такие возможности…
    Кирилл с интересом смотрел в ее большие темные глаза.
    - Когда я танцую и не достигаю ощущения беспредельной свободы, я неудовлетворенна, а творческая неудовлетворенность – это похуже самой изощренной пытки. Впрочем, закончим этот разговор. Пусть балет останется для вас прекрасной Терпсихорой в венке из роз.
    - За нежными лепестками которых, скрыты острые шипы, - с иронией добавил Кирилл.
    - Эти шипы и есть та мистическая сила, которая позволяет нам отрываться от земли и дотрагиваться до звезд руками, - насмешливо бросила Марина и позвала Настю. – Я вас оставлю в обществе моих балетных героинь, - указала она в сторону портретов, - и
ненадолго удалюсь. Надо снять повязки.
    Кирилл налил себе еще кофе и принялся не спеша рассматривать гостиную. На комоде, увитом гирляндами роз в стиле рококо, стояла небольшая статуэтка: две фигурки слитые в танце – Денис и Марина, а рядом портрет Дениса.
    В комнату вернулась  Марина, она была в том же японском халате, темных лосинах и мягких туфлях без задника на небольших каблучках.
    - Аркадий предложил мне станцевать в «Половецких плясках», - сразу начала она и пояснила: - Это не мое, это для характерной танцовщицы, но он старается мне помочь, хотя ему самому очень тяжело…  Аркадий – балетмейстер, а мука всех балетмейстеров – это танцовщики. Где найти такого, который смог бы выразить то, что хочет он, выразить не приблизительно или хорошо,  а выразить точно и даже лучше… У нас были грандиозные планы, - вздохнула она.
    - И какие? – поинтересовался Кирилл.
    - Один мы успели осуществить, - «Ромео и Джульетта». Вы были на спектакле?
    - Был и даже за кулисами.
    - Ах да, я же видела вас!
    - Вы меня? – удивился Кирилл.
    - Можете сами посмотреть, - протянула она ему пакет.– Весь этот ужас снял фотограф, который  делает фоторепортаж обо мне для какой-то книги. Я очень внимательно рассматривала эти фотографии и пыталась понять, кто мог отравить Дениса.
    Кирилл вынул снимки и в самом деле обнаружил себя рядом с закрывшей руками лицо Ольгой. Он с интересом стал рассматривать их дальше: ничего непонимающая Марина, которую выталкивают на сцену, уверяя, что у Дениса просто обморок, Аркадий Бельский, словно пораженный молнией, и много других лиц с одним и тем же выражением трагического недоумения.
    - Вы позволите мне взять их себе? – спросил он. – Хотя, скорее всего, убийцы здесь нет. Думаю, он в зале. Он наслаждался сознанием, что в склянке настоящий яд, что он властью своей разрушил грань между вымыслом и реальностью…
    - Вы предполагаете, что Дениса отравил какой-то маньяк?
    - Это всего лишь одна из версий. Убийцей мог быть и страстный поклонник Дениса, этакий эстет, который вдруг решил, что лучше ему уже не станцевать, пусть умрет на самой высокой ноте своего творчества или кто угодно другой, рабочий сцены, например, - вновь рассматривая фотографии, добавил Кирилл, задержав свое внимание на парне в спецодежде. – Признаюсь, что еще не получив вашего окончательного решения на ведение расследования, я навестил Валерия Дубова. Скажу честно, фигурантов в этом деле будет очень много… и к тому же, каких!
    Марина в изнеможении откинулась на кушетку.
    - А вы сможете найти убийцу? – вздрогнул в сомнении ее голос.
    - Должен!
   Марина покачала головой.
    - Мы много чего должны…
    - Что ж, если вас такой категоричный ответ не устраивает, скажу более отвлеченно: - Постараюсь…
    - Вы обиделись?! – пушинкой подлетела к нему Марина.
    Она стояла перед ним такая маленькая, худенькая, в отчаянии ломая руки.
    - Умоляю вас, простите! Капитан Петров мне сказал, что только вы сможете помочь, - ее глаза опять покрылись дрожащими хрусталиками слез.
    Кирилл, испугавшись такого не шуточного отчаяния, тоже подскочил и, обняв Марину, совершенно непроизвольно прижал к себе. Она спрятала свою голову у него где-то между грудью и животом. Кирилла захлестнула нежность и желание сделать все, чтобы эта маленькая девочка-женщина не страдала.
    Марина немного успокоилась и, застеснявшись своей слабости, не поднимая на Мелентьева глаз, вновь села на кушетку.
    Кирилл, чтобы загладить неловкую паузу, тут же продолжил разговор:
    - Вы говорили о ваших совместных с Денисом планах…
    - Да…да, - Марина прикрыла глаза ладонью, чтобы сосредоточиться. – В первую очередь, «Ромео и Джульетта», потом Денис хотел восстановить первоначальную постановку балета «Спящая красавица». Он был безумно увлечен этой идеей. Достал старые зарисовки декораций, костюмов, записи и указания Мариуса Петипа, пригласил молодого способного художника и вместе с ним начал работу над альбомными эскизами. Я должна была, как вы догадываетесь, танцевать Аврору, он – Принца. – Она невольно подняла взгляд на его фотографию и, чтобы не заплакать, быстро продолжила: - Потом новый балет в постановке Аркадия Бельского, - ее взгляд просветлел и устремился вдаль.
    «Взор твой – мечами пронзающий взор!..» – словно откуда-то свыше донеслось до Кирилла. И он подумал, что может быть там, в пурпурно-лиловом сумраке другого мира, она видит то, что ему, не озаренному божьей искрой таланта, увидеть не дано.
    - Аркадий мечтает поставить балет, - после паузы продолжила Марина, - нет, скорее мифологическое действо «Олимп». Это что-то грандиозное: проникновение в таинство времени, скульптурная пластика движений…- она говорила, все более одушевляясь, но вдруг ее голос вздрогнул и замолк.
    - Да, все это очень интересно, - согласился Кирилл, - но тут же возникают вопросы.
    - Вопросы? – удивилась Марина. –  Вы полагаете, что что-то из сказанного мною, могло послужить поводом для... - она запнулась, -  для убийства?
    Кирилл усмехнулся.
    - К сожалению, убийство почти никогда не испытывает недостатка в поводах.
    Хрупкие плечи Марины вздрогнули, скрещенные руки бессильно упали на колени, она будто  превратилась в статуэтку.
    Кирилл, глядя на нее, невольно задал себе вопрос: «Какая же она, Марина Купавина?»
    Он всегда так легко определял женщину: красивая – не красивая. Однако заключить Марину в такие узкие рамки было невозможно. С холодной рассудочностью психолога он решил все-таки разобраться, но тут ее ресницы вздрогнули, и она подобно очнувшейся от сна Авроре устремила на него взгляд.
    Кирилл смутился, встал и с сосредоточенным видом прошелся по гостиной.
    - Да, так вот, - прикрывая многозначительным тоном неожиданную растерянность, продолжил он: - Почему Денис пригласил оформлять спектакль «Спящая красавица» художника со стороны, а не Валерия Дубова. Насколько я могу судить, большего любителя старины трудно отыскать.
    - Денис сначала хотел предложить эту работу ему, но потом неожиданно познакомился с молодым, чрезвычайно одаренным художником и решил, что тот сделает лучше. Валерий Дубов – очень хороший художник, но как говорил Денис, слишком мрачноватый и тяжеловесный, а «Спящая красавица» – это прекрасная сказка. И Денис хотел передать в костюмах и декорациях очарование легкомысленности. Но теперь, после его смерти, оформлять спектакль будет все-таки Дубов. Так постановил худсовет.
    Марина сделала жест рукой, и это движение поразило Мелентьева своей завершенностью. Кисть руки взлетела вверх и на краткий миг замерла в пространстве.
    - Простите, вероятно, я чего-то не понимаю. Денис хотел восстановить уже существовавшие декорации и костюмы, а не создавать новые…
    - Но воссоздать можно по-разному. Как бы художник не придерживался оригинала, его внутреннее «я» все равно прорвется. Пусть легкими штрихами, светотенями… И Денис хотел, чтобы эти нюансы были розовато-золотистыми, радостными, а не мрачно-золотыми, как это несомненно теперь получится у Дубова.
    - Как я понимаю, постановка балета не отменяется, но кто же будет его ставить?
    - Аркадий Бельский… Он так сразу решил, в память о Денисе.
    - Вспомните, пожалуйста, не было ли когда-нибудь разногласий между Лотаревым и Бельским по поводу того, кто будет осуществлять постановку «Спящей красавицы»? Почему  не Бельский, ведь балетмейстер он?
    - Нет, нет, нет! – Марина встала и подошла к бару. – Немного коньяку?
     - С удовольствием!
    - Нет, - повторила Марина и поставила на столик рюмки с коньяком. – Разногласий не было и быть не могло. Это была идея, мечта Дениса. И к тому же, как вы сами только что сказали, Аркадий Бельский – балетмейстер и балетмейстер настолько талантливый, что у него никогда не возникнет желания восстанавливать чьи-то шедевры. Ему бы хватило времени осуществить свои замыслы.
    - Ну хорошо, - допустил Кирилл. – А Дубов? Ведь Дубов талантлив именно как реставратор. Не мог он затаить злобу против Дениса за то, что тот предпочел ему другого?
    - Не знаю! – пожала плечами Марина и с каким-то отчаянием произнесла: - Не могу слышать этого словосочетания – Валерий Дубов! Хотя рассудком понимаю, что не будь его яда, преступник бы нашел другой. Но одна мысль не дает мне покоя, а что если именно изготовленный им яд и спровоцировал убийцу?..
    - Он вам показывал  этот яд?
    - Нет, я не очень любила бывать у него… больше Денис…
    - Я вас не утомил? – предупредительно спросил детектив. – Может быть мне лучше зайти в другой раз?
    - Нет, не беспокойтесь! Вы полагаете, что если вы уйдете, я перестану думать о Денисе? – она вздохнула. – Спрашивайте, спрашивайте! Я хочу только одного – найти убийцу, хочу возмездия, а если быть до конца откровенной, хочу отомстить! Пусть месть считают низменным чувством, но оно у меня в душе. И пока месть не свершится, я не найду себе покоя.
    - Что ж, тогда давайте продолжим. Расскажите мне все, что вы знаете о Денисе.
    - Что я о нем знаю? – как бы переспросила сама себя Марина. – Все или ничего… - она горько улыбнулась и налила в опустевшие рюмки коньяку. – Господи, кто бы мог подумать, – чуть слышно прошептали ее бледно-розовые губы. – Денис пришел к нам в театр, когда ему только что исполнился двадцать один год. Нет! – отрицательно взметнулась ее изящная кисть руки. – Надо же хоть как-то по порядку. Денис родился в Петербурге, там же блистательно окончил балетное училище и был принят в труппу театра, где одним из балетмейстеров был Аркадий Бельский. Родители Дениса часто были в разъездах, и его воспитанием занимался близкий друг их семьи, вы его знаете!..
    Глаза детектива озарились огоньками удивления.
    - Известный актер Александр Гаретов!
    - А, – понимающе кивнул Мелентьев.
    - Это он первым обратил внимание на способности Дениса и сам отвел его в училище. Он занимался с ним актерским мастерством, был его духовным наставником. Денис безмерно уважал и любил Гаретова. Смерть Дениса для Александра Николаевича – вероятно потеря одной из связующих его с этим миром. И представьте, он, способствовавший развитию таланта Дениса, был против его переезда в Москву, словно чувствовал. Но, тем не менее, этот переезд состоялся. Аркадий Бельский поступил на должность балетмейстера в наш театр, и год спустя он предложил пригласить в труппу Дениса. Несомненно, вы слышали о театральных интригах? – не без иронии произнесла Марина. – Денис приехал на просмотр, и после того как он станцевал, отказать ему в приеме было невозможно, но вот не пустить на главные роли… Положение  же самого Аркадия в театре было весьма неустойчиво, слишком много интересного сумел он сделать за год, и нашему главному это не нравилось. И тогда Аркадий обратился ко мне, как к прима-балерине. Он был в отчаянии: «Марина, вы же видите, парень просто пропадет! В Питере ему не давали танцевать, неужели и здесь то же самое?!» – Я по возможности всегда стараюсь избегать участия в театральных разборках, но в тот момент партнер, с которым я танцевала, получил травму, и я начала репетировать с другим танцовщиком из нашего театра. Аркадий взмолился: «Марина, попросите заменить себе партнера. Скажите, что будете танцевать только с Денисом!» - Я подумала: - «Почему бы нет?» – Потому что скажу честно, судя по двум месяцам репетиций, дуэт у нас не складывался, несмотря на обоюдное старание. – «Что ж, - сказала я Аркадию, - приходите с Денисом к окончанию репетиции и, когда все уйдут, мы попробуем». – Вот представьте, поздно вечером мы встретились как три заговорщика. Не дай бог, чтобы кто-то увидел, что я репетирую с молодым, только что принятым в труппу артистом. Его съедят и мне достанется.  И вы знаете, почему так? Потому что атмосферу в театре делают посредственные актеры, их ведь много. Они толкаются, подставляют друг другу подножки, распускают сплетни, создают коалиции, но все дружно объединяются, когда появляется возможность напасть на талант. Взаимоотношения в театре – это взаимоотношения Моцарта и Сальери. Злая, агрессивная посредственность «Сальери» травит светлого «Моцарта» в каждом талантливом актере.  Итак, мы закрылись на замок в репетиционном зале. Денис разогревался, а я отдыхала. Аркадий попросил его показать несколько вариаций из «Дон Кихота». Что вам сказать? Я – балерина замерла, онемела от восторга. Такое редкое сочетание таланта и красоты. Высокий, темноволосый с идеальными пропорциями для танцовщика. Мы попробовали адажио из «Спартака», и я поняла:  Денис – это моя удача.     На другой же день после нашей тайной репетиции я пошла к главному балетмейстеру с просьбой о замене партнера, и он мне отказал! – с нервной веселостью воскликнула она. – Оказывается, мне в партнеры был определен его ставленник. – «Вы вместе работаете уже два месяца, дуэт сложился удачный, и я не вижу никаких оснований менять опытного танцовщика на мальчишку!..»  - «Талантливого мальчишку!» - подсказала я. – Но это не возымело должного действия. И тогда, театр, до сели не видевший капризов своей примы-балерины, содрогнулся от того, как я, образно говоря, стукнула кулаком по столу!
    Кирилл согласился, что только образно говоря, можно стукнуть по столу такой ручкой, но в тоже время оценил силу характера Марины. Она стукнула  так, что в кресле главного балетмейстера оказался Аркадий Бельский, и дуэт Купавина-Лотарев озарил своим появлением мировой балет.
    - Денис работал с устрашающей одержимостью, стремясь стать мне равным, - между тем продолжала Марина. – Но у меня помимо того, что дал мне бог, был еще и опыт. Я ведь на семь лет старше Дениса. Но  как написал один поэт:
          Я, - год назад, - сказал: «Я буду!»                                  
          Год отсверкал, и вот – я есть!
   Точно так же произошло и у Дениса. Год отсверкал для него репетициями, потом и первым ошеломляющим успехом. Постепенно, неожиданно для нас самих, наши дружеские партнерские отношения переросли в нечто большее. Мы поняли, что любим друг друга. И однажды Денис вошел в эту комнату и вот здесь, - она указала на то место, где сидел Кирилл, - сделал мне предложение. Ой, как ярко горит свет! – она закрыла лицо руками, и Кирилл увидел перед собой Жизель. Да, именно так Жизель-Купавина прятала свое лицо, узнав об измене любимого.  
    Кирилл нажал на выключатель, и гостиная погрузилась в полумрак, освещаемая лишь одной настольной лампой. Кириллу показалось, что сейчас польется лейтмотив из «Жизели». Он резко замотал головой: «Что за театральщина!»
     Наконец Купавина отняла ладони от лица, и вдруг ее руки взметнулись вверх точно в сцене сумасшествия.
    - Боже! – сдавленным голосом воскликнула она. – Как вы похожи на него!
    Кирилл вздрогнул и оглянулся.
    - На кого?
    - На Дениса!..
    - Что это вы в темноте?! – раздалось бурчание Насти.
    Она включила напольный светильник в виде морской раковины и опять ушла.
    Кирилл растерял все свои вопросы. Он потер лоб рукой, но ничего не мог вспомнить. Он только видел перед собой Марину.
    «Однако, черт возьми!»– разозлился он на себя и отчеканил вопрос:
    - Я могу осмотреть квартиру Дениса?
    - Да, конечно, Настя даст вам ключи.
    - У него была своя домработница? – словно автомат продолжал спрашивать Кирилл.
    - Да, но всем заведовала Настя. Когда мы решили пожениться, Настя все взяла в свои руки. Она нанимала, увольняла домработниц, следила за порядком. И тогда, - вздохнув, вернулась к прерванному разговору Марина, - мы решили поставить «Ромео и Джульетту». Эта мысль как бы одновременно озарила нас троих: Дениса, Аркадия и меня.
    Взгляд Марины замер: она смотрела в пустоту и видела прошлое.    
    Кирилл почувствовал усталость.
    «Общаться с неординарными натурами не так-то легко, они попросту могут уничтожить тебя силой своих переживаний. Да и ужинать пора. Поеду к Ольге! – решил проголодавшийся детектив. – Она хоть и балерина, но готовить умеет! Интересно, а что ест Купавина? Лепестки роз, пушок сирени, жасминовый аромат?» – усмехнулся про себя Мелентьев и подошел к ней.
    Марина вздрогнула от его шагов и вернулась из воспоминаний
    - Кирилл, я не знаю, как это делается, я никогда не общалась с частными детективами, разве только в книгах, - неловко улыбнулась она. – Не могли бы вы назвать сумму своего гонорара и аванса на предстоящие расходы.
   Кирилл взял ее руку и прикоснулся к ней губами.    
    - Об этом мы поговорим позже, - ответил он.
    - Нет! Сейчас же! – потребовала Марина. – Иначе я буду чувствовать себя неловко.
    Кирилл понял, что с Купавиной лучше не спорить, и назвал сумму аванса.                                                                                     
ГЛАВА ПЯТАЯ

    Кирилл теплой сонной рукой провел по простыне, Ольги не было. Он взглянул на часы – десять, - «Можно еще полчасика…» Но тут с размаху на кровать бросилась Ольга. Ее обнаженное тело дышало прохладой и поблескивало каплями воды.
    - Хватит спать! – она открыла жалюзи. – Посмотри, какое сияющее утро!
    Ольга склонилась над ним, он хотел было протянуть руку, но она отклонилась в сторону, надела что-то белоснежно-кружевное и принялась расхаживать по спальне.
    Кирилл украдкой следили за ней.
    «Хороша! С таким телосложением ей бы не в кордебалете прозябать, изображая то двадцать первого лебедя, то сто первую виллису, а быть солисткой на эстраде. Лицо яркое, запоминающееся, глаза карие быстрые, сверкающие золотистыми искрами и бархатная родинка над губой... Хороша!»
    Ольга нравилась Кириллу еще и тем, что жила своей жизнью и, несмотря на свои двадцать пять лет, не строила планов по созданию семьи. У него с ней сложились интересные партнерские отношения, не более. Хотя, если признаться, то Мелентьева немного задевало ее безразличие. Она не интересовалась, любит ли он ее, почему долго не звонит, куда пропадает. Ольга, скорей всего сама того не желая, давала ему понять, что если она и имеет какие-то планы на будущее, то он в них не входит. Кириллу это было удобно – никаких проблем, но иногда именно отсутствие проблем делает жизнь невыносимо пустой.
    - Все, все! Вставай! – весело командовала Ольга, а Кирилл, уже полностью проснувшись, во все глаза смотрел на ее маленькую упруго-соблазнительную грудь.
    Ольга села на край кровати, и рука Кирилла тут же потянулась к ней.
   - Нет! Нет! Быстро в душ! – уклонилась она от жадно сладострастной руки. – Я уже договорилась, мы едем на дачу к одной моей приятельнице играть в теннис.
    Кирилл нехотя встал.
    - Ты же знаешь, я плохо играю в теннис, - вяло ответил он и пошел в душ.
   - Ну и что?! – долетело ему вдогонку.
   Кириллу осталось только пожать плечами.
   Зеркала ванной в одно мгновение клонировали его.
    «Все-таки очень интересно, почему я не вхожу в ее планы? – подумал он. – Хотя, если бы входил, то сам бы тотчас вышел. Но все-таки, почему? Да я просто не достаточно богат для нее, вот и все! - рассмеялся он и открыл душ. – Ольга живет в элитном доме, в дорогой и со вкусом обставленной квартире, изысканно одевается и все это на заработную плату балерины кордебалета?!..»
    Струи душа с яростью скользили по его телу, обрисовывая сильные с красивым рельефом плечи, плоский живот, узкие бедра, стройные ноги.
    Кирилл взял полотенце и невольно отметил тонкий запах жасмина. Все белье в доме Ольги пахло этим утонченно-сладковатым ароматом. Надев майку и шорты, он расчесал черные с завившимися от влаги в полукольца волосы и пошел в кухню.
    Розовая накрахмаленная скатерть покрывала небольшой полукруглый стол. Ольга в белых отделанных кружевами шортах ловко командовала кухонным комбайном, соковыжималкой, тостером, и через несколько минут на скатерти появился аппетитный завтрак. Для Кирилла – ветчина, тосты, джем, фруктовый салат, кофе, для Ольги – сложная овощная смесь и понемногу всего запретного для балерины.
    - Сейчас позавтракаем и на дачу, - с одушевлением говорила она. – Хочу на пленэр!.. Все такое нежное, весеннее, золотисто-голубое… Только ты достань мне мою ракетку, не люблю чужие. Хорошо?
    Кирилл чувствовал себя вялым и согласным на все: на  дачу, на теннис.
   Ольга первая закончила завтракать и поспешила одеваться.
    - Возьми стул! Ракетка на самой верхней полке в шкафу! – донесся из спальни ее голос.
    Кирилл медленно пил кофе и поглядывал в окно, где все было зелено-голубым, весенним…
    Он задумался, и мысленный кристалл, в котором он должен был  увидеть преступника, отразил лишь свои матовые ровные грани.
    «А что же я хотел, чтобы кристалл сам по себе стал прозрачным и без всякого труда с моей стороны отобразил убийцу?! Увы, так не бывает…»
    - Кирилл, поторопись! -  вновь раздался голос Ольги.
    Он покорно взял стул и отправился в коридор к огромному стенному шкафу. Он сразу же увидел рукоятку ракетки, но потянул ее как-то неловко и лежавшие с краю альбомы с грохотом упали на пол.
    «Фу-ты, черт! Какой-то я сегодня несуразный!» – разозлился на себя Кирилл.
    - Ничего не разбилось? – крикнула ему Ольга.
    - Нет!
    - Значит, поторапливайся! – не забыла напомнить она.
    Кирилл поднял альбомы и заинтересовался: «Наверное, это детские фотографии».
    Он открыл один из них, и будущая «звезда» кордебалета предстала гордо восседающей на высоком  стульчике. Он перевернул еще несколько страниц, и школьница Ольга промелькнула перед ним с первого по десятый класс. Одна из фотографий привлекла его внимание: Ольга, а рядом с ней удивительно знакомый Кириллу парень.
    «Где же я его видел? Может быть, учились вместе? – пытался вспомнить Кирилл, продолжая смотреть уже другой альбом. – А! Вот его фотопортрет! Стоп!.. Так это же Константин! Константин Лунев!»
    - Ты все еще возишься здесь?!  - появилась в коридоре Ольга.
    - Ты мне никогда не говорила, что знакома с Константином Луневым, – сказал Кирилл, укладывая альбомы на место.
    Ольга с легкой досадой откинула со лба прядь волос.
    - А что здесь такого? – с раздражением спросила она. – Жили когда-то вместе в одном доме, учились в одной школе…
    - Да ничего, – бросил Кирилл, не понимая причины ее недовольства. – Он – суперзвезда эстрады. Все девчонки без ума от него. Другая бы на твоем месте хвасталась, что в ранней юности дружила с ним. Может, ты и была его той самой любовью, о которой он сейчас поет «Балерина в платье белом»?
    - Вряд ли. Мы с ним очень давно не виделись и между нами ничего не было, - с показным равнодушием ответила она.
    Но внутреннее раздражение оттого, что Кирилл вторгся, куда не следует, искало выхода. Она взяла щетку и резкими движениями принялась расчесывать волосы. Кирилл увидел в зеркале ее сосредоточенно расстроенное лицо. Он обнял девушку за плечи, поцеловал в бархатную родинку над губой и сказал:
    - Через две минуты буду готов!

*  *  *
    В дождливый вечер, когда весна неожиданно уступила место осени, Кирилл с разрешения Марины Купавиной приехал в театр, чтобы осмотреть гримерную Дениса Лотарева. Пустой театр представлял собой заснувший дворец, лишь из репетиционного зала доносились звуки музыки.
    Кирилл прошел за кулисы и остановился перед дверью, на которой еще оставалась табличка с именем Лотарева. Он внимательно осмотрел недавно замененный замок и, не зажигая света, вошел в гримерную. На несколько минут детектив замер, словно вслушивался в тайну, которую хранили эти стены. Ведь именно они видели, кто налил яд в склянку Ромео-Лотарева. Пряный аромат грима смешно щекотал обоняние. Кирилл включил свет над туалетным столиком. Большое прямоугольное зеркало засветилось в обрамлении ярких ламп. Флаконы, баночки, кисточки, пуховики, коробочки - все они еще хранили последнее прикосновение рук Дениса. Наверху висела фотография Лотарева, выхватившая у вечности его совершенный прыжок. Кирилл включил все освещение в гримерной и непроизвольно вздрогнул, увидев в стенном проеме огромный фотопортрет Дениса. Вот он в греческой тунике с венком из роз склонил голову к плечу. Портрет был сделан на стекле, которое освещалось расположенными за ним лампами. И лицо Дениса от этого эффекта казалось словно живым. Кирилл смотрел на него, своего ровесника, одаренного свыше необыкновенным талантом, и чувство ненависти, желание отомстить его убийце кровью ударило ему в голову. «По какому праву этот некто свершил свою казнь?»
    На столике в серебряной рамке стояла фотография Марины. Милое, счастливое лицо… Кирилл выдвинул ящики и нашел несколько альбомов. Денис прекрасно рисовал. Это были всевозможные наброски танцующих фигур. Они то парили высоко в воздухе, то замирали в эффектных позах, поражая хрупкостью и совершенством линий. Рисунки Дениса были стремительны как вдохновение. Кирилл задержал свое внимание на фигуре одного танцовщика, который, преодолев земное притяжение, взлетел ввысь, но, коснувшись солнца, разбился словно Икар. Просмотрев альбомы, он отодвинул расписанную в китайском стиле гофрированную перегородку и оказался в костюмерной, из которой была дверь в ванную комнату. Переливающиеся «бриллиантами», «жемчугами», золотым шитьем бархатные, шелковые костюмы аккуратно висели вдоль стены. Большое во весь рост зеркало было ярко освещено лампами. Кирилл с любопытством провел пальцами по пышным буфам рукавов, снял с вешалки роскошный колет, может быть, Принца из «Лебединого озера», приложил к себе и усмехнулся: «Театр! Мистическое действо!»
    Он хотел было повесить костюм на место, как с него упала крупная «бриллиантовая» брошь. Кирилл наклонился и заметил на  сером половом покрытии маленькие бурые пятнышки.
    «Несомненно, - подумал он, - что убийца наливал яд в склянку, спрятавшись здесь или в ванной комнате… но яд был бесцветным…»
    Бурые пятнышки заинтересовали детектива. Он приглушил свет, сел в кресло и задумался.
    «Кто мог отравить Дениса Лотарева?  Если верить нашему знаменитому поэту, то только посредственность, то есть самая опасная категория людей, обвиняющая всех и вся в своих неуспехах и способная в своем устремлении утвердиться пойти на все! Однако в окружении Лотарева было очень много талантливых людей, нельзя же их всех сбрасывать со счетов. «Гений и злодейство – две вещи несовместные», -  но без исключений не было бы правил».
    Кирилл вынул из блокнота список гостей, бывавших у Дубова и, подолгу задумываясь над каждой фамилией, внимательно перечел его.
    «Да, – невольно вздохнул он. – Такие имена, что даже мысленно представить себе кого-либо из них убийцей невозможно. И, тем не менее, я должен его найти. Столь изощренное злодеяние не может оставаться не наказанным. Возмездием не вернуть Дениса, но оно должно свершится!»
     Кирилл поднялся, и вдруг ему послышались шаги. Детектив молниеносно выключил свет и скрылся за гофрированной перегородкой костюмерной. В ту же секунду щелкнул замок, дверь резко открылась, и на пороге обозначился высокий силуэт. Когда нежданный визитер зажег свет на туалетном столике, Кирилл увидел, что это – несравненная оперная дива Леонелла Дезире. Мерцающий шелк платья скользил по безупречным линиям ее фигуры. Она откинула со лба пышную смоляную прядь волос и принялась деловито открывать ящики стола. Отыскав альбомы с рисунками Дениса, она торопливо, но внимательно просмотрела их и с чувством явного неудовольствия бросила  на кушетку. Покусывая губы, Леонелла в растерянности замерла посреди комнаты, а затем сделала решительный шаг по направлению к костюмерной, резко отодвинула гофрированную перегородку и, дико вскрикнув, в ужасе отпрянула назад.
    - Денис?!..
    Кирилл вышел на свет и спокойно произнес:
    - Вы ошиблись.
    - Но кто вы? И что вы здесь делаете?! – с надменным возмущением воскликнула она, с трудом переводя дыхание от перенесенного потрясения.
    - Меня зовут Кирилл Мелентьев, я – частный детектив.
    - Какой еще детектив? – с королевским непониманием переспросила она.
    - Самый обыкновенный, - с легкой иронией ответил Кирилл.
    - Но если вы частный детектив, значит, вас кто-то нанял?! – в нетерпении выяснить все до конца воскликнула Дезире.
    - Да, нанял, – раздражаясь от надменного поведения оперной дивы, - сухо бросил Кирилл.
    - Но кто?
    - Он! – с издевкой пошутил молодой детектив и включил освещение за портретом Дениса Лотарева.
    Леонелла трагически смешно взмахнула перед собой руками, словно отгоняя призрак. Но, преодолев испуг, со злыми искрами в глазах она возмущенно произнесла:
    - Что вы себе позволяете?! И по какому праву вы здесь?!
    - Я себе ничего не позволяю, я работаю по просьбе Марины Купавиной, - с холодной вежливостью, нарочито четко произнося слова, пояснил Мелентьев. – Если хотите, вы можете позвонить ей и уточнить, - протянул он Леонелле свой сотовый телефон.
   Леонелла отрицательно мотнула головой.
    - А вот что вы здесь делаете? – спросил в свою очередь Кирилл.
    - Я?! – глаза дивы от возмущения стали круглыми. – Я?! – она задыхалась от гнева. – Да вы…
    Кирилл, не скрывая насмешки, смотрел на нее.
    «Сейчас возопит, - с иронией думал он, - «Да как вы смете?! Да вы знаете, кто я, чтобы задавать мне  вопросы?!»
    Но Леонелла ограничилась лишь молниями в глазах и презрительным «Ха!»
    На какое то мгновение они замерли, смотря друг на друга в упор, затем она резко повернулась, обдав Кирилла нежно ядовитым ароматом духов, и вышла из гримерной.
    «Странно, очень странно, - подумал он. – Что же здесь могла искать оперная дива?»
    Кирилл взял с кушетки альбомы с рисунками Дениса и еще раз просмотрел их.
    «Нет, ничего, что могло бы дать хоть малейшую зацепку для размышлений».
    Он потушил свет в гримерной, вышел в коридор и закрыл дверь. Последняя репетиция видно уже закончилась, и в театре царила таинственная тишина.
    «Наверное, именно в такое время призраки умерших артистов выходят из рам своих портретов или из стен, хранящих их былое присутствие, и безмолвной толпой спешат на подмостки».
    Кирилл, задумавшись, неторопливо шел по длинному коридору, освещенному редкими светильниками. Коридор начал петлять, то, поднимаясь вверх по лестнице, то, спускаясь вниз. Детектив понял, что заблудился и вдруг услышал музыку. Он пошел на звук и очутился в левой кулисе. От неожиданности Кирилл зажмурился, сцену вдруг залил ослепительный свет, и в высоком прыжке на ней появился танцовщик. Он замер в отточенном аттитюде и через мгновение вновь взвился вверх.
    «Надо же! В такое позднее время репетировать! – удивился Мелентьев. – Понятно, что он не солист, иначе я бы его знал, но танцует очень неплохо».
    Завершив свой танец эффектным прыжком, танцовщик упал на одно колено, с красивой резкостью отбросив назад корпус и руку. Учащенно дыша, он поднялся, вытер полотенцем лицо, собрался и вновь прыгнул, но неудачно. Он принялся с ожесточением повторять не удававшийся ему прыжок, наконец, обессиленный сел на сцену. Кирилл, воспользовавшись паузой, вышел из-за кулис.
    - Извините, я случайно увидел, как вы танцевали, - сказал он, - и мне очень понравилось.
    Танцовщик слегка вздрогнул от удивления, поднял на Кирилла глаза и тихо ответил:
    - Что ж, спасибо.
    - Вы, наверное, недавно в театре, - продолжил разговор Кирилл.
    - Нет, - иронично усмехнулся тот. – В театре я давно.
    Танцовщик протянул руку, прося Кирилла помочь ему встать. Отряхивая пыль с черного трико, он сказал:
   - Вас удивляет, что вы не видели меня ни в одном спектакле?
   - Да, не скрою.
   - И не увидите, - продолжал тот, - потому что я – рабочий сцены.
   - Рабочий сцены?! – непроизвольно вырвалось у Кирилла. – Но вы танцуете как солист!
     Он опять усмехнулся, потушил основной свет, выключил магнитофон и нехотя бросил:
     - Когда-то танцевал.
     Кирилл с интересом смотрел на него: «Странно. Так танцевать и быть рабочим сцены».
    - Простите, а что вы здесь делаете в такое время? – поинтересовался странный рабочий.
    Кирилл представился и объяснил цель своего ночного визита в театр.
    - Расследуете убийство Дениса Лотарева? – с каким-то благоговейным ужасом переспросил тот.
    - Да,  – подтвердил детектив и внимательно посмотрел на него.
    - Правильно! Совершенно правильно, убийцу надо найти! Простите, - спохватился он. – Меня зовут Вадим Омутов.
    Они обменялись рукопожатием.
    - Вы не против, если я задам вам один вопрос? – сразу воспользовался случаем Кирилл.
    - Конечно, нет, – ответил Вадим, собирая свои вещи в большую сумку.
   - Скажите, это случайно не вы меняли замок в гримерной Лотарева накануне его смерти?
    - Да, я!
    - Вот как! – довольно воскликнул Кирилл. – Тогда у меня к вам еще будут вопросы.
    - Пожалуйста, спрашивайте! Я пока переоденусь.
    - Вы поменяли замок именно в день убийства?
    - Да, именно в день убийства, - подтвердил Вадим.
    - А почему?
    - Старый замок сломался.
    - Кто вас попросил его поменять?
    - Сам Денис. Он позвонил мне в дежурку и сказал, что неожиданно сломался замок.
  - В какое примерно время он вам позвонил?
    - Около пяти…
    - То есть за два часа до начала спектакля?
    - Да.
    - И вы тут же пошли менять?
    - Нет, сначала я закончил работу на сцене, а потом отправился в магазин, чтобы купить новый замок.
    - Так, – кивнул Кирилл.
    - Ну а потом поменял, вот и все.
    - Значит, примерно часа два гримерная Лотарева была открыта, и любой мог войти, воспользовавшись его отсутствием?
    - Нет, - уточнил Вадим, - гримерная оставалась открытой значительно дольше.
    - Почему?
    -  Купив замок, я вернулся в театр, а тут как раз начался спектакль. Ну, я и не выдержал. Хотел только взглянуть на начало, а простоял весь первый акт. Потом во время антракта был занят на сцене. Так что к замене замка я приступил лишь к концу второго акта.
    - Понятно! Когда вы пришли менять замок, кто-нибудь был в гримерной?
    Вадим задумался.
    - Нет, никого! В гримерной я никого не видел.
    - А кто-нибудь входил туда при вас?
    - Да, конечно. Цветы приносили… потом пришел Денис, заглядывала Купавина… и этот… Константин Лунев с девицей, каким-то толстяком и двумя телохранителями. Такой галдеж подняли! Ну а я сделал свою работу и ушел.
    - А что же все-таки было с замком?
    - Да ничего особенного, пружинка лопнула.
    - Понятно, - в задумчивости пробормотал детектив. – А Леонелла Дезире? – размышляя о своем, по инерции произнес он вслух и  почему-то этим смутил Вадима.
    - А что Леонелла? – торопливо переспросил тот.
    - Она заходила в гримерную?
    - При мне, нет.
    - Какие у нее были отношения с Лотаревым?
    - Простите, - сухо ответил Вадим, - сплетнями я не занимаюсь.
    - Значит, были сплетни?..
    - А вы можете себе представить коллектив, в котором не было бы сплетен?
    - Сложно. Но, тем не менее, я полагаю, что, например, о ваших взаимоотношениях с Леонеллой Дезире слухов не было.
    - Вы хотите сказать, что дыма без огня не бывает? – устало усмехнулся Вадим.
    - Именно, – подтвердил детектив.
    - Все равно, спросите у кого-нибудь другого, а я этим не занимаюсь.
    - Конечно, охотников порассказать я найду, но очень жаль, что вы не хотите мне помочь и тем самым, может быть, даете убийце шанс ускользнуть.
    - Да я ничего не знаю!
    - И все-таки, – настаивал Кирилл.
    Вадим взял сумку.
    - Пойдемте. Но я, правда, ничего не знаю. – Он на секунду задержался, глядя на сцену. – Просто у меня было такое ощущение, что Леонелла любила Дениса… А он был ровен в отношениях с ней, даже я бы сказал, старался ее избегать. Но со стороны почему-то казалось, что их все-таки что-то связывало. Все же, право, это ни к чему, - прервал сам себя Вадим. – Не могла же Леонелла отравить Дениса!..
    - Вообще-то яд по преимуществу женское орудие убийства, - между прочим, заметил Мелентьев.
    - Ну, тогда, не знаю. Но раз уж начал говорить, скажу все.
    Молодые люди подошли к выходу. Вадим пожал охраннику руку и попрощался. Дождь на улице прекратился, но начал свирепствовать ветер.
    - Да… погода… - пробормотал Кирилл. – Если не возражаешь, мы можем продолжить разговор в машине, а потом я тебя отвезу,– невольно перешил он на «ты» со своим ровесником.
    - Спасибо, у меня своя, - поднимая воротник куртки, ответил Вадим.
    «Для рабочего сцены одевается он чересчур хорошо», - отметил про себя детектив, взглянув на его дорогие джинсы, куртку и часы.
    Вадим направился к белому «Форду».
    - Садись, - открыв дверцу, пригласил он.
    На некоторое мгновение в машине воцарилось молчание, каждый думал о своем.
     - Я считаюсь в театре неплохим плотником и как-то, наверное, с полгода назад домработница Леонеллы Дезире пригласила меня в ее квартиру выполнить небольшую работу, - начал Вадим. – Когда я пришел, она объяснила, что надо сделать на лоджии и ушла в магазин. Работа оказалась небольшой, я быстро управился и уже собирал инструменты, как услышал, что кто-то вошел в квартиру. Это была Леонелла. Я хотел было выйти, но тут раздался звонок, и она пошла открывать. Через минуту Леонелла вернулась в зал со своим гостем, им оказался Денис Лотарев. Мне следовало сразу обнаружить свое присутствие, но я почему-то замер и тем самым поставил себя в неприятное положение. Я прислонился к стене и стал невольным свидетелем их разговора. Денис был явно раздражен. Они говорили, ходя из угла в угол, поэтому до меня доносились лишь обрывки фраз. Когда Денис остановился, облокотившись о рояль, к нему тут же  подлетела Леонелла и одной рукой обняла его. Он резко отшатнулся и вновь принялся нервно ходить по комнате. Леонелла вертелась вокруг него, словно хотела успокоить, потом ей видимо все надоело, и она воскликнула:
    - Хорошо!.. Хорошо!.. Но тогда не мешай мне!
    - Чем же я тебе мешаю? – с какой-то злой иронией спросил Денис.
    - Сам знаешь! – жестко бросила она ему.
    - Но пойми, ведь это смешно!
    Произнося эти слова, Денис отошел вглубь комнаты, и я не расслышал окончания.
    - …это слишком легкий путь, – вновь донеслось до меня.
    - Что ты можешь в этом понимать?! – с яростью в голосе ответила
Дезире.
    Потом опять ничего не было слышно и…
    - … есть свои законы!
    - Но есть и любовь! – возразила Леонелла.
    В ответ Денис издевательски рассмеялся и сказал:
    - Я прошу тебя только об одном: исчезни из моей жизни, оставь меня в покое!
    - Как ты жесток!
    - А ты?!
    Тут вернулась домработница, и они ушли из зала.
    Вадим немного помолчал и добавил:
    - Странно, но их  разговор меня заинтриговал, словно было в нем нечто, о чем они не говорили, но подразумевали… Видимо, поэтому он и врезался мне в память.
    - Что ж, спасибо. А как давно ты знаешь Лотарева?
    - Почему ты меня об этом спрашиваешь? – удивился Вадим и тут же ответил: - Я его знаю с тех пор как начал работать в театре, то есть около пяти лет.
    - А что собой представляет Леонелла?
    - О, Леонелла! – с ироничным восхищением произнес Вадим. – Леонелла создала себе имидж женщины роковой загадки. Вся ее прошлая жизнь намерено покрыта тайной. О ней знают только, что она училась в Италии и первые свои шаги сделала на миланской сцене. Где она родилась, когда, как ее настоящее имя, думаю, не знает никто в театре, иначе я бы услышал.
    Кирилл попрощался с Вадимом и пересел в свой джип.
    «Да, весьма странный рабочий сцены, - сделал он заключение из своей беседы с Омутовым. - Весьма! Не вяжется его облик с плотником. Чтобы так танцевать, надо было учиться не когда-то и где-то, а у хороших педагогов и с утра до вечера. – И тут Кирилл припомнил силуэт танцовщика из альбома Дениса, который мощно взвился ввысь, но, не рассчитав сил, упал. – Хотел ли Денис сказать что-то своим рисунком или это были просто забавы воображения?..»
    
ГЛАВА ШЕСТАЯ  

    После неудавшейся попытки обольщения Константина Кира не находила себе места.
    «И как я могла не заметить, что он остался не один?! – ругала себя девушка. – И что теперь будет?!.. Хотя… все ясно! Путь мне туда закрыт. Осталась я опять и без работы и без любви…»
    Невыносимо тоскливо стало ей вечером в своей серой квартире.
    «Пройдусь по городу, – решила она. – А то здесь вообще с ума сойду».
    Принарядившись, Кира отправилась в торговый центр «Охотный ряд».
    «Полюбуюсь на витрины, - грустно вздохнула она. Витрины ее зачаровали. – Ну почему, почему другие покупают, а я не могу, - задавалась она мучившим ее чуть ли не с первых лет жизни вопросом».
    Чей-то радостный вскрик заставил ее обернуться.
    - Кира! С ума сойти!
    Она увидела перед собой девушку с пышными черными волосами, которая тянула к ней руки и продолжала радостно говорить:
    - Кира, ты?! Вот это встреча!
    Кира удивленно смотрела на девушку, пытаясь припомнить, когда у нее была такая подруга.
    - Простите, но вы, вероятно, ошиблись, - начала было Кира.
    -  Я ошиблась?! – расхохоталась та. – Ты что, не узнаешь? Мы же вместе поступали в театральное и вместе провалились.
    - Да?.. – растерянно моргая ресницами, протянула Кира, всеми силами пытаясь ее вспомнить.
    - Неужели забыла? Ну меня Ритой зовут… Рита Седова, вспомнила?
    - Нет, - с сожалением пожала плечами Кира.
    - Ну ты даешь… – разочаровано выдохнула девушка и, махнув рукой, сказала: - Ладно, я-то все равно рада тебя видеть. Пойдем, посидим в кафе.
    - Да… я не знаю… - у Киры не было денег на дорогое кафе, поэтому она решила отказаться.
    - Слушай, я приглашаю, пойдем, - с улыбкой протянула Рита.
    - Ну, хорошо, – сдалась Кира.
    Девушки сели за столик. Рита заказала белый «Мартини» и мороженое с клубникой.
    - А знаешь, я ведь все-таки потом поступила!
    - Да ты что?! – сделав приятный глоток, воскликнула Кира.
    - На следующий же год. Теперь работаю в театре и снимаюсь
в рекламных роликах, а там всегда нужны новые лица. Я и тебе что-нибудь подыщу.
    Кира замерла с широко открытым ртом.
    - Ой, спасибо, – с трудом переводя дыхание, проговорила она.
    - Еще не за что, – скромно ответила Рита. – А знаешь?! – искрометно сверкнув глазами, воскликнула она.  – Что это мы здесь сидим?! Лучше поехали в дискотеку, я одну классную знаю. Нашу встречу отметим.
    Они вышли на улицу, и Рита тут же остановила машину.

     Широкие двери дискотеки перемигивались огнями. Девушки спустились по лестнице и очутились в зале, окутанном цветным полумраком. Рита потянула подругу к стойке.
    - Что будешь пить? – весело спросила она.
    - Не знаю, - ошалело глядя вокруг, прошептала Кира.
    Рита залилась смехом и заказала два коктейля.
    - Пойдем, сядем, вон там,– потянула она приятельницу.
    Девушки сели на полукруглый диван перед низким мраморным столиком. Кира попробовала коктейль и через несколько минут опьянела.    
    Рита, вскочив, звала ее танцевать, но Кира, отрицательно мотнула головой.
    - Я немного посижу, охмелела что-то…
    - Ладно, – бросила Рита и унеслась на сверкающий круг.
    Кира залюбовалась подругой.
    «Какая она ловкая и как ловко на ней все смотрится. Правда, если бы у меня было такое платье, перчатки, сумочка… я бы тоже смотрелась».
    - Ой, Кира, ты и впрямь что-то раскисла, - раздался озабоченный голос запыхавшейся Риты. - Пойдем, я тебя сейчас в чувство приведу.
     - Ритка, все плывет...
     - Не бойся, это с непривычки.
    Она обняла Киру за плечи и повела в туалет. Втолкнув ее в кабинку, зашла сама и заперла дверцу.
       - Ритка, а ты зачем со мной?! – удивилась Кира. – Не волнуйся, не упаду. Иди… ну иди. Я сама, – толкала она в плечо подругу.
     - А сможешь? – не унималась та.
     - Да уж как-нибудь…
    И тут глаза Киры замерли на одной точке, она увидела в руке Риты нож.
     - Ты это чего? – спросила удивленно.
     - Да так… - тихо ответила Рита и, нажав на слив, с силой прижалась к Кире.
     Она с наслаждением почувствовала, как нож вошел в тело девушки. Шумный слив воды заглушил стон жертвы. Рита осторожно приоткрыла кабинку и вышла, держа в руках сумочку Киры. Она очень внимательно посмотрела на себя в большое зеркало, поправила волосы и через минуту была уже на улице. Но останавливать машину не стала, а свернула в переулок, где ее уже ждал темно-синий «Мерседес».
    - Порядок? – приподняв восточные брови, спросил ее водитель.
    - Как всегда, – беспечно бросила девушка.
    - Ну, Веруня, слов нет.
    - И не надо, - снимая черноволосый парик, расхохоталась она.
    Водитель завел мотор, а Вера продолжала переодеваться. И вскоре от знойной брюнетки не осталось и следа. В машине сидела русоволосая красавица с синими глазами.
    - Притормози, – заметив мусорный контейнер, сказала она. – Выброшу реквизит. Да, чуть не забыла…сумка этой идиотки. – Она открыла сумочку Киры и с брезгливостью вытряхнула ее содержимое себе на колени. – Фу, мерзость, какая!.. Ненавижу дешевую косметику.
     Водитель внимательно осмотрел содержимое сумки.
     - Нет… ничего, -  заключил он, и Вера все сбросила со своих колен в пакет.
    Она вышла из машины, оглянулась и выбросила пакет в мусорный контейнер.
        - Все! Свободна!  – воскликнула переполненная радостью девушка и весело скомандовала водителю: - Вперед!
    Полчаса спустя они уже входили в ресторан, расположенный на выезде из столицы. Водитель быстрым взглядом посмотрел вокруг и, увидев того, кто их ждал, широко улыбаясь, направился к нему вместе с Верой.
    - Привет, любимый, – иронично ласково бросила девушка и поцеловала молодого приятной наружности мужчину.
    - Привет, дорогая, - ответил он, спрашивая глазами: «Все сделала как надо?»
    - Не сомневайся. Качество гарантирую, – хрипловато рассмеялась Вера.
     - Отлично! Тогда гуляем! – весело воскликнул он.
 Шампанское, шумно пенясь, наполнило бокалы именно в тот момент, когда труп Киры начали осматривать медэксперты.
    Вера неожиданно замкнулась, будто кто-то принудил ее помимо воли вспомнить глупую, беспомощную Киру, у которой, тем не менее, все еще могло сложиться, потому что у нее было будущее, а теперь… «Да какое будущее?! – возмущенно воскликнула она про себя, а вслух невольно пробормотала: - Дешевка».
     - Ты что это задумалась? – спросил ее молодой мужчина.
     - Да вот, смотрю, что ты, Славик, забыл мое любимое блюдо заказать, - указывая взглядом на стол, уставленный дорогими закусками, сказала Вера.
    - Нет, не забыл, – он сделал знак рукой официанту и через минуту перед ней поставили большое блюдо с черной икрой, обложенной дольками лимона.
    - Люблю! – воскликнула девушка, жадно зачерпывая десертной ложкой подернутую холодком икру.
    - Тебя, Вера, прокормить не трудно, - заметил Вячеслав. – Ты неприхотлива. Все, что тебе надо – шампанское и черная икра, - мелочь.
    Вера согласно кивнула, продолжая с какой-то животной жадностью поглощать икру.  Насытившись, она, отупело глядя в одну точку, посидела за столом, а потом бросилась танцевать.
    Вячеслав с водителем, добродушно посмеиваясь, поглядывали на извивающуюся Веру.
    - Дорвалась, – покачал  головой водитель.
    - Однако,– взглянув на часы, спохватился Вячеслав. – Время! – Он поднялся и, подойдя к забывшейся в своем чересчур эмоциональном танце Вере, обнял ее за плечи и сказал: - Хоть и жаль, Верунчик, но пора.
    - Как?! – с отчаянием в голосе воскликнула она. – Уже?!
     Вячеслав  с сожалением развел руками.
       - Нет, нет… - с просящим лукавством зашептала она. – А как же это? Это тоже входит в программу.
      - Завтра.
      - Еще немного! – требовательно стукнула она каблучком об пол.
       - Нельзя! Время, Золушка, Время!
       - А черт!
       Вера вернулась к столу, налила рюмку водки и залпом выпила.
     - Вяжите! – вызывающе вытянула она руки.
     - Ладно, Вера, не валяй дурака. Пошли, – обнял ее за плечи Вячеслав.
    Они сели в машину, водитель и Вячеслав впереди, а Вера, вздыхая и охая, заняла место сзади.
      - Ты готова? – спросил ее Вячеслав. – Подъезжаем!
      - Нет еще, – зло буркнула она, шурша пакетами.
    Вячеслав повернулся. Вера с ожесточением стирала ватным тампоном макияж.
     - Поторопись, – зевнул он.
                              - Сама знаю, – бросила девушка.
     - Приехали, – остановил машину водитель. – Ну, Вера, до скорого! – Он повернулся и рассмеялся: - Не могу привыкнуть к твоим превращениям. Ну, точно, как ее?.. Золушка!
     - Да пошел ты, – Вера с размаху захлопнула дверцу и прислонилась к машине. – Дай закурить, – сказала она Вячеславу.
    Он молча протянул ей пачку. Пальцами с коротко остриженными ногтями, она вытащила сигарету.
    - Время! Время! – напомнил он ей.
    - Знаю, – буркнула она и жадно затянулась.
    Затоптав окурок, взглянула на Вячеслава и тихо сказала:
    - Пошли.
    Знакомой тропинкой они поднялись на пригорок и подошли к высокому забору тюрьмы.
    Вера поправила на голове синюю косынку и провела рукой по пуговицам такого же синего халата.
    Вячеслав нажал на кнопку звонка возле железной двери. Дверь незамедлительно открылась.
    - Сдаю с рук на руки, - широко улыбаясь, сказал он крепкой тетке в форме надзирательницы.
    - Давай, пошевеливайся, – тут же рявкнула она Вере и, перекинувшись с Вячеславом несколькими словами, проворно захлопнула дверь.
    - Пошли! – бросила она девушке, на ходу пересчитывая полученные деньги. Сумма, по-видимому, ее удовлетворила, и она, не придираясь к Вере, отвела ее в камеру.
    В камеру все спали как убитые, скоро раздастся сигнал подъема, и  сон как назло станет таким сладким…
    Вера скинула халат и легла на нары. После свежего весеннего воздуха в камере так воняло, что с непривычки можно было задохнуться, но она уже привыкла, скоро пять лет, как отбывает срок.
    «Ничего, - пробормотала про себя девушка, - не долго осталось. Господи! – вдруг заполнило ее грудь пульсирующее чувство радости. – Неужели я отсюда скоро выйду?! Осталось всего два месяца, но как мне их дотянуть?.. Ничего дотяну… и больше сюда никогда не вернусь, лучше смерть».
    Вера на всю жизнь запомнила, как она впервые надела на себя тюремный халат и осознала великое значение одежды. «Одежда делает человека!» – стало ее кредо.
    Соседка по нарам громко засопела.
    «Ух, так бы и убила гадину! – Зло повернувшись к ней спиной, подумала Вера. – Как они мне все надоели, суки…»
    Она закрыла глаза и попыталась заснуть, но сон не приходил к ней. После глотка свободы, который она заработала, трудно возвращаться на тюремную койку. В тысячный раз Вера принялась ругать себя и задаваться вопросами: «Как? Как  менты узнали, что я убила этого подонка? Как оказались там мои фотографии? И как могло случиться, что на рукоятке ножа остались мои отпечатки пальцев?.. Идиотка!..»
    
ГЛАВА СЕДЬМАЯ

    Солнце слепило глаза и жгло плечи. Вера, заслонив лицо рукой, стояла на остановке трамвая. На перекрестке загорелся красный свет, и у обочины притормозил «Мерседес», за рулем которого сидела девушка, лет восемнадцати, ровесница Веры. Стекла «Мерседеса» были плотно закрыты, в салоне работал кондиционер. Вере мучительно захотелось глотка свежего воздуха, но в лицо ей дул сухой пыльный ветер.
    «Стерва, – зло подумала она, глядя на девушку, которая в такт музыки постукивала пальчиками по рулю. – Почему она – в «Мерседесе», а я должна ждать трамвая? Почему?! – взорвалась Вера. – Чем она лучше меня, из птичьего молока, что ли сделана?.. Дочка богатых родителей, видите ли! Почему она, а не я? Ну почему?!»
    «Мерседес» фыркнул и, обдав Веру теплой струей, помчался по дороге. Вера едва не задохнулась от ярости.
    «Кто-то в «Мерседесах», а я за прилавком - «Чего изволите?!» Кто-то в шикарных платьях, а я в белом халатике и шапочке. Почему этот вечный кто-то – не я?.. Кто-то становится знаменитым, кто-то получает призы, кого-то показывают по телевизору… «Но ведь кто-то и улицы подметает!» – осмелился возразить забитый яростным гневом рассудок. – Тут надо разобраться! Хорошо разобраться!» – решила Вера и села в потный трамвай.
    Из высоких окон трамвая так хорошо видны салоны автомобилей и лица людей, которые, вальяжно откинувшись на сиденья, слушают музыку и небрежно поворачивают руль, в то время как Вера вдыхает тяжелый воздух.
    «Будь у меня деньги, я бы сразу стала тем, кем надо, – напряженно размышляла она. – А что если у такой вот молодой стервы украсть автомобиль? Ведь кто-то же ворует, почему не я? Украду один и сразу разбогатею. – Эта мысль очень понравилась девушке. – Надо все хорошенько обдумать, приглядеться».
    На следующий же день Вера отправилась гулять по дворам, улицам, заставленным машинами любых марок.
    «Выбирай, Веруня, – предложила она сама себе. Но для начала надо будет разобраться с сигнализацией. – Нет, - тут же отвергла она эту идею. – С сигнализацией дело не пойдет. Нужно угонять автомобили, которые оставили на минутку. Но как? Ключи-то все уносят с собой».
    Рассматривая машины, Вера остановилась у рекламной тумбы. Толстый мужчина сел в «Volvo» и освободил место, которое тут же занял белый «Опель». Из него вышла шикарная девица и деловито направилась в обувной магазин.
    «Вот, - подумала Вера, - идеальный вариант. Но как завести эту чертову тачку?!»
    Покусывая ноготь, она задумалась. Неожиданно ее внимание привлек молодой мужчина. Глаза его скрывали темные очки, а на руке блестел массивный золотой браслет. Он спокойно подошел к белому «Опелю», бегло, как бы невзначай, оглянулся, слегка склонился к дверце машины и что-то вставил в замок.
    Вера от удивления замерла на месте. И тут, будто кто-то ее подтолкнул. Еще не соображая, что она будет делать, девушка вытащила из сумки ключи, надела их на палец и, небрежно поигрывая, вышла из-за тумбы. Незнакомец слегка смутился, но дверцу, тем не менее, открыл.
    - Молодой человек, – насмешливо обратилась к нему Вера. – Вы случайно не ошиблись машиной?
    Он с неприятным удивлением посмотрел на нее.
    «Не может быть, чтобы я ошибся! Та телка была в синем костюме, а эта в красном платье…»
    - Нет, – вежливо ответил он.
    Вера вплотную подошла к нему и сказала:
    - Но это машина моей сестры. Она только что зашла в магазин.
    - Да?! – явно испугался незнакомец. – Неужели я ошибся?!
    - Будьте любезны, откройте дверцу с другой стороны.
    Словно загипнотизированный взглядом и уверенным голосом Веры он повиновался.
    Вера проворно села в машину и скомандовала:
    - Давай быстрей! Эта стерва уже выходит из магазина!
    «Опель» стрелой сорвался с места.
    - Слушай, ты кто? – сбавляя скорость в автомобильном потоке, - спросил незнакомец.
    - Та же, кто и ты.
    - Да ну? – ухмыльнулся он. – И что же ты дальше собираешься делать с этой тачкой?
    - Продавать, – невозмутимо бросила Вера.
    - Вот как! И кому же?
    - Найду.
    - Ладно, – он подъехал к тротуару, остановил машину и вышел. – Ну, давай, садись за руль!
     - Напугал! И сяду.
    Вера пересела за руль и довольно сносно повела автомобиль.
    - И куда же дальше? – продолжал допытываться незнакомец.
    - За город, – спокойно ответила Вера.
    - Надо же! И мне туда же, – наигранно весело воскликнул он. – Тогда давайте познакомимся. Михаил.
    - Замечательно! А я – Вера.
    - То же неплохо. А вот здесь, Вера, лучше свернуть, чтобы объехать дорожный патруль.
  Девушка послушно повернула.
    - Ну а дальше, что? – расплылся в улыбке Михаил.
    - Дальше покупателя найду, – не смутившись, ответила она.
    - Понятно, – вздохнул Михаил. – Ну-ка притормози здесь.
    Вера остановила машину у небольшой рощицы.
   - Значит, деньги нужны?
     Девушка с легким презрением фыркнула:
   - Представь!..
    Михаил задумался, а потом сказал:
    - Что ж, для начала могу предложить десять процентов от сделки.
    - Что?! – Вера от возмущения не могла найти слов.
    - А ты попробуй, продай, - насмешливо произнес Михаил. – Короче, я с тобой торговаться не собираюсь. Да или нет?!
   Она недовольно передернула плечами.
   - Да.
   - Ты мне нравишься, понятливая.  

*  *  *
   Михаил не пожалел, что взял Веру в компаньоны. Вдвоем дело у них пошло быстрее. Он платил Вере ее десять процентов и засыпал подарками. Вера была довольна, она добилась той жизни, о какой мечтала. Наряды, рестораны; Черное море почти каждый месяц: летом в натуральном виде, зимой – в бассейне. Михаил ввел ее в круг людей, умеющих так веселиться, будто каждый день – это последний день их жизни. Вначале она чувствовала себя с ними неловко, потом присмотрелась: люди как люди, это в газетах о них пишут: «криминальные элементы», и тут она поймала себя на мысли: «А я-то кто?.. Я-то теперь одна из них, так сказать полноправный член криминального общества».
    На Веру заглядывались, и она могла бы запросто поменять Михаила, мелкую пешку, на более важную фигуру, но привязалась к нему. Особенно ей докучал Сергей Баркасов, он занимался весьма крупными делами и часто бывал за границей. Если бы Вера ушла от Михаила к нему, тот бы и слова поперек не сказал, но она, однажды испытав мужские достоинства Баркасова, еще больше оценила Михаила.
    После почти двух лет совместной жизни и «работы» Михаил однажды сказал Вере, что ему надо по делам уехать из Москвы.
    - Слишком у нас все идет гладко, не будем испытывать судьбу, - целуя ее в шею, объяснил он.
    - И я с тобой, – сказала Вера.
    - Нет, я поеду в Дагестан, это опасно.               
    - А как же я?  
    - Ты останешься и будешь ждать.
    - А ты надолго? – грустно протянула девушка.
    - Думаю, месяца на два-три.
    - Так долго, – всплеснула она руками.
    - Может, управлюсь пораньше, - неуверенно ответил он.
    Михаил уехал, а Вера принялась ждать, развлекаясь по ресторанам и дискотекам. Незаметно пролетели три месяца, и так же незаметно Вера потратила все свои деньги.
    «Черт! Что же теперь делать? – кусая губы, размышляла она, сидя за стойкой в баре. – Если Мишка не вернется через неделю, мне останется только идти на панель. Но там же копейки. Черт! Может разыскать Баркаса и предложиться ему? И стану у него штатной шлюхой, а у Мишки я была компаньоном и четко имела свой процент. Хоть бы позвонил, скотина!»
    Коктейль не помог Вере развеселиться, в мрачном настроении она покинула бар. Погода была теплая, и девушка медленно пошла по улице. Проходя по небольшому скверу, она зашла в беседку, села на  лавочку и закурила.
    «Ха!.. А у меня чутье, – усмехнулась она. – Отсюда так классно следить за припаркованными машинами. Вон девица какая-то стоит, точно как я когда-то… - И вдруг Вера резко поднялась. Она заметила знакомую фигуру. – Не может быть! Мишка!»
    Михаил с девицей уже сели в машину. Вера рванулась за ними, отлично понимая, что не догонит.
    «Сволочь! Сволочь! – задыхалась она. – Вот что значит его вынужденный отъезд! Он просто поменял меня на эту шлюху, на эту дешевку!.. Ну ничего, я тебя разыщу, и ты еще очень пожалеешь об этом!» – погрозила она кулаком в пространство.

* * *
   Ярость поглотила разум Веры, она металась по городу в поисках Михаила и вдруг удача! Остановились скромные «Жигули», и из них вышел Михаил. За два года совместной жизни Вера хорошо изучила его привычки и знала, что рано или поздно, но он зайдет в свой любимый ресторан. Она возникла перед ним с лицом Фемиды. Он попытался изобразить радостное изумление, но Вера сразу дала понять, что знает все.
    «Откуда? Вот стерва, – подумал Михаил. – Не иначе какая-нибудь сволочь сболтнула».
    Он  и представить себе не мог, что этой сволочью был просто случай.
    - Ладно, Вера, поехали ко мне, поговорим, - предложил он.
    Михаил совершенно спокойно пригласил ее к себе на квартиру, потому что на следующий день собирался съезжать.
    - Проходи, – открыл он дверь.
    Вера, кипя от негодования, вошла и тут же взорвалась:
    - Сволочь! Какая же ты сволочь!
    - Слушай, успокойся, – нехотя оборонялся Михаил.
    Но Вера не утихала, синие глаза ее горели ненавистью, руки сжатые в кулаки сотрясали воздух.
    - Подонок! Я его жду, а он мне замену нашел! Дрянь какую-то, шлюху!.. – она задохнулась от ярости.
    - Слушай, заткнись! – потерял терпение Михаил и сильно ударил ее по лицу.
    Девушка потеряла равновесие и упала на пол. Очнувшись, поняла, что у нее, как у последней шлюхи, подбит глаз.
    - Скотина, – прохрипела Вера.
    - Заткнись и слушай! – презрительно бросил ей Михаил. – Больше мы вместе не работаем, ты уже слишком примелькалась возле машин.
    - Это мне решать, – поднимаясь с пола и размазывая кровь по лицу, зло выкрикнула она.
    - Иди, умойся, – рассмеялся Михаил.
    Вера пошла в ванную. Взглянув на себя в зеркало, она чуть не закричала от ужаса. Левая сторона ее лица была словно стерта.
    «Подонок! Ты мне за это заплатишь», - прошептала разбитыми губами.
    Когда Вера вернулась в комнату, Михаил что-то прятал в тумбу.
    «Деньги», – непроизвольно отметила она.
    - Успокоилась? Давай выпьем, – пребывая в прекрасном расположении духа, миролюбиво предложил Михаил. – У тебя, Верка, одна дорога – в шлюхи, к братве. На большее ты не способна, - наливая коньяк, говорил он.
    - Не способна?.. – с язвительной улыбкой начала она, но Михаил не дал ей договорить.
    - Ну и морду я тебе расквасил! – расхохотался он. – Но ничего, привыкай, у братвы так – сегодня шубу норковую подарит, а завтра отделает, -  родная мать не узнает! Это у меня ты разбаловалась…
    Вера почувствовала, что вся ее кровь адским фонтаном ударила ей в голову. Она машинально зажала нос рукой и бросилась в ванную.
    «В шлюхи к братве!.. Ну нет!.. Я пришла в этот мир не в шлюхах ходить, а самой альфонсов покупать! Вы меня еще узнаете!»
    В одно мгновение Вера мобилизовала все свои силы, на всю мощь открыла воду и выскользнула в кухню.
    Отыскать хороший нож не представляло труда, Михаил был отменным кулинаром. В коридоре Вера схватила свою сумку и прикрыла ею нож.
    - Я ухожу, – сказала она и подошла к Михаилу, будто хотела его обнять на прощание.
    - Ну и умница. Братва любит таких понятливых. Будешь ходить с подбитой мордой раза три в месяц, не больше…- Михаил не успел договорить, как его глаза вылезли из орбит. Он схватился руками за живот и, прохрипев: «Сука», – упал на пол.
    «Ничтожество! – ткнула его в бок носком туфли Вера и с удивлением отметила, что ей было приятно погрузить холодное лезвие ножа в его живот. – Интересно, а что же ощутил он?» – усмехнулась девушка и, отыскав в коридоре на полке перчатки, надела их.
    Она открыла тумбу, которую при ее появлении быстро захлопнул Михаил, и не ошиблась, почувствовав, что там деньги. В черном дипломате были аккуратно уложены пачки долларов.
    «Молодец, – мысленно похвалила Вера своего бывшего дружка. – Не потратил, думал о черном дне. Вот он и настал!»
    Затем она взяла чистое полотенце и, сосредоточившись, вспомнила, к чему прикасалась в комнате. Уничтожив свои возможные отпечатки, она подошла к входной двери и прислушалась. На площадке царила тишина. Вера с насмешкой в последний раз взглянула на труп Михаила и вышла. Ей повезло, никто даже не попался на встречу. Свернув за угол, она оказалась на оживленной улице. Гордость переполняла ее.
    «Этот придурок  угонял, продавал, рисковал, а я в какие-нибудь пять минут приобрела весь его капитал.  Он решил, что я – дешевка, что со мной можно обращаться как со шлюхой, - она усмехнулась, - но теперь-то он знает, что нельзя! Что ж, лучше поздно, чем никогда!»
    Она спустилась в метро и час спустя уже была дома.
    Бережно поставив дипломат на стол, Вера открыла его и замерла над своим сокровищем.
    «Вот она – свобода!.. Вот он – весь мир!.. Однако, куда бы мне поехать? – Она подошла к зеркалу, приподняла длинные русые волосы и замерла с рекламно-очаровательным недоумением на лице. – Какую точку земного шара мне осчастливить? Во всех фильмах шикарные женщины обязательно играют в казино, - припомнилось ей. – Отлично! Я же теперь самая что ни на есть шикарная».
    
* * *
    Полтора месяца спустя, как только зажили ссадины на лице, она уже сидела за игорным столом казино в Довиле, а еще через неделю, она спустила все, что взяла с собой. Пришлось подрабатывать. Охотников на аппетитную фигуру Веры в стиле а ла Монро нашлось много: пышная грудь заманчиво вздымалась в перламутровых чашечках платья из тончайшей кожи, волосы, приподнятые на затылке, вьющимися прядями спускались на плечи, синие глаза лениво насмешливо поглядывали вокруг, бедра умело покачивались в нужно соблазнительной амплитуде.
    Вера отлично провела время с Вахтангом из  Лос-Анджелеса и даже не заметила одного близкого знакомого, который с большим вниманием наблюдал за ней. Она столкнулась с ним в холле отеля. Безупречный черный смокинг, бриллиант на безымянном пальце. Губы Сергея Баркасова тронула недвусмысленная плотоядная улыбка.
    - Очень рад нашей столь неожиданной встречи, – преувеличенно  любезно произнес он.
    - Чего не могу сказать о себе, - презрительно насмешливо фыркнула Вера и хотела идти дальше, но Баркасов преградил ей путь.
    - В чем дело, Веруня? Вахтанг уехал… место вакантно!..
    - Не для тебя, – уничижительно громко расхохоталась она.
    - Не понял?! – с покрасневшим от ярости лицом бросил Сергей.
    -  Что ты не понял? Что я с импотентами не связываюсь?! Это пусть тебя шлюхи местные ублажают.  А меня ты в свой кружок умелые руки не втянешь. Вон, сколько нормальных мужиков! Что ж я с тобой буду возиться?!
    - Сука, – проскрежетал сквозь зубы Баркасов.
    - Да хоть как назови, хоть как одари, а с твоим обмылком связываться не буду, – презрительно бросила Вера и, головокружительно покачивая бедрами, ушла.
    Баркасов еле сдержался, чтобы не отхлестать ее по лицу. Он проводил девушку долгим тяжелым взглядом. Если бы Вера читала книги, то знала бы, что «нужно с крайней осмотрительностью выбирать себе врагов». 1
    
    Баркасова очень заинтересовал приезд Веры и размах, с каким она играла в казино. Он кое-кому позвонил и отдал кое-какие распоряжения.
     В «Шереметьеве» у паспортного контроля к Вере подошли двое в пограничной форме и предложили пройти с ними. Они завели ее в какой-то кабинет и передали милиционерам, которые с комфортом доставили девушку в КПЗ. Вера пыталась протестовать,  но ее крик не возымел должного действия. В КПЗ ей сразу же предъявили обвинение в убийстве Михаила Егоровича Кумова, 1963 года рождения. В качестве неопровержимых улик фигурировали непонятно откуда взявшиеся в квартире Михаила ее фотографии и самое главное - орудие убийства, нож  с ее отпечатками пальцев.
    Вере, ошалевшей от контрастов между номером в «Гранд Отеле» и камерой предварительного заключения, грозили все пятнадцать лет.
    Она молчала об украденных деньгах и объясняла убийство ревностью. Следователь тоже молчал о деньгах.
    «Неужели они их не нашли?.. Ведь обыск-то делали обязательно?!» – теряясь в догадках, думала девушка.
    Следствие  между тем быстро продвигалось к концу, и Вере стало ясно, что никакими рассказами о любви и ревности срок ей не скосить. Пятнадцать лет!.. В русых волосах девушки заискрились седые ниточки. Иногда на нее нападало спасительное отупение, но чаще она осознавала весь ужас своего положения, и бессилие что-либо изменить доводило ее до сумасшествия.
    «Удавлюсь!.. Удавлюсь!.. Но так жить не буду!» – твердила она.
    Недели за две до суда к Вере пришел новый следователь, симпатичный темноволосый мужчина с чрезвычайно выразительными зеленовато-карими глазами. Когда конвойный закрыл дверь, он весело улыбнулся и предложил ей сесть.
    - Итак, - сразу приступил он к делу, - гражданка Бокунова Вера Борисовна, должен поставить вас в известность, что, скорее всего, вам будет определен срок в пятнадцать лет. Сейчас вам  двадцать, а когда освободитесь, будет тридцать пять.
    Вера прикусила губу, чтобы не расплакаться, а следователь, откинувшись на спинку стула, продолжал:
    - Да, тридцать пять лет после пятнадцати, проведенных в колонии строго режима, - он покачал головой, - Вера Борисовна, ведь вы выйдете оттуда старухой, и за душой у вас ничего не будет.
    Он поднялся, прошелся по кабинету-камере и вдруг, наклонившись к ней, шепнул:
    - Но ведь все еще можно исправить.
    Вера вздрогнула и посмотрела на него с таким отчаянием в глазах, что он невольно передернул плечами и, потеряв мысль, протянул: «Н-да…»
    Затем сел за стол и вполголоса сказал:
    - Есть возможность сбавить ваш срок до пяти лет.
    Глаза Веры чуть ли не вылезли из орбит, и она подалась вперед.
    - Год вы проведете в колонии строгого режима, а оставшиеся четыре в колонии общего режима.
    Вера кивнула в сторону графина, от волнения у нее пересохло горло. Торопливо выпив воды, она прошептала:
 - Так помогите мне.
 - А я собственно и пришел сюда за этим, - многозначительно приподнял брови следователь. – Но, – он сделал паузу. – Надеюсь, вы понимаете, что от вас тоже ждут услуг.
    - Каких?! – вздрогнула Вера.
    - Ну… - неопределенно протянул следователь. -  В данной ситуации вы ничем не рискуете, для всех вы – в тюрьме.
    Вера непонимающе покачала головой.
    - Что, не хотите?! – удивленно воскликнул тот.
    - Не понимаю, - прохрипела девушка.
    - Надо же, - усмехнулся следователь. – Короче, у тебя будет все, даже отгулы из тюрьмы. Но за это все ты должна будешь выполнять кой-какую работу, - он пристально посмотрел в ее глаза.
    - Какую? – продолжала допытываться ничего не понимавшая Вера.
Следователь шумно вздохнул:
    - Непонятливая какая попалась. Ты должна будешь кое-кого убрать. В принципе для тебя это дело привычное.
    - Убрать? – по инерции переспросила девушка.
    - Ну ты же ничем не рискуешь. Для уголовного розыска ты – в тюрьме. Понятно?! – с раздражением бросил он. – Короче, сутки на размышление. Не захочешь, на твое место сто человек найдем, а ты сгниешь. – Он внимательно посмотрел на нее и добавил: - Не будь дурой!
    - За… закурить, дайте, – попросила Вера и, увидев «Vogue», присвистнула, вспомнив былую жизнь.
    «Что тут думать сутки, – решила она. – Будь что будет! Это шанс выжить, и не важно, какой ценой».
    Затушив окурок, Вера сказала:
    - Согласна.
    Следователь был приятно удивлен ее оперативностью.
    - Молодец.
    - Что я должна делать? – тут же решительно осведомилась девушка.
    - Пока ничего. Пока мы будем делать. На суде молчи и со всем, что услышишь, соглашайся. Когда придет время, мы с тобой встретимся, - он весело подмигнул ей. – Молодец!.
    Все прошло, как обещал веселый следователь. Суд неожиданно нашел массу облегчающих вину доводов и приговорил гражданку Бокунову Веру Борисовну к пяти годам заключения  с отбыванием в колонии строгого режима.
    Год спустя, как и было обещано, Веру перевели в колонию общего режима, которая ей показалась санаторием. Она убедилась, что поступила правильно, согласившись на условия следователя. Со дня на день девушка ждала, что кто-то выйдет на связь с ней и потребует оплату за услуги. И вот однажды ее вызвали из швейной мастерской и повели в здание управления колонией.
    - Заключенная Бокунова доставлена, – отрапортовал молоденький солдат и закрыл за собой дверь.
    Мужчина, стоявший у окна, повернулся, и Вера увидела своего следователя.
    - Ну здравствуй, – весело бросил он. – Садись! Кури!
    - Что я должна делать? – закурив, тут же спросила Вера.
    - Да подожди ты… - подойдя к ней и проведя рукой по ее шее, усмехнулся он.
    От этого прикосновения Веру бросило в жар.  Ей безумно, до боли, разламывающей все тело, захотелось мужчину. Его пальцы уже скользили по ее, увы, исхудавшей груди. Веру затрясло от желания.
    - Я сюда и пришел за этим, - прошептал он.
    Вера едва не потеряла сознания от удовольствия. Невероятное чувство покоя наполнило ее грудь. После «допроса» она едва передвигала ноги, тело не повиновалось ей, губы невольно расплывались в совершенно глупой улыбке.
    Вячеслав, так звали «следователя» сказал, что на днях ее выведут за пределы колонии, а о том, что она должна будет сделать, девушка не хотела и не могла думать. Все мысли были только об одном: «На днях на час, на два, она окажется за пределами колонии!»
    Три дня спустя после свидания со «следователем» Вера, как ей было указано, пожаловалась надзирательнице на сильные боли в животе и была незамедлительно отправлена в лазарет.
    «Эх, заболеть бы на все четыре оставшихся года и пролежать здесь», – мечтательно вздохнула она.
    По сравнению с камерой лазарет показался ей отелем. Но на вторую ночь ее разбудил чей-то голос и толчок в спину.
    - Одевайся, – скомандовала надзирательница, которую Вера раньше никогда не видела.
 Девушка в одно мгновение выполнила команду.
 - Пошли, – бросила та и повела ее по узкому, освещенному редкими лампочками коридору. – Стой! – приказала она перед железной дверью и посмотрела на часы. Несколько минут они стояли друг против друга, учащенно дыша от тяжелого воздуха.
    - Теперь можно, - сказала та и вставила ключ в замок. Они быстро прошли по двору по направлению к кирпичной будке.
    - Все, свободна, – усмехнулась надзирательница и открыла небольшую дверь, ведущую из будки наружу.
    Вера захлебнулась от сладкого воздуха. Ей чудилось все, и легкий бриз моря, и прохладное дуновение гор, и запах полевых цветов.
      - Эй! Замечталась, – вдруг схватила ее в темноте чья-то рука. – Надо поторапливаться, Золушка!
    - Славик! – воскликнула Вера.
    - Да тише, ты, – весело прикрикнул он и потянул ее за собой.
    Минут через пять они подошли к небольшому автофургону.
    - Карета подана, – продолжал шутить Вячеслав.
    Вера поднялась в фургон, Вячеслав закрыл дверь и включил свет.
    Девушка с удивлением оглянулась по сторонам.
    - Прямо гримерная, - произнесла она, рассматривая туалетный столик, прикрученный к полу и большое зеркало над ним.
    - Так и есть! А ты – актриса, – ласково погладив ее по бедру, подтвердил Вячеслав.    
    Вера тут же обвила его руками за шею.
    - Нет… нет!.. Это потом, - отстранил он ее. – А теперь слушай и запоминай. От того, как ты поймешь и сделаешь, зависит твоя жизнь. – Он вынул из блокнота две фотографии и протянул Вере. – Вот – твой клиент. Сейчас ты переоденешься, и я отвезу тебя к этому субъекту на дачу. У него сегодня шумная вечеринка. Когда часть гостей разъедется, а другая  отправится спать, ты, притворившись сильно выпившей, ляжешь на диван в гостиной. Он, заметив тебя, подойдет, а ты вставишь ему меж ребер вот это, - Вячеслав протянул девушке прозрачный пакет, в котором лежал нож с длинным тонким лезвием. – Потом выйдешь в сад, подойдешь к воротам, а там я тебя уже буду ждать.
    - Славик, а ты не бросишь меня? Не подставишь? – зная, что не получит правдивого ответа, тем не менее спросила Вера.
    - Нет, не подставлю, - вполне серьезно ответил Вячеслав. – Это не входит в наши планы. Ты нам нужна. Ну, давай быстренько приводи себя в порядок. Вот платье, – он протянул ей пакет. – Украшения. Словом, все, что надо, - открывая большую дорожную косметичку, объяснял он.
    Вера принялась делать макияж.
    - А это что? – спросила она, - указывая на маленькую коробочку с двумя коричневыми кружочками.
    - Линзы, чтобы цвет глаз изменить.
    Промучившись с ними минут пять, Вера выругалась и сказала:
    - Нет, не могу я их вставить.
    Вячеслав посмотрел на часы.
    - Ладно, потом научишься. Поторапливайся.
    Вера вынула из пакета синие, мерцающее потаенным блеском платье, которое обхватило ее фигуру, оставив обнаженными руки и спину. К платью прилагались длинные черные перчатки и сумочка. Парик цвета дикой вишни сделал Веру неузнаваемой. Вячеслав не скрыл своего восхищения, начав осмотр с длинных, упругих ног и закончив синими, горящими дерзким огнем глазами.
    - Черт возьми! Ни дать, ни взять – красавица.
    Он сел за руль, и фургон тронулся с места. Они ехали около часа, затем остановились и пересели в «Опель», водителем которого был молодой мужчина.
    - Да, Веруня, ты надеюсь, поняла? Никаких фокусов с твоей стороны, - холодным тоном, словно лезвие ножа, который лежал в ее сумке, вдруг сказал Вячеслав. – Если попробуешь удрать, менты, может, тебя и не найдут, а мы найдем и тогда… лучше бы ты  не родилась!..
    Вера ничего не ответила.
    - Так, подъезжаем, - напряженно вглядываясь в темноту, сказал Вячеслав. – Ты все поняла? – жестко спросил он девушку.
     - Все, – кратко отозвалась та.
     - Ну давай, – открыл Вячеслав дверцу машины.
    С помощью складной лестницы они перелезли через забор.
    - Сигнализация отключена, так что порядок, - объяснял он ей мимоходом. – Но обратно, как я сказал, пойдешь через ворота.
    - Почему?! Через забор же безопасней, у ворот охранник!
    - Потому, - огрызнулся он. - Мы же не можем отключить сигнализацию на весь вечер. Охрана заметит.
    - А как же я? – ныла Вера, притаившись с Вячеславом в пышных кустах жасмина.
    - Заткнись, – прошипел он и слегка развел ветки. – Отлично, все в нужной стадии подпития. Можешь идти!
    Вере вдруг стало жутко страшно, и она схватила Вячеслава за руку.
    - Ну, без глупостей! Давай, – и он вытолкнул ее из кустов.
   Девушка сделала несколько шагов по направлению к дому. Стеклянные двери, выходящие на террасу, были раздвинуты, повсюду виднелись силуэты гостей.
    - Ну иди! Иди же, дура! – раздался из кустов злой шепот Вячеслава.
    - Да иду! Заткнись! – огрызнулась Вера и пошла к дому.
    Она поднялась на террасу и остановилась, прислонившись к двери. Вячеслав оказался прав, гости были в нужной стадии подпития. Глядя на этих беззаботно веселящихся людей, Вере страстно захотелось хоть на какое-то мгновение забыть обо всем и стать одной из них. Девушка решительным шагом направилась к длинному столу, уставленному бутылками и закусками, взяла из серебряного ведерка запотевшую бутылку шампанского и налила себе полный бокал. После тюремной пищи вид тостов с черной, красной икрой, розовые кусочки лососины, ломтики ананасов, залитых сиропом, вскружил ей голову. Она сделала большой глоток шампанского и с жадностью набросилась на закуску. Постепенно Вера добралась до пышных, украшенных волнами безе пирожных и едва не подавилась, когда мимо нее прошел хозяин, ее клиент. Эйфория обманной радости мгновенно улетучилась.
    «И за что я должна его убить?»
    Но ее отвлек от размышлений вертлявый юноша, который бесцеремонно обвил талию Веры рукой и потянул танцевать. Девушка взглянула в его остекленевшие глаза.
    «По-моему он едва различает очертания».
    В плавных ритмах мелодии она подвела его к дивану и чуть толкнула в плечо. Он глухо осел. Вера заметила легкое движение: гости начали расходиться. Помня указания, она прошла в зимний сад и села на кушетку, увитую розами. Когда хозяин вышел на террасу, чтобы проводить последних гостей, Вера пробралась в гостиную, легла на диван и притворилась заснувшей. После шума в доме воцарилась тишина. Вера услышала шаги, вынула из сумки складной нож, нажала на кнопку, и с легким свистом, словно жало змеи, выскочило тонкое длинное лезвие. Девушка легла животом на нож, одним глазом наблюдая за приближающимся хозяином. Он подошел к ней и развел руками.
    - О! А это кто тут заснул?
    Вера растерялась и упустила момент. Он слегка потрепал ее по плечу. Она подняла голову и вяло перевернулась на спину.
    - Вставай! Вставай, – ласково приговаривал хозяин. – В гостиной спать не годится.
    Вера поднялась, держа правую руку с ножом за спиной, и встретилась взглядом с искрящимися глазами хозяина.
   - Простите, забыл, как вас зовут, - улыбаясь, начал он.
  Вера, не шевелясь, словно сфинкс смотрела на него.
    «Почему и за что я должна убить этого симпатичного молодого мужчину? – мелькнула нехорошая мысль. – Мишку-то понятно… а этого за что?.. За то, чтобы выжить самой», – вовремя пришел ответ.  
    - Меня зовут… - нарочито растягивая слова, начала девушка и вдруг молниеносным движением руки вонзила ему в живот нож.
    Хозяин широко открыл рот, согнулся и, не поняв, что же произошло, рухнул на пол.
    Вера стрелой бросилась в сад, но, завидев будку охранника, была вынуждена сбавить шаг. Она нервно покусывала губы, соображая, что же ей теперь делать, как вдруг увидела смеющуюся физиономию Вячеслава за стеклом будки. Он нажал на кнопку, и ворота плавно разъехались. Схватившись за руки, они побежали к «Опелю», притаившемуся в кустах. Дальнейшие действия были пленкой стремительно перекрученной назад. Вера опомнилась лишь на койке в лазарете.
    На следующий «допрос» Вячеслав вызвал ее через два месяца.
    - Отлично, Золушка! – рассмеялся он и притянул ее к себе. – Получай награду!
     От сумасшедшего желания ее била дрожь. «Допрос» длился дольше обычного. Обессиленная Вера с трудом вернулась в камеру. Тело долго еще не выпускало из себя полученное удовольствие, растягивая его до следующего раза.
    Вера пристрастилась к «глоткам свободы», как она называла свои выходы за стены колонии, до такой степени, что готова была убить хоть взвод. Ее «послужному списку» мог бы позавидовать матерый бандит, на ней висело уже семь убийств. Как она догадывалась, хозяин, которому она была вынуждена служить, по всей видимости, продавал ее услуги и другим. Но жаловаться она не могла. Вячеслав честно выполнял условия их договора и некоторое время спустя после удачно выполненного задания даже стал потчевать Веру черной икрой в ресторанах. Она ела исключительно черную икру, как бы награждая себя за все лишения.
    «Эти свободные граждане, - захмелев, хохотала она, - только жадными глазами могут смотреть на тарелки полные икры, а я лопаю ее ложками!»
    Но возвращаться в колонию всегда было тошно, словно голову класть на плаху.

* * *    
    Вера вздрогнула.
    «Черт, оказывается, я все-таки задремала. Как же хочется спать…»
    Но сирена всех согнала с нар.
    Она не притронулась к мерзкой еде и лениво поплелась в мастерскую.
«Если Славка не обманет, то вызовет меня сегодня», – всплыла приятная мысль.
    Вячеслав не обманул и ее «вызвали на допрос». Вера со смеющимися глазами вошла в кабинет-камеру и к своему изумлению увидела в ней помимо Вячеслава еще какого-то мужчину, стоявшего у окна спиной к двери. Вера кивнула в его сторону и взглядом спросила Вячеслава: «Кто это?» Он улыбнулся и ответил:
    - Так надо!
    Девушка пожала плечами.
    - Может что вчера не так? – прошептала она.
    - Ну как ты можешь сомневаться? - развел руками Вячеслав. – Ты же профессионал. Ну хватит об этом, у нас времени в обрез! – и он принялся расстегивать пуговицы на ее халате.
    - Ты что? – возмутилась Вера. – А этот?
    - Я же сказал, так надо. Не обращай внимания, - тихо проговорил Вячеслав.
    Вера опять пожала плечами.
    «Странно… Ну да ладно, он все равно смотрит в окно…»
    Но как только девушка разделась, и Вячеслав принялся ее ласкать, незнакомец повернулся. Вера вздрогнула и отскочила в сторону, оставив Вячеслава посреди камеры с задорно поднятой планкой.
    - Какого черта, Вера?! – разозлился он.
    - А чего этот? – указала она рукой на незнакомца. – Маску на морду нацепил и наблюдает за нами.
    - Слушай, тебе какое дело, а? Может, еще на помощь позовешь? – продолжал злиться Вячеслав.
    - Да не могу я, когда кто-то смотрит!
    - Научишься, – схватил ее Вячеслав и ловко опрокинул на стол.
    Незнакомец в черной маске с жадным вниманием смотрел на них. Вере стало противно.
    Застегивая халат после насильственного сеанса любви, она пробурчала:
    - Если будешь приходить с ассистентом, то лучше не надо.
    - Тебя не спросили, – одеваясь, в свою очередь бросил Вячеслав.
    Неделю спустя он вновь появился с Ассистентом, как назвала его Вера.
    «А черт!.. Извращенец!.. Ну и смотри!» – решила плюнуть на него девушка.
    Находясь на подходе к наслаждению, она вдруг открыла глаза и встретилась с его горящим напряженным взглядом. Она никогда не испытывала такого удовольствия, какое получила в этот раз от мужской силы своего партнера и горящего взгляда Ассистента.
    Теперь он стал ей нужен для более сильных ощущений. Она привыкла смотреть в его глаза, сверкающие сквозь отверстия маски, на его пальцы, постукивающие по краю стола. Пальцы у него были длинные, нервные с темной родинкой между средним и указательным.
    Последние два  месяца заключения Вячеслав с Ассистентом навещали ее особенно часто.  Но наступил день, и девушка оказалась за стенами колонии.
    «Вот он, воздух свободы, – мысленно воскликнула она. – А что же дальше?»
    Вера побрела по пыльной дороге к автобусной остановке.
    - Неужели ты думала, что я тебя оставлю? – вдруг раздался голос Вячеслава из проезжавших мимо «Жигулей».
    Вера радостно взмахнула рукой и бросилась  вдогонку.
    «Жигули» проследовали до рощи и остановились. Запыхавшаяся Вера повисла на шее Вячеслава.
    - Я свободна! Свободна!… Славик!..
    - Надеюсь, ты не забыла благодаря кому?
    - Нет, не забыла, - со злой иронией ответила девушка.
    - Ну и молодец. Хозяин опять позаботился о тебе.
    Вера вопросительно посмотрела на него.
    - Вот видишь, ключи от славной квартирки, а вот здесь, он показал на пакет, - деньги. И все для тебя!.
    - Что я должна сделать? – сухо осведомилась она. – Кого убить?
    - Никого! Ты должна только слушаться меня и больше ничего.
    Девушка опустила голову.
    «Мне так хотелось стать свободной!.. А вышло, что я должна работать на кого-то хозяина. Ну, плюну, откажусь, - сосредоточенно размышляла она, - они ведь все равно в покое не оставят. Прирежут в каком-нибудь переулке. Да и куда мне идти?.. Кровью семи убийств подписала я свое рабство», – Вера до боли сжала кулаки.
    - Давай свои ключи, - нехотя сказала она и, ловко подхватив их на лету, села в машину.
    
    
ГЛАВА  ВОСЬМАЯ   

    - Феликс, легче, стремительнее! – раздавался из репетиционного зала хорошо поставленный голос. – Ты же бог любви!.. Ты ветер, перелетающий с цветка на цветок!.. И пауза в аттитюде! Донеси это ощущение паузы!..
    Мелентьев слегка приоткрыл дверь, солнечный луч золотой пылью ослепил его, он зажмурился, а когда открыл глаза, увидел в полосе света летящего золотоволосого юношу. Он чуть касался пола и снова взлетал…  
    - Стоп, – хлопнул в ладони Аркадий Викторович Бельский.
    Юноша «спустился из поднебесья» и лег на пол.
    - Не то, Феликс! Не то…
    Легкая подвижная фигура Аркадия Викторовича вдруг в стремительном вращении пересекла зал и замерла в отточенной позе.
    - И четче фиксируй прыжки, ты смазываешь весь рисунок, – с неудовлетворенностью в голосе продолжал он.
    - Аркадий Викторович, – воспользовавшись краткой  паузой, окликнул его Кирилл.
    Он резко, но как-то чрезвычайно красиво повернул голову.
    - Простите? – с удивлением взглянул он на молодого человека.
    - Здравствуйте, я вам звонил. Я, Кирилл Мелентьев.
    - Ах, да, – он остановился в замешательстве.
    - Я могу подождать, если вы не возражаете, - вывел его из затруднительного положения Кирилл.
    - Да, спасибо. Буквально минут двадцать. Проходите, садитесь, вот здесь! – он указал рукой на кресло возле большого, во всю длину стены, зеркала.
     - То, что я увидел, было великолепно, - невольно сознался Кирилл.
    - Эх, - грустно вздохнул Бельский и повторил: - Эх… Эту партию должен был исполнять Денис… Вот это действительно было бы великолепно. У Феликса, - он кивнул в сторону отдыхавшего на полу танцовщика, - может быть большое будущее, если он сумеет преодолеть свои недостатки.  У Дениса же от природы была элевация2  и умение фиксировать позу. А Феликс мажет, – с раздражением махнул он рукой. – Мажет безбожно.
    Аркадий Викторович на мгновение задумался, обхватив подбородок рукой, потом хлопнул в ладони и сказал:
    - Начали!
    Феликс устало поднялся, отошел в дальний угол зала и, словно на крыльях взвившись в воздух, мягко опустился в центре, напротив Кирилла. Высокий, красиво сложенный, золотоволосый  он и впрямь походил на бога любви.
    Аркадий Викторович опять хлопнул в ладони, подошел к прерывисто дышащему Феликсу и принялся объяснять и показывать нужные ему позы.
    Кирилл смотрел на знаменитого Бельского и невольно любовался им. Аркадий Викторович обладал магическим обаянием. Все, что он делал, было ловко и кстати. Поворот головы, взмах руки, просто шаг – во всем чувствовалась гармония. Он был среднего роста, стройный, подтянутый. Русые волосы вились пушистыми кольцами, серые глаза смотрели открыто и приветливо. Кирилл знал, что Бельскому было тридцать семь лет, но выглядел он лет на пять моложе.
    - На сегодня все, – безнадежно махнул он рукой.
    Феликс видимо тоже недовольный собой опустил голову и, о чем-то сосредоточенно размышляя, направился в раздевалку. Его красивый, с четко очерченными мышцами торс был совершенно мокрым, будто он только что вышел из душа.
    Аркадий Викторович провел рукой по усталому лицу и, обратившись к Кириллу, сказал:
    - Пойдемте ко мне в кабинет!
    Кабинет художественного руководителя, генерального директора, главного балетмейстера театра  Аркадия Викторовича Бельского был выдержан в строгих серо-коричневых тонах. Середину, как и полагается, занимал массивный стол, напротив два удобных кресла, вдоль стены располагались диван и большой шкаф. Над диваном висел портрет балерины в роли Жизели. Лицо балерины было утонченно-аристократичным, в руках она держала букетик ромашек, розовые губы были слегка приоткрыты, словно она шептала: «Любит - не любит».
    - Это портрет моей матери, - пояснил Аркадий Викторович, перехватив любопытный взгляд Кирилла.
    - Ах, да, – коснулся тот пальцами лба. - Маргарита Петрова.
    - Вы знаете? – с некоторым удивлением спросил его Бельский.
    - Да, конечно.
    - Вижу, вы любите балет. К счастью, нет ничего длиннее людской памяти, но, к сожалению, нет ничего и короче, - вздохнул он. – Травма заставила ее покинуть сцену, когда она была уже почти в зените славы. А для балерины – это равносильно гибели. Видимо смерть на взлете – это удел многих талантливых людей, - помолчав, продолжил он свою мысль, несомненно, имея в виду Дениса. – Садитесь, прошу вас, - указал он рукой на диван.
    Но Кирилл заметил на стене несколько небольших картин и подошел к ним поближе.
    - О! Если не ошибаюсь, это модный Архипов?!.. А это?! – Кирилл бросил восхищенный взгляд на Бельского. – Неужели эскиз самого Брюллова?!
    - А вы, знаток, – с приятным удивлением улыбнулся Аркадий Викторович. – Я не предполагал, что частный детектив может настолько интересоваться искусством. Но это что, – вдруг сам себя перебил он. – Видели бы вы коллекцию Дениса! Вот, где сокровища! – и покачав головой, глухо повторил: - Сокровища…
    Он подошел к столу, нажал на кнопку интерфона и сказал:
    - Катенька, кофе, пожалуйста.
    Катенькой оказалась чрезвычайно улыбчивая молодая женщина отнюдь не балетных размеров.
    Кирилл сел на диван и попробовал кофе.
    - Ароматно приготовлен, – заметил он.
    - Катенька знает мою слабость, - ответил Бельский, садясь в кресло.
    - Аркадий Викторович, как вам известно, я веду расследование по просьбе Марины Купавиной…
    - Да, Мариночка мне говорила, - подтвердил он и тут же поинтересовался: - А что, неужели можно найти убийцу?
    - Несомненно, если сыщик талантливый, - пошутил Кирилл. - А если серьезно, то…- он пожал плечами. – Надо, во всяком случае, попытаться.
    - Да, конечно. Это чудовищно! Это варварство! Похитить из жизни такого танцовщика. И это должно быть наказано.
    - Аркадий Викторович, вы были одним из самых близких людей для Дениса. Может быть, у вас есть подозрения, что кто-то желал ему смерти? Может быть, у вас случайно мелькала такая мысль, пусть она вам тогда показалась необоснованной, нелепой…
    - Нет, - задумчиво покачал головой Бельский. – Некоторых завистников, недругов Дениса я знаю. Много чего они ему желали, да и делали, но чтобы убить. Нет, пожалуй, я никого не могу подозревать. Хотя, конечно, самое опасное – не явное, а тайное. Сколько врагов прячется под маской друга.
    - Да, вы правы, – самый опасный враг – это друг.
    - Нет, нет, – отрицательно взмахнул изящной кистью руки Бельский. – Я не это имел в виду, иначе жить невозможно.
    - Вы давно знакомы с Денисом?
    - О, – воскликнул Аркадий Викторович. – Первая наша встреча состоялась, когда Денису едва исполнилось шесть лет. Я тогда оканчивал балетное училище в Ленинграде, и Александр Николаевич Гаретов обратился ко мне за профессиональным советом, - улыбнулся Бельский своим воспоминаниям, - стоит ли отдавать Дениса в училище. Вновь мы с ним встретились лет через десять. Денис по окончании училища был принят в наш театр, в котором я в то время был одним из балетмейстеров. Не без моей поддержки он почти сразу прошел в корифеи.
    - Корифей… это что-то старинное, – попытался припомнить Кирилл.
    - О, да, – рассмеялся Аркадий Викторович. – Это слово почти уже не употребляется, но в нашем театре мы им пользовались. Корифей – это танцовщик кордебалета, выступающий в первой линии и исполняющий небольшие танцы.
    - Марина мне сказала, что после смерти родителей Дениса, опеку над ним взял Гаретов.
    - Да, Александр Николаевич, крестный отец Дениса и в жизни и в искусстве.
    - Скажите, какую роль играли женщины в жизни Дениса, или у него была только одна любовь – Марина?
    - О, женщины! Куда же без них?! Да, они играли большую роль в жизни Дениса… пагубную, - неожиданно уточнил Бельский.
    Кирилл вопросительно посмотрел на него.
    - Да, да…гениальный танцовщик вообще должен быть геем, то есть не раздираемым противоречиями, не теряющим драгоценного времени на поиски гармонии.
    - Интересная мысль, я как-то об этом не задумывался…
    - Если бы вы поработали с танцовщиками, думающими не об искусстве, а о женских прелестях партнерши, тогда бы вы задумались!.. – с веселым раздражением ответил Бельский.
    - Но ведь гей тоже ищет себе, так сказать, партнера, - возразил Кирилл.
    - Голубой мир более органичен. Гей не натыкается на непреодолимую, травмирующую психику противоположность полов. Только однополым дано постичь полную гармонию. Они едины в своих понятиях и стремлениях. Поверьте, я в этом неплохо разбираюсь, это ведь не тайна, что мужской балет окутан голубой дымкой, но Денис был женолюбом.
    - Однако это не помешало ему стать выдающимся танцовщиком!
    - Я ни в коей мере не осуждаю Дениса, я сам, увы, не равнодушен к женскому полу.
    - А какие отношения были у Дениса с Леонеллой Дезире?
    - Трудно сказать… Дезире только год как работает в нашем театре и вообще как приехала в Москву. До этого она жила в Италии. Если я не ошибаюсь, у нее отец был работником посольства, и там, в Италии, она и родилась. Со  стороны складывалось впечатление, что Леонелла была очень увлечена Денисом, а он, несмотря на ее, скажем так, дьявольскую красоту, не обращал на нее никакого внимания, даже избегал.
    - Думаю, здесь нет ничего удивительного, ведь у Дениса была невеста, которую он, несомненно, любил.
    - О, да! Марина сделала очень много для него. Она дала ему возможность танцевать, а для танцовщика это значит дышать. Я не представляю, чтобы он, вернее, чтобы мы с ним делали  без ее поддержки. Я переехал из Петербурга в Москву только в надежде получить возможность ставить свои балеты. Перетянул за собой Дениса, но опять то же самое: только вторые роли и ему и мне… и если бы не Марина…
    - Он действительно любил ее? – глядя прямо в глаза Бельскому, спросил Мелентьев.
    - О… – протянул Аркадий Викторович, откинувшись на спинку кресла. – Вы меня втягиваете в запретные для суетных языков сферы, поэтому я уклонюсь от ответа.
    - Что ж, ваше право. Только тем самым вы вполне возможно оказываете помощь убийце Дениса.
    - Кирилл! – воскликнул Бельский. – Причем здесь это? Тут одно с другим никак не связано.
    - Вы в этом уверены?
 Он пожал плечами и задумался.
    - Вы понимаете, я в сложном положении, я – их общий друг, и мне как-то не совсем удобно…
    - Я вам помогу, - с готовностью отозвался Кирилл. - Я вам задам несколько вопросов, хорошо?
    - Чего ж хорошего? Это называется кривляньем перед самим собой. Я буду делать вид, что вы меня сбили с толку вашими вопросами, и я невольно рассказал то, о чем не хотел бы говорить.  
    Он поднялся и в волнении заходил по кабинету.
    - Вы меня спросили: любил ли Денис Марину? Мне кажется, это была не любовь, это было обожание ее как балерины, и, думаю, что в последнее время он понял это. Они ведь собирались пожениться еще год назад, но отложили свадьбу на неопределенное время. Чего скрывать, по Денису сходили с ума многие женщины. Его связь с моделью Натальей Гурской стала известна Марине...
    - Натальей Гурской? – переспросил Кирилл. – Невестой Константина Лунева?
    - Не знаю, чья она там невеста. Однако Денису пришлось объясняться с Мариной. Она, естественно, сказала ему, что он свободен, но Денис вымолил прощение. Их дуэт находился на творческом взлете, и было бы непростительной ошибкой расстаться. Когда личные отношения переплетается с творчеством – это начало конца, - красиво развел руками Аркадий Викторович. – Потом у Дениса был роман с какой-то опереточной примадонной, и Марина вернула ему обручальное кольцо. Денис сильно переживал. Ну а я, вы сами понимаете, метался меж двух огней. Потом Денис поклялся Марине, что это в последний раз. Она вновь простила, хотя прекрасно понимала, что последнего раза не будет никогда. Но Денис, несомненно, очень страдал, получив назад свое кольцо, и после последнего примирения ни на кого не заглядывался. И как назло его начала преследовать наша оперная дива Леонелла Дезире. Марина даже не может спокойно слышать ее имени, потому что ее действительно стоило опасаться. Денис мог по-настоящему увлечься только неординарной женщиной. Думаю, именно поэтому он и избегал Леонеллу. Он чувствовал, что не устоит перед ней, и это будет уже не интрижка, а серьезное увлечение, которое разлучит его с Мариной. С одной стороны, он не хотел больше причинять ей боль, а с другой - вряд ли бы он смог долго сопротивляться тонкому обольщению Леонеллы. Будем объективны, Марина – это дуновение, Леонелла – это сводящая с ума плоть. - Аркадий Викторович чуть иронично улыбнулся. – Леонелла – умная, лукавая женщина. И перед ней хотел устоять Денис?! – безнадежно махнул он рукой. – Не знаю, чем бы это все закончилось. Скажу одно, если бы Дениса не отравили… Господи, какая нелепость! – невольно вырвалось у Бельского. – Разразилась бы буря: три женщины, словно фурии, разорвали бы его на части.
    - Три? – переспросил Кирилл. – А кто же третья?
    - Алина Фролова.
    - Кто? – с невольным выражением чисто обывательского интереса воскликнул Кирилл. – Алина Фролова?!
    - Вот видите, вы не знали, а я как сплетник…
    - Аркадий Викторович, я не праздно любопытствующий, а вы близкий друг Дениса и кому, как не вам, можно касаться такой деликатной темы.
    - Вероятно, вы отчасти правы.
    - Алина Фролова, она тоже преследовала Дениса? - вернулся к прерванному разговору Кирилл.
    - И да и нет. Здесь все сложнее, - тяжело вздохнул Бельский. – Когда Денис окончил училище и начал работать в петербургском театре, ему практически не давали танцевать. Слишком опасным соперником оказался он для действующих солистов. Представляете, молодому, полному искрометного таланта танцовщику не давать танцевать. Денис был в отчаянии, и тогда Александр Николаевич предложил ему попробовать себя на сцене драматического театра, где он сам работал. В то время режиссером был Ломакин, который не побоялся дать главную роль молодому артисту балета. И это была сенсация! Денис и Алина. С этого спектакля все и началось, - жестко усмехнулся Аркадий Викторович. – Алина влюбилась в Дениса. Ей было тридцать пять, ему двадцать. Денис не устоял. Еще бы! Знаменитая на всю страну, обожаемая миллионами Алина Фролова.
    Кирилл понимающе кивнул: серо-дымчатые с поволокой глаза, завораживающий тембр голоса…
    - Она едва не погубила Дениса, - между тем продолжал Бельский, - то есть, конечно, не в прямом смысле слова, я имею в виду, что она едва не погубила его талант танцовщика, словно Сирена, напевая ему о грядущей славе драматического актера. Дениса можно сказать спасло чудо, то есть я, - вполне серьезно пояснил Аркадий Викторович. - Я уехал в Москву и через год устроил ему просмотр. Благодаря нашей с Мариной поддержке он стал знаменитым танцовщиком. И если бы  не жестокий случай, - Бельский потер длинными пальцами виски, - он бы превзошел славу Нижинского.
    Аркадий Викторович поднялся  и подошел к шкафу.
    - Немного коньяку? – предложил он.
    - С удовольствием.
    - Привез из Парижа, - подчеркивая качество коньяка, сказал Бельский. – Итак, чтобы закрыть нашу тему, - чуть прищурив глаза, продолжил он, - Денис  уехал из Петербурга и освободился от влияния Алины. Два года мы работали, будучи сумасшедшими от счастья, что у нас, наконец, появилась такая возможность. Потом он увлекся Мариной. Первый год Фролова еще встречалась с Денисом, когда приезжала на съемки в Москву. Но у Дениса начались гастроли, и они, как я полагал, расстались навсегда. Но нет! – всплеснул руками Аркадий Викторович. – Уже примерно с год, как Алина вновь стала систематически приезжать в Москву и встречаться с Денисом. Он  у меня даже спрашивал совета, как дать ей понять, что между ними, все кончено, окончательно и бесповоротно. Приезды Фроловой выводили из состояния равновесия Марину, Дениса и меня заодно. Но женщины в ее возрасте безумны. Сорок два года. Она вцепилась в Дениса, словно голодная пантера. Я был вынужден проявлять высшие пируэты дипломатии, чтобы в дни спектаклей Марина не встретилась с Фроловой в гримерной Дениса.
    - Фролова приезжала в Москву на премьеру «Ромео и Джульетты»?
    - Разумеется, – в сердцах воскликнул Бельский. – И что было бы, узнай Марина, что та в театре! Настроение перед спектаклем – это утонченное состояние души. Одно слово, взгляд может разрушить его. Артисты, конечно, закаленные люди, но такие таланты как Марина, Денис – они беззащитны…
    - А Денис виделся с Фроловой?
    - Нет. Она принесла свой букет, а я, к счастью, проходил мимо и, заметив ее в гримерной, взял под локоть и увел до появления Дениса, – Аркадий Викторович воздел глаза вверх. - А тут еще Леонелла со своими ядовитыми цветами. Одним словом, мне перед премьерой некогда было давать последние распоряжения, я занимался нейтрализацией поклонниц. Потом пришла Гурская, потом опереточная примадонна… - он безнадежно покачал головой.
    Кирилл сочувствующе улыбнулся. Аркадий Викторович замолчал и пригубил немного коньяку. Размышляя над услышанным, детектив рассеянным взглядом скользил по кабинету.
    «Надо же! Эскиз Брюллова! – возникла посторонняя мысль. – Головка турчанки».
    - А коллекция Дениса?.. Если не ошибаюсь, вы сказали, что у него прекрасная коллекция картин.
    - Да, – подтвердил Бельский.
    - Кому достанется она?
    - Марине, – как само собой разумеющееся ответил Аркадий Викторович.
    - Почему? Денис оставил завещание?
    - Да. Как только они обручились с Мариной, Денис составил завещание в ее пользу.
    - А она об этом знала?
    - Разумеется.
    - Марина со своей стороны тоже составила завещание в пользу Дениса?
    - Не знаю, может быть…
    - А почему так?..
    - Так неравнозначно? – подхватил Бельский. – Потому что Марине особо нечего завещать. Квартиру разве?! Марина обожает тратить деньги.
   - А как Лотареву удалось собрать коллекцию?
  Аркадий Викторович понимающе кивнул.
  - Дело в том, что года три тому назад Денис получил значительное наследство. Какой-то его, если не ошибаюсь, двоюродный дядя, потомок белоэмигрантов, проживавший в Австрии, умер и все завещал ему. Денис ездил в Вену, оформлял документы. Надо сказать, что Денис сам был хорошим художником и безумно, почти как балет, любил живопись и, естественно, получив возможность в виде наследства, стал приобретать картины. Кое-что ему осталось и после дяди. Любовь к живописи видимо у них семейная черта. Так собралась коллекция, не большая, но очень интересная. – Аркадий Викторович немного помолчал. – Если говорить начистоту, то я рад, что он все завещал Марине. Она из числа тех женщин-актрис, которые, пока они в славе, не умеют обеспечить себе будущее. Деньги из ее рук вытекают со скоростью воды. Если что с ней, не дай бог, случилось бы, - Бельский вздохнул, – дамоклов меч артистов балета – травмы. Марина практически осталась бы без средств.
    «Странно, - подумал Кирилл, - почему Купавина не сказала мне о завещании? Надеялась, что я не узнаю? Глупо».
    - Аркадий Викторович, – обратился он к Бельскому, - большое спасибо, что вы так подробно ответили на мои вопросы.
    - Если это поможет, буду рад, – протянул он руку Кириллу. – Но мне кажется все настолько безнадежно…
    Кирилл пожал плечами.
    - Поживем - увидим.
    

* * *

    Идти слушать «Норму» в исполнении Дезире Ольга категорически отказалась.
    - Я не оспариваю ее гениальности, но мне хватает того, что мы с ней в одном театре, - с оттенком пренебрежения произнесла она.
    Кирилл не настаивал, это было не в его правилах.
    - Тогда приеду к тебе после спектакля.
    - Нет уж… - чуть надув губы, капризно возразила Ольга. – Я сегодня устала и хочу лечь пораньше.
    А вот это Кириллу не понравилось. Сносить женские капризы тоже было не в его правилах.
    - Ты придешь весь пропитанный голосом Нельки. А мне это противно, - резко объяснила Ольга свое нежелание видеть его.
    - Нельки? – не сдержал усмешки Кирилл.
    - Ну да, мы так ее в театре зовем.
    - По-моему, у нее прекрасный голос.
    - Не голос, а яд!.. И вся она как красивый ядовитый цветок.
    - И за эту красоту ты ее недолюбливаешь.
    - Я ее терпеть не могу. Потому что она надоедала Денису.
    - А ты Дениса боготворила, – с легкой иронией произнес Кирилл.
    - Да, боготворила.
    - А что ж ты не попыталась ему понравиться? Думаю, если бы ты захотела, тебе бы удалось.
    - Артистке кордебалета трудно попасться на глаза солисту, - подчеркнуто сухо ответила Ольга, видно не желая продолжать этот разговор.
    «Неплохо, – подумал Кирилл. – Чувствую, моя Оленька интересовалась Денисом не только как танцовщиком, но по своему положению в театре не могла открыто вешаться ему на шею, как прима Дезире».
    - Ну что ж, если я буду весь пропитан ядом Нельки…
    Золотисто-карие глаза Ольги, метнувшись из стороны в сторону, заискрились от смеха.
    - Не волнуйся, я найду противоядие.
    
    Соответственно настроенный Ольгой, Кирилл поехал в театр как в террариум – смотреть и слушать диковинную змею.
    Свет хрустальных люстр умирал на глазах, погружая  зрительный зал в бархатную темноту. Раздались первые аккорды  увертюры… вздрогнул занавес… Действие происходившее на сцене было подготовкой к появлению Нормы. Волновалась музыка, волновались зрители... и вот! Кирилл замер пораженный тембром голоса. На сцене в ослепительных лучах, словно спустившись с небес, появилась Норма, окутанная белым шелком, а голос все нарастал, и души зрителей заметались, стремясь вырваться на зов божественных звуков «Casta diva»…
    И, когда, одарив зал последними нотами, певица умолкла, Кирилл почувствовал боль. Ему не хотелось возвращаться оттуда, где только что побывала его душа.
     В зале царило абсолютное безмолвие, сразу прийти в себя было невозможно. Но миг спустя зрители, словно эхом, ответили певице яростным громом аплодисментов.
    «Да!.. Попасть под влияние такой женщины… Денис остерегался не напрасно», – размышлял на обратном пути Кирилл и не ошибся.
   Дезире заставила его позабыть обо всех женщинах. Вместо того чтобы ехать к Ольге, он направился к себе домой и только, въехав в подземный гараж, сообразил, где он.
    Кирилл позвонил девушке и был вынужден признаться, что на сегодняшний вечер ее противоядие бессильно.
    - Я принял слишком большую дозу, - фатально пошутил он.
    - Я предупреждала, - холодно ответила Ольга и положила трубку, но вместо протяжных гудков Кириллу все слышалась божественная «Casta diva»…


    ГЛАВА  ДЕВЯТАЯ   

   Кирилл машинально смотрел на таблицы, мелькавшие на экране компьютера, но думал о другом, о страшном спектакле под названием «Театральное убийство». Действующих лиц было много и все чрезвычайно талантливые актеры. Ему же предстояло найти исполнителя роли убийцы, которому,  несомненно, хотелось остаться в тени. Он был скромнее других: он не требовал ни лавров, ни аплодисментов…
    Залившийся трелью сотовый телефон отвлек его от размышлений.
     - Алло, – услышал он взволнованный и, несомненно, знакомый голос.
    - Да, слушаю.
    - Я не понимаю, что происходит? Ведь можно было бы предупредить. А так, это скорее похоже на разбой.
   - Простите, но я то же ничего не понимаю, – наконец узнал Кирилл голос Марины Купавиной. – Что случилось?
   Она вздохнула и смущенно спросила:
    - А разве это не вы?
    Кирилл рассмеялся:
    - Вероятно не я.
    - Тогда кто?
    - Марина, – взмолился Мелентьев: - Объясните.
    - Кто-то проник в квартиру Дениса, что-то искал и устроил беспорядок…
    - Что?! – не скрывая своего удивления, воскликнул Кирилл.
    - Да, представьте. Настя, моя домоправительница, поехала на квартиру Дениса, а там - ужасный кавардак. Она позвонила мне, а я тут же вам. Я подумала, что это вы  делали обыск, потому что милиция обыскала квартиру, чуть ли не на следующий день после гибели Дениса, и Настя все потом привела в надлежащий порядок.
    - Дайте мне точный адрес, я еду туда.
    - Лучше заезжайте за мной, поедем вместе.
    Марина ждала Кирилла у подъезда. Он вышел из машины и помахал ей рукой. Она кивнула и точно облачко полетела навстречу. Ее хрупкая фигурка мелькнула мимо будки охранника, и вот уже в салоне джипа запахло фиалками.
    - Простите, но я почему-то подумала, что это сделали вы, – смущенно начала она, пристегиваясь ремнем безопасности.
    - Я бы на вашем месте поступил точно так же, - пробормотал Мелентьев, с повышенным вниманием управляя машиной.
    Он чувствовал невольное волнение и ответственность оттого, что везет Марину Купавину. Он так осторожно вел свой джип, точно в его салоне была статуэтка из тончайшего фарфора.

    Они не успели выйти из лифта, как на них набросилась Настя:
    - Мариночка, слава богу, ничего не украли, – тут же сообщила она. – А вообще, это ужасно! И главное, что им было надо?! -  при этом она подозрительно посмотрела на Кирилла.
    Они вошли в квартиру. Слово «кавардак»  было, конечно, преувеличением, но то, что здесь что-то искали, не вызывало сомнений. Все дверцы шкафов, тумбочек были открыты, ящики выдвинуты. Книги в шкафу стояли в полном беспорядке.
    «Значит, искали что-то, что можно положить между страниц или в фальшивую обложку книги», – отметил Кирилл.
    - Можно уже убирать?! – требовательно спросила Настя. – А то Мариночка мне по телефону запретила к чему-либо прикасаться!
    - Нет, подождите, – остановил ее Мелентьев и позвонил Леониду. – Сейчас приедет оперуполномоченный МУРа с экспертами, - пояснил он.
    Настя трагически развела руками и ушла в другую комнату.
    - Как я понимаю, вы даже приблизительно не догадываетесь, кто бы это мог сделать? – обратился детектив к Купавиной.
    - Нет.
    Марина прошлась по комнате.
    - Я здесь не была с тех пор… - она не смогла закончить тяжелую для нее фразу.
    - Очень красиво, - произнес Мелентьев, осматривая гостиную в стиле ампир.
    - Да. Денис купил эту квартиру, как только получил наследство от одного родственника, умершего в Австрии.
    - А почему вы не сказали мне, что Денис составил завещание в вашу пользу?
    - Какое это имеет значение? – нехотя бросила Марина, но, поняв суть вопроса, усмехнувшись, спросила: - Теперь вы будете подозревать и меня?
    Кирилл ничего не ответил, сделав вид, что поглощен созерцанием пейзажа кисти Левитана.
    - У Дениса – прекрасная коллекция картин и одна из них – ваша, если найдете убийцу.
    Мелентьев повернулся и встретился с мрачно-бездонным взглядом Марины.
    «Или не найдете»,  – допустил он вероятность продолжения произнесенной фразы.
    - Это слишком щедрый гонорар, - продолжая пристально смотреть на нее, произнес  он.
    - Я так решила! – твердо ответила она и вдруг резко крикнула: - Настя.
    Недовольная домоправительница показалась на пороге.
    - Настя, как же мы не подумали, ведь это могла сделать девушка, которую ты нанимала убирать квартиру.
    Настя звонко хлопнула себя рукой по лбу.
    - Идиотка! Я полная идиотка! Ну, конечно же!.. Ах, и паршивая же девка!.. И как я оплошала?..
    - Вы давали ей ключи? – спросил у Насти Кирилл.
    - Ха! Конечно же, нет. До этого я еще не дошла! Она убирала только в моем присутствии. И такая же тихая, ласковая, услужливая… Да, – спохватилась Настя. – Но она ведь ничего не украла.
    - Ах, откуда ты знаешь? – раздраженно возразила Марина. - У Дениса столько вещей.
    Стрекот домофона возвестил, что прибыла оперативная группа.
    Первым в дверях показался недовольно  усталый Леонид.
    - Ну, что тут у тебя? – поздоровавшись, сразу обратился он к Кириллу.
   - Есть подозрение, что это сделала девушка, которая приходила сюда убирать под присмотром Насти.
    Настя сокрушенно кивнула головой.
    - Ключи Настя ей не давала, - продолжал Кирилл, - вероятно, она сделала слепок.
    - Что пропало? – тяжело опустился в кресло Леонид.
    - Настя утверждает, что ничего, но это на первый взгляд.
    - Ясно. Проверим отпечатки… А пока можно кофе? – взглянул он на Настю.
    Домоправительница поспешила на кухню.
    - Простите, устал, – извинился Петров. – Так… так… так… а как же сигнализация, охранник? – Игорь, – обратился он к своему сотруднику. – Пойди, выясни.
    - Кофе, пожалуйста, – пригласила легким движением руки Марина к небольшому столу.
    Леонид поднялся и пересел на диван. Марина с Кириллом сели напротив. Розовые фарфоровые чашечки на позолоченном подносе напоминали цветки лотоса. Марина поднесла чашечку к губам.
    - Простите, Настя, зная мой вкус, сварила кофе с ванилью, если вам это не нравится, я попрошу сделать черный.
    - Не волнуйтесь, – успокоил ее Леонид.
    - А вы? – взглянула она на Кирилла.
    - Обожаю ванил,– иронично многозначительно ответил он. А мысленно добавил: «И вообще все, что исходит от вас, необыкновенная женщина».
    Эксперты приступили к своей работе, а Леонид, поймав снующую по гостиной Настю за руку, попросил еще кофе и покрепче.
    - Два дня тому назад заходил в вестибюль какой-то мужчина, - докладывал, вернувшийся от охранника Игорь. – Интересовался неким Протасовым Сергеем Яковлевичем, якобы проживавшим в этом доме, но, узнав, что в настоящее время жильца с такой фамилией нет, ушел.
    - Ясно. На вид, что из себя представлял?
    - Высокий, темноволосый, с маленькой аккуратной бородкой, лет тридцати… одет очень солидно.
    - Так, теперь у нас двое фигурантов: девушка-горничная и солидный мужчина. Кто-то из них, открыв ключом дверь, снял квартиру с охраны. Сигнализация, как я понял, не сработала?
    - Так точно, нет, – подтвердил Игорь.
    - Значит, этому некто был известен код охраны.
    - Но ведь тот мужчина не поднялся на этаж, - напомнила Леониду Марина.
    Он улыбнулся.
    - В самом деле… - и опять, поймав Настю за руку, лукаво заглянул ей в глаза и сказал: - Пойдемте-ка на кухню, поговорим о девушке.
    - А что о ней говорить? Тварь неблагодарная и все тут.
    Но Леонид мягко обвил Настю за плечи и увлек за собой.
    В гостиной воцарилось молчание, которое прервал тяжелый вздох Марины.
    - Кто бы мог подумать, что я вот так буду пить здесь кофе…
    - Вы хотите поскорее уйти? – сочувственно спросил Кирилл.
    - Отсюда я уйду, а от мыслей?
    «Какие противоречия, – подумал он. – А мне наоборот так хорошо здесь, с нею рядом. От нее исходит такой светлый покой, так пахнет фиалкой и ванилью…»
    Воспользовавшись своим правом на утешение, он коснулся ее тоненьких, словно фарфоровых пальчиков. Они чуть вздрогнули, оказавшись на удивление теплыми.
    «Я ваших рук рукой коснулся грубой…» - Так, кажется, я уже основательно подпал под влияние театра, - усмехнулся про себя Кирилл, – Шекспир на память приходит».
    - Ну что, ребята, закончили? – спросил экспертов появившийся из кухни Леонид. – Тогда едем. Завтра с утра пошлю на квартиру к Репниной Кире. Это  девушка, которая приходила убирать, - сказал он Мелентьеву.
    - Судя по всему, здесь работали в перчатках, - доложил Петрову один из экспертов.
    - На большее и не рассчитывал, - усмехнулся он. – Да, слушай, Кирилл, а у тебя, что?
    - Можно сказать, одним словом – ничего!
    - Весьма  интригующее начало. Ну а если?..
    - А если есть время, то давай, отвезем Марину, а потом поедем ко мне.
    - На ужин, – поставил точку во фразе друга Леонид.

* * *  
     - Что может быть лучше пиццы?! – поддел вилкой Леонид кусочек, за которым потянулись нити расплавленного сыра.
    - Хорошая отбивная, – ответил Кирилл. – Но сегодня у меня итальянская кухня.
   Отдав должное не очень прихотливой итальянской кухне, друзья пересели на диван. Кирилл плеснул на дно  двух широких бокалов коньяка.
    - Хорошо быть холостяком, – без тени иронии протянул Леонид.
    - Не жалуюсь.
    - И я. Ну представь, можно ли вот так, забыв обо всем, расположиться после работы дома, когда вокруг бегают дети, и ворчит вечно недовольная жена…
    Кирилл расхохотался.
    - Ну а ты сделай, чтобы она была довольная. А к детям, чтобы не бегали, приставь няню.
    - Няню, – передразнил его Леонид. – А где я столько денег заработаю? Нет, я уже один раз попробовал… хотя зарекаться не буду. Нравится мне у тебя: так все удобно, продумано, даже журчание каскада, который будто шепчет: «Спать, Ленчик, спать». – Он отчаянно замотал головой и попросил кофе. – А то и в самом деле усну.
    Кирилл сварил кофе и поставил на стол поднос с чашками.
    - Без ванили, надеюсь? – заволновался Леонид.
    - Без. Хотя в кофе с ванилью есть что-то…
    - И в Марине Купавиной тоже. Я заметил, как ты на нее смотрел, – поддел он друга. – Ладно, балетоман, рассказывай.
    - Рассказывать-то особенно нечего. На сегодняшний день главный фигурант – это Марина.
    - Вот как?! – многозначительно протянул Леонид. – Значит, ваш интерес к ней был чисто профессиональным, простите, коллега.
    Кирилл, привыкший к ироничным высказываниям друга, спокойно продолжал:
   - Только у нее был вполне здравый мотив отравить Дениса. Он все завещал ей.
    - Да. Меня этот факт тоже заинтересовал, – согласился Петров.
    - У Марины с Лотаревым было все не так гладко, - продолжал Кирилл. - Они отложили свадьбу на неопределенное время, он постоянно кем-то увлекался. Таким образом, отравив Дениса, которого она все равно бы не удержала подле себя, Купавина в материальном плане полностью обеспечила себе будущее.
    - Логично. Ну а как насчет не очень здравых мотивов, если можно так выразиться?
    - А если насчет не очень здравых, то пока фигурирует только сам создатель яда, главный художник театра, Валерий Павлович Дубов.
    - А ему-то чем мешал Лотарев?
    - Лотарев собирался воссоздать точную копию первой постановки балета «Спящая Красавица» и оформлять спектакль пригласил не Дубова, а другого художника.
    - Кирилл, но ведь за это не убивают.
    - С нашей точки зрения, нет. Но с точки зрения художника, артиста. Может быть, воссоздание этого спектакля для Дубова было идеей фикс, а Лотарев лишил его возможности воплотить ее.
    - Да, это действительно сложно понять. Ну а кто еще?
    - Больше никого, вернее наоборот, слишком много. Но зацепиться не за кого.
    - Ладно, перечисли.
    - Итак, - с сомнением в голосе начал Кирилл: Марина Купавина, Алина Фролова…
    - Фролова?! А она-то, каким образом?
    - Прошлая любовь Дениса, но не мешай, - Леонелла Дезире, модель Наталья Гурская…
    - Все, все… ясно! Их слишком много, чтобы что-то можно было понять. И все они, перечисленные и не перечисленные, как я понимаю, были вхожи в дом многоуважаемого алхимика Валерия Дубова?!
    - Абсолютно все.
    - Да, тебе придется встретиться с немалым количеством знаменитостей…
    - Что весьма нелегко, - отозвался Кирилл. – Дезире, например, отказалась встречаться со мной. Частный детектив приглашенный Купавиной не вызывает у нее доверия.
    - Хорошо. Тогда, несомненно, у нее вызовет доверие повестка в уголовный розыск. Пусть придет, посидит в нашем коридоре с часик. Я ей позвоню и посоветую тебя принять.
    - Весьма признателен, – с улыбкой ответил Кирилл. – А то  к этой ядовитой и прекрасной не подберешься.
    - Так, - пробормотал Леонид, - по всему видно, что дело Лотарева имеет очень мало шансов на успех. Ох уж эти театральные интриги: улыбка на лице и яд в бокале… Ладно. – слегка ударил он себя по колену. – Ты пока разбирайся, а я подключусь попозже. Занят сейчас так, что лишний раз вздохнуть некогда. – Он посмотрел на часы. – Все, домой, и спать, спать.
    Кирилл спустился проводить друга. Леонид остановил попутную машину.
    - Ну, до скорого, – протянул он Кириллу руку. – А этой… как ее?.. Дезире. Я позвоню.
    «Странная у Леонида профессия, - задумался Кирилл. – Поддерживать баланс в обществе. Не отловит  определенного количества преступников, баланс нарушится, и  общество не устоит под натиском криминала…»


* * *
    Лилово-серая грозовая туча заволокла все небо. Город утонул во мраке. И вдруг, будто в фильме ужасов, яркая вспышка осветила на мгновение причудливые очертания домов, раздался оглушительный грохот, деревья униженно склонили свои гордые кроны в неистовых порывах ветра и каждым трепещущим листком молили о пощаде.
    Начавшийся ливень заставил Кирилла остановить свой джип у обочины.
    «Как не вовремя, - пробормотал он, взглянув на часы. – В девять я уже должен быть у Леонеллы. А тут… чертовщина какая-то…»
    Мелентьев невольно вздрогнул от грохота, словно разломившегося пополам небесного свода.
    «Но все равно, опаздывать не годится. – Он завел мотор и осторожно, почти на ощупь, проехал несколько метров. – Нет, ничего не получится. Придется ждать».
     Он включил магнитофон, и раскаты летнего грома растворились в божественных звуках «Casta diva». Словно заговоренный голосом Дезире ливень сменился дождем. Кирилл поспешил воспользоваться передышкой стихии. Но чертовщина продолжалась. Он плутал по знакомым улицам, которые в отблесках молний приняли странные очертания: крыши домов будто вытянулись, редкий свет в окнах дрожал, словно пламя свечей. Джип точно заколдованный кружился на одном месте. Кириллу с трудом удалось выехать за пределы Москвы.
     Полчаса спустя он увидел яркие фонари вдоль длинной ограды. Охранник внимательно просмотрел документы Мелентьева и, уточнив по компьютеру его визит, поднял шлагбаум.
      Кирилл въехал в городок избранных, но что странно, дождь барабанил в этом городке с такой же наглостью, как и в городе обыкновенных неудачников. Мини-дворцы  кичились друг перед другом своими архитектурными изысками, лужайки перед ними создавали впечатление вытканных из цветов и зелени  ковров.
    Неожиданно заглох мотор. Кирилл повернул ключ, нажал на сцепление: раздавались лишь захлебывающиеся холостые обороты. Небо прорезал сверкающий извив молнии, и остроконечные башни замка предстали перед изумленным взором детектива. Он посмотрел на номер, указанный на ажурной ограде, это был дом, который он искал. Мелентьев вышел из машины и нажал на кнопку домофона. Ему никто не ответил, он толкнул ворота, они оказались не запертыми. Накинув на голову плащ, Кирилл быстро прошел по аллее, ведущей к замку со стрельчатыми окнами, нажал на ручку массивной двери, и она бесшумно отворилась. Просторный вестибюль тускло освещали матовые светильники в форме факелов. Кирилл поправил волосы, встряхнул плащ, ожидая, что к нему кто-нибудь выйдет, но в доме царило безмолвие. Детектив кашлянул, потом громко произнес:
    - Простите. Здесь есть кто-нибудь?!
    Даже эхо не ответило ему. Он пожал плечами и решил подняться по лестнице. Второй этаж был погружен во мрак, лишь отблески молний, да изредка выглядывавшая из-за туч луна бросали неясный свет на галерею, обшитую деревянными панелями. Кириллу стало как-то не по себе в этом мрачном безмолвии, и вдруг он услышал голос, что-то тихо напевавший, но он явно не принадлежал Леонелле  Дезире, это был чей-то старый, злобно-дребезжащий голос. Кирилл машинально пошел на звук. Он миновал галерею и очутился в просторной комнате с ярко горящим камином. Около камина стояло высокое  кресло. Кирилл приблизился к нему и тут же  с ужасом отпрянул  назад. Отвратительная старуха с мерзкой улыбкой смотрела на него. В дрожащих отсветах пламени камина в белом чепце и белом одеянии она была похожа на привидение.
   Мелентьев открыл рот, пытаясь, что-то сказать, и в этот момент старуха  громко уничижительно расхохоталась, взмахнув пышными рукавами.  Она легко, словно облако, поднялась с кресла и, приблизив свое страшное, изборожденное морщинами лицо к Кириллу, зловеще прошептала:
    - Испугались? Вы же пришли узнать тайну.
    Кирилл смотрел на нее ничего не понимающим взглядом. Старуха серебристо рассмеялась, сдернула чепец, и пышные черные волосы окутали ее плечи.
    - Г-жа Дезире?!.. – пробормотал потрясенный Мелентьев.
    - Ну а кто же еще? – насмешливо сверкнула она черными глазами. – Простите, но я решила, что вы уже не придете… Погода мерзкая. – Она, было, повернулась к нему спиной,  чтобы уйти в другую комнату, но, обернувшись, бросила: - Между прочим, я наколдовала.
    - Вы так не хотели со мной встречаться? – наконец пришел в себя Кирилл.
    Лицо старухи с глазами Леонеллы сморщилось от смеха.
    - А вы хотели, чтобы было наоборот? У меня слишком мало времени, чтобы встречаться… - не досказав фразы, она ушла.
    Впрочем, Кирилл услышал ее и не произнесенной: «чтобы встречаться с всякими нанятыми сыщиками».
    Он усмехнулся и сел без приглашения в кресло «старухи». Через четверть часа в гостиной зажегся матовый свет, и в дверях в черном платье появилась Леонелла.
    - Коньяк, виски? – спросила она.
    - Виски.
    Леонелла открыла бар, взяла хрустальную бутылку и наполнила два стакана.
    - Прошу, – пригласила она и опустилась на диван.
    Кирилл сел в кресло напротив.
    - Я подумала, что вы уже не приедете, - возобновила прерванный разговор Леонелла, - и решила поискать грим. Этой зимой я буду исполнять партию графини из «Пиковой дамы».
    - Вы? – не скрыл своего удивления Кирилл. – Но насколько я понимаю, диапазон голоса…
    - У меня уникальный диапазон, - с презрительной усмешкой, прервала она его. – Мне подвластно все… ну или почти все.
    - По правде сказать, если бы я не увидел вас в образе графини, никогда бы не поверил, что вы можете так преобразиться не только внешне, но и внутренне.
    - А! Почувствовали, – торжествующе воскликнула Леонелла.
    - Еще бы, – покачал головой Кирилл.
     Она чуть пригубила виски и, откинувшись на спинку дивана, с интересом  взглянула на детектива.
    - Вам никто не говорил, что вы чем-то похожи на Дениса Лотарева?
    - Говорили, – подтвердил он. – Марина Купавина.
    При упоминании этого имени легкая судорога пробежала по красивому лицу Леонеллы.
    - А вы, - продолжал Кирилл, - даже приняли меня за призрак Дениса, когда мы столь неожиданно столкнулись в его гримерной.
    - Ах, да, – сделала небрежное движение рукой певица.
    - Вы там что-то искали!? – то ли спросил, то ли сказал утвердительно детектив.
    Леонелла тянула паузу под маской легкой насмешки. Она не знала, как выпутаться из этой словесной ловушки.
    - Искала? – наконец переспросила она с удивлением.
    Синие глаза детектива, не мигая, смотрели на нее.
    «Нет, образ забывчивой, капризной актрисы вам не подойдет. Вы слишком глубокая натура, чтобы что-то забывать», – мысленно говорил оперной диве Кирилл.
    - Да, искала! – вскинув голову, ответила она. – И хотела взять.
    - И не решились?!
    - Вы помешали, – произнесла она и наклонилась вперед.
    Взгляд Кирилла с удовольствием впился в великолепную, соблазнительно-упругую грудь. На какой-то миг он потерял нить разговора и подумал, как было бы хорошо ощутить эту ласковую упругость под своими руками.
    - Простите, – встрепенулся он, по-мальчишески быстро заморгав пушистыми ресницами.
    - Я сказала, что вы мне помешали.
    - У меня такого впечатления не сложилось. Скорее вы не нашли то, что искали.
    - Не смею разубеждать вас в ваших впечатлениях.
    - И все же?..
    - Денис великолепно рисовал, и мне хотелось бы иметь несколько его рисунков, - с нотами совершенно искренней печали произнесла Леонелла. – Но так как своим душеприказчиком он сделал Купавину, то я решила взять сама.
    - Вы полагаете, она бы вам отказала?
    - Я вообще не стала бы ее просить, – раздраженно бросила Дезире. – С какой стати?
    - Она была его невестой.
    - А стала наследницей. Интересная метаморфоза.
    - Вы подозреваете, что Купавина могла налить яд в склянку Дениса?
    - Во всяком случае, ей это было сделать удобнее всех.
    - Но и вам это тоже не составляло труда, - осторожно произнес детектив.
    - А вот это уже наглость, молодой человек, – холодно произнесла Леонелла.
    - Прошу прощения…
    Она посмотрела на него долгим изучающим взглядом.
    - На первый раз прощу и то только потому, что вы на редкость красивы. А я люблю и, главное, ценю все красивое… его, к сожалению, так мало, - Леонелла встала, подошла к окну и закрыла жалюзи. – Признаюсь, если бы вы были обыкновенным низкорослым, толстым, лысеющим мужчиной, неопрятно одетым и пахнущим неизвестно чем, я бы ни за что не согласилась встретиться с вами, даже если бы сам министр внутренних дел просил меня об этом.
    - Ваш комплимент настораживает…
    - Я не делаю комплиментов, я констатирую.
    Она прошла так близко от Кирилла, что край платья слегка коснулся его руки.
    - Если позволите, я приступлю непосредственно к цели своего визита, - собравшись с мыслями, сказал он.
    - Приступайте, – рассмеялась она и упала на диван, раскинув руки.
    - Как давно вы были знакомы с Лотаревым?
    Лицо Дезире на миг словно окаменело.
    - Около года.
    - Раньше вы с ним никогда не встречались?
    - Никогда! – четко ответила Леонелла.
    - У вас с Денисом сложились близкие, доверительные отношения, или же это были отношения между актерами одного театра?
    Леонелла посмотрела на Кирилла долгим пронзительно - обольщающим взглядом.
    - Это были отношения между актерами одного театра, - прилежно повторила она его слова.
    - И вы никогда не бывали у него в доме, как и он у вас?
    - И я никогда не бывала у него в доме, впрочем, как и он у меня, – словно забавляясь, вновь повторила Леонелла.
    - А вот мне, например, известно, что Денис был у вас в московской квартире, и вы с ним о чем-то весьма  взволнованно разговаривали.
    Шелковые брови Леонеллы плавно поднялись вверх.
    «Черт возьми, а он и в самом деле детектив», – подумала она.
    - Я не собираюсь ни опровергать, ни подтверждать чьи-то  сплетни.
    - Это не сплетни, у меня есть свидетель.
    - Кто же он?
    - Я его представлю, когда будет нужно, а пока  спрашиваю вас…
    - Нет, но все же, кто это?! Горничная?! – не на шутку взволновалась Леонелла.
    Кирилл не без доли злорадства  смотрел на вышедшую из себя диву: в глазах ее сверкали гневные молнии, щеки очаровательно порозовели.
    - Я полагаю, своей горничной вы платите столько, что ей просто нет смысла вас предавать.
    Леонелла задумалась, покусывая губы.
    - Предавать всегда есть смысл, – с тяжелой иронией произнесла она и, вынув из потайного кармана платья белоснежный батистовый платок, слегка провела им по лицу. – И все-таки мне хотелось бы знать, кто этот свидетель?
    - Это моя профессиональная тайна, - сверкнул в улыбке белыми зубами Кирилл. – Такая же, как и загадочная безграничность вашего диапазона.
    Леонелла резко встала и черной птицей пронеслась по гостиной. Остановившись у рояля, она взглянула на Кирилла и с тяжелой усмешкой произнесла:
    - Он был моим любовником.
    - Ах, вот как? – весьма недоверчиво произнес Мелентьев. – Но простите за откровенность, в театре по поводу ваших отношений сложилось совершенно противоположное мнение.
    - Интересно, какое же?
    - Вы преследовали Лотарева, а он избегал вас.
    Она, запрокинув голову, глухо рассмеялась.
    - Это была обыкновенная маскировка, и она, как видите, нам удалась.
    «Что-то мне все-таки мешает вам поверить», – прищурив глаза, размышлял Кирилл.
    - Но ведь Денис любил Марину, – как бы случайно обронил он фразу.
    - Марину?! – взвизгнула Леонелла. – Он не любил и не мог любить ее! Он всегда, всю свою жизнь любил только меня! Слышите, только меня!.. – с надрывом чуть ли не прокричала она.
    - А где вы познакомились с ним?
    Леонелла, еще, будучи во власти своих мыслей, непонимающими глазами посмотрела на Кирилла, и он был вынужден повторить свой вопрос.
    - Ну, разумеется, в театре, - тем не менее, прозвучал заготовленный ответ.
    - Скажите, пожалуйста, а почему вы решили покинуть Италию и петь в Москве?
    - Потому что я – русская и всегда мечтала вновь вернуться на родину.
    - Вы родились здесь или?..
    Леонелла нетерпеливо перебила его.
    - А сыщики еще докучливее репортеров. По-моему, уже во всех журналах было напечатано, что я родилась в Риме, так как отец был работником посольства. Некоторое время  жила в России, а потом уехала в Милан.
    Кирилл подошел к ней и тоже облокотился о рояль.
    - Но знаете, вот здесь, - Леонелла длинными пальцами изящным жестом провела у себя под грудью, - осталось какое-то необыкновенное ощущение свежести снега и холодной голубизны русского неба. Вот ваши глаза… они синие, - она окинула его нежно-интригующим взглядом.
    - Все же, простите за настойчивость, какой именно рисунок Дениса вы искали? – нудно допытывался Кирилл, вместо того, чтобы поддаться игривому настроению Леонеллы и вместе с ней воспарить в утонченную атмосферу полунамеков, полуобъятий, полулюбви.
    - Пейзаж… так… набросок окрестностей Павловска… - недовольно ответила она.
    «Врет», – решил Мелентьев.
    «Какого черта, – в то же время злилась Леонелла. – Он что, импотент? Такая женщина рядом, а он привязался со своими вопросами. Ведь я могу и передумать. Нет, пожалуй, не передумаю, - возразила она сама себе, - он притягивает меня». – Она как бы случайно дотронулась до его руки. Кирилл пристально посмотрел на нее.
    «Неужели такая звезда может заинтересоваться мною?.. А впрочем, чего не бывает на этом свете?»
    Переливы домофона нарушили приятные мысли детектива. Теперь вздрогнула Леонелла.
    - Простите, - с холодной светской улыбкой произнесла она, - но вам уже пора уходить…
    - Что ж, извините… - и Кирилл сделал шаг, но Леонелла его остановила.
    - Не туда, пойдемте, я вас провожу.
    Она провела его в коридор, из которого по узкой витой лестнице они спустились вниз.
    - Вы выйдите из дома, повернете налево, пройдете по боковой аллее и окажитесь у ворот. До свидания, - протянула она руку.
    Кирилл вежливо пожал ее сильные, изящные пальцы. Леонелла с досадой взглянула на него и захлопнула дверь.
    Выдворенный на улицу детектив поежился от пронизывающих порывов ветра и ледяных капель дождя. Но профессиональный интерес, узнать ради кого столь бесцеремонно выставила его Дезире, превозобладал над желанием поскорее сесть в джип, включить отопление и вернуться в Москву.  
    «Черт возьми, кто в столь поздний час имеет право навещать оперную диву?! Судя по тому, что сейчас уже почти полночь… это, скорее всего, любовник».
    Кирилл обошел замок Леонеллы и увидел, что свет зажегся в одной из башен на втором этаже. Он осмотрел стены, они были гладкие, как лед; узкий выступ опоясывал второй этаж; стрельчатые окна были богато декорированы в стиле пламенеющей готики. Кирилл нервно покусывал губы: «Но не могу же я вот так уйти».
    Он скинул плащ, пиджак и, встав на лепное украшение нижней части окна, взялся за его стрельчатый верх. Затем ловко обхватил ногами какой-то каменный букет, и, подтянувшись, ухватился за выступ второго этажа. Вновь подтянулся и замер, прислонившись к стене. Теперь только оставалось осторожно заглянуть в комнату, пока не опустили шторы. Кирилл чувствовал себя скульптурным изваянием с весьма неудачной точкой опоры. Ветер набрасывался на него с такой ревностной яростью, будто хотел оторвать его от стены и сбросить на землю. Мокрые рубашка, брюки противно облепили все тело; злой колючий дождь бил по лицу. Кирилл изловчился и осторожно заглянул в окно. В матовом свете электрических свечей Леонелла томно извивалась в объятиях какого-то мужчины.
    «Ну, повернись лицом к окну», - мысленно приказывал ему Кирилл.
    Но мужчина был настолько поглощен Леонеллой, что вместо того, чтобы повернуться, вообще опустился на колени. Леонелла сделала движение рукой, видимо, желая опустить шторы. Мужчина встал и подошел к окну. В свете луны и отблесков фонарей Кирилл ясно увидел лицо главного художника театра Валерия Павловича Дубова.
    «Ядовитые партнеры, - промелькнула мысль у промокшего насквозь детектива. – Один изготавливает яд,  другая изливает».
    Спустившись на землю, он подхватил свои вещи и побежал к машине. Онемевшие от холода пальцы с трудом отыскали ключи. Захлопнув дверцу, Кирилл несколько секунд не мог пошевелиться, стуча зубами от холода. Наконец, глубоко вздохнув, он завел мотор.
    «Ну и каков результат моего восхождения? - попытался разобраться он. - Все еще больше запуталось или это путеводная нить, ухватившись за которую я выйду из лабиринта?!»

    
ГЛАВА  ДЕСЯТАЯ   

    Телефонный звонок отвлек Кирилла от экрана компьютера. Он устало потер глаза и взял трубку.
    - Привет, это Леонид. Как дела?
    - Так… осколки, которые можно соединить и так и этак, все равно изображение будет кривым.
     - А ты что хотел? – с издевкой отозвался Леонид. – Чтобы после встречи с Дезире ты как в зеркале увидел всю картину преступления?
    - Было бы неплохо, - в тон ему ответил Кирилл.
    - А я к тебе с новостью. Девушка, которая убирала квартиру Лотарева, пропала.
     - Что?!
     - Мой сотрудник был у нее дома, и соседи сказали, что не видели ее уже больше двух недель. Весьма странное получается совпадение: обыск на квартире Лотарева и исчезновение девушки.
    - Несомненно, здесь какая-то связь…
    - Короче, я с ребятами еду к ней на квартиру. Мы тут тетку ее разыскали. Хочешь с нами?
    - Конечно.
    - Тогда через полчаса спускайся. По дороге тебя захватим.
    
    Тетка с круглыми от испуга глазами уже поджидала их у подъезда, теребя в руках ключи от квартиры.
    - Господи!  Вы думаете, что-то случилось? - бросилась она к Петрову.
    - Не знаю, – проходя вперед, ответил он. – Скажите, Виталия Михайловна, а ваша племянница никогда раньше не пропадала? Нет у нее такой привычки? – обратился он к женщине.
   - Нет! Нет! – отчаянно замотала она головой. – Никогда!
   - Хорошо. Открывайте дверь.
   Женщина дрожащими руками вставила ключ.
    - Почему же вы не обратились в милицию, если ваша племянница исчезла, не предупредив вас?
    - Да я ничего плохого не могла и подумать, - побелевшими губами прошептала она.
    «Вернее, не хотела. К чему себя утруждать? – мысленно заметил Кирилл. – Пропала так пропала, а я, что могу?»
    Когда они вошли в квартиру, то женщина от ужаса громко вскрикнула: все было перевернуто вверх дном.
    - Так, – многозначительно произнес Леонид. – И здесь что-то искали. Но что, черт возьми?
    Виталия Михайловна запричитала слезливым голосом:
    - Господи, что же это такое?.. Господи, где же Кирочка?..
    - Приступайте, – обратился Леонид к своим сотрудникам. – А мы с вами побеседуем, – взял он под руку женщину. – Итак, - садясь на диван, - начал он, - ваша племянница, Репнина Кира Алексеевна, судя по показаниям соседей, пропала недели две назад. А когда вы видели ее в последний раз?
    - Ой, не помню, – раскачивалась из стороны в сторону всем корпусом Виталия Михайловна. – Ну, примерно так же, недели две назад.
    - Вспомните, о чем вы с ней разговаривали?
    - Ой, о чем? О чем? – она принялась усиленно тереть свой лоб. – Да как же! Кира пристала ко мне, чтобы я на время дала ей свой паспорт.
    - Свой паспорт? – с интересом переспросил Леонид. – Зачем?
    - Да фантазерка она. Сама не знает, чего хочет. Вот, допрыгалась, связалась с кем-то: квартиру всю перерыли и сама неизвестно где. Вы понимаете, - просительно взглянула Виталия Михайловна на Кирилла, сидевшего напротив, - она всю жизнь такая. Школу окончила, вместо того, чтобы идти работать, артисткой решила стать. Я уж точно не помню, раза три-четыре она поступала, но все напрасно. Последнее время, как мне показалось, вроде бы остепенилась, нашла работу неплохую. Да что там, неплохую, – перебила сама себя женщина. – Отличную. Убирала два раза в неделю квартиру какого-то знаменитого артиста балета. Платили очень хорошо, но он умер. Кира говорила, будто его отравили. Жаль. Ну так вот, - вздохнув, продолжала женщина, - недели две тому назад приходит ко мне Кира и просит мой паспорт, чтобы наняться в горничные к какой-то знаменитости. Я ее спрашиваю: «А паспорт-то зачем?» – А она говорит: «Туда, тетя, принимают только женщин после сорока». – «Хорошо, - говорю, - бери паспорт. Только что ты со своей двадцатипятилетней физиономией будешь делать?» – «Не волнуйтесь, изменю под вас, никто ничего не заподозрит». – И в самом деле, вроде бы  не заподозрили, взяли ее  на работу под моей фамилией, а паспорт она мне вернула. И вот с того дня больше я своей племянницы не видела.
    - А имя знаменитости она вам не называла?
    - Нет, - покачала головой женщина.
    - Ребята, что у вас? – обратился Леонид к своим сотрудникам.
    - Никаких отпечатков.
  - Ясно. Значит, вы, Виталия Михайловна, поедете со мной, посмотрите фотографии пострадавших, найденных без документов и никем не востребованных.
    Женщина сильно побледнела и спросила:
    - Трупов, что ли?
    - Да.
    - О, господи. Я.. я боюсь… не могу…
     - Послушайте, может, вашей племянницы среди них и не будет.
    - А вдруг?
    - Ну а вдруг? Что ж, по-вашему, будет лучше, если ее как безродную похоронят?!
    - Ой, не говорите, не говорите так, – запричитала женщина. – Хорошо, едем. Дай бог, моей Кирочки там не окажется.

    Но бог не дал. Фотография Киры оказалась второй в жутком альбоме.
    - Итак, - подвел итог Леонид, когда скорбная фигура Виталии Михайловны скрылась за дверью, - Кира Алексеевна Репнина была убита 23 мая около полуночи в туалете дискотеки «Прерия» ударом  ножа в живот. Нож складной, длина лезвия 15 см. Никаких вещей при ней обнаружено не было. Похоже на ограбление.
     - Черт возьми! Кому и что было нужно от этой девчонки? – невольно воскликнул Кирилл.
    - Может быть шантаж? Кира знала или догадывалась, кто отравил Лотарева?
    - Предположим, – согласился Мелентьев. – Но что искали в квартире Лотарева и что искали в квартире Репниной?
    - Может быть, то, что Репнина похитила из квартиры бывшего хозяина и спрятала у себя?
     - Но что? – взъерошил волосы Кирилл. – Настя утверждает, что ничего не пропало.
    - На первый взгляд.
    - Ничего не понимаю… какие-то осколки, – Кирилл посмотрел на часы: - Черт возьми! Мне надо бежать. Договорился о встрече с  Константином Луневым. – Он поднялся и протянул руку Леониду. – Да. Послушай! Дай-ка мне ключи от квартиры Репниной. Я хочу еще раз там все внимательно осмотреть. Вечером позвоню.

* * *
    Будто сговорившись, все светофоры встречали Кирилла долгими красноокими взглядами.
    Он влетел в концертный комплекс и направился прямо в зрительный зал, но дорогу ему преградил парень с фигурой борца.
    - Куда? – вяло, двигая губами, спросил он.
    - К Луневу. У меня назначена с ним встреча.
    - В самом деле? – с презрительной усмешкой оглядел он Кирилла сверху до низу. – Как фамилия?
    - Мелентьев.
    Он взял трубку.
    - Алло, Мажордом. Здесь к Костику какой-то Мелентьев, говорит, назначено. – А! Понял. Ну иди, – махнул он Кириллу рукой. – Пройдешь через зрительный зал, так короче, поднимешься на сцену и направо, понял?
    Мелентьев не стал затруднять себя ответом. Он поднялся на сцену, на которой репетировали музыканты, и прошел за кулисы. Девица в сверкающих блестками брюках взмахом руки указала гримерную Лунева.
    Кирилл тихо подошел к неплотно закрытой двери, но заходить не стал, а, воспользовавшись полумраком коридора, притаился за выступом стены.
    - Вот смотри. Любуйся, на свои фотографии, – донесся вдруг из гримерной раздраженный голос Константина Лунева. – Что мне теперь делать? Платить?! Все! Надоело! Трахаешься там у себя за границей, так тебе мало!.. Здесь несколько недель не можешь потерпеть. Скоро уже у всех на глазах начнешь ублажаться.
    - Откуда я знала? Мы с Феликсом пришли порознь, потихоньку. А эта тварь репортерская все-таки проследила, – возразил ему хрипловатый женский голос. – Костик, ну прости, – по-детски просительно протянул голос, поднявшись на несколько нот выше. – Это больше не повторится.
    - Ты мне уже обещала, когда пошли слухи о тебе и Лотареве.
    - Костик, то были только слухи…
    - Не ври!
    - Костик, ну мы же так хорошо вместе смотримся. Ну, кого ты найдешь лучше меня?
    - Незаменимых нет. Запомни это.
    - Незаменимых нет, – лукаво согласился голос. – Но таких, как я, тоже. Ну что, мир? Ксения собирает сногсшибательный банкет по случаю дня рождения, мы должны сразить всех.
    Но тут по коридору раздались чьи-то шаги, и Кирилл был вынужден постучать в дверь.
    - Войдите, – раздался недовольный возглас Константина.
    Кирилл вошел в гримерную и увидел Лунева с сидящей на его коленях Натальей Гурской. Константин вопросительно взглянул на детектива.
    - Кирилл Мелентьев, – представился он.
    - Да, – кивнул Константин. – Мне говорили. Вы занимаетесь расследованием убийства Дениса?!..
    - Совершенно верно.
    - Садитесь, – пригласил он. – Только я вряд ли смогу вам чем-то помочь.
    - Насколько мне известно, вы были одним из последних, кто видел Дениса живым.
    - Да, – подскочила Гурская. – Мы были у него в гримерной до начала спектакля и после первого действия или второго, точно не помню. Боже, как он танцевал!.. Словно чувствовал… Я рыдала!..
    - Сядь, – оборвал ее Лунев.
    - Но меня же спрашивают, – передернула плечами модель.
    - В тот вечер вы не заметили ничего необычного в поведении
Лотарева? – обратился  детектив к Луневу.
    - Нет. Денис был в приподнятом, премьерном настроении. Мы подарили ему цветы, поболтали о пустяках, даже не помню о чем…
    - А ты? – обратился он к Гурской.
    - А я, помню. Я похвалила его костюм, а он мне сказал, мол, что это?! Вот поставим «Спящую красавицу», так там будут не костюмы, а произведения искусства.
    - Когда вы находились у Лотарева, никто больше не входил в гримерную?
    - Нет, - немного задумавшись, ответил Константин. – Дверь, правда, была открытой, кто-то чинил замок…
    - Точно нет, – подтвердила Гурская. – Вот, когда мы выходили, то столкнулись с Аркадием Викторовичем. Но он заглянул буквально на минутку. Что-то сказал Денису и тут же нагнал нас в коридоре.
    - А потом?
    - А потом… он зашел к этой… Купавиной… а мы вернулись в зал.
    Кирилл посмотрел на Лунева. Тот с легкой усмешкой кивнул головой.
    - Все точно.
    - Как давно вы были знакомы с Денисом Лотаревым?
    - Лет семь…
    - А вы? – взглянул детектив на ноги модели.
    - Я?.. Года два…
    - Между вами бывали недоразумения?
    - Ну какие недоразумения?! – тут же вмешалась Гурская. – Я – модель, Костик – певец, Денис – танцовщик…
    «Ну да, - согласился Кирилл, - если не считать того, что ты, будучи невестой одного спала с другим».
    - Скажите, - проведя тонкими нервными пальцами по своему лицу, обратился Константин к детективу, - версию самоубийства вы полностью исключаете?
     - Исключать что-либо пока еще очень рано, но нет никаких оснований предполагать самоубийство. Все, с кем я разговаривал, подчеркивали, что не замечали ничего странного в поведении Дениса. Он не был в состояние депрессии, наоборот, о нем говорили,  как о человеке полном планов, сил, желаний. А почему вы меня об этом спросили? – поинтересовался Кирилл. - Может быть, вам что-то показалось необычным в его поведении?
    Мучительная морщинка пересекла матовый лоб Константина.
    - Понимаете, Денис был гениальным танцовщиком, а гениальный человек как бы идет по узкой тропинке между безднами. Малейшая потеря душевного равновесия и все…
    - И вам показалось, что Денис потерял это равновесие?
    - Нет, но определенный диссонанс, мне кажется, он ощущал…
    - И что же это за диссонанс?
    - Марина Купавин, -  растянув губы в полоску жала, прошипела Гурская.
    Константин поморщился и отмахнулся от ее слов рукой.
    - Ты ненавидишь Марину, как всякая посредственность ненавидит талант.
    - Это я, посредственность?! – лицо модели стало пурпурным. – Я?!.. Значит, весь мир, который любуется моим лицом, телом, ногами настолько глуп, что не замечает, что я всего лишь посредственная девица?!
    - А ты себя таковой, конечно, не считаешь, – с тонкой усмешкой произнес Константин.
    - Представь себе, нет, – вызывающе выставив вперед свою длинную ногу, надменно отпарировала она.
    - Но это лишь подтверждает то, что я сказал. Это талантливый человек сомневается в себе, а посредственность всегда считает себя гениальной, на то она и посредственность.
    - Ну, знаешь, – захлебнулась в негодовании Гурская. – Знаешь, это переходит всякие границы.
    - Но не те, что перешла ты, – с раздражением бросил ей Константин. – Сядь и помолчи!
    Надув губы, она опустилась на пуф, эффектно закинув ногу за ногу.
    - А еще лучше, выйди, – бросив на нее презрительный взгляд, произнес он.
    Гурская взметнулась как кобра увидевшая опасность. Казалось, она сейчас набросится на Лунева, но, сдержавшись, лишь ядовито пропела:
    - Ну как же я не догадалась: здесь же мужской разговор, – и нагло покачивая худыми бедрами, выплыла из гримерной.
    Константин, сжав кулаки, сидел, опустив голову. Было видно, что ему очень хотелось влепить пощечину в ее знаменитое лицо.
    - Все запутала, – зло пробормотал он. – О чем же я вам хотел рассказать?.. А!.. Но только учтите, это мои умозаключения… случайные, лишенные логики. Даже не знаю, вправе ли я вам это говорить, нужно ли?.. Я могу бросить тень на совершенно невинного человека…
    - В ходе расследования все, с кем близко общался Денис, находятся под подозрением.
    - Проблема в том, что я не уверен, как бы вам это объяснить?.. Я что-то видел, случайно, что-то слышал, случайно. И вот из этого предположил версию о самоубийстве. - Константин на минуту замолчал, видно собираясь с мыслями и пытаясь выстроить их как можно четче. – Все началось с появлением в театре Дезире, - решился он поведать детективу мучившие его сомнения. – Со стороны казалось, что она преследовала Дениса, изо всех сил стараясь привлечь его внимание. Дениса это раздражало, но, по-видимому, он все-таки увлекся ею, хотя, смею предположить, что никто кроме меня этого не заметил. Денис не хотел огорчать Марину, - подчеркнул Константин. – Примерно полгода назад, когда я выпустил свой последний альбом, я устроил у себя на даче грандиозную вечеринку. Были… - он небрежно махнул рукой, - проще сказать, кого не было. Часов около пяти утра, кто был в состоянии, отправились по домам, другие – остались. Комната, отведенная Дезире, находилась недалеко от моей спальни. Когда я вошел к себе, то неплотно закрыл дверь. Раздевшись, я заметил свою оплошность и подошел, чтобы закрыть ее на замок, как увидел идущего по коридору Дениса. Черт знает почему, но я притаился. - «Интересно, к кому это он крадется? - еле сдерживая смех, подумал я. – Ведь его спальня на третьем этаже». - Он без стука открыл дверь в комнату Дезире… «Вот в чем дело!» -  Но тут до меня донеслись их повышенные голоса.  – «Что такое?» – Денис вообще никогда много не пил, а вот Дезире набралась. Я накинул халат и поспешил в коридор. Визг Дезире усиливался. Я приоткрыл дверь в ее комнату, все еще находясь в нерешительности, стоит ли мне вмешиваться, как услышал, еле сдерживаемый от крика голос Дениса: «Убирайся! Слышишь, Валерий, убирайся!» - и тут, по-видимому, Денис ударил этого Валерия. – Конечно же, я догадался, в чем дело. Эта ядовитая стерва Дезире вылезла из своей змеиной шкуры, чтобы соблазнить Дениса, а когда он заинтересовался ею, она, чтобы отомстить ему за его надменность и холодность, завела себе другого любовника… и Денис их застал. – «Убирайся!» – продолжал требовать Денис. Тут я осознал всю нелепость своего порыва вмешаться.  Я закрыл дверь спальни Леонеллы и вернулся к себе, рассудив, что они разберутся и без меня. Я в тот вечер, надо признаться, выпил лишнего, поэтому и оказался невольным свидетелем чужих  отношений. Кто такой этот Валерий, предваряя ваш вопрос, скажу сразу: - Не знаю.
    «Зато я, смею надеяться, знаю очень хорошо», – отметил про себя детектив.
     - После столь невероятной, неожиданной смерти Дениса меня все время мучает одна мысль: может быть, он настолько увлекся этой проклятой Дезире, что потерял душевное равновесие.  Ведь от нее исходит что-то дьявольское. Она необыкновенно красива, а голос... – божественная чистота и адская бездна. - Лунев внимательно посмотрел на Кирилла и добавил: - Я рассказал вам все это, потому что хочу  разобраться, хочу быть уверенным, что смерть Дениса не была самоубийством.
    - Вы, конечно, предпочли бы убийство, если так можно сказать.
    - Да, – сверкнул глазами Константин. – Потому что самоубийство – это невольный грех друзей, их равнодушие, не желание замечать, что кому-то нужна твоя помощь.
    - Костик, на сцену, – появилось в дверях чье-то медузообразное тело.
    - Иду, – отрывисто бросил Лунев.
    Мелентьев поблагодарил его и, попрощавшись, вышел.
    - Тоже мне, звезда, – нагнала детектива разъяренная Гурская. – Возомнил о себе!.. А вот Денис восхищался мною! Он говорил, что у меня тело… этой… - она сильно прищурила зеленые глаза, усиленно пытаясь вспомнить то, чего никогда не знала…- Ну, этой…
    - Афродиты… Венеры, - подсказал Кирилл.
    - Да нет… этой… музы, как ее?..
    - Терпсихоры.
    - Вот, вот, точно!.. Психоры!.. Психованная муза такая… все скачет, аэробикой занимается, - пояснила она Мелентьеву.
    - А что, Константин с Денисом в самом деле были друзьями?
    - Друзьями? – расхохоталась Гурская, ухватившись, словно торговка на рынке, за бока. – У Костика друзей вообще нет. Он у нас исключительный, –залилась она опять громким смехом.
    Навстречу им двигался толстяк в яркой рубашке. Заметив его, Гурская замолчала и прошипела сквозь зубы:
    - Презирал Денис Костика, вот и все!
    - За что же? – одними губами, нарочито смотря в сторону, шепотом спросил Кирилл.
     - Понятия не имею, - пробормотала Гурская и, бросив: - Прощай! – скрылась за занавесом.
    Кирилл был вынужден прижаться к стене. Чтобы дать возможность пройти медузообразной фигуре, благоухающей каскадным ароматом дорогой туалетной воды.

* * *  

    Было уже поздно, около полуночи, когда Мелентьев подъехал к дому, где жила Кира Репнина. Он вошел в подъезд, поднялся по лестнице из пяти ступенек и очутился перед опечатанной дверью. С разрешения Леонида он сломал печати и вошел в квартиру. Остановившись посредине, детектив оглянулся, как бы прикидывая, с чего же лучше начать и, надев перчатки,  принялся осматривать содержимое старенького шкафа. Особенно неприятно было  перебирать принадлежности женского туалета. Некрасивое, бедное женское белье вызвало у Кирилла жалость с оттенком брезгливости.
    «Как должна быть, наверное, несчастна женщина, носившая вот это!» – подумал он, взглянув на застиранный до серого цвета бюстгальтер с растянутыми плечиками.
    Верхняя одежда Киры была столь же жалка.
    «Что же здесь искали? – поминутно спрашивал себя Мелентьев. – Вероятно только то, что девушка украла из квартиры Лотарева. Больше просто нечего!.. Интересно, нашли или нет?»
    Кирилл перешел на кухню, сел на стул, стоявший посредине, и, заметив на полу плюшевого зайца с корзиночкой,  машинально поднял его. Вертя в руках игрушку, он продолжал внимательно осматривать помещение. Неожиданно он нащупал уплотнение на животе зайца и, засунув палец  в фартучек, который оказался карманом, вынул из него крошечную записную книжку. В ней было всего несколько телефонных номеров: один из них принадлежал Денису Лотареву,  другой  домоправительнице Марины Купавиной, Насти,  рядом с третьим было написано - мажордом Евгений Рудольфович. Кирилл тут же набрал этот номер, но приятный механический голос ответил, что связь с абонентом невозможна в связи с его отказом от услуг телефонной сети.
    «Мажордом, - машинально повторил он, - где-то совсем недавно я слышал это слово».
    
    ГЛАВА  ОДИННАДЦАТАЯ  

    Из полуоткрытых дверей репетиционных залов доносилась музыка и голоса: «Стоп!.. Плохо!.. Еще раз!.. Спину!.. Жете, еще жете!»
    Кирилл воспользовался предоставленным ему Аркадием Бельским  правом приходить в театр в любое время. Он осторожно заглянул в зал, Бельский, заметив его, приветливо кивнул головой и тут же забыл о нем. Аркадий Викторович «танцевал третьим» в дуэте Марины и Феликса. Он взмахивал руками, замирал в арабесках, порхал по огромному залу вслед за парой.
    - Великолепно, – шепнул Кириллу Бельский, сев рядом с ним на длинную скамью, стоявшую у зеркала. – «Я вся -  полет под ураганом зова…» – так кажется, у Северянина… Вы видите ее летящую позу? О, это удается немногим. Обычно застынут в фарфоровом великолепии и таращат глаза, а Марина – это полет…
    Он вновь подбежал к паре и, остановив аккомпаниатора, принялся что-то объяснять. Марина тут же обмякла, словно ее держала только музыка. Она устало провела рукой по лбу. Маленькая, худенькая, печальная и какая-то некрасивая. Она подошла к палке, чтобы взять полотенце и заметила Кирилла.
    - Здравствуйте, – сухо произнесла она.
    - Все, все, – безжалостно хлопнул в ладони Аркадий Викторович. – Хватит отдыхать! Встали! Начали!
    Как только Марина подошла к Феликсу, и прозвучал первый аккорд, она мгновенно преобразилась. Они были неподражаемы – золотоволосый Феликс и летящая, едва касающаяся земли Марина.
    - Да… - многозначительно протянул Аркадий Викторович, обращаясь к Кириллу, - как бывает. Не видать Феликсу такой удачи, если бы не смерть Дениса. Я, конечно же, рискую, есть танцовщики более опытные, с именем, а я все поставил на него. Я ему даю такой шанс в жизни, о котором мечтают все, а получают лишь некоторые, да и то через одного. Феликс – мальчишка, ему только восемнадцать.  Мои друзья называют меня сумасшедшим, твердят: «Не вытянет он психологию образа, не та у него элевация…» – Но я чувствую, будет триумф. Купавина и Волохов  станут самым блестящим дуэтом ХХI века.
    Прозвучали последние аккорды, Феликс и рвущаяся ввысь Марина замерли на одно восхитительное мгновение и… рассыпались.  Еле передвигая ноги, абсолютно мокрая, учащенно дыша, подошла к Бельскому самая блестящая пара.  На нее было жалко смотреть.
    - Все! Молодцы! – довольно потирая руки, сказал Бельский.
    Феликс тут же повалился на спину. Марина взяла полотенце и не спеша стала ходить по залу. Мимоходом она говорила Феликсу, чтобы он прекратил валять дурака и встал с пола, иначе простудит спину и все.
     - Феликс, немедленно встань! – приказал ему Бельский.
    Аркадий Викторович тоже взял полотенце и, вытирая лоб, говорил Мелентьеву:
    - Я сделаю из Феликса великого танцовщика.
    - Кирилл, вы хотели поговорить со мной? – подошла к ним Марина.
    - Да, если можно.
    - Тогда пойдемте  ко мне в гримерную.
    Они молча прошли по длинному коридору. Марина открыла дверь.
    - Садитесь. Я приму душ и через пятнадцать минут буду в вашем распоряжении.
    - Вообще, настроение у меня ужасное, - вернувшись, начала Купавина. - Вчера была на кладбище у Дениса. Так эта Дезире усыпала его могилу своими красными розами, а моего букета из ландышей, который я поставила накануне, естественно, уже не было.
    Кирилла позабавила проблема Марины, и он, желая знать, как же она вышла из столь сложного положения,  успел только произнести: - И?..
    - И я позвала смотрителя и попросила его немедленно убрать эту мерзость с могилы Дениса. Всю… до единого цветка и поставила в мраморную вазу свои белые розы.
    - А как, простите, вы догадались, что красные розы принадлежали Дезире?
    - Красная роза – ее цветок.
    - Простите еще раз, - еле сдерживая улыбку, продолжал Кирилл, - если я правильно понял: фиалки, ландыши и белые розы – ваши цветы.
    - Да, я более разнообразна.
    «Представляю себе ответную реакцию Леонеллы», – мелькнула у Кирилла веселая мысль.
    - Вы хотели меня о чем-то спросить? – немного успокоившись, обратилась к нему Марина.
    - Позавчера, с вашего позволения, я был на квартире Дениса и пытался понять, что же все-таки украли или искали и не нашли.
    - И как, удалось? – устало усмехнулась она.
    - К сожалению, нет. Единственно, что вызвало вопрос – это отсутствие нескольких фотографий в альбоме Дениса. Если вы помните, детские и юношеские фотографии были аккуратно вставлены в большой синий альбом. Так вот, мне показалось странным, что несколько рамок оказались пустыми. Может быть, он вам подарил эти фотографии?
    - Детские?.. Зачем?.. Да мало ли почему Денис решил избавиться от них. Я, например, когда стала знаменитой, выбросила не один десяток снимков. Понимаете, приходят журналисты, просят фотографии детства, юности, и я даю альбом, в котором все фотографии меня устраивают. Вероятно, и Денис произвел такую же  чистку, о нем очень много писали…
    В дверь раздался осторожный вкрадчиво-вежливый стук.
    - Да, – нехотя ответила Марина, но, увидев, кто вошел, улыбнулась: - А, Севочка! Здравствуй, дорогой.
    - Осторожно – осторожненько, – шептал Севочка, полненький мужчина лет тридцати, с лукавой улыбочкой, держа  перед собой пухленькими пальчиками сценический костюм. – Мариночка, как тебе этот оттенок лилового?
    - Слишком розовый отсвет.
    Он повесил тунику на вешалку и чуть отошел назад.
    - А ты бы хотела?..
    - Побольше синего и потемней.
      - Мариночка, но ведь ты же танцуешь любовь.
     Сева в задумчивости потер подбородок, было видно,  что он давно работает со звездами и привык к их турбулентности.
    - Темные оттенки утяжеляют композицию… изменяют саму идею. Вот посмотри, - он открыл яркую коробочку и вынул из нее небольшой отрезок ткани золотисто-телесного оттенка. – Это туника Феликса, и твой темный  цвет все испортит.
    - Не знаю, Сева. Не знаю, но все ужасно. Да, я вас не познакомила, - спохватилась Марина. – Это Кирилл Мелентьев – частный детектив, а это Севочка – наш художник-модельер.
    Сева, приветливо улыбаясь, пожал руку Кириллу.
    - Мариночка, ты не забыла?! – обратился он к Купавиной. – Завтра у Ксюши день рождения. Я заказываю лилии.
    - Я не пойду.
    Сева замер с открытым ртом.
    - Мариночка, это грубый диссонанс. Вы – почти подруги!
    - Я – в трауре.
    - Тем более, тебе надо хоть немного отвлечься. Ну как, как ты не пойдешь на день рождения Ксении Ладогиной, второй примы нашего театра?! Это шкандаль в благородном семействе! – смешно  переврал он слово. – Ты же знаешь, будут все! Ксюша специально отмечает  каждый свой день рождения с необыкновенной пышностью, чтобы, когда настанет какой-нибудь не очень приятный юбилей, он прошел бы как обычная дата, - пояснил Кириллу Сева. -  Будут журналисты. Ксения Ладогина, можно сказать, наш пресс-секретарь по связям с общественностью и со всем артбомондом. Надо отдать ей должное, она – талантливая балерина, но не более того, - уточнил он. Однако, самое главное, она – умная женщина и прекрасно осознает свои возможности. Вперед Марины не лезет, козней не строит… Кирилл! – взмолился Сева. – Ну давайте ее вместе уговорим.
    Кирилл пожал плечами, показывая Севе, что он не имеет ни малейшего влияния на Марину. Воцарилась неловкая пауза. Купавина сердито смотрела в зеркало, Сева, вздыхая, закрывал коробочку.
    - Марина, – вдруг нашелся Кирилл. – Сева сказал, что там будут все, то есть все, кто был знаком с Денисом?!
     Она кивнула.
    - Простите за мою навязчивость, но мне было бы любопытно пойти туда…
    - Вот, – тут же подхватил Сева. – Мариночка, совсем ненадолго, на одну безешку с новорожденной. Для всеобщего спокойствия. А то в театре такое начнется: Купавина не была у Ладогиной, – он озорно подмигнул Кириллу и, обратясь к Марине, ласково добавил: - Так я заказываю лилии?
    Кирилл вышел в коридор вслед за Севой и удержал его за локоть.
    - Почему именно лилии?
      - Это цветы Ладогиной. Разве вы не знали?!
    - Не знал, – ответил Кирилл и про себя подумал: «С одними цветами с ума сойдешь».

* * *
   Банкетный зал ресторана «Сан-Суси» был пышно декорирован шелком и гирляндами цветов. Когда Кирилл под руку с Мариной появился в дверях, ему действительно показалось, что  там были все! Навстречу им, простирая руки по второй позиции, танцующей походкой вышла Ксения Ладогина.
    - Мариночка, – и необходимая, по словам Севы, безешка была запечатлена вспышками фотоаппаратов.
    Марина представила виновнице торжества своего спутника. Ксения одарила его благосклонной улыбкой и легко, будто по сцене, поспешила к следующим гостям.
   Кирилл чувствовал себя ужасно громоздким рядом с Мариной. Он бережно, словно что-то хрустальное, поддерживал ее под руку. Однако со стороны они вместе составляли классический образец мужчины и женщины. Мужчина – высокий, сильный, женщина – маленькая, хрупкая и оттого ее хотелось оберегать.
    Темно-каштановые волосы Марины были слегка приподняты траурной лентой. Лиловое платье с черными блестками тихо шуршало краями по полу. Неожиданно ее лицо исказила досада. Она опустила глаза и поспешила отойти в сторону.
   С прирожденной осанкой королевы в ярко-красном платье в залу вошла Леонелла Дезире. Несколько черных локонов змеились по ее шее и слегка касались опьяняющей взоры груди. Длинные черные перчатки придавали какой-то колдовской оттенок ее облику. Она коснулась щекой щеки Ксении и протянула ей букет пурпурных роз.
    Дезире прошла мимо Мелентьева с Мариной, даже не удостоив их поворотом головы, лишь обдала удушливо-сладким ароматом духов. Казалось бы, что может хрупкая маленькая Марина противопоставить этой величественной красоте?.. Марина резко повернулась, прошла вперед и, обогнав Дезире, сделала шаг, преградив ей дорогу. Леонелла презрительно искривила губы, но была вынуждена пропустить дерзкую Купавину.
    Кирилл не без улыбки отметил театральную борьбу за право пройти первой. Но его внимание вновь привлекла к себе хозяйка, которая встречала Валерия Павловича Дубова, преподнесшего ей необыкновенный букет, составленный с учетом всех тонкостей средневековой галантности. К букету прилагался свиток с объяснением значения каждого цветка. Излив свой восторг и поздравления виновнице торжества, Валерий Дубов, ловко переходя от одной группы гостей к другой, приблизился к Леонелле Дезире.
    «Ядовитые партнеры – в сборе», – отметил про себя Мелентьев.
    Кто-то мягко коснулся его руки, он повернул голову и увидел Севу.
   - Я так рад, что Мариночка пришла, - лукаво улыбаясь, сказал он. – Вы же сами видите, здесь все. Но, несмотря на это ее отсутствие, было бы очень заметно.
    Кирилл согласно кивнул, и что-то ответил, но Сева его уже не слышал, он шептал в полуобморочном восторге, устремив свои выпуклые глаза к входу:
    - Обожаю!.. Обожаю!.. Константин!..
    Константин со свитой шумно и весело поздравлял несравненную Ксению.
    Наталья Гурская усиленно выставляла свои ноги, отбрасывала от лица рыжие локоны, застывала в эффектных позах перед жадными объективами. Но после Леонеллы она смотрелось бледновато.
    Кирилл хотел что-то спросить у Севы, как с изумлением заметил рядом с Константином чем-то знакомую ему девушку.
    «Неужели?!»
    Он инстинктивно спрятался за колонну. Поздравления закончились, и Константин со свитой прошел в зал: впереди Гурская, за ней медузообразный толстяк, несколько музыкантов, двое телохранителей и сам Константин, слегка обнимая за плечи девушку с бархатной родинкой над губой… Ольгу!
    Аркадий Викторович Бельский подошел к микрофону, попросил тишины и произнес цветистое поздравление, последние слова которого были поддержаны пенным салютом шампанского.
    Все стали рассаживаться за столики. Марина попросила Ладогину перенести ее карточку с одного из центральных столов куда-нибудь подальше. Ладогина мило возражала, но Марина настояла на своем. Освещение чуть приглушили, и внимание гостей обратилось к небольшой сцене. Появление Константина с гитарой было встречено радостными криками. Он сел на высокий стул, взял первый аккорд, и зал откликнулся на него овацией. Лунев обладал очень сильным, окрашенным необыкновенным бархатным звучанием, голосом. Лучи света скользили по смуглому лицу певца, его красивые по-восточному чуть удлиненные глаза были устремлены  вдаль. «Балерина в платье белом», – пел он свой грустный шлягер года, в котором говорилось о том, что балерина, любимая, но недоступная, растворилась, словно облако в густой синеве небес.
    Кирилл, извинившись перед Мариной, ненадолго покинул ее. Он прошел вдоль стены и остановился у декоративной перегородки. Отсюда ему была очень хорошо видна Ольга. Девушка в невольном напряжении вся подалась вперед, ее глаза неотрывно смотрели на Константина, губы двигались, повторяя грустный рефрен.
    «Что это? – задал себе вопрос Кирилл. – Ольга не из тех, кто получает удовольствие от создания сложных отношений. Что же ей мешает? Они давно знакомы, у нее сильный характер, и она  умеет настоять на своем!.. Странно, но «Балерина в платье белом» – это не случайная песня».
    Голос Константина вздрогнул и улетел к облакам за своей балериной.
    Шаловливые лучи света пробежали по лицам гостей. Кирилл готов был поклясться, что видел дорожки слез на лице Ольги…
    Он вернулся к Марине, которая разговаривала с Аркадием Викторовичем.
    - Увы, Кирилл, - обратился к нему с вздохом Бельский. – Почти все эти милейшие люди, - он обвел рукой зал, - вхожи в дом к Валере Дубову.
    - Но не у всех была причина отравить Дениса, – заметил детектив.
    - Следовательно, надо найти причину! – воскликнул Бельский.
    - Аркадий, – с досадой произнесла Марина. – Ты сам можешь допустить хоть какую-нибудь причину убийства Дениса? – голос ее прервался, и она открыла сумочку, чтобы достать платок. – Я могу допустить только зависть, патологическую зависть или… патологическую любовь, - к своему собственному удивлению добавили она.
    - Простите, мы затеяли разговор некстати, - коснулся ее руки Мелентьев.
    Она покачала головой и печально улыбнулась.
    - Я, к сожалению, не из тех людей, которые полагают, что если о чем-то не говорить, так оно вроде бы и не существует. Я все время думаю об этом Некто, налившем яд и наслаждавшемся отнюдь не театральной смертью Дениса.
    Бельский все же решил отвлечь Марину и заговорил с ней об общих знакомых.
     Пышные тосты, музыкальные поздравления, звон бокалов, голоса и движения гостей становились все более оживленными. Но все смолкло в единый миг, когда виновница торжества вывела на сцену Леонеллу Дезире.
     Страстные, поглощающие разум и освобождающие инстинкты звуки «Хабанеры» наполнили зал.
    «L’amour est un oiseau rebelle», - насмешливо прищурив глаза, пела Леонелла о непостоянстве любви, о том, что наслаждение - всего лишь миг… «Но какой!» – невольно подумал Кирилл. Голос Леонеллы взвился в бархатную бездну и угас последней нотой. Цветы весенним ливнем полетели на сцену, образовав у ног дивы пестрый ковер. Она сделала шаг, и вздрогнувшая ткань обнажила ее точеную ногу. Восторг и рукоплескания вырвались за рамки приличия. Леонелла жестом  пригласила на сцену Ксению Ладогину, чтобы гости вспомнили, к кому и зачем они пришли.
     Кирилл готов был неистовствовать со всеми, но присутствие Марины удержало его от чрезмерного выражения восторга. Марина холодно слегка ударила ладонью о ладонь. Бельский аплодировал, но весьма сдержанно.
   Теперь было слово за хозяйкой торжества. Быстро образовали свободный круг и в ярком свете прожекторов, словно вырвавшееся на свободу пламя, под звуки фламенко пронеслась Ксения Ладогина. Музыка набирала темп, в руках танцовщицы зазвучали кастаньеты. Гости окружили освещенное пространство и яростно отбивали такт ладонями. Под лавину аплодисментов Ксения Ладогина замерла в эффектном аттитюде.
     Полились звуки танго, и все смешалось. Марина попросила извинения  у Кирилла и ушла в дамскую комнату.
    «Расстроилась, - сочувственно подумал он. – Несомненно, вспомнила, как танцевала с Денисом».
    Заметив Ольгу, Кирилл с язвительной улыбкой подошел к ней.
    - А ты делаешь успехи. Тебя перевели из кордебалета, поздравляю.
    Ольга  вздрогнула от неприятной неожиданности.
    - С чего ты взял?! – усмехнувшись, произнесла она.
    - Как же иначе ты смогла бы сюда попасть. Ксения Ладогина не станет приглашать какую-то танцовщицу из кордебалета.
    Щеки Ольги от ярости покраснели, глаза сощурились, но она сдержалась.
    «Хочет поскорее отделаться от меня», – подумал Кирилл.
    - Представь себе, что у нас с ней очень дружеские отношения.
    - Только тебе каждый раз приходится ей напоминать, как тебя зовут, -  с иезуитской ласковостью произнес Кирилл и улыбнулся, заметив, что к ним направляется Лунев.
    Рука Константина недвусмысленно легла на талию Ольги. Девушка будто окаменела.
    - Вы познакомились? – не скрыл своего удивления Константин.
    - Мы знакомы и давно, – охотно пояснил Кирилл.
    Лунев нахмурился, но тут же рассмеялся.
    - Вот как?!
    - Это… это… - от явного волнения  Ольга не находила слов. – Это мой знакомый, - наконец произнесла она.
    «Отлично, – мысленно заметил Кирилл. – Теперь любовников называют знакомыми. Значит здесь все действительно не так просто».
    Константин с Ольгой отошли в сторону, а Кирилл, отыскав взглядом среди гостей Севу, поспешил к нему.
    - Кто это в пестрой рубашке? – спросил он у лакомившегося пышным кусочком торта Севы и указал глазами на толстяка из свиты Лунева.
    - Это? – удивился Сева. – Да это же Евгений Рудольфович.
    - А!.. – понимающе протянул Кирилл – Мажордом.
    - Угу, – с полным ртом подтвердил Сева.
    Кирилл, не теряя времени, подошел к мажордому и представился.
    - Я хотел бы с вами поговорить, скажем, завтра?!
    - По поводу? – не понимая, решил уточнить мажордом.
    - По поводу…
    - Ах, да!.. – взмахнул рукой Евгений Рудольфович. – Вы же приходили к Костику! Но я вряд ли чем смогу помочь… но если …
    - Буду, признателен, – поторопил толстяка детектив. – Завтра часа в два вас устроит?
    - Вполне, – согласился тот и протянул свою визитку.
    - Было очень приятно познакомиться, – пожал Мелентьев его влажную, толстую ладонь.
   Пытаясь разыскать Марину, Кирилл несколько раз обошел зал. Она сидела на банкетке и разговаривала с пожилой дамой, у которой  даже не осталось былых следов красоты. Завидев Кирилла, она поднялась, попрощалась с дамой и, взяв его под руку, сказала:
    - Отвези меня домой.

    Сидя в машине, Марина поинтересовалась:
    - Ну и что ты увидел на этих лицах-масках?
    - Не забывай, что в масках есть прорези для глаз, – неожиданно перешли они на «ты».
    - И что же тебе удалось увидеть в этих прорезях?
    - То, что Аркадий Викторович ужасно опекает Феликса.
    - Он хочет сделать из него гения танца, – чуть усмехнулась она.
    - И как ты думаешь, ему это удастся?
    - Если Феликс не запутается с женщинами, то очень может быть, - шутливо ответила Марина. – Он – талантливый мальчик. А еще что? – продолжала она допытываться у детектива.
    - Ну а еще… что между Дубовым и Дезире сложились определенные отношения!..
   - Не может быть?! – вскричала Марина так, что Кирилл от неожиданности резко нажал на тормоз.
    - Это они отравили Дениса.
    - С чего ты взяла?
    -  Ведь это же очевидно! Денис отстранил Дубова от оформления балета «Спящая красавица» и отверг притязания Дезире. Тогда они сговорились, скрепив  свой страшный замысел любовными отношениями. Что стоило Дезире зайти в гримерную Дениса и налить яд в склянку, кстати, сделанную Дубовым. И вообще, зачем Дубов сделал склянку полой, когда было достаточно только формы?!
    - Насколько я понял, он – тонкий ценитель и знаток старинных вещей. Он не мог допустить, чтобы склянка Ромео была грубым бутафорским изделием.
    - А заодно, для достоверности, подлил в нее яду. И в результате Дезире наслаждается отмщением, а Дубов оформляет спектакль. Все! Звони! Немедленно звони! – требовательно ударила она Мелентьева по руке.
    - Куда? Кому?
    - Капитану Петрову.
    - Зачем? – устало вздохнул Кирилл.
   - Чтобы арестовать этих монстров.
   - На основании туманных предположений их никто не арестует. Нужны факты. Неопровержимые факты.
    - Ну, найди их, найди! Я не могу, не могу так жить! Денис словно преследует меня и просит об отмщении!.. Ты помнишь, тень отца Гамлета? Он тоже был отравлен и тоже  не мог успокоиться до тех пор, пока убийцу не постигла кара.
    - Марина, ты переутомилась, – с тревогой взглянул на нее Кирилл.
    Она с досадой передернула плечами.
    - Неужели ты не чувствуешь, что помимо нашего мира существуют другие? Неужели ты никогда не ощущал влияния этих миров?!..
    Кирилл с сожалением покачал головой и пристально посмотрел на нее.
    «Кто знает, быть может, людям одаренным дано проникать в таинства, скрытые от прочих?..»

                                         
ГЛАВА  ДВЕНАДЦАТАЯ

    Охранник проводил Кирилла в кабинет Евгения Рудольфовича, расположенный на первом этаже, и оставил, попросив подождать минут пять. Кирилл быстро оглядел лишенный индивидуальности кабинет: все – стандартно-удобное, ничего лишнего, личного. Прошло десять минут, мажордом не появился. Детектив решил воспользоваться представившимся случаем и без приглашения пройти в апартаменты самого Константина.
    Деловой, уверенной походкой, будто его только что пригласили по телефону, он вышел из кабинета и поднялся на площадку второго этажа. Кирилл хотел только одного, чтобы Евгений Рудольфович не вышел раньше, чем  он успеет хоть что-нибудь услышать. Ибо, как он понял, в этом деле надо ловить каждый удобный момент, чтобы проникнуть туда, куда не следует и услышать то, что должно храниться в тайне. Ему повезло. Дверь была не закрыта, и детектив смело вошел в коридор с бежевыми панелями. Из гостиной раздавался повышенный голос Константина.
    - Дура!.. Дура!.. Как ты могла?! О чем ты думала?!
    Кирилл до предела напряг слух, но в ответ на обвинения брошенные Константином услышал лишь чей-то виноватый лепет. Кто-то, несомненно, чувствуя вину, безнадежно пытался оправдаться. Однако на Лунева это не производило должного впечатления, он захлебывался от гнева:
    - Знать!.. Связаться!..
    Голос обвиняемой взвизгнул, утверждая обратное.
    «Так, - с усмешкой подумал Кирилл, - несомненно, Гурская опять загуляла от своего законного жениха».
    - … боялась она.  А может, трахаться с ним хорошо?! – продолжал кричать Константин.
    Обвиняемая тихо, но, вероятно, с вызовом что-то ответила.
    - Тварь! – взорвался Лунев, и до Кирилла донесся звук пощечины.
    - Умоляю! Умоляю! Все! – раздался будто булькающий в жире голос Евгения Рудольфовича. – Все решим, все устроим! Костик, у тебя же контракт! А ты, – с раздражением бросил он провинившейся. - Убирайся! Ты же видишь, он на грани. Костик! Костик! – вновь принялся молить мажордом Лунева. – Успокойся!
    Кирилл замер, ожидая появления Гурской с подбитой физиономией.
    «Не знаю, как контракт Лунева, а Гурская точно будет платить неустойку. Такой оплеухой он не меньше, чем на месяц вывел из рабочего состояния ее знаменитое лицо».
    Но модель не появлялась, видимо вымаливала прощение.
    - Ладно, разбирайтесь. Только, Костик, без рукоприкладства. А я должен идти, – булькнул Евгений Рудольфович.
    Кирилл выскочил на площадку, спустился до половины лестницы, затем повернулся и стал медленно подниматься вверх.
    - Ой, простите, – прикладывая руку к груди, воскликнул Евгений Рудольфович, выплывая из апартаментов Лунева. – Задержался у Костика… обсуждали некоторые детали предстоящих гастролей. Прошу, ко мне в кабинет.
    - Чем могу быть полезен? – осведомился Евгений Рудольфович, усаживаясь в свое мажордомское кресло. – Как я понимаю, речь пойдет о Денисе Лотареве.
    - Вернее о его горничной, – уточнил детектив.
    - Горничной? – с удивлением переспросил он.
    - Да. После внезапной смерти Лотарева его горничная, Кира Репнина, в поисках работы обратилась к вам.
    - Репнина? Не припомню.
    - Не удивительно, – согласился детектив. – Потому что, зная ваше правило, не брать горничных моложе сорока лет, она себя, так сказать, искусственно состарила и устроилась к вам по паспорту своей тетки Крымовой Виталии Михайловны.
    - Как вы сказали? Крымовой Виталии Михайловны? – уточнил Евгений Рудольфович. – Нет, не припомню и потом, какое это имеет отношение к убийству Дениса?
    - Пока еще трудно сказать. Дело в том, что эта девушка, Кира Репнина, тоже была убита.
    - Боже мой, – всплеснул руками мажордом. – Но хочу вам заметить, что у нас горничные не пропадали. Все они по окончании своей работы получали расчет. Может быть, эта девушка и приходила на собеседование ко мне, но я не принял ее. И почему вы вообще решили, что она пыталась устроиться горничной именно к нам?
    - При обыске на квартире пострадавшей я обнаружил в ее записной книжке номер вашего телефона и рядом имя - Евгений Рудольфович, мажордом.
    Лицо Евгения Рудольфовича на мгновение порозовело.
    - Мой номер телефона? – словно удивляясь, переспросил он. – Ну и что? Мало ли у кого может быть мой номер телефона. Я занимаюсь набором обслуживающего персонала,так что это вполне естественно.
    Внешне мажордом сохранил приветливое спокойствие, но внутри у него все бушевало: «Дуболомы, чертовы! Ничего они не нашли! Зачем я вас посылал туда?!.. А этот молодой въедливый все нашел.  Ну я с вами разберусь!»
    - Следовательно, вы уверены, что вот эта девушка, - Мелентьев протянул фотографию Киры Репниной мажордому, - никогда не работала у вас горничной?!
    - Абсолютно уверен. Во-первых, весь этот маскарад со старением не скрыл бы от меня ее возраста, а, во-вторых, - он очень внимательно посмотрел на фотографию, - с полной ответственностью могу сказать, что никогда не видел эту девушку.
    - Простите, я могу поговорить с вашими горничными, быть может, они что-нибудь вспомнят.
    - Увы, нет, – рассмеялся Евгений Рудольфович. – У нас новый набор. Две горничные работают только первую неделю. У меня правило – максимум полгода, в редких случаях год, - потом до свидания. Горничная – это вражеский шпион: что-то увидела, что-то услышала, а журналисты тут как тут. Это когда-то были преданные слуги, а сейчас – проданные.
    - В таком случае, может быть, вы мне дадите адреса горничных, которые работали у вас с начала мая?
    - Увы, мой друг, увы, – Евгений Рудольфович включил компьютер. – Вот, смотрите, всего два адреса новых горничных, остальные я тут же уничтожаю по выполнению контракта. Компьютерная память, конечно, безгранична, но к чему ее захламлять?
    - Меня смущает одна деталь. Ведь такое жесткое требование – горничная после сорока, – предъявляете только вы?
    - Нет, здесь вы ошибаетесь. Такое требование предъявляем не только мы. Ну, к примеру, Аристарх Шумов, у него тоже ревнивая невеста, под стать нашей Наталье. Многие знаменитости не любят молодых, сверлящим жадным взглядом горничных, которые больше думают не об уборке, а о том, как бы попасть в постель к хозяину.
    «Интересный нюанс, - отметил детектив. – Такая ревнивая Гурская только и делает, что сама наставляет рога Константину. Кстати, не мешало бы взглянуть на ее подбитое личико».
    - Что ж, благодарю вас, Евгений Рудольфович, - произнес Мелентьев.
    -  К сожалению, как я и предполагал, я не смог вам ничем помочь.
    - Ничего не поделаешь, – улыбнулся Кирилл. – Простите, вы не подскажите, где бы я мог сегодня увидеть Наталью Гурскую? – кротким ясным взором уперся детектив в жирную физиономию  мажордома. Тот немного растерялся.
    - Наталью?.. Зачем?.. Ах, да… конечно. Если не ошибаюсь, у нее сегодня какой-то элитный показ в отеле «Варяг». Но не уверен, что она там будет, скорее всего, ее заменят… она с утра себя плохо чувствовала. К тому же, не советую вам встречаться с ней перед показом, если не хотите услышать ее дикие вопли и быть вытолкнутым охраной.
    - Спасибо за немаловажное предупреждение, - не без иронии улыбнулся Кирилл и попрощался с мажордомом.
    Евгений Рудольфович устало вздохнул.
    «Ну и дал я маху с этой девкой. Но что поделаешь?! У некрасивой женщины нет возраста. Сколько бы ей не было, все равно никто не заметит. Страшна, да и все тут. А она-то возомнила Лунева соблазнить!.. Сама виновата, милочка. Невольные свидетели чужих тайн становятся их же невольными жертвами».

* * *  

    - Гурская здесь? – спросил Мелентьев у девчонки с него ростом, торопливо проходящей по вестибюлю отеля со стороны служебного входа.
    Она взмахнула синими ресницами с золотыми блестками и, вздохнув, ответила:
    - Здесь. Бушует!
    - Как к ней пройти?
    - Вас охрана не пропустит.
    - Меня пропустит, – ответил Кирилл небрежно-уверенным тоном.
    - Пошли, – пожала плечами девушка. – И чего Гурская из себя строит… - начала рассуждать она  вслух. – Подумаешь, в Париже, Лондоне по подиуму ходит… Я, кстати, то же скоро в Лондон еду, вот так.
    Они шли по коридору, заставленному длинными передвижными  вешалками; полуголые девицы перебегали из одной комнаты в другую; визажисты в ярких лучах света, склонившись над лицами моделей, создавали свои живые картины; парикмахеры вздымали волны волос, закрепляя сиюминутную фантазию струями терпкого лака.
    - Почему Гурская бушует? Что-нибудь случилось? – обратился Кирилл к девушке.
    - У нее каждый  день что-нибудь случается.
    Кирилл уже был готов услышать, что у Гурской подбита физиономия, но манекенщица ничего не добавила.
    - Вот ее гримерная, – указала она на дверь, перед  которой стояли два охранника.
    - Мне нужно срочно увидеть Гурскую, – обратился к ним детектив  тоном, не терпящим возражений.
    - Она никого не принимает, – нехотя сквозь зубы бросил один.
    - Скажите, что пришел Кирилл Мелентьев.
    Охранник презрительно скривился, но пошел доложить.
    - Какой еще Мелентьев?! – противно взвизгнула модель. – А!.. Понятно. Зови!
    Кирилл верно подметил страсть Гурской быть в курсе всего и обязательно первой.
     Гурская сидела в кресле перед туалетным столиком с большим овальным зеркалом, но ее лицо, ради которого собственно и пришел Кирилл, было густо покрыто белым кремом, зато зеленые глаза светились жадным, неутолимым любопытством.
    - Ну что, узнали, кто отравил Дениса? – встретила она детектива вопросом.
    - Боюсь, без вашей помощи мне это вряд ли удастся.
    - Без моей помощи? Вот интересно! А что я знаю?
    Кирилл сел на пуф рядом с ее креслом.
    - А вы знаете, - доверительно зашептал он ей, - почему Денис изменял Купавиной.
    - Ха, – лукаво сощурила глаза Гурская. – Это точно, я знаю!
    - Не будьте скрытной, поделитесь со мной, – шутливо предложил ей Мелентьев.
    - Вот еще, – капризно сжала она губы.
    - Но тогда, как же я узнаю, а вернее докажу, кто отравил Дениса?! – с оттенком отчаяния в голосе воскликнул Кирилл. – Я догадываюсь, кто. Но мне нужны доказательства… - тянул он время, чтобы дождаться, когда Гурская снимет с лица свои чертовы белила.
    - Догадываетесь?! – обхватив подлокотники кресла длинными пальцами, подалась вперед модель.
    - Да, – в тон ей ответил Кирилл.
    - И я догадываюсь! Это все она! Старуха! Все психовала, заедала ему жизнь. И денежки Денискины захотела заграбастать. Между прочим, если бы она его не успела отравить, Денис собирался переделать завещание на меня… и остался бы тогда жив, – всхлипнула, как показалось Кириллу, совершенно искренне Гурская. – У, стерва! Ненавижу! Ну какие тебе нужны доказательства? Денис говорил, что с ней любовью заниматься все равно, что статую трахать. Она вся на своих экзерсисах выдохнется, домой придет, ноги бинтами перевяжет и лежит мумией. А он – молодой, ему трахаться хочется и веселиться. Придет ко мне, обнимет и говорит: «Люблю только тебя, Наташка», – уже зарыдала Гурская.
    - А Константин? – осторожно поинтересовался Кирилл.
    - А что, Константин? – все еще пребывая в волнующих ее воспоминаниях, по инерции повторила Гурская. – Константин?! – но тут она опомнилась. – Какого черта?! – закричала модель, повернувшись к двери. – Вольдемар, у меня уже лицо под маской ссохлось.
    В туже минуту открылась дверь, и в гримерную влетел парень с ярко-фиолетовыми волосами.
    - Без нервов, Натуля! Все о’кэй! – на ходу успокаивал он.
    - Константин, - повторила Гурская, уже обращаясь к Кириллу, - Константин к делу не относится.
    - Понятно.
    - Это хорошо, что ты такой понятливый, - довольно улыбнулась Гурская, с нескрываемым интересом рассматривая его. – У тебя есть мой телефон?
    - Нет, – в отчаянии признался Кирилл.
    - Вольдемар, подай мою сумку, – обратилась она к визажисту, занятому отмыванием ее лица. – Держи, - протянула она Мелентьеву свою визитную карточку. – Позвони. У меня всегда весело.
    - Спасибо. Непременно, – произнес он, с удивлением глядя на бело-розовое лицо Гурской, не помеченное даже легкой пощечиной.
    - Ну все! Чао! – бросила ему модель, лукаво подмигнув зеленым глазом.

* * *

     Кирилл вышел из отеля «Варяг» с таким видом, словно сам получил пощечину.
    «Если это была не Гурская, то кто? – недоумевал он, злясь на самого себя. – Так, что там кричал Константин? - «Дура!» – это несущественно,  - «Боялась она!..» - у Кирилла едва не перехватило дыхание, - По-моему, дурак – это я».
    Он взглянул на часы и поспешил к машине.
    «Если не опоздаю, то встречу ее прямо на улице. Отлично», – ухмыльнулся он.
    Ее  «Мерседес» он увидел издалека, но подъезжать к нему не стал, а оставил свой джип в соседнем переулке. Затем спокойно прошел через небольшой палисадник и присел на ограду, ждать оставалось недолго.          
  «Начало спектакля в семь вечера, значит, появится с минуты на минуту или вообще не появится», - Кирилл не спускал  глаз с «Мерседеса».
    «Вот и красавица в черных очках. Ну, держись, душечка».
    Он перепрыгнул через ограду и подбежал  к ней, когда ее рука взялась за дверцу машины.
    - Привет, – лучезарно улыбаясь, произнес Мелентьев.
    Она вздрогнула и от неожиданности растерялась.
    - Привет, – попыталась изобразить губами видимость улыбки Ольга. – Как ты здесь оказался? Ты же знаешь, у меня сегодня спектакль.
    - Случайно, Оленька, случайно. У меня мотор заглох, тут, недалеко, и я решил пойти к тебе. Подбросишь к театру старого знакомого, – съязвил он.
    - А я что, обязана всех ставить в известность о наших отношениях?
    - Нет, дорогая, ты ничего не обязана, - положил он ей руку на бедро, а другой приподнял ее голову за подбородок. – Что лицо от меня прячешь? – девушка попыталась вырваться, но, увы! – Ой, что такое, Оля?! – воскликнул Кирилл, заметив на ее лице широкую полосу кровоподтека. Он приподнял очки, опухшая щека девушки превратила ее левый глаз в узкую щелочку. – Вот это да! Кто это тебя так?!
    - Садись, – зло бросила она.
    Кирилл повиновался и устремил на нее тревожный взгляд.
    - Вчера вечером после репетиции… я подошла к машине, а тут какой-то тип… «Давай, говорит, ключи». Ну я его, конечно, послала. Он меня ударил по лицу, я закричала, прибежал милиционер…
    - Ну да, около театра дежурят… И что?
    - Но тот тип уже удрал…
- Конечно же, удрал, если учесть, что вчера вечером ты была не в театре, а в ресторане «Сан-Суси» на дне рождении Ксении Ладогиной.
    Ольга искоса взглянула на него и, ничего не ответив, завела мотор.
    Несколько минут они ехали в молчании. Потом она включила магнитофон.
     «Il s’appelle Zigui, je suis folle de lui!» (Его зовут Зиги, я – без ума от него!) – запел со щемящей грустью женский голос.
    «Черт! Сколько она может слушать одну и ту же песню, меня уже тошнит от этого Зиги».
    - Оля, мне очень нравится «Старманья», но помимо арии о Зиги, в этой опере есть много других отличных песен.
    - А мне нравится только эта.
    - Ты сегодня не в духе. Как же будешь танцевать, да еще с такой щекой?
    - Вторую линию кордебалета даже в полевой бинокль не рассмотришь!
    - Оказывается, во всем можно найти свои преимущества, - не удержавшись, уколол Кирилл.
    Зазвенел сотовый. Ольга приглушила музыку.
    - Привет, – бросила она, сразу узнав голос звонившего.
    Видимо ей сообщили о чем-то важном, и она сразу оживилась.
    - Слушай, а ты уверена?.. Ну да, я задаю глупый вопрос. Да, да… знаю!.. Все говорят, действует без осечек?.. Ой, спасибо тебе, дорогая. Записываю, – Она открыла блокнот. – Диктуй. Все, отлично. Целую тысячу раз. До скорого.
    В глазах Ольги замерцали судорожные огоньки. Размышляя об услышанном, она нервно покусывала губы.
    - Черт! Чуть не проехала!.. Посиди в машине, я на минуту… мне надо крем купить, – пробормотала она, не глядя на Кирилла.
    Ольга остановила машину, вышла и наклонилась, чтобы взять сумку, но Кирилл галантно опередил ее и сам протянул девушке велюровый баульчик.
    Она поспешила в магазин, а Кирилл, довольный ловкостью своих рук, открыл ее блокнот и переписал номер телефона, получению которого так обрадовалась Ольга.
    «Судя по коду – это Петербург».
    Девушка появилась минут через пять, бросила на сиденье сумку, и он быстро вложил блокнот обратно.
    Ольга явно нервничала, ожидая, что Кирилл будет ее расспрашивать о Константине, но он абсолютно здраво рассудил, что сегодня, кроме лжи, ничего не услышит из ее соблазнительных уст.
    Подъехав к театру, Ольга облегченно вздохнула.
    - Спасибо, выручила, – поблагодарил он ее. – Как-нибудь позвоню.
    - Хорошо, – торопливо ответила она и, закрыв  машину, быстрым шагом направилась к театру.
    Кирилл проводил ее долгим внимательным взглядом.
    «Нам надо будет с тобой, Оленька, очень серьезно поговорить. Но чтобы ты была приятной собеседницей, мне придется запастись вескими аргументами».
    Как только за ней закрылась дверь, Кирилл перешел на другую сторону улицу и, остановив попутную машину, поехал обратно за своим джипом.
    
    
ГЛАВА  ТРИНАДЦАТАЯ    

    Евгений Рудольфович, сотрясая свое телесное желе под просторной рубашкой цвета спелой малины, в волнении расхаживал по гостиной Лунева и прижимал ко лбу холодный мокрый платок.
    - Костик, – мягко, но наставительно говорил он. – Надо взять себя в руки. Это же не просто контракт – это все твое будущее, как артиста. Ты первый русский, перед которым открывается возможность стать певцом с мировым именем. Ты будешь выступать не перед впавшими в ностальгию бывшими гражданами СССР, а перед самой что ни на есть настоящей западной публикой.  Костик, это же простор без границ… во всех смыслах, – Евгений Рудольфович настолько ясно представил себе будущий триумф Лунева, что даже остановился посреди гостиной, широко разведя руки.
    Константин, вжавшись в кресло, сидел с отсутствующим взглядом.
    - Костик, – пытался достучаться до него Евгений Рудольфович, - ну что… что ты так переживаешь? В конце концов, – это же не в первый раз… так что, все нормально…
    - Нормально?! – взвизгнул, чуть ли не «ля» третьей октавы Константин. – Нормально?! – он вскочил и заметался по комнате со скоростью шаровой молнии. – Но я… я больше не могу! Не могу!.. Я опустошен!.. Уничтожен!..
    - Вот стерва, – еле сдерживая переполнявшие его эмоции, с яростью проскрежетал мажордом.
    - Оставь! Она здесь ни при чем. Она только сказала то, что есть!
    - А кто ее просил?
    - Женя, я измотан… я умер…
    - Ну и умирай! К черту все!  Зачем тогда ты, как идиот, учил эти песни на иностранных языках?!  К чему?!.. Ты, Костик, полный идиот, круглый, с какой стороны не взгляни. Тебе бог дал такой талант: ты поешь как Орфей и обладаешь уникальным языковым слухом. Когда импресарио из США прослушал твои записи, он не поверил мне, что ты не американец. – «Ну, может быть, он хотя бы жил у нас, учился?» – «Он вообще в вашей Америке никогда не был». - А этот, француз! Он просто обалдел от твоего парижского прононса. Все, все они сделали на тебя ставку. Ты – сенсация – первый русский эстрадный певец, который добьется мирового признания. Костик!.. Ты только представь!..
    Лунев уронил голову на руки.
    - Ну почему, почему я не могу? Казалось бы все так просто…
    Евгений Рудольфович шумно вздохнул.
    - Костик, ну а почему я не могу петь как ты?..
    - Ты же прекрасно понимаешь, это совсем другое, – зло, сверкнув глазами, бросил ему в ответ Лунев.
    - Другое – не другое, но надо взять себя в руки. Жизнь на этом не заканчивается.
    - Женя, я тебе честно говорю: не уверен, не чувствую в себе силы…
    - Еще есть время. Ты успокоишься, отдохнешь.
    - У меня появился страх. Я боюсь провала, боюсь сорвать голос, боюсь истерики, которая повалит меня прямо на сцене…
    Мажордом не мог найти никаких слов и лишь в отчаянии качал головой.
    Вдруг плечи Константина резко дернулись, и он весь затрясся, с тупой яростью колотя кулаком по спинке дивана.
    - Ну почему?! – сквозь злые слезы и пену у рта кричал он.
    Евгений Рудольфович подскочил как ужаленный, схватил со стола внутреннюю рацию и вызвал охранников. Они появились незамедлительно и мягко обвили Константина своими могучими руками. Евгений Рудольфович сделал Луневу успокаивающую инъекцию.
    - Фу ты, черт!.. – в растерянности бормотал себе под нос мажордом, расхаживая по гостиной. – Ну что? – обратился он к охранникам, вышедшим из спальни.
    - Отдыхает.
    «Но это не выход… - продолжал бормотать Евгений Рудольфович, - Костик не выдержит гастролей на инъекциях… Ему нужна внутренняя, собственная сила, а публике нужна энергия, исходящая от его таланта, а не от таблеток. А, черт! Как не вовремя… и все эти бабы. У, стерва, я с тобой еще разберусь!..»
    Мажордом тяжело опустился на диван и, поставив телефон себе на колени, набрал номер.
    - Валюша, ты? – устало спросил он. – Нужна помощь, приезжай. Костик бушует. Да… да… совсем плохо. Давай часика через два. Он немножко отдышится. Договорились, жду.

    В густых вечерних сумерках Евгений Рудольфович в тревожном волнении расхаживал под дверями спальни Константина, словно ожидая чьего-либо знака. Устав ходить, он подошел к стойке бара, налил немного виски в стакан и, бросив два кусочка льда, обернул его розовой салфеткой.
    Тут слегка приоткрылась дверь спальни, и мажордом, на пальчиках, словно балерина, поспешил к заветной двери, из которой уже выглядывала белокурая голова.
    - Валюша?! – просительно простонал он.
    - Порядок. Доволен, как всегда.
    - Слава богу! Только бы опять не сорвался.
    - Будем надеяться.
    - Да, конечно. Ну иди, а то спохватится.
    Дверь потихоньку притворилась, а Евгений Рудольфович широко перекрестился и прошептал: - Дай бог… дай бог…
    Но спустя неделю Константин вновь впал в буйство, переходящее в глубокую депрессию. Евгений Рудольфович понял, что это очень серьезно, и обычные способы по извлечению певца из бездны отчаяния уже не помогут.
    Он долго думал, меряя шагами свой кабинет, подходил к телефону и набирал первые цифры номера, но потом бросал трубку. В голове вертелась одна тревожная мысль:
    «Если это не поможет, тогда крах… провал. Конец, за которым уже никогда не последует начало».
    Но решиться было необходимо, и он набрал номер до конца.
    - Это Евгений Рудольфович, - глухо произнес мажордом. – У нас – катастрофа. Действуй, как наметили, и не забывай, что это последний шанс.

* * *   
    За прозрачной стенкой кабины в мощных струях душа извивалось от удовольствия пышное тело русоволосой красавицы.
    Обмотавшись лимонно-желтым полотенцем, Вера взяла баночку с кремом и легкими движениями стала наносить его на лицо. Затем накинула на плечи прохладный шелк пеньюара.
    «Живу без забот, - попивая ананасовый сок и, расхаживая по своим двухкомнатным апартаментам, довольно думала Вера. – Впрочем, я это заслужила. И все-таки, месяц, как освободилась, а уже и квартира в престижном доме, и машина, и любовник – класс! – Лицо девушки нахмурилось. – Но все это  предоставил мне неведомый хозяин, который в любой момент может потребовать платы. А, к черту этот любой момент», – отмахнулась она от неприятной мысли.
    Зазвонил телефон, Вера вздрогнула: «А вдруг это тот самый момент?» Но в телефонной трубке замурлыкал голос Вячеслава:
    - Веруня, привет! Настроение – отличное?! Сейчас еще улучшу.  Все дела сегодня пошли кувырком. Клиент срочно свалил за рубеж. Короче, я – свободен, как ветер. Собирайся, поедем на всенощную в «Белоснежку».
     - Здорово! – завопила Вера. – Буду готова, как солдат по тревоге.
    Через полчаса Вячеслав заехал за ней и, взглянув на девушку, многозначительно произнес:
    - Красавица!..
    Вера, не скрывая своего восхищения, посмотрела на себя в зеркало: лиловое платье, сверкающее золотыми искрами плотоядно обрисовывало пышную грудь и бедра.
    - Держи, – протянул ей Вячеслав паспорт. – Теперь ты – Вера Сергеевна Степанова.
    - Хорошая фамилия, - ухмыльнулась она. – Русская!.. Пойди, найди в Москве Степанову…

    «Белоснежка» была элитным ночным клубом, где все веселились как в последний день жизни.
     Вера влилась в широкий круг танцующих, чуть позже к ней присоединился Вячеслав.
    Центром клуба был большой сверкающий огнями танцпол, а по углам, в сине-сумеречных отсветах, располагались площадки, рассчитанные на несколько пар.
    Подержавшись за пышные формы Веры, Вячеслав отвел ее к отдаленному столику и усадил на полукруглый диван.
    - Твой любимый! – протянул он ей высокий бокал с коктейлем.
    Градусы веселья ударили Вере в голову, и она, вскочив, вновь потянула Вячеслава на танцпол, но он, обняв девушку за бедра, увлек ее на маленькую площадку. Забыв обо всем, она прижалась к нему и, рассмеявшись, запрокинула голову.
    - Слушай, мы сейчас как тогда, ну помнишь, когда ты вызывал меня на «допросы», а этот придурок смотрел на нас…
    Вячеслав в ответ поцеловал девушку в шею.
    - Хочу трахаться, – смеясь, шепнула она.
    - Не здесь же!.. – игриво возразил он.
    - Хочу!..
    Вера, извиваясь всем телом, прижималась к нему то грудью, то спиной. Ее замутненный желанием взгляд рассеянно скользил вокруг. Неожиданно она увидела пальцы, отбивающие такт по столу, рядом с которым они под музыку обнимались с Вячеславом. Эти странные пальцы показались ей знакомыми. Она попыталась припомнить…
    «Неужели это тот самый идиот, который смотрел как мы трахались в камере? – подумала она. – Если у него между указательным и средним пальцем крупная родинка…»
    Вера украдкой взглянула на него, но лицо незнакомца было в тени.
    «Что же это значит? Славка приволок меня сюда на потеху изощренным фантазиям этого придурка? – девушка зло сверкнула глазами. – Ну ладно, смотри извращенец!.. Вероятно, ты и есть мой хозяин. Отработаю, будешь доволен».
    Она недвусмысленно обвила ногой бедро Вячеслава и резко отбросила корпус назад, чтобы хозяин мог получше рассмотреть ее грудь и шею.
    Вячеслав, то ли уже был не в силах сдерживать свое желание, то ли потому что находился при исполнении на глазах хозяина, потянул Веру к тяжелым портьерам, за которыми оказалась небольшая комната, вероятно предназначенная для кладовой.  Ловким движением он сорвал с девушки кружевную безделушку и, приподняв на руках, овладел ею. Между стонами удовольствия Вера открыла глаза и встретилась с горящим взглядом хозяина. Он стоял и смотрел до тех пор, пока Вера не обмякла в объятиях Вячеслава.
    «Так, не мешало бы взбрызнуть шампанским, – подумала девушка. – Работа сделана «на отлично», и эта сексуальная пиявка, напившись взглядом чужого оргазма, теперь отвалит в свое болото».
    С бокалом, испускающим брызги радости, Вера позабыла обо всем. Ей хотелось только одного -  веселиться, веселиться до изнеможения! Но Вячеслав довольно скоро потянул ее домой.
    - Останемся еще, – капризно заныла Вера.
    - Веруня, не могу. Хочу тебя до умопомрачения, – взволнованно шептал он ей.
    - Что же это ты так?! – пьяно растягивая слова и проводя рукой по молнии его брюк, чтобы пощупать его «желание», поинтересовалась она.
    - Веруня, ты сегодня – обалденная! – тянул он ее к выходу.
    
    Приехав домой, они сразу повалились на кровать. Вячеслав действительно будто обезумел: исцеловал, искусал… но когда дошло до дела, чуть усмехнувшись, прошептал:
    - Подожди, я сейчас, – и скрылся в ванной.
     Разгоряченная Вера исходила желанием.
   «Чего он так долго? Шампанского что ли перепил?» – досадовала она, поглаживая от нетерпения свои пышные бедра.
    - Наконец-то, – вздохнула Вера, увидев в лунном отсвете его фигуру.
    Он подошел к кровати и остановился.
    - Чего это ты задумался? Не знаешь, с какой стороны трахнуть?! – расхохоталась Вера.
    Он навалился на нее и таким резким толчком овладел ею, что она больно стукнулась головой о спинку кровати. Она хотела было высказать свое неудовольствие, но с ним творилось что-то невероятное: он стонал, кричал, задыхался… Вера провела рукой по его спине… И как не была она пьяна, сразу догадалась, что это не Вячеслав.
    «Неужели это хозяин?! Пиявка?! Извращенец?!.. Чего это он с ума сходит, будто первый раз бабу трахает?..»
    Хозяин издал какой-то совершенно дикий вопль и обмяк. Несколько минут они лежали не двигаясь. Неожиданно его тело резко вздрогнуло, и он засмеялся…. сначала тихо, потом чуть громче, а потом у него началась истерика…
    Вера воспользовалась моментом и скинула его с себя. Он лежал на животе и рыдал сквозь смех. Кусая ногти, девушка думала, как бы узнать кто он!.. Проворным движением она повернулась к тумбочке, открыла ящик и взяла ручку с фонариком; обошла кровать, опустилась на колени и навела фонарик на бессильно свисавшую правую руку хозяина.
    «Точно он! Родинка между пальцами!.. Сволочь!»
    Вера юркнула на место, опасаясь появления Вячеслава, но он не появлялся. Она поднялась и пошла в ванную – никого.
    «Что же это они из меня дуру делают?!.. Будто я ничего не заметила. Сами дураки!» – бросила она своему отражению в зеркале и открыла душ.
    Завернувшись в полотенце, она пошла на кухню, включила свет и увидела Вячеслава, курившего у окна.
    - Чего это ты здесь делаешь?! – покраснев от ярости, воскликнула она. – Пойдем, дотрахаемся!
    - Не дури, Верка!
    - Это ты дуришь! Впал в истерику, как малолетка.
    - Заткнись, дура!.. – прикрикнул он на нее. – И давай отсюда на рабочее место.
    - Да объясни…
    - Самой надо соображать и побыстрей. Квартира, машина, деньги – это что, только за то, чтобы созерцать твои толстые прелести?..  Отрабатывать надо, Верунчик, отрабатывать.
    - Подонок, – сплюнула она и нарочито медленно пошла в спальню.
    Истерика у хозяина закончилась, и он забылся во сне. Вера легла рядом. Он вздрогнул. Повернулся. Осторожно провел рукой по ее груди, затем сильно сдавил и пиявкой присосался к шее.
    «Уж не вампир ли он? – со страхом подумала девушка. – Мало ли идиотов на свете?»
    Она задвигалась, пытаясь оторвать свою шею от его губ. Он отпал и, как-то неловко взгромоздившись на нее, прерывисто зашептал:
    - Хочу!.. О, я хочу тебя!..
    - Так в чем же дело? – с раздражением отозвалась она. – Давай.
    От этих слов его тело свело судорогой, и он будто окаменел.
    - Э, ты чего? – удивилась Вера и дотронулась рукой до того, чем он ее хотел. Там не оказалось ничего.
    «Точно придурок, – со злостью констатировала она. – Как бы от него побыстрее избавиться, да завалиться спать?!»
    Она обхватила горячим ртом его сведенные судорогой губы и принялась восстанавливать его желание. Он ожил, не очень быстро, но ожил и затрясся от переполнявшего его возбуждения.
    - Ты!.. Ты!.. – захлебывался он. – Ты… необыкновенная… и моя!
    Он сделал всего несколько толчков и завопил, неистово целуя Веру.
    «Всего-то и надо для счастья», - презрительно усмехнулась она и, сбросив с себя его обессиленное тело, перевернулась на бок и крепко заснула.

    Утром, когда Вера открыла глаза, то не узнала своей комнаты, - она утопала в розах, а на кровати лежала коробочка с перстнем.
    «А эта пиявка – ничего… Буду «любить» его на совесть, – развеселилась девушка. – И все-таки узнать бы, кто он?!»


* * *
    Пиявка стал появляться каждую неделю, строго сохраняя свое инкогнито. Вера должна была в положенный час выключить кругом свет, раздеться, лечь в постель и ждать. Он появлялся тихо, словно привидение, лишь щелчок замка давал знать, что он уже пришел. Он проходил в спальню, раздевался и, в зависимости от настроения, либо набрасывался на Веру как Дракула, жаждущий крови, либо был нежен как юный пастушок. И после каждой ночи любви Вера получала роскошные подарки.
    Вячеслав теперь был по хозяйству: привезти продукты, сбегать по поручениям.
    Но через месяц женская натура Веры взбунтовалась. Она прижала Вячеслава прямо в коридоре.
    - Славка, хочу тебя.
    - Эх, Веруня, я тоже.
    - Давай, никто не узнает.
    - Нет! – он решительно отстранил трепещущее от желания тело девушки. – Я очень дорожу своим местом. Понимаешь, очень.  И тебе советую.
   - Трус!.. Тряпка половая!.. – с ненавистью выкрикнула Вера и зажмурилась, ожидая получить по физиономии.
    Но Вячеслав лишь с сожалением взглянул на нее и пошел на кухню.
    «Ого! – задумалась Вера. – Видно хозяин и впрямь большой человек, раз Славка не посмел поднять на меня руку, утеху хозяина. Черт возьми, но кто, кто же он?!» – изводило ее любопытство.
    Но хозяин неожиданно пропал.
    - Ну, где же наш ненасытный? – с насмешкой бросила Вера домработнику Вячеславу.
    - Уехал, – не поднимая на нее глаз, буркнул он.
    - Ну-ну… - снимая халат с коварной наглостью, пропела девушка.
    - Ты что?! – возмутился Вячеслав.
    - Ничего. Буду я еще собственного домработника стесняться. Жарко мне очень… даже кондиционер не спасает… Видно изнутри жар идет. А хозяин не позаботился, чтобы кто-нибудь мне температуру снимал? – насмешливо спросила она.
    - Замолчи! – сжимая кулаки, произнес Вячеслав. – Лучше замолчи!
    - Так ведь никто же не узнает, – начала Вера, приближаясь к нему во всем своем телесном великолепии.
    - Стерва! – в сердцах бросив на пол упаковку с минеральной водой, прорычал Вячеслав и выскочил из квартиры.
    - Дурак! – полетело вслед ему.
    «И чего он в самом деле? Что, здесь видеокамеры установлены? – недоумевала девушка. – Кто расскажет?!»
    «Да ты сама, – мысленно объяснял ей умудренный жизненным опытом Вячеслав. – Не хочу быть у тебя на крючке! Чуть что не так, - сразу пожалуешься ему, что я приставал. Хороша Верка, не спорю, но и других девок навалом. Зачем мне неприятности с хозяином из-за бабы?!»

    Вера жестоко скучала. Хозяин ей ничего не говорил о том, как она должна вести себя в его отсутствие, но… это было ясно само собой.
    «Все это так», – пыталась благоразумно рассуждать Вера, но ей хотелось мужчины, сильного, злого до любви, а не истеричного, который после своих крепких, но очень коротких толчков приходил в неописуемую радость и чуть ли не кричал, что у него получилось!

* * *
     Теплый июльский ветер раскачивал ветки деревьев и бесцеремонно гулял по квартире. Вера вздыхала, лежа на диване и  нехотя переворачивая страницы журнала. Бодрый телефонный звонок не вывел ее из состояния апатии.
    - Вера, привет!
    - Привет, – ответила она, услышав голос своей новой приятельницы.
    Они познакомились совсем недавно, когда Вера стала посещать один элитный спортклуб.
    - Послушай, Вера, – нарочито растягивая слова, начала новая приятельница. – Хочешь  пойти сегодня со мной в «Эспас»?  Тоска такая!..  Лето, все разъехались, а мой работает. Никак не остановится, сволочь, - дала она четкое определение своему любовнику.
    - И у меня тоска. Поэтому пойду.
    - Отлично. Я за тобой заеду, о’кэй?!
    - Ол райт, – насмешливо бросила Вера, подумав: «Тоже мне, иностранка из деревни Чугуевка. Что им русских слов не хватает?!»

    В «Эспасе» Вера выпила две рюмки ледяной водки и обильно закусила ее черной икрой.
    «Так, место подходящее, - приятно охмелев, решила девушка. – Здесь вполне можно подыскать себе неплохого мужичка. А то с этим хозяином еще себе фригидность заработаю».
    Выпив для поднятия настроения еще пару бокалов шампанского, Вера, раскачивая бедрами, поплыла в круг танцующих и, томно прикрыв глаза,  задергалась в такт музыки.
    - Привет! Вот не ожидал! – услышала она чей-то голос.
    Девушка обернулась и увидела Сергея Баркасова.
    - Тоже не ожидала, – с оттенком презрения ответила Вера. – Иначе не пришла бы сюда!
    - Что ж, так?.. А я, вот, опять в Довиле был. Вспоминал, как ты лихо играла…
    Вера отвернулась от него, давая понять, что разговора не будет, но он не отставал.
    - Ты сегодня не в духе?! Со старым другом и словом перекинуться не хочешь?! А ведь нам есть, что вспомнить. Михаила, например…
    - Слушай, Баркас, отвали со своими воспоминаниями.
    - Зря ты так, Вера, ой зря! Опять меня обидеть хочешь? – пристально посмотрел ей в глаза Баркасов. - И отдых длительный ничему тебя не научил. Мало, видно, отдыхала…
    - Заткнись! – яростно выкрикнула она.
    - А то бы пошли, побеседовали тет-а-тет, - не обращая внимания на ее раздражение, продолжал Баркасов, крепко ухватив девушку за бедра.
    - Ну, хорошо, – неожиданно расхохоталась Вера. - Приду я, и что ты со мной делать будешь? Ты пять лет тому назад уже был законченным импотентом. А сейчас, что, вылечился или стержень себе синтетический вставил?
    Лицо Баркасова почернело от ярости.
    - Ты… ты… - задыхался он, сжимая кулаки.
    - Ну я! Я - сука, стерва, но баба! А ты ни то ни се, даже не гомик, а так, существо без пола. гуманоид!
     Пошатываясь от смеха, девушка вернулась к своему столику.
    - Верка, – зашептала ей приятельница. – Ты что это Баркасу наговорила? Смотри, он сейчас лопнет.
    - Надо вовремя под стол нырнуть, а то не отмоемся от его богатого внутреннего содержимого, - заливалась смехом Вера.
    - Послушай, - помешивая соломинкой коктейль, - с некоторой неуверенностью начала ее приятельница. – Мы с тобой почти не знакомы, но хочу тебя предупредить: Баркас – подлый мужик, очень подлый и могущественный. Он с пол-Москвы деньги гребет. Говорят, какие-то дела с бензином, я точно не знаю. А хотя бы и вот этот клуб «Эспас» – ведь он то же его. С ним лучше не связываться. Он на такое способен. Был слух, что он даже кого-то из своих дружков ментам сдал.  Мразь! Его многие боятся.
    - А слух, что он – импотент, был?! – зло усмехнулась Вера.
    - Новость! Все знают, но девчонки делают вид, что он классный мужик. Смотри!.. Пошел девок лапать, будто и впрямь что-то может.
    - И никто ему в глаза не говорил, что он – импотент? – недоумевая, допытывалась Вера.
    - Да тише, ты! Сумасшедшая!  Вряд ли кто осмелился бы. Он девчонок все время меняет и каждый раз делает вид, что сам удивлен своим на «полшестого». Говорит, мол, переутомился, устал. Ну девчонки справляют его нужду, как могут, сама понимаешь. Но платит он за такие услуги мало, скупой!
    - А чего он ко мне привязался?
    - Ты – новенькая.
    - Нет, я – старенькая и о его «переутомлении» узнала лет пять тому назад.
    - Кто их поймет? Говорят, у импотентов очень большое желание, а удовлетвориться естественно они не могут. Может, у вас тогда хоть что-то получилось, он и запомнил. У них пунктик, что не они виноваты в своем бессилии, а женщины, и что есть такие, с которыми у них все будет как надо. Вот они и ищут.
    - Ой! – перебила ее Вера. – Смотри! – она указала головой в сторону сцены. – Марианна! Я ее обожаю! Стильная певица.
    - Обалденно одевается, – подхватила девушка.
    Последний рефрен каждой песни Марианны утопал в ликующей буре аплодисментов.
    - А я приготовила вам всем сюрприз, - объявила она. – Только что с гастролей по Германии вернулся Константин.
    В черной рубашке посылая воздушные поцелуи, появился Константин. Присев на высокий стул, он запел в воцарившейся благоговейной тишине.
    - Хочу взять у него автограф, – взволнованно зашептала приятельница Веры.
    Предприимчивые официанты уже разносили по залу фотографии Константина.
    Вера купила себе одну.
    - Тоже хочу автограф, – шепнула она.
    Едва прозвучала последняя нота песни, как десятки рук взметнулись к певцу. Вера ловко растолкала более хрупких поклонниц и протянула Константину фотографию. Он, не глядя на девушку, стал расписываться. Глаза Веры словно приросли к его руке. Сжимаемая со всех сторон беснующимися поклонницами, она стояла и смотрела на его изящную руку с родинкой между средним и указательным пальцами.
    Музыканты, спасая Константина, заиграла следующую песню. Все разбежались, осталась только Вера, упорно протягивая фотографию для автографа. К ней подошел охранник, но Вера не поддалась на уговоры. Константин, видя такую настойчивость, опять подошел к ней и встретился с ее взглядом. Он изменился в лице; пропустил вступление. Он понял, она его узнала.
    - Простите, – улыбнулся он залу. – Девушка очень красивая. – И рядом с первым автографом поставил второй.
   - Я умираю от зависти, – пропищала приятельница Веры. – Тебе удалось обратить на себя внимание Константина. Вот бы попасть к нему в постель! Говорят, он любовник потрясающей силы и нежности.
    «Не знаю, как насчет потрясающей силы и нежности, но что он – потрясающий придурок – это точно», – мысленно ответила Вера.
                                                     
ГЛАВА  ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ   

    После долгих и утомительных переговоров с клиентами фирмы Кирилл прошел к себе в кабинет и сразу сел за компьютер. Целый час он работал, не отрываясь от экрана, но усталость взяла свое. Попросив чашку кофе у секретарши, он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и погрузился в сине-черное пространство безмыслия. Если следовать максиме Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую», то Кирилл перестал существовать. Но ненадолго.  Лезвие тревожной мысли пронзило безмятежное пространство, за первой мыслью последовала вторая. Он безуспешно пытался их связать между собой, но они оказались столь самостоятельными, что объединению не поддавались.
     «Какая связь между убийством Киры Репниной и убийством Дениса Лотарева? Что искали на квартирах у бедной домработницы и знаменитого танцовщика? Что могла похитить Кира у Лотарева и похитила ли?  Почему Гурская подозревает в смерти Дениса Марину?
    О, Марина – это особая статья. Что здесь?.. Ревность? Осознание, что рано или поздно Денис оставит ее? Желание получить наследство и таким образом обеспечить себя? Может быть, здесь сработало чувство: если не мне, то не доставайся никому? Эмоции, слишком много эмоций, – попытался охладить себя детектив. – Но зачем она скрывала факт получения наследства? И знала ли она, что Денис собирался переписать завещание в пользу Гурской? И правда ли это? Хотя в любом случае у нее были слишком сложные отношения с Денисом. Идеальная пара при ближайшем рассмотрении таковой, увы, не оказалась. Денис начинает увлекаться женщинами, ему надоела его невеста, которая, как заметила Гурская, предпочитает отдаваться не мужчинам, а экзерсисам. Самолюбие Марины уязвлено. Она хочет отомстить и отомстить красиво, по театральному, – Кирилл попросил еще кофе. – Не слишком ли я увлекся? А впрочем, почему бы нет? Зайти в гримерную Лотарева Марине не представляло никакого труда, и никто даже не обратил бы на это внимание. Вот если бы посторонний крутился в коридоре, его бы сразу заметили.
    Итак, Денис красиво умирает на руках своей возлюбленной. Он не достался никому, и Купавина навсегда остается его невестой. Между положениями брошенной невесты и невесты-вдовы и наследницы, она предпочла второе. На похоронах – Купавина главное лицо, она принимает соболезнования и стоит у изголовья гроба. – И тут перед мысленным взором Кирилла всплыл, окутанный черным флером образ Дезире. - Дезире и Лотарев – запутанная история. Кто кого любил? Кто кого избегал? Если принимать во внимание всеобщее мнение, то Денис уклонялся от домогательств Дезире. Но тогда как расценивать ее близкие отношения с Валерием Дубовым? Исходя из того, что мне рассказал Константин, Денис догадался об их связи и потребовал, чтобы Валерий Дубов оставил Леонеллу.
    Валерий Дубов – здесь два мотива: избавиться от опасного соперника и человека, лишившего его возможности осуществить свою мечту - оформить спектакль «Спящая красавица». Да-да! – прервал сам себя Кирилл. – С точки зрения обыкновенных людей – это глупо, но с точки зрения… - пытаясь вспомнить, он прищурил глаза. – По-моему, у Дидро в «Философских мыслях». – Он выдвинул ящик стола и торопливо отыскал нужную дискету. На экране компьютера замелькали мудрые мысли человечества… - Вот, Дени Дидро: «Умеренные страсти – удел заурядных людей…» А я имею дело с людьми неординарными! И как мне, обыкновенному человеку, проникнуть в их незаурядные, не подчиняющиеся обычной логике мысли и понять мотивы их поступков? Как? Только став равным им. Но это-то и невозможно. Черт возьми! Ну и втянул меня Леонид. Не такое уж большое удовольствие лишний раз убеждаться в собственной бездарности. Ведь здесь даже рабочий  сцены,  Вадим Омутов, танцует как солист балета. Все, абсолютно все  – надзвездные личности и только сыщик – обыкновенный. Кстати, Вадим Омутов. Почему его так взволновал и заинтересовал разговор Дениса с Леонеллой? Просто любопытство? Вряд ли бы тогда он так точно и так надолго запомнил его. Слова Леонеллы: «Не мешай мне!» – Чем мог мешать ей Денис?.. Ничего, ничего не понимаю», – в отчаянии замотал головой Кирилл.
    Он попытался отключиться, но едва закрыл глаза, как в мысленном кристалле за мутными гранями замелькали лица. Они то расплывались, то становились совсем маленькими и исчезали, потом появлялись вновь, лукаво подмигивали, шевелили губами, будто хотели что-то сказать.
     Кирилл вывел на экран компьютера список гостей, бывавших у Дубова. Он немного сократился от первоначального варианта за счет стопроцентных алиби, но все равно оставлял желать лучшего.
    «Нет, не могу больше! Сейчас голова лопнет. Надо пройтись, – Кирилл посмотрел на часы: начало шестого. – Ничего, вернусь, закончу».
    Вообще Мелентьев решил взять тайм-аут на работе. «Иначе, - думал он, - я никогда не раскрою это преступление». А так как Кирилл являлся одним из трех учредителей фирмы, то его финансовое положение при этом почти не менялось.
    Погода была располагающая – приятный летний день, переходящий в вечер. Кирилл завел джип. Ему хотелось побродить в каком-нибудь парке. Но мысли не оставляли его в покое. Вроде бы что-то удавалось состыковать, однако при более детальном обдумывании все рассыпалось, подобно карточному домику, от одного неловкого движения.
    За высокой оградой мелькнули деревья. Кирилл припарковал машину, вышел, вдохнул полной грудью воздух и замер.… На высоких воротах предполагаемого парка большими черными буквами было написано: «N-ское кладбище».
     Мелентьев невольно оглянулся по сторонам, словно ожидал увидеть веселую ватагу ведьм и чертей, которые завлекли его сюда помимо воли.
    «Что ж… - пожал плечами детектив. – Придется подчиниться обстоятельствам».
    Он был на похоронах Дениса и знал, где находится его могила. Кладбище было почти безлюдно, сторож предупредил, что через полчаса закрывает главные ворота.
    Кирилл медленно, словно нехотя, шел по направлению к могиле Лотарева. Странно, но ему казалось, что она должна быть где-то поблизости…
    «Спросить бы у кого, чтобы не плутать. О, удача!» – он заметил у одной из могил женскую фигуру в темном костюме и шляпке с вуалью, полностью закрывавшей лицо.
    Степенно, как-то предписывает кладбищенский этикет, Кирилл направился к незнакомке и вдруг резко метнулся за широкий крест.  
    «Черт!.. Не его бы поминать на кладбище. Но ведь женщина стоит перед могилой Лотарева! Кто же эта незнакомка? Одна из поклонниц?  Но они не любят уединения, они предпочитают рыдать на могиле при всеобщем внимании любопытных и желательно в часы экскурсий. А эта искала одиночества».
    Незнакомка наклонилась к вазе, вынула из нее букет совсем свежих темно-красных роз и бросила в проход между могилами.
    «Так, - не без интереса отметил детектив, - розы Леонеллы».
     Тем временем дама под вуалью поставила букет камелий, поцеловала кончики своих пальцев, приложила их к черному мрамору вазы и… исчезла.
    Кирилл от удивления часто заморгал ресницами.
    «Черт возьми! Она только сделала шаг влево и как сквозь землю… Не может быть!»
    Он рванулся к могиле Лотарева и поспешил по следу незнакомки, но она, словно сгусток эфира, на мгновение принявший очертания женщины, испарилась в воздухе.
    «Абсурд какой-то», – Мелентьев метался между могилами, пытаясь отыскать черную вуаль.
    Лиловые сумерки мягко окутывали памятники, кресты, надгробия…
    Кирилл с неприятным чувством отметил, что он здесь совершенно один. Однако досада была настолько велика, что не давала пробиться естественному желанию поскорее покинуть этот уединенный уголок.
    «Упустил!.. Упустил!.. Может это и пустышка. А может именно то звено, которое все соединит, - злился он на себя. – Кто она? Кто?! – чуть ли не рвал на себе волосы сыщик. – Кто?!»
    Он вернулся к могиле Лотарева со скромной вазой из мрамора. Кирилл видел макет памятника, который собирается воздвигнуть своему «Вечному жениху» Марина. Денис будет изваян в роли Ромео с широким плащом, перекинутым через плечо. «Ромео с лицом Гамлета, - определил для себя Мелентьев. – Так быть или лучше не быть? – спросил он с грустной усмешкой у Дениса. – Ты-то теперь уже точно знаешь!»
    Опустив голову, Кирилл направился к выходу, но, сделав несколько шагов, резко повернулся и вновь подошел к могиле.
    «Цветы! Они все помешаны на каких-то своих цветах!.. – Он вынул из вазы густо-красную камелию. – Может быть, она мне поможет узнать имя незнакомки?»

* * *
    Сгорая от досады,  детектив набрал по сотовому телефону номер Купавиной. Трубку подняла Настя.
    - Мне надо срочно поговорить с Мариной.
    - Отдыхает, – кратко ответила она.
    - Но это срочно!
    - Перезвоните через час!
    - Хорошо, – со злостью швырнул телефон на сиденье Кирилл.
    Час спустя он уже был у дома Купавиной.
    - Опять этот, – буркнула Настя и протянула трубку Марине.
    - Марина, мне нужно срочно тебя увидеть… на минутку.
    - Что случилось?
    - Ничего особенного, но ты можешь мне помочь.
    - Хорошо, подъезжай!
    - Я уже внизу.
    - Тогда поднимайся, – удивилась она его поспешности.
    Заметив в руке Кирилла камелию, она удивилась еще больше.
    - Терпеть не могу камелий! Извини, но я выброшу ее.
    - Нет, это ты извини, я принес ее не для тебя. Это цветок из букета, оставленного на могиле Дениса какой-то незнакомой женщиной. К сожалению, я ее упустил.
    - О, ехидна, – сузив глаза, прошептала Марина. – Значит, мои белые розы выброшены!
    - Выброшены, – подтвердил детектив, - но только не твои. Это успела сделать Дезире, потому что незнакомка вынула из вазы пурпурные розы.
    - Ха!.. – выдохнула с небывалой яростью Купавина. – Ха!.. Они не могут успокоиться. Ну никак!
    - Марина, меня интересует сейчас только одно – кто эта женщина?
    - Кто эта женщина?! – с наигранной веселостью переспросила Купавина. – Кто эта женщина? – повторила она, опускаясь в кресло. – Эта женщина уже однажды едва не погубила Дениса.
    - Да кто она?! – не выдержал Кирилл.
    - Алина Фролова, – огрызнулась Марина и схватила телефонную трубку. – Алло! Аркадий! Ты представляешь, Фролова была на могиле Дениса! Нет, слава богу, я с ней не встретилась. Это Кирилл. Он принес ее камелию. Срочно! Срочно надо выбросить ее мерзкий букет! Сейчас же! – Аркадий Викторович, по-видимому, напомнил ей, который час. –  Хорошо, но завтра… завтра обязательно!
    Марина положила трубку и, прерывисто дыша, пояснила:
    - Мы с Аркадием терпеть не можем Фролову.
    - Да, припоминаю, Аркадий Викторович говорил, что она хотела сделать из Дениса драматического актера.
    - И не только это. Она не оставляла его в покое. Она пользовалась тем, что в свое время Денис был очень привязан к ней. Да, я старше Дениса на семь лет, но не на семнадцать, как она. И потом, я была его невестой.
    «Вот, – отметил про себя Кирилл. – Это для тебя очень важно. Как там, у Блока? «Вечная жена», а ты – «Вечная невеста». Может, права Гурская, что ты, как женщина, – абсолютный ноль, натруженная мышца. А тебе хочется гармонии: ты – и великая балерина, и потрясающая любовница. И вдруг твой жених начинает увлекаться другими женщинами. Мало того, ты понимаешь, что рано или поздно он тебя оставит. Что делать?  Красиво убить! Украсить  белыми розами гроб, поставить памятник и навсегда сохранить ореол Вечной невесты. Чувствительная, романтическая пьеса, хоть сейчас на сцену. Музыку добавить - и балет на все времена».
    Купавина не могла успокоиться. Она то садилась, то вставала, то уходила в репетиционный зал с зеркалом во всю стену и балетным станком, где на полу лежали пуанты и гетры.
    - Настя! – позвала она. – Приготовь, пожалуйста, жасминовый чай. Или тебе лучше черный? – обратилась она к Кириллу.
    - Нет, я тоже хочу жасминовый. Прости, Марина, но со стороны ваше соперничество с цветами кажется просто смешным.
    - Смешным, – отчасти согласилась она. – Но никто не хочет уступать.
    - Как я понял, - продолжал Кирилл, - твои цветы – белые розы, Дезире – красные, Алины Фроловой – камелии, а Натальи Гурской?
    - Как увидишь на могиле огромный безвкусный веник, именуемый букетом – это Гурская. Только она редко бывает.
    - Марина, это правда, что Денис хотел переписать свое завещание на Гурскую?
    Купавина так вздрогнула, что была вынуждена поставить чашку с чаем на стол.
    - Кто тебе это сказал? – ломающимся от боли голосом спросила она.
    - Сама Гурская, – спокойно ответил Кирилл, вдыхая аромат жасмина.
    - Значит, правда.
    - Ты об этом знала? – допытывался Кирилл.
    - И, да и нет…- нехотя ответила она.
    - Почему не сказала мне?
    - Зачем? Зачем уводить тебя в дебри ненужных подробностей? Это завещание не имеет никакого отношения к убийству Дениса.
    - Ты уверена? – с тонкой иронией спросил Мелентьев.
    - Абсолютно. Потому что не я подлила яд в склянку, – с еле сдерживаемой яростью почти крикнула Марина.
    В дверях появилась Настя.
    - Все, я спокойна, – сделала она мягкий жест рукой в ее сторону. – Как ты заметил, - вновь обратилась она к Кириллу, - все это глупо. И соперничество с цветами, и неожиданное решение переписать завещание, и наши размолвки, и многое другое. Но так уж создан человек: ничто мелочное ему не чуждо. Эти нюансы формируют нашу повседневность. Великое – это только миг. Мелочное – вечность.
     Марина взяла чашку с чаем и отошла к камину.
    - Если ты полагаешь, что тебе это надо знать, - в сомнении пожала она плечами. - Незадолго до смерти Дениса у нас с ним произошла очередная размолвка… естественно глупая… из-за моих подозрений. Я тогда раскричалась, ужасно стыдно теперь, обычно я более сдержанна, и сказала, что если он настолько увлекся Гурской, то пусть и завещание на нее переписывает. - «Ничего от тебя не хочу! Даже, чтобы мое имя значилось в твоем завещании!» – Денис тоже вспылил, хлопнул дверью и, наверное, побежал к Гурской жаловаться на меня. Мужчины обожают жаловаться другим женщинам на своих жен, любовниц, и, наверное, сказал ей, что перепишет завещание на нее.
    - Но не переписал. Не успел.
    - Нет. Хотя времени у него было достаточно. Это случилось месяца за два до его гибели. Просто мы помирились. Мы тогда много и удачно репетировали наш последний балет и будто поняли, что на данном этапе жизни нам нельзя друг без друга.
    В комнате почти совсем стемнело. Марина зажгла матовую лампу. Из хрустальной вазы струилась на стол пышная ветка жасмина. Кирилл чувствовал усталость, но ему совсем не хотелось уходить. Он смотрел на хрупкую, удивительно красивую фигуру Марины и совершенно забыл, что еще не вычеркнул ее из числа фигурантов, и что, может быть, именно она своей фарфоровой ручкой налила яд в склянку.
    Он смотрел на нее в матовом отблеске света и думал:
    «Словно и не земная женщина… эфир… музыка. Не каждому мужчине дано постигнуть всю прелесть ее многозвучия. Но Денису, без сомнения, это было по силам. Так что же здесь?.. - Духовное очарование, лишенное плотской притягательности?»
     Мелентьев встал и подошел к Марине, открывшей окно.
    - Какой ароматный воздух!
    Он обнял ее за плечи. Она обернулась и чуть удивленно посмотрела на него. В ее взгляде не было и тени возмущения. Он был спокоен, глубок и лучезарен, но Кирилл не осмелился. Она смотрела на него снизу вверх и, словно поняв его смущение, усмехнулась и, пригнувшись, легко выскользнула из-под его рук.
    Кирилл, охваченный редким для него чувством мужской неловкости, долго вдыхал ароматный воздух ночи.
    «Может быть, у Дениса с ней было что-то не так? И он принялся искать других женщин? Да, но не надо забывать, что Лотарев был звездой, и количество  женщин, вертевшихся вокруг него, могло соблазнить и святого. – Он вздохнул, не найдя ничего существенного в своих размышлениях. – Пусто… опять пусто…»
    - Уже поздно, Марина…
    Она кивнула.
    - Ты случайно не знаешь, где бы я мог найти Фролову? В каком отеле она обычно останавливается?
    - Даже не представляю, - с презрением отозвалась Купавина. – Обратись к Аркадию, он тебе скажет. Он как-то беседовал с ней…
    Кирилл набрал номер телефона Бельского, никто не ответил. Он позвонил по сотовому, тот был отключен.
    - Вероятно, Аркадий в гостях. Он не любит, когда его отвлекают. Позвонишь завтра. Все равно уже поздно с визитом к Фроловой.
    - Ты права.
    Кирилл с неловкостью мальчишки скользнул губами по ее щеке и, пожелав спокойной ночи, удалился.
    Марина, закрыв дверь, разочарованно вздохнула:
    «Такой внешне самоуверенный, а растерялся как юный паж. Обратная сторона медали: сверкающий ореол знаменитой балерины затмевает женщину. Надо будет в следующий раз немного приглушить его сияние».

* * *  
    Утром звонок Кирилла застал Аркадия Викторовича в машине.
    - Спешу! Столько дел, а надо ехать, – говорил он. – И это с вашей подачи. Зачем вам понадобилось показывать Марине эту камелию?!
    - Но, а как же?.. – предпринял попытку защиты детектив.
   - Лучше бы приехали ко мне.
   - Хорошо, еду.
   - Теперь поздно. Я уже у дома Марины. Сейчас она спуститься, и мы отправимся на кладбище: выбрасывать камелии и ставить розы… белые, – уточнил он.
    - Я тоже подъеду туда.
    - Туда не возбраняется никому, – с иронией ответил Бельский.
    Когда Кирилл подошел к могиле Лотарева, Марина и Аркадий  Викторович были уже там. В мраморной вазе грустили розы белее снега.
    Заметив Кирилла, Бельский оставил Марину одну.
    - А что собственно случилось? – щуря серые глаза от лучей солнца, пробивавшихся сквозь пышные ветви деревьев, задал вопрос Аркадий Викторович. – Приехала Фролова и положила на могилу цветы, что здесь необычного?
    - В принципе, ничего, – несколько растерялся Кирилл. – Мне просто надо было выяснить, кто была эта женщина…
    - Теперь выяснили? – с раздражением бросил Бельский.
    - Как я понимаю, вы с Мариной не очень ладите с ней.
    - Нет, вы неправильно понимаете. Мы с ней вообще не ладим. Эта женщина сыграла страшную роль в жизни Дениса.
   - Да, знаю, она хотела переманить его в актеры, но ведь этого не произошло. Следовательно, свою «страшную роль», как вы выразились, она не сыграла.
    - Нет, – с какой-то странной уверенностью возразил Бельский. – Сыграла. Да что теперь об этом, – махнул он рукой.
    - Марина сказала, что вы знаете, где останавливается Фролова.
    - Знаю. В отеле «Аврора» или на своей квартире. Я был у нее несколько раз: просил, умолял оставить Дениса в покое, не разрушать их взаимоотношений с Мариной, но все бесполезно. Жестокая, низменная женщина.
    Кирилл тут же позвонил в отель «Аврора».
    - Да, совершенно верно, г-жа Фролова проживала у нас, но сегодня утром, к сожалению, уехала.
    - Она уже уехала, - сказал Кирилл Бельскому.
    - Уже уехала, но напакостить своими камелиями успела. – Он посмотрел на часы. – Простите. Марина, – тихо позвал он. – Нам пора.
    - Да… да… иду, - не обернувшись, ответила она, и так же, как накануне Фролова, передала свой поцелуй кончиками пальцев мрамору вазы. Бельский, погрузившись в задумчивость, смотрел  куда-то вдаль.
    - Жизнью надо наслаждаться, и никто не имеет права лишать нас этого наслаждения. Никаких получувств, полустрастей. Все – до конца! – неожиданно произнес он.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Примечание
   
1. О. Уайльд
2. Природная способность танцовщика исполнять высокие прыжки с перемещением в пространстве.






 

 

РУКОПАШНЫЙ


Даже тесно летать свинцу
В этот грозный час роковой:
С супостатом – лицом к лицу
Рукопашный вскипает бой.

Будто вепрь, подраненный враг
На прорыв отчаянно прёт
Нож – на нож, кулак – на кулак!
Ты здесь – армия, ты здесь – фронт.


Бить, так бить. И тут не робей.
Крики, хрипы, и кровь, и пот…
И потомок богатырей
Бьёт не слабо – по-русски бьёт!

Рукопашный недолог бой,
Но уже не забыть вовек.
Как, не выдюжив в схватке то,
Кажет спину «сверхчеловек».

… День настанет, придет черед –
Тишина воцарится вокруг,
Мир и волю Европа возьмет
Из суровых солдатских рук.


ЧЕРНЫЕ АИСТЫ

Не знаю, небыль это или быль,
Но почему-то кажется поныне,
Что каждый черный аист – белым был,
Пока не обгорел в огне Хатыни.

Они стоят под вечер на лугу,
Как на погосте партизанском вдовы.
Им вечно помнить красную пургу
Над крышами гнездилища людского.

Они из той войны не улетят –
От мертвых гнезд, от срубов обгорелых...
И все выводят черных аистят,
Хоть каждый раз и ожидают белых.


ПАМЯТЬ

Когда ночное небо над землею
Раскроется, как зеркало ее, –
Я в это небо вглядываюсь молча
И вижу отражение полей,
Спокойных, но предчувствующих всходы.

Я вижу всю тебя, моя земля,
В просторном и глубоком небосводе.
Я вглядываюсь в миллионы звезд
И вижу миллионы отражений
Железных строгих звезд на обелисках.
Их память благодарная зажгла
Там, где в земле большой лежат солдаты.

И в эту ночь я думаю о них,
О том, что долг святой и хлеб насущный
Неразделимы, как и небо с полем,
Что не погаснут звезды в нашем небе,
Покуда не погаснут на земле…


МОЙ НАРОД

Я – частица твоя, плоть от плоти,
Мой народ – весельчак и герой,
Меткий в слове – и ярый в работе,
Непокорный – но грозной порой
Выполнявший сурово и свято
Самый жесткий, свинцовый приказ...
Никогда не просивший пощады.
Даровавший пощаду не раз.



ТРЕУГОЛЬНИК ПОЧТЫ ПОЛЕВОЙ…


Голос с фронта, весть с передовой –
Треугольник почты полевой.
В дни жестокой, яростной войны.
Нет ему цены.

Счастье матерей, невест и жен
Там, в тылу, дома наполнит он.
Ожидание озарит звездой:
«Главное - живой».


СТАРЫЙ ОКОП

… О нет, не забудется война,
И подвиг павших в сердце не померкнет!
Из мглы могил встают, на поверке,
Безвестные дотоле имена.

И ведет тебя с былым на связь,
Как в память поля врезанная дата.
Окоп – оплот советского солдата,
Что бой свой смертный принял и за нас.

Не просто шрама старого рубец –
Твердыня родины непокоренной.
По рубежу геройской обороны
Проходит нашей верности рубеж.


ОБЕЛИСК

Свободной, как река без берегов,
Не суждено природе знать покоя:
Бегут по небу волны облаков,
По полю траву катятся волною.

И в час наитишайший - оглянись! -
Мир движется, летит, плывет куда-то…
Лишь замер в поле острый обелиск –
Как стрелка на часах после удара.


НА ПОЛЕ

На поле боя давнего колосья
Колышутся в колонне, как штыки.
Глазами рядовых светловолосых
В синь смотрят, не мигая, васильки.

Быть может, ржавый скрежет вражьей стали
Земля доселе в памяти хранит…
Но тишина, как танк на пьедестале,
На поле боя давнего стоит.


ЖЕНЩИНАМ  ВОЙНЫ

…Так было: засвистели над страной
Свинцовые, смертельные метели,
И встали вы в солдатский строгий строй,
Надели гимнастерки и шинели.


Но как бы ни бывало тяжело
В кровавой, яростной страде военной –
Любовь, добро и жизни торжество
Вы сберегли святынею бесценной.

И юность, что в сраженьях спасена
Для мира, счастья, радости и света,
Прекрасных женщин знает имена:
Отвага. Слава. Родина. Победа.



СИБИРСКИЕ БОГАТЫРИ

Сорок первый, войною опаленный –
Тяжкий, горький, отчаянный год…
Но на запад идут эшелоны –
Род сибирский на битву идет.

Брови кедров колючих, нахмуря,
Провожает составы тайга.
Солнцу вслед надвигается буря
За Урал – под Москву – на врага!

…И ядреной буранной лавиной
Разметали чужие полки,
В братстве рати советской единой
От московских ворот – до Берлина
Гнали недругов сибиряки.

 

 

 

 

К дню рождения Владимира Гревцева


*  *  *
Пусть возжаждет жизнь свою пижон
Расписать покрасочней, как сказку...
Мне судьбы не надобно чужой —
Той, что есть, хватает под завязку.

Я хотел бы только — без прикрас,
Но не без души — сберечь строкою
Вас, чья жизнь с моей пересеклась.
Бездною блуждая мировою.
 

*   *   *
Пожелай мне счастливой дороги,
Провожая в края без дорог.
Запропавший, усталый, далекий -
Пусть пребуду я не одинок.

Пусть парят и плывут надо мною
Стаи светлых твоих облаков.
Пожелай мне победного боя
Против непобедимых врагов.

Чтоб меня твоя слабость хранила,
Добавляла удачи и сил...
Пожелай мне, чтоб ты не забыла,
Пожелай мне, чтоб я не забыл.

ПОЭТУ ДЕНИСУ КОРОТАЕВУ

Снова строки душою впитаю —
Боль усмешки и счастья печаль.
— Здравствуй, — вымолвлю — вместо «Прощай!»
Стихотворец  Денис  Коротаев!

Исчезать вдалеке не спеши,
Взбаламученной странствуя Русью,
Сопрягая компьютер и гусли
Сквозняковой музыкой души.

Божий отрок, меньшой мой брательник,
Как отчаянно мир поредел
В час, когда ты скользнул за предел
Вслед прозрений своих запредельных!

Эхо, зеркало, пуль рикошет...
Смерть к бессмертью поэтов ревнует.
Жизнь — мгновенье и вечность рифмует,
Тьму бездонную сводит на нет.

И звенит под соперстием тайны
Соло слова, струны тетива...
Это чушь, что живем однова.
— Здравствуй, — молвлю, — Денис Коротаев!


РЕПОРТЕРУ ЕВГЕНИИ

Жизнь печатными строчками меря,
Под суровым присмотром судьбы
Мы гребем на газетной галере —
Злобы дня добровольцы-рабы.

Крепкой цепью мы скованы вместе,
Безнадежным своим ремеслом —
В море Вечности бренные вести
Словом вписывать, будто веслом.

И на грани перенапряженья
Я ищу тебя взглядом порой,
Благородная женщина — Женя,
Что со мной на галере одной.

Вряд ли слишком сладка твоя доля —
Наравне с мужиками грести.
Мой товарищ по вольной неволе,
Хорошо, что ты есть, — и прости...

Сжаты сроки, и нравы жестоки,
Солон хлеб наш, и нежность горька...
Но опять репортерские строки
Баламутят седые века!

Может, волны от весел мгновенных,
Незаметно плеснувшись вдали.
Подмывают тяжелые стены
Тюрем духа на скалах земли?

Вдруг однажды внезапною мерой
Взмах весельный, короткий, как вдох,
Обозначит рождение эры.
Крах безвременья, смену эпох?

Пусть же нам календарные годы
Не скомандуют весла сушить!
Нам с тобою своей несвободой
Дальней зорьке надежды служить.

Пусть потомкам поведает сага.
Как гребли против лютых ветров
Родовая наследница Блага,
Нищий русский Владыка миров...


       РАССКАЖИ МНЕ...
                                 

                                      Русскому поэту, блокаднику
                                     Олегу Шестинскому

Нарастают года.
       Скоро будут гекзаметром петь
О Великой Отечественной,
       как аэды в Элладе...
Расскажи мне, Олег,
       как блокаду ты смог одолеть.
Чтоб попробовал я
       устоять в современной блокаде.

Ты по аду прошел
     Петроградской своей стороной.
Передай мне, Олег,
     опыт свой, леденящий и жгучий.
Та война, к сожаленью,
     не стала последней войной —
Слишком люди беспечны
     и нелюди слишком живучи.

Нам казалось: уроки
     учтет победитель—народ,
Заречется навек
     в благодушье своем ошибаться...
Но костлявая снова
     по русским пространствам идет —
Нам приветы разносит
     от Путина и от Чубайса.

Вурдалакам чужим
     изнутри помогли упыри —
И растлили Державу,
     и с братьями братьев стравили.
Вспомнишь зиму блокадную,
     только вокруг посмотри —
Души в лед повмерзали,
     умершие от дистрофии.

Нас на Пресне распяли
     и кровью умыли в Чечне,
Как снарядом и бомбой,
     указом гвоздят и законом...
И рубильником жизнь
     отключают на этой войне
Старикам, и младенцам,
     и детям, еще не рожденным.

Анакондово время
     свивается в петлю опять,
И порою в удушье
     покажется: нет уже сладу...
Но поведай, Олег,
     как в блокаду ты смог устоять,
Вдохнови одолеть
     современную эту блокаду.

СОРАТНИЦЕ

                                  Круто нам повезло —
                                  в это дикое жить лихолетье.
                                  Счастье выпало нам —
                                  битвы праведной чашу испить.
                                  Мы с тобой на войне —
                                  на великой, на страшной, на Третьей,
                                  И завещано нам,
                                  как отцам — победить. Победить!
                                                                      Людмила Туровская

Да, нынче мы с тобою на войне,
И долго по Руси грозой греметь ей...
Но, горя и дерьма хлебнув вполне
На этой мировой, на этой третьей,

Счастливым быть я как-то не могу:
Пусть ярость праведна, но в горле колом
Она стоит; ведь как мужик — в долгу
Я пред тобой и всем прекрасным полом.

Зло ненавидя и добро любя —
Мне в бой идти, коль вынудили к бою...
Но, женщина, мне больно за тебя,
Как за Ульяну, Лизу или Зою.

От амазонок и от Жанны д'Арк
До лихолетья, в коем обитаю, —
Мужчин в тылу так много в пору драк,
Так много женщин на переднем крае!

Да, заслужили оду, гимн и сказ
Вы, героини, ратоборки правды:
Не на панель, не в «новорусский« класс —
За Родину пошли на баррикады.

Но всё же восторгаться нелегко
Мне женским мужеством — прости за ересь:
У баррикад — не женское лицо
(Как молвить бы могла Алексиевич).

И, замещая в праведном строю
Тех мужиков, кто клейма принял скотьи,
Вы нежность, женственность, любовь свою
На жертвенник борьбы порой кладёте.

Но оттого мой страх ещё сильней:
Вдруг подвиг ваш сиротством обратится
Для красоты, надежды, для детей,
Родившихся — и тех, кто не родится...

Соратницы на линии огня,
Как славно вы врагам народа мстите!
Но говорю вам, голову склоня.
За всех собратьев: «Милые, простите!»


НИКОЛАЮ ПРИЛЕПСКОМУ

Фортуна моя дурная,
Отбившаяся от рук:
То голову я теряю,
То голос теряю вдруг.


Над грифом галерно горблюсь,
Но вновь — ни запеть, ни взвыть.
За то, чтоб вернулся голос,
Готов головой платить.

*   *   *
Не дни торжеств, не смену лет, не даты —
На них на всех условности печать, —
А главное, что вправду людям надо, —
Друг друга праздновать и отмечать!

За это стоит подымать бокалы —
Что жизнь причудою своей игры
Во времени, в пространстве сочетала
Душ человечьих странные миры;

За то, что в лабиринтах лет и улиц,
Где не понять, что можно, что нельзя.
Мгновения судеб соприкоснулись,
Шаги сошлись и встретились глаза.

Не для того ль сквозь токи лучевые
Несется по орбите шар земной?
Ты — праздник мой,
               ты — берег, что впервые
Однажды вдруг возник передо мной.

Он неделим, наш мир, и неразменен.
Хочу, его на вехи не дробя,
Как ежедневное свое рожденье,
Сегодня — снова! — праздновать тебя.

КЛЕН
                                         Ирине Прокофьевой

Клен полыхает во дворе.
Люблю его за щедрость эту —
Всем солнцем, что вобрал за лето,
Вдруг засветиться в сентябре!

А на траве вокруг ствола —
Тем гуще, чем прозрачней крона, -
Как золотая тень от клена.
Его лучистая листва.

Что ж, есть резон хотя б затем
Душе до донца раздариться.
Чтоб озарила чьи-то лица
В ненастье — солнечная тень.

Вот так же хмурою порой
Мне одолеть тоску и горесть
Твой помогает щедрый голос —
Медвяный, летний, золотой.



МУЗЫКА
                                  Анатолию Беляеву

На гитаре души
     распинаем мы струнами жилы,
Чтоб музыка рождалась
     соитием правды и лжи.
Мы не свет, не покой —
     просто-напросто жизнь заслужили.
Это здорово, брате,
     коль ты свою жизнь заслужил.

Слава Богу — на сирой Руси
     нам дано состояться,
В ханстве хамова торжища —
     всё ж на своем устоять.
Всё на свете скупив —
     не купить им певца и паяца.
А купили кого —
     тот уже не певец, не паяц.

Тише шепота песня
     иль громче истошного крика,
Раздается на площади,
     слышится ли из тюрьмы —
Право жить на земле
     заслужила нам наша музыка.
Исполать ей за это,
     и с нею — да здравствуем мы!

ЛИЦЕДЕИ

Живем — как будто репетируем
Придуманную кем-то пьесу,
Где вписаны дела интимные
В спираль всесветного прогресса.

Вживаясь в роли добросовестно,
Мы замысел не искажаем —
Любовь, работу и бессонницу,
Восторг и гнев изображаем.

Порой сознанье только мучает,
Как гложет жажда после водки.
Что дни и годы наши лучшие —
Лишь режиссерские находки.

Чужая воля машет крыльями
В ненатурально резком свете.
И разве вспомнишь — кем же были мы
Вне мизансцен и реплик этих?

И мир меж травами и тучами
Без лицедейства нам несносен:
Звезде — звезду играть поручено,
А сосны — учат роли сосен.

Спектакль хорош — под стать шекспировым!
Душа вот только занемела:
Живем — как будто репетируем,
Да состоится ли премьера?..

МОНОЛОГ «СОВКА»

— Непреставленного хороня,
С миною и скорбной, и суровой
В прошлое списали вдруг меня.
Чтобы не мешался в жизни новой.

Я сперва морально был убит,
В глухоманку сосланный такую...
Глядь, а в прошлом — жизнь моя кипит.
Дух просторы пашет, плоть токует!

И явилась мысль шальная мне,
Рассужденьем взрощенная дошлым:
Если в прошлом я живой вполне —
Живы ли, кто не со мной, не в прошлом?

Хрен им всем! С тоски не стану выть
С видом вымирающим, как ящер:
Лучше в настоящем прошлом быть.
Чем в ненастоящем настоящем!


НЕНАВИСТЬ

Ограбленный — я кровный враг ворью,
Я — динамит в предощущенье взрыва...
Но — ненавижу ненависть свою.
Пускай она стократно справедлива.

Господней волей призванный к добру
И знающий о пагубности гнева,
Я нынче взъят, подобно топору
Иль ястребу, нацеленному с неба.

И, примеряясь, как ловчее бить,
Шепчу, рискуя классика обидеть:
«То сердце — отучается любить,
Которое принудят ненавидеть!»

Ордою пришлой жизнь разорена,
Растерзана страна, распята правда —
И высушена яростью до дна
Любови благость, красоты отрада.

Вам говорю, Россию жрущий сброд:
Что натворили, разве вы не знали.
Когда от ростовщических щедрот
Мне ненависть насильно навязали?!

Я с нею хлеб, я с нею кров делю,
Я с ней живу, как с девкою бесстыжей.
Я ненавижу ненависть свою —
И вашу власть тем пуще ненавижу!

ВЛАДИМИРСКИЙ ТРАКТ

На лихих, на крутых, окаянных ветрах
Сам себе я устроил Владимирский тракт.
И названье придумал ему, и по нём
Версты шагом, как плугом, пашу день за днем.

По этапам надежд, по этапам утрат
На подошвах тащу свой Владимирский тракт.
И звенят, как награды мои за труды.
Кандалы и войны, и любви, и нужды.

Думал я: съединит мой Владимирский тракт
Обреченный, в себе разделившийся град.
Но сильнее родства оказалась вражда —
Не туда своротила его, не туда.

То ли был изначально направлен не так
Поднебесный, земной мой Владимирский тракт?
Даже мрачный, но всё же обжитый централ
Он невесть почему стороной миновал.

Указания карты, пророчества карт
Спутал и переврал ты, Владимирский тракт.
Ни звезда и ни крест не пошли тебе впрок.
Предал Запад тебя — и не принял Восток.

*   *   *
Что в мире, что в стране
Сам черт не разберется...
А у меня в окне —
Рябина да береза.

Бал правят ложь и страх.
Алчба, злоба, гордыня...
А у меня в глазах —
Береза да рябина.

И ежли даже жизнь
Смурна и нетвереза.
Мне говорят: «Держись!»
Рябина и береза.

Ветвями обнялись...
И видятся едино
Березы желтый лист.
Багряный плод рябины.

Не упаду с коня,
Не полечу с откоса:
Оберегут меня
Рябина и береза.

Двух душ родных дары
Моей душе хранимой:
Береза — от сестры,
Рябина — от любимой.

*   *   *
Наверно, я устал от расставаний.
От верстами поросших расстояний.
От злости, от забвений, от измен.
Не молодость уже, еще не старость...
Наверно, это всё, что мне осталось, —
Благословить тебя, моя усталость,
От суеты внезапно протрезвев.

Твой черный хлеб посолен очень круто
Стыдом прошедших лет. Но почему-то
Мне так нужна сегодня эта соль!
Наверно, я дозрел до горькой воли:
Не примерять к себе высокой доли,
А день за днем служить земной юдоли —
И возвышать служением юдоль.

Из будних дел, подобных вязкой глине,
Как миски и горшки, лепить святыни,
Вращая круги трудные своя
Испачканной звездою пятиперстой...
Над бездною безверия разверстой
Мне крыльями в плеча врастает крест мой
Отечество, работа и семья.

 

 

 

 

***
Круче нет закваски нашей генной
Отдыхают Моцарт и Ван Гог:
Среди русских каждый третий - гений,
Ну а каждый пятый – просто бог.
Видно не конвейерно, а штучно
Производит Род своих сынов…
Кстати, ведь доказано научно:
Да, Россия – родина слонов!
И пришельцам диким русский лапоть
На себя вовек не подогнать.
Их удел – хитрить, ловчить да хапать.
Наш  творить, любить и понимать.
И хоть мне не то чтоб слишком много
По судьбе величия дано,
Только полудремный подых Бога
Чувствую в себе я всё равно.

Колобок

Эта сказка нам всем с колыбели близка
И до самой доски гробовой…
Славлю русский народный экстрим Колобка –
Проходимца дорожки кривой!
Славлю дерзкий его через дебри рывок,
Партизанскому рейду под стать.
Разве серые личности – заяц и волк -
Эту дерзость могли обуздать?!
И генсек престарелый застойных лесов,
Забуревший в маразме медведь,
Вольный дух не сумел запереть на засов,
Молодецкую прыть одолеть.

Пусть лиса колобка оказалась хитрей,
Как Чубайс, не по-русски рыжа,
Но уж лучше рискнуть во цветении дней,
Чем в бездействии сгинуть дрожа.


Да, погиб Колобок, но себя не предал,
Духом жарок и совестью чист!
Эх, стремился он прочь,
                                      эх, стремился он вдаль,
Романтический наш эх-стремист.

Твой пример, Колобок, в поколеньях живет,
И в веках нам его повторять:
Все мы кати дорожкой кривою вперед,
И никто не прикатится вспять.

Технофантазия

Невиртуальным быть нынче - старо.
Царствуют сайты, программы и коды.
Всё что живое, – выходит из моды,
Будто народ из вагона метро.
Мчатся в пещерах подземной сети,
Как килобайты в сети Интернета,
Люди-вопросы и люди-ответы. ..
Слишком нас много – пора и сойти!
Голос магнитный, нежнее пилы,
Нам объявляет, что мы - вне закона:
«Граждане освободите вагоны!»
Дайте свободу вагонам, козлы!

Опыт плагиата

Выхожу один я на дорогу.
Край суровый тишиной объят.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу.
Часовые Родины стоят.
На границе тучи ходят хмуро,
Спит земля в сиянье голубом.
У высоких берегов Амура
Жду ль чего? Жалею ли о чем?
В небесах торжественно и чудно
Полегли туманы широки.
Что же мне так больно и так трудно
Перейти границу у реки?

Но разведка доложила точно,
И не жаль мне прошлого ничуть.
На родной земле дальневосточной
Я б хотел забыться и заснуть.
Мчались танки, ветер поднимая,
Про любовь мне сладкий голос пел.
И летели наземь самураи,
Темный дуб склонялся и шумел.
Уж не жду от жизни ничего я –
Наступает грозная броня...
Я ищу свободы и покоя
Под напором стали и огня.

***
Мне чести и морали
                             Диктуют образцы
Приказчики, менялы,
                                Надсмотрщики, писцы.
Как будто бы арканом
                                В степи, в набеге рьяном
Гнедой мой дух поймали
                                      И взяли поз уздцы.
И мне не раз твердили:
                                  «Твои имидж нехорош!
Не дилер ты, не киллер
                                   И не путана тож,
Не депутат Госдумы,
                              Не те твои костюмы,
К тому ж не в стиле Фили
                                      Ты песенки поешь!»
Я в ихней поп-свободе
                                  Урод и ренегат:
Живу не в ногу моде
                                И выгляжу не в лад...
Все люди из приматов
                                  Произошли когда-то,
Но мне уж поздно вроде
                                        Происходить назад...

***

Теки, весна, и тай!
Спеши из марта в маи
Всего на свете мимо,
Что лживо и что мнимо!
Лети, свисти, весна,
Как миг сквозь времена,
Меняй земли обличье,
Слагай стихи по-птичьи.
Весна, твоя пора,
И ты во всем права.
Сорви с души печати
Заботы и печали.
И смой ручьями прочь
Дремоту с черных почв.
Открой за почкой почку,
Как утреннюю почту
Пожалуйста, открой,
Покуда я живой!

***
Я - веселый студент!
                              только что сдал последний экзамен
Наконец-то и лето
                          теперь для меня началось
И, на встречных девиц
                                   падишахскими глядя глазам
Сквозь толпу я шагаю,
                              красивый и гордый, как лось
Всё - моё, что вокруг
                               я нахально и варварски молод
Повстречайся Горыныч
                                и тот мне вполне по плечу
Ну а коль согрешу
                          все грехи папа римский замолит
С далай-ламой на пару
                                   по-свойски я их попрошу
Беззаботной подружкой
                                    меня обнимает свобода,
Плещут в жилах желанья,
                                       и дух не оброс бородой!
А назавтра, когда
                          во вчера превратится сегодня,
Буду я, к сожаленью,
                              уже не такой молодой.


КУРОЧКА РЯБА

Событьям какого угодно масштаба
В анналах истории нету числа.
Но всем им - не быть, если б курочка Ряба
Однажды яичко B наш мир не снесла.
Да, было вначале действительно - Слово!
Но, может, оно проживало в яйце,
И сущее всё, зародившись ab ovo,
B TO самое ovo вернется B конце?
Тайфуны морей и прогресса ухабы,
Вулканов безумства, баталии гром
Они от яичка, а значит - от Рябы:
Мильоны чудес во флаконе одном!
Старинную сказку читая привычно,
Воскликнешь однажды:
                                    «In Ryaba we trust!»
Ведь все же она пред яичком – первична,
Чего б ни наплел нам античный схоласт.

А нынче мы в космос пути проторили
И дел натворили иных дохрена.
Не страшно нам зло мировой энтропии,
И Мышка, как символ её, - не страшна.
И зряшны рыданья Деда и Бабы –
Что взять с необтесанного мужичья!..
Ведь ведаем мы-то, познанья прорабы,
Про Рябу, и неистощимость ея!
Она, слава Богу исправно несется –
И раз, и другой, и поболее двух…
А первопричина – конечно же, Солнце,
Могучий и радостный красный петух!

Поэты

Их к одной и той же высоте
Два пути различных привели:
С неба, из-за туч слетели те,
Вверх, по кручам эти добрели.
И добравшись этак или так,
Отдышались, обозрели вид;
Глядь - а некий человек-чудак
У костра на камушке сидит.
Те и эти - враз к нему гурьбой:
«Кто таков, чудак? Откуда есть?»
Тот поскреб в затылке пятерней
И ответствовал: «Родился здесь...»

***
Есть мысль - она давно седа,
Но, в общем, не оспорена:
Мужчина с женщиной – всегда
Воюющие стороны.
И та война - как горизонт,
Извечный, хоть изменчивый:
То - ближний бой, то - тайный фронт,
А то - траншеи трещиной.
Любовь моя, секрет открой,
Не утаи, пожалуйста:
За что воюешь ты со мной
Столь истово и яростно?
Взглянула милая моя,
Как на Белград из Косова:
«Да я ж воюю - за тебя,
Мой сокол стоеросовый»

Идиллия

Дружище, уедем с тобой далеко
От дымных московских пиров!
Мы будем стаканами дуть молоко
Во здравие тучных коров.
Дружище, мы будем спешить на заре
На берег прозрачной реки
Ловить на крючок молодых пескарей
Во имя грядущей ухи.
И слушать рассветную песнь петуха
Шершавый и радостный крик...
И ни одного не напишем стиха
Про наши печали, старик,
Про женщину эту, которая нас
Своей городской красотой
(Потом, как вернемся, потом, не сейчас!)
Сведет на дуэли с тобой.

***
Без тоста пить - не дело...
Давайте, други, выпьем
За Сирин с птичьим телом
И за русалку с рыбьим.
две женских ипостаси,
Единства две личины...
их нежныи зов - опасен,
Они - твой рок, мужчина!
Одна влечет в пучину,
Другая - в небо манит.
Ты обречен, мужчина,
Между двумя огнями!
Сожженье высотою,
Смертельные глубины.
«Мои милый, будь со мною!»
«Приди ко мне, любимый!»
А впрочем, будь спокоен:
Они тебя не сгубят.
Ты ленью застрахован
От высоты и глуби.

***
Поэту вредно быть счастливым.
Ему полезно жить с надрывом,
Нездешней маяться тоской,
Чтоб, слыша лиры звук плачевный,
Всю благость прозы повседневной
Ценить учился род людской.
Поэту вредно быть несчастным,
Любой из дней - считать ненастным
И худшего на завтра ждать.
Уж коль поэт скулит и стонет,
То кто ж тогда надежду станет
В народной гуще утверждать?!
Поэту вредно быть полезным:
Не твердям он родня, а безднам,
Хоть вовсе в том не виноват.
Куда ни кинь - табу и вето...
вредным быть поэту вредно,
Того гляди - искоренят.
Поэту вредно быть поэтом.


 

 

 

 

Игорь Кислинский, молодой писатель. Как он говорит о себе: «Писать начал раньше, чем научился  читать и, собственно, писать». Окончил факультет МиСУ Тульского государственного университета. Публикуется на различных литературных порталах. И мы предлагаем вашему вниманию его новый роман «Слышу тебя».

Часть первая

Главы 1-5

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
 I
   
Поезд неслышно, словно затаив дыхание, начал движение, медленно отползая от платформы. Оставляя позади москвичей и гостей города, бледно-зелёный состав держал курс на восток. Плавно набирая ход, пригибаясь под мостами, уверенно выбирая путь в паутине развязок, поезд спешил покинуть пределы столицы, чтобы напоить досыта каждый свой вагон летней утренней прохладой и прочувствовать железными ногами матушку Россию – необъятную нашу родину – до самого её края, до города Владивостока.
    Большой город оставался позади, впереди деревни, сёла, районные и областные центры, а пока за окном стелилась природная пауза: одинокие молодые берёзки объединялись со взрослыми берёзами в дружные компании, населяя холмистые поля, а пруды и заводи маленьких рек укутывали себя густой травой, но чаще и дольше всех держались лесные массивы, разрезанные на две части железнодорожным полотном. Вся эта жизнь за окном была возможна только при движении поезда, его лёгком покачивании и мелодичном стуке колёс.
    Мария Евгеньевна, молодая женщина тридцати пяти лет, роста немного выше среднего, плотного, спортивного телосложения, занимала верхнюю полку в этом купе. Раскладывая вещи, она немного волновалась, переживала, что своей суетой может доставить дискомфорт другим пассажирам, но, кроме неё, в этом купе ехал только один молодой парень двадцати лет. Юноша не обращал внимания ни на женщину, ни на её суету. Он сидел за столиком и смотрел в окно, уставив взгляд в одну точку, но не любовался природой, а думал о чём-то своём. Подпирая подбородок, облокотившись локтями о стол, он сидел так и не шевелился, что можно было принять его за восковую фигуру, если бы не периодические глубокие вздохи.
    – Молодой человек, простите, – обратилась Мария Евгеньевна к своему попутчику довольно громким голосом. – Вы не могли бы помочь мне затащить сумки на третью полку, одна я их...
    Илья – так звали юношу – не отозвался на просьбу, будто и не слышал её вовсе или делал вид, что не слышит. Можно увидеть, что у человека на душе, посмотрев ему в глаза – посмотрев честно, непредвзято и не отводя взгляда. Илья смотрел в окно, и Мария Евгеньевна не могла посмотреть ему в глаза, увидеть его взгляда – взгляда пустого и безжизненного, как пустой стеклянный стакан. Она повторила свою просьбу, но в ответ то же – тишина и никакой реакции, парень даже не сменил позу, не повёл головой.
    Управившись с вещами, Мария Евгеньевна решила, что самое время ей переодеться. Она посмотрела на своего попутчика – тот всё ещё сидел в такой же позе, всё так же безжизненно-неподвижно, уже и без глубоких вздохов.
    – Молодой человек, простите, – вновь обратилась она к нему, но уже более благодушным тоном. – Я хотела бы переодеться.
    Всё одно – никакой реакции. Марии Евгеньевне стало беспокойно за юношу, который ведёт себя столь странным образом. Она медленно приближалась к нему, намереваясь тронуть рукой за плечо, попутно стараясь вспомнить, видела ли она его на платформе, потом входящим в поезд. Она не могла этого вспомнить, или же его действительно не было на платформе и он не входил в поезд. Значит, он прибыл на начальную станцию уже в поезде, один в пустом поезде?
    Нет. Мария Евгеньевна не могла поверить, что этот молодой человек родился и вырос здесь, в этом поезде, в этом купе, что он не двигается, не разговаривает, не обращает внимания на окружающих, не слышит, не видит ничего и никого вокруг. Она не могла поверить, поэтому проверила.
    Мария Евгеньевна приблизилась к парню, аккуратно опустила свою руку на его плечо, проведя ладошкой от одного плеча к другому, слегка приобняв молодого человека.
    Илья повёл головой, отвёл взгляд от окна в угол купе. Мария Евгеньевна улыбнулась, что молодой человек реагирует на её прикосновения, – значит, он возвращается к жизни, значит, можно вздохнуть с облегчением, свободно.
    Юноша встал из-за столика, но всё ещё находился в окружении незнакомой молодой женщины, приятно улыбающейся ему. Её руки ещё нежно исследовали его плечи. Её пальцы ещё легонько прощупывали его предплечья. Взгляд молодого парня медленно скользил вдоль нарушительницы его внутреннего мира снизу вверх, пока Илья не выпрямился во весь рост и их взгляды не встретились.
    Теперь Мария Евгеньевна смогла посмотреть в его глаза честно, непредвзято, искренне. Она успела только увидеть его глаза...
    Миг! И сказав лишь одно слово «простите» – сказав его робким, но поспешным тоном, опустив голову, – Илья вынырнул из объятий Марии Евгеньевны и вышел из купе в коридор вагона, дав возможность своей попутчице переодеться.
    Поезд сильнее раскачивало, стук колёс усилился – значит, машинист прибавил ход. Ещё быстрее мелькали за окном деревья, поля, линии электропередач. Так же быстро мелькала у Ильи перед глазами его жизнь – жизнь пустая, бесполезная, эгоистичная. Он стоял в коридоре, периодически прижимаясь всем телом к поручню, чтобы пропустить проходящих мимо него других пассажиров. Возмутился бы он раньше на эти узкие проходы в вагонах-купе, но не сейчас – сейчас ему было всё равно.
    Крик! Нет, детский смех! Да, детский смех раздавался из соседнего купе, дверь в которое только что с грохотом раскрылась. Илья обратил внимание на шумных соседей. Услышав смех ребёнка, играющего с машинками в раскрытом купе поезда, Илья приблизился к этому купе на несколько шагов и отчётливо слышал шестилетнего озорника, периодически выпрыгивающего из купе в коридор и запрыгивающего обратно.
    Илья улыбнулся. Он вспомнил своё детство, как сам подолгу играл с машинками, представляя всегда, что путешествует на них по всей планете, исследует каждый уголок земли.
    – Женя, прекращай! Сейчас тётя придёт проверять билеты, – послышался строгий женский голос. Вероятно, это была мама мальчика.
    Шестилетний карапуз – да, немного полноватый мальчик, чем на мгновение напомнил Илье колобка, – насупился, отставил в сторону машинки, видимо припарковал их под сиденьем в купе, и запрыгнул к маме, уткнувшись в её животик своей кругленькой лохматой головой.
    Улыбка сменилась грустной маской на лице Ильи, когда он услышал имя мальчика – Женя.
    Женя – так звали его младшую сестру, к которой он возвращался из столицы – осталась в Хабаровске одна. После взрыва газа в соседнем подъезде их дома Женя вместе с родителями оказалась под завалом. Чудом Женя – девочка десяти лет – не пострадала, но её родители погибли. Женю определили в детский дом, пока временно. Илья ехал, чтобы забрать сестру с собой в Москву.
    Сложно сказать, кому из них было в данный момент труднее, больнее. Илья только отслужил в армии, восстановился в Московском государственном университете, чтобы продолжить обучение. Только сдал сессию – по всем предметам высший балл – и собирался на каникулы проведать родных в Хабаровске, как в ночь с пятого на шестое июля произошла трагедия, взрыв газа. Его родители погибли, а младшая сестра определена в детский дом, и её дальнейшая судьба зависела полностью от брата, от него, от Ильи.
    Женя, как и многие пострадавшие при этом взрыве, была ещё в больнице, проходила обследование, но уже было ясно, что жизни её ничего не угрожает. Здоровье физическое было в порядке – Господь отвёл. А здоровье душевное никто у неё не проверял. Девочка реагировала на окружающих, только не смеялась, не бегала и не играла, а всё время рисовала. Врачи, чтобы освободить часть коек, выписывали физически здоровых пациентов и составили выписку на Женю. Узнав о судьбе девочки от других пострадавших, кто знал Женю и её родителей, врачи сообщили в органы опеки, и уже днём Женя ехала в Хабаровский детский дом, а заместителю директора по воспитательной работе Екатерине Андреевне Варшавской было поручено сообщить о случившемся другим родным девочки. Из родных у Жени оставался только Илья. Ему Екатерина Андреевна и сообщила обо всём по телефону.
    Женя-карапуз только готовился пойти в первый класс, и летом его родители – мама Анастасия Николаевна и папа Виктор Анатольевич, – взяв его в качестве главного путешественника, отправились всей семьёй в прекрасное место, на Байкал. Их семья занимала купе целиком. Мама с карапузом на нижнем лежаке – им так было вдвоём вполне комфортно, – папа над ними на верхней полке. На другой стороне, по ходу движения, их родители – то есть бабушка и дедушка Жени-карапуза – Николай Васильевич и Алевтина Фёдоровна.
    – Кто у нас тут такой озорник? – добродушным тоном говорила проводник, заглянув к ним в купе и подмигнув мальчику Жене.
    Карапуз засмущался незнакомой женщины и отвернулся от прохода, закутавшись в маму.
    – Тихо, Женя, перестань! – строгим тоном пыталась угомонить сына Анастасия Николаевна, женщина тридцати лет.
    – Где твой билет, баловник? – шутила проводник, отрывая билеты у взрослых пассажиров и лукаво поглядывая на малыша.
    – Я не баловник! – насупился Женя и перепрыгнул к окну, заворачивая шторку для лучшего обзора.
    – Отдыхать едете? – спрашивала проводник, заканчивая проверку билетов.
    – На Байкал, – приветливо ответил Виктор, передавая проводнику свой билет.
    – На Байка-а-л! – звонко вторил Женя-карапуз, продолжая тормошить шторку.
    – Не балуйся, – тихо попросила его Алевтина Фёдоровна.
    – Ничего, дети такие энергичные, – сказала проводник. – У меня мой уже подрос, а ещё несколько лет назад таким же неугомонным был, всё ему надо было знать, везде надо было побывать.
    Проводник закончила проверку билетов у большой весёлой семьи и только развернулась идти дальше по вагону, как в проходе столкнулась лицом к лицу с молодым парнем, с Ильёй.
    – Молодой человек, вы из какого купе?
    – Из этого, – указал он на соседнее купе, пятое по счёту от начала вагона.
    – Тогда я иду к вам, готовьте билетик на проверку, – сказала она, улыбаясь, чтобы и парень немного приободрился.
    
II
    Мария Евгеньевна Ольховская родилась 1 сентября 19... года в Ленинграде, в семье медиков. Она могла стать потомственной медсестрой, так как её мать была медсестрой и бабушка всю жизнь проработала по госпиталям, не выпуская из рук шприца. Или потомственным хирургом, как её отец или дед. Но Мария выбрала совсем другое – иностранные языки. Она выучилась на переводчика. Это не было её призванием, но этот выбор был и не случаен.
    В детстве Мария Евгеньевна – а все родные звали её просто Машенькой, и это уменьшительно-ласкательное за годы детства опротивело ей – много болела. Чаще это была обычная простуда или грипп, но также Машенька переболела в детстве и желтухой. Мама Машеньки – Елизавета Никифоровна – всегда проявляла большую заботу о дочери. Даже несколько большую заботу, чем нужно было. Но разве можно упрекнуть мать в заботе о ребёнке? Нет, ни в коем случае. Но дочь страдала. Маленькая Машенька страдала от чрезмерной заботы.
    Только погода переменится, солнце уйдёт за облака, так Елизавета Никифоровна бежит с лёгкой накидкой для дочери. Так было и в пять, и в семь, и в десять, и в семнадцать лет – так было для неё всегда. Как только холодает – надо закутать дочь так сильно, чтобы не то что сквозняка, чтобы воздуха не проходило. А Машенька потела, задыхалась, скидывала с себя многоэтажные нагромождения одежды, и её мгновенно продувало. Вновь сопли, кашель, температура. Видя, что дочь скидывает с себя одежду, мать ругала её, ставила в угол.
    Отец Машеньки – Евгений Сергеевич – не был столь категоричен с ней, всегда переживал за разногласия дочери с матерью, старался поддержать, но его поддержки было мало. И в качественном и в количественном смысле. Евгений Сергеевич много времени уделял работе и мало времени уделял семье, а Машеньке так не хватало его тепла, поддержки, внимания. Когда он с ней разговаривал по душам – а это было нечасто, даже очень нечасто, – Машенька действительно могла отдохнуть душой, всё рассказать отцу. Он, конечно, обещал, что поговорит с её матерью, и говорил, но дальше разговоров дело не шло – Елизавета стояла на своём. Она всё время повторяла мужу:
    – Ты же тоже врач, даже больший врач, чем я, но почему-то потакаешь капризам пациента!? Когда Машенька болеет, она прежде всего нам пациент, и мы обязаны принять все меры для её выздоровления, а ты поддаёшься минутной слабости, хирург называется! Как только людей режешь и рука твоя не дрогнет!
    И Евгений Сергеевич опускал голову, вновь соглашался со своей женой и уходил на работу. Уходил на работу не только для того, чтобы работать, но и какое-то время не общаться с Машенькой, ведь ему было стыдно, что он не мог отстоять позицию дочери – позицию правомерную, искреннюю, чистую, выстраданную. А так, пройдёт время – думал он – и всё забудется, всё переживётся.
    Время шло, Машенька росла – Машенька росла, но не в глазах своих родителей, не в глазах мамы особенно. Тринадцать лет – переходный возраст. Растёт весь организм, появляются новые ощущения, новые желания, скорее хочется это понять, узнать. С кем поговорить об этом? С мамой, ведь она тоже, в первую очередь, женщина, она понимает, она подскажет. Но за годы детства мамина опека, как низкий потолок, не давала выпрямиться. Что же теперь? Этот потолок поднимется выше? Машенька попробовала – она обратилась к потолку:
    – Мама, мне кажется, я уже взрослею, – с закрасневшими щеками выдавила из себя Машенька, когда осталась в комнате с мамой одна в один из вечеров.
    Машенька таким образом хотела намекнуть, что у неё появляются желания в отношении мальчиков. Но почему же было не начать разговора о своей внешности, ведь девочка, взрослея, преображается и внешне: она становится привлекательнее, стройнее или полнее, но в любом случае становится нежнее, светлее, красивее.
    – Ты хочешь вновь вернуться ко вчерашнему разговору? – отвлеклась Елизавета от какой-то медицинской книжки, вероятно это был медицинский справочник, который она уже перечитывала по третьему разу.
    – Какому? – с удивлением восприняла Машенька, потом спешно добавила. – Да нет же, на меня мальчики смотрят! – с улыбкой хвалилась она в надежде, что мать обрадуется этому и даст пусть строгий, но верный совет или же расскажет, какой она была в таком возрасте.
    – Глаза им выколоть, на малолетних смотрят! Совсем стыд потеряли! Старшеклассники небось? Из вашей школы? Кто? Глаза им выколю! – на повышенном тоне отвечала Елизавета, вновь утыкаясь в свою умную и полезную книжку.
    Улыбку с лица дочери Елизавета, словно мусор метлой, вымела в секунду. Машенька чувствовала, что слабость наполняет её всю с ног до головы, что ещё немного – и она уже не сможет ни стоять, ни лежать, ни говорить, что она просто растворится и будто не было её, и всем будет хорошо: папа продолжит резать людей и узнает ещё не скоро, что дочери нет, а мама просто продолжит читать книжку и уже не будет вздыхать, что кто-то простудится.
    – У тебя щёки горят! Надо срочно сделать примочки, давай! – забеспокоилась Елизавета.
    Вдруг как током ударило Машеньку. Откуда появились силы. Машенька вырвалась из рук матери и побежала в свою комнату, закрылась, плакала, плакала и плакала. Она уткнула лицо в подушку, потом била эту подушку, потом встала, посмотрелась в зеркало – красная мятая некрасивая кукла – и кинула в него подушку. Подушка не камень и не кирпич, и даже не пенал или расчёска – зеркало не разбилось, но у Машеньки уже не было сил, она опустилась на пол, прислонилась спиной к кровати и так сидела, пока не уснула, пока её вновь не продуло и она вновь не простудилась.
    Четырнадцать лет ещё больше переходный возраст, чем тринадцать. Когда год, как за два, за три года, – и кажется, что не остановить, наполняющую тебя энергию. И кажется уже, что нет для тебя запретов, что ты взрослая, что вот они, твои сверстницы, тоже такие же, тоже это понимают, чувствуют, рассказывают, смеются, и ты это тоже чувствуешь, рассказываешь им – им, но не маме – и тоже смеёшься. Машенька всегда осторожно что-либо рассказывала о себе, хотя ей, конечно, хотелось поделиться всеми ощущениями. Но она помнила реакцию мамы – самого близкого ей человека, – а как смогут её понять другие, пусть даже близкие и лучшие подруги? Смогут. Но Дашу из параллельного класса не поняли. Да, она была полнее других девочек, и что? И сразу толстушка, сразу некрасивая. Но Машенька находила её вполне красивой, привлекательной не менее, чем другие девочки или даже, чем она. Но все показывали пальцем на Дашу – Даша плакала. Тогда Машенька вспоминала себя и маму, когда мама говорила ей, своей Машеньке, что та ещё маленькая и несмышлёная, и потом Машенька также плакала. Неужели так должно быть всегда, со всеми? Как Машенька хотела в такие минуты поддержки, и как, наверное, поддержки хочет Даша, которая только и слышит со всех сторон в свой адрес насмешки, что никто из мальчиков на неё и не смотрит или, если и смотрит, но не подойдёт – нельзя подходить к толстушкам и некрасивым, иначе станешь таким же, по крайней мере в глазах сверстников, других подростков.
    Машенька набралась тогда храбрости – храбрости спросить совета у мамы, чтобы знать, как помочь Даше, как вернуть ей радость жизни, как сделать так, чтобы Дашу не дразнили.
    – Вот что, доченька, – начала серьёзным тоном Елизавета, откладывая медицинский справочник в сторону, но сделав в нём закладку на нужной странице, которую читала. – Ты же видишь, какая Даша?
    – Да... – только хотела рассказать свои представления о Даше Машенька, чувствуя, что мама вот-вот поможет ей, даст совет, но мама просила её не перебивать, а слушать и мотать на ус. На какой ус? У Маши не было усов, да и не могло быть.
    – Ты видишь Дашу, видишь, как этой девочке тяжело, я понимаю твои чувства, но что происходит с Дашей и другими, тоже надо понимать.
    Машенька утвердительно кивала головой и всё более внимательно старалась слушать маму – Елизавета Никифоровна продолжала:
    – Понимать надо, что Даша совсем не заботится о себе, о своём здоровье, и на внешности это сказывается. А другие люди всегда замечают, – люди не могут не замечать! Поэтому очень важно следить за собой, правильно питаться, делать утреннюю зарядку, закаляться, тогда и болеть не будешь и выглядеть всегда будешь хорошо, приглядно...
    Маша не стала дослушивать речь матери, а Елизавета кинула дочери вдогонку:
    – Это не с Дашей надо разговаривать, а с её родителями, что вовсе не следят за своей дочерью!
    Но Машенька уже не слышала этих слов, точнее, слышала только обрывки, но не хотела даже запоминать их, вникать – так ей стало противно и плохо.
    Какое слово резануло по ещё не затянувшимся ранам в душе Машеньки, сказать трудно. Может, это слово «болеть», ведь болезни больная тема в семье Ольховских. Может, это фраза «люди не могут не замечать». Неужели мама так действительно думала, ибо зачем же она так тогда говорила? Из воспитательных целей? Маша не понимала, да и не хотела понимать. Как можно быть такой сухой, бессердечной – Машенька не понимала, и она приняла решение сама помочь Даше.
    Маша стала в столовой садиться с Дашей за один стол – вдвоём им было вольно за одним столом, рассчитанным на четверых, – и заказывала себе столько же еды, сколько заказывала Даша. Сперва Даша обижалась, отворачивалась от Маши, бубнила что-то себе под нос, но потом перестала обращать на это внимание, но лишь спросила однажды:
    – Это такая новая шутка?
    Маша мотала головой, улыбалась, но улыбалась добродушно, что нельзя было обидеться на эту улыбку, и Даша тоже улыбалась. Другие дети-подростки видели их вместе за столом, как Даша с Машей смеются, как кушают вместе одинаковую еду. Многим стало и стыдно и завидно. Теперь и Маша попала под обстрел со стороны сверстников:
    – Тили-тили тесто, невеста и невеста... – дразнили их другие дети-подростки.
    Даше становилось обидно, она пыталась возразить, но Маша успокаивала её, просила просто не обращать внимания, а в ответ лишь ещё больше улыбаться, а на крайний случай показывать язык.
    Такое поведение девочек не могло пройти незамеченным. Другие дети хитрили. Они скооперировались и составили жалобу на Дашу с Машей, что те их дразнят и показывают язык. Но Даша тоже жаловалась, но раньше, когда все дразнили её одну. Почему тогда никто из взрослых не вступился за Дашу? А сейчас ещё и приговорили её вместе с Машей к трудовым работам на школьном участке за нарушение дисциплины? Вероятно, эти вопросы навсегда останутся похоронены в душе Машеньки, ведь она-то знала, ведь она-то видела ответы на них – видела их в своей матери, в своём отце, в своей семье.
    Так и подружилась Маша с Дашей. Они учились и росли вместе. Вместе закончили школу и поступили в один университет на один факультет – факультет иностранных языков, – выбрали вместе специализацию переводчика, но всё ли дело было в этом – для Маши?
    Машенька, как только закончила школу, ощутила в себе силы вырваться из родительского плена, вздохнуть свободно и поняла, как может это сделать. Всё детство родители разговаривали с ней на другом, непонятном для неё самой языке, теперь пришло её время, ведь и по всей стране настало время перемен – произошла перестройка, наступили свободные девяностые.
    Даша хотела вырваться не столько от своих родителей, сколько от коллектива, с которым выросла, чтобы не пересекаться больше в своей жизни ни с кем из них.
    На крыльях свободы подруги летели на юг, но из их города, который уже и не Ленинград, но город Санкт-Петербург, они долетели в южном направлении только до Москвы, решив, что в большой столице затеряются ото всех, но не потеряют друг друга, что найдут себе любовь и построят счастливую свободную жизнь.
    И как в школьные годы, так и в студенческие они помогали друг другу, поддерживали друг друга. Вот кому теперь Маша – Маша, Мария, но не Машенька – могла полностью довериться, полностью открыться, откровенно и много рассказывать о себе, делиться всем-всем-всем, что было в её душе, и также и Даша.
    Дарья Сергеевна Орлова оказалась более проворна в выстраивании отношений с противоположным полом. Уже на первом курсе принимала ухаживания, выбирала – выбрала. Её избранником стал однокашник с того же факультета, но с параллельной группы, Дима Леднёв. И вскоре стала Даша не Орлова, а Леднёва Дарья Сергеевна.
    Мария искренне радовалась за подругу, но похвалиться такой же успеваемостью на личном фронте не могла, зато более преуспевала в науке. Она очень хорошо выучила несколько иностранных языков: английский, французский и немецкий. Больше всего ей нравился французский язык, такой лаконичный, нежный, мурлыкающий. Во многом ей он ласкал именно слух. Более простым для неё представлялся английский, а немецкий казался ей строгим языком во всех отношениях, даже навевал строгости из детства.
    По окончании университета Мария с головой окунулась в работу, а Дарья – в семью. У той уже на руках был годовалый ребёнок – мальчик, – и в животике создавался ещё один. Муж Дарьи, Дмитрий, был не справедлив к Марии. За глаза, о Даше, он порой мог сказать:
    – Женщина получает то, о чём мечтает!
    Он прекрасно знал, о чём мечтала его жена Дарья – о детях, быть счастливой в своей семье, растить и воспитывать детей, чтобы и они были счастливы в каждое мгновение своей жизни.
    Даша ловко парировала своему любимому, защищая подругу:
    – И у Маши всё сбывается. И дети у неё будут, и муж любящий!
    А о чём мечтала Маша? Мария? Мария Евгеньевна? Маша мечтала о простом человеческом счастье: о семье, детях, чтобы вместе с ними где-то на краю земли лежать на траве, смотреть в небо и пить молоко. Мария мечтала, хотя бы о муже, о молодом человеке, второй половинке, возможно принце, но не обязательно, – но чтобы любовь, чтобы навсегда, чтобы по-настоящему! Мария Евгеньевна мечтала об успешной работе, которая приносила бы ей радость, некоторое отдохновение, то есть была по душе, но при этом приносила ещё и хороший доход.
    И из трёх ликов Машенька перевоплощалась пока только в Марию Евгеньевну. Временами ей становилось грустно – тогда она шла в кино, в театр или в музей, после чего сидела долгими вечерами одна в маленькой съёмной квартире, читая книги то на французском, то на английском, но никогда на немецком. Читала в основном классику, иногда современную прозу или поэзию, погружаясь в мечты, потом засыпала с книжкой в руках. А утром... утром снова напряжённая работа, суета, переводы – переводы синхронные, переводы разные, – общение с клиентами, возможно, командировки. В выходные дни в гости. К кому? К Даше. Дарья всегда с радостью принимала Машу в своём доме – доме, в котором она жила вместе с мужем и появляющимися маленькими карапузами-весельчаками.
    Так к тридцати пяти годам Мария Евгеньевна стала успешной леди, хотя и не бизнес-леди. Она доросла до должности начальника бюро переводов, и хотя не с радостью, но приняла на себя подобную ответственность. Теперь больше у неё не прямой работы с текстами и переводами, а с отчётностью и договорами. Теперь у неё встречи и политические решения, которые будут влиять на развитие бюро в рамках их компании. Поэтому генеральный директор направил Марию Евгеньевну на курсы повышения квалификации, чтобы она ещё освоила и менеджмент, ведь Мария хороший специалист, и он верил, что она сможет стать хорошим руководителем.
    Недельные курсы от партнёров их компании проводились сейчас в Улан-Удэ, куда Мария Евгеньевна и направлялась, как по командировке, в этом поезде «Москва – Владивосток».
    
    
III
    Поезд прибывал во Владимир. Женя-карапуз прилип к окну в надежде увидеть платформу, на которой могут быть его ровесники. Но до платформы было ещё несколько железнодорожных путей, которые постепенно заполнялись другими поездами, как товарными, так и пассажирскими. Поезд остановился, слегка дёрнув вперёд перед окончательной остановкой.
    – Мы приехали? – искренне спросил Женя, вращаясь на одном месте да стараясь скорее оказаться на платформе.
    – Нет, это не наша станция, – с улыбкой отвечала ему мама.
    – А где наша?
    – Ещё не скоро! – вставил своё слово Виктор, отец Жени. – Это город Владимир.
    – Владимир – значит, Вова! А где его платформа для поезда? – не понимал Женя, но он знал, что поезд, когда приезжает в город, останавливается на железнодорожной платформе.
    – Город весь дальше от вокзала. Здесь в окно мы видим другие поезда, которые уже возвращаются в Москву, а платформа с другой стороны, но с неё всё равно не будет видно города.
    – Хочу на платформу! – закричал Женя, и его трудно было переубедить.
    Быть может, в другой ситуации, когда мама ехала бы с ним одна или погода не благоприятствовала, желанием ребёнка Анастасия Николаевна пренебрегла бы, но не сейчас – сейчас она исполнила желание сына. Анастасия попросила своего мужа Виктора прогуляться втроём до платформы, размять ноги, подышать воздухом. Родители Насти предпочли остаться в купе.
    Стоянка поезда была двадцать три минуты. Этого времени вполне им хватало. В город уходить никто из них не собирался – только прогуляться по платформе. Как и на любом вокзале, на платформах множество точек продажи быстрого питания, сухих пайков и сувениров – это всегда так привлекает пассажиров, особенно маленьких путешественников. И Женя не мог не потянуть за собой родителей к одному из таких ларьков – ларьку сувениров. В данный момент его внимание привлекали именно красивые тарелочки, магнитики, также в ларьке продавались и маленькие машинки, каких в коллекции Жени ещё не было.
    Весь путь от  Москвы до Владимира Илья провёл в вагоне-ресторане за чашкой чая, а Мария Евгеньевна – одна в купе у окна. Чая, который Илья пил очень маленькими глотками, хватило почти на три часа, на весь путь до Владимира. Когда поезд прибыл на станцию, Илья решил, что ему будет полезно прогуляться по платформе, подышать воздухом.
    Мария Евгеньевна просидела этот путь одна в купе. Ей взгрустнулось, она всё думала про этого юношу, который показался ей милым, но странным и очень печальным. Она предполагала, что у него случилось несчастье, хотела как-то помочь молодому человеку, но не знала, что может для него сделать, и всё думала, думала о нём, глядя в окно. Вот поезд остановился, остановка добрых двадцать минут. Мария Евгеньевна вдруг поняла, что юноша может выйти из поезда на короткую прогулку, и также поспешила выйти на платформу и, словно среди звёздных скоплений галактики в поисках своей одной единственной звезды, Мария Евгеньевна искала глазами Илью, сканируя каждого приходящего или уходящего с платформы на вокзал или в поезд.
    Сланцы, шорты, белая фирменная футболка с логотипом компании, в которой она работала, летняя креповая шляпа – в таком наряде выскочила Мария Евгеньевна на платформу, едва не подвернув ногу и не упав, но удержала равновесие, а взглядом всё искала своего попутчика.
    Худой молодой парень медленно идёт по платформе вдоль поезда в сторону последнего вагона. Идёт-бредёт. Похож, но не он. Этот высокий, а он пониже ростом будет. Вот другой протискивается среди небольшой толпы, создавшейся на переходе, от одной платформы к другой. Нет, этот спешит на поезд, а он никуда не спешит. Так Мария Евгеньевна изучала всех молодых людей, попадавшихся ей в поле зрения, но больше ни на кого не обращала внимания.
    Женя-карапуз играл уже с новой машинкой, которую ему купил папа в ларьке. Женя присел на корточки, отпрыгнул к краю платформы, где палисадник, и там играл. Виктор видел сына и не волновался. Анастасия поспешила в купе – её позвала мама, а Виктор остался гулять с сыном. До окончания стоянки поезда ещё оставалось пятнадцать минут.
    – Витька! – окликнул Виктора молодой мужчина тридцати лет, махая издали рукой и спеша ему навстречу.
    – Генка! – узнал он автора и в ответ также махнул рукой, призывая к нему подойти.
    Геннадий – школьный, а потом и студенческий товарищ Виктора, они учились вместе, дружили, потом их пути разошлись, связь на некоторое время пропала, а теперь негаданно встретились, – набросился на Виктора, заключив его в свои дружеские объятия.
    – Сколько лет, сколько лет, – повторял Геннадий, встретив давнего друга.
    – Глазам не верю, кто же знал, что вот так встретимся! – радовался Виктор. – А ты почти не изменился.
    – Что значит?
    – Всё такие же усы носишь! Бороду так и не отрастил?
    – Была борода, была... да не прижилась!
    – Слушай, а ты тоже, что ли, на восток путь держишь? – вдруг спросил Виктор, понимая, что Геннадий, вероятно, едет в том же поезде.
    – Да. Командировка в Новосибирск, научный центр России. Я же теперь, хотя и маленький, но очень важный начальник.
    – Как всё серьёзно! Ну слушай, заходи к нам в купе, ты в каком вагоне?
    – В двенадцатом.
    – А мы в одиннадцатом. Соседом будешь, вообще хорошо! Настю мою помнишь?
    – А как же! Её фотография до сих пор у меня над кроватью...
    Виктор слегка, по-дружески прошёлся своим кулаком по животу Геннадия, но того это ещё больше раззадорило.
    – Вот увидит она меня и сразу...
    – Так! Давай, пошли, чего время-то терять! – звал скорее Виктор своего друга в гости и обернулся, чтобы позвать и сына, Женю. – И сына моего увидишь, познакомишься... Женя, Женя!
    Но Жени на том месте, где Виктор его в последний раз оставил, уже не было. Рядом с киоском малыша тоже не было, и на платформе в ближайших окрестностях мальчик не играл. Женя-карапуз незаметно для всех и самого себя, увлекаемый игрой с новой машинкой, добрался до небольшой площади перед вокзалом, которая была в ста метрах от остановочной платформы и не видна из-за здания вокзала.
    Женя играл, забыв о поезде, точнее, потеряв чувство времени. Ему казалось, что, когда поезд поедет, его обязательно позовут: мама или папа, бабушка или дедушка.
    – Женя! Женя! – звал его Виктор, Геннадий тоже вторил ему.
    Виктор пробежался по платформе в одном направлении – в сторону последнего вагона, а Геннадий в другом направлении – в сторону головы поезда. Встретились они на том же месте, у киоска. Спросили продавщицу, не видела ли она здесь играющего малыша.
    – Играл такой, – отвечала женщина, и Виктор улыбался в надежде следующей фразой услышать, где мальчик. – Но потом занялась с покупателем и больше мальчика не видела.
    Виктор опустил руки. До отправления поезда оставалось семь минут, а Жени нигде не было. Тут из вагона вышла Анастасия, чтобы позвать мужа и сына обратно в купе. Издалека Анастасия увидела, что Виктор один без мальчика, стоит оглядывается, смотрит вдаль, но Жени рядом нет. Постепенно догадки одна за другой приходили в голову матери: «Женя убежал, потерялся, с ним что-то случилось, его украли...».
    – Женя! – закричала Анастасия и побежала к мужу. – Виктор! Где наш сын!? – вся на нервах была Настя.
    – Я только обернулся, друга встретил. Женя рядом со мной был, с машинкой играл. Минута. Потом смотрю, его уже нет. Куда делся?
    Геннадий кивнул Анастасии, но она никак не отреагировала на его приветствие.
    – Я проверю здание вокзала! – сказал Геннадий и оставил их наедине.
    Виктор сказал, что платформу уже осмотрел, но взгляд Анастасии, посланный Виктору в этот момент, сказал обо всём – этот взгляд передал все страхи Анастасии за сына, всё разочарование в муже, всё бессилие в данной ситуации. Анастасия ничего больше не сказала Виктору и побежала к вагону. Возле вагона она нашла проводника и рассказала, что потерялся мальчик шести лет, это беда – нельзя дальше ехать.
    – Как зовут мальчика? – с беспокойством и пониманием спросила проводник.
    – Женя, Женей зовут! – торопливо отвечала Анастасия.
    – Да-да, припоминаю его, – говорила проводник. – Вот что можно ещё успеть сделать. Я сейчас передам эту информацию по рации и через минуту пройдёт объявление по громкоговорителю. Будем надеяться, что это объявление поможет его найти.
    Тем временем Илья гулял в стороне от платформы, как раз на площади, спрятанной за зданием вокзала, – там было меньше людей, было тише, спокойнее, его никто не отвлекал. За временем он следил, так как слышал всегда объявления об отправлении поездов, об окончании времени посадки или стоянки поезда.
    Гуляя по площади, Илья увидел вновь того мальчика, который привлёк его внимание в поезде. Илья улыбнулся, немного понаблюдал, как малыш играет с машинкой. Он узнал Женю, узнал этого карапуза. Илья улыбнулся и подошёл ближе к мальчику – тот заметил незнакомца, остановился и поднял голову. Женя-карапуз узнал парня, он тоже видел его в вагоне поезда, но в тот раз он видел его впервые.
    – Привет, – начал Илья с улыбкой на лице и добродушным, тёплым, дружеским тоном. – Меня зовут Илья.
    Мальчик смотрел на Илью, потом огляделся, не увидел ни папы, ни мамы, никого из родных. Женя-карапуз понимал, что мамы и папы нет рядом, но где они были? Куда теперь идти?
    – Пойдём, а то поезд уедет без нас, – протянул Илья руку малышу, но Женя не шёл навстречу, а всё сидел на корточках с машинкой в руках.
    – Мама и папа просили меня привести тебя, они были заняты, твоей бабушке стало плохо, душно в вагоне, – объяснял Илья всё таким же спокойным, ровным, добродушным тоном.
    Мальчик доверился Илье. Женя встал, взялся своей левой ручкой за правую руку Ильи, и так они не спеша пошли к поезду.
    Анастасия Николаевна вместе с мужем стояли у вагона, ожидая выхода сообщения по громкоговорителю, как вдруг проводник разглядела вдалеке юношу, с которым шёл похожий на пропавшего мальчика малыш, и улыбнулась.
    – Женя! – тоже увидела Анастасия и побежала к сыну.
    Женя вырвал руку и побежал навстречу к маме, Илья не менял темпа ходьбы и наблюдал, как Анастасия поднимает сына, обнимает его, прижимая к себе, целует. Виктор также поспешил к жене и сыну.
    Мария Евгеньевна видит со стороны эту ситуацию, но не решается дать о себе знать, а молча возвращается в вагон поезда. Илья следил за ребёнком, его воссоединением с семьёй, поэтому не видел Марию Евгеньевну.
    – Спасибо вам, – благодарила Анастасия молодого парня.
    Тут передали по громкоговорителю сообщение по пропаже мальчика, но мальчик уже нашёлся – сообщение оказалось запоздавшим.
    – Простое совпадение, что я гулял там рядом и вспомнил мальчика, я видел его играющим в вагоне.
    – Так вы с того же вагона? Заходите к нам в купе, четвёртое купе.
    – Не стоит, у вас большая семья, я буду мешать!
    – Вы наш спаситель, а я даже не знаю, как вас зовут! – Анастасия трепетно посмотрела в глаза молодому парню, и его усталый, равнодушный взгляд немного пугал её, но в то же время она не могла не испытывать той радости, что он оказался в нужном месте в нужное время и привёл её сына к ним.
    – Вы же не прошли мимо, значит, у вас есть сердце, – сказала Анастасия.
    – Идёмте, – сказал своё слово Виктор. – Посадка на поезд уже заканчивается, будет нехорошо, если мы на него опоздаем. А места, поверьте, всем хватит!
    Илья согласился. Илья радовался, что мальчик не ушёл дальше территории вокзала, ведь тогда бы уже и Илья не нашёл его, разве только чужие люди, но как бы они тогда поступили, неизвестно. До окончания стоянки поезда оставалось две минуты, проводник уже всех просила вернуться в вагон.
    – Нашёлся, баловник! – радовалась проводник, пропуская в вагон семью.
    – Его благодарите! – указала на Илью Анастасия.
    – А я думала, ты не от мира сего, – с улыбкой на лице говорила Илье проводник.
    – Просто я устал, – ответил он.
    Посадка на поезд закончилась, объявили об отправлении поезда. Мария Евгеньевна вернулась в своё купе. Открыв дверь, она не ожидала увидеть в купе кого-то, кроме Ильи, но там сидел молодой мужчина, который, приветливо улыбаясь, сразу встретил её фразой:
    – Добрый день, сударыня!
    Мария Евгеньевна застыла в дверях.
   

IV
    В любом государстве и любом обществе всегда были, есть и будут дети-сироты и дети, которые по разным причинам остаются без попечения родителей. И в этом случае общество и государство берет на себя заботу о развитии и воспитании таких детей.
    Хабаровский детский дом представлял собой трёхэтажное здание старинной постройки, по форме напоминающей букву «П». Многие здания возводились, придерживаясь этой формы, так и этот детский дом. На его территории располагались хозяйственные постройки и пять одноэтажных частных жилых домиков, в которых проживали директор детского дома вместе с семьёй и их ближайшими родственниками. Футбольная площадка, огороженная сетчатым забором, дополняла комплекс сооружений территории детского дома и построена она была совсем недавно на спонсорские средства.
    Спонсорская помощь детскому дому – явление нередкое. Такими благодушными земля полнится. Не успел побывать в детском доме губернатор Хабаровского края, обещав в этом месяце путёвки для всех детей и воспитателей на море в Сочи, в один из самых лучших домов отдыха, как приехал известный певец господин К и выделил N средств детскому дому на благоустройство территории, хозяйственные нужды и остаток средств на премии работникам детского дома, а детей одарил подарками, как съестными – коробки конфет, шоколадки, – так и материальными – ролики, коньки, футбольные и баскетбольные мячи. Коньки все были почти одного размера, как и ролики. Баскетбольных мячей было десятка два, когда как баскетбольной площадки не было, и этим мячам угрожала опасность от нецелевого использования. Футбольный мяч был один, когда как футбольная площадка имелась и в не самом плохом состоянии, да дети очень любили футбол. Многие из них мечтали стать знаменитыми футболистами. Почему мечтали? И мечтают.
    Благотворители! Советуйтесь с педагогами! Кому, как не им – заменяющим ребёнку и отца и мать – знать, что ребёнку действительно в данный момент нужно, а что нужно будет потом. Благотворители! В стенах детского дома живут и другие люди – люди, которые проводят с детьми каждый день, видят их как радостными, так и капризными и зачастую вынуждены пожинать плоды неумелой благотворительной помощи. Некоторых из этих людей, воспитателей можно, не приукрашивая, назвать героями, хотя мало кто о них знает.
    В Хабаровском детском доме одной из немногих, кто действительно заботится о детях, кто отдаёт всю себя и кого без преувеличения можно называть героем, смиренно занимается с детьми, обыгрывает неумелую спонсорскую помощь, оставляя её не для игровой комнаты, но для тематических театральных постановок, проводимых в детском доме, зовут все свои Катей.
    Катя – Екатерина Андреевна Варшавская – заместитель директора по учебно-воспитательной работе, педагог, воспитатель, больше времени проводит с детьми, а не с бумагами за столом, за что получает постоянно выговоры со стороны директора детского дома, периодически лишается премий и поездок с детьми на юг. Тем не менее Екатерина Андреевна смиренно принимает на себя подобные удары судьбы, находя успокоение и радость жизни в детях.
    – Ребёнок, потерявший родителей, – это особый, по-настоящему трагический мир, – начала рассказ Екатерина Андреевна в своём интервью столичным журналистам, приехавшим, по согласованию с руководством детского дома, снимать сюжет об их детском доме. – Потребность иметь семью, отца и мать – одна из сильнейших потребностей ребёнка. Понятия «сирота» или «социальный сирота» все мы слышали, но кто знает, что это такое? Большинство детей, которые на время своего детства прописались в детском доме, имеют живых родителей, но либо родители лишены родительских прав, либо находятся в тюрьме. Это социальный сирота. Ребёнок, потерявший обоих родителей становится сиротой.
    – Екатерина Андреевна, скажите, – задавала следующий вопрос журналист Татьяна Соколова. – Спасибо, что объяснили разницу между сиротой и социальным сиротой, и в связи с этим у меня следующий вопрос к вам. Отражается ли на воспитательном процессе эта разница – в каком статусе ребёнок здесь, в детском доме, – пришёл он сюда сиротой, потеряв обоих родителей, или социальным сиротой – когда его родители живы, но находятся в тюрьме. Как всё это влияет на его развитие, на взаимоотношения с другими детьми, делают ли они между собой подобные различия?
    День был солнечный, тёплый, лишь небольшой ветерок обдувал их – Екатерина и Татьяна сидели на улице, в беседке у торца детского дома. От этого места в одну сторону открывался прекрасный вид на ромашковое поле и пруд, которые были за территорией детского дома, но прекрасно были видны, так как детский дом находился на возвышенности, а пруд в низине. С другой стороны – асфальтированная площадка перед детским домом, на которой дети играли редко, ибо многие работники, приезжающие в детский дом, ставили на ней свои машины.
    – Татьяна, посмотрите на то поле. Оно прекрасно. В период, когда ромашки распускаются, от этого поля не оторвать глаз. Но кто спрашивает, откуда там они появились, кто их посадил? Человек или ветер принёс семена или это произошло иным способом? Вы просто выходите сюда и любуетесь красотой природы. Так и дети. Они ромашки. Каждый ребёнок прекрасен, гениален, талантлив по-своему. И мы, воспитатели, в первую очередь должны это понимать и понимаем это. Сами же ромашки растут самостоятельно. У них свой мир, особый. Да, не все бывают дружны, но это воспитательный процесс, который может длиться всю жизнь. Наша задача посеять в них доброе семя, бережно поливать его, а взрасти оно может и через десять, и через двадцать, и более лет.
    – А сейчас уже есть результаты?
    – Понимаете, мне кажется, это не совсем правильный подход в этом случае – говорить о результатах. Сейчас очень распространено, например, тестирование результатов, в связи с защитой по категориям, определение того, чего ты добился, твоих плодов. А мне очень ценна мысль, которую высказал один немецкий педагог. Он говорил, что настоящий педагог как садовник – его задача не считать плоды, а взращивать, он наблюдает за процессом взращивания. А главное во взращивании плода – это интуиция. Поэтому нельзя работать по схеме, нельзя рассказать о том, каким методом поливать растение. И здесь это для меня очень явно открылось.
    – Как тогда оценить эффективность педагогического процесса?
    – В том-то и дело, что у меня ещё со школы родилась такая ересь, что, по большому счёту, оценить нельзя. В любом случае это будет несправедливая оценка. Оценивать можно знания или, например, то, насколько успешно ты преподаешь математику: провести контрольную, посмотреть результаты. А вот воспитательный процесс нельзя оценить. Если ты сам себе говоришь: «Я добиваюсь успехов», то это, наверное, похоже на то, что в духовной жизни называют прелестью. А на самом деле то семя, которые ты заронил, может прорасти у ребенка лет через двадцать, как я уже и говорила об этом. Я и по себе сужу: то, что мне говорил классный руководитель, доходит до меня только сейчас, а ведь это было сказано, когда я училась в десятом классе! Поэтому единственный критерий, по которому, возможно, воспитатель может судить, это то, что ты чувствуешь, когда приходишь на работу. Если в тебе сохраняются любовь, сострадание, желание работать, сохраняется какое-то движение, если для тебя работа остается служением ребенку, то она может быть плодотворной. При этом с ребенка тоже нельзя требовать, чтобы он был тебе благодарен за то, что ты для него делаешь, чтобы он в один момент стал каким-то другим. Плоды могут быть, когда ты каждый день приходишь к ребенку с любовью и радостью, даже если ничего не получаешь взамен. Или даже в некотором смысле занимаешься мазохизмом: когда человек тебе делает гадости и все твои советы ему уходят в никуда, ты всё равно приходишь к нему, принимаешь и веришь в него. Здесь только так: только если ты не поломался, не сгорел, если приходишь с верой в Бога и в ребёнка, то что-то может произойти. Мне очень нравится мысль митрополита Антония Сурожского, что сам Бог верит в каждого человека, верит, что он достоин лучшей жизни. Если в тебе тоже есть такая вера, в жизни ребёнка можно что-то изменить, это и есть знак, что можно продолжать работать. Если же ты уже ни во что не веришь, твоя работа никогда не будет продуктивной.
    – Что же можно изменить в жизни ребёнка-сироты в условиях детского дома?
    – Наверное, самое главное, что можно и нужно изменить, – это его взгляд на мир. Одно из свойств, которое такие дети приносят в свою жизнь, это ожесточение и отсутствие веры во что-то, потому что их в своё время предали. Здесь ведь мало сирот, у которых мамы умерли: в основном все социальные сироты, у которых родители пили, а их бросили, сдали сюда. Причём многих не просто бросили, а ещё избивали до этого. Они попадают сюда с очень низкой самооценкой и не верят, что у них в жизни что-то будет по-другому, а когда выходят в жизнь после детского дома, не могут жить в социуме, не могут чего-то добиться. И это тоже очень большая проблема. Дело в том, что они видели в мире очень много зла, и поэтому для них это злой мир, и то, что они в него попали, это какой-то несчастный случай. А нужно помочь им увидеть другую сторону этого мира, увидеть, что в нём есть много красоты, потому что он Божье творение, что в нём есть доброта. Надо показать им, что в их жизни не всё потеряно и что в этот другой мир можно и нужно стремиться всеми силами и что-то для этого делать. И так вот, потихоньку, помогать им учиться радоваться, забывая о своей ущербности, чтобы у них появлялось горячее желание жить. В каком-то смысле это значит помочь им родиться заново.
    – Как же помочь им «родиться заново»? Что можно делать для этого и что у вас в детском доме делается?
    – Для того чтобы человек мог родиться заново, нужно подвести его к нравственной революции. А начинать нужно, наверное, с развития каких-то душевных качеств: чтобы у детей менялось отношение друг к другу, чтобы они начали видеть красоту вокруг себя и в себе. Что для этого делается? Мы очень много времени проводим на природе, при этом учимся о ней говорить: сочиняем разные истории, пишем рассказы. Детям это очень сложно, им трудно даже поделиться впечатлениями о проведенном лете: они пишут одними назывными предложениями. Им очень сложно бывает выразить свои эмоции в словах, но ведь надо это как-то выплеснуть! Поэтому мы часто рисуем. Рисуем, например, своё настроение. Чтобы дети учились видеть вокруг себя интересные образы, отмечать, на что они похожи, мы стали учиться работать с фотоаппаратом. Вначале мы просто выходили в лес и сочиняли волшебные истории. Например, подходила я к пеньку и говорила ребёнку: «Вот это твоё место, и сейчас ты не можешь никуда с него сойти. Присядь здесь и попробуй разглядеть что-нибудь необычное, а потом расскажи об этом историю». Потом мы то же самое делали с фотоаппаратами: находили вокруг себя что-то необычное и снимали. На самом деле, ведь в каждом пеньке, в каждой травинке можно найти что-то особенное. И у ребят получаются очень красивые образы, самые разные. Например, лежит снежок на яблоне, а они там оленя видят. Или смотрят в небо на облака, а облака – не облака для них, а лошадки или воздушные замки, а кто-то видит своих родителей и мечтает о скорой встрече с ними, несмотря ни на что. Кроме того, важно, чтобы эмоциональная сфера у ребенка менялась и становилась здоровой. Для этого мы создали видеоклуб. У детей под влиянием средств информации формируется «клиповое сознание», для них ведь главное, чтобы была частота кадров, чтобы что-то раздражало, а что показывают – не важно. От этого мы хотели перейти к таким фильмам, которые развивают душу. И начинали с красивых советских мультиков. Надо сказать, что не сразу так пошло гладко, но тем не менее сейчас они смотрят хорошие рисованые мультики. Подбираем и хорошие фильмы, и компьютерные игры.
    – Вы как-то обсуждаете фильмы?
    – Да, после просмотра фильма мы собираемся за чашечкой чая и начинаем размышлять: кому что понравилось, какие герои. Иногда я их подвожу к какому-то выводу, а в качестве рефлексии делаем рисунки по мотивам просмотренных фильмов.
    – А как же книги?
    – Конечно, нужно чтобы дети учились читать. Нашим детям это особенно трудно, потому что у них даже навыка чтения нет. И это понятно, учитывая, в каких условиях они жили, – там ни о каком чтении и речи не было. При этом нельзя, конечно, ругать детей за то, что они не читают: «Вот вы какие, необразованные!» – тут тоже важен правильный подход. Перед тем как мы поехали в летний лагерь, я нашла им фильмы про индейцев по мотивам романов Фенимора Купера. Мы посмотрели этот фильм, и, понятно, что в глубине души у каждого мальчишки есть любовь к приключениям, к индейцам, к лукам и стрелам, – так у них проснулся интерес. В лагере мы сами учились натягивать тетиву, стреляли, метали копья. Дети очень втянулись во всё это. Потом мы провели полномасштабную игру: там были и краснокожие, и бледнолицые, была засада, война (с шариками с водой). А потом, когда мы приехали, я рассказала им, что все эти истории из книги Фенимора Купера, которую можно и прочитать. И так, постепенно, без особого насилия они начали открывать книги. Читать им, конечно, всё равно трудно, но сейчас уже в группе можно наблюдать отрадную картину, когда они сделали уроки, они открывают книгу, каждый свою, и сидят потихонечку читают. Здесь мы создали свою библиотечку помимо того, что в детском доме есть. От книги можно идти дальше: к учебному материалу, прививать им любовь к обучению. И это очень радостный момент, когда они откликаются.
    – У вас есть довольно необычный кружок в рамках детского дома – кружок по изучению Библии. Почему именно Библия? И какое влияние этот кружок оказывает на детей?
    – С помощью Библии очень многое можно понять вместе с детьми. Вот, скажем, пример, нового взгляда на вещи: у нас было занятие, которое называлось «Я гениальный». Через Библию я показывала им, что каждый из них – самый замечательный человек в мире. Это ведь удивительно: таких как Рома, Вася, Петя больше нет, потому что Господь каждую личность создаёт в единственном экземпляре и каждый из них – уникальное Божье творение. Тут возникает вопрос: «Чем же я замечателен?» Оказалось, что многие дети этого не понимают. И вот мы с ними учились себя хвалить. Поняв, что мы такие чудесные и уникальные, мы попробовали в этом пожить. Группа очень на это откликнулась. А потом мы решили посмотреть вокруг: вот все мы тут гениальные, хорошие, а территория детского дома неухоженная. Давайте её преобразуем! В результате ребята из нашей группы занялись благоустройством территории детского дома, и дети из других групп помогали. Так наша похвала не переросла в эгоизм, и мы поняли, что если мы такие гениальные, то с помощью наших талантов мы можем преображать мир вокруг себя. И это всё из Библии. На самом деле, понятно, что эти ребята ещё не пришли серьёзно к вере. Но, скажем, на уроках литературы они читают книги и берут из них примеры. И с Библией так можно. Ведь её недаром называют «книгой книг»: в ней очень много живых примеров. Например, о смелости. Мы читали отрывок, и даже мультик смотрели о Давиде и Голиафе, и размышляли о том, всегда ли можно победить, будучи физически сильным. Насколько вообще важна сила? Они ведь привыкли выживать, и поэтому, конечно, для них это очень важно. А Давид – это совсем другой пример, ведь когда он победил Голиафа, он не был воином, а был обычным пастухом. Так через Библию мы узнаем с ними разные стороны жизни, каждую неделю у нас бывают евангельские чтения по ситуации. Именно через такие беседы и через совместный опыт можно подвести ребёнка к тому, чтобы в нём началась нравственная революция. Кроме того, библейский кружок – это особая, в каком-то смысле реабилитационная среда. В ней ценится дружба, взаимопомощь, уважение друг друга. Вот, например, сейчас, при уборке территории, к нашей группе присоединились ребята из других групп. А раньше было разделение: это моя территория, а это твоя. Я отработал своё, и всё. Вроде бы справедливо, но на самом деле это разобщало детей. А важно, чтобы они чувствовали, что сейчас они одна большая семья, в которой каждый может прийти и помочь, а воспитатель не над детьми, а вместе с ними, и при этом к нему, как к старшему, всегда можно прийти за советом.
    – Это необычный опыт. Скажите, Екатерина, вы упомянули, что детей-сирот не так много – всё больше социальные сироты. Если не секрет, сколько сейчас их здесь и как они быстро привыкают к обстановке. Есть ли среди них те, кто здесь недавно, как они воспринимают эту обстановку?
    – В прошлом году выпустились трое воспитанников, у которых нет ни отца, ни матери. А в этом году только одна девочка, потерявшая и отца и мать. Её зовут Женя, и она здесь недавно, но ещё не оформлена, и скоро её должен забрать родной брат.
    – Скажите, а можно посмотреть на эту девочку? Сколько ей лет?
    Екатерина Андреевна осмотрелась по сторонами, пригляделась к окрестностям, потом подозвала к себе одного из ребят.
    – Здравствуйте, – обратился подбежавший к ним мальчишка.
    – Здравствуй, – поприветствовала ребёнка Татьяна.
    – Артём, а где Женя? Она вчера вечером приехала к нам, – спрашивала у него Екатерина Андреевна.
    – Екатерина Андреевна, она в доме была, когда я вниз за ведром спускался.
    – Спасибо, Артём! Вы, кстати, закончили с территорией?
    – Почти, осталось только мусор вынести, но это Андрей уже делает, он сам так решил.
    – Хорошо, беги.
    – Татьяна, пройдёмте в дом, Женя там. Только я вас прошу –  никаких камер! – указывала Екатерина Андреевна на оператора, находившегося рядом и снимавшего то их, то территорию детского дома. – Женя ещё не оправилась после трагической смерти родителей, поэтому старайтесь её не волновать.
    Женя сидела за столиком у окна в малой игровой комнате, где её оставила воспитатель Лариса Борисовна, наказав никуда из комнаты не уходить, пока не позовут на обед, и, чтобы девочка не скучала, одарив ребёнка листками бумаги, цветными карандашами и фломастерами.
    Так Женя просидела, увлечённо рисуя свой маленький мир, который видела только она, пока в игровую не вошла Екатерина Андреевна вместе с новой незнакомой женщиной, Татьяной. Женя их заметила, кинув разок свой детский искренний взгляд, и продолжила рисовать.
    – Доброе утро, Женя, – подходя ближе к ней и улыбаясь, приветствовала её Екатерина Андреевна.
    – Доброе, – тихо ответила Женя и прикрыла свой рисунок пустым листом бумаги и набросав сверху карандашей. А сама подскочила со стула и, подбежав к Екатерине Андреевне, взяв её за руку и, теребя, спросила:
    – Моя мама уже приехала за мной? И папа?
    Екатерина и Татьяна переглянулись.
    – А где твои родители? – осмелилась спросить Татьяна.
    – Они людей спасают! Наш дом развалился, меня вытащили, а мои родители остались там вытаскивать других людей! – отвечала Женя и подбежала к столику, взяла свой рисунок, чтобы показать его Екатерине Андреевне и Татьяне.
    На рисунке был изображён рушащийся дом, несколько образов, напоминающих людей под завалами, и мужчина и женщина, которые вытаскивали этих людей.
    – Вот мои родители! – указала Женя на чётко прорисованные образы, обведённые после карандаша ещё и фломастером.
    Екатерина Андреевна передала листок Татьяне, а сама обняла Женю, прижав её к себе, поглаживая по головке.
    – У тебя замечательные родители, – говорила Татьяна и сопереживающим взглядом смотрела на Женю, потом вопросительно посмотрела на Екатерину.
    – Женя, а ты кому-нибудь ещё показывала свой рисунок? – продолжала задавать вопросы Татьяна.
    – Нет. Все увидят, какие мои родители. А не у всех такие героические мама и папа.
    У Екатерины Андреевны сердце налилось кровью, а глаза слезами. Татьяна поняла, что не следует больше спрашивать ребёнка, а нужно оставить девочку в покое.
    – Женя, давай я положу рисунки в ящик своего стола – там их никто не найдёт, а когда захочешь, ты всегда можешь меня попросить, и я отдам их тебе. А сейчас иди поиграй с другими детьми!
    Женя послушалась Екатерину Андреевну, потому что доверяла ей, потому что ждала от неё, когда та подойдёт и скажет ей: «Ну вот, Женя, за тобой приехали родители». Но правда в том, что Екатерина Андреевна уже никогда так не скажет, разве что может сказать: «Женя, за тобой приехал твой брат Илья, иди скорей к нему! И он тебе расскажет про маму с папой!».
    
V
    Женя вместе с другими детьми, её ровесниками – Аней, Ириной, Светой и Арсением, – побежала на улицу к футбольной площадке, смотреть на игру старших ребят. Арсений всё пытался повторять манёвры с мячом, которые наблюдал у играющих ребят, но мяча у него не было, и он попадал кроссовками по траве, земле, сбивая куски земли на девчат, – те недовольно ворчали на Арсения, только Женя, не отвлекаясь, наблюдала за игрой, всё пытаясь понять, в чём смысл, куда нужно загнать мяч.
    Тем временем Екатерина прошла с Татьяной до своего кабинета, где в стол, как и обещала девочке, положила её рисунки, заперев ящик стола на ключ. С приоткрытой дверью женщины стояли в кабинете, собираясь из него выходить, но ещё задерживались там. Татьяне было уже понятно, что могло произойти с родителями девочки Жени, но она всё равно спросила об этом у Екатерины Андреевны:
    – Вы говорили, родители Жени погибли, – начала Татьяна. – Почему же вы не сказали об этом ей?
    – Девочку к нам доставили из больницы только вчера. Признаться, я думала, что Женя знает о гибели своих родителей, потому так замкнута, только рисует, почти не ест, – искренне отвечала Екатерина.
    Женщины и не знали, что их разговор слышал Артём, проходивший по коридору из спальной комнаты по направлению в игровую. На самом деле Артём всегда был любопытным мальчиком, так и сейчас им двигало любопытство. От комнаты, из которой он выходил, и до кабинета Екатерины Андреевны был целый коридор, но издалека Артём увидел приоткрытую дверь и доносившиеся оттуда голоса. Ему стало интересно. Он огляделся. Никого поблизости больше не было. Все или гуляли на улице в тёплую погоду, или кого забрали родственники на время каникул. Поэтому Артём знал, что сейчас его никто не увидит и не заметит, если он тихо подкрадётся и подслушает разговор.
    – Как же вы скажете ей об этом теперь? Или не скажете? – пыталась разобраться Татьяна не для интервью – для себя.
    – Незачем ей об этом говорить, заранее травмировать. Через три дня за Женей приедет её брат Илья, он заберёт сестру к себе в Москву, будет о ней заботиться, он и расскажет. От него Женя легче воспримет гибель родителей, потому что не будет чувствовать себя одинокой, а будет переживать за них вместе с братом, он будет для неё опорой.
    – Понятно. А брат будет устанавливать над сестрой опеку?
    – Всё согласно законодательству, – быстро и строго начала отвечать Екатерина. – Простите, если ещё есть вопросы по существу... мне идти надо, скоро обед, нужно детей собрать, проследить, чтобы все прошли перед обедом водные процедуры.
    Артём понял, что разговор подходит к концу, и так же неслышно, на цыпочках, переместился к лестничному проходу, потом уже лёгким бегом спустился со второго на первый этаж и направился к выходу, скорее найти Женю и всё ей рассказать.
    Ещё в пути к футбольному полю Артём думал и взвешивал внутри себя эту информацию, чтобы понять, стоит ли сейчас рассказывать Жене правду или нет. Артёму, в его двенадцать лет было понятно только одно – он помнил своих родителей, как они его бросили одного на улице в мороз, потому что за небольшую плату и бутылку водки пустили в дом чужих людей, что он с тех самых пор мечтал, чтобы его родители оказались на улице в такой мороз и замёрзли. За два года, что Артём в детском доме, он только сейчас начал осознавать, что мир вокруг может быть добрым, тёплым, но также он знал, что всегда нужно говорить правду – так его учила в том числе и Екатерина Андреевна, которая теперь собиралась скрыть правду от девочки Жени. Так как же так? Говорить правду или не говорить? Артём был в раздумье. Приближаясь к футбольному полю, увидев Женю в компании других детей, Артём подбежал к ним.
    – Тёма! – встретил его Арсений. – Где наш мяч? Давай и мы футбол сделаем, девчонок научим играть!
    – Мяч далеко, а скоро обед уже! После обеда можно! – отвечал Артём и встал между Арсением и Женей.
    – А мы не хотим в футбол! – заявили Аня с Ириной, а Света и Женя молчали.
    – А вас и не спрашивают! – с задором отвечал Артём.
    Света дала лёгкий пинок Артёму и улыбнулась ему. Артём в ответ старался схватить её за косу и дёрнуть, чтобы потом прижать к себе. Они разыгрались, забегали, что стали мешать не только рядом ребятам, наблюдающим за игрой, но и тем, кто играл в футбол на поле, – взрослые ребята обратили внимание на бесившихся младших детей.
    – Или спокойно смотрите, или идите в другое место! – крикнули им с поля.
    – Прекратите, а то нас прогонят! – переживала Женя.
    Всё бы ничего, но Артём был возбуждён, эмоции брали над ним верх, поэтому он вставил Жене в ответ:
    – Ты вообще молчи! Тебя скоро брат твой заберёт и не будет тебя здесь, а нам ещё ого сколько тут футбол смотреть!
    – Меня мама с папой заберут в новый дом! – обиделась Женя, на повышенном тоне отвечая Артёму.
    – Кто? – на эмоциях, ехидно улыбаясь, переспросил Артём. – Нет их! Не заберут тебя мама с папой, а брат Илья за тобой едет!
    – Брат в гости едет, – пыталась сообразить Женя. – А заберут меня мама с папой!
    – Мама с папой! Мама с папой! Что ты заладила! Они умерли!
    – Ты врёшь! – со слезами на глазах крикнула ему в ответ Женя и побежала в дом, в игровую, где она рисовала, где рассталась с Екатериной Андреевной. Женя спешила найти там Екатерину Андреевну и спросить у неё про родителей.
    Девчонки переглянулись и покачали головой, потом Света покрутила пальцем у виска, показывая Артёму, что он дурак. Артём и сам это понял, но и сам за собой не заметил, как выдал, что только узнал, но сам во всём не разобравшись ещё. Теперь он жалел о сказанном, но как исправить ситуацию, не знал.
    Вбегая в здание, поднимая пыль с порога, словно ураган, Женя бежала без оглядки с одной только мыслью в голове – найти Екатерину Андреевну и всё у неё узнать, узнать всю правду! На первом этаже на лестнице Женя встретила и Екатерину Андреевну и Татьяну, которые спускались вниз по лестнице. Женя стеснялась Татьяны и с заплаканными глазами попыталась прорваться сквозь них, чтобы бежать в игровую, но Екатерина Андреевна поймала маленькую и прижала к себе, попутно прощаясь с Таней, намекая, что ей с Женей надо побыть наедине.
    – Да, я понимаю, мы уже уходим, – говорила Татьяна. – Ещё немного поснимаем двор и уезжаем.
    – До свиданья! – сказала Екатерина Андреевна и, взяв Женю за руку, пошла с ней, но не в игровую, а в свой кабинет, где бы им никто точно не помешал.
    Екатерина Андреевна была напугана видом девочки, не понимая ещё, что произошло. Она предполагала, что её кто-то обидел, кто-то из старших мальчишек или девчонок, но всё оказалось не так.
    – Женя, скажи, что случилось? Кто тебя обидел? – нежным и тёплым тоном, как любящая мать, говорила Екатерина, беря Женю за руку.
    – Вы соврали мне? Мама и папа умерли? Они не приедут больше за мной никогда? – то ли вопросами, то ли утверждениями, как ножом по сердцу, искренним детским наивным тоном секла Женя.
    Екатерина Андреевна поняла, что Женя каким-то образом узнала правду. Но как, от кого? Что было делать дальше? Соврать или сказать правду? А чего хотела услышать Женя, эта маленькая девочка, которая ещё час назад свято верила, что её родители герои и скоро приедут за ней, а теперь... что было теперь? Все надежды девочки рухнули в один момент, и она пришла... зачем пришла? Ещё раз услышать то же самое? Или услышать, что родители живы и завтра за ней приедут? Но ни завтра, ни послезавтра они не приедут, и Екатерина знала это. Сейчас вот так, глядя в глаза, сказать горькую правду беззащитной маленькой девочке могла ли Екатерина Андреевна? Нет. А вот так взять и, глядя в глаза Жене, соврать ей, дать ложную надежду – так могла Екатерина Андреевна? Нет, так она точно не могла.
    – Боишься потерять их навсегда? – нежным, ласковым тоном, едва сдерживая слёзы, спрашивала Екатерина, держа руки Жени, поглаживая их.
    – Уг-м, – едва слышно выдавила из себя Женя, кивнув головой.
    – Да. Но твои мама и папа всегда рядом с тобой. Они навсегда останутся в твоём сердце, и никто тебя с ними не может разлучить. Они герои, они спасли тебя, прикрыв собой, чтобы ты жила, чтобы ты гордилась ими!
    Женя зарыдала. Она было бросилась прочь от Екатерины Андреевны, вырвавшись из её рук, но потом остановилась, обернулась и попросила:
    – Отдайте мои рисунки!
    Екатерина Андреевна отдала.
    – Вы соврали мне! Ничего не сказали! – надрываясь и со слезами на глазах, кричала Женя, потом схватила свои рисунки, прижав к себе, и побежала в игровую.
    Екатерине Андреевне было больно смотреть, как страдает девочка, она и сама переживала вместе с ней её горе, и от этого становилось больно на сердце, тяжело на душе. Особенно тяжело на душе потому, что она не знала, как успокоить дитя, но также Екатерина Андреевна понимала, что сказала всё правильно – правильно, что сейчас сказала правду, смягчив добрым словом, которое, как семя, обязательно прорастёт в девочке в будущем.
    Женя забежала в игровую, споткнулась о разбросанные по полу игрушки, упала, ударилась. К боли душевной добавилась боль физическая, но ушибы и ссадины не тревожили девочку – она не чувствовала почти этой боли, – боль потери родителей, боль, что от неё скрыли правду, заслоняла любую другую боль. Женя перелезла через диван, потом нырнула под стол и там, свернувшись в клубочек, тихо плакала, обнимая свои рисунки.
    Почти следом в игровую зашёл Артём, глазами пытаясь найти Женю, но не видел никого и хотел уже уйти, как услышал тихие всхлипывания, и остановился. Закрыл дверь, прислушался. Всхлипывания повторились ещё несколько раз, и Артём уже смог определить, откуда они исходили – со стороны окна, подле которого стоял стол. Артём подошёл к столу и присел, ориентируясь на звук. Тогда он увидел под столом свёрнутую в клубочек Женю.
    Артём растерялся. Он сопереживал Жене, но боялся теперь даже пальцем до неё дотронуться – осторожно потянулся к ней рукой, перебирая по воздуху пальцами, будто нажимая на клавиши. После очередного всхлипа Жени у Артёма вдруг появилась решимость, и он тронул её за плечо.
    Женя прогоняла его, махая на него рукой, но поворачиваться к Артёму не хотела. Он уже сегодня сказал ей зло. Хватит. Больше она не хотела. Для одного дня этого было вполне достаточно. Но Артёма не так легко было откуда бы ни было прогнать, тем более тогда, когда он этого не хотел. А сейчас действительно не хотел уходить, не хотел оставлять Женю одну, чтобы она не замкнулась в себе и не страдала ещё больше, ведь он-то знает, он видел, как это бывает. Он видел это несколько раз за два года. Он видел, когда девочки Жениного возраста так прятались под стол ото всех и подолгу плакали, потом ни с кем не хотели разговаривать, потом становились одиночками, отделялись ото всех. Такой жизни для Жени Артём не хотел, пусть даже её должны были забрать отсюда через три дня. Всё равно эти три дня, в понимании Артёма, она не должна была плакать, сидя одна под столом, отмахиваясь ото всех руками.
    – Тебя заберут скоро, а нас нет! Мы тут до взрослого возраста! – пытался как-то утешить её Артём, противопоставляя её положение и своё.
    В ответ ничего. Всё те же всхлипы. Только реже, но сильнее.
    – Вот и зря ты так! Ты не права! – строгим и решительным тоном говорил ей Артём. Он и сам до конца не знал, что сейчас ей скажет, но он хотел что-то сказать, хотел сказать что-то хорошее.
    Несмотря на то что Женя будто бы его не слушала, Артём продолжал говорить, не отходя от неё, расположившись подле неё на полу, но не нарушая границы – не входя к ней под стол.
    Солнце выглянуло из-за облаков, лучи-зайчики побежали по всей игровой, трогая каждую игрушку – машинку или плюшевого мишку, – обходили всю комнату, потом ложились вдоль дивана и ковров, постепенно подкрадываясь к двенадцатилетнему баловнику, вскакивая на него, лаская его лицо и за ушком. Артём щурился, когда такой солнечный зайчик взбирался к нему в глаз и старался там усидеть. Солнечный зайчик искал и Женю, но не находил её – она спряталась ото всех под столом. Стол прятал её – прятал от окружающего мира, злого или доброго.
    В бежевых летних шортах, грязно-белой футболке, серых носках и с доброй улыбкой да ласковым прищуром, Артём сидел на полу перед столом, ловил солнечных зайчиков и разговаривал с Женей, не зная, слышит ли она его.
    Артём говорил, говорил, его рот не закрывался. Он даже забыл, с каким чувством он сюда пришёл, что говорит он всё это для Жени, ради Жени. Он говорил, его взгляд уже стал спокойный, больше сосредоточенный на собственной речи, он так втянулся, что уже не следил, где говорит правду, где придумывает, но он говорил, он не молчал.
    – … Я когда здесь не был, мне было холодно и страшно! Ты знаешь, что такое зимой на улице? Не знаешь! А я знаю! Я расскажу, чтобы и ты знала! Сначала тебе тепло. Ты одета, счастливо катаешься с ледяной горки вместе с друзьями. Потом они уходят домой, потому что их позвала мама! Ты каталась с горки? – на последнем слове Артём полубоком пригнул голову вниз, будто пытается пролезть в низкий проём, да сделал акцент, будто обязательно ждёт ответа.
    Но ответа не было, только всхлипы громче – громче на таких словах, как мама, дом, подруги. Где теперь все они?
    – … Если не каталась с горки, то обязательно покатаешься! У нас здесь есть пригорок, как раз когда идти к ромашковому полю! Вот зимой здесь и покатаешься!
    От этих слов Жене становилось только хуже. Она очень не хотела оставаться здесь, в детском доме, а Артём так говорил, что будто он хотел, чтобы она осталась здесь. Но Артём не к этому стремился. Он думал, как сделать, чтобы Женя перестала плакать и вылезла из-под стола, чтобы потом пошла на обед и была со всеми эти три дня – эти три дня до её отъезда с братом в Москву, ведь Артём помнит тот разговор, и помнит, что именно в Москву!
    – … Обычно ты хочешь дольше гулять на улице, но не когда там ты одна и холодно, а когда много других ребят и нехолодно. А всю ночь на ледяной горке кататься по ней вниз, чтобы потом взбираться, да не останавливаться, потому что тогда сама станешь, как эта ледяная горка, – вот когда даже плакать не получается. Слёзы замерзают!
    Женя вытерла слёзы. Вытерла их, но вовсе не потому, чтобы они не замёрзли, но потому что живо представила себе всё то, о чём говорил ей её друг. Или не друг он ей был. Просто Артём.
    – … Вот такие были мои родители. Они хотели, чтобы однажды я стал ледяной горкой! Им бы так проще было пить свою дурацкую водку! – последние слова Артём говорил импульсивно, с презрением, и его маленькая головка на тонкой шее будто надувалась, потом кривилась, и казалось, он превратится сейчас в кого-то другого, но потом солнечный зайчик вновь пробегал по Артёму, снимал с него эту кривую маску, и лицо Артёма становилось прежним, простым, но в то же время будто философским.
    Женя не видела всех телодвижений своего сотоварища, не видела его эмоций, которые постоянно менялись на его лице, но слышала его и слышала все его эмоции. И рисовала в своём воображении живые картины его мира и своего мира.
    – А какие твои родители? – вдруг спросил Артём и сам испугался, что спросил, но отступать было некуда – позади диван, по бокам игрушки, а перед ним Женя со столом.
    Но солнечные лучи-зайчики подбодряли Артёма, вновь карабкаясь по нему, то вверх, то вниз. Они подбодряли и Женю, даже несмотря на то, что она пряталась от них под столом, но она чувствовала их присутствие в этой комнате. Дети всё чувствуют, даже солнечные лучики.
    Женя уже немного успокоилась. Видимо, болтовня Артёма подействовала на неё как успокоительное средство. И Женя ответила ему, Артёму, но не словами. Она повернулась, выбралась из-под стола, отдала местами помятый, местами пропитанный слезами листок с рисунком. И лишь сказала:
    – А вот мои мама с папой.
    Артём так и сидел в позе лотоса на полу возле дивана. Женя также села перед ним, облокотившись о край стола. Артём изучил рисунок, постарался его немного расправить, потом сказал:
    – Красивые.
    Женя пересела к Артёму и, облокотившись о его плечо, стала показывать, что её родители делают, как спасают людей, что всех завалило тогда, и её. Её спасли. Поэтому она здесь, а их нет. Их больше нет.
    Екатерина Андреевна приоткрыла дверь игровой и увидела детей. Она пригляделась и поняла, что дети нашли язык друг с другом. Катя улыбнулась и аккуратно закрыла дверь. Было время идти на обед, но она не стала тревожить детей сейчас. Еда может и подождать, а минуты духовного просветления не должны прерываться, особенного такого чистого и искреннего общения, как у детей и в такой неоднозначной психологически тяжёлой ситуации. Екатерина Андреевна дала детям возможность найти друг в друге поддержку и надёжную опору. Ценнее этого сейчас для них не было.
    Только Екатерина Андреевна отошла от двери вглубь коридора, как ей позвонили на мобильный телефон. Она быстро приняла звонок.
    – Слушаю, – сказала она.
    – Здравствуйте, Екатерина Андреевна! Это Илья. Я по поводу сестры, Жени Елисеевой. Как она?
    – Да, хорошо. Она в порядке… Вот с мальчиком познакомилась... А вы когда приедете?
    – Послезавтра днём. Вы передавайте ей привет. Скажите, что я звонил!
    – Хорошо. Обязательно! Вы не волнуйтесь! Также и все документы к вашему приезду будут готовы, что вы сразу сможете забрать её.
    – Спасибо вам!
    – Это наша работа, – спокойно-обречённым тоном ответила она.
    Илья беспокоился за Женю: как она переживает смерть родителей, резкую смену обстановки, смогла ли она сориентироваться в детском доме, не обижают ли её там. Много, много таких вопросов было у Ильи, и все эти вопросы он прокручивал в своей голове, пропускал через себя, через своё сердце. И это не могло не находить отражения в его действиях-бездействиях, в его отношении к окружающему миру. Поэтому он предпочитал молчать, был замкнут и недосягаем. Он был сам по себе. Он был не один, но ощущал пустоту, одиночество. И боялся, что те же чувства испытывает сейчас и его десятилетняя сестра, его Женя.
    Илья не отказался от приглашения соседей из соседнего купе. Они были ему бесконечно благодарны за сына, за Женю, особенно Анастасия Николаевна, но не её муж Виктор. Виктор был больше недоволен собой, чем доволен Ильёй, поэтому радость Виктора была сдержанной, он, так же как и Илья, в основном молчал.
    Шестеро человек в купе тем не менее разместились достаточно комфортно: Анастасия Николаевна со своим мужем Виктором сидели на нижнем сиденье вместе с малышом, который со временем переместился на верхнюю полку, что по ходу движения. Родители Насти в компании с молодым человеком, Ильёй, сидели втроём также на нижнем сиденье, против Насти с Виктором. Илья сел ближе к выходу из купе, но Алевтина Фёдоровна настаивала, чтобы он пересел ближе к окну, к столику и угостился чаем. Илья уважил их, но всё думал, как скорее уйти, и чувствовал неловкость. Однако эта ситуация заставила его отвлечься, чтобы отдохнуть от волнений, связанных с сестрой.
Анастасия Николаевна также пересела к окну, что получилось, что она как раз против Ильи, – их взгляды ровно друг против друга, и не спрятаться. Илье стало неловко ещё больше, и он старался то смотреть в окно, то в чашку чая, то иногда на верхнюю полку, где играл мальчик. Виктор замечал все эти хитросплетения, игру, которую затеяла Анастасия, но терпел – терпел, потому что был виноват. И Виктор тоже смотрел то в окно, то в чашку с остывшим чаем, которую держал в руках и всё никак не мог освободить от напитка, то на родителей Насти – те, периодически качали головой, давая тем самым Виктору что-то понять.

(Продолжение следует)

 

 

 

 

Продолжение. Беседы 3-5

Беседа третья

Диагностика наличия у детей речевых нарушений, мешающих успеваемости в школе

Литературный коллайдер: Во-первых, хотелось бы выяснить, как определить, что именно речевые нарушения мешают успеваемости в школе?

Овик Налбандян:  Существуют многочисленные статистические исследования, которые показывают существенное влияние речевых нарушений на успешность обучения в школе. Однако, успешному обучению в школе могут препятствовать и другие трудности, такие как задержка психического развития, умственная отсталость, нарушение физического слуха, слабое зрение и многие другие факторы, поэтому диагностика ребенка должна быть детальной и всесторонней.

ЛитераК: Но если практически половина детей нуждается в коррекции, то диагностика крайне важна?

О.Налбандян: Да, массовая диагностика необходима для детей старшего дошкольного возраста и для учащихся начальной школы. Ведь чем раньше будут приняты меры по коррекции, тем до более высокого уровня развития удастся довести ребенка.  Результатом диагностики  должно стать детальное заключение по каждому ребёнку.  Однако  это трудноосуществимо по вышеизложенным причинам. В связи с этим мы и хотели бы предложить собственное решение этой проблемы.

ЛитераК: Какое?

О.Налбандян: Научно-исследовательским центром речевых технологий совместно с образовательной организацией «Логотех» разработана Информационная система «Речевые технологии», позволяющая провести эту массовую диагностику речевых нарушений у детей дошкольного возраста и учащихся начальной школы, с формированием детального заключения по каждому ребенку. В разработке системы принимали участие специалисты из различных областей педагогики и психологии. Её содержание соответствует современному уровню коррекционной педагогики.

ЛитераК: Каково мнение специалистов в области педагогики и специальной педагогики о Вашей программе?

Виктория Борисова: Информационная система «Речевые технологии» сертифицирована  Российской академией образования, Институтом информатизации образования  в качестве прикладного программного средства и системы автоматизации информационно-методического обеспечения образовательного процесса для детей дошкольного и школьного возраста (Сертификат № АПИК.RU.04 АО.С.00028).

ЛитераК: Многие специалисты пользуются для диагностики  небольшими проверенными тестами, созданными более полувека назад. Ходит слух, что дети выучивают правильные ответы наизусть, когда их в третий раз спрашивают одно и то же.

В.Борисова: Наша система базируется на интерактивном взаимодействии ребенка с базой, содержащей более 20000 диагностических заданий. Вероятность столкнуться с тем же заданием ничтожно мала.

ЛитераК: Откуда же у Вас возьмется необходимое количество специалистов для диагностики?

В.Борисова: Большого количества не потребуется. Это же компьютерная программа, адаптированная к тому, что ребенок может тестироваться, а позже и получать коррекционные занятия самостоятельно, лишь имея под рукой компьютер. Для работы с готовой компьютерной программой требуется минимальное количество специалистов.

ЛитераК: Что даст для ребёнка прохождение им  этой диагностики?

О.Налбандян: Программное обеспечение системы позволяет по результатам взаимодействия ребенка с диагностическим заданиями выявить характерную симптоматику нарушений ребенка в различных разделах логопедии: фонетико-фонематическоге недоразвитие,  дисграфия,  дислексия и общее недоразвитие речи. Статистический анализ результатов каждого ребенка позволяет определить нарушения, ответственные за выявленную симптоматику, и сформировать заключение с указанием характера и уровня выявленных нарушений.

ЛитераК: Чем  может помочь подобное заключение?

О.Налбандян:  Заключения помогут родителям и педагогам в понимании источника проблем ребенка, в формировании адекватного отношения к этой проблеме и к этому ребёнку. Результаты диагностики необходимы также специалистам-логопедам для определения оптимальной методики и способов коррекционной работы с каждым ребенком конкретно.

ЛитераК: Значит после диагностики Ваша программа сможет помочь всем этим детям учиться без проблем?

О.Налбандян: Не всем, конечно, но большинству. Не секрет, что не все нарушения могут быть скорректированы или скомпенсированы дистантной программой или групповыми занятиями коррекционного сопровождения. Многие нарушения, в частности, нарушения произносительной стороны речи, а также нарушения, связанные с достаточно серьёзными органическими поражениями мозга, со значительным его недоразвитием, требуют непосредственного контакта ребенка со специалистом соответствующего профиля. Но, к счастью, подавляющее количество детей в массовой школе имеет хоть и множественные, но лёгкие отклонения в развитии. Ликвидацией этих проблем и призвана заниматься наша программа.


Беседа четвертая

Пути коррекции у детей речевых нарушений, мешающих успеваемости в школе

ЛитераК: Итак, у ребёнка диагностировали наличие речевых нарушений, мешающих школьной успеваемости. Что делать?

Овик Налбандян: Вспомните о тревожности и агрессии этих детей, возрастающей от невозможности быстро решить их проблему с обучением. Помните, что в первую очередь, надо всеми силами сохранить психическое здоровье детей.

ЛитераК: Но как помочь? Как наилучшим образом организовать коррекционную работу?

О.Налбандян: Несомненно, оптимальной является коррекционная работа при непосредственном контакте ребенка со специалистом в области нарушения ребенка. Если родителям удается найти хорошего профильного специалиста, организовать регулярное посещение ребенком коррекционных занятий (а дети часто болеют) и изыскать в семейном бюджете средства для оплаты труда такого специалиста, то можно рассчитывать на заметные результаты. Однако в силу массовости речевых нарушений у детей невозможно обеспечить специалистами соответствующего профиля сколь-либо заметную часть контингента детей, нуждающихся в коррекционной помощи. При индивидуальной форме коррекционных занятий количество логопедов должно существенно превышать количество педагогов начальной школы.

ЛитераК: И как по-Вашему могла бы разрешиться проблема нехватки специалистов для проведения занятий со всеми нуждающимися?

О.Налбандян: При таком массовом спросе на занятия, нам кажется, оптимальной базой для коррекционной работы могла бы стать общеобразовательная школа, обладающая потенциалом для организации  этих коррекционных занятий регулярно. Необходимо введение в расписание школьных занятий ежедневных уроков речевых технологий с объединением детей в группы по признаку ведущего речевого нарушения. Групповая форма занятий по специальной программе, соответствующей ведущему нарушению, потребует привлечения меньшего количества специалистов по речи. Однако даже это необходимое количество специалистов для коррекционной работы в школе может быть мобилизовано лишь в крупных городах с многолетними традициями подготовки специалистов-логопедов.

ЛитераК: То есть мы снова вернулись к дорогим индивидуальным занятиям?

О.Налбандян: Ну почему же?..  Проблема коррекционной помощи учащимся начальной школы может быть решена с использованием нашей Информационной системы «Речевые технологии», размещенной на сайте logo-tech.ru.

ЛитераК: Как же организуются коррекционные занятия по Вашей системе?

Виктория Борисова: Так же как и диагностика. Компьютерная программа коррекционного сопровождения обучения детей в начальной школе базируется на дистантном интерактивном взаимодействии ребенка с системой, содержащей комплекс коррекционных заданий по различным направлениям коррекционной педагогики.

ЛитераК: Какие именно направления коррекционной работы охвачены  этой программой?

В.Борисова: Это коррекция и компенсаторное развитие фонетико-фонематических нарушений. Это преодоление дисграфии и дислексии. Это коррекция общего недоразвития речи. А также задания, направленные на тренировку  памяти, внимания, восприятия и особое важное место выделяется работе над  словесно-логическим мышлением.

ЛитераК: И как много времени ребёнок будет проводить у компьютера, работая по этой коррекционной программе?

В.Борисова: Немного. Взаимодействие ребенка организовано в виде компьютерных занятий длительностью до 15 минут, во время которых ему  предъявляются 8 тренировочных и 6 контрольных заданий коррекционной направленности. При этом все результаты ребенка регистрируются и статистически обрабатываются.

ЛитераК: Сейчас появилось много компьютерных программ с развивающими заданиями. В чем отличие Вашей?

О.Налбандян: Исключительной особенностью программы является ее коррекционная направленность, возможность  диагностики и  распределения детей по группам, в зависимости от симптоматики нарушений. По результатам диагностики ребенка по каждому направлению определяется группа симптоматики нарушений ребенка. Он переводится в группу с наиболее эффективной программой коррекции данного нарушения. В результате коррекционной работы с программой, обучения в школе и естественного взросления симптоматика нарушений у ребёнка может изменяться, поэтому ежемесячно проводится перераспределение детей по группам, в зависимости от того, какую симптоматику дают нарушения на данный момент. Эффективность программы коррекционного сопровождения  и обеспечивается именно тем, что по каждому направлению задания подбираются с учетом группы симптоматики нарушений, с учётом класса обучения ребенка и с учётом уровня достижений ребенка.


ЛитераК: Ну что же, на этом мы прервемся. А  подробнее об этой Программе мы сможем узнать в следующий раз.



Беседа пятая

О компьютерной программе коррекционного сопровождения обучения детей в начальной школе

Литературный коллайдер: В одной из прошлых бесед Вы упоминали о создании Информационной системы «Речевые технологии», разработанной Научно-исследовательским центром речевых технологий совместно с образовательной организацией «Логотех». Расскажите о ней подробнее.

Виктория Борисова: Прошу прощения за вынужденный повтор, но я позволю себе кратко напомнить о том, что представляет собой  наша программа. Разрешите?

ЛитераК: Да, конечно.

В.Борисова: Это компьютерная программа  дистантного обучения. Ребенок занимается по ней самостоятельно. Она осуществляет подробную диагностику речевого развития ребенка и диагностику знаний, умений и навыков, необходимых учащемуся для успешного обучения. Затем программа индивидуально каждому в зависимости от результатов диагностики пишет план  коррекции. Внешне же занятия выглядят так: в течение 15 минут учащемуся предлагаются различные задания из разных областей коррекционной педагогики, в зависимости от того, какие пробелы и трудности имеет конкретный ребёнок. База из 20000 заданий (новые в разработке) не только разбита по разделам, но и по уровню сложности, и учитывает  в каком классе учится ребёнок.

ЛитераК: Есть ли какое-нибудь фирменное отличие в подаче заданий?

В.Борисова: Их много. Но наиболее важны некоторые. Во-первых, формулировки всех заданий программы представлены в виде аудиозаписей и должны восприниматься ребенком на слух. То есть речевое внимание, слухоречевое восприятие тренируется постоянно. Наших детей надо учить «слышать» учителей.

ЛитераК: А во-вторых?

В.Борисова: Во-вторых, это особая подача, направленная на снижение стресогенности. Помните, я говорила, что каждое занятие состоит из 8 тренировочных заданий и 6 заданий контрольного тестирования? Так вот: в процессе тренировки, неверно решенные задания вновь предъявляются ребенку до трех раз. Повтор заданий приводит к существенному снижению стрессогенности занятий и позволяет ребенку безболезненно вести активный поиск верного решения.

 ЛитераК: Как связано снижение стрессогенности с повтором задания?

  В.Борисова: Очень просто. Это позволяет детям совершать ошибки. Делать выводы из полученного опыта, а не просто констатировать, что они ответили неверно. Право совершать ошибки в обучении – эффективный путь избежать этих ошибок в дальнейшем.  Кстати, о совершенной ошибке программа информирует ребенка максимально корректно: мягким звуковым сигналом и доброжелательным смайлом.

ЛитераК: И всё же, чтобы выполнить столько заданий за 15 минут,  ребенку, наверно,  надо очень напрягаться?

Овик Налбандян: Знаете, дети должны учиться ценить время, не расслабленно сидеть часами за уроками, а коротко, но эффективно поработать и идти отдыхать.
Мы продумывали, как переключать ребенка с задания на задание, чтобы он оставался настроенным на работу и в то  же время мог между заданиями, так сказать, «выдохнуть». Временной интервал между заданиями заполнен мелодичными музыкальными паузами, позволяющими ребенку отдохнуть перед новым заданием и, вместе с тем, сохранить внимание и готовность к вербальному восприятию. При этом музыкальная пауза одновременно является и поощрением за верно пройденное задание.

ЛитераК: Это всё замечательно. Но мне кажутся сомнительными самостоятельные занятия ребенка при отсутствии контроля…

О.Налбандян: Отсутствие стоящего рядом надсмотрщиком взрослого – это ещё не отсутствие контроля. Наша программа предусматривает очень высокий уровень контроля над процессом коррекции.  Программа регистрирует результаты каждого ребенка по каждому занятию, по каждой теме, отражает траекторию перехода ребенка на более высокие уровни, причём по каждому из направлений коррекции может быть разный темп перехода на новый уровень. Помимо отчетов по каждому занятию, программой предусмотрено формирование по каждому ребенку  отчетов ежемесячных, позволяющих родителям, педагогам и специалистам в области речевых нарушений непрерывно отслеживать процесс коррекционного сопровождения.

ЛитераК: Как много статистических данных хранит Ваша программа!

О.Налбандян: Не просто хранит, а активно использует их! Наша программа коррекционного сопровождения обучения детей в начальной школе обладает уникальными особенностями и возможностями, основанными на статистическом анализе результатов каждого ребенка.

ЛитераК: И что это за возможности?

О.Налбандян: В программу включена, основанная на статистическом анализе результатов детей, компьютерная технология верификации заданий, позволяющая распределять задания в соответствии с классом обучения ребенка в школе и уровнем его достижений в программе, а также она выявляет и отсеивает некорректные задания. Эта же технология позволяет сертифицировать задания, выявляет адекватность заданий программе коррекционного сопровождения и их эффективность. Иными словами, задание должно быть не только интересным, но и полезным, находящимся в своём разделе коррекционной программы и должно реально помогать преодолеть определенные трудности в обучении.

ЛитераК: Впечатляет.  Мне казалось, что хорошее задание от плохого можно отличить разве что «на глаз». Чем еще будет полезна статистика?

О.Налбандян: Программой предусмотрено распределение детей по группам со схожей симптоматикой нарушений, основываясь на регулярном анализе результатов работы учащихся. Кроме того, в программу включена компьютерная технология подбора для занятий ребенка заданий, наиболее эффективных для группы, к которой относится ребенок.

ЛитераК: Невероятно.  А будущее, случайно, это чудо техники не предсказывает?

 О.Налбандян: Почти… Оно умеет прогнозировать. Основываясь на статистическом анализе результатов различных групп детей, программа позволяет сформировать статистический же прогноз результатов коррекционного сопровождения ребенка, в зависимости от симптоматики нарушений, уровня достижений и класса обучения ребенка в школе.

ЛитераК: Не понимаю, зачем следить за процессом коррекции самому, если Ваша программа так профессионально справляется с этим одна?

О.Налбандян: Не следует забывать, что у детей могут быть такие проблемы, с которыми нельзя справиться без очных индивидуальных занятий напрямую со специалистом, поэтому следует пристально следить за процессом дистантного или группового коррекционного сопровождения и, в случае недостаточной его эффективности, принимать решение о привлечении дополнительных или замещающих методов коррекции.

ЛитераК: Ну что ж, Наличие такой Программы вселяет оптимизм в решении столь масштабной задачи. Большое спасибо за содержательную беседу! Успехов Вам Вашем очень нужном труде.

О.Налбандян: Спасибо  Вам за внимание. Главное -  успехов нашим детям.

 

 

 

 

Предлагаем вашему вниманию цикл бесед о речевых нарушениях у младших школьников, который будет интересен как специалистам, так и многим родителям.

 

В последние десятилетия количество детей с речевыми нарушениями, препятствующими успешному обучению в начальной школе, стремительно увеличивается. Например, число детей, у которых диагностируются дисграфия или дислексия, превышает 50% от контингента учащихся начальной школы, в то время как лет 50 назад таких детей было не более 5%.

Дисграфия - частичное расстройство процесса письма, проявляющееся в специфических и стойких ошибках.
   
Дислексия - это специфическое  нарушение процесса обучения чтению при сохранении общей способности к обучению. Проявляется дислексия в стойкой неспособности ребенка овладеть слогослиянием, чтением словами и, как следствие, непониманием прочитанного.

Корреспондент «Литературного коллайдера» встретился с Овиком Гагиковичем Налбандяном, доктором физико-математических наук, директором Центра речевых технологий,

Викторией Валерьевной Борисовой, кандидатом педагогических наук, директором Образовательного учреждения «Логотех»,

Натальей Николаевной Годиной, логопедом высшей категории, и задал им ряд вопросов.



                                                          Беседа первая

    Речевые нарушения, мешающие успеваемости в школе, и «гаджетное развитие»

Литературный коллайдер: Под речевыми нарушениями чаще всего понимают проблемы со звуками, когда дети что-то не могут произнести или произносят какой-то звук искаженно. Как вы полагаете, именно эти нарушения мешают школьной успеваемости?

Виктория Борисова: Нет. Как правило, нарушения звукопроизношения будут   мешать обучению в школе, только если ребенок не выговаривает очень много звуков. Мешают успеваемости речевые нарушения, связанные с низким словарным запасом, с непониманием смысла сложно сконструированных предложений, смысла предлогов, приставок и суффиксов, с неправильным употреблением окончаний слов, с неумением пересказывать. Кроме того, для нормального  обучения чтению и письму нужно чтобы у ребенка не было проблем с фонематическим слухом, анализом и синтезом. Проще говоря,  дети должны отличать на слух схожие звуки, понимать из каких звуков по порядку состоит слово, как обозначить эти звуки буквами и, наоборот, как  из последовательности отдельных звуков, букв, слогов собрать слово. А если взяться за проблему глобально, то надо сказать, что с помощью речи мы думаем. Если низкий уровень речевого развития мешает воспринимать объяснения учителя, понимать текст учебника, делать правильные выводы на основе серии словесных рассуждений, то, безусловно, это будет сильно мешать хорошей успеваемости в школе.
                                            
ЛитераК: Неужели это актуальная проблема? Не припомню, чтобы во времена моего обучения в начальной школе у многих детей были подобные трудности. Скорее, таких учащихся были единицы.

В.Борисова: Да, ситуация сильно изменилась именно в последние десятилетия. Число детей, у которых диагностируются дисграфия (нарушение письма) или дислексия (нарушение чтения), достигло 50% от контингента учащихся начальной школы, в то время как лет 50 назад таких детей было не более 5%.

ЛитераК: То есть сейчас в начальной школе половина детей имеет речевые нарушения, препятствующие их успешному обучению? Какая пугающая статистика! В чём же причины такого роста речевых нарушений?

Наталья Година: Причин множество. Благодаря успехам современной медицины зачинается, вынашивается и рождается много детей, которые раньше не имели бы шанса жить по причине слабого здоровья родителей. Загрязнённость окружающей среды и неправильное питание. Всё это влечёт за собой недоразвитие мозга и множественные мелкие нарушения в его работе. Однако это отнюдь не приговор, а всего лишь затруднение для нормального речевого развития. Определяющей является социальная среда. Вот эта-то среда кардинально изменилась, что и привело к такой печальной статистике.

ЛитераК: В чём заключаются эти негативные для развития речи изменения среды, в которой растут наши дети?

Овик Налбандян: «Гаджетное развитие». Тысячелетиями мышление детей формировалось в условиях получения информации со слуха. В процессе развития ребенок овладевал словом, состоящим из акустических образов (звуков речи), устанавливал связи между словами и предметами, явлениями, понятиями. Развитая речь была основой для вербального мышления. То есть познание и саморазвитие было непосредственно связано с  развитием языковой системы.  Система эта базируется на искусственной кодировке окружающей действительности в ряды звуков и букв. При этом языковая система чрезвычайно сложна, так как включает в себя многочисленные правила склонения, спряжения, обозначения рода, числа, и еще более многочисленные исключения из правил. То есть овладевают дети этой системой долго и трудно.

ЛитераК: Что же изменилось с появлением гаджетов?

О.Налбандян: Они сделали основой получения новой информации зрительное восприятие. Последние десятилетия все большее количество детей вовлечено в виртуальную среду компьютеров и разнообразных гаджетов. Нельзя сказать, что это однозначно плохо.  «Гаджетное развитие» основано на предметном восприятии мира, оно способствует формированию у детей широкой эрудиции, интенсивному обучению законам виртуальной среды. Предметное восприятие окружающей среды естественно для всех представителей животного мира. Для такого восприятия характерна большая интенсивность познавательной  деятельности, быстрое и устойчивое  установления связей между различной информацией, высокая скорость обучения и адаптации к среде. Для человека естественно развитие образного восприятия, основанного на предметном восприятии. Образное восприятие и образное мышление являются необходимой составляющей творческой деятельности человека. Выраженное развитие образного мышления можно отнести к непременному атрибуту талантливости.

ЛитераК: Вас послушать, так гаджеты – это сплошные «плюсы». В чём же их «минусы», их отрицательное воздействие на формирование речи?

О.Налбандян: Яркая, многообразная виртуальная среда поглощает ребенка, оттесняя традиционное вербальное общение. Речь перестает быть важной составляющей детской жизни. Дети не умеют слушать и слышать, не умеют выражать свои мысли и чувства. Именно в вербальное, языковое мышление заложены все необходимые элементы для систематизации и классификации образов и понятий окружающего мира, для формирования логических и причинно-следственных связей. Пространство вербального мышления практически безгранично, оно охватывает все многообразие абстрактных понятий. В то время как, предметное восприятие ограничено, поскольку в нем отсутствуют понятия, не имеющие зрительного образа. Вербальное мышление – это неотъемлемая часть интеллектуального развития и развития духовности.

ЛитераК: Что же происходит с детьми, если их вербальное мышление недостаточно развито?

О.Налбандян: Мы получили поколение функционально слегка глухих, немых, ограниченных, хоть и  талантливых детей. Глубокие чувства и эмоции, не имея зрительного образа, уплощаются, сводятся к «смайлам» и «лайкам». Разносторонние многомерные понятия понимаются примитивно.  Гаджеты не могут донести до детей, что такое совесть, честь, отвага, стыд, самопожертвование или сострадание, а ведь именно эти понятия делают человека Человеком. Очень хочется решить проблему речевых нарушений у детей и подарить им сокровища духовного наследия человечества.


                                                         
                                                         Беседа вторая

         Проблемы в овладении письмом и чтением и последствия этих проблем

Литературный коллайдер: Почему у внешне благополучного ребенка, который неплохо разговаривает, могут возникнуть проблемы с обучением чтению и письму?

Наталья Година: Дело в том, что письменная речь является символической графической записью устной речи, как нотная запись является графической записью музыки, звучащей в голове композитора. Однако если в голове композитора не звучит музыка, а есть лишь зрительный образ черных и белых клавиш, то результат записи будет очень сомнительным.
Зрительное восприятие написанного слова заводит ребенка в тупик. Сколько ни смотреть на слово «мяч», как это слово ни вертеть, этот зрительный портрет никак не ассоциируется с мячом-предметом – ничего круглого и разноцветного. Только прочтение слова по законам символической записи и формирование фонематического образа [мьач] позволяет сформировать образ мяча.

ЛитераК: И что же необходимо для прочтения символической записи?

Н.Година: Овладение связью между внешним образом буквы и звуками, которые с её помощью отображаются, умение различать сходные по начертанию буквы, умение соединить прочтённые изолированные звуки в слова. Иными словами ребенок должен запоминать, сравнивать, осуществлять аналитико-синтетическую деятельность, сосредотачиваться на сложном зрительном образе. И если это у него не получится, то возникает специфическое нарушение чтения - дислексия.

ЛитераК: А какие сложности «поджидают» ребёнка в процессе овладения письмом?

Н.Година: Возьмём тот же пример со словом «мяч». Уверенное и однозначное овладение ребенком фонематическим образом этого слова позволяет по тем же законам записать это слово, перекодируя [мьач] в «мяч». При этом надо не перепутать сходные внешне буквы «м» и «л», «ч» и «ъ» Процесс освоения письменной речи осложняется свойственными русскому языку несоответствиями между написанием слов буквами и их фонематическим образом, осложняется выраженной ролью ударения, трудностью деления текста на предложения, а предложения на слова. Если нормативной перекодировки в буквенную запись не происходит, то возникает специфическое нарушение письма – дисграфия.

ЛитераК: И все же, какие речевые проблемы наиболее часто приводят к нарушению чтения и письма?

Виктория Борисова: Это фонетико-фонематическое недоразвитие детей. Оно приводит к неумению формировать фонематический образ написанного слова – фонематической дислексии и к неумению записывать графическими символами невнятный фонематический образ – акустической  дисграфии.

ЛитераК: Чем же грозят нарушения чтения и письма школьнику?

В.Борисова: Дисграфия и дислексия приводят к возникновению стойкой и выраженной неуспеваемости по русскому языку, чтению и литературе, проблемам в освоении всех предметов, связанных с необходимостью читать и писать, вторичному интеллектуальному отставанию. Однако наиболее тревожными являются вторичные психологические и поведенческие последствия хронической неуспеваемости детей.

ЛитераК: А можно эту дисграфию и дислексию как-то перетерпеть, перерасти?

В.Борисова: К сожалению, у подавляющего большинства детей эти нарушения без специальной коррекционной работы не проходят и не компенсируются.

ЛитераК: Очень жаль. И как при этом к детям, испытывающим подобные проблемы, относится школа?

Овик Налбандян: Это больной вопрос. Дело в том, что наша школа, при всем богатстве традиций и педагогических технологий, обладает ярко выраженным недостатком – стрессогенностью. Ежедневная проверка знаний, ответы у доски, публичное выставление оценок и недоброжелательное отношения к неуспевающим создают у этих детей негативное отношение к школе. Особенно отчуждает ребенка  непонимание родителями и большинством учителей причин отставания, некорректные обвинения в лености, а порой, даже в тупости.

ЛитераК: Может быть, так и есть?

О.Налбандян: Нет, ленивых детей не бывает! Дети подолгу и с охотой занимаются любым делом, в котором есть реальный успех или субъективное ощущение успеха, публичное признание достижений.  В то же время дети, как и взрослые, избегают деятельности, чреватой неудачами, ощущениями собственной непригодности, публичным порицанием или наказанием. Такая особенность поведения является не только замечательным механизмом развития способностей, но и инстинктивным механизмом сохранения психического здоровья. Попробуйте у дальтоника ежедневно просить красный карандаш и публично оценивать неуспех его действий. Через месяц он будет Вас ненавидеть и избегать, а подобное третирование приведет к нарушению психического равновесия, вплоть до депрессивных состояний.

ЛитераК: Да, вы упомянули о поведенческих отклонениях. Расскажите подробнее.

В.Борисова: Непонимание родителями и педагогами истинных причин неуспеваемости ребенка, неадекватные и некорректные порицания приводят этих детей к тревожности и агрессивности. У таких детей снижается самооценка, возникает психологической неустойчивость, неприятие  школы и школьного сообщества. Хотя правильнее было бы сказать, что это школа и школьники первыми отвергают, не принимают «злостных двоечников». В конечном счете часто это приводит к асоциальному поведению. По исследованиям американских ученых до 80% малолетних преступников страдают нарушениями чтения и письма, то есть наличие этого речевого нарушения в 6 раз повышает вероятность асоциального поведения детей.

ЛитераК: Ваши слова действительно убеждают в том, что пускать на самотёк сложности в овладении письмом и чтением не стоит. Ими, несомненно, необходимо заниматься. Об этом мы и поговорим с Вами в следующий раз.

 

 

 

*  *  *
 
Меня недаром пощадили пули
И сердце до сих пор не подвело —
Чтобы однажды в суете и гуле
Отпить глазами глаз твоих вино.
 
И разом охмелеть, и растеряться —
Как будто вдруг поднялся по тропе
На перевал, к границе святотатства,
На грань нежданной нежности к тебе...

ПОСВЯЩЕНИЕ
 
В океане и на берегу
Только это не блажь и не ложь.
Я прожить без тебя не смогу,
Ну а ты без меня проживешь.
 
И когда расстаемся опять
Мы с тобой в холода или зной,
Значит, вновь тебе птицей летать,
Мне — в плену быть у тяги земной.
 
Мне иная стезя не дана —
Только та, что с тобою вдвоем...
Для меня ты, как небо, одна,
Я — лишь облако в небе твоем.
 
Нужно мало для счастья тебе —
Целый мир от цветка до звезды...
Но как много мне нужно в судьбе —
Только ты, только ты, только ты.
 

*  *  *
 
Не искушать бы мне судьбу,
             не гладить против шерсти,
С обрыва в пропасть не смотреть,
             чтоб не сорваться вниз...
Ведь ты же — женщина моя,
             и ты со мною вместе —
Зачем, обняв тебя, шепчу:
             «Любимая, вернись?..»
 
Я тыщу лет тебя не знал,
             но в прошлом эти годы...  
Зачем же чудится порой,
             что время вспять пойдет,
И вновь нагрянет встречи день,
             став датою ухода,
И черный дождь из рек ночных
             на небеса падет?
 
Шепчу нелепые слова,
             счастливый день тревожа,
Но ты пойми, не удивись,
             прости, не рассердись:
Ведь если вправду ты уйдешь,
             тогда уже не сможет
Тебя вернуть моя мольба:
             «Любимая, вернись...»
 
 
*  *  *
 
Строчки кривы, и почерк поспешен —
Это жизни исписанный лист...
И опять я перед женщиной грешен —
Даже если пред Господом чист.
 
Вновь мне сердцем гнедым спотыкаться
Средь корней и болотных огней...
Но целебно, как горечь лекарства,
Чувство вечной вины перед ней.
 
Век безумный пути мне корежит,
Лжет и бредит, шипит и свистит...
Мне простить эта женщина может
То, что даже Господь не простит.
 
 
ОЩУЩЕНИЕ
 
...И так мне по тебе затосковалось,
Как будто вдруг в июле льдом сковалась
И замерла тягучая река
На долгие года или века.
 
Незрячим сделала меня тоска
И сквозь толпу, не говоря ни слова,
Влекла, как поводырь ведет слепого...
Но разом — зрение вернула снова,
Иной, невероятной остроты.
И прямо мне в глаза взглянула ты
Любимыми, печальными глазами.
 
Они мне молчаливо всё сказали:
Что мне твоя тоска передалась,
Твоя рука вести меня взялась,
Твое истосковавшееся тело
Меня за сотни далей захотело
И с тесных простынь пламенем взлетело,
Теряя над самим собою власть...
 
Мне так вдруг по тебе затосковалось,
Что в скалах Пресни море заплескалось
И ласточка сквозь годы пронеслась!

*  *  *
 
Мне сигналы твоя посылает любовь
Сквозь леса верстовых белоствольных столбов.
 
Сквозь простор, уплотнившийся до густоты,
Как в подводную лодку сквозь толщу воды,
 
Долгой молньей безмолвной
                                      во мраке скользя...
И поверить боюсь, и не верить нельзя,
 
Что, пространство, как прядь от лица,
                                                         отстраня,
Ты так нежно, так жадно ласкаешь меня!
 
Как легко под горячим, под зрячим лучом
Не печалиться и не жалеть ни о чём –
 
Лишь о том, что раздельного прошлого кладь,
Как одежду снимали, друг с друга не снять...
                      

*  *  *
 
Жизнь нескладная,
                      быть может, все же сложится,
Если сложится портрет на полотне...
Дорисуй, моя нежданная художница,
Что досель не дорисовано во мне!
 
Ты такая молодая и красивая,
Так неистово резки твои мазки!
Ты с такой меня рисуешь юной силою,
Будто чистишь от слежавшейся тоски.
 
Мне за прошлое и горестно, и соромно,
Но с надеждой пред тобою я стою...
Чудо-женщина, что мною нарисована,
Светом собственным рисует жизнь мою.

*  *  *
 
Такая прошла непогода —
Ни прозой сказать, ни стихом…
Гуляла стихия вольготно
В своем опьяненье лихом!
 
Разверзлись небесные хляби —
И дождь хулиганил, и ветр.
Вовсю, во вселенском масштабе —
От мокрых созвездий до недр!
Косматые молньи лупили
Во всё что попало во мгле...
А мы в это время любили
И были одни на земле.

*  *  *
Сновидение слетело
На тебя. А я не сплю...
Твое худенькое тело
Я без памяти люблю.
 
И когда его целую,
Словно воду родника, —
То с тобою говорю я.
Нет понятней языка!
 
В красной радости греховной
И в зеленой дымке сна —
Плоть любимой так духовна,
В ней душа растворена!
 
Она светится сквозь кожу
Лба и щек, груди и плеч...
Тихо дремлешь ты на ложе,
Словно в книге дремлет речь.

*  *  *

На дерюге у двери займу свой пост —
Не любовник и не муж — твой верный пес.
 
Счастья этого — стопы твои лизать —
Ни любовнику, ни мужу не узнать.
 
Ночью поздней, красный высунув язык,
Перейду на человеческий язык
 
И скажу, пока ты спишь, о том, что вдруг
 Стало тошно мне от ласк окрестных сук,
 
Что украдкой заползаю под кровать,
Чтобы стоптанный твой тапок обнимать.
 
В сивой шерсти, точно ветер меж травы,
Шелестят прикосновения твои,
 
И, от них сходя с ума, как от кощунств,
По наклонной пёсьей плоскости качусь.
 
Ты прости меня за эти словеса,
Недостойные порядочного пса.
 
Но на лучшую из сахарных костей
Не сменю собачьей жизни я своей.
 

*  *  *
 
Наведя на дома и деревья
Протяженный и медленный взгляд,
Постигаю науку терпенья,
Как созревшие годы велят.
 
Так под осень прозревшие воды
В молчаливом пространстве пруда
Набираются тайной свободы,
Простоты наливного плода.
 
И душе отворится отрада:
Ждать, как ждут просветленья времен,
Эту женщину тихую рядом,
Будто с ней на сто лет разлучен.

*   *   *

...Нет, я тебя не понимал,
Когда средь полночи однажды
Тебя за плечи обнимал,
Изжаждавшись по чувству жажды.

Но в одиночестве, в бреду
Любовно, яростно и просто
На свой язык переведу
Твою тоску и сумасбродство.

Быть может, это ни к чему...
Но, тьму и свет переплетая,
Тебя я все-таки пойму,
 это — выше обладанья.

Пускай горит во лбу клеймом
На развлеченье ближним нашим,
Что я нашел в себе самом
Твое бесчестье и бесстрашье.

Прости, что беден перевод, —
Так мало слов на белом свете! —
Но он похож на горький плод,
Который сорван с райской ветви.

Коль есть Господь, скажу ему:
«Ее не надо гнать из рая —
Я на себя вину приму,
На свой язык перелагая!..»


*   *   *

Не призываю певческую славу,
Судьбу свою о счастье не молю,
Поскольку я, как видно, не по праву
Стихи пишу и женщину люблю.

Хоть чувство чисто и строка красива,
Да только оттого еще стыдней,
Что пошло я живу и суетливо,
Что множу ряд пустопорожних дней.

Оставь меня в житье моем неладном,
Господь, и забери дары свои:
Мне не сравняться со своим талантом,
Не дорасти до собственной любви.


ИМЯ

...В парке дуб колдует, никнет ива,
Кроны, словно облаки, клубя.
Я твое присвоил парку имя,
Он отныне — имени тебя!

Мимо нас в метро по нашей ветке
Станции топочут, как слоны.
Все они однажды и навеки
Мною в честь тебя наречены.

Словно мышь, из темной норки-ночи
Высунула мордочку звезда...
Если подманить ее захочешь —
Именем своим покличь тогда.

Ну а мне для счастья надо мало:
Чтоб в людских волнах под ветром дня
Снова ты плыла, как пролетала,
Парусником имени меня!

РЕКА

Я не озеро. Я река.
Как мучительно быть рекой!
И прекрасные берега,
Те же самые, но другой —
Что ни миг — волной омывать,
К самому себе ревновать,
Самого себя забывать.

Никогда не вернуться вспять —
Рок заклятие рек реке:
Пропадать, всю жизнь пропадать
В расставании, вдалеке!

Не сдержать своего пути,
Хоть готов ты любой ценой —
Чтоб купальщице юной одной
Снова в прежние воды войти.

Как бы нежно ее обняла
Та, единственная волна,
Что была в нее влюблена,
Та, что нынче за сотни верст
О пороги тоску свою рвет!..

ОЖИДАНИЕ ЛЮБВИ

Бесконечно ожидание любви.
Под рокочущим неоновым дождем,
Под отчаянными ливнями листвы —
Ожидаем, если даже и не ждем.

Даже если нам любовь дана сполна –
Прирученная домашняя звезда,
Даже пусть она кому-то не нужна—
Все равно без ожидания нельзя.

Не отречься от него и не избыть,
И зачем оно мерцает — не узнать —
Над умением добиться и добыть,
Над стремлением догнать и перегнать.

Пусть не сбудется — совсем не в этом суть.
Пусть ни имени, ни облика вдали...
Умирает и любовь когда-нибудь,
Но бессмертно ожидание любви.

 

 

 

Кобзева Татьяна Яковлевна

С июня 1990 года по май 2008 года проходила гражданскую службу в налоговых органах, в том числе с 1996 года в центральном аппарате Федеральной налоговой службы в должности начальника отдела международного налогообложения. Советник государственной гражданской службы Российской Федерации 2 класса. В 2006 году присвоено звание Почетный работник ФНС России. Ветеран труда. С 2009 года на преподавательской работе. Читает курс дисциплин по финансово-экономическому направлению, менеджменту, маркетингу бакалаврам и магистрам очно-заочной формы обучения в РЭУ имени Г.В. Плеханова и в ГУУ.  

Влияние глобализации на эффективность менеджмента банковской системы

      Вот уже более 150 лет главный финансовый институт России – Банк России, проводит кредитно-денежную политику. За столь долгую жизнь регулятору эмиссии денег пришлось пережить многое: потрясения, кризисы, реформы. Сначала он назывался Государственным банком Российской Империи, потом Народным банком РСФСР, Государственным банком СССР и на данный момент именуется Центральным банком Российской Федерации. По-разному назывался данный финансовый институт, но суть своей деятельности успешно пронёс через свою историю: поддержание стабильности российской экономики, посредством обеспечения её денежной массой.
      За Банком России как представителем государства законодательно закреплено осуществление эмиссии наличных денег, организация их обращения и изъятия из обращения на территории Российской Федерации.
      По своему статусу Банк России является финансовым агентом Правительства, а это значит, что менеджмент Банка России обеспечивает управление операциями по размещению и погашению государственного долга, кассовому исполнению бюджета, ведению текущих счетов Правительства, надзору за хранением, выпуском и изъятием из обращения монет и казначейских билетов, а также по переводу валютных средств, при осуществлении расчетов правительства с другими странами. Менеджмент Банка России уполномочен управлять деятельностью в качестве кредитора государства, предоставляя государственные займы, выполнять функцию финансового агента Правительства, осуществлять управление расходами и доходами, приёмом, хранением и выдачей государственных бюджетных средств. Менеджмент Банка России активно принимает участие в управлении функции "банк банков". Банк России регулирует взаимоотношения на территории РФ с коммерческими банками количество которых по состоянию на 01.01.2014 года составляло 923 банка. По статистике последних лет из общего количества действующих банковских структур только – 418 (45,3%) можно твердо отнести к крупным. При этом большинство банков на или 489 на начало 2014 года имеют головной офис в Москве.
      Детальный анализ сведений о деятельности банковских структур на всей территории России позволяет убедиться, что основное количество банков функционируют в европейской части России, и очень мало банков функционируют за Уралом. Кроме того, количество банков ежегодно снижается. Так за 8 месяцев 2014 года общее количество банков снизилось до 869, то есть по состоянию на 1.09.2014 количество банков сократилось еще на 54 банка (923 - 869) по сравнению с количеством банков на начало 2014 года. К примеру, по материалам публичных сведений Центрального банка об учете количества банков и их группировки по размерам уставных фондов и отзыве лицензий, в последний день сентября 2014 года снова отозваны лицензии у 3-х банков:
•    КБ «Союзпромбанк» ООО (г. Москва) - с 30 сентября 2014 года;
•    ОАО БАНК «Приоритет» (г. Самара) - с 30 сентября 2014 года;
•    ООО «Эсидбанк» (г. Махачкала) - с 30 сентября 2014 года.
      В этой связи многие финансовые эксперты предполагают, что в России к 2020 году останется функционировать не более 600 банков. Это мнение основано на том, что Банком России намечен более эффективный менеджмент в части управления качеством активов коммерческих банков. В этой связи надо отметить, что по состоянию на 01.01.2014 года только 418 банков из 869 имеют уставный капитал, который соответствует требованиям Банка России, и 251 банк, чей уставный капитал находится в досягаемой близости к этому критерию, что соответственно составляет 45,3 % и 27,2 % от общего количества российских банков. А с учетом ещё и других основных показателей деятельности банков, Банк России ежемесячно определяет список 30 крупнейших банков. Бывший Первый зампреда Банка России Алексей Улюкаев, ещё в 2012 году на вопрос корреспондента "Известий" о количестве банков пояснил, что процессы слияния, поглощения или закрытия банков идут постоянно, но после поднятия Банком России планки по минимальной величине уставного капитала - количество таких процессов резко увеличится.
      На современном этапе проблемы менеджмента банковской сферы касаются не только Российской Федерации. Так, по сведениям FINMARKET.RU - число банков в США сократилось до рекордного минимума и на конец третьего квартала 2013 года по информации Федеральной корпорации страхования вкладов (FDIC) в США функционировало всего 6 тыс. 891 банк. По мнению финансовых специалистов The Wall Street Journal эта проблема наиболее всего затронула небольшие банки поскольку, в связи низким профессиональным уровнем менеджмент небольших банков не успевает оперативно отслеживать жесткие изменения правил «игры» в условиях слабой экономики и низких процентных ставок. Таким образом, в США впервые с 1934 года, число банков оказалось меньше 7 тыс.
      По сведениям Рейтинга Forbes global 2000 в Германии по состоянию на начало 2012 года только пять банков относятся к статусу «крупных банков». Это такие банки, как Deutsche Bank, Commerzbank, DVB Bank, Aareal Bank, IKB с общей рыночной капитализацией в 51,6 млр. дол. При этом структура банковского сектора экономики Германии представлена тремя крупными секторами: частным, государственным и кооперативным. Кооперативный сектор представлен 1 144 кредитными союзами и 2 кооперативными центральными банками. Государственный сектор насчитывает 431 сберегательный банк, 10 земельных банков и другие институты. Частные банки представлены 4 транснациональными банками, 42 инвестиционными банками, 176 региональными и другими банками. В Германии также функционируют 167 отделений иностранных банков, в том числе 60 инвестиционных банков. По состоянию на начало 2010 года в Германии действовало 39 441 отделение банков. При этом треть отделений относится к сберегательным кассам, 30 % — кредитным союзам, 22 % — четырём транснациональным банкам, остальные — другим кредитным институтам.
      О проблемах в менеджменте банковской отрасли высказала свое мнение глава Банка России Э.Набиуллина в интервью от 13 октября 2014 года. Так, Банк России как государственный регулятор взаимодействуя с коммерческими банками ведет работу с банками, для того чтобы они достаточно оперативно устраняли выявленные нарушения и создавали соответствующие резервы. Как следствие Банк России в 2013-2014 годах провел значительную работу, в отношении вывода с рынка тех коммерческих банков, которые в результате своей хозяйственной деятельности понизили объемы своих собственных капиталов, прежде всего по неэкономическим причинам. Банк России продолжает осуществлять мониторинг рисковых ситуаций для обеспечения ликвидности коммерческих банков. При этом в целях оперативного устранения выявленных в коммерческих банках нарушений и контролю за своевременным пополнением ими соответствующих резервов, Банк России не только отзывает лицензии, но и применяет другие методы влияния на сохранение необходимых объемов активов ком. банков, в том числе резервного капитала и пополнения эмиссионного дохода.    
      Вместе с тем, глава банка заявила об отсутствии планов у Банка России вводить ограничения на движение капитала. "Слухи абсолютно безосновательны, мы не планируем, не обсуждаем и не собираемся вводить ограничения" – пояснила глава Банка России в своем интервью. Более того, Банк России считает возврат к валютным ограничениям "неэффективным, в целом подрывающим доверие инвесторов и экономических субъектов к финансовой системе и экономической системе".
      Однако, нельзя не отметить роль финансовых санкций, применяемых в настоящее время к России. По мнению финансового эксперта Михаила Дмитриева в результате сложившейся ситуации на рынке банковских услуг российским компаниям приходиться срочно отдавать долги без возможности снова занять деньги на внешних рынках. «Давление на рубль» оказывает нынешнее положение России как объекта международного давления и санкций, и рисковая ситуация, вызванная нестабильностью цен на нефть, вернее сказать резкое падение цен на нефть в конце 2014 года.
      В то же время по заявлению главы Банка России в интервью Bloomberg TV Банк России не будет подстегивать экономический рост путем эмиссионного финансирования; фиксации валютного курса или введения административных ограничений на движение капитала. Также Банк России не будет подстегивать экономический рост ценой повышения инфляции, эмиссии и чрезмерной денежной накачки заявила глава банка Э. Набиуллина. Фиксация курса, по мнению главы банка, это контрпродуктивное решение, потому что оно будет противоречить действию рыночных факторов.
      Иными словами, стратегия развития менеджмента Банка России, ориентированная на использование глобализации в целях более эффективного обеспечения экономики страны финансовыми ресурсами повышает роль менеджмента Банка России. Это подтверждает глава банка в своем интервью. По её утверждению Россия, в последние два - три месяца, прошла через сложнейший период адаптации платежного баланса к новым сложным условиям. Причем, Россия прошла этот период через использование рыночных механизмов. И, поскольку, основная функция Банка России, которую он осуществляет независимо от других органов власти - защита и обеспечение устойчивости рубля, следует отметить, что сейчас динамика курса рубля определяется действием одновременно нескольких групп факторов, в первую очередь негативных факторов, которые более всего оказывают давление на курс рубля. Но все эти факторы носят временный характер - все может измениться, и курс пойдет в другую сторону. Единственное, что может помешать оперативному восстановлению курса рубля считает эксперт Дмитриев М. – это ситуация ужесточения санкций в связи с украинским конфликтом.
      По мнению Э. Набиулиной Банку России в текущем году удастся урегулировать эмиссию денег, реализовать кредитно-денежную политику, обеспечивая максимально возможную стабильность развития экономики.
      
      Используемая литература и информационные источники:

1. Интервью 11 февраля 2015 года президента партнерства «Новый экономический рост» Михаилом ДМИТРИЕВЫМ о том, что ждет российскую экономику и общество, вступившие в турбулентный период тяжелого системного кризиса.
2. Интервью 9 февраля 2015 года главы Банка России агентству РИА Новости
3. Интервью главы Банка России телекомпании «Россия-24» от 13.10.2014г.
4. КобзеваТ.Я., Каков он – эффективный менеджер. Международная научно-практическая интернет-конференция. Издательство «Полеатип», 2013;
5. Стратегия развития банковского сектора Российской федерации на период до 2015 года. Правительство Российской федерации. –2011 г.;
6. Андрюшин С. А. Банковская система Германии // Банковские системы: учебное пособие. — М.: Альфа-М, Инфра-М, 2011.
7. Официальный сайт РБК http://top.rbk.ru; Официальный сайт ФСГС www.gks.ru.

 

 

 

 

Окончание

Глава 7

Глазами Айны
      
      Мечтать. Как это порой заманчиво! Думать о чём-то желанном, надеяться на это всем сердцем. Грезить. У каждого из нас есть мечта. Только порой не все мы готовы признаться себе в этом. Кто-то мечтает о большом уютном доме, роскошном дорогом автомобиле. У кого-то в планах счастливая семья и дети, радующие своими достижениями изо дня в день. У некоторых – успех, карьера, богатство.
      У меня тоже есть мечта. Ещё с самого детства, покинув родной дом, я мечтала путешествовать. Не важно, на чём и как. Просто сорваться с места и объехать весь наш мир. Побывать на фьордах Прибрежного Нордума, в изумрудных джунглях Эт-Смарагдуса, увидеть рисовые террасы Виктинского Подгорья и западное побережье. Мчаться туда, где всё вокруг новое. Незнакомое. И каждый день, каждое утро твои глаза видят что-то впервые. То, о чём ты даже и не подозревал. Как жаль, что моим мечтам теперь не суждено было сбыться…
      Я положила свою книжку на колени и потянулась, приветствуя восход очередного дня. Нового дня моей жизни. Вчерашний день был неплохим, и остаётся только надеяться, что сегодняшний станет чуточку лучше. В конце концов, о чём ещё можно теперь мечтать? Солнце бросило свои лучи прямо на мою кровать. Яркие, зимние, они упали на потрёпанное покрывало, мои руки и, конечно, книгу. «Путешествие Ричарда Смоуга» - я давно собиралась за неё взяться, но всё никак не могла найти время. Учёба, дела, заботы. Даже сейчас, когда это, казалось бы, должно было перестать меня волновать, я всё ещё действовала. Жила. Просто надеялась…
      Неожиданно подступила боль. Слабая, но такая назойливая, неотступная. И надоедливая… Как же я от неё устала. Но так надо. Значит, в моей жизни ещё не всё завершено. Я положила в увесистую книгу закладку, остановившись на том самом моменте, когда Ричард добрался до высоких гор у западного края леса Дум. В 7585-ом году, кажется. Приключения! Вот что мне всегда было нужно. То, что до этого я находила лишь в книгах. Хотя какая разница? Не важно, переживаешь ты это мысленно или физически. Главное, что ты в этот момент чувствуешь.
      Я встала с кровати и взглянула на свою соседку. Лола сладко спала, завернувшись в тёплое одеяло и улыбаясь во сне. Интересно, что ей снится? Если правитель Симеон, влюбившийся в неё после своего приезда в королевство Эль`мен Таин, то я буду несказанно рада. Девочка любит рассказы на ночь – жаль, что её родители теперь редко ей читают.
      Что ж, раз здесь царит тишина, не будем развеивать её царство. Усевшись поудобнее на кровати, я мельком взглянула в зеркало и достала свой плеер. Конечно, мой не такой, как у подруги – только кассетный, но за несколько последних лет я даже его полюбила. А для той, кто редко привязывается к вещам, это значит многое. Вильгельм Редсен – хороший композитор. Именно его я и собиралась сейчас послушать. Приятная умиротворяющая музыка, которая хоть как-то отвлечёт меня от давящего ощущения в голове. Романтические мелодии всегда успокаивали моё сознание. «Лесная песнь», «Соната о прибое», «Кукушка». И, в особенности, моя любимая «Хвойная аллея».
      Подруга редко слушала их со мной – по крайней мере, в последние годы. И я её понимаю: для такой бойкой и динамичной девушки, как Шейна, больше подходит мощная музыка. Музыка, призывающая к действию. Не то, чтобы я сама любила рок, но её пристрастия понимала как нельзя лучше.
      Музыка заиграла в наушниках, и я прислонилась к стене. Сейчас надо отвлечься. Эта боль, головокружение, возникающая порой тошнота. Если думать о них постоянно, можно сойти с ума. Перестать жизнь той жизнью, которая тебе предначертана. И опять боль… Как давно я узнала о её причине? Кажется, в конце сентября. Не могу вспомнить число. Да и нужно ли? Лучше держать в своей голове приятные воспоминания, чем такие. Те хоть ненадолго позволяют перенестись в прошлое. Светлое прошлое. Когда всё ещё было возможно…
      Неожиданно дверь в палату открылась, и в неё вошла медсестра. Миссис Барнабл – добрая и невероятно открытая женщина. Иногда мне казалось, что здесь все были такие. Конечно, я всегда считала себя оптимисткой. Но не замечать плохого, окружающего нашу жизнь, не могла. А тут… Думаю, всему причиной специфика этой больницы. Порою серьёзные болезни открывают людям глаза. Ломая, делают лучше.
      - К Вам посетительница, - произнеся это, женщина осмотрелась и забрала с ближайшего стола грязную тарелку. – Она приехала ещё вчера, но сами знаете правила. Ждала тут с половины девятого.
      Следом за ней вошла девушка, и я опешила… Шейна.
      - Привет, - тихо сказала она, всё ещё не решаясь пройти вглубь палаты.
      - Доброе утро, - ответила я, так же не зная, с чего начать этот разговор. Разговор, которого я так боялась.
      Миссис Барнабл вышла в коридор, и я выключила тихую мелодию, остановив свою кассету.
      - Ты ушла вчера так внезапно, - подруга шагнула в сторону моей кровати.
      Я чувствовала её волнение. И понимая, что должна начать этот разговор первой, заговорила:
      - У меня заболела голова. Я очень, очень хотела с тобой попрощаться, но врачи настояли, чтобы я поехала с ними.
      Шейна нахмурила брови. Она делала так всегда, когда не знала, что сказать. Как именно сказать, если точнее.
      - Но ты бы всё равно не объяснила, из-за чего она заболела, - и подруга остановилась, прямо перед кроватью.
      - Но теперь ты знаешь. Ты узнала сама. И я рада. Очень рада, что мне не придётся больше от тебя это скрывать…
      Я улыбнулась Шейне, и та, решившись, села рядом со мной. Если честно, я не была рада. Я не хотела этого, так скоро. Но пути судьбы неисповедимы.
      - Когда всё началось? – еле слышно спросила она, обеспокоенно смотря мне в глаза.
      - В тот день, когда я потеряла сознание в институте. Я узнала это вечером, - и, не дожидаясь следующего вопроса, ответила сразу. – Опухоль головного мозга. Глиобластома, если говорить научным языком.
      Шейна тяжело выдохнула, но я взяла её за руку, чтобы та волновалась не так сильно. Вот этого я и боялась. Всё время.
      - Это серьёзно? Почему ты мне не говорила???
      В лучах восходящего солнца светлые белокурые волосы моей подруги искрились так, что она напоминала ангела. Вряд ли бы она обрадовалась такому сравнению – с её реалистическими взглядами – но наша суть ведь не зависит от того, знаем мы о ней или нет?
      - Я не хотела, чтобы ты принимала это близко к сердцу. Этот разговор. Я не знала, как тебе сказать. Боялась этого… Даже больше, чем вступительных экзаменов.
      Шейна улыбнулась. Чуть-чуть, еле-еле. Но всё-таки улыбнулась.
      - Но я же твоя подруга! Как можно было скрывать это от меня? Твои головные боли, химиотерапии, если я правильно это поняла. Ты могла мне открыться в любую минуту, я бы поддержала тебя!
      Эх, Шейна-Шейна… Если бы всё было так просто…
      - Я не могла решиться. Не хотела, чтобы ты переживала из-за меня. На тебя столько свалилось за эти месяцы. Убийство, нападение волков, теперь концерт. Зачем тебе думать ещё и о моих проблемах?
      - Не стоило за меня решать… - Шейна притупила взгляд, и мне пришлось добавить.
      - Я хотела, как лучше. А ты же знаешь, что порой из этого выходит… Вспомни хотя бы тот случай на спектакле…
      Она слегка улыбнулась, но тут же остановила себя.
      - Да, я помню, - и, взяв меня за руку, подруга произнесла. – Но ведь были и классные идеи. Например, тот поход в музей Художественного искусства на выпускном. Можно сказать, ты спасла тогда мой день.
      - Наш день, - и теперь улыбнулась уже я. – Как бы то ни было, я рада, что ты сейчас со мной. Давай я тебе покажу вид из окна.
      Шейна было добавила «не стоит», но я всё же настояла на своём. Эта палата не была моей постоянной пропиской. Лишь уколы, капельницы и уход медсестёр. Семь-восемь ночей – больше я здесь не проводила. Подведя свою спутницу к слегка запылённому стеклу, я указала ей на дальний сквер, который можно было увидеть лишь при очень хорошей погоде. Сегодня, к счастью, стояла как раз такая.
      - Видишь те деревья? Они растут на территории храма Сур-Гана. В детстве мне приходилось там бывать много раз, но за последние годы получалось уже не так часто. А теперь я могу видеть его прямо отсюда.
      - Доброе утро. Айна, а кто эта девушка?
      Моя маленькая соседка по палате покинула свой приятный сон и проснулась. Наверное, из-за нас с Шейной: тихий разговор вышел не таким уж тихим, как казалось вначале.
      - Это Шейна. Моя лучшая подруга, - и я, отпрянув на какое-то время от окна, присела рядом с Лолой.
      Для восьми с половиной лет девочка была очень сильной. Даже несмотря на то, что её состояние, к сожалению, оказалось намного хуже моего…
      - Та, про которую ты рассказывала? – и она достала из тумбочки свой любимый блокнотик с рисунками. Открыв его на одной из первых страниц, Лола показала свои разноцветные зарисовки сначала мне, а потом подруге. – Вот, я тебя нарисовала!
      - Здорово, вроде… - Шейне с трудом давалось общение с детьми. В основном потому, что в её окружении их почти не было. – Только у меня волосы не такие. Они короткие и льняные, а тут длинные и рыжие.
      - Когда Айна рассказывала, я представила тебя именно так.
      И девочка убрала блокнот обратно.
      - Как ты сегодня спала? – спрашивать её о самочувствии я начала ещё с прошлого месяца. Даже порой испытывала чувство вины за то, что покидаю её так надолго и возвращаюсь к себе домой.
      - Хорошо, - спокойной ответила она, достав свои таблетки и выпив вместе с парой глотков воды. – Снились леса и поля. И большое озеро с замком.
      Я улыбнулась: радовалась, что у девочки наконец закончились неприятные сновидения. Тут же захотелось спросить о новых рисунках, но Шейна нарушила молчание первой, обратившись ко мне с вопросами.
      - Ты теперь долго будешь здесь лежать? Я… имею в виду, когда тебя снова отпустят домой? Наверное, процедуры…
      - Я могу уйти уже сейчас. Всё, что нужно, давно сделали, - видя, как подруга подбирает слова, я не стала заставлять её мучить себя предельной тактичностью. Это не её беда, и она не должна от этого страдать. Даже таким вот образом. – Только вот заполню несколько нужных бумажек. Ты знаешь, как у нас все это любят.
      - Да, - ответила Шейна и, как только я встала, присела рядом с Лолой. – Я подожду тебя здесь.
      Дела не заняли так много времени. Будучи «завсегдатаем этого заведения», я быстро решила насущные проблемы и вскоре вернулась в палату. К моему удивлению, Шейна не стала молча ждать моего возвращения, а уже вовсю рассматривала рисунки девочки. Как иногда бывает здорово увидеть то, чего не ожидаешь!
      - Шейна сказала, что узнала свой родной лес на картинке! – Лола радостно перебирала ногами, долистывая свои странички, и мне самой оставалось нанести на эту картину последний штрих – попрощаться с девочкой до следующей недели.
      - Я обязательно вернусь. И посмотрю твои новые рисунки. Не скучай без меня!
      - Хорошо. Я нарисую тебе горы и снег. Вчера как раз снились. Только без шахтёров…
      Я погладила её по руке и, поцеловав на прощание в щёку, вышла с подругой в коридор. Интересно всё-таки, о чём она беседовала с моей соседкой?
      - Надо было себя чем-то занять, - услышав мой вопрос, ответила Шейна. – К тому же, я всегда любила живопись. А мои собственные попытки что-то нарисовать до сих пор не ушли дальше Лолиных. У неё красиво получается, кстати. А пресловутая Часовая башня так вообще вышла куда лучше, чем в жизни. Светлее и чище.
      Путь до гардероба, затем холл и улица – и вот мы снова посреди холодных дорог Агелидинга. Интересно всё-таки получилось – провести первую половину жизни в одной из самых южных столиц мира, а вторую – в самой северной. Увидеть мир с противоположных граней. Что может быть полезнее!
      - Итак, куда мы отправимся теперь? – Шейна огляделась по сторонам, вопросительно посмотрела на меня, затем поёжилась. И, в довершении взглянув на небо, добавила. – Погода стоит солнечная, но для моей старой тряпки, которую все почему-то называют «пуховик», не самая тёплая.
      - Сегодня ведь воскресенье. Можно пойти куда угодно. Посидеть в тепле. Как насчёт… - задумавшись, я решила подобрать самое подходяще место для прогулки. И вдруг в голове всплыл знакомый и неожиданный образ, - …Художественной галереи?
      Глаза подруги округлились в ту же секунду. Да я и сама не ожидала от себя такой идеи.
      - Хочешь сходить туда? – и лицо Шейны наполнилось умным видом, отчего сделалось ещё задумчивее, чем обычно. – Почему бы и нет! Я давно хотела там ещё раз прогуляться. Только за вход плачу я. Не хочу, чтобы ты утруждала себя ненужными тратами.
      - Да мне не… - но заставить подругу передумать не удалось. Она вновь настояла на безоговорочной оплате всех сегодняшних мероприятий.
      Эх, Шейна-Шейна… Почему же ты до сих пор не понимаешь, какой ты хороший человек! Привыкла считать себя реалисткой и мизантропом, а ведь на деле всё совсем иначе… Тебе просто не хватает того, что бы помогло расцвести. Открыться. Не хватает любви. Как и нам всем, к сожалению…
      Поймав автобус на самой ближайшей остановке, мы отправились в дорогу. Художественная галерея стояла точно между моим домом и старой школой. В детстве это позволяло заглядывать туда буквально каждую неделю. Не тратя при этом лишнего времени на дорогу по городу. Каждая новая выставка, фотоколлажи, выступления деятелей искусства – больше этого я любила разве что поэтические вечера в библиотеках. И, как оказалось, этого хватило. Всё-таки я пошла на филологию, а не на дизайн.
      В этот момент я радовалась. Боль ненадолго отступила, мысли стали яснее, и я от всей души надеялась, что наша прогулка пройдёт как надо. Так же, как и много раз до этого.
      - Как думаешь, Макс Льюис найдётся? – Шейна сидела у прохода и, заплатив за билеты, задумчиво рассматривала всё перед собой. То вид из окна, то проходивших мимо попутчиков.
      - Должен. Думаю, его обязательно найдут.
      - Что-то я в этом не очень уверена. Наша полиция последнее время меня глубоко разочаровала. До мозга костей, засев в печёнках, так сказать.
      Шейна добавила своим губам немного сдержанной ухмылки, а я ответила:
      - Это ведь популярный музыкант, известный на весь мир. Уж когда-когда, а сейчас власти просто обязаны подключить все силы на его поиски. Да и добровольцы обязательно найдутся…
      Однако подруге от моих слов лучше не стало. Всё так же продолжая вглядываться в пассажиров, она замерла и на секунду остановила свой взгляд на мне.
      - Я думаю, его уже нашли. Я его нашла. Не знаю, как такое возможно, но… В общем, если я не сошла с ума окончательно, то тот старик и есть Макс Льюис. Кто-то похитил его молодость. И жизненные силы в придачу. Может, даже хотел убить…
      Я видела, как Шейна на меня смотрела. Она редко верила в сверхъестественное, но сейчас в её взгляде я видела совсем другое. Она не была уверена в своей догадке, нет. Но то, что эта мысль вдруг может оказаться реальной, пугало её. И мне не оставалось ничего другого, как утешить свою подругу.
      - Тебе не стоит думать об этом. Ни к чему волноваться из-за того, чего может и не быть. Наши проблемы мы создаём лишь сами. Волнуемся, злимся, закрываемся от мира… Перестань держать это в себе, и всё пройдёт.
      - Да я уже пыталась, но… Мне не даёт покоя тот странный старик. Я не могу понять, кто он. Думаю, он как-то связан с происходящим, возможно, главный виновник. Просто… я боюсь его снова встретить. И самое страшное – мне кажется, что эта встреча может случиться в любую минуту.
      В этот же момент Шейну задел за руку какой-то пожилой мужчина, отчего она дёрнулась и на несколько секунд впала в оцепенение. Но, судя по её облегчённому вздоху, этот человек не был её «таинственным преследователем».
      - Вот так всегда. Всякие старикашки пугают честных студенток! – подруга негодовала так, будто на неё снова напали те страшные волки.
      - Зато он не забрал твою молодость. Вот, посмотри – всё такая же гладкая и красивая кожа. Ни единой морщинки.
      Я передала Шейне зеркало, но смотреться в него она не стала. «Что я, ни разу не видела свой большой нос и секущиеся волосы?» - в который раз прозвучали её обычные в такие моменты слова.
      А тем временем автобус миновал реку Ритты и выехал на улицу Времени. Наша школа пронеслась точно за окном, и настала пора вновь выходить на свежий морозный воздух.
      - Просто помни – страх порождает гнев. А когда мы впускаем его в свою душу, то меняемся. И тогда справиться с трудностями становится намного сложнее.
      - Да-да, ты когда-то что-то подобное говорила. Кажется, высказывание Фредерика Стока?
      - Моё собственное, - и я, подарив озадаченной подружке довольную улыбку, развернула голову к цели нашего воскресного путешествия.
      Художественная галерея имени Рика Уорена по-прежнему притягивала к себе моё внимание. Уже одним своим видом! Высокие белые колонны, расписные мозаики, переливающиеся витражи на некоторых окнах. Никогда не удивлялась, что, посетив её в первый раз, многие дети изо всех сил стремились записаться хоть в какую-нибудь художественную школу. Я и сама не стала исключением.
      Но с этим местом у нас с Шейной было связано не только далёкое детство. Нет, гораздо более близкое время – буквально четыре с половиной месяца назад. Наш выпускной вечер.
      - Там всё ещё идёт выставка Бейкера? – подруга вошла в главный коридор, отделявший первый зал от входа, и принялась доставать свой кошелёк.
      - Да, до конца года точно будет, - услышав имя любимого художника, я вновь вспомнила тот день, когда мы с ней сюда пришли. Интересно, каково сейчас Шейне? Если даже у меня такие сильные эмоции, то что сейчас происходит с ней?..
      - Вот, два билета. Как и обещала, - и, протянув мне один из них, она первой вошла в просторное помещение, стены которого давным-давно стали пристанищем для многочисленных произведений искусства.
      Картины! Мало кто представляет, какого это – быть художником. Насколько сложно работать с образами, рождая их в сознании и достраивая, порой даже перекраивая до основания! А затем создавать вновь, уже в нашем родном мире, штрих за штрихом. Уставая, тратя все свои силы, энергию. Вкладывая в них частицу себя. Своей собственной жизни, тем самым вдыхая в них эту жизнь. Ведь только живые картины могут пробудить в нас яркие эмоции. Именно они, а не рисунки на тех же рекламных стендах и плакатах, способны коснуться нашей души. Творчество – вот то, что, на мой взгляд, и делает нас людьми.
      - Ты рада, что мы сюда пришли? – отвлёкшись от своих раздумий, я вернулась к подруге.
      Та, всё ещё не решаясь подойти к первой картине, осматривала коридоры и потолок галереи. Да, Шейна всегда любила архитектуру. Рассказывала о ней, читала книги. Уж я-то как никто лучше знала этот интересный факт.
      - Да, очень, - и она, продолжая рассматривать расписные потолки, направилась к первой стене. – Рик Уорен, Герой Полярной войны. Прошлый раз его здесь не было…
      - Картины унесли на реставрацию, а сейчас вернули, - добавила я то, что услышала не так давно по телеканалу «Новости-24».
      Шейна остановилась у одной из его лучших работ. «Взятие Войсдвига». Будучи участником тех самых событий, за последние годы своей жизни Рик написал множество картин, посвящённых войне. Похоже, в этот раз их выставили почти все – проходя вдоль стены, я увидела и «Мёртвую тишину», и «Танки», и «В пекле». Даже «Конвой», который считался выкупленным богатым коллекционером, висел в самом конце новой выставки.
      - Потрясающие картины, не правда ли? Я знаю, ты любишь эту тематику.
      - Да, очень, - подруга всё ещё стояла у первого пейзажа и не могла отвести от него глаз. – Я ведь видела этот город во сне. До сих пор вижу. И всё так похоже… Только война там ещё не началась, и город стоит целый и невредимый. А тут – почти одни руины. Копоть, пекло. Но всё равно тянет. Будто я там и вправду была…
      Шейна часто мне рассказывала о своих снах. И мне, бывало, что-то такое снилось, но крайне редко. И точно не каждый день, с такой исторической точностью и реалистичностью.
      -  Порой сны являются отражениями наших мыслей. Воспоминаний и прошлого. Иногда будущего, которое нам суждено пережить или предотвратить.  Бывает – воплощениями нашего воображения. Однако чаще всего – смесью всего этого, в тех или иных пропорциях.
      - Это тоже твоё высказывание? – посмеялась подруга, наконец оторвавшись от «Взятия Войсдвига».
      - Нет, это уже Роберт Уильямс. Но смысл его слов понять не трудно. «Нет на свете большей загадки, чем наши сновидения».
      - Да, кроме Чёрных дыр и кругов на полях, - и, не переставая разглядывать картины, Шейна проследовала к следующей выставке. – Карл Лин… Странно, что южанина поставили рядом с нашим героем, их разбившим.
      - Лин ведь какое-то время жил у нас. Да и вряд ли кто-то мог предположить, что через полвека между соседями начнётся такая война…
      - Это точно, - сказала она, остановившись рядом с его лучшей картиной «Замок Мессии» (на мой взгляд, конечно). – Вот что значит реализм. Не то, что наши современные художники. Как там того типа зовут? Сумасшедший который.
      - Энди Гросберг, - добавила я, к своему сожалению, частично разделяя точку зрения подруги. – Как говорится, времена меняются, и мы меняемся вместе с ними…
      Шейна быстро обошла стороной картину «Охота под Войсдвигом» и остановилась возле пейзажа «Пустынный камень». Жёлто-белые тона не могли не поражать качеством своей прорисовки, даже несмотря на то, что перед нами был один из видов пустыни Погибель.
      - Подожди. Получается, Карл умер в тридцать пять лет? Почему?
      Я сама была удивлена, когда впервые увидела годы жизни этого художника. 8010-8045…
      - Говорят, его лишили жизни из-за серьёзных долгов. Бедность – тяжкое бремя. Правда, некоторые из биографов твердят, что он ввязался в какой-то таинственный орден. Но сейчас мало кто в такое верит.
      - Хех, - и моя спутница перешла к следующей выставке. – Вот чёрт! Айна, нам сегодня не везёт… Энди Гросберг прямо по курсу.
      Для популярного современного художника, которому только в прошлом месяце исполнилось 38 лет, в этот раз выделили целый зал. Нет, я не стала бы отзываться о нём так, как подруга. Но его картины, равно как и творчество в целом, никогда не понимала и не любила. Современная живопись не так плоха, как о ней говорят: порой среди сотен новомодных работ можно найти поистине потрясающие. Даже в таком «новорождённом» стиле, как рисование в компьютерных программах (если бы ещё накопить деньги на это чудо техники…). Но вот конкретно Гросберг вызывал у меня не самые приятные эмоции.
      Шейна полностью разделяла мою позицию, порой даже придерживаясь весьма радикальной точки зрения. Вот так, пройдя мимо таких картин, как «Разрывая плоть», «Сжёгшие душу» и «Падение чёрного города», она не пренебрегла целым возом колких замечаний. Как в адрес самого художника, так и всех, кто его спонсирует.
      - О, а это что за картина? А, «Муть». Ясненько.
      - Там написано «Мыши».
      - Ну, мой вариант лучше отражает суть того, что здесь нарисовано.
      И правда – чёрные пятна на красном фоне даже издалека напоминали чёрные пятна на красном фоне. Но никак не мышей.
      - Пойдём-ка мы отсюда от греха подальше. А то я вновь начинаю сомневаться в адекватности жителей нашего прекрасного города, - и подруга поспешила в следующий зал.
       Как раз в тот момент, когда я остановилась у одной из последних работ – пёстрой картины с эксцентричным названием «Состояние совести». «Может, мы всё-таки зря его недооцениваем?» - прозвучало у меня в голове, когда я направилась за своей спутницей. Иначе бы отстала на целый коридор…
      И вот тот самый зал. Вроде бы совсем неброский, да и не такой большой, по сравнению с другими. Но во многом именно из-за него мы сегодня сюда и отправились.
      - Наш старый друг Джек Бейкер…
      - О да, - Шейна осторожно прошла мимо лавочек, и мне на секунду показалось, будто этих осенних месяцев и не было.
      Словно мы снова две молодые выпускницы, только-только получившие свои аттестаты и отправившиеся посмотреть на старинные картины ушедших эпох.
      - Кажется, что мы отсюда и не уходили, - сказала я, сразу же получив в знак согласия кивок подруги.
      Бейкер рисовал не в самом популярном жанре своего времени. Сюрреализм, пусть и такой реалистичный, в начале девятого тысячелетия был мало популярен среди деятелей искусства. Но вот что значит принадлежать не своей эпохе, а вечности! С тех пор, как он написал свою первую картину, его работы становились всё более известными и обожаемыми, а вскоре он и сам получил крайне почётный титул – заслуженный деятель искусств Рапании. Как бы я хотела, чтобы и мои труды когда-нибудь признали шедеврами! Но время вряд ли позволит этому сбыться…
      Сколько здесь было великолепных картин! «Перо души» с ярко-белыми красками, наполненными лёгкостью и полётом, «Янтарное солнце», название которой говорило само за себя. «Небесное море», поражающая своей идеей и прорисовкой! Милый «Лисёнок», притаившийся в тени могучих кедров. Даже величавая и невообразимая «Птица Бездны», которую и я бы не сумела придумать со всей своей богатой фантазией! Но самое главное ждало нас впереди.
      - Знаешь, - вдруг обратилась ко мне подруга, - я рада, что мы с тобой всегда были вместе. Только благодаря тебе мой выпускной вечер запомнился именно приятными воспоминаниями. Да что там, если бы не ты, у меня бы вообще никого не было.
      Я подошла к Шейне и улыбнулась ей. Сегодня мне вообще хотелось улыбаться как никогда чаще. Ведь кто знает, что может случиться завтра…
      - Это был потрясающий вечер. Мы просидели тут часа полтора – не помню, чтобы даже я тратила так много времени на это место. Тишина, покой и умиротворение.
      - А потом мы до двух часов ночи гуляли по набережной, - вздохнула подруга. – Было же время!
      Да… То был наш выпускной бал. Именно тогда её друг Брайн решил с ней расстаться. Не знаю, что именно заставило его так поступить в тот вечер, да и никогда не хотела узнать. Это совсем не главное. Важнее другое. Я не могла не поддержать Шейну и, решив отвлечь её от случившегося, повела в Художественную галерею. Даже в тот момент мне не могло прийти в голову, что всё так хорошо закончится. И во многом я благодарна Джеку Бейкеру и его шедеврам. Что нужно покинутому и одинокому человеку, готовому вот-вот разочароваться в людях и целом мире? Красота. Настоящая и неповторимая.
      Оставив позади «Лодку на реке времени» и «Горящую стену», мы с Шейной ещё раз вспомнили те далёкие мгновения и наконец подошли к тому самому месту, откуда и начался тот прекрасный летний вечер.
      «Новый мир». На мой взгляд, лучшая из картин Джека Бейкера. И самая большая – рамка занимала больше трети стены, так что переносить её в случае чего стало бы весьма сложной задачей. Но суть, конечно же, состояла не в размерах. Чёрные краски хаоса, первозданного космоса, без звёзд и света, подступали к центру пейзажа, грозясь поглотить всю картину. И именно там, в самом её сердце, художник изобразил крохотный островок жизни. Островок, символизирующий то, ради чего мы живём – надежду. Свежая зелёная трава на покрытой трещинами почве, а самое главное – высокий и яркий каштан, цветущий в этой темноте наперекор всему вокруг. Именно этот образ, увиденный мною ещё в детстве, помог поверить в то, что наша жизнь так просто не заканчивается. Не может быть бессмысленным существованием в пустом и жестоком мире. Возрождение и вечность – вот что ждёт каждого, кто в это поверит.
      - Потрясающая картина, - шёпотом произнесла подруга. – Даже на меня, почти равнодушную к искусству, она производит небывалое впечатление… Сразу вспоминается то стихотворение, написанное Фредериком Стоком. Одноимённое, кажется. Жаль, что нет книжки, чтобы прочитать…
      - Я могу, - и, в который раз за день встретив обескураженный взгляд Шейны, добавила. – Однажды ночью, пытаясь уснуть, я выучила его за пару часов.
      И, стараясь произносить взятые из памяти слова не только правильно, но и красиво, я встала напротив картины.
      
Новый мир

Я шёл по миру как отшельник,
Сменялись судьбы, времена.
Ещё весна – уже сочельник,
И снова новая страна.

Но я не мог стоять на месте,
Мой дух желал ответ найти
На тот вопрос, что всем известен.
Зачем сюда пришлось прийти?

Где скрыт великий жизни смысл?
Пусть неприметной, как моя…
Сгонял я прочь миллионы чисел –
Имён веков и кличек дня.

Я шёл, но вечность не желала
Мне эти тайны раскрывать.
А мир тускнел, и стало мало
Того, что мог я вспоминать.

Вопрос повис в нелепых мыслях
И не давал покоя мне.
Я брёл, увязнув в новых числах,
Кромсая их в слепой борьбе.

А мир пустел, исчезли люди,
Не сразу, нет, но так легко.
Огонь горел, хлестали вьюги –
Искал ответ я всё равно.

И догорали звёзды неба,
Теряя силы для борьбы,
И по весне засохла верба –
Последний дух моей страны.

Мир умирал, и с ним та тайна,
Какую я мечтал раскрыть.
Ответа ждал многострадально,
Не мог вопрос я свой забыть.

И ураган из чисел старых,
Что гибли в пламенной тиши,
Разрушил твердь, небес не стало,
Лишь эхо смолкло впереди.

И, неприкаянный, забытый,
Вопрос швыряя в пустоту,
Я словно стал метеоритом,
Стремясь уйти скорей во тьму.

Но вдруг каштан, живой и старый,
На чёрством ветхом островке.
И на ветру желтеют травы
В разрытой хаосом земле.

Стоял он молча, одиноко,
Вдыхая свой последний час.
Но как же мог прожить он столько
И как во мраке не угас?

А может, в этом всё и дело –
Жить вопреки всему вокруг?
И то, что разумом владело,
Пустить по ветру стылых вьюг…

Не тратить вечность на вопросы,
Наполнив смыслом жизнь свою!
Ведь долгий век – удел утёсов,
А наш – на шатком их краю.

И старый мир исчез бесследно,
А обретённый мной каштан
Расцвёл, так чисто и победно,
Стерев следы увядших ран.

Скрепившись с найденным ответом,
Вопрос рассыпался до дыр.
И из клочка былого света
Родился снова новый мир.

      Шейна долго стояла рядом и, не произнося ни слова, смотрела на картину. Интересно, о чём она думала? И какие эмоции рождались в ней сейчас? Как жаль, что мысли других людей скрыты от нашего взора. Даже самых близких…
      - Да, приятно осознавать, что в мире есть что-то более значимое, чем то, что ты видишь вокруг себя каждый день, - наконец нарушала она тишину. – Да и ты меня поражаешь. Знать целую поэму наизусть, да ещё и просто так – всегда удивлялась возможностям твоего мозга!
      - Да, я тоже, - коротко ответила я, ощутив лёгкое напряжение в переносице.
      Наверное, рассказывать стихи перед публикой – не самый лучший способ не тревожить себя. Всё-таки в свои семнадцать я всё ещё волновалась во время таких выступлений. Пусть даже перед подругой.
      - Я читала в биографии Стока, что они с Джеком Бейкером были близкими друзьями. Причём почти ровесниками. Не мудрено, что оба часто вдохновляли друг друга на разные идеи: картинами на поэмы, и наоборот.
      - Я же говорю, - хлопнула меня по плечу спутница (и по совместительству недавняя слушательница), - тебе суждено стать самой известной и умной писательницей. Да и художницей тоже. И Лолу взять в ученицы!
      Да. Это была моя мечта…  Жаль, что наши желания не всегда совпадают с возможностями.
      - И мне надо браться за ум. А то всё «Брайн, Брайн». В пропасть его глубокую! Выучусь, получу диплом и найду престижную работу. Да. И женюсь на Бенджамине Россе. Стану у него на подпевках. Нет, лучше главным продюсером! «Ангелы Кроноса» поют, а половина денег уходит мне. Чем не сказка?
      - Сказка ложь, да в ней намёк, - поддержала я подругу в её грёзах.
      Нам всем свойственно мечтать. Искать идеальную жизнь, нужных сердцу людей, свой рай. Рай, непохожий ни на чей другой.
      Так мы простояли ещё несколько минут, обсудив многое из того, что обычно считали не столь важным. Согласитесь, порой бывает полезно делиться собственными мыслями и планами на будущее со своими друзьями и родственниками. Ведь наши близкие – именно те люди, которые в первую очередь способны помочь им реализоваться.
      - Я в последнее время часто вспоминаю одну историю… Бабушка рассказывала мне её в детстве. Какая-то легенда о времени или что-то вроде того… - начала вспоминать Шейна. – Просто, я недавно про неё слышала или читала, но вспомнить название не могу…
      - Может… - но договорить я не успела.
      Взгляд подруги за короткое мгновение изменился, и она, взмахнув руками, принялась звать проходящего мимо мужчину из соседнего коридора.
      - Ник! Ник Эндрюс! Это я, Шейна! – заметив его, моя спутница нарушила тишину, царившую в нашем мирном зале, и успокоилась только тогда, когда человек подошёл к ярко расписанному краской проёму у дверей.
      - Шейна? Ничего себе! Не думал тебя тут увидеть! – мужчина выглядел лет на тридцать, может, чуть меньше. Высокий, смуглый, он взглянул на подругу, затем на меня, и я тут же его узнала.
      - Николас?
      - Айна? – от удивления он даже приподнял свои брови, дав понять, что меня он уж точно не ожидал сегодня увидеть.
      Впрочем, больше всех здесь была обескуражена Шейна…
      - Вы знаете друг друга??? – у неё, в свою очередь, глаза округлились настолько, что стали напоминать десятифунтовые монеты, парочка из которых до сих пор лежала в моей школьной коллекции.
      - Я знаю всю её семью, - сказал Николас, улыбнувшись мне так, как делал это всегда. – Мы с Филиппом Чаттерджи общаемся вот уже… шесть лет! Он помнит меня ещё студентом. А я видел Айну ещё вот такой.
      Выдав энергичный жест, он указал ладонью на нижний край одной из висевших рядом картин - «Лисёнка».
      - Ничего себе, - подружка постепенно пришла в себя и, когда удивление спало окончательно, обратилась уже ко мне. – Это ведь он помог мне найти пристанище для той совы! Кстати, - и снова она переключилась на Ника, - как её состояние?
      - Всё хорошо. За эти недели заметно окрепла и набралась сил. Правда, я не был там уже пару дней. Но ты можешь сходить к нему сама, он будет рад. Элиос даже дал ей имя – Зофия. В честь нордумской верховной богини мудрости.
      - Оу, а я хотела назвать её Снежинкой… - и подружка, как будто встретив своего дальнего и горячо любимого родственника, стала расспрашивать нашего друга обо всём на свете.
      Вот уж не думала, что Шейна знакома с Николасом! Теперь понимаю, почему он ей так понравился. Надёжнее человека и не найдёшь! Ещё когда я училась в школе, он часто помогал маме с магазином, расфасовывая и распределяя товары, завлекая покупателей, подменяя её на рабочем месте в случае чего. Не удивительно, что однажды он помог и Шейне!
      - Я и не думал, что вы с Айной подруги…
      Николас предложил всем пройтись по галерее, заодно объяснив, что около получаса назад хотел встретиться тут с одной своей знакомой, но она так и не пришла.
      - Девушки – весьма неадекватные создания, - как ни странно, эта реплика прозвучала от моей подруги. – Кто их поймёт!
      - Да уж, - посмеялся своим заразительным смехом наш общий друг. – Однако учитывая, что ей давно за пятьдесят, и мы всего лишь хотели решить одну финансовую неурядицу, то потеря не так велика, как кажется.
      А теперь засмеялись уже мы.
      Нежданные встречи с приятными людьми – вот что делает наши дни запоминающимися! Оставив позади любимый и уютный зал, мы отправились в следующий коридор, на этот раз увешанный портретами одного из известнейших художников прошлого тысячелетия – Квинта Тореса. «Дама над рекой Ритты», «Воин», «Огненный взгляд», «Бог и Мессия» - все они промелькнули рядом с нами буквально за мгновение. Так сильно мы были увлечены беседой. Ну ничего – в следующий раз обязательно рассмотрю их получше! В конце концов, в одиночку я могу сюда прийти когда угодно, а вот так, как сейчас, увы, не всегда…
      - Я и не знала, что ты любишь картины, - за Николасом я и правда никогда не наблюдала тяги к искусству. Вот к науке – совсем другое дело.
        - Просто место тихое и спокойное. Но пейзажи я люблю. В особенности морские. О, вот, кстати, и они!
      В этот момент мы вышли в просторный зал, который, казалось, так и дышал свежестью и мощью морских волн. Организаторы представили здесь сразу несколько художников, однако один всё же выделялся из их числа. Да… Про него я читала в своё время много интересных заметок. В детстве у меня была любимая книжка – «Океан и его грани», которой я зачитывалась с трёх-четырёх лет. И вплоть до первого класса. Вот именно там я и увидела картины Френка Скотта.
      Эх, море-море… Как бы я хотела к нему вернуться. Тёплые берега южных заливов, мой родной Ро-Монг… С того момента, как отец увёз нас в Иллиосию, я так и не побывала там. Нет, конечно, сейчас я люблю свой новый город. Агелидинг с его башнями и полярными сияниями долгими зимними ночами всегда казался мне сказочным и волшебным, но… там остался мой дом. Вот уже много лет я обещаю себе когда-нибудь туда вернуться. А теперь это вряд ли получится…
      «Око шторма» - самая крутая из его работ! – Шейна остановилась около большой картины, на полотне которой Скотт запечатлел невероятный по своей красоте центр урагана. Ник, в свою очередь, подошёл к «Северным волнам», так же не оставлявшим никого равнодушным.
      - Знаешь, если честно, я просто забыл, что ты любишь сюда ходить, - обратился вдруг он ко мне. – В голове такая каша после будней. Я бы и своего родного брата не узнал, если бы он ни с того ни с сего тоже оказался тут…
      И, неожиданно для всех, как раз в эту самую секунду в «морской» зал вошёл незнакомец. Нет, это не был брат Ника – я знала того лично. Да и выглядел этот парень лет на двадцать пять, а Фред уже давно отпраздновал свой тридцать шестой день рождения. Я бы не обратила на него внимания, но тот, оглядев присутствующих в зале, неожиданно направился прямо к Шейне.
      - Мисс Андерсен, какая встреча…
      Не знаю, что связывало его и мою подругу, но как только она увидела нового гостя нашей галереи, то резко изменилась в лице. Да что там! Сейчас она смотрела на незнакомца с таким нескрываемым, даже демонстративным презрением, будто тот был виновен абсолютно во всех её бедах. Во всех, начиная с развязывания Полярной войны полувековой давности (знаю, сравнение не совсем корректное, но мне показалось именно так).
      - Да уж, кого-кого, а тебя я тут не ожидала увидеть! Что, маньяк украл работы Энди Гросберга? Жаль его… Маньяка, конечно.
      Я уже давно не видела Шейну в таком состоянии. С тех пор, как умерла Сара. Уж и не знаю, что этот парень сделал в её жизни, но явно ничего хорошего.
      - Нет, вообще-то у меня здесь другое дело, - тот тоже не был рад видеть мою спутницу. Я всё старалась рассмотреть его получше, но, даже оценив внешность и манеру поведения, так и не смогла понять, больше ли в нём хорошего или всё-таки плохого. – И, кстати, ты мне тоже нужна. Слышала, что случилось с Максимилианом Льюисом?
      - Ты хотел сказать, с Максом Льюисом? Да, допустим, - процедила она и для вида вернулась к рассматриванию картины.
      - Так вот. Говорят, что последним его видела девушка восемнадцати-двадцати лет. Блондинка, причёска «каре», куртка местного покроя. Точь-в-точь как у тебя.
      Однако в ответ парень встретил лишь глухое молчание. Нет, всё же он не внушал мне доверия. И не столько своей речью. Взгляд. Вот что вызывало во мне противоречивые чувства. Бегающий, стремящийся подметить любую малость. Юркий и расчётливый. Думаю, он уже давно оценил и меня, и Ника. Но сейчас мы его не волновали – только Шейна. С таким взглядом он мог бы оказаться неплохим полицейским. Или бандитом, что, к сожалению, сейчас мне виделось более правдоподобным.
      - И ещё: камера в коридоре засняла твоё лицо. И твоей подруги, кстати… Не хочешь объяснить мне, почему тебя снова видят в самом неподходящем месте в самое неподходящее время?
      - Знаешь, я всё понимаю, Дейв… - скрипя зубами и сдерживая гнев, произнесла подруга. – Но объясни одно: если ты не следишь за мной всё время, то как? Как, чёрт побери, ты меня находишь?!!
      - Видимо, так же, как ты находишь неприятности…
      Ладно, теперь я поняла, что нужно вмешаться. Я не люблю конфликты, ещё меньше люблю становиться их частью, но бывают моменты, когда лучше действовать, чем просто плыть по течению…
      - Послушайте, - я постаралась произносить слова как можно настойчивее и в то же время с необходимой долей такта. – Я не знаю, кто вы такой, но право говорить с моей подругой таким тоном вам никто не давал. Да и меня включать в эти разговоры тем более. Если вы сейчас же не уйдёте, то будем вынуждены уйти мы. А учитывая тот факт, что вход в галерею не бесплатный, то мне придётся взять с вас цену за два билета.
      Парень, к моему удивлению, не ожидал, что я вмешаюсь. Но почти сразу же среагировал на слова, переварил информацию и вернулся «в прежнее русло».
      - Я вообще-то разговаривал с ней, а не с вами, - и, на мгновение встретившись с моим взглядом, он вдруг перешёл на чуть более официальный тон. – Я практикант убойного отдела первого участка, детектив. Меня зовут Дейв Флемминг. Занимаюсь делом вашей… подруги, насколько я понял. Убийство Сары Фредсен, если вам это имя о чём-то говорит…
      - Говорит, - уверенно ответила я и продолжила, - но что-то я не вижу на вас полицейской формы. Если вы решили её ещё раз опросить, то знайте, что она имеет право не отвечать на ваши вопросы. Особенно после такого тона.
      Думаю, детектив не ожидал от меня подобной настойчивости. Да и Шейна, похоже, тоже. Она стояла рядом, смотря на меня так, будто я вдруг регенерировала, как пришелец из фантастического сериала, и полностью поменяла свой характер и личность… Я сама вообще-то не думала, что вступлю в этот диалог. Понятия не имею, почему так вышло…
      - Милочка, я понимаю всё прекрасно. Но это – дело принципа. Я же всё время вижу, как меня водят вокруг пальца. Шейна Андерсен, которая стоит перед вами, уже много раз попадалась на подобных происшествиях. И, на мой взгляд, конечно, это очень и очень странно.
      - Послушайте меня, хорошо? – на последнем слове в моей голове неожиданно что-то больно кольнуло, и пришлось остановиться. К счастью, буквально на пару секунд. – Я вижу, что вы – человек весьма наблюдательный. Но одно дело подмечать каждую мелочь вокруг, а совсем другое – видеть людей такими, какие они на самом деле. А в вашей профессии это важно ничуть не меньше. Не думаю, что с этим стоит спорить. И я… - как назло, боль продолжилась, но всё равно не такая сильная, как вчера или неделю назад, - …вам не милочка.
      - Я соглашусь в том, что вы немного адекватнее вашей подруги, но это не даёт вам право… - однако Дейв не успел договорить.
      Николас, продолжавший стоять в стороне, наконец оценил ситуацию правильно и решил вмешаться. Правильно. Думаю, у него это получится немного лучше, чем у хрупкой сур-ганской девушки, страдающей от головной боли.
      - Я считаю, что тебе нужно уйти, парень. И впредь не приставать ни к Шейне, ни к её подруге Айне с дурацкими расспросами.
      Голос моего друга действительно звучал гораздо убедительнее. Да, всё-таки от патриархального прошлого нашего общества никуда не денешься…
      - Значит, её зовут Айна? Шейна и Айна… Креативный подбор имён, - и, развернувшись уже к Нику, Дейв продолжил. – Я не пристаю ни к кому с дурацкими расспросами. Я пытаюсь узнать правду. А тебя вообще в первый раз вижу!
      - Зато я тебя видел, и уже не раз, - к нашему всеобщему удивлению сказал Николас. – Ошиваешься недалеко от зоопарка. Бар «Дубовый лист». Часто вижу тебя, выходящего оттуда. А ещё чаще – выползающего. Не думал, что детективам так сильно нужно выпить после работы…
      - Да кто ты такой, чтобы указывать мне на мою жизнь! – практикант с каждой секундой всё слабее и слабее держал себя в руках.
      Наверное, если события продолжатся в том же духе, то дело может дойти даже до драки. И тут как назло моя голова! В таком состоянии мне лучше не нервничать. Но именно сейчас я не хотела отступать. Вступиться за Шейну, защитить себя и тем самым выпустить свою злость. Гнев на судьбу, который я сдерживала все эти месяцы…
      - Я работник зоопарка. Специализируюсь на рептилиях. Не самая востребованная и прибыльная работа, но если надо, свяжу тебя за минуту как сур-ганского крокодила – по рукам и ногам. А рядом с галереей как раз протекает река… Теперь всё понял?
      Дейв не знал, что ответить – я видела это в его глазах. Думаю, он не ожидал, что ситуация так сложится. Одно дело приставать с расспросами к двум девушкам. И совсем другое – лезть в драку с взрослым мужчиной, который даже выглядит лет на пять тебя старше. К счастью, Дейв пусть и оказался надоедливым и неуравновешенным, но вовсе не глупым. Решив не связываться с Ником, он пристально взглянул в глаза Шейны, затем в мои и, встретив в них что-то, что заставило его одёрнуться, ушёл из галереи. Слава богу.
      - Ник, блин… Спасибо тебе огромное!!! Этот тип меня уже достал! – и Шейна от души обняла нашего нового общего знакомого. – И тебе спасибо, Айна. Не ожидала от тебя такого напора.
      - Да ерунда, - через силу улыбнулась я. Боль так никуда и не делась.
      - Нет, ты что! Это было круто. Я и не думала, что ты так можешь держаться, - и она тут же поправилась, боясь, что может меня обидеть. – Ну, то есть, ты всегда была непробиваемой. Но выступать в открытую – я такого за тобой не замечала…
      Я улыбнулась ещё раз и слегка прислонилась к стене за спиной. Незаметно, чтобы Шейна не увидела. Боль нужно всего лишь перетерпеть – такие приступы я уже умела отличать от других. Минут пять неприятных спазмов – и всё возвращается на круги своя. Если это выражение вообще применимо к моему случаю.
      - Если этот «детективный любитель выпивки» ещё раз будет к тебе приставать, ты только свистни, - Ник, похоже, один остался абсолютно спокоен. Интересно, где он набрался такой выдержки?
      - Окей, - и подруга по своей привычке ему подмигнула. – А это правда, что ты бы его связал? Или просто метод запугивания?
      - Да. Правда, верёвки у меня нет, но… вон те шторы прекрасно бы её заменили.
      И в который раз за день мы услышали этот заразительный смех, присущий лишь ему одному. Что ж, всё хорошо, что хорошо заканчивается. Иногда.
      - Продолжим экскурсию дальше? – обратилась ко мне Шейна, однако услышала я её вопрос лишь со второго раза. – Айна, всё в порядке?
      - Да, я просто… задумалась. Пойдём, - и я сделала шаг от стены, когда голова неожиданно закружилась.
      Потеряв равновесие, я полетела вниз и чуть не очутилась на полу, но Николас вместе с подругой вовремя успели удержать меня на ногах. Только не это! Не сейчас… пожалуйста…
      - Айна, что случилось? – обеспокоившись, Шейна постаралась усадить меня на ближайшую лавку. – У тебя есть с собой какие-нибудь лекарства или что-то ещё?
      - Всё пройдёт, надо только подождать… Лекарства дома…
      Ник помог мне сесть на место, стараясь, чтобы я совершала как можно меньше резких движений.
      - Думаю, тебе нужно на свежий воздух. Тут нет кислорода, да ещё и краской с лаком всё пропахло. А после встречи с мистером Флеммингом я сам чуть не потерял сознание от негодования.
      Однако его шутка так и осталась без внимания.
      Шейна присела рядом, не зная, что ещё предпринять. Как же объяснить ей, что она и не должна ничего делать? В конце концов, моя подруга – не всемогущий Учитель или Месссия. Она не в силах изменить то, что предначертано. Да и они не всегда могли…
      - Я чувствую себя уже лучше. Просто немного перенервничала. Со мной такое бывает. Сейчас отдохну, и мы перейдём в зал с космическими пейзажами Дэвида Маркоса.
      - Нет, я считаю, что Ник прав. Тебе нужно на свежий воздух. В галерею вернёмся в следующий раз. Тем более что «Новый мир» мы уже увидели.
      Я попыталась поспорить, но подруга сумела настоять на своём. Непреклонная и упрямая… Недаром она родилась в год Северного Льва – неотступного, стойко принимающего все невзгоды обитателя полярных небес. Порою его качества в нашем мире кажутся мне куда важнее, чем мудрость и рассудительность Южной Совы.
      С трудом встав с лавки, я уже было хотела предложить Николасу прогуляться с нами, но тот опередил меня, заметив кого-то в соседнем зале и сказав:
      - Кажется, моя «девушка преклонных лет» всё-таки пришла. Что ж… Надеюсь, что наша общая прогулка не будет последней, - и он попрощался с нами, ещё раз подарив свою приветливую улыбку. – До следующей неожиданной встречи в самом неожиданном месте!
      - Я уже боюсь его пожелания, - посмеялась Шейна, но Ник её в тот момент не услышал, успев покинуть синий зал насыщенных морских пейзажей.
      В скором времени мы с подружкой оказались на улице. За время нашей прогулки в городе не изменилось практически ничего – лишь солнце, вечный спутник и хранитель нашего мира, уже скатилось к крышам высоких домов, скрывавших от нас улицу Времени. Первого ноября в Северной Иллиосии светлый день длится всего-ничего, но и это не могло не радовать. Ведь совсем скоро город погрузится в полярную ночь. Да, всего лишь на месяц, но и этого достаточно, чтобы окончательно пасть духом. Как же хорошо, что в итоге всё всегда возвращается на свои места, и за зимой приходит долгожданная весна!
      - Дойдём до набережной? Там есть отличное место, где можно посидеть в тишине. Пока окончательно не стемнело.
      Согласившись с подругой, я пошла вслед за ней по узкому, занесённому снегом переулку, ведущему прямо к берегам Ритты. Поначалу Шейна даже хотела держать меня под руку, но я не стала её этим утруждать – как только мы оказались на улице, боль и головокружение прошли, не оставив от себя и следа. Как я уже говорила? Всё всегда возвращается на круги своя.
      - Знаешь, несмотря на встречу с южноиллиоской заразой, мне понравилась сегодняшняя прогулка, - сказала Шейна после нескольких минут нашего молчания. Я видела, как она пытается подобрать тему для разговора, но что-то всё время её останавливало. – Живопись – вещь стоящая. А в хорошей компании – вообще суперская. Это я про тебя и Ника.
      - Да, я поняла, - постаралась я произнести как можно веселее.
      Однако судя по взгляду спутницы, вышло не слишком убедительно.
      Мы шли и шли. Легкие снежные крупинки время от времени падали с неба, но сегодня их было не так много, как вчера или за день до этого. В полумраке подступающих сумерек наш город казался тёмным и таинственным. И вот когда включили фонари, а в окрестных домах стали зажигаться янтарные окна, он вдруг преобразился. Огни в темноте – тёплые, яркие, живые. Как давно они дарят людям свет и надежду в эти холодные зимние вечера? Сколько их уже прошло по этому неприметному переулку? Счастливых и несчастных, одиноких, потерявшихся, нашедших себя… Сотни тысяч людей, со своими целями, мечтами, переживаниями. И я верю. Верю, что ничто никогда не уходит бесследно – наши прожитые жизни сливаются, соединяясь, в один всеобщий поток, несущийся по улицам этого города. По бескрайним южным степям и таёжным лесам, над ледяными водами северного океана и тёплыми течениями южных морей. Всё дальше и дальше, убегая в самые далёкие, нетронутые места нашего мира. Однажды и наша жизнь станет частью этого путешествия. Потока, имя которому – вечность.
      Мысли порой не оставляют нас в покое… Так и я – шла сейчас вместе с подругой, думая о глубоких и загадочных идеях. Вместо того чтобы просто поговорить с ней так, как раньше. Но вскоре миниатюрный переулок закончился, и мы выбрались на набережную. Ту самую, на которой и стоял мой дом.
      - Что будешь делать вечером? – спросила моя спутница. Как раз в тот момент, когда мы, перейдя дорогу, оказались у старых гранитных ступенек.
      Тех, что вели к самой кромке речной воды, покрытой льдом.
      - Почитаю что-нибудь. Может, стихотворение напишу. Про картины, к примеру. Или «Волшебную дверь» продолжу… А ты?
      - Я-то? Всё как обычно, - пройдя вдоль берега, Шейна проверила деревянную лавку на предмет пыли и присела вместе со мной. – Скоро экзамен по истории, плюс ещё куча предметов. Учёба, музыка в наушниках, зима, которой не успеваешь насладиться – всё как у всех…
      Я молча взглянула на воды реки Ритты. Холодное течение, почти полностью скрывшееся под прочной ледяной коркой, всё ещё несло её дальше на север, к волнам Полярного океана. Ни зима, ни засуха не были ей помехой – всё так же непреклонно, река следовала своим долгим извечным путём. Сейчас, как и год назад, тысячу и даже десятки тысяч лет до этого. С тех самых пор, как в этих местах впервые появились люди.
      - Знаешь, часто наша жизнь нас не устраивает. Обстоятельства, вторгающиеся, когда их не ждёшь, близкие, которые уделяют тебе слишком мало внимания. Да даже здоровье, подводящее в самый неподходящий момент. И тогда мы говорим: «Всё не так, как должно быть. Наша жизнь – неправильная, неполноценная». Но это не так. Наша жизнь на то и Жизнь, что содержит в себе множество граней. Разных, порой и вовсе противоположных. Счастье и неудачи. И то, и другое – неотъемлемые части нашего жизненного пути. Если хоть что-то отнять, он уже станет неполноценным.
      Шейна молчала какое-то время, пытаясь осмыслить то, что я сказала. Да я и сама, если честно, не готовила эти слова заранее. Просто моё состояние сейчас требовало выговориться. Сказать, что всё хорошо. Так, как и должно быть. Это было нужно моей подруге, да. Но в первую очередь это было нужно мне.
      - Да, это мудрые слова, - наконец ответила она, поправляя капюшон зимней куртки и свои светлые льняные волосы. – Жаль, что мне никогда не удастся убедить в этом себя. Принять всё таким, как оно есть – это удел избранных. Тех, кто силён духом и способен выдержать все трудности. Но я не такая. Вспомни, что со мной случалось, когда из жизни уходили близкие люди. А когда кто-то говорил гадости? Нет, Айна, в моём случае это не сработает. Я – обычная студентка. И жизнь у меня – самая что ни на есть обыденная…
      Шейна… Как же ты не понимаешь… Почему ты не видишь… Ты всё можешь изменить! Способна совершать такие невероятные вещи! В тебе столько сил и возможностей! А ты всё время пытаешься прогнать их как можно дальше от себя. Но ведь они однажды вернутся. Несмотря на все твои старания. И после всех этих попыток выкинуть их из жизни принесут лишь несчастья. Тебе и всем, кто рядом…
      - Скажи, - моя подруга тяжело сглотнула и замерла, стараясь подавить лёгкую дрожь в ладонях. Которую я всё равно заметила. – Сегодня утром я задала вопрос, и ты так на него и не ответила. Твоё заболевание. Насколько это серьёзно?
      Как же я боялась этого вопроса. И как не хотела отвечать – ни за что на свете! Только не ей. Не сейчас. Но какой смысл в том, чтобы обманывать лучшую подругу до последнего? Никакого – это уж точно.
      - На сегодняшний день я не знаю, что будет дальше. Выхода никто не видит. Но всё может измениться – даже самые скептически настроенные врачи так говорят. Может, даже уже завтра…
      - Ты хочешь сказать, что это… неизлечимо? – голос Шейны прозвучал прерывисто и тихо. Будто она пыталась пробить вдруг выросшую между нами стену, и у неё это не получалось.
      - Да.
      Короткий ответ. Но самый точный и правильный. Одно слово, способное вселить надежду или лишить её. Увы, сегодня я отвела ему вторую роль…
      Подруга не произнесла ни слова. Лишь по её взгляду, в котором вдруг погасли все яркие огни, отражавшие цвета вечернего города, я поняла, как ей было тяжело это услышать. Наверное, даже сложнее, чем мне – сказать.
      - Именно поэтому я не хотела тебе говорить. За последние полгода произошло столько всего – ты не должна принимать к сердцу ещё и мои проблемы. К тому же… Никому не известно, что ждёт нас впереди. Иногда жизнь преподносит приятные сюрпризы, порой даже чудеса. Вдруг и в нашей судьбе произойдёт именно такое чудо?
      - Ты смотришь на мир слишком оптимистично… Это хорошо, но я так не умею. Я не смогу внушить себе, что ничего не происходит. Не получится. Я… не могу стоять в стороне, в то время как тебе становится всё хуже и хуже. Не в силах тебе помочь… Я. Не могу так…
      - Я знаю. Поэтому прошу тебя не волноваться из-за этого. Пожалуйста, Шейна, - и я медленно взяла в руку её дрожащую ладонь, на которую она так и не надела перчатку. – Давай забудем об этом. О больнице, болезнях и разговоре у реки. Оставим в своей памяти лишь сегодняшнюю прогулку по галерее и нашу картину. Пусть этот день будет именно таким.
      Её молчание поглотило мои мысли. Я не знала, что она ответит, и боялась. Так, как никогда раньше.
      - Хорошо. Я постараюсь. Только пообещай мне, - и глаза Шейны блеснули в темноте набережной, вместе с огнём уличных фонарей отразив все её переживания. – Если с тобой что-то случится или ситуация изменится, то ты не станешь молчать. Расскажешь мне всё. До последней строчки.
      - Обещаю.
      Молчать… Я знала, что так будет лучше. Внушала себе это. Но она должна была знать. Скрывать всё от Шейны – не выход. И сейчас я пообещала говорить ей только правду. Пообещала прежде всего себе.
      Прошло ещё какое-то время, и мы решили отправляться домой. Я не знаю, каким сегодняшний день останется в моей памяти. И что в первую очередь я буду вспоминать. Да это и не важно. Время само всё покажет.
      - Жаль, что я не могу у тебя остаться… Мои тетради лежат дома, а утром – уже понедельник. Но завтра непременно жди меня в гости, - подруга поцеловала меня в щёку и обняла на прощание.
      Не знаю, стало ли ей лучше после этого разговора. Но мне – точно.
      - Обязательно. Попрошу маму приготовить твой любимый салат.
      Шейна посмеялась и, поднявшись по ступеням, помахала мне рукой.
      - До завтра!
      Минута, и она скрылась за одним из тёмных домов, стройным рядом стоящих по всей улице. Моей родной улице.
      А меня ожидали мои родители. Мама, с её душевными разговорами и чаем, лучшие сорта которого она всегда оставляла для меня, и папа, готовый часами рассказывать о своих путешествиях по дальним и малоизученным странам нашего континента. Однажды он побывал даже на южном архипелаге Кей-Сток1, о чём вспоминал почти каждую неделю. Их истории и рассказы изо дня в день вселяли в моё сердце надежду. Надежду на то, что однажды и моя жизнь станет такой же захватывающей. Даже теперь.
      С каждым прожитым днём слёзы удавалось сдерживать всё сложнее, но сейчас плакать не хотелось. Слишком тихим и спокойным было это место, где всего пару минут назад мы с подругой молча наблюдали за подступающей ночью.
      Я ещё раз проводила реку, что постепенно окрашивалась в тёплые золотые цвета бесчисленных городских фонарей, и взглянула на противоположный берег. Часовая башня, такая высокая, возвышалась над тёмными силуэтами старинных фасадов, маня к себе и одновременно пугая своим величием. Семь часов вечера. Время сегодняшнего дня подходило к концу. Секундой стрелки на них не было, но минутная и часовая, казавшиеся неподвижными, неумолимо двигались вперёд, с каждой минутой всё ближе и ближе подводя мир к новому дню. Рассвету, который всегда следует за любым закатом.
      Я смотрела на часы не так долго. Ещё в детстве внушила себе, что ни к чему хорошему это не приводит. Я уже тогда понимала, что может нас ожидать… Жаль, но я не могу рассказать об этом Шейне. Не сейчас. Она сама найдёт ответы на все свои вопросы. И дай Бог, чтобы я в этот момент всё ещё была рядом с ней.
      Думая над тем, как далеко способны увести нас наши собственные решения, я покинула безмолвную набережную и наконец-то направилась домой.
      
      
      
Глава 8

Меняя будущее
      
      Я не могу остановиться, не могу успокоиться. Не в состоянии просто сесть и расслабиться. То, что происходит в моей жизни, не назовёшь иначе как сумасшествием. Будто бы это и не со мной – иногда я так надеюсь, что вижу очередной сон наяву и вот-вот проснусь, оказавшись в той жизни, которой и должна жить. И не будет никаких убийств, таинственных стариков и пугающих часов. Не будет волков, назойливых детективов. И не будет Айны, умирающей из-за её болезни… Нет, со мной рядом вновь окажется весёлая и жизнерадостная сур-ганская девушка, готовая в любой момент развеять тоску и тревогу, улыбнуться, легко и непринуждённо, и отвести туда, где все заботы исчезнут, не оставив от себя и следа…
      Слишком многого хочешь, Шейна Андерсен! Мечты… Зачем они вообще существуют? Мы тешим себя иллюзиями, надеясь на лучшее, а в итоге не получаем ровным счётом ничего. И страшная сила, имя которой разочарование, вгрызается в наши сердца, разрушая надежды изнутри. Может, и вовсе не мечтать? Никогда не задумываться о будущем, живя лишь настоящим? Жизнь стала бы куда легче! Но нет, я не права… Тогда мы точно опустим руки, даже не зная, в какую сторону нам двигаться вперёд.
      Итак. Рассуждая над тем, почему мои идеи снова зашли в тупик, я перешла старинный городской мост, возвышающийся над ледяным саваном реки Ритты, и передо мной вновь предстал центральный район Агелидинга. Всё те же серые остроугольные дома – ошмётки древних камней, когда-то лежавших в глубинах остывающих вулканических гор. Тот же асфальт, покрывшийся трещинами и витиеватыми бороздами даже на такой важной улице Времени. И та самая башня, бой которой заставлял меня нервно вздрагивать каждый раз, когда я оказывалась в здешних краях. Порой я слышала удары её часов даже в своей постели. Ночью, дома, на улице Совы, хотя и понимала, что это невозможно. Что ж… Наверное, я действительно накаркала, и теперь лишаюсь рассудка…
      Но раньше времени я этого делать не собиралась. Перейдя улицу в неположенном месте (за неимением положенного в зоне досягаемости), я разглядела нужную мне вывеску и, спустя полтора часа долгой ненужной прогулки, наконец-таки добралась до мастерской «Феникс». Наверное, сегодня вечером я это даже отмечу: ноги и дурная голова не могли привести меня сюда аж с прошлого месяца!
      На счастье, магазинчик был открыт. Тихо войдя внутрь, я прикрыла за собой дверь (несмотря на жару внутри я бы не хотела, чтобы дорожку у входа занесло снегом) и осмотрелась: оценивающе и пристально, в который раз отметив, что не смогла бы тут работать и за самые большие деньги. Казалось, что часов стало ещё больше – кроме карманных и обычных будильников прибавилось ещё с полдюжины каминных экземпляров, больших настенных часов, а к ним – ещё и громоздких деревянных исполинов, которыми, ко всему прочему, можно даже и человека убить. Если в нужный момент толкнуть в его сторону…
      - Здесь есть кто-нибудь? Мистер Ливингстон?
      И правда – заходишь в магазин, а тут – никого. Бери что хочешь! Надо бы ему быть поаккуратнее, а то ещё зайдёт внутрь какой-нибудь «часовой маньяк», и пиши пропало.
      Я обошла несколько столиков, заваленных частями различных механизмов (не только часов, как вы помните), и в который раз обратила внимание на впечатляющую заводную сову, блестящую и переливающуюся в лучах холодных неоновых ламп. Эх, почему я так бедно живу? Даже сову из металла не могу себе позволить! Что за жизнь!..
      А работа у Элиоса действительно кипит – с момента моего последнего визита столиков стало гораздо больше. Мастер даже поставил один пляжный, пластмассовый, притом ещё и розового цвета, и тот оказался аж увешан грудой золотистых шестерёнок и цепей. Да… А моя судьба, наверное, работать в каком-нибудь офисе…
      Позвав хозяина ещё раз, мне захотелось присесть и передохнуть после прогулки, но не тут-то было – столиков в помещении имелось превеликое множество, а вот стульев – ни одного. Именно поэтому я и решила зайти в соседнюю комнату. Нет, а что? Заодно, может, удастся докричаться до мистера Ливингстона, если он тут не заснул часом. Или не напился от одиночества. Хотя последнее с его внешностью в моей голове упорно не вязалось.
      Соседнее помещение, если и не шокировало меня, то весьма и весьма удивило. Никакого хлама – ни заставленных столов, ни мусора, ничего! Один большой деревянный стол, на вид антикварный, и стопка бумаг, скреплённых какой-то железной держательницей в форме когтистой лапы неизвестной науке птицы. И всё! Нет, в сторонке наблюдалась дверь в ещё одну комнату (сколько их тут было, я даже побоялась представить), но это место поразило меня сразу же. Оказывается, когда надо, Элиос может быть и чистюлей. Хотя, на мой взгляд, лучше бы он поменял эти помещения между собой – мало кто из покупателей будет рад видеть захламлённые витрины прямо у порога…
      Решив скоротать минуты ожидания, я незаметно наклонилась к одинокому столику, выпиленному из ценной и очень редкой агровакской сосны, и взглянула на бумаги. «А парень ещё необычнее, чем я думала», - пронеслось в голове, когда я поняла, что половина документов из стопки были написаны явно не в этом столетии. Какие-то старые записи, зарисовки, даже пара слов на языке Эль`мен Таина. «Sec`ude-weir keps infant fos Lif». Что бы это значило?.. Перестав сдерживать любопытство, я стала листать дальше, страницу за страницей, но по-прежнему мало что понимала из написанного. Ещё пара минут, и на последних листах мне наконец попался первый качественный рисунок. Большая сова, стилизованная под эмблему, смотрела на меня прямо из центра пожелтевшей от времени страницы, а снизу я увидела надпись, выполненную красивым расписным шрифтом.
      
      Печать Совы
      7056
      
      «Печать совы»? Никогда о такой не слышала. Да и год мало с чем вязался в моей памяти. Если это вообще был год, а не что-то другое.
      - Что вам здесь нужно?
      Как я не люблю, когда кто-то за моей спиной вдруг меня окликает! В этот раз от неожиданности я дёрнулась так, что бумаги, всё ещё остававшиеся у меня в руках, вихрем отлетели в сторону и разлетелись по всей комнате. Медленно и величаво падая на пол…
      - А, Шейна. Не ожидал тебя сегодня увидеть… - и Элиос, неожиданно появившийся позади, присел, чтобы собрать выпавшие документы.
      Да и я решила не оставаться в стороне: опустившись на корточки, так же стала собирать старинные бумаги, надеясь, что спустя столько лет они сумеют пережить сегодняшнее знакомство со мной.
      - Извините, я не хотела сюда заходить, но никого не было на месте, так что… Вот, - я передала последний листок, тот самый с совой и надписью, и мистер Ливингстон бережно положил их на стол.
      - Ничего страшного. Я сам виноват, что не уследил. Раз ты зашла в эту комнату, мог зайти и кто-то ещё. Впредь буду осторожнее.
      Сегодня мастер выглядел немного хуже, чем в прошлый раз. Как будто не спал уже пару-тройку дней. Сонный взгляд, убегающий куда-то в сторону, лицо, почти такое же уставшее, как у меня, и волосы. Мне даже показалось, что он вообще не выходил из своего магазина дней этак пять.
      - Ты, наверное, хотела проведать свою сову?
      - Да, - ответила я, ещё раз изобразив на лице сожаление по поводу произошедшего. Так, на всякий случай – не хотелось бы, чтобы он вдруг выставил меня за дверь. Добро-добром, а перегибать палку никогда не стоит.
      - Пойдём за мной, - и Элиос указал на дверь, ведущую в ещё одно неизвестное мне помещение.
      Отряхнув пыль с колен, я последовала за ним. Неловко как-то вышло… Но как бы то ни было, а копаться в старинных документах мне даже понравилось. Главное – вовремя заметать следы. Напомни себе об этом в следующий раз, Шейна!
      Третья комната уже не напоминала ни магазин, ни пустующее помещение, в котором я только что побывала. Самая настоящая лаборатория! Микроскопы, замысловатые приборы, диковинные механизмы, циферблаты, промасленные шестерёнки – в общем, вы, наверное, поняли, что со своим словарным запасом и образованием я не сумею описать все нюансы этого места в полной мере.
      - Нравится? – и Элиос улыбнулся такой искренней улыбкой, какой, наверное, когда-то улыбался сам Мессия (да простят меня епископы всех храмов). – Я владею этой мастерской уже семь лет. Семь с половиной, если точнее. Приятно, когда любимое хобби становится делом всей твоей жизни. А ведь мог бы сейчас быть священником…
      И почему я не удивилась его словам? С его внешностью работать там – самое очевидное и логичное решение. Решив, что лучшей возможности расспросить парня о его прошлом мне не представится, я только лишь успела произнести короткое «А откуда вы родом?», когда с громким криком из-за шкафа на меня вылетело серо-коричневое нечто. Вот уж чего я точно не ожидала! Всё случилось буквально за секунду: большая и громкая птица за считанные мгновения добралась до меня и принялась кружить над головой, старательно избегая столкновения с руками, которыми я всячески пыталась от неё отгородиться. Наконец, растрепав крыльями волосы, с радостным кликом она села прямо на моё левое плечо. Я и глазом моргнуть не успела! Сова же, оказавшись моей давней знакомой, удобно расположилась на «подстилке» из старой зимней куртки и довольно заухала. Не так громко, как кажется, но с этого места я смогла бы услышать даже её дыхание…
      - Я вижу, она тебя узнала, - и Элиос бегло попытался снять незваную соседку, но та лишь захлопала крыльями. Видимо, давая понять, что в ближайшее время менять насест не собирается.
      - Я тоже…
      Мне нужно было время, чтобы прийти в себя, а Снежинка, как я её назвала, уже чувствовала себя как дома. Даже легонько поклёвывала мои растрёпанные волосы, которые теперь напоминали не «каре», а какой-то «иллиоский веник». Моему появлению ещё никто не был так рад!
      - Как видишь, крыло в порядке. Она сама тебе продемонстрировала. Хорошо бы её отпустить на волю, но, думаю, это может подождать до весны. Пусть окрепнет и наберётся сил.
      - Да, - стараясь не дать сове склевать все мои пряди, ответила я. – Зиму лучше пережидать дома в тепле, чем в холодном лесу под тоннами падающего снега.
      Сова громко крикнула, как бы подтверждая мои слова, и сильнее вцепилась в куртку. Что ж, прощай моя последняя зимняя униформа…
      - Давай я всё же её сниму.
      И только Элиос протянул руки к Снежинке, как та, резко вспорхнув и окончательно превратив мою причёску в ничто, перелетела через всю комнату, укрывшись на самой верхней полке массивного деревянного шкафа. В самом дальнем и недоступном углу комнаты.
      - Она сама себе хозяйка, - и у меня даже хватило сил громко рассмеяться.
      Правда, когда я рассмотрела своё левое плечо, мне было уже не до смеха, но что такое пара царапин для потрёпанной временем куртки? Да и такой же девушки…
      - Ну вот. Теперь ты сама видишь, что с ней всё хорошо. Ты вовремя принесла её тогда. Ещё бы сутки, и всё.
      - Страшно подумать, кто мог с ней такое сотворить…
      Мастер задумался буквально на мгновение.
      - Не стоит об этом думать. Браконьеров у нас много, безрассудных и жестоких людей – ещё больше. Важнее то, что всё худшее позади. Поверь, твой добрый поступок тебе ещё зачтётся когда-нибудь.
      - Хотелось бы. Чем быстрее, тем лучше, - ответила я, решив не вдаваться в дискуссии по поводу справедливости высших сил, если таковые есть. Я-то давно определила для себя, что наша жизнь наказывает всех без разбора – в том числе и самых праведных. Да и верить во что-то незримое и устаревшее – глупое занятие. Но, сами понимаете, распространяться по этому поводу я не собиралась. – Что ж. Если Вы не против, я пойду. Мне ещё надо к экзамену готовиться, а до полуночи всего семь часов.
      Элиос понимающе улыбнулся (мне даже показалось, как-то сострадательно), и предложил проводить меня до самого выхода. Уже у двери, несколько раз обдумав, я всё-таки решилась задать интересующий меня вопрос:
      - Скажите, а что такое «Печать Совы»?
      Мастер застыл на месте, однако удивления не выказал, явно вспомнив, как нагло я шарила в его бумагах минут пятнадцать назад.
      - Устаревший термин, которым называли древний рыцарский орден.
      - А, - с умным видом я закивала головой, - вымершее королевство и его тайны?
      - Да, в самую точку, - и он открыл передо мной дверь. – До скорого, Шейна.
      Уж и не знаю, что такого в этой «Печати», но Элиос как будто переменился. Правда, за время беглого прощания я не заметила сколь бы то ни было существенного отличия от «Элиоса - пять минут назад», но эту тему он вряд ли обсуждал со своими знакомыми за чашечкой чая. Что ж, впредь не буду болтать лишнего. И доматывать всех ненужными вопросами.
      А на улице уже успело стемнеть… Вот за что я не люблю зимние вечера – их почти не бывает. Стоит сумеркам только-только начаться, когда бац! И вокруг стоит непроглядная тьма. А ведь впереди полярная ночь…
      В этот раз я решила не испытывать свою судьбу и дождаться автобуса, чтобы как можно раньше вернуться домой. Но удача как будто решила меня оставить – я встала на остановке и прождала почти полчаса, а нужного маршрута так и не появилось. Изредка проезжали микроавтобусы с 5-ым и 1-ым номерами, но мне они не подходили по той простой причине, что двигались с заездом в купол Вильяма. А что я там забыла кроме потерянной половины своего испорченного концерта?
      Снег шёл и шёл, седым дворником заметая улицу Времени и все прилегающие к ней переулки. Неправильным дворником, который изо всех сил старается на веки вечные покрыть город беспросветной белой бахромой и скрыть под ней всех его обитателей. Что же, у него это неплохо получалось. Учитывая, что на снегоочистительную технику в этом году выделили не так много средств, не удивлюсь, если к февралю под тоннами льда скроются все семь башен Агелидинга. И начнётся новый ледниковый период.
      Но выход есть всегда. Вот и я, решив не мёрзнуть под холодными ветрами дольше положенного, предпочла сократить свой маршрут, насколько это представлялось возможным. Серый 6-ой автобус, возможно, когда-то покрашенный в яркий белый цвет, подъехал так незаметно, что я едва обратила на него внимание. Он-то мне и нужен! Да, пускай до дома я на нём не доберусь, но вот доехать до своего универа – запросто! А уже оттуда дойду своими ножками до двадцать восьмого дома по улице Совы.
      Так я и поступила. Запыленный салон, ставший мне временным пристанищем, хмурые и уставшие лица пассажиров, ещё раз напомнившие о нелёгкой участи жителей столичных городов, даже тихая музыка, едва различимая из-за рычащего двигателя внутреннего сгорания, будто желающего выпустить весь свой жар на свободу – эта картина знакома нам всем с далёкого детства.
      Обыденность нашей жизни удручает… Зашкаливает, до невозможного, погружая в пучину будничных дней. Нет, не серых – этот цвет хоть кого-то может обрадовать. Повседневность не имеет оттенков – её пелена лишь гасит краски окружающего мира, с каждой неделей делая их всё тусклее и тусклее. Вот из жизни исчез радостный жёлтый цвет, за ним яркий оранжевый, потом – живой зелёный и умиротворяющий голубой. Мир теряет свои тона. Становится для нас лишь окружающим пространством. Зоопарком, тесные клетки в котором – наша дорога с работы до дома. А затем исчезают и чёрно-белые цвета, не оставляя после себя ровным счётом ничего. Мы часто задаёмся вопросом, как из весёлых жизнерадостных детей вдруг получаются такие несчастные и безразличные ко всему взрослые? Вот так – переставая видеть краски своей собственной жизни.
      Чем же я отличаюсь от всех остальных? Ничем. Абсолютно такая же блёклая обывательница, коих в нашем городе несколько миллионов. Вы можете встретить меня по дороге в школу или на работу и пройти мимо, даже не заметив моего присутствия. И так каждый день, год за годом. Я обычный человек – вам не зачем обращать на меня внимание. Вам всё равно. Так же, как и мне.
      Знаете, раздумья играют с нами злую шутку: разгораясь в сознании голодным лесным пожаром, превращают стандартные трудности в проблемы, а те, в свою очередь, в настоящие трагедии. Я сама себя выжигаю. Мучаюсь на откровенно пустом месте. Знаю. Но ничего поделать не могу. К счастью, сегодня мне хотя бы хватило ума выйти из автобуса в нужный момент – иначе бы тот увёз меня далеко на юг. А мне там уж точно делать нечего.
      Лучше бы я зубрила сейчас историю Северной Иллиосии! Пускай так, чем рассуждать о всякой чуши и портить себе настроение. Как там сказано в Священной Книге? «Пустивший в своё сердце уныние первым продаёт душу Дьяволу». Хотя кому нужна моя душа – даже самый рядовой демон предпочтёт что-нибудь другое…
      Проходить через парк Листа, как когда-то в свой День рождения, не имело смысла. А принимая во внимание тот неприятный факт, что там произошло, я вообще опасалась подходить к его границам ближе, чем на сто метров. Вот что делает с нами телевидение!.. Улица Совы – палуба моего родного корабля. Жаль, я никогда не считала себя обитательницей капитанского мостика. Шагая в темноте дороги, одиночными кругами освещённой слабым светом почерневших фонарей, столбы которых давно покрылись пылью и коррозией, я старалась не останавливаться и уж тем более не обращать внимания на проходящих мимо людей. Темнота – друг молодёжи, но никак не порядочной девушки.
      На счастье, моя улица не отличалась крупными габаритами. Ограждения парка уже закончились, и впереди показалась башня Горная. А значит? Правильно, мой дом должен показаться уже через пару минут. С переносом экзамена все планы на выходные изменились ещё загодя, и встречу с подругой пришлось отложить. Айна могла последнее время пропускать занятия, всякие лекции и ненужные никому лабораторные, но только не экзамены и зачёты. Это ведь святое! Только вот готовиться вместе мы не стали. Я не решилась. Да и она не предложила. Не знаю, может, в январе всё будет по-другому – время покажет.
      В тот самый миг, когда до дома оставалось каких-то сто метров, я что-то почувствовала. Нет, ни прикосновение или чей-то взгляд, как обычно. Запах. Как будто рядом что-то сгорело, и дым с копотью наполнили всё вокруг едким ароматом, ещё более неприятным в холодном зимнем воздухе. Промелькнула мысль не вдаваться в подробности и идти дальше. Вполне здравая мысль, да что там, я даже ей последовала, но не тут-то было. Уже на последних шагах я заметила по левой стороне улицы столпотворение. Человек десять-двадцать собралось недалеко от… моего дома и наблюдало за тем, как из окон одной из квартир вырывалось пламя…
      Не может быть!.. Только бы пожар не случился у нас! Я, вдруг позабыв о снежных заносах, опасных прохожих и тысячи экзаменах сразу, со всех ног поспешила туда. В леденящем чёрном мраке всполохи огня становились всё отчётливее и отчётливее, и я внезапно осознала самое страшное: судя по расположению окон, пожар бушевал как раз в моей квартире!
      Господи!.. С диким стуком в груди я достигла подъезда. Как раз в тот момент, когда подъехали пожарные машины. Разумеется, внутрь меня никто не пустил – жильцы выбегали один за другим, побросав все свои дела и порой даже забывая надеть на себя что-то кроме домашнего халата или дешёвой спортивной кофты.
      - Девушка, отойдите оттуда! – грузный мужчина в пожарной форме отпихнул меня в сторону и стал первым, кто вошёл внутрь. Сразу чувствовался заметный опыт в таких делах.
      За ним последовали его товарищи, и в тот момент, когда я попыталась ещё раз проникнуть в дом, прямо сверху на меня полетели стёкла. Осколки окна свалились неожиданно – но, к счастью, кто-то успел резко одёрнуть меня в сторону, и большая их часть пролетела мимо.
      - Что за чёрт! – мои слова звучали не слишком логично и последовательно, но из всех фраз эта была единственной более-менее цензурной.
      В тот момент я даже не взглянула на того, кто вырвал меня из-под града обломков – мне надо было попасть в дом! И плевать, что там горел адский огонь и тонны мусора сыпались сверху. Я подождала, подгадала подходящий момент, под шум толпы влетела внутрь.
      И сразу пожалела об этом – дым, в сто раз более густой и отвратительный, чем на улице, заполнил собой почти весь подъезд, заполнил настолько, что я бы и при всей экипировке не смогла пройти наверх. Ведь с каждым этажом становилось всё хуже и хуже – это я помнила ещё с уроков ОБЖ. Наконец, не в силах находиться внутри, я с глубокой досадой и ненавистью к себе выбежала обратно. Как раз в этот момент вновь посыпались стёкла выбитых окон, и очередной пожарный подхватил меня за руку, уводя от дома как можно дальше.
      «Это их работа, - твердила я, - спасать, а потом улаживать всё остальное». Их работа, чёрт возьми! И пока я рассуждала, едва сдерживаясь, чтобы не броситься в свою квартиру по одной из пожарных лестниц, мой взгляд неожиданно обратил внимание на табличку возле правого края дома. Обратил, оцепенел и навсегда потух…
      Я понятия не имею, как такое могло случиться! В этот момент в моей голове возник такой бульон из эмоций (именно бульон, не иначе), что я была готова плакать от досады и прыгать от счастья. И притом одновременно… Шейна Андерсен, студентка филологического факультета Государственного Университета Агелидинга, первокурсница и бывшая выпускница – самая настоящая дура! А как ещё я могу себя называть после того, как пыталась пробраться в горящий дом номер двадцать шесть по улице Совы, когда мой номер дома – двадцать восьмой?!!
      - Это не мой дом?.. Не мой! – всё ещё не веря, что в жизни вообще случается подобный бред, я взглянула чуть левее себя и увидела соседнее строение.
      Да, всё правильно – вот мой дом, 28-ой, а вон там окна моей квартиры. Здания рядом похожи, да, учитывая, что агровакско-рапанский стиль не блещет изысками, но чтобы перепутать их вот так… Да и догадаться только сейчас… Несусветная глупость!
      Не в силах больше смотреть на горящие окна, яркое пламя которых завораживало не хуже пресловутых часов, я поплелась к себе в подъезд. Опустошённая и не способная в ближайшие полчаса предпринимать какие-либо конструктивные действия.
      - Шейна, это ты? – мама отозвалась с кухни, наверное, в очередной раз готовя для меня какой-то салат, и, так и не дождавшись ответа, взорвалась словесной тирадой. – Ты видела, что случилось рядом? Пожар! Не знаю, кто там жил, но огонь уже перекинулся на соседний этаж! Слава богу, что ты вернулась! Я за тебя волновалась!
      - Слава богу, что это не у нас, - прошептала я, нервно дрогнув от собственных слов.
      - Господи, Шейна! Что с твоим лицом!
      Мать, заглянувшая в коридор, будто увидела призрака. Не зная, что заставило её охнуть от ужаса, я быстро подошла к зеркалу и взглянула на себя. Воу! Вот это неприятность… Видимо, один из осколков всё-таки достиг своей цели. Не думаю, что порез такой уж серьёзный, но… крови из него натекло достаточно, чтобы убедительно пугать детей и их мам в День Изгнания Мессии.
      Красные кровоподтёки испачкали всю правую щёку и висок, не говоря уже о волосах, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить маму и не дать ей впасть в истерику. А с ней такое случалось частенько, надо сказать.
      - Нужно срочно, как можно быстрее промыть рану и обработать её! Бегом! Во имя всего святого, как это случилось? Почему ты не сказала сразу, как только вошла?
      Да потому что я не заметила этого! Не знаю, шок ли стал причиной или ещё какая-нибудь ерунда, но боли я так и не почувствовала. Да, жжение, но я списала это на холод.
      - Полный порядок, - сказала я, последовав всем указаниям моей матери и, не смотря на собственные протесты, наложив на порез большой пластырь. Весьма заметный – что не могло не огорчать.
      - Ты сможешь завтра идти на экзамен? Если надо, я вызову врачей.
      - Я скорее не пойду из-за дурацкого пластыря, чем по вине крохотного пореза, - отшутилась я.
      К сожалению, юмор не смягчил обстановку.
      - Шейна, я тебя всегда прошу: будь осторожней! Реальный мир – это не игрушка. Нужно серьёзней ко всему относиться!
      - Да, мам, хорошо.
      Сказав три простых слова, я взяла с кухни пакетик сока и направилась к себе. Нет, зачем мне сейчас спорить? Да, я бы могла сказать, что с таким подходом, как у неё, можно провести всю жизнь, каждый день с ужасом ожидая кирпич, падающий тебе на голову, так и не сумев расслабиться. Но мне это надо? У меня на носу экзамен, от которого зависит всё будущее, и я не собираюсь тратить оставшиеся пылинки нервных клеток ещё и на споры с семьёй. Хватит и пожара…
      Лекции – вот что меня сейчас должно волновать! Причины распада Нового Сагрина, последствия войны Души, Нордумский кризис и, конечно, Полярная война. Темы вразброс – но лишь для того, чтобы мы усвоили всю историю мира в общем виде. Жаль, что из всего этого меня всегда интересовал только последний пункт. Но, по крайней мере, выучу его первым.
      Вечер только начался. И я всё успею. Весь материал за половину семестра – плёвое дело. Тем более что в школе мы проходили это ещё с пятого класса! В конце концов, какой студент хоть раз не страдал от очередной сессии? Пускай и первой. Самое главное не отвлекаться!
      К сожалению, это именно то, что я сейчас делала… Сначала пара любимых песен «Ангелов Кроноса», выбранных фоном для подготовки, переросла в полноценный рок-концерт внутри моих наушников, затем, чего я так боялась, вернулся отец, и вместо тарелки салата в постели пришлось идти ужинать на кухню. И под конец родичи врубили телевизор, чтобы и так сбить мой настрой и перемешать все мысли в одну сплошную кашу!
      Хотя… Я бы могла настоять на тишине. Могла взять лекции с собой на кухню, попробовала бы, на худой конец, остаться в комнате. Но я не стала этого делать. А всё почему? Правильно – подсознательно я искала любую возможность увильнуть от зубрёжки. Даже если бы сейчас объявили об увеличении пенсий на 0,5 процента, то я бы всё равно пялилась в телевизор, а не занималась делом. Ещё одна причина себя не любить.
      - В следующем году пенсионный фонд увеличит выплаты на 0,7 процента. Это было достигнуто за счёт…
      Надо же, я почти угадала! Из телевизора вылетела очередная новость, и родители, крепко ухватившись за неё, принялись обсуждать. Живо и задорно, будто только что каждому жителю Агелидинга подарили большой кусок пирита (ещё раз простите меня за геологию с её терминами).
      - Я сегодня прочитал в газете, что на шельфе Полярного океана нашли целое нефтяное месторождение! – допив свою порцию чая, отец откинулся на спинку стула и, видимо посчитав, что новостей нам катастрофически не хватает, начал рассказывать свои. – Теперь Рапания и Нордум спорят, кому оно принадлежит. Хех, надеюсь, наши соседи покажут варварам, где раки зимуют!
      - Между прочем, у нас в родне тоже были нордумцы, - как бы невзначай произнесла мама.
      - Да, знаю. Но это было давно и неправда. А тут – фактически новый международный скандал! Надо бы и нашей стране свои права заявить. Не стоять в стороне. Южане выкаблучиваются, а мы чем хуже?
      - А что там с южанами?
      Лукас (отец) размял свои плечи, заметно уставшие после суточного ползанья в шахте, и добавил в разговор очередную «сенсацию»:
      - Эти коммандеры перетянули поставки дерева себе! Представляешь! Агровакская сосна, лучшая древесина в мире, а контракты на её импорт заключила Южная Иллиосия! На выгодных условиях, в обмен на свою сталь! Ха! Видал я их сталь – ржавеет после первого дождя!
      Да уж… Как бы я не любила южан, но обсуждать, кто что кому поставляет, за ужином не стала бы никогда. Покуда буду в здравом уме и трезвой памяти, как говорится. А эфир «Новостей-24» продолжался – назло здравомыслящей публике.
      - Сегодня стало известно, что с Даниэля Оуэна, известнейшего архитектора Агелидинга, были сняты все обвинения. Напомним, что здание аэропорта, проектируемое под его личным руководством, обрушилось два года назад, и с тех пор его держали под стражей. Суд наконец признал мужчину невиновным, полностью водрузив груз ответственности на поставщиков некачественных строительных материалов. Вина целиком лежит на…
      Тут я постаралась отвлечься и начала напевать одну из любимых своих песен – «Я лечу без крыльев». Однако уже на припеве отец, достав старенький пульт (правда старенький – даже изолентой замотан!), сделал звук громче. Так что я поняла, что задерживаться здесь не стоит.
      - На этой неделе астрономами Агровакии было сделано два сенсационных открытия! В начале недели им удалось установить точные размеры и скорость большого жёлтого пятна – огромного урагана – в атмосфере газового гиганта Кроноса, а буквально позавчера, с помощью радиолокации, спутник «Триест» обнаружил на поверхности Эфлесса, четвёртой планеты с весьма низким альбедо, глубокий и впечатляющий каньон, протянувшийся на…
      Дальше я слушать не стала – ещё не хватало завтра рассказывать про обрушение аэропорта на четвёртой планете в рамках темы «Основание Агелидинга». Кстати, когда там его основали? 7773 год, если не ошибаюсь… Надо бы уточнить, а то ещё попаду в тупик на этом вопросе – мало не покажется!
      Но лекции опять не хотели надолго оставаться в моей голове. Хроники о путешествиях известных конкистадоров пятого тысячелетия, причины и поводы войны между Сур-Ганом и Эт-Смарагдусом, на этот раз в тысячелетии шестом, история Эль`мен Таина, известная лишь по письменным источникам – уже через полтора часа моя голова готова была просто вскипеть! Взорваться, во всех смыслах этого слова. И ведь не могла я, всегда поражающая всех своей гениальностью (да-да), догадаться подготовиться ещё за неделю. Так хоть какой-то шанс мог бы быть!
      «Ладно, окей. Надо просто остыть и попытаться запомнить как можно больше дат. Если будет тест, это пригодится как нельзя лучше. Так-с… Распад Нового Сагрина – 7581-ый год. Раскол Иллиосии на Северную и Южную – 7724-ый. Война Души – 7560-7591-ые года. А-а-х! Я не в состоянии это запомнить! Ни за день, ни за неделю. Даже за месяц…»
      Но я всё же попыталась взять себя в руки и прочитала следующую дату. «Гибель Эль`мен Таина – 7056-ой год. Семь тысяч пятьдесят шестой? Где я видела это число? Совсем недавно… Снова улетев в сторону от основного занятия, я порылась в памяти и внезапно вспомнила: бумаги Элиоса! Значит, они и вправду были подлинные! Только вот почему он сказал мне, что это орден погибшего королевства, если под ним стоит дата гибели? Вроде по логике должно быть наоборот – время основания. А, к чёрту! Я так сойду с ума!»
      И, решив освежить свои мысли, а заодно и себя саму, я бросила тетрадки на подушку и отправилась в душ. На чистую голову всё же думается лучше, чем на такую, как сейчас. Грязную, промёрзшую и немного окровавленную…
      Тёплая ванная после зимней стужи – а холодно у нас бывает даже в квартире – это настоящее блаженство. Блаженство, доступное даже бюджетникам. Горячая вода медленно прогревала моё освободившееся от грузной одежды тело, сантиметр за сантиметром, заставляя забыться и позволяя отключить переживания. Хотя бы отчасти. Всё, о чём я сейчас думала – как бы не намочить пластырь на виске. Остальное ваша покорная слуга постаралась отмести куда-нибудь подальше. Экзамены? Переживания по поводу расставаний и недомолвок? Да кому они нужны! Важнее всего то, что здесь и сейчас. Настоящее – вот чем надо жить, всегда и везде! И пускай я вновь сама себе противоречу.
      Любовь к горячему душу, почти огненному, у меня ещё с детства. Иногда это помогало отвлечься от проблем, иногда нет, но почти всегда, стоя под расслабляющими потоками, вырывающимися из самых недр водопроводных труб, мне становилось лучше. Даже когда я болела гриппом, и температура организма переваливала за сорок…
      Но вечно это, увы, продолжаться не могло. Я вымыла волосы, отбросив в сторону мысли о «плохой примете перед экзаменом», и потянулась за полотенцем. Жаль, что нельзя было побыть здесь подольше – остатки совести не позволяли мне совсем забросить подготовку. Завернувшись в халат (хотя кого я обманываю – на деле это была простая пижама), я вышла из ванной комнаты и отправилась к себе. Как раз тогда, когда отец меня окликнул.
      - Шейна, ты слышала, что случилось у Лунной башни? Ещё одну девушку зарезали! Говорят, всё тот же серийный убийца. По почерку определили. Прямо как твою Сару…
      Вот надо было ему! Я так хорошо сумела отстраниться от переживаний… А тут он, со своей очередной новостью! Нет бы что-нибудь хорошее сказал! Например, поинтересовался, зачем на моей голове висит этот дурацкий пластырь! Нет, куда там! Одни камни его и интересуют. И жёлтая пресса, в которой желательно бы упомянули что-нибудь про эти самые камни…
      Но я всё-таки вернулась за лекции в куда лучшем настроении, чем пару часов до этого. В конце-то концов! Кого волнует, сдам я этот дурацкий экзамен или нет? В жизни бывают куда более важные проблемы! Вот, например, Айна. Бедняжка не заслужила то, что с ней происходит. Да и никто не заслуживает такого… И что самое страшное, я не могу с ней об этом поговорить. Мы договорились всё друг другу рассказывать, но как только разговор касается темы её здоровья – всё, ступор. В моём горле как будто возникает ком, не дающий внятно произнести что-то вменяемое. Я боюсь за неё, боюсь её молчания. И боюсь своего бездействия.
      Мир катится в ад. Всё, что происходит вокруг, напоминает страшный сон душевнобольного пациента. Я не понимаю, какой смысл во всём, что случилось до этого. В событиях нашей жизни. Да и есть ли он? Только в книгах бывают умные и продуманные сюжеты. В реальности нет ни логики, ни окончательного финала. Мы просто идём, вслепую, и никто не может сказать, куда приведёт нас наша дорога. Мы заблудившиеся путники, которым никогда не суждено найти свой дом.
      Что же… Как вы поняли, даже последние часы своего выходного я провела, занимаясь не тем, чем надо. Да, мне удалось выучить немного материала, но выйдет ли из этого толк? Завтрашний день должен это показать.
      
      ***

      Зимняя сказка – все мы хоть раз мечтали стать её частью. Почувствовать приближение новогодних праздников, окунуться в белоснежную кутерьму, мигающую сотней ярких красочных оттенков. Да даже самого заядлого пессимиста способна растрогать если не нарядная рождественская ёлка, то хотя бы полновесная тарелка сочных мандаринов! Или, на худой конец, дорогой коньяк «Дикий Серпентан» - тут равнодушным уж точно никто не останется.
      Я вновь почувствовала себя частью этой истории, как и в прошлый раз. Как и каждую ночь, когда невозможные сновидения посещают моё измученное обыденностью сознание и дарят ему картины прошлых дней, ушедших в небытие. Я давно перестала задаваться вопросом, для чего это происходит. Быть может, смысла тут никакого и нет? Молодая девушка, которая за время моих ночных грёз уже повзрослела аж на три года, её любимый человек, предложивший ей совсем недавно руку и сердце. И Южная Иллиосия, старая и неизвестная, какой её, наверное, уже никто и не помнит.
      Я стояла в широкой и уютной комнате, не отводя взгляда от новогодней ёлки, переливавшейся на фоне матового камина всеми цветами радуги. Не знаю, как долго это продолжалось, но осознание того, что я – это Шейна, а не кто-то другой, пришло ко мне только сейчас. А с ним и чувства той самой призрачной девушки, что ходила по нашему миру полвека тому назад. И вот сейчас она снова прошла мимо меня, как всегда не заметив и намёка на присутствие незнакомки из будущего. Её волновало другое: дела намного более важные, чем что бы то ни было на этом свете.
      Достав из красивой, расписанной рапанскими мастерами шкатулочки миниатюрный ключ, она отворила свой шкаф и, замерев на мгновение, взглянула внутрь. О да, я знала, что там. И уже давно ждала, когда очередной сон покажет мне этот самый день. Самый долгожданный в её жизни.
      Свадебное платье Грейси выбирала почти три недели. Из всех предложенных вариантов ей не понравился ни один, и даже тот факт, что в стране назревает кризис, а деньги государства уходят на подготовку к войне, не сумел её переубедить. «Для такого дня всё должно быть самым лучшим!» - твердила она другим и прежде всего себе. И вот совсем недавно ей удалось найти что-то действительно стоящее. А как же иначе – фасон «Принцесса», длинные и элегантные швы, от талии до пола, и сама ткань – лёгкая, бархатная и почти невесомая. Платье мечты! И стоило оно как самая настоящая мечта всей жизни – аж сто иллиоских динаров! Про курс и соотношение цен с нашими (то бишь современными) я не задумывалась, но за такую сумму можно было купить себе новую стиральную машину, холодильник и телевизор. Причём всё вместе. И ещё осталось бы на ужин в дорогом ресторане. Эх, всё бы отдала за такое! Хотя, на мой взгляд, самое главное для невесты на свадебной церемонии – жених. Подберёшь не того, и никакое платье не поможет…
      Грейси стояла возле шкафа целых пять минут. Никогда в жизни я не наблюдала за девушками в ночь перед свадьбой, но, думаю, такая картина встречалась гораздо чаще, чем мне казалось раньше. Её чувства – волнение, восторг, страх, сомнения, даже грёзы – отдавались во мне гулким эхом, передаваясь и вспыхивая уже в моём собственном сознании. В этом и была прелесть таких снов – я становилась этой девушкой, буквально проживала ещё одну жизнь, снова и снова погружаясь в неё с головой. Что там ждало меня с утра? Экзамен? Или мой очередной День рождения? Я помнила смутно – воспоминания о реальной жизни в такие моменты покидали меня, почти полностью исчезая где-то глубоко внутри.
      Стук в дверь прервал наши размышления. Громкие удары по деревянному каркасу раздались на весь дом, и героиня моих снов, бегло скрыв своё сокровище от посторонних глаз, убрала ключ и поспешила в коридор. Стук не прекращался: кому-то снаружи срочно требовалось попасть внутрь. Будто от этого зависела сама жизнь.
      - Кайл? – Грейси Эванс удивилась визиту своего жениха не меньше моего.
      А как же иначе! Ведь ещё утром они договорились встретиться лишь на церемонии, даже произнеся своеобразные клятвы. Дань традиции, но в их время это вдруг стало очень модным.
      - У меня плохие новости, - Кайл не стал стоять в дверях и прошёл в гостиную, буквально на ходу скинув с себя сапоги и офицерскую шубу.
      Он не был похож на себя. Да, порой с ним случались вспышки гнева, но на фоне всего остального это можно было списать на напряжённый график и многочисленные военные задания. И тайны, которые он не мог никому рассказать. А сейчас даже его взгляд говорил о том, что парень едва сдерживается, чтобы не начать кричать на всё вокруг себя.
      - Что случилось? – испуг моей спутницы передался и мне. Не в силах ждать, я сама задала этот вопрос, но, конечно же, меня никто не услышал.
      - Отец. Он умер. Только что.
      Грейси дёрнуло от шока. Будто в этот момент тысячи хрустальных ангелов разом лопнули, распавшись на миллионы миллионов острых осколков стекла. Да, именно такая картина сейчас возникла в моей голове. И никакая другая.
      - Как? – она встала напротив своего жениха, и, переждав тяжелейшую паузу, оба сели на диван у камина.
      - Я не знаю… - губы Кайла дрожали, прерывистый голос не позволял произнести почти ни слова. – Сердце. Он всегда жаловался на него. Может, оно. Или ещё что-то. Я понятия не имею…
      Грейси взяла его за руку и потянула к себе. Но и я, и она понимали, что сейчас ему не требовалась поддержка. Нет, именно в такие моменты людям необходимо хотя бы немного побыть наедине.
      - Мы сумеем это преодолеть. Просто знай, что я всегда рядом, и…
      - Это его всё равно не вернёт, Грейс, - жених убрал в сторону её руки и вздохнул, проглотив жёсткий комок внутри. Чтобы хоть как-то выговориться. – Ничто не вернёт. И это моя вина – я должен был всё время быть рядом. А я не смог ему помочь! И именно сейчас!..
      Девушка молчала, сдерживая накатывающее напряжение. Она знала, чем закончится этот вечер, но всё ещё успокаивала себя призрачной надеждой на лучшее.
      - Значит, завтра мы не?..
      - Да, придётся всё отменить. Я… я не смогу стоять у алтаря после всего пережитого сегодня. Грейс, пойми, - Кайл взглянул в её глаза. Точно такие же, как у него. Наполненные отчаянием и болью. – Я сожалею, даже больше тебя, но так нужно. Мы поженимся позже, перенесём свадьбу. Сейчас – сейчас я должен побыть один.
      - Я. Я понимаю, Кайл, - и она встала со своего места, мельком взглянув в сторону шкафа. – Пообещай, что это всё равно случится. Пожалуйста.
      - Мы же давали клятвы, - почти шёпотом произнёс он и, встав вслед за невестой, потянулся к шубе, - мне надо идти. Я сам всех предупрежу и отменю мероприятия.
      - Если что-то изменится, дай мне знать, хорошо? – стоя в стороне от него, сказала спутница.
      - Конечно, - ответил Кайл, даже не посмотрев в её сторону. – Непременно…
      Отчаяние вырвалось из плена, как только он переступил за порог дома. Тяжёлые слёзы потеки из глаз сломленной девушки, и она, упав на колени, во весь голос разрыдалась. В темноте вечерней гостиной, в свете огней новогодней ёлки, ярко освещавшей всё вокруг. Зимняя сказка неожиданно превратилась в кошмар. Я чувствовала всё то же, что и она. И так же не смогла выдержать этого. Заплакав, еле заметно, мне внезапно изо всех сил захотелось исправить произошедшее. Утешить Грейси или побежать за Кайлом. Поговорить, всё объяснить и убедить вернуться.
      И, не сдерживая себя, я выбежала на улицу. Буквально за мгновение оказалась на едва освещённой дорожке, засыпанной сотней сугробов – тёмно-синих валунов, искрящихся в тусклом свете редких уличных гирлянд. И я заметила его. Молодого офицера, идущего уже на той стороне улицы. Поникшего, разбитого и молчаливого. Увидела там его и ещё одного человека, шедшего рядом с ним, всего лишь на расстоянии вытянутой руки. Молчаливого седого мужчину, одетого в старинный, чёрный как уголь костюм, не по погоде тонкий и холодный. Того самого старика.
      
      ***

      В тот момент, когда прозвенел будильник, я услышала крик. Отчаянный, обречённый и, наверное, свой собственный. На счастье, надоедливая мелодия из новых часов, недавно купленных взамен старых, вовремя заглушила ночные кошмары, буквально за шкирку вернув меня в реальный мир. В дневной кошмар, если точнее: как только я поняла, что нахожусь в своей постели, а не на зимней улице пятидесятилетней давности за сотни километров отсюда, актуальные воспоминания тотчас загрузились в мой мозг.
      Экзамен по истории… Не знаю, что лучше – это или встреча с загадочным призраком, похищающим у людей молодость. По мне, так одинаково. Я, с великой неохотой и желанием послать всё к чёрту, покинула уютную и тёплую постель, отправившись собираться. На эшафот, не иначе…
      «Утро не может быть добрым, когда тебе куда-то надо». Так гласила старая нордумская пословица, не потерявшая актуальности и в наши дни. Ещё бы – с их погодой, непроходимыми болотами и постоянными штормами выходить из дома – чистое самоубийство. Когда там они напали на Агровакию? 7550-ый год? Нет, 7560-ый! Блин, за ночь даты запомнились только на половину… Окей, и то хорошо.
      - Удачи тебе сегодня на экзамене, - мама собиралась на работу, уже проводив отца в его долгое шахтёрское приключение, и успела наделать мне пару бутербродов.
      - Не, я сегодня на голодный желудок. Мне так лучше думается, - и всё, что я прихватила с кухни, оказалось кружкой горячего кофе. Единственным, что мне сейчас было необходимо.
      Собирать вещи, одновременно умываясь, переодеваясь, короткими глотками попивая бодрящий напиток и повторяя лекции, должен уметь каждый студент. Не знаю как другие, а у меня это получалось сегодня весьма и весьма неплохо. Но долго рассиживаться на одном месте не было времени: завершив процедуру экипировки, я попросила мать закрыть дверь и, наконец покинув свою родную обитель, вышла в мир.
      Хорош же сегодня был этот мир! Холодный леденящий ветер с прошлого вечера усилился многократно, а снег – детище монолитных серых облаков – заносил улицы нашего города пуще прежнего. В самое время устраивать Новый Год! А не тридцать первого декабря, когда на улице даже в полдень стоит непроглядный мрак, а наружу не выйдешь без дюжины слоёв тёплых шуб. Увы, но привычный порядок вещей на нашем свете суждено изменить далеко не мне.
      Автобус добирался медленно, тащась по улице Совы как черепаха и лениво, с неохотой обгоняя машины впереди. Это ещё хорошо, что я вышла из дома вовремя – иначе бы точно опоздала! А Розетта Чейз вряд ли погладила бы меня за это по головке. Знаете, даже хотелось высказать водителю всё, что я думаю о его нерасторопности. Но, увидев на выходе за рулём тщедушного старичка, всем видом дававшего понять, что на лихачества он не способен в принципе, я не стала баламутить воду. Старших надо уважать – тем более что таких у нас становится всё больше и больше…
      Да уж. Сколько их ещё будет, этих людей, лишившихся своей молодости? (В том, что так оно и есть, я убедила себя уже давно.) Вдруг когда-то такое случится и со мной? Недаром ведь ко мне постоянно является тот старик. Что ему вообще надо? Если эта страхолюдина так хочет похитить мою жизнь, почему не делает этого? Странно это всё… И чем больше времени проходит, тем чаще и дольше я думаю об этом. Однако до сих пор не могу ничего понять.
      Наш третий корпус описывать снова нет нужды – за полтора месяца там не изменилось ровным счётом ничего. Только штукатурка местами отвалилась ещё больше. Часы на нашей башне совсем скоро уже должны были пробить одиннадцать, и я, быстро прошмыгнув мимо комендантши с открытым пропуском в руках, отправилась на второй этаж. Экзамен должен сегодня проходить именно там, в одной из аудиторий – самой большой, насколько я это поняла.
      Да, номер я не запоминала – зачем, если и так понятно, что и как? Вот об этом я и пожалела, когда в лектории, заставленном уходящими ввысь партами, я никого не увидела. «Облом», - пронеслось в мыслях, и, пока мне не пришлось вновь осыпать саму себя проклятиями, я решила просто пройтись по этажу и заглянуть за каждую из дверей. Это ведь самый верный способ, да?
      Первые пять комнат оказались обычными аудиториями, по пять-шесть рядов. Ещё две – кабинетами каких-то крупных институтских шишек. Наконец, впереди осталось всего две двери, и я, увидев на одной из них табличку «200», умозаключила, что нужная комната находится именно там.
      Столы с кипами бумаг, переплетённых верёвками, куча книг, нагромождённых по всем пустующим местам, грязные минералы, куски металла и прочая старая утварь – нет, это точно не было моей аудиторией. Скорее уж какой-то архив, где пропыленные странички перебирают такие же пропыленные дяди и тёти. И я уже было решила попытать счастье у последней двери, когда из-за одного из шкафов услышала чью-то тихую речь.
      Шёпот был едва различим, но за эти недели, всё время ожидая в наших коридорах чего-то страшного, я научилась к нему прислушиваться. Говорили двое. По голосу не было ясно, кто именно, но одно я поняла – оба о чём-то пытались договориться. На счастье, дверь из коридора открывалась практически бесшумно, иначе бы меня уже заметили. Хотя, о чём это я? Мне-то надо на экзамен! А не вслушиваться в таинственные секреты нашей исторической кафедры…
      Но уйти я так и не ушла. «Одна минутка ничего не изменит», - эти слова часто играли в моей жизни решающую роль. Ещё чаще – роковую. Сделав несколько шагов внутрь, я закрыла дверь, аккуратно обошла заставленный «ненужным» хламом столик, лёгким беззвучным шагом прокралась к высокому шкафу и встала за ним. Так, чтобы меня уж точно не смогли увидеть. Буквально в тот же момент я сумела различить отдельные слова:
      - Я говорил ему об этом, но он не слушает. Это бесполезно…
      - Да, но я так не могу больше. Он ни во что меня не ставит, - голос второго казался гораздо моложе, чем у собеседника, пусть даже они просто шептались.
      - Зато я целиком тебе доверяю. И поверь, моё мнение не менее важно, чем его.
      - Да, и поэтому я должен приходить сюда и палиться. Тебе-то всё равно, ты декан.
      - Ага, конечно. И если нас вдруг увидят, то меня просто возьмут и отпустят – я же свой! Хех, интересная у тебя логика, - прервав разговор, первый громко зашуршал, видимо доставая что-то из пакета.
      Да уж. Вот и нафига я попёрлась сюда, да простят меня за сленговые выражения! Не хватало ещё, чтобы застукали! Тем более если этот первый – один из деканов…
      Но любопытство – штука непредсказуемая. В тот момент, когда я решила уйти, краем глаза ваша Шейна заметила узкий проём между книжек. Тех, что стояли на одной из полок высокого шкафа, защищавшего меня от разоблачения. И через этот проём как раз можно было увидеть всё происходящее за ним.
      - Вот. Этого хватит, чтобы покрыть расходы прошлого месяца, - я попыталась устремить свой взгляд сквозь две учебных книги и неожиданно для себя поняла, что это был за декан.
      Наш декан! Айзек Нотс собственной персоной.
      - Особенно учитывая тот факт, что Стенли куда-то исчез. Наверное, как всегда, сбежал, никого не предупредив, - молодой забрал что-то из рук собеседника, и габаритов моего «смотрового отверстия» хватило, чтобы разглядеть громоздкую банку с надписью «Лучший Сур-Ганский чай».
      - Вот. Это нужно отнести в магазин Филиппа. На склад! – последнее Айзек произнёс как можно чётче, чтобы второй его понял.
      - Окей, я не дурак, - и банка надёжно скрылась где-то в сумке у парня, лица которого я разглядеть пока не могла. – Или ты думаешь, что я скормлю всё это крокодилам? Даже интересно увидеть их реакцию.
      - Вот за что я тебя уважаю, так это за нетривиальное отношение к работе. Ты прав, оптимизм нам всем не помешает. Учитывая, что Стенли не просто уехал, а пропал. Без вести, уже как три недели назад.
      - Беда с ним. В городе вообще стало исчезать много людей. Странно – может, мафия какая орудует?
      - Ага, та, что посерьёзнее нашей, - в этот момент декан сделал шаг в сторону шкафа, и мне пришлось убраться подальше от книг.
      К величайшему из сожалений, это прошло не так осторожно, как того хотелось. Мои шаги прозвучали громче допустимого, и последствия сразу же проявили себя не с лучшей стороны.
      - Ты слышал? – едва различимо произнёс Айзек и, наверное, тут же прислушался. – Мне показалось, здесь кто-то есть.
      - Ты же сказал, что сюда не должны заходить в это время дня, - голос собеседника так же стал тише, однако он заволновался гораздо сильнее.
      - Ну, не должны – это да. Но форс-мажорные обстоятельства никто не отменял, - и я услышала, как декан стал обходить шкаф. – Сейчас, я проверю.
      Айзек медленно и бесшумно, будто жуткий призрак, проследовал вдоль книжных полок, завернул за угол и, увидев закрытую дверь, всё-таки обратил внимание на моё убежище. Хорошо, что меня там уже не было – в самый последний момент я нырнула под ближайший стол и затихла так, как никогда в жизни. Нервы были на пределе, сердце колотилось бешеным маятником, но я всё же сумела затаить дыхание.
      - Никого. Наверное, ветер. В любом случае, не будем рисковать понапрасну. Ты меня понял – магазин Чаттерджи, как обычно.
      - Да, - коротко ответил молодой, и когда Айзек покинул комнату, пошёл к выходу сам.
       Вот тут-то я узнала и его. Мой друг и друг Айны – Николас Эндрюс…
      Парень закрыл за собой дверь, но, слава богу, не запер, и я, выждав ещё пару минут, ринулась в коридор, желая как можно быстрее покинуть это место.
      Я пребывала в шоке. Да какой это шок – настоящий апокалипсис моих мыслей и собственного я!!! И это не очередная глупая шутка. Я не знала, что и думать. Декан нашего факультета, мой новый друг Ник… Как они могли оказаться наркоторговцами??? Нет, я даже не рассматривала иные варианты – трезвый взгляд на жизнь их тут же отметал. И, что самое страшное, отец Айны, Филипп Чаттерджи… Как она сможет жить после этого, если вдруг узнает правду?
      Хотя насчёт него я всё же сомневалась – вдруг он просто ничего не знает? Шанс небольшой, но хоть какой-то, в отличие от этих двух. Я не могу сказать, что я испугалась. После того, что со мной случалось за это полугодие, я перестала бояться таких «обыденных» вещей. Но я была разочарована. В Нике. Он был моим другом, нашим с Айной общим приятелем. И, чёрт возьми, он мне нравился! Даже очень…
      Буквально через полминуты я пришла на экзамен. Он проводился в соседней аудитории, 201-ой. И почему я сразу её не выбрала? Потому что дура? Нет, скорее уж умственно-отсталая ненормальная!
      - Вот и вы, - сухо и с присущим пафосом процедила миссис Чейз. – На ваше счастье экзамен начнётся только через десять минут. Задержки, не по моей вине. Ждите тут.
      Последнее уже было адресовано собравшимся. Ох, на экзамен, похоже, явились все. Никогда ещё не видела нашу группу в полном сборе: тут и Зира пришла, с присущим её образу мрачным макияжем, и Кейт, жевавшая в данный момент шариковую ручку, наверное, очень вкусную. И, конечно, моя подруга. Айна, как всегда, сидела в первых рядах, старательно повторяя все лекции и перелистывая тетради с впечатляющей скоростью. Вот уж кто точно сегодня получит заслуженную пятёрку. Тьфу-тьфу-тьфу, конечно.
      - Привет, - я помахала ей и тут же села рядом.
      Первые ряды – штука не самая приятная. Но когда рядом с тобой сидит настоящий кладезь мудрости, а шпаргалок ты всё равно не сделала, то выход из ситуации остаётся только один.
      - Привет, - улыбчиво ответила подружка и подвинула свои вещи в сторону, чтобы не мешались. – Я уже думала, с тобой что-то случилось.
      - Что со мной может произойти? – невинно ответила я и изобразила самую непосредственную улыбку в Агелидинге. – Если только будильник не прозвонит.
      Ага, или наркоторговцы в лице нашего декана и твоего друга детства не задержат… Не знаю, что как, но потом мне придётся ей всё рассказать. Если вообще смогу – у меня даже про её здоровье не получается спросить.
      - Хорошо, что ты тут. С тобой я чувствую себя гораздо лучше.
      Я попыталась улыбнуться как можно заметнее и открыла свою тетрадь. Тяжело осознавать, что твой близкий человек страдает, а ты не в состоянии открыто поговорить с ним об этом. Из-за своей природной глупости!.. Да, я интроверт. Замкнутый и комплексующий. И я не могу в открытую говорить об этом – речь идёт не о каком-то сюжете в новостях или книжной истории. Здесь реальная жизнь! Самая лучшая и близкая подруга страдает. И мы понятия не имеем, что нас ждёт завтра.
      - Шейна, ты слышала, что случилось вчера? – вдруг прозвучало у меня за спиной.
      Вот уж чего я сейчас не ожидала, так это того, что одна из бывших сподвижниц нашей Сары вдруг соизволит со мной заговорить. Этого мне ещё не хватало…
      - Понятия не имею, - и, взглянув на Зиру, я вновь вернулась к конспектам. Незачем мне с ней связываться.
      - Ещё одно убийство. У Лунной башни.
      Я решила промолчать, как меня учила Айна. Не моя вина, что горячий кофе, выплеснутый в лицо, на них так и не повлиял.
      - Ты не хочешь ничего сказать?
      - Нет, и не собираюсь, - спокойно ответила я. Сдерживать себя становилось труднее, но я пока понимала, сколь глупы и нелепы её издёвки.
      Зира стояла рядом с нашей партой, но я не смотрела ей в лицо, добросовестно повторяя лекции.
      - Нам это надоело! – её возглас прозвучал резко и неожиданно. – Просто скажи, что там случилось! Объясни нам, как ты причастна ко всему!
      Все силы моей души, разума и тела, энергия и самообладание, собравшись вместе, сумели подавить инстинктивное, жгучее желание врезать этой твари по лицу. Я лишь встала перед ней и с интонацией, полной презрения, произнесла:
      - Ты можешь просто заткнуться и сесть на место! Мне плевать на Сару и одну из ваших подруг. Плевать на тебя. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Сейчас экзамен, и я не собираюсь тратить свои силы ещё и на таких ничтожеств, как ты!
      Девица была готова разорвать меня на части. Я бы ей этого, конечно, не позволила, но неожиданно в аудиторию зашла Розетта, и её громкий неприятный голос спас эти стены от вида очередной драки.
      - Всем сесть на свои места, не блуждать по залу и не переговариваться. Я раздаю листочки. Если вдруг увижу, что кто-то списывает – отправлю в ссылку до самого января, на пересдачу.
      Зира не стала выяснять отношения сейчас, молча и без каких либо эмоций вернувшись на своё место. Фиолетововолосая дама, в свою очередь, достала из любимой сумки (имевшей угрюмый вид просроченной антикварности) множество бланков, и вскоре на парте у каждого из нас лежал комплекс тестовых вопросов, в количестве тридцати штук. Хорошо. Всё-таки лучше, чем открытые!
      «Да уж, лучше…» - промелькнуло в голове, когда я прочитала их содержание. Открытие Кей-Стока, дата битвы на озере Души, имя последнего правителя Эль`мен Таина. Да она издевается! Это как заставить нас вызубрить все года нашей восьми тысячелетней истории и спрашивать каждый из них кряду. Вот это подстава…
      Но, к счастью, на первый вопрос я ответила почти сразу. Вспомнила наш разговор с Айной в кафе. Дата битвы на озере – мой День рождения! 28 сентября – хоть сейчас эта цифра меня не раздражала. А год просто всплыл в голове – 7591-ый! Это и помогло мне настроиться на остальную часть теста.
      С несколькими другими вопросами я тоже смогла справиться. Открытие южного архипелага Ричардом Смоугом – 7588-ой год. Хоть как-то помогла  книжка, что мне недавно передала Айна. А вот дальше я ощутила глубокий провал в своих знаниях. Я бы даже сказала, зияющую бездну. Нет, вы сами подумайте: «В каком году в Прибрежном Нордуме был изобретён порох?» И чтобы я на это ответила? Нонсенс!
      - 6885-ый, - тихо произнесла Айна, незаметно наклонившись и прочитав восьмой вопрос из бланка. – А ответ на десятый: «Остров Кохор». Именно оттуда, по легенде, пришли первые люди. Из леса Дум.
      - Спасибо, - ещё тише сказала я и, видя, как взгляд миссис Чейз проходит вдоль нашего ряда, изобразила полное задумчивости лицо.
      Как же хорошо, что подруга рядом! Так я хоть вытяну на тройку – для меня это уже будет большим достижением.
      Вопросы поражали своей сложностью. Очередную тройку ответов мне вновь подсказала гениальная соседка, но вот двадцатый пункт поставил в тупик даже её…
      «Как звали человека, развязавшего Великую Полярную войну между Северной Иллиосией и Южной Иллиосией?» Да я этого даже и не знала никогда!
      - Я тоже не помню… Наверное, попал вопрос из той части лекций, которые нам не читали.
      Досадно плюнув на него, я собралась приступить к двадцать первому. Однако Айну вдруг озарила какая-то мысль.
      - Я точно знаю, что у него было прозвище. Морион. Но вот имя… Кажется… - она попыталась покопаться в своих мыслях, начисто забыв и о времени, отведённом на этот экзамен-пытку, и обо всех остальных неразгаданных вопросах.
      Наконец подруга вспомнила его имя. Имя, от которого по моей спине поползли мурашки.
      - Кайл Хиггс.
      Мгновение. Промелькнувшая в голове короткая мысль. И шок, скорее похожий на резкий электрический разряд, чем на обычное удивление или испуг.
      - Кайл Хиггс??? Кайл?!! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!! – как ни старалась, я не сумела сдержать наплыв эмоций. Так сильно меня это потрясло… – Значит, всё это было правдой…
      Никто не ожидал, что во время экзамена кто-то станет шуметь так громко. Тем более, мало кто вообще мог подумать, что одна из студенток вдруг ни с того ни с сего перейдёт на такие бурные восклицания. К сожалению, это не осталось без внимания нашей жуткой бестии.
      - Что там случилось? У нас экзамен, а не балаган, - Розетта поднялась из-за стола и направилась прямо к нам. И притом так быстро, что я и опомниться не успела, как она уже возвышалась надо мной всем своим корпусом. – Мисс Андерсен? Что тут такое?
      По интонации я поняла, что даже в случае внезапного инфаркта Чейз мне помогать не станет. Но избавляться от неё всё равно нужно было как можно скорее.
      - Всё хорошо, я просто… укололась молнией на свитере…
      - И каким образом тут оказался Кайл Хиггс? – преподша оглядела меня с ног до головы, а заодно и Айну. – Учтите, за подсказки я строго наказываю.
      - Я не сомневаюсь в этом, - стараясь произнести как можно спокойнее, сказала я. – Поэтому и не подсказываю.
      - Поэтому подсказывает её подруга, - донёсся чей-то голос из заднего ряда.
      Зира Гар. Только не это…
      - Что вы сказали там? – сразу же среагировала фиолетововолосая.
      Моя ненавистная одногруппница, едва сдерживая улыбку, указала пальцем на Айну и добавила:
      - Айна Чаттерджи уже половину вопросов ей подсказала. Я всё видела. И Кейт подтвердит, если надо.
      Та в знак согласия кивнула, однако эмоций при этом не выразила.
      - Так-с, если это правда, то я вас обеих сейчас удалю, - и Розетта, колючим и до неприличия едким взглядом пробежав по нам с подругой, обратилась к остальным. – Кто ещё видел, как они шептались?
      Вот тут-то я и не стала молчать. Плевать я хотела на то, что будет дальше, но Айну я в обиду давать не собираюсь. Не хватало ещё, чтобы потом пришлось винить себя за случившееся. Она-то не станет, это точно. А вот моя сущность просто сгрызёт меня насмерть после такого.
      - Никто никому не подсказывал, - привстав из-за парты, сказала я. – Эти две… девки меня ненавидят, вот и придумывают всякие гадости, чтобы задеть за живое.
      Розетта взглянула на меня, затем на них. Её сверлящие глаза прошлись по каждому, и в эту секунду лишь одному Богу было известно, к чему пришли её размышления.
      - В любом случае, с дисциплиной вы не дружите, юная леди. Не удивлюсь, если вам постоянно кажется, что все вокруг вас ненавидят. Обратите внимание лучше на себя – как-никак подозреваетесь в убийстве. Я бы на вашем месте вела себя тише воды ниже травы…
      Да какого… она смеет обсуждать тут при всех мои личные проблемы! Я всего-то выкликнула пару слов! Что мне теперь, рот себе скотчем заклеить???
      - То, что меня подозревают в убийстве – не ваше дело, миссис Чейз. И не их. Я уже не говорю о том, что вообще ни в чём сейчас не провинилась – кажется, все тут уже это забыли и считают меня главной виновницей всего на свете!
      Последнее я произнесла намного громче, чем рассчитывала. Жаль, что сдерживать себя и собственные порывы – не мой конёк.
      - Мне глубоко всё равно, чьё это дело. Но ведите себя прилично! Как-никак, вы пока что всего лишь обычная студентка-первокурсница и ничего из себя не представляете. А вот норова – на всю вашу группу.
      По залу пробежались лёгкие смешки, особенно хорошо слышимые с задних парт. Чёрт, чёрт, чёрт! Я знала, что должна сейчас просто проглотить эти слова, извиниться и сесть на место. Для своего же блага. Но не могла. Выслушивать подобное и не реагировать, сюсюкаться и лебезить с теми, кто говорит тебе гадости – ни за что на свете! Никто смеет вытирать об меня ноги! Слышите? Никто и никогда!
      - И что вы хотите? Извинений? За что? За то, что нахамили мне при одногруппниках? «Я ничего из себя не представляю»… А вы? Чего вы в жизни добились? Сокращения на закате лет?
      Айна взяла меня за руку в этот момент. Хотела, чтобы я упокоилась и села обратно. Но я не стала этого делать, несмотря на последствия. И убрала свою ладонь в сторону.
      - Так, милочка! Я не собираюсь выслушивать от тебя бестолковые нравоучения!  Ещё одно слово, один писк в подобном тоне – и вы окажетесь в коридоре! – голос Розетты стал грубее (если это вообще было возможно), но я понимала, что дорогу назад уже упустила.
      В этот момент в аудиторию зашёл наш социолог. Да-да, тот самый ненавистный Брайн Линблум, которого я невзлюбила ещё с первого дня занятий. Зашёл, взглянул на собравшихся и направился к нам.
      - Я слышал какие-то крики и споры. Что-то не так, миссис Чейз?
      - Пытаюсь утихомирить одну взбалмошную особу. Может, Вы мне поможете?
      Вот только его здесь не хватало! Как будто все мои враги собрались сейчас под одной крышей, чтобы разрушить мою жизнь! Чёртов гадкий день!
      - Может, проще выгнать её в коридор? – после десятисекундного пояснения Розетты сказал Брайн.
      Понятия не имею, шутил он или нет, но это стало последней каплей. Эмоции, доселе хоть как-то сдерживаемые, вырвались наружу. Все эти ссоры, погони, кошмары по ночам. Страхи, убийства, слёзы – всё, что я пережила за эти мучительные месяцы, предстало предо мной во всей своей красе. Со всей жестокостью и безудержной злостью.
      - Думаю, в коридор я сама смогу выйти, мистер Линблум. И из института тоже. Может, даже навсегда. Думаете, мне нужна ваша история? Или социология? Или вообще что-то ещё? Учишь цифры и термины до поздней ночи, а к тебе относятся как к неудачнице! Я стараюсь справиться с этой жизнью, делаю, что могу, а всем наплевать! Вам. И всем! Нет! Мне ничего не нужно! – и я, проигнорировав последнюю попытку Айны меня остановить, направилась прямиком к выходу. – Ноги моей больше здесь не будет! Слышите!
      И, выйдя в коридор, я громко хлопнула дверью. Выдохнула, медленно отошла в сторону окна и заплакала. Разревелась, не в силах больше себя сдерживать.
      За что мне это? За что?!! Я ведь пытаюсь… Справляюсь со всем, что мне преподносит эта проклятая жизнь! Плюю на опасность, на издёвки и неудачи! Неужели я заслужила всё, что со мной случилось??? Наверное, всё-таки да…
      Но я не могла просто стоять и рыдать тут несколько часов подряд. Непозволительная и слишком дорогая роскошь для меня. Я должна была взять себя в руки. В кой-то веки! Пусть это почти невозможно. Встать и с высоко поднятой головой отправиться вперёд! Пойти куда глаза глядят? Да, пускай так! А что? Зато теперь у меня есть полное право жить так, как я хочу! Наконец освободиться от этих оков. И плевать, со всеми возможными силами и презрением, на мнение окружающих!
      Я отошла в сторону от заледеневшего стекла, расписанного причудливыми, живыми и абсолютно не волнующими меня сейчас узорами, и украдкой взглянула на дверь с табличкой «201». Как бы мне сейчас хотелось, чтобы в ней показалась Айна. Сказала, что уже всё написала, взяла за руку и успокоила. Вверила в меня надежду на будущее. Но она не выйдет. Конечно нет. И не стоит тешить себя бесполезными иллюзиями.
      - Мисс Андерсен? У вас всё в порядке? – спросил проходивший мимо мужчина, в котором я сразу же узнала нашего философа Руиса Фенлица, и вперил в меня чуть взволнованный, вопросительный взгляд. Хороший он всё-таки человек, в отличие от некоторых.
      - Да, в полном. Спасибо.
      И я пошла вниз. Наружу. Покидая это место с твёрдой мыслью, что никогда больше сюда не вернусь. Я была готова в этом поклясться, если надо. И всё равно, что я скажу потом: утром, через неделю или даже месяц. Будущее решается здесь и сейчас! В настоящем. А то, что будет завтра – лишь вопрос нашего выбора. И если мне и следует сейчас поклясться, то я клянусь никогда не жалеть об этом поступке. Что бы ни случилось. Идти вперёд, не задумываясь о прошедшем. Как и должна настоящая полноценная Личность.
      А снаружи по-прежнему шёл снег. Ему было невдомёк, что только что случилось с одной из жительниц этого странного, промёрзшего на крайнем севере города. Невдомёк, что с каждым днём многие из них теряют свои жизни и покидают его один за другим. Он просто шёл, спускаясь с небес на землю, стремясь как можно скорее накрыть всё, что попадало в его поле зрения, каждую частичку всего того, что я называла родной столицей.
      В поле зрения? Похоже, я снова несла очередную несусветную чушь. Тем лучше…
      Отдышавшись на открытом воздухе, я сделала глубокий вдох и, шаг за шагом, покинула Университетскую набережную, за столь короткий срок уже успевшую стать такой привычной. Куда идти теперь? Точно не домой. В который раз мне было необходимо одиночество – его холодные объятья, леденящие разум щупальца как нельзя лучше лечили вашу юную подругу от глупых и деструктивных переживаний. Там, где нет людей, порою исчезают и мысли о них.
      Я снова куда-то шла, сквозь всё усиливающуюся метель, медленно переходя по мосту через реку Ритты, встречая на своём пути лишь десятки машин, волей своего инстинкта стремящихся куда-то. Дорогущие «Кор-Рау», респектабельные «Виктории-Райр», «Ник-Смарагдусы»2, на которых так любили ездить наши деканы, пара проржавевших «Оленьих Упряжей» - вся палитра прослоек общества пронеслась по одному из городских мостов буквально за пару минут. К чему такая спешка? Неужели все наши дела, каждодневные проблемы и заботы важнее потраченного на них времени? Стрелки часов не ведают передышки, и с каждым прожитым часом отведённый нам срок становится всё меньше и меньше. «В этой жизни можно вернуть всё, но только не время». Как кстати я вспомнила одну из цитат Питера Риса, из его книги «К концу времён»! Которую я, как обычно, так и не дочитала до конца.
      Купол Вильяма Вайтла, чуть занесённый лёгким, почти незаметным снежным покровом, своей громадой поражал даже в метель. Сейчас он находился справа от меня, и если бы не матовые свинцовые тучи, то лучи солнца обязательно бы позволили мне насладиться бликами света, падающими на его стеклянные и идеально отполированные грани. А так мне оставалось довольствоваться лишь силуэтом, во всю свою мощь возвышающимся надо мной. Всё-таки лучше, чем взглянуть направо и увидеть вдалеке разрушенный каркас старого аэропорта, который не могут разобрать вот уже который год. Думаю, вы тоже со мной согласитесь…
      Наконец и купол покинул мой визуально-воспринимаемый мир. Улица Зари. Сама не знаю, зачем я сюда пришла. Может, потому что решила, что вдруг сумею примириться здесь с собой? Что ж. По крайней мере, это такое же подходящее место, как и другие. Я часто называла улицы разными именами. Артериями столицы, похожими на расщелины долинами с высокими отвесными скалами, даже обителью будничных дней. Но это всего лишь эпитеты. На деле все они просто земля, покрытая камнем и продуктами нефтепереработки, с двух сторон заставленная многоэтажной грудой гладко отполированных валунов. Где тут романтика? В реально мире её нет. И никогда и не было. Надо привыкать смотреть на вещи трезвы, ясным взглядом. Думаю, это и будет моей новой целью.
      В тот момент, когда я проходила мимо старого, потрёпанного десятками эпох здания городского бассейна, вдруг послышался бой часов. Час дня. Согласна, только мне почему-то не верилось, что я вдруг смогла услышать удары главной городской башни. Башни, до которой отсюда и на машине-то не доехать без уймы потраченного времени. Но он звучал и, как казалось, только для меня. Удары – один, второй, третий – будто вцепились в мои руки, остановив на полпути и накрепко приковав к асфальту подо мной. В этот миг я внезапно почувствовала всё, что пыталась скрыть в себе недалече, чем час назад. Как будто кто-то или что-то проникло внутрь, вскрыло печати моей души и вырывало наружу саму её суть. Такого никто не мог выдержать…
      - Мисс, вы меня слышите?
      Я будто очнулась от транса. Гипноз, сковавший меня, тотчас развеялся, и окружающий мир, со всеми своими «насыщенными» серо-белыми красками снова предстал во всей своей унылой красоте.
      - Что? – спросила я у стоявшего рядом со мной темнокожего прохожего, видимо уроженца Эт-Смарагдуса, коих у нас бывало не так много.
      Спросила и тотчас его узнала! На удивление и очередной шок – один из тех, что когда-нибудь добьют и так слабое девичье сердце.
      - Ун-Набо? Из «Ангелов Кроноса»??? – да уж, абсолютно невозможная встреча. С большими шансами я была готова увидеть тут самого Джека Бейкера, но только не ударника своей любимой рок-группы.
      - Ун-Набо Круб`Т. К вашим услугам, мисс, - с привычным акцентом произнёс он.
      Да… Темнокожий парень – лучший барабанщик всех времён – стоял рядом с обычной, уже бывшей студенткой на оживлённой улице северной столицы мира, занесённой падающим снегом. Причудливей картину и не придумаешь.
      - Шейна Андерсен, - улыбнулась я ему, однако привычной белоснежной улыбки в ответ не получила.
      Он молча стоял рядом, смотря одновременно на меня и будто бы сквозь, куда-то в сторону, пока наконец не сказал:
      - Буря всегда приходит не вовремя, мисс. И мы привыкли принимать её как должное. Это правильно. Но не замечать её – большая ошибка.
      - Да, - ответила я, не зная, что ещё добавить на это. Странный парень, всё больше и больше пугающий меня своей неадекватностью.
      - Нам следует примириться с самими собой. Только так мы сумеем победить демона внутри.
      А вот эти слова я уже поняла. Религиозный культ Эт-Смарагдуса, где души людей делят на демонов и духов – по степени испорченности. Ещё мне не хватало мистических разговоров, пусть даже с одним из «Ангелов»…
      - Знаете что? Пусть я могу тысячу раз ошибиться за свою жизнь, но к демонам меня причислять не стоит. В мире есть куда более гадкие люди, чем я. Вот им пусть и достаётся такая душа.
      Темнокожий ударник промолчал, сохранив своё лицо в прежнем выражении. Спокойном, чуть заинтересованном. А мне наша встреча казалась всё более нереальной.
      - Хотя, знаете что? Наверное, вы правы. Кто я ещё, если всё время порчу жизнь самому важному человеку на свете – себе самой. Злодея ненавистнее и не отыщешь.
      - Это мудрые слова, мисс, - произнёс он, и, когда я уже была готова послать его к чёрту, добавил. – Признание своих ошибок – первый шаг на пути к лучшей жизни.
      Тут же он попрощался и буквально через пять секунд побрёл своей дорогой. Да уж – идти и совершенно случайно встретить на улице такого известного и любимого тобой исполнителя, выслушать от него непонятную чушь и едва не послать куда подальше. Чем не острый приступ шизофрении?
      А метель тем временем усилилась. Подгоняемый ветром, снежный войлок превратился в настоящую стену – сотни стен – будто отделивших меня от всего остального. Этот разговор не изменил моих планов: я, как и прежде, направилась вдоль по улице, на запад, теперь надеясь дойти до Солнечной башни и, если не забраться на неё, то хотя бы посмотреть со стороны. Всё больше и больше сюжет вокруг напоминал мне какую-то старую унылую мелодраму. «Пусть идёт снег»3, не иначе!
       Я шла, не замечая людей. Ни старушек, выходящих из аптек и супермаркетов, ни молодых парней и девушек, обычно раздражавших меня своими прогулками «за ручку», ни одинокого попрошайку, просящего милостыню возле почерневшего от времени фонаря. Мне было всё равно. Это потом я вспомню и о сегодняшнем дне, и об Айне, перед которой вряд ли уже смогу что-либо сказать без стыда. Вспомню и снова провалюсь в темноту отчаяния. Сейчас же был только снег. Такой сильный, непробиваемый и жёсткий. Белый пепел небес, даривший надежды не одной сотне жизней и сгубивший ещё большее их число.
      Наверное, я уже достигла больничного комплекса, когда поняла, что не смогу идти дальше. Буря, как о ней говорил Ун-Набо, усилилась многократно. Словно бы желая похоронить меня под тоннами льда, здесь, возле этих проклятых больниц. Силы и стойкость покидали меня: я как будто очнулась от гипноза, тем самым «ясным взглядом» посмотрев на мир вокруг. Куда тебя занесло, глупая девчонка? И в какую сторону ты теперь пойдёшь?
      Не ведая ответа, я выбрала единственно верное, на мой взгляд, решение – забрела в ближайший дворик и, найдя одну из подходящих лавочек, села, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть. Ледяные наросты и снег, покрывшие её тонкие доски, вряд ли хорошо скажутся завтра на моём здоровье, но сейчас меня это не волновало. Держаться – это самое главное. Держаться, не сдаваясь ни перед чем, стойко шагая вперёд. Стать сильной и независимой, непробиваемой и жёсткой, как эта буря. И пускай одиночество станет неизбежной расплатой за подобный шаг.
      Я сидела, перебирая в голове собственные мысли. Вокруг стало слишком холодно даже для меня, привыкшей к подобному климату с самого рождения. Правая рука начала привычно побаливать, но мне было всё равно. Холод снаружи и холод внутри. Наверное, это и есть мой путь. Судьба никем не понятой девушки.
      - Добрый день, - вдруг послышалось за моей спиной, и я не успела обернуться, как незнакомый голос добавил. – Я бы не советовал вам здесь сидеть в такую метель. Ветер с улицы дует точно между домами и проносится как раз над этой лавкой. Так можно и замёрзнуть.
      Наконец я развернула голову и увидела незнакомца. Взрослого парня, стоявшего рядом со мной в нелепом клетчатом пуховике, таком же старом, как и моя куртка.
      - Я просто думала о своём. Я редко бываю в этих местах.
      Собеседник улыбнулся и ещё раз указал на пару зданий, замыкающих этот двор.
      - Строители никогда не учитывают розу ветров. А это немаловажно. На этих лавках уже не один десяток людей простудился.
      И, решив последовать совету, я встала с холодного заснеженного места.
      - Погода в ноябре всегда жестока, - произнесла я.
      - Это да. Но декабрь, с его непроглядной ночью – на мой взгляд, это ещё хуже.
      Я чуть кивнула, мельком рассмотрев своего «визитёра». Высокий, в меру симпатичный парень, которого не портила даже лёгкая небритость. Если бы не пуховик…
      - Вы совершенно правы, - и после недолгой паузы я добавила. – Меня зовут Шейна.
      - Оливер Уильямс.
      Парень помахал своей рукой, как обычно делают провожающие на вокзалах, и даже в таком состоянии, как сейчас, я не смогла сдержать свою улыбку.
      - Хорошее имя. Если бы вы вдруг оказались школьным учителем, то оно подошло бы вам в самый раз.
      - Мне об этом уже говорили, - неловко посмеялся он, остановился в раздумье и легко читаемом волнении и всё-таки нашёл в себе силы произнести. – Знаете, в такую метель лучше долго не гулять по городу. Если хотите, я мог бы вас… проводить до дома. Если можно, конечно…
      Да, я помню, что хотела побыть в одиночестве. Но какой в этом смысл, когда судьба вдруг меняет твои планы? Быть может, этот день ещё можно спасти… Так зачем упускать свой шанс?
      - Конечно, можно. Только учтите: я живу далеко отсюда, на самом краю улицы Совы.
      - Даже если бы вы жили в самом Оргениуме, я бы всё равно не отказался от своего предложения, - и Оливер, осторожно взяв меня под руку, повёл в сторону широкой улицы Зари.
      Я не знаю, что ждёт меня завтра. Не знаю, куда теперь направлюсь. Будущее – всего-навсего иллюзия, живущая в нашем сознании. У нас есть лишь настоящее. Здесь и сейчас. И теперь я понимала, что только это важно. Время, которого остаётся всё меньше и меньше, лучше всего тратить на жизнь, а не её проживание. Ведь ни я, ни вы не знаем, сколько у нас его осталось. Годы или крохотные секунды.
      Стрелки часов когда-нибудь остановятся, но пока… они ещё идут.
      
      
      Тула
      28 сентября – 31 декабря 2014 года


1. Кей-Сток – архипелаг из нескольких десятков островов, расположенный к югу от экватора. Считается самой удалённой точкой от материка. Открыт Ричардом Смоугом в 7588 году.
2.  «Ник-Смарагдус» - неплохая, среднего качества марка автомобиля, производимая кампанией «Изумруд» при совместной поддержке предпринимателей Северной Иллиосии и Эт-Смарагдуса.
3. «Пусть идёт снег» - популярный фильм 8140-ых годов, повествующий о трагической любви молодой жительницы Северной Иллиосии и старшего сержанта, отправленного на южный фронт в годы Полярной войны.

Дорогие читатели, тех, кого заинтересовал роман Егора Козлова, мы приглашаем посетить его сайт www.indimion815.ru

 

 

 

 

Глава первая
В которой читатели знакомятся со Шреком

«…Когда-то, давным-давно, жила-была прекрасная принцесса. На нее было наложено ужасное заклятие, которое мог снять только первый поцелуй ее любви. Принцесса находилась в заточении в замке, охраняемом страшным огнедышащим Драконом. Многие бравые рыцари пытались освободить ее из этой ужасной тюрьмы, но это не удавалось никому. Она ждала в замке Дракона, в самой верхней комнате самой высокой башни, ждала свою настоящую любовь, и первого поцелуя любви…»
— Интересно, произойдет ли это когда-нибудь? — спросил сам себя Шрек с ехидным смешком, выдирая страницу из книги сказок, которую он читал.
Он делал это, сидя в туалете — у многих ведь есть такая привычка — читать, находясь в этом месте, хотя нельзя сказать, чтобы это была очень хорошая привычка. И уж совсем не годится использовать вырываемые из книги страницы так, как это сделал Шрек со страницей, на которой был нарисован прекрасный принц, спасающий принцессу. Впрочем, если учесть, кто такой был Шрек…
Шрек был тролль, гоблин, или, попросту, людоед. Правда, он никого из людей в действительности не ел — у него было достаточно другой, более вкусной и изысканной пищи — паштет из тухлого мяса, варенье из гусениц, вино из гнилых ягод — в общем, все то, что любят и охотно едят людоеды на завтрак, обед и ужин.
Но внешность у Шрека была вполне людоедская и весьма внушительная — восьми футов роста, втрое толще обычного человека, с кожей зеленого цвета и лысой головой… А уши у него были длинные, подвижные и свернутые в виде трубочек, наподобие сухих листьев, торчащих по бокам головы. Во рту виднелись огромные желтые зубы, а над глазами под узким покатым лбом топорщились густые косматые брови. Такого страшилища вполне можно было испугаться!
Выйдя из туалета, Шрек захлопнул за собой дверь и с удовольствием потянулся. Солнце склонялось к западу и освещало болото, на котором жил Шрек, таинственным закатным светом. Это была лощина, окруженная со всех сторон мрачным, темным лесом. Жилище Шрека находилось под корнями старого-престарого огромного дерева. Вся верхушка дерева сгнила и рассыпалась, корни обнажились и торчали из склона холма, образуя навес, и вот под этим-то навесом и был дом Шрека. Остаток ствола дерева был внутри пустой, и в нем проходила каминная труба, которая сейчас слегка дымилась.
Шрек стоял, с удовольствием глядя на свой дом, озаренный светом заходящего солнца. Больше всего он любил тишину и покой, а расположенное в лесной глуши жилище на болоте вполне этот покой обеспечивало. Недалеко от дома было затхлое озерцо, в котором Шрек имел обыкновение купаться. Вот и сейчас, еще раз сладко потянувшись, он направился к озерцу. Скинув одежду, Шрек прыгнул в воду. Вволю поплескавшись в болотной тине, он решил до ужина заняться делом, которое откладывал уже несколько дней.
Подобрав большой ровный кусок древесной коры, Шрек примостил его на треноге из корявых веток на пригорке, еще ярко освещенном солнцем, и, вынеся из дома краски и кисточку, принялся рисовать. Вначале на куске коры появилась похожая на грушу зеленая физиономия, затем злобно оскаленный рот с длинными и острыми зубами, свирепые выпученные глаза, уши трубочкой… Совершенно очевидно, что это был автопортрет Шрека. Только вот выражение лица у него сейчас мало походило на нарисованную им злобную рожу — оно было довольным и умиротворенным — Шрек гордился своим рисунком, который ему очень нравился. Он долго с умилением смотрел на портрет, а потом, не сдержав своих чувств, чмокнул его в губы. Краска на портрете еще не просохла, и на губах Шрека отпечаталось большое красное пятно. На рисунке Шрек сделал крупную надпись: «Берегись! Великан-людоед!». Закончив работу, он водрузил изготовленный плакат на шесте у входа в свою лощину.
Как мы уже сказали, Шрек любил одиночество, и по его замыслу плакат должен был оградить его от нежелательных посетителей. А посетители эти были даже ближе, чем Шрек мог предполагать.

Глава вторая
Кто собирался к Шреку в гости

На дверях трактира близлежащего селения, Дюлонга, вот уже несколько дней красовался плакат, очень напоминающий нарисованный Шреком, с той только разницей, что на нем было написано: «Разыскиваются великаны-людоеды! Вознаграждение!», и нарисованы мешки с деньгами. Объяснение этому было простое — лорд Фарквуд, правитель Дюлонга, развесил такие плакаты повсюду. Он считал себя великим человеком, и даже заставлял всех своих подданных именовать себя королем, хотя не имел не только королевского, но даже герцогского титула. И подданные именовали своего лорда королем — что им еще оставалось делать? Но кроме людей во владениях лорда Фарквуда проживали и другие существа, справиться с которыми было гораздо труднее. Чуть позже мы об этом услышим, а пока посмотрим, что же делалось в этот вечер в трактире.
Там сидела и выпивала шумная компания — сегодня тут собрались самые горячие головы селения. Как всегда, заводилой за столом был Джерри — высокий парень, развязный и хвастливый.
— Что за беда — людоед? — разглагольствовал Джерри, осушая очередной стакан. — Наш лорд готов отвалить за его поимку кучу денег! Да на эти деньги можно купить все пиво в здешнем трактире… Я знаю, где живет людоед — на болоте. Я был там прошлым летом, когда косил сено для своей коровы. Эта зеленая неповоротливая туша годится только детей пугать, а мы — мы что, не мужчины? Вперед! Одолеем его и доставим в замок!
По правде говоря, у собутыльников Джерри были некоторые сомнения насчет того, стоит ли заниматься таким рискованным промыслом. Если бы за столом в этот вечер было выпито на дюжину кружек эля меньше, неизвестно, чем бы закончился разговор, но крепкий эль сделал свое дело — с десяток разгоряченных мужчин высыпали из трактира и столпились на дороге вокруг Джерри, который, наклонившись, чертил прутиком в дорожной пыли. Джерри рисовал, как пройти на болото к дому людоеда. Оказалось, что дорога многим знакома, и это прибавило уверенности в успехе предприятия. Мужчины хватали стоящие у забора вилы и цепы, воинственно размахивали палками. Кто-то раздобыл веревку, чтобы связать людоеда, а кто-то поджег смолистый факел и сунул его в руки Джерри, стоявшего в середине толпы и подбадривавшего своих вояк. Джерри поднял факел над головой:
— Вперед! Мы захватим людоеда и получим награду! — закричал он.

Глава третья
В которой рассказывается, как Шрек принимал гостей

А Шрек в это время, ничего не подозревая, мирно ужинал. На ужин у него были сегодня улитки в винном соусе и рагу из лягушек с гнилушками. Пирог из ржаной муки с запеченными кузнечиками и крупными зелеными мухами дополнял пиршество. Положив в рот последнюю улитку с блюда, особенно крупную и аппетитную, Шрек блаженно откинулся в кресле. За окном уже совсем стемнело — ночь в лощине на болоте наступала быстро. Камин почти угас, хотя недогоревших дров было еще достаточно. Шреку не хотелось вставать с кресла, чтобы раздуть огонь — он чиркнул спичкой и шумно рыгнул — язык голубоватого пламени, как из пасти дракона, поджег весело затрещавшие дрова в камине. Шрек зажмурился от удовольствия, вытянувшись в кресле.
Но недолго он наслаждался покоем. Какой-то посторонний звук коснулся его слуха. Это были крики и топот множества людей. И люди эти приближались! Шрек нахмурился, встал с кресла, мигом взобрался по узенькой лестнице на чердак своего домика и выглянул в слуховое окно. Толпа крестьян, вооруженных чем попало, с факелами в руках, уже миновала узкий вход в лощину, попутно свалив устрашающий плакат, только недавно вывешенный Шреком, и теперь приближалась к его жилищу. Шрек нахмурился еще больше — выражение его лица не предвещало ничего доброго незваным гостям. Но вдруг черты его разгладились, он лукаво ухмыльнулся и быстро отошел от окна.
А бравые воины все приближались. Вечерняя прохлада значительно охладила их пыл, хмель выветрился из голов. Темное мрачное болото окружало их со всех сторон, и многие из них уже не рады были, что ввязались в такое рискованное предприятие, но мужская гордость не позволяла повернуть назад. И вот наконец они добрались до нужного места. Люди сбавили шаг и, раздвинув заросли камыша, оказались перед домиком. В окне светился огонек.
— Я думаю, он там! — сказал Робин, глядя на освещенное окно.
Джерри рванулся вперед:
— Отлично, возьмем его!
— Не торопись, — осадил коротышка Майкл, хватая Джерри за плечо, — иначе мы уже ничем тебе не поможем!
— Да он из твоих мозгов суп сварит! — воскликнул толстый Джон.
Джерри не успел ответить. Кто-то позади него насмешливо фыркнул. Все оглянулись и замерли в ужасе — это был Шрек. Он тихонько выбрался из задней двери своего домика, подкрался в темноте к кучке людей, и сейчас ухмылялся:
— Ну, на самом деле этим занимаются все великаны. Но людоеды — это гораздо хуже! Они сделают кафтан из твоей свежесодранной шкуры, вырвут твою печенку, выдавят твои глаза… Вообще-то говоря, из них получаются хорошие игрушки…
Произнося эту нравоучительную тираду, Шрек надвигался на людей, а они растерянно пятились от него. И тут нервы Майкла, оказавшегося прямо на пути людоеда, не выдержали.
— Не подходи, не подходи! — с надрывом закричал он, размахивая перед лицом Шрека горящим факелом.
Шрек удивленно взглянул на него, а потом поплевал на свои толстенные пальцы, и потушил ими факел, как тушат лучинку или свечу. Майкл, оторопев от неожиданности, отпрянул, и тут Шрек, в свою очередь, широко разинув рот с огромными желтыми зубами, дико заорал. Вопль, который он издал, был так страшен, что люди едва удержались на ногах, роняя свои вилы и палки, и тоже завопили от ужаса. Через несколько мгновений все факелы погасли, задутые порывом ветра от дыхания Шрека, и наступила темнота. Крики прекратились, и люди, дрожа от страха, прижались друг к другу, а над ними, как скала, навис Шрек. И в этот самый момент, когда нервы у всех были напряжены до предела, он нагнулся поближе к Майклу, и доверительным тоном сказал ему:
— Мне кажется, сейчас самое время убежать…
Это было последней каплей. Майкл громко охнул, кто-то еще не то взвыл, не то зарыдал, и все припустились бегом с болота, побросав все, что держали в руках, натыкаясь на деревья и камни, завывая и щелкая зубами от ужаса.
Шрек стоял на пригорке и хохотал — давно он так не веселился.
— Счастливого пути! — закричал он вслед беглецам, и повернулся, чтобы уйти домой. И тут ему под ноги подвернулся листок бумаги, потерянный кем-то из его ночных гостей. Шрек поднял его и расправил. Очевидно, это было объявление. В середине была нарисована бородатая физиономия в колпачке, над которой написано: «Разыскиваются сказочные существа. Вознаграждение!». Шрек пожал плечами и небрежно швырнул листок на землю, направляясь в дом. На уголке листка можно было заметить букву «Ф» — монограмму лорда Фарквуда.

Глава четвертая
Лорд Фарквуд хочет навести порядок в своих владениях, а Осел совершает не слишком удачный полет и знакомится со Шреком

На следующее утро в замке лорда Фарквуда (или короля Фарквуда, как он сам предпочитал именоваться) можно было наблюдать необычайную картину.
Со всех сторон к замку шли люди. Это были и крестьяне, живущие на прилегающих к замку землях, и стражники, служившие в замке, и вообще посторонние, пришедшие из-за границ «королевства» Фарквуда. И все они вели, везли, несли или тащили каких-нибудь необычайных зверушек, человечков, а то и вообще такое, что даже не имело названия.
Проехала крытая повозка, запряженная парой лошадей, в зарешеченное окно которой выглядывала физиономия, точь-в-точь такая же, как на объявлении, которое выбросил Шрек. Следом вели целую шеренгу гномов, со скованными руками, на общей цепи. Тех, кто не хотел идти и упирался, безжалостно подстегивали кнутами стражники в латах и шлемах, с мечами на перевязях.
Все эти люди и те, кого они вели, тащили или сопровождали, направлялись к большому столу, стоявшему на полянке вблизи замка. За столом важно восседал Гейнц — капитан дворцовой стражи. Он был в латах, но без шлема (шлем лежал тут же, на столе). Позади Гейнца застыли двое латников в полном вооружении — с мечами, копьями и арбалетами за спиной, готовые к любым неожиданностям. У стола толпилась пестрая очередь.
— Получи за ведьму двадцать шиллингов! — говорил Гейнц высокому худому мужчине с длинными черными волосами. — Уведите ее! — добавил он, обращаясь к стоявшим рядом стражникам. Один из них поспешно выхватил из рук у пожилой женщины в черном платье посох и переломил его о колено, другие подхватили ее под руки и увели, а мужчина отошел, с довольным видом пересчитывая монеты.
— Следующий! — закричал Гейнц.
Тем временем стражники, подсадив, запихнули ведьму в фургон, и захлопнули дверь — фургон был уже битком набит разными необычайными тварями. Еще больше их ожидало своей участи тут же рядом.
Следующим был старик, очевидно столяр — в фартуке, с натруженными большими руками. Он держал странного маленького человечка, похоже, сделанного из дерева, с длинным острым носом, которого посадил на стол перед Гейнцем.
— Что у нас тут? — деловито спросил бравый капитан.
— Это деревянный мальчик, — ответил столяр.
— Нет, я не деревянный, я настоящий! — отчаянно завопил мальчишка. Но это была ложь, и тут же на глазах у всех его нос стал расти, и вытянулся на целый ярд. Гейнц был в восторге.
— Прекрасно! Пять шиллингов за одержимую дьяволом игрушку, — сказал он, доставая монету из стоящего перед ним сундучка. — Увести его. Следующий.
Следующей была пожилая крестьянка в чепчике, державшая на поводу Осла. Уже некоторое время Осел пытался привлечь ее внимание, дергая повод, а когда та злобно шипела на него, он бормотал:
— Я могу исправиться! Пожалуйста, дай мне еще один шанс! — но она не обращала на его слова внимания.
Услышав призыв Гейнца, старуха подошла к столу — Осел упирался, натягивая уздечку.
— Что у нас здесь? — в очередной раз вопросил Гейнц.
— Ну… У меня говорящий осел, — сказала женщина, свирепо дергая повод.
— Отлично. Этот пойдет за десять шиллингов… если вы сможете доказать свои слова.
— Давай, мой маленький дружок! — умильным голосом обратилась женщина к Ослу, снимая с его морды уздечку. Но Осел только смотрел на нее, моргая большими карими глазами.
— Ну!.. — протянул Гейнц. Его интонация не предвещала ничего доброго.
— Ох, он просто немного нервничает! Вообще-то он такой болтун, — зачастила женщина, подобострастно заглядывая Гейнцу в глаза, и тут же свирепо напустилась на осла: — Ну ты, давай! А то… — И она замахнулась кулаком.
— Понятно, — промолвил Гейнц, — Достаточно. Стража!
— Нет, нет, нет! Он говорит! Он может! — И женщина, скривив рот и поплотнее сжимая губы, загнусавила: — Я говорящий осел, я могу говорить и могу не говорить…Я могу сказать все, что угодно…
— Уберите ее с моих глаз, — небрежно махнул рукой Гейнц, и стоящие за его спиной латники дружно шагнули вперед.
Они схватили старуху за руки и потащили. Та неистово брыкалась, выкрикивая:
— Нет, нет! Я клянусь, нет! — и она случайно поддала ногой клетку, которую держал в руках стоявший следом за нею в очереди мальчик. В клетке сидело какое-то странное существо с большими крыльями, испускающее мягкий золотистый свет. Рассыпая золотые искры, клетка взлетела высоко в воздух, и, падая, угодила прямо на голову Осла. Казалось, в стороны брызнул сноп огня. Осел весь окутался золотистым сиянием, замотал головой, и… плавно поднялся в воздух!
Он летел все выше и выше, как бы загребая воздух ногами, размахивая хвостом и прядая ушами, а все, раскрыв рты, ошеломленно глядели на него, и только мальчик, принесший клетку с волшебной бабочкой, подбоченясь, принял вид гордый и независимый.
— Эй, я могу летать! — вскричал Осел, поднявшись на несколько ярдов.
— Он может летать! — шумно выдохнула толпа.
— Он может летать… Он может говорить! — спохватился Гейнц, вскакивая на ноги.
— Точно! — воскликнул Осел. — Никто еще не видел летающего говорящего осла! Возможно, вы видели полет и даже суперполет, но, бьюсь об заклад, вы никогда не видели полет осла! — Осел все поднимался и поднимался над землей, и к этому моменту был уже на высоте десятка ярдов.
Но внезапно золотое сияние, окружавшее его, начало быстро меркнуть. Осел недоуменно завертел головой, и тут все кончилось — золотое сияние погасло, Осел стремглав полетел вниз, грохнулся оземь, покатился кувырком, и миг спустя уже сидел на траве, мотая головой и пытаясь понять, что случилось.
Гейнц пришел в себя первым.
— Взять его! — заорал он, указывая своим телохранителям на Осла. Те кинулись на добычу, гремя латами, как будто ныряя в воду, а за ними бросились все остальные стражники. Но Осел сумел ускользнуть от неуклюжих ловцов, закованных в железо, увернулся еще от одного солдата, пытавшегося перехватить его, и задал такого отчаянного стрекоча по лесу, который начинался тут же рядом, что, пусти кто вслед ему стрелу, она бы, наверное, безнадежно отстала.
Осел мчался по кустам и кочкам, перепрыгивая через камни и ямы, увертываясь от деревьев и пней, возникающих перед ним в лесном сумраке, все время оглядываясь на стражников, бегущих за ним, и внезапно, на всем скаку, врезался во что-то зеленое и очень большое.
Это был Шрек, который прикреплял к дереву очередной устрашающий плакат. На плакате был нарисован череп со скрещенными костями, и черными буквами написано: «Проход запрещен!».
Осел, оглушенный ударом, сидел на земле — он только прижал уши и в ужасе закрыл глаза, когда Шрек грозно повернулся к нему. И в этот момент подоспела погоня — их было больше десятка, запыхавшихся, гремящих латами и оружием, и они в растерянности остановились, увидев Шрека, а Осел, придя в себя и тотчас сориентировавшись в обстановке, моментально спрятался за его спиной.
Гейнц бесстрашно выступил вперед.
— Эй ты, людоед! — окликнул он Шрека, слегка запинаясь, но не от страха — конечно же, нет! — а, наверное, просто оттого, что запыхался…
— Да? — отозвался Шрек, подбоченясь и презрительно кривя губы.
Гейнц, во рту у которого почему-то внезапно пересохло, вытащил из-за пазухи бумагу с большой синей буквой «Ф» на обороте, развернул ее, и, как бы почерпнув в этом решимости, заявил:
— По приказу лорда Фарквуда я уполномочен… Э… Арестовать вас обоих!.. И… И переместить вас в предназначенное для этого… Гм… Свободное поселение… По… Понятно?
В то время, пока Гейнц произносил эту тираду, Шрек не спеша подходил все ближе, все более презрительно улыбаясь, и, наконец, наклонившись к нему, сказал:
— Понятно. А где же твоя армия?
Гейнц растерянно обернулся. На земле валялись щиты, мечи, копья, а одно копье, еще не успевшее упасть, стояло стоймя, медленно кренясь к земле, но ни одного солдата не было — они исчезли, словно сдунутые ветром. Осел, выглядывая из-за спины Шрека, смотрел на Гейнца и скалился самым недвусмысленным образом.
Копье наконец качнулось и в полном соответствии с законами тяготения хлопнулось на землю. Гейнц, раскрыв рот и выпучив глаза, шатаясь, отступил на пару шагов, повернулся, и побежал прочь так стремительно, что вполне мог бы соревноваться в этом с Ослом, когда тот только что мчался по лесу, убегая от Гейнца. Сейчас же Осел смотрел ему вслед и продолжал ухмыляться. Что же до Шрека, то он презрительно фыркнул, повернулся, и, не оборачиваясь, широко зашагал в противоположную сторону.
Осел некоторое время оставался на месте, созерцая бегство врага. Не успел, однако, Шрек пройти и двадцати шагов, как Осел кинулся за ним и спросил:
— Могу я сказать тебе кое-что?
Шрек, услышав голос, обернулся, но Осел в этот момент как раз находился с противоположной стороны и продолжал болтать:
— Послушай, ты был просто потрясающим! Это невероятно!
Шрек повернулся, теперь в другую сторону, и, наконец, увидел Осла:
— Ты говоришь со мной? — спросил он грозно.
Но Осла на месте не было — он уже переместился вперед и ответил:
— Да, я говорю с тобой!
Шрек от неожиданности даже подскочил.
— Я хочу сказать, что ты вел себя потрясающе… с этими стражниками… там…
Шрек продолжал широко шагать, а Осел приплясывал и подпрыгивал рядом с ним, забегая вперед то справа, то слева, и непрестанно болтал:
— Ты им показал! Как они побежали! Это было так весело!
Шрек наконец скупо улыбнулся и ответил:
— Да, это было неплохо. Точно!
— Как прекрасно быть свободным! — тараторил Осел.
Шреку, наконец, это надоело. Он свирепо остановился и повернулся к Ослу:
— А теперь, почему бы тебе не пойти и не отпраздновать твою свободу с твоими собственными друзьями? — и, отвернувшись, он снова зашагал.
Осел остановился в некоторой растерянности:
— Но… У меня нет друзей! И я не вернусь туда по собственной воле, — он снова припустил вслед Шреку. — Эй, подожди минутку! У меня есть отличная идея! Я пойду с тобой. Ты — потрясающая зеленая боевая машина, мы вместе можем такое провернуть!..
Шрек снова остановился и медленно повернулся к Ослу, который как раз вскочил на большой камень, так что его морда была на уровне Шрека, выражение лица которого было неописуемо — Осел ему уже порядком надоел. Шрек поднял руки, скорчил самую страшную мину, на какую был способен, и дико заорал — совершенно так, как он орал давеча, пугая крестьян, явившихся из трактира к его дому.
Но на Осла этот прием не произвел того впечатления, на какое рассчитывал Шрек — Осел только чуть подался назад, глядя на Шрека с большим уважением, и сказал:
— О, это было очень страшно! Возможно, мне не стоило тебе это говорить, но, если бы не твое дыхание, мы могли бы работать вместе, — Осел спрыгнул с камня и снова, как ни в чем не бывало, затрусил за Шреком. — Все, в общем-то, неплохо, но из твоего рта так воняет…
Шрек продолжал шагать, не обращая на Осла никакого внимания. Впереди, чуть выше роста Шрека, лежал ствол упавшего дерева, опираясь на откосы по бокам тропинки. Желая любым способом привлечь внимание собеседника, Осел вскочил на дерево, свесился с него, и заявил прямо в лицо Шреку, так что тот снова отшатнулся от неожиданности:
— Мой нос не выдерживает этого!
Шрек схватил Осла за морду, пытаясь заставить его замолчать, но тот продолжал тараторить:
— Это так!.. Но мне кажется, что если ты будешь есть ягоды, это можно будет как-то исправить.
— Почему ты идешь за мной!? — возопил Шрек, отпихивая морду Осла и пускаясь в дальнейший путь.
— Я скажу тебе, почему! — воскликнул Осел, спрыгивая с дерева и следуя за Шреком.
Он забежал вперед, и, заглядывая в лицо Шреку, непередаваемо гнусавым голосом запел:
Я одинок, как мотылек,
Как бурей сорванный листок!
О, как бы мне друзей найти,
Приятно с ними так идти!
Но все меня лишь гонят прочь,
Как солнце прогоняет ночь.
Никто никак при свете дня
Не хочет пожалеть меня!
— Прекрати петь! — заорал Шрек, не в силах вытерпеть этой новой выходки. Он схватил Осла одной рукой за уши, другой за хвост, поднял, как пушинку, и отставил на обочину дороги, как переставляют посуду на столе. — Неудивительно, что у тебя нет друзей!
Но Осел ничуть не смутился, а расцвел довольной улыбкой:
— Наконец-то! Только настоящий друг может сказать всю правду в глаза!
Шрек в отчаянии всплеснул руками:
— Послушай, маленький Осел! Посмотри на меня: какой я?
— О, — сказал Осел, окидывая взором выпрямившегося перед ним во весь рост Шрека, — О! Очень высокий, да?
— Нет! — выкрикнул Шрек, — Я людоед! Помнишь: «Хватайте ваши вилы и факелы, возьмем его!». А как они потом улепетывали? Ах, да, ты этого не видел… Но все равно! Неужели это не беспокоит тебя?
Осел с готовностью помотал головой:
— Нет!
— Совсем?! — с недоумением спросил Шрек.
— Совсем-совсем!
— О! — поразился Шрек.
— Слушай, ты мне нравишься! Как тебя зовут? — спросил Осел. — У тебя наверняка должно быть какое-то выдающееся имя, под стать твоей необычной и внушительной внешности!
— Эээ… Шрек, — ответил тот растерянно, и, не находя больше слов, снова зашагал по дороге.
— Знаешь, почему-то ты мне по душе, Шрек! С тобой я никого не буду бояться. Это мне нравится, Шрек, все будет в порядке! — тараторил Осел, шагая рядом.
В это время они подошли к краю лощины, где жил Шрек. С высокого обрыва открывался прекрасный вид на мрачное болото, старое дерево, под которым приютился домик, гнилое озерцо и камыши.
— Вы только посмотрите на это! И кому же нравится жить в таком месте? — воскликнул Осел неодобрительно.
Шрек подошел к нему:
— Это мой дом, — сказал он сварливо, и начал спускаться в лощину.
Осел на миг растерялся, но тут же снова оживился:
— О, как здесь прелестно! Просто прекрасное место, — и, направляясь следом, замер в фальшивом восторге перед большущим камнем: — О, мне нравится этот булыжник, это прелестный булыжник! Знаешь, ты такой потрясающий, — продолжал он заискивать перед Шреком, спускаясь вслед за ним к болоту.
Наконец, они спустились со склона. У входа в лощину стоял на палке прежний плакат — «Берегись! Великан-людоед!», а рядом с ним красовался новый, с устрашающей надписью: «Отсюда не возвращаются!».
Подбежав к плакатам и рассмотрев их, Осел спросил:
— Наверное, ты часто устраиваешь у себя вечеринки, да?
— Мне нравится жить в уединении, — назидательно заявил Шрек, направляясь к дому.
— Знаешь, мне тоже! — воскликнул Осел. — Есть и еще другие вещи, в которых мы похожи… То, се, пятое-десятое… — к этому моменту Шрек дошел до дома и взялся уже за ручку двери. — Послушай, а могу я остаться с тобой?
Шрек скривился, как будто взял в рот целый лимон, и даже втянул голову в плечи — такая перспектива привела его в ужас.
— Что?! — взревел он, поворачиваясь к Ослу.
— Ну, могу я остаться с тобой? Пожалуйста! — повторил Осел, ничуть не смутившись и заискивающе улыбаясь.
— Конечно… — протянул Шрек, мерзко ухмыляясь.
— Да?
— Нет!!! — яростно закончил Шрек, снова берясь за ручку двери.
Но не так просто было отделаться от Осла. Он кинулся вперед, встал на задние ноги, а копытами передних уперся Шреку в грудь, и возопил рыдающим голосом:
— Пожалуйста! Не прогоняй меня! Я пропаду один, мне не выжить там в одиночку, нельзя же быть таким безжалостным… — на глаза его, казалось, вот-вот навернутся слезы, — Ну, может быть, ты именно такой, но потому-то мы и должны быть вместе, ты должен позволить мне остаться, пожалуйста, пожалуйста! — причитал Осел.
— Хорошо, хорошо! — не вынес этой атаки Шрек. — Посмотри на мою комнату, — произнес он, отворяя дверь.
Осел не заставил себя просить дважды. Едва дверь приоткрылась, он влетел в комнату впереди Шрека, и с ногами вскочил в кресло, болтая без умолку:
— О, это будет великолепно! Мы тут все переставим, и… и… Где я должен спать? Ну… Спать где?
Шрек вытянул руки вперед, словно хотел схватить Осла за горло.
— Снаружи!!! — прорычал он, указывая на дверь.
— О, мне кажется, это еще ничего, — пробормотал Осел, смущенный этой бешеной вспышкой, опуская глаза и слезая с кресла. — Но я знаю тебя, а ты знаешь меня… Мне кажется, это лучшее, что я мог получить… Ладно, я выхожу, — и он направился к двери. — Спокойной ночи!
Шрек стоял у двери, не находя слов от ярости. Как только Осел ступил за порог, Шрек так хлопнул дверью, что весь дом затрясся.
Осел свернулся перед дверью, как собака, и снова затянул свою жалобную песню о полном одиночестве и безжалостном отношении со стороны всего мира. Шрек некоторое время, чтобы успокоиться, ходил по комнате, а затем занялся приготовлением ужина.

Глава пятая
Дом на болоте снова посещают незваные гости, а Осел и Шрек отправляются в поход

Через полчаса в камине уже пылал огонь, на огне кипел котел с похлебкой, а Шрек, сидя за столом, выжимал в бокал сок забродивших ягод. Пригубив из бокала и удовлетворенно вздохнув, Шрек с опаской глянул на дверь, из-за которой все еще раздавалось бормотание Осла, и приступил к еде. Перед ним на столе стояла горящая свеча, в вазе — букет полевых цветов, словом, обстановка самая мирная и привлекательная. Шрек резал на куски лежавшую перед ним огромную улитку, заедал ее пирогом и салатом из мух и дождевых червей, прихлебывал из бокала — словом, наслаждался. Осел, положив передние ноги на подоконник и заглядывая в окно, завидовал этому домашнему уюту, вынужденный коротать ночь под открытым небом.
Вдруг в комнате раздался какой-то посторонний звук. Шрек насторожился, встал и направился к двери.
— По-моему, я сказал тебе оставаться снаружи! — раздраженно заявил он, обращаясь к Ослу.
— А я и есть снаружи! — отозвался Осел, заглядывая в окно.
Шрек обернулся, и увидел мелькнувшую по стене тень. Он кинулся к столу.
По столу семенил на задних лапках большущий белый мышонок в черных очках и с тросточкой, точь-в-точь как у слепых. Он бормотал:
— Что ж, если так решил лорд Фарквуд… То что нам остается? Если уж мы не дома… — с этими словами мышонок споткнулся о лежащую на столе ложку и растянулся во весь рост. Тут из-за миски с салатом вышел второй мышонок с тросточкой и в очках, он тотчас опрокинул банку с ягодами, которые Шрек выжимал в бокал. Третий, усевшись на остаток улитки, которую ел Шрек, бормотал:
— Почему бы нам не устроиться получше? Какая прелестная кровать, — и он начал раскачиваться на нежном куске улитки, как на матрасе.
— Поймал! — воскликнул Шрек, взмахивая рукой над столом. Но, разжав кулак, он убедился, что ладонь его пуста. А мышонок уже суетился у него на плече.
— Я нашел сыр! — заявил он, ощупывая ухо Шрека. И тотчас же впился в него маленькими острыми зубками.
Шрек завопил, хлопая себя по уху, но мышонок увернулся и с возгласом:
— Ужасный вкус! — спрыгнул на стол. При этом он попал лапой на одну из рассыпавшихся по столу ягод, и ягода, подскочив, влетела Шреку прямо в глаз.
Мышонок направился к двум другим, чтобы обсудить с ними это происшествие, но рассвирепевший Шрек одним взмахом руки сгреб всех троих, и, держа за хвосты, закричал:
— Хватит! Что вы делаете в моем доме?!
Неизвестно, что бы он с ними сделал, но в этот момент со стола полетела на пол посуда, а ее место занял хрустальный гроб, который втащили на стол семеро гномов. В гробу лежала прелестная девушка — Белоснежка.
— Мертвецов убрать со стола! — завопил Шрек, хватаясь за гроб — с другой стороны его держали гномы — и стараясь спихнуть на пол.
— Но что же нам делать?.. Ведь кровать уже занята! — пытались объяснить ему гномы, в то же время успешно сопротивляясь его усилиям.
— Что?! — тут новая тень мелькнула по занавеске, висящей на двери в спальню. Шрек кинулся туда. На его постели лежал Волк. Может, он уже съел Красную Шапочку, а может, только Бабушку, и смотрел на Шрека хоть и несколько виновато, но вызывающе.
— Ну, в чем дело, приятель? — дружелюбно промолвил Волк.
Шрек без лишних слов сгреб Волка за шиворот и потащил к двери. По дороге он разъяснял покорно висящему в его громадной руке Волку ситуацию:
— Я живу на болоте… Я люблю тишину… Я — ужасный людоед, и что я должен сделать, чтобы добиться уединения?! — он распахнул дверь, вышвырнул Волка, как котенка, за порог, но тотчас замер, ошеломленный зрелищем, представшим его глазам.
Вся лощина была заполнена необычайными существами, собранными лордом Фарквудом со всех концов его владений. Кого тут только не было! Звери и птицы, гномы и насекомые, феи и гремлины… Три Поросенка сидели рядом с Волком, которого вышвырнул Шрек. Крысолов, примостившись на бревне, наигрывал на дудочке, и мыши с крысами толпами сбегались на его призыв. Волшебники в колпаках махали палочками, создавая сказочные замки, а у озера феи устанавливали палатки, готовясь ко сну.
— О, нет! — дико заорал Шрек, делая шаг вперед. Какая-то тварь мелькнула мимо него, другая подвернулась ему под ноги, и он растянулся на земле. Это три ведьмы в ступах заходили на посадку. Отметив светлячками посадочную полосу для них, эльфы светящимися грибами подавали им сигналы.
— Нет, нет! — снова заорал Шрек, вскакивая на ноги. — Что, что вы все делаете в моем болоте?!
Пестрая толпа смешалась и отступила перед его яростью. Феи вздрогнули и обернулись, роняя свои волшебные палочки и прячась в палатку, гномы, как сурки, нырнули за пни и корни деревьев…
— Все вы, убирайтесь отсюда! — закричал Шрек. — Вы все! Живее, живее! Давай! Пошли, пошли, пошли! — кричал он, маша на них руками — так выгоняют из комнаты надоедливых мух. — Нет, нет! Не туда! — завопил он, видя, как компания гномов кинулась в двери его дома. — Не туда, я же сказал вам! — Но двери уже были заперты на засов изнутри.
Шрек тяжело вздохнул и обернулся к стоящему тут же Ослу.
— Не смотри так на меня, я не приглашал их! — поспешно заявил Осел.
— Ну да, нас никто не приглашал, — подтвердил стоящий рядом с ним деревянный длинноносый мальчишка.
— Что?!
— Ну, нас заставили прийти сюда…
— Кто?
— Лорд Фарквуд, — пояснил один из Трех Поросят, в соломенной шляпке. — Он топал ногами, кричал и подписывал указы…
— Ох, ну, ладно, — вздохнул Шрек, и громко спросил: — Кто знает, как найти этого… Фарквуда?
Все замолчали, настороженно переглядываясь. Осел выждал несколько секунд и выскочил вперед:
— Я, я! Я знаю, где он!
Это не привело Шрека в восторг:
— Кто-нибудь еще знает, где найти его?
Медвежонок уже протянул было лапу, собираясь что-то сказать, но мамаша бесцеремонно сгребла его в охапку и отвернулась. Волк и Волшебник одновременно показали друг на друга пальцами. По-видимому, никому из присутствующих не улыбалась перспектива снова увидеться с Фарквудом. Осел снова выскочил вперед.
— Я, я, я! — завопил он, подпрыгивая на целый ярд от земли, — Я! Выбери меня! Я знаю! Я знаю!
Шрек, видимо, смирился с новой неприятностью:
— Ладно, отлично! — произнес он. — Внимание, все сказочные создания! Не чувствуйте себя здесь, как дома — я терплю вас только, как неизбежное зло. Я иду на встречу с этим Фарквудом прямо сейчас же, чтобы убрать вас всех с моей земли, и вернуть туда, откуда пришли!
Неизвестно, какой реакции на это заявление ожидал Шрек, но после секунды молчания началось самое бурное ликование, какое только можно себе вообразить. Все прыгали, кричали, хлопали в ладоши, приветствовали Шрека, как только могли, а он стоял и недоуменно вертел головой посреди этой орущей толпы. Четыре маленькие птички даже принесли и набросили ему на плечи пурпурную королевскую мантию — Шрек только охнул от неожиданности. Но он привык к быстрым решениям.
— Ты пойдешь со мной, — заявил он, указывая пальцем на Осла, в то же время движением плеч сбрасывая мантию на землю и направляясь к выходу из лощины.
— Отличная мысль! Мне нравится это! — воскликнул Осел, устремляясь вслед за Шреком, — Шрек и Осел спасут мир от этой чумы. Опять в пути! Спасибо тебе, Шрек.
Шрек, проходя мимо гнома, который, держа в руках небольшой факел, отдавал ему честь, схватил факел двумя пальцами, а не успевшего выпустить его гнома небрежно стряхнул в озерцо. Послышался вопль и плеск воды, но это не умерило общей радости — все по-прежнему хлопали в ладоши и приветствовали Шрека и его отважное решение, а феи летели за ним, светя своими волшебными фонариками. Осел бежал следом, что-то радостно распевая.
Шрек свирепо оглянулся:
— Что я тебе говорил насчет пения?!
— А могу я свистеть?
— Нет!
— А могу я напевать под нос?
— Ладно, напевай! — разрешил Шрек, чтобы только отделаться от Осла.
И так, друг за другом, они углубились в темный мрачный лес, направляясь к замку Фарквуда.

Глава шестая
Три принцессы для короля Фарквуда

А в это время в зале своего замка лорд Фарквуд допил бокал вина, поставил его на стол, и вышел в коридор, направляясь в южную часть замка, где помещались темницы. Закованный в латы, статный и стройный, с волевым выступающим подбородком и большими голубыми глазами, он казался воплощением рыцарства, когда шел по коридорам, печатая шаг, а гулкое эхо отдавалось под сводами. Вот он остановился в нескольких шагах от двери темницы, а охраняющие ее стражники развели в стороны алебарды, и расступились, отдавая ему честь. Лорд Фарквуд шагнул вперед, поравнявшись с воинами, и… и оказалось, что он едва достает им до пояса — эта красивая крупная голова, волевой подбородок — все это покоилось на плечах карлика с тонкими ручками и ножками — зрелище было смешное и жалкое.
Фарквуд толкнул обеими руками дверь и вошел в темницу. Он не зря спешил сюда — пытка была в разгаре. Главный палач и наперсник лорда, Полоний, громадный мужчина в черном костюме и колпаке, закрывающем все лицо, с прорезями для глаз, обернулся на стук двери. Он как раз пытал маленького Пряничного Мальчика, окуная его головой в кружку с молоком. Несчастный узник задыхался, хрипя и кашляя.
— Достаточно! — воскликнул лорд Фарквуд, — Он уже готов!
Полоний послушно повернулся, положив подследственного на поднос, рядом с которым лежали орудия пытки — насадки от миксера, щипцы для сахара, вилки и ножи. Вид у бедняги был самый жалкий — голова его размокла от молока, пряничные ноги отломаны по колено…
— Ха-ха-ха! — засмеялся Фарквуд, подходя к столу. Но тут оказалось, что крышка стола как раз приходится чуть выше носа грозного правителя Дюлонга. Услужливый Полоний нажал на рычаг, стол опустился, и правитель занял более приличествующую его званию позицию. Он схватил отломанные ножки Мальчика, и, переступая ими по подносу, издевательски захохотал:
— Ну, беги, беги, так быстро, как сможешь! Не можешь, а? Как это забавно! — Блекло-голубые глаза Фарквуда горели садистским наслаждением, в его лице не было ничего человеческого.
Но дух маленького узника не был сломлен.
— Ты монстр! — закричал он лорду Фарквуду.
Тот только надменно усмехнулся.
— Это не я, это ты монстр! Ты, и весь этот остальной сказочный мусор, отравляющий мой мир и не желающий подчиняться моим законам! Теперь ты скажешь мне, где все остальные?
— Я ненавижу тебя! — выкрикнул Мальчик, и плюнул молоком прямо в глаз лорда. Тот схватился за глаз рукой.
— Я пытался быть вежливым с тобой, отродье, — угрожающе начал Фарквуд, — но теперь мое терпенье подошло к концу! Говори, или я… — и лорд Фарквуд протянул руку к одной из красивых сиреневых пуговиц, отлитых из глазури на груди Мальчика.
— Нет, — отчаянно завопил тот, — только не пуговицы! Делай со мной, что угодно, только не трогай мои пуговицы!
— Хорошо, — сказал лорд, придвигая настольную лампу поближе к лицу узника, — говори, где они скрываются!
— Ладно, я скажу тебе. Ты знаешь торговца булочками?
— Торговца булочками? — озадаченно переспросил Фарквуд.
— Да, да! Торговца булочками.
— Да, я знаю торговца булочками, ну и что?
— Ну… Она замужем за торговцем булочками…
— Торговцем булочками?!
— Торговцем булочками!!!
— Она замужем за торговцем булочками… — повторил лорд Фарквуд, пытаясь осмыслить эти показания. Неизвестно, чем бы все это закончилось, но в эту минуту дверь в темницу распахнулась, и вошедший Гейнц доложил:
— Милорд, мы нашли его!
— Так чего вы ждете, давайте его сюда! — радостно оживился Фарквуд.
Двое слуг внесли и повесили на крюк тяжелое старинное Зеркало в золотой раме, прикрытое куском серого холста. Гейнц сдернул холст.
В Зеркале клубился туман. Потом он сгустился, оформился, и превратился как бы в лицо человека. Лицо моргнуло глазами без зрачков, глядя на лорда. Все ахнули:
— Магическое зеркало!
И тут Пряничный Мальчик привстал на своем подносе и отчаянно завопил:
— Не говори ему ничего, нет!
Прежде, чем он успел что-либо добавить, Фарквуд смахнул его с подноса в стоящий на полу сундук и захлопнул тяжелую железную крышку. Затем он подошел к Зеркалу.
— Скажи мне, зеркальце на стене, разве это не самое совершенное королевство в мире?
— Ну, технически вы не король, — промолвило лицо в Зеркале тоном беспристрастного судьи.
— Э… Полоний! — только и сказал лорд Фарквуд.
Верному наперснику не нужно было объяснять, как разговаривать с подданными — Полоний схватил в левую руку лежащее на столе небольшое зеркальце, а правой в перчатке нанес по нему жестокий удар — только осколки брызнули.
— Ты видел? — спросил Фарквуд.
Лицо в Зеркале исказилось от страха, и быстро поправилось:
— Я имел в виду, сэр, что вы пока еще не король… Но вы можете стать им. Все, что нужно сделать — это жениться на принцессе.
— Продолжай! — благосклонно произнес лорд.
— Сядьте и наслаждайтесь, мой лорд — пришло время вам увидеть потрясающих, непревзойденных принцесс! Итак, вот они.
Лицо исчезло, и в Зеркале все увидели три картинки.
— Номер один, — продолжало Зеркало, — это красавица из далекого королевства! Ее хобби — стряпать, убирать и прислуживать злым сестрам и мачехе, — в зеркале появилась красивая девушка, со щеткой в одной руке, и поварешкой в другой. Затем картинка изменилась, и та же девушка, но в роскошном платье и туфельках бежала по лестнице дворца, одна из туфелек слетела с ее ноги… — Прошу любить и жаловать, кандидат номер один — Золушка!
Лорд Фарквуд скептически смотрел в зеркало, скрестив руки на груди.
— Кандидат номер два, — продолжало Зеркало, — это девушка из сказочной страны, — в Зеркале появилась лежащая в открытом гробу очень красивая, с нежным лицом, девушка. — И хотя она живет с семью мужчинами, — Зеркало продемонстрировало групповой портрет семи гномов, — завоевать ее любовь будет непросто! Но если вы поцелуете ее в окоченевшие губы, она оживет… Кандидат номер два — Белоснежка! Но, наверное, это не для вас.
Фарквуд величественно склонил голову.
— И, наконец, последняя в ряду, но не по значению — живет в замке, охраняемом страшным огнедышащим Драконом, окруженном озером кипящей лавы, — по мере рассказа все эти картины отображались в Зеркале, — она, как заряженный пистолет! Она любит… Ну, много кое-чего, и она ждет своего спасителя! Принцесса Фиона, кандидат номер три! — и принцесса появилась в Зеркале.
Она выглядывала из узенького окошка замка, и она была поистине прекрасна!
Лорд Фарквуд поджал губы, и, сделав значительное лицо, кивал головой.
— Итак, претендент номер один, претендент номер два, и претендент номер три! — провозгласило Зеркало. — Выбирайте!
Фарквуд пришел в замешательство. Он то переводил глаза с одной претендентки на другую, то стискивал в волнении руки — он никак не мог решить, кого ему выбрать. А между тем, стоящие в темнице позади него солдаты и слуги сначала тихонько, а потом все громче и громче стали подсказывать:
— Номер три! Номер три, милорд!
Лорд Фарквуд страдальчески сморщился, бормоча:
— Номер один… Номер два… — выбрать было нелегко. И, как всегда в затруднительной ситуации, он взглянул на Полония.
— Номер три, милорд, — сказал тот басом, почтительно склоняя голову.
— Хорошо, хорошо! Я выбрал! Номер три, — и Фарквуд вытянул вперед руку с тремя пальцами.
— Лорд Фарквуд, вы выбрали принцессу Фиону! — провозгласило Зеркало, и портрет принцессы заполнил все поле зрения.
Все в комнате зааплодировали. Лорд отвернулся от зеркала с мечтательным выражением на лице и промолвил:
— Фиона! Она само совершенство! Все, что мне нужно сделать, это найти кого-нибудь…
— Я, вероятно, должен сказать вам о мелочи, которая происходит вечером, — начало Зеркало.
— Я сделаю это! — вскричал Фарквуд, не слушая Зеркало.
— Да, но после заката…
— Молчать! Я сделаю принцессу Фиону моей королевой, и здесь, наконец, будет настоящий король! Капитан! — Гейнц вытянулся перед лордом. — Соберите ваших лучших людей, мы устроим турнир!

Глава седьмая
О том, как Шрек и Осел участвовали в рыцарском турнире

Между тем, Шрек с Ослом направлялись к замку лорда Фарквуда. Было раннее утро, и они уже пришли.
— Вот, я же тебе говорил, — сказал Осел, выходя вместе со Шреком из зарослей кукурузы на площадь перед дворцом.
— Так. Это, должно быть, дворец лорда Фарквуда, — промолвил Шрек, останавливаясь и разглядывая представшее их взорам громадное здание, достающее, казалось, до самого неба. Вокруг башен дворца вились птицы.
— Да, это он, — подтвердил Осел.
— Может быть, он чего-то боится? — спросил, ухмыляясь, Шрек, разглядывая мощные укрепления замка. И он решительно направился к воротам. На площади стояло множество карет, повозок и боевых колесниц, запряженных прекрасными лошадьми, с богатыми сбруями — должно быть, принадлежащих отважным рыцарям, прекрасным дамам и просто состоятельным горожанам, но людей нигде не было видно.
— Погоди, погоди, Шрек! — воскликнул Осел, устремляясь следом.
Они подошли к воротам. У ворот было сделано некоторое подобие лабиринта из чугунных столбиков с натянутыми на них канатами, похожее на то, что делается у входа на стадион, чтобы напирающая толпа не прорвалась мимо билетеров. Снаружи поджидал посетителей слуга в надетой на голову огромной, в рост человека, маске, изображавшей лицо лорда Фарквуда — видимо, для того, чтобы внушить посетителям надлежащее почтение к господину.
Шрек подошел к воротам.
— Эй, ты! — окликнул он привратника, собираясь осведомиться, где находится лорд. Но привратник, едва взглянув на него, жалобно вскрикнул и кинулся прочь. Обремененный громадной маской, он неуклюже бежал между канатами, и его заносило на поворотах.
— Подожди секундочку! — попытался удержать его Шрек. — Я ничего тебе не сделаю! Я только…
Но бедный привратник не слушал — он уже подбегал к концу лабиринта. Шрек вздохнул и двинулся за ним, прямо на канаты. Канаты натянулись, тяжеленные чугунные тумбы с грохотом начали падать по обе стороны Шрека, а тот, не обращая ни на что внимания, двигался вперед, невозмутимый и несокрушимый, как танк. Между тем, привратник уже пробежал лабиринт и кинулся в проход. Но из-за маски он ничего перед собой не видел, и поэтому с размаху налетел прямо на стенку. Раздался глухой удар, и бедняга растянулся на земле без чувств. Шрек подошел к нему, заглянул в прорези маски, сочувственно покачал головой, и двинулся дальше.
В узком каменном проходе на стенке был укреплен боковой турникет — лорд Фарквуд не скупился на импортное оборудование. Такой турникет открывается либо магнитной карточкой, либо кнопкой из комнаты охраны. Но для Шрека это было не препятствие — он налег на турникет, протискиваясь боком, механизм жалобно взвизгнул, щелкнул и повернулся. Шрек пошел было дальше, но вдруг оглянулся — сзади послышался лязг. Осел висел на турникете, налегая на него всем своим весом, и пытался пройти. Турникет вновь щелкнул, и Осел, крутнувшись пару раз, кубарем влетел во двор и растянулся на булыжнике, виновато улыбаясь.
Шрек только покачал головой, и продолжил путь. Они попали теперь во внутренний двор замка. Все тут блистало чистотой и порядком. По бокам от дороги стояли в два ряда небольшие аккуратные домики для слуг и стражи, а посередине была расположена клумба, на которой цветами был изображен портрет лорда Фарквуда.
По бокам дорожки росли аккуратно подстриженные кипарисы, а на столбе пара громкоговорителей наигрывала приятную негромкую музыку. Рядом был стеклянный киоск, в нем торговали сувенирами, каждый из которых представлял собою куклу, изображающую лорда Фарквуда. Все они были разной формы и размеров. В киоске никого не было.
— Здесь тихо, — констатировал Шрек, останавливаясь перед клумбой. — Слишком тихо. Где же все?
— Эй, посмотри на это! — закричал Осел, подбегая к небольшой будке, на которой стояло все то же неизменное «Ф» и была надпись: «Информация». Будка была закрыта, а сбоку торчал рычаг с надписью «Нажать». Осел так и сделал: он нажал рычаг. Послышалось шипенье, тиканье часов… Осел отскочил и в испуге спрятался за спину Шрека, который с недоумением стоял перед будкой и ждал, что же произойдет.
Внезапно дверцы будки распахнулись, и глазам изумленных посетителей предстала маленькая сцена кукольного театра. На ней в четыре ряда расположился хор из одинаковых фигурок мальчиков и девочек. Справа был оркестр, слева — дирижер. Дирижер взмахнул палочкой, оркестр заиграл, сбоку выкатилась очень внушительная фигурка судьи в мантии и парике, он развернул бывший у него в руках Свод Законов. Хор запел:
О, Дюлонг, о, Дюлонг!
Лишь восторг дарит он!
Древний Рим, Вавилон —
Здесь такой же Закон!
Выполняй лишь Закон,
И ты будешь прощен,
Будешь тут поселен!
О Дюлонг, о Дюлонг!
Дверцы захлопнулись, что-то ослепительно сверкнуло, и спустя несколько секунд из щели в нижней части будочки выползла фотография, изображавшая ошеломленную физиономию Шрека и рядом с ним — Осла. Под моментальным снимком красовалась надпись: «Добро пожаловать в Дюлонг!».
— Ух, ты! — воскликнул, придя в себя, Осел. — Повторим? — и он снова бросился к рычагу. Но в планы Шрека не входило так сильно задерживаться, и он успел поймать Осла за хвост.
Они прошли по узкому проходу между двумя каменными стенами, и попали на арену, предназначенную для проведения рыцарских турниров. Тут собралось все население. Посередине была трибуна, на которой в окружении стражников произносил речь лорд Фарквуд. Перед трибуной стояло десятка два рыцарей в полном вооружении, а на боковых трибунах сидели зрители — жители селения и обитатели замка.
Лорд Фарквуд говорил:
— Нет, нет, это привилегия — пойти и спасти прекрасную принцессу Фиону из огненного замка Дракона! Если по каким-либо причинам победитель не преуспеет, идущий следом за ним займет его место, и так далее, и так далее… Некоторые из вас могут погибнуть, но это жертва, на которую я намерен пойти, — при этих словах лорд сделал скорбное выражение лица, и даже закатил глаза.
Гром оваций вознаградил его за красноречие. Дабы не полагаться в этом на волю случая — мало ли когда взбредет в голову невежественным жителям Дюлонга аплодировать — четверо распорядителей в четырех местах вблизи трибун высоко подняли плакаты с надписью: «Аплодисменты», и зрителям оставалось только выполнить указание.
— Итак, да начнется турнир! — провозгласил лорд Фарквуд под новый шквал аплодисментов.
Шрек, заключив, что увидел достаточно, решительно двинулся вперед. Когда он достиг задних рядов стоящих перед трибуной рыцарей, его, наконец, заметили. Рыцари шарахнулись от него в разные стороны, и он остался стоять перед лордом Фарквудом посреди пустой площадки. Рядом стоял Осел, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.
— Что это? — воскликнул лорд Фарквуд при виде Шрека. — Что это за явление?
Шрек оглянулся и посмотрел на Осла.
— А, это? Это всего лишь Осел.
— Действительно… — пробормотал Фарквуд в растерянности, но тут же опомнился. — Рыцари! — вскричал он. — Новый план! Тот, кто убьет людоеда, и станет чемпионом. Вперед, и да пребудет с вами удача!
Рыцари кольцом стянулись вокруг Шрека, а тот вместе с Ослом отступал к одной из сторон площадки, где лежала на подпорках громадная бочка с пивом, предназначенная для угощения добрых жителей Дюлонга, обитателей замка, а также тех из рыцарей, кто после турнира остался бы на ногах.
— Ну, давайте! — говорил Шрек, отступая к бочке. — Жду, жду!
Тут он наткнулся спиной на столик, на котором стояли пивные кружки — массивные, отлитые из серого чугуна. Схватив одну из них, Шрек предложил:
— А может, решим этот вопрос при помощи кружки пива? — рыцари, не отвечая, все приближались. — Нет? Ну, ладно!
Шрек перелил содержимое кружки себе в рот, утерся рукавом куртки, и внезапно, с криком: «Получайте!» со всего размаха ударил кружкой по крану пивной бочки. Огромная, в два человеческих роста, бочка словно взорвалась — могучая струя пива ударила в толпу рыцарей, сбивая их с ног, отбрасывая, перекатывая по земле. Через мгновение половина рыцарей уже лежала. А Шрек, поднырнув под струю пива, кинулся на оставшихся.
Вытянув руки, как борец, он, петляя, пробежал между двумя рыцарями, сбив одного из них с ног, и подхватив алебарду второго, концом древка сделал подсечку третьему рыцарю, и со всего маха налетел на четвертого.
Тем временем Осел, вскочив на бочку, истекавшую последними струями пива, раскачал ее и скатил с основания. Бочка немедленно сбила с ног двух рыцарей, пытавшихся достать Осла копьями, и покатилась дальше. В этот момент группа стражников, вызванных капитаном, вбежала в боковые ворота на арену, и как раз оказалась на пути громадной бочки. По меньшей мере, полдюжины вояк остались на земле в покореженных, раздавленных латах, а оставшиеся двое кинулись на Шрека с обнаженными мечами. Но тот не ждал их, а, перескочив через канаты отгороженного для поединков ринга, занял позицию на другой его стороне. Когда стражники, в свою очередь перескочив канаты, оказались на ринге и кинулись на Шрека с двух сторон, он оттолкнулся от упругих канатов и, бросившись между нападающими, со страшной силой ударил их по шлемам кулаками — еще два тела грохнулись наземь.
Еще один рыцарь кинулся на Шрека, размахивая кистенем — тяжелым железным шаром с шипами, на конце толстой цепи — Шрек бросился ему навстречу, и в прыжке ногами вперед ударил его в забрало. Еще один был повержен, когда Шрек просто прыгнул на него сверху и сбил с ног. Между тем один воин подкрадывался к Шреку со спины, и уже замахнулся острым копьем, но Шрек ловко уклонился, выдернул копье у него из рук, и, обхватив его сзади борцовским захватом, подтащил к краю ринга, где Осел прыгал и кричал:
— Давай, давай!
Когда рыцарь оказался рядом с Ослом, тот нанес своей мордой ужасный удар по лицу несчастного, и еще одно безжизненное тело вытянулось на песке.
Зрители на трибунах неистовствовали — кричали, свистели, аплодировали, закрывали ладонями глаза, отворачивались и посылали проклятия, потрясая кулаками. Шрек, вскочив на канаты в углу ринга, приветствовал публику, размахивая руками, и выкрикивая «Я — чемпион!» — а сзади к нему подбирался уцелевший воин с мечом. Внезапно Шрек, повернувшись, совершил громадный прыжок и опустился прямо на плечи вояки. Схватив валявшуюся на земле доску, он со всего размаха ударил по шлему рыцаря, пытавшегося подняться.
Молодые девушки на трибуне бешено аплодировали, а лорд Фарквуд, схватившись руками за голову, в растерянности наблюдал это избиение. Вот еще один рыцарь получил ногами в прыжке по шлему, а следующего Шрек, обхватив и перевернув, стукнул о землю головой. Наконец, последний из рыцарей, отброшенный Шреком к канатам, приземлился в опасной близости от Осла, и тот изо всех сил лягнул его по шлему. Раздался звук, как от удара в пустое ведро, рыцарь покатился по земле, и наступила тишина.
Шрек, возбужденный дракой, выскочил на середину опустевшей арены, воинственно завывая, подмигивая, кланяясь зрителям и посылая воздушные поцелуи. Наконец, под гром аплодисментов, которыми на этот раз никто не управлял, Шрек еще раз поклонился, прижимая руки к груди.
— Спасибо, большое спасибо! — выкрикивал он. — Я очень благодарен вам за поддержку! Увидимся в среду, как всегда, в семь часов! — это он, по-видимому, копировал телеведущих, хотя где он мог видеть телепередачу — уму непостижимо!
Но тут лорд Фарквуд поманил пальцем капитана Гейнца, а воины, стоявшие на стенах позади трибун, вскинули заряженные арбалеты к плечам, беря на прицел Осла и Шрека посередине арены. Шрек мрачно огляделся по сторонам, а Осел, прижавшийся к его ногам, совсем съежился и утратил весь свой боевой пыл.
Гейнц, наклонившись к лорду Фарквуду, спросил:
— Мне отдать приказ?
— Нет! — ответил тот. — У меня есть идея получше.
И он, вытянув руки в сторону Шрека, закричал:
— Я представляю вам нашего нового чемпиона!
— Что? — воскликнул Шрек, вздрогнув от неожиданности, а зрители разразились восторженными аплодисментами.
— Поздравляю! — как можно задушевнее обратился Фарквуд к Шреку. — А теперь ты направляешься на великое и почетное задание…
— Задание? — не понял Шрек. — У меня и так уже есть задание. Я должен вернуть назад мое болото.
— Твое болото?
— Да, мое болото, куда ты загнал этих сказочных существ.
— Н-да… Хорошо! — сказал Фарквуд. — Давай заключим сделку. Выполни это задание для меня, и я верну тебе твое болото!
— Точно в таком виде, в каком оно было? — недоверчиво прищурился Шрек.
— До последней заплесневевшей поганки! — заверил его Фарквуд.
— А эти поселенцы?
— Считай, что их уже нет!
Шрек обвел угрюмым взглядом ряды стрелков с арбалетами наизготовку, и спросил:
— Что еще за задание?

Глава восьмая
Новые заботы и новые приключения

Шрек и Осел шли по подсолнуховому полю, не особо заботясь о его сохранности — стебли подсолнухов так и падали направо и налево. Выбравшись на бахчу с тыквами, они зашагали дальше. Осел, по своей привычке, разглагольствовал:
— Ну слушай, по-моему, это глупо! Ты идешь искать Дракона и спасать принцессу только для того, чтобы Фарквуд вернул тебе болото, которое ты потерял потому, что он отнял его у тебя. Это неправильно!
Шрек обернулся:
— Знаешь, может быть, это правильно, что ослы не должны говорить!
— Я не понимаю, Шрек, почему бы тебе не заняться делами, более подходящими для людоедов, — не унимался Осел. — Можно было бы взять его крепость, поднять много шума, заставить его умолять о пощаде… И все такое, что подходит для людоедов!
— О, знаешь что, — отозвался Шрек, — может, мне обезглавить целую деревню, поместить их головы на колья, выпотрошить их и выпить их кровь? Это тебе понравится? А? Для тебя?
Осел опешил. Он немного продумал и сказал:
— Нет. Совсем нет!
— К твоему сведению, — продолжал Шрек, — людоеды значительно сложнее, чем думают о них люди.
— Например?
— Например… Хорошо! Например, людоеды любят лук, — и он протянул Ослу только что поднятую им с земли большую луковицу.
Осел понюхал ее и с отвращением фыркнул.
— Эту штуку?
— Да.
— А, понимаю. От него ты плачешь?
— Нет.
— Ну, может быть, ты ешь его, чтобы отбить запах изо рта?
— Нет! Слои — у лука есть слои, — объяснил Шрек, ошелушивая луковицу и показывая Ослу. — И у людоедов есть слои! Ты понял? — и он швырнул луковицу ослу под ноги и зашагал вперед.
Некоторое время Осел стоял, задумавшись, и смотрел на луковицу.
— У вас обоих есть слои… Гм… Знаешь, если бы я любил лук… Торт! — внезапно закричал он. — Все любят торт! У торта есть слои!
— Меня не интересует, что все любят, — повернулся к нему Шрек. — Людоеды не любят торт! Они не любят торт! — сказав это как можно внушительнее, Шрек снова повернулся и зашагал по полю.
Осел снова на мгновение задумался, а потом закричал:
— Ты знаешь, все любят ириски! Ты когда-нибудь встречал кого-нибудь, кто сказал бы, что не любит ириски? Ириски — это превосходно!
— Нет! — заорал Шрек на Осла, останавливаясь и потрясая кулаками. — Ты, пляшущая надоедливая обуза! Людоеды любят лук! И точка! Бай-бай! Увидимся позже! — Шрек сделал Ослу ручкой, повернулся, и решительно пошел прочь.
Но Осел, не обратив на это внимания, продолжал болтать, труся за Шреком:
— Ириски, возможно, самый изысканный деликатес на всей этой чертовой планете!
Так они прошли поля, вышли к мельнице, перевалили через холм, а потом и через другие холмы. Они шли, пока не настала ночь, а потом заночевали в поле у костра. Наутро они направились дальше, но Шрек был в дурном настроении, так как Осел утром опять заговорил его, и он из-за этого попал ногой в костер. Они пересекли пустыню, и вот, наконец, перед ними встали высокие горы.
Шрек решительно стал взбираться по склону. Осел все скулил и жаловался, как это трудно, но все же шел следом. Когда до вершины оставалось совсем немного, Осел, шедший сзади, воскликнул:
— Шрек, что ты сделал? Чем это воняет? Ты испортил воздух?!
— Нет, Осел! — отозвался Шрек. — Если бы это я испортил воздух, ты был бы уже мертв! Это всего лишь пахнет серой.
— Да, точно, сера! — сказал Осел с умным видом. — Я знаю, что такое сера!
— В этих горах нет серы, — заметил Шрек. — Это значит, что мы приближаемся к лавовому озеру.

Глава девятая
Что делать, если боишься высоты …

И вот, наконец, они достигли гребня горы, и заглянули на ту сторону. Удивительное зрелище предстало их взорам!
Перед ними было лавовое озеро. Кипящая раскаленная лава заполняла огромную котловину. Она испускала красно-желто-оранжевое сияние, она пенилась и пузырилась. По ее поверхности пробегали тяжелые волны и вспыхивали там и сям синие огоньки. То здесь, то там поверхность лавы вспучивалась огромными пузырями, они лопались и опадали.
На середине озера виднелся остров. Его высокие берега отвесно поднимались над поверхностью лавы. На острове стоял замок. Черные, тонкие, как рыбьи кости, башни вздымались ввысь, цепляясь одна за другую, тянулись все выше и выше. Замок казался безжизненным, только отблески огненного озера играли на его стенах, да в самой высокой башне светилось окошко. К острову вел узенький мостик, состоящий из пары натянутых канатов, на которых лежал настил из досок. Другая пара канатов, протянутая повыше первой, и соединенная с ней веревками, представляла собой перила. Мостик, длиной не менее сотни ярдов, слегка раскачивался.
Несколько минут путники безмолвно созерцали величественное и мрачное зрелище. Затем Шрек нарушил молчание:
— Смотри, какой он большой! — показал он на замок, и, легко перескочив через камни на гребне горы, стал спускаться вниз, к мостику.
Осел заметно отстал, и плелся позади, с сомнением поглядывая то на озеро кипящей лавы, то на Шрека, то на скелет лошади, валявшийся на склоне рядом с тропинкой.
— Эй, Шрек! — окликнул он. — Помнишь, как ты сказал, что у людоедов есть слои?
— Ну да, а что? — отозвался Шрек.
— Как бы это сказать… У ослов нет слоев… У нас ничего не припрятано в рукаве!
В это время они как раз дошли до мостика, и Шрек остановился.
— Постой, ведь у ослов нет рукавов, — с ухмылкой заметил он, оборачиваясь.
— Ты знаешь, что я имею в виду! — воскликнул Осел, в свою очередь останавливаясь на краю обрыва.
— О, только не говори мне, что ты боишься высоты!
— Нет, мне только всего лишь немного неуютно стоять здесь, на краю, над озером кипящей лавы! — произнося эти слова, Осел осторожно заглянул вниз с обрыва, и отпрянул назад так стремительно, как будто боялся, что кто-то может столкнуть его в озеро.
— Не бойся, Осел, я здесь, рядом с тобой — понял? — произнес Шрек, вступая на мост. — В качестве моральной поддержки. Мы пойдем с тобой потихоньку, по этому мосту, по одному маленькому шажку зараз…
Осел немного осмелел и вступил на мост вслед за Шреком.
— Точно? — спросил он дрожащим голосом.
— Точно, точно! — отозвался Шрек, подталкивая Осла вперед.
— Ладно, — сказал Осел, — хотя я предпочел бы что-нибудь получше.
— Давай, иди, и не смотри вниз! — подбодрил его Шрек.
— Не смотреть вниз… Не смотреть вниз… — бормотал Осел, шагая по мосту впереди Шрека и старательно задирая вверх голову. — Я иду. Я не должен смотреть вниз…
Они прошли уже больше половины моста, когда вдруг подгнившая доска, на которую ступил Осел, с треском проломилась. Обломки полетели в озеро, а Осел, отпрянув от пролома, заворожено следил за их падением.
— Шрек! — отчаянно завопил он. — Я смотрю вниз! А-а-а! Пусти меня назад! — и он кинулся к Шреку. — Пожалуйста!
— Знаешь, — сказал Шрек, — мы ведь уже прошли полпути!
— Я ничего не знаю, я хочу назад!
— Хорошо, отлично, у меня нет времени на это — ты идешь назад! — говоря так, Шрек наступал на Осла, а тому ничего не оставалось, кроме как пятиться по узкому мосту.
— Шрек! Нет! Подожди! — вопил Осел, стараясь протиснуться мимо ног Шрека, но это было невозможно. От их возни мост сильно качнулся. Осел чуть не свалился в озеро.
— А-а-а! — заорал он. — Не делай этого!
— О, прошу прощения! Не делай чего? — язвительно ухмыляясь, спросил Шрек. — А, вот это! — и он сильно качнул мост из стороны в сторону.
— Да, это! — в отчаянии выкрикнул Осел, припадая на брюхо.
— Делать это? Хорошо! — и Шрек раскачивал мост все сильнее и сильнее, а Осел на брюхе все отползал и отползал назад.
— Нет, Шрек, нет!
— Ты же сказал — делать это, вот я и делаю! — продолжал раскачивать мост Шрек, все оттесняя Осла к противоположному его концу.
— Ох, не надо, не надо трясти его! — бормотал Осел, полуживой от страха, когда вдруг его задние ноги ощутили твердую почву. Еще шаг — и мост кончился. Осел замер, ахнул от неожиданности и посмотрел под ноги — там были камни.
— Вот и все, Осел! — наставительно сказал Шрек, потрепав его по щеке. — Вот и все. — И он последовал дальше, как ни в чем не бывало.
Осел взглянул назад — на мост, на лаву внизу, постепенно приходя в себя.
— Круто! — пробормотал он, и, шатаясь, поплелся за Шреком.
Однако уже через минуту Осел вполне оправился, и бодро трусил по каменному мосту, ведущему к воротам замка.
— Так где же это чертово создание? — небрежно спросил он.
— Внутри! Ждет, пока мы спасем ее! — насмешливо фыркнул Шрек.
— Я говорил о Драконе, Шрек! — возмущенно возразил Осел.

Глава десятая
…Или как общаются с драконами…

А о Драконе не мешало бы подумать. Они вступили в замок, и сразу вокруг них стало темно и мрачно. По сторонам стояли каменные статуи, изображавшие необычайных зверей, валялись кости людей и животных. Осел и Шрек поднялись по широкой лестнице в середине огромного зала. Осел тихонько спросил:
— Ты боишься?
— Нет, — так же тихо отозвался Шрек.
— Но…
— Тс-с-с! — и Шрек приложил палец к губам.
— Хорошо, я тоже не боюсь, — вздохнул Осел. Он на несколько секунд замер, оглядываясь по сторонам, а потом, заметив, что Шрек ушел вперед, жалобно охнул и устремился за ним.
— Тяжело не бояться, — говорил он, — мы попали в такую ситуацию… Самую опасную ситуацию в моей жизни! Дракон — это такое… Такое… Нельзя сказать, что я трус, я вовсе не трус, ну, я просто не трус, но нужно опасаться…
Произнося это, Осел наткнулся на стоящий скелет в доспехах. Скелет рухнул, а шлем упал на Осла и точно пришелся ему на голову. Осел даже присел и взвизгнул от страха.
— Осел, две вещи, хорошо? — внушительно произнес Шрек, склоняясь к нему. — Закрой рот! Рот, понимаешь?! А теперь иди туда и посмотри, нет ли там ступенек? — и Шрек указал рукой в боковой проход, другой рукой снимая с Осла шлем и надевая на себя.
— Ступенек? — переспросил Осел. — Мне казалось, что мы ищем принцессу…
— Принцесса будет. Вверх по ступенькам — в самой верхней комнате самой высокой башни.
— Откуда ты знаешь, что она там?
— Я прочел это в книге когда-то.
— Отлично! — сказал Осел, взглянув на Шрека. — Ты разберешься с Драконом, а я разберусь со ступеньками, — и он направился в проход. — А когда я найду ступеньки, я приступлю ко второй части — я пойду по ним.
Осел дошел до огромной двери — по величине она подошла бы для города средних размеров. Он навалился на нее, и дверь со скрипом растворилась. Осел вошел в следующий громадный зал, бормоча:
— Предпринять решительный шаг… Добраться до сердцевины… Я должен узнать это… Я должен понять… Вперед, вперед, и скоро все кончится!
Говоря это, Осел оказался перед какой-то странной стеной, с круглым желто-зеленым окном посередине. Он внимательно оглядел ее и пошел дальше.
А Шрек тем временем облачался в доспехи, снятые с погибшего рыцаря. Очевидно, тот был громадного роста, потому что доспехи пришлись Шреку почти впору. Надев все — шлем с забралом, панцирь, поножи и наплечники, Шрек взглянул наверх — там в проломе стены виднелась самая высокая башня со светящимся окном.
— Отлично, — сказал сам себе Шрек, — по крайней мере, я знаю, где искать принцессу.
Но не успел он проговорить эти слова, как его прервал отчаянный вопль Осла:
— Дракон!!!
Стенка, которую разглядывал несчастный Осел, была головой Дракона, а окно на ней — глазом! И вдруг этот глаз моргнул! Осел, завопив, отскочил, как бешеный, на середину зала, а вслед ему из закутка, где он только что был, выплеснулся язык ужасного желто-белого пламени. Если бы Осел промедлил хоть мгновение, или если бы Дракон дохнул огнем чуть точнее — от бедняги остался бы только пепел. Осел сломя голову мчался по замку, а за ним тяжело топал чудовищный монстр — с крыльями, рогами на голове, чешуей и огромными желто-зелеными горящими глазами. Осел уже добежал до Шрека, когда Дракон выпустил новую струю огня. Шрек обернулся, глаза его под забралом шлема широко раскрылись при виде чудовища, но среагировал он мгновенно — отшвырнув Осла в одну сторону, сам отпрыгнул в другую, и огненный заряд пролетел между ними.
Не обратив на Шрека внимания, Дракон устремился за Ослом, и выпустил третий язык пламени прямо в него. Тут бы Ослу и конец, но в последний момент он шлепнулся на брюхо и пригнул голову. Только кончик его хвоста попал в струю огня, и кисточка на нем вспыхнула и задымилась. Осел завопил, и продолжал лежать, дрожа, прикрыв глаза копытами. Дракон остановился, привстал на задние лапы, закинул голову и раскрыл пасть… Наверное, на этом месте можно было бы поставить точку в приключениях Осла, но тут что-то отвлекло Дракона — он обернулся.
Это Шрек, схватив дракона за хвост, старался оттащить его назад, от Осла… С таким же успехом он мог бы попытаться сдвинуть гору, но он на минуту отвлек внимание Дракона от Осла, и это спасло тому жизнь. Осел, вскочив на ноги, увернулся от поднятой лапы Дракона с огромными когтями и метнулся под арку коридора. Рассерженный помехой, дракон махнул хвостом с вцепившимся Шреком, крутанул им раз, другой… Шрек оторвался от хвоста и взлетел в воздух. Сила броска была невероятна — Шрек летел все выше и выше, и вдруг, врезавшись в стену, головой в шлеме пробил ее и грохнулся на пол.
А Осел промчался по короткому коридору, увернулся от очередного пущенного вслед языка пламени и вбежал на каменный мостик над глубоким рвом. Он со всех ног летел по мостику, как вдруг страшный удар обрушился на камни впереди него. Осел едва успел затормозить — мостика больше не было! Он повернул назад, и в этот момент Дракон нанес хвостом новый ужасный удар по мостику — путь в эту сторону тоже был отрезан. Осел остался на маленькой каменной площадке, висящей на одном столбе. Он заметался из стороны в сторону, а Дракон снова откинулся назад и широко раскрыл пасть. Пасть эта с громадными зубами стала надвигаться на Осла… Осел в ужасе, заворожено глядя прямо туда, завопил:
— Нет, нет, нет!
Но опасность не лишила его дара речи. Надо было найти путь к спасению, и Осел вскричал:
— О, какие у вас зубы!
Дракон разинул пасть еще шире и взревел.
— Я имею в виду, что у вас отличные белые сверкающие зубы, — затараторил Осел. — Но, возможно, со всей этой вашей пищей вам нужно очищать их, потому что от них исходит такой смертельный смрад!.. Почему бы вам не воспользоваться мятной жвачкой? Или чем-нибудь еще?
Дракон заметно смутился — он закрыл пасть, прикрыл глаза, и на его морде появилось виноватое выражение. Осел мгновенно сообразил, что к чему:
— О! Дракон, вы девушка?! Это очевидно! Конечно же, вы — девушка-Дракон! Потому что вы обладаете такой женственной красотой! Как насчет чашечки чая?
Эти слова, судя по всему, понравились Драконихе — она застенчиво улыбнулась, моргая своими глазами с длинными ресницами, и дохнула на Осла колечком дыма, в форме сердечка. Осел деликатно кашлянул.
— Я был бы рад поболтать, — заявил он, — но мне надо идти! Да, надо идти… Туда, за принцессой.
И тут выдержка изменила ему — он повернулся в другую сторону и отчаянно заорал:
— Шрек! Шрек!!!
И в этот миг Дракониха схватила Осла зубами за хвост, и, помахивая им из стороны в сторону, как мышонком, вразвалку потопала назад в замок, не обращая внимания на его отчаянные вопли:
— Нет, нет! Шрек! Шрек!

Глава одиннадцатая
… И с принцессами…

А Шрек в это время понемногу приходил в себя в самой высокой комнате самой высокой башни замка. Он зашевелился, поднял голову, уперся руками в пол…
Это была комната принцессы Фионы, и сама принцесса дремала на своем ложе возле окна. Грохот от вторжения Шрека, конечно, ее разбудил, и она, сидя на постели, с удивлением разглядывала этого рыцаря, проникшего в ее комнату таким странным путем.
Принцесса была очень красива, и точь-в-точь похожа на изображение, которое лорд Фарквуд видел в Зеркале — высокая, с тонкой талией, прекрасной фигурой и каштановыми волосами — она широко раскрытыми глазами смотрела на Шрека, приходящего в себя на полу.
А Шрек тем временем поднялся на ноги и отряхивался, поправляя доспехи, стоя к принцессе спиной — он ее еще не заметил. На лице Фионы вдруг появилось лукавое выражение. Она легла на подушку, тщательно оправила на себе зеленое платье. Затем ей еще кое-что пришло в голову — она схватила лежавший рядом с ложем букетик цветов, и, держа их на груди, снова улеглась, приняв картинную позу, и закрыла глаза, притворяясь спящей.
В таком виде ее и обнаружил Шрек, когда он, наконец, обернулся. Он тихонько подошел к постели и склонился над принцессой, разглядывая ее. Фиона, не открывая глаз, с томным выражением лица, мечтательно вытянула губы — она, наверное, рассчитывала, что прекрасный рыцарь обнимет и поцелует ее, как и было написано в книге… Шрек, действительно, взял принцессу за плечи, но вместо поцелуя он ее резко встряхнул, чтобы разбудить. Тут уж она поневоле открыла глаза!
— Просыпайтесь! — окликнул ее Шрек. — Вы принцесса Фиона?
— Да… Я так ждала, день и ночь, что вы спасете меня!
— О, это очень мило с вашей стороны, ну а теперь пойдем! — заявил Шрек без всякого предисловия, делая шаг к двери.
— Подождите, сэр рыцарь! — воскликнула Фиона. — Это наша первая встреча. Разве это не должен быть прекрасный, романтический момент? — и она, отбросив букетик цветов, откинулась на ложе с мечтательной улыбкой.
— Простите, леди, время не ждет! — и Шрек, схватив принцессу за руку, одним небрежным движением выдернул ее из постели и потащил к двери.
— Постойте, что вы делаете? — возмутилась принцесса. — Вы же должны вынести меня через окно на руках, спуститься вниз, посадить меня на своего верного коня…
Шрек в это время пытался открыть дверь, дернув за привинченное к ней кольцо, но кольцо оторвалось и осталось у него в руке. Он иронически посмотрел на принцессу:
— У вас было много времени, чтобы спланировать все это, да? — он отступил на шаг, и стремительно ринулся на дверь, ударив в нее плечом. Окованная железом дубовая дверь разлетелась, как гнилая дощечка, и Шрек, увлекая за собой принцессу, выскочил в коридор.
Пробегая по лестнице мимо торчащего в кольце факела, он схватил его правой рукой — в левой у него была принцесса, которая на бегу восклицала:
— Но я так долго ждала этого момента! Ну, как же без коня? Так хочется, чтобы все это было романтично, по правилам…
— Я так не думаю, — отозвался Шрек, останавливаясь в главном зале замка.
— Могу я, по крайней мере, узнать имя моего спасителя?
— Шрек, — буркнул тот, поднимая факел повыше и осматриваясь по сторонам.
— Итак, Шрек! — торжественно произнесла Фиона. — Надеюсь, вы примете этот платок в знак благодарности? — и она протянула Шреку белоснежный кружевной платочек, старательно играя свою роль спасенной принцессы, как это описано в рыцарских романах.
Шрек взглянул на нее с удивлением, но и с некоторой признательностью.
— Спасибо! — сказал он, взяв платок и вытирая им лицо от пота и грязи, насколько это было возможно, не снимая шлема, после чего вернул его Фионе в несколько испачканном виде. Та недоуменно уставилась на грязный платок, но в этот момент внимание их привлек дикий рев, разнесшийся по замку.
— Вы не убили дракона?! — изумленно спросила Фиона.
— Это не так-то просто! — воскликнул Шрек, снова увлекая Фиону за собой. — Вперед!
— Но это не по правилам! — возражала она. — Вы должны были убить его мечом, в честном бою… Так делали все другие рыцари!
— Да, перед тем, как сгорали в пламени! — с усмешкой заметил Шрек — как раз в этот момент свет факела упал на обгоревший скелет, лежавший у стены. А на закопченной стене был отпечаток тела рыцаря — белая тень, как от ядерного взрыва.
— Но это неважно! — возразила принцесса. — Куда вы идете? Выход там!
Шрек выпустил ее руку и направился к двери в следующий зал.
— Выход с другой стороны! — повторила Фиона.
— Я должен спасти своего Осла! — заявил Шрек, оборачиваясь.
— Да какой вы рыцарь! — презрительно воскликнула принцесса.
— Да уж какой есть! — отозвался Шрек, вложивший в этот ответ весь сарказм, на какой только был способен, и отворил дверь.

Глава двенадцатая
Вход бесплатный, а выход…

— Если коснуться физических отношений, ну, я морально не готов к взаимоотношениям такой амплитуды… Да, именно амплитуды! Нет, серьезно, я не могу так вот сразу, с девушками… Вы — такая большая, э-э-э, такая милая… — Осел сидел в кольце из драконьего хвоста, и, улыбаясь самым любезным образом, болтал с Драконихой, а она, судя по всему, была от него в восторге.
И действительно, сколько лет ей не выдавалось случая поболтать с кем-нибудь по-приятельски, а таких милых комплиментов она и вовсе в жизни не слышала! В ответ на любезные слова, она погладила Осла по шее и спине своим когтем, длиной в добрые пол-ярда. Осел воскликнул:
— О, это нежелательный физический контакт! — и Дракониха послушно развела лапы в стороны. Она дунула огнем на висевший у потолка на цепи светильник в виде стального кольца с четырьмя факелами, факелы загорелись, и в зале сразу стало светлее.
Теперь стало видно, что зал этот был сокровищницей — его пол толстым слоем покрывали золотые монеты, слитки золота, драгоценные камни, украшения. Именно сюда, в свое любимое место, притащила Дракониха милого дружка, чтобы поговорить с ним. А наверху, на балконе, обходящем весь зал по периметру, на высоте двадцати футов, появился Шрек. Он протянул руку к концу цепи, на которой висел светильник. Цепь была толстенная, почти в руку Шрека, и намотана на барабан, висевший под потолком. Шрек ухватился за цепь, подпрыгнул, и, раскачиваясь, пронесся через весь зал, думая, наверное, в подходящий момент подхватить Осла и сбежать. Но цепь была коротковата, и Шрек неистово дергал ее, стараясь размотать с барабана, однако ржавый барабан не поддавался.
— Хорошо, я подумаю, — говорил между тем Осел, — но полагаю, будет лучше, если мы останемся просто хорошими друзьями. Да, друзьями. Эй, что ты делаешь? — воскликнул он, так как в этот момент Дракониха попыталась запечатлеть нежнейший поцелуй на его спине. — Не надо, это же мой хвост! — хвост Осла попал между зубов страстной подруги, и едва не оторвался.
Но возлюбленная Осла не слушала увещеваний, и приготовилась поцеловать его в спину еще раз. Как раз в этот момент Шрек наконец сдвинул барабан с места. Цепь с грохотом стала разматываться, и он упал вниз, прямо на Осла. Осел, отброшенный толчком, отлетел на десяток шагов в сторону, а Шрек, заняв его место, оказался прямо под носом Драконихи, которая, ничего не замечая, зажмурив в экстазе глаза, поцеловала Шрека прямо в… Ну, в то место, откуда у Осла растет хвост. Можно себе представить, что почувствовал Шрек! Он вскочил, как ошпаренный, выпустил цепь, подхватил Осла и ринулся к выходу. Дракониха, обнаружив, что что-то неладно, открыла глаза, и, увидев, что Шрек удирает с ее возлюбленным подмышкой, пришла в ярость. Она откинулась назад, и в следующую секунду язык пламени настиг бы беглецов, но Шрек выпустил цепь, светильник на ее конце заскользил вниз, и как раз в этот момент упал на шею Драконихи, как огромный стальной ошейник. Она в ярости взревела и ринулась вперед, разматывая цепь с барабана.
Шрек с Ослом взлетел по лесенке и спрыгнул с уступа как раз вовремя — над ними пролетел сноп огня. Шрек ринулся в проход, где его ждала принцесса. Та взглянула на подбегающего героя, собираясь с ним заговорить, но на разговоры не было времени. Шрек подхватил ее другой рукой и помчался дальше. Осел смотрел на новую спутницу во все глаза.
— Да это же принцесса! — вскричал он.
— Он говорит?! — воскликнула Фиона.
— Да, говорит! — подтвердил Шрек на бегу. — Обычно его не заставишь заткнуться!
В этот момент они оказались перед провалом — когда-то здесь была лестница, но она разрушилась, и пол коридора, к концу которого они подбежали, обрывался уступом в тридцать футов высотой. К счастью, на уступ опиралась упавшая колонна, второй конец которой был на земле. Не раздумывая, Шрек вскочил на колонну верхом и съехал по ней, как школьник съезжает по перилам. Поверхность колонны была сильно выщерблена, и на лице Шрека отразилось все неудовольствие, которое он испытал от этой поездки.
Впрочем, времени на такие пустяки не было — Дракониха топала сзади, совсем близко. Стальное кольцо по-прежнему было у нее на шее, а за ним тянулась цепь, разматывавшаяся с барабана. В зале, куда они попали, стояло несколько рядов колонн вроде той, по которой съехал Шрек. Со своими спутниками подмышками Шрек стремительно пробежал между колоннами сначала в одну сторону, потом в другую. Дракониха, легко одолевшая уступ коридора, следовала за ним, а за Драконихой тянулась проклятая цепь, которая никак не желала закончиться.
После одного из поворотов Шрек вдруг, совершенно неожиданно, оказался с Драконихой лицом к лицу. Та немедленно выпустила в них заряд огня, и Шрек едва успел увернуться. Снова петляя, как заяц, между колоннами, он увидел лежавший у стены громадный меч, и в голове его возник новый план. Шрек мгновенно опустил своих пассажиров на пол и закричал:
— Эй вы, двое, бегите к выходу, а я позабочусь о драконе!
Он схватил меч в руки. Перед ним, разматываясь, скользила между колоннами цепь, которую тянула их преследовательница. Шрек поднял меч и с силой вогнал его в пол через одно из звеньев цепи. Меч попал в щель между плит пола и намертво застрял там. Цепь натянулась, а Шрек изо всех сил припустил следом за своими спутниками к выходу. Он догнал их в тот момент, когда они вбегали на подвесной мостик над лавовым озером. И как раз в это миг Дракониха, высунувшая голову из-за поворота, выпустила им вслед последний язык пламени. Этот клубок огня достиг мостика, когда беглецы уже пробежали мост до половины — на этот раз некогда было Ослу задуматься, боится ли он высоты, и можно ли смотреть вниз — надо было спасаться. Осел бежал впереди, за ним неслась принцесса, а Шрек был замыкающим.
Столб огня достиг мостика и поджег канаты, когда беглецам оставалось совсем немного до противоположного берега. Мостик оборвался и рухнул, превратившись в повисшую над лавовым озером веревочную лестницу с деревянными перекладинами, за которую трое спутников судорожно ухватились — двое из них успешно, а Осел, не имевший пальцев на ногах, конечно, тотчас сорвался и по дуге полетел в кипящую лаву. К счастью, Шрек протянул руку и в последний момент поймал пролетавшего мимо него Осла за хвост.
Между тем Дракониха, которую удерживала цепь и воткнутый в ее звено меч, бешено рвалась к врагам, висящим на остатках мостика у противоположного берега. Один рывок, другой, третий — воткнутый в пол меч не выдержал, и со звоном сломался. Дракониха взлетела и устремилась через озеро. Еще миг, и она настигла бы беглецов, которые замерли от ужаса, цепляясь за свою жалкую опору над кипящей лавой. Но тут, наконец-то, цепь кончилась, и Дракониха затрепыхалась на ее конце, как муха, привязанная к нитке. Она издавала рев, скорее жалобный и печальный, чем яростный — ведь ее возлюбленный покидал ее, и возможно, она и преследовала-то беглецов лишь для того, чтобы вернуть его назад…
А они тем временем, убедившись, что преследование им больше не грозит, быстро выбрались по остаткам мостика на берег озера, пробежали по тропинке (Шрек по-прежнему для скорости тащил Осла за хвост), и перевалили гребень окружающих озеро скал. Они были спасены!

Глава тринадцатая
О пользе рыцарских шлемов, или к вопросу об истинной любви

Фиона первой сбежала со склона горы, окружающей лавовое озеро, на площадку к подножью скал — у нее получилось это легко и ловко, склон был ровный и гладкий, усыпанный мелкими осколками кварца и вулканическим пеплом. Она подбежала к краю уступа, прижимая руки к груди, посмотрела на расстилающуюся перед ней зеленую равнину, и вскричала в восторге:
— Ты сделал это! Ты спас меня! Потрясающе!
Следом за ней со склона скатился Осел, куда менее грациозно — он катился кубарем, и, с размаху налетев на кочку, перевернулся и растянулся на земле.
Тотчас следом за ним появился Шрек, столь же изящно. Он наткнулся на Осла, они вместе покатились, перевернулись и грохнулись на камни. Фиона, обернувшись к ним, продолжала:
— Ты бесподобен! — она направилась к Шреку, поднимавшемуся на ноги. — Ну, мы немного не так встретились, но твои дела велики, а твое сердце чисто! Я у тебя в неоплатном долгу, — и она очень мило поклонилась.
Осел, стоявший рядом, обиженно кашлянул. Фиона повернулась к нему:
— И что бы мужественный рыцарь делал без своего благородного коня? — сказала она, опускаясь на колени и обнимая Осла за морду.
— Я надеюсь, ты слышал, как она назвала меня благородным конем? — обратился тот к Шреку, расплываясь в улыбке. — Она думает, что я — конь! — лукаво подмигнул он.
— Битва окончена. Вы можете снять свой шлем, сэр рыцарь! — заявила Фиона, поднимаясь на ноги и обращаясь к Шреку.
— Нет! — отозвался тот.
— Но почему?
— Мне он нравится.
— Ну, пожалуйста! Я хочу посмотреть на лицо моего спасителя, — настаивала Фиона, приближаясь.
— Право, не стоит.
— Но как же вы поцелуете меня?
— Что?! — ошарашено спросил Шрек, делая шаг назад и натыкаясь спиной на скалу. — Этого не было в описании моего задания!
— Возможно, это приз? — предположил Осел с ехидной усмешкой.
— Нет, это судьба! — живо возразила Фиона и снова повернулась к Шреку. — Вы должны знать правила — принцессу, заточенную в башню и охраняемую драконом, спасает мужественный рыцарь, и она целует свою истинную любовь… — произнесла она с мечтательным выражением на лице, очень мило и застенчиво.
— Вы — Шрека?! Вы думаете, что Шрек — ваша настоящая любовь? — спросил Осел.
— Ну… Да! — ответила Фиона, смущаясь и краснея.
Осел и Шрек переглянулись и расхохотались — дружно и громогласно. Осел хохотал так, что упал на спину и болтал ногами в воздухе, а Шрек, схватившись за бока, откинулся назад, давясь от смеха.
— Что такого смешного я сказала? — спросила Фиона с обидой и недоумением.
— Скажем, я не в вашем вкусе, понятно? — отвечал Шрек.
— О, конечно же, в моем! Вы мой спаситель, — на лице Фионы снова появилось мечтательное выражение. — Теперь, — продолжала она повелительно, сопровождая свои слова соответствующим жестом, — снимите ваш шлем!
— Послушайте, я не думаю, что это очень хорошая идея, — продолжал возражать Шрек.
— Пожалуйста, снимите шлем!
— Я не сниму.
— Снимите его!
— Нет!
— Немедленно!!! — Фиона перешла на крик.
— Хорошо! — вытянул руки перед собой Шрек. — Полегче! Как прикажете, ваше высочество! — и он склонился в ироническом поклоне.
И Шрек стащил с головы шлем, представ перед принцессой в своем обличии людоеда — с зеленой лысой башкой, широченной физиономией и ушами-трубочками. К тому же копоть, попавшая ему на лицо через решетку забрала, оставила черные полоски, делавшие Шрека похожим на зебру.
Глаза Фионы раскрылись так широко, что, казалось, Шрек может в них провалиться, да еще вместе с Ослом, на лице появилось выражение крайнего недоумения и разочарования.
— Вы… Вы… Вы людоед? — вымолвила она наконец, чуть не плача.
— О, — ухмыльнулся Шрек, — а вы ожидали увидеть очаровательного принца?
— Ну… Да, откровенно говоря!.. Нет, нет! Это все неправильно! — заявила она, хватаясь за голову. — Вы не должны быть людоедом! — и она подошла к краю площадки и остановилась, глядя на равнину внизу и прижав к груди руки.
— Принцесса! — заявил Шрек. — Я был направлен спасти вас лордом Фарквудом, понятно? Это он хочет жениться на вас.
— Почему же он сам не пришел спасти меня? — с надеждой спросила Фиона, оборачиваясь.
— Хороший вопрос, — кивнул Шрек, делая несколько шагов к тропинке, ведущей на равнину, — вы должны сами спросить его об этом, когда мы доберемся к нему.
— Но меня должен был спасти любимый, а не людоед и его зверушка!
— О, — пробормотал Осел, — как это контрастирует с «благородным конем»!
— Послушайте, принцесса, не осложняйте мне мою работу! — заявил Шрек, возвращаясь.
— Ваша работа — это ваши проблемы! — сказала Фиона, возмущенно отворачиваясь от него. — Вы можете передать лорду Фарквуду, что если он хочет спасти меня по правилам, я буду ждать его на этом месте! — и она решительно уселась на камень.
— Эй, я вам не мальчик на побегушках! — проговорил Шрек, приближаясь с видом, не предвещавшим ничего хорошего, и склоняясь над ней. — Понятно?! Я — мальчик на службе!
— Вы не посмеете! — воскликнула Фиона.
Но Шрек, не обратив на этот возглас никакого внимания, подхватил ее, как пушинку, закинул на плечо, и, повернувшись, окликнул своего спутника:
— Ты идешь, Осел?
— Конечно, я с тобой! — с готовностью отвечал тот, направляясь следом.
— Опустите меня на землю, или у вас будут неприятности! — кричала Фиона, колотя кулачками по спине Шрека. — Это неблагородно! Отпустите меня!
Но Шрек, придерживая ее рукой, шел так хладнокровно, словно нес на плече мешок картошки.

Глава четырнадцатая
Ночлег в лесу

Спустя час они вошли в лес. Фиона продолжала ехать на плече у Шрека, подпирая щеку рукой и опираясь локтем на его спину, как будто лежала на кушетке. Осел, идя сзади, утешал ее, разглагольствуя:
— А если подойти к этому с другой стороны? Вам там ехать довольно удобно, и не нужно сбивать ноги, топая в этой пыли… Как вы на это смотрите, а? Ну, ведь хорошо же?
— Как жаль, что он — не моя настоящая любовь, — жаловалась Фиона, — это такое счастье — найти ее! — Шрек, покосившись на свою «ношу», как раз на этом месте сильно встряхнул ее, подкинув на плече поудобнее.
Фиона возмущенно охнула, и с вызовом продолжала:
— Чем быстрее мы встретим этого лорда, тем лучше!
— О, да, он вам понравится, принцесса, он прекрасен! — заявил Осел.
— Какой он, моя мечта, лорд Фарквуд?
На это ответил Шрек:
— Ну, скажем так, принцесса, — тут они подошли к реке, и Шрек бесцеремонно сбросил принцессу на песок. — Этот человек маленький, щуплый… — Шрек расхохотался, и направился к берегу.
Принцесса поднялась и отряхнула платье от пыли. Шрек, наклонившись к воде, смывал с лица копоть, а Осел, подойдя поближе, сказал, ухмыляясь:
— Нет, нет! Ну, зачем ты так говоришь, что ты! Маленький… — и Осел со Шреком опять расхохотались.
— Я знаю, вы просто завидуете! — воскликнула Фиона. — Вам никогда не оценить такого великого правителя, как лорд Фарквуд, — на лице у нее снова появилось мечтательное выражение.
— Да, возможно, вы правы, принцесса, — задумчиво произнес Шрек. — Но вы будете проводить эту оценку, когда мы встретимся с ним завтра.
— Завтра? — спросила Фиона, взглянув на запад — солнце садилось в лесной прогалине, и от горизонта солнечный диск отделяло совсем немного. Все вокруг уже приобрело тот мягкий и прозрачный оттенок пасторали, какой имеет природа на закате. — Путь туда такой долгий? Может, нам разбить лагерь?
— Нет, — ответил Шрек, отходя от берега реки, — тогда путь станет еще дольше! Мы пойдем дальше.
— Но… Но… В лесах скрываются разбойники, — сказала Фиона, торопясь за Шреком. Ясно было, что ей почему-то очень не хочется идти дальше.
— Ах, так! — воскликнул Осел, — По-моему, Шрек, тогда лучше действительно разбить лагерь!
— Пошли! — сказал Шрек. Он презрительно сморщил нос. — Я напугаю все, что может нам встретиться в этом лесу.
Но тут внезапно Фиона выбежала вперед, повернулась к нему лицом, и, сжав кулаки и прижимая руки к груди, закричала:
— Найди место, где можно разбить лагерь! Немедленно!
Шрек опешил, и недоуменно, даже несколько испуганно, переглянулся с Ослом.
Место для лагеря нашлось совсем рядом. Шрек отодвинул в сторону огромный камень, и за ним в скале обнаружилась глубокая ниша, настоящая пещера. Дно ее было сухое и ровное, а вход достаточно высок, чтобы человек мог туда войти, слегка нагнувшись.
— Эй, сюда! — позвал Шрек.
Осел первым подошел к пещере и, заглянув внутрь, тихонько сказал:
— Шрек, ты мог бы найти что-нибудь получше. Я не думаю, что это подходит для принцессы!
Но Фиона, поглядев на запад, — солнечный диск уже коснулся горизонта, — заявила:
— Нет, нет, все прекрасно. Только нужно сделать это более похожим на дом.
— На дом? Это как? — спросил Шрек, пожимая плечами.
Фиона подбежала к огромному дереву, и отломила большущий кусок коры.
— Дверь! — пояснила она, подбегая к пещере и примеряя кору ко входу. — Ну, джентльмены, позвольте пожелать вам спокойной ночи! — и она, войдя в пещеру, плотно загородила вход куском коры.
Солнце как раз посылало из-за горизонта свои последние лучи.
— Эй, не могу ли я войти туда? — спросил Осел. — Может быть, вы хотите послушать истории на ночь?
— Я сказала — спокойной ночи! — отрезала Фиона.
Осел и Шрек снова переглянулись. Потом Шрек, обхватив руками камень, загораживавший раньше вход в пещеру, сделал попытку подвинуть его на прежнее место. Наверное, ему пришла в голову мысль, что принцесса может ночью сбежать.
— Шрек, ты что делаешь? — прошипел Осел.
— Э, ничего, — Шрек отказался от своей попытки и махнул рукой. — Я просто пошутил, — и в сопровождении Осла он направился к обрыву, которым заканчивалась каменистая площадка на краю большого оврага.

Глава пятнадцатая
Астрономия и психология по ночам

— Вон там, — говорил Шрек, показывая на небо, — созвездие! Это единственный людоед, который может плюнуть через три пшеничных поля!
Они с Ослом лежали на краю обрыва на земле, спиной к разведенному костру, и смотрели на звездное небо. Звезд там было видимо-невидимо, как всегда в летнюю ночь, и небо казалось очень глубоким, а звезды — яркими и близкими.
— Шрек, а ты не можешь предсказать мое будущее по звездам? — спросил Осел.
— Звезды не предсказывают будущее, Ослик! Они рассказывают истории. Вот, например, Вонючка. Ты знаешь, чем он знаменит? — Шрек рассмеялся.
— Ладно, а ты знаешь? Расскажи, я слушаю.
— Знаю, смотри. Вон он, а это — охотники, бегущие от его запаха.
— Да это всего лишь куча точек на небе, — скептически заметил Осел.
— Знаешь, Осел, иногда вещи другие, чем выглядят на первый взгляд.
Осел зевнул. Некоторое время они молчали.
— Скажи, Шрек, — спросил Осел, — а что ты будешь делать, когда мы вернемся на наше болото?
— Наше болото? — возмутился Шрек.
— Знаешь, после того, как мы спасли принцессу, и все такое…
— Мы? Осел, нет никакого «мы», нет никакого «наше», есть только «я» и мое болото! — Шрек привстал. — Первое, что я сделаю — это построю трехметровую стену вокруг моей земли, — и Шрек демонстративно повернулся на другой бок.
Осел вскочил на ноги и прижал уши.
— Ты сильно задел меня! — заявил он. — Ты очень сильно задел меня сейчас! Знаешь, что я думаю? — Осел обошел Шрека, подойдя к нему спереди. — Я думаю, что все в мире ждут, когда появится кто-нибудь, кто сможет их понять и оценить.
— Нет!
— Тебе так не кажется? А у тебя есть кто-нибудь?
— Не твое дело, Осел! — ответил Шрек, опять отворачиваясь от Осла.
— О, — продолжал Осел, снова обходя Шрека и появляясь в поле его зрения, — это еще что-то вроде слоев лука, да?
— Нет, это что-то вроде «выбрось и забудь»!
— Почему ты не хочешь об этом говорить?
— А почему ты хочешь говорить об этом?! — и Шрек снова повернулся на другой бок.
— Почему ты отворачиваешься?
— Я не отворачиваюсь!
— Отворачиваешься!
— Осел, я предупреждаю тебя! — взревел Шрек, приподнимаясь.
— От кого ты пытаешься скрыться? От кого?
— От всех, понятно? — Шрек уже стоял перед Ослом, сжимая кулаки.
— О, ну вот, хоть до чего-нибудь добрались!
— До чего ты назойливый! — вскричал Шрек, потрясая кулаками и направляясь к обрыву.
— Что у тебя за проблемы, Шрек? Почему ты пытаешься скрыться?
— У меня нет проблем, понятно? — устало ответил Шрек, присаживаясь на край обрыва. — Это у всего мира, похоже, проблемы со мной! Как только люди видят меня, они кричат: «А-а-а! Помогите, бегите! Огромный, тупой, ужасный людоед!». Они судят меня до того, как узнают… Поэтому мне лучше быть одному.
Осел подошел и уселся рядом.
— Ну, ты знаешь… Мы вот повстречались… И я не думаю, что ты такой тупой, ужасный людоед.
— Да, я знаю.
Они помолчали. Потом Осел снова заговорил:
— Слушай, а осла там, на небе, нет?
— Ну, там наверняка должен быть маленький надоедливый Осленок!
— Да, да, я вижу — вон там, большой, сияющий, выходит из-за гор.
— Это луна!
— Гм, да…

Глава шестнадцатая
Как лорд Фарквуд готовился к свадьбе. Утро в лесу

Та же самая луна заглядывала в окно опочивальни лорда Фарквуда. У стены стояли два манекена с надетыми на них свадебными нарядами — маленький, в роскошном кафтане с золотыми позументами и пуговицами, и большой, в белом сверкающем платье, усыпанном жемчугом. Рядом на столике лежали две короны, приготовленные для лорда Фарквуда и его будущей жены. На стене висела картина, изображавшая лорда рядом с принцессой. Художник, наверное, был представителем школы социалистического реализма — он не изменил внешности Фарквуда, но изобразил его стоящим на бугорке, так что лорд был с принцессой как бы одного роста.
В камине пылал огонь, на стене висело волшебное Зеркало. Лорд Фарквуд сидел в постели, облокотившись на подушки, и прихлебывал из бокала. Он говорил:
— Еще, еще! Зеркало, зеркало! Покажи мне ее, покажи мне принцессу!
На Лице, появившемся в Зеркале, было выражение крайнего неудовольствия, но оно не посмело спорить. В стекле поплыли полосы тумана, и возникло изображение Фионы, то самое, в окне, которое уже видел Фарквуд. Принцесса, с мечтательным выражением лица, опершись на подоконник, смотрела вдаль.
— О, само совершенство! — прошептал лорд Фарквуд, всматриваясь в Зеркало.
* * *
Ночь миновала. На поляне у пещеры наступило утро. Кусок коры, заменявший дверь пещеры, отодвинулся, и принцесса Фиона выскользнула наружу. Она осмотрелась — Шрек и Осел мирно спали у едва дымившегося костра. Только что взошедшее солнце просвечивало сквозь листву, рассыпая тысячи золотистых зайчиков. Небо сверкало голубизной, разлившееся рядом озерцо, заросшее камышом, было тихо и спокойно, как зеркало.
Фиона сделала несколько шагов, и вступила под своды леса. Напевая и кружась, она прошла немного, и вдруг услышала ответное пение. Пела голубая птичка, сидевшая на яйцах в гнезде. Фиона пела, а птичка ей подпевала, и, чтобы легче было подпевать, она слетела с гнезда и расположилась на ветке рядом. Сначала все шло отлично, но затем принцесса, обладавшая прекрасными вокальными данными, увлеклась, и взяла несколько высоких нот. Птичка старалась не отставать, но это давалось ей с все большим напряжением. Фиона распелась не на шутку, она тянула очень высокую ноту, все громче и громче, даже закрыв глаза от увлечения. И вдруг услышала громкий хлопок. Это птичка, пытавшаяся с ней соперничать, не выдержала, раздулась и лопнула от натуги! Когда Фиона взглянула на ветку, то увидела лишь две лапки, вцепившиеся в ветку коготками, и разлетающиеся голубые перышки… Она смутилась, но тут взгляд ее упал на осиротевшее гнездо, где лежали три крупных яичка…
Когда Шрек проснулся, он увидел, что Фиона, присев на камень у костра, что-то стряпает. Осел, лежавший рядом, в этот момент пошевелился и пробормотал во сне:
— Да, мне это очень нравится… Нравится…
— Осел, — взял его за морду и потряс Шрек, — Осел, проснись!
— А? Что? — спросонок выговорил Осел, открыл глаза и зевнул.
— Доброе утро! — приветствовала их Фиона. — Вы не желаете яичницу? — и она протянула им глазунью из трех яиц, зажаренных на тонком камне, как на сковороде.
— Доброе утро, принцесса! — воскликнул Осел, а Шрек спросил:
— Откуда это?
— Знаешь, с нас хватит вчерашних мрачных историй, — заявила Фиона. — Я… Я хочу извиниться перед тобой. Все же, как-никак, ты спас меня! — говоря это, она поставила камень-сковороду у ног Шрека.
— Спасибо… — ответил тот, и неясно было, к чему это больше относится — к яичнице, или к признанию Фионой его заслуг героя-спасителя.
— Давайте, ешьте, — сказала Фиона, отходя, — у нас впереди длинный день.
Осел со Шреком, в который уже раз, переглянулись.

Глава семнадцатая
Кого можно встретить в дороге, и о пользе восточных единоборств

Они шли по лесной дороге — Осел впереди, Шрек с Фионой сзади. Позавтракав, Шрек пребывал в благодушном настроении, и беседовал с Фионой. Вдруг он громко рыгнул. Осел обернулся:
— Шрек! Ты невежа!
— Что? Это комплимент! — заявил Шрек, и, повернувшись к Фионе, сказал, стараясь скрыть за грубой шуткой некоторое смущение:
— Я всегда утверждал, что лучше спереди, чем сзади!
— Но так нельзя вести себя с принцессой! — прошипел Осел.
В этот момент Фиона, возможно, чтобы еще больше поддеть Осла, положила руку на живот и издала точно такой же звук. Шрек и Осел оторопели.
— Спасибо! — Фиона с иронией оглянулась на них.
— Она такая же безнравственная, как и ты! — заявил Осел.
Шрек ухмыльнулся.
— Знаешь, — сказал он Фионе, — ты не совсем то, что я ожидал, но…
— Может, тебе не стоит судить людей, прежде чем ты узнаешь их? — спросила та, и, отвернувшись, пошла дальше по тропинке, оставив его в еще большем смущении — было совершенно очевидно, что она слышала их ночной разговор с Ослом.
Фиона шла, что-то напевая, когда вдруг ее прервал воинственный вопль, что-то вроде «Йо-хо-хо!». Справа налево метнулась какая-то зеленая тень, подхватила Фиону и одним махом вознесла ее на лежащий горизонтально ствол огромного дерева, на высоту примерно двадцати футов.
Шрек, в первую секунду обомлев от неожиданности, подбежал ближе, Осел последовал за ним. Теперь было видно, что Фиону подхватил высокий молодой человек в зеленых штанах, куртке и шапке, на лице его была короткая бородка и усики. Одной рукой он сжимал толстую веревку, раскачавшись на которой, он и проделал этот трюк, а другой прижимал Фиону к груди.
— Принцесса! — вскричал Шрек.
— Что вы делаете?! — в свою очередь воскликнула Фиона, высвобождаясь из объятий своего похитителя.
— Успокойся, моя дорогая! — откликнулся тот, беря ее за руку, — Ведь я — твой спаситель, я спас тебя от этого зеленого зверя! — и он начал, не дожидаясь особого приглашения, энергично покрывать ее руку поцелуями.
Фиона поморщилась и резко выдернула руку.
— Эй, — закричал в это время Шрек снизу, — это моя принцесса! Иди, поищи себе другую!
— Пожалуйста, монстр, не беспокой нас! — заявил человек, — Разве ты не видишь, что я несколько занят здесь? — и он театральным жестом указал на Фиону.
— Послушай, парень! — воскликнула принцесса, толкнув его в плечо так, что он пошатнулся, — Я не знаю, кто ты такой, но…
— О, конечно же, — хлопнул себя по лбу похититель, — да, я был невежлив! Позвольте мне представиться, — и, приложив ладонь ко рту, он крикнул:
— Эй, мои славные товарищи! — и расхохотался.
Лесная прогалина вмиг ожила. С большого дерева впереди спустилась на двух веревках широкая доска, на которой сидел толстый монах и наигрывал на гармошке. Между деревьями задвигались кусты, быстро подобрались поближе, и из-за них выскочили пять человек в таких же зеленых одеждах, как у их предводителя. А тот одним прыжком очутился рядом с ними на земле, выхватил из-за пазухи большое яблоко и швырнул его Ослу (тот подхватил яблоко зубами), после чего импровизированный ансамбль запел:
Мы представить рады вам
Роба — атамана,
Хоть мы встретились в пути
Вам совсем нежданно.
Робин Гуд, Робин Гуд!
Он порой бывает крут!
Мы сражаемся с любым,
Кто нам на дороге
Повстречавшись, не спешит
Сделать от нас ноги!
Робин Гуд, Робин Гуд!
Он порой бывает крут!
Как зарезать или сжечь —
Тонкая наука!
Нам ты лучше не перечь —
Вот какая штука!
Робин Гуд, Робин Гуд!
Он порой бывает крут!
По мере пения люди, пританцовывая, все надвигались и надвигались на Шрека. У каждого за поясом торчал большой нож, за спиной — лук и колчан со стрелами. Приблизившись на несколько шагов, Робин выхватил короткий меч и пошел на Шрека с откровенно вызывающим выражением лица. Принцесса смотрела на эту сцену сверху, недоумевающая, еще не понимая, что происходит.
Но Шрек не стал особенно раздумывать. Он взмахнул своим громадным кулаком, и атаман отлетел на десять шагов в сторону, головой на камень, и остался недвижим.
И тут, совершенно неожиданно для зрителей, Фиона взлетела в воздух, словно распрямившаяся пружина. С криком «Ий-я!», сделав переворот и ловко приземлившись на ноги, она оказалась между Шреком и разбойниками.
— Вы меня раздражаете! — заявила она чрезвычайно решительно.
— Ах ты, маленькая… — неизвестно, как разбойник хотел закончить свою тираду, но в этот миг он выпустил в Фиону стрелу. Принцесса легко уклонилась. Стрела просвистела в дюйме от морды Осла и ударилась в дерево, возле которого стоял Шрек.
Фиона метнулась вперед, словно прыгая в воду. Сделав два переворота, она оказалась перед выстрелившим из лука разбойником, который в этот момент нашаривал за спиной в колчане новую стрелу, но извлечь ее не успел. Фиона нанесла серию молниеносных прямых ударов ему по корпусу, и тотчас — удар правой в голову. Тело разбойника перевернулось и шлепнулось на землю. Второй разбойник, подскочив сзади, хотел схватить принцессу, но та, демонстрируя вполне профессиональное владение боевыми искусствами, ударила его локтем в живот, а затем, в развороте — ребром ладони пониже уха, и еще одно тело грохнулось наземь.
Тотчас на принцессу кинулись сразу двое, с двух сторон. У одного в руках была длинная палка. Когда они были уже рядом, Фиона подпрыгнула и словно зависла в верхней точке прыжка, между ними. Шрек мог бы поклясться, что она в этот момент даже встряхнула головой, поправляя слегка растрепавшуюся прическу… Последовал удар в шпагате обеими ногами, и разбойники полетели на землю, словно сбитые кегли.
Теперь на Фиону бросился монах. Правда, он в растерянности продолжал держать в руках гармошку, и даже наигрывал на ней. Возможно, он хотел прижать девушку своей немалой массой к почти отвесной скале, но та, взбежав с разгона по вертикальной стене, сделала сальто, и очутилась рядом с монахом, который едва успел повернуться к ней и прикрыться своей гармошкой. Последовал сокрушительный прямой удар, в гармошке образовалась сквозная дыра с рваными краями, голова монаха мотнулась назад, и он без звука осел на песок.
На ногах оставался всего один разбойник, и он с диким криком бросился на Фиону сзади. Она снова взлетела в воздух, в развороте нанеся удар ногой в голову нападающего, и приземлилась в стойке, с вытянутыми руками, готовая к новой атаке.
Но нападать было больше некому. Все разбойники лежали на земле без движения, а Шрек, после выстрела больше всего испугавшийся за Осла, подхватил его и держал на руках, как кошку, и с немым восторгом, раскрыв от изумления рот, глядел на принцессу.
Та, подойдя к нему, небрежно поправила выбившуюся на лбу прядь волос, и сказала:
— Пошли!
— Надо же! — пробормотал Шрек, не находя слов. Он выпустил из рук Осла — тот гулко шлепнулся наземь, только сухие листья взлетели — и последовал за Фионой.
— Хо-хо! Все… Все закончено! Но откуда… Откуда вот это?.. Это было фантастически! Где вы этому научились?
Фиона скромно потупила глаза.
— Ну, когда живешь в одиночестве… Этому приходится учиться… На случай, если… — тут она с улыбкой обернулась к Шреку, но внезапно выражение ее лица резко изменилось, и она вскричала:
— В твоем заду стрела!
— Что? — спросил тот, повернув голову.
Действительно, длинная стрела, пущенная разбойником в начале схватки, отразившись от дерева, попала Шреку в интересное место и торчала там, как иголка в игольнице.
— Ах, ты об этом! — небрежно заявил он, в свою очередь заметив стрелу.
— О, я очень извиняюсь! — воскликнула Фиона, — Это все моя вина!
Действительно, она в момент выстрела вполне могла бы поймать стрелу в воздухе — заурядное упражнение в восточных единоборствах, а не уклониться…
Между тем Шрек потрогал стрелу, и передернулся от боли.
Осел подскочил к ним:
— Что-то не так?
— Шрек ранен!
— Шрек ранен, Шрек ранен! — заметался Осел, — Ох, нет! Шрек умрет! — и он, нервничая, в волнении даже взбрыкнул копытами.
— Осел, со мной все в порядке! — внушительно заявил Шрек.
— Ох, этого не может быть! — не слушая, продолжал выкрикивать Осел, — Шрек слишком молод, чтобы умирать! Сделайте же что-нибудь! Этого нельзя допустить! Неужели ничего нельзя сделать?!
— Осел! — сказала Фиона, — Успокойся! Если ты хочешь помочь Шреку, беги в лес и найди мне синий цветок с красными шипами.
Осел кинулся в заросли, все время останавливаясь и оборачиваясь, чтобы взглянуть на Шрека, и бормоча:
— Синий цветок, красные шипы! Уже бегу… Синий цветок, красные шипы, синий цветок, красные шипы… Не умирай, Шрек — если ты увидишь длинный тоннель, держись подальше от света! — очевидно, Осел был знаком с новейшими теософическими исследованиями.
— Осел! — в один голос вскричали Шрек и Фиона.
— О, да! Синий цветок, красные шипы, синий цветок, красные шипы… — и с этими словами Осел, наконец, скрылся в лесу.
— А зачем эти цветы? — с недоумением обратился Шрек к Фионе, когда Осел исчез.
— Чтобы избавиться от Осла! — пожала та плечами.
— А-а-а! — протянул Шрек, понимающе улыбаясь.
— Теперь стой спокойно, и я выну эту штуку, — сказала Фиона, протягивая руку к стреле.
Но ее первая попытка вытащить стрелу причинила Шреку такую боль, что тот вскрикнул и отскочил в сторону.
— Ой, ой! Полегче там! — заявил Шрек, поворачиваясь к Фионе и загораживаясь от нее протянутыми руками.
— Прости, но ее нужно вынуть! Сейчас я… — и Фиона снова протянула руку к стреле.
— Но это больно! — воскликнул Шрек, ловко увертываясь. — То, что ты делаешь — это нечто противоположное помощи! — и он побежал по полянке, а Фиона, с протянутой рукой — за ним.
— Постой, постой! Тайм аут! — завопил Шрек, оборачиваясь, и хватая Фиону за голову своей огромной рукой, как раньше хватал за морду Осла. Та возмущенно сбросила его руку с лица, поправила волосы, и спросила:
— Ну, хорошо, что ты предлагаешь делать?

Глава восемнадцатая
Синий цветок с красными шипами, или военно-полевая хирургия

А тем временем Осел бежал по лесу, бормоча:
— Синий цветок, красные шипы, синий цветок, красные шипы… — и все время вертел головой по сторонам в поисках указанного растения. — Это было бы значительно легче, если бы я не нервничал! — и в раздражении Осел даже топнул ногой, чтобы сосредоточиться.
Как раз в эту минуту он оказался перед кустом, усеянным синими цветами, рядом с которыми торчали красные шипы. Осел уставился на них, и тут издали донесся жалобный вопль Шрека.
— Держись, Шрек, я иду! — вскричал Осел, срывая с куста ветку с цветами и бросаясь назад.
* * *
Шрек лежал ничком на поляне, а Фиона стояла над ним и пыталась вытащить стрелу. Но она делала это недостаточно решительно, а каждое движение причиняло Шреку жестокую боль.
— Не получается! — мрачно и обреченно констатировал Шрек после очередной попытки.
Фиона сама чуть не плакала от сочувствия к бедняге.
— Ладно, я почти вытащила, потерпи немного, — она в очередной раз потянула стрелу, но опять недостаточно сильно.
Шрек взвыл от боли и перекатился по траве, сбив с ног Фиону, которая оказалась лежащей на нем сверху — их лица соприкоснулись. Оба несколько смутились, и тут послышалось деликатное, и в то же время насмешливое покашливание Осла, который стоял на краю полянки, глядя на них, и положив ветку с цветами на землю.
— Ничего такого! — воскликнул Шрек, отбрасывая принцессу на несколько шагов, и вставая на одно колено. — Мы всего лишь…
— Послушайте, если вы хотели остаться наедине, зачем было втыкать стрелу в… — начал Осел, подходя ближе.
— Да ладно, это совсем не то, что ты подумал, принцесса просто… — перебил его Шрек. — Ну…
И в этот миг Фиона, приблизившись сзади и решительно нахмурясь, изо всех сил дернула стрелу и вытащила ее.
Шрек охнул не столько от боли, сколько от неожиданности, и обернулся, а Фиона торжествующе помахала перед его носом извлеченной стрелой.
— О! — только и смог вымолвить Шрек.
— И это все? — радостно улыбаясь, спросил Осел, но тут он заметил, что наконечник стрелы весь в крови. — Ах, это кровь… — и он грохнулся на землю без сознания.
Фиона подошла и присела рядом с лежащим Ослом, взглянув на Шрека. Тот, ни слова не говоря, поднял Осла, вскинул его на плечо и, чуть прихрамывая, пошел вслед за Фионой по лесной тропинке.

Глава девятнадцатая
По долинам и по взгорьям…

Они шли, шли и шли… Уже Осел пришел в себя и трусил по дороге, то отставая от идущих рядом Шрека и Фионы, то забегая вперед. Им на пути встречались ручьи, через которые Осел переходил, прыгая с камня на камень, а Шрек переносил Фиону на руках, и той, казалось, это даже доставляло удовольствие. А когда встретилась довольно широкая речка, Шрек, забравшись на вершину ели, росшей на берегу, раскачал ее и пригнул своим весом к другому берегу. Фиона легко перебежала по образовавшемуся мосту, а проходя мимо Шрека, слегка потрепала его рукой по голове. Надо было видеть физиономию Шрека в этот момент — он был наверху блаженства! Он вскочил и устремился вслед за принцессой, а ель, по которой как раз в этот момент шествовал Осел, стремительно распрямилась, и Осел вновь испытал удовольствие полета, вот только приземлился он несколько жестче, чем в прошлый раз… Но Шреку и Фионе было не до него.
Они шли лугом, и над ними во множестве вились крупные синие мухи. Напрасно отмахивался от них Шрек — они тучей носились перед ним с победным жужжанием. Но вот Фиона бросилась вперед, обломила с дерева ветку с развилкой, затянутой густой паутиной, и несколько раз стремительно пробежала вокруг Шрека, взмахивая веткой, как теннисной ракеткой. Мухи исчезли — они все оказались на паутине. Фиона свернула паутину в комок, и протянула ветку Шреку. Надо вам знать, что крупные синие мухи — это излюбленное лакомство людоедов, а Фиона, наверное, это откуда-то знала. Шрек взглянул на нее с удивлением и признательностью, взял ветку и стал слизывать с нее мух, наслаждаясь, как будто ел мороженое на палочке. И вот что странно — Фиона глядела на него без всякого отвращения, а напротив, казалось, не прочь была и сама полакомиться…
По дороге запрыгала крупная жаба, и Шрек ловко накрыл ее ладонью. Схватив жабу, он прижал ее ко рту, и сильно подул. Жаба раздувалась, превращаясь в шар. Шрек мигом перевязал получившийся красивый воздушный шарик ниткой, выдернутой из кафтана, и вручил его Фионе, тронутой подарком. Но вдруг его лицо отразило беспокойство, а глаза уставились на что-то за спиной Фионы. Та резко обернулась. На дереве висела, обвившись вокруг ветки, небольшая змея.
И тут Фиона снова удивила Шрека. Ничуть не испугавшись, она молниеносным движением схватила змею за шею, поднесла ко рту и надула так же, как Шрек — жабу. Получился длинный и тонкий воздушный шарик, который Фиона ловко перекрутила в нескольких местах, и, тоже перевязав ниточкой, вручила Шреку получившуюся фигурку лошадки. Шрек был в восторге.
Они пошли дальше, держа каждый свой шарик на ниточке, и Фиона, когда Шрек поравнялся с ней, игриво толкнула его ладонью в плечо. Шрек бедром ответно толкнул ее, и Фиона пошатнулась, сделав шаг в сторону. Тогда она толкнула Шрека в плечо изо всех сил, но тот лишь слегка качнулся, довольно осклабясь, и в свою очередь слегка отпихнул Фиону ладонью. Этот легкий толчок швырнул ее в кусты на несколько шагов, и она выпустила свой шарик. Шрек тоже выпустил шарик и побежал по лугу прочь, а Фиона, хохоча — за ним. Шарики, сталкиваясь и снова разлетаясь, поднимались все выше, тая в небесной голубизне. По траве, среди пестрых цветов, гоняясь друг за другом, бежали Фиона и Шрек, а за ними неспешно трусил Осел…

Глава двадцатая
О том, что все на свете имеет конец

Второй день совместного путешествия подходил к концу. Солнце склонялось к западу, золотя облака. Путники подошли к старой мельнице с ободранными крыльями, стоящей на холме. С холма открывался вид на лежащий в долине Дюлонг и стоящий чуть в стороне замок Фарквуда.
Шрек с Фионой остановились и молча смотрели на раскинувшуюся перед ними живописную картину. Фиона взяла Шрека за локоть, а тот вздохнул.
— Вот, принцесса, ваше будущее ожидает вас, — сказал Шрек.
— Это Дюлонг? — спросила Фиона.
— Да, точно! — ответил Осел, втиснувшись между ними. — Шрек думает, что лорд Фарквуд возместит ему кое-что, а я думаю, что это… — на этом месте Шрек, сначала слушавший Осла со смущенной улыбкой, огрел его между ушей сложенными пальцами руки, и Осел растянулся на земле.
— Я думаю, что нам нужно идти, — внушительно заявил Шрек, направляясь к замку.
— Конечно… Но… Шрек, — Фиона явно искала предлога еще задержаться. Шрек обернулся, и как раз в этот миг предлог нашелся — Осел встал на ноги и отряхнулся.
— Я… Я волнуюсь об Осле! — воскликнула Фиона.
— Что?
— Конечно! Я имею в виду… Посмотри на него — он выглядит не очень хорошо.
— О чем вы говорите? Со мной все в порядке! — заявил Осел, переводя глаза с Фионы на Шрека и обратно.
Фиона присела перед Ослом и схватила его за морду.
— Так все говорят, а когда спохватятся, то уже лежат на спине мертвыми!
— Знаешь, она права! — подхватил Шрек. — Ты выглядишь ужасно. Может, тебе присесть?
— Как это мы раньше ничего не замечали!
Осел поддался внушению:
— У меня спазмы в шее, посмотрите, как она выглядит! — захныкал он, свертывая голову на бок.
— Он голоден, — заявил Шрек. — Я найду для тебя ужин, — и он удалился.
— Я соберу дерево для костра, — сказала Фиона, отходя в другую сторону.
Осел сел на землю. Он чувствовал себя очень больным и несчастным.
— О, у меня желудок сводит, я голоден, мне плохо! Поторопитесь, я сейчас умру… — и он свесил голову на траву.

Глава двадцать первая
Кулинарные рецепты людоедов. Осел-психоаналитик

Солнце садилось. Возле мельницы горел костер, над которым Шрек жарил на вертеле каких-то зверушек.
Фиона, сидя рядом на камне, с аппетитом обгладывала еще одного такого же зверька.
— Это вкусно! — заявила она.
— Это очень вкусно, — подтвердил Шрек, поворачивая вертел.
— Что это?
— Полевая мышь. Они очень хороши, — он снял вертел с огня и сел рядом с Фионой.
— Ты не шутишь? О, это восхитительно!
— Они также очень хороши тушеными. Я не хвастаюсь, но я прекрасно готовлю тушеных полевых мышей, — сказал Шрек, откусывая большой кусок.
Фиона улыбнулась, взглянув на Шрека, и перевела взгляд на видневшийся в долине замок, освещенный лучами заходящего солнца. Выражение лица ее стало задумчивым.
— Я думаю, что буду ужинать несколько по-другому завтра вечером, — сказала она.
Шрек взглянул на нее.
— Может, вы будете заходить ко мне на болото… Иногда?.. — несмело предложил он. — Я там много чего готовлю. Суп из болотных жаб… Многое другое…
— Мне бы хотелось этого, — просто ответила Фиона с мягкой улыбкой, глядя на Шрека, который как раз в этот момент положил в рот мышь целиком.
Шрек расцвел, и сделал губами движение, от которого хвост мыши втянулся в рот. Фиона улыбнулась.
— Э… Принцесса… — начал Шрек, повернувшись к Фионе.
— Да, Шрек? — ответила та, пристально глядя на него.
— Я… Я хотел спросить… Вы… — он замялся. — Вы будете… — он вздохнул, и закончил явно не так, как хотел:
— Вы будете есть это? — и он показал на оставшуюся мышь на вертеле, которую Фиона, позабыв о ней, уже давно держала в руках.
Фиона улыбнулась — наверное, она поняла, что Шрек хотел спросить, но так и не решился. Она сняла мышь с палочки и протянула ему. Шрек взял мышь. Их руки соприкоснулись, и они явно не спешили их разнимать, головы их клонились все ближе друг к другу… Казалось, время остановилось.
И вдруг между ними вынырнула морда Осла, и он затараторил:
— О, как это романтично! Вы только посмотрите на этот закат! — Осел обернулся на запад — солнце садилось, его край уже скрылся за горизонтом.
— Закат? О, нет! — Фиона вскочила на ноги. — Я имею в виду… Уже поздно! Уже очень поздно… — говоря это, она отступала к мельнице.
— Что? — удивился Шрек.
— Да ладно! — воскликнул Осел. — Я знаю, в чем дело. Ты просто боишься темноты, верно?
— Да, — улыбнулась Фиона. — Да, я бы сказала, что темнота — это просто ужасно! Знаете, я лучше пойду внутрь, — и она, повернувшись, направилась к двери.
— Ничего, ничего, принцесса! — воскликнул Осел. — Знаете, я раньше тоже боялся темноты, пока… — Фиона в этот момент как раз дошла до двери и оглянулась. — Эй, я все еще боюсь темноты! — воскликнул Осел.
— Спокойной ночи! — сказала Фиона, скрываясь за дверью.
— Спокойной ночи! — отозвался Шрек, стоя рядом с Ослом.
Осел хитро поглядел на него.
— Э, парень, я все видел, что здесь было, — заявил он.
— О чем ты говоришь! — воскликнул Шрек, направляясь к костру.
— Уж я-то знаю, о чем говорю, я все вижу! Вы вдвоем совсем неравнодушны друг к другу, я чувствую.
Шрек покосился на Осла, делая вид, что очищает веточку, служившую вертелом.
— Ты сумасшедший. Я всего лишь доставлю ее к Фарквуду.
— Да ладно! Проснись и пой! Иди к ней и скажи о своих чувствах.
— Мне не о чем говорить! И, кроме того, даже если бы я и сказал ей об этом… Ну… Понимаешь… Я не говорю, что что-то есть, потому что ничего нет, но… Она принцесса, а я…
— Людоед, да?
— Да.
И Шрек направился вниз по склону холма.
— Эй, куда ты идешь? — окликнул его Осел.
— Иду… Собрать еще немного дров для костра.
Осел взглянул на лежащую рядом кучу дров — ее бы хватило, по крайней мере, на три ночи, а не на одну. А Шрек, отойдя совсем немного, присел на краю поля подсолнухов, и, глядя вдаль в сгущающейся темноте, глубоко задумался.

Глава двадцать вторая
Сватовство осла

Неизвестно, о чем думал Шрек, да Осел и не пытался угадать — он и так был уверен в этом. Он был уверен, что Шрек тайно влюблен в Фиону, но не решается сказать никому о своих чувствах. Кто-то другой, может быть, пустил бы события на самотек, и стал наблюдать со стороны за их развитием, но Осел был не таков. Он не мог допустить, чтобы два существа, которых он считал своими друзьями, стали несчастными только из-за того, что не решились открыть друг другу свои чувства!
И Осел решил действовать. Так как со Шреком он уже пытался поговорить на эту тему, и не достиг успеха, то теперь он хотел попробовать взяться за дело с другого конца.
Он решительно направился к старой мельнице и, приоткрыв дверь, заглянул внутрь. Внутри было темно и страшно — лучина горела на стене, бросая кругом неверный, колеблющийся отсвет. По сторонам стояли какие-то бочки, сундуки, жернова, лестницы. Все было затянуто паутиной и покрыто пылью.
— Принцесса! Принцесса Фиона! — тихонько позвал Осел.
Ответа не было, и он вошел внутрь. Дверь, скрипнув, затворилась за ним. Осел, вертя головой по сторонам, медленно двигался в полумраке, пытаясь угадать, где ему найти принцессу.
— Принцесса! Где вы? — снова позвал он.
Несколько каких-то птиц, вспугнутых звуком его голоса, сорвались с места и с шумом вылетели в слуховое окно. У Осла на загривке шерсть встала дыбом от страха, но он не отказался от своего намерения, а продолжал продвигаться дальше, озираясь во мраке.
— Принцесса! — в третий раз позвал он.
Какой-то звук раздался в тишине. Осел вздрогнул. Чтобы подбодрить себя, он пробормотал:
— Здесь очень страшно! Мы что, в прятки играем, что ли? Я не пойму!
И вдруг с дощатого помоста, с которого засыпают зерно на жернова, и куда вела лесенка, кто-то сорвался со страшным шумом, и угодил прямо в открытый сундук с мукой. Осел так и присел от страха. Облако муки поднялось над сундуком, и в этом облаке перед Ослом предстал… предстала…
— Нет, нет! Помогите! Шрек! — завопил Осел, бросаясь к выходу.
Вместо прекрасной Фионы, которую он ожидал увидеть, перед ним, все осыпанное мукой, стояло какое-то чудовище — толстая, с рыжими волосами женщина, с круглым лицом, зеленой кожей и ушами — трубочками!
И она, прижимая палец к губам, говорила:
— Нет, нет! Все в порядке!
Но Осел, не слушая, продолжал кричать:
— Что ты сделала с принцессой?! Шрек, Шрек!
— Т-с-с! Я и есть принцесса! Осел, это я, в этом теле… Просто…
— О, нет, ты не принцесса! Шрек, Шрек! Ты слышишь меня? — и Осел продолжал пятиться к двери.
Но женщина, с неожиданным для ее комплекции проворством, кинулась к Ослу и схватила его за морду, продолжая убеждать:
— Тихо! Это я, как же ты не узнаешь меня?
Осел всмотрелся… И внезапно, как будто пелена упала с его глаз, он встретил взгляд Фионы на этом круглом, толстом лице. Его собственные глаза широко раскрылись, став очень большими и растерянными.
— Принцесса?! Что с вами произошло? Вы другая!
— Я отвратительная, да? — с горечью воскликнула Фиона, отворачиваясь к стене и в отчаянии закрывая лицо руками.
— Да… Нет… Ну, я думаю, что Шрек так не скажет! Вы стали такой же, как он, да?
— Нет. Я такая, сколько себя помню…
— Что вы имеете в виду? Я никогда раньше не видел вас в таком виде.
— Это происходит только после захода солнца… — сказала Фиона, склоняясь к бочке с водой и с тоской рассматривая свое отражение. — Ночью я одна, днем другая… И так будет продолжаться до первого поцелуя моей настоящей любви!.. А затем я обрету свою истинную форму.
— О, это прекрасно! А вы не пробовали лечиться?
— Это заклятие! — воскликнула Фиона с негодованием. — Когда я была маленькой девочкой, ведьма наложила на меня заклятие… Каждую ночь я становлюсь… Этим! — и она снова с отвращением посмотрела в воду. — Этим ужасным, отвратительным зверем! — вода из бочки брызнула в стороны под ударом ее кулака.
Фиона отошла от бочки с водой, и присела на камень, продолжая:
— Я была заточена в башню до дня, когда моя настоящая любовь спасет меня. Поэтому-то я и должна выйти за лорда Фарквуда завтра, до заката, чтобы он не увидел меня… такой. — И она заплакала.
— Да, все в порядке, все в порядке! Успокойтесь, — говорил Осел, стоя перед ней. — Все не так уж плохо — вы не так уж ужасны, и… послушайте! С чего вы взяли, что вы ужасны? К тому же вы выглядите так только ночью, да и Шреку вы такой понравитесь!
— Ах, Осел! Я же принцесса! — вздохнула Фиона. — А принцесса должна выглядеть совсем не так, — и она снова расплакалась.
Осел помолчал немного, сидя рядом с ней, а потом осторожно начал:
— Принцесса! А что, если вам не выходить замуж за лорда Фарквуда?
— Но я должна! Только поцелуй моей настоящей любви может снять заклятие.
— Ну, вы знаете… Вы сейчас… И Шрек… Вы хорошая пара!
— Шрек? — казалось, Фионе раньше это не приходило в голову.

Глава двадцать третья
Сватовство Шрека

Шрек приближался к мельнице быстрым, решительным шагом. В руке у него было несколько подсолнухов, он держал их, как держат букет цветов, и на ходу составлял речь.
— Принцесса… Я… Ну, как дела, прежде всего? Хорошо? У меня тоже. Я в порядке. Я увидел эти цветы… И подумал о вас… Потому что они прекрасны… Я не очень люблю такие, но вам, возможно, нравится это? Потому что вы прекрасны… Ну, все равно… У меня неприятности… Что ж, вот и пришли, — сказал он, подходя к дверям мельницы и замедляя шаг. Однако, через мгновение он преодолел свою нерешительность, быстро взошел на крыльцо к приоткрытой двери, из-за которой падал лучик слабого света лучины, и уже поднял руку, чтобы постучать, как вдруг услышал доносившиеся изнутри голоса. Он прислушался.
— Кто может полюбить зверя? Такого отвратительного и ужасного? — говорила принцесса, всхлипывая.
Лицо Шрека вытянулось, но он продолжал вслушиваться.
— Принцесса и уродство не сочетаются, вот почему я не могу остаться здесь с Шреком… Мой единственный шанс жить в будущем счастливо — это выйти сейчас за мою настоящую любовь. Разве ты не понимаешь, Осел? У меня нет выбора…
Лицо Шрека исказила мука. Он свирепо отвернулся от двери, швырнул подсолнухи на крыльцо, и быстрыми шагами удалился в темноту. А принцесса продолжала:
— Это единственный способ снять заклятие.
— Но, по крайнем мере, нужно сказать правду Шреку! — заявил Осел, направляясь к выходу.
— Нет, нет! Ты не можешь никому сказать об этом, никто не должен знать, — и Фиона умоляюще протянула к Ослу руки.
— Если бы я не мог говорить, я бы мог хранить секреты, — заявил Осел.
— Обещай, что ты никому не скажешь! Обещаешь?
— Хорошо, хорошо! Я никому не скажу… Но вы должны… — и, выйдя на крыльцо, Осел вздохнул. — Когда это все закончится, мне нужно будет серьезно полечить нервы… У меня уже глаз дергается! — и он направился прочь.
Фиона, выглянув из дверей, проводила его взглядом, затем заметила один из брошенных Шреком подсолнухов. Она подняла его, поглядела задумчиво… И унесла, затворив дверь мельницы за собой.
А Осел подошел к костру, потоптался на месте, как собака, и улегся головой от огня.

Глава двадцать четвертая
Сватовство лорда Фарквуда

Наступило утро — еще одно утро. Осел спал, лежа на спине, сложив на животе ноги. А Фиона, проведя бессонную ночь, теперь обрывала лепестки на подсолнухе:
— Я скажу ему… Не скажу… Скажу… Не скажу…
Остался последний лепесток.
— Я скажу! — Фиона вскочила и бросилась к двери. — Шрек! Шрек! Я кое-что…
Но Шрека не было — только Осел лежал у костра. Фиона посмотрела вдаль… И в этот момент из-за горизонта сверкнул первый луч солнца! Он осветил старую мельницу, деревья, кусты — и упал на Фиону. Золотистые искры закружились вокруг нее, словно разбуженные солнечным лучом зайчики, они клубились все гуще, скрывая ее лицо и фигуру, ее словно окутал прозрачный светящийся слой тумана. Миг спустя туман рассеялся, и на крыльце стояла прежняя принцесса Фиона — стройная и прекрасная. Она вздохнула и подняла голову. Из-за бугра появился Шрек, и Фиона устремилась ему навстречу.
— Шрек! — воскликнула она, но он, словно не замечая принцессу, шагнул мимо. — С тобой все в порядке?
— Все прекрасно! Никогда не было лучше!
— Я… Я кое-что хотела тебе сказать…
Шрек резко повернулся.
— Вы не должны мне ничего говорить, принцесса! Я достаточно наслушался прошлой ночью.
— Ты слышал, что я говорила?
— Каждое слово.
— Я думала, ты поймешь…
— О, я понял. Как вы говорили? «Кто может полюбить такого отвратительного и ужасного зверя…»
— Шрек, я не думала, что это будет иметь для тебя значение!
— А это имеет… А, как раз вовремя! — воскликнул он, увидев показавшиеся из-за бугра знамена и штандарты — это приближалась свита лорда Фарквуда, и он сам, в окружении своих придворных, сидящий на прекрасном белом коне. — Принцесса, я кое-кого привел вам!
Закованные в железо латники промаршировали и встали по сторонам в две шеренги. Осел наконец проснулся от их топота, пробормотав спросонок: «Что… что я пропустил…», и тут он открыл глаза, увидел стражников и грозного лорда, и воскликнул, прижимаясь к земле и стараясь стать незаметнее:
— Ух ты, надо же!
Но никто не обратил на Осла ни малейшего внимания.
— Принцесса Фиона? — спросил лорд, останавливая коня перед ней, и лицо его расплылось в умильной улыбке.
— Она самая, — отозвался Шрек, — все, как обещано! Давайте ее сюда, — это относилось к бумаге с печатью, которую держал в руке один из стражников — Шрек шагнул вперед и выхватил у него бумагу.
— Хорошо, людоед! — тоном беспристрастного судьи произнес лорд Фарквуд. — Забирай свое болото, оно очищено, как и договаривались. Забирай это и уходи, пока я не передумал.
Шрек внимательно читал бумагу, выхваченную им у стражника — казалось, ничто больше его не интересует, а лорд, снова любезно улыбаясь, обратился к принцессе:
— Прошу прощения, принцесса, что испугал вас, но и вы испугали меня! Я никогда раньше не видел такой сверкающей красоты! Я — лорд Фарквуд!
— Лорд Фарквуд? — переспросила Фиона, — Да, я знаю… Простите меня, милорд, но я не ожидала вас…
Тут лорд выдернул свои ручонки из громадных боевых перчаток, прикрепленных к луке седла его коня, и щелкнул пальцами. Тотчас с двух сторон к нему подскочили двое стражников и, приподняв, сняли с коня, причем огромные ботфорты остались на стременах, а лорд через мгновение уже стоял перед принцессой на собственных, кривых и коротких ножках.
Принцесса, перед которой произошло это преображение могучего рыцаря в карлика, протягивающего к ней руки, отшатнулась, широко раскрыв глаза.
— Ну, хорошо… Шрек! — позвала Фиона, но тот даже не обернулся.
— Вы не должны тратить хорошие манеры на людоеда, который все равно их не ценит, — заявил лорд Фарквуд.
— Да, вы правы, — вздохнула Фиона, — он не оценит этого.
— Принцесса Фиона! — воскликнул Лорд, — Прекрасный цветок Фиона! Я прошу вашу руку и сердце! — и с этими словами лорд взял принцессу за руку, опускаясь на колени. Но рост его был так мал, что при этом Фиона вынуждена была согнуться, чтобы он мог дотянуться до ее руки. — Будете ли вы совершенной невестой для совершенного слуги? — вопрошал лорд.
Фиона снова взглянула на Шрека, который как раз в этот момент оторвался от чтения своей бумаги и повернул к ней голову, но, встретив ее взгляд, снова демонстративно отвернулся.
— Лорд Фарквуд, — заявила Фиона, пытаясь вновь поймать взгляд Шрека, но тот упорно отворачивался. — Я возражаю… Ничто не…
— Прекрасно! — воскликнул лорд, не обращая на нее никакого внимания. — Завтра мы венчаемся.
— Я имела в виду… Зачем ждать? — заявила Фиона. — Поженимся сегодня до заката!
Шрек наконец-то повернулся и посмотрел на нее, морщась не то страдальчески, не то иронически, но тотчас снова отвернулся и решительно зашагал с холма, направляясь в свое вновь обретенное болото.
— О, вам не терпится! Вы правы! Чем скорее, тем лучше, — и лорд вновь пощелкал пальцами. — Капитан!
Воины подхватили своего лорда, мгновенно водрузили его на коня, и он вновь приобрел вид бравый и внушительный.
Один из латников сложил руки в виде стремени, Фиона ступила на них, ухватилась за луку седла, и уселась на крупе коня позади своего жениха.
— В замок! — провозгласил тот, и процессия тронулась.
— Прощай, людоед! — воскликнула Фиона, глядя вслед Шреку, который, не оглядываясь, широко шагал с холма.
Осел устремился за ним.
— Шрек, что ты делаешь? Ты не можешь уйти!
— Да? Чего тебе? — ответил тот.
— Шрек, ты должен кое-то знать, — заявил Осел. — Я говорил с ней прошлой ночью… Она…
— Я знаю, что ты говорил с ней прошлой ночью! Вы теперь с ней друзья, да? Теперь, когда вы с ней такие друзья, почему бы тебе не отправиться к ней, а?
— Шрек, я хочу идти с тобой!
— Я же тебе уже говорил, ты не пойдешь со мной домой! Я живу один! Мое болото и я — никого больше! Никого! Понятно? Никого! Особенно надоедливых, бесполезных говорящих ослов! — выкрикнув это, Шрек провернулся и пошел дальше.
Осел опешил, переминаясь с ноги на ногу.
— Но… Я думал…
— Да? Что ты думал? — язвительно отозвался Шрек, удаляясь. — Ты думал неправильно!
— Шрек!..
Но Шрек уже не слышал. Он шел по тропинке к болоту, на каждом шагу с неудовольствием замечая следы разгрома и разрушения — кучи мусора, неубранные палатки эльфов и фей, разбитое зеркало… Шрек наклонился и поглядел в него, и осколки разбили его изображение на мелкие части, наползающие друг на друга…

Глава двадцать пятая
Как поделить болото?

А в замке принцесса примеряла свадебный наряд, она глядела на роскошную люстру, в хрустальных подвесках которой дробилось, отражаясь, ее грустное лицо… Она перевела взгляд на окно, словно надеясь увидеть за ним что-то, ей лишь видимое…
* * *
Шрек смотрел в окно своего домика, и обводил взглядом комнату, все вещи в которой были разбиты, раскиданы по углам и исковерканы…
Он поднял и подставил к столу стул, и тут взгляд его упал на лежащие на столе подсолнухи. Он взял один из них, на лице его появилось мечтательное выражение, но оно тотчас сменилось злобной гримасой, и он швырнул цветок в огонь камина.
* * *
Такой же точно камин пылал и в замке лорда Фарквуда. Фиона стояла возле него и смотрела на себя в зеркало. Она была в полном наряде невесты — белом, украшенном жемчугом, платье, с фатой, с цветами в волосах… Она задумчиво опустила фату на лицо и отошла от зеркала.
* * *
А у волшебного Зеркала лорд Фарквуд смотрелся в него и тоже наводил красоту. Он повернулся к стоящему рядом Полонию, и вопросительно взглянул на него. Верный наперсник в полном восхищении показал своему господину вытянутый вверх большой палец. А за спиной лорда в Зеркале, чуть только он отвернулся, появилось Лицо, на котором ясно видна была гримаса отвращения. Но, стоило лорду вновь повернуться к Зеркалу, как она сменилась льстивой улыбкой.
* * *
Фиона в своей комнате разглядывала огромный торт, приготовленный для свадебного пира. На самом верху торта стояли две сделанные из сахара фигурки — лорда и его невесты, они были одного роста. Фиона иронически поморщилась, протянула руку, и нажала на фигурку жениха так, что он ушел в торт по пояс, став вдвое ниже невесты. Она отвернулась с отвращением, и взглянула на стоящий у стены рыцарский доспех, громадного роста… Почти такого же роста, как Шрек…
* * *
А Шрек стоял в своей комнате и смотрел на огонь камина.
* * *
Осел пил воду из ручья, и смотрел на свое отражение. И вдруг он подпрыгнул — рядом с его отражением в воде появилось другое — громадное и страшное! Он обернулся и узнал Дракониху из огненного замка. Но та и не думала нападать — она была очень печальна. Она, наконец-то, нашла своего возлюбленного, но тот, судя по всему, был сам невесел, и не расположен продолжать знакомство. Осел грустно посмотрел на нее, вздохнул, подошел и уселся рядом. Так сидели они, и смотрели на струящуюся воду.
* * *
Шрек сидел за столом в своей комнате, где он навел уже порядок, и обедал. Перед ним стоял на столе дымящийся котелок с кашей из репейника, но он не обращал на еду внимания, погруженный в свои мысли.
* * *
Фиона сидела за обедом в зале замка, одна за громадным столом, в такой же точно позе, как Шрек, опустив голову на руки и глубоко задумавшись.
* * *
Шрек, сидя за столом, вдруг насторожился — возле дома раздались какие-то звуки. Он поднял голову и прислушался. Стук во дворе повторился. Шрек вскочил и распахнул дверь.
Разумеется, это был Осел. Он неподалеку от дома старался уложить какие-то жерди друг на друга.
— Осел! Что ты делаешь? — вопросил Шрек.
— Я думал, что ты сможешь узнать стену, когда увидишь ее! — вызывающе отозвался тот, не оставляя свои попытки уложить конец жерди на пенек.
— Но стена должна проходить вокруг моего болота, а не внутри него!
— Да, вокруг твоей половины — это твоя половина, а это — моя! — отпарировал Осел, мотнув головой в сторону дальнего конца полянки.
— О, твоя половина!
— Да, моя половина. Я помог спасти принцессу, я проделал половину работы, и мне полагается половина награды. Теперь это моя половина, и я делаю с ней все, что захочу.
Шрек не стал долго разговаривать. Он просто поднял уложенные Ослом жерди и отшвырнул их в сторону. Осел кинулся к нему, а Шрек, держа в обеих руках толстую палку, преградил Ослу дорогу:
— Назад!
— Нет, это ты назад! — заявил Осел, упираясь в палку лбом и тесня Шрека.
— Это мое болото! — и с этими словами Шрек налег на палку.
— Наше болото! — отвечал Осел, упираясь всеми четырьмя ногами.
— Убирайся, Осел!
— Это ты убирайся!
— Упрямый Осел!
— Вонючий людоед!
— Отлично! — заявил Шрек, отбрасывая палку, так что Осел чуть не упал, повернулся и направился прочь.
— Эй, эй! — закричал ему вслед Осел, — Вернись! Я с тобой еще не закончил!
— Но я закончил с тобой! — отвечал Шрек, не оборачиваясь.
— Нет, нет! — продолжал Осел, следуя за Шреком, забегая вперед и преграждая ему дорогу в дом. — Знаешь, ты всегда говорил: «Я, я!». Хватит! Теперь моя очередь. Поэтому заткнись и слушай.
Шрек, ни слова не говоря, повернулся и пошел в другую сторону. Осел снова устремился за ним.
— Ты был несправедлив ко мне! Ты думаешь только о себе, и не ценишь ничего, что я делаю. Ты всегда отталкиваешь или гонишь меня!
— О, да. Если я такой плохой, зачем ты тогда вернулся? — с сарказмом осведомился Шрек, оборачиваясь перед самым туалетом, куда он направлялся.
— Потому, что для этого и нужны друзья! Они не бросают друг друга! — Осел в запальчивости встал на задние ноги, упершись копытами передних в грудь Шрека, и навалился на него.
— О, да. Ты прав, Осел! — заявил Шрек, отступая на шаг. — Я прощаю тебя… за то, что ты ударил меня в спину! — и он, раньше, чем тот успел что-либо возразить, исчез в туалете и захлопнул за собой дверь.
Осел взвыл от ярости:
— Можешь больше не говорить мне о своих слоях, ты такой же, как и все!
— Уходи! — донеслось из-за закрытой двери.
— Видишь — ты опять за свое. Так же ты поступил и с Фионой, а ты ей всегда нравился, может, она даже любит тебя!
— Любит меня?! Она сказала, что я — отвратительное, ужасное существо. Я слышал, как вы говорили!
— Она говорила не о тебе, она говорила… — Осел запнулся. — О другом.
— Она говорила не обо мне? — Шрек появился в дверях туалета, глядя на Осла испытующе и недоверчиво. — Тогда о ком она говорила?!
— Фиона… Нет, я ничего не скажу! Ты все равно не слушаешь меня, так? — говорил Осел, направляясь прочь.
— Осел! — окликнул Шрек.
— Нет! — отозвался тот, отворачиваясь.
— Хорошо, послушай! Я прошу прощения! Хорошо?
Но Осел взглянул на Шрека и снова демонстративно отвернулся.
Шрек тяжело вздохнул.
— Я прошу прощения! — повторил он со всем возможным смирением. — Неверное, я действительно большой, тупой, отвратительный людоед. Ты простишь меня?
Мгновение Осел, казалось, колебался, но затем его морда расплылась в улыбке, и он повернулся к Шреку:
— Ну, а зачем еще друзья, правильно?
Шрек, присев, протянул Ослу руку:
— Друзья?
— Друзья!
— Так, что Фиона говорила обо мне?
— А почему ты спрашиваешь меня? Почему бы тебе не спросить у нее самой?
Шрек схватился за голову:
— Венчание! Нам не поспеть вовремя!
Осел только самодовольно ухмыльнулся:
— Не бойся! Если есть воля, есть и способ, а у меня есть способ! — и он, повернув голову к лесу, пронзительно свистнул.
Шрек широко раскрыл глаза — в лесной прогалине показалась Дракониха. Мерно взмахивая огромными крыльями, массивная и солидная, с обрывком толстенной цепи на шее, она заходила на посадку перед домиком Шрека.
Осел, самодовольно глядя на ошеломленного Шрека, скалил зубы.
— Это моя Амплитуда! Ха-ха-ха!
— Ах ты, старый греховодник! — воскликнул Шрек, обнимая Осла за шею.
— Подумаешь, мы даже не целовались! — отозвался тот.
— Нам нельзя терять ни минуты! — воскликнул Шрек.
Он подпрыгнул, ухватился за конец свисавшей цепи, и ловко взобрался по ней на шею Драконихи, которая, взмахивая крыльями, зависла над землей. Осел подбежал поближе, и подруга, подцепив его громадной лапой, аккуратно подкинула себе на загривок.
— Вперед!
Вихрь поднялся от огромных крыльев, гигантская драконья туша взмыла в воздух, лес, удаляясь и поворачиваясь, становился все меньше, а белые облака, застилавшие половину неба — все ближе. Путешественников окутало легким туманом, пронизанным солнечными лучами, Дракониха нырнула в облако, вылетела с другой стороны, и стремительно понеслась к замку лорда Фарквуда, казавшемуся с такой высоты маленьким, как коробок спичек. Глава двадцать шестая

Глава двадцать шестая
Что помешало лорду Фарквуду стать королем

А в церкви замка лорда Фарквуда уже началась церемония бракосочетания. Зал был полон — здесь собрались все жители городка — ремесленники и крестьяне, дворяне и купцы, нарядно одетые, они восседали на скамейках, готовясь стать свидетелями превращения своего лорда в настоящего короля, после того, как он станет мужем настоящей принцессы.
На возвышении, под мозаичными окнами, стоял в почтительной позе епископ, а перед ним, спиной к залу — жених и невеста. Перед первыми рядами, по заведенному обычаю, находились распорядители, держа в руках несколько табличек с надписями, предписывающими зрителям определенную манеру поведения. Как раз сейчас они поднимали таблички, на которых было написано: «Почтительное молчание».
Епископ говорил:
— Люди Дюлонга! Мы собрались здесь сегодня, чтобы засвидетельствовать объединение нашего нового короля…
— Простите, не могли бы вы пропустить вступление? — прервала его Фиона, с беспокойством поглядывая на окно, за которым опускалось к горизонту солнце.
Лорд Фарквуд самодовольно посмотрел снизу вверх на свою невесту и добродушно рассмеялся.
— Продолжайте, святой отец!
* * *
На площади перед замком стояли рядами закованные в латы стражники. И вдруг прямо с неба обрушилась чудовищная туша — Дракониха приземлилась между стражниками и стеной замка. Стражники не колебались ни секунды — их как ветром сдуло. Грохоча латами и звеня оружием, под жалобные крики и завывания они удалялись от замка со всей доступной им скоростью.
Со своей стороны, Осел и Шрек тотчас спрыгнули на землю и побежали к дверям церкви. Но перед тем Осел успел все же сказать своей подруге:
— Будь поблизости, дорогая, возможно, ты нам понадобишься!
Дракониха, поглядев им вслед, повернулась и быстро направилась вдогонку за стражниками, что придало их бегству еще более резвости.
А наши друзья, подойдя к закрытым дверям, замерли в нерешительности. Шрек, недолго думая, собирался уже толкнуть дверь и войти, когда Осел воскликнул:
— Шрек, подожди, подожди минутку! Ты делаешь все неправильно!
— Неправильно? О чем ты говоришь?
— Ты должен выждать, пока он не станет говорить: «Если у кого есть возражения…», и все такое, ты войдешь и скажешь: «Я протестую!»
— Ох, у меня нет времени на это! — вскричал Шрек, направляясь к дверям.
Но Осел кинулся за ним, прижал его к дверям церкви, положив передние копыта ему на грудь, и воскликнул:
— Послушай меня! Ты отказался от этой женщины?
— Да!
— Ты хочешь вернуть ее?
— Да!!
— Назад?
— Да!!!
— И ты… ты… ты… Ах, да это же любовная романтика, ты ничего не понимаешь!
— Ладно, хватит! Когда этот парень будет заканчивать?
— Мы должны проверить это…
* * *
— Итак, властью, данной мне… — говорил епископ.
Рядом с дверью церкви, на высоте почти десяти ярдов, было круглое стрельчатое окно. За этим окном, снаружи, вдруг появился Осел. Исчез. Вновь появился.
Шрек стоял на каменном крыльце и подкидывал Осла так, чтобы он мог заглянуть в окно.
— Там весь город! — сообщил Осел, летя вниз.
— Ой, я пропустил! — воскликнул он во время следующего полета. — Ой, Господи, Господи! Ой, нет, клянусь лавовым озером!
Шрек раздраженно всплеснул руками и направился в дверь, даже и не думая ловить Осла, который грохнулся на крыльцо, подняв тучу пыли. В это время Фарквуд и Фиона уже собирались поцеловаться, чтобы скрепить свой союз. Фиона нагнулась, лорд встал на цыпочки… Но как раз в этот миг открылась дверь, и в зал ворвался Шрек с отчаянным воплем:
— Я протестую!
— Шрек!.. — произнесла Фиона не то с облегчением, не то с досадой.
Епископ широко открыл глаза, челюсть его отвисла, и он быстренько, бочком, исчез в боковых дверях.
— Что он здесь делает?! — вопросил лорд Фарквуд, злобно глядя на Шрека.
А тот быстро шел, почти бежал по проходу между скамьями, как можно любезнее раскланиваясь с окружающими людьми, и здороваясь с ними, как ни в чем не бывало:
— Приветствую всех! Как дела? Я всем сердцем люблю Дюлонг! — и так он уже приблизился к возвышению, на котором стояли Фарквуд и Фиона.
— Что ты делаешь здесь? — воскликнула принцесса.
— Действительно, это невежливо — появляться, когда никто не хочет тебя видеть, да еще являться без приглашения на свадьбу, — присоединился к ней лорд Фарквуд.
— Фиона, мне нужно поговорить с тобой! — обратился Шрек к невесте, не обращая на лорда никакого внимания.
— Ах, теперь ты хочешь поговорить! По-моему, уже слишком поздно, извини меня, но… — и она нагнулась, чтобы поцеловать жениха.
Шрек стремительно шагнул вперед и схватил Фиону за руку:
— Но ты не можешь выйти за него!
— Почему нет?
— Потому что… Потому, что он женится на тебе, чтобы стать королем!
— Неслыханно! — возмутился лорд Фарквуд. — Фиона, не слушай его.
— Это не твоя настоящая любовь! — убеждал Шрек.
— Да что ты знаешь о настоящей любви? — с досадой заявила Фиона.
— Ну… Я… имею в виду…
Выражение лица Фионы внезапно смягчилось, она смотрела на Шрека с неподдельным интересом и участием. Зато лорд Фарквуд расхохотался, указывая на Шрека пальцем:
— О, это забавно! Людоед влюбился в принцессу!
Распорядитель тотчас извлек из пачки табличек нужную, с надписью «Смех», и повернул ее к залу. Дружный хохот зрителей присоединился к смеху лорда.
Шрек обернулся и смущенно посмотрел на зал. Голова его поникла.
— Шрек, — тихо спросила Фиона, — это правда?
Но не успел Шрек открыть рот для ответа, как Фарквуд воскликнул, перекрывая шум:
— Какая разница! Это нелепо! Фиона, любовь моя, — обратился он к невесте, — мы хотели поцеловаться, чтобы скрепить наш союз… Давай, поцелуй меня! — и он привстал на цыпочки, зажмурил глаза и вытянул губы трубочкой.
Но Фиона смотрела в окно — там садилось солнце, и лишь кусочек его виднелся над горизонтом сверкающим ослепительным бриллиантом.
— Ночью одна, днем другая… — задумчиво произнесла она, снова переводя взгляд на своего жениха. — Я сначала хочу показать тебе… — и она отошла на несколько шагов, к окну.
Лорд Фарквуд с презрительным недоумением смотрел на нее. Шрек, сделав шаг в ее сторону, тоже ждал, ничего не понимая.
В этот миг последний луч заходящего солнца, осветив Фиону, погас. Принцесса опустила голову. Вокруг нее забегали золотистые искры, все чаще, все гуще… И, наконец, прозрачный светящийся туман скрыл ее всю.

Глава двадцать седьмая
С кем поведешься…

Туман рассеялся, искры исчезли, и взорам всех собравшихся предстала другая Фиона — толстая, с рыжими волосами, круглым лицом, зеленой кожей, и ушами-трубочками. Выражение лица ее, когда она посмотрела на Шрека, было виноватое и нежное.
Зал единодушно ахнул, на сей раз без всякой помощи распорядителя. Несколько особо впечатлительных дам упало в обморок.
Шрек, несколько секунд стоявший с открытым от изумления ртом, пришел в себя первым.
— Ну, — воскликнул он с непонятным выражением не то обиды, не то облегчения, на лице, — это многое объясняет!
Лицо Фионы расплылось в счастливой улыбке, но улыбка тотчас померкла, когда раздался голос лорда Фарквуда:
— О, это отвратительно! Стража! Стража, уберите это с глаз моих! Быстрее!
Тяжеловооруженные стражники двумя потоками ринулись из боковых дверей.
— Взять их! — выкрикивал лорд Фарквуд, — Взять их обоих!
Шрек и Фиона кинулись друг к другу, но подоспевшие стражники схватили и оттащили их. Тем временем лорд Фарквуд бросился к столику, на котором лежала королевская корона, с криком:
— Неважно! Церемония закончилась, и это делает меня королем! — он напялил корону на голову, вертясь во все стороны, показывая на нее пальцем и крича: — Видите! Вы видите!
Шрек и Фиона отчаянно сопротивлялись стражникам — Фиона старалась вырваться у них из рук, и они только с большим трудом удерживали ее — в своем новом обличии она оказалась очень сильна. Что же до Шрека, то он щедро раздавал направо и налево полновесные удары своих огромных кулаков, от которых стражники, словно котята, разлетались в стороны, катились кувырком, шлепались наземь…
— Шрек! — отчаянно закричала Фиона, крепко схваченная стражниками.
— Фиона! — отозвался тот, расшвыривая солдат в стороны. Но их было слишком много.
Лорд Фарквуд, выхватив из ножен сверкающий клинок, устремился к Фионе:
— А что до тебя, жена моя, то я заточу тебя в башню до конца твоих дней! Ты поняла? Твое место — в башне!
С этими словами он нацелил конец острого, как бритва, меча, в горло Фионы — та инстинктивно откинула назад голову. Все на мгновение замерли…
И в этот критический момент Шрек стряхнул со спины повисших там стражников, резким движением высвободил правую руку, и, засунув два пальца в рот, издал пронзительный свист. Казалось, он зовет кого-то на помощь… и помощь пришла!
В стене церкви, над возвышением, на высоте шести-семи ярдов, было громадное, не менее десяти ярдов в диаметре, круглое мозаичное окно. Вдруг какая-то тень мелькнула за ним, стекла со звоном и грохотом разлетелись, и в окне появился огромный дракон, с распущенными крыльями и дымящейся пастью.
Лорд Фарквуд, оглянувшийся на звон разбитого окна, и увидев прямо над собой раскрытую пасть дракона с острыми длинными зубами, дико закричал. Сидя на раме окна, как курица на насесте, Дракониха вытянула шею, и сглотнула лорда так же легко, как курица глотает таракана. Меч, который злосчастный Фарквуд выпустил из рук, отлетел в сторону, как ненужная уже вещь.
Все замерли в ужасе, и тут на голове Драконихи, между рогов, появился Осел. Он кричал:
— Эй, никому не двигаться! У меня — дракон, и, боюсь, мне придется использовать его! Это говорю вам я — Осел!
Стражники, державшие Фиону и Шрека, в растерянности расступились, все в зале стояли молча на своих местах, боясь шелохнуться, и смотрели на дракона, а значит, и на Осла. Шрек ухмыльнулся, и тут Дракониха громко рыгнула и выплюнула роскошную королевскую корону, только недавно красовавшуюся на голове Фарквуда. Корона, звеня, покатилась по каменным ступенькам, и этот звон, казалось, вывел всех из оцепенения. Осел, видя, что его друзья в безопасности, мило улыбнулся и воскликнул:
— Ну, не прерывать же из-за этого свадьбу, не так ли! Давай, Шрек! Ты, кажется, хотел что-то сказать Фионе?
Шрек сделал несколько шагов, поднялся по ступенькам, и подошел к Фионе. Та с улыбкой повернулась к нему.
— Фиона… — начал Шрек.
— Да, Шрек?
На физиономии Шрека отразились смущение и нерешительность, но он справился с собой, и произнес:
— Ну… Я люблю тебя!
— Очень? — спросила та, словно бы совсем не удивляясь этим словам.
— Очень-очень! — отозвался Шрек, расплываясь в счастливой улыбке.
— Я тоже люблю тебя… — сказала Фиона, и они потянулись друг к другу.
Их головы сблизились, губы соприкоснулись… В этот момент только Полоний сохранил трезвость ума — он выхватил у стоящего рядом распорядителя первую попавшуюся табличку, написал что-то на обороте, и повернул ее к залу.
— А-а-ах! — воскликнули все, в соответствии с надписью.
Между тем, сразу после поцелуя, с Фионой стало происходить что-то странное. Снова ее тело окутал светящийся туман, по которому побежали сверкающие золотистые звездочки. Ноги ее оторвались от пола, руки выпустили руки Шрека, и она медленно поднялась в воздух, совсем так же, как когда-то Осел, осыпанный пыльцой волшебной бабочки. Глаза ее были закрыты, на лице блуждала странная улыбка… Светящееся облако с Фионой в середине начало медленно вращаться, и в тишине зала, казалось, прозвучали слова: «Поцелуй снимет заклятие… снимет заклятие… снимет заклятие!». Фиона вытянула руки, и из них ударили струи золотистого света. Тот же свет исходил от ее ног и всего тела. Глаза ее широко раскрылись, и тут произошел как бы беззвучный взрыв — облако тумана метнулось от Фионы во все стороны, выбивая окна, пригибая отшатнувшихся людей в зале… Даже Шрек, прикрыв рукой глаза, зажмурился от ослепительного света.
Свет вокруг Фионы померк, она опустилась на пол, и лежала неподвижно, как будто ноги вдруг отказались ей служить. Шрек кинулся к ней.
И тут, в этот момент величайшего нервного напряжения, Дракониха скосила глаза, и увидела, что в соседнем окне уцелело одно, последнее, стекло… Она нанесла по нему мощный удар своей бронированной лапой — посыпались осколки, раздался грохот и звон… Все в зале вздрогнули и перевели дыхание.
Шрек, склонившись над Фионой и помогая ей подняться, с беспокойством спрашивал:
— Фиона, Фиона! Ты в порядке?
И тут выяснилось, что Фиона ничуть не изменилась! Она осталась все той же рыжеволосой женщиной, с круглым большим лицом (правда, очень милым и симпатичным), и ушами-трубочками. Она поднялась, с видом смущенным и обиженным:
— Да. Но… Я не понимаю! Я… Я должна стать прекрасной! — она недоуменно и виновато пожимала плечами, глядя Шреку в глаза.
На лице Шрека появилась счастливая улыбка, и он облегченно вздохнул:
— Ты прекрасна!
Фиона, наконец, тоже улыбнулась. А Осел, приплясывая от радости на голове своей Амплитуды, воскликнул:
— Я верил в то, что будет счастливый конец!
И Шрек с Фионой снова поцеловались, только Шрек при этом заслонился от нескромных взглядов из зала своей громадной рукой…

Глава двадцать восьмая
И последняя, которая могла бы стать началом новой повести

Они вышли на площадь, и все последовали за ними, веселясь, ликуя и радуясь их радости (ну, честно говоря, исчезновение лорда Фарквуда тоже не очень всех огорчило).
Кого тут только не было! Целый оркестр из гномов, с которыми Шрек когда-то боролся за обладание своим собственным столом, наигрывал веселые мелодии. Три поросенка радостно хрюкали, подпрыгивая в такт, а рядом с ними приплясывал Серый Волк, по-прежнему одетый в платье Бабушки…
Все, все сказочные существа, в свое время собранные и изгнанные ненавистным Фарквудом, теперь радовались его исчезновению, и свадьбе Фионы и Шрека.
Стоящее у дерева волшебное Зеркало проводило новобрачных доброй и счастливой улыбкой, а в конце тропинки их поджидала старая Фея. Она взмахнула своей палочкой, и тотчас лежавшая на земле большая тыква превратилась в роскошную карету. Три мышонка тоже чудесно изменились — двое превратились в лошадей, а третий — в кучера!
Шрек помог забраться в карету Фионе и сел сам. Фиона с улыбкой взглянула на толпу народа, провожающую их, и бросила в самую середину толпы букетик цветов, который держала в руках. Ну и свалка же поднялась среди девушек — каждая из них хотела поймать букет принцессы! Две девушки даже подрались между собой. Но Дракониха небрежно повела головой, ловко подхватила летящий букет, и тотчас протянула его сидящему рядом, в кольцах ее хвоста, Ослу. Осел взглянул на свою подружку, любезно скалясь, и прижался мордой к ее морде. Оба блаженно зажмурились, и, казалось, они были совершенно счастливы и довольны друг другом.
Шрек, улыбаясь, помахал из окна кареты рукой, и карета тронулась. Все высыпали на дорогу, размахивая руками, лапами и всем, чем только можно было, а впереди всех шел Полоний, держа на руках Деревянного Мальчика с длинным носом.
Карета, увлекаемая парой резвых лошадей, быстро удалялась. Вот она проехала по дороге, ведущей на холм, мелькнула и скрылась за поворотом… И уже только деревья, песок под ногами и небо над головой напоминали о закончившейся счастливо сказке, а первые звезды, зажигающиеся в небе, горели, как символ недостижимой на земле радости…

Новеллизация по мотивам одноименного мультфильма, производства DreamWorks Pictures.

 

 

 

 


ПРОЩАНИЕ СО СЛАВЯНКОЙ

Пожелай мне счастливой дороги,
Провожая в края без дорог.
Запропавший, усталый, далекий,
Пусть пребуду я не одинок.

Пусть парят и плывут надо мною
Стаи светлых твоих облаков...
Пожелай мне победного боя
Против непобедимых врагов!
 
Чтоб меня твоя слабость хранила,
Добавляла удачи и сил...
Пожелай, чтобы ты не забыла,
Пожелай, чтобы я не забыл.

*  *  *

Быть Отчизне лишь куском земли,
Если б за нее в огонь не шли,
Кровь бы за нее не проливали,
Жизнь бы за нее не отдавали.

И народ бы не народом был
Без святых знамён, святых могил,
Без суровой совести и воли.
Без высокой гордости и боли.
 
И зачем бы каждый был из нас,
Если б наша память прервалась
И забвенны стали вдруг в России
Павшие герои и живые?..
 
Но мы помним, как ковал народ
В сорок первом - сорок пятый год.
Из былого светит звездной вестью
Подвиг веры, мужества и чести.

И в душе России с тех времён
Вечною святыней сохранен
Гордый клич панфиловцев, как знамя:
«Нас - не победить! Москва за нами!»

САПЕР

Как громок в груди стук!
Мгновение - как час.
И пальцы твоих рук –
В который уже раз! –

Ощупывают смерть,
Проросшую из тьмы, -
Заржавленную месть
Стране, что спасла мир.

Ощерил оскал злой
Минувшей войны прах.
Сапер, это твой бой,
Сапер, это твой враг.
 
По телу земли - дрожь.
Молчание - как крик.
В паденье застыл дождь
В решительный твой миг.

Склоняется врач так
К багряным огням ран.
На крохотнейший брак
Тебе не дано прав.

На лбу твоем пот, бог
Труднейшего из дел...
Я верю: придет срок,
Настанет такой день -
 
Как хлебный взойдет злак
И как маяка свет,
Над всею землей знак:
«Проверено. Мин нет».

ТРЕУГОЛЬНИК ПОЧТЫ ПОЛЕВОЙ

Голос с фронта, весть с передовой –
Треугольник почты полевой.
В дни жестокой, яростной войны
Нет ему цены!

Счастьем матерей, невест и жён
Там, в тылу, дома наполнит он,
Ожиданье озарит звездой:
«Главное – живой!»

РУКИ

Касание
На грани дуновения.
А то - рывок,
Будто прыжок с моста...
Не задержать –
Перешагнуть мгновение
Расчет,
Точнейший риск
И красота...
 
И потому –
Я славлю ваши руки,
Саперы,
Пианисты
И хирурги!

*   *   *

Я частица твоя, плоть от плоти,
Мой народ: весельчак и герой,
Меткий в слове - и ярый в работе,
Непокорный - но грозной порой
Выполнявший сурово и свято
Самый жёсткий, свинцовый приказ...
Никогда не просивший пощады,
Даровавший пощаду не раз.

СОЛДАТОМ БЫТЬ!..

Кому какой фортуна путь проложит
В страде военной, в службе строевой?
Простой солдат сегодняшний, быть может,
Уже рождён под маршальской звездой.

Но люди есть особого закала:
Сполна познав и счастье, и беду,
Хранят в душе, и выйдя в генералы,
Упрямую солдатскую звезду.
 
Кто из таких - равно встречает стойко
Хвалы и славы хмель, опалы гнёт.
И ни на столько, и ни на полстолько
С прямой дороги Долга - не свернёт!

К нему удача не щедра на ласки,
Но он, всему на свете вопреки,
И рубежи удачи - по-солдатски
Штурмует: с фронта, на «ура», в штыки.

Ему на верстах службы многотрудных
Всего превыше - Родины приказ.
В аду кромешной битвы, в ратных буднях
Сам не отступит - и другим не даст.

...Есть смысл судьбы - и выше смысла нету
Святой завет служенья соблюсти,
Прекрасную, весеннюю Победу
Заставить над планетой расцвести!
 
Есть счастье - через войны, через годы,
До маршальских заслуженных погон,
Солдатом быть Отчизны и народа –
Не столь уж важно, в звании каком...

*   *   *

Военные династии России!
И нынче в них, как было испокон,
Явление державной нашей силы,
Единство поколений, связь времен.

Земля родная! Мощно и красиво
Из века в век от праведных корней
На славу ты, на подвиги растила
Удалых сыновей-богатырей.

Вещают правду древние былины:
Наследье гордых русичей, ветвясь,
От Святогора, от Ильи, Добрыни
Через простор эпох - дошло до нас!
 
И если зов раздастся в час суровый –
Нашествие лихое обороть, -
Вновь Невский, князь Димитрий и Суворов
В сынах народных обретают плоть...

Долг ратоборцев соблюдая свято,
Былин заветы - в были облекли,
Кто отстоял твердыню Сталинграда,
Вошел победно в Прагу и Берлин.

Свинцовые превозмогая вьюги,
Рать вражью сокрушил народ-герой...
И вот вслед ветеранам - дети, внуки
Становятся теперь в солдатский строй.

Наследникам вручили эстафету,
Как Мужества завет, как Долга стяг,
Те, кто Великую добыл Победу,
Не дрогнув духом в праведных боях.
 
Их славою - и наша честь крепится,
Их рубежи - и нам сдавать нельзя...
Бессмертна Родина, покуда длится
Труд службы верной, витязей стезя.

*   *   *

Разве выберешь -
                         что человеку роднее:
То ль Отчизны земля,
                           то ли небо над нею?

Притяженьем земным
                                 прибывают года,
Но талант и отвага
                                  крылаты всегда.

Для призванья и долга,
                                 любви и работы
Не бывает на свете
                               нелетной погоды.

И взмываешь ты в молодость,
                                    ас-фронтовик,
Вместе с каждым из новых
                                 питомцев твоих.

*   *   *

Густую синь вдохни
                           восторженно и немо,
Раскинь свои крыла -
                               и медленно пари...
Вскормленные землей,
                             мы улетаем в небо,
Чей зов непобедим,
                      как вольный зов любви.

Вокруг тебя простор
                              огромен и спокоен,
А там, внизу, - дворы
                       твоих мальчишьих лет.
Свободу и судьбу
                             соединить собою –
Затем ты и пришел
                             на этот белый свет.

Затем ты и рожден,
              чтоб сделать землю краше, -
Для памяти рожден,
                                 работы и тревог...
Ты слышишь голоса
                         лесов и черных пашен:
«Как высоко взлетел,
                           как вырос ты, сынок!»

...И парашютный шелк
                         зашелестит над нами –
Распустят лепестки
                                     небесные цветы,
К заждавшейся земле
                         опять, как будто к маме,
Вернутся сыновья,
                                      отведав высоты.

*   *   *

Им высь и твердь послушна,
их слава высока!
Чеканят шаг воздушно-
десантные войска!

В бою лихи и дерзки –
орлы, орлов сыны!
Надежны по-гвардейски
защитники страны.

И словно с ними - «Батя»,
легенда-генерал,
и каждый, кто в десанте
служил и воевал.
 
В строю литом и статном
шагают по Москве,
в едином братстве ратном,
чье имя - ВДВ!

*   *   *
                                                Герою Советского Союза
                                                              адмиралу флота
                                                                     Г.М. Егорову

...Там, на «северах», в краю холодном,
Где царит полгода ночь без дня,
Встали флотом атомным подводным.
Рубежи страны своей храня.

На борту неся огонь и громы,
Служат там за совесть, не за страх.
Ведь моряк, он только в море - дома,
Ну а дома, стало быть, - в гостях.
 
Скал североморских абрис резкий
Провожал в поход - который раз!..
Необъятной Родины Советской
Вас вели доверье и приказ.

Вахтой каждою и милей каждой
Мощь Отечества крепил моряк.
И не зря на полюсе однажды
Взвился, будто пламя, алый флаг!

...Только бы грядущих дней потоки
Потопить той славы не смогли,
Слабины не дали бы потомки
И старших своих не подвели,

Только б корабли не сбились с курса,
Чьей-то чуждой воле покорясь,
Только б горькие уроки «Курска»
Хоть чему-то научили нас!

Но издревле крут моряцкий норов,
Тверд и неподатлив на излом:
Ваш питомец,
                          адмирал Егоров,
Связь времен скрепит морским узлом!


*   *   *

Молчат - как кричат –
                      монументы священные эти,
К подножью которых
                        несем мы цветы и сердца.
Вы память живую
                         от нас унаследуйте, дети,
О людях, что были
                              сильнее огня и свинца.

Вы - наше грядущее,
                               наша надежда и вера.
Вы дальше пойдете,
                           хотя вам не будет легко.
Пусть вас поверяет
                          высокого мужества мера
И крылья дает,
                  чтоб сумели взлететь высоко.

Да будут на свете
                         убиты и прокляты войны!
Но вы не должны
                  позабыть о священной войне.
Пускай за живущих
                        погибшие будут спокойны
Здесь - в многострадальной,
                          но непокоренной стране!

Молчат - как кричат -
                     монументы священные эти,
Как вехи времен
          над пространствами нашей земли.
Мы в верности, правде и чести
                                  вас вырастим, дети,
Чтоб вы эту землю   
                      для ваших детей сберегли.

 

 

 

 

Глава 5

Преследователь
      
      Скучно… Неинтересно и до безумия однообразно… Настолько, что я была бы не прочь променять новый день на вчерашний, с его перипетиями, дикими погонями и множеством неожиданных знакомств. Но куда там! Пара по истории во главе с несравненной и всеобъёмной Розеттой Чейз способна лишить надежды и веры в завтра даже самого убеждённого оптимиста. Как жаль, что я вообще сюда пошла. Особенно учитывая тот факт, что Айны по какой-то причине на ней не оказалось. Может, она опаздывает? Пусть на неё это не похоже, но мало ли что могло случиться?
      Что ж… Вам известно, что лучше всего получается у студента на первой паре? Правильно, досыпать свой недосып. А если это пара нашей миссис Чейз, то сон становится настоящим спасением и прочнейшей защитой от её неадекватных нападок. В самом деле, уже на десятой минуте мои глаза будто налились целой тонной свинца, и я невольно начала клевать носом. Нет, надо обязательно отвлечь себя чем-то, иначе эта бабка меня выгонит отсюда!
      Решив занять себя, я постаралась прислушаться к Розетте, но та рассказывала про давнюю и почти забытую войну между Нордумом и Агровакией1 таким монотонным и скучным голосом, что мне пришлось уйти в собственные мысли от греха подальше. Но и там покой обошёл меня стороной: волей-неволей я вспомнила вчерашний нагоняй, устроенный родителями  по возвращении домой, и на душе снова заскребли кошки. Отец, приехавший с вещами позже обычного, отругал меня за своевольничество, а мать ещё и отчитала по поводу разорванной куртки. Я, конечно, сначала собиралась рассказать им про волков и нападение, но потом подумала, что это только усугубит ситуацию. Нет, если бы мои родители были такими, как у Айны, то я бы выложила всё без вопросов, но тут… Как там говорят? «Меньше знаешь – крепче спишь». В моём случае это показалось самым правильным решением.
      - Потише там! – прикрикнула преподша и продолжила. – Итак, как вы уже все давно поняли, война Души длилась почти тридцать один год. Основные участники, агровакцы и нордумцы, втянули в конфликт Новый Сагрин, и вскоре война набрала мировые обороты. Кто помнит из школьной программы, чем она закончилась?
      Вопрос Розетты, адресованный аудитории, не нашёл отклика и ушёл в пустоту быстрее, чем я смогла сообразить, что он вообще прозвучал. Эх, жаль, Айны нет на месте. Она бы ответила…
      - Мисс Андерсен, может, вы? – обратила на меня свой взор бестия, и всё внутри невольно передёрнуло.
      - Увы, но я не помню, - а что ещё мне оставалось отвечать? Ходить вокруг да около – не мой вариант.
      - Сразу видно, что история для вас – пустой звук, - с привычным пафосом произнесла она, и позади меня раздались лёгкие смешки вперемешку с шёпотом. Остатки бригады Сары Фредсен никогда не дремлют…
      - Войска государств встретились у озера Души для решающей битвы, но в нужный день погода испортилась. Дожди, град, молнии – лило чуть ли не несколько недель, и нельзя было даже шагу ступить, не увязнув в грязи или не попав в какой-нибудь водный поток. Так что им всем пришлось отступить, а позже, долгими переговорами, удалось добиться друг от друга подписания мирного договора. Сур-Ган уже не принимал участия в этой баталии, так как вышел из войны раньше. А кто скажет, почему не в ней не участвовал Новый Сагрин?
      Опять молчание, которое показалось мне ещё более невыносимым. Если тётка снова спросит меня, то за последствия я не отвечаю…
      - Андерсен, может, вы знаете ответ хоть на этот вопрос? Или я права, и любой пятиклассник легко обойдёт вас в знании истории.
      Да, если бы я увидела сейчас лица девушек за спиной, то от их неприятных улыбок у меня бы дня на три пропал аппетит. Представляю, как они сейчас злорадствовали. Но сдаваться без боя я не собиралась.
      - Это ведь было пятьсот лет назад, я не могу всё помнить так же хорошо, как вы…
      - Вы что, считаете меня такой старой? – Розетта мою шутку, увы, не оценила. Впрочем, на это я и рассчитывала.
      - Ну, прямо вам об этом никто никогда не скажет, так что будьте спокойны.
      Миссис Чейз возмутилась до предела: это было видно по блеску её безумных глаз. Но, как ни странно, тётка решила сыграть в эту глупую игру вместе со мной.
      - Мне жаль, что в среде современной молодёжи стало много таких, как вы. Ничего не знаете, не хотите учиться и только и делаете, что развлекаетесь… Обществу от вас нет никакой пользы!
     - Если бы человек делал только то, что приносит непосредственную пользу, мы бы до сих пор жили в пещерах. Так что обществу нужна любая деятельность, чтобы оно не стояло на месте. Даже такая, как у вас…
     Тут-то терпение Розетты и закончилось. Едва начав себя проявлять, кстати говоря.
     - Девушка, может, мне стоит вас отстранить от сегодняшней пары, чтобы вы подумали о своём поведении как следует?
     Сзади сразу же раздались чуть приглушённые возгласы «Да, давно пора» и «Выгоняйте её нафиг». Что ж, если для радости этим «дамам» достаточно столь малого, то за них можно только порадоваться.
     - Думаю, вам стоит пересмотреть свои взгляды на жизнь. Человек начинает видеть много нового, когда перестаёт думать так узконаправленно… - нет, я понимала, что говорю лишнее, но уже не могла остановиться. Чёртова привычка!
     - Так, с меня довольно! Андерсен, покиньте аудиторию. Надеюсь, в следующий раз вы не будете доводить нас всех своим дерзким характером.
     - Будет, поверьте, - прозвучал из-за спины голос Зиры Гар, теперь уже бывшей подруги Сары.
     «Дерзким характером? Ха! Лучше такой, чем стервозный и невыносимый, как у неё», - именно с этой мыслью я собрала свои вещи со стола и отправилась в коридор. Если фиолетоволосая мегера решила, что без меня на её лекции будет лучше, то так тому и быть. В конце концов поброжу в тишине-покое и вернусь в норму к следующей паре. Всё что ни делается, всё к лучшему.
     К великой радости, в коридоре меня ждал приятный сюрприз.
     - Айна! Как же я рада тебя видеть! – завидев подругу, идущую на пару, я бросилась к ней так быстро, что даже не успела как следует рассмотреть.
     - Я тоже, - улыбнулась она и обняла меня. – Ты вышла по делам?
     - Я? Да меня выгнали, - и, уже собираясь рассказать о произошедшем, я невольно обратила внимание на её внешность. Как странно… – Ты решила поменять стиль?
     Сейчас я имела в виду золотисто-янтарную косынку, которую девушка надела на голову, полностью убрав под неё свои роскошные чёрные пряди.
     - А, ты про это? Да у меня казус вышел. Я покрасила волосы краской, а она оказалась не совсем той, которую я хотела…
     - Не совсем? – переспросила я. Айна давно не красила волосы, да и косынки носила не так часто, как раньше.
     - Ну, представь меня с ярко-оранжевыми копнами. Вот. А теперь добавь к ним красного и лимонного…
     - Ого. Жутко… - и я невольно посмеялась, впервые за день. – Главное, что волосы на месте, а цвет можно постепенно вернуть.
     - Да… - и подружка едва заметно улыбнулась. – Так значит, тебя выгнали?
     Тут всё-таки пришлось пересказать недавний разговор с миссис Чейз. Вот уж кому-кому, а этой тётке было плевать на цвет своих волос. Фиолетовый – так до рези в глазах!
     - И куда ты теперь? – спросила меня Айна.
     - Пойду посижу в столовой. Подумаю, съем салатик. Как всегда.
     - Тогда и я с тобой, - и на недоумевающий взгляд своей подруги она добавила. – Не сидеть же тебе там одной всю пару. Тем более что я уже и так опоздала. Заодно попьём там чего-нибудь: я чай, ты – кофе.
     Вот это и есть НАСТОЯЩАЯ ПОДРУГА! До сих пор не перестаю удивляться её характеру!
     Уже через полчаса, накалывая на вилку свежие капустные листья, я полностью перестала жалеть о произошедшем на лекции. Завтрак длиною в пару – что может быть лучше! Айна рассказывала мне о своих каникулах, я ей о своих, в конечном итоге не выдержав и пересказав в подробностях всё, что произошло со мной в лесу сутки тому назад. Знаете, во время повествования вид у неё стал таким, будто волков увидела не я, а она. И прямо в этот самый момент.
     - Ничего себе!.. У меня нет слов! – под конец сказала она.
     - У меня есть, но они все нецензурные…
     Айна выпила немного чая, а затем принялась в подробностях расспрашивать обо всех деталях. И сколько было волков, и кто их отогнал (на это я ничего не смогла ответить), и как выглядела сова, и кому именно я её отдала. В общем, завалила вопросами так, что я даже не могла очистить свою тарелку минут пятнадцать – приходилось всё время говорить и говорить.
     - «Мастерская Феникса»? Я знаю это место. Надо бы нам туда наведаться как-нибудь.
     - Было бы здорово. Думаю, тот малый знает своё дело. Уж лучше, чем это был бы непонятно кто в том малобюджетном зоопарке.
     - Да… - тихо произнесла подруга и добавила. – А ты не могла бы мне показать те карманные часы, что были на лапе филина?
     - Они остались дома. Не знаю, что с ними делать. Думаю, будут лежать как сувенир. Интересно только узнать, кому они принадлежали.
     Айна задумчиво посмотрела в сторону и, поправив свою косынку, произнесла:
     - Не выбрасывай их. Такие вещи появляются в жизни не просто так. Может, они тебе ещё пригодятся.
     На мой скептический взгляд она лишь добавила: «Есть такая примета в Сур-Гане», после чего допила свой чай до конца.
     - А твои каникулы как прошли?
     Подруга поведала о прогулках по набережным и мостовым, чтении книг долгими вечерами и работой над новыми стихами. Что ж, любить одиночество – полезное качество.
     - А ещё я начала писать книгу. Правда, небольшую. Для начала. Назвала её «Волшебная дверь», про двух девочек лет десяти.
     - О, поздравляю. Глядишь, вскоре станет мировым бестселлером!
     - Мне бы хоть дописать её для начала, - посмеялась она. – Кстати, насчёт сегодняшнего вопроса Розетты: Новый Сагрин не участвовал в битве, потому что за десять лет до этого распался на Рапанию и Иллиосию. Разный жизненный уклад значит многое…
     Мне лишь оставалось удивляться образованности и интеллектуальным потенциалам моей лучшей подруги.
     - Теперь мне правда жаль, что тебя там не было. Ты бы ещё и рассказала Розетте то, чего она сама не знает. Было бы классно посмотреть на её физиономию в этот момент.
     - Если преподаватель захочет, он всё равно найдёт вопрос, на который никто не знает ответа, - и Айна взглянула на мою кружку с кофе, которую я время от времени проверяла на скорость остывания. – Кстати, помнишь, когда состоялась та несостоявшаяся битва с ливнями и ураганами? Двадцать восьмого сентября 7591 года. В твой День рождения.
     - Ого. Теперь у меня появилась ещё одна причина ненавидеть этот день, - и я ещё раз дотронулась до своей кружки. Горячий, надо же…
     Тем временем в нашем корпусе прозвенел звонок, и столовая, до этого тихая и пустынная, мало-помалу начала наполняться голодными студентами.
     - Конечно, этот салат не мой любимый, но есть можно, - решила я поддержать разговор, так как молчание подруги затянулось уже на целую минуту. – Жаль, что нельзя зайти в «Чары богини Кор». На мой взгляд, лучшее кафе в округе.
     - Ты его ещё со школы любила… - Айна, как будто находясь где-то далеко, провожала взглядом проходящих мимо юношей и девушек, изредка постукивая ложкой внутри своего стакана.
     - Да. Расскажи ещё раз о своей новой книге. А то в окружении шумной толпы мы выглядим слишком тихими, - и я предъявила подруге лёгкую и многообещающую улыбку, чтобы вернуть в реальный мир.
     Это сработало: она отвлеклась и начала вспоминать о своих задумках. Рассуждая о персонажах, сюжете, идеях, моя собеседница хоть как-то оживилась, однако теперь уже я невольно унеслась в собственные мысли. Просто представила нас обеих года этак четыре назад. Айна любила что-то сочинять. Постоянно, буквально каждый день. Всегда казалась мне такой жизнерадостной и открытой. И даже несмотря на это она никому и никогда не давала над собой издеваться. Лишь раз поддев её, любой школьник сразу понимал, что только впустую потратил свои силы – Айну Чаттерджи никогда не волновало чужое мнение. Как будто она жила в мире, где каждый мог поддержать и сказать что-то хорошее в её адрес. А сейчас… Сейчас она казалась мне какой-то потерянной. Словно что-то случилось, но она не может мне это рассказать.
     Пока подруга рассуждала на тему путешествий между мирами, в столовую вошли мои старые «знакомые» - подельники ныне отсутствовавшей в нашем мире Сары Фредесен. Блондинистая Кейт Хаберман и её вечная спутница Зира Гар, вид которой стал ещё мрачнее и готичнее, прошли в непосредственной близости от нас и, произнеся под нос что-то нелицеприятное, уселись за столик позади.
     - Не было печали… - процедила я сквозь губы и взглянула на Айну. – Мне кажется, теперь они злятся на меня ещё больше. Наверное, думают, что это я убила Сару. И держу в плену их подругу Розмари уже пару-тройку недель.
     - Не обращай на них внимания, вот и всё, - и Айна достала из сумки какую-то тетрадку. Как мне сказала, чтобы повторить материал перед философией.
     Однако как можно не обращать внимания на двух воображающих из себя невесть что замухрышек, если они только и делают, что пялятся на тебя из-за спины подруги и шепчутся о чём-то сомнительно приятном для психики?
     - Если тебе тяжело, мы можем уйти. Я уже допила чай, - Айна, заметив моё волнение, уже хотела вставать, но я её прервала.
     - Не стоит. Раз тебя не волнует общественное мнение, то и мне тоже должно быть всё равно. Выдержу.
     Кофе, как назло, остывал со скоростью улитки-инвалида, но я уже поставила себе задачу во что бы то ни стало его выпить, и отступать не собиралась.
     «Ты слышала, что про неё говорят? Она совсем из ума выжила!» - разговор за соседним столиком звучал всё отчётливей и отчётливей, так, что я могла бы уже услышать его и через наушники с негромкой музыкой. «Если и не убивала никого, то точно в тот день лишилась рассудка», - громко проговорила Зира, и блондинка добавила: «Да она всегда была психической! Я ещё в школе боялась к ней ближе чем на три метра подходить. Того и гляди вцепится своими когтями».
     Я? Вцеплюсь когтями? Да как они… Это у них не всё в порядке с психикой, если эти антилопы такое говорят!
     Нет, я, конечно, держала себя в руках – что толку обращать внимание на недалёких куриц? Но когда от Зиры Гар прозвучала фраза «Брайн правильно сделал, что бросил её. А то после первой ночи с Шейной он бы шарахался ото всех девушек в округе», я не смогла себя остановить. Взяв кружку с кофе, я молча встала и, не отвечая на вопросы подруги, направилась к проклятому столу.
     - Чего тебе надо? – Зира как будто ждала, что я это сделаю, и во весь вид продемонстрировала полное пренебрежение мной и ситуацией в целом.
     - Повтори ещё раз, что ты сейчас сказала. Тихо, без излишнего пафоса. Только факты, - я постаралась произнести всё как можно чётче и безразличней, но в дрожании голоса всё же проскальзывал гнев. Сильный, совершенно неуправляемый, но который я пока пыталась сдерживать.
     - Я сказала, что ты неудачница! И таким самое место в карцере. Ещё раз подойдёшь к нам ближе положенного, и пожалеешь… - не знаю, что ещё эта дура хотела добавить, да и знать не хочу.
     Как только она договорила последнее слово, я со всей силы брызнула в неё своим кофе. Да, прямо в лицо. В тот момент мне даже было жаль, что он уже немного остыл.
     - А если ты ещё раз скажешь мне какую-нибудь гадость, вместо кофе в твоё лицо полетит что-нибудь потяжелее… - и, не дожидаясь, пока та придёт в себя, и начнётся перепалка, я вышла из столовой. С гордо поднятой головой, что мне, кстати, совсем не свойственно.
     Уф… Вот, вроде всё. Да уж. Теперь весь универ будет говорить, что я не умею держать себя в руках. Ещё одна улика не в мою пользу, кстати! Ладно… Ладно! К чёрту! Её, Кейт, Сару – всех! В конечном итоге это моя жизнь, и только я имею право ею распоряжаться. И никто, слышите? Никто не смеет указывать мне, что делать!
     - Шейна, ты здесь? – к счастью для меня (и всех присутствующих в третьем корпусе Государственного Университета Агелидинга) этот вопрос задала Айна, а не кто-то другой.
     - Да, я тут, - ответила я, прижавшись спиной к холодной стенке нашего коридора.
     - Зря ты так поступила, - вздохнув, сказала подруга. – Надо было просто уйти.
     - И выслушивать их слова вот так изо дня в день? Нет уж! Теперь будут знать, что со мной лучше не связываться…
     Айна хотела меня успокоить, но я сама не давала ей это сделать. Злилась и разжигала это гадкое чувство внутри себя всё горячее.
     - Ладно. Что было, то было. Давай забудем и пойдём на пару. Сегодня будут основы учения Сур. Мистер Фенлиц обещал рассказать малоизвестные факты про Учителя и его откровения.
     Айна. Моя Айна. Какая же ты правильная! Не дай Бог тебе пройти через все терзания, что сейчас переношу я…
     - Ты иди, а потом мне расскажешь. У тебя это выходит лучше, чем у Руиса. А мне нужно побыть одной.
     - Мне подождать тебя после пары?
     - Не надо. Если что, я сама тебя найду… - и я, попрощавшись с подругой, отправилась к выходу.
     Жаль её оставлять. Очень. Но и спокойно сидеть на паре по философии я не смогу. Просто разрывает внутри от негодования!.. Эти девки, Брайн, убийство… Надо срочно остыть. Да, выйти и прогуляться. Развеяться, поболтать сама с собой и вернуться в общество со свежими мыслями! Так и сделаем!
     К сожалению, погода в городе сегодня стояла пренеприятная. Нет, дождя не было, как и снега, но сами тучи – серые, седые, тяжёлые – будто давили на меня все своим весом. Даже невольно вспомнилась моя самая любимая песня «Свинцовое облако», которую я тут же включила в своём уже не новом плеере.
     Как-то так. Я снова шла по осенним улицам города. Снова, в который раз, опять – слов много, а значение у них всегда одинаковое. Серая и скучная осень окружила мир закатом очередного года моей жизни. Только не ярким и солнечным, а до невыносимости блёклым, сводящим с ума неизбежностью и молчанием. Отравляющей тишиной. Ненавижу осень!
     Ноги несли меня вперёд. Мимо дорог, машин и мостов. Я и не заметила, как несколько раз перешла реку Ритты и оказалась в парковом районе города. Не заметила я и то, как пересекла ограждение нашего центрального уголка городской природы. Парк имени Себастьяна Кёртиса. И почему я пришла сюда, а не в парк Листа? А кто его знает? Наверное, невольно вспомнила события вчерашнего дня. Даже он, кстати, был лучше сегодняшнего…
     В тусклом свете октябрьского дня голые ветви осин не могли впечатлить меня своей «красотой», так что, перейдя главную реку столицы ещё раз (теперь уже по парковому мостику для пешеходов), я первым делом направилась в зоопарк. Не знаю, просто сейчас захотелось как-то отвлечь себя от ненужных раздумий. Посмотреть на тех, кому они неведомы, так сказать.
     Однако меня ждало горькое разочарование – главный вход был надёжно заперт, а сторож в будке (не тот, что вчера вечером – ночная смена кончилась давным-давно) сказал, что сегодня у них санитарный день, и на территорию пропускаются только работники. А я и не ожидала другого!
     Что ж. Пришлось мне довольствоваться малым – унылым видом нашего центрального парка. Благо людей сегодня в нём почти не наблюдалось – утро понедельника поистине творит чудеса. Я прошлась вдоль одной из аллей, к моей радости засаженной молодыми ёлочками, и присела на лавку под высоченным клёном, облетевшем ещё в прошлом месяце. Вот. Теперь побуду в тишине и покое, там, где никто не сможет меня достать. Своими придирками, издёвками и смехом… Говорить мне гадости! Да даже волки себе такого не позволяли!
      Интересная картина, не правда ли? Одинокая девушка, да ещё и в старой куртке, из которой она выросла в девятом классе (новая-то сгинула в волчьей пасти!), сидит одна посреди пустой аллеи. И? И всё – больше она не делает ничего интересного или полезного. Глупо? Может, но я такое видела уже не раз. Сколько ещё нас в этом мире: потерянных и запутавшихся в себе людей? Сидим на лавках, ищем что-то в окнах маршруток, всматриваемся в телевизор в надежде, что увидим там нечто важное. То, что перевернёт всё с ног на голову и подарит жизни такой желанный смысл. Не будет этого. Никогда. Никогда, пока ты не отлипнешь от своего насиженного места и не начнёшь действовать прямо сейчас. Не возьмёшь собственную судьбу в руки и, сказав себе «Сегодня тот самый день!», не начнёшь жить правильной жизнью. Такой, какой всегда хотел.
      Ну, не знаю. Опять я начала думать – а, как вы знаете, это никогда не приводило ни к чему хорошему. И, решив себя чем-нибудь занять, я, к своему удивлению, потянулась в сумку за тетрадкой и ручкой. Не понимаю, что на меня нашло, но в этот момент бездарной студентке жутко захотелось посочинять. Стих, поэму, стишок – просто что-то небольшое и ёмкое. Слова, которые бы отразили моё сегодняшнее состояние.
      Погода предрасполагала к этому, и я сама не заметила, как провела за черканием больше часа. Но зато результат в кой-то веки не оставил меня равнодушной.
      
      Молчание
      
      Яркий свет исчез в тени,
      Серым хмурым покрывалом
      Из затерянной земли
      Облаков пришло немало.
      
      Словно саван или плед
      Мир накрыла молчаливость,
      Дав свой призрачный обет
      Жизнь развеять мгле на милость.
      
      Ветки тонкие осин,
      Тая в сумрачной прохладе,
      Дополняют строй картин,
      Словно бы несясь к награде.
      
      Ветер стих, последний лист,
      Штрих ярчайших дум осенних,
      Уж не ярок и не чист,
      Ждёт минут своих последних.
      
      Тишина, и мир весь спит,
      Воздух вязкий и промозглый,
      Дух не шепчет, не кричит,
      Он в молчании, серьёзный.
      
      И тоскливый, как земля,
      Ждущая белёсой стужи.
      Осень злится на себя,
      Больше ей покой не нужен.
      
      Вот что значит «подбирать слова от сердца»! Впервые за много месяцев мне понравилось моё собственное стихотворение! Да, надо даже будет это отметить вечером.
      Убрав тетрадь обратно в сумку, я уже собралась возвращаться в универ, когда заметила краем глаза кого-то в стороне от аллеи. Может, мне это и показалось, но рядом с большой елью только что стоял чей-то едва заметный силуэт. Возможно, даже с минуту-две, исчезнув только в тот момент, когда я повернула голову направо.
      Нет, воображение воображением, но я давно перестала полагаться на волю случая. Если там и был кто-то, то стоял неподвижно. А значит, наблюдал за мной – ведь рядом больше никого нет. Не хватало мне ещё маньяков! Я встала с лавки и подошла к тому самому месту чуть ближе. Оставаясь на относительно безопасном расстоянии, я попыталась осмотреть заросли. Жаль, что из-за разросшихся кустов разглядеть всю территорию не представлялось возможным. Однако одно я поняла наверняка: там точно кто-то есть! Возможно, прячется как раз за стволом дерева или среди веток. В бежево-буром его бы и снайпер не увидел…
      Что ж, посмотрим. Я сделала вид, что потеряла интерес к происходящему, и медленно, со всей возможной размеренностью направилась к главной аллее. Идти при такой скорости пришлось бы минут пятнадцать, так что время у меня было. Вначале, к моему удивлению (и облегчению, надо сказать), никто сзади не шёл, но потом я всё же заметила что-то неладное: в кустах ясно просматривался тот самый силуэт, двигавшийся параллельно мне, по нехоженой тропе в зарослях парковых деревьев. Так, половина дела сделана – я его заметила. Решив не останавливаться на достигнутом, я непринуждённой походкой прошла ещё пару десятков метров и, оказавшись прямо напротив летней беседки, коих в парке было настроено превеликое множество, так же медленно скрылась за ней. Чуть позже я для убедительности присела за раскрашенной деревянной стенкой, чтобы меня уж точно нельзя было увидеть, и стала ждать.
      Думаете, это глупо: подкарауливать того, кто тебя преследует? О да, ещё как! Но сегодня я в кой-то веки была во всеоружии и не собиралась больше терпеть всю ту ерунду, что со мной происходит! Хватит. В конце концов кто я: тварь дрожащая или право имеющая?!! (Эту фразу я слышала в каком-то старом детективном фильме, даже странно, что вспомнила её сейчас).
      Шло время, а на аллею так никто и не выходил. Неужто мне действительно показалось? Если так, то теперь я точно перестану себя уважать… Думая над тем, как бы мне разглядеть тропинку целиком, я слегка попятилась назад и внезапно осознала, что сзади, прямо за моей спиной, кто-то стоит. Он находился от меня буквально в метре, и, оцепенев на пару мгновений, я смогла заставить себя выйти из ступора и сделала именно то, что должна. Ещё утром, по пути в универ, я прислушалась к своим вчерашним мыслям и купила в местном магазинчике перцовый баллончик «Шок-8000». Спасибо волкам! Так что сейчас, не думая о последствиях, я развернулась так резко, насколько могла, и, убедившись, что передо мной тот самый человек в бежевой куртке, выстрелила ему прямо в лицо. Само лицо я разглядеть не успела, да и зачем об этом думать? Знакомые друзья, которые бы пошли за мной, чтобы разыграть или устроить сюрприз, у меня отсутствовали по причине острой мизантропности, так что сейчас я целиком положилась на волю инстинкта. Это меня и подвело…
      Не ожидав такого, незнакомец попытался закрыться рукой, но сделал это слишком поздно: часть спрея уже попала ему в глаза. Издав приглушённый стон, он попятился и лишь на миг приоткрыл лицо. Однако этого хватило, чтобы я тут же его узнала.
      - Дейв?!!
      - Чёрт!.. Во имя всего святого, да!.. Какого… Зачем ты это сделала?!! – парень пытался сориентироваться в пространстве, но не мог открыть глаза даже на пару секунд. В результате он добрёл до беседки и, присев на деревянную планку, добавил. – Если из-за твоей тупости я потеряю зрение, то тебе не поздоровится!!!
      - Не потеряешь, не волнуйся, - до меня наконец дошло, что я натворила, и, убрав баллончик в карман, я быстро подбежала к детективу, чтобы хоть как-то исправить ситуацию. – Для здоровья такая штука безопасна. Ничего страшного!
      - Скажи это гопнику, который в позапрошлом месяце делал операцию на сетчатке. По вине одной местной девицы… А, к дьяволу! У тебя есть салфетки?
      К счастью, они у меня были. Даже целая упаковка – последнее время я почти перестала их использовать, а привычка носить с собой ещё сохранилась.
      - Да не три ты так, от этого только хуже! – я решила сама оказать первую помощь, но, к сожалению, без нужного опыта получалось из рук вон плохо. – Надо просто смазывать с лица и браться за новую! Ты же так сотрёшь спрей вместе с кожей! Дай сюда салфетки!
      И он взялся за это дело сам.
      Да… Ну и делов ты натворила, Шейна… И как теперь их расхлёбывать? Пока я пыталась придумать, что ещё сделать в своё оправдание, Дейв наконец смог хотя бы частично приоткрыть глаза и разглядеть мир вокруг себя.
      - Ты подумала хоть чуть-чуть, прежде чем решилась на свой идиотизм? – стерев ещё раз слёзы со щеки, парень взглянул на меня гневным, полным негодования взглядом. В ту секунду я даже пожалела о том, что он – не настоящий маньяк.
      - А что мне оставалось думать? Ты следил за мной, подкараулил сзади! Зачем я вообще тебе понадобилась???
      - Да всё вышло случайно. Ох, чёрт. Эта штука начала жечь ещё сильнее… - и Дейв снова протёр лицо свежей салфеткой. – Я проходил мимо и заметил тебя на лавке. Решил посмотреть, что и как. Просто профессиональный интерес.
      - Глупее я истории не слышала! Думаешь, я в это поверю? Шёл мимо и вдруг увидел девушку, которую подозреваешь в убийстве?!!
      Однако почему-то я понимала, что он не врёт.
      - Да, блин! Просто взбрело в голову, что узнаю о тебе что-то новое, что может пригодиться в деле. Или даже…
      - …даже увидишь, как я закапываю очередную жертву? Ты точно на голову больной! – и я, не сдержав себя, громко рассмеялась.
      Только вот моему собеседнику смешно не было.
      - Чего ты смеёшься? Между прочим, ты напала на сотрудника полиции! При желании я на тебя могу повесить ещё и это.
      Он ещё и угрожать мне вздумал! Нет, я, конечно, виновата… Ладно, сильно виновата, но не до такой же степени!
      - Что-то я не вижу на тебе полицейской формы! Да и дело не может быть ещё одно, потому что первое ко мне не относится! – и я забрала у него салфетки, тем более что необходимости в них уже не виделось. – Ты правда думаешь, что это я убила свою одногруппницу? Или просто решил подкопаться ко мне?.. Слушай, а может, ты сам убийца? Всех выслеживаешь, убиваешь, а потом вешаешь на других? И поэтому сейчас следил за мной! Точно, дело раскрыто!
      И я ещё раз засмеялась, но уже не так громко.
      - Очень правдоподобно, да, - пробурчал детектив, время от времени почёсывая глаза и одновременно стараясь заставить себя это не делать. –Особенно учитывая тот факт, что я приехал в вашу страну только летом, а девушек с похожими ножевыми ранениями стали находить ещё с марта. И не только девушек.
      Ого, я этого не знала. Значит, в городе и правда орудует серийный убийца…
      - И ты решил, что этих девушек всё время убивала я? Хочешь сказать, что я похожа на тех, кому нравятся… округлые формы?..
      Дейв ничего не ответил. Он встал с перекладины и попытался глубоко вдохнуть. Основное действие спрея уже закончилось, но кожа на лице парня, наверное, ещё несколько дней будет покрасневшей. И сильно чесаться.
      - Ты ведь уезжала на неделю, да? Хотя Ричард Беннет велел не покидать город без видимой причины.
      - Это был совет, а не приказ. И я не обязана отчитываться перед молодым практикантом. Если тебе известно всё обо мне, то я только рада: меньше будет вопросов. Вам, южанам, давно пора научиться вежливости!
      Дейв не стал отвечать на нападку агрессией. Думаю, просто ещё не отошёл от шока. И поделом, как бы гадко это ни звучало! Однако, к моему удивлению, его вдруг пробило на откровенность:
      - Думаешь, ты одна такая умная? «Южане», «коммандеры», «дикари»… Да за эти месяцы я наслышался подобных слов сполна. Даже в участке! Вряд ли ты способна представить себя на моём месте. Я даже и не буду просить. Но в отличие от тебя, мне на ту войну и предрассудки плевать. Я делаю свою работу, и меньше всего меня волнуют язвительные слова какой-то недалёкой студентки…
      - Будешь учить меня жизни? Не мы вторгались в вашу страну тогда, ясно. Если бы ты знал, сколько друзей погибло в те годы у моей бабушки, ты бы думал по-другому.
      - Ты так говоришь, как будто я их убил!
      - Всё, с меня достаточно! – и, встрепенувшись, я направилась к старой доброй парковой аллее. – Я не обязана с тобой разговаривать. Извини, что так вышло с баллончиком, и «гуд бай»!
      Последнее я специально сказала на старом южно-иллиоском наречии, чтобы его позлить. Хотя в действительности совсем этого не хотела.
      Что за день! Дурацкая жизнь с её дурацкими проблемами преподносит мне ещё и дурацкие сюрпризы! И когда только это всё закончится? Наверное, никогда. А как бы сейчас хотелось оказаться дома у бабушки… Целую неделю прожила спокойно, а тут!..
      Снова рассуждая про себя, я вышла на главную аллею парка, обрамлённую целым рядом высоких жёлтых фонарей, и в этот же миг на мою сумку упала маленькая снежинка. Затем ещё одна, ещё, и вот уже их стало так много, что все дорожки вокруг постепенно начали покрываться тонким белоснежным покрывалом. Первый снег! Да уж, лучшего момента для такого чуда природы и не представить…
      Вслед за ним поднялся сильный ветер, и к той минуте, когда я вышла из парка, в городе началась настоящая метель. Снежные хлопья несло отовсюду, но так как температура в эти дни опускалась ниже нуля только ночью, улицы вскоре превратились в настоящее месиво из слякоти. Что насчёт меня, так мне было всё равно. Снег наконец пошёл, и, если повезёт и он не растает, зима совсем скоро вступит в свои права. А надоедливая поздняя осень исчезнет ещё на один год. Хех, похоже, мой новый стих и правда оказался пророческим!
      Для тех, кто любит сверять местоположение всех и вся, скажу, что вышла я прямо на улицу Георгия Скотта. Ещё по пути сюда меня постоянно посещала идея навестить свою вчерашнюю пернатую спутницу в «Мастерской Феникса», а заодно поболтать с Элиосом. Ну, расспросить его про жизнь, друга из зоопарка, словом, скоротать время. К сожалению, из-за навязчивого детектива я задумалась о совершенно другом, и мысли вернулись в норму только тогда, когда я ушла в неправильном направлении слишком далеко. Отсюда до магазина мистера Ливингстона переть и переть, так что мне сейчас было легче сразу отправиться домой. Тем более что погода испортилась до предела: мокрый снег не только накрыл весь город белой массой обречённых на гибель снежинок, но и облепил все мои волосы и куртку. Да так, что я стала походить на ходячего снеговика… по крайней мере, издалека.
      Эх, неудачный день. Одним словом. Правда, будь со мной сейчас Айна, она бы точно сказала что-то вроде: «Любой день такой, каким мы его себе представляем». Ну или типа того. Всё-таки жаль, что она сейчас далеко. Последняя пара уже закончилась, благо сегодня они не длились допоздна, и моя подруга, скорее всего, уже давно пьёт горячий чай в уютном кресле у себя дома. А не шляется где попало в морозной стуже.
      Хотя мои мысли сейчас звучали глупо. Не я ли мечтала о снеге столько недель? А теперь иду и злюсь, что он выпал не вовремя. Получается, мне вообще ничем не угодить! И самое страшное то, что я считаю это нормальным…
      Ближе к куполу Вильяма, в котором у работников хоть есть возможность погреться на хорошо отапливаемых улицах и тротуарах, я решила прекратить болтать сама с собой и пообращать внимание на окружающие меня виды. Позади, в самой дальней части улицы, меня, можно сказать, провожала домой высокая и живописная Снежная башня. Всегда любила её яркий золотой купол, в сочетании с кипельно-белой кладкой придававший вид этакого высокого храма Мессии. И ещё дольше ненавидела тот факт, что доступ в это место для простых горожан почти всегда был закрыт. Вселенская несправедливость, не иначе! По сторонам от меня возвышались высокие многоэтажки, сбоку… какой-то грязный котлован, который я видела не так давно, проезжая с Дейвом на его машине, а впереди…
      Яя-у!!! Это круто! Неимоверно круто! Круче, чем пики Виктинского Подгорья! «Ангелы Кроноса»! У нас! Здесь, в Агелидинге! Совсем скоро, 31 октября!!! Вау! Главное – успеть купить билет! И Айне тоже – пусть она их и не очень любит, но пропустить такое я ей не позволю из принципа! Завтра же и отправлюсь в кассу – сегодня их уже закрыли.
      Пройдя мимо плаката с моим любимым Бенджамином Россом, стоявшим в полный рост с крутой гитарой в руках (на голом торсе, кстати, гитара была ничуть не хуже), я, улыбаясь в полный рот как малолетняя школьница, ещё раз перечитала всю необходимую информацию и на всякий пожарный записала телефон кассы Большого стадиона. Не хватало ещё, что она окажется закрытой, а билеты можно будет заказать только по проводу.
      Что ж, если бывает ложка дёгтя в бочке мёда, то почему не может быть наоборот? И именно сейчас я это и поняла.
      Улица Скотта вела меня всё ближе и ближе к куполу, и Шейне (да, Шейне Андерсен!) вдруг захотелось поскорее попасть домой. Ума не приложу, что на меня нашло – то ли тянуло сообщить приятную новость подруге и порадовать улучшившимся настроением, то ли просто усталость медленно, но верно брала своё. Однако события не собирались просто так оставлять меня в этот день.
      Почти у самого купола, там, где с другой стороны улицы хорошо видно извилистый рукав нашей городской реки, я заметила странное столпотворение. Несколько полицейских машин, скорая помощь, люди в форме… Что там могло случиться? Решив на пару минут присоединиться к обывателям и что-нибудь разузнать (природное любопытство в который раз взяло верх), я перешла узкий проулок и подошла к одному из прохожих.
      - Что здесь произошло?
      - Да я откуда знаю! - ответил не особо приветливый мужик и демонстративно (хотя кто его знает) высморкался в свой платок. – Кому-то плохо стало, наверное… Вот и приехали помогать. Опоздали, небось, как всегда…
      - А зачем тогда тут полиция? – и, не дожидаясь ответа типичного среднестатистического жителя столицы, я решила расспросить кого-нибудь из полицейских или врачей.
      Да, понимаю – человеку со стороны мало что могут рассказать, но тут уж я надеялась на внешность восемнадцатилетней девушки-блондинки и своё природное обаяние, которого у меня никогда не было. Аккуратно прошмыгнув мимо двух стражей порядка, я за пару шагов оказалась у кареты скорой помощи и сразу же, почти лоб в лоб, натолкнулась на одного из больничных сотрудников.
      - Что вам тут надо? – будучи мужчиной средних лет, он в ту же секунду показался мне слишком важным и непробиваемым, так что я поняла, что с ним не стоит испытывать судьбу.
      - Случайно забрела. Я уже ухожу…
      На словах «вам тут не место» я уже отошла на приличное расстояние и решила попытать удачу с полицейскими. Тем более что я с ними уже почти сроднилась.
      - Добрый вечер! – обратилась я к старшему сержанту, присевшему на капот своей недорогой машины. – Что здесь случилось? В этом доме живёт моя школьная подруга, Зира Гар. С ней всё в порядке?
      Молодой человек обратил на меня своё внимание и сразу же встал с машины, выпрямившись во весь рост. В точку, Шейна! Он именно тот, кто нам нужен!
      - Насчёт Зиры Гар я не знаю. Нас вызвали из-за пожилой пары. Мужчина и женщина, на вид лет семьдесят-восемьдесят. Похоже, едва живы.
      И, как бы продолжая его слова, из подъезда показались медицинские носилки. Санитары в сопровождении двух полицейских вынесли первого пострадавшего. «Процессия» прошла не так близко от меня, но разглядеть женщину я сумела. Действительно, я бы дала ей лет восемьдесят, а то и все девяносто. Моя бабушка вообще выглядела лучше раз в сто, чем эта, не побоюсь нелицеприятного слова, старуха. Да и одежда – старая и пыльная, придавала несчастной женщине ещё более древний вид. Вслед за ней вынесли не менее жуткого облика мужчину, и я тут же вспомнила, где уже видела такое. Да чтоб мне провалиться! Та женщина на месте убийства Сары Фредсен! Да, согласна, связью здесь может и не пахнуть, но одежда! Такие старые изношенные накидки надо ещё поискать.
      - Странное дело у нас творится в городе, не правда ли? – видимо, я произвела на полицейского хорошее впечатление, если он решил продолжить наш разговор.
      - Вы о чём?
      - Это уже не первый случай. Мы находим таких стариков уже в третий или даже четвёртый раз. Самое главное, что никто не может установить их личность. Как будто они берутся из ниоткуда.
      Да уж, странно. Я бы даже сказала «жутко». Взглянув на пожилого мужчину, скрывавшегося за дверьми кареты скорой помощи, я невольно поёжилась. Не хотела бы однажды закончить свою жизнь вот так…
      - А знаете, что самое главное: в квартире, где мы их нашли, жила молодая пара. Так вот – они пропали. И точно так же происходило раньше. Пропадает человек – появляется старик. Ну, «пожилой человек».
      - То есть вы хотите сказать?..
      - Я хочу сказать, - продолжил молодой сержант, - что будь я Дейвом Флеммингом, южанином-практикантом из нашего участка, я бы предположил, что эти старики и есть пропавшие. Хех, он уже несколько раз об этом говорил… Но я – человек реальных взглядов, и считаю, что всё случившееся гораздо сложнее. Вроде жёсткой игры какой-нибудь преступной группировки. Вдруг им пришло в голову таким образом всех подурачить? Всё же правдоподобней, чем люди, постаревшие за одно мгновение.
      Люди, постаревшие за одно мгновение… Жуткая мысль. Неправдоподобная. Но почему она кажется мне такой возможной? «Моего» полицейского вдруг позвали что-то проверить, и я, решив его больше не расспрашивать ни про случившееся, ни про Дейва (хотя о последнем очень хотелось узнать поподробнее), уже собралась уйти как можно дальше от этого неприятного дома. Однако стоило мне лишь подумать о возвращении на свою улицу, как неожиданно я услышала что-то – странное, манящее и такое знакомое. Как будто стук часов или подобный ему, звучащий на всю улицу (так мне показалось). Или, быть может, тихое, едва слышимое сердцебиение, доносившееся откуда-то издалека. Прямо из злополучного подъезда.
      Логика и здравый смысл сейчас должны были во весь голос кричать: «Беги отсюда со всех ног, глупая девчонка! И не оглядывайся, чтоб тебя!» Но как раз в такие моменты и логика, и этот самый здравый смысл, и даже обычная мыслительная деятельность в моей голове просто отключаются и перестают влиять на происходящее. Вечером я обязательно пойму, что подобное состояние, скорее всего, напоминает самый настоящий транс или даже гипноз. Но сейчас, в это мгновение, я не думала о такой «чепухе». Меня манило туда, в темноту неизвестного мне подъезда (хотя сержанту я говорила иначе), и я не в первый раз за день совершила непростительную для себя глупость: прошла по тротуару незаметно для остальных и проскочила в дом. И что дальше?
      Несколько крупных батарей, еле-еле греющих грязное помещение, целая палитра ароматов, один хуже другого, и мусор по углам – словом, самый обыкновенный подъезд Агелидинга, ничем не примечательный и не запоминающийся. А я уже была готова увидеть тут настоящую обитель зла… Но несмотря на облегчение, я пока ещё слышала странный стук, заставлявший понимать, что всё вновь пройдёт не так гладко, как я хочу. Шаги, глухие и неуверенные – к счастью, мои шаги – не могли заглушить этот ритм, и я, пребывая в забытьи, шла навстречу этой неизвестности, совершенно не зная, чего от неё ожидать.
      Однако, обойдя площадку на первом этаже, да и заглянув на второй, я не обнаружила ровным счётом ничего необычного. Лишь один раз мимо меня прошёл врач, видимо последним покидавший опустевшую квартиру – причину сегодняшнего столпотворения. Но я не стала попадаться ему на глаза – отпрянув от лестницы, мне удалось укрыться за стеной, отделяющей лестничную клетку от мусоропровода. Освещение здесь не работало – такое часто бывает, когда никому из жильцов нет дела до всего, что происходит за пределами его квартиры. Наконец странный стук пропал, и я вздохнула с облегчением. Слава Богу и всем богам! Мне реально надо провериться у психолога или хотя бы сходить к обычным врачам – мало ли, может, у меня давление повышается или ещё что-то…
      Выйдя из тени и даже чувствуя себя немного расслабленной, я спокойно пошла к лестнице и внезапно увидела на ней человека. Дёрнувшись в сторону от неожиданности, мне всё же удалось взять себя в руки и успокоиться – странный тип стоял на самой верхней ступеньке, спиной ко мне, и на моё присутствие не обращал никакого внимания. И это сразу же показалось мне необычным… Нет, не то, что он стоял неподвижно, а именно то, что, судя по всему, просто смотрел в стену перед собой и ничего больше не делал. Что ж, если так, то лучшим решением будет уйти подальше от того, кто не дружит со своей головой. Чёрный костюм, видимо пиджак, ровная осанка, седые волосы – чёрт, Шейна, надо просто уйти, а не рассматривать таинственного незнакомца! Но, поддавшись проклятому любопытству, я против своей воли выкрала буквально пять секунд, чтобы поглядеть на неизвестного. Тот так и стоял неподвижно, не реагируя даже на мои шаги, медленно, но верно переносившие слишком любопытную девушку к лестнице, ведущей на первый этаж. И вот, когда я уже потеряла к непонятному типу интерес, незнакомец развернулся.
      В эту секунду моя кровь похолодела. Нет, такого не происходило со мной никогда – этого просто не могло быть! Я и раньше видела людей со странной внешностью, но он – в голове вдруг возникла кошмарная мысль, что это не человек. Призрак, видение, плод моего разыгравшегося воображения. Старик в костюме, аналоги которым я видела лишь в исторических музеях, стоял так же неподвижно, но теперь я могла увидеть его лицо. Вовек его бы не видеть. Неприятное, слишком старое, покрытое морщинами, будто лицо мертвеца. А глаза – жуткие, наполненные отчаяньем и усталостью – таким неестественным взглядом смотрели прямо на меня…
      Если бы мне хотя бы полчаса назад сказали, что я испугаюсь какого-то пожилого мужчину в подъезде, я бы точно заявила, что они бредят. Но сейчас – этот старик вызывал во мне ужас. Настоящий ужас, необъяснимый, беспочвенный, леденящий… Я не могла пошевелиться, вновь услышав тот самый стук часов. Призрак смотрел прямо в мои глаза, внутрь меня самой, и, не дёрнув ни одной мышцей серого безразличного лица, вдруг сделал шаг вниз, прямо ко мне. Нет, нет, нет! Сейчас я уже не понимала, что происходит, не знала, что меня ждёт. Я хотела сбежать отсюда, уйти как можно дальше – домой, в свою комнату, навсегда, но не могла и шелохнуться. Незнакомец перемещался, всё ближе и ближе, так что я уже могла различить его старинную и немного пыльную одежду, как вдруг кто-то коснулся моего левого плеча.
      - Девушка! – голос, молодой мужской голос, прорвался через ритмичные раскаты в моей голове, и я пришла в себя.
      - Вы?.. - меня отвлёк тот самый молодой полицейский с улицы. Отвлёк и спас. – Там…
      Дрожащей рукой я указала ему на лестницу, ведущую наверх, но на ней уже никого не было. Старик исчез, как будто и не стоял сейчас передо мной. И лишь страх пока никуда не мог деться.
      - Что там? Там никого, - улыбчиво произнёс молодой человек и продолжил. – Я вот что хотел… Может, нам как-нибудь встретиться с Вами? В нерабочее время. Я знаю хорошее кафе. «Чары богини Кор». Например, завтра. Или в пятницу, 23-его октября.
      Я понимала, что всё худшее позади, но не могла успокоиться. Это место, этот момент – инстинктивно мне хотелось убежать отсюда как можно дальше. Даже теперь.
      - Да, это отличное кафе. Моё любимое, - ответила я, и, не дожидаясь расспросов, пошла на выход.
      Сейчас мне было не до объяснений. И тем более не до знакомств. Я промчалась по ступеням со скоростью пули, вышла на улицу и, оглядевшись по сторонам, глубоко вздохнула.
      Случившееся не могло выйти из моей головы. Даже достигнув покрывшегося заметным слоем снега купола Вильяма, мне всё ещё казалось, что я стою в том полумраке перед лестницей, напротив этого типа. Нет, понимаю, со стороны это смотрелось очень и очень странно – он мог быть простым чудаковатым стариком, вздумавшим выйти из своей квартиры и прогуляться по подъезду. Однако как я ни старалась, убедить себя в этом не могла. Слишком сильным и неестественным был тот ужас, что я почувствовала в его присутствии.
      То и дело оглядываясь в надежде не увидеть незнакомца за своей спиной или где-то на улице, я снова перешла через реку и вернулась на родную улицу Совы. Липкая снежная каша покрыла всё вокруг, не оставив без внимания и мою нелюбимую куртку с волосами, но сейчас капризы Иллиоской погоды казались мне уже не такими существенными, как раньше. Я шла. Шла, стараясь как можно скорее вернуться домой. Не замечая вокруг ничего – ни снега, ни прохожих, ни чего бы то ни было ещё.
      Кем был этот тип? Связан ли он с теми стариками? Откуда шёл часовой стук, и почему его слышала только я? И что вообще творится вокруг?!! Все эти вопросы, такие важные и сложные, пока не могли найти своего ответа, но одно я знала наверняка – этой ночью, после всего пережитого за этот дикий день, меня точно ожидает очередной загадочный сон.
      
      
      
Глава 6
      
«Ангелы Кроноса»
      
      Мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать происходящее. Стук, звучный и частый, но на этот раз всего лишь от простых уличных шагов. Моих и чьих-то ещё. Я не сразу поняла, что куда-то иду. Вдоль по улице, которую никогда не видела, мимо старых домов и проезжающих машин, марки которых казались мне совсем незнакомыми и в каком-то смысле нереальными. И только когда я увидела свою спутницу, бежавшую вслед за мной (или я за ней?), я поняла, что это сон. Новый сон о прошлом. Один из тех, что уже в сотый раз нарушают мой ночной покой. Что ж, я давно к ним привыкла. Может, когда-нибудь даже напишу по этим историям книгу. Если раньше не сойду с ума…
      Грейси Эванс из последних сил спешила по дороге, временами поглядывая на свои часы, отбрасывавшие яркие отблески с её левого запястья. Я чувствовала, что она опаздывает. Уже минут на пятнадцать. Однако, как оказалось, в этом странном марафоне сновидений я не смогла с ней тягаться – уже через пару десятков метров (или сотен?..) её спина пропала за местным ларьком, и я не сумела найти девушку, даже обойдя всю улицу целиком. Я её потеряла!
      Но, странным образом продолжая чувствовать присутствие своей спутницы, я неожиданно поняла, что нахожусь уже не на той загруженной автомобилями улице. Нет, теперь вокруг меня во всей красе предстал железнодорожный вокзал, коих в начале века было гораздо больше, чем сегодня. Войсдвиг сразу показался мне интересным городом… Ладно, вру: из-за некоторых исторических фактов я не смогла его поначалу оценить. Но сейчас я не переставала удивляться местной красоте. Даже вокзал, вроде бы самое обыкновенное и неинтересное место, выглядел каким-то сказочным. Чёрные плиты, выложенные на платформе возле путей, на миг даже напомнили мне своеобразный мрак далёкого космоса, а в композиции с большой статуей льва, покрытого блестящей позолотой, вообще заставили улыбнуться. Улыбкой типичного любителя и поклонника старинной архитектуры. Да и лев был моим любимым животным.
      Но где же Грейси? Вот она! Я повернула голову в сторону путей и чуть нос к носу не столкнулась со «спутницей своих грёз» (так я её окрестила). Она стояла возле самого края платформы и, вглядываясь в табло на другой стороне, пыталась распознать там нужные цифры и слова. Наконец ей это удалось – девушка кинулась к лестнице, ведущей под землю, и вскоре мы вдвоём (я, как вы поняли, побежала следом) оказались у правильного железнодорожного пути.
      Поезд, который она искала, прибыл давным-давно. Досадно… Даже не зная, что будет дальше, я всем сердцем ощущала, как Грейси расстроилась. Она проходила возле каждого из вагонов, пытаясь найти нужный, пока не дошла до последнего и не остановилась. Что же, если моя спутница и должна была кого-то встречать, то свою возможность она упустила.
      Но тут на лице девушки засияла улыбка. Несказанно обрадовавшись, она рванула с места и помчалась к соседней полосе, от которой вот-вот должен был отойти поезд. Там-то он и стоял. Кайл, её парень (то, что они уже встречались, я и так знала – благо снов за последний месяц было много!), помогал какому-то пожилому мужчине погрузить в вагон сумки с вещами, и свою любимую заметил не сразу.
      - Грейси? – он положил последний чемодан на верхнюю ступень и обнял девушку. – Я думал, что ты не придёшь…
      - Я опоздала, прости меня… - и она сомкнула свои руки на спине парня ещё сильнее, чем он. – Я так боялась, что не успею тебя встретить!..
      - Всё хорошо, - и Кайл, отпустив свою девушку, обратился к незнакомцу. – Рад был Вам помочь. Если ещё раз увидите меня, только позовите.
      Тот лишь кивнул и, перед тем как зайти в вагон, взглянул на вокзал. Господи… Это был он… Он. Тот старик, которого я видела в подъезде пару недель назад! Точно он!!! Тот же пиджак, седые волосы, взгляд…
      Я оцепенела. Да ещё как! Я до сих пор боялась этого человека… И ожидала увидеть его где угодно, но только не в своём сне! Думаю, Греси тоже не прибывала в восторге от мимолётной встречи. Но сейчас она была слишком занята Кайлом и своей виной за опоздание, так что не успела его толком рассмотреть. А жуткий тип лишь взглянул куда-то в сторону, как будто чувствуя, что рядом с обычными посетителями вокзала есть ещё кто-то (вроде девушки из будущего…), и исчез в вагоне. Скатертью дорога!
      - Как ты добрался? Ничего серьёзного не произошло? – девушке не терпелось расспросить офицера о его путешествии. А заодно отвлечь от того факта, что она пришла не вовремя.
      Правда, как сторонний наблюдатель, я видела, что Кайлу не было дела до опоздания. Он действительно соскучился по Грейси, и пятнадцать-двадцать минут, приплюсованных к нескольким неделям, вряд ли что-то меняли.
      Наконец, после крепкого поцелуя, за время которого близстоящий поезд успел покинуть большой вокзал Войсдвига, пара отправилась к себе домой. Не буду вдаваться в подробности прогулки по городу. Тем более что почти всю дорогу я мысленно рассуждала об этом страшном старике и то и дело оглядывалась, чтобы ненароком не увидеть его взгляд прямо напротив своего. Во сне ведь так часто бывает: вдруг ни с того ни с сего охватывает мощный беспочвенный страх, и ты начинаешь бояться каждого тёмного закутка. Особенно когда сон осознанный… К счастью, под утро все наши эмоции стираются заботами нового дня, и многочисленные ночные сны постепенно забываются. Этим я себя сейчас и успокаивала.
      Дома у Кайла (в квартире, которую они с Грейси теперь снимали) девушка помогла своему капитану распаковать вещи и приготовила весьма вкусный ужин. Чувствуя отголоски запахов, я даже пожалела, что это лишь сон – таким всё казалось вкусным.
      - Так значит, у вас была вылазка в земли Северной Иллиосии? – закончив накладывать на стол, Грейси села вместе с парнем и приступила к ужину.
      - У нас это называют «стратегической сборкой данных». Но да, фактически ты сказала правильно. Даже точнее… - и Кайл сделал глоток вина из своего бокала.
      «Грозди Виктинского Подгорья» - самое дорогое из всех вин, известных мне! Да, действительно жаль, что меня сейчас не было с ними на самом деле…
      - И что вы там нашли? – Грейси решила как бы невзначай разузнать все подробности командировки Кайла, и тот, несмотря на официальный запрет командования, всё-таки обмолвился парой слов.
      - Северяне готовятся к войне. По крайней мере, судя по тому, что мы видели. Стягивают войска к границе. Прямо из Оргениума идёт целая колонна бронетехники. Не знаю, что будет дальше, но положение действительно становится неприятным…
      Думаю, парень просто не мог держать эти новости в себе, вот и решил рассказать их хотя бы своей девушке.
      - Но мы тоже стягиваем войска у северных рубежей. Обстановка накаляется с обеих сторон. Неужели все будут просто сидеть и ждать, пока кто-то первый не нажмёт на курок?
      - Поэтому это должны быть мы, - произнёс Кайл, ещё раз подтягивая руку к бокалу.
      - Да уж… Если бы я могла хоть как-то изменить ситуацию, то постаралась бы решить всё дипломатией. Всё-таки раньше мы были одной страной. Не может быть, чтобы мы…
      - Грейси, раскрой глаза! – не донеся вино до губ, громко сказал офицер. – У нас слишком много различий, чтобы мы снова стали друзьями. Братские народы? Чепуха! В это уже никто не верит…
      - Но ведь мы же с тобой живём под одной крышей… - тише прежнего произнесла девушка.
      Кайл тут же успокоился и слегка улыбнулся.
      - Да, ты права… Глупо спорить по пустякам. Будет ли война? Это одному Мессии известно!
      - Давай лучше выпьем за нас с тобой. Чтобы мы расставались как можно реже… - Грейси предложила тост, и её спутник тут же поддержал его.
      - Да, и чтобы жили долго и счастливо!
      Звон бокалов раздался по всей комнате, и больше их разговоры не касались темы войны. Да уж, а я думала, что южане напали на нас без предупреждения. Хотя, кто его знает, этого Кайла? Вполне мог и соврать. Или ему соврали…
      - Я нашла тебе красивый кулон из мориона. Как ты любишь, - после ужина Грейси уже было потянулась в тумбочку, но Кайл её прервал, нежно обняв за талию и уводя в сторону.
      - Потом… Кулон может подождать. До завтра… - и, прижав свою девушку к себе, парень поцеловал её в губы. Робко и одновременно невероятно страстно.
      Девушка ответила на его объятия… Положив руки ему на плечи, прижалась ещё сильнее… Ещё ни разу я не видела подобного вживую. Казалось, что сейчас меня уж точно не должно было быть здесь. Но я всё ещё стояла. Стояла и наблюдала, как двое влюблённых пытаются как можно скорее загасить огонь своей долгой разлуки.
      Молодой офицер, не отпуская девушку со своих губ, снял с неё платье и, перебросив внимание на собственную рубашку, принялся расстёгивать многочисленные пуговицы. Я как заворожённая смотрела на всё происходящее, уже и не желая просыпаться. Чувства Грейси по-прежнему передавались мне, и через несколько секунд я сама буквально ощущала их на себе. Жар, крепость объятий, каждое прикосновение. Не в силах ждать, парень повалил свою любимую на кровать. Та была готова на всё. Сейчас. Всегда. Я даже слышала её дыхание, частое, прерывистое и тяжёлое. Такое же, как у меня. Внезапно, почувствовав на себе мягкое одеяло, я попыталась откинуть его, и вдруг поняла, что лежу в своей постели. Сон кончился…
      
      ***
      
      Это ж надо! Из всех снов, что я видела, этот был самым жестоким. Сначала страшный старикашка, теперь эта сцена… В голове царила настоящая каша: тревога по вине таинственного незнакомца переплелась и заметно затмилась навязчивым, весьма сильным возбуждением, которое с возвращением в реальность никуда не исчезло. И что мне теперь со всем этим делать? Всё ещё находясь под впечатлением от увиденного во сне, я, к своему величайшему сожалению, вспомнила своего Брайна. Нет, уже не своего… Пусть он и оказался редкой сволочью, но одно время я даже была счастлива, встречаясь с ним. И где я теперь? Одна в своей постели, вечно одинокая, с целой кучей проблем и закидонов. Жизнь несправедлива.
      Сегодня же пара! Точно, ложась вечером спать, я совсем забыла, что из-за каких-то там нагрузок и прочих непонятных мне проблем филологию перенесли на субботу. Но это показалось мне ложкой дёгтя в бочонке сладчайшего мёда, когда я вспомнила ещё один факт. Сегодня я иду на «Ангелов»!!! Да! До 31 октября пришлось ждать почти две недели, но оно того стоило!
      Так-с, две последние новости наконец развеяли томное и совсем ненужное мне чувство, и я полностью отвлеклась на насущные дела. Сегодняшний день обещал стать коронным завершением октябрьской осени, и для этого от меня самой требовался немалый вклад в происходящее.
      Обычная комбинация – завтрак, ванная, расчёска и родители, которые проснулись уже часов этак сто назад. Никогда не понимала людей, которые встают почём свет, когда есть возможность выспаться вдоволь… Впрочем, если они не лезут к другим, то пусть это будут лишь их проблемы.
      Пара йогуртов, кофе – полкружки, и вот я уже надеваю свою зимнюю куртку (фактически, пуховик, но для того, чтобы называться пуховиком, она была слишком тонкой). С моей последней прогулки по парку и неудачной встречи с Дейвом Флеммингом прошёл уже не один снегопад, и наш город, радовавшийся долгожданной зиме не меньше меня, преобразился. Улочки и проспекты, домики и многоэтажки, купола, соборы, семь Агелидинских башен – всё покрылось яркой белизной ледяного покрывала, дождавшегося наконец своего часа. Да, может, это звучит несколько пафосно, но что взять с девчонки, с ранних лет обожавшей зимние пейзажи? Особенно они хороши в погожий день, когда сугробы на дорогах, снежные поля за городом и даже лёгкая изморозь на окнах искрятся в лучах невысокого северного солнца. Надо будет как-нибудь стих сочинить по этому поводу – я всё-таки студентка филологического факультета!
      Ну, вы поняли, что в универ я сегодня решила пойти пешком. Лёгкий морозец, сменивший позавчерашнюю оттепель (снег тогда снова лип, и его было много…), придавал прогулке ощущение свежести, и в свой третий корпус я явилась в бодром расположении духа. В кой-то веки, как говорится!
      Всего одна пара, причём по филологии – для меня это раз плюнуть. Только вот Айны опять не было на месте. За последние недели она, конечно, пропустила не так много лекций, да и практику всю проходила исправно, но всё равно на неё это было не похоже. Жаль, что я так и не могу с ней откровенно поговорить – всё время что-то мешает, и я отбрасываю наш разговор на потом. У людей вечно так…
      - Сегодня мы изучим творчество поэтов и прозаиков начала девятого тысячелетия. Авангардные течения в литературе, порицания религиозных догматов и, конечно, работы необычного для своего времени писателя Моргана Джобса. Запишите годы его жизни…
      Миссис Эриксон начала не самую любимую мною тему, но и не самую худшую. Я достала тетрадку и, бегло-бегло рассмотрев нашу аудиторию и всех присутствующих, занесла необходимую информацию на чистый лист – 7980-8052 гг. Из всей группы на сегодняшней паре присутствовало от силы человек семь или восемь. Думаю, на перерыве нас станет ещё меньше. Это и к лучшему – чем меньше народа, тем тише и спокойнее обстановка в аудитории. Да и кислорода побольше.
      Дальнейшая лекция запомнилась мне главным образом обсуждением мыслей авангардных поэтов, споривших с тогдашними богословами по поводу существования Мессии. Да и вообще по вопросам актуальности всей церкви в целом. Как сказала Розмари, именно тогда в нашей стране зародилось течение прогрессивного атеизма. Интересно, а что бы было, если бы я родилась в то время? Наверное, присоединилась бы к ним – к религии я никогда не испытывала симпатии. Хотя… Нет, скорее всего, мне было бы всё равно, как и сейчас. Был Мессия, не было – к настоящему это не имеет никакого отношения. Верить или не верить – лишь вопрос твоего выбора.
      - Морган Джобс стал одним из первых последователей и протагонистов этого течения, - последний странный термин преподавательницы я благополучно пропустила и продолжила с новой строки. – Ему тогда было всего двадцать-двадцать пять. Молодой и полностью уверенный в своих силах, он отстаивал идеи гуманизма и общественного просвещения, считая, что люди должны развивать науки и искусство, а не стоять на традициях тысячелетней давности. Чем же его биография действительно интересна? Достигнув преклонных лет, он переосмыслил буквально всё своё видение мира. Оставшись без близких, наедине с самим собой, Джобс стал считать первоосновой человеческой жизни не развитие общества, а личности самих людей. Их эмоции, воспоминания, смысл общения. В его последних стихах, наряду с грустными нотками, проскальзывают фундаментальные идеи семьи, доброты и любви. То, чего ему так не хватало в старости. Да и раньше тоже…
      И Розмари Эриксон зачитала одного из его последних стихотворений, от которого у меня даже немного перехватило дыхание.

Новый десяток

Раскидала судьба удалая
Тех, кому я был дорог душой,
Где живут они – я и не знаю,
Может быть, обрели уж покой.

Я горел, я мечтал и стремился
К тем идеалам, что страстно хранил.
С чистым сердцем любил и женился,
Сохраняя духовный посыл.

Молодые несутся к вершинам!
И друзьям, и врагам нарасхват.
Был таким, а теперь – годовщина,
Незаметно пришло шестьдесят…

Без жены, разбежались все дети,
И семьи, что была, уже нет…
За себя лишь один я в ответе,
И никто не подскажет совет.

И пускай даже дом престарелых
Стал приютом, последним концом,
Посреди ветхих дней опустелых
Всё ж остался в душе я борцом.

От обиды жизнь лучше не станет,
И тем более счастью не быть…
Так зачем не залечивать раны?
Лучше просто без горечи жить.

Я присяду на лавку у края
И, закрыв на минуту глаза,
Вдруг задумаюсь и помечтаю,
Унывать мне пока что нельзя!

Много светлого было когда-то,
Да и хмурого – так ведь всегда.
Моя память и новый десяток –
Вот богатство моё и беда.

М.Д. – 22.06.8040 год.

      Да, со мной такое теперь случается часто. Вроде и тема ко мне почти не относится, и с творчеством этого поэта никогда не была не знакома, но… Есть в его строках что-то, что трогает мою душу. Слушая миссис Эриксон (а читала она поэзию шикарно), я невольно представила себя на месте этого героя. Да что там, любой может однажды так закончить свою жизнь. И какой смысл тогда гнаться за нелепыми идеями и заработком, если в старости всё это станет лишь горькими воспоминаниями?
      - У нас осталось ещё пять-семь минуток. Давайте я вам прочту ещё одно его стихотворение – «Судьбу человека».
      Приготовившись слушать, я даже поудобнее разместилась на скамейке (ровно настолько, насколько это позволяла институтская мебель), но на этот раз меня ждал жёсткий облом. В аудиторию ни с того ни с сего зашёл наш декан Айзек Нотс – как всегда опрятный и проглаженный – и, переговорив о чём-то с Розмари, обратился к студентам.
      - Руководство просило меня напомнить вам про перенос части итоговых аттестаций на ноябрь и декабрь. В связи с урезанием финансирования пришлось пойти на такой, казалось бы, странный шаг. Напомните, пожалуйста, номер своей группы.
      - 15-28-63, - отозвалась со среднего ряда Кейт Хаберман.
      - Так, хорошо, - декан стал прочёсывать свои бумаги, а мы ожидать худшего. – У вас будет экзамен по истории. В середине ноября, 16-ого числа. А в конце декабря – по философии. Все остальные зачёты и аттестации пройдут согласно расписанию – в декабре и январе соответственно.
      Вот это новость!!! История, да ещё через две недели!
      - Простите! – я не смогла молча воспринять эту жуткую информацию, поэтому тут же подняла руку. – А как мы будем отвечать на вопросы, если нам прочитали только половину лекций?
      Несмотря на холодные отношения с одногруппниками, остальные негласно поддержали меня. Их этот вопрос волновал ничуть не меньше.
      - Мы договорились с сотрудниками, что вас будут опрашивать только по пройденному материалу. Обновлённые тесты и билеты как раз готовятся. Но на всякий случай обговорите всё с вашим преподавателем. Кто у вас?
      Услышав от моей одногруппницы имя Розетты, Айзек сделал задумчивое лицо, видимо пытаясь определить по десятибалльной шкале, насколько у нас всё плохо – от восьми до девяти или всё-таки десять.
      - Я сам с ней поговорю. С кафедрой истории дела обстоят хуже некуда. Кроме финансов там проводят чистку кадров, треть уйдёт точно. Да и исследования сворачиваются. Особенно это касается археологии, связанной с королевством Эль`мен Таин. Как бы то ни было, готовьтесь и повторяйте пройденный материал. Всё будет в порядке, - и декан покинул аудиторию.
      Да уж, утешил. Экзамен! Совсем скоро! По ИСТОРИИ!!! Худшего и представить нельзя!!! Нет, конечно, если Розетта Чейз сегодня выйдет на сцену Большого стадиона с лекциями вместо моих «Ангелов», то будет хуже, да. Намного. Но ведь и это – не фигушки воробьям показывать…
      - Что ж, - начала было миссис Эриксон, но в тот же момент прозвенел звонок, и она добавила уже другое, - стихотворение я прочитаю вам в следующий раз. Не забудьте про рефераты. Всем приятных выходных.
      Приятных? Надеюсь! Всем сердцем…
      Покинув аудиторию, я тихо вздохнула. Экзамен… Ладно, как бы то ни было, именно в эту минуту начинались мои законные выходные, и я бы не хотела портить их ненужными переживаниями. Да, правильно! Об истории подумаю в будни, на скучных парах (надо же на них чем-то заниматься?), а сегодня меня ждёт веселье!
      Зира Гар и Кейт Хаберман медленно вышли в коридор и, пройдя мимо, косо посмотрели в мою сторону. Но кто-кто, а они меня в этот момент вообще не волновали. Сейчас мне надо было всего лишь заглянуть в деканат и поставить печать на пропуск, что, в общем-то, не заняло много времени. Пребывавший в игривом настроении Руис Фенлиц быстро продлил документ ещё на два месяца, и я, радуясь, что не пришлось стоять в долгой очереди (слава богу, в последний день месяца мало кто продлевает такую важную штуку), уже было направилась к выходу, когда у самой лестницы услышала какой-то скрежет. Не знаю, как лучше описать его… В общем, похожий на что-то среднее между открыванием старой непромазанной двери и царапаньем школьной доски куском шершавого металла. И похоже, он шёл из подвала – наряду с основной лестницей там была ещё одна. Как раз она спускалась в нижние помещения нашего ветхого корпуса. Обычно та дверь всегда была закрыта (я слышала, что подвал каждую весну и осень затапливает водой), но сейчас я смогла различить чуть заметный просвет и несколько удивилась.
      Кому, интересно, понадобилось туда спускаться? Скрежет повторился, однако кроме меня его никто не слышал: после пары вся наша группа ушла в другом направлении, лишь я отправилась в деканат. Прикинув, сколько в моём распоряжении свободных минут, я ещё раз всё взвесила и решила заглянуть за дверь. Не буду говорить, что это глупо – так и есть. Но у меня ведь есть «Шок-8000»! Да и с самого первого сентября хотелось взглянуть одним глазком на наш подвал. Думаете, это странно для молодой девушки? Скажите это моим учителям, застукавшим меня целующейся с Брайном в тёмном закутке под старой школьной лестницей. Необжитые и тихие места всегда меня привлекали, плюс – сейчас я не собиралась в них засиживаться. Так, полюбопытствовать, что там и как. Ладно, хватит ненужных оправданий – ближе к делу…
      Дверь, к счастью, не заскрипела, чему я несказанно обрадовалась. Заглянув за неё, я дала своим глазам время привыкнуть к полумраку и сделала пару шагов в темноту. Да, ничего сверхъестественного я тут не увидела – куча хлама и ещё большая куча пыли. Правда, судя по сухому бетону, этой осенью помещение точно не затапливало.
      Но, даже утолив своё любопытство, я не смогла сразу же уйти – скрежет повторился в последний раз и, развернувшись на его источник, я заметила в темноте чью-то фигуру. Ну вот! Теперь точно надо валить! Однако, совершенно забыв о пороге под ногами, я поскользнулась и со всей силой плюхнулась на бетонный пол. Хорошо, хоть без серьёзных последствий для здоровья…
      - Кого сюда занесло? – посетитель «тёмного подземелья» сделал несколько шагов в мою сторону, но я волновалась уже не так сильно – голос позволил мне понять, что это ни кто иной, как наш декан. – Мисс Андерсен? Шейна?
      - Я просто… - встав на ноги, я убедилась, что лишь чуточку запачкала свои чёрные джинсы, и улыбнулась Айзеку. Хотя он вряд ли разглядел это в темноте.
      - Входить в подвальное помещение студентам строго воспрещено. Тем более вы сами убедились, почему, - и он открыл передо мной дверь, давая понять, что разведка закончилась, и попутно перекладывая из руки в руку какой-то чёрный мешок.
      Выйдя на свет, я хотела было оправдаться, но мистер Нотс продолжил:
      - Впредь хотя бы спрашивайте, есть ли там кто, - и, на миг остановившись, он запер подвал на ключ.
      - Я просто гадала, затоплен он или нет… А вы что там делали, если не секрет?
      - Секрет, - хмуро ответил мужчина, но тут же изобразил лёгкую улыбку. – Я ведь должен знать, что всё в порядке. А то вдруг вода уже подошла к первому этажу, и в понедельник на парах мы все будем плавать в озере.
      - А, понятно, - изобразила улыбку уже я и, попрощавшись и на мгновение взглянув на его непонятный мешок, отправилась к выходу.
      Да уж. То, что он что-то недоговаривает, я сразу поняла – водой в подвале даже не пахло (фигурально). Только вот зачем он туда… А, всё равно! Ещё я должна отслеживать его перемещения! Может, мужик просто решил забрать оттуда какую-то ценную вещь? Вполне вероятно, особенно если вместе с финансированием проведут ещё и ревизию. Или, на худой конец, решил стащить казённое оборудование. Какая мне разница?
      Итак, завершив идиотскую и никому ненужную эпопею с подвалом, я вышла наружу и направилась к главной цели сегодняшнего дня!
      На этот раз я прошла по улице Розы – лучше так, чем идти к Сове и делать лишний крюк. В лучах солнца, медленно катившегося по небосводу, река переливалась множеством затейливых бликов, а лёд, недавно покрывший её берега, искрил ещё сильнее, даже иногда добавляя в свою палитру розовато-жёлтые оттенки. Одним словом, идиллия!
      Но совсем скоро я собиралась её покинуть. Оставить позади холодную и искрящую зиму, вернувшись вспять – в живое и тёплое лето. Купол Вильяма Вайтла, придуманный давным-давно гениальными инженерами прошлого (которым платили гроши так же, как и современным), мог поразить не только меня и других жителей Агелидинга. Мало где в мире можно было встретить подобное сооружение, да если и строилось что-то похожее, то не в таких масштабах, как у нас. Сами подумайте: большой сферический купол из сверхпрочного стекла, под которым даже в самую суровую зиму температура не падает ниже 18-ти градусов, стоит точно в сердце города (в сердце, но не в центре), вмещая в себя практически все административные и просто необходимые учреждения столицы. Да, тут вам и здание правительства, и федеральный суд, и Храм Мессии – главный во всей Северной Иллиосии. Пусть я и стала с годами сварливой и несносной, но такими вещами не перестаю восхищаться до сих пор.
      Подходя к одному из входов в сие чудо инженерной и архитектурной мысли, я ненароком задумалась: а вдруг я не смогу сегодня найти Айну? На паре её не было, и пусть мы договаривались встретиться на Зелёной площади, но всё может быть… В этот момент большая стеклянная стена, покрытая тонким снежным налётом, отвесным утёсом выросла прямо напротив улицы, и я, кинув на неё беглый взгляд, наконец вышла к проходной.
      -  Вам стандартный пропуск или специальный? – один из охранников, сидевших в специальной будке (на вид гораздо более современной, чем тот же «сарай» возле зоопарка), вбил что-то в новенький компьютер, и буквально через двадцать секунд после моего ответа выдал пластиковую карточку. – С вас три фунта. Действует до следующего воскресенья.
      - Спасибо, - ответила я, краем глаза заметив, как его коллега размыкает ограждения, пропуская одну из подъехавших машин. Всё оборудовано лучше некуда – хоть на что-то в городе денег не жалеют…
      Наконец я прошла через полдесятка створок коридора, проложенного прямо под стеклянной оболочкой купола, и оказалась внутри. Да, так бывает, когда улетаешь из своего замёрзшего города и оказываешься где-нибудь далеко на юге. Тёплый воздух мощным потоком ударил мне прямо в лицо, и я, бегло уложив рукой растрепавшиеся волосы, первым делом сняла с себя «куртку-пуховик». После октябрьского Агелидинга климат тут всегда кажется невероятно жарким, но по своему опыту знаю: не пройдёт и десяти-пятнадцати минут, как я привыкну и уже не захочу выходить наружу.
      Как же всё-таки хорошо, что «Ангелы Кроноса» решили провести свой концерт именно здесь! Старый стадион в районе Лунной башни вряд ли подошёл бы для такого важного мероприятия – в мороз там лучше всего выгуливать лыжников и сноубордистов. Чем они, кстати, и занимаются.
      Единственное, что всё ещё напоминало о царившей снаружи зиме – жёлтые листья на некоторых деревьях. Тепло теплом, а время светового дня ещё никто не отменял. Ближе к декабрю так вообще начнётся полярная ночь. Короткая, но всё же полярная: солнца не будет видно аж несколько недель. К счастью, за восемнадцать лет я уже привыкла к таким поворотам сюжета – всё же лучше, чем жариться в удушающей жаре где-нибудь в джунглях Эт-Смарагдуса.
      Желтоватые клёны и липы, малахитовые ели, сосны и кедры, даже экзотические деревья из Сур-Гана и Подгорья – пейзажи искусственного островка жизни посреди заснеженной пустыни поражали своим разнообразием и пестротой расцветок. Как жаль, что я бываю тут гораздо реже, чем хотелось бы. Впрочем, как вы уже убедились, у меня всегда так. Да и пускают в это место простых обывателей отнюдь не каждый день.
      Высокий Храм Мессии, стоявший почти под центром купола, чем-то напоминал аналогичный Храм Души из парка. Однако этот был немного больше, да и архитектурный стиль, больше похожий на Нордумский (с его колоннами и статуями), разительно выделял это здание среди прочих. Вот тут и творятся дела духовные… Как говорится, хоть кто-то молится за наши грехи. Хотя, если вспомнить, что со мной происходило последние месяцы, вполне вероятно, что меня забыли внести в этот список нуждающихся.
      Здание правительства, дабы подчеркнуть аналогичное величие власти светской, выделялся ничуть не хуже храма. Белые стены, высокие и острые крыши придавали вид этакого средневекового и неприступного замка. Что, кстати, с лихвой компенсировалось широкими окнами и множеством других архитектурных изысков, в предназначении которых я уже разбираюсь гораздо хуже. Но времени на любование почти не оставалось (спасибо подвалу!), так что я, пройдя точно между этих серьёзных многогабаритных строений, отправилась на поиски Айны.
      Зелёная площадь, как её называли в народе, располагалась как раз в центре всего комплекса – точно под самой верхушкой купола. Лужайки из клумб и невысоких деревьев, от зелени которых мои глаза уже отвыкли, обрамляли большую круглую площадку, выложенную разноцветной мраморной плиткой. Различные цвета сочетались таким образом, что даже пятилетний малыш смог бы понять их предназначение: центральный белый круг – это сердце купола, а четыре линии от него – направления на известные всем стороны света. Так сказать, нулевой километр. Не знаю, почему нулевой (в других столицах можно было найти места, один в один как это), но все называли его именно так.
      Так где же Айна? Ведь должны были встретиться здесь… Я осмотрела площадь со всех сторон и, уже отчаявшись встретить подругу, наконец увидела её на одной из дальних лавок. Фух, слава Богу! Она пришла!
      - Айна! – быстрым шагом я достигла её дислокации буквально секунд за десять.
      Подруга сидела, с одиноким видом поглядывая на прохожих, и, завидев меня, молча помахала рукой.
      - Я уже всё тут обошла!.. Уютное ты выбрала место, - и я присела рядом, чтобы передохнуть. Впервые за сорок минут, кстати.
      - Да, здесь тихо, и народу поменьше, - улыбнулась она, лишь мельком взглянув на меня. – Лучше думается.
      И в который раз я не узнавала свою подругу… Нет, понимаю, «Ангелы Кроноса» - далеко не её любимая группа (да и вообще не любила она группы – больше классических композиторов), но, сколько себя помню, она всегда куда угодно следовала за мной в самом что ни на есть приподнятом состоянии. А сейчас…
      - Ты сегодня пропустила пару по филологии. А я ведь так надеялась услышать ещё один твой крутой стих…
      - Я написала несколько, потом тебе прочту, - ответила Айна, ещё раз улыбнувшись и поправив свою золотистую косынку. И сдалась она ей? С такими волосами, как у неё, вообще не положено носить что-то на голове. – И рассказ свой продолжила, про девочек. Как всё прошло?
      - Не считая жуткой новости о переносе экзамена по истории на середину ноября и того факта, что я чуть не сломала ногу в подвале, всё зашибись!
      Наконец-то она улыбнулась чуть заметнее. Что ж, чувство юмора делает своё дело.
      - Пойдём, хочется занять место поближе к сцене. А то потом не сможем протиснуться и к самому краю, - и, встав с удобной деревянной лавки, мы с подругой отправились к своей сегодняшней «земле обетованной».
      Большой стадион вообще-то был предназначен большей частью для спортивных мероприятий. В крайнем случае, чтобы проводить митинги и парады. Однако для таких гигантов, как «Ангелы», эта арена подходила в самый раз. Думаю, все билеты распродали ещё в начале недели – мало кто из настоящих поклонников пропустит такое. К тому же, концерт совпал с популярным праздником – Днём Изгнания Мессии. А он у нас уже лет сто-сто пятьдесят считается временем пробуждения всякой нечисти. Хорошо ещё, что в нашей стране у него нет такой популярности, как у южан – не хотела бы встречать наряженную в монстров детвору по всем закоулках города.
      В тот момент, когда мы подходили к стадиону, сбылись мои худшие опасения: народу было не просто много. Его было чертовски много! За час до концерта у входа скопилось столько людей, что с такой армией я бы смогла запросто захватить пару близлежащих стран. И это учитывая тот факт, что у них не будет оружия.
      - Ого! Так мы и к началу концерта туда не попадём. Кстати, твой билет с тобой?
      - Да, в кошельке, - Айна на всякий случай ещё раз всё проверила, а потом и я подхватила её предосторожность. Слава богу, мы ничего не забыли.
      Большой стадион на то и большой, что большой (да простят меня все за тавтологию!) – народ пребывал и пребывал, и к тому моменту, когда мы с подружкой всё-таки выстояли адскую очередь и предъявили билеты, за нами уже образовалась длиннющая колонна из заядлых любителей современной музыки. Но главное испытание нас ждало впереди – надо было постараться протиснуться в разрастающейся толпе как можно ближе к сцене, не дав при этом себя затоптать. Чем мы с Айной и занялись.
      Всё же хорошо, что я девушка, а не парень – завидев меня, да ещё и с красивой подругой, многие мужчины (а их тут было большинство) вежливо уступали дорогу и пару раз даже предлагали составить им компанию за баночкой пива. Последнее я на дух не переносила, так что приходилось лишь вежливо отказывать и пробираться дальше. Наконец мы оказались настолько близко, насколько смогли, и я вздохнула с облегчением.
      - Я рада, что ты согласилась пойти сегодня со мной! - люди вокруг переговаривались и шумели, но я всё же знала, что лучше разговаривать сейчас, чем во время концерта.
      - Куда ты, туда и я, помнишь? – Айна выглядела немного сметённой, но всё же не такой зажатой, как полчаса назад. – Даже если лежу в постели с ветрянкой.
      - О да, - подхватила я её воспоминание, - я помню это! В тот раз весь концертный зал шарахался от тебя за километр. Хорошо, что я к тому моменту уже переболела ею.
      Да, воспоминания – это здорово. По крайней мере, когда они приятные! Вот, говорят: «Не живите прошлым, забудьте его – оно не даст вам идти вперёд». Ерунда! Вперёд не дают идти плохие воспоминания. И то, что мы зацикливаемся на них. Хорошие дни, приятные встречи и памятные даты – всё это наоборот необходимо помнить и держать в себе как можно дольше. Именно такие воспоминания будут поддерживать вас в самые трудные моменты жизни! Без них мы – как дерево без корней. Ну, или народ без истории…
      - Как скоро начнётся? – часы Айна никогда не носила, так что время ей приходилось узнавать у меня.
      Я, правда, последние дни тоже перестала надевать свой надоедливый поясок с дешёвой позолотой, но сегодня у меня с собой было нечто другое. Я достала из кармана свою недавнюю находку и, открыв крышку, с важным видом произнесла:
      - Без пяти минут шесть.
      Глаза Айны округлились, когда она увидела у меня в руке те самые карманные часы. Ведь именно про них я рассказывала ей не так давно в столовой. Ещё бы – с такой классной вещью я уже не собиралась расставаться.
      - Это они, да? Те самые часы, которые ты нашла…
      - На лапе совы? Да, - я протянула их подруге, и она рассмотрела крышку и качественную гравировку на её поверхности.
      - Красивые часы… - почти шёпотом произнесла Айна, не отрываясь от изображения. – Хорошо, что ты решила оставить их себе.
      - Я сама рада, - произнесла я, но добавить «они классные» не успела.
      Как раз в эту секунду раздалась громкая музыка, и народ вокруг, подхватив звуковую волну, наполнил стадион громкими и нечленораздельными возгласами. Не то, чтобы я сама была такой тихоней, просто чего орать, когда на сцену ещё никто не вышел, а сама музыка – всего лишь продукт дешёвой звукозаписи?
      Наконец мелодия, напоминающая мутагенную помесь гимна и «Диско», закончилась, и на сцену, в сопровождении кучи охраны, вышли двое. Нет, я, конечно, знала, что на сегодняшний концерт помимо самих «Ангелов Кроноса» приглашено ещё несколько звёзд. Ничего, потерпеть можно. Но то, что сюда заявятся такие шишки, для меня стало серьёзной неожиданностью! Тим Бредбери и Эдвард Стоун собственной персоной! И если появление первого – мэра нашего города – ещё можно было списать на его будничную рутину, то второй… Лидера нашей страны я даже не надеялась когда-либо увидеть вживую, а тут… И судя по удивлённым лицам собравшихся, об их визите действительно мало кто подозревал.
      - Добрый вечер, уважаемые дамы и господа, - мистер Стоун только-только договорил последнее слово, когда площадка вокруг нас, да и задние сидячие ряды взорвались аплодисментами и прочим шумом. Да уж, здесь нашего главного политика любят многие. – Я бы хотел попросить минутку вашего внимания.
      Эдвард Стоун, лидер Северной Иллиосии (уже как девять лет), не то чтобы нравился всем подряд, но был весьма приятным человеком. Высокий, с лёгкой сединой в волосах и лицом, которое ничуть не портили морщины, - чем-то он напоминал мне нашего декана, но только в будущем. Да, порой его не жаловали из-за излишних уступок другим странам, но ведь избрали же на второй срок! Да и памятная табличка, прибитая к стенам первого корпуса моего института, тоже кое о чём говорила. Всё-таки закончить факультет экономики и права с красным дипломом может далеко не каждый…
      Мистер Стоун уделил нам не так много времени, коротко рассказав о нововведениях в социальной политике и инфраструктуре, после чего выступил наш мэр. А вот уже он не был таким приятным человеком, как Эдвард. Чуть старше лидера, Тим Бредбери слыл весьма жёстким и беспринципным типом, не терпящим компромиссов и халатностей. Ещё бы: мужик родился и вырос в Септентуме, да к тому же отслужил лет шесть в армии – такому палец в рот не клади… Его речь об изменениях в городском устройстве я пропустила мимо ушей: всем известно, что в Агелидинге нет денег, и все эти сокращения в институте и том же зоопарке – его рук дело. Правда, одно из его слов я поняла (и вспомнила): в следующем году в нашей стране пройдут выборы, и этот «вояка» впервые будет баллотироваться на пост лидера. Да уж, худшего будущего для Северной Иллиосии и не представишь… Зато ясно, зачем он и его «коллега» из правительства явились сегодня на стадион. Надо же как-то набирать себе рейтинг?
      Ладно, всё это не так важно. Для меня уж точно. Зачем я сегодня сюда пришла? Правильно – оттянуться на концерте любимой группы. Поэтому, как только оба политика покинули сцену, я (уже не в первый раз за день) вздохнула с облегчением.
      - Наконец, сейчас выйдут «Ангелы»! Давно пора, - сказала я Айне, которая уже минут пять как не подавала признаков заинтересованности происходящим.
      Однако и тут меня ждал жёсткий облом – на сцену вместо моего любимого Бенджамина вышла какая-то блондинка.
      - О, Эшли Клипс! – улыбнулась подружка, узнав в нежданной певице знакомую поп-звезду.
      Да уж, да уж… Нет, я понимаю (прекрасно понимаю!), что пара других звёзд на концерте не помешает, но чтоб они выходили раньше основных гостей??? Нонсенс!
      - Дорогие друзья! Я рада, что вы собрались сегодня здесь, на этом стадионе. Вы все большие любители музыки, и я с удовольствием подготовлю вас к главным виновникам этого потрясающего музыкального торжества!
      Эшли, как всегда, говорила с присущим ей пафосом и не переставала улыбаться, что посекундно транслировалось на большой экран за сценой. Да, я не любила попсу. Ничего не имею против, конечно – у каждого вкус свой – но я всё-таки заплатила деньги за рок-концерт, и хотелось бы уже услышать рок!
      Однако надо отдать должное Эшли – пусть она и была преимущественно молодёжной певицей, но популярностью пользовалась практически у всех возрастов. За исключением самых пожилых, конечно. Даже Айна, поклонница классики, любила иногда послушать её хиты. Под настроение, так сказать. Вот и сейчас, оживившись под известную песню «Новая жизнь», моя подруга даже начала пританцовывать. За одно это можно потерпеть блондинку на сцене!
      Правда, одной песней она не ограничилась. Миссис Клипс, ещё раз напомнив, как она рада сегодня выступить на этой потрясающей сцене, решила удивить всех своей новой песней под названием «Подруги». Может, я сейчас себя сильно принижу (особенно после всего вышесказанного), но мне она даже немного понравилась. По крайней мере, стоя рядом с Айной, в кой-то веки выбравшись с ней куда-то кроме универа, я была рада услышать нечто актуальное для меня и неё. Особенно такие строчки:
      
Кулоны дружбы сделаны
Из стали и тепла,
А дружба эта верная –
Прекрасна и светла!
      
      Ну, в том смысле, что и у нас с Айной есть такие кулоны, которые нам изготовляли на заказ года три назад. Но, когда Эшли наконец закончила петь, я всё равно нисколько не огорчилась.
      - И, напоследок, я бы хотела сказать ещё одну новость. На прошлой неделе у меня… родился сын… - тут уже зал не выдержал и ещё раз взорвался аплодисментами.
      Да, люди любят такое – особенно, когда речь идёт о звёздах и знаменитостях. Нет, я не зануда – ничего негативного про неё говорить не собираюсь, просто… не моё это всё. Шоу-бизнес, жизнь на публике, пафосные речи. Даже с «Ангелами» я бы вряд ли согласилась петь на сцене. При том факте, что у меня был бы хороший голос.
      - Она молодец, да? – после двух песен Айна выглядела приободрённой, а в сегодняшней одежде так вообще на все сто. Всё-таки плотные холстовые брюки – лучший вариант, нежели роскошная сур-ганская юбка, которую затопчут при первой возможности.
      - Эшли? Да, наверное…
      - Несмотря на всю эту нагруженную жизнь смогла найти в себе силы на воспитание детей… Она ведь этого хотела, если верить статьям в журналах.
      - Да, молодец. Не то, что я, - решила я пошутить в который раз, но вышло не так удачно, как обычно.
      Но в этот момент я забыла об этом напрочь. И об Эшли, и вообще обо всём на свете. Потому что на сцену вышли ОНИ!!! Наконец!!! Сколько я ждала этого мгновения!!! Вечность – не меньше!
      Бенджамин Росс в брутальной кожаной куртке, под которой даже без большого экрана можно было разглядеть крутую татуировку, выбежал первым и поприветствовал всех собравшихся! Да, что я там говорила об отказе петь с ними на сцене? Враньё! С этим парнем я бы отправилась хоть на край света! Мужественным, блистательным, ну, и красивым, конечно. Следом за ним вышли бас-гитарист Майк Блэк и Макс Льюис, расположившиеся на своих законных местах, а уже потом, приветливо помахав всем рукой, за барабанную стойку (или как там её?) уселся Ун-Набо. Последний всегда выделялся из группы, причём не только именем. Сами подумайте – брутальный Росс, два милых молодых музыканта и высокий тёмнокожий житель Эт-Смарагдуса. Одно хорошо – в числе ударников ему не было равных.
      - Вы все готовы??? – Бенджамин обошёл край сцены пару раз, вглядываясь в присутствующих и заводя толпу. – Тогда МЫ НАЧИНАЕМ!!!
      «Свинцовое облако»!!! Ну как же без него! Лучшая песня этой группы открыла концерт, и я была несказанно счастлива наконец услышать её в живом исполнении!!! В общем… Непередаваемые эмоции. Настолько, что я даже не буду пересказывать текст – любой по моим возгласам поймёт моё состояние гораздо лучше! Наконец хоть что-то действительно хорошее случилось в моей жизни! А то я уже боялась, что по пути сюда мне на голову свалится какой-нибудь кирпич, и Шейну-неудачницу увезут прямиком на улицу Зари.
      - Ну как вы там??? – закончив петь, Росс ещё раз обошёл сцену, высматривая в толпе лица собравшихся. Жаль, что он не сможет оттуда увидеть меня – слишком далеко, да и соседи рядом уж очень высокие попались… - Готовы слушать дальше? Вас всех ждёт невероятно актуальная песня! «Плавящий снег»!!!
      У-оу! Ещё она моя любимая композиция! Если честно, мне нравятся почти все их треки, ну, за исключением «Ты меня закопала». Но они её редко-редко поют на своих концертах – умные люди понимают, что любят поклонники!
      
      …Режет скалы, жжёт руины
      Снег, что нашу боль отнимет,
          Дух лишив привычных ран,
      Даровав свободу нам…
      
      Именно этот припев я пела, выходя со своего последнего школьного экзамена. Что ж, весьма актуально, хотя сама свобода длилась недолго… Думаю, у многих эта композиция стояла в списке самых любимых – как только прозвучали первые классные аккорды, люди перед сценой принялись подпрыгивать, махать руками и делать множество других несвойственных простым жителям города вещей. И что уж говорить – я сама вела себя ничуть не адекватнее. Полезно иногда забыться и просто оторваться – не с банкой второсортного пива, сигаретами и замусоренными дворами вокруг, а вот так, как сейчас. На ясную голову, наполняя сознание любимыми мелодиями и хоть на пару минут ощущая себя свободной!
      - Ты как там? – под финальный слэп2, мастерски исполненный Майком Блэком, я вспомнила о подруге и решила поинтересоваться её состоянием.
      Айна стояла рядом, но за последние две песни я практически перестала замечать её присутствие.
      - Я? Порядок. Просто… немного устала…
      - Концерт ещё в начальной стадии, - похлопала я её по плечу. – Но если хочешь, можешь опереться на меня, чтобы не напрягать спину. Или, - и я указала на какого-то фаната впереди, - вон на того крепкого дядьку. Он почти не двигается, а в кожаной куртке тебя даже не почувствует.
      Однако моя шутка осталась без внимания – Айна как будто переставала реагировать на происходящее, всё больше и больше всматриваясь в одну точку. Жаль, что поинтересоваться её самочувствием поподробнее я не успела – музыканты взялись за свою новую композицию.
      «Я лечу без крыльев» имела весьма своеобразный текст, который с лихвой компенсировался шикарнейшей игрой на синтезаторе. Макс Льюис своё дело знает! «Ангелы Кроноса» вообще нравились мне не только игрой и пением. Было в них что-то такое… Ну не знаю… командный дух, что ли. Братство, единство, крепкая сплочённость. За свою жизнь я редко видела коллективы, в которых бы так твёрдо стояли друг за друга. Думаете, мне как фанатке это только кажется? Я вас умоляю! С моим атрофированным и давно погибшим оптимизмом обмануться практически нереально. А вот всяческие записи со встреч фанатов и съёмок клипов свой вклад внесли – один Майк, веселящий друзей и портящий им каждую общую фотографию, чего стоит! Да и темнокожий Ун-Набо никогда не остаётся в стороне: грозный с виду, он может расположить к себе любого своей белоснежной улыбкой. Да… Всё-таки жаль, что обычной студентке никогда не удастся познакомиться и пообщаться с ними вживую…
      
      Я! Лечу в небеса! Покинув леса!
      Без крыльев, мечты,
      В плену высоты…
      А ты…
      
      Ты смотришь наверх. Ты видишь рассвет,
      И знаешь, меня нет…
      
      Меня уже нет
      В твоём мире бед,
      Лечу напролом!..
      …А что же потом?..
      
      Да, этот припев, конечно, написал не один из любимых классиков Айны, но в данном случае текст и идея – не главное. Исполнение! Вот что важно. Как говорил сам Бенджамин Росс: «Исполнение – это всё». «Я лечу без крыльев» завершилась под шквал аплодисментов, и я наконец смогла спросить про состояние Айны так, чтобы она меня хотя бы услышала.
      - Я хорошо себя чувствую, - сказала подружка, при этом как-то уж очень неуверенно посмотрев мне в глаза. – Только голова немного кружится…
      - Давай тогда выйдем на пару минуток. Пропустить одну песню – не такая уж и катастрофа.
      - Не, не стоит, - и Айна слегка поправила свою косынку. – Тем более что я начинаю втягиваться.
      Увидев на её лице улыбку, пусть и натянутую, я мысленно просветлела. К несчастью, «Ангелы» снова прервали своё исполнение – группа удалилась на запланированную музыкальную паузу, и на сцену, к моему величайшему из глубочайших сожалений, вышел кошмар любого любителя музыки – певец Норд. Объявив, что он споёт всего две песни (видимо, чтобы люди не смотались, решив, что он тут надолго), недоделанный рэпер начал свою привычную композицию «За решёткой только стены», и я даже перекрестилась. Мысленно.
      - Давай сейчас выйдем проветриться? Если ты устала. Более подходящего момента и не придумаешь.
      - Нет, всё нормально, - ответила моя подруга, для убедительности даже выпрямившись и продемонстрировав мне свою ровную осанку.
      - Нормально-то нормально, но… В общем, давай я схожу нам за напитками. И ещё чего-нибудь прикуплю – тех же шоколадных батончиков. А ты пока оставайся тут. И не втягивайся сильно – а то будет как в том анекдоте с кошкой и пылесосом.
      Уловив ещё одну улыбку милой сур-ганской девушки, я взялась за расталкивание близстоящих соседей и вскоре покинула главную арену шоу. Учитывая, что следующей песней Норда, скорее всего, будут «Дождевые черви», я всё сделала правильно. Сами согласитесь, «…дождевые черви, черви-нервоеды, стынут на ветру немых дождей…» - не самый подходящий текст для популярного современного хита. А ведь кому-то и такое нравится! Простор для психиатра, не иначе…
      К счастью, ларьками наш Большой стадион не был обделён. Ну, по крайней мере, так я посчитала заранее. На деле же оказалось, что практически все они опустели ещё в начале концерта. Нет, я преувеличиваю – пива, сигарет и чипсов здесь было вдоволь. Но, да простят меня любители гуляночного образа жизни, мне (а тем более подруге) это совсем не подходило. Тем временем, судя по доносившимся нечленораздельным крикам со сцены, Норд уже допевал свою первую песню, так что мне определённо стоило сейчас поторопиться.
      К счастью (я повторяюсь, да…), я вовремя вспомнила о дальнем ларьке за трибунами, в который мало кто ходил. Старый и грязный, он стоял там ещё со времён первого ремонта. Уж и не знаю, зачем такое чудо сохранили, но сейчас данный факт пришёлся мне на руку. Именно там я и нашла нам с Айной целую плитку популярного шоколада «Эль`ф» и пару пакетиков клюквенного морса местного производства.
      - Что-то у вас холодновато тут, - забирая сдачу, сказала я продавцу.
      - Да вы что, тут жарче, чем в аду! – молодой малый непрезентабельной наружности явно не обрадовался тому, что его отвлекли.
      Передав мне последнюю мелочь, он вновь вернулся к прослушиванию своего плеера, совершенно забыв о моём присутствии. Хех, наверное, парень уже давным-давно ждёт, когда палаточку прикроют, и его переведут куда-нибудь ещё. Пожелаю ему удачи на досуге.
      Но всё-таки действительно стало гораздо холоднее… То ли в куполе начали барахлить эти чудодейственные системы климат-контроля, то ли в этом закутке просто скапливался холодный воздух. Кто его знает! И, решив здесь не задерживаться, я уже собралась уходить, когда передо мной прямо из ниоткуда возник силуэт! Я говорила до этого, что в этом месте было темно? Как бы то ни было, из-за нехватки света я не успела разглядеть лицо незнакомца – тот пронёсся слишком быстро. Да ещё чуть не сбил меня с ног! В который раз ругая всех и вся за невнимательность, ко всему прочему чуть не выронив морс на пол, я только и смогла, что громко выругаться в сторону бежавшего, обозвав его парой не особо приятных слов.
      Однако тот как будто меня не услышал: проскочив мимо ларька, он завернул за угол и скрылся из виду. «Скатертью дорога», - подумала я, но не успела сделать и шага, как прямо из-за этого угла услышала громкий крик. Вот чёрт – опять неприятности! Глухой, больше похожий на стон, он раздался на весь коридор, но кроме меня его вряд ли сейчас кто-то услышал. Продавец – в наушниках, больше никого… Шейне как всегда достанется роль единственного свидетеля! Хотя лучшим выходом, конечно, будет просто уйти отсюда. Да, так я и сделаю!
      И я уже было направилась к главному коридору, когда поняла, что совесть меня так просто не отпустит. Не то, чтобы она уж очень сильно кричала, но в голове вдруг промелькнула одна странная мысль, и я против всех правил здравого смысла шагнула, но уже в другую сторону. «А если бы на месте незнакомца была Айна, я бы тоже ушла?» - вот примерно эти слова, несколько раз повторившись, звучали в моём сознании, когда я заворачивала за угол. Ну, увидеть что-то хорошее я не надеялась по принципу «закона подлости». Однако то, на что я всё-таки наткнулась, оказалось ещё хуже всех моих предположений.
      На полу, прямо под электронным табло с бегущей рекламой, в неестественной позе лежал пожилой мужчина. Только сейчас я поняла, что он был в плаще – длинный и старый, тот закрывал его тело с ног до шеи, а сам старик, похоже, уже потерял сознание. Блин!!! Вот так происшествие! Как мог этот тип так быстро пробежать мимо, чуть не сбив меня на землю, если сейчас даже не может пошевелить руками? Да и не мог это быть он – тот точно выглядел гораздо моложе.
      Ладно, к чёрту всю эту фигню с мистикой – человеку надо просто помочь и всё! Ощущая мурашки, поползшие по спине, я подошла к старику и опустилась на колени, но привести его в чувство не удалось – тот как будто впал в кому или что-то вроде того… Тем временем в коридоре стало ещё холоднее, и я, решив не задерживаться тут дольше необходимого, встала и отправилась за помощью.
      Парень в ларьке – не самый лучший вариант. Тот даже так и не снял свои наушники. Охранник – вот кто мне нужен! Понимая, что «Ангелы Кроноса» уже, наверное, продолжили своё выступление, я решила, что новое дело всё-таки важнее. Выбежав в главный коридор, я быстро нашла одного из местных секьюрити и вкратце объяснила ему ситуацию.
      - Вы точно уверены, что ничего не напутали? – мужчина серьёзного вида прищурено посмотрел на меня, видимо прикидывая, не нахожусь ли я под каким-либо из известных видов опьянения. И, вроде бы не заметив ничего подозрительного, добавил. – Хорошо, я проверю. Оставайтесь здесь.
      «Ага, ещё чего! И что мне тут делать? Сторожить?» В целях безопасности я эти слова не стала говорить вслух и, как только охранник ушёл, проследовала на стадион. Что бы потом ни говорили, я своё дело сделала, а дальше – как получится.
      И вот досада! Выходя в толпу, я не поверила своим ушам… Пресловутый Норд всё ещё стоял на сцене, исполняя свою ещё более жуткую и непопулярную песню – «Клубный перец»! Круто же парень решил попиариться! Ладно, зато я не пропустила ничего действительно важного.
      - А вот и я! – радуясь воссоединению с подругой, я передала ей пакетик морса и распечатала шоколадку «Эль`ф». – Как видишь, успела вовремя…
      - Да, – тихо ответила Айна. – Этот Норд уже четвёртую песню поёт.
      Сей факт, кстати, заметно ощущался – некоторые из собравшихся, особенно не любивших этого певца, всё чаще и чаще посматривали на свои часы, а их лица искривлялись в порыве злости. Как бы тут побоище не началось между фанатами Норда и нормальными людьми…
      И это ещё были цветочки! Когда надоедливый парень, уйдя на минутку со сцены, вернулся снова и продолжил концерт своей песней «Горы и изолятор», с разных сторон вдруг стали доноситься крайне неодобрительные возгласы. Чего вообще эти организаторы добиваются?
      - Ты как? – я заметила, что Айна уже с полминуты не может доесть свой кусочек шоколадки и смотрит куда-то в толпу, поэтому решила её расшевелить.
      - Я-то? Нормально, всё хорошо. Лучше скажи… - и она замолчала, как будто придумывая вопрос только сейчас, - ты не расстраиваешься, что «Ангелов Кроноса» пока так мало?
      - Я? Расстраиваюсь? Исключено. Они ещё своё возьмут! – и я мечтательно улыбнулась, представляя себя в компании с мужественным Бенджамином Россом.
      И именно с такой улыбкой меня застал тот самый прилипчивый охранник, протиснувшийся в толпу и таинственным образом обнаруживший меня среди подвыпивших зрителей.
      - Это вы мне говорили про пожилого мужчину в коридоре? – спросил он, стараясь перекричать монотонную речь Норда, доносившуюся со сцены.
      - Да, - ответила я, одновременно встречая недоумевающий взгляд своей подруги. – А что?
      - Вам нужно пройти со мной, - и, несмотря на мои препирательства, тот потребовал слишком настойчиво, чтобы я могла просто послать его куда подальше.
      Что ж, придётся снова покинуть шумную толпу. Хорошо ещё, что мои «Ангелы» пока не объявились.
      - Подождёшь здесь?
      - Нет, лучше пойду с тобой. Мне надо присесть… - ответила Айна, наконец доев свою порцию шоколада. – А то голова немного кружится…
      И, пробираясь через толпы ценителей рока, до глубины души оскорблённых происходящим на сцене, мы вышли в главный коридор.
      - Я привёл эту девушку. Именно она первая увидела, что случилось, - сказал охранник, но я его уже не слышала. Да и не смогла бы при всём желании…
      Передо мной стоял он… Бенджамин Росс! Крутой, могучий и величайший солист всех времён и народов! Прямо тут, рядом, всего в метре от меня и Айны!..
      - Вы!.. - невзначай сорвалось с моих уст, но я тут же постаралась привести себя в норму. С трудом. – Меня зовут Шейна Андерсен. Я ваша… п-преданная поклонница…
      - Это очень хорошо, даже, не побоюсь этого слова, «отлично», но у меня к вам несколько иное дело… - в живую Бенджамин выглядел немного по-другому. Реальный образ был необычным, таким живым и… реальным! – У нас пропал клавишник. Его зовут Макс Льюис, но, если Вы фанатка, думаю, Вам это известно. Так вот: он исчез буквально за одно мгновение, и мы нигде не можем его найти. Одно знаю наверняка – перед выходом Макс надел серый плащ, который мы обычно используем в нашей песне «Дождь стучит в моё окно». И… - тут Бенджамин сделал паузу, отбросившую все сомнения – мой кумир волнуется невероятно сильно, а дело, похоже, и правда серьёзное, - …судя по вашим описаниям, вы нашли в коридоре человека в точно таком же плаще.
      - Да, но… - понимая, что у Бенджамина действительно возникла проблема, я отключила на время свои фанатские замашки и неожиданно для себя заговорила с ним, как с обычным знакомым. – Тот человек выглядел лет на семьдесят-восемьдесят. Уж кто-кто, а я бы узнала любого из вас даже в темноте.
      - Не сомневаюсь. Однако намёки и заигрывания давайте оставим на следующий раз, - и Росс, сдержанно, еле заметно улыбнувшись, сказал уже серьёзно. – Дайте мне самому на него посмотреть.
      Но идти далеко не пришлось – скорая помощь уже успела прибыть к парадному входу стадиона, и пара санитаров как раз выносили несчастного старика в главный коридор.
      - Дорогу! Не сейчас, время поджимает, - Бенджамин увернулся от двух назойливых фанатов и оказался точно рядом с «медицинской процессией».
      - Ты видела его? – спросила я Айну, всё ещё стоявшую рядом. – Тут, прямо тут, передо мной! И я с ним разговаривала!
      Я всё ещё находилась в приятном шоке, и лишь одно омрачало мысли: вряд ли будет уместно сейчас попытаться выпросить у Бена автограф.
      - Айна, ты меня слышишь? – подруга как будто стояла в замешательстве, не реагируя больше ни на что.
      - Да, да, - и она, сделав пару шагов, присела на лавочку рядом с пожарным шлангом. – Мне просто нужно немного посидеть.
      Да что с ней такое! Надо спросить хотя бы сейчас, иначе потом опять вылетит из головы.
      - Айн, - я присела рядом, забыв о Россе (если честно, оставив вторым пунктом в списке приоритетов), - что с тобой? Давай, я позову кого-нибудь! Или пойдём купим лекарство от головной боли. Что у тебя случилось?
      Моя подруга лишь покачала головой и сказала, что всё пройдёт само по себе. Сезонное обострение, ничего серьёзного. Но знаете: мне почему-то в это не верилось. Айна никогда никому не врала, так что утаивать что-то у неё выходило из рук вон плохо. А уж сейчас, в таком состоянии, вряд ли бы вообще смогла.
      - Ты можешь мне рассказать, что с тобой? Я ведь должна знать, - и я посмотрела подруге в глаза. – Скажи хотя бы, это серьёзно или…
      Но я не успела договорить. Откуда-то из бокового выхода к Бенджамину вышли его коллеги – бас-гитарист и высокий тёмнокожий Ун-Набо. Судя по виду, те пребывали в ещё большем беспокойстве. Или, что более вероятно, просто хуже себя сдерживали, нежели Росс. Ударник подошёл к носилкам и долго-долго осматривал того, кто на них лежал. Причём с таким странным выражением лица, будто видел перед собой нечто страшное или даже чудовищное.
      Внезапно Бенджамин жестом позвал меня к ним, и я, оставив подругу на пару минут, отправилась к «Ангелам».
      - Вы рассказали охраннику, что он пробегал мимо, верно? И чуть не сбил вас с ног? – спросил солист.
      Бенджамин всегда казался мне легендой. Героем, человеком без сомнений и недостатков. Нет, конечно, реалистка вроде меня понимала, что в жизни всё может быть по-другому. Вообще-то так оно и было. Но вот что странно: сейчас он именно таким мне и казался! Даже после этого происшествия сохранял спокойствие и мыслил трезво.
      - Да, всё так.
      - Тогда как он мог пробежать мимо Вас, если, по словам медиков, истощён до полусмерти? – и Бен взглянул на бедолагу ещё раз. Да и я сама обратила на него внимание. В особенности на потрёпанную и пыльную одежду.
      - Я точно видела его. Чуть не столкнулась. Я…
      - Ничего. Не волнуйтесь. Я понимаю, что Вы мало что можете рассказать, - и Бен, по привычке потянувшись в карман за сигаретой (за что его часто ругали цензоры), всё же убрал руку назад.
      - И что теперь делать? – Майк Блэк, стоявший рядом, был ненамного старше меня. Однако выглядел вполне взрослым и состоявшимся мужчиной. Если не сравнивать с Бенджамином, конечно. – Макс пропал, зрители ждут. А у нас только старик в потрёпанном плаще, лишь отдалённо напоминающем наш собственный.
      Бас-гитарист был прав – дело труба. Сейчас я даже жалела, что всё так сложилось. Всё-таки сиюминутная радость от встречи с кумирами не стоит такого.
      - Вы можете заменить клавишника, - обратился один из секьюрити, стоявших неподалёку. – У нас есть неплохие ребята, они часто участвуют в подобных шоу.
      Бенджамин тяжело вздохнул, сумев этим наиболее ёмко выразить всю трагедию ситуации. После предыдущих выступлений они все порядком подустали, и, сорвавшись на происшествие, окончательно выбились из своей колеи. По крайней мере, мне так показалось.
      - Вы поймите, - обратился солист к охране, да и всем остальным. – Сцена, настоящая сцена – это не шоу-бизнес. И даже не работа. Это жизнь. И мы на ней – одна команда. Команда, в которой нельзя просто так взять и заменить кого-то, как деталь в механизме. Даже если случилось такое. Это… это как дать художнику вместо его кисточек громоздкую малярную кисть и попросить нарисовать живописный вид осеннего леса. Что из этого выйдет? Правильно – ничего.
      - И что делать-то? – Майк взглянул на Бена, а затем на меня. Жаль, дружище, но я не самый лучший советчик в таких делах.
      - Пойти и сказать всё как есть, - произнёс Бенджамин Росс после непродолжительной паузы. – Надеюсь, люди смогут нас понять.
      И, проведя рукой по плащу незнакомого старика, как будто стараясь что-то узнать в своих ощущениях, Бенджамин мимолётно посмотрел на меня и ушёл вслед за охраной. За ним и Майк, а после – весь медицинский персонал, унеся безмолвного участника событий в карету скорой помощи. Которая, как я понимала, уже стояла у стадиона.
      - Нас ждут большие испытания, - голос сбоку раздался неожиданно, и только через секунду я поняла, что это говорил Ун-Набо, ударник «Ангелов Кроноса». – И мы, как всегда, к ним не готовы.
      - Вы о чём? – тёмнокожий уроженец Эт-Смарагдуса в этот момент показался мне скорее отвлечённым и задумчивым, чем расстроенным. Да и вообще! Я всегда считала его немного странным.
      - В мире есть зло, и каждый раз оно возвращается. Снова и снова. Жаль, что это случилось именно сейчас.
      - Нам всегда есть, о чём сожалеть, - решила я добавить нечто странное в ответ на его туманные фразы.
      На что Ун-Набо лишь кивнул и отправился вслед за своими друзьями и коллегами. Ну и пускай. Хватит с меня приключений! Ещё и концерт отменили! Ладно, зато моя Айна сможет пораньше приехать домой и отдохнуть от шума. Думаю, сегодня я даже могу остаться у неё – мы с ней давно не ночевали под одной крышей.
      О нет! Забыв о своей подруге на пару минут, я повернулась к лавке, а её там уже не было! Но куда она могла подеваться? Не зная, в какую сторону идти, я всё-таки решила попытать удачу у выхода: может, ей стало плохо, и она захотела подышать свежим кондиционируемым воздухом?.. Выбегая на улицу под еле доносившиеся со стадиона слова извинения Бенджамина Росса и его коллег, я так и не сумела заметить ничего важного. Моя подруга как будто растворилась в воздухе! Лишь только несколько десятков фанатов, уже покинувших Большой стадион Агелидинга, да пара карет скорой помощи с врачами у дверей. Думая над тем, где теперь искать мою незадачливую спутницу, я кинула мимолётный взор на окно одной из машин и вдруг увидела её там. Косынка, смуглое лицо и привычно-задумчивый взгляд – готова поклясться, это была именно Айна! И только я попыталась подбежать к ней, как эта самая машина тронулась с места и уехала прямо у меня из-под носа…
      Ну нет! С меня достаточно тайн и загадок. Айна – моя лучшая и единственная подруга! И если в её жизни происходит что-то плохое, то я просто обязана узнать об этом и помочь всем, чем смогу! Даже если она сама этого не хочет…
      - Здравствуйте! – зная, что рядом со стадионом дежурят таксисты, я приметила одну из стоящих неподалёку машин и без спроса села на сиденье рядом с водителем. – Мне нужно, чтобы вы поехали за машиной скорой помощи. До тех пор, пока она не доедет до больницы.
      Сидевший за рулём мужчина, явно уроженец Рапании, тут же начал возмущаться, но я быстро сунула ему под нос пятьдесят фунтов, и он, всё ещё продолжая изображать недовольство, стал заводить мотор. Мне почему-то сразу вспомнились современные боевики и пресловутый сериал «Ночной проспект» с их погонями, слежкой и шпионскими миссиями. Только сейчас ситуация не располагала к смеху и иронии – надо было во что бы то ни стало отыскать подругу.
      Таксист тронулся с места и, выехав на широкую улицу, понёсся вслед за каретой скорой помощи. Ту уже почти не было видно, но я изо всех сил надеялась, что мы её не упустим. Добравшись до западного выезда в купол, мы простояли некоторое время в очереди у шлагбаума (видимо, часть фанатов «Ангелов» потеряла надежду увидеть их ещё раньше и теперь столпилась у ворот), провозились с контрольно-пропускным пунктом и, наконец, выбрались на улицу. Хорошо, что куртка всё ещё находилась при мне: в этой суматохе я перекинула её через сумку, и во время концертных передряг она почти не мешалась. Вглядываясь сквозь вечерний мрак и мириады снежинок, хлопьями перелетавших в ярком свете фар, я знала, что она мне скоро понадобится.
      Медицинская машина впереди становилась всё менее различимой за этой кружащей белой стеной, но тот факт, что она ехала к городской больнице на улице Зари, уже давал хоть какой-то шанс отыскать Айну. Водитель давил на педаль газа настолько сильно, насколько ему позволяли совесть и боязнь штрафов, но успеть вовремя нам не удалось. Как только я оказалась рядом с корпусами больничного комплекса, нужная мне машина уже исчезла из поля зрения. Что ж… Теперь оставалось только искать наугад.
      - Спасибо, - впопыхах надевая свою куртку, я поблагодарила таксиста. Хотя бы за то, что он старался.
      - Не за что, красавица! – и тот, переключая радио, умчался по своим делам.
      Наверное, водитель неженатый и одинокий, или, может, просто бедный. А как ещё объяснить тот факт, что он назвал меня «красавицей»?..
      Решая, какое из зданий выбрать первым, я прошагала мимо неприметных вспомогательных корпусов и остановилась возле первого попавшегося. Вход, да и половина окон, не были освещены, однако в регистратуре, кажется, ещё горел свет, так что я позволила себе начать проверку собственной удачи именно отсюда.
      - Добрый вечер! Здесь кто-нибудь есть? – не заметив никого, я прошла в холл и попыталась привлечь к себе внимание.
      - Да, слушаю Вас, - в одном из окон появилась светловолосая женщина и приветливо улыбнулась. Тем самым, наверное, давая понять, что ответит на любые вопросы.
      - К вам не привозили недавно молодую девушку? Семнадцать лет, сур-ганская внешность. Её зовут Айна Чаттеджи. Думаю, она могла приехать даже пару минут назад.
      Задумавшись, регистраторша подняла со стола несколько документов и, полистав содержимое, неожиданно для меня ответила:
      - Да, она у нас. Буквально десять минут назад привезли. Числится в нашем диспансере уже несколько месяцев. Айна Чаттерджи, 8133-ий год рождения, верно?
      - Да, это она! – надо же, я даже не думала, что мне так повезёт с первой попытки. – А вы не могли бы меня пропустить к ней?
      Улыбка с лица женщины тут же пропала, и она с сожалением сказала:
      - Увы, время посещения уже закончилось. Правила – с ними ничего не поделаешь… Но вы можете прийти завтра. Больных разрешают посещать уже с девяти.
      На всякий случай записавшись в приёмную книжку, я попрощалась с женщиной и решила, что завтра непременно сюда приду. Прямо в девять часов! Увижу Айну, всё обговорю с ней и скажу, что она может рассчитывать на мою помощь.
      И, уже приближаясь к выходу, я вдруг обратила внимание на неприметный стенд у окна. Большая надпись в его верхней части заставила меня застыть на месте и оцепенеть. «АОК». Теперь я узнала, что это означает… Агелидингский Онкологический Клинический диспансер.

Примечания

1. Война души – давний конфликт между Прибрежным Нордумом и Агровакией, в который впоследствии были втянуты Сур-Ган и Новый Сагрин. Время действия - 7560-7591 гг.
2. Слэп – достаточно новая и своеобразная техника игры на гитаре, заключающаяся в ударах по струнам подушками пальцев (обычно большого) и распространившаяся в среде музыкантов Северной Иллиосии в конце 81-ого века.

(Продолжение следует)

 

 

 

 



                         1

Еще друзья привычно в разговоре
Обоих вместе называют нас.
Но мы уже как будто про запас
Храним друг друга… Души на просторе,

Сбежав тайком, как сквозь дыру в заборе,
Гуляют порознь – уж в который раз!
Хоть наш костер пока и не погас –
Тускнеет золото в его узоре.

А жили ведь так слитно, так любя!
Но в темный час в сомнениях тверезых,
Обняв тебя, бессонно, допоздна

Порой пытаю самого себя:
По праву ль звук земной и неба отзвук
Соединяют наши имена?

                       2

Соединяют наши имена
Те улицы, где мы с тобой бродили,
Обнявшись; ночи те, что проводили
Мы как во сне мгновенном, но без сна.

И та луна, та самая луна,
На блики чьи твои ладошки были
Похожими, когда по мне скользили,
Нам наливала юного вина…

Спеша утешить, хлопнет по плечу
Приятель мой, длинноволосый ветер:
Мол, выше нос, не кисни, старина,

Все образуется!.. А я молчу.
Мне просто нечего ему ответить.
Ведь я уже один, и ты одна.

                     3

Да, я уже один, и ты одна,
Хоть мы еще встречаемся покуда.
Так пьяный раб граненого сосуда
Страдает, морщится, но пьет до дна.

Нет, ты еще совсем не холодна!..
Но где оно, то ощущенье чуда
От первых встреч? Страсть, верный наш Иуда
Вот-вот предаст нас – подошла б цена.

Уже ушли на совещанье судьи.
Я знаю их – неправедных, слепых,
И потому уверен в приговоре.

Коль от любви не умирают люди,
Ждут умиранье сами чувства их.
Нам это станет очевидно вскоре.

                       4

Все это станет очевидно вскоре:
Что нынче мы живем вчерашним днем.
Там были мы действительно вдвоем.
Оглянешься: единый путь проторен!..

И где-то вдалеке чуть чую корень
Всего, что мы изведали потом.
А может статься, изначально в нем
Со счастьем вместе угнездилась горечь?

И тайно, исподволь по ствольным жилам
К ветвям и листьям понесла она,
Прокрадываясь в наши дни и зори,

Свой тихий яд в обоих нас внедрила…
Хлебать ее нам вдоволь и сполна
В просторном одиночестве, как в море!

                             5

В просторном одиночестве, как в море,
Где есть свобода, но опоры нет,
Где берег нереален, будто бред,
Ни с ветром, ни с теченьями не споря,

Блуждают тыщи душ. Здесь кто-то с горя
Пьет беспробудно, будто дал обет;
Другой замкнулся, как анахорет,
В работе, в книгах; третий же упорен,

Себя больным не хочет признавать –
Хохочет громко, без конца хлопочет
О чем-то… Лишь в глазах тоска видна,

Какую суждено и нам понять,
Когда, уже созревших одиночек,
Нас друг от друга отнесет волна.

                            6

Нас друг от друга отнесет волна,
И мы уже противиться не станем –
Лишь, удаляясь, мимолетно глянем…
Теперь какая важность – чья вина!

Она напополам расчленена,
Уменьшена в два раза расставаньем
И, может, очень скоро утром ранним
Совсем сойти на нет обречена.

Вчера пусть остается во вчера!
Расставшись навсегда, стыда не имут –
Им будто новая душа дана.

Под противоположные ветра
Зашитые полотнища подымут
Корабль «Он» и парусник «Она».

                         7

Корабль «Он» и парусник «Она»…
Так отстраненно, словно речь – о ком-то,
А не о нас; не наша будто кода
Звучит, стихая, хоть пока слышна.

Что ж, в общем, музыка сочинена
Не хуже прочих. А теперь покорно
Ждем: канет звук последнего аккорда –
И прирастет на свете тишина.

… Ну да пора на вещи глянуть просто:
Все совершится в миллиардный раз.
Себя, не вознося и не позоря,

Признаньем: лишь помстилось первородством
То, что однажды повенчало нас, –
Обычнейшая из людских историй.
                            
                            8

Обычнейшая из людских историй,
К которым мир уже давно привык, –
Неслышная. Так чей-то личный крик
Нельзя услышать в стадионном хоре

Тысячегорлом… Но не в громкой ссоре –
В спокойном охлаждении двоих
Трагедия. Любви их мертвый миг –
Песчинка: но таких чем дальше – боле

Ссыпается в просторный трюм Земли.
Когда-нибудь проснемся – и заметим:
Уже через края… Каким богам

Тогда молиться, чтобы помогли
Земле доплыть с тяжелым грузом этим
К иным, еще неясным берегам?

                            9

К иным, еще неясным берегам
Нас тянет неосознанно – и порознь.
Каких-то новых откровений поросль
Сквозь дымку ожиданья мнится там.

Как будто стоит «Отворись, Сезам!»
Сказать – и он откроется, как полюс,
Неведомыми радостями полнясь
И обновляя душу, словно храм.

Там прошлое сойдет водою талой,
И свежий, чистый проблеск по виску
Скользнет, пришельца нового приветив…

Но вновь не к несвободе ли усталой,
Не в новую ли скуку и тоску
Погонит нас свободы горький ветер?

                          10

Погонит нас свободы горький ветер,
Обоим души надвое деля.
Разлука хмуро встанет у руля.
«Куда рулишь, разлука?» Не ответит.

Хоть есть земля другая на примете
У каждого; но все же та земля
Для парусника  и для корабля
В тумане, и нигде маяк не светит.

И попадем, быть может, не туда,
Совсем не в те, что нынче мнятся, дали.
У Моря Расставаний норов крут:

Здесь каверзно подхватят иногда
Течения не те, которых ждали,
Иные бури паруса взовьют.

                       11

Иные бури паруса взовьют
Неистовство, грозя порвать их в клочья.
И буруны, как будто стая волчья,
На рифах белизной клыков блеснут.

Жить невозможно без душевных смут,
Хотя порой душа покоя хочет;
Но час настанет – и ее источит
Любовных будней ежедневный труд…

А на пустынном берегу былом
Оставшись, тень одна и тень другая
На волны, чаек, скалы и туман

Век будут счастливо глядеть вдвоем,
Про нас с тобою ничего не зная
И взявшись за руки, укором нам.

                          12

И взявшись за руки, укором нам
Сквозь миражи Москвы, сквозь сквер весенний,
Сквозь сумерки сиреневой сирени
Проходят двое; и по их глазам

Угадываю – был таким и сам –
Неповторимое первоцветенье
Любви. И молча шлю благословенье
Их быстрым дням и светлым их ночам.

Нет зависти во мне, но есть тревога:
Вдруг наш с тобою неостывший след
Возьмут в проводники счастливцы эти?

Не дай им Бог запутаться в дорогах,
На коих ищут прошлогодний снег
Две памяти печальных – наши дети…

                          13

Две памяти печальных – наши дети,
Которым повзрослеть не суждено, –
Они, как лица старого кино,
Не изменяясь, будут жить на свете.

И, может быть, спустя десятилетья,
Мы, истрепав, как платье, не одно
Лицо и чувство, позовем их, но
Не сможем распознать, пусть даже встретив.

Еще мы только учимся терять.
Пусть мастерство явиться не замедлит
(Ваяние теперь – несложный труд),

Но первая, которой начат ряд,
Больней других, что после незаметно,
Осиротев, по свету побредут.

                       14

Осиротев, по свету побредут
Все годы наши, будто в клубах дыма,
Стихи мои, и даже горы Крыма,
Парк старый, дом, что нам давал приют…

Любимая! Как он безмерно лют,
Закон, по коему – неповторимо
Все то, что друг во друге обрели мы,
Что люди мигом вечности зовут!

Я нынче не тебя – себя теряю…
И все равно – на дню по сотне раз,
Своей надежде безнадежной вторя,

Невесть кому молитву направляю,
Чтоб нераздельно молвили о нас
Всегда друзья привычно в разговоре!

                           15

Еще друзья привычно в разговоре
Соединяют наши имена.
Но я уже один, и ты одна,
И это станет очевидно вскоре.

В просторном одиночестве, как в море,
Нас друг от друга отнесет волна –
Корабль «Он» и парусник «Она»…
Обычнейшая из людских историй.

К иным, еще неясным берегам
Погонит нас свободы горький ветер,
Иные бури паруса взовьют.

И, взявшись за руки, укором нам
Две памяти печальных – наши дети –
Осиротев, по свету побредут.

 

 

 


 

Глава 3

Солнечная башня
      
      Иногда, совсем редко, у меня возникает такое чувство, будто я вдруг оказываюсь в совершенно незнакомом месте. Порой даже на улице Совы, на миг задумавшись о чём-то, я возвращаю взгляд на окружающие дома и перестаю узнавать их. К счастью, такое случалось не столь часто, да и длилось всего каких-то пару секунд. Однако сейчас это происходило снова, и, что самое пугающее, я давно сбилась со счёта, сколько минут или даже часов блуждаю по незнакомым дорогам и скверам. Вначале мне всё ещё казалось, что я сумею найти нужный путь и вернуться домой (или ещё куда-то), но с каждым новым поворотом улицы становились всё более запутанными и странными, и я продолжала петлять по этому бесконечному лабиринту. Совершенно не зная, как выбраться отсюда.
      Хотя я вру, пару раз мне всё-таки попадались знакомые места. Однако ими оказалась пара мемориалов, виденных мною когда-то в школьных учебниках. Что самое ужасное, я точно знала, что стоят они совсем не в Агелидинге.
      Наконец я вышла к мосту. Широкий, старый и запыленный, он каменным монолитом возвышался над незнакомой мне рекой, и я, глубоко вздохнув,  направилась прямо к нему. Странно, но я точно знала, что именно сюда и должна была прийти. Этот мост звал меня, не в прямом смысле, конечно, и спустя пару минут я поняла, что даже если захочу остановиться, уже не смогу. Внезапно картинки и образы вокруг стали ярче. Я уже слышала звуки проезжающих по мосту машин, голоса людей позади, даже шум неширокой речки, пробегавшей под каменными арками. Только что я тут делаю?
      В голове сразу же промелькнула мысль – это сон. Да, скорее всего, так и было: я бегло вспомнила, как приехала сегодня ночью с родителями домой, рассказывала им про убийство и полицейских, заснула без задних ног и… Вот тут, кажется, я и попала в этот непонятный город. Да уж… Никогда мне ещё не снилось такое.
      Размышляя над всем этим, я вдруг обратила свой взор на дальний край дороги и заметила девушку. Та стояла прямо у обрыва (или, как его называют, заборчика – я не особо разбираюсь в архитектуре) и, держась за перекладину, смотрела вниз. Интересно, что она там забыла? Решила полюбоваться видом на реку? Может быть, так и было, но я почему-то не поверила своей догадке. Пока я шла в её направлении, в голове возникла совсем другая мысль, но я не стала принимать и её. Мне лишь хотелось узнать, кто она и что здесь делает. Я уже почти добралась до незнакомки, когда до меня дошло, что мы уже где-то встречались раньше. Да, точно! На том выпускном балу! Это она стояла поодаль от всех и плакала у стены актового зала. Ну, что ж, даже если это сон, что мешает мне просто с ней поговорить?
      Однако последнее время в моей жизни перестало происходить что-то хорошее… А вот плохого теперь завались: я стояла уже практически рядом с девушкой, когда та встрепенулась, перелезла через заграждение и, о ужас, спрыгнула прямо вниз! Проклятье!!! Я бегом поспешила к краю моста, в надежде, что шанс предпринять хоть что-то ещё остался. И, пока я пыталась взглянуть, в каком именно направлении её унесло, случилось ещё более страшное событие.
      Я внезапно ощутила, что теперь стою не на мосту. Да что там «не на мосту»! Теперь вокруг меня плескались воды той самой реки, и в голову так же быстро пришло осознание того, что я не плыву, а тону! Ледяная вода, бурное течение и пенящийся водоворот, если его можно так описать, не давали мне и секунды на размышление. Я даже забыла, что это сон – настолько всё было реалистично. Думаю, незнакомка чувствовала себя ещё хуже. Или ею уже была я? Да какая, к чёрту, разница! Сейчас я старалась сделать всё возможное, чтобы спастись, но прекрасно понимала, что одна ничего не сумею.
      Как раз в этот миг я увидела перед собой чей-то тёмный силуэт. Кто-то плыл в нашу сторону, быстро и решительно, затем схватил тонущую девушку за руку и, вытянув на поверхность, изо всех сил поспешил в сторону берега. Что было дальше, я почти не запомнила – прозвучала пара биений сердца, и мы все оказались на этом самом берегу, точно под арками того злополучного моста.
      Незнакомка лежала в пяти метрах от меня. Промокшая до нитки, она пыталась прийти в себя, а рядом с ней сидел молодой и весьма симпатичный парень в такой же мокрой, пропитанной ледяной водой одежде. Видимо, это и был наш спаситель.
      - Ты меня слышишь? Ты можешь говорить? – молодой человек поднял с земли куртку (скорее всего, свою) и, приподняв «прыгунью», накрыл её, чтобы та сумела согреться.
      И вот что странно: эта куртка оказалась военной. Я бы даже сказала, офицерской. Только вот в наши дни такие уже никто не носит. Я не разбираюсь в армейских формах (да я вообще почти ни в чём не разбираюсь), но одно могу с уверенностью сказать – такую одежду шили лет пятьдесят назад. Но только не у нас, а в Южной Иллиосии…
      Тем временем парень уже собирался приступить к искусственному дыханию, но девушка сумела прийти в себя и дала понять, что ей это не требуется. После наступила тишина, в которой каждый, не говоря ни слова, пытался рассмотреть незнакомого человека перед собой и понять, что ему собственно делать дальше. Наконец, на правах главного героя последних пяти минут, юноша начал первым:
      - Капитан Кайл Хиггс, офицер юго-западного военного округа Южной Иллиосии, - тут он невольно усмехнулся такой завышенной официальности приветствия и добавил. – Извините, армейская привычка. Можете звать меня Кайл.
      Девушка улыбнулась и, глубоко вздохнув, произнесла:
      - Грейси Эванс. Выпускница восьмой специализированой школы Заречного района Войсдвига. Можно просто Грейси.
      Она протянула свою руку, и парень пожал её, после чего присел уже совсем рядом, почти плечом к плечу.
      - Что с Вами случилось? – вопрос, заданный Кайлом, во многом интересовал и меня, так что я подошла ближе.
      Меня бы всё равно не увидели – как я поняла, всё происходящее от моих действий не зависело вообще. Знаете, как будто смотришь фильм, только не на экране, а вокруг себя.
      - Я… - Грейси на миг замолкла, но тут же продолжила, - я поскользнулась. Думала, что у края вид откроется лучше, вот и не рассчитала, - и она невинно посмотрела на офицера.
      - Что ж, - заметил он, вставая с жёсткого серого ковра гранитной набережной, - значит, Вам невероятно повезло, что я оказался рядом!
      Девушка показала самую что ни на есть милую и невинную улыбку, какую только я могла видеть за свою жизнь, и встала следом за ним. Как оказалось, парень решил проводить её до дома, и они, уже порядком обсохшие, отправились вдоль одной из улиц Войсдвига (если верить словам Грейси, это был именно он). Интересное это ощущение – идти рядом и слушать чьи-то разговоры, не предназначенные больше ни для кого. Всю мою тревогу как рукой смело. Наверное, с нашей с Кайлом общей спутницей произошло то же самое – по крайней мере, я не думаю, что она спрыгнула бы снова, если бы ей сейчас представилась такая возможность. И всё же, почему она это сделала? Хотела бы я знать… Но, увы, не уверена, что сумею спросить, если только правила этого сна не поменяются. (Надо же, я уже втянулась во всё происходящее и даже начала принимать события как должное! Не к добру это…)
      - Значит, ты пошёл в армию с восемнадцати? – Грейси с каждой минутой вела себя всё более открыто и весело, постепенно забывая о том, что с ней случилось.
      - Да, после военного колледжа. Всегда мечтал об этом, с самого детства, если можно так сказать.
      И правда, армейская выправка чувствовалась в каждом его движении. Да и собеседница, шагая рядом, невольно начала ступать с ним нога в ногу.
      - Ясно. Сейчас самое время, чтобы принимать такие решения. Особенно при нынешней политической обстановке…
      О, да, я прекрасно знала, о чём она говорит, учитывая, в какую форму был одет её спутник.
      - Ты про Северную Иллиосию? – переспросил Кайл. – Я стараюсь не заморачиваться. У нас много говорят о скорой войне, но я не верю слухам. Мы почти что братья. Даже были одной страной когда-то. Не думаю, что всё так плохо.
      - А мои родители в Агелидинге твердят, что вы уже стягиваете войска к границам… - Грейси неожиданно поникла, но при этом так и не выпустила руку парня из своей.
      - Наши то же говорят про северных. Ерунда! Политики специально нагнетают обстановку вместе со СМИ. Конечно, у нас в части тоже есть убеждённые «патриоты», но я не из их числа. И всегда ставлю таких на место.
      Грейси ещё раз предъявила ему свою милую улыбку. И как она у неё так хорошо получается?
      - Это похвально. Вообще-то я, конечно, считаю себя северянкой. В Агелидинге у меня живут родители, двоюродная сестра, почти все родственники.
      - А что тогда тебя занесло к нам?
      Девушка прикусила губу, как бы давая понять, что сама не раз задавалась этим вопросом, но чёткого ответа не находила.
      - Понимаешь… Здесь живёт моя тётя, да и обстановка в Агелидинге сейчас неспокойная. Плюс ещё целая куча всякой всячины, которая по отдельности на жизни не сказывается, а вместе способна наделать тебе много гадостей. Как-то, в общем… Ты меня понял.
      - О, да. У самого похожая ситуация, - улыбнулся Кайл. – Особенно с отцом. Но ты права, тему для первой беседы лучше переменить.
      Дальше у них пошли разнообразные диалоги по поводу увлечений, стремлений, историй и тому подобного. Как это ни странно, я слушала буквально всё, впитывая каждое сказанное слово. Так же, как бумага принимает в себя чернила значимых строк какого-нибудь известного писателя. Да, именно эта метафора и пришла в тот момент мне в голову. Обычно я не любила слушать пустые разговоры, ни своих знакомых, ни тем более чужих мне людей, но тут… Думаю, всему виной атмосфера этого сна. Что-то историческое, сказочное, тайное. И невероятно захватывающее.
      - Ну, вот мы и пришли, - Грейси остановилась возле небольшого частного домика и, отпустив руку своего спутника, воскликнула. – Я ведь даже не сказала тебе спасибо! Если бы не ты, то…
      - Не стоит об этом говорить, - продолжил за неё Кайл. – Эти события теперь никогда не сбудутся, и мы должны жить с тем, что у нас есть. А сейчас у нас всё прекрасно.
      Они стояли так близко, что я прекрасно поняла, к чему должен был привести этот разговор. Однако всё вышло немного по-другому. В тот самый момент, когда оба уже были готовы впервые поцеловаться, Кайл на миг остановился и сказал:
      - Давай, оставим этот момент до следующего раза. Так у нас будет причина ждать новой встречи ещё сильнее.
      Неожиданно! Даже для меня. Тем более услышать такое от парня. Грейси тихо согласилась и, на всякий случай сказав, что этим летом он может заходить за ней в любое время, попрощалась со своим спасителем. Вскоре она скрылась за калиткой высокого забора, и Кайл, видимо запоминая, в каком месте города стоит нужный дом, в итоге сам пошёл своей дорогой. Мне же было жутко интересно, как девушка отреагировала на его слова. И куда он теперь пойдёт? Да, и почему она сказала, что свободна в любое время? Неужели она больше никуда не выходит из дома? Но внезапно я поняла, что нужные ответы откроются мне когда угодно, но только не сейчас. Краски вокруг померкли, забрав с собой и шум окружающего города, после чего я резко провалилась в пустеющий чёрный сумрак. Как раз для того, чтобы через пару секунд проснуться в своей постели.
      
      ***

      И снова здравствуйте! Я нехотя открыла глаза и, мимолётом осмотревшись вокруг, поняла, что всё ещё нахожусь в своей комнате. Тусклый свет пасмурного осеннего дня лениво проникал через одно единственное окно у стола, с трудом напоминая про нормальное, настоящее утро, однако даже он меня немного обрадовал. Всё-таки сны снами, а домой возвращаться надо. Только вот… Стоило мне немного пошевелиться, как я сразу же поняла: голова сегодня не даст мне покоя и в реальном мире. Однако теперь уже не со своими снами, а с дикой щемящей болью, отдающей в висках с каждым моим движением. С такими симптомами самое то остаться на целый день в постели и хоть немного передохнуть от мирской суеты. Но я прекрасно понимала, что такие мечты сбываются в нашей семье крайне редко.
      Громкий звук прозвучал в голове как раскат грома, нет, скорее, как колокольный звон тысячи башен, разом проникших в мою комнату, и боль, и так неприятная, усилилась многократно. От неожиданности я взмахнула рукой и, задев нарушителя спокойствия, с лязгом свалила того прямо на пол. Будильник! Не было печали! Конечно, что же это ещё могло быть! Я сама ставила его сегодня ночью, чтобы не проспать утреннюю пару. Только спросонья, так сказать, на последнем издыхании, пальцы невольно выбрали самую ужасную мелодию из всех доступных. Я быстро поднялась (ощущение в голове засело жуткое) и взглянула вниз. Вот чёрт! Я всё-таки его разбила! Часы лежали на полу с вываленным циферблатом, и даже то, что душераздирающий гул прекратился, не облегчало положение.
      - Это был мой любимый будильник!.. – событие заставило меня проснуться окончательно и сделать одну единственную умную вещь. Я бы даже сказала, гениальную.
      Я сбегала на кухню, достала таблетки от головной боли и выпила пару, пока никто не видел. Зачем лишний раз показывать матери, что у тебя что-то болит – ни к чему хорошему это не приведёт. Однажды мне довелось сломать руку, ещё в школе. Так мама таскала меня по врачам чуть ли не за шиворот, заставляя проходить осмотр за осмотром, пока кость наконец не срослась. Да и потом мне пришлось ещё почти полгода время от времени показываться терапевтам…
      Боль прошла. Не сразу, конечно, но вскоре я уже могла свободно перемещаться, не выглядя «измученным лебедем». Первым делом, прямо за завтраком, я попыталась позвонить Айне, но дома трубку так никто и не взял, и я оставила это задание до универа. Родители, как всегда вставшие не с той ноги, затеяли со мной разговор про подработку. Им было мало того, что я целыми днями хожу на пары и не высыпаюсь из-за всяких эксцессов, так ещё я должна была мотаться куда-то во внеурочное время. Нет уж, не дождётесь!
      - И всё-таки тебе надо подумать про НТС, - мама стояла на своём, который месяц в ярких красках описывая это чудесное нововведение – службу телефонных опросов и статистических подсчётов.
      - Если я туда и пойду, то только умирая от голода, - салат сегодняшним утром не хотел лезть ни в какую, и я остановила свой выбор на винограде. К сожалению, все эти разговоры не позволяли насладиться его вкусом в должной мере. – Я не для того мотаюсь по аудиториям с тетрадями наперевес, чтобы ещё и вечером надоедать честным жителям и обывателям нашей столицы.
      - Шейна, прекрати паясничать, - отец отложил газету и решил встать на сторону матери. – Мы же не говорим о каждодневной работе. Нет, только в те дни, когда у тебя будет немного занятий. И по субботам.
      - Ага. А деньги пойдут на оплату услуг буровых установок наших шахт?
      Я не могла не поддеть отца с его собственным способом заработка. В конце концов, нравится грязная работа – не надо думать, что это по душе всем подряд…
      - Деньги тут не главное, - сказала мама, и её «помощник-адвокат» добавил. – Мы хотим, чтобы ты добилась успеха и сумела сама себя обеспечивать. А для этого всегда нужно начинать с малого.
      - Я уже начала с малого. Как видишь, пришлось с ним расстаться на выпускном, - пустила я ещё одну шутку и отправилась в прихожую. Хватит с меня этого балагана!
      - Шейна, мы ещё поговорим об этом, как только ты вернёшься!
      - Всенепременно! – крикнула я, уже натягивая на ноги осенние туфли. – Можете даже меня не ждать. Я подойду попозже, и вы мне расскажете, как всё прошло!
      Дальнейшие восклицания я уже не услышала – наша входная дверь обладала отличной звукоизоляцией… Вот так всегда! С родителями всё одно. Вместо того чтобы затевать судьбоносные разговоры и давать советы, больше напоминающие королевские приказы, лучше бы просто позволили спокойно поесть и насладиться временно-уютной домашней обстановкой. А, ладно, так было всегда!
      Погодка сегодня не казалась такой обнадёживающей, как вчера, но даже сейчас я радовалась тому факту, что синоптики пообещали отсутствие дождя. Свинцовые облака покрыли небесную гладь тусклым слоем изморози, больше смахивающей на запыленную крышку огромного террариума, и мой город, высыхая от надоевшего за ночь дождя, встречал новый день так же нерадостно, как и все его многочисленные жители. Осень-осень-осень… Поскорей бы уж выпал снег!
      Я добралась до своего корпуса, как всегда, в последний момент. Прямо перед началом пары. Времени для встречи с Айной не было, но я искренне надеялась, что застану её в аудитории. Но её там не оказалось! Неужели она так и осталась в больнице??? Да уж, этого я не ожидала никак. Но, стараясь не впадать в отчаяние (это ещё никому не помогало за всю нашу 8150-летнюю историю), я всё же решила остаться на занятии.
      Пара по социологии прошла в этот день ещё хуже, чем обычно. Мало того, что Брайн Линблум доматывался до наших знаний политики Прибрежного Нордума и ещё целого воза тамошних общественных отношений, так к этому ещё прибавились и взгляды одногруппников, то и дело косящихся в мою сторону. Сначала я даже наивно предполагала, что где-то испачкалась или забыла причесаться. Но уже к перерыву пришлось понять, что смотреть так только из-за внешности люди не могут в принципе. И тогда я осознала причину – вчерашнее происшествие. Что ж, слухи у нас распространяются со скоростью ветра, это ясно как день. Только вот когда объектом этих самых слухов становишься ты, выходит уже не так весело.
      Ладно, это всё ерунда, я давно привыкла к подобной фигне. Иное дело обстояло с преподавателем – учебник, как всегда, был только у Айны, и мне приходилось старательно записывать все его монологи о социальных институтах, изменениях в обществе нордумцев за последние триста лет и так далее и тому подобное. Конечно, нам, студентам, к такому не привыкать, но ко второй половине пары этот тип резко ускорил свою речь (думаю, стараясь успеть с темой до звонка), и справляться с конспектированием стало действительно трудно. А тот факт, что остальные книжки всё-таки принесли, не мог не вызывать лёгкую досаду, быстро переходящую в тяжёлый приступ раздражения. Как-то так.
      В итоге я не нашла ничего более разумного, чем просто водить ручкой по бумаге, изображая внимательный и отрешённый взгляд среднестатистического студента-отличника, упорно запоминающего всё сказанное у доски. И как всегда, мне не повезло…
      - Итак, мы записали про политическое устройство Прибрежного Нордума. Кто ещё раз скажет, в чём особенность его верховной власти? – мистер Линблум «прочесал» глазами аудиторию и по закону подлости остановился на Шейне. – Мисс Андерсен.
      Я встала из-за парты и, чуть откинув голову назад, произнесла:
      - Нордумом правят два человека – собственно лидер и командующий армии. Права поделены практически поровну, и один не может издать серьёзный указ, не заручившись в этом поддержкой второго.
      Вот так. Я, правда, не слушала его речь, зато прекрасно знала этот факт из телевизора и газет. Спасибо папе, который любил просматривать «Новости-24»1 каждый вечер каждого дня всей своей жизни.
      - Неплохо, - процедил препод. – А кто именно сейчас у власти?
      Видимо, не так давно он и это продиктовал…
      - Значит, вы всё-таки не записывали? Или снова скажете, что это Джок Вейниц? Садитесь…
      Как я уже говорила? Пофиг! Вот с каким чувством надо всё это воспринимать. У меня пропал самый близкий человек в моей жизни, а я буду задумываться из-за подобной чепухи? Да ни за что на свете!
      Звонок на перемену никогда не радовал меня так, как сейчас. Я уже собралась выбежать в коридор, когда Брайн задержал меня у выхода и, решив домотаться окончательно, задал реферат по Прибрежному Нордуму. Записав тему в тетрадь (стоя, на весу), я всё-таки сумела сбежать от «инквизитора» и помчалась на кафедру. Узнать о том, где сейчас моя подруга, я могла только там – ведь именно они вчера разруливали всё происходящее. К счастью, сегодня там сидела только Розмари Эриксон, чему я несказанно обрадовалась.
      - Шейна? Ты что-то хотела?
      Она работала за новеньким компьютером, занося туда какие-то данные из таблицы, и я коротко описала свою ситуацию.
      - Ой, да… Я слышала, что случилось, - миссис Эриксон отвлеклась и, оторвав листочек от своего блокнота, переписала короткий номер из тетради. – Вот, декан записал этот телефон на случай, если кто-то будет искать её. Думаю, тебе лучше позвонить из автомата во дворе. У нас сегодня связь не работает – меняют кабели. Старые совсем пришли в негодность…
      - Хоть какая-то хорошая новость для корпуса, - посмеялась я вслед за собеседницей и, забрав бумажку, отправилась на улицу.
      А Розмари снова вернулась за свою работу за монитором. «Надо же, - подумала я, - теперь компьютер появился и на нашей кафедре. Интересно, сколько пройдёт лет, прежде чем и я смогу его купить?»
      Перемена достигла середины, когда я со всех ног выбежала за дверь и рывком преодолела институтский дворик. В такую погоду выходить на улицу без причины я не любила, однако полдюжины студентов у ступенек главного входа меня не удивили. Молодёжь любит общаться в подобных местах, а заодно утолять позывы некоторых вредных привычек. Слава богу, я не из их числа. По крайней мере, теперь…
      Автомат, раскрашенный в выделяющийся на блёклом фоне яркий красный цвет, стоял прямо у тротуара, и всё, что от меня теперь требовалось, - найти нужное количество мелочи и правильно набрать номер. К счастью, всё это я сумела проделать с первой попытки.
      - АОК диспансер, слушаю вас.
      - Здравствуйте. Скажите, к вам вчера не поступала Айна Чаттерджи? Она потеряла сознание, и её увезли прямо из университета, - я пыталась подбирать слова как можно лучше, попутно анализируя, что такое АОК, но в итоге оставила второй пункт на потом.
      - Так, сейчас, - голос в трубке стих, и я осмотрелась по сторонам, снова заметив на себе внимание близстоящих студентов. Надо же – становлюсь местной звездой. – Да, она у нас. Сегодня уже выписывается.
      - Вы можете её позвать?
      - Нет, увы, это займёт слишком много времени, - в голосе женщины чувствовалась досада, и она тут же добавила, - но я могу ей что-нибудь передать.
      - Окей. Скажите, что Шейна хочет к ней приехать. Я постараюсь появиться к пяти часам. И ещё: назовите, пожалуйста, свой адрес.
      В ту же минуту я бегло записала «улица Зари, 95, корпус 4» и, попрощавшись, повесила трубку обратно. Что ж, теперь у меня хоть есть возможность встретиться с Айной до её возвращения домой. Кстати, на проводе сидела весьма вежливая дама. Даже странно, обычно телефонистки бросаются на всех как собаки…
      Оставалось лишь дождаться окончания занятий и отправиться к больничному комплексу. «Перетерпев все пары, я вышла из универа и в ожидании встала у остановки», - так бы я могла сказать через пару часов, если бы события понеслись в нормальном направлении. Но понятия «жизнь» и «норма» никогда не следуют одной дорогой, в чём я и убедилась.
      Стоило мне только отойти от таксофона, как рядом прямо из ниоткуда возник какой-то парень. Но, к величайшему разочарованию, я сразу же узнала его. Старый знакомый Дейв Флемминг!
      - Дейв Флемминг, практикант убойного отдела, - произнёс он, показав для пущей важности какую-то карточку.
      - Это ни к чему, у меня хорошая память, - я процедила последнюю фразу, состроив крайне недовольное лицо (к слову, это было не сложно).
      - Вот и славно. Вам надо пройти со мной в участок. Пара вопросов.
      - Что? Сейчас? – я даже опешила от такого заявления. - У меня всё-таки идут занятия!
      - Насчёт этого не беспокойтесь, - и Дейв указал в сторону полицейской машины. – Чем скорее разберёмся, тем быстрее вы сможете вернуться обратно.
      Нет, я ещё со вчерашнего вечера была зла на этого типа, но в данный момент препираться не захотелось. Я и так видела, как местные студенты с любопытством следят за тем, что происходит у таксофона. Не хватало ещё, чтобы к завтрашнему дню все рассказывали, как Шейну Андерсен, брыкающуюся и в наручниках, под дулом пистолета увезли на полицейской машине.
      - Ладно, парень, - ответила я, изобразив в этот раз полное равнодушие к Дейву как полноценной личности. – Едем. Тем более я думаю, если ты меня не привезёшь, то в следующем месяце тебе будет не на что есть. И тогда меня замучает совесть.
      Практикант лишь хмыкнул и, взяв меня за плечо, направил за собой. Краем глаза я заметила столпотворение около корпуса. Класс, теперь поглазеть на «арест» вышла вся моя группа! Ладно, ещё посмотрим, кто выиграет от этого. Авось, напишу под старость лет книгу о своих приключениях в годы безбашенной юности и прославлюсь. Тогда поглядим, кто посмеётся последним!
      Однако, садясь в полицейскую машину, весь мой сарказм как рукой смело. Только тогда я действительно ощутила всю серьёзность ситуации. И поняла, что реально села в большую лужу.
      - Мы опрашивали ваших одногруппников. Этого хватило для того, чтобы возникли нужные вопросы, - Дейв сел на переднее сиденье и, заведя свою «Кор-рау»2, выехал на проезжую часть.
      Надо же, парень мог водить автомобиль! А я думала, что он ничего не умеет делать.
      - Так задали бы мне их прямо на улице. Или внутри. Зачем везти так далеко?
      - Потому что не я буду их задавать, а детектив Беннет. А ему некогда тратить время на такую чепуху, как бесполезные разъезды по городу без серьёзной на то причины.
      - А у вас время на это есть? – поддела я его, кстати, сама того не желая, и уставилась в окно.
      Осенний пейзаж из окна полицейской машины – не думала, что буду любоваться им вот так. Но тем не менее я всё-таки любовалась. Утренние тучи медленно, но верно развеивало по небосводу, и на фоне таящей серости открывались удивительные синие прожилки неба. Удивительные именно тем, что за полтора дня я уже успела по ним соскучиться. Да и все в городе, я думаю. Вот бы просто встать где-нибудь и в тишине и покое насладиться этими сочными красками! Даже современные многоэтажки модернизированного стиля на их фоне будут смотреться весьма неплохо. Что уж говорить о шедеврах нашей архитектуры!
      Тем временем мы объехали с края большой и знаменитый купол Вильяма, завернули на улицу Георгия Скотта и, свернув в проулок у какого-то перерытого котлована (жуткое место…), добрались до этого самого участка. Как только я очутилась там, то сразу поняла: деньги не выделяют не только нашему корпусу. Наверное, поэтому все копят в себе злость и потихоньку сходят с ума – и преподаватели, и полицейские, и многие-многие другие.
      Когда Дейв вёл меня внутрь, в голове сразу же вспыхнули образы из «Ночного проспекта». Уж слишком я его любила в своё время. Однако и тут меня ждало разочарование: никакой суматошной работой здесь и не пахло. Все вокруг сидели на местах, тихо и размеренно занимаясь своими делами, а моё появление так вообще никого не колыхнуло. А где же крики: «Я знаю, кто убийца!», «Скорее, или мы его упустим!» или на худой конец «Я принёс всем вам кофе, чтобы лучше думалось»? Нет, всё выглядело совсем не так… Слишком буднично и скучно. «Вот и ещё одна иллюзия детства рухнула под напором реалий взрослой жизни», - подумалось мне в тот момент, когда я входила в кабинет главного детектива отдела.
      Ричард Беннет – тот самый преданный своему делу следователь – сидел на стуле и перечитывал целые кипы документов. Однако, увидев меня, он тотчас отложил все бумаги в сторону и сосредоточил внимание на своей новой задаче – допросе неудачливой восемнадцатилетней студентки.
      - Шейна Андерсен, верно? – спросил мистер Беннет, и я кивнула. – Присаживайтесь.
      Я увидела перед собой староватый стул и расположилась рядом со столом. Обстановка, нет, не так, атмосфера в помещении показалась мне такой незнакомой и чужой, будто я снова оказалась в одном из своих странных снов. Никогда не думала, что меня будут в чём-то подозревать. Пусть даже косвенно…
      - Итак, - мужчина достал какой-то файл и вытащил из него тройку бумажек с прикрепленной фотографией (насколько я могла судить – моей), - думаю, данные нам выдали верные. Дата рождения – 28 сентября 8132 года, место – посёлок Милиэна Агелидингского округа, студентка филологического факультета, рост – 174 сантиметра, вес – шестьдесят три килограмма.
      - Уже пятьдесят девять, - заметила я и добавила. – А как эти подробности относятся к делу?
      - Да, в общем-то, никак, - детектив чуть улыбнулся и, отложив мои анкеты в сторону, достал чистый лист бумаги. – Всё это – цифры и факты. Думаю, Вы сами понимаете, что о человеке они не скажут ровным счётом ничего. Для этого нужно поговорить с ним самим. Поэтому-то Вы и здесь. Расскажите для начала о себе. Всё, что посчитаете нужным. Чтобы мы знали, кто вы на самом деле и чего хотите от жизни.
      Ого, а в фильмах такого не было… Но это намного лучше, чем, сев на стул, сразу услышать: «Вы убили её, и пока не признаетесь, мы Вас не выпустим!» Так что мне не оставалось ничего другого, кроме как описать свою жизнь, усиленно стараясь, чтобы это выглядело обычным рассказом, а не нытьём. Под конец я всё же перешла на ненужные подробности, но вовремя спохватилась и завершила повествование тем, что хочу поскорее приехать к Айне в больницу, несмотря на обстоятельства.
      - Интересно, - Ричард Беннет что-то записывал в свой листок, но уж точно не всё подряд, а Дейв, слушая рассказ, даже не изменил выражение на лице. Вряд ли ему вообще было дело до моей жизни. – Значит, с Сарой Фредсен вы были знакомы со школы?
      - С третьего класса.
      - И постоянно враждовали?
      - Да, - отвечать так было не лучшим способом поскорее уйти отсюда, но я не стала врать. Все вокруг это и так знали.
      Детектив что-то записал и спросил:
      - И Вы никогда не жалели, что пошли с ней учиться на один факультет?
      Хороший вопрос! Я его себе не раз задавала.
      - Жалела. Но я поступила туда ради подруги, так что Сара – скорее ложка дёгтя в бочке мёда, чем серьёзная проблема. Была ложкой дёгтя…
      - И насколько сильно вы её ненавидели? – вопрос звучал уже от Дейва, но мистер Беннет махнул ему рукой, и тот понял, что влез в диалог не вовремя.
      - Я ненавидела её так, как каждая уважающая себя личность ненавидит богатеньких задавак, поддевающих их в любой удобный момент. Но не думаю, что у меня бы хватило гнева, сил и… глупости, чтобы её убить.
      - Тут дело не только в ней, - вдруг сказал Ричард и вытащил из стопки бумаг ещё один документ. – Пропала ещё одна девушка, тоже Ваша одногруппница. Розмари Ватс.
      Ого! Вот этого я и не знала! Конечно, сегодня на социологии я её не видела, но мало ли? Мои одногруппники, как порядочные студенты, тоже любят пропускать лекции, и я даже не придала этому значения.
      - А что с ней могло случиться? – я удивилась не на шутку и поняла, что события для меня вдруг приняли несколько иной оборот.
      - Вот это мы и хотим выяснить как можно скорее, - детектив ещё раз перечитал её данные по анкете и снова обратился к листочку с ручкой. – Кроме родителей у девушки был младший брат, которого она к тому же каждый день забирала из подготовительного класса, так что сами понимаете, как её исчезновение повлияло на всю семью.
      Я и этого не знала…
      - Хорошо, я постараюсь рассказать Вам ещё раз всё, что сумею вспомнить. Но больше ничем помочь не смогу.
      - Мы хотим знать, действительно ли Вы видели кого-то в коридоре, когда возвращались к выходу. И постарайтесь описать незнакомца как можно точнее.
      Я начала вспоминать тот самый момент, однако сразу же поняла, что даже приблизительно не могу представить того, кто пробежал мимо меня в тот злополучный вечер. Да что там, я бы не узнала его на улице, даже если бы он подошёл ко мне вплотную!
      - Значит, вы оказались там, потому что возвращались за зонтом? – Дейв снова решил вступить в диалог, посчитав, что сейчас для него самое время. – За зонтом в прихожую, которой никто не пользуется?
      - Да, именно так, - спокойно ответила я.
      - Либо Вы чего-то не договариваете, либо это какая-то глупость, - да уж, парень явно не был таким сдержанным, как его руководитель. Хотя лучше уж так, чем наоборот.
      - Это не глупость, а женская предусмотрительность, - оправдалась я и заодно поддела его своим фирменным взглядом «мы крутые, нет нас круче».
      - Ага, как же, - только и сказал он, но мистер Беннет перебил его даже на такой короткой фразе.
      - И ещё одно, что так же немаловажно. Та пожилая дама в коридоре. Ума не приложу, кто она. В наших базах её нет, никто не заявлял о пропаже родственников с похожими приметами. Её как будто никогда раньше не существовало…
      - Вот тут я уж точно помочь не смогу, - развела я руками, прекрасно зная, что совершенно права. – Что она сама говорит?
      - Собственно ничего. Почти всё время лежит без сознания, лишь иногда приходя в себя. И то всё время бормочет что-то несвязное… Медики говорят, что её организм сильно истощён. И шансы вернуться в норму – минимальные…
      Да, действительно странно. Главное, всё остальное – убийство, кровь и исчезновение – дело не такое и редкое, а вот появление непонятной бабки… Но я не детектив, в таких делах не разбираюсь. В общем, это я им и ответила.
      - Может, Вы расскажете нам ещё какие-нибудь подробности произошедшего? – Дейв продолжал стоять на своём, ясно давая понять, что он мне не доверяет.
      - Я рассказала всё, что помню. А что не помню, я рассказать не сумею. Могу придумать, конечно, ещё кучу фактов специально для тебя, но не думаю, что за дачу ложных показаний меня тут будут сильнее жаловать.
      - Не фамильярничай, - парень обошёл меня почти по полукругу и зашёл с правого бока. – А то твоё неуважение к происходящему мы можем посчитать уликой к делу.
      - Это неуважение направлено только на тебя, - в своей реплике я постаралась скопировать его речь, добавив лёгкий оттенок грубости. Вышло не так похоже, но он всё же понял, чего именно я добивалась.
      - Вот именно. Я всё-таки не парень с улицы, с какими ты, возможно, общаешься. За оскорбление лица при исполнении положен штраф, кстати говоря.
      Он злился, и я это хорошо ощущала. Но нашу игру остановить уже не могла.
      - Это что, новый способ воздействия на подозреваемого? Напоминает допросы в Южной Иллиосии лет этак пятьдесят назад. Историю учил? Если да, то хорошо должен знать, чем это для вас закончилось…
      - Ты меня уже достала со своей Иллиосией! – Дейв пнул ногой шкаф и вышел из кабинета. Да, «сдержанный» малый, ничего не скажешь.
      - Я, конечно, всё понимаю, - Ричард тоже выглядел хмурым и подавленным, однако подхода к ситуации не изменил, - но впредь не стоит испытывать наше терпение. Да, Дейв ненамного старше Вас, но всё-таки полицейский, и за подобные слова вполне может довести дело до суда. А этого не нужно ни мне, ни тем более Вам.
      - Я понимаю, - мне не было стыдно, но от его слов действительно стало неприятно за свой поступок.
      - Вот и хорошо. Прежде чем Вы уйдёте, расскажите ещё кое-что. Не замечали ли Вы что-нибудь странное за последние дни? В институте, в поведении студентов, преподавателей, просто знакомых. Может, сама Сара говорила о том, что её преследуют или что она с кем-то связалась?
      - Нет, мы с ней общались только руганью, и всё. Да и в универе у нас ничего подозрительного не происходило, - я начала говорить и тут кое-что вспомнила. – Хотя… Последние дни Сара постоянно ходила в столовую. Ну, просто до этого она там никогда не бывала. А теперь я её видела в том месте уже несколько раз. И в последнюю нашу встречу она сказала, что у неё там какие-то дела. Вот, в общем-то и всё, что я знаю…
      - Что ж, - Ричард Беннет ещё что-то записал и снова обратился ко мне. – Рад, что Вы не стали ничего умалчивать. По крайней мере, на мой взгляд. В любом случае, если всплывут ещё какие-нибудь факты, мы к Вам обратимся. Мой совет: постарайтесь не покидать город без видимой причины. Но, опять же, это всего лишь совет, а не просьба.
      Я поднялась со стула, попрощалась с детективом и, сказав, что доберусь назад сама, отправилась в коридор. Конечно доберусь сама – на последнюю пару я уже не успею, а вот дойти до больницы отсюда выйдет гораздо быстрее. Во всём есть свои плюсы, даже на кладбище (похоже, я уже повторяюсь…).
      - Быстро вы отделались, - Дейв всё ещё стоял у двери с такой миной, будто от него только что сбежала девушка, для убедительности угнав его любимый автомобиль.
      - Да уж, быстрее не придумаешь, - в этот раз я скопировала его мимику, перекосив лицо в той же манере. – До встречи под Оргениумом3!
      И, подмигнув парню как можно наглее, я наконец пошла к выходу. Не знаю, что он теперь будет обо мне думать, но своё дело я сделала.
      А в город тем временем медленно и вальяжно вступал осенний вечер. Яркий, солнечный и весьма тёплый. По крайней мере, по сравнению с предыдущими. Эх, если б я сейчас не блуждала по захламлённым переулкам юго-западного района, а поднялась, скажем, на одну из наших башен, то вид бы оттуда открылся потрясающий! Душу бы я за это, конечно, не продала, но всё-таки. Хотя, кому моя душа вообще может понадобиться? Мессии уж точно такие не нужны…
      Итак, ближе к делу (а то у меня есть свойство надоедать людям своими размышлениями): пройти по закоулкам не особо знакомого мне района оказалось сложновато, так что пришлось поблуждать по непонятным дворам ещё с полчаса. Наконец, уставшая и нервная, я вышла к улице Зари. И вот как раз в такой момент, как сейчас, можно было понять, что называется она не просто так – широкая дорога следовала точно с запада на восток, и прямо передо мной показался диск яркого солнца, медленно спускавшегося к горизонту. Ну, точно в центре улицы он сегодня не сядет – зимой закат видно совсем в другом месте – но как раз сейчас яркий блик нашего светила висел точно над центром улицы. В общем, вид открывался неописуемый!
      Идти среди освещённых тротуаров и стен старинных домов – несказанная роскошь для этого времени года, но долго это не продолжалось. Впереди показались высокие крыши больничного комплекса, и я свернула в один из внешних дворов какого-то корпуса. Что там говорила телефонистка? АОК диспансер? Так-с, будем искать.
      Первым делом мне попался Агелидинский родильный дом, но уж что-что, а это заведение я пока посещать не собиралась. Затем клиники местного значения (хотя я не поняла, что именно это значило), психоневрологический диспансер, кож-вен диспансер и т.д. Принимая во внимание тот факт, что два последних здания выглядели не ахти как, я постаралась не приближаться к ним вплотную: а то ещё кусок стены обвалится прямо на меня, и, читая о причинах смерти, мои родители так и не узнают, что ничего плохого я в этих местах не делала.
      Следующим зданием, похоже, был центр онкологии. Правда, я бы не сказала наверняка – у входа таблички не висело вообще, и я судила только по своим обрывочным воспоминаниям (в восьмом классе любила изучать карту нашей столицы). Наконец, после ещё Бог его знает скольких минут блужданий, я вышла к основному корпусу – центральной больнице Агелидинга – и направилась к главному входу.
      Вот это здание починить успели: наверное, выделенные деньги каким-то чудом сумели дойти до получателя. Отделанные стены, пластиковые двери и окна, холл с мраморной плиткой, отполированной до блеска – средств на ремонт не пожалели. Но всё равно – красота красотой, а лучше любоваться всем этим только как временный посетитель.
      - Здравствуйте. Скажите, а Айна Чаттерджи к вам не поступала? – я как можно вежливей обратилась к регистраторше, однако та, будучи грузной дамой в возрасте, в душе оказалась злобным питбулем.
      - По всем вопросам, милочка, обращайтесь к заведующей нужным отделением. И приходите раньше – время посещений давно закончилось.
      Да уж. Это точно была не та дама, с которой я говорила по телефону. Я, конечно, хотела что-то высказать на счёт моего отношения к таким тёткам, как она, но не стала. Когда надо, лучше промолчать (должна же я иногда следовать этому правилу?!!).
      С тяжёлым камнем на сердце я вышла из больницы, жалея, что снова не успела к подруге и даже не знаю, где она вообще находится, как в тот же миг увидела её на улице, идущую прямо в мою сторону. Вот уж мистика так мистика!
      - Айна! Откуда ты тут взялась??? – на радостях я чуть не поскользнулась на ступеньке, но, сумев удержать равновесие, благополучно добежала до моей радости и обняла её крепче крепкого. – Я думала, что мы сегодня так и не увидимся!
      - Мне передали, что ты звонила, и я решила подождать тебя в нужное время на улице, - Айна была одета в ту же куртку, что и вчера, и я принялась расспрашивать её обо всём волновавшем меня уже второй день.
      - Ничего серьёзного, - произнесла она и улыбнулась. – Врачи сказали, что это от стресса. Немного таблеток, и всё пройдёт.
      - Да уж, таблетки творят чудеса, - улыбнулась я в ответ и добавила. – А у меня вчера тоже был насыщенный день…
       Под недоумевающим взглядом Айны я начала пересказывать всё, что случилось со мной в её отсутствие, и под конец её взгляд изменился до обескураженного и даже шокированного.
      - Ничего себе! Как ты сама после этого? Представляю, как тяжело тебе пришлось всё это видеть…
      - Да я вроде в норме. По большей части. Главное, чтобы эти детективы не повесили на меня дело. А там будь что будет…
      Мы удалились от больничного комплекса и вышли на улицу Зари. По пути Айна досконально расспрашивала меня о подробностях случившегося, и я была рада, что хоть кому-то могу рассказать не столько о фактах, сколько о своих мыслях и эмоциях. Сами знаете, выговориться близкому человеку – это решить свою проблему уже на треть.
      - Жутко… - Айна потёрла свои ладони и остановилась. – Куда теперь планируешь пойти?
      - Времени до темноты осталось не так много… Может, зайдём в какое-нибудь кафе? Попьём горячего – ты чай, я кофе – а потом по домам?
      - Хорошая идея. Правда, я тут придумала кое-что интереснее. Сегодня прекрасная погода, и мы так близко от нужного места… Как тебе идея подняться на Солнечную башню?
      - Прямо сейчас? – предложение меня удивило, и я быстро прикинула в голове, что и как. – Знаешь, почему бы и нет. У меня у самой были похожие мысли сегодня. Пойдём! Только, чур, плачу я – в этом месяце твои деньги нужнее местным аптекам.
      Айна слегка улыбнулась, и мы направились в сторону заката. Как говорится, вдоль по улице Зари искрятся радуги огни. (Это из какой-то песни Эшли Клипс). Солнечная башня, будучи одной из семи уникальных башен Агелидинга, была выстроена ещё в конце прошлого тысячелетия и относилась к консервированному архитектурному стилю. Серый оттенок в ней всё же присутствовал, однако на фоне белых каменных блоков почти не просматривался. Яркая, гладкая и доведённая до идеала – это была одна из моих самых любимых башен города. А круглая крыша, словно сам небесный купол, придавала её силуэту вид этакой завершённости во всех отношениях.
      Раньше особого практического значения для столицы она не несла, однако не так давно какой-то умный человек из правительства предложил устроить там смотровую площадку и постараться на этом заработать. Не знаю, сколько тысяч фунтов было вложено в реконструкцию, но, как я слышала, вскоре все они окупились. И это не удивительно – вид оттуда открывался потрясающий.
      Заплатив за вход и приобретя билет, мы с Айной поднялись по ступенькам старинной лестницы (к счастью, покрытых не таким старинным резиновым ковром, препятствующим скольжению) и вышли на нужную нам площадку. Что я там говорила про вид? Потрясающий? Сейчас это слово к описанию не подходило. Невероятный, неописуемый, волшебный, выносящий твои чувства и мысли вон из тела, в те края, о которых мечтает каждый на свете! Сказочный, ослепительный, сногсшибательный, смертельно и божественно красивый!!! Именно такие эпитеты мы с подругой и сумели подобрать под описание: на большее не хватило словарного запаса.
      Солнечная башня возвышалась над юго-западным краем Агелидинга, и под нами, на сотни километров вокруг, разрастался бесконечный дикий лес, уходящий от самого края железной дороги вдаль, вплоть до сверкающего горизонта. Конечно, лиственные деревья к этому месяцу давно потеряли все свои краски – я уже это говорила и не раз. Но в этих краях росли не только они: то тут, то там меж голых ветвей возвышались треугольники высоких елей. Темнеющие в лучах заката, они дополняли открывшийся нашему взору пейзаж, изменяя его суть и представляя с куда лучшей стороны. Знаете, именно такие картины поздней осени и вдохновляют художников и поэтов на свои шедевры. А мы потом, лениво знакомясь с их творениями, недоумеваем, что вообще хорошего можно было найти в этом времени года. А ведь можно, если приложить немного усилий и подгадать нужное время! И место.
      - Смотри, кажется, сейчас проедет поезд, - Айна подошла к краю смотровой площадки и взглянула вниз.
      Я присоединилась к подруге, и мы вместе проводили взглядом гулкий вечерний экспресс, уезжавший с нашего южного вокзала прямиком на север. Скорее всего, в Оленью Упряжь, если прикинуть примерный час отправления.
      - Да, не сидится людям на месте, - в детстве я искренне не понимала, зачем все так хотят покинуть свои дома и отправиться в дальний путь.
      Мне казалось, что дома гораздо лучше, и выезжать куда-то далеко можно разве что только летом, на море или ещё куда. А потом, познакомившись с Айной, я поняла, что порой люди уезжают из дома, чтобы туда не возвращаться.
      Я ещё раз осмотрела всё, что царило вокруг. Лес был тих и спокоен, своим молчанием как будто маня нас прямо на запад, вплоть до самого берега Полярного океана. Этот берег располагался не так далеко от Агелидинга, но была я там от силы пару раз. И то в далёком детстве.
       Железнодорожный вокзал уже покидали приезжие и, возможно, провожающие обыватели, а справа, чуть дальше к северу, виднелась красно-белая крыша Сур-Ганского монастыря, поблёскивающая ярким золотым шпилем на самом верхнем из куполов. В общем, всё вокруг так и кипело красотой, от которой дух захватывало невообразимо и мощно, так, что все предыдущие проблемы и перипетии дня быстро уходили на второй план, становясь лишь второстепенными героями этой жизни. А может, они и были ими? Кто знает…
      - Помнишь, как мы с тобой познакомились? – Айна облокотилась на перила и, не отводя взгляда от заходящего солнца (здесь, в северных широтах, оно скрывается за горизонтом очень медленно), обратилась ко мне. – В третьем классе, на большой перемене в пустой аудитории.
      - Да, - сама того не желая, я мысленно перенеслась в тот год и вспомнила, почему именно сидела одна среди опустевших парт. – Ты тогда здорово меня развеселила. Да и потом подбадривала по мере возможностей. Или скорее, несмотря на моё настроение.
      - Я знала, какого это – кого-то или что-то терять. Ты потеряла дедушку, я – свой дом. Вот и подумала, что вместе мы сможем пережить это гораздо быстрее.
      Айна выглядела несколько заворожённой и отрешённой от окружающего. Она до сих пор смотрела на горизонт, и я сказала:
      - Главное, ты дала мне возможность понять, что мы не были виноваты в своих бедах. Что не всегда всё в этом мире зависит от нас. Надо только…
      - …это принять, - закончила за меня подруга. – Да, я всегда так поступала. В Сур-Гане стало неспокойно, да и родственники мамы не очень жаловали отца. Хоть он и помог им с тем контрактом. И, в довершении всего, между нами и Эт-Смарагдусом разыгрался тот «Кокаиновый конфликт»4… Сейчас даже смешно произносить это название – звучит как термин из современного боевика про бандитов.
      - Да уж. Зато благодаря этому самому конфликту мы с тобой познакомились, - я подошла к краю башни и попыталась приободрить подругу. – И любуемся сейчас на эту красоту!
      - Это верно, - на её лице снова заиграла улыбка, как в прежние времена (то бишь позавчера). – Жизнь непредсказуема. Никогда не знаешь, чего ждать от нового дня.
      - Если он наступит, это уже будет большим подарком, - ответила я, слово в слово скопировав фразу самой Айны, сказанную мне где-то полгода назад. – Что-то ты расклеилась. Один день в больнице – это ещё не повод, чтобы грустить!
      «Да уж, - заодно подумала я. – Зато убийство и допрос в полиции – прекрасная причина для нездорового оптимизма, какой сейчас исходил от меня во все стороны этого бескрайнего мира».
      - Я знаю, - в этот миг Айна встрепенулась, отошла от поручней и, улыбнувшись, снова стала похожей на прежнюю Айну. – Просто последнее время в голову лезут разные мысли. Философские. О жизни, судьбе, предназначении, времени…
      - Ну, если говорить честно, они лезут к тебе столько, сколько мы друг друга знаем. Мне кажется, это нормально. Даже в каком-то смысле круто. А то большая часть наших одногруппников может сказать о смысле жизни только то, что он очень дорогой, и ради него надо устроиться на прибыльную работу.
      Айна засмеялась и вновь похвалила меня за хорошее чувство юмора. Неожиданно перед моими глазами возникла какая-то белая точка и, кружась на лёгком ветру, плавно опустилась прямо в мою ладонь. Да это же…
      - Ого, снежинка, - воскликнула я, когда та уже растаяла, не оставив от себя и следа приходящей зимы. – Первая, и надеюсь, что не последняя.
      Однако прошло ещё несколько минут, и больше в воздухе не появилось ни намёка на скорый снегопад.
      - Что ж, это лучше, чем ничего… Значит, время ещё не пришло.
      - Ваше время закончилось, - послышался шепелявый, староватый, но вполне уверенный в своих силах голос со стороны лестницы. – Площадка закрывается через пять минут.
      Да, всё хорошее рано или поздно заканчивается. В отличие от учёбы…
      - Пойдём? – Айна медленно направилась к выходу, последний раз взглянув на заходящее солнце.
      Оно уже коснулось вершин неровных лесистых крон, подсветив их ярким янтарным заревом, и, следуя своим же собственным правилам, неумолимо исчезало за горизонтом. До ночи оставалось не так уж долго, и нам действительно надо было возвращаться домой.
      - Пойдём, - я вернулась к подруге, и, взяв её за руку, последовала к лестнице.
      Жаль, что эта башня находится так далеко от моего района. Я бы ходила сюда чаще. Хотя кого я обманываю? Я не могу уже который год посетить парк Себастьяна, а он расположен почти что с домом семьи Чаттерджи. Лень и откладывание на потом – когда-нибудь они убьют человечество.
      К сожалению, сегодня нам пришлось отправиться с подругой разными маршрутами. Ну, в конце концов, мы хорошо провели время и всё-таки встретились, а это уже кое-что!.. (Нет, я явно слишком оптимистична сегодня – как бы чего не вышло).
      - Вот и твой маршрут, - указала я Айне на небольшой автобус, направлявшийся к нам, и попрощалась с ней. – До завтра!
      - До завтра, - улыбнулась она. – Береги себя.
      - И ты тоже, - сказала я, когда подруга уже вошла в салон и, расплатившись, села на свободное место.  – Нам всем это сейчас не помешало бы…
      Маршрут «Южный вокзал – купол Вильяма – Часовая башня – Мостовая улица – башня Речная» унёс Айну на встречу с её семьёй, и я невольно стала ожидать свой. Солнца отсюда как такового видно уже не было, но я всё-таки предполагала, что, пусть только краешек, но диск светила ещё не до конца погрузился за пестрящую линию горизонта. Как же хорошо, что мой автобус подошёл буквально через пять минут после выше описываемых событий. Прямо удача на удаче!
      Правда, когда я вошла внутрь, то поняла, что хорошего без плохого в нашем мире не бывает – все места оказались заняты, а стоящих пассажиров с лихвой хватило бы на концерт какой-нибудь рок-группы средней популярности – но изменить что-либо уже не представлялось возможным, и я, расплатившись за проезд, направилась домой. Домой, куда совсем не хотела возвращаться. Особенно после последних приключений. Но согласитесь – нельзя же взять и поселиться на крыше башни? Не считая того, что это накладно с точки зрения оформления документов, даже красочный вид снаружи уже через неделю-другую надоест и не будет впечатлять так, как раньше. Как говорится, во всём нужна мера.
      Автобус ехал на восток, вдоль по улице Зари, и лучи сегодняшнего дня в последний раз осветили город, с трудом пробившись через заднее стекло в наш загруженный салон. Солнце позади исчезало, а мы мчались от него прочь, в сторону подступающему сумраку ночи. Звучит красиво, конечно, но порой у меня возникали такие мысли, что в этом-то и заключается наша судьба. Бежать прочь, от света и яркого дня, в сторону темноты, даже не осознавая, что мы совершаем самую чудовищную ошибку в своей жизни. Загружать свой день ненужными обязанностями, работой, которая не устраивает вовсе, делать то, что не хочешь, успокаивая себя призрачной надеждой, что пройдёт ещё пара лет, и ты сможешь зажить по полной. И яркий день уходит от тебя всё дальше, а ты по собственной воле идёшь в темноту, уверяя себя, что это к лучшему. Дураки мы! Вот что я могу сказать…
      В общем, вы сами поняли, что в который раз, оставшись наедине со своими мыслями, я снова умудрилась испортить себе настроение. Остаётся лишь сделать из этого выводы. Как мне, так и вам.
      
      ***

      Как я и предполагала, сегодня ночью меня вновь посетил очередной странный и до дрожи реалистичный сон. Интересно, сойду ли я с ума, если так будет происходить каждый раз? Всё возможно…
      Однако того опасного для жизни моста пока что видно не было. Нет, теперь вокруг меня великанами возвышались высокие дома, старинной отделкой приветствуя свою новую гостью, а под ногами пестрили сероватые гранитные булыжники. Да уж, мне сразу вспомнились сказки отца на ночь, с перечислением составов горных пород и их полезных свойств. К счастью, в детстве чаще всего меня укладывала спать мама.
      Ладно, я вновь отвлекаюсь. И очень даже зря – улица, на которой я стояла, начала медленно наполняться народом, и краски вокруг, будто живые, внезапно стали набирать силы. Вбирали в себя жизнь и оживали – я бы так сказала. Размытые силуэты становились всё отчётливее, и вдруг резкий шум ударил прямо в уши. Да, теперь я ещё и услышала всё, что творилось вокруг.
      Знаете, а это даже начинает мне нравиться. Сами посудите: не каждая девушка может похвастаться тем, что из ночи в ночь для неё крутят столь реалистичный фильм. Правда, если всё это происходит не просто так, с таким отношением к происходящему далеко я не уйду. Интересно только, зачем мне всё это показывают? И кто?..
      Я прошлась по улице вслед за течением толпы и оказалась на площади. Вот тут я и поняла, что это именно Южная Иллиосия и ни что иное. Огромная башня, серая и местами почерневшая, возвышалась над каменной брусчаткой, и сомнений не оставалось – это Войсдвиг. Второй по величине город соседней страны выглядел не совсем так, как на современных снимках, но узнавался достаточно хорошо. Угловатые дома в этом районе, скорее всего, были выстроены ещё лет триста назад, а часовая башня – так вообще во времена расцвета древней Иллиосии как единой страны. Только вот что мне тут делать – нашу соседку я не любила так же, как и большинство моих соотечественников, и появляться здесь ради пустяков не хотелось.
      Стараясь решить, в какую сторону теперь следовать, я, к своему удивлению, увидела первое знакомое лицо. Кайл Хиггс, тот самый красавчик-военный, стоял у одинокого фонарного столба и, выглядя не менее одиноко, временами посматривал на башню вдалеке. В этот раз он смотрелся гораздо представительнее: куртка была прилежно разглажена, ботинки начищены до блеска, волосы... Впрочем, для парней вообще не важно, причёсаны они или нет.
      Я сразу же поняла, кого он ждёт. И не ошиблась: ровно в шесть вечера со стороны той самой улицы, по которой пришла я, к нему проследовала моя ещё более старая знакомая – Грейси Эванс. Похоже, их первое свидание всё же состоялось в своё время.
      - Кайл! – девушка подошла к офицеру и, чуть смущаясь, приобняла его, а тот, в свою очередь, протянул букет цветов. Весьма красочный, надо сказать – даже странно, что я его не заметила вначале. – Вау, огромное спасибо!!!
      - Я подумал, что белые розы лучше всего подойдут для такого вечера.
      Белые розы. Да, они самые. Точно такие же мне дарил Брайн на последнем звонке в десятом классе… Только розы Кайла выглядели раз в сто - сто пятьдесят лучше. И я вовсе не злорадствую – такими бутонами можно было запросто играть в гандбол или боулинг! Так что реакция Грейси была мне понятна: девушка минуты три рассматривала свой букет, и так и сяк принюхиваясь, вращая по часовой стрелке и восклицая о его красоте всё сильнее и сильнее.
      - Ты невероятен, - ещё раз улыбнулась она, и парень предложил прогуляться по улицам и пообщаться в этот раз как следует.
      Вот уж чего я не ожидала от себя, так это зависти. Нет, я не кипела от злобы и не жалела, что Кайл познакомился с ней, а не со мной. Просто… вспоминая наши отношения с Брайном (первые и единственные в моей жизни, надо сказать), я невольно сравнивала нас с этой парой. И последние заметно выигрывали по сравнению со своими полувековыми продолжателями. Кайл расспрашивал Грейси обо всём, слушал, делал комплименты, зная меру и подчёркивая в них самую суть. В общем, к середине прогулки я поняла, что как таковой любви у меня и не было. Даже мои спутники в свою вторую встречу выглядели куда счастливее и гармоничнее, чем мы на первую годовщину своего знакомства.
      Вскоре пара посетила кафе, после чего Грейси решила снова вернуться к часовой площади. Снаружи уже начало смеркаться, и в тускнеющих лучах зашедшего солнца Войсдвиг стал напоминать настоящий мираж. Огни в окнах старинных домов освещали узкие улочки, народ неспешно проносился мимо, а фонари, позеленевшие от древности, придавали прогулке оттенок приятной сказочности и даже книжности происходящего. Как будто читаешь старинный роман о любви, только видишь не текст, а то, как писатель всё это представлял.
      - И всё-таки это не случайность, что мы с тобой тогда встретились, - сказала девушка, уже давно привыкнув к компании молодого офицера и нежно держась за его плечо. – Если бы не ты, я бы сейчас не гуляла по этой улице. Как будто мне тебя послал сам Бог. Чтобы ты меня спас…
      Кайл взял её за руку покрепче и, когда они уже вышли на площадь, добавил от себя:
      - Кто знает, может, всё как раз наоборот? Бог послал тебя мне, чтобы сделать счастливее и подарить жизни новый смысл? Ответа мы не найдём. Но в одно я верю точно – наша встреча не случайна.
      И вот наконец тот самый момент! Грейси протянулась к своему спутнику, и тот, закрыв глаза, слился с ней в поцелуе. Прямо на площади, под высокой часовой башней, в эту самую минуту отбивающей девятый час вечера. Невероятная картина, особенно для того, кто стоит к ней ближе положенного… Всю мою зависть как ветром сдуло. Я была так заворожена, тем, что происходило вокруг, что перестала думать о себе. Ощутила себя на месте этой девушки, если можно так сказать. В каком-то смысле так и было: краем сознания я чувствовала всё, что царило сейчас у неё внутри. И это было по-настоящему необыкновенно.
      А между тем небо полностью очистилось от следов заката, и в черноте его купола стали появляться первые звёзды. Сначала слабые, они загорались сильнее, и вскоре на небосводе возникли яркие созвездия. Большие Купола, Тигриный Коготь, созвездие Совы (по положению последнего я поняла, что сейчас стоял апрель – в чём-чём, а в Нордумском зодиаке я разбираюсь) и Сиятельный Вильям – соседняя планета, по яркости на ночном небе сравнимая разве что с луной. Вечерняя сказка превращалась в ночную. И пусть это была не моя история, я не жалела, что становилась её участницей. Прошлое вокруг меня закручивалось с невероятной мощью, силой, намного превосходящей мою, и я начинала понимать, что просто так оно меня не покинет.
      
      
Глава 4

В хвойном лесу
      
      Горячий кофе в любимой кружке и утро, когда никуда не нужно торопиться – именно таким и должно быть идеальное начало дня. Я сидела за стареньким деревянным столом, видавшим виды ещё во времена Полярной войны, и потягивала ароматный напиток, изредка посматривая в едва занавешенное окно. Осенний пейзаж до сих пор господствовал в округе, не давая зиме ни единой возможности порадовать нас хотя бы слабеньким снегопадом. Нет, куда там – в Агелидинге сейчас стояла самая что ни на есть неприятнейшая погода: со слякотью, грязными лужами и периодически проливающимися дождями. К счастью, сейчас я находилась не в Агелидинге.
      Кофе почти кончился, когда солнечные лучи, преодолев высокие кроны деревьев, проникли на кухню, осветив стол и буквально ослепив завтракавшую за ним девушку. Ну, благо свой законный час я урвала. Как всё-таки хорошо хотя бы недельку побыть в уединении, вдали от городской суеты со всеми вытекающими из неё последствиями. Деревенская жизнь, конечно, не так комфортна, как городская, зато в ней есть что-то… знаете, одухотворяющее. Примиряющее с собственными мыслями. А уж тому, кто родился и прожил тут первые годы своего детства, и подавно следует как можно чаще бывать на природе.
      - Ты уже всё? – заинтересованный голос раздался из гостиной, и я, ответив утвердительно, отправилась со своей кружкой к раковине. – Хорошо, а то мне надо готовить курицу, а лишнего стола у нас, к сожалению, нет, - и, открыв дверь, на кухню вошла моя бабушка. – Не включай воду, я сама её помою.
      - Я уже всё, - сказала я, успев протереть свою любимую кружку с росписью в виде яркого белого льва и поставив её на полку. – Кофе был чудесным. Спасибо, ба.
      - Ну, это заслуга производителей, а не моя, - посмеялась она. – Вот если ты так же похвалишь сегодняшний обед, то я обрадуюсь гораздо больше.
      - Курица в майонезе? – мысли о калорийной трапезе не внушали оптимизма, но одну ножку в выходные я могла себе позволить.
      Точнее, в неделю – у бабушки я гостила уже с прошлого воскресенья.
      - Так точно, - подмигнула она и протёрла стол, после чего направилась к холодильнику.
      Да, природа природой, а научно-технический прогресс в наши дни добирается даже до самых отдалённых провинций. Что уж говорить о посёлке Милиэна, расположенном в каких-то двух часах езды от столицы! Самые зажиточные жители уже в прошлом году обзавелись спутниковыми тарелками, так что не удивлюсь, если в скором времени две сотни каналов появятся и у бабушки Дейзи.
      - Ты слышала сегодняшние новости? – доставая из холодильника всё необходимое, бабушка попутно залезла в морозильную камеру и застопорилась в выборе подходящего полуфабриката.
      - По телевизору? – я помнила, что уже третий день у нас работал лишь один канал, да и по нему нельзя было понять, показывают ли сейчас передачу про быков Сур-Гана или репортаж с заседания правительства Северной Иллиосии.
      Впрочем, я вообще редко могла их различить. (Здесь все смеются над моей очередной шуткой).
      - Нет, по радио, - ответила Дейзи, наконец решив, что именно выбрать. – Сегодня ночью скончался Роберт Сноу…
      - Это один из ветеранов, да? – имя прозвучало знакомое, но я вообще плохо запоминала людей по ним. С лицами, к счастью, дела обстояли куда лучше.
      - Да. Герой войны, трижды получил орден Северной Звезды. Ему было восемьдесят девять лет…
      Да, неприятная новость. Учитывая, что бабушке восемьдесят два, представляю, как она повлияла на неё саму.
      - Не расстраивайся, ба, - я подошла и постаралась её утешить. По крайней мере, так, как умела. – Главное, что в стране помнят таких, как он. А время – это уже вещь, от нас не зависящая.
      Бабушка покачала головой и медленно села на табурет. В её лице, морщинистом, но в то же время таком светлом и даже ребяческом, возникла лёгкая грусть, и она молча взглянула в окно. Наверное, чтобы скрыть подступающие слёзы.
      - Твой дедушка знал Роберта. Они служили вместе где-то пару месяцев. Тот, конечно, был на несколько званий выше, но это не помешало им поддерживать общение и после войны. Последний раз он рассказывал мне, что Роберт Сноу приступил к какой-то книге. Тот никогда не писал, но, как говорил Билл, всегда собирался рассказать людям о своей жизни. Интересно, получилось ли у него что-то в итоге?
      Развернувшись, бабушка взглянула на портрет деда, Билла Найта, висевший прямо над камином (тот уже лет двадцать не разжигался и стоял для красоты), и её глаза волей-неволей засияли от навернувшихся воспоминаний.
      - Ладно, - наконец сказала она, встав с табурета и возвращаясь к делам, - если мы будем жить одним лишь прошлым, то будущее никогда нас не отыщет.
      - Да, что верно, то верно, - улыбнулась я, чтобы ещё больше отвлечь бабушку, и отправилась в коридор.
      Мой дедушка, как один из участников Полярной войны, любил рассказывать истории о тяжёлых битвах, переходах по заснеженным лесам и многочисленных переправах через бурные горные реки. Но ещё большее удовольствие ему приносили старинные предания о рыцарях Эль`мен Таина, сказания о странствиях Мессии, разные сказки про путешественников, древних полководцев и королей. Несмотря на то, что дед умер, когда мне было всего одиннадцать лет, многие из его историй я помнила до сих пор. И, как у меня завелось ещё в детстве, чтобы освежить их в памяти, я отправлялась на наш чердак и долго-долго копалась в старинных вещах и безделушках. Каждый раз, когда приезжала погостить к бабушке в Милиэну.
      Её домик был одноэтажным, однако этот самый чердак можно было смело считать этажом вторым – если я не могла теперь встать тут в полный рост, то Айне даже не потребовалось бы пригибать голову. Угловатые стены косой крыши, небольшое оконце с видом на хвойный лес – укромнее уголка для пряток и не придумаешь. Этим мы и занимались с подругой почти всё наше детство.
      Поднявшись по деревянной лестнице, на перилах которой какой-то неизвестный мне мастер создал вереницы диковинных резных фигур, я отодвинула засов у дверцы в потолке и, приложив недюжинную силу, подняла её вверх. В детстве чердак всегда открывал либо дедушка, либо папа, но сейчас мужчин рядом не было, и приходилось довольствоваться собственными силами. К счастью, в наше время современные девушки привыкли к подобным ситуациям.
      Как я и предполагала, наверху ничего не изменилось: сундуки и ящики стояли у стенок вперемешку с тюками старой одежды, а пыль, как непременный атрибут запустелых мест, ровным слоем покрывала всё, что только попадалось на глаза. Наверное, в такие минуты во мне и просыпаются гены отца – тот любит копаться во всём неизведанном и находить что-нибудь интересное в ненужном хламе. Правда, большей частью эта тяга у него сводится к поискам редких минералов и окаменелостей, но так как от самого понятия «геология» меня порой начинает мутить, я больше предпочитаю старинные вещи и прочий антиквариат.
      Сначала я, протерев пыль ближайшей более-менее чистой тряпкой, залезла в самый маленький из сундуков. Можно сказать, это было моё личное сокровище – много лет там лежали вещи, которые я хранила с самого детства и не решалась выбросить. В июле этого года, психанув после расставания с Брайном, я повыбрасывала большую часть старых игрушек и все школьные тетрадки, но, слава богу, до этого сундука дело не дошло. К частью, теперь я стала мыслить более адекватно.
      Итак. Первым делом я достала свой старый шарф, изношенный ещё в шестом классе, несколько ёлочных игрушек, свистнутых со школьной ёлки, и переложила их на пол. Затем в очередь пошли старые фотоальбомы и книжки. Некоторые фотографии в них я вообще забыла – например те, что оставались ещё с детского сада. Их я, кстати, решила выложить и пересмотреть позже, а вот те, что лежали с класса седьмого, я убрала от себя подальше: улыбающаяся школьница с брекетами навевает не самые приятные воспоминания…
      Затем я взялась за книги. «Часовая башня», автор Джодж Кэрри. Странно, но я не припоминаю, чтобы она у меня когда-то была. Как бы то ни было, заинтересовавшись обложкой, я решила оставить её у себя и почитать. Как-нибудь потом. Может быть. Ещё одна книга, показавшая мне такой же незнакомой, называлась «Легенда о Похитителе Времени». На вид она выглядела ещё более старой, чем первая, и я решила лишний раз не таскать её с собой, а просто пролистать и убрать подальше. Текст и правда оказался весьма своеобразным – ни картинок, ни глав, лишь сухой рассказ какого-то религиозного деятеля, описывающего предания древних и давно забытых лет. Не желая вдаваться в подробности, я вернула её в сундук и неожиданно услышала голос бабушки:
      - Шейна, отец зовёт к телефону!
      Вот уж кто любит обламывать кайф! Решив впопыхах убрать всё обратно, я кинула в сундук игрушки, свой шарф и ещё красивый золотистый ключ с обрамлением в форме филина, выпавший из его переплетений (последний я нашла в далёком детстве и хранила просто так), и, закрыв крышку, отправилась к лестнице. Эх, а так хотелось ещё раз рассмотреть дедушкино ружьё! Когда-то он даже обещал, что как только мне исполнится восемнадцать, он научит меня охотиться… Ладно, так даже лучше – пребывать в ностальгии по детству дольше положенного опасно для психики.
      - Да, пап, я слушаю, - к счастью, он меня всё-таки дождался и не стал сбрасывать трубку. А то у бабушки и так каждый месяц большая плата за телефон. – Хорошо, давай в восемь вечера. Да, я соберусь вовремя. Нет, не забыла. Всё, пока.
      Вух! Отец приедет за мной только вечером! Класс! Подольше побуду тут и порадуюсь тишине и покою. А я ведь ещё собиралась прогуляться по лесу! Ничего, всё сегодня успею – теперь-то вернусь сюда только в ноябре…
      Время прошло немой тропой, как часто пишут в свои стихах поэты, и неумолимо подошёл час обеда. Первым на очереди был салат, и, справившись с ним, я приступила к курице, осознавая, что главной задачей сейчас являлось держать себя в руках. Мясо получилось просто сногсшибательным, о чём я и сказала бабушке, однако съесть сегодня всё предложенное не входило в мои планы. И, чтобы хоть как-то отвлечь её от стремления накормить меня под завязку, я решила развлечь Дейзи беседами. В конечном итоге я и не заметила, как мы переключились на компот, а бабушка уже вовсю рассказывала мне о своей лучшей подруге из Оргениума, с которой она познакомилась в годы войны.
      - Сейчас её дети обосновались в Оленьей Упряже, а раньше они всей семьёй жили в Оргениуме. Надо сказать, она всегда поражала меня своей способностью выкручиваться из сложных ситуаций. Не каждая женщина сможет охмурить племянника самого Себастьяна Кёртиса!
      - Ого. Ты мне никогда об этом не рассказывала, - беседа и правда должна была быть интересной, но время поджимало, и мне уже жутко хотелось прогуляться на природе (в последний раз в этот раз, так сказать), и я уже готовилась «отчаливать» от стола.
      - А что рассказывать? Всё равно с первым мужем она рассталась примерно через десять лет. Но зато их сын теперь известнейший предприниматель в Упряже. Слышала про Френка Скотта?
      - Да, кажется, - я наконец покинула своё место и отправилась в коридор. – Я пойду погуляю в лесу. Скоро вернусь. Спасибо за обед, ба! Было невероятно вкусно!
      - Тебе спасибо, что оценила. Теперь я не скоро буду кого-то радовать своими обедами.
      - Не говори глупостей, - я, уже надев свитер и сапоги, вернулась на кухню и добавила. – Я приеду на следующих выходных, обещаю.
      - Не думай об этом, Шейна. Ты всегда была рядом со мной. Бог всё видит, и непременно вознаградит тебя сполна за заботу. Как и меня, когда-нибудь.
      Я подошла к ней и дотронулась до её ладони – никогда не могла видеть бабушку в таком состоянии.
      - Не думай об этой чепухе! Мы живём не для того, чтобы, в конце уйти из этой жизни. Мы живём ради того, чтобы остаться. С теми, кого мы любим, - и я, сказав эту услышанную когда-то от Айны фразу, обняла Дейзи. – Я приеду уже в пятницу вечером.
      Наконец бабушка просветлела и на прощание даже посоветовала мне быть осторожнее в лесу. Что ж, значит, ей и правда стало намного лучше!
      Надев короткую тёмно-зелёную курточку, я бегло нацепила шапку и нырнула в дверной проём. И вот я снова на улице! Как думаете, что может быть притягательнее домика в деревне? Только домик, расположенный на самом краю деревни! Избы, дачи и коттеджи других жителей остались за моей спиной, а впереди предстал настоящий, живой и буквально дышащий всеми палитрами цветов и ароматов хвойный лес. Что я говорила про ностальгию по детству? Она опасна? Что ж, сейчас я собиралась получить такой заряд воспоминаний, что от одной мысли уже захватывало дух.
      Наш Агелидинг, будучи самой северной столицей мира (я уже это говорила, ну да ладно), располагался на самой границе двух природных зон. К югу от него произрастали смешанные и преимущественно широколиственные леса, а к северу – хвойные. Непроглядная и нетронутая тайга, которая даже получила своё собственное имя – лес Вайтл. Как вы уже догадались, в честь основателя нашего города. Нет, лиственные деревья здесь тоже встречались, но основной красотой являлись именно хвойные – бесчисленные ели и могучие кедры, пихты, сосны, кипарисы, лиственницы, даже тисы и редкие тсуги! Я плохо разбиралась в последних, но какое это имеет значение, когда ты идёшь по лесу и наслаждаешься красотой природы?
      Палитра осени часто выглядит удручающе, однако такое место позволяет взглянуть на октябрьскую природу совсем иначе. Насыщенныые зелёные краски хвои, подобно разросшимся кристаллам иллиоских малахитов, окружили мою тоненькую тропу, и я сразу же ощутила сильнейший и всепоглощающий запах тайги. Как же я любила в детстве гулять здесь! По этой самой дорожке пройти до озера, через заросли туи, сесть на одну из удачно приспособленных лавок и, не вставая часами, просто наслаждаться природой, её покоем и одиночеством. Последнее люди часто ругают, но я давно для себя поняла, что одиночество в городе и оно же в чистом нетронутом человеком уголке природы – вещи прямо противоположные. Разве можно грустить и убиваться в печали, когда вокруг тебя столько жизни!
      Ветви разросшихся ёлок дотрагивались до моих плеч, а опавшие иголки, добавляя лесу тусклое обрамление увядшей желтизны, тихо, еле слышно хрустели под резиновыми сапогами. Добавьте к этому почти полное отсутствие ветра и яркие лучи солнца, пробивающиеся через кроны самых высоких сосен, и вы хотя бы отчасти представите то, что я сейчас видела в воочию.
      Сейчас мне нужно было забыться. Отпустить все переживания прочь и насладиться этим одиночеством, принять его внутрь и успокоить, утихомирить свои ненужные пустые мысли. Только здесь это получалось. С самых первых лет моей жизни. К сожалению, вместо той жизнерадостной девочки через эти заросли теперь пробиралась едкая, колкая и недовольная собой девушка-подросток, но я-то знала, что не пройдёт и часа, как лес снимет с меня эту навязчивую маску и покажет истинную Шейну. Шейну, которую я теперь не вижу даже во сне…
      Роща елей, посаженная на месте старого пожара (лет тридцать-сорок назад люди относились к природе так же безответственно, как и сейчас), показалась мне ещё более тёмной, чем раньше. В ельниках всегда так: стоит пройти пару метров сквозь сырую промозглую тень, как начинает казаться, что попал в другой мир. Царство мрака и тишины. Здесь и правда не было слышно ни звука, так что на миг мне даже стало не по себе. Но что может случиться в месте, которое знаешь как свои пять пальцев? Я преодолела этот «теневой барьер» и, увидев наконец ровные золотые лучи пробивающегося солнца, вышла к берегу озера.
      Как оно называлось, я точно не знала. Одни говорили, что его надо именовать Таёжное (хотя так называли все озёра в округе), другие – водоём №38 (язык не поворачивался следовать их примеру), третьи так вообще говорили, что жители Эль`мен Таина дали ему имя Ис-тук Эль. Откуда они отрыли такое название, если у обитателей королевства не осталось ни одного потомка, я понятия не имела, поэтому, не вдаваясь в подробности, всё-таки следовала первому примеру.
      Таёжное озеро в это раз выглядело просто волшебно. Ветер сегодня оставил лес стороной, и гладкая, идеально ровная поверхность водоёма напоминала зеркало. Я даже увидела своё отражение, в слегка сероватой воде выглядевшее очень даже ничего. Жаль, что Айны не было рядом – она любила проводить время на этом самом берегу, иногда даже пытаясь его зарисовать. Краски она забросила ещё пару лет назад, но даже тогда у неё получалось намного лучше, чем у меня.
      Я присела на одну из лавок, стоявших у берега, и откинула голову назад. Мысли-мысли… Они не давали мне покоя. Почему мы всегда принимаем всё близко к сердцу? Всю свою жизнь что-то обдумываем, строим планы, переживаем, когда что-нибудь идёт не так. Тратим нервы впустую, думаем, думаем, думаем… Глупо, не правда ли? Взгляните хоть раз на бирюзовые кроны кедров, отражающиеся в кристальных водах дикого озера, или на звёзды в небе, стараясь отыскать в темноте далёкое созвездие. Они существовали до нас, они же продолжат свой путь и после нашей смерти. Вечность – это очень долго. А у нас есть лишь миг. Так зачем проживать его впустую?
      Хотя об этом легко лишь говорить. На деле изменить себя дано не каждому. И это наша самая серьёзная проблема…
      Да, я всегда любила здесь пофилософствовать. В конце концов, когда ещё представится возможность побыть наедине с самой собой? Глядя на успокаивающую гладь озера, мне даже стало интересно, действительно ли в нём такая холодная вода, как кажется? Но проверять совсем не хотелось (делать, что ли, нечего?), так что я продолжила всматриваться в череду сверкающих облаков, проплывающих под отражением леса, и думать обо всём на свете.
      В тот момент, когда подул лёгкий ветерок, я вдруг услышала странные звуки недалеко от своей лавки. Лёгкий шум, напоминавший хруст хвои и странное бормотание, прозвучал прямо в метре от меня, и от неожиданности я даже привстала. Небольшое создание, покрытое колючками, пробегало вдоль линии берега, и мне оставалось лишь улыбнуться нашей с ним встрече. Ёж! Большой (чуть меньше кошки), коричневато-серый и, как мне показалось, весьма сердитый. Заметив меня, он несколько раз фыркнул и побрёл в лесную чащу настолько быстро, насколько ему позволяли его короткие лапки. Всегда любила ежей! В основном, благодаря Айне и её любимой игрушке детства. Да, в нашем лесу их водится превеликое множество, некоторые даже забегают в деревню, но только не в это время года. Сейчас они должны уже давно лежать в спячке в ожидании весны.
      От нечего делать я даже хотела проследить за ним, но внезапно вдалеке послышался ещё один звук, на этот раз гораздо более громкий. Я сначала даже подумала, что мне показалось – настолько он показался мне нереальным. Но потом тот повторился, и уже гораздо громче. Это был чей-то крик! Причём такой странный, что я даже не смогла понять, человеческий он или нет. Крик раздавался снова и снова, и мне невольно стало не по себе. Не знаю, как это объяснить, но он показался мне таким жалобным и грустным, будто кто-то из последних сил звал на помощь. И с каждым разом всё настойчивее и настойчивее.
      Кто его знает, что мной сейчас руководило… Наверное, как всегда приступ героизма и вредное чувство сострадания вперемешку с любопытством. В общем, плюнув на раздумья, я оценила, с какой стороны шёл этот звук, и отправилась туда. Одна из троп, проложенная через ельник, внезапно вывела меня к более густой роще низкорослых сосен и так же неожиданно закончилась. Однако когда я уже собиралась повернуть назад, крик раздался вновь, и мне стало ясно, что его источник теперь находится гораздо ближе, чем раньше. «Была не была!» - сказала я самой себе, отодвигая первую колючую ветку и направляясь в чащу дикого леса.
      Солнце всё ещё освещало всё вокруг. Но с тех пор, как я вышла на прогулку, прошло уже порядка трёх часов, и яркий золотой диск неумолимо клонило к закату. Что означало только одно: с каждой минутой здесь будет становиться всё темнее и темнее.
      Идти пришлось долго и сложно. Густой подлесок не давал ступать быстрым шагом, а острые колючки то и дело цепляли волосы и попадали мне в лицо. Хорошо, кстати, что я не видела сейчас это самое лицо – наверное, с выражением «иду туда – не знаю куда» я бы себя даже не узнала. Чаща, она и есть чаща. Единственным, что не давало мне повода повернуть назад, был крик, раздававшийся с каждым метром всё громче и отчётливей. Только я так и не могла понять, кто именно сейчас кричал. Одно знала наверняка: скорее всего, какой-то зверь. Вряд ли человек смог бы издавать столь громкие звуки.
      Наконец густые и неприятные заросли выпустили меня из своего плена, и я вышла на небольшую поляну. Ну, не совсем – папоротника и мха тут было слишком много, чтобы назвать это место поляной, но оно всё равно не шло ни в какое сравнение с той чащей, где я только что пребывала.
      Я остановилась и, вздохнув с облегчением, осмотрелась. Готова поклясться, крик шёл отсюда, однако в данный момент никого живого в округе видно не было. Отдышавшись, я сделала несколько шагов в сторону востока (против солнца) и чуть не споткнулась о какой-то камень. Да их тут было полно! Странные сероватые валуны торчали прямо из-под зелёного мохового ковра, причём таким ровным строем, что я начала сомневаться в их естественном происхождении. Нет, а что? Я видела в фильмах сцены с археологическими раскопками, даже в некоторых фантастических картинах, так что моему воображению ничего другого не оставалось. Валуны (скорее, даже кирпичные блоки) располагались несколькими прямыми линиями, в некоторых местах даже поднимаясь на полметра над землёй, однако даже близко предположить, кто именно жил в таком диком краю раньше, я не смогла. Вполне возможно, что какие-нибудь жители Эль`мен Таина. Тысячу лет назад или даже больше.
      В тот момент, когда я собиралась рассмотреть серый камень поближе, за спиной снова раздался тот жалобный крик. Резко развернувшись, я вгляделась в округу, но поначалу так никого и не нашла. Казалось, что голос звучал совсем рядом, но из-за солнца, быстро спускающегося к горизонту, заметить что-либо в тени от деревьев у меня не получалось. Наконец это случилось: очередной крик перевёл мой взгляд в сторону разросшихся кустов жимолости, и я увидела там птицу! Большая светло-бурая сова мотала головой из стороны в сторону и, завидев меня, принялась кричать пуще прежнего. Что самое странное, я её уже где-то видела. Совсем недавно. Неужели?.. Да, я не ошиблась – именно она посещала меня во сне несколько недель назад… Птица, которую Айна в тот день описала как филина, била крыльями по кустарнику, стараясь взлететь, но совсем скоро я поняла, что осуществить задуманное у неё не получится.
      Присев на корточки, я взглянула на сову поближе и догадалась, в чём заключалась причина. Правое крыло птицы было подбито, не знаю, чем именно, и несколько десятков перьев изрядно запачкало кровью. Вот так напасть! Бедняга… Увидев меня, сова перестала издавать громкие звуки и замерла. Лишь её жёлтые глаза, точно такие же, как в том самом сне, будто молили меня о помощи. Понятия не имею, с чего я так решила, но мне в этот миг казалось именно так.
      Но что же предпринять? Принести её в дом? Конечно, эта мысль, на мой взгляд, выглядела самой правильной, но что делать потом? Чем её лечить? Думая, как лучше поступить, я только-только протянула руку к её потрёпанным перьям, когда сзади, в третий раз за день, раздался ещё один неожиданный для меня голос.
      На этот раз это был вой. Настоящий громкий вой, который я частенько слышала со стороны окна бабушкиного дома тёмными лунными ночами. Но сейчас он звучал совсем близко – буквально в тридцати-сорока метрах от меня. Да уж, чего я точно не ожидала, так встретить в этой округе волков! Если ежи и гуляли рядом с Милиэной, то стаи диких хищников никогда не забредали так близко к поселениям. Худшего момента и не представишь!
      Недолго думая, я решила забрать сову с собой и убираться отсюда подобру-поздорову. Как ни странно, на мои попытки взять её в руки птица не отреагировала почти никак – даже перестала щёлкать клювом и вертеться на одном месте. Аккуратно обхватив свою новую «знакомую» снизу и подняв над ветвями жимолости, я освободила перья от мусора и засохших листьев и прислонила её к себе, чтобы ненароком не выронить. Та лишь взглянула на меня своими огромными глазами и издала лёгкий клик, который я расценила как «заранее спасибо», после чего почти что свернулась калачиком. Господи, надеюсь, что с ней не произошло ничего серьёзного, и она дотянет до дома!
      Тогда-то вой и повторился. Хотя, скорее даже не вой, а рычание. Гулкое, низкое и не предвещающее ничего хорошего… Я не могла решиться и посмотреть назад, но страх пересилил осторожность, и я всё-таки взглянула в лесную чащу. Да, это рычал волк. И похоже, что не один. Около трёх, может, четырёх зверей стояло поодаль от поляны, но в свете заката я могла отчётливо увидеть их силуэты. Серые, даже немного чёрные хищники медленно двигались прямо ко мне и, осознав, что я их заметила, ускорили шаг. Проклятье! Только не это! Если сегодня и могло случиться что-то плохое, то это – самое худшее из всего возможного!
      Так, Шейна, не паникуй! Главное, чтобы звери поняли, что ты их не боишься. Так обычно учили в школах и на специальных семинарах. Да, но чёрт возьми! Когда на тебя бежит стая диких волков, не паниковать и не бояться просто невозможно! К сожалению, поддавшись испугу, я совершила самую большую глупость – я побежала прочь.
      Папоротниковая поляна скрылась за первыми сосновыми ветками, однако как только я вышла на более-менее свободный от зарослей участок, волки меня нагнали. Никогда не забуду это мгновение… Я, одна, стою в родном и любимом для меня лесу, а со всех сторон на меня скалятся эти страшные создания. И рядом нет никого, кто бы смог мне помочь. Никого. Совсем.
      В голове вдруг мелькнула мысль бросить им птицу и спасаться бегством, но я не была настолько гадкой и бессердечной тварью, чтобы так поступить. Даже если и смогла бы, то до конца жизни себя бы не простила. Оставалось лишь только их как-то отпугнуть…
      Серая грязная шкура мелькнула перед глазами, и в следующее мгновение я лишь чудом успела отскочить от острых зубов одного из преследователей. Сова в моих руках забилась в волнении, но я сумела её удержать. Да, сейчас у нас с ней у обеих были серьёзные проблемы. Может, в отличие от неё, я и не была ранена, но мои взгляды на жизнь подсказывали, что совсем скоро волки это исправят. Сзади раздалось рычание, и я с ужасом поняла, что их теперь точно стало больше четырёх. Шесть или семь диких хищников, прямо здесь, рядом с моим посёлком! И в эту минуту на меня напал настоящий страх. Ужас, который я не испытывала, наверное, никогда в своей жизни. Я не могла пошевелиться, отойти в сторону или ещё как-то отпугнуть их – оцепенение сковало меня по рукам и ногам. Так что всё, на что я была сейчас способна – это не смотреть нападавшим в глаза. Серые, матовые, почти что бронзовые. И наполненные дикой животной яростью.
      Я смутно помню, что случилось в следующие несколько минут. Один из волков вцепился в мою куртку и повалил на землю как раз в ту секунду, когда я услышала что-то. Биение моего сердца отдалось прямо в уши, столь тяжело, что мне даже показалось, будто я потеряю сознание от напряжения. Наверное, именно тогда волки кого-то увидели. Тот зверь, что стоял рядом со мной, внезапно растерял всю свою злость и, жалобно заскулив, попятился в сторону. Следом испуг перешёл и к другим, и, всё ещё находясь в забытье, я молча стала наблюдать, как свирепые и грозные хищники, один за другим, в страхе поспешили прочь.
      Прошло ещё какое-то время, прежде чем я смогла прийти в себя и подняться на ноги. Напряжение ещё и не думало спадать, но мне хватило сил, чтобы осмотреть себя и птицу в руках. На счастье, сова не пострадала нисколечко, а вот куртку, порванную с левого бока, теперь придётся выбросить. Что ж, сейчас это уже не казалось мне такой уж серьёзной проблемой.
      Но кто прогнал их? Клянусь Богом, я точно кого-то слышала! Или чувствовала… Осмотреться по сторонам не составило для меня особого труда, но как я ни старалась отыскать своего спасителя (или спасительницу), увидеть кого-то в чаще не получалось. Нет, на миг я всё-таки заметила чей-то силуэт (как будто кто-то в тёмном пиджаке стоял возле дальнего куста можжевельника), но, поспешив в ту сторону, поняла, что мне просто показалось. Наверное…
      Окей!!! Если я и поняла что-то из всего случившегося, так это то, что пора возвращаться домой. И желательно бегом! Что я, собственно, и сделала.
      Нет, свои прогулки в лесу я не заброшу никогда, но неподготовленной к подобным встречам больше не выйду. Палка, перцовый баллончик или какой-нибудь самый дешёвый отпугиватель собак – что угодно, но теперь я не отправлюсь на природу безоружной.
      Дорога назад казалась невозможно долгой: я жутко боялась возвращения волков, поэтому, не останавливаясь, то и дело поглядывала по сторонам и за спину. К счастью, моя спутница держалась намного лучше: даже временами ласково клевала ткань моей итак несчастной куртки. Что ж, хоть что-то хорошее за последние полчаса. Тёмно-зелёные заросли любимого леса вскоре остались позади, напоследок запомнившись мне своим сумрачным, даже каким-то негостеприимным видом, и я увидела впереди родной бабушкин домик. Наконец-то!
      - Что с тобой??? – увидев меня, бабушка застыла с таким лицом, будто перед ней стояла не внучка, а какой-то бомж-зомби.
      Ну да, учитывая, что на куртке помимо повреждений появилась ещё и пара больших красных пятен, видок был ещё тот.
      - Ничего серьёзного, - решила я пока что не тревожить Дейзи подробностями и, постелив на стул какую-то старую тряпку, положила птицу на неё. – Лучше скажи, как ей помочь? Кажется, у неё подбито крыло.
      Бабушка, постояв ещё пару секунд в замешательстве, наконец обратила внимание на «гостью» и удивилась ещё больше.
      - Где ты его нашла?
      - Его? – переспросила я, так как точно была уверена, что это «она».
      - Филина. В это время года их в округе почти не бывает.
      - Как и волков, ага, - добавила я, но почти шёпотом. – В лесу, он… она кричала. Я не могла её там оставить…
      Бабушка склонилась над птицей и попыталась её как следует рассмотреть, но та, чуть ли не подпрыгнув на одном месте, громко зашипела и попыталась цапнуть её за палец. К счастью, попытка успехом так и не увенчалась.
      - Да уж, - покачала Дейзи головой и сложила руки крест на крест (она всегда так делала, когда о чём-то усиленно думала). – Как только он не искусал тебя, пока ты его несла?
      - Даже не знаю, со мной она вела себя тихо, - и в доказательство я погладила её по голове, на что та ответила лишь парой морганий глаз.
      - Ффф… Шейна-Шейна, с тобой всегда одни сюрпризы. Неугомонная девчонка!
      - Да знаю я, ба, лучше скажи, что делать с ней.
      Бабушка попыталась взглянуть на крыло, так, насколько это позволяла сова, и тяжело вздохнула.
      - Я не ветеринар, внучка. Это моя подружка была медсестрой на фронте, а я вот работала связисткой. Даже не могу сказать, насколько это серьёзно…
      Что-то подобное я и ожидала услышать. В конце концов, это моя бабушка, а не ведущий врач передачи «Спасём бездомных животных». Но всё же.
      -  И что теперь делать? – взгляд птицы разжалобил меня окончательно, и эмоции, насыщенные ко всему прочему недавней стычкой с хищниками, уже подступали к глазам в виде скорого ливня из слёз. Расклеилась я сегодня, в общем, основательно.
      - Ну… Можно отвезти его в зоопарк. Думаю, там ему должны помочь работники. Орнитологи или ветеринары… А я могу пока промыть рану и перевязать, чтобы везти птицу было удобнее. Жаль, что твой отец приедет только через два часа.
      Да, как я могла забыть… Придётся ещё и ждать его приезда! Вот что значит быть привязанной к расписанию.
      - А она протянет столько? – спросила я, заметив, что за последнюю минуту сова как-то внезапно поникла. Надеюсь, что мне это только казалось.
      - Если бы я только знала, - и бабушка, собрав тряпку со всех сторон, подняла «гостью» на руки.
      Та, конечно, начала пищать и клеваться, но не так яростно, как вначале. И это насторожило меня ещё сильнее.
      - Я всё сделаю, а ты жди, - и вскоре в ванной комнате послышался звук открывшегося крана.
      Жди. Жди… Ждать? Я всю жизнь чего-то жду. Завишу от обстоятельств, от расписания, графиков, родителей. Может, пора сказать им всем «стоп»?!! Хватит! Надоело! Мне уже восемнадцать, и я могу сама за себя всё решать! А если кому-то взбредёт в голову что-то сказать мне против, то пусть это делает! Где-нибудь у себя в комнате, шёпотом. А ещё лучше в письменной форме. А меня пусть не трогает!
      Что ж, так тому и быть. Когда бабушка возвращалась с совой, завёрнутой в сероватое полотенце (к счастью, моё оно использовать не стала), я уже твёрдо решила, что буду делать. Однако первой сказать не успела.
      - Ты видела, что у него было привязано к лапам? – и Дейзи передала мне в руки что-то блестящее.
      Часы! Карманные часы с длинной цепочкой и застёжкой, приспособленной как раз для крепления к чему-то тонкому и хрупкому. Ничего себе! Я несла её почти через пол-леса и понятия не имела, что они там висели!
      - Наверное, это ручной филин, - добавила бабушка. – Или даже почтовый. Хотя я о таких не слышала.
      - Да и почтовых птиц перестали разводить лет сто назад, - монотонно произнесла я в такт её словам, продолжая рассматривать свою находку.
      Она выглядела как всякие карманные часы, правда с красочной гравировкой на крышке. Изображение совы на блестящей стали, которое несёт в своих лапах живая сова. Что может быть оригинальнее?
      - Надо бы дать объявление о находке.
      - Да, конечно, - ответила я машинально. Вряд ли я бы стала этим заморачиваться. Хотя кто его знает. Просто сейчас в голове у меня сидели совсем другие мысли. – Значит так, ба. Я решила: сейчас же отправляюсь в город. Одна, без отца. Надо поскорее добраться до зоопарка.
      Сказать, что бабушка опешила, значит, ничего не сказать. Видя её периодически в таком состоянии, я невольно начинала бояться за её здоровье. Поэтому решила преждевременно успокоить.
      - Я поеду на рейсовом автобусе. А отец пусть заберёт мои вещи – они уже сложены. Ничего страшного.
      - Но… Но скоро станет совсем темно! Ты поедешь одна по трассе, потом ещё пойдёшь в зоопарк! А если что-то случится? Как с твоей одноклассницей. Я не могу тебя отпустить!
      - Ба, всё будет в порядке, - уже приступив к сборам, я пыталась подобрать что-то взамен моей куртки, но поняла, что бабушкино старое пальто будет смотреться на молодой девушке намного хуже, чем собственное рваньё. – Я позвоню тебе, как только буду дома. Или, если хочешь, прямо из зоопарка. Что, я не гуляла одна по темноте раньше?
      - Шейна… - Дейзи развела руками и присела на ближайший табурет. – Ты же знаешь, как я за тебя волнуюсь. Да, может тебе уже и много лет, но для меня ты так и остаёшься моей маленькой внучкой, - и, снова встав и достав платок, она протёрла моё лицо от мусора. Видимо, налипшего по пути обратно. – Осторожней там. Агелидинг – хороший город. Но он всё-таки столица. В таких местах надо держать ухо востро.
      - Обещаю, бабушка, - я попыталась её обнять так сильно, насколько мне позволяла сова в руках, и поцеловала в щёку. – Я тебя люблю.
      - И я тебя, внучка, - последнее я расслышала краем уха, спохватившись и кинув в карман кошелёк с деньгами. Как говорится, без фунта далеко не уедешь.
      К моей радости, на улице ещё не стемнело. Солнце, кажется, висело уже у самого горизонта, но разглядеть эту картину через лес я бы не смогла и при желании. Не думая о последствиях своей авантюры, я проверила состояние птицы и направилась через посёлок к автобусной остановке. Конечно, я могла бы описать, какие дома встретились мне на пути, как одни отстроили себе приличные коттеджи, а другие так и остались в потрескавшихся хибарах, но сейчас мне было совершенно не до этого. Я стремилась как можно скорее успеть на нужный маршрут, и если мне не изменяла память (а она у меня часто любила ходить «налево»), то до отправления оставалось буквально пять-десять минут. Милиэна промелькнула тусклым и не волнующим меня фоном, и я наконец дошла до трассы. Йес! Успела!
      Знаете, природа – дама непредсказуемая. Как и любая дама, кстати. Днём я наслаждалась её покоем и красотой, буквально через пару часов познала все оттенки её гнева, а теперь – теперь меня вновь дождалась красота. Дорога перед остановкой проходила точно с севера на юг, а впереди открывался вид на западный горизонт. Лес Вайтл разрастался по округе, но даже через толщу сосен я смогла различить ровный контур блестящего диска. Золотого, с примесями оранжевого янтаря, сочного апельсина и радужного халькопирита (в который раз спасибо папе за ненужный хлам в голове). И спасибо природе за компенсацию пережитого недавно приключения. Октябрьский закат наедине с тишиной того стоит.
      Да, на остановке кроме меня никого не было. Пока сияющее светило закатывалось за дальние кроны, я всё ещё пребывала в ярких чувствах, изредка проверяя состояние своей раненой спутницы, но как только оно исчезло, скоро и красиво, наступающие сумерки мигом развеяли мои мечтательные мысли. Я всё так же стояла одна, в сгущающейся темноте, а автобус даже и не думал подходить. Да… Не хватало ещё, чтобы меня снова учуяли знакомые волки! Или какой-нибудь местный маньяк.
      Видимо, мысль о маньяке посетила меня не случайно: буквально сразу же за спиной послышались чьи-то шаги, и я, нервно вздрогнув, развернулась. Во мраке разглядеть, кто именно шёл, я, конечно, не могла, так что пришлось отойти чуть подальше. Ну, чтобы дистанция между нами дала хоть какой-то шанс. Пара секунд, и незнакомец вышел из тени, оказавшись местным электриком – «суперпожилым» человеком и при том единственным в посёлке, кто хоть как-то разбирался в подстанциях, пробках и прочих штуках. Я и не думала, что когда-либо буду так счастлива его увидеть! Если он действительно маньяк, то не угонится за мной, пусть даже я поползу от него на четвереньках.
      Наконец это случилось: силуэты елей вдалеке приобрели сероватый оттенок, и яркие лучи фар возвестили двух обывателей Милиэны о том, что маршрутный автобус вот-вот прибудет на остановку. Слава всем богам Нордума и попутно духам Эт-Смарагдуса! Не прошло и пяти минут, как я покинула свой родной посёлок (в котором, кстати, я и правда родилась восемнадцать лет назад), и пустующий, слегка освещённый салон стал моим тихим пристанищем на ближайшие несколько часов. Любила я такие поездки: только ты, никого рядом и дорога, непрерывно пролетающая под колёсами. Путешествия вообще заставляют задуматься и многое переосмыслить, даже если длятся всего сто двадцать минут. К тому же моя сова, удивлённая сменой обстановки, почти не отвлекала внимание на себя. Изредка пытаясь клюнуть проходивших на свои места пассажиров, она скорее вызывала их неоднозначные взгляды, чем создавала мне проблемы. Да, люди в автобусе посматривали на девушку с совой и порванной курткой несколько странно, но за долгие годы полевой практики я уже привыкла к таким взглядам, так что лишь поудобнее устроилась на своём месте и продолжила вглядываться в темноту за стеклом.
      А лес лентой проносился назад, мелькая перед глазами чёрными монументами своих елей и сосен. Вскоре дорога повернула на юго-запад, и мы вышли на более оживлённую трассу. Надо сказать, и лучше отремонтированную – тут транспорт хоть не вздрагивал каждую минуту и не подбрасывал своих пассажиров на полметра с их сидений. Я расположилась с правой стороны салона и, изучая чёрные силуэты леса, не могла увидеть вид из левых окон. Однако я прекрасно знала, что там, километрах в пяти-десяти, начинается гряда высоких исполинских скал. Не таких живописных, как те, что южнее, но не менее красивых. Если уж говорить научно-географически, то они носят название Восточные горы Зофии (хотя Западных у нас не существует) и являются чуть ли не основой всей экономики Северной Иллиосии. Да и Южной тоже. Отец даже хотел, чтобы я занялась геологией и стала специалистом по минералам у них в шахте, но не тут-то было. Ещё мне не хватало провести всю жизнь в грудах камней и пыли, видя эти горы каждый божий день! Ближе к четырнадцати годам я так ему и сказала…
      К моему величайшему несчастью, наш водитель вдруг додумался включить музыку, и в салоне заиграл пресловутый певец Норд с его жуткой песней «За решёткой только стены». Рэп плюс Шансон – хуже микса не придумаешь… Не растерявшись, я достала свой CD-плеер и запустила любимых «Ангелов Кроноса», подобрав несколько приятных композиций под настроение. Знаете, в тот момент я невольно взглянула на себя со стороны. Да, я часто так делаю. Девушка, запутавшаяся в себе и собственных переживаниях, которые даже не может правильно сформулировать, с раненой совой в руках мчится по пустой дороге меж зарослей холодного хвойного леса, старого как сам мир, а в её наушниках басит весьма актуальная песня «Дети джунглей». Странно. Сюрреалистично. И так привычно… Не хватает только полной луны чуть выше крон. Правда, сегодня я бы её не увидела при всём желании: природные циклы – одна из тех вещей, что людям не подчиняются.
      Пустота. Пустая и мёртвая осень, пустой лес и голова, наполненная пустыми мыслями. И от этого не избавиться. Да я и не пытаюсь. Никто не пытается… Мы лишь только твердим, что это плохо. Что надо бороться с трудностями, идти к счастью. Ха, пустой звук! Если бы люди захотели, давно бы решили все свои проблемы. Но нет – мы продолжаем играть по правилам этой жизни, даже не осознавая, что сами когда-то придумали их. Давным-давно.
      Громкий писк, в каком-то смысле даже визг, раздался прямо у меня в руках, перекричав пение Бенджамина Росса5, и я резко вынырнула из собственных раздумий.
      - Ваша птица чуть меня не укусила! – возмутилась светловолосая женщина, поднимая только что упавшую сумку.
      - Вы, наверное, пытались её погладить. Она не любит незнакомцев.
      - Вот ещё, - бросила дама, при этом исказив своё лицо в гримасе пренебрежения. – Просто не надо таскать животных в общественный транспорт. Он для людей, а не для всяких птах и шавок.
      - Ну тогда и вас не будут сюда пускать. А оно вам надо? – совершенно спокойно произнесла я и улыбнулась. Ещё мне не хватало ссориться с незнакомыми тётками! Пусть проходит мимо.
      Та лишь фыркнула и, добавив:
      - Я таких, как вы, отчитываю по двадцать раз за день, - прошагала к выходу.
      Только тут я заметила, что трасса уже закончилась, и впереди показались огни Агелидинга. Яркая и освещённая со всех сторон Речная башня уже много лет встречала всех, кто возвращался с северо-востока нашей родины, и её вид не мог не радовать даже таких чёрствых обывателей, как я.
      Аккуратные колонны, фасады, испещрённые барельефами, и постаменты с мраморными статуями – Речная была чуть ли не самой красивой башней из всех (да, может, я уже говорила это про Солнечную, но сейчас меня действительно поразил её вид. Особенно на фоне огней вечерней столицы). Нордумский церемониальный стиль. Именно так выглядят их храмы, посвящённые пантеону богов или какому-то конкретному лицу их своеобразной мифологии. Да, что-что, а в Прибрежном Нордуме мне бы хотелось побывать. Когда-нибудь. Если хватит денег и выдержки: его жители не славятся покладистым характером.
      Кажется, сейчас мы проезжали над рекой Ритты. Водная гладь, гораздо более широкая, чем на юге города, отражала блики уличных фонарей и напоминала своеобразное звёздное небо. Этакий кусочек далёкого космоса в асфальтированном обрамлении. Значит, если мне не изменяет память, сейчас я находилась уже на Мостовой улице. Мостовая, Часовая башня, Парковая… Да, вот на ней мне и нужно будет выйти.
      Большие городские часы было сложно не заметить – те только что с присущей им ответственностью отбили девять часов вечера и отправились на новый круг. Однако последнее время смотреть на них мне не хотелось. Я вообще недели две как перестала следить за временем. Да и зачем? Всё равно изо дня в день ничего не меняется. Моя жизнь так и идёт: размеренно, однообразно, совершенно безысходно…
      Наш автобус проехал точно под башней, обогнул её площадь с краю и направился в западную часть города. Пришла пора вставать и приступать к решающей фазе путешествия. Где-то на середине парковой улицы я аккуратно взяла сову на руки, расплатилась с водителем и вышла на остановке недалеко от пункта своего нового назначения – парка имени Себастьяна. Да, люди обычно в такие места по темноте стараются не ходить, тем более одинокие молодые девушки, но сегодня я не так сильно опасалась за свою жизнь. Вечер воскресенья. А это для главного парка города значит многое, даже поздней осенью. Тем более что погода в этот день выдалась замечательная.
      Да. После лесных прогулок бродить по ухоженным улочкам меж прямых рядов деревьев и аккуратных клумб немного непривычно. Да и сам парк я не любила никогда – куча народа хороша именно в отпугивании преследователей. А так эти толпы умеют лишь портить впечатление от отдыха. Где тишина моего любимого леса, где узенькие тропинки, по которым ходят два-три раза в неделю? И где, спрашивается, дикие стаи голодных волков??? Хех, ладно, шучу. Но, в конце концов, должна же я себе как-то поднять настроение!
      Аттракционы в это время года уже закрыли на зимний период, но даже теперь гуляющих пар с детьми не стало меньше. То тут, то там слышалось завывание очередного карапуза, которого обделили в мороженом или чипсах, вдалеке раздавался гогот вышедшей на очередную попойку студенческой молодёжи (да и школьной, скорее всего, тоже), а я шла в сторонке, пытаясь хоть как-то расшевелить свою пернатую спутницу. Та, кажется, уже начала засыпать, что и казалось мне странным: совы ведь наоборот ночью бодрствуют. Но, как бы то ни было, я почти достигла цели. Храм Души, большой и ярко-освещённый, обратил на себя моё внимание, и, достигнув широкой развилки, я направилась в противоположную сторону. Вскоре впереди показались ограждения зоопарка.
      - Что значит, принесли сову. Вы знаете, который час?! – сторож явно не ожидал столь поздних посетителей, так что с трудом оторвался от своего кроссворда и устремил на меня пристальный оценивающий взор.
      - Да, девять часов вечера. Видела, когда проезжала мимо Часовой. Просто поймите – эта сова ранена. А я не знаю, куда мне ещё её отнести.
      - Ветеринарные клиники вам на что? – седоватый мужик (а молодые за такую зарплату работать не будут) равнодушно осмотрел мою ношу и снова присел на стул в своей «уютной» будке. Однако я не собиралась отступать на последнем рубеже. Учитывая, сколько всего уже пережила.
      - Все ветеринарные клиники закрыты. А даже если и есть круглосуточные, то я понятия не имею, где они у нас расположены. Так что либо вы, либо никто!
      Думаю, мужик понял, что я просто так не уйду, поэтому, демонстративно вздохнув, набрал на телефоне короткий номер и доложил обо мне кому-то из работников.
      - Вас ждут в административном корпусе. Смотрите, не учудите чего-нибудь. За то, что я вас пропустил, несу ответственность только я сам.
      - Не волнуйтесь, спасибо, - тихо ответила я и пошла в сторону небольшого здания у дальней части стены.
      Да, по ночному зоопарку я ещё не ходила. Многие животные, конечно, уже спали, но время от времени с разных сторон доносились самые разные звуки: шорох, сопение, кашель, даже завывание. Не удивительно, что сова в моих руках оживилась. То и дело поглядывая в темноту, она принялась щёлкать клювом и вращаться из стороны в сторону, так, что мне стало гораздо труднее держать её у себя в руках. Но короткая прогулка закончилась, и я вошла в здание.
      Первое, что мне пришло в голову во время посещения кабинета одной из работниц, - им жёстко не доплачивают. В отличие от ухоженного холла, в котором почти каждый день бывают десятки посетителей, тут царил полный хаос. Бумаги валялись как попало, грязь на полу медленно переползала на стены с потолком, а оконные рамы меняли, наверное, ещё в молодость моей бабушки. Да и дама, принявшая меня, почти идеально вписывалась в антураж помещения, особенно с её грязным халатом.
      - Откуда вы его принесли? – женщина бегло осмотрела мою сову и чуть отвлеклась, продолжая рассортировывать бумаги.
      - Лес Вайтл. Рядом с Милиэной. У неё подбито крыло. И я не знаю, как именно это случилось.
      Моя собеседница что-то пробормотала, затем вчиталась в один из своих документов и, сказав шёпотом пару слов (как мне показалось, ругательных), потянулась к телефону на столе.
      - Николас, будь добр, зайди сюда. Да, я знаю, что твой рабочий день закончился. Зайди сейчас же.
      Что ж, я сразу поняла, что пришла не во время, но тут уж ничего не поделаешь. Главное – это моя «спутница» и её здоровье. А недовольство всяких местных клерков я могу перетерпеть.
      - Так что насчёт совы?
      - Подождите пару минут, - женщина переложила ещё несколько бумаг и, закрепив их специальным зажимом (вроде скрепки, но подороже), отправила на одну из полок шкафа у окна.
      Как раз в тот момент в кабинет вошёл молодой мужчина, которого она вызывала. Вид у того, кстати говоря, был не лучше. Хотя и ваша покорная слуга, куртка которой почему-то не зашилась самостоятельно, сама привносила в эту картину последний штрих. Получался этакий центр реабилитации для переживших апокалипсис…
      - Николас, ты видел свой отчёт? – глаза дамы грозно засверкали, но гость лишь взглянул на неё непонимающе. – Все эти цифры, конечно, хороши, но они никак не согласуются с остальными показателями. Или ты хочешь, чтобы нас всех оштрафовали за фабрикацию данных?
      - Да я вроде всё правильно подсчитал…
      - Пересчитай завтра, с утра. Или придётся вычитать штрафы из твоей зарплаты. И это ещё не самое худшее. Намёк понял?
      - Окей, всё сделаю, - и мужчина подошёл к столу, чтобы выбрать из кипы бумаг собственные документы.
      - Так, с этим всё. Теперь вы, - и женщина обратилась ко мне. – Увы, я ничем вам не могу помочь. Вы видите, как мы загружены. Сейчас идёт урезание бюджета, и все силы брошены на подготовку документов. Один день простоя – и треть кадров отправится на улицу. Ясно, что лишние рты нам будут мешать. Это я про животных. Тем более тех, кого надо выхаживать.
      Ничего себе! Нет, я слышала про бюджет – у нас в универе так же – но чтобы просто выставить меня с птицей за дверь!
      - Да вы поймите! Она погибнет! Я… я ехала к вам с последней надеждой!
      - Не драматизируйте. Есть же ветеринарные клиники. Если протянет до завтра, отнесёте её к ним.
      - Да идите вы! – только и сказала я и, выйдя в коридор, захлопнула дверь.
      Ну, понимаю, я сорвалась. Но после всего, что со мной приключилось, меня можно понять. Только вот что теперь делать? Мама сову дома не оставит, а бросать на улице… Лучше б бабушке отдала!
      - А что у вас случилось с совой? – голос за спиной принадлежал тому молодому мужчине. Похоже, он успел собрать все нужные бумаги и покинул злополучный кабинет.
      - Крыло ранено. Я нашла её в лесу и не знаю, что делать дальше.
      Мужчина осмотрел птицу у меня в руках, а я, аккуратно пряча взгляд, попутно осмотрела его. Среднего роста, тёмноволосый и в меру смуглый – думаю, всему виной Агровакские корни. Интересно, кем он тут работает? На вид лет тридцать, наверное, не самый крутой из местных кадров.
      - Так-с, крыло действительно пострадало. Самостоятельно она бы не прокормилась, да и умерла бы, скорее всего, от потери крови. Вы правильно сделали, что подобрали её.
      - Вы не представляете, чего мне это стоило… - произнесла я с усмешкой. События в лесу всё больше и больше казались мне каким-то нелепым сном.
      - Что ж… - вздохнул собеседник. – Думаю, я могу вам помочь. Не сам, конечно – я больше разбираюсь в крокодилах и змеях. Однако у меня есть друг, который раньше выращивал сов. Сычей, ушастых, неясытей. Думаю, он тот, кто нам нужен.
      - И вы её отнесёте ему, да? – если этот тип не врал, то у меня действительно появилась надежда. У меня и у моей крылатой «компаньонки».
      - Да, я могу отнести… Правда, у меня у самого будут нагружены руки. Сами понимаете, документы, прочие ненужные вещи, - и он посмеялся. – Вы не против составить мне компанию? Его магазин сразу за парком, на улице Времени. «Мастерская Феникс». Может, вы слышали? Потом я бы мог вас проводить до дома.
      В иной раз я бы хорошенько подумала, стоит ли идти куда-то с незнакомым мужчиной, которого видишь первый раз в жизни. Но сейчас был совсем другой случай, и я не стала долго ломать себе голову темой последствий. (Хотя кого я обманываю: у всех попавших в беду всегда находится этот самый «другой случай».)
      - Я не представился, - ещё раз улыбнулся мой временный спутник, - Николас Эндрюс. Для друзей просто Ник.
      - Шейна Андерсен, - улыбнулась я достаточно искренне, - для друзей, которых у меня почти нет, просто Шейна.
      - Шейна? Красивое имя, - уже в холле Ник подошёл к столу, забрал с него два толстенных чемодана и, положив в один свои бумаги, быстро снял с вешалки чёрную кожаную куртку. – Погода сегодня весьма тёплая, да?
      - Да, - ответила я, ещё раз убедившись, что с птицей в руках всё в порядке. – Учтите, если вы вдруг заведёте меня куда-то не туда, я и моя спутница будем отчаянно биться до последнего.
      Сама не знаю, прозвучало ли это в шутку или нет, но Николас отсмеялся вдоволь.
      - Знаете, за всю жизнь меня принимали за кого угодно, но только не за маньяка. Те, может, и неуравновешенные, но никогда не стали бы работать с теми же сур-ганскими крокодилами без защиты. Таких психов, как я, ещё надо поискать!
      - Значит, одинокая девушка, сова и псих из террариума? Весёлая компания, - сказала я и посмеялась.
      Мой компаньон рассмеялся над шуткой ещё сильнее, чем я. Странноватый смех, конечно, но то, что он не сдерживает его при посторонних, говорит о многом.
      Прогулка по тёмному зоопарку уже не ощущалась такой таинственно-жуткой, как в первый раз. Ник изредка указывал в сторону некоторых вольеров и перечислял животных, обитающих там. В основном, рептилий. Причём рассказывал о них так, будто это были его личные питомцы, и он кормит их буквально с рук. Что ж, человек любит своё дело, а это главное. Вот бы и мне найти себя в жизни…
      Ладно, пока мне не пришло в голову снова перейти к раздумьям о судьбе и своём предназначении в этом бренном мире, я решила попрощаться со сторожем и подошла к его будке как можно ближе.
      - Уходите? Правильно. Посетителям лучше всего приходить днём, - и на моё «до свидания» мужик так ничего и не ответил, вновь уставившись в свою газету. Похоже, кроссворд он всё-таки не разгадал.
      - Мы пройдём через парк напрямик. Так выйдем точно к магазину. Прямо на проулок.
      Николас свернул чуть правее и последовал вдоль огораживающих стен зоопарка, я же быстрым шагом пошла за ним.
      - Всё хотел спросить у вас, но не мог решиться, - вдруг обратился он ко мне. Думаю, чтобы поддержать разговор. – Вы студентка или старшеклассница?
      - Студентка, - глухо ответила я. – А вот к счастью или к сожалению, я пока не решила.
      И снова раздался его фирменный смех, который, кстати говоря, уже становился заразительным.
      - Это да. Учёба – вещь, конечно, нужная, но когда касаешься её напрямую, то приходится проявлять чудеса терпения. С другой стороны, не допускать же неучей к управлению нашей страной?
      - Поверьте, они уже там. И мстят тем, кто их учил. Иначе бы не урезали финансирование нашему университету, - сама того не желая, я стала говорить точно так же, как мой отец. Ужас…
      - А что бы вы предложили сделать? Если бы решили провести всеобщую реформу?
      Да уж, разговор на весёлую тему, ничего не скажешь…
      - Ну я бы давала на изучение каждому только те предметы, которые ему пригодятся непосредственно на будущей работе. Чтобы не накапливать ненужный хлам в голове.
      Ник кивнул головой, при этом чуть не выронив свой чемодан (не знаю, как у него это вышло), и сказал:
      - Только вот никто не знает наперёд, какой будет эта будущая работа. Сегодня ты хочешь стать учителем, завтра – фармацевтом, на следующей неделе – уже писателем. А детям свойственно менять своё мнение ещё чаще. И широкий спектр предметов помогает как можно эффективнее выбрать будущее призвание.
      - Будущее призвание нам помогает выбрать величина будущей зарплаты, - произнесла я, совершенно не подразумевая под сказанным шутку. Ник, кстати, это понял.
      - Тут я спорить не стану. Реальность есть реальность, - и он взглянул на группу людей перед нами.
      Несколько священников, видимо следовавших из Храма Души, прошли мимо нас, переговариваясь о своих церковных делах. Все в белом, они мимолётно кинули взгляд на странную пару, несущую чемоданы и большую птицу, и ушли своей дорогой. Да, такое можно увидеть только в нашем парке – кто ещё додумается строить одну из главных мессирианских церквей города среди аттракционов и зоопарков?
      - Но вот что я бы поменял, так это систему оценок. Глупая вещь. Мы ведь учимся, чтобы получать знания, а не ради отметок.
      - Тут уже я соглашусь, - и улыбнувшись, я заметила, как мой компаньон свернул в сторону центрального пруда.
      Видимо, правда решил сократить. Эх, Шейна-Шейна, не ходила бы ты за незнакомыми мужчинами. Не ровен час покажут в вечерних новостях: в разделе криминальных хроник. Ну зато перестанут считать, что это я убила Сару…
      Эх. Я любила этот пруд – в детстве это было единственное место, которое мне хоть чуть-чуть нравилось в большом парке. Людей немного, зато полно уток и других птиц. К сожалению, даже если последние остались и не улетели на юг, то в темноте их уже не увидеть.
      - Небольшие ворота в восточной стене должны быть открыты. Обычно их запирают в полночь, - я сама не заметила, как мы свернули на одну из узких парковых троп и вошли в чащу. Не такую, как в моём лесу, но не менее пугающую. А что если этот тип и есть тот маньяк? Заводит девушек в чащу, убивает? А у меня даже нет ничего, чем бы я могла обороняться. Нет, обязательно куплю себе какой-нибудь перцовый баллончик! Прямо завтра, с утра. Даю себе слово.
      - Ещё долго? – спросила я у Николаса, но, не дождавшись ответа, добавила. – Вы меня слышите?
      - А, что? Да. Извините, я задумался. Представил, что мы идём по древним лесам, а в темноте прячутся орнитолесты.
      - Да уж. Мы скоро придём? – я уже начинала волноваться, однако Ник указал пальцем на ворота, и на душе стало чуть спокойнее.
      - Всё, почти на месте.
      Кстати говоря, этот выход из парка был мне не известен. Наверное, потому что вёл на какую-то захламлённую подворотню, по которой я бы не пошла и в светлое время суток. Знаете, я даже начинала чувствовать себя немного необычно. Страх и волнение уступали место ярому негодованию. Так и хотелось наорать на Ника за то, что он повёл меня этим неприятным путём.
      В этот момент мы вышли на ярко освещённый тротуар, и я вздохнула с облегчением. Улица Времени! Как я говорила, главная магистраль Агелидинга. Уж на ней я могу точно чувствовать себя в безопасности. Здесь скорее тебя собьёт машина, чем кто-нибудь зарежет. Двадцать к одному, кстати – я читала статистику.
      - И где этот магазин? – поинтересовалась я у спутника, рассматривая окрестности и ненароком заглядевшись на Часовую башню.
      В тот самый момент, когда я вновь начала чувствовать себя нехорошо из-за пресловутых часов, Ник меня отвлёк.
      - Вот он, - и мужчина указал на большое здание в паре метров от нас.
      Что ж, он не врал, когда говорил, что мы выйдем прямо к нему. Я и раньше видела это место, но никогда не обращала внимания. Большой магазин со звучным названием «Мастерская Феникс» располагался в старом пятиэтажном здании, однако передняя часть с её стеклянными витринами и затейливая железная резьба на входе не могли не радовать глаз. В тот момент я даже забыла про дурацкие часы на башне – хотелось уже наконец всё сделать и отправиться домой.
      Однако часы в этот раз меня так просто не оставили – стоило мне зайти внутрь, как в глаза сразу бросилось бесчисленное множество циферблатов, стрелок и шестерёнок. Десятки, может, даже сотни. Часы висели везде, куда только ни падал взгляд, а тысячи мельчайших шестерёнок, валявшихся на паре столов у окон, только и делали, что тихо посмеивались над моим врождённым терпением. Я бы и две из них вместе не соединила, не выдав при этом дюжины нецензурных слов. А что уж говорить о починке обычных карманных часов!
      - Элиос! Элиос, ты тут? Я привёл к тебе новую подружку! – и Ник ушёл куда-то за дверь, оставив меня недоумевать, что именно он имел в виду. Вообще всё это выглядело странно. Выбивалось из моих обычных будней. Может, весь сегодняшний день – очередной навязчивый сон? Не, мечтать не вредно, подруга…
      Осматривая всё вокруг, я заметила среди часов и другие интересные механизмы. Тут меня ждал уже приятный сюрприз. Ну, был у меня период, когда я любила такие штуки: железные игрушки с заводными ключами всевозможных форм и размеров. Может, от них всегда веяло какой-то стариной или, как сейчас говорят, стимпанком? Не то, что современные вещи из проводов и пластмассы.
      Больше всего меня привлекла большая сова. Она правда выглядела клёво! Металлическая, блестящая и точно такая же по размеру, что и моя спутница в руках. С ней я, кстати, даже не хотела расставаться – так и привыкла везде носить с собой. Почти весь последний час она проспала, но по сердцебиению я понимала, что у неё пока всё было хорошо. Жаль, что её нельзя оставить у себя. Да… А вот такую механическую сову я была бы не прочь приобрести.
      - Нравится? – спросил меня незнакомый голос за спиной, и я обернулась, чтобы увидеть хозяина мастерской.
      Оу, выглядел тот не совсем обычно. Как бы лучше описать? Ну, именно так некоторые ортодоксальные религиозные течения представляют Мессию. Высокий (выше меня), с длинными белыми волосами (буквально белыми, как будто постирал их новым порошком) и в бежевато-коричневой жилетке современного фасона. И крест на шее в доказательство наличия святого духа в странном теле. Если честно, я даже вначале не поверила, что это обычный продавец и механик, а не какой-то священник или актёр.
      - Она ещё не закончена, - добавил он, указав на механическую сову. – И у неё уже есть покупатель. Но если хотите, я могу принять и ваш заказ на такую. Всего две тысячи фунтов.
      Воу!
      - Нет, спасибо, я лучше куплю себе на эти деньги автомобиль, - улыбнулась я, и мужчина подошёл ближе, чтобы на этот раз рассмотреть уже мою сову.
      - Бедняжка. У неё ранено крыло? Мне надо посмотреть.
      Я отдала свою «спутницу» этому человеку и, наконец размяв до ужаса затёкшие руки, присела на небольшой табурет в сторонке. Что самое интересное, сова даже не стала возражать, что её забрали у хозяйки. Лишь взглянула на меня и продолжила свой полудрём. Наверное, действительно устала. Элиос осматривал птицу буквально минуту, после чего произнёс:
      - Похоже, в неё попала дробь. По крайней мере, мне так кажется. Ничего, у меня бывали случаи и похуже. Однажды мою Эйприл – неясыть – пыталась загрызть собака. Ничего, через месяц уже летала, и намного выше, чем раньше. Всё будет хорошо.
      Новость не просто меня обрадовала, а привела в бесконечный восторг!
      - Значит, вы её возьмёте? – улыбаясь от минутного приступа счастья, спросила я.
      - Да, - ответил мастер и тоже улыбнулся. – Последнюю сову – эфлесскую ушастую – я отдал полгода назад, так что выхаживать этого филина будет для меня большой радостью.
      - Спасибо Вам! – только и могла сказать я.
      Слава богу! Эпопея длиной в целые сутки завершилась прорывным успехом!
      - Давайте я дам вам свой телефон. Если что, сможете позвонить и спросить, как она. Чтобы лишний раз не мотаться по городу, - и собеседник передал мне свою визитную карточку.
      «Элиос Ливингстон. «Мастерская Феникс». Работаем без выходных». Ливингстон? Где-то я уже слышала эту фамилию. Только вот не помню, где именно. А, наверное, в каком-нибудь учебнике по географии, в разделе «Путешественники прошлого столетия»…
      - Ну что, всё хорошо? – из соседнего помещения вернулся Ник, пожёвывая небольшой сэндвич с колбасой.
      - Да, Вам тоже спасибо. Я уже думала, что мне придётся… В общем, я рада, что всё так закончилось.
      Элиос улыбнулся ещё раз. И такой надёжной уверенной улыбкой, какую я редко у кого видела. Да, вот что значит «обманчивый внешний вид». Обычно я редко ошибалась в людях, судя по первому впечатлению, а тут… Странный парень с длинными волосами наделе оказался тем, про которого даже мой отец сказал бы: «Нормальный мужик».
      - Давайте я вас провожу, - предложил Ник, доедая последний кусочек у себя в руках. – А то уже поздно.
      - Нет, спасибо, - улыбнулась теперь уже я. – Отсюда я доеду сама. Без пересадок. Думаю, Вы и так много сегодня для меня сделали.
      И, попрощавшись с обоими (а заодно и с совой, которая уже видела свой девятый сон), я снова вышла на улицу.
      Да… Вот денёк! А говорят, что приключений в нашей современной жизни не бывает! Ещё как бывает! И приключения, и люди, готовые помочь. Ну, и те, кто будет мешать – куда же без этого. Только вот как теперь обо всём этом рассказать родителям? А, там видно будет! Главное, что я выполнила свой долг!
      И, с чувством глубокого покоя, которое, надеюсь, продержится хотя бы до завтра, я глубоко вздохнула и отправилась ловить свой автобус.
      

Примечания

1. Новостной канал международного телевидения. Транслируется по всему континенту.
2. «Кор-рау» - марка автомобиля нордумского производства для «среднего класса». В переводе с их диалекта означает «лик богини Кор». Среди моделей наиболее ценятся «832» и «Рапания».
3. Оргениум – крупный город, под которым произошло решающее сражение Полярной войны (01.01.8108 г). Войска Северной Иллиосии разбили врага, переломив ход войны и отбросив армию Южной Иллиосии назад.
4. «Кокаиновый конфликт» - обострение отношений между Сург-Ганом и Эт-Смарагдусом в 8141-8143 гг.  Сопровождался стычками, демонстрациями и открытой подготовкой к военным действиям со стороны обеих стран.
5. Бенджамин Росс – вокалист рок-группы «Ангелы Кроноса». Так же является мастером игры на электрогитаре. Собрал группу в 8140-ом году в Оргениуме, которая через несколько лет получила всемирную известность.

(Продолжение следует)

 

 

 

ГЛАВА 7  
          
                …За окнами забрезжил новый рассвет. Уже сейчас было заметно, что он не предвещал ничего хорошего. Небо задернуто низкими тучами, временами налетал ветер, раскачивая вершины голых деревьев. Московская унылая осень, наполненная тоскливо-тягостным ожиданием…
                …Он работал в огромном зале. Помещение было пустым и холодным, словно дно колодца. Нужно закончить статью о… Впрочем, это было неважно. Он отмечал только, что слова ложились плотно, убористо. Он только стремился поскорее закончить свою работу, что как будто удавалось.
                 …Открылась дверь и в дальнем конце зала появились трое. Еще издали с возгласом боли и разочарования он узнал их. Карапыш шел впереди. Сигарета болталась в углу его рта, он улыбался на одну сторону, демонстрируя гнилые зубы. Рядом шагал Витька Рябой с велосипедной цепью в руках. А чуть поодаль  неуклюже загребал Тухлый. Создавалось ощущение, что все трое уже были навеселе. Оторвавшись от работы, он с грустью наблюдал как эта ненавистная троица шла именно к нему. А это значило – снова бесконечные унижения и побои. Их было трое, а он один. Истязатели даже не сомневались, что сила была на их стороне. Грубая сила, пропахшая издевательствами и горечью изначального унижения.
                    -Ну, что Тюфяк, работаешь? – с издевкой спросил Карапыш.
                    -Но ты, интеллигентик! – заорал Тухлый, и ударом ноги сбросил со стола монитор, который при падении разбился, взметнув тучи искр. Альберт встал на ноги, оглядывая непрошеных гостей. Рябой взмахнул рукой, и он едва увернулся. Сильный удар велосипедной цепи пришелся по клавиатуре, которая сразу треснула.
                     -Ты бабки давай, салага, - перекосился от усердия Тухлый, и резко ударил Альберта ногой в живот.
                      -Удар – гол! – закричали хулиганы, и Альберт согнулся пополам, хватая ртом воздух.
                  Эти выродки мешали ему жить, мешали распрямиться в полный рост, мешали реализовать себя. Они – словно грязь, которая липнет на колеса велосипеда, когда едешь по сырой глине. Они издевались над ним, били, потому что их приводил в бешенство сам факт его существования. Они хотели его окончательно извести, и им почти это удавалось. Из-за них он всегда чувствовал себя изгоем, недочеловеком, словно забитое животное. Но спрашивается, что они делают здесь сейчас?! Нет уж, такого он больше не потерпит! Хватит бесконечных унижений. Когда сорняки мешают расти другим растениям, их ликвидируют. Когда грязи слишком много, ее убирают! А они – и есть плевелы и грязь!
                   -Парень, а парень, ты чего такой недовольный? – Витька Рябой мерзко ощерившись, ударил его коленом в нос, и затем – кулаком в челюсть, - ты нам должен спасибо говорить!
              Альберт едва устоял на ногах, внутри него все заклокотало. В этот момент Карапыш сильно ударил его ребром ладони по шее.
                    -У меня коронный удар, р-раз и все! – сообщил он, не вынимая сигареты изо рта.
              Схватив Альберта за волосы, Тухлый, приподнял его голову и прошипел прямо в лицо, оскверняя воздух вонючим дыханием:
                    -А я бью, так сразу увозят на скорой! – и резко ударил его лбом в лоб. От этого удара у Альберта посыпались искры, и перед глазами побежали круги.
                    -Видишь, какой я злой! – Карапыш угрожающе приблизил лицо  и скорчил гримасу. Затем резко хлопнул его ладонями по ушам. Для Альберта все потонуло в звоне, и в ушах появился непрекращающийся гул. И тут же он ощутил уколы в спину. Это Рябой подошел сзади и начал тыкать его шилом, весело приговаривая:
                     -Раз, два – поворот, недолет! Раз, два – поворот, перелет!
                     -Скажи нам спасибо, слизняк! – послышался голос Карапыша.
                Гул в ушах все усиливался, перед глазами у него все поплыло, и дернувшись, Альберт проснулся, не сразу поняв, где находится. Гул по-прежнему стоял у него в ушах, и в следующую секунду все встало на свои места. Окунувшись в обычную реальность, он ощутил себя в самолете, в салоне первого класса, рейса «Москва-Берлин», куда они с Максимом Мельниковым сели полчаса назад. Бывший афганец  сидел рядом, уставившись в иллюминатор. Однако услышав, как заворочался Альберт, он повернул к нему гладко выбритое лицо:
                       -Что-нибудь не так?
                       -Просто кошмар приснился.
                       -А-а-а, - протянул Максим, и снова отвернувшись к иллюминатору, за которым глубоко внизу виднелись кучевые облака, добавил: - Уж мне-то это знакомо, поверь.  После Афгана кошмары  стали для меня обычным делом.
                 Еще никогда Альберт не видел, чтобы человек мог так до неузнаваемости преобразиться. Еще совсем недавно в своем доме выглядевший словно Бирюк из рассказа Куприна Максим сейчас настолько видоизменился, что к этому нужно было определенно привыкнуть. Когда они встретились в условленный час в Шереметьевском аэропорту, вначале он  вообще не узнал бывшего афганца. Гладко выбритый, аккуратно и модно подстриженный, в спортивной  «Аляске» и обтягивающих джинсах, он, похоже, еще и помолодел лет на десять. Лишь только голос остался прежним. Да еще, пожалуй, и взгляд серых глаз – недоверчиво-подозрительный и временами бегающий. Через плечо у него висела спортивная сумка, и Альберт подумал, что несмотря на заскоки, Максим вполне вменяем и достаточно точно владеет настоящим моментом. И никакого оружия он, конечно, с собой не взял. Быть может, в каком-то определенном смысле он и сумасшедший, но вместе с тем достаточно умен и рационален. Хотя почти все люди, побывавшие в горячих точках, имели некоторые отклонения, это Альберт знал точно. Очень сложно пройти через ад войны, сохранив при этом психику, что называется, в первозданном состоянии.
                 Какое-то время они молчали. От постоянного гула закладывало уши. Наконец Альберт спросил:
                 -А все-таки почему ты решил лететь вместе со мной?
                 Бывший афганец пожал плечами.
                 -Просто давно не был в Германии, вот и все.
                 -У тебя там друзья?
                 -Скажем так: я давно не был за границей.
                Немного подумав, Альберт произнес:
                  -Мне кажется, ты недостаточно откровенен. – собственный голос вдруг показался чужим.
                Максим оторвался от окна и внимательно посмотрел на него.
                  -Скажи-ка, а почему я должен быть с тобой откровенен? Ты что, священник? – голос его прозвучал достаточно резко.
                  -Да не кипятись… Просто… просто как-то все немного неожиданно вышло. Извини, если чем-то задел или обидел, но… просто любопытно. – Альберт почувствовал себя сконфуженно, - если не хочешь, можешь не говорить.
                  -Господа, прохладительные напитки, - с ними поравнялась стюардесса, которая катила перед собой столик, на котором громоздилось множество стаканов и бутылок.
                  -Спасибо, - Альберт взял стакан с газированным напитком, афганец же в ее сторону даже и не взглянул.
                  -Понимаешь, - наконец произнес он, - в этой поездке я заинтересован не меньше твоего. Но в этом есть личные причины.
                  -А ты раньше был во Франкфурте-на-Майне?
                  -В этом городе - нет. Но в самой Германии бывал часто. Как же можно не любить Германию, ведь эта страна давно стала частью моей жизни.
                     -Даже так? – Альберт с интересом взглянул на него.
                     -Я в Германии, можно сказать, вырос! Немецкий язык – мой второй родной язык! Мой отец был дипломатом больше пятнадцати лет. Правда, родился я в Москве, но учился в школе и рос в Берлине. На территории бывшей ГДР.
                      -Вот какие тайны открываются, Макс, - улыбнулся Альберт, прихлебывая отвратительный газированный напиток.
                      В этот момент стюардесса взяла микрофон и звонкий, как колокольчик, голос заполнил салон самолета:
                       -Уважаемые дамы и господа! Наш самолет идет на посадку. Убедительная просьба занять свои места и пристегнуть ремни безопасности.
                    Она повторила это трижды  - по-немецки, по-английски, и наконец – по-русски.
                   Достав из кармана фляжку с крепким горячительным напитком, Максим жестом предложил Альберту, но тот отрицательно покачал головой, впрочем поинтересовавшись:
                        -Самогон?
                        -Он самый, - присосавшись к фляжке, Максим сделал солидный глоток. Вид у него сразу сделался сияющим и довольным.
                        -Эти бюргеры такие же алкаши, как и мы. Только мозгов у них поменьше, – зачем-то сообщил он. Альберт покачал головой, но ничего не сказал.
               …Берлин встретил приятелей мокрым снегом с резкими порывами ветра. Казалось, они никуда и не улетали. Максим недовольно поморщился:
                        -И здесь такая же мерзость. А ведь Берлин находится южнее Москвы! Терпеть не могу холод и слякоть!
                      Выйдя из здания аэропорта, они огляделись в поисках такси. Мимо спешили многочисленные прохожие, подняв воротники плащей и демисезонных пальто. Мир казался будничным и серым.
                      Рейсовый автобус на Франкфурт-на-Майне отправлялся в шесть утра, и потому они решили перекантоваться в гостинице, сняв номер на двоих. Немецкого языка Альберт не знал, и потому ему приходилось объясняться по-английски. Зато Максим чувствовал себя здесь, словно рыба в воде.
               Когда они расположились в просторном двухместном номере, который мало чем отличался от стандартных номеров в пятизвездочных отелях(две кровати, телевизор, ковер на полу, несколько застекленных шкафов и тумбочек, но вместе с тем довольно большая зеркальная ванная комната), Максим немедленно засобирался в бар.
                       -Не хочешь позвонить своим друзьям? – спросил Альберт, блаженно растянувшись на кровати.
                       -Сейчас это без надобности. Мы же завтра уезжаем, - лениво отозвался бывший афганец, - не хочешь мне составить компанию? Выпить по кружечке настоящего бюргерского пива?
                      Альберт отрицательно покачал головой:
                       -Что-то не хочется. Я вообще плохо переношу перелеты. Пожалуй, я вздремну. – И это было правдой, он чувствовал, что голова, пульсирующая тупой болью, словно налилась свинцом.
                        -Ну, как хочешь.
                        -Послушай, Макс, - спросил Альберт, с трудом ворочая отяжелевшим языком( причина этого была хорошо знакома – акклиматизация, ведь здесь в Германии, находящейся на другой широте, воздух был более сырой и влажный, от чего его сразу всегда клонило в сон), - а где твой мобильник?
                       -У меня нет мобильника. Мне он ни к чему. И честно сказать, побаиваюсь. – Он слегка усмехнулся, обнажив кривые зубы, - Считай меня старомодным, дружище, но это так. Ты точно не идешь?
     Приготовления были закончены и, приняв душ, побрившись и одевшись -темные брюки и голубой пиджак - афганец уже стоял на пороге.
                     – А то смотри, познакомился бы с очаровательными немками.
                     -Ты же знаешь, здесь мало красивых девушек.
                     -Да, это верно, здесь тебе не Россия, – он снова улыбнулся, и распахнул дверь, - смотри, если передумаешь, я буду внизу.
                  И он ушел, оставив Альберта одного в полутемной тишине гостиничного номера. Время потеряло свой счет, и он не заметил, как заснул…
                  Спустившись в небольшой уютный и немноголюдный бар с синеватым освещением и тихой ненавязчивой  музыкой, Максим заказал себе пару кружек пива, бутылку шотландского скотч-виски, и устроился за одним из столиков в углу. Опрокинув в себя полстакана этого изумительного напитка, афганец запил его изрядной порцией превосходного немецкого пива, и, закурив сигарету, почувствовал внутри себя приятное тепло. Ему было спокойно и хорошо, однако… Что-то мешало ему в полной мере насладиться покоем и безмятежностью. Что-то было не так. Принимая участие в боевых действиях на выжженных солнцем скалистых ландшафтах загадочной восточной страны, Максим отлично знал это чувство. Это было смутное ощущение тревоги. Однажды перед тем, как они со своим отрядом, расположившись на привал, попали в засаду к моджахедам, у него было подобное состояние. Тогда он немедленно сообщил об этом командиру, очень осторожному человеку, и благодаря этому отряд был приведен в состояние боевой тревоги. Это тогда спасло жизнь почти всем. За исключением двух, совсем молодых парнишек, погибших в ту ночь по неосторожности.
                 И хотя сейчас он был не на той войне, но похожее состояние продолжало давить на него, тяжестью отдаваясь в груди и недрах желудка. Оглянувшись по сторонам, он заметил у стойки бара человека в сером костюме. Незнакомец время от времени поглядывал в его сторону, и вот глаза их встретились. Лет пятьдесяти, не меньше… Довольно длинный нос, немного удлиненный подбородок. Худощав. И было заметно, что он проявлял к Максиму интерес, хотя и старался это делать незаметно. Когда их глаза встретились, незнакомец быстро отвел взор, и, как бы между делом принялся рассматривать двух девушек, сидящих рядом у стойки и потягивающих через соломинки коктейль «Маргарита».
                Незнакомец Максиму совсем не понравился. Он попытался избавиться от смутного, давящего чувства, но оно не прошло даже когда незнакомец расплатился с барменом и, бросив на Максима скользящий взгляд, покинул бар.
                Стараясь заглушить тревогу, Максим основательно напился, и, захватив с собой бутылку, в которой еще что-то оставалось, наконец вышел из бара. Незнакомца нигде не было видно, ни в холле, ни в коридоре. К тому же затуманенное алкоголем сознание давало понять, что, возможно, ничего особенного и не произошло, быть может, незнакомец просто гомик, вот и все. Как же он раньше не подумал! Просто самый обычный педрила или еще, как там их называют?.. Усмехнувшись, Максим неуверенно побрел в номер, спотыкаясь и налетая на углы…
                 
               …Наутро, поднявшись чуть свет, Максим первым делом допил виски. Голова безумно болела, и, посмотрев на себя в зеркало, он заметил, что глаза стали красными, как у кролика, а лицо - бледным и отекшим. Стараясь привести себя в порядок, он умылся обжигающе холодной водой.
               Альберт же, хотя и не привык так рано вставать, напротив, чувствовал себя прекрасно, он хорошо выспался, отдохнул и теперь был готов к длительному пути. И что самое удивительное, что этой ночью ему ничего не снилось. Хотя, быть может, он просто ничего не помнил.
                Без пяти шесть они погрузились в автобус, и Альберт покосился на своего молчаливого угрюмого спутника, время от времени прикладывающегося в фляжке с самогоном. За все утро он не сказал ни слова, и когда автобус тронулся, произнес, словно обращаясь сам к себе:
                   -А все-таки самогон лучше, чем это пойло.
                   -Чего? – переспросил Альберт, поглядев в его сторону.
                   -Ничего. Просто вчера немного перебрал, - буркнул Максим. Он решил не рассказывать про вчерашнего незнакомца. Когда-нибудь позже. Но не сейчас. Глядя на проносившиеся за окном просыпающиеся  улицы Берлина, он незаметно для себя погрузился в сон…
           …Равнину сотрясало от взрывов. Временами вспышки сигнальных ракет освещали содрогающееся пространство. Стояла глубокая ночь, но долина сотрясалась в адском грохоте: здесь шел бой, и вероятно для него он станет последним. Накануне вечером Лешка Сиднеев, командир батальона, предупреждал, что моджахеды могут напасть без предупреждения. Отступать некуда, позади лишь отвесные скалы, и единственное, что теперь оставалось, это держаться до последнего.
            Скалистая местность не позволяла вырыть окопы, и потому приходилось прятаться за выступами каменистых холмов и в мелких углублениях, ведя оттуда ответный огонь. Но ИХ было слишком много. Издали  доносившаяся до него речь казалась лающей и какой-то шепелявой. Около года он находился здесь, но понимать ИХ язык так до сих пор и не научился.
               Сейчас он знал только одно – держаться что есть сил, и пусть лучше его убьют в этом бою, чем попасть к НИМ в плен. Как и все народы востока, ЭТИ отличались нечеловеческой жестокостью и с ними никто не может сравниться в изобретательности пыток. Он видел не один раз, что стало с теми, кого ИМ удалось захватить. То ли пытаясь запугать, то ли по еще  какой причине, они подбрасывали изуродованные до неузнаваемости тела тех, кто еще недавно были людьми. Но глядя на эти изувеченные останки, напоминающие обгорелые и истерзанные куски мяса, лишенные не только кожи, но и даже всяческого намека на то,  что они представляли собой ранее.
                   Равнину снова озарила вспышка сигнальной ракеты,  вдали грохнул взрыв и во все стороны полетели камни. Вскрикнув, упал Слава Казанцев, младший сержант. Еще на одного меньше. Стиснув в руках автомат Калашникова, теперь горячий от постоянной стрельбы, он переместился к противоположному краю ямы. От взрывов и постоянного грохота он почти уже ничего не слышал. Миша Пантелеев что-то истошно кричал ему с другого края каменистой ямы, но разобрать это было невозможно. Внезапно совсем рядом, полыхнуло огнем: приближался бронетранспортер. Миша взмахнул рукой, бросая гранату, но в тот же миг упал, как подкошенный, сбитый с ног автоматной очередью, и, судорожно схватившись за живот, рухнул на дно ямы. Брошенная граната все же достигла цели: бронетранспортер объяло пламенем, но по инерции он еще несколько метров проехал вперед.  С бронемашины во все стороны попрыгали истошно кричащие горящие люди.
                    Вот и все. Он остался один. Ребята погибли, что за участь его ждала? Он осторожно поднял голову и выглянул через край ямы. Несколько человек перемещались перебежками, прячась за мелкие кустики и валуны. Горящий бронетранспортер по бычиному уперся в огромный валун. Прицелившись в одного из моджахедов, он нажал на курок. Но ничего не произошло. Автомат заклинило. Стараясь не потерять присутствие духа, он скорее машинально вытащил из-за пояса револьвер и несколько раз выстрелил в смутные фигуры. Но… в этот момент что-то произошло. Он видел, как пули попадают прямо в цель, прямо в грудную клетку, но они лишь дергались, продолжая идти вперед. Попятившись, он отступил в глубину ямы, разбрасывая мелкий щебень и держа наизготовку оружие.
             Он не верил глазам, когда ОНИ, живые, подошли к нему с короткими автоматами наизготовку. Но почему-то не стреляли. Он же, напротив, выхолостил револьвер до последней пули. Но ОНИ не падали, сраженные выстрелами, ни один из них не упал! Он видел их лица на фоне огня…
              ЭТО БЫЛИ НЕ ЛЮДИ! По их разложившимся лицам, по гнилой плоти ползали черви, а кожа висела клочьями, словно рваная телогрейка, надетая на пугало. Лица некоторых скрывали противогазы. Чувствуя смрад и запах гари, Максим закричал. Они подходили все ближе и ближе, спускаясь на самое дно ямы, держа наизготовку автоматы в истлевших руках. Он попятился, но обо что-то споткнулся. Это было тело недавно убитого Миши Пантелеева. Он бросил на него быстрый взгляд и обомлел – лицо боевого друга превратилось в полуистлевшее нечто,  кожа на руках потрескалась, обнажая высохшие кости, словно он пролежал в земле не минуту, а вечность.
           Между тем, ОНИ приблизились на расстояние вытянутой руки и вдруг наступила тишина. Полная тишина, и в ней… он ощутил… или это ему показалось?..
        
          С криком Максим подскочил в кресле и открыл глаза. Секунду спустя облегченно вздохнул... Автобус мчался через лесок, в окне мелькали аккуратные сельские под черепичными крышами.
                 -Кошмар приснился? – спросил Альберт.
         Максим кивнул.
              – Что-то мы словно друг другу сдаем вахту, то ты, то я, - Он невесело усмехнулся.
                 -Я же говорил, - поморщился Максим, - кошмарные сны меня преследуют. Я к ним уже привык.
           И достав из-за пазухи фляжку, он сделал приличный глоток, и в изнеможении откинулся на сидение.
              Почти всю дорогу они молчали, а вскоре и Альберт начал клевать носом под монотонное гудение мотора…
      
              Во Франкфурт-на-Майне они прибыли только на следующее утро. Небольшой промышленный городок, с аккуратненькими домиками и безлюдными улочками, встретил их покоем и благодушием. Проехав мимо Готического собора 13 века, автобус направился к своему конечному пункту – прямо на набережную реки Майн, бегущей по земле Гессен. Выбравшись из душного автобуса, приятели в полной мере ощутили, как хорошо размяться после долгого сидения. Вдали виднелся  порт с тяжеловесными кранами и огромными промышленными судами. Погода немного наладилась, потеплело и из туч выглянуло тусклое осеннее солнце.
           -Ну и как тебе Франкфурт-на-Майне, родина Гете? – поинтересовался Максим, закуривая сигарету.
           Альберт пожал плечами, оглядывая окрестности. Сам он был в этом городе впервые, но ощутил – по сравнению с холодным и пронизанным ветрами Берлином, здесь было значительно теплее. Казалось, что они отправились в совсем еще раннюю осень. Деревья стояли с не облетевшими красно-желтыми листьями, напоминая, что впереди предстоит долгое и тоскливое время увядания.
            -Ты уверен, что этот Дольф Флицке ждет нас? – поинтересовался Альберт, доставая из кармана очки.
            -Перед отъездом я звонил ему, - пробормотал Максим. Лицо у него было отечным и усталым.
            -Ты вообще хорошо его знаешь?
           Максим дернул плечами.
            -Не очень. Правда, виделись мы давно, - он покачал головой и сдул с сигареты пепел, - но по голосу меня сразу узнал, старый плут!
           …Они без труда нашли таксиста, согласившегося подвести их по названному Максимом адресу. И минуту спустя Альберт наблюдал проносившийся за окном машины пейзаж  компактного, немноголюдного и типично немецкого городка. Быть может, виною тому был незаметный в чем-то конкретном, но вместе с тем присутствующий буквально во всем некий немецкий национальный колорит.
             Наконец, такси остановилось у одного из аккуратненьких домиков бледно-бордового цвета  и  подстриженным газоном. По краям земельного участка тянулись кусты, напоминающие ежевику, которые поливала из шланга дородная  женщина средних лет в грязных голубых джинсах и серой  куртке. В глубине участка виднелся полуоткрытый гараж, в котором угадывался бледно-голубой «Мустанг» какого-то доисторического года выпуска. Они выбрались из машины и  двинулись в сторону дома. Воздух был свежим и прохладным. Заметив гостей, женщина отложила в сторону шланг, и, вытерев руки тряпкой, заспешила навстречу.
           -Говорить буду я, - настойчиво шепнул Максим, - твой немецкий просто ужасен.
           Альберт не возражал. В вестибюле гостиницы, где они остановились вчера утром, он уже пробовал изъясниться на немецком, заблаговременно вооружившись разговорником. Но произношение было таким, что он отбросил любые попытки говорить по-немецки.
              Женщина подошла к калитке и улыбнулась. Зубы у нее были на редкость ровные. «Скорее всего, искусственные», - мелькнуло в голове Альберта.
              -Гутен Таг, -  Максим автоматически перешел на немецкий, - мы приехали из России к Дольфу Флицке. Меня зовут Максим Мельников, я его старый друг. А он, –  кивнул на Альберта, - мой друг - журналист из Москвы.
              -Очень приятно. Я - Эльза, супруга Дольфа, - женщина слегка наклонила голову и жестом пригласила пройти в дом -  располагайтесь. Дольф сейчас в оранжерее занимается своими цветами. Он у нас большой любитель цветов. Сейчас я его позову.
             Приятели поднялись по прочным деревянным ступеням и оказались на внушительной, однако уютной, застекленной террасе. Обстановка была хоть и небогатой, но добротной. Плетеные летние стулья, круглый деревянный стол, электрическая плита, недорогой кухонный гарнитур. В голубой вазе стояли свежие тюльпаны.
             Через минуту появился и сам хозяин – невысокий, улыбчивый толстяк, с самой простецкой  внешностью человека, давно не выходящего за пределы своего семейного гнездышка – лицо круглое, нос картошкой, открытый взгляд карих глаз. На нем был поношенный  джинсовый комбинезон, старые ботинки заляпаны глиной.
              -О-о! Здравствуйте, рад вас видеть - Дольф поочередно пожал гостям руки, - располагайтесь, будьте, как дома.
             И словно это было чем-то само собой разумеющимся, он перешел на великолепный английский, и теперь Альберт тоже мог участвовать в разговоре.
               -Сейчас Эльза накроет на стол, да и вы, пожалуй, устали и проголодались с дороги.
               -Спасибо, - с готовностью кивнул бывший афганец, - перекусить действительно не мешает.
               -У вас в России великолепная водка, - широко улыбнулся хозяин, обнажая ряд неровных зубов, - я обожаю русскую водку. У меня всегда есть водка. Без нее – еда не еда! – он рассмеялся, видимо, посчитав свое высказывание потрясающе содержательным.
            Через сорок минут все сидели за обильно уставленным столом. Чего здесь только не было – и соленые грибы, и квашеная капуста(«Друг из России научил, - по секрету шепнул Дольф, - по собственному рецепту»), и соленые огурцы, и селедка, нарезанная с луком, и ветчина домашнего копчения и целое блюдо со свежими овощами и даже семга. Гости за обе щеки уплетали жареный бифштекс с  картошкой. В центре стола стояли запотевшие бутылки русской водки. Сияя, хозяин  произнес тост:
             -За наших гостей из России – великой страны! За нашу с вами дружбу!
             Они чокнулись, выпили и бывший афганец со смаком закусил селедочкой. Хозяин радовался, как ребенок, и то и дело предлагал попробовать очередное блюдо. Вероятно, в таком городке гости – чрезвычайная редкость, а уж из России – так это вообще целое событие!..
              После обеда хозяин усадил гостей в плетеные кресла и налил по кружке темного, дышащего острой свежестью пива:
              -Мы с Эльзой сами делаем пиво. Семейный рецепт. Лучшего пива вы нигде не найдете. – Блестя, как начищенный пятак, он ласково обнял супругу.
              Попробовав пиво, Альберт кивнул, оно и вправду было вкусным.
              Улыбнувшись тепло и простодушно, хозяин раскурил трубку. В воздух поднялся ароматный дымок.
               -Ну и что же вас привело в Германию, в наш городок? – спросил он после некоторого молчания.
                -Видите ли, мистер Флицке… - начал было Альберт, но хозяин весело перебил его:
                 -Дольф, называйте меня только Дольф. Вы – мои русские друзья!
                 -Послушай, старина, - произнес Максим, - наш общий друг интересуется группой «Извержение Вулкана», а ты работал в ней техником.
               При этих словах улыбка сошла с лица хозяина, глаза стали серьезными, его верхняя губа нервно дернулась.
                  -Зачем вам это нужно? – спросил он совершенно другим голосом, в котором явно проступила тревога.
                   -Дольф, я репортер журнала «Music Magazine», и написать об истории этого коллектива мое новое задание, - объяснил Альберт, несколько озадаченный столь резкой переменой настроения, - шеф приказал, а с шефом не спорят. - Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученной. И следуя профессиональной привычке, он незаметно включил диктофон, находившийся в левом нагрудном кармане.
                   -Зачем, зачем понадобилось ворошить прошлое?! – воскликнул Дольф,  побледнев. «Наверняка у него с этим связаны неприятные воспоминания, о которых он старался забыть, а тут мы, - как с неба!» - подумал Альберт. Ему стало неловко.
                   -Дольф, прошу вас, помоги мне, - взмолился он, - мы с приятелем ехали сюда ради этого!
                    -Ради этого?! – обиженный Флицке, даже забыл про свою трубку.
                    -Если ты не поможешь, мы просто уйдем и сами попытаемся докопаться до этого, - заметил Максим, закуривая свой неизменный «Жетан», - но если ты пойдешь нам навстречу, мы будем несказанно благодарны.
                 Какое-то время Дольф сосредоточенно размышлял, часто попыхивая трубкой.  
                     -Вы понимаете, - произнес он после некоторого раздумья, - что это может иметь нежелательные последствия?
                     -Что ты имеешь ввиду? – спросил Максим, глубоко затягиваясь сигаретой.
                    Глаза толстяка округлились, он поднес ладони к лицу.
                     -Прошу вас, лучше послушайте моего совета. Уезжайте обратно в Россию, и забудьте  эту группу, как кошмарный сон!
                     -Тебя что-то напугало? – напрямую спросил бывший афганец, глядя прямо ему в глаза. Не в силах выдержать взгляд, Дольф потупился.
                     -Я бы предпочел забыть об этом. О, Боже, сколько лет я пытался об этом забыть! – Он снова закрыл лицо руками, и после некоторого молчания, внезапно поинтересовался: - Вы верите в потусторонние явления?
                  Альберт почувствовал себя озадаченным:
                      -Какое это имеет отношение к нашему делу?
                      -Самое прямое! – почти выкрикнул немец на своем родном языке, разом забыв и про свою трубку,  и про то, что сейчас они разговаривают  по-английски.
                       -Ты в этом уверен? – Максим не сводил с него пристального взгляда, не обращая внимание на дотлевающую в углу рта сигарету.
                       -Да, конечно… - Дольф заметно сник, и как-то скукожился.
                       -Тогда почему бы тебе не рассказать все с самого начала… очень прошу. - Максим вспомнил про свою сигарету и бросил ее в пепельницу.
                      Хозяин вздохнул со стоном и отложил погасшую трубку в сторону. Эльза давно покинула мужскую компанию и вышла во двор, где, судя по звуку льющейся воды, продолжила утреннюю поливку растений.
                       -Ну хорошо, - он снова вздохнул, - да простит меня Бог! Но учтите, вы сами на это напросились… за последствия я не отвечаю.
                   Итак, эта история началась, в октябре 1978 года. В то время я был молодым, уверенным в себе парнем. Мне было двадцать лет, и уже в те годы я закончил курсы по настройке музыкальных инструментов. Я с самого детства интересовался музыкой и обладал относительно хорошим слухом… Во всяком случае, за пару минут мог настроить любой музыкальный инструмент. Извините, - Дольф аккуратно выбил трубку, неспеша почистил ее и положил сушиться. Затем подошел к небольшому резному шкафчику, и, достав другую трубку, тщательно набив табаком, раскурил.
            -Ну так вот… - неторопливо продолжал хозяин. Под воздействием воспоминаний он заметно ссутулился, намечающиеся морщины на его упитанном лице сделались глубже, губы подергивались, выдавая волнение. – Музыканта из меня не получилось, поскольку, обладая слухом, я так и не научился играть. Стараясь избежать призыва в армию, отправился попытать счастья в Лондон, где совершенно случайно познакомился с  молодым музыкантом. Его звали Крис Уилсон, и он играл, как Бог! Такой игры, я, пожалуй, больше не слышал ни у кого. Крису после смерти родителей досталось приличное состояние.  Он был одним из совладельцев звукозаписывающей компании на Хэмнет-роуд «White Music Records». Это очень тихая улочка на Северо-западе Лондона. Там он собирал музыкальную группу, пригласил меня работать, поскольку ему нужен был не просто техник, а профессионал. Я полностью отвечал его требованиям.
                 В общем, начались долгие дни работы в этой музыкальной студии на Хэмнет-роуд. Моя задача заключалась в настройке аппаратуры, и контроле за качеством звука. Вскоре был записан первый альбом. Как я уже говорил, Крис был высококлассным музыкантом, и всегда все писал и аранжировал сам. Он не доверял никому, кроме своего чутья. В общем, я исправно получал свое жалование, и весьма неплохое по тем временам. Но вместе с тем, он предъявлял определенные требования…
                -Какие? – спросил Альберт.
                -Об этом, если позволите, я расскажу чуть позже. Итак, группа прогремела первым альбомом, но вот парадокс – никого из ее участников, кроме самого Криса, я так и не видел. Был только Крис - идейный вдохновитель «Извержение Вулкана»(это название придумал он сам), менеждер, звукорежиссер, директор и аранжировщик. И все это в одном лице…
                 -Что за чушь, - снова не выдержал Альберт, - как ты мог не видеть участников, когда ты находился среди них! Ты работал в группе, настраивал аппаратуру, крутился перед концертами, стоял за кулисами, и ты НЕ ВИДЕЛ МУЗЫКАНТОВ?! Да я в жизни не поверю!
                 -Видите ли, в чем дело, - невозмутимо попыхивая трубкой, продолжал Дольф, - для этого Крис выдвинул свои требования. Они сводились к тому, что группа должна быть для всего мира полной загадкой. И одно из них было таким – никто не должен знать музыкантов. Даже я.
                  -Что такое! – воскликнул Альберт, - Это же просто невозможно. Ты волей-неволей должен был  видеть участников коллектива!
                  -Хотите верьте, хотите – нет, но Я ИХ НЕ ВИДЕЛ… Вернее, - он задумался, - …у меня было какое-то смутное чувство. Я их видел… и в то же самое время я их совершенно не помню… Их лица… как бы это лучше объяснить… сливаются в моей памяти в одно, но какое-то неясное… - он судорожно сглотнул, его глаза нервно заблестели, - они были для меня… словно тени.
                  -Что за бред! – Альберт, которому услышанное начинало определенно не нравиться, стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
                  -Подожди, подожди, - успокаивающе промолвил Максим, - не суетись. Сейчас он все объяснит, - он бросил быстрый взгляд на немца, который сейчас выглядел бледным и осунувшимся.
                 И Дольф продолжил:
                  -Я и сейчас понимаю, что дело тут нечисто с самого начала. Общаясь с Крисом, я стал понимать, что все было не так уж прекрасно, как казалось сначала. Невзирая на талант, высочайшее мастерство, а я в этом прекрасно разбираюсь, поверьте, -  я стал замечать чрезвычайную жестокость и напористость, которая стала в Крисе проступать при ближайшем общении.  Несколько раз я был случайным свидетелем, как он измывался над девушками. Он был гениален. Но любовь, сострадание, угрызения совести,  какие бы то ни было добрые человеческие эмоции полностью в нем отсутствовали. В его глазах горел только холодный расчет. И еще нечеловеческая жестокость. Он мог пойти на все ради достижения своей цели, и при этом даже бы и глазом не моргнул.
               Флицке замолчал и несколько раз затянулся почти докуренной трубкой.
                 -То, что ты рассказал наводит на некоторые размышления, - заметил Максим, отхлебнув пива из кружки, которую нетерпеливо теребил в руках, - все вышеперечисленные черты скорее всего характеризуют диктаторов, каковым по своей натуре он скорее всего и являлся.
                  -Ну хорошо, - он снова обратился к Дольфу, - какую же цель в конце концов преследовал наш гений?
                  -Однажды он сказал, - вздохнул немец, - о мечте всей своей жизни. Так вот, для него было главным - добиться истинного музыкального совершенства, и притом любой ценой! Он часто запирался в своей студии, куда вообще никого не пускал и экспериментировал до умопомрачения, нередко доводя себя до полного исступления. Он мечтал написать музыкальное произведение – чистое и свободное от эмоций несовершенного человеческого существа. Он называл это космической симфонией совершенства. И группу «Извержение Вулкана» тоже считал своего рода экспериментом. Более того, он даже начал писать об этом книгу…
                   -Да он попросту безумен! – воскликнул Альберт, и в следующий момент обжег себе пальцы догоревшей до самого фильтра сигаретой. Чертыхнувшись, он раздавил окурок в пепельнице. – Судя по твоему рассказу - он просто псих.
                    Однако немец снисходительно улыбнулся и уточнил:
                    -Он гениальный псих.
                    -Ну конечно, решил потешить свои собственные амбиции. Красивые слова, за которыми ничего нет. Может быть, он и виртуоз в технике игры, может, ему и удавалось водить весь мир за нос, что и неудивительно, когда у тебя огромные деньги, но, по-моему, это просто самолюбование! – с негодованием выпалил Альберт.
                    -Но и это еще далеко не все, - осторожно вставил немец, вытряхивая содержимое догоревшей трубки в пепельницу, - Кстати, кто-нибудь еще хочет пива?
                    -Пожалуй, я бы не отказался, - Максим подвинул свою опустевшую кружку к краю стола. Немец вышел на террасу и вскоре вернулся поставив с кружку, наполненной до краев.
                     -Благодарю, - Максим с удовольствием отхлебнул.
                     -Ну хорошо, - вздохнул Альберт, - может, он сумасшедший, может, нет, но я по-прежнему ничего не понимаю в этой истории.
                     -А я, между прочим, говорил тебе, что история темная, - хитро сощурился на него Максим, сжимая жилистой рукой кружку.
                     -Дольф, у меня несколько вопросов, - проигнорировав замечание Максима, промолвил Альберт, - как ты мог не заметить участников группы?
                 Немец тяжело вздохнул.
                     -Честно сказать, я и сам этого не понимаю. Словно это прошло мимо сознания… Хотя у меня ощущение, что это намеренно стерли.
                      -Что значит «намеренно стерли»?
                      -Сказать честно… - Дольф снова аккуратно прочищал свою трубку, словно это помогало сгладить неприятные воспоминания, - Крис занимался чем-то очень нехорошим. Кроме музыки, разумеется, - он невесело усмехнулся.
                       -Ты имеешь ввиду колдовство, магию? – в голосе Альберта появился сарказм, - извини старик, но я в это не верю. Как и в объяснения на грани научной фантастики.
                       -Хочешь верь, хочешь нет, - немец снова тяжело вздохнул, - но чем-то Крис определенно занимался. И это отнюдь не досужие вымыслы.
                       -Да ты просто напуган, старик, вот и все.
                       -Мне бы хотелось, чтобы дело обстояло именно так, - Дольф поднял на него тяжелый печальный взгляд, - но… В общем, однажды я спросил у него, почему концерты группы, популярной по обе стороны океана, проходят только два раза в год, ведь, мол, на этом можно было бы неплохо заработать, если б, к примеру, они происходили почаще. Но Крис попросту рассмеялся мне в лицо, заявив, что деньги и заработок его не интересуют. Он сказал, что ему важно овладеть подсознанием. Что это значит, он так и не объяснил. Но интересен был сам факт – деньги, вырученные от концертов, он полностью пускал на эти свои эксперименты, которые происходили в полной секретности на Хэмнет-Роуд в Лондоне. Я был свидетелем, как туда приходили какие-то загадочные личности, несколько раз под покровом ночи выгружали очень странные реквизиты, скорее из области химии – какие-то порошки, склянки. Из всего этого я сделал вывод, что на самом деле Крис занимается чем-то наподобие алхимии.
                 -Алхимии? В начале двадцать первого века? – презрительно сощурился Альберт, - да быть того не может!
                 -Это темная история, и хорошо, что я не знаю ее до конца, потому что в противном случае я бы сейчас не сидел с вами здесь… - Немец вздохнул и отложил в сторону вычищенную трубку. – Был еще один факт, когда нас достала полиция. Возможно, это простое совпадение, но перед выступлениями, которые всегда проходили или в середине апреля, или в середине октября, в это время в городе почему-то учащались случаи похищения младенцев. Возможно, это и совпадение, но в 1992 году я лично видел, как  за несколько часов до концерта на стадионе «Уэмбли» Крису в кабинет на Хэмнет-Роуд быстро пронесли несколько запеленатых и кричащих младенцев. Взглянув на них, Крис, произнес – «Спасибо, господа, чудесные экземпляры.» Я стоял за углом и все это видел. Вот тут-то мне впервые стало по настоящему жутко. Я понял - в какое дерьмо влез. Слава Богу, вскоре произошло это событие и…
                   -Какое событие? – ловил каждое слово Альберт.
                   -А вы разве не знаете? – удивился немец, - в конце октября каким-то образом полностью разрушилось здание на Хэмнет-роуд. Впечатление было, что будто какие-то силы стерли этот дом с лица земли. От него осталась только груда развалин. Словно после землетрясения. Но соседние дома совершенно не пострадали, а люди проживающие, в них, даже ничего не слышали. На самом деле все произошло очень быстро, и на следующий день от дома остались почерневшие развалины. После этой ночи Крис Уилсон исчез. Поговаривали, что он находился в своей студии, когда это началось и его попросту завалило. И когда спасатели разгребали развалины, то единственное, что им удалось откопать, так это обгоревшее и буквально расплющенное тело охранника. Крис же бесследно исчез.
                      -Быть может, его там вообще не было? - Предположил Максим.
                     -Он был там! Его машина находилась на стоянке перед зданием. К тому же его зафиксировали камеры внешнего наблюдения, когда он входил.
                      -Значит, запись с камер внешнего наблюдения уцелела?
                      -Но только внешнего, - кивнул немец, - то, что происходило внутри, до сих пор остается тайной.
                      Альберт задумчиво разглядывал пачку «Кэмела», словно размышлял, закурить ли еще одну сигарету.
                      -Полиция Скотланд-Ярда поставила в этом деле жирную точку. Меня несколько раз вызывали на допрос, и я говорил, что ничего не знаю, я же ведь всего-навсего техник, - он виновато улыбнулся, - всего-навсего скромный техник. Что можно с меня взять… Затем, насколько я помню, дело закрыли. Исчезновение Криса приписали этому обрушению. Наверное, потому, что так считать им и легче и выгоднее… Вот, пожалуй и все, что я наверняка знаю. Все остальное – всего лишь домыслы… - Он тяжело вздохнул, словно освободился от неприятных воспоминаний, однако тут же озабоченно поинтересовался: - Господа, надеюсь, весь наш разговор останется между нами?
                    -Разумеется, - задумчиво кивнул Альберт, убирая пачку в карман.
                    -Прошу вас, только никому ни слова, - не унимался Дольф, на его широком лбу выступили капельки пота, - не упоминайте даже моего имени! Сами понимаете, я так долго пытался все это забыть, - он виновато улыбнулся.
                    -Огромное спасибо, Дольф, - вступил в разговор молчавший до этого Максим, одним глотком прикончив свое пиво, - можешь быть уверен, мы же друзья.
                    -Кстати, я знаю одного человека в Лондоне - добавил немец, - он одно время работал охранником в студии Уилсона. Если вы сумеете его разыскать, быть может, он подскажет вам что-то новое. А уж я, извините, - немец виновато улыбнулся, - я рассказал все, что знал.
                     -Спасибо, Дольф, -  Альберт кивнул и поднялся с кресла,  незаметно выключив диктофон.
                      -Запомните, его зовут Ларри Джоэль. И он живет где-то неподалеку от центра города. Я сейчас попробую разыскать его координаты.
                  Вскоре, распрощавшись с гостеприимным немцем и его женой, приятели тронулись в обратный путь, стараясь не опоздать на вечерний рейс на Берлин. Дородный немец на попутной машине любезно согласился их подбросить до автобусной станции. За всю дорогу они не сказали друг другу ни слова, лишь Максим время от времени прикладывался к своей неиссякающей фляжке...  
     
ГЛАВА 8
             
                   ..Весь последующий день Рик Мартин был вне себя. Он почти не спал, у него под глазами появились все признаки переутомления. Не полагаясь на своего напарника, которого, кроме еды, казалось, мало что интересовало, Рик неустанно следил за домом Дейва Холланда. Конечно же, парень попал в скверную историю. Эти трое битюгов, которые вышли от него с девушкой, у которой рот был заклеен лейкопластырем…  Рик ее сразу узнал по недавнему разговору: ее зовут Мелани Сконфорд, и она свидетельница по делу о гибели девушек в клубе «Молот».. Возможно, это похищение свидетеля! Только – зачем?..  Эти люди скрылись в сером «Мустанге» 1995 года выпуска, предварительно разломав мотоцикл «Харлей Девидсон», единственное средство передвижения небогатого музыканта. Похоже, они не шутили. Судя по  номерам,  серый «Мустанг» числился за неким Карлом Бюхлером, нечистым на руку предпринимателем, который ранее был судим за незаконную торговлю оружием. Однако Рика заинтересовал и черный «Линкольн», два раза приезжавший к дому Дейва Холланда. В первый раз Дейв выйдя из дома, о чем-то долго разговаривал с водителем. Во второй – около трех часов дня уехал на этой же машине в неизвестном направлении, и до сих пор так и не вернулся. Безусловно, нужно было срочно что-то предпринимать. Но сначала следовало все это обсудить  с  начальником полицейского участка номер тринадцать – Стеном Фрейли.  В Новом Орлеане, откуда Рик был родом, были несколько иные порядки и правила, и он до сих пор не мог привыкнуть к этому буйному осиному гнезду, именуемом Нью-Йорк.
            После отъезда Дейва Рик поднялся наверх и поговорил с домовладелицей Джулианной Сандерс, надеясь, что это хоть что-то прояснит. Однако дородная, занудная особа не поведала ничего нового.
               -Эти музыканты, мистер Мартин, прямо-таки шпана. Что с них взять? Я и сама уже давно жалею, что впустила его жить в свой дом. Другие жильцы - как жильцы, а этот… С утра до вечера пиликает на своей скрипке. Ни днем, ни ночью покоя нет! На него жалуется весь дом!...
                -Так уж и невыносимый? – с сарказмом спросил инспектор.
                Миссис Сандерс раздраженно махнула рукой.
                -Не то слово. Постоянно у него пьянки, какие-то девки. Постоянно ругань, дебошь. Народ ходит к нему толпами, всюду грязь, бутылки. Я подозреваю, - она понизила голос, - что и наркотики. Да-да, такие вот эти музыканты. Вы бы послушали, как он разговаривает – нагло, надменно, словно все остальные и не люди. За квартиру не платит месяцами. Детектив, вы только подумайте, уже за три месяца задолжал!..
              Пропустив эти возгласы мимо ушей, Рик спросил:
                -Вы не знаете, куда он сегодня отправился на черном «Линкольне»?
                -Делать мне нечего, как только за ним следить! – неожиданно раздраженно воскликнула домохозяйка, - Скажу только, что сегодня он со мной разговаривал просто по-хамски. Я и ему сказала, и вам сейчас говорю, я  хочу, чтобы он немедленно съехал. Сплошной позор! Вы бы посмотрели на семейную пару Спайнов, что на третьем этаже. Вот это жильцы, душа радуется! А этот ваш прошелыга, я даже не хочу говорить о нем!
                Под вечер усталый и разбитый Рик вернулся в полицейский участок, наскоро перекусив по дороге в одной из закусочных.
               На столе в кабинете его ждал отчет медэкспертизы. Все пять девушек скончались от внезапной остановки сердца, вызванной удушьем. Смерть наступила в одно и то же время, а именно - в девять часов двадцать восемь минут вечера. «Как раз под конец выступления» - прикинул он в уме. «Минут за пять до конца концерта. Это уже кое-что!» Далее в отчете говорилось, что алкоголя в крови у них не было, за исключением одной, а у двоих в крови обнаружена марихуана. И слишком незначительная доза для внезапной остановки сердца. Но при чем здесь удушье? Рик задумался. Теперь он ровным счетом ничего не понимал.
                Хлопнула дверь и от размышлений его оторвал Том Кравинц. Напарник снова двигал челюстями. Плюхнувшись за свой стол, он поставил рядом стаканчик с кока-колой.
                -Хочешь немного перекусить? – спросил, - Могу угостить пирожками из Макдональдса. Они довольно неплохи!
              Рик отрицательно покачал головой.
                -Я не голоден. Вот, взгляни, - он протянул ему отчет медэкспертов. – А мне нужно поговорить с шефом.
                 -Это еще зачем? – напарник удивленно вскинул брови, даже перестав жевать.
                 -Ты посмотри отчет. Причина, и главное время смерти.
                 -Конечно… Только что ты хочешь  сказать?
                 -Я хочу сказать, что тут все дело в Дейве. Только в нем кроется причина случившегося.
                 -Ты в этом уверен?
                 -Я чувствую… Называй это как хочешь. Шестым чувством, к примеру.
                Том махнул рукой:
                 -Да расслабься, парень. Не стоит на этом так замыкаться.
                 -А как быть с фактом смерти всех пятерых? И причина-то какая смехотворная.
                 -Возможно, простое совпадение, - Том икнул, и, доставая сигареты, продолжал: - Ты особо не дави на мелочи. Ты человек новый, но у нас здесь, в Нью-Йорке, не очень-то напористых любят. Так что, послушай моего совета, будь попроще. Поезжай сейчас домой, отдохни. А завтра с новыми силами продолжим все это дело вместе, идет? Не стоит сейчас отвлекать шефа, он здорово это не любит.
                 -Ты хочешь сказать, не любит работать?
                 -Не любит, когда под конец дня лезут с мелочами. Оставь до утра.
               Рик отрицательно покачал головой:
                   -Завтра уже может быть слишком поздно.
       Поднявшись из за стола, он твердым шагом направился в знакомый кабинет. Несмотря на довольно поздний час,  Стен Фрейли сидел за столом и, дымя сигаретой,  просматривал на компьютере отчеты за прошедшие дни. Это был дородный пожилой мужчина с ощутимым брюшком, гладко прилизанными  волосами и густыми бакенбардами. Он с гордостью носил звание лейтенанта. Его крупное лицо было непроницаемым, и потому сразу никогда нельзя было определить, в каком он сегодня настроении.
            При виде вошедшего Фрейли оторвался от компьютера:
                  -А, Рик? Присаживайся. – он указал на один из стульев, стоящих по периметру рабочего стола, доверху заваленного бумагами и папками. – Какие проблемы?
                  -Хотелось бы с вами посоветоваться, сэр, - он робко присел на краешек стула, - это касается моего дела по поводу смерти пятерых девушек в клубе «Молот».
                  -Так-так, и что же у тебя нового? – в глазах лейтенанта появился профессиональный интерес.
                  -Во-первых, думаю, вам будет любопытно взглянуть вот на это, сэр - он протянул заключение врачей.
             Внимательно просмотрев его, Стен пожал плечами, возвращая бумаги:
                  -И что ты  хочешь сказать?
                  -Я думаю, в их гибели виновен Дейв Холланд. Он, оказывается, связан с Карлом Бюхлером.
             Стен нахмурился:
                  -Если не ошибаюсь, этот тип проходил у нас по делу о незаконном обороте оружия. Ты в этом уверен?
                  -Уверен. Я почти сутки следил за квартирой Холланда на Вест-энд-Авеню. У него в гостях была одна из свидетельниц, некая  Мелани Сконфорд. Потом к нему в дом наведался этот Бюхлер с двумя головорезами. Они разбили мотоцикл Дейва, его дом перевернули вверх дном, избили его, а девушку забрали с собой.
                  -Ты уверен, что с этой… как там ее…
                  -Мелани Сконфорд, - подсказал Рик.
                  -Да. Ты уверен, что с ней эти бандиты не были знакомы раньше?
                  -Мне кажется, что нет. У нее рот был заклеен лейкопластырем.
                 Стен усмехнулся, однако лицо оставалось непроницаемым.
                  -Послушай, Рик, это же просто смешно. – с сарказмом произнес он, - «мне кажется»… Да как ты, профессионал, можешь так говорить?! Что за дилетанство?! В нашем деле главное - доказательства. У тебя они есть?
                  -Пока нет, но… - начал было Рик, но Фрейли сердито перебил его:
                  -Сначала собери улики, доказательства, а потом будем говорить! Зачем ты меня беспокоишь по пустякам?
                  -Я вообще-то хотел посоветоваться. Вы же человек с большим опытом. Затем и пришел.
                  -Ну вот тебе мой совет: если хочешь, чтобы мы сработались, не беспокой меня больше по ничтожным поводам. У меня и так работы полно. – голос шефа стал недовольным и брюзжащим, словно у ворчливого старика, - голова просто раскалывается от всего этого, а тут еще ты.
                  -Я мог бы и дальше начать копать, просто мне необходимо ваше одобрение, сэр.
                  -Хорошо, - наконец смягчился Стен, - подбирайся к этому делу потихоньку и главное - осторожно. Ты же у нас новичок. Вначале узнай адрес этой девушки, поговори с ее родителями, а заодно и сообщи им. Наверняка они сходят с ума. А что касается этого типа Карла Бюхлера… Ой, смотри, поосторожнее с ним. Он самый настоящий засранец!
                  -Так вы его хорошо знаете? – Рик был не в силах сдержать удивления.
                  -И еще как! – вздохнул Стен, - чем он только не занимается! Тут и наркотики, тут и игральный бизнес… В общем, будь предельно осторожным. У него большое влияние в определенных кругах. Если в нашем деле запахло этим типом, то имей ввиду, это запах дерьма!.. Хотя, как знать, тут может наклюнуться и крупная рыбка… Главное, действуй умно и осторожно. И ни в коем случае не в одиночку.
                  -Но от этого моего напарника все равно никакого толку, - Рик безнадежно махнул рукой.
                  -Ты здесь без году неделя, а еще будешь меня учить, кого давать тебе в напарники! – рассердился шеф. - Чтобы я этого больше не слышал! Том – прекрасный напарник, только чрезвычайно ленив. Но он тебе поможет. Я еще поговорю с ним. Держи его в курсе, и чтобы с этого дня вы действовали вместе! А то он уже на тебя жаловался.
                  -И что же он говорил? – чуть улыбнулся Рик.
                  -Ты здесь не умничай! – сурово произнес Стен, и улыбка сошла с лица Рика, словно ее и не было, - он говорил, что ты предпочитаешь действовать в одиночку и не ставишь его в известность о своих дальнейших действиях. Отныне действовать будете вместе и только так. Надеюсь, тебе понятно?
                 -Понятно, сэр. Я могу идти?
                 -Давай, катись с моих глаз и занимайся делом!
           Когда Рик вышел из кабинета шефа, Том встретил его с ехидной усмешкой:
                 -Ну, что, получил нагоняй?
               Махнув рукой, Рик плюхнулся за свой стол.
                 -Может, хочешь кофе? – Том протянул ему пластиковый стаканчик с дымящимся напитком.
                 -Спасибо, - Рик сделал глоток, горячий кофе обжег гортань. – Ты успел нажаловаться шефу..
                 -Да брось ты, не бери в голову, - Том немного сконфузился, - просто мы должны действовать сообща, вот и все.
               Рик посмотрел ему прямо в глаза:
            -А ты этого хочешь?
            -Придется привыкать, - он чуть улыбнулся.
            -Ну, хорошо, - Рик еще раз глотнул кофе, но на этот раз осторожнее, - тогда слушай суть дела, и в этот раз не вздумай отлынивать…    
                    
                     Несмотря на позднюю ночь, Зубр не спал. В его тесной квартирке горело множество ночников. Он сегодня в очередной раз переусердствовал. Две замученные до смерти маленькие собачки, купленные днем в зоомагазине, казалось,  полностью удовлетворили его горячечный пыл. Зубр прошел в ванную комнату и вымыл окровавленные руки. Затем, завернул в старую газету останки животных, вышел на лестничную площадку и выбросил их в мусоропровод. После чего подошел к зеркалу и тщательно зачесал назад свои черные волосы. Похоже, он начинал стареть, это было особенно заметно при таком тусклом свете. Но тем не менее, в свои в сорок шесть лет он еще полон сил и энергии! Ему могли позавидовать и двадцатилетние. При невысоком росте, он был довольно мускулист и спортивен. А реакции его мог подивиться даже какой-нибудь ветеран «морских котиков». Чертами лица он чем-то напоминал жабу,  а Зубром его прозвали еще во время войны в Персидском заливе из-за двух выпирающих вперед зубов на нижней челюсти. Именно после этой войны Зубр неутомимо ощущал в себе потребность убивать. Иногда, если не было каких-то особых заданий, для этой цели вполне подходили и мелкие домашние животные, например, кошки или собаки. Временами его пыл могли остудить садистские фильмы с расчленениями и пытками. Такова уж его натура, и с этим ничего нельзя было поделать.  Зубр отошел от зеркала, тяжело вздохнув – впереди предстояла долгая бессонная ночь.
                  Внезапно его мобильник разразился истошными криками боли и отчаяния. Взяв телефон, он поднес его к уху:
                  -Слушаю.
                  Это снова звонил его босс. Наконец-то! Выслушивая длинную тираду, Зубр все больше расплывался в улыбке – его радости не было предела. Подумать только – его ждало новое задание! И какое! Об этом можно было только мечтать!
                   -Понял вас, босс! – Проговорил он в трубку, - через пару часов я буду у вас.
                 Нажав отбой, Зубр прошел в комнату и открыл массивный железный шкаф. Какая радость, не придется больше заниматься мелочью, как эти собачки, ожидая очередного задания! Теперь наконец он вновь покажет себя!
               Внутри шкафа хранился целый склад оружия и всевозможных боеприпасов. Сложно сказать, чего здесь не было – и короткоствольные ружья, и ружья с оптическим прицелом, пистолеты с глушителями и без, гранаты, автоматы совершенно разных конструкций и типов, пуленепробиваемые жилеты, и, конечно, патроны всевозможных калибров. И еще много, много чего  нужного и полезного в такой нелегкой, но приятной  работе, в которой ему не было равных!..  
                 
                    Складское помещение, в котором Карл Бюхлер обустроил свою базу, приведя его в современный вид и оборудовав новейшими системами сигнализации и слежения, никогда не простаивало зря. Здесь постоянно совершались какие-то сделки, с помощью которых множился его капитал. Карл никогда не оставался в накладе. У него был сугубо свой, проверенный штат клиентуры, благодаря чему деловая жизнь постоянно била ключом. Он не любил проигрывать, и потому недовольных, ежели такие находились, ждала весьма незавидная участь.
                   Сейчас огромное помещение, наполовину забитое товаром в картонных коробках, который предстояло завтра отправить очередному клиенту, было погружено в полутьму. Большая лестница вела наверх в уютные комнаты для отдыха и досуга. В одной из них расположились Билли и Реджи, посматривая на обнаженных красоток с пышными формами на экране огромного панельного телевизора. В ожидании Карла, только в одном Манхеттене владеющего десятками Пентхаузов, они потягивали виски «Jack Daniels» из двух бутылок, стоящих перед ними на столе вперемешку с незатейливой закуской, которую Реджи приволок из ближайшего китайского ресторанчика. На противоположной стене находилось множество включенных мониторов, камер внутреннего и внешнего наблюдения.
                     -Посмотри, какие девочки, - Реджи кивнул на экран телевизора, сделав очередной глоток, - не то что мужские задницы, ты не находишь? – он рассмеялся. Однако Билли несколько посмурнел.
                      -Ну и какой толк от твоих девок с сиськами? – он сердито фыркнул, - ты лучше бы посмотрел, как там наша девчонка.
                  Реджи пожал плечами, поигрывая магнумом тридцать восьмого калибра:
                      -Почему это ты о ней так заботишься? Она все-равно уже не жилец. Приедет Карл, и уже под утро, если не объявится лабух с деньгами, она сыграет в ящик, как тот товар внизу.
                       -Я думаю, он пустился в бега. Сам подумай, где музыканту взять тридцать кусков? А если честно, девчонку жаль.
                     Реджи усмехнулся и засунул пистолет за пояс. Билли озадаченно покосился на него.
                      -Ты поставил бы его на предохранитель. Не ровен час, отстрелишь себе яйца.
                     Реджи похлопал рукой по рукояти пистолета.
                       -Не отстрелю, не беспокойся. Если что, он всегда наготове, чтобы отстрелить задницу кому надо, - Он усмехнулся, - И, кстати, интересно, с каких это пор ты начал жалеть девчонок? Ты же у нас больше членосос.
                       -Молчал бы, засранец! – воскликнул Билли.
                   Его щеки залил багровый румянец.
                       -Вот, оказывается, какие мы стеснительные, - хохотнул Реджи, сделав очередной глоток прямо из горлышка, - Даже с Карлом мы ходим налево, ты подумай…
                      -Заткни пасть! – рявкнул Билли, с ненавистью глядя на своего подельника, - Еще слово и…
                      -И что ты сделаешь? – ухмыльнулся Реджи, - Убьешь меня? Да тебе Карл голову открутит, невзирая на взаимные ласки!
                      -Да пошел ты в жопу, говнюк! – Билли налил себе четверть стакана виски и залпом выпил.
                      -Смотри, - кивнул Реджи на экран монитора, увидев знакомую машину, - Карл приехал. Странно, еще нет и пяти утра. Наверняка, снова возникли проблемы.
                 Через пару минут,  сипло дыша при каждом шаге, в комнату вошел толстяк. Тяжело отдуваясь, он снял плащ и небрежно бросил его на диван.
                     -Как дела, босс? – осведомился Реджи.
                     -Фу, дайте отдышаться, - Карл опустил свое грузное тело в мягкое кожаное кресло. Затем налил себе виски, - Где у вас лед?
                      -Льда нет, - Билли развел руками.
                      -Вот тебе на! Сидят, лакают виски, как говнюки, даже безо льда! – воскликнул он с упреком.
                      -Извини, босс, - Реджи виновато развел руками.
                      -Ну хорошо, -  отхлебнув виски, толстяк немного смягчился. – Дейв давал о себе знать?
                      -Как в воду канул, - сообщил Билли – Мы думаем, он сбежал.
                      -Сбежал. – со злостью пробурчал Карл, - если до утра не объявится, девчонку придется убрать.
                      -Может не стоит, босс? – поинтересовался Билли, - жалко ведь! Она-то совсем ни при чем!
                      -Она свидетель. И запомни, Билли, мальчик мой, в нашем бизнесе не может быть жалости.
                   Потянувшись, толстяк отставил недопитый стакан с виски на стол и немного ослабил галстук, затем снял пиджак. На синей рубашке подмышками темнели крупные разводы от пота. Затем встал с клесла и проследовал к двери:
                       -Билли, мальчик мой, я очень устал. Не сделаешь ли дядюшке Карлу массаж спины?
                    Реджи прекрасно знал, что за этим последует, и потому брезгливо поморщился. Однако Билли охотно поднялся и вышел за толстяком в коридор, где в соседнем помещении находилась спальня с широкой кроватью, мягким ковром на полу и полусветом ночников. Карл любил домашний уют, и даже рабочим помещениям старался придать комфорт.
                   Разглядывая  девушек, демонстрирующих свои прелести на телевизионном экране, Реджи почувствовал позывы возбуждения в области паха. Сделав еще один глоток виски, он сунул магнум  за пояс джинсов и направился к двери. В коридоре он остановился, прислушиваясь. В соседней комнате постанывал Карл:
                 -Билли, мальчик мой, ниже, ниже!.. Да-да, вот здесь. Молодец, мальчик мой, сделай же приятное дяде Карлу.
                   Покачав головой, Реджи что есть силы сплюнул прямо на пол. На секунду ему пришло в голову, а что, если незаметно заснять их утехи на камеру, а после продемонстрировать по интернету, пусть уж узнают клиенты о Карле всю правду. Но в следующую секунду эта мысль показалась ему совершенно абсурдной, и, улыбнувшись своим фантазиям, он направился в дальний конец коридора, где находилась лестница, ведущая вниз, в душные складские помещения.     
                         
                    …Услышав звук открываемой двери, Мелани проснулась. Вокруг стояла темнота, и было настолько душно, что казалось, вот-вот ее вырвет. В горле пересохло так, что язык стал безжизненным и непослушным. И на нее вновь тяжелой глыбой навалилась беспощадная реальность! Она по-прежнему заперта в этой комнате-клетке, где вынуждена ожидать своей неотвратимой участи. Он до сих пор находился рядом, и хотя был сейчас невидим, она снова услышала голос:
           «Ну вот ты и допрыгалась. Нужно было покончить с этим, пока была возможность. Теперь же тебя будут пытать. Ты готова к пыткам?»
                     Дверь распахнулась, впустив в душное помещение столб тусклого света из коридора и глоток свежего воздуха. В дверном проеме стояла безликая массивная фигура. Мелани сжалась на диване, вглядываясь в вошедшего. Сделав несколько шагов, Режди остановился и поднял голову, словно принюхиваясь.
                 -Ты еще жива? Почему так темно? – за время своего заточения она настолько отвыкла от нормальной человеческой речи, так что теперь голос казался таким невероятно далеким, словно шел из другого мира.
                 -Лампочка перегорела, - выдавила она из себя, пытаясь облизать сухим языком потрескавшиеся губы, - прошу вас, дайте попить, умираю!
                 -Попить, говоришь? – переспросил вошедший, не спеша подходя к дивану, очевидно, давая глазам привыкнуть к темноте, - а зачем?
                 -Хоть глоток воды, - еле слышно простонала Мелани, старавшаяся казаться еще слабее. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ей, что возможно еще есть надежда на спасение. Он пришел один. Нужно, чтобы он окончательно утратил бдительность, и возможно тогда…
                -А зачем тебе пить? – снова заговорил вошедший, и теперь она узнала в нем бритоголового крепыша, - Твой музыкантик не позвонил, наверно, пустился в бега. И если он не объявится до утра, то тебе, - он провел пальцем по горлу, - пить уже не придется никогда.
            -Вы собираетесь меня убить?
            -Так приказал босс. И с этим ничего не поделаешь. Но я лично предлагаю тебе напоследок немного поразвлечься.
            -Вы хотите меня трахнуть? – напрямик спросила она.
            -А почему бы и нет, детка? Жизнь-то одна. – Судя по тому, как Реджи неуверенно выговаривал слова, как его едва заметно пошатывало, он, несомненно, был пьян. А что если… Мелани поняла, что у нее есть шанс.
            -Я… я не против, - она старалась чтобы голос ее звучал едва-едва, словно у умирающей, - только, пожалуйста, принесите мне воды, прошу вас… И мы напоследок повеселимся.
             -Ты согласна? – спросил он, как показалось, с подозрением.
             -Я очень слаба… от меня такой мало толку… Прошу, только глоток воды, и я вся – твоя.
             -Ты и так моя, - хохотнул он, - могу сделать с тобой что захочу...
             -Но если я попью воды, то буду более свежей и приятной…
             Он немного постоял, раздумывая над ее словами.
             -Ну, хорошо. Я сейчас принесу.
             -Спасибо.
             -И не скучай без меня.
           Тяжелая дверь снова закрылась, щелкнули запоры. Ее вновь окутала темень.
              «Ну и что ты собираешься делать? Пойми, ты все-равно обречена!..  Даже если ты обведешь вокруг пальца этого идиота, отсюда тебе не убежать! Что ты будешь делать сейчас?! Ничего! Лучше помолись перед смертью! ТЕБЕ ОТСЮДА НИКОГДА НЕ УЙТИ!»
             -Заткнись! – закричала она, зажимая уши, хотя и понимала, что это бесполезно, - Я не хочу тебя больше слушать!!!
               «Не уйти, не уйти, не уйти! – запел он, словно издеваясь, - могу повторить это тысячу раз!».  
             Однако времени было не очень много, и почувствовав, что мочевой пузырь переполнен, и терпеть уже нет никаких сих, она почти наощупь нашла ведро, и  присев, облегчилась в него. Сразу стало намного легче, да и голова как-то прояснилась.
               «Один ноль в твою пользу! Я думал, что ты и не догадаешься!»
          «Ты можешь помолчать хоть немного? Я устала от твоей трепотни!»
              «Нет, не могу! Я не могу молчать! Мне интересно, что ты станешь делать!»    
              Вздохнув, она снова присела на диван, и ее рука случайно нащупала электрическую лампочку, про которую она давно забыла. Теперь она уже точно знала, что сейчас может делать…   
           
                …Первые лучи рассвета еще не тронули каменную громаду Нью-Йорка, когда дядя Джо вышел из знакомой, словно родной дом ночлежки, недалеко от Центрального парка. Ватные, непослушные ноги с трудом слушались старика. В свои пятьдесят три года он выглядел на все семьдесят, а все из-за образа жизни, который он вел уже на протяжении тридцати лет.
              На улице было сыро и неприютно, над просыпающимся городом клубился ледяной туман, и порывы ветра трепали его редкие седые волосенки. Поношенное дырявое пальто с многочисленными заплатками, стоптанные башмаки и широкие, очень грязные штаны не спасали от утреннего холода. К тому же в горле стояла сухость, и ощущение после вчерашнего перепоя было такое, точно во рту нагадил слон.
               Дядя Джо был местной знаменитостью, по крайней мере, сам себя таковым считал. И потому совершенно не стеснялся, а напротив, даже гордился своим бродячим образом жизни. Когда-то в молодости он был начинающим актером, и даже сыграл одну из незначительных ролей в театре на Бродвее, в спектакле «Завтрак у Тиффани». Это были замечательные для него времена – Маккартизма - отчаянной холодной войны и «охоты на ведьм». Будучи ярым противником коммунистов, одно время он даже пытался податься в политику, однако из этого так ничего и не получилось. Считавший себя самородком и гением, дядя Джо этому и не удивился: «Да что там, - говаривал он тогда, - у этих недоносков все места давно раскуплены на десять лет вперед». Надо заметить, что после неудачи на политическом поприще он стал считать всех  политиков «говнюками и недоносками».
               В последние тридцать лет дядя Джо повидал достаточно, чтобы считать себя настоящей энциклопедией. Ему «посчастливилось» находиться неподалеку от башни торгового центра в печально известные дни сентября 2001 года, и наблюдать атаку на башни-близнецы с довольно близкого расстояния. «Только старый Джо знает всю достоверность этого события, - не раз рассказывал он случайным собутыльникам, поучительно поднимая вверх большой, грязный палец. - Когда башни рухнули, это было как конец света! Все думали, что в руинах уже весь Манхеттен, но только не старый дядюшка Джо.  Только он точно знает, что было на самом деле,  кто  в этом виноват.
 И кто же виноват? – обычно спрашивали его, на что незамедлительно был готов ответ:
   -Конечно же,  коммунисты из России! Это они действуют под видом мусульманских террористов с востока. Они всегда хотели уничтожить нашу страну, поставить ее на колени, и потому международный терроризм – это их рук дело. Ежели хотите, старина Джо расскажет вам в подробностях про этот день…
                    Дядюшка Джо считал себя незаменимой исторической ценностью, услугами которой непременно воспользуются при составлении всевозможных энциклопедий. Но это все в будущем, а сейчас…
                …сейчас в желудке у него сильно урчало, после вчерашнего, необходимо было срочно «поправиться». Подергав себя за жиденькую, седую бороденку, он обшарил собственные карманы, не обнаружив ни цента. «Но ничего, старина Джо знает, как выпутаться из этой передряги, ему не привыкать!» Чиркнув спичкой о стену дома, он прикурил окурок, найденный вечером неподалеку от ночлежки, и пошатываясь, направился в сторону оживленной в этот час улицы.
         У стеклянных дверей в знакомый супермаркет он остановился, громко обращаясь к выходящей из него девушке в кашемировом пальто:
                    -Сударыня, не осчастливите ли вы старину Джо парой-тройкой долларов?
               Девушка дернулась и посмотрев на него с опаской, заспешила прочь.
                    -Старый дядюшка Джо будет счастлив получить от вас пару баксов, - на этот раз бродяга обращался к женщине средних лет, которая направлялась в супермаркет, - Но если вместо двух вы дадите пять, старый Джо будет просто счастлив.
                 Женщина испуганно отшатнулась и почти бегом заскочила вовнутрь. И вскоре оттуда показался недовольный менеджер в деловом и безукоризненном костюме с аккуратной прической, от которого пахло дорогим одеколоном.
                     -Давай, вали отсюда, бродяга! – прикрикнул мужчина, легонько оттолкнув его от входа, - нечего здесь стоять!
                     -Это еще почему? – насупился дядя Джо.
                     -Ты всех клиентов распугаешь! – Лицо менеджера было таким брезгливым, словно ему в суп бросили грязный носок.
                     -Я же не захожу в твой магазин, -  огрызнулся дядя Джо хриплым, осипшим голосом, -  Ты же  не считаешь, что тротуар перед магазином, на котором  старина Джо имеет честь стоять, тоже твой?!
                     -Именно мой! – воскликнул мужчина, - И знаешь почему? Потому что я плачу налоги, засранец! Давай вали отсюда, мне надоело тебя здесь видеть! Или ты пожалеешь!
                 Дядя Джо окончательно разозлился, тем более дикая жажда опохмелки настойчиво давала о себе знать.
                     -Да будь ты проклят, лакейский ублюдок! – так громко заорал он осипшим голосом, что двое утренних прохожих, норовивших войти в магазин, испуганно отшатнулись и повернули назад. - Я сейчас тебе вообще всех распугаю, козья морда! Ублюдок поганый! Чтоб ты просочился в унитаз и я на тебя поссать мог!
                  Услышав такое, менеджер мигом скрылся в супермаркете. Продолжая громко ругаться, дядя Джо пошел по улице прочь от проклятого магазина, где его только что так  обидели. Он был готов разорвать на куски этого самоуверенного лощеного говнюка в чистеньком, с иголочки костюме, а заодно и весь мир, где никто не любит и не ценит старого, доброго дядюшку Джо.
                  Вдруг прямо перед ним остановилась большая длинная черная машина. Опустилось тонированное стекло. Дядя Джо в замешательстве застыл, не зная, как на это реагировать. Сидящий за рулем человек ему по-доброму улыбался. Это был мужчина средних лет с небольшими, аккуратно подстридженными усиками и прической «ежиком». На его щеках сиял здоровый румянец.
                   -Вы, должно быть, голодны, замерзли, - голос был добрый, ласковый, но как показалось дяде Джо, какой-то неискренний. Хотя быть может это только показалось.
                   -Ну а вам-то что?! – спросил он хмуро.
                   -Я смотрю на вас, и прямо сердце сжимается. Мне вас очень жаль.
                   -У тебя, в такой машине и сердце сжимается?! Не морочь мне голову, что тебе нужно? – из салона шло такое тепло, что только теперь, бродяга ощутил, как замерз.
                   -Я просто хочу помочь вам, - мужчина продолжал улыбаться, но все-равно его голос…
                   -Просто и безвозмездно, да? – с сарказмом ухмыльнулся дядя Джо, - Так не бывает, приятель. Меня только что погнали от входа в магазин, словно я какой-то кусок дерьма. А ведь мне цены нет!
                    -В этой жизни бывает все, поверьте мне, - человек улыбнулся еще шире, - садитесь в машину, и я помогу вам.  
         Хоть голос и неискренний, но сейчас уж все равно. Он бы сейчас отдал все на свете, чтобы похмелиться и перекусить! Мужчина открыл дверь, но бродяга еще какое-то время постоял в нерешительности. Ему казалось, что все это сон. Поживший немало, он знал, что просто так никто ничего не даст. Наверняка и сейчас  что-то не так, слишком уж подозрительно. Но тут же его осенила другая, более привлекательная мысль. А может, это награда за все лишения, счастливый билет, который он ждал всю жизнь. Он - неоценимый человек, и общество не может обойтись без старого дядюшки Джо!
                 И дядя Джо решительно сел в машину…   
              
              …Теперь Мелани не давал покоя только один вопрос – сможет ли она решиться на это? В ее жизни еще никогда не стоял так остро вопрос о насилии ради собственного выживания. Но она понимала иногда, чтобы выжить, люди способны на многое. Некоторые, самые дикие на первый взгляд поступки, диктуются отчаянием и безысходностью. Она смотрела множество фильмов, где герои оказывались в положении между жизнью и смертью, когда лишь от их решимости зависело собственное будущее. Но там всегда все иначе, нежели в жизни, и она это понимала, но факт остается фактом - даже в самом кошмарном сне она и представить себе не могла,  что когда-нибудь окажется в подобном положении. Где-то она слышала, что в такие минуты включаются все человеческие резервы и возможности, которые в обычной жизни спят, запрятанные глубоко внутри. Человек, спасающийся от разъяренного льва, которого неудачно ранил на охоте, почти моментально взбирается на отвесную скалу, откуда самостоятельно не может спуститься. Когда через несколько дней его обнаруживают и снимают с этой скалы, он вообще не помнит, как  на нее взобрался, вероятно это произошло неосознанно. Это и есть подсознательные резервы человека. Но что может она сейчас?
                Теребя гладкую перегоревшую лампочку, Мелани, почувствовала, как у нее дрожат руки. Вдруг в самый последний момент она запаникует и тогда все пропало?! И именно сейчас ей стало по-настоящему страшно. До такой степени, что судорогой свело лопатки. Ведь  это ее последний шанс!..  
              Его нигде не было видно, но Мелани чувствовала, как он с интересом наблюдает за ней, словно стервятник перед нападением. И наверное, посмеивается. И тут же голос подтвердил это:
            «Ты не сможешь этого сделать! Не стоит даже и пытаться. Просто покорись судьбе и жди своей участи. Ничего иного тебе не остается. Если ты попытаешься что-нибудь сделать, они не просто прикончат тебя. Тебя будут пытать, и ты будешь умирать очень медленно в страшных муках! Подумай об этом!»   
              Ненавистный мерзкий голос! Как же он был противен ей, особенно в эту минуту!
            «Заткнись! Заткнись сейчас же! – приказала она, - не то я…»
            «Не то что? – в голосе послышалось ехидное злорадство, - Что ты сделаешь? Убьешь меня? ЧТО ТЫ ВООБЩЕ МОЖЕШЬ СДЕЛАТЬ?!!»   
          В этот момент за дверью послышались шаги, и тяжело дыша, Мелани вскочила на ноги, на цыпочках подбежала к двери. Вспотевшие руки стискивали лампочку, ставшую вдруг скользкой и влажной. Невзирая на крупную дрожь, она размахнулась и тщательно прицелилась, чтобы  она угодила вошедшему в лицо. И пока он опомнится, она выскочит за дверь! И затаила дыхание.
           Зазвенели засовы, дверь распахнулась, впустив в помещение луч света из коридора. Реджи шагнул через порог, привыкая к темноте, и…
             Изо всех сил она замахнулась лампочкой, однако, уловив это движение, Реджи  скорее машинально, чем осознанно, пригнул голову. С глухим хлопком лампочка разбилась за его спиной. С лицом, перекошенным от ярости,  он бросил на пол стакан с водой, который держал в руке.
             «Все пропало!» - мелькнуло в голове. Мелани истерически завизжала, и бросилась к двери, но Реджи схватил ее за волосы и с силой швырнул на диван.
            -Ах, значит вот ты как, сучара! – вымолвил он разьяренным шепотом, - Ну все, тебе конец!
             И стремительно прыгнул на нее. Размахнувшись, он с силой ударил ее по щеке костяшками пальцев, она вскрикнула, пытаясь оттолкнуть от себя полное ярости массивное тело. И почти сразу последовал второй удар. Девушку обожгло искрами боли, она почувствовала на губах солоноватый вкус крови. И снова безуспешно попыталась освободиться.
             -Мы хотели позабавиться по-хорошему, - прошипел он сквозь зубы, - но ты не понимаешь нормального языка! Тебя нужно было прикончить сразу, но я все-таки напоследок развлекусь с тобой, сука! Но теперь не будь в обиде! – Он ударил ее ладонью по щеке, на этот раз несильно, но довольно ощутимо, и навалился на нее своим грузным телом. Потные руки зашарили по ее груди, разрывая одежду и ощупывая тело. Внизу в живот ей уперлось что-то жесткое. Оно давило и мешало дышать. Это было невыносимо, и она забила рукой, пытаясь убрать этот предмет.
                -Лежи спокойно, дура, - дыхнул на нее Реджи густым запахом виски, его губы  находились совсем рядом с ее лицом. От него остро пахло еще  и потом, изнутри начала подниматься тошнота,  и девушка почувствовала, что ее сейчас вырвет. Сопротивляться не имело смысла,  - за несколько дней, проведенных в комнате, ее силы были на исходе, а этот бугай мог раздавить ее, как букашку, хотя и был в сильном подпитии. – Ты небось еще девственница? – хохотнул он, - Этот музыкантик тебя не трахнул? Оч-чень любопытно….  
              Жесткий предмет все сильнее и сильнее давил на живот, и изловчившись, она нащупала его, и… похолодела. Это был пистолет, который Реджи постоянно носил за поясом, и про который сейчас, казалось, забыл. А может, и нет. Просто считает, что в таком положении она беспомощна. Мелани немного разбиралась в оружии, и помнила, что это наверняка тот самый магнум тридцать восьмого калибра, которым Реджи поигрывал в квартире Дейва. Теперь же - вот он, за его поясом, за которым прощупывался рыхлый живот!
                Она дернулась.
                 -Да лежи ты спокойно, - его грубая рука дотронулась до ее правого соска, слюнявые губы активно посасывали ее шею. Внизу, под пистолетом начала набухать мужская плоть.
                Ее пальцы схватились за рукоятку пистолета и нащупали курок.  Реджи  сразу все понял.
               -Нет! –  он оторвался от теплой девичьей шеи, и запоздало вспомнив про пистолет, с ужасом подумал, что почти никогда не ставил его на предохранитель. А ведь его предупреждали, и не один раз, что это весьма опасно. Он сделал резкое движение рукой, но Мелани рывком направила дуло пистолета в рыхлый живот и с силой нажала на курок. Глухой звук выстрела чуть дернул Реджи назад.Мелани выкарабкалась из-под отяжелевшего тела и соскочила с дивана, продолжая сжимать пистолет. Всю ее била крупная дрожь. Реджи скрючился, и скатился на пол, прижимая руки, к простреленному животу, и тут же комнату потряс его отчаянный рык.
               -Ах ты, блядь!!! А-а-а! – Кричал Реджи, продолжая корчиться на полу, - будь ты проклята, стерва! А-а-а! Больно!!!
            У Мелани все внутри всколыхнулось от ненависти к этим ублюдкам, запершим ее здесь, чтобы убить ни за что. Они измывались так, словно хотели ее смерти! Неожиданно в ней пробудилась невиданная ярость и жажда мщения. А этот кусок дерьма, пытавшийся ее изнасиловать и убить, сейчас корчился на полу, не вызывая в ней ничего, кроме  омерзения. Но он своими криками может привлечь остальных. А ей еще нужно отсюда выбраться. Сейчас, как никогда, в ней взыграла невиданная жажда жизни и мщения. А эти скоты хотели запереть ее здесь навеки. Они хотели, чтобы эти стены в душном помещении было последним, что она видела в жизни! Но как бы не так!
                   -Вы хотели убить меня, - произнесла она, вскидывая пистолет. Реджи перестал кричать и поднял голову. Даже почти в полной темноте он видел направленное на себя дуло.
                    -Ты не сделаешь этого, тварь! – заорал он в яростной агонии, - Да я с того света вернусь, чтобы разорвать тебя своими руками!!! А-а-а! Тварь! Ты не посмеешь меня убить! Не посмеешь!!!
                    -Сдохни, сволочь! – она нажала на курок. Пистолет сильно дернулся в  руке и неожиданно громкий выстрел ее попросту оглушил. Пуля снесла Реджи кусок головы, заставив замолчать его навсегда. Отброшенное тело какое-то время  конвульсивно дергалось на окровавленном полу.
                Пошатываясь, Мелани отошла к стене, и ее вырвало.
              …Она постаралась успокоиться, и приоткрыв дверь, осторожно выглянула в тускло освещенный коридор. Никого. И - мертвая тишина, ни звука. Сейчас, после долгих часов, проведенных в темноте, даже слабый свет непривычно резал глаза. Стараясь не оглядываться, она вышла в коридор и прикрыв за собой тяжелую дверь, закрыла ее за засов. В массивном замке торчала связка ключей.  Мелани  закрыла дверь и вытащила ключи, зажав их в руке. Какой-то частью сознания она понимала, что это может помочь отсюда выбраться. Если, конечно, повезет. Но сейчас ее больше волновало, не слышали ли там, наверху, звуки выстрелов?.. Ведь, наверняка этот бандит был здесь не один…
                  Но что это? К горлу вдруг подкатил ком, и все ее существо словно вспышкой молнией, пронзила ужасная мысль! Только сейчас до сознания дошло - она ведь убила человека! Пусть подонка, но все-таки человека! И притом, убила хладнокровно… Боже, что на нее нашло?! Хоть она и убила, чтобы выжить, но и что с того?  Ведь ей предстоит теперь пережить это, а то и вовсе – переживать это снова и снова!
            Однажды, на воскресной проповеди в церкви, куда в детстве ее иногда брала по воскресениям мама, священник говорил о смертном грехе братоубийства. «Жизнь человека, совершившего этот шаг, становится четко поделенной на две части – жизнь до убийства и жизнь после него. И это уже навсегда!..» Изнутри волнами поднималась тошнота, казалось, что ее сейчас снова вывернет наизнанку, в ноздрях до сих пор стоял тошнотворно-сладкий запах крови. В мозгу молотом стучала мысль: «Ты решилась, решилась на этот шаг!»… Не в силах с собой совладать, и все еще сжимая в левой руке пистолет, а в правой – связку ключей, она прислонилась спиной к холодной стене и бессильно сползла по ней. Ее уже не волновала мысль, что нужно скорее уносить отсюда ноги, ведь с минуты на минуту может нагрянуть кто-либо еще. На душе черным комом лежала горечь совершенного. Эмоции, раздирающие ее изнутри, со страшной силой требовали выхода, это уже было свыше  сил, и все ее существо сотрясли  отчаянные, горькие рыдания. И не в силах больше совладать с собой, она окунулась в бездонную черноту…   
              
                        За сегодняшнюю ночь Зубр очень устал. Но это была приятная усталость, ведь он любил свою работу до глубины души. Еще во время войны в Персидском заливе один из офицеров, справедливо подметил: «У этого парня неистощимый резерв». Именно там он зарекомендовал себя лучшим снайпером, мог часами сидеть в своем укрытии, выжидая «клиента». И хотя он считал людей чем-то абстрактным, некими безликими субъектами, пушечным мясом, но все-равно во время их уничтожения, испытывал невиданный внутренний подъем. Вот этой внутренней эйфории в гражданской жизни ему стало не хватать. За те десять лет, что Зубр работал на «хозяина», он зарекомендовал себя лучшим чистильщиком, действовавшим быстро и бесшумно и никогда не оставляющим никаких следов. Он в высшей степени был идеальным убийцей, ну чем не мечта для любого власть имущего?
                          Кроме своей работы  Зубра  ровным счетом не интересовало практически ничего. Никогда в своей жизни он так ни разу и не задумался, а жаль ли ему тех, кого приходится убивать? Подобные сентиментальности были за гранью его души, не знавшей ни жалости, ни сострадания. Впрочем, когда-то очень давно, в момент убийства он испытывал сладостное возбуждение, но потом притупилось и оно. Это стало обыденной работой, без которой он не мог нормально существовать. И потому, когда у него не было никаких заказов, приходилось в зоомагазине покупать каких-нибудь зверьков для того, чтобы замучить их до смерти. Все-таки лучше, чем совсем ничего.
                          Но сегодня заказ был невиданный, о таком раньше приходилось только мечтать. Он остановил свой старый фургон в темном безлюдном переулке. Затем вытащил из бардачка список будущих жертв – 63 человека, большинство из которых уже были зачеркнуты. Рядом с фамилиями стояли их адреса. Все они были на недавнем концерте в клубе «Молот» во время последнего выступления «Holland Dream». «К утру следующего дня, их не должно быть в живых» потребовал босс. Зубр усмехнулся, - уж  об этом он частично уже позаботился. Одним из первых в списке стоял Дениел Багсли, хозяин клуба. Впрочем, его Зубр решил оставить на закуску.  Большинство подчищаемых(так он называл  своих клиентов), умерли ночью в своих постелях во время сна, так и не успев ничего понять. Зубру не составляло труда за считанные секунды, безо всякого шума открыть любую дверь, ведь замки никогда не были для него преградой, тем более когда под рукой чемоданчик с необходимым набором отмычек и инструментов…
                  Что и говорить, свою работу Зубр выполнял профессионально и добросовестно, с глубоким знанием дела, а главное – с удовольствием. Большая находка даже для самого въедливого и капризного босса?..  
                  
                …Весь вечер Кирк  терзал струны своей бас-гитары, разучивая семь новых композиций для нового проекта, который, они с Майком задумывали уже давно. Вчера они поместили объявление в интернете, что требуется гитарист и клавишник для нового хард-роковой группы, надеясь на быстрый исход дела. С самонадеянным и эгоистичным Дейвом после инцидента в клубе «Молот» они решили расстаться навсегда. Сейчас они были полны сил, и с надеждой смотрели в будущее.
                 Почувствовав, как после многочасовой игры заныли пальцы, Кирк отложил в сторону свой бас. Барабанщик сидел рядом на кушетке и медленно потягивал «Гессер». Ночь, проведенная в доме Кирка, подходила к концу. Басист достал из холодильника бутылку пива и машинально окинул взглядом свою тесноватую комнату, оклеенную плакатами с рок-группами. Он дернул за кольцо, с шипящим щелчком бутылка пива открылась, и он приник к горлышку.
                -И как мы назовемся? – поинтересовался Майк после продолжительного молчания.
               Басист махнул рукой.
                 -Думаю, название придет само. По крайней мере, по музыке вроде бы неплохо, а дружище?
                 -Пока сложно что-то сказать, - Майк сделал внушительный глоток пива. - Думаешь, у нас что-то получится? Ведь вначале нужно написать соло. И на этот раз без Дейва.
                 -Да забудь ты про это дерьмо! – Кирк неожиданно рассердился, - он всех нас подставил, разве не так?! Ублюдок, ставивший нас ни во что! Теперь пусть один музицирует!
                 -Я как-то привык к нему, - вздохнул барабанщик.
               Кирк достал сигарету и ловко прикурил ее от свечки, горевшей на столе. Привыкший курить в своей комнате, он всегда зажигал свечки, поскольку где-то вычитал, что они поглощают сигаретный дым.
                 -По крайней мере, без него мы не пропадем. И без его хренова таланта!..  Хотя музыка, для него лишь средство. Сам как-то говорил.
                 -Говорил-что? – вскинулся Майк, даже забыв при пиво.
                 -Ты что, разве не помнишь? – Кирк глубоко затянулся, - как-то мы пили у него дома после концерта, а он и сказал, что для него музыка не главное. Главное – известность. Чтобы все говорили, вот, смотрите, пошел Дейв Холланд, звезда рока! Ты разве не помнишь?!  Я - ему: «Ты хочешь сказать, наша группа, ты, я и Майки»? А он: «Нет, вы не в счет. Только Дейв – лидер «Holland Dreams». Мы всегда для него были лишним балластом!..
             -Ну да, я что-то припоминаю… - Майк вздохнул, - Только все-таки скучно без него.
            Рассмеявшись, Кирк махнул рукой:
             -Эх, сентиментальная ты задница!..
           
                   …Зубр неслышно выскользнул из машины и взглянул на окна дома. В одной из комнат горел свет. Несмотря на слишком поздний, или напротив, слишком утренний час, здесь не спали. Или вообще не ложились спать. Что ж, тем хуже для них. И Зубр, которому за сегодняшнюю ночь надоело монотонно нажимать на курок, решил придать своей работе немного творчества.  Прячась в тени деревьев и сжимая в руке пистолет с глушителем, он незаметно обошел дом и скользнул к задней двери…     
                   -Может, стоит немного вздремнуть? – расслабленно произнес Майк, которого после пива и бессонной ночи стало клонить в сон.
                  -Я же говорю, ты скроен из сантиментов, - усмехнулся Кирк, допивая пиво, - только и можешь, что по барабанам стучать!
                  -Это уж я умею, - кивнул тот с довольным видом.
                  -Кстати, как поживает твоя девчонка?
                  -Которая? – вяло спросил Майк.
            Но ответить Кирк не успел – в комнату вошел незнакомец, с пистолетом наизготовку. Вначале он подумал, что это галлюцинация, вызванная бессонной ночью и парой косяков с марихуаной, раскуренными накануне вечером.
                  -Которую ты  иногда трахаешь, - ответил за него Зубр.
          Услышав позади себя голос, Майк вскочил с дивана, и не веря своим глазам, испуганно уставился на вошедшего. В ужасе, поскольку сперва принял Зубра за полицейского из отдела по борьбе с наркотиками. И подумал про пепельницу, в которой до сих пор с вечера оставались окурки от сигарет с наркотиком. Тем более, что у Кирка на шкафу был надежно спрятан целый пакет марихуаны. Наверное, соседи настучали! А что, если у него ордер на обыск?! Сейчас это ему казалось самым страшным из того, что может произойти в жизни.
                  -Что… что вам нужно? – воскликнул Кирк заплетающимся языком. Зубр улыбнулся, и, подняв с пола левой рукой пустую бутылку, не сводя с друзей пистолета в правой. Затем подскочив к так и не успевшему ничего понять Майку, с силой ударил его бутылкой по голове. Она раскололась, барабанщик закричал. В руке у Зубра осталась «розочка», которую он тут же воткнул парню в шею. Во все стороны брызнула кровь, Майк захрипел, отчего из его рта полетели кровавые брызги и схватившись рукой за страшную рану, начал медленно оседать. Зубр помог ему, с силой толкнув на ковер, который сразу начал покрываться бурыми пятнами. В комнате запахло кровью и смертью.
                 Не в силах отвести глаз от страшной картины, Кирк попятился. Руки его натолкнулись на бас-гитару, и схватив инструмент мертвой хваткой, он поднял его перед собой, потаясь защититься.
                   -Не подходи! – прошептал он, от шока потеряв голос, - не подходи, а то клянусь Богом…
                   -Сынок, вынь струну из гитары. Самую тонкую. – попросил с самым невинным видом Зубр, переступив через распростертое на полу тело.
                   -Нет, – он покачал головой, - нет! Пожалуйста…
                   -Вынь струну, тебе говорят! – возвысил голос незнакомец, медленно покачивая дулом пистолета.
                    -Зачем… зачем вы это делаете?! – в бессильном ужасе простонал музыкант.
                В следующий момент послышался щелчок и чуть взъерошив волосы в миллиметре от правого уха, пуля клюнула в стену.
                    -Сынок, я шутить не намерен, в следующий раз я тебе что-нибудь отстрелю. Поскорее вытаскивай струну! И не задавай вопросов!
                Дрожащими руками Кирк, на котором не было лица, вытащил самую тонкую струну и протянул ее страшному незнакомцу.
                    -Пожалуйста… - пролепетал он, - Вы ведь меня не убьете? – По джинсам у него стало расползаться темное пятно.
                    -Без глупостей! -  Приказал Зубр ледяным голосом. - Теперь положи гитару!
                     Дрожа всем телом, Кирк подчинился, и тут же получил сильный удар по голове рукояткой пистолета. Схватившись за ушибленную голову, липкую и мокрую, он осел на пол. И тут же струна обвилась вокруг его шеи.   Кирк  попытался ослабить давление руками, но струна сдавливала горло все сильнее и сильнее. Музыкант захрипел, глаза его закатывались, изо рта пошла пена…
                      Через пару минут все было кончено. Перестав сопротивляться, Кирк безжизненно обмяк. Зубр бросил его на пол, словно ненужный хлам, после чего быстрым шагом покинул помещение. На сегодня он был почти удовлетворен…   
                         
                 …Медленно к ней возвращалось сознание. А вместе с ним – боль. Казалось, болело все тело. Мелани открыла глаза, и мир возник перед нею, словно материализовавшись из черной дыры. Она по-прежнему лежала в тускло освещенном коридоре, у закрытой массивной двери. Рядом валялись пистолет и связка ключей. Как долго она была без сознания? -Минуту? Час?..   Она знала лишь одно – надо как можно скорее выбираться отсюда, и сейчас каждая минута промедления может быть подобна смерти!
                  Она подобрала с пола связку ключей и пистолет, сейчас показавшийся ей непосильно тяжелым,  затем медленно встала. Дрожащие ноги казались непослушными и чужими. Она сделала несколько шагов по направлению к лестнице, и сразу же перед глазами вспыхнули разноцветные круги. Чтобы не упасть, Мелани прислонилась к стене. Но надо спешить, спешить!
             «Тебе никогда отсюда не выйти! – улухо донеслись слова. Тот же голос! Он оставался за дверью в темном помещении, рядом с телом Реджи. – Тебе сегодня  просто повезло! Но тебе никогда отсюда не выйти!»   
               Она до крови прикусила губы. Нужно взять себя в руки и собрать всю свою волю в один кулак. ОНА ДОЛЖНА ОТСЮДА ВЫБРАТЬСЯ!!!  Наперекор ему – этому ублюдку, терзающему ее еще с того далекого летнего дня. Это всего лишь последний рывок – уговаривала она себя, хотя и подсознательно понимала, что все это сложно. Она не знала наверняка, сколько еще человек находятся в этом помещении, не знала, как отсюда выйти, но чувствовала, что, если быть предельно осторожной, то это возможно. Наверняка, они не слышали выстрела, иначе бы давно были здесь. Возможно, толстая массивная дверь и стены поглощают любой звук. По крайней мере, ей хотелось на это надеяться!
                  Медленно-медленно, стараясь перебороть головокружение, она двинулась по коридору к лестнице. Конечно, прежде всего надо попить, хотя бы глоток воды! Иначе… Впрочем, об этом сейчас лучше не думать. Собрав всю свою волю, она брела по коридору, который, казался бесконечным. И у нее была цель – дойти хотя бы до лестницы, а там, долгожданная свобода уже ближе, хотя бы на дюйм! И сейчас она не сомневалась, что будет драться за нее до последнего, даже если ради нее придется убить кого-нибудь еще!  Она удивлялась своей, невесть откуда взявшейся решимости.
                   Время для нее кружилось какой-то мутной спиралью, улетающей в небытие, когда она наконец подошла к лестнице. Сознание снова балансировало на краю бездны – очередного обморока. Казалось, еще чуть-чуть, и она сорвется в нее... Реальность поглощалась разноцветным фейерверком, вспыхивающим перед невидящим взором. Ее снова тошнило –  запахи крови и обожженной плоти не исчезали, а становились все сильнее.
                  Кое-как она поднялась сначала на одну, потом на вторую ступеньку. Почему-то вспомнилась считалочка, когда в беззаботном детстве, она с ровесниками после школы  играла в прятки: «Раз – ступенька, два – ступенька, три – ступенька, и – иди. Раз – ступенька, два – ступенька,  я пошел, а ты – води!»
                  Напевая про себя эту считалочку, Мелани уже почти дошла по первого пролета. Остался еще один, и за ним – спасительная дверь. Спасительная ли?.. Сейчас ей больше всего хотелось верить, что  это именно так!..  И вдруг… как это уже было, сознание ее почти отключилось. Весь следующий пролет она прошла чисто автоматически, и после уже не смогла бы вспомнить, как это произошло. Казалось – прошел всего лишь миг, а она уже стояла перед спасительной дверью. В этот момент перед глазами все проямнилось, и приоткрыв дверь, она осторожно заглянула внутрь. Огромное помещение склада было тускло освещено, справа и слева было несколько дверей, вниз вела еще одна лестница, вдалеке валялось множество картонных коробок. Мелани вошла и огляделась. Где-то рядом слышался шум канализации. Наверняка, там находился туалет. Услышав этот спасительный для нее шум, Мелани, забыв про осторожность, скользнула по направлению к ВОДЕ!!! Это сейчас все, что было нужно!
                       Она толкнула дверь и захмурила глаза – за нею находился довольно грязный туалет, с ярким,  люминесцентным освещением. После долгих часов темноты оно почти ослепило глаза, отражаясь от белых кафельных стен. Мелани несколько раз моргнула, привыкая к свету, от которого успела отвыкнуть. Затем подошла к крану с водой и включила воду. Наклонившись, она положила пистолет с ключами на кафельный пол, и подставила сухие, потрескавшиеся губы под спасительную струю. И – пила, пила, пила! Казалось, ей никогда не утолить нечеловеческой жажды. Это было блаженством!!! Мелани даже закрыла глаза от удовольствия. Затем подставила под струю воды разгоряченное лицо. Она буквально упивалась спасительной влагой.
                    Затем посмотрела на себя в зеркало. И увидела абсолютно чужое лицо! Боже, как она изменилась! Осунувшаяся  повзрослевшая лицом, в равной одежде с пятнами крови. Мелани была готова разрыдаться. Лишь одна мысль помогла ей успокоиться и взять себя в руки: она до сих пор жива. И неважно - сколько ей еще осталось, но главное – жива! И сейчас необходимо взять себя в руки, чтобы выбраться на волю!..
                   После водных возлияний ей стало значительно лучше, и даже  как-то прояснилась голова. Подняв с пола пистолет и ключи, она осторожно приоткрыла дверь и выглянула наружу. Кругом по-прежнему не было ни души. Лишь вдалеке слышались какие-то непрерывающиеся звуки, вероятно, где-то там включен телевизор. Стараясь ступать как можно тише, Мелани покинула туалет и двинулась вперед, мимо двери на лестницу, которая еще не так давно казалось такой спасительной и желанной.
                 Следующая дверь была немного приоткрыта, и как раз из-за нее доносилась музыка и голоса. Взяв пистолет наизготовку, девушка заглянула в помещение. Однако там никого не оказалось. Громоздкий стол был уставлен бутылками, банками, яркими пакетами и закуской. Виднелась включенная плазменная телевизионная панель, по которой фланировали  девицы в неглиже. Шум производил именно этот телевизор,  настроенный на кабельный эротический канал, который Мелани узнала без труда, ведь ей самой нередко доводилось его смотреть. Конечно, в тайне от Сандры. Противоположная стена сплошь уставлена мониторами с камер внутреннего и внешнего наблюдения. Только сейчас девушка поняла, ее спасение было еще и в том, что здесь никого не было, когда она из последних сил пробиралась внизу по коридору к спасительной лестнице. Не веря своим глазам, она видела на экранах нескольких мониторов свой только что проделанный путь «из тернии к звездам». Если бы здесь кто-нибудь был, то ее моментально бы заметили. И возможно, она была бы уже мертва. Лежала бы сейчас бездыханная, в темном душном помещении, рядом с Реджи. При этой мысли она содрогнулась. Но нет, она будет бороться до последнего!
                Сейчас ее волновал только один вопрос: а где же остальные? Не мог же Реджи блуждать здесь один! Остальные головорезы могли быть где угодно, и то, что она до сих пор жива и спокойно разгуливает и дышит, пока что подарок судьбы. Только пока!…
                   Мелани снова подняла тяжелый пистолет наизготовку. Ее рука сильно дрожала, когда она снова осторожно выглянула за дверь. Никого!  Она подошла к столу, взяла недопитую бутылку виски «Jack Daniels» и для храбрости сделала солидный глоток. Крепкий напиток обжег горло, но вместе с тем наполнил желудок живительным теплом. Поставив бутылку на стол, девушка выскользнула в коридор. Буквально в паре шагов - еще одна дверь. Подойдя к ней, Мелани прислушалась. Приглушенно гудели голоса. Она понимала, как сейчас необходима решимость! Ведь определить судьбу могли считанные секунды. Изо всех сил пытаясь унять дрожь, она приоткрыла дверь и одним глазом заглянула...
               В неярком свете небольшой, уютной спальни ее глазу предстало омерзительное зрелище: на широкой постели находились двое мужчин. Совершенно голые. Один лежал, запрокинув голову, второй – на боку, на массивной, волосатой спине поблескивали капли пота…
                      
            …Карл лежал на спине, зажмурив маленькие, заплывшие жиром глазки, и похрюкивал от удовольствия. На уровне его паха, находилась голова Билли...  
                   
                 Содрогнувшись от отвращения, Мелани тихо вошла в комнату, держа наизготовку пистолет, сейчас показавшимся легким, словно перышко. В этот момент она поняла, что должна положить конец этой тошнотворной картине, которая предстала перед ее глазами!
                  Билли не мог ее видеть, поскольку лежал спиной к двери, однако Карл внезапно открыл глаза, которые тут же полезли из орбит.
                  -Нет!!! – взвизгнул он, и Мелани нажала на курок. Грохнул оглушительный выстрел и тяжелый пистолет дернулся в ее руке. Ключи уже валялись на полу – она с трудом держала пистолет обеими руками. Пуля тридцать восьмого калибра попала в спину Билли, разворотив ее и забрызгав комнату кровью. В последний момент от неожиданности, а может, от судороги, челюсти Билли намертво сомкнулись, подчистую откусив толстяку пенис. Тот дико завизжал. Такого поистине нечеловеческого, почти животного крика боли ей слышать еше не доводилось в жизни. Окровавленный Билли скатился на пол. Толстяк продолжал дико вопить, закрывая руками промежность, из которой потоком струилась кровь.
                  Прицелившись, Мелани снова нажала на курок, пистолет подпрыгнул в ее руках и заряд, угодивший Карлу прямо в жирную грудь, отбросил его к стене, словно куклу. Во все стороны полетели кровавые ошметки. Машинально девушка еще раз нажала на курок, но услышала лишь слабый щелчок. Наверное, кончились патроны. Она отбросила оружие в угол и опрометью выскочила из спальни, зажав рот. На лестнице ее вывернуло наизнанку какой-то горечью. Что и не удивительно, ведь она несколько дней ничего не ела.
                    Теперь она уже не задавалась вопросом - есть ли кто-нибудь здесь еще? Однозначно - нет! Будь все иначе – все бы уже сбежались на выстрелы… И вдруг… она горько ахнула, вспомнив, что связка ключей осталась валяться на полу в окровавленной спальне. Придется за ними вернуться.
                     Она поднялась по лестнице в спальню. Стараясь ни на что не смотреть, она сразу заметила на полу ключи, и, нагнувшись, быстро их подхватила. И вдруг…До нее донесся стон, исходивший со стороны кровати. Она быстро туда взглянула, приготовившись к самому худшему.
                    Не самое худшее, но все-таки… Карл был все еще жив, несмотря на страшные раны на груди и в паху. Барахтаясь на окровавленной кровати, он подполз к самому ее краю, и, сделав неимоверное усилие, свалился на пол. Вероятно, удар об пол, несмотря на мягкий ковер, отозвался болью во всем его теле, потому что толстяк истошно крикнул. Пытаясь рукой зажать кровоточащую, рваную рану, он хотел что-то сказать, но из его рта потекла кровь. Он попытался ползти, но снова закричал, и как-то сразу скрючился от боли.
                     Не в силах больше на это смотреть, Мелани выскочила из спальни, зажимая в руках спасительные ключи. Затем, спустившись по лестнице, подошла к массивной двери на улицу. «Какой-то из этих ключей,  должен подойти!» –  решила она. И тут буквально обмерла, увидев слева от двери кодовый замок. Такую дверь ей никогда не открыть, ведь она не знает кода! И вряд ли он у них где-то записан. Такие головорезы, как правило, знают назубок код в свое логово.
                 И, конечно, ни один из ключей в связке не подходил к замку. Почувствовав себя на грани истерики, Мелани едва не разрыдалась от охватившей ее безысходности.
                И тут… сознание подсказало ей – окно в туалете, где она так жадно пила воду, обычную воду из-под крана, которая в тот момент показалась родниковой...
                Не теряя присутствия духа, девушка снова поднялась по лестнице и остолбенела. Карл все же выполз из комнаты, и, зажимая кровоточащую рану на животе левой рукой, помогая правой и отталкиваясь ногами, пытался ползти. За ним тянулся багровый след. Его перекошенное от нечеловеческих страданий лицо все еще не покидало желание выжить любой ценой, чего бы то ни стоило. Окровавленный рот пытался что-то сказать. Однако силы его были на исходе, а раны смертельны… Нужно бы облегчить его страдания, но это было уже свыше ее сил. В глубине души она понимала, что даже этот отъявленный негодяй не заслуживал подобной участи.
                 Стараясь на него больше не смотреть, она изо всех сил, какие еще оставались, ринулась в туалет. Нет, с нее хватит! Находиться здесь и дальше  - безумие, и можно попросту сойти с ума! Сейчас она ощущала удушье, ей не хватало воздуха и она понимала какого – воздуха воли, жизни!
                  Окно было без решетки, и довольно большим. Правда оно находилось, почти под самым потолком. Вот если бы влезть на стул и затем подтянуться… Но за стулом нужно снова возвращаться назад. Мимо окровавленного толстяка, который, вероятно, еще жив… И она побежала.
                 Карл уже не шевелился и лежал в крови, которой натекла уже целая лужа. Она на цыпочках прошла в комнату, где все еще работала панель, демонстрирующая непревзойденные женские прелести. Мелани нашла то, за чем пришла.
                   В туалете первым делом она подняла стул и разбила стекло. Затем, встав на него и стараясь не порезаться, дернула тяжелую фрамугу. Она легко открылась, и девушка облегченно вздохнула, не было надобности бить стекло и поднимать лишний шум. Ведь снаружи мог поджидать кто-то еще. Например,  охранник.
                    Встав на стул, она подтянулась и выглянула на улицу. Свежий, почти забытый воздух  пахнул ей в лицо, и у нее закружилась голова. Она не могла сосчитать, - сколько времени провела в заточении. Взглянув вниз, она увидела, что окошко находится на уровне второго этажа. Впрочем, это было не так страшно – под окном рос густой кустарник. Собрав последние силы, девушка подтянулась и кое-как вскарабкалась на подоконник. Оставалось лишь прыгнуть прямо вниз, кусты должны смягчить удар. Внезапно она оглянулась назад, из коридора послышались чьи-то шаги, ей показалось, что сейчас кто-то схватит ее за ногу. Однако стояла тишина. Ей почудилось...
                    Она зажмурилась, чтобы ветки не поцарапали глаза и прыгнула вниз, прямо в кустарник. Хотя падение в целом прошло и удачно, но она сильно пацарапала левое запястье, правую руку и подбородок. Вдобавок, еще и разорвала куртку. Раны кровоточили, но сейчас это ее не волновало. Главное – она на свободе, и снова дышит вольным и чистым воздухом!
                   Впрочем, даже сейчас было необходимо соблюдать осторожность. Мелани выбралась из кустарника и обошла массивное строение. Здесь повсюду валялся  мусор – сигаретные коробки, бутылки, банки, какие-то гниющие объедки. Прямо какая-то свалка!
                     С противоположной стороны, она увидела несколько машин. Одна из них была знакомой – не ней ее несколько дней назад сюда привезли. Однако вокруг по-прежнему не было ни души, вдалеке виднелись ворота со стеклянной будкой. Она подошла поближе, мимоходом заметив, что будка пуста. Ворота были закрыты, но в них Мелани заметила железную дверь, которая, - о, счастье! – оказалась открытой. Вне себя от радости, девушка выскочила на свободу. И увидела перед собой поле, а по нему - дорогу с проезжающими машинами. Возможно,  это был какой-то пригород Нью-Йорка. Но главное – свобода! Она не верила своему счастью!
               -Свобода! – вне себя от счастья закричала девушка, и со всех ног побежала по полю к дороге. Назад она больше не оглядывалась…
                            
                                             
ГЛАВА 9     
       
                      …Под вечер приятели вернулись в  номер гостиницы. За всю дорогу они едва обменялись несколькими словами. Каждый думал о недавнем разговоре. От усталости они едва держались на ногах. Максим выглядел угрюмым и неразговорчивым. Его фляжка давно опустела. Но Альберту казалось, что также опустело и в его собственной голове.
                -Я так понимаю, что завтра нужно лететь в Лондон, - наконец промолвил бывший афганец, блаженно растянувшись на своей кровати.
             Альберт быстро взглянул на него.
                -Тебе ехать со мной необязательно. Можешь завтра возвращаться в Москву.
              Однако тот лишь отрицательно покачал головой.
                 -Мы полетим в Лондон вместе. Теперь уже поздно отступать. Да я и сам этим заинтригован. Чертов немец, умеет нагнетать страсти.
                 -Но зачем ты это делаешь? Ради выгоды? Или из чистого любопытства?
               Улыбнувшись, Максим пожал плечами.
                  -Не забывай, что мы теперь напарники. Все лишения терпим поровну. И не забывай, я  тоже имею на этот материал половину прав, - не выдержав, он по-доброму рассмеялся. Однако Альберт смотрел с недоумением.
                  -Ладно-ладно, ты ведь хочешь прославиться, ведь так?
                  -Мне интересно разгадать тайну. Но чувствую, что путь будет тернист и сложен, а что сейчас может быть лучше для престарелого меломана и в прошлом - журналиста-неудачника как заявить о разгадке…
                   -А как же твоя работа?
                   Максим махнул рукой:
                    -Спишут на внеочередной отпуск, да и все дела. Им не привыкать. – И немного помолчав, добавил: - Сдается мне, что этот прощелыга Флицке что-то не договаривает.
                    -Да полно тебе! Он и так рассказал нам выше крыши! Готов спорить, он поведал, что знает. Хотя в его словах много неясностей. Но если учитывать, что парень немного не в себе…
                    -Это уж точно, - усмехнулся Максим, - чокнутый, сукин сын! Я это давно знаю!..
                      «Кто бы говорил», -  Альберт хорошо помнил, как охарактеризовал Максима Петр Баранов, помнил  и  холодный ствол «калашникова», когда душа попросту ушла в пятки, но однако вслух ничего не сказал.  
                Приведя себя в порядок и переодевшись, он позвонил Валерию Худодееву, чтобы изложить суть дела.
                    -Завтра летим в Лондон. Забронируй номер на двоих в каком-нибудь отеле недалеко от центра города.
                    -А почему на двоих? – опешил главный редактор.
                    -Со мной Максим, ну, бывший афганец, я тебе о нем говорил.
                    -Лучше отпусти его домой и лети в Лондон один, - промолвил Худодеев недовольным тоном и после непродолжительной паузы.
                    -Но почему? Вдвоем все-таки веселее.
                    -Это твое задание. Ему там не место. Ты должен лететь один.
                    -Мы или летим вдвоем или я завтра же возвращаюсь в Москву! - подумав, твердо произнес Альберт.
                    -Но учти, пусть платит за себя сам, и на дополнительные командировочные не рассчитывайте.
                    -С этим мы тоже как-нибудь разберемся!
                    -Ладно-ладно, пусть будет по-твоему, - смягчился главный редактор, - позвони мне из Лондона.
                    -Само собой. Пока.
                  Максим рывком поднялся с кровати, и направился к двери, на ходу надевая куртку. На нем была чистая рубашка и свежие джинсы.
                    -Пойду схожу в бар, - промолвил он.
                    -Не слишком много там надирайся, завтра встаем рано, - его неуемная тяга к алкоголю уже беспокоила Альберта, - и позже хотелось бы поужинать.
                     -Ты заботлив, как моя бывшая жена, - усмехнулся Максим, - к ужину я буду в ресторане. Приходи прямо туда.
                   Когда он ушел,  Альберт позвонил в аэропорт и заказал два билета на Лондон на восьмичасовой рейс. Мобильник пискнул, показывая, что его пора ставить на зарядку.
                   Он уже направлялся прямиком в душ, как телефон вновь мелодично запел. На этот раз звонил Роман Корнилов.
                   -Кристина сегодня легла в больницу, - сообщил он печальным голосом, - положение хуже, чем мы ожидали. Необходима срочная операция.
                   -А Элеонора? – с беспокойством спросил Альберт.
                   -Я отвез ее к твоей матушке. Но ты не волнуйся, это на время. Потом я что-нибудь придумаю. Главное сейчас собрать деньги на операцию. Ты где сейчас находишься?
                    -В Берлине. Завтра лечу в Лондон. Когда буду в Москве, пока не знаю. Как там мама? Ты ее этим не ошарашил?
                    -Напротив, она даже обрадовалась внучке. Но это всего на несколько дней. Я тут нашел платный круглосуточный детский садик. Попробую ее устроить туда. Я уже разговаривал с руководством, и думаю все будет о’кей.
                    -А операция дорогая? – поинтересовался Альберт.
                    -Пятьдесят шесть тысяч. У меня они есть, нужно лишь обналичить.
                     -Ну ты звони, как прояснится. И передай привет Кристине.
                Отключившись, он сразу же позвонил маме, которая оказалась на редкость весела, спокойна и очень обрадовалась звонку сына.
                      -У меня все хорошо. Вот Эля тут бегает. Так что можешь не волноваться, - она засмеялась, - Ты же знаешь,  побыть со своей внучкой для меня радость. Лучше скажи, как ты?
                       -Дел по уши. Сейчас в Берлине. Когда вернусь, не знаю.
                       -Будь осторожен, Алчи, - вдруг серьезно сказала мама, - у меня нехорошее предчувствие.
                       -По поводу меня? – он почувствовал, как по спине пробежал холодок.
                       -По поводу этой твоей командировки. Прошу тебя, скорее возвращайся в Москву. Не нравится мне это все.
                       -Ты особенно не бери в голову, - сейчас он считал своим долгом успокоить ее, хотя и ему было не по себе, он уже давно чувствовал нарастающее ощущение тревоги. Однако изо всех сил пытался придать своему голосу спокойный и жизнерадостный оттенок, - обычная командировка. Завершу дела и вернусь в Москву.
                        -Удачи тебе, Алчи. Береги себя, - ее голос был по-прежнему обеспокоенным, и Альберт почувствовал снова холодок по спине.
                      …Как и следовало ожидать, к вечеру Максим основательно напился, а  ввалившись в номер, едва добрался до кровати, и сразу же захрапел. Альберту пришлось спуститься в ресторан и поужинать в одиночестве. Но кусок не лез в горло то ли от усталости, то ли от нервного напряжения, то ли от ощущения тревоги, все больше и больше овладевающим сознанием.
                       В эту ночь он спал плохо, ворочался и долго не мог заснуть под оглушительный храп бывшего афганца. По комнате полз густой запах виски и пива.
                        Когда же он наконец заснул…
                     …то снова увидел лифт. Его дверцы распахнулись на уровне окна спальни. Неизвестный приглядываясь, приник к стеклу. Затем створки окна распахнулись и он шагнул в комнату. Альберт попятился и услышал, как где-то вдалеке по ночным рельсам прогромыхал Локомотив.
                   Спрыгнув с подоконника, незнакомец оказался в комнате, и двинулся вперед, освещаемый тусклым светом ночника. Альберт пронзительно закричал: у незнакомца вообще не было лица. Вместо него в голове зиял темный провал, дыра, туннелем уходящая в другую область пространства. Эта дыра затягивала в себя. Он видел, как несколько предметов – две авторучки, пачка сигарет, зажигалка и пара листков бумаги, - исчезли в темной дыре, заменяющей незнакомцу лицо. Человек(человек ли???) протянул вперед руки, и из темного пространство донесся глухой, искаженный голос. Громовые слова на каком-то непонятном языке, словно исторгаемые из трубы патефона с очень старой пластинки. Существо подходило все ближе и ближе, звуки голоса заглушили, казалось, весь мир. За ними слышалось музыкальное сопровождение. Оно было абсолютно непохоже не музыку –  звуки шли в совершенно иной, неизвестной ранее последовательности. Словно в пластинке, запущенной в обратную сторону.
              Музыка разрасталась, приближаясь к кульминации, и он знал, что тогда должно что-то произойти. То, о чем он боялся даже подумать!..  
              …закричав, он проснулся на раздернутых простынях. Невозмутимо похрапывал Максим, и посмотрев на часы, Альберт увидел, что проспал всего-навсего полтора часа. Повернувшись на другой бок, он снова закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на бешено колотящееся сердце.
             Вскоре он успокоился и заснул. И проспал до самого утра, на этот раз безо всяких снов…
                              
               Будильник в мобильном телефоне мелодично запел в шесть утра. Приняв душ, Альберт быстро оделся во все свежее. Максим с утра был угрюм и неразговорчив. Из-за него они едва не опоздали на утренний рейс.
               В самолете Альберт с аппетитом позавтракал. Максим же, мучаясь головной болью, заказал лишь две маленькие бутылочки виски, и сразу же опустошил их.
              -Ну что, полегчало? – обратился к нему Альберт. Бывший афганец лишь покачал головой. Вид у него был по-прежнему помятый и насупленный, - Может, все-таки позавтракаешь?
              -Пожалуй, не стоит, - ответил тот после некоторого раздумья, - я редко  ем с утра.
              -Быть может, не стоило вчера так расслабляться? – Альберт оторвался от цыпленка под соевым соусом, который запивал минеральной водой. Всю свою жизнь он так и не понимал, зачем стоит вечером пить до такой степени, чтобы после мучаться непременными составляющими утреннего похмелья. Он и сам любил выпить, но при этом всегда соблюдал меру, сочувствуя любителям безудержного и неоправданного веселья, за которое с утра приходится расплачиваться.
               -Прошу, оставь меня в покое! – поморщился Максим. За всю оставшуюся дорогу он не сказал больше ни слова, и проспал, закрывшись от всего мира утренней газетой.
                 …Лондон встретил приятелей сырым, порывистым ветром и скудным солнышком, проглядывающим сквозь затянутое тучами небо. Когда они вышли из здания аэропорта, направляясь к остановке такси, заморосил неласковый, нудный дождик. Прохожие по лондонским улицам двигались размеренно и степенно, не чета вечно спешащим москвичам, некоторые шли под зонтами. Во всем наблюдалась ярко выраженная высокомерность и даже педантичная неторопливость. По еле уловимым чертам сразу же можно было понять, что ты - в Англии.
                  Из аэропорта они поехали прямо в гостиницу, где по сообщению, сброшенному вечером Худодеевым, был забронирован поистине королевский номер. Бросалось в глаза, что в отличие от берлинской гостиницы  он просто сиял чистотой. Полотенца и постельное белье были  белоснежными и приятно хрустели. Столики, тумбочки, шкафы, большой, почти новый огромный телевизор и ворсистый ковер под ногами, казалось, ждут-не дождутся новых постояльцев. В углу располагался мини-бар со множеством бутылочек разного объема и конфигурации. В номере были две спальни с хрустальными люстрами и мягкими креслами. В вазочке на столике лежали свежие фрукты – апельсины, бананы и яблоки. Обстановка номера просто располагала к комфорту и приятному отдыху.
              Первым делом Альберт позвонил в справочную и узнал точный адрес и телефон Ларри Джоэля. Немец не ошибся, и бывший охранник действительно был жив–здоров, и проживал по прежнему адресу, написанным Дольфом Флицке. Альберт позвонил Джоелю и представился, сказав, что он из музыкального журнала и хотел бы поговорить. Тот согласился почти сразу же.
               -Приезжайте после четырех часов, я буду дома, - заверил бывший охранник низким баритоном.
                Тем временем, потирая руки, Максим  полез в бар. Достал бутылочку бренди, сразу налил себе полстакана. Альберт недовольно поморщился – до вечера было еще далеко, и предстояли некоторые дела, о чем он и не преминул сообщить бывшему афганцу.
                 -Можешь не напоминать, знаю, - буркнул тот, опрокидывая в себя крепкий напиток, - я сейчас приму душ и мы поедем к этому Ларри.
                 -Ларри ждет нас не раньше четырех, а до этого мне бы хотелось наведаться на Хэмнет-роуд, где это все произошло.
                 -Это еще зачем? – Максим замер с пустым стаканом в руке.
                 -Да просто увидеть это место.
                 -Как хочешь. Но вначале мне не терпится поговорить с этим Ларри.
                 -Тогда больше не пей, хотя бы до вечера.
                 -А мне больше и не нужно, я сейчас в самой прекрасной форме, - усмехнулся бывший афганец. Внезапно он вспомнил неприятного незнакомца в баре берлинской гостиницы, не сводившего с него глаз. Лет пятьдесят, маленькие усики. Но уж очень неприятные, колючие глаза. Вспоминать об этом человеке не хотелось. Он решил пока не говорить об этом Альберту – возможно незнакомец попросту гомик, и больше ничего. А может и нет, кто знает. Но в любом случае воспоминания не из приятных.
                 Через полчаса оба привели себя в порядок и направились к выходу из гостиницы. Альберт кивнул седовласому швейцару за стойкой, державшем перед собой свежий номер журнала «Time», и вышел через стеклянные двери на улицу. Максим шел немного позади, и потому не сразу смог понять что произошло буквально за секунды.
                  Первое, что увидел Альберт, ступив на тротуар перед гостиницей,  это стремительно летящий на него темно-синий «Фольтсваген». Машинально он отпрыгнул в сторону, и, потеряв равновесие, упал. Секундой позже автомобиль врезался в стену здания, сбив по дороге урну. Послышался грохот, бампер смялся, во все стороны брызнули стекла. Перепуганный Максим бросился к Альберту. Тот поднимался на ноги и сейчас отрешенно отряхивался.
                -Ты в порядке? – спросил бывший афганец, и Альберт кивнул, постепенно осознавая, что всего минуту назад был всего на волосок от гибели. Сидевший за рулем «Фольтсвагена» пожилой мужчина с мясистым,  разбитым в кровь о лобовое стекло лицом, выбрался из своей машины и теперь стоял, покачиваясь и жадно хватая ртом воздух. Судя по всему, он тоже пережил порядочный шок. Передняя часть машины была безнадежно смята, лобовое стекло в трещинах. Вокруг начала собираться толпа, а вдалеке уже маячали полисмены.
                  …На разбирательство не ушло слишком много времени. Мужчина, сидевший за рулем, утверждал, что на него словно нашло какое-то затмение, и он совершенно ничего не помнит.  Он был абсолютно трезв, рассудителен, но, невзирая на это, его все-таки повезли на экспертизу в полицейский участок. «Бобби» предложили проехать туда же и Альберту, но он стал решительно отказываться:
                 -Нет-нет, со мной уже все в порядке. И потом, какой же я пострадавший? У нас много дел, так что, извините, все обошлось и ладно.
                     Однако невзирая ни на что в участок все-таки проехать пришлось, чтобы уладить кое-какие формальности, и официально оформить заявление Альберта, что он не имеет ни к кому никаких претензий.
                  Прошло более  часа, когда приятели покинули полицейский участок и с трудом поймав такси, покатили на Хэмнет-роуд. Молчавший и насупленный Максим собрался было закурить, однако таксист молча указал на табличку «Просьба воздержаться от курения во время поездки». Тяжело вздохнув, он убрал сигареты обратно в карман. Что и говорить, лондонские таксисты, в отличие от берлинских, не отличались особенной демократичностью.
                  -Тебе не кажется, что нас только что пытались убить? – внезапно спросил он, глядя на проносящиеся за окном пейзажи размеренных, и, казалось, неторопливых лондонских улиц.
                Альберт оторвался от раздумий и удивленно уставился на бывшего афганца. Рассматривать случившееся в подобном аспекте ему даже не пришло в голову.
                  -Я полагаю, что это случайность…
              Максим какое-то время молча смотрел на него. Сейчас он снова вспомнил неприятного незнакомца в баре. «Случайность?! Но, черт побери, что такое жизнь, если не слепая вереница случайностей?! Нет, мой друг, случайностей не бывает!» Но он ничего не сказал.
             Наконец, за окном машины, многолюдные городские кварталы сменились редкими домами, тонущими в зеленых насаждениях и деревьях.
               -Хэмнет-роуд, господа, - безразличным голосом произнес водитель, - вам вообще какой дом нужен?
                Альберт торопливо объяснил, что они ищут. Некоторое время таксист не понимал, затем его осенило:
               -Вероятно, это то, что вы ищете, - он указал на массивное трехэтажное кафе-бар со множеством рекламных щитов на безликом фасаде.
               -Разве… - начал было Альберт, но таксист быстро добавил:
               -Это кафе было построено восемь лет назад на месте разрушенного здания. Насколько я слышал, это место было кем-то перекуплено, и теперь здесь кафе. Все течет, все меняется, господа, - голос у таксиста был безликим и бесцветным, как и он сам, - будете выходить?
               -Вы можете нас подождать? – спросил Альберт, приоткрывая дверцу машины.
               -Само собой, - кивнул таксист, и приятели вылезли на мокрый тротуар. Заметно похолодало, дул ветер, и с нахмурившегося неба то и дело срывались редкие капли дождя. Улица была почти безлюдной. Ветер шевелил  еще не успевшими опасть листьями и обоим стало как-то не по себе. Через дорогу у заброшенного телефона-автомата находился магазин «Все для дома». Рядом на потрескавшимся асфальте лежала плюгавая, облезлая собачонка.
               -Ну, и что будем делать? – задумчиво поинтересовался Максим, наконец с наслаждением затянувшись желанной сигаретой, - какого хрена нам тут нужно?
                 -Я хочу зайти в это кафе.
                 -Зачем это тебе?
            Неопределенно дернув плечом, Альберт направился прямо к входу. Выругавшись, Максим неохотно последовал за ним.
                 -Я не просил тебя тащиться со мной, - заметил Альберт, не оборачиваясь, - мог бы сидеть в номере и глушить свое виски.
             Однако дверь оказалась на замке. Здание стояло без малейшего признака жизни, лишь где-то вверху уныло завывал ветер. Асфальт был потрескавшимся, местность - безлюдной. Ни одного прохожего. Казалось, жизнь вообще покинула этот район Лондона.
                 -Я теперь понимаю, почему  Крис Уилсон организовал свою звукозаписывающую компанию именно здесь.
                 -И почему же? – Максим докурил сигарету и окурок бросил на тротуар.
                 -Наверное, чтобы не слишком бросаться в глаза кому не надо. Надеюсь, ты меня понимаешь? – Альберт зябко поежился, запахнув свою кожаную куртку.
                 -Давай-ка уедем отсюда. Не нравится мне здесь, ох, как не нравится! -  Бывший афганец поежился.
              Где-то вдали послышалось воронье карканье, и только сейчас Альберт заметил, какая здесь мертвая тишина. Впрочем, если прислушаться, в отдалении пошумливал большой город. Но здесь все тонуло в мертвой тишине.
             -Пойдем, - кивнул Альберт и они повернулись, чтобы идти  к машине. Как вдруг… нос к носу столкнулись со старухой. Оба так и не смогли понять, откуда она появилась, но ощущение было такое, словно она материализовалась из воздуха. Сморщенное, коричневое лицо и маленькие неприятно пронзительные глазки, которые смотрели недобро и, казалось, пронизывали насквозь. Она была одета в черное пальто, голова повязана темным потертым шерстяным платком.
                Но оцепенение держалось недолго, и обрадовавшись тому факту, что они не одни в этом сумрачном районе, Альберт первым шагнул вперед, и, чуть улыбнувшись, наклонил голову:
                -Добрый день, мэм. Вы здесь живете?
              Но старуха продолжала недобро смотреть на них, как обычно смотрят на непрошеных и нежеланных гостей.
                -Что вам тут нужно? – голос у нее был скрипучий, похожий на звук рассохшегося дерева.
                -Извините, мэм, мы здесь проездом, - добавил Максим, - хотели заглянуть в это кафе, выпить чашечку кофе, но оно оказалось закрытым.- Несмотря на свой располагающий тон, он продолжал испытывать мучительное чувство тревоги. Все здесь явно было не так!  Сейчас это ощущалось почти физически.
                -Оно всегда закрыто, - последовал резкий ответ, - это место не для вас!  – Старуха сделала ударение именно на последнем слове. И отчего-то Альберт похолодел. Однако все-же попытался взять себя в руки:
                -Почему не для нас? – Далеко за спиной старухи стояло такси, в котором терпеливо дожидающийся их водитель почитывал газету, и от этого на душе стало насколько спокойнее. Сейчас таксист казался единственно живым  в этом как бы заброшенном мире.
                 -Что вам тут нужно? – темные глазки сосредоточились на Альберте, и он ощутил идущий от старухи холод.
                 -Понимаете, мэм, пятнадцать лет назад на этом месте находилась звукозаписывающая компания «White Music Records», которой владел Крис Уилсон. И однажды все погибло. Извините, мэм, что не представился, мы с моим приятелем из России, мы журналисты, и расследуем причины этой трагедии. Быть может, вам что-либо известно о этой истории? – Стараясь говорить легко и непринужденно, Альберт улыбнулся. Но старуха продолжала сверлить его глазами. Он заметил, как Максим нервно закурил очередную сигарету.
                  -Знаю, знаю, о чем вы говорите, - наконец старуха немного смягчилась, хотя ее тон по-прежнему оставался неприятным - я знала этого Криса. Он был настоящим исчадием ада. И получил по заслугам – сдох в аду, чтоб ему пусто там было!..
                  -Прошу вас, мэм, расскажите, если знаете, это нам очень поможет, - умоляющим тоном пробормотал Альберт. Между тем ветер заметно усилился, по асфальту зашлепали крупные капли дождя, и откуда-то потянуло сыростью и плесенью, словно из болота.
                  -Незачем вам знать! - Отрезала старуха. - Не лезьте в это дело!
                  -Но почему же, мэм? Это ведь наша работа!..
                  -Еще немного, и вам уже ничто не поможет, - с ненавистью на весь белый свет буркнула старуха, - убирайтесь лучше в свою Россию прямо сейчас, пока еще можете! И навсегда забудьте об этом! Ума не приложу, почему вы все суете свой нос куда не следует?! – и, махнув, рукой старуха заковыляла прочь. Ошарашенные ее словами, приятели молча следили, как она перешла на другую сторону улицы и скрылась за магазином «Все для дома». Альберт заметил, что собачонка тоже куда-то исчезла, и только сейчас разглядел, что на дверях магазина висит массивный замок.
                  Не говоря друг другу ни слова, они поспешили к машине. Каждый норовил побыстрее покинуть этот неприютный район. Заметно обрадовался и водитель, вероятно тоже не особо любивший это место, и с готовностью отложив газету, поехал по указанному адресу.
                   Когда Хэмнет-роуд осталась позади, все трое почувствовали заметное облегчение…
                               
                   Когда водитель остановился около неприметного пятиэтажного дома с садиком, вдали от грохотавшего центра города, Альберт покачал головой. Немудрено, что бывший охранник предпочитал на Хэмнет-роуд покой и уединение. Расплатившись с таксистом, они вылезли из машины, и тут Максима вновь одолело неприятное предчувствие. Дождь уже почти перестал, но временами налетавший ветер ерошил волосы и теребил куртку вызывая дискомфорт. Оглянувшись он увидел остановившуюся позади бледно-серую «Шевроле». Но не машина сейчас привлекла его внимание, а тот, кто сидел за рулем… Редкие усики, крупный нос, мужчина, лет пятидесяти… Похолодев, бывший афганец без труда узнал незнакомца из бара берлинской гостиницы. Неужели это случайное совпадение? Конечно же, нет, мужчина определенно следил за ними! И что самое странное, даже не думал делать это незаметно. Он не таясь сидел за рулем «Шевроле» и нагло, открыто на них пялился.
          На этот раз Максим не преминул сказать об этом Альберту. Тот сразу напрягся:
               -Ты уверен, что это тот самый человек? Ты точно в этом уверен?!
               -Думаю, он. Но по крайней мере очень на него похож. Здесь явно что-то не так, пропади оно пропадом! Неважнецкая ситуация!
               -Давай, сделаем так… Только прошу, не подавай виду что ты его узнал.
               -Постараюсь. Хотя, когда поедем обратно, нужно бы выйти на улицу через запасной выход.
               -Если он здесь имеется.
                Они зашли в подъезд и поднялись на четвертый этаж. Дверь была дорогая, с резными ручками, а подъезд ярко освещенный. В России такое разве что в элитных домах.
                 Ларри Джоель оказался худощавым, довольно высоким человеком с изможденным лицом и слезящимися глазами. На вид ему было за пятьдесят. Седые волосы падали ему на лицо, и временами он рукой забрасывал их назад. Характерный жест для человека, все жизнь носившему длинные волосы. Голос у него был низким и приятным. Встретив гостей у порога, он любезно пригласил их в полутемную гостиную, обставленную, впрочем, наспех и кое-как: шкафы с книгами, старенькая софа, сервант со старинной посудой, и по стенам выцвевшие и словно кошкой местами ободранные обои. К софе была прислонена старинная трость из черного дерева с резным рисунком на ручке. Усадив гостей в мягкие кресла, хозяин предложил пива, и они с радостью согласились.
                 -Итак, вы сказали, что из русской газеты, - произнес он, вставляя в золотистый мундштук длинную сигарету.
                 -Из журнала «Music Magazine» - поправил Альберт, тоже доставая сигарету из пачки. Максим выглядел рассеянным и углубленным в себя, с задумчивым видом он прихлебывал пиво прямо из горлышка. –Вы ведь работали охранником в компании «White Music Records».
               Гостеприимной улыбки как не бывало, и лицо англичанина стало встревоженным и суровым.
                 -Простите, господа, а позвольте спросить, откуда вы вообще обо мне узнали?
                 -Нам про вас рассказал Дольф Флицке, техник группы «Извержение Вулкана». Я занимаюсь расследованием об исчезновении этой группы.  Меня интересует вся информация об этом, впрочем, как и о Крисе Уилсоне.
             При этих словах у Ларри высоко дернулось правое веко.
                 -Крис Уилсон… - задумчиво протянул он, - Как же я хотел забыть о нем! Боже, зачем копаться в старом тряпье, позвольте узнать? – Он  взглянул на своих гостей с недовольным видом.
                 -Вы, наверное, знаете, что произошло в 1992 году, - произнес Альберт, незаметно нажимая клавишу включения диктофона. В это время в гостиную вальяжно вошел довольно крупный сиамский кот и, посмотрев на гостей серьезными голубыми глазами, прыгнул на диван, и, развалившись на нем, принялся умываться.  
               -Извините, Господа, я сперва подумал, что вас в первую очередь интересует музыка… И если хотите знать, я  не настроен говорить о той трагедии… И если бы вы сразу сказали, что вас интересует Крис Уилсон, а не музыка, то я бы не стал с вами встречаться.
               -Но почему? – удивленно вскинулся Максим, оторвавшись от пива, - Почему это имя всех приводит в такое недоумение?
               -Я по-разному отношусь к людям, - голос у Ларри стал раздраженным, -  к некоторым – хорошо, к некоторым – не очень, а некоторые попросту безразличны мне. Но Крис Уилсон – это выродок, уж простите меня за резкость! На мой взгляд, такие люди просто не имеют права жить! И я  пытался забыть о нем все эти годы, но как видите, безуспешно!..
                 Приятели были так поражены этими словами, что от удивления даже раскрыли рты.
                  -Раз уж мы здесь, будьте любезны, мистер Джоэль, расскажите нам все, что о нем знаете, - задумчиво произнес Альберт, даже забыв про пиво.
                 Ларри прошелся по комнате, сосредоточенно о чем-то размышляя и дымя своей длинной сигаретой в золотистом мундштуке. Наконец он сказал:
                  -Ну хорошо, господа, только с одним, непременным условием.
                  -Мы согласны на любое, - от нетерпения Максим чуть не поперхнулся пивом.
                  -То, что я вам расскажу, это не для прессы. И никогда, ни при каких условиях, нигде даже не упоминать моего имени!
                  -Я обещаю вам! – воскликнул Альберт, - Слово джентльмена!
                  -Одного слова мне мало, - покачал головой Ларри, - я возьму с вас расписку. Вы не обижайтесь, но если где-нибудь помянете мое имя, я подам на вас в суд! Поверьте мне, господа, у меня есть на это все основания. Надеюсь, вы меня поняли?
                 Услышав утвердительный ответ, Ларри  кивнул, и принес из другой комнаты два листа ослепительно белой бумаги и две ручки. Затем под его диктовку приятели написали расписки и заверили своими подписями. Чуть ниже Ларри расписался сам, и затем убрал расписки в сейф. Судя по виду, он был полностью удовлетворен.
                  -Мистер Джоэль, - обратился к нему Альберт, доливая остатки пива из бутылки в стакан, - нам известно, что Крис Уилсон – музыкальный гений, самородок, и что он организовал группу «Извержение Вулкана». Мы также знаем, что он добился высот в области музыки, что он много экспериментировал, и предпочитал вообще не «светиться» в прессе.
               Ларри глубокомысленно кивнул, принявшись за чистку мундштука.
                  -Совершенно верно, - на его лице появилась едва заметная улыбка.
                  -Скажите мне, мистер Джоэль, вы сами лично видели состав группы «Извержение Вулкана»?
                  -Их никто никогда не видел! Крис все делал сам. Он играл на всех инструментах, и на концертах, но этого явления не замечал никто.
                  -Я не могу понять, как можно «не заметить» группу в полном составе, выступающую на сцене? – вмешался в разговор до этого молчавший Максим, закуривая свой неизменный «Жетан».
               На этот раз Ларри оторвался от мундштука и удостоил Альберта пристальным взглядом.
                  -Готов утверждать, что некоторые вещи вы просто никогда не поймете. Крис сам играл на всех инструментах в полном составе… из одного человека.
                  -Но как?! – воскликнул Альберт, - Под фонограмму?!
                  -Не было никакой фонограммы.
                  -Но как можно одновременно играть на сцене на всех инструментах?! Это же тавтология! – Альберт вспомнил  Дольфа Флицке, утверждавшего, что он тоже то ли «не видел» состава группы, то ли просто не помнил. – Вы хотите сказать, группы просто не было? Это был самообман? Мираж?
                 Ларри отложил в сторону мундштук и усмехнулся.
                    -Мне чрезвычайно сложно объяснить вам всей сути, господа. Да, вы можете ничего не понять. Скажу только, что Крис Уилсон был не только гением музыки. Но и… еще кое-чего.
                     -Чего же? – почти одновременно спросили Максим и Альберт.
                     -Господа, существуют явления, совершенно неподвласные и непонятные человеческому разуму. Скажу только, что Крис пытался это познать и использовать для своих личных целей… Господа, позвольте спросить, вы верите в Бога?
                     -По-моему, это лишнее, - лениво отозвался Максим, которому вопрос показался совершенно банальным, - единственный Бог для меня – это здесь, внутри, - он похлопал себя по груди.
                   Ларри пожал плечами, словно ему было все равно:
                     -В таком случае, вам будет сложно все это понять. Лишь могу дать вам один совет. У Криса Уилсона есть родная сестра – Маргарет. После его гибели она полностью порвала со своим прошлым и теперь она монахиня. Совсем недавно приняла постриг. Вы можете разыскать ее в монастыре Святого Патрика, он находится в пригороде Лондона. Не очень далеко, при желании вы ее найдете.
                    -Стала монахиней? – с кислой миной воскликнул Максим.
                    -Она уверовала в Господа именно после гибели брата. И ушла в монастырь, чтобы служить Ему. И вероятно, поможет вам понять, господа, -что к чему лучше меня. Ведь то, чем занимался ее брат, настолько богомерзко и отвратительно, что не хватит никаких слов, чтобы все это передать!
                     -И чем же занимался Крис? – спросил Альберт, раздумывая закурить ли ему еще одну сигарету.
                     -Я даже сейчас не хочу вдаваться в подробности! Скажу лишь, что в тот день, когда это произошло, считаю справедливым возмездием. Как говорят, он рухнул под тяжестью своих поступков. Вот это в полной мере относится к Крису Уилсону. Мне только жаль Питера Кеблинга, прекрасный был парень, ни в чем не виноват. Мне его искренне жаль, господа!
                      -А кто такой – Питер Кеблинг?
                      -Мы с ним работали на пару  в этой злосчастной  компании. Он дежурил как раз в ту  ночь, когда произошла трагедия. А ведь в те сутки должен был дежурить я! Мы поменялись сменами, мне нужно было срочно лететь в Париж. И вот… Так бывает, господа. После той ночи я впервые задумался о Боге, и на следующий же день впервые переступил порог лютеранской церкви.
                       -Мистер Джоэль, - поинтересовался Альберт, одним глотком допив оставшееся в стакане пиво, - а скажите, для чего Крису были нужны младенцы?
                   Ларри замер и внимательно посмотрел на него.
                       -Так вы и про это знаете? Ну что ж, этот ублюдок использовал их в своих экспериментах. Более того,  он обожал…
                 В этот момент в дверь позвонили. Ларри встрепенулся, точно от удара током.
                       -Вы кого-то ждете? –  Максим моментально напрягся, вспомнив «шевроле» и незнакомца с усиками, со слащавым и крайне неприятным лицом. Даже на расстоянии было заметно, как у бывшего афганца заходили скулы.
                       -В общем-то нет, - англичанин выглядел немного обескураженным, - но я сейчас выясню. – И решительно направился к двери. Друзья услышали как звенят входные запоры.
                       -Не открывайте! - только успел крикнуть Максим.
                Но было поздно, дверь распахнулась, и из коридора донесся шум. Затем вскрик. Моментально сработал рефлекс самосохранения, выработанный в годы службы. Бывший афганец вскочил и схватив прислоненную к дивану черную трость, оказавшуюся неожиданно тяжелой, притаился за дверью. Альберт же так и остался сидеть в кресле. Прятаться было бесполезно. Он до боли впился руками в подлокотники, чувствуя, как его прошибает пот. Но, к сожалению, уже ничего нельзя было изменить.
                  -Нет, что вы делаете? – послышался испуганный голос Ларри, и англичанин упал на пол комнаты, отброшенный чей-то сильной рукой. В комнату вошли двое, держа пистолеты наизготовку. В одном из них Альберт без труда узнал незнакомца из «шевроле». Почувствовав, что теряет самообладание, он немного привстал с кресла.
                      -Нет-нет, вы сидите на месте, - произнес второй,  помоложе, с густыми черными волосами, смуглый, с крупным орлиным носом и типично итальянской внешностью. На его правой щеке Альберт заметил две безобразные бородавки.
                       -Где твой приятель? – коротко спросил незнакомец с усиками.
                       -Отошел в туалет, - еле слышно произнес Альберт, которому хорошо было видно стоящего за дверью Максима, утвердительно кивнувшего в ответ.
                        -Что вам нужно, господа? – Произнес Ларри, пытаясь подняться на ноги.
                        -Заткнись! - Коротко бросил итальянец, направив на него дуло пистолета.
                        -Я собирался это сделать очень давно, - мужчина из «шевроле», щелкнул предохранителем, и к ужасу Альберта несколько раз выстрелил прямо в Ларри. Послышались приглушенные хлопки, комната наполнилась едким запахом. Первая пуля попала Ларри в лоб, вторая и третья куда-то в грудь. Англичанин несколько раз дернувшись, безжизненно обмяк.
                        -Что вы сделали?! – воскликнул Альберт, схватившись за голову и отскочив к окну.
                        -Иди, проверь сортир! - Бросил стрелявший мужчина итальянцу, и тот немедленно скрылся в коридоре.
                        -Зачем вы это сделали? – Альберт до сих пор не мог поверить своим глазам.
                        -Ты и твой друг влезли в дерьмо. Теперь вам уже не отмыться, - последовал ответ, - а  ведь вас предупреждали!
                      В этот момент Максим молниеностно выскочил из-за двери  и с силой ударив  незнакомца тростью по темени, одновременно ногой выбил у него пистолет. Все произошло настолько быстро, что тот повалился на пол как подкошенный, так и не успев ничего понять.
                     -Эй, Серджио, - послышался из коридора голос итальянца, - туалет пуст.
                   Взяв наизготовку трость, Максим выскочил в коридор к не успевшему опомниться бандиту и резко ударил тростью по правой руке, державшей пистолет.  Послышался хруст кости, и оружие выпало на пол. И вслед за этим дикий, истошный крик:
                   -Рука! Рука!!! Ты мне руку сломал, сукин сын!
              Не давая ему опомниться, Максим  ударил его под дых. Итальянец скрючился пополам. И затем нанес сокрушающий удар ребром ладони по шее. Даже не вскрикнув, тот моментально свалился на пол.
                Из комнаты вышел бледный Альберт. Он еще ни разу не видел подобного, и потому его мутило.
            -Боже, что происходит?! - Воскликнул он, хватаясь за голову. – Это было убийство, настоящее убийство! Мне это не привиделось!!! – Происходящее казалось ему попросту кошмарным бредом, сном, пыткой, из которого не было выхода.
            -А ну-ка перестань! Немедленно! – прикрикнул на него бывший афганец, - Перестань хныкать, как баба!
            -Но он же убил его! – В его горле словно застрял ком, мешая дышать. Запах крови вызывал непосильную тошноту, выворачивая желудок наизнанку. Оглянувшись, он посмотрел на распростертое на полу тело Ларри, вокруг которого уже натекла лужица крови, щедро смачивая ковер.
             -Сейчас же возьми себя в руки! У нас много дел!
             -Но я… я не могу. И ведь ты убил их обоих? – он с трудом выдавил из себя страшные слова.
             -Я думаю, они оба живы. Только вряд ли это что-то меняет, - Максим наклонился к лежащему без движения итальянцу и дотронулся до вены на его шее. Она слабо пульсировала, - По крайней мере, этот жив.
             -Нам нужно немедленно позвонить в полицию! – воскликнул Альберт, но бывший афганец резко перебил его:
             - Никакой полиции! Предоставь это дело мне.
             -Но почему же? Ведь произошло убийство! Да и нас, похоже, пытались убить.
             -Ты в этом уверен? Сдается мне, нас пытались всего лишь припугнуть.
             -Но мы должны сообщить в полицию.
            Максим наклонился к лежащему навзничь незнакомцу из «шевроле», и проделал ту же самую процедуру, что и с итальянцем. Он тоже был жив. Резко выпрямившись, бывший афганец посмотрел Альберту прямо в глаза:
              -Ты что, хочешь еще изъясняться с полицией? Пойми, нет ничего хуже чем полиция Скотланд Ярда! Это самая дотошная полиция во всем мире, поверь мне! Лучшее, что они для нас сделают, это немедленно вышлют из страны. Шутка ли, только приехали и сразу же ввязались в криминал! Ты только представь,  как они на это посмотрят!.. От бесконечных допросов и подозрений у тебя задымятся мозги. Так что, пойми, напарник, давай все оставим, как есть!..
              Альберт стоял сам не свой.
               -Хорошо. Но что ты предлагаешь?
            Максим оглядел комнату, доставая из кармана платок.
               -Прежде всего замести все следы нашего пребывания здесь. Стереть все отпечатки пальцев. Эти двое еще какое-то время будут без сознания. Думаю, этого будет достаточно, чтобы убраться отсюда. Кстати ты помнишь, к чему прикасался?
           Альберт задумался.
              -Давай-давай, соображай быстрее, у нас мало времени! – Максим аккуратно протер платком трость, аккуратно прислонив ее к дивану, стол, стаканы, на всякий случай дверные ручки, а также подлокотники кресла. Проснувшийся кот на диване с интересом наблюдал за его действиями.
               -Кажется, теперь все, – в растерянности пробормотал Альберт, - больше мы ничего не трогали. Ах, да, протри бутылку, из которой я наливал пиво.
            Максим протер и ее. Затем они аккуратно выбрались из квартиры, и прикрыв за собой дверь, мигом оказались на улице.
           -Ну и попали же мы, - задумчиво произнес Альберт, пока Максим открыв капот, выводил из строя стоявший у подъезда «шевроле».
           -Что было-то было! Нужно сегодня же сменить гостиницу.
           -Ты думаешь, нас не найдут?
        Бывший афганец пожал плечами.
           -Сейчас некогда размышлять. Но если честно, хотелось бы на это надеяться!
           С большим трудом они поймали такси, и  в тот же день перебрались в дешевую гостиницу на самой окраине города, зарегистрировавшись под вымышленными именами. Номера здесь не блистали особой чистотой. Но сейчас их это не особо волновало. Пережитое за день дало о себе знать, и, расположившись в двух соседних номерах, приятели почувствовали себя до того усталыми и разбитыми, что сразу же забылись беспокойным сном…

(Продолжение следует)                                

 

 

 



Егор Козлов – русский писатель-фантаст. Студент-магистрант Тульского Государственного Университета кафедры «Геоинженерии и Кадастра». Член литературных клубов "Московский Парнас" и "Пегас". Увлекается поэзией, геологией и палеонтологией.
«Не смотри на часы» –  первая часть трилогии «Хроники Агелидинга», повествующей об истории жизни девушки по имени Шейна Андерсен.

        
      
      
      Раньше я думала, что время жестоко. Оно убивает людей, стирает в пыль дома и города, превращает в небытие целые миры. Но что если оно не может иначе? Что если сила времени – его проклятие? Оно любит своих детей, своих учеников и плачет каждый раз, когда кто-то из них погибает. Быть может, время – самая несчастная сила на Земле?
      
      
      
      
Глава 1. Поздняя осень
      
      Улица, такая знакомая и привычная, вновь встретила меня своим гостеприимством. Сколько раз я уже ходила по ней за свою недолгую жизнь? Я даже и не сосчитаю. Она видела меня ещё совсем юной, и тогда все эти серые дома, пёстрые гранитные набережные и мостовые казались маленькой девочке чем-то сказочным, необычным и столь новым. Теперь же этот вид не вызывал ничего, кроме старых воспоминаний. Настолько многочисленных и однообразных, что те давно слились в один сплошной поток – поток бесконечной скуки. И как много ещё в городе таких же, как я? И не сосчитать! А если учесть, что по Университетской набережной за три с половиной века прошёл не один миллион человек, я бы не хотела оказаться на её месте. Будь так, давно бы уже покрылась ямами и впала в глубокую депрессию. Хотя второе вполне доступно и людям…
      Наконец набережная осталась позади, и я вышла к реке. После четырёх пар в универе устать – это ещё привилегия. Меня же сегодня вымотали так, что я была готова просто лечь на первый попавшийся глазам мягкий объект и не вставать с него часов восемь-десять. Но увы, сегодня в наш мир снова пришло двадцать восьмое сентября. Так что я была готова на всё, лишь бы не возвращаться к себе домой как можно дольше. Жаль, что у подруги не заночуешь – родичи убьют, если я не приду сегодня к вечеру. Да и Айна уехала по делам, а её родители хоть и адекватнее моих процентов этак на двести, но всё равно не так меня поймут.
      Река Ритты, происхождение названия которой для меня так и остаётся тайной, блёклой бронзовой лентой промелькнула слева. Северные реки вообще отличаются от всех других. Вот и наша главная городская артерия не осталась в стороне: широкая, медленная и величавая. Хотя я бы сказала «флегматичная». Вряд ли ей было бы дело до тех, кто живёт рядом, если бы реки обладали разумом и характером. Скорее всего, она бы проводила взглядом пару катеров и рыбацких лодочек и, перевернувшись на правый бок, продолжила бы свой холодный дрём… Правый бок? Это я так сказала? Да, я действительно сегодня жутко измотана – только в таком состоянии начинаю нести несусветную чушь.
      Звонкий стук, который издавали мои не самые новые туфли, неожиданно сменился на гораздо более низкий и глухой. Это и ясно: престижная набережная, вдоль которой, как можно было догадаться из названия, располагался Государственный Университет Агелидинга, быстро перешла в улицу Совы, для которой престиж и понты уже были не так важны. Какой иностранный гость станет тут расхаживать? Да и наши высокие чины заглядывают сюда разве что только на инспекцию… И кто же будет жить тогда на такой улице? Правильно: самые незаурядные и обычные горожане, так не сумевшие выбиться в люди. Одним словом, неудачники! Кстати, на этой самой улице живу и я. Что это может обо мне говорить? К сожалению, всё. Хотя… этот район ещё не самый плохой. Вот северо-западный – там только и гуляют разные банды и всякие маньяки-психопаты. Про последних особенно часто любят рассказывать в местных новостях. Людям нравятся такие истории, вот их и показывают по двадцать четыре часа в сутки.
      Думая над тем, как бы мне совершить крюк и прийти домой как можно позже, я невольно кинула взгляд на темноватый массив деревьев, стоящих вдалеке. Парк Листа, посаженный ещё в прошлом веке, всегда нравился мне своей уютной обстановкой и возможностью погулять без пристальных взглядов зорких посторонних глаз. Это не то, что парк имени Себастьяна Кёртиса – там народ ходит толпами даже по утрам в понедельник. Парк Листа был небольшим сквером, где в детстве я так любила посидеть на лавочке вместе с интересной книжкой или просто послушать музыку. Природа всегда успокаивает – это даже психологи говорят. К счастью для меня, я знаю этот факт только из умных телепередач.
      А вот и парк: размышляя, я по привычке даже не заметила, как прошла через главные ворота и оказалась на его территории. Увы, меня ждало горькое разочарование. Парки и леса хороши летом, зимой и, пожалуй, весной, но никак не осенью. От былой летней роскоши не осталось и следа: листья почти полностью облетели, ветви осин и клёнов давно оголились, и даже пёстрый ковёр, на котором так любят фотографироваться молодые легкомысленные девушки, потерял все свои яркие краски. Однако тёмно-коричневый цвет – оттенок земли и коры – как ни странно, прекрасно сочетался с серой палитрой неба. Для какого-нибудь сумасшедшего художника (того же чудаковатого Энди Гросберга) это был бы идеальный пейзаж для творчества, а мне же… Мне от такого вида хочется зарыться в землю и не вылезать до весны. Но, тем не менее, я направилась вперёд по этим блёклым аллеям, вспоминая старые времена и стараясь не задумываться о новых. Что я ищу в этой поздней осени? Явно ничего хорошего.
      Пройдя мимо памятника первому агровакскому космонавту (да и первому в мире), я ещё раз взглянула в небо. Кто придумал наш мир? Кому был нужен этот город, эти осени, институты, дома и мэры? Неужели никто не в силах создать такую страну, где бы все жили хорошо? А, к чёрту, всё равно в такой мир меня бы не пустили. Поздняя осень. Вы думаете, с чего она поздняя, если на дворе сентябрь? Если так, значит, вы никогда не были в Агелидинге. Наш город – самая северная столица мира. Северней не придумаешь. Конечно, официально первым зимним месяцем у нас признан декабрь, но на деле стужа тут стоит по полгода. И это если не будут дуть северные ветра. Вот и ещё одна причина, почему я ненавижу сегодняшний день…
      Забыв о времени, я совершила очередной круг по периметру парка и, к сожалению, встретилась с первым гулякой. И кого несёт в эти места? В такую-то погоду…
      - Как хорошо, что я кого-то нашла! – девушка, завидев меня, ускорила шаг, так что скрыться от её назойливости я бы уже не смогла.
       Да и надо? Вряд ли восемнадцатилетняя студентка, убегающая от первого прохожего, получит главный приз на конкурсе «Самый нормальный обыватель».
      - Добрый день, - сказала незнакомка, и я волей-неволей обратила внимание на её длинное бежевое пальто. Модельер Рит Чапмен – это не хухры-мухры. – Я в этом городе новенькая, только три месяца как переехала. Не подскажите, где тут больничный комплекс?
      - В юго-западном районе, вдоль по улице Зари, - вспоминая карту родного города, ответила я. – Как перейдёте через мост, сразу же увидите большой купол Вильяма Вайтла. Улица, уходящая на запад, вплоть до высокой башни (Солнечной, как её называют), как раз та, что вам нужна.
      Думаю, я её слишком загрузила новой информацией. На пару секунд она призадумалась, сделав умное лицо (или умело изобразив – кто её знает), а затем кивнула, поблагодарила и отправилась дальше. Что самое невероятное, в правильном направлении.
      Блин, эта обывательница совсем сбила меня с мыслей! Хотя так даже лучше. А то они опять ушли бы не в те края. Новые предметы, старые знакомые, расставания со всякими парнями-сволочами (точнее, с одним – в плане личной жизни я похвастаться не могу) – раздумья бы снова меня завели. А так даже лучше. Кстати говоря: уже начало смеркаться. Серые облака стали терять свои хмурые краски, и саван неба постепенно наливался холодной северной темнотой (да, я всегда любила красивые фразы с кучей эпитетов). Жаль, что сейчас не увидеть созвездий! В это время года особенно хорошо видны Часы – как раз мой знак по Нордумскому календарю. Ладно, так уж и быть, пора возвращаться домой. А то ещё чуть-чуть, и маньяки начнут активизироваться и наполнять улицы.
      Парк скрылся даже раньше, чем я из него вышла – так быстро сегодня потемнело. Улица Совы никогда мне особо не нравилась. Агровакско-Рапанский (если верить моей учительнице по МХК) стиль  – это тусклые улицы, серые, местами даже чёрные дома, узкие окна и ещё более узкие помещения. Этот архитектурный стиль ещё называют палеостилем – настолько он древний. Конечно, ненавидеть свой дом за тесноту несколько глупо, но жаловаться на недостатки родной квартиры – в этом я профи. А вот и показался сам дом – двадцать восьмой по левой стороне. Такое же число, как и у сегодняшней даты. Смешно? Обхохочешься.
      Дверь – подъезд – лифт – дверь. Стандартная процедура, обычно совершаемая на автомате – и вот я уже в коридоре своей квартиры. Хотя я бы сказала, в проходной тюрьмы общего режима.
      - Шейна, это ты?
      Я, кто же ещё… Или вы кого-то ещё ждёте?
      - Да, мам! – крикнула я в сторону кухни, попутно расстёгивая свою осеннюю куртку и подходя к зеркалу.
      Оу, да… Вид у меня сегодня такой, будто я только что сражалась с дюжиной волков. И, скорее всего, проиграла.
      - Почему ты так долго? – мать продолжала кричать с кухни и пока что не показывалась.
      Конечно. После тяжёлой работы ни ей, ни отцу вообще нет дела до того, что и в каком виде является в их дом.
      - Нас задержали на последней паре! – врать – так врать. Хотя я бы назвала это дезинформацией в стратегических целях. Так всегда говорит бабушка.
      - На целых два часа? – кажется, мама всё-таки соизволила встать с дивана. Как же хорошо, что я уже успела кинуть куртку в гардероб и снять туфли – можно убежать в комнату безо всяких препятствий.
      - Стой, ты куда? – мать вышла в коридор и удивлённо на меня взглянула. Видимо, она искренне была уверена, что я пойду к ней на кухню.
      - Отдыхать – я устала как собака!
      - Шейна, сегодня твой праздник, и мы с отцом обязаны тебя поздравить!
      Вот в том то и дело, что обязаны. Нет бы взглянуть на свою дочь хоть разок и понять, что ей нужен отдых. Как же!
      - Но, мам!
      - Посидишь с нами хотя бы полчасика и пойдёшь к себе. Тем более, сейчас только восемь часов вечера, - после этих слов она развернулась и ушла, ясно давая понять, что никаких «но» не принимается.
      А так хотелось избежать этих экзекуций! Ненавижу свой День рождения! И не потому, что мне уже восемнадцать, и по факту я стала взрослой – мне пофиг. А потому, что приходится проводить много времени в кругу родителей и выслушивать их тосты и пожелания. Нет, конечно, это ещё не страшно, но почти всегда они переходят в сторону советов и нравоучений, а потом и обсуждения аспектов моей личной жизни, что дико раздражает. «Шейна, будь ответственной, Шейна, уважай наше мнение, Шейна, найди себе хорошего парня…» Тошно!
      Ладно, чего уж там. В конце концов совсем скоро наступит новый день, и от меня отвяжутся. Приведя себя в более-менее презентабельный вид (то есть, просто причесав растрёпанные волосы и умыв лицо), я отправилась на кухню. Ё-моё, они и стол накрыли! Попала, так попала! Мама уже ставила на скатерть какой-то торт и наливала шампанское, а отец, перечитывая свой любимый журнал, вразвалочку посиживал на диване. Этому-то вообще должно быть всё равно. А нет же, тоже будет поздравлять!
      - О, Шейна, а вот и ты! – воскликнул он, заметив меня. – С Днём рождения тебя! Уже восемнадцать, совсем большая!
      Да, большая. Главное, чтобы не по весу…
      - Садись за стол, - и мама нанесла свой последний штрих, поставив в центр большую бадью с картошкой-пюре. Типичное блюдо для нас, кстати, хотя картошка в наших краях почти не растёт.
      К сожалению, тут началось самое страшное. Не буду пересказывать все тосты слово в слово, скажу лишь, что всё прошло так, как проходило всегда. Лишь цифры немного поменялись. Отец пожелал мне побольше ответственности по отношению к своей жизни (в его случае это уместно, кстати, - вдруг потолок шахты рухнет!), мать – найти своё место в этой самой пресловутой жизни и оставаться такой же умной и красивой (если в первом пункте мне ещё что-то светит, то во втором уже слишком поздно), а позже все принялись за ужин. Кстати о подарках: в этот раз родители не поскупились и подарили мне новенький плеер! Видимо, число восемнадцать как-то гипнотически на них повлияло…
      - А, кстати, - неожиданно оторвался от тарелки отец, - бабушка ведь тоже подарок передала.
      Да, про бабушку они всегда вспоминают в последнюю очередь.
      - Эмили, принеси его, он в шкафу у нас в комнате.
      Мама быстро ушла в коридор и вскоре вернулась с красивым вязаным свитером, таким белым, что наш городской снег точно бы позавидовал.
      - Я передам ей «спасибо» по телефону, как поем, - что-что, а бабушка Дейзи всегда меня любила.
      - Сегодня не получится, - заметил отец. – Линия барахлит, скорее всего, магнитные бури.
      Шампанское, к моему сожалению, оказалось не таким вкусным. Интересно, откуда оно? Я незаметно взяла бутылку, чтобы почитать, и разочаровалась ещё больше. Южная Иллиосия. Ненавистная страна теперь ещё и Дни рождения нам портит! А родители тоже хороши – не додумались купить напиток из Агровакии хотя бы! Я уж не говорю про Виктинское Подгорье – их цены такие, что проще приобрести старенькую «Оленью Упряжь»1 за ту же сумму. Ладно, в любом случае много я пить не собираюсь – иначе завтра поеду в универ на носилках. Ну не умею я употреблять алкоголь, что поделаешь! Слава Богу, никто пока этим не воспользовался…
      - Шейна, скажи, а ты так и не звонила Брайну?
      Началось! Снова родители пытаются влезть в мою личную жизнь. И чего им не хватает в своей, что они так прутся ко мне???
      - Вообще-то, мы с ним расстались. Так что я не собираюсь даже говорить о нём, не то, что звонить!
      - Зря. С ним бы у тебя был шанс выбиться в люди… - теперь уже своё слово вставил отец.
      Выбиться в люди. Как же! С таким скотом я бы всю жизнь провела домохозяйкой. По мне так лучше работать бухгалтером (главное, не говорить этого маме), чем быть просто женой какого-нибудь бизнесгада. Для самооценки полезнее!
      - Ладно, я пошла, - наконец не выдержала я и встала из-за этого типично «семейного» стола. – Спасибо за праздник, всем спокойной ночи!
      - А как же торт? – мама уже тянулась к сладкому угощению, чтобы разрезать на несколько кусков, но я быстро прервала этот занимательный процесс.
      - Спасибо, но после двух таких КУСОЧКОВ мне придётся голодать ещё года полтора, так что я пас.
      Кстати, да, с лишним весом у меня на самом деле идёт жесточайшая борьба. Хотя на вид я вполне худая.
      Проигнорировав возмущённые возгласы, я прихватила пару подарков и скрылась в своей комнате. Наконец-то! Можно расслабиться и забыться хоть на пару часов! Свитер и правда оказался очень хорошим, бабушка знает своё дело! Да и CD-плеер новенький – фирмы «Нордберг». Вещь неплохая, хотя есть модели и посовершеннее. Я быстро развалилась на кровати, сбросив всё лишнее, распаковала свой подарок и запустила любимый диск. «Ангелы Кроноса» и мягкое одеяло! Что может быть лучше! Особенно, когда в наушниках играет твой любимый хит – «Свинцовое облако»! Подпевать, увы, сил не оставалось совсем, так что я не удивилась, когда уже на пятой песне начала впадать в сон.
      И всё же это была единственная хорошая часть дня. Восемнадцать – а всё так же, как было раньше. Даже хуже. Да, как бы я хотела, чтобы в жизни изменилось хоть что-то. В лучшую сторону. Свалилось что-нибудь с небес и сделало меня счастливой хоть на сутки! Нет, нет, это глупо. Обычно в книгах такие вещи всегда заканчиваются либо трагедией, либо расставанием. Нет уж, пусть лучше я сама всё разрулю. Так… и будет… совсем скоро…
      Похоже, я и сама не заметила, как уснула. Как раз под ритм грустной и медленной песни «Я лечу без крыльев».
      
      ***

      Новый день. Наконец-то! Не будет ненужных речей, надоедливых нравоучений, подарков… Хотя нет, от подарков я бы не отказалась! Но увы, единственным подарком сегодня стала лишь новость о том, что последнюю пару в кой-то веки отменили. Что ж, и это тоже плюс, пусть и маленький. Как там говорят про оптимистов? Они видят плюсы даже на кладбище – вместо крестов. Я такой никогда не была, а вот моя подруга… Думаю, это как раз про неё.
      Дорога до универа, как обычно, заняла полчаса. Зато сегодня они не прошли даром: новый плеер делал своё дело, и к Университетской набережной я подъехала в приподнятом настроении. Достаточном для того, чтобы не ныть хотя бы на первом предмете. А разве я вообще когда-то ныла? Нет, это исключено.
      Большое здание Государственного Университета Агелидинга показалось ещё за семь минут до остановки. Что-что, а главный корпус всегда поражал своей красотой и величественностью. Огромные колонны, словно стволы гигантских белых деревьев, вырастали прямо из вереницы мраморных ступенек и резко устремлялись вверх, поддерживая яркую золотую крышу, чем-то напоминающую купола Храмов Души. Думаю, и тут не обошлось без религии. Ещё бы: строили-то этот «Храм науки» ещё в 78152 году! Городу на тот момент было всего-то сорок два, так что я не удивлюсь, если тогда большинством кафедр руководили какие-нибудь епископы или даже сам пастор.
      Нет бы и нашу улицу построили в таком стиле! Хотя, тут их смешалось целых два: поздний Агровакско-Рапанский с его золотыми куполами и Нордумский – с колоннами, лестницами и чашами. Ну и, конечно, статуями! Куда уж без них! Герои войны, древние короли, королевы, принцы, вельможи – кого тут только нет! И, как и заведено, в центре, у главного входа, на гранитном постаменте стоял монумент в честь Вильяма Вайтла – нашего первого основателя. Про него нам рассказывают буквально везде – от школьных актовых залов до университетских столовых. И это не очередная моя шутка – недавно лекцию проводили прямо там (просто аудитории снова закрыли на дезинфекцию!). Я молча прошла мимо этого старинного здания и отправилась дальше. Спросите, почему? А это был не мой корпус. В основном, там всегда сидят медики и студенты кафедр экономики, права, вооружения и математики. В общем, последователи самых основных и жизненно важных дисциплин. Особенно математики… А я? Из всех направлений нашего института я решила выбрать филологию. Думаете, люблю стихи и книги? Да, люблю, но только читать, а не писать сама. Да и читать лишь то, что нравится. А вот классику я особо никогда не трогала и не зубрила. И опять возникает насущный и вполне логичный вопрос: с какого перепуга я вообще пошла на этот факультет?
      Ответ как раз подбегал ко мне в эту минуту. Точнее, подбегала…
      - Шейна! Я так рада, что успела тебя застать до занятий! – Айна, моя лучшая (и единственная) подруга, сумела заметить меня в толпе и, ловко маневрируя между ушедшими в свои мысли студентами, вмиг оказалась рядом. – С прошедшим тебя!!!
      Сказав это, она подошла ещё ближе и обняла меня так, как делала это с третьего класса. Объятия. А как же без этого? Айна всегда была открытым и позитивным человеком. Иногда я даже удивляюсь, как она сумела не измениться в худшую сторону после стольких лет? Примеров для подражания ведь было много. Я, например…
      - Спасибо! – улыбнулась я и постаралась как можно деликатнее выбраться из объятий. Хорошего понемногу.
      - Ты извини, я вчера не смогла тут появиться. Проблемы со здоровьем…
      - Ничего, ты же меня поздравила по телефону. Для меня это уже много значит, - сейчас я говорила чистую правду.
      Айна никогда не забывала про наши праздники – дружба для неё была чуть ли не самым святым в жизни. Наравне с родителями и творчеством.
      - Это всё равно непростительно для меня! – и подруга молниеносно залезла в свою сумку. Похоже, совсем новую.
      - Откуда такая классная штука? – спросила я, обратив её внимание на красивую золотистую обновку.
      - А, это? Отец опять вернулся из Сур-Гана. Он всегда привозит оттуда много хорошего. Однажды увёз с собой мою маму, - и подруга улыбнулась своей фирменной улыбкой «до ушей и ещё дальше». Ей, кстати, она всегда шла. А вот если бы я позволила себе такую роскошь, то мои и так потрёпанные губы болели бы до самого диплома. – Вот, нашла!
      И Айна протянула мне небольшую зелёную коробочку. Первые ожидания оправдались – внутри лежали эксклюзивные серёжки с изумрудами и точно такой же кулон на серебряной цепочке. Да, профессия путешественника даёт свои результаты. Покупаешь там то, чего не найти у нас, перепродаёшь здесь – Филипп Чаттерджи знает своё дело. А изумруды, наверное, из Эт-Смарагдуса. Скорее всего: самые крупные месторождения сейчас находят только там. Откуда я это знаю? Спасибо моему папе-геологу…
      - Айна, спасибо тебе огромное! – я поцеловала подругу в щёку и теперь уже сама её обняла.
      Из всех моих знакомых по-настоящему я дружила всегда только с ней. С самых ранних лет, когда она переехала к нам из Сур-Гана. Южная девушка – южная внешность. Меня всегда поражали её длинные чёрные волосы, отдающие лёгким каштановым оттенком, смуглая, почти матовая кожа и яркие карие глаза. Глаза, в которых было что-то чайное, вишнёвое, даже яблочное. Ладно, это опять проснулась моя страсть к эпитетам. Для поэта, кстати, весьма полезная штука.
      - А как прошёл вчера твой день? – спросила моя подруга и по одному только взгляду всё поняла. – Ясно. Зато сегодня будет лучше – ты же собиралась заночевать у меня?
      - Да, - кивнула я, стараясь скрыть удивление и лёгкую радость. Я-то это забыла! Как хорошо, что не придётся видеть своих родителей вплоть до завтрашнего вечера! – Только ты разрешишь воспользоваться твоей расчёской? А то я забыла все свои собранные вещи дома…
      Айна ещё раз взглянула на меня, чуть заметно улыбнулась и подмигнула:
      - Хорошо! Впредь не забывай.
      Хех, думаю, она догадалась, что к чему. Кто-кто, а подруга знала меня гораздо лучше, чем все остальные жители этого бренного мира.
      И, спустя почти час после выхода из тёплой квартирной обители, я наконец добралась до цели своего «легендарного» путешествия. Третий корпус – это не первый, и даже не второй. Это ТРЕТИЙ. Стиль Модернизированный, состояние – ветхое, предполагаемая дата обвала – «скоро». Именно здесь и располагалась моя кафедра. А ещё кафедры философии, электрооборудования, социологии и психологии. Видимо, кто-то наверху посчитал, что неграмотные интроверты-психи, которые будут обесточивать город по пять раз в день, - это не так страшно.
      Перескочив через дверной проём и предъявив свой студенческий билет комендантше, я попала в привычное полуосвещённое помещение, которое ещё в первый день учёбы не вызвало у меня ничего, кроме неприязни. В тот же час я поняла, почему в северо-западном районе столько маньяков – там почти все дома такие. Однако стоит похвалить местных деканов и всех, кто им помогал – часть помещений всё же удалось отремонтировать. Кое-как, но всё-таки.
      Думаю, я единственная радовалась этому факту. Разве современная молодёжь смотрит на то, где сидит? Нет, её гораздо больше интересует, что надела Эшли Клипс на свой очередной благотворительный концерт и когда выйдет новый сезон их любимейшего сериала «Школа или как стать популярным». Не понимала я никогда сверстников. Впрочем, и они меня тоже. Порой мне даже кажется, что те скорее пробегут мимо утопающего, лишь бы успеть на чью-то вечеринку, чем помогут этому бедняге. А вот я бы… Я бы позвала на помощь, так как плаваю чуть лучше топора: иду на дно на пару секунд медленнее. Нет, я не какая-то закомплексованная ненормальная, которая сторонится жизни и живёт в своём выдуманном мире. Но и переделывать себя в угоду толпе не собираюсь. Независимая и колючая – так про меня всегда говорила бабушка.
      - Шейна, Руис уже в аудитории! Быстрей! – подруга опередила меня и уже посетила наш первый пункт назначения. И как она умудрилась проскочить мимо меня? А просто я снова витала в своих мыслях, вот как.
      - Иду! – крикнула я, стараясь никого не задеть по пути к дверям.
      Первая пара. Философия. Бедный Руис Фенлиц – наш товарищ по несчастью. Ведь его кафедра тоже находится в этом здании, и, в отличие от нас, он видит его каждый день по десять часов, много-много лет подряд. Однако жалоб от него ещё никто не слышал – одно это достойно уважения.
      - Мисс Андерсен! Рад, что вы снова с нами, - Руис заметил, как я вхожу в помещение, и помахал мне рукой. Запомнил всё-таки! И чем я ему приглянулась? Внешность – никакая, знания – ещё хуже.
      - Извините за опоздание, - как можно более виновато произнесла я и села за вторую парту, рядом с Айной.
      - Мы бы всё равно без Вас не начали! – улыбнулся профессор и снова погрузился в перечитывание своих лекций. То, что он любит пошутить, я знала уже давно. Только вот частенько объектом его анекдотических подколок почему-то становилась именно я. Что ж… По крайней мере, его шутки всегда были добрыми.
      - Тема сегодняшней лекции – «Философские и религиозные взгляды мессирианства».
      - О, класс, - послышался справа голос подруги.
       Конечно, её такие темы всегда занимали. Рада, что ей эти полтора часа доставят удовольствие.
      - Начнём, пожалуй, с самой ключевой и первостепенной фигуры в этом учении – Мессии.
      И тут я поняла, что в который раз теряю связь с действительностью. У вас такого никогда не было на лекциях? Монотонная речь, десятки скучающих взглядов и воздух, становящийся вязким и не пропускающим больше ничего, кроме рассказов и терминов. А если вас ещё о чём-то спросят, то можно вообще уходить в астрал – самая походящая обстановка.
      Руис рассказывал и рассказывал, в основном, про жизнь нашего Мессии и её последствия для всего остального мира. Делал он это весьма занимательно, должна вам сказать. Уж лучше, чем монахи и епископы на церемониях в Храмах Души. Сначала про дни нашего верховного святого у Западного побережья (которые большей частью покрыты мраком даже в Священной Книге), затем плавно перешёл на его изгнание в Пустыню Погибель (реально существует, кстати), его возвращение, основание школы, отшельничество у озера Души и, наконец, описал финал этой долгой жизни – разрушение монастыря с последующим вознесением на небеса. В молодости (лет в шесть-семь) бабушка часто мне рассказывала об этом. Тогда я ещё верила в эти истории, сама даже хотела стать монахиней (к счастью, всего полторы недели), но сейчас смотрю на всё это через суровую призму современной реальности. Думаю, свою роль сыграли документальные фильмы и само телевидение в целом. Да, многие до сих пор в это верят, но немало и таких, как я. Атеистов. Хотя я предпочитаю считать себя реалистом. Называть всё своими именами, так сказать.
      - Извините, профессор, - оживилась Айна рядом со мной. Вот кому действительно было сейчас интересно. Одной за всю нашу группу. – Вы сказали, что символом мессирианства является крест. А как так получилось? Ведь этот знак существовал ещё задолго до рождения Мессии и относился к королевству Эль`мен Таин. Они могут быть как-то связаны?
      Руис улыбнулся и кивнул.
      - Хороший вопрос, Айна. Я бы даже сказал «блестящий»! Да, крест действительно существовал в давно вымершем королевстве, но, - тут препод остановился специально, чтобы выдержать театральную паузу. – Историю его возникновения как символа нашей религии описывают по-другому. Когда король Прибрежного Нордума явился в монастырь Мессии, чтобы его убить, то здание рухнуло, похоронив под своими обломками лидера северного государства и всех его верных сторонников. А на месте монастыря осталась лишь часть каркаса, напоминавшая огромный каменный крест. Именно он и стал родоначальником всех крестов, какие носим мы с вами и видим на куполах городских храмов. Вот как-то так.
      Подруга кивнула и осталась не менее удовлетворённой, чем сам профессор. Хотя я бы на его месте не говорила про «всех», когда упоминала кресты. Айна-то как раз их в жизни не надевала: у неё вообще была другая религия. Всё-таки где Сур-Ган, а где Северная Иллиосия! Но подруга всегда относилась толерантно к таким вопросам. Думаю, нашему Верховному пастору стоило бы у неё поучиться.
      Лекция продолжилась, но повествование стало заметно скучнее. Да, теперь уже это были не истории, а философские догматы, постулаты, заповеди и тому подобное. В общем, всё то, что истинный мессирианец должен был знать с самого момента рождения. Вот тут я и отвлеклась на свою тетрадку, занявшись нехитрым и вполне полезным для ума делом – разукрашиванием полей. Цветочки, ленточки и орнаменты – как же без этого? Интересно всё-таки, что бы было, если бы родители отдали меня в художественную школу, как Айну? Вторая Айна бы точно не получилась, но вот красиво разрисовывать заборы и стены я бы смогла на раз.
      - О, ты снова рисуешь? – спросила меня моя соседка.
      - Да, а то из-за лекций вся кровь прилила к голове – стараюсь снова вернуть её в конечности…
      - Тебе понравилась история с крестом и обрушением монастыря?
      - Ага, - ответила я машинально и, догадавшись, что Айна наблюдает за моей мимикой, добавила, - правда интересная история. Было бы вообще круто, если бы на месте нашего обрушившегося аэропорта возникло что-то подобное!
      Мы обе засмеялись и продолжили заниматься своими делами: Айна слушать, а я – делать вид, что слушаю.
      Не прошло и получаса, как первая пара закончилась.
      - Желаю всем удачного дня, - профессор собирал свои лекции в папку и поспешно укладывал её в чемодан. Похоже на то, что сегодня у него начался ещё один загруженный день… - Кстати, вы уже можете готовить доклады по религиям. Когда кто-то выберет тему, пусть подойдёт ко мне и запишется. Учтите, это совсем не больно, а первая аттестация уже скоро.
      Мы вышли вскоре за Руисом. Чем он мне понравился на первом занятии, так это тем, что всё время вёл себя непринуждённо и не страдал излишней официальностью. Думаю, он, как и все преподаватели, считал свой предмет очень важным, однако никогда не говорил об этом в открытую. Вот уж из кого мог бы получиться хороший философ. Особенно если учитывать тот факт, что родом он был из Агровакии: они гораздо ближе к природе, чем все северные страны вместе взятые.
      - Что у нас дальше по программе? – поинтересовалась я у подруги. Самой выучить расписание мне пока не удалось.
      - Социология… - с лёгкой грустью произнесла Айна.
      Удивительно, но в отношении к этому предмету мы с ней были солидарны. И дело не в тематике – она очень даже интересная. Проблема в том, кто нам её преподносил. Все, наверное, замечали такое за собой: когда мы впервые видим незнакомого человека, в голове сразу формируется первичное мнение о нём. Может, свою роль играет внешность, может, повадки или что-то ещё. Но стоит только кого-то увидеть, мы уже программируем себя: относиться к нему хорошо или плохо. Конечно, познакомившись с людьми поближе, мы можем изменить своё мнение, но в случае нашего следующего преподавателя этот номер не сработал: первое впечатление оказалось единственно верным.
      - Надеюсь, опоздавших не будет? – голос Брайна Линблума я услышала ещё из коридора. – После пяти минут я не буду никого впускать.
      «Да, да, мы знаем, не тупые», - ответила я. Ответила, но только про себя. Незачем связываться с людьми, у которых самооценка так и норовит покинуть околоземную орбиту. Брайн не понравился мне с первой минуты. Таких людей видно: мнят о себе невесть что, вечно жалуясь на всех подряд, а на деле не стоят и выеденного яйца. В свои сорок пять он, конечно, выглядел неплохо: пускай волосы и покрылись сединой, но на лице это особой роли не сыграло. Единственное, что портило общее впечатление от внешности – усы. Ну не люблю я, когда мужчины отращивают себе растительность на лице. Нет, некоторым это, конечно, идёт, делает более… мужественными, что ли. Харизматичными. Но вот этому индивиду такой аксессуар был явно противопоказан.
      - Садитесь за первую парту, остальные уже заняты, - указал он на старый столик, и нам с Айной ничего не оставалось, как разместиться на указанной территории. Во имя святых ёжиков (так иногда говорил мой дедушка)! Теперь придётся видеть этого типа рядом с собой. А всё я со своей медленной походкой по коридору…
      Социология, в целом, - не такой уж и сложный предмет. По крайней мере, полезный. И, если рассматривать нашего препода только в качестве примера угрозы для общества, так сказать, эталона девиантного поведения, то стерпеть можно было и эти пары.
      - Надеюсь, все приобрели учебники? В библиотеке их больше не осталось, так что остальным придётся покупать за свой счёт…
      «Интересно, декан об этом знает? Или ректор?» - меня так и норовило это спросить. Но, решив промолчать, я с надеждой взглянула на Айну. Слава Богу, книжку она сегодня не забыла. А то в прошлый раз пришлось всё записывать. В школе моя подруга всегда отличалась пунктуальностью. Даже порой весьма излишней. Однако теперь я замечаю за ней это всё реже и реже. Не знаю, с чем связана такая перемена, но последний месяц она меня сильно удивляет. То учебник, то ручки, то ещё что-нибудь. Но я стараюсь списывать всё на взросление – девочка наконец поняла, что учёба в нашей жизни – не главное. Если так, то я даже рада за неё.
      Теперь пара тянулась ещё медленней. «Государственное устройство Агровакии» – увы, не самая весёлая тема для лекции. В плане увлекательности где-то на 313-ом месте, между охотой на китов и продажей наркотиков, перекупленных у поставщиков из Эт-Смарагдуса. Я бы уж лучше выслушала ещё раз рассказ о постулатах Мессии. Но что делать, когда у тебя нет права выбора? Терпеть, надеяться и ждать.
      - Итак, как вы уже поняли, Агровакией правит не лидер, как у нас, а целая коммуна. И собственность там большей частью коллективная, общественная, если хотите, а не личная. Уже более двухсот лет, кстати говоря. Но это из истории, - Брайн, расхаживающий по аудитории, внезапно переключился со своих записей на нас, и я заподозрила самое худшее. – А теперь скажите, кто на сегодняшний день является генеральным секретарём этой самой коммуны?
      Глаза с прищуром прошлись по каждому и, к моему величайшему сожалению, остановились именно на мне.
      - Вы, - и ненавистный препод подошёл к нашему столу. – Мисс Андерсен, верно? Будьте так любезны, ответьте на наш вопрос.
      Обычно в таких случаях начинаешь ускоренно соображать и рыться в памяти. Но я даже пытаться не стала – если я чего-то не знаю, вспомнить так и так не удастся, как ни старайся. Однако я не собиралась просто так сдаваться!
      - Джок Вейниц3, – уверенно ответила я, изобразив на лице саму невинность.
      Да, есть! Я наконец-то увидела замешательство в его глазах! Брайн опешил и удивился, но, увы, всего лишь на пару секунд.
      - Мисс Андерсен, надеюсь, это была шутка от незнания. Либо так, либо ваш уровень образования застрял на ступени первого класса. В любом случае, мне искренне жаль. В первую очередь себя, потратившего на вас время, - и он вернулся к доске, напомнив мне ещё одну важную составляющую своего демонического образа: голос. Надменный, как у главы какого-нибудь мафиозного клана. Только я сомневаюсь, что его туда бы приняли. Мордой лица не вышел.
      - Зря ты так, - шепнула мне на ухо Айна. – Сказала бы, что не знаешь. Всё же лучше, чем смеяться над вопросом. У нас по нему всё-таки экзамен.
      - Да знаю я… - ответила я ещё тише. – Но это того стоило.
      Даже пылающие звёзды однажды догорят и навеки погаснут, оставив после себя лишь чёрное пустое небо. Так что я не особо удивилась, когда социология всё-таки закончилась, и звонок оглушил нас всех радостным и даже немного боевым кличем. Самым что ни на есть БОЕВЫМ, ведь теперь большая часть студентов понеслась не в пыльные аудитории, а в столовую. Может, тоже местами пыльную, но более приятную, чем все остальные помещения этого «храма науки». Несомненно, меня ожидала лучшая часть дня!
      Многие говорят, что кормят тут нас как в хлеву. Однако я бы перефразировала и ответила им: «Не как в хлеву, а на убой». Фразы похожие, смысл – кардинально разный! Мы с подругой прошлись мимо окошек с тарелками и, набрав провизии, обеспечившей бы нас необходимым количеством калорий на день, двинулись к столику. (Я говорю так заумно, потому что ещё не отошла от лекций). Насчёт мясных блюд, кстати, мои одногруппники были правы – кур, поросят и коров по пути из колхозов Агровакии, похоже, пару раз покатали вокруг всего континента: мясо явно не отличалось первой свежестью. А вот салаты и фрукты изо дня в день оказывались очень даже ничего. Как там я уже говорила? Плюсы есть везде. Даже в диете, которой я придерживаюсь уже с десятого класса. Нет, я совсем не толстая, даже не плотная, но организм мой, зараза, всегда отличался одним неприятным качеством – стоит мне хорошенько взяться за еду, он начнёт набирать килограмм за килограммом. Благо, сбросить их тоже не особо трудно. Вот я и слежу за собой, становясь на весы по много раз за сутки.
      - Как дела у твоей бабушки? – Айна вывела меня из глупых ненужных раздумий, и я внезапно поняла, что половина моего салата уже исчезла где-то внутри вышеупомянутого мною организма.
      - У бабушки? – переспросила я, всё ещё соображая, где нахожусь. – У неё всё отлично. Живёт в домике в деревне. Свежий хвойный лес, прудики, уютный дом и своя пасека. Всё как всегда. Не то, что у нас, в этом каменном муравейнике…
      Айна улыбчиво улыбнулась (если бы вы её увидели, то поняли бы, как такая улыбка выглядит).
      - Я рада, что у неё всё хорошо, - на миг подруга задумалась, глядя в чуть побитую кружку с клюквенным компотом, и её взгляд остановился. – В городе тоже ничего. Просто по-другому. Везде можно быть счастливым. Всё зависит лишь от нас.
      - Да, только если выбирать между красивой природой с уютным домом и тесным бетонным гробом на загазованном кладбище под названием «столица», то я всё же предпочла бы первое.
      Я сама принялась за компот и с радостью отметила, что он сегодня очень даже свежий. И вкусный. Давно такой не пила!
      - Я тоже, - ответила Айна. – Но я имела в виду немного другое. Помнишь слова Джорджа Кэрри? «Наш дом там, где наше сердце». Человек может обрести счастье где угодно. И вопреки чему угодно. Важно не то, что вокруг, а то, что живёт в нас. Наши мысли.
      - Да-да, если мы будем управлять своими эмоциями, то сможем стать лучше. Ты мне это рассказывала. Идея хорошая, но немного нереальная. Ты, например, можешь с собой справиться. Я – может быть, зависит от обстоятельств. А вот другие… Не думаю, что, скажем, одна наша общая знакомая из школы сумеет контролировать себя и не страдать ерундой. Тогда она просто потеряет смысл жизни. А это будет для неё невосполнимой потерей, - на последнем слове я обратила внимание на дверь столовой и ругнулась так, что покраснел бы любой прожжённый дальнобойщик, будь он сейчас рядом. – Кажется, я накликала беду…
      Айна вопросительно взглянула на меня, затем в сторону коридора, после чего снова на меня. Да, это правда была беда. Наша бывшая одноклассница, а теперь – нынешняя одногруппница, забрела в столовую и медленно, с вываливающимися во все стороны вальяжностью и пафосом проследовала вдоль столиков до окошек с тарелками. Каким боком её сюда понесло – я вообще не поняла. Обычно дочери богатых отцов и предприимчивых матерей не ходят в подобные заведения, а если и ходят, то только для того, чтобы поднять свою самооценку. А, наверное, за этим она и пришла!
      Хотя чего уж таить, будь у меня такая внешность и столько денег, я бы тоже ходила по университетской столовой как по подиуму. Длинные (гораздо длинней, чем у Айны) чёрные волосы, высоченные каблуки, дорогие шмотки из последней коллекции Рита Чапмена – блистать, так блистать! Жаль, мы с подругой не надели тёмные очки… Я не завидую, нет, что вы, просто… Когда свои достоинства каждый день с пафосом выставляют на показ, это хорошенько выбешивает. Не знаю как других, но меня точно.
      - И беда не приходит одна, - добавила Айна, напомнив мне про свиту «королевы».
      Подруги, на этот раз только две, шли нога в ногу, во всём слушаясь свою «монархическую особу». Почему они меня так волнуют? Да плевала я на них! Если бы ещё не лезли ко мне со своими понтами, вообще было бы отлично.
      - Надеюсь, они тут ненадолго, - шепнула я своей соседке по столику.
      Та кивнула и продолжила трапезу. Ей хорошо: Айна всегда обладала стойким иммунитетом против любых издёвок и замечаний. Вот уж кому действительно стоило бы позавидовать. Я лишь пару раз в своей жизни видела, как моя подруга выходила из себя. Многие говорили, что она слишком слабохарактерная, но я-то знала, что это не так. Оптимист по жизни, который никогда не плачет и не злится – это худший объект для травли. Пусть и весьма притягательный.
      Сара Фредсен, та самая ненавистная однокашница, не стала забирать с собой ни тарелок, ни напитков. Зато о чём-то весьма напряжённо переговорила с местными поварами и уборщицами. Интересно, что ей тут всё-таки нужно? По виду она выглядела немного напряжённой, но вскоре завершила свою «миссию» и, окинув взглядом всё вокруг, пошла к выходу. Пройдёт ли она мимо меня и не заметит? В другой жизни, Шейна!
      - О, кого я вижу! – чёрноволосая мегера остановилась рядом с нашим столиком и с ухмылкой окинула взглядом теперь уже меня. – Что, всё ещё не справилась с баландой?
      - У меня не столь громадный аппетит, как у некоторых, - втянулась я в эту уже порядком надоевшую игру, - хватает малого.
      - По тебе это видно. Как там Брайн, ещё не звонила? – и Сара улыбнулась, а за ней как по команде две её спутницы.
      Я молча отвела взгляд на тарелку с салатом, наколола кусочек и, изображая полное равнодушие к данному вопросу, поднесла вилку к губам.
      - Зачем? Я уверена, он сам знает, что он козёл. Можно, конечно, напомнить, что он ещё и осёл, но я сжалюсь. Что до тебя – твоего номера я, к твоему же счастью, не знаю. А то у меня в голове давно лежит много инфы, которую я с удовольствием бы выложила.
      Здорово я сказала? Да, думаю, что так! Только вот таких видавших виды дам этим особо не проймёшь…
      - Считаешь, я обращу внимание на слова какой-то замухрышки? Ты вообще никто рядом со мной! Пустое место! – ещё одна ухмылка искривила её «лицо», и я невольно поморщилась.
      - То есть, ты сейчас разговариваешь с пустым местом? Так и скажу, когда буду звонить твоему психиатру.
      Тут даже не принимавшая участие в беседе Айна рассмеялась. Сара же состроила ещё более неприятное выражение и, буркнув что-то вроде «Я посылаю тебя в дикие затерянные края и надеюсь, что ты заблудишься!», покинула нашу столовую.
      - Когда придём домой, не забудь напомнить, чтобы я помылась, - ещё раз рассмешила я подругу и вздохнула с облегчением.
      Это ж надо! Испортить мне обед! Нет, в следующий раз я вылью компот ей в лицо. Жалко, конечно, переводить такую вкуснятину, но что поделаешь.
      - Надеюсь, ты не станешь принимать всё близко к сердцу?
      Я взглянула на Айну самым невозмутимым взглядом и ответила:
      - Я? Да мне вообще всё равно! Кто сейчас подходил? Никто! Моё настроение самое наилучшее!
      - Просто не впускай их в свои мысли. Все люди разные. Я стараюсь сторониться тех, которые излучают негатив. Да, они существуют, но ко мне не имеют никакого отношения. Для меня их нет. Это очень помогает.
      Вот Айна! И как она догадывается о том, когда именно я чувствую себя плохо?
      - Просто… Давай пойдём на пару. Мне надо отключить мозги, - это и правда была хорошая мысль. – Что там у нас на очереди?
      - Филология! – нет, улыбка сур-ганской девушки – это, конечно, нечто.
      Айна сама по себе любила учёбу, но филология (а у нас она включала в себя и литературу) была её страстью. Страстью, мечтой и призванием. Она с самого детства сочиняла стихи, пыталась писать пьесы, книги и самые разнообразные рассказы. Сколько я её помню, а это аж с третьего класса! Не мудрено, что её факультетом стал именно этот. Прирождённый писатель и поэт – дружить с такой можно либо «на все сто», либо никак.
      Я же так ясно своё будущее не видела никогда, и при выборе будущей специальности руководствовалась только одной мыслью – куда подруга, туда и я. Так и получилось. Не сказать, что вышло идеально, но это лучше, чем профессия электрика или сантехника. Без обид, вы нам все нужны.
      Теперь нас поджидал лекторий куда меньшего размера. В самый раз, чтобы выслушивать все нюансы прочитанных стихотворений. Каждую ошибку, писк и неточность… Эх, голос-голос, отчего ты отвернулся от меня при рождении? Согласна, певицей я бы не стала и с хорошими связками (тут нужны ещё талант и деловой продюсер), но вот читать стихи аля «Фредерик Сток» я бы не отказалась.
      - Давай сядем поближе, а то с задних парт мне всегда плохо слышно, - и Айна, как обычно, выбрала для себя скамью из самого первого ряда.
      Что ж, хозяин – барин. Я не стала спорить с подругой и в который раз за день уселась «впереди планеты всей». К счастью, сейчас мне хоть не придётся мучиться. Филология вкупе с литературой – весьма хороший предмет. Не идеальный, конечно, но всё же. Тем более что ведёт сегодняшнюю пару Розмари Эриксон. Когда я впервые увидела нашу преподавательницу (да-да, мнение о людях я формирую с первой встречи, как бы плохо это ни было), сразу сказала себе: «Шейна, вот так ты будешь выглядеть через пятнадцать лет». Светлые волосы в стрижке каре, вполне хорошая фигура и ещё более классный подбор одежды. В свои тридцать семь (почти угадала, кстати!) Розмари выглядела молодо и скромно. К счастью для нас как студентов, внешность не шла на конфликт с характером – женщина оказалась подчёркнуто сдержанной и с позитивным отношением к своим ученикам.
      - Я вижу, что собрались все, - преподавательница закрыла дверь в помещение, про которую наша группа, как всегда, забыла, и снова вернулась за столик. – Сегодня нас ждёт интересный урок. Конечно, на мой взгляд, - в этот момент она улыбнулась и посмотрела куда-то в сторону, на нас, но как бы и сквозь нас, - но я надеюсь, что и вы не проведёте впустую эти полтора часа. Тема сегодняшнего занятия: «Творчество Фредерика Стока».
      О! Я не зря его вспоминала пару минут назад. Из всех поэтов прошлого он всегда нравился мне намного-намного больше, чем остальные. Я особо не разбираюсь в поэзии, да и читаю не так часто, но имя этого классика прочно засело в моей голове ещё с начальной школы. Помню даже, как в третьем классе учила наизусть одно его изумительное стихотворение, а потом читала на последнем звонке. Да, тогда я ещё не боялась выступать на публике. Вот что значит «детская непосредственность»!
      - Запишите, пожалуйста, годы жизни Фредерика: 8000-8085 гг. А теперь поговорим о его биографии.
      Я не стану пересказывать все подробности этого краткого экскурса в историю прошлого века. В конце концов, биография, какой бы интересной и замысловатой она ни была, в любом творчестве играет лишь второстепенную роль. На первый план выходят…
      - …его произведения, опубликованные в двадцатые годы, сыграли решающую роль в карьере молодого писателя…
      Да, именно это я и считаю главным. Будь ты хоть трижды мучеником или удалым путешественником, в итоге люди станут оценивать тебя по твоему наследию. Что ты оставишь миру после своей смерти, то и станет твоим отпечатком в истории. А биографию можно переписать и подкорректировать, если уж на то пошло.
      Спустя двадцать пять минут миссис Эриксон наконец перешла на само творчество.
      - Сейчас я прочитаю вам одно из его последних стихотворений. Он написал его уже в почтенном возрасте, однако даже в этих строках чувствуется та искорка, что дарила ему вдохновение в молодые годы…
      
      Путь
      
      Тропы, скрытые от взора,
      Нам в тот день отвёл Господь.
      Тонким призрачным узором
      Нити вжились в нашу плоть.
      
      Но найти – ещё полдела,
      Важно их не потерять.
      Ведь душа, что путь наш грела,
      Не воротит время вспять.
      
      Тлеют угли в сердце рваном,
      Сыпля искры в темноту.
      Мы, продрогши под бураном,
      Реже смотрим в высоту.
      
      И багровыми слезами,
      Прочь текущими рекой,
      Освещаем мы годами
      Уголь неба над собой.
      
      Тратим силы на обиды,
      Превратив жестокость в факт.
      Воздвигаем пирамиды,
      В тлен ступая сердцу в такт.
      
      А дороги, зарастая,
      Исчезают в суете.
      Мы сожгли ворота рая,
      Чтоб согреться в темноте…
      
      Знаю, есть те, кому такая поэзия не нравится, но я никогда не входила в их число. Пока Розмари читала эти строки, мне сразу вспомнился один день. Точно такой же, как сейчас: те же парты, доска, хмурая осень за окном. Только я тогда была совсем маленькой. В тот далёкий день я прочитала своё первое стихотворение Стока. Нет, не это, то было гораздо позитивнее и светлее. Мне тогда было невыносимо грустно и одиноко, но его строки помогли на миг забыться и почувствовать, что в нашем мире всё-таки есть что-то хорошее, ради чего стоит жить дальше. Именно в тот день я подружилась с Айной.
      Занятие пролетело так быстро, что я и не заметила. Даже странно! Со мной такое бывает не часто. Розмари задала нескольким студентам доклады по творчеству и биографии Фредерика Стока, а затем обратилась к остальным:
      - Завтра у нас пройдёт краткий курс по теории стихосложения, и я бы хотела, чтобы каждый из вас принёс какое-нибудь своё произведение. Можете написать прямо сегодня или найти что-то из старого – не важно. Главное – чтобы это был ваш труд. Будет интересно узнать, есть ли у вас какие-нибудь поэтические задатки.
      Вот те раз! Как всегда, за всё хорошее приходится расплачиваться! Закон подлости! И жизни…
      - Миссис Эриксон, - я решила спросить это напрямую, чтобы потом лишний раз не гадать и не тревожиться, - а баллы за это будут учитываться?
      - Нет, что Вы! – Розмари уже отвлеклась и «ушла с головой» в одну из своих книжек, но мои слова всё же услышала. – Вы же только первокурсники. Просто мне, да и всем вам, я думаю, будет интересно послушать творчество ваших одногруппников.
      - Да, интересно… - я не стала больше задавать вопросов и отправилась в коридор.
      Интересно? Да я просто ждала этого дня всю свою жизнь! Особенно увидеть лицо Сары, когда я зачитаю свой «шедевр»! Да уж. Ладно, я прекрасно понимала, на что иду, когда в июле подавала документы. Как там поётся в одной песне? Прорвёмся!
      - Пойдём ко мне пешком? Я уже давно не гуляла по городу! – Айна весело прошмыгнула между мной и каким-то заблудшим старшекурсником и заглянула в окно.
      - А что, больше пар не будет?
      - А тебе не хватило? – посмеялась подруга. – Нет, на сегодня всё. И на улице ещё светло, так что хороший вид нам обеспечен.
      Да, как быстро летит время! Пара мыслей, несколько обрывков фраз, затем ужин – и вот ты стал старше ещё на один день. Сколько мне уже? Восемнадцать лет и почти сутки плюсом. Как тут не впадёшь в уныние!
      Прохладный осенний город как будто ждал нас. Пока тянулись занятия, прошёл дождь, и всё вокруг стало мокрым и сырым. Пусть это был и не летний ливень, после которого улицы становятся аккуратненькими и чистыми, а на душе вдруг начинает дуть свежий ветерок, но даже он немного обновил краски окружающих наш университет домов. Всё же я была несказанно рада, что этот самый дождь не застал нас именно сейчас.
      - Пройдём мимо купола?
      - Да, так короче, - ответила я подруге, ещё раз напомнив себе, что не зря получала в школе твёрдые четвёрки по географии.
      Прогулка по Университетской набережной заняла всего ничего, и вот перед нами снова показалась улица Совы. Однако в этот раз я лишь помахала ей ручкой (фигурально) и направилась не к себе домой, а в сторону моста. Как раз того, что вёл к большому куполу Вильяма Вайтла. Даже в свете зарождающегося заката, который порядком слепил нам глаза, он выглядел потрясающе: большой, стеклянный и круглый. Я не помню, кто придумал построить такую штуку в нашем городе, но сам факт того, что этот купол всё ещё в рабочем состоянии и не обвалился, как тот же городской аэропорт, вызывал настоящее восхищение. Представляю, как там внутри сейчас тепло: системы климат-контроля, наверное, жрут гигаватты электричества. А заодно и миллионы купюр из карманов честных налогоплательщиков. К счастью, мне пока налоги платить не с чего – я ещё студент. Но не пройдёт и пяти лет, как и я на своей шкуре ощущу все прелести соседства с таким вот чудом инженерной мысли.
      Ладно, не хочу надоедать нытьём. Деньги всегда остаются деньгами, а свои годы назад не возвратишь. Будешь бежать за искрящей золотой наживкой – и не заметишь, как станешь стариком. Стариком, которому уже всё равно, сколько пачек фунтов лежит у него в кармане, лишь бы на лекарства хватало…
      Тем временем мы с подругой пересекли мост, оставив тихие и сонливые воды Ритты и дальше наслаждаться осенним покоем. Холодная река, наверное, единственная, кто по-настоящему счастлив в нашем городе. Как бы то ни было, другие жители Агелидинга не так спокойны и безмятежны, как она. Новой целью нашей прогулки должен был стать ещё один мост, главный в этом городе. Его так и называли «Главный», так как официального названия ни он, ни его собратья не носили.
      - Смотри, отсюда хорошо видно нашу школу, - Айна указала на противоположный берег реки, и я вопреки своей воле увидела блеск крыш закадычного здания.
      Школа. Сколько с ней связано воспоминаний! Жаль, но порой не самых приятных. Да, согласна, там мы с подругой познакомились, проворачивали много интересных дел, бывало, общались с незаурядными людьми. Но последний год перечеркнул всё хорошее, что мелкими крупицами копилось до этого. Одиннадцатый класс – я бы выжгла себе воспоминания о нём, если бы могла. Как жалко, что в наши дни это немыслимая роскошь…
      - Да, видно, причём очень детально, - улыбнулась я через силу. Не хотелось показывать Айне своё отношение. К чему портить её хорошие воспоминания.
      Края купола Вильяма блестели в лучах заходящего солнца, словно яркая рама новомодной картины, вступая в резкий контраст с остальной его частью. На фоне белёсых бликов стеклянные стены казались чёрными, пустыми, неестественными, будто перед тобой вовсе и не большой кишащий людьми купол, а огромная безжизненная гора. Странное сравнение, но именно оно пришло сейчас мне в голову.
      «Время – единственная вещь в нашей жизни, с которой бесполезно вести споры. Хочешь ты или нет, в итоге оно всё равно одержит над тобой верх. И это – единственный факт, над которым время не властно». Думаете, кто это написал? Сам Мессия в своей Священной Книге, если беспрекословно верить её тексту. А вспомнила я эти слова благодаря улице, скользящей у нас под ногами уже целых пять минут. Она так и называлась – улица Времени. Главная дорога нашего города, помнящая и конные отряды королей, и солдат времён раскола Иллиосии, и первый парад Великой Победы. Последнее, кстати, видела и моя бабушка. Самые разные времена, сотни лет истории, миллионы людей. Название говорит само за себя, не так ли?
      Справа дома, серые и остроугольные, слева – главный парк имени Себастьяна. Необычное сочетание природы и цивилизации… Мы шли медленно, тихо и молчаливо. Айна время от времени пыталась заговорить со мной на разные темы, но вскоре короткий диалог завершался, и мы обе замолкали. Такое иногда бывало, когда кто-то из нас думал о своём. Пребывал в другом месте, так сказать. Правда, обычно этим «кто-то» оказывалась я.
      - Ты когда-нибудь задумывалась о смысле жизни? – Айна решилась начать очередной разговор, и я перевела свой взгляд с новенького автомобиля на подругу.
      - Я? Думаю, нет. Мне как-то всё равно. Живу и живу.
      Если честно, только философских дискуссий мне не хватало. Может, в другой день, но не после универа.
      - Многие так живут, - продолжила она. – Я всегда считала, что наше предназначение – оставить след в истории, сделать что-то стоящее. Найти своё счастье. Увы, часто это и делает нас несчастными. Желание что-то доказать всему миру. Особенно когда нам это не удаётся…
      Айна выглядела несколько грустно. По сравнению с той Айной, какая сидела со мной за партой три последних пары. И что на неё нашло? Надо бы её подбодрить.
      - У каждого своя философия. Кто-то хочет стать известным и богатым, кто-то рад и шалашу среди пустыни. Так что и смысл жизни у всех разный… - тут я призадумалась. – На мой взгляд, это не важно. Для чего жить. Живи и живи, лишь бы другим от этого не становилось хуже. Вот моя философия.
      И я снова отвлеклась на машины. Как раз в этот момент «Виктория Райр» на всех парах промчалась по улице, ярко сверкнув своими красными боками и издав протяжный оглушительный рёв. С такой высокой скоростью штрафов ей точно не избежать. Но раз нашлись деньги на дорогую машину, то заплатить пятьдесят фунтов – это не проблема.
      - Шейна! – услышала я голос подруги и с досадой отвернула голову от  проезжей части. – Ты меня слушаешь?
      - А, что? – я поняла, что только что пропустила мимо ушей какую-то фразу, и мне стало немного стыдно.
      - Я говорю, что у всех должна быть цель в жизни. Люди должны стремиться к чему-то, иначе так и останутся на месте. Стремиться и жить в гармонии с собой. Чтобы в старости мы вспоминали свои прошедшие годы, чувствуя, что прожили их не зря.
      - Да, может, - отвлеклась я на дома, затем снова развернулась к Айне. – Только вот я в старости всё равно буду жалеть себя. Жизнь у нас одна, и когда она заканчивается, начинаешь понимать, сколь всё это глупо: цели, мечты, все эти гонки по вертикали…
      Неожиданно я прервалась, почувствовав что-то. И на миг представила это. Я сама – старая и умирающая – сидя в ветхом и запыленном кресле, вспоминаю свою прожитую жизнь и плачу, понимая, что не в силах вернуться назад. Изменить хоть что-то. Вы знаете, иногда такие мысли приходят ко всем, но сейчас я буквально увидела это. Воочию, глазами этой самой старухи. И мне стало так жутко, что я просто оцепенела от нахлынувшего отчаянья.
      - С тобой всё в порядке? – спросила меня подруга, и в тот же момент я услышала едва различимый бой часов.
      Часовая башня, главная из семи башен нашего города, возвестила жителей Агелидинга о наступлении уже восьмого часа уходящего дня. Часы, старые, как сама столица, считались одним из главных памятников нашей архитектуры. «Всемирное наследие» и тому подобное… Раньше я особо не обращала на них внимание. Не обратила бы и сейчас, но что-то вдруг показалось мне в них необычным. Манящим, загадочным, потусторонним. Часы отдавали свой бой, и на фоне громких, даже упругих ударов я перестала замечать что-либо ещё. Как будто ушла в собственные мысли, но только не как обычно. Дальше. Часы манили к себе, и я даже начала различать странный шёпот, слышимый между их звучанием, когда Айна взяла меня за руку и помахала ладонью перед глазами.
      - Шейна! Всё хорошо? – тут я очнулась.
      - Да, я… Я просто переутомилась сегодня, вот и всё, - я и сама решила, что причина была в этом.
      Бывает же такое! А ещё хвалилась, что никогда не ходила к психологу! Мне надо просто отдохнуть. Лечь и расслабиться на пару часов. А ещё лучше дней.
      - Вот и дом, - подруга заметно просветлела после нашего предыдущего разговора и, выведя нас к очередному мосту, указала на небольшое зданьице у набережной. Хотя в этом не было нужды – её дом я знала не хуже своего.
      Краткий экскурс в географию: река Ритты, протекающая через город, идёт не строго с юга на север, а огибает его прописной буквой «г», так что мостов у нас много. Где-то... семь, да. Как и башен. И районов города. Совпадение ли это или план нашего основателя – кто теперь разберёт? И дом Айны, хоть и находился почти в центре города, всё же располагался на набережной. Правда, немного поднятой над берегом, так что желающим искупаться пришлось бы пройти небольшой путь по одной из старых гранитных лестниц. Но я купаться бы не советовала – городская река есть городская река.
      Мы двинулись к подъезду, и Айна, остановившись у небольшого ларька, купила по пути какой-то шоколадный батончик.
      - С тобой точно всё в порядке? А то я тебя такой никогда не видела.
      - Нет, всё окей, - я пожелала подруге приятного аппетита и, решив, что на вечер мне хватит обычного салата, проигнорировала Айнин ларёк.
      Я правда чувствовала себя несколько странно. Ну как будто из тебя только что вынули души и всунули её обратно. Причём не самым приятным способом… Но странные ощущения постепенно улетучивались, и уже у дверей квартиры я вернулась в своё прежнее состояние – равнодушное и циничное.
      - Айна! – миссис Чаттерджи обняла свою дочь прямо на лестничной клетке и, только потом заметив меня, сказала: - Шейна! Рада, что ты сегодня пришла к нам!
      - А как я этому рада, - совсем без иронии добавила я.
      - Проходите, ужин почти готов.
      Вот это было именно то, чего так не хватало моей семье. Не совместные прогулки по паркам и отелям, не денежная поддержка с обеих сторон, а простое осознание того, что дома тебе по-настоящему рады. Раньше я даже завидовала подруге. Белой завистью, конечно, но даже из-за этого порой испытываю угрызения совести. Радоваться за неё надо, а не завидовать! Уж кто-кто, а она такую семью заслужила.
      Квартира семьи Чаттерджи – самое шикарное место из всех, в которых я бывала. Может, мебель здесь стояла несколько старомодная, но зато всё вокруг так и благоухало дальними странствиями. Отец Айны, Филипп Чаттерджи – заядлый путешественник и зарабатывает на жизнь, скупая в разных странах мира множество крутых и редких безделушек. Безделушек? Иногда по сумме одна такая «безделушка» оказывалась больше, чем вся зарплата моего отца за год. Сувениры из слоновой кости, дорогие драгоценные камни и украшения, картины, книги, которым и цены не было. И это не говоря о прочих мелочах, отправляемых им в местные сувенирные лавки. Эх, я бы тоже хотела так жить! Но для этого надо сначала хоть как-то «встать на ноги».
      - Ты не забыла, что нам надо написать к завтрашнему дню стихотворение? – Айна уже распласталась на диване и выпрямила спину, чтобы дать ей заслуженный отдых.
      - Вот блин! – только и вырвалось у меня. Про это-то я совсем забыла! Плакала моя вечерняя релаксация… - Может, ты ей завтра сдашь за меня один из своих стихов? Каких-нибудь старых, а я притворюсь, что сама его написала.
      Айна вернулась в сидячее положение и взглянула мне глаза в глаза. Увы, когда она так смотрела, я знала, что ничего хорошего мне не светит. Заговорческий и хитрый взгляд доброго человека – опасная штука.
      - Ладно, но только если у тебя сегодня не получится написать что-то своё. Мы поработаем вместе, и я помогу с рифмами. Если хочешь, - и она, встав на ковёр (наверное, тоже из какой-то экзотической страны), хлопнула меня по плечу. – Вместе ведь веселее, да?
      - Да, что верно, то верно, подруга, - ответила я, прекрасно зная, что спорить с ней практически бесполезно.
      Тем временем Ингрид Чаттерджи накрыла на стол, и я, расположившись на привычном «гостевом» местечке, взялась за свой любимый салат «Южный». Куриная грудка, собственно листья салата, майонез, подгорский орех и дольки ананасов (консервированных, но так даже вкуснее) – пальчики оближешь! И никаких изысков в виде пряностей и непонятных сур-ганских деликатесов – мой желудок всегда с подозрением относился к подобным приправам.
      Увлёкшись трапезой, я и не заметила, как к голосам подруги и её матери добавились другие, кстати, тоже весьма знакомые. Телевизор! Куда уж без него! Почётный гость любого застолья, со всеми его новостями, фильмами и мыльными операми. Незаменимая часть каждого рядового ужина… И пусть я часто ругала эту странную привычку мешать «экран» с «едой», но, что греха таить, и сама от неё не могла избавиться.
      - Смотри, наш институт показывают! – Айна уже включилась в события сегодняшних новостей, и я невольно последовала её примеру.
      Да, и правда показывали городской универ. Только, конечно, первый корпус. Наш ректор Альфред Шон, как всегда, с упоением и увлечённостью рассказывал что-то о роли науки в жизни общества, а заодно вспоминал годы своей студенческой юности (как давно она была, одному Богу известно), а респонденты, я думаю, уже сожалели о том, что начали свой опрос. И всё это на фоне новостей об урезании бюджета, сокращении персонала и даже закрытии некоторых кафедр. Да, людям наверху виднее… Денег на образование никогда не найти, зато на всякие проекты вроде этих НТС-центров (служб телефонных опросов) средства откапываются всегда. Коррупция, мафия, олигархи, несправедливость, - такими терминами подобную ситуацию охарактеризовал бы мой отец. Впрочем, он заполнял этими словами всю свою жизнь. Я же старалась не забивать себе голову подобной ерундой. Да, всё куплено, да, кругом одни негодяи – но что изменится от того, что я буду с пеной у рта орать об этом направо и налево? Нет, ничего. Вот я и не вникаю во всю эту чушь.
      - Главное, чтобы нас не закрыли, - Айна допивала чай из своей любимой кружки (в форме совы, кстати – классная вещица) и, не отрываясь, следила за сюжетом.
      - Не волнуйся, наш декан – мужик известный. Кому надо словечко замолвит, - ответила я, и подруга продолжила чаепитие.
      Что правда – то правда, Айзек Нотс (если вы не из наших мест, то я, наверное, уже достала вас непонятными именами? Знаете, со мной так же было, когда я посещала Сур-Ганский монастырь в соседнем городе Оленья Упряжь. Одни иностранцы! В любом случае, для меня эти слова звучат вполне привычно, так что, увы, придётся потерпеть…) всегда казался мне этаким представительным деловым мужчиной. Каждый день в дорогом костюме, серьёзный и современный. Я так и не определилась для себя: хороший он человек или плохой. Почти всегда его слова или поступки не вызывали во мне каких-либо реакций: он всё время делал то, что должен был бы сделать каждый на его месте. Разруливать конфликты, давать интервью, строить преподов по стойке смирно, – я порой даже задавалась вопросом, не слишком ли он крут для кафедры филологии? Но прекрасно понимала, что это не моё дело.
      - Да, похоже, ты права, - Айна прибавила громкость как раз на перечислении кафедр, попадающих под раздачу, и, к нашей радости, филологии эта участь не коснулась. – Будем надеяться, что до диплома протянем.
      - Это не самое страшное, что стоит на нашем пути к этой заветной бумажке, - посмеялась я и, добравшись до конфет, сразу же одёрнула руку обратно. Сила привычки – ничего не скажешь.
      - Криминальные сводки, - миссис Ингрид сделала звук ещё громче и расположилась ближе к экрану. Что я вам говорила? Все люди любят сплетни и убийства. – Кажется, показывают наш центральный парк.
      Да, там и правда показывали парк. Только не центральный (тот, что имени Себастьяна), а парк Листа. Хладнокровное убийство, молодая девушка, тело которой нашли сегодня утром. Опять какой-то маньяк… Жутко.
      - Причиной смерти стало ножевое ранение в область… - на этих словах я уже хотела отвернуться, когда обратила внимание на одежду погибшей.
      Бежевое пальто, длинное, явно модельера Рита Чапмена. «Может? Да нет, вряд ли»… Я ещё сомневалась, но когда показали фотографию, все сомнения отпали. Та девушка! Та самая, которую я встретила в парке вчера вечером!!! Увы, она так и не добралась до больницы… Впав в ступор, я даже чуть не пролила чай на стол. К счастью, кружку удержала.
      - Что-то не так? – спросила меня Ингрид, и я кратко рассказала о вчерашней встрече с незнакомкой. Пусть хоть кому-то выговорюсь.
      - Не волнуйся, - попыталась успокоить Айна, - всё ведь обошлось.
      - Ты не понимаешь, - чая уже не хотелось (да и не люблю я его), так что кружку я отставила в сторону. – Это ведь могла быть я! Если бы прошла в том месте чуть позже…
      - Не факт, - заметила Ингрид. – Может, её убил тот, кого она хорошо знала. По личной причине.
      - Возможно, но мне от этого не легче.
      Я взглянула на часы, чтобы узнать, который час, и попыталась найти пульт от телевизора (не хотелось больше смотреть новости). Но не смогла – я всё вглядывалась и вглядывалась в стрелки на циферблате, однако была не в состоянии понять, зачем вообще туда смотрю. В тот момент я даже перестала думать о чём-либо ещё. Остались лишь эмоции – страх и смятение. К счастью, звонок в дверь вовремя вывел меня из ступора.
      - Это, наверное, Филипп, - и миссис Чаттерджи отправилась в коридор.
      - Ты точно себя хорошо чувствуешь? – поинтересовалась Айна. – А то, если болит или кружится голова, я могу сама написать за тебя стих.
      - Нет, спасибо, - улыбнулась я ей. Всё-таки лучшей подруги мне не найти никогда. – Если уж нырять, то с головой!
      Айна улыбнулась в ответ, и мы отправились в гостиную. Вечер пролетел так быстро, что я и не заметила. Мы с подругой черкались в своих листах, пытаясь придумать хорошую тему для стихотворения, а затем расписать его по строкам (к слову, моя спутница по творчеству начала второй этап гораздо раньше меня). С горем пополам к одиннадцати вечера мне удалось набросать хоть что-то. Нет, лично мне работа даже понравилась, но вот сомневаюсь, что этот стих стал бы мировым бестселлером. Ну и ладно! Главное, что я старалась, несмотря на состояние. И на часы… Последние вроде перестали увлекать моё внимание. Видимо, я наконец сумела расслабиться.
      Остаток дня прошёл в беседах и воспоминаниях. Мы с подругой вспоминали школьные годы (хорошие, конечно), делились впечатлениями от последних фильмов и книг, после чего ушли в семейные предания. Айна ещё раз рассказала о знакомстве её родителей, я – о своей бабушке, в годы молодости помогавшей на фронте раненым солдатам, после чего мы отправились на боковую. Однако быстро заснуть мне сегодня не удалось – мысли в голове так и шуровали, не давая покоя почти полтора часа.
     Думаю, если бы по моей жизни писали книгу, какой-нибудь заядлый читатель (а то и большинство) обязательно бы сказал: «Что может быть интересного в буднях обычной среднестатистической студентки, особенно если вначале с ней ВООБЩЕ ничего не случается?!!» Да, согласна, чего-то особенного во мне нет. Я не герой, не злодей, даже не эльф или компьютерный гений. Но ведь на то наша жизнь и славится непредсказуемостью, что порой самые странные и невероятные вещи происходят со стандартными, ничем не примечательными людьми! Да, не сразу, не всё время, но даже этого хватает, чтобы изменить их судьбу навсегда. Вот это меня и поджидало впереди. Точнее, уже началось, но я, как всегда, ничего не заметила…
     
     
     
     
     
Глава 2. Не вовремя
     
     Я шла по коридору, стараясь разглядеть дорогу вперёд. Однако вскоре поняла, что в этом нет необходимости: это место я знала как свои пять пальцев. Школа, второй этаж, путь в актовый зал. Я чувствовала, что там меня не ждёт ничего хорошего, но продолжала идти. Шаги звучали неприятным эхом, с каждым разом усиливаясь и отдаваясь во мне тяжёлыми ударами сердца. Вкупе с обшарпанными стенами (ремонт тут не проводили уже лет пять) это вызывало весьма гадкое чувство. Ещё десять метров, и я услышала голоса, доносившиеся из актового зала. Выпускной? Конечно, что же ещё! Ведь именно туда я сейчас и иду. Для этого я и надела своё длинное золотистое платье…
     Наш класс собрался почти в полном составе. Я не сумела отыскать лишь Зиру Гар, но это и понятно – та не любила «гламурных», как она говорила, сборищ. Учителя стояли на сцене и ожидали, когда их бывшие ученики один за другим станут подниматься наверх, чтобы получить свои аттестаты. Где же Айна? Казалось, я только что видела её рядом, но сейчас найти не могла. Внезапно я заметила Брайна. Да, его бы я нашла и в куда большей толпе. Всё такой же уверенный и довольный собой, он стоял рядом с Сарой Фредсен и смеялся. Я тут же вспомнила, почему: пару минут назад мы расстались. Или пару месяцев? Тогда почему я сейчас на выпускном?
     Я не знаю, сколько так простояла, смотря на них. Сердце в этот момент как будто остановилось, и я не могла даже заплакать. Где же Айна?!! Она должна была меня сейчас утешить, помочь, спасти… Но её нигде не было. И всё же я стала искать подругу среди одноклассников. Знакомые лица сменялись с чудовищной скоростью, но я не могла её отыскать. Внезапно мой взгляд упал на небольшое деревце, стоявшее слева от сцены. Деревце? Конечно! Это был большой фикус, который принесли сюда младшие классы ещё пару лет назад. Но тогда почему на нём росли не листья, а иголки? Тут я подошла, рассмотрела его поближе и заметила большую птицу на одной из веток. Сова. Скорее всего, неясыть, но я плохо разбираюсь в видах, так что наверняка сказать не могу. Птица сидела, вглядываясь куда-то вдаль, и я решилась подойти ещё ближе. В тот же миг сова развернулась и посмотрела прямо на меня. Я увидела её глаза, огромные и невероятно жёлтые, словно солнце, или, может, луна, и вдруг поняла, что не могу пошевелиться. Неясыть (или всё-таки не неясыть – разве у них бывают жёлтые глаза?) смотрела долго и неотрывно, как будто вглядываясь в меня. В мою душу, в саму её суть. Наконец, она отвернулась, и я отправилась дальше. Надо было найти Айну. Однако её по-прежнему нигде не было, и что хуже всего, я перестала узнавать присутствующих. Они оказались незнакомцами, и спустя пару минут я поняла, что нахожусь уже не в своей школе. Всё вокруг стало другим: зал, люди, одежда на них. Так и блуждая в толпе, я не понимала, куда мне идти дальше, пока не наткнулась на девушку. Уже собираясь уходить прочь, я вдруг почувствовала что-то и остановилась. Незнакомка стояла ко мне боком и, опёршись на стену, смотрела в пол, но я всё-таки смогла разглядеть её лицо. Нос, губы, подбородок – она во многом напоминала меня, однако чем-то отличалась, и я невольно заметила, как она вытирает свои глаза. Похоже, девушка плакала. Плакала, стоя поодаль от всех, на своём выпускном балу. И, что самое странное, её чувства внезапно передались мне. Одиночество, боль, безысходность, отчаянье – я не знаю, какое слово тут бы подошло лучше… Всё это оказалось намного сильнее того, что я переживала до сих пор. Пустота – вот как бы я это назвала. Пустота, на месте которой когда-то находилась человеческая душа. Не зная, что предпринять, я решилась к ней подойти, чтобы хоть как-то утешить и расспросить. Но я успела сделать лишь два шага: пол подо мной как будто провалился, и я полетела вниз. В ту самую пустоту, которую только что почувствовала. И тут я проснулась.
     
     ***

     Мне потребовалось чуть ли не полминуты, чтобы понять, где я нахожусь. Комната Айны вокруг, диван для гостей подо мной, одеяло – вроде должно быть сверху, но походу давно валяется на полу. «Это был сон», - с облегчением произнесла я про себя и попыталась подняться. И приснится же всякая ерунда! Главное, всё выглядело так реалистично… Особенно та сова. И девушка. Интересно, видела ли я её когда-то? Вполне возможно: например, в какой-нибудь маршрутке. А мозг, зараза, решил мне устроить блуждания во сне с примесью лёгкого бреда. Слава Богу, уже утро, и не придётся засыпать снова.
     - Ты, наконец, проснулась? – Айна уже вовсю бодрствовала и читала какую-то книжку. На мой вопросительный взгляд она лишь добавила. – Фредерик Сток - «Талант и опыт». Решила ознакомиться с его прозой, как только голова перестала болеть.
     - О, похвально, - улыбнулась я и встала на ноги. У вас тоже бывает такое, когда после ночного сна чувствуешь себя ещё более уставшим, чем вечером? У меня так каждодневно. – А где тебе удалось отыскать саму книжку?
     - В папиной библиотеке полно всякой всячины! А эта книга – вообще раритет. Ей более пятидесяти лет, одно из первых изданий.
     И Айна положила том на свой столик, чтобы отправиться завтракать. Правильно, пусть, а я пока приведу себя в порядок. А то, наверное, выгляжу, как медведь, разбуженный посреди зимы…
     Да, так оно и было. Волосы растрепались так, будто этот самый медведь их и лизнул, а на лице отпечатался замысловатый рельеф моей собственной подушки. Чтобы снова выглядеть прилично, понадобятся годы и годы работы. И что во мне может вообще нравиться? Волосы – причёска в виде «каре» - были чуть ли ни единственным достоинством моего стиля «блондинка северных земель». И то с каждым днём они секлись всё больше и больше. Глаза – серовато-бронзовые, я бы даже сказала, помесь блёклого небосклона и покрывшегося налётом металлического сплава, - тоже вроде ничего. А вот всё остальное – так себе. Особенно само выражение лица, которое я ношу с собой каждый день. Вроде и не уставшее, и не злое, но явно недовольное своей жизнью. Безразлично-равнодушное – вот какое. Иногда мне кажется, что даже если бы случился конец света, мимика на нём всё равно нисколечко бы не поменялась. Остальное я перечислять не буду – у вас и так, наверное, уже сложился вполне явный образ. Нет, я себя не принижаю, просто реалистично смотрю на проблему. (Да и нет тут особой проблемы, если уж на то пошло – я никогда не хотела стать королевой красоты).
     - Ты идёшь? – крикнула мне подруга, и я, кое-как причесавшись, отправилась завтракать.
     Конечно же, справившись с первым бутербродом, я не удержалась и рассказала ей о своём ночном приключении во сне. Айна слушала внимательно, кивала и улыбалась вслед за мной на самых странных моментах, а потом попросила описать сову как можно точнее.
     - А у неё были небольшие «ушки» на голове? – спросила подруга и после моего кивка сказала: - Думаю, это был филин. Они самые крупные совы. И глаза у них очень насыщенного цвета. Тебе повезло: я бы тоже хотела, чтобы он мне приснился!
     - Да, ты любишь сов, я знаю, - выпив немного чая, ответила я и, встав из-за стола, отправилась в ванную. – Только мне от таких снов становится жутко. Если бы эта птица ещё на меня набросилась, я бы вообще в холодном поту проснулась.
     - Но ведь не набросилась, - услышала я ответ, уже включая воду в раковине.
     Воду, которая должна была вернуть мне человеческий облик. Этот чёртов сон просто не выходит из головы! А главное – мой выпускной, который я старалась забыть раз и навсегда, снова напомнил о себе. Если он приснится мне ещё раз, то, наверное, придётся взорвать школу. В крайнем случае, направить к ним инспекцию, пусть знают! Ладно… Тёплая вода и тёплые ладони – всё, что мне сейчас нужно. Смыть всю эту ерунду прочь – из головы и мыслей, обновив себя. Хоть и таким вот образом.
     Закончив «работу», я взглянула на себя ещё раз. Ну вот, теперь хоть в институт, хоть в парламент! Во втором месте, кстати, я вообще буду самой молодой и красивой. Жаль, что бальзам для губ не взяла – ну и ладно. Всё равно не помогает.
     - Ну что? Идём штурмовать универ? – вода явно хорошо на меня повлияла, даже настроение улучшилось.
     - Да, сейчас, - Айна всё ещё сидела за столом, склонив голову над своей тарелкой и оперев её на ладонь. – Только доем.
     Интересно, о чём она столько времени думала, раз до сих пор не управилась с парой бутербродов?
     - С тобой всё хорошо? – подошла я ближе и тут же выкинула очередную свою шутку. – Вчера ты задавала мне такие вопросы, сегодня я – равновесие жизни проявляется во всей красе.
     - Да, - кивнула она и тяжело подняла взгляд. – Просто голова с утра болит. Временами…
     - Выпей что-нибудь. От боли… - в этот момент я подумала пошутить ещё, но потом поняла, что это будет уже лишним.
     - Всё нормально, - подруга встала и отправилась в коридор. – Ради филологии я сегодня готова на всё. Так что, как ты сказала, идём на штурм!
     Она подмигнула, достала из шкафа осенние брюки и принялась переодеваться. Мне, кстати, тоже нужно было этим заняться. А то не ровен час мы сегодня опоздаем. Погода в этот день обещала быть на удивление хорошей: вчерашний прогноз местных синоптиков с лихвой подтвердился, стоило мне только выглянуть в окно. Мелкие серые облачка, ещё блуждавшие вчерашним вечером, словно веером развеяло по сторонам, и над городом воцарилось чистое лазурное небо. В детстве я даже любила повиснуть на какой-нибудь перекладине и смотреть на это небо и землю с перевёрнутой головой: тогда дома и дороги кажутся парящими где-то высоко, а под тобой как будто простирается голубой, бескрайний и идеально чистый океан. Даже с моим воображением представить это не составляло труда. Сейчас, я, конечно, редко проворачиваю такой трюк. И не потому, что выросла, просто после пары минут таких манипуляций голова будет кружиться уже пару часов.
     Наконец мы попрощались с родителями Айны, которые ещё только-только собирались вступить в этот новый никем не изведанный день, и вышли на улицы. Да, погода стояла что надо!
     Доехали мы сегодня с ветерком – водитель нашей маршрутки гнал так, будто от этого зависела судьба всего мира. Учитывая, что говорил он с заметным подгорским акцентом4, мы с Айной не были столь сильно удивлены. Я, кстати, успела перед выходом надеть её подарок – серёжки на моих ушах уже сверкали в солнечных лучах, тщательно отфильтрованных запачканными окнами салона, а кулон так же висел на своём законном месте. Правда, его не было видно под курткой, но не суть.
     В общем, водителю я даже сказала спасибо, когда он высадил нас на остановке: до начала пары ещё оставалось целых десять минут. «День просто обязан стать счастливым», - подумала я и отправилась вслед за Айной в третий корпус. Миссис Эриксон, разбиравшая за своим столом целую кипу каких-то бумаг, поприветствовала нас в аудитории и сказала, что стихи мы будем читать уже на первой половине занятия. Эх, была не была – может, у меня сегодня что-то и получится! Не всегда же унывать по поводу напастей.
     - Итак, сегодня не пришла только Зира Гар, - сказала Розмари, расписавшись под списком присутствующих. – Мы подождём её ещё пять минут и начнём, а пока я расскажу о расписании зачётов.
     Так, пусть рассказывает, а я должна подготовиться. Выступать на публике – не мой конёк. С моей интровертностью проще жить отшельницей в пещере на краю света. Пытаясь себя подготовить, я перестала обращать внимание на окружающих, но не тут-то было: моя «антагонистка» Сара Фредсен, проходя мимо со списком группы, довольно хмыкнула и напомнила, что в школе я никогда не могла прочитать реферат без двадцати запинок, а сейчас вряд ли что-то изменилось. К сожалению, я не успела ей ничего ответить – змея забилась в своё гнездо рядом с сородичами слишком быстро. Вот надо было ей пройти мимо! Всё настроение подпортила! Ладно, нужно взять себя в руки – человек, управляющий своими мыслями, может управлять и ситуацией.
     - Кто выйдет первым? – спросила Розмари Эриксон, и Айна сразу же потянула руку. Ещё бы!
      Я пожелала подруге удачи, и она достала из сумки тетрадку с записями.
     - Этот стих я написала вчера вечером. У меня были идеи на такую тему, но оформить их в произведение получилось только сейчас. Итак, он называется…
     
Ангел-хранитель

Все в этом мире – беглецы,
Спешат туда, куда не нужно.
Простые дети и отцы
Бегут вперёд, дыша натужно.

Ты затерялась среди них,
Одна из всех, одна на свете.
В мечтах запуталась своих,
В мечтах о долгом тёплом лете.

А в жизни осень – всё не то,
Твоя судьба – пустая слишком.
Идти под ветром нелегко,
Но я с тобой, пускай неслышно.

Я твой защитник, добрый друг,
Души твоей живой хранитель.
Сквозь лес густой на светлый луг
Веду тебя, в свою обитель.

Ты снова злишься на себя
За те ошибки, что свершила,
А я прильну к тебе, любя,
Коснусь души, чтоб не остыла.

Я рядом был и в снег, и в зной,
Мечтал хоть раз тебе присниться.
Как жаль, что давней той порой
Ты не дала мне шанс родиться.

      Закончив читать, подруга села на место, а в зале раздались аплодисменты. Нет, не такие, как на концерте – студенты есть студенты – но даже этих было достаточно, чтобы понять: стихотворение вышло замечательным. Сама миссис Эриксон похвалила нашу авторшу и вызвала ещё одного из одногруппников.
      - У тебя классно получилось, - шепнула я Айне. – А как пришла в голову такая… необычная тема?
      - Просто ещё перед выпускным я прочитала одну интересную книжку. «Розовый карбункул». Там поднималась такая тема.
      Я кивнула. Книжка современней некуда, надо сказать. Особенно учитывая, что её написала весьма «молодёжная» поп-звезда. Но Айне видней, раз она и из раскрученных современных бестселлеров может сделать что-то стоящее.
      Далее прозвучали стихи наших одногруппников. Любовь, дружба, одиночество, свобода выбора, снова любовь, - темы шли весьма однообразные. (Я, правда, подготовила ничуть не лучше). Выступила и Сара, зачитав своё произведение «Мы чужие», и очередь неумолимо подошла ко мне…
      - Шейна, ты что-нибудь приготовила? – миссис Эриксон пока что не выделяла из нашей группы любимчиков, тем более что учились мы только первый месяц. Но я была уверена, что Шейна Андерсен в число её любимых учеников не попадёт.
      - Да, я… - встав с места, я немного задержалась с тетрадкой и, наконец открыв нужную страницу, продолжила, - я пока не очень сильна в этом, но попробую прочитать то, что получилось. Итак:
      
Я устала, я устала ждать!
В одинокой серой пустоте.
Так хочу я образ твой обнять,
И отдать поклон своей мечте.

Но я снова плачу под дождём
И одна молчу в немой толпе.
Ведь мечтаю быть с тобой вдвоём,
Хоть понятно, что беда во мне.

Творчество, увы, не для меня,
Вечера веселья пропуская,
Я прошу, пусти в меня огня!
Горестей пороки замыкая.

Напои меня своей стезёй,
Подари надежду и заботу,
Укради и забери с собой
На дорогу сотен поворотов.

Я устала, я устала ждать!
Я устала быть пустой фигурой,
Я хочу тебе себя отдать,
Перестав немою быть скульптурой.

Но дожди, с буранами сливаясь,
Продают мне холод и покой,
Я кричу, одною оставаясь,
Ты приди, меня собой укрой!

      Конечно, без запинок и правда не обошлось. Да и читала я не так красиво, как подруга. Но для меня это был прорыв – я сумела себя сдержать, и руки почти не тряслись. Правда, лёгкое подсмеивание сзади несколько раздражало, но что взять с ограниченных людей?
      - А как называется твоё стихотворение? – Розмари что-то записала в своём блокнотике и посмотрела на меня.
      Как? Да я и сама не знаю: название подписать я так и не додумалась.
      - «Я устала ждать», - ответила я. – По первой строчке.
      - Креативно, - голос Сары снова послышался сзади, но я опять не стала обращать внимание.
      Розмари вызвала очередного студента, и вскоре все, кто что-то принёс, зачитали свои произведения. Творческий час завершился, настало время обычной лекции, и все снова погрузились в рутину студенческой жизни. Теория стихосложения – это, конечно, интересно, но когда рассказывают про правила построения строчек, количество слогов, ударений, виды рифм, понимаешь, как убого всё то, что ты пишешь. По крайней мере, себя я почувствовала не самым лучшим образом. Ещё бы, когда почти половина рифм в твоём стихотворении – глагольные… Ну да ладно.
      - На сегодня всё, - миссис Эриксон собрала свои вещи и, уже собравшись прощаться, вдруг добавила, - Айна, Вы не могли бы подойти ко мне на минутку?
      Подруга быстренько кинула тетрадь в сумку и отправилась к преподавательнице, а я, решив подождать её в коридоре, вышла следом за остальными. Однако и тут мне не было покоя – Сара в сопровождении двух подруг проходила мимо (как всегда случайно…) и не упустила возможности высказать какую-нибудь гадость.
      - Твой стих был неплох… Самое то для одинокой и бесталанной замухрышки.
      Подружки поддержали её парой усмешек, но в этот раз я не собиралась оставаться в стороне:
      - Как там твои каракули называются? «Мы чужие»? Прекрасное название для второсортного фильма ужасов. С тобой в роли главного мутанта…
      - Ха, думаешь, что твои жалкие слова меня заденут?
      - Задеть – не заденут, но посетить душ, надеюсь, заставят. А то запах духов такой, что со стен штукатурка падает. А для нашего корпуса это может быть смертельно…
      Одна из спутниц моей неприятельницы (это словосочетание, кстати, звучит, как в фантастическом романе), недалёкая блондинка Кейт Хаберман, одна не удержала себя и хихикнула. Что ж, низкий интеллект порой делает людей искреннее и добрее. Временами…
      - Надеюсь, что тебя выгонят отсюда, как только поймут, насколько ты убога.
      А вот это уже не сарказм, а настоящее оскорбление. Что ж, сама напросилась.
      - А я надеюсь, что тебя вынесут отсюда на носилках! Вперёд ногами!
      Сара лишь посмеялась и, взглянув на большие часы, висевшие прямо над коридорным пролётом, отправилась на следующую пару. И, главное, даже не споткнулась! Как только каблуки такую носят???
      - Я вернулась! – Айна появилась прямо сзади и хлопнула меня по плечу так, что от неожиданности я подпрыгнула на месте.
      - Господи… Не надо так пугать!
      - Извини, - улыбнулась она и, прекрасно зная, что я начну её расспрашивать, добавила. – Розмари решила похвалить меня за стихотворение. Сказала, что меня ждёт большое будущее, если я буду больше времени тратить на творчество.
      - Вооот! – теперь уже я похлопала её по плечу. – Это ещё раз доказывает, что ты всё делаешь правильно. Раз она сама так сказала! – в этот момент мы отошли от дверей и направились на следующее занятие. – Что там у нас по расписанию.
      - История… - тихо произнесла Айна, и я нервно сглотнула.
      Да, худшего и представить нельзя… Даже воды Чёрного подземного океана в нордумских верованиях не идут ни в какое сравнение с тем, что нам предстояло сегодня пережить. Социология – это да, неприятно. Но когда на тебя орут, причём просто так – это уже пахнет клиникой. Кстати, сегодня крики мы услышали ещё в коридоре. Наверное, миссис Чейз опять наступила в капкан по пути на работу. Иначе я такой спектр эмоций объяснить не могу.
      - Если кто-то сегодня будет мне мешать, я сразу же отправлю его к декану! И мне плевать, что в графе посещаемости будет стоять пропуск! На паре должна быть тишина! – как всегда, эта тётка заводила сама себя.
      Началось. Ладно, Шейна, главное – не паникуй. Представь, что ты смотришь телевизор. Выступление какого-нибудь политика из Южной Иллиосии. Они там все психи… Мы с подругой вошли в аудиторию и в этот раз расположились где-то в середине. Невероятно, но это был единственный предмет, на котором Айна не тянула меня на первые парты. Даже она недолюбливала Розетту Чейз. А что уж говорить обо мне? Я бы вообще сдала её в местный собачий питомник. (Извините за грубость: да, звучит жёстко, но если бы вы были сейчас на моём месте, то поняли бы и поддержали).
      - Итак, звонок прозвенел. Надеюсь, все ваши товарищи на месте. Им же от этого будет лучше, - Розетта села за стол и достала из ящика большой сборник лекций, больше похожий на потрёпанный десятками учебных лет школьный учебник. – Запишите тему сегодняшней лекции: «Королевство Эль`мен Таин. Факты и гибель».
      Даже несмотря на то, что тема сегодня оказалась весьма интересной, я бы скорее посетила ещё раз папину шахту, чем сидела бы тут. Есть люди хорошие, есть обычные, есть плохие. А есть те, глядя на которых понимаешь: это настоящий псих, и от него надо держаться подальше. Вот миссис Чейз относилась к этой категории. Я бы даже сказала, стояла там во главе. Длинные синие платья времён этого самого королевства Эль`мен Таин, часто с бантами чёрных оттенков, безвкусные броши, которые она лепила куда попало, и в довершении – фиолетовые волосы. Жуткая картина? А я её вижу два раза в неделю! А в тандеме с криками и безумным взглядом диких глаз оставалось только одно – скорее вызвать санитаров… Ладно, что-то я совсем расшутилась – это от нервов.
      К счастью, сам текст, что мы бегло заносили себе в тетради (Розетта диктовала очень быстро), оказался довольно интересным. Сами посудите: древнее королевство, о котором ходили легенды, в одночасье вымерло, не оставив после себя ни одного жителя! Когда первые разведчики (всякие купцы и солдаты) прибыли из соседних стран, они нашли только мертвецов. Города, деревни, замки – погибли все. И историки до сих пор не знают, что именно с ними случилось. Списывают на вспышку древней чумы, быстро распространившейся по всей округе. А вот факты, говорящие о том, что всё население погибло буквально за одну минуту, отметают как домыслы и мифы. Поэтому я никогда и не хотела становиться учёным – что-то новое, радикально отличающееся от общепринятых догматов, они воспринимают в штыки. А порой даже высмеивают…
      - Тишина! – ещё раз выкрикнула преподша, когда кто-то на передней парте вдруг зашептался с соседом (самоубийца!). – Запишите дату гибели этой страны – 7056 год от сотворения мира.
      - Какой год? – Айна шепнула мне на ухо вопрос, и я осторожно пересказала сказанное Розеттой.
      - Спасибо, - ещё тише ответила подруга и продолжила записывать.
      Я мельком взглянула на неё и заметила на лице признаки усталости. Вроде тех, что были утром, только ещё более явные. Айна пыталась сосредоточиться на тексте, но то и дело закрывала глаза, как будто боролась с наступающей дремотой.
      - Мне кажется, тебе надо сегодня лечь пораньше, - заметила я, продолжая делать вид, что записываю. – А то ты вот-вот отключишься…
      - Порядок, - проговорила она. – У меня просто голова болит. Думаю, это из-за погоды. Осень – сезон-икс для метеозависимых…
      И она продолжила конспектировать лекцию. А та тянулась и тянулась, ни в какую не желая заканчиваться. Одного парня уже выгнали за излишнюю болтовню, но, к счастью, до конца пары теперь оставалось всего пять минут.
      - На следующей неделе готовьте рефераты по Эль`мен Таину. И советую их учить, а не рассказывать – иначе баллы получите по минимуму.
      В этот момент моя подруга неожиданно опрокинула свою сумку, и она с грохотом упала на пол, разбросав содержимое одного из карманов. А именно – около семи ручек и карандашей.
      - Что там за шум? – Розетта сразу среагировала на повышенный звуковой фон и активизировалась.
      - Всё в порядке, - я постаралась помочь Айне и подняла сумку, после чего полезла за рассыпанными вещами. Авось, до конца пары оставались считанные секунды.
      - Это я скажу, в порядке всё или нет, - наша «коммандерша» встала и направилась прямо ко мне. Не было печали!
      Миссис Чейз была уже близко, когда я дотягивалась до последней ручки, но достать её я всё же успела.
      - У вас что-то с координацией, юная леди? – преподша поняла, что именно случилось, и продолжила. – Если уж уронили портфель, извольте не елозить до конца занятий.
      Айна уже собиралась что-то ответить, но я её опередила:
      - Моя сумка (у меня язык не поворачивался назвать этот аксессуар «портфелем») упала быстро, так что всё, что случилось потом – чисто рефлекс. К тому же до конца осталось всего две минуты…
      Взгляд диких глаз ядовито сверкнул на фоне фиолетовых волос, и дама сказала:
      - Рефлекс? В будущем имейте в виду, что звонок ещё ничего не значит. Я спокойно могу оставить вас на всю перемену и имею на это законное право, - тут она сделала театральную паузу (любят же устраивать такое излишне пафосные люди!) и добавила. – Я искренне верю, что впредь вы будете вести себя лучше. Иначе это повлечёт за собой нежелательные последствия. Для вас, конечно.
      И она удалилась обратно. Да, тётка ещё более невменяемая, чем я предполагала. К счастью, в эту же секунду прозвенел этот самый звонок, и она не стала нас задерживать. Видимо, поняла, что веских причин для этого не имеется. Ну и слава Богу!
      - Как ты? – Айна шла по коридору с поникшей головой, да ещё в таком медленном темпе, что мне то и дело приходилось останавливаться, чтобы не обгонять её.
      - Всё хорошо, просто мне нужно присесть… И спасибо, что взяла удар на себя…
      Да, и вид у неё был не самый лучший. Лицо выглядело столь напряжённым, что казалось, будто на истории мы провели не полтора часа, а все двадцать четыре.
      - Мы сейчас пойдём в столовую, и я тебе сама принесу поесть. А ты отдохнёшь. И если ты действительно плохо себя чувствуешь – мы отпросимся. Ну, то есть ты одна.
      - Думаю, мне уже лучше, - Айна приободрилась, но я всё же взяла её под руку и направила нашу «команду» прямиком к столовой.
      Однако сегодняшний день упорно собирался испортить мой утренний настрой – у входа, прямо рядом с лестницей, стояла «компашка» Сары. И что они уже второй день забывают рядом с этим местом? Ведь с самого начала там ни разу не появлялись!
      - О, кого я вижу! Сколько лет, сколько зим! – Фресен, как всегда, среагировала на моё появление весьма бурно.
      - Мне не до тебя, уйди с дороги, - я правда не собиралась с ней связываться. По крайней мере, сейчас.
      Но той эти слова показались сигналом к действию.
      - Указывать будешь своей подруге по несчастью! – Сара заметила, что я держу Айну под руку и добавила. – И намекни ей, чтобы высыпалась как следует, а то видок у неё не очень…
      В эту секунду я уже хотела отпихнуть назойливую змеюку, но Айна неожиданно высвободилась из моих рук и, что самое странное, обратилась к Саре:
      - Как ты себя выносишь… Или ты об этом никогда не задумывалась? Попробуй на миг взглянуть со стороны. Увидеть себя настоящую! Пока ещё есть время.
      Айне правда стало плохо, если она решила пофилософствовать с таким человеком, как Сара! И, что главное, её взгляд выглядел так, будто вот-вот, и она в полном смысле слова потеряет сознание…
      - Тут все, что ли, будут учить меня жизни? Вы меня достали! Все. Проваливайте своей дорогой, у меня и так дел по горло!
      Я хотела взять подругу за руку и уйти, но не успела даже моргнуть, как она пошатнулась и полетела вниз, прямо на пол. Вот чёрт! В последний миг мне удалось её поймать, буквально в пяти сантиметрах от паркета. Аккуратно положив её, я поняла, что Айна действительно потеряла сознание! Как такое вообще могло случиться???
      - Айна, ты меня слышишь? Скажи что-нибудь! – я пыталась привести её в чувство, но без толку. Слава Богу, всем богам Нордума и святым учения Сур – она всё ещё дышала. Значит, это был всего лишь обморок.
      - Вот, что я и говорила, - Сара встала поодаль, не обращая внимания на своих подруг, которые даже наклонились, чтобы самим убедиться, всё ли в порядке, и продолжила, - надо высыпаться. Иначе будете так падать каждый день.
      Нет, зря она продолжила препираться… В этот момент я перестала себя контролировать. Убедившись, что Айне ничего не угрожает, я встала и крикнула на Сару так сильно, как, наверное, не поминала наедине с собой даже своего бывшего.
      - Заткнись! Если ты ещё раз скажешь что-то гадкое про Айну, я тебя убью!!!
      В тот момент я почти не отдавала отчёта своим словам. Нет, никого убивать я, конечно, не собиралась, но выругаться, быть может, впервые с десятого класса, я решила как следует.
      Сара, кстати, тоже разозлилась. Она сделала пару шагов ко мне и, решив, что я не представляю никакой угрозы, сказала:
      - Я буду говорить тогда, когда я того захочу. Ты для меня никто, и твоя подруга – тоже. Тащи носилки, забирай её и проваливай – у меня сегодня действительно плохой день.
      Резкий удар по лицу на миг заставил замолчать нас обеих. Прошло несколько секунд, прежде чем пришло осознание того, что пощёчину нанесла именно я. Да, вот так, совершенно неожиданно, позабыв обо всех нормах и приличиях. Но в тот момент в голове промелькнула только одна мысль: «Она это заслужила! И плевать, что будет дальше».
      Кстати говоря, ответные действия не заставили себя долго ждать: Сара накинулась на меня с кулаками, и мне, вначале уклонявшейся от ударов, пришлось сцепиться с ней не на жизнь, а на смерть. Нет, конечно, это звучит утрированно – девчачья драка есть девчачья драка, но за свою жизнь я редко с кем билась, поэтому чувствовала почти то же самое, что и крутые бойцы на ринге.
      Не знаю, сколько вообще прошло времени, но в какой-то момент громкий мужской голос попросил нас остановиться (или приказал – это звучало одинаково), и собравшиеся нас разняли. Как оказалось, это был сам декан – тот самый Айзек Нотс, про которого я упоминала вчера вечером при просмотре новостей. Высокий и серьёзный мужчина лет тридцати трёх не выглядел совсем уж обескураженным, но выражение его лица всё-таки говорило о некотором недовольстве.
      - Что здесь произошло??? – спросил он, стоя среди толпы студентов, и я наконец смога осмотреться.
      Да, людей собралось немало: все любят поглазеть на шоу, а в стенах этого заведения такое выпадает не часто. Айна всё ещё лежала на полу, подруги Сары стояли поодаль, так и не решившись ей помочь, а она… Сейчас на неё было жалко смотреть: помятая, с оторванным куском блузки и растрёпанной причёской, девушка уже не выглядела на «миллион фунтов», как раньше.
      Сумев прийти в себя, Сара сразу же начала свой незамысловатый рассказ о том, как я «вероломно бросилась на неё с кулаками, по непонятным причинам начала драку и, не слушая никого, даже грозилась её убить». Ну с последним я, может, и согласилась бы, но всё остальное – наглая ложь. Об этом я прямо и сказала нашему декану, заодно описав события с моей точки зрения. И упомянув, что вместо бесполезного выяснения ущерба лучше бы помочь Айне и как можно скорее отвезти её к врачу. Айзек взглянул на мою подругу, сразу же присел рядом и обратился к одному из преподавателей (нашему философу Руису – видно, тот тоже любил поглядеть на драки):
      - Мистер Фенлиц, позвоните в больничный комплекс, а я пока отнесу девушку в кабинет врача, - и, подняв бедную Айну, декан обратился уже ко мне. – Мисс Андерсен, верно? Стоило с самого начала вызвать помощь, а не лезть в пустые споры. Думаю, когда Ваша подруга придёт в себя, Вы сумеете о ней позаботиться. Если мне станет что-то известно раньше, я сообщу через посредников. Пока же отправляйтесь на занятия. Это касается всех…
      Да, последнюю фразу он адресовал собравшимся студентам, и те стали потихоньку расходиться. Тем более что в этот момент уже прозвенел звонок. Я проводила взглядом Айну, давая себе обещание сразу же после занятий поехать к ней в больницу (если она ещё будет там), и ушла в сторону своей аудитории. На Сару, к слову, я даже не посмотрела. Айзек был прав – я поступила по-свински. Надеюсь, что с подругой не произошло ничего серьёзного, а то я себе этого уж точно не прощу.
      Последняя пара прошла медленно и тускло. Лекция по высшей математике – это скука из скук, причём в некоторых местах абсолютно непонятная простым смертным, но все мои мысли сейчас находились рядом с Айной, так что думать о чём-то другом я не могла. Да, и в этот раз описывать примеры наших заданий с формулами и графиками я не стану – это не имеет никакого смысла, учитывая, что я и так включаю в свою историю много «воды». Именно поэтому, как только прозвенел звонок, я собрала все свои тетради и побежала к выходу. Заглянув по пути на кафедру философии, я выяснила, что Айну всё-таки увезла скорая помощь, и теперь точно знала, куда мне идти.
      Городская больница, она же больничный комплекс, располагалась в самом юго-западном уголке нашего города, и успеть добраться туда до темноты с каждой минутой становилось всё более и более сложной задачей. Я вышла на улицу, ничего не подозревая, и тут же ощутила на своей шкуре все законы подлости в одном: в Агелидинге шёл страшный ливень, низвергая с тёмно-серых масс облаков тонны воды, и я в который раз за день чертыхнулась! Ведь утром на небе не было ни облачка! Зато теперь всё выглядело так, будто начался новый Всемирный потом… Лужи увеличивались с каждой порцией осадков, крупные капли били по асфальту не хуже военных барабанов древности, а ветер изо всех сил хлестал по всему, что подворачивалось ему на пути. В такую погоду даже собаки прячутся по будкам, не то что люди.
      Но и пережидать ливень я не собиралась! Предусмотрительная Шейна догадывалась, что однажды такое может случиться, и на всякий случай оставила один из своих зонтов в раздевалке нашего корпуса. Нет, я не глупая, чтобы вешать там что-то ценное, но дешёвый зонт, присланный моей маме по акции вместе с её любимым набором косметики, для такой задумки вполне подошёл. Если уж его украли, то флаг им в руки!
       К сожалению, раздевалка находилась со стороны второго выхода (раньше он был главным), и мне предстояло пройти почти через весь корпус, чтобы добраться до драгоценной вещицы. Я снова предъявила студенческий билет комендантше (судя по её виду, она меня опять не узнала) и вошла внутрь. Как оказалось, большая часть учащихся уже покинула наш корпус. Вполне логично, учитывая, что совсем недавно прошла последняя пара. Никто бы в здравом уме не стал ходить по этим облезлым коридорам только для того, чтобы прогуляться.
      Я пересекла один из таких коридоров, соединявший столовую и кафедру философии, спустилась по лестнице чуть ниже (так сказать, на этаж № 0,5) и добралась до полумрака слегка освещённой раздевалки. Странно, но в тот момент я невольно ощутила, как на душе у меня становится всё более неприятно и жутко. Хотя ничего странного я не вижу: в этом месте не было ни души, а темнота придавала старым и запыленным помещениям вид этакого плацдарма для неплохого фильма ужасов. Только вот я не собиралась становиться его участницей, если таковой и правда собирался проявиться. Ладно, я опять заболталась…
      Как назло, никто это место не караулил, и проход к вешалкам оказался закрыт. Закрыт? Где наша не пропадала! Я быстро перепрыгнула через метровую дверцу и оказалась среди крюков и старых курток (думаю, даже преподы редко сюда заходили), после чего быстренько осмотрелась и нашла свой зонт. Даже он уже покрылся заметным слоем пыли! И правда, жуткое место. Тем быстрее я мечтала свалить оттуда подальше.
      Дорога назад заняла чуть больше времени, чем туда – тревога делала своё дело, и я всё ещё испытывала лёгкий нелогичный страх. Я бы даже сказала, иррациональный, если вы больше любите научные термины. Но оставалось немного – лишь пересечь коридор, ведущий к столовой, и оказаться на улице. Под долгожданным дождём, да…
      В тот момент, когда я вышла в этот самый проём, неожиданно замигали лампочки, и, буквально на долю секунды, свет в проходе померк. Однако я не успела даже подумать о том, как долго буду шагать в темноте, когда он снова включился, и прямо передо мной на полной скорости пробежала какая-то фигура! Парень (я уверена, что это был парень – по одежде) нёсся прямо через весь универ, да так быстро, что чуть не сбил меня с ног, но из-за мигающих ламп я не сумела разглядеть его лица. Даже цвета волос. Я крикнула ему вслед, чтобы он был аккуратнее, но тот уже выбежал в один из соседних проёмов. И кого здесь только носит! Секунда, и я услышала чей-то стон. Не громкий, но такой глухой и тяжёлый, будто кто-то в этот момент испытывал страшную мучительную боль. Вот это уже было по-настоящему жутко!
      Вначале я испугалась, но вскоре поняла, что не могу уйти, не узнав, что именно случилось. Как говорится, вот и проявился мой природный героизм. Или, скорее, природная глупость… Я отчётливо слышала, что голос доносился слева – как раз оттуда выбежал незнакомец – и проследовала в том направлении, однако вначале никого не увидела. Только потом, чуть свернув вправо (коридор поворачивал плавно и криво), я увидела, что на полу, прямо у стенки, кто-то лежит. И, что самое страшное – кажется, рядом с ним, прямо на паркете, виднелись следы крови. Нет, неужели случилось то, о чём я думаю? В тот момент я начисто потеряла всякую осторожность и приблизилась к пострадавшей (так я её называла буквально семь-восемь секунд). Господи, разве такое возможно???
      На полу, с глубокой раной на животе, лежала мёртвая Сара Фредсен. Крови было не так много, но, кажется, умерла она недавно – иначе как бы девушка издала тот стон? Именно сейчас страх ко мне и вернулся, со всей своей неумолимой силой. Я впала в такой шок, что не могла пошевелиться. Нет, согласна, я не любила эту девушку, скорее, даже ненавидела, но увидеть её мёртвой на полу своего института, причём после собственных пожеланий смерти, - это чудовищно… И страшно. Не зная, что для начала предпринять, я всё-таки пересилила себя и проверила её пульс. Может, ещё оставалась какая надежда, что она жива? Нет, увы: даже с моими знаниями первой медицинской помощи я прекрасно поняла, что свой шанс выжить Сара уже упустила. Тогда надо было вызвать кого-то. Полицию, врачей (хотя зачем они теперь?), хоть кого-то!
      Привстав, я уже было направилась в сторону комендантши – единственного живого человека во всей округе – но вдруг услышала чей-то стон. Снова, тот же самый! Но только это была не Сара – звук шёл с дальнего прикрытого угла, и в паре метров от висевших над пролётом часов я увидела ещё кого-то. Не хватало новых жертв! Я быстро подбежала к пострадавшей и взглянула на неё поближе. Вот уж чего я не ожидала… На полу лежала старуха – да, именно старуха, и это не грубое выражение. Старая, седая, в частично истлевших лохмотьях, когда-то напоминавших толстую осеннюю куртку. Сейчас она потрепалась настолько, что я бы даже не сказала, в какой цвет она была раньше раскрашена. Старуха сидела, опёршись к стенке спиной, и как будто не замечала ничего вокруг. Её лицо, сплошь покрытое морщинами, словно исказилось от жуткой усталости, а глаза – глаза смотрели куда-то вдаль, будто выискивая там что-то. То, чего она жутко боялась. Не представляете, как мне надоел этот взгляд! Всё бы отдала, чтобы не видеть людей в таком состоянии.
      - Эй, вы меня слышите? – я опустилась перед женщиной на корточки и, поначалу не решаясь, всё-таки взяла её за руку.
      Та сначала даже не поняла, кто перед ней, но потом в её глазах что-то переменилось. Она взглянула на меня, испуганно и растерянно, и едва слышно произнесла:
      - Шейна?
      Вот те раз! Она меня откуда-то знала! Причём смотрела так, будто мы были знакомы с самого детства. Моего, конечно же.
      Неожиданно старуха вцепилась мне в руку – не больно, но с такой силой, будто боялась отпускать от себя. Она пыталась что-то сказать, но видимо сил у неё оставалось мало, и вместо слов вылетало одно лишь бормотание. Наконец она сумела успокоиться на долю секунды, взглянула мне прямо в глаза и на последнем вдохе произнесла (почти выкрикнула) единственную фразу:
      - НЕ СМОТРИ НА ЧАСЫ!!!
      После этого она потеряла сознание, и я сумела выбраться из её хватки.
      Во имя всего святого! Что тут вообще произошло??? Зачем? Зачем я вернулась за этим проклятым зонтом?!! События последних трёх минут казались настолько нереальными, что сначала я даже не понимала, правда всё это или нет. Они смотрелись так же, как и в сегодняшнем сне – даже коридоры похожие. Может, я тоже потеряла сознание вместе с Айной? Нет, я прекрасно знала, что так легко не отделаюсь. Уж кто-кто, а я точно сейчас не сплю. С ясным сознанием и ногами, уже увязнувшими во всём этом кошмаре (да, я не люблю грубых выражений, поэтому пусть звучит так).
      Но нужно было что-то делать! Хоть что-нибудь, для начала. Я решила как можно скорее вызвать полицию – это лучше, чем убежать и потом ждать ненужных звонков у себя за дверью. В этом плане я знала, что поступаю мудро – в конце концов, я же ни в чём не виновата!
      Встав на ноги, я осмотрелась, бросила мимолётный взгляд на часы над коридором (наверное, те самые, про которые говорила женщина) и помчалась на вахту. Представляю, что будет, когда все узнают о случившемся. Особенно учитывая тот факт, что за два часа до этого я и Сара дрались и грозились друг друга убить… Ладно, надеюсь, в нашей полиции сидят не такие дураки, как о них отзывается мой отец. Быстро подбежав к пропускному пункту, я постаралась как можно убедительнее описать случившееся комендантше (наверное, всё-таки правильнее «вахтёрше», но сейчас мне было не до основ терминологии!). Та, конечно, сначала не поверила, но видя мой испуганный взгляд (думаю, это правда было жутко…), всё-таки согласилась проверить, предварительно закрыв входную дверь корпуса. Что ж, это лучше, чем ничего. Я же, наконец-то отойдя от шока, решила сама вызвать полицию. Благо телефон вахтёрши лежал рядом. Сделав всё необходимое, мне не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Ждать и надеяться, что всё разрешится само собой.
      
      ***

      Я говорила «разрешится»? Мечтать не вредно! Шёл уже второй час, а я всё ещё стояла в том злополучном коридоре, всё больше и больше теряя надежду на скорое разрешение ситуации. Полиция, медики, пара преподавателей, которых вызвали только потому, что они жили рядом, даже один репортёр. С последним я как раз сейчас и общалась, рассказывая свою проклятую историю, наверное, уже в десятый раз. После того, как я оказалась единственным свидетелем, на мне сосредоточили всё внимание, какое только возможно, но даже это я старалась не воспринимать всерьёз. По крайней мере, раньше времени.
      Тело Сары (никогда не думала, что это будет звучать так ужасно) уже вынесли судмедэксперты, предварительно всё сфотографировав и задокументировав, странную старуху также увезли на носилках, и я с тревогой ожидала «своей участи». А, кстати: я забыла упомянуть про детективов. Тут их прибыло целых двое! Взрослый (даже немного в возрасте) серьёзный мужчина досконально осматривал каждый сантиметр коридора, а молодой малый всё время ходил следом за ним, ведя какие-то записи и задавая тому вопрос за вопросом. До меня сразу дошло, что это практикант. Они о чём-то судачили уже минут пять, пока молодой не отделился от своего «начальника» и не вспомнил обо мне. И на том спасибо…
      - Практикант убойного отдела, детектив Дейв Флемминг, - парень представился, и  я поняла, что делал он это не так уж и часто. Слишком неуверенно держался. – Вы не могли бы ещё раз описать всё, что здесь увидели?
      - Я уже раз двадцать это всем рассказала, - нет, ясно, что они так просто меня не отпустят, но этот парень мне не понравился с самого начала. – Если задержусь здесь ещё на полчаса, то домой придётся идти пешком.
      На то, чтобы добраться до Айны, я забила – в такой час в больницу посетителей уже не пускают.
      - Мы позвонили вашим родителям, он скоро прибудут, - высказал он ещё одну плохую новость и продолжил. – Я прошу описать всё в мельчайших подробностях. В особенности то, как выглядел незнакомец, бежавший по коридору.
      Дейв стоял с новеньким, но уже порядком исписанным блокнотом и ожидал ещё одного рассказа. Однако было видно, что он тоже заметно подустал. Но надеяться на лучшее я уже переставала, так что пришлось ещё раз припомнить всё, что случилось в те злополучные десять минут. И силуэт парня, и слова пожилой женщины, и свет, неожиданно начавший мигать. Судя по выражению лица, практикант мне не верил. Я бы и сама, если честно, на его месте не поверила в этот бред…
      - Значит, с жертвой вы были знакомы? – спросил он в своей манере, и я даже невольно поморщилась. В основном, из-за его акцента. Уроженец Южной Иллиосии – только они говорят так грубо и неприятно.
      - Да, была, - что мне ещё следовало ему ответить?
      - И, как сказал один из сотрудников университета, вы враждовали?
      - Было дело.
      Нет, этот тип явно выводит меня из себя. Почему меня не опрашивает главный детектив? Почему он?
      - Я думаю, что лучше всего будет проехать к нам в участок и всё проверить.
      В участок, почти ночью? Ну уж нет! Тут я уступать не собиралась.
      - Я всё вам рассказала, пробыла на этом месте, наблюдая, как выносят тело… Думаю, с меня достаточно. Если что-то хотите спросить, ищите меня в любой другой день, хоть завтра! Но только в светлое время суток. Не хватало ещё, чтобы и меня нашли в каком-нибудь тёмном коридоре, валяющейся на полу.
      Мистеру Флеммингу (хотя какой он мистер – ему от силы всего лет двадцать пять) мои препирания явно не понравились. Он тяжело вздохнул и заявил, что это не просьба, на что я ответила:
       - Если хотите отвезти меня силой – арестуйте. У вас есть для этого основания? В данный момент нет. Я тоже живой человек, и у меня есть свои планы, которые, кстати, уже давно нарушены.
      Понимаю, как это выглядит со стороны – молодая студентка спорит с полицейским и отказывается с ним ехать. Но взгляните на ситуацию по-другому: сегодняшние события вымотали меня не хуже военной операции, я видела несколько обмороков, убийцу, его жертву и много-много крови. И после этого молодой парень, у которого в лице ещё проскальзывают ребяческие черты, будет указывать мне, что делать? Нет уж, я смотрела пару сезонов «Ночного проспекта»5 и тоже знаю свои права. А учитывая, что этот тип из Южной Иллиосии, я вообще еле себя сдерживала.
      Дейв уже собирался произнести что-то едкое, когда его руководитель вернулся к нам и высказался первым:
      - Поехали, у нас остался всего час. Надо поработать с отчётом, - этот детектив произвёл куда большее впечатление, чем его практикант.
      Нет, слегка запачканный костюмчик и небритость на лице никогда не подчёркивали образ статного мужчины, но я давно замечала вот таких вот людей. Эта внешность, учитывая взгляд и хватку, говорила лишь об одном – человек полностью предан своему делу, и ему нет времени до личных интересов.
      - Но мы ведь не можем просто её отпустить? – парень всё ещё стоял на своём, и этим разонравился мне окончательно.
      - Можем. Всё равно она никуда не денется. Или ты думаешь, что восемнадцатилетняя студентка этой ночью покинет город и сбежит в товарном вагоне прямиком в джунгли южных стран? Не для таких фантазий ты приехал к нам из Монгиса…
      Монгис! Значит, этот заморыш точно из Южной Иллиосии…
      Дейв кивнул своему начальнику в знак согласия, и тот обратился ко мне:
      - Вам я советую не спорить с полицией. Не все воспринимают это как попытку отстоять свою правоту. Если нам что-то понадобится, мы с вами свяжемся.
      И он отправился к выходу.
      - До встречи, - практикант тоже попрощался и направился следом, но я успела крикнуть ему на прощание:
      - Всенепременно, коммандер6! – пусть знают, что здесь им не рады.
      К величайшему сожалению, родители всё-таки приехали… Мать стояла на ушах и чуть ли не в слезах бросилась меня обнимать, а отец лишь вертелся в сторонке у своей машины и ждал, когда наконец сможет вернуться к себе домой.
      - Шейна! Ты цела??? – мама действительно разволновалась не на шутку, и в другой момент я бы даже утешила её, но сегодня мне просто хотелось лечь и заснуть. (Хотя кого я обманываю – мне всегда этого хочется…)
      - Да, всё окей, мам. Не переживай, убили-то не меня.
      Зря я это сказала – она разволновалась ещё больше. К счастью, вскоре мы все уже ехали домой, и разговоры о произошедшем постепенно сменились папиными рассказами о жизни, продажных полицейских, которые распоясались и стали хуже, чем сама мафия, несправедливых законах, политике и стране в целом. Я же от этих монологов начала впадать в сон.
Что-то слишком много сегодня произошло событий… Полностью осознать их все мне пока не удавалось, но я надеялась лишь на одно – что хуже уже точно не будет. Сары больше нет, я теперь – под присмотром полиции, но это было не то, о чём я думала перед сном. Я жутко жалела, что так и не попала к Айне. Как она там? Главное, чтобы с ней всё было в порядке. Что ж, завтра я не оставлю её одну, даю честное слово!

----------------------------

Примечания
      
      
1. «Оленья Упряжь» - марка местного автомобиля. Считается самой дешёвой и нереспектабельной машиной в Северной Иллиосии.
2. Летоисчесление в Северной Иллиосии ведётся от сотворения мира (по мессирианскому календарю). Нынешний год – 8150-ый.
3. Джок Вейниц – первый космонавт, совершивший двухчасовой облёт вокруг планеты 12 апреля 7983 года, житель Агровакии. Общеизвестен во всём мире.
4. Жители Виктинского Подгорья говорят очень быстро, так, что порой даже профессиональные переводчики путаются в их словах.
5. «Ночной проспект» - известный детективный сериал, транслируемый по телевидению в течение пяти последних лет.
6. «Коммандер» - обращение к командиру боевого отряда в армии Южной Иллиосии.

(Продолжение следует)

 

 

 

 

 

Жил-был…

— Король! — тотчас воскликнет любитель сказок.

— Нет, Волшебник! — возразит другой.

И оба будут не правы. Не об этом мы хотим рассказать…

Итак, жил-был… муравейник. Обычный муравейник, хотя и очень большой. Но вот расположен он был не совсем обычно. Он помещался на Острове, в середине русла маленького ручья. Весной, когда воды в ручье было много, вокруг Острова бурлили и пенились мутные потоки. Летом воды становилось все меньше, ручеек мелел. Но все же небольшая струйка сохранялась даже в самое засушливое время года, и поэтому на Муравьином Острове буйно росли травы, а по центру его зеленело большое дерево. У муравьев не было недостатка в еде — они все лето и осень собирали семена трав, ягоды с кустарников и сухие корешки. Муравьи — очень трудолюбивый народ, и жили бы они беззаботно и счастливо, если бы… Вот тут и начинается наша история.

* * *

Стояла вторая половина лета, и сбор урожая на Острове был в разгаре. Муравьи взбирались на травы, которые казались им большими деревьями, срывали семена и роняли их вниз, где их товарищи подхватывали семена и несли дальше, выстраиваясь на ходу в колонну. Они шагали друг за другом и не смотрели по сторонам, чтобы не отстать. Эта колонна тянулась, огибая камешки, упавшие листья, ветки… Все шло хорошо, но вдруг еще один листок, оторвавшись от ветки, закружился в воздухе и упал как раз на тропу, по которой шли муравьи. Муравьев, вынужденных остановиться перед упавшим листком, охватила паника.

— Обвал!

— Где же тропа?

— Мы заблудились!

Но к ним уже спешила помощь. Двое муравьев, один высокий и худой, а другой — низенький и толстый, подбежали к растерянным носильщикам и закричали:

— Не паниковать! Мы — обученные профессионалы, и мы вам поможем! Мы просто обойдем этот лист.

— Обойдем лист? Я не уверен, что у нас получится!

— Ерунда, это не сравнить с упавшей веткой в девяносто третьем!

И высокий муравей стал пятиться задом, маня за собой переднего муравья из отставших.

— Все за мной! Сохраняйте спокойствие! Смотри мне в глаза, не отводи взгляд! — муравей, спотыкаясь от волнения, все же послушно шел за проводником, обходя лист и неся на плечах свое семечко травы. И, наконец, лист закончился — перед муравьем снова была знакомая дорога.

— Спасибо, спасибо, мистер Сойл! — радостно закричали муравьи, и устремились дальше по тропе. Но в колонне из-за этой задержки образовался большой промежуток.

Второй муравей-эксперт, тот, что пониже и потолще, озабоченно посмотрел на колонну.

— Вот так разрыв, мистер Сойл! График нарушится… Может, сказать Королеве?

— Да нет, не стоит. Она и так вся в заботах, словно пчелка — дочку обучает.

— О да, принцессу Ату… Бедняжка! — и непонятно было, к кому это относится, к матери или к дочке…

* * *

Принцесса беспокойно расхаживала взад и вперед под большим плоским камнем, на который муравьи складывали собранные семена, стебли и корешки — там собралась уже изрядная куча. Принцесса была изящная, с тонкой талией и небольшим брюшком муравьиха, на голове ее красовалась маленькая корона из цветочного венчика, а за спиной виднелась пара прозрачных крылышек.

— Ох, ветер улегся, и они скоро будут! — приговаривала Ата, нервно стискивая руки.

— Не волнуйся, милая, все обойдется, — хладнокровно отвечала ей старая Королева, стоя тут же рядом, в тени камня. Она была заметно крупнее, солиднее, с морщинистым брюшком и отвислыми щеками. Принцессу и королеву сопровождали двое муравьев, они держали в руках листочки на длинных стебельках, и следили, чтобы тень от них, как от зонтиков, падала на лица царственных особ, защищая их от солнца.

В этот момент Ата заметила разрыв в цепи муравьев.

— Ах, цепь! Цепь разорвана! Что нам делать?

Она подбежала к низенькому муравью-эксперту, который что-то считал на счетах, сделанных из стебельков травинок.

— Ваше высочество, — сдержанно отвечал тот, — это всего пара дюймов. Ничего страшного не случилось!

— О, верно! — обрадовалась принцесса. Она взлетела на своих крылышках, и через плечо эксперта стала наблюдать за ходом его подсчетов. Муравей поморщился.

— Принцесса, я сбиваюсь от вашего треска! — заявил он.

— О, конечно! Простите… Продолжайте, пожалуйста. — Ата смущенно отлетела в сторону.

Старая королева, снисходительно наблюдавшая за этой сценой, приказала муравьям с зонтиками:

— Ребятки, идите немного погуляйте! — и решительно направилась к принцессе. На руках она держала маленькую зеленую тлю, игравшую роль комнатной собачки.

— Итак, Ата, нам остается только…

— Нет, не говори мне! Я помню, я помню! — принцесса приложила ладони ко лбу. — Теперь мы…

— Отдыхаем! — закончила за нее Королева. — Все будет прекрасно, ведь так происходит из года в год. Они приходят, едят и уходят. Так было, есть и будет, от этого с нас не убудет! — и она засмеялась. — Верно, Тилли? — спросила она свою зеленую любимицу, опуская ее на землю, и та закружилась у ног хозяйки. — Ах ты, моя хорошая тля!

И вдруг земля на том месте, где стояла Тилли, зашевелилась. Тля отпрыгнула в сторону, земля просела, и в образовавшуюся дыру выбрались несколько детишек-муравьишек. Первые двое со смехом побежали прочь, а третья, поменьше и с маленькими крылышками за спиной, устремилась за ними. Не успевая за своими более рослыми товарищами, она попыталась взлететь, и даже чуть-чуть поднялась над землей, но крылышки были слишком слабы, и она кубарем покатилась по тропинке.

— Дора! — сердито окликнула ее старая Королева.

— Да, мама… — отозвалась Дора голосом маленькой капризули, показывая всем своим видом, как ей надоели постоянные придирки взрослых.

— Что я тебе говорила насчет полетов?

— Нельзя, пока крылья не окрепнут…

— Верно.

— Но, мама! — жалобно взмолилась Дора, направляясь к Королеве.

— Дора, хотя ты и принцесса, но ты еще слишком мала! — назидательно сказала Ата.

— Я должна слушаться только маму. Не ты у нас королева! — заявила Дора старшей сестре, оборачиваясь к ней с вызывающим видом.

— Дора, будь повежливее с сестрой! — сказала Королева, наклоняясь к дочери, и кладя руку ей на плечо.

— Я же не виновата, что она постоянно на взводе! — парировала Дора.

— Я знаю, я знаю… — ответила Ата. — Просто я всегда чего-нибудь боюсь…

И тут раздался крик:

— Берегитесь!

Стебелек травы, стоявшей недалеко, обломился, и, падая, сбил принцессу с ног. Все кинулись к ней с криками:

— Принцесса Ата! Принцесса Ата!

* * *

Флик работал. На лице его была маска, сделанная из кожуры желудя, с прорезью для глаз. За спиной у него была закреплена сложная машина. Между изогнутыми рогами из веточек, вытянутыми вперед, крутилась острая круглая колючка с зубьями по краю. Ременная передача, сделанная из гибкой прочной травинки, охватывала шкив и вращала колючку-репейник, а приводил все это в движение сам Флик, быстро перебирая ногами, на которые были надеты петли-травинки. Головка с иголками, вращаясь, вгрызалась в стебель травинки. Вот стебель уже перепилен, травинка падает на лоток из листика, прикрепленный за спиной Флика, и движется по нему, увлекаемая рычагом, который тянет Флик. Острый край лотка, наталкиваясь на семечки стебля, отделяет их, и семечки попадают в подвязанную снизу корзинку из травинок. Флик нажимает другой рычаг, лоток подскакивает и отбрасывает пустую травинку, которая отлетает далеко в сторону, и падает… прямо на принцессу Ату!

* * *

Едва подоспевшие подданные освободили принцессу из под упавшей травинки, как еще одна травинка прилетела с той же стороны, и вновь сбила Ату с ног. Тут уж все завопили наперебой:

— Осторожней!

— Что ж ты делаешь?!

— Прекрати немедленно!

Флик обернулся, и наконец-то увидел, что он натворил. Он подпрыгнул и, как ошпаренный, кинулся к принцессе с криком:

— Извините! Извините! Я не хотел! Я не нарочно!

— О, этот Флик! — проворчал эксперт-счетовод, которого звали мистер Торни, тоже помогавший оттаскивать травинку в сторону.

— Простите! Простите! Принцесса Ата! — выкрикивал Флик, прыгая вокруг лежащей на земле принцессы со своей машиной на спине, ломая в отчаянии руки.

— Флик, что это такое?! — возмущенно спросила принцесса, приподымаясь с земли, и поправляя маленькую корону на голове — при падении корона сбилась на сторону.

— Это? А, это! Это называется автоуборщик! Не нужно больше носить по зернышку — можно перебросить все сразу, — говорил Флик, вертясь перед принцессой, поворачиваясь к ней то передом, то задом, и всячески демонстрируя свою удивительную машину.

— Флик, у нас нет на это времени! — возразила Ата.

— Вот именно! — обрадовался Флик. — У нас никогда не хватает времени, потому что все лето мы заняты сбором дани… А мое изобретение ускорит процесс!

— Ах, еще одно изобретение…

— Да! И еще одно — лично для вас. Будущая королева должна обозревать свои владения, — говоря это, Флик подхватил с земли травинку, ловко свернул ее в трубочку, подскочил к стоящему рядом муравью с чашечкой цветка, выхватил из чашечки каплю росы, и показал круглый прозрачный шарик принцессе Ате.

— Обычная травинка и росинка. Верно? Неверно! — Флик ловко вставил росинку в трубочку, и протянул принцессе Ате. — На самом деле это — телескоп!

— Ты очень умен, Флик, но… — начала принцесса.

Но тот не слушал — он посмотрел в трубочку на лицо принцессы и весело воскликнул:

— Принцесса! Вы сегодня чудесно выглядите! Правда, — немного смущенно продолжал Флик, — это видно и без всякого телескопа…

Принцесса Дора, стоящая рядом со старой королевой, весело рассмеялась — она была в восторге от Флика и его изобретений.

Но тут к изобретателю подскочил мистер Торни. Он выхватил телескоп у Флика из рук, и отшвырнул далеко в сторону.

— Эй, послушай! У принцессы нет на это времени. Хочешь помочь со сбором урожая — тогда выкинь эту штуковину, — Торни указал на автоуборщик, — вернись в цепочку, и собирай зерно, как все остальные!

— Да, как все остальные! — заявил в свою очередь мистер Сойл, стоящий рядом.

— Простите, я ведь только хотел… — начал Флик.

Но Торни и Сойл дружно указали ему пальцами в ту сторону, где цепочка муравьев продолжала свое бесконечное движение с зернами в руках. Их возмущению не было предела.

— …хотел помочь… — закончил Флик, понуря голову и направляясь прочь.

— Подумаешь, автоуборщик! — ворчал ему вслед мистер Сойл. — С тех пор, как я еще был личинкой, только так и убирали урожай!

Принцесса Ата вздохнула — столько ненужных дел и событий свалилось на нее…

А принцесса Дора подхватила упавший телескоп и кинулась вслед за Фликом.

— Флик! Эй, Флик! Постой!

Флик обернулся.

— О, привет, принцесса!

— Зови меня просто Дорой! — отозвалась та, подбегая поближе и протягивая ему телескоп. — Вот, ты забыл!

— Спасибо. Оставь его себе — я сделаю еще.

— Я люблю твои изобретения!

— Правда? Тогда ты — первая… А мне кажется, что все они никудышные.

— Это — кудышное! — и Дора, зажмурив один глаз, посмотрела на Флика в телескоп.

— Ура… Одно работает… — но вид при этом у Флика был далеко не радостный. Он отвернулся. — Ничего у меня не выходит…

— У меня — тоже, — грустно сказала Дора, прижимая к груди телескоп. — Я — принцесса, а летать еще не умею… Я маленькая…

— Быть маленькой не так уж и плохо! — тотчас заявил Флик.

— Нет, плохо!

— Да нет!

— Плохо, плохо, плохо!

— Нет, нет, нет! — и Флик замолчал, о чем-то задумавшись. — Сейчас! — он огляделся по сторонам. — Мне нужно семечко…

Флик завертелся на месте с привязанным к спине автоуборщиком. Но семечек нигде не было видно. В автоуборщике их была полная сетка, но они были Флику не видны, потому что лежали у него за спиной. Он быстро нагнулся и поднял с земли камешек.

— Представь, что это — семечко! — заявил Флик, вручая Доре камень.

— Это — камень, — с недоумением вертя камешек в руках, заявила та.

— О, я знаю, что это камень! — Флик замахал руками. — Но давай мы с тобой на минутку представим, что это все же семечко. Просто представим, договорились? — Флик протянул руку вверх. — Взгляни на наше дерево! Все, что сделало это дерево таким громадным, уже хранится внутри крошечного семечка. Ему нужно лишь время, немного дождя, солнца, и — вуаля!

— И этот камень будет деревом? — недоверчиво проговорила Дора, глядя то на дерево, то на камешек, который она держала в руках.

— Камень — нет, а семечко будет! Бывает, тебе кажется, что ты можешь не так уж много, но это лишь потому, что ты еще — не дерево! Тебе нужно немного времени, как семечку.

— Но ведь это камень… — растерянно повторила Дора.

— Да я знаю, что это камень! — вскричал Флик, подскакивая на месте. — Думаешь, я не узнаю камень, когда вижу камень?! Да я всю жизнь провел среди камней!

Дора рассмеялась

— Ты странный. Но ты мне нравишься! — она подняла с земли телескоп, но не успела выпрямиться, как сверху раздался протяжный трубный звук. Это дежурные муравьи, сидевшие на пригорке и на выступах дерева, изо всех сил дули в пустые раковины улиток: «У-у-у!». И с этим звуком над Муравьиным Островом словно пронесся ветер беды…

— Это они! — вскричал Флик, поворачиваясь к дереву, где был расположен ближайший пост.

Дора повернулась и побежала прочь, в сторону муравейника, громко крича:

— Мама! Где ты?

Флик кинулся за ней. Но через несколько шагов торчащий кверху рычаг автоуборщика зацепился за склонившуюся над тропинкой веточку, веточка спружинила, и Флик кубарем покатился по земле. Впереди все муравьи, несущие семена, корешки и ягоды, в панике разбегались по сторонам, кружили на месте, и вопили, увеличивая общую суматоху.

— Они уже близко!

Принцесса Ата беспорядочно металась между муравьями и выкрикивала:

— Спокойно, спокойно! Отнесите еду на листок!

Но никто не обращал на нее внимания.

А старая Королева, зажав под мышкой Тилли, растерянно глядела в сторону леса, где скрылась маленькая принцесса, и кричала:

— Дора, Дора!

И тут Дора выскочила из-под свода ветвей и стремглав подбежала к матери. Королева мигом пришла в себя и избавилась от своей растерянности. Теперь это был командир, точно знающий, что надо делать. Сунув два пальца в рот, Королева издала пронзительный свист. Все замерли.

— Слушай мою команду! Стройся в цепочку! Еду — на листок, и домой, в муравейник! А ну, живо!

И — о чудо, немедленно воцарился порядок. Муравьи взбегали на камень, сбрасывали свою ношу, и быстро, но без паники устремлялись ко входу в муравейник. Отсюда вглубь тянулся толстый корень, по поверхности которого шел спиральный уступ — муравьи немало потрудились, пока выгрызли и выдолбили его. Зато получилась настоящая винтовая лестница, и все могли легко и не мешая друг другу спускаться в муравейник. От корешка в стороны отходили многочисленные ответвления — мостики, по которым все муравьи разбегались по своим ярусам и ячейкам. В муравейнике царил полумрак — его освещали многочисленные светящиеся грибы, торчащие в трещинах стен гнилушки, растущий на потолке мох.

Наконец, последние из муравьев добежали до входа и начали спускаться. Принцесса Ата, стоящая на бугре возле входа, облегченно вздохнула.

— Ну вот, все на месте! — и она, расправив крылышки, последней залетела в муравейник.

И тут из леса выскочил Флик. Он изо всех сил бежал к муравейнику, крича:

— Эй, подождите меня! — за спиной у него по-прежнему висел автоуборщик с полной сеткой семян, и это очень ему мешало.

Приговаривая:

— Еду — на камень, и скорей в муравейник! — Флик взбежал по травинке, высыпал семена из сетки, сбросил автоуборщик со спины, и побежал к муравейнику.

Увы, он сделал роковую ошибку — не посмотрел, куда упал автоуборщик. А ведь после бешеного бега, во время которого ноги Флика все время работали, закручивая травинку-пружину, уборщик, упав на камень, продолжал подпрыгивать и двигать рычагами. И вот один из рычагов резко дернулся, и ударил по маленькому камешку, подпиравшему большой. Камешек выскочил, большой камень накренился в сторону реки, и листок с едой, которую так старательно собирали муравьи, пополз к обрыву.

Флик услышал шум и остановился. Обернувшись, он увидел, что натворил его автоуборщик. С диким воплем Флик кинулся назад. Вскочив на камень, не думая, что может тоже упасть в реку и погибнуть, он отчаянно вцепился в листок, пытаясь его удержать. Увы, одному муравью это было не по силам! Листок все сползал и сползал к краю обрыва, с него сыпались в реку семена, корешки и ягоды… Наконец, последнее семечко скатилось с листка и булькнуло в воду. Все, все, что собирали муравьи целое лето, все, чего они достигли упорным трудом, все погибло! Флик выпустил бесполезный листок, который, словно в насмешку, один остался на камне, и взглянул вниз с обрыва. Он увидел лишь круги на воде. Ни одного семечка, корешка или ягоды — ничего не осталось!

Несколько мгновений Флик стоял и тупо смотрел вниз. Но, наконец, он осознал весь ужас и непоправимость случившегося. И первая его мысль была не о бедствии, которое теперь постигнет муравейник, не о старой Королеве, не о себе, не о том, как страшно его могут наказать, а о принцессе, которую он уважал и любил всем сердцем. И вот, он так ее подвел! Он ее предал!

И он кинулся к муравейнику, изо всех сил крича:

— Принцесса Ата! Принцесса Ата!

И в тот момент, когда Флик скрылся в муравейнике, на полянку рядом с ним наползла тень…

***

Все стояли на одном из верхних ярусов муравейника, и, затаив дыхание, смотрели вверх, на потолок, откуда слышался все нарастающий странный гул. Королева, принцесса Ата и Дора стояли тут же. Принцесса Ата, не в силах сдержать волнение, все время тихонько повторяла:

— Они приходят, едят и уходят! Приходят, едят и уходят!

И тут появился Флик. Изо всех сил работая локтями, он пробирался сквозь толпу, все время приговаривая:

— Извините! Извините! Простите! Позвольте пройти! Извините…

Наконец, он протолкался вперед, и схватил Ату за плечо:

— Принцесса Ата, я должен сказать вам кое-что!

— Отстань, Флик, сейчас не до тебя, — отозвалась принцесса. Она, не отрываясь, смотрела на потолок, как будто что-то могла там увидеть.

— Но, ваше высочество, это насчет дани! — в отчаянии продолжал Флик.

— Т-с-с!

В это время доносившийся сверху гул прекратился, и после небольшой паузы послышались громкие крики:

— Эй, в чем дело?

— Где еда?

Муравьи, стоявшие вокруг, тихонько ахнули.

Принцесса Ата повернулась к Флику с искаженным лицом:

— Что ты сделал с едой?

Флик беспомощно развел руками:

— Авария…

И в этот миг с потолка посыпались песчинки и камешки, блеснул дневной свет, и в образовавшуюся дыру просунулась громадная зеленая лапа, закованная в мощную броню, вся в шипах и колючках… Тотчас же еще в десятках мест в крыше появились прорехи, десятки лап просунулись в муравейник, а на всех, стоящих внизу, посыпались груды земли.

Затем в самом большом из отверстий появилась страшная, в панцире, зеленая морда, и огромное существо, помогая себе крыльями, прыгнуло вниз, приземлившись между муравьями, которые кинулись в разные стороны. А за первым таким монстром, вопя, хохоча и улюлюкая, в муравейник вломились другие, еще и еще…

— Где наша еда?! — закричал первый из вторгшихся громил, грозно сверкая глазами и наступая на толпу муравьев, не достававших ему и до пояса.

Муравьи кинулись врассыпную, но с другой стороны на них уже наседали такие же монстры. Кучка муравьев в ужасе упала на землю, и один из них, подняв голову, посмотрел на стоящего прямо перед ним гиганта. Глаза его округлились от ужаса:

— Хопер!

Тот, кого назвали Хопером, с презреньем взглянул на лежащих у его ног муравьев, легко перешагнул через них, и двинулся вперед. Толпа муравьев расступалась перед ним, словно сор на воде. Это был главарь банды саранчи, или, по другому, кузнечиков — Хопер, знаменитый своей безжалостностью и невероятной силой.

Сделав несколько шагов, Хопер остановился, заложив громадные лапы за спину.

— Где же она? — спросил Хопер. Резко повернувшись и оказавшись прямо напротив Королевы, Аты и Доры, он грозно выкрикнул:

— Где моя еда?!

Преодолев смертельный ужас, принцесса Ата сделала шаг вперед:

— А… А разве она не там?

— Что?

— Еда лежала на большом листке!

— Простите? — переспросил Хопер, наклоняясь вперед.

— Вы уверены, что ее нет?

Хопер сделал еще два шага, вплотную приблизившись к королевской семье. Королева сидела на круглом камешке, заменявшем трон, пытаясь сохранить достоинство, принцесса Дора прижалась к ней, боясь даже взглянуть, и только принцесса Ата, невероятным усилием воли превозмогая страх, стояла прямо перед Хопером.

— Ты считаешь меня идиотом? — мягко спросил Хопер.

— Нет!..

— Я что, похож на идиота?

Ата могла только помотать головой.

— Давай тогда обратимся к логике, давай поразмыслим немного. Была бы еда наверху — стал бы я так низко опускаться? До твоего уровня? В ее поисках?! — последние слова Хопер проорал прямо в лицо принцессе, которая в ужасе отшатнулась

— И что я с тобой говорю? — вымолвил Хопер. — Ведь ты не королева! Я это чую! Меня не проведешь!

Королева встала с трона и, шагнув вперед, загораживая собой Дору, с достоинством произнесла:

— Она готовится принять у меня власть, Хопер!

— О, ясно! Новое руководство! Так это ты виновата?

Ата растерялась:

— Нет, это не я! Это… — и она невольно взглянула на Флика, стоящего в толпе.

— Нет, нет, нет! — заявил Хопер. — Первое правило управленца: виновата всегда ты!

Хопер положил на плечо Аты свою тяжелую лапу, и заставил ее сесть на камень, а сам, стоя рядом, говорил, словно читая ей лекцию:

— В нашем жестоком мире все кого-то едят, принцесса. Львы это называют великим кругом жизни. Позволь мне объяснить тебе, как это все происходит. Солнце питает еду, муравьи собирают еду, ну, а саранча, — тут Хопер ткнул себя пальцем в грудь, — поедает еду!

— А птицы едят саранчу! — тоном жизнерадостного идиота закончил стоящий недалеко от них коренастый, небольшого роста кузнечик. — Как та, что чуть тебя не съела, да? Помнишь? О, вы это видели, — обратился он к окружающим, — эта сойка! Она наполовину его заглотила! А Хопер… Хопер орал и брыкался! О, я так испугался — ногой пошевелить не мог! Ну, Хопер, классная история, правда?

Тем временем Хопер, уже давно слушавший с очень мрачным лицом, направился к говорившему, одной рукой ухватил его за усики, торчащие на голове, и с непреодолимой силой поволок за собой. Тот, видимо, не ожидавший ничего подобного, только охал и размахивал руками.

Притиснув болтуна к стене, Хопер прошипел:

— Клянусь, не обещай я нашей мамочке перед ее смертью, что я тебя не убью, я бы тебя убил! Тотчас же! — и он занес над головой братца огромный кулак.

— Поверь мне, никто не ценит это больше, чем я! — воскликнул тот, в ужасе прикрывая голову руками.

— Замолкни! Я не желаю слышать от тебя ни слова, пока мы на этом Острове! Ты понял меня? — и Хопер с силой потряс брата за плечи. Тот лишь невнятно мычал.

— Отвечай, ты меня понял?! — и Хопер встряхнул противника так, что его панцирь брякнул о стену.

— А как я отвечу? — заголосил тот. — Ты же сам сказал — больше ни слова…

Хопер в ярости опять поднял кулак.

— Ой, мамочка! — взвизгнул братец, закрывая в ужасе глаза, и это заставило Хопера придержать удар.

Он оглянулся — рядом стоял еще один его соратник, и откровенно скалился. Хопер повернулся, и удар страшной силы, предназначавшийся братцу, достался насмешнику. Тот полетел на землю вверх тормашками, не издав ни звука. Все свидетели этой жестокой сцены замерли, боясь даже дышать. Хопер несколько секунд яростно скалил зубы, но затем справился с собой. Лицо его смягчилось, и он даже попытался изобразить нечто вроде улыбки:

— Эй, у меня ведь тоже есть сердце! Дожди начнутся через пару месяцев, так что шансы у вас еще есть.

— Но, Хопер, — возразила старая Королева, — сезон дождей не за горами, и мы едва успеем собрать еду для себя!

— Слушайте, — заявил Хопер. — Если вы нарушаете договор, то я уже не гарантирую вашу безопасность, и есть насекомые, которые будут рады этим воспользоваться. Кое-кто может пострадать, — и он громко щелкнул пальцами левой руки.

Стоящие рядом монстры расступились, и вперед выступили новые лица — два кузнечика, державшие на привязи третьего. Этот последний был ужасен. Он постоянно рвался, пытаясь освободиться, кидался во все стороны, изо рта его текла пена, а взгляд горящих диким пламенем глаз был совершенно безумен. При одном рывке он чуть было не выдернул привязь из рук своих сторожей. Немедленно еще несколько кузнечиков кинулись на помощь, чтобы удержать безумца.

Дора, в страхе смотревшая на эту сцену, не выдержала, спрыгнула с большого плоского камня, на котором стоял королевский трон, и бросилась бежать.

Но Хопер был на чеку — он мгновенно протянул свою длинную руку, и схватил Дору. Все это произошло так быстро, что никто и ахнуть не успел.

— Что с тобой? — приторно-ласковым голосом спросил у Доры Хопер. — Ты боишься кузнечика? — и с этими словами он все ближе подходил к бешеному, а тот все метался и хрипел, пытаясь сорваться с привязи. Дора в ужасе зажмурилась. — Не нравится Чебурашка? — и Хопер поднес маленькую принцессу к самой морде безумного монстра.

И тут из толпы муравьев кто-то выкрикнул:

— Отпусти ее!

Хопер обернулся и посмотрел на муравьев тяжелым взглядом. Под этим взглядом невольно хотелось съежиться, стать как можно меньше, забиться в щель… Муравьи подались назад, и впереди остался Флик — это он кричал.

Хопер, глядя в упор на Флика, сделал несколько шагов вперед. Дору он держал одной рукой за голову, как куклу — руки и ноги ее болтались в воздухе.

— Ты о ней? — спросил он, подойдя к Флику вплотную. — Ну что ж, возьми! — и он протянул ему Дору. Но Флик только опустил глаза и склонил голову.

— Нет?! Тогда вернись в строй! — грозно прорычал Хопер, наступая на Флика.

Тот, не поднимая головы, попятился. Несколько секунд длилось молчание. Наконец, Хопер обвел взглядом стоявших рядом муравьев, и сказал:

— Похоже, что вы, муравьишки, — он произнес это с подчеркнутым презрением, — начинаете забывать, где ваше место! Что ж, мы удвоим вашу норму!

Все ахнули.

— Но… ведь мы… — попыталась что-то сказать Ата, однако Хопер ее не слушал. Подойдя к своему брату, он протянул к нему руку — тот испуганно съежился — и оторвал от его панциря самую тонкую чешуйку.

— Мы вернемся в конце сезона, когда последний лист, — он уронил чешуйку, и все смотрели, как, кружась, она опускалась на пол, — упадет с дерева!

Наступило молчание.

— Желаю приятного лета! — прошипел Хопер, и, обращаясь к своим, закричал: — Погнали!

И тотчас все кузнечики присели на полусогнутых ногах, крылья их затрещали, превратившись в туманные облачка за спиной, и они, подпрыгнув, один за другим исчезли в отверстиях крыши, которые пробили, ворвавшись в муравейник. Последним, ухмыляясь и подмигивая, взлетел неуклюжий братец Хопера, промахнулся, со всего размаха врезался в потолок, охнул, и, наконец, вылетел через отверстие вслед за остальными.

Муравьи стояли, словно окаменев, и смотрели вслед страшным посетителям. А затем они медленно опустили глаза и увидели в середине толпы Флика, который, понурившись, не решался ни на кого взглянуть. Он лучше всех понимал, что дела муравейника плохи.

***

Королевский суд заседал под красивым белым грибом. Гриб светился, как большая лампа, освещая стоявший под ним стол, составленный из нескольких гладких камешков. За столом заседал королевский совет в полном составе — четверо самых уважаемых муравьев, в том числе мистер Торни и мистер Сойл. На головах у них были надеты фиолетовые венчики цветов, изображавшие судейские шапочки. В центре за столом сидела принцесса Ата с маленькой короной на голове.

— Итак, Флик, что бы ты мог сказать в свою защиту? — спросила принцесса.

Флик, стоящий перед судьями, еле слышно пробормотал:

— Простите… простите меня за то, что я сделал! Я не думал, что так получится. Особенно я не хотел подвести вас, принцесса…

— Но ты, Флик, подвел меня!

— Я только пытался помочь…

— Помоги, не помогая нам! — воскликнул мистер Сойл — он любил говорить афоризмами.

Но Флику, услышавшему эти слова, пришла в голову какая-то мысль, и он уже ничего не слышал и не видел. Он топтался на месте и бормотал:

— Помощь… помощь…

— Флик, ты приговариваешься к месяцу рытья тоннелей! — заявила принцесса Ата, но мистер Сойл тотчас возразил:

— Ваше высочество, разрешите напомнить вам о проекте Флика «Тоннель без тоннеля». Сколько хлопот тогда это нам принесло — я его еле откопал. Пусть теперь его медицина к себе возьмет, — и он указал на сидевшую рядом пожилую Флору — начальницу медицинской службы муравейника. Та дернулась, как от удара:

— Нет-нет, ни в коем случае! У медицинской службы и так полно хлопот!

А Флик между тем полностью ушел в свои мысли, и его уже ничто не волновало — ни суд, ни возможный суровый приговор… Он бормотал:

— Придут и помогут… конечно! И мы могли бы… русло реки теперь осушено, мы могли бы перейти его, и позвать помощников… Ну, разумеется! Они придут и помогут… Прекрасно! — последнее слово он выкрикнул во весь голос.

— Прекрасно?! — переспросил кто-то из судей.

Даже сидевшая в стороне старая Королева услышала и вмешалась:

— Что прекрасно?

Флик вприпрыжку подбежал к ней:

— Ваше величество, мы могли бы послать кого-нибудь за помощью!

Все ахнули:

— Покинуть Остров?!

Королева приложила палец ко лбу:

— И как это я не додумалась, ведь это верная смерть!

— Это так, — поддержали наперебой судьи. — Нельзя уходить с Острова! Там змеи, птицы и большие жуки вдобавок.

— Вот именно! — вскричал Флик. — Большие жуки! Они придут и отомстят. Позовем жуков, и избавимся от Хопера и его банды!

— Глупости, — переговаривались судьи и Ата, — кто решится на такое безумие?

— Я! — воскликнул Флик. — Я добровольный доброволец!

— Ха-ха, — королева похлопала Флика по плечу. — Ты отважный малый, но кто же станет помогать кучке муравьев?

— Мы могли бы хотя бы попытаться. Я могу пойти в город и поискать там!

— Это займет у тебя не меньше месяца, — заявила принцесса Ата.

Судьи переглянулись.

— Муравсовет! — воскликнул Торни, все сдвинули головы над столом, и стали тихонько шептаться.

— Отличная идея, принцесса! — сказал Торни.

— Прямо в точку!

— Великолепное решение!

— Подождите, а что я решила? — недоуменно спросила Ата.

— Расстаться с Фликом!

— И мы спокойно продолжим сбор урожая.

— Если Флик уйдет, он больше не…

— Он больше ничего не натворит!

Судьи заняли свои места, и Ата огласила приговор:

— Флик, по зрелом размышлении мы решили удовлетворить твою просьбу.

— Правда? — растерянно сказал Флик.

— Правда? — удивленно повторила королева.

Флик стремительно кинулся к столу и схватил принцессу за руку.

— Спасибо, принцесса, огромное спасибо! Я не подведу вас! Я обещаю! — и он тряс руку принцессы так энергично, как будто хотел ее оторвать.

— Хорошо, хорошо, Флик, — сказала Ата, отнимая у Флика руку и незаметно потирая ее — Флик в пылу своей благодарности изрядно ее помял.

— О, я только исправлю нанесенный ущерб, — заявил Флик, — и сразу отправлюсь!

Советники пришли в ужас.

— Нет-нет! — в один голос закричали все. — Иди, уходи, отправляйся как можно скорее!

Флик довольно улыбнулся и кивнул головой — он уже полностью был поглощен своим проектом, и ни на что иное не обращал внимания.

***

На следующий день, рано утром, едва только взошло солнце, Флик бодрой походкой направлялся к берегу ручья. За спиной у него был скатанный в рулон толстый теплый листок, которым можно было укрыться от ночного холода, к нему были привязаны снизу четыре семечка — дорожный запас пищи. На голове была шляпа, сделанная еще из одного листочка. Флик шел гордо, как победитель — ведь он выполнял собственный проект, он сам, добровольно напросился, и ему разрешили! То, что это сделали специально, чтобы от него избавиться, ему просто не приходило в голову.

Когда Флик шел еще недалеко от муравейника, муравьи, выкапывающие корешки, прекратили работу, и, пока он проходил мимо, молча стояли и смотрели на него. Для них это было ужасно — покинуть свой муравейник, куда-то уйти… Некоторые жалели Флика, считая его уже покойником. Другие, и таких было, конечно, большинство, смотрели со злорадством на муравья, который всегда во все вмешивался, стараясь изменить привычный ход жизни, и создавал проблемы. И все, разумеется, были сердиты на Флика за то, что он своей неосторожностью навлек бедствие на весь муравьиный род. Как же теперь быть? Они никак не успеют до осени снова заготовить достаточно еды, чтобы откупиться от Хопера и его головорезов. А ведь еще нужно себе собрать запасы на зиму! Что же будет? Неужели муравейник погибнет? Хорошо еще, что для большинства это было так же невозможно представить, как конец света. А если бы они могли представить… Если бы только они могли вообразить! Трудно даже поверить, какое отчаяние овладело бы всеми! А те, которые были достаточно умны, и знали, что их ждет — они, к счастью, неплохо владели собой и молчали, чтобы не подрывать дух всех остальных.

Флик поднялся по откосу, ведущему к берегу ручья, на бугорок, оглянулся и увидел множество глаз, которые смотрели на него — злорадных, сочувствующих, унылых, равнодушных… Но Флик не задумывался над этим тонкостями. Он поднял над головой руки и бодро прокричал:

— Не волнуйтесь! Судьба колонии в надежных руках! Ну, пока…

С этими словами Флик повернулся и зашагал дальше. Но не успел он сделать и несколько шагов, как его настиг дружный восторженный рев муравьиной толпы. Как бы кто ни относился к Флику, но его смелый, решительный поступок, его отважные слова заронили в сердца надежду, и на какой-то миг все поверили, что он дойдет, вернется, приведет с собой помощь, и колония будет спасена…

— Вот так! — воскликнул Флик. Теперь, когда все поверили в него, он просто не мог, не имел права вернуться ни с чем. Его настроение, и так всегда бодрое и жизнерадостное, поднялось на недосягаемую высоту. Ему хотелось петь, кричать, совершить нечто особенное… Но он тотчас вспомнил, что и так должен совершить такое, чего еще никогда не делал ни один муравей, и сдержал порыв восторга.

Флик шел через лес. С дерева соскочили два маленьких мураша и вприпрыжку побежали за ним.

— Привет, ребята! — весело окликнул их Флик.

Один из подростков мрачно взглянул на него:

— Мой папа говорит, что через час ты вернешься обратно, весь в слезах!

— Неужели?

— А мой отец так не думает, — заявил второй мурашек, поменьше.

— Правда? — спросил Флик.

— Да. Он уверен, что ты умрешь!

— О!

— Да, он говорит — жара и птицы тебя прикончат.

К спорящим подбежала Дора:

— А я вам говорю, у него получится!

— Тебя не спрашивают, ваше невеличество!

— Да откуда тебе знать? — наперебой загалдели мальчишки.

— Эй, эй, полегче, ладно? — осадил их Флик. — У нее тоже есть право на собственное мнение.

И тут они все оказались на берегу ручья. Флик так давно здесь не был, что забыл, как глубоко ущелье, по дну которого тек ручеек, огибающий Остров. Правда, этот рукав сейчас полностью пересох, и только трещины покрывали далекую желто-серую равнину, в которую превратилось русло ручья. А противоположный берег был еще выше, и почти терялся в отдалении. Все это было так огромно!

— О-о-о… — невольно вырвалось у Флика.

— Ну, иди же уже! — воскликнул старший из мальчишек.

Но Флик повернулся, направился к стволу ближайшего деревца, — это был большой одуванчик, — и полез на него.

Все смотрели в недоумении.

— Ты должен искать жуков, а не лазить на одуванчики! — заявил младший.

— Отстаньте от него, он знает, что делает! — решительно вступилась принцесса Дора.

— Верно! — воскликнул Флик.

Он уже взобрался на самый верх, отломал одну из былинок, образующих пышный шарик одуванчика, и воскликнул:

— Ну вот! Ради колонии и угнетенных букашек всего мира! — с этими словами он уцепился за стебелек былинки и спрыгнул в пустоту. Зрители, стоявшие на крутом берегу, невольно вскрикнули.

— Ого-го! — закричал Флик, летя по ветру к другому берегу, и оглядываясь на три маленькие фигурки, едва видневшиеся на краю обрыва. Мальчишки стояли, ошеломленные, а Дора, в полном восторге, прыгала и кричала:

— Пока, Флик! Возвращайся скорее!

Флик, летя через ущелье, смотрел вниз, и видел под собой сухое, все в огромных трещинах, дно ручейка, а впереди — громаду обрыва противоположного берега.

— Удачи, Флик! — пронзительно кричала ему вслед Дора.

— Пока! — отозвался Флик.

Но в этот момент неожиданный порыв ветра закружил былинку и швырнул ее вниз. Флик вместе со своей былинкой со всего размаха врезался в громадный камень, лежавший у самого берега. Былинку унесло ветром, а Флик так и остался лежать на камне.

Зрители замерли, но через несколько секунд Флик зашевелился, приподнялся, и, обернувшись к Острову, закричал:

— Все отлично!

— Мой отец прав: он умрет, — мрачно констатировал младший из подростков.

— Вот увидите, — опять вступилась Дора, — он найдет и приведет самых-самых свирепых жуков во всем мире!

***

На арене цирка выступал огромный, свирепый жук-носорог. Он раз за разом наскакивал на укротительницу — паучиху Рози, а та, смело перекрывая ему дорогу, щелкала бичом, и жук каждый раз отскакивал, побежденный. Зрители замерли.

Но вдруг один из ударов бича Рози неловко попал жуку прямо по губе, а это у носорогов очень нежное место. Жук взвизгнул от боли, замер, и, захныкав, как обиженный ребенок, опрокинулся на спину.

— О, господи! — воскликнула Рози, бросаясь к своему «страшному зверю». — Дим, прости меня! Я не хотела! Я нечаянно! Бобо? Где бобо? Покажи, Рози подует, и все пройдет!

Номер был безнадежно испорчен. Многие зрители, большинство которых составляли зеленые навозные мухи, покинули свои места, и, улетая прочь, громко возмущались:

— Фу, в нашем сортире и то не увидишь такой мерзости! Что за чушь, смотреть не на что!

А одна громадная муха, с радужным синим брюхом и красной головой, подскочила к хозяину цирка — это был блох Пети, и воскликнула:

— Эй ты, слушай, верни мне мои деньги! Я не желаю дальше смотреть эту чепуху!

— После начала представления никаких возвратов! — отозвался тот, и совершил великолепный прыжок на другой конец арены, подальше от разгневанного зрителя — ведь недаром он был блохой!

По рядам тем временем сновали разносчики и вовсю расхваливали свой товар:

— Попкорн, попкорн! Кто его съест, никогда больше не почувствует голода!

— Сахарная вода с дихлофосом! Любого валит с ног за пять минут! Только для настоящих мужчин!

Пети в отчаянии ворвался за кулисы:

— Мы теряем публику! Эй, клоуны, живо на сцену!

— Я не намерен выступать на пустой желудок! — откликнулась с сильным немецким акцентом громадная зеленая гусеница.

— Выступишь, Хаймлих, а потом поешь! Живо!

Толстый Хаймлих, ленивый, медлительный и всегда голодный, тяжело вздохнув, направился к выходу на арену. За ним проследовал Френсис — божья коровка, красная с черными пятнышками на надкрыльях.

Последним шел палочник — чрезвычайно похожий на сухую ветку, очень высокий и худой. Он шел, грустно вздыхая и заламывая руки:

— Эмиль, какой смысл? Какой смысл мне туда выходить? Они снова осмеют меня!

— Слим, оставь свою философию! Не сейчас! — воскликнул Пети, приоткрывая штору возле входа на арену. — Ведь ты же — клоун, и ты должен радоваться, когда над тобой смеются!

— Нет, это потому, что я — вещь! Ты вечно держишь меня за швабру, за трость, за жердь! За щепку! — с этими словами Слим, согнувшись, схватил маленького Пети поперек туловища, и поднес к своим трагически закаченным глазам.

— Ты, ходячая жердь! Это же смешно! Пошел!

— Ты паразит! — мрачно констатировал Слим, направляясь на арену.

Над выходом сидел толстый паук, изображая собой целый оркестр — каждой из своих восьми лап он играл на каком-то инструменте. Тут были тарелки, барабан, тромбон, что-то еще… А на площадке под самым куполом притулились два светлячка, в задачу которых входило изображать прожектора. Как раз в эту минуту один из них задремал. Второй, увидев, что артисты уже на сцене, бесцеремонно пнул напарника, и оба они направили свои лучи на клоунов, начавших выступление. На голове Френсиса и Слима были шапки в виде венчиков цветка, они пританцовывали, и Слим напевал:

— Тра-ля-ля-ля! В воздухе весна! А я — цветочек… сказать которому абсолютно нечего…

Тут на арене появился Хаймлих. На хвост его был надет пластиковый стаканчик в желто-черную полоску, заканчивающийся колючкой, которая должна была изображать жало, а к спине были привязаны два сухих листика на манер крылышек.

— А-а-а! Пчела! — завизжал, отскакивая, Френсис, когда Хаймлих приблизился.

Подпрыгивая, Хаймлих направился к «цветам»:

— Я — симпатичный маленький шмель! Ля-ля-ля!

Френсис и Слим побежали вокруг арены, Хаймлих устремился за ними, бормоча:

— Помедленнее! Ви — цветы, ви не должны убегайт! — но те его не слушали.

В первом ряду сидели несколько мух, и облизывали большой кусок мороженного. Хаймлих заметил это и устремился к ним, забыв обо всем на свете:

— О, мороженное! Дай откусить, малыш! — и он уже раскрыл рот, потянувшись к лакомству.

Но «малыш» моментально взлетел и оказался между вожделенным куском и Хаймлихом, так что тот отшатнулся. А сидевший рядом зеленый навозный мух закричал Френсису:

— Эй ты, цветик! Хочешь, тебя опылит настоящий жук? — и он расхохотался.

Френсис оглянулся, расправил крылья, и миг спустя уже был рядом с мухами-насмешниками. Те буквально заходились от смеха:

— О-о-о! Ты ей понравился! Иди к папочке!

Френсис сорвал с головы цветочную шляпу и изо всех сил огрел ею двух мух, издевавшихся над ним.

— Что, увидел божью коровку, и решил, что я — девушка? Так, что ли, мух?! — и он угрожающе замахнулся.

Навозники отшатнулись, изображая испуг:

— Ой, это парень!

Между тем Хаймлих, под шумок завладевший мороженным и откусывавший от него громадные куски, закричал с другого конца арены:

— Френсис, не трогай их, у них руки в каке!

Пети, стоя у задней стены цирка, безнадежно смотрел на эту сцену.

— Ну вот, опять то же самое! — и он, откинув занавеску, выскочил во двор цирка.

Между тем Френсис угрожающе надвигался на отступавших мух, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Слим, подошедший сзади, не сказал, кладя руку на плечо друга:

— Хватит, Френсис! Из-за тебя опарыши плачут. Не пугай детишек. — В соседней ложе действительно сидела мама-муха с двумя личинками на руках, которые заходились от крика.

***

Тем временем Пети подбежал к стоящему во дворе большому фургону. Там, перед зеркалом, стояла красивая бабочка, и, расправляя крылья, любовалась своим великолепным нарядом.

— Джипси, мы горим! — закричал, подскакивая к ней, Пети. — Вы с Мэни…

— Мэни медитирует! — заявила Джипси. — Он в трансе.

— Ну, так выведи его оттуда!!! Вы с мужем — следующие. — И Пети одним прыжком метнулся обратно к выходу на арену.

— Мэни, наш выход! — сказала Джипси, обращаясь к сидевшему под навесом большому зеленому богомолу[1].

— Ну, вот, — заявил тот, открывая глаза, — опять! И снова я спасаю представление… Джипси, идем! — и он по рассеянности широким шагом направился в глубь палатки. Оттуда тотчас донесся звон разбитого стекла.

— Сцена в другой стороне, дорогой! — заметила Джипси, последний раз взглянув на себя в зеркало.

— Да, я знаю…

***

— Ну, ты достал, парень! — кричал Френсис, наступая на навозника. — Сейчас лишишься всех своих противных глаз! Еще одно слово — и ты покойник!

— Ой, боюсь! — глумливо отвечал мух, отшатываясь и переглядываясь со своим дружком.

Слим, стоявший сзади, подхватил Френсиса под мышки и отставил в сторону.

— Френсис, позволь, я все улажу. — И, обернувшись к мухам, наставительно заявил: — С дамой так не разговаривают!

К счастью, как раз в этот момент Пети ударил в гонг, и, когда затих протяжный звон, объявил:

— Дамы и господа! Позвольте мне представить вам чародея Мэни и его помощницу Джипси! — и он снова изо всех сил ударил в гонг, причем от резкого движения полетел с возвышения вверх тормашками.

Светлячки прикрыли свои прожектора синими стеклышками, создавая на арене таинственный фиолетовый полумрак, и в круге света появился Мэни:

— Из самых далеких и загадочных мест неизведанной Азии я привез вам китайскую коробочку метаморфоз! — вспыхнул полный свет, и все увидели стоявший рядом большой ящик, покрытый иероглифами. Джипси вспорхнула и скрылась в ящике, крышка захлопнулась.

Между тем Пети ворвался за кулисы:

— Рози! Вся труппа! На сцену!

— Хорошо, сейчас идем! — Рози, большая черная паучиха, в сопровождении носорога Дима двинулась на сцену, говоря:

— Пошли, ребята, наш выход! — это относилось к двум братьям-акробатам Хоу и Роу, стоявшим тут же в уголке. Братья, небольшие жучки, смотрели на нее круглыми глазами.

— Вы что, не поняли? — воскликнула Рози. — Наш выход!

Но те вскочили друг на друга, изобразив пирамиду, и одновременно хлопнули в ладоши всем шестью руками, скалясь самым дурацким образом.

— Ничего не понимают! — махнула рукой Рози, отворачиваясь.

Тем временем на арене Мэни, делая руками красивые пассы в сторону коробочки, где скрылась Джипси, торжественно говорил:

— Я вызываю дух Конфуция! — но тут кто-то из публики заорал:

— Пошел вон, халтурщик!

Мэни обернулся, как ужаленный:

— Я хочу знать, кто это сказал! — угрожающе заявил он.

В этот миг один из навозников запустил в него гнилой ягодой, угодив прямо в лицо, так что его чалма съехала на сторону.

— Как вы смеете! — завопил Мэни, воздевая руки. — Дикари!

Но тут еще три ягоды попали в него, и он, повернувшись, уныло заковылял с арены, получив еще одну ягоду в спину. А в коробочке суетилась и подскакивала Джипси, не зная, что ей делать:

— Мэни, Мэни!

— Живешь всего двадцать четыре часа, — заявил один из навозников, — и что же, терять их здесь? Пошли отсюда! — и все навозники, снявшись с мест, громко жужжа, стаей направились к выходу.

— А-а-а! — завопил Пети. — Я прогорю из-за этих бездарей…

Он кинулся за кулисы, миг спустя выскочил оттуда со спичкой в руках, и дико завопил:

— Пылающая смерть!

Улетающая публика притормозила и обернулась.

— Я держу в руке спичку, — продолжал между тем Пети, — и она определит, жить или умереть жукам этим вечером! Через секунду я подожгу этот ряд спичек, — Пети показал, как он это сделает, — ведущий к липкой бумаге, смоченной горючей жидкостью.

В это время Хаймлих уже прыгал на тюбике с бензином, поливая закрепленную вертикально бумажку.

— Прямо на нее нацелены наши великолепные пушечные ядра Хоу и Роу! — братцы при этих словах спрыгнули с трапеции из-под купола, и оказались на возвышении рядом с пушкой.

— Выстрел из пушки произведет Дим. — Дим, стоящий на площадке высоко над пушкой, помахал зрителям рукой. — Он прыгнет по сигналу, который прозвучит через пятнадцать секунд! — и Мэни, занявший место рядом с таймером, перевел его ручку, поставив на цифру 15.

Зрители заинтересовались, и опустились на землю, внимательно слушая Пети.

— Одна надежда у жуков на выживание — наша повелительница нитей Эр-Рози! — и он театральным жестом указал на паучиху, стоявшую на площадке под куполом, а та послала зрителям воздушный поцелуй.

— По страховочной паутинке Рози спустится на эти две стойки, — стойки стояли между пушкой и бумагой, смоченной бензином, — и сплетет паутину всего за пятнадцать секунд!!! — последние слова Пети проорал так, как будто от зрителей его отделяло не меньше мили расстояния.

Зрители переглянулись — они были заинтригованы:

— Не может быть! Это надо увидеть! — и они стали поспешно рассаживаться по местам.

— Вам этого мало? — вскричал Пети. — Тогда мы все будем действовать вслепую! — и он чиркнул спичкой. Пока спичка разгоралась, все артисты надели на глаза повязки. Паук-оркестр начал выбивать тревожную дробь.

— Дамы и господа! — торжественно провозгласил Пети. — Предлагаю тем из вас, у кого слабые нервы, удалиться! Этот трюк настолько опасен, что если хоть кто-нибудь ошибется…

Но в этот миг Хоу наступил на ногу Роу, и тот, разозлившись, дал хорошую плюху своему братцу. Хоу покатился кубарем, и вышиб горящую спичку из рук Пети. Спичка упала и подожгла цепочку спичек, ведущую к бумажке, политой бензином.

— Ах! — вскричал Пети.

Дальнейшие события развивались стремительно.

— Что, уже? — воскликнула Рози, прыгая на стойки из-под купола. — Ниточка, тянись! — и она стала проворно оплетать стойки паутиной.

Между тем Хоу налетел на Мэни, Мэни упал, и задел ручку таймера. Зазвенел звонок, Дим прыгнул на пушку, пушка выстрелила. Роу, успевший занять позицию в стволе, вылетев, попал в Пети, стоящего на дороге, а Пети полетел прямо на листок липучки! К несчастью, у Рози не оказалось пятнадцати секунд, необходимых для того, чтобы паутина приобрела достаточную плотность. Пети пролетел между нитями, и влип точно в центр политой бензином бумаги.

А между тем спички загорались одна за другой, и огонь все ближе подбирался к несчастному директору цирка… Пети прилагал неимоверные усилия, чтобы освободиться, но липучка держала его крепко.

— О, нет! — воскликнул Слим, стоящий рядом с паутиной, и в ужасе смотревший на подползающий к Пети огонь. А Хаймлих прыгал и суетился, восклицая:

— Вода, вода! Нам нужна вода!

Слим и Френсис кружили вокруг него, зрители хохотали, а Пети все дергался, пытаясь вырваться. Наконец, сделав поистине героическое усилие и оставив на липучке несколько чешуек своей шкуры, Пети оторвался и прыгнул вперед. Захохотав от восторга, он устремился дальше, но в этот миг бумага, сдвинутая с места прыжком Пети, упала на него сверху, вспыхнув от горящих спичек. Пламя поднялось столбом, скрыв все. Зрители замерли, многие закрыли глаза. Наконец бумага догорела и рассыпалась пеплом, явив почерневшего, дымящегося, но живого Пети. Он стоял, освещенный прожектором, не в силах двинуться с места. Вся труппа собралась вокруг.

— Это не я… это паутина… — виновато пробормотала Рози.

— Вы все уволены! — заявил Пети. Артисты ахнули.

Тут, наконец, подбежали Френсис, Хаймлих и Слим. Каждый из них нес в руках по большому шарику воды, они впопыхах вылили всю воду на дымящегося Пети, накрыв его с головой, и можно было видеть, как Пети беспомощно плавает внутри образовавшейся громадной капли…

И тут раздались аплодисменты опомнившихся зрителей:

— Ух ты! Класс! Подожгите его снова!

 (Продолжение следует)

 

 

 

 

Продолжение

***

Стояло раннее утро, еще не начинало светать. На цирковом фургоне двое светлячков-осветителей сворачивали вывеску «Блошиный цирк Пети». Цирк собирался в дорогу, но уже без уволенных артистов…

Недалеко стоял маленький домик смотрителя мусорной свалки. Под навесом горел фонарь с противомоскитной сеткой вокруг. Две мухи пролетали мимо, и одна из них направилась прямо к свету.

— О нет, Гарри! — отчаянно закричала вторая. — Не смотри на огонь!

— Не могу удержаться, он так прекрасен… — и с этими словами бедняга подлетел к фонарю вплотную. Щелкнул электрический разряд, раздался отчаянный вопль, и труп несчастного Гарри покатился в мусорный бак, стоящий под фонарем.

А мимо разыгравшейся трагедии, не обратив на нее внимания, прошел Флик. Он направлялся к свалке, и говорил сам себе:

— Не веди себя, как деревенский… Расслабься и не дрейфь!

Обогнув домик смотрителя, Флик невольно остановился и раскрыл рот: прямо над ним прошел огромный паук-водомерка. Ноги его были так длинны, что между ними могли бы встать, держась за руки, двадцать муравьев, а туловище покачивалось на такой высоте, что когда Флик посмотрел на него, задрав голову, то чуть не потерял свою шляпу.

Флик бросил взгляд вперед. Впереди была поперечная улица, вся забитая бегущими направо и налево жуками и мошками. Они суетились, толкались, налетали друг на друга и бежали дальше. Их было столько, что рябило в глазах.

— Город! — восхищенно воскликнул Флик и двинулся дальше. Остановившись посреди дороги, он засмотрелся на светлячка, игравшего роль светофора, который как раз вытащил свой фонарик на брюхе из красного стеклянного колпачка, и вставил в зеленый. И тотчас масса жуков устремилась по улице, на которой стоял Флик, грозя сбить его с ног и растоптать. Флик увернулся от пары особенно стремительных жуков и добежал до обочины.

Возле тротуара стоял длинный жук с полосатыми боками и объявлял:

— До бака пищевых отходов со всеми остановками, включая банку из-под тушенки и дохлую крысу! — букашки спешили занять места у него на спине.

Флик, раскрыв рот, стоял на тротуаре. Его постоянно толкали. На него налетел небольшой жук золотистого цвета, и закричал:

— Уйди с дороги!

Флик отскочил и, в свою очередь, налетел на улитку.

— Смотри, куда идешь!

Флик не успевал бормотать извинения. Возле стены дома сидел нищий, бескрылая жужелица, рядом с ним стояла бумажка с надписью: «Мне оборвали крылья. Подайте на пропитание!». Флик оглянулся. Рядом большая гусеница с накрашенными губами строила ему глазки и крутила бедрами.

Вдруг неподалеку раздался крик:

— Опять нализались! Да вы не бойцы, а дерьмо! Чтобы я больше вас тут не видел!

Заинтересовавшись, Флик подошел к круглому строению, это была ржавая консервная банка, в которой помещалась таверна. У двери ворочался, пытаясь встать на ноги, вышвырнутый хозяином жучок.

— Крепкие букашки! То, что надо! — воскликнул Флик, направляясь внутрь.

Он остановился на пороге, пытаясь осмотреться. Рядом за столом сидела разношерстная компания. Комар заплетающимся языком рассказывал навозной мухе:

— Знавал я одну с позолоченным брюхом, так она…

Залетевший в таверну с разгону жук сильно толкнул Флика в спину, едва не сбив его с ног. Флик поспешно сделал несколько шагов вперед.

— Эй, официант! — кричал кто-то. — Что это у тебя в супе?

— Два хлорофоса, да поживее! — двое жуков, держа по капельке радужного питья в руках, чокнулись: — Ну, давай, чтоб жужжалось! — и они поднесли капельки ко рту.

Официант, подойдя к столику, спросил:

— Эй, кто заказывал котлеты из фекалий? — и тотчас мелкие зеленые мушки тучей налетели на блюдо, и начался пир.

А официантка поставила перед большим зеленым слизнем поднос с красивым пирогом:

— Держи, слизняк, наслаждайся!

Посетитель набросился на пирог, тотчас выплюнул его, и обиженно воскликнул:

— Я же просил без соли! — но его никто не слушал.

Флик сложил в уголке свое имущество — скатку из листочка, пару семечек и шляпу. Тут в таверну вошел большущий пятнистый жук. Флик устремился за ним, говоря:

— О, простите, вы не выслушаете меня? Я представляю колонию муравьев, и я ищу мощных, сильных жуков… достаточно натренированных, чтобы справиться… — но жук, не обращая на него внимания, проследовал в дальний угол таверны.

За столом в другом углу сидела компания, состоящая из наших знакомых. Тут была вся труппа. Палочник Слим говорил:

— Уволены блохой! Какой унижение!

А братья Хоу и Роу, неунывающие, как всегда, тотчас, показывая друг на друга, затрещали, передразнивая Пети:

— Уволен! Уволен! Ты уволен!

— Да замолчите ли вы! — прикрикнула на них сидящая рядом Рози.

— Уволен, ты уволен! — продолжали браться со смехом.

Хаймлих ел больше всех. Закидывая в рот сочные ягоды, он грустно вздыхал:

— Скоро я стану прекрасной бабочкой, и тогда все будет по-другому…

Мэни, сидящий возле него, дружески потрепал его по плечу, утешая. Джипси со слезами в голосе сказала:

— Не могу поверить, что труппа распалась! Мы всегда были вместе… Мы так любили друг друга!

— Прощайте друзья мои! — торжественно провозгласил Мэни, поднимая руку, в которой держал капельку вина. — За публику… которой у нас не будет!

Все поднесли вино ко рту.

Но тут в дверях послышался шум. Слим, оглянувшись, толкнул Френсиса в бок:

— Смотри, твои дружки из цирка!

Френсис обернулся — и правда, в дверях стояли двое мух-навозников, с которыми он едва не подрался во время представления. А за ними ввалился огромный мух, раза в два больше ростом, с налитыми кровью, красными глазами.

— Вот она! — сказал один из вошедших. — Эта божья коровка! — и они направились к столу, за которым расположились артисты.

Двое мух поменьше бесцеремонно уселись по бокам Френсиса, смахнув со стола все, было рядом, а громадный навозник встал у него за спиной.

— Что ж, привет, жучиха! — сказал один из подсевших, хлопая Френсиса по плечу.

— Слышь, муха, надоел! — ответил тот, стараясь не подать виду, что струсил.

— Скажи-ка нашему другу Буму то, что ты сказал нам в цирке! — при этих словах огромный Бум топнул ногой, стол покачнулся и зазвенела посуда. — Что-нибудь о копании в навозной куче! — Бум страшно зарычал.

А Флик тем временем вернулся к стойке.

— Простите, я представляю колонию муравьев, и… — заговорил он с сидящим за стойкой комаром. Но тот, не обращая на него ни малейшего внимания, крикнул:

— Бармен! Кровавую Мэри! Первой группы… — и тотчас перед ним на стойке очутилась большущая капля крови.

— Ага! — воскликнул комар, с вожделением погружая в каплю хоботок.

Флик с изумлением смотрел, как капля на глазах тает, а комар раздувается все больше и больше. Наконец, высосав порцию до дна, он удовлетворенно вздохнул, закачался, и рухнул под стойку.

Тем временем забава мух с Френсисом продолжалась. Навозники схватили его за крылья, и, двигая их вверх-вниз, напевали:

— Божья коровка, полети на небо, принеси нам хлеба… Ведь ты такая крутая! Давай, вставай, дерись, как женщина! — и они хохотали.

Френсис, наклонившись к своим товарищам, прошипел:

— Играем сцену из Робин Гуда!

— Хо-хо-хо, я буду малышом Джоном! — заявил Хаймлих.

— А кем буду я? — спросил Слим.

В это время Флик подошел к столу, за которым сидели четыре сверчка, и опять начал речь:

— Я ищу крутых, сильных жуков… — тут его прервал шум в дальнем конце таверны. Все обернулись.

На столе стоял Френсис. На голове его был зеленый берет, и он декламировал:

— Назад, о мухи! Мы — величайшие воители во всем жучарстве! Мой меч!.. — и он схватил палочника за ноги, выставив его вперед, как меч, выхваченный из ножен, между тем как Слим издал звуки: «Вжик-вжик, клац-клац!». — Малыш Джон, ко мне!

Хаймлих тотчас подскочил и встал рядом, размахивая деревянным бутафорским мечом. Вдвоем они двинулись вперед. Толпа в испуге качнулась и подалась к дверям таверны, сбивая столы и роняя на пол посуду.

Но во время одного из выпадов великан Бум ловко схватил «меч» за голову, и потянул к себе. Слим, чувствуя, как силен противник, завопил:

— Я разумею, дело плохо! Назад, в Шервудский лес!

Друзья поспешно отступили, преследуемые по пятам своими противниками. Они полезли на стенку таверны, которая потеряла устойчивость, и под их весом покатилась по земле. Все смешались в кучу, посыпались друг на друга, и лишь наши циркачи бежали по крутящейся стене, как белки в колесе. Прокатившись немного, таверна наткнулась на какое-то препятствие, и резко остановилась. Все полетели на пол. Слим, заваленный грудой столов и стульев так, что наружу торчали только его ноги, вопил:

— Спасите, спасите, помогите! Вытащите меня!

Френсис ухватил друга за ноги, и, напрягая все силы, выдернул его из груды мусора. Стоя на самом верху образовавшейся кучи, он гордо выпрямился, подняв Слима над головой в одной руке, как копье, а рядом столпились все остальные артисты. Флик, тоже оставшийся на ногах, благодаря своей муравьиной ловкости, стоял внизу, и смотрел на них во все глаза.

— Ух, ты! — вскричал он, падая на колени и простирая вперед руки. — Что за зрелище! Вы великолепны! Я ищу жуков как раз вашего типа!

— О, он ищет типаж! — произнесла Джипси, и все придвинулись поближе, глядя на Флика, который продолжал:

— Вы нужны моей колонии! Вот-вот придет саранча, а мы должны успеть приготовить еду… Прошу вас, помогите нам! — и Флик, умоляюще сложив руки, на коленках подполз к куче мебели и посуды, на вершине которой стояли герои.

— Варьете! — в восторге произнес Мэни.

И тут рядом зашевелилась куча мусора, и из-под нее со стоном показались навозные мухи.

— Где они?! — прохрипел Бум.

— Мы согласны! — поспешно воскликнул Мэни, — подробности расскажешь по дороге! — И артисты устремились вперед, подальше от ужасных врагов. По пути они подхватили Флика, и не успел он опомниться, как оказался на спине у Дима, а рядом с ним сидели неразлучные Хоу и Роу. Сзади примостилась Рози:

— Все на месте? Ну, ни пуха ни пера!

— Просто поразительно! — воскликнул Флик.

— Держись, муравей! — промолвил Дим, и расправил крылья. Взлетая, он подхватил лапами толстого Хаймлиха. Рядом летел Френсис, держа своего друга Слима, а сзади — Мэни и Джипси, которые тоже отлично владели крыльями.

Не прошло и минуты, как город остался позади. Внизу тянулись поля, покрытые густой травой. Вечно голодный Хаймлих на лету хватал то травинку, то листик, и поспешно отправлял их в рот. А Флик, сидя на загривке Дима, рассказывал братьям свою историю:

— …Ну вот, и теперь Хопер возвращается. Но наша принцесса Ата, — о, она исключительная! — она послала меня за вами. Я видел, как вы бились с этими мухами! Это будет большим сюрпризом для саранчи! Ха-ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха-ха! — захохотали Хоу и Роу, но затем Роу, наклонившись поближе к брату, тихонько спросил:

— Ты что-нибудь понял?

— Нет, но мне это не нравится. Кажется, это не варьете! — но, так как они не привыкли подолгу над чем-то задумываться, они только развели руками.

***

А в это время на Острове муравьи трудились из последних сил. Они несли семена, корешки и ягоды, и, как и раньше, складывали их на листок, что лежал на большом камне. Подпорка, выбитая Фликом, была установлена на место, и камень снова лежал ровно. Но кучка дани — ягод, семян и корешков на листке была совсем ничтожной. Она не достигала даже размеров прежней кучи, которую уронил в ручей Флик, а ведь надо было собрать вдвое больше! За это время созревшие плоды стали гораздо крупнее, и муравьи тащили их с огромным трудом. Вот один из муравьев в цепочке зашатался, и, выпустив свою ношу, без сил рухнул на песок.

Принцесса Ата тотчас подлетела к нему:

— Доктор Флора, доктор Флора! — но та и сама уже спешила на помощь. Она присела рядом с пострадавшим:

— О, боже! Неужели еще один!

И тотчас подошли Торни и Сойл:

— Это просто безумие, безумие! На Острове почти не осталось еды. Нам не собрать двойную дань до прихода Хопера!

— Мы должны попытаться, Торни! — отозвалась Ата, помогая Флоре отвести обессилившего муравья в сторону. — У нас нет выбора.

— Да, я знаю…

***

Принцесса Дора сидела на верхнем ярусе листьев, и в телескоп, подаренный ей Фликом, смотрела вдаль. Внизу прошли двое мурашей, которые все время дразнили ее:

— Эй, кто это там? Малышка Помидора!

— Мена зовут Дора! — отозвалась та сверху.

— Что, Шпора, — продолжал один из забияк, — не видно твоего Флика, правда?

— Да брось, Дора! — примирительно сказал второй. — Этот неудачник уже не вернется!

И в этот миг Дора, приложив к глазу телескоп, увидела… Она увидела летящего прямо к ним огромного жука, а на нем… на нем!!! Не веря своим глазам, Дора снова взглянула — жук уже подлетел ближе. Подпрыгнув на листе, Дора пронзительно закричала:

— Флик! Это Флик! У него получилось!

— Что?! — вскричали хором мураши, и, толкая друг друга, кинулись к стволу, спеша забраться наверх.

— Вот он! Это муравьиный Остров! — кричал между тем Флик сидящим рядом с ним братьям. И тут он увидел внизу Дору.

— Флик! Я здесь! Флик! — изо всех сил вопила она, прыгая на листе.

— Эй! — отозвался Флик, маша Доре рукой.

— Я знала! Я знала! Я знала! Ура! — кричала Дора, спеша по листикам вслед за Фликом.

— Ура! — тоже закричали двое мурашей, выбравшихся наверх, спеша за Дорой, сразу забыв все свои ехидные дразнилки. Но тут лист не выдержал их тяжести, перевернулся, и сорванцы полетели вниз.

***

— Учитывая, что эти листья все падают, нас спасет только чудо… — говорил между тем мистер Торни.

— Это верно. Только чудо! — поддержал его мистер Сойл.

И тут они замолчали и посмотрели вверх.

Огромный жук заходил на посадку прямо на полянку возле муравейника. На нем кто-то сидел, а рядом летели еще какие-то существа.

— Спасайся, кто может! — завопили Торни и Сойл, бросаясь к камням, лежащим неподалеку. Их примеру последовали все, находившиеся рядом. Поляна, на которой только что было полно муравьев, вмиг опустела.

А через несколько секунд на ней приземлились гости, образовавшие для большего эффекта несколько живописных групп: Джипси присела на песок, распустив крылья, Мэни замер над ней в величественной позе, Рози застыла на спине у Дима, а на коленках ее длинных ног стояли, держась за руки, Хоу и Роу. Слим держал на вытянутых руках своего друга Френсиса, и даже Хаймлих приподнял над землей верхнюю часть туловища. Лишь Флик продолжал неподвижно сидеть у Дима на загривке. Кто-то даже исполнил первые такты туша для большей торжественности.

Но прошло несколько секунд, а никто не появлялся. Наконец Мэни грустно опустил голову, и сказал:

— Ну вот, опять нас подвела наша репутация…

Тут Флик, наконец, спрыгнул с Дима, и закричал:

— Эй, где вы все? Это я! Эгей!

И только тогда из-за всех камешков и травинок стали осторожно выглядывать многочисленные муравьи.

— Смотрите, кого я привел! — продолжал выкрикивать Флик.

Тут из-за ближних кустов выскочила Дора, и со всех ног припустила к Флику, крича:

— Флик, Флик, Флик! Ты вернулся! Я знала, что у тебя получится!

Она подбежала к Флику, и тотчас оказалась у него на руках.

А выглядывавшие из всех укрытий муравьи переговаривались:

— Флик? Это Флик! Что? Как?

И, наконец, толпа муравьев стала приближаться, окружая тесным кольцом Флика и его новых друзей.

Из входа в муравейник выглянула принцесса Ата, и стоявший рядом мистер Сойл сказал ей:

— Флик вернулся!

— Вернулся?

— Да. И с ним — свирепые насекомые!

— Что?! — принцесса мигом выскочила из муравейника и уставилась на полянку. — Но как? Ведь никто не ожидал, что он и в самом деле их найдет!

Между тем, Флик представлял прибывших.

— Смотрите, смотрите, как здорово! — Джипси повернулась на месте, и резко раскрыла крылья. На присутствующих обрушился такой водопад красок, что многие отступили назад, а мистер Торни зашатался и чуть не упал.

Тут вперед выскочил мураш, и смело спросил Слима:

— Ну, а ты кто, палка? Ей что, бьют жуков?

— О, это некоторое упрощение! — отозвался Слим.

— Верно, ребята! — тотчас Френсис схватил Слима, и со всего размаха заехал Хаймлиху по голове — тот даже подпрыгнул.

— Ой! — сказал Слим, а все вскрикнули от неожиданности.

Не успел мураш опомниться, как к нему подскочили Хоу и Роу, и, сделав сальто, оказались на плечах друг у друга, после чего Хоу пожал мурашу руку, а Роу — ногу.

Вокруг Дима толпилась осмелевшая детвора:

— Ой, какой! — восторгались они, и проходили под брюхом у Дима, щекоча его своими усиками. Рози закричала:

— Осторожно! Он боится щекотки!

А Дим хохотал, переступая с ноги на ногу, и, в конце концов, запрыгал, как бешеный. Малышня так и брызнула от него в разные стороны.

К Флику подошла королева, держа под мышкой свою неизменную тлю:

— Что ж, мой мальчик, ты молодец! Мы с Тилли от тебя в восторге!

И тут, наконец, подоспела Ата. Флик бросился к ней:

— Принцесса Ата! Эй, ребята, это принцесса Ата! Это она послала меня за вами!

Все гости приосанились, а Мэни даже церемонно поклонился. К Ате подбежала Дора, крича:

— Ата, Ата! Посмотри, какой большущий жук! — она была в полном восторге.

— Выглядит он очень свирепо! — заявил мистер Сойл, а мистер Торни прибавил:

— Теперь нам можно не волноваться!

— Они помогут нам!

— Верно!

— Принцесса Ата, что скажете? — спросил, улыбаясь, Флик.

— Нет, нет, нет! Стойте! Подождите! Этого не могло случиться! — принцесса была в полной растерянности.

Слим, услышав эти слова, нагнулся к Френсису, и прошептал:

— Тревога, тревога! Мы теряем работу…

Между тем Ата продолжала:

— Мы же не будем драться с саранчей!

— Мы — нет, — откликнулся мистер Торни. — Но будут драться они! — и он кивнул в сторону гостей.

Френсис, с беспокойством следивший за этими переговорами, сказал:

— Нужно набить себе цену! — и он, взлетев, встал на голову Дима, как на трибуну, и начал речь, сопровождая ее выразительной жестикуляцией: — Ваше величество! Дамы и господа! Мальчики и девочки любого возраста! Наша труппа гарантирует вам сногсшибательное зрелище! Когда сюда явятся ваши друзья, мы сразим их наповал! — последние слова Френсис выкрикнул как можно громче, потрясая кулаками и дико вращая глазами.

Ответом ему был дружный рев толпы. Слим, нагнувшись к уху Хаймлиха, который величественно махал рукой, прошептал:

— А к развлечениям эти ребята не привыкли…

***

Двое маленьких мурашат карабкались по листу, нависавшему над полянкой возле муравейника.

— Давай-давай, скорей! — торопил один.

Второй, пыхтя, из всех сил карабкался вверх. Наконец, оба добрались до края листочка, и осторожно выглянули. Им предстало необычайное зрелище.

Все поляна была запружена муравьями. Их были тысячи — весь муравейник собрался тут! В середине играл оркестр. Лучшие музыканты муравейника изо всех сил дули в трубки, приделанные к большим раковинам улиток, а их помощники, обхватив трубки руками и ногами, управляли звуком, зажимая проделанные в трубках отверстия. Другие муравьи тут же рядом колотили в такт цветочными пестиками по натянутым на раковины улиток листьям, и подвешенным к кустам отрезкам сухих стеблей различной длины. Звучала негромкая, но очень приятная и ритмичная музыка.

В центре толпы, на свободном пространстве, стояли принцесса Ата, Флик и все гости. Принцесса все еще пребывала в некоторой растерянности — у нее в голове никак не укладывалось то, что произошло. Флик нашел и привел помощников! В это просто невозможно поверить!

К принцессе подошла старая королева:

— Дорогая, расслабься! Ты можешь гордиться собой — поставив на него, ты попала в десятку!

Оркестр доиграл мелодию, и раздались дружные аплодисменты. Королева сказала, обращаясь ко всем, но прежде всего к гостям:

— А завершит наше официальное приветствие господин Сойл!

— Да, ваше величество! — с достоинством поклонился тот, выходя на середину полянки.

— Это наш талант! — с гордостью заявила королева сидящей рядом с ней Джипси. — В том году он играл главную роль в «Пикнике»[2], — и она расхохоталась.

Между тем мистер Сойл продолжал:

— Ребята с моей помощью только что подготовили небольшое выступление в честь наших гостей. Просим!

Вперед вышла Дора. Флик приветственно помахал ей рукой.

— Они просто прелесть! Такие чудные! — сказала Джипси.

Дора, заложив руки за спину, как на уроке, объявила:

— Второй класс начальной школы южного тоннеля хотел бы подарить вам это…

На полянку вышли несколько мурашек, они несли большой лист, свернутый в рулон. Когда лист развернули, глазам всех присутствующих предстала нарисованная на нем яркая и выразительная картина.

— Здесь мы нарисовали, — продолжала Дора, — как вы помогаете нам избавиться от саранчи.

— О! — воскликнула Рози. — Какие восхитительные оттенки крови!

И действительно, на картине были во многих местах изображены кузнечики — раненые, умирающие, порубленные на куски… Кровь лилась ручьем.

— Учитель сказал, что будет трагичнее, если один из вас умрет, — и Дора указала на нижний угол картины, где был изображен разрубленный пополам воин, в котором легко можно было узнать Хаймлиха. У бедняги, когда он это увидел, вытянулось лицо. Рози ахнула, а толпа муравьев захлопала.

Мистер Сойл снова выступил на середину. В руках у него была лира, согнутая из веточки. Он ударил по струнам и продекламировал:

Спою вам балладу

О героях отважных,

Что враз разгромили

Врагов наших страшных!

Картину унесли, и все увидели, что за ней стоят три мурашонка, у одного из них на шею был надет сухой лист. Зашатавшись, этот артист упал на землю. Стоящая рядом Дора воскликнула:

— Смотрите, последний лист упал!

И тотчас слева появилась толпа мурашат. На каждом из них были надеты маски, размером во весь их рост, сделанные из листочков, на которых были намалеваны страшные физиономии. Они закричали:

— Мы — саранча! Где наша еда?

— Кто же бедных муравьев спасет? — продекламировал второй мураш, стоявший рядом с Дорой.

И тотчас с другой стороны появилась новая группа мурашей. У каждого из них был маленький щит из шляпки желудя, и копье из сухой соломинки. Состоялось сражение, и саранча была поражена — ее тела усеяли все поле битвы. Один из воинов, шатаясь, произнес слабым голосом:

— Я гибну… гибну… гибну! — и с копьем, зажатым под мышкой, он рухнул наземь. Сражение закончилось. Раздался гром аплодисментов.

По мере того, как истина открывалась гостям, они становились все мрачнее. Слим в момент гибели «воина» прикрыл руками глаза Хаймлиху, а впечатлительный Френсис упал в обморок. Только Хоу и Роу, жизнерадостные, как всегда, были в восторге и весело хохотали и хлопали в ладоши.

Мистер Сойл, держа свою лиру под мышкой, галантно раскланивался:

— Спасибо, о, спасибо!

Рози приводила в чувство Френсиса, остальные гости мрачно переговаривались друг с другом.

Королева взглянула на принцессу Ату:

— Что ж, милая, твой черед!

Принцесса встала и начала:

— Мы все хотим сказать большое спасибо… — ее негромкий голосок с трудом пробивался сквозь гул толпы и шорох ветра.

Флик подхватил с земли травинку, мигом свернул ее в виде воронки, воткнул поперек щепочку, и сунул получившийся рупор в руки принцессе Ате. Та, сначала не поняв, что это, продолжала:

— …большое спасибо воинам… — и голос ее, усиленный рупором, прозвучал неожиданно громко и внушительно. Ата в недоумении посмотрела на Флика, но тот, улыбаясь, показал ей большой палец, и Ата немного успокоилась.

— Спасибо! — это относилось к Флику, но рупор разнес слово по всей площади. — Во-первых, я хочу поблагодарить воинов за то, что они согласились сразиться с саранчей. Во-вторых, я хочу поблагодарить Флика за его удачную мысль…

Флик помахал всем рукой, бесцеремонно выхватил у принцессы рупор, и сказал:

— Спасибо, ваше высочество!

А за спиной принцессы и Флика в это время происходили важные события, но они этого не замечали. Шокированные артисты переговаривались между собой. Можно было уловить обрывки фраз: «Уходим… и сейчас же…».

— Приятно сознавать, что это моя заслуга, — продолжал тем временем Флик, — но это не так! Ведь именно вы, принцесса Ата, вы поверили в меня, и вы отправили меня на поиски жуков…

— Нужно поговорить с Фликом… как можно скорее… — говорили между тем «воины».

Рози подошла к Флику и тронула его за плечо. Флик повернулся к ней:

— Не сейчас, Рози! Я произношу речь! — и он продолжал: — Я действительно верю, что жуки-воины — это наша…

Между тем, Рози упорно шептала ему что-то на ухо. Флик опять прервал речь, и сказал ей:

— Нет, здесь нет никакого цирка! — он снова поднес было рупор ко рту, и тут до него дошло то, что только что говорила ему Рози. Он посмотрел на «воинов», и увидел, что как раз в этот момент Френсис, чтобы нагляднее объяснить ему то, что пыталась сказать Рози, жонглирует шариками. Истина в одно мгновение стала ему ясна, и поразила его, как гром. Те, кого он считал храбрыми воинами, оказались просто цирковыми артистами, клоунами! Но это не был бы Флик, если бы он тотчас же не сообразил, что надо делать. Он отшвырнул рупор и кинулся к принцессе.

— Принцесса! Воины зовут меня на цирк… э-э-э… циркулярное совещание!

— Я иду с вами!

— Нет, нет! Это строго конфиденциальное совещание! До встречи! — и, оставив принцессу в состоянии легкого ошеломления, Флик кинулся вслед за артистами, уже проходившими сквозь расступающуюся толпу. Идя вслед за ними, Флик непрерывно объяснял всем направо и налево: — Простите, простите, что я увожу воинов, но нам… им… нужно подготовиться к битве… и все такое! Так что, продолжайте веселиться без нас…

Тем временем все «воины» один за другим исчезали в зарослях. Флик шел за ними, приговаривая:

— Всем спасибо, до свидания, счастливо!

И вот уже перед зарослями задержался один Дим. Флик, подойдя, подтолкнул его, и сам пошел следом. Никто не заметил, что Дора тоже увязалась за ними, хотя и следовала на приличном расстоянии.

Вбежав под свод ветвей, Флик, наконец, дал волю чувствам:

— Циркачи?! Да как это возможно!

— Как?

— Что?

— Э-э-э! — решительно возразил Френсис. — Ты же не сказал нам ни слова об убийстве саранчи! Ты соврал нам!

— Вы с ума сошли! Да знаете, что это? Это, друзья мои, самозванство!

— Как вы смеете! — возмутился Мэни, и, подойдя у Флику вплотную, театральным жестом показывая на него, заявил: — Вы, вы главный мошенник в этом сценарии! Разыграли из себя импресарио, обманув чаяния бедных артистов! Мы покидаем вас! — и Мэни, развернувшись, с высоко поднятой головой, гордо направился прочь.

Но мало того! К Флику подскочили Хоу и Роу, и Роу, стоявший на плечах своего братца, отпустил бедняге — муравью шесть смачных пощечин всеми своими шестью руками, после чего, свернувшись шариками, оба братца укатились за остальными.

Флик несколько секунд стоял ошарашенный, но тотчас опомнился и устремился за ними следом:

— Стойте! Нет-нет-нет! Нет! Вы не можете вот так уйти! — он обогнал артистов и забежал вперед, загородив им дорогу. — Вы должны помочь мне! Останьтесь, я что-нибудь непременно придумаю!

— Скажи им всю правду! — заявил Хаймлих.

Флик подскочил к нему, схватил его за толстые щеки, и изо всех сил потряс:

— Им нельзя! Нельзя знать правду! Правда ужасна! — он повернулся к остальным. — Мне будут вспоминать эту ошибку всю мою жизнь! На моих детей и внуков будут показывать пальцами и говорить: смотрите! Вот идет отродье Флика-неудачника! Э-э-э, ладно! Ну, хорошо… пускай… хорошо, идите! Но перед этим сделайте мне небольшое одолжение. — С этими словами Флик опустился на землю, поднял громадную ногу Дима, и поставил себе на голову. — Прошу вас, раздавите меня! Потому что, когда они всё узнают, мне лучше не оставаться в живых…

Но тут вдруг из зарослей раздался голос принцессы Аты:

— Флик! Где ты? Я так думаю, мне необходимо там присутствовать!

Флик мгновенно вскочил и кинулся навстречу принцессе. Он раздвинул ветки и внезапно оказался с ней лицом к лицу:

— Принцесса Ата! Что за сюрприз!

— Что здесь такое происходит? — раздраженно спросила принцесса. — Можно мне поговорить с этими твоими воинами?

— Нельзя! То есть, сейчас у них сверхсекретное совещание, и поэтому их нельзя беспокоить! Да, ребята? — но, оглянувшись, Флик увидел только исчезающего в зарослях Дима — воспользовавшись его отсутствием, «воины» предпочли уйти от дальнейших объяснений, и направились к берегу Острова.

— Я про… про… прошу прощения! — заявил Флик принцессе, задергивая перед ее лицом полог листьев, а сам повернулся и стремглав побежал вслед за уходящими, крича:

— Стойте, не уходите!

— Я никуда и не ухожу… — сказала принцесса, раздвигая ветки, но никого за ними не увидела — ни воинов, ни Флика… — Флик! — закричала она. — Флик! О, я так и знала! — промолвила она с досадой, отворачиваясь.

Тем временем Дора, взобравшись на росший у самого обрыва одуванчик, раздвинула его былинки, и увидела, как воины направляются к краю ущелья, а Флик бежит за ними, крича во все горло:

— Стойте! Стойте! Пожалуйста, не уходите! Только не это!

Но все, кто умел летать, расправили крылья, подхватив своих нелетающих товарищей, и устремились на тот берег, не обращая на Флика никакого внимания. В последний момент ему удалось ухватить за ноги Слима, которого нес Френсис.

— Нет-нет, не бросайте меня одного! Я в полном отчаянии! — продолжал выкрикивать Флик.

— Правда? — спросил Слим, глядя на него сверху вниз. — А так и не скажешь!

Дора, наблюдая за этой сценой, тоже была в полном отчаянии. Она попыталась взлететь:

— Ну же, мои крылья! — но крылья были еще слишком слабы, и, поднявшись совсем немного, Дора рухнула вниз, прямо на одну из былинок одуванчика, инстинктивно ухватившись за нее. Та обломилась, и Дора, как когда-то Флик, полетела через ущелье, увлекаемая порывом ветра, отчаянно крича:

— Помогите!

А в это время вся компания вместе с Фликом опустилась на сухое дно ручья недалеко от противоположного берега.

Слим вопил:

— Отцепись! Снимите его! У меня уже нога онемела!

Мэни схватил Флика за ноги, и пытался его оторвать, а Френсис изо всех сил тянул Слима к себе. Тщетно: Флик держался, как приклеенный, зажмурив глаза и выкрикивая:

— Нет! Нет! Не уходите!

— Отпусти палку! — послышался чей-то голос сверху — это, похоже сказала Рози. — Флик, ты слышишь меня? Отпусти!

— А? — спросил Флик, поднимая глаза вверх. Но, взглянув в этом направлении, он неожиданно увидел нечто ужасное, нечто такое, что, как правило, видят только раз в жизни. Просто потому, что, чаще всего, жизнь на этом и кончается! Он увидел гнездо птицы!

Отчаянно завопив, Флик выпустил ноги Слима, отпрыгнул в сторону и стремглав побежал — сам не зная куда, лишь бы подальше от ужасного гнезда, где лежали три голубых яичка…

— Бежим! — кричал он, и спустя миг скрылся в ближней ложбинке.

Мэни, упавший от неожиданности, поднялся, отряхиваясь, и поглядел вслед Флику. Остальные стояли рядом, не понимая, в чем дело.

— Какой быстрый муравьишка! — сказал Хаймлих, качая головой.

И тут земля вздрогнула, и пронесся порыв ветра. Друзья обернулись и замерли: перед ними была птица! Никто не мог произнести ни звука, и только Хоу и Роу пронзительно закричали:

— Чик-чирик! Чик-чирик!

В следующую секунду все, не исключая и толстого Хаймлиха, устремились туда же, куда убежал Флик, с совершенно потрясающей скоростью. Птица, подпрыгивая, следовала за ними по пятам — еще бы, столько вкусной еды сразу!

***

Когда Флик убежал, принцесса Ата, вернувшись, заявила своей матери:

— Мама! Флик что-то затевает! — и они все направились в сторону берега, куда скрылся Флик.

Выйдя на край обрыва, они увидели перед собой всю необъятную ширь ущелья.

— Смотрите! — воскликнула Ата, заметив у противоположного берега всю компанию воинов с Фликом во главе — они быстро приближались. И тут по пересохшему дну ручья мелькнула стремительная тень.

— Ах! Птица!

А с неба доносился пронзительный тонкий голосок:

— Флик!

— Смотрите! — воскликнула Ата, поднимая голову.

— Дора! — вскричала королева, в свою очередь, увидев дочь, летящую на былинке одуванчика — та уже пролетела полпути до другого берега, и как раз до этого же места добежали все, улепетывая в противоположную сторону.

И тут птица, раньше летевшая над дном ручья, нацеливаясь, кого из убегавших удобнее склевать первым, резко изменила курс. Своим острым глазом она усмотрела Дору, и, широко раскрыв клюв, устремилась прямо на нее!

К счастью, Дора в самый последний момент увидела налетавший на нее раскрытый птичий клюв, похожий на громадную пещеру. Ничего не соображая от страха, она выпустила былинку, за которую держалась, и камнем полетела вниз. Только это ее и спасло — несмотря на отличную реакцию, птица промахнулась. Дора, кувыркаясь, падала с огромной высоты. Все стоявшие на обрыве отчаянно вскрикнули.

Френсис, посмотревший в этот миг наверх, тоже увидел Дору, и все сразу понял. Не рассуждая, он кинулся наперехват, вытянув вперед руки и крича:

— Ловлю, ловлю!

Глазомер не подвел циркового актера — он подхватил падающую Дору у самой земли, и они вместе свалились на дно ближайшей расщелины. И тотчас на край ее опустилась птица. Из-под ее лап посыпались камешки. Один из них упал на ногу Френсиса, который отчаянно завопил от боли, а другой ударил его по голове, и Френсис лишился чувств.

На обрыве все сходили с ума от волнения.

— Что там происходит? Видит кто-нибудь?

И тут принцесса Ата вспомнила… Она схватила травинку, быстро свернула ее, опустила внутрь капельку росы, и поднесла к глазу:

— Вот сейчас увидим!

Дора, оглушенная падением, сидела рядом с Френсисом, не понимая, где она. И вдруг увидела прямо над собой ужасный клюв птицы!

Она кинулась к Френсису, по-прежнему лежавшему без сознания, схватила его за плечи, и изо всех сил потащила в сторону, крича:

— Дорогая божья коровка! Ну, очнитесь! Ну, пожалуйста! Очнитесь же!

Ата в телескоп отлично видела птицу, как та прыгала по краю расщелины и что-то клевала в ее глубине, но что там происходит — видеть не могла.

Дора затащила Френсиса в боковую трещину, которая была узкой, и куда птица не могла достать клювом. Тем не менее, она не оставляла своих попыток и продолжала клевать землю рядом с ними.

Все остальные беглецы, во главе с Фликом, добежали в это время до большого камня, и, спрятавшись за ним, тоже всё видели, а Флик даже слышал, как Дора кричит:

— На помощь, на помощь! Помогите!

— О, небеса! — застонал Мэни. — Их ждет погибель!

— Френсис, Френсис, Френсис! — в отчаянии повторял Слим.

— Стойте! — воскликнул Флик. — У меня есть идея!

И через несколько секунд зрители на обрыве увидели, как Слим, стоя на дне мелкой трещинки, держал на весу Хаймлиха, а тот кричал, дразня птицу:

— Ку-ку! Эй, ранняя пташка! Не хотите ли отведать вкусного червячка на палочке?

— Я сломаюсь, сейчас сломаюсь! — стонал Слим, удерживая тяжелого Хаймлиха из последних сил.

Птица заинтересовалась, и, оставив в покое Дору с Френсисом, скакнула в направлении Хаймлиха. Как только она миновала камень, за которым прятались все остальные, из-за камня вылетел Дим. На нем сидел Мэни, а под брюхом прицепилась Рози, уже успевшая сплести прочную сетку из паутины. По краям сетку придерживали Хоу и Роу, и там сидел Флик.

Подлетев, Дим завис над трещиной, а Рози быстро спустила сетку вниз. Едва она коснулась земли, как Флик выскочил, и, подбежав к Доре, подхватил ее на руки. Тем временем Хоу и Роу загружали в сетку все еще бесчувственного Френсиса.

А Слим с Хаймлихом на весу все пятился назад от птицы, которая все примеривалась, как бы поудобнее их склевать. Наконец, Слим спрыгнул в ближайшую расщелину, но тут случилось непредвиденное — толстый Хаймлих, вместо того, чтобы упасть на дно, остался сверху! Он просто не пролезал в трещину!

— Ай, я застрял! — отчаянно вопил Хаймлих. — Караул!

А птица между тем все приближалась. Вот ей осталось уже скакнуть всего один раз…

Ата, глядя в телескоп, восклицала:

— Они используют гусеницу, как приманку!

— Как смело! — восхищались окружающие муравьи.

И вот, когда птица была совсем рядом, уже раскрыла клюв, и всем казалось, что Хаймлиху пришел конец, вдруг перед ним, закрывая его от птицы, распахнула свои чудесные крылья Джипси. Птица повернулась к ней, но Джипси не ждала ее, а легко упорхнула в сторону. Птица отвлеклась и погналась за бабочкой, а Слим между тем изо всех сил пытался втащить Хаймлиха в расщелину. Наконец, он догадался крикнуть:

— Втяни живот! — и Хаймлих тотчас очутился в безопасности, на дне.

А в это время Дим с привязанной снизу сеткой, в которой лежал Френсис, сидели Хоу, Роу и Флик и Дорой, набирал высоту. И должно же было так случиться, что тут как раз очнулся Френсис. Ничего не понимая, он дернулся, почувствовав сильную боль, и с криком: «Моя нога!» — вывалился из сетки.

Флик хотел его поймать, но вместо этого сам выпал. К счастью, братья-акробаты не сплоховали, и в последний момент схватили Френсиса за ноги, а Флик успел уцепиться за его усики. Так они и летели — сверху Хоу и Роу, держащиеся задними лапами за сетку, а передними — держа Френсиса за ноги, а ниже всех — Флик, висящий на усиках Френсиса, да еще держащий другой рукой Дору.

Дора первая и увидела, как птица, бросив погоню за Джипси, устремилась к ним.

— Флик! — пронзительно закричала она. Но Флик, увы, ничего не мог сделать, и только, как завороженный, смотрел на приближающуюся птицу, прижимая Дору к груди. Он решил, что если птица их догонит, он выпустит усики Френсиса, и они упадут вниз — лучше разбиться, чем стать для птицы пищей.

Однако Дим и сам все понимал, и старался лететь как можно быстрее. Но разве мог он соперничать в скорости с птицей? Птица догоняла. Дим достиг глиняного откоса и устремился вверх, так близко к поверхности земли, что птица не могла их достать — ей мешали собственные длинные крылья. Флик и Дора почти скользили по откосу берега, а за ними совсем рядом следовал страшный птичий клюв. И, наконец, откос кончился, и Дим проскользнул между ветками растущего наверху терновника. Птица попыталась последовать за ним, но для нее там было слишком тесно. Тогда она попробовала сесть на ветку, наколола лапы о колючки, и, обиженно чирикнув, в конце концов, улетела не солоно хлебавши.

Беглецы перевели дух. Здесь были все, кроме Слима, Хаймлиха и Джипси. И все они остались живы! В это даже не верилось. И вдруг они услышали какой-то шум.

— Что это? — спросила Рози.

Мэни торжественно поднял палец:

— Это, друзья мои, чарующий звук аплодисментов!

Да, это аплодировали все муравьи — и те, что остались на полянке, и те, что все видели с обрыва. А когда Дим, слетав еще раз, принес Хаймлиха и Слима, и с ними прилетела Джипси, аплодисменты вспыхнули с новой силой. Никто и никогда еще так не хлопал артистам жалкого провинциального цирка! Френсис, несмотря на сломанную ногу и пережитые опасности и передряги, лежал на земле между Хоу и Роу, которые поддерживали его с двух сторон, блаженно улыбался, и приговаривал:

— О, я в раю! Браво!

***

Френсиса устроили на пышной постели, сделанной из цветка ромашки. Нога его, в гипсовой повязке, была подперта веточкой с развилкой, чтобы ему было удобнее — доктор Флора постаралась на славу. Френсис лежал в отдельной палате — на полянке, отгороженной кустами, вход в которую закрывали два листика, похожие на двери.

Из-за кустов появилась группа мурашек в сопровождении учительницы и принцессы Аты. Старшая мурашка выступила вперед и решительно начала:

— Отряд юных пионок салютует спасителю нашего младшего члена отряда — принцессы Доры! И в честь отважной Френсис у нас новые галстуки! — мурашки дружно повернулись, и можно было увидеть, что на шеи их сзади надеты листики, желтые с черными точками, совсем как спинка божьей коровки.

— Мы избрали вас нашей почетной вожатой! — сообщила Дора, и весь отряд с криком «Ура!» кинулся к постели Френсиса.

— Что?! — вскричал Френсис. — Черт знает… — но при детях он не стал продолжать. Он уже постепенно начал смиряться с тем, что все относятся к нему, как к особе женского пола. Ну что тут поделаешь, если слова «божья коровка» — это не мужской род, а женский? Не станешь же говорить «божий бычок»! Братцы Хоу и Роу, стоящие тут же, переглянулись, откровенно скалясь и подмигивая, но Френсис сделал вид, будто ничего не заметил.

Обступившие Френсиса мурашки прыгали, гладили руки и ноги Френсиса, поправляли его постель, чтобы ему было удобнее. Это продолжалось бы долго, если бы стоявшая рядом Флора не сказала с улыбкой:

— А ну-ка, девочки, давайте скорее отсюда, пациентке нужен покой!

Мурашки тотчас послушно отошли в сторону, построились и убежали в кусты, закрыв за собой «двери». Рядом с ним остались только Флик, два брата-акробата и принцесса Ата, стоявшая чуть в стороне.

— Флик, — сказала она. — Можно с тобой поговорить?

— А? Конечно! — Флик отскочил от постели Френсиса так стремительно, что выбил подпорку у него из-под ноги. Френсис взвыл, но на это никто не обратил внимания. Ата направилась в сторону муравейника, Флик последовал за ней. Пятясь к кустам, Ата повторяла, обращаясь ко всем артистам, располагавшимся тут же, чуть в стороне:

— Еще раз — спасибо! Огромное спасибо! Вы так добры…

Зайдя в один из тоннелей муравейника, начинавшийся здесь же рядом, Ата обернулась и спросила Флика:

— Как ты думаешь, я не обидела воинов?

— Ты? Нет!

— Хорошо… Понимаешь, когда ты их привел, я решила, что это какие-то клоуны!

— Серьезно? — Флик выдавил из себя смешок, что вышло у него почти естественно.

— Только не говори им об этом… Не хватало мне еще одной королевской ошибки!

— Принцесса, вы отлично справляетесь!

— Спасибо. Ты милый… Ты не прав, я справляюсь очень плохо… но ты милый… Я — то знаю, что все думают.

— О чем вы?

— Все вокруг, вся колония… Никто на самом деле не верит, что я справлюсь, что я смогу заменить мать. Как будто все на меня смотрят, и только и ждут…

— Ждут вашей ошибки… — продолжил Флик.

— Флик, — произнесла, немного смущаясь, принцесса, — извини меня!

— За что?

— Знаешь, я была слишком строга к тебе. Прости! Если бы я хоть как-то могла… А, придумала! Вот: назначаю тебя королевским представителем у жуков! Ты будешь моим официальным помощником.

— Я?

— Да брось! Ты отличный парень, особенно после того, как спас Дору! Это было очень смело.

— Правда? Принцесса, вы слишком добры ко мне!

— Далеко не каждый осмелится сразиться с птицей! Даже Хопер их боится!

— Ну, я не знаю, конечно… может быть… — смущенно бормотал Флик, и вдруг замолчал, пораженный какой-то мыслью, которая пришла ему в голову. — Что ты сказала?!

— Что? А… Ну, что даже Хопер боится птиц…

Флик с быстротой молнии исчез в боковом тоннеле, ведущем у выходу из муравейника, оставив Ату в состоянии легкого ошеломления. Но спустя мгновение он так же стремительно появился, подскочил к Ате, пожал ей руку и чмокнул в щеку:

— Спасибо! — и опять исчез столь же быстро.

Принцесса осталась стоять в тоннеле, мечтательно улыбаясь — поцелуй Флика, похоже, пришелся ей по душе.

***

Ворвавшись обратно в палату Френсиса, Флик заорал:

— Хопер боится птиц!!!

— Я его понимаю! — отозвался Френсис. Возле его постели собралась вся труппа.

— Это просто замечательно! — продолжал Флик, приближаясь к Френсису. — Мы избавимся от Хопера, и никто не узнает, что я ошибся. Вы продолжаете играть воинов…

— Тпр-р-р! — произнесла Рози. — Флик, детка! Мы не намерены драться с саранчей, ясно?

— Когда придет саранча, вас здесь не будет. Все просто — надо только…

— Ни слова больше! — заявил Мэни. Он приблизился к Флику и постучал пальцем по его лбу. — Я не знаю, что зародилось в этих маленьких мозгах, но мы в этом не участвуем. — С этими словами он демонстративно отвернулся и отошел в сторону.

Тут от двери раздался робкий голос:

— Простите, можно взять у вас автографы? — двое мурашей осторожно заглядывали в двери, не решаясь войти.

— Автограф? — вскричал Хаймлих с энтузиазмом. — Да! Конечно! — он даже отбросил сочную ягоду, которую жевал, и выдернул из ближайшего цветка тычинку, чтобы использовать ее, как карандаш.

— Ура! — закричали мураши, подбегая к кровати.

И Френсис, расписываясь на поданном ему листочке, сказал:

— Что, ребята? Видели вы, как от нас убегают птицы?

— Да! Она промазала! — и, подойдя к Хаймлиху, мураш восторженно сказал: — Как вы здорово изображали, что застряли в этой расщелине!

— О, да! — отозвался тот, расписываясь на листке. — Все это было частью нашего плана…

— Держи, мальчик мой! — и Мэни, в свою очередь, расписался на листочке. Мураш, взяв листочек в руки, прочитал:

— Ма… ма… майор… — он с недоумением посмотрел на Мэни.

— Я — майор Мэни, юный кадет, — пояснил тот, принимая гордую позу, — и я всем тут заправляю! — добавил он доверительным тоном. — Запомните!

— Так точно! — дружно отозвались мураши, отдавая Мэни честь.

— Вольно! — скомандовал тот, и мураши побежали к двери, говоря один другому:

— Ух ты!

— Когда я вырасту, я стану богомолом, как Мэни!

— Ох-ох-ох! Очаровательные юноши! — заявил Мэни, поворачиваясь к Флику. — Так что ты говорил, Флик?

— Итак, мы с вами построим птицу — такую, которой можно будет управлять. И мы поднимем ее над муравейником…

***

— …И мы поднимем ее над муравейником, — говорил Мэни принцессе Ате и всему совету, — и когда Хопер со своей бандой будет внизу, мы запустим птицу, и прогоним саранчу прочь! — говоря это, Мэни показывал на маленькую модель птицы, подвешенную на ветке куста. — Это потребует участия всех…

***

— …Это потребует участия всех и каждого, — говорила принцесса Ата, выступая перед всеми муравьями в большой галерее муравейника, — чтобы наш план стал реальным! Я знаю, такая работа не в наших традициях, но если наши предки смогли построить этот муравейник, то и мы, все вместе, сможем построить эту птицу!

Весь муравейник отозвался ей дружным восторженным ревом и аплодисментами, которые не смолкали долго. А Флик, сидя на выступе на самом верху галереи, хихикал и подпрыгивал от восторга — вот чем обернулся его замысел!

***

И строительство птицы началось. Мистер Торни, который был силен в геометрии, острой колючкой вырезал контур птицы на листке дерева.

Мэни и Джипси подняли листочек ввысь, и солнце отбросило на землю четкую тень.

— Идеально! — прокричал Торни в трубу, приделанную к раковине улитки, а принцесса Ата в рупор скомандовала:

— Все на место!

По этой команде множество муравьев подбежало к контуру птицы, и каждый положил на землю щепочку, которую держал в руках. Мэни и Джипси убрали шаблон, тень исчезла, но на земле остался большой контур птицы, выложенный из щепочек.

Дим подвез к месту строительства сухую ветку с несколькими ответвлениями, похожими на ребра, и так ловко сбросил ее со спины, что ветка легла вдоль контура птицы, точно от носа до хвоста.

Несколько муравьев сбросили с самой вершины дерева большущий желудь. Он попал как раз на острый камень, и удачно раскололся на две половинки. Выдолбленные внутри, они должны были образовать клюв. Муравьи подбежали со всех сторон и подняли одну из половинок желудя, чтобы отнести ее к птице. И тут Флик увидел напротив себя принцессу Ату, которая работала вместе с другими.

— Привет, Флик, — сказала, улыбаясь, принцесса. Подскочивший было Роу пытался, в свою очередь, тоже сделать Ате глазки, но Флик бесцеремонно отпихнул его, и ухмыльнулся весьма самодовольно.

Один только Френсис вынужденно бездельничал, лежа в постели — его нога пока еще не срослась. Чтобы не скучать, он рассказывал своим подопечным из отряда, избравшего его вожатой, разные смешные истории, и терпел их непрестанные приставания.

— Просто прирожденная вожатая! — говорили Флора и мистер Сойл, заглядывая иногда в палату. Однако временами терпение Френсиса лопалось — если его подопечные уж слишком ему надоедали. Вот и теперь, не выдержав, он закричал:

— Ну ладно, всё! Пошли все вон! — мурашки отскочили к двери и жалобно сморщились. — Ну, вот, теперь они будут плакать! — пробормотал Френсис, и точно — все мурашки залились слезами. А мне-то что? — говорил Френсис, стараясь быть равнодушным, отвернувшись и скрестив на груди руки.

Но долго он не смог выдержать — схватил лежащие на столике у кровати три капельки росы и начал ловко ими жонглировать. Мурашки прекратили рев и смотрели на него во все глаза. Наконец, повыше подкинув капельки, Френсис широко открыл рот и заглотал их одну за другой. Мурашки засмеялись и громко захлопали в ладоши.

А строительство птицы продолжалось. Дим, как вертолет, медленно снизился над остовом птицы и опустил в него большую раковину улитки, которую муравьи использовали, как рупор — ведь птица должна обладать голосом!

— Ниже, еще ниже, вот так! — командовал мистер Торни, исполнявший на строительстве роль прораба.

Как только раковина встала на место, самые сильные муравьи, а вместе с ними Хоу и Роу, побежали сверху по остову птицы. Они хватались за веточки каркаса, а длинные цепочки муравьев внизу тянули их за ноги. Таким образом они подтягивали друг к другу веточки, и идущая следом Рози скрепляла их узелками паутины. Туловище птицы приобретало нужную форму.

Впереди установили скорлупу большого ореха, изображавшую голову птицы, а к ней приделали выдолбленные половинки желудя — клюв. Длинные ветки с развилками вставили с боков, они образовали остов крыльев. Внутри птицы уселись муравьи, и можно было слышать, как Хаймлих командовал:

— Вверх — вниз, вверх — вниз! — и в такт его командам ветки-крылья послушно поднимались и опускались.

Наконец, Дим взлетел на дерево и запустил свои крылья на полную мощность в большом дупле. Старые прошлогодние листья так и полетели оттуда целой грудой. Муравьи пристраивались на листьях и летели вниз, визжа от восторга. А Хаймлих схватил четыре листочка в руки и, размахивая ими, опускался, выкрикивая:

— Смотрите, смотрите, какая я прелестная бабочка!

Внизу шеренга муравьев отбирала самые красивые и ровные листья, желтого и медно-красного цвета, и несла их к птице. Принцесса Ата лично подбирала листочки по цвету и расположению, а Флик пользовался всяким удобным моментом, чтобы попасться ей на глаза. Листочки сшивали вместе и закрепляли их на остове туловища и на крыльях птицы. Птица постепенно становилась все больше похожей на настоящую.

И вот, пришел момент, которого так долго все ожидали. Толстые канаты были протянуты через ветку дерева, и все население муравейника взялось за них.

Принцесса Ата взлетела над полянкой, и все осмотрела в последний раз.

— Давайте! — скомандовала она.

По этой команде все муравьи изо всех сил стали тянуть канаты. Птица шевельнулась и медленно поползла вверх. Вместе с муравьями в цепочках стояли и все члены труппы, и даже сама принцесса Ата опустилась на землю и взялась за канат, и случайно ли она оказалась рядом с Фликом?

Под действием усилий всего муравейника птица постепенно ползла вверх, все выше и выше. И, наконец, она поравнялась с дуплом, из которого недавно выметали листья. Из дупла вылетел Дим. Он уперся лапами и головой в переднюю часть птицы и изо всех сил заработал крыльями, пытаясь затолкать птицу хвостом в дупло. Птица понемногу поддавалась. В дупле Дора, размахивая двумя светящимися грибами, подавала Диму сигналы.

И вот уже птица полностью скрылась в дупле. Подскочившие муравьи поскорее подперли ее туловище веточками с рогульками на концах, чтобы она не выпала обратно раньше времени. Хоу и Роу высунулись из клюва птицы — они сидели внутри, и радостно завопили. Дора подошла к краю дупла и помахала светящимися грибами муравьям, стоявшим внизу на полянке, сигнализируя, что операция успешно завершена. Ей ответил восторженный рев толпы. Все муравьи, а вместе с ними и артисты прыгали, размахивали руками, кричали. Они сделали это! Невероятно, невозможно, но они это сделали!

(Продолжение следует)

 

 

 

 

 

Окончание

***

На самом краю пустыни, неподалеку от свалки мусора и вывески на двух языках, испанском и английском — «Опасно», была громадная грязная лужа. На ее поверхности сияли радужные разводы от разлитой нефти, а рядом, в тени огромного кактуса, лежала рваная ковбойская шляпа.

Большой кузнечик катался по поверхности лужи, как на водных лыжах, используя в качестве тягловой силы двух крупных комаров — их тут было множество.

— Я-хо-о! Смотри, я еду на пятках! — кричал он своему приятелю, который, лениво развалившись, лежал на маленьком островке посреди лужи. — А ну, давай за мной! — но тот, приподнявшись, закричал:

— Эй, москито! — к нему подлетел комар. — Еще выпивки!

Комар полетел к ковбойской шляпе исполнять заказ.

В шляпе было многолюдно — тут развлекалась вся банда Хопера. Оркестр из нескольких комаров на возвышении исполнял «Кукарачу»:

Ах, таракаша, таракаша,

Уже не может он бежать.

Ноги ему уж не хватает,

Пора вторую оторвать![3]

Подчиненные Хопера веселились. Двое из них развлекались игрой в дартс[4], используя вместо стрелок живых комаров. Послюнив жало комара для большей остроты, игрок кидал его в мишень, и комар, воткнувшись, как стрела, повисал, свесив руки и ноги.

Некоторые выпивали, но большинство ели. В прореху шляпы была сверху воткнута большая разбитая бутылка с пробкой — клапаном. Бутылка была до половины заполнена кукурузными зернами. Получив заказ, комар-официант подлетал к бутылке, приподнимал крышечку клапана, и на тарелку падали одно-два кукурузных зернышка, которые он спешил отнести на столик клиента.

У барной стойки сидели четверо кузнечиков. Одним из них был наш старый знакомый — брат Хопера. Он задумчиво потягивал коктейль из трубочки. Остальные трое разговаривали.

— Еды здесь навалом.

— Ну, хорошо, а если мы потащимся туда, и вдруг там начнется дождь?

— Да лучше на себя дихлофос вылить!

— Что ты, и не говори! — вмешался в разговор брат Хопера. — Уж что верно, то верно! К чему нам так рисковать? Скажи об этом Хоперу.

— Мысль-то хорошая, но, понимаешь… Это совсем не наше дело, — заметил один из сидящих за столом. — Ведь ты его брат, стало быть, вице-президент партии!

— Да? А ведь и вправду! Надо же! Ладно, скажу ему. Надо почаще с вами общаться, — заявил братец, вылезая из-за стола.

— А что, если Хопер рассердится? — спросил один из оставшихся за столом, когда тот ушел.

— Тогда достанется этому гению, а не нам! — откликнулся другой.

Между тем, братец Хопера шел, бормоча на ходу:

— Вице-президент… Звучит неплохо! — и он вошел в соседнее отделение за загородкой, где большая гусеница с окурком сигары во рту делала массаж Хоперу, лежащему вместо кушетки на стреляной гильзе сорок пятого калибра. Гусеница как раз разминала Хоперу надкрылья всеми шестью лапами, и он покряхтывал от удовольствия:

— Вот так… хорошо! Чуть ниже. Пониже, пониже! Отлично!

— Привет, Хоп! — сказал братец, заходя в помещение.

— Пошел вон! — отозвался Хопер.

— Ладно, — откликнулся брат, разворачиваясь, чтобы уйти, — тогда я не скажу, что придумал!

— И не надо!

— Ну, хорошо! — заявил тот, снова приблизившись и остановившись рядом с кушеткой. — Я бы все равно сказал. Знаешь, я тут подумал — я часто думаю, как вице-президент, и все такое, и вот что я придумал. На кой нам сдался этот Остров с муравьями? Ведь ты вообще не любишь зерно!

По мере того, как брат говорил, выражение лица Хопера становилось все мрачнее, а при последних словах он вскочил так стремительно, что его собеседник отшатнулся в испуге и забормотал:

— Да, да, правда, это дурацкая идея, я знаю! Это даже не моя идея! Это Эка и Лока! Они так сложно говорили, я все перепутал! — и он в страхе прикрыл лицо руками, ожидая, что Хопер его ударит. Но тот не стал бить, а, немного подумав, направился в главный зал.

Когда Хопер, треща крыльями, опустился в середине зала, все уставились на него. Музыка заглохла, танцы прекратились, сидящие за столиками перестали пить и есть.

— Эй, заказывай круговую, — громко и весело сказал Хопер, — потому что мы остаемся здесь!

Остальные, не ожидавшие ничего подобного, радостно загомонили. Хопер продолжал:

— Что за бредовая идея — зачем нам лететь на этот Остров? Здесь у нас достаточно еды, чтобы переждать зиму. Зачем вообще туда возвращаться?

Эка и Лока, довольные, что все кончилось хорошо, радостно пихали друг друга локтями. Хопер между тем прошел за стойку, и задумался.

— Да… Но был там один, который мне возразил!

— Ай, ну можно забыть о нем! — отозвался Лока.

— Ведь это всего лишь муравей! — поддержал его Эка.

— Да, ты прав! Это всего лишь муравей! — засмеялся Хопер. Но было в его смехе что-то зловещее.

— Вот-вот, они же малявки!

— Хм… Малявки… — Хопер открыл клапан и положил на ладонь зернышко. — Давайте представим, что это зернышко — маленький муравей. — Он бросил зерно в Эку, и оно отскочило от его грудного панциря, не причинив никакого вреда. — Больно?

— Ха-ха, нет!

— А теперь? — и Хопер запустил другое зерно в Локу.

— Да ты смеешься, что ли? — все расхохотались.

— Ну, а теперь? — и Хопер одним движением вырвал пробку из бутылки, и на сидящих рядом обрушилась лавина зерен. Раздались крики ужаса и боли, и спустя несколько мгновений от Эки и Локи не осталось и следа, а на этом месте возвышалась целая гора кукурузы. Хопер хладнокровно стоял рядом и смотрел, а когда все было кончено, взобрался на гору зерен и заговорил:

— Позволь одному муравью восстать против тебя, и они все восстанут против тебя! Эти маленькие создания в сотни раз превосходят нас числом, и если они это поймут, считай — наша песенка спета! И дело не в еде. Эти муравьи должны знать свое место. Вот почему мы возвращаемся! Кто-нибудь еще хочет остаться? — и Хопер мрачно посмотрел на стоящих перед ним товарищей. На мгновение те замерли, но тотчас, присев, расправили крылья и приготовились лететь. А брат Хопера, толкнув локтем своего соседа, в восторге заметил:

— Он все-таки прирожденный оратор!

— Погнали! — скомандовал Хопер, и все, как один, сорвавшись с места, исчезли в дыре наверху.

***

Над муравейником стояла ночь, но никто не спал. Муравьи праздновали окончание великого дела — создание птицы. Все танцевали, пели, играли на своих нехитрых инструментах. То тут, то там раздавались тосты «За птицу!», и поднимались капельки росы.

Все члены труппы, конечно же, также были тут. Принцесса Ата веселилась и танцевала вместе со всеми.

Рози рассказывала какому-то муравью:

— Вот так и умер мой десятый муж… И теперь я — вдова! Я всегда была черной вдовой[5], но теперь я — вдовствующая черная вдова, — и она рассмеялась.

Дим развлекал мурашек — они садились ему на спину, и он, резко щелкая надкрыльями, подбрасывал их, как на трамплине. Они летели и прилипали к паутине, сплетенной для этой цели Рози между двух тонких стволов, а потом отклеивались от нее и спускались на землю, чтобы повторить полет. Сколько было смеха и веселого визга!

Высоко на дереве, на площадке, дежурил Торни. К нему подошел мистер Сойл, и спросил:

— Дружище, злодеев пока не видно?

— Сейчас проверю. — Торни взял светящийся гриб, и поднял его над головой. И тотчас по всему Острову вспыхнули десятки таких же огоньков — это дежурные подавали сигнал, что все в порядке. — Нет, пока нет. Уж мы их встретим!

Тем временем Френсис построил свой отряд и скомандовал:

— Пионки, разойтись! — мурашки с веселым смехом разбежались. — И не обижать мальчиков! — прокричал Френсис им вслед. — Ну, как таких не полюбить? — задумчиво прибавил он.

К артистам подошел Флик.

— Как вы тут, ребята? — закричал он. — Как зерновой коктейль? Бодрит? — Но, подойдя поближе, он тихонько продолжал: — Значит, так. Я сказал, что вы будете в главном бункере. После праздника я выведу вас через черный ход, и все. Вы свободны.

Наступило молчание. Все опустили глаза. Первым отозвался Дим:

— Дим не хочет уходить!

— Если так, то и я остаюсь, — заявила Рози. — Я должна ему менять памперсы, — и они оба рассмеялись.

— А я обещал пионкам научить их игре в «очко», — сказал Френсис.

— Похоже, мы подписались на длительный ангажемент! — засмеялась Джипси. А Хоу и Роу, подойдя к Флику, как всегда, верхом друг на друге, расцеловали его в обе щеки, то есть, понятно, расцеловал тот из них, кто был сверху.

— Посмотрите на эту колонию! — воскликнула, подходя к ним, принцесса Ата. — Нет, вы только посмотрите! Я их просто не узнаю!

Как раз в это время шло соревнование престарелых муравьев — они отжимались в присутствии самой королевы, а она стояла рядом, с неизменной Тилли на руках, и подначивала:

— Упражняйтесь усердней, юноша! — а тот, делая уже второй десяток отжиманий, хохотал:

— Мне как будто снова семьдесят!

Принцесса продолжала:

— Я должна поблагодарить за это вас. Так что, спасибо! И спасибо, что ты нашел их, Флик!

— Я? — Флик резко повернулся, и один из его усиков зацепился за усик Аты. — Извините! Я сейчас распутаю, если не возражаете! — и Флик стал распутывать усики. Принцесса кокетливо говорила со смехом:

— И как это они так запутались? — наконец, усики были распутаны, и Ата пошла дальше, сказав: — Схожу посмотрю, как там птица…

Однако, сделав несколько шагов, принцесса смущенно остановилась и повернула в другую сторону:

— Птица — это туда…

— Да, птица — это туда! — подтвердил Флик со смехом. — Вроде как!

Но в этот миг за дальним бугром вспыхнул огонек. Флик насторожился:

— Что?

И тотчас вспыхнули еще три огонька. А мистер Торни, дежуривший наверху, увидел, кроме того, как трава в той стороне заколебалась и пошла волнами.

— Мать моя муравьиха! — воскликнул он, и затрубил в раковину улитки.

— Это они! — закричал Флик. — Приготовьтесь!

— Все по местам! — кричали старшие муравьи отрядов.

— Занять боевую позицию! — вторила им принцесса Ата. — Это не учебная тревога, вы знаете, что надо делать! Живо, живо, живо!

Муравьи стремглав бежали, каждый в свою сторону, на ходу образуя колоны — многочисленные тренировки не прошли даром.

И тут сверкнул яркий свет, травы раздались, и на полянку выкатились два фургона, все обклеенные яркими афишами. Запряженные в них громадные гусеницы проворно семенили лапками по земле, сидящие на крыше светлячки светили вперед, как два прожектора. Это был бродячий цирк Пети! Бог знает, как он сюда попал и зачем, да еще в такое время, но это был он! И хозяин лично, собственной персоной, восседал на облучке, на крыше первого фургона, с помощью длинных вожжей управляя гусеницами.

— Тпр-р-р! — воскликнул Пети, натягивая вожжи, и гусеницы встали. — Спокойно, девочки, вот так!

Все бывшие его артисты, стоявшие тут же в сторонке, раскрыли от удивления рты:

— Эмиль?! Эмиль! — и они поспешно кинулись к ближайшим кустам.

А Пети тем временем прыгал на крыше фургона влево и вправо, вперед и назад:

— Приветы — салюты, взрослые и детишки, как делишки? Я — великий Эмиль Блох, хе-хе-хе-хе! Кто бы, кто бы мне помог… Ладно, давайте сразу к делу, — завладев вниманием слушателей, Пети продолжал: — Послушайте, я тут мотаюсь от муравейника к муравейнику, в поисках своих цирковых артистов. Вы их не видели? — при этих словах два светлячка — прожекториста перелетели через голову Пети и развернули на передней стенке фургона огромную афишу, на которой была изображена вся труппа — тут были и Дим, и Рози, и братья-близнецы, и Френсис, и Слим, и толстый зеленый Хаймлих, и, конечно, Мэни со своей Джипси…

Флик первый узнал их всех, и ахнул. Да и остальные, подвинувшись поближе к афише, уже не сомневались в том, кто изображен на ней.

— Подождите! Разве это не майор Мэни? — спросил мистер Сойл, протягивая к афише руку с тросточкой.

Но Флик подскочил к афише, пытаясь загородить ее спиной, и быстро затараторил:

— Простите, я не видел никого похожего поблизости, здесь у нас нет никого из тех, кого вы разыскиваете.

Пети подозрительно посмотрел на него, а потом кивнул своим светлячкам. Те направили яркие лучи света в разные стороны, и тотчас высветили подозрительный листочек, который сам собой двигался и полз в сторону от фургонов.

— Так что вам лучше спросить в других муравейниках… До свидания! — продолжал между тем Флик, пытаясь свернуть афишу.

Но Пети его не слушал. Одним огромным прыжком — ведь недаром он был блохой! — подскочил он к листочку и сдернул его в сторону. И что же? Под ним оказались все артисты, вся труппа, все те, кого он так давно и безуспешно разыскивал!

— Ха-ха, ребята, а я вас везде ищу! — и Эмиль, подскочив к своим артистам, с пафосом заговорил: — Пылающая смерть! Хит сезона!

— Эмиль, тс-с-с! Не надо! — попытался остановить его Френсис, но Пети не обращал на него никакого внимания.

— Весть об этом разнеслась повсюду! На следующий день стояла огромная очередь мух на представление, целая толпа! Я придумал: вы поджигаете меня дважды за ночь, я беру выходной подлечиться, а потом повторяем все заново! Мы же все циркачи, а искусство требует жертв!

— О, так вы не воины? — спросила принцесса Ата прерывающимся голосом, глядя на Пети.

— Вы шутите! Эти ребята лучшие циркачи на всем свете! И они сделают меня богачом! Ха-ха-ха-ха!

— Вы хотите сказать, — шагнул вперед мистер Торни, — что вся наша оборонная стратегия была разработана клоунами?!

— Мы думали, идея Флика сработает… — заявил Френсис, прижимая руки к груди.

Все ахнули и повернулись туда, где стоял Флик.

— Ой, — произнес Френсис, сообразив, что он невольно выдал величайшую тайну — оказывается, птицу придумали вовсе не они, а Флик!

— Скажи мне, что это неправда! — с волнением и надеждой произнесла дрожащим голосом принцесса Ата, подходя к Флику.

— Нет, нет… я… мы… — пробормотал Флик.

— И все это случилось в самый неподходящий момент, — вмешался мистер Сойл. — Последний лист вот-вот упадет, а мы…

— Мы не собрали никакой еды для саранчи!

— Если Хопер узнает, что мы наделали!.. — воскликнул мистер Торни.

— Хопер ни о чем не узнает! — ряды муравьев раздались, и вперед выступила старая королева. — Мы всё спрячем и сделаем вид, что ничего не произошло. А вас, — она повернулась к артистам, — здесь вообще не было! Попрошу вас уйти!

— Да, но птица, птица! — выскочил вперед Флик. — Она сработает!

— Я не думала, что доживу до того дня, — с горечью заявила королева, — когда один муравей поставит себя выше всей колонии!

— Что?! — Флик не верил своим ушам. Неужели эти страшные слова относятся к нему? А ведь он так хотел всех выручить…

— Дело в том, Флик, что ты лгал…

— Нет-нет, я просто… — Флик так хотел объяснить, что он всего лишь хотел помочь, что он так любит всю колонию, королеву, принцессу… Особенно принцессу Ату!

— Ты лгал, Флик, — сказала, подойдя к нему, Ата. — Ты лгал ей! Ты лгал колонии, ты лгал мне! — она прижала руки к груди, и в голосе ее звучала неподдельная боль. — А я, идиотка, поверила…

— Просто я… я боялся, что если вы узнаете, что я привел циркачей… Я просто хотел, как лучше… — и он опустил голову.

— Уходи, Флик! — сказала принцесса Ата. — И на этот раз не возвращайся!

Дора, стоявшая неподалеку, хотела было что-то сказать, но все молчали, и она тоже осталась стоять, опустив голову.

Флик повернулся и, ничего не сказав в ответ, поплелся к фургону, на облучке которого восседал торжествующий Пети. Тот покачал головой и, промолвив:

— Суровый народец! — хлестнул вожжами гусениц. — Н-но! — и фургон тронулся.

Дора сделала было несколько шагов вперед, следом за фургоном, но старая королева, нагнувшись, удержала ее, положив руку ей на плечо.

— Флик… — грустно промолвила Дора.

Фургон все удалялся, вот он уже скрылся в зарослях, вот он снова появился на склоне дальнего холма…

И тут от ветки дерева отделился листок. Он закружился, покачался в воздухе, словно раздумывая, и упал на землю. Последний листок…

***

Саранча, выстроившись боевым клином, с Хопером во главе, стремительно приближалась к Острову. Они летели всю ночь. Уже рассвет позолотил облака, уже упал предутренний туман, а они все летели и летели.

Муравьи между тем, в лихорадочной спешке, из последних сил выносили из муравейника все, что там было, и складывали на камень.

— Это все? — сказала принцесса Ата, глядя на жалкую кучку еды. — Надо собрать все, что есть на Острове!

— И тогда мы сами умрем с голоду, — возразил мистер Торни с неизменными счетами в руках.

— Хоперу не хватит! — в отчаянии вскричала Ата, отворачиваясь.

И тут в небе, затянутом туманом, послышался гул. Все муравьи подняли головы и попятились в страхе. Ата подбежала к королеве:

— Мама! Этого мало! Что нам делать?!

— Я… я не знаю… — она впервые за все время утратила свою уверенность — теперь это была уже не королева, а всего лишь растерянная старуха…

Гул прекратился. Все стояли, оглядываясь. И вот в утренней тишине раздались тяжелые шаги. Они доносились со всех сторон, они приближались! И, наконец, сквозь туман проступил высокий силуэт. Хопер!

За ним шли другие кузнечики, еще и еще. Муравьи оглянулись — и с другой стороны, из-за камней и кустов, тоже появились высокие силуэты. Податься было некуда — кольцо сомкнулось. Саранча наступала со всех сторон, оттесняя муравьев к камню.

Хопер вскочил на камень, и без труда поднял над головой лист с едой:

— Вы, ничтожные термиты! Я дал вам еще шанс, и это все, что я получил?! — и он с невероятной силой швырнул лист прямо в толпу, шарахнувшуюся во все стороны.

— Но, Хопер, у нас не было времени! — воскликнула принцесса Ата.

— Так вы развлекались все это время? По-вашему, это игрушки?

— Нет, нет, прошу!..

— Ну, так вот! Поиграли, и хватит! — и кузнечики кинулась в толпу, треща крыльями, рыча и всячески пугая муравьев. — Ни один муравей не ляжет спать, пока мы не заберем всю еду, до крошки, с этого Острова!

Муравьи бросились собирать еду. А брат Хопера стоял у них на дороге, и доверительно сообщал всем, кто хотел его слушать:

— Давайте скорей! Лучше его не раздражать, поверьте мне!

Королева тоже устремилась за своими подданными, но внезапно у нее на пути появился Хопер:

— Нет, нет, нет! Вы остаетесь со мной, вы — королева! Вам не пристало работать со всеми!

Тем временем кузнечики, держа наперевес палки, методично сгоняли всех муравьев к муравейнику:

— Эй, куда это вы собрались? А ну, назад!

Пионки из отряда Френсиса, во главе с Дорой, сидя в кустах, наблюдали всю эту картину. Дора, повернувшись, сказала:

— А ну, все за мной! Быстро! В клуб! — и они кинулись к лесу.

Уже подбегая к нужному месту, они увидели, как невдалеке колышутся заросли и дрожит земля под тяжелыми шагами.

— Скорее, скорее!

Дора пригнула длинный лист, и все пионки, прыгая на него, скатывались к толстому полому стеблю, в котором у корня листа было большое отверстие. Последней скатилась по листу Дора. Лист поднялся и прикрыл вход. Все они оказались в маленькой комнатке, освещенной светящимися грибами, и услыхали приближающиеся шаги:

— …я что-то слышал. Ты все там проверил?

— Нет, еще нет.

— Ну, тогда сходи и проверь.

Кузнечик приблизился.

— Подожди-ка. Эй, там что-то есть!

Дора замерла, прижавшись к стене.

А кузнечик нагнулся и поднял накидку, желтую в черных точках — форменный знак отряда Френсиса, ее обронила одна из пионок.

— Клёво! — заявил со смехом кузнечик — это был брат Хопера — надевая накидку, как берет, себе на голову. — Как я выгляжу?

— Как идиот!

— Ну, не знаю, может быть, она защитит от дождя…

— Тупица! Мы свалим отсюда до дождя, — и приятель отвесил братцу хорошую плюху, так что берет на его голове подскочил и сполз на сторону. — Ты что, не слышал Хопера? Когда муравьи соберут еду, он раздавит королеву, чтоб знали, кто здесь главный. Она умирает, все рыдают, мы летим домой, и делу конец!

— О, класс! Люблю нашу работу! — и оба кузнечика удалились.

Дора повернулась к остальным:

— Сидите здесь, а я схожу за помощью! — и она выбралась из стебля. Но не успела она сделать и нескольких шагов, настороженно оглядываясь, как налетела в тумане на кузнечика, да еще на какого — это был бешеный кузнечик, Чебурашка. Он зарычал, попробовал схватить Дору, но та проскочила у него между ногами и бросилась бежать по лесу.

По пути она молниеносно взобралась по стеблю травы и продолжила бег по листьям верхнего яруса. Но кузнечик взлетел и последовал за ней, огибая стебли травы. В какой-то момент он сделал рывок вверх, появился над крышей из листьев, и жутко зарычал. Дора прыгнула вперед, угодив на стебель колючки. Стебель согнулся, Дора соскочила, а отпущенный стебель резко выпрямился, и колючий шарик со всего размаху ударил Чебурашку по роже. Его отбросило в сторону, он дико заверещал, но тотчас снова устремился в погоню.

Дора, получив небольшое преимущество, скатилась по длинному листу, спрыгнула на землю и стремглав побежала вперед, ничего не видя в тумане. Однако далеко убежать ей не удалось. Через несколько шагов она оказалась на краю обрыва — на том самом выступе, с которого когда-то Флик начал свое первое путешествие. Внизу был туман, он скрадывал высоту, и кроме густого белого молока там ничего не было видно. Дора резко остановилась и сделала попытку воспользоваться крылышками:

— Ну, давайте, крылья, летите! — и ей даже удалось немного приподняться над землей, однако крылья были еще слишком слабы. И как раз в этот момент подскочил Чебурашка. Он налетел с безумным визгом и столкнул Дору с обрыва. Отчаянно закричав, та пропала в тумане внизу. Чебурашка посмотрел ей вслед, удовлетворенно фыркнул, и с воплем «Йа-а!» взлетел, направляясь обратно к Хоперу.

Все стихло. И тут, через некоторое время, из тумана под обрывом донеслось негромкое жужжание, и появилось темное пятнышко. Оно становилось все больше и, наконец, над обрывом поднялась Дора! Глаза ее были плотно зажмурены, но крылышки, никчемные до сей поры крылышки, старательно работали и исправно держали ее на весу!

Поднявшись над обрывом, Дора осторожно приоткрыла один глаз, потом второй… И поняла, что уже не падает, а летит!

— Да!!! — восторженно закричала она, сделав несколько пируэтов в воздухе, и устремилась вниз, в туман, на равнину.

***

Солнце только что встало, и Пети, сидя на облучке и погоняя гусениц, благодушно мурлыкал:

— Та-ра-ра, ра-ра, ра-ра! Я стану богат-богат-богат!

Под эту нескладную, но веселую песенку фургоны медленно тащились вперед, а находившимся внутри артистам было совсем невесело. Они смотрели на Флика, который уныло сидел на задней стенке повозки, свесив ноги наружу.

— Вот бедняга… — сказал, глядя на него, Слим.

— Попробуем развеселить? — предложил Френсис.

И они втроем, вместе с толстым Хаймлихом, подошли к нему. Хаймлих сказал:

— Не переживай, Флик, быть циркачом не так уж плохо!

— Да, ты можешь выступать с нами, — сказал Слим.

— Вот, смотри! — и Френсис дал Слиму затрещину. Слим, закрыв глаза, во весь рост упал на руки Френсису, и сказал:

— Я — палка. Я — тросточка, которая ходит сама, — они засмеялись, но Флик отвернулся, продолжая грустно смотреть на дорогу. — Ладно, забудем…

И тут сзади, из темноты, раздался тоненький голосок:

— Флик!

— Дора? — встрепенулся Флик, вглядываясь в утреннюю мглу.

— Флик, постой, подожди! — и Дора, вынырнув из тумана, оказалась у Флика на руках.

— Дора! Ты летаешь! Что ты здесь делаешь? — удивился Флик, но та, не отвечая, запыхавшаяся, усталая, говорила ему прерывающимся голосом:

— Флик, ты… должен вернуться. Хопер напал на муравейник! Его банда все пожирает…

Все ахнули.

— И еще, один из них сказал — когда все закончится, Хопер раздавит маму!

— Какой ужас! — наперебой заговорили все. — Надо что-то делать!

— Думайте, думайте!

И тут Джипси воскликнула:

— Я знаю, птица!

— Конечно!

— Птица — это выход!

И только Флик, сидя в углу, грустно сказал:

— Птица не сработает.

Все повернулись к нему.

— Ну, что ты? — вскричал Френсис. — Это же твоя идея!

— Но ведь ты сам говорил, что мы… — начала Дора.

— Забудь все, что я тебе говорил, Дора! Колония права — я делаю только хуже… Моя птица — гарантированный провал! Я сдаюсь…

— Послушай меня, мальчик мой! — заявил Мэни. — Я на своих провалах сделал карьеру. Но это — не провал.

— О Флик, ты сделал столько хорошего! — добавила Рози.

— Неужели? Тогда приведи мне хоть один пример!

— Э… ну… — Рози задумалась. И тут подал голос Дим, идущий за фургоном:

— Мы.

— Да, да! — подхватили все.

— Дим прав, мальчик мой, — сказал Мэни. — Словно костер в ночи, ты осветил нашу жизнь новым смыслом!

— Если бы не ты, — заявил Слим, — Френсис никогда бы не познал свою женственность.

— Что?! — возмутился было Френсис, подскакивая к нему. — Хм… да, пожалуй… а вы знаете, он ведь прав!

— Лейтенант Джипси ждет приказаний, — и она, подойдя к Флику, отдала ему честь.

— Малыш, только скажи, и мы ринемся в бой!

— Мы верим в тебя, мой мальчик, — закончил Мэни, а Дора умоляюще сложила руки:

— Флик, пожалуйста! — но Флик только вздохнул и отвернулся к стене.

И тогда Дора, на что-то решившись, вылетела из фургона. Все смотрели, как она летела вдоль дороги, затем на мгновенье снизилась и, подхватив что-то с земли, вернулась обратно.

Приземлившись внутри фургона, Дора подошла к лавке, на которой сидел Флик, и грохнула на сиденье большой камень.

Флик, повернувшись, недоуменно посмотрел на нее, а Дора, уперев руки в бока, с видом строгой учительницы стоя перед ним, заявила:

— Представь, что это — семечко!

В этот миг первый луч солнца, пробив туман, проник в фургон, и осветил лежащий на скамейке камень.

Флик смотрел на камень, и улыбка, наконец-то, появилась на его лице. Он протянул к Доре руки, и та бросилась в его объятия.

— При чем тут камень? — спросил тихонько Френсис.

— Видно, это какие-то муравьиные штучки… — отозвался Слим.

А Флик, поставив на пол Дору, вскочил. Теперь это был прежний Флик, решительный и смелый:

— Ну что же, вперед!

Поднялся радостный гомон.

— Мы готовы!

— С чего начнем?

Флик хитро улыбнулся.

***

Пети, сидя на облучке, продолжал весело мурлыкать себе под нос, когда вдруг перед ним появился Френсис. Его лицо было искажено от ужаса:

— Эмиль, гляди, гляди!

Пети обернулся, и в тот же миг Рози, стоявшая позади него, кинула веревочную петлю, потом еще и еще… Не прошло и нескольких секунд, как хозяин цирка оказался плотно укутан паутиной, образовавшей некоторое подобие кокона.

***

— Эй ты, что ты застрял! А ну, пошевеливайтесь! — кузнечик дал здорового пинка муравью. Бедняга чуть не упал, но удержался на ногах, и пошел к кустам, у которых уже собралось все население муравейника.

Был вечер того же дня, уже стемнело. Все артисты сидели под широкими листьями на окраине леса, откуда был хорошо виден муравейник. Флик смотрел в телескоп:

— Ух ты, они всех туда согнали!

У стоящего в ложбине фургона сидели два светлячка. Внутри фургона висел запеленатый в паутину Пети.

— Эй, парни, вытащите меня отсюда! — надрывался он. — Я обещаю, что подумаю насчет вашей зарплаты! Эй, подождите, я заплачу вам, заплачу!

Но светлячки, не слушая его, закрыли заднюю дверь, оставив Пети в темноте и неизвестности.

— Плохо дело, — говорил между тем Флик. — Они закончили сбор еды. Нужно срочно вызволять королеву! Когда она будет у вас, Джипси даст мне сигнал, — и Флик исчез в кустах. Никто не задавал вопросов — все уже было решено заранее.

***

Пионки из отряда Френсиса сидели в своем клубе, когда послышался звук шагов. Они насторожились.

— Кто-то идет!

Но не успели они что-либо предпринять, как в комнатку, съехав по листку, заскочил Флик, а следом за ним — Дора.

— Ну, что, малыши? — спросил Флик. — Готовы заставить саранчу плакать?

— Пионки — смелый народ! Мы им покажем! — воскликнула Дора, и все одобрительно зашумели. — Вперед!

***

Хопер с компанией сидели за ужином, пожирая то, что муравьи собрали для них, когда из-за ближайшего бугра раздался усиленный рупором голос:

— Жуки и жучихи, муравьи и муравьихи, личинки всех стадий, перебирайте лапками, стрекочите крыльями, встречайте цирк жуков! — и из-за бугра сначала сверкнул свет, а потом показались два фургона, запряженные гусеницами. На облучке сидел Слим, на крыше два светлячка-прожекториста играли лучами, раздавалась веселая музыка.

Фургоны сделали круг по полянке, напротив столов, за которыми сидели Хопер, королева и принцесса Ата.

Хопер, внимательно смотревший на вновь прибывших, вскочил.

— Ну-ка, постойте!

Фургоны резко остановились.

— Ой, я сейчас уписяюсь! — сказал Хаймлих, сидевший на крыше.

— Тихо! — вымолвил Хопер. — Откуда они взялись? — и он посмотрел на принцессу Ату.

— Ну… э-э-э…

— Ах, да, — не растерялся Слим. — Нас пригласила сюда принцесса Ата в честь вашего прибытия.

— Раздавить! — скомандовал Хопер, и сидевшие рядом кузнечики поднялись на крылья, готовые атаковать.

Дим в испуге подался назад, и наступил на пушку. Пушка выстрелила, братья-акробаты Хоу и Роу, сидевшие в стволе, вылетели и, став перед столом, сначала сплясали, а затем один наступил другому на ногу, и они стали осыпать друг друга затрещинами и тумаками, после чего, сцепившись, покатились по песку.

Хопер улыбнулся:

— Что ж, это забавно, — и он уселся обратно за стол, а его подчиненные тоже расслабились и захохотали, вторя своему командиру. — Я думаю, мы можем немного развлечься. Хоть раз ты сделала что-то правильно, принцесса, — и Хопер развалился в кресле, положив ноги на стол перед собой.

— Шоу продолжается! — воскликнул Слим, поняв, что опасность миновала.

На импровизированной арене появился Дим. Он скакал по кругу, как лошадь, на спине у него Хоу и Роу выделывали акробатические трюки, а Рози в центре щелкала бичом.

Кузнечики сидели вокруг и смотрели во все глаза — не часто им приходилось видеть такое зрелище. Особенно радовался брат Хопера — он подпрыгивал, притопывал ногами, хлопал в ладоши и повторял:

— Я в цирке, я в цирке, сегодня я в цирке! — словом, был на седьмом небе от счастья.

А в это время отряд пионок во главе с Фликом со всей возможной скоростью карабкался на дерево, к дуплу с птицей.

Мистер Торни, стоя в сторонке в толпе муравьев, заметил цепочку мурашек, извивающуюся по стволу дерева. Он толкнул локтем стоящего рядом мистера Сойла, они переглянулись многозначительно, а потом отвернулись, чтобы кто-нибудь чего-то не заметил.

Представление продолжалось. Хаймлих, с надетым на него подгузником из листика, с погремушкой в руке, с капором из цветочка на голове, изображал младенца, который хочет есть. Он хныкал и капризничал.

К нему подскочил Френсис с пирогом из ягод в руке.

— Ну что, раз он просит, дать ему пирожка? — обратился он к зрителям.

— Дать! Дай ему! — кричали с мест, где сидела саранча.

Френсис размахнулся, и залепил пирогом Хаймлиху по физиономии так, что ошметки ягод разлетелись во все стороны, попав и на артистов, и на зрителей. Но последние не обратили на это никакого внимания, они были в восторге.

На арену вышел Слим, он одновременно жонглировал шестью ягодами, и говорил со зрителями:

— А теперь кое-что для интеллекта. Сколько нужно тараканов, чтобы закрутить лампочку? — он сделал паузу, и сам ответил: — Нисколько: вспыхнет свет, и тараканов нет!

Кузнечики хохотали так, что некоторые даже попадали на землю. Принцесса Ата, сидящая рядом с Хопером, тоже, конечно, о чем-то догадывалась — она время от времени поглядывала на дерево, но там было все спокойно. Только очень зоркий глаз мог бы заметить в этой темноте цепочку мурашек, уже подбиравшихся к дуплу с птицей.

Флик первым вскарабкался на уступ, следом за ним — Дора.

— Ну, добрались! — сказал Флик, помогая мурашкам забраться в дупло.

На арену тем временем вышел Мэни со своей китайской коробочкой.

— Из самых таинственных мест неизведанной Азии я привез вам китайскую коробочку метаморфоз… — завел он свою обычную песню.

Мэни приложил пальцы к вискам, прикрыл глаза и направился в сторону зрителей:

— Улавливая тончайшие вибрации, я отберу самого лучшего добровольца. — Он подошел к брату Хопера, и тот, так и подпрыгивая от нетерпения, поднял руку:

— Выбери меня! Стой! Вернись! Мой мозг посылает вибрации! — он тоже приложил руки к голове и закатил глаза.

Но Мэни в этот момент, проходя мимо королевы, резко остановился, открыл глаза и воскликнул:

— Ага! — он протянул королеве руку. — О, ваше величество, могу ли я просить…

Сидевший рядом Чебурашка, которому был поручен надзор за королевой, вскочил и грозно зарычал. Но Хопер благосклонно усмехнулся:

— Нет-нет, Чебурашка, оставь, пусть идет. Может, он распилит ее пополам, — и Хопер рассмеялся.

Тем временем Мэни подвел королеву к своей коробочке:

— Когда священный скарабей вознесет тебя к неизвестному, доверься тайнам, скрытым за гранью понимания… — королева уцепилась за рог Дима, и тот, взлетев, поднял ее до края коробочки, прикрыв собой от посторонних глаз. Затем Дим развернулся и спустился вниз.

— У, это должно быть неплохо! — сказал Хопер.

А на дереве мурашки уже сидели внутри птицы и держались за рычаги, с помощью которых управлялись ее громадные крылья.

— Пионки, готовы? — спросил Флик, заглядывая в клюв.

— Готовы! — отозвались те, причем Дора произнесла эти слова, стоя рядом с рупором, вделанным в улитку, и ее усиленный голос так оглушил Флика, что он даже охнул, и прошипел:

— Тс-с-с!

Мэни несколько раз повернул свою китайскую коробочку, и провозгласил:

— Я призываю древнего духа Сам-С-Усами похитить телесную оболочку добровольца!

На Дима никто не обращал внимания, а он между тем отошел в сторону, подальше от света, и приподнял надкрылья. Можно было видеть, что оттуда выглянула королева. Подоспевший Френсис прошептал:

— Нет-нет, оставайтесь там, ваше величество! — и надкрылья закрылись.

— Трансформация, трансформация, трансформация! — продолжал Мэни, делая пассы руками. Все артисты стояли в сторонке и смотрели на него так, словно видели впервые.

— Ух, ты! А Мэни хорош! — удивленно заявил Френсис.

В это время облака начали затягивать луну. Еще более стемнело. Торни и Сойл с беспокойством смотрели на небо:

— Как бы не начался дождь!

— Только не это! Под дождем птица развалится на части…

— Тс-с-с!

С дерева Дора, приложив к глазу телескоп, внимательно наблюдала за Мэни и его ящичком.

— А теперь, — торжественно сказал Мэни, — насекомус трансформикус!

Коробочка вздрогнула, закачалась, крышка ее с треском открылась, и оттуда выскочила Джипси, на лету раскрывая свои великолепные крылья.

— У-у-у! — издали вопль восторга кузнечики. — Чудо! — под аплодисменты зрителей Джипси изящно раскланивалась:

— Спасибо, спасибо!

Флик, тоже выглядывающий из клюва птицы, увидев раскрытые крылья Джипси, закричал:

— Это сигнал! Это сигнал! — он поскорее занял свое место в командирском кресле. — Пора, девочки, приготовились!

По этой команде двое мурашек в дупле дерева выдернули палки, удерживающие большой камень. Камень покатился по выдолбленному желобу — он должен был в конце своего пути выбить подпорку из-под носа птицы, и птица полетит.

Но, не докатившись совсем немного, камень наткнулся на выступ дерева и остановился.

— Он застрял! — закричали мурашки. — Флик, что делать?

Зрители внизу были в восторге.

— Просто изумительно! — говорил брат Хопера, размахивая руками. — Нет, ну как они это делают? Я понятия не имею, куда она спряталась!

— Спасибо, спасибо! — еще раз произнесла Джипси и, откланявшись, хотела уже удалиться, в то время как Френсис и братья-акробаты убирали коробочку. Но тут Хопер, до сих пор сидевший, небрежно развалившись, в кресле, вскочил:

— Стой! Где она?

Мэни растерялся:

— О… она…

Джипси пришла к нему на выручку:

— Извините, но маг никогда не раскрывает своих секретов!

— Это правда, Хопер! — поддакнул брат. — Что же будет с тайной, если… — но тут Хопер схватил первую попавшуюся щепку и швырнул ее в братца. — Все, молчу!

А двое мурашек изо всех сил пытались сдвинуть с месте застрявший камень.

— Постарайтесь! Она должна полететь! — подбадривал их Флик, высунувшись до пояса из клюва птицы.

И неизвестно, что произошло бы, если бы одна из мурашек не увидела два молота, лежавших неподалеку — их бросили муравьи, устанавливавшие подпорки под птицу.

А кузнечики грозно наступали на артистов с Мэни во главе.

— Говори, где она? — допрашивал его Хопер.

Мурашки изо всех сил колотили по подпорке тяжелыми молотами, и подпорка начала поддаваться. Еще несколько ударов, и она вылетела! Птица легла брюхом на дно дупла и заскользила по уклону.

— Держитесь! — закричал Флик своему экипажу. Птица, гениальное творение Флика и порождение труда всей колонии, соскользнув с края дупла, расправила крылья. Дора, не растерявшись, приникла к рупору и закричала по-птичьи, и ее голос, многократно усиленный, разнесся над поляной.

Хопер, схватив Мэни за горло, тряс его, как куклу, когда, подняв голову, вдруг увидел стремительно падающую прямо на него птицу. Он отпустил Мэни, отчаянно завизжал от страха, и отскочил в сторону. Птица, чуть не задев его, перешла в горизонтальный полет — она была прикреплена к высокой ветке дерева веревкой определенной длины.

— Птица, птица! — кричал Хопер, показывая ей вслед.

А птица, качнувшись на веревке, как маятник, поднималась все выше. Муравьи, поняв, в чем дело, подняли страшный шум и побежали, кто куда. Прожектористы направили на птицу полный свет, что еще более усилило эффект ее внезапного появления.

Достигнув верхней точки своего полета, птица плавно развернулась — сидевшие внутри мурашки не зевали, и по команде Доры управляли крыльями.

Кузнечики струсили. Раздались крики:

— Эй, бежим отсюда! Скорей! — некоторые уже срывались с места и взлетали.

— Она меня схватит, она меня схватит! — причитал братец Хопера.

Дим протрусил по полянке и направился подальше, в заросли. Королева, приоткрыв его надкрылья, выглядывала оттуда и довольно смеялась.

А внутри птицы Дора без устали командовала:

— Вверх-вниз, вверх-вниз! Поворот! — и мурашки послушно выполняли ее команды, заставляя птицу совершать плавные маневры.

На земле Слим, отчаянно голося, подбежал к двум кузнечикам. Он зажимал рукой глаз:

— Мой глаз! Спасите! Она выклевала мой глаз! — он отнял руку от лица, и те увидели на месте глаза только красное месиво — перед этим Слим прилепил к глазу разжеванную ягоду. Кузнечики ахнули и отшатнулись.

С другой стороны подбежали несколько муравьев, все в красных пятнах, будто в крови. Хаймлих втянул голову в плечи, и на ее месте было только красное пятно — можно было подумать, что птица отклевала ему голову. Но когда кузнечики отвернулись, Хаймлих вернул голову на место и стал с удовольствием слизывать со щек сок раздавленных ягод.

Птица заходила в очередной вираж. На этот раз экипаж немного не рассчитал — прямо на пути стояли фургоны передвижного цирка.

— О, нет! — воскликнул Флик, видя, что столкновение неизбежно. — Только не это!

Птица зацепила брюхом за верх фургонов, и опрокинула их, как бумажные коробочки. Дверь фургона открылась, Пети вылетел и покатился по земле. При этом кокон из паутины, в который он был упакован, ослаб и свалился. Пети приподнялся и сел на землю. Он увидел улетающую птицу, а в следующий момент — лежащего на земле Мэни, всего в красных пятнах. Мэни заламывал руки и завывал, а потом упал и сделался недвижим, как мертвый.

— Остался без чародея! — в ужасе завопил Пети. Его охватила дикая ярость. — Пылающая смерть!

Одним прыжком подскочил он к лежащему тут же коробку спичек — все цирковое имущество после произошедшего столкновения валялось где попало, — и, чиркнув спичкой, прыгнул на тюбик с бензином. Тюбик от его прыжка испустил длинную огненную струю, которая попала как раз на брюхо птицы, пролетавшей в обратном направлении.

— Стой, Эмиль! — кричал Слим, но было уже поздно — птица загорелась.

— Есть! Я попал в цель! — в неистовстве кричал Пети, прыгая на перевернутом фургоне.

Птица, сделанная из сухих листьев, вспыхнула, как порох. Внутренность ее осветилась и стала наполняться дымом. Мурашки в ужасе повскакали с мест и бросились в передний отсек с криком:

— Флик, спаси нас!

Управление птицей нарушилось, и она, качнувшись на веревке, полетела обратно хвостом вперед. Хопер вскинул голову, присмотрелся и все понял. Его лицо скривилось, как от зубной боли.

Между тем Флик внутри птицы, напрягая все силы, выдернул крюк, к которому крепилась веревка, удерживающая птицу в воздухе. Птица, потеряв точку опоры, устремилась к земле и врезалась в кучу песка на краю поляны. От резкой остановки она чуть не перевернулась через нос, но все же удержалась. Одно крыло отвалилось, птица продолжала лежать на брюхе и ярко пылать.

— Ах! Дора! — воскликнула принцесса Ата, кидаясь к месту аварии. Все устремились за ней.

— Быстрей, все наружу! — кричал Флик, помогая мурашкам выбраться из летательного аппарата. Кашляя и задыхаясь от дыма, пионки выпрыгивали через клюв и торопились поскорее отбежать от горящей птицы.

— Где Дора? Кто-нибудь видел Дору? — спрашивала принцесса Ата подбегавших к ней мурашек.

И тут Дора, самой последней, выпрыгнула на землю. Но далеко убежать ей не удалось — сильная рука схватила ее за голову.

— Чья это была идея? — грозно спросил Хопер, одной рукой держа Дору на весу, и приближаясь к остальным муравьям. — А? — Все молчали. — Не твоя ли, принцесса? — и Хопер направился к Ате.

Та решительно шагнула ему навстречу, говоря стоящим тут же мурашкам:

— Станьте за мной, девочки, и не бойтесь!

Но в этот миг сзади раздался голос:

— Отпусти ее, Хопер! Птица — это моя идея! — и Хопер, обернувшись, увидел Флика, вылезающего из клюва горящей птицы. — Я — тот, кто тебе нужен!

Хопер отпустил Дору и щелкнул пальцами сразу двух рук. И тотчас откуда-то сверху спрыгнул с диким воплем Чебурашка и кинулся на Флика. Флик отскочил в сторону, но Чебурашка одним прыжком настиг его, и, как каратист, нанес страшный удар ногой. Флик пошатнулся, оглушенный, а Чебурашка мгновенно оказался с другой стороны и снова ударил Флика. После второго удара у того уже не нашлось сил встать, а Чебурашка продолжал избивать его. Принцесса Ата вскрикнула, все муравьи вздрагивали при каждом новом ударе, и даже брат Хопера поморщился и отвернулся, не выдержав этого зрелища.

Наконец Хопер щелкнул пальцами рук снова, и избиение прекратилось.

— Где ты набрался наглости так поступать со мной? — спросил Хопер, подходя поближе. Флик, с трудом подняв голову, с огромным синяком под глазом, пробормотал:

— Ты… ты хотел убить королеву!

Муравьи в ужасе переглянулись.

— Это правда! — подтвердила Дора, глядя на Ату.

— Ну так и знал, что разболтают! — почти равнодушно сказал Хопер, подходя к Флику вплотную, и снова подал знак Чебурашке, а когда Флик от нового удара отлетел далеко в сторону, Хопер снова приблизился.

— Ты, комок грязи! — заявил он. — Нет, я не прав! Ты хуже грязи! Ты — муравей! — и, повернувшись к стоящей перед ним толпе, Хопер громко сказал:

— Пусть это будет уроком всем вам! Идеи — это очень опасные штуки! Вы — безмозглые, жалкие, грязные твари! Вы созданы, чтобы служить нам!

Но тут сзади раздался голос:

— Ты не прав, Хопер!

Хопер резко обернулся. Флик, избитый, но не сломленный, с трудом поднимался с земли. Собрав все силы, преодолевая боль, он гордо выпрямился:

— Мы не должны прислуживать саранче, Хопер!

Хопер не спеша, но неотвратимо надвигался на Флика, а тот стоял, не отступая, только еще выше поднял голову:

— Муравьи — чудесный народ… Год за годом они умудряются собрать еду и для себя, и для тебя! Так кто же, получается, слабее? Мы не нуждаемся в вас, это вы не можете без нас! — и по мере того, как Флик говорил, стоящие на поляне муравьи все выше поднимали головы, в их глазах загорался давно погасший свет… А при последних его словах послышался громкий ропот. — Мы гораздо сильнее, чем ты говоришь! И ты это знаешь, верно?

В дикой ярости Хопер взмахнул рукой, и Флик снова полетел на землю от сокрушительного удара. Подойдя поближе, Хопер примерился и занес ногу. Еще миг — и все было бы кончено, но тут затрещали крылья, и принцесса Ата оказалась перед Хопером, прикрывая от него лежащего на земле беспомощного Флика. Хопер отступил на шаг и злобно рассмеялся:

— Вот как, принцесса?

И тут к нему обратился его брат:

— Извини, Хопер, я не люблю встревать, но…

Хопер оглянулся. Он увидел перед собой толпу муравьев… нет, уже не толпу, а войско — у всех горящие гневом глаза, нахмуренные лица, сомкнутые ряды…

— А ну, назад, твари! — закричал Хопер, протягивая к муравьям свою страшную руку. Но этот жест устрашения произвел обратный эффект: все муравьи, а вместе с ними и стоящие впереди артисты еще теснее сомкнули ряды и переплели руки, образуя единое целое. Толпа муравьев качнулась вперед, а стоявшие перед ней кузнечики невольно отпрянули.

— О, это была совсем никудышная идея! — заявил брат Хопера, быстро пятясь назад вместе с остальными.

— Видишь ли, Хопер, — начала принцесса Ата — она слегка приподнялась на крыльях, чтобы быть с Хопером наравне, — в природе все устроено просто. Муравьи собирают еду, муравьи съедают еду, а саранча… убирается прочь! — и тотчас, как по команде, вся толпа муравьев, во главе с королевой, бросилась вперед с воинственными криками.

Брат Хопера, не успевший отскочить — у него, как говорится, душа ушла в пятки — был немедленно сбит с ног и остался лежать под кустом, прикрывая голову руками.

— Я горжусь тобой, Флик! — говорила принцесса Ата, помогая ему подняться на ноги и отойти в сторону.

Хопер пытался остановить своих убегающих подчиненных.

— Куда вы? — кричал он. — Это всего лишь муравьи!

Но в этот миг два брата-акробата, свернувшись пушечными ядрами, как делали это в цирке, угодили ему прямо в голову, и Хопер полетел на землю, а по нему тотчас пробежала толпа муравьев, преследующих остальных кузнечиков.

Один только Чебурашка сделал попытку напасть на Дору — он подскочил к ней, оскалил зубы и страшно зарычал. Но даже Дора не испугалась — она изо всех сил щелкнула его по носу и закричала:

— Плохой Чебурашка, плохой Чебурашка! Уходи домой!

Чебурашка опять зарычал, но тут подоспел Дим. Он встал позади Доры и издал такое рычание, открыл такую пасть, что Чебурашку как ветром сдуло. А Дим и Дора, оставшись одни, расхохотались и подмигнули друг другу.

Вся саранча улетела, один только Хопер оставался на земле, и кричал им вслед:

— Назад, вы, трусы! Куда вы?

Толпа муравьев подхватила его и поволокла с криками:

— В пушку! В пушку его!

— Нет! — кричал Хопер, тщетно пытаясь вырваться. Но не успел он опомниться, как оказался до пояса засунут в цирковую пушку, и мог только вертеть головой и в ярости вращать глазами.

Паук-музыкант рядом с пушкой начал выбивать тревожную дробь, Дим занял свою позицию на бугорке, собираясь прыгнуть на пушку и тем привести ее в действие.

Но что обиднее всего — к Хоперу подошел уже слегка пришедший в себя Флик. Он ухмыльнулся, помахал рукой, и сказал:

— Мягкой посадки, Хопер!

Однако в этот самый миг в небе сверкнула молния, и раздался оглушительный раскат грома. А потом, когда наступила тишина, вдруг послышался какой-то нарастающий шум. Все посмотрели вдаль, на сухое русло ручья, и увидели, как оттуда надвигается серая мутная пелена.

Послышался многоголосый общий вопль:

— Дождь! — и все, не разбирая дороги, забыв о Хопере, кинулись к муравейнику.

Огромные дождевые капли падали на землю, разлетаясь брызгами, и надо было все время увертываться от них, потому что такая капля для муравья — все равно, что бочка воды, и сразу сбивает с ног. Молнии продолжали сверкать одна за другой, гром гремел, а дождь лил уже не отдельными каплями, а целыми потоками.

Хопер, отряхнув воду от попавшей в него капли, освободил из пушки руки и посмотрел вперед. Он увидел, как принцесса Ата помогает встать Флику, в которого тоже попала дождевая капля. Ярость захлестнула его. Он дернулся, перевернулся и вместе с пушкой спрыгнул с бугорка, на котором лежал. Пушка выстрелила, и Хопера бросило вперед. В полете он успел расправить крылья, сбил с ног Ату, подхватил Флика, и помчался с ним в ночь, прорезаемую вспышками молний и потоками дождя. Принцесса Ата, сидящая на земле, протянув вслед им руки, с отчаянием кричала:

— Флик!

Слим, находившийся недалеко, все это видел и закричал Френсису:

— Скорей, за ними!

Френсис подхватил Слима и кинулся следом за улетающим Хопером. Дим, в свою очередь, подхватив Хаймлиха, чтобы не оставлять его одного, тоже ринулся в погоню. На спину к нему вскочили Рози и братья-акробаты Хоу и Роу.

Хопер несся сквозь ветки кустов, росших над обрывом. Френсис, преследуя его, натолкнулся на сплетение веток, последовал сильный толчок, и он вдруг обнаружил, что держит в руках совсем не Слима, а просто палку с развилкой на конце. Френсис заметался:

— Слим, где ты?

— Френсис, Френсис, я застрял!

— Где же ты?

— Здесь! Френсис, я — единственный прутик с глазами!

Но, сколько не вглядывался Френсис в переплетение веток, обнаружить Слима он никак не мог…

Между тем, Дим со своими пассажирами продолжал преследование. Хопер метался вверх, вниз и в стороны, выбирая самые тесные и неудобные пути между веток, но Дим не отставал, успешно огибая все препятствия.

Флик, оглянувшись и увидев погоню, в свою очередь отчаянно кричал:

— Помогите, помогите!

Диму удалось немного приблизиться к Хоперу, и сидящая на широкой спине носорога Рози раскручивала бола[6] из паутины, на конце которого в качестве шаров висели братья Хоу и Роу. Улучив момент, Рози метнула свой снаряд. Она точно попала в цель — братья угодили Хоперу в голову, схватили его за усики и изо всех сил стали их дергать и тянуть. Хопер завопил благим матом и кинулся в самое плотное сплетение веток. Он проскочил в узкую щелочку, а следовавший за ним Дим, увы, застрял. Хопер вырвался, а Хоу и Роу повисли, качаясь, на концах бола.

Хопер оглянулся, продолжая полет. Погони больше не было, и он успокоился. Но тут что-то маленькое, стремительное метнулось ему навстречу, вырвало из рук Флика и исчезло за завесой дождя. Это принцесса Ата, обогнав Хопера, пока он летел, петляя, сквозь кусты, спикировала на него сверху. Она не промахнулась — подхватив Флика, круто пошла вниз, к поверхности быстро набухавшего от потоков дождя ручья. Хопер, рыча от ярости, развернулся и пустился в погоню. Но маленькой и верткой Ате было гораздо легче маневрировать между струй дождя над поверхностью воды. В Хопера несколько раз попадали дождевые капли, чуть не сбившие его в воду, но он не сдавался и продолжал преследование.

Флик, немного опомнившись, закричал Ате:

— Давай туда! — и он показал вправо, на другой берег ручья.

— Но муравейник в другой стороне! — возразила Ата.

— У меня есть идея!

К счастью, Ата уже не сомневалась в идеях Флика, и, не споря, повернула направо. Они мчались сквозь дождь, казалось, бесконечно долго. Любая попавшая в них капля могла сбить Ату в воду, и это была бы смерть…

Но рано или поздно все кончается. Флик и Ата достигли высокого песчаного берега ручья.

— Сюда!

Они приземлились на широкий листок, и тотчас в них попала капля дождя. Выбравшись из водяного шара, они спрыгнули с листка, и Флик потащил Ату к большому песчаному бугру.

— Скорей, прячься! Что бы ни случилось, будь здесь! — а сам кинулся обратно на полянку.

— Флик, стой! Что ты делаешь? — только и успела крикнуть вслед ему Ата, как затрещали крылья, и на дороге у Флика возник Хопер. Флик резко остановился, и, изображая испуг, стал пятиться к высокому песчаному холму.

— Решил, что все позади? — прорычал Хопер, наступая на Флика.

— Нет-нет-нет! Я могу все объяснить!

— Все, чего ты добился — это лишь выиграл время! — Хопер схватил Флика за горло.

— Нет-нет, пожалуйста, не надо!

— Я соберу еще больше саранчи и через год вернусь! Но ты этого уже не увидишь! — страшные руки Хопера все сильнее сжимались на шее Флика.

Но тут откуда-то сверху раздалось звонкое «Чик-чирик!».

Хопер поднял голову. Птица! Это птица высунулась из своего гнезда, у подножия которого Хопер и Флик вели борьбу, и пристально смотрела вниз, на Хопера, громко чирикая.

— Ну, что еще? — раздраженно сказал Хопер, продолжая держать Флика за шею. — Очередной птичий трюк?

— Да! — ответил Флик.

— И в этой тоже полно маленьких девочек? — Хопер помахал рукой: — Девочки, привет!

Но птица, почти дотянувшись до Хопера, раскрыла клюв, и снова издала оглушительное чириканье. В одно мгновение Хопер понял свою ошибку — птица была настоящей! Он выпустил Флика, и, качаясь, сделал несколько шагов назад. Птица прыгнула за ним. Хопер заметался из стороны в сторону. Птица — за ним. В ужасе упав на землю, Хопер попытался уползти в заросли, и тут птица схватила его.

— Нет, нет! Не надо! — отчаянно закричал Хопер. Все сразу вдруг вспомнилось ему — и как он вырвался от птицы в прошлый раз, несколько лет назад, и его тупой братец, и Эка и Лока, которые советовали остаться в пустыне… Он вспомнил муравьев, королеву, Флика, Ату — и все это представилось ему теперь таким мелким и ненужным…

Флик и Ата, притаившись рядом, смотрели, как птица, держа в клюве Хопера, взлетела на край гнезда. И последнее, что увидел в своей жизни Хопер, вися в птичьем клюве, были три маленьких птенчика. Они тянулись к нему, как к лакомому кусочку, широко разевая клювы. Один из этих огромных, как пещера, клювов, вдруг надвинулся на него, отсекая всю остальную вселенную… И наступила темнота…

***

Трубный протяжный звук раздался в утреннем прохладном воздухе. Муравьи, стоя на бугре, изо всех сил дули в трубы, приделанные к большим раковинам улиток.

Мистер Торни, работавший в лесу под бугром, откинул с лица маску, и сказал:

— Идем, ребята!

— Пошли!

— Идем, идем! — откликнулись с разных сторон.

Все муравьи, работающие в лесу, были теперь снабжены автоуборщиками системы Флика. Острые колючки легко вгрызались в стебли травы, повсюду раздавался веселый смех и шутки — по сравнению с прежним нудным сбором урожая такой труд был просто удовольствием.

Сейчас, прекратив работу, все устремились на полянку перед муравейником. Повсюду звучали слова:

— Скорей!

— Они уезжают!

Старая королева с ворчанием поднялась со своего кресла:

— Наконец-то у меня появилась свободная минутка, а я должна слезть с трона! Пойдем! — позвала она своего супруга. — Если обгорю на солнце, помажешь меня сметанкой!

— Еще как помажу! — засмеялся тот, семеня следом.

На поляне стояли два цирковых фургона, а вокруг них собралось все население муравейника.

Артисты провели зиму в гостях у муравьев — после начала дождливого сезона никто бы не смог выбраться с Острова. Им выделили отдельную галерею в муравейнике и щедро делились продовольствием, хотя зима выдалась очень тяжелой — большинство запасов было уничтожено саранчей, а то, что осталось, распределялось весьма экономно, строго по числу едоков в каждом семействе. Но даже соблюдение всех этих мер не помогло, и к весне начался голод. Многие муравьи ослабели и уже совсем не могли двигаться, когда наконец-то зацвело дерево в середине Острова и появились ранние травы.

Специальные команды муравьев, оснащенные автоуборщиками — их под руководством Флика понаделали много за зиму — бросились собирать первые, еще брызжущие молочным соком, молодые семена. Их доставили в муравейник и раздали голодающим. Колония была спасена!

За долгую зиму, которую муравьи и артисты провели вместе, они еще больше сдружились. Старые муравьи рассказывали своим гостям легенды муравьиного племени — как был заложен муравейник, когда Первый Муравей случайно оказался на Острове, занесенный сюда ветром; как попала на Остров Первая Королева; кто первый осмелился забраться на дерево; как впервые появилась саранча под предводительством Хопера и как она притесняла муравьев. И только одну легенду они еще не рассказывали — о построенной муравьями и артистами птице, о Флике и Ате и их великой победе над Хопером. Да и зачем? Ведь все присутствующие были свидетелями и даже участниками этих событий. Но никто не сомневался, что для последующих поколений муравьев эта легенда займет свое место в ряду других чудесных историй.

Когда рассказчики уставали говорить, а слушатели — слушать, вперед выходили артисты. Они разыгрывали смешные сценки, показывали акробатические номера, насколько позволяло место, и рассказывали свои истории — из жизни цирка. И даже Пети, примирившись с вынужденным отдыхом своей труппы, стал меньше ворчать и жаловаться на жизнь из-за упущенной прибыли.

Весной, когда кончились дожди и ярко засияло солнце, артисты первые вышли из муравейника. Они занялись ремонтом своих поврежденных фургонов и другого циркового имущества. Тут и выяснилось, что Пети может не только ворчать на всех и собирать деньги. Он оказался мастером на все руки. С помощью нескольких муравьев, во главе с Фликом, они чинили и штопали все, что было повреждено при аварии, когда с фургоном столкнулась птица, и то, что испортилось за зиму. Гусеницы, всю зиму проспавшие в теплой галерее муравейника, отъедались на молодой зеленой траве.

И вот, наконец, все было готово к отъезду — гусеницы запряжены, цирковое имущество уложено в фургоны, Пети стоял рядом, наблюдая за последними приготовлениями…

На полянке возле фургонов собралась вся труппа, а вокруг нее — все население колонии. Последним подошел Дим. Он раскрыл щитки своих надкрылий, и оттуда неохотно вылезли несколько мурашей и мурашек, которых Дим прокатил в последний раз.

— Очень жаль, ребята, но нам надо уезжать! — сказала стоящая рядом Рози.

Френсис прощался со своими мурашками. Они обнимали его, никак не желая отпустить, а он говорил:

— Я не буду плакать, не буду, нет! — но слезы сами текли по его щекам.

И только братцы Хоу и Роу, как всегда, разыгрывали одну из своих интермедий с бесконечными тумаками и затрещинами, заставляя зрителей покатываться со смеху, и сами не отставали от них.

— Эй, давайте скорей! — кричал Пети. — У нас жесткое расписание, поехали! Эй, крошка, шевелись, а то у нас все клиенты из личинок вылупляются! — последняя фраза относилась к братцу Хопера, который так и остался лежать в обмороке под кустами, а когда началась зима, приплелся в муравейник и попросился остаться до весны. Привлеченный красочными рассказами цирковых артистов, он упросил Пети включить его в состав труппы, и тот согласился — комедийная внешность братца вместе с повадками прирожденного идиота гарантировали успех, а немалая сила позволяла использовать его в качестве разнорабочего. Вот и сейчас он с легкостью тащил на плече какое-то цирковое имущество и говорил Пети:

— Да, господин лорд, лечу, бегу, конечно, сейчас, едем! Я так благодарен вам за этот шанс, такая честь работать с гигантами творчества вроде вас! — в этот момент два светлячка захлопнули, наконец, дверь фургона, оборвав дальнейшие излияния восторга придурковатого кузнечика.

Подошел Флик.

— Так ты едешь в турне, или нет? — обратился к нему Пети. — Мы будем тебе рады! А сколько изобретений можно сделать в цирковом искусстве!

— Простите, — ответил тот, — но мое место здесь.

— Хороший ответ! — сказала принцесса Ата, подходя и беря Флика за руку.

— Ну что ж, как знаешь, — сказал, искоса взглянув на них, Пети. — Отбываем через минуту! — и он одним прыжком оказался на облучке и взялся за вожжи.

Ата и Флик подошли к артистам, стоявшим рядом с фургоном.

— Я хочу поблагодарить вас за то, что вы вернули нам надежду, достоинство… и наши жизни! — и Ата положила руку на плечо немного подросшей за зиму Доры.

Вперед выступил Слим:

— А вы, принцесса Ата, вы столько для нас сделали! Примите этот дар от нас, жуков, вам — муравьям!

К принцессе подошел Мэни. В руках у него был небольшой листочек. Взмахнув им, он прикрыл на миг от посторонних глаз левую руку, а когда опустил листок — в руке был большой камень. Со словами:

— Прошу! — он протянул его принцессе Ате, та взяла его в руки и чуть не уронила. С трудом удерживая «подарок», она вымолвила:

— О… это камень!

Артисты весело засмеялись. Торни и Сойл, стоявшие неподалеку, недоуменно перешептывались:

— При чем тут камень?

— Видимо, цирковые штучки!

И только Флик с Дорой, понимая все до конца, весело переглядывались и хохотали.

— Ну, ты, Флик, и заварил кашу! — произнесла Рози. — Спасибо!

— Да! И вам тоже…

И Рози захлопала в ладоши. К ней присоединились сначала цирковые артисты, а потом и муравьи. Волна аплодисментов, распространяясь по толпе, достигла самых дальних концов полянки. Муравьи двинулись вперед, тесным кольцом смыкаясь вокруг фургонов. Флик стоял в центре и счастливо улыбался. Ата подошла и взяла его за руки. Они поцеловались. И тут сзади к Ате приблизилась старая королева. Она ловко сдернула у нее с головы маленькую корону и подала ей в руки. Догадавшись, что сейчас должно произойти, Ата опустилась на одно колено, а ее мать сняла большую королевскую корону со своей головы и водрузила на головку Аты. Ата стала королевой! Она встала с колен, широко улыбаясь, и отбросила свою маленькую корону в сторону. Дора взлетела и ловко поймала драгоценную реликвию, так что та оказалась у нее на голове — теперь Дора стала настоящей принцессой! И пусть даже ей никогда не придется стать королевой — ведь королева Ата еще так молода и полна сил — но быть принцессой тоже замечательно!

Аплодисменты вспыхнули с новой силой. Все были растроганы этой сценой, даже Пети, сидя на облучке, шмыгал носом, но не подавал вида. Он закричал громче, чем это требовалось:

— Ладно, ладно, хватит сопли распускать, поехали! — и стегнул вожжами гусениц. Те взвились на дыбы и рванули вперед.

— Н-но! — кричал Пети.

Все подумали, как же фургоны преодолеют ручей, такой полноводный весной? Но тут Дим налетел сверху, схватил передний фургон в свои могучие лапы, и легко поднял весь цирковой поезд в воздух. Бегущие следом мураши и мурашки только ахнули.

— До следующей весны! — закричала сидящая на крыше фургона Рози. — Пока! Уже скучаем!

И тут Слим рядом с ней спохватился:

— Мы забыли Хаймлиха!

И правда, Хаймлих еще осенью сплел себе теплый кокон и подвесил его снизу под большим корнем, образующим дугу над землей. Там он и провисел всю зиму, надеясь к весне превратиться в бабочку.

Все взгляды обратились на кокон. Он дергался, раскачивался и, наконец, лопнул. Изнутри показался Хаймлих. Он ничуть не изменился, был все такой же толстый и зеленый.

— Получилось! — воскликнул он с таким же, как и прежде, акцентом. — Наконец-то я стал прекрасной бабочкой!

Изловчившись, он вывернулся из кокона и шлепнулся на землю — как и раньше, большой и неуклюжий. Но вот он напрягся, что-то щелкнуло, и на спине у него раскрылись два малюсеньких красивых крылышка — такие крылышки не подняли бы в воздух и муравья!

— Мои крылья! — радовался Хаймлих. — Какие они чудесные!

К нему подскочили несколько муравьев и подняли на плечи:

— Хаймлих, фургон уже в воздухе! Тебе лучше взлететь!

— Я лечу, уже лечу! — отвечал он, и правда тотчас взлетел — потому что подоспевший Мэни ухватил его за хвост, а Френсис — за усики. Так они и полетели вслед за фургоном, и сверху донесся голос Хаймлиха:

— Лечу! Я лечу! Прощайте!

— Пока! — кричал Флик, размахивая руками. И тут к нему подоспели с двух сторон Ата и Дора, подхватили под руки, и увлекли ввысь. В одно мгновение они все оказались на том огромном корне, под которым провел зиму Хаймлих, высоко над полянкой. Они стояли и махали руками вслед улетающим друзьям.

А внизу мистер Торни выстроил всех муравьев с автоуборщиками в ряд и скомандовал:

— Автоуборщки, салют!

Все листья распрямились, и стебли трав взлетели высоко в воздух. Там они сталкивались, семена летели в разные стороны и падали вниз чудесным фейерверком…

Флик, Ата и Дора стояли на корне дерева и всё махали руками. А фургон уже был над ручьем и приближался к другому берегу. Когда-то Флик впервые прошел этот путь, и вернулся, и спас колонию, и нашел новых друзей… И вот теперь эти друзья улетают, он прощается с ними…

Муравьиный Остров все удалялся, уже не видно было ни муравьев на полянке, ни Флика с Атой и Дорой, стоящих на корне, и, наконец, только Остров посреди ручья и растущее на нем дерево напоминало об оставшихся там друзьях. Одна страница жизни закончилась, начиналась другая…

Примечания

1

Богомол обыкновенный (лат. Mantis religiosa) — представитель подотряда Богомоловые отряда Тараканообразные, крупное хищное насекомое с хорошо приспособленными для хватания пищи передними конечностями — прим. автора

(обратно)

2

«Пикник» — пьеса, написанная в 1953 году Уильямом Инге (англ.). В том же году выиграла Пулитцеровскую премию. По пьесе снят одноименный фильм, получивший премию Оскар. Главный герой пьесы — молодой человек, ученик коллежда — прим. автора

(обратно)

3

Приблизительный перевод одного из множества вариантов испанской народной песни — перев. автора

(обратно)

4

Дартс (англ. darts — дротики) — игра, в которой игроки метают дротики в круглую мишень, повешенную на стену — прим. автора

(обратно)

5

Чёрная вдова, или южная чёрная вдова (лат. Latrodectus mactans) — вид ядовитых пауков, распространённых в Америке — прим. автора

(обратно)

6

Бола́с, бола́, болеадорас (исп. bola — шар) — охотничье метательное оружие, состоящее из ремня или связки ремней, к концам которых привязаны обёрнутые кожей круглые камни, костяные грузы, каменные шары и т. п. — прим. автора

(обратно)

 

 

 

 

 

Я грузчик уже с десятилетним стажем и даже чуть поболее – работаю в сети универсальных магазинов почти ровно столько, сколько нахожусь на пенсии. Судьба меня балует, отправив на пенсию уже в пятьдесят лет. Нет, я не военный и не трудовой инвалид – цел, здоров, при памяти, руки и ноги на месте. Стаж мой подваливает под сорок лет. А почему ж так тогда маловато? – спрашиваете вы; правильно; отвечаю, что я сразу после школы затратил целых «очных» пять лет на учебу в институте. Тогда – все правильно? Сходится? Добавлю, что после института я, как в старые былые времена царя Гороха (так говорили и говорят пожилые люди и ветераны от СССР), как толковый рекрут отработал свои 25 с гаком лет на службе ИТР-ом (ИТР – если вы еще не забыли: инженерно-технический работник), но с приличными лычками, будучи как минимум ИТР-ом среднего и выше звена... Что однако не давало права и лавров почивать на боярских лавках, в тепле и чиновничьих палатах.

Пишу и читаю в этой «сказульке» без кавычек... Согласны? Их и так у нас многовато в нашей долгой, нудной, идейной, дурно пахнущей жизни – мне ли этого не знать за свои 60. Да, и желательно без восклицательных и вопросительных знаков в письме и в жизни. До добра это не доводит. Вы спросили – так я отвечаю. За примером бегать далеко не буду. Сейчас, даже болотники и кирзачи не надевая, пройдусь до младшего братана в Сибири; до старшого, на Урале, конечно, поближе, но он пока не идет под наш прицел. Здорово, брат, вот и я.

Чем мы с ним разнились и что я потом так долго-нудно-обстоятельно-бестолково не удосужился вбить в его голову, так это... Видно, бестолочь. Когда два незримых таланта или непризнанные художник и рассказчик толкутся на одних полях сражения, тогда обычно младший или побежденный бежит с поля боя. Так вот, отвлеклись, или же отвлекся; так вы со мною, или в чем дело?..

Ведь я объяснял, когда зрите что-то неладное, интересное и странное, пусть мозги ваши не с одной извилиной заработают так, чтобы вместо команды на удивление стоял закон на понимание и переваривание. Значит и проще это так: информация выше крыши давит вам в голове, и ваш несчастный лоб начинает морщиться от глаз и бровей все выше и выше. Чуете морщины на лбу, с годами все более похожие на борозды... Это вы и мой младший мудрый брат, а уж ему тоже досталось в жизни приключений. Но вот второй вариант, где прослывешь угрюмым и мудрым человеком, сгоняя раздумья ходом глаз и бровей вниз лица, вот тогда и лоб у вас гладкий в 50, и мнение о вас как о человеке вдумчивом, далеком и умном, главное при этом, чтобы вы не начинали седеть в 20-22 года, под тридцать – немного можно, дальше Бог подаст.

Так я не о том, командиры. Да, я не кадровый офицер, из партизан, но все ж капитан запаса и командир батареи. Почему я так сейчас ко всем обращаюсь – при чем здесь вроде командир, да... Товарищ, господин, мужик, баба, девушка, женщина – und so weiter (нем. – и т.д.) – мы проходили, дай Бог моей памяти, даже я, незряшный, успел от Сталина (ухватил два его последних года) до НЫНЕ. Я, конечно, не говорю слова командир как понятие и действие хунты и власти, но ведь все мы должны быть командирами своего слова, действия, работы, машин, семьи. К политике прилагаемо слово командир? Думается, что нет, политика – не вещь и даже не дело грязное, как таковой ее в космосе нет, там понимается только время и расстояние до предела.

Но ведь я даже не о том. Проработав червонец с копейками лет, я думаю, а есть ли грузчики зубатые?

Был когда-то и я по-ребячьи крылатым, исходил я немало по жизни дорог (а дальше знаете?), сказал Есенин. Я тоже хотел стать ВСЕМИ СРАЗУ, признания и монументов не требовал, овации и рукоплескания буйные потом.

На человека и для человека Ее Величество Природа отпустила странное число зубов – 32 с душераздирающим зубом мудрости. Вот теперь наконец вы поняли, откуда ветер дует, типа бог любит троицу; а если две сразу то еще лучше.

Зубы – великое Благо и богатство человека. Зубы. Зубы и ногти – вот и все вооружение мохноногого нашего предка. Акула ведь тоже вооружена, да и зубов у ней побольше. Однако выжил в этом дремучем мире только человек, Акула и глупая Обезьяна. Н-да, и еще Грузчик, ибо от Начала Мира все равно что-то и как-то требовалось таскать куда-то, определяемое Аксиомой как из п. А в п. Б.

Вот я и грузчик, конечно уже старый, с усами и седой, но почему ж я тогда на старость лет так возжелал сладкого – не брезгую ложками свое же варенье, шоколад, шоколадные конфеты. Говорят, что сладкое активирует творчество мозга, а мясное только восстанавливает активно-мышечный организм человека. Свой организм, этого поганца-потребителя, я уважаю, куда денешься – пихаю туда, спасибо моим домочадцам, дешевое мясо – курицу, колбасу, пельмени. Почему именно это? Да и то поймете, как я потом. В свои три первых года жизни я переел сладкого, и с чего бы это и как, после войны-то; был толстым и неуклюжим, мои чуть постарше сестра и брат отмахивались от меня, как от дурной обузы, но я пыхтел за ними. Потом долго мой организм не хотел и не желал сладкого – уже мой мозг управлял им, а не обратно; я рос, организм требовал и орал «давай калории», а мозг мой нарастал и спокойно диктовал свои условия. Так и должно быть – в двух ипостасях должен человек быть, хоть брюхо и мысли – понятие разно.

С годами юношескими и студенческими я накачал себя гирями, боксом, борьбой, футболом, водными процедурами. Я уже становился моржом, пловцом (благо озеро рядом и заплыть в октябре иль летом не грех); озеро глубокое, горно-уральское, слабаков не любит и может враз скрутить своими холодными подводными тисками.

Из толстого с сахарной коркой на голове я превратился в стройного петровского гвардейца («брать в мою гвардию не ниже сажени ростом, быстрых к атаке и не тупых»). Задолго до школы я был в поселковой библиотеке постоянным ходоком, картинок в книжках не любил, начал уважать прилично-толстые книжки, и потом с годами свалился на приключения, историю, фантастику (маюсь с тех пор: ежедневная минимальная норма в день – 50-70 страниц, газеты побоку, а телевизор только в свободное время от работы, дачи и забот).

Но ведь живем. Дружно и весело. Мой мозг и мой организм. Надо тебе, скотина, таблетки и пилюли – значит, дадим, только где ж ты так, уважаемый организм мой, успел надорваться и запакоститься?

Смотри, ты ж, организм, умудрился угробить своему хозяину печень, легкие... Хорошо хоть не испортил желудок. «А ты бы не брякал, мозги твои куриные, поменьше бы его совал на Сахалин, в Сибирь, на Алтай, Урал и хрен куда». «Но-но...»

Каждый зубы показывает!

Когда я измотанный и измочаленный появился в своей холодной трехкомнатной квартире на Алтае, жена меня ошарашила: «У дочери зубы режутся».

Да уже не те, молочные, настоящие.

А зубы-то, зубы? Да что там зуб, как в том анекдоте. Как уж бедолага ни старался выдрать себе больной зуб, а врачей этих самых, коновалов зубодробильных, до паники не терпел – за ручку дверную привязывал, ручка оторвалась, пришлось сыну малолетнему ненароком оплеуху отвесить; гирю сверху подвешивал – для зуба, уронить его вниз, в звериную ловушку, пол конечно потом проломил.

—Так где же твой зуб? — уныло вопрошал его знакомый дантист, матерый зубоврачеватель с лошадиной чеховской фамилией.

— Так я же привязал его по твоему мудрому совету к железнодорожному составу.

— Ну...

— Вот тебе и ну. Состав вдребезги; да ты не волнуйся, сработало: мне потом ентот зуб начальник станции выдробил.

Чем отличается зубатый грузчик от зубатого ИТР-а? А и есть ли различие меж такими классами?

Чем отличается грузчик-пенсионер с высшим техническим образованием от современного менеджера? Что они выиграли в этой схватке или что еще по старинке пытаются выиграть...

Бог их рассудит, которого и нет там.

Да не нами сказано: спасение утопающего – дело рук самого утопающего.

Ну а зубы-то где?.. В Караганде.

На верхней полке, где трясутся волки.

Пардон, я тогда не был французом в свои 20 лет. Это я сейчас могу с уверенностью сказать: «Мне глубоко плевать, какие там цветы...»

И все равно тоскливо... Опять же, жизнь пройти – не поле перейти. А вы когда-нибудь видели большую степь с «перекати-поле»... Это здорово! Когда приходят миражи в Казахстане, когда вас явит северное сияние – это ли не здорово? Когда вас грохнет под минус пятьдесят в Чите, когда вы в минус 44 провалитесь в унтах в северной протоке – это ли не здорово! Когда вас завалит до обморока плюс 45 в Балхаше – как оно?

И когда днями, неделями и месяцами надо вставать по утрам КАЖДЫЙ день в 4:30 и удремать в 2:30 ночи... Это называлось тогда начальник изыскательской партии.

Да, за моим бортом несколько лет двух экспедиций. Так я их и зову: времена Э-I и Э-II, за ними стоят два года моей жизни и плюс еще четыре беспросветных.

Зубы я еще тогда показывал.

Научился. Обучили. Садили – но не посадили. Мечтал для начала быть нач. партии – не дали; но потом стал.

Уходящий пусть уходит. Они ушли, пришло время мое. Не горжусь, не хвастаюсь. Я свое отмотал... Стал грузчиком. Ну и что?

А за стеною так звонко,

Так отчетливо слышно,

Будто в бой поднимают

Последних солдат.

     ЕСЕНИН

 

Я плохо понимаю самих поэтов, но их стихи должен и вынужден уважать, иначе я никто.

 

Грузчик всегда должен быть пьяным и зубастым... Логично и неправильно! Не берите бича синего в свои правила... плохо. Но как их отгадать?

Работать на хозяина вольному человеку? Но, говорят, хозяин-барин.

Вы что-то поняли, этот бред с многоточиями...

А я вот не хочу, не смогу, не могу ломать себя, горбатого после этих фокусов 90-х годов.

Извините, я в том времени оставил более чем своего здоровья. Что прикажете делать?

Рвать тельняшку! Где вы, мужики, старая гвардия и опора СССР?

Дед погиб под Ленинградом; второй дед убит кулаками, тестя у меня не было.

Есть, есть зуб на других и многих, только зря ты ополчился на весь мир, грузчик.

— А что, бабушка не говорила тебе: учись, внучок, в люди выбьешься.

Мне не говорили, не успели. Мудрые деды вовремя погибли, а мужественные бабки... Не довели дело до конца.

Ну, в общем, когда мой борзой предок пришел оттуда, откуда стесняются ныне приходить некоторые... Что уж тут добавить.

Теперь про 32 + 1. Какие зубы и плюс еще другое? Рвет мышцы как на нищей паперти, по ночам не спим... Какие тут зубы, если уже их нет, а организм со всеми его печень, легкие, селезенка, почки еще есть. Но это уже неплохо... А мотор, мотор работает? Да пошли вы?!

А зубы-то, зубы?

А вот тут уж как в дурном анекдоте.

Это как?

Перестаньте какать, не детвора.

И вспомните: рабов как набирали толковых, мышцы и зубы смотрели их, правильно? Вот тогда и годится, тогда и пойдет. Что пойдет – и сейчас понятно.

Так вот, если грузчик остался при памяти и здоровье (кстати, это для него обязательно), при зубах (а то же?)...

Понятия мужицкие просто так не выбьешь (хотя как сказать). Память его неблагодарную можно зашибить, но остальное сомнительно. Вот так.

Мужик же самый тупоголовый.

Ладно, чую, призабыл про себя.

Ну а зубы?

— А там крах, командир. Зубы – это спорт молодежный... Помнишь, зубами поднимал в студентах сотню килограмм, своей шеей шевелил вправо-влево, вверх-вниз...

... Я когда, редко, приезжал до дома, мать ворчала «Навез тут мне!». Н-да, полы мыть и переставлять гири – занятие не из приятных.

Зубы-то что?

А ничего. Жрать меньше надо:

«Зубы – это вещь прекрасная; только с годами начинаешь понимать «их». Они же как, зубы, живут сами по себе, 32 в строй – и ладно. Но вот когда портишь их по молодости – может, простится: в табуретку нагружаешь много гирь и рвешь их шеей вверх-вниз... Видно поэтому морда у меня широкая и хмурая, ну и шея точно не стала бычьей».

Где зубы? Я спрашиваю себя. А нет их... Тю-тю, как говорила мне дочь шестилетняя... Но это ей простительно, такую крамолу лепить в детстве. Я-то чем буду отчитываться перед самим собой и иже до кучи?

А нечем! Спортивная зубатая жизнь молодняка – зубы и гири; две северные цинги – не хуже Америго Веспуччи на моем пути гремучем. Мои буровики «потом» стали мудрые: набирали запас чеснока и темные противосолнечные очки. Понятно для чего? От чеснока и портянок стояла вонь несусветная – но кто из нас ее чуял... Вот беду всяко-разную чуяли и пытались предотвратить. Когда спасали скопом заблудшие наши бригады в минус 40. И все же когда чистишь зубы при минусовой температуре холодной водой – малоприятно. Я еще понимаю, когда лицо сполоснешь льдом с похмелья...

Так этого достаточно? Спорт, цинга, ранняя радиация – и к 60 уже нет этих самых зубов... Не могу ж я командовать, не открыв рта и не «порвав» кому-то пасть... Чем рвать? Мне, грузчику, за 60, один зуб в два ряда – ну не смешно ли показывать свое «Я» и свою оторопь, и не поздно ли?

Ну и ладно с вами! Нет зубов – нет проблем.

Ну и? Оно вроде бы и надо – зубы, чтоб золотом блестели и все 32 были на месте, тогда бы и усы скобкой на угрюмой физиономии не требовались.

Вот только беда: древний Экклезиаст сказал много-много лет назад: «Умножающий знания умножает скорбь».

Но нет зубов – обвешиваюсь крутыми усами.

Я пока закончил. Зубатьтесь дальше сами.

Грузчик пока еще жив.

Я не из портовых грузчиков и не знаменитый биндюжник, я – грузчик обыкновенного магазина, который (как он сам хочет думать и мечтает) ни за что и ни за кого не отвечает на работе, находясь в своем пути в начале конца.

 

 

Будни нашего Магазина

 

Я вам, конечно, не скажу про всю Одессу, вся Одесса очень велика. Но про «наш» есть чудное и интересное: не захочешь – посмеешься, захочешь – язык проглотишь от хохм и удали покупателей-клиентов, поставщиков и потребителей наших, да храни их господь (и поболее – товар!).

Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны. Что ж, и то правда.

Наши – то же! – знают себе цену. Эка невидаль: умняк на рожу, улыбайся, главное не хами ИМ – и потянешь на «отл» (а как иногда охота в морду пьяному покупателю ночью...). Но да на то есть старо-древний и умный кодекс про потребителя, который вместе с потреблением не брезгует вашим терпением, нервами и здоровьем, и вот перед этим фактом-фактором пасуют почему-то все – продавцы и благопристойные покупатели, но отнюдь никак не другие...

Открыл новое?

Или вопрос сей давно закрыт?

Да ни то и ни другое.

Ну а третьего не дано.

Да и не собираюсь я вам ничего нового открывать.

А зачем тогда «пинаешь» дверь?

 

А... Охота! Охота, которая пуще неволи. На то она и охота!

 

 

Служебные будни и ужасы Второго магазина

 

* — Сегодня у нас какое? 28-е?? А что же «мой» про аванс ни слова... Получает его 25-го. А сегодня? Аванс надо в семью приносить, а не куда-то относить!

— Алло, дорогой, что там у нас...

— Перечислили, не волнуйся, уже узнавал. Просто не снимал с карточки, не успевал.

 

* — Слушай, мама (дело было зимой, когда день ох как короток)! А что это ты меня по ночам в детский садик таскаешь... Днем нельзя? Твое утро и твой вечер темные и зябкие.

 

* Заходит женщина в магазин, не отходя от кассы разворачивает список-свиток будущих покупок, интересуется: «1,5-литровая Пепси, вино 1 л. В картонной упаковке... Сказали люди добрые, что только у вас!» — «Кончилось... Кончились 8-е Марта и люди добрые...»

 

* — Мама, я есть хочу! Скоро будем кушать?

— Потерпи, сынок, видишь – магазин закончился.

— Ну тогда я поскакал, может что дадут?

 

* Продавщица, утром, после ночной смены надевая сапоги: «Усохли, что ли? Иль соль съела зимняя? Послушала совета, подсушила за ночь! Да и какие-то еще сырые». Ей: «Да уймись ты! И сними сапоги своей сменщицы».

 

* — Ну ты?!! — Я это, я. — Ну ты! Чё не звонишь? — Дык не прорвешься к тебе по сотовому.

 

* — Ой, кофе украли! Выпили! Ну, явно грузчик... Да ты пей, пей... Я свое, оказывается, еще не успела навести. Дергают, покурить не дадут...

 

* Да я еще толком и не курила... Грузчик тут натаскал в зал! Только сейчас расставила.

 

* Грузчик везет товар в зал, как и положено по утрам... Где что не хватает или «опоздали» за ночь – соки, водку, пиво, продукты и коробки. «А что это ты везешь? Нам не надо... все есть!» — начинается утренняя истерика «отгадай и догадайся» продавцов, у которых нюх за десять метров... до «черного воронка-телеги».

 

* Насчет поставщиков – вопрос отдельный. Чем и что – наш клиент-покупатель... Что будет пить и чем закусывать? Хлеб и молоко – далеко не копеечное решение вопроса... Что пить-то будем?.. С утра.

 

* Как сказали наши великие: «Сюда не зарастет народная тропа...» И то правда – в туалет и покурить около эстакады – все кому большая лень не-ту-да.

 

* Так я ж обедаю! — дым от сигареты вокруг. — А ты-то что притащилась из зала от кассы? А, подруга...

 

* Говорят, больше чем по одному в «курилке» и столовке не собираться, правда? А то! Двое – это уже неуправляемая толпа; да не я это сказала – Николай II.

 

* — Врагу не сдается наш гордый Варяг... Пощады никто не желает. — Ну, утоп да и утоп.

 

 

 

Юрий Чекусов

Гданьск – Брест – Москва

(Рассказ)

 

 Поезд шел из Польши в разрушенный Советский Союз.

Шел последний и самый подлый период войны 45-го, где полегли в последних боях не дождавшиеся Победы бойцы. Конец марта. Польша и Кенигсберг. Сформированный поезд увозил только тяжелораненых, ибо прочие осели в медсанбатах, лазаретах, полевых и прифронтовых госпиталях. Работы хватало всем – полевым медсестрам, лазаретным и госпитальным хирургам. И нет другого более уважаемого, заслуженного, затюканного и окровавленного, чем  военный хирург. Они пьют спирт, эти хирурги?

 

***

«Я не знаю. Надо мною чьё-то лицо как в тумане. И глаза. Над марлей.  Острые и злые. Беспощадные в вынесении приговора. Я наверняка знаю этих людей,  скрывающихся под марлевыми намордниками. Правда, тогда я тихо и мирно с ними разошелся. Осколок в плечо. Был. Я как заорал. Кстати, еле очереди дождался, чтоб меня подлечили. Поместили нас в каком-то полуразрушенном кирпичном здании. Курить разрешили прямо здесь, в этих дряхлых коридорах недобитого «поль-рейха». Но я не курил. Когда эта морда в маскхалате выдирал мне осколок... Да еще почему-то не дал спирта внутрь. Извините. Он штурвальным шестом бросил – звяк о посудину. Мне стало тогда жутко.

- Налей ему, Катя, спирта чуть-чуть. Кто он?

Да я... Я... Я - старший сержант. Вот я перед вами. Был в разведвылазке. Ну, не очень получилось. Что? Почти даже 19! И награды имею, слышь, ты, хирург!

— Катя, капни ему еще чуть-чуть. Я разрешаю. А то, что он так орал, так больно же.

Надо мной склонилось, уже без марлевой хирургической повязки, лицо. И взгляд упорно-внимательный. Так могут смотреть только военные хирурги, словно спрашивая: «Выдюжишь, пацан?»

Ну конечно, я сдюжил, может дальше не уберегся и не оберегся значит, да то и не моя, впрочем, вина. Под Гдынью меня и накрыло.

Уже другое лицо, как мне показалось, совсем недружелюбное, почему-то и зачем-то внимательно всматривалась в меня. Эка невидаль. Туманы я в этой Пруссии и без этого чучела видал.

- Дайте ему морфий, чтобы он не помер по дороге до Бреста.

У нас же как: не хочешь жить – подыхай».

 

 

***

Когда Женька-сержант не хотел жить по-человечьи, то он громко и с хрипом вздыхал. Впрочем, он не желал зла другим. Он тоже хотел жить. Не давая шанса себе? И сейчас? Когда война утихомиривается, да? Он еще продолжал воевать. До святого дня Победы оставался шаг, ну всего лишь какой-то месяц с малостью – и вот он, этот день при памяти и жизни. И будущее, где можно жить всласть. И что? Не будет этого будущего? За Что же тогда воевал-то? За что боролся?

- Вколи ему морфий. Знаю, что плох, Катя... Не забудь - вагон пятый, отсек девятый, танкист. Скоро сгружаем. Да, да, остальных тянем до Бреста. Дальше не потянет. Нет там Красного Креста!

А что, хирург фронтового санитарного поезда дело знал – закидывал тяжких по вагонным полкам и тащил их из фатерлянда до своей стороны. Там сдавал поштучно и полусериями. Вечно серый. Состоявшийся полковник санслужбы 45-го. Неудавшийся и злой из-за войны медчеловек. Но живой!

Подвигов он не делал и героев под минами при атаке не вытаскивал. Этот нынешний полковник - лейтенант медслужбы от 41-го. Он обязан был довезти их. Гданьск. Гдыня. Польский фатерлянд. Не все ли равно ему? Полковник  шёл по вагону, резко, грамотно и сухо до оторопи общаясь с медсестрой... У него впереди еще длинный путь – по всему составу, по всем его вагонам, где валялись и ждали помощи на жестких полках лейтенанты, сержанты, рядовые, которых больше, чем полковников... Поезд-эвакогоспиталь дальнего следования. Всяких и разных здесь хватает, которых надлежит разгружать по последующим госпиталям.

— Слышь, ты, сержант, а ты хоть прописку оформил в нашем купе? Да ты не горюй, лапоть сержантская, — пожилой и усатый старшина стащил сухощавого длинного отрока с верхней полки. Усадил. - А что ж, сержант, медали и орден твои забыли, что ли, пригрести? Сидишь? Сиди.

Лежачим курить неофициально в вагоне разрешалось. Других, стоячих и лежащих с первой полки, гоняли.

Шёл полковник по поезду, ругался, разгонял, мог и пнуть, и зарычать:

- Этого ко мне на осмотр!

Поездной долбёж достал всех. Эти перестуки на стыках – хуже нет, а впереди – боль и досада. За что?

Покемарить Женьке, салаге лет девятнадцати не удается. Вертит его, как на палубе, хоть и служить пришлось при пехоте. Ладно там ему снайпер, танковый десант, минометный расчет, штурм городской... Да мало ли чего в Европе.

Полковник. Главный в поезде.  Хмуро к какому-то сержанту:

- Ну? Синеешь? И где ж ты такое нашел?

И пошел дальше.

 - Снять сержанта с верхней полки на нижнюю. Что, еще... Уже... Орет? Да я не про то! Сделай, как я говорю, голубушка. С танкиста глаз не спускай, лейтенанта зри, здорового бугая не упускай из вида – рановато ему еще радоваться.

Начальник поезда следует до следующего вагона. Там тоже ждут. Или не очень?  Но на то и санитарный поезд. Красный крест с серебром. Заблудившийся на задворках войны стук колес.

— Я не говорю, что я правильный, но и не хочу быть...

— Понятно. И Брест нас примет?

— Его нет. Вряд ли? Да скиньте вы его, товарищ полковник, от греха подальше... Не жилец он!

— Да куда ж ему, пацану? Пусть подохнет? Что там танкист? Артиллерист-наводчик? И сержанта этого... Ближе к врачу, на первой полке. Чтоб он не орал. Только захрипит – сразу к нему. Он что? Еще не охрип? Смотри за ним. И за что их, пацанов? Морфий коли...

— Но это ж...

— А ты что ж...

Да. Этакий заблудившийся экспресс-поезд. А встречать надо. Кого? Где? Когда?

 

В главном вагоне они вроде как посмеялись. За серым чаем в тусклых стаканах. Полковник кривил губами, его зам – не правильнее ли зама или ППЖ? - спокойно смотрела на своего командира (не мы первые, не мы последние, каждый наш рейс – месяцы).

— Ну, а чаю?

— Держи.

— А сахара что, нет уже?

— Уже нет. Поменьше чай надо с сахаром. Не барин. Спирта?

— Слушай, Мария! Так нельзя.

— Можно!

Женщина встала. И так красиво держалась, так ладно сидела на ней военная форма с капитанскими погонами, что начальник аж слюну сглотнул. Ох уж эти бабы...

— Выгрузим. Надо. Да ты пей чай. Побежишь же сейчас по вагонам. Да и выпей. Не скоро же до следующего раза. Сутки пройдут, пока добредешь до штаба. Да и проваливай, полковник.

— А ты?

 

***

«На пограничье наш поезд неожиданно обстреляли. И даже пытались отбомбить. Вы это знаете – бомбы сверху, свист, если не свистят – значит не ваши, ежели не слышишь и увидал – означает, что все твое и на полную катушку со сроком давности и без надежды.

А что еще или уже? Танкист умер. Капитана из врачих почему-то убила пуля дурного немецкого самолета. А сам я, полковник и десятки моих раненых с крестом и без креста зачем-то еще живы. И почему бы еще не пожить дальше, а? Мы тащимся в Брест. Уже веселее. Перестук и перезвон российский. Кто так ездил – тот должен понять. Нечасто в жизни бывает этот стук на стыках. Да, я сволочь, самая натуральная. И военная. Многих лечил и поставил на ноги. А вот того сержанта с перебитыми ногами – не знаю... Не знаю... Ежели еще будет сержант при памяти помирая... Вот тогда и к гадалке не ходи -  выпадет большая дорога, казенный дом и червонная дама! Все как положено. Да? В те самые послевоенные годы...»

 

 

***

Начальник поезда, или главврач, как лучше его обозвать («хоть как обзови, только в гроб не клади», — отрезал бы он), полковник делал утренний обход в одно и то же время. В каждом вагоне, или там через два-три, его встречали и докладывали примерно так: «Пятый вагон. Легкораненые. Тридцатый, Филатов, бредит с температурой. Докладывала лейтенант Дорохова». Полковник знал куда идти и где остановиться и, в общем-то, не нуждался в проводниках по своему поезду, но в толковых помощниках, кем и были его военные женщины-врачи, очень даже нуждался. Так что у него утром обход, днем работа и операции, вечером выборный обход, документация, рапорт майора-ординарца за прошедший день и виды на ночь. Днем санитарный поезд лечился, бинтовался, менял повязки, лежал, курил, выздоравливал, на редких остановках снимали с поезда умерших, звякали в медицинские сосуды пинцеты, скальпели, зажимы, осколки и текла кровь... Носилки, ординаторские, полки, связь...

— Почему такая вонь в вагоне? Тихо и аккуратно проветрить за день.

— Так точно, товарищ полковник. Сделаем, Пал Иванович.

— Ну, то-то же! Пока поверю, Марь Ивановна. И не давай курить в вагоне, гоняй курильщиков без пощады. В тамбур их, в тамбур... Но там ведь еще пока холодно, да? А пусть тогда бросают курить, другие хоть не будут нюхать папиросный дым. Да я не про лежачих говорю, не про лежачих, товарищ лейтенант.

Чем тяжелее ранение солдата – тем больше его жизненное пространство в вагоне, тем старше по званию его военврач, медсестры окружают таких солдат заботой и вниманием. И таким тоже: письма будет кто писать домой? И невест не забывайте своих.

— Остальное, капитан, говоришь, все в порядке? — Полковник стоял спиной к врачихе и бездушно смотрел в вагонное окно.

— Товарищ полковник, вы ошиблись.

— В чем? — Он круто развернулся, помолчал несколько секунд в оцепенении. — А! Ну, извините, лейтенант. Вспомнилось что-то. Не к месту.

 

— Ну и что вы, товарищи бойцы, повылазили из поезда, как мартовские коты? Да не те мартовские. А те, которые на солнышке вышли погреться. Толку от вас...

— Не обижайте, товарищ полковник. Вот подлечите нас – и сразу в бой.

— Война к тому времени, надеюсь, уже закончится.

— Ну так мы тогда отогреемся и будем как те самые мартовские коты. Настоящие.

Полковник усмехнулся в ответ, сдвинул зачем-то фуражку на затылок. Припекало солнышко. Вдоль состава бежала лейтенантша: «Далеко от поезда не отходите, слышите?»

— Ну что, ребята, — сказал сивоусый солдат, — поехали, что ль, дальше?

— Домой. Домой! — Загалдел в ответ молодняк.

— Скажи в деревне, что был за границей – не поверят.

— Польша – не Германия.

— И то верно. Все равно был.

Вдоль состава бежала юная лейтенантша в белом халате.

- Отходим. Смотрите своих – все ли на месте.

- Да кто ж убежит... От себя не бегают.

 

Начальник поезда, полковник медицинской службы, военный хирург не выносил, когда трупы сгружали из санпоезда и оформление последующих похоронок. А предшествующих тем более не терпел... Зато обязательно и старательно успевал при сдаче раненых на каких-то бестолковых и правильных остановках. Хотя, ему-то было и не обязательно. Поезд его разгружался от прочих, других не загружали – и начал состав катить-катать дальше-далее медленно и верно, как плохо груженый сундук, но под зеленую улицу, порою тормозя западные военные эшелоны. Ибо на восток вёз поезд при красном кресте предпоследних раненых на этой войне – выживут ли? Успеем ли добросить их туда, где профессура, обслуживание и лечение... Таких составов с литером СС (скорый санитарный) числилось при Ставке не так уж много, и потому правили там погодой не ниже полковников медицинской службы, оправдывающих надежды последних убиенных.

И наш полковник давно уже не был тем юным лейтенантом из 41-го. Много воды утекло с тех пор, страшных четыре года войны осталось позади. Семье тогда еще молодого и уже подающего надежды лейтенанта (тяжело раненые Испании, Халхин-Гола и линии Маннергейма) повезло, если можно так сказать про лето 41-го. Семью его разметало бомбой, и, как он надеялся, это было быстро, непонятно и не так болезненно для его любимой жены и их дочурки. Что из того, что до июля 41-го он не был в той крови своих пациентов – он их ставил, пытался поставить на ноги, чтобы они снова шли в бой или в никуда. Как с этой тупой болью лечить других? Зачем? Он так и не свыкся, не примирился со смертью дочурки, жены. Он не запил. Он ставил на ноги других. На фронте засчитывается один день к двум и сто грамм ежедневно положено плюс военный аттестат и иже награды. С августа 41-го он - военврач полевого госпиталя. Тогда он ещё хватался за гранаты и винтовку, которых не было в их фронтовом штате.

 

— Полковник!

Она имела право и заслужила его так обращаться к нему – его майор, ординатор поезда и ординарец полковника, адъютант так необходимый и так незаменимый... «Чай будешь?» «Покормить начальника поезда!» «Не беспокоить напрасно! Мы сами разберемся...»

— А, да-да. Что там у нас, майор?

Красивая майор, женщина.  Еще в цвету. Богом не обделенная. Полковник порой поражался ее хватке хозяйственно-управленческой.

— А что, майор мой дорогой: стар ли я так стал иль же поизносился... Перед тобой я ведь даже моложе; и годами намного.

— Полковник, не бередись. Просто ты знаешь цену жизни.

— Н-да... И давно уж.

— Ну да. Пока гром не грянул – и мужик наш русский не перекрестился.

— Что ты хочешь, майор?

 

 

 

«Я что и говорю: валяюсь чуть примороженный, жду, пока наши ангелы подберут. Устал надеяться. Пока там наши подтянутся, похоронка с санитаркой... А быть может и трофейка в начале... Но все же есть шанс выжить.

 

Полковник, проходя по вагону № 7 и слыша рассказ «погибшего», буркнул:

- Жить будешь. Должен. – А затем в голос, обращаясь к сопровождающей его. -  Капитан, уколы. Курящий он? Пусть покурит. Да, прямо в вагоне. Ну и что из того, что он свистит легкими... Закури ему сама. Потом отыми цигарку и поцелуй его в губы... И пусть спит как сурок. Ему полезно. Жив будет – не помрет. А так и будет. Капитан вагона № 7? Вы поняли...

Чем дальше по счету вагон , тем он «тяжелей» и ближе находится к военной ординатуре и хирургическому начальству. Таков закон пакостного немецкого бутерброда, придуманного давно и почему-то не нами.

 

—  Я жить хочу, сказал.

— Он или ты, майор? Ну, так пусть он живет. Кто? Кто? Кто – он...

— Он умер. Выгрузили недавно.

— Что написали... В сопроводиловке...

— Погиб геройской смертью. Умер в санитарном поезде от ранения. В нашем.

— Ну и? Я-то причем, майор?

— Вы ему делали последнюю операцию.

— Под трибунал мой копаешь?

— Нет. Он не был жилец после немецкой снайперской пули, он просто напрягся и сказал потом, на потом: «Я жить хочу, у меня три сестры и брат».

— Знаю, он тогда хрипел...

 

Консилиум – совещание врачей. Нужен для установления состояния здоровья обследуемого, определения прогноза, тактики дальнейшего лечения; достижение будущего специализированного профильного учреждения.

— Слушай, ты, доктор! Собрался вас здесь целый взвод... Мне же больно, откуда такие только живодеры берутся, больно же, скотина, фриц, сволочь, а-а-а, у...

 - Спасибо, доктор! Военврач? И им спасибо...

- Спирта ему! Много, тому... Тому верю, что он не пес и не трус. Почему не пес? Откуда я знаю, и не приставайте с глупостями.

- А вот этого... Вот этому, который рожу скривил, закусил губы и глаза из орбит – он должен у нас петь, материться и орать, ему все дозволено, пока я в нем наковыряюсь... Медсестра, ассистент, к делу! Лапает вас? Удержите его руки... Он заслужил, и дай Бог ему жить дальше.

 

Как можно в поезде, этом гремучем чудовище, делать что-то медицинское?

Но ведь надо! И да плетется он, скорый санитарный, быстро, но не споро, не заплетаясь на стыках, но скоро... Торопится, не поспешая, везет, идет, бредет, ползет, торопится – зачем торопиться навстречу своей смерти, скажет умный, мол, она и сама придет, а если даже захочет, то и поспешит.

... Где ж тот молоденький лейтенант, а, полковник, который учился мудрому «уметь ждать и догонять»? Догонишь ли ты его, старче, умеющий уже ждать? Уже никогда не стать тебе тем жизнерадостным носителем маленьких звёздочек...

Поезд  твой? А что поезд? Ну, шел, пришел, сгрузил, поехал дальше. В свой очередной рейс, уже «СССР – Польша – Германия» под грифом «срочный санитарный». А что дальше после «Гданьск – Брест – Москва» их обитателям и временным постояльцам? Хирургов – в Западную Европу, а пассажиров – на Волгу, на Урал, в Фергану... Что может быть в санитарном поезде романтичного? Застоялый запах гнойных бинтов, табака, мужского тяжелого пота, непробиваемая сущность медикаментов... Слава Богу, что не воняет порохом и портянками...

Полковнику на все и про все это было давно – и уже много лет, – наплевать – нанюхался, эта санитарно-быт-гигиена – медицинская вонь стала его сопроводиловкой жизни, черной каймой, мрачным аксельбантом на его бело-красном мундире.

- Давай, майор, вечерний рапорт!

 И мерно, тихо-замедленно отстукивал на стыках «санитарный», остальное все по ранжиру, от вагона номер такого-то до номера этакого и так далее. Полковник устал. Полковник хотел спать. Он сегодня сделал три операции - маленьких и необходимых. Чай и спать.

— Смотри, майор!

— Этого не может быть. Да и быть не должно. Быть того не может! Кто сказал... Кто подумал...

 

— Да он бредит, что ли... Товарищ полковник! Все время про какой-то трофейный парабеллум... Или вальтер? Как там у них «он» называется, вспоминает.

— А вы когда-нибудь видели парабеллум или этот самый вальтер у него? — Задумчиво промолвил главный, смотря в никуда пустыми глазами. — Да я не про то, извините. Да еще трофейный, говорите? Трофейный ведь есть не мародерский. А он кто, этот паренек?

— Его подобрала похоронная команда, замерзал. Потеря крови... И не было, говорят, при нем никакого парабеллума, когда грузили его к нам. Нашим зачем его трофей?

— Так положено – изымать у раненых нашего ССС – специального санитарного состава, чтобы не было здесь разборок и ревтрибунала для всех горячих голов без исключения.

— Значит, раньше отняли. Да, товарищ полковник.

— Да дело сейчас уже не в этом. Плохо то, что у него синюшно-красными становятся раненые ноги. Вот главное. А пистолетик мог отнять у него и его начальничек, завидующий и сказавший, что не положено, мол, такому красивому немецкому пистолету находиться у юнца-сержанта.

— У него были ножи. На спине, в чехле, за поясом. Так доложили про него усачи из похоронки, сдавшие его в полевой лазарет вместе с его финками. Так что...

— Так что, товарищ военврач, главное нам его дотянуть обязательно до Москвы. Порушенный Брест ему не помощник. Спасет только этого бедного солдатика профессорская Москва. И наша задача – дотянуть его живым. А он кто?

Главный пролистнул странички протянутой ему медицинской карты.

- Так-так, значит Евгений. И когда же?

 

***

-Что же ты, старший сержант Евгений Батькович, не дотянул до Победы всего 49 дней – укорял меня спаситель-хирург в Москве 9-го мая.

А дети потом спрашивали:

- Батя, ты видел тогда Москву-то?

Видел, сыны и дочь. Это хорошо говорится о прошлом, когда есть я в настоящем. Видел. Дважды. С тех пор более не удалось. Первый раз – когда в сумерках наш полумертвый поезд крался в станционных путях Москвы, и я тогда очнулся на некоторое время. В вагоне тихий шум и гам, легкий грохот сапог и сапожек медперсонала по полу, громкий шепот «Москва. Прибыли». И я увидел сквозь окно вагона нашего ССС угол кирпичного здания. Кирпич был темно-красный, бурого цвета и уходил вдаль, будто в несбывшейся мечте о великой нашей Москве. Потом пришла снова боль страшная и тупая, неподвластная истома с испариной и странный озноб... Да вы не волнуйтесь, не берите в голову, все уже позади! Улыбнитесь, дети мои... А второй раз я хорошо увидел Москву. Свою Москву. Нас аккуратно пересадили прямо с перрона в вагоны на Московском вокзале в поезд южного направления. Москва?»

 

***

 А что Москва? Великая, могучая  сталинская Москва стоит на месте, Женька, свет ты батьки своего и последнего официального призыва на эту войну.

В мае сорок пятого он проснулся на своей госпитальной койке почему-то привязанным, правда, слабо, он в разведрейсах не так бы вязал. Но вдруг понял запоздалой фронтовой интуицией. Рванулся. Заорал. Он не плакал на фронте и не рвал пуговицы на гимнастерке, не орал после контузий – мычал, был в отключке и после своего ранения... Москва!

Он развязался, раскрутил и раскрутился. Рвал бинты на ногах. Сбил одеяло на пол. Прибежали миленькие медсестрички и угрюмые санитары. Наполовину уже ничего не болело... Это было странно – ноги целы, на месте, а пусто в действительности, пусто там, где...

Хорошо тому живется, у кого одна нога. Женька щупал себя, чувствовал себя тоскливо и обиженным, а мозг что-то сверлило непотребным. Пощупал. Правой ноги не было до колена. Апатия, что ли? А вторая?

- Болит? Дайте ему морфия. А может, солдат, выпить хочешь? Сто своих фронтовых...

— Вообще я малопьющий. Не успел научиться, некогда видно было. А можно? Вот если бы спирта чуток... Только шнапса немецкого не давайте. А польской нет? Вообще-то я не хочу...

 

— Да у него ж гангрена идет дальше.

— Хоть спасем от смерти.

— Не он первый, не он последний...

— Вторую ногу ну никак не спасем.

— Пусть без ног, но живой будет.

Профессор Преображенский встал. Такому вот и останется благодарен на всю оставшуюся жизнь безвестный солдат Женька.

— Я вас внимательно выслушал, дорогие мои коллеги. — Профессор усмехнулся. — И постановил однозначно: операции на вторую ногу не будет, как и споров на эту тему. Мы не в Политбюро, где голосуют.

И Женьку начали лечить. Включая и антибиотики, появившиеся в конце войны. Профессор спас его ногу, судьбу, желание дальше быть. Он не обрек его на тележку безногих, попрошайничество, горькую участь, запойство, вечные госпиталя в закрытых зонах, на катание в электричках, пение блатных и военных песен на уличных подмостках.  Женька ехал в Фергану, благодатный край, уже «хромая» только на одну. Он пытался потом найти и сказать Профессору свое спасибо. Врачей много, профессоров и светил медицины хватает, и Преображенских немало – вот только в жизни Женьки один такой есть профессор  Преображенский.

 

Полковник, начальник состава, а не  рано ли ты понял сущность жизни? Ну, я или мы в конце концов-то понимаем, что стоит и стоит за военной профессией военного хирурга... Ну, добился ты высот… Ну, подумаешь, бомбежки, как в этом рейсе где-то в Польше? Полковник, пусть даже медик, знает, что говорит. И хорошо слышит...

 

 — А что, Женька, — лейтенант сплюнул горькую слюну от тухлой папиросы. — У вас там хорошо – далеко от Москвы?

Лейтенант был из нового пополнения, недавно взял взвод, которым неделю рулил Женька после гибели предыдущего старлея.

 

 

 

И вновь Женька слышит того, своего полковника:

- Безделье, в любом его понимании, грозит человеку – вне зависимости от сложившихся ситуации и обстановки – всем; грязно оно и непобедимо последствиями. Безделье не оправдано и не оправдается судьбой...

         И вновь нависает над Женькой белый халат «главного». И долбит:

-Тяжело отвыкать от работы, зато к безделью быстро привыкаешь. А посему, опосля госпиталя на фронт, да?  Не горюй. В 19 лет жизнь не заканчивается. Рано в твои годы отвыкать от работы. А фронт тебе уже не страшен, без тебя, пацан, войну закончат.

 

Фергана Женьке должна была понравиться. А как же иначе! Таким, как он – прямая дорога в солнечный Узбекистан; тепло, мухи не кусают, хлебом из соседнего Ташкента кормят. Там встретят, обогреют, приветят таких, как Женька. Хорошо тому живется, у кого одна нога или не хватает ребра. Там танкисты, саперы, артиллеристы – боги войны! И пехота-матушка здесь, знамо. Фергана, солнечная и красивая, всех примет, позаботится о сирых (разбросает потом в приюты Севера и Сибири); Фергана позаботится, даже и уже после 45-го... И на том спасибо? Чего уж тут грешить, было куда приткнуться!

Ферганский военный госпиталь многих поставил на ноги. Ферганский госпиталь тяжелораненых. Но если уж нет – тогда, конечно, ищите на воинских кладбищах. Вы знаете их, при крупных военных госпиталях. Но там делали все, что полагается в глубоких госпиталях: извлекали осколки, рубцевали. Отправляли излечившихся с военным аттестатом, новой амуницией, сухим пайком и с сопровождающими для особо тяжелых, обычно молоденьким солдатом, медбратом или фельдшером... Или же с опытной медсестрой, военной, чтобы она сумела в послевоенной станционной и поездной суете отстоять своего подопечного и сдать по месту военной комендатуре, военкомату, сельсовету... Спасибо ИМ!

Там, в Фергане, им, «осколкам», было даже весело. Пытались ходить на танцы, а на толковые свидания спускали своих со второго этажа на простынях – ну, «ходят» и не «скрипишь», так иди. Девчонок хороших было много; и все жалели друг друга – госпитальные мужики и они... Другого тогда не дано?

А и то! И получалось порою, что «подлатанного» героя уводили в чей-то дом. Но Женька не велся на эту игру, да и танцевать в юности не любил. Не научился, боялся, стеснялся. И фронт не научил, кроме как командовать десятками молодых или же сивоусых мужиков. Но танцевать девки, смешливые и добрые, с Украины и Средней Азии, научили все ж. Прыгали до упаду с ним – костыль, протез. Страшно с ним и потом не было – отходил, оттаивал после своего мартовского последнего наступления. А зима у них, в Фергане – что-то такое смешное. Слов не сыщешь для такого.

Странно сейчас и потом, что он пытался все же нашарить свой вальтер, трофейный, когда 9-го мая загремела Москва. Но и потом долго искал его. Призабылось потом, с годами.

Ноги свои он чувствовал всегда. Особенно правую. И зачем она еще продолжала болеть? Он имел левую, спасенную благодаря профессору Преображенскому. Он мазал правую спиртом, йодом, алтайской облепихой, знаменитым мумиё – сыновья не подводили в доставке. Правая нога – не существующая до синего разбитого колена – не хотела ничего знать: она болела фантомной болью, с которой бы и не справился любой крепкий мужик. «Взял бы и водки выпил. Аль нажрался бы до утери пульса». Евгений не пил, а фантом не уходил: вот к они, неистребимые враги, так дружно и жили. Фантом?!

 

Весной 46-го Евгений прибыл домой. Все, как и полагается фронтовику после долгожданной победы: новая амуниция, не выцветшая, не мокрая, не расползшаяся иль в дырках, заштопанное от тех иных пуль; при медалях, ордена догоняли, шикарные лычки при погонах, ранения... И странная встреча его ждала. Похоронили? Иль распростились с инвалидом.

— Мать, где похоронка на отца?

— Да-к я ж тебе писала. Не узнал ли?

— Знамо, мамаша.

Двадцатилетний хозяин, одноногий, явился (прибыл со службы после трех лет) домой – хозяин! И мать его, Наталья, ждала с содроганием и внутренней надеждой: крыльцо развалилось, хата покосилась, изгородь набекрень, скотина тощая...

Старшой явился! Сын первый рода. Холостой и неустроенный матерый мужик.

— Где и кто?

— Похоронку по дурости пожег младшой. Я его наказала. Сестренка твоя заневестилась. Мишка, что после тебя, на японской, на Дальнем Востоке.

— Однако далеко, мать.

— Да-к и ты ж был не близко. А другой стал хулиганом, курильщиком и матерщинником. Распоясался, управы нет. А Илья наш, ты знаешь, помер до тебя. Вот и все новости.

Долго и тяжело смотрел Женька на свою мать. И вроде как не ее вина в том, что развалилось хозяйство его отца, еще участника Гражданской. Да будь проклята судьба и доля такая...

— Жень, а тебе бы жениться, а? — Бескровными губами прошептала его мать Наталья.

— Так кто ж возьмет такого, мать?

— И не говори, сын. Девок ныне пустых много, мужиков повыбило, а и вдов хватает...

 

... И все бы не легенды: это когда дети не успевают толком прознать жизнь своих родителей, а их внуки уже спрашивают: «А ты, дед, в самом деле, воевал?» И это грустно. Наши внуки с внутренним трепетом ощупывают наши медали, ордена и спрашивают: «А это где?» И это тоже грустно. Получается, давно и неправда?

Пришлось выступать в школе, тех далеких времен. Меня слушали внимательно и рассеянно; и только после того, как я встал, и показалась моя правая деревянная нога, зал школьный затих. И мои четверо смотрели на меня уже с любовью, забыв, как стеснялись при народе моей правой ноги; все остальные замолкли и хорошо выслушали мои немудреные слова о «военной Польше и Белоруссии 1944-45 годов». Так они поняли?

 

 

 

 

 

Юрий Чекусов родился на Южном Урале. Окончил Свердловский горный институт. Работал и жил в Сибири и на Урале.  Побывал в служебных командировках в различных уголках СССР.  Пишет прозу для взрослых и детей, фантастику, легенды, сказания, лирическую и военную прозу, приключения, исторические повествования и многое другое. Язык автора  резко отличается от современных текстов своей  самобытностью, органичным соединением разговорных оборотов и отражением внутреннего мира человека. Живёт в г. Старый Оскол Белгородской области.

 

 

 — Ты знаешь, Пёс, мне больше не по карману содержать твой зверинец.

— Но, Дружан, боевые псы не годятся на роль пастухов и сторожей. Ты же понимаешь это не хуже меня.

— Понимаю, Пёс, но мне и сторожа, и пастухи псовые тоже нужны в дело – охрану несут, люд за тыном стерегут, овец пасут. А твои страшилища только панику по нашим поселеньям нагоняют, да и страх от них далеко пошел за границы нашего удела.

— Во-во, Дружан, ты же сам правду глаголешь. Ворога много и он большой, каждый облизывается на наших девок, на люд. Дружина твоя, конечно, могуча, но ведь и мои псы не помешают!

— Зверюги, — пробормотал вождь. — И как ты только с ними управляешься? Я слышал, ты это отродье псовое еще и в доспехи решил заковать?

— Думаю про то.

— Не тяжело будет им, Пёс? И моей казне не тяжко ли? Молчи. Ты их на чем держишь – на страхе и голоде? Если на ненависти к роду нашему человечьему, то это очень плохо. Как же тогда они слушаются тебя и твоих помощников? А дела у нас, на самом деле, не ахти как – все дикие потомки гуннов, сарматов и скифов норовят к нам в гости без приглашения. Ну пойдем, посмотрим, что ли, на твой волкодавный зверинец!

Старший загонщик Пёс встретился с угрюмым взглядом удельника Дружана, муторно стало и понятно, что гроза к ним идет большая.

 

Прямо на улице, в деревянно-могучих загонах из толстых, в руку толщиной, но уже сильно обрызганных бревнышек, выло и бесновалось воинство Пса. Сидели в клетках по одному, по два, а кое-где и поболее псов. Было на что глянуть. Молодняк обитал кучнее, матёрые серо-белые полуволчары невозмутимо смотрели на людей из своих одиночек. Человечьего Пса узнавали - недаром же он проводил в своем хозяйстве дни и ночи напролет: ходил у клеток, подкармливал иногда, нечасто входил в загоны и бил их, видя в узких глазах неприкрытую злобу и ненависть. Молодые и глупые псы пытались порой загрызть этого несчастного двуногого, но тот бил их нещадно коротким тяжелым кнутом, железными перчатками, коваными сапогами. Ничья кровь не смущала никого в такой драке. Матерые и мудрые волкодавы же только уходили вглубь своих клеток и оттуда настороженно следили за своим Большим Хозяином.

Все, как и полагается, все так, как и должно быть. А чему быть – того не миновать! Древние законы диких псов и древнего руса уже были и работали. Есть волк – он должен быть убит и изничтожен, а его волчата будут на службе у человека.

— Одним словом, жалуются на тебя, — глаза Дружана полыхали гневом. — Пёс ты смердячий! Не можешь в моей вотчине порядок среди лесного зверья навести?

— Дичь не подвластна никому, мой удельщик Дружан. Ты же понимаешь, что зверь – не явный и очень даже неправильный враг, и даже не противник наш.

— Во-во, правильно! — поддел Пса Дружан. — И против него я должен выставить своих дружинников? Ты случаем не зашибся в сенях о притолоку? А? Мне что, против паршивого медведя выставлять своих железных людей −  курам на смех и миру нашему?! На этого медведя жалуется уже пол-округи: корову задрал в отдаленье, телку погрыз в предместье, поломал двух охотников, загнал бортника на два дня на дерево, девок на малине напугал до синевы. Мало?

Звякнула кольчуга Дружана.

— Пёс, возьмешь медведя? Обурел он.

— Возьму, хозяин. Сам там буду.

Через два дня медведя, наконец, достали. Дружана там не было – до того ли было, лезть в чащобу и зрить травлю, других забот хватало удельщику. А Пёс стоял в стороне, за крутым буреломом, и смотрел на кровавое поволье. Медведь и на самом деле оказался не таким простым. Расшвырял ударами лап с когтями-лезвиями свору гончих и затравливающих его собак, оставив в стороне двух псов с растерзанными брюхами и вываливающимися кишками, он рванул в спасительную чащобу, волоча на себе нескольких шавок.

И тогда Пёс дал сигнал своим погонщикам запустить в дело своих подопечных. Сняли железные намордники, сцепили железную привязь. Молодежь рванулась в бой с тихим рычанием. Матерые же ушли стремительно и бесшумно. Пёс прикрыл глаза. Он будто предвидел последующее. Медведь успеет разодрать лапами самого прыткого и нетерпеливого молодого пса. Второму, такому же, спустит скальп. Вот и все. Злые волкодавы, серо-седые с жуткими глазами, знающие законы стаи, порвут его лапы, глотку, и шерсть будет лететь клочьями под тихое и страшное довольное урчание будущих боевых псов. И их кровавые морды − да не приснятся нам даже в наших страшных русских кошмарах. Старший загонщик дело свое знал и ведал очень даже неплохо. Медведь? А что медведь? И на него с рогатиной приходилось хаживать по молодости нашему Псу. Когда Пёс размежил свои веки, все было закончено. «Да, — подумал он, — моим боевым псам надо обязательно заиметь рогатые ошейники, чтобы не так скоро могли добраться до их шей».

 

— Нет медведя – нет забот, — Дружан посмеялся. — А скажи, Пёс, твои подручные что едят?

— Не понял. Кашу, мясо, овощи, что-то еще.

— И мясо любят?

— И от мяса не отказываются. И лося могут загрызть.

— И лося тоже!

— А вот, Пёс, завелись у меня тут лихие людишки. Вредные и беспокойные. Одолеешь со своими псами беду нашу?

— Где такие?

— Да на граничной Поскони.

— Было б сказано, надо – значит надо. Работников дашь чуть немного?

— А как же, Пёс. Для святого собачьего дела. Так что кушают твои собачки?

«Порвешь в клочья смутьянов и забегщиков, размажешь их вдоль Поскони лохмами и краснотой. Глядишь, и собачки твои подобреют, и лесные люди поумнеют», — звенели тупым набатом слова последнего наказа удельщика в голове Пса. Так может уже так и надо – пора рвать своими псами чужих людей, чтобы иметь боевых псов, а не дворовых собак?

        

Пока поселковые малышня и недоросли возились со щенками и пузатой собачьей мелочью, взрослые дяди бородо-лохматые занимались с псами посерьезней, из которых готовилась подмога дружине. Собаки нужны были разные – сторожевые, на охрану работающих за пределами городища и в предместьях, караульные и охотничьи для добывания пропитания. Ну и, конечно, в необходимости был так называемый пес боевой. Ими занимались специально обученные и даровитые. В их число попал и мальчик по имени Пёс за свою неуемную любовь к собакам, которые, покусав его по первости, все ж признали собачий талант в пацане, начав прогулки с ним. Средние собаки ходили за ним по пятам, взрослые и большие ходили стороной. Прошло время, Пёс подрос и стал по личному указу Дружана главным загонщиком, смотря за своими подчиненными и распределяя их в рабочие наряды для несения службы и выполнения всяких-разных работ.

Но при всем разнообразии своих обязанностей Пёс больше всего отдавал времени созданию и выращиванию псов боевых. Когда удавалось отыскать волчье логово и найти там клубок свирепых кусачих малышей, убивал в тяжелой схватке их маму-волчицу, а волчат забирали в городок. Там подкидывал их собакам для выкармливания. Слабые гибли, сильные пробирались по головам своих братьев и сестер к соскам кормящей их суки, а прочие вырастали так себе, дикими и хиловатыми. Они настороженно смотрели на двуногих, − клин ушей и наморщенный нос с открывающимися клыками – таких обычно отвозили подальше в другие уделы и выпускали на страх недружественным соседям. И эта дичь, не поддающаяся человеческой дрессировке, порою вырастала сильными волками-одиночками, которые со временем находили  подруг и сбивались в жестокие и страшные стаи. Дикие и свободные дети суровой природы, они собирались под луной на круто-заснеженных полянах, сизых и трескучих от морозов и дымки. И тогда садились полукругом и выли, наводя ужас на округу своей унылой боевой песней. Потом они уходили в набег, злые и голодные. Впереди шел вожак стаи, тараня могучей грудью глубокий и вязкий снег. За ним, молча, наметом стелилась в призрачном нереальном воздухе стая. Шли след в след, оставляя рыхлую неглубокую борозду. За вожаком шли подросшие и уверенные. Потом - молодежь, еще не окрепшая в битвах за выживание. Затем - самки, которых берегли. А сзади азартно летела глупая молодь. Замыкал гон испытанный и старый, в шрамах и проплешинах крупный волчара, не церемонясь с отстающими и применяя еще не старые клыки. Действовало. И горе запоздалому путнику в ночи, задержавшемуся работнику из леса с возом дров, нерадивой хозяйке в предместье, заблудившим собакам, отбившейся от загона домашней живности, лошадям в хилых загонах и овцам в слабых кошарах при уснувших сторожах... Вот так они и лосей загоняют. Большой и тяжелый сохатый, глубоко проваливаясь в снегу, пытается уйти от погони, сдерживая волков ударами своих рогов, калеча их копытами и рогами. Но все дальше и дальше в чащобу и непролазные дебри загоняют лося волки. Вожак в битву пока не вступает – не пришло пока время его заключительного удара. Молодые волки напрыгивают на лося, отлетая в стороны. Но сдает помалу лесной богатырь, и теперь в него мертвым грузом вцепляются по бокам сильные и матерые волки. И, наконец, вожак прыгает на холку лося и заканчивает дело. Лесной богатырь, изодранный и окровавленный, рушится на истоптанную поляну. И начинается пир. К мясной туше беспрепятственно допускают самок. Вершит пир вожак. Его основные помощники, волк-смотрящий рвут дымящее мясо и отгоняет глупую молодежь. До поры, до времени. Оскал клыков, тяжелые волчьи взгляды, сморщенные носы, окровавленные морды – пир горой! А наверху галдят сороки и вороны, на ветвях, неподвижно ожидая своего часа, покоится крупная кошка с кисточками на ушах, где-то на подходе лисы и ласки. Белки и зайцы ушарахались от беды подальше.

 

Главный загонщик Дружана – человек не хилый, уже опытный, хаживал на кабана и медведя. Но вот при всем при этом волки внушали ему невольное уважение. Нет, не трепетное – Псу уже нельзя было сейчас трепетать и трепыхаться на охоте и в стычках. Нельзя даже перед волками! Против старого кабана-секача, то есть вепря, выиграть схватку один на один ой как нелегко. Не знаешь, что и применить супротив него – лук, меч, топор, нож. Но когда у тебя есть загонщики на подмогу – есть шанс. Но и тогда смотри и бди – свинья может бросить своих полосатых деток-хрюшек и ринуться на спасение своего вепря. Будет вам тогда, охотники, и потеха, и мясо! Все их беды – вепря, медведя и древнеруса – от их битвы с врагом и зверем в одиночку. Давно уже доказано, что кучу не так просто сломить. Но продолжается все та же битва на одиночное выживание.

Медведь-шатун, разбуженный от зимней спячки, страшен даже для волков. Но те летом миролюбивы и не желают драть свои тощие и линялые шкуры за другую облезлую, пусть даже медвежью. Зимой поднятый из берлоги хозяин буреломных снегов («Кто меня разбудил, кто не дал дососать лапу и потревожил мой жирок?») медведь спросонья не сразу оценивает этот заблудший мир.

И тогда главный загонщик выходит на него с окованной рогатиной, чтобы подпереть его снизу. Потом только бы не оскользнуться и вовремя поднырнуть под медвежьи лапы с острыми огромными когтями. Нож в руке. Дохнуло смрадом и жаром. Нужно всадить нож в хозяина леса и успеть ускользнуть из-под оплывающей туши. Вот так. Один на один. Вооруженный охотник и прирожденный боец-противник.

Но вот от организованной волчьей стаи уйти трудно, а выйти победителем – тем более. Там нет места для жизни человека-одиночки. И леса древнерусов с их пешеходными тропами, узкими конными переходами, редкими тележными дорогами просекаются еще и звериными. Не забудь!

 

 «Вот и зиме скоро конец, весной запахло, тянет уютным ветерком, снег проседает, и днем сосульки капают», — Пёс шел по привычке споро, обходя маленькое пограничное поселение и внимательно наблюдая за его пробуждающейся жизнью.

Печки косо – в дым, ласковое солнышко, собаки, зевающие настороженно, работный люд, разбредающийся по делам.

«Вот и дождался милости своего удельщика, к концу зашла моя недолгая ссылка, и вновь Дружан призывает меня вернуться к нему на службу. Знамо дело: зима от ворот – ворог на пороге».

Тревожно забилось сердце. Мудр Дружан и не так уж здорово ярился со своими удельными соседями. Значит, припекло. Дрянь дело. Слухи дошли до Пса в его отдаленно-ссыльную вотчину – плохи дела Дружана.

Следом за Псом, не мельтеша и строго, не забегая вперед, мягко крался не то волк, не то собака. Зверь, одним словом. Глаза бешеные и внимательные, взгляд жуткий и до упора пронизывающий – вертикальные зрачки серо-желтых глаз; красивая серо-седая полоса на хищной морде, уши − мертвым стоячим лезвием боевого топора. Страшная в своей отстраненности от суеты тварь. Ибо для нее существовал в этом дурном и скучном мире только ее хозяин.

— Гера, ты где?

До своей почетной ссылки в эту дальнюю и беспокойную дыру Пес несколько раз применял своих боевых псов при малых набегах строптивых соседей. Тогда в коротких схватках сначала рубилась дружина, и потом из походных узких клеток спускались на добивание и преследование противников боевые псы Дружана. Погонщики, в плотных кожаных куртках и перчатках в железных наклепках, дружно нырнули в сторону заклети, освобождая место стае псов. Кусая от нетерпения людей и других псов, рычащая и лающая лавина ринулась на расправу. Тогда ведь могла покусать и своих? Одетая в короткие ошейники и легкие зипуны с железными полосами собачья страшная рать летела на человечьих псов, валила, сбивала, рвалась и уходила дальше. Но недаром Пес в преддверии боевых схваток проводил отряды вооруженных дружинников перед клетями своих псов. Те тяжко нюхали воздух своих, принимали от своих кусочки мяса, сбавляли раз от раза рычание, запоминали боевой тип своих будущих партнеров, которых не стоило загрызать, а надо спасать, выручать...

Тяжелая и кропотливая работа. Долгая и нудная, не имеющая права прерываться и требующая толковых загонщиков. Вот так. И никак не иначе. Ведь десятки псов − это не единицы, да и те – боевые псы! И душа у главного загонщика не должна дрогнуть, видя гибель своих питомцев, знающего наверняка многих и почти всех в морду. Этот вот – такой был, подавал надежды, зарублен в пограничной схватке. Этот вот до своей гибели измудрился порвать трех волков возле поместных дворов...

 

— Ты знаешь, Пес, — дружелюбная кривая улыбка осветила лицо Дружана, — почему я услал тебя на время подальше от себя?

— Догадываюсь, — камнем застыл главный загонщик. — Или же могу угадать, сказать?

— Да не стоит, друг ты мой ненаглядный.

— Дружан, твои знатные дела для других, они меня, ты знаешь, не касаются. Я служу тебе, делу, людям. Приказывай, и воля твоя будет да исполнена, ибо я воин, а не...

— Правильно, Пес. Уваженья достойны такие люди.

— Дружан, договаривай: но они и опасны для твоей удельщины...

— Ты прав, Пес. И потому тебя это же и не оправдывает. Ты опасен для меня, и ты стал опасен так недавно для моих людей, советников, воеводы – горе тебе, возвышающемуся над горой. Тебя невзлюбили дворовые служилые, тебя превозносит простой люд, тебя возненавидел мой воевода – опытный боец, у которого ты отымал славу большого воина, тебя обожает твой отряд загонщиков... Ты стал опасен для власти нашей и нашего спокойствия! Ты тихий смутьян, и омут твой глубок.

— Дружан, но я ведь один и даже до сих пор не женат – некогда - и потому не боюсь пригретых змей на груди.

— Но за тобой свора боевых псов, которые наводят ужас на округу и уже своим скрежетом даже внутри своих. Да помолчи! Налей-ка пива лучше, не побрезгуй, для нас обоих, из вон того бочажка. Не робей, пиво без отравы. А вот то, Пес, ты не знаешь. Брательничек тут мой двоюродный учудил недавно. Послал гонцов на ту сторону, оповестил, что лето у нас богато было и закрома полны. Ну, те и рады, рты раскрыли - худород у них, маются сейчас. А брательничек мой еще и подмогу им пообещал от своего городка. Мои разведки мне всё это поведали. Уж не обессудь, бросил я ночью родственничка в загон к твоим боевым псам. Да не легче от этого. Идут к нам, душегубы. Впрочем, не эти, так другие пришли бы по лету. Времена нынче такие. Но эти будут первыми. Уже идут. Знаю, Пес, с воеводой моим ты не особо в ладах, но он муж справный и толковый. Переговори с ним. На пару с ворогом справитесь? Ты, Пес, может, и потянул бы воеводой, но рановато еще, потерпи... Будет и на твоей улице праздник, если живы станем. Потянешь воз вместе с воеводой? — Дружан сделал упор на слове «вместе». Усмехнулся как-то странно, вроде как сам над собой. До поры, до времени. И продолжил чуть спустя: — Да ты пей, Пёс, выпивай за нашу дружбу и жизнь. Не отравлено пиво и брага. Верю, что когда-то и мы, русые из прошлого, станем сильным народом. В единстве сила наша, а не в раздробленности, в устоях наших – наше будущее выживание.

 

Они долго говорили – Дружан, первый человек на своей деляне-вотчине-уделе, и его соратник Пес, его главный загонщик, отвечающий ныне ой как за многое: от запасов продуктов до охраны, за благосостояние и безопасность люда ему подчиняющегося, за безопасность от смуты соседей, и, конечно, за дальнейшую судьбу боевых псов.

— А это кто с тобой, Пес? Или что? Что истуканом лежит у твоих ног?

— Это Гера - моя тень.

— Ге-ера, — протянул Дружан. — Я и не знал, что у тебя появилась такая кроха. Я разрешил своей охране допустить тебя – ведь у меня вот они, рядом два питомца, которые хранят денно и нощно от напастей всяких. Гера! Звать-то странно ее. Или это он? По северным законам назвал. Холодное имя - не наше. Говорили, что щенок бегал при тебе. Это тот? Да?

— Еще щенком взял. От волка и нашей овчарки. Вытряхнули клубок на снег, первой подползла до меня – лизнула, куснула, чихнула, пыталась то ли завыть, то ли залаять. Поглядели – самочка. И вот не отстает. Выросла.

— И против моих двух противостоит?

— Твои собаки старше, Дружан.

— Зато твоя смахивает на волкодава.

— Может, ты и прав.

— Так что, сразимся?

 

Вышли на двор, к загонам плотным и высоким. Двое рвутся с цепей, чуя чужака, волчью сыть... До душераздирающих нот доходит и морды страшно оскалены, ус взъерошен, клыки на виду... Но пока на поводу хозяина - еле Дружан держит их, взбешенных.

Как там у древнерусов, предков исторических наших: фас, атас, взять, ату?  Каких команд слушались собаки древнерусов и какие команды с полуслова-жеста понимал боевой пес древнеруссов? А если его еще одеть в боевой панцирь?!

И тут на боевую площадку вышел главный загонщик. Он спокойно отодвинул засов, нырнул внутрь к своей Гере, буднично одетый и спокойный, без лат и доспехов, без шлема и меча, и без щита. Два пса сорвались с привязей, порвали враз крутые веревки и кинулись на беззащитного загонщика, который едва успел взмахнуть руками и закрестил пальцы. Гера, блеснув серой молнией, сбила с ног одну из собак в ее полете. Миг не успел глаз ухватить – рванула за ногу в его полете другого пса. Люди оторопели, побледнели, стали каменными истуканами своих богов. Все, кто видел это, оторопели. Загонщик был цел, невредим и неподвижен. «Лишь щека дернулась», — как потом говорил один из наблюдателей-загонщиков. Другой добавлял: «А они накинулись на него враз и вмиг, а он своей Гере – только пальцы вкрест».

Два рычащих пса, с пеной у рта, и против − один, даже не зарычавший пес, лишь непроизвольно сморщившийся, – вроде как страшно или берегись. А ведь у волков другое - и оскал что-то значит для себе подобных. Гера, сбив противников и не издав ни звука, доли секунды стояла в наклонной лобовой стойке, потом все схватилось в страшном лохмато-буром комке, из которого выпадали клочья шерсти. Главный загонщик стоял, не двигаясь. Дружан тоже не шевелился. Никто не вмешивался в схватку. Все побаивались и ждали чуда. Странного, по имени Гера. Вот полетели уже не шерсть, лохмотья мяса, отгрыз ушей... Главный загонщик щелкнул пальцами. Клубок меховой из круговерти страшной распался. Вначале выпал один из окровавленных полудохлых псов. Двое продолжали схватку.  Подрастающий и нелюдимый пес-волк и все же человечья овчарка. Гера, морда в крови, страшно-хищный взгляд – вы видели волчьи глаза? А вы видели глаза своей погибающей овчарки? Гера отскочила в сторону.

А я их видел, знаю. И нет мне прощенья.

 

Дружан выше меня на наш целый столп богов! И я ему верю. Он жесток, но не хуже меня, не верующего даже в нашего Януса. Он состарился, сказал Дружан, и должен уступать другим... Но я, главный загонщик нашего большого рода русов, я ему верю – у него в роду были проходчики, знамо ли, ведь они в прошлом исты, которые весть давали и глаголили нашим русам... И даже нашим предкам о нашествии восточных толп гуннов, скифов, сарматов. Кто из них вперед вступил и стоптал нас? Да так ли сие важно? Ведь мы-то живем! А они – ушли. Дружан, они почти ушли. Гунны уметелились на Запад прозябать. Но вот сарматы... И скифы с юга – не уперечить бы им? Ведь где-то сбоку несокрушимо висит Византия, богами недосягаемая. Ты, Дружан, знаешь о сем? Если бы не знал – был бы мертв.

 

Главный загонщик оказался в остроге. Дурные люди, дурной мир, дурные нравы... Дурной настрой, видели ж... Так я что говорю? Правда-то была, русов наших, моих. Ты так и запиши, мой правнук. От всех мы отстоялись, со всеми породнились – сарматы и скифы, но остались руссами, ты так и запиши, правнучек...

 

Отстой в битве. Не опозорь Лютую! Ну вот и все... Все живы и здоровы.  Но это же не собачий, не звериный мир. Ну и?

Дружан: «Не ты первый выдумал боевых псов, закованных и страшных. Возвернуть моего Главного Пса!»

Пес явился. Точнее сказать – явили. Дружан схмурил брови:

— Ну и что? Ты не понял? (р-р-р-...)

— А и не понял (гр-р-р). Так на самом деле не понял... Что от меня?

— А от тебя, главный загонщик, или – или.

— Выбираю, Дружан – или!

— Я тебе верю. И на нас пошли. Я дурак.

— Н-да. А я дурнее. Так?

— Ну и что мы будем делать с моими псами, загонщик?

— Лечить. Они тебе верны и преданны.

— Слушай, загонщик, мне-то это сам бог велел: в Византии нашей – вашей давней, богатой стране. У них, сказывают, свои были и есть...

Были, кто? Правильно. Были боевые псы и до древнерусов, закованные в броню булатную, колючку убиенную, страшную, рогатую, со спинным жестким панцирем.

Но мечта и дело о боевых псах древнерусов... Слабо для них. У них было СВОЁ: гунны, сарматы, скифы, но ни одна сволочь, ново-старо-российская, не должна пройти мимо того, который называется Дружан и его главный загонщик...

— Слушай, мой Пёс, загонщик главный. Мы их одолеем? Пёс!

— Да. Вообще-то ты зачем вытащил меня? Шанс дал? Убогатился? Я твоими дарами сыт, Дружан! Устал я в ссылке. Что еще?

— Слушай, Загонщик... Да ты сядь, успокойся. Ну, погорячился я.

 

Так ты на самом деле, может быть, погорячился, так, быть может, тупо погорячился. Но я!  Все эти ату и фас были для древнерусов «там». И о них знавал Дружан чрез торговца. Называется, кого «смущает» чужое горе? Тем и сильны, что мы не знаем отгадки византийских времен. Византия – для нас: Скифия, Блеф, Сарматы. Не ее ли допекали варвары и гунны, и, быть может, наши скифы? Дружан, ты не понял, что наше дело дрянь. Только на Руси, большой и древней, умеют пить хмель и пиво. До отупения и до одурения, забываясь при страшных моментах. Как в рукописях византийских писали, что хотим, мол, и должны знать свои границы, ибо их же не понимают северные и восточные варвары руссов. Время, века... Атилла, Рим покоренный... Это ли не наше плохое, поганое время для нас? Древнерусов...

Говорят, слышно, ходили и бились в древние времена боевые хоботы, которые тяжелы и топчут. Топтали персов, аппенян и мавритан.

 

А вот и вышли на бой кровавый три богатыря, древние и лапотные – Дружан во главе, Воевода при дружине и Пес со своими боевыми. Настало время. Пришел их час с ранней весной. Много их тогда полегло в междоусобье, иль глупые были? И того не знали. То-то вы такие умные и дружные сейчас.  Мы были лучше, дружнее и кучнее.

 

* * *

 

Ну, вот и все. Они столкнулись, жестоко, наши древнерусы со своими же соседями-лихоимцами ли? А это правда? Правда есть и бывает разная. Правда в нашем мире, как она и была, а в точь ее не узрели. Да я, дурак, похоронил своих же и остался без них. Кого-то надо слушать? А зачем? Уже не интересно… Те или иные сволочи. Пальцы у меня мерзли, западал глаз. Сидят все и рычат. Собаки, и те лучше - душа хоть при них. Извините, но мне на самом деле некогда. Дела ждут. Неотложные. Собачьи. Собака у меня глупая, дурная... Да, Гера? А щас и по морде дам, выпущу тебя на свободу и пну, пакость такую хитрую и изворотливую. Да, вот и ваше! Глупая собака, катись подальше.

 

* * *

 

Дружан, мы этот бой выиграли, хоть и некому стало преследовать врагов. Да и некого, честно говоря. И моя ватага, тридцать боевых псов... Тоже все полегли, на том же поле боя рядом с твоими хоробрыми дружинниками. Честь и хвала нашим богатырям-витязям. Ты, Дружан, хоть и погиб и оставил после себя вдову – я ж тебе, Дружан, говорил по молодости: «Не влюбись, дурак», ан нет, я вот холостой и плакать по мне некому.

Когда еще придут сборщики и плакальщики. Наши, русы. Заберут недобитых, раненых, умирающих – это женщины, вдовы, сестры и матери, потом пойдут сивоусые и старые бойцы, берущие бой, оружие. Потом потянут мертвых.

Всем места хватит на Большой Руси; всех оплачут, всех захоронят. А не впервой, будь ты стар и мудр или же девку не познал и ус не отпустил – могила и курган для всех един.

 

 

Около пластом лежащего сидит окровавленный волк. Что он ждет? Пир горой рядом надвигается – волки вот уже погрызают по краям мертвяков, сороки галдят по верхам, и ворон трехсотлетний выбирает себе место. Гера ждет. Порой лижет морду своего хозяина. Иногда заваливается на него и греет. Кровь капает с ее морды из разорванных ушей.

Гера ждет, караулит покой своего хозяина. И ей наплевать, каков он. Он – её.

 

 

* * *

А через год надвинулись на древнерусов новые несметные полчища. И не свои, усобщики, а кочевые с востока... Иль с юга?

 

 

 

 

 

Вера Котенёва − прекрасная русская поэтесса, живущая в Старом Осколе. Ее стихи, исполненные лиризма, – чистый родник истинных чувств в наш прагматичный век. И в то же время поэтессе не чужда тема патриотизма, ярко звучащая в ее творчестве и призывающая каждого задуматься о том, что есть для него Родина и что он значит для нее.

 

Ода поэтам провинции

 

Провинциальные поэты,

Никем вы ныне не воспеты,

Для вас закрыты пиршеств залы,

Вы старомодны и усталы.

Быть не желая мишурой,

Вы не украсите собой

Собранье избранных, блатных –

Пустое место вы для них.

Но вам – всё  значимо, всё – надо,

Творите вы не для парада…

Любой цветок, и вздох, и взгляд,

Как гром, как молнии разряд,

Приводит в дрожь и восхищенье –

Грозясь зажечь стихотворенье.

Вам часто по ночам не спится,

Как будто в душу кто стучится,

Стоит в углу бесплотен, тих –

Намёк на образ или стих.

Всегда в искании, тревоге

И размышлении о Боге,

Об истине, в веках сокрытой,

О совести – полузабытой,

О тайне смерти роковой:

За мыслью мысль течёт рекой.

В вас страсти буйные кипят,

То возвышают, то томят…

И это – ради нужных слов,

Чтоб сбросить тайный с них покров,

Рукой дрожащей начертать,

Потом быстрей перечитать…

И вот награда за мученье –

Ещё одно произведенье!

Провинциальные поэты,

Вы авторством своим воспеты.

Пусть ваши имена не знают,

Но музы вас благословляют.

За радость светлую – творить –

Весь мир готовы вы любить!

 

 

***

 

Грустны и тихи,

Вдруг пришли стихи.

Встали у окна,

Где свой свет луна

Водопадом льёт,

Манит и зовёт.

 

"В этот звёздный час

Позвала ты нас…"

 

"Я вас позвала?

Странные дела…

Отошла уж в тень,

Думать стало лень".

 

"Что ж тогда не спишь,

Думаешь, грустишь?"

"Вдохновенья нет –

Угасает свет

Счастья и любви…"

 

"Но ведь соловьи

Снова гнёзда вьют

И сады цветут,

А вчера вдали

Плыли журавли

И гусей косяк –

Это ж не пустяк?!

 

Ты – служитель муз,

Крепок наш союз.

Помни же завет:

Выше счастья нет,

Чем служить ему –

Слову своему".

 

Строги и тихи

Вдруг пришли стихи…

        

 

Васильки

 

Милый скромный цветок василёк

Украшает пшеничное поле.

Тонок, нежен его стебелёк,

В лепестках его плещется море.

 

Здравствуй, поле, к тебе на поклон

Я вернулась немного усталой.

Забери меня снова в полон, –

Я травинкой твоей стану малой.

 

Посижу на горячей меже,

Перепёлок послушаю голос.

Я давно не девчонка уже,

А ты прежнее, тот же и колос.

 

Так же чудно твои васильки,

Словно звёздочки синие светят.

Где же счастье, цветочки, цветки?

Но они ничего не ответят.

 

Солнце-шар зацепилось за ивы,

Перепёлки торопят – пора…

Васильки, васильки, дайте силы:

Не могу с вами быть до утра.

 

Я не зверь и не вольная птица –

Не  могу затеряться в траве,

А на вас, васильки, подивиться

Я вернусь, но в иной уж поре.

 

 

Пусть говорят

 

Не трусь, поэт, бери бумагу –

Доверься чистому листу

И напиши о жизни сагу,

Не убивай в себе мечту.

 

Пусть говорят, что нету толку,

Что в мире больше правды нет,

Твердят, толкуют безумолку,

Что гаснет совесть – жизни свет.

 

Да, это так – честь позабыта,

А похоть гадкая в чести…

Пусть пол-России – у корыта,

Но ты, поэт, всегда свети!

 

Пусть нет любви, ослабла вера,

И не пускают в рай грехи…

Придёт она, другая эра,

Где будут правда и стихи!

          

          

***

 

Нет ничего уже в запасе –

Огня души, упругой кожи,

А брать с руки холодной крохи –

Не стоит, не к лицу, и всё же...

 

Есть память сердца, есть надежда,

Что ждёт тебя ещё любовь.

От колдовства её пьянеешь

И обретаешь крылья вновь.

   

Обида

 

Я знаю, грешно обижаться,

Но что мне поделать с собой?

До боли хочу увидаться,

Опять заболела тобой.

 

Приди, позвони, умоляю

И, как заклинанье, шепчу:

Быть может, тебя плохо знаю,

Узнать тебя лучше хочу.

 

Увидеть, скорее увидеть –

Скорее, сегодня, сейчас!

Томительно время проходит –

Минуты стекаются в час.

 

Часы собираются в сутки,

А сутки в недели сомкнулись…

И нет мне покоя минутки,

И слёзы уже навернулись.

 

Заплакать я горько готова…

Нет, нет, унывать – тоже грех.

Возьму лучше томик Рубцова

И вспомню счастливый наш смех.

 

 

***

 

Я проснулась сегодня счастливой –

Мне приснились стихи про любовь,

И к листам, под рукою случайным,

Потянулась я с радостью вновь.

 

Все дела позабыты до срока,

Птицы-мысли рванулись в полёт,

От нахлынувших чувств и видений

На душе тает горький налёт.

 

Стала смелой я, даже отважной,

В свои силы поверила вновь,

Только вспомнить никак не могла я

Тех стихов про большую любовь.

 

               

 

***

 

Перестала страдать –

Настрадалась до боли,

Перестала скучать,

Тихо радуюсь воле.

 

Тихо мысли струятся,

Словно чистые воды…

Над обидой подняться –

Слаще нету свободы!

 

Я тебя понимаю…

Помню все твои речи…

Навсегда отпускаю

И не жду больше встречи.

 

Ты со мной дни и ночи,

Я тебя не покину…

В стёклах грустные очи

Завершают картину.

           

             

***

 

Нельзя выпрашивать любовь,

Не унижайся – это больно…

Страдаешь ты, страдаю я,

Давай страдать, мой друг, достойно.

Пути любви нельзя постичь,

О, как тебя легко обидеть…

Мне будет легче во сто крат,

Когда ты станешь ненавидеть.

 

 

Это ты

 

Я узнала – это ты

Приходил в мои мечты.

В час полночный под луной

В снах летала я с тобой.

 

Я узнала – это ты!

Все знакомые черты…

И я видела не раз

Синий взгляд весёлых глаз.

 

Да, я знаю – это ты

Спас меня от суеты,

Обречённости, и пусть

Дальше будет только грусть.

 

                

 ***

Натерпелась я, настрадалась,

Испила всю чашу до дна,

Голова и совесть чистые –

Через всё прошла одна.

 

Эта страсть оказалась бредовою,

Разгорелся костёр и затих,

И игра эта свеч не стоила,

А тем более слёз моих.

 

Но, прощённый за ради Бога,

Не проси тебе верить вновь,

Ведь зависима птица – ВЕРА

От свободной птицы – ЛЮБОВЬ.

 

 

***

 

Всю ночь шумел бродяга-ветер,

Гремел, ревел, плясал, свистал.

Раздул в душе костёр тревоги.

Он спать, разбойник, мне не дал.

 

Неистовый, неукротимый

«Мужик» с лохматой бородой

Мечты развеял образ милый,

Унёс мой призрачный покой.

 

Но пусть, об этом не жалею.

Разбито мутное стекло,

Зато сказать сегодня смею:

Что было – сплыло, утекло.

 

Не склеить нам горшок разбитый –

Все двери настежь сквозняком.

Гуляй же, мною незабытый,

Развеял ветер все «потом».

 

Я от бессонницы не злая,

Лишь чуть обычного бледней.

И новый день, и жизнь другая

Мне ближе видятся, ясней.

 

           

***

Давай поговорим –

Не надо слов бояться.

Мы – люди и должны

Словами объясняться.

 

Давай поговорим –

В молчанье нет спасенья,

Как в зной глотка воды,

Я жажду объясненья.

 

Давай поговорим,

Я ко всему готова…

В душе, как в тайнике,

«Люблю» укрою слово.

 

Любовь не удержать,

Как волны в час отлива.

Моя любовь к тебе

Вдруг стала горделива.

 

Она не закричит

И не смутит мольбою,

Заплачет, запоёт

Гитарною струною.

 

 

Песнь об Осколе

 

На высоком холме –

И сейчас видно мне –

Крепость предков на круче застыла:

Чтоб врагов отражать,

Рубежи расширять –

Белгородской чертой это было.

 

Со страною своей

Не смыкал ты очей,

Когда враг в твои вторгся пределы.

В сорок третьем зимой

Над Осколом-рекой

Прозвучали аккорды победы.

 

Твой народ – стар и мал –

Город свой поднимал –

Эти дни нашей памяти близки…

А их подвиг святой

Не засыпан золой –

Словно солнце, горят обелиски.

 

Пусть проходят года,

В твоих недрах руда –

Не иссякнет её притяженье.

Варит сталь комбинат

И готовит прокат,

А твой вид всем внушает почтенье.

 

Я люблю город свой,

Он до боли родной:

В лицах, песнях «Завалинки»  нашей.

Своих чувств не таю,

Тебе песню пою –

Нет на свете милей тебя, краше,

СТАРЫЙ ОСКОЛ!

 

Баллада о матери

                                  

Моей матери,

Фоминой Марии Егоровне

 

Как пожара огня языки

Бьются, дробятся, ввысь улетают,

Так слова мои – муки мои –

Разгораются и угасают.

 

Я не верю бессильным словам,

Как непросто им выразить чувство!

Мне отчаянно этого жаль,

Мне немного от этого грустно.

 

Не сказать мне того, что хотелось бы,

Хорошо, задушевно сказать.

Ах, вот если бы музыкой светлою

На какое-то время мне стать.

 

Но не время ругать язык бедный,

О другом говорить время мне:

О тебе, моя милая мама,

О тебе, об одной лишь тебе.

 

Не стесняюсь я ласковых слов –

Их немало в душе накопилось.

Почему я копила их, мама,

Почему для тебя я скупилась?

 

Поцелуи, объятья и ласки

Не в чести были в нашем дому,

И мы выросли скупы на слово,

Воспитанье – причина тому.

 

Воспитанье – не слишком ли громко?

Нам моралей никто не читал.

Главной мерой всех ценностей были

Труд и честность – весь наш капитал.

Сколько помню, всегда ты в работе:

Косишь, полешь, копаешь, гребёшь.

И считаешь, что ты отдыхаешь,

Когда штопаешь, вяжешь, прядёшь.

 

Двадцать лет колыбель ты качала –

Шестерых нужно было поднять.

Поднялись на крыло, улетели,

Но недолго пришлось досыпать.

 

Внуки, внучки пошли – всем ты рада,

Всех готова принять, обласкать,

Всем готова помочь и утешить

И всегда всех готова понять.

 

Всех жалеешь: поспи, посидите…

А сама всё хлопочешь, хлопочешь,

Успеваешь и в поле, и дома,

И покоя не ждёшь и не хочешь.

 

И не ждёшь ни похвал, ни награды,

А достойна великих наград

За любовь, доброту, труд безмерный,

За детей, за бушующий сад.

 

Тебя скромный подарок смущает,

Самым малым обходишься ты.

Мама, мама, как дороги, милы

Мне твои дорогие черты!

 

Сколько раз мне хотелось, мечталось

Подойти к тебе, крепко обнять.

И сердечное доброе слово

Много раз мне хотелось сказать.

 

Но порыв оставался порывом,

Шаги стыли, немели уста.

О, как часто мы то усложняем,

Где должны поступить бы спроста.

Пусть слова благодарности эти

До тебя, моя мать, долетят,

Ведь года наши – ветер крылатый –

Над землёю летят и летят.

 

Я хочу, чтоб все матери наши

Были нами, детьми, не забыты.

И в преклонных годах, грустных самых,

Были чтимы, любимы и сыты.

 

Пусть услышат они, пока живы,

Благодарность, сердечный привет.

Пусть их души наполнит, согреет

Свет добра – самый значимый свет.

 

 

***

Светлой памяти моего отца

Фомина Алексея Пантелеевича

 

В твоих ивах поют соловьи.

Ты не слышишь их больше, отец,

Тебя нет, ты ушёл в мир иной,

И болят по тебе семь сердец.

 

Это ты посадил этот сад

И построил красивый наш дом,

А что с фронта пришёл без руки –

Забывали все люди кругом.

 

Ты трудился красиво, легко,

Словно песню привольную пел.

Всех жалея, до боли любя,

Белым голубем ввысь улетел.

 

Без тебя нам весна – не весна,

В каждой веточке ивы – печаль.

Соловьи тянут песню, как стон –

Уходящей весны птахам жаль.

              

 

 

 

 

 

Главы 21-26

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Никита Никодимович открыл футляр, в котором лежало бриллиантовое ожерелье, осторожно достал его. Сидящий напротив человек усмехнулся и сказал:

- Разрешите?

- Конечно! Оно специально для вас.

Рука в перчатке взяла ожерелье, глаза внимательно осмотрели его. Наконец человек произнес:

- Цена прежняя?

- Мы же договорились.

- Да, но в вашем бизнесе возможны любые неожиданности.

- Что вы! Превыше всего – данное слово. На том и стоим. Традиции русского купечества, как Морозов и Мамонтов (Савва Морозов и Савва Мамонтов – знаменитые русские купцы, которые, среди прочего, славились своим словом. – прим. авт.).

- Плохое сравнение. Те люди созидали. А вы, уж извините, - обычный мошенник.

- Зачем же так? – надул губы Никита Никодимович. – Коль мы начали сотрудничать…

- Коль начали сотрудничать, извольте слушать о себе правду.

Степанов вздохнул, развел руками. Его собеседник продолжал:

- Тяжело стало без госпожи Федоровской?

- Еще бы! Наш бизнес сопряжен с большим риском. Поэтому и нужен известный, уважаемый в городе человек. Такой, как вы.

- Дело прибыльное, не спорю. Но ведь и опасное.

- Полиция так ни до чего и не докопалась.

- Откуда вы знаете?

- У вас наверняка информация более серьезная. Однако… пока гуляем, - несколько нервно ответил Никита Никодимович.

- Как верно заметили: пока! И не забывайте об убийце. Он начал вершить свое правосудие именно с Федоровской.

- Вы изволили сказать «правосудие»?

- Шутка.

- Дело совсем не шуточное…

- Ладно, не буду, - вроде бы согласился сидящий напротив. И тут же опять: - Но ведь Федоровскую убили!

- По моим сведениям ее убили за политику. Она была связана…

- Она была убита, потому что убийца посчитал, такая женщина вредна для морали и нравственности нашего города, - перебил собеседник.

- Все шутите.

- Нет, не шучу.

Степанов ощутил, как по спине пробежал холодок страха. Поведение явившегося на встречу человека нравилось ему все меньше и меньше.

- Ладно, - послышалось примирительное. – Есть одно главное условие нашего сотрудничества: никто и никогда не должен узнать о моей роли в вашем «бизнесе».

- Никто и никогда! – подтвердил режиссер. – Вы появились инкогнито. Я так удивился, увидев именно вас.

Глаза собеседника лукаво блеснули:

- Вам требуются мои контакты, связи?

- Желательно бы.

- Кто именно?

- Многие чиновники и их жены в Старом Осколе захотели бы иметь такую роскошь, да по соответствующим ценам… вы меня понимаете.

- А что еще у вас есть?

- Много чего. И все, минуя таможню. Выгода полнейшая. Я сам был человек маленький, лишь иногда посредничал. А вот теперь, после смерти Зинаиды Петровны, многое пришлось брать в свои руки.

- Вы, случаем, не знаете, кто убил Федоровскую?

- Откуда?! Однако человек тот ужасно опасен и… безрассудно смел. Пробраться на второй этаж дома актрисы, когда вокруг столько слуг! И собака во дворе.

- Он проник ночью. Да и слуги – одно название. Засыпают раньше хозяев.

- Откуда вам известно?.. В таких подробностях.

- Подумаешь! – хмыкнул собеседник, - весь Старый Оскол в курсе того, что Федоровскую убили ночью. А насчет слуг… у меня ведь они тоже есть. Кому, как не мне, знать их дурной характер. Вопрос в другом: кто тот безрассудно смелый убийца?

- Да, - согласился Никита Никодимович, - вопрос остался без ответа.

- Не для меня.

- Как?! Вы в курсе?!..

- Еще бы.

- Почему не сообщите в полицию?

- Зачем доносить на себя?

Степанов нервно хихикнул. Почему-то собеседник начинал его пугать всерьез. В его постоянных, настойчивых до неприличия шутках было что-то жуткое, завораживающее.

- Вернемся к нашим делам! - чуть не в истерике воскликнул режиссер.

- Вернемся, - согласился собеседник. – Вы хотите сделать наш город центром международной контрабанды. И ждете от меня посильной помощи.

- Зачем так грубо?..

- Как уж есть. Только задача у меня другая. Как говорит наш любимый начальник полиции Корхов: «Очистить город от скверны».

- Корхов имеет отношение к убийствам? – невольно вырвалось у Степанова.

Собеседник захохотал. От этого смеха у режиссера онемели внутренности. Либо прекращать глупую игру, либо…

- Я, пожалуй, пойду, - поднялся Никита Никодимович.

- Мы же не обсудили до конца наши дела.

- Ваши… шутки. Они неуместны.

- Неужели не понятно: это не шутки. И никуда вы не уйдете. Я не могу вас отпустить.

- Как это?..

Степанов не увидел, как в руках собеседника появился нож. И уж никак не ожидал такого стремительного удара в шею. Свет перед глазами мгновенно померк, разноцветный мир провалился в пустоту.

- Еще с одной скверной покончено, - задумчиво промолвил убийца.

Снова открыта коробка, вытащено драгоценное ожерелье и засунуто убитому в рот:

- Спи спокойно, дорогой друг. Пусть все видят, что я не грабитель.

Теперь оставалось незаметно выскользнуть отсюда. Соседи бывают не в меру любопытны. И случайные прохожие могут оказаться некстати.

Убийце опять повезло, он ушел незамеченным.

Через некоторое время Степанова хватятся, станут повсюду искать, обнаружат этот небольшой офис и его самого.

 

У Репринцевой возникло странное ощущение, будто она и другие студенты не гости здесь, а пленники. Вместо Прошкина их теперь сопровождали два дюжих молодца – сотрудники консульства. Они добросовестно водили ребят по городу, показывали достопримечательности Курска, причем настоящие – от кафедрального собора, до знаменитого дома, где до сих пор проходили дворянские собрания. О революционных местах было сказано вскользь, да и то по обязанности. Все вроде бы хорошо, но… вели себя сотрудники консульства как тюремщики, не отпускали ребят ни на минуту. Даже когда Валентине захотелось в туалет, один из парней готов был сопровождать ее, потом потребовал, чтобы с ней пошла Надежда. На удивленный возглас девушки кратко ответил:

- Во избежание провокаций.

Репринцева никогда не видела таких комфортабельных туалетов  с большими зеркалами, множеством умывальников. В одном из зеркал мелькнуло напряженное лицо Надежды. Под глазами еще ярче выступали синие круги.

«Она как больная!»

Но поскольку Погребняк снова решительно отказалась говорить о своем состоянии, Валентина спросила ее о другом:

- Тебе не показалось, что они не гиды, а конвоиры?

- Перестань молоть чушь, - огрызнулась Надежда, только в голосе ее прозвучал не гнев, а отчаяние.

Валентина вздохнула, направилась к выходу и тут услышала… легкий стон. Она обернулась… Погребняк, тяжело дыша, прислонилась к стене. Репринцева кинулась к ней, но та резко оттолкнула ее.

- Отстань!

- Надя, тебе надо к врачу!

- Я здорова! Понимаешь, здорова! А виновата ты!

- Милая, в чем моя вина?

Погребняк закрыла лицо руками и зарыдала. Однако громкие голоса за дверью «тюремщиков» из консульства вернули ее к действительности. Она резко провела ладонью по лицу и сказала:

- Пошли!

- Стой! Я хотя бы осмотрю тебя, мы же не случайно прошли в университете курсы медсестер.

- Я в порядке, - простонала Надежда.

Вроде бы пульс у нее нормальный. «Она не хочет обращаться к местным врачам, - решила Валентина, - думает дотерпеть до границы».

- Мне лучше! – повторила Надежда. – Мне уже хорошо!

Представители консульства с интересом посмотрели на девушек, но ничего не сказали. Времени на осмотр города не оставалось, группа советских комсомольцев под «всевидящим оком» отправилась на вокзал.

 

Тут царили шум от паровозных свистков, возгласов толпы, грохотали тележки носильщиков, которые призывали всех посторониться. Публика была самая разношерстная: от изысканно одетых дам и господ до жителей деревень; многие постоянно оглядывались, пытались что-то узнать. Торгующие с лотков миловидные женщины предлагали купить пирожки, мороженое:

- Подходите, дамы и господа, дорога дальняя, следует подкрепиться.

Валентина захотела мороженого, Давид и Рустам - пирожков, у одной Надежды не было аппетита.

- …Ребята, не забудьте перевести часы, - напомнил Давид.

- Правильно! – подтвердил Рустам. – Мы на час впереди (Первый раз декретное время в СССР было принято в 1930 г. – прим. авт.).  Мы всегда и во всем впереди.

- А наш поезд? – поинтересовалась Валентина. – Он уже пришел?

Гудок послышался одновременно с ее словами. Поезд Курск-Москва как раз подходил к перрону. Давид и Рустам трижды радостно рыкнули: «Ура!», Валентина обреченно опустила голову, а Надежда ощутила в сердце жар. Она еле сдерживалась, чтобы не закричать:

- Валька, сматывайся, дура!

- Кажется, у нас четвертый вагон, - сказал Давид.

- Точно, четвертый, - ответил Рустам и, несмотря на тяжелые чемоданы, заплясал. Этот мир ему, человеку гор, был бесконечно далек. Не терпелось вернуться в Москву, а еще лучше к себе, в горный аул, где иное устройство жизни, иные ценности. Хотя и в Москве в принципе неплохо… Но только не здесь! Не его это, не его. Возможно, когда-нибудь все изменится, в тот же Курск или Старый Оскол понаедет много джигитов, тогда Рустам почувствует себя как на родине. Но когда такое случится?

Поезд остановился. До их четвертого вагона осталось пройти совсем немного.

 

-… Вы их не видите, Анатолий Михайлович?

- Пока нет. И вы глядите в оба, глаза молодые, здоровые.

Толпа густо напирала, Горчакову показалось, будто бы весь мир ополчился против него. И тут он ее заметил! Валентина несла чемодан, как и все в их группе.

- Вон они!

Александр думал ринуться к ней, однако тяжелая рука начальника полиции опустилась на плечо.

- Остановитесь!

- Но Валя…

- Да стойте же! – рассвирепел Корхов. – Можно сгоряча испортить дело. Обратите внимание на двух молодых мужчин рядом с ней.

Только сейчас Александр увидел, как двое здоровенных парней буквально отрезали Репринцеву от окружающей среды. Кто они?

- Наверняка числятся работниками консульства, - пояснил Анатолий Михайлович. – На самом деле – сотрудники НКВД. Их цель – чтобы Репринцева добралась до границы. И уже после этого ее арестуют.

- Так действуем! Действуем! – Горчаков начал терять терпение, вместе с ним и голову.

- Сейчас мы подойдем к ним. Никаких лишних эмоций. Вы приехали попрощаться. И привезли с собой газету с ее статьей.

- Газету с ее статьей? – механически переспросил Горчаков.

- На самом деле отдадите ей тот номер, где напечатано об аресте и смерти ее отца. Ручка есть?

- Есть.

- Быстро обведите нужный материал.

- А вы?

- Я просто подвез вас. У меня задание доставить в Старый Оскол преступника, которого мне должны передать коллеги из курской полиции. Но до моей скромной персоны дело вряд ли дойдет. Все ясно?.. Тогда идем. И помните: перед вами – профессионалы.

Горчаков привык считать себя лидером, но тут почувствовал, как чужая воля подчиняет его. Он не сопротивлялся, главная задача спасти Валентину!

- …Фу! Наконец-то, - простонал Давид, поставив чемодан.

Репринцева не отвечала. Она лишь с ужасом видела, что это четвертый вагон, сейчас она войдет в него и никогда не узнает, что случилось с Александром Горчаковым из отныне недостигаемого для нее Старого Оскола.

- Доставайте билеты, - сказала Надежда.

Валентина полезла в карман и вдруг услышала:

- Вот так встреча!

Голос такой знакомый и… родной. Репринцева обернулась и чуть не упала в обморок. К ней спешил Александр, а рядом с ним – начальник старооскольской полиции. Охранники насторожились, незаметно подтолкнули Валентину вперед. Уже открылась дверь вагона, возникла стройная белозубая проводница.

- Валя! – Александр ухватил ее за рукав. И тут один из охранников процедил сквозь зубы:

- Отстаньте от девушки! Она – подданная другого государства.

- В чем дело? – на лице Горчакова отразилось искреннее удивление. – Репринцева – мой соавтор, я обязан передать ей газету со статьей. Поэтому я и опоздал. Ездил в редакцию за номером.

- Написала и будя… - прошипел тот же охранник. – Оставьте ее себе на память.

- Как - себе на память? – возмутилась Валентина, она уже простила Александру его опоздание. Он все-таки приехал! Все-таки нашел ее!

- Разрешите представиться, господа, - тем временем вступил в разговор Анатолий Михайлович. – Я начальник полиции.

- У нас нет никаких дел с полицией, - ответил второй охранник. – Мы сотрудники советского консульства.

- Разве я в чем-то обвиняю? – Корхов сделал круглые глаза. – И вообще здесь чужая для меня территория. Я - по своим делам. Мне должны передать опасного преступника. Он сбежал из нашего города и, как выяснилось, спрятался в Курске.

Первый охранник взглянул на второго, тот одобрительно кивнул. Вроде бы эти «приставучие господа» не представляют опасности.

- Я слышал, в СССР очень активно борются с уголовными элементами, - продолжал отвлекать внимание парней Анатолий Михайлович. – Интересно изучить эти методы. Кое-что нам бы наверняка пригодилось.

Представители консульства посмотрели на него с уважением, не так уж часто официальное лицо буржуазной страны хвалит что-то в советской.

А Горчаков уже вытащил газету и ткнул пальцем в подчеркнутую заметку:

- Читай!

- Но это же… Что это?!

Охранники слишком поздно поняли, что пропустили хитрость Александра. Выигранные секунды оказались роковыми. Когда один из них вырвал из рук Валентины газету, она уже прочитала…

Она вскрикнула, непонимающе посмотрела на советских представителей, прошептала:

- Мой отец?..

И тут не выдержала Надежда, ее голос сорвался на крик:

- Твоя мать умерла, когда его арестовали. И уже в тюрьме профессор Репринцев покончил с собой.

У Валентины закружилась голова, куда-то поплыли вокзал, люди, вагон. Ноги подкосились, она повалилась на перрон…

Один из сотрудников консульства подхватил ее, но державший с другой стороны девушку Горчаков грозно предупредил:

- Не смей ее касаться!

- Парень, - сказал второй охранник, - у меня в кармане пистолет. Я умею стрелять, не вынимая рук. Так что лучше отойди.

- И я стреляю, не вынимая рук из кармана, - сердито буркнул Корхов. – Старый трюк.

- Око за око? – ехидно заметил охранник.

- Так получается. Мне терять нечего, я старый и больной. А вот ты мог бы пожить.

Произошло небольшое замешательство, сотрудник консульства решил, что старик не шутит. Умирать же не хотелось даже за ленинские идеалы и товарища Сталина. Пока он раздумывал, как поступить, послышались свистки, появилась полиция.

- В чем дело?

- Вот эти товарищи хотят насильно увезти девушку, - сказал Горчаков.

- Неправда, - вцепившийся в девушку охранник. – Эта гражданка советская подданная, а мы – представители консульского отдела СССР. Гриша, покажи им документы.

Его напарник протянул документы и сердито заявил:

- Хорошо, что вы тут. Задержите этих людей, они пытаются похитить иностранную гражданку.

- Но ей плохо.

- Обычный обморок. Наши врачи приведут ее в чувство. Сейчас позвоним в консульство.

Полицейские растерялись, связываться с представителями иного государства им не хотелось. И тут Старый Лис вновь нашелся:

- Я – начальник полиции Старого Оскола Корхов Анатолий Михайлович, заявляю, что документы у этих господ могут быть поддельными. Необходимо разобраться.

- Разберемся, - сказал подошедший полицейский чин. – Девушку срочно в медпункт, а вас прошу за мной. Всех!

Первый раунд был выигран, предстоял следующий.

 

Валентина открыла глаза. Большая белая палата и женщина в одежде сестры милосердия. Именно таких сестер она запомнила из старых отцовских журналов, посвященных Первой мировой войне. Увидев, что девушка пришла в себя, женщина тут же осведомилась о ее состоянии, затем ушла и появилась вновь, но уже не одна. Ее спутница была в белоснежном халате и строгих  очках.

«Врач!» - догадалась Репринцева.

Доктор села рядом, прощупала пульс, внимательно посмотрела Валентине в глаза.

- Расскажите, что случилось?

Память возвращалась быстро. Несколько минут – и Валентина смогла восстановить всю картину событий за последний час. И тут она не выдержала, зарыдала. Сестра милосердия кинулась к ней, дала что-то выпить. Валентина постепенно успокоилась и… рассказала. Рассказала, ничего не утаивая, хотя не знала, кто эта женщина и какую роль может сыграть в ее судьбе? Однако слова сами вырывались … Врач внимательно выслушала, затем произнесла:

- Кто они – люди или звери? Нет, они хуже зверей, те не уничтожают себе подобных. Чтобы так, да еще под бравурные марши!.. Я ведь и сама сбежала оттуда. Пока отдыхайте. Закройте глаза и попробуйте немного поспать.

Валентина послушалась, однако успокоиться не могла, ее лихорадило. Ей сделали укол, и она опять погрузилась в сон.

А совсем рядом развернулись нешуточные бои. Сотрудники советского консульства заявили, что если Валентину Репринцеву немедленно не выпишут из больницы, разразится международный скандал. Долечиваться девушка будет в больнице при самом консульстве, а потом уже дома, в Москве. С другой стороны Горчаков убедительно доказывал полицейским: отпускать девушку нельзя, есть реальная опасность, что дома ее ждет уголовное преследование как дочери врага народа. Начальник полиции Курска выслушал доводы обоих сторон и сделал заявление:

- Дело сложное, во многом следует разобраться. Но мне только что позвонила лечащий доктор этой девушки. Несколько дней ей придется провести в больнице.

- Как несколько дней? – возмутился сотрудник советского консульства. – Я уже говорил, что наши специалисты…

- Ничем не могу помочь, - перебил начальник полиции Курска. – Так сказала ее врач.

- На каком уровне возможно решить этот вопрос?

- Ни на каком. Даже президент не станет вмешиваться. В свое время и Верховный правитель Колчак вам бы не помог. Лечащий доктор – главное лицо. Дискуссия закрыта, господа.

Работники консульства вышли из кабинета начальника полиции в настоящей ярости. А он тем временем обратился к своему коллеге из Старого Оскола, с которым его связывала старая дружба:

- Анатолий Михайлович сделал все возможное. Но долго держать ее в больнице не сможем. И потом, вдруг она сама изъявит желание вернуться на родину?

- Не изъявит, - заявил Александр. – Думаю, что смогу ее в этом убедить.

Начальнику курской полиции позвонили, он выслушал сообщение, одутловатое лицо сразу помрачнело, морщины на лбу стали видны явственнее.

- Что случилось, Олег Васильевич? – спросил Корхов.

- Советский консул! Требует, чтобы я немедленно принял его.

- Почему бы вам его не принять?

- В самом деле.

Олег Васильевич снял трубку и кратко бросил:

- Пригласите господина… виноват, товарища консула.

- Нам удалиться? – поинтересовался Анатолий Михайлович.

- Чего уж там, оставайтесь.

Горчаков внутренне приготовился. Если потребуется, он скажет этому консулу все, что думает. Подумаешь, шишка! Александр в своей стране и представляет четвертую власть.

Но когда консул вошел, Горчаков онемел. Материализовались самые страшные видения: он увидел карлика из детства, уже столько времени терроризирующего его сознание. Да, карлик постарел, многое в его внешности изменилось. Однако это был он!

От волнения Александр не услышал начала разговора. Стоило невероятных усилий, чтобы собрать всю волю в кулак. Он обязан это сделать ради Валентины!

- …Она гражданка СССР, - резкий голос снова воссоздавал чудовищные воспоминания. Тогда, в поезде, карлик распоряжался судьбами других, теперь пытается все повторить. Но уже в другой стране!

(«Я повсюду приду!»)

- По нашим законам мы не можем ее передать вам, пока не будет соответствующего разрешения лечащего доктора.

- Мы доверяем только своим врачам.

- Мне уже ваши сотрудники говорили. Однако сомневаться в квалификации Воронцовой Елены Борисовны у нас нет никаких оснований.

- Так, так… Вы ведь знаете, где она получила диплом врача? В СССР. Теперь этого диплома ее лишили. Вот документ.

- Ее лишили не по профессиональным критериям, - возразил Олег Васильевич. – Вот встречный документ о том, что у нас она прошла переквалификацию.

- Странно, господин начальник полиции, - губы консула тронула едкая усмешка. – Между нашими государствами только-только нормализуются отношения, а вы (уверен, не осознанно) пытаетесь спровоцировать международный скандал.

- Что вы, Лев Семенович! – улыбнулся и Олег Васильевич, но по-доброму. – Из-за какого-то пустяка да осложнение отношений! Два, от силы три дня, и Репринцеву выпишут. И если она захочет, сможет вернуться обратно.

- Такое положение дел нас не устраивает, - заявил консул. – Вновь напоминаю о возможном ухудшении отношений. И действительно из-за пустяка.

- Уверен, этот пустяк не испортит отношений, - вторично возразил Олег Васильевич.

- И все-таки вынужден настаивать.

Горчаков хорошо понимал, что не должен влезать в разговор, да не выдержал, сорвался:

- Зачем вам нужна дочь врага народа? Собираетесь посадить ее в тюрьму? Вы ей уже придумали обвинение?

Не повернув головы в его сторону, консул ответил:

- Если по законам СССР ей будет предъявлено обвинение, мы тем более затребуем ее выдачи. Надеюсь, Российская Империя не станет покрывать беглую преступницу?

- Она не преступница!

Корхов недовольно посмотрел на своего молодого товарища, однако по-прежнему молчал. А консул поспешил воспользоваться очередным промахом молодости.

- Это определяет суд. Не виновна – уйдет с миром, дети не должны отвечать за родителей. Если виновна… уж, извините.

- И вы извините, Лев Семенович, другого решения у меня нет, - ловко ушел с «опасной дорожки» начальник курской полиции. Его тон был на редкость любезным.

- Повидать-то ее хотя бы смогу? Или она настолько больна, что любые контакты запрещены? Тогда о каких нескольких днях может идти речь?

Удар был нанесен точно в цель. Валентина не в таком состоянии, чтобы запретить ей свидания.

- Да, навестить ее вы можете, - сказал Олег Васильевич.

- Спасибо. Я хотел бы сделать это немедленно.

- Мы свяжемся с больницей и постараемся получить разрешение доктора.

- Сколько времени на это уйдет? – не унимался настырный карлик.

- Немного.

- Мне нужно увидеть ее как можно скорее, - повторил Лев Семенович.

- В течение часа я с вами свяжусь.

- Почему бы прямо сейчас, при мне не позвонить в больницу?

- Я звонил туда как раз перед вашим появлением. Елена Борисовна на обходе. Мы договорились, что свяжемся через час. Ждите. Извините, что вам пришлось потерять столько времени.

Недвусмысленный намек заставил консула подняться. Он сухо распрощался с Олегом Васильевичем, Корхову отвесил легкий кивок, а Горчакова даже не удостоил взглядом. У самой двери остановился и, как бы невзначай, произнес:

- С нетерпением буду ожидать звонка.

Когда он исчез, Александр ощутил невероятное облегчение. Похоже, подобное чувство возникло и у Олега Васильевича. И лишь Корхов как обычно оставался невозмутим.

В кабинете наступило тревожное молчание. Олег Васильевич даже не ответил на дважды трезвонивший телефон. Горчакову не терпелось немедленно выяснить мнение двух полицейских, опытных людей, каждый из которых годился ему в отцы. Но те как назло не проронили ни слова. Наконец Александр не выдержал:

- Никак нельзя помешать его посещению больницы?

- Никак, - отчеканил Олег Васильевич.

- Боюсь, он потребует конфиденциальной встречи.

- Так и случится.

- Он ей наобещает в три короба, или запугает.

- Конечно, - подтвердил Анатолий Михайлович. А начальник курской полиции добавил:

- Теперь все зависит от девушки. Поддастся ли она на обман и провокацию?

- У этого прощелыги методы отработаны, - ответил ему Корхов.

- Но не в нашей власти запретить им свидание.

- Никто и не говорит, что его следует запрещать, - Анатолий Михайлович кивнул Горчакову и тот понял его без слов.

- Я должен его опередить! – вскочил молодой человек.

Олег Васильевич внимательно взглянул в его глаза:

- Уверены, что она поверит вам?

- Уверен!

- Тогда поспешите в больницу, вот адрес. 311 палата. Лечащего врача я предупрежу.

Александр вылетел в коридор, но его остановил Корхов. Он отвел журналиста в сторону, опять положил ему на плечо свою тяжелую ручищу и жестко предупредил:

- Это нужно сделать!

- Не убеждайте, Анатолий Михайлович. Я… люблю ее.

- Не натвори глупостей, - Корхов неожиданно перешел на «ты». – Не убедишь Валентину, смотри…

Здоровенный кулак оказался у самого носа Горчакова, прозвучала нешуточная угроза:

- Не спущу!

- Анатолий Михайлович, я хотел вам сообщить… времени нет, но я быстро.

И он в нескольких словах рассказал о своей встрече в детстве с карликом, который превратился ныне в консула.

- … С тех пор он приходит ко мне в страшных снах.

- Тогда у вас есть возможность навсегда избавиться от этого кошмара, - старый полицейский снова произнес официальное «вы».

Горчаков бросился бежать. И опять… в ушах едкий смех карлика: «Решил потягаться со мной?» Александр на мгновение застыл, но только на мгновение. Сбросив оцепенение, помчался в больницу.

Все страхи отринуты! Теперь он думал лишь о спасении Валентины.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Больше всего его раздражали размеренность и спокойствие окружающей обстановки. Люди никуда не спешили, останавливались, приветствуя друг друга, и погружались в долгие задушевные беседы. Александру хотелось кричать: «Послушайте, молодая женщина в опасности! Давайте спасем ее всем миром!» Только кто бы из них понял его?

Как и в Старом Осколе, машин здесь немного, легче поймать пролетку. Горчаков так и сделал, и уже минут через двадцать оказался у дверей больницы. Взбежал по лестнице, думал броситься к окну регистратуры, но… остановился. В холе находился один из тех здоровенных парней, с которыми пришлось столкнуться на вокзале. А именно - тот злобный тип, что готов был применить оружие. Сейчас он тщательно обшаривал глазами помещение. На счастье Александра, в момент его появления, глядел в другую сторону. Вот дела! Кто бы и что не говорил Горчакову о «тонкой работе» за рубежом советских агентов, у него было на сей счет свое мнение: такой, как этот, не остановится ни перед чем, при случае и впрямь применит оружие. Собственная судьба для него может оказаться менее важной, чем приказ начальства.

Александр быстро ретировался назад. Следовало решить, как проскользнуть незамеченным? Это - самый сложный для него участок, вряд кто из советского консульства «крутится» на этаже возле палаты, просто не разрешат.

Идея родилась неожиданно. Она показалась немного глупой, но вдруг сработает?..

Горчаков подошел к дежурившему у входа молодому охраннику с простоватым выражением лица, доверительно сказал:

- Требуется ваша помощь.

- Моя? – удивился тот.

- Видите напротив вас на скамейке грустную девушку?

- Вижу. Только почему вы решили, что она грустная?

- Разве нет?

- Она даже улыбается.

- Это нервное.

- Откуда вы знаете?

- Я ее брат.

- А от меня что надо?

- Там в холе разгуливает один парень, высокий такой, в темном, немодном костюме. Он сделал сестре ребенка и теперь прячется.

- Вот гад! – на лице охранника появился настоящий гнев. – А вы… а ты, как брат, что же?

- Попробуй сладь с таким боровом! Он предупредил, если попадусь ему на глаза – убьет.      

- Гад! – повторил охранник. – У нас в деревне таких…

- Правильно бы поступили в вашей деревне. Но сейчас ей бы с ним переговорить. Вызови его.

- Зря девушка унижается.

- Ее решение. Вдруг он образумится?.. Только предварительно ничего ему сообщать не надо.

- Сделаем.

- Стой! А причина? Разной ерунде он не поверит. Насторожится. Агрессивный, еще и на тебя набросится.

- Не волнуйся. Скажу: больного привезли, а санитаров не хватает. Следует подсобить.

- Хорошо! Только добавь: на все про все уйдет минут пять, а то и меньше. Вреднющий у него характер. Потерянное время оценивает деньгами.

- Тьфу! Зачем твоей сестре такой подлец? Может, на меня обратит внимание? Девка видная. Я ее и с ребеночком возьму.

- Она его любит.

- Глупые бабы!

- Согласен. Но давай и мы времени терять не станем. Я спрячусь… вон там. Чтобы он не заметил меня.

Охранник кивнул, вошел в холл и прямиком направился к «обидчику сестры». Более всего Горчаков опасался, как бы девушка не ушла. Спрятавшись в выдолбленной в стене нише, он наблюдал, как охранник и представитель консульства вышли и направились в сторону нужной скамейки. Александр не стал ждать развязки событий, вбежал в здание, и сразу сообщил дежурной медсестре:

- Мне к больной Репринцевой.

- Третий этаж, 311 палата, - последовал ответ.

- Спасибо, я в курсе.

- Но вам потребуется разрешение…

- Оно у меня есть!

Горчаков взлетел по лестнице. Последнее, что успел заметить: перекошенное злобой лицо представителя советского консульства. Тот просек хитрость и уже снова был в холле. Но теперь Александра ему не догнать.

Он на третьем этаже. Тут – новые охранники, Горчаков сообщил:

- Мне к Воронцовой Елене Борисовне. Я от начальника полиции Олега Васильевича.

Ему ответили, что в курсе и что она его ждет.

Александр оглянулся, кто-то стремительно поднимался по лестнице. Времени ни на что не оставалось, он быстро скрылся в лабиринтах коридора.

 

Коридор оказался слегка затемненным и очень тихим. Встретившаяся медсестра повела Александра к Воронцовой. Врач сидела в кабинете, что-то писала. Когда Горчаков представился, тут же сказала:

- Вас прислал Олег Васильевич?

- Он самый.

- Не волнуйтесь, состояние больной Репринцевой удовлетворительное.

- Слава Богу!

- Меня беспокоит другое, к ней буквально рвутся представители советского консульства.

- Берите выше! – горько промолвил Александр. – Сам консул!

- Вы в курсе, что их встрече я воспрепятствовать не могу? И если Валентина вдруг решит вернуться в СССР…

- Я здесь как раз за тем, чтобы помешать ее возвращению. Нам с ней нужно срочно увидеться. Не возражаете?

- Хорошо, - ответила доктор. – Надеюсь, она окажется разумной.

- А я в этом уверен.

- Вы не представляете, какой массовой психологической обработке подвергаются люди в советской стране.

- Представляю, читал.

- Нет, не представляете. Для этого нужно пожить там хотя бы некоторое время. Я сама сбежала оттуда, пока еще можно было.

- И я сбежал. Не сам, конечно. Мальчишкой родители вывезли меня из Питера в начале 1918 года. Отцу, как представителю княжеской фамилии, там бы не посчастливилось.

- Так вы из знаменитого рода Горчаковых? – воскликнула Елена Борисовна.

- Да.

- И я из дворян. Муж – Воронцов, а моя девичья фамилия Бестужева-Лада. (Воронцовы и Бестужевы-Лады – известные в царской России роды, представители которых много сделали для процветания своего Отечества. – прим. авт.).

- Пойдемте к ней! – взмолился Александр. – Неровен час, явится советский консул.

Снова коридор с приглушенным светом, вскоре они остановились у палаты 311. Волнение настолько охватило Горчакова, что хотелось выпрыгнуть из собственной оболочки. А тут еще Воронцова попросила чуть подождать и первой зашла в палату. «Нет, это невыносимо!»

Валентина была настолько подавлена, что на появление доктора практически не среагировала. На какой-то момент собственная судьба вдруг стала ей безразличной. Она не хотела знать, что будет завтра. За короткое время остаться круглой сиротой.

- Как вы себя чувствуете? – ласково поинтересовалась врач.

- Лучше. Только… какая разница?

- Так нельзя. Конечно, когда умирают родители, словно рвется нить, соединяющая тебя с предками. Но жить надо. Вы так молоды!.. Да, к вам посетитель.

Кто к ней может прийти? Советский чиновник; он станет неуклюже оправдываться за содеянное? Или местная полиция, которой безразлична судьба простой советской девушки.

- Я никого не хочу видеть.

- Это хороший посетитель, - улыбнулась Елена Борисовна.

Врач вышла и еще на мгновение задержала рвущегося в палату Александра:

- Проходите. Только пощадите ее нервы.

Бледность лица Валентины расстроила Горчакова, еще больше расстроили ее глаза, где застыло страдание. Глаза эти на мгновение  вспыхнули при виде дорогого ей человека, и тут же потухли.

- Здравствуй! – сказал Александр.

Валентина судорожно закивала, не было сил отвечать. Он осторожно начал говорить:

- Соболезную. Самое страшное терять близких людей. Мои родители тоже умерли. Мать – в больнице, отец – дома, практически у меня на руках. Он заболел воспалением легких, и почти тут же случился инфаркт. Никогда не забуду тех кошмарных дней… В больнице отказались его держать, докторам было ясно: дни его сочтены. Правда, мне они сказали другое: он выживет. Но через трое суток после того, как привез его домой…

Александр прервался, не желая далее мучиться воспоминаниями. Однако глаза Валентины требовали, чтобы он продолжал, требовали не ради праздного любопытства, а чтобы разделить с ним его горе.

- У нас была медсестра, его двоюродная племянница. Она ухаживала за ним, однако в тот вечер ей пришлось ненадолго отлучиться. Именно в этот момент отцу стало хуже. Он хрипел, стонал, а я не знал, что делать? Бежать за врачом или оставаться с умирающим? И тут племянница вернулась, сразу же забила тревогу, приказала – срочно за доктором, который жил всего через два дома… И картина, которая навеки у  меня запечатлелась: отец приподнялся, прижался к племяннице, успокоился, даже боли его как будто прошли. Я поспешил за врачом, а когда мы с ним вернулись, отец уже ушел…

Александр присел рядом с кроватью Валентины, и она спросила:

- Почему ты не пришел в гостиницу вовремя? Только скажи, как все было на самом деле? Терзали сомнения?

- Нет. Все гораздо прозаичнее. Лена не сообщила о твоем звонке. Приревновала.

- Прости ее.

- Уже простил.

- Александр… Я хочу понять, за что? Мои родители не сделали никому плохого. Почему отец вдруг стал врагом народа?

- Мир, где ты живешь, уродлив и злобен. Забудь тот мир, он обречен! Рано или поздно его не будет, он рухнет, так что и осколки невозможно будет собрать.

- Как он может рухнуть?

- Я не пророк. Скорее всего, в крысятнике появится какая-нибудь крыса, которая захочет изменить крысиную систему. Но лишь с одной целью: прибрать к рукам бесчисленные богатства. Возможно и другое: поскольку мир ненавидит крысятник, он объединится против него основательно. И если не получится уничтожить военным способом, добьет экономически. 

- Ты говоришь о моей родине, - прошептала Валентина.

- Там не твоя родина. Ты сама говорила, что твои предки отсюда. И ты должна вернуться сюда из мира мрака и беззакония. Нельзя переступать его границу, мрак просто поглотит тебя. Повсюду будет звучать реквием смерти, даже если позволят жить.

- Ты считаешь?..

- Да, нам следует вернуться в Старый Оскол. Убийца пока не пойман.

- Как я могу вернуться? Я ведь не гражданка Империи.

- Есть два способа исправить ситуацию. Первый – попросить политическое убежище. Второй… стать моей женой.

- Ты опять делаешь мне предложение?

- Кажется, я люблю тебя.

- Кажется, или любишь?

- Люблю безмерно!

На мгновение Репринцевой показалось, будто в беспросветной пелене тумана показался солнечный луч. И тут же погас, закрытый набежавшей тучей. Все затмила память о погибших родителях.

Она заплакала, Александр хотел позвать врача, однако Валентина вцепилась в его руку, зашептала: «Не надо!». Сейчас Александр был для нее надеждой, спасением, самым близким на свете существом. Только ему она могла показать свою слабость.

Но дверь палаты приоткрылась, вошла Елена Борисовна, озабоченно произнесла:

- Советский консул идет.

- Где он? – встрепенулся Горчаков.

- Уже в больнице.

Проклятый карлик важно шествовал по коридору. Он был уверен, что легко сломает Валентину.

- Я не хочу его видеть! – воскликнула Репринцева.

- Я не в состоянии этому помешать, - развела руками врач.

- Их нельзя оставлять наедине, - заявил Александр. – У меня идея…

В палате находилась маленькая кабинка, очевидно, для процедур. Горчаков нырнул туда, задернул штору.

- Так нельзя, - слабо пыталась возразить Воронцова, однако Александр бодро поинтересовался:

-  К кому вы обращаетесь? Тут никого нет. Пустота.

- Сомнительное убежище, - сказала Елена Борисовна.

- В самый раз!

- Тогда, дорогая, приготовьтесь к нежеланной встрече.

Валентина приподнялась на кровати. Присутствие рядом Александра придавало ей силу и уверенность. Она осенила себя крестным знамением, прошептав:

- Господи, спаси и помилуй!

 

Однако уверенность испарилась, едва появился он – маленький уродец с хищным клювом и острым взглядом. Обежав помещение, взгляд устремился на свою жертву. Откашлявшись по-шакальи, он почти прорычал:

- Что случилось с нашей активной комсомолкой? Заболела? Ничего! Приедем в Москву, покажем ее лучшим докторам. Твои друзья уже там. И Наденька, и Давид, и джигит Рустам. Они беспокоятся за своего комсомольского вожака, надеются скоро увидеть его.

- За что? – едва смогла произнести Валентина, - за что вы убили моих родителей?

- Никто их не убивал!

- Я видела, читала советскую газету, которая, как вы учили, никогда не врет. И Надя все рассказала.

- Слышала звон, да не знаешь, где он, - назидательно заметил карлик. – Твоя мама умерла естественной смертью. У нее больное сердце. Отца действительно арестовали. Был донос, НКВД обязано было проверить, время такое. Капиталисты всего мира объединились против страны победившего социализма. Теперь все выяснилось, он, по-видимому, не виноват. Никто не заставлял его сводить счеты с жизнью. Слаб оказался твой отец, слаб! И у меня близкого родственника арестовали, потом отпустили. Переживал, конечно. Но продолжаю трудиться на благо Отечества.

Колючие глаза консула вцепились в нее, и она не могла не то что возражать, даже двигаться. А его голос продолжал терзать.

- Нужно позабыть раздоры. Никто не имеет права обижаться на свою родину. Ты нужна ей, и она нужна тебе. Так что долечивайся и в путь, в родную Москву. Я проконсультировался у врачей. Послезавтра тебя уже выпишут. И – на поезд.

Голова девушки кружилась, точно некая магия убивала в ней любую способность к сопротивлению. Она готова была сказать «да» и отправиться в «пролетарский ад». А карлик напирал и напирал:

- Студенты соскучились по своей Валечке. Вся группа передает тебе привет, надеется на благоразумие комсорга. Так и говорят: «Надеемся на благоразумие!» Иначе кое-кому придется ответить за твой необдуманный поступок. Особенно тем, кто был вместе с тобой в поездке. Они не имели права не заметить любых действий, дискредитирующих Советский Союз. Их судьбе не позавидуешь. Даже я не в силах помочь. Социалистическая законность прежде всего… Но я бы маловерам ответил: «Валентина не из таких, кто не вернется обратно».

Угроза насчет безопасности ребят, особенно Надежды, только усилила безысходность. Карлик так быстро и удачно складывал один кирпичик за другим, что любые иллюзии насчет того, чтобы остаться здесь, таяли.

И вдруг кто-то пробил эту стену! Будто ударила молния, спалив сплошь покрытое сорняками поле – место безраздельного господства чудовища-консула. Валентина увидела удивительно светлый, идеальный в своей красоте лик. Кто это?.. Ангел?!

В душе воскресла надежда, магия черных слов превратилась в пустую болтовню. И без того  маленький уродец сделался не больше горошины.

…Чудная музыка и такой же чудный хор! Все как в том оскольском храме, только голоса казались еще более звонкими и чистыми. Валентина не представляла, слышал ли кто-нибудь кроме нее эти удивительные песнопения, но каждый звук пробуждал поразительную духовную силу. Словно отойдя от гипнотического сна, она крикнула консулу:

- Пошел вон, урод!

Глаза карлика округлились от изумления. Он понял: девушка выходит из-под его власти. Рука с длинными, покрытыми шерстью пальцами потянулась к своей жертве. Возможно, он собирался ласково потрепать ее по щеке, или по-отечески похлопать по плечу, образумить. Однако наблюдавший эту сцену за шторой Горчаков истолковал все по-иному.

Нельзя отрицать, что мистические, жестокие слова карлика не подействовали и на него. Но то, что он увидел, окончательно вырвало его из болота детских страхов, заставило позабыть об обещании доктору сидеть тихо, о любых условностях, международных скандалах. Его заклятый враг тянет руку к Валентине! Стерпеть такое невозможно!

Он выскочил из укрытия, двинулся к карлику. Тот рассвирепел, завизжал:

- Кто вы? Как смеете появляться здесь? Мне была обещана конфиденциальная встреча. Я консул чужой страны.

- Ты не помнишь меня? Почти двадцать лет назад… Поезд, я совсем кроха вместе с родителями бегу на юг. Мы спасаемся от подобных тебе, что в кожаных куртках ходили по вагонам и распоряжались чужими судьбами. Высаживали людей с поезда! Что с ними было дальше? Наверное, казнили без суда и следствия, как того требовала революционная обстановка. Иным повезло – отпускали. А везло редким! И твое обещание, что придешь повсюду!..

- И приду, - тихо произнес карлик. – То, что произошло в России - лишь начало. Думали решить дело сразу, не получилось! Но постепенно, постепенно… сначала мы подняли против вас ваши собственные низы. Теперь поднимем низы мира. Еще станете оправдываться перед теми, кого считали изгоями. «Изгои» хлынут в ваши города, установят свои порядки, что тогда останется от так называемых наследников Рима?.. Вас не будет, зажравшиеся паразиты!

И еще, парень… никто не потерпит, чтобы рядом с могучим пролетарским государством существовал какой-то осколок прошлого. Один раз тебе подфартило, вторично такого счастья не предвидится. И забудь о девушке, она принадлежит советской стране, которой и решать судьбу каждого ее гражданина.

А дальше… Горчаков лишь помнил, как схватил этого зверька, и, когда тот стал упираться, сжал ему горло. У карлика глаза полезли на брови, он уже не визжал, а хрипел. Он оказался таким хиленьким, как мышонок, что еще секунда – и Александр бы его придушил.

Валентина закричала, прибежала Воронцова, что-то говорила, о чем-то умоляла. Перед взором Горчакова возник здоровенный кулак Корхова.

Он отпустил карлика.

Откашлявшись, тот начал вопить:

- Нападение на советского консула! Вы свидетели.

- Кто на кого напал? – спросила врач.

- Этот хулиган на меня. Вы же видели!

- Ничего я не видела.

- Посмотрите на мою шею…

- Если уж вам так неймется, могу засвидетельствовать акт самообороны со стороны господина Горчакова.

- А я подтвержу, - воскликнула Валентина. – Вы, товарищ консул, ни с того, ни с сего набросились на Александра Николаевича. Он защищался. Остудил ваш пыл и… отпустил.

- Ну, знаете, - зашипел карлик. – Поглядим, кому поверят. А вы, когда вернетесь в СССР…

- Я не вернусь, - ответила Валентина. – Моя родина здесь. Я ощущаю себя частью Империи и по рождению, и по духу.

- Тут у меня две медсестры, - сообщила Елена Борисовна. – Они так же готовы дать показания насчет вашего недостойного поведения, господин консул. Ни с того, ни с сего наброситься на человека. Давайте, осмотрю вас, это моя обязанность как врача. Впрочем, и так видно: ничего серьезного.

Карлик злобно рявкнул, резко развернулся и вышел вон. Теперь уже он шел, ссутулившись, точно ощущая свое поражение. Доктор посмотрела на Горчакова и укоризненно покачала головой.

- Извините, не сдержался. У меня с этим типом давние счеты, с самого детства.

- Еще минут пять, ладно, десять и покиньте палату. На сегодня больной довольно потрясений.

- Обещаю, в ближайшее время их больше не будет. Уж позабочусь.

Он нежно посмотрел на Валентину:

- Ты твердо решила остаться?

- Да! Иначе бы не отрезала пути к отступлению.

- Я не в силах выразить словами, как рад этому!.. Ты снова грустна.

- Они убили моих родителей, Саша!

Теперь они замолчали, и в этом молчании было все – любовь, надежда, боль потерь. Появилась Елена Борисовна, напомнила, что время прошло…

- Берегите Валентину, - сказал на прощание Горчаков. – Боюсь, они не ограничатся одним визитом.

- Не беспокойтесь, - ответила врач. – Здесь она под надежным присмотром.

В холле первого этажа Александр подумал о возможной неприятной встрече с тем обманутым типом из советского консульства. Но его не было. Зато последовал презрительный взгляд молодого охранника. Александр подошел к нему:

- Ты уж, брат, прости за обман. Поверь, не во зло я так поступил, а во благо.

 

Чуть позже Горчаков рассказал всю историю в полицейском управлении Курска. Олег Васильевич поморщился, а Корхов, усмехнувшись, поинтересовался:

- Что же вас остановило от окончательной расправы с карликом?

- Ваш кулак. Он словно опять оказался перед моим носом.

- Хорошо, что есть что-то, спасающее вас от безрассудства.

- И что нам делать дальше? – спросил Александр.

- Валентина Репринцева должна написать ходатайство о предоставлении ей политического убежища, - сказал Олег Васильевич. – Ответ она получит в течение трех дней, либо положительный, либо отрицательный.

- Возможен и отрицательный?

- Не волнуйтесь, второго не случится. И я посодействую, и наша бюрократическая машина не отдаст девушку на растерзание.

- Огромное вам спасибо! А что делать мне?

- Как что? – удивился Анатолий Михайлович, - быть в такую трудную минуту с Валентиной.

- У меня есть работа.

- Никуда ваша работа не убежит.

- Вы не знаете Черкасову.

- Очень хорошо знаю, поэтому сам с ней переговорю. Вы привезете ей материал, где подробно опишите, как вырываете московскую студентку из лап многоликого НКВД. Читая его, женщины зарыдают, мужчины сурово насупят брови, и все будут ждать продолжения. Главное – счастливый конец, как в голливудских фильмах. Да за такую находку шефиня станет вас боготворить.

- Кого она у нас боготворит! Разве что спасителя города – кровожадного убийцу-маньяка.

- Не хотел пока вас расстраивать, но… - Корхов сразу помрачнел.

- Опять?!

- Да. Мне доложили, что он совершил еще одно убийство. Срочно возвращаюсь домой.

Снова убийство! Не опасно ли Валентине ехать в Старый Оскол?

- Кто убит?

- Режиссер Степанов.

- Никита Никодимович? – удивился Александр. – Он-то в чем провинился? Вряд ли хотя бы одну разведку мира заинтересовал такой трус.

- Он занимался другими грязными делишками, в основном – спекуляцией драгоценностями, - задумчиво произнес Анатолий Михайлович. – Выходит, убийца решил расширить «сферу наказания», взялся за обычных уголовников. Любой, провинившийся перед законом, теперь его враг.

- Так он далеко зайдет, - заметил Олег Васильевич.

- Уже зашел. Он переступил все нормы морали и права. Эдакий Робин Гуд современности, о котором впоследствии должны слагать легенды. Не удивлюсь, если он так себя и почитает. На самом же деле – это новая копия Джека Потрошителя.

- И у вас нет даже малейшего подозрения, кто скрывается под маской «вершителя правосудия»? – поинтересовался Олег Васильевич.

- Есть одна мыслишка, - уклончиво произнес Корхов.

Александр сразу вспомнил о странных статьях в «Оскольских вестях», похоже, написанных одним автором. До сих пор он сохранял это в тайне, все-таки его журналистское расследование. Однако, переполненный чувством благодарности к Анатолию Михайловичу за помощь в спасении Валентины, сказал:

- Вам незнакомы имена «Ярослав Иванов» и «Иван Ярославцев»?

- Не припомню.

- Они кое-что написали для нашей газеты. Вдруг там кроется разгадка?

Корхов с интересом посмотрел на журналиста:

- Кто эти люди?

- Если бы я знал!

- О чем статьи?

- Их следует прочитать.

Больше на эту тему они не разговаривали. Корхов простился с друзьями и отправился домой, а уже через несколько часов Александру позвонила Черкасова.

- Анатолий Михайлович мне все рассказал, - сказала она. - Твоя история может действительно понравиться жителям нашего города. Садись и пиши! Но не одну статью, а несколько. Высылать материалы будешь по почте. Да, передай своей Валентине, что ждем ее в Старом Осколе. Когда приедешь? Или, правильнее, приедете?

- Наверное, дня через три-четыре.

Горчаков решил, что все-таки стоит им вернуться в Старый Оскол. Нельзя целую жизнь прятаться от одного-единственного маньяка. И Корхов обещал охранять Валентину. С некоторых пор Александр по-настоящему доверял начальнику полиции.

Днем Горчаков занимался делами Валентины (к счастью, советское консульство от нее отстало), а вечерами подробно описывал свою историю. Получились не статьи, не очерки, а целая детективная повесть.

 

Ее преследовало одно и то же видение: узкая дорога, вьющаяся между темных ухающих болот, от которых на многие версты разносился запах гнили. По пути попадались огромные деревья, хватающие ее сучьями за платье, колючие кустарники и жестокая крапива. Куда она шла? Похоже, и сама до конца не ведала, но шла!

Может все – как в том лесу, который ей уже однажды привиделся в доме колдуньи? Все слишком похоже! Выходит, путь без цели, к чему-то абстрактному? К новому тупику?..

Нет, впереди замелькали огоньки, Валентина поняла, что именно они – ее цель.

От сияния огней тьма таяла, показались контуры больших ворот. Вроде бы, до них рукой подать, только вскоре она открыла для себя совсем другое: до них очень далеко! Эту истину не просто следует осознать умом, необходимо постигнуть и сердцем.

Внезапно позади раздалось злобное шипение. Валентина обернулась: тысячи похожих на консула маленьких уродцев грозили ей, брызгали слюной, посылали проклятья. С каким бы удовольствием они разорвали ее, да не смея приблизиться к неведомым вратам, дрожали от неизвестного свечения.

- Я вас больше не боюсь, - сказала Валентина, - мои душа и тело отныне недоступны вашей власти.

Сквозь усиливающееся сияние (даже глаза прикрыла!) она смогла разглядеть за воротами контуры какого-то здания. В мгновение ока ей стало понятно все! Так вот куда вела эта дорога!

У самых ворот она услышала крик:

- Валентина!

На нее печально глядел знакомый красавец на вороном коне.

- Ты уходишь?

- Да.

- Я же люблю тебя.

- Мне безумно жаль, но иначе поступить не могу.

- Я люблю тебя! – повторил он.

- И я тебя. Но меня призвали.

Ворота открываются, она входит вовнутрь. Купола величественного храма зовут следовать дальше. Теперь этот храм становится целым миром.

Ее миром!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Эти стены слышали речи многих блестящих ученых; великие просветители прошлого смотрели на вас с портретов, физики и лирики взывали к дискуссии. И можно было предположить, что сегодня – именно один из таких серьезных диспутов.

В первых рядах сидели академики и профессора – с бородками и без, в очках или в пенсне, старые и молодые, которые уже поразили мир неожиданными открытиями. В центре и на последних рядах располагались студенты - эти ниспровергатели «устоявшихся истин», но сегодня они должны были услышать еще одну истину, которая обсуждению не подлежала.

Сцена утонула в торжественных кроваво-красных тонах. Длинный стол, стулья и, конечно же, основное украшение всего сущего – вздымающийся посредине сцены бюст вождя народов.

Несколько человек с суровыми лицами закаленных в боях революционеров чинно рассаживалась за столом. Один из них поднялся, откашлялся в микрофон, в зале установилась оглушительная тишина.

- Товарищи, - скорбным голосом произнес докладчик. – У нас произошло невиданное предательство, которое, к сожалению, несмываемым черным пятном ляжет на всех нас. Бывший комсорг факультета журналистики, бывшая наша студентка Валентина Репринцева стала перебежчиком. Усыпив нашу бдительность, она добилась выезда за рубеж, в так называемую Российскую Империю, которая на самом деле является неотрывной частью СССР, но, благодаря засевшему там белогвардейскому отребью и поддержке враждебной капиталистической системы, считается «независимой». Она ехала туда пропагандировать наши идеи, так она говорила! На самом деле цель у этой отщепенки была иная. Заграницей она тут же связалась с антисоветскими организациями, сделала попытку установления контактов этого подполья с резидентурой в Москве, которую возглавлял ее отец Алексей Репринцев. Да, тот самый профессор, лишенный ныне всех ученых степеней и званий. Эта так называемая научная братия ставила своей целью подрыв обороноспособности пролетарского государства. Многие враги разоблачены теперь нашими славными внутренними органами. Но работа по выявлению диверсантов предстоит нешуточная. А пока скажем: позор бывшей комсомолке Репринцевой!

Зал взорвался возгласами: «К стенке таких!». После чего выступающий предложил:

- Высказывайтесь, товарищи.

Слово взял руководитель кафедры научного коммунизма Владилен Октябристов, совсем молодой, но удивительно быстро продвигающийся по научной стезе товарищ. Недавно он защитил диссертацию, где доказал, что речи товарища Сталина плодотворно действуют не только на людей, но и на животных, и даже растений. После того, как у его свекра в деревне хрюшка Машка, заслушавшись по радио вождя народов, родила рекордное количество поросят, Октябристов лично провел опыт в зоопарке: читал бородавочнику отрывки из речи вождя на съезде победителей (имеется в виду 17 съезд ВКП(б) 1934 года, большинство депутатов которого впоследствии были расстреляны. – прим. авт.). Бородавочник, затаив дыхание, внимал чтецу, потом целый час ревел: зычно, радостно. Дома Октябристов декламировал цитаты Сталина цветам. И чтобы вы думали! Они стали расти быстрее. Подобные открытия естественно привели к тому, что диссертацию одобрили единогласно. Да и кого рука бы поднялась против? Разве что у открытого противника светлых идей будущего.

Владилен Октябристов поправил галстук и буквально оглушил зал:

- Позор предателям!

Зал вскочил, точно у каждого под сидением находилась пружина, и скандировал в один голос:

- Позор! Позор!

Сверкнули стекла очков, Октябристов продолжал пламенную речь:

- Лично я с Репринцевой не был знаком. И не жалею! Еще не хватало знаться с разными подонками. Я никогда не видел ее, однако ощущаю, как в жилах вскипает благородная ненависть. Отвергнуть самое великое на свете – идеалы Ленина-Сталина! Как земля таких носит?! Вношу предложение: написать протест в Лигу Наций (международная структура, предшествующая ООН. – прим. авт.). Мы требуем, что буржуазные государства, тем более псевдо государства, каким является Российская Империя, не предоставляли политического убежища разным отщепенцам. Требуем выдачи Репринцевой и настоящего народного суда над ней!

- Правильно! – завопил зал.

Октябристов победно вскинул голову, яростно сверкнул очками и удалился под восторженные аплодисменты. Вновь поднялся председательствующий, лицо его посуровело:

- Теперь пригласим тех, кто были с ней в той поездке и проглядели предательство, ротозеи! Выходите-ка сюда. Нет, нет, по одному.

Первым появился лопоухий Давид. Накатывающаяся из зала грозная лавина гнева привела его в замешательство. Он был выпорот еще до начала публичной порки.

- Давай, Давид, товарищи ждут объяснений.

- Мы это… того… - начал Давид. – А она вон как.

- Такое объяснение не годится, - прервал его председательствующий. – Вы что же, не заподозрили неладного в ее поведении?

- Нет…

- Так какой же ты комсомолец? Комсомолец – это чекист в молодежной среде. Он обязан улавливать настроения товарищей, даже предугадывать их, помогать им встать на верный путь. И сообщать все о них в соответствующие органы. Так, Давид?

- Конечно, конечно.

- А ты проморгал.

- Я заметил.

- Что именно?

- Она с казаками танцевала.

- Буржуазные танцы?

- Буржуазные, - повесил голову на тонкой шее Давид.

- И смолчал! Что еще она делала?

- В Старом Осколе мы все отправились на встречу с пионерами, а она не пошла.

- Почему?

- Встречалась с журналистом.

- Из буржуазной газеты?

- Из буржуазной, - пискнул Давид.

- Небось, с антисоветским уклоном?

- Думаю, да. Но я уговаривал ее этого не делать.

- Уговаривал мужик лису в сарае кур не трогать, а она все равно съела.

Зал дружно рассмеялся и опять направил на Давида гневно-вопросительные взоры.

- Продолжай, товарищ Блумберг, продолжай!

- Возвращалась она поздно ночью.

- А что лично ты предпринял, чтобы прекратить эти поздние прогулки?

- Сказал Надежде, - еле ворочая языком, пролепетал Давид.

- Причем тут Надежда, товарищ Блумберг? Она тоже поздно возвращалась?

- Она заместитель комсорга. Вот я и подумал…

- О товарище Погребняк разговор особый. Антисоветскую агитацию Репринцева не вела?

- Нет.

- Ой-ли? А ее восхищение природой?.. Буржуазной природой! А платья, купленные в буржуйских магазинах? Советский человек такие вещи носить не станет. Он думает о том, чтобы быть чистым, опрятным, а не выделяться из толпы разной мишурой. А как отнестись к тому, что при виде церкви она перекрестилась?

- Ужас! – простонал Октябристов.

- Именно перекрестилась! Разве такое не должно было тебя убедить, товарищ Блумберг, что она не наша? Или ты с ней заодно? Может, тоже крестишься?

- Нет! – заорал Давид. – Я иудей.

- Кто? – грозно нахмурил брови председательствующий.

- Атеист я, атеист, - он почувствовал, как от страха намочил штаны. Однако председательствующий был неумолим:

- Что станем делать с этаким комсомольцем?

Страх доводил Давида до умопомрачения. Он боялся всего на свете: от  решения собрания до своих мокрых штанов – неужели заметят?

- Исключить его! – пробасил голос из зала.

- Поставить на вид, - послышалось с другой стороны.

Зал разделился, однако споры с двух сторон как-то быстро прекратились. Теперь волна шума выносила на поверхность только одно слово: «Исключить!»

- Понятно. Кто за исключение?

Поднялся лес рук, все комсомольцы голосовали «за». Не было даже воздержавшихся, не говоря уже о тех, кто бы выступил против. Председательствующий повернул к Давиду суровое лицо и сухо бросил:

- Наша организация действует на правах райкома. Так что вы исключены, товарищ Блумберг.

Давид охнул, теперь он не только обмочился, но и сотворил что похуже. Собравшиеся на сцене зажали носы и приказали ему поскорее убираться.

Пришла очередь Рустама. В отличие от своего товарища он вышел в национальной одежде – папахе и бурке.

- Ну-с, товарищ Калоев, что вы можете сказать по поводу Валентины Репринцевой?

- Зарезал бы ее, как собаку! – и Рустам действительно потянулся к ножнам.

Зал ахнул, но зря. Во-первых, жертва находилась вне достигаемости, во-вторых, никакого кинжала в ножнах не было, одна бутафория.

- По существу, Рустам, по существу.

- Я по существу! Была бы возможность, отправил бы ее высоко в горы пасти стадо овец. Она бы дурь из башки выбросила.

- Разве пасти овец в советской стране наказание? – ехидно спросил Октябристов. – Это честь! Дело настоящего джигита.

- Я бы отправил ее так высоко, куда ни один джигит не поднимался. Пусть поскачет по камням, поползает по крутым склонам.

- Хорошо, Рустам, хорошо, - перебил председательствующий. – А как она вела себя в Старом Осколе?

- Как собака вела. Поздно домой приходила.

- И ты смолчал?

- Был бы кинжал – зарезал.

- И чего же не зарезал? – ехидно спросил Октябристов.

- Кинжал отобрали на границе.

Благородное негодование Рустама явно расположило к нему зал. На первое время жителю гор решили «поставить на вид». Пришла очередь Надежды Погребняк.

…Надежда хорошо запомнила свой первый допрос в НКВД, следователь – невысокий рыжеватый крепыш, долго стучал костяшками пальцев по столу, от постоянной дроби делалось невыносимо тяжко и невыносимо страшно. Потом он перестал стучать и резко поинтересовался, почему в самый ответственный момент Надежда проболталась?

Что она могла ответить? Что пожалела подругу? На следователя аргумент не произвел должного смягчающего действия. Он назвал поступок комсомолки Погребняк предательством родины.

- Только не это! – закричала Надежда.

И тогда он ударил ее. Бил долго, профессионально – без синяков. Сапогом вбивал ей в голову непреложную истину: как важно любить собственную страну и быть ей за все благодарным.

Затем ее отправили в больницу. Врач сказал: ничего страшного, поправится. Один маленький пустячок: ребенка она иметь не сможет.

И опять тот же следователь вызвал ее, потребовал, чтобы она выступила с покаянной речью на собрании университета. А ночью ее посетила Красная Стерва, она хохотала: «Я ведь тебя предупреждала!»

И вот теперь она выходит перед бушующей толпой марионеток, жаждущих от нее раскаянья. Надежда знает, если этого раскаяния не последует, расправятся с ее родителями. Это ей пообещали.

«Они не посмеют! Причем мои родители?»

Она вспомнила рассказ своей родственницы, как во время коллективизации один сосед не захотел вступать в колхоз. У него было двенадцать детей и всего одна корова. Он боялся, что корову в колхоз отберут и ораву свою кормить будет нечем. На следующий день пришли его раскулачивать. Хозяина арестовали, дом разломали, а детям – мал мала меньше сказали, чтобы уходили. Куда? Страна велика, дорог много. Дело было зимой, так что почти все ребятишки перемерли.

Они посмеют!

А что будет после того, как Надежда публично покается? Тот же арест самой Нади, ее родителей и сестер? Скорее всего.

Возникло непреодолимое желание здесь, на месте публичной казни послать их всех куда подальше. «Валька, какая же ты молодец!»

Негодующий, зудящий зал. Сейчас она им все скажет! И пусть ее голос останется одиноким, осмеянным, осуждаемым.

Но когда председательствующий грозно посмотрел на Погребняк, что-то перевернулось в ее душе. Она разрыдалась, готова была рвать на себе волосы, клясть себя и свой поступок сверх всякой меры. Потом упала на колени, вымаливая прощение. Она надеялась.

Зал бушевал! На нее сыпались оскорбления, все требовали самой суровой расправы с отщепенкой. Более других усердствовали председательствующий, которого самого арестуют через месяц за правый уклон и Владилен Октябристов – за ним придут через три месяца, предъявят обвинение: дискредитация имени вождя.

Когда Надежда вышла из института, ее поджидал черный воронок. Знакомый рыжий следователь-садист услужливо распахнул дверцу:

- Прошу, сударыня!

 

Если майский Старый Оскол встретил Валентину невиданной жарой, то июньский – прохладой и проливным дождем. Машина подъехала к дому начальника полиции; Анатолий Михайлович сказал:

- Итак, господин Горчаков, то, что Валентина остановится у меня, - наш с вами большой секрет.

- Понимаю.

- Конечно, вам хотелось бы поскорее увидеть ее рядом с собой, однако безопасность девушки важнее.

- Согласен.

- Зачем вы рассказали Черкасовой, что приезжаете вместе с ней?

- Просто не подумал… Не считаете же вы, что Алевтина каким-то образом связана с убийцей? Даже если по дури восхитилась им…

- Дело не в этом. Вдруг она случайно брякнет об этом не тому человеку?

- Я не могу долго злоупотреблять вашим гостеприимством, - промолвила Валентина. – Надо устроиться на работу и…

- Вы будете жить у меня столько, сколько потребуется, - перебил Корхов. – Пока мы не обезвредим маньяка.

- Когда-то его еще обезвредят, – грустно произнес Александр.

- Скоро.

Во взгляде Александра читалось: «Свежо предание», однако Анатолий Михайлович повторил:

- Поверьте, гулять ему осталось очень недолго.

Горчаков сжал руку Валентины, но она высвободилась. Ей не давали покоя две вещи: судьба Надежды Погребняк и… странный сон. Александр же посчитал, что она стесняется начальника полиции.

- Отвезешь молодого человека домой, - приказал Корхов шоферу.

- Мы расстаемся, - сказал Валентине Горчаков, - но теперь, надеюсь, ненадолго. Главное, ты свободна.

Анатолий Михайлович вышел из автомобиля и помог выйти Репринцевой. Дождь усилился, лило, как из ведра. У ворот стояла Анастасия Ивановна. Она обняла девушку, провела ее в дом.

- Вот твоя комната, милая. Нравится?

Комната оказалась большой, светлой, уютной. Из окна видна улица с частными домами, вдали просматривались ворота храма… точной копии того, что она видела во сне.

- Он! - прошептала Валентина.

- Что тебя так взволновало, милая? Это Успенско-Преображенский девичий монастырь. Он существовал и ранее у нас, но то ли в 1825, то ли 1828 году был закрыт. Десять лет назад его возродили, вместо двух небольших деревянных церквей создали настоящее чудо творчества. Я тоже не в силах глядеть на него без волнения.

«Не туда ли я шла?»

- Итак, тебя зовут Валя. А я – Анастасия Ивановна.

«Боже мой, Анастасия! Так звали и мою маму!»

- Спасибо вам, - прошептала девушка.

- Тебе понравилась комната?

- Очень. Но… мне бы мне бы оформить гражданство и на работу.

- Чуть позже. Анатолий рассказал о твоих проблемах. Ничего, вот поймают проклятущего убийцу…

Валентина промолчала. Что говорить? Чувство неловкости продолжало расти. Чужие люди приютили ее, дали кров и защиту. Нет, она так не может.

Однако нельзя и ослушаться Анатолия Михайловича, он лучше, чем кто-либо, знаком с ситуацией в городе.

- Отдохни с дороги, поспи, - приветливо произнесла Анастасия Ивановна. - Самое страшное у тебя позади. Муж говорил, что вопрос о политическом убежище решен.

- Я очень благодарна за ваши хлопоты.

- А что так тяжело? Не рада?

- Рада.

- И гражданство со временем получишь. А то выходи замуж за этого журналиста, за Горчакова. Лучше не найдешь. Хороший он человек, хоть и баламут.

Валентина не решилась рассказать доброй женщине о том, сколько демонов ее терзают: смерть родителей, судьба несчастной Нади, боязнь за свою судьбу на чужбине.

Тем не менее, сон наступил мгновенно. И опять она увидела дорогу, по которой шла к сияющему храму…

 

Горчаков решил, не заезжая домой, сразу отправиться в редакцию. Секретарь Любочка всплеснула руками:

- Явился! А я сижу над твоим творением и обливаюсь слезами. Это все правда?

- Естественно!

- И какой счастливый конец.

- Конца пока не видно.

- Как? Агенты НКВД могут явиться сюда и похитить Репринцеву?

- До этого, конечно, не дойдет. Шефиня у себя?

- У себя. С нетерпением ожидает своего лучшего журналиста. А та девушка с тобой приехала?

- Пока нет. Ее держат в Курске, возникли непредвиденные дела, разные бюрократические формальности.

- Хорошо! - воскликнула Любочка.

- Хорошо?

- У нас есть время по крайней мере еще на одну встречу.

Глаза Александра округлились, Любочка обиженно протянула:

- Что такого я сказала? Опять все достанется ей? – секретарь кивком указала на дверь Черкасовой.

- О чем ты?!..

- Полагаешь, что никто не догадывается о ваших…

Но тут открылась дверь, появилась Ольга Филимонова. Увидев Горчакова, начала прихорашиваться, доверительно прошептала:

- Ну?!..

- Что «ну»?

- Твоя приехала?

- Пока нет.

- Сегодня я свободна. У тебя или у меня?

- Прекрати!

- Когда эта московская мымра появится?

- Не говори так, иначе поссоримся.

- Хорошо, когда приедет красавица из Москвы?

- Неизвестно. Какие-то непредвиденные формальности.

- Жаль, что сегодня занят, - подмигнула Ольга. – Но ты еще подумай.

- Обязательно.

Вновь возникла Любочка с сообщением:

- Вас ожидают, гений. – И тихо добавила. – Хотя бы с ней не ударь в грязь лицом.

Горчаков хмыкнул что-то неопределенное и вошел в кабинет Черкасовой. Шефиня смотрела на него ласково, правда, на шею не бросилась. Затушив сигарету, спросила:

- Садись. Ты один?

- Как видишь.

- А Валентина?

«И она туда же!»

- Пока не приехала. Разные дела с оформлением документов.

- Я спрашиваю не из праздного любопытства, - хитро улыбнулась Алевтина. – Стогов увольняется.

- Чего это?

- Друга Дрекслера убили. Ему здесь делать нечего. Вот я и решила пригласить на его место твою даму. Судя по статье об оскольском маньяке, стиль изложения у нее хороший, умеет давить на читательские эмоции. И она стала символом борьбы за свободу.

- Как только приедет, передам.

- Только чтобы не затягивала. Мы ведь не можем долго держать свободную вакансию.

- Спасибо за все, Алевтина.

-  Тебе спасибо. Твоя история стала настоящей сенсацией в Старом Осколе. Газету рвут из рук, в киосках очереди, увеличиваем тираж.

- Вот как!

- Никогда не думал всерьез заняться литературой? Ты бы мог создать шедевр.

- Не могу тебя подвести. Ведь тогда придется уйти из «Оскольских вестей».

- Не страшно, - вновь улыбнулась Черкасова. – Тебе будет нужен продюсер. А кто продвинет на рынке лучше меня? Так что никуда от своей «мамаши» не денешься.

Вошла Любочка с чаем, обычно такое происходило, когда Алевтина настраивала сотрудников на долгий серьезный разговор. Сделав глоток-другой, она спросила:

- Каковы дальнейшие планы?

Что-то новое. Обычно она вызывала журналиста и сама давала задания, подбирала темы. Самостоятельность не слишком поощрялась. Считалось, что все гениальные идеи рождаются в голове только у одного человека – главного редактора.

- Хотелось бы продолжить материал об оскольском маньяке.

- Ты уже написал про него… Вы с Валей написали. Показали психологический портрет убийцы. Вполне достаточно.

- Однако расследование не завершено. Убийства продолжаются. Ты сама дала мне поручение расследовать дело.

- Да, - согласилась Алевтина. – Но чем дальше, тем оно все более представляется безнадежным.

- Не понимаю?

Черкасова не в силах была более выдержать «безсигаретную паузу», затянулась и задумчиво произнесла:

- Раньше убийца казался даже… симпатичным. Теперь я его боюсь. После убийства Степанова многое поменялось. Вы с Валентиной правы: он хочет очистить город от «скверны». Но понятие «скверна» у него стало слишком широким. Завтра он решит занести в черный список меня, я ведь тоже не безупречна. А я хочу жить. Понимаешь, жить хочу! Работать, пить, курить, заниматься любовью.

- Поэтому его и следует остановить. В страхе жить нельзя, можно лишь прозябать.

- Каким образом остановить? Работает полиция, даже служба безопасности подключилась. А что толку?

- Понятно, ты поддалась всеобщему убеждению, что это не человек, а дьявол.

- Все гораздо прозаичнее, - вздохнула Алевтина. – У меня возникла одна мысль. Его не случайно не могут поймать. Есть некто влиятельный и сильный, кто и не дает этому свершиться. У преступника своего рода охранная грамота. Возможно, его направляют.

- Кто? С какой целью?

Алевтина посмотрела на Горчакова с укором:

- Если бы я знала! Впрочем, хорошо, что не знаю. Возможно, те, кто направляют его, разделяют идеи «очищения города от скверны». Не исключено также, что кто-то стремится дестабилизировать обстановку. Чего гадать на кофейной гуще?

- Предположим, - размышлял Александр. – И все же: кто это может быть?

- Очень влиятельная фигура.

- Пусть так. Но не отступать же? Не отдавать на растерзание наш город какому-то кровавому шизофренику.

- Не боишься, что кровавый шизофреник прикончит тебя?

- Давай рассуждать логически: в Старом Осколе происходят убийства, а ведущая газета остается в стороне? Нас не поймут.

Черкасова нервно заходила по кабинету. Снова вошла Любочка с какими-то срочными материалами, но шефиня сделала ей резкий знак убираться. Через некоторое время она сказала:

- Ты прав. Если мы сейчас остановимся, нам будет хуже во всех отношениях. Тот же убийца заподозрит неладное… Мол, мы готовим некий сенсационный материал, который вот-вот и выплеснем.

- Логично, - поддержал ее Александр. – Поэтому нам нужна любая зацепка. Помнишь, мы говорили о неизвестном авторе?

- Ярославе Иванове?

- Или Иване Ярославцеве. Уверен, это одно лицо.

- От него больше никто не приходил, никаких материалов не приносил.

- Тебе это не кажется странным?

- Пожалуй.

- Черновика статьи не осталось?

- Обычно мы их долго не храним. Хотя стоит покопаться.

Черкасова вызвала Любочку:

- Посмотри, сохранились ли в архиве черновики статей, подписанных именами «Ярослав Иванов» и «Иван Ярославцев»? Если найдешь, тут же принеси мне.

Время, пока Любочка занималась поисками, тянулось томительно. Черкасова начала просматривать новые материалы для номера, а Горчаков глядел на пустую чашку и думал: чем им помогут сами рукописи (их еще надо найти!)?  Они напечатаны на машинке? Тогда можно определить ее владельца. Сообщить Корхову и он перевернет в городе все! Но машинку могли привести из другого места. Могли ею просто воспользоваться. И потом: нет никакой гарантии, что неизвестный автор и есть тот самый убийца.

Впорхнула Любочка. В руках у нее что-то были листы.

- Вот, - быстро проговорила она, - статья Ярослава Иванова. Второй – Ивана Ярославцева не нашла. Думаю, мы ее уже…

- Хорошо, что хоть одна сохранилась, - сказал Горчаков.

- Посмотри ее внимательно, - отдала распоряжение Черкасова. – А я проработаю заметку.

Александр снова углубился в чтение статьи. Он хорошо помнил ее и ничего необычного для себя не открыл. Так это новый Раскольников или просто совпадение?

Статья в некоторых местах перечеркнута, исправлены отдельные фразы. Почерк Черкасовой, что естественно, она и редактировала.

Печатал человек, умеющий пользоваться машинкой. Какие-нибудь особенности?.. Буквы «и» и «е» немного западают.

- Что там? – Алевтина наконец-то оторвалась от своих бумаг.

Горчаков показал ей на западающие буквы, шефиня внимательно вгляделась и вдруг… изменилась в лице. В глазах появилась тревога. Слегка дрожащей рукой она схватила неизвестно какую за сегодняшний день сигарету.

- Что с тобой?

- Со мной?.. Ничего! Обычная усталость. Последние дни работала часов по шестнадцать.

«Врет! – разволновался Александр. – Дело в чем-то другом».

- Оставь меня! – с неестественным для нее порывом крикнула Алевтина. И тут же, спохватившись, добавила. – Тебе нужно отдохнуть с дороги. А мне… необходимо работать.

 

Прямо с порога Александр шагнул под небольшой, моросящий дождь. Ощущение свежести в легких немного успокоило и охладило. Но ненадолго. Весь путь домой Александр размышлял о странном поведении Алевтины. Какая разительная перемена произошла с ней, когда он указал на эти западающие буквы. Почему? Она догадалась, кто может быть автором статьи? Если так, то почему утаила его имя?

Лена открыла дверь, виновато посмотрела на хозяина, потухшим голосом поинтересовалась:

- Мне уходить?

- Уходить?

- Разве вы не уволите меня из-за того поступка?.. Из-за Вали?

- Раз я не сделал этого раньше… Есть хочу!

- Здорово! – на щеках девушки заиграл знакомый румянец. – Какой вы мокрый! А обед сейчас сварганим. Все лучшее, что вы любите.

Наконец-то он дома! Родные стены закружили голову, он соскучился здесь по всему: спальне, кабинету, обоям. Соскучился и по вкусно пахнущей Лене. И, хотя он влюблен в Валентину, она пока далеко, а Лена рядом. Он будет с ней, а думать о Вале.

Александр вошел на кухню, где хозяйничала Лена, подошел к девушке сзади, крепко обнял.  Она удивленно воскликнула:

- Что с вами? И где московская пассия?

- Застряла в Курске.

- Отстаньте, хозяин. Я – честная девушка, на чужих мужчин не зарюсь… Да перестаньте же, а то закричу!

- Ты права. Извини.

- Еще как права. Идите в зал, через двадцать минут будет обед.

Пока еще до обеда было время, он достал свои связанные с убийством записи. Вроде бы все складно, соблюдена хронологическая последовательность, только… что-то не сходится. Что?

На столе уже дымился борщ, Горчаков ел, не распознавая его вкус. Что же не сходится? О чем он не подумал раньше?

Алевтина говорила, что маньяк не один, у него могут быть покровители. Одного из них Черкасова точно узнала, когда перечитывала статью. Узнала и… испугалась.

Кого может бояться эта богатая, влиятельная женщина?

Убийце так помогают, что даже полиция бессильна. И профессионал Корхов отделывается одними обещаниями. «Скоро!» Когда скоро?

И тут Александр поперхнулся. Он вдруг догадался, кто может стоять за преступлениями маньяка.

Этого не может быть!

Тем не менее…

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Он не сразу ощутил заботливого похлопывания по спине. Лена!

- Поперхнулись? Выпейте воды.

Александр обхватил голову руками, повторяя про себя: «Это невозможно!»

Нет, он не ошибается! И теперь судьба Валентины не менее страшна, чем в СССР.

Он искал выход и не находил его! Любимая женщина вновь оказалась в заложницах… Обязательно переговорить с Черкасовой! Она обязана сообщить, кто является автором статьи.

- Принесу блинчики, - суетилась Лена.

- Не до блинчиков мне! – отмахнулся Александр, позвонил Алевтине и сразу с места в карьер. – Нужно увидеться. При встрече объясню.

- Нет сейчас. У меня куча дел.

- Только сейчас! От этого зависит жизнь человека.

- Ну, хорошо.

Александр не помнил, как выскочил из дома, как добежал до редакции.

«Валя, Валя, из огня да в полымя!»

 

Когда Репринцева открыла глаза, эта добрая женщина была рядом. Поинтересовалась, хорошо ли гостья отдохнула и сообщила, что Валентину приглашают на работу в редакцию «Оскольских вестей».

- Анатолий Михайлович переговорил с главным редактором Алевтиной Витальевной, и та дала добро.

«Это хорошо. Но когда?»

- …Приступишь, когда все закончится.

Валентина поблагодарила, и подумала: «Неужели я представляю для убийцы такой интерес?»

- Пока лучше не рисковать, милая.

Валентина подошла к окну, посмотрела на улицу, точнее, на видневшуюся часть монастыря. Она почувствовала, как ее тянет туда, как взывает к Богу душа!

Она сказала об этом Анастасии Ивановне. Добрая женщина была искренне рада такому ее порыву. Но опять просила чуть-чуть подождать.

- Я не могу ждать, - мягко и одновременно твердо ответила Валентина.

Анастасия Ивановна не стала спорить, принесла какую-то старушечью юбку, платок, попросила гостью переодеться. Валентина послушалась и не узнала саму себя; теперь она на вид – тридцатилетняя женщина, скорее всего, прибывшая в город из глухой деревни.

- Можно идти, - промолвила Анастасия Ивановна. – Никто тебя не узнает, а я буду рядом.

Чем ближе они подходили к воротам монастыря, тем больше Валентина понимала: сон становится явью. Это был ее храм. Раздался знакомый хор ангельских голосов.

- Вы слышите их? – спросила она Анастасию Ивановну.

- Кого, деточка?

- Ангелов. Один из них явился мне в больницу, когда пришел прислужник дьявола в лице консула. Он спас меня тогда и хочет, чтобы я осталась здесь.

- Тебе рано уходить в монастырь. Ты еще не все сделала в мирской жизни. И… твой витязь ждет тебя.

…Витязь на вороном коне печально смотрит на нее, потому что она уходит!..

Она – за воротами монастыря. И Репринцевой вдруг показалось, что ей знакомы тут каждое строение, дерево, куст. Она шла по узкой тропинке к главному храму так, словно ходила по ней всегда. Внезапно раздались голоса: «Матушка Серафима!». Несколько монахинь вели под руку почти слепую старицу. Далеко по губернии разносились слухи об ее чудодейственных молитвах: и неизлечимо больных спасает, и правильным советом всегда поможет. Любой, кто приходил, был для нее раскрытой книгой.

- Это матушка Серафима, - шепнула Анастасия Ивановна. – На исцеление к ней очереди стоят.

- Я знаю, - просто ответила Валентина.

- Знаешь? – удивилась жена начальника оскольской полиции.

Неожиданно матушка Серафима остановилась. С трудом улавливающие божий свет глаза нашли Валентину. Та сразу подошла, припала к руке старицы. Серафима спросила:

- Ты пришла?

- Да, матушка, да!

- Вот и хорошо. Быть тебе вскорости здесь.

- Разве достойна я этого, ничтожная? Из-за меня может пострадать хороший человек, девушка, которая спасла меня.

- Ее плоти уже не поможешь. Молись об ее душе.

Валентина залила руку Серафимы слезами. Та гладила ее по голове и приговаривала:

- Теперь все будет хорошо. Ты пришла.

Анастасия Ивановна готова была радоваться и плакать. Радоваться, что в сердце юного создания возникло искреннее желание служить Господу. Плакать, потому что понимала: Валентина уйдет, никакая сила ее не удержит. И у них с Анатолием так и не появится дочери.

 

Горчаков пулей влетел в кабинет Черкасовой, плотно закрыл дверь, подошел ближе, прошептал:

- Кажется, я догадался, кто убийца.

- Вот как? – лицо Алевтины дернулось, губы задрожали, она старалась прятать глаза.

- Фамилии его я не знаю, да и не в этом дело. Ты права: он не один. За ним целая организация.

- Решил повторить, что слышал от меня?

- Подожди. Важно, что за организация? Ты бросила ключевую фразу: «У преступника своего рода охранная грамота». Ты в курсе, какой пронырливый полицейский Корхов. И вдруг такая беспомощность? А что, если это не беспомощность?

- Так ты? – Черкасова начала понимать, куда клонит Александр.

- Фактов нет, но что-то мне подсказывает, что за убийствами в Старом Осколе стоит именно он.

- На интуиции далеко не уедешь.

- Он держит все нити расследования в своих руках, никого не подпускает…

- По должности положено.

- Правильно! Поэтому любое другое расследование, в том числе журналистское, замыкает на себе. Умело втирается в дружбу, выведывает секреты, а своих никому не выдает. Вроде бы он опять прав. Но одна деталь: маньяк остается на свободе и продолжает убивать. Мало того - он наглеет. Почему? Да потому что у него слишком надежное прикрытие. А кто это в состоянии обеспечить?

Алевтина слушала, затаив дыхание, для нее такой вывод стал поводом к неожиданным размышлениям. Наконец она сказала:

- Твоя версия не лишена смысла. Но Корхов должен действовать не один.

- Мы с тобой это обсуждали. Не представляю, кто входит в так называемую «Лигу спасения Старого Оскола» или как там ее еще? Глава администрации города, банкир Еремин, да кто угодно. Одного ты знаешь.

- Я?

- Когда ты увидела рукопись статьи Ярослава Иванова, то переменилась в лице.

- Тебе показалось.

- Ты кого-то боишься, - убежденно заявил Горчаков. – И в этом твоя ошибка. Когда преступник поймет, что у тебя есть насчет него сомнения, даже маленькие…

- Прекрати!

- Не надейся! Вспомни судьбу Зинаиды Федоровской и других. Ты не спасешься от него. Сложно спастись от мощной преступной организации. Поэтому надо сообщить центральным органам власти обо всем творящемся в нашем городе.

Он осекся. А как быть с Валентиной, которая осталась в заложниках у начальника полиции? Ведь до чего все хитро придумал Старый Лис!

Охваченный ужасом за судьбу подруги, Александр даже не сразу услышал слова Черкасовой.

- …Я догадываюсь, кто написал эту статью. Примерно догадываюсь… Нет, такое исключено.

- Говори, Алевтина, говори!

- Я узнала машинку. Дело в том, что она… моя.

- Твоя?!

- Мне ли не знать характерных особенностей собственной печатной машинки?

- Но как?..

- Она была моей. Затем муж забрал ее и унес к себе на работу. Теперь она у него в кабинете. Но чтобы Валерий?..

- Успокойся! На него бы я никогда не подумал. Не такой он человек!

- Машинка у него в кабинете! – обреченно возразила Черкасова.

- И что? Кто-то другой мог спокойно ею воспользоваться.

Клубы сигаретного дыма густо закружились вокруг Александра. Алевтина выглядела растерянной и подавленной.

- И я так считала до самого последнего времени. Но затем все изменилось. Он стал приходить поздно ночью. Иногда отсутствовал до самого утра.

- Обычное совпадение, - пробормотал Александр.

- Да, только он отсутствовал в те дни, когда совершались убийства.

Последняя информация вызвала у Горчакова интерес. Он спросил:

- Ты уверена?

- Еще бы! Сначала я не обратила внимания на эту закономерность, а потом… И еще: он работал на Востоке, изучал боевые искусства. Справиться с человеком для него раз плюнуть.

Александр внимательно поглядел на шефиню. Он догадался: есть еще что-то, о чем она хотела бы ему рассказать, но умалчивает.

- Дальше!

- Несколько дней назад Валерий намекнул, что может являться тем самым убийцей. Правда, затем перевел разговор в шутку, однако мне показалось, он не шутил.

- Ты его серьезно подозреваешь?

- Я хотела бы верить, что это не он.

Александр задумался и, наблюдая за дымящей, как паровоз шефиней, рискнул, высказал мысль, которая еще минуту назад казалось дикой:

- Предположим, ты права, Валерий имеет непосредственное отношение к тем убийствам. Он способен быть только исполнителем, нам же следует добраться до организаторов.

- Видишь ли, - ответила Алевтина, - подозрение насчет Корхова не лишено смысла. Если он и не главный, то – один из тех, кто руководит преступными действиями организации.

- Как это доказать?

- Его следует на чем-то подловить.

- Легко сказать! Одно прозвище Старый Лис чего стоит.

- Ты прав. Гораздо легче подловить самого Валерия. Я попробую. Тоже сложно, но попробую.

- Будь осторожна. Если он и правда убийца-маньяк, он не пощадит тебя, несмотря на семейные узы.

- Какие семейные узы! – иронично заметила Алевтина. – Мы с ним давно чужие люди. Ничего общего, даже детей.

- Тем более проявляй осторожность.

Глаза Черкасовой вдруг ярко заблестели, она прошептала:

- Ты прав. Его надо остановить! А потом уже выйти на его покровителей. Это - сенсация! Какой материал для газеты! Мы станем самым популярным изданием Российской Империи.

Такой крепко настоянный на непомерном тщеславии цинизм шефини поразил Горчакова. Все-таки речь идет об ее муже! Неужели они настолько чужие?

И он опять подумал о Валентине. Что случится с ней? Корхов убьет заложницу!

Он не находил себе места, сомнения грызли его как черви, страх в душе достигал своего апогея. Он не думал, что Алевтина это заметит. Но она заметила.

- Что с тобой?

Александр долго колебался. Надо кому-то довериться. Однажды уже ошибся, став «лучшим другом начальника полиции». Не промахнуться бы вновь!

И все-таки он ей рассказал, как они с Корховым спрятали Репринцеву в доме Старого Лиса. Черкасова слушала с интересом, на ее лице появилось изумление.

- Зачем вы ее спрятали? Вряд ли бы Советы начали мстить ей – не та фигура, и уж совсем маловероятно, что они решились бы выкрасть ее на нашей территории. Им пришлось бы похищать немало перебежчиков.

- Как ты не понимаешь?!

И Горчаков поведал свою и Корхова версию о возможной мести журналистке со стороны маньяка. Алевтина непонимающе хлопала глазами:

- Зачем убийце какая-то журналистка?

- Она раскрыла его сущность! Опозорила перед всем Старым Осколом.

Черкасова… от души рассмеялась. Теперь уже растерянным выглядел Александр: что за неожиданное веселье?

- Извини!

- Я, пожалуй, пойду, - резко поднялся Горчаков.

- Сядь! – крикнула шефиня и наконец объяснилась:

- Я изучала психологию, даже имею соответствующий диплом. Убийцы, одержимые идеей исправить мир, на разную мелочь, на сопливую журналистку, написавшую про них очередной пасквиль, внимания не обращают. Не обижайся, я уверена, что тот маньяк иначе твою Валентину и не рассматривает.

Тут она прервалась, и так посмотрела на Горчакова, что того пробрала дрожь. Он сразу уловил ее мысль:

- Корхов?

- Да. Он это тоже знал. Старый Лис обвел тебя вокруг пальца. Предугадал и парализовал возможные действия против него.

- Как нам быть?

- Вот что, - Черкасова швырнула в корзину пустую сигаретную пачку и нервно открыла новую. – Иди домой и жди.

- Чего?

- Моего звонка. Никаких действий пока не предпринимай.

- ?!!

- Я сказала, что подстрою Валерию ловушку. Нужно поймать его с поличным, прижать так, чтобы он не смог вывернуться, предпринять ответных действий. Только тогда у нас появится шанс против Старого Лиса.

- Дело в том…

- Доверяй мне и ничего не спрашивай! Сейчас придешь домой, Лена приготовит тебе ужин. Отдохни после тяжелого дня. И жди известий! Сам никуда не звони, ни на какие звонки не отвечай. Кроме моего, конечно.

- Я должен выяснить, как там у Валентины?

- Завтра выяснишь. Пойми: чем чаще ты ей звонишь, тем сильнее Старый Лис привязывает тебя к себе. Ему не сложно будет переубедить тебя, снова прикинувшись другом. И выведать наши планы.

- За кого ты меня принимаешь?

- Он опытнее, хитрее.

Александр прекрасно осознавал, что от выбранного сейчас решения зависит не только его судьба, но и судьба Валентины. Колебания оказались недолгими.

- Хорошо, - согласился он.

Из кабинета Черкасовой Горчаков вышел подавленный и настолько погруженный в свои мысли, что ничего не видел и не слышал вокруг. Кажется, Любочка пыталась с ним заговорить. Или ему показалось?..

 

Он сделал все так, как и обещал редактору. Доплелся до дому, поужинал, упал в кровать, предупредив Лену, что его нет ни для кого, кроме Алевтины. Он закрыл глаза, попробовал заснуть, заранее зная: не получится. Однако сон, на удивление, пришел быстро. Видимо, сказались накопившаяся за последние дни усталость, нервное напряжение.

…Ему снились хохочущий Анатолий Михайлович, который ехидно потирал руки: «Как я тебя?», несчастная Валентина, запертая в его жутком доме. Глаза девушки молили о помощи, но он ей помочь не мог.

Он просыпался в холодном поту и тут же засыпал снова. И опять сон был тяжелым, беспокойным. Теперь Горчакова окружала ночь, темнота плясала от радости, наверное, потому, что скрывает истинную личность убийцы. Александр бежал по переулкам и в одном из них увидел силуэт человека. Он знал – это тот самый маньяк! Неважно откуда, просто знал! Александр стал осторожно приближаться, он был готов к решающей схватке. Однако за несколько шагов от противника остановился:

- Кто ты?

Убийца молчал. Вместо лица зияло пустое черное пятно. В жутком молчании как будто послышалось:

- А ты угадай!

Горчаков начал приближаться, до смертельной схватки оставались мгновения. В руках убийцы что-то блеснуло. «Нож!» - догадался Горчаков, однако чуть опоздал с догадкой. Острая боль! Сознание угасало, он погружался в такой же глубокий вечный омут, как и остальные жертвы маньяка…

Резко проснулся! За окном действительно была ночь, только тихая и спокойная. Увы, спокойная не для него!

Холодный пот выступил на лбу. Сцена собственной смерти была настолько ощутимой, что он невольно задумался: на каком свете находится? Затем поднялся, подошел к шкафу, достал пистолет. С оружием как-то спокойнее!

Это еще не все. Он прокрался к входной двери, проверил замки. Он чувствовал, как мания преследования делает его своим рабом. Однако справиться со страхами не мог.

Остаток ночи он пролежал с пистолетом наготове, вздрагивал при каждом шорохе, легком шуме. Но вот глаза его закрылись… Нет, спать не пришлось.

В коридоре – телефонный звонок! Слышно, как Лена, шлепая по полу босыми ногами, снимает трубку. Недовольным сонным голосом произносит: «Алло!». И тут же направляется в спальню хозяина.

- Ни для кого, кроме Черкасовой, - напомнил Александр.

- Это именно она. Не спится же людям.

Горчаков подскочил к телефону, услышал возбужденный голос Черкасовой:

- Я подловила его.

- Кого? – не сразу сообразил Александр.

- Моего мужа.

- Как?! На чем?!

- Не по телефону. Приезжай ко мне. Сейчас.

- А он?..

- Только что отправился на работу. Ты не поверишь…

- Алевтина!..

В трубке – короткие гудки. Почему она так резко отключилась? Или ее заставили отключиться?

Горчаков быстро оделся, на удивленный вопрос Лены: «Куда, не позавтракав?», бросил:

- Не до завтрака!

- Вас совсем не узнать, - пожаловалась служанка.

«Я и сам перестал себя узнавать с тех пор, как влез в это проклятое дело с убийцей-маньяком».

- Многие стали не такими, - прошептала Лена, - боятся, что их того… прихлопнут.

«Обязательно прихлопнут, если не предпринять меры!»

Он уже у порога. И опять та же мысль: «Алевтина отключилась сама?». Он набрал номер ее телефона.

- Еще дома? – охрипший от волнения и бесконечного курева голос возмущенно дрожал. – Я думала, ты уже в дороге.

- Иду! – Горчаков несколько успокоился. Хотя бы у нее пока все в порядке.

Пистолет в кармане. Теперь главное – спокойствие и ясный ум.

 

Черкасова встретила его, повела в гостиную, усадила в кресло и сообщила:

- Можно говорить спокойно, никого нет. Служанку я отправила по делам. Теперь слушай…

Однако она так и не могла начать. Видно, как ей тяжело. Даже если они с Валерием – чужие люди, он все равно ее муж.

- Слушай, - наконец повторила она. – Вот что я узнала… Обо всем по порядку. Вчера он пришел раньше, выглядел усталым, был замкнут, однако мне удалось его разговорить.

- Ну и?! – нетерпеливо крикнул Александр.

- Про его кабинет. Машинка находится там. Он на ней иногда печатает письма.

- Он? А секретарша для чего?

- Я сказала «иногда». Он любит посидеть за машинкой.

- Пусть так. Но это еще не факт для прямого обвинения.

- Ключ от кабинета находится только у него. Дубликата нет ни у секретаря, ни у кого другого. Без Валерия туда никто не заходит. Уборщица иногда.

- И он тебе все так подробно выложил?

- Надо знать приемы, - усмехнулась Алевтина. – Я, как бы невзначай, заговорила о сохранности документов, о том, что Любочка в мое отсутствие хозяйничает на моем столе. Он и раскрылся. А насчет печатной машинки просто спросила: «Цела ли?». И он ответил: «Целехонька. У меня в кабинете. Кроме меня никто к ней не прикасается».

«Хитра шефиня, ох, хитра!»

- …Я очень осторожно спросила его и насчет Корхова. Насколько близко они знакомы?

- Скажет он тебе!

- Опять же: как спросить. Стыдно учить тебя, журналиста. Я начала ругать начальника полиции за непрофессионализм, а он бросился его защищать. И поведал такие факты его биографии, о которых я слыхом не слыхивала. То есть, - торжественно подвела итог Черкасова. – Они хорошо знакомы, хотя раньше мне он об этом не говорил.

- Важная улика, - согласился Александр.

- Но главная новость впереди. Валерий уехал сегодня очень рано, у меня была возможность проверить кое-что. Я проникла в его мастерскую, обшарила все, и вот, погляди…

Алевтина достала какой-то сверток, развернула, Александр увидел блестящий изогнутый нож. Черкасова прокомментировала:

- Валерий почему-то утверждал, что потерял его. А привез он это оружие с Востока. Удивительная вещь! Любой, самый крепкий материал разрезает точно масло. И вот здесь – внимательно посмотри только руками не касайся – засохшая кровь.

Александр вздрогнул. Новая улика оказалась убийственной. Однако опять же, все могло оказаться обычным совпадением.

- Надо проверить оружие на предмет отпечатков пальцев, - сказал он. – А также выяснить, чья здесь кровь?

- Насчет первого скажу сразу: отпечатки будут мои. Валерий же наверняка свои стер. По неосторожности я взяла оружие и лишь потом догадалась об оплошности.

- В любом случае его надо на экспертизу.

- Кому собираешься отнести? Корхову?

Александр молчал, подавленный вопросом.

- И последнее. Я проверила его гардероб. Иди за мной.

Она открыла большой полотняный шкаф, где висело несколько костюмов. Один достала с вешалки.

- Помнишь, я говорила, что в те дни, когда происходили преступления, Валерий отсутствовал или появлялся поздно? В этом костюме он был во время убийства… по-моему, Дрекслера. Смотри, кто-то усиленно стирал пятна. Я специально поинтересовалась у служанки: она этим не занималась. Тогда кто? Сам Валерий!

- Уверена, что это пятна крови?

- Я ни в чем не уверена. Однако ситуация складывается странная: он не отдал костюм в распоряжение служанки, и сам что-то стирал!

После таких улик и аргументаций Горчаков был склонен согласиться, что муж его шефини имеет какое-то отношение к страшным смертям в городе.

- Я боюсь жить с ним под одной крышей, - призналась Черкасова. – Если он хоть что-то заподозрит…

- А не поехать ли нам в Воронеж или в Белгород? Расскажем о твоих предположениях, уликах?

- Им нужны факты. А какие факты ты им предоставишь? Убийцу следует поймать с поличным.

- У тебя есть план?

- Есть, - ответила Алевтина. – И ты мне поможешь.

Горчаков напрягся, ловя каждое слово Черкасовой.

- Надо написать ему письмо: короткое, но емкое. Мол, мы знаем, кто совершает в Старом Осколе кровавые преступления. Выдавать его не собираемся, если он заплатит. Назначим встречу. Обычное письмо шантажиста.

- Он поверит?

- Коль не поверит, посмеется или расскажет мне, то мои подозрения беспочвенны. А если пойдет на встречу, то…

- Вдруг он покажет письмо Старому Лису? Мы готовим ловушку им, а они приготовят ее нам.

- Учла такой вариант. Мы укажем в письме, что нам известны его связи. Какие именно – не уточним. И если вздумает сыграть в нехорошую игру, имя убийцы станет достоянием общественности. Он потянет за собой остальных. А подобного ему они не простят. У него не останется выбора.

- Неплохой вариант, - согласился Горчаков. – А как передать ему это письмо?

- Нет ничего проще. Вечером оно будет лежать в нашем почтовом ящике.

- Он не заподозрит, что и ты могла его прочитать?

- Нет. Мы не интересуемся корреспонденцией друг друга.

- Остается написать письмо.

- Ты и напишешь.

- Я?

- Мой почерк он знает.

- И мой может узнать, если в дело вмешается Корхов.

- Писать будешь левой рукой. Боюсь, что у меня Валерий узнает и левую.

Горчаков подумал и согласился. Теперь оставалось продумать текст. После некоторых споров они написали следующее:

                      «Господин Черкасов!

Мы прекрасно осведомлены, кто скрывается под маской неуловимого оскольского убийцы. Знаем и об его связях с крупными чиновниками города. Пока мы не собирается об этом никому сообщать, однако в любой момент информация попадет в такие руки, которые не под силу обрубить даже вашим покровителям. Выход один: заплатить и мы отстанем от вас раз и навсегда. Слово чести! Сумма, которую мы просим, - 200 тысяч рублей (в тот период это были гигантские деньги. – прим. авт.). Да, это много. Но ваши преступления стоят того. Согласны получить ее частями – половину сразу, половину – потом, но не позже чем через неделю.

Деньги следует передать в слободе Ямской, около старой мельницы. Завтра в полночь приходите туда один. Если заметим «хвост», сделка не состоится. На повторную встречу мы не пойдем. Мы останемся без денег, вы лишитесь головы.

Сумку с деньгами оставьте рядом с мельницей и быстро уходите».

- По-моему, мы продумали все, - сказала Алевтина.

- Кроме одного: вдруг он решит напасть?

- Оружие есть?

- Пистолет. А у тебя?

- И у меня он есть. Но пользоваться им не научилась.

- Плохо.

- Да уж…

- В случае чего я тебя прикрою.

- Спасибо, мой защитник.

- Ты еще отшучиваешься!

- Не обращай внимания. Вся на нервах.

Они выработали стратегию поведения на завтрашний день. Вплоть до самого вечера их не должны видеть вместе. За час до полуночи они встретятся в условленном месте недалеко от мельницы. Черкасова хорошо знала этот район, знала, где есть отличный наблюдательный пункт.

- Мы все увидим, а сами останемся незамеченными, - сказала она.

- Почти двое суток. Я не выдержу.

- Выдержишь. Постарайся никому не разболтать о наших планах.

- Невысокого же ты обо мне мнения.

- Прекрати. На такое дело берут только того, кому доверяют. Итак, до завтра.

- Но что делать сегодня?

- Набраться терпения и ждать! Считай, что ты в местной командировке, - подвела итог их встречи Алевтина.

 

Завтра, завтра… А что будет завтра? Не исключено, убийца перевернет все их планы. Страшно даже думать об этом!

Вот и улица, что ведет к дому начальника полиции. После неожиданных подозрений Горчаков не слишком жаждал увидеть Анатолия Михайловича. Но в его доме живет Валентина! Он обещал не заходить, не привлекать внимания. Однако Корхов вырвал это обещание обманом, а Черкасова… она поймет и простит.

«Если предупредить Валентину о грозящей ей здесь опасности? Как предупредить? Поверит ли она? А я… лишь раскрою себя. И тогда полный крах для всех нас! До завтрашней ночи я бессилен. И сам Корхов не решится пока причинить ей вред, она – его козырная карта».

Он решил, что не пойдет сюда, однако ноги сами понесли к этому дому. Заглянул в окна – зашторены. На мгновение задержался у ворот… «Валя, ты видишь меня? Если нет, услышь хотя бы стук моего сердца!»

Надо уходить, а ноги точно в землю вросли. Внезапно он услышал шаги на тротуаре, кто-то из домочадцев шел к воротам.

Александр увидел Анастасию Ивановну, ее добрые глаза были на удивление печальными.

- Зачем вы здесь? Это небезопасно для Вали.

- Мне так хотелось ее увидеть.

- Всего несколько дней. Анатолий Михайлович обещал поймать преступника.

«Как же! Будет он его ловить!»

- Уходите. Придете потом. Только бы не было поздно.

От ее последней фразы Александр растерялся. А ворота уже захлопнулись. Ужасной глупостью было бы стучать, просить Анастасию Ивановну вернуться, объясниться.

Он пошел дальше, но слова жены начальника оскольской полиции грозным вихрем кружились в голове.

«Что она имела в виду? Неужели муж посвятил ее в свои грязные дела? Тогда бы она не предупреждала…

Чертовщина какая-то!»

 

Завтра ночью все решится! А вдруг… Валерий не придет? А если Алевтина ошиблась, он никакой не убийца. Он лишь посмеется и порвет письмо.

Тогда придется начинать все заново!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Александр вышел из дома, когда не было еще и десяти. До встречи с Черкасовой оставалось более часа, и еще целый час до прихода возможного убийцы. Прошел дождь, ветер порывисто налетал, заставляя прохожих спешить. Совсем не летняя погода.

Непогода внешняя – полбеды, гораздо тяжелее непогода внутренняя. А она бушевала и бушевала в душе Александра: что-то произойдет в ближайшее время? Что может случится?

Он специально кружил по городу, заглядывая в витрины магазинов, останавливался у сияющего огнями ресторана. Он часто оглядывался: не идет ли кто следом?

Народ сновал взад-вперед, хотя и не в так густо, как раньше. (Не только виновата непогода, убийца также сделал черное свое дело). И попробуй угадать в этой толпе того, кто может тебя преследовать…

Александр прибегал к маленьким хитростям: прятался за угол дома и наблюдал за улицей. Со стороны это могло показаться смешным, но… вдруг он появится, этот неведомый носитель зла? Да нет, никто не бежал за ним. Горчакову оставалось лишь нервно усмехаться.

Он пришел в слободу Ямскую, посмотрел на старую мельницу, стоявшую одиноко, точно реликвия, которую оставляют лишь из жалости. Напротив – два полуразрушенных дома, их скоро снесут, на этом месте намечается какое-то бурное строительство. В одном из домов и намечена их встреча с Алевтиной.

Александр еще раз огляделся, подошел к дому, через выбитое окно проник вовнутрь. Тут все было разбито, ступать приходилось осторожно, чтобы ненароком не споткнуться, не разбить лицо. Что-то тяжело хрустнуло, Горчаков насторожился, думал вытащить оружие. Но понял, что наступил на битый кирпич.

Он специально пришел чуть раньше, пришел первым, здесь и встретит Алевтину. И вместе они подберут укромное место наблюдения за мельницей. Пожалуй, оно вон у того окна…

Александр сделал шаг к окну и тут… кто-то прыгнул на него сзади и цепко сдавил горло. Послышался шепот:

- У меня оружие. Секунда – и ты труп.

«Во влип! Кого я хотел перехитрить? Профессионалов?»

Что-то знакомое в этом шепоте. Знаком и исходящий от незнакомца запах сигарет. Горчаков с трудом произнес:

- Але… ина.. это я.

- Александр? – рука отпустила его. – Прости меня, пожалуйста, прости. Здесь так темно. Я решила, что убийца выследил меня и…

- Это я пришел! – сердито бормотал Горчаков. – Ну и хватка у тебя, подруга!

- Когда борешься за жизнь… Ладно, откуда будем следить?

- Из того окна?

- И я так думаю.

Они пробрались к окну, доски под ними трещали и шатались.

- Я встану с этой стороны окна, а ты с другой, – предложил Александр.

Алевтина согласилась и спросила:

- Оружие при тебе?

- Да, - мрачно произнес Горчаков. Как бы он не хотел, чтобы дошло до стрельбы. Однако Черкасова лишь подлила масла в огонь:

- Держи его наготове.

- Зачем?

- Вдруг и он придет заранее? Как и мы, решит выбрать наблюдательный пункт и заглянет сюда?

- Такое возможно?

- Не считай его валенком. И еще: он может появиться не один.

Александр вытащил пистолет, взвел курок. Теперь им оставалось только ждать.

Темнота постепенно сгущалась, и контуры углов, входа просматривались с трудом. Александр напряг зрение, слух, пытаясь не упустить ничего. Нервы – как струны. То же было и у Алевтины. Больше всего она хотела сейчас закурить, да боялась привлечь внимание. Когда эта пытка закончится?

- Ничего, ничего, - пыталась успокоить Черкасова. – Уже половина двенадцатого.

Но наступил момент, когда остановившееся время понеслось как сумасшедшее. Александр жаждал оттянуть роковую минуту встречи. Сколько там? Полночь! Однако у мельницы пока никто не появился.

- Похоже, убийца проигнорировал наше предупреждение, - грустно произнес Александр. – Если он вообще убийца.

- Я не могла ошибиться! - относительно спокойный голос Алевтины сорвался. Ее затрясло, она готова была впасть в истерику. – Неужели?!!..

Она не договорила: «Неужели ошиблась?» или «Неужели не придет?»

- Как мы написали в письме? – спросил Александр. – В полночь?

- Да.

- А может быть ровно в полночь?

- Какая разница?

- Разница есть. Во всяком случае – более четкое временное указание.

- Перестань болтать! – раздражение Алевтины перехлестывало через край.

«Странно, - подумал Горчаков, - она хочет, чтобы он пришел. Но Валерий ее муж. Неважно: плохо ли, хорошо ли они живут. Это для меня имеет значение, чтобы хоть как-то ситуация разрешилась».

Какой смысл о чем-либо размышлять, что-то анализировать. Его нет!

- …Смотри! – вдруг прошептала Алевтина.

К мельнице приближался мужчина! Он воровато оглянулся, оставил сумку и исчез.

Все произошло так быстро, что ни он, ни она не успели нормально оценить ситуацию. Но он пришел! Он выполнил условия, которые ему поставили шантажисты.

- Надо взять сумку, - сказал Александр.

- Не сейчас. Он может быть где-то рядом.

- Сумка полна денег.

- И что?

- Хочешь, чтобы случайный прохожий забрал их?

- Тебе важнее жизнь или деньги?

- Плевать мне на деньги. Если там деньги…

- Вот именно.

- То есть?..

- Я не копалась в его мозгу и не представляю, что за сюрприз приготовил мой муженек.

- Так что нам делать? – Горчаков терял терпение.

- Чуть выждем.

«Удивительная женщина! В ней сочетаются расчетливый ум и мужская выдержка!»

Сумка продолжала одиноко у мельницы. Дальше тянуть было нельзя.

- Я посмотрю, - сказал Александр.

- Нет, посмотрю я. Не возражай начальнице.

- Сейчас нет ни начальников, ни подчиненных. Есть красивая женщина, которая идет на смертельный риск. Я такого допустить не могу.

- Слушай, дамский угодник, и не перебивай! – Алевтина готова была броситься и расцарапать ему лицо. – Ты станешь прикрывать меня. Если он набросится, стреляй! Только не промахнись.

Они выбрались из укрытия, сделали несколько шагов в сторону мельницы. У разбитого, потому бесполезного фонарного столба Черкасова сделала знак остановиться.

- Дальше я сама. Твои глаза уже привыкли к темноте?

- Более-менее.

- Не праздный вопрос. Стреляй точно! Иначе никогда больше не увидишь красивую женщину живой.

Александр наблюдал, как Алевтина крадется к мельнице, берет сумку и подает знак: «Все в порядке!»

Она уже направилась обратно, как вдруг точно из преисподней выскочил человек и бросился на нее. Горчаков поспешил на помощь, в ушах звучало: «Стреляй!». И он выстрелил! Но, кажется, промахнулся…

Еще один выстрел!

Затем крики, какие-то бегущие люди. Все происходило, как во сне.

 

Люди окружили их. Александр узнал мужчину и женщину из службы безопасности, с ними еще кто-то… Мужчина крикнул Александру:

- Бросьте оружие!.. Да бросьте же, все закончено.

- Она жива?

- Жива. А вот насчет убийцы не уверен.

Алевтина широкими от страха и потрясения глазами глядела на распростертое рядом тело мужа. Ее трясло, как при сильной лихорадке.

- Он живой?! Он должен быть живой!

Женщина из службы безопасности склонилась над Валерием и отрицательно покачала головой. Мужчина обнял Черкасову, попытался как-то успокоить:

- У вас не было другого выхода. Иначе бы он убил вас.

- Я… испугалась. Когда Александр промахнулся… пришлось самой. Валерий, почему?!

- Мы во всем разберемся. А вам спасибо за своевременный сигнал, за помощь в поимке опасного преступника. Жаль, не удалось его допросить. Интересно бы узнать из первых рук - насколько были справедливы ваши предположения о его связи с полицией Старого Оскола.

- Сумка! – простонала Алевтина.

- Да, да, сумка с деньгами, - сказал мужчина. – Сколько там должно быть?

- 100 тысяч. Или все 200.

- Ух, ты!

Но когда раскрыли сумку, там оказалась лишь кипа старых газет. Убийца решил провести собственную игру.

Черкасову больше не держали ноги. Несмотря на пережитое, Горчаков вызвался проводить ее и не оставлять сегодня одну. Их подвезли до самого дома, Александр усадил ее в кресло, принес вина. И услышал, как стучат о стекло ее зубы. Выпив, она с жадностью набросилась на курево.

Одна сигарета, вторая. Кажется, Черкасова немного успокоилась. В глазах заиграл знакомый ироничный блеск. Александр наконец решился задать вопрос, который его давно волновал:

- Почему ты мне не сказала, что будем не одни?

- Справились бы мы вдвоем!

- Ты так мне до конца и не доверяешь.

- Доверяю, но… Приготовлю ужин.

- Может, я?

- Я хозяйка! Мне уже лучше. Одна просьба: забудь о моем недавнем состоянии. Я была не в себе.

- О чем ты?! Не каждый день убиваешь собственного мужа. Извини, конечно же, защищаясь…

Алевтина ушла на кухню, Александр откинулся в кресле и думал уже не об убитом Валерии, а том, как спасти Валентину. Все-таки не случайно жена Корхова бросила эту свою странную фразу.

Как было бы здорово, если бы Корхов оказался не причем.

«Стоп! А кто сказал о виновности Анатолия Михайловича? Это было лишь мое предположение, которое Алевтина превратила в теорию.

Я могу ошибаться и она тоже.

Вдруг она не ошиблась, а… специально подставила его под подозрение?

Зачем? Она помогла обезвредить убийцу… А с чего это я решил, что Валерий прикончил всех этих людей? Меня убедила в том сама Алевтина.

Но он же пришел к мельнице!»

Из кухни послышался звон посуды, разнесся запах ароматного кофе. Она всегда изумительно его варила.

«С какой стати ей подставлять собственного мужа? Он ей так надоел? Гораздо проще развестись, ничего не усложнять, не придумывать нелепые схемы устранения человека. Она – состоятельная женщина, его деньги ей особенно не нужны. Нет, она искренне верила в его виновность. И он наверняка виновен!»

Александру бы успокоиться, но возбужденный мозг продолжал работать.

«А что, собственно говоря, произошло? На все события я смотрел не своими глазами, а глазами Черкасовой. Она сообщила мне о своих подозрениях, показала какие-то улики – они могли быть, но могли и не быть. Затем убедила меня отправиться на поиски убийцы.

Было письмо с шантажом. И опять: какое в действительности письмо она показала Валерию? Какие аргументы использовала, чтобы заманить его на мельницу?

Зачем ей подставлять собственного мужа?!

А ты подумай…

Раз в деньгах она не нуждается, то значит…»

От такого предположения Горчаков даже подпрыгнул. Несколько раз повторил: «Быть не может!», однако все складывалось слишком странным образом. Александру дается задание расследовать убийство сначала Федоровской, затем – остальных жертв. Черкасова в той или иной мере - в курсе событий. Правда, она совершает серьезный прокол: начинает восхищаться убийцей, пытается подвести Александра к мысли, что на самом деле преступник очищает город от скверны. Откуда она знает мысли убийцы? Простая догадка? А если не просто догадка?!

Предположение о связях убийцы с влиятельными людьми Старого Оскола и начальником полиции Корховым делает сам Александр. Но она блестяще доводит «теорию» до совершенства. Для чего? Чтобы внушить ему, что преступник вовсе не одиночка?

Но не могла же хрупкая женщина… Хрупкая женщина? А как она ловко ухватила его в том заброшенном доме! Она совершила и второй промах.

«Господи, неужели?!!..»

Алевтина вошла в комнату, неся на подносе кофе и булочки. Она выглядела уже по-иному: руки больше не дрожали, лицо порозовело. Как быстро она успокоилась!

И тут Горчаков решил нанести свой удар – прямой и точный. Он смотрел, как она разливает кофе в небольшие фарфоровые чашечки и неожиданно спросил:

- За что, Алевтина?

Ее взгляд стал вопросительным, непонимающим.

- За что ты их всех убила?

Мгновения невыносимо тяжелого молчания. Она не оправдывалась, только, отхлебнув кофе, спросила:

- Когда ты это понял?

- Только что.

Черкасова как обычно затянулась сигаретой, в ее взгляде, движениях не было ничего угрожающего. Как, впрочем, - и ни капли раскаянья.

- Разве они не заслуживали смерти? Я знала, чем каждый из них занимается, поскольку имела контакты с нужными людьми.

- Кто тебе дал право выступать судьей?

- Права, дорогой, не дают. Их завоевывают.

Горчаков внутренне напрягся, ожидая возможной агрессии с ее стороны, вряд ли она оставит в живых свидетеля. Однако Черкасова по-прежнему выглядела на удивление спокойной, курила, пила кофе.

- Может, принести коньяк? Такой в городе только у меня. Отличное средство снять стресс.

- Алевтина, скажи, что это не ты!!!

Глаза – в глаза. И сразу отпали последние сомнения.

- Не желаешь расставаться с иллюзиями? Так легче?

- У тебя есть все! Любая женщина с удовольствием поменялась бы с тобой местами.

- Деньги, положение в обществе – такая чепуха. Пока этого нет, стремишься получить. Когда же получишь, становится ясно: насколько все наскучило и обрыдло. Ты отчасти понял психологию убийцы. Мы должны сохранить наш Старый Оскол центром относительного благополучия.

- Не таким же образом.

- Ответь мне на вопрос: почему рушились общественные системы, империи, казавшиеся незыблемыми? С одной стороны - наступала стагнация власти, она жирела, пыталась удержаться любым путем. На каком-то этапе ее никто не тревожил, она успокаивалась, начинала пропагандировать принципы «ожирения» среди других, среди всей людской массы. И потомки бывших героев превращались в стадо боровов. И есть другая сторона: в любом обществе неизбежно появление паразитов, которые вгрызаются зубищами в его основы. Чем больше боровов, тем паразиты сильнее. Я решала обе задачи: паразиты подыхали, а боровы, вынужденные вертеться, чтобы поймать меня, худели.

- Так вот почему ты засмеялась, когда я сказал, что Корхов спрятал Валентину от возможной мести убийцы.

- Промахнулся Старый Лис! Впрочем, мужчины мыслят логическими схемами, потому мы их побеждаем. Разве у меня поднялась бы рука на беззащитную девочку? Она высказала предположения, причем, довольно точные. Но вы с ней так до конца и не осознали моих истинных глобальных идей.

- А Валерий?

- Тут все до банальности просто: он стал меня подозревать. Да! Необходимо было избавиться от него и его же выставить в качестве убийцы.

- Как ты заманила мужа на мельницу?

- Сказала ему, что газета участвует в поимке опасного преступника, возможно, того самого маньяка. Человек, который готов дать о нем информацию, потребовал крупную сумму. Мы договорились, что заплатим, принесем деньги в условленное место. «Сумку с деньгами» должен был доставить как раз Валерий. Я умоляла его нам помочь, поскольку довериться чужим мы не можем, а в редакции, после ухода Стогова, остался единственный мужчина – ты, но у тебя другое, не менее опасное задание. Когда, мол, информатор появится, следует схватить его, припереть к стенке, потребовать, чтобы он безо всяких условий назвал имя преступника, иначе его арестуют за вымогательство, за утаивание от полиции важных фактов. Валерий согласился. Либо хотел убедить себя, что никакая я не убийца, наоборот, стараюсь поймать маньяка, либо для него это было развлечением, средством от скуки. А дальше… ты все видел.

- Он не узнал тебя в темноте, попытался задержать. Ты его и…

- Да.

- Но как ты справлялась с сильными мужчинами, профессионалами?

- Не только Валерий жил на Востоке, обучался боевым искусствам и разным непривычным для европейца вещам. Я тоже. К тому же сыграл фактор внезапности… Знаешь, я ведь многое умею: воздействовать на людей, животных. Собака у Федоровской сначала залаяла, потом смолкла… А еще… Какая разница, что я еще могу делать!

Она резко поднялась, направилась к шкафу. Александр сжал в руках пистолет, он решил, что при малейшей опасности обязательно выстрелит. Однако Черкасова вернулась с обещанной бутылкой коньяка.

- Отступлю от своего правила, напьюсь! Выпьем, дорогой любовник, за успешное завершение дела.

- Оно не завершилось, - угрюмо произнес Горчаков.

- Тогда за окончание первого акта Великой Драмы, - она опрокинула рюмку. Александр пить отказался. С замиранием сердца он ожидал развязки.

- Что собираешься делать? Донести на меня? А дальше?.. Новый Либер продолжит шпионить в пользу Британии, Дрекслер – в пользу Рейха, Федоровская – Советов. Очередной Степанов разовьет преступную торговлю драгоценностями, со временем перейдет на наркотики. Ты этого хочешь? Чтобы наш остров спокойствия не устоял под натиском бешеных волн? Затонул? Стал бы придатком настоящих монстров-убийц?

«Она сумасшедшая!»

- Мне нужно время, чтобы собраться и уйти. Всего несколько минут. В отличие от других женщин, я долго не копаюсь. Возьму самое необходимое…

Она удалилась в свою комнату, оставив Александра мучиться и гадать: как ему поступить? Бежать в полицию? Обо всем рассказать Корхову? Надо это сделать, надо!

Однако он не в силах был не только куда-то бежать, но даже пальцем пошевелить. Он находился в полной прострации, его вдруг охватили безразличие и апатия ко всему.

Ночь жутких сюрпризов… Будь она неладна!

Черкасова вышла в дорожном костюме, с небольшим саквояжем в руках. Посмотрев на Горчакова, произнесла:

- Прощай, дорогой любовник. Искать меня не надо. Российская Империя слишком большая.

«Задержать ее! Навести пистолет, приказать остановиться!»

- Расскажу на прощание притчу. Взбунтовались у одного хозяина работники, подожгли его поместье, порубили скот. Было послано ему на подмогу войско, и один из солдат застрелил какого-то бунтаря. Солдата того судили, приговорили к длительному тюремному заключению.

И стали отныне солдаты бояться подавлять волнения. А бунтовщики вскоре вновь подняли мятеж. Но теперь уже прирезали хозяина и всю его семью.

Алевтина засмеялась, помахала на прощание рукой:

- Если все-таки решишь выстрелить, постарайся убить сразу. Не желаю мучиться.

Наваждение продолжалось. Женщина-призрак, кровавая вершительница судеб спокойно удалялась, а он… был даже рад этому. Мысленно просил: «Уходи скорее, уходи далеко-далеко!» Шаги становились тише и тише. Щелкнул замок, она открывала дверь.

А затем он услышал знакомый голос… Голос начальника полиции Корхова:

- Госпожа Черкасова, вы арестованы.

 

Александр хотел встретиться с Валентиной уже утром, спустя несколько часов после пережитого кошмара. Он буквально ворвался в дом Корхова, крепко обнял ее и, держа в объятиях, счастливо изрек:

- Теперь мы наконец будем счастливы!

Валентина глядела на него ласково, но не так, как обычно смотрит влюбленная, как женщина, съедаемая страстью. Скорее это был взгляд сестры.

Она попросила Александра прийти завтра, еще лучше – послезавтра. Тогда он не придал должного значения ее словам. Тут еще Анатолий Михайлович вмешался:

- Идите и как следует отоспитесь.

- А дальше?

- Дадите показания в полиции и напишете обо всем, что произошло. Будет еще один забойный материал.

Александр и правда проспал почти целый день. И снова сон оказался тревожным. Участники жутких событий не стремились отпускать на волю, кто-то смотрел на него с сочувствием, несчастный Валерий - с упреком («Я пострадал, в том числе, по твоей глупости!), но самым тягостным был взгляд Алевтины:

- Теперь ты доволен?

Хорошо хоть карлик окончательно потерялся. Как же прав оказался Корхов!

На следующий день Александр всерьез задумался над словами Валентины. Сначала Анастасия Ивановна, теперь вот она… Только ли из-за сострадания к измученному, уставшему журналисту девушка дала ему такую большую временную фору?

В полиции он дал подробные показания, что произошло у мельницы и в доме Черкасовой. Вернувшись к себе, начал все записывать. Да, из этого получится захватывающая вещь.

Вошла Лена, сказала, что звонят из крупного воронежского издательства «Святогор». Взяв трубку, Горчаков услышал предложение написать роман об оскольском убийце.

- Почему я?

- Вы талантливый автор и непосредственный участник событий. Насчет гонорара…

Сумма называлась довольно заманчивая. Однако Александр ответил:

- Я подумаю.

Конечно, он согласится. Но они должны были понять, что Александр Горчаков не лыком шит. В трубке сразу же послышались просьбы не связываться ни с каким другим издательством, через день в Старый Оскол приедет специальный представитель «Святогора» и они обо всем договорятся. А гонорар… он может быть пересмотрен в еще более приятную для автора сторону.

Александр почувствовал приближение светлой полосы. Он был уверен, что и с Валентиной все сладится. В назначенное время появился перед возлюбленной, поведал ей о звонке из Воронежа.

- Очень рада за тебя, - ответила Валентина.

Странное спокойствие тона настораживало и… пугало. Горчаков понял, что ей совсем не важен его успех. Почему? Ведь он надеется связать с ней свою жизнь!

Валентина не стала ходить вокруг да около. Сказала, что собирается стать невестой Христовой.

- Хочешь уйти в монастырь? – закричал пораженный Александр. – Но почему?

- Когда ты впервые привел меня в храм, я поняла: это моя жизнь, моя истина. Там мне суждено остаться, служить Ему, а значит служить людям. Тебе же благодарна за то, что именно ты открыл мне глаза.

- …И потерял.

- Почему ты считаешь, что потерял? Может, обрел меня, только в другом качестве.

- Валя, перед тобой открыты удивительные перспективы. Отныне сможешь жить не по указке сверху, а по велению сердца. Люби, твори, путешествуй по свету, изучай любые философские течения, взгляды. Неужели ты хочешь все это потерять? Остаться в замкнутом пространстве?

- Чтобы понять меня, вспомни бессмертную «Божественную комедию» Данте. Перед каждым три ипостаси: ад, чистилище и, наконец, рай. Я жила в аду, где тьма пыталась занять место Истины. Сейчас я в чистилище, и главная задача освободиться от прошлого. Но ведь и тут жизнь не идеальна. Если в качестве главной цели преобладает нажива, то, в конце концов, умрут нравственность, традиции, принципы справедливого управления. В Старом Осколе уже властвует казино, а осуществить возмездие пороку взялась его главная представительница.

А я стремлюсь туда, где иные законы бытия, помыслы чисты, и мораль не зависит ни от каких политических катаклизмов. Ты сказал: я теряю свободу. Нет, я обретаю истинную свободу, которая, извини, пока неведома даже тебе.

- Но я люблю тебя!

- Из всего, что у меня осталось здесь, тяжелее всего потерять тебя. Но… такова моя судьба.

Никакие уговоры, доводы не действовали. Горчаков приходил снова и снова, пока не понял: она все для себя решила.

Вскоре она ушла в монастырь. А когда через некоторое время Горчаков случайно увидел ее возле ворот монастыря, его поразили счастливые глаза девушки.

Он не подошел к ней, не рискнул. Зачем мешать чужой радости и умножать свое горе?

Впоследствии Александр стал известным писателем, женился на дочери богатого человека, уехал на тропический остров, там и прозябал в прекрасном заточении.

Корхов вскоре вышел на пенсию, однако связанные с работой стрессы добили его. Спустя несколько лет после описываемых событий он умер.

Процесс по делу Черкасовой оказался долгим, были попытки приговорить ее к смертной казни. Но адвокаты сумели доказать ее невменяемость и она оказалась в психиатрической больнице. В одном кровавая преступница оказалась права: в Старый Оскол приехали новые Либеры, Дрекслеры, место Федоровской занял очередной советский резидент. Быстро нашлась замена и Никите Никодимовичу.

…А в далеком сибирском лагере томится девушка по имени Надежда Погребняк. Теперь она окончательно поняла, что за счастливое будущее подарила ей предшественница Красная Стерва. Однажды ночью она увидела склонившуюся над топчаном фигуру в монашеском одеянии. Надежда узнала гостью:

- Валя, ты?! Пришла, чтобы вызволить меня отсюда?

- Пока я бессильна. Но надейся, Свет Истины воссияет. И развеется тьма!

- Это случится?

- Обязательно.

Это был только сон Надежды. Но с тех пор она не боялась ни Красной Стервы, ни терзающих души и тела охранников. Свет Истины обязательно воссияет!

В оскольском монастыре об этом молится сестра Марфа, некогда советская журналистка Валентина Репринцева. Она верит и ждет, ведь у нее права на сомнения нет.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

(хроника исторических событий)

1937 г. Рейх и Италия вмешались в Гражданскую войну в Испании на стороне Франко. Добровольцы из СССР отправились воевать за республиканцев. Российская Империя никак не прореагировала на происходящее.

1939 г. Российская Империя официально переименована в Российскую Республику. Оккупацию Чехословакии она осудила, но никаких действий не предприняла.

1939 г. После нападения Германии на Польшу и начала Второй мировой войны, Российская Республика решительно поддержала независимость братьев славян, чем вызвала гнев Гитлера. В войну страна не вмешивалась, но началось быстрое перевооружение армии и резкое увеличение ее численности. Российская Республика готовилась к отражению любой возможной агрессии.

1940 г. После присоединения к себе Прибалтики СССР выдвинул ряд ультиматумов Российской Республике. В воздухе запахло войной между обеими частями России, но до вооруженных конфликтов дело не дошло.

1941 г. Когда Гитлер напал на СССР, Российская Республика, несмотря на сложные отношения с северным соседом, не смогла оставаться в «вечном нейтралитете». Она оказывала Москве финансовую, продовольственную, военную (поставка новейших вооружений, отправка специалистов и добровольцев) и иные виды помощи. В 1943 г. Рейх объявил войну «Южной России», однако войска последней, отбив атаки агрессора, быстро перешли в контрнаступление. Весной 1945 г. Российская Республика была среди тех, кто праздновал победу над Рейхом.

1946-1953 гг. «Холодная война» вроде бы укрепила военную мощь СССР, но привела к полному обнищанию народа. Южный сосед в это время поднимался экономически, превратившись в одну из наиболее процветающих стран мира. Теперь уже для Российской Республики возникла опасность агрессии со стороны СССР, и, чтобы избежать ее, она заключила союз с блоком НАТО, но в сам блок не вступила.

1956-1965 гг. Советский Союз решил провести у себя политику демократизации. В результате огромные массы народа повернули головы в сторону Российской Республики, которая была гораздо ближе этнически и духовно, чем Запад. Культура Юга России все больше проникала в советское общество, которое всерьез заражалось идеями свободного славянства.

1965-1975 гг. Органы госбезопасности сделали в СССР «тихий переворот», пытаясь возродить в стране тоталитарную идеологию. Но их попытка закончилась неудачей. На Западе окончательную победу одержала идеология либерализма – «прав человека», а в экономике установилось полное господство финансовых структур.

1975 г. В СССР начинается перестройка, к власти приходит новое руководство. Однако эта политика оканчивается крахом. Советское государство рушится: Прибалтика, Бессарабия (Молдавия. – прим. авт.), Средняя Азия, Закавказье и Северный Кавказ выходят из состава страны. «Русские» регионы образуют свое государство – Российскую Федерацию, заключают экономический союз с Российской Республикой. Постепенно он перерастает в политический, создается конфедерация двух государств. Российская Республика вкладывает огромные деньги в северные территории, одновременно получая неограниченный доступ к их природным богатствам.

2005 г. Между двумя государствами уже не конфедерация, а федерация, наблюдается тенденция к превращению ее в унитарное государство, возникают условия для его невиданного роста.

2016 –2020 гг. Начавшаяся деградация западной модели достигает своего апогея: производство окончательно переносится в развивающиеся страны, фиктивный капитал становится полным регулятором жизни. Погрязшие в военных авантюрах и финансовых операциях США перестают быть «поводырем», превращаясь в открытого агрессора. Европу захватывают мигранты и гомосексуалисты. В этих условиях Новая Россия постепенно превращается в экономического, политического и духовного лидера Белого Мира


 

 

 

 

 

 

Владимир Алексеевич Гревцев (1954 – 2010) −  талантливый русский поэт. Родился в Белоруссии. Сын фронтовика, военного врача и потомственной учительницы русского языка и литературы. Получил высшее журналистское образование в Белорусском, а затем в Московских государственных университетах. Более 30 лет работал в газете "Советский патриот" (ныне "Патриот"), последние 4 года жизни в издательстве "Патриот". Начал писать стихи с 13 лет, неоднократно публиковался в газетах, журналах, коллективных сборниках. Автор шести поэтических сборников:

"Это мне суждено" (2003)

"Бесконечно ожидание любви" (2005, 2011)

"Владимирский тракт" (2006, 2014)

"Мой отец из пламени Победы" (2008,2013)

"Поэту вредно быть счастливым" (2010)

"Меня призывает к бессмертью звезда" (2012)

 

 

СЛЕПИ СЕБЕ СНЕГОВИКА!

 

Забыв о давешних следах,

Как чистый лист, лежит пороша,

Хорошее тебе пророча

В своих сокрытых письменах.

 

Пускай невзгода и тоска

Сегодня сгинут прочь из сердца!

Есть для того простое средство —

Слепи себе снеговика,

В просторное вернувшись детство,

Слепи себе снеговика!

 

Он глянет угольками глаз

С наивной верой и восторгом

И поведет тебя к истокам,

Где все взаправду — в первый раз,

 

Где Млечного Пути река

Течет над полночью бессонной.

 Из этой песни немудреной

Слепи себе снеговика.

...Ты из души моей влюбленной

Слепи себе снеговика.

 

***

Снегопад, оглушительно тихий,

Распростерт над Москвою, как сон,

Будто из ненаписанной книги

Или прямо из космоса он.

Не поймешь ты, что нынешней ночью,

В час, когда невлюбленные спят,

Это я – вместо слов, вместо строчек –

Сочинил для тебя снегопад.

 

***

Сновидение слетело

На тебя. А я не сплю...

Твое худенькое тело

Я без памяти люблю.

 

И когда его целую,

Словно воду родника, —

То с тобою говорю я.

Нет понятней языка!

 

В красной радости греховной

И в зеленой дымке сна —

Плоть любимой так духовна,

В ней душа растворена!

 

Она светится сквозь кожу

Лба и щек, груди и плеч...

Тихо дремлешь ты на ложе,

Словно в книге дремлет речь.

 

 

***

 Снег нынче не идет, а — происходит.

Свершается. Творится. Настает.

Как будто бы концы с концами сводит

Душа земли, уставшей от пустот...

 

Но чьи щедроты мне, скажи на милость,

Благословить в судьбе своей чудной

За то, что ты настала, приключилась,                                    

За то, что ты произошла со мной?..

 


***

Ты ни с чем не сравнима... И все же

В каждом миге любого из дней

Ты на разные вещи похожа,

На растения, птиц и зверей.

 

Ты похожа на что пожелаешь —

На звезду, и еще на звезду,

На поляну, на лань, и на ландыш,

И на ласточку в чистом пруду,

 

На знакомый звонок телефонный,

На мое ожиданье звонка...

Ты похожа на летние клены,

Так похожие на облака!

 

Ты похожа на ливни густые,

Что грибы засевают в июнь,

На росу, на рассвет, на Россию,

Каждый клеточкой певчей — мою,

 

На биение крови под кожей,

На летучую строчку письма...

Ты на все, что прекрасно, похожа

Потому что прекрасна сама.

 

***

Снегопад во всей красе

Властвует и светит.

И машины на шоссе -

Словно рыбы в сети.

 

Мир захвачен сплошь, как есть,

Верного вернее

Сетью, брошенной с небес, -

Кем - сказать не смею...

 

Но приемлю, точно весть

Сеть густую эту:

Значит, кто-то все же есть,

Даже если нету.

 

И захочется душе

Небо тронуть робко...

Лененградское шоссе.

Снег. Машины. Пробка.

 

***

Пришельцу волшебному - снегопаду -

Все самые разные женщины рады:

Когда он накатит безмолвной волной,

Они ведь Снегурочки все до одной.

 

А мы, мужики, в этом море зимы

Грустны, как седые утесы:

Ведь все поголовно здесь дедушки мы,

К тому же еще и морозы...

 

ПУРГА

 

Покачнешься, замрешь обалдело,

Скажешь: «Господи, убереги!»

И закрутит тебя белотелый,

Эротический танец пурги.

 

Ах, какая она молодая!

Не смотри на нее – ослепит!

Кровь цыганская, черная , злая

В наготе ее белой кипит.

 

Душу слабую сладко калечит,

Обжигает, страша и маня,

Дикий шепот её «Человече,

Почему ты не хочешь меня?!».

 

Выйду утром из дома и гляну:

Все в порядке. Умчалась пурга.

И зима, словно светская дама,

Неприступна. Спокойна. Строга.

 

***

Ты ли не прекрасна, не единственна,

Ты ли на земле не лучше всех!..

В снегопаде нынче заблудился я,

И на что мне прошлогодний снег!

 

Не пускай меня, отсюда милая!

Ни о чем не спрашивай меня.

Разве мы с тобой хотим, чтоб минула

Свистопляска белого огня!

 

Может быть, поможет побороть она

Чувство, что за снежной пеленой

Ждет еще, как брошенная родина,

Женщина, что больше не со мной…

 

СВИДАНИЕ

Чувствуешь, как долог этот миг

В часе пик московском, будто в чаще?

Мы с тобою — два глухонемых

Среди слышащих и говорящих.

 

Чувствуешь, как краток этот век?..

Он окрест кружится, словно вьюга,

Ото всех скрывая наш побег

Из неволи будней — друг во друга.

 

Друг во друга нас тоска ввела,

Будто бы иглою внутривенно...

Чувствуешь, как немы все слова,

Как глаза и руки откровенны,

 

Как исполнен смысла каждый час

Счастья нашего глухонемого?..

И разгородить не в силах нас

Частокол безлюдия людского.

 

***

...А снегопаду всё равно,

В котором времени кружить,

Кому сугробом под окно

Седую тучу положить.

 

Так медленен его полёт

На землю сирую с небес,

Как будто город весь плывёт

Сквозь неподвижный белый лес.

 

А снегопаду всё равно –

Кто вор, кто нищий, кто поэт,

Что можно, что запрещено,

Чей он засыплет свежий след.

 

Кладет ладони тишины

На плач, любовь и торжество.

И стали мы как чьи-то сны

В объятье бережном его.

 

А снегопаду всё равно,

Кому шептать и ворожить.

И смотрят белое кино

Деревья, души, этажи.

 

От чистоты в глазах темно,

Как год назад и век назад...

И снегопаду все равно,

И жаль, что я не снегопад.

 

ЗИМНЯЯ  ЗВЕЗДА

Звезда над верхушкой заснеженной ели,

И многие звёзды над этой звездой.

Как будто все разом они зазвенели

Просторной морозностью и чистотой.

 

Восторг и свобода — как в детстве бывало.

Взлёт взгляда —

                  с бездонной Вселенной на «ты»...

И, кажется, вновь тебе всё-таки мало

Земного призванья без зимней звезды.

 

Замри средь снегов, как прозревший впервые,

Смотри в бесконечность светло, без тоски...

Трескучие стужи целебны в России,

Друзья бескорыстны и звезды близки.

 

СНЕГОВИК

Играя, ребячья орава

Среди городского двора

Слепила его для забавы —

И спать разбрелась до утра.

 

Из плотного, теплого снега

Возник он, как сон наяву.

Подарена жизнь ради смеха

Чудному сему существу.

 

Стоит он, свеченья и звуки

Стараясь впитать и понять,

Раскинув неловкие руки,

Всё сразу готовый обнять.

 

И нашей полуночной встрече

Он, словно бы празднику, рад...

Привет, снеговой человече,

Привет, мой наивный собрат

 

С восторженной, нежной душою

Подснежника или щенка!..

Кивни мне башкою большою,

Вбери в свои два уголька.

 

Одной мы, непрочной породы,

А то и судьбою родня:

Не смеха ли ради природа

Явила на свет и меня,

 

Не так ли мне кануть однажды

В веселье дождя и ручья?..

Но глупо, но радостно жажду

Тепла от чьего-то луча.

 

НОВОГОДНЕЕ

 

Открою окно

                                в снегопад уходящего года,

 

Как будто бы

                        освободиться спеша от чего-то.

 

И веет мятежно

                             желанием свежим из детства –

 

Снежинкой вселенской,

                                   поблескивая, завертеться.

 

И так безнадежно,

                             пронзительно ждется чего-то

 

Открыто окно

                             в снегопад наступившего года.

 

 

НОВОГОДНЯЯ  ПЕСЕНКА

 

Золотистый алкоголь

Пейте братцы, лейте други!

Нынче первая гастроль

Молодой скрипачки Вьюги!

 

Нынче самый первый бал

Молодой гордячки Елки!

Ставим Елке высший бал

За красивые иголки.

 

Под симфонию снегов

В синем мире заоконном

Пьем за дружбу и любовь,

Будем жить по их законам!

 

Бьют часы и гаснет свет,

Слушайте и восхищайтесь!

От вчерашних лет и бед

Отряхайтесь, очищайтесь.

 

Золотистый алкоголь

Пейте братцы, лейте други!

Нынче первая гастроль

Молодой скрипачки Вьюги!

 

Вьюга белая поет,

Ноты снежные роятся.

Для того и Новый Год,

Чтобы заново рождаться!

 

 

 

 

Образ бурого медведя как символа русской нации, популярный и в самой России и особенно на Западе, имеет под собой серьезные основания. У нас действительно много общего, у мишки и у русского народа. Не русского человека, а именно русского народа, у которого иные свойства, не сводимые к сумме свойств всех индивидов русской национальности.

Прежде всего, медведь большой и сильный. Он намного сильнее остальных обитателей леса и может всех их порвать на клочки, по отдельности и скопом.

Нелегко европейцам жить с таким соседом на Востоке, боязно им. Никогда русский медведь сам на них не нападал, но ведь может прибить, ели захочет. Еще как может… Отсюда - неизбывная западная русофобия, то есть боязнь русских.

Оборотной стороной фобии является агрессия. Подсознательный комплекс неполноценности побуждает европейцев к попыткам ликвидировать источник угрозы – убить медведя. Подловить момент, когда он кажется ослабевшим, и убить. Дважды за последние два столетия они всей европейской компанией отправлялись на медвежью охоту, при Наполеоне и при Гитлере. Обеспечили себе сокрушающее, как им казалось, численное и военно-техническое превосходство над Россией, все рассчитали, все спланировали и напали. Оба раза еле ноги унесли.

Медведь, конечно,  отчасти сам виноват, сам своим поведением провоцирует зверей. Слишком уж он ленив и добродушен. Слишком терпелив и слишком многое позволяет другим, рассердить его трудно. И перед входом в российскую берлогу кто только ни рычит и ни гавкает, и в самой берлоге мелкая живность дразнит медведя, норовит хватать за пятки – ноль внимания. Даже не пошевелится, понимая, что если начнет ворочаться с боку на бок, мелочь в берлоге просто передавит, а уж коли из берлоги вылезет, всем несдобровать.

Большую часть времени медведь вообще пребывает в спячке. Это из-за климата. Тысячелетия земледельческой жизни в экстремальных условиях, когда вегетативный период длится три-четыре месяца (для сравнения, в Европе восемь-десять месяцев) сделали ритм жизнедеятельности русского народа рваным: летний аврал, требующий концентрации всех сил, сменяется вынужденным зимним бездельем, когда только и остается, что спать. Организм нации привык к импульсному режиму, при котором короткое сверхнапряжение чередуется с длительным расслаблением и сонливостью. Илья Муромец аж тридцать три года на печи просидел, а потом слез и такое принялся вытворять…

Вот на спящего медведя охотники и нападают. Пытаются заколоть во сне, суют в берлогу рогатины. Тут уж любой проснется. Тогда берегись! Ленивый мишка преображается в свирепого шатуна, который крушит все на своем пути. Медвежьей ярости ничто противостоять не может, и все расчеты охотников идут прахом.

Да что там охотники! Шатун спросонья сам для себя опасен: впадает в бессмысленность и беспощадность, да так, что рушит даже родную берлогу. Было такое, в прошлом веке аж дважды, в 17-ом и 91-ом. Последствия последнего приступа медвежьего безумия до сих пор не устранили, берлогу не отремонтировали.

А все потому, что медведь, чувствуя свою неодолимую силу, не стережется, недооценивает угрозу и не готовится к схватке. Двунадесять языков Бонапартия русские собирались шапками закидать, а гитлеровских  немцев разбить не иначе как малой кровью и на чужой земле. Вот поначалу и пришлось медведю пятиться назад, обильно орошая землю кровью, своей и чужой.

Потом, конечно, медведь свое берет, но то потом, когда проснется окончательно. А пока жареный петух не клюнет, так и будет дремать. Правду у нас говорят: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Русский «Авось!» тоже из этой серии.

А все почему? Все от немереной силы. Есть в национальном подсознании уверенность в отсутствии на земле действительно опасного противника, хотя бы сопоставимого по мощи, как физической, так и интеллектуальной, но особенно духовной. Некого русской нации бояться, и она это чувствует. Именно чувствует, а не знает, не может объяснить словами. Кивает на чудо.

Неслучайно в народном фольклоре чудо занимает центральное место: ленится мужик на печи или рыбалкой балуется, и вдруг откуда-то берутся то щука с человечьим голосом, то не менее говорливая золотая рыбка и принимаются выполнять его прихоти.

А как «пахнет» Русью у Пушкина? Это и дуб с золотой цепью, расхаживая по которой развлекает публику песнями да сказками ученый кот, и русалка с лешим, и избушка на курьих ножках, и прочее такое же. Чудо на чуде. Есть в народе уверенность, что при необходимости обязательно произойдет чудо и уладятся любые беды.

Самое поразительное - история эту уверенность подтверждает. Ну не могла Россия одолеть ни Наполеона, ни Гитлера, никак не могла, элементарное сопоставление военно-экономических потенциалов демонстрирует это однозначно. Однако победила. Разве не чудо? И при жизни одного поколения совершила научно-технический скачок от сохи до атомной бомбы. Причем от сохи – это буквально, потому что гражданская война и террор уничтожили накопленный Россией потенциал развития, человеческий так вообще под корень. Тоже чудо, иначе не скажешь.

Чудо научному анализу, как известно, не поддается. Правильно писал поэт: «Умом Россию не понять… в Россию можно только верить». С другой стороны, вера, конечно дело нужное, но это не совсем та категория, которой следует руководствоваться в политике. Поэтому мы все же попробуем раскинуть умишком и попытаться выяснить природу русского чуда, понять его, как говорят ученые, генезис.

Итак, откуда у русского народа берется медвежья сила? В частности, в сравнении с европейцами, ближайшими нашими родственниками по крови и по культуре. Здесь надо иметь в виду следующее.

Средний русский не превосходит европейца ни физически, ни психологически, это во-первых. Европейцев больше, чем русских, это во-вторых. Европа стабильно обгоняет Россию в научно-технической и промышленно-технологической областях, в-третьих. У нас, конечно, территория намного больше, но территория-то, в отличие от людей и пушек, не воюет… Рассуждая логически, Европа должна быть сильнее.

 Но на проверку все наоборот. Почему? За счет какого тайного ресурса русский народ разгромил до зубов вооруженные европейские полчища, во главе которых стояли гениальные политики и полководцы Наполеон и Гитлер? Ни дееспособность отдельного человека, ни количество людей, участвовавших в вооруженной борьбе и работавших на фронт в тылу, ни состояние экономики, ни боевые кондиции вооруженных сил, ни прочие внешние по отношению к народу факторы ответа на этот вопрос не дают.

Значит, ответ нужно искать в самом русском народе - самобытной биосоциальной сущности, рассматривая его как целое и имея в виду, что, по утверждению Аристотеля, свойства целого не сводятся к арифметической сумме качеств составляющих ее частей, в нашем случае людей. В чем-то русская народная сущность превосходит европейскую, другого объяснения происходящего не найти, кроме чуда, конечно.

Реализуется это превосходство нагляднее всего на войне – в экстремальной ситуации, проявляющей сущность вещей. Помните, у Высоцкого: «Парня в горы возьми… там поймешь кто такой». Война экстремальнее альпинизма, смерть на войне ближе. Потому внешняя мишура слетает на войне быстрее, а внутренняя сущность проявляется полнее.  

Войну можно определить как работу, то есть как производство энергии воюющим сообществом людей - народом. Побеждает в войне тот ее участник, то есть тот народ (или часть народа, если война гражданская), который генерирует больше энергии, на фронте и в тылу, иначе говоря, выполняет больший объем работы.

Из школьного курса физики известно, что энергия определяется как произведение массы на квадрат скорости (для уменьшения погрешности деленное пополам, но в данном случае это несущественно). По массе мы европейцам уступаем, и по людской, и по технической. Значит, дело в большей скорости генерации русским народом социальной энергии в экстремальных условиях вооруженного противоборства.

Благодаря чему это происходит? Главная причина, конечно, кроется в национальном духе. Еще Наполеон утверждал, что на войне дух относится к телу как три к одному. Это значит, что сильный духом имеет равные шансы с противником, который втрое сильнее физически, но духом слаб. Русский дух, судя по всему, сильнее европейского, что позволяет русскому народу за одно и то же время производить больше военной работы, которая приносит победу.

При этом надо понимать, что дух народа есть величина постоянная и от текущей конъюнктуры - религиозной, социальной и политической – по большому счету не зависит. Объединенную Европу громили как Российская империя, православная и монархическая, так и СССР, безбожный и социалистический. Системы в двух государствах противоположные, а русский дух тот же самый, он и приносит победу, а вовсе не идеология и не тип общественного устройства.

Отец диалектики Гераклит еще две с половиной тысячи лет назад подметил, что все течет и изменяется кроме человеческой души. И народной души, следовательно, тоже, ибо человеческая душа является лишь ее бесконечно малой частицей, существующей мимолетное мгновение в историческом бытии народа. Душа народа, его дух есть постоянный атрибут, от идеологии и политики не зависящий.

Здесь встает вопрос – почему у русского народа сильный дух, а у европейских народов он слабее? Ответ принято искать в Божьем промысле и прочих вещах, людскому разуму не доступных. Возможно, это и так. Но с позиций научного мировоззрения все-таки предпочтительнее увязывать идеальное с материальным, в данном случае дух народа с его плотью и кровью. Ведь никто еще не видел дух вне плоти, и проявляется он исключительно в делах человеческих, кои по своей субстанции сугубо материальны.  Под таким углом зрения особенность русского духа в сравнении с духовными качествами народов Европы получает вполне логичное объяснение.

Дело в том, что материя у русских и у европейцев, их кровь, как принято говорить, разная. У нас различные биологические маркеры в ДНК в виде стабильной последовательности нуклеотидов в Y-хромосоме у мужчин, которую генетики называют гаплогруппой (у женщин этническая метка расположена в районе митохондриальных колец клетки).  

Ныне живущие русские люди являются потомками одного и того же человека, который около четырех с половиной тысяч лет назад родился на среднерусской равнине с мутацией в Y-хромосоме ДНК в виде последовательности нуклеотидов, которой не было у его отца и которую генетики классифицируют как гаплогруппу R1a1. С тех самых пор эта гаплогруппа  в неизменном виде передается вместе со всей Y-хромосомой из поколения в поколение от отца к сыну, маркируя их биологическую идентичность.

За прошедшие тысячелетия потомство русского первопредка расплодилось и расселилось на огромном пространстве. Сейчас на всей территории от западных границ Польши до побережья Тихого океана от двух третей до трех четвертей всего населения мужского пола имеет в ДНК этническую метку R1a1.

Соответственно, гаплогруппа  R1a1 является биологическим признаком принадлежности к русскому народу. Тем не менее, называть эту гаплогруппу «русской» неправильно. «Русский» значит присущий русскому народу и ему одному, а в данном случае это не так, Дело в том, что «народ» представляет собой сущность не только биологическую, определяемую генетической идентичностью, но и социальную, представленную идентичностью социокультурной, в том числе языком. На одной и той же биологической почве в силу объективных обстоятельств могут вырасти несколько человеческих сообществ - народов, существенно отличающихся друг от друга в социокультурном отношении.

Так произошло и с обладателями гаплогруппы R1a1. Часть из них около трех с половиной тысяч лет назад мигрировала с Урала, из Аркаима и «цивилизации городов», известной своей горнометаллургической промышленностью (изделия того времени из уральской меди археологи находят аж на Крите), на юг, в Индию и Иран. В Индии сейчас живут около ста миллионов наших кровных братьев – носителей той же самой этнической метки в ДНК (примерно половина численности высших каст). Но русскими, хотя кровь та же, назвать их нельзя, поскольку культура там за тысячелетия обособленной жизнедеятельности сложилась другая (хотя древнеиндийский литературный язык санскрит поразительно похож на современный русский). Это уже другой народ.

Как же тогда правильно определять общее происхождение обладателей  R1a1 – людей одного рода, но разных народов? Видимо, в данном случае правильно будет говорить о некой биологической расе, локализующейся вне рамок классификации, принятой в современной расологии. Называть ее логично по самоидентификации племен, которые принесли эту гаплогруппу в своей крои с севера в Индию и Иран - в древнейших индийских письменных источниках ведах их называют ариями.

То есть в Индии живут не русские, а индоарийцы (примерно 16% всего населения). Современных поляков с той же биологической идентичностью в «русские» зачислять тоже как-то не с руки, не поймут, да и не русские они уже по культуре. Арийцы – другое дело, никому не обидно, даже тем украинцам, которые зациклены на своей «нерусскости».

Так вот, русский народ по происхождению является арийским. В России живут и другие народы, но у них иные биологические корни. Русские же – потомки древних ариев с гаплогруппой R1a1. Все русские суть арийцы, практически поголовно (процент людей, идентифицирующих себя как русских, но имеющих иные этнические маркеры в ДНК, весьма невелик).

В Европе другая картина. Кто такие англичане, немцы, французы и прочие? Какова их биологическая идентичность?

История упомянутых и прочих народов, обитающих сейчас в западной части европейского субконтинента, началась на осколках Западной Римской империи полтора тысячелетия назад, когда на земли, населенные кельтскими племенами, из-за Дуная и Рейна мигрировали племенные объединения германцев. Авторство терминов «кельты» и «германцы» принадлежит Гаю Юлию Цезарю, который столкнулся с этими народами во время так называемых галльских войн на территории современной Франции.

Для нас важно, что эти две группы народов – разные по крови. Кельтам свойственна гаплогруппа R1b (самая, кстати, близкая нашей  R1a1) в ДНК, германцам - I1. В ходе переселения народов пришлые германцы перемешались с аборигенами-кельтами, и в наше время все страны Европы в этнодемографическом отношении представляют собой конгломерат потомков этих двух биологических групп. Представлены там и другие генетические идентичности, например семиты (преимущественно на юге) и наши кровные братья арийцы, доля которых по мере приближения к арийской Польше возрастает с 3% в Англии до 20% в Германии и до 40% в Чехии, Словакии, Литве и Латвии. Но доминируют кельты и германцы, где-то больше одних, где-то больше других.

Разноплеменное европейское сообщество сплачивают два основных фактора социального характера. Это культурное наследие Древнего Рима, лежащее в основе всей европейской цивилизации, и христианская религия. Но Европа не едина. Недаром о ней говорят как о «романо-германской»: север субконтинента преимущественно германский, а юг романский, то есть в большей мере наследующий древнеримскую культуру. Граница между ними не только культурная, но также языковая и, что самое показательное, религиозная.

Именно по этой границе произошел раскол западного христианства, вошедший в историю как «реформация», в результате которой от католической церкви отпочковался протестантизм. Это лишний раз иллюстрирует взаимосвязь крови и духа – католичество сохранилось там, где преобладает кельтское начало, а германцы предпочли протестантскую версию христианства.

Кроме того, европейские народы, при всей схожести их этнического состава, повсеместно кельстко-германского в основной массе, существенно отличаются друг от друга языком и культурой. Это разные биосоциальные сущности, каждая со своей историей и своими особенностями.

Таким образом, население Европы представляет собой этнокультурный винегрет, поделенный на север и юг и состоящий из разных ингредиентов-народов даже в этих двух частях, причем каждый из ингредиентов в свою очередь, будучи социальным целым, в биологическом отношении гетерогенен, то есть неоднороден. Это нечто совсем иное, причем качественно иное, чем русский народ с его биологической и социальной гомогенностью. Русский народ – единое целое, тогда как население Европы состоит из множества отдельных частей, каждая из которых еще и раздроблена на более мелкие части.

Между тем, еще Аристотель сформулировал закон бытия, согласно которому «целое больше составляющих его частей» в том смысле, что у целого иные свойства, не сводимые к арифметической сумме свойств отдельных частей. В данном конкретном случае это значит, что Европа, не будучи целым в биосоциальном отношении, «меньше» русского целого. Именно поэтому сумма европейских частей-народов в войне не может возобладать над русским народом - из-за его цельности.

Существует, конечно, и расовый фактор как таковой. Арийская биологическая раса, в частности, обладает высоким потенциалом цивилизационного строительства, причем в разных природных и исторических условиях и разном этническом окружении. Великие цивилизации древности, а именно цивилизация городов на Урале, индо-арийская и ирано-арийская цивилизации наглядное тому свидетельство, не говоря уже о современной русской цивилизации.

Но и европейские расы преуспели на этом поприще, породив в новой истории такие феномены, как североамериканская и латиноамериканская цивилизации. Про древние их достижения известно лишь то, что египетский фараон Тутанхамон по крови был кельтом (биологическое происхождение древних греков и древних римлян пока неясно).

Так что утверждать, вслед за гитлеровскими расологами, что арийская раса «выше» всех остальных, оснований нет, как нет и линейной шкалы для сравнения достоинств разных рас. Тем более, что германские ученые «арийцами» считали вовсе не тех, кто ими является на самом деле – в противном случае Гитлер для своего «Дранг нах Остен» придумал бы какое-нибудь другое идейное обоснование. Дело не в расовом превосходстве русских арийцев над европейскими кельтами и германцами, а в неоднородной расовой структуре Европы, которая делает ее слабее однородной Руси.

Если считать без учета «фактора целого», как делали Наполеон с Гитлером, то Европа сильнее. Но жизнь показывает, что так считать неправильно. Ошибка в счете дорого им обошлась, да и не только им…

Поскольку народ является живым организмом, для иллюстрации значения биологической целостности уместна аналогия из области психофизиологии. Большая, чем у европейцев, скорость, с которой русская масса генерирует социальную энергию, объясняется однородностью русской материально-идеальной субстанции. В ней нет препятствий для прохождения управляющих импульсов, присущих Европе из-за разнородности ее частей.

Преодоление в ходе совместной работы природных границ между отдельными народами, а внутри каждого из них между разными этническими группами сопряжено с потерей времени и энергии. Вот и получается, что европейская сумма частей не может действовать так, как если бы она была единым целым, потому что ее внутренняя структура сама поглощает часть производимой частями энергии.

Западное «правовое государство» - не от хорошей жизни. Ведь закон требуется там, где отношения в обществе не регулируются культурой, ее традициями и обычаями, которые являются историческим продуктом долговременной жизнедеятельности народа. У европейских частей-народов, а внутри них у этнических групп традиции и обычаи, естественно, разные в силу их происхождения, оттого и необходима диктатура закона даже в мелочах, иначе вся социальная конструкция рассыплется.

Особенно ярко это выражено в США – стране юристов, где в разношерстной иммигрантской среде общих традиций и обычаев нет даже в фрагментарном европейском их виде и где сила закона является единственным фактором, удерживающим общество от распада и аннигиляции. Поэтому в Северной Америке государство еще «правовее» европейских, а законодательная и правоприменительная деятельность пожирает огромное количество социальной энергии, которая в менее правовом государстве идет на более продуктивные дела.

Кроме того, диктатура закона как высшей ценности разлагает общественную мораль. Так, на Западе человек, укравший нефтяную вышку, но доказавший в суде, что буква закона при этом не нарушалась, является уважаемым членом общества. На Руси же вор он и есть вор, хоть сто раз его обеляй в судах, потому что мораль и такие ее фундаментальные категории как правда и справедливость в народном сознании выше всякого придуманного людьми закона.

Словом, слабые они там, в европах и америках, и живут не по правде. Оттого и злые, норовят еще более слабых грабить и даже убивать. Одних индейцев в Западном полушарии истребили около ста миллионов, чтобы присвоить их земли.

Русский медведь не такой. Он сильный и к остальным зверушкам относится со справедливостью и бережно. В ходе строительства Российской империи не погиб ни один нерусский народ, даже самый малый. Наоборот, русские их лечили, учили, приобщали к своей цивилизации. Результат налицо – даже самые дикие в доимперском прошлом племена после распада СССР создали на окраинах русской державы свои государства, не сильно жизнеспособные, конечно, но все равно не сравнить с тем, что было.

Сейчас медведь снова пребывает в спячке. Притомился, круша свою берлогу в очередном приступе бессмысленности и беспощадности в конце прошлого века. И опять многие, в России и за рубежом, впадают в заблуждение насчет его слабости – мол, русский народ уже не тот, что раньше. Но ведь было уже такое в прошлом, и не раз. Даже Лермонтов писал: «Да, были люди в наше время, не то что нынешнее племя». Но история поправила поэта – племя то же самое, что было в прошлом. Таким же оно останется в будущем, пока существуют русская кровь и русский дух, который в ней живет.

Правду говорят, что история учит тому, что никого ничему она еще не научила. Ни нас не научила, ни супостатов. Русский мужик опять не крестится, ждет, когда грянет гром и жареный петух его клюнет, сочтя за полутруп. Уже кукарекает такой петух за океаном, еще не жареный, но уже обугленный. Он самый сейчас у западных зверей главный - клекочет, крыльями хлопает, задирается.

Но снова не страшно медведю. Вроде бы, собирается мишка очнуться от спячки, начинает приходить в чувство, вспоминать, кто он такой (процесс называется возрождением национального самосознания). Но как-то пока лениво, никто же еще не клюнул. А как клюнет, так на такой случай всегда чудо найдется.

И неведомо медведю, что чудо он сам и есть.

 

Александр Никитин

Секретарь ЦПС ПЗРК «РУСЬ»

 

 

 

 

  

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Они договорились встретиться через пару часов в гостинице «Белогорье», после чего каждый отправился к себе.

Увидев хозяина, Лена всплеснула руками:

- Александр Николаевич! Вы хотя бы весточку о себе дали. Понимаю, дама красивая…

- Какая дама?

- У которой вы ночевали.

- Я не у дамы был.

Лена только хихикнула, давая понять: так и поверила! Не станет же он оправдываться перед ней.

- Ко мне никто не заходил?

- Нет.

- И не звонил?

Лена вновь отрицательно покачала головой. Побежала хлопотать на кухню, любимого хозяина следует кормить хорошо. Сам Горчаков позвонил известному в городе врачу, по совместительству своей подруге, Антонине Спиридоновой. Та не слишком обрадовалась:

- Перезвонил бы позже.

Это означало, что муж Антонины дома, свободно разговаривать она не может.

- Я по делу. Нужна информация об одной болезни.

- Надеюсь не то, о чем я подумала?

- Нет. Человек сплошь покрыт шерстью: лицо, руки, вся кожа. Слышала?

- Конечно. Она была известна еще в Древней Греции и Средневековой Европе. Таких людей называли оборотнями и безумно боялись. Католическая церковь считала их продавшими душу дьяволу. На самом деле – обычное, хотя и очень редкое заболевание. Гипертрихоз. Почему оно тебя заинтересовало?

- Так, материал для статьи. Спасибо, разъяснила.

И он повесил трубку.

Из кухни вышла Лена, приглашая хозяина к завтраку.

- Гипертрихоз! – вслух произнес Горчаков.

- Что? – удивилась Лена. – Никаких гипхозов, никакой иностранной кухни. Будет пирог с яблоками. Пальчики оближете.

После завтрака Александр позвонил Алевтине, рассказал о том, что случилось ночью. Редактор слушала и обдумывала ситуацию. Положение непростое: необходимы были доказательства тайных оргий в доме Варвары. В противном случае газету могут привлечь к суду за клевету. Интереснейшая тема для будущих номеров. Если среди ее гостей влиятельные люди, грянет такой гром! Половина чиновников слетит. Но главное, тираж газеты вырастет минимум вдвое.

- Очень интересная тема! – заявила Алевтина.

- Интересная тема?! – взорвался Александр. – В городе кого только нет: коммунисты, анархисты. Сейчас еще сатанисты. Тебя волнует только газета и материалы.

- Правильно, пресса определяет будущее Старого Оскола. Написать так, чтобы люди вздрогнули и призадумались. Правы те, кто говорит о нашем положении приграничного города. Если нарушить наш покой, превратить мирное течение событий в хаос, не останется ничего. Здесь будут заправлять чужие орды с чужой идеологией. Сделаем так: сегодня заканчиваешь материал об убийце и переключаешься на Варвару.

- Послушай, Алевтина, дай мне еще один день.

- Нет.

- У меня кое-какие мысли. Ты ведь хочешь, чтобы статья получилась дельной.

- Выскажи доводы, предположения и достаточно.

- Но убийца…

- Его могут искать год, два, больше. Похоже, действует профессионал, который еще потреплет полиции нервы! Думаю, надо давать хронику событий. Корхов стремится в друзья. Вот пусть периодически и сообщает о ходе расследования. А ты будешь полицейскую информацию дополнять комментариями. И полиция на коне, и мы не в накладе.

- Алевтина…

- Дело решенное.

- Только один день. Вдруг удастся добыть кое-что любопытное? Зачем плестись в хвосте у полиции?

Черкасова не отвечала, Александр хорошо знал характер шефини. Его последний аргумент должен сыграть решающую роль.

- Хорошо. Но только один день!

Целый день он сможет заниматься вместе с Валентиной своим расследованием. Александру не терпелось оказаться в «Белогорье». Однако время встречи, о котором они договорились, еще не пришло. Беспокоить ее раньше он не решался.

Но надо что-то написать для газеты, не сегодня, так завтра. А никаких «открытий» нет!

Горчаков достал листок, где описал в хронологическом порядке произошедшие события. Там семнадцать пунктов. Можно продолжить, написать восемнадцатый, девятнадцатый и так далее, но Александр поступил по-другому: событиям и их участникам он давал характеристику. После чего делал выводы.

Режиссер Степанов. Утверждает, что познакомил Федоровскую и Либера для одной цели: коммерческие дела, связанные с драгоценностями. Конечно, сделки незаконные, иначе бы они стали действовать открыто. Контрабанда? Да. С убийством Степанов вряд ли связан, не такой он человек, трус страшный.

И еще: он считает, что «коммерсанты» не пошли бы на убийство актрисы. Она никого из подельников не кидала.

Либер. Познакомился с Зинаидой Петровной ради коммерческих дел. А только ли для этого? Он наверняка был шпионом, сейчас многие «представители компаний» занимаются шпионажем. Не исключено, он пытался завербовать Федоровскую. Или что-то знал об ее связях не только в криминальном мире... Убийство актрисы, похоже, стало для него неожиданностью. Почему он пошел на риск, проник ночью в дом журналиста? Не опасался ли, что раскроются его незаконные «коммерческие» связи? Крупный представитель превращается в обычного уголовника. Немыслимый скандал! А если еще докопаются и до его шпионских связей? Дело вовсе пахнет керосином.

Нет, Либер скорее всего не виноват в смерти актрисы.

Варвара. Все разговоры об ее «колдовстве» напоминают пустую болтовню. Устраивает в подземелье дома тайные оргии. Федоровская либо участвовала в них, либо что-то знала. Шантаж? Не исключено. Но стала бы Варвара ее за это убивать? Сомнительно. Раз они отпустили двух журналистов… Ей выгодно сохранять определенный, «не уголовный» статус. В случае чего, ее привлечь не за что. Так, балуются ребята, разыгрывают костюмированные представления. А убийство… есть убийство. Тут к ней и ее компании будет другой подход.

Андрей Коровин. Явно не желает, чтобы интересовались делом Федоровской. Вот здесь следует поставить знак вопроса.

Размышления Александра прервала Лена, она сообщила, что пришел какой-то господин и желает видеть хозяина.

- Пусти! – приказал Горчаков.

Вошел Арсений, извинился за свой неожиданный визит.

- Я на секундочку. Юрий Иванович передал. – И он протянул бумаги.

- Спасибо. Да вы присаживайтесь. Что предпочитаете: чай, кофе?

- Покорнейше благодарю, но мне нужно идти. Дела.

Александр не стал его задерживать и быстро углубился в принесенные материалы. Однако, по мере прочтения его охватывало разочарование. Любовные контакты Федоровской не были слишком активными. Несколько старых связей: один бывший приятель переехал в Белгород, там женился, другой обитает в Ростове.

И все, что удалось раскопать Еремину? Или он что-то скрыл? Зачем? Он сам предложил Горчакову помочь в расследовании, деньги совал…

Александр окончательно сделал для себя еще один важный вывод: нет, не любовная ревность явилась причиной смерти Зинаиды Петровны.

Он бросил взгляд на часы: пора бежать к Валентине.

 

Объятая страхами, Надежда смогла уснуть только под утро. Она почти не сомневалась, что Валентина сбежала. Оставалось продумать, что говорить в партийной и комсомольских организациях института и… в соответствующих органах. Погребняк уже насчитала, сколько выльет помоев на бывшую сокурсницу, отрепетировала гневную речь, где призывала комсомольцев быть бдительными, тщательнее следить за своими товарищами, особенно, когда находишься заграницей. А вообще лучше туда не ездить. Ничего интересного нет, а обо всех язвах буржуазного мира и так расскажут лекторы.

И во сне покоя не было. Она видела недобрые глаза декана, разъяренных комсомольцев, вопивших: «Позор!» Но объектом ярости была не Валентина, а Надежда.

Она пробудилась от шума воды. Бросилась в ванную, а там под душем -  Валентина.

- Ты?! – ахнула Надежда.

- Я, - виновато улыбнулась Репринцева. – Смотрю, ты спишь и не стала будить. Как партизан, сразу – в ванную.

- Какой партизан? – подозрительно бросила Погребняк.

- Красный, конечно.

- А мы уже собирались обратиться в полицию… Где пропадала?

- Рассказать – не поверишь.

- Постарайся, чтобы поверила.

- Побывала у настоящей колдуньи. В подвале ее дома целая подземная резиденция. Люди в масках

- Хватить чушь молоть, - рассердилась Надежда.

- Это правда!

- Ох, Валька, пропадешь ты.

- Я уже пропала, - и она подумала о красавце Горчакове.

- Надеюсь, сегодня не сбежишь?

- Еще как сбегу!

- Товарищ Прошкин о тебе спрашивал. Он обещал сегодня новую интересную экскурсию.

- По местам революционной славы?

- Конечно. Мы еще не все посмотрели. Например, дом, где во время Гражданской войны целый день находился один из нынешних членов советского правительства. Если и на этот раз не пойдешь с нами, то… - Надежда тщательно подыскивала слова, - то  сорвешь важное политическое мероприятие.

- Я, между прочим, пишу статью о преступлениях в буржуазном мире. Тут еще более крупная политика.

Валентина вышла из ванной, подошла к зеркалу и озабоченно добавила:

- Никак не могу дозвониться домой. Сегодня опять пыталась… Наваждение какое-то.

- Завтра, - хрипло произнесла Надежда.

- Что завтра?

- Все узнаешь, - Погребняк не узнала собственный голос, казавшийся чужим, отрешенным.

- Надеюсь.

Валентине безумно хотелось увидеть родителей. Но… так жалко расставаться с этим городом, с Александром!

«Смогу ли я в Москве, где за мной будет наблюдать множество глаз, вот запросто зайти в храм?

Завтра стану думать о завтра. А сегодня я еще в Старом Осколе».

Прибежали Давид с Рустамом. Первый что-то втолковывал Валентине, второй, как обычно, кричал, размахивал руками.

«Не могу больше с ними общаться, не могу!!» - внутренне простонала Репринцева.

 

Убийца шел по скверу, еще совершенно пустому в этот утренний час. «Удивительные люди, - думал он, - не хотят просто посидеть здесь, насладиться природой, пообщаться. Выйдите же! Позабудьте о проблемах, у вас есть главное – город, который всегда останется спокойным и тихим, ведь покой здесь охраняю я!»

Нельзя сказать, что убийца ненавидел полицейских, он просто подсмеивался над ними, как и над спецслужбами. Изо всех пятидесяти тысяч граждан Старого Оскола последним заподозрят его. Такова тупая логика охранителей закона. А ОН охраняет не закон, а своих сограждан. Убивает врагов, стремящихся подтолкнуть город к катастрофе. Уже сейчас некоторые понимают логику его действий. Настанет время и тот, кого называют убийцей, превратится в объект справедливого поклонения. Еще и памятник поставят. Только ему на это наплевать!

Если бы Николай II в свое время так же прикончил врагов – и тех, кто втянул его в Первую мировую войну, и тех, кто уговаривал отречься от власти… Другая бы Россия была!

Внезапно убийца остолбенел: перед ним на скамейке – «знатный монархист» Антон Алексеевич. По виду так никого не опасается. Очевидно, посчитал, что днем здесь безопасно.

«Правильно! Я же ночной убийца!.. Где его дочь? По каким-то причинам осталась в номере? Скорее всего».

Ангел Возмездия двинулся в сторону жертвы. «Я - ночной убийца!.. Но могу преспокойно сделать это днем».

На всякий случай убийца внимательно осмотрелся. Никого! Судьба благосклонна к нему. Как иначе? Надо помогать спасителю города.

Он был уже рядом с жертвой, когда в кустах послышался шорох. Убийца вздрогнул и тут же успокоился. Всего лишь вспорхнули птицы…

- Не подскажете ли время, сударь? – произнес убийца ласковым тоном.

Антон Алексеевич поднял на него глаза, в которых читался ужас. Убийца опешил, отступил на полшага. Неужели его разоблачили?

Однако Антона Алексеевича волновало другое:

- Вы слышали, они решились! Правительство поставило перед Думой вопрос о переименовании названия страны. «Империя» станет «республикой». Будьте уверены, это случится. Возьмется решать Дума – решит. Вынесут на референдум – тоже получат нужный результат. Таковы особенности демократии. Империю уничтожили – и в одном Российском государстве и в другом. Большевики там и здесь! Одна шайка, одни разбойники.

- Сочувствую вам.

- Себе посочувствуйте! Нужно сорвать коварные планы врагов, объединиться всем русским людям, выступить против предателей… Простите, вы спрашивали насчет времени? 

- Если не сложно.

- Минуточку, - Антон Алексеевич полез в карман за часами. И на какое-то время потерял бдительность.

В руках убийцы появился нож. Жертва заметила опасность слишком поздно…

Ощутив острую боль в области горла, Антон Алексеевич из последних сил потянулся к убийце. Однако тот молниеносно ударил второй раз.

Убийца проверил, не запачкана ли случаем его одежда кровью? Нет! Тогда он снова огляделся, вытер нож и неспешно двинулся по парку.

А вот и улица! Из открытого окна доносился любимый шлягер Старого Оскола 30-х «Вдоль по Питерской». Убийца специально замедлил ход, показывая прохожим, что он наслаждается пением.

И никакой суеты.

 

В номере у девушек вновь появился Прошкин. Надежда поздоровалась вежливо, но сухо. Она навсегда запомнит подслушанные слова о своей внешности. Кирилл на это не обратил внимание, Погребняк его не волновала. Гораздо интереснее была встреча с Валентиной. Их первая встреча!

Они друг другу не понравились. Не понравились настолько, что ощутили взаимную неприязнь. Кирилл увидел в глазах Валентины острый ум, смелость, нежелание признавать авторитеты. Такая не станет, не задаваясь вопросами, отдаваться борьбе за идеалы пролетариата. Валентине же показалось, будто на нее вылили целый поток лжи. А ведь он практически не сказал ни слова, только поздоровался. Но ложь… она в механических движениях, повороте головы, прищуре глаз. Он напомнил Валентине старосту с параллельного курса Фому Обноскина. Когда в одной из газет опубликовали его небольшую статью, Репринцева насчитала там восемь ссылок на Маркса, на одну меньше на Энгельса, и по десятку на Ленина и Сталина. Сплошной цитатник! Чуть позже на университетском диспуте Валентина спросила у Фомы, а хоть одно его слово в материале имеется? Обноскин возмутился, заявил, что «товарищ Репринцева не правильно понимает роль советского журналиста».

И вот теперь перед ней еще один Обноскин.

- Товарищ Репринцева собирается вместе с нами на экскурсию? – голосом Фомы поинтересовался Кирилл.

- Я Валентину уговаривала, но она заявила, что у нее другие планы, - поспешила вставить Надежда.

Любишь, не любишь Прошкина, дело они делают одно.

- Совсем отбилась от коллектива! – потряс кулаком джигит.

- Жаль, очень жаль, - на непроницаемом лице Прошкина промелькнула едва заметная ирония.

«Нет, не похож он на Фому, - решила Валентина. – Тот хоть и карьерист, но полный дурак. Прет напролом. А этот себе на уме. Возможно, и компартия ему нужна для каких-то личных целей».

- Валя хочет написать статью о преступлениях в Старом Осколе, - осторожно встал на ее защиту Давид. – Она нам рассказывала, что у вас убили актрису. Она была коммунистка?

- Нет, - медленно протянул Прошкин.

- Хотя бы сочувствующая?

Давид достал Кирилла, тот решил поменять тему. Однако Валентина – тут как тут. Коровин ускользнул от ответа, может из Прошкина  удастся что-нибудь вытянуть?

- Вчера я разговаривала с Андреем, он пообещал интересные факты насчет Федоровской. Разве вы не в курсе этого?

- Нет.

- А вы были с ней знакомы?

Небольшое замешательство, Прошкин словно раздумывал, как лучше ответить? И Валентине сразу стало ясно: был!

- Я приходил к ней на спектакль. Хотел взять интервью для нашего издания.

- У вас же нет издания?

- Почему? Выходит боевой листок: «К победе коммунизма!». Нерегулярно - средств не хватает, но выходит.

- Она дала интервью?

- Отказалась, когда поняла, что мы критикуем буржуазное искусство.

- И все?

- Все!

- Буржуазное искусство нужно не критиковать, а уничтожать, - убежденно заявил Рустам. – У нас до сих пор носятся с разными Пушкиными, Чайковскими.

- Пушкина очень любит Иосиф Виссарионович, - оборвала его Надежда.

- Я не Пушкина имел в виду, - поправился Рустам, - а этого… Неважно. Пушкин был настоящий джигит.

- Какой он джигит? – не выдержала Репринцева.

- Как какой? Он же родился на Кавказе.

- Не родился, а просто побывал там.

- Хи-хи-хи, - засмеялся Давид. – На самом деле он был не кавказец, а еврей. Его деда звали Абрамом.

- Не деда, а прадеда. И не еврей, а абиссинец. Я понимаю, Рустам у нас национальный кадр, послан учиться по направлению из аула. Но у тебя, Давид, семья считается образованной, интеллигентной. Как не знать такого?

- Вы антисемитка? – Прошкин пытался уйти от опасной для него темы о Федоровской.

Вот тут он дал маху. Валентина увидела в его вопросе, тоне, которым он был задан, классический прием провокаторов. Стоит с ними начать серьезную дискуссию, как они сыплют традиционными фразами, типа: «Вы сомневаетесь в правильности политики нашей партии?», или «Вы уклонист, не понимаете, что происходит?», обвиняют тебя в любых грехах. Тогда Репринцева пошла напролом:

- Я так и не получила ответа на свои вопросы.

- Разве? – криво усмехнулся Прошкин.

- У меня ощущение, что и вы, и Коровин знали Федоровскую. Только почему-то скрываете этот факт. Хочу написать материал, а ваш руководитель всячески отговаривает, не советует лезть в это дело. Убийство ведущей актрисы! Позор для капиталистической системы, надо кричать, разбираться, как и в последующих убийствах. И вдруг!..

- Мы не следователи, а политические деятели, - ответил Прошкин, для которого слова Репринцевой казались хуже плетей.

Но девушка не сдавалась. Может то, что она сейчас скажет, лишь ее фантазии, но она скажет!

- Зинаида Петровна была замешана в нехороших коммерческих махинациях. Не связаны ли и вы с ними?

- Как вы смеете?!.. Обвинять партийного секретаря… В таком деле… Антикоммунистическая провокация. Причем безосновательная. – Чуть-чуть, и он задохнулся бы от возмущения.

«Попала в цель!» - догадалась Валентина.

- Партийный секретарь не есть лицо неприкосновенное. Сколько их сегодня в СССР привлекают к суду? Почему же вы себя и Коровина ставите над партией, товарищ Прошкин?

- Ну, знаете… Вы за эти слова ответите!

- И вы, - Валентина вошла в игру, из которой не хотела выходить. – Я сообщу о вашей, мягко говоря, странной позиции куда следует.

- Пожалуйста, - спокойно ответил Кирилл, хотя руки его предательски задрожали.

Давид и Рустам открыли рты, не понимая сути этой неожиданной схватки. Зато Надежда ощутила настоящую радость. «Молодец, Валька, здорово врезала ему!»

Неизвестно, чем бы все закончилось, но в дверь постучали, и с огромным букетом цветов появился Горчаков. Надежда обмерла от зависти, у Рустама загорелись глаза: «Молодец, джигит!», зато Давид грустно опустил голову: «Разве мне тягаться с таким». Лишь один человек встретил Александра с откровенной враждебностью, злобно фыркнул, отвернулся. Понятно, что это - о Прошкине.

Валентина представила своих товарищей из Москвы. Надежда кокетливо хихикнула, Давид протянул мягкую, почти женскую ручку, зато Рустам вцепился «джигитским» рукопожатием. Дошла очередь до Прошкина.

- А это?..

- Не надо, Валя, я его прекрасно знаю.

- Я тоже, - Прошкин демонстративно разговаривал с Горчаковым, повернувшись в пол-оборота.

- В классе ему частенько от меня доставалось. Помнишь, Кирюша, мои тумаки?

- Подожди! Скоро вы, князья, получите тумаки покрепче. Как в СССР!

Валентина заметила, что, несмотря на цветы и улыбки, Александр находился не в лучшем расположении духа. Что-то случилось?.. Ее догадки быстро подтвердились.

- В городе какое-то новое ЧП. Справа от гостиницы сквер. Когда я шел к тебе, то увидел полицейских. Толпился народ.

- Ты не узнал, что там? – удивилась Валентина.

- Не желаю работать без своего партнера. Сейчас сходим и узнаем.

- И мы с вами! – вскричал Рустам.

- Обязательно, - добавил Давид.

- Товарищи, у нас экскурсия… - пытался втолковать Прошкин. Однако быстро понял, ничего с экскурсией не получится. Живая история волновала ребят гораздо больше, чем полумертвая.

Все вместе они покинули гостиницу и двинулись в сторону сквера.

 

Народу набежало много, но в сквер никого не пускали полицейские. В толпе слышалось:

- …Горло, говорят, перерезали.

- …Убитый – солидный мужчина.

- …Раньше ночью убивали, теперь средь бела дня.

- …Полиция ничего не может. Гнать в шею начальника!

- …Страсти какие! Из дома не выйдешь.

«Перерезали горло! – подумал Горчаков. – Значит опять тот же убийца?!»

Он сразу припомнил свое появление у дома Федоровской. Тогда все только началось! И когда же закончится?

Оставалось дождаться появления Корхова. А вот и он идет, грозно осматриваясь и чертыхаясь. Александр начал пробиваться к нему:

- Анатолий Михайлович!

Полиция стала его теснить, однако Корхов дал команду: «Пропустить!», Горчаков подхватил под руку Репринцеву и устремился к нему.

- Опять? – спросил Александр.

- Опять, - раздраженно бросил Анатолий Михайлович. – А это кто?

- Валентина Репринцева из Москвы. Я вам рассказывал о ней. Помогает проводить журналистское расследование.

- Коммунистка, значит.

- Комсомолка! – с вызовом ответила Валентина.

Корхов окинул ее долгим, внимательным взглядом, будто что-то решал для себя. Репринцева смутилась. Александр спросил:

- Тот же самый убийца?

- Похоже. Почерк один.

- Убитый там?

- Да. Работают наши криминалисты. Хотите взглянуть?

Старый Лис спросил это с хитринкой. Он надеялся, что кто-то из журналистов обязательно откажется. Девушка так точно… Но все произошло наоборот. Александр тут же сказал: «Хочу», и Валентина молча кивнула. Корхову пришлось проводить их к месту преступления.

Мужчина сидел на скамейке в позе не испуганной, скорее удивленной. Неподвижные глаза застыли на смотрели в упор на подошедших. Валентина задрожала, отвернулась. Александр пытался строить из себя героя, вроде глядел на убитого. На самом деле он видел что угодно – парк, скамейку, но только не сам труп.

- Личность установили? – спросил он начальника полиции.

- Да. Некий Грязнов Антон Алексеевич.

Теперь следовало проверить догадку самого Александра. Если подтвердится, он на правильном пути.

- Анатолий Михайлович, а этот человек имел отношение к политике?

- Непосредственное. Он был активным монархистом.

- За одни убеждения убивают редко. Нужны еще и действия.

- Он действовал. По моим сведениям их группа участвовала в подготовке у нас правого монархического переворота.

- Тогда понятно.

- Что вам понятно? – поинтересовался Корхов.

- Одна идея, которая превращается в реальность.

- Эх, Александр Николаевич, - вздохнул Старый Лис, - ежели бы вы определились с друзьями, поверили бы мне, может, кое-каких трагедий удалось бы избежать. А то сперва вроде договорились, потом пошли на попятную. Так дела не делаются. Ну-с, ничего не желаете сообщить?

- Думаю, причина в политике.

- Не только вы об этом думаете. Они вон тоже…

Горчаков увидел знакомых работников спецслужб, мужчина и женщина направлялись к Корхову. Мужчина коротко бросил:

- Господин начальник полиции, вы обязаны кое-что сообщить.

- С какой радости?

- У вас тут творятся дела, которые уже привели к международному скандалу. И англичане, и немцы потребовали от нашего правительства выдачи убийц их граждан.

- Фигу с маслом не хотят? Убийства произошли на территории Старого Оскола. Мы и будем их судить. По нашим законам.

- Вы не поняли, дело политическое.

- А я считаю - действует обычный уголовник. Я обязан его поймать и поймаю. О тайнах следствия, естественно, докладывать никому не собираюсь. Недовольны? Обращайтесь в высшие инстанции. А еще лучше, если президент или премьер-министр позвонит мне и скажет: «Анатолий Михайлович, введи этих людей в курс дела». Тогда расскажу все, как на духу.

- Вы пожалеете о своих словах, - впервые подала голос женщина. И опять они ушли, хотя и начальник полиции, и журналисты понимали, что скоро вернуться. И разговор будет проходить в другой тональности.

- Вот что, детки, - Анатолий Михайлович обратился теперь к Александру и Валентине. – Вот тут рядом есть кафе, кажется «Ромашка». Зайдите туда и ждите меня. Я пока кое-что здесь закончу.

- А зачем нам вас ждать? – поинтересовалась Валентина.

- Поведаете обо всех ваших изысканиях и гипотезах. Считайте это моим официальным распоряжением.

Что оставалось делать Валентине и Александру? Подчиниться.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Горчаков предложил своей подруге на выбор несколько блюд. Она отказалась, после увиденной в парке картины ее тошнило от одного только упоминания о еде. Она даже специально села спиной к залу, чтобы не наблюдать трапезу других.

- Как тебе наш начальник полиции?

- Честно, - немного подумав, промолвила Репринцева, - он мне понравился.

- Сложный человек. И смелый.

Она вдруг вспомнила прокатившиеся по ее стране аресты военоначальников. До простых людей доносились разные слухи: как маршалы и генералы поливают друг друга грязью, обвиняют в измене, стучат. Как же так? Кадровые военные, участвовали в боях и вдруг пасуют перед какими-то тыловыми крысами, нацепившими на себя мундиры НКВД? Недавно отец сказал матери (Валентина случайно услышала): «Куда пропала офицерская честь? Неужели они готовы терпеть унижения, лишь бы им продлили рабское существование? Почему не взбунтуются, не скинут этого кровавого пса Ежова? А заодно и того, кто стоит за ним?»

«Кто за ним стоит? – Валентина похолодела от слов отца. – Так ведь это же сам…»

Нет, имя вождя она не посмела произнести даже в мыслях.

- …Смелый, - согласился Александр. – Но хитрый.

- Может, таким и должен быть начальник полиции?

Появился Анатолий Михайлович, плюхнулся за стол рядом с ними, подлетевшей официантке сказал:

- Чего-нибудь посытнее и пожирнее. И водочки грамм сто… нет двести.

- Вы можете есть после всего, что увидели? – поразилась Репринцева.

Корхов внимательно посмотрел на нее и отменил заказ:

- Принеси мне, голубушка, обычной минеральной воды.

Едва официантка отошла, он потребовал, чтобы журналисты начали рассказ. Александр взглянул в глаза Валентине и прочел в них настоящее доверие к полицейскому. Этот факт сыграл ключевую роль.

Обо всех их приключениях Корхов внимательно выслушал. Особенно его заинтересовали оргии в подземелье Варвары. Анатолий Михайлович удовлетворенно проговорил:

- Есть за что привлечь голубушку. За организацию нелегального притона. Она, правда, станет это отрицать. Да и заступники найдутся, туда ведь многие высокопоставленные ходят.  Зачем? С девушками побаловаться. Все дамы, которых вы там увидели из публичного дома мадам Жозефины (в простонародье Мани Лягушкиной). На остальное им наплевать.

- И только? – поразился Горчаков. – Но ведь там культ всякой чертовщины. Как возможно такое в православной стране?

- Э, милый, закон нужен. А его нет. Если так дело дальше пойдет, сатанисты у нас и в армии будут служить на командных постах, и министерские портфели носить. А попробуй, тронь их, тебе тут же в морду – права личности и прочая дребедень.

- Такого быть не может? – сказала Валентина.

- Не может? – усмехнулся Корхов. – А вот у вас в Свияжске в 1918 году по инициативе Троцкого и Демьяна Бедного установили памятник Иуде Искариоту. Хорошо, недолго простоял. Как говорится: раз попробовали, не удалось, во второй раз поставят его на века.

Валентине было страшно это слушать, и не потому, что дело с памятником касается страны, в которой она живет. Она чувствовала, как после посещения храма в ней что-то стало меняться, как ее угнетало все, что против Божественного.    

- Обросший шерстью человек в доме у колдуньи, кто он?

- Поговаривают, сынок Варвары. Она его с детства прятала от посторонних глаз.

- Почему он спас нас? – в раздумье спросил Александр.

- Кто знает! Увидел, что людей силой привели, и пожалел. Иногда шкура звериная, а душа человечья. Но чаще – наоборот.

Затем Анатолий Михайлович попросил ребят уточнить некоторые детали их встреч с сотрудниками театра, с представителями местного ВКП(б), с банкиром Ереминым. После этого Горчаков сделал общий вывод по особо тяжким преступлениям в городе:

- Причина убийства Зинаиды Петровны Федоровской не в ее нелегальной коммерции, не в мести любовника. Я не исключаю, что она являлась агентом иностранной разведки. Все говорит за это.

- Согласен, - сказал Корхов. – По нашим данным она была связана с Советами.

- Так Либер оказался прав? Выходит, она коммунистка?

- Для того, чтобы работать на ту или иную страну, не обязательно разделять господствующие там идеи. Причина может быть очень проста: деньги. А покойница их любила.

- Получается, Коровин и Прошкин в курсе? – всплеснула руками Валентина.

- Не обязательно. Скорее, даже нет. Но у них были другие дела; похоже, они тоже промышляли золотишком. Нелегальный ввоз и вывоз. Коровин из богатой семьи, только дедушка лишил его наследства. А жить хочется, и хорошо жить!

- Вот тебе и на! – поразилась Репринцева. – У меня были кое-какие сомнения насчет этого. Только что в гостинице я сама это высказала Прошкину… А ведь Коровин предложил мне зайти к нему сегодня, он предоставит данные о Федоровской.

- Не ходите, - махнул рукой начальник полиции. – Ничего он вам не предоставит. Его информация лишь уведет вас от истины.

- Я продолжу, - сказал Горчаков. – То, что смерть Федоровской связана с политикой, говорят последующие убийства иностранных агентов Либера и Дрекслера. А теперь и монархиста Грязнова. Получается прелюбопытнейшая вещь: он убивает агентов разных разведок, а также людей, по его разумению нарушающих покой Старого Оскола. 

- Согласен, - Анатолий Михайлович заинтересованно посмотрел на журналиста. – Продолжайте, молодой человек.

- Мой редактор Алевтина Витальевна считает, что у нас слишком много гостей. Среди них есть те, кто пытаются втянуть Старый Оскол в преступные игры, ликвидировать нашу независимость. И таких в городе немало. Возможно, и убийца решил, что не совершает ничего криминального, наоборот, своими действиями утверждает покой и благоденствие.

- Глупец! Он вызывает панику, страх. О каком покое можно говорить? – возмущенно проговорила Валентина. – Нет никакой логики.

- Не спеши, - возразил Александр. – Вначале люди действительно будут бояться. Потом, когда увидят, кого убивают, успокоятся. Не смотрите на меня так, господин Корхов, это может быть логикой преступника.

- Так вам сказала Черкасова? – переспросил Анатолий Михайлович.

- Имеет ли значение, кто? Как я уже сказал, она выражает мысли определенной части общества.

- Хорошо. Как бы вы охарактеризовали убийцу?

Ребята задумались, переглянулись между собой. Валентина начала первой:

- Злой.

- Нет, - возразил Александр. – То есть он злой с точки зрения нормальных людей. Но сам себя таковым не видит. Возможно, он рассматривает себя как освободителя Старого Оскола от «скверны». В отношениях с другими может выступать как милейший и добрейший человек. На такого никогда не подумаешь.

- 1:0 в вашу пользу, - бросил Анатолий Михайлович. – Характер убийцы по моему разумению очень сложный. Не исключаю, что в каких-то вопросах он способен пойти даже на самопожертвование. Поэтому никто из друзей, знакомых не рассматривает его как кровавого преступника. Что еще?

- Решительный, - промолвила девушка.

- Ловкий и смелый, - добавил Горчаков.

- Соглашусь. Каждая из названных вами черт доведена у него до абсолюта. Проникнуть ночью в дом актрисы, где множество слуг, проникнуть так, что никто тебя не увидел и не услышал…

- Если только у него не было сообщника.

- Даже если и был таковой. Риск огромный. Убить двух агентов! Наконец, совершить дерзкое преступление в парке. На такое решится не просто смелый. Звериная храбрость убийцы не знает границ.

- Жертвы могли быть знакомы с ним, – сделала предположение Репринцева.

- Вполне вероятно. Это дало ему дополнительный шанс. И у нас новая зацепка. Жертвы вращались в кругу «избранных». Не удивлюсь, если наш безжалостный освободитель относится к сливкам общества. Об этом говорит и то, что он в курсе: кто есть кто? Немногие знали, что Грязнов относится к группе радикальных монархистов. А он знал! У него есть информация из очень серьезных источников.

- Остается выяснить мелочь: кто он? – усмехнулся Александр.

- Выясним. И пресса нам поможет. Так?

- Раз я… раз мы в этом деле – конечно! – сказал Горчаков.

- Вы пишете статью?

- Пытаюсь. Фактов маловато.

- Фактов достаточно. Мы раскрыли примерный психологический портрет преступника. Надо описать его в статье. Особо выделить его комплексы: манию величия, стремление считать себя новым мессией. Заденьте его за живое, заденьте так, чтобы он вышел из себя. Пусть он предстанет не героем, а сумасшедшим маньяком. Что соответствует истине.

- Как отнесется к такому образу моя шефиня, тайно симпатизирующая преступнику? – шутливо произнес Горчаков. Однако Корхов отнесся к его словам более чем серьезно:

- Люди часто симпатизируют благородным разбойникам, но все же предпочитают видеть их на виселице.

- Статья будет сегодня! – воскликнул Александр. – И выйдет она под двумя нашими фамилиями.

- Не спешите, - остановил его Корхов. – У меня несколько иная идея. Валя, вы когда уезжаете?

- Завтра, - с грустью ответила девушка.

- В какое время?

- Поезд Курск-Москва отправляется около двух часов дня. За нами приедет машина часов в десять или около одиннадцати.

Горчаков ощутил дрожь в груди. Валя уезжает, он может никогда ее больше не увидеть! Можно приехать к ней в Лондон, Париж, Вену, куда угодно. Только не в Москву. Вряд ли кто пустит туда Александра после его враждебных советской власти статей. И самому ему не хочется переступать границу земли, где правят знакомые с детства карлики в кожаных куртках.

- …Тогда, - продолжал начальник полиции, - я попрошу, чтобы фамилия под статьей стояла одна – ваша, Валентина. Надеюсь, Александр Николаевич окажет эту маленькую любезность?

- Почему только моя? – поразилась Репринцева.

- Убийце может не понравиться материал о нем. И он начнет мстить. Вам он навредить не успеет. Когда появляются газеты на прилавках?

- Часов в восемь, - сказал Горчаков.

- Правильно. Пока он возьмет номер, прочитает статью, пройдет еще время. В десять или чуть позже вы уезжаете. Я пришлю человека, который лично довезет вас до Курска и посадит в вагон. Я не утверждаю, что убийца обязательно начнет мстить. Но осторожность не помешает.

- Осторожность?! – воскликнул Александр. – Я не могу подвергать Валентину даже малейшей опасности.

- Опасности нет! Ваша девушка будет под охраной полиции. Вы можете присоединиться. Да вы и так присоединитесь.

- Но Александр останется под ударом, - испугалась Валентина. – Вдруг преступник догадается, что мы писали эту статью вдвоем? И какая разница, под чьей подписью она вышла.

- А вы не говорите, что писали ее вдвоем. Пусть даже в редакции не знают.

- Черкасова ждет материал от меня, - напомнил Горчаков.

- Она ждет материал. Вы его и принесете. Но якобы написанный журналистом из Москвы. Реальным человеком, а не абстракцией под псевдонимом. Читателям будет интересен взгляд иностранной гостьи на наши проблемы, в том числе на психологический портрет преступника. А следующий материал уже подготовите вы. Надеюсь, к тому времени поймаем убийцу.

- Как у вас все легко получается! Черкасова ждет статью от Горчакова, а вместо него – совсем другой автор. Если напишем вдвоем, еще понятно. Но когда такая неожиданная подмена…

- Для вас будет зарезервировано место?

- Естественно. На первой полосе.

- Тогда у нее не останется выбора.

- Хотите поссорить меня с шефиней? Оставить без работы?

- Вы с ней не поссоритесь. Тем более не останетесь без работы. В случае серьезных проблем полиция за вас похлопочет.

«Похлопочет! Пошлет тебя Черкасова куда подальше!»

Анатолий Михайлович взглянул насмешливо на Александра и спросил:

- Жалеете о потере славы?

- Плевал я на славу. Быть популярным в Старом Осколе – не такая уж большая радость.

- Я так и думал. Причина в другом?..

- Я уже говорил, что боюсь за Валентину.

- Она будет в безопасности. Даю слово.

- В самом деле, Александр, - вмешалась Валентина, - мы ничего не теряем. Стоит рискнуть.

- Вы рисковали ее жизнью гораздо больше, когда пробирались в подземелье дома Варвары, - напомнил Анатолий Михайлович.

- Даже не знаю…

- Чего тут знать? Вы хотите или нет разоблачить маньяка?

- Александр, поверь, он прав. А меня уже завтра не будет в городе.

Убедительные слова начальника полиции и горячая просьба Валентины сыграли свою роль. Горчаков согласился.

- Но я должен сообщить Черкасовой, что статья будет сегодня.

- Сообщите.

В кафе был телефон. Попросив разрешения, Александр набрал номер редакции.

- Все гуляешь? – Алевтина по-настоящему сердилась и, кажется, дошла до последней точки. Судьба любовника висела на волоске.

- Статья будет сегодня! – выдохнул в трубку Горчаков.

- Наконец-то разродишься! Слышал о новом убийстве?

- Слышал, - кратко ответил Александр.

- Знаешь, кто убитый?

- Некий Грязнов, политический деятель крайне-правого толка.

- И что напишешь в статье?

- Ты получишь ее, и она будет актуальна.

- Половина полосы?

- Готовь полосу.

- Если подведешь...

- Не подведу.

Он вернулся за столик и услышал, как Валентина жалуется Корхову.

- …Не могу дозвониться. Постоянные гудки.

- Странно, - согласился начальник полиции. – Мне сложно вам помочь, другое государство. Если что выясню, обязательно сообщу. Напишите-ка номер.

- Я договорился с шефиней, - сказал Александр. – Статья должна быть готова к вечеру. Целая полоса, причем первая.

- У меня предложение, - начальник полиции с отвращением допил минералку. – Я должен поговорить с дочерью Грязнова. Хотите присутствовать? Вдруг это пригодится для будущей статьи?

Журналисты без колебаний приняли предложение Корхова.

 

Прошкина и представителей московского комсомола, естественно, не подпустили к месту происшествия. Потолкавшись среди толпы, они двинулись в сторону центра. И тут Кирилл вспомнил, что у него срочное дело, попросил ребят погулять одним. «А потом я вернусь, и обещанная экскурсия состоится». Комсомольцы без сопровождения чувствовали себя неловко, терялись, как, наверное, любой, оказавшийся во враждебном стане. Рустам попросил указать место возможных прогулок. Прошкин не без внутреннего раздражения бросил:

- Да вот хотя бы в этом парке.

- В одном парке мы уже сегодня прогулялись, - съязвил джигит. – Теперь вот сюда предлагают… Да тут кто-то кричит? Еще одно убийство?

- Не волнуйтесь, это особый парк, - успокоил Прошкин, - собираются местные писатели, поэты, музыканты.

- Как интересно! – захлопала в ладоши Надежда.

- Интересно, - согласился Кирилл. – Есть трибуна, чтобы отстоять пролетарскую литературу. Но если почувствуете, что проигрываете (тут софистов немало!), бросайте любые дискуссии и уходите! Не слушайте антисоветскую ложь!

- Где потом мы встречаемся? – спросил Давид.

- Да вон хотя бы у той голубой скамейки при входе. Погуляйте часок.

Прошкин поскакал к Коровину, пересказывать ему недавний разговор с Репринцевой. А московские гости заглянули в парк.

Широкие, окруженные пирамидальными тополями аллеи, скамейки, возле которых группировались люди, в основном молодые, они о чем-то спорили, потом кто-то возвышался над толпой, декламировал стихи. Собственное творение настолько захватывало, что целая вселенная с ее проблемами и горестями исчезала. Оставался только он, бог литературного Олимпа. Остальные внимали ему – кто с трепетом, кто нахмурив брови, недовольный тем, что «божество» его опередило. Если получалось, он читал и второй стих, и третий. Но чаще его «дружески сталкивали» с пьедестала и новый горлопан уже занимал место предыдущего.

- Подойдем ближе, послушаем? – предложила Надежда.

Огромный косматый парень в малиновом пиджаке, встав в позу, отчаянно декламировал:

                      …Та-ра, та-ра, та-ра!

                        Вот такая игра!

                        Слышали? Спели.

                        Съели? Не успели!!!

- Необыкновенно! – прошептала, чуть не дрожа от восторга, полная девица с толстым слоем пудры и нарумяненными щеками. – Разве он не гений?!

Что ей могли ответить московские гости? Они опоздали, и начала не слышали.

- Это Борис Комаровский, основатель конкурса «Оскольская муза», - продолжала млеть девица. - Не знаете? Из какой деревни вы приехали?

И миролюбиво добавила:

- Приобщитесь к прекрасному. Здесь у нас и футуристы, и символисты, и есть немного нудистов.

Надежда хотела поспорить с ней, что все это далеко от марксизма, но вовремя вспомнила предупреждение Прошкина: бросать любые дискуссии и уходить. Вдруг сейчас дама с нарумяненными щеками начнет агитировать против диктатуры пролетариата? Слова-то какие странные: «футуристы», «символисты», «нудисты».

Она подхватила под руки ребят и потащила их по аллее. Повсюду декламировали стишата, пели, аплодировали. Поэты и барды были похожи друг на друга и на Бориса Комаровского. («Интересно, кто они больше  -футуристы или нудисты?»).  Хоть бы один отбарабанил революционный марш!

- Не интересные джигиты, - скучно зевнул Рустам.

В одном из закутков тоже группа ребят, только они слишком отличаются от других манерами, поведением, выражением глаз.  И читающий стихи человек не оглушает криками, не поражает экстравагантностью. Ребята прислушались и… заслушались.

                      Отговорила роща золотая

                      Березовым, веселым языком,

                      И журавли, печально пролетая,

                      Уж не жалеют больше ни о ком…

В стихотворении не было ни одного коммунистического призыва, ни строчки любви к пролетариату. Оно насквозь пропитано лирикой – этой ненавистной буржуазной отрыжкой. Тем не менее, они молча наслаждались! Словно не было табу на все, что противоречит социалистическому реализму.

- Кто это? – в восторге произнесла Надежда.

- Сергей Есенин, - послышался голос позади них.

Ребята обернулись и увидели мужчину лет около сорока, светловолосого с приятной, но грустной улыбкой.

- Кто он? – спросил Давид.

- Поэт с большой буквы.

- Пушкина знаю, Маяковского знаю, а его нет, - гневно взмахнул руками Рустам. – Почему так?

- В самом деле, почему? – произнес незнакомец. – В начале двадцатых он являлся одним из самых известных поэтов в Советской России.

- Мы тогда были детьми, - словно оправдываясь, сказал Давид.

- Есенин, - продолжал незнакомец, - устраивал публичные диспуты с Маяковским. И побеждал! Хотя каждый оставался при своем мнении. Он печатался во многих ваших изданиях. А потом его перестали печатать. И, чтобы не исчезнуть из сознания народа как русский поэт, уехал к нам. Живет то в Киеве, то в Белгороде, то в Воронеже.

В это время мужчина начал читать «Письмо к матери». И снова ребята слушали, затаив дыхание.

- Это он сам? – поинтересовалась Надежда у незнакомца.

- Что вы! Обычный чтец. Тот, кто любит настоящую поэзию.

- А почему его перестали у нас печатать? – подозрительно спросил Давид. И, спохватившись, добавил. – Мы из СССР, из Москвы.

- Я понял.

- Откуда? – теперь подозрение охватило и Надежду. Как он мог узнать? Он агент местной разведки? Прислан с целью завербовать их?

- Я год назад, как покинул СССР. Поэтому советских людей узнаю с одного взгляда. А еще по первой профессии я следователь.

- Вы уехали из СССР? – поразилась Погребняк. Она не представляла, как можно променять самую счастливую на свете страну на какую-то другую.

- А как вам удалось?.. – Давид прервался, но было понятно, о чем он хотел спросить: «Как вам удалось сбежать?»

- Я был в командировке в Германии, - начал рассказывать незнакомец, - обсуждался вопрос об экранизации нашего романа. Дорога шла через территорию Российской Империи. Я и остался. Сошел с поезда в Минске и все! Отрезал пути к отступлению.

- Так вы предатель? – воскликнула Надежда. – Идем, ребята, тут разговоров быть не может.

- Подожди! – остановил ее Давид. – Я где-то видел вас… нет, ваш портрет. Вы сказали о романе? Вы написали?..

- «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка». Не один, в соавторстве с моим приятелем Ильфом.

- Точно! Я читал. Но теперь они почему-то пропали с прилавков? А я так обожал Остапа Бендера.

- Ясно почему, - скривилась Надежда, - автор сбежал. Да еще роман  хотят экранизировать фашисты (он был экранизирован в Германии в 1938 году под названием «13 стульев». – прим. авт.).

- Друзья, не судите меня строго, - почти взмолился собеседник. – Переговоры по экранизации книги вело советское правительство. Ильф не смог приехать в Германию, он ведь еврей. Мало того, немцы настояли, чтобы в титрах не упоминалось его имя. Мне пришлось взять на себя всю организационную часть работы.

- Пусть так, - согласилась Погребняк. – Но из СССР вы все равно сбежали.

- Я бы не уехал. Никогда не уехал, если бы не статьи в прессе о том, что моя сатира перерастает рамки советской легальности. Мне грозил арест. Я это прекрасно понимал, когда оказался в своем родном городе Одесса.

- Одесса принадлежит СССР, - напомнила Надежда.

- Еще один парадокс истории. Как умело разделили народ. Одесса – одно государство, что рядом – уже другое. Ладно бы другое, а то еще обе части единого целого враждуют. Русские враждуют, как в Гражданскую. Так можно дробиться до малого. Что останется от России? Вот уж радуются ее враги.

- Стройте с нами светлое будущее, и мы опять будем вместе, - почти продекламировала Погребняк.

- А если люди здесь не хотят его строить? Если предпочитают просто жить, любить, ходить друг другу в гости? Почему им должно быть отказано в этом праве? И наши персонажи – обычные граждане со своими недостатками. Смешные – да! Так ведь это здорово - посмеяться над собственными пороками. Может, поэтому вы полюбили Остапа, молодой человек?  

- Начинаются антисоветские разговоры, уходим! – подтолкнула ребят Надежда.

- Еще секунду! – взмолился Давид, которому до смерти было интересно поговорить с известным писателем. – Что случилось в Одессе?

- В одной из местных газет была опубликована статья, где меня открыто причислили к врагам народа. Они не думали, что я прочитаю именно этот номер. А я прочитал! Что оставалось делать? Дождался, когда снова пересечем границу и попросил политического убежища. Если бы Ильф не умер, он тоже бы не избежал ареста.

- Лучше уж быть арестованным у себя на родине, чем скитаться по чужим краям, - решительно возразила Погребняк.

- Но ведь и это моя родина, это тоже Россия.

- Идемте, - Надежда, чуть ли не тащила ребят, Давид ловко вывернулся из-под ее руки и опять допытывался:

- Говорят, что на самом деле автором «Двенадцати стульев» был ваш брат Валентин Катаев. Он не просто сюжет подарил, но и написал почти все сцены. А потом испугался и отдал его вам?

- Такого не было. Мы действительно использовали его сюжет, и то отчасти, но писали сами.

- И вы сейчас живете в Старом Осколе?

- Нет. Приехал к дальним родственникам. Прослышал об убийствах. Возможно, создам на основе фактов новый роман. Уже не сатирический.

Теперь Надежде на выручку бросился Рустам. Вдвоем они скрутили несчастного поклонника Остапа Бендера и повели к выходу. Надежда втолковывала:

- С ума сошел? Беседовать с перебежчиком, антисоветчиком?

- Но Остап Бендер…

- У тебя должен быть другой любимый герой – Павка Корчагин. Или хочешь серьезной проработки на комсомольском собрании?

Давид все-таки обернулся. Автор «Двенадцати стульев» так и остолбенел, и только грустно смотрел вслед исчезающим в зелени парка землякам.

А вокруг веселился, шумел не ведающий страха бомонд. Тут могли хулиганить безнаказанно, тень Великого Диктатора спряталась далеко на Севере.

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

 

На дочь убитого Антона Алексеевича Елизавету невозможно было смотреть без содрогания, слезы лились из ее глаз, она их вытирала, а они опять лились. Следователь задавал ей вопросы, но она, казалось, не слышала их, отвечала невнятно, каждое слово ей давалось с трудом. На появление Корхова и журналистов не среагировала никак. Однако Анатолий Михайлович быстро взял ситуацию под контроль. Вначале он выразил девушке соболезнование. Затем, нахмурив брови, продолжил:

- Я возглавляю расследование. Убийство это не первое, так что я должен вас о многом расспросить.

- Меня уже спрашивали…

- Пожалуйста, возьмите себя в руки. Кто-нибудь угрожал вашему отцу?

- Нет… я не слышала.

- А почему в гостинице вы зарегистрировались как муж и жена?

- Это к делу отношения не имеет.

- Позвольте мне решать: что имеет отношение, а что нет.

Новые струи слез покатились по щекам несчастной. Анатолий Михайлович подождал немного, затем спросил более настойчиво:

- Вы не ответили.

- Нам так было удобнее.

- Отец выдает себя за мужа дочери?! Содомия в России запрещена.

- Какая еще содомия? – изумилась Елизавета Антоновна. – Мы не хотели афишировать свой приезд в Старый Оскол.

- Вы от кого-то скрывались?

- Что вы меня мучаете? У меня убили отца, а вы…

- А я хочу докопаться до истины. И в конце концов докопаюсь. Если на сей момент вы не в состоянии отвечать на вопросы, подождем. Но обещаю, что завтра проведу допрос с пристрастием. Не ждите снисхождения. Убивают людей, таких же отцов, у которых остаются дети. Во имя этих детей я, Анатолий Михайлович Корхов, обязан обезвредить и покарать преступника. И я его найду!

- Спрашивайте, - обреченно произнесла Елизавета.

- А я уже спросил.

- Мы приехали сюда на собрание монархического союза.

- Я не слишком искушен в политике, но партия монархистов у нас действует легально. К чему конспирация?

- Видите ли… мы не совсем легальны.

- Как это не совсем легальны? Занимаетесь противоправными действиями? Боритесь против конституции? Тогда вами займутся другие органы. А они, будьте уверены, вытащат из вас все.

- Я не преступница!

- Допустим, только вот в чем проблема: полиция в курсе того, что у нас секретное собрание монархических групп, которые ставят в качестве главной задачи свержение конституционного строя. Знает об этом и преступник. С вашим отцом он уже покончил. Кто следующий на очереди?.. Подумайте, госпожа Грязнова.

Этот полный, страдающий одышкой человек с явно больными ногами, но грозный и прямолинейный, вызывал у Елизаветы Антоновны панический ужас. Она поняла, что все  секреты их организации, оказывается, таковыми не являются. Придуманная руководителями маскировка – блеф. Собрания похожи на театральные постановки. Это было вторым потрясением девушки. Она в истерике закричала:

- Да, я ненавижу нынешний порядок! Вместо настоящего двуглавого орла невесть что. Так называемую «Российскую Империю» пожрут либо коммунисты, либо Рейх, либо западные либералы. Места аристократов заняли ничтожества. А мы… мы с отцом даже обращались друг к другу по-иному: возвышенно, благородно!

Она порывалась еще что-то сказать, но не смогла, находясь во власти истерики. Корхов приказал дать ей воды, и, когда девушка успокоилась, стал задавать вопросы, на которые Елизавета Антоновна уже безропотно отвечала. Начальник полиции не спрашивал ее об организации (не его «епархия»), зато об интересующих его фактах выведал все возможное. Грязнова рассказала, что отца просили быть осторожнее, что в городе орудует маньяк, который ведет охоту за неугодными с его точки зрения политическими деятелями. Отец стал опасаться за себя, но более всего - за Елизавету. Из гостиницы выходили только вдвоем, да и то редко.

- Однако сегодня он вышел? – напомнил Корхов. – И один гулял в парке.

- Да, - тяжко вздохнула Грязнова. – Но в стране случилось такое!

- Что?

- Хотят поменять ее название. Теперь у нас будет республика. Правительство уже поставило вопрос перед Государственной Думой. Вот он и пытался отойти от шока, развеяться…

Анатолия Михайловича волновало будущее название страны, но гораздо сильнее он был обеспокоен поиском таинственного убийцы. Поэтому вернул разговор в нужное ему русло.

- Отец не намекал вам, кто может быть этот маньяк?

- Нет. Вряд ли он знал.

- И ваши люди не догадывались?

- Думаю, нет.

- Значит, никаких предположений?

Корхов решил закончить допрос, наверное, решил, что ничего уже здесь не выведает. Он сделал знак журналистам и вышел с ними, Александр с искренним сожалением спросил:

- Опять неудача?

- Все равно найдем, - буркнул Анатолий Михайлович. – А вы – марш писать! Кстати, о вашей просьбе, Валентина, я не забыл. Как, говорите, зовут вашего отца?..

 

Корхов попросил соединить его с Москвой, с посольством Российской Империи. Там работал его старый друг Шумаев Виталий Андреевич. Он также начинал как полицейский, но потом перешел на дипломатическую работу. И сейчас являлся Первым советником посольства. На звонок своего приятеля Шумаев отреагировал сдержанно и немного настороженно.

- Ты будто не рад? – буркнул Корхов.

- Рад. Но ведь просто так не позвонишь. Опять пристанешь с какой-нибудь проблемой?

- Да, Виталий, нужна твоя помощь.

- Так и знал…

- Перестань ворчать. Нисколько не изменился. Наоборот, чем дальше, тем становишься капризнее. Эдакий занудливый старикашка.

- Сам статный молодец! Говори, чего надо?

Анатолий Михайлович рассказал про Валентину, что она никак не может дозвониться до дому. Возможно, повреждение на линии. Но…

- Ты ведь знаешь, я не верю случайностям.

- А от меня что требуется?

- Нельзя выяснить, что с этим профессором?

- И как ты себе это представляешь? Если я им заинтересуюсь, как сотрудник иностранного посольства, его ждут большие неприятности. Связь с иностранцами! В СССР за это по головке не погладят.

- А ты зайди к нему как частное лицо. И не говори, что иностранец.

- Ну ладно!.. Диктуй адрес… Ленинский проспект, дом 13. Завтра зайду.

- Сегодня.

- Только не сегодня.

- Именно сегодня. Завтра она возвращается обратно.

- И что?

- Может, ей не стоит этого делать?

- Хорошо, - вздохнул Виталий Андреевич. – Загляну к ним сегодня. Но ближе к вечеру. Сейчас, извини, работы столько!

- Хорошо, вечером. А вообще как дела?

- Вспомнил! Честно? Хреново.

- Что так?

- Обстановка в Европе и мире слишком сложная.

- И у меня в Старом Осколе она не лучше, - коротко ответил Корхов.

 

Виталий Андреевич надел серый костюм, и теперь – небольшого роста человек в очках, он выглядел неприметно. Никто не обращал на него внимания, пока он добирался до нужного дома. Рядом – небольшой дворик, где резвится детвора, все выглядит чинным и спокойным.

Однако опытный разведчик Шумаев сразу почувствовал, что спокойствие обманчивое. Словно невидимые глаза наблюдали за ним.

Он осторожно обернулся. Женщина в беседке вроде бы читает газету, на самом деле ее взор выхватывает малейшие детали окружающей обстановки.

«Или мне это только кажется?»

Нельзя останавливаться, привлекать к себе внимание. Серый человек в пенсне, больше похожий на «ученую крысу», он прошмыгнул в подъезд. И – новый незаметный взгляд в сторону беседки. Женщина окончательно оторвалась от газеты…

Четыре квартиры на этаже, нужная ему - на четвертом. По лестнице вверх!

Второй этаж. Перегнувшись через перила, Виталий Андреевич наблюдал за входной дверью. Женщина из беседки открыла ее…

«За мной следят? Нет, не конкретно за мной, а за каждым, кто появляется здесь».

Шумаев раздумывал, как повести себя дальше. Если всему «виновник» профессор Репринцев, то он лишь навредит ему и раскроет себя… Но он рискнул, поднялся выше по лестнице.

Третий этаж. Шумаев прислушался: внизу хлопнула дверь и смолкли шаги. Виталий Андреевич вторично подумал, не ошибся ли он на счет той женщины? Вдруг это просто соседка?

Четвертый этаж. Вот и квартира Репринцевых. На стене табличка с  фамилией и инициалами хозяина. Шумаев выждал паузу и позвонил.

Молчание – тягостное и страшное. «Почему я решил, что оно тягостное и страшное?» Он никогда бы не ответил на этот вопрос. Подсказала интуиция разведчика.

Виталий Андреевич позвонил в соседнюю квартиру. Дверь долго не открывали, наконец, осторожный голос произнес:

- Вам кого?

- Не будете ли столь любезны переговорить со мной? – деликатно произнес Шумаев.

Дверь открылась, на пороге стояла девушка лет шестнадцати, она вопросительно посмотрела на визитера. Виталий Андреевич легонько кашлянул:

- Я, собственно говоря, к профессору Репринцеву. Звоню, и не его, ни супруги. Не подскажите, когда они появятся?

Он заметил в глазах девушки ужас. Она не ответила, только отрицательно покачала головой и быстро прикрыла дверь. Шумаев догадался: что-то случилось… Скорее всего, профессора арестовали. А что с его женой?

Виталий Андреевич спустился вниз. Женщины с газетой в руках не было ни в беседке, ни вообще поблизости. Зато невдалеке усердно мела улицу толстая дворничиха. Шумаев подошел к ней.

- Простите, сударыня, не знаю имени-отчества.

- Тетя Клава я, - ответила дворничиха, не смущаясь тем, что собеседник по возрасту был ей если не папой, то очень старшим братом.

- Я пришел к профессору Репринцеву, звонил, а там – никого. Не подскажите?..

- Подскажу, - резко оборвала дворничиха. – Там никого нет и не будет.

- Неужели Алексей Иванович в командировке? Не предупредил меня.

- Он арестован!

- Как?!

- Очень просто. Он – тайный враг народа. Некоторое время наши органы молчали. Все досконально проверяли, у нас ведь без причины человека не арестовывают. Но уже вечером – собрание жильцов. Все заклеймят предателя Репринцева.

- Он на Лубянке?!

- Там! Точнее, был там. Сказали, покончил с собой. Боялся разоблачения.

- А супруга?

- Тоже умерла. Не выдержала позора семьи. Квартиру заберут, отдадут семьям трудящихся. Подумайте: как буржуй занимал три комнаты, в таких-то хоромах живут по десять человек, а то и больше. Да еще и вредил нашей дорогой советской власти, интеллигент неблагодарный.

- Но у них есть дочь?

- Насчет дочери не скажу. Только яблоко от яблони… Кстати, а вы кто будете, господин хороший?

- Просто знакомый.

- Знакомый? – подозрительно произнесла тетя Клава, и Шумаев понял, пора прощаться. Все, что требовалось, он выяснил.

Он не прошел и нескольких шагов, а двое крепких молодцов двинулись следом. Не успел Виталий Андреевич и глазом моргнуть, как один стоял впереди него, другой – сзади.

- Он! – кричала тетя Клава. – Выспрашивал и выведывал насчет семьи Репринцевых.

- Да, я поинтересовался насчет профессора, - вежливо ответил Виталий Андреевич. – А в чем дело?

- Документы! – хмуро произнес один из парней.

- Говорит, знакомый, - не унималась тетя Клава. – Все они одним миром мазаны. У, диверсант проклятый!

- Подождите, - сказал Шумаев. – Хочу понять, за что меня оскорбляют? Я могу подать на вас в суд, женщина. И вообще, я что-нибудь нарушил?

- Шутить вздумал, папаша? – один из парней больно сдавил ему локоть. – Сейчас пошутим и мы.

Виталий Андреевич был самым терпеливым человеком на свете. Да и должность советника посольства не позволяла вступать в уличные конфликты. Но тут он не выдержал…

Он ловко высвободился из цепких объятий, заломил руку и сбил противника с ног. Второй, не ожидавший подобного, чуть запоздал с ударом. И Шумаев отправил его в небольшой нокаут.

- Нападение на сотрудников органов, - хрипел первый. – Да с тобой такое сделают, тварь безмозглая…

- Откуда я знаю, что вы из органов? – Виталий Андреевич невинными глазами посмотрел на остолбеневшую дворничиху. – Я было подумал – бандиты.

Тетя Клава пробормотала нечто невразумительное, а второй тем временем также поднялся, вытер кровь с лица, сунул под нос документ:

- Смотри, сука! Если ты советский гражданин…

- Я не советский гражданин, - Шумаев вытащил свое удостоверение. – За угрозы в адрес Первого секретаря посольства иностранного государства вас привлекут по полной. А нужен мне был профессор Репринцев лишь по одной причине: мы собирались напечатать его статью. На нет и суда нет.

Сотрудники НКВД внимательно изучили документ, потом, злобно сверкнув глазами, удалились.

А Шумаев направился в посольство, дабы связаться с другом Корховым и сообщить ему последние новости.

Однако дозвониться до неуловимого начальника старооскольской полиции так и не смог.

 

Александр пригласил Валентину к себе, сказав, что лучшего места для написания статьи не найти. Девушка засмущалась:

- Неудобно.

- Почему? – Горчаков разыграл искреннее удивление. – Дом большой, кроме нас – никого. Никто не помешает.

- В этом-то вся проблема.

- У вас в СССР равноправие полов. Стерты любые грани между мужчинами и женщинами, все товарищи и вдруг?..

- Грани стерты только в профессиональном и политическом аспектах, - напомнила Репринцева.

- То есть отказываешься?

- Нет.

- Тогда вперед!

Дверь им открыла Лена, с неподдельным интересом рассматривающая новую гостью хозяина. Валентина вопросительно подняла бровь, Александр пояснил:

- Это Лена, работает у меня. Экономка.

Лена внутренне улыбнулась такому неожиданному и быстрому повышению.

- Леночка, следует угостить нашу гостью по высшему разряду. Она из Москвы, журналистка.

Валентина вспыхнула, зарделась. Как же все мы не равнодушны к похвале!

- Проходи, посмотри на мою скромную берлогу.

Скромная берлога состояла из пяти просторных комнат, кухни, прихожей, ванны. Мебель была старинная, явно не дешевая. Обычный журналист в Старом Осколе жил богаче известного на весь СССР профессора. Впрочем, Валентина не была ярой материалистской, она сразу обратила взор на стеллажи с книгами. Отличная библиотека! Правда, о многих писателях Валентина только слышала, да и то лишь критические высказывания. Интересно было бы их почитать. Например, Бунина «Окаянные дни», «Митину любовь», «Жизнь Арсеньева», или стихи Ахматовой, Гумилева, Северянина. Хотелось взять книги в руки, но она боялась к ним прикоснуться, точно они опалят ее огнем… Сколько всего!

- …Есть даже Троцкий, Муссолини, Гитлер, - перехватил ее взгляд Горчаков. – Хочешь ознакомиться?

- Нет, пожалуй, - Валентина попыталась придать голосу безразличие.

- Тогда эротические романы? «Санин» (Известное произведение Федора Сологуба. – прим. авт.)? Или сказки Лабулэ, которого в СССР наверняка почитают расистом?.. Для человека не должно быть понятия «запрещенная литература», он вправе решать, что ему читать.

- Нас ждет работа, - напомнила Репринцева, однако глаза бежали и бежали по книжной полке. Она остановилась на церковном разделе. Игнатий Брянчанинов, Сергей Нилус, Иоанн Кронштадский. Валентина вдруг снова почувствовала: это ее мир!

- Правильно, пора работать, - поддержал ее Александр. – Посмотрю, что там приготовила Лена и начнем. А ты пока полистай нашу газету. Чтобы быть в курсе того, о чем тут пишут журналисты.

Репринцева удобно устроилась в кресле, взяла стопку «Оскольских вестей». Обычная буржуазная сплетница с бесконечной рекламой. Правда, есть любопытные аналитические материалы. Так, незаметно, Валентина добралась до последней страницы. Здесь статья некоего Ярослава Иванова «Прозрение». Репринцева читала сначала механически, как и все другое, но, постепенно увлеклась и теперь глотала каждое слово.

«Двадцатый век - это власть слуг дьявола. Она утвердилась в большинстве стран либо в открытой форме тоталитарных диктатур – СССР, Германия, Италия, либо как господство финансовых структур – Англия, США. Разница между ними невелика, и в одном и в другом случае - бесправие и полное подавление личности, везде – горе и страх. Остались лишь несколько островков спокойствия и благополучия. В их числе – Российская Империя. Конечно, нельзя утверждать, что здесь существует некий идеал, о котором мечтало человечество, общество «справедливости и благоденствия», но в нашем мире можно жить комфортно, поскольку сохранились нравственные законы, основанные на православных традициях, создана уникальная система распределения, исключающая моменты острого социального неравенства, а также высок уровень обеспеченности граждан. Что нам нужно? Повышать нравственность, на этой основе перейти к обществу глобальных идей. Что нам не следует делать? Превращаться в новых миссионеров, нести свои принципы другим народам. Пусть живут, как пожелают. Торгуем с ними, - да. Поддерживаем добрососедскую дипломатию, - да. И не больше. На подобных поучениях народа и захватах территорий уже сломали голову Рим, арабы, Британия. Скоро сломают Рейх и Советы. Мы же, если, станем следовать идее исключительно собственного развития, останемся вечными. Мы – не для них, они – не для нас.

Россия уже столкнулась с проблемами, когда вступила в Первую мировую войну. Это привело к революции, голоду, разрушениям. Никто не задался вопросом: зачем мы бросились защищать эти Балканы? Советскому Союзу еще аукнутся Кавказ и Средняя Азия, нельзя тесно дружить несовместимым культурам и повторять ошибки Каракаллы (император Рима 198-212 гг. – прим. авт.), решившего дать гражданство Рима всем жителям подвластных ему территорий (это случилось в 212 г. – прим. авт.). Рейх, когда начнет экспансию, погибнет внутренне, растворится в иных культурах и расах (несмотря на жесточайшие расовые законы), как захватившие в свое время Китай моголы. Нам же нужно остаться и процветать!

А для этого у нас есть все. Ресурсы, мононациональное государство, солидная территория, хороший климат. Не случайно именно здесь проживали самые древние цивилизации, древнее шумеров и Египта (на территории между южными оконечностями Белгородского и Воронежского регионов найдены городища, которым, по предположениям ученых более 10 тысяч лет. – прим. авт.).

Другой вопрос: позволят ли нам остаться в вечном нейтралитете? Это зависит от нас. Надо раскрывать врагов нашего образа жизни – и властям, и каждому человеку. Противостоять им, применять любые формы борьбы, вплоть до крайних…».

Валентина даже не сразу поняла, что Горчаков обращается к ней, приглашая за стол. Она спросила:

- Ты читал это?

- Нет. Не всегда удается просмотреть материалы собственной газеты.

- А сам знаком с Ярославом Ивановым?

- Нет. Я слышал, что такой есть. Что-то написал для нашей газеты. А в чем дело?

- Посмотри. У нашего убийцы, возможно, есть идейный сообщник. Как жаль, что я завтра уезжаю. Интересно было бы с ним познакомиться.

Пока Валентина лакомилась специальными блюдами «экономки» Лены, Александр изучал статью. Потом он серьезно посмотрел на Валентину и сказал:

- Интересные у нас авторы. Ярослав Иванов… Вероятно, псевдоним. Надо будет переговорить с Черкасовой.

- Мы обсуждали возможную идеологическую концепцию преступника, мотивы его действий, а все уже изложено до нас. Если только…

- Что?

- Если только Ярослав Иванов и не является тем убийцей.

- Глупости. Убийца не станет себя раскрывать. Это - теоретик. К тому же он ни к чему не призывает. Его слова можно трактовать как угодно.

- Во-первых, - возразила Валентина, - сама фраза «применять любые формы борьбы, вплоть до крайних» говорит о многом. Что такое «крайние меры»?.. Во-вторых, вспомни Раскольникова. Сначала он изложил свою теорию на бумаге, потом пошел убивать.

- Подожди-ка, - Горчаков бросился к телефону, набрал номер Черкасовой. Голос на другом конце провода сразу спросил:

- Это ты? Статья готова?

- Будет готова.

- Когда?

- Она уже в работе.

- Времени у тебя в обрез.

- Только подпишет ее другой человек.

- Кто?

- Мой соавтор. Мы работали вместе.

- С ума сошел? А расчет?

- Насчет этого не волнуйся. В крайнем случае, расплачусь сам.

При обычной ситуации Черкасова всыпала бы ему по первое число за подобные сюрпризы. Но сейчас время не оставляло ей шансов.

- Хорошо.

- Еще одно: ты знаешь Ярослава Иванова?

- Наш автор.

- Что он за человек?

- С какой стати ты им заинтересовался?

- Есть причины.

- У тебя статья! – взорвалась шефиня, - а ты даже в такой момент лезешь не в свои сани! Он написал о своем, ты о своем.

- Да нет, я вспомнил о нем как раз в связи со статьей. Мне бы с ним познакомиться…

- Видишь ли, - замялась Алевтина, - с ним вышел один казус. Статью принес мальчишка-посыльный, оставил в редакции. Обратного адреса на конверте не было. Еще мальчишка передал: «Если напечатаете, хозяин пришлет меня к вам за гонораром». Статью мы напечатали, только никто за деньгами не объявлялся.

- Ты решилась напечатать человека инкогнито?

-  И что? – рассердилась Черкасова. – Его материал на фоне той белиберды, которую мне суют, показался изюминкой. Пишите так же, и мы постараемся меньше обращаться к помощи посторонних. Кроме того, идеи у него здравые.

- А можно о нем что-нибудь узнать?

- Появится посыльный, тогда и узнаем.

«Возможно, и не появится», - вздохнул Александр и засел с Валентиной за статью.

Дело продвигалось на удивление быстро. Репринцева и Горчаков дополняли друг друга, даже если спорили по тому или иному эпизоду. Помогли им выстроенные Александром в хронологическом порядке записи произошедших событий. Далее авторы попробовали описать личность преступника.

Сошлись на том, что это все-таки мужчина, сильный, ловкий, с маниакальной приверженностью к сохранению устоев и порядка, он не понимает, что своими действиями вносит лишь больший хаос. Некоторые ему тайно симпатизируют (как здесь кстати оказалась статья Иванова!). И кому симпатизируют?! Озлобленному, больному человеку, шизофренику. Возможны сообщники, но, скорее всего, он – одиночка. Вряд ли бы он решился поделиться с другими сокровенным. Его нужно скорее обезвредить, в противном случае он принесет Старому Осколу серьезные проблемы. Он не только будет сеять панику, убивая любого, кого заподозрит в связях с иностранными спецслужбами, но и подорвет репутацию города, поспособствует срыву крупных проектов».

- Стоп! – воскликнул вдруг Горчаков и бросился к стопке газет.

Валентина с удивлением смотрела, как он перелистывает их, пока, наконец, не протянул ей еще одну статью. Она касалась перспектив открытия в Старом Осколе залежей руды и строительства здесь крупных горно-обогатительного и металлургического комбинатов. Автор считал, что подобные проекты опасны, поскольку нарушат экологию и подорвут здоровье местных жителей, вызовут многие болезни, прежде всего, онкологические. В конце шел призыв считать сторонников подобных предложений врагами города и Империи. «Главное для России здоровье человека, творения Божественного. Все остальное: производство, заводы – дело рук созданных Им тварей. А потому не могут они нарушать законы Творца».

- Теперь посмотри на подпись, - сказал Александр.

- Иван Ярославцев…

- Поменяй местами и получится почти что Ярослав Иванов. Конечно же, опять письмо без обратного адреса.

- Поговори с шефиней.

- О чем? Вдруг она экономит на авторских гонорарах? Очень удобно и выгодно.

- Я вот о чем подумала, - промолвила Валентина, - что, если мы ошиблись, и действует не один человек, а целая группа?

Вновь звонок, Алевтина требовала статью. Действительно – вечер, все сроки вышли.

- Подписывай, Валя, - сказал Горчаков. – Твоя первая статья в зарубежной прессе.

Репринцева чуть помедлила, но подпись поставила. Потом выяснится: к добру это для нее или нет.

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Они шли по ночному городу, шли, не опасаясь, хотя и было предупреждение Корхова. Статья выйдет только утром, и если убийца решится отомстить, автор уже будет далеко.

- Жаль, что нет прямого поезда Старый Оскол-Москва, - сказал Александр, - я бы сел в вагон и примчался к тебе.

- К нам не так просто приехать.

- Да, - согласился Горчаков, припомнив зловещего карлика из детства. – Лучше ты приезжай к нам.

- Как ты это себе представляешь?

- Сядешь в поезд, приедешь в Курск, а там я тебя встречу. Ах, да… Мы пришлем тебе приглашение от газеты.

- И навеки испортите мою карьеру.

- Так нам не встречаться? Это не выход.

- Не выход, - согласилась Репринцева.

- Я обязательно что-нибудь придумаю. И ты не пострадаешь. В крайнем случае, возьму командировку в Москву.

- Не писал антисоветских материалов?

- Писал.

- Тогда тебя вряд ли пустят. Персона нон-грата.

- Откуда они знают про мои статьи? Они все читают?

- Да! В отличие от нас, простых смертных.

- Так что нам делать? – почти закричал Горчаков.

- Не знаю. 

Он что-то хотел сказать, но она остановила и после паузы добавила:

- За эти несколько дней в вашем городе я будто прожила целую жизнь, причем, абсолютно новую для меня. Приехав в Москву, я долго буду вспоминать каждую улицу, дом, и, конечно же, храмы… А когда закрою глаза, то в сладком сне передо мной вновь возникнет этот почти южный город с его пирамидальными тополями.

- А меня ты в том сне увидишь?

- Конечно! Разве есть сомнения?

- Но почему мы должны расстаться?! Разве не существует иного выхода?

Увы, его не видели ни она, ни он. Двое русских влюбленных, разделенные границами, политическими системами и разного рода предрассудками. Они прошли еще немного, Александр не выдержал:

- Может, ты… останешься?

- Каким образом? Завтра в десять или одиннадцать за нами придет машина. Можно было бы до Курска и поездом, но местное отделение ВКП(б) решило по-иному.

- Я через знакомых продлю тебе визу.

- Этого делать нельзя без разрешения нашего консульства и… соответствующих органов!

- А если ты… вообще останешься?

- Вообще?

- В качестве сотрудницы газеты. Разве мало советских граждан, рискуя свободой, даже жизнью, переходили границу? Тебе и рисковать ничем не надо.

Валентине следовало бы возмутиться: ее подбивают к прямому предательству, но она лишь горько вздохнула:

- Ты не представляешь, какие тогда неприятности ожидают моих родителей.

- Остается последнее средство: сделать тебе предложение руки и сердца.

- По-моему, - рассмеялась Валентина, - такой человек как ты, не стремится жениться. Ты слишком красив, а девушки на красавчиков падки.

- Ты меня раскусила, не стремлюсь, - согласился Александр, - однако в данном случае собираюсь сделать исключение.

- Я польщена.

- А я серьезно.

- Если серьезно, то… не надо. Ведь еще немного, и я сама влюблюсь, - Валентина боялась признаться себе, что уже влюбилась. – Ничего хорошего из этих отношений не получится. Мне нужно уезжать! И пусть все останется маленьким приключением.

Перед ними – узкий переулок. Направо – в гостиницу, налево – к дому Горчакова. Александр осторожно промолвил:

- Пойдем ко мне?

- Поздно уже.

- И что?

- Поздно! – вздохнув, повторила Валентина. – Завтра тяжелый день.

- Но сегодня наш последний день!

Странный грохот раздался от этих слов, Валентина вздрогнула и увидела, что темнеющее небо расцветилось яркими огнями, и множество радуг соединились в грандиозный букет. Девушка будто ощутила чье-то грозное предупреждение. Нет, никто ее не предупреждал. Она просто поняла, что не следует сейчас идти к нему. Но почему? Ведь ей так хотелось!

«Я и правда влюбилась?»

«Не должна! Не должна!» – стучало в голове.

Ей хотелось, но она не могла.

А если все-таки?.. Чем она рискует? Потерей невинности? Не такая большая потеря. С губ уже готово было сорваться согласие и тут… Новый взрыв! Еще один! Они словно до основания потрясали Старый Оскол. И опять в этих взрывах слышалось: «Не должна! Не должна!».

- Что с тобой? – удивленно спросил Александр. – Обычный салют. У нас в городе это любимое занятие молодежи.

«Не должна!»

- Надо возвращаться в гостиницу! – почти простонала Репринцева.

- Нет! – Горчаков решительно взял ее за руку, но она еще более решительно высвободилась. Он понял, настаивать бесполезно.

- Хотя бы погуляем?..

- Погуляем?.. Да, конечно!

Ночной город по-прежнему был с ними ласков, теплый ветерок обвевал лица, фонари приветливо светились огнями. Правда, народа было чуть меньше. Убийца сделал свое дело!

 

Валентина опять вернулась за полночь. Надежда уже вела себя смелее, времени до отъезда осталось в обрез, подруга, похоже, не думает здесь оставаться, поэтому начала открыто собачиться:

- Опять за тебя пришлось волноваться! Когда же наконец образумишься?

- Чего волноваться? Я гуляла…

- А в городе – убийца!

- Говорят, он убивает агентов спецслужб. Я не из них.

- Откуда ты знаешь, кого он убивает?

Валентина вдруг испытала к Погребняк невероятный прилив дружеских чувств. «Надо же, волновалась!» Она не выдержала, призналась подруге:

- А еще я написала статью.

- Что ты сделала?!

- Написала материал о серийном убийце Старого Оскола. Первая серьезная журналистская работа.

Следовало ожидать, что Надежда спросит: «Откуда у тебя данные?» или что-то в этом роде. Однако последовало иное:

- Как ты могла?!

- Что не так?

- Любая статья, особенно в зарубежной прессе, должна быть согласована с… ты сама знаешь с кем.

- Но там нет антисоветчины. Там вообще нет политики.

- Все равно. Валька, сумасшедшая! Надо отменить!

- Поздно. Газета в печати. А может, уже напечатана.

Глаза Надежды расширились от ужаса, поступок Валентины грозил неприятностями им всем. Она уверяет, «никакой антисоветчины», а вдруг что-то ненароком ляпнула?

- Тогда следует… изъять тираж! – в отчаянии прокричала Погребняк, хотя прекрасно понимала, что говорит глупость. По крайней мере, она делала попытку помешать выходу статьи.

- Да не волнуйся ты так. Я не совершила ничего дурного. Наоборот, создала рекламу своей стране. Начинающая журналистка и вдруг – большая статья в ведущей газете буржуазного города. О чем это говорит? Советским гражданам подвластны любые рубежи. Нас похвалят… Не дрожи, ты не причем. Я все сама, даже не поставила тебя в известность. Я вообще ничего тебе не говорила. Честное комсомольское!

Надежда немного успокоилась. Действительно, в случае чего, она постарается отмазаться от любых нареканий в свой адрес. Она давно сообщала о некомсомольском поведении Валентины Репринцевой. Но, чтобы проникнуть в тайну ее поступков, надо быть волшебницей.

- Ложись спать. Завтра рано вставать.

- Не так уж и рано. Во сколько приедет машина? В десять или около одиннадцати?

- В семь.

- Как?!

- Местное руководство решило. Очевидно, хотят показать нам Курск. Да что с тобой? Наоборот хорошо, посмотрим еще один город.

- Мне надо позвонить.

- Куда?.. В Москву?

- В Москву… - Репринцева вспомнила, что так и не позвонила родителям. Вдруг линию уже исправили? И, конечно, созвониться с ним! Он придет провожать, а ее уже не будет в гостинице!

Валентина бросилась вниз. Сначала домой. Нет, опять непрерывные гудки. Теперь – ему!

Трубку сняла Лена, которая сообщила, что Александра пока нет.

- …А когда он появится?

- Понятия не имею. Он мне не докладывает.

- Я перезвоню позже. А лучше так… Передайте ему, что машина приходит не в десять, а в семь.

- Вы уезжаете?

- Уезжаю.

- Доброго пути.

- Не забудете передать?

- Не забуду!

- Я буду ждать!

Однако Лена уже положила трубку. Валентина поднялась к себе в номер. Надежда спала, с головой накрывшись одеялом. Или делала вид, что спала?

Репринцева разделась и тоже шмыгнула в постель. Попробовала закрыть глаза, однако сон не шел…

Она безумно хотела увидеть мать и отца, но еще больше желала остаться здесь. Страшно даже представить, что никогда больше не увидит его! Да и сам Старый Оскол неожиданно стал ей таким родным и близким. Она лишь представила, как поедет на север, как будут меняться пейзажи за окном поезда: пышную зелень сменит более скучная, подмосковная. И лица у людей будут другие, меньше открытых, свободных взглядов, вместо них – что-то заискивающе-рабское в глазах. Она не сможет вот так просто зайти в церковь…

Валентину затрясло! Внезапно вспомнилось видение, где мать предупреждала ее не возвращаться в СССР. А что ей почудилось в беседке у колдуньи?..

«Глупости! Она не колдунья, а авантюристка! И никакая мама мне не являлась. Родители ждут, наверное, не спят. Мама печет пироги и готовит прочие приятности к моему приезду».

В ночи как будто раздались жалобные звуки. Или город прощается с Валентиной? Или беспощадный убийца опять вышел на охоту, и плачут его новые жертвы? Репринцева вспомнила о своей статье и о возможной мести. Правда, начальник полиции дал слово, что она будет в безопасности. К тому же завтра в семь их увезут отсюда. Если убийца решит мстить, будет уже слишком поздно. Не поедет же он ради этого в Москву.

Однако она поднялась, на всякий случай проверила, хорошо ли закрыла входную дверь.

 

Вернувшись домой, Горчаков первым делом позвонил Черкасовой. Она не слишком обрадовал позднему звонку.

- Извини, я насчет материала.

- Ради этого стоило поднимать меня с постели? Я давно подписала его в печать.

- А твое личное мнение?

- Я не читала.

- Как?!

- Если его писал ты, то все в порядке.

- Мы работали вдвоем…

- Пусть вдвоем. Но ведь ты тоже приложил руку. Если подвел, и статья говно, пойдешь искать другую работу, ваше сиятельство.

- Там есть спорные моменты.

- Мы не в СССР и не в Рейхе, различные точки зрения допускаются.

- И опять насчет того самого Ярослава Иванова…

- Все завтра.

- Я чуть опоздаю.

- Снова?

- Валентина уезжает.

- Ну-ну! Одной любовнице сообщаешь, что пойдешь провожать другую.

- Слышал бы тебя муж.

- Нет его.

- Вот как!

- Где-то шатается, уважаемый человек. Небось, у своей подружки.

- У него тоже есть подружки?

- Наверное. Мне безразлично. Отстань!

…Горчаков заметил, что обычно веселая Лена вела себя с ним настороженно, глаза были тревожными. Но внимание этому факту не придал.

- Я выйду подышать воздухом, - сообщил он служанке.

Вечер выдался чудесным. Иным он и не мог быть: май плавно переходил в июнь, лето весело подмигивало: «Я пришло!». Как не согласиться с Тургеневым: лето - лучшее время в году, время терпких запахов, звонких птичьих песен, летних отпусков. День по-прежнему стремится увеличить свои горизонты, а ночь – крохотная, искрометная. Чуть потемнеет, и уже опять чернота тает под белыми красками; красок больше и больше, а затем вспыхивает золотом далекий горизонт, и небесное светило заступает на свое дежурство.

Но пока еще город во власти ночи! Горчаков упал на траву и глядя на темное небо, думал. Дум много и разных. Однако главная - о Валентине. Завтра она уезжает, а он?.. Так и не сможет помешать отъезду?

Все остальное отошло на второй план, даже таинственный убийца. «Я мужчина или нет? Я обязан поговорить с ней еще раз, убедить ее остаться. Должна же она почувствовать, понять…»

Чем ее убедить? Какие аргументы использовать, чтобы окончательно разрушить ее сомнения? Родители останутся в заложниках… Серьезная проблема. Но у профессора Репринцева имя! Можно затребовать его через международные организации, не захотят же большевики полностью дискредитировать себя.

Стремление Валентины вернуться на родину тоже понятно. Тут для нее другой мир, с иной психологией. Но ведь и это ее Родина! Даже большая родина, чем Москва, она сама говорила, что корни ее родителей отсюда. Нельзя же любить какой-то клочок земли лишь потому, что ты там родился.

«Видимо, их в СССР так воспитали: любить родину, несмотря ни на что. Любить, как любят мать. Очень удобная позиция: человека изничтожают, а он все равно любит и считает, лучше здесь прозябать в нищете, даже умереть, чем где-то благоденствовать. Так рождается армия духовных рабов. Они не задумываются над тем, что и родина должна их точно также любить. Даже больше, как мать обожает дитя, не чураясь возможной ответной неблагодарности».

Горчаков настолько ушел в собственные мысли, что не услышал телефонный звонок. Лена поговорила с Репринцевой, однако решила не передавать разговор Александру. Она вдруг ощутила дикую ревность. Раньше у хозяина были только увлечения, а теперь он… влюбился?

Она готова была простить ему бесконечные любовные связи (про свои она выдумывала, из-за желания отомстить), там все было несерьезно, а тут… Журналистка из Москвы уезжает в семь. Когда он придет в гостиницу, она будет далеко.

И они никогда больше не увидятся!

Он ее забудет, и очень скоро. Жизнь наладится, потечет как прежде. Но в ней не останется места заезжей гостье.

Александр вернулся, спросил, не звонил ли кто? Лена ответила отрицательно, а потом упала на кровать, вцепилась пальцами в подушку, терзаясь за совершенную подлость.

Она ждет и надеется! А он не знает и потому опоздает! «Какая же я сволочь!»

 

Корхов пришел домой подавленным и злым. Жена прекрасно понимала, что в такие минуты лучше не беспокоить его вопросами. Молча подала жаркое и рюмку водки. Анатолий Михайлович выпил, крякнул и вновь поплыл по извилистым течениям своих мыслей. После долгой паузы наконец-то обратил внимание на жену. И то - по делу:

- Настенька, меня никто не разыскивал?

- Несколько человек. Вот я их всех записала.

Анатолий Михайлович глянул на список звонивших, и лицо недовольно скривилось.

- Опять глава администрации. Требует отчета. А я не могу отчитаться! Но отчитаюсь.

- Обязательно поймаешь этого ублюдка, - робко вставила жена.

- Еще станет уговаривать сотрудничать с органами нашей госбезопасности. Они ведь наверняка нажаловались, что я человек конфликтный. Ладно, проехали… Этот мне тоже не нужен. И следующий…

Внезапно его взгляд изменился, он воскликнул:

- Шумаев звонил?

- Да, Виталий Андреевич просил тебя срочно с ним связаться. Оставил телефон для связи.

- Вот это важно.

- А он причем? – не удержалась жена. – Он ведь в Москве?

- То другое дело, - отмахнулся Корхов.

Покачиваясь на больных ногах, он подошел к аппарату, набрал номер. После нескольких долгих гудков ему ответил старый друг:

- Нашелся, неуловимый Джо!

- Накопал что-нибудь?

- Накопал.

- Рассказывай.

Шумаев вкратце сообщил обо всем, что с ним случилось. Корхов слушал и сердито сопел:

- Значит, ее отца арестовали, он умер. И мать умерла.

- Получается так.

- Девчонке нельзя возвращаться в Москву.

- Правильно мыслишь. Тут ей придется несладко. Да и не к кому возвращаться.

- Спасибо, старина. А драться не разучился. Молодец!

После он сразу позвонил в гостиницу «Белогорье». Администратор сонным голосом спросил:

- Слушаю!

- Это начальник полиции Корхов Анатолий Михайлович. С кем я говорю?

- Администратор Водорезов, - сонливость сразу испарилась. 

- Ваши туристы из Москвы – Репринцева и другие…

- Да, да, у нас есть такие!

- Знаю, что есть. Они на месте?

- Уже отдыхают.

- Я сейчас приеду… Хотя нет, в котором часу они завтра уезжают?

- В десять.

- Точно?

- Точнее не бывает.

- Я заеду попрощаться.

- Будем ждать.

- В случае каких-либо изменений с их отъездом позвоните мне, - Корхов продиктовал номер телефона.

- Конечно, господин начальник полиции.

- Не забудьте.

- Обязательно, господин начальник полиции. Правда я к этому времени сменюсь. Вместо меня будет Терехина Анна Игнатьевна. Я напишу ей записку.

- Спасибо.

Корхов вернулся за стол, попросил жену налить еще рюмашку. На лице ее читалось сочувствие:

- Еще что-то произошло?

- Да. Одна журналистка из Москвы Валентина Репринцева завтра возвращается к себе, а у нее арестовали отца, и он умер. И мать умерла. Она сирота, но еще этого не знает. Дома ее наверняка ждет арест.

- А ее за что? – спросила Анастасия Ивановна.

- Она дочь врага народа.

- Но лично она в чем виновата?

- Какая ты глупая и… счастливая!

Анатолий Михайлович поднялся, крепко обнял жену. Анастасия Ивановна никак не могла взять в толк, в чем ее счастье? И пусть! Она была слишком рада редким объятиям сурового мужа.

- И я перед ней виноват. Они с одним парнем написали статью о нашем убийце, а подписала ее одна Валентина. Если серьезно задето самолюбие преступника, он постарается свести с девушкой счеты. Надо будет где-то спрятать ее. Спрятать так, чтобы он не нашел.

- Я знаю это надежное место. Дом начальника полиции Корхова. Поселю ее вон в той комнате.

Корхов вторично обнял жену:

- Ты права, пусть поживет у нас. По-моему, она очень хорошая девушка… И потом, ты всегда мечтала иметь дочь.

- Она согласится остаться?

- Согласится. Я ей все доходчиво объясню.

Внезапно ему показалось, будто ощущает чье-то незримое дыхание. И следом – ядовитые слова: «Думаешь здесь самое надежное место? Не надейся. Сам знаешь, почему. Тот, кого ты разыскиваешь, рядом. Догадался, кто он?..»

 

Валерий вернулся за полночь. Бросил беглый взгляд на жену, которая находилась в кровати, но не спала, а что-то читала. Как обычно, вокруг нее – столб табачного дыма.

- Опять припозднился? – сказала Алевтина.

- Неужели тебя это волнует?

- Нисколько.

- Тогда зачем спрашиваешь?

- Все-таки ты мой муж. Хотя бы на бумаге.

- Ай, бумажный муж.

- И по улицам города разгуливает убийца.

- Я его не боюсь.

- Ты, оказывается, смелый?

- Не трус. Недаром несколько лет прожил на Востоке. Владею боевыми искусствами.

- Те, кого он убивал, тоже к слабакам не относились.

Валерий посмотрел в окно на темную улицу и вдруг сказал:

- Я хорошо помню, что ты говорила об этом маньяке. Он оказывает городу услугу. И ты бы многое отдала, чтобы лично познакомиться с ним. Не поменяла свое мнение?

- Пока нет.

- Вот тебе и рассуждения христианки.

- Разве с нами всегда поступают по-христиански?

- Безумие, Алевтина! Завтра он посчитает, что именно ты, редактор «Оскольских вестей», приносишь вред Старому Осколу. Что тогда?

- Но я не совершила никакого предательства против своих соотечественников.

- Знаешь, кто первыми гибнут от рук маньяков? Их верные сторонники и почитатели.

- Это против правил.

- Как и лишать человека самого дорого для него – жизни.

Образовалась невыносимо тяжелая пауза. Первой ее нарушила Алевтина:

- У меня такое ощущение, что ты хочешь что-то сказать? Объяснить…

Валерий повернулся к жене и резко спросил:

- Почему ты разлюбила меня?

- Ты не способен на поступок. Увы! Женщины, подобные мне, любят героев.

- А если бы я… оказался тем убийцей?

- Не смеши.

- Ну почему?!

- Я уже сказала: ты не способен на поступок.

Валерий загадочно улыбнулся:

- Как знать!

В ответном взгляде жены появилось удивление, переросшее в сомнение, потом в… страх.

- Перестань так шутить!

- Да, я пошутил. Я ни на что не способен.

- Однако… - Алевтина задумалась, затем не выдержала, продолжила. – Ты возвращаешься слишком поздно. Где ты бываешь по ночам?

Он не ответил, только рассмеялся. В глазах появился странный блеск. И неожиданно он крикнул:

- Слушай!

- Что?!

- Будь очень внимательна, и все поймешь!

Они услышали оба, как в тишине ночного города раздались гулкие шаги. Казалось, это шел тот самый таинственный убийца. Он уже перестал прятаться, скрывать свои жуткие намерения под добродушной маской.

Зачем она ему, раз все равно симпатизируют…

 

На самом деле убийца не топал по улицам, а летал! Он поднялся высоко над домами, высматривая любую дрянь, которая мешает нормально существовать любимому городу. Любой сорняк он намеревался вырвать с корнем! Его власть ныне безгранична! Он хохотал и издевался, торжествуя окончательную победу над беспомощными стражами порядка («Не видят под самым носом, идиоты!»). А беспомощны они потому, что защищают отжившие правила и порядки.

И только он – вершитель великого вселенского правосудия!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Томимая думами, Валентина уснула только под утро, но поспать долго не удалось. Не было и шести, как Надежда разбудила ее:

- Вставай, просыпайся рабочий народ!

- Уже? – спросонья пробормотала Репринцева.

- Уже, соня! Не будешь бегать по ночам…

Внезапно она осеклась, она хорошо понимала, что совсем скоро Валентина действительно не будет бегать по ночам. Надежда заметалась по комнате, радость встречи с советской страной соседствовала со страхом за судьбу подруги. Ведь если Валя пострадает (а пострадает обязательно!) то по собственной глупости. И, чтобы не говорили про нее, никакой она не шпион, не враг.

- Что с тобой? – спросила Репринцева. – Ты нервничаешь?

- Нервничаю? Может быть. Это от ожидания встречи с Москвой, с друзьями, родными.

И опять замолчала. У Валентины больше нет родных. Только она этого еще не знает. Жалость настолько сдавила Погребняк горло, что она не выдержала, бросилась в ванную. Лишь бы Валентина не увидела ее перекошенного лица. Возникло непреодолимое желание предупредить подругу. Она еще может спастись.

И тут перед Надеждой снова возник кошмарный образ Красной Стервы. На сей раз она ничего не сказала, только приложила палец к губам…

В номер стучали Давид и Рустам. Они ввалились безо всякого приглашения, с порога закричали:

- Как? Еще в разобранном состоянии?

- Пошли вон! – по-настоящему рассердилась Репринцева. – У меня есть право хоть немного побыть одной?

- Нет у тебя этого права? – примирительно заметил Давид. – Мы все – одна большая дружная семья.

А Рустам танцевал свою лезгинку. И гордо добавил:

- Скоро увижу моих друзей – джигитов. В Москве их уже столько!

Надежда вышла из ванной, нездоровый цвет ее лица сразу заметили остальные. Валентина тут же подошла и спросила:

- Что с тобой?

- Ясно - что, - хихикнул Давид. – Прельстилась буржуазным миром. Не хочет уезжать.

- Слушай, ты! – в голосе Погребняк было столько металла, что маленький Давид отступил. Это не гнев доброй Вали.

- Дайте нам спокойно одеться и приготовиться, - последовал новый приказ Надежды.

Ребята все поняли, быстро удалились. Валентина направилась в освободившуюся ванную, не спеша приводила себя в порядок. Почему-то на сердце было тревожно. Может, не тревога, а грусть? Как же ей не хотелось уезжать. Она больше никогда не увидит его!

Но ее ждут родители, друзья. Ждут те, кто так любит ее! Ждет родная советская страна!

Неожиданно Валентина сказала себе то, в чем раньше боялась признаться: она не слишком стремится возвращаться в родную советскую страну. Больше всего ее пугал момент, когда она пересечет границу и увидит огромный плакат вождя народов.

«Ну почему здесь нет никакого вождя?»

Если раньше Репринцева боялась собственных мыслей, то теперь ее от них просто трясло. Так можно далеко зайти. В школе, потом в институте ей объясняли, что благодаря Сталину она получила счастливую жизнь. Это же ей говорили по радио, в газетах, в речах бесконечных пропагандистов. В Российской Империи Сталина не существует, а жизнь гораздо счастливее.

Что если она счастливей как раз потому, что Сталина не существует?

«Хватит! Хватит! Остановись!»

Но остановиться она не могла. Допустим, что она права? Что нищета проистекает от рабства? Еще Чехов писал, что следует каждый день выдавливать из себя по каплям раба. «Но его так просто не выдавишь. Рабское сознание пустило слишком глубокие корни. Если бы у нас вдруг решили поменять строй, то, наверное, остался бы точно такой же вождь, только уже капиталистический. Осталось то же холопство, только не перед партийными секретарями, а перед новыми собственниками».

В дверь ванной стучала Надя, она просила Валентину поторопиться, пришел Кирилл Прошкин.

- Иду! – с некоторой долей безнадежности сказала Репринцева.

Кирилл находился в комнате, он просил девушек поторопиться. Валентина поинтересовалась, чем вызвана такая спешка? Он ответил:

- Никакой спешки. Просто поменялся график. Вы сможете посмотреть Курск. Главное… - Прошкин сделал многозначительную паузу. – У вас прием в советском консульстве.

- Здорово! – прошептала Надежда. А Валентина вдруг спросила:

- Это обязательно?

- Ты что, Валька? – изумилась Погребняк. – Только представь, на каком уровне нас примут!

Даже здесь, далеко от ока диктатора, рабы не собирались менять свою сущность.

- Да, товарищ Репринцева, не по-комсомольски поступаете, - усмехнулся Прошкин. -  Кстати, вы ведь так и не пришли к нам за сведениями о Федоровской.

- Спасибо, я уже написала статью.

- Как?

- Сегодня она выйдет… вышла в «Оскольских вестях».

Кирилл ничего не ответил, лишь скривил губы. Тут же заявил, что зайдет к ребятам Давиду и Рустаму. Попросил девушек через пятнадцать-двадцать минут быть готовыми.

- И отправляемся.

«Уже? А он успеет?!..»

Валентина повернулась к Надежде. Та была бледнее мела, руки дрожали. «Да что все-таки с ней?»

- По-моему ты больна? – Валентина коснулась пальцами ее лба.

- Отстань! – резко дернулась Надежда, оставив подругу в еще большей растерянности.

 

Сопровождаемая Прошкиным группа советских комсомольцев  спустилась на первый этаж. Администратор Анна спросила:

- Покидаете нас?

- Да, - торопливо произнес Прошкин. – Едем в Курск.

- Успеха вам.

Едва они вышли, она достала записку и позвонила Корхову.

- Господин начальник полиции?

- Я.

- Это Анна Терехина из гостиницы «Белогорье». Вы хотели попрощаться со студентами из Москвы?

- Есть такое желание.

- Но они уже покидают нас.

- То есть как покидают?!

- Вышли из гостиницы и садятся в машину.

- Говорили - в десять! А сейчас только семь. Какого черта вы перепутали?!

- Они должны были выехать в десять.

- Вот что… Попробуйте их задержать.

- Каким образом?

- Придумайте что-нибудь. А я сейчас выезжаю. 

У самого выхода стоял большой кадиллак 1932 года. Глаза Рустама загорелись.

- Мы поедем на этой штуке?

- Именно. Так что времени не теряем. Быстро садитесь и отправляемся.

Однако Рустам без конца обходил машину, качал головой, прищелкивал языком.

- Красотища!

- Откуда у коммунистов такая машина? – спросила Валентина. Она делала все, чтобы задержать отъезд. Вдруг он успеет?

- Подарок от СССР, - раздраженно произнес Прошкин. – Да садитесь же. Чего ждете?

- Последний взгляд на город.

- Насмотритесь по дороге.

«Почему его нет?»

- Комсомолка Рапринцева, - раздраженно крикнул Кирилл.

- В самом деле, Валечка, мы же опоздаем на прием.

«Он не придет! Не знаю, по какой причине, но не придет!»

Валентина обреченно открыла дверцу кадиллака, на правах комсорга села вперед, остальные забрались на заднее сидение. Машина резко дернулась и помчалась по улицам Старого Оскола. В это время администратор Анна выскочила из здания отеля. Но было уже поздно…

Валентина глядела на старинные улицы, уютные дома, окруженные цветущими садами, и глаза ее наполнялись слезами. Больше всего ее раздражали восторженные возгласы Рустама и комментарии Кирилла:

- Этот район называется Пушкарка, вот начинается Ламская. А сейчас - Новый город.

Знакомые современные здания, парковые зоны и похожее на храм Артемиды казино. Теперь и это осталось позади. Город закончился. Вместе с ним окончился ее едва начавшийся роман.

Они продолжали мчаться на север.

 

Александр вновь оказался разбуженным своей служанкой. Он с трудом открыл глаза и сразу спросил:

- Уже время?

- Время.

- Спасибо тебе, Лена. Как тяжело вставать. Но мне нужно в гостиницу.

- Не благодарите меня, - неожиданно сказала Лена. – Я… совершила подлость.

- О чем ты? – Горчаков медленно отходил ото сна.

- Она звонила вам…

- Кто?

- Ваша московская журналистка. Звонила вчера ночью. Вы были в саду.

- Звонила?! Почему же ты не позвала меня?

Глаза Лены наполнились слезами:

- Я боялась, что вы по-настоящему влюбились.

- И что?! Тебе какое дело?

- Мне было больно… очень больно. Все разговоры о свободной любви – глупость. Я вам врала насчет моих любовников. У меня не было мужчины кроме вас… Когда тот инженер… помните, к которому я ходила, стал приставать, я дала ему пощечину и убежала.

- Что сказала Валя?

- Она просила приехать раньше.

- Когда?

- В семь они уезжают.

- А сейчас?

- Половина седьмого.

- Лена, как ты могла?!..

- Простите меня, – она залилась слезами, и не в силах была вымолвить слово.

Он собрался за пятнадцать минут. Только бы успеть!

 

Едва Горчаков влетел в холл гостиницы, как столкнулся с Корховым. Тот хмуро спросил:

- Попрощаться с Репринцевой?

- Да!

- Вы опоздали. Как и я. Они уже уехали. Администратор не запомнила номер машины. И марку не смогла назвать. Женщина! По описаниям я понял - это кадиллак.

- Надо ее догнать!

- Ее обязательно надо догнать. У Валентины проблемы и очень серьезные!

Анатолий Михайлович быстро рассказал обо всем, что произошло с семьей Репринцевой в Москве. Сообщение привело Александра в шок. Его любимой женщине грозит опасность!

- Вы можете их остановить? Сообщить на полицейский пост, чтобы нашли предлог…

- Во-первых, я не знаю номера машины.

- Кадиллак…

- Кадиллаки здесь не редкость, - оборвал начальник полиции. – Во-вторых, на каком основании мы их остановим? Еще на территории старооскольского района я – полный хозяин, за его пределами мою просьбу могут проигнорировать. В третьих, что если сама Валентина неправильно истолкует наши действия? Посчитает их провокацией, попыткой обманом удержать ее в чужом государстве? Нет, надо найти ее в Курске.

- Курск - город большой.

- Поезд на Москву не пустят раньше. Мы отыщем ее на вокзале.

- Я не знаю вагон!

- Это самая маленькая из проблем. Срочно в мою машину! Едем в Курск!

 

Дорога шла красиво ухоженными полями, мелькали дома небольшие, но аккуратные. Пустых пространств практически не наблюдалось, такое ощущение, что обрабатывалась едва ли не каждая пядь земли. Валентине припомнились подмосковные деревни: перекошенные, убогие строения; отдельные дома были неплохи, но построены вредным элементом – кулаками, теперь в них поселили активистов из комитетов бедноты, а они ничего не желали ремонтировать или перестраивать.

Валентина закрыла глаза и представила, что армия Деникина не заняла бы  Курск, и здесь было бы продолжение СССР. Наверняка через некоторое время наступило бы царство хаоса и нищеты. И проезжала бы она эти места уже не с радостью, а с содроганием.

Затем показались лесные массивы, вскоре машина остановилась. Кирилл скомандовал:

- Временная, но необходимая остановка. Разомнемся, перекусим.

Валентина села в траву, смотрела на лес, поля, голубое-голубое небо и вновь думала о нем. Как он мог не прийти? Может быть, он опоздал? Но и опаздывать не имел права.  А вдруг?.. Она даже похолодела… Вдруг убийца узнал, что именно Александр - автор статьи? И расправился с ним? Что такое обещание полиции кого-то охранять? Похоже, от этого дьявола нет спасения.

Охваченная страхом, она не сразу услышала, как ее позвала Надежда. Подруга глядела на нее с болью и состраданием. Но почему?!

Горькие думы, тревожные ощущения изматывали Валентину, однако она постаралась не подавать виду. Даже не осознавала, как садится в машину и та мчится дальше в Курск.

Через некоторое время показался этот последний бастион между двумя государствами. Довольно красивый город, где старина соседствовала с современной архитектурой. Валентина вполуха слушала разглагольствования Прошкина о революционной истории Курска, о том, что в 1901-1903 годах здесь бастовали рабочие сахарных заводов, а в 1905 – встала мощная армада железнодорожников. Потом она просто перестала обращать внимание на «революционные следы», зато, когда проезжали мимо одного из храмов, вдруг не смогла сдержать порыв, перекрестилась. А дальше – испуганный возглас Надежды: «Ты что?», недоуменные взгляды Давида с Рустамом и хитрая усмешка Прошкина.

Но ей все это было безразлично.

Машина остановилась у сероватого здания с серпастым, молоткастым флагом на фасаде. Кирилл объявил:

- Выходим, товарищи. Это советское представительство.

Молодой охранник при входе по-революционному сурово посмотрел на группу прибывших ребят. Прошкин сообщил ему, кто они и зачем здесь. Охранник тут же связался с «нужными людьми» и мрачно предложил войти. Надежда ступала под своды собственного представительства с безотчетным страхом, Давид и Рустам с раболепием. Одна Валентина - с холодной отчужденностью.

 

Как Корхов и Горчаков не спешили, они все равно прибыли в Курск позже ребят. Но теперь, когда и они здесь, следовало решить: как им поступить дальше? Начальник полиции заявил, что следует сразу ехать на вокзал.

- А вдруг их решили отправить в СССР каким-то другим образом?

- Не глупите, Александр. Здесь только одна дорога.

- Но до отправления еще есть время. Может, стоит поискать ее в городе?

- Вы так свихнулись от любви, что перестали нормально мыслить. В Курске проживает двести с лишним тысяч. Много улиц, слобод. Где конкретно вы ее будете искать? А вот у меня план.

- Не поделитесь?

- Во-первых, мне несложно узнать фамилии всех тех, кто приобрел билеты на этот поезд. Тогда мы выясним вагон и место Валентины. Во-вторых… а вот это я скажу вам на вокзале. Беда коммунистов в том, что они слишком рано празднуют победу. Потерпите немного, не представляю, что получится из этой затеи, но… надеюсь.

Они – на вокзале. Начальник полиции подошел к главному выходу и сказал:

- Сейчас мы разделимся. Я отправлюсь к начальнику вокзала и выясню интересующие меня сведения. У вас другая задача: вон в том киоске продают иностранную прессу, в том числе советскую. Возьмете все газеты «Правду», «Известия» (что там еще?) за вчерашнее и за сегодняшнее число и внимательно просмотрите. Ищите любой материал, любую информацию об аресте профессора Репринцева.

- Вы надеетесь, она там есть?

- Не знаю. Однако рискнуть стоит. Помните, что рассказала моему товарищу из посольства дворничиха. Уже готовят собрание по поводу разоблачения врага народа. Сам Репринцев, похоже, являлся там крупной фигурой. Так что не исключено… И у нас был бы убийственный козырь для Валентины. Тогда она поверит.

- Где мы встречаемся?

- Через полчаса на этом самом месте. Ну, Саша, с Богом!

Горчаков бросился к газетному киоску. Тот пестрел разнообразием прессы, казалось, весь мир представил здесь свои основные издания – и Британия, и США, и Рейх, и Скандинавия, и даже азиатские страны.

- Мне советские газеты, - сказал Александр.

- Какие именно? – попросила уточнить киоскерша.

- Все! За вчера и сегодня.

Теперь на руках у Горчакова было не менее десяти изданий. Он примостился на стуле в зале ожидания и начал их изучать.

Несмотря на различные названия, газеты оказались удивительно похожими, точно писались под копирку одним лицом. Везде – повелительный, гневный тон; восхваление успехов страны победившего социализма и бесконечные рассказы о полном обнищании трудящихся за рубежом. Особо досталось Российской Империи. Если верить журналистам, люди на Юге России почти умирают с голоду, роются в помойках в поисках куска хлеба (взгляд Горчакова тут же упал на сидевшего неподалеку мальчишку, который с удовольствием уплетал огромный бутерброд). «Вот ведь брешут!» - возмущенно пробормотал Александр, однако вовремя вспомнил, что нужно не отвлекаться, а искать информацию о профессоре Репринцеве.

Что там дальше? Теперь советские журналисты с бешеной яростью напали на внешнюю политику зарубежных государств. Ругали абсолютно всех, не щадили ни Запад, ни Восток. Белыми и пушистыми выглядели только советское правительство и советская дипломатия.

В специальных разделах по культуре и искусству сыпались проклятия буржуазным писателям, режиссерам, актерам, уводящих людей от «единственно верной истины на свете» - учения Маркса. Тут же подробно описывалось, как в городе Коломна в отобранном у церковников храме открылся новый атеистический клуб. Выброшены все иконы, теперь вместо них – агитационные материалы о естественном зарождении жизни на земле.

Горчаков вторично приказал себе не отвлекаться на бесовщину. Глаза еще более тщательнее забегали по страницам.

Он просмотрел все вчерашние газеты. Ничего! Тогда он принялся за свежие.

Опять одинаковые авторы однотипно клеймили «негодяев всех мастей». «Да, - подумал Александр, - после такого пресса, если страна и захочет стать цивилизованной, она таковой не станет. Сами люди не дадут. Одни захотят безраздельно господствовать, другие - оставаться в роли угнетаемых».

Одна газета, вторая, третья – ничего! Наконец, нашел! Но радости не ощутил… Заметка называлась: «Новые аресты троцкистско-зиновьевских извергов».

«Враги советской власти проникли не только в промышленность, но и в науку. Именно здесь нашими доблестными органами НКВД раскрыта целая шпионская сеть. Сюда входили так называемые профессора и академики…».  Далее шло перечисление не менее двух десятков фамилий, в том числе назывался А. И. Репринцев.

Корхов оказался прав. Коммунисты даже не желают скрывать своего злодейства.

Пробежав еще несколько зловещих строк, Горчаков нашел новую информацию об отце Валентины.

«Пытаясь избежать заслуженного наказания, Репринцев покончил с собой. Собаке – собачья смерть!»

Афоризм воинствующего хама!

«Если и после этого она решит вернуться  в СССР… нет, такое просто невозможно!»

В последней газете, которую он просмотрел, ничего об аресте и гибели Репринцева не сообщалось. Но это уже значения не имело.

Корхов ждал его в назначенном месте. Он сразу сообщил, что советские студенты действительно поедут поездом, который отправляется в 14 часов 10 минут, вагон у них четвертый.

В свою очередь Александр показал ему нужную заметку. Начальник старооскольской полиции многозначительно заметил:

- По крайней мере, теперь у нас на руках козырной туз. Однако даже он не гарантирует успех. У большинства людей в СССР очень умело повернули сознание.

- Надеюсь, Валентина не в их числе.

- Есть и другая крайне серьезная проблема, - продолжал Анатолий Михайлович. – НКВД наверняка узнал о моей связи с Шумаевым, и теперь их люди будут повсюду сопровождать Валентину. На вокзал тоже! Они сделают все, чтобы не допустить каких-либо ненужных для нее контактов.

- Вы так думаете?

- Уверен!

- И что нам следует предпринять?

- Станем действовать по обстановке.

Горчакову оставалось лишь согласиться и ждать, когда студенты появятся на вокзале.

А это еще нескоро!

 

Они не ожидали, что принимать их будет сам консул. Робея и теряясь, молодые люди вошли в большую комнату, где за столом сидел и что-то писал человек лет пятидесяти с гаком, с темными, кудрявыми, хотя и изрядно поредевшими волосами, выпученными глазами, хищным, как у грифа, носом. На стене, словно священная реликвия, висел огромный портрет Сталина. Человек сделал знак подождать и продолжал усердно работать. Потом соизволил отложить ручку и подошел к находящейся в смятении группе. Роста он оказался маленького, почти карлик, голос резкий, пронзительный, от бегающих глаз невозможно спрятаться.

- Здравствуйте, товарищи комсомольцы!

Здоровался он по-особому, в руку каждого будто впивался холодной клешней. Затем просил назвать имя. Руку Репринцевой чуть задержал в своей. И сделал неприятный вывод: девушка его не боится. В отличие от других плевать ей и на консула и на все консульство. Впечатление такое создается…

- А меня зовут Лев Семенович.

Он пригласил всех за стол, попросил секретаря принести чай, доверительно спросил:

- Понравилось вам заграницей?

Ребята переглянулись. Первой рискнула выступить Надежда:

- Внешне многое выглядит как будто привлекательным. Но если копнуть глубже… Люди здесь несчастны, поскольку ощущают себя не хозяевами страны, а рабами. Многие выглядят измученными, не улыбаются.

«Лицемерная ложь! – хотелось закричать Валентине. – И ты, подруга, прекрасно это знаешь!»

- Так, так, - закивал Лев Семенович. – Что думают остальные?

- Они не знакомы с теорией Маркса, - произнес Давид. – Потому и несчастны.

- Ни одного джигита не видел, - добавил Рустам. – Что за страна без джигитов!

- Почему вы молчите? – обратился консул к Валентине.

Репринцева почувствовала, что просто не сможет врать как остальные, поэтому ответила уклончиво:

- Чтобы судить о стране, надо хотя бы некоторое время пожить в ней.

- Понятно, - Лев Семенович вновь посмотрел на Репринцеву. – Ну, а что граждане Российской Империи думают о нашей стране?

- Уважают нас и товарища Сталина, - гордо произнесла Надежда.

- Многие мечтают жить в СССР, только боятся признаться, - сказал Давид.

- И мечтают, чтобы джигиты станцевали им лезгинку, - сообщил Рустам.

Валентина, пожав плечами, просто высказала свое наблюдение:

- Мне показалось, они вообще мало интересуются жизнью в СССР.

- Что говорит об их узком кругозоре, - тут же нашлась Надежда. – В Советском Союзе молодой человек или девушка интересуются всем!

В глазах Льва Семеновича читалось одобрение. Карьера Надежде Погребняк была обеспечена.

- Так, так! А вы рассказали им, какое счастье быть советским гражданином? О бесплатном образовании, медицине? О том, какие у нас заводы? Как крестьяне стремятся в колхозы?

- Да! - одновременно вступили Давид и Рустам. – Была встреча с пионерами. Они слушали, задавали вопросы.

- Очень хорошо, - опять произнес консул.

- А Валя написала статью для оскольской газеты! – гордо объявил неутомимый джигит.

Надежда тихонько ударила его ногой, но поздно, Лев Семенович весьма оживился:

- Что за газета? Что за статья?

- «Оскольские вести», - нехотя ответила Валентина. – Статья о маньяке, который терроризирует город.

- Любопытно. Надеюсь, вы отметили, что в СССР подобного нет и быть не может.

- Нет, об этом я не написала.

- Почему? – слегка нахмурился консул.

- Такой маньяк может появиться где угодно. Мы рассматривали другое: психологический портрет преступника.

- «Мы»?

- Я написала статью с одним местным журналистом.

- Он член ВКП(б)?

- Вряд ли.

Лев Семенович вдруг хищно улыбнулся:

- Сейчас у нас завтрак. Или уже обед. Затем наши представители покажут вам город и уже после отвезут на вокзал.

Он поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

(Продолжение следует)

 

 

 

 

Валентина Беляева (Сурова) окончила филфак Воронежского университета, РАМ им. Гнесиных по специальности «композиция», стажировалась в Московской консерватории. Композитор, член Союза композиторов России. Поэт, член Союза писателей России. Лауреат Всероссийских и международных конкурсов. Исполнительница народных песен.

 

***

Гобелены полей.

И равнин бесконечная нежность…

Здесь пронзительна связь

И времен, и пространств, и любви,

Здесь без края земля,

И небес безгранична безбрежность,

Здесь открыта сама откровенность –

Ты только внемли!

 

И плывут облака,

В тихих реках светло отражаясь,

А под куполом неба –

Прекраснейшим из куполов –

Только ты и Господь,

И заря, все сильней разгораясь,

Золотит мою Родину,

Звездный

          готовя

               покров…

 

***

Княже Данииле!

На московских землях

Распустились вербы

И сошли снега,

Посветлели ночи,

Распахнулись зори

И покрылись дымкой

Пашни и луга.

 

Поступью незримой

Ты пройдешь по миру.

Обойдешь угодья,

Оглядишь края.

И тебе ответит

Самым нежным свистом

Вешняя родная

Русская земля.

 

Княже Данииле!

Благовест пасхальный

Уплывает в небо

Ласковой волной.

И седая вечность

В этот южный вечер

Теплит, словно свечи,

Звезды над землей…

  

Незабудки

Все из детства, все из детства…

Жесткий ствол жерделы старой,

Стук по крыше спелых яблок,

Влажный запах тишины.

Скрип шагов неторопливых,

Луч, пробившийся сквозь ставни,

Позабытые надежды,

Несвершившиеся сны.

 

Память бережно лелеет

То, чего давно уж нету,

То, чего дороже нету, -

Руки деда, мамин смех…

Нежно стены озаряет

От лампадки искра света,

Тает все, и сон слетает

Детский, крепкий, как орех.

 

Снова явь, и снова снится:

Мчится жизни колесница,

То ли иней на ресницах,

То ли слезы на щеках.

Лет ушедших вереница

Или свет в окно стучится.

Или просто сладко спится

Мне на дедовых руках…

 

Эхо древней печали

 

  1. Леандр

 

И только злая темнота:

Ни звезд, ни лезвия заката –

Пролив и небо

Мрак проклятый сковал –

И замерли уста.

И тело без любви, без сил,

Без жизни –

Геллеспонт послушный

Качал бесстрастно и бездушно.

А к утру –

На берег сложил…

 

  1. Геро

 

Отплакало

Сердце.

Отговорило,

Отпело –

Волной

Пробило

К берегу

Милого

Тело…

С башни –

На камни

Бескрылой

Птицей

Летела –

Не захотела

Жить.

Не захотела…

 

 

***

Жасмин цветет…

Из тонкого фарфора

Незримый мастер

Чашечки создал.

В них – капельки росы

Для утренней Авроры.

Воздушный эльф

Здесь тоже побывал…

Лучишься чистотой,

Жасмин-чубушник.

И ночи светлые

С тобой - еще светлей!

Пусть этот свет

Собой наполнит душу

И – остается в ней.

 

***

 

Твое дыхание, королева-роза,

Вдыхаю утомительно и томно…

Ты, утренняя,

В бриллиантах росных,

Влечешь к себе

Настойчиво

И скромно.

И пусть ты вся –

Немое совершенство.

Но – музыка

В твоей незримой власти,

В звучании ее –

Само блаженство!

И кажется,

Что есть на свете

Счастье…

 

***

 

                                                                 Архангел Гавриил приветствовал

                                                                 Деву Марию цветущей лилией

 

Распускаются белые лилии –

Лучезарные звезды земли,

И Архангела белые крылья

Среди тьмы засияли вдали.

Та, Которая Матерь Света,

Прикасалась к этим цветам –

Всю любовь –

За одно лишь это

Белым лилиям

Отдам…

 

 

Июнь

 

Июнь, мой свет, мой тайный сон,

Я целый год тебя ждала!

Высок твой нежный небосклон

Из перламутра и стекла.

Пионов, лип, жасминов, роз

Пришла волшебная пора:

Истаял мрак, исчез мороз,

Торжествовавшие вчера.

Сегодня - всем владеешь ты!

Роскошен царский скипетр твой,

Его осыпали цветы,

Алмазной, росною травой

Он убран, и лучи зари

Играют весело на нем.

Победным, золотым огнем,

Июнь, мой свет, сияй, гори,

Июнь, мой юный царь, цари,

Сверкай все ярче и дари

Свой пир, свой праздник

 Каждым днем!

 

Август  

 

Как грустен этот первый поворот

Из летней безмятежности – на осень!

Еще тепло струится и течет,

Но в небесах все чище, глубже просинь.

В ветвях березы – прядки желтизны,

Как в косах женщины – седые прядки;

Короче дни, длинней ночные сны,

Повсюду аромат медово-сладкий.

 

Природа успокоилась и ждет

Подарков щедрых, урожаев тучных.

Уж птица редкая в лесу поет,

Напев ее однообразно-скучный.

Двуликий август! Как свою печаль

Искусно скрыл ты в солнечной улыбке,

Но сквозь смолкающую пастораль

Все внятней соло одинокой скрипки…

 

***

Цветет сирень по всей России,

Синеют крестики-цветы,

Цветет сирень, и русский Сирин

Поет на празднике мечты.

 

Поет так сладко, вдохновенно,

Очей лучи полуприкрыв,

Восходит в небо дерзновенно

Восторг, прозрение, порыв –

 

А гроздья-факелы пылают

Прохладным, призрачным огнем

И снова сердцу обещают

Так много этим синим днем!

 

Нет! Не бесцельна, не напрасна

И эта жизнь, и этот день,

Когда так сказочно-прекрасна

Невероятная сирень…

 

Душа земли, душа России,

Хранят тебя твои цветы,

Пока поет бессмертный Сирин

О вечной жажде красоты!

 

***

Постучи мне в окошко, весна!

Подари серебристые трели,

Щедрость марта и прелесть апреля,

И четыре чудесных недели

Майской неги – волшебного сна…

Постучи мне в окошко, весна!

Я проснусь так легко и счастливо,

В сад, к цветущим сиреням и сливам,

Под лучами луны молчаливой

Я приду, молода и стройна –

Постучи мне в окошко, весна!

Запах трав и волнующий ветер,

Свет созвездий и россыпь соцветий,

И твой лучший подарок на свете –

То, что буду я вновь влюблена, -

Подари, как росу на рассвете.

Постучи мне в окошко,

Весна!..

 

***

Я за то благодарна судьбе,

Что мне выпало русской родиться,

Что в душе, как в просторной избе,

Вера вечная в лики и лица.

Что в наследство оставлены мне

Наши вольные реки и речи,

Что в старинном узорном окне

Плавно плавятся тонкие свечи,

Что небес моих чистая даль

Так на мамины очи похожа!

А на сердце, как обруч, печаль,

И болит моя память, и все же –

Я за то благодарна судьбе,

Что к России я кровно причастна

И несу, как святыню, в себе

Это горькое, гордое счастье!

 

 

 

 

 

Главы 9-15

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

С утра Надежда начала собираться, даже попросила у Валентины косметику. Та удивилась:

- Ты недавно говорила, что комсомолка не должна пользоваться косметикой?

- Чуть-чуть можно. Сейчас придет товарищ Прошкин…

- Так ты для него стараешься?

- Для себя! – резко ответила Надежда.

Репринцева с улыбкой наблюдала, как неумело красится ее сокурсница. Не выдержала, подошла:

- Давай помогу.

Надежда для вида недовольно наморщила лоб и милостиво согласилась.

Несколько умелых движений – и она похорошела. Другая девушка!

- Тебе бы одежду сменить. Пока мы здесь, сходим в магазин. В Москве такого не купишь.

- В СССР скоро будет все! И любой одежды полно! А пока… наши временные трудности.

- Знаю, - Валентина вдруг устыдилась, что не слишком хорошо в последнее время думала о подруге, обняла ее. – Просто временные трудности. Так сходим? Я помогу выбрать, что надо.

- Нет, - поколебавшись, ответила Надежда. Ее обуял страх от осознания того, что буржуазная жизнь не так уж плоха.

- Как хочешь!

Лицо Репринцевой вновь сделалось озабоченным. Она сказала, что спустится вниз, еще раз позвонит родителям. Какой же потерянной она выглядела! И Надежда почувствовала, как ее прежняя нелюбовь к подруге сменяется жалостью. «Никакая Валентина не задаваха. Добрая, хорошая девчонка. Красивая, удачливая. Но чему завидовать? Удача скоро отвернется от нее! Что с ней сделают в подвалах Лубянки! Страшно подумать!»

Надежде захотелось броситься подруге на шею, обнять, расцеловать ее. Как только она сдержалась…

- Я пойду.

- Куда?    

- Я же сказала: звонить родителям.

(«Не надо звонить!»)

Надежда молча кивнула и быстро отвернулась, чтобы подруга не заметила навернувшихся на глаза слез.

…Кирилл Прошкин появился в назначенное время, ребята уже ждали его и готовились к новой экскурсии. Готовились все кроме Валентины, та отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Прошкин внимательно посмотрел на нее, красивая девушка, только уж слишком отличается от остальных. Манеры, взгляд – нет, это не типичная комсомолка. Скорее – дама из буржуазного интеллигентского общества.

- Она переживает, не может дозвониться домой, - сообщил Давид. – А мы ей говорим – поломка на линии, или что-то с телефоном.

- Не может дозвониться, и что? – Прошкин разыграл  удивление. - Причин может быть несколько.

- И у меня был подобный случай, - продолжал Давид. – Поехали в Горький на съезд юных ленинцев, а родителям не дозвонился. Целых три дня. И тоже сломался телефон.

- Три дня, - деревянным голосом простучал Прошкин. – Раньше чем через три дня увидите своих родных.

Надежда внутренне содрогнулась от такой лжи, но смолчала. Комсомолец обязан быть честным, правда, если дело касается врагов, можно и солгать. Только слишком уж непохожа Валька на врага.

- Куда сегодня пойдем? – тем временем спросил Рустам. – Вроде бы все революционные места города посмотрели.

- Я не показал вам главного, места, где когда-то находился штаб революционных сил. Потом этот дом (в народе его называли «Смольный) сожгли, взорвали по личному распоряжению Деникина.

Смотря на застывшие от напряжения глаза комсомольцев, Прошкин продолжил:

- Вы ведь прекрасно знаете, что некоторое время в нашем городе существовала Советская власть. Но положение ухудшалось, 24 мая 1919 года войска генерала Май-Маевского заняли Белгород. В Старом Осколе находились большие материальные ценности, даже определенная часть золотого запаса. Нельзя было отдавать все это врагу. Коммунисты решили драться до конца, однако враждебные силы в самой партии в лице Троцкого и Бухарина приказали сдать город…

- Шайтаны! – прошептал Рустам, - мало им досталось!

- Не удалось вывести и многие ценности, вновь помешали агенты Антанты Троцкий и Бухарин. И вот 19 сентября красные части покинули город, установился белый террор, который начался, как я уже сказал, со взрыва «Смольного».

- Но коммунисты продолжали бороться? – дрожа от благородного гнева, спросил Давид.

- Еще как! Пускали под откос поезда, убивали членов новой администрации. Однажды на них сделали облаву, подогнали специальную военную часть. А потом публично расстреляли рядом с уничтоженным «Смольным».

Комсомольцы, слушая рассказ Прошкина, готовы были растерзать врагов. И опять: все, кроме Репринцевой. Кирилл прочел это по ее отчужденному лицу, озабоченному совсем иным.

- На место казни героев! – воскликнула Надежда, а за ней и остальные.

- А после у вас выступление перед пионерами Старого Оскола, - продолжал раскрывать культурную программу Прошкин.

- Здесь тоже есть пионеры? – поинтересовалась Валентина.

- Есть. На сегодняшний день их не так много. Но… целых пятнадцать единиц.

- После встречи с нами будет сто пятнадцать! – уверенно заявил Рустам.

- Не хвастай – сказал Давид. – Их еще надо убедить в преимуществах нашей жизни.

- Убедим. Особенно девушек. Джигитов привезем, замуж выдадим.

- Какое замужество? – возмутилась Надежда. – Они еще дети.

- Девочка в 14-15 лет уже не маленький ребенок, а прекрасная женщина, - парировал Рустам. – Джигитов сюда, джигитов! Они проведут экспансию коммунизма.

- О чем вы? – приподнял брови Прошкин. – Никакой экспансии коммунизма нет, есть объективное стремление людей к социальному равенству и бесклассовому обществу. Когда у людей пелена с глаз спадет, сами, без джигитов справимся.

- Правильно! – воскликнул Давид. – Скорее покидаем гостиницу и в путь! В путь!

Валентина наконец дождалась, когда они покинули номер. Никто не уговаривал ее пойти со всеми, не убеждал, не бросал упреков. Давид вроде бы сделал попытку, да Надежда его сразу оборвала, а «деревянный» Прошкин нахмурил брови. Сначала Репринцева обрадовалась, потом призадумалась. Почему они так себя ведут? Как изменилась Надежда! Точно и не она это.

Видение в беседке по-прежнему беспокоило Валентину, она вновь с содроганием подумала об испорченной телефонной связи. Как могла, успокаивала себя, пыталась отвлечься от тяжелых мыслей. И главным «спасителем» был Александр.

Она посмотрела на часы. Он обещал в одиннадцать. Остается сорок минут, как мало и как много!

 

Рядом с Александром остановился черный лимузин, оттуда выскочил… тот самый плешивый преследователь. Горчаков едва успел встать в стойку для отражения удара. Однако плешивый крикнул:

- Не бойтесь. С вами хочет поговорить один человек, мой хозяин. Садитесь, он ждет.

- Нашел дурака! – ответил Александр. – Убирайся! Здесь улица и люди, свидетели!

- Садитесь! – в машине показалось седовласое лицо. Горчаков тот час узнал хозяина автомобиля: руководитель крупнейшего банка в городе Юрий Иванович Еремин.

«Сколько раз меня отстраняли от контактов с этим человеком, а теперь он приглашает сам», - с удовлетворением подумал Александр.

По знаку Еремина он сел рядом с ним на заднее сидение. Плешивый прыгнул вперед, к водителю.

- Вам куда? – величаво поинтересовался банкир.

- В гостиницу «Белогорье»

- Поезжай, куда требует гость, - последовал приказ, и машина сразу сорвалась с места. Горчаков спросил у плешивого:

- Какой я вам гость? И зачем вы следите за мной?

- Приказали, - с откровенным простодушием ответил тот.

- Я приказал, Александр Николаевич, - вновь величаво пропел банкир. – Но Арсения не стоит опасаться, он вам вреда не причинит.

- С какой же целью Арсений следил за мной?

- Необходимо было удостовериться в вашей хватке, наблюдательности.

- Я выдержал испытание?

- Вполне, - вступил Арсений. – Рассекретили меня довольно быстро и так же быстро оторвались. Кстати, а куда вы спрятались?

- В один из домов.

- Я так  и думал.

- Что за испытание я должен был выдержать?

- О вас говорят, как о талантливом журналисте-сыщике, - плавный голос Еремина не позволял усомниться в обратном. – Именно вы ведете дело об убийстве Зинаиды Петровны Федоровской.

- И что?

- Вот, - Еремин протянул пачку банкнот. – Это вам.

- Хотите, чтобы я отказался от расследования? - Горчакову сразу припомнился Либер.

- Ни в коем разе! Вы должны довести это дело до конца. Отыскать преступника и передать его в руки правосудия.

- Причем здесь ваши деньги? Я получаю в редакции неплохую зарплату.

- Зарплата – зарплатой, а дополнительный заработок еще никому не помешал.

- Какой смысл в этом заработке?

- Видите ли, Александр Николаевич, актриса Федоровская была мне дорога. Да, у нее еще были любовники, но я прощал. Старость многое готова простить молодости. Потом поймете, если доживете до моих лет.

- Никогда не поверю, Юрий Иванович, что вы вот так просто бросаетесь деньгами?

- Будете сильнее стараться.

- Я и стараюсь.

- Постоянно отчитываться передо мной.

- Я отчитываюсь перед своим начальством.

- Перед ним, и передо мной.

- Никогда не являлся слугой двух господ.

- Отказываетесь?!

- Не вижу смысла. Вы предлагаете деньги, чтобы я делал то, что и так делаю.

- Пусть это станет вашим дополнительным стимулом. Безо всяких отчетов.

- Мне не требуется дополнительных стимулов. Но если хотите реально помочь, ответьте на некоторые вопросы.

- Спрашивайте.

- Вы сказали о любовниках Зинаиды Петровны. Не назвали бы их имена?

- Я их не знаю.

- Юрий Иванович, с вашими-то возможностями да не узнать?

- Я к этому не стремился, - вздохнул Еремин. – Можете считать меня человеком со странностями, но… по мне было лучше находиться в неведении. И нервы сохранишь, и здоровье.

- Может, у Федоровской не было никого?

- Кто-то имелся, - последовал тяжелый хрип; сейчас рядом с Горчаковым находился не властный человек, держащий в руках половину города, а измученный старик. – Чувствовал я.

- Деньги вы ей давали?

- Давал. Только кто-то помогал ей помимо меня.

Дальше Горчаков спросил то, о чем спрашивал остальных:

- Что она была за женщина? Ее характер? Наклонности?

Еремин задумался, подыскивая нужные слова:

- Иногда она была ласковой, иногда превращалась в фурию. Чаще – второе. Но я очень любил ее и готов был пожертвовать очень многим. Я мог бы даже развестись и жениться на ней. Несколько раз подъезжал к ее дому с букетом роз, собирался сделать предложение. Однако всегда останавливался. Наверное, побеждало благоразумие? Как можно развестись с женщиной, с которой прожил сорок лет?.. И еще, я боялся получить отказ. Извините за откровенность.

- Мне как раз и нужна откровенность. А политикой Зинаида Петровна не занималась?

Густые брови Еремина взметнулись, он непонимающе посмотрел на Горчакова.

- У вас есть причина спросить меня об этом?

- Есть. Убит еще один человек, некий Либер Жан Робертович. А он политик еще тот!

- Какое отношение Либер имел к Федоровской?

- Слуги видели, как однажды он приехал к ней, они заперлись в комнате хозяйки и долго беседовали. А сегодняшней ночью зарезали представителя Рейха Дрекслера.

- Он тоже к ней приезжал?

- Врать не стану, не слышал.

После некоторого очередного размышления Еремин сказал:

- Мы никогда не говорили с ней о политике.

- Ее не интересовало ни положение Российской Империи после добровольного сложения Колчаком диктаторских полномочий, ни наши отношения с СССР, с западными странами, с Рейхом?

Впервые Юрий Иванович улыбнулся, правда, печально:

- Зинаида и политика – вещи несовместимые.

- Какова тогда ваша версия?

- Ограбление?

- Слуги уверяют, ничего не пропало. Вы, случаем, не дарили ей какую-нибудь уникальную драгоценную вещь?

- Попали в точку! Я заказал для нее колье. Но готово оно будет через две недели.

- Выходит дело не в ограблении.

- Если ревность? Очень вероятный мотив.

- Тогда и вы под подозрением?

Горчаков подумал, что банкир начнет оправдываться, доказывать мол, он тут не причем. Нет, Юрий Иванович согласно кивнул:

- Правы, Александр Николаевич.

- Тогда разрешите полюбопытствовать: где вы находились в ночь убийства Федоровской?

- В Белгороде, на важной деловой встрече. Свидетелей – уйма. На следующий день вернулся в Старый Оскол и узнал… Понимаю, убить можно и не своими руками. Но я не убивал Зину! Слишком дорога она была для меня! Правильно говорят: самое прекрасное на свете – женщина. А разные побрякушки на ней – только… побрякушки. Величайшие творения ювелиров созданы для нее. Но они лишь статисты, подтверждающие достоинства главной героини.

Раз я тоже под подозрением, разрешаю перевернуть и мою жизнь. Только отыщите мерзавца!

Горчаков заметил, как глаза грозного банкира увлажнились. Страдания Юрия Ивановича выглядели настолько искренними, что хотелось им верить.

Они уже стояли около «Белогорья». Александр ощутил сильное волнение, мысли смешались, спутались; теперь не только до ума, но и до сердца достучалось душевное состояние Юрия Ивановича.

- Вы отказались от денег, - в голосе Еремина появились прежние величаво-властные нотки. – От иной помощи, надеюсь, не откажитесь? Если нужна какая-то информация?..

- Я обязательно обращусь к вам.

- Вот мой телефон. И еще, Арсений – мой верный помощник всегда к вашим услугам.

Плешивый поклонился и тоже протянул Александру визитку:

- Возьмите. Уверен, понадобится.

Горчаков поблагодарил и попрощался. Около гостиницы продавали розы. Он взял бордовые.

С администратором Александр говорил слегка срывающимся голосом. Даже сам себя не узнавал:

- Мне к Валентине Репринцевой.

- Она предупредила, что вы подойдете. Пятый этаж, номер 511.

Лифт мягко донес его до пятого этажа. Пока Горчаков искал нужный номер, в груди возникло легкое покалывание. Где-то далеко-далеко звучало предупреждение начальника полиции, что Валентина Репринцева может оказаться агентом спецслужб. «Плевать! Агенты тоже люди!»

Он постучал, и когда Валентина распахнула дверь, тихонько присвистнул! Она выглядела даже лучше, чем вчера. Вот уж действительно: самое прекрасное на свете – женщина!

- Проходи, - улыбнулась Валентина. – О, какие цветы!

Он с удовольствием принял приглашение. Уютный двухместный номер, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять – постояльцы живут довольно просто, не жируют.

- Хочешь чаю?

- Не откажусь. А как отреагирует твоя соседка на визит незнакомца?

- Не просто соседка, сокурсница. Ее нет. Она с группой на экскурсии. Организовало ее местное отделение ВКП(б) и комсомол. Мы ведь приехали в вашу страну по их приглашению.

- Собираешься агитировать за коммунизм?

- Собираюсь! – с вызовом бросила Валентина. И тут же как-то виновато оборвала себя. – Не будем о политике. Хотя бы сегодня…

- Не будем, - согласился Горчаков.

Репринцева разлила по стаканам чай:

- А пошли наши ребята к вашему «Смольному», поклониться павшим героям.

Александр промолчал. Для кого-то герои, для него – местные «карлики-убийцы».

- Ваши ребята это сделали зря.

- Почему?

- Не слышала местное поверье?

- Расскажи!

- Подобными визитами можно разбудить души революционеров. Они выходят из своего жуткого пристанища, чтобы вселиться в тела своих поклонников.

- И?..

- Поклонники остаются пленниками зла.

Валентине следовало бы отчитать Александра (сказать такое о борцах за новую жизнь!), но он только пересказывает легенду. И еще… можно ли за светлую идею бороться с помощью убийств и террора?

- И уже пленников не спасти?

- Все в руках самого человека. Пойдем, покажу тебе город, совсем другой Старый Оскол.

 

Надежда и ее спутники остановились перед руинами дома. Прошкин сказал:

- Власть специально их сохранила. Анти-памятник! Так, мол, будет с каждым! Вот до чего дошла ее ненависть к нам!

Надежда положила на руины цветы. Бледные, взволнованные Давид и Рустам застыли в скорбном молчании. Проходящие мимо люди глядели на них кто с подозрением, кто с недоумением, а молодежь – с любопытством и непониманием. Надежда с горечью произнесла:

- Как им забили головы! Хорошо сработала буржуазная пропаганда!

- Слава героям! – негромко произнес Кирилл Прошкин.

- Слава героям! – повторили одновременно Надежда, Давид и Рустам.

Мертвые развалины как будто… ожили, всем показалось, что серые тени встали над капищем красных идолов. Сначала они приняли это за мираж, однако тени направились к ним. Спохватились комсомольцы слишком поздно: тени прорвали оболочку плоти и оказались внутри каждого. Улица, город исчезли. И где они теперь?

…Кирилл увидел себя в маленькой избушке, из окна виднелись ели и сосны. Он в лесу, сидит за небольшим столом, напротив – рыжий, вихрастый паренек.

- Понял задание, Анисим? – строго спросил Прошкин.

- Так точно, товарищ комиссар. Нужно взорвать поезд Курск - Старый Оскол. Только вот закавыка…

- Что такое?!

- Поезд не военный, а гражданский.

- И?..

- Бабы, ребятишки. Да и мужиков жалко. Русские, чай!

- Запомни, у нас больше нет русских. И других наций тоже. Есть мы, пролетарии-коммунисты, а остальные - классовые враги. Так вот: в том поезде - классовые враги.

- Да-а-а? – изумленно протянул Анисим. – Там много нашенских, с завода…

- Они больше не нашенские, поскольку поддержали белых.

- Так… никто никого не поддерживал.

- Все равно враги! Должны были поддержать красных, служить делу мировой революции. Там, Анисим, колеблющиеся. Именно колеблющиеся и безразличные всадили нам нож в спину.

- В поезде моя бывшая теща. Случайно узнал.

- Бывшая, Анисим, бывшая.

- Она тетка что надо. Революции сочувствовала.

- Ты вот что… - после некоторого раздумья произнес комиссар, - ступай пока. А мы покумекаем. Может, ты и прав.

Едва Анисим вышел, как комиссар кликнул еще двоих. Один крупный кавказец с огненным взором выкатывающихся из орбит глазами и орлиным профилем, другой – невысокий, лопоухий, с явными признаками вечного насморка.

- Вот что, ребята, - сказал комиссар. – Поезд тот взорвать надо. Так требует обстановка. Потом эту самую диверсию свалим на беляков.

- Ясно, товарищ комиссар.

- Помните, в каких местах следует заминировать рельсы?

- Не впервой.

- Анисим пойдет с вами.

- Правильно, - обрадовался лопоухий. – Он в нашем деле дока.

- Все гораздо сложнее. Анисим колеблется, неуверен в правильности решений партийных органов. В последний момент может передумать. Своих же и заложит. Так что вы его по дороге того… Лес большой, никто никогда не найдет.

- Он же наш товарищ! – поразился лопоухий.

- А коли продаст? Хочешь у белых в петле болтаться? Или лучше под расстрел? Тебя, еврея, первого пустят в расход.

Озадаченный лопоухий переглянулся с кавказцем и отчеканил:

- Все сделаем как надо, товарищ комиссар.

- Действуйте!

Оставшись один, комиссар устремил взгляд в какую-то невидимую точку. Он смотрел как бы через десятилетия, смотрел на своего почитателя Кирилла Прошкина, прозревая, что между ними теперь вечная неразрывная связь.

 

Давид и Рустам так же переместились в прошлое и увидели, как идут по начинающему желтеть лесу. Впереди шел Анисим, он, сын лесника, прислушивался к каждому шороху, принюхивался к запахам. Такой опытный человек в отряде незаменим, Давиду и Рустаму стало жаль расставаться с ним. Почему комиссар ему не доверяет?

- Нам следует свернуть вправо, - сказал Анисим. – Так ближе и безопаснее.

Они свернули, поскольку доверяли его интуиции, и он им доверял. В этой маленькой группе все доверяли друг другу. Анисим шел и рассуждал:

- Не боись, мужики, сработаем как надо. Я ведь в Первую мировую лучшим подрывником был. Пострадает только последний вагон, там и народа поменьше. И бывшая теща всегда в первом ездить любит.

- Слышь, Анисим, а почему ты пошел в революцию? – спросил Давид.

- Как почему? Землю обещали. Я ведь из крестьян, а когда семья разорилась, батя, Царствие ему Небесное, в лесники подался.

- Ты что про Царствие Небесное, большевик? – возмутился Рустам.

- По привычке. Я тепереча, мужики, Ленину молюсь. Перед портретом его стою, как перед иконой.

- Это другое дело, так большевику можно, - милостиво разрешил Рустам.

Одновременно он дал сигнал Давиду: «Готовься!». Анисим парень здоровый, он с обоими легко справится. Все решит внезапность.

Рустам аккуратно достал нож, но Анисим неожиданно обернулся:

- Слышите? Будто шорох невдалеке… Значит, услышали. Уже и нож у тебя наготове. Тут тебе он не поможет. Револьвер доставай! – и первым вытащил оружие.

У Давида душа ушла в пятки, он решил, что Анисим раскрыл их намерения. К счастью, все обошлось. Еще прошли с десяток метров. Тишина! Их будущая жертва лишь покачала головой: «Почудилось», и все успокоились.

Дело вроде бы уладилось, только вот пистолет Анисим держал наготове. Лес скоро закончится, впереди – железная дорога, уже слышен шум проходящего поезда.

- Братцы, я по малой нужде, - сказал Анисим. И Давиду. – Подержи-ка оружие.

Он встал у дерева к ним спиной совсем безоружный. Однако страх, что в случае даже внезапного нападения Анисим все равно сумеет справиться с ними, настолько сковал Давида, что он сразу выстрелил ему в голову. И еще раз!

 Анисим успел повернуться и взглянуть убийцам в глаза. Он будто спрашивал: за что?

- С ума сошел! – зашипел Рустам. – Выстрелы могли услышать. А так спокойно бы ножичком.

- Что делать?

- Уходить надо.

- А задание? Комиссар не простит. И нас с тобой ждет судьба Анисима. Пойдем к белым, они вздернут.

- Ты прав, - согласился Рустам. – Задание надо выполнить.

Внезапно зашелестели кусты, и к убийцам выскочила худая невзрачная девушка со змеиными губами.

- Не стреляйте, это я! Комиссар велел узнать, как с Анисимом?

- Вот он… - Рустам склонился. – Проклятье, еще жив! Сволочь ты Давид, даже пристрелить не можешь.

И несколькими ударами ножа Рустам довершил дело.

- Минирование дороги проведем завтра, - сообщила девушка. – Поедет крупное начальство. Уходим.

- А с этим что? – Давид показал на труп Анисима.

- Отнесем его подальше в чащу. Там бродят волки, их много развелось, раньше времени нападать стали.

Давид и Рустам снова переглянулись, они были там, в осеннем лесу 1919 года и, одновременно в Старом Осколе в 1937-ом. Как и в случае с Прошкиным, монстры прошлого делали будущих подражателей своей плотью и кровью.

 

Не избежала участи своих товарищей и Надежда: солдаты революции утащили ее в то же самое время в тот самый лес, где она была правой рукой комиссара. Она доложила ему, что задание выполнено, Анисим мертв.

- Товарищ Надя, - сказал комиссар, - после завтрашней операции со взрывом поезда надо уходить и пробиваться к своим на север.

- Думаете, нашему делу хана?

- На некоторое время этот регион для нас потерян. Конечно, придет время, мы вернемся. И не только сюда… 

- Жаль!

- Есть и хорошая новость: в Советской России ты представлена к награде. Но остается одна проблема – аптекарь Кунгурцев. За ним следят. А он знает многих наших. Если его арестуют, что наверняка случится, он не выдержит пыток. И нас перехватят на границе. Выход один…

- Когда?

- Раз мы уходим завтра…

- Понятно, товарищ комиссар, я прямо сейчас отправляюсь в город. Но у аптекаря жена и трое детей.

- Они все нас видели.

Надежда спокойно кивнула. Ей не привыкать убивать детей. Через полчаса она покинула ставку. Она знала, что сможет обмануть патруль, пробраться в город и навестить аптекаря. Недаром ей дали кличку Красная Стерва.

Дойдя до очередной развилки Красная Стерва вдруг подняла голову и подмигнула. Надя поняла, подмигнула именно ей, ведь они стали одним целым.

…Понадобилось время, чтобы все четверо пришли в себя. Они не могли понять: было это или нет? Потом Кирилл просто предложил уйти.

 

Александр и Валентина стояли на высокой горе, обдуваемые ласковыми ветрами. Внизу, словно в огромной чаше, утопал в зелени еще один город – город райских садов. Слева виднелась река, справа пробегала железная дорога, разрезающая громадный зеленый массив на сектора. А вдали, за железной дорогой - новые районы современного города с их типичной суетной жизнью.

- Господи, я и не догадывалась, что Старый Оскол настолько красив! – пробормотала девушка.

Почему советская комсомолка припомнила имя Господа? Да потому что главным украшением открывшейся картины были купола церквей. Начиная с находящегося рядом Успенского храма и дальше, дальше - они повсюду рассыпали сияние, подобно солнечному! От любования им кружилась голова! Хотелось погрузиться в мир Прекрасного, в мир Вечности бытия, где невольно познаешь Истинное, а не временное, наносное.

Она даже не сразу среагировала на слова Горчакова:

- Валя, подойди сюда и посмотри вниз.

- И что?

- Теперь здесь просто бетонные ступени, - стал рассказывать Александр. – Но еще недавно на спуске с горы лежали надгробные плиты с именами монахов. Большевики стянули их сюда с монастырского кладбища, чтобы люди, идущие по спуску, попинали православные святыни. 

Старый Оскол всегда был очень религиозен, в городе – одиннадцать церквей. Правда, некоторые из них коммунисты успели разрушить, извини, не хотел тебя обидеть… Но их восстановили, теперь строят еще два храма, открыли женский монастырь.

Валентина не обиделась, она знала, что разрушение храмов в СССР происходит повсеместно. Ей постоянно говорят, что строят новую жизнь. Но зачем для этого уничтожать красоту?

Они все гуляли по городу, и Горчаков продолжал рассказывать:

- А что за монашество здесь - настоящие подвижники. Они даже прославились на Афоне. Еще в 1840 году туда в Свято-Пантелеимов монастырь пришел русский монах Иоанникий, другой русский монах – Иероним, был там духовником, в пастве его находилась целая тысяча монахов. Конечно же, не за казино, а за истинной верой будущее русского народа. Чем дальше он от веры, тем быстрее бежит к гибели. Я вон и сам и посты не соблюдаю, и грешен бываю сверх меры.

- А можем мы зайти в какой-нибудь храм? – неожиданно спросила Валентина и тут же испугалась своего вопроса. У нее на родине за такое по головке не погладят. Но пока она еще в другой России!

- Без проблем. Приглашаю тебя в Александро-Невский кафедральный собор. Он недалеко.

 

…Едва она вошла, как ощутила, что внутреннее «золото» гораздо ярче внешнего. Чудные песнопения наполнили душу Валентины великой симфонией любви. Пламя свечей было настолько живым, что хотелось к нему прикоснуться. Лики святых взирали на нее с любовью и… печалью. Внутри девушки все кричало: «Вот он, твой мир! Как ты могла его отрицать?»

Она больше не думала ни о перекошенных лицах комсомольцев, которые клеймят ее на собрании за «религиозную ересь», ни о других возможных репрессиях, сделала шаг, еще один и… пала ниц перед Распятием!

Хор пел, приветствуя приход в Мир Истины некогда заблудшей души.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

-…А вот здесь я работаю, - сказал Александр.

Валентина, которая после посещения храма все еще находилась под сильным впечатлением, подошла к табличке с надписью «Оскольские вести».

- Никогда не бывала в буржуазной редакции, - сказала она. - Говорят, у вас женщин не берут на работу?

- Что за глупость? – изумился Горчаков. – У нас в редакции более половины сотрудников женщины.

- Можно посмотреть на твое рабочее место? Окунуться в соответствующую атмосферу?

Александр раздумывал: как поступить? Черкасову вряд ли вдохновит присутствие рядом с ним другой дамы. Как и секретаршу Любочку, и специалиста по светской хронике Ольгу Филимонову. С другой стороны, он должен появиться на работе. А вот если он придет с коллегой из СССР, да еще возьмет у нее интервью…

У дверей секретариата Александр попросил Репринцеву немного подождать, мол, он должен всех подготовить к приходу гостьи. На самом деле он хотел предупредить Любочку, чтобы та вела себя «должным образом». Но все сразу пошло наперекосяк. Секретарша вскочила и закричала:

- Явился, дорогой Дон Жуан!

- Ну что ты несешь!

- Ой-ой-ой! Какие мы скромные!

- Я пришел не один.

- С очередной пассией? Покажи! Сгораю от любопытства.

- Перестань. Она тоже журналист. Из СССР.

- Ты уже спишь с коммунистками?

- Ну это ты зря, - Александр старался превратить все в шутку. – Шефиня пришла? «Хоть бы не пришла! Я бы провел это незапланированное интервью на свой страх и риск».

Ответ секретарши его разочаровал:

- Здесь. И с нетерпением ожидает, пока ты покажешься. А сейчас давай сюда свою красавицу.

Неизвестно, слышала или нет Валентина слова Любочки, но вошла она в комнату с несколько обескураженным видом.

- Привет! – сказала Любочка, бесцеремонно переходя на «ты». – Как тебя зовут, подруга?

- Репринцева Валентина.

- Ну, здравствуй, Репринцева Валентина. А я – Крынская Любовь Васильевна, или просто Люба. В редакции все зовут Любочкой.

- И я так могу вас называть.

- На «ты», пожалуйста.

- Хорошо.

- Девочки, я вас оставлю, а сам к шефине.

- Иди, получай очередную порцию взбучки! – показала ему язык Любочка.

Девушки остались одни, и Люба с интересом спросила:

- Так ты из СССР?

- Да.

- А из какого города?

- Из Москвы.

- Я много раз слышала это название. А где она территориально?

Валентина решила, что Любочка шутит. Нет, не шутила.

- Москва на севере. Ехать от вас шестьсот километров.

- А она больше Старого Оскола?

«Издевается?!».

- Москва - четырехмиллионный город, - терпеливо разъясняла Валентина.

- А у нас только пятьдесят тысяч, - вздохнула секретарша. – И то половина приехала недавно. Вроде бы запасы руды нашли, завод собираются строить. - И безо всякого перехода вдруг добавила. – А ты чего не в красном?

- С какой стати я должна быть в красном? – изумилась Репринцева.

- Но у вас все так ходят. Потому и называют: Красная Россия.

- «Красная Россия» - по другой причине. Идеология в СССР марксистско-ленинская.

- Не вижу связи.

- Эту идеологию еще называют идеологией красных… Как бы тебе объяснить? Красное знамя, красная звезда.

- Индейцы тоже были красными. Я в книжке прочитала, - важно сообщила Любочка.

- Индейцы – это цвет кожи. А у нас он белый, - ответила Валентина и вздохнула, вспомнив, как усиленно Москву разбавляют отнюдь не белые приезжие.

Неизвестно, чем бы закончился нелепый разговор с секретаршей, но в комнату заглянула Ольга Филимонова – крепкая девица лет двадцати семи, с копной вороных волос. Любочка тут же представила ей гостью:

- Познакомься, журналистка из Красной России Валентина Репринцева. А это наша «скандальная хроникерша» Ольга Филимонова.

Ольга не проявила к посланнице СССР никакого интереса, лишь слегка кивнула и спросила секретаршу:

- Шефиня у себя?

- Да. Нас почтил вниманием сам Горчаков.

- Ух, ты! И чего он откопал?

- Вот эту девушку. Хочет взять у нее интервью.

- Интервью? – не на шутку перепугалась Валя. Она не может позволить такое без согласия соответствующих органов.

- Он парень не промах, – усмехнулась Ольга.

- Нет, нет, я не готова дать.

- Дашь, никуда не денешься. Такой любую уговорит.

- Она, между прочим, из самой Москвы, - вставила Любочка.

- И что?

- Говорит, это четырехмиллионный город.

- И что? – лениво повторила Ольга. – Я туда на экскурсию не собираюсь.

Валентина было возмутилась, однако увидела, что Филимонова потеряла к ней даже каплю интереса. Повернувшись к гостье спиной, журналистка повела разговор с секретаршей:

- Слышала, княгиня Волконская родила ребенка? А ее муж известный гомосексуалист, возлюбленный актера Лапина. Любопытно, кто настоящий отец наследника родовитой фамилии?

- А мне на эту Волконскую наплевать. Работала кассиршей в книжном магазине на нашей улице. Чего мне интересоваться детьми кассирш?

- Она же княгиня! – возмущенно бросила Ольга. – Ах, Любочка, как можно не интересоваться жизнью знаменитостей?

- Это вы обо мне? – раздался мужской голос и на пороге возник конопатый вихрастый парень.

- Кому ты нужен? – скучно зевнула Ольга.

- Еще понадоблюсь! И вам и нашей Империи! Слышали новость: убили господина Дрекслера?

- Того, что вчера приходил к нам? – спросила Любочка.

- Его самого.

- Забавный мужичок, - вздохнула секретарша.

- Что в нем забавного? – возмутился конопатый парень. – Он был настоящим героем. А какое дело редакции предлагал!

- Мне он сказал, что я – настоящая карейка, - заявила Любочка.

- Кто?

- В его устах это прозвучало как знак чего-то хорошего.

- Арийка, недотепа ты эдакая! – продолжал кричать парень. – Но он ошибся. Тебе до арийки, как мне до Килиманджаро.

- Ты, наверное, выпил с горя по своему дружку?

- С чего взяла?

- Мы тут о делах, а ты о каком-то жаре?

- Сколько классов закончила, неуч?

- Сколько ни есть – все мои. Пока молодая – гуляю. Стану старухой – пойду доучиваться!

- Слышь, Альберт, - обратилась к нему Ольга. – У княгини Волконской родился ребенок.

- И что?

- Может от Дрекслера?

- Рехнулась?!

- А чего? Напишем? Дрекслер уже не опровергнет, а я рубрику в газете закрою.

Альберт затряс в ярости кулаками. Любочка призвала его к порядку:

- Прекрати хулиганить, козлище! Лучше познакомься с нашей гостьей Валентиной Репринцевой.

Стогов только теперь обратил внимание на Валентину, галантно подошел к ней, поцеловал руку:

- Вы обворожительны, фрау.

-  …Она из Москвы, там живет.

- Что?! – разинул рот обескураженный Альберт. – Я поцеловал руку коммунистке?!

И в панике выскочил!

 

А тем временем Горчаков оказался в кабинете своей начальницы. Черкасова смотрела на него и молчала. Она ждала объяснений.

- Утром ко мне заезжал Корхов. Рассказал об убийстве Дрекслера.

- Знаю, что убили. Дальше?

- Встретил Еремина, того самого…

И он подробно пересказал свою встречу с банкиром. Алевтина усмехнулась:

- Отказался от денег? Зря.

- Ты же мне платишь сносно.

- Заработка можешь лишиться, если не услышу разумного объяснения: что делал дальше? Почему являешься в редакцию, когда рабочий день давно пересек экватор?

- Я встретил интересную девушку.

- Это не новость. Ты постоянно встречаешь интересных девушек.

- Она интересна для редакции. Журналистка из СССР.

Он ожидал, что Черкасова если не запрыгает от радости, то хотя бы скупо похвалит. Но шефиня лишь поморщилась:

- Чем она интересна? Критикует советскую систему?

- Нет. Она комсомолка.

- Ты хочешь, чтобы мы предоставили газетную полосу нашим скучным недругам с Севера?

Горчаков сидел, как в воду опущенный. Он так надеялся… Что если Алевтина его приревновала? Это она только говорит, что не из ревнивых.

- Нам нужно дать первые данные по расследованию смерти Федоровской. Статья должна быть готова завтра, или послезавтра.

- Лучше послезавтра.

- Хорошо. Какова твоя версия?

Александр подумал и сказал:

- Ограбление – вряд ли. Ревность – не верю! Думаю, политика. Не случайно вслед за ней убивают некоторых политических персон. Либер точно был связан с убитой.

- Но, по словам знакомых, Федоровская не интересовалась политикой?

- Слова… Зинаида Петровна была человеком скрытным. Это подтвердили все.

- А со Степановым, который знал Либера, ты встретился?

- Он тогда в театре сбежал от меня.

- Тогда! А после?

- Времени не хватило.

- Зато тебя хватило на прогулки с юной красавицей. Я вас видела, проезжала мимо. Ты был так увлечен милой подругой, что даже не заметил своего главного редактора.

- Думал, она любопытна редакции, - решил настаивать на своем Горчаков. – Не каждый день посещает Старый Оскол комсомолка из Москвы.

- Брось, не считай меня за идиотку! – вконец рассердилась Черкасова. – У нас сейчас слишком много гостей. Мир вновь обезумел и готовится к войне. Посмотри на события в Испании; Гитлер и Муссолини перешли к открытому вмешательству в дела этой страны. Скоро германо-итальянский блок напрямую столкнется с англо-французским. В конфликт втянутся США, СССР, Япония, потому он станет затяжным и разрушительным. Это будет самая страшная война, которую когда-либо знавал мир. И наша задача выжить! А выживем, если останемся нейтралами. В военном отношении нас не так-то просто «лишить нейтралитета», даже в нынешних границах Российская Империя – не какая-то там Бельгия или Голландия. Поэтому «гости» и атакуют нас со всех сторон. А разумный молодой человек, сам в детстве переживший ужасы войны, разгуливает неизвестно с кем, веселится, не думая ни о чем.

- Слишком много гостей, - задумчиво повторил Горчаков. – Следуя такой логике, мы должны сказать спасибо убийце Либера и Дрекслера.

- Не передергивай. Именно у нас в Империи создана уникальная система управления по типу русских земств, и впервые введен закон, когда решение о праве наследования на средства производства переходит в ведение регионов или государства в целом. Мы ударили по власти ростовщического капитала, упразднив процент по кредитам, и национализировали землю. (О необходимости этого писал Сильвио Геззель, известный экономист первой трети ХХ века. Он считал, что владельцы денег должны передавать государству некоторую небольшую сумму, как плату за право пользоваться деньгами государственной эмиссии. При таком положении дел скорость оборота денег увеличивается в 10 и более раз. Эксперимент с идеями Гезелля провели в небольшом австрийском городе Вергль, где он показал неплохие результаты, но, благодаря действиям мирового финансового капитала был свернут, а имя выдающегося финансиста забыто. – прим. авт.). Скоро мы станем райским местом, как тут не позавидовать!

- Старый Оскол точно станет! Особенно когда в нем появилось казино.

- Пусть иностранцы играют в казино,  таким образом, обогащая нас. Но шпионить, втягивать горожан в авантюры. О, нет! 

- Ты права во всем, кроме одного: убиты люди. Даже если они и вели против нас преступную игру... преступлением справедливость не восстановишь. Сколько еще смертей случится? Утром, проснувшись, первым делом задам себе вопрос: сегодня никого не убили?

Черкасова безразлично пожала плечами и поменяла тему:

- Тебе Корхов тоже сказал, что сюда приезжают работники спецслужб?

- Сказал. И боится, что они вмешаются в его епархию.

- Обязательно вмешаются. Думаю, они уже здесь. Белгород недалеко. Будь готов к возможному разговору.

- Причем тут я?

- Ты занимаешься расследованием убийств. Пусть от газеты, но ведь занимаешься.

«Не было печали!» - подумал Горчаков.

- Договариваемся так: завтра вечером – материал. Все твои предварительные выводы.

- Пока только соображения.

- Читатель ждать не может. Поделишься предположениями.

- Как отреагирует полиция?

- Это только предположения. Будешь не с красавицами гулять, а еще раз пройдешься по своим клиентам.

«А Валентина послезавтра уезжает!»

Черкасова посмотрела так, что Александр поежился. Она читала его мысли, улавливала изменения в настроении.

- Мы возьмем у твоей москвички интервью, - неожиданно заявила Алевтина. – Но не радуйся, не ты с ней будешь беседовать.

- Неужели решила сама?..

- Зачем? Дадим ей кого попроще. Ольгу Филимонову.

- Это слишком уж просто.

- Если она действительно обычная комсомолка, то «неправильный» ответ на каверзный вопрос может стоить ей свободы. У коммунистов – шаг вправо, шаг влево – расстрел.

- Но Ольга?..

- Ольга спросит ее о любимой кошке Любови Орловой или о собаках Ильинского. На другое ее интеллекта не хватит.

- Будь по-твоему.

- Конечно, по-моему, - самодовольно расхохоталась Алевтина, - я и главный редактор и хозяйка газеты. Дождись окончания интервью, проводи ее до гостиницы, и – за дело!

У Горчакова возникла новая идея: он предложит Валентине поучаствовать в его расследовании. В конце концов, как он его ведет – никого не касается. Важен результат.

 

Когда покинули редакцию, Репринцева с некоторым недоумением произнесла:

- Ужасно глупое интервью.

(«Догадываюсь!»)

- Хочешь, угадаю, о чем она спросила, «Как зовут любимую кошку Орловой?».

- Не совсем, хотя фамилия Орловой звучала, - удивленно ответила Валентина. – Она пыталась выяснить: ребенок у Орловой от Александрова (известный советский режиссер тридцатых годов, муж актрисы. – прим. авт.), или от Жарова? Не представляю, какое отношение к ней имеет Жаров и есть ли у Орловой дети вообще?

Они рассмеялись, затем Горчаков вдруг помрачнел и сказал:

- От меня требуют статью. Завтра к вечеру она должна быть готова. А послезавтра ты уезжаешь.

- Дело - прежде всего. Значит, я свободна?

- Подожди! Я не могу писать статью, пока не будет новых данных. Мое расследование продолжается. Не хочешь… принять участие? Побываешь в неожиданных местах, познакомишься с любопытными личностями.

- Право, не знаю. Я буду мешать.

- Ну что ты! Наоборот, станешь вдохновлять.

- Хорошо, - согласилась Валентина. – Только одна просьба… Зайдем на телеграф, позвоню домой.

Опять те же проклятые гудки.

 

Прошкин говорил, что в Старом Осколе пятнадцать пионеров, но присутствовало только семь. 10-12-летние мальчики и девочки в обмотанных на шеях, точно удавках, красных галстуках, выпучили глазенки на товарищей из Москвы. Малышей окружало такое же количество взрослых – сурового вида дядей и тетей. Они следили за каждым пионером, предупреждая ненужные вопросы. Прошкин, торжественно откашлявшись, заявил:

- Юные ленинцы! Вам выпала большая честь встретиться с представителями Советского Союза, страны, уничтожившей капитализм и эксплуатацию человека человеком.

По знаку одного из суровых дядей детки громко захлопали. Прошкин продолжил речь, однако первые человеческие нотки вновь уступили место монотонной «констатации фактов».

- Эти славные бойцы с мировой буржуазией расскажут о жизни в СССР. Слушайте внимательно, спрашивайте обо всем, что вас интересует. Потому что именно вам жить в счастливой советской стране. Пожалуйста, - обратился он к Надежде.

- Я, Надежда Погребняк, - волнуясь, начала девушка, - хочу пожелать моим юным друзьям поскорее скинуть оковы рабства. Чтобы вы, никого не боясь, носили этот великий для нас символ – красный галстук!

- Мы не боимся его носить, - робко заметил один из пионеров. – Обидно только, на нас почему-то смотрят как на дураков?

Тут на него цыкнули, и он затих. Надежда продолжила свою пламенную речь:

- Знаете, почему так смотрят? Одни завидуют вашей смелости, другие обмануты враждебной народу властью…

- Проще, доступнее излагайте им, - прошептал ей в ухо Прошкин.

- … Обмануты плохими дядями, которые правят вашей страной, - поправилась комсомолка Погребняк. – Но скоро им придет конец, и вы заживете свободно и счастливо, как все пионеры нашей страны.

- А им разрешают есть мороженое? – спросила сидевшая за последним столом девочка с кудрявыми волосами.

- Конечно. Сколько угодно!

- Как я завидую. А мне мама запрещает: ангиной можно заболеть.

- Советские дети едят мороженого, сколько захотят, и при этом ангиной не болеют.

- Они никогда не болеют?

- Иногда болеют, - слегка смутилась Надежда. – Но наши доктора – лучшие в мире.

- Как здорово! – вздохнула девочка в кудряшках. – Хочу в СССР!

- Правда, что Ленин у вас лежит в саркофаге? – поинтересовался огненно-рыжий паренек.

- Не в саркофаге, а в мавзолее, - поправил Давид. – Наши люди толпами ходят туда, чтобы поклониться великому гению и его деяниям.

- А сколько стоит билет?

- Нисколько! – фыркнул Давид. - Это святое для народа место. Вон у вас темные, непонимающие люди идут в церковь. Но ведь за вход они не платят… Надеюсь, что скоро все наши вожди будут лежать в таких же мавзолеях. Все старые храмы снесем, вместо них будут новые – мавзолеи. Ходи и смотри на тех, кто создал тебе счастливую жизнь.

- И Сталина положат в мавзолей?

- Обязательно!

- А мне папа говорил, что он бессмертен, - рассуждал неугомонный парнишка.

Давид не на шутку перепугался, ляпнул лишнее. Но тут же нашелся:

- Надеюсь, что когда вождь состарится, ученые придумают эликсир бессмертия. И никуда от нас Сталин не уйдет. И мы его не отпустим.

- А что еще есть в СССР? – послышался тоненький голосок худого мальчика в очках.

- У нас есть джигиты! – воскликнул Рустам. – Вы не слышали о них?.. Ничего, когда Империи не станет, и две части единого государства соединятся под красным стягом, мы с удовольствием придем к вам, на главной площади станцуем лезгинку.

- А вас много?

- Очень много! Больше, чем можешь себе представить.

Вопросы следовали один за другим, от крайне острых: «Есть ли в СССР другие молодежные политические организации?» (У Надежды взметнулись вверх брови: «Зачем возрождать давно отжившее?», и худенький мальчик в очках радостно воскликнул: «Вот хорошо, а то нас мучают и скауты и монархисты»), до бытовых: «Разрешают ли советским пионерам носить короткие штаны?». Затем Рустам станцевал горячую лезгинку, пообещав вскоре сделать ее национальным русским танцем. Под конец все спели: «Взвейтесь кострами синие ночи…» (Знаменитый пионерский шлягер 20-х и 30-х гг. – прим. авт.), и Прошкин объявил об окончании «исторической встречи».

- Как я волновалась, - призналась Надежда. – Будто на самом сложном экзамене. Не так просто нести идеи Маркса и Ленина в массы.

- По-моему все прошло неплохо, - осторожно заметил Давид.

- Какое неплохо! Отлично! – разгорячился Рустам. – После такой встречи неплохо бы перекусить.

Они как раз стояли перед кабачком с заманчивой вывеской: «Вкусно и быстро». Однако Прошкин не согласился:

 - Зачем нам буржуазная пища? На соседней улице открыли коммунистическую столовую: «111 Интернационал».

Гости согласились, тем паче, она недалеко от их гостиницы.

Находился «111 Интернационал» в подвале небольшого дома, спускаться пришлось по крутым ступенькам. Внутри все выглядело неряшливым, несколько столиков со скатертями, которые явно не меняли уже несколько дней. За стойкой стояла толстая дама в буденовке с красной звездой, она тоскливо посмотрела на посетителей и небрежно бросила:

- Чего будем заказывать?

- Шашлычок, - крикнул Рустам.

Дама в буденовке посмотрела на него как на сумасшедшего.

- Этого у нас нет.

- Тогда курочку, да с чесночком, - облизнулся Давид.

- Издеваться пришли? – вконец рассердилась «буденовка».

- Что-то же у вас есть? Пельмени? Бифштекс? – умоляюще произнесла Надежда.

- Суточные щи и картошка.

- Больше ничего? – поразился Рустам.

- Достаточно. Мы вам не буржуи.

- А что плохого в картошке? – раздался знакомый деревянный голос Прошкина. – Зато мы пообедаем в нашей столовой.

Надежда, как возможный будущий комсорг, поддержала его:

- Помните старую пионерскую: «Здравствуй, милая картошка, пионеров идеал…»?

Все тут же подхватили ее и пропели до конца. «Буденовка» равнодушно прослушала и сказала:

- Так будете щи и картошку? Тогда садитесь.

Надежду уже не столько волновало: что есть? Гораздо хуже, что не могла найти туалетную комнату. Когда спросила об этом «буденовку», та недовольно буркнула:

- Ну вот, еще и гадить сюда пришли. На улицу с этой проблемой, на улицу.

Погребняк вспомнила, что гостиница рядом, попросила ребят немного подождать ее. Рустам ухмыльнулся:

- Спокойно делай свои дела. Чувствую, раньше, чем через час нас не обслужат.

- Увидишь Валентину, скажи, что мы ее ждем, - добавил Давид. – Пусть приходит сюда, отведаем «пионерской картошки».

Надежда заскочила в номер, естественно, никакой Валентины не было. Она быстро привела себя в порядок, вышла из туалетной комнаты. Надо поспешить, что, если Рустам ошибается, и обед принесут раньше.

И тут она почувствовала, что не одна в номере. Она обернулась и… обомлела!

 

Перед ней в кресле сидела Красная Стерва, как две капли воды похожая на саму Надежду. У комсомолки волосы на голове зашевелились.

- Ты… Вы…

- Говори мне «ты». Ведь я – это ты. И, наоборот, ты – это я.

- Не понимаю! Абсолютно ничего не понимаю.

- Чего не понять? Ты была там и все видела, все чувствовала. Знаешь, чем закончилось дело? Я проникла в город и убила семью аптекаря.

- И детей?

- Конечно. Дети видели и могли нас опознать. Дети взрослеют, взрослые превращаются в стариков и умирают. Человек все равно умрет, есть ли разница: раньше или позже? Ни один властитель не избежал ее объятий. Вечно одно – идея! Ради нее люди жертвуют всем. Вспомни Джордано Бруно или Робеспьера, Софью Перовскую или сотни тысяч коммунистов Гражданской войны. Это тот идеал, которому веришь, возводишь в абсолют. Именно идея владеет нами, двигает нашими поступками, заставляет вертеться мир. Познавший вечность идеи познает и вечность бытия. Я исчезаю, но приходишь ты! И мы снова живем. Но если рушится идеал, прерывается цепочка наследственности, тогда мы умираем по-настоящему!

Глаза Красной Стервы так ни разу и не моргнули, точно перед Надеждой не человек, а кукла-убийца.

- Хочешь знать, подруга, окончание моей истории?.. Меня схватили на следующий день после убийства семьи аптекаря. Схватили при попытке подрыва поезда. Меня вели на расстрел, а я хохотала им в лицо и кричала: «Да здравствует коммунизм!» Солдаты пришли в ужас, они не понимали, кто я. Ведьма из преисподней? Один думал бросить ружье и бежать, я прочитала по его глазам. Бедняга так и не понял истину: я не умру, приду снова, только в ином обличье.

Надежде, как и тому солдату, хотелось бежать, однако взгляд Красной Стервы пригвоздил ее к стене. Да разве можно от нее убежать? Зловещий призрак встретит ее в коридоре, на улице – везде! Она только что сказала: я – это ты.

- Я говорила и другое, - голос бил по ушам, вибрировал. – Ты – это я! Ты не посмеешь разорвать цепочку. Для тебя это станет концом настоящим. Тебя так же поведут на расстрел, но уже никогда не возродишься вновь! Останутся – прах, проклятие потомков, затем - забвение.

Погребняк старалась не смотреть на страшную гостью. В зеркале отразилось ее собственное лицо – белое, как бумага, ни кровинки. Но тут изображение самой Надежды исчезло, вместо нее там была… Валентина. Она будто бы беззвучно вопрошала:

- За что?

…Люди в форме встретили Репринцеву прямо на вокзале и куда-то повели. Сказали, что надо поговорить…

Надежда прекрасно понимала, чем закончится такой разговор!

Сегодня сокурсница Валя еще бегает по чужому городу чужой страны, завтра – прощальный бал. А послезавтра – поезд, который повезет ее к месту пыток.

И она, наивная, этого не знает! Зато сокурсница Надя в курсе.

«Надюша, почему ты не предупредила меня?»

- Даже не думай! - от голоса Красной Стервы не спрячешься нигде, беги – не беги. - Не смей рвать священную связь преемственности. Твоя подруга – ничто, просто красивая куколка, которая всегда и везде затмевает тебя. Ты же – человек великой идеи!

В зеркале снова была Надежда, а дальше?.. Комната, кресло… Оно пустое!

- Тебя нет! – облегченно крикнула Погребняк.

Осторожно, дабы не разочароваться в своем открытии, она скосила глаза на кресло. Красная Стерва по-прежнему сидела там!

- Мне не надо отражаться в зеркале. Я в тебе!

Ноги плохо держали Надежду.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Что за совпадение: Горчаков и Репринцева проходили мимо того же самого кабачка «Вкусно и быстро», но Валентина, в отличие от сокурсников, не отказалась от буржуазной пищи, когда последовало соответствующее предложение перекусить.

Уютное местечко, красивая официантка в кокошнике. Сделав заказ, Валентина сказала:

- Как хорошо: и вкусно и быстро.

- Ты спешишь?

- Нет. Сегодня еще нет и завтра тоже. А вот послезавтра… - она помрачнела, вспомнив о предстоящем визите домой. Кончено, она соскучилась по родителям, друзьям. Но там ей не разрешат вот так запросто зайти в храм. Зайти-то можно, да карьера ее закончится.

- Хорошо, что ты не спешишь.

- Ты спешишь, - возразила Валентина. – Надо заканчивать статью.

- Я ее и не начинал.

- Как?

- Не представляю: с какого боку подойти. Масса людей, каждый вроде бы что-то рассказывает о жизни Федоровской, на деле – невспаханное поле лжи.

- И ни одной версии?

- Предположим, политика? Убит человек, агент иностранной разведки, с которым Зинаида Петровна была связана. Но, возможно, что дела касались обычной коммерции. Один артист в театре, например, сообщил, что ее не интересовало даже возможное восстановление монархии, а когда он сообщил о претендентах на трон, она лишь засмеялась.

- Странно, - промолвила Валентина. – Любой гражданин хоть как-то интересуется жизнью своей страны. Тем более, таким принципиальным вопросом.

- Да, - согласился Александр. И тут… его точно током ударило! Либер, возможно, прав, когда называл Федоровскую агентом! Если то была игра с ее стороны? Скрытная женщина, очень скрытная! Можно любить деньги, искусство и совсем не замечать политических перемен. Но не до такой же степени! Не случайно Корхов послал его в театр. И Лапин сказал ему очень много! Нужно только было все сразу понять.

- Александр, эй, очнись!

- Извини, мне пришла мысль…

- Хорошо, когда мысли приходят.

- Это благодаря тебе.

- Тогда и гонорар пополам, - пошутила Валентина.

- Согласен, - рассмеялся Александр. – Так вот, я думаю, Федоровская специально внушала всем, что политика ей по барабану. Вроде у нее есть богатый любовник, какие-то денежные дела помимо спектаклей. На самом деле любовник посещал ее редко. Он подозревает, что у нее были и другие «близкие друзья». Однако доказательств нет, никто их не видел. Она могла пустить слух о любовниках. На самом деле все было подчинено одной цели: не привлекать внимание к главному источнику своего финансирования.

- Ты рассказывал, тебе грозили, предупреждали, чтобы бросил это дело?

- Некий Либер. И его убили, едва он покинул мой дом. Какую цель ставил убийца? Явно не защищал меня. А знаешь, ваш Андрей в курсе каких-то дел Федоровской.

- Да?

- Интуиция журналиста. Он непонятно среагировал на ее фамилию, точно не хотел или боялся говорить о ней.

- Мне хорошо известно, что такое интуиция журналиста, - согласилась Репринцева. – С ним нужно побеседовать.

- Так он и откроется классовому врагу.

- Тебе нет, а я могу попытаться. Мне обещана половина гонорара. Шучу, шучу. Я никогда не участвовала в журналистском расследовании. Но убийца не должен уйти от ответа… Подожди меня.

- Ты куда, в штаб ВКП(б)?

- Нет, - рассмеялась Валентина, - мне нужно в дамскую комнату.

Оставшись один, Горчаков продолжал размышлять над неожиданным открытием. Он слишком отвлекся от окружающей действительности, забыв о важнейшем журналистском принципе: проявлять всегда и везде максимум внимания. Иначе бы заметил двух людей – мужчину и женщину, которые вошли в ресторанчик вслед за ним, сели за соседний столик, иногда бросали взгляды в его сторону. Едва Валентина исчезла из виду, они тут же поднялись и подошли к Александру.

- Господин Горчаков?

- Он самый. С кем имею честь?

- Мы из службы безопасности, - они протянули удостоверения, от волнения Александр не разобрал их фамилии и имена.

- Слушаю?

- Вы занимаетесь расследованием убийства Зинаиды Петровны Федоровской?

- Да. От своей редакции.

- Есть что-то сообщить нам?

Волнение Горчакова сменилось яростью. С какой стати он должен делиться информацией? Сотрудники службы безопасности поняли его без слов:

- Ваш долг, как гражданина, рассказать нам все, - сказал мужчина.

- Прежде всего, мой долг перед газетой, читателями и городом.

- То есть вы не хотите с нами беседовать?

Карлики в новом обличье пытаются диктовать ему условия игры. Он не собирается быть их марионеткой. Даже Корхов предлагал ему дружбу. А эти… только увидели человека и уже распоряжаются его судьбой, отдают приказы.

- Если в чем-то виноват, предъявите официальное обвинение, а нет, то…

- Вы что-то узнали? – мужчина первым пошел на попятную, стал учтивым и галантным.

- Общие моменты, о которых вы наверняка сами слышали.

- Расскажите, пожалуйста.

- Федоровская слыла человеком замкнутым, любила деньги. Либера я видел один раз, и то – мельком. (Упреждаю ваш следующий вопрос). А Дрекслер заходил в нашу газету, предлагал сотрудничество с изданиями Рейха. Вчера вечером я встретил его еще раз в гостинце «Белогорье». Имел мимолетный разговор. Обо всем напишу в статье, послезавтра уже сможете прочитать.

Женщина по-прежнему не проронила ни слова, зато мужчина протянул ему какую-то бумажку с номером телефона:

- В случае чего позвоните.

Сотрудники службы безопасности быстро расплатились по счету и покинули кабачок. Горчаков вновь оставался в раздумье и некоторой растерянности:

«Зачем они приходили и заводили разговор, от которого пользы никакой? Показать, что я «под колпаком»?»

…Валентина стояла в очереди к умывальнику. Женщина перед ней слишком долго прихорашивалась. Уже хотелось резко спросить:

- Сударыня, вы здесь не одна.

В зеркале промелькнуло лицо незнакомки, Валентина подумала: «До чего похожа на мою мать!»

Женщина обернулась, и… комок застрял в горле… Вылитая мама!

И тут Валентина услышала:

- Не возвращайся в Москву, дочка.

Репринцева отступила, задохнулась от волнения. Ей это почудилось или?..  Женщина озабоченно спросила:

- Вам плохо?

«Господи, что у меня за фантазии? Совсем незнакомая женщина

- Нет, нет, все в порядке.

Незнакомка ушла, а в голове Валентины еще некоторое время звучало: «Не возвращайся в Москву, дочка». Потом она сказала себе: «Наваждение!» и постаралась поскорее забыть о нем.

 

Тем не менее, к своему другу она вернулась настолько поглощенная в себя, что не заметила его испорченного настроения. И только потом, во время обеда, рассеянно ковыряя вилкой в тарелке, подняла на Александра глаза и увидела его напряженное лицо.

- Что-то случилось?

- Случилось!

И он пересказал ей свою встречу с сотрудниками службы безопасности. Валентина слушала и удивлялась:

- Ты вот так запросто их отшил?

- Чего с ними церемониться? Только дай слабину и на шею сядут.

«У нас с НКВД в подобном тоне не поговоришь!»

- Наверняка хотели показать, что отныне они контролируют ситуацию в городе, - продолжал Горчаков. – Хорошо ли, плохо, но я работал: повстречался с массой людей, без конца анализировал ситуацию, даже в переделку попал. А теперь выложи им все, чтобы сняли пенку!

- И что нам делать?

Валентина и сама не заметила, как прозвучало слово «нам», а Горчаков воспринял это как само собой разумеющееся. Они уже не отделяли себя друг от друга. Пока, правда, только в расследовании…

- Продолжим то, что задумали. Кстати, чтобы не терять время, можем разделиться. Ты отправишься к своим коммунистам, а я еще раз наведаюсь в театр. Хочу переговорить со Степановым. Конечно, если Никита Никодимович опять не исчезнет.

На том и порешили. Выйдя из кабачка, Александр показал на бьющий напротив большой фонтан:

- Через полтора часа встречаемся здесь.

- А вдруг кто-то не успеет?

- Ждем до упора.

- Ужасно неудобно, - вздохнула Валентина. – Хочу написать рассказ о будущем, где у каждого человека при себе телефон. И с ним можно связаться в любую минуту и в любом месте.

- Моя шефиня тоже мечтает написать фантастический роман. И она, и ты – большие фантазерки. У каждого при себе телефон для постоянной связи! Ну и придумала… Да, не исключена слежка. Если прилипнут люди из службы безопасности, отделайся от них, но аккуратно. Главное, не бойся.

 

Из состояния прострации Надежду вывели друзья-комсомольцы. Лицо Кирилла Прошкина было непроницаемым, холодным, зато Рустам как обычно горячился, размахивал руками:

- Мы ее ждем, ждем. Съели эти кислые щи и пережаренную картошку…

- Ты чего так о нашей коммунистической столовой? – оборвал его Прошкин.

- Оговорился. Съели эту прекрасную еду, а она не идет и не идет. Давид говорит: «Наверное решила покушать в другом месте», а я ему: «Не такой Надюха человек. Травиться… (снова оговорился!) кушать - так вместе».

- Пошли тебя искать, продолжил Давид. - Товарищ Прошкин сделал предположение, что Погребняк могли похитить работники спецслужб. Но сначала решили заглянуть в твой номер. И увидели, что лежишь на кровати бледная, изможденная. Может, позвать доктора?

Прошкин внимательно посмотрел ей в глаза и отрицательно покачал головой:

- Не надо. Как, товарищ Надя?

- Не надо, - согласилась она.

- Врачи у нас того… могут и отравить комсомолку.

- За что? – поразился Давид.

- Как за что?! За убеждения. Дайте ей воды и побрызгайте лицо.

Несмотря на все возражения Надежды, Давид протянул ей стакан, половину она отпила. Оставшуюся часть услужливый комсомолец набрал в рот и прыснул ей в лицо. Погребняк подскочила, как ошпаренная:

- Давид, либо лучше чисти зубы, либо лечи их!

- Так что у тебя случилось? – спросил Рустам.

- Не знаю, - Надежда не собиралась рассказывать о появлении в номере Красной Стервы, ее сочтут за ненормальную. – Пришла к себе и неожиданно почувствовала себя плохо. Теперь мне гораздо лучше.

- Устала, наверное, - сделал предположение Рустам. – Переезды, новые впечатления, встреча с пионерами.

- Дело в другом, - задумчиво произнес Прошкин. – Это от нервов.

- Разве она нервничала? – удивился Давид.

- Как не разнервничаться, товарищ Блумберг? Она увидела здесь такую нищету, такое бесправие народа, какое советским людям и не снилось.

- Абсолютно верный диагноз! – тут же заявил товарищ Блумберг.

- Ничего, придут джигиты, жить научат, - вставил Рустам.

- Сделаем так, - подытожил Прошкин. – Она немного отдохнет, вы отдохнете. Я сбегаю в штаб… Не волнуйтесь, скоро вернусь, не брошу наших гостей. К вечеру будет не менее интересная программа.

Прошкин исчез, а Давид и Рустам продолжали группироваться вокруг Надежды.

- Ей бы покушать, - заявил Рустам.

- Не надо, - Погребняк отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

- Я в буфет – и обратно?

- Отстань!

- Чего же ты хочешь? – пробормотал Давид.

- Чтобы вы ушли.

- Как? – в один голос возмутились студенты. – Бросить тебя одну?

- Да, одну!

- Что за буржуазный индивидуализм? – удивился Давид.

- Послушай, сверхидейный пролетарий, дай мне спокойно прийти в себя.

- Но я же..

- Появится Валя и о ней позаботиться, - успокоил его Рустам.

- Если появится.

- Как «если появится»?

- Наверняка загуляла с местным парнем.

- Отстаньте от Вали, от меня.  Так надоели оба!..

Ребята переглянулись и ушли, Надежда наконец смогла спокойно предаться размышлениям.

- Мне привиделось или?.. Что за чушь! Как я, марксистка, могу верить в призрака? Я действительно устала, вот и…

Но как же реальна была ее гостья!

- Устала! – повторила Надежда. – Ни к кому из ребят незваные посетители не приходят.

Немного успокоившись, Надежда пошла в ванную, села на край, смотрела, как она наполняется водой. Что делать, если опять появится Красная Стерва?

«Ее нет! Она давно в могиле, и кости сгнили!»

Погребняк скинула униформу, бросилась под теплые струи. Можно плескаться хоть час! Дома подобного удовольствия она лишена. Коммунальная квартира на восемь семей с постоянными очередями к любым местам удобств, горячую воду часто отключают.

Вода принесла ей успокоение. Она уже не думала ни о Красной Стерве, ни о будущей трагической судьбе Валентины, ни о чем другом… На всякий случай повторила:

«Красная Стерва давно в могиле

Она снова увидела как бы себя сидящей на краю ванны. Она и… не она!

- Не надейся, я не призрак, - беззвучно говорила ее мучительница из прошлого. – Отныне я воплотилась в тебе, так что не вздумай идти против предначертанного!

Надежда стала захлебываться, она не помнила, как, кашляя, выскочила из ванны.

 

А в это время в той же гостинице, только этажом выше, где останавливались привилегированные особы, происходили не менее интересные события. Таинственная пара, за которой следил Дрекслер, вернулась к себе в номер.  Дама сняла вуаль, оказавшись молодой, белокурой, очень привлекательной девушкой. Мужчина был старше ее, по крайней мере, вдвое, волевое лицо и легкая проседь в волосах.

- Сударыня, - обратился он к девушке, - не смущает ли вас мое присутствие? Возможно, мне стоит выйти, пока вы будете переодеваться?

- Что вы, отец! Не смею беспокоить вас подобными просьбами. У нас две комнаты, мне вполне достаточно своей.

- В таком случае, Елизавета Антоновна, я, с вашего разрешения, выйду на балкон, перекурю.

- Конечно, Антон Алексеевич! Но позволю напомнить о конспирации. Вряд ли будет правильно, если кто-то увидит и узнает вас.

- Вы правы! Лучше посижу в кресле и почитаю газету.

- Вот мудрое решение. А я пока займусь собой.

Антон Алексеевич углубился в прессу, и через некоторое время воскликнул:

- Сударыня, не отвлечетесь ли на минутку от своих дел? У меня важная новость.

- Конечно!

Девушка вышла в просторном, расшитом золотыми нитями, халате, с любопытством посмотрела на отца.

- Вот здесь с пометкой «срочно в номер» сообщается об убийстве некоего Вильгельма Дрекслера. Это тот самый немец, что пытался установить с нами контакт. Не исключено, он следил за нами.

- Подозревал о нашей миссии?

- Возможно, весьма возможно. Рейх одержим идеей посадить на русский трон Владимира Кирилловича. Немцы идут на все! Своим сторонникам-монархистам перечисляют огромные суммы, а нас, кто желает видеть на престоле настоящего наследника - Дмитрия Павловича, могут подвергнуть открытому террору. Вы все это прекрасно знаете, Елизавета Антоновна. Но лишний раз напомнить не грех: следует быть готовым к любым неожиданностям.

- Каким образом Дрекслер вычислил нас?

- Эти люди очень высокого полета и у них огромные связи. Впрочем, рискну предположить, что он не знал, а именно подозревал. И подтвердись его предположения…

- Выходит, убийца оказал нам услугу?

- И немалую.

- Простите, отец, - Елизавета Антоновна замялась, потом рискнула, спросила напрямик. – Не вы его?..

- Нет! Как вы могли такое подумать? Мы с вами практически не разлучаемся.

Девушка села напротив отца и задумчиво поинтересовалась:

- Не соблаговолите ли рассказать, о чем вообще пишут газеты?

- В оскольской – мало интересного. Вот белгородская – да! Тут даются возможные расклады на выборах в будущую Государственную думу.

- Но до выборов еще больше двух лет.

- Тем не менее, Елизавета Антоновна, посмотрите на прогнозы. Если на прошлых выборах монархисты получили только 2 процента, то теперь должны взять четыре.

- Дорогой Антон Алексеевич, четыре процента – такая мелочь.

- Позвольте не согласиться, если с каждыми новыми выборами мы будем увеличивать представительство в два раза… Вопрос однако не в этом. Никто не знает, сколько людей реально проголосовали бы за нас. Либеральные рейтинги – сплошная ложь. Но даже они признают рост влияния сторонников монархии в Российской Империи.

- Если играть по их правилам, то пройдет вечность, пока мы добьемся своих целей. А восстановление монархии – вопрос не завтрашнего, а сегодняшнего дня.

- Согласен с вами! Но, увы, не все происходит, как мы этого хотим. Наш народ еще не может отойти от пьяного угара так называемой свободы. Поэтому и задача подтолкнуть его… Любые методы здесь хороши. Главное дискредитировать власть настолько, чтобы народ отвернулся и от нее, и от принципов республики в целом. И мы с вами этим занимаемся. Напомню, любезнейшая Елизавета Антоновна, что в противном случае мы находились бы на легальном положении. По глазам вижу: что-то смущает?

- Да, благородный отец. Я слышала, что наши действия нарушают возникшую в стране стабильность. Мол, снова прольется кровь.

- Моя добрейшая дочь, кровь обязательно прольется. И во внутренних распрях между различными монархистскими группами, и при нашем приходе к власти; все равно найдутся те, кто станут сражаться с нами не на жизнь, а на смерть. Но то лишь прелюдия. Основное начнется дальше: когда Империя станет империей не только по названию, но и по содержанию. Сейчас все смеются: «Империя без императора – нонсенс!». Поэтому правительство спешит заменить слово «империя» на «республику». Надеюсь, они не успеют…

Он прервался и деликатно осведомился, не желают ли Елизавета Антоновна кофе? Получив отрицательный ответ, продолжил:

- Как я уже сказал, главное начнется после объявления Дмитрия Павловича государем земли Русской. Мы ведь хотим создать не фиктивную, а реальную Россию. Таковой же она может стать не в этих границах, а в своих обычных, исторических. В свое время Колчак (будет проклято его имя!) отказался вести переговоры с Маннергеймом (генерал-лейтенант Русской императорской армии, впоследствии президент и маршал Финляндии. – прим. авт.) о независимости Финляндии, мол, никогда не допустит отторжения у России даже маленькой толики ее земли (это было необходимым условием помощи со стороны Маннергейма. – прим. авт.). А чуть позже подписал договор с большевиками, по которому тем отошла львиная доля территории страны. Какой бессовестный обман!.. Поэтому вторым нашим шагом будет освобождение севера и востока России от большевизма, возвращение их в лоно Империи.

Антон Алексеевич вдохновенно излагал детали грандиозного переустройства России, но, посчитав, что Елизавета Антоновна все более нетерпеливо морщится, спросил:

- Вас опять что-то смущает, тревожит?

- Благороднейший Антон Алексеевич, это же новая война, такая же, как недавняя Гражданская.

- Но зато все вернется на круги своя, белое назовут белым, черное черным. Опять одно крыло Великой Птицы будет касаться Владивостока, другое -  Варшавы.

Он все-таки уговорил Елизавету Антоновну выпить кофе и ударился в воспоминания о прошлом, об исчезнувшем некогда мире. Какие были нравы, обычаи, какие танцы танцевали.

- Мазурка, вальс, кадриль – что за чудо!

Дочь из вежливости слушала отца (он повторял ей это множество раз), потом уступила его настоятельным просьбам станцевать каждый из «чудных танцев». Танцевали, естественно, безо всякой музыки, у каждого она звучала в голове.

Внезапно их последний танец прервался стуком в дверь. Отец с дочерью переглянулись. Антон Алексеевич шепнул:

- Не будете ли вы столь любезны, Елизавета Антоновна, пройти в соседнюю комнату?

Затем подошел к двери, осторожно спросил: «Кто?»

- Антон Алексеевич, - послышался голос. – Это я, Вадим Юрьевич.

В комнату влетел шустрый человек несколько неряшливого вида. Хозяин зашипел:

- Зачем вы здесь? Это опасно, можно вызвать ненужные кривотолки.

- Драгоценный Антон Алексеевич, никогда бы не дерзнул без надобности переступить ваше жилище. Однако непредвиденные обстоятельства вынуждают.

Гость осмотрелся, точно боялся, что его кто-нибудь услышит, и сказал:

- Меня послала наша организация.

- В чем дело? – забеспокоился Антон Алексеевич.

- В таинственном убийце.

- Какое отношение его преступления имеют ко мне?

- Ах, Антон Алексеевич, боюсь - самое прямое. Он убивает людей политики. Все они разных взглядов, отражают интересы противоположных структур, но каждый, так или иначе, стремился вмешаться в политическую жизнь Империи. Неспроста все, неспроста!

- Почему, достопочтимый Вадим Юрьевич, вы предупреждаете именно меня?

- Не только вас! Других тоже. Каждого из наших.

- Нет никакого предположения, кто он?

- Ни малейшего.

- А наша разведка?

- Молчит! Уже и полиция втянута в дело, и службы безопасности, и пресса. Я не слышал, чтобы у кого-нибудь из них имелись на сей счет хоть какие-то идеи.

- То, что вы не слышали, еще не значит, что их нет, - попытался унять внезапно возникшую в теле дрожь Антон Алексеевич.

- Возможно, мы знаем не все. Тем не менее, прошу, умоляю: соблюдайте максимальную осторожность. Вы слишком ценный человек для организации.

- Что ж, благодарю, Вадим Юрьевич, за предупреждение.

- Откланиваюсь и ухожу.

Едва за посетителем закрылась дверь, в комнату отца вновь заглянула Елизавета Антоновна. Ее обескуражил подавленный и растерянный вид отца. Он сообщил ей о предупреждении Вадима Юрьевича. Девушка нахмурилась:

- Дорогой отец, вы находите его предупреждение столь серьезным?

- Не знаю, что и думать, милая Елизавета Антоновна. Есть много такого, что действительно настораживает. Люди разные, но их объединяло одно: каждый играл в Старом Осколе собственную игру, так или иначе затрагивающую интересы юга России.

- Недавно вы изволили говорить об услуге, которую оказал нам убийца Дрекслера.

- Не знаю, ничего не знаю! Вчера – Дрекслер. Сегодня можем быть мы. Убийца неуловим! Проникнуть в дом Федоровской, где столько слуг, расправиться с двумя профессиональными разведчиками…

- Почему все уверены, что это дело рук одного человека?

- Умнейшее замечание, Елизавета Антоновна. Возможно, кто-то решил использовать почерк убийцы Федоровской, чтобы свести счеты с Либером и Дрекслером. Только… мне представляется: здесь поработал один и тот же человек. Жесткий и неуловимый. Что делать? Вечером нам снова быть на собрании нашего общества, а как идти по ночным улицам города? Оставил бы вас в гостинице, но безумно боюсь за свое главное сокровище.

- Я могу постоять за себя.

- Это вам только кажется, дорогая Елизавета Антоновна.

- Вооружусь кинжалом, или лучше буду иметь при себе пистолет.

- Не поможет. Дело в том, что мы не представляем: кто он? Под какой маской появится?

- Что тогда делать?

- Ума не приложу.

- А ежели это пустые страхи?

- И такое возможно. Следует серьезно подумать.

- Подумайте, отец. В вашу голову приходят гениальные мысли.

Однако пока в голову Антона Алексеевича никаких мыслей не приходило. Он закрывал глаза и видел одну и ту же картину: марширующие толпы сторонников монархии, звучал знаменитый гимн: «Так за царя, за родину, за веру мы грянем громкое: ура! ура! ура!». Потом он понимал, что все это – кадры кинохроники на большом белом полотне. И вот кто-то ловко разрезал полотно. Появлялся убийца в маске, в руках у него нож.

- Кто ты?! – вопрошал Антон Алексеевич.

Убийца молчал и лишь беззвучно раскрывал рот. Он смеялся.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Горчаков обдумывал, как и где отловить Никиту Никодимовича. Он пришел в театр на свой страх и риск. В данную минуту режиссера здесь может и не быть. А если даже он в театре, охранник-горилла не обязательно пропустит, придумает какую-нибудь причину. Александр ведь не из полиции и не из службы безопасности.

Но повезло! Когда Горчаков подходил к театру, Степанов как раз выходил из служебного входа. Александр сразу крикнул:

- Никита Никодимович!

Глазки режиссера забегали, наверное, он отчаянно думал: куда спрятаться? Потом, понимая, что некуда, покорно двинулся навстречу.

- Мы с вами не договорили, - напомнил Александр.

- Не о чем говорить.

Никита Никодимович достал платок, обтер покатый лоб. Я уже все рассказал, больше мне ничего не известно.

- А как насчет вашего знакомства с Либером?

- С кем? – удивление режиссера было разыграно на редкость плохо.

- С тем господином, которого убили на следующий день после гибели Зинаиды Петровны.

Степанов отшатнулся, стал белым, как полотно, ноги не держали его. И тут на помощь шефу выскочил неутомимый охранник-горилла.

- Опять ты, журналюга?

- Опять я.

- Никита Никодимович, разрешите, я вышвырну его отсюда. А еще лучше испорчу его смазливую «визитку».

- Попробуй! – Горчаков на всякий случай встал в свою любимую стойку. – Обожаю смотреть, как с грохотом падают шкафы вроде тебя.

- Прекрати, Терентий, - с трудом выдавил из себя Степанов. – Человек из газеты. Я обязан с ним переговорить.

Горилла, проворчав под нос угрозы в адрес Александра, все же развернулся и ушел. Горчаков предложил пообщаться в скверике напротив театра. Никита Никодимович, опустив голову, обреченно двинулся за своим мучителем.

- Итак?.. – начал Александр.

- Итак? – переспросил Степанов.

- Насчет Либера.

- Разве он имеет отношение к смерти Федоровской?

- Кто знает. Однако и он мертв.

- Я его плохо знал.

- Настолько плохо, что беседовали с ним как старые друзья?

- Ошибаетесь. Он пришел расспросить о планах работы театра.

- Ой-ли? Я случайно услышал часть вашего диалога. Сейчас, с вашего разрешения, повторю его. Он сказал: «Ничем не выдать себя». Вы ответили: «А если докопаются? Там ведь не дураки». Кто и до чего не должен докопаться?

- Возможно, мы вспоминали какой-то диалог из спектакля. И вообще, говорили ли мы подобное?

- Вы меня считаете за вруна, за недоумка?

- Даже если нечто подобное и было… В конце концов, это мое личное дело!

- Убита женщина, после – еще двое мужчин.

- Я не убивал ни Федоровскую, ни кого другого, - впервые с вызовом ответил Степанов. - Так что, извините!

- Разговора не получается, - констатировал Горчаков. – Остается одно: описать все в завтрашнем материале. И тогда вам придется объясняться уже в другом месте, с людьми, от которых так просто не отмахнетесь.

- Почему?! – взвизгнул режиссер. – Я не сделал ничего дурного!

Горчаков поднялся, давая понять собеседнику, что разговор окончен. Тот вцепился в его руку:

- Подождите! Я готов вам все рассказать, но при одном условии.

- Каком?

- Вы никогда, ни при каких обстоятельствах не упомяните мое имя.

- Как я могу обещать такое?

- Тогда и мне нет стимула «колоться», - теперь уже Степанов выкручивал журналисту руки.

- Пусть так, - подумав, согласился Александр. – Только ведь вам необходимы гарантии?

- Ваше слово.

- Слова достаточно?!

- Вы из княжеского рода. Обманите, опозорите свой род.

- Хорошо. Даю слово!

- Извините… - Никита Никодимович слегка дрожащими руками достал таблетку, проглотил ее, скорчил мученическую гримасу и начал рассказывать: - Я действительно знаю… простите, знал Либера плохо. Видел его всего два или три раза. Случай свел нас, когда и где – значения не имеет. Он спросил: не знаком ли я в Старом Осколе с людьми, которые занимаются скупкой драгоценностей? А Зинаида Петровна украшения любила, и денежки водились!

- А почему Либеру нельзя это было сделать открыто? У нас два ювелирных магазина. 

- Трудно сказать, - промямлил Степанов, и Горчаков догадался: контрабанда. Тоже любопытная вещь для газеты. Но сейчас его интересует другое.

- …Я их познакомил. Федоровскую и Либера.

- Конечно, за хорошее вознаграждение.

- Нет, нет, господин Горчаков, никаких преференций себе не искал. Просто решил помочь хорошим людям. Дел их не ведал, мало того, даже вникать не собирался.

Никита Никодимович так смотрел на собеседника, точно кричал ему: «Верьте каждому слову. Честнее меня человека нет!». Поскольку соответствующей реакции от собеседника не последовало, продолжил:

- И тут Федоровскую убивают! Я перепугался, вдруг всплывет мое имя? Оно не должно всплыть, я – человек искусства, а не сомнительных делишек.

Заявляется в театр Либер: мол, в чем дело, кто и за что ее того?.. Что ему ответить, раз все это и для меня загадка? Тогда он потребовал, чтобы я молчал об их с Зинаидой Петровной делах. Мог бы и не предупреждать, мне нужна огласка как и ему.

- Почему Либер так опасался огласки?

- Как почему?! Представитель солидных структур и вдруг…

Теперь Александру стала понятна причина ночного визита Либера. Обычный страх, что журналист раскопает о его «дополнительных» заработках, за которые Жана Робертовича хозяева по голове не погладили бы. Отсюда - запугивание журналиста, попытка представить в качестве заказчика преступления советскую разведку и откровенный подкуп самого Горчакова. Возможно, последнее давно входило в его планы, и он решил совместить оба дела.

- Скажите, Никита Никодимович, а не могло быть связано убийство Зинаиды Петровны с ее коммерческими делами?

Степанов задумался. Александру показалось, что режиссер сам искал ответ на этот вопрос.

- Вряд ли. Люди, занимающиеся у нас в Старом Осколе подобным бизнесом, относительно миролюбивы (то есть я не знаю! Я слышал краем уха!). К тому же, Зинаида Петровна (опять же, по слухам) никого не кидала. По-моему, тут дело в другом.

- В чем?

- Вы взялись за расследование, так покопайтесь в ее биографии. А я товарищ посторонний.

Он поднялся, в очередной раз обтер скомканным платком лицо, коротко бросил:

- Аудиенция окончена? Я спешу. Помните свое обещание: обо мне нигде и никому?

Затем придвинулся к Горчакову и прошептал:

- Знаете, кого я боюсь больше всех следственных органов на свете и разной шумихи? Убийцу! Это настоящий дьявол! И вы его опасайтесь, молодой человек.

 

Вчера Валентина надеялась, что никогда больше не появится в местном штабе ВКП(б), слишком уж там тяжелая атмосфера. И вот теперь она вновь постучала в дверь и, услышав, «Войдите», зашла. Веселый внешне, белобрысый Андрей Коровин как обычно, на месте. Он широко улыбнулся, но она уже с первой встречи поняла, что может скрываться за такой улыбкой.

- Пропавшая душа, - сказал он. – Проходи, присаживайся.

Валентина присела, Коровин показал ей сплошь подчеркнутую газету:

- Видишь, каким серьезным делом занят. Материалы последнего Пленума ЦК ВКП(б). Отмечаю самое важное из доклада Сталина и других руководителей. Потом приведу их слова как обязательную директиву для коммунистов и комсомольцев Старого Оскола.

- Очень серьезное дело, - согласилась Валентина.

- А почему отделилась от коллектива? Не ходила по местам революционной славы, не побывала на месте расстрела большевиков у нашего «Смольного», не выступила на пионерском собрании?

- У меня есть задание написать статью.

- Вот это правильно.

- Я немного подкорректировала тему: преступность в Старом Осколе. Хочу показать здесь зловещую роль капитализма.

- Блестящая идея! – согласился Андрей.- У меня есть данные, их стоит посмотреть и обработать.

- Мне уже рассказали, что в городе за три последних дня произошли три громких убийства. Говорят, все преступления совершил один и тот же человек.

- Откуда это тебе известно? – подозрительно поинтересовался Андрей.

- Я журналист, - напомнила Репринцева. – Если он не обладает информацией, он уже не журналист, а пустое место. У вас я хотела бы спросить насчет актрисы Федоровской.

При этом Валентина буквально впилась взглядом в Коровина. Тот, не моргнув взглядом, произнес:

- Я не в курсе. Коммунисты не участвуют в буржуазных разборках.

Несмотря на внешнее спокойствие, что-то в лице Андрея дрогнуло. Это длилось недолго, но для Валентины решило многое:

(«Ложь! Он действительно что-то знает!»)

- А мне необходимо выяснить как можно больше о деле Федоровской, - настаивала девушка. – Общеизвестные догмы о росте преступности при капитализме никому не нужны.

- Общеизвестные догмы? – вскричал Андрей. – Да эти, как ты называешь, догмы выстраданы целым поколением. И не одним.

- Но советских людей интересует конкретика. Если я опишу это дело…

- Забудь о нем, - неожиданно резко сказал Андрей.

- С какой стати?

Посвященный Коровин мог бы сказать: «Ты уже ничего не напишешь, тебя арестуют при пересечении границы СССР», но не имел права. Информацию следовало сохранить в секрете, чтобы она случаем не передумала возвращаться. И даже перед почти репрессированной он, кому доверяет Москва, ощущал тревогу. Нельзя допустить, чтобы Репринцева встревала в расследование. Агентура донесла, что ее видели с парнем из «Оскольских вестей». Он дает ей информацию и оказывает содействие в расследовании. И она ему тоже. Это уж как пить дать!

- Мы не помогаем одним преступникам – в данном случае буржуазным полицейским, ловить других.

Фраза не отличалась убедительностью, Валентина сразу перешла в наступление:

- Если коммунисты не станут помогать своим гражданам, они потеряют доверие народа. О вашей странной позиции я обязательно расскажу в Москве.

Удар был ниже пояса. Ей скоро предстоит встреча с НКВД. И она им точно расскажет!

«Как быть? Похоже, она что-то подозревает?»

Теперь Андрею необходимо было выиграть время, понять, что конкретно Валентина знает? Как это сделать? Выяснить бы, но так, чтобы она ничего не заподозрила.

Нужна пауза, чтобы все обдумать. И тут появилась девушка с кипой листов, один протянула Андрею.

- Что здесь? – спросил он.

- Дополнения к решениям Пленума ЦК ВКП(б).

- Давай посмотрим. Кстати, познакомься, Катя, это Валя Репринцева из Москвы.

- Из самой Москвы? – воскликнула девушка.

- Ну-ка, что там еще?.. О, решено усилить борьбу с диверсантами и врагами народа. Скоро никакая сволочь не сможет вам вредить.

- Давайте вернемся к нашему разговору, - несколько торопливо попросила Валентина.

- О Федоровской? А тебе что о ней известно?

- Пока немного.

- Конкретнее! – потребовал Андрей.

- Журналист до поры до времени не раскрывает своих тайн.

- Что? Тайны от своих товарищей? Удивляешь, Репринцева. У нас одна команда, одни задачи, одна цель.

- Тогда условие: мы обменяемся информацией.

- Хорошо, - согласился Коровин, точно позабыв, что он «не в курсе проблемы».

Валентина сообщила, что узнала о Федоровской немного, и даже из того, что рассказал ей Александр, выделила лишь некоторые, общеизвестные (как она посчитала) факты. Поговаривали, будто Зинаида Петровна могла иметь контакты с зарубежной разведкой (с какой именно Валентина, естественно, не имела понятия), что ее прикончил ревнивый любовник; или еще версия – деньги, жила она явно не по средствам. Андрей слушал и кивал, лишь однажды Репринцевой показалось, что в лице его опять промелькнуло волнение, а глаза слегка сузились. Но какой момент в ее рассказе взволновал Коровина?

- Ничего нового, товарищ Репринцева, ты нам не сообщила, - заявил Андрей.

- Теперь ваша очередь.

- Могу только повторить твой рассказ, не более… Знаешь что, зайди-ка завтра, я переговорю с ребятами. Не исключено, снабдим тебя интересной фактурой. А сейчас извини, работа. С большим пролетарским приветом!

Валентина покинула офис коммунистов крайне разочарованной. Она рассчитывала использовать Коровина, похоже, он использовал ее. Шансы на получение «интересных материалов» невелики. Выходит, она зря сюда приходила?

«Пожалуй, не зря!»

Валентина, естественно, не могла знать, что почти следом за ней, в штабе появится Прошкин. Андрей кивнул ему: выйдем. На улице, прячась от чужих ушей, сообщил о разговоре с Репринцевой. Тот закурил папиросу и задумчиво произнес:

- Чего боятся? Когда она вернется в Москву…

- В том-то и дело, идиот! Из нее начнут выбивать многое, в том числе, все о поездке в Старый Оскол. Сначала я предупредил ее, чтобы не занималась делом Федоровской. Мой прокол. Правда, я вывернулся, сославшись на то, что все это буржуазные дела, преступники полицейские ловят преступников обычных. Только поверила ли она?

- Каков твой план?

- Завтра подсунем ей какую-нибудь общеизвестную, ничего не значащую информацию. Пускай думает, это все, что у нас есть.

- А у нас и не может быть иного. Мы – политическая партия, а не сыскная бригада.

- Надеюсь, ты прав, и Репринцева ничего не поймет. Очень надеюсь!.. Ладно, что с той группой студентов?

Прошкин рассказал о походе к «Смольному» и выступлении перед пионерами.

- Валентина, естественно, с вами не ходила?

- Нет.

- Встречалась с Горчаковым?

- С ним!

- Здорово забил ей голову этот красавчик из «Оскольских вестей». Гляди, чтобы не случилось худшего. Если она не захочет вернуться назад, нам с тобой не сносить головы.

- Не думаю, - проговорил Прошкин своим обычным монотонным голосом. – Там – ее родители, она ведь не в курсе, что осталась сиротой.

- Когда влюбляешься, теряешь голову. Сразу по боку все родные и близкие. Нельзя упускать ее из виду.

- Как не упускать, если я ее не вижу?

- А ты борись!

- Легко сказать.

- Коммунисты не пасуют перед трудностями. Придумай ребятам интересную экскурсию, куда бы и она пошла. Скажем, на Новый город, в казино.

- В казино, символ буржуазного разложения?

- Именно! Пусть советские студенты увидят, как преступная власть разлагает умы и души людей, отвлекает их от борьбы за свое светлое будущее.

- А вдруг она опять предпочтет встречу с тем журналистом?

- Вполне возможно. Слишком увлеклась проклятым расследованием… Послезавтра она уезжает. Надеюсь, - в который уже раз произнес Коровин, - за полтора дня не случится непредвиденного.

- И я надеюсь, - тяжело вздохнул Прошкин.

- Только не забывай нашего мудрого вождя Владимира Ильича Ленина. Опоздай он хотя бы на день с восстанием, вся Россия осталась бы жить под ярмом капитала.

- Не опоздаем, - убежденно заявил Прошкин.

- Действуй, Кирюша, действуй! Отправляйся к ребятам, вези их в казино (будь оно неладно!). Не забывай о Репринцевой, - он взглянул на часы, - о, мне пора!

- Срочное дело?

- Забыл? В это время мы поем «Интернационал», святую песню для каждого истинного коммуниста.

 

Валентина пришла к назначенному месту немного раньше Горчакова. «Значит, не успел все сделать», - сказала она себе, взяла мороженое и села на лавочке возле самого фонтана. В одиночестве скучать не пришлось, проходившие мимо молодые люди не позволяли. Один ей подмигнул, другой пригласил вечером на танцы (пришлось нахмуриться и отказаться), но самым настойчивым оказался третий – уже в годах, лет сорока, он тут же предложил Репринцевой… выйти за него замуж(?!)

- Я пока не собираюсь замуж, - изумилась Валентина.

- Зря, красавица, зря. Следует подумать о будущем.

- О будущем?

- Мужчин меньше, даже статистика здесь далеко не точна. Среди сильного пола много спившихся и, да простит незнакомка неприличное слово, импотентов. А сколько вообще избегают супружеских уз!.. Вы же – моя мечта, мой идеал, я это сразу понял. Разрешите представиться: профессор местного университета Кашин Максим Сергеевич.

- У меня уже есть друг, - рассмеялась Валентина.

- У вас с ним серьезно?

- Более чем, - Репринцева уже не знала, как избавиться от навязчивого профессора. А тот не унимался:

- Ваш сверстник?

- Он чуть старше.

- Не делайте колоссальной ошибки! Муж должен быть значительно старше жены. Природа к женщинам несправедлива, они стареют раньше. Со временем мужчина начинает искать связи на стороне. А когда жена молода, он холит, лелеет, обожает ее! Других женщин для него нет.

- Уверена, для моего друга кроме меня никого нет. Кстати, он сейчас появится. И еще: он мастер по самбо и ненавидит, когда к его даме цепляются незнакомцы.

Валентина тихонько засмеялась, наблюдая, как «слишком умный» профессор откланялся и быстро ушел. Вскоре появился Александр.

- Извини за опоздание, - сказал он. – Зато кое-что новое по делу. А ты чего такая веселая?

- Меня сватали.

И Валентина пересказала диалог с профессором. На душе было так легко и спокойно, она упивалась этим миром, пусть со своими сложными проблемами, невзгодами, горестями, даже неведомым страшным убийцей. Но здесь нет всеобщего страха, который она ощущает у себя на родине.

- В Москве к тебе тоже клеятся? – усмехнулся Горчаков.

«Наивный! Подойди ко мне кто-нибудь в Москве, заговори как этот чудаковатый профессор, обмерла бы со страху! Вдруг он из НКВД?».

Вслух же сказала:

- Бывает. Но я человек стойкий.

Послезавтра в это самое время она будет в Курске, потом пересечет границу. Как-то откликнутся ей долгие отлучки из коллектива в городе Старый Оскол?

Настроение сразу испортилось, в душе возникла тревога, ее подпитывала другая: почему не работает домашний телефон?

- Не пора ли полдничать? – спросил Александр. И, не дожидаясь ответа, затащил Валентину в маленькое открытое кафе.

Заговорили о делах. Горчаков подробно описал встречу со Степановым. Главное, что он вынес из их разговора: Федоровская и Либер имели коммерческие дела. Но только ли их?

- А самого Степанова не считаешь причастным к ее смерти? – поинтересовалась Валентина.

- Вряд ли, - задумчиво ответил Александр. – Слишком он мелок и труслив. Посредничество в темных делишках – пожалуйста. Но чтобы убийство… А что у тебя?

Репринцева также детально передала разговор с Коровиным. Горчаков внимательно выслушал и спросил:

- Значит он отрицает какую-либо связь с Зинаидой Петровной?

- Отрицает. Только я не поверила. В его глазах блеснул странный огонек… испуга.

- В какой момент он появился?

- Я называла ему три возможных мотива убийства Федоровской (о чем слышала сама): контакты с зарубежной разведкой, месть любовника, деньги. В один из этих моментов он и заволновался.

- В какой именно?!

- Точно не могу сказать.

- Эх, знать бы! – и приумолк.

- О чем задумался? – девушку тронул его печальный вид.

- Три версии, но мне все же ближе одна - политическая. Ведь после Федоровской убили двоих иностранных агентов. И Никита Никодимович намекнул… нет, он прямо сказал, что сомневается, что в деле Федоровской замешан обычный криминал. Зинаида Петровна (правда, это он говорит, но, скорее всего, знает) вела дела честно.

- Что у нас дальше? – Репринцевой не терпелось продолжить дело.

- Я все вспоминаю, как Корхов предложил начать с театра. Старый Лис понимает, что делает. Только вряд ли мы что-то еще вытянем из Степанова. А вот другой наш «клиент»…

- Кто же?

- Варвара.

Валентина содрогнулась и на всякий случай напомнила:

- Мы вчера уже заходили к ней.

- Почему бы не заглянуть еще раз?

- Неприятная особа, - больше всего ей не хотелось возвращаться в тот гнетущий дом. Хотя многие загадки так и не разрешились. Что за жуткое видение об аресте отца? И кто оно, то заросшее шерстью чудовище, выглянувшее в окно?

- Пойдем к ней позже, - сказал Александр, - когда станет темно. Только вот темнеет сейчас поздно.

- Почему, когда стемнеет? – полюбопытствовала Валентина.

- Представь: мы попадем на шабаш ведьм. Или вообще прилетят Воланд и его свита.

- Кто прилетит?

- А! Ты не слышала о писателе Михаиле Булгакове.

- Нет, - подумав, ответила Репринцева. – Не припоминаю.

- Он родился в Киеве, где-то в конце прошлого века. Служил военным врачом в Вооруженных силах Юга России. Но страстью его была не медицина, а литература. В двадцатые годы он приехал в Москву, несколько лет прожил в Советской России, опубликовав в газетах ряд фельетонов и рассказов. Потом вернулся в Киев, вернулся вовремя, а то над ним уже стали сгущаться тучи. И здесь он получил широкую известность – печатаются его книги, ставятся пьесы. Мало того, в 1929 году произошел крупный скандал: один советский военный деятель посетил с дружеским визитом Империю, Булгаков влюбился в его жену (имеется в виду Е.С. Шиловская. – прим. авт.) и… увел ее.

Недавно Булгаков издал новый роман, который первоначально назывался «Великий канцлер», но в самый последний момент был переименован в «Мастера и Маргариту». Началась настоящая шумиха, инициативная группа выдвинула автора на Нобелевскую премию. По словам самого Булгакова, писал он его долго, целых семь с лишним лет.

- Хватило терпения!

- У вас бы он писал его еще дольше и вряд ли бы дописал. Представляешь его жизнь в Москве? Нищета, безвестность, а если новое творение – то в стол. А сейчас он состоятельный человек со своей армией поклонников.

- Зачем ты так? – грустно прошептала Валентина. – У нас печатается любая литература. Главное, чтобы она не носила антисоветского содержания.

- Творению нельзя ставить идейные преграды.

В который раз Валентина говорила себе: «Встань и беги от опасных разговоров!». И снова никуда не ушла… Просто поменяла тему:

- И кто такой Воланд?

- Разве можно вот так сразу пересказать гениальную вещь? Я дам тебе ее прочесть. Хотя здесь ты уже не успеешь, а увозить роман с собой опасно.

«Как жаль! – внутренне простонала Валентина. – И ведь все начнется уже послезавтра!»

- Я согласна вечером отправиться к Варваре.

- Отлично! А пока я еще покажу город.

- Мне бы своих ребят проведать, а то совсем потерялась.

- Ты не устала от них?

- Еще как устала!

- Знакомая ситуация. Когда постоянно общаешься с коллективом, он тебе до чертиков надоедает.

«Мне с ними вообще не интересно!»

- Я к ним не пойду!

Надо бы зайти на почту, позвонить… Но она вдруг испугалась постоянных гудков. Разговоры о сломанном телефоне показались неуместной злой шуткой, или попыткой успокоить ее, взбодрить. Там, в Москве что-то произошло!

Потребовалось некоторое время, чтобы разубедить себя в том. Однако на почтамт она больше не пошла, не хватило душевных сил.

Налетевший ветерок растрепал ей по плечам волосы, полуденное солнце играло золотыми лучами. Деревья, пышные кусты, цветы – все зеленое царство, будто застывшее в томной неге, звенело и пело на разные голоса. Вступающее в свои права лето дарило радость и надежду.

Или это только обман природы?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Давид и Рустам встречали Кирилла Прошкина во всеоружии, они ждали нового сюрприза: по каким еще местам революционной славы Старого Оскола поведет замечательный гид? Все вместе они зашли в номер Надежды.

Девушка немного отошла от жуткой картины в ванной. Красная Стерва исчезла так же внезапно, как и появилась. Постепенно Надежда уверовала, что перед ней промелькнуло видение, мираж, вызванный ее усталостью. Поэтому никто и не заметил каких-либо изменений в поведении Погребняк. О недавнем недомогании не вспоминали: было девушке плохо, сейчас поправилась. Комсомолец обязан быть железным!

- Вальки снова нет? – оглушил комнату гортанный голос Рустама.

- Как видишь.

- Доиграется она! До ребеночка - точно!

Давид, которому унизительные слова резанули сердце, поспешил переменить тему:

- Куда мы теперь бросим стопы, товарищ Прошкин?

- Очень необычное место. Вы удивитесь.

- Неужели на могилы кавказских ополченцев? – воскликнул Рустам.

- У нас не воевали кавказские ополченцы, - мотнул головой Прошкин. – Все гораздо прозаичнее. Мы совершим путешествие на Новый город, недавно администрация открыла там казино.

- Мы пойдем в казино? – комсомольцы в изумлении открыли рты.

- Именно.

- Подождите… - у Погребняк язык отнялся. – Валентине влетело от меня лишь за то, что она случайно вошла туда.

«Она там была?!» - криво усмехнулся Кирилл. Но не подал вида, что узнал важную новость. И продолжил:

- Неправильно рассуждаете, товарищ Надя, комсомол обязан быть в курсе любых мерзостей капиталистической жизни. После вы опишите эти мерзости в красках. Опишите так, чтобы у советского человека появился зуд.

- Зуд будет, - пообещал Рустам. – Зачешется все, даже задница.

- Какой же ты хам! – возмутилась Надежда. – При девушке такое?..

- Что я хамское сказал? – искренне удивился Рустам. – Когда чешется задница, исчезает всякое желание сидеть за игровым столом.

На том и помирились. Кирилл отвел ребятам недолгое время на сборы, и вот уже второй раз за сегодняшний день они отправились в путешествие по Старому Осколу.

Комфортабельный двухэтажный автобус привел Надежду в восторг. Она плюхнулась на мягкое сидение и… сразу вспомнились дребезжащие московские трамваи с их переполненными вагонами, отчаянной руганью пассажиров, криком злобных кондукторш. Как хорошо, что здесь этого нет. Сиди, наслаждайся дорогой, хочешь – закрой глаза, подремли. Надежда так и сделала, отчего рот ее расплылся в улыбке.

- Чего лыбишься? – закричал Рустам.

- Нравится! Вот бы и в Москве нам иметь такой транспорт.

- Преклонение перед буржуазным транспортом? – дернулась верхняя губа Прошкина.

Правильное замечание товарища сразу отрезвило Надежду. Будущий комсорг не имеет права поддаваться иллюзиям красивой жизни. Она посмотрела на автобус и свою поездку под другим углом. До чего тут тесно, люди трясутся сильнее, чем на танцплощадке, место жесткое, кое-где (она даже мысленно не смела произнести любимое слово Рустама) скоро появятся мозоли.

Настроение упало до нуля. Даже в окно глазеть не хотелось, а то случаем соблазнишься какой-нибудь пакостью проклятого капитализма.

И тут автобус остановился, Прошкин предложил гостям выйти.

Сначала гости широко раскрыли глаза, будто возникшая красота украла их души. Затем, опомнившись, начали ругать капиталистических архитекторов за безвкусицу, смешение стилей и прочее. Поругали – и поскорее вперед, чтобы созерцать и ругать! Ругать и снова жадно созерцать!

Публика тут одевалась изысканно. На ребят в униформе, в сапожищах смотрели кто с удивлением, кто с интересом, очевидно считая, что перед ними – представители авангардной моды.

- Зыркают, косятся, - недовольно промычал Рустам. – Спрашивается: почему?

- Никогда не встречали настоящего джигита, - едко напомнил Давид.

- Пялятся на нас, как в зоопарке…

И вдруг люди, как по команде, перестали смотреть на странную группу. Дело не в том, что они услышали слова Рустама. Просто потеряли интерес.

Последнее комсомольцы опять восприняли как оскорбление. Давид сердито покусывал губу, Рустам думал сплясать у фонтана лезгинку, да вовремя остановился, Надежда начала тихонько декламировать Маяковского «Стихи о советском паспорте». Но нет, у окружающих их людей не было даже капли ненависти, о которой твердил поэт, вместо нее – самое тягостное на свете: безразличие.

Парковыми дорожками друзья вышли к достойной копии храма Артемиды. Вечно унылый деревянный Прошкин вдруг с иронией объявил:

- Вот оно, главное место нашего разврата!

И тут глаза его жадно и одновременно тоскливо блеснули. Он напоминал человека, который бы с удовольствием окунулся в омут этого разврата, но возможностей нет, главное – финансовых.

- Они устроили вертеп в храме, пусть даже в языческом? – удивилась Надежда.

- Что тебя удивляет? – спросил классический атеист Давид. – Везде один обман, везде один опиум.

- Зайдем, «курнем»? – зычным голосом проговорил Рустам.

- Плохая шутка для комсомольца, - тут же одернула его Надежда, постепенно примеряющая тогу комсомольского секретаря.

Прошкин с трудом оторвал взгляд от волшебного здания и дал команду: «Вперед!».

 

Внутри, среди шума толпы, команд крупье, мелькающих рядом с игровыми столами официантов и официанток, у каждого из четверых возникли свои ощущения. У Прошкина постреливала одна и та же мысль: «Сыграть бы? Не сейчас, не при ребятах, но сыграть?» В отличие от подавляющего большинства оскольских коммунистов, он был человеком не бедным, мог бросить на стол приличную сумму… «Да, да, в следующий раз я сыграю, обязательно сыграю! И пусть Коровин ругается, требует «покаяния». Имею я право осуществить свое страстное желание?»

Давиду показалось, будто он видит своего деда, известного организатора всевозможных азартных заведений. Дед глядел на внука, грозил кулаком, но не за то, что Давид появился в казино. Он слал проклятия отпрыску, который теперь в рядах тех, кто лишил его прибыльного бизнеса.

Рустам выискивал хотя бы одного джигита. Он подошел бы к нему и сказал: «Зачем позоришь нас игрой в поганую рулетку?». Нет, не так: «Давай перережем эту свору, а деньги отдадим на дело революции». Однако джигитов он не обнаружил, поэтому революция пока осталась без дополнительных средств.

Надежда зажмурилась, дабы не лицезреть вертеп, что-то зашептала про себя. Но то были не слова молитвы, а ода Ленину. Вождь мирового пролетариата не смог, увы, заглушить развратное веселье, поэтому Надежда стала напевать коммунистический марш.

К друзьям подошел мужчина в безукоризненном смокинге, спросил: имеют ли желание господа сделать ставки? Давид промычал нечто невразумительное, Рустам, сурово сдвинув брови, отвернулся, Надежда умолкла и крепче поджала змеиные губы. И только Прошкин артистично развел руками:

- Не сегодня.

Лицо мужчины в смокинге тронула едва заметная усмешка. Поклонившись, он тут же исчез.

- Сдается мне, он смеялся над нами, - Рустам буквально кипел. – Если так, то я… то я…

- Заткнись! – строго оборвала его Надежда, и он сразу замолчал.

Они пошли вдоль столов, Прошкин комментировал:

- Обратите внимание, товарищи комсомольцы, на эти лица, глаза…

Он прав! Игра сделала обычных людей подобием зверей. Самые низменные инстинкты – алчность, корыстолюбие, желание во что бы то ни стало разбогатеть легким путем прочитывались здесь точно в раскрытой книге. Жизнь за стенами казино с ее радостями, проблемами, печалями умирала, в крайнем случае, оставалась где-то далеко за пределами достигаемой реальности. Только фишки, карты, голос крупье…

Нет ничего на этом свете: ни возвышенных идеалов, ни священной музыки любви. Все заменила удача!

Снова: фишки, карты, голос крупье…

- Скажите, Кирилл, - тихонько произнес Рустам. – Каков смысл этой бесовской игры? Я должен поставить фишки в определенный кружок?

- Примерно так, - ответил Прошкин. Не объяснять же комсомольцу смысл игры? И самому Прошкину влетит и Рустаму. Но тот вдруг крикнул: «Я сейчас!» и исчез. А через несколько минут появился с фишками.

- Ты чего? Не смей! – возмутилась Надежда. – Товарищ Прошкин, скажите ему…

Но Кирилл будто оглох. Гордый джигит наконец-то осмелился поднять бунт против беспощадного вожака в юбке:

- Не мешай! Чтобы описать порок, нужно почувствовать его.

Он положил фишки в квадратик с цифрой 10, почему именно сюда? Он никогда бы не смог этого объяснить. Играл он и… не он?

Колесо фортуны завертелось. Надежда остервенела: «Что ты натворил, товарищ Калоев?», а он – грудь колесом! Он сыграл, смог! Теперь все родное село заговорит о смелости Рустама. Он даже не слышал, как крупье что-то сказал…

Давид душил его в объятиях, поздравлял. Ничего не соображающий Рустам посмотрел на крупье, который повторил:

- Вы выиграли.

- Много?!

- Сумма приличная.

- Новичкам везет, - кисло заметил Прошкин.

- Играю еще! – млея от восторга, крикнул Рустам. – Я обчищу все казино!

- Достаточно! – оборвал его Кирилл. – Новичкам везет только раз. Обменяй фишки на деньги и уходим.

- Я тоже думаю, что достаточно, - поддержала Прошкина Надежда.

Гордый джигит с трудом повиновался. Кирилл тут же эти деньги реквизировал:

- Они пойдут в фонд помощи местному отделению ВКП(б). Надеюсь, товарищ Рустам, ты не против?

- Нет, - хмуро промямлил гордый джигит. – Но мне и моим друзьям хоть что-то достанется?

- Эх, ты, собственник. Думай об обществе и мировом пролетариате. Немного достанется: сейчас зайдем  в кафе, попробуем мороженого. Оно у нас замечательное.

Рустам посопел, поскорбел и смирился. Его деньги пойдут на самое благородное дело на свете: подготовку пролетарской революции в городе Старый Оскол!

Ребята уплетали мороженое за обе щеки и дружно благодарили Рустама.

 

Пылающее солнце катилось на закат. Воздух был уже не таким раскаленным, как некоторое время назад. С реки потянуло прохладой. Наступил вечер.

Валентина и Александр вновь пробирались по колдобинам к дому Варвары. Невдалеке от ее жилища остановились.

- Сначала понаблюдаем издали? – предложил Горчаков.

- Понаблюдаем, - согласилась его спутница. – Только где? Колдунья нас заметит.

- Мы спрячемся вон за тем дубом. Он такой мощный, ветвистый. Нас не видно, зато дом Варвары – как на ладони.

- А соседи?

- Местность выглядит довольно пустынной, - неуверенно произнес Александр.

Они подошли к старому дубу, осмотрелись. Вроде бы никаких любопытных глаз поблизости. Только это еще ничего не значит. Люди могли следить за ними из своих домов. Спрячутся за шторкой и наблюдают…

- Рискну взобраться наверх, наверняка увижу ее двор, – сказал Александр.

- Что ты хочешь увидеть?

- Знать бы!

- Ужасная глупость: пришли, не имея никакого плана действий.

- План появится, когда хоть что-то произойдет.

- А если ничего?

- Этот момент мы с тобой обсуждали. Придем к Варваре с очередным дружеским визитом.

- Долгожданные визитеры!

- Есть прекрасный повод: в прошлый раз она рассказала не все. Например, что за чудовище прячет в доме?

- Так она и скажет!

- Никуда не денется, - Александр ухватился за ветку дуба, подтянулся и оказался на следующем ярусе ветвей. Затем перебрался на третий. С высоты взглянул на Валентину: мол, как?

- Прекрасно, - улыбнулась девушка. – Но что ты видишь?

Некоторое время он пристально вглядывался, затем сообщил:

- Пустой двор.

Так продолжалось довольно долго, окончательно завладевший городом вечер темнел, видимость становилась нулевой. Горчаков стал спускаться.

- Ощущение, что все там вымерло. И к ней – никого, и из дома никто не выходит.

- Что дальше?

- Мы же решили: постучим, извинимся за позднее посещение и немного поболтаем.

- Саша, я… боюсь. Там что-то неладно.

- Брось! – махнул рукой Горчаков. Однако уверенный голос был обманом, сам он так же ощущал себя не слишком уютно.

- Давай… уйдем?

- А когда придем снова?

- Завтра.

- Завтра у тебя последний день. И статью сдавать. Идем!

- Ноги не слушаются.

- А ты им прикажи: ать-два, ать-два! – пытался он ее расшевелить.

- Смотри, - оборвала его Репринцева.

Горчаков замер. Какая-то пара: мужчина и женщина двигались в направлении дома колдуньи. На даме – нарядное платье, мужчина – в выходном костюме. К сожалению, темнота не позволяла более детально рассмотреть их одежду и, естественно, лица. Не исключено, они приехали сюда на автомобиле, оставили его неподалеку, остальной путь решили проделать пешком. Во-первых, не каждая машина проедет по такой дороге без последствий, во-вторых… мало ли что за причина может быть еще.

Мужчина толкнул калитку, и они скрылись из виду.

- Ты их знаешь? – спросила Валентина.

- Почему я их должен знать?

- Старый Оскол – город небольшой.

- Не разглядел, слишком далеко они отсюда! И темно… Кажется, люди непростые.

- Зачем они туда идут?

- К Варваре разные ходят.

Пока Александр раздумывал: что следует предпринять, появилась еще одна пара. Потом следующая. Спрятавшись за деревом, журналисты неотрывно смотрели. Уже – четвертая, нет – пятая, а вот и шестая пара скрывается в доме колдуньи Варвары.

А это что?

По ухабистой дороге протарахтел автомобиль, из него с трудом вылез господин, судя по фигуре, в почтенном возрасте. Его поддерживала молодая женщина. И они тоже вошли в таинственное логово. Автомобиль развернулся и уехал.

- Очень интересно… – пробормотал Александр.

Они еще немного подождали. За это время в дом колдуньи вошли несколько новых пар (Валентина сбилась со счета). Но вот те, кто, по-видимому, оказались последними. Поток гостей иссяк?

Снова подождали. Вечер сменила ночь, сгустившийся мрак окончательно накрыл все чернотой. Никто к дому больше не подходил…

Репринцева посмотрела на своего спутника. Если недавно она не хотела туда идти, то сейчас… жадное любопытство так и прочитывалось на ее лице.

Александр взял девушку под руку, повел к дому Варвары. У ворот остановились, осмотрелись. Повсюду торжествовала тишина! Но ее не должно быть! В избе – люди, много людей.

- Валя, - промолвил Александр и голос его дрогнул. – Не представляю, что ожидает нас там. Может, опасность, о которой даже не подозреваем. Поэтому…

- Говори!

- Хочу тебя поцеловать.

Валентина изумилась, потом ответила:

- Нельзя.

- Почему?

- Мы слишком мало знакомы.

- Разве?

- Только два дня.

- А мне кажется, что прошла вечность.

- Я уеду и…

- У нас впереди еще один день. Еще одна вечность. Пускай половина вечности.

- Прошу, не надо!

Мольба Валентины не спасла ее. Их с Александром губы слились в поцелуе, настолько долгом, что окружающая тишина зазвенела в ушах.

Внезапно Валентина вспомнила храм, песнопения и ее коленопреклонение перед Крестом. Ей сделалось плохо, стыдно. Раньше грешила в одном – богохульствовала, теперь занимается сладострастием.

Она резко оттолкнула Горчакова.

- Ты чего?

- Достаточно.

- Как скажешь. – Он и так был благодарен ей сверх меры. Неожиданную перемену  в настроении истолковал по-своему.

Александр осторожно толкнул скрипучие ворота, которые оказались… незапертыми. Двор больше похож на ночное кладбище, и такой же уснувший вечным сном сад. Вот и беседка, где их принимала Варвара. Сейчас это место выглядело как склеп, где замурованы многие тайны.

Куда все подевались? В ад провалились, что ли?

 

Теперь дом с окнами, больше напоминающими черные впадины глаз слепого. Конечно, гости собрались в самом помещении. Увлеклись какими-то своими делами. Но они должны были, по крайней мере, запереть ворота, и хотя бы иногда выглядывать наружу, вдруг помимо гостей званых заявятся незваные?

Они стояли у дверей, Валентина тихонько спросила:

- Думаешь, следует постучать?

- Нет. Тогда у нас точно ничего не получится. Нас выставят.

- Что делать?..

- Сейчас увидишь.

Горчаков покопался в замке, и дверь открылась. Репринцева восхищенно произнесла:

- В тебе погиб талант взломщика.

Они вошли, Александр сразу предупредил:

- Осторожнее, здесь ступеньки. Поднимайся тихо, как мышь.

Они в коридоре. По-прежнему та же гнетущая тишина. Горчаков шел впереди, знаками показывая Валентине следовать за ним. Прихожая, кухня… одна комната, вторая, третья… В доме стояла тишина, вязкая и жутковатая.

Все точно спустились в ад!

Темнота мешала нормально ориентироваться. Тем не менее, им показалось, что сумели осмотреть все. Обычная старая мебель, скрипучие половицы, столы, посуда, прочая утварь. Из чашек недавно пили, самовар еще горячий. Но нет ни одного намека, что кроме них двоих кто-то сейчас в доме.

- Уходим? – шепнула Валентина.

- А что нам остается? – уныло произнес Александр.

Он посмотрел из окна на пустой двор и вдруг крепко сжал руку Репринцевой:

- Там…

- Что?

- Какая-то тень.

- Ты сумел рассмотреть тень в эдакой темноте?

- Сама погляди.

Теперь и Валентина увидела, как по двору движется фигура, непонятно – мужская или женская. Похоже, женская.

- Быстрее, - скомандовал Александр, - и через секунду они оказались возле ступенек, по которым начали спускаться вниз. Горчаков знаками умолял спутницу ступать как можно тише.

Перед дверью он сделал новый упреждающий знак – остановиться. И осторожно выглянул…

- И мне… посмотреть? – выдохнула Валентина.

Фигура остановилась, осмотрелась («Неужели услышала, как открывается дверь?!»), двинулась дальше.

Хорошо, что перила высокие. Спрятавшись за ними, журналисты наблюдали за дальнейшими действиями неизвестной фигуры. Она подошла к одной из стен дома и… как будто растаяла. Она исчезла прямо у них на глазах.

- Ничего не пойму! – поразилась Валентина. – Начинаю верить в колдовство.

- Здесь как раз все ясно: подземный ход. Он где-то под домом.

- Подземный ход?!

- Нам необходимо отыскать его, попасть внутрь. Не исключено, мы получим ключ к разгадке.

- Это опасно!

- Есть другие предложения?

- У тебя имеется оружие?

- Нет. Никто не заставляет тебя рисковать. Мало того, я настаиваю, чтобы ты ушла. Подождешь меня у дуба.

- Я не оставлю тебя.

- Валя, мы не представляем: что там?

- Не оставлю! – повторила девушка. – Предпочитаю быть с тобой, чем одной торчать у дуба, в незнакомом месте. Лучше скажи: как думаешь искать ход в подземелье?

- Заметила, где конкретно она исчезла?

- Очень приблизительно.

- А еще говорят, женщины более внимательны, чем мужчины.

- Я боялась шибко высунуться, - призналась Репринцева.

- Не беда. Я заметил.

Они крадучись двинулись к тому месту, где пропала таинственная фигура. Обычная деревянная стена… Что за мистика?!

Горчаков вспомнил, как исчезала незнакомка. Сперва она наклонилась, согнулась и… все!

Александр опустился на колени, пошарил рукой, кажется, что-то обнаружил. Но это всего лишь дверь от погреба или ямы. Ее здорово замаскировали. Днем не заметишь, а уж ночью…

Довольно долго он искал колечко или что-то в этом роде. Наконец, нашел, дернул. Дверь поднялась, перед Валентиной и Александром возникло пустое пространство. Горчаков сунул в пустоту руку и, видимо, что-то нащупал:

- Лестница. Но не такая, по какой спускаются в обычный погреб.

Внезапно он подумал о другой странности: дверь открылась слишком легко. Не заманивают ли их сюда специально? Варвара наверняка в курсе того, что в ее доме нежелательные, слишком любопытные люди. Вот и получите за любопытство!

Может, уйти?

С другой стороны, находится рядом с загадкой и все бросить? Стоило ли тогда начинать расследование? Выдал бы Черкасовой скучный отчет о версиях убийства, подкрепил их «логическими выводами». Довольна редактор, довольны читатели, довольны все, кроме… истины, ей опять подставили подножку.

- Я вниз, а ты – жди.

- Одна не останусь!

- Послушай, я дам тебе знать. И ты последуешь за мной. Вдруг это обычная, глубокая яма? И будь начеку. Чтобы никто не подкрался…

- Господи, спаси и сохрани! – внезапно вырвалось у Валентины.

Горчаков нащупал ногой лестницу, стал спускаться. Одна ступенька, вторая… Он поглядел вниз. Ничего не видно.

Александр поднялся обратно и, на немой вопрос Валентины ответил:

- Ход в подземелье. Думаю, именно туда «уходили» те пары.

- Даже тот, что едва держался на ногах?

- Спуск относительно простой. Человека могли поддерживать.

- И?..

В этом коротком «и» содержалось требование ответа на главный вопрос: пойдут они до конца или нет? Александр не выдержал, рассказал о своих опасениях.

- То есть нас могут там замуровать?

- Не думаю, - после очередной паузы произнес Горчаков. – Варвара не знает - предупредил я редакцию, куда иду, или нет? А я предупредил!.. – тут он специально повысил голос. – А ты вообще иностранка. Захочется ли нашей ведьмочке стать участницей международного конфликта?

- Значит, спускаемся?

- Рискнем. Я только прочту молитву.

- Подожди, - тихо воскликнула Валентина. – Я тоже хочу прочитать молитву, да не знаю слов.

- Повторяй за мной.

И он стал читать «Отче наш». По мере того, как с языка Репринцевой срывались священные слова, она начала ощущать необыкновенный душевный подъем, тело будто наполнялось мощной энергией. Она уже была уверена, что этот спуск не станет для них роковым.

Александр вторично ступил на лестницу, следом за ним – Валентина.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Надежда рвала и метала. Скоро полночь, а Вальки нет и нет! Загуляла подруга не на шутку!

С одной стороны Погребняк на нее не обижалась, еще один завтрашний день – и для Репринцевой все закончится. Но даже в такой ситуации не позорить же комсомол. Если в буржуазной газете появится статья про советскую студентку, комсомолку (из комсомола ее придется исключить!), которая, вместо того, чтобы ночью спать, где-то шатается, да еще в сопровождении репортера-антисоветчика, позор ляжет на всю группу, в том числе, на саму Надежду. «Меня точно не изберут секретарем!»

Надежда выпила стакан воды, что помогло ей немного расслабиться. И тут она призналась себе, что опасается не только этого. Если Валя передумает возвращаться на родину? Как тогда быть? Бояться следует не просто позора, а кое-чего пострашнее.

Погребняк затрясло. Она могла бы прямо сейчас выскочить из гостиницы и броситься на поиски своенравной сокурсницы. Но куда бежать? В какой части города искать ее?

Надежда заметалась по комнате. «Где она может быть?!.. Где? Найду ее и… за волосы притащу обратно!»

Если бы только знать – где она?

Перед глазами возникла жуткая картина: в номер стучит вежливый полицейский, с наигранным добродушием объясняет:

- Гражданка Валентина Репринцева попросила политического убежища.

Конечно, Надежда, Давид и Рустам встречаются с ней, уговаривают одуматься. Приезжают сотрудники советского посольства… Только уговаривать ее должны отец и мать. А их больше нет. И ничто уже не заставит Валентину вернуться в Москву. Она остается прозябать в Старом Осколе, или уезжает в Белгород, Воронеж, Харьков, другой город буржуазного мира.

Надежда приняла наиболее приемлемое решение: необходимо поставить в известность руководство. И тогда все узнают, как комсомолка Надежда Погребняк вовремя забила тревогу.

Бегом на первый этаж! У администратора попросила телефон, обратилась к телефонистке соединить ее с номером Кирилла.

- Товарищ Прошкин…

- Кто его спрашивает? – послышался сонный женский голос.

- Товарищ из Москвы. Погребняк Надежда…

- Слушай, товарищ из Москвы, не достаточно ли лапши на моих ушах?

- Позвольте… - начала Надежда и осеклась, не понимая, что так разозлило женщину?

Короткие гудки. Погребняк решила, что ошиблась телефонистка, или сама она назвала неправильный номер. Вторично потребовала соединить с номером Прошкина. Снова ее встретил тот же разъяренный женский голос, однако теперь упорно прорывался и другой – Кирилла.

- Товарищ Прошкин… Товарищ Прошкин! – закричала Надежда да так громко, что задремавший было администратор тут же протер глаза и начал испуганно озираться.

На другом конце провода бой, судя по всему, уже шел нешуточный. Женщина орала: «Твои шлюхи даже по ночам не дают спать!». Кирилл бубнил: «Отдай трубку! Это по работе!». Женщина опять: «Другим заливай про свою работу! Я этой потаскушке сейчас все выскажу!». «Дура, - отвечал Прошкин. – Люди действительно из Москвы. Хочешь крупных неприятностей?». «Ты получишь неприятности, дамский угодник, как оторву у тебя кое-что, забудешь и Москву, и Париж, и Лондон». «Можешь дослушать до конца?! Это чисто деловой звонок. С такой «красавицей» у меня ничего и никогда быть не может!»

Кирилл, вероятно, не ожидал, что Надежда услышит последнюю его фразу. Но она услышала.

Кровь снова ударила в виски, девушка почувствовала, что не удержится на ногах. Она не сразу ответила Кириллу, тому пришлось дважды повторить:

- Алло!.. Алло!.. Говорите.

Несмотря на пренебрежение к себе, Надежда сдержалась, взяла себя в руки. Нервно извинилась и уже более спокойным тоном рассказала об исчезновении Репринцевой.

- Уверена, что она исчезла?

- Она пока не пришла в гостиницу.

- Вот именно: пока.

- Валя никогда так поздно не гуляла.

- В СССР – да. Здесь же - буржуазные соблазны. Потерпите ее еще денек, ровно один денек.

- Боюсь другого.

- Чего ты боишься?

- Вдруг она вообще сбежала?

На другом конце провода - гробовое молчание! Лучше бы он ругался, сыпал угрозами… «Скажи что-нибудь?!» - умоляла девушка. И Прошкин разродился короткой фразой:

- Она не могла узнать о?..

- Я нема, как рыба. Ребята не в курсе.

- Нам остается только ждать. Если не появится завтра, начнем действовать.

- Только завтра?

- Раньше в полицию нет смысла обращаться. Она и пальцем не пошевелит. С утра я у вас.

- Товарищ Прошкин, а если Валя все-таки?..

- Придется отвечать. Вам!

- Мне?

- И тебе, и обоим твоим приятелям. Или вы думаете, что наша организация возьмет вину на себя? Лично я ее вообще не видел. А вы – сокурсники и друзья, знали об ее склонностях и вредных привычках. И ничего не предприняли.

- Вы мне сами сказали: не ругать ее, наоборот – хвалить. Я действовала, как велела партийная организация.

- Партийная организация не давала тебе никаких заданий! Не вали с больной головы на здоровую. - И он резко бросил трубку.

Потрясенная Надя медленно возвращалась к себе. Подставили по полной! Кто теперь ей поверит в Москве?

Она так надеялась, что Валентина вернулась и встретит ее в номере. Она бы кинулась подруге на шею,  простила бы все!

Однако номер встретил тишиной.

 

Больше всего убийца обожал рассматривать ночное небо. Звезды так чудесно сверкали и такие водили хороводы, что забывались все мерзости окружающей действительности. Именно там, в необъятном пространстве, утверждается Великая Истина Мироздания. Там сталкиваются планеты и целые созвездия. А здесь крутится разная мелочь, не вызывающая ни восторгов, ни сожалений. Но самое страшное, что эта мелочь пытается уничтожить гармонию, нарушить плавное течение жизни, навязать собственные правила игры. И поэтому ОН освобождает от них общество, ОН – лишь посредник между жизнью и смертью, исполнитель миссии Света. ОН наказывал, и будет продолжать наказывать! Ведь если закончится ЕГО миссия, придет их время – страха и беззакония.

ОН не боялся правосудия не только потому, что никому бы и в голову не пришло подозревать именно его, было и другое, главное: Свет никогда не отдаст на растерзание правосудию тьмы своего ангела возмездия.

До чего прекрасен его город поздними ночами. Заливающие тротуары и мостовые белым светом уличные фонари становятся как бы прообразами тех самых звезд, их земными мини-копиями. В световых гаммах тонут дома. В центре – не прекращающиеся шум, гвалт, веселье, такое ощущение, что город не спит, что он ждет начала красивого праздника, а сверни в сторону – царство покоя. Люди укутались в безмятежные сны, надеясь, что никто не нарушит их, как тогда - в кошмарную Гражданскую.

Спите спокойно! Ангел Возмездия этого сделать не позволит.

Свернув в сторону центральной улицы, ОН вдруг заметил спешащую пару. Убийца узнал их: отец и дочь, но разыгрывают почему-то мужа и жену... Понятно, конспирация. Они приехали в Старый Оскол с определенной миссией: на словах – восстанавливают в России монархию, на деле… так же нарушают установившийся в городе Покой. Убийца улыбнулся про себя: «Может, покончить с обоими сразу? Девушку жаль, юна - неопытна, находится под влиянием отца. Почему он не оставил ее в гостинице? Побоялся? Кого? Меня? Что я могу явиться к ней в номер?..

Ах, как молода!»

Убийца решил не трогать пока эту пару. Пусть город на сутки отдохнет от кошмара. Мысленно пожелав девушке доброй ночи, убийца тронулся в сторону своего дома.

Елизавета Антоновна и не представляла, что спасла сегодня отцу жизнь.

 

Черкасова позвонила Александру и услышала от Лены, что хозяина нет дома. Конечно, для Алевтины такое поведение ветреного журналиста новостью не стало. Но он обязан завтра сдать материал. И, скорее всего, не сдаст. Девица из Москвы сильно окрутила его.

Приехал муж Валерий, он работал главным инженером Оскольского маслобойного завода. Как всегда грустно посмотрел на чужой дом, чужую жену, которая опять дымит точно паровоз.

- Где Клава? – спросил он.

- Я отпустила ее на похороны бабушки, - устало ответила Алевтина.

- Она должна была приехать сегодня.

- Приедет завтра. Или послезавтра… Какая разница?

- Дом в лице нашей служанки лишился доброй хозяйки.

- Успокойся, кое-что приготовила.

Он знал ее «кое-что». Холодный, пересоленный суп, пережаренная картошка, безвкусное жаркое. Алевтина наверняка выиграла бы звание худшего повара на свете.

Валерий со вздохом хлебал первое, Алевтина сидела рядом, взгляд казался рассеянным, она – далеко, далеко. Да и была ли она когда-нибудь с ним?

- Ты сегодня долго, – безразличным голосом произнесла Алевтина.

- Дел много, недавно заключили контракты на поставку масла с еще несколькими странами.

- Ну-ну.

- Не посещал я любовницу, - усмехнулся Валерий. – Я гулял по ночному городу и смотрел на небо. Ты знаешь, как я обожаю смотреть на звезды.

- Слишком хорошо знаю.

- Послушай, - Валерий с остервенением отодвинул тарелку, - пока Клавы нет, наняла бы временную служанку. По крайней мере, я бы поужинал.

- Зачем? Честных женщин не так много. Можно немного помучиться и без Клавы.

- Глупости!.. Насчет отсутствия честных женщин. Ты не желаешь приводить сюда человека со стороны. Даже на время.

- Если и так?

- Тогда хотя бы суп поприличнее приготовила.

- У меня и без готовки дел хватает. И денег в дом приношу побольше твоего.

- Да, ты у нас главная добытчица. Достойная наследница папенькиного состояния.

Алевтина не ответила на колкость мужа, не было ни сил, ни желания. Ее мыслями безраздельно владели иные проблемы.

Валерий внимательно посмотрел на жену:

- Что-то произошло?

- Да! Один мой журналист должен написать материал об этом проклятом убийце. И вдруг пропал.

- Как пропал?

- Влюбился в девчонку, причем из Москвы. Вместо того, чтобы заниматься делом, разгуливает где-то с ней.

- Неужели в моей дорогой женушке взыграла ревность? Не о том ли красавчике ты говоришь? Он по-прежнему твой любовник?

Следовало бы возмутиться, начать оправдываться, но опять не было никакого желания. Поэтому Алевтина лишь усмехнулась:

- Будтоты безгрешен?

- Не безгрешен я. Но у меня есть чувства. Я был бы рад, если бы они сохранились и у тебя. Пусть не ко мне, а к этому мальчику. Тебе нужен не он, а другое…

- Ты прав! Мне нужна газета! Сколько сил вложила в нее! Ради нее я готова выгнать моего… любовника, если он вовремя не сдаст материал. Жаль одно: я создала из этого недоумка образ выдающегося детектива, который раскрывает дела лучше полиции. А на самом деле он ничто, пустое место. Приманка для читательниц.

- Все ясно, - Валерий с отвращением принялся за второе. Река отчуждения между ними становилось все шире, уже и берега не видны. Алевтина даже не поинтересовалась его проблемами.

- Что думаешь об убийце?

- Об убийце? – рассеянно проговорил Валерий. – Я о нем вообще не думаю. Встретиться бы с ним не желал.

- Мне в голову пришла необычная мысль: убийца оказывает городу услугу.

- Почему?!

- Он убивает только тех, кто пытается втянуть нас в какую-нибудь авантюру.

- Этак ты дойдешь до его полного оправдания. Потом он станет своеобразным Робин Гудом, вызовет массовое сочувствие. Еще одна приманка для читателей.

- С тобой невозможно разговаривать.

- Как я могу всерьез обсуждать проблему героизации преступника?

- Я не о том… Знаешь, я бы многое отдала, чтобы лично познакомиться с ним.

- Боюсь, ты бы ему не понравилась.

- Вот как?

- Много куришь.

- Извини, - Алевтина замахала рукой, пытаясь развеять столб табачного дыма. Валерий с последней надеждой взглянул в ее глаза, надеясь увидеть там хотя бы капельку (не любви, ее давно нет!) обычного интереса к себе. Увы, она думала о своем загадочном убийце. Даже не о нем, а о том, как использовать его «романтический образ» для своей газеты.

- Не развестись ли нам? – неожиданно предложил он.

- Как знаешь. Лично меня совместная жизнь с тобой не тяготит.

- Но любви-то нет!

- Как знаешь, - повторила Алевтина. – Поздно уже. Я иду спать.

Она отправилась в спальню, разумеется, в свою, куда Валерию путь был заказан.

 

И вот опять банкир Еремин в любимом кресле, рядом – проигрыватель, пластинки Шаляпина. Так было много раз, когда напротив сидела Зина, также слушала и подпевала. Подпевала фальшиво и громко, отчего Юрий Иванович не мог до конца насладиться чудным голосом великого певца. Но он прощал, старость многое готова простить молодости. Прощал и слушал только ее.

На столе ее портрет - веселое, улыбчивое лицо. Этой дорогой ему женщине с фотографии невдомек, что скоро она навсегда перестанет улыбаться. Пока она полна радости.

Юрий Иванович откинулся на спинку кресла, повторяя за маэстро: «Вдоль по Питерской…». В свое время именно Еремин организовал Федору Ивановичу турне по Белгороду и Старому Осколу. Именно на концерте Шаляпина Еремин и познакомился с Зиной.

…Это было ровно пять лет назад, театр был, естественно, переполнен. Публика в восхищении внимала лучшему басу мира. И вдруг из своего ложа Еремин увидел женщину в первом ряду. Он ее и раньше видел…

- Кто она?

- Наша новая актриса Зинаида Петровна Федоровская, - тут же подсказал директор театра.

В перерыве он «случайно» столкнулся с ней буфете. Зина приняла его знаки внимания благосклонно.

- Вам нравится концерт?

- Безумно, - она сложила руки в молитвенном восторге. – Особенно его обращение к русским людям. Как он переживает, что Россия оказалась разделенной на два государства.

- Некоторое время он жил в Москве. Надеялся, что пролетариат проникнется высоким искусством. Не проникся. Наоборот, над певцом начали издеваться, уплотнили… Знаете, что такое уплотнение? Когда к вам в дом подселяют разный люд из подвалов коммунальной жизни. И они занимают ваши комнаты – одну за другой. Шаляпину, например, оставили один флигелек.

- Люди из подвалов, - наморщила нос Федоровская. – Там могут быть вши, разные болезни? И как вообще можно заставить человека пускать к себе кого-то? А право собственности? А свобода личности?

- Плевали в СССР и на собственность и на свободу личности. Потому Шаляпин и здесь.

- Правда, что это вы его пригласили?

- Да.

- Спасибо, Юрий Иванович, - и она пожала его руку.

От легкого и, одновременно, сладостного пожатия, он ощутил невероятную тягу к жизни. Ему было хорошо, как никогда! И он предложил Зинаиде посетить его ложу.

Она согласилась.

Потом был второй акт удивительного действа, и знаменитая «Вдоль по Питерской…». Шаляпин исполнял ее с таким чувством, будто он опять в Москве. Как же ему хотелось туда вернуться!

Поговаривают, что Шаляпин серьезно заболел, чуть не лейкемия. Если так, то Федор Иванович - не жилец. А разве сам Еремин жилец? После убийства Зины он себя растерял, изгоревал, и врачи находят у него тяжелое заболевание. 

Банкир не обманывал Горчакова, когда говорил, что не интересовался возлюбленными Зинаиды. Конечно, ему это было не безразлично, но он отдавал себе отчет: все равно кто-то есть. Никто, будучи молодым, не желает лицезреть рядом старческое тело, все его изъяны, несовершенства, принимающие с возрастом уродливые формы, вдыхать не аромат юности, а вонь увядания. Так пусть же развлечется с другими, и потом, в качестве отвратительной подачки, подарит ласки ему. И он, как приговоренный к пожизненному сроку арестант, примет их, точно последний очень вкусный обед перед смертью.

«Убийца, ты зарезал не только Зину, но и меня!»

… Кто-то тихонько стучался к нему. Конечно, верный Арсений! Он стоял, и с преданностью пса глядел на господина.

- Чего тебе?

- Просили разузнать. Я и разузнал.

- Насчет?..

- Вы обещали тому парню из редакции выяснить все насчет возможных приятелей Зинаиды Петровны.

- Хочешь сказать, выяснил?

- Так точно.

- Вот так! Днем получил задание, на которое требуется время, вечером уже приносит результат.

Арсений предано улыбнулся, протянул папку и, переминаясь с ноги на ногу, ожидал похвалы хозяина.

- Здесь все? – грозно взметнулись брови Еремина.

- Так точно!

- Факты перепроверять не стоит?

- Никак нет.

До Юрия Ивановича дошло: Арсению не нужно было «по крупицам собирать» информацию. Она у него уже была. Выходит, работающие на хозяина детективы потихоньку шпионят и за самим хозяином? Не только они ему подконтрольны, но и он им?

Арсений даже не понял, какой промах совершил. Он стоял и преданно улыбался. Затем засмущался под пронзительным взглядом Еремина.

Юрий Иванович стал листать принесенную ему папку. Сперва он улыбнулся: да, у Зины был какой-то заезжий гусар, которого давно и след простыл. Вот еще один… И только? Судя по всему, она вела весьма «благочестивый» образ жизни.

А это что?! Еремин не мог поверить собственным глазам. Такого от Зины никак не ожидал!

Ткнув пальцем в страшный листок, спросил у Арсения: «Правда?», тот утвердительно кивнул.

- Сделаем так, - заявил Еремин, закончив просмотр материалов. – Вот это покажешь журналисту, а это нет…

- Простите, хозяин, - мягко забормотал Арсений. – Одна проблема.

- Какая?

- Если изъять последние листки, он не сможет разобраться в деле. Лучше уж ему вообще ничего не давать.

- Нет, - задумчиво ответил банкир. – Мы обещали. Значит, должны сдержать слово.

- Как прикажете.

Юрий Иванович внимательно посмотрел на Арсения, тот явно хотел сказать что-то еще, да боялся окончательно рассердить хозяина.

- Что там еще? – резко бросил Еремин.

- Получив только одну часть материалов, Горчаков не только не приблизится к убийце Зинаиды Петровны, наоборот, они собьют и дезинформируют его.

- Может, это хорошо? – с горечью воскликнул банкир. – Зину уже не вернем, зато сохраним ее честное имя. А убийца… когда-нибудь да попадется. Избранная им дорога все равно приведет на эшафот.

Однако в душе Юрий Иванович не был в том уверен. Он начинал думать, что в деле Федоровской замешаны слишком влиятельные люди.

Люди, которым всегда удается избежать наказания.

 

В эту тяжелую душную ночь Корхову не спалось, он беспокойно и долго ворочался с боку на бок, пока дражайшая супруга Анастасия Ивановна что-то недовольно не забормотала сквозь сон. Чтобы не беспокоить ее, Анатолий Михайлович поднялся, вышел на кухню. Достал бутылку водки, налил до краев стакан, наполовину опустошил его.  С оставшейся половиной сел у окна и глядел на ночную улицу. Недалеко – грохочущий центр, а здесь старинный тихий район, живущий по своим патриархальным законам. Редкая машина проедет тут ночью, редкий прохожий пройдет мимо. Но именно в такую ночь убийца направляется на поиски своих жертв.

Корхов отхлебнул еще водки, и задался другим вопросом: почему ночью?

Тихо, спокойно, мало шансов, что тебя заметят? Или ночью в нем просыпается необоримая сила к кровавым преступлениям?

Анатолий Михайлович прикрыл глаза, попробовал мысленно влезть в шкуру убийцы, прочувствовать его желания и устремления. И это у него… получилось.

Сначала он будто бы шел с ним по ночному городу, заглядывал под большую, плотно облегающее лицо маску, вопрошал: «Объясни, зачем?!..». Затем убийца сам начал быстро приближаться к нему. Их тела бились одно о другое, точно тела ошалевших любовников, и, наконец, слились в одно целое. Две противоположных стихии соединились!

Зверь в человеческом облике рыскал по городу, заглядывал в рестораны, другие увеселительные места, или же просто останавливался на улицах со знакомыми, шутил, вел задушевные разговоры. Везде ЕГО принимали, как своего. Никому и в голову не приходило заподозрить в творимой в Старом Осколе кровавой бойне именно ЕГО. Мало того, люди вверяли ЕМУ тайны, приглашали в гости. Они были обнажены перед НИМ, а ОН испытывал от этого дикое удовольствие. «Они полностью беззащитны!»

Зверь ликовал! Твори безнаказанно свои дела! Упивайся собственными «поступками»!.. Жертвы ходят рядом, выбирай любую!

«Объясни, зачем?!» - вновь допытывался Корхов, но он не слышал ответа. Есть в этом бесконечном хаосе чувств главное –  само желание убивать!

Анатолий Михайлович постарался выйти из единой с убийцей оболочки, разорвать страшную связь, да не смог! Жажда новых преступлений оказалась на редкость заразительной!

Он рвался, рвался из этой «звуконепроницаемой комнаты», отбивал руки о стену, но желания убийцы опутывали его, словно удав… «Хватит! Достаточно! Я больше не желаю находиться в плену его сущности!»…

Он все же сумел выбраться наружу, и теперь кровавый ублюдок был не внутри него, а рядом. Таинственная связь рушилась на глазах, он быстро удалялся. И вот уже совсем исчез!

Корхов открыл глаза, все выглядело бы сном, если бы не ощущалось как реальность. «Так я был здесь или… там, в его теле?»

Он рассмеялся: что за нелепица? Но чем дольше размышлял, тем больше сомневался: «И здесь и там… Я являлся тем самым убийцей, хотя не помню этого?»

Шорох за спиной, вспыхнул свет. Его жена Настя.

- Почему не спишь?

- Да вот решил выпить чаю.

- Хорош чай! Ночью! Толя, остановись. Ты рехнешься. Посмотри, до чего довел себя! Поймаешь одного преступника, появится другой.

- Иди. Я сейчас приду.

В голосе начальника полиции громыхнул металл. Анастасия Ивановна прекрасно осознавала: в такие минуты лучше ему не перечить. Она вернулась к себе, стала ждать мужа. А он еще постоял у окна, пытался понять, что с ним происходит на самом деле. Чье-то лицо прилипло к окну со стороны улицы. Он узнал его… «Это же я!»

Посмотри, до чего довел себя!

«Ты права, Настенька, я довел себя до точки! Отсюда и разные нелепости. Ну какой я убийца!»

Он влил в себя остатки огненной влаги, нервы уже не гудели натянутыми струнами, которые рвут руки безжалостного музыканта. Он сказал себе, что распутает дело и уйдет на покой. Или нет, в длительный отпуск.

Он говорил это каждый раз, а потом очередное дело сменялось другим. «Сволочи, когда же вы прекратите творить зло?»

В такие минуты он готов был задушить преступников. И не только их! Он проклинал пороки всего человечества. Содом и Гоморру ему! Содом и Гоморру!

Лицо в окне удовлетворительно хмыкнуло: «Значит, у тебя нет сомнений, что ты не убийца?»

- Пошел ты!

Корхов плюнул, вернулся в постель. Жена сделала вид, что спит. Нет, она не спала, она переживала за мужа.

В тишине города вдруг послышалось пение. Анатолий Михайлович знал: это убийца прославляет свою находчивость и неуязвимость.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Лестница, по которой они спускались, закончилась. Валентина и Александр оказались перед большим круглым тоннелем. Горчаков удивился:

- Никогда бы не подумал, что у нас существуют катакомбы.

- Кто их прорыл? – так же, едва слышно, промолвила Репринцева. – Неужели сама Варвара?

- Верится с трудом. Возможно, древние люди.

- Какие древние люди?

- Примерно десять тысяч лет назад на территориях Белгородской и Воронежской губерний существовала Городищенская Русь.

- Я даже не слышала о такой. По Марксу Русь возникла…

- Тсс! – прервал Горчаков. – Маркс потом.

В беспросветной темноте они сделали несколько шагов. Похоже, здесь немалое пространство. И тут… оба услышали гул. Какие-то непонятные звуки, то ли голоса, то ли что еще? Журналисты переглянулись.

- Надо поворачивать направо, - шепнул Александр.

Валентина согласилась, звуки доносились именно с правой стороны. Глаза постепенно привыкли к темноте, появилась возможность хоть как-то ориентироваться. Шли недолго, уперлись в стену. Ба! Да тут дверь.

Валентине опять стало жутко, она жалобно пискнула, что может повернуть назад? И Александру было не по себе. Однако тайна голосов превращалась в  наваждение. Рисковать, чтобы у заветной черты остановиться и повернуть обратно?

Пытаясь успокоить спутницу, он сказал:

- Думаю, дверь закрыта. Вряд ли кто-то вот так запросто пустит нас туда.

Он толкнул дверь, и она… легко открылась.

 

Их ослепили огни. После непроглядной тьмы свет горящих повсюду факелов больно полоснул по глазам. Почти интуитивно журналисты сделали шаг вперед, и перед ними возникло существо в белом балахоне и скрывающей лицо маске. От неожиданности Репринцева закричала, но крик получился сдавленным, голос пропал.

Маска сделала жест, приглашая гостей проследовать за ней. Валентина схватила своего спутника за руку, боясь сделать шаг, который может стать роковым. Александр крепко сжал ее пальцы, ободряюще кивнул. И они двинулись за фигурой в балахоне.

Они прошли комнату, потом оказалась еще одна – с такими же горящими факелами, только более крупная. Но не размеры привлекли внимание искателей приключений, а совсем другое.

На диванах и в креслах разместились группы людей; мужчины – в смокингах, женщины – шикарных бальных платьях, однако лицо каждого так же скрывала маска. В центре комнаты круг с непонятными символами, в этом круге под сладостную музыку извивалась (конечно же, в маске!) обнаженная девица. Маски, как по команде, развернулись в сторону Валентины и Александра, их несколько секунд внимательно рассматривали. Затем опять всеобщее внимание поглотила нагая танцовщица. Время шло, никаких событий не происходило. Валентина не выдержала, бремя идеологических догм напомнило о себе.

- Фу, какая гадость! – осторожно кивнула она на танцовщицу. – Еще одно порождение буржуазного мира!

Горчаков позволил не согласиться:

- Внешне все выглядит слишком привлекательным и спокойным. Что и… настораживает.

- Если для тебя привлекательна эта безвкусица, то говорить не о чем.

Александр не успел ответить, тряска сиськами закончилась, танцовщица поклонилась и под аплодисменты убежала. В это самое время появился еще один персонаж – крупный мужчина во всем красном, и на нем была маска, но не такая, как у остальных, а козлиная с рогами. В руках он нес золоченый поднос с огромным кубком:

- Приветствуем новообращенных, - громовым голосом произнес он. – Пейте до дна!

Ни Валентина, ни Александр не собирались быть «новообращенными» или участвовать в попойке на сомнительном празднике. Да и жидкость оказалась подозрительной, какой-то зеленоватой.

- Спасибо, только мы зашли случайно, - вежливо произнес Горчаков. – Заглянули на огонек, а тут вон как весело! И на счет напиточка, извините. У меня язва, нельзя. А моя подруга – в обществе трезвости.

Воцарилась тишина, люди в масках снова вперили взоры в невесть откуда явившихся посетителей. Гигант укоризненно заметил:

- Войти сюда можно. А вот выйти…

- Нельзя так сурово, - Горчаков являл собой высшую степень миролюбия. – Гуляйте, как хотите, смотрите что хотите. Мы не из отдела нравственности. Искали Варвару, вопросы к ней имеются. А ее здесь, видимо, нет. Так что, дамы и господа, приятного времяпрепровождения, хороших девочек для услаждения взора… Мы пошли.

- Они издеваются над нами, - поиграла роскошным веером одна из женщин в маске.

- Издеваются, - подтвердил ее спутник. – Поэтому стоит их примерно наказать.

Мужской голос показался Александру удивительно знакомым. «Неужели?.. Нет, такое маловероятно».

Все, кроме одного, мужчины поднялись, окружили злосчастных гостей. Горчаков понял: с такой оравой ему не справиться. И с ним еще Валентина! Что сделают с ней, если он решится оказать сопротивление?

- Господа, - в последний раз попытался втолковать им Александр, - мы не враги вам, мы журналисты. Ищем преступника, совершившего уже три убийства подряд. А до вашего костюмированного праздника нам и дела нет. В редакции, кстати, в курсе, куда мы направились.

Лучше бы он последнюю фразу не произносил. Круг масок стал смыкаться, Валентине и Александру показалось, что они ощущают витающий в воздухе сгусток злобы.

- Выпейте из этой чаши!

- Никогда! – крикнула Валентина. – Хотите нас отравить? Не получится. Я подданная СССР, товарищ Сталин за меня отомстит.

- Отравить? – захохотал гигант. – Не надейтесь, что кто-то испачкает о вас руки. Смотрите!

И он сам отхлебнул из кубка. И опять золотой поднос приближен к лицам невольных пленников.

- Пейте! Без этого не сможете отсюда выйти! Останетесь замурованными в подземелье!

Выхода не оставалось, Горчаков осторожно взял кубок. Он – мужчина и обязан принять удар на себя. Он будет первым.

В последний момент возникло желание уронить кубок, разбить его. Только этим проблему не решить. Им принесут новый. Отчаянные ребята, не побоялись ни Сталина, ни оскольской газеты.

Он пригубил из кубка. Валентина с опаской и сочувствием поглядела не него.

- Вроде живой, - кивнул он. И хозяевам. - Может, мы избавим от данной приятной процедуры госпожу Репринцеву? Она представитель иного государства, с которым у нас сложные отношения…

- Пусть выпьет! – грозно прорычал гигант.

Она посмотрела на своего друга, обреченно вздохнула и сделала несколько глотков.

Ничего не произошло, лишь спустя некоторое время как будто слегка закружилась голова. Гигант зычно заметил:

- Вы хотели видеть Варвару? Проходите. Только сперва наденьте маски.

Им выдали маски (хорошо, что не козлиную с рогами, как у гиганта, такую бы Валентина не надела даже под страхом смерти) и проводили в зал, где они примостились на краешке дивана. Круг в центре начал вращаться, под бликами падающего факельного света он словно зажегся. Поднялась одна из дам, вошла в центр круга, стриптиз пошел по новой.

Валентина наморщила нос, стала вращать головой («Лишь бы не видеть этого безобразия»), соседка по дивану зевнула:

- Не нравится? Согласна. Никакой экспрессии, динамики движений. Ничего, дорогая, когда на подиум выйду я, вы будете в полном восторге. Кстати, слышали новость? После Москвы Воланд со своей свитой собирается посетить Старый Оскол.

Валентина вспомнила, что так зовут героя книги какого-то неизвестного для советской публики автора. «Но ведь это же?!..»

- Все приедут: и Кот Бегемот, и Коровьев, и Азазелло.

Совершенно незнакомые имена. Валентина поинтересовалась:

- Что они здесь будут делать?

- Устроят бал похлеще московского. То, что видите – даже не репетиция, а маленькое недоразумение. Скоро, очень скоро начнется настоящее действо. И если в Москве оно ничем не закончилось, - погуляли ребята и улетели, то у нас поддержка им будет капитальная, влиятельные люди в высших эшелонах власти готовы хоть сейчас повесить в кабинете портрет Воланда, и в его же честь переименовать центральную улицу Колчака. Так что пусть поживут они в нашем городе, пусть.

В это время один из господ приблизился к Горчакову и сказал:

- Очень рад, что вы с нами. Прессы нам и не хватало.

Когда некоторое время назад Горчаков услышал его голос (именно он говорил о примерном наказании), то не поверил собственным ушам: совпадение. Теперь понял: не ошибся. Перед ним – заместитель главы администрации города. О, как все серьезно!

Следовало бы ответить крупному начальнику – я не ваш. Однако Горчаков решил не обострять отношений, дождаться Варвары и еще раз поговорить с колдуньей об убийстве. Поэтому он лишь ответил кивком на легкий поклон собеседника, который тут же направился в противоположный конец зала, наверное, к какому-то другому вельможе.

Танцующая девица мало интересовала Александра, он непроизвольно начал прислушиваться к диалогу Валентины с соседкой, продолжавшей перечислять достоинства компании Воланда. И вдруг она спросила:

- А кто из героев романа является вашим кумиром?

- Дело в том, что я вообще не читала его, - призналась Репринцева.

- Как? – изумилась соседка, правда тут же добавила. – Чтобы являться фанатом чего-либо, совсем не обязательно это читать.

И она повела рассказ: кто есть кто в воландовской компании. Вскоре Валентине уже показалось, что она видит здоровенного Котищу, Коровьева с надтреснутым пенсне, клыкастого Азазелло, коварную ведьму Геллу. А потом еще и летающую на половой щетке нагую Маргариту. Или они уже были тут, в этом чудовищно-странном подземном зале? Появились из преисподней, чтобы приветствовать своих явных и тайных обожателей?

Она не смогла бы ответить, поскольку картины начали странным образом трансформироваться, очертания предметов менялись, как менялись и сами существа в масках. Они - то худели, то толстели, то делали непонятные кульбиты в воздухе.

«Что со мной? У меня галлюцинации?»

Она взглянула на Александра и догадалась: с ним тоже что-то не так. Он сделался отрешенным, будто находился в другом мире. «Напиток, - догадалась Репринцева, - это наркотическое зелье».

А гигант с подносом и кубками ходил по комнате и одаривал чудовищным напитком остальных гостей. И вскоре каждый начинал видеть свою фантазию, которая очень быстро скрыла от него реальность.

- …Я должна отсюда уйти, - повторяла Валентина.

Никто не обращал на нее внимания, даже Александр, обещавший... о, как много всего обещавший! Теперь он и сам был в своем мире, никак не соприкасавшимся с миром Валентины…

Единственной, кто заметила ее метания, была та самая нагая женщина верхом на половой щетке. Она опустилась рядом с Репринцевой и хитро подмигнула:

- Полетаем?

- Не хочется.

- Все равно садись ко мне. Дальше этой комнаты мы не улетим. Но даже здесь поймешь, насколько многомерна и удивительна жизнь.

Что-то в этой даме было дьявольски притягательное, так что Валентина согласилась. Села позади женщины на щетку (места хватило обеим), та сказала: «Но!», они взмыли в воздух.

Странно, вдруг видимость пропала, куда-то исчезла, точно растворилась подземная комната со всеми гостями. Одни силуэты – ничего больше. От страха Валентина закрыла глаза, вцепилась руками в «возницу». Та предупредила:

- Не делай больше так.

- Извини. Я испугалась, поэтому так и… вцепилась.

- Ты схватила меня за грудь. Я возбудилась.

- Я не хотела… Почему вокруг нас одна чернота?

- Слишком низко летаем. А тут человек видит только самую малость.

- Поднимемся выше?

- Не забоишься?

- Раз уж я села…

- Давай рискнем.

Маргарита развернулась и взмыла вверх так резко, что Валентина еле удержалась. Что это?.. Та же скрывающая видимость темнота, только силуэты внизу показались маленькими, постоянно суетящимися, как муравьи в муравейнике.

- Ничего не изменилось? – крикнула Валентина.

- Не рассчитала. Теперь взлетели слишком высоко.

- Так ведь наверху все должно быть видно?

- Только тем, кто за пределами комнаты и этого города. А так и вверху и внизу летают одни и те же.

Маргарита опустилась ниже, и темнота вроде бы рассеялась. Опять те же мужчины и женщины в масках. Ничего не изменилось. Стоило ради этого постигать какую-то истину верхом на половой щетке?

Нет, картины стали другими. Даже формальная невинность исчезла, публика перестала чинно беседовать, сидя на широких диванах. Стихия похоти окончательно вышла из подполья, став символом обожания и поклонения  изощренной публики.

Женщины срывали с себя платья, затем набрасывались на мужчин. Те, еще недавно гордые и властные, торопливо помогали снять с себя рубашки, брюки, чтобы остаться голыми, как только что появившиеся на свет младенцы. Нет, одна деталь сохранялась – маски, последний оплот их призрачной значимости.

Похоть более и более завоевывала пространство. Например, бывшую соседку Валентины ласкали двое: мужчина и женщина, каждый старался захватить как можно больше ее плоти. Совсем рядом с ней еще одна дама с достоинством королевы мочилась в рот возлюбленному. Чуть поодаль, около таинственного круга «великолепная четверка» застыла в разных позах камасутры. Были и трагикомические сцены: вот одна, судя по фигуре, совсем юная особа, впилась зубами в половой член старика (не его ли доставляли сюда почетным эскортом?), тот вопил, что не сможет, время его прошло, никакие волшебные снадобья Варвары больше не действуют. Юная особа, на секунду прерываясь, шипела: «Давай! Давай!» и работала с удвоенной энергией. Когда все ее возможности оказались исчерпанными, она подняла голову, спросила:

- Пригласим нашего друга?

- Только не того с огромным… он раздирает мои внутренности.

- Именно того, любимый.

Угроза возымела действие. Член старика встал. Девица мгновенно оседлала жертву и понеслась на нем, как тореадор на бешеном быке.

Веселье расцветало гигантским пожаром. А что же Александр? Он сидел на том же диване, отрешенный от всего. Происходящее вокруг его не интересовало. «Тоже мне Диоген (известный древнегреческий философ Диоген, в своей демонстрации отречения от мира, дошел до того, что жил в бочке. – прим. авт.) нашелся!»

Валентина не выдержала, закрыла глаза, прошептав Маргарите:

- Я не в силах этого видеть. Унеси меня куда-нибудь.

В тот же миг подземная комната исчезла уже по-настоящему, теперь они двигались (не летели, а двигались)… по ночному лесу. Но какому! Деревья столь огромные, что не видно вершин, трава по пояс, сквозь стену папоротников можно пройти лишь специальными извилистыми дорожками, которыми и вела Маргарита. Теперь она не была обнаженной, на ней – темный плащ, сапоги и шляпа, на левом запястье горел рубиновый браслет.

- Куда идем? – не выдержала Валентина.

- Туда, куда ты подсознательно стремилась попасть. В мире абсолютной свободы.

- Разве свобода бывает абсолютной?

- А ты посмотри вокруг. В этом лесу нет ни принципов, ни морали – хорошей или плохой. Все растет и развивается по законам Природы. Люди стремятся к  ним и тут же создают разные условности, правила поведения. Поэтому и начинают мечтать о Воланде; именно он поможет достигнуть полного внутреннего освобождения.

- Ты его посланница?

- И да, и нет, – рассмеялась Маргарита. – Формально я – героиня одной нашумевшей у нас книги. Автор думал, что писал образ со своей жены, на самом деле это я являлась к нему по ночам, рассказывала, каким является ощущение этой самой свободы. Он просто записал мои откровения. Но так бывает часто: женщины придумывают, мужчины присваивают.

- Так кто ты?

- Дух свободы! Но чу! Слышишь, квакают лягушки? Там река, где сможешь искупаться.

Лунный свет упал на реку, вода походила на темное зеркало. Однако когда подошли ближе, Валентина услышала тихие всплески. Кто-то уже купался здесь.

- Не бойся, - сказала Маргарита, - вокруг нас обычные жители лесов, вечные носители абсолютной свободы. В Греции их называли сатирами и нимфами, на Руси – лешими и русалками.

Из воды показались существа, лиц не разглядеть, одни силуэты. Они приветственно махали руками, приглашая обеих женщин присоединиться к ним.

- Снимай платье и - в реку Освобождения, - промолвила Маргарита.

- Почему она так странно называется?

- Ты освободишься от прежних условностей, и, точно так же, как я, сможешь летать на половой щетке. Снимай же платье…

Вода вдруг зазвучала призывно, по ней побежала легкая рябь. Воздух был наэлектризован удивительным чувством избавления от прежних условностей, насыщен ароматом свежести. На какой-то миг Валентине захотелось подчиниться требовательным просьбам Маргариты.

- Снимай платье и – в реку!..

Внезапно позади них послышался шум шагов, хрустнула ветка. Валентина обернулась и… комок ужаса сдавил горло. Позади стоял монстр, его лицо, руки были сплошь покрыты шерстью. Это его тогда Валентина увидела в окне дома Варвары.

«Он явился по мою душу?»

Перестала заманчиво петь река, куда-то исчезла сторонница абсолютной свободы Маргарита…

Монстр протянул к ней волосатую, как у зверя, ручищу. А когда она отступила, с удивительной ловкостью схватил.

 

Горчакова не интересовала царящая вокруг вакханалия любви, у него была иная страсть. Он жаждал появления Варвары, надеялся, что колдунья раскроет секрет своих слов: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда».

- Варвара! Варвара! – бормотал он, отмахиваясь от приставаний назойливых жриц любви.

Из омута веселья возникла фигура гиганта в козлиной маске, он кивнул Александру, чтобы тот следовал за ним. За большим залом находилась еще одна комната – совсем маленькая. Здесь он и увидел колдунью, только уже не в обносках, а в приличном наряде, шикарном парике, оспинок на лице практически не осталось.

- Я пришел, чтобы… чтобы… - он не в силах был высказать мысль, язык заплетался. Колдунья усмехнулась:

- Я тебе все сказала в прошлый раз. Больше добавить нечего.

- Но я не понял.

- Твои проблемы.

- Мне нужно знать! – в отчаянии крикнул Александр.

Варвара внимательно посмотрела на молодого журналиста и неожиданно произнесла:

- Будь по-твоему. Взгляни вон туда.

Александр повернул голову в указанном направлении. Там находились несколько фигур в масках, полностью закутанные в объемные плащи, так что невозможно определит ни их пол, ни их возраст.

- И что? – удивился Горчаков.

- Сорви маску с любого. Может, найдешь своего убийцу.

- Так он… среди них?

Варвара захохотала. Потом повторила свою старую фразу:

 - Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда.

«Понимай, как хочешь! Но не случайно она предложила сорвать маску. Наверное, убийца здесь, на этом странном празднике».

Колдунья глядела на него с нескрываемым интересом: рискнет или нет? Александр решился, медленно направился в сторону закутанных в плащи фигур. Он уже рядом, ощущал холод. И исходил он именно от таинственных гостей Варвары.

Горчаков остановился; желание хоть как-то приблизиться к разгадке жуткой тайны соседствовало с безотчетным страхом. Вдруг проклятая колдунья решила разыграть его?

«Сорви маску с любого!»

Что он теряет, если сделает это? А если очередной обман? Но раз он тут, почему бы не попробовать?

Он проходил мимо фигур, они по-прежнему не проявляли себя ни единым словом, ни единым движением. Александру даже пришла в голову бредовая мысль, что это замаскированные под живых людей мертвецы. С помощью каких-то приспособлений они стоят на ногах и интригуют.

«Не неси ерунды!»

- Видишь, как тяжело решиться, - иронично заметила Варвара.

Из далекого прошлого опять выскочил карлик-комиссар, который тоже язвил и смеялся… Горчаков решился. Подойдя к одной к одной из фигур, сорвал маску.

И опешил! Перед ним – Корхов. Александр повернулся к колдунье, сквозь зубы процедил:

- Сволочь! Ты ответишь за это!

- Он рядом, и далеко, - напомнила Варвара.

- Но это не может быть Корхов!

- Тогда посмотри, кто следующий?

Обычно слишком живой Корхов напоминал мумию. Однако и она с интересом наблюдала: кто ее сосед? Оказывается, не сосед, а соседка. Ей оказалась Черкасова, за ней следовал ее муж Валерий, дальше – сотрудники редакции. Потом дошла очередь до театра: Никита Никодимович сложил молитвенно руки, горилла выругался, Прохоренко не проявила никаких эмоций, зато Лапин умиленно улыбнулся: «Какой славный мальчик». Коммунист Андрей Коровин наоборот, глядел на Александра с открытой неприязнью. Не остались забытыми банкир Еремин, повелительный и одновременно грустный, его помощник, сверкающий плешью Арсений, даже те двое работников спецслужб. И, что самое поразительное, служанка Лена… Так можно подозревать весь город!

Варвара ухмыльнулась: «Он близко, и далеко». Под масками остались только двое!

Что Александру терять?! Он разоблачил предпоследнюю фигуру… Валя?!

В мозг ядовитой рекой проникали слова начальника полиции: «Им там все запрещено, в том числе встречаться с иностранцами. Если только… она не из НКВД». Нет, нет, он не поверил тогда и не поверит сейчас! Зато сильнее горело желание – открутить колдунье голову!

- Хочешь правды и бежишь от нее? – вопрошала Варвара. – У тебя остался последний!

Что Александру было терять? Не исключено, там именно тот, кто нужен ему.

Он снял маску с последнего.

Им оказался монстр с заросшим лицом из дома Варвары. Он так взглянул на Горчакова, что у того подкосились ноги…

 

Его разбудили лучи утреннего солнца. Александр приподнялся и огляделся: он лежал на зеленом стожке скошенной листвы. Рядом – Валентина. Потребовалось некоторое время, чтобы она пришла в себя.

- Где мы?

- Пока не представляю. Однако раз говорим и соображаем, значит, живы.

С одной стороны - лес, с другой - как будто деревня. Как их занесло сюда? Горчаков внимательно присмотрелся:

- Нет, не деревня. Это тоже Старый Оскол, один из его окраинных районов. Не так далеко дом Варвары.

- Как мы оказались здесь?

Что мог ответить Александр, когда и сам не имел о том ни малейшего представления?

- А ты что помнишь?

До определенного момента их воспоминания совпадали. Расходиться они стали лишь после того, как их заставили выпить тот ужасный напиток.

- Он так подействовал на нас? Почему?

- Наркотическое зелье, причем, сильнодействующее. Слышала о наркотиках?

- Нет, - призналась Валентина.

- Хоть в этом ваше преимущество.

- То есть я путешествовала в мечтах? А на самом деле никуда не выходила?

- Что-то вроде того. 

- И была в полной отключке… Не ты меня сюда принес?

- Нет. Но есть предположение, кто это сделал.

- Кто?!

- Думаю, тот самый монстр. Не случайно именно его и ты, и я видели последним в своих видениях.

- Почему он помог нам?

- Есть одно предположение. Об этом после.

Они вышли на ухабистую улицу. Повернешь в одну сторону, дорога приведет тебя к дому Варвары, в другую – на автобусе можно добраться до центра. У Репринцевой возникло сильное желание вернуться и шугануть как следует колдунью. Она многое должна рассказать и объяснить.  Горчаков ее остановил:

- Ею займется полиция за содержание притонов, распространение наркотиков, поклонение сатанинским культам. Можно написать шикарный материал, и я его напишу. Ей несдобровать, если только… у нее не найдутся влиятельные защитники в руководстве города. Но сейчас меня волнует другое: в своем расследовании мы не продвинулись ни на шаг. Мало того, кажется, я только отдалился от истины. Этот ряд фигур, с которых я срывал маски… Все знакомые люди! Убийцей может оказаться кто угодно.

После недолгих колебаний Валентина согласилась, что возвращаться в дом колдуньи бессмысленно, да и небезопасно. Вспомнила она и о том, какой вселенский шум наверняка подняли ее друзья. Надо отметиться, показать им, что она жива и здорова.

Расстраивали лишь слова Александра, что их журналистское расследование фактически зашло в тупик. Правда, и здесь Горчаков постарался ее успокоить:

- У нас есть сутки, чтобы докопаться до истины. Но только сутки! Завтра ты уезжаешь, а я должен написать статью. Лучше бы сдать ее сегодня, но ничего, потерпят. Надеюсь, верная помощница не бросит меня?

- Если только сам не откажешься от моих услуг, – улыбнулась Валентина.

- Будь уверена, не откажусь.

- Тогда я готова работать дальше! – бросила она.

 

(Продолжение следует)

 

 

 

 

 

Главы 4-6

 

ГЛАВА 4   

                                      

                          …Происшествие в ночном клубе «Молот» было первым большим делом Рика Мартина. Он прибыл в Нью-Йорк из Нового Орлеана, после окончания Полицейской Академии, и, соответственно, ожидал любого подвоха со стороны начальства, тем более, что не понаслышке знал о творящемся в Нью-Йорке беспределе уличных банд и беспрецендентных вспышках насилия. Но дело о гибели пятерых девушек во время концерта мало кому известной группы «Holland Dreams», поручили именно ему, тридцатилетнему новичку. Видимо, шеф посчитал, что этого ему на первое время будет достаточно.

                          Когда Рик прибыл на место, клуб уже был оцеплен нарядом полиции, вызванном кем-то ранее. Протолкнувшись сквозь толпу любопытных, среди которых уже мелькали репортеры из местных газет, инспектор прошел в помещение. Как обычно в таких случаях, из здания никого не выпускали. В вестибюле ожидали своей очереди множество зрителей. Тела девушек были накрыты простынями, и рядом с ними суетился коронер, низенький, сутулый мужчина, лет сорока пяти, с большими залысинами. Показав ему значок, Рик поинтересовался у него о причине смерти. Он развел руками:

                        -На первый взгляд, все признаки внезапной остановки сердца. Что-либо сказать еще пока сложно.

                        -Может, тут дело в передозировке наркотиков? – предположил инспектор.

                        -Вряд ли. Возможно, необходимо более тщательное обследование.  Хотя я все-равно сомневаюсь, что тут дело в наркотической перегрузке. Похоже, у них были проблемы с сердцем.

                   -У всех пятерых сразу? – недоверчиво нахмурился Рик

               Врач ничего не ответил. Но к Рику подскочил очень взволнованный мужчина в очках.

                   -Инспектор, что, собственно говоря, происходит? – вскричал он, вытирая пот со лба платком.

                    -А вы, собственно, кто такой? – инспектор смерил его взглядом.

                    -Извините, - он чуть поклонился, - совсем забыл про манеры. Дениел Багсли, хозяин заведения.

                 Рик представился и сунул ему под нос жетон.

                    -Как вы думаете, что с ними произошло? – не отставал Багсли.

                    -Я хотел бы спросить об этом у вас, - грустно улыбнулся Рик.

                 В этот момент его кто-то схватил за плечо. Оглянувшись, он увидел Тома Кравинца, своего напарника, немолодого мужчину, лет сорока восьми, с глубокими морщинами, бороздившими мясистое, упитанное лицо.

                   -Какого черта, Рик? – воскликнул он, - почему ты приехал без меня?

                  Инспектор поморщился - постоянно что-то жующий Том был ему неприятен. Этот инертный толстяк производил на него унылое впечатление. Рик хотел сказать, что вовсе не обязан посвящать его во все дела, однако сдержался. Начальство решило сделать их напарниками, и ему, конечно, виднее, но сам Рик был об этом совершенно иного мнения. И знать его ИМ совершенно необязательно. Ведь  он пока здесь новичок.

                     -Не получилось вызвать тебя по рации, - просто сказал он. Работая всего неделю, Рик заметил, что новый напарник ему только мешал, однако об этом вслух не распространялся.

                    -Здесь неподалеку есть прекрасное кафе, - мечтательно произнес толстяк. - Там продают лучшие в мире пончики. Ну, я и не удержался, чтобы по пути туда не заглянуть. Нужно было требовательнее меня вызывать, - он доел пончик, облизал жирные пальцы и произнес, - рассказывай, что здесь происходит?

                 Однако Рик был уже в другом конце вестибюля, где беседовал с подругой двух погибших девушек.

                  Мелани рассказала все, что видела, умолчав лишь про репетицию, где Дебби упала в обморок. Ей очень не хотелось, чтобы подозрения упали на Дейва. Да и его музыка здесь совершенно ни при чем, как посчитала она. Однако инспектор смекнул, что  девочка явно чего-то не договаривает, о чем и не преминул ей сообщить.

               -Значит, уже перед концертом Дебби была бледна? – сощурившись, переспросил он, глядя ей прямо в глаза.

                -Да, и поначалу мне казалось, что она нездорова, - кивнула Мелани.

                -А ее подруга, Вероника?

                -Та, кажется, была в полном порядке.

            Рик достал блокнот и чиркнул туда несколько слов.

                -И значит, под конец концерта вдруг обеим  стало плохо? –  уточнил он, с недоверием глядя на девушку.

                   Мелани кивнула и инспектор задал вопрос, который давно вертелся на языке:

                    -Как ты думаешь, они приняли перед концертом какой-нибудь наркотик? Экстази, или что-нибудь в этом роде? – Темные глаза Рика, казалось, сверлили и под этим взглядом девушка потупилась.

                    -Насколько я знаю, нет. – тихо, но твердо промолвила она.

                    -А ты сама не любительница подобных развлечений? – вопрос был задан, что называется - в лоб, и она испуганно содрогнулась.

                    -Нет-нет, что вы, нет! Я даже пиво не пью!

                     -Хотелось бы тебе верить, - задумчиво кивнул Рик.

                  Затем настала очередь побеседовать и с самими музыкантами. Если с Кирком разговор ничего не дал, то от Майка Рик узнал кое-что новое. А именно то, что днем, на репетиции, Дебби упала в обморок, когда Дейв заиграл свою новую, недавно написанную сольную партию. И первая смутная догадка шевельнулась в его голове.

                  С самим Дейвом разговор происходил в маленькой гримерной, куда Рик предложил пройти. Музыкант показался инспектору рассеянным и  замкнутым. Том Кравинц  уселся рядом на стул, и в полуха слушал разговор, жуя арахис, который доставал из маленького пакетика.

                        -Так ты и есть тот самый Дейв Холланд, непризнанный гений, как ты себя считаешь, - насмешливо произнес Рик, смерив его взглядом.

                        Дейв внутренне вспылил, да как смеет этот коп так насмехаться над ним?! Но внешне, однако, постарался не подать вида.

                       -Кто вам сказал, что я гений? – музыкант жестом правой руки отбросил со лба прядь вьющихся волос. Он достал сигарету и закурил, глубоко затягиваясь. Затем плюхнулся на один из стульев задом наперед, положив подбородок на спинку и расставив в стороны ноги в ковбойских сапогах.

                         «Самоуверенный сукин сын!» – отметил про себя Рик. Однако вслух  произнес:

                        -Как кто? Твои  друзья!

                        -Вы имеете ввиду музыкантов, или девок, которых я трахнул? – Не стесняясь и не смущаясь, Дейв открыто окидывал инспектора презрительным взглядом.

                        -И тех и других.

                Дейв от возмущения сплюнул на пол:

                        -Да по какому праву вы так со мной разговариваете?! Я что, по вашему, преступник?

                        -Как раз это мы скоро и узнаем, - Рик достал из кармана сигареты и тоже закурил, не сводя взгляда с музыканта, который с угрюмым видом изучал грязный пол.

                  -Значит, пока я  подозреваемый, - это прозвучало почти издевательски.

                  -Один из подозреваемых, скажем так. Ответь мне, Дейв, что за музыку ты играл на репетиции, когда стало так плохо Дебби?

                  -Дебби? – музыкант нахмурил лоб, - кто такая? Ах, да, одна из тех шлюшек, что Майки притащил на репетицию. Помню-помню. Небось наглоталась там какой-нибудь дури. Я – то тут причем?

                 Рик подошел к нему почти вплотную. Глаза его недобро сверкали.

                  -Почему ты уверен, что она наглоталась, как ты выразился, дури?

                  -Знаешь, парень, – подал голос Том, - это серьезное обвинение. Ты видел, как она принимала наркотики?

                   -Господи, да ничего я не видел! Я просто предположил. Быть может, ей стало просто плохо… от чего-то другого.

                   -От чего же? – нахмурился Том, но Рик обернулся к нему: - Прошу, не встревай! Позволь мне самому.

                   -Да делай как знаешь, мне-то что, - отмахнулся тот.

                   -По крайней мере обвинять меня в чем-либо бездоказательно. – Дейв снова глубоко затянулся.

               Рик подошел к куче сваленных в углу ярких костюмов, и задумчиво посмотрел на висевший на стене плакат с концертным снимком Шакиры. 

             -Ну хорошо, Дейв… А что за соло-партию ты играл на репетиции?

             -Я придумал ее только вчера и хотел показать остальным музыкантам. Только и всего. Обычная репетиция, не более того. Уж не хотите ли вы сказать, что девчонке стало плохо от музыки?

              -Возможно. Все возможно, - Рик подошел к Дейву и посмотрел ему в глаза. – Скажи мне, а на концерте ты играл это соло?

               -Конечно, - кивнул тот.

               -И когда же?

                -В самом конце. Кирк еще был против того, чтобы ее играть.

                -Кирк был против? – Рик нахмурился, - и почему же?

             Тем временем Том доел арахис и скомкал пустой пакет.

                 -А хрен его знает, - Дейв пожал плечами, - быть может, посчитал, что она еще сыро звучит…

                  -А ты не думаешь, что это не просто совпадение? От твоей музыки Дебби стало плохо еще на репетиции. А на концерте пять девушек умерли во время ее исполнения?

                Музыкант усмехнулся.

                   -Я еще раз повторяю - это бездоказательно! Как от музыки может стать плохо?! Это же бред!..

                    -А я повторяю - пять человек погибли во время твоего концерта! И именно во время исполнения твоего соло. Это не шутка! Мы еще восстановим все в точности по минутам.

                    -Инспектор, мне кажется, это пустая затея, - Дейв закинув ногу на ногу, отшвырнул сигарету за плечо. Никто еще не умирал от музыки. Да вас на смех поднимут!

                     -Не тебе просвещать! – сердито воскликнул Том.

                     -Но пять человек не могут умереть одновременно ни с того ни с сего, - не сдавался Рик.

                      -Возможно, - кивнул музыкант, - но причем здесь моя музыка? Это обычная партия соло-гитары на самом обычном концерте! И ничего больше, поверьте! Наверняка тут дело в чем-то другом.

                       -Позволь мне решать - в чем тут дело, - рассердился Рик. Он  замолчал, и собравшись с мыслями, продолжил: - Мне нужно послушать эту твою соло – партию. К вечеру дай мне кассету или диск с ее записью.

                        -Я же говорю, я вчера только придумал свое соло. Оно пока не записано.

                          -Так запиши, и к вечеру принеси мне лично. Как ты будешь записывать, это меня не касается. Но чтобы к вечеру запись была у меня! Надеюсь, все понятно?

                  Дейв вышел из гримерной мрачнее тучи. После разговора с инспектором его не покидало чувство тревоги. Это же надо – обвинить его непонятно в чем! Уж что-что, но убить с помощью  соло на стареньком «Гибсоне», - все это чушь собачья. Да такое и в голову не может придти! Теперь-то уж точно он сомневался в компетенции нью-йоркских копов. Да, конечно, с девушками случилось что-то вроде приступа эпилепсии, но это же их проблемы, а музыка, сыгранная во время концерта точно ни при чем! Слова, прозвучавшие из уст инспектора, не более чем бред!

                     В вестибюле, в толпе он заметил дожидавшихся его Кирка и Майка. Вид у них был тревожный и испуганный. Дейв неспеша подошел к своим коллегам по группе.

                   -Похоже, накрылась наша группа медным тазом? – полушутя изрек Майк, хотя его вид оставался мрачным.

                   -Знаешь, в чем меня обвинял этот самонадеянный коп? – Дейв покачал головой, - в том, что девчонки погибли от моей музыки! Вы только представьте – от моей музыки! Как вам такое?

                    -Не знаю, но я ведь говорил тебе, что лучше не играть это соло на концерте, - мягко заметил Кирк.

                    -Кирк, дружище, и ты туда же? Я просто поверить не могу! Вы что, белены объелись, мать вашу?! – воскликнул Дейв.

                    -Я, конечно, не знаю, но возможно в этом что-то есть, – задумчиво протянул Кирк, - быть может, это и насмешка судьбы, но пожалуй, не стоило его играть?

                     -Ну ты даешь! – процедил сквозь зубы Дейв.

                 В этот момент к ним подскочил Дениел Багсли. Вид у него был до того разъяренный, что, казалось, все волосы у него на голове  торчали дыбом от злости.

                       -Чтобы я вас больше не видел в своем клубе! – вскричал он, - Вы видели, что произошло?! Теперь на мне несводимое пятно! Убирайтесь с моих глаз! Мне только копов не хватало!

                       -Ладно, ладно, - примирительно пробормотал Дейв, - это было недоразумение, несчастный случай. Не стоит кипятиться!

                       -Ах, не стоит?! – хозяин клуба окончательно пришел в ярость, - так вот, если я вас еще раз увижу, то подам на вас в суд! Музыканты хреновы!!! Испоганили мое заведение… Да я вас сгною!!!

                       -Кажется, нам больше не поиграть вместе, - задумчиво произнес Майк, - конец рок-группе, да?

                       -Совершенно верно, конец! – он подтолкнул их к выходу, - конец всему! Убирайтесь отсюда подобру-поздорову!

                       -А может, напротив, - задумался Дейв, - стоит поговорить с журналистами, и этот случай прибавит нам рекламы?

                       -Как ты можешь говорить такое! – Кирк несильно ткнул его кулаком в бок, - ты, конечно же, пошутил…

                       -Вовсе нет. Быть может, это идея.

                       -Да пошел ты со своей идеей! – огрызнулся Кирк.

                       -Вы как хотите, но я пас, - согласился с ним Майк, - прощайте. И с этими словами он  затерялся в толпе. Следом за ним пошел и Кирк, бросив на Дейва уничтожающий взгляд, и на прощание промолвив, - счастливо оставаться, гений!..

 

                        После разговора с инспектором Мелани была в шоке. Живя в Нью-Йорке, она привыкла ко многому, но то, с чем ей довелось сегодня столкнуться, не укладывалось в голове. Смерть сразу пятерых девушек на концерте в одно и то же время и без каких-либо явных причин было для нее зловещей загадкой. И среди погибших – две ее знакомые, из которых одна – лучшая подруга. Мелани сложно было сейчас понять, что больше никогда она не увидит Веронику, не услышит ее звонкого голоса и зазывного смеха! Она ушла туда, откуда никогда не бывает возврата. Это чрезвычайно огромная потеря за один вечер, поначалу не предвещавший ничего дурного. И уж конечно, она была уверена, что причина всего этого в чем угодно, только не в Дейве, ее милом Дейве, которого она бы не променяла ни на кого на свете! Только бы познакомиться с ним!..

                       Мелани уже собиралась покинуть тесное, пропахшее потом и дымом сигарет помещение клуба, как вдруг… ее сердце забилось в сладостном предчувствии. Прямо перед ней в толпе стоял Дейв. Вид у него был сосредоточенный, во рту дымилась сигарета, а окольцованные перстнями пальцы правой руки сжимали свой неизменный «Гибсон» в кожаном футляре. Сейчас или никогда! – твердо решила девушка и на ногах, ставших вдруг непослушными, она подошла поближе. Кровь ударила ей в голову, когда улыбнувшись, она произнесла:

                    -Привет, Дейв! Как дела?

                      На этот раз он удостоил ее взглядом, в котором(о, счастье!), сквозил интерес, и даже ответил:

                     -Привет, крошка. Иногда мои дела бывали намного лучше.

                     -Мне очень жаль, что так произошло, - промолвила она, потупившись, - меня зовут Мелани. Я подруга этих девушек, ну… в общем подруга Дебби и Вероники.

                     -Ах, вот оно что… - задумчиво произнес Дейв, - прими мои соболезнования. Но имей ввиду, я в этом не виноват.

                     -Я знаю, - промолвила она еле слышно, - я давно хотела познакомиться с тобой. Я без ума от тебя и твоей музыки, - «Боже, что я несу!» - в панике подумала она.

                      -Мне лестно это слышать, крошка.

                      -Пожалуйста… - она хотела сказать «не называй меня крошкой», но вместо этого, промолвила: - …давай уйдем отсюда.

                      Дейв смерил ее взглядом и, судя по всему остался доволен:

                       -Мы можем взять пива и поехать ко мне домой. Если, конечно, не возражаешь…

       Больше всего на свете он сегодня не хотел оставаться в одиночестве, и эта девушка, хоть и малолетка, но вполне подходит. А почему бы и нет?! Не обязательно же ее сразу тащить в постель, можно и просто поболтать. Это сейчас как нельзя кстати!..

                         -Конечно, не возражаю, - она неловко улыбнулась.

                       Перед клубом, на стоянке стоял «Харлей Девидсон», и Дейв неспеша снял с него цепь, оседлал и  крикнул:

                         -Садись сзади. И придержи гитару.

                       Кивнув, Мелани взобралась на мотоцикл, ее руки обхватили талию музыканта, одетого в кожаную куртку. Правая рука ощущала гриф «Гибсона» в кожаном чехле. Несмотря на моросящий холодный дождь, Мелани была счастлива, ведь сегодня сбылась самая заветная мечта  – она рядом с Дейвом Холландом. Сидит сзади на мотоцикле и обнимает за талию. Более того – он попросил присмотреть за его гитарой. А это великая честь, о большем она не смела и мечтать!..

                            -Держись, как следует! – крикнул Дейв и мотоцикл сорвался с места и понесся по ночной и грязной Нью-Йоркской улице в центр Манхеттена, навстречу неоновой рекламе и небоскребам, горящих гирляндами огней…    

                        

                         После бесконечных допросов и разговоров у Рика Мартина невыносимо разболелась голова. Однако по пути в участок он продолжал размышлять о случившемся. Показания свидетелей фокусировались лишь на одном человеке – Дейве Холланде. Этот музыкант хранил в себе какую-то тайну. Но какую? Рик вспомнил, как парень держался на допросе, с какой откровенно хамоватой и показной самонадеянностью отвечал на вопросы. И все это, пожалуй, неспроста. Музыкант, вероятно, сам напуган до смерти. Или знает кое-что, о чем боится рассказать. Но по крайней мере парню что-то не дает покоя. Знать бы только – что!..

                         В участке Рик задумчиво присел за свой рабочий стол. Время было уже довольно позднее, и почти все сотрудники  разошлись по домам. Оставался лишь Том, который развалился на стуле рядом, размешивая ложечкой черный кофе из автомата. Рик поинтересовался, нет ли у него аспирина и получив отрицательный ответ, потер пальцами виски. Головная боль упорно не проходила.

               -Ну, как тебе этот рокер? – сонным голосом поинтересовался Том, отхлебывая кофе.

         Рик пожал плечами.

               -Знаешь, с первого взгляда сложно сказать что-либо однозначное.

           Том  произнес глухим голосом:

                -По моему, тут все ясно.

            Дейв посмотрел напарнику в глаза.

                -Что ясно?

                -И музыканты, и фанатки одним миром мазаны, - он шумно отхлебнул кофе, и выругался, потому что горячий напиток пролился на грудь, испачкав рубашку, -  всегда обкуренные, как гады, тут и говорить нечего.

                 -А если экспертиза установит, что они не принимали наркотиков? Что тогда? Твоя теория рассыплется, как карточный домик? – в голосе Рика послышался сарказм.

               Том почесал за ухом.

               -Все девчонки, которые слушают такую музыку – наркоманки, это факт! О них и говорить бестолку!

               -Ты знаешь, я попросту тебе удивляюсь, - заметил Рик, - как с такими взглядами тебе удалось так долго продержаться в полиции?

               -Да, брось, старик, нужно проще ко всему относиться. Вот и все.

               -Да, но к работе нужно относиться серьезно. Если мы завалим это дело…

               -Ну и что тогда? – Том усмехнулся и забросил ногу на ногу, - объясняю, ничего страшного не будет. По крайней мере, мир не перевернется.

               -Но это ведь мое первое дело здесь, в Нью-Йорке, - возразил Рик, - не забывай об этом. И если тебе на все насрать, это не значит, что и другим тоже.

           Он потерял всякий интерес к Тому. Боль в голове потихоньку стихала, и Рик почти с облегчением вздохнул. Аспирин на этот раз не понадобился. Но ему по-прежнему не давал покоя Дейв. Этот парень явно что-то знает, и это ЧТО-ТО нужно обязательно выяснить. Нужно встретиться с ним  еще раз, и в самое ближайшее время!..    

                   

                 …Дейв развалился на кровати в бутылкой пива в руке. Старенький «Гибсон» был уже аккуратно расчехлен и лежал рядом.  Мелани неторопливо оглядывала жилище своего обожателя, где по-прежнему царил творческий беспорядок.  Дейв первым нарушил молчание:

                       -Ну и как, тебе нравится?

                Девушка улыбнулась.

                       -Настоящая богемная атмосфера. И здесь рождаются твои песни?

                Музыкант пожал плечами и неторопливо отхлебнул пива.

                       -Не только здесь… Понимаешь, в жизни полно всякого, чего и не объяснишь сразу… Временами на тебя накатывает… какая-то волна что ли…

                      -…вдохновения, - мягко подсказала Мелани, присев рядом на замызганный стул. Ее кумир, по видимому, не особо заботился о своем домашнем очаге, это она заметила сразу. Вероятно, он из тех молодых музыкантов, предпочитающих жить только одним днем.

                      -Вдохновение? – он сделал крупный глоток пива. – Ну, может быть, и так. Я в этом вопросе особо не парюсь.

                       -У тебя девушка есть? – робко поинтересовалась Мелани, с интересом разглядывая видавшую виды, однако, бесценную гитару.

                       -Девушка? – переспросил он, пожав плечами, - у меня даже жена была. Когда-то.

                       -И где же она сейчас? – в глазах Мелани промелькнула тоска.

                       -Разбежались, - он еще раз отхлебнул пива и уточнил:

                   - Прожили год вместе и разбежались в разные стороны, как корабли в море.

       Он поглядел на нее помутневшими глазами, и сказал:

                   - Послушай, если хочешь можешь взять пиво из холодильника.

                     Взглянув на старый, гудящий холодильник с облупившейся краской, она отрицательно покачала головой.

                        -Спасибо, я не пью. – ответила с улыбкой, - маленькая еще.

                        -А сколько тебе лет? – поинтересовался он как бы между прочим.

                        -В декабре исполнится семнадцать, - ответила она и пересела на кровать.

                 Какое-то время они молчали. Дейв  допивал свое пиво, а Мелани тоскливо подумала о еще не законченной школе и скучных занятиях, где почти все – и ученики, и преподаватели считали ее чужой. Наконец, Дейв взял в руки гитару. Девушка с интересом следила за его движениями. Хоть инструмент и не был  подключен к усилителю, он взял несколько аккордов. Нежные, мелодичные звуки чуть слышно ласкали душу.  

                 -Я иногда играю на не включенной гитаре, - объяснил он, продолжая мягко перебирать струны, - отрабатываю технику и все такое… Да и соседей не хочу зря злить. У них и так на меня зуб.

                 -И почему же?

               Он пожал плечами, и, взяв в рот медиатор, заиграл  правой рукой переборами. 

                 -Потому что они мерзавцы! Особенно одна. Домохозяйка. На редкость отвратительная старушенция!.. Вообще хочет меня сжить со света.

                  -Ты ей сделал что-то плохое? – Мелани почувствовала в своем голосе хрипотцу и несколько раз откашлялась, прочищая горло.

                  -Да ровным счетом ничего!.. – Дейв говорил раздраженно, - просто она меня считает одним из бездельников, которые словно прыщ на носу добропорядочного общества. Вот и все. Надеюсь, понимаешь.. – бросив на девушку быстрый взгляд, он едва заметно улыбнулся.

                   -Конечно. – Она рассмеялась.

                    Дейв нахмурился.

                   -Ты находишь в этом что-то смешное?

                      Она покачала головой.

                    -Нет-нет, Дейв, не обижайся… Просто рок-музыканты – это отщепенцы. Не расстраивайся, так всегда было и будет. И раз уж ты избрал такую стезю…

                              -…то должен терпеть, - закончил за нее Дейв, и, взяв в руку медиатор, провел по струнам. Он вновь посмотрел на девушку, которая нравилась ему все больше и больше. – Ты сказала, вдохновение играет главную роль в моем творчестве. Ведь так? – он вопросительно посмотрел на нее. Под этим взглядом Мелани слегка смутилась.

                             -Это, как правило, происходит со многими. Разве нет? – Она раньше замечала, что глаза у Дейва серо-голубые и очень ясные. Только сейчас взгляд его стал  мутным от пива. Наверное, таким людям бывает сложно лгать?

                             -Я этого совершенно не понимаю, - он отложил гитару в сторону и закурил. – Слово-то какое-то странное: вдохновение. По правде сказать, я не понимаю, что это такое. Когда утром просыпаюсь, то первое, чего мне хочется, это взять в руки инструмент и играть, играть, играть!.. И так каждый день. Иногда приходят новые, неожиданные мысли…

                              -Но это ведь и есть вдохновение.

                              -Каждый день? – переспросил он в свою очередь, затягиваясь сигаретой, - понимаешь, без музыки я не мыслю своей жизни. И не хочу заниматься больше ничем.

                              -Я имела ввиду другое. Ведь не каждый же день тебя посещают новые мысли и чувства во время игры? Вот это оно и есть.

                  Некоторое время Дейв размышлял над ее словами.

                               -Возможно, ты и права.

                               -Скажи мне, Дейв, ты давно играешь на гитаре? – поинтересовалась она, незаметно подвинувшись к нему поближе.

                               -Всю свою жизнь. С шести лет. Но вначале я овладел фортепиано, мать в детстве сама занималась со мной. И в десять лет мне впервые подарили гитару. Самую простенькую. И с тех пор я не расстаюсь с гитарой всю жизнь.

             -А где сейчас твоя мама?

         Дейв вздохнул и возвел взгляд к облупившемуся потолку.

              -В Лос-Анджелесе. Она вышла замуж не так давно. И живет вроде бы счастливо.

              -И ты с ней не видишься?

              -Я с ней созваниваюсь… Послушай, давай поговорим о чем-нибудь другом.

            Какое-то время они молчали и каждый думал о своем, потом Мелани спросила:

               -Хочешь посмотреть фотографии, которые я сделала сегодня на свой мобильник?

              Снимки были нечеткие, местами затемненные, на некоторых вообще не разобрать лиц. Но один из них Дейву особенно понравился, уж очень здорово он получился с гитарой наперевес, рядом с микрофоном, лицо волевое и решительное. «Можно сделать плакат, - подумал он, - если бы на мобильниках камеры не были такого низкого качества».

                 -Тебя не утомил сегодняшний вечер? – поинтересовалась Мелани, когда Дейв принес из холодильника очередную бутылку пива и они вновь устроились рядом на кровати, - Я имею ввиду гибель девушек и бесконечные расспросы копов.

                 -Да пойми же, я даже не представляю, как это произошло, - он начал заметно нервничать, даже лицо немного перекосило, словно от боли, - Что бы там ни было, я  абсолютно ни при чем…

                  -Дебби и Вероника… Их нет. Для меня сегодня это, как удар, - она посмотрела на часы. Половина двенадцатого…

                  -Извини, мне нужно позвонить домой.

                  Сделав звонок, который Мелани называла перекличкой, и выяснив, что мама дома и не особо волнуется, она вернулась, но присела на этот раз на стул. Дейв с задумчивым видом продолжал терзать струны гитары.

                   Вдруг в дверь требовательно постучали. Он нехотя поднялся и вышел в узенькую прихожую.

                   -Ты кого-то ждешь? – спросила Мелани. Он отрицательно покачал головой.

                   -В общем-то нет… Хотя, быть может, это копы, - неуверенно пробормотал Дейв, - после сегодняшнего они не оставят меня.

                  Сняв цепочку, он открыл дверь, и увидев непрошенных гостей, буквально оторопел, отступив на шаг в глубину квартиры.

                     Гостей было трое. Один из них, самый здоровый, с квадратной челюстью и уродливым шрамом через всю правую половину лица, первым прошел в квартиру. За ним следовал некий поменьше ростом, бритый наголо, одетый в черный кожаный костюм. Завершал шествие толстяк в черном костюме и при галстуке, с острами, выразительными глазками и застывшей улыбкой на гладковыбритом лице.

                     -Здравствуй, Дейв, - еще шире улыбнулся толстяк, без приглашения проходя в квартиру.

                     -Привет, Карл, - несколько опешил хозяин и посторонился пропуская всех в комнату.

            Это, конечно же, был Карл Бюхлер, тот самый… Впрочем, о нем Дейв до самого последнего момента предпочитал не думать, постоянно оттягивая момент встречи, пока она все-таки не состоялась. 

                      -Решил тебя навестить, - мерзко ухмыльнулся Карл, доставая из кармана сигарету. Бритый наголо тут же услужливо поднес зажигалку. Прикурив, толстяк пустил к потолку облако дыма.

                      -Спасибо, Реджи, - кивнул он лысому и присел на один из грязных стульев. Оглядев квартиру, от посмотрел на Дейва: - Да, обстановочка у тебя еще та. Свинарник, да и только! Неужели трудно как следует обставить квартиру или хотя бы прибраться?

                  При этих словах верзила со шрамом фыркнул, и деловито встал позади Карла, заложив руки за спину. Реджи тем временем прошелся по комнате, рассматривая постеры с рок-группами, висевшими по стенам. Дейв промолчал, а толстяк добавил:

                      -Ну да, конечно, ты никогда не стремился к чистоте, верно, Дейв?

            Мелани встала со стула и отошла к стене. Ей это все очень не понравилось, и она  замерла в испуге.

                       -Что тебе нужно, Карл? – произнес Дейв. – Мы говорили с тобой на днях, и долг я тебе отдам, как только смогу.

                   Долг составлял тридцать тысяч долларов, которых у Дейва, разумеется, не было. Несколько лет назад Карл, которого, как Дейву казалось, он знал довольно неплохо, одолжил ему денег на аппаратуру. Конечно, он знал, что Карл ведет нечистую деятельность, густо замешанную на незаконных оборотах чего бы там ни было. Возможно даже оружия и наркотиков. Возможно. Поскольку Дейв не знал этого наверняка. И попросту не придавал значения. К тому же, с Карлом его познакомил один из давних приятелей, которого Дейв знал чуть ли не со школы, который представил толстяка как истинного знатока музыки и музыкального продюсера. Окрыленный деньгами, Дейв купил  старенький «Гибсон». Ходили слухи, что на нем играл сам Ричи Блекмор. Гитара пришлась ему по душе, она словно всю жизнь дожидалась своего нового хозяина, которым на полных правах и стал Дейв. Хороший инструмент, считал он, - это самое главное! И гитара исправно служила ему все это время. Остальные деньги были потрачены на мотоцикл «Харлей Девидсон», а также на всевозможные «примочки», фузы и усилители, и самая малая часть - на оплату квартиры. Дейв считал, что постепенно сможет вернуть долг, играя концерты в течение двух лет, однако на деле все вышло иначе. И вот сейчас он оказался у разбитого корыта без гроша в кармане. И пожаловал Карл со своими головорезами. Все это не просто так, отчего неприятно посасывало под ложечкой.

                       -Мне бы получить свои деньги, - произнес Карл, - и чем скорее, тем лучше.

                       -Прошу тебя, Карл, дай мне еще один шанс, я сейчас без гроша. Но обещаю, я сейчас устроюсь на новое место и за полгода я смог бы…

                       -Ты меня не понял, - перебил его Карл, - мне деньги нужны сейчас.

                       -Но мы же договорились, - возразил Дейв, нервно сжимая пальцы, - что ты дашь мне отсрочку.

                       -Парень, мне надоело твое дерьмо, - рассердился Карл, улыбка к этому времени окончательно сошла с его лица, - я ждал два года, и теперь мне надоело! Тем более, после сегодняшнего случая в клубе к тебе на хвост сели копы, а мне это совершенно ни к чему! Так что, будь добр, верни  мои деньги!

                     Дейв отрицательно покачал головой.

                       -У меня сейчас вообще ничего нет. Делай, что хочешь, но денег у меня нет!

                     Карл окончательно вышел из себя, его глаза метали молнии.

                      -А я и сделаю, что хочу, в этом можешь не сомневаться! – вскричал он и обратился  к верзиле со шрамом:  - Билли, мальчик мой, покажи этому волосатому ублюдку, что к чему!

                    Верзила подошел к Дейву, мерзко ухмыльнулся. И внезапно резко ударил его стальным кулаком под дых. Дейв согнулся пополам, хватая ртом воздух. И тут же ребром ладони нанес несильный, но меткий удар по шее. Музыкант рухнул на пол, как подкошенный. Мелани закричала, прижавшись к стене. Ее сердце отчаянно билось. Реджи тем временем достал из-за пояса магнум тридцать восьмого калибра и, поигрывая им, подошел к Дейву, корчащемуся на полу. Сильно размахнувшись, он ударил его ногой в тяжелом кованном ботинке в лицо. Тот коротко вскрикнул, схватившись рукой за разбитый нос.

                        -Извини, детка, что вынуждены производить столь неприятную беседу на твоих глазах, - обратился Карл к обезумевшей от увиденного девушке, - но пойми, твой парень нам кое-что задолжал. Человеческого языка не понимает, и мы вынуждены ему это объяснять по другому. - Затем он вновь обратился к Дейву: - Надеюсь, ты понял, что мы  шутить не намерены?

                      Тот молчал, держась за окровавленное лицо. Реджи наклонился, и схватив его за волосы, поднял голову вверх. Тот вскрикнул от боли.

                         -С тобой босс разговаривает, засранец! – воскликнул Реджи, тряхнув его за волосы.

                          -Можете забрать мой мотоцикл, - пролепетал музыкант, - но больше у меня ничего нет.

                          -Мне не нужен твой сраный мотоцикл, - изрек толстяк, - мне нужны мои деньги. Ты влип, парень, и на этот раз как следует!

                          Билли подошел к Мелани, и схватив ее за руку, толкнул в сторону кровати. Девушка закричала. Мобильник сорвался с ее пояса и упал на пол.

                           -Садись на кровать, шлюха, и сиди, полюбуйся на своего дружка.

                       Она хотела поднять свой мобильник, но Билли ее опередил, ударив по нему каблуком. Мобильник смялся, из него во все стороны разлетелись детали.

                           -Вот так-то, - ухмыльнулся он, - не будешь звонить копам.

                           -Билли, мальчик мой, - демонстративно нахмурился Карл, - что за манеры? Разве так можно обращаться с дамой?

                        Мелани разрыдалась, сотрясаясь всем телом.

                            -Мне очень жаль, что ты стала невольной свидетельницей этой разборки, - мягким голосом добавил толстяк, - ты оказалась не в том месте и не в то время. Повторяю, мне жаль, но мы вынуждены так поступить.

                    Реджи взял в руки старенький «Гибсон», и резко размахнувшись, изо всех сил ударил гитару об пол.

                             -Нет! – только и успел закричать Дейв, но было поздно – корпус гитары треснул, развалившись на несколько частей, гриф отлетел и повис на струнах.

                             -Нет! – еще раз крикнул музыкант, но уже безнадежно. Сколько же боли было в его голосе! Закрыв лицо руками, он разрыдался. Реджи неспешно подошел и с улыбкой на лице с силой ударил его ногой в живот.

                            -Реджи, хватит с него, - примирительно произнес толстяк, и снова обратился к Дейву, совсем убитому горем: - В общем так, парень. Гитара - вещь наживная. Ты всегда сможешь ее купить. Ты моли Бога, чтобы я не сделал такого, без чего бы ты уже не смог нормально жить дальше. Например, я могу изуродовать пальцы твоих рук. И ты никогда уже не сможешь играть на гитаре. Представь, как тебе подобная перспектива?

                       Толстяк наклонился над ним, внимательно наблюдая, какую реакцию произвели его слова. Дейв кивнул.

                            -Так вот, парень, мне деньги нужны через два дня, пока тебе окончательно не сели на хвост копы. Где ты их будешь доставать, меня не волнует. А пока, чтобы тебе лучше искалось, и чтобы ты ненароком не сообщил копам о нашем сегодняшнем разговоре, мы заберем с собой ее. – Он кивнул на сидевшую на кровати дрожащую Мелани, которая услышав эти слова, испуганно вскинула голову.

                            -Пожалуйста, - пролепетала она, - не надо! Я сегодня только с ним познакомилась. Пожалуйста, - глаза ее снова наполнились слезами, и размытая тушь потекла по щекам, - отпустите меня, прошу вас!

                         -Извини, девочка, но мы не можем этого сделать, - сварливо произнес толстяк.

                         -Я попробую что-нибудь сделать, - произнес Дейв, поднимаясь с пола, и тут же снова упал, сбитый на пол ударом ноги Билли.

                    Внезапно Мелани вскочила и со всех ног бросилась к двери.

                         -Держите девчонку! – крикнул толстяк, и в следующую секунду Билли ловко подставил ногу, и девушка споткнувшись, упала на пол.

                         -Помогите!!! Помогите!!! – истошно закричала она, и Билли навалился на нее всем телом, пытаясь зажать рот. И тут же вскрикнул, ударив ее по щеке.

                         -Вот сучка, укусила меня, - он схватил ее и, прижав к стене, вытащил из кармана охотничий нож. Медленно он поднес лезвие к ее шее, - только пикни, и я вырежу тебе глаз. Только попробуй еще раз крикнуть, сучара! Пожалеешь, что родилась на свет!

                   Девушка тяжело дышала, глядя на лезвие ножа, в ее глазах стекленели слезы, растекшаяся по щекам тушь придавала ей отдаленное сходство с Элисом Купером.

                         -Пожалуйста, - всхлипнула она, - вы раздавили мой мобильник. Но можно мне позвонить маме, чтобы не волновалась?

                       При этих словах Реджи и Билли залились смехом.

                          -Конечно, - ухмыльнулся Карл, - чтобы она потом сообщила копам? Нет, номер не пройдет. Никаких звонков. Пока этот засранец, - он кивнул на Дейва, - не вернет мои деньги.

                …Вскоре они направились к двери, Реджи волочил упирающуюся девушку, которой на всякий случай залепили рот лейкопластырем.

                         -Запомни, парень, у тебя только два дня, - напомнил Карл уже у самой двери. И Билли напоследок ударил его ногой в живот, отчего Дейв, уже успевший подняться на ноги, снова сложился пополам.

                   Они ушли, оставив после себя гнетущую тишину и безысходность…

                …Какое-то время Дейв тупо сидел на стуле, прижимая к разбитому лицу мокрую тряпку и обреченно глядя на разбитый «Гибсон». Гитара была безнадежно сломана и ее было уже не починить, не склеить и не собрать. Разбросанные где попало ее части будто молча упрекали его: «Как ты мог допустить, что со мной так  поступили?! Разве я не служила тебе верой и правдой?.. Разве я подводила тебя хоть раз?»

                    С большим трудом до него постепенно доходил смысл всего, что произошло за сегодняшний день. Перечеркнуто было все! Дела обстояли -хуже некуда! Он остался без гитары, без средств к существованию, его группа развалилась. Более того, за два дня он должен где-то раздобыть тридцать кусков, иначе ему конец! И не только ему, а к этой девушке с которой он только сегодня познакомился. Нельзя сказать, что она была ему безразлична. За несколько часов, проведенных вместе, он почувствовал к ней неподдельный интерес. Словно она стала для него единственной  опорой в этом одеревенелом и безнадежном мире. Вздохнув, Дейв проковылял к холодильнику и достал бутылку пива.

                     В это время в дверь постучали. Дейв опустился на стул и дернул за кольцо, открывая пиво. Затем жадно приложился к горлышку бутылки, прикидывая в голове, кто бы это мог быть. Вряд ли эти ублюдки вернулись. Скорее, это ненавистная миссис Сандерс. Услышала шум и пришла скандалить, стерва! Дейв почувствовал, как жгучая ненависть поднимается у него изнутри.

                         -Входите, не заперто, - хотел крикнуть он, но только прошептал. Дверь осторожно открылась и в квартиру вошел Рик Мартин.

                    Вздохнув, Дейв напряг голос:

                          -Вам-то что нужно, детектив? Как вы мне надоели за сегодняшний день!

                     Рик ответил не сразу, с любопытством оглядывая жилище музыканта. Затем промолвил:

                           -Просто я проходил мимо, и подумал, а что, если ты по мне как следует заскучал?

                           -Мне сейчас не до шуток, - Дейв снова приложился к бутылке.

                           -Да какие могут быть шутки, - Рик поставил на ножки валявшийся стул и присел на него. Добавил: - Но по тебе видно, что ты жаждешь поговорить.

                           -Я вас не приглашал, - буркнул Дейв, угрюмо глядя мимо инспектора.

                     Тот поглядел на останки «Гибсона» и покачал головой.

                           -Как же ты теперь будешь без такого дорогого инструмента играть свою музыку? – задумчиво поинтересовался он. Казалось, он наслаждается ситуацией, хотя, это было не так.

                 Дейв не выдержал:

                           -Что вам надо?! Убирайтесь отсюда ко всем чертям! – его вдруг окрепший голос зазвенел на всю комнату, - пришли насладиться моим поражением?!

                            -Нет, зачем же так? – произнес Рик на редкость спокойным голосом, - кажется, ты попал в беду.

                            -Это не ваше дело! – захрипел Дейв, с ненавистью оглядывая инспектора, - я вас не звал!..

                             -Скажи мне лучше, эти люди, которые вышли от тебя несколько минут назад… Кто они?

                              -Я повторяю, это не ваше дело! – истерично взвизгнул музыкант, - я не желаю с вами разговаривать!..

                              -Успокойся, парень, - миролюбиво промолвил инспектор, - истерика - это удел женщин.

                              -Будете мне лекции читать? – зло осведомился Дейв, и не выдержав, бросил недопитую бутылку в стену. Она разлетелась вдребезги и по старым обоям расползлось темное пятно, распространяя по комнате резкий пивной дух.

                               -Ты им что-то должен, не так ли? – продолжал допытываться Рик по-прежнему ровным голосом.

                               -Даже если и должен, то вам какое до этого дело?

                               -Быть может, я смогу помочь. Только ответь мне - кто эти люди и чего им от тебя надо?

                                -Да идите вы в жопу, инспектор! – резко бросил Дейв, закрыв лицо руками.

                                -Мы ведь можем поговорить с тобой и в другом месте. Например, в моем кабинете.

                                -С какой стати? – он отнял руки от лица, разглядывая инспектора так, словно видел его в первый раз.

                                -Не забывай, что ты один из подозреваемых в гибели пятерых человек. Я могу ведь тебя и задержать до выяснения обстоятельств.

                                -Как бы не так! – издевательски воскликнул Дейв, - у вас нет на это достаточных оснований, инспектор.

                                -Ну, хорошо, - немного смягчился Рик, - с этими людьми вышла девушка, у которой рот был заклеен лейкопластырем. Возможно, это похищение, и ты можешь стать соучастником. Ты лучше расскажи мне все.

                                -Вы что, меня пытаетесь запугать? – снова взвился Дейв. – А ну вон из моей квартиры! Я не желаю с вами разговаривать!

                          Рик встал и прошелся по комнате.

                                -Ну что ж, это, конечно, дело твое, - его голос приобрел металлический оттенок, - но имей ввиду, девушка, которая вышла отсюда с этими выродками, одна из свидетельниц. Я ее узнал, это Мелани Сконфорд. А похищение свидетеля - серьезное преступление. И у меня есть основание считать, что ты в этом замешан. Так что, советую хорошенько подумать.

                          Он с удовлетворением наблюдал за реакцией, которую произвели его слова. Дейв теперь хоть и выглядел несколько сконфуженно, однако сдаваться не собирался:

                               -Это еще придется доказать, мистер Мартин. А я готов спорить, что у вас ничего на меня нет!

                               -Но обязательно появится. Это я могу гарантировать. – Он наклонился, разглядывая безнадежно раздавленный, раскуроченный  мобильник. – Могу я это забрать?

                               -Конечно, я как раз собирался это выбросить, - огрызнулся Дейв, которого, казалось, в этот момент ничего не интересовало.

                            Рик достал из кармана маленький полиэтиленовый пакетик и аккуратно сложил в него остатки мобильника. 

                               -Зачем он вам?

                               -Сдается мне,  он принадлежал Мелани, - задумчиво произнес Рик, - кто знает, может и Sim–карта еще цела.

                               -Сомневаюсь.

                       Немного поразмыслив, Рик направился к двери, но на пороге оглянулся:

                               -Все-таки подумай о сотрудничестве. Мой тебе совет: как следует подумай!

                       С этими словами он вышел из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.  Дейв остался наедине со своими противоречивыми мыслями…. 

                                          

ГЛАВА 5

                   

                     …Резко щелкнув, лифт остановился на уровне его окна. Двери открылись, но в кабине царил полный мрак. Единственным источником света, был тусклый фонарь на лбу неизвестного. Судя по всему, он был в каске, как у шахтеров или строителей. Свет фонаря рассеивался по комнате, и рассмотреть его лицо было невозможно. Незнакомец прильнул к стеклу, вглядываясь в комнату. Где-то вдалеке послышался гудок локомотива.

                        -Ты слышишь этот гудок? – прошелестел по комнате чей-то еле слышный голос, - он едет прямо к тебе в квартиру. Он едет по твою душу. Молись, пока можешь!

                        За окном послышались возня и хриплое дыхание. Затем стекла буквально взорвались, осыпав его осколками. Сделав шаг, неизвестный ступил прямо на подоконник, и затем спрыгнул на пол комнаты, луч света на каске, казалось, ослепил.

                         …Закричав, Альберт проснулся. Он лежал на смятых простынях, его волосы слиплись от пота. За окном стояла полная темень. И снова, снова этот кошмар!.. Быть может, это знамение свыше? Перевернувшись на другой бок, он попытался успокоиться. Но сердце безумно колотилось. Уснуть больше не удалось. Почти до самого рассвета… 

                           

                    Зная, что в будние дни на всех московских вокзалах перерыв в электричках был до часу дня, Альберт приехал на Савеловский  как раз к этому времени. Погода хоть и немного наладилась, но по-прежнему обдавало холодной сыростью. Небо слегка просветлело, срывались какие-то жиденькие осадки с крупинками снега. Прохожие спешили по своим делам, ежась под ветром.

                     Купив в кассе билет в оба конца, Альберт сел в последний вагон первой, отходящей после перерыва электрички, не забыв перед этим разузнать, что она точно останавливается на станции Орево.  Вагон был почти пустой, если не считать нескольких немолодых мужчин и женщин, нагруженных многочисленными тюками и сумками. Альберт сел на деревянное сидение напротив старика в сером пальто, сосредоточенно и сердито читавшего свежий номер «Московского Комсомольца». Временами он хмурился, раздосадованно покачивая головой.

                      В вагоне было холодно, и Альберт поплотнее закутался в свою куртку-аляску, подняв капюшон. Сейчас он чувствовал себя идиотом. Ехать на край света, непонятно к кому! Почти что «на деревню к дедушке», как у известного классика. И что ему скажет этот бывший афганец? Петр ведь ясно сказал, что тот не в себе. Неужели дело стоит того, чтобы мерзнуть в этой электричке, бросаясь словно в полынью в какую-то авантюру... Хотя с другой стороны,  Петр - человек серьезный. По крайней мере так утверждала Диана, которой он специально перезвонил после разговора с ним. Диану он знал давно, а она попусту говорить не будет, уж в этом он был уверен. Дело того стоило, хотя Альберта и терзали некоторые сомнения.

                    На одной из остановок в вагон ввалилась толпа молодежи – парней и девушек с рюкзаками за плечами, и вагон сразу наполнился веселым шумом,  и смехом. Заиграла музыка – какая-то «попса». Но у Альберта отлегло от сердца, столько бодрого духа привнесли  молодые люди в этот полумертвый, как казалось, вагон. От них веяло жизнью, и у Альберта тоскливо сжалось сердце – как давно он не ощущал в себе беспечного молодого задора, не смеялся от всей души…  Плохое настроение вместе с сомнениями постепенно отступало. Зато старик, сидящий напротив, несколько раз недовольно оглянулся на шумящих ребят, всем своим видом выражая свое неудовольствие…             

              Чтобы размяться, согреться, Альберт вышел в тамбур. Там стоял какой-то замухрышка в замызганной  одежде и грязной кепке, похожий на гастарбайтера, и задумчиво смолил сигарету без фильтра. От него дурно пахло, Альберт отошел в противоположный конец тамбура и вытащил сигарету. Машинально прочитал надпись на стене: ОКОЛО КРУГА ПО КРУГУ. И  еще: ЗАЛЬЦМАН.

                Закурив, он снова задумался о странном месте, куда сейчас направлялся, и еще более странном человеке, к которому спешил. Мелькнула мысль, - а что если его не будет дома, и не солоно хлебавши придется тащиться назад…

                   …Альберт вышел на платформу в компании с ворчливым стариком, сидевшим напротив и женщиной бальзаковского возраста с двумя вместительными сумками. Здесь, за городом, было гораздо холоднее, с неба накрапывала какая-то изморозь, а солнце без следа скрылось за тяжелыми тучами. Временами налетал пронизывающий до костей ветер.  В этот послеполуденный час платформа была почти пуста. Кругом грязь и мусор. Около перевернутой урны бродячая собака неопределенной породы жадно доедала брошенный кем-то пирожок. Альберта встретило полное запустение. Унылый пейзаж пригородной подмосковной станции – привычное явление, но сейчас, в этот тусклый осенний день, он особенно бросался в глаза, навевая печаль.

                     Спустившись по ступенькам  платформы, он прошел мимо двух старушек, торгующих солеными огурцами и воблой. У заколоченного газетного киоска валялся труп кошки, исклеванный воронами, которых, судя по хриплому карканью, доносящемуся с вершин голых деревьев, здесь водилось немало. Альберт даже спросил себя, как можно жить в таком захолустье, и ответа на этот вопрос найти не мог, это было выше его понимания.

                 …Он неспешно двинулся по тропинке через голое, осеннее поле. Дорогу полностью развезло от бесконечных дождей, и его ноги в кожаных сапогах, с усилием месили жидкую грязь. Тропинка заканчивалась у небольшого леса, волей тысяч человек превращенного в свалку мусора. Здесь повсюду валялись консервные банки, бутылки, старые велосипедные шины... Навстречу попались две крупные, очень грязные бездомные собаки. Вид у них был жалкий. Навострив уши, они на миг остановились, и, казалось,  поглядели на незванного гостя с удивлением,будто бы говоря: «Ты новенький, мы тебя раньше не видели! Что ты забыл здесь, в такой  запущенной дыре?..» 

                       За лесом начиались одноэтажные строения. Некоторые удивленно глядели на него. Асфальт под ногами был весь разбит и разворочен, местами попадались глубокие лужи. Все здесь, казалось, съедено запустением, словно металл коррозией. Странно, но до сих пор ему не попался ни один современный коттедж, которыми сейчас славится Подмосковье, где почти вся земля  давно скуплена новыми русскими. Но этот уголок подобная участь похоже не затронула, что оставалось для Альберта загадкой. «Нужно обязательно об этом поинтересоваться у Максима», - подумал он, и завернув за угол, увидел  описанный Петром ярко-оранжевый дом, который своим видом резко выступал из унылого пейзажа. Его окружал зеленый забор, а участок был с любовью ухожен. Вдоль дороги тянулись аккуратно подстриженные кусты, в глубине усадьбы виднелся колодец. Чуть поодаль стоял открытый гараж, из которого выглядывала новенькая серая «Ока». На покатой крыше была установлена круглая спутниковая антенна.

                     Альберт подошел к калитке и тронул ее. Она оказалась незапертой, и он медленно прошел во двор, в котором никого не было видно.

                        -Эй, хозяин! – негромко позвал он и прислушался.

                 Никакого ответа. Откуда-то из кустов на крыльцо выпрыгнул ухоженный и пушистый рыжий кот. С любопытством разглядывая  непрошеного гостя, устроился на ступеньках.   Поднявшись на крыльцо, Альберт подошел к двери и негромко постучал. Никакого ответа. Рыжий кот за его спиной принялся сосредоточенно умываться.  Альберт толкнул дверь, которая оказалась незапертой, и застыл на пороге, ослепленный царившей в доме темнотой.

                 -Эй, есть кто здесь? – крикнул он в темноту, и секунду спустя шагнул за порог. Сердце бешено колотилось. Наверняка его нет дома. Тогда почему не заперта дверь?

                 Как следует поразмыслить он не успел, дверь захлопнулась и он оказался в кромешной тьме. В нос ударил запах сырости и старых тряпок. И в следующий миг, казалось, заговорила сама темнота:

                -Стой, где стоишь! – голос был резкий и довольно высокий. Без сомнения, он принадлежал немолодому мужчине.

                -Добрый день… - Альберт немного сконфузился, пытаясь привыкнуть к темноте, в которой маячил чей-то силуэт, - Петр Баранов говорил о моем визите.

                -Я тебя спрашивал? – послышался ответ. Скрипнула половица под тяжестью шагов, и тот же голос добавил: - Будешь отвечать, когда я задам вопрос.

                   Силуэт подошел ближе, и Альберту в подбородок уперся холодный ствол. Это ему совсем  не понравилось, он попытался обратить все в шутку:

                   -Разве так встречают гостей? – С упреком спросил Альберт, хотя сердце бешено колотилось.

                    -Молчать! – рявкнул голос, - отойди к стене! – Он подчинился. И тотчас прихожая озарилась ярким светом. Первое, что бросилось в глаза, это дуло автомата Калашникова, направленное ему в лицо. Человек, державший оружие, был коренаст и одет в камуфляжную форму. Длинные до плеч, наполовину седые волосы, висели как пакля, густая с сединой борода, скрывала почти половину лица, холодные глаза пристально изучали гостя.

                    -Вы Максим Мельников, ведь так? – прервал Альберт нависшее грозное молчание.

                    -Может быть, и так. – молвил хозяин дома, которому можно было дать лет пятьдесят, - а ты что за хер?

                    -Я же говорю, меня зовут Альберт, Петр Баранов должен был предупредить о моем визите… Пожалуйста, уберите автомат, а то как-то неловко…

                    Максим усмехнулся, но оружие все-таки опустил.

                    -Ладно, извини, - он вдруг широко улыбнулся, обнажив неожиданно крепкие, почти белые зубы, - это была проверка. Насколько я знаю, ты журналист?

                    -Вы всегда  встречаете гостей таким образом? – поинтересовался Альберт, входя в комнату.

                    -Журналист - шакалья профессия, - заметил Максим, прислонив автомат к стене, - ну да ладно, проходи и чувствуй себя, как дома. А это, - он кивнул на автомат, - просто привычка.

                    -Ничего себе привычка… Так ведь и до смерти пугать можно.

                    -Да ладно, - Максим махнул рукой, - сейчас такое время, что надо быть начеку! А этим – он кивнул на автомат, - вряд ли кого проймешь, даже школьника.

               Альберт оглядел жилище бывшего воина. Прихожая, если можно было ее так назвать, представляла собой свалку старых вещей – курток, пальто, телогреек, которые, видимо, не помещались на вешалке, расположенной в углу, за дверью. Пол был деревянным, стены голые, если не считать круглого зеркала и небольшой тумбочки под ним. В дальнем углу висело несколько икон, вероятно, очень старых, поскольку лики на них потемнели от времени. Прихожая вела в небольшую комнату, где  стояла кровать, а посредине - круглый стол, по стенам стояли шкафы с книгами, в углу на тумбочке – небольшой телевизор с видеомагнитофоном.  В углу, рядом с  видавшим виды диваном –  допотопный старый телефон  с круглым диском. На диване спал серый, пушистый кот.

                      -Присаживайся, - Максим указал на один из стульев, - по такому поводу можно и выпить.

                       -Спасибо, - Альберт аккуратно присел на диван, стараясь не разбудить кота, однако тот и ухом не повел.

                       -У меня есть хор-р-роший самогон, - сообщил Максим, - собственного изготовления. Уверен, ты его оценишь.

                       -Надеюсь, - Альберт до сих пор не мог избавиться от шока первой встречи с Максимом. Все-таки, правильно Петр предупреждал, что он со странностями. Интересно, закончились ли на этом сюрпризы?..

           Между тем хозяин достал из холодильника большую бутыль с самогоном, огурцы, соленые грибы, и нарезал хлеб неровными большими ломтями.

                      -Рюмок у меня нет, только граненые стаканы, - сообщил он, не оборачиваясь, - очень даже по-русски, а, как ты считаешь?

                      -Мне все равно из чего пить, - вяло откликнулся Альберт.

                      -Ну и отлично. Тогда сейчас…

                      -Послушайте, Максим, можно поинтересоваться, почему эта земля такая дикая, запущенная?

                      -Дикая? – Он посмотрел на того с недоверием.

                      -Я имею ввиду, почему эти места до сих пор не скуплены какими-нибудь воротилами? Ведь сейчас недвижимость, участки скупаются на корню. А здесь – тишь да гладь…

                     -Не знаю… - Максим пожал плечами, - по мне, так и слава Богу. А насчет богачей, - он кивнул в сторону окна, - за лесом есть несколько частных фермерских хозяйств. Все, как положено.

                     -Но почему здесь нет дорогих дачных коттеджей, вилл, и тому подобного? Все-же это Подмосковье.

                     -Администрация не хочет арендовать этот поселок под дачные участки. Видимо, у них есть на то причины, - Максим обернулся и кивнул на стол, - Иди сюда, давай выпьем за знакомство, - Он почти до краев наполнил стаканы.

                      -Мне не очень много, - запротестовал Альберт, - А то развезет. Самогон все-таки.

                      -Да будь ты мужчиной, - Максим протянул стакан, - в горах Афгана мы, бывало, делили на глотки обычную воду. Представляешь, простую воду! Потому что ее там очень мало. И только попав туда, начинаешь ценить то, к чему привык. Начинаешь ценить жизнь… Давай же выпьем за знакомство! -  Он поднял свой стакан, и они чокнулись.

                  Самогон обжег горло, словно кипяток. Наколов вилкой несколько соленых грибков, Альберт мигом их проглотил. Максим же выпил самогон, словно воду, даже не поморщившись. Затем достал черный «Жетан», и чиркнул спичкой. Закурил и Альберт. Некоторое время они молчали. Наконец Максим спросил:

                        -Ну и чем же ты еще занимаешься, кроме терзанья пера?

                 Альберт пожал плечами, не зная, как подступиться к этому  странному человеку.

                         -Когда-то я мечтал стать музыкантом. Хотел играть качественный, хороший «Хард-н-Хеви». Но теперь пишу. О той же музыке.

                   Максим усмехнулся.

                         -Ты считаешь, что этого достаточно? Чтобы писать о музыке, ее нужно по крайней мере понимать.

                         -Я ее понимаю, - возразил Альберт, - и вообще, к чему подобные замечания?

                         -Ты сказал, что из тебя не получилось музыканта. А несостоявшиеся музыканты - всегда критики, - глубокомысленно заметил Максим, затягиваясь крепким «Жетаном».

                         -Я сам не захотел этого, - снова возразил Альберт, задумчиво глядя на спящего серого кота, чем-то напомнившего пушистый половичок. Самогон уже начал действовать, и Альберт ощущал неловкость. – И я отнюдь не критик.

                          -Критик – понятие образное. Ты не особенно обижайся на мою болтовню, - Максим раздавил сигарету в обрезанной банке из-под пива.     – Однако, сдается мне, что ты пришел ко мне по важному делу, - он прижал палец к губам, и опасливо посмотрел на зашторенное окно,  - Тихо! Тш-ш, чтобы не услышал кто-нибудь посторонний.

                          -Вы кого-то опасаетесь? – поинтересовался Артур, отправляя почти докуренную сигарету в ту же алюминиевую банку с обрезанными краями.

                           -За мной они постоянно следят. Я даже опасаюсь, что нет-нет, да и присылают шпиков, чтобы поймать меня на крючок, - он погрозил пальцем, - но клянусь Богом, им это не удастся! – Он снова посмотрел на своего гостя, - потому я тебя и проверил, когда ты пришел. И сразу понял, что ты не их человек.

            -Но кто за вами следит? Кто эти люди? И почему следят? – в замешательстве спросил он.

          В ответ он снова прижал палец к губам.

            -Тише. Давай лучше не будем об этом. Возможно, мой дом на прослушке, -  на миг в его глазах появился безумный блеск.

          «Боже мой! – подумал Альберт, - Похоже он просто псих! Стоило ли тащиться сюда?» – Он почувствовал себя разочарованным.

           -Хорошо, - вдруг, словно прочитав его мысли, совершенно иным тоном промолвил Максим, - ты ведь пришел сюда по делу, и потому перейдем к нему прямо сейчас. – Он тяжело поднялся из-за стола, прошел в  конец комнаты, и толкнул еще одну дверь, до этого казавшуюся незаметной. - Прошу!        

           Изумленный Альберт застыл на пороге, не поверив глазам.

          -Проходи, проходи, не стесняйся, - улыбнулся хозяин дома.

          Альберт прошел в комнату, восхищенно качая головой. Она полностью была заставлена аппаратурой самого высшего класса. Чего здесь только не было! И сразу несколько музыкальных центров со множеством колонок, больших и маленьких, всевозможная видео-аудио аппаратура, усилители, сразу несколько вертушек для старых, добрых виниловых пластинок, и на месте окна, которого здесь почему-то не было – огромный жидкокристаллический телевизор. Но самое главное – по стенам тянулась нескончаемая вереница застекленных полок, на которых стояли в ряд тысячи и тысячи виниловых пластинок. Целая коллекция. На некоторых полках стояли и CD-диски, которых было значительно меньше.

          Заметив, как опешил Альберт, хозяин с гордостью улыбнулся:

           -Я обожаю звучание виниловых пластинок. Только на них и остался живой звук. Цифровуха им и в подметки не годится!  Я собираю винил давно, и сейчас ни капли не жалею об этом.

           -Вот это коллекция, - с восторгом вымолвил Альберт. И повернувшись к хозяину, поинтересовался:

           -У тебя, наверное, есть практически все?

           -Да что ты! – тот махнул рукой, - все невозможно собрать даже за всю свою жизнь. Я собирал лишь то, что считаю самым значительным. К примеру, у этого нашего общего друга…

            -Петра Баранова? – подсказал Альберт.

            -У Петьки, - кивнул Максим, - коллекция намного меньше, хотя он такой же старый меломан… Когда-то мы с ним вместе  начинали собирать. Но у него сейчас в основном «цифра», - Максим поморщился, словно от зубной боли, -  А ведь она пожирает качество, как кашалот мелкую рыбешку!

                          Он подошел к одной из полок и, вытащив один из виниловых дисков, протянул гостю.

                -Ты ведь по поводу этого, да?

              Увидев пластинку, он почувствовал, как перехватило дыхание. Не веря своим глазам, он вертел в руках один из альбомов группы «Извержение Вулкана».

               -Откуда это у тебя?

         Хозяин махнул рукой.

               -Да так, купил в свое время на черном рынке, году эдак… - он на секунду задумался, - …в восемьдесят четвертом. Я вообще всегда старался следить за новинками. Сто пятьдесят рублей отвалил за этот диск по тем временам. Я всегда все свои деньги тратил исключительно на музыку.

               -Ничего себе! –  Альберт в восхищении вертел в руках диск. Но фотографии группы там не было. Обложка представляла собой абстрактную графику, напоминающую морские волны. Да и пластинка называлась «Wives of Darkness». Внизу стояло клеймо звукозаписывающей фирмы, выпустившей альбом – «White Music Records».

            Когда Максим поставил пластинку на проигрыватель и дом наполнил виртуозно исполненный Power Metal, они снова сели за стол и хозяин стал привычно наполнять стаканы.

         -Мне совсем чуть-чуть, - слабо запротестовал Альберт.

         -Как скажешь, - он налил гостю на донышке, а себе почти полный стакан. Когда они выпили и самогон снова обжег горло, Максим промолвил: -В то время так не играли…

                Альберт молча кивнул, в очередной раз восхитившись великолепной, ни на что не похожей,  игрой.

         -Ты знаешь, что группа бесследно исчезла в девяносто втором году? – наконец спросил он.

       Хозяин с готовностью кивнул.

          -Конечно, как не знать? –  и затем спросил с хмурым видом: - И ты решил заняться журналистским расследованием?

          -Совершенно верно, - кивнул Альберт, хрустя соленым огурцом.

          -Ты уверен, что это тебе необходимо? – вдруг произнес Максим.

          -Это было задание для моего журнала, - он пожал плечами, - да мне теперь и самому интересно. 

          -Не знаю, как тебе сказать… Ты еще молодой, полный энтузиазма, но. - Максим на секунду задумался, его острые глаза смотрели в упор, - но скажу тебе прямо, не лезь в это дело.

           -Но почему? – изумился Альберт.

        Хозяин неспешно закурил, продолжая пристально изучать гостя. Взгляд у него был настороженный.

           -Видишь ли, с группой связана какая-то темная история. Думаешь, ты первый, кто решил разгадать их тайну?.. А тебе не приходило в голову, почему фотографии музыкантов нет ни на одном их альбоме?

           -Вероятно, коммерческий ход, только и всего.

           -Если бы. – Максим сердито хмыкнул. -  Еще раз повторяю, ты хорошо подумал, прежде чем браться за это дело?

      Альберт почувствовал себя полностью обескураженным, но тем не менее старался не подавать вида:

           -Я не совсем  понимаю тебя, уважаемый ценитель музыки.   

           -Давай без пижонства, ладно? – поморщился Максим. – Могу тебе сообщить, что в девяносто шестом году один из ваших коллег приходил ко мне с такой же просьбой. Просил меня помочь разыскать концы исчезнувшей группы «Извержение Вулкана». Он занимался тем же журналистским расследованием, что сейчас затеял и ты. Я подсказал ему кое-что. Он уехал в Германию, потом звонил мне из Лондона. А после - бесследно исчез. Как сквозь землю провалился. Его искали везде, семья даже наняла частного детектива, но твоего коллегу так и не нашли. Как тебе такой вариант? – спросил Максим, внимательно наблюдая за реакцией гостя.

             -Да просто стечение обстоятельств!.. Кстати, как звали пропавшего журналиста?

          Максим с опаской бросил взгляд на зашторенное окно и заговорил полушепотом:

             -Дмитрий Сагадеев, он работал для молодежного еженедельника «Джокер». Как и ты, приступил к расследованию по заданию редакции.

             -Между прочим, участники этой группы похожи, словно близнецы! – промолвил Альберт, стараясь не обращать внимание  на странности хозяина.

             -Я слышал еще и о том, что  группа состоит из одного человека - усмехнулся Максим.

             -Не может быть! – выдохнул Альберт, - У меня есть запись их последнего концерта на «Уэмбли» в девяносто втором году.

             -Это еще ни о чем не говорит, - снова усмехнулся бывший афганец.

             -Извини, но я  не понимаю…

             -Говорю тебе, оставь, забудь про это дело, - не сдавался Максим.

          Альберт наклонился к нему через стол.

             -Ты что-то знаешь, да? Что за тайна здесь кроется?

             -Поверь мне, лучше об этом ничего не знать, - отмахнулся тот, на этот раз стараясь не смотреть в глаза. – Когда ты обо всем узнаешь, может быть поздно.

             -Ну что ж, - Альберт резко выпрямился, - можешь и не говорить. – Он поднялся на ноги, задвинул на место стул. Хозяин с интересом за ним наблюдал. – Так ты мне поможешь или нет?

           Некоторое время Максим молча смотрел на молодого гостя с печалью в глазах, хотя, быть может, это только казалось и виной всему была игра света. Затем произнес:

             -Ну что ж, ты сам это выбрал…Я знаю одного из техников группы. Его зовут Дольф Флицке, он сейчас живет в Германии в небольшом городке - Франкфурт-на-Майне. Если хочешь, могу дать тебе его адрес. Возможно, он чем-то поможет. Ну а дальше смотри сам!..  Но учти, что за последствия я не отвечаю…  

                          

                           В последующие несколько дней Альберт тщательно проверил информацию, полученную у бывшего афганца по своим, надежным каналам. Хотя он и проникся к этому казавшемуся бесшабашным человеку, что-то в нем настораживало. Он явно был себе на уме. И уж по крайней мере что-то не договаривал. Что он имел ввиду, когда говорил, что  группа «Извержение Вулкана» состоит только из одного человека? Он наверняка знает тайну, и это не обычная бравада. Почему он так упорно советовал «не лезть в это дело»? Быть может, тут что-то задевает его личные интересы?.. Но сейчас  ясно одно – группу окружает некая тайна. И, как бы там ни было, Альберт был по уши заинтригован всей этой историей. К тому же он всегда считал себя человеком, привыкшим доводить начатое дело до конца. Максим сказал: «Я ни за что не отвечаю». Интересно, что за этим кроется?  Безусловно, он хоть и немного «сбрендивший», но наверняка отвечает за свои слова. Хотя, возможно, и  сгущает краски. Так размышлял Альберт, усиленно пытаясь расставить все по своим местам…

                       Дмитрий Сагадеев действительно пропал без вести в ноябре 1996 года во время поездки в Англию, когда он собирал информацию о группе «Извержение Вулкана» для еженедельника «Джокер». Но это было не задание редакции, как у него сейчас, а просто личная инициатива. Дмитрий был большим знатоком музыки, всю свою жизнь писал о музыке, и, стало быть, погиб во имя музыки? Альберту не очень хотелось в это верить. Тем более, что он до сих пор считал  исчезновение журналиста простым совпадением. Сколько в наше время пропадает журналистов! Наверное, десятки, если считать горячие точки. Такая уж  профессия, и кто ее выбрал, готов нести ее тяжкий крест со всеми возможными потерями.

                    В самое ближайшее время предстояла поездка в Германию, где жил этот самый Дольф Флицке, который, как полагал Альберт, поможет пролить свет на тайну «Извержение Вулкана». Техник в любой группе - это уже слишком много, это личность значительная. Тем более в группе, которая как и Дмитрий Сагадеев, загадочно пропала без вести, или во всяком случае сошла со звездного горизонта.

                         Альберт позвонил в редакцию «Music Magazine», и сообщил Валерию Худодееву о своих ближайших планах.

             -Хорошо, - ответил главный редактор, - Мы закажем  билет на рейс «Москва-Берлин» на двадцать девятое октября. На послезавтра. Разумеется, за счет редакции. Держи меня в курсе расследования и, если что, бросай SMS-ски  на мобильник. Возникнут сложности - я всегда помогу!..

               «Если я не исчезну вовсе, как Дмитрий Сагадеев» - подумал он, однако вслух произнес:

               -Спасибо, - и повесил трубку.

          Грустные мысли полезли в голову. «Вот, оказывается, как все просто. Уехал – пропал – не вернулся». И главное никому нет до этого дела!..» 

             Его начали терзать сомнения, и в груди нарастало  смутное чувство тревоги.

                                  

              На следующий день он заявился в гости к матери, которая жила в старом доме, еще сталинской поры с мощными стенами и высокими потолками. Это была  большая, трехкомнатная квартира, знакомая Альберту с детства. Ведь здесь он родился и вырос, там их покинул отец, которого он помнил весьма смутно. Осталось в памяти лишь то, что он работал в государственной Филармонии дирижером оркестра Центрального телевидения и Всесоюзного радио. И еще - был почетным членом Союза Композиторов. Писал симфоническую музыку, и многие его произведения часто передавали по радио. До тех самых пор, пока он не эмигрировал в США. Почему он это сделал, для Альберта было загадкой. Ведь он отнюдь не был изгоем или диссидентом, как многие известные писатели или актеры. Напротив – ему в этой стране были открыты все дороги. Мама говорила, что первое время он писал длинные письма о том, как он осваивается с тонкостями жизни в чужой стране, что ему предоставили работу по специальности. Судя по всему, в Америке, дела у него шли довольно неплохо. Он женился на молоденькой американке и купил в кредит дом где-то в районе Лос-Анджелеса. Но со временем писал все реже и реже, письма были все короче и короче. Потом и вовсе ограничился двумя цветными открытками – на Рождество и День Рождения. А после – замолчал. И никто не знает, как у него продвигались дела за океаном на новом поприще, как дальше сложилась жизнь.

                     Альберт, как всегда, явился доверху нагруженный продуктами, расстрогав маму до глубины души. На радостях она накрыла стол, и как в былые времена гвоздем вечера был мамин фирменный вишневый пирог по собственному рецепту, знакомый Альберту с детства. Он буквально таял во рту и был любимым лакомством.

                    Он поведал матери о разговоре с Романом Корниловым,  состоявшимся недавно в кафе. Услышав, что у Кристины гепатит С, она всплеснула руками.

                    -Боже мой, неужели это правда?

                    -К сожалению да, мама, - с грустью ответил Альберт, рассеянно размешивая сахар в чашечке с чаем.

                    -И неужели ее нельзя спасти? – мама была в шоке от услышанного.

                     -От этого не спасают. Роман сказал, что в последнее время ее состояние ухудшилось.

                     -Господи, и что же теперь? – мама выглядела чрезвычайно расстроенной.

              Альберт пожал плечами.

                      -Роман кладет ее в одну из лучших больниц. Там, сама знаешь, как… Терапия и все подобное. Но только это ее не спасет. Лишь на какое-то время оттянет… - он запнулся и промолчал.

                      -Бедная девочка, - промолвила мама, которая, казалось, была раздавлена этой новостью, - ведь она еще такая молодая…

                      -И… не знаю, - Альберт развел руками, - как тебе сказать, но кто-то должен посидеть с Элеонорой. Пока все окончательно не уладится. Я просил Романа, чтобы он нанял няню…

                      -Не надо никакой няни, - перебила мама, - я с ней пока посижу. Все-таки это моя внучка… Я уже ее давно не видела. Небось, сильно подросла?

                      -Четыре года, как-никак. Разговаривает, начинает логически мыслить. Слава Богу, никаких отклонений.

                       -Ну и прекрасно. Одно только огорчает, это бедняжка Кристина. За что ж такое наказание?

                       -Каждому – свое, как было написано… сама знаешь где.

                    Глаза мамы заблестели.

                       -Сынок, не будь таким жестоким.

                       -Да я так, к слову...

                       -Беда какая, Алчи( с детства мама называла его не Алик, как все остальные, а именно Алчи, и это его всегда умиляло).

               Какое-то время они помолчали, и затем Альберт промолвил:

                       -Мам, расскажи мне про отца.

                    Она вздохнула, оторвавшись от невеселых мыслей.

                       -Я же тебе почти все рассказала.

                       -Но все-таки почему он уехал? – Альберт ласково коснулся руки матери.

                    Она задумалась, потом сказала, глядя куда-то в пустоту.

                       -Я думаю, одна из причин - его скандальный роман.

                       -Какой роман? – встрепенулся Альберт, - ты мне никогда о нем не говорила.

                       -Ты в то время был совсем маленьким… А после все было недосуг… В семидесятые годы он познакомился с молодой американской журналисткой из Лос-Анджелеса. Она приехала сюда собирать материал об оркестре, в котором работал твой отец… Этот роман перечеркнул всю его жизнь. Ведь то время было тяжелым, за каждым выездным артистом или музыкантом неустанно следили, ты и сам знаешь, связи с иностранцами не поощрялись.

                        -И из-за этого он уехал?

                   Мама снова задумалась, роясь в горьких для нее воспоминаниях, затем сказала:

                        -Этот роман длился несколько лет. Журналистка, ее звали Клер, за это время несколько раз приезжала, и… и у них все было очень серьезно… В общем, в последний раз она уезжала в Америку уже беременной. – Она тяжело вздохнула… - В общем, Алчи, я не хочу сейчас об этом говорить. Скажу только, что из-за этого отец серьезно пострадал.

                       -Настолько, что вынужден был уехать? – спросил Альберт, глядя матери прямо в глаза. Хоть это было тяжело, но сейчас он хотел все расставить по своим местам.

                        -В то время я считала, что отец нас предал. Но сейчас, с возрастом, изменила свой взгляд. Просто знакомство с Клер стало последней каплей. Он не мог вращаться в узких рамках дозволенного в Советском Союзе. Для творческого человека в те годы это было невыносимо. Когда за тобой постоянно следят, когда настойчиво твердят, что ты должен делать, а что не должен. В общем, Клер показалась ему тем глотком свободы, которой в то время ему так не хватало. Вскоре у нее родился сын, и она прислала вызов. У твоего отца были кое-какие связи и потому документы были оформлены довольно быстро… Он уехал, и я… - у мамы в глазах снова блеснули предательские слезы, - я не обвиняю его. Каждый имеет право выбора. И вот он сделал свой…

       Альберту захотелось утешить мать, обнять ее, и он уже корил себя, что затронул эту горькую для нее тему.

          -Извини… Я не хотел тебя расстраивать.

       Она встрепенулась, точно от долгого сна и ласково поглядела на сына.

           -Да я и не расстроилась.

           -Через пару дней я уезжаю в Германию.

           -Опять командировка?

           -Да, но надеюсь, что ненадолго. Когда  вернусь, надеюсь и прояснится вопрос с Элеонорой.

           -Береги себя, Алчи. Я буду молиться за тебя.

           -Я люблю тебя, мама, ты самая лучшая, - с любовью промолвил Альберт, прижавшись к ней…   

               

             Этим вечером ему на мобильный  неожиданно позвонил Максим Мельников. Альберт нисколько не удивился этому, ведь он оставил бывшему афганцу оба своих телефона на случай, если тот еще что-то вспомнит.

                -Алик, я вот что подумал. Ты когда собираешься лететь в Германию?

                -Через пару дней, а что?

                -Я подумал, а не отправиться ли нам туда вместе?

                -Вместе? – Альберт задумался, взвешивая все «за» и «против». По правде говоря, Максим его несколько ошарашил этим своим неожиданным предложением.

                -Ты уверен, что хочешь этого?

                -Понимаешь, старик, я давно не был в Германии. Да и потом, была - не была, думаю, тебе же будет легче. Я помогу.

                -Макс, скажи мне только честно, почему ты хочешь со мной ехать?

                -Почему… - он немного замялся, - твое расследование кажется интересным, оно заинтриговало меня. А я знаешь ли, человек любопытный.

                 -А как же Дмитрий Сагадеев? Его судьба тебя не останавливает?

                 -Сагадеев был рисковый парень и лез на рожон. Это я точно знаю. Но мы же ведь не такие, правда? Мы будем осторожны… Да и потом, мне кажется, я смогу помочь тебе.

                  -Хорошо, Макс, допустим мы поедем. Но как же твоя работа? Да и потом технические дела – визы. Загранпаспорт?

                  -Об этом можешь не беспокоиться, у меня все на мази. Все имеется. Осталось лишь заказать два билета вместо одного. Ты сможешь это сделать?

                  -Попробую… Ты уверен, что хочешь ехать со мной? – Альберт представил рядом с собой бородатого, неухоженного и психически неуравновешенного афганца, и ему стало как-то не по себе. А что, если он прихватит с собой оружие? Худших неприятностей и представить было трудно. Однозначно, это не лучший вариант. Хотя… Кто знает, быть может, это и к лучшему… - Ты вообще часто бывал за границей?

                  -Периодически бываю. Особенно в Германии. Там у меня друзья. Я хотел наведаться туда весной. И тут твой неожиданный визит. Ты мне понравился, парень. И я подумал, а почему бы не рвануть сейчас вместе?

                  Альберт помолчал, собираясь с мыслями.

                  -Хорошо, - наконец произнес он, - я закажу еще один билет на рейс «Москва – Берлин» на послезавтра.

                  -Ты уверен, что получится? Что удастся заказать за такое короткое время?

                  -Уж в этом-то я абсолютно уверен. У меня свои связи!..

       

 

ГЛАВА 6  

                                          

                         Мелани уже в который раз оглядела стены небольшой комнатушки, куда ее заперли несколько часов назад. Даже примерное свое местонахождение девушка не знала, - ее привезли сюда с завязанными глазами и втолкнули в эту комнату, закрыв дверь на ключ. Постепенно до нее стал доходить смысл положения. Ее захватили в качестве заложницы, словно в каком-нибудь триллере.Дейв вляпался в очень неприятную историю, задолжав деньги какой-то мафии, и теперь ее судьба полностью в их руках. С нею могут сделать что захотят, если через два дня Дейв не принесет деньги. И не сколько-нибудь, а целых тридцать тысяч. Господи, зачем она вообще сегодня поперлась в этот клуб?! Зачем она, словно дура, поехала в гости к Дейву?! И именно сегодня заявились они. И теперь за историю с Дейвом приходится расплачиваться. Сейчас бы она отдала все на свете, чтобы вернуться всего на несколько часов назад! Но это невозможно, ведь жизнь – это не кино!!!

                        Положение было практически безысходным, ее лишили мобильника, и она не могла даже позвонить домой и предупредить маму, что не придет домой ни сегодня, и завтра. Мама, наверное, уже с ума сходит! Возможно, она вообще не вернется домой. Быть может, ее попросту убьют и сбросят тело в какой-нибудь канализационный люк. Поскольку она – нежелательный свидетель. «Боже, но почему я не знала, что Дейв, мой когда-то любимый Дейв, оказался тесно связан с такими страшными людьми?!» - Не в силах больше сдерживаться, она разрыдалась.

                         …Она не знала, который сейчас час, и сколько она просидела в этой конуре, но интуитивно чувствовала, что время уже почти утреннее. Комната представляла собой помещение с диваном и несколькими тумбочками. Голые, грубо выкрашенные серой краской стены, словно в каком-нибудь притоне. Под потолком голая лампочка. На полу –  потрескавшийся линолеум. И больше ничего – никаких окон или какого-нибудь другого выхода, кроме плотной двери, запертой на стальной засов, как в тюремной камере. Ни туалета, ни умывальника – только вонючее ведро в углу, как издевательский намек, что его в случае необходимости можно использовать по назначению.

                           Она подошла к двери и прислушалась – за нею стояла мертвая тишина. «А может, про меня просто забыли? – мелькнуло в голове, - Может, они никогда сюда больше не придут? Им не придется даже меня убивать. Я так здесь и умру от голода и жажды, а мое тело мумифицируется. Здесь меня никогда никто не найдет!..»

                           В этот момент в коридоре послышались шаги. Отпрянув от двери, Мелани снова уселась на диван, словно в камере смертников, ожидая услышать свой приговор. Сейчас ей казалось маловероятным, что этих людей можно как-то уговорить отпустить ее на все четыре стороны.

                           Заскрипели открываемые засовы и тяжелая дверь распахнулась. В тусклом свете, льющемся из коридора, на пороге возникла грузная фигура Карла, за которым маячили еще двое, наверное, Билли и Реджи. Толстяк неспешно вошел в комнату, на его устах застыла та же мерзкая улыбка, что и в квартире Дейва. Сейчас Карл был в фиолетовом костюме, белая рубашка расстегнута, лаковые туфли начищены до блеска. Толстое лицо лоснилось от жира, и Мелани заметила, что у него несколько подбородков. В руке он держал незажженную сигару.

                       -Ну, как вам здесь сидится, юная леди? - осведомился он с улыбкой, которая стала еще гаже. Остальные остались стоять у порога, с довольным видом наблюдая за происходящим.

                       Толстяк тяжело опустился на единственный в комнате стул, и вытащив из кармана носовой платок, вытер вспотевшее лицо. Его редкие, зачесанные назад волосы еще больше подчеркивали круто выпуклый лоб. Заплывшие жиром глазки с интересом изучали девушку. Он вставил в рот сигару и кивнул в сторону двери:

                        -Билли, мальчик мой, дай-ка мне огоньку.

                   Наголо бритый крепыш незамедлительно щелкнул зажигалкой, и когда толстяк прикурил, тут же отошел в сторону двери.

                         -Что вы собираетесь со мной делать? – собственный голос показался Мелани чужим.

                          -Как тебя зовут, прелестное юное создание? – спросил Карл, пыхтя сигарой, словно паровоз.

                          -Мелани… - ее глаза налились слезами, - мистер, вы ведь не сделаете мне ничего плохого? – Впервые за всю жизнь сейчас ей было по-настоящему страшно.

                       При этих словах Реджи и Билли громко рассмеялись, но толстяк так сердито взглянул в их сторону, что смех сразу же оборвался. 

                          -Да что ты, Мелани, - произнес он, - как мы можем сделать что-то плохое такой маленькой девочке?

                          -Вы меня отпустите? – осторожно поинтересовалась девушка.

                          -В общем, дело обстоит так, - лицо толстяка приняло серьезное выражение, по крайней мере, мерзкая улыбка сползла с его физиономии, - Твой дружок задолжал мне деньги. И не просто задолжал, а сильно подвел меня. Я в нем разочаровался, а ведь мы с ним были друзьями. Отличными друзьями! И  если завтра он не вернет мне мои деньги, боюсь, расплачиваться  придется тебе.

                           -Но я ведь его даже толком не знаю! – воскликнула девушка дрожащим голосом, - Мы только вчера с ним познакомились! Откуда я знала, что он так вас подвел?! Поверьте мне, я не имею к этому никакого отношения.

                           -И об этом я тоже знаю, - кивнул Карл, выпуская кольца дыма, - Но я человек деловой и не привык подсчитывать убытки. Боюсь, что здесь нет выбора.

                           -Но я вижу, что вы добрый человек, какой вам прок от такой девчонки, как я? – произнесла она со слезами в голосе, - Зачем я вам нужна? Клянусь, я никому ничего не скажу!

                           -Никакого проку, - согласился толстяк, - но это заставит такого разгильдяя,  как Дейв, задуматься. А когда на твоей совести чья-то жизнь, то волей-неволей задумаешься. К тому же, я не очень добрый человек.

                При этих словах у двери снова послышался смех, и опять Карл прекратил его одним лишь движением бровей.

                           -Я очень вас прошу, мистер, - умоляюще произнесла Мелани, глядя на толстяка, глазами, полными слез, - прошу вас, отпустите меня!...

                           -Я не могу этого сделать, - в его голосе появились железные нотки. И в этот момент девушка ясно поняла, ей никогда не разжалобить этих бандитов. А это значило… Ей не хотелось даже думать об этом, но во всей неприютной обстановке комнаты, в жестах Карла она угадывала, что обречена.

                                            

                        Прошло несколько часов с тех пор, как ушел Рик. И только сейчас Дейв полностью осознал то, что случилось за один сегодняшний вечер. Во время концерта погибли пять девушек, в чем его пытаются обвинить. Его группа полностью развалилась, двери клуба «Молот» теперь закрыты для него навсегда. Его гитара, его милый, бесценный «Гибсон», который так любил прикосновения его рук, чувствовал каждое движение его пальцев, безнадежно разбит. И надо же случиться, что именно сегодня заявился этот прощелыга Карл, чтобы востребовать долг. Дейв-то надеялся, что тот подождет, по крайней мере еще какое-то время, допустим, несколько месяцев, как уже случалось раньше. Но сегодня Карлу словно вожжа под хвост попала!.. И они захватили Мелани, с которой он только познакомился, и за вечер понял, что у него с этой девушкой много общего. Она вовсе не похожа на этих девиц, стремящихся лишь переспать с ним. Карл и его банда могли с ней сделать что угодно, в чем Дейв не сомневался. И он не в силах помешать! Потому что таких денег за двое суток ему никогда не найти. Если только не пойти на ограбление. Но Дейв точно знал, что он не такой, как эти парни с улицы. Он музыкант, а не грабитель, и никогда не пойдет на преступление. И даже если бы пошел, то провалился,  талант нужен даже для того, чтобы правильно и ловко ограбить и не попасться. Это – не для него.

                 Остается лишь взять деньги у кого-нибудь в долг, но это тоже невозможно – такую сумму ему никто не одолжит. Да и сам Дейв сомневался, что у его друзей или знакомых водятся такие деньги. Быть может, позвонить матери в Калифорнию? – мелькнуло вдруг у него в голове. – Вдруг она поможет?

                 Однако он отбросил и эту мысль. Пять лет не общаться, ни ответа, ни привета, мать даже не знает жив ли он… И вдруг – бац, словно гром среди ясного неба: «Мама, привет, как дела? Не одолжишь ли тридцать штук на неопределенное время?…» Как вам такое?...  Нет, конечно, этот вариант отпадает.

                   Дейв открыл очередную бутылку пива, на этот раз оказавшуюся последней, и  грустным взглядом окинул осколки «Гибсона». Вместе с болью в его душе нарастало отчаяние…

                   Из полузабытья его вырвала мелодия мобильного телефона. Достав его из кармана кожаных джинсов, Дейв взглянул на совершенно незнакомый номер.  Секунду поколебавшись, он поднес телефон к уху:

                    -Слушаю.

                    -Дейв Холланд? – мужской приятный баритон он тоже слышал впервые.

                    -Кто это говорит? – Дейв затаил дыхание, подготовившись к худшему. Какой сюрприз преподнесет этот звонок?

                    -Вообще-то мы незнакомы. Я представляю ассоциацию «Eternal Music Corporation». Я – Самюэль Брендон, ее вице-президент. Можете называть меня мистер Брендон.

                    -И что же вы хотите, мистер Брендон? – без энтузиазма спросил Дейв.

                    -Хочу сказать, мы следили за вашим творчеством. Постоянно присутствовали на концертах, в особенности на вчерашнем в клубе «Молот». Честно сказать, я лично был потрясен…

                Дейв почувствовал, что заводится с полоборота:

                    -Потрясены чем? Смертью пятерых девушек? Или все-таки моей игрой?! Знаете, если это какая-нибудь очередная шутка…

                    -Не кипятитесь, Дейв. Нам очень жаль этих девушек, поверьте мне! Крайне жаль, что так получилось. Речь пойдет лично о вас. Вы великолепный музыкант. Еще раз простите за мою бесцеремонность и бестактность. У вас был тяжелый день. И мне жаль, что у вас неприятности.

                    -Что вы хотите, мистер Брендон? – настойчиво повторил свой вопрос Дейв, взглянув в окно на улицу, где уже начинало светать.

                    -У меня к вам деловое предложение. На все сто процентов.

                    -Что значит «на все сто процентов»?

                    -Это значит, что вам пора переходить на качественно новый уровень. Вы сами знаете, что вы виртуоз и добились высокой техники игры. И ваша группа, эти несчастные Майк и Кирк в подметки вам не годятся. Мы знаем, что вас выгнали из клуба, и группа на грани распада, мы знаем, что за вами следит полиция. Вы остались ни с чем. И потому у нас к вам деловое предложение.

                       -Я слушаю,– нетерпеливо произнес Дейв, которого, уже ровным счетом ничего не интересовало.

                       -Вы можете поработать на нашу ассоциацию. В накладе вы не останетесь, платим мы хорошо, так что, в материальном плане можете быть спокойны.

                       -Но почему именно я? Сколько в стране в больших городах хороших клубных команд и музыкантов. Почему именно я?

                       -Мы занимаемся поисками молодых талантов. Откапываем уникальных музыкантов, просеивая кванты песка и грязи через наше сито, в поисках бриллиантов. Поймите, мистер Холланд, вы именно тот, кто нам нужен.

                       -Любопытно… А чем занимается ваша ассоциация? Что я там буду делать, где играть, а главное - что? Какую музыку?

                       -Для этого нужно встретиться и спокойно обсудить все детали.

                       -И когда мы можем встретиться?

                       -Прямо сейчас. Можете спуститься вниз. Через дом от вас увидите длинный черный «Линкольн». Там я вас и буду ждать. Скажите только - заинтересовало ли вас наше предложение?

                       -Ну в общем-то… конечно… Впрочем, я так до конца и не понимаю, можно ли вам верить, мистер Брендон?

                       -Вы ничего не теряете, уверяю вас.

                       -Но почему бы вам самим не зайти ко мне домой?

                       -В данном случае в этом нет необходимости.

                       -Это еще почему? – усмехнулся Дейв.

                       -Поверьте, мистер Холланд, у меня на это свои причины. Так что могу я вас ждать, скажем, через десять минут?

                       -Разумеется, - ответил Дейв и невидимый собеседник отключился.

                    Терзаемый сомнениями Дейв допил пиво и отшвырнул бутылку в угол комнаты. Она упала с пустым звоном, но не разбилась. Оглядев ободранные стены комнаты с портретами рок-музыкантов, он надел кожаную куртку, и шагнул за порог, захлопнув дверь. Он слышал, как резко в предутренней тишине щелкнули запоры. Ненавистный дом, где он снимал квартиру на протяжении нескольких последних лет, спал, погруженный в сладкие предрассветные грезы. Секунду постояв в раздумье, он прошел через коридор, и, сбежав по лестнице вниз, выскочил на еще окутанную ночной дымкой пустынную улицу.

                   Первое, что бросилось ему в глаза, это раскуроченные и разбитые  останки того, что раньше было мотоциклом «Харлей Девидсон». Кто-то, может, это были люди Карла, а может, обычные уличные хулиганы, безумно постарался. Колеса и аккумулятор напрочь отсутствовали, фара разбита, а корпус погнут и искорежен. Цепь, которой он пристегивал мотоцикл, сиротливо болталась на фонарном столбе, к которому он  пристегивал свой обожаемый личный транспорт. Оглядывая то, что осталось от «Харлея», Дейв ощутил, что ему не хватает воздуха, хотя на улице гулял ледяной сквозняк.

                   Направляясь на встречу к загадочному мистеру Сандерсу, он подумал, что в сущности ничего от этого не теряет. Все, что только можно было потерять, он уже потерял вчера вечером. И даже больше. Если он сейчас не исчезнет, не сменит место жительства, то ему угрожают большие неприятности. И  может, даже более крупные, чем он мог предположить.

                   Подняв воротник кожаной куртки, Дейв зашагал к назначенному месту встречи. 142 – я улица была пустынна, временами налетал порыв ветра, перегоняя по асфальту пустые банки из-под пива и бумажный мусор. На душе было тоскливо и холодно, намного холоднее, чем на этом замусоренном клочке города. На углу стояла исписанная нецензурными словами телефонная будка с разбитыми стеклами, которой не пользовались уже  лет пять, с тех пор как мобильная связь стала общедоступной даже для малоимущих слоев населения. Рядом с будкой среди груды картонных коробок спал какой-то бродяга. Неужели когда-нибудь и я так закончу? Дейв поежился.

                 За углом стоял  черный «Линкольн». Без лишних слов он открыл заднюю дверь:

                    -Мистер Брендон?

                    -Садитесь, прошу вас, мистер Холланд. – Сидящий за рулем полуобернулся. Это был мужчина тел пятидесяти пяти, в темном плаще, довольно худощавый. В полутемном салоне машины его густая, аккуратно уложенная шевелюра была без намека на седину. Лицо совершенно непритязательное, темные глаза с интересом его изучали.

                Плюхнувшись на заднее сидение, Дейв захлопнул за собой дверцу, с удовлетворением ощутив, что в салоне автомобиля намного теплее, чем на улице.

                     -Я слушаю вас, мистер Брендон, - произнес он, доставая из кармана сигарету, - здесь можно курить?

                     -Курите, курите, - не оборачиваясь кивнул мужчина.

                  Дейв закурил и выдвинул пепельницу из двери, которая была настолько девственно чистой, словно здесь, на заднем сидении, до сего дня вообще не курили.

                     -Они разбили ваш мотоцикл, - заметил мистер Брендон, снова обернувшись, - они забрали вашу девчонку, да и вы сами выглядите не лучшим образом.

                     -К чему вы все это говорите? – он приложил руку к лицу. Кровь уже давно остановилась, но разбитый нос и опухшие губы все еще болели.

                     -У вас тяжелая ситуация...

                     -Можно подумать, что вы этому радуетесь, - угрюмо буркнул Дейв.

                     -Как вы могли подумать! Поверьте, мне искренне жаль! Вот я и подумал, что сегодня самое время для нового делового предложения. Поверьте, это того стоит. Вы не будете разочарованы.

                    -Вы можете мне помочь? – у Дейва внутри шевельнулась слабая надежда, - если я им не отдам к завтрашнему дню тридцать штук, они могут…

                    -Насчет этого можете быть совершенно спокойны, - мистер Брендон снова  полуобернулся, и добавил:

                    - Я вчера был попросту потрясен вашей игрой. Честное слово, потрясен!..

                     -Как можно такое говорить, когда погибли люди! Этот проклятый концерт я  навсегда запомню! Как нечто отвратительное!

                      -Ну зачем же вы так, - покачал головой Самюэль Брендон, - мне и вправду жаль, что так получилось с этими девушками. Но ведь вы и сами  понимаете, что нет худа без добра. Клянусь, мистер Холланд,  скоро все неприятности  покажутся вам недостойными даже воспоминаний. Если, конечно, вы согласитесь на наше предложение. 

                      -Хорошо, но что от меня требуется? –  поинтересовался Дейв, сейчас понимая  лишь одно: надо быть настороже. Он знал множество примеров, когда люди опрометчиво соглашались на казалось бы, заманчивое предложение, а потом всю оставшуюся жизнь жалели об этом. Не станет ли он одним из них?   

                       -Играть, сочинять свою музыку. Совершенствоваться, как музыкант. Вы же профессионал! Творческий процесс для вас основное. Да вы и сами это прекрасно понимаете.

                       -Но ведь я… Не знаю как выразиться… ведь я буду работать не один?

                       -Конечно, не один. Вы будете работать с нашими специалистами.

                       -А чем вообще занимается ваша ассоциация? – спросил Дейв. Сигарета докуренная до фильтра, обожгла пальцы и он раздавил ее в девственно чистой пепельнице.

                       -Музыкальными исследованиями в области музыкологии и парапсихологическими процессами влияния музыки на развитие общества.

                       -Что-что? – не понял Дейв. – Вы занимаетесь научными исследованиями?

                       -Не только… Впрочем, это вас не должно пугать. Вы получите все условия для творческого роста. Вас никто не будет в этом ограничивать. Вы будете играть в свое удовольствие и получать за это деньги, которые раньше вам и не снились. Разве не об этом вы мечтали?

                      -В общем-то я всегда мечтал о рок-группе, мечтал выступать на сцене.

                      -Но ведь рок-сцена подразумевает собой прежде всего какие-то жесткие рамки. Поймите, вы когда-нибудь вырастите из них, и впоследствии будете горько сожалеть о годах, потраченных совершенно впустую на рок-сцену и смазливых молоденьких фанаток. Разве не так? Сколько музыкантов уже в зрелые годы горько жалели, что впряглись в эту машину, именуемую шоу-бизнес! Сколько из них из-за этого покончило с собой, а сколько потонуло в вязком болоте наркотиков! Как вы не понимаете, что шоу-бизнес диктует свои акульи правила, что вам никогда не уйти со сцены, не признав свое поражение! Мы же предлагаем вам гораздо большее, чем банальная рок-сцена, на которую вы сможете вернуться, как только пожелаете!

                    Наступило молчание. Дейв отрешенно смотрел, как за стеклом машины ветер гонит по улице мусор. Наконец он сказал:

                  -Что и говорить, предложение заманчиво. В принципе, я не против. Но что, если… Нужно поговорить более детально.

                  -Это можно устроить, скажем, сегодня, в три часа дня  в нашем офисе… - неторопливо произнес Самюэль, и добавил: - Поймите, работа у нас - это все равно что еще одно музыкальное образование. Только высшее и наиболее полное. Вы наберетесь опыта, повзрослеете и как музыкант, и как личность.

                   -Хорошо, - кивнул Дейв, - значит, в три часа дня вы за мной заедете… А пока мне просто необходимо все это обдумать.

                   -Без вопросов, мистер Холланд. Взвесьте все, как следует. А в три часа я отвезу вас в офис.

                    -Спасибо за знакомство, - буркнул Дейв, и, полный противоречивых мыслей, вылез из теплого салона машины в промозглый холод пасмурного нью-йоркского утра.   

                 

                   Мучительно тянулись часы с тех пор, как Карл закрыл за собой прочную дверь. Мелани полулежала на диване, с тоской оглядывая комнату. Сбежать отсюда совершенно невозможно…  Никакой, даже самой слабой надежды и на то, что в этих бандитах есть хотя бы отголоски милосердия. Это она поняла сегодня утром из разговора с Карлом, после которого все, даже самые отчаянные и нереальные надежды иссякли, как дым. Мелани не могла поверить – всего лишь сутки назад она беззаботно в своей комнате вовсю слушала «Motley Crue», строя совершенно невероятные планы насчет вчерашнего вечера. Что ж, если так, то реальность несколько переусердствовала, расчеркнув жизнь на две половинки – до вчерашнего вечера и после. Что же впереди, известно лишь одному Богу… Словно по чьей-то злой иронии она оказалась в ситуации, где исключались все варианты спасения. В комнате, кроме стула, дивана и тусклой лампочки под потолком, не было совершенно ничего. Никаких предметов, которые можно использовать, чтобы выбраться отсюда.

             Уже сейчас она чувствовала, как во рту и горле пересохло от жажды. А что дальше? Ведь неизвестно, сколько ей придется здесь просидеть, пока… Нет, ей просто не хотелось об этом даже думать!..

                Из-за двери не доносилось ни единого звука. Ее истязатели вероятно ушли и сейчас наверняка со смаком пьют виски и расслабляются, и им невдомек, что она  в этой пустой комнате почти полностью сломлена. Для них она просто еще одна пешка, которую в случае необходимости можно и убрать. И в самом деле, зачем лишние свидетели?.. Боже, как она могла об этом не подумать раньше?! Свидетелей ведь никогда не оставляют в живых! Сколько раз она об этом читала в детективах в мягких обложках, которые часто покупала мать, чтобы скрасить еще один унылый вечер. Дешевые книжки, которые по карману малоимущим, что называется – «почитал – выбросил»… Сколько раз она видела это в фильмах по телевизору. Бандиты могут сколько угодно рассуждать о милосердии, о чести, но эти понятия были им абсолютно неведомы. Сейчас она еще нужна им, как страховка, но если Дейв не принесет деньги(а она была уверена, что не принесет), то она из страховки превратится в лишний балласт. И нежелательного свидетеля, которого всегда убирают. Так уж заведено. Да и самому Дейву(в этом она уже не сомневалась!), на нее глубоко наплевать. Они даже толком не познакомились. И какое ему дело до очередной «девчонки на вечер», каковой для него она наверняка сейчас и являлась!.. Кто бы мог подумать, что за какие-нибудь несколько часов жизнь может развернуться на 180 градусов, и превратиться  в полный кошмар безо всякой надежды на спасение?!

              Лампочка под потолком внезапно щелкнула и комната погрузилась в полную темноту. «Только этого еще не хватало!» -  ужас объял мозг Мелани.  Темноты она боялась с детства. Даже когда она поздно приходила домой и нужно было подняться по лестнице на второй этаж, в спальню, она всегда старалась стремглав пробежать это расстояние, чтобы поскорее очутиться в комнате, где  слева от входа находился выключатель. Лишь оказавшись в ярко освещенной комнате, она чувствовала облегчение. Но сейчас… она чувствовала себя на грани паники, и по телу прошел озноб. Ведь с раннего детства она знала, что с темнотой всегда приходит он!  Она  всегда боялась тьмы, и насколько можно, старалась оттягивать встречи с ним.  Но он приходил. И хотя чаще всего лишь в виде голоса, звучавшего в голове, но тем не менее Мелани знала, как он выглядит. В  шляпе с широкими полями, в кожаных,  обтягивающих джинсах и ковбойских сапогах с металлическими носами, пересеченные цепочками. На нем всегда был черный плащ, и его смертельно бледное лицо пересекали два уродливых шрама, второпях зашитые грубыми нитками. Длинные, грязные, неопределенного цвета волосы висели паклей до плеч. Иногда он курил длинную сигарету в мундштуке. Его пальцы, были сплошь в перстнях с рогатыми монстрами, и на шее висел огромный череп с перекрещенными костями. Его голос и манера говорить напоминали  Никки Сикса, басиста из группы «Motley Crue». Никому, ни одной живой душе она не рассказывала о нем, боясь быть осмеянной. Хотя, возможно, в этом виновато ее бурное воображение, но Мелани была уверена в обратном – он не принадлежал воображению, а попросту существовал сам по себе. Как существуют закаты и рассветы, дождь или снег. Или, например, телевизор. Он являл собой признак данности, к которому можно было относиться по всякому, но он был. Своим воображением можно было лишь сделать его более ярким и контрастным, или напротив – немного смягчить тона.

                       Он говорил ей о чем-то страшном, грязном, и с этим  нельзя было ничего поделать. Хотя, может быть, он являл собой темную часть ее сознания? Мелани силилась это понять и, возможно, так оно и было. Но темнота пугала ее еще больше. Она казалась настолько осязаемой, словно  была живым существом. И эта комната, из которой нельзя выйти, где ее заперли, словно подчеркивала безысходность ситуации.

                 …Когда ей было десять лет, она случайно оказалась взаперти в подвале старого ремонтируемого дома. Этот кошмар запомнился на всю жизнь…

                  Ее отец тогда еще жил с ними, и между родителями еще только намечался разрыв в отношениях, давший позже роковую трещину… Но она хорошо помнила отца – широкоплечего, с волевым, мужественным и обветренным лицом.  Его густые волосы всегда были подстрижены ежиком, он курил трубку и занимался ремонтом машин. Когда в семье произошел разлад, он уехал в Сиэттл с новой подругой, которая была вдвое моложе Сандры. Мама так сильно переживала развод, что между бровями у нее пролегла первая морщинка, а под красными от постоянных слез глазами, пролегли глубокие тени.

                  …Ремонтируемый дом, построеный в викторианском стиле, с широкими колоннами и длинными узкими окнами стоял на соседней улице. И однажды(о, этот день Мелани никогда не забудет!), она отправилась туда в компании друзей – девятилетней Дженнифер, дочкой соседей, с родителями которых постоянно дружила Сандра, и десятилетнего Боба, мальчишки, с которым в школе она сидела за одной партой.

                     Поговаривали, что в этом доме водятся привидения, и потому, бывшие хозяева продали его за бесценок и перебрались жить куда-то в Калифорнию. И вот дети решили проверить на себе, действительно ли в этом доме есть привидения.

              Дом был двухэтажным, с покосившимися дверьми и шелушащейся краской. Был еще не поздний вечер. Кругом дома грудой лежал строительный материал, стояли банки с краской, мешки с цементом и газовые баллоны с аппаратом для сварки. Рабочие уже ушли, хотя дверь оказалась незапертой. Освещения не было. Внутри дома пахло какой-то затхлостью. Наверное, так пахнут все старые дома. Боб шел первым, мужественно сжимая в руке фонарь, за ним крались Мелани с Дженнифер, которая, будучи по природе трусихой, пошла в дом лишь за компанию и после утомительных уговоров. Как и подобает в таких случаях, родителям, они ничего не сказали. 

               -Нужно пойти на чердак, - остановившись, глубокомысленно изрек Боб, в темноте блестя своими очками, обмотанными изоляционной лентой.

               -Почему на чердак? – шепотом спросила Дженнифер.

               -Ты просто трусиха, Джен, - усмехнулся Боб, направляя на нее фонарь, - мы еще ничего не видели, а ты вон уже вся дрожишь.

               -Да иди ты, очкарик! - Отмахнулась та, - я боюсь вовсе не привидений.

               -Тогда чего же?

               -Здесь могут быть какие-нибудь бродяги. Родители говорили…

               -Ты просто маменькина дочка! – оборвала ее Мелани, и повернувшись в Бобу, спросила: - Так скажи, почему на чердак?

               -Говорят, привидения водятся именно на чердаке, - глубокомысленно изрек тот.

               -Что-то я сомневаюсь насчет чердака,- покачала головой Мелани, - нужно пойти в подвал. Привидения можно найти только там.

               -Ты в этом уверена?

               -Конечно. Ты что не смотрел фильм Лючио Фульчи «Дом на краю кладбища»? Или «Зловещие Мертвецы»?

               -Конечно, смотрел, но это ведь только кино.

               -Но именно кино отражает жизнь! – как одержимая стояла на своем Мелани.

               -Ну, что ж, пошли… - нехотя согласился Боб, и Мелани с облегчением вздохнула.

                (О, как же сейчас она жалела, что тогда, в детстве, друзья послушались ее!!!)

                  Они прошли через темный, замусоренный холл, где стояли козлы, и два ведра с инструментами.

                 Наконец, они нашли спуск в подвал. С трудом приоткрыв тяжелую, массивную дверь, Боб посветил на скользкие, покрытые плесенью ступени. Из подвала несло сыростью и старыми тряпками.

                -Вы как хотите, но я туда не пойду, - подала сзади голос Дженнифер, к которой на этот раз прислушались. При входе в подвал всех охватило какое-то неясное чувство омерзения и страха.

                -Не знаю насчет привидений, - задумчиво произнес Боб, - но там наверняка водятся крысы и пауки.

                -Что, вы совсем сдрейфили?! – возбужденно воскликнула Мелани, - Дай сюда фонарь!

           -Ты собираешься туда идти? – Казалось, Боб не верил своим глазам.

           -Я должна туда пойти, понимаешь? Я должна доказать себе, что не боюсь. Привидения – это сказки!

           -Как же, как же! - Издевательски произнес Боб.

           -Ты тоже, прямо, как девчонка! – Взяв у него фонарь, Мелани шагнула вниз, в темноту, освещая фонариком ступени.

        И тут случилось непредвиденное – облегченно вздохнув, Боб прислонился к  открывающейся вовнутрь, тяжелой двери в подвал, и она, качнувшись, с тяжелым скрипом,  захлопнулась, -  сработали старые, проржавевшие замки, оставив Мелани в темноте и отрезав путь к выходу. От неожиданности она выронила фонарь и он разбился о каменную ступеньку, и погас, бесполезно запрыгав вниз. Мелани окутала полная темнота.

              Напрасно она кричала, молотя кулачками в тяжелую дверь, та держалась намертво. Смертельно перепугавшись, Боб и Дженнифер рванули к выходу, надеясь хоть на какую-нибудь помощь. Но на улице, в уже сгущающихся сумерках, не было ни души, лишь где-то вдалеке лаяла собака…

             Перепуганные дети решили разойтись по домам и ничего не рассказывать своим родителям, опасаясь взбучки. Ведь взрослые под видом неминуемого наказания вообще запрещали ходить в этот дом.

                Так Мелани оказалась запертой до утра в подвале «дома с привидениями». Та ночь на всю жизнь отразилась на хрупком восприятии девочки черным пятном кошмара. Даже сейчас она с содроганием вспоминала случившееся давно. Она ощущала себя заживо погребенной в сыром склепе с крысами. Шелест их лап по бетонному полу она слышала всю ночь. Она кричала так, что почти охрипла. Но тщетно, вокруг за целый квартал не было ни души. Даже если бы кто-нибудь и проходил мимо дома, то вряд ли мог слышать крики девочки за массивной дверью.

                  Когда устала кричать, она опустилась на корточки и заплакала. Но со временем, глаза стали привыкать к темноте. Подвал оказался заполненным старой мебелью, кипами ветхих журналов и поношенной одеждой. Больше здесь ничего не было, не считая пыли и  паутины. И, разумеется, крыс, которые бегали не переставая. Временами какая-нибудь из них касалась ее ноги, и тогда Мелани испуганно взвизгивала. Нельзя сказать, что она особенно боялась крыс или пауков, но от щемящего состояния безысходности было просто невыносимо. Родители уже точно сходят с ума, не в силах предположить, куда пропала их единственная дочь. Ей было невыносимо холодно, и нащупав в темноте поверхность стола, она нашла несколько старых курток и сделала себе подобие лежанки. Но заснуть, конечно, так и не удалось.

                   Всю ночь сознание рисовало мрачные картины, одну страшнее другой. Она, обессилевшая от крика, лежала в темноте, прислушиваясь к крысиной возне на полу. И вот тут впервые появился он.

                   «Ты думаешь, что дверь закрылась случайно? – послышался в голове голос, так напоминающий голос Никки Сикса. - Эти засранцы тебя специально сюда заманили. Они разрабатывали этот план в течение нескольких дней. Они  хотели, чтобы ты заживо сгнила в этом склепе! Они ненавидят тебя, хоть и прикидываются твоими друзьями!»

         «Почему ты так думаешь? – машинально спросила про себя Мелани, и голос тут же ответил:

                  «Потому что у тебя нет друзей, Мелани! Ты и сама об этом знаешь. Даже для родителей ты обуза! Они будут просто рады, если ты здесь сдохнешь заживо вместе с крысами.»

       «Ты не знаешь моих родителей, - воскликнула Мелани, - ты врешь, они любят меня!»

                    «Мелани, ты и сама знаешь, что я говорю правду. Знаешь, но боишься в этом сознаться. Ты – нежеланный ребенок, и своей никчемной жизнью  ничего другого и не заслуживаешь. Ты просто омерзительна! Посмотри на себя – ты сплошное уродство, как внутри, так и снаружи. Ты пустая, и мир ничего не потеряет, если тебя вдруг не станет.»

        «Замолчи! Ты меня не знаешь!»

                     «О, нет, я знаю тебя гораздо лучше чем ты думаешь! Лучше бы тебе сразу покончить с собой, прямо здесь, в подвале!»

           -Замолчи! – воскликнула Мелани на этот раз вслух.

               Но в ту ночь он так и не замолчал. Голосом басиста «Motley Crue», он настойчиво и с упоением описывал всевозможные способы самоубийства, всю ночь отчаянно уговаривая Мелани решиться на этот роковой шаг…

               …Под утро она едва не сошла с ума. Сознание заметно помутилось, и впоследствии она поняла, что то же самое можно испытать, например, приняв слабую порцию ЛСДили мескалина. Это психиатры называют измененным состоянием сознания. Мелани бы выразилась точнее – помутненным состоянием сознания, что по ее мнению, было ближе к истине.

               Лишь утром  появившиеся рабочие услышали ее отчаянные крики. Несколько часов они пытались взломать тяжелую дверь, но поняв тщетность своих усилий, вызвали команду спасателей и те разрезали дверь автогеном. Первое, что ей хотелось сделать после своего заточения, это поцеловать землю, от которой в ту ночь она успела основательно отвыкнуть, словно побывав целую вечность на планете ужаса, именуемой АД.

            Он оставил ее в покое, лишь когда спасатели уже почти разрезали дверь. Но напоследок пообещал обязательно вернуться:

            «Я теперь никуда от тебя не уйду!. С этого дня мы всегда будем вместе. И с наступлением темноты я снова вернусь!»   

             …И вот сейчас она снова заперта в темной комнате. Только на этот раз бессмысленно дожидаться рассвета, ибо крики уже  не помогут. Будущее представлялось ей весьма туманным, если оно вообще у нее есть. Казалось, время теперь вовсе остановилось. И сейчас из темноты снова появился он. Мелани ощутила его холодное дыхание. И хотя ее глаза уже полностью привыкли к мраку, сгустившемуся в комнате, и она могла различать окружающую обстановку, теперь она его видела довольно четко. Шелестя плащом, он отошел от стены, где материализовался из густого мрака, и неторопливо присел на единственный стул.

               «Ну что, Мелани, вот мы и снова встретились, -зазвучал у нее в голове знакомый голос, как у Никки Сикса, - надеюсь, ты не очень скучала?» 

              «Пожалуйста, оставь меня в покое!» – взмолилась Мелани и закрыла глаза. Но это не помогло – теперь и с закрытыми глазами она видела то же самое. Его глаза светились тусклым фосфорическим светом.

                «Ты же знаешь, что я НИКОГДА не оставлю тебя, Мелани!..  Ну, как тебе на этот раз? Кажется, послушать «MotleyCrue!» тебе уже не доведется!» 

              -Прошу тебя, уйди! – произнесла она вслух, - я не желаю тебя ни видеть, ни слышать!   

                «Хочешь, я расскажу, что тебя ждет? Его голос приобрел металлический звук, фосфорические глаза смотрели не мигая, - Тебе не выйти отсюда живой. Ты разве не знала, что Дейв с ними заодно? Наивная дура! Тебя изнасилуют и убьют!  А твой труп выбросят в сточную канаву! Твоя мать будет довольна, что наконец-то от тебя избавилась!..»

                 «Ты опять за свое? – Мелани села на диване, и с силой размахнувшись, двинула кулаком в ненавистную физиономию. Кулак прошел сквозь воздух, больно задев о спинку стула, на котором сидел воображаемый субъект.

         – Я ненавижу тебя!» – во весь голос закричала она.

                  «Ты не можешь причинить мне вреда. Я существую лишь для тебя… Так вот, Мелани, советую тебе, очень советую выкрутить перегоревшую лампочку, разбить ее, и осколками перерезать себе вены. Очень эффективный и безболезненный способ. Ты даже ничего не почувствуешь, постепенно уснешь и все. Когда они придут за тобой, ты уже будешь во власти вечных сладких снов. Пойми Мелани, это единственный выход».

                   -Замолчи! – она заткнула ладонями уши, но это не помогло, ведь голос звучал у нее в голове.

                     «Да ты просто ничтожна!  Даже эффектно покончить с собой не можешь! -Его голос теперь звучал зло, в нем сквозила ненависть, - Если ты не сведешь счеты с жизнью, то вскоре позавидуешь мертвым. Я применю к тебе «кресло» - самую страшную пытку во вселенной! Ты узнаешь, что такое боль и страдания, о которых даже не подозревала!.. Лучше тихо и мирно сама отправься туда, откуда не возвращаются!» 

                 -Нет, это ты - ничтожество! – воскликнула она, - ты не существуешь! Тебя просто нет! Я не желаю тебя слушать! Я выкидываю тебя из своей головы!

                     «Да неужто? Ты никогда не сможешь это сделать! – в голосе послышался смешок. – Зато я знаю, каково тебе сейчас. Мучает жажда? Что ж, замечательно. Можешь поссать вон в то ведро и потом выпить. Некоторые так лечатся. Но пойми одно – отсюда тебе не выбраться. На этот раз твой жизненный путь подошел к концу. И если ты покончишь с собой, тебе будет легко и приятно. Не нужно будет ничего – ни еды, ни питья. Только один приятный вечный сон и никаких проблем!.. – И вдруг в голосе появилась ярость, - Но если ты этого не сделаешь, то будешь мучиться вечно! И тогда, тебе уже ничто не поможет!»  

                 -Пошел ты в жопу, урод! – Мелани отвернулась к стене и закрыла глаза. Но состояние безысходности овладевало ею все сильнее. Даже трудно дышать. И ночной «гость»прекрасно ощущал ее состояние.

      «Что, не дают покоя последние минуты твоей бесполезной жизни? – в голосе послышался смешок. – Говорю тебе, выкрути лампочку, разбей ее и перережь осколками свои вены. Ты умрешь красиво, безболезненно, и главное – будешь свободна. Мы вправе вершить свой выбор, помни об этом!»

             «А что, если… - внезапно она ухватилась за лампочку, как за спасительную соломинку, - нужно только встать на стул».

           Глаза уже так хорошо привыкли к темноте, что она различала даже малейшие предметы, которых, к сожалению, тут было немного. Встав с кровати, она встала на  стул(который он весьма услужливо уступил),  и протянула вверх руки. Потолки в комнате были не очень высокими и она легко коснулась перегоревшей лампочки рукой. Он находился где-то рядом, и знакомый голос послышался снова:

            «Вот молодец, хорошая девочка, выкручивай же ее! Самоубийство – великая благостыня, помни об этом. Стоит лишь умереть и врагам тебя уже не достать!»

                     Стараясь не внимать его словам, она аккуратно, стараясь не потерять равновесие, схватилась левой рукой за патрон, а правой выкрутила уже остывшую лампочку и встряхнула ее. Послышался слабый звук, это внутри перемещалась перегоревшая спиралька. Она слезла со стула и снова легла на диван, еще толком не зная, что делать со своей находкой. Но уж по крайней мере, кончать с собой она не собиралась.

          «Теперь разбей ее! – послышался знакомый голос, который стал омерзительным, - Разбей же ее, тупая сука! Разбей, чего ты ждешь?!»

            «Я не хочу говорить с тобой!» – воскликнула она с усилием воли. Ее мысли путались, перед глазами все плыло, и все сильней и сильней давала о себе знать нечеловеческая жажда. 

              «Могли бы хоть оставить стакан с водой, изверги!» - подумала она в отчаянии. Сейчас она чувствовала себя абсолютно измотанной и уставшей, чтобы хоть как-то рационально мыслить.

               «Разбей же ее, разбей!» - не унимался надоедливый голос, с которым сейчас совершенно не хотелось вступать в бесполезные дискуссии,  все происходящее казалось  просто горячечным сном без конца и начала. Он продолжал еще что-то говорить, но теперь ей было все равно. Отвернувшись к стене, и продолжая прижимать к себе перегоревшую лампочку, точно любимую игрушку, она и сама не заметила, как ее сознание унеслось в неведомую даль… Она заснула…  

            

                 С превеликим трудом Дейв привел себя в относительный порядок. И когда в три часа спустился вниз, то знакомый черный лимузин уже ждал его у подъезда. Вероятно, такие люди, как Самюэль Брендон, вообще никогда не опаздывают. Музыкант был гладко выбрит, и сейчас был одет в кожаный костюм и черную рубашку. Волосы он зачесал назад и перетянул резинкой в конский хвост. Опухоль с разбитого лица уже почти спала, отчасти благодаря льду из морозильной камеры. Все утро он размышлял над заманчивым предложением, и наконец твердо решил, что согласиться все-таки стоит. А почему бы и нет? Ведь он музыкант, и весьма неплохой, а ему предложили новую работу. Почему он должен отказываться?! Держаться нужно с достоинством, говорить сдержанно и сейчас он просто обязан произвести неплохое впечатление.  Ведь  в конце концов он ничего от этого не теряет!..

           В коридоре он наткнулся на миссис Сандерс. Ее волосы были накручены на бигуди, лицо густо намазано кремом-маской. На ней был домашний халат, под которым массивное тело подрагивало при каждом шаге, словно студень. Увидев идущего навстречу Дейва, домовладелица остановилась и уперла толстые руки в бока.

              -Так-так, - ее губы поджались, скрипучий голос не предвещал ничего хорошего, - когда ты заплатишь мне за три месяца? Когда, скажи на милость?! – она с трудом сохраняла спокойствие, хотя судя по ее виду, это давалось нелегко. 

            Дейву захотелось щелкнуть ее по носу, и он с трудом сдержался.

               -Я, наверно, скоро съеду отсюда, - произнес он, с отвращением оглядывая толстую тетку, - и, пожалуйста не надо на меня орать, я вам не мальчик для битья. – И не оборачиваясь, и больше не обращая на нее внимание, заспешил вниз по лестнице.

               -Ах вот ты как заговорил?! - вскричала миссис Сандерс  так, словно ее в задницу укусил клещ, - да чтобы завтра духу твоего здесь не было, шпана! И чтобы заплатил мне все до копейки, - она наклонилась и уже кричала в самый пролет, - я полицию вызову, слышишь, полицию! – Визгливый скрипучий голос еще долго звучал у него в ушах.

                Дейв открыл дверцу «Линкольна» и скользнул на заднее сидение.

                  -Ну, что, мистер Холланд, - сразу деловито осведомился Самюэль Брендон, - вы подумали над предложением?

             Дейв ответил не сразу, сделав вид, что до сих пор раздумывает:

                  -Я принимаю его… В противном случае я бы не сел  к вам в машину, - голос его звучал настолько твердо, что он и сам этому поразился.

                  -Ну и отлично. Президент корпорации уже ждет вас.

              Глядя на проносившиеся за окном улицы Нью-Йорка, тонущие в осенней мгле, Дейву казалось, что все это происходит не с ним. И сейчас он просто посторонний наблюдатель, перед которым развертывается картина действия. За всю дорогу он не произнес ни слова, Самюэль тоже помалкивал. Лишь когда лимузин остановился возле высотного здания из тонированного, отражающего солнечный свет стекла и бетона,  полуобернувшись, он промолвил:

                    -Ну, вот и приехали.

                Они прошли через вращающиеся стеклянные двери и поднялись на бесшумном лифте на восьмой этаж, где по-видимому, и находился офис «Eternal Music Corporation». Прошествовав мимо сдержанных, молчаливых охранников, которые при виде Самюэля слегка улыбнулись и кивнули, они оказались в просторном офисном помещении, где за стойкой сидели две миловидные, в меру накрашенные блондинки. Поздоровавшись с девушками, Самюэль представил им Дейва:

                  -Один из самых талантливых музыкантов, - он чуть улыбнулся, - Играет так, словно родился с гитарой!

                Девушки приветливо улыбались.

                   Кабинет президента ассоциации был объемен, внушителен, со вкусом обставлен и оборудован. Пол застелен бархатистым ковром, а мебель дорогая, но не броская. По стенам стояли застекленные шкафы из красного дерева с книгами, в основном по психологии и музыковедению. Огромный письменный стол занимал чуть ли не треть кабинета. На стенах висело несколько репродукций картин Сальвадора Дали – «Искушение Святого Антония», «Невидимый бюст Вольтера», «Девственница, самоувлетворяющаяся своим целомудрием» и «Измышления чудовищ». Дейв в очередной раз восхитился богатой фантазией Дали, к которому относился с трепетом и обожанием.  И почти целую стену занимала огромная плазменная телевизионная панель.  Кабинет мягко освещался потолком-светильником. Справа от стола стояли диван и мягкие кресла. Перед ним -  кофейный столик. На письменном столе несколько компьютеров и небольшой ноутбук. И никаких бумаг, лишь только электронные часы-календарь. Да еще несколько дорогих телефонных аппаратов и  какая-то аппаратура, предназначения которой Дейв так и не понял.

                  Президент ассоциации сидел в удобном вращающемся кресле и когда они вошли, разговаривал по мобильному телефону. Он был грузным, пожилым мужчиной с гладко зачесанными назад волосами и холодным взором темных глаз. Он был одет в строгий черный костюм с жилетом. На лице очки в тонкой золотистой оправе. Ногти рук отполированные и ухоженные, на безымянном пальце левой руки – большой перстень-печатка.

               Жестом приглашая присесть, он завершил разговор:

                -Конечно, конечно, завтра мы непременно свяжемся. Извините, у меня дела. Всего наилучшего… Привет вашей жене.

                  После чего устремил свой взор на продолжающего стоять на ногах Дейва.

                -Здравствуйте, мистер Холланд, - на его строгом лице мелькнула едва заметная улыбка, - рад видеть вас в своем офисе, - он вышел из-за стола и подошел к Дейву чтобы пожать ему руку. - Приятно познакомиться, я Грегори Стайлер, президент корпоративной ассоциации «Eternal Music Corporation». Присаживайтесь.

                Дейв сел в мягкое кресло рядом со столиком, Самюэль разместился рядом, на диване, непринужденно забросив ногу на ногу. Было совершенно очевидно, что об был здесь своим человеком и чувствовал себя в этом кабинете, как дома. Президент тем временем вернулся на свое место. Дейв сконфузился, чувствуя неловкость, поскольку не привык к такой официальной обстановке. Разглядывая носки своих ковбойских сапог, Дейв нервно проглотил комок в горле. «Надо с чего-то начинать!» – подумал он.

               -Я рад с вами познакомиться, мистер Стайлер, - он неловко улыбнулся, - но… я не совсем понимаю, что от меня здесь требуется.

               Президент улыбнулся, а Самюэль неловко кашлянул.

               -Не спешите, мистер Холланд, - произнес Грегори Стайлер, - и главное не волнуйтесь. – Голос у него был приятный и успокаивающий. «Словно у психолога-терапевта», – подумалось Дейву.

           – Может, хотите чего-нибудь выпить? Виски, мартини, коньяк, содовая?

               -Пожалуй, виски.

            Президент подошел к небольшому мини-бару, расположенному в недрах стены, и, налив  одну четверть шотландского скотч-виски, протянул стакан Дейву.

                -Благодарю вас, - он сделал глоток. Виски было великолепным.

                -Мы знаем, что вы прекрасный музыкант, - между тем продолжал президент, - знаем и про вашу группу «Holland Dreams». Жаль, что она развалилась! У вас ведь уже были свои поклонники.

                 -Это все мелочь, - улыбнулся Дейв, - пока не было ничего серьезного. Но я удивлен, что вы заметили меня и пригласили. Но только – что конкретно от меня требуется?..

                 -То же, что и всегда. Вы будете играть свою музыку.

              Дейв изумленно произнес:

                 -Вы сказали «играть свою музыку»? Но для кого? И перед кем? Мистер Стайлер, я прежде всего музыкант, и потому хочу вас спросить - чем вы здесь занимаетесь?

              Грегори пожал плечами, и подумав, плеснул себе в стакан немного содовой из сифона, который он достал из мини-бара.

                 -А что, Самюэль Брендон разве вам не объяснил?

                 -Конечно, объяснил… Но только в общих чертах. Хотелось бы  поточнее определить свои задачи и обязанности на новой работе. А то пока я вижу лишь кота в мешке. Может, это жутко секретно? – Дейв снова улыбнулся. В ответ улыбнулся и Грегори:

                 -Да какие здесь секреты, - он махнул рукой, - вы по-прежнему будете играть свою музыку, а наши специалисты - проводить соответствующие тесты и исследования.

                 -Интересно, какие же?

                 -Это вас не должно волновать. Вы будете играть, сочинять новую музыку, у нас есть несколько неплохих студий, вы будете довольны, уверяю вас.

                 -Мистер Стайлер, раз я иду к вам работать, то для меня не должно быть ровно никаких секретов. Скажите мне, что за тесты и исследования? Я должен знать - для чего, для каких целей я работаю.

             Президент залпом допил содовую и поставил на стол пустой стакан. Глядя на него, Дейв отхлебнул еще глоток виски.

                -Мы исследуем влияние музыки на подсознание, изучаем импульсы человеческого организма. Воздействие музыки на все, без исключения, сферы жизнедеятельности. Вам этого достаточно?

                -Но с какой целью вы это делаете?

                -Молодой человек, - Грегори нацепил на нос очки, и, скрестив руки, уставился на музыканта пристальным взглядом, - когда я писал научную диссертацию на тему «Развитие личности человека под влиянием и воздействием музыкотерапии», многие коллеги, мягко говоря, меня не понимали. Но теперь я вполне состоялся: и как ученый, и как врач, и как человек, полностью отвечающий за свою сферу деятельности. Да-да, именно так: я не только врач, а прежде всего – ученый! И потому мне необходимы более тщательные исследования. Именно поэтому, мы и привлекаем к сотрудничеству самых талантливых и одаренных музыкантов, работающих в самых разных музыкальных направлениях и жанрах. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство? – улыбаясь, президент не сводил с Дейва глаз.

               Дейв размышлял над его словами. «Не торопись, не торопись, - говорил ему внутренний голос – старайся произвести достойное впечатление! Покажи, что ты вполне солидный и самодостаточный человек!»

               -Не совсем. Ваш помощник… извиняюсь, вице-президент мистер Брендон, говорил что-то о музыкологии и парапсихологическом влиянии музыки на развитие общества.

             Он взглянул на молчаливо сидевшего Самюэля, который при этих словах как-то странно улыбнулся. И эта улыбка очень не понравилась Дейву.

               -Мистер Холланд, - Грегори достал золотистую сигарету и щелкнул дорогой зажигалкой - наши исследования довольно обширны. И потому, разумеется, в какой-то степени затрагивают и социологию. Без этого никак нельзя, поверьте мне. К слову сказать, мы довольно обширно работаем и с общественным мнением, и даже со средствами массовой информации, включая телевидение и интернет. Чтобы плодотворно работать, мы должны быть в курсе всего.

              -А Сальвадор Дали тоже имеет к этому какое-то отношение? – Дейв кивнул на репродуции картин знаменитого художника, которые висели прямо за спиной президента.

              -Нет-нет, - улыбнулся он, глубоко затягиваясь сигаретой, - живопись - это личное. Я убежден, это есть у каждого. А Дали – моя давняя страсть. Его картины морально поддерживают меня, даже в самую трудную минуту.

              -Мне тоже нравятся его работы, - не преминул сообщить Дейв, и это было правдой.

             -Вот видите, у нас уже есть общие интересы, - рассмеялся Грегори, - нам будет легче работать вместе.

             -Я в общем-то согласен. Только, видите ли, у меня возникло множество проблем личного характера, - откашлявшись, произнес Дейв. «Что ты говоришь, болван! – закричал внутренний голос, - что ты несешь?! Не будь посмешищем!»

          Однако Грегори с готовностью кивнул:

              -Да-да, мы в курсе, - он бросил быстрый взгляд на Самюэла, с лица которого к этому времени уже сошла неприятная улыбка, - мы все знаем. И попытаемся все уладить. Мы предоставим вам шикарную квартиру в Пентхаузе, откроем счет. Так что можете не волноваться.

               -Да, но как я с вами  расплачусь? – с беспокойством спросил Дейв, вертя в руках стакан, в котором оставался еще один глоток ароматного виски.

                -Уж об этом-то ровным счетом волноваться не стоит! Мы предоставим кредит. Это обычная практика для  наших сотрудников. Можете быть уверены, что со временем все встанет на свои места.

                -Хотелось бы в это верить, - в задумчивости Дейв допил виски и осторожно поставил на стол пустой стакан.

                 -Уверяю вас, так оно и будет. Уже завтра вы сможете приобрести новую гитару взамен разбитой. А сейчас, если хотите, вас может осмотреть наш врач.

                 -Это еще зачем? – насторожился Дейв.

                 -Ну вы ведь вчера пострадали, разве не так?

                 -Это пустяки, - он махнул рукой – ничего серьезного, пара ссадин.

                 -Тем не менее стоит показаться нашему врачу. Мы заинтересованы в здоровье своих сотрудников.

                 -Ну, если вы настаиваете, - Дейв пожал плечами.

                 -Да, и еще одно. Вы, наверное, беспокоитесь о том, что нужно будет подписать документы. Эта обычная формальность, и вы можете не торопиться. И  проконсультироваться с  адвокатом. В общем, поступайте так, как вам удобно, мистер Холланд. Чувствуйте себя свободно, мы  не собираемся вас стеснять. 

 

                 Когда Дейв в сопровождении Самюэля Брендона покинул кабинет, Грегори Стайлер откинулся в своем кресле и на несколько минут задумался, скрестив руки. Вид у него был довольный. Затем он достал мобильный телефон и набрал номер. Невидимый собеседник откликнулся почти сразу:

              -Ну и как, мистер Стайлер?

              -На сегодня дело сделано, можете меня поздравить, мистер Дэннон. – Грегори достал из кармана платок и вытер вспотевший лоб. «Наверняка  опять скануло давление» – подумал он. В последнее время его сердце отчаянно шалило, и он об этом прекрасно знал. На последнем приеме кардиолог строго-настрого запретил употреблять алкоголь и настоятельно порекомендовал сократить количество  сигарет. Скрепя сердце, Грегори старался следовать предписаниям, однако это не всегда получалось. Нервы есть нервы, и с этим ничего не поделаешь...

             -Он согласился?

             -Конечно, согласился, мистер Дэннон, куда же ему деваться?

             -Хорошо, а остальные птички? Вы собираетесь их разгонять по гнездам?

              -О них можете не волноваться, мистер Дэннон. Их среда обитания хорошо известна.

               -Поторопитесь, иначе могут прижать хвост. В нашем деле главное – время.

                -Зубр о них позаботится. Теперь это его проблема.

                 -Ну хорошо, если так. Но все-таки поторопитесь.

                 -Обязательно, мистер Дэннон.

                 -И постоянно держите меня в курсе.

                 -Можете не сомневаться, мистер Дэннон.

            Связь отключилась, и Грегори убрал телефон в ящик стола. Затем покачал головой и глубоко задумался…  

 

(Продолжение следует)                       

 

 

 

 

 

 

                                                 Информационное сообщение

 

24 октября 2014 г. в РЭУ им. Г. В. Плеханова прошло заседание  Всероссийского Круглого стола «Российское управление: формирование парадигмы – от заимствованных моделей к национальному опыту».

Организаторами мероприятия выступили: сам Университет, Образовательно-научный центр «Менеджмент», факультет Менеджмента, Академия философии хозяйства, Русское экономическое общество им. С.Ф. Шарапова.

Для участия во Всероссийском круглом столе прибыли делегаты из 6 Субъектов Российской Федерации, 14 городов, 16 вузов, 5 научных школ, представители органов государственной власти и управления, а также представители СМИ и бизнеса.

В работе Круглого стола приняли участие более 50 ученых. С докладами выступили:

д.э.н., проф. экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, президент Академии философии хозяйства Осипов Юрий Михайлович,

д.э.н., проф. кафедры международных финансов МГИМО, руководитель Русского экономического общества им. С.Ф. Шарапова Катасонов Валентин Юрьевич,

д.э.н., доц. кафедры экономики инноваций экономического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Юдина Тамара Николаевна,

д.э.н., проф., заведующий кафедрой управления бизнес-процессами в сфере производства и сервиса РАНХиГС Земляков Дмитрий Николаевич,

д.э.н., председатель правления ООО «Идеалбанк» Федоров Андрей Владимирович,

 Федеральный инспектор по Ярославской области, д.э.н. Несветайлов Василий Федорович,

заместитель Министра по развитию Дальнего Востока Степанов Кирилл Игоревич.

 В дискуссии приняли участие:

 д.с.н, проф., Советник зам. Председателя Совета Федерации РФ Слепцов Николай Степанович,

д.э.н., проф., директор НИИ «Новая экономика и бизнес» Гретченко Анатолий Иванович,

д.э.н., проф., руководитель научной школы «Управление человеческими ресурсами» Одегов Юрий Геннадьевич,

д.э.н., проф., зав. кафедрой теории менеджмента и бизнес-технологий Масленников Валерий Владимирович,

 д.э.н., проф., зав. кафедрой управление инновациями Гончаренко Людмила Петровна, экономист-международник,

 директор НП «Консорциум «Независимый инвестиционно-стратегический центр» Андрияшин Юрий Николаевич

и многие другие.

В ходе Круглого стола обсуждались вопросы, затрагивающие актуальные принципы организации российской экономики, последствия применения неадаптированных зарубежных экономических моделей в России в 90-е годы прошлого столетия, концепция либерализма в свете русской социально-экономической мысли, а также дискутировалось понятие «Новый Домострой» как конституирующая универсальная перспективная экономическая система России.

Тезисы выступлений опубликованы в сборнике научных трудов Всероссийского Круглого стола «Российское управление: формирование парадигмы – от заимствованных моделей к национальному опыту».

В ходе работы по подготовке мероприятия сформировался базовый состав Всероссийского Круглого стола, как дискуссионного клуба по данному стратегическому направлению исследования.

Результаты обсуждений вопросов, рассматриваемых на заседании Круглого стола, оформлены в виде резолюции – открытого письма Президенту РФ. На данный момент идет активная работа по подготовке окончательного текста Резолюции Круглого стола на имя Президента РФ.

Учитывая результаты работы Всероссийского Круглого стола «Российское управление: формирование парадигмы – от заимствованных моделей к национальному опыту» на базе Образовательно-научного центра «Менеджмент» планируется подготовить и провести:

- 05.12.2014 г. в рамках V Международной научно-практической конференции «Теория и практика управления: ответы на вызовы инновационного развития» секцию «Развитие менеджмента на современном этапе: российский опыт» (руководитель д.э.н. Федоров Андрей Владимирович, Шатохин Руслан Анатольевич);

- 19.12.2014 г. Дискуссионный клуб на тему: «Модель экономики России»;

- в феврале 2015 г. к 108 годовщине РЭУ им. Г.В. Плеханова Научную секцию «Идеология и конструкция самодостаточной экономики РФ».

 

 

 

 

Сергей Владимирович Цветков − выпускник МГУ, политолог, историк, социолог.

                            

                                       Откуда пошла Земля русская?

                                        

                                                     Исследование

 

 Таким сакраментальным вопросом задается каждый нормальный русский человек, который вдумчиво относится к познанию или пониманию своей исторической принадлежности.

          Кто задумывался хоть раз над этой проблемой, уже не может удовлетвориться лубочными пересказами из «Истории государства Российского» или «историями» прочих «баснописцев», которые, словно под копирку, выдают «на-гора» свои «титанические», «эпохальные  творения». В этих произведениях вся история славяно-руссов-русских начинается с момента создания Киева и призвания варягов на княжение.

В русской истории на сегодняшний день есть несколько «неясных, тёмных» исторических моментов, которые до сих пор присутствуют в спорах, как профессиональных историков, так и просто любителей отечественной истории. Данные «темные» моменты вызывают непрекращающиеся споры или достаточно вольные трактовки, как правило, диаметрально противоположные.

Первая, - откуда появились русские как народ и где был ареол его расселения в прошлом? Кто его прародители?  

Вторая, - датировка продолжительности жизни русского народа в свете новых данных ДНК-генеалогии. А, как известно, новые данные ДНК-генеалогии опровергают высказывания очернителей русского народа и недвусмысленно указывают на древность русских и их потомков.

Третья, - какие исторические народы входят в этногенез русского народа. Отсюда вытекает подпроблема – что, из собой представляет сам русский народ.

И еще проблема – кто такие варяги? Не разобравшись, что на самом деле представляли собой варяги, и кто они были, также кто такие арии, саки, киммерийцы, скифы, сарматы, готы, гунны, невозможно выстроить правильное понимание русской истории.

От подачи материала с постоянными «тёмными местами» невольно возникает вопрос: какая может быть история у такого «великого народа» без легенды или мифа  о своем происхождении, корнях и истоках? Невольно встаёт законный вопрос: что, данный народ на просторах современной Земли Русской появились из космоса, что ли? Или же  славяно-руссы были исконными обитателями данных мест?         

Нет на земле ни одного народа, который бы не имел преданий о своем происхождении, поэтому удивительно, что современные русские его не имеют. Получается какая-то странная картина, - даже чукчи и нивхи имеют легенду о своем происхождении, а русские не имеют. Вот такой парадокс!.

 

Если следовать логике подачи материалов  карамзиных, соловьевых, ключевских, костомаровых и прочей «демократической общественности», то получается, что неизвестно откуда на землях, которые современные русские населяют, появились непонятно откуда взявшиеся пришельцы в количестве более 7 миллионов человек – славяно-русы, и сразу начали строить города, варить сталь, пахать землю и воевать с другими племенами и «историческими народами».  А может быть, русские  ни откуда не появлялись, а были автохтонным населением этой святой земли?

В курсе историй древнего мира существует определенная тенденция, что города возникают только у высокоорганизованных в социальном и культурном плане народов и племен.  «Варвары» и «недоразвитые народы» городов не имеют и городов просто боятся, поэтому даже если в результате боевых действий с дикарями происходило завоевание города, то он, как правило, подвергался уничтожению или сожжению дикарями. Для дикарей города - источник страха и зла, рассадник порока и главный враг патриархальных устоев. А в «российских историях» сразу возникают города, множество городов, недаром в скандинавских сагах и анналах северо-русские земли называют «Гардарика», т.е. страна городов. Грады и веси в славянских землях уже в начале новой эры имеют довольно развитую структуру взаимодействия, соподчинения и подчинения. Причем славяно-русские города были достаточно крупными и большими. Таким городами были Славенск и Старая Русса, задолго до Ладоги и Новгорода и других северных городов и за тысячу лет до «новой эры». Город Славенск и Русса действительно существовали и имели очень большое по численности население. Это подтверждают и русские летописи, которые  историки не любят использовать в своих «шедеврах», т.к. факты, изложенные в них, часто не вписываются в те рамки которые были заложены еще со времен Шлёцера, Байера и Карамзина. Это связано в первую очередь с тем, что в то время неславянское окружение славяно-руссов (в основном финно-угорское и  готское-немецко-скандинавское) было достаточно негативно настроено к русам и было часто нетерпимо к русским, хотя  в плане этногенеза этих народов они так же вышли с русской равнины или с сибирских просторов. И это соперничество, - кто главнее и старше, является истинной причиной данной вражды. С точки зрения здравого смысла, все объясняется очень просто. Руссы и готы (геты) были также представителями супеэтноса русов. В современной исследовательской историографии сейчас все с большей силой проявляется концепция, что готы и русы являются генетически и духовно близкими народами, происходящими от одного древнего корня или суперэтноса – сколотов-сарматов, которые сами происходят от скифов, а последние от ариев-саков (ассаков). Хотя в современном понимании готов относят к германским народам, но на самом деле готы - это родственный и русским народ, на что указывают и многие античные авторы, которые утверждают, что готы говорили на антском языке, а, как известно, анты - это прямые потомки тех же славяно-руссов. Уже одного этого факта достаточно, для того чтобы понять, что древнерусское общество было развитое и имело сложную структуру взаимодействия.

Следовательно, карамзины  и прочие «властители дум» понимали и знали, что история русских намного древнее и разнообразнее. Поэтому возникает естественный вопрос: зачем  надо было подправлять историю Земли Русской и загонять ее в «прокрустово ложе» шестого-девятого века и далее? Кому нужна такая куцая история?

На этот вопрос мы попытаемся разобраться в нашей статье.

 

В любом народе живет чувство собственного достоинства и исторической памяти. В нормальном русском человеке тоже живет такое чувство. Он генетически осознает, что он представитель великого народа в планетарном понимании. Вот только со знаниями о своем историческом прошлом не все в порядке, этих знаний ему явно не хватает и почерпнуть их явно негде, - вытравили знания каленым железом «радетели земли русской». Поэтому в среде национально ориентированных представителей бродит множество различных версий и мифов о происхождении русского народа.

Происходит путаница в головах современных исследователей о месте, откуда вышли славяне и русские в частности, где была общая историческая прародина наших предков?

В современной науке происходит все более сильное разграничение знаний и отраслей знаний, что, в принципе, имеет место на существование. Но к человековедению, - а история - это, прежде всего, одна из основных наук о человековедении, - необходимо подходить комплексно, с привлечением историков и филологов, антропологов, археологов, геологов, генетиков, - всех вместе взятых. Язык - основа для понимания исторического народа. Антропология и генетика дают нам понимание, кто перед нами, в биологическом аспекте, и как соотносятся между собой народы и расы. Язык - это наиболее консервативная часть и его заменить достаточно трудно. И как народ будет говорить на языке другого народа без достаточных для того причин? В то же время в истории имеются подобные курьёзы. Современные венгры - мадьяры говорят на венгерском языке, который входит в  финно-угорскую языковую группу, хотя население в своей основе славянское, а их прямые родичи – башкиры говорят на тюркском языке, хотя этнически являются – мадьярами и раньше их язык принадлежал к финно-угорской семье.

 

В  современной исторической литературе «красной нитью» проходит  мысль, что колыбелью человечества является район Месопотамии, что именно здесь творилась библейская история, именно отсюда произошло расселение языков (народов). А Вавилон – колыбель цивилизации.

Все это нам известно из библейской литературы и других письменных источников древности, но факты указывают на то, что на настенных надписях, обнаруженных и дешифрованных современными лингвистами, говорится о том, что в Месопотамию постоянно вторгаются народы с севера и почти всегда завоевывают страну. В результате чего местные жители пользуются их знаниями и перенимают их опыт в различных областях. Интересен тот факт, что расшифровать данные надписи смогли, лишь используя славяно-германские корни словообразования. Это говорит о том, что славянские языки были наиболее древние и легенда о разделении языков имеет под собой четкое историческое обоснование. За примером далеко ходить не надо.

Практически ещё лет 800 – 1000 назад языкового разделения славянских народов не было. Жители Чехии, Сербии, Германии могли свободно общаться между собой, т.к. языковые различия были минимальные, так же и житель Руси мог смело общаться с представителями этих народов. Е. Классен отмечает, что на острове Рюген только в середине 16 века умерла последняя жительница, которая говорила на славянском языке. И фамилия этой женщины была Гагарина. А готский и русский языки имели очень много корней, т.к. в своей основе и готский и русский язык имеют скифско-сарматский, а скифско-сарматский в своей основе имеет арийский – язык руссов. Это прекрасно показал в своих работах наш современник и историк Ю. Д. Петухов.

          Также современные историки до сих пор спорят о том, кто такие были варяги? На мой взгляд, это, скорее всего, своеобразная военно-торговая каста наемных профессиональных военных охранников, которые сопровождали купеческие корабли, караваны, иногда сами выступали в качестве купцов, их самоназвание было - вары. С филологической точки зрения корень-слово «вар» в современных языках находит свое подтверждение в английском языке, по-английски это – война, этот же корень находится и в слове варяг и варвар, т.е. получается воин «в квадрате», поэтому их римляне и греки называли варварами, т.к. непосредственно соприкасались с ними у себя в Понтикопее как с наёмными воинами. А так же в слове варить, навар, свара, сварганить и многих других, т.е. здесь подразумевается торговая деятельность с элементами военного промысла. А слово варяг оно, скорее, двухсоставное и произошло методом редукции от вар-воин-торговец и ватага, первоначально - варага, т.е. группа наёмных охранников, а одиночный член данной организации – вараг. В дальнейшем для удобства стали говорить - варяг. В итоге получается воинская ватага т.е. варяги. В некоторых областях, например, в Воронежской губернии в конце ХIХ века торговцев, которые ходили по деревням и продавали с лотков свой нехитрый товар называли варяжниками.

 

 

Библейская история и мы

 

Все серьезные историки, к мнению которых  надо относиться с уважением, утверждают, что народ, создавший и заложивший Вавилон, пришел в Месопотамию с севера. Необходимо только разобраться из  какой области. «С севера» - это ключевое слово и в нашем исследовании. В старые времена называли север – Светенией, т.е. страной света, знаний, и указывали, что там находится их прародина. Есть и другое понимание этого значения - Се Вера, ведь сами русы называли северные земли и направление - полночь. В рамках нашего исследования мы можем не только опираться на библейские тексты, но также и на здравый смысл и на филологические изыскания, т.к. они позволяют нам получить новые знания и расшифровку понятий, которые позволяют по-новому взглянуть на уже известные факты.

Если учесть, что на протяжении почти 4-х тысяч лет − за 3 тысячелетия  до Рождества Христова − в Месопотамию все время  приходили с севера различные народы, будь то киммерийцы, хетты,  ассирийцы, урарты, ваны, скифы, сарматы и другие, то становится ясно, что не Месопотамия является колыбелью мировой цивилизации, а те страны и народы на севере, которые все время выплескивали на плодородный юг все новые и новые массы людей. Просто на севере не сохранилось никаких записей или они были сознательно уничтожены, а существуют только устные предания, которые позволяют относиться к этим выводам с доверием. Ведь одной из причин, по которой не сохранилось исторических сведений, является сожжение Александром Македонским древней Авесты. Авеста - это даже не книга, а, если можно  так выразиться, арийская библиотека-энциклопедия, состоящая из 12 000 пергаментных листов, на которых была изложена вся истории происхождения белого человечества, а также другие знания. Есть еще одна причина, по которой не сохранились письменные источники, она заключается в том, что на протяжении 8-13 и  17-19 веков все письменные источники, которые не вписывались в официальную церковную, а затем романовскую историю, просто уничтожались. И для этого часто  использовались официальные комиссии, занимавшиеся тем, что разыскивали надписи или письмена  на непонятных языках и тотчас данная рукопись, или таблички, или пергаменты сжигались на костре, без создания каких-либо копий.

Из различных источников мы знаем, что Месопотамия постоянно подвергалась захватам народов севера, в числе которых были хетты, близкие по своим корням к протославяно-руссам.  Следовательно, мы можем предположить, что исторические корни славяно-руссов уходят глубоко в века.  К этому выводу нас также подводит и ДНК-генеалогия, согласно исследования которой современный русский человек имеет общего предка в  пределах 5400 - 5700 лет.

 

О влиянии северных народов на античный мир

 

Письменности в Греции появляется тоже, после того как на Пелопоннес пришли с севера народы-пеласги и завоевали всю территорию.  Троянская война была зафиксирована письменно, когда уже были сложены «Одиссея» и «Эллиада». А это произошло после 400 лет по окончании войны, причем разные части этих эпических произведений, как установили филологи, написаны разными по стилю изложения стихами с интервалом чуть ли не в 700 лет.  В войне за Трою на стороне троянцев принимали участие хетты, которые считали троянцев своими братьями по крови или близким по крови народом. Исследования филологов говорят о том, что хетты были индоевропейским (арийским) народом, т.к. современные индоевропейские слова, особенно славянские, зачастую имеют хеттские корни слов. Это не мое голословное утверждение, а мнение известных языковедов, как например, Мара, Хомякова и др. После падения Трои, Эней вывел остатки троянского народа из города. Под напором греков троянцы вынуждены были переправиться через Босфор и уйти в пределы дунайской Фракии, а дальше подняться по Дунаю вверх. Дунай местные жители называли Истр. По берегам Истра жили племена, которые были близки троянцам по крови и языку, поэтому троянцев и пропустили для поиска места, где они могли бы осесть. Следуя по Истру (Дунаю) троянцы основали будущий град Вену, первоначальное название которого было Вендский Бор. Бор - слово понятное всем славянам без исключения - хвойный лес, другой трактовки в славянских языках просто нет. Определение Вендский говорит о том, что помимо того, что троянцами они назвались как жители города Троя, у них было еще другое самоназвание − венеды (венеты, венды, ванды, винды, анты, анды, энеты, энеды,  енеты, произошедшее от имени предводителя Энея, выведшего их из осажденной Трои). Из-за этого происходит такая путаница у многих историков прошлого, потому что они один и тот же народ принимали за разные племена и народы. Затем, перевалив, через Альпы они осели на севере современной Италии и основали поселения Венеция, Вольки, Вольск и Рось. Современное название этих областей  Венеция, Лонгобардия и Падуя. Если перевести на современный русский язык эти названия, то Лонгобардия, например,  страна длиннобородых. Неправда ли, напоминает русских людей, у которых борода была непосредственным атрибутом мужчины, а безбородые считались развратниками и содомитами. А Падуя – Подолье т.е. спуск в долину, на современной Украине целая область Прикарпатья – Подолье, в Подмосковье  − город Подольск.

В славянской среде существует традиция, по которой странствующие группы людей при переходе на другое место жительства называют новые места по месту своего обитания, из которого они вышли. Северное побережье современной Хорватии даже в настоящее время называется (Истра) Истрия, также имеется полуостров Истра. Главные города называются Ровень, Пореч, Пула, Новыград. Это говорит о том, что все северное побережье Адриатики было местом расселения протославян-русов - троянцев. Необходимо отметить, что напротив хорватского Ровеня в Италии находится италийский город Ровена, что, несомненно, указывает на славянское название и проживание здесь славяно-руссов задолго до италиков, греков и финикийцев.

Меня удивляет то, что практически никто не говорит о таких удивительных фактах величия славянского племени, которые описаны в исследованиях М.В. Ломоносова, что Троя – праславяно-русский город. Известно, что М.В.Ломоносов гордился  именно званием академика от истории, хотя внес огромный вклад в другие науки и дисциплины и был академиком и от математики, и от химии, и от минералогии и от физики.  Данные  о венедах приведены М.В.Ломоносовым со ссылкой на греческих и римских историков. Вот выдержка из одной из его работ: «Катон то же разумеет, когда венетов, как свидетельствует Плиний, от троянской природы производит. Все сие великий и сановитый историк Ливий показывает и обстоятельно изъясняет. «Антенор, - пишет он, - пришел по многих странствованиях во внутренний конец Адриатического залива со множеством енетов, которые в возмущение из Пафлагонии выгнаны были и у Трои лишились короля своего Пилимена: для того места к поселению и предводителя искали. По изгнании евганеев, между морем и Алпискими горами живших, енеты и Трояне одержали оные земли. Отсюда имя селу – Троя; народ весь венетами назван».

Интересно проследить историю этрусков, самоназвание, которых было - «геты русские» и в латинской транскрипции писалось через аш (а, как известно, по законам лингвистики аш - (Н) часто меняется на (Х- ха) (Г - г ) и обратно). Геты (хеты) – это, скорее всего, измененное название от слова геть – смотреть вперед, отсюда – гетман, предводитель. Области, в которых расселились венеды, действительно изобиловали водой или находились непосредственно у воды. Как известно, славяно-руссы всегда предпочитали селиться у воды, будь то море, река, озеро или болото.

Из рода этрусков происходил Гай Юлий Цезарь. Во время своего триумфа он заставил актеров дать представление, превозносящее знатность его рода, и прямо указал, что он потомок царя Энея. Если разобрать лингвистически  фамилию Цезарь, то получится   следующая форма русских слов «Се царь» (Предлог Се есть указательное местоимение (этот, это) с выпадением –й , а Сар в индоевропейских языках означает царь, повелитель, господин, старейшина). Первоначальное название Царского села под Петербургом, было Сарское село. Со временем развития русского языка из Сарского оно превратилось в Царское.  Давайте вернемся к начальному пункту выходцев из Трои, когда они переправились через Босфор и пошли вдоль Дуная (Истра) вверх по течению. Гидроним «Истр» славяно-руссы перенесли с собой во время своих скитаний по Европе. В современной России имеется и город и река Истра, которые находятся на территории Московской области.

Интересно разобрать  легенду о сотворении РИМА. По легенде Ромула и его брата выкормила волчица, а один из городов, основанный троянцами был город Вольки, что говорит о родовом тотемном знаке части жителей Трои (т.е. Волки). Латиняне, видимо, когда появились в районе современного Рима дословно восприняли легенду об основании города и приняли вольков, которые выкормили малышей, за волчицу, а название города МIR за RIМ (MR). Историкам и филологам хорошо известно, что много этрусских надписей делалось справа налево и, скорее всего, когда латиняне спросили: «Как название города пишется по-этрусски», то этрусски написали его справа налево, так и вошел в историю город РiМъ. Мы знаем, что в славянских языках записи делались славянской руницей, в которой отсутствовали гласные, и письмо было слоговое. Я не утверждаю, что в данном вопросе я прав, но это, может быть, одна из гипотез, а может быть, и правда.

В древней истории Рима существует много исторических параллелей, связанных со славянским влиянием. Есть известная пословица «перейти Рубикон». Смысл ее заключается, скорее всего, в том, что если перейти определенный рубеж, то в жизни наступают новые непреодолимые обстоятельства и возврата к старой жизни быть не может. У арийских народов существует такое понятие как КОН, ПОКОН, и РТА. Произнося эту фразу, мы как-то не задумываемся, что в самом слове «Рубикон» уже все определено. В славяно-русских языках все надо понимать дословно. Слово «кон» означает черту, границу, право (отсюда происходит слово за-кон, т.е. когда нельзя нарушать границу дозволенного). Перейдя кон (разрубив кон), Юлий Цезарь нарушил приказ Сената и  права Рима (закона) и стал преступником. По римским законам ему грозила смертная казнь, и, чтобы  избежать ее, он решил поднять мятеж и стать самому во главе Рима. Что Юлий Цезарь блестяще и сделал со своими воинами  и многочисленными этрусскими родственниками.

В имени Константин – постоянный, также прослеживается славянский след. Это имя состоит из двух слов кон - черта, ограда и стан – стоянка. Что получается как огороженное (постоянное) поселение.

В Риме есть еще одна интересная, на наш взгляд, река, связанная с дальнейшей историей славяно-руссов, − это река Тибр. Если название реки написать в русской транскрипции русскими буквами, то мы получим слово ТIВР, а более точно ТВР, так как в правилах письма славян гласные часто опускались или происходило выпадение гласных. Учитывая слоговость письма, как мы отметили выше латинское название реки Тiвr и русское Тiбр это одно и тоже, и следуя логике исторических параллелей, мы находим связь с российскими названиями, как гидронимов так и названий городов и племен.

Было такое племя славяно-руссков тиверцы, которое исчезло с исторической арены из-за конфликта двух славянских племен между собой. Но на территории современной России остались город Тверь, река Тверца, села Тиверское, Тверецкое. Римский император Тиберий тоже был из этрусского рода, и мы можем сказать, что элиту Рима составляли как представители латинян, так и представители этрусских родов. По этой причине становится понятна та кровавая вражда, которая существовала в Риме на протяжении всей его античной истории, и та постоянная конкуренция между этрусскими родами и латинянами.

 

                                      Галльский континент

 

Интересно указать еще на одну историческую параллель, что Галилея и Галилейское озеро также имели второе более древнее название, первая – Тивериада, второе – Тиверское.

Раз мы коснулись Галилеи, то напрашивается и другая параллель. Иисус Христос был галилеянином.  А во многих современных странах до сих пор есть свои Галии. И в Турция – Галиполи, и в России − Галич, Соль-галицкий, Галицкая земля, и в Украине − Галиция, и во Франции – Галлия, и в Испании – Галисия (Галиция). Какой-то огромный Галицкий континент получается. Во Франции, Англии, Ирландии есть понимание того, что галлы были единым народом, который позднее стал называться кельтами (сельтами), но самоназвание их было Галлы - Галичи.

Существует огромный пласт культуры, называемый кельтским. Получается, что их объединяет древняя общность, язык обычаи и нравы.

 

                                    И немного о скифах.

 

Интересно так же проследить такое явление, как скифы. Что это был за народ и куда он испарился с исторической арены? Ведь если те или иные народы подвергались захвату и тотальному уничтожению, то скифов никто никогда поголовно не уничтожал, они не попадали под влияние никаких других народов, а сами были грозой всех соседних народов и племен, если и были какие либо стычки у них, так только внутренние. Что же произошло со скифами, если уже к 12 веку о них не осталось никаких следов? Как нам кажется, скифы были одним из смешанных союзов-племен, который состоял из асов (бедующих осетин, шведов, готов) и славяно-руссов, и по мере развития исторического процесса и размежевания народов и племен, осетинская часть осела на Кавказе, а русско-готская часть растворилась в русской среде, а часть ушла в Европу и в Скандинавию. Не надо забывать, что Русей (Россия) было несколько. Это и Киевская Русь, и Новгородская, и Поморская, и Сербская, и Черноморская, а также Балтийская. А название скифы, скорее всего, трансформированное греками слово скиты (skithts), т.е. скитальцы, постоянно находящиеся в движении, ведущие кочевой образ жизни. Правда, есть и другая трактовка этого названия - скуфь. Оно пошло от головного убора из бараньего меха, которое носили все мужчины. Я попробовал этимологизировать слово скиф. И не утверждаю, что я прав, но то, что в филологическом срезе я не допустил ошибки, − ручаюсь. Вот мои размышления на данный счёт. Что касается скифов. В современной филологических изысканиях можно установить следующие вещи. В греческом языке отсутствует буква (W) и она заменяется буквой (F или буквосочетанием PH,TH). Т.е с учётом вышеуказанного в русской транскрипции это слово надо было бы читать и произносить – скив. А как называли сами себя народы, проживающие на территории русской равнины в районе южнорусских степей?  Сколоты, или по-русски в современном понимании – с коло или живущие по солнечному кругу. Птица сокол также в своем полёте вращается вокруг солнца. Тотемный знак сколотов был сокол. А как в современном южнорусском диалекте русского языка (украинском) называется сокол? Сокiв. В языках редукция (выпадение) гласных явление очень распространённое и сокiв превращается в скiв, а по-гречески skif (в транскрипции). Таким образом, это моё предположение даёт понимание, откуда появился скиф. И последнее, может быть, я ошибаюсь, но с филологической точки зрения эта догадка верна. Если следовать этой тропой познания далее, то Таманский полуостров и далее земли, которые примыкают к отрогам кавказского хребта, назывались Фаногория. Если перевести с учётом вышеуказанного, − то Фаногория превращается в Горы Ванов или Ванские горы. А, как известно, Ваны − это и есть автохтонное население Кавказа или потомки проторусов.

Это, скорее, противопоставление другой, некогда единой части славяно-русского народа, которая вела оседлый образ жизни, ее Геродот называет царские скифы, т.е. постоянно проживающим в селениях (градах-городах). Своего рода это симбиоз: одна часть селились в городах и занимались ремеслом, другая часть занималась разведением скота и кормила горожан. Горожане же снабжали кочевников оружием и предметами домашней утвари. Скифы выполняли и другую функцию, − были защитниками селян-горожан от кочевников, угрожавших набегами из Великой степи. Интересен факт, что между славяно-русскими племенами и скифами никогда не было войны, этот указывает на родственность данных племен.

 

Мы и РИМ

 

Вернемся к городам, которые основали венеты: Волк, Вольск,  Рось. Названия этих городов говорят сами за себя и их не надо переводить, т.к. это понятно любому человеку, который знает один из современных славянских языков. Современные историки как-то стремятся пропустить эти основополагающие данные о влиянии славян или (протославян) на становление и развитие мировой цивилизации и культуры. Известно, что троянцы принесли с собой на Апенинский полуостров развитое земледелие, горное дело, металлургию. В свою очередь, из истории металлургии известно, что именно венеты первыми стали выплавлять железо в Западной Европе. При основании Венеции они использовали систему свай из лиственницы, которую получали  с территории  современной России от своих сородичей. Ведь лиственницы на территории западной Европы нет, и она там никогда не произрастала. Этот факт говорит о том, что торговля между славяно-русскими племенами была довольно развитой.

Венеты были прекрасными мореплавателями, и даже в записках о галльской войне Гай Юлий Цезарь говорит о том, что с ними на суше невозможно бороться. С приближением римских легионов венеты садятся на корабли, грузят на него скот, добро и уходят в открытое море. Жилищи свои сами сжигают, чтобы врагу ничего не досталось.  Не потому ли в традиции славян так сильно развито было именно деревянное зодчество, т.к. деревянные города легко было вновь отстраивать после ухода врага. Таким образом, ему не доставалось ничего, кроме пепла. Также в записках о галльской войне Цезарь приводит такое интересное замечание: венеты-галлы подчинили своему влиянию все народы, которые жили по побережью, как европейского берега Средиземного моря, так и Атлантического и Северного морей, и были главными поставщиками янтаря с берегов Венетского (Балтийского) моря. Это говорит о том, что венеты до Новой эры были одним из самых распространенных народов во всей Европы.

Поговорим о нравственных воззрениях протославяно-руссов. Известно, что в среде руссов рабство не практиковалось и захваченный в бою или походе воин по приводу его в славяно-руссские земли получал свободу. Это в те времена так контрастировало с греками и римлянами, которые усиленно практиковали рабство, что говорить о варварстве славяно-руссов просто по современным меркам смешно.

В своей работе «Новые материалы для древнейшей истории славян вообще и славяно-руссов до Рюрикого времени в особенности» Егор Классен утверждал, что в ещё в середине 18 века в районе современного города Милана и его окрестностях проживало до 15 000 населения, которое говорило на довольно архаичных диалектах славяно-русского языков. Кстати, само слово Милан указывает на его славянское происхождение и означает слово Мил - Милый. В современной Сербии, Чехии, Болгарии этим именем очень часто называю детей как мужского, так и женского пола (Милан, Милана, Милена).

Филологи утверждают, что славяно-русские языки наиболее архаичные и менее всего подверглись изменениям на протяжении тысячелетий, а один из самых консервативных языков из них − русский.

Исходя из этого, можно сделать определенный вывод о том, что история славянских народов намного древнее, чем это принято считать, и имеет много общего с развитием европейской цивилизации и историей народов, населяющих Европу и Азию. Листая книгу по истории Франции, я обнаружил карту, на которой было написано Алания и показаны ее границы. А юго-восточная и центральная часть современной Франции обозначены именно как Алания. А так как  алано-руссы были одним из племен, составляющих скифский союз, а позднее сарматский, то мы можем сделать предположение, что эта территория принадлежала протославяно-русским народам.

 Хотелось бы отметить такой малоизвестный факт, что уже в более позднее время на севере Греции в районе города Салоники население, которого преимущественно говорило на славянском языке, братья (монахи) Кирилл и Мифодий начали свою миссионерскую деятельность. Следовательно, они знали как славянскую (руницу), так и черты и резы, так и греческую письменность. И им было нетрудно сопоставить грамматики славянские и греческие и выработать современную систему письма для богослужебной надобности. Глаголица же, которую приписывают славянам, скорее всего, была одним из элементов славяно-русской тайнописи и вошла в алфавиты грузин и армян в качестве основы их письменности, т.к в современной Грузии имеется город Вани, область - Сванетия. А в Армении священное озеро Ван, армянские цари – Руси (аж целых три), − всё это говорит о сильном распространении арийских народов и их языка.

Христианство стало основной религией у славян, потому что славяно-руссы в большинстве своем были монотеистами и почитали Вышнего Бога - РОДА, который был творец «небу  и земли» и был един в трех ипостасях (Перун, Даждьбог, Велис). Другие божки, рангом помельче, были очень часто богами пришлых или соседних родственных народов и племен, и принимались славяно-руссами в силу своей терпимости к вере других народов и уважению гостей и соседей. Но часто в силу традиции славяно-руссы говорили о себе или Боге именем не собственным, а своего рода кличкой или «псевдонимом». Отсюда та неразбериха, которая возникала в головах чужестранцев, желавших постичь славяно-русские народы.  А единобожие было развито именно в славяно-русской среде. По этой причине христианство прижилось у славяно-руссов, правда, не без насильственной христианизации. По оценкам некоторых исследователей, Русь потеряла до трети населения в период насаждения христианства.  Вокруг славяно-руссов часто селились другие народы, и путешественник часто не мог определить, кто есть кто, так как народы, проживавшие бок о бок со славяно-руссами говорили уже на языке славяно-русском, а обычаи и богов оставляли свои родовые. Далеко за примером ходить не надо. На месте города Москва проживало уже сильно русифицированное фино-угорское племя,  а Долгорукий со своей дружиной просто оказался в кругу другого народа, который был язычником, а говорил уже по-русски.

 

Исторические курьёзы

 

В истории парадоксов хоть отбавляй, например, гроза народов Европы в 5 веке – Аттила - «Бич Божий» в современной истории проходит как гунн из Азии и имеет якобы монгольское происхождение. Но, на самом деле, это глубокое заблуждение. В историях того времени, указывается, что гунны со славяно-руссами жили душа в душу, говорили на одном языке. К тому же сам Аттила проживал в деревянном тереме. Кстати, в современном чувашском языке – Ати - отец, а аттиля (а) переводится как папаша (уменьшительная форма имени). Характерно, что славяно-русы составляли костяк войска Аттилы. Именно Аттила разгромил готов и выдавил их остатки в Европу, а  часть готов не христиан пошла с ним в его европейский поход. И многие историки (в том числе и Гумилев) указывают, что современные чуваши и есть потомки гуннов, а в облике чувашей нет никакой азиатчины.                     

И в заключение к сказанному. Финны, эстонцы и другие угорские народы называют нас, русских, старым и уже давно забытым словом ВЕНЫ, т.е. венеты. Историческую народную память очень тяжело искоренить, тем более что христианство к финно-уграм пришло довольно поздно, − русские и здесь выполнили свою историческую миссию и не допустили до финно-угров византийских миссионеров.

 

 

 

 

Главы 5-8

ГЛАВА ПЯТАЯ

Итак, что он вынес из разговора с актерами? От Прохоренко действительно узнал важную информацию. А вот Лапин ничего существенно не сообщил.

«Ничего?»

Горчаков прокрутил в голове все детали их беседы. Сплошные вздохи, восклицания Ильи Сидоровича, а фактов – ноль.

«Или я ошибаюсь?»

Погруженный в размышления, Александр и не заметил, как оказался в центре большой ярмарки. Подобные ярмарки организовывались в Старом Осколе минимум раз в неделю. Идешь, а вокруг лотки, лотки. Парное мясо, колбасы – хочешь из свинины, хочешь из телятины, огромные рыбины, которые вылавливали в местных прудах, икра, сыры всех видов, зернистый деревенский творог и прочее. Удивляло не разнообразие продуктов, а низкие цены, порой смешные до неприличия. У крестьян выхода не было: надо сбывать товар. В свое время предполагалось подписать договор с СССР о поставках туда продуктов. Там голод! И в Поволжье голод, и в приграничных районах с Курской губернией, и в других местах. Говорят, люди мрут как мухи. Сначала все детали договора согласовали, но потом Советы отказались. Черкасова по этому поводу сказала:

- У большевиков другая задача: согнать людей в города, согнать любым способом, даже самым жестоким. И таким образом провести свою индустриализацию. Гениальные управленцы!

«Наверное, она права».

Красивая пышногрудая девица зазывала покупателей в магазин модной одежды. «Наша, Воронежская! А так же костюмы и платья из Франции, Англии, Германии!» Улыбка красавицы играла столь заманчиво, обольстительно, что Горчаков решил заглянуть, приобрести какую-нибудь безделицу.

И тут он заметил коренастого плешивого человека с приплюснутым носом. Александр не обратил бы на него внимания, если бы не одно обстоятельство:

он уже видел его, когда выходил из театра.

«Случайность?»

Александр зашел в магазин, обошел ряды, вступал в разговоры с продавцами, купил модную шляпу. Затем вышел и огляделся.

В толпе отыскать кого-либо сложно, однако Горчаков вновь заметил плешивого, аккуратно посматривающего в сторону магазина. Теперь стало понятно кого он выслеживает.

Александр впервые оказался объектом слежки. Следовало бы выяснить - кто этот человек? Чье задание выполняет?.. Как узнать? Подойти, поговорить? Нет, не сейчас!

Горчаков решил ничего пока не предпринимать и не показывать вида, что он раскусил преследователя. Он неспешно двинулся вдоль рынка, миновал его. Опять впереди шумная, косящая под Европу улица. А вот и переулок, укорачивающий путь.

Он вошел в этот переулок, быстро двинулся вперед. Преследователя не было. «Я ошибся?!»

Только долго радоваться ему не пришлось, плешивый вновь появился.

Александр прокручивал в мозгу разные варианты. «Если все-таки напрямик спросить: «В чем дело, сударь?» Как он отреагирует? Станет оправдываться? Пошлет куда подальше? Скорее – второе. Где доказательства, что он следит за мной?»

Был еще один вариант: врезать ему как следует. И что? Он поднимет шум, и Горчаков останется в дураках. Да и крепыш он что надо. Так ответит – мало не покажется!

Горчаков с тоской подумал, как по его ангельскому лицу пройдутся мощные кулаки. Тогда не жди откровений от милых свидетельниц.

Он двинулся дальше, то убыстряя, то замедляя ход. Соответственно вел себя и преследователь. Выйдя из переулка, Горчаков увидел несколько больших жилых домов. И сразу юркнул в один! Окно между лестничными проемами являлось отличным местом наблюдения.

Вскоре возник плешивый. Он лихорадочно осматривался, бегал взад-вперед. Затем испарился. Горчаков для верности еще немного подождал и только потом покинул убежище.

Снова те же вопросы: кто и почему?

Не случайно Либер его предупреждал. Теперь, когда журналист ослушался, его взяли под контроль. Плешивый - один, или их целая группа? Скорее – второе. Сегодня они просто преследуют, а завтра?..

Кому рассказать о случившемся? Корхову? Нет, мудрая шефиня открыла Александру глаза. Полиции он тоже не доверяет.

На первом этаже открылась дверь, послышались шум, смех, спорящие голоса. Все это напомнило Горчакову, что жизнь продолжается. Надо поспешить в редакцию!

Он спустился по ступенькам и… замер. Его будто перенесли из процветающей Российской Империи в страшный СССР. На стене перед дверью висела табличка, где крупными буквами было написано: «ВКП(б)» (аббревиатура правящей тогда в СССР партии – Всесоюзной коммунистической партии большевиков. – прим.авт.). Оцепенение длилось недолго, Горчаков вспомнил, что коммунисты не так давно были легализованы. И он находился рядом с их офисом.

 

Легализация партии коммунистов ровно год назад привела часть общества в шок. Александр также не понимал, с какой стати разрешили открыто выступать и бороться за власть тем, кто уже однажды разрушил Русское государство? Официальный комментарий звучал так: «В условиях демократии все политические силы имеют право на выражение собственного мнения, в том числе коммунисты». Вечером того же дня Горчаков имел на эту тему серьезный разговор с шефиней. Загородный дом Черкасовой, шампанское, страстная любовница зрелых лет – все располагало к романтике, к иным разговорам: о красоте звездного неба, о далеких морях, экзотических островах. Однако Горчаков все еще находился под впечатлением непонятного решения Верховного Суда Империи. Как же так? Большевики теперь среди нас? Пятая колонна будет открыто работать на враждебное государство? Предупреждение мерзкого карлика, что он придет повсюду, уже не было обычной бравадой.

Даже в постели Алевтина не отказывалась от вредной привычки курить. Затянувшись очередной сигаретой, она спросила:

- Тебя что-то беспокоит?

- Заметно?

- Все на твоем лице.

Она рассмеялась и добавила:

- Меня не проведешь.

- Отрицать не стану.

- Хочешь, угадаю? Поссорился с любимой женщиной.

- У меня ты - любимая женщина.

- Я начальница по работе и партнер по сексу. У меня состоятельный муж и респектабельная жизнь. Так что влюбляться в меня не стоит. Наши сегодняшние отношения близки к идеалу. Иного не надо.

- Уговорила.

- Ты не ответил. Долги? Сколько? Я помогу.

- Все гораздо прозаичней. Я думаю о легализации партии Ленина.

- Безобразие! Лежит в постели с привлекательной женщиной, а думает о Ленине. У тебя нормальная ориентация?

- Я серьезно. Никого из моих знакомых эта легализация не волнует. Мол, перспектив у коммунистов никаких, ни на что серьезное претендовать не смогут. А мне все равно не по себе. Помню, как мы бежали из Петрограда. Помню лица комиссаров, особенно одного карлика… Думал, что кошмары навсегда остались в прошлом. Ан, нет! Демократия, свобода! Они нам устроят такую свободу! Неужели наши правители настолько слепы? Они напоминают петухов с закрытыми глазами, не слышащих, как к курятнику подкрадывается хищник.

- Решение Верховного Суда не слишком дальновидно, - согласилась Алевтина. – Мы живем по одним законам и наивно полагаем, что по таким же законам будет жить все общество. Однако есть те, кому мораль цивилизованного человека претит. Они совершают взрывы, убийства, а потом… начинают требовать. Сначала милосердия – помилования за совершенные злодеяния, затем признания своих политических прав и, наконец, власти. Сейчас они малочисленны, потому для общества незаметны. Но порок заразителен, проходит время, и все большее число недовольных вливается в ряды противников общественного порядка. А власть по-прежнему сыплет отговорки, типа: «Нельзя их запрещать, мы же не такие, как они».

- Наивные или… негодяи?

- Знаешь, в чем беда современного мира? Он по-прежнему обожествляет идеи Великой Французской революции. В чем ее «великость»? Обычная кровавая бойня. Робеспьер – тот же Ленин. Лозунг: «Свобода. Равенство. Братство» очень скоро заведет нашу цивилизацию в тупик, затем – к краху.

- Не слишком ли мрачно?

- Мрачно. Но так и происходит, - Алевтина затушила сигарету, откинулась на подушку и резко проговорила. – Люди проклинают рыночную модель с ее кризисами, безработицей, но никогда не откажутся от нее. Она нужна власти и потому населению внушают: «Система может быть и плоха, но лучше ее нет». А чтобы те не роптали, не искали «пути к счастью», создают разные извращения типа Советов или Рейха. Либо одно зло, либо другое. Ну, что выбираешь?

- Успокоила, - грустно усмехнулся Александр. – Выходит полный тупик?

- Каково сознание народа, таковы и его перспективы. Мы, русские, тоже не хотим жить по законам предков. Подавай западный путь.

Черкасова достала новую сигарету, Александр заметил:

- Много куришь.

- Знаю, к добру не приведет… Хочу поделиться с тобой идеей романа. Чему удивляешься? Я уже поработала в журналистике, могу попробовать себя на поприще романиста?

- Поделись!

- Это фантастика. Представь себе: далекое будущее, колониальный мир рухнул, и его представители, томимые бедностью и бесправием, устремились в демократическую Европу. Европейцы с удовольствием принимают их. Одним нужна дешевая рабочая сила, другие – из традиционного либерализма и идей равенства, а кое-кто из власть держащих использует их как устрашающую силу в борьбе с оппонентами – профсоюзами и прочим. Постепенно мигранты заполоняют новые пространства, смелеют, наглеют, начинают устанавливать собственные правила жизни для самих европейцев.

В городах строят свои храмы, на женщин надевают паранджу. Белые сопротивляются, но как-то слабо, безвольно. К тому же принимаются новые законы, карающие за разжигание расизма, мигранта не тронь! В конце концов, мигранты становятся господами, священными коровами. И, что самое поразительное, коренное население начинает принимать это как данность. Что скажешь?

- Дерзай. Только… любая фантастика хоть как-то связана с реальностью. А того, о чем ты хочешь написать, не будет никогда. Такого просто не может быть.

 

…Итак, он стоял перед штаб-квартирой коммунистов. Конечно, надо скорее уходить отсюда, но неожиданно у Александра вспыхнул горячий интерес к наследникам тех, кто лишил его родины. Поговорить с ними, понять их дьявольские мысли… Понять, почему они такие?!

Но у него много своих проблем. Надо срочно поделиться с Алевтиной последними новостями, рассказать о странной связи Федоровской с Варварой, главное - о преследователе. Не рано ли покидать «убежище», что, если плешивый недалеко?

«У меня есть время», - сказал себе Горчаков, постучал в дверь, вошел.

И сразу ощутил себя в логове зверя. Взгляд остановился на огромном портрете… косматого, клыкастого, готового тебя растерзать, чудовища. Вокруг него прыгал и веселился знакомый карлик. Он оглушительно кричал: «Я пришел! Пришел!»

Горчакова окружил туман, из которого его вывел новый окрик:

- Товарищ, в чем дело?

Александр мгновенно отрезвел, он увидел, что клыкастое чудовище на самом деле оказалось Карлом Марксом. А карлик превратился в молодого веселого белобрысого парня.

Парень широко улыбнулся и добавил:

- Вы к нам?

- Я из «Оскольских вестей». Горчаков Александр Николаевич.

- Знаю, знаю. Не шибко ваша газета жалует нас, коммунистов. Ну да не страшно. Проходите, посмотрите на наше житье-бытье.

Несколько небольших комнат, на столах – кипа литературы, кроме Маркса со стен ласково «поглядывали» другие вожди революции – как живые, так и почившие: Ленин, Дзержинский, Сталин. Несколько парней и девушек о чем-то увлеченно спорили. Из соседней комнаты раздался назидательный голос докладчика: ясно, там – партийная учеба.

- Вот так и живем, дружно и весело, - с той же радостной улыбкой на лице сообщил светловолосый парень. – Кусок социализма на оскольской земле.

Точно в подтверждение его слов, назидательный голос перестал вещать, его сменил Интернационал. Светловолосый парень присоединился к хору, и прекрасным баритоном допел коммунистический гимн до конца.

- А теперь я вас слушаю. Зовут меня Андрей Коровин.

- Не родственник знаменитого купца Ивана Иннокентьевича?

- Дед мой, - нехотя ответил молодой человек.

- И с такой родословной вы… здесь?

- Дед мой эксплуататор. Знаете, что сделаю первым делом, когда мы придем к власти: реквизирую у него награбленное в пользу революции и бедных.

Горчаков не успел ничего ответить, потому что грянула новая песня: «Веди, Буденный, нас смелее в бой». Пришлось снова дожидаться, пока Андрей ее пропоет.

- Надеюсь, больше нас ничто не отвлечет? – спросил Александр. – Песен уже не будет?

- Нет, нет, - успокоил его Андрей. – Еще только «Белая армия, черный барон» и «По долинам и по взгорьям». «Лениниану» мы поем завтра.

- Я пытаюсь понять, против чего вы выступаете? Перед тем, как оказаться у вас, зашел я на ярмарку. Изобилие по смешным ценам! А в СССР? Голод, везде, кроме Москвы и Ленинграда, карточная система.

- А сами вы бывали в СССР? – быстро спросил Андрей.

- Бывал, - соврал Горчаков.

- И ничего не поняли. Знаете почему? Вы отравлены буржуазной идеологией потребительства.

Александр ошалело уставился на собеседника, он не мог уловить взаимосвязь между оскольской ярмаркой и идеологией потребительства. Андрей разъяснил:

- Даже умирающий от голода там гораздо счастливее жрущего в три глотки здесь. Не пытайтесь понять это сейчас, нужно пожить в СССР, тогда все станет ясно.

- Ясно - что?

- Человек посвящает себя великой идее – освобождению от оков эксплуатации. Он терпит лишения год, два, целую жизнь, кладет голову на плаху – и все для того, чтобы его мечта осуществилась. Чтобы каждый дышал свободно.

- Но я вроде бы дышу свободно.

- Это вам только кажется, - убежденно заявил Андрей. – Вы не живете, а прозябаете под властью капитала, который затуманивает вам мозги сказками о красивой жизни.

- Российская Империя за короткий срок вошла в число процветающих стран. Конечно, у нас есть несчастные и обездоленные, но где их нет?

- Мы все здесь обездоленные: и тот, кто трудится на хозяина, и сам хозяин, потому что над ним – другой, более крупный. А в СССР все – как одна семья. Во имя этой семьи люди работают и умирают. Вот и ответ: почему умирая от голода, они счастливы. Они отдают собственные жизни единой семье.

- Но человеку невозможно породниться с целым миром.

- Возможно! И мы заставим его это сделать!

Глаза молодого человека вспыхнули фанатичным блеском, казалось, он уже готов броситься на штурм существующих устоев общества. Горчаков с любопытством спросил:

- И вы надеетесь получить поддержку у населения?

- Обязательно!

Ответ прозвучал настолько уверенно, что Горчаков оторопел. «Неужели такое случится?»

…Не было больше сытых людей на ярмарке, равнодушно взирающих на царящее вокруг изобилие, зазывающей в магазин модной одежды пышногрудой девушки, веселых продавцов. Вместо них – голодная толпа в униформе; она идет строем, поет революционные песни, славит собственных мучителей. Во главе колонны… конечно же, карлик.

Нет, Империя этих дьяволов отвергнет!

«Отвергнет?»
В ушах вдруг четко отчеканились слова нелюбимого коллеги Стогова: «Мы – почти у самой границы! Хочешь, чтобы Советы заявились по твою душу? В Старом Осколе есть те, кто их поддерживает. Бедные и ленивые. Даже твоя горничная наверняка не откажется в законном порядке оттяпать часть  дома хозяина».

Горчаков понял: человек часто живет не перспективой, а эмоциями. И этими эмоциями – обидами, завистью, злобой умело пользуются негодяи. А когда негодяи приходят к власти, эмоции уже значения не имеют. Сам человек не имеет значения.

- Вы пойдете на выборы? – голос Александра невольно дрогнул.

- Пойдем, - лениво ответил Андрей. – Но выборы – понятие устаревшее. В условиях буржуазного строя, конечно. Ленин правильно сделал: взял власть вооруженным путем.

- Благодарю за интервью, - Александр поднялся и тут подумал о деле Федоровской. Может, коммунисты имеют какую-нибудь информацию? Вероятность этого мала, но…

- Еще одно, господин… то есть товарищ Коровин. Вы знали актрису Зинаиду Петровну Федоровскую?

Глаза Андрея часто-часто заморгали, в голосе возникли нотки беспокойства:

- А почему вы спрашиваете?

- Ее убили!

- Ужасно, - послышался почти растерянный возглас.

- Газета поручила мне журналистское расследование. Вы не в курсе каких-либо подробностей ее смерти?

- Откуда?! – Андрей отвел глаза, и Горчаков понял: «Лжет! Но тогда получается… он что-то знает?»

Первой мыслью было: попробовать его разговорить. «Нет, вряд ли получится. Если у него задание молчать – промолчит. Их поэт Маяковский писал… не припомню, как там точно? Им в горло свинец, а они в ответ: «Да здравствует коммунизм!»? Фанатики…» 

Тем временем и Коровин заспешил распрощаться, затряс Александру руку, предложил на всякий случай вступить в ряды ВКП(б). Журналист с наигранной веселостью ответил, что подумает и покинул партийный штаб. Выходя, он услышал, как партийцы запели очередную революционную песню.

 

Скрипнула дверь подъезда, Александр – на улице. Внимательным долгим взглядом охватил проходящих мимо людей. Плешивого не было; не заметил он и кого-либо другого, подозрительного. Срочно в редакцию!

Неожиданно он увидел девушку. Нет, не девушку – ангела с густо рассыпанными русыми волосами и открытым лицом. Она шла, улыбаясь, отчего ямочки на щеках играли так заманчиво! Распахнутый взор небесных глаз сиял радостно и приветливо. Уставший от чрезмерного женского внимания Александр ощутил, что теряет голову.

Теперь девушка улыбнулась конкретно ему, он шутливо преградил путь в подъезд, в тот самый, из которого только что вышел. И так же шутливо подумал: «Надеюсь, она не в штаб ВКП(б)?»

И тут заметил на ее груди значок: на красном фоне профиль лысого человека. Горчаков был осведомлен о сути этого символа. «Она – из молодежного коммунистического союза! Как его?.. Комсомол!»

Он остановился, пораженный, молча наблюдал, как неведомая красавица проходит мимо, почти касаясь его, и почти сразу попадает в лапы чудовища!

Переживший мгновенное потрясение от этой встречи он бесцельно двинулся дальше. На какой-то момент события перестали для него существовать, Александр силился понять: что за девушка и зачем она там? Даже расследование отошло на второй план, где-то за пеленой тумана скрылись все персонажи последнего времени.

Но туман быстро рассеялся, рядом остановилась машина начальника полиции. Корхов распахнул дверцу, предложил:

- Садитесь.

Александр сразу вспомнил предупреждение Черкасовой не слишком доверять Старому Лису. Но отказ может вызвать у Анатолия Михайловича недоумение и подозрение. Тем более, у магазина напротив, показалась знакомая плешивая голова. Горчаков хитро посмотрел на преследователя и заскочил в машину. Кажется, у того то ли от удивления, то ли от досады отвисла челюсть.

- Мне в редакцию, - попросил Александр.

Едва машина тронулась, Анатолий Михайлович безо всякой прелюдии спросил:

- Как дела?

 

Тем временем, девушка, которой так очаровался Горчаков, вошла в коммунистический штаб. Коровин тут же спросил:

- Товарищ, вы по делу?

- Да, - немного растерялась девушка. – Я Валя.

- И что? А я Андрей.

- Репринцева Валя.

- Вот это да! – широкая улыбка вернулась на уста юноши. – Дочь известного профессора Репринцева?

- Она самая.

- Слышал о вашей комсомольской группе. Молодцы москвичи!

- Мы уже побывали здесь в нескольких городах – Ростове, Ставрополе, Екатеринодаре, Белгороде. Теперь вот у вас. Моя последняя остановка перед возвращением на родину.

- Как я вам завидую! Красная площадь, мавзолей Ленина, речи Сталина! А вам как у нас?

- И я в полном восторге. Белгородская губерния – родина моих родителей. Чувствуется близость южных широт. Народ веселый, добродушный, а какое платье себе купила! В Москве о таком только мечтать. Посмотрите…

Она завертелась юлой, чтобы товарищ  Андрей полюбовался е нарядом. И почти тут же осеклась от его недовольного взгляда.

- Аполитично рассуждаете, - хмуро произнес он.

Девушка растерялась, силясь понять: что в ее словах аполитичного? Коровин назидательно добавил:

- В  этой части России пока, к сожалению, победил капитализм. За красивым фасадом скрыта свойственная буржуазному обществу ложь. Вам показалось, что люди здесь счастливы? Это не так. На их лица надеты маски. На самом деле они страдают от невыносимых условий жизни.

- Понимаю, - вздохнула Валентина.

- Нет, не понимаешь, товарищ Репринцева, - Андрей перешел на «ты». – Они никогда не скажут правды человеку из свободного общества. Они боятся репрессий: могут выгнать с работы, банки откажут в кредите. Могут… тут много чего могут! Человеку в вашей свободной стране такое и не приснится.

Коровин вновь довольно улыбнулся: провел ликбез. Затем – уже серьезно:

- Прямо перед тобой заходил к нам один журналист. Не встретила случаем?

- Выходил из подъезда парень. Очень красивый…

- Насчет красоты его не знаю, не женщина. Но пришел он к нам с определенной целью. Сам из бывших князьков, ненавидит Советскую власть и коммунистическое движение. Однажды я прочитал его статейку, где он пытается доказать, что идеи Маркса порочны по своей сути. В другом материальчике называет СССР тюрьмой русского народа, мол, люди там не только боятся против системы высказаться, но даже помыслить. Пришел, хитрые вопросики задает, а я – под простака сыграл. Пусть считает нас недоразвитыми. Мы умнее, чем он думает. Однако пока вынуждены ловчить, приспосабливаться, лучше, когда враг тебя недооценивает. Придет время, и мы их заставим ловчить! В первую очередь таких вот князьков, которые формируют общественное сознание.

- Что за бессовестный врун, - совсем уже упавшим голосом произнесла Валентина.

- Тебе, товарищ Репринцева, и предстоит вывести подобных врунов на чистую воду.

- Мне? – удивилась девушка. – Причем тут я?

- Ты ведь тоже журналист?

- Почти. Заканчиваю факультет журналистики в МГУ.

- И у тебя задание.

- Откуда вы знаете?

- Знаю, все знаю. Давай не будем о мелочах. Ты, кажется, пишешь статью?

- Мне декан поручил сделать заметки о Российской Империи. Они у меня с собой.

- Отлично! Дай-ка почитаю.

Валентина открыла сумочку, достала тетрадку, протянула ее Андрею.

- Разберу твой почерк?.. Мелковат, да ладно. А ты пока посмотри свежие газеты: «Правда», «Известия». Специально привозят из СССР. Маша, - обратился он к сотруднице, - дай товарищу Репринцевой нашу большевистскую печать.

Знакомые материалы о трудовых подвигах, перевыполнении планов, империалистической угрозе и раскрытии очередной шпионской сети.

Сердце Вали защемило, за время своей командировки она отвыкла от этого. Материалы в местных газетах выглядели совсем по-иному, авторы высказывали разные мнения (в СССР ее учили, что мнение может быть только одно; а почему?), была серьезная, спорная аналитика, попадались и простенькие, иногда пошленькие статейки. Но даже в них прочитывалась настоящая жизнь во всех ее положительных и отрицательных проявлениях, жизнь без бесконечных призывов и лозунговых страстей.

Валентина переворачивала одну страницу за другой. Снова враги народа. А это что?! Арестована группа троцкистско-зиновьевских подонков (Троцкий и Зиновьев – главные оппоненты Сталина в борьбе за власть. – прим. авт.) в науке и среди них… Иван Иванович Колыванов!

Она хорошо знала профессора Колыванова, большого друга отца. Самый добрый на свете дядя Ваня вечно ходил в одном и том же сером костюме, шляпе с широкими полями и в пенсне. Вечно что-то терял, забывал, за что коллеги постоянно подшучивали над ним, но не зло. Никому и в голову бы не пришло хоть чем-то обидеть старика. Когда Валя была еще маленькой, а он приходил к отцу, то обязательно угощал ее конфетами… вкусными шоколадными конфетами.

«Дядя Ваня – троцкистско-зиновьевский агент?»

Валентину охватила паника, она не сразу поняла, что Андрей обращается именно к ней:

- Товарищ Репринцева… Эй, не уснула?

- Зачиталась, - соврала девушка.

- Правильно, советской прессой можно зачитаться. А вот твоими записями…

- Они вам не понравились?

- Как сказать… Вроде бы грамотно, язык неплохой. Только это не то. Вот ты описываешь быт казаков, их традиции.

- Очень интересные традиции!

- Не спорю, но дело в другом, - Андрей посмотрел на свою сверстницу, точно умудренный опытом учитель на первоклашку. – Казаки в предреволюционные годы разгоняли демонстрации студентов и рабочих. Летом семнадцатого предлагали Керенскому помощь в поимке Ленина. Хотели его публично запороть якобы за измену Родине. Понимаешь, самого Ленина! Да за одно это всех их надо повесить, растерзать, уничтожить как класс! Уничтожили бы, окажись они в СССР. Ничего, придет время и ликвидируем.

Валентина умом понимала, что следует ненавидеть казачество, ведь они хотели публично запороть Ленина. Но не могла! Эти прекрасные люди – мужчины и женщины опять у нее перед глазами. Некоторые до сих не желают становиться европейцами, даже одежда соответствующая: мужчины в костюмах из синего сукна с красными лампасами и фуражках с красным верхом, женщины – в длинных юбках, расписных платках. Старые традиции и обычаи они не отвергали, наоборот  - сохраняли, как зеницу ока, не стыдясь, говорили о своей русскости. А как они потчевали делегацию советских студентов! А что за дивные песни поют! Как сливаются голоса: мужские – это грозная сила, готовая сокрушить любого, кто осмелится посягнуть на свободу Империи, женские – точно стекающие с прибрежных гор хрустальные родники.

А потом Валентину закружили в танце. Она обожала танцевать, да разве угонишься за казачьими переплясами! Здесь – Запад и Восток, торжество свободного духа, и Величие наследников Византии! И теперь она должна отплатить за все это злобным пасквилем?

- Видите ли, Андрей, - решила схитрить Валентина, - мы с ребятами решили разделиться, кто-то пишет для нашей студенческой газеты статью о казаках, кто-то о хозяйствах Ставрополья, а я – о Старом Осколе.

- Вот и хорошо! Ты напишешь именно про Старый Оскол. Но не увлекайся его внешней стороной. Покажи тяжелую, нет - невыносимую жизнь простого пролетария. Пусть советский читатель узнает обо всех «прелестях» капитализма.

- А где найти такого пролетария? – спросила Валентина.

- В самом деле… Я сам тебе его приведу. А пока, товарищ Репринцева, каковы ближайшие планы?

- Мы только что приехали. Пообещали, что гостиница будет заказана. Хорошо бы привести себя в порядок.

- Какая гостиница?

- «Белогорье».

Андрей чиркнул в своем блокноте и предупредил:

- Через два часа придет наш человек. Он и проведет экскурсию по городу, - и жестко закончил. - Без него – никуда.

СССР не желал выпускать Валентину из своих цепких объятий.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Господин Дрекслер подолгу задерживался в холле гостиницы «Белогорье»; постоянно и нарочито говорил сотрудникам отеля, как нравится ему сидеть в прохладном зале с мраморными колоннами, небольшим бассейном, наблюдать за услужливыми сотрудниками, читать свежую прессу. «Я отдыхаю здесь и душой и телом».

На самом деле Дрекслер, разумеется, не отдыхал. Тут находилась его наблюдательная точка, он мог фиксировать приезжающих в Старый Оскол «интересных людей», ведь многие из них останавливались именно в «Белогорье». Пользуясь превосходным знанием русского языка, он легко заводил контакты с администраторами, официантами, обслугой и, казалось бы, в ничего не значащих разговорах, выведывал нужную информацию.

Он опять увидел эту странную пару: мужчина около сорока, в смокинге, с окладистой бородой («Похоже, накладной») и женщина, лица которой не разглядеть, поскольку на ней шляпа с вуалькой. Подойдя к столу администратора, мужчина что-то сказал, и они с дамой направились к лифту. Дрекслер немного подождал и тоже подошел к администратору – молодой и довольно миловидной женщине.

- Как дела, Вильгельм? – широко улыбнулась администратор.

- Отлично, Аня. А у вас?

- Тоже нормально.

- Какая погода! Только малость жарковато.

- Мягко сказано! У вас в Германии летом по-другому?

- Чуть свежее. Близость моря.

Они перекинулись еще парой ничего не значащих фраз, и Дрекслер, как бы невзначай, заметил:

- Странно, не правда ли? Я по поводу тех двоих… Он – в плотном черном костюме, она – в шляпе, да еще вуаль. И это несмотря на жару?

- Немного странно, - согласилась Анна.

- Кто они?

Дрекслер дал понять, что любопытствует ради спортивного интереса. Ответ последовал таким же безразличным тоном:

- Какая-то семейная пара.

«Дальше, сука, дальше! Что-нибудь еще…»

Однако Анна оказалась прекрасно вышколена и нашпигована соответствующей инструкцией: о клиентах как можно меньше. Немец попробовал зайти с другого конца:

- Неужели они русские?

- По документам – да.

- А по поведению, манерам – иностранцы. Да и не станут русские таким образом одеваться в жару.

- Русские разными бывают.

Администратор извинилась, с дежурной улыбкой направилась к другим клиентам. «Ничего, ничего, - сказал себе Дрекслер, - остальные служащие здесь более болтливы. Все равно узнаю об этой паре. Но стоит ли овчинка выделки? – как говорят в России».

Взгляд представителя Рейха вновь заскользил по большому холлу отеля. Как обычно – тихо, спокойно, приятная «мраморная» прохлада.

Но тут спокойствие было нарушено появлением троих шумных посетителей – двоих парней и одной девушки. Их внешний облик не слишком вязался с комфортабельностью отеля: одежда дешевая, мешковатая, слишком серая, в Европе так не одеваются даже нищие. Девчонка – явно славянка, один из парней с ярко выраженной восточной внешностью, другой (в данном случае досконально изучивший расовую теорию Дрекслер ошибиться не мог) – стопроцентный потомок племени Авраама.

К ребятам подошел один из служащих, после небольшой беседы понимающе кивнул, после чего направился к Анне. И с ней о чем-то переговорил.

- Любопытные ребята, - вновь «прицепился» к администратору Дрекслер. – Молодые, а одеты хуже стариков. И на груди у каждого что-то блестит.

- Насколько я понимаю – это значок молодых коммунистов. Они… (как же их называют?) комсомольцы. Из Советской России. Раньше представители Советов приезжали к нам каждую неделю. Но теперь их руководство почему-то против наших контактов.

- Но вот трое маленьких ленинцев явились в гости.

- Не трое, а четверо. Четвертая подойдет.

И вскоре появилась четвертая комсомолка, резко отличающаяся от своих товарищей. Во-первых, она была необыкновенно привлекательна, во-вторых, одета по последней моде. Молодые люди начали спорить, до Дрекслера доносились лишь обрывки фраз, кого-то обвиняли в перерождении. «Они еще и индуисты?» - изумился он.

Однако вскоре представитель Рейха понял, что трое в униформе обвиняют красавицу. Она лишь рассмеялась, повела плечом и пошла оформляться. Остальные с мрачными лицами последовали за ней.

«Вот это да! - подумал Дрекслер, - Старый Оскол стал притягивать к себе очень многие силы, причем с противоположными устремлениями».

 

Комсомольцы поднялись на пятый этаж, парни – к себе, девушки – в номер напротив. Комната оказалась светлой и просторной, выложенная кафелем ванная, удобные шкафы, большие кровати. Валентина сразу сняла с себя платье и упала на одну из них.

- Хорошо-то как!

- Чего хорошего? – острый носик Надежды - сокурсницы Репринцевой странным образом дернулся, глазки сощурились в карие щелочки.

- Ой, ты так похожа на китаюзу, - засмеялась Валентина.

- Ничего смешного не вижу. Китайцы - несчастный народ, страдающий под гнетом империалистической Японии. Или уже забыла политинформацию?

- Забыла, здесь обо всем забыла. Правда мне кое о чем напомнили в оскольском отделении ВКП(б). Есть там такой Андрей Коровин… тяжелый человек.

- Местный коммунист для тебя тяжелый человек?! Что ты несешь?

- Я лишь в том смысле, что он… как-то давит.

- Он герой, - сквозь зубы процедила Надежда, - настоящий борец! Каждый день во враждебном капиталистическом окружении. Лично я бы не выдержала, а он… И ты еще смеешь критиковать его характер! Тебе повезло, ты выросла в прекрасной свободной стране. А родись ты в этой Империи?

«Было бы неплохо», - подумала Репринцева и тут же устыдилась собственных мыслей. Конечно же, она рада, что родилась в лучшем государстве на свете.

- Давай о хорошем, - перебила Валентина. – Я пойду в ванную. Хочу быть красивой!

- Мещанские штучки, - возмутилась Надежда. – Потратить деньги на платье.

- Не только на платье, еще и на косметику.

- Хорошенькое дело! – Надежду уже чуть трясло. – Ты из комсомольского секретаря превращаешься в буржуазную дамочку.

- А разве комсомольский секретарь не должен быть красивым? – задиристо воскликнула Валентина и побежала в ванную.

Надежда тем временем взяла платье Репринцевой, и, подойдя к зеркалу, прикинула его на себя. Даже она, невзрачная, похожая на мышонка, стала выглядеть лучше. Но до Вальки, как ни наряжайся, ей далеко!

От вспыхнувшей зависти к подруге Надежда задохнулась. Она уже знала, что расскажет о ней компетентным органам, когда вернутся в СССР. А Давид и Рустам подтвердят ее слова. Давид – трус, каких мало, Рустам за карьеру продаст родную мать. «Вот так, дорогая Валечка, любительница буржуазной морали! Можешь поставить крест на своей карьере!»

Репринцева вышла из ванны, шутливо скомандовала:

- Теперь ты! Ать-два! И не задерживайся. Скоро придет человек от Андрея.

- Зачем?

- Покажет город. Без него просил не выходить.

- Правильно. Место незнакомое, гид нужен.

- И я буду писать материал о Старом Осколе. О тяжелой жизни местных рабочих. Обещали с одним познакомить.

Валентина села перед зеркалом, провела расческой по своим чудесным волосам. За окном звенел полдень, было много солнца, птичьего гама и ей вдруг захотелось вырваться наружу, побродить по городу одной. Что  поведает ей о Старом Осколе представитель Андрея? Покажет места каких-нибудь революционных боев, или расстрела коммунаров. Мимо церквей пройдет, не взглянет и гостям не позволит. Естественно, близко не подойдет к ярмаркам, аттракционам в парках и иным местам «буржуазных» развлечений.

Шальное желание безумно и опасно. Но она все-таки сказала себе:

- Почему бы и нет?

Потом она оправдается перед комсомольской организацией и перед институтским начальством. Оправдается за то, что сбежала от всевидящего ока партии и отправилась гулять по буржуазному городу.

Валентина быстро сделала прическу, навела макияж (по счастью Надежда еще в ванной), подошла к двери. И в это время кто-то постучал…

Она с сожалением подумала, что вот и явился человек от Андрея. Нет, это всего лишь Давид.

- Устроились? – спросил он.

- Как видишь! Удобства высший класс.

- При капитализме удобства не могут быть высшим классом, - спокойно возразил Давид. – Это – пыль в глаза.

- Сейчас протру мои милые очи, удобства исчезнут… Ой, что-то не исчезают.

- Валя, - серьезно сказал сокурсник, - ты дошутишься.

- Не воспринимай все так тяжеловесно, товарищ Блумберг.

Вода в ванной прекратила течь, сейчас Надя выйдет и конец планам Валентины, не отстанет идейная подружка, не отвяжется! Перво-наперво выпроводить этого зануду.

- Иди к себе, Давид. И жди, за нами придет гид, специально послан то ли партией, то ли комсомолом.

- Я хотел бы поговорить с Надеждой.

- Как?! А вдруг товарищ Надя Погребняк выйдет голой? Комсомольцу нельзя смотреть на голых женщин. И аморально, и… можно ослепнуть. Ты не знал?

Валентина вытолкнула Давида из комнаты. У нее оставались секунды! Их хватило, чтобы домчаться до конца коридора и… вниз по ступенькам! Она не стала пользоваться лифтом.

Как птичка выпорхнула из гостиницы («Вдруг Надька в окно смотрит?»), добежала до угла улицы. Направо и налево от Валентины продолжал разбегаться неведомый Старый Оскол.

 

Валентина повернула в сторону большого моста через реку. На самой его середине остановилась, перегнулась через чугунные перила. Старая речка тихо несла свои воды, в которых просматривались тени ветвистых ив. На этих берегах когда-то ходили ее деды и прадеды. Вот бы о чем написать! Само это созерцание нашептывало ей сюжет будущей статьи. Ведь это ее родина, земля предков! В ней есть что-то магическое, тебя тянет сюда помимо воли, тянет, даже если никогда здесь не был. Теперь Валентина начала понимать живших за рубежом русских писателей. Как они стремились в родные места! Хотелось землю русскую целовать. Самая убогая деревенька становилась центром мироздания.

Девушка оборвала свой душевный монолог. Ее родина – СССР, конкретно – Москва. Там построено самое совершенное общество на свете. И опять эти проклятые сомнения… Какая разница между той и этой родиной! Разница даже не в одежде, не в поведении людей, а в их глазах! У советских людей там – страх. Они глядят с подозрением, опаской, чтобы случайно не напороться на очередного врага народа. В Российской Империи смотрят просто и открыто, как и должен смотреть человек. «Мы – не рабы, рабы – не мы», - вспомнила Репринцева любимый советский афоризм. «Рабы, самые настоящие рабы! Подойти к этим людям, заговори на любую тему – о добре, любви, человеческом счастье, и услышишь в ответ дежурные фразы. Добро обязательно должно проявиться в ненависти к врагам отчизны, любовь, прежде всего, к… дорогому товарищу Сталину, счастье – в построении светлого будущего».

У Валентины кружилась голова, уже не от воздуха свободы, а от страха. В своих мыслях она перешла дозволенную черту. А теперь… она может ляпнуть это вслух. Обязательно ляпнет, такой уж характер! И что тогда? Арестованный добрый дядя Ваня тоже ляпнул лишнее. Еще шесть лет назад Валя подслушала его разговор с отцом…

- Знаешь, Алеша, - сказал дядя Ваня. – Москве скоро придет конец. Русских становится все меньше, сколько их сбегает на Юг, в Империю. Все заселяется чужаками, тем предоставляются работа, должности. Скоро уже нас совсем вытеснят. 

Валя тогда не поняла: почему русские бегут? Как можно бежать из аналога рая на земле? Теперь ее душа немного прозревает…

А что дальше? Через несколько дней придется в этот «рай» возвращаться. Там ей припомнят многое: любовь к обычаям казаков, модное платье и, конечно же, бегство из гостиницы. Остается один выход: написать им нужную статью о тяжелой жизни местного пролетария.

Но не того пролетария, которого приведет Андрей. Зачем ей какой-нибудь лодырь, пьяница или просто подсадная утка? А иного и не будет! Нет, она сама подберет человека.

Репринцева шла по городу, отыскивая нужного клиента. Как назло ни одного трагического лица. И вдруг… «Есть! Нашла!»

Показалась женщина с бледным лицом, заплаканными глазами. Валентина без промедления подошла к ней:

- Простите, что вмешиваюсь, вижу у вас неприятности или даже беда. Не могу ли чем помочь?

- Спасибо, девушка, - горько произнесла женщина, - но помочь мне вряд ли кто сможет.

- Я журналист. Напишем о ваших проблемах, подключим общественность.

- Журналист? – перебила женщина и горе на лице сменилось злобой. – Напишите про этого упыря!

- У вас есть упыри?

- Есть. Гришкой зовут. И я его вам представлю. Десять лет сосал из меня кровушку…

- Я об упырях не пишу, но тема для меня… интересная.

- …Я его и кормила, и обстирывала. А он возьми да перебеги к соседке Машке. Чем ведьма только приворожила его?

Репринцевой пришлось из вежливости выслушать почти всю трагическую историю любви. Она обняла несчастную, пообещала обязательно опубликовать материал о ней. Однако женщина не успокаивалась:

- Напишите, закон нужно принимать!

- Какой закон?

- Чтобы таких, как Гришка, кастрировать. Раз больше не мой, пусть и Машка с носом ходит.

Валентина извинилась («Дела! Дела!»), быстро попрощалась и отправилась дальше в поисках жертвы капиталистического мира.

 

Она впервые увидела двухэтажный автобус, он остановился недалеко от Валентины, на дверце крупно было написано: «Новый город». Интерес к удивительной машине был настолько велик, что Репринцева немедленно заскочила внутрь, заплатила мелочь и спросила у кондуктора о Новом городе.

- Приезжая? – спросила кондуктор.

- Да.

Кондуктор не стала выяснять, откуда она, просто сказала:

- Следует побывать там. Вам понравится.

Двухэтажный зверь взлетел на гору, заскользил по шумной улице и стремительно понесся вниз. В окне мелькали окруженные зеленью небольшие дома, за ними – уже знакомый вокзал. Кондуктор сказала:

- Есть программа по превращению Старого Оскола в крупный развлекательный центр.

- В русский Монте-Карло? - с доброй иронией произнесла Валентина.

- Точно! Так и по радио говорили: Монте-Карло. А вот вам и выходить.

- Сейчас?

- Сейчас. Новый город пока небольшой, выходите, если хотите все осмотреть.

Валентина спрыгнула с подножки автобуса; позади оставались привокзальные районы, символ патриархального прошлого, впереди – большие ультра-современные здания, каждое отлично от других дизайном, архитектурой, цветовой гаммой. Между домами – небольшие парковые зоны, в одной части которых – места «тихого отдыха», группы людей расположились прямо на лужайках, в другой – аттракционы на любой вкус. Валентина прошлась по широким аллеям и оказалась возле удивительного сооружения - почти точной копии греческого храма Артемиды, только более маленькой копии, крышу поддерживало естественно не 127 колонн. Когда Валентина впервые рассматривала литографию этого дивного творения человеческих рук, она буквально влюбилась в него. Как же она мечтала увидеть его воочию,  побывать внутри. И вот теперь храм Артемиды как будто привезли из Эфеса и поместили здесь. Валентина замерла, некоторое время стояла, будто завороженная. По ступенькам поднялась вверх, сейчас она войдет в святилище красоты…

И вошла!

Толпы народа, суетящиеся официанты с подносами, толстый слой табачного дыма. К растерявшейся Валентине тут же подскочил услужливый, улыбчатый человек:

- Сударыня желает сыграть?

- Сыграть?

- Вы же в казино. Поставьте на удачу.

Только сейчас Репринцева заметила несколько покрытых зеленым сукном столиков, за которыми кипели нешуточные страсти. Ей стало не по себе: комсомолка – и… в казино. Если кто увидел ее и сфотографировал?

- Нет, спасибо, - она в смятении попятилась.

- Сударыня здесь впервые?

- Я ошиблась. Думала тут другое.

- Может, все-таки рискнете? Новичкам везет.

Однако Валентина уже не слушала его, выбежала вон! В парке немного успокоилась, но по-прежнему ощущала в душе тяжесть. И крутила головой в поисках подозрительных взглядов. Нет, никто на нее не обращал внимания. Разве что вон та группа ребят залюбовалась ею.

Одна парковая зона сменяла другую. А дальше – рощи и поля, граница Старого Оскола. Кондуктор права: Новый город небольшой, за короткий промежуток времени его обойдешь вдоль и поперек.

Валентина вспомнила, что собиралась найти человека для своей статьи. Тут такой вряд ли найдется, надо возвращаться назад. Но по дороге увидела кафе, почувствовав голод, заглянула. «Надеюсь, действительно кафе, а не еще один центр азартных игр».

Официант проводил ее за столик и протянул меню. Валентина посмотрела и охнула. Новый город – новые цены. Лучше пообедать в центре, или закупить продукты на той же ярмарке.

Официант ждал и глядел на нее с некоторой иронией, что, мол, не по карману. Девушка внутренне закипела: «Думаешь, буржуйский холуй, весь этот «шик» не для меня? Не надейся! Что-нибудь возьму!»

- Стакан чая и бутерброд с сыром.

- Чай какой: черный, зеленый, с мятой, жасмином? Индийский, китайский, цейлонский?

- Обычный черный.

- Какой сыр предпочитаете?

Меню содержало множество различных сортов сыра. Поскольку в цене они почти не различались, Валентина ткнула в первый попавшийся:

- Вот.

Официант с той же, едва различимой улыбкой отправился выполнять заказ. Валентина опять ушла в себя: прикидывала - во что ей обойдется «легкое чаепитие» в этом дорогущем кафе. Внезапно она услышала:

- Вот так встреча!

Сначала девушка не поняла, что обращаются именно к ней, знакомых в Старом Осколе у нее нет. Один Андрей, да сокурсники, которые вряд ли отправятся в Новый город – место капиталистического разврата. И тут перед ней возник тот самый парень, которого она встретила у офиса партии. Андрей говорил, он журналист, только фамилии не назвал.

Молодой человек бесцеремонно плюхнулся рядом:

- Не узнаете? Нет, лично мы не знакомы, но я видел вас…

- Прекрасно помню, где мы встретились, - оборвала Валентина.

- Представимся друг другу?

- Зачем? – Валентина вспомнила, что говорил Коровин об этом журналисте: он ненавидит Советскую власть.

- Как зачем? Раз люди разговаривают, они должны хотя бы знать имя друг друга.

- Это вы со мной разговариваете.

- А вы не хотите?

Она рассмеялась - непосредственность собеседника подкупала. Она позабыла о предупреждении - не вступать ни в какие контакты с иностранными гражданами. И невольно откликнулась:

- Валентина.

- А я – Александр. Работаю журналистом в местной газете.

- Я в курсе.

- Откуда?

- Андрей Коровин рассказал. Я ведь тоже журналистка. Почти. Заканчиваю МГУ.

- МГУ? Это же в Советском союзе?

- Да, - с вызовом ответила Валентина.

- О чем сейчас пишете?

- У меня задание: описать судьбу человека из Старого Оскола.

- Напишите про меня.

- Нет. Мне нужен тот, кого сломала капиталистическая система.

- Иначе говоря, неудачник? Но зачем? Расскажите лучше об удачливом. Он гораздо интереснее публике, на его примере учатся другие.

Появился официант, он принес Валентине чай и бутерброд, Горчаков воскликнул:

- Это что такое?

- Дама заказывала.

- Значит так: две порции семги, бутылочку хорошего вина и к нему… Сам знаешь, что следует принести.

- Не надо, - гордо отвернулась Репринцева.

Официант вопросительно посмотрел на Александра, который кивнул: исполняй! И тот, учтиво поклонившись, мгновенно исчез.

- Не надо! - повторила Валентина уже более решительно.

- Не волнуйтесь, я не собираюсь вербовать или перекупать вас. Да разве истинная комсомолка может продаться за бутылку вина?

Девушка не выдержала, расхохоталась. Молодой человек привлекал ее больше и больше. И хотя Валентина не представляла - ни кто он, ни его истинных намерений, у нее возникло странное желание, чтобы он не уходил! Сидел, смеялся, шутил!

Но рядом с ней антикоммунист?!

На всякий случай девушка оглянулась, и снова с ним - глаза в глаза! А на столе уже появились вино и блюда. Александр поинтересовался:

- Как вы оказались в Новом городе? Пришли посмотреть на открывшееся казино?

- Второй Монте-Карло?

- Еще не Монте-Карло, но кое-кто у нас на это надеется.

- Я ничего не знала про казино. Меня поразило здание, копия храма Артемиды. Думала, внутри тоже что-то похожее. А там…

- Обман лукав, - вздохнул Александр. – А вы, значит, видели тот храм воочию?

- Что вы! Только картинку.

Валентина с удовольствием бы добавила: «Мы в СССР наблюдаем мир лишь по изображениям». Но никогда ничего подобного вслух не произнесет. Чужой человек, чужой мир, чужая идеология… «Почему русские люди разделены на разные миры и идеологии?!»

В который уже раз она испугалась собственных мыслей, этого ресторана, где распивала вино с тем, кого местный секретарь ВКП(б) назвал антикоммунистом. А значит – врагом! Надо бы прервать эту встречу и уйти! Не хочется! Совсем не хочется. А ведь за ней, возможно, уже наблюдают. Защитники советского образа жизни повсюду!

- Вы все время оглядываетесь? – заметил Александр. – Кого-то ждете или… опасаетесь?

Надо бы ответить ему: «Советские люди никого не боятся. Но во враждебном лагере ведут себя осторожно». Однако сказала другое – то, что было на самом деле:

- Сбежала от своих. Они наверняка меня ищут.

- Зачем?

- Зачем сбежала или зачем ищут?

- И то, и другое?

- Сбежала, потому что они мне надоели. «Они» - это группа наших студентов, две с лишним недели вместе. Ищут, потому что боятся. Одна в чужой стране.

- Зря боятся, вы уже взрослая, совершеннолетняя.

- Во-во! А они все носятся точно с маленькой девочкой.

Слегка захмелевшая Валентина засмеялась, все более и более утрачивая революционную бдительность. Ее примеру последовал и Горчаков. Однако затем с серьезным видом произнес:

- За мной тоже следят. По крайней мере, с утра следили.

- Вы чем провинились?

- Веду журналистское расследование. Одну женщину убили, актрису.

Надо бы позлорадствовать: «Вот они, язвы капиталистического мира», но Репринцева не смогла. С горечью в голосе она произнесла:

- Жалко ее!

- Жалко! Так вот: едва я занялся этим делом, мне стали угрожать, затем началась открытая слежка.

- Очевидно, в ее смерти замешан кто-то из сильных мира сего, - предположила Валентина.

Оба приумолкли. Последняя фраза Репринцевой стала для обоих холодным душем. Проблемы остались, придется решать. И их наверняка станет еще больше.

- Мне пора, - промолвила Валентина. – Сколько я должна?

- Прекратите.

- Тогда… я пойду.

- Я провожу.

- Нет! – мягко и вместе с тем твердо сказала девушка.

Она шла по аллее и думала: «Неужели не бросится вслед, не догонит?»

Александр догнал ее почти у автобусной остановки. Валентина внутренне возликовала, однако нагнала на лицо удивление.

- Валя, - слегка запыхавшимся голосом произнес Александр, - у меня к вам предложение.

- Слушаю.

- Я говорил, что занимаюсь делом убитой актрисы. Оказывается, она захаживала к колдунье.

- Настоящей колдунье?

- Настоящей.

- Колдунов не бывает, - убежденно заявила Репринцева, атеистическое воспитание которой не позволяло думать иначе.

- Тем не менее, она занимается магией. И небезуспешно… Хотите отправиться к ней вместе со мной?

- Когда?

- Прямо сейчас.

- С вами? К колдунье?!.. Нет, не могу.

- Почему?

- Меня же ищут. Они всерьез беспокоятся.

- Бросьте! Вы журналист или нет? Сложное расследование, и вы участвуете в нем. Какой материал сделаете!

Последний довод превысил остальные. Репринцева согласилась и вместе со своим новым знакомым устремилась в неизвестность.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Надежда сперва не обратила внимания на исчезновение сокурсницы, посчитав, что девушка по какому-то делу зашла к ребятам. Через некоторое время она сама постучала к ним:

- Рустам? Давид?

- Заходи, - послышался голос Рустама.

Она вошла, недовольно покачала головой:

- Что за беспорядок! А ведь скоро придет человек из местной ячейки ВКП(б). Разве Валя вам не сказала?

- Сказала, - ответил Давид.

- Кстати, где она?

- Откуда нам знать? – огрызнулся Рустам. – Твоя подруга, а у нас спрашиваешь.

- Она к вам пошла.

- Нет, - шмыгая носом, возразил Давид. – Я к вам заходил, но она меня выгнала.

- Как выгнала?

- Ты была в ванной в это время.

- Наверное, спустилась вниз? – сделала предположение Надежда.

- Тогда все в порядке! Джигиты здесь хорошие, - съязвил Рустам.

- Я ни одного не заметил, - сказал Давид.

- Пойду к себе, дождусь ее, - Надя по-прежнему не проявляла тревоги.

Тревогу она забила позже. «Валька исчезла, скрылась, сбежала… Куда? Зачем?

Может, ее похитили? Захотела взглянуть на так называемую свободу!»

Надежда вторично заглянула к ребятам и сообщила:

- Валентина пропала!

- Как? – в один голос воскликнули Давид и Рустам.

- Очень просто.

- А если она того?.. В гости пошла? – сделал предположение Рустам. – Она вроде бы говорила, что родом из этих мест. Значит, родственнички есть.

- О чем ты? – лицо Надежды перекосилось от негодования. – У советского человека не может быть родственников заграницей.

- В самом деле, Рустам, - поддакнул Давид. – Как до такого додумался?

- А я что?.. Я ничего, - забормотал смущенный Рустам.

- По приезде в Москву поставим на комсомольском собрании вопрос об ее поведении. Комсомольский секретарь бегает в буржуазных шмотках по буржуазному миру.

Давид, которому было жаль Валю (да и нравилась она ему!) тихонько брякнул:

- Она могла что-то сделать по глупости. Так, Рустам?

Рустам сопел своим мощным орлиным носом. Надежда вынесла свой приговор:

- Раз она секретарь, то должна отвечать за свои поступки по полной…

- У Вали вообще появились отклонения, - наконец ответил Рустам. – Не только шмотки, еще и пляски с казаками. Не исключаю, что она стала уклонистом (так в сталинский период назывались те, кто якобы отклонялся от генеральной линии партии. – прим. авт.). Как, Давид?

Маленький лопоухий Давид сразу почуял, куда ветер дует. Поэтому, после некоторых колебаний, поддакнул:

- Я тоже так думаю. Она мне показывала книгу сочинений Бухарина (один из коммунистических лидеров, член Политбюро, в 1937 г. расстрелян за измену Родине. – прим. авт.).

- Вот это да! – вскричала Надежда, - тоже мне комсомолец.

- Но это было два года назад, - точно угорь вывернулся Давид. – Тогда еще Бухарина не разоблачили.

- Она обязана была предвидеть. А ты молодец! Хоть с опозданием, но сообщил.

- Что нам дальше делать? – Рустам глядел на Надежду как обычно горделиво, но на самом деле жаждал ее решающего слова.

- Ждем местного представителя ВКП(б), он поведет нас на экскурсию.

- А с Валентиной?

- Тут вопрос тонкий, - Надежда отвернулась, чтобы ребята не заметили злобного торжества на ее лице.

 

Александр поймал машину, и она понесла их в другой конец города. Валентина увидела еще одно лицо Старого Оскола: деревянные дома, узкие улочки, по которым шли женщины с коромыслами. Дорогу то и дело переходили стаи гусей, лаяли собаки.

Горчаков расплатился с шофером, дальше они с Валентиной шли пешком, обходя рытвины, колдобины. Репринцева поняла, почему ее спутник отпустил водителя чуть раньше: здесь автомобилю просто не проехать.

- Недостатки капиталистической системы хозяйства, - в Валентине вновь проснулся марксист.

- Не в этом дело, дороги в России никогда не отличались отличным качеством. Вспомните Салтыкова-Щедрина: две вечные русские беды – дураки и дороги.

Репринцева промолчала, он прав! Здесь, на Юге, она хотя бы видела хорошие трассы. А в СССР отъедешь от Москвы и – полный мрак.

Они вышли на соседнюю улицу, дома - совсем маленькие и неказистые. Какой невероятно богатой казалась ей до сих пор Империя. И вдруг…

Она бы поверила коммунистическим вождям, если бы не ужасающая нищета Советского Союза. Тут есть состоятельные и бедные, но люди живут! Там – почти всеобщая нищета, а в качестве вознаграждения надежда на светлое будущее. «А придет ли оно?»

Валентина трепетала от своих сомнений, несколько раз мысленно повторила: «Мы обязательно построим общество изобилия». Однако вера ее становилась все меньше. И ничего изменить в себе она уже не могла.

Возникшее молчание нарушил Александр, который так же с грустью смотрел на старые и ветхие домишки.

- Одному философу задали вопрос: может ли в России победить фашизм? Знаете, что он ответил? Он победил здесь давно. Но не национальный, а социальный. Представьте себе: девятнадцатый век, граф и графиня N., зимой живут в Италии, летом скучают в своем поместье, а в промежутках закатывают грандиозные балы в Петербурге. Только кто-то ведь должен был оплачивать их роскошное существование? А это - дворовая челядь, порой не имевшая нормального пропитания. Их еще и розгами били! Разве не фашизм?

Репринцевой показалось, будто она слушает лекцию в университете. Но говорил не красный профессор, а обычный человек свободного мира.

«Я назвала этот мир свободным?»

- Из-за такой несправедливости, Валя, к власти приходят оголтелые, чтобы злобой и невежеством доконать, уничтожить все живое. Во Франции – Робеспьер, в России – Ленин.

Он назвал Ленина оголтелым! Надо возмутиться, развернуться и уйти!.. Но она не ушла, только спросила:

- Какой выход видите вы?

- Жить по нормальным, Божеским законам. Вору-чиновнику остановиться, когда хочется хапнуть еще! Судье быть неподкупным, не посадить невиновного. Налоговому инспектору взять побольше с богатого и поменьше с бедняка. Вот что должно стать нормой человеческого общества. Но как это сложно осуществить!

- Да, нелегко, - согласилась Валентина.

- А вон и дом Варвары.

Дом находился в самом конце улицы и отличался размерами, красивым фасадом. Похоже, колдунья не бедствовала.

Чем ближе подходили, тем заметнее Валентина замедляла шаг. Теперь предстоящая встреча не казалась любопытным, экзотическим приключением, девушке стало страшно! Вдруг колдунья что-то сотворит с ней?

- Смотрите! – воскликнула Валентина.

Небо, которое еще несколько минут назад было светлым, быстро темнело, подул резкий ветер, похолодало. От «материализма» Репринцевой не осталось и следа. Она прошептала:

- Неспроста это!

- Погода летом у нас меняется быстро, - спокойно ответил Горчаков, однако его уверенность не вернула Валентине душевного спокойствия. Ноги ее стали ватными.

- Да что с вами? – удивился Александр.

- Не знаю. Мне туда что-то не хочется…

- Журналист не должен ничего бояться.

- Вы столько рассказали про нее: и порчу наводит, и сглаз.

- Товарищи из комсомола устроили бы вам выволочку.

- Вы еще и смеетесь надо мной.

- Идем! – Александр подвел ее к воротам, которые открылись с большим скрипом.

Небольшой двор, за ним садик, где маленькая беседка, и там – кто-то сидит. Едва они вошли, как выскочила какая-то девка, начала размахивать руками, замычала.

- Нам бы увидеть Варвару, - промолвил Горчаков.

Девка в ответ замычала сильнее, гости догадались: немая. Так что она пытается им сказать?

Немая схватила Александра за руку и повела, Валентина - за ними. Однако путь лежал не в дом, а в сад, в ту самую беседку. В беседке – женщина, вроде старуха, а вроде – нет. Вся в темном, голова обмотана платком, лицо рябое от оспы. Она взглянула на них тяжелым сумрачным взглядом, указала на скамью напротив:

- Садитесь.

- Мы… - начал было Горчаков, но Варвара опередила:

- Знаю, кто вы, и зачем пришли, - голос у нее скрипел, как несмазанная телега.

- Тогда может, в дом пройдем? Гроза идет.

- Как идет, так и пройдет. В дом приглашать не стану. Туда заходят только те, кто с добром или за помощью. Вы же – по другому делу.

Последняя фраза огорчила и Александра и Валентину, уже немного отошедшую от первоначального страха. Журналистам было необычайно любопытно побывать в самом доме, поглядеть на житье-бытье таинственной женщины.

- Раз вы знаете, зачем мы тут, тогда сразу и спрошу: вы были знакомы с покойной Зинаидой Петровной Федоровской?

Варвара рассмеялась; Валентина почувствовала, как скрипучий смех раздирает ей уши, Александр просто поморщился.

- Ты что ли в газетке своей обо мне писал? И такая я, и сякая! Против Бога иду, людей дурманю. А сам вон за помощью пришел. Ладно, зла не держу. Люди многое болтают, да на каждый роток не накинешь платок. Насчет Зинки скажу: была она у меня несколько раз.

- С какой целью?

- Полиция допытывалась, теперь ты?

«Полиция?! – подумал Горчаков, - значит, она в курсе?»

- А кто из полицейских приезжал? – вырвалось у Александра.

- Сам начальник.

- Корхов?

- Фамилии не запоминаю, зачем они мне? Ноги у него больные. «Давай, - говорю, - полечу». Он – ни в какую. На нет и суда нет. Пойдет к докторам, они его окончательно залечат.

- И что вы сказали Корхову?

- Что ему тогда, то и вам сейчас: людские секреты не выдаю. Потому и ценят Варвару.

- Он может привлечь вас к ответственности за неоказание помощи следствию.

- Пущай! Как привлечет, так и отпустит. Я к ее смерти непричастна. И боль, которую она с собой принесла, меж нас двоих останется.

- Не в курсе, кто причастен?

- Ищите. Вам за то деньги платят.

- Пытаюсь разобраться. Вдруг слушок какой?

Варвара хитро посмотрела на молодых людей и проскрипела известный афоризм:

- Слухами земля полнится.

«Что она этим хочет сказать? У нее есть информация и она готова поделиться?»

- …Порой неграмотная старуха более сведущая, чем известный мудрец.

«Все ясно, хочет денег. Алевтина предупреждала! Что ж, пора договариваться».

- Сколько нужно вам старухе, чтобы просветили нас кое в чем? – спросил Горчаков.

- Я не просвещаю, я правду говорю. Платы не беру, от подаяний не отказываюсь. Жить-то надо.

- Понятно, - Горчаков протянул Варваре несколько бумажек, она, не пересчитывая, взяла, сунула в глубокий карман платья.

- Так я жду? – нетерпеливо произнес журналист.

- Чего ждешь-то?

- Ответа.

- Какого?

- Насчет Зинаиды Петровны.

- Я ведь ответила: секретов не выдаю. И еще говорю: убийцу ищешь не там.

- Где же искать его?

Варвара закрыла глаза, забормотала:

- Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь.

Варвара вновь посмотрела на Горчакова с таким видом, что, мол, ответ ты получил.

- Это общие слова, - возмутился Александр. – Никакой конкретики. Как в сказке – иди туда, не знаю куда.

- Точнее не скажу. Подумай лучше, что услышал сейчас…

До сих пор молчавшая Валентина не выдержала. Остатки страха окончательно улетучились. Перед глазами стояла группа советских профессоров, высмеивающих все сверхъестественное.

- Как вам не стыдно? – выпалила девушка. – Вы занимаетесь обычным обманом. А люди верят, деньги несут. У нас в СССР вас бы посадили на вымогательство и тунеядство.

Варвара будто бы ничуть не обиделась, она посмотрела на Репринцеву с откровенной горестью:

- Не предрекай другим той судьбы, которую сама можешь не избежать. И один, близкий тебе человек, уже не избежал.

Варвара не запугивала, она произнесла это как обычный, свершившийся факт. Но Валентина окончательно рассердилась, резко дернула Александра за рукав пиджака:

- Пойдемте, нам тут нечего делать.

- Сядь, - спокойно проговорила Варвара.

В небе сверкнула огненная молния, через мгновение всех оглушил раскатистый гром, ветер завыл, рванул ветки над беседкой. Страх вновь вернулся к Валентине.

- Сядь! – повторила колдунья, - и закрой глаза.

Репринцева послушалась. В тот же миг она будто бы перенеслась из Старого Оскола в Москву, в свою квартиру. Ее отец стоял растерянный, совершенно не похожий на прежнего самоуверенного ученого Репринцева. Вокруг – какие-то люди, они рылись в его бумагах, переворачивая все верх дном. Переминаясь с ноги на ногу, в качестве понятого стоял дворник Степан. Мать была тут же, по ее щекам лились безмолвные слезы.

Один из копавшихся в бумагах людей зло выругался, профессор тут же прибодрился:

- Я же говорил: это ошибка.

Другой, рывшийся в вещах, вплотную подошел к Репринцеву, сквозь зубы процедил:

- НКВД, Алексей Иванович, не ошибается. Или вы другого мнения?

- Я не о том… Советские органы не ошибаются, они всегда на страже порядка. Ошибка произошла со мной.

- Да, да. Как и с вашим другом Колывановым. Ходили, жаловались – несправедливо его арестовали. Теперь понятно, почему. Колыванов на допросе раскололся, все рассказал и показал на сообщников. На вас показал.

- Не верю! Никогда этому не поверю! Это чушь!

- Сейчас поедите с нами, посмотрим кое-какие документы. И вы многое расскажите, дорогой профессор. Расколитесь по полной!

- Мне не в чем, как вы изволили выразиться, «раскалываться».

- У нас раскалываются все. Ни одна контра не отвертелась от наказания.

Двое повели отца, один остался, продолжая осматривать комнату, бормоча: «Хоть бы чего-нибудь...». Он даже не обратил внимания на жену профессора Анастасию Кузьминичну, которая откинулась на спинку кресла и хрипела.

- Мама! – закричала Валентина, - помогите же! У нее больное сердце.

Но разве кто бы услышал ее, невидимую в этом мире, человека по имени Никто.

- Хозяйке плохо, - засуетился Степан.

- Ну вызовите врача! – небрежно бросил представитель НКВД. И, в который уже раз выругавшись, покинул комнату.

…Она снова была в беседке, рядом – ее новый знакомый Александр Горчаков, напротив – колдунья Варвара. Валентине показалось, что она отсутствовала целую вечность. А это всего лишь… видение?

Девушка вопросительно посмотрела на Варвару. Та молчала, ни один мускул не дрогнул на ее ставшем каменным лице.

- Что-то случилось? – спросил Александр.

- Она знает.

- Знает что?

По-прежнему со стороны хозяйки – ни звука. Александр уже слышал, что означает такое ее поведение. Аудиенция закончена.

- Пошли, - сказал он Валентине. – Непогода прошла стороной, но нет гарантии, что дождя не будет.

Варвара молча встала.

Каждый думал о своем; Репринцева о жутком видении, Горчаков о странных словах колдуньи: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь». Есть ли хоть капля смысла в ее словах?

Они уже были на улице, когда Валентина оглянулась и… в ужасе прислонилась к Александру.

- Там, в окне…

Он тоже обернулся… Из окна на него глядело лицо… Нет, не лицо, а покрытая шерстью морда. Но разумный блеск в глазах говорил, что существо думает, мыслит.

Впрочем, через мгновение его уже не было. Молодые люди переглянулись: они видели неведомого зверя? Или им показалось?

- Проверим? – предложил Горчаков.

- Нет, нет, уйдем! – взмолилась Репринцева. – К тому же… надо позвонить в Москву. Позвонить сегодня, сейчас! Сердце болит от неизвестности.

Александр с сожалением вздохнул, взял Валентину под руку и повел к ближайшей остановке.

 

Раздался стук в дверь, Надежда крикнула: «Кто?» и, услышав, «От Коровина Андрея», сжалась в комок. Конечно, она рада, что Валентина так неумело подставила себя, но нужно объяснить ее поведение товарищам из ВКП(б). Ее наверняка спросят: «Как же вы, комсомолка Погребняк, допустили подобное? Почему не помешали бегству? А что если она вообще сбежала?». Оправдывайся потом!

- Проходите!

Вошедший товарищ напоминал большую деревянную куклу с  размеренными движениями, шаг чеканил, как солдат на строевой, на собеседника глядел, не мигая.

- Здравствуйте, Надя, - отрапортовал он монотонно. – Меня зовут Кирилл Прошкин.

- Откуда вы узнали, что это я?

- У меня есть ваши фотографии. Всех четверых. Я пришел показать город.

- Спасибо, но нас не четверо, а трое. Репринцева Валя куда-то умотала. Ох, и попадет ей, когда вернется. Мы ей устроим такую головомойку!

- Не надо устраивать ей головомоек.

- Как?! Она же…

- Хорошо, что ее нет! – оборвал Прошкин. – У меня к вам серьезное партийное поручение. Оно согласовано с… вы понимаете.

- Понимаю, - благоговейно произнесла Надежда.

- И еще: вы должны дать слово, что никогда и никому не разгласите информацию, которую сейчас услышите.

- Честное ленинское!

- Если проболтаетесь…

- Никогда! Я поклялась святым для себя именем.

- Отец Валентины арестован.

- Профессор Репринцев?

- Как агент английской разведки. Когда его забирали, матери Валентины стало плохо. Приехали врачи, однако спасти ее не удалось. И это не все. Узнав о смерти жены, профессор вскрыл себе вены. Валентина ни в коем случае не должна знать, что случилось с ее семьей. Сами понимаете… Она может испугаться и не вернуться на родину. А она очень нужна в Москве, не исключено, что и она выполняла тайные поручения отца. Там с ней поговорят, может, она и не причастна к делам отца?.. НКВД пока не распространяется об аресте Репринцева, но как бы кто-нибудь здесь про это не пронюхал: агенты местных спецслужб, журналисты. Надеюсь, не пронюхают. Профессор не та фигура, чтобы слишком уж интересовать Запад или Юг.

«Не исключено, что и она выполняла тайные поручения», - гудело в голове Надежды. Чтобы окончательно обезопасить себя от обвинения «проглядевшая врага» Погребняк поспешила сообщить:

- Она и в поездке ведет себя подозрительно. Отплясывала с казаками буржуазные танцы, восхищалась удравшими из СССР поэтами – неким Есениным, например. А в Старом Осколе купила капиталистическое платье. И это комсомолка! Да разве комсомолка думает о тряпках? Где вы видели молодого ленинца одетого, как буржуа?

Прошкин дернулся, молча стряхнул волосинку со своего безупречного английского костюма. Затем подвел итог разговора:

- На ее ошибки внимания не обращайте. Не ругайте ее, наоборот, похвалите. Через несколько дней она будет в СССР. Там спросят за все.

- А если Валентина каким-то образом (не через меня, конечно!) узнает о гибели родителей?

- Не узнает. Ее домашний телефон не работает. Соседи проинструктированы. Несколько дней – и в этой конспирации не будет нужды… А сейчас познакомимся с вашими товарищами.

Прошкин по-военному развернулся и вместе с Надеждой направился в комнату Давида и Рустама.

 

Валентина безуспешно пыталась связаться с Москвой. Телефонистка повторяла: «Занято». Потом сделала предположение, что произошла поломка на линии, или не исправлен телефон. Позвонили соседям, но и они не ответили.

- Что вы так волнуетесь?

- Сама не могу понять… - Репринцева по-прежнему не хотела говорить про страшное видение в беседке. Мало ли что привиделось!

Когда Валентина окончательно потеряла надежду связаться с домашними, Александр постарался ее успокоить.

- Завтра наладится связь и все будет в порядке.

- Вы так полагаете?

- Конечно. Сделайте проще: позвоните ему на работу.

- Есть телефон кафедры, только я его не знаю. Да и бывает папа там только два раза в неделю.

- Не волнуйтесь! – повторил Александр.

- Мне пора в гостиницу, - вздохнула Валентина. – Еще немного, и поднимется международный скандал.

- Я провожу. И… давай на «ты»?

- Право, не знаю…

- Я пытался перейти еще тогда у дома Варвары, однако побоялся, что поддержки не получу.

- Хорошо.

Вечерний Оскол переливался огнями, слышалась музыка. Молодежь оккупировала маленькие открытые кафе и просто тротуары. Иногда между парнями вспыхивали потасовки, но в основном молодые люди смеялись, разговаривали, обхаживали проходящих мимо девушек. Несколько человек дружески приветствовали Александра, и, кивая в сторону Валентины, тихонько поднимали вверх большой палец. Впрочем, девушка заметила, ее спутник стал все чаще оглядываться, как она тогда в кафе. Сразу вспомнилось, что за ним следят…

Вот и гостиница. Валентина подошла к администратору, поинтересовалась, разыскивали ли ее?

- Да, - часто закивал он. – Ваши друзья будто с ума сошли! Радуйтесь, вы им так дороги.

- Можно позвонить в Москву?

- Без проблем!

Вновь гудки и, конечно же, телефон не работает!

- Не волнуйся, - повторил Александр. – Завтра спокойно свяжешься.

- Завтра… Спасибо за все. Мне пора.

- Уже?

- Ты слышал: они сходят с ума.

- Подождут еще минуту.

- А твоя работа?

- И она подождет.

Они вдруг замолчали, сказать хотелось многое, но времени на это бы не хватило. Все недосказанное утонуло в молчании…

- Кто был в окне? - наконец произнесла Репринцева. - Мы это, правда, видели?

- Не знаю, - ответил Горчаков. – Мне и самому интересно, что за чудовище там прячется. Неспроста Варвара не пригласила нас в дом.

- Она объяснила.

- Никогда не поверю такому объяснению.

- Наверное, ты прав, - вздохнула Валентина. - Так ничего и не узнал у нее.

- Одна фраза не выходит из головы…

- Догадываюсь - какая. Полная бессмыслица.

- Не будем делать поспешных выводов.

- Мне действительно пора.

- До завтра. Завтра ведь ты еще не уезжаешь?

- Не хочу отрывать тебя от расследования.

- Ты и не отрываешь, а помогаешь мне.

- Если так…

- Ровно в полдень приду к тебе. Не рано?

- Соня! В двенадцать я уже давно на ногах.

- Тогда в одиннадцать. Или в десять?

- Лучше в одиннадцать.

- Хороших снов!

Последние слова Александра – будто теплая морская волна. Ведь на сердце такая тяжесть.

Пятый этаж, ее этаж! Сейчас она переступит границу, за которой начинается зона лжи и обмана. «Господи, сделай же что-нибудь!» - впервые обратилась к Создателю атеистка Валентина.

…Александр смотрел, как за девушкой закрывается дверца лифта. Потом направился к выходу и тут услышал:

- Господин Горчаков, какая встреча!

Это Дрекслер. Он долго жал руку журналиста и без лишних церемоний спросил:

- Подумали над моим предложением?

- Пока другие дела, - уклончиво произнес Александр.

- Понимаю. Нужно время, чтобы все взвесить и тогда принять решение. Только не опоздайте.

- Постараюсь.

- А девушка с вами хороша! Администратор сказала, что она из Советской России.

- Именно оттуда.

Горчаков не добавил слова «к сожалению». Ему было безразлично, откуда приехала Валя.

Надо было избавиться от назойливого немца, но тот и сам торопился (гораздо больше его интересовала сейчас странная пара в отеле), поэтому быстро распрощались и разошлись.

Вечер перешел в ночь, такую же бурную и шумную. В последнее время именно ночь в этом некогда патриархальном тихом месте стала своеобразным символом жизни. Призрак беззаботного города, нового Монте-Карло витал теперь не только над специально отведенной под казино резиденцией, но и в других частях города, одурманивал каждую улицу, каждый дом. Ловцы душ расставили сети, куда старались поймать и молодого, и старого. Люди, казалось, начали забывать о Божественной морали, нравственности, величье русской души, о своем предназначении в этом бренном мире, наконец, о том, что они не одни «во вселенной», что в любую минуту в их жилища может прийти враг. Есть только островок счастья, и деньги, которые хлынут сюда от игр и развлечений, сделают состоятельным каждого бедняка. И быть этому островку вечно!

Не так давно великая иллюзия чуть было не захватила самого Александра. И только иногда вакханалию праздника нарушали давние знакомые угрозы карлика.

Теперь никакой вакханалии не было! Старый Оскол – город уже двух убийств подряд, город, где за тобой следят неведомые силы.

Чувство опасности, которое и раньше не оставляло Александра, вдруг вспыхнуло с новой силой.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Войдя в номер, Валентина ожидала услышать несусветную ругань со стороны своей сокурсницы. Каково же было удивление, когда увидела ее ласковые глаза.

- Как провела время?

«И голос неестественный – добрый. Что она задумала? Не подлость ли?»

Почему она так о подруге? Ответ напрашивался сам собой: с некоторых пор она перестала доверять Надежде, у которой слишком сильно стали проявляться карьеризм, желание любой ценой выслужиться перед начальством. «Похоже, она хочет занять мое место секретаря комсомольской организации? Я с удовольствием его уступлю».

- Валя, ты не ответила?

- Нормально. Посмотрела город.

- Мы тоже с ребятами многое увидели. Товарищ Прошкин показал. Здесь на некоторое время установилась советская власть. Потом – переворот, коммунистов расстреляли. Мы были на месте их расстрела.

- Еще что вы видели?

- Дом, в котором находился штаб революционных рабочих, основные места боев с контрреволюцией. Да, еще прошлись по центральной улице города. А ты?..

Репринцева усмехнулась, не рассказывать же о своем походе к колдунье, не поймет. В это время в комнату вошли Давид с Рустамом. Последний крикнул:

- Наконец-то заявилась! Где вы, товарищ Валя, шатались?

- Чего пристал к девушке? – оборвала Надежда, чем сильно озадачила Рустама. Как же так? Сама недавно требовала в отношении Репринцевой карательных мер. Он не стал осложнять отношения, лишь язвительно добавил:

- Кавалера нашла. Вон даже покраснела.

- А если и так? – с вызовом бросила Валентина.

- Он симпатичный? – грустно произнес Давид.

- Симпатичный!

- Прекратите ее мучить, не станет она связываться с парнем из капиталистического мира, - в который уже раз вступилась за Репринцеву Надежда.

- Но она только что сама призналась.

- Она пошутила! Ведь так?

- Пошутила, - согласилась Валентина.

- Ничего себе шутки! – проворчал Рустам.

- Ты ведь будущий журналист, - сказала Репринцева, - спецпредметы. Слышал о таких понятиях: «Контекст», «Второй план»?

- Пролетарским писателям и журналистам не нужен никакой второй план. Говорить надо прямо, отвечать четко.

- Хоть сейчас не будем спорить, - простонал Давид. – Где ты, Валечка, была?

- Я уже спрашивала, - развела руками Надежда.

Внутри Валентины точно заиграли дух противоречия и свободы, желание утереть нос этим послушным солдатикам. Помимо воли она сказала:

- Никакого секрета нет. Я побывала в Новом городе, видела казино. Даже заглянула туда.

«Зачем себя раскрыла?!»

- Комсомолка посещает казино?! – в один голос ахнули Давид и Рустам, а, пораженная Надежда, засопела.

- Я же не играла там, - расхохоталась Валентина. – Зашла в храм, не ведая, что внутри.

И она все рассказала. До встречи с Александром, конечно.

- Все равно, переступила порог казино! – не унимался Давид.

- Не волнуйтесь, товарищи. Я ничем не запятнала честь советской гражданки, комсомолки.

- Хватит! – скомандовала Надежда. – К себе в номер, парни! Пора спать. Завтра серьезный день – новые экскурсии по местам революционной славы.

Когда девушки остались одни, Валентина спросила:

- Часом не слышала о каких-либо изменениях в нашем графике?

- Нет, нет, никаких изменений. Еще два дня здесь. В пятницу – поезд Старый Оскол-Курск. А там уже рядом граница. Пересядем на Москву и… как здорово опять оказаться на родине.

- Здорово, - рассеянно произнесла Репринцева.

- Ты будто не рада этому?

- Рада я, Надя, рада! – последовал раздраженный ответ. – Меня одна вещь беспокоит.

- Какая? – Надежда ощутила сильное волнение.

- Не могу дозвониться домой. Все время гудки.

- И только? – сквозь силу улыбнулась сокурсница.

- Соседи молчат…

- Может, телефон сломан?

«Все разумные люди говорят одно и то же. Чего я психую?»

- Наверное, телефон.

- Телефон, телефон! – чуть не завопила Надежда и тут же испугалась, что ненароком выдала себя. «Вон как подозрительно смотрит!»

- Что с тобой, Надя? Ты на себя не похожа?

Надежда призвала на помощь весь свой актерский талант:

- Рада, Валечка, рада! Скоро – дома! Никогда бы не смогла жить в этом чужом мире.

- И он по-своему хорош.

- Мир эксплуатации, денег, индивидуализма? Мир, где люди лишены цели?.. Ты завтра с нами не пойдешь?

- Не обижайся, у меня другие планы.

- Вот именно, - горько произнесла Надежда. «Потому это случится именно с тобой!»

- В чем дело?

- Ни в чем. Давай спать.

- Странная ты сегодня, - повторила Валентина.

События сегодняшнего дня кружились вокруг Репринцевой будто неведомые плясуны, постепенно затягивая ее в центр круга. Был светлый плясун с лицом Александра Горчакова, но большинство здесь - темные, уродливые, предрекающие несчастья. Самым безобразным оказался тот, что кричал о смерти ее родителей. «Тебе это не привиделось! Это случилось на самом деле!»

Как бы ее не убеждали, что телефон сломан и скоро заработает, Валентина сомневалась и… безумно боялась.

Постепенно сон поглощал ее, плясуны тускнели, растворялись, пока не исчезли совсем.

 

Вильгельм Дрекслер начинал терять терпение. Об этой странной парочке он выяснил немногое: муж с женой, придерживаются ортодоксальных взглядов, любая новизна им претит. Они против эмансипации женщин, особенно в вопросах одежды. Их идеал – стиль и отношения девятнадцатого века. Отсюда и странности.

Дрекслер был слишком хитер, чтобы поверить подобной чепухе. Он по-прежнему был убежден, что пара оказалась в Старом Осколе не случайно, они приехали сюда с определенной политической целью.

Здесь следовало бы сказать и о цели самого Дрекслера, как представителя Рейха. С некоторых пор в Российской Империи активизировались организации, желающие восстановления монархии. Претендентов на трон было двое: великий князь Владимир Кириллович (сын великого князя Владимира Александровича, третьего сына Александра 11. - прим. авт.) уже провозгласивший себя Императором Всероссийским и великий князь Дмитрий Павлович (внук Александра 11, первый сын великого князя Павла Александровича. – прим. авт.). Рейх поддерживал первого, даже не столько самого Владимира Кирилловича, сколько сына его – Кирилла Владимировича. По мнению фюрера именно последний станет главным союзником Германии в свободной России. Дрекслер догадывался, что в Рейхе уже разработан план убийства Владимира Кирилловича и всемерной поддержки восхождению на престол его сына. Но прежде необходимо было ослабить позиции сторонников Дмитрия Павловича.

Монархистские группы расползались по Российской Империи, все они критиковали существующую республиканскую форму правления, призывали вернуться к монархии, пусть даже конституционной. В этих условиях Рейху надлежало продолжать аккуратно расшатывать созданную не так давно демократическую республику, создавая плацдарм для практически бескровного завоевания страны.

Параллельно переговорам с Владимиром Кирилловичем Рейх всячески поддерживал сепаратистов. Была обещана независимость Малороссии и Беларуси, на Дону и Кубани предполагалось создать Казакию, а Воронежскую, Белгородскую, Курскую губернии объединить в Черноземную Русь. Таким образом, власти монарха здесь придет конец, а власть Рейха будет вечной. И появятся великолепные условия для быстрого разгрома СССР.

Но для реализации «великих идей фюрера» требовалось решить множество проблем, устранить не одного конкурента. И серьезная головная боль для Рейха - активизация монархистов «противоположного клана». По полученным из Германии данным, они устраивают тайные собрания в разных городах Империи, в том числе – в Старом Осколе. Есть фотографии некоторых активистов, похоже, мужчина-ортодокс – один из них. Жаль женщину из-за вуали не разглядеть.

Внутреннее чутье разведчика редко подводило Дрекслера. Вот и теперь он был твердо убежден, что напал на верный след. Но как завязать с этими людьми хотя бы обычное знакомство? Однажды он уже ехал с ними в лифте, попытался перекинуться парой фраз. Они не ответили, женщина отвернулась, а мужчина посмотрел отчужденно и неприязненно.

«Ага, они выходят из отеля!»

Дрекслер решил проследить за ними. Такому опытному человеку, как он, сделать это несложно. Может они и выведут его в «нужное место».

Со вторым администратором – Филиппом, как и с Анной, у него сложились приятельские отношения. Дрекслер подошел к Филиппу и, как бы между прочим, сообщил:

- Прогуляюсь перед сном. Погода чудная.

Он не скрывает своих намерений. Пусть видят: он пошел прогуляться.

 

Едва он оказался на улице, прежняя размеренность движений исчезла. Он превратился в стремительного хищника.

«Где они? Уже стемнело, плохая видимость!.. Вот! Спускаются вниз по улице».

Дрекслер осторожно двинулся следом, толпы молодых людей являлись для него хорошим прикрытием. То, как шествовала преследуемая парочка, окончательно убедило Вильгельма в правильности первоначальных предположений: они не мирные блюстители нравственности. Те не выходят по ночам, и не озираются, точно зайцы.

Улица продолжала убегать вниз, кто-то из парней стрельнул у Дрекслера сигарету, немец сделал вид, что не услышал, нельзя терять драгоценные секунды.

- Эй, дядя, много возомнил о себе? – цепкая рука схватила его за плечо.

Дрекслер мог бы легко сломать эту руку, но завязалась бы потасовка, и парочка исчезнет из виду. Поэтому он отдал целую пачку и быстро ринулся вперед.

«Кажется, они повернули вон в тот переулок!»

Переулок безлюден, пара пошла по нему и остановилась. Мужчина огляделся…

Дрекслер прижался к стене и ждал! Он увидел то, что хотел увидеть: они зашли в подъезд четырехэтажного дома.

Полдела сделано. Вычислить хозяев квартиры уже не сложно. «Стоит попробовать это прямо сейчас? Или чуть отложить поиски?»

Дрекслер отошел от стены и вдруг… увидел еще одного человека, хорошо знакомого ему.

- Вы? – удивился Вильгельм. – Как здесь оказались? Лично я заблудился. По-моему, выход за тем домом?

- Да, - только и промолвил знакомый.

- Давайте погуляем, поговорим. Ночной Оскол чертовски хорош!.. Кстати, вы очень оригинально сегодня одеты.

Собеседник вытянул вперед руку, предлагая Дрекслеру на что-то обратить внимание. Опытный разведчик проглотил наживку, ему и в голову не могло прийти, что здесь возможен подвох.

Острая боль в горле… Ничего не понимающий Дрекслер оторопел, потеряв драгоценное мгновение. Боль усилилась, он получил второй удар, на этот раз смертельный.

Убийца проверил, довершил ли до конца свое дело, затем спокойно развернулся и ушел.

И только через несколько часов был обнаружен труп того, кто надеялся очень скоро вершить судьбы мира.

 

Горчаков проснулся по его меркам рано – не было и восьми. В одиннадцать он опять увидит ее! Валентина, Валя, Валюшка! Какая девушка! Жаль, что она уедет так скоро. А дальше? Увидятся ли они?

Он даже разозлился! Почему они должны расстаться? Она живет в другой враждебной стране. И что? Разве это достаточные основания, чтобы разорвать отношения? Преграды между ними построены людьми, позабывшими о том, что государства, границы, идеология – деянья рук человеческих. Сам человек – создание Божественное. Значит, его чувства выше, значительнее, чем все созданные им же самим условности. «К сожалению, в СССР живут атеисты, они рассуждают по-иному».

Он не заметил, как вошла Лена и надула пухленькие губки.

- Александр Николаевич?..

- Да? – отрешенно ответил он.

- Вчера даже не поговорили со мной.

- Ох, Лена, не до разговоров.

- Сейчас побежите в редакцию?

«Что делать с работой? Надо отпроситься! Алевтина не отпустит, слишком много дел. Сказать, что он занят, выполняет свое главное задание по расследованию убийства? Она потребует отчет, план действий. Вопрос поставлен так, что он обязан докладывать ей о каждом шаге».

Пока Александр раздумывал, какие аргументы приведет для начальства по поводу сегодняшнего отсутствия, Лена расписала план его жизни на ближайший час:

- Умывайтесь, приводите себя в порядок, и через двадцать минут к столу. Я приготовила ваши любимые блинчики.

- Спасибо, родная.

- Как приятно! Может, хотите еще одно блюдо, самое вкусное?

Она кокетливо улыбнулась, начала расстегивать пуговку на платье. Горчаков же сразу подумал о Валентине, которая ничего не расстегивала, ничего не пыталась стащить с себя. А вот из головы не идет!

- Нет, Лена! – решительно отрезал Горчаков. – Не сейчас! Я поглощен расследованием.

- Фу! Какой противный! – подытожила девушка и поспешила на кухню.

Для такого серьезного дела, как разговор с Черкасовой, нужны положительные эмоции, он их получит после любимых блинчиков. Вкуснотища! Постаралась Леночка!

Так что придумать для Черкасовой? Начальница не дура, в этом главная проблема. Не сказать же ей прямо: познакомился с милой девушкой. «Она мне такую девушку покажет!»

Размышления Горчакова были прерваны звонком, кто-то стоял у ворот и требовал аудиенции. С утра не дают покоя. Оставалось надеяться, что это молочница, у которой всегда заказывали чудное парное молоко.

Лена побежала открывать и вскоре вернулась растерянная.

- Александр Николаевич…

- Следом появился Корхов. Не сказать, что Александр был рад его визиту, однако ведь и сам он недавно приходил к начальнику полиции незваным гостем.

- Проходите, Анатолий Михайлович, присаживайтесь. С утра блинчики…

- Благодарю, я сыт. Супруга так накормила. Вы ведь знакомы с ее хлебосольством! Но, чтобы хозяина не обидеть, возьму два для приличия.

Отхлебнув чай, Корхов сказал:

- Мы с вами договаривались о сотрудничестве. Но пока дело не идет. Никак передумали?

- С чего бы мне передумать?

- Вы со мной не связываетесь, вчера отделались некоторой незначительной информацией.

- Нет информации. Зашел в тупик. Два убийства за два дня и…

- Не два, а три.

- Три?!

- Дрекслер убит. Вы рассказывали, что он приходил к вам в редакцию.

- Приходил… - потрясенный Горчаков не находил слов. – Когда и как?

- Ночью его зарезали. Почерк тот же. Убийца перерезает жертвам горло. Прыткий видать! Такого, как Дрекслер, голыми руками не возьмешь. Разведчик, приемами владеет.

- И никто ничего не...

- В том-то и дело, что никаких свидетелей. Поскольку оба убитых иностранные граждане, к нам направляют представителей органов безопасности. Ситуация грозит перерасти в международный скандал.

- Органы начнут трясти каждого, - задумчиво произнес Александр. – Следующей будет военная разведка…

- Плевал я и на органы безопасности, и на военную разведку! - Взревел Анатолий Михайлович. – Убийства совершены на моей территории. Значит я, начальник полиции Старого Оскола, несу полную ответственность. 

Взгляд Корхова сказал о многом: тут была прямо-таки неистовая решимость послать (при необходимости!) и самого президента, вмешайся он в расследование, и, одновременно, растерянность. Убийца поставил в тупик даже Старого Лиса.

- …Расскажите еще раз о визите Дрекслера в вашу редакцию. Только не упускайте ни одной детали.

Горчаков, насколько смог, подробно все повторил. Корхов, позабыв об этикете, несколько раз его бесцеремонно и грубовато перебивал, просил уточнить детали.

- Кстати, вечером я видел Дрекслера.

- Где?!

- В холле гостиницы «Белогорье».

- А вы что там делали?

- Девушку провожал.

- Где Горчаков – там обязательно девушка, - усмехнулся начальник полиции. – Почему в гостиницу? Она не местная?

- Приехала к нам из Советской России.

- Так-так! – присвистнул Анатолий Михайлович. – Из самого СССР.

- Что вас удивляет?

- Им там все запрещено, в том числе встречаться с иностранцами. Если только… она не из НКВД.

«Валя из НКВД?!.. В такое невозможно поверить!»

- Вернемся к вашей вечерней встрече с Дрекслером. Он вам что-нибудь говорил?

- Перебросились парой фраз…

- Конкретнее, Александр Николаевич, все важно!

- Он поинтересовался, подумал ли я над его предложением о сотрудничестве «Оскольких вестей» со структурами Рейха. И… все! Похоже, он кого-то искал.

- Почему вы так решили?

- Несколько раз осмотрелся, потом… обычно такой разговорчивый, а тут сразу поспешил попрощаться. К счастью, то было обоюдным нашим желанием.

- И вы расстались?

- Хотелось домой.

- Странно.

- Чего странного?

- Со свиданий обычно идут медленно; мысленно продолжают вдыхать еще сохраняющийся любовный аромат.

Горчаков подивился такому тонкому ощущению грубоватого начальника полиции. Корхов оказался романтиком.

- Лично я, Анатолий Михайлович, со свиданий лечу на крыльях. Вам не приходилось в молодости летать на крыльях? Теперь извините, в одиннадцать я должен быть у нее…

Александр оборвал себя. «Надеюсь, Старый Лис не настучит шефине?»

- Как фамилия вашей подруги?

- Репринцева. Зовут Валентина.

Начальник полиции доел блин, поднялся:

- Спасибо за угощение, за новости. Больше ничего не желаете сообщить?

«Неужели он намекает на ночной визит Либера? Он знает или?..»

Поскольку Александр не рассказал о нем раньше, то решил смолчать и сейчас.

- Нет, - ответил он Корхову.

- Александр Николаевич, определитесь, кому можно доверять, кто ваш друг?

И, пожав хозяину руку, Анатолий Михайлович покинул дом.

 

Горчаков получил очередной удар. Убийства в Старом Осколе следуют одно за другим, а он ни на йоту не продвинулся в своем расследовании. В голове – хаос. И тогда он решил все превратить в систему. Достал ручку, лист бумаги и начал описывать все произошедшие события в строго хронологическом порядке.

Убийство З. П. Федоровской.

Потом подумал, перечеркнул фразу, написал другую:

Позвонила шефиня и сообщила об убийстве З. П. Федоровской.

Вроде бы – то же, и уже – несколько иначе. Его сопричастность к этому делу начинается только после сообщения Черкасовой.

Теперь второй пункт.

Мне дают задание провести журналистское расследование.

Почему выбор пал именно на Горчакова? Все просто: он ведет в газете рубрику происшествий. И самим читателям Старого Оскола безусловно интересны материалы о расследовании смерти популярной в городе актрисы.

Корхов сначала недоволен моим появлением на месте преступления, а потом вдруг резко меняет тактику и разрешает допросить слуг.

Я переговорил со слугами, они рассказали о некоторых чертах характера хозяйки.

Каковы эти черты? Скрытность, заносчивость; с обслугой могла повести себя дерзко и беспощадно. Близкие отношения с банкиром Ереминым Наташа и Лика не подтвердили и не опровергли. Но были ли у Федоровской еще мужчины?

Ограбление, по их мнению, вряд ли возможно. Не получил он ответа и на вопрос: откуда у Федоровской деньги?

Еду в редакцию, встречаю там Дрекслера.

Этот момент можно было бы упустить, вроде бы Федоровская и Дрекслер – люди разных миров. Но есть одно обстоятельство: представителя Рейха тоже убили.

А что если они связаны? Чем?

Захожу в гости к Корхову. Он предлагает мне сотрудничество в раскрытии дела. Советует поехать в театр, указывает на людей, с которыми можно переговорить. А вот с Ереминым рекомендует встретиться позже.

Он искренен? Тогда почему не нанести визит возможному «другу» Федоровской?

В театре встречаю Либера. Он знает Степанова, и он же заезжал к Зинаиде Петровне.

Вырисовывается еще одна любопытная связь: Федоровская – Либер – Степанов. В чем тут дело? Политика?

Ночью меня посещает Либер, уговорами и угрозами предлагает отказаться от расследования смерти актрисы. Предполагает, что ее убили советские спецслужбы, с которыми она якобы сотрудничала.

Вот она, главная несуразица: с какой стати кому-то бояться обычного журналиста? Это ведь не Шерлок Холмс, не Нат Пинкертон.

Либера убирают.

Кто и почему? Ответа в обозримом будущем не найти?

 Черкасова рекомендует не заниматься больше этим расследованием, когда отказываюсь, «перевербовала» меня. О начальнике полиции Алевтина не слишком хорошего мнения.

Она права со своей точки зрения. Горчаков работает у нее, а не у Корхова.

 Разговор с артистами. Режиссер Степанов сбегает.

Никита Никодимович боится расспросов, в том числе об убитом Либере. Теперь артисты. Что они сообщили?

Свою причастность к преступлению отрицают, вообще не считают его причиной творческую деятельность Федоровской. Остальное общеизвестно: она была скрытной. Как они заявляют, политикой вообще не интересовалась.

Главная новость: Зинаида Петровна посещала колдунью Варвару.

 Замечаю слежку.

Кто и почему?..

 Встречаюсь с представителями ВКП(б). Такое ощущение, что они что-то знают о жизни или смерти актрисы.

 Сажусь в машину к Корхову, он пытается выудить из меня информацию. Отвечаю скупо и неопределенно.

 Знакомлюсь в кафе с Валентиной Репринцевой. Вместе отправляемся к Варваре.

На первый взгляд - опять ничего существенного. Но фраза, эта странная фраза: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь». Смысл ее, увы, недоступен.

Когда Валентина пробует возмущаться, колдунья приказывает ей сесть. Не проходит и минуты, как девушка вскакивает взволнованная. В чем здесь дело? Валентина не говорит, только постоянно звонит родным.

И еще: страшное лицо в окне? Загадочное существо, которое прячет Варвара… Кто оно?

 Провожаю Валентину в гостиницу, встречаю Дрекслера, его вскоре убивают.

 Приходит Корхов, сообщает о смерти немца, осторожно внушает мысль о том, что Валентина может быть агентом советских спецслужб. Пытается уверить, что только он – мой истинный друг.

Горчаков несколько раз просматривал записи. Что он пропустил? Вроде бы, все основное есть. Какие-то несущественные детали, которые могут оказаться… даже очень существенными.

Он уже участвовал в нескольких проводимых газетой расследованиях. Потом на пресс-конференции шефиня сказала: «От взгляда Горчакова не укроется ничего». Зал разразился бурными овациями, Александр и сам поверил, что стал величайшим мастером сыска. Никто и не подозревал, что по следу его вела Черкасова. И вот теперь, находясь в полном свободном плавании, он резко пошел ко дну.

Пора звонить в редакцию. Что сказать шефине? Голова пустая, сердце отвергает обман. Ничего, что-нибудь придумает по ходу разговора.

Трубку сняла секретарь Любочка, торжественным голосом спросила:

- Когда же, дорогой князь, вы осчастливите нас своим присутствием?

- Очень скоро, потерпи, моя красавица. А где шефиня?

- Алевтины Витальевны нет.

- Изменила работе? Такой измены ей не простится.

-  Нет же, - рассмеялась Любочка. – Она с утра на каком-то совещании в администрации города.

- Когда вернется?

- Надеюсь, не скоро. Ты ведь не хуже меня знаешь наших чиновников. Им бы позаседать да похвастаться успехами, которых и в помине нет. И еще вроде бы она собиралась к врачу.

Повезло! Не станет же он оправдываться за опоздание перед секретаршей.

- Я буду позже. Занимаюсь делом.

- Ой, ли?

-  Судят, милая, по результату.

Горчаков быстро положил трубку. На сей раз судьба словно специально сделала ему подарок!

Время до одиннадцати еще предостаточно, но он не выдержал, начал собираться раньше. «Валентина, Валя, Валюшка! Никогда не поверю, что ты – агент НКВД».

Он спешил, не замечая ничего вокруг. Он заметил их слишком поздно…

(Продолжение следует)

 

 

 

 

 

 

 

 

Юрий Геннадьевич Георгиев окончил Высшие литературные курсы. Публиковался в ряде газет и журналов: "Свет", "Московский комсомолец", "Отчий дом" и др. Член Союза писателей России. Выпустил сборник рассказов "За чертой страха", роман "Лучшее лекарство - смерть" и сборник стихов "Симфония разбитого рояля". Любимый писатель Эдгар По, любимый современный писатель Александр Владимиров, любимый художник Сальвадор Дали, любимый музыкант Элис Купер.                                                                                           

 

Предлагаем Вашему вниманию новый роман Юрия Георгиева «Музыка сирен», написанный в лучших традициях Стивена Кинга.

 

 

 

ПРОЛОГ      

                    

           …Время неумолимо приближалось к вечеру – венцу угасающего дня. Еще не совсем стемнело, но в городе уже  загорались огни. Вначале – вывески, затем уличные фонари.  Пройдет не более часа, прежде чем Лондон утонет в неоновом свете…  Стоял октябрь, и по улицам вовсю кружили отливающие старой медью, листья. В этом году осень явилась в Британию раньше своего срока, и с моросящим дождем,  порывистыми ветрами она оказалась по-настоящему холодной… 

           …Но в помещении студии на Хэмнет-роуд, 18, на Северо-Западе, принадлежащей звукозаписывающей компании «White Music Records», было тепло и уютно. Питер Кеблинг, мужчина лет сорока, с орлиным профилем  и зачесанными назад черными волосами, удобно устроился на своей вахте при входе, и с сосредоточенным видом перелистывал последний номер журнала «Time». На обложке номера, под портретом Билла Клинтона стояла дата: 12 октября 1992 года и почти половина журнала была посвящена войне в Персидском заливе. Задумчиво перелистывая страницы, Питер насвистывал мотив известной рок-баллады. Казалось, все сегодня будет так же привычно, до банальности – изнурительная, тоскливая ночь, и утром, как обычно он отправится домой. Как обычно!.. Всего лишь слово… И это продолжается уже более десяти лет, ровно столько, он работает здесь ночным охранником. Но почему-то сегодня его терзало невнятное предчувствие…

                  Конечно, в работе Пита было и немало приятного. Например, общение с музыкантами. Хотя здешний контингент  состоял в основном из мало известных людей, и у некоторых еще было все впереди. Именно у некоторых:  он не раз видел молодые таланты, которые затем  бесследно исчезали. Иных губили наркотики, других - тщеславие. Но были и такие, кто все-таки пробивался на большую сцену. Единицы!...

             Студия на Хэмнет-роуд была недорогой, ее соучредители - люди, основательно заявившие о себе в шоу-бизнесе. Они рассылали агентов по всему миру в поисках молодых талантов, прозябающих в полузаброшенных подвалах и дешевых кабаках, из которых после изнурительной сценической работы вполне могли бы родиться рок-звезды.

         Впрочем, иногда наведывались сюда известные личности, как, например Брюс Дикинсон из «Iron Maiden». Он приезжал сюда с сессионными музыкантами записать пару композиций для своего сольного альбома. Старина Брюс великодушно оставил автограф в записной книжке Питера,  куда тот собирал подписи всех знаменитостей и даже перебросился  с некоторыми их них парой-тройкой шутливых фраз. Судя по всему, фронтмен «Iron Maiden» пребывал в тот день в превосходном настроении, возможно потому, что запись прошла быстро и успешно…

          …Более десяти лет, и все - словно один день. Музыканты, репетиции, записи, и к этому Питер уже так привык и выполнял работу почти автоматически… Но сегодня… Сегодня его терзало тревожное предчувствие. Почти всю ночь накануне он не сомкнул глаз, подсознание словно предупреждало: именно сегодня должно что-то произойти!.. Это можетизменить всю жизнь до неузнаваемости. Весь день его прохватывала нервная дрожь, хотя до этого он не выпил ни капли спиртного. Нервные импульсы шли откуда-то из подсознания, и с ними ничего нельзя было поделать…

             Стараясь сохранять хладнокровное спокойствие,  Питер взглянул на настенные часы: половина десятого.  Все сотрудники разошлись и здание опустело. Казалось, по сумеречным углам расползлись какие-то странные тени, хотя, он никогда не был суеверен. Впереди маячила бессонная ночь, которую, как всегда, придется коротать у экрана телевизора, взбадриваясь чашечкой черного кофе… Он вновь попытался расслабиться, и на этот раз как будто помогло. Между тем на экранах мониторов наружного наблюдения возник подъезжающий к зданию внушительный черный кабриолет, принадлежавший  Крису Уилсону, одному из совладельцев студии, продюсеру и великолепному мультиинструменталисту, по виртуозности с которым мог потягаться разве что Паганини. Соло-гитарой Крис владел настолько, что позавидовал бы сам дьявол. Питер не раз слышал его игру и каждый раз ему казалось, что, инструмент оживает в его руках, исторгая невиданную музыку, наполняя ею каждую клеточку  тела. Такая игра не могла остаться без внимания  даже людьми, весьма далекими не только от рок-н-ролла, но и от музыки вообще. Однако Крис не собирался посвящать всю свою жизнь сцене, считая это для себя слишком банальным. Все свободное время он долго и упорно экспериментировал со звуком,  пытаясь добиться какого-то совершенно  неведомого ранее звучания. Он был настолько одержим своей затеей, что даже написал  книгу. Питер порылся в памяти, пытаясь вспомнить ее название. Что-то вроде  «Влияние звуков музыки на сущность человека». Крис частенько по ночам запирался в студии, чтобы вновь и вновь изматывать себя экспериментами.

          Питер так и не мог  понять, чего же еще хочет Крис, когда и так  в свои молодые годы многого добился. Он богат, гениален, живописно красив!  Что еще нужно?   Но музыкант напористо твердил, что пределов совершенству нет. И потому работал как одержимый. Питер склонен был относить все это к его странностям и причудам.    Конечно, живя в огромном особняке за пределами Лондона, Крис мог заниматься музыкой и там, но, похоже, ему больше нравилось работать именно здесь, в студии, где  на втором этаже оборудовал  комнату, буквально нашпигованную всевозможной аппаратурой, компьютерами и какими-то невиданными музыкальными инструментами. Комната запиралась на несколько кодовых и электронных замков и входить в нее запрещалось абсолютно всем, включая даже партнеров-совладельцев. Питер не раз ночной порой слышал всплески странной и доселе не слышанной музыки, доносившейся сверху. Она свободно растекалась по всему помещению, несмотря на плотный звуконепроницаемый материал, которым была обита студия, и создавалось ощущение, что для этих звуков вообще не существует преграды. Странная, очень странная музыка, захватывала его сознание, заставляла  то вздрагивать, то наслаждаться, то переживать, а временами испытывать  волнующее чувство тревоги, или напротив – тоски, словно это взывала сама скорбь об утрате чего-то дорогого и ушедшего навеки. 

               Вздохнув, Питер заметил как по облупившемуся потолку лениво ползет большой черный паук. Затем отложил в сторону наполовину прочитанный журнал. Нервная дрожь почти прошла, однако осталось некое ощущение беспокойства.. И тут входная стеклянная дверь резко распахнулась и на пороге возник Крис Уилсон. На вид ему было чуть больше тридцати лет, длинные светлые волосы перетянуты сзади резинкой, на носу солнцезащитные очки. Тонкое лицо с мягкими, почти юношескими чертами не очень приятно обрамляла трехдневная щетина, не придававшая ему, однако, ни мужественности, ни солидности.  На нем были кожаная куртка, черные джинсы и ковбойские сапоги. На плече висела темная спортивная сумка. Молодой человек здорово смахивал на переросшего студента, возомнившего себя рок-звездой.

            -Добрый вечер, мистер Уилсон, -  улыбнувшись, поздоровался охранник.

          Крис поприветствовал его кивком головы, жуя при этом жвачку.

            -Будете репетировать? Или снова эксперименты? – устав от безмолвия, которое уже порядком действовало на нервы,  Пит старался завязать разговор.

           Крис остановился, но темных очков при этом не снял.

            -И то и другое. Видишь ли, - произнес он, отчетливо чеканя каждое слово, - я сейчас работаю над третьей частью Симфонии  Открытых Просторов, это очень сложно, уверяю.

             -Симфонии чего? – спросил ошарашенный Пит.

             -Мой новый проект, - на этот раз он соизволил снять очки и даже немного наклонился пристально глядя на охранника своими прохладными серыми  глазами, - моя новая симфония, ею я, наконец, смогу доказать…- он осекся и замолчал, - … в общем, если повезет, можно считать это удачей.

               -Я не совсем понимаю, мистер Уилсон, - сконфуженно промолвил охранник. Но Крис лишь махнул рукой:

                -И не нужно. Не бери в голову, - он снова водрузил на нос очки, под которыми, вероятно, чувствовал себя, как черепаха под панцирем. –  я буду очень занят. И ни при каких обстоятельствах не отвлекай меня, что бы ты ни услышал.

             И бодро зашагал по полутемному холлу, звонко стуча каблуками к мраморной лестнице, что вела на второй этаж. Шаги отдавались гулким эхом.  На долю секунды Питеру показалось, будто из-под каблуков его сапог  высверкивают искры…

              Проводив его взглядом, охранник пожал плечами и включил небольшой, стоящий перед ним телевизор. По одному из центральных каналов транслировали Ток-Шоу «Дети и родители». Покрутив ручку переключения каналов, он нашел какой-то детективный сериал, и, достав из сумки сэндвич, положил его рядом на стол. «У каждого свои причуды, - размышлял он с набитым ртом. - Все мы немного не в своей тарелке, но этот талантливый и  богатый сукин сын, скорее всего, сильно не в себе. Или попросту с жиру бесится! Конечно же, ему неведомо, почем фунт лиха. Как тем парням из рабочих кварталов, которые своим непосильным трудом на стройках или  заводах  зарабатывают себе на кусок хлеба. А потом, приходя домой, чуть ли не замертво валятся от усталости, чтобы следующий день повторился до минуты.»  Когда-то он прошел через это сам. Ему приходилось вкалывать за троих…

               Но вместе с тем он  понимал, что у каждого свое место под небом и беззаботной жизни  не бывает. Сейчас в нем просто играет чувство зависти к тем кто пришел на все готовенькое. Если бы, к примеру, Крис работал на каком-нибудь заводе, то его талант музыканта бесследно бы испарился, исчез, оставив лишь чувство внутренней неудовлетворенности. Но Пит решительно не понимал в Уилсоне одного - как можно, будучи таким одаренным, попросту растрачивать свой дар впустую на какие-то сомнительные эксперименты? У него есть все возможности стать по настоящему великим музыкантом, навсегда вписав свое имя в историю, если, скажем, не рока, то в историю мировой музыки! Если человеку дан шанс, то почему бы им не воспользоваться?.. «А вдруг Крис… попросту болен?» - Молнией пронеслось в голове Пита. – «Может, он просто сбрендивший гений?..»

              …В это время сверху донеслись первые аккорды странной музыки, навеваемой безумием молодого гения. Музыки, для которой не существовали преграды в виде стен, и возможно, даже расстояния. Она словно возникала из ниоткуда, прямо здесь, а быть может, даже рождалась внутри разгоряченного сознания. Музыка казалась осязаемой, до того плотными были звуки, выдаваемые Крисом с помощью инструментов и приспособлений со сложнейшей аппаратурой на втором этаже, прямо над его головой. Она словно была живой, неким неведомым существом с неведомым разумом и неясными целями, лежащими за пределами понимания…

                  Музыкальная какофония заметно усилилась, и теперь напоминала звучание исполинского расстроенного органа. Он вспомнил, как впервые в детстве попал в концертный зал консерватории, куда его привел однажды отец. И тогда он был глубоко потрясен гиганскими размерами органа. Некоторые самые крупные его трубы казались  размерами едва ли не в его рост. И когда органист сел и коснулся клавишей, волшебные звуки наполнили все его существо торжественной  неземной музыкой... Точно он попал в совсем иную плоскость бытия.

                 Но сейчас…  Симфония Криса была начисто лишена какой-либо четкой музыкальной структуры. Но тем не менее, она существовала. Это не укладывалось в голове, но ноты лились  сплошной стеной, и именно в их разобщенности и полном несоответствии друг с другом слышалось нечто новое, неизвестное. Словно неясная, узкая грань между жизнью и смертью. Питер вдруг почувствовал себя акробатом, балансировавшим на тонком канате, а внизу, под ногами,  полыхало жадное всепоглощающее пламя. И музыка все лилась и свивалась, нескончаемой спиралью, не имеющей конца и начала.

               Вдруг от внезапно ударивших басов  помещение содрогнулось, и с потолка посыпалась штукатурка. Чувствуя, что может сейчас оглохнуть, охранник судорожно заткнул уши руками. Но это не помогло – музыка, как тонкий стилет, проникала в самый мозг, безжалостно и больно жаля самые глубины души, словно пыталась обострить воспоминания. Не в силах больше выносить этого, Питер закричал, и в его голове будто что-то лопнуло и из носа хлынула кровь. В этот момент все три телефонных аппарата, стоящих на столе, разом зазвонили. Телевизионное изображение вдруг стало настолько ярким, что невозможно было что-либо разобрать. Через секунду экран погас и покрылся сетью трещин.

               …Между тем музыка все нарастала, и где-то за ее стеной слышался зовущий звук сирен. Хотя, вполне возможно, ему это казалось. Пита прошиб холодный пот, он вытащил из кармана платок и приложил к кровоточащему носу. Платок промок.

               «Нужно как-то остановить это безумие!» - в отчаянии подумал он, и на ногах, которые с трудом слушались, попытался дойти до лестницы на второй этаж. Каждый шаг отдавался в голове болью, и больше не воспринимая ничего, кроме музыкального шквала, он обо что-то споткнулся, потерял равновесие и рухнул на холодный каменный пол.  В следующую секунду разорвались электрические лампочки и помещение погрузилось в темноту. Из телефонных аппаратов, продолжающих непрерывно звонить, повалил густой дым. Он приложил руки к ушам и обнаружил, что более не слышит окружающий мир. Непрерывно нарастающая музыкальная  какофония уже была у него внутри, заполнив все его существо и вытеснив последние мысли. И  этот шквал отныне олицетворял всю сущность бытия – рождение, жизнь, смерть, и что-то еще, лежащее за пределами привычного и рационального. И более ничего  не существовало. Было лишь это.

                Он уже не слышал, как взорвались, разлетевшись вдребезги, оконные стекла, из его ушей  ручьем потекла кровь. Музыка все нарастала, хотя  это не было больше музыкой. Оно заслонило собою весь мир. Пит лишь почувствовал, как с потолка обрушились балки и стены стали оседать. Именно почувствовал, поскольку и видеть уже не мог. Привычный мир сгинул во тьме, и бывший охранник отныне ощутил себя центром поглотившей его музыкальной лавины. Центром новой сущности бытия, центром того, чего нельзя было поставить в привычные и знакомые с детства рамки. Но это было и внутри него и вокруг него. Из этого  был теперь соткан и он сам! Время остановилось и исчезло - его больше не было! Как не существовало вообще ничего!.. Кроме этого…

                                       

                                           

                                                             

ГЛАВА   1          

     

           Москва была неприветлива и угрюма под мрачным октябрьским небом, с утра до вечера затянутым свинцовыми тучами. Из-за постоянной полумглы уже с самого утра в домах приходилось зажигать свет. Толпы пешеходов в плащах и куртках, с зонтами в руках безрадостно двигались по серым улицам, время от времени обдаваемые водой грязью из-под колес проносящихся мимо автомобилей.

           …Но в просторной квартире Альберта было уютно. Письменный стол – массивный, из красного дерева освещался двумя светильниками в форме старинных фонарей. Посредине стола стоял ноутбук, лежало несколько рукописей и музыкальных справочников. По стенам комнаты развешены полки с книгами,  в углу - большая телевизионная плазменная панель, а под нею на полупрозрачной подставке – музыкальный центр, DVD – player, рядом, в большом шкафу, – обширная коллекция музыкальных компакт-дисков, предмет гордости хозяина. Рок здесь был представлен почти во всех вариантах: начиная от Элвиса - короля рок-н-ролла, и заканчивая течениями, вроде «прогрессив-метал».

             Вот уже более восьми лет Альберт работал  в престижном музыкальном журнале «Music Magazine». В своих статьях и репортажах, он всегда был верен себе – правдив и решителен. Музыканты, о которых он рассказывал, внесли свой вклад в историю мирового рока… Когда-то он сам хотел стать музыкантом, и даже играл в нескольких группах на барабанах…

             …Закончив статью о King Diamond, Альберт привычно вывел на экране монитора заключительное слово – «конец». Как всегда, это принесло облегчение. Он откинулся на своем вращающемся стуле, вытащил из пачки «Camel» сигарету  и с удовольствием закурил. На сегодня все планы выполнены, и можно было расслабиться.

              Альберт в свои тридцать шесть не был женат и по-прежнему предпочитал одиночество. Непривлекательным его назвать было трудно: волевое лицо с правильными чертами, нос с горбинкой лишь придавал ему мужественность.  Его серые глаза смотрели немного настороженно, а  вьющиеся темные и густые волосы он предпочитал зачесывать назад. И всегда старался одеваться по молодежному – джинсы, куртки, кроссовки и бейсболки. Учитывая его худощавое,  спортивное телосложение - ему это  шло. Конечно, репортер – профессия своеобразная, подразумевающая подвижный образ жизни, где всегда и всюду нужно успеть… И, конечно, у него всегда находилось время  на женщин.                     

                  Он почти выкурил сигарету, когда раздалась трель мобильного телефона. Это был один из редакторов «Music Magazine».

           -Статью закончил?

          Альберт автоматически кивнул, запоздало поняв, что собеседник никак не может его видеть.

            -Да, только что. – Он раздавил сигарету в пепельнице.

            -Отлично. В общем, завтра приди пораньше, с тобой хотел побеседовать главный.

    Главного редактора звали  Валерий Худодеев. Это был  человек, лет пятидесяти, худощаво сложенный,  свои седые и длинные волосы он убирал в аккуратный хвостик.  В его глазах Альберт слыл подлинным знатоком музыки, и главный часто спрашивал у него совета, консультировался по тем или иным вопросам, которые считал для себя слишком сложными.  Немного взбылмошный Валерий был часто одержим какой-нибудь новой идеей, и мог запросто послать его  в командировку с очередным заданием. Это случалось почти каждый месяц. По правде говоря, Альберт от этого уже порядком устал.

             -Опять командировка?

             -Не знаю. Но постарайся быть у него в десять.

             -Ну, хорошо, до завтра.

              Альберт отправился было  в кухню, чтобы заварить свежего  чаю, как телефон зазвонил вновь. На этот раз не мобильный, а обычный. Чертыхнувшись, он схватил трубку дорогого прозрачного аппарата, горящего изнутри фиолетовым свечением.

              -Привет, -послышался знакомый голосок, от которого он когда-то сходил с ума.

            …С Кристиной он расстался около пяти лет назад. Но тем не менее, был  связан с ней прочно и надолго – у них была общая дочь Элеонора. Малышка появилась на свет аккурат в тот же самый день, когда Альберт принял решение навсегда расстаться со своей бывшей любовью. Однако еще не знал, что она беременна. Это было похоже на удар грома. Делать аборт она отказалась, да и он не настаивал. Элеонора получилась точной копией  бывшей подруги. То же самое личико, те же светло-рыжие волосы, и даже надменный, чуть ироничный взгляд серо-голубых глаз. Но тем не менее это была его дочь! Недолго думая, Альберт принял отцовство и  не забывал навещать малышку несколько раз в месяц. Разумеется, он дарил ей подарки к Рождеству и дню рождения. Как и положено, он платил алименты – ровно одну четвертую своего и без того небольшого месячного заработка. Кристина тем временем вышла замуж за некоего Романа Корнилова - лысеющего и очень преуспевающего бизнесмена, который из-за полноты казался намного старше своих тридцати пяти лет.  Альберт прекрасно знал характер бывшей подруги, да и не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что ключевую роль в замужестве сыграли именно деньги. К слову сказать, расстались они именно из-за этого.

                -Привет, Крис, -  Альберт старался говорить спокойно, хотя и начал догадываться о причине звонка. Вот уже три последних месяца он не перечислял деньги на соответствующий счет в банке. И не потому, что не хотел. Просто за непрерывной работой и постоянными командировками все было как-то недосуг. Конечно же, он помнил, но все никак не находил время зайти в банк и перечислить деньги. Вздохнув, он приготовился выслушивать очередную тираду.

               -Как поживает наш папашка? – с иронической издевкой спросила Кристина.

               -Как всегда, лучше всех... Извини, что забыл перечислить деньги.

                -А ты всегда обо всем забываешь. Даже о том, что ты отец, - теперь ее голос звучал сухо и неприветливо. - В чем дело?

                -Я же извинился. Завтра перечислю. И не надо на меня орать! – он вдруг рассердился.

                -А я на тебя и не ору. Я просто диву даюсь, - в ее тоне почувствовалось раздражение, -  самому-то хоть не смешно?  Ведь платишь за СВОЕГО ребенка!!!

                -Прекрати! - Альберт завелся с полоборота, и чувствовал, что уже не сможет остановиться, - я извинился, что тебе еще надо?! Я сказал,  перечислю. И ты вроде бы не нищенствуешь, потерпеть день-два можешь!

                -Моя жизнь, не твое дело! – неожиданно злым голосом воскликнула она. –  И сбавь обороты, а то пожалеешь…

                -Это что, угроза? – Альберт запылал от негодования. 

                -Это ты первый начал. – Она  сбавила тон, - заплатил бы вовремя и не было бы никаких проблем.

                -Хорошо, проехали. Что-нибудь еще хочешь сказать?

                -Не хочешь поговорить с дочерью?

                -Конечно, хочу.

                -И имей ввиду, я жду деньги в самое ближайшее время. – Альберт услышал как Кристина крикнула:

                 -Эля, доченька, хочешь поговорить с папой?

        Послышался шум, возня, какие-то голоса. И затем голос четырехлетней девочки:

                 -Пливет, папа!

                 -Привет, милая, папа любит тебя. Что скажешь папе?

                 -Дядя Лома мне подалил огломную машину. Класную. Она пожалная.

                 -А ты знаешь, кто такие пожарные? – Альберт поймал в зеркале напротив телефона свою улыбку. На сердце стало тепло и приятно.

                  -Это дяди, котолые льют воду из шлангов. Когда голит дом.

                  -Вот умничка. Это тебе кто рассказал?

                  -Мама и дядя Лома.

      Альберт вздохнул, пытаясь понять, что Кристина нашла кроме денег в рыхлом и низкорослом Романе? Неужели деньги заменяют собой все? Даже мужское достоинство? Его ведь не купишь!

                  -Вчела мы с мамой и дядей Ломой ездили на машинке к бабушке, - продолжала девочка, - у нее был вкусный пилог.

       Нет, он больше не в силах слушать про этого «дядю Лому»,  это как пытка.

                   -Спасибо, милая, но папе нужно работать. Я тебе еще позвоню.

                  -А когда мы увидимся, ты купишь мне машину? – у Эли была давняя страсть к машинам, что для девочки было довольно странно. Еще в раннем детстве  она ручонками тянулась к игрушкам на колесах, называя их «бибиками».

                   -Конечно, милая, и вдвое больше этой. Целую тебя, доченька.

                   -Пока, папа. Я люблю тебя! – воскликнул на прощание детский голосок. Кладя трубку на рычаг, Альберт почувствовал, как заметно улучшилось настроение, несмотря на ненастный осенний день за окном.

              Поставив чайник, он прошел в комнату, и вытянув из своей коллекции один из альбомов группы «King Crimson», поставил его в музыкальный центр. Квартира наполнилась замысловатой волшебной арт-психоделией.

         Заварив чай, взглянул на часы, и поскольку время еще было не позднее и банк еще работал, решил непременно сегодня зайти и перечислить деньги.

                …И вновь зазвонил телефон. Вздохнув, Альберт схватил трубку.

            -Алло.

            -Если ты, козлина, не приглушишь свою шарманку, - послышался злой и заспанный голос Аркадия, соседа сверху, - мы с тобой по-другому поговорим!

             -Если не нравится, заткни уши ватой, - огрызнулся Альберт.

             -Ты, засранец, когда-нибудь дождешься! – отпарировал сосед, - и тебя сломаю и твой долбаный центр и колонки засуну тебе в жопу!

             -Да пошел ты… - поняв, что разговаривать бессмысленно, Альберт повесил трубку. Но звук все-таки убавил.   Он предпочитал открыто не лезть на конфликты. Телефон зазвонил вновь, но он больше не стал снимать трубку.

         Под звуки замысловатого арт-рока Альберт подошел к окну, за которым по-прежнему накрапывал дождь, и несмотря на раннее время, уже засинели сумерки…

         …Еще в школе он всегда держался в стороне от  конфликтов, если, конечно удавалось. Невысокий, толстоватый, да  еще в очках, он был предметом всеобщих издевательств. Плюс к этому - не имел друзей, поскольку неважно учился, и списывать у него было, как правило, нечего. Замкнутый и неуклюжий, он, как огня, боялся уроков физкультуры, где ни одного раза не мог подтянуться, или застревал в прыжке через «козла». Девчонки не обращали на него внимания, а мальчишки всячески издевались, нередко изподтишка подставляя подножки,  измазывая клеем стул. Но главными его врагами были трое хулиганов:  высокий и тощий, словно шест  Витька Рябой, крепкий и приземистый  Серега Тухлый, и самый разнузданный – Карапыш, - крупный, довольно хамистый, с гнилыми зубами, которого уже давно хотели выгнать из школы, но все как-то не решались. От них не было прохода. Почти каждый день, после школы, его терроризировали, били и отбирали деньги. Один раз он попытался с ними подраться и дать сдачи: получилось еще хуже – Альберта избили до полусмерти. Хулиганам за это почти ничего не было. Он тогда два дня проплакал от бессильной обиды и ярости…  

        В дальнейшем Альберт много раз с ужасом размышлял о том, что было бы, если б не удалось избежать армии?.. Надо благодарить судьбу, которая миловала его от этой напасти!..  

                     

           …Где-то в призрачном сне прогромыхал Локомотив. Зловещий гудок разорвал тишину. Альберт представил, как горящие фары разрывают темное пространство, словно ища свою жертву, свернувшуюся под одеялом на липких от пота простынях. Поезд летит прямо на него. Гудок разрывает пространство, все ближе и ближе горящий глаз грозной неотвратимости. В последний раз взревев сиреной, Локомотив исчез. Эхо гула пронеслось по закоулкам сознания.

             …Альберт прислушался. Комнате была погружена во мрак, но на улице раздавался какой-то шум. Он жил на четвертом этаже  восьмиэтажного дома. За окном болтались два троса. Строительная люлька! Но как они смогли ее так быстро повесить? Ведь вечером ее еще не было! А главное, кто работает ночью?.. Он почувствовал, как тело бьет крупная дрожь.

             Вскочив с кровати, он подбежал к окну. Тросы за окном напряглись и  послышался характерный звук включившегося мотора. Это означало, что люлька поднимается. Все ближе и ближе. Прижавшись к стеклу, Альберт напряг зрение. Люлька поднималась все выше и выше. На ней стояла черная фигура. Стоящий поднял голову вверх. Но его лицо было скрыто темнотой. Скоро он будет здесь, на уровне окна! Вместе с ним поднималось нечто неотвратимое, словно последние минуты перед чем-то… Чем? Об этом он боялся даже подумать! СКОРО ОН БУДЕТ ЗДЕСЬ!!! Альберт понимал, что нужно бежать или хотя бы скрыться в соседней комнате. ИНАЧЕ СТОЯЩИЙ В ЛЮЛЬКЕ УВИДИТ ЕГО!.. Но  точно прирос к полу. Тем временем звук поднимающейся люльки все нарастал… Вот она почти совсем рядом, уже видно очертание головы!..

             …Наконец, люлька поравнялась с его окном и мотор затих. Время остановилось. Незнакомец приник к окну, вглядываясь в комнату, его лицо по-прежнему сливалось с тьмой.       

            Ярко вспыхнул свет, это Альберт все-же добрался до выключателя. Но за окном не видно ничего. Оно теперь было черной бездной, уходящей далеко, вниз, в кромешный и сплошной мрак. Оттуда повеяло холодом.

           В этот момент кто-то резко и очень требовательно постучал в окно. Вот она, неизбежность!!!   Альберт почувствовал, как его сердце сжала холодная ладонь, и…

        …проснулся. За окном брезжил тусклый рассвет, и конечно же, никаких тросов и люльки там не оказалось. Пришел новый, самый обычный день.  

                   

            …Погода была такой же пасмурной, как и все последние дни. Альберт шел в редакцию подняв воротник кожаной куртки, в толпе угрюмых прохожих.

              …Валерий Худодеев уже сидел в своем кабинете. Его лицо как всегда, было гладко выбритым, длинные волосы гладко зачесаны. Темно-синий костюм с галстуком сидел на главном редакторе как влитой. Он разговаривал  по телефону, но увидев Альберта, приветливо улыбнулся и кивнул на одно из мягких кресел. Просторный кабинет главного был хорошо знаком. Сколько раз здесь обсуждались его командировки и репортажи, проводились планерки!..  На полу лежал мягкий ворсистый ковер, вдоль стен стояли шкафы с книгами и компакт-дисками, рядом – большой телевизор старого образца с трубкой и мощный музыкальный центр. Висели портреты мировых рок-музыкантов: Джима Моррисона, Джона Леннона, Френка Заппы, Фредди Меркури, Джимми Хендрикса, Элвиса Пресли и Бадди Холли – все они давно уже находились в лучшем из миров. И ни одного живого! «Интересно, часто размышлял Альберт, - это случайность, или же неспроста главный предпочитает вешать на стены портреты умерших?..»

              В центре стоял большой стол - рабочее место Худодеева, а по бокам – два мягких кожаных кресла. 

          Валерий повесил трубку и довольным взглядом обвел кабинет, остановившись  на сидевшем в кресле Альберте.

                    -Мне передали, ты хотел что-то обсудить?

                    -Да-да, разумеется -  От него, как всегда, пахло дорогим одеколоном. – В общем, у меня к тебе дело, - он вытащил из своего письменного стола компакт-диск и вставил его в музыкальный центр.

                    -Что-то новое? – деловито спросил Альберт.

                    -Ты сначала послушай. – Кабинет заполнили звуки рок-музыки. Это был безусловно «Power Metal». Валерий закурил, щелкнув дорогой позолоченной зажигалкой и снисходительно поглядывая на Альберта.

          Музыка напоминала «Helloween», но казалась более интересной, как по замыслу, так и по аранжировкам, и к тому же была более сложной по стилю. Две гитары, бас, барабаны, клавишные совершенно виртуозно владели сложной техникой подобного стиля, с  постоянными сменами ритма, сложными соло-партиями  и густой музыкальной палитрой. Мощный голос, словно созданый для  серьезных вокальных партий, был настолько чист и сильн, что казалось вокалист владеет им без труда, меняя октавы, точно малыш игрушки. Техника исполнения оставляла далеко позади почти все слышанное ранее.  Это было само совершенство!..

                 -Нравится? – поинтересовался Валерий.

                 -Еще спрашиваешь! - Альберт восхищенно кивнул головой, - это просто супер! Что за команда?

                  -О-о, вот об этом, - главный поднял вверх указательный палец, - я и хочу с тобой поговорить.

            Композиция закончилась и через пару секунд началась другая, непохожая на предыдущую. Убавив звук, Валерий продолжал:

                 -Это группа «Извержение Вулкана» . Название мало чего говорит, правда?

                 -В общем-то, да.

                 -Так вот, - Валерий глубоко затянулся сигаретой, продолжая внимательно следить за реакцией своего подчиненного, - «Извержение Вулкана» образовались в Германии в 1980 году, и были родоначальниками стиля «Power Metal».*

                  -Но всегда считалось, что  родоначальники «Helloween»* –  нетерпеливо возразил Альберт.

               Главный улыбнулся.

                   -Я тоже так полагал до недавних пор.   «Извержение Вулкана»  начали играть в этом стиле в 1982 году, когда еще ни о «Helloween», ни о ком либо еще и  слыхом не слыхивали! Ты обрати внимание, как они играют

               Альберт кивнул:

                    -Конечно, интереснее. Тогда почему группа «Извержение Вулкана»  осталась никому не известной?

                  Валерий загадочно улыбнулся.

                    -Вот тут-то и собака зарыта. Понимаешь, группа «Извержение Вулкана» выпустила всего три альбома, и о ней сразу же заговорили. Однако тут, возможно, и кроются подводные камни. Ребята давали только два концерта в год, не более!

                    -Два концерта в год?! – Альберт не поверил своим ушам, - Но это невозможно! Это противоречит здравому смыслу! Любая команда, если становится известной, сразу же вслед за выпуском альбома едет в мировое турне, чтобы его обкатать.  Это законы шоу-бизнеса!

                     -Абсолютно верно. Весьма успешные пластинки, и только два концерта в год!.. Тебя это не наводит на размышления?  

      Альберт задумался

          -Выходит, они вообще не стремились стать мега-звездами, войти в историю. Но – почему?!                                                                                                                                                                     

                  -То-то и оно, - кивнул главный редактор, раздавив окурок сигареты в хрустальной пепельнице, - мало того, что музыканты  за всю карьеру не дали ни одного интервью, они вообще предпочитали не иметь дел с прессой. Ты не найдешь их ни в одном музыкальном издании! Их имени нет ни в одной музыкальной энциклопедии!  Их творчество до сих пор остается тайной!.. Редактор журнала «Роллинг Стоун» предлагал за одно только интервью миллион долларов, но они даже не стали с ним разговаривать!.. Мне и самому  странно.  И это при таких-то возможностях… – Он махнул рукой, словно отгоняя невидимую муху.

                  -Даже так?! – только и смог вымолвить Альберт.

                  -Именно. Они выпустили три альбома на одной малоизвестной английской фирме. И бесследно исчезли в 1992 году, незадолго до этого дав грандиозный концерт на стадионе «Уэмбли». Видеозапись концерта мне обещали прислать. Не знаю, когда это будет, но надеюсь что скоро.

                   -А что с ними случилось в 1992 году? – Альберт был настолько заинтригован, что не мог этого скрыть, как ни старался.

                   -А вот этого не знает никто. Они, словно сквозь землю провалились.

                   -Но существуют же фан-клубы, и вообще, что, в Интернете нет информации?

                    -Ничего существенного найти так и не удалось, за исключением сухих фактов. О них я тебе рассказал. Правда, есть еще и фотография, но не лучшего качества. Хочешь взглянуть?

                     Он протянул снимок. Альберт всмотрелся, и ему стало не по себе. Шестеро музыкантов были похожи друг на друга словно близнецы. У всех без исключения – скандинавский тип лица, длинные светлые до плеч волосы, и более того – все одинакового роста.

                    -Обрати внимание: музыкантов – шестеро, - Валерий, внимательно наблюдал за его реакцией, - для 80-х годов это явный перебор, при том, что пятеро – это уже считалось, выше крыши! А здесь – шесть!

                    -Да, но почему они так похожи?!

                    -Тайна, тайна, мой друг! Все в нашем мире тайна, - со вздохом профилософствовал Валерий, - Разгадай все тайны, и жизнь станет неинтересной.

                    -Но ведь кроме фан-клубов есть же какие-то люди, которые знали кухню музыкантов, крутились вокруг них, я не имею ввиду обслуживающий персонал, техников и прочих. Но были же фанаты, которые повсюду следуют за своими кумирами?! Что-то ведь должно было остаться!

                  Валерий развел руками.

                    -Записи, это все, что удалось достать. И больше ни-че-го!

                    -А где достали записи?

                     -Прислал один знакомый музыкант. И не на диске, а именно на файле. Да и то всего четыре песни. Я потом слил их на этот компакт-диск.

                     Альберт задумался, и вдруг его осенило:

                     -Эти несчастные два концерта в год… давали в какое-то определенное время?

                     -Один концерт – непременно весной, в двадцатых числах апреля, второй – осенью, где-то в двадцатых числах октября. И так из года в год, до тех пор, пока…

                      -Как ты считаешь, что все это может значить? – перебил Альберт, уже не скрывая лихорадочного блеска в глазах. Он был страшно заинтригован.

                   Валерий махнул рукой:

                       -Да ни черта это не значит!.. Один знакомый музыкант из Лондона однажды ради интереса поговорил с экстрасенсом,  по поводу «Извержения Вулкана». Почему, мол,  дают только два концерта и именно в определенное время, может, тут кроется какой-нибудь магический цикл, или еще что?  И как ты думаешь, что тот ответил?

                     -???

                     -Вот найди их и сам у них спроси! Так прямо и сказал, - главный редактор громко расхохотался, затем достал носовой платок и высморкался.

            На какое-то время наступила тишина, потому что диск с четырьмя песнями закончился. Было слышно, как между запыленными оконными рамами бьется по стеклам чудом не уснувшая муха.

                     -Наверняка у кого-то в коллекциях остались альбомы на виниле! – задумчиво промолвил Альберт.

                     -Что ж, прекрасно, - Валерий вновь улыбнулся, - ты у нас для того, чтобы разгадывать загадки.

                     -Значит,  это мое новое задание, - уточнил Альберт, поднимаясь с кресла.

                     -Я хочу, чтобы ты  провел журналистское расследование Командировки, деньги и прочее - за мной. Только скажи, и билет с расходами в любую страну мира будет готов в тот же день.

                Валерий Худодеев встал и подошел к Альберту поближе, глядя на него умоляющими глазами.

                     -Наши тиражи стали падать. - Положив руку на плечо репортера, посмотрел прямо в глаза, - а здесь есть сенсация, понимаешь? Тебе это по силам, я знаю, ведь ты великолепный журналист. Прошу тебя, раскрой тайну «Извержения Вулкана»!..  

                

                        

                                                               

ГЛАВА 2 

                    

             … Маленькая нью-йоркская квартира в доме на Вест-Энд-авеню наполнилась звуками электрогитары. Пальцы с виртуозной быстротой бегали по струнам старенького «Гибсона», выдавая затяжное соло. Ноты сменяли одна другую, уходя в бесконечность, то выше, то ниже, в зависимости от настроения. Зажав сигарету в углу рта, Дэйв словно пытался выжать из своей гитары все, на что та была способна. Старенький усилитель иногда хрипел, не выдерживая колоссальной нагрузки. Звуки плыли по комнате вместе с сигаретным дымом. Временами Дэйв покачивал головой и закатывал глаза, полностью отдаваясь музыке.

            Он сидел на стареньком, покачивающемся стуле посреди изрядного количества пустых пивных банок  и бутылок из-под виски, валявшихся на замусоренном полу. По стенам висели портреты рок-музыкантов. На обшарпанном столе громоздились грязные тарелки с остатками еды и пепельница, до краев переполненная окурками. В углу на старой кровати, укрывшись простыней спала, девушка. Временами ее грудь вздымалась, и несмотря на шум, девушка пыталась сохранить остатки сна.

                  Наконец Дэйв отложил гитару и бросил в пепельницу уже давно докуренную до самого фильтра сигарету. Затем встал и вразвалку подошел к холодильнику, вытащил банку пива, и, открыв ее с характерным хлопком, жадно приложился к содержимому.

                  Дэйву было уже двадцать девять. Невысокого роста и довольно худощавый, он смотрелся намного моложе. Густые, черные волосы волнами опускались ниже уровня плеч, и в сочетании с легкой небритостью, выдавали в нем рок-музыканта. Однако  группа «Holland Dream», которую он лично создал три года назад, пока не могла подняться выше уровня многочисленных нью-йоркских клубов. До сих пор приходилось прозябать в одном из них под трагическим названием «Молот». Очевидно, классический металл образца 80-х годов сейчас мало кого устраивал, хотя  у группы уже появились свои верные поклонники. Тщеславный Дэйв понимал, что это заслуга его, как музыканта, и ничья больше, - почти все композиции он писал сам, и кроме гитары был ведущим вокалистом. Так что, он с полной уверенностью считал «Holland Dream» своим собственным проектом. Конечно, ему много раз предлагали перейти и качестве гитариста во многие известные и перспективные коллективы, однако Дэйв всегда отказывался. «Я лучше добьюсь успеха собственными силами» - говорил он в таких случаях. «Да, но кому сейчас, в 2006 году, нужен твой Heavy Metal, - обычно отвечали ему, - посмотри на себя, парень, тебе уже скоро тридцать. Не слишком ли поздно начинать все с нуля? Присоединился бы к известному проекту и пожинал бы лавры в свое удовольствие. Хорошие музыканты, знаешь ли, всегда нужны!..»  Однако несмотря ни на что, он предпочитал  успех своего личного проекта. Но группа по-прежнему оставалась на уровне клуба, и вот уже, скрепя сердце, Дэйв начинал подумывать об изменении музыкального направления на что-нибудь более перспективное. Но все-таки свое!..

                 Девушка в кровати пошевелилась и встала, не удосужившись даже чем-нибудь прикрыть свою наготу. Фигура у нее была безукоризненной, растрепанные каштановые волосы водопадом струились по плечам. На юном лице блуждала ленивая улыбка. От силы ей было лет семнадцать.

            -Привет, милый, - произнесла она. Однако, взглянув на нее, Дэйв поморщился, точно от зубной боли. За сегодняшнее утро он вообще забыл о ней, с которой, кстати, познакомился вчера вечером после концерта. Только ее сейчас и не хватало! Красивые девушки, - словно пустышки в ярких обертках,  в последнее время стали раздражать.

            -Ты еще здесь? – холодно спросил он, - я думал, что ты ушла еще утром, Марта.

         Улыбка исчезла с юного лица, хорошенькие губки обиженно надулись.

             -Я не Марта, я - Элен! Впрочем, я могу уйти, если пожелаешь.

             -Сделай одолжение, - Дэйв снова приложился к банке.

       Не говоря ни слова, девушка обиженно оделась и, уже стоя на пороге, бросила:

             -Счастливо оставаться, красавчик! - Последнее слово было произнесено с нарочитым пренебрежением, и она ушла, с силой хлопнув дверью.  

            Следом оделся и Дэйв. На нем были кожаные обтягивающие джинсы, черная рубашка, ковбойские сапоги и кожаная куртка. В мочках ушей красовались черепа с перекрещенными костями, а на лбу – черная бондана с головой рогатого монстра, глаза закрывали солнцезащитные очки. На пальцах рук сверкали перстни с черепами,  «Гибсон» был аккуратно и с любовью упакован в водонепроницаемый чехол. Дейв всегда с трепетом относился к своей гитаре, и казалось, что даже чувствовал ее дыхание. Он старательно запер дверь, но на лестнице столкнулся с домохозяйкой, миссис Сандерс, дородной пожилой дамой, в пестром халате и с густым слоем крема на лице. Она вышла из своей квартиры в коридор.

             -Ты задолжал за два месяца, - гнусавый голос домовладелицы неприятно резанул слух, к тому же от нее пахло лекарствами.

              -Извините, миссис Сандерс, - он немного сконфузился, - я постараюсь заплатить до конца недели.

           Домовладелица недовольно поморщилась:

               -Я каждый день это слышу! В последний раз предупреждаю, не заплатишь до субботы, можешь убираться вон!

           У Дэйва возникло внезапное желание размазать ей локтем.

               -В этот раз я точно оплачу, можете не сомневаться, - он старался говорить спокойно, хотя внутри все трепетало от злости.

               -И прекрати это пиликанье на гитаре! – продолжала верещать она, - жильцы жалуются. Прекрати, говорю!

           Дэйв вздохнул и покачал головой, стараясь сохранить самообладание.

               -Но я музыкант, и должен где-то репетировать.

               -Меня это не волнует! – отрезала она, - это твои проблемы, но если я еще услышу пиликанье, то обращусь в полицию! Так и знай! – Миссис Сандерс закрылась в своей квартире, продолжая  ворчать себе под нос.

            Настроение было безнадежно испорчено,  и, сбежав вниз по лестнице, Дэйв выскочил на улицу в хмурый и пасмурный день. У обочины тротуара стоял припаркованный «Харлей Дэвидсон», сняв с него замок с цепью, Дэйв оседлал мотоцикл. Через пару секунд с неизменной гитарой за спиной он мчался по загруженной машинами Нью-Йоркской улице…

             По договоренности с хозяином клуба «Молот» они выступали здесь четыре раза в неделю за весьма маленький, но строго определенный гонорар, часть из которого шла на оплату репетиционной базы, которая находилась в этом же помещении. Дэйв прибыл на пятнадцать минут раньше, но двое остальных музыкантов уже ждали его в прокуренном холле. Худенький, коротко стриженый барабанщик Майк Стауфман о чем-то весело переговаривался с двумя девушками, а вечно хмурый и чем-то недовольный бас-гитарист Кирк Стенфорд, толстоватый и неуклюжий, с аккуратно подстриженной бородкой и с черными, густыми волосами, стоял в стороне и сосредоточенно курил.  Музыканты без энтузиазма приветствовали друг друга, и Майк представил ему девушек. Ту, что повыше, в расклешенных джинсах, черном топике, с кукольным личиком, почти по-детски угловатую и с длинными, обесцвеченными химией волосами, звали Вероникой. А вторую, невысокую, ладно сложенную брюнетку в джинсовой юбке и кофточке с глубоким вырезом, - Дебби.

           -Обе наши страстные поклонницы, - сообщил Майк, широко улыбаясь - а Дебби - начинающий журналист,, и хочет написать о нас в интернете. Ну, что скажешь?

          Приветливо улыбнувшись, Дейв самодовольно заметил, как в глазах Дебби вспыхнул искренний интерес. «Ничего удивительного, - подумал он. - Всегда девушки первым делом смотрят именно на меня. И на сцене, и в жизни. Ведь все знают, что «Tanget Dream», это прежде всего я! Захочу - и группы завтра уже не будет! И никто, никогда никем меня не заменит!»

           Именно поэтому он всегда отказывался принимать участие в других проектах, где даже несмотря на  мастерство, он мог рассчитывать всего лишь на роль музыканта второго плана. А эта группа – полностью и до конца его! Стоит только захотеть, и крепыша Кирка и простофилю Майка всегда можно кем-нибудь заменить. А Дейв – это Дейв, целиком и полностью олицетворяет собой лицо группы. Как сейчас говорят? Харизматичный лидер. А успех  непременно придет, в этом он не сомневался!..

            -И что же  вы хотите о нас написать? – иронично спросил, он,  оглядывая Дебби дежурным взглядом. Она показалась ему симпатичной. Не выдержав его взгляда, девушка смутилась.

            -Нам нравится ваша музыка. И это несправедливо, что вас почти никто не знает.

            -Ну, это дело поправимое, - улыбнулся Дейв, коснувшись ладонью ее волос.

         В этот момент к ним подошел хозяин клуба Дениел Багсли. Он был одутловатым, в очках и строгом черном костюме. Время от времени он доставал из кармана платок, чтобы протереть потное лицо.

             -Значит, так, сегодня, как обычно, начинаете в восемь вечера, - деловито затараторил он, - и чтобы без фокусов!

             -А какие могут быть фокусы? – резко спросил Дейв, которого этот сноб уже давно раздражал. Так бы и дал кулаком в его нахальную морду! «Какой мерзавец, - думал Дейв, - деньги на нас гребет лопатой, жирует, ублюдок, в то время, когда мы прозябаем в нищете и беззвестности! Когда-нибудь, когда придет слава, нужно будет обязательно ему отомстить. Этому наглому, самодовольному негодяю!»

             Но вслух он сказал:

               -Какие проблемы, мистер Багсли? Как обычно, играем пятнадцать песен, - Дейв вытащил из кармана куртки листок с композициями и протянул хозяину клуба, - вот здесь они все по порядку.

           Взглянув на список, тот довольный, растянул губы в улыбке.

              -Хорошо, ребята, гонорар как обычно, после выступления, - с этими словами он ушел.

              -У меня есть кое-что новое, - деловито сообщил Дейв, когда трио в полном составе собралось внизу, в подвале, где находилась их репетиционная база, - я сейчас покажу вам. Только вчера написал.

             -И слова тоже? – поинтересовался Майк, перемещая барабанную палочку между указательным и средним пальцами правой руки.

                -Без слов. Это может идти как вполне самостоятельное соло. Либо в начале выступления, либо в самом конце, перед заключительной песней. Вот, послушайте, - Он взял в руки гитару, неспеша настроил звук, и деловито произнес:

                 -Слушайте все! – и посмотрел в сторону девушки, - и ты Дебби, слушай! – Она в ответ улыбнулась и поправила прическу. - Это называется Экстаз!  

    …Звуки полились словно сами собой. Пальцы Дейва бегали по струнам с такой скоростью, что казалось, левая рука превратилась в отдельное существо,  лицо искажали гримасы боли, отчаяния, и придавало странной музыке одухотворенность и жизнь. Тона, полутона, все выше, выше, выше…

      …Человек задыхался… Он не умел плавать и вода захлестывала его со всех сторон,  даже на секунду не давая вздохнуть. Волны накатывали вновь и вновь, и берег скрылся за бурлящей и рокочущей пеленой. Легкие уже почти разрывались, и казалось, вот-вот и в них хлынет горькая, морская вода. Сознание скоро уйдет, а до следующего вздоха – целая вселенная со своими огнями, жизнью и проносящимися галактиками… Все закружилось перед его меркнущим сознанием, и почувствовал, что умирает в этом бурлящем водовороте волн. Cловно стрела, его пронзило ощущение безысходности, он  чувствовал, что умирает, и уже ничто не сможет его спасти…

        …Все слушали будто в трансе и не могли пошевелиться. И вдруг…

           …Дебби упала на пол, забившись в конвульсиях, у нее изо рта пошла пена. Дейв прекратил играть, с удивлением глядя на девушку. Затем Дебби затихла.

             Первым к ней бросился Майк. Кто-то крикнул, что нужно позвать врача.

             -У нее что, бывают приступы эпилепсии? – поинтересовался Дейв, отложив в сторону гитару. Из всех присутствующих один он сохранял на редкость невозмутимый вид.

              -Да раньше с ней никогда такого не случалось, - растерянно воскликнула Вероника, склонившись над ней. Майк попытался сделать девушке искусственное дыхание, но она чихнула и открыла глаза. Затем привстав, с удивлением оглядела окружающих:

               -Что со мной? – в голосе у нее появилась хрипотца.

               -О, черт, мы  чуть не обосрались, - затараторила Вероника, - ты вдруг забилась, как припадочная, затем отключилась, как от дозы. Мы думали, ты того…

          Дебби покачала головой:

               -Я и сама все смутно помню. Дейв начал играть, затем у меня в глазах потемнело и больше ничего не помню. Я… я раньше никогда не теряла сознание. Со мной что-то произошло. – Она приложила руки к вискам и вопросительно посмотрела на Дейва, стоящего с задумчивым видом. Но ничего не ответив, он криво усмехнулся…

                       

            …Весь сегодняшний  день, уже с самого утра, Мелани слушала тяжелую музыку. Несколько раз Сандра заходила в ее комнату, завешанную плакатами с изображением рок-звезд, и просила хотя бы чуть-чуть убавить звук. Да куда там! Разодетая в футболку с изображением «Motley Crue», с диким гримом на лице, девочка прыгала и в буквальном смысле бесилась под громовые раскаты музыки. Сегодня утром у Сандры болела голова, и хотя она понимала, что бесполезно просить дочь убавить громкость, но в глубине души у нее теплилась надежда, что, быть может, хоть сегодня она сжалится над матерью.

               На кухне Сандра тщательно вымыла посуду, оставшуюся после обеда, горько размышляя о Мелани. Девчонке уже шестнадцать лет, она практически бросила школу, целыми днями слушает свои диски с рычащей музыкой, а вечерами пропадает где-то в клубах с друзьями. Наверняка, она уже пробовала «травку» - сейчас без этого не обходится ни одна тусовка. Лишь бы только не пристрастилась!

                    Сандра никогда не старалась быть строгой матерью, ей уже тридцать пять и в свое время она сама прошла через это. Тем более,  девчонка росла без отца. Пусть слушает свою музыку(хотя Сандра в свое время предпочитала более лирических «Scorpions»), пусть встречается с парнями, и тусуется по клубам сколько угодно, только пусть не забывает и учебу. Из школы уже звонил сам директор, и строго предупредил, что если так будет продолжаться и дальше, то  Мелани исключат. Несколько раз Сандра пыталась поговорить с дочерью, да куда там! Та и слушать не хотела. И теперь Сандра всерьез задумывалась, как же все-таки повлиять на девочку…

             Тем временем, Мелани вспоминала свой сон, привидевшийся под утро. Будто она лежит на шелковых подушках в огромной спальне с розовыми гобеленами. И вокруг поблескивают многочисленные бриллианты и украшения. Настоящие драгоценности из чистого золота и драгоценных камней, а не какая-нибудь дешевка. В воздухе струился запах духов, сознанием овладела полная безмятежность, на душе было тепло и приятно. Но внезапно что-то произошло. Девушка почувствовала резкую перемену. Комната изменила конфигурацию. Свет стал тусклым, и на смену аромату духов пришел запах пота и даже испражнений. Простыни под ней пошевелились, и  Мелани закричала – украшения и драгоценности превратились в липких пиявок и червей. Простыни почернели и стали ветхими и старыми, и во всем уже ощущался запах разложения. Во всем ощущалась тревога! Девушка закричала, почувствовав ЧЬЕ-ТО ПРИБЛИЖЕНИЕ. По комнате поползли какие-то смутные тени, по углам замаячили неясные фигуры, и тут она проснулась. Неприятный, пугающий сон поутру начал постепенно забываться, но почему-то ясно вспомнился именно сейчас. И во всех деталях…

                   Вздохнув, Мелани  несколько сбавила свой пыл, и, поставив диск со сборником лирических рок-баллад, задумалась о своем милом Дейве. Она влюбилась в этого парня с месяц назад, когда одна из подруг затащила ее в клуб «Молот» на концерт малоизвестной группы «Holland Dream». Девушка была очарована их музыкой, сотканной из различных направлений Heavy Metal, и особенно была без ума от их лидера – Дейва Холланда. Он попросту очаровал ее, став идеалом. Теперь Мелани не пропускала ни одного концерта, и уже довольно скоро знала наизусть весь репертуар. Она постоянно искала встречи с Дейвом. Несколько раз, после концерта, она пробовала к нему подойти и заговорить, но музыкант реагировал отрешенно и холодно. Мелани готова была разрыдаться. Неужели она некрасива?! Она часами изучала себя в зеркале – тонкие черты юного лица, обрамленное светлыми длинными волосами, на верхней губе – темная родимое пятнышко, почти в точности, как у Мерилин Монро. Если подкраситься, так вообще глаз не отвести! Это она знала по собственному опыту, когда, идя по улице, замечала на себе заинтересованные взгляды парней. Да и фигура у нее - что надо. Правда, немножко худоваты ноги, но это вполне можно скрыть, если правильно и со вкусом одеться. «Иногда парней просто не поймешь, что им вообще надо!» – С грустью подумала девушка, и взяв свой мобильный телефон, стала рассматривать фотографии с последнего концерта. Вот Дейв, с гитарой в огнях сцены, инструмент поднят на вытянутой руке, вот он поет в микрофон, лицо сосредоточенное, волосы растрепанные, а вот – он улыбается и машет рукой залу. Он просто красавец, известно ли ему это? Наверняка! Мелани плюхнулась на кровать, не сводя взгляда с последней фотографии… Она мечтательно вздохнула. Быть может, сегодня счастье наконец улыбнется и ей?.. Будучи оптимисткой по жизни, она понимала, что никогда не стоит терять надежду.

… А между тем время неумолимо приближалось к вечеру…  

…Сандра начала смотреть очередную серию «Остаться в живых», когда Мелани спустилась вниз к входной двери.

                  -Мам, я пошла на концерт, - донесся до нее голос дочери, и Сандра с трудом оторвалась от экрана. Мелани была полностью готова к выходу. На ее лице яркая, вызывающая косметика, волосы основательно начесаны, в нескольких косичках блестел разноцветный бисер. На ней была  кожаная мини-юбка, черные колготки и сапоги на шпильках. Довершала имидж кожаная куртка с массой блестящих заклепок, и множеством замков и цепочек.

                 -Опять идешь своего Дейва смотреть и слушать? – улыбнулась Сандра, она была в курсе о новом увлечении дочери.

                 -Пока он еще не мой, - скривила губы Мелани, - но думаю так будет в скором времени.

                  -Ты идешь одна?

                  -Нет, Дэбби и Вероника ждут меня в «Молоте».

      Они с Дэбби были лучшими подругами, несмотря на некоторую разницу в возрасте. Они часто тусовались в клубе. Вероника примкнула к девчонкам позже.

                   -Постарайся не задерживаться. И помни, если что, звони мне по мобильнику, - напомнила Сандра.

                    -Так точно, мама, - Мелани стала навытяжку, как солдат…

                      

               В половине восьмого вечера небольшое помещение ночного клуба «Молот» заполнялось  любителями рок-музыки. Кого здесь только не было! Девчонки с самыми невозможными прическами и в немыслимых нарядах, панки с разноцветными ирокезами на головах и множеством пирсинга - сережек и колец не только в носу, но и порой по всему лицу. Преимущество же, составляли «кожаные» мальчики и девочки в ярких футболках с названиями всевозможных металлических групп.

               Площадка перед сценой постепенно наполнялась. В отдалении находилась стойка бара, где среди множества посетителей с задумчивым видом сидел Дейв с наполовину опустошенной кружкой пива. Кто-то тронул его за плечо и, оглянувшись, он увидел перед собой Кирка и Майка. Вид у них был озабоченным.

               -Послушай, дружище, - деловито произнес Кирк, - я вот тут подумал… Мне кажется, сегодня не стоит играть это твое новое соло.

                -Это почему?! – от удивления Дейв чуть не расплескал пиво.

                -Не надо, парень, не стоит, - поддержал бас-гитариста Майк.

                -Да что вы словно сговорились! – рассердился Дейв. – Что на вас нашло? Вы в своем уме?!

              -Ты думаешь, сегодня этой девчонке стало плохо случайно? Быть может, это твое соло…

                Мгновение Дейв смотрел на соратников по группе так, как смотрят на помешанных, затем произнес:

               -Вы, ребята, и в самом деле думаете, что это от музыки, которую я придумал? – Он рассмеялся, - Нет, я не согласен. Что касается Дэбби, то она либо наркоманка, либо припадочная.

                -Но она сама сказала, что приступов эпилепсии у нее не бывает.

                  Дейв рассмеялся громче:

                 -И ты ей веришь? Да она скажет что угодно, лишь бы произвести на меня впечатление! На самом деле она попросту чокнутая, вот и все.

                  -Но послушай, может, все-таки не стоит сегодня играть? – не отставал Майк, - у меня нехорошее предчувствие.

                  -Я не должен играть свою музыку из-за какой-то девчонки?! Да иди ты знаешь куда!

           В этот момент к ним подошел взволнованный Дениел.

                   -Ребята, ребята, - затараторил он, - время не терпит. Чтобы через пять минут были на сцене.

                    -Ну так что? – поинтересовался Кирк, -  я не говорю, что это соло не нужно играть вообще, быть может, с этим стоит повременить?

                    -Да-да, - кивнул Майк, - к тому же оно немного сыроватое. Его нужно доработать.

                  Поразмыслив, Дейв неопределенно мотнул головой:

                     -Ладно, посмотрим. Я  подумаю.

                     -Немедленно на сцену! – взорвался хозяин клуба, видя, что музыканты не спешат. - На сцену! Сию минуту!

                …Проталкиваясь сквозь кожаную и проклепанную толпу, Мелани наконец заметила вдалеке Дэбби и Веронику, и, помахав рукой, принялась продираться к ним с удвоенной силой. Хотя она давно привыкла к этому клубу, но сегодня народу было гораздо больше обычного. Какой-то парень недовольно бросил ей:

                      -Эй, куколка?! Осторожнее!

                     Не обращая на него внимания, она наконец пробилась к подругам. Но еще издали заметила, что у Дебби  болезненно бледное лицо.

                        -А мы сегодня на коне, - не моргнув глазом, сообщила Вероника, - и уже успели познакомиться с твоим любимчиком.

                       -С Дейвом?! – ахнула девушка, - И как, он с вами поговорил?! – она не верила своим ушам.

                        -Не только с ним! Мы были  на репетиции!

                        -Нас пригласил Майк. Мы сегодня с ним познакомились в баре «У Фредди», что через дорогу, - объяснила Дебби. Голос у нее был слабый, под глазами пролегли синяки.

                   -Ты здорова? – поинтересовалась Мелани, - что-то вид у тебя неважнецкий.

            Но девушка неопределенно покачала головой.

                   -Она сегодня упала в обморок. На репетиции. – объяснила Вероника. – Мы с трудом ее откачали.

                 Мелани хотела что-то сказать, но ее слова потонули в жутком шуме толпы, свет в зале погас и на сцене один за другим появились музыканты, а вместе с ними бородатый парень в обтягивающем кожаном костюме. Он тут же прокричал в микрофон:

                    -Сейчас перед вами выступит группа, которую вы уже  хорошо знаете! Итак, встречайте:  «Holland Dream»!!! – последние слова потонули в реве и свисте толпы. На сцене вспыхнул свет, и Дейв спокойно, не обращая внимание на нетерпеливые выкрики из зала, настроил свою гитару.

                    -Давай, начинай!!! – послышался чей-то крик.

         Услышав его, Дейв подошел к микрофону и резко сказал:

                     -Давать тебе будет жена! Я должен настроиться. А кто не хочет ждать, может идти… - и он продемонстрировал кулак правой руки с оттопыренным средним пальцем.

                           Зал восхищенно завыл, а Кирк и Майк попросту не обратили на это внимание, поскольку привыкли к эксцентричным выходкам своего лидера.

                      -Он просто великолепен! – восхитилась Мелани. Дебби что-то ответила, но Мелани не расслышала, поскольку в этот момент на уши зала обрушился грохот немеряных децибел, вступили барабаны, и музыканты заиграли вступление к самой своей убойной композиции «Выйди из огня». Дейв, тряхнув своей длинной шевелюрой, подошел к микрофону, и его голос потонул в многочисленном хоре публики, которая запела вместе с ним. Поклонников у группы было немного, но они, были самые верные и отлично знали тексты песен. Дейв кричал, пел, шептал, прильнув к микрофону губами, его волосы разлетались, когда он мотал головой в такт музыке. Мелани, как завороженная, смотрела на Дейва, не в силах отвести глаз. Он пел припев вместе с залом:

                                        -Выйди из огня, выйди из огня  

                                                                                               На свет

                                          Выйди из огня, выйди из огня

                                                                                               Сквозь сотни лет…

    Когда композиция закончилась, музыканты тут же заиграли следующую. Потом еще и еще. Обстановка накалялась, некоторые пытались взбираться на сцену, чтобы с нее, растопырив в стороны руки, прыгнуть на толпу. Поклонники кричали, прыгали, некоторые обнявшись, танцевали полукругом. Царила атмосфера полного взаимопонимания, и каждый изощрялся под свою любимую музыку, как мог. В перерыве между песнями, одна из девчонок, стоящая у сцены, сняла футболку и лифчик и, бросив их на сцену, истошно закричала:

                -Трахни меня, Дейв!!! Я хочу тебя!!!

          Дейв поднял лифчик, демонстративно понюхал его, и затем, привязав его к грифу гитары, с улыбкой подошел к микрофону.

                -Спасибо, крошка! – сказал он, - спасибо за подарок. Я буду хранить его, как сувенир.

                -Трахни меня, Дейв!!! Трахни меня!!! – не унималась девица.

              Но группа уже играла вступление к очередной композиции. Мелани сделала мобильником несколько фотографий, и тут заметила, что Дебби сильно побледнела и почти ни на что не реагирует.

                  -Может, тебе лучше выйти на воздух? – сквозь грохот и визг крикнула Мелани в самое ухо подруги.

                  -Нормально, - отозвалась та, хотя в глубине души девушка понимала, что это обман, но старалась скрыть тревожное чувство. Вон и Вероника как ни в чем не бывало прыгала и подпевала, не обращая ни на чтоо внимание. А Мелани тешила себя надеждой более близкого знакомства с лапочкой Дейвом. Быть может, сегодня он наконец заинтересуется ею?!

            …Доигрывая предпоследнюю композицию, Дейв удовлетворенно смотрел в бесновавшийся зал, радуясь, что завести публику для него не составляет никакого труда. Он мог бы выступать даже на стадионах, и публика всегда была бы ЕГО. Уж он знает, как с ней справиться! Найти бы хорошего менеджера, а там все пойдет, как по маслу, уж в этом-то он не сомневался.

               Последние аккорды потонули в реве публики. Дейв подошел к микрофону, хотел что-то сказать, но потом раздумал. Атмосфера в зале накалилась до предела, и его руки чуть ли не сами собой принялись играть знакомые гитарные ходы и рифы. Пальцы бегали по струнам все быстрее и быстрее. По спине Дебби пробежал озноб, она узнала знакомое соло.  Ее сердце учащенно забилось, а в глазах потемнело. Кирк подошел и что-то крикнул Дейву. Однако он не никак не отозвался. Все это проходило мимо его сознания, в котором…

            …Человека убивали лопатой. Сначала сбросили в свежевырытую могилу, глубиной в полтора метра. Схватившись за край ямы, он попытался подтянуться на руках. Но лопата плашмя ударила его по лбу. Вскрикнув, человек снова рухнул в яму,вдыхая запах свежей земли. Он потирал свой лоб, на котором появилась кровоточащая ссадина. Человек посмотрел вверх, на  своих истязателей, но лица терялись в зыбких сумерках, люди казались просто силуэтами на фоне деревьев.

           -Зачем вы это делаете?! – в отчаянии воскликнул он, но вместо ответа на голову снова обрушилась лопата,однако он каким-то чудом сумел увернуться, и  удар пришелся вскользь. Обезумев от страха и безумного желания выжить, человек метнулся к противоположному краю ямы. Но это было бессмысленно: на этот раз острие лопаты глубоко вошло прямо в темя, повыше лба. Голову пронзила режущая боль и человек истошно закричал, из глубокой, рубленной раны потоком полилась теплая, липкая кровь, заливая  лицо. Он почувствовал теплоту в области паха, на его брюках стало разрастаться темное пятно. Запоздало поняв, что перед смертью обмочился, он упал на колени, схватившись за кровоточащую голову, и через мгновенье уткнулся носом в пахучую холодную землю…                         …Звуки ползли все выше и выше, от чего все в зале почувствовали, что обстановка  накаляется. Это было ничем не передаваемое ожидание тревоги. ЧТО-ТО ДОЛЖНО БЫЛО ПРОИЗОЙТИ! 

           И… внезапно одна из девушек, та, которая бросила на сцену лифчик, вдруг закричала и забилась в конвульсиях. Ее глаза почти вылезли из орбит. Она упала на пол, продолжая  дергаться. Никто не обратил на нее внимание, весь зал был во власти музыки.

           Но увидев, что и Дебби упала на пол, Мелани бросилась к подруге. Перевернув ее на спину и увидев  бессмысленные, вылезшие из орбит глаза, из которых сочились кровавые капли, она истошно закричала, и стала тормошить стоящих перед ней ребят, но те лишь отмахнулись.Но когда и Вероника свалилась на пол, с пеной у рта, Мелани уже закричала на весь зал.

            -Помогите!!! Помогите кто-нибудь!!! Людям плохо!

          Ее крик не вызвал никакой реакции. Окружающие ее просто не замечали!  И впервые за всю свою недолгую жизнь Мелани овладел неведомый, почти истерический страх!..

                                  

                                        

ГЛАВА 3 

                     

                   Все последующие дни Альберт безуспешно искал хоть какую-нибудь информацию о группе «Извержение Вулкана». Прежде всего он облазил все известные музыкальные сайты и интернете. Но тут, как и предупреждал Худодеев,  информация  была весьма скудной, и ничего нового узнать так и не удалось. Кое-где вскользь упоминалось, что, мол, да, была такая группа, что выпустила три альбома, и после 1992 года, не заявляя о своем распаде, исчезла с горизонта в неизвестном направлении. Всего, чего он добился, это на нескольких сайтах оставил запрос на свой электронный адрес. Не поленившись, он отправился в Ленинскую библиотеку, где несколько дней подряд просматривал  подшивки прессы пятнадцати - двадцатилетней давности. И тоже практически без результата. Лишь кое-где упоминался их прощальный, знаменитый концерт на стадионе «Уэмбли». Информации катастрофически не хватало, и часто слушая их единственные четыре песни, Альберт пытался найти ключ к пониманию загадочного феномена мастеров немецкого металла, похожих друг на друга, словно братья-близнецы.

           Он звонил всем своим знакомым, так или иначе связанных с музыкой, но никто из них, ни из журналистов, ни из музыкантов не знал про группу «Извержение Вулкана». Лишь один из бывших одноклассников группу сразу узнал и заявил, что пятнадцать лет назад очень хорошо знал и любил их музыку, в то время записанную на катушечном магнитофоне. Но сейчас музыка его уже не интересовала.

             Ухватиться было не за что, и временами Альберт доходил  до отчаяния. Он по несколько раз в день проверял свой электронный адрес, но там по-прежнему было пусто и глухо, как в танке. Когда было особенно невыносимо, он часами бродил по хмурым осенним улицам, посматривая на прохожих и от безысходности автоматически читал вывески магазинов, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Несколько раз он заходил в престижные музыкальные магазины, в том числе и в знаменитый «Пурпурный Легион», но там о такой группе даже не слышали. Не было ее, естественно, и в компьютерных данных магазина. 

             Через несколько дней к нему в гости пришла его давняя подруга  -  светловолосая, эффектная Диана, музыкальный продюсер.

             Открыв дверь, Альберт от неожиданности застыл, увидев незваную гостью.

               -Что с тобой? – спросила она.

                -Я весь в работе. У меня новое задание, но… что-то ничего не ладится. Надеюсь, пока! – произнес он, помогая ей снять мокрый плащ.

                 Диана немного сконфузилась.

                 -Я что, не вовремя?

               Он отрицательно покачал головой:

                 -Да что ты! Я всегда рад тебя видеть!

            Позже, когда они сидели в тесной кухне и потягивали коньяк, который нашелся у Альберта, Диана поинтересовалась:

                 -Мы с тобой знакомы уже два года. И полагаю, что должны друг другу доверять. Скажи-ка, дорогой, что тебя тревожит, и, быть может, я смогу помочь.

          Он вкратце рассказал о своем новом задании.

              На ее красивом лице, появилось изумление.

                 -Что же это за группа, которая выступает два раза в год? Даже наши попсовики, и те  каждую неделю занимаются чесом. Они что, не нуждались в деньгах?

                  -По видимому, да. Скорее всего, они играли для собственного удовольствия. А может, хотели навсегда остаться загадкой.

                     -Ты знаешь, - немного поразмыслив, произнесла Диана, - я ничего не обещаю, но у меня есть один знакомый старый меломан.

                     -Думаешь, он сможет помочь?

                     -Попытка - не пытка, - она достала из пачки тонкую сигарету, и Альберт услужливо поднес свою позолоченную зажигалку. Диана прикурила, выпустив к потолку столбик дыма. – Насколько я знаю, ему известно почти обо всем в мире музыки. В общем, я с ним переговорю, и если он согласится помочь, я ему дам твой телефон.

                      -Это было бы мило с твоей стороны, - он сделал робкую попытку улыбнуться.

                       -Ну, вот, так намного лучше, - она загадочно улыбнулась, - Так как называется группа?

                  …Ночь пролетела, как сладкий сон. Альберт не был с женщиной уже более месяца, и сбросив напряжение с удовольствием расслабился в объятиях давней подруги. В нем проснулась древняя, почти забытая страсть, которая суетными днями обычно дремлет где-то глубоко внутри. Словно давние сладостные мечты воплотились в реальности  горячего дыхания ночи, подаренной фурией по имени Диана. «Почти, как принцесса» - думал Альберт, лежа рядом с ней на теплых, влажных простынях…  

               …На следующий день позвонил Валерий Худодеев и поинтересовался, как продвигаются дела.

                  -Да, знаешь, пока никак. – честно признался Альберт. - Не удается найти зацепку.

                  -Не расстраивайся, я не тороплю… Кстати, мне сегодня прислали кассету с концертом на «Уэмбли».

                   -Это здорово! – Альберт не смог скрыть нечаянной радости.

                   -В общем, так. Приезжай сегодня в четыре. Я сделаю для тебя копию.

                   Ровно в назначенное время Альберт сидел в кабинете главного редактора. Валерий включил магнитофон и вставил кассету. Запись была плохого качества, снятая на  любительскую камеру. И хоть звук на пленке сливался в сплошной гул, но можно было рассмотреть музыкантов. Да, они действительно были похожи, - это так заметно с первых же кадров.

           Какое-то время они смотрели молча, и Альберт задумчиво произнес:

                      -Все-таки, почему они так похожи? Может,  родные братья?

                      -Все может быть, друг мой, все! – Главный редактор закурил, и откинулся на своем стуле. – Теперь это не доказать.

                       -?!

                       -Музыканты прятали свои имена за звучными псевдонимами. Никто не знал, как их на самом деле зовут, - пояснил он, глубоко затягиваясь.

                       -Странно, странно… А журналисты, что, так и не пронюхали  их имена?

                Валерий ухмыльнулся и развел руками:

                        -Не кажется ли тебе, что здесь все несколько иначе? Так было задумано – НИКАКОГО ОБЩЕНИЯ С ПРЕССОЙ! Помнишь, я тебе говорил?.. Да, друг мой, придется тебе поработать.

                        -Надеюсь на лучшее, - улыбнулся Альберт.

                  Валерий поднялся из-за стола, достал кассету и вложил ее в коробку.

                        -Тогда держи и желаю успеха.

                        -Будем стараться, - Альберт поднялся и убрал кассету в сумку.

                        -Да, вот еще что, зайди сейчас в бухгалтерию. Там тебя ждет предыдущий гонорар. Не так много, но все-таки… И постарайся держать меня в курсе дел, - Валерий протянул руку, и, пожав ее, Альберт вышел из кабинета, который вдруг показался  маленьким и душным…   

                …Весь вечер он смотрел последний концерт «Извержения Вулкана». Великолепная сыгранность, высокий профессионализм… Конечно же, концерт такого уровня, как на стадионе «Уэмбли», - мероприятие само по себе чрезвычайно престижное. Все условия, чтобы о тебе не забыли, по крайней мере в ближайшие двадцать лет. Но здесь было как раз наоборот, и  сильная, подающая огромные надежды группа попросту канула в небытие. Что было тому причиной, его разум понимать отказывался.

               Но было и еще кое-что. Как ни пытался, он не мог рассмотреть лиц музыкантов. Они были какими-то нечеткими, но не то чтобы совсем смазанными, но постоянно как бы «не в фокусе».

                   Перемотав пленку на начало, Альберт включил ее еще раз. Несмотря на некую нечеткость, на этот раз он обратил особое внимание на необычайную похожесть музыкантов. Так бывают похожи лишь родные братья, хотя, быть может, на самом деле они таковыми и являлись. Но это еще ни о чем не говорит. Он автоматически остановил кадр на том моменте, где крупным планом показаны руки соло-гитариста. И тут же сделал для себя еще одно открытие.  Он прекрасно знал, как выглядят руки настоящего музыканта, познавшего технику игры на гитаре. Как правило, это руки грубые, мозолистые, и  с ярко выраженными прожилками вен от постоянного напряжения. За всю жизнь Альберт на них насмотрелся достаточно, и всегда было одно и то же. Но здесь… руки были девственно чистые, не то, чтобы ухоженные, нет. Они были слишком нежными для рок-музыканта - точно у человека, никогда не державшего гитару!..

Однако, как и положено, пальцы бегали по струнам, и вообще музыкант управлялся с инструментом довольно профессионально. Тогда в чем же фокус?!

                   Он пустил пленку на убыстренную перемотку с ускоренным изображением. И остановил кадр в том месте, где были показаны руки второго гитариста. Картина абсолютно та же. Складывалось впечатление, что это руки одного и того же человека. Пустив пленку дальше, он остановил изображение на бас-гитаристе. ВСЕ ТО ЖЕ САМОЕ. Руки такие же нежные, как у ребенка. Но этого не может быть, это противоречит закону логики! Альберт грешным делом подумал, что, быть может, за них играет кто-то другой, а группа выступает под «фанеру». Но тут же отбросил эту мысль, сочтя ее абсурдной. Такая группа  никогда не собрала бы стадион «Уэмбли», где, кстати говоря, все всегда выступают только вживую.  К тому же в мире, в отличие от России, такие заранее проигрышные варианты не проходят. Безусловно, группа выступает живьем. Но тогда почему у них такие руки?!.. Альберт ничего не понимал.

             В этот момент его мобильник запел вступление песни «Лестница в небо». Номер был незнакомый, и, секунду поколебавшись, Альберт поднес телефон к уху:

               -Слушаю.

               -Альберт? – голос был с едва заметной хрипотцой.

               -Он самый.

               -Добрый день. Меня зовут Петр Баранов. Мне дала ваш номер Диана. Она сказала, что вы интересуетесь группой «Извержение Вулкана».

                -Совершенно верно. Добрый день, Петр. Буду признателен, если у вас что-то есть. А то в интернете сплошной голяк.

                 -Да вы ничего там не найдете, - усмехнулся Петр. - Это мертвый номер.

                 -Значит, вы можете мне помочь? – У Альберта шевельнулась слабая надежда.

                 -Частично, – ответила трубка, - группа, канувшая в небытие, и не просто так…

                Альберт насторожился.

                 -Что значит - не просто так?

                 -Да ходит о ней немало историй. Я особо в них и не вникал.

                 -Но то, что знаете…

                 -Я знаю немного, - перебил Петр, - да и вообще, такой тяжелой музыкой я никогда не интересовался. Это для молодых. Мне-то уже седьмой десяток. Но есть у меня один знакомы, так он одно время вообще был помешан на ней.

                  -Вы можете меня с ним познакомить?

                  -Конечно, могу, но… в общем…

                  -Если нужно заплатить, то я в долгу не останусь, - быстро заверил Альберт.

               Петр замялся.

                  -Ну в общем… дело не в деньгах.

                  -А в чем?

                  -Этот человек… он немного того… не в себе.

               Альберт разочарованно вздохнул.

                  -Вы хотите сказать, он сумасшедший?

                  -Ну, что-то вроде того.

                  -А ему можно доверять?

                  -Конечно. Но предупреждаю, если вы ему не понравитесь, он не станет с вами разговаривать. Некоторых он попросту вышвыривал за дверь.

                   -Вы можете мне дать его координаты? Я сам с ним договорюсь.

                   -Давайте сделаем так. Я ему вначале позвоню, чтобы, так сказать, укрепить мосты. Расскажу о вас. Да, кстати, вы ведь журналист-музыковед?

                    -Да-да, я журналист. И если что, я в долгу не останусь.

                    -Его не интересуют деньги, молодой человек, - пояснил невидимый собеседник. - Его интересует сама суть… не знаю, как вам точнее объяснить, но…

                     -Я, кажется, начинаю понимать.

                     -Ну вот и отлично. Как только я все выясню, то сейчас же с вами свяжусь.

                     -Буду вам очень признателен, - пробормотал Альберт, и Петр положил трубку.     

                     Противоречивые чувства заиграли в нем с удвоенной силой…

                     Бросив задумчивый взгляд на плакат с группой «Aerosmith», висевший на стене в коридоре, Альберт пошел в кухню и заварил крепкий чай. Затем закурил сигарету. И тут, загораясь фиолетовым светом, зазвонил обычный телефон. С сигаретой во рту Альберт вышел в коридор, снял трубку, с удивлением обнаружив, что звонит Роман Корнилов.

                    -Алик, нам срочно нужно поговорить, - голос у него был озабоченный.

                 Какого черта этому еще надо?

                    -Говори, я тебя слушаю, - насколько Альберт знал, они с Романом раньше вообще никогда не общались, и даже ни разу толком не разговаривали.

                    -Лучше бы при встрече. Разговор очень серьезный.

                  Альберт вздохнул. Еще не хватало встречаться с этим толстяком!

                    -Говори, когда.

                    -Через час на Пушкинской. У памятника. – произнес он гнусавым голосом.

                     -Но для чего надо встречаться?! – не выдержал Альберт.

                     -Мы обсудим одно важное дело. Как мужчина с мужчиной.

                     -Хорошо, я приду, если это ненадолго, - устало согласился Альберт.

                     -Уверяю тебя, это ненадолго.

           Теряясь в догадках, Альберт допил свой чай и быстро оделся…

            …Около памятника Пушкину, как всегда, царило оживление. Толпилось множество встречающихся, несмотря на мокрый снег и холодный, пронизывающий ветер. Пушкинская площадь была всегда его самым любимым местом в Москве еще до того, как напротив открылся «Макдональдс» и  появились многочисленная реклама и вывески на английском языке… 

           …Как и всякий пунктуальный бизнесмен, Роман подъехал в точно назначенное время. Невзирая даже на то что стоянка машин здесь официально запрещена и можно порою налететь на крупный штраф… Высунувшись из своего «Мерседеса» цвета морской волны, он  помахал Альберту пухлой рукой. Через десять минут они уже сидели в одном из ближних кафе. Роман был в деловом темном костюме и плаще, он расслабил галстук, и деловито закурил сигарету «Парламент лайт» от дорогой зажигалки со своими инициалами на корпусе. На безымянном пальце правой руки поблескивал перстень с печаткой. Редкие волосы были зачесаны назад, едва прикрывая блестевшую лысину.

                     -Ну, и что ты хотел со мной обсудить? – Альберт тоже закурил, и откинулся на стуле. Он был одет с нарочитой небрежностью: в джинсах, свитере и высоких ботинках на шнуровке. Кожаную куртку он снял и повесил на спинку стула. Его вид резко контрастировал с лоском собеседника. Кафе было небольшим, полутемным, с десятью столиками в зале. Сюда хорошо приходить с девушкой, подумал Альберт, с неприязнью глядя на нового мужа своей недавней подруги.

                     -Для начала ты должен кое-что знать, - произнес Роман, глубоко затягиваясь сигаретой.

                     -Что знать? – насторожился Альберт. В этот момент к ним подошла официантка.

                     -Что будете заказывать, господа? – спросила она, стандартно улыбаясь. На вид ей было лет двадцать пять, лицо довольно некрасивое, а движения  угловатые. «Наверняка ее только что взяли на работу», - почему-то мелькнуло в голове у Альберта.

                     -Мне бы минеральной водички, - промолвил Роман, и, посмотрев на собеседника, добавил, - что-то в последнее время печень стала побаливать.

                      -А мне мартини со льдом, -  попросил Альберт.

                      -Это все? – несколько разочарованно уточнила официантка.

                      -Да, это все.

              Когда она удалилась, Альберт вновь обратился к бизнесмену:

                      -Ну, так что у тебя?

                 Тот озадаченно курил, очевидно не зная, с чего начать. Затем как-то сконфузившись произнес:

                      -Ты  в курсе, что у Кристины обнаружили гепатит С?

                   При этих словах Альберт поперхнулся сигаретным дымом.

                      -Когда она проверялась? – ответил он вопросом на вопрос.

                      -Последний раз неделю назад. Вначале мы думали, что врачи ошибаются, однако… все подтвердилось. Она сдавала на гепатит С и анализы оказались положительными. Врачи сказали, что заразилась она давно, и болезнь здорово запущена. Ее печень уже на грани распада…

               Альберт окаменел и ровным счетом не знал, что ответить - в голове все перемешалось. Он  спросил первое, что пришло в голову:

                      -Элеонора в порядке?

                      -У девочки этого нет. Она тоже была обследована, и диагноз не подтвердился.

             Альберт молчал, хотя от услышанного почувствовал облегчение. Но для сравнительно молодой женщины узнать подобный диагноз!.. Это приговор! В лучшем случае десять лет, а потом…

                       -Где она заразилась? – спросил он после некоторого молчания.

                       -Мы предполагаем, что в медицинском центре, где три года назад ей делали внутривенное вливание. Полагаю, там недостаточно следили за чистотой игл. Возможно, пользовались одними и теми же по несколько раз. Но теперь это уже не важно.

                       -А что важно? – насторожился Альберт.

                    Роман развел руками и промолвил в сторону, старательно избегая смотреть в глаза собеседнику:

                       -То, что Элеонора - твой ребенок. Я для нее никто.

            В этот момент к их столику подошла официантка и принесла заказ, прохладно осведомившись:

                       -Что-нибудь еще? – И не получив ответа, покачивая бедрами, удалилась.

               Даже не притронувшись к стакану мартини, в котором плавала долька лимона, Альберт воскликнул:

                       -Что ты имеешь ввиду?

                       -А то, что врачи не знают, сколько Кристина еще протянет. На днях она ложится в больницу. И девочку тебе придется забрать к себе. – Роман открыл пластиковую бутылку с минеральной водой и налил себе полный стакан. Однако пить не стал, с отвращением рассматривая пузырьки воздуха, густо поднимающихся кверху.

                        -Вот дрянь, - воскликнул он с раздражением, - забыл предупредить, чтобы вода была негазированной! От газа я начинаю пердеть!..

                    -Забрать к себе? – в полном замешательстве переспросил Альберт, - Но я не могу, у меня постоянные командировки! А нанять  воспитательницу у меня недостаточно денег!

                    -Но, черт возьми, это же твоя дочь! – воскликнул Роман, расплескав стакан  с водой, - пусть пока поживет с твоей мамой, а там мы что-нибудь придумаем. Быть может, не так уж все безнадежно!

                    -Слушай, перестань темнить, - рассердился Альберт, - ты же прекрасно знаешь, что эта болезнь неизлечима!   

                    -В общем, я тебе все сказал, - Роман по-прежнему избегал смотреть в глаза, - а там решай сам. Если не хочешь, чтобы девочка попала в детский дом.

                    -Значит, ты умываешь руки?! – вскричал Альберт.

                    -Да нет же, нет! Я пытаюсь договориться с лучшими врачами. Хорошо заплачу, если потребуется! Говорят, при такой болезни, иногда помогает и операция.  Я сделаю все, что смогу!

                    -Кажется, мы все обсудили, - Альберт резко поднялся из-за стола, - я с тобой свяжусь.

                   И бросив на стол две бумажки в пятьдесят и сто рублей, торопливо вышел на улицу.

               Первое, о чем он подумал, это о маме. С ней необходимо срочно поговорить. Вместе все же легче решить эту проблему. Мама жила на Шаболовке в двухкомнатной квартире, Альберт часто приезжал к ней в гости, и постоянно помогал с продуктами. После смерти отца, пять лет назад, мама нуждалась в его поддержке и заботе. И Альберт, по мере сил и возможностей, оказывал ей любую посильную помощь. Нужно к ней поехать. Прямо завтра. С этой мыслью он и вернулся домой.

              …Квартира его встретила гробовой тишиной. Казалось, даже все углы затаились в предчувствии чего-то предстоящего. Альберт вспомнил свой недавний сон – незнакомца в строительной люльке за окном. И далекий гул летящего в ночи локомотива. Сбросив наваждение, он заварил любимый  пахучий чай. Затем закурив сигарету, принялся обдумывать свое положение. То, что Кристина больна, он узнал только сегодня, и эта новость буквально сшибла его с ног!..

                    Альберт прошел в комнату, и, включив аппаратуру, поставил сборник композиций «Pink-Floyd»*. Эта группа его успокаивала даже в самых стрессовых ситуациях. Затем засел за компьютер и тщательно проверил электронную почту. Там не было ничего, даже намека на недавний запрос. Впрочем, Альберт уже ничему не удивлялся. Значит, видимо, так тому и быть.

                    От размышлений его оторвала мелодия мобильника. Это снова звонил Петр Баранов.

                     -Я разговаривал с нашим другом, - казалось, что невидимый собеседник за это время охрип еще больше, - он не против с вами пообщаться, только…

                      -Это просто замечательно. Ему можно доверять, ведь так?

                      -Конечно, можно. – заверил Петр, - Но существует одна загвоздка. Его несколько насторожило, что вы журналист.

                       -Но зачем было ему говорить, что я журналист? – раздосадованно протянул Альберт, - можно было бы что-то другое придумать.

                       -Молодой человек, я не люблю врать. Быть может, для вас, журналистов, это в порядке вещей, но я лично всегда говорю только правду.

                       -В общем-то я тоже, но в некоторых случаях иногда стоит и немного приврать. - простодушно произнес Альберт, чувствуя, что все оборачивается не так как хотелось бы.

                        -Так вот, - продолжал Петр, - он согласен с вами встретиться завтра, в два часа дня. Только с одним условием. Ни при каких обстоятельствах, никогда и нигде не упоминать его имени. К тому же, если это вам интересно, он ветеран-афганец.

                         -Я согласен.

                         -И имейте ввиду, информация строго конфиденциальная. И об этом лучше никому не распространяться… И еще раз прошу, не наседайте на него слишком рьяно, ведь, как я уже говорил, наш друг несколько не в себе.

                           -Значит, завтра в два часа. И где найти нашего героя? – полушутливо уточнил Альберт.

                            -Он живет под Москвой, - Петр откашлялся, затем продолжил:

-Садитесь в любую электричку с Савеловского вокзала и отправляйтесь до станции Орево.

                            -Это где-то недалеко от Икши? – Альберт хорошо знал это место. Когда-то он отдыхал там в санатории.

                            -Не совсем. Хотя направление одно. Там есть небольшой поселок и этот человек живет недалеко от станции. В общем, так. Выходите из электрички и идете по тропинке через поле. Дальше будет лесок. Идите все время прямо. Переходите через дорогу мимо небольших одноэтажных строений,  сворачиваете вправо, и увидите небольшой деревянный дом. Он ярко-оранжевый, его сложно не заметить. Это его дом. Нашего друга зовут Максим Мельников. Он про вас уже знает, напомните, что вы от Петра Баранова.

                         -А номер телефона дайте, на всякий случай, - попросил Альберт.

                       Сквозь треск в трубке Петр усмехнулся.

                         -Зачем вам номер? Там все довольно просто. Вы не заблудитесь. Тем более, он панически боится звонков.

                      -Спасибо, Петр, вы очень помогли, - произнес Альберт, но собеседник уже повесил трубку.

                         Оставалось только ждать… Ждать и надеяться…

(Продолжение следует)     

 

 

 

 

 

Мы начинаем публикацию захватывающего романа А. Владимирова "Призрак Белой страны", главного претендента на "Лучшую Книгу 2014" с комментариями известного философа К. Мямлина. Предлагаем вашему вниманию первые четыре главы.

Вместо предисловия

Кто сказал, что история развивается именно так, как описано в наших учебниках? И даже рассказы очевидцев не всегда есть истина; люди часто видят не что происходило на самом деле, а что сами хотят или что их заставляют увидеть. Маленькая ложь порождает большую, а она, в свою очередь, - чудовищную. Прошлое искажается до неузнаваемости, превращаясь в настоящую фантасмагорию и помогая влиятельным особам сохранять заданную идеологию и принципы жизни дня сегодняшнего. Но раз в истории множество версий – можно ли считать, все описанное в этой книге выдумкой автора, а не отражением реальных событий?

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

…Мальчику было страшно: он остро чувствовал опасность; она была рядом в облике почти истлевшего старика со злыми глазами, упорно тянувшего руки к его горлу. От старика дурно пахло, беззубый рот отвратительно щерился.

Детский сон чуток, но короток, и, проснувшись, он обнаружил, что никакого злого старика нет. Точнее, старик сидел напротив и выглядел таким же безобидным и подавленным, как и все остальные пассажиры. Опасность исходила от других – двух бородатых мужиков в поношенных грязных шинелях, и еще одного – короткого, почти карлика в кожаной куртке с рыскающим взглядом и крупным горбатым носом. Несмотря на крохотный росток, он был здесь главным, отдавал резкие команды, которые бородатые тут же исполняли. Дело касалось проверки документов. Каждый пассажир переполненного вагона, волнуясь, протягивал удостоверение, а карлик надменно решал его судьбу. К кому-то проявлял милосердие, к другим был безжалостен. Его торжествующий голос звучал с хищными модуляциями:

- Что у вас в чемодане?.. Любопытно, любопытно! Ну-ка, Вася, взгляни! Народные ценности увозим, батенька? Быстро на выход.

Ничьи мольбы не действовали. Человека хватали и уводили. Сейчас его ссадят с поезда. А дальше?

И мальчик понимал, хотя был так юн и неопытен, что плохие дяди поиздеваются вдоволь.

Карлик и его провожатые уже рядом. Опять скребущий по сердцу резкий голос потребовал документы. И страх, как огромная птица, расправлял свои крылья.

Сначала карлик с сотоварищами подошли к тому самому старику. Их не смущали ни слезящиеся глаза, ни тихо шамкающий беззубый рот, ни трясущиеся худые руки. Карлик приступил к допросу с пристрастием:

- Так вы гражданин Трофимов?.. А не ваш ли сын - известный деятель партии кадетов?

- Внук он мне, - по простоте душевной ответил дед.

- И вы, значит, к нему? В центр контрреволюционного подполья?

- Какое подполье? Старый я.

- А старый контрой быть не может?

Руки еще более затряслись, старик почти уже рыдал:

- Не занимаюсь я политикой.

- Да неужели?

- Внук в Самаре. Я в другое место еду.

- О, да вы прекрасно осведомлены насчет местонахождения внука. Так, так…

Старик понимал, как осложняется его положение, но пытался отстоять себя. И тут карлик, махнув рукой, заявил:

- Давай-ка его в ЧК. Там выясним, кто таков наш несчастный дед.

- Позвольте! – снова прошамкал старик. – Это же полное беззаконие!

- Так ты, белогвардейская сволочь, обвиняешь советскую власть в нарушении закона?! Вася, то есть товарищ Дрыночкин…

Подручный карлика сгреб лапищей старика и потащил; у выхода их поджидали какие-то люди…

А карлик уже переключился на отца мальчика:

- Гражданин Кузьмин?

- Да.

- А это ваши жена и сын?

- Да.

- Так, так…

- У меня что-то не в порядке?

Вертя в руках документы, карлик задумчиво спросил:

- Из какого сословия будете?

- Из мещан.

Мальчик так и не мог до конца понять: почему отец обманывает? Почему скрывает, что он – князь, из рода Горчаковых. Что жена его – дочь богатого купца. Но родители предупредили: этого говорить нельзя. Выходит то, чем он раньше гордился, приходится скрывать?

Теперь карлик посмотрел именно на него, посмотрел так холодно и жестко, что душа мальчика сжалась в комочек. Но тут карлик снова перевел взгляд на отца:

- Среди мещан, гражданин Кузьмин, немало тех, кто помогал и помогает революции.

- Я ей сочувствую, - пробормотал отец.

- Так, так… Зачем же едете в Ростов?

- Голодно в столице. А там – мои родственники. Авось совместно выживем.

- Контра там недобитая! – гаркнул один из бородатых.

Отец опустил голову, пожал плечами:

- Я… не знаю.

- А знать надо, - язвительно поучал карлик. – Может, и вы такая же контра?

- Да нет же, нет!

- Однако сбегаете.

- Да помилуйте, господин комиссар, чем же я так насолил революции?

- Разве я сказал, что насолили? Будь такое, с вами разговаривали бы по-другому. Пуф! – карлик приставил указательный палец к виску, а большой опустил вниз, изображая револьвер.

Это короткое слово заставило мальчика вздрогнуть. Мозг ребенка осознавал, что сделать «пуф» маленькому уродливому существу ничего не стоит. Последовало несколько невыносимо тяжелых минут, карлик продолжал изучать документы. Все висело на волоске: вдруг он что-то заподозрит?

И тут карлик выдал:

– Ненавижу колеблющихся! Их всех надо к стенке! Бегут с корабля революции. Я ведь и на Юг приду. Я повсюду приду. – И вдруг подмигнул мальчику. - Главное, малыш, ты это запомни.

Неизвестно, чем закончилось бы дело, но всех отвлек какой-то шум в конце вагона. Карлик быстро вернул отцу документы и скомандовал:

- Быстро туда!

Больше карлик и его помощники не вернулись. Поезд тронулся, увозя мальчика и его родителей на спасительный Юг.

 

…Нет, карлик не ушел. Он нередко возвращался, терзая сознание сначала ребенка, потом юноши и уже зрелого Александра Горчакова. Девятнадцать лет прошло, сколько ужаса и трагедий пришлось пережить ему во время Гражданской войны и после нее! Однако карлик в кожаной куртке оставался для него злым гением. Александру казалось, что все пережитое – только прелюдия к чему-то еще более кошмарному. «Я повсюду приду!» - звучало тяжелым реквиемом по установившемуся временному спокойствию.

…Ночь была душная, хотелось пить. Александр поднялся, направился в сторону кухни. Подошел к большому медному самовару, как вдруг… Чья-то тень! Человек опередил его, нахально уселся за стол. Александр ни секунды не сомневался: это горничная Лена. Чего ей-то не спится? Только что-то странное в ее фигуре: она будто бы сократилась в росте. И вообще… перед ним мужчина?!

Щелкнул выключатель, остро вспыхнувший свет лампы осветил сидящего спиной к Горчакову маленького человечка. Но вот он повернул голову, вываливающиеся из орбит глаза хищно сверкнули:

- Я ведь обещал, что приду.

Александр оцепенел. Но безволие быстро уступило место страстному желанию покончить с уродцем. Как обнаглел: заходит без спроса в любой дом, устанавливает свои порядки. Горчаков сделал резкий шаг к столу… В тот же миг что-то громыхнуло за окном, свет погас, но темнота не овладела миром. Он глянул в окно и ясно увидел, как над землею поднимается кровавая заря. Красные блики освещали деревья, плясали по стенам. Зачарованный жуткой картиной, Александр на мгновение онемел, а когда вновь перевел взгляд на непрошенного гостя, то заметил… что того и след простыл.

«Это что, бред?»

Позабыв о жажде и обо все остальном, Александр бросился из кухни.

…Когда сон наконец пришел, то оказался он странным и тревожным. Полная женщина в кокошнике напевала любимую гимназическую песню: «Конфетки, бараночки», но закончить ее не смогла: с разных сторон на нее налетели несколько карликов в кожаных куртках и куда-то потащили…

 

Горчакова разбудил настойчивый голос служанки. Она несколько раз повторила: «Александр Николаевич, пора!». Александр раскрыл глаза и бессмысленно посмотрел на нее, даже брови нахмурил. Однако служанка, кокетливо поправив прическу, повторила:

- Александр Николаевич, подъем…

- Сколько сейчас?

- Половина одиннадцатого.

- Не может быть.

- Взгляните сами.

Горчаков прекрасно понимал: Лена не обманывает. На дворе – май, двадцать седьмое число, 1937 год, и на часах - ровно половина одиннадцатого. Ему пора в редакцию. Пропади она…

- Пора в редакцию, - подтвердила Лена.

Почему так тяжело вставать? Ах да, он плохо спал ночью. Ходил на кухню и… увидел там карлика.

- Лена? – спросил он, - у нас в доме ночью ничего не случилось?

- А что могло случиться? – удивилась девушка. – Лампочка перегорела.

- Лампочка?.. Надо купить другую. А сейчас – под душ!

- Потереть спинку? – ласково предложила Лена.

- Не надо.

- Почему?

- Милая, давай не будем.

- Как не будем? Никогда?..

- Никогда. На работу пора, и сон дурной снился.

- Сон – ерунда. А лучшее лекарство от кошмаров – интим.

- Мы же договорились…

- Ну да! Я не ревную вас. Как и вы меня. Свободная любовь! Так учили Клара Цеткин и Коллонтай (известные деятели мирового революционного движения, любительницы крылатого эроса. – прим. авт.).

Горчаков подскочил! Сердито бросил:

- Я просил… приказывал никогда не вспоминать эти фамилии.

- Почем-у? – пропела Лена.

- Ты с какого года?

- С семнадцатого.

- А я с десятого. Я прекрасно помню Цеткиных, Коллонтай и иных марксистов. Кстати, а откуда ты про них знаешь?

- Водопроводчик Витя рассказывал. Еще он сказал, что и вы марксист.

- С какого боку?

- Вы тоже сторонник свободной любви. Сколько женщин нашего города побывало в ваших объятиях!

- Лена, женщины и марксизм – вещи разные. Твой водопроводчик – осел. И… приготовь-ка мне лучше завтрак.

За завтраком Горчаков всегда просматривал газеты. Нет, нет, читать он ненавидел, собратья по перу раздражали его. Но он должен знать: не наступит ли катастрофа в ближайшем будущем? Что тогда? Где и как спасаться? Вот и сейчас, пробегая глазами первую полосу, пестрящую калейдоскопом мировых событий, Александр невольно отмечал: Гитлер грозит, Советы укрепляются! Добром это не закончится.

Опять перед глазами замелькали картинки его детства и чудовищные события Гражданской войны. Пьяная орда заваливается в их уютный дом в Петрограде и заявляет, что все имущество подлежит конфискации. Когда отец Александра начинает возмущаться, его избивают…

Хорошо, что не расстреляли! Некоторое время они обитали у родственников, надеялись, что прежний порядок восстановиться. Но наступил период, когда оставаться в столице стало опасно, над отцом уже витал слушок-приговор: «контрреволюционер». Поэтому однажды ночью родители и маленький Саша по чужим документам отправились на Юг. Тогда в поезде Александр и увидел карлика в кожаной куртке…

Потом был Ростов, смерть матери от тифа. Постоянное ожидание очередной пьяной своры… Недавно отошедший в мир иной отец Александра говорил: «Благоразумие не оставило наших генералов». И действительно, кто знает, что случилось бы, не объединись вовремя Колчак и Деникин, не двинь Колчак свои войска из Сибири на Юг, не перевези он сюда золотой запас. В результате и был создан нерушимый Южный бастион. Юденич и Врангель проиграли, а Колчак с Деникиным нет!

В 1920 году по инициативе обеих сторон изматывающая Гражданская война закончилась. Большевики так и не могли укрепиться на всей территории России. Но большая ее часть – Север с обеими столицами, Поволжье, Урал, Сибирь осталась под их контролем. Потом еще к ней присоединились населенная горцами часть Кавказа, все Закавказье и Средняя Азия. Красные отказались от самого слова «Россия», заменив его на «СССР». Другая же часть страны – Екатеринодар, Ставрополь, Ростов, Воронеж, Курск, Белгород, дальше на запад – Малороссия и Белая Русь образовали свое государство со старым названием «Российская Империя». Правда, никакой Империи не было и в помине. О царе остались лишь воспоминания, железный вождь Колчак уже почти два года как сложил свои диктаторские полномочия; теперь здесь господствовала демократия западного типа.

- … Так когда, Александр Николаевич? – не унималась Лена.

- Что когда?

- Спинку потереть?

- Успокойся, Лена, слишком частый интим вреден.

- Неправда!

- Правда… Ого, около Курска опять поймали перебежчиков.

- И что с ними будет?

- Поймали не наши. Так что ничего хорошего.

К северу от Курска проходила граница между двумя государствами; в последнее время участились попытки пересечь ее со стороны Советов. Видимо, число желающих жить в условиях коллективизации, голода, тотального террора все уменьшалось. Не так давно советским пограничникам был дан приказ: по всем перебежчикам открывать огонь на поражение. Гуманизм высшей пробы!

- Курск – совсем рядом с нами, - глубокомысленно заявила Лена.

Александр не ответил, его мысли прервал телефонный звонок. Он поднялся, снял трубку висевшего на стене большого черного аппарата. Женский голос возмущенно изрек:

- Он еще дома!

- Да, обдумываю тут разное… По работе, конечно!

- Может, уволишься? Я с удовольствием приму твое заявление. Будешь спокойно обдумывать все, что захочешь.

- Обманываешь. Без удовольствия.

- Негодяй!

- Скучаю, дорогая.

- Значит так, ваше сиятельство, отправляйся срочно на Ямскую.

- Зачем? – поинтересовался Александр у владелицы газеты и по совместительству главного редактора Алевтины Черкасовой.

- Убийство.

- Неужели в Старом Осколе кого-то убивают?

- Не просто «кого-то», а Зинаиду Федоровскую.

- Нашу ведущую актрису?!..

- С ней ты не спал?

- Я невинен, как младенец. Кто убийца?

- Тебе и предстоит выяснить. Будешь вести от газеты официальное расследование.

- А полиция? Как она меня воспримет?

- Твоя забота, - ответила Черкасова и положила трубку.

 

Недавно земское управление города решило поменять статус Старого Оскола, превратив его из небольшого сельскохозяйственного центра в новый Монте-Карло. Уже построили казино, крупный развлекательный центр, несколько небоскребов. Целый район выделили под этот проект, где и осуществлялось строительство, название ему дали Новый город. Но в Старом городе - даже машины редкость. Поэтому Горчаков поймал извозчика, и вскоре уже оказался на месте. Большой двухэтажный дом был оцеплен полицией. На известного в городе журналиста стражи порядка смотрели не слишком дружелюбно, он изрядно надоел им своими «саркастическими» статьями. Однако Александра это не смутило, он тут же завязал разговор с коренастым сержантом:

- Где случилось? В самом доме?

- Ага, - нехотя ответил тот.

- Мне бы пройти, посмотреть.

- Не положено.

- Я представитель прессы. Мы ведь не на Севере у коммунистов живем, чтобы оставаться в полном неведении.

- Не положено, - повторил сержант.

- Что ж, придется обратиться к Ивану Афанасьевичу.

Имя городского головы никак не подействовало на коренастого полицейского. Он лишь скривился:

- У нас один начальник – Корхов Анатолий Михайлович. Даст добро – пройдете.

- Где его найти?

- Да вон он. Сам к вам идет.

Начальнику полиции Старого Оскола было немногим за пятьдесят, а выглядел едва ли не на семьдесят. Грузный, страдающий одышкой, он едва переступал больными ногами. Заметив надоедливого журналиста из «Оскольских вестей», развернулся было в другую сторону, однако проскользнуть мимо Александра не удалось.

- Ну? – недовольно буркнул Корхов.

- Здравствуйте, Анатолий Михайлович. Вы вроде не рады встрече?

- А чему радоваться? Я ведь не одна из ваших красоток, господин Дон Жуан.

Александр пропустил мимо ушей колкость начальника полиции и продолжал гнуть свою линию:

- Народ желает знать…

- Народу это безразлично, - окончательно рассвирепел Корхов. – Все вы, пресса…

- Как же вы нас ненавидите.

- А за что любить?

- Вы бы отлично смотрелись на соответствующей должности в коммунистической Москве или Ленинграде, - усмехнулся Горчаков.

- Почему?

- Там тоже не жалуют прессу.

Корхов посопел, слыть ненавистником прессы ему явно не хотелось. Поэтому следующую фразу он хоть и с трудом, но выдавил из себя:

- Что интересует?

- Кто убил? Какова цель преступления?

- Я не всезнайка.

- Версии есть?

- Версия – это только версия, - философски изрек Корхов.

- А можно мне пройти вовнутрь?

- Зачем?

- Но ведь убийство произошло в доме.

Корхов помолчал, посопел, затем махнул рукой: мол, что с вами писаками поделаешь. И отдал распоряжение пропустить Горчакова в дом убитой актрисы. Несмотря на внешнюю суровость, начальник полиции Старого Оскола слыл человеком душевным и сговорчивым. Некоторые даже задавались вопросом: как он вообще стал полицейским?

 

Федоровская занимала приличный каменный особняк с большим двором, садом и несколькими пристройками. Запертая в будке собака бешено лаяла и рвалась наружу. По лестницам и в прихожей сновали хмурые лакеи и плачущие служанки. Один из полицейских вызвался проводить Горчакова к конкретному месту убийства, сообщив по пути новые подробности дела.

Актрису убили в ее же спальне. Спать легла она поздно, попросила слуг не беспокоить. Никто и не заходил к ней. А тут рано утром депеша из Белгорода, передать велено в собственные руки. Личный секретарь Федоровской Наташа постучала к хозяйке. Ответа не последовало, тогда Наташа решилась зайти и увидела, что Зинаида Петровна мертва, преступник перерезал ей горло. Естественно – крики, паника, обмороки.

- А где труп? – спросил Александр, осматривая кровавые простыни и одеяло.

- В морге, - с удивлением ответил полицейский. – Где же ему еще быть?

- Можно переговорить с Наташей и другими слугами?

- Пресса у нас взялась за работу полиции?

- Нет. Просто поможем друг другу, - приветливо ответил Горчаков и, получив соответствующее разрешение, направился в комнату секретаря Федоровской.

Наташе было около тридцати, женщина - довольно миловидная, только слегка портила полнота. Красные от слез глаза смотрели на Горчакова испуганно, устало. Он протянул ей визитку и спросил:

- Несколько вопросов, если позволите?

- Я уже все рассказала полицейским.

Александр применил весь свой шарм и обаяние, ласково улыбнулся, блеснув белоснежными зубами, и доверительно шепнул:

- А мне можно?

Девушка горько вздохнула:

- Тяжело это… очень тяжело.

- Понимаю. Вы ведь были близки с хозяйкой?

- Не скажу, чтобы очень. Да и не могло между нами быть близких отношений. Зинаида Петровна – известная актриса, пусть периферийного театра. Ее приглашали с выступлениями в Белгород, в Ростов, в Харьков. А кто я? Мелкая служащая. Только служила всегда честно.

- Вы, как секретарь, были в курсе ее дел?

- Рабочих – да.

- А личных?

- Возлюбленными ее не интересовалась… Если намекаете на это…

- А они у нее были? – заговорщически подмигнул Александр.

- Как у любой женщины.

Наташа осеклась, боясь, что сказала лишнее. Пресса – не полиция. Здесь не следует особо раскрываться. Да еще предстоит искать новую работу. Наболтай она про хозяйку, пусть мертвую, пойдет молва: сплетница. И тогда точно нигде в Старом Осколе не устроишься.

Горчаков все это понимал, но сдаваться не собирался. Как бы невзначай сказал:

- Ходили разговоры про связь Зинаиды Петровны с управляющим банком Ереминым?

- Не видела, не знаю.

- Но ведь он у вас частенько появлялся.

- Какое частенько! Заедет раза два или три в месяц.

«Значит, заезжал!»

- Поговаривали, что и госпожа Федоровская к нему была неравнодушна.

- Чушь! Ей и тридцати не было, а ему – почти семьдесят. Кому интересен старик? – здесь она выразительно посмотрела на Александра.

- А деньги?

- Деньги у моей хозяйки водились.

- У актрисы периферийного театра?

- Я же говорю: бенефисы у нее были, по всей России каталась.

- Но и бенефисами, дорогая Наталья, на такую роскошь не заработаешь. Вон какой дом! А от ее нарядов все модницы с ума сходили! У жен наших фабрикантов ничего подобного не было. Моя шефиня только и обсуждала ее наряды!

- Да ну?

- Точно! Уже номер в печать подписывать, а она: «Нет, вы видели, какова была сегодня Федоровская на балу у главы города! В Париже все это куплено, в Париже! Я целую ночь не спала».

Наташа слишком серьезно восприняла его браваду и осторожно заметила:

- Может, Еремин давал ей что.

- А кого-то еще она привечала?

- Скрытная она была!

- Но раз вы секретарь, ведете ее дела, неужели не полюбопытствовали: откуда у вашей хозяйки такие доходы? Вдруг они не совсем честные?

Тут Александр понял, что явно переборщил, лихая кавалерийская атака захлебнулась. И Наташа смекнула, что этот красавчик ради своих целей запрягает ее по полной, сразу насупилась, ушла в себя. Однако Горчаков не отступал, попросил ее рассказать о событиях прошедшей ночи. Наташа с минуту поревела, а затем начала:

- Где-то около полуночи Зинаида Петровна вызвала меня и горничную Лику, объявила, что собирается встать поздно, дел с утра нет. Так чтобы без надобности не будили.

- А она всегда вставала поздно?

- Нет, только после спектакля.

- А вчера спектакля не было?

- Нет.

- Она не показалась вам взволнованной?

- Трудно сказать. Вроде бы нет.

- Чего-нибудь необычного в ее поведении не заметили?

И опять Горчаков посмотрел на нее ласково-ласково, может, растает, расколется? Но ее ответ разочаровал:

- Не заметила.

- Ну а что случилось потом?

- Мы пошли спать.

- Ничего не слышали? Ни шума, ни…

- Ничего.

- Что случилось утром?

- Около восьми – стук в ворота.

- Откуда вы знаете, что около восьми?

- Он меня разбудил, я и посмотрела на часы. Еще подумала: кто это в такую рань?

- И?!..

- Матвеич, дворник, пошел открывать. А там человек с депешей из Белгорода.

- Открыл ему точно Матвеич?

- Да. Он сам сказал. Матвеич сообщил Лике, та – мне. Я и встретила того с депешей.

- Наташа, а описать этого человека можете?

- Ему лет двадцать. Имя… вот имя забыла. Протягивает документ, мол, срочно на подпись Зинаиде Петровне. Я ему: «Будить хозяйку нельзя. Обожди немного». А он ни в какую! Ему еще обратно возвращаться. Я даже предложила расписаться вместо нее. «Нельзя, - отвечает, - документ финансовый! Вдруг у Зинаиды Петровны вопросы будут, претензии. Пусть сразу отпишет».

- Что было в том документе?

- Новый контракт на выступление в Белгородском драматическом театре.

- И что дальше?

Но секретаря Федоровской будто заклинило. Ей предстояло перейти к самым страшным событиям.

- Я вынуждена была нарушить приказ хозяйки, постучала. Только она не открыла. Постучала снова и снова. Кто-то из слуг предложил войти…

- Кто именно?

- Не помню… Я вошла, а там…

Наташа закрыла руками лицо, снова зарыдала. Горчаков помолчал, но нормального разговора уже не получалось. Он спросил: мог ли кто-нибудь ночью войти в дом? Возможно ли вообще проникнуть в спальню хозяйки, не привлекая внимания («Собак ведь в позднее время наверняка спускают с цепи, они бы лаем разбудили домочадцев»)? Не точил ли на Зинаиду Петровну зуб кто из слуг? На все вопросы секретарь качала головой и повторяла:

- Не знаю! Ничего не знаю!

И только когда Александр поинтересовался: «Не пропало ли чего ценного?», Наташа встрепенулась:

- Полиция тоже спрашивала. Все ее драгоценности на месте. А деньги Зинаида Петровна хранила в банке.

- Откуда вы знаете, что драгоценности на месте?

- Они находились в запертой шкатулке. Потом полиция ее вскрыла.

- Может, что-то пропало? Какая-то «безделушка»? – допытывался Горчаков.

- Нет! Я хорошо знаю драгоценности хозяйки, - Наташа прервалась, точно брякнула лишнее.

 

Следующей была Лика, оказавшаяся полной противоположностью плачущей Наташе. Разбитная, румяная, высокая, она сама налетела на Александра и перво-наперво сообщила, что учится в университете, а здесь просто подрабатывает. Смерть Федоровской девушку совсем не волновала. «На домашнюю прислугу – большой спрос. Не здесь, так в другом месте!» - безжалостно констатировала Лика.

Как и Наташа, она ничего не слышала («Крепко спала!»). Проснулась утром, когда началась суматоха из-за прибытия парня из Белгорода, точнее, ее разбудили («Чего вставать, раз хозяйка просила не беспокоить»). В комнату к Зинаиде Петровне заходила Наташа, от нее Лика и узнала о страшном преступлении.

О жизни хозяйки она могла сказать мало, поскольку работала здесь недавно. Однако эпитеты, которыми она награждала Федоровскую, не казались лестными. «Заносчивая! Хамоватая! Орала на слуг по любому пустяку». Лика заявила, что в любом случае бы отсюда ушла, «здесь ей до чертиков надоело». О драгоценностях хозяйки не знала ничего, как и о каких-либо криминальных делах. Зато едва разговор зашел о возможных любовниках Федоровской, девушку понесло:

- К ней не только Еремин заезжал. Многие – инкогнито.

- Даже так? – удивился Александр.

- Они не представлялись. Третьего дня, например, один высокий, черноволосый с усищами, постучал в ворота и потребовал: «Проведи к хозяйке!» Я было спросила: «Кто? И по какому делу?», а он вдруг перебил, да так резко: «Друг я ее. Так и передай Зинаиде: друг приехал».

- И она его приняла?

- Еще как принимала! В кабинет свой провела, закрылись. И долго-долго не открывали.

- Думаете, любовная сцена?

- Кто же скажет? Да и мало ли зачем двое уединяются. Вот мы с вами сейчас тоже вдвоем…

Судя по игривому тону, Лика была не прочь броситься Горчакову в объятия. Да и он бы пошалил с девицей. Но не сейчас. Прежде следовало сообщить редакции о своих первых выводах.

Александр перекинулся с Ликой еще парой фраз, пообщался с другими слугами. Затем вышел во двор, внимательно осмотрел дом. Спальня Федоровской на втором этаже, окно открыто. И, наверное, было открыто всю ночь. И все-таки довольно сложно сюда пробраться, не привлекая внимания.

Кто-то должен был услышать убийцу! Если только… Зинаиду не прикончил один из домочадцев?

Дежуривший сержант язвительно поинтересовался: узнал ли Горчаков что-либо интересное? Александр в ответ вдруг хитро подмигнул:

- Так, кое-что.

Пусть полиция теряется в догадках!

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Центральная улица города, носившая ранее название Курская, не так давно была переименована в улицу Колчака-освободителя. На такой шаг депутаты земского собрания пошли не по воле Верховного правителя России, а, скорее, против нее. Но уж очень всем хотелось почувствовать близость знаменитого адмирала. Когда-то здесь уютно располагались маленькие домики, торговые лавки, несколько церквей. Ныне все изменилось: дома взмывали ввысь, новенькие магазины пестрели заманчивыми вывесками, а кроме того – банки, конторы, здание администрации, рестораны, кафе. Короче – классический европейский город, но с русской спецификой.

Горчаков вошел в здание шестнадцатиэтажной башни. Здесь, на первом этаже и размещалась газета «Оскольские вести». Всего – три комнаты, да и штат небольшой – шесть человек. Кроме Черкасовой и Горчакова работали журналисты Альберт Стогов, занимавшийся аналитическими статьями, в том числе анализом законов, принимаемых местной властью, Ольга Филимонова – специалист по светской хронике, корректор Вера Дрожжина, и секретарь редакции Любочка.

Именно Любочка – пышногрудая, миниатюрная, с вьющимися локонами золотистых волос и встретила Александра. На его немой вопрос: «Шефиня у себя?» обиженно ответила:

- И только?

Горчаков изобразил на лице непонимание, тогда секретарь с еще большей обидой добавила:

- А ведь обещал… хотя бы цветы.

Александр мысленно отругал себя, что нарушил важнейшее правило: на работе ни с кем и никогда. Но перед аппетитной Любочкой не устоял… Впрочем, как и перед Филимоновой и самой Черкасовой. Лишь почтенная по возрасту Вера Сергеевна Дрожжина избежала его пылких объятий. Главное, чтобы дамы не поделились между собой откровенными признаниями, а то ревнивая шефиня даст им прикурить!

- …Цветы потом, дорогая, зачем афишировать наши отношения?

- Мы оба - люди холостые.

- Не забывай, для Алевтины Витальевны нет ничего важнее работы. А разные амуры, лямуры – в нерабочее время и желательно на стороне. Поэтому – голос Александра зазвучал торжественно, точно на параде, - … главная у себя?

- Сейчас доложу, - понятливо вздохнула Любочка. Но, проходя мимо Горчакова, больно ущипнула его.

В ожидании вызова шефини Александр в который уже раз бросил взгляд на очень красивый календарь на стене, подарок редакции одного местного промышленника. Календарь содержал хронологию важнейших событий становления новой Российской Империи. Вновь и вновь Горчаков пробегал их глазами.

Октябрь 1919 г. Соединение армий А.В. Колчака и А.И. Деникина.

Май 1920 г. Окончательная победа над красными по всему южному направлению.

1 июня 1920 г. Образование Российской Империи во главе с Верховным правителем А.В. Колчаком.

Июнь 1920 г. Признание Российской Империи практически всеми государствами Европы.

10 июля 1920 г. Подписание с советской Россией договора о ненападении.

Сентябрь 1920 г. Антибольшевистский переворот в Минске. Белоруссия входит в состав новой Российской Империи.

Декабрь 1920 г. Окончательное подавление на территории Империи всех движений, проповедующих федерализм. Бегство заграницу Нестора Махно.

1 января 1921 г .Провозглашение А.В. Колчаком основных принципов существования государства: одна страна, один народ, одни устремления.

Март 1922 г. Подавление крупнейшего большевистского мятежа в Ростове, Харькове и Воронеже. Любая большевистская агитация объявляется вне закона.

Сентябрь 1924 г. Возобновлен экспорт сельскохозяйственной продукции в европейские страны.

Декабрь 1926 г. Уровень промышленного и сельскохозяйственного производства Империи впервые превысил на этих территориях довоенный.

Ноябрь 1931 г. Проведена полная электрификация Империи.

Апрель 1932 г. Подписание договоров о дружбе и сотрудничестве с Великобританией, Францией и США.

Декабрь 1933 г. Подписание договора о взаимовыгодном партнерстве с Третьим Рейхом.

Сентябрь 1935 г. Добровольное отречение от власти А.В. Колчака. Первые в истории страны свободные парламентские выборы.

Появилась Любочка и елейным голоском произнесла:

- Вас ожидают.

- Ожидают? Она не одна?

- Зайдешь – увидишь.

- Если серьезно: кто у нее?

- Стогов вернулся из командировки.

- Уже? – уныло протянул Горчаков, не слишком жаловавший своего коллегу по работе.

Александр открыл дверь в кабинет шефини. Как обычно строгая и ослепительная Алевтина слушала страстную речь Стогова. Был тут и третий. Человек сидел спиной к Горчакову. Черкасова наигранно холодно кивнула:

- Проходите. Хочу представить одного из наших лучших журналистов Александра Николаевича Горчакова, кстати, представителя известного княжеского рода.

Незнакомец повернул голову и… Александра будто током ударило! Карлик из поезда!

 

Лишь спустя мгновение он понял, что ошибся. Человек оказался очень высоким, и нос у него не орлиный, скорее – картошкой. Если волосы карлика напоминали смоль и вились, то у этого они – редкие, белесые. Ни одной похожей внешней черты. И все же что-то общее у них было, возможно – колкий холодок в глазах. Жестокость?

А гость Черкасовой уже схватил руку Александра, крепко затряс ее:

- Очень приятно.

В голосе явно слышался акцент. «Откуда он?». Загадка разрешилась сама собой:

- Я - Вильгельм Дрекслер, советник по делам культуры Третьего Рейха. Очень приятно познакомиться с настоящим князем.

- Господин Дрекслер прибыл к нам со специальным поручением, - сказал Стогов.

- О, да! Со специальным поручением! – гость попробовал улыбнуться, однако лицо от этого стало еще более зловещим.

Горчаков отвел взгляд от Дрекслера и осторожно напомнил шефине:

- По поводу моего задания…

- После. Я хочу, чтобы и вы послушали предложение советника.

Александр молча наклонил голову и присел.

- Очень рад, господин Горчаков, что я познакомился с вами, - сказал Дрекслер. – Надеюсь обрести нового союзника.

Александр отнесся к его словам с определенной настороженностью. Он никогда не забывал, кто виноват в трагедии России. Сначала немцы развязали войну, потом подкупили предателей в лице Ленина и его подручных, а те одним махом развалили страну. Да и сейчас вождь Рейха весьма нелицеприятно высказывается о русских.

- Своим появлением в редакции я обязан моему замечательному товарищу Альберту Стогову.

- Это так! – конопатое лицо Стогова просияло от удовольствия, а Дрекслер продолжил:

- Когда он приезжал в Рейх, мы долго беседовали и отлично поняли друг друга. Он был и в Москве, впечатление от большевистской столицы у него не слишком приятное.

- Мягко говоря…

- Красные по-прежнему мечтают о мировой революции, их аппетит огромен: Европа, Америка, весь мир должен быть включен в орбиту коммунистического влияния. Но главная цель – ваша процветающая страна. Они никогда не смирятся с тем, что значительная часть их территории (как они считают!) отторгнута.

- По уровню развития производства и качеству жизни мы вошли в десятку самых успешных стран, - как бы невзначай напомнил Стогов. – И все это отдать Советам?

- О, да! – воскликнул Дрекслер. – Потерять свою прекрасную жизнь вы не должны. Поэтому Русской Империи нужен союзник.

Здесь он сделал многозначительную паузу, окинув приценивающим взглядом и Черкасову, и Горчакова.

- Мы заключили договор о дружбе с Англией, Францией и Америкой, - напомнил Александр.

- Вы и раньше дружили! А они вас кинули. Когда во время Гражданской войны Колчак отказался переводить золотой запас России к ним в банки, они решили сдать его большевикам. И сдали бы, не соединись он вовремя с Деникиным. Та история вам известна? По глазам вижу – да!

- Но и Германия вела себя не слишком дружелюбно, - усмехнулся Александр.

- Правильно. Мы воевали! А на войне любые методы хороши. Если мы воюем, так воюем. Дружим, так дружим. Мы, немцы, никогда не продаем друзей как иуды-англичане.

Александр до сих пор не понимал, к чему клонит германский визитер. А тот все больше хорохорился:

- У нас много общего. Фюрер назвал русских братьями. Мы абсолютно идентичны внешне, схожи культурой, традициями, государственным устройством.

- Отныне у нас республика, - возразил Горчаков.

- Сейчас республика. А недавно был верховный вождь. И еще: и вы, и мы придерживаемся идеи мононационального государства; основной народ в абсолютном большинстве.

- Зато Советы подобрали всех инородцев, - хихикнул Альберт. – Русские в СССР уже в меньшинстве. С учетом же того, сколько их перебежало к нам…

Дрекслер сделал ему незаметный жест остановиться, однако Горчаков его уловил. «Что же получается: нашим Альбертиком руководят из Германии?»

- Наконец фюрер и ваш Деникин едины в вопросе иудеев.

- Не совсем, - вступила в разговор Черкасова. – Их действительно не брали офицерами в Добровольческую армию, поскольку многие перебегали к красным. Война – и ничего более.

- А сколько их уехало после войны? – лукаво поинтересовался Дрекслер.

- В Москве и в Америке они нашли своих единомышленников, - пожала плечами хозяйка «Оскольских вестей».

- И они не спасались у вас от погромов?

- Погромы устраивали не Колчак с Деникиным.

- Может, перейдете к сути? - не выдержал Горчаков.

- Я уже перешел. Довольно нам, братским народам, враждовать. Да здравствует союз великих!.. Кстати, я приглашаю вас, госпожа Черкасова и вас, князь, посетить Берлин.

Было видно, что Черкасовой это приятно, и она не прочь воспользоваться приглашением. На лице Александра по-прежнему читались ирония и недоверие. Дрекслер не прекращал атаку:

- Вы женаты, князь?

- Пока нет.

- Тогда тем более следует посетить Берлин. Очень уж хороши наши девушки. Любая с удовольствием выйдет замуж за такого красавца с арийским лицом.

- В России тоже красавиц достаточно, - парировал Горчаков. – И все же, что вы конкретно хотите?

Дрекслер наигранно откашлялся, новая пауза помогала ему отыскать нужные слова.

- Старый Оскол превращается в крупный культурный и деловой центр.

- До этого еще далеко.

- О, нет! Очень скоро он станет одним из новых столпов Русского государства. И Рейх готов помочь ему в процветании.

- Каким образом? – поинтересовался Александр.

- Вложением средств. У вас ведется разработка железной руды, готовится строительство крупного горно-обогатительного комбината. Фюрер хочет, чтобы немецкие компании участвовали на всех стадиях работы.

- А мы тут причем? – удивилась Алевтина.

- Даже очень причем! После войны в русском сознании образ немца утвердился как образ врага. Да еще либеральная пресса изображает фюрера монстром. Но мы стремимся разрушить старые мифы. И ищем здесь союзников. Газета «Оскольские вести» могла бы стать таким союзником.

- Что для этого нужно?

- О, госпожа главный редактор, если бы вы согласились пропагандировать идею Германии как главного друга вашей страны и показать гигантские перспективы Третьего Рейха! Мы создали бы совместный проект с одной из газет Франкфурта или даже Берлина. Безусловно, потребуются средства, Рейх готов их предоставить. Здесь я говорю как официальное лицо.

- Вы нас покупаете, - подытожил Александр.

- Создаем общее предприятие, - осторожно поправил Дрекслер.

- Ну, купить нас не просто, - усмехнулась Черкасова. – Бюджет у редакции неплохой. И администрация города поддерживает финансово. Однако предложение рассмотреть стоит.

- Еще как стоит! – воскликнул замолчавший было Альберт.

Дрекслер поднялся, поцеловал Черкасовой руку, дружески пожал ее Горчакову и с широкой улыбкой попрощался. Стогов бросился его провожать.

- Ну и как? – поинтересовалась Черкасова, когда они с Александром остались одни.

- Побывал я в доме актрисы Федоровской.

- Подожди, что скажешь о только что поступившем предложении?

- А сама как считаешь?

- Почему бы его не принять?

- С какой стати? Терять независимость? Нахваливать чужого дядю, причем – злого и хищного.

- Слышал бы Альберт. Он бы тебя…

- Разорвал. Только у него это не получится.

- Что тебя смущает?

- Не слишком доверяю Германии. Неважно, кайзер там, Веймарская республика или Рейх. Мы им нужны, вот и любезничают. А станем не нужны?.. Меня удивляет, почему ты вообще задаешься подобными вопросами.

- Видишь ли, - задумчиво промолвила Черкасова. – Возникла серьезная проблема. Другим членам редакции не говорила, тебе скажу. Газета перестала приносить доход. Тираж вроде бы не упал, но… этого мало. Надо расти! Покрывать убытки самой, тратить наследство отца я бы не хотела.

- А наша городская администрация?

- Разве от нее многого дождешься! Дрекслер это знает. Я заметила усмешку на его лице, когда сказала о финансовой поддержке газеты со стороны города. Он о многом осведомлен.

- Работа Стогова.

- Его или кого другого. Вероятно, у него есть и свои источники информации.

- Все равно, продаваться немцам…

- Еще ничего не решено.

- Но ты сказала…

- Я сказала: «Почему бы его не принять?».

Алевтина закурила сигарету и, пуская грустные колечки, резко переменила тему:

- Теперь расскажи, что там с убитой актрисой?

Александр поведал обо всем, что увидел и услышал в доме Зинаиды Петровны. Информации, увы, кот наплакал.

- … Более всего смущает, что никто не слышал, как убийца проник в дом. А ведь должен был слышать. Выходит, убийца прятался в доме? Или это кто-то из своих?

- Как можно спрятаться в доме, когда вокруг постоянно снуют люди? – Алевтина постучала в напряжении пальцами по столу.

- Спрятаться можно, если тебя спрячут.

- Тогда опять приходим к тому, что в деле замешаны домочадцы. Кто-то из них показался тебе подозрительным?

- На внешний вид все они ангелочки.

- А что насчет личной жизни Федоровской? Мужчины? Карточные долги?

- Насчет карт… Никогда не слышал, чтобы она играла. Город у нас небольшой, слухи бы быстро разнеслись. Мужчины… Был у нее друг, управляющий банком.

- Я в курсе, - перебила Черкасова, не давая произнести вслух имя священной коровы, иногда подпитывающей и саму редакцию. – А еще?

Горчаков передал слова Лики о черноволосом с усищами. Вроде бы тот имел на актрису влияние.

- Любопытно: черноволосый с усищами, - Алевтина силилась вспомнить, не похож ли он на кого из ее знакомых или друзей. – Корхов ничего не сообщил?

- Дождешься от него чего-нибудь кроме ругани!

- То есть пока ты ничего существенного не узнал?

Александр развел руками, чем привел Алевтину в негодование:

- Это дело мы обязаны довести до конца. Ты обязан! Прояви настоящую хватку журналиста, разнюхай все, как лучшая сыскная собака! Можешь рассчитывать на мои контакты. Только сделай это раньше полиции. Не сегодня – завтра Старый Оскол забурлит. Люди будут ждать имя убийцы! Если опять запорешь дело… Придется распрощаться. Сам понимаешь, работа превыше всего! Не огорчайся, любовниками мы останемся.

«Не надейся!» - мысленно отозвался Горчаков.

- Чего молчишь?

- Да вот думаю: когда и какое дело я завалил?

- С реальным авторством «Тихого Дона».

- Считаю, что поступил правильно. Сама посуди: приходит неизвестная дамочка и заявляет, будто роман написал ее убитый на войне дядя Виктор Севский (Псевдоним известного литератора Краснушкина В.А. – прим. авт.). Показывает какие-то непонятные черновики: листки, обрывки страниц. Мол, мальчишка-красноармеец украл их и издал под своим именем.

- Ее аргументы показались мне убедительными. В двадцать с небольшим такие романы не пишут.

- Все эти аргументы мне известны. Но пока я не поговорил с Шолоховым, выводы делать рано.

- Почему же не поехал, не поговорил?

- Советы не слишком жалуют белогвардейских деток. Да и принял бы меня Шолохов? Да еще по такому неприятному вопросу?

Горчаков не желал сознаваться в своем паническом страхе перед СССР. Боялся он не НКВД, не красной милиции, а… карлика. Ему постоянно казалось, что пучеглазое, горбоносое существо только и ждет, когда Александр пересечет границу.

- Забудем о «Тихом Доне», - милостиво разрешила Черкасова. – О Шолохове у нас в городе мало кто слышал. А вот Федоровская…

Едва Горчаков покинул кабинет шефини, на него налетел Стогов. Он выглядел злым, потрясал кулаками:

- Как ты разговаривал с господином Дрекслером?

- Нормально.

- Ты открыто язвил!

- Бред! У меня всегда такой тон.

- Ты не поддержал его!

- Для того, чтобы поддержать, необходимо полностью понять что к чему.

- И потерять золотое время? Мы живем почти у самой границы! Хочешь, чтобы Советы заявились по твою душу? В Старом Осколе есть те, кто их поддерживает. Бедные и ленивые. Даже твоя горничная наверняка не откажется в законном порядке оттяпать часть дома хозяина.

- А ты что так стелешься перед Дрекслером? Он тебе приплачивает?

Стогов чуть не задохнулся от ярости, но развернулся и быстро ушел.

 

Горчаков бесцельно бродил по городу, пытаясь выстроить план расследования. Однако в голове царил кавардак, из которого не могла появиться ни одна толковая мысль. Куда сейчас? В театр? Обстоятельно побеседовать с актерами, режиссером? Или еще раз переговорить со слугами Федоровской? Или… в банк, к господину Еремину?

Внезапно он увидел машину Корхова, которая остановилась почти рядом. Начальник полиции вылез и протопал в одноэтажный дом желтоватого цвета. Ба! Он здесь живет. И Горчаков решился…

Выждав пару минут, Александр позвонил. Дверь открыла круглолицая женщина лет пятидесяти.

- Мне бы Анатолия Михайловича.

Он даже не успел представиться, как женщина закричала:

- Анатолий, тебя!.. Да вы проходите, молодой человек.

Обстановка довольно скромная, обыденная. Очевидно, хозяева чурались роскоши. Этого можно было ожидать: начальник полиции Старого Оскола не был щеголем, на торжественных приемах, в городской администрации и других публичных местах всегда появлялся в допотопной немодной одежде.

- Кто там, Настя?

Корхов замолчал, столкнувшись с Александром, в глазах читалась досада. Но, сдерживаясь, сказал:

- Проходите, раз пришли. Прошу за стол.

- Мне право неудобно. Незваный гость…

- Гость незваный, а за стол все равно следует сесть. Настя, борща Александру Николаевичу.

На столе появилась объемная тарелка с дымящимся, вкусно пахнущим борщом. Анатолий Михайлович открыл графинчик:

- Водочки не желаете?

- Благодарю. Пожалуй, не стоит.

- Вы не больны?

- Нет.

- Тогда извольте отведать.

Водка оказалась крепкой! Александра передернуло, зато Корхов крякнул от удовольствия.

- Еще будете?

- Ни в коем разе! Я на работе. Я хотел у вас спросить…

- Закусите, потом спросите.

Над столом только ложки летали! Единственное, о чем думал сейчас Горчаков: не объестся бы этой вкуснотищей. А Корхов предупредил, что их еще ждет бараний бок.

- Да вы что, Анатолий Михайлович…

- Ешьте! А я еще рюмочку с вашего разрешения.

Александр вдруг как-то расслабился, что обычно бывает в кругу искренних, добрых друзей, ощутил желание рассказать начальнику полиции о разговоре с Дрекслером. Может, в предложении немца и впрямь есть рациональное зерно? Стоит посоветоваться с опытным человеком.

И он, как бы между прочим, поведал Корхову о визите в редакцию представителя Рейха. Однако ответ оказался для Горчакова разочаровывающим. Корхов говорил, как рубил:

- Я, молодой человек, в политике не искушен. Мое дело ловить преступников. Преступники были и при царе, и при Советах, где я служил, правда, недолго, и у нас они, и в том же Рейхе. Режимы меняются, а Корхов остается. Пришли вы ко мне не за тем, чтобы рассказать о каком-то Дрекслере. Вас интересует смерть Федоровской.

- Очень интересует.

- От меня что требуется?

- Помощь.

- То есть сообщить о ходе расследования. А с какой стати? За разглашение служебной информации меня следует разжаловать и под суд отдать. И кому разглашаю! Вдруг вы убили Зинаиду Петровну?

- Вы прекрасно знаете, что никого я не убивал.

- Ничего я не знаю. Даже если у вас алиби. Наводчиком могли быть.

- Никогда не думал…

- Что подозревать вас стану? Работа такая: подозревать всех и каждого. Шучу! Не убивали вы актрису: ни к чему вам это, да и не тот масштаб. Тут задействованы более крупные люди. С деньгами, связями, влиянием. Зинаида Петровна была женщиной непростой. Информации я вам не дам. Однако у меня есть предложение. Заключим деловое соглашение, Александр Николаевич? Я подскажу, куда направить стопы, а вы после передаете мне все разговоры. Вдруг накопаете больше моих сотрудников. Разговорите женщин, они вас любят. А женщины, чувствую, здесь замешаны!

- Стукачом хотите сделать?

- Да. И совершенно бесплатно. У полиции нет лишних денег.

- Не нужны мне ваши деньги. Я получаю достаточно.

- Тем более, - хитро подмигнул Корхов.

- …Но не за стукачество.

- Дело не в стукачестве, а в том, чтобы поймать убийцу. Идем разными путями, а цель одна.

Горчаков прикидывал: насколько полезно предложение Корхова. Здесь есть рациональное зерно: можно быть в курсе многого. Старый Лис хочет использовать его… Надо использовать самого Лиса.

- Согласен.

Анатолий Михайлович кивнул. Казалось, он и не ожидал иного.

- Тогда жду ваших первых указаний.

Корхов внимательно посмотрел на своего гостя:

- Почему бы вам не наведаться в театр?

«Все-таки театр!»

- Переговорите с режиссером Степановым, актрисой Прохоренко, главной соперницей Федоровской, и актером Лапиным – он у них играет героев-любовников.

- Степанов, Прохоренко, Лапин…

- Именно.

- А если еще и с банкиром Ереминым?

- С Юрием Ивановичем? С ним встретитесь чуть позже. Пока время не пришло.

 

Выйдя от начальника полиции, Горчаков направился было в театр. Однако по дороге решил отомстить Черкасовой за недавние угрозы. Сейчас он ее поэксплуатирует. Как она сказала: «Можешь рассчитывать на мои контакты»?

Он зашел на почту, из ближайшего телефона-автомата позвонил Алевтине.

- Мне необходимо в театр, где работала Федоровская.

- Так иди.

- У нас пока единственный театр, дорогая начальница, просто так в него не попадешь. Билетик бы…

- Ты собираешься смотреть спектакль или говорить с людьми?

- Одно без другого невозможно.

- Перезвони минут через пятнадцать.

Через огромное окно почты Александр наблюдал за центральной улицей Старого Оскола. Люди шли неспешно, увидев знакомых, останавливались, и – разговоры, разговоры. Как не пытаются сюда внести стихию делового центра с постоянной беготней и отсутствием у каждого времени, не получается. Жизнь замерла, она почти такая же, как пятьдесят, а может и сто лет назад. Грустные лица встречаются реже; а чего грустить? Страна быстро развивается, боль Гражданской войны отходит в прошлое.

И тут… Граница совсем рядом, Советы не смирятся, что часть их территории, причем самой богатой, отторгнута. Может, прав Дрекслер: России нужен серьезный союзник?

Горчаков перевел взгляд на висевший невдалеке плакат, где красивый мужчина с золотыми кудрями широко улыбался всем посетителям почты. Александр знал лично и обожал этого кудесника слова! Сергей Есенин приезжает со своей программой в Старый Оскол. Что было бы с великим поэтом, останься он в свое время в СССР? Расстреляли бы! Или тихо бы покончил жизнь самоубийством.

«Дрекслер прав?!»

Глаза Есенина вдруг оживились, он словно подсказывал Александру: «Не верь ему!». Горчаков невольно отступил…

Реальность оторвала его от странного видения. Время! Пора позвонить Черкасовой.

- Алевтина?..

- Что Алевтина? Театр сегодня не работает. Завтра и послезавтра – тоже. Траур по Федоровской.

Теперь люди не просто шли по улице Колчака-Освободителя, а бродили здесь точно по лабиринту. А потом вдруг в окне почты показалось лицо карлика. Он кричал:

- Я приду! Я обязательно приду!..

 

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

…Степанов, Прохоренко, Лапин…

И пусть театр не работает. Вполне возможно, что кто-то из них на месте.

Довольно быстро Горчаков оказался около белого с колоннами здания театра. Вокруг – небольшие группы людей, на лицах большинства из них застыли горечь и ужас. При входе – объявление с лаконичной надписью: «27, 28 и 29 мая спектакли отменяются. Траур по Зинаиде Петровне Федоровской».

Александр подошел к служебному входу, постучал. Долго не открывали, наконец, звякнули ключи, показалось сердитое небритое лицо:

- Спектакли отменяются!

- Мне нужен режиссер Степанов.

- Никита Никодимович занят, никого не принимает.

- Меня он примет.

- С какой стати?

- Я из газеты, вот удостоверение.

- Из газеты?! – дверь мгновенно распахнулись. – Значит, это вы с ним договаривались?

Горчаков понятия не имел, кто и о чем договаривался. Но удачным моментом следовало воспользоваться:

- Я.

- Проходите.

За Александром потянулась толпа, охранник зычно рявкнул, чтобы не рвались, потому что «все равно не пустит». Посыпались вопросы: «Кто убил Федоровскую?», «Кто заменит ее в «Грозе» и «Коварстве и любви»?», «Не снимут ли эти спектакли из репертуара?», «Почему кому-то сделали исключение и пропустили?» Охранник, долго не церемонясь, захлопнул дверь и вытер со лба капельки пота:

- Уф, достали! А вы проходите, господин. Никита Никодимович предупредил, что к нему приедет человек из Белгорода. Как-то бишь ваша газета?.. «Вопросы театра»?

- Именно так.

- Я провожу вас.

- Не стоит. Сам найду. Только объясните: куда? И как пройти?

Горчаков слушал и аккуратно оглядывался, опасаясь, как бы случайно не появился Никита Никодимович. Конечно, Александра в городе знают, не посмеют указать на дверь. Но и конфликта с этой неуправляемой гориллой – охранником хотелось избежать.  А то вдруг выкинут, а потом извинятся. Очень нужны эти извинения!

- …Понятно, сударь? – услужливо поинтересовался охранник.

- Да, благодарю вас.

Горчаков уже поднялся на ступеньку, как с губ слетел еще один вопрос:

- Госпожа Прохоренко и господин Лапин здесь?

- Никого нет из труппы. Один Никита Никодимович.

 

По ступенькам – на второй этаж. По коридору промелькнула тень. Или Александру это показалось?

На дверях нет табличек. Куда ему? Охранник-горилла сказал: «Как поднимитесь по лестнице - четвертая комната?» Нет, через четыре комнаты?..

Похоже сюда. Вон и дверь слегка приоткрыта.

Александр легонько постучал, но никто не ответил. На всякий случай он толкнул дверь и увидел пустую комнату, дальше – дверь, которая, вероятно вела в следующую. Именно оттуда донеслись обрывки фраз:

- …ничем не выдать себя.

- А если докопаются? Там ведь не дураки.

Голоса принадлежали мужчинам. Через мгновение дверь открылась, они вошли в комнату, где находился Горчаков.

Одного Александр узнал его сразу: похожий на колобка, с глубокими залысинами человечек был никем иным, как режиссером театра Степановым Никитой Никодимовичем. Второй – высокий, темноволосый, с пышными усищами. «Не про него ли рассказывала Лика?»

- Я вас знаю, - голос у Степанова был нервным, срывающимся. – Вы газетчик.

- Да, работаю в «Оскольских вестях».

- Как вы прошли? Я ведь дал указание никого сегодня ко мне не…

- На то я и газетчик, чтобы проходить через любые препятствия.

- Я не намерен давать интервью.

- Всего несколько вопросов.

- Нет! Впрочем, - тут он посмотрел на черноусого и судорожно закивал. – Спрашивайте!

- Есть предположения, кому могла помешать Федоровская?

- У нее имелись недоброжелатели, - голос Степанова вдруг задрожал сильнее. – А у кого из талантливых актеров их нет? Бездари – те действительно никому не нужны.

- Недоброжелатели настолько ненавидели ее, что решились на убийство?

- В актерской среде не убивают. Зависть, интриги – да! Но уголовщина!.. Нет, увольте!

- Однако Федоровскую убили.

- Ищите преступника в другом месте, не в театре.

- А какие лично у вас были отношения с Зинаидой Петровной?

- Нормальные, рабочие.

- Никогда не конфликтовали?

- Режиссер с актерами конфликтуют всегда. Это творчество, понимаете, творчество!

- А кроме театра Зинаида Петровна чем-нибудь занималась?

- Откуда мне знать? Я с ней не ходил чай пить.

- Настоящий актер целиком отдается только искусству, - впервые вступил в разговор усатый.

- Простите, ваше имя-отчество?

- Не важно. Я человек посторонний. Ко всему, что здесь произошло,  отношения не имею.

- И Федоровскую не знали?

- Никого он не знал! – взвизгнул Никита Никодимович. – Время интервью закончено.

- Но еще остались вопросы.

- Никаких вопросов! У меня дела, траур и… привет Черкасовой!

Режиссер стремглав пронесся мимо Горчакова. Усатый усмехнулся и пожал Александру на прощание руку.

 

Как быстро пролетают дни. Однако сегодняшний напомнил Горчакову мгновение: вроде бы только-только наступило утро, а уже глядь – вечер! С другой стороны - сколько всего сегодня случилось! И вот он уже дома, в любимом мягком кресле, пьет из большой кружки чай. Но мозг не прекращал работу, дело Федоровской принимало все более запутанный характер.

Зачем Корхов послал его в театр? Ничего существенного режиссер Степанов ему не сообщил.

Ничего?!

Горчаков еще раз проанализировал то, что услышал от Никиты Никодимовича. Основной его мыслью было то, что в актерской среде не убивают. Но ведь актеры не святоши, им свойственны те же страсти и пороки, что и другим людям. Степанов идеализирует людей искусства? Нет, он явно имел в виду другое: Зинаиду Петровну убили не за то, что она перешла кому-то дорогу на театральной сцене. Она чем-то занималась еще. Чем?..

Подозрителен его приятель с большими усами. Он упорно отрицает свое знакомство с Федоровской, хотя Лика утверждала иное. Зачем ему скрывать, если ни в чем не виноват?

Странный разговор был между этими двумя. Горчаков постарался по памяти воспроизвести его как можно точнее:

- …ничем не выдать себя.

- А если они докопаются? Там ведь не дураки.

Первую фразу произнес тип с большими усами, вторую - Степанов. Чего так боится режиссер? И кто эти «не дураки»? И вообще, о чем речь?

Их разговор явно не предназначался для чужих ушей. Почему же дверь оказалась приоткрытой? Кто-то промелькнул в коридоре… Если раньше Горчаков не был до конца в этом уверен, то теперь не оставалось ни тени сомнения. Итак, некто приоткрывает дверь и пытается подслушать. Затем обращает внимание на шаги по лестнице и бежит. Вероятно, так.

Течение мыслей было прервано появлением служанки. Лена вошла с виноватым и просящим видом.

- Александр Николаевич?..

- Ну?

- Можно… поиграть с вашим героем?

Александр отнесся спокойно к несколько обескураживающей просьбе. Он лишь зевнул и отрицательно качнул головой:

- Не сегодня. Устал, много дел переделал.

- Тогда я пойду к инженеру Щербинину? Он не откажет.

- Ох, Лена доведут тебя до беды Цеткин и Коллонтай.

- Александр Николаевич, миленький, завтра утром я вернусь. И глаз не раскроете, а завтрак уже будет на столе.

- А как отреагирует жена Щербинина? Ей это вряд ли понравится.

- Ее вызвали в Чернянку (административный центр в Белгородской области. – прим. авт.). Какой-то тяжелый случай.

- Ладно, иди к Щербинину.

- Спасибо! – захлопала в ладоши Лена.

- Но потом не забудь зайти к его жене.

- Зачем?

- Пусть осмотрит. Не принесла ли чего? Муж-инженер калечит, жена-доктор лечит. 

- Типун вам на язык, Александр Николаевич, - воскликнула Лена и убежала.

Горчаков был рад остаться один. Никто больше не помешает ему сосредоточиться на деле убитой актрисы.

В который раз он попытался выстроить хоть какую-то схему расследования. Не получалось! Слишком мало фактов.

Нет, не случайно начальник полиции предложил ему отправиться в театр! Или… намеренно сбил со следа? Он – ищейка, ему надо быть первым.

Вконец обессиленный от дум, Александр в качестве успокоительного выпил рюмочку коньяка и упал на кровать. Все – завтра! Сейчас хоть немного забыться.

Он не знал, что забыться не удастся, и ночь станет полна неожиданностей!

…Легкий шорох. Словно кто-то крался к нему. С детства Александр привык спать чутко, мать и отец предупреждали:

- Будь готов, Сашенька, ко всему. В любой момент могут прийти плохие люди.

Плохие люди появлялись постоянно: с винтовками, штыками, пистолетами, высокие и маленькие, с бородами и без бород, в потертых зипунах и кожаных куртках. Война есть война!

Говорят, с окончанием войны исчезает и кошмар. Увы, остаются его неискоренимые следы в сознании, как вечная печать от пережитых испытаний: убийств, голода, скитаний по белому свету. И память заставляет проходить весь путь заново, проходить от начала до конца. Реальность исчезает, превращаясь в мир душевных мук.

…Сначала Александр подумал, что это  Лена. Инженер выгнал ее, вот и вернулась. Теперь еще потребует от хозяина пустить ее в свою постель.

Он открыл глаза, чтобы бросить ей что-то резкое, и… звуки застряли в горле. Перед Александром – тень высокого мужчины. Рука невольно заскользила по постели…

- Не надо доставать оружие, - предупредил ночной посетитель.

«Знакомый голос!»

- У меня его нет.

Белый свет резанул глаза. Горчаков увидел высокого усатого господина, того самого, что был в театре вместе со Степановым. Присев на кровати, Александр обескуражено спросил:

- Как вы вошли?

- Входная дверь оказалась открытой. Странные у вас слуги.

«Лена забыла запереть дверь? Бред! Если только она окончательно не потеряла голову от предстоящего свидания с инженером Щербининым».

- Допустим. Но вы должны были позвать хозяина, а не появляться в его спальне привидением.

- Помилуйте! Зачем же лишним шумом будоражить дом?

- Ну вы и ловкач! А как отыскали спальню?

- Благодарите проектировщиков с их однотипным мышлением. Да вы не волнуйтесь, Александр Николаевич, задумай я что худое, уже совершил бы его. Со спящим человеком справиться несложно.

Несмотря на молодость, Александр, как он считал, научился довольно быстро распознавать характер и наклонности людей. Сейчас он терялся. С  одной стороны - незнакомец выглядел осторожным, основательным в суждениях, с другой - глаза его буравили… Александр решил во чтобы то ни стало противостоять этому натиску.

- Раз вы здесь, хотя бы представьтесь.

- Извините, моя ошибка. Вот визитка.

Горчаков прочитал: «Либер Жан Робертович, представитель компании Роял Датч Шелл в России».

- Любопытное сочетание имени и фамилии, - сказал Александр.

- Все очень просто, во мне намешано столько кровей – английская, французская, даже еврейская. Четвертинка, от деда досталась, как и фамилия.

- Кто вы, господин Либер?

- Друг. Вы мне очень симпатичны. Поэтому пришел я к вам с благородной целью.

- Даже так?

- Слышу легкую иронию.

- Друзья по ночам не приходят.

- Вы не правы! Друзья приходят в любое время суток, приходят тогда, когда в них появляется потребность.

- А у меня есть потребность?

- Да! Хотя сами того не знаете. Я пришел предупредить: оставьте это дело с Федоровской. Право слово, никаких дивидендов, одни неприятности.

- И какого рода неприятности?

Усы на лице черноволосого как-то странно зашевелились, губы растянулись в театральной улыбке. Он без обиняков сказал:

- С вами покончат.

От такого неожиданного заявления все внутри Горчакова перевернулось, он сделал над собой колоссальное усилие, чтобы его неожиданный визитер не заметил волнения и страха. Как можно более спокойно произнес:

- Кто?

- Это уже следующий вопрос. Ответ на него лучше не искать. Просто примите к сведению.

- Что ж, - Горчаков поднялся, накинул халат, - благодарю вас за заботу. Но у меня контракт с редакцией. И есть задание найти убийцу Федоровской.

- Вы не понимаете, в какое положение ставите себя, - уже жестко произнес Либер.

- Объясните. А то все пугаете.

- Хорошо, кое-что я скажу. Но только кое-что. Господин Горчаков, вы ведь не слишком любите Советскую Россию?

- Россию люблю, Советы – нет.

- Да будет вам известно, что госпожа Федоровская была большевистским шпионом.

- Любопытное заявление. И тому есть доказательства?

- Есть.

- А вам откуда это известно?

- Поскольку я представляю интересы дружеского Российской Империи государства, мне ведомо многое!

- Так кто же ее убил? Ваши… работодатели?

- Зачем! Она не представляла для нас опасности.

- Сначала вы заявляете, что она опасна, теперь иное.

- Не представляла такой опасности, из-за которой ее следовало бы убрать. Хотя убрать человека – раз плюнуть. У нас мощная разветвленная структура с достойными людьми во главе.

- Представляю.

- А вы, господин Горчаков, одиночка. Что позволено Юпитеру, не позволено быку.

- Так кто ее убил?! – в который уже раз воскликнул Александр.

- Имя исполнителя нам неизвестно. Да и имеет ли это значение? О заказчике остается догадываться.

- И?..

- Очевидно, советская разведка. Работа госпожи Федоровской могла ее чем-то не удовлетворить.

- Почему я должен вам верить?

- Никто никому верить не обязан, - философски изрек Жан Робертович. – Я сказал: «Очевидно».

- А вы, значит, никогда не видели Зинаиду Петровну?

- Видел. На сцене. Талантливая актриса, достойная больших высот.

Горчаков так и рвался спросить: «А как же ваш визит в ее дом?», но сдержался. Интуиция подсказывала Александру: что бы Либер не говорил, доверия ему нет ни на грош.

- Вы пришли только за тем, чтобы предложить мне бросить дело Федоровской?

- Не только. Если вы его бросите, и впрямь возникнет серьезный конфликт в редакции. А то и увольнение. Хочу предложить вам соответствующую компенсацию. Нет, не разовую: от такой навар не велик. Думаю, что пора бы в Старом Осколе организовать еще одну газету. Потребуется главный редактор. И такой редактор есть. Вы!

Горчаков присвистнул. Предложение слишком неожиданное. Однако Либер вряд ли его сделал из-за дружеского расположения.

- И что я должен делать на этой должности?

- Помогать своей стране.

- Понятие расплывчатое. А конкретно?

- Чувствую деловую хватку, - в голосе Либера слышались наигранные нотки удовлетворения. – Прежде всего, Российской Империи следует сохранить независимость. Есть те, кто этому противится, большевики, например. Или Рейх. К вам ведь в редакцию приходил Дрекслер…

«Как он информирован!»

- Сей немецкий господин наобещает вам манны небесной. Только задача у него иная: немцы давно наметили Юг России своей вотчиной. И не стоит обольщаться сегодняшним их положением, оно не слишком отличается от того, что происходит у большевиков. Тот же террор, концлагеря. Не скрою, в политике Рейха меня особо задевает собственное происхождение. Я не еврей, а мишлинге (по расовой теории гитлеровской Германии это люди, имеющие еврейскую примесь. – прим. авт.), причем второй степени. Меня никто не стал бы полностью лишать прав, заставлять ходить в специальные магазины или сидеть на отдельной, выкрашенной в ядовито-желтый цвет скамейке. Но вход на многие государственные посты был бы закрыт. Хорошо, что вы не знаете, что такое поражение в правах.

- Почему не знаю? Мою семью в свое время тоже лишили прав из-за дворянского происхождения отца.

- Весьма сочувствую. И продолжу. Сегодня ваша страна как никогда нуждается в настоящих друзьях. Вспомните историю: кто являлся ее постоянным союзником? Великобритания! Были и соперничество, и кратковременные конфликты, только суть от этого не меняется. Мы обречены на вечную дружбу. Например, недавний блок Антанта – Россия, Англия, Франция, США. Не пора ли в полной мере возродить наш союз? В противном случае два жутких монстра пожрут прекрасный мир демократии.

- Ну а конкретно моя задача?

Впрочем, Александр уже догадывался, к чему клонит ночной визитер.

- Объяснять соотечественникам кто их настоящие друзья. Некоторые, к сожалению, поддаются агитации большевиков и Рейха, видят в наших действиях коварство.

- У нас подписан договор о дружбе.

- Это фиговый листок! Нужна настоящая дружба! Искренняя, осознанная. Отчего вы вдруг заулыбались?

- Дрекслер сегодня также уговаривал дружить с Германией.

- Забудьте! Рейх – отработанный материал, хотя ни фюрер, ни его приближенные этого еще не знают.

- Они не знают, а вы уже ораторствуете? – не без иронии поинтересовался Александр.

- Все предопределено, просчитано на многие десятилетия вперед. Просчитано гениальными игроками, стратегами, которые не ошибаются. Любой человек от самого маленького до диктатора или президента свободен лишь в той степени, в какой ему это дозволено.

- Можно заиграться и диктатор выйдет из-под контроля.

- Ненадолго. Очень ненадолго, уверяю вас. Вы еще будете свидетелем, как тот же Рейх окажется в руинах. Примерно через семь или восемь лет. Пострадают те, кто прямо или косвенно был связан с ним. Главным образом – косвенно.

Либер произнес это с такой уверенностью, что Горчакову сделалось не по себе. Или здесь очередной обман, или перед ним доктор-всезнайка, умеющий заглядывать в будущее. Он спросил:

- А что же вечно?

- Сами игроки.

- И они олицетворяют британскую демократию?

- В том числе. Решайте: с кем вы?

Либер почтительно поклонился, затем произнес с той же странной, пугающей уверенностью:

- До скорой встречи.

- Только не ночью.

- Ночью как-то надежнее.

Александр проводил гостя до двери («правда, не заперта!»), некоторое время наблюдал за его быстро растворяющейся в темноте фигурой. Колоссальные возможности неведомых игроков, о которых так образно говорил Либер, слабо сочетались с одним-единственным вопросом: для чего им рядовой журналист?

Особенно жестко звучало предупреждение не заниматься делом Федоровской. Предупреждение не оставляло никаких шансов на ослушание. Но если люди Либера не причастны к ее смерти, то чего им так волноваться за судьбу Александра Горчакова?

В мертвой тишине ночного города вдруг раздался… вскрик. Неизвестно чем бы все закончилось, обрати на него тогда Александр внимание. Но он даже толком не понял, что это был вскрик. Слишком сильно поглотили собственные проблемы.

Он запер дверь на запоры, опустил на окнах ставни и отправился в спальню. Он надеялся хоть немного поспать.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Нет, поспать ему не удалось. Еще не пропели петухи, а кто-то уже колотил в дверь. Ошалевший от шума, недосыпания, главное – ночного визита, Александр с трудом поднялся, прошел в коридор.

- Кто?!

Оказалось – Лена. Она заскочила в дом и затараторила:

- А почему это вы так закрылись? На засовы! Я бы открыла своим ключом и не потревожила. Сейчас пойду что-нибудь приготовлю. А вы еще поспите, рань несусветная. Ох, и ставни на окнах закрыты. Воров боитесь?

- Ты оставила открытой дверь.

- Не может быть!.. Извините, -  развела руками Лена. – Спешила. Только что-то не припомню, что не заперла дверь.

Горчаков решил не сообщать служанке о событиях ночи, просто махнул рукой: мол, он действительно еще подремлет. Но неугомонная Лена уже зашла в спальню:

- Хозяин!..

- Чего тебе?

- Вы даже не спросили, как у меня с инженером?

- Но это же твое дело.

- Он оказался импотентом.

- Вот как… Сожалею.

- Он мне стихи читал.

- Лена, если человек любит стихи, он обязательно импотент?

- Он только и делал, что читал. – И, хихикнув, добавила. – Понятно, в какие командировки ездит его жена.

- Сочувствую.

- И только?

- Лена, отправляйся-ка лучше на кухню!

Однако никакие уговоры, угрозы не подействовали. Лена быстро скинула платье, обнажив бюст с пышными формами, и шмыгнула в постель к Александру. В следующую секунду он ощутил, как удивительно мягкая рука коснулась любимого героя Лены. Несколько умопомрачительных движений – и герой вырос до гвардейских размеров. Голова Горчакова закружилась, он застонал:

- Хотела поиграть? Держись!

- Держусь, - радостно сообщила служанка.

Он не запомнил, сколько раз на нее взбирался – пять или шесть. Лена визжала, стонала и все время повторяла: «Никаких стихов!». А потом… Александр ушел в нирвану, а Лена, точно силы ее утроились, напевая и пританцовывая, побежала готовить завтрак.

 

И опять его самым наглым образом выдернули из нирваны! И опять Лена. Она влетела в комнату, запричитала:

- Александр Николаевич…

- Я больше не могу, - ответил он.

- Да нет же, я…

- Лена, пожалей! Тебе нужна рота солдат. И даже их усилий окажется недостаточно.

- Александр Николаевич, здесь полиция?

- Полиция?

- У нас в доме.

- И что?

Горчаков решил, что к нему пожаловал Корхов. Выясняет старик о вчерашнем походе в театр. Но, выйдя в коридор, обнаружил незнакомого молодого человека.

- Простите, господин Горчаков, что побеспокоил, - козырнул полицейский. – Дело не требует отлагательств.

- Пожалуйста…

- Вы ночью, случаем, не бодрствовали?

«Почему он спрашивает?»

Александр решил пока не говорить о визите ночного гостя. Если кому и расскажет, то самому Анатолию Михайловичу.

- Спал!

- И ничего не слышали?

- Нет. А в чем дело?

- Человека убили. Недалеко от вашего дома. Вот и хожу по улице, опрашиваю людей.

Горчакову сразу вспомнился ночной крик. Не связано ли это с убийством?

- Кто жертва? Мужчина? Женщина? Я ведь журналист, в том числе освещаю криминальную хронику.

- Мужчина. Сейчас выясняем его личность. Вот его фотография, правда, мертвого.

У Горчакова все внутри сжалось, он сразу узнал Либера. Недавний самоуверенный пророк лежал на асфальте в луже собственной крови.

- Не встречали его?

Знакомство с Жаном Робертовичем становилось опасным. Подозрение могло пасть на самого Александра. Пусть он его видел всего два раза, полиции ничего не докажешь. Им только бы найти козла отпущения.

- Нет… я не   знаю его.

Полицейский как будто посмотрел на Горчакова с некоторым подозрением.

Или Александру показалось?

… Оказавшись в редакции, он прямиком направился к Черкасовой, однако и рта не успел раскрыть:

- У нас в городе новый труп. Слышал, специалист по криминальной хронике?

- Слышал.

- За два дня – два трупа. И оба убиты одинаково. Может, в городе появился маньяк?

- Хотел кое-что рассказать. Но разговор будет долгим.

- Мне не нужны рассуждения. Давай конкретику. Что-нибудь известно об убийстве Федоровской?

Горчаков рассказал обо всем, что с ним произошло. Он решил ничего не утаивать от Черкасовой. Она – хозяйка и редактор, пусть решает. Алевтина внимательно слушала, красивое лицо застыло в напряжении, в чуть прищуренных глазах читался неподдельный интерес. Она почти не перебивала Александра, а когда он закончил, по привычке затянулась сигаретой, обдумывая что-то свое.

- Давай подведем итоги, - сказала Алевтина. – Убит именно тот человек, который приходил к тебе ночью?

- Он.

- А как он к тебе попал?

- Большая загадка для меня. Служанка говорит, что входную дверь за собой закрыла, однако утверждать этого не может. Спешила…

- Она по природе рассеянна?

- Нет. Но…

- Понятно: человек несовершенен, потому делает несовершенные поступки. Я склоняюсь к тому, что дверь была закрыта. Он проник в твой дом. Для профессионала такое не проблема.

- Не похож он на профессионала-взломщика.

- Разве я сказала, что он профессиональный взломщик? Он проник, чтобы лишний раз показать: ты в его власти. Тебя серьезно предупредили, на первый раз решили купить. Предложили место главного редактора, правильно?

- Да, - не без тайного тщеславия ответил Горчаков. Может, сейчас Алевтина начнет ценить его не только как любовника.

- В следующий раз поступят по-другому. Как с тем самым Либером.

Горчакова передернуло, что не укрылось от внимательного взгляда Черкасовой. С легкой усмешкой она добавила:

- Решай сам: заниматься или нет делом Федоровской?

- У меня задание!

- Ценные кадры превыше всего. Получишь другое задание, и только.

- А как же выяснение обстоятельств убийства актрисы? Публика ждет.

- Обойдется публика. Дадим общую информацию о ходе расследования. Корхов поделится, не захочет ссориться с прессой.

- Кстати о Корхове.  Он тоже склонял меня к сотрудничеству. И я дал слово…

- Он уговорит любого. Недаром - Старый Лис. Однако теперь ты свободен от любых обязательств, поскольку этим делом больше не занимаешься.

- Я дал слово, - повторил Александр. – Мы ведь не в СССР, где верят не словам, а изречениям вождей.

- Что ж, продолжай расследование.

Горчаков задумался. Предупреждение Либера выглядело слишком серьезным, особенно в свете того, что случилось с самим Жаном Робертовичем. Да, за смертью госпожи Федоровской, очевидно, стоят люди непростые. Но и выглядеть трусом перед любовницей ему не хотелось.

«Лишь в этом причина?»

Нет, дело засасывало Александра, как топкое болото. Ступил не туда – и каюк!

- Куда поедешь отдыхать? – вдруг весело спросила Алевтина.

- Отдыхать?

- Лето! Люди разъезжаются. Лично я – в Таврический край (современный Крым и часть Херсонской области. – прим. авт.), любимое место отдыха последнего императора. Империя без императора, нелепо как!

- А я еще не решил.

- Можем отправиться вместе, муж обузой не станет. Сервис там не хуже, чем в Ницце. Многие состоятельные русские люди предпочитают отечественные курорты.

Горчаков догадался: шефиня специально уходит от главной темы, дает ему время на размышление. Упустить в расследовании время сейчас – упустить его навсегда. Следствие уйдет вперед, появятся новые факты, а редакции останется собирать объедки.

- Пожалуй, рискну. Продолжу дело.

Глаза Алевтины странно заблестели, Александр не понял – радостью или сожалением? Она наверняка внутренне ликовала, что журналист не испугался, решил не отстраняться от опасного мероприятия, но и боялась за него, вернее, за любовника.

- Хорошо, - сказала Черкасова. – Однако о каждом своем шаге докладывай мне.

- Как маленький несмышленыш: туда не ходи, и туда не суйся.

- Именно так, - подтвердила Алевтина. – Слишком уж все стремно. Что если здесь и впрямь замешаны слишком влиятельные люди? А ты, извини, не умеешь пока ориентироваться в обстановке. Когда надо, дам дельный совет.

- Спасибо, мамочка. Но без самостоятельности никак нельзя.

- Не юродствуй. Мамочка еще пригодится! Итак, что планируешь?

- Все-таки надо в театр. Режиссер Степанов бросил фразу, что за профессиональную деятельность Федоровскую убить не могли. Тогда за что? И еще: он знал Либера.

- А что ты думаешь о причинах ее смерти? – вдруг спросила Черкасова, глядя на него в упор.

- Разве возможно сегодня сделать выводы? Но в ограбление я тоже не верю.

- Если политика?

- Довольно смелый вывод, - полушутя-полусерьезно ответил Горчаков. – Выходит, Федоровская иностранный агент? Тех же большевиков, например, как утверждал мой ночной гость?

- Наша страна кишит агентами. Богатая, процветающая, она слишком приманчива для многих хищников.

Александру сразу вспомнились слова Либера о «гениальных игроках», он не без грусти заметил:

- И обычным людям и целым государствам не дают нормально жить. Еще не родился, а за тебя уже все расписано: как себя вести в конкретной ситуации, с кем дружить, какую позицию занимать. И попробуй не подчиниться, «вильнуть» в другую сторону. В тебя - залпом из всех орудий!

- Благодари Бога, что не живешь в тоталитарном мире.

«А есть разница?»

Перед глазами Горчакова возник знакомый несуразный силуэт карлика. Подбоченившись, уродец поглядывал победно, вызывающе и опять обещал скоро прийти.

«Нет уж, лучше как здесь, чем – как там!»

- Так ты точно решил продолжать?

- Точно! И сейчас надо еще раз встретиться со Степановым, а так же с Прохоренко и Лапиным. Они, как никто, знали Федоровскую. Вдруг выясню какую-нибудь важную деталь? Не зря Корхов меня туда посылает, ох не зря.

- Действуй, но и с начальником полиции будь начеку, не откровенничай. Да, твое слово… Засунь его куда подальше. Сам Корхов с тобой сокровенным не поделится.

- Я пошел?

- Еще одно… Моего мужа сегодня не будет. Прислугу я отпустила на целый день. Так что…

- Так что? – с тихим ужасом произнес Александр.

- С часу до трех можно отобедать у меня. Постарайся, жеребец, поработай по полной программе.

Рядом как будто раздался язвительный смех Лены. Она торжествовала!

- Перенесем на завтра, дорогая. Я вымотан работой, ночным происшествием и прочим.

Черкасова окинула «жеребца» подозрительным взглядом.

 

Сегодня возле тетра было спокойно. У служебного входа Горчаков опять встретил охранника-гориллу. Тот глядел на посетителя сурово, уничижительно.

- Подвели вы меня, сударь. Досталось от Никиты Никодимовича.

- За что? – Александр старался быть искренним в своем удивлении.

- Я думал, вы из газеты.

- Да, из газеты. Вот удостоверение.

- Из другой газеты.

- Понятия не имею, о чем вы думали. Но представителя «Оскольских вестей» пропускают везде. И снова мне нужен Никита Никодимович. Кроме того – госпожа Прохоренко и господин Лапин.

Александр ожидал злобного рычания, однако охранник лишь недовольно буркнул:

- Проходите. Только вам придется обождать. Собрание труппы.

«Отлично! Послушаю, что скажут о Зинаиде Петровне ее коллеги».

…Он заглянул в большой, наполовину заполненный зал, незаметно примостился в последнем ряду и полностью сконцентрировался на происходящем. Естественно вспоминали покойную. Выступал полный мужчина, огненно-рыжий с таким красным лицом, что хоть поджигай от него. Сначала Горчаков решил, это у толстяка из-за болезни, или от волнения. Потом понял: он под крепкой мухой. Александр узнал его - известный  в городе комик. Говорят, его «девичья» фамилия Чертиков. Но он ее сменил, стал Содомским. Заявляет, что из дворян, а разные завистники брешут, будто отец его был кочегаром, а мать прачкой. Содомский злился и даже давал по этому поводу опровержение в «Оскольских вестях». Отправить бы его в СССР, где человеку с дворянской биографией дорога уготована в ад! К великому счастью для Содомского жил он в иной стране.

Горчакову повезло: он попал в зал, когда траурная речь только началась. Содомский мутноватым взглядом обвел коллег, затем провел ладонью по огненному лицу и заголосил:

- Зина!.. Зиночка!..

Так продолжалось несколько раз, пока из зала не послышалось:

- Либо говори, либо прекращай истерику.

- Кто смеет прерывать артиста?! – баском прокатилось по залу. – Я прощаюсь с ней! Слышу ее ласковый голос: работай, Содомский, создавай образы-шедевры. Ты можешь! Зинульчик! Что за актрисищей ты была! Конечно, не Ермолова, не Стрепетова, не Грета Гарбо. Но для нашего тетра сойдет… то есть для нашего театра ты звездила. А театр наш - это… по правде говоря – говно собачье. И режиссер никудышный.

- Что? Как вы смеете?! – вскочил Никита Никодимович.

- Ругается! Тьфу на тебя! Кто это только придумал: в «Бесприданнице» Лариса показывает зрителям голый зад. Это тебе что… бордель во Франции?

- Это новые веяния в режиссуре, - завизжал режиссер. - Скоро весь мир будет смотреть только секс! Секс станет культом, символом, средством заманивания зрителя в зал. Мы утрем нос Советам. Мейерхольд (известный представитель авангардного искусства. – прим. авт.) помрет от зависти.

- Понимает, - довольно захохотал Содомский. – А раз так, то следовало бы идти до конца. Лариса не только зад показывает, но и кое-что еще. И я бы посмотрел на голую Зинку. Упокой ее душу, Господи!.. Тогда бы я сказал: молодец, Никита Никодимович! Так держать!

- Начал за упокой, а кончил за здравие, - послышались голоса.

- А вот вы, други, задумывались над судьбой нашего театра?.. Сейчас водички хлебну, то в горле пересохло.

Он достал миниатюрный штофчик, отхлебнул из горлышка. Горчаков засомневался, что там вода.

- Так о чем-то бишь я?..

- О судьбе театра.

- Судьба моя, судьба - злодейка, - вдруг запел Содомский. – Я не уверен, что Ксюшка Прохоренко так же здорово сыграет Ларису. Масштаб не тот! У Зины зад был круглый, а у этой – плоский. И грудь воробьиная, не аппетитная.

- А я не собираюсь показывать ни зад, ни грудь! – с грохотом вскочила Прохоренко. – У меня есть талант.

- На одном таланте далеко не уедешь, - вздохнул Никита Никодимович. – Современному зрителю на это плевать.

- Пусть плюется! А я раздеваться все равно не стану. Давай, Содомский, снимай сам с себя штаны. Вот хохоту будет. Аншлаг обеспечен.

- Я дворянин, - напомнил Содомский.

- А дворяне штанов не снимают? – язвительно вопрошала Прохоренко.

- Дамы и господа, давайте не ссорится, - умоляюще произнес Степанов. – Мы поминаем безвременно почившую коллегу. Кто еще хочет сказать?

- Так я не закончил, - обиделся Содомский.

- Вы уже достаточно всего наговорили, господин Содомский. Дадим слово многолетнему партнеру Зинаиды Петровны Илье Сидоровичу. Прошу, господин Лапин.

Содомский было возмутился, но потом махнул рукой. На сцену поднялся Лапин, манерный, постоянно поправляющий прическу.

«Тот самый Лапин!»

Илья Сидорович деликатно кашлянул в кулачок и укоризненно заметил:

- Никита Никодимович, о каком многолетнем партнерстве говорите? Я - человек молодой. Мне впору юношу играть. В одной из газет обо мне так и написали: «Молодая поросль».

- Я - образно, - точно в порыве отчаяния крикнул Степанов.

- Зиночку жалко. Но не о ней речь. А о театре в целом, о концепции развития… - Лапин вновь коснулся волос, проверяя, все ли они приглажены и продолжил: - Искать нужно новое, я здесь согласен. Привлекать зрителя, но не женским же задом… Тьфу! Противно смотреть. А вот если бы вы, Никита Никодимович, рискнули пересмотреть многие «истины».

- Конкретно? - попросил режиссер.

- Возьмем ту же «Бесприданницу», раз о ней столько сегодня разговору. Почему бы не изменить саму идею пьесы? Сделать ее соответствующей нашему времени?

- Конкретнее? - опять потребовал Степанов.

- Пожалуйста. Лариса и Паратов становятся любовниками. Она грозит все рассказать богатой невесте Паратова и тот вынужден заплатить отступные. Параллельно Лариса разводит старика Кнурова, скупает акции компании, а потом выходит замуж за Вожеватова.

- А где ее жених Карандышев?

- Нет никакого Карандышева. Зачем хваткой разрушительнице семейного счастья такой размазня?

- Вы хотите переписать пьесу?

- У нас есть модный писатель Огюст Апельсинов. Он переделает Островского за два дня. И еще, конец все-таки должен быть веселым, как в бродвейском мюзикле. Тогда и зритель будет, и сборы!

- Но так можно перепортачить всех классиков, - возмутилась Прохоренко.

- Ах, эти противные классики, - повел плечами Лапин. – Перепишем, переделаем всех и очень скоро! Осовременим, освежим, придадим новый вид.

В это время Никита Никодимович повернул голову назад и увидел Александра. Даже издали было заметно, как лицо режиссера перекосилось гримасой страха. Но он быстро взял себя в руки, поднялся, напомнил выступающим, что здесь не творческая дискуссия, а панихида по убитой. Прозвучало несколько коротких выступлений, и Степанов заявил об окончании «траурного собрания».

Затем с некоторой долей обреченности ждал, когда Горчаков подойдет поздороваться. Сухо представил его труппе:

- Представитель прессы. Простите, запамятовал ваше имя-отчество?

- Горчаков Александр Николаевич.

- Да, да! Он из «Оскольских вестей». Как я понял, расследует убийство нашей коллеги.

- Так точно!

- Спрашивайте! – взревел Содомский. – Я расскажу о нашей королеве, примадонне, богине! Расскажу так, что заплачут стены!

Более всего Александру хотелось поговорить со Степановым, разузнать потом, как тот отнесся к смерти своего приятеля Либера. Однако Никита Никодимович воспользовался тем, что актеры окружили журналиста, умело ретировался и… был таков. «Жаль, - подумал Горчаков, - однако я его все равно найду!»

- Господа! – обратился ко всем Александр, - у меня задание от редакции: взять интервью у госпожи Прохоренко и господина Лапина.

- Мой милый мальчик, - елейно пропел Илья Сидорович.

Зато Ксения, похоже, не слишком обрадовалась, нахмурилась, отвернулась. Ничего, главное ее разговорить.

И тут раздалось сердитое сопение Содомского:

- А как же я? Со мной не желаете побеседовать?

- Обязательно напишу то, что услышал от вас. Добавить ничего не желаете?

- Только одно: убили Ермолову!

Горчаков удивился такой непоследовательности рассуждений (только что Содомский во всеуслышание заявлял обратное), но развивать эту тему сейчас не хотелось: ожидали дела поважней.

Не попавшие под интерес прессы актеры начали расходиться; с Александром остались только Прохоренко и Лапин. Если Ксения даже не глядела в сторону журналиста, то Илья Сидорович, наоборот, улыбался, строил глазки. Он же предложил:

- Пойдемте в буфет. Там спокойно и поговорим.

Горчакову предложение Лапина понравилось. И он вопросительно посмотрел на Прохоренко.

- Только недолго, - сказала Ксения. – У меня масса дел.

 

Молодая шустрая буфетчица подала им пива и три порции толстых сосисок. Ксения с сомнением посмотрела на них и сказала, что попробует одну. Илья Сидорович тут же одобрил:

- Правильно! Фигуру надо беречь. Так что вторую отдай нашему славному мальчику. И я отдам свою.

Александр отказался от дополнительной порции сосисок. А когда Лапин как бы вскользь заметил: «Такого красавчика я не видел давно», чуть не поперхнулся от неприкрытого мужского обожания. Нельзя сказать, что подобных Илье Сидоровичу людей он ненавидел патологически. Он их просто не понимал. Вокруг столько очаровательных существ женского пола – целуй их, ласкай, люби. И вдруг – «славный мальчик», «красавчик»!

- Значит, вы собираетесь написать статью о Зине? – спросила Ксения.

- Точнее о причинах ее убийства.

- Но полиция пока ничего не выяснила.

- А вам откуда это известно?

- Не пытайтесь меня поймать, - усмехнулась Прохоренко. – Просто я слишком хорошо знаю ее медлительность и нерасторопность. Мы успеем состариться, прежде чем наши правоохранительные органы что-нибудь найдут.

- А у вас есть предположение: кто бы мог пойти на убийство?

- Нет.

- Я тем более не знаю, - горестно вздохнул Лапин.

- А каким человеком она была?

- Сложным, - холодно бросила Ксения.

- Брось. Неплохая тетка, - возразил Илья Сидорович.

- Господа, - как можно мягче произнес Горчаков. – Я хочу узнать все об ее характере, привычках.

- Могла наорать на режиссера, на партнеров. Сдержанности – ни на грош.

- Ксюшка, ты не права. Зинка вспыхивала и тут же отходила.

- А как она залепила пощечину осветителю? Видите ли, не так осветили сцену во время ее выхода!

- Парень действительно напортачил. А потом она прощения просила. Сам слышал.

То, что Зинаида Петровна была вспыльчивой, Александр знал еще во время посещения ее дома от Лики и других слуг. Но имелась у нее еще одна черта – скрытность. Что скажут ее коллеги по этому поводу?

- Подруг у нее не было, - подтвердила Ксения. – Замкнутая слишком.

- Брось! Душа компании! – замахал рукой Лапин.

- Душа-то душа, - также холодно парировала Прохоренко, - когда речь шла о пустяках.

- О себе она хоть что-то рассказывала? Делилась проблемами личной жизни? – продолжал приставать Горчаков.

- Нет. Иногда хвасталась новыми нарядами и дорогими покупками, - поджала тонкие губы Ксения.

- Принарядиться она любила, - елейным голоском пропел Илья Сидорович. – Откуда только деньжищи брались?

- И я хотел вас спросить. Особнячок у нее отменный, обстановка – царская. Поговаривают об ее связях с Юрием Ивановичем Ереминым.

- Приезжал он несколько раз на спектакли! – в возбуждении воскликнул Лапин. – Какой мужчина! Пусть в годах, но еще орел! И богат безмерно.

- А я не могу утверждать, что он был ее любовником, - вдруг заявила Прохоренко. – Да, их несколько раз видели вместе в ресторане, других общественных местах. Но это ничего не значит.

- Вот как?

- Вокруг Зины вертелось много поклонников. Все-таки местная знаменитость, - В холодном голосе Ксении впервые появились злорадно-ироничные нотки.

Горчаков еще удивлялся: актриса - и вроде бы полное отсутствие эмоций?! А ведь он видел ее на сцене, там это был динамит, готовый взорвать весь зал.  И вот теперь эмоции выплеснулись. Она не терпела Федоровскую. Возможно, из-за того же богатого старика Еремина, или из-за другого ухажера? Или причиной нелюбви была профессиональная деятельность? Театр – сложный организм.

- Политикой Зинаида Петровна не увлекалась?

Актеры недоуменно переглянулись, Ксения даже расхохоталась:

- Она вряд ли знала политическое устройство страны, в которой живет.

- Политикой она не интересовалась, - согласился Илья Сидорович. – Однажды я ей сообщил потрясающую новость, что по слухам у нас может быть восстановлена монархия, уже появились претенденты на трон. Так она только рассмеялась и сказала, чтобы я лучше учил роль.

- И никакие политические взгляды не высказывала? – упорно не унимался Александр.

- Ее взгляды – деньги и наряды, - пропел Лапин.

Чем больше Горчаков выслушивал коллег Федоровской, тем сильнее росло убеждение, что ничего существенного о жизни убитой он не узнал. Так почему же Корхов предложил встретиться с ними?! Старый Лис обвел его вокруг пальца? Зачем?

- С какими-то общественными организациями она была связана?

Горчаков спросил это безо всякой надежды на удачу. Лапин лишь ухмыльнулся: «Сомневаюсь», зато Ксения высказала уже совсем неожиданное:

- Зинаида захаживала к Варваре. Сама случайно увидела.

- Ой, не произноси имя этой противной страшной старухи.

Варвара – известная в городе колдунья, вокруг которой сплотилась целая группа последователей. Она утверждала, что занимается исключительно добрыми делами - лечением болезней, предсказыванием судьбы, заклинаниями на удачу. Ну, иногда приворотами («Чего девкам в одиночестве мучиться?»). Однако поговаривали, она еще и порчу на людей насылает, а кого проклянет, с тем обязательно что-то плохое случится. Иного со службы выгонят, у другого в семье разлад, а кто-то и вовсе помрет. Александр работал над «делом» Варвары, однако, как и полиция, ничего криминального не обнаружил. Да, с ее именем связаны разные неприятные совпадения, но ведь это только совпадения.

Однако кое-что о колдунье Варваре выяснить удалось. Лапин назвал ее старухой, но она женщина средних лет. Просто ходит в платке, в обносках, специально старит себя, пытаясь выглядеть «очень мудрой и знающей». Семья ее (по утверждениям самой Варвары) погибла в Гражданскую. Но есть непроверенные данные, что близкие родственники колдуньи проживают в СССР. Чем они там занимаются?

- …А когда вы видели Зинаиду у Варвары?

- Не у Варвары я ее видела, к гадалкам не хожу. Я встретила Зину выходящей из ее дома. Федоровская заметила меня, стушевалась. Я с ней вежливо поздоровалась и прошла мимо.

- И потом по этому поводу даже словом не обмолвились?

- Нет. Ее дурь, ее проблемы…

- Так может Варвара и наслала на нее проклятие? – осевшим от ужаса голосом произнес Лапин. – А что? Старуха может.

Конечно, связь Зинаиды с Варварой и последующее убийство актрисы могут оказаться совпадением. Однако первая зацепка… появилась?   

- У вас еще есть вопросы? – с прежним холодком полюбопытствовала Прохоренко.

Вопросов много, только получит ли он ответы? Да и женщина спешит. Он дал Ксении визитку, попросил позвонить в редакцию, если она что-то вспомнит. И попросил разрешения вновь побеспокоить, когда возникнет необходимость.

- А мне визитку! – чуть не подпрыгнул Лапин. – И я могу что-нибудь вспомнить. Вас проводить, молодой человек?

- Нет, благодарю. Мне нужен Степанов.

Теперь Никита Никодимович не отвертится. Александр заставит его приоткрыть некоторые тайны.

Однако Горчакова ждало разочарование. Степанов уже покинул здание театра.

 

 

(продолжение следует)

 

 

 

 

 

Зоя Буцаева продолжает традицию русских басен, литературных пародий, дружеских шаржей. 

Живет в Старом Осколе. Является членом литературного объединения «РОСА».

 

Ёж и певчие птицы

- Как ты неправильно поёшь! –
Сказал щеглу колючий ёж –
Где нота «ля», где «соль», где «ми»?
Уроки пения возьми.
Я буду на дуде дудеть,
А ты под эту дудку петь.
Плохие все вокруг певцы –
И канарейки, и скворцы,
Такой неграмотный народ –
Никто из них не знает нот.
Я пенью обучу их всех,
Нас будет ждать большой успех!

…С тех пор идёт который год,
Никто в лесу том не поёт.
И даже наш щегол-мастак
Не смог подладиться никак.
Умолк лягушек хор в пруду,
И слышно лишь : «Ду-ду, ду-ду»…

Мы вывод делаем такой:
У каждой птицы голос свой.
Известно всем давным-давно –
Под дудку петь им не дано!

Литературный коллайдер представляет

 

  Замечательная русская поэтесса Валентина Труфанова, автор поэтических сборников, блестящих журналистских статей и очерков.  Лауреат конкурса «Ведрусский посох» (г. Бирюч, 2009), награждена Московской Городской организацией СП РФ медалью им. А.С. Грибоедова «За верное служение отечественной литературе» (Сб. стих. «Посылалась судьба золотая» 2012г.).

  Её творчество отличает образность,  глубокий психологизм.

  Предлагаем нашим читателям некоторые из ее стихотворений.

 

 

 

 

ФРЕГАТ

 

 

Была весна…

                       Свистели вёсла.

И плот, нам думалось  –

                                         фрегат.

Река, умаявшись, негрозно

Тонула в круглых берегах.

Теплел откос,

                        рыжел по-лисьи

Сквозь пни, коряги вдалеке,

Река осталась налегке

В наплывах прошлогодних листьев.

За нами вслед кричала птица,

А может, был то Божий глас

О том, какой могла явиться

Судьба для каждого из нас.

 

А ныне…

                 Каждый снова рад

Поднять рассохшиеся вёсла.

Как были счастливы

                                   в те вёсны,

Ведь был и плот,

                              и был фрегат.

 

 

 

 

 

РОСТОК

 

 

Из лесного замшелого ложа,

Когда час угасанья истёк,

Из разъятого пня, как из ножен,

Поднимался зелёный росток.

 

Он продрог на исходе распада,

Средь налившихся силой осин.

Ему трудно в огне листопада

Удержаться на хрупкой оси.

 

Но в нём стойкость является сразу –

Уцелеть до грядущих снегов.

Даже мой человеческий разум

Покоряется духу его.

 

Затаённый, разбужен до срока,

Не по времени тянется ввысь.

На ветру два листочка, два ока,

Торжествуя, приветствуют жизнь!

 

 

 

 

АВГУСТ

 

 

Здесь яблоку негде упасть –

Так сад осыпается… Август

Державно несёт свою власть,

Душистую спелость и радость.

 

И ясно мерцает роса

В корзинках соцветий высоких.

Звенит золотая оса

Над пряною капелькой сока.

 

И держится долго теплынь,

В ней месяц успеет родиться.

Ещё не прогоркла полынь,

И ласковы взгляды и лица.

 

Но скоро уж, скоро в окне

Растают весёлые тени…

И яблоки будут во сне

Медово дышать на коленях.

 

 

 

 

ПОСВЯЩЕНИЕ НОВОРОССИИ

 

 

Одарю себя надеждой чудо –

Жив исток! На этом и держусь.

И пока мы живы и покуда

Не теряет веры наша Русь.

Безвременье смутою изранит,

И ещё не сброшенный с высот

Кто-то Русь растаптывает рьяно,

Целится в берёзовый висок.

Демон злой настойчиво стучится

В мои окна с видом на восход.

Но так ясен в Лике с плащаницы

Божий знак на праведный исход.

На краю последнего утеса

Не обрушит смерч родную твердь.

На дубовых вековых затёсах

Суждено ветвям зазеленеть.

 

 

 

 

ДОРОЖНАЯ БЫЛЬ

 

 

Дом, как дом.

В нём долго люди жили.

От порога тропка в пустыри.

Голоса мне слышатся чужие

В шёпоте открывшейся двери.

 

Постою у входа, погорюю.

Дождь бурлит. И нет ему конца.

Вот и пережду я эту бурю

У перил высокого крыльца.

 

Козырек ветшает. Это видно.

Но пока не страшно

мне под ним.

Старый дом молчит.  Ему обидно

Коротать нерадостные дни.

 

Тёплая стена мне греет плечи.

В доме жил хозяин.  Был уют

Но в пустом –

гнездо над русской печью

Почему-то ласточки не вьют.

 

Оглянусь на дом.

За мною к ночи

Двери не закроют на засов…

И тревожно, больно станет очень

От чужих

нездешних голосов.

 

 

 

 

 

РУСЬ – ГАЛЛИЯ

 

Движение в поддержку Марин Ле Пен

 

  Наш корреспондент Вера Ломакина встретилась с популярным русским писателем Александром Владимировым, который вместе с соратниками предложил организовать движение в поддержку известного французского политика, лидера ультраправого Народного Фронта Марин Ле Пен

 

  Вера Ломакина:  Александр, что стоит за вашей идеей создания такого движения? Считаете, что Ле Пен нуждается в дополнительной поддержке?

 

  Александр Владимиров:  Как говорится, много поддержки не бывает. И она нужна не только госпоже Ле Пен, но и нашей стране. Ле Пен представляет собой политика будущего, который возможно объединит здоровые национальные силы Европы. Именно эти силы отстаивают независимое от Вашингтона и Брюсселя развитие своих стран, борются с миграцией низкооплачиваемой рабочей силы из стран Африки и Азии, людей, которые зачастую враждебно относятся к местному населению, и, по большому счету, несут ценности, несовместимые с мышлением белого человека. Наконец, именно политики типа Ле Пен или Геерта Вилдерса выступают против извращений, так упорно пропагандируемых либеральной общественностью. Нормальная семья, уважительное отношение к женщине, традиционная система образования начинают «отходить в прошлое», что приведет к глобальной катастрофе.

 

  В.Л. :  Но представителей  крайне правых часто называют фашистами.

 

  А.В. :  Фашисты – это те, кто устраивают геноцид собственного народа, делают его зависимым от заокеанских структур или требований мигрантов. Известно, что последние не слишком любят работать, но пособия получают. За счет кого? Коренных европейцев. Попробуй возмутись, сразу попадаешь в разряд ксенофобов. Разве это не замаскированный террор? Вот и получается, что у нас все переносится с больной головы на здоровую.

К тому же, отец Марин, тоже известный политик Жан-Мари Ле Пен во время Второй мировой войны воевал против нацистских оккупантов.

 

  В.Л. :  Национально мыслящих политиков много. Почему именно выбрали Ле Пен?

 

 А.В. :  Во-первых, она наиболее влиятельна среди крайне правых, к тому же - один из претендентов на пост президента Французской Республики на следующих выборах. Во-вторых, она ведет взвешенную политику, без какого-либо экстремизма. В-третьих, она  – очаровательная женщина.

 

  В.Л. : А что дает России контакт с Ле Пен?

 

  А.В. : Мы пришли к не очень хорошей ситуации – конфликту России и Европы. Нам постоянно внушают, что наше счастье на Востоке. Но разве можно отделяться от тех, кто близок нам культурно и этнически? Другое дело, что европейские политики зачастую ставят нам подножку. Но именно политики. Простые европейцы относятся к русским по-иному. Еще после Октябрьской революции русскую иммиграцию считали «выдающимся приобретением для Европы». Породниться с русскими мечтали представители лучших домов Старого Света. И в современных условиях ситуация мало поменялась. Не любят так называемых «новых русских» - часто хамов и откровенных воров, в которых русского столько же, сколько во мне от дикарей с Папуа-Новой Гвинеи. Но в той же Мальте, например, самой «расисткой» стране, русские невесты – на вес золота. Так что нужно не отделяться от Европы, а развивать с ней отношения. И здесь наши главные союзники –  крайне правые партии Европы. Та же Ле Пен поддержала позицию России по Крыму.

 

  В.Л. :  Но вы не против развития отношений со странами Азии?

 

  А.В. :  Нет, конечно. Дружить нужно со всеми. Кто-то направляет свои взгляды и интеллект на Восток. Мы же готовы сделать все для развития отношений с патриотами Европы. Политики пусть делают это на своем уровне, а мы, деятели культуры, будем делать на своем.

И главным центром притяжения здесь станет Марин Ле Пен.

 

  В.Л. : Вы создаете движение? А чем конкретно оно будет заниматься?

 

  А.В. : Мы только в начале пути. Хотелось бы услышать мнение тех, кто разделяет нашу позицию. Пусть они выскажут свои конкретные предложения. И высылают их на адрес нашего сайта. Если мы получим большую поддержку, то необходимо будет собраться на совет и выработать программу действий.

 

 

 

 


 Энергетические вампиры - кто они?

 Знаменитый русский писатель Александр Владимиров пробует разрешить эту загадку.   "Шоу зловещих сказочников" - это и детектив, и фэнтези, и попытка научного исследования.

 

АЛЕКСАНДР ВЛАДИМИРОВ

 

ШОУ ЗЛОВЕЩИХ СКАЗОЧНИКОВ

(роман)

 

 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

АДСКИЙ СОБЛАЗН

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ЧЕРНАЯ КНИГА

 

 Если вам когда-нибудь доведется бывать в Старом Осколе, вы поразитесь удивительному архитектурному разнообразию города, умелому сочетанию старины и новостроек: из девятнадцатого века, с узких улочек с деревянными домиками, веселыми заборами, откуда слышен заливистый лай собак, вдруг в одно мгновение, будто перешагнув невидимую границу, переносишься в век двадцать первый. Здесь уже – и огромные здания, и визг летящих машин, и яркие рекламы, и спешащие люди. Старинная часть города с современными постройками расположена на холме, спускаясь с которого, попадаешь в мир тишайшей природы - лесных массивов, небольшой серебристой реки с крохотными зелеными островками. Вдоль этой реки мы и прогуливались с моим другом, местным предпринимателем Алексеем Николаевичем Акуловым. Он предложил повернуть на дорогу, ведущую в гущу акаций и сирени, чтобы взглянуть на живописные постройки «новых русских», стремящихся поразить всех и каждого необычностью архитектурных стилей. Красавцы-дома словно кричали и спорили: «Я лучше!», «Нет, я!». Но вот один из них словно заранее отказался от любых подобных споров, спрятавшись на отшибе за высоким, глухим забором, только крыша и торчала из листвы высоких деревьев. Подойдя ближе, я увидел на заборе надпись: «Продается».

- Чудное место, - сказал я Алексею Николаевичу. – Но, наверное, цена баснословная?

- Не знаю, какова его цена, - ответил он. – И купят ли его когда-нибудь.

- Вот как? – удивился я.

- Его история как раз для твоего нового романа ужасов, Александр Павлович. Разными слухами полнился город. Одни говорят, что здесь обитает странный человек и большой ученый, якобы открывший рецепт молодости и живущий не одно столетие. Мало того, он даже оживляет покойников.

- Старо! - усмехнулся я. – Уже был «Реаниматор». Зачем использовать заезжие сюжеты.

- Есть и другая версия, - продолжал Алексей Николаевич, -  мол, тут собирается целая шайка маньяков, а их главарь связан с темными силами. Они устраивают сатанинские обряды, и каждый, кто переступит порог дома, попадает во власть злых духов.

- Возможно, тут бывает сходка, только не маньяков из фильмов ужасов, а обычных мошенников. Это так типично для сегодняшнего дня.

  Алексей Николаевич понял, что интереса к спрятанному за забором особняку у меня не возникло и предложил пройти дальше. Напоследок я обернулся. Мне вдруг почудились какие-то шум, вздохи, всхлипывания. И раздавались они… со стороны этого дома. Я невольно остановился, замер.

- Что такое? – спросил Алексей Николаевич.

  В ту же секунду звуки затихли, растворились в тени акаций. А, может, ничего и не было?

- Показалось…

  Мы двинулись дальше, и я вскоре забыл про странный дом. Не вспоминал о нем я и в последующие дни, когда вернулся в Москву. 

  Как выяснилось позже, - зря! События, связанные с этим домом, только начинали разворачиваться.

  

  Сегодня Михаил Михайлович Радищев вернулся домой почти к полуночи. Впрочем, жена его Раиса Алексеевна привыкла к поздним возвращениям мужа, Михаил Михайлович, известный в Старом Осколе архитектор был, что называется, нарасхват. Его ждали и бесчисленные заказчики из новоявленных богатеев, и руководители крупнейших предприятий, и руководство города; ректора вузов часто обращались с просьбой «прочесть хотя бы одну-единственную лекцию». За поздним ужином он рассказывал жене последние новости. Оказывается, сегодня его пригласил глава городской администрации. Разговор оказался необычным.

- …Ты ведь знаешь, Рая, о загадочном доме в районе набережной.

- Кто не знает. Столько разных легенд про него ходит.

- Да, да. Так вот наш глава администрации рассказал мне удивительную историю. Люди, проходившие мимо того особняка, не раз жаловались на какие-то стоны, крики о помощи, якобы раздающиеся из-за забора. Когда стучали стучать в ворота – все смолкало. Позвали полицию, но та не решилась проникнуть внутрь. Все-таки частная собственность! Она у нас сейчас ценится гораздо дороже человеческой жизни. Сообщили главе, и он дал команду взломать ворота.

  Михаил Михайлович сделал паузу (он допивал чай), чем еще больше подхлестнул любопытство жены.

- Дальше, Миша, дальше!

- Ничего не нашли. Никого там не оказалось.

- Тогда кто же кричал, звал на помощь? Мистика!

- Да нет, все объяснимо. Кричали где-то рядом, а прохожим показалось… Все бы так и осталось, но тут появились члены партии «Справедливость и порядок», которые в качестве своей главной предвыборной цели объявили борьбу против темных сил: колдунов, чернокнижников, ведьм. Они кричали, что надо уничтожить обитель зла, что зло просто ловко замаскировалось, и что они все равно сожгут дом. Что оставалось делать главе администрации? Он попытался связаться с хозяином «злого особняка», договориться о продаже дома, но тот как исчез… Тогда наш глава на свой страх и риск приказал снести особняк.

- А как же владелец?

- Он получит нормальную компенсацию.

- Но какое отношение к этой истории имеешь ты, Миша?

- Глава администрации попросил меня провести экспертизу: имеет ли этот дом какую-нибудь историческую ценность. Я внимательно все осмотрел. В Старом Осколе много удивительных мест, особняков, которых надо реставрировать. Но этот дом не из их числа. Он здорово обветшал. Такое ощущение, что он заброшен. Сегодня я подписал все необходимые документы, и «загадочный» особняк идет под снос.

- Мне немного жаль, - вдруг вздохнула Раиса. – Помнишь, говорили, там спрятана какая-то Черная книга великого ученого, продавшего душу дьяволу? И что тот, кто прочитает ее…

- Перестань, Рая, - оборвал муж. – Разве можно повторять подобные глупости. Нет никакой такой книги.

- Хорошо, хорошо, - жена не стала спорить с уставшим, несколько раздраженным Михаилом Михайловичем. Началась обычная болтовня супругов, которую вроде бы никто не слышит.

  Но большую часть их разговора слышал сын Веня, долговязый, восемнадцатилетний парень, студент местного медицинского университета. Тихий и скромный от природы, в компаниях друзей и подруг он по большей части молчал, да и сами компании посещал редко. Интересовался Веня в основном одним: материалами о таинственных мирах, неведомых пришельцах из иных измерений или галактик, загадочными манускриптами, позволяющими хоть чуть-чуть приоткрыть завесу Прошлого. В тот роковой для него вечер Веня пошел на кухню к родителям, чтобы пожелать им спокойной ночи. И тут услышал слова матери о Черной книге. Как жаль, что отец не дал ей договорить. А вдруг книга существует? По крайней мере, он уже неоднократно слышал о ней. Даже известный соотечественник историк Мефодий Викулов в своем знаменитом труде об истории Старого Оскола кратко упоминает об этой жуткой реликвии, «дающей необычайную силу, но силу сатанинскую», что запрятана где-то в одном из старых районах города. Только - где?

  Веня ощутил невольное сердцебиение, он не пошел на кухню к родителям, а на цыпочках вернулся к себе в спальню и нырнул в постель. И предался мечтам. Если бы он получил великую магическую силу!.. Он бы стал совсем другим человеком, в институте о нем бы говорили как о лучшем студенте. И уж, конечно, на него обратила бы внимание Вера. Как часто он наблюдал за ней и на лекциях, и на студенческих вечеринках. Наблюдал тайно, понимая, что у него нет шансов завоевать сердце этой черноокой красавицы. Она даже и головы не повернет в его сторону. Раза три заговаривала с ним по каким-то ничего не значащим пустякам. Вера не может не разговаривать со студентами, она – староста группы.

  «Если бы получить магическую силу!» - повторял Веня. Его пугало слово «сатанинская». Но, может, это и неправда? Может, та сила никакого отношения к сатанизму не имеет? Наверняка не имеет!.. Веня засыпал и видел во сне, как из неуклюжего, прыщавого юноши он становится суперменом, похожим на героя голливудских боевиков. Он совершает головокружительные подвиги, за ним бегут толпы красивых женщин, и среди них - Вера. Теперь уже не он, а она ловит его взгляд!.. Вера! Черные глаза девушки проникли в сердце Вени, наполняя его теплом и радостью. Веня засыпал, чтобы увидеть продолжение прекрасного сна. 

  Говорят, утро вечера мудренее, но и утро не избавило Вениамина от грез. У него возникла навязчивая идея проникнуть на территорию загадочного особняка и попробовать отыскать книгу. Разум призывал его остановиться, не верить глупым легендам, однако эмоции заглушали все! На занятиях он был рассеян, еле дождался их окончания и тут же побежал к особняку.

  Дом почти сломали, вокруг лежали груды камней, мусора, столбом стояла пыль. Один из рабочих прикрикнул на Веню, чтобы тот убирался от греха подальше. И как раз рядом рухнула стена. Веня отбежал, заворожено глядя на окутавшую обломки коричневую пыль.

- Ты еще здесь, придурок?! – заорал рабочий. – Я же тебе сказал…

  Веня прижался к полуразрушенным воротам. Ему хотелось скрыться, да не было сил сдвинуться с места…

 - Это же Вениамин! – раздался рядом еще один голос.

  Веня увидел высокого, крепко сбитого мужчину. Какое знакомое лицо!

- Он… тут!.. – сердился рабочий.

- Да подожди ты! – оборвал его высокий мужчина. – Это сын Михаила Михайловича. А меня не узнал, Веня? Я Степанов Георгий Петрович. Прораб. Много лет работаю под началом твоего отца.

- Георгий Петрович?

- Я приходил к вам, когда ты был совсем маленький, качал тебя на ноге, а ты меня звал дядей Степой.

- Я вас помню, - через силу улыбнулся Веня, а прораб устало покачал головой:

- Ну и работы тут было! Ты хотел увидеть Михаила Михайловича?

  Веня кивнул. Он ведь не мог сказать, что оказался здесь совсем не в поисках отца…

- Так ты опоздал. Он уже ушел

  Теперь, когда страх перед падающей стеной и грозным окриком рабочего прошел, надо выяснить главное, то, ради чего он тут. Веня осторожно спросил:

- А когда закончатся работы?

- Мы почти все завершили. Стены-то гнилые, не дом, а рухлядь.

- Хорошо, - закивал Веня.

- Что «хорошо»? – не понял Степанов.

- Что сломали дом всего за один день, - нашелся Вениамин. – Завтра уже избавитесь от неприятной работы…

- Неприятная работа! – рассмеялся Степанов. – Это наша ПОСТОЯННАЯ РАБОТА. А ломать – не строить. Сегодня на одном объекте, завтра – на другом. Сегодня строим, завтра ломаем.

- Конечно, - Веня понял, что не нельзя так попадать впросак, никому и в голову не должно прийти, что он собирается искать под обломками разрушенного дома Черную книгу.

 

  Он вернулся домой и сразу достал научно-исторический труд Мефодия Викулова: «История Старого Оскола». Так… Страница 230. Тут всего лишь небольшой абзац! Абзац, который Веня перечитал много раз: «По преданиям в этом доме (имеется ввиду дом, который разрушили и куда приходил Веня. – прим. Авт.) жил то ли колдун, то ли ученый, продавший свою душу темным силам. Он написал книгу, которую окрестили Черной. Никто не знает, какие страшные секреты решил поведать миру автор. Одни говорят, что там зашифрован секрет вечной молодости, другие – неограниченной власти, третьи – будто автор решил вечную проблему алхимиков, показав, как из ртути добывать золото. В одном все сходятся: познав секрет книги, можно получить необычайную силу, но силу - сатанинскую.

  Где тот колдун или ученый спрятал книгу? В доме? На участке? За его пределами? А, может, не было никакой книги?»

  Но Веня с горячей, необъяснимой уверенностью воскликнул:

- Она есть! И она на месте того дома!

  Он ощутил, как эта странная уверенность в существовании Черной книги все сильнее захватывала его. Где она спрятана?..

  Отец опять вернулся поздно. Веня вторично прокрался поближе к кухне и подслушал их с матерью разговор. Михаил Михайлович был недоволен последними событиями, он считал, что его втянули в темную историю со сносом загадочного дома. «Знаешь, Рая, кому-то очень сильно понадобилось это место. Поэтому и появилась организация «Справедливость и порядок», она всегда там, где совершается очередное беззаконие. Меня просто использовали! Это им с рук не сойдет. Радищев не таков!». Жена успокаивала его, убеждала не влезать в ненужный конфликт, где ничего никому не докажешь. Потом Михаил Михайлович рассказал, что завалы через несколько дней расчистят, и от дома не останется даже воспоминаний, поскольку сразу начнется новое строительство. «Несколько дней! – сказал себе Веня. – У меня в запасе НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ!»

  Он смог заснуть далеко за полночь, но и во сне не нашел покоя. Черная книга все время была перед ним, пожелтевшие страницы шуршали тихо и заманчиво.

  На следующий день Веня не смог дождаться конца занятий, сбежал с последней пары и направился к месту разрушенного дома. Сейчас здесь стояла тишина, одни работы  закончились, другие (по расчистке территории) не начинались. Вениамин осмотрелся и осторожно пробрался к груде камней. Поблизости никого! Надо начинать поиски. Веня приподнял первые доски, повторив про себя:

  «У МЕНЯ ТОЛЬКО НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ».

  Он провел тут долгие часы, осматривал каждую мелочь, щупал землю… Много раз спотыкался, падал и даже разбил в кровь коленки. Однако боль не могла остановить Веню, он ее просто не чувствовал. Таинственная Черная книга неизвестно где спрятанная неведомым ученым, более того, неизвестно - существующая ли на самом деле, не отпускала его ни на минуту.

  День сменился вечером, вечер – ночью. Веня пришел домой в полном отчаянии, однако сделал все, чтобы никто не заметил его состояния. Свое позднее возвращение объяснил тем, что задержался у друга (готовились вместе к семинару), испачканную одежду –  возвращением через строительную площадку (так короче!): упал и сильно ушибся. Он через силу улыбался, отвечая на вопросы матери, поужинал, хотя чувствовал отвращение к еде, пожелал Раисе Алексеевне спокойной ночи и ушел в свою спальню. Вскоре вернулся Михаил Михайлович. Как всегда он ужинал с супругой, а Веня опять подкрался к кухне и напряг слух. На сей раз отец ничего не говорил о разрушенном загадочном доме. Дело сделано, и о нем следует забыть.

  Нет, Веня не мог забыть о Черной книге, она безраздельно властвовала и над рассудком и над чувствами. Ему снились развалины дома, камни, доски. И вот, под грудой красных кирпичей, он вдруг замечает что-то черное… Корешок фолианта! Дрожащими от возбуждения руками Веня касается его и слышит: «Возьми меня! Скорее возьми!» Голос немного хрипловатый, но этот хрип возбуждает еще большее желание ВЗЯТЬ ФОЛИАНТ В РУКИ.

  Утром, вместо того, чтобы идти в институт, Вениамин вновь помчался к месту своих раскопок. Как и вчера тут стояла тишина, лишь из дворов соседних домов слышался лай собак. Веня разгребал и разгребал завалы в надежде отыскать невиданное сокровище. Что-то грохнуло рядом!.. Остатки разрушенной стены! Страх длился секунду, Веня даже не подумал, что мог пострадать.

  Внезапно его внимание привлекли голоса, они раздавались неподалеку. И хотя Веня в эту минуту не мог сосредоточиться ни на чем кроме книги, он невольно вслушался.

- Значит, сегодня все это начнем расчищать?

- Да. Скоро придет транспорт…

  «Скоро они начнут расчищать завалы, и кто-то другой найдет Черную книгу!»

  Веня чуть не закричал от злости. Искать! Но где?.. Он уже облазил здесь все. Перед глазами замелькали строчки Мефодия Викулова: «ГДЕ ТОТ КОЛДУН ИЛИ УЧЕНЫЙ СПРЯТАЛ КНИГУ? В ДОМЕ? НА УЧАСТКЕ? ЗА ЕГО ПРЕДЕЛАМИ? А, МОЖЕТ, НЕ БЫЛО НИКАКОЙ КНИГИ?»

  …НЕ БЫЛО НИКАКОЙ КНИГИ?..

  НЕ БЫЛО!

  «Враки! Она - ЕСТЬ!»

  Распавшаяся стена представляла собой груду битых красных кирпичей. Внезапно Вениамин вспомнил свой сон. Под КРАСНЫМИ КИРПИЧАМИ ТОРЧИТ ЧЕРНЫЙ КОРЕШОК ФОЛИАНТА.

  Веня расшвыривал куски кирпичей. Где?! Где?! А голоса уже близко, рабочие заходят на территорию участка.

  Что-то действительно показалось за грудой красного мусора… Книга в черной обложке!

- Эй, парень, - послышался резкий голос. – Ты что тут делаешь?

  Веня уже раскопал фолиант, схватил его, спрятал под курткой. И только после этого обернулся. Невысокий коренастый мужчина лет тридцати, с мелкими кудряшками белых волос смотрел на него отнюдь не дружелюбно.

- Я… сейчас уйду… - забормотал Веня.

- Да уж, уматывай. Здесь идут работы.

  И больше ничего не сказал. Ничего не заподозрил! Веня быстро ушел. Он ни секунды не сомневался, что нашел именно ту самую Черную книгу.

  Скорее домой!

  Он заперся в своей комнате, достал фолиант; обнаружив, что книга вся в пыли, тщательно протер ее. Затем посмотрел на обложку. Названия у книги нет, вместо него красуется золотым тиснением буква «В», а под ней – повернутый вниз треугольник.

- «В»? Повернутый вниз треугольник?.. Что все это означает? – пробормотал Веня.

  Он собирался открыть книгу, но вдруг ощутил дикое сердцебиение, огонь страха перед Неведомым жарко опалил Веню. Книга называется ЧЕРНОЙ!

  Неожиданный стук в дверь заставил его вздрогнуть. Вслед за этим послышался голос матери:

- Веня, ты чего заперся?

  Вениамин заметался по комнате, ища место, куда бы спрятать книгу. Вот в этот шкаф…

- Веня?!..

- Сейчас, мама, - Веня всегда находился в слишком сильной зависимости от родителей, и в свои восемнадцать чувствовал себя полностью беззащитным перед ними.

- Ты почему запер дверь? – повторила мать.

- Я… я хотел побыть один.

  Раиса Алексеевна внимательно посмотрела на сына:

- У тебя неприятности?

- Нет! С чего ты взяла?

- А мне кажется - неприятности. В институте?

  Надо было срочно спровадить мать. А как это сделать? Только одним способом: подыгрывая ей.

- Плохо ответил на семинаре. Но я реабилитируюсь.

- Понятно. Порыв твой одобряю. Садись, готовься. И нечего закрывать дверь.

- Мама! – насупился Веня.

- Ладно, поступай, как знаешь. Но чтобы отцу не пришлось за тебя краснеть.

- Не придется, - пообещал Веня и захлопнул дверь.

  Черный фолиант вновь был в его руках. Веня посмотрел на обложку и… замер. Ему показалось будто она – зеркальная, и он видит в ней свое отражение. Юноша сглотнул слюну и ощутил, как гулко забилось сердце.

  В следующий момент он хотел выбросить книгу… нет, лучше сжечь. Однако перед глазами возникла Вера – необыкновенно красивая и совершенно безразличная к Вениамину.

  «Нет уж, я загляну!»

  Он осторожно коснулся первой страницы, и она, тонко шелестящая, будто сама перевернулась. Веня прочитал:

  «Ты, открывший мою Книгу Вечности, прикоснешься к тайнам, о которых доселе не имел понятия, несмотря на все свои знания и опыт. Ты постигнешь наслаждение, могущество, безграничную власть над людьми. Ты постигнешь главное таинство на свете – ВЕЧНОСТЬ».

  Веня перевернул страницу. Перед ним – первая глава с названием: «Эротика. Наслаждение без границ».

  Юноша лихорадочно пролистнул страницу и увидел несколько цветных литографий, на которых изображены резвящиеся на зеленом лугу обнаженные женщины. Подобными вещами сейчас не удивишь никого, даже девственника Веню, втайне от родителей листавшего «Плейбой», «Пентхауз» или просматривающего ночные эротические программы. Но слегка задержав на «нимфах» взор, юноша понял, что они особенные. Их глаза так смотрели на Веню, точно они… живые.

- Живые? – пробормотал юноша.

  В дерзких глазах обнаженных нимф вспыхивали искристые огоньки, которые жалили Веню в самое сердце. Множество ласковых рук потянулось к нему; необычайно приятные ароматы защекотали нос. Веня затряс головой, пытаясь освободиться от наваждения, но оно не проходило. Наоборот, Веня ощутил руки нимф на своем теле, шаловливые пальчики снимали с него одежду… От неожиданности и страха он затрепетал, хотел захлопнуть книгу, однако она стала тяжелой, точно гранит, ни одну страницу перевернуть было невозможно. А нежные ручки проникали дальше, дальше, касаясь его плоти. Страх юноши отступил, вместо него вспыхнуло дикое эротическое возбуждение, голова закружилась, Веня и не заметил, как комната с ее окружающими предметами растворилась, и он оказался на огромном зеленом лугу, где безмятежно играли нагие красавицы. Теперь и Веня был обнажен, его рот без конца отвечал на горячие поцелуи, язык сначала неумело, потом все более искусно щекотал очередную партнершу. Красавицы стонали, призывая его к себе. Одна из них с копной огненно-рыжих волос раздвинула ноги и томно прошептала: «Иди ко мне, Веня!». Он было бросился к ней, но вторая женщина с оливковым цветом кожи выгнулась точно пантера: «Нет, ко мне! Ко мне!». Веня сходил с ума и от огненно-рыжей, и от мулатки, и от белокурой скандинавки, и от постоянно облизывающей губы пышногрудой, розовощекой девицы. Короче, он сходил с ума ото всех! Он растерялся, голова кружилась сильней и сильней. Он куда-то повалился…

  Когда Веня очнулся, то понял, что лежит на диване. Ему потребовалось несколько минут чтобы вспомнить все… Черная книга лежала недалеко, открытая на той же странице. «Мне почудилось», - сказал себе Веня, но опять раздался тихий смех красавиц, сквозь который явственно слышалось:

- Это только начало!

  Теперь уже Веня не боялся их, наоборот, он отчаянно жаждал новых любовных игрищ. Взглянув на застывшие на литографии фигуры, он срывающимся голосом спросил:

- Когда будет продолжение?!

  Ему никто не ответил. Тогда Вениамин перевернул следующую страницу, но на ней не было ни рисунков, ни философских размышлений, ни афоризмов, ни цитат. Только по белому листу, точно каплями крови, расползались буквы, соединяющиеся в грозное предупреждение:

  «Стой! Не смей идти дальше! Ты не сможешь подняться на следующую ступень, пока полностью не исследовал первую, пока не испытал все стадии НАСЛАЖДЕНИЯ. Остановись, или погибнешь!»

  Веня перепугался и вернулся к «резвящимся на лугу девушкам». Те вновь лукаво смотрели на него и шептали:

- … В полночь… В полночь…

  Потянулись тоскливые часы ожидания полуночи. Веня вдруг ощутил раздражение от всего, что его окружало: от обожаемых родителей, от служившего в доме доброго управляющего Олега Васильевича и его супруги экономки Александры Григорьевны, от неизменного друга – компьютера, от звонков однокурсников. Естественно, он и не подумал сесть за учебники. Прежняя жизнь показалась Вене удивительно скучной, серой. Общение с обнаженными красавицами с литографии перевернуло все в его душе. Стремление к наслаждению доводило его до состояния умопомрачения, хотелось кричать и выть от ожидания новой встречи!

  Он слышал бой настенных часов, слышал, как вместе с этим боем стучит его сердце. Одиннадцать, половина двенадцатого… Родители (черт бы их побрал!) зашли в комнату к сыну, чтобы пожелать спокойной ночи.

- Какой-то ты невеселый сегодня, - промолвил Михаил Михайлович.

- Я тебе говорила, - сказала Раиса Алексеевна. – У него неприятности, а он не хочет говорить. Веня, кто тебе ближе всех? Родители! Думаешь, я поверила, что ты переживаешь из-за неудачного ответа на семинаре…

  «Как их отсюда спровадить?!..»

- У меня все в порядке, - отчаянно втолковывал родителям Веня. Старший Радищев присел к нему на кровать:

- Знаешь, что я подумал: в следующее воскресенье давай махнем на озеро, на подводную рыбалку?

  Веня обожал подводную рыбалку, однако теперь она его ничуть не прельщала.

- Рад, сынок?

- Очень, папа, - Веня насколько мог растянул губы в улыбке.

- Вот и отлично. Спи!

  Родители наконец ушли, и у Вени вырвался радостный вздох. Будь проклят обыденный день! Он ждал иного… Ждал с нетерпением! В темноте не видно ни стрелок часов, ни циферблата. Половина двенадцатого давно пробила, но когда часы отстучат полночь? Может, они остановились, сломались?

  Прозвучал долгожданный мелодичный звон! Веня вскочил с кровати, включил ночник, бросился к книге. Жрицы любви уже ждали его и тут же завлекли в омут новых невероятных страстей. Теперь они вели Веню по узким тропинкам среди огромных костров, пламя которых вздымалось к черному ночному небу. Внезапно они бросились прямо в огонь, увлекая его за собой. Юноша не успел даже испугаться и мысленно распрощаться с жизнью. Пламя не причинило ему вреда; через мгновение он понял, что находится в центре огненного кольца рядом с большим красным шатром. Из этого шатра вышла женщина в шлеме, с хлыстом; на ней была лишь крохотная набедренная повязка. Женщина рассекла хлыстом воздух и стала приближаться к Вене. Суровое лицо, сверкающие зло глаза, щеку пересекал шрам, который, как ни странно, вызвал у Вени прилив дикой сексуальной страсти.

- Ты мой раб! – захохотала женщина. – Ты будешь исполнять мои прихоти! Все до единой!

  Хлыст обвил тело Вени, который обезумел от боли и страсти одновременно. Он боялся женщины с хлыстом и более жизни хотел быть ее рабом! Она протянула ногу, приказав лизать ее, он тут же припал к ступне губами, потом, как самую сладкую вещь на свете, облизал каждый ее пальчик.

- Продолжай, раб, - крикнула женщина, вторично огрев Веню хлыстом.

  Веня благодарил ее за все унижения, которым она его подвергала, зато после каждого такого уничижения госпожа позволяла ему подниматься выше и выше. Но тут плеть обвила его шею так, что он стал задыхаться.

- Ты готов умереть за высший пик блаженства?

- Да! Да! Да!

  Он действительно готов был умереть на месте, и точно неистовый шахид, сгореть в окружающем красном пламени.

- Да! Да! Да!

  Наградой ему был и нежная кожа груди, и упругий живот, и скрытое между ног волшебное лоно любви, в которое вошла его плоть. Тело Вени будто забилось в конвульсиях. Никогда в жизни он не испытывал и тысячной доли подобного блаженства. Он готов был умереть в объятиях злобной и до невозможности привлекательной истязательницы!

  Кажется, он потерял сознание. А когда очнулся, увидел, что костры давно погасли, что нет ни женщины, ни шатра. Но остался заманчивый луг таинственного мира, где вьющаяся узкой змейкой тропа зазывала Веню в неизвестность. Юноша приподнялся, ощущая, как силы его растут с каждой минутой. На всякий случай посмотрел назад, в сторону своего Прошлого; его закрыл густой-прегустой лес…

  Но Веня и не стремился назад, он уходил в страну безудержного наслаждения; познав унижение, он теперь стремился повелевать. И вот уже новая нимфа, исполняющая в этом кошмарном спектакле роль рабыни, смеясь, издеваясь над доверчивым юношей, увлекла его в свои объятия…

  Утром Михаил Михайлович и Раиса Алексеевна даже представить не могли, что видят перед собой совершенно иного Веню. За столом он вежливо улыбался, обещал навести порядок в комнате, главное, порадовать родителей своими успехами в институте. Однако никто не представлял, что творится в его душе! Родительский дом с его консервативными порядками стал для Вени просто невыносим, превратился в тюрьму, из которой нужно поскорее убежать. Не находил он успокоения и в институте: слова лектора будто таяли в воздухе, ни на секунду не задерживаясь в его голове. Он отошел от депрессии лишь тогда, когда вечером направился в известное заведение некоей госпожи Виолетты. Там ждали его реальные жрицы любви.

 

                                                     ГЛАВА ВТОРАЯ 

                                                     ВТОРОЙ СОБЛАЗН

 

  В который уже раз Веня пытался вслушаться в монотонную речь старого седого профессора, силясь хоть что-то понять, но смысл лекции оставался для него недоступным. Стена между миром, в котором он реально существовал и страной наслаждений, где он жил тайно, но явно, становилась все мощнее. Веня вспомнил свое первое посещение публичного дома, вспомнил хозяйку, уже пожилую женщину, с любопытством смотревшую на Веню сквозь стекла очков. Уже два месяца Веня наносил визиты в ее заведение, но до сих пор не знал ее настоящего имени. Какая разница! Пусть остается «госпожой Виолеттой». Главное, что с помощью ее жриц любви Веня познал самые изощренные сексуальные игры. Теперь он был твердо уверен, что женщина – своеобразное существо, созданное исключительно для удовлетворения прихотей мужчины.

  НО ЧТО ЖЕ ГОВОРИТ ЛЕКТОР?

  Оказывается, он обратился конкретно к Вениамину. Черные глаза старика вопросительно смотрели на «ушедшего в себя» студента.

- Ну-с, молодой человек, повторите мою последнюю фразу.

  Веня вскочил, пробормотал что-то невразумительное, профессор покачал головой:

- На лекции ходят не мечтать, а изучать предмет. Садитесь. И запомните: при таком отношении к делу вам сессию не сдать.

- Я исправлюсь. – Веня виновато втянул голову в плечи.

  Профессор уже больше не смотрел в его сторону и продолжал что-то объяснять, рисуя на доске. Веня старался отбросить свои мечтания и все-таки вникнуть в предмет. Но с ужасом понял, что сделать этого не сможет. Во-первых, он уже сбился с мысли, пропустив мимо ушей большую часть лекции, во-вторых… О, это страшное «во-вторых»! Он понял, что анатомия, как наука, ему безразлична. Впрочем, не интересуют его и любые другие предметы. Захотелось тут же убежать из этого зала, сбежать из института вообще! Куда?.. Конечно же, в заведение госпожи Виолетты.

  Веня едва справился с охватившим его порывом. Но вовремя вспомнил о последствиях и возможном неприятном разговоре с отцом. Он думал именно об отце, с которым в последнее время у них установились «особо теплые отношения». Михаил Михайловичу и в голову не могло прийти, что Веня каждое утро проникает в его кабинет, достает бумажник и берет немного денег. Совсем немного, чтобы рассеянный архитектор не заметил, но достаточно для своего очередного посещения любвеобильных девиц госпожи Виолетты.

- А здорово я научился тибрить у него деньги, - улыбнулся Вениамин.

  Еще недавно он бы и не помыслил что-либо украсть у отца или матери, сейчас Веня лишь смеялся над своей прежней щепетильностью. Почему бы милому папочке немного не поделиться с родным сыночком, не оплатить его невинные шалости?

  Лекция закончилась, основная масса студентов потянулась к выходу, но Вера, как староста, попросила группу ненадолго задержаться. Веня остался вместе со всеми, не представляя, о чем может идти речь. Оказывается, решили обсудить его.

- Ребята, - обратилась к сокурсникам Вера, - надо подумать о нашем товарище Вениамине. Он стал отставать по всем предметам, у него масса «хвостов». Если дело так пойдет и дальше, его отчислят.

- Ну и что, - возразила ее подружка Юлия – толстая, некрасивая девчонка. – Чего нам думать за него? Нахватал «хвостов», пусть исправляет. А не исправит… «Как могло случиться - прямо на границу…».

- Подожди, - остановил ее Виктор, высокий блондин, спортсмен, считавшийся самым крутым на курсе. Веня, да и остальные, не без основания считали, что Вера не равнодушна к Виктору, как впрочем, и он к ней. –  Вера правильно сказала: он наш товарищ. Начинал он хорошо, первую сессию сдал просто убойно. А теперь… Что-то у него произошло. Веня, что случилось?

- Ничего, - буркнул Вениамин.

- Может, он влюбился? – рассмеялась Вера. – Признавайся!

  Веня с трудом сдержал волнение и не выдал себя. Несмотря на получаемое им изобилие «любви» в заведении госпожи Виолетты, чувства к Вере по-прежнему оставались очень сильными.

- Так влюбился или нет? – подхватил шутливый допрос Виктор.

- Нет, - поспешил ответить Веня.

- Тогда в чем же дело?

  Надо было что-то отвечать им. Только - что? Не раскрывать же тайну своих походов в обитель любви. Поэтому он пожал плечами и тихо произнес:

- Не успеваю. Нет способностей.

- Раньше были, а теперь вдруг не стало? – язвительно заметила Юля. Но, в отличие от нее, остальные студенты относились к Вене неплохо. Скромный тихий парень, сын уважаемого в городе человека.

- Давайте ему поможем, - предложил Виктор. – Кто-то позанимается с ним.

- Да, да, - пробормотал Веня, который все же боялся отчисления и последующего призыва в армию. – Помогите мне. Я отблагодарю.

- Как тебе не стыдно! – Возмутилась сначала Вера, а затем и остальные. – Даже в наше время не все измеряется деньгами. Мы поможем тебе, потому что ты - НАШ ТОВАРИЩ.

- Кто возьмет несчастного Венечку на поруки? Возьмет от избытка дружеских чувств? – поинтересовалась Юля. – Я сразу отказываюсь.

- Тебя никто и не просит, - махнул рукой Виктор. – Без тебя найдется добрая душа. Жаль, что у меня в ближайшее время соревнования. Зато у нас есть… Вера.

- Я? – воскликнула девушка.

- Конечно, - подтвердил Виктор, а за ним и другие студенты. – Ты у нас и староста, и отличница.

- Хорошо, - обреченно вздохнула Вера, - я согласна.

  Веня ощутил, как все внутри у него заполыхало, и трудно стало дышать. До чего же ему Вера нравится!

  Когда покидали аудиторию, Виктор обнял Веру за плечи, Веня тоскливо плелся следом. Теперь его разъедала злая ревность: надо же, обнимаются! Виктор не считает его за соперника, вообще не ставит ни в грош! Сам предложил эти занятия.

  Веня нервно засмеялся: вот и хорошо! Виктор поплатится за свою беспечность и самоуверенность.

 

  Первое занятие они провели в аудитории. Веня слышал ее нежно журчащий голос, с трудом вникая в смысл слов. Механически повторял ее фразы, часто путался, вызывая у Веры возгласы недовольства:

- Неужели так трудно запомнить? По-моему, ты думаешь о другом.

- Нет, нет, - примирительно протестовал Веня. – Я ведь говорил: мне трудно дается материал.

  Он все-таки собрался с мыслями и пересказал содержание занятия. Вера кивнула:

- Отлично, так держать. Я пошла.

  У Вени, который уже приобрел нахальство с женщинами из заведения Виолетты, словно отнялся язык. А ведь он так мечтал сказать ей: «Я провожу». Но, естественно, не сказал…

  Придя домой, он упал в кровать и зарыдал от злости. В тот момент он думал только о Вере, ни к какой госпоже Виолетте не пошел, любовные игры с девицами из борделя его раздражали.

  Вера, Вера, недоступная мечта!

  Он опять вспомнил, как Виктор ОБНЯЛ ЕЕ ЗА ПЛЕЧИ. Веня тогда сказал себе, что счастливый герой поплатится за беспечность и самоуверенность, но…

  НО ЕМУ НЕ КОНКУРИРОВАТЬ С ВИКТОРОМ!

  Одно дело - девочки, которые за деньги продают любовь любому: безусому сопляку или развращенному старцу. Другое дело Вера – неприступная крепость!

  Веня вдруг вспомнил о Черной книге, вдруг она ему поможет?

  Ему показалось, будто книга РАСКРЫЛАСЬ САМА. Раскрылась на той же странице с женщинами, веселящимися на зеленом лугу. Женщины засмеялись, что-то зашептали Вене. Шепот был тихий-тихий, однако Веня все расслышал. И тоже засмеялся. Он понял, что далеко не все потеряно…

  Виктор уехал на соревнование, а у Веры и Вени намечалось новое занятие. Родителей Вени пригласили в гости, так что он остался дома один. Теперь надо было заманить к себе Веру. Когда она позвонила в назначенное время, Веня ответил слабым голосом:

- Я заболел и не могу прийти в институт.

- Тогда до следующего раза.

- Но ведь послезавтра семинар по химии, - заныл Веня. – Ты знаешь, какая химичка противная тетка, опять пару влепит.

- Что ты предлагаешь?

- Заходи ко мне. Спокойно позанимаемся, заодно послушаем музон. У меня есть классные диски.

- Неудобно. Что скажут твои родители?

  Веня решил схитрить, не сказал, что родителей дома нет. Подобную ситуацию Вера может истолковать по-своему.

- Ничего не скажут. Они у меня мировые.

- Раз так… - неуверенно произнесла Вера.

- Мировые! – почти кричал Веня. – Они всегда рады гостям.

- Через час буду.

- Жду. - Веня постарался ответить как можно спокойнее. Итак, через час!

  Он встретил Веру у ворот и поспешил проводить в дом. Девушка спросила:

- Если ты болен, то стоило ли вообще выходить?

- Но я не мог не встретить тебя!

  Вера улыбнулась и осмотрела огромную светлую гостиную. Она ожидала увидеть Михаила Михайловича Радищева, такого знаменитого в городе человека. Но все комнаты, которые они с Веней проходили, были пусты.

- Родителей срочно вызвали, - как бы извиняющимся тоном пробормотал юноша.

- Это даже к лучшему, - некоторое стеснение Веры прошло, а скромный, тихий Веня не внушал ей ни малейшего опасения.

- Может, сначала послушаем музыку?

- Совершенно нет времени. Давай заниматься.

  Веня сидел совсем близко от нее, и жадно смотрел, как она размахивает руками, стараясь быть более убедительной в своих объяснениях, как откидывает со лба непокорную темную прядь. Она была необыкновенной! Она – королева, богиня, нежный цветок, красоту которого боишься испортить одним неосторожным дыханием. И вдруг послышался знакомый шепот женщин из Черной книги:

 «Она - обычная самка, скрывающая свою похоть. Так что приступай к делу!»

 «Как?» – Веня невольно вступил с ними в молчаливый диалог.

 «Мы поможем тебе, подскажем.»

  Взор Вени слегка затуманился, от него начал исходить удивительный жар, который Вера быстро ощутила. По телу девушки пробежала странная дрожь. Она и сама не могла понять: что с ней? Вера вновь посмотрела на Веню, но уже ИНЫМ ВЗГЛЯДОМ.

  «Говори! – шептали Вене женщины из книги. – Повторяй за нами…»

  Он заговорил о своей любви, о том, что именно из-за нее стал отставать по предметам, что при одном ее появлении теряет голову. Вроде бы обычные, банальные фразы строились в удивительно правильном порядке и так кололи сознание Веры, что уколы эти невольно отозвались в ее сердце, и оно против воли затрепетало. Серый, неприметный Веня, наперекор всякой логике, стал превращаться в… идеал мужчины, в рыцаря ее мечты.

  Веня осторожно придвинулся, взял руку Веры, оказавшуюся удивительно безвольной и податливой, затем зашептал ей что-то ласковое, как бы случайно коснулся губами шеи. Вера вздрогнула от пробежавшего по телу тока, ее губы «неожиданно» встретились с его губами. Девушка не понимала что происходит…

  А Веня говорил и говорил ей о своей любви, давал ей удивительно красивые имена, и каждое действовало на Веру будто сильнодействующий наркотик. Она куда-то плыла, где-то парила. Она не помнила, как оказалась в постели, не помнила уже ничего…

  Когда Вера очнулась от странного сна, она смотрела на Веню с удивлением и ужасом. И теперь не могла понять: КАК она решилась? ПОЧЕМУ она на это решилась? И с КЕМ решилась?!..

- Я люблю тебя, - сказал юноша. – Я буду любить тебя вечно.

  Вера вскочила, набросила на плечи какой-то висевший рядом халат, в волнении заходила по комнате, пытаясь осознать: что ей делать дальше?

- Я люблю тебя, - повторил Веня.

- Да, да, конечно… Когда придут твои родители?

- Думаю, через час или два.

- Одевайся, у нас мало времени.

- Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! – Веня возвысил голос. Вера внимательно посмотрела на него, и ей показалось, что он и правда безумно влюблен. Тихий, скромный Веня!

  Вера не могла совладать со своим порывом, нагнулась и крепко поцеловала его.

 

  Веня валялся в кровати и радостно напевал. Сегодняшний день был самой большой удачей в его жизни! Как смотрела на него Вера! Она тоже ЛЮБИТ ЕГО!

  Он вспоминал не саму физическую близость, а их прощание. Вера торопилась, боясь наткнуться на родителей Вени, а он ее спросил:

- Когда мы увидимся?

- Ты этого хочешь?

- Конечно!

- Мы можем видеться чаще.

  Он собирался ее проводить, однако Вера решительно отказалась (все-таки Веня болен). Дом с ее уходом опустел, но в его опустевших стенах продолжало звучать: «Мы можем видеться чаще».

  Внезапно Веня подумал, что с Верой могло ничего и не получиться. Ему помогли «подруги» из Черной книги. Надо бы их поблагодарить.

  Веня вытащил из шкафа знакомый фолиант. Как обычно открыл первую страницу, кивнул «нимфам», которые почему-то ответили ему язвительным смехом. Веня помнил о предупреждении не переворачивать страницу. Предупреждении настолько грозном, что у него и в мыслях никогда не было ослушаться. Но сейчас сама рука непроизвольно тянулась ПЕРЕВЕРНУТЬ СТРАНИЦУ.

  И он перевернул! Но теперь там была другая надпись, состоящая всего из двух слов:  «Поклонение Бахусу».

  Веня слыхом не слыхивал ни о каком Бахусе. Кто это такой? Почему он должен ему поклоняться?

  Самым простым для него было бы порыться в Интернете или какой-нибудь отцовской энциклопедии и отыскать значение таинственного имени. Однако юноша вдруг ощутил страх, Бахус в его сознании предстал посланцем преисподней, пришедшим за его душой.

  Какие же опасности таит в себе проклятая Черная книга?! Не слишком ли дорогую цену он заплатил за близость с Верой?

  Вера, Вера… В его сознании всплыли слова женщин с литографии: «Она - обычная самка, скрывающая свою похоть». В одну секунду Вера перестала быть для него идеалом… Самка! Самка!.. Надела лживую маску недотроги. А ведь тогда Виктор обнял ее! Обнял по-дружески?.. Для нас, дураков!

  Под Веней пол заходил ходуном. Еще вчера он восхищался всеми качествами Веры: прямотой, боевитостью, задором. Она немного напоминала комсомолок из давних фильмов. Но та эпоха канула в прошлое. Как говорил папа: там слишком много было лицемерия. Значит, Вера лицемерка?

  Подавленный Веня слонялся из угла в угол, безрезультатно искал выход из тупика, в который загнал себя сам. Но все, что окружало Веню, будто специально ощетинилось, восстало против него. Случайно он задел рычажок, открывавший дверцу в винный бар. Дверца распахнулась с мелодичным, ласковым звоном, и перед взором появилось множество маленьких и больших бутылок. Раньше Веня никогда не притрагивался к спиртному, хотя друзья несколько раз усиленно предлагали «оторваться по полной». Что они еще говорили? Под кайфом забываешь о проблемах… «Может, я действительно отойду от проблем?»

  Веня осторожно, точно боясь обжечься, коснулся початой бутылки с белой жидкостью… Водка! Стоит попробовать?

  Перед Веней возникло лицо отца, который словно напоминал сыну о судьбе своего двоюродного брата Виталия. Веня хорошо знал дядю Виталия, некогда перспективного научного работника, теперь же – бомжа, потерявшего работу, семью, квартиру, потерявшего все! Некоторое время назад Веня встретил его у дверей магазина в компании других бомжей; дядя Виталий униженно выпрашивал деньги на бутылку. Увидев Веню, схватил его за рукав:

- Племяшка, выручай… У батьки твоего в сейфе есть кое-что… Ну, ты меня понимаешь… Сам-то он не пьет, а приберегает для важных гостей. Слетай, домой, принеси дядьке опохмелиться.

- Я не могу, - пролепетал Веня.

- У меня душа горит, сынок!

- Нет, папа не разрешает. Он говорил, что и вам не следует пить.

- Не следует пить? Он ошибается… Но ведь ты не такой, Веня? Венечка, друг!

- Я не могу, не могу…

- Ну, и твари же вы с твоим папой! – просящий голос перешел в звериный рев, в отчаянную ругань, в потрясание кулаками. Веня не выдержал, побежал. По дороге обернулся… Добрый дядя Виталий изрыгал проклятия, прыгал возле дверей магазина, будто в него вселился бес!

- …Брось, Веня, - послышался чей-то шепот, - неужели из-за одной рюмки ты превратишься в дядю Виталия?! Просто смешно.

  Голос звучал настолько убедительно, что Веня согласно кивнул:

- Конечно, нет!

  Тем не менее, когда он наполнял стакан, руки слегка тряслись, точно он готовился совершить страшное преступление.

  «Пей, Веня, пей!»

  Он чуть не задохнулся от огня и горечи, но вскоре отошел. Возникло странное ощущение: комната закружилась, поплыла.

  Он опять вспомнил Веру. Так лицемерка она или нет?.. И вдруг подумал: какая разница?!

  Это было новым, неожиданным поворотом в его отношении к Вере. Он больше не обожествлял и не ревновал ее. Он просто ею пользовался. В каком-то старом стихотворении он прочитал, что истина в вине…

  «Истина в вине, Веня!»

  Веня радостно захохотал: надо же, как быстро улетучились его сомнения, страдания. Один стакан белой жидкости излечил его, сделал настоящим мужиком.

  «ИСТИНА В ВИНЕ, ВЕНЯ!»

  Он с удовольствием добавил. Потом умело спрятал следы «преступления», добрался до кровати и заснул мертвецким сном. Во сне он, совершенно голый, плясал со своими подружками нимфами. И у каждой в руке была бутылка.

  На следующий день он случайно узнал - кто такой Бахус. Оказывается, это всего лишь Дионис – древнегреческий бог плодородия, виноделия, веселья. Такому богу не грех поклоняться!

  И Веня с удовольствием поклонился. Но сделал это втихаря, внешне оставаясь пай-мальчиком.

 

  -…Верочка, ты у меня такая красивая, - сказала Анфиса Ивановна, поправляя и внимательно оглядывая новое платье на плечах дочери. Как сидит! Точно по фигуре.

- Просто замечательно, мамочка, - с оттенком легкой грусти ответила Вера. – Ты лучшая портниха в городе. Такую вещь не придумал бы никто из наших лучших модельеров.

- Только ты что-то не очень весела?

- Мама! Я веселюсь! Я счастлива! Венин папа организовал нам такое!

- Михаил Михайлович - замечательный человек.

- Но тсс! Помни о нашем секрете.

  А секрет заключался в следующем: по случаю окончания первого курса института (Веня с грехом пополам закончил его) старший Радищев решил устроить для студентов настоящий праздник и снял кафе. Но свое имя спонсора хотел сохранить в тайне. Однако информация быстро просочилась. Все знали имя зачинщика праздника, но виду не подавали.  

  Вера в который раз посмотрела на себя в зеркало: темно-вишневое платье с еле заметной золотистой нитью плотно прилегало к ее стройной фигуре, густые волосы рассыпались по плечам, обрамляя слегка бледное лицо с темными глазами. Вере показалось, что сегодня ее бледность особенно бросается в глаза. Только бы мама не заметила ее состояния! Только бы не угадала главного…

  Об этом главном Вера узнала вчера. Она беременна. Конечно, она догадывалась, все-таки будущий врач. А вчера получила окончательное подтверждение: тест дал положительный результат…

  Надо сказать Вене!

  Вера до сих пор не понимала его отношения к себе. Он всегда так чуток, внимателен, так красиво говорит о своей любви. Иногда ей кажется, что идущее от него тепло согревает, что в его глазах – океан искренних чувств. В такие минуты ему хочется верить, верить во всем! Но бывает - что-то холодное, отчужденное сквозит в его взоре и красивых словах, может, потому Вера до сих пор так никому и не сказала об их отношениях… Он действительно ее любит?

  И любит ли она его? Наверное. В отличие от многих своих подруг она бы никогда не пошла на близость с молодым человеком, если бы ничего подобного не испытывала к нему. 

  Вера решила, что на завтрашней вечеринке объяснится с Веней. Больше ждать нельзя. Скоро о ее беременности узнают все.

 

  Огромный зал был расцвечен яркими красками, оглушен музыкой и веселым говором; официантки с подносами осторожно лавировали между танцующих пар, чтобы затем с вежливым поклоном принять от гостей очередной заказ. За большим столом сыпались шутки, остроты, анекдоты; находчивый тамада постоянно провозглашал тосты. Правда, пили только легкие напитки. С особым восторгом были встречены опоздавшие Михаил Михайлович и Раиса Алексеевна. Старший Радищев понял, что рассекречен, но продолжал играть роль обычного гостя, не имеющего никакого отношения к организации праздника. Среди множества смеющихся лиц, пожалуй, лишь одно выглядело немного грустным и сумрачным. Это Виктор, который в последнее время сильно переживал из-за отношений с Верой. Как все у них было хорошо, и вдруг… Но почему?.. Почему?! Несколько раз он пытался с ней заговорить, выяснить причину такого неожиданного холода с ее стороны, однако Вера решительно уходила от разговора. А два дня назад попросила Виктора навсегда забыть о ней, как о «своей девушке».

  Виктор тихонько наблюдал за Верой; она постоянно осматривается, будто кого-то ищет. Она взволнована?

  Одна из студенток пригласила Виктора на танец, он шутливо отказался, назвав какую-то банальную причину. Он НЕ МОГ ТАНЦЕВАТЬ НИ С ОДНОЙ ДЕВУШКОЙ, КРОМЕ ВЕРЫ!

  «Если мне пригласить Веру? Если потребовать от нее ответа? Если?..»

  Однако сделать решительный шаг Виктор не смог.

  А Вера искала Веню. Он недавно находился здесь, в зале и вдруг исчез. Его не было ни за столом, ни среди танцующих. Может, он вышел в туалет? Но ведь его нет уже давно. А вдруг ему стало плохо?

  Вера поднялась из-за стола, обошла танцевальную площадку. Неужели он ушел из кафе, ушел тайно, не сказав ей ни слова?.. Просто взял и скрылся!

  Нет, она не хотела в это верить, она спросила у нескольких посетителей кафе, у официанток: не видели ли они такого-то молодого человека? Одна из девушек вспомнила, будто он спустился в подвальчик.

- Зачем? – удивилась Вера.

- Там отличный винный погребок.

- Но ведь Веня не пьет!

  Официантка пожала плечами: она вообще не знала Веню. А уж пьет он или нет…

- Где этот подвальчик?

- По ступенькам вниз.

  Недоумевающая Вера спустилась в небольшое полутемное помещение и почти сразу увидела Веню. Он сидел за стойкой бара спиной к выходу. Вера подошла ближе и увидела, что перед Веней стояли… бутылка водки и закуска в виде нарезанного мелкими кусочками огурца. Зрелище было столь странным, что Вера замерла, и была не в силах вымолвить ни единого слова. А Веня тем временем плеснул водки в стакан, выпил, и по лицу его расползлась блаженная улыбка.

- Веня… - все-таки выдавила из себя Вера.

  Вениамин обернулся, удивленно посмотрел на Веру и лениво произнес:

- А, это ты.

- Веня?!.. Как?.. Почему?..

  Вера не выдержала, бросилась бежать. Смазливая барменша с зелеными глазами едко спросила Вениамина:

- Подружка?

- Угу.

- Недовольна?

- Она не знала.

- Что будешь делать?

- Человек должен попробовать все. Иначе жизнь неинтересна.

- Правильно мыслишь. – Барменша соблазнительно наклонилась к нему, - может, хочешь травки?

- Почему бы и нет? Только знаешь… в следующий раз. Но ОБЯЗАТЕЛЬНО. А сейчас догоню ее.

- Давай, - хохотнула зеленоглазая барменша. – Не упусти птичку.

 

  Вера не вернулась к друзьям в кафе. Она выскочила на улицу и, тяжело дыша, прислонилась к стене. Прежний образ Вени, скромного мальчика, никогда не притрагивающегося ни к спиртному, ни к сигарете, растаял в одно мгновение. Ее не столько напугало, что он пил, гораздо страшнее было смотреть на выражение его лица в тот момент. Он ЛОВИЛ ОТ ВОДКИ КАЙФ!

  Она пыталась осознать произошедшее, но смех и постоянные разговоры проходящих мимо людей мешали сосредоточиться. Сначала Веня говорил, что он девственник, однако вел себя как заправский донжуан, потом – что в рот не берет ни капли спиртного. Так какой же он на самом деле?

  Поглощенная горькими раздумьями Вера не сразу заметила возникшего рядом Вениамина. Он в упор смотрел на нее. Смотрел неприятно, страшно…

- Решила шпионить за мной? Прямо вторая мамочка!

- Веня, о чем ты говоришь?

- Но ведь ты спустилась туда!

- Спустилась, - призналась девушка, - потому что хотела сказать тебе очень важную вещь.

- Надо же, важную вещь! – расхохотался Веня.

  Развязный тон, пренебрежение, злость, которые он сейчас открыто демонстрировал к Вере, в секунду разрушили прежний идеал. Надежда на счастье оказалась хрупкой; Вера как будто стояла во дворце из песка, который разлетелся от одного легкого прикосновения. В такую минуту она не хотела и не могла сказать ему о своей беременности.

- Значит, так, - заявил Веня, - хочешь встречаться со мной – давай. Но шпионить не смей. Слышишь, не смей никогда!

  Неожиданно появился один из студентов и сказал Вене, что его родители уже ушли с праздника и ждут его в машине.

- Пойду, попрощаюсь с предками, - ответил Вениамин. – А, впрочем, поеду домой, чего мне тут делать?

  Веня лениво спустился со ступенек на дорожку, что вела к автостоянке, и пошел чуть пошатывающейся походкой. Некоторое время Вера отрешенно смотрела ему вслед, и тут новая мысль вихрем ворвалась в ее мозг: «А, может, и я в чем-то не права? Вдруг я его обидела? Я ведь даже не смогла объяснить, что не собиралась шпионить, что попала в погребок случайно… Нет, нет, нельзя допускать скандала! Я должна, я обязана с ним поговорить!.. Поговорить? Но ведь он оскорбил меня. Оскорбил дважды! Сначала своим пьянством, потом – словами, отношением. Нам не о чем говорить!.. Вера, Вера, НЕЛЬЗЯ НАЧИНАТЬ ОТНОШЕНИЯ СО СКАНДАЛА. Он разговаривал так, поскольку был пьян. Я постараюсь раз и навсегда отучить его от этой пагубной привычки».

  Она колебалась еще минуты три, затем, будучи не в силах бороться с собой, бросилась за Веней. Асфальтовая дорожка вилась вдоль дубовой аллеи и поворачивала к автостоянке. Но едва Вера ступила на дорожку, как почувствовала что-то необычное. Это «что-то» заставило ее остановиться.

  Ее остановил шелест листвы, удивительно тревожный, предупреждающий о грозящей опасности. Сердце девушки болезненно екнуло, но она отогнала дурные мысли и поспешила дальше. И тут на ее пути возник огромный дуб, он протянул к Вере свои густые ветви, словно собирался сжать ее в объятиях. Вера вырвалась, однако странное дерево не отступило, его «ручищи» хлестали девушку по лицу, едва ли не рвали на ней платье. Все это сопровождалось гулом: «Не пущууу! Не пущууу!»

  Вера вырвалась из объятий сердитого исполина, сделала шаг в сторону, но сделала неудачно, сломался каблук. Казалось, все на свете было против того, чтобы она шла на ту автостоянку. Да разве Веру остановишь! Она сняла туфли, побежала дальше, не обращая внимания на холодный асфальт и волочащийся по земле край длинного платья. Уже виднеется вдали автостоянка. Но вдруг… у Веры словно ноги вросли в землю.

  Она увидела, как Веня ведет под руку белокурую девушку в голубом платье, что-то говорит ей и смеется. И это еще не все! Он представляет ее родителям и сажает в отцовский «мерседес».

  Вера закрыла глаза, ибо наблюдать за всем этим дальше не имело смысла.

Она решила, что поняла причину притворной ссоры и грубости Вени. Трус! У него не хватило мужество сказать ей прямо: «Извини, у меня есть другая!». Наверное, он и пил для храбрости…

  Что ей делать дальше? Как жить? В ее чреве ребенок, отцу которого она безразлична. Наверное точно так же Вене будет безразличен ребенок…

  Вера ощутила себя стоящей на краю бездны. Спрятавшись в листве дерева, уткнувшись лицом в его корявый ствол, дабы никто посторонний не заметил ее безмерного горя, она РЫДАЛА. Вдруг недалеко послышалось:

- Не горюй, ты еще так молода. У тебя все впереди.

  Кто ей сказал эти добрые слова? Может, всевидящий ветер решил утешить несчастную?..

  «Спасибо!» - прошептала ему Вера.

  И тут она заметила высокого мужчину. Он утешал стоявшую рядом девушку.

- Не горюй, ты еще так молода, - повторил мужчина.

  Слова утешения предназначались не Вере! Нет на свете того, кто способен сейчас понять,  разделить ее горе!

  Вера едва не лишилась чувств…

 

  Вера не увидела главного! Веня, желая покрасоваться перед новой случайной знакомой, попросил отца доверить ему вести машину (он недавно получил права), мать сидела на заднем сидении и в темноте не разглядела состояния сына, который, к тому же, старался держаться «твердо и уверенно». Михаил Михайлович тоже ничего не заметил, ибо отличался некоторой рассеянностью. Никто не возражал, чтобы Веня сел за руль. Родителей удивило и обеспокоило другое: что за девушка рядом с ним? И где Вера, которая несколько раз бывала в их доме и которая им очень нравилась? Но, естественно, спрашивать ни о чем не стали.

  Машина рванула в черноту ночи. Веня с самодовольной улыбкой рассказывал новой знакомой Любе - какой он крутой водитель. Сидевший сзади Михаил Михайлович сделал сыну замечание ехать медленнее, но вечно послушный Веня лишь рассмеялся в ответ:

- Все будет в порядке, па!

  Люба восхищенно наблюдала за «крутым парнем». Она успела рассказать ему, что учится в техникуме, и на следующий год собирается поступать в институт. Веня рассеянно слушал и вдруг ощутил, что его окончательно развезло, что теряет ориентацию, а дорога как-то странно расплывается перед ним.

  Следовало остановиться, передать руль отцу, однако, что подумает красивая светловолосая Люба? Тоже мне, классный водитель! В каком-то американском боевике герой вел машину в стельку пьяный. И как вел!

  Однако голова Вени кружилась больше и больше. Самодовольная улыбка исчезла с его лица. Он испугался, что еще немного – и все!.. Он не сможет удержать этот проклятый руль. В голове стучала мысль: скорей бы доехать! Скорей!..

  И тут ему показалось, будто кроме них четверых в машине находится кто-то пятый. Этот пятый точно вылепился из мглы неизвестности и шепчет Вене в самое ухо:

- Чего ты боишься? Давай, давай, прокати их со скоростью света! Ты же так любишь острые ощущения, Веня! Давай, давай! Стремительная скорость, миг опасности! Это покруче, чем общение с девочками старой шлюхи Виолетты.

  Невесть откуда грянула веселая музыка и из темноты, летящей за окном, будто материализовались хмельные красавицы. Они целовали Веню и умоляли «прокатить их с ветерком». Веня купался в лучах славы и теперь не мог от нее отрешиться, он видел себя настоящим Шумахером (знаменитый гонщик. – прим. авт.). А значит – скорость, скорость, СКОРОСТЬ!

  Кажется, что-то кричали мать и отец, однако тот неведомый Пятый, что засел в его мозгу, приказывал не обращать внимания и слушать только его. Он без конца утверждал, что только увеличив скорость, можно выжить в нынешнем мире. Кто не успевает, тот – на обочине истории. «Все, кому посчастливилось что-то прихватить в этой жизни, Веня, постоянно увеличивали скорость!»

  Веня поверил, поскольку тоже хотел что-то ухватить в жизни! Но на дороге возникли огромные, темные фигуры, очевидно, соперники, не желающие подпускать Веню к его будущему счастью. Чтобы ускользнуть от них, он отчаянно поворачивал руль то вправо, то влево. Кто-то (кажется отец) пытался помочь ему справиться с управлением, но дорога исчезла. Перед лицом опасности Веня пытался сбросить скорость, но машина не слушалась. Еще несколько мгновений длилась схватка со смертью, а потом – грохот, оглушительные страшные крики… Веню подбросило, он куда-то полетел…

  Вспыхнул яркий свет, Веня ощутил нестерпимую боль, будто кто-то рвал на части его голову, руки, позвоночник…

  Потом свет погас.

 

  По этой же дороге ехал рейсовый автобус. И сразу раздались крики пассажиров: «Смотрите, смотрите! Машину просто вдребезги…». Водитель мгновенно остановился, несколько смельчаков выскочили из автобуса и бросились к месту авария. Кого-то вид обезображенных людей привел в шок, кого-то стошнило. Водитель тут же связался с полицией.

  Полиция и скорая прибыли почти сразу. Все сокрушенно качали головами: «Надо же какой удар! Все мертвы!»

- Я узнал погибшего мужчину, - заявил врач, - это Радищев Михаил Михайлович, наш известный архитектор, а женщина рядом с ним, видимо, его жена.

- Тут еще какая-то девушка. Кто она?

- Смотрите, еще один труп! Куда его выбросило!.. Совсем молодой парень…

  Врачи склонились над Веней и закричали:

- Он не умер! Он жив!

  …Труп светловолосой Любы положили на носилки; голубые глаза девушки были широко открыты; еще недавно царивший в них предсмертный страх исчез, теперь они смотрели на бескрайнее небо, на сверкающие в нем хороводы звезд с некоторым удивлением, будто вопрошая: «Почему так быстро оборвался мой жизненный путь? Почему, еще не начав жить, я уже должна уходить в иной, неведомый мир?» Никто из тех, кто нес носилки, не знал, что ее чистая душа уже устремилась ввысь, что ее там окружили удивительные по красоте создания и увлекли туда, где царят Добро и Вечная Любовь. И только налетевший ветер в последний раз смахнул волосы с ее юного лица.

  Из темноты до пульсирующего сознания Вени донеслось:

- Он не дотянет до больницы…

  Темнота окончательно сгущалась, слова людей превращались в монотонный гул. Но вдруг на мгновение ярко блеснул свет и Веня услышал:

- Я вытащу тебя из лап смерти.

  Тьма стала кромешной, однако кто-то упорно звал его:

- Выходи из темного колодца. Выходи, ты жив!

  В Черной книге, которую Веня оставил на полке, странным образом перевернулись две главы…

 

                                          ГЛАВА ТРЕТЬЯ

                                          НОЧНОЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

 

  Тихонько скрипнула дверь, и Вера, чтобы не разбудить маму, прошмыгнула в свою комнату. Теперь, когда девушка больше не верила, что с Веней у них будут серьезные отношения, и когда взрыв эмоций иссяк, нужно было всерьез задуматься о дальнейшей жизни. Чем больше Вера думала, тем ей все более становилось жаль… маму. Как же она расстроится, бедная! Сколько проблем я ей доставляю!

  Отец Веры погиб, участвуя в контр-террористической операции на Кавказе, когда она была еще ребнком. Анфисе Ивановне пришлось воспитывать дочку одной; к тому же, период тот был особенно сложный – люди годами не получали даже крохотную зарплату, а труд талантливого инженера, каким являлась Верина мама, полностью обесценился. Анфисе Ивановне пришлось переквалифицироваться на «нужную профессию». К счастью, ее талант проявился и в портновском деле; появились заказчики, пошли кое-какие деньги, чтобы обеспечить Веру.

  Вера вспомнила, как мамочка по ночам стучала на машинке, выполняя срочные заказы, чтобы «получше одеть дочурку, купить ей какой-нибудь подарок, а если потребуется, нанять репетитора». К счастью, Вера хорошо понимала, сколь трудно маме, поэтому обходилась без любого репетиторства. Она блестяще сдала экзамены и в школе, и при поступлении в медицинский институт. Анфиса Ивановна только гордилась успехами дочки. Теперь уже Вера перешла на второй курс, все складывалось так хорошо и вдруг…

  Вера упала на кровать и разрыдалась… Ну, почему все случилось именно так?! Сквозь слезы она видела висевшее на стене темно-вишневое платье, платье, которое мамочка специально сшила к празднику, оно «должно принести счастье».

  Счастье… Вон как все обернулось!

  Вера вскочила, заметалась по комнате. Решение нужно принимать срочно! Она еще успеет сделать аборт… Завтра! Она решит этот вопрос завтра!

  Вера зарыдала в очередной раз, но не из жалости к себе. Она подумала о маленьком, беззащитном существе, которое собирается убить. Вот и она, испугавшись сложностей, готова переступить страшную границу, за которой – тягчайшее преступление. Есть множество других способов решения проблемы. Богатые бездетные пары стремятся заиметь ребенка и даже, говорят, платят огромные деньги…

  «Вера, Вера, о чем ты?! Какие деньги?»

  Внезапно Вера поняла, что безумно любит еще не родившегося ребенка и НИКОГДА, НИКОМУ ЕГО НЕ ОТДАСТ.

  «Никогда!.. Ни за что!»

  И мама поймет ее. Должна понять!

  Конечно, после рождения ребенка Вере будет трудно, придется искать подработку, но она справится. Обязательно справится!

  Вера забралась под одеяло, закрыла глаза, ей показалось, что наступило желанное успокоение. Но вскоре события последних часов вновь взяли ее за горло железной хваткой. Она пришла на праздник в ожидании счастья, а ушла униженной и оскорбленной.

  Вся ночь для Веры прошла в томительном ожидании сна, лишь под утро она все-таки уснула. Но покоя даже в том коротком сне так и не нашла…

  Она бродила по какой-то пыльной дороге, среди бесконечной толпы одетых в лохмотья людей. Их небритые, худые лица были страшны, дрожащие руки – женские, мужские и детские, без конца тянулись к Вере с просьбой подаяния. Вера осмотрела свои карманы, и обнаружила, что они пусты. А руки все тянулись, тянулись к ней!

- Я не могу вам помочь! Не могу! – чуть не зарыдала Вера. – У меня у самой ничего нет!

  Ее крик заглушали раздирающие мозг стоны и крики. Вера пыталась заткнуть уши, закрыть глаза, но ее постоянно толкали, пихали, и она поняла, что не сможет находиться в изоляции от этого кошмарного, странного мира.

  Она пошла дальше, ожидая, что когда-нибудь скорбная дорога закончится, и среди серого мрака блеснут яркие солнечные лучи. Блеснут, чтобы увести Веру в иную жизнь, полную счастья и любви. Но нет, просвета не наступало, наоборот, мрак сгущался, убивая остатки надежды. Людей в серых, потрепанных одеждах, униженно просящих подаяния, становилось все больше. Они отчаянно стучались в огромные особняки, просили помощи у тех, кто прятался за толстыми каменными стенами, но ворота не желали раскрываться. Казалось, эти стены навсегда сохранят водораздел между двумя мирами.

  Но вдруг… раздался странный гул, в одно мгновение заглушивший все другие звуки. Такое ощущение, будто гудела земля. Земля затряслась, в ней появились трещины…

  Люди, позабыв о своих невзгодах, позабыв обо всем на свете, с воплями заметались, расталкивая друг друга:

- Это Армагеддон! Армагеддон!

  Трещины в земле ветвисто разрастались, не оставляя никому надежды на спасение. От возрастающих по своей силе толчков разваливались здания, точно сделаны они были из картона или папье-маше, и вместе с ними рушилась иллюзия счастья тех, кто надеялся вечно прятаться под сводами своих богатых особняков. Армагеддон наступал!

  Вера металась среди обезумевшей толпы. Кто-то рядом с ней кричал, что это дело рук чужаков, которые решились на беспощадную войну, дабы забрать здесь последнее, кто-то голосил, мол, это наказанье Божье, и рушатся дворцы беззакония, блуда, разврата. Вера не знала истинную причину катастрофы, но догадывалась, что виноваты в ней все: и скрывающиеся в особняках и униженно просящие подаяния. А, значит, виновата… и сама Вера. И для нее тоже нет спасения?

  Но тут даже в этом всеобщем хаосе ей удалось разглядеть темную фигуру, которая протягивала ей руки. Послышался голос, прорывавшийся через гул, грохот, стоны:

- Иди ко мне!

  Подвластная голосу, такому сильному и теплому, Вера также протянула руки неизвестному, который поднял ее и понес.

- Это ты, Веня? – пыталась понять Вера.

  Может, он, а, может, нет! Но исходящее от Неизвестного тепло растопило лед страха и согрело измученное сердце. А внизу, где грохотали взрывы, отчетливо послышалось:

- Вера! Вера!..

  Девушка открыла глаза, ее будила мама. Вера машинально посмотрела в окно: уже день, судя по всему, часов десять или даже больше.

- Я поздно уснула, - виновато заметила девушка.

- Вера! – во взгляде Анфисы Ивановны читался ужас.

- Что случилось? – прошептала Вера, предчувствуя новую трагедию.

- В местных новостях передали… Михаил Михайлович и его жена Раиса Алексеевна погибли. Разбились на машине.

- И Веня?!

- Он доставлен в больницу. Но состояние критическое, врачи говорят, что он вряд ли…

  Вера, не дослушав мать, потеряла сознание. 

 

- …Ты жив! – повторил Вене все тот же голос. – Я сдержал слово и вытащил тебя из лап смерти.

- Он жив! И будет жить! – повторяли люди в халатах. – Вы совершили настоящее чудо, профессор.

- Действительно, парню повезло, - согласился проводивший операцию пожилой хирург.

  Хирург не хотел себе признаться, что произошедшее на операционном столе является чудом и для него самого. ПАРЕНЬ БЫЛ АБСОЛЮТНО БЕЗНАДЕЖНЫМ, но… ВЫКАРАБКАЛСЯ!

- Отвезите его в палату, - сказал хирург санитарам.

  Сам он шел в ординаторскую и повторял:

- Чудо! Настоящее чудо!

  …Веня ощущал дикую боль, которая рвала его тело, реальность и воспоминания были скрыты от его сознания каким-то черным полотном. Он не узнавал никого и не испытывал никаких иных ощущений кроме БОЛИ. Он кричал, срывая голос, стонал, выл, успокаиваясь лишь на короткое время после сильной доли обезболивающего.

  С течением длительного времени физическая боль стала отступать, возвращалась память: сначала небольшими фрагментами, потом эти фрагменты складывались в единую кошмарную картину того вечера… «Я был пьян, уговорил отца разрешить мне вести машину и…». «И» - это жуткая катастрофа, которая произошла по его вине.

  Вместе с воспоминаниями Прошлого пришло осознание трагического Настоящего. Погибли его родители, погибла незнакомая девушка, которую он взялся подвести. А сам Веня, получив тяжелую травму позвоночника, возможно, никогда уже не сможет ходить.

  НИКОГДА НЕ СМОЖЕТ ХОДИТЬ!

  Он закрывал глаза, ощущая, как по щекам текут горячие слезы. Вечный калека! Разве может быть что-нибудь хуже? Он никогда не пробежится по зеленой траве или футбольному полю, не побесится на танцплощадке, не сможет любить. Веня уже видел себя в инвалидной коляске, видел обращенные на него жалостливые взгляды тех, кто еще недавно глядел с завистью и подобострастием (сын самого Михаила Михайловича!). Теперь он уже не человек, а полчеловека. А это самое страшное! Твой мозг работает с той же горячностью, что и раньше, сердце бьется так же яростно и страстно, но твое тело мертво, ибо беспомощно, неспособно к какому-либо действию.

  По ночам Веня часто видел одну и ту же картину: он катится в инвалидной коляске, а навстречу идет молодая женщина с чудесной девочкой лет пяти. Девочка показывает на Веню ручкой и спрашивает:

- Мамочка, какой странный дядечка. Он что, не может ходить так же, как мы?

- Нет, - отвечает мама.

- Почему? – не унимается девочка.

- Не задавай глупых вопросов. Пошли!

  Веня вглядывается в женщину, надеясь, что это случайная прохожая, но каждый раз узнает ее. Когда-то он был ее возлюбленным и слышал пылкие фразы о вечной любви. А сейчас она отворачивается, спешит прочь.

  …КАКОЙ СТРАННЫЙ ДЯДЕЧКА!..

  Веня просыпался, истошно кричал. Прибегали врачи, успокаивали его, но он ругался, проклинал их за то, что оставили его жить. Лучше бы он умер! Тогда бы бывшая возлюбленная, обожествлявшая своего Веню, рыдала у его могилы, а не отворачивалась, не бежала!

  Но он жив! Точнее, жива ПОЛОВИНА ВЕНИ!

  Потом к нему стали проситься посетители, особую настойчивость проявляла Вера. Однако Веня просил никого не пускать, он не мог и не хотел видеть их жалостливые глаза. Врачи вняли его просьбе, сказали посетителям, что «свидание с больным пока невозможно».

  Правда, для двоих было сделано исключение – для управляющего в доме отца Олега Васильевича и его супруги Александры Григорьевны. Эта пожилая, бездетная пара и раньше относилась к Вене почти как к сыну, и теперь проявляла о нем просто трогательную заботу. Им он сделал исключение. Они приходили к нему сначала ненадолго, затем визиты становились более длительными. Веня принимал их, потому что чувствовал - иначе сойдет с ума от одиночества и полной безысходности. Стараясь хоть как-то подбодрить юношу, Олег Васильевич говорил:

- В жизни бывает полоса испытаний. Ее надо пережить. И надеяться на лучшее. У библейского царя Соломона имелось кольцо, на котором было написано: «И это пройдет». Когда ему становилось особенно трудно, он смотрел на ту надпись, понимая ее огромный философский смысл.

- Нет, Олег Васильевич, - мрачно отвечал Веня. – Это не пройдет. Болезнь не приковала Соломона навечно к постели.

- Но ты можешь поправиться! Ты встанешь!

- Я никогда больше не встану, Олег Васильевич.

- Нельзя так, мой мальчик. Надейся на лучшее! Да, вот еще что: с тобой по поводу этой трагедии будет беседовать полиция. Не  говори им, что за рулем находился ты. Ни в коем случае не говори. Мертвых не воротишь, а тебя не должны обвинить.

- Какая теперь мне разница?

- Перестань! Все в жизни еще может перемениться. Одно чудо уже произошло: ты жив. Реально и второе – ты выздоровеешь, станешь прежним и еще побежишь на стометровку. Но если тебя обвинят в преступлении, конец всему… Обещаешь молчать?

  Веня опустил глаза.

  

  Прошло еще некоторое время, и Веню выписали из больницы. По просьбе юноши Олег Васильевич договорился с администрацией больницы, что заберет своего питомца ночью, тайно. Врачей попросил не давать никому никакой информации ни о состоянии Вениамина, ни о его местонахождении. К ночи подъехала машина, увезла Веню домой. Юноше показалось, что с его родным домом что-то произошло: на воротах – замки, ставни заколочены. Такое ощущение, будто все здесь вымерло.

  Трое санитаров внесли коляску с парализованным Веней в комнату и быстро ушли. Олег Васильевич сказал:

- Вот ты и опять дома.

- Дома! – с остервенением и обреченностью повторил Веня.

- Смотри, какой стол приготовила Александра Григорьевна.

- Благодарю, но я не хочу есть.

- Зря, зря… Ну, да ладно. Запомни одно, мой мальчик: ты далеко не беден. Михаил Михайлович заработал хорошие деньги и удачно их вложил. И еще: ни я, ни Александра Григорьевна тебя никогда не бросим. Пригласим лучших докторов, вылечим. Обязательно вылечим!

- Спасибо, - пробормотал Веня, слушая доброго старика и медленно проезжая по комнатам. Олег Васильевич продолжал:

- О чем ты подумал, когда подъезжал к дому? Что тут никого нет? Правильно?

- Да, да…

- Я опять же все это сделал по твоей просьбе. Объявил, что ты – на лечении за границей. Так что никому и в голову не придет искать тебя в родном гнезде.

- Спасибо. Я еще долго не захочу никого видеть.

- Давай уложим тебя в постель…

- Нет, - быстро ответил Веня. – Я уже научился перемещаться в постель с коляски. Идите отдыхать, Олег Васильевич, а я еще немного посижу.

- Хорошо, мой мальчик. Я действительно устал. В случае чего позвонишь мне или Александре Григорьевне. А вот тут звонок для охраны. Она на первом этаже. Если все же захочешь покушать…

- Большое спасибо!

  Когда смолкли шаги Олега Васильевича и Александры Григорьевны, Вене показалось, что его первое впечатление по возвращении из больницы было верным: дом умер; мертвая тишина прерывалась лишь тихим скрипом коляски. Веня бессмысленно катался взад-вперед; в каждой комнате осталось его золотое ВЧЕРА, но не было СЕГОДНЯ, и, скорее всего, никогда не будет ЗАВТРА.

  Случайно он зацепил дорогую вазу, подарок отцу от городской администрации. Ваза упала и разбилась, хотя Веня предпринимал неуклюжую попытку ее поймать. Он посмотрел на осколки и зарыдал от собственной беспомощности; он решил, что ощущение мертвого дома возникло лишь потому, что УМЕР САМ ВЕНЯ. Он беспрестанно повторял: «Зачем врачи это сделали? Зачем спасли меня?! Почему я не погиб в той катастрофе вместе с остальными?!»

  Когда сил рыдать уже не оставалось, Веня вспомнил о своей подруге – огненной воде, которая так подвела его! Но сейчас он опять увидел в ней временное избавление от душевных мук. Большая бутылка на столе ждет его.

  Горькая влага остро обожгла организм, однако и она не принесла облегчения: убежать от себя Веня не мог! Не в силах был он и заснуть, набухшие веки не желали слипаться, в них словно застряли иголки; здесь, в доме детства, оказалось даже хуже, страшнее, тяжелее, чем в больнице среди чужих людей. Здесь все прежнее, родное, да только сам Веня иной, настолько слабый, беззащитный, что ему требуется охрана!

  Внезапно Веня ощутил такую горечь, что в голове блеснула новая жуткая мысль: не покончить ли со всем сразу? Полоснуть бритвой по горлу, и сразу исчезнут мучения – физические и духовные. Как же он раньше не подумал? Простое решение вопроса, очень простое!

  Веня въехал в комнату отца; там, в тумбочке, должны лежать лезвия. На сей раз он ехал, замирая от легкого шума инвалидной коляски. Он боялся, что Олег Васильевич, Александра Григорьевна или кто-нибудь из охраны поднимутся к нему, отнимут бритву и тогда… Что будет тогда? Спрячут все острое? Свяжут ему руки? Упекут в психлечебницу? Для Вени абсолютно не важно: собственный дом или психлечебница. Но за ним станут СЛЕДИТЬ. Его навсегда оставят страдать в инвалидном кресле.

  Он проник в комнату отца, сумел открыть дверцу шкафа, достал бритву. Острая сталь коснулась горла. Секунда и конец!.. «Давай, Веня, давай!»

  Не могу!!!

  «Тогда вскрой вены!»

  Он понял, что для решительного шага должен выпить еще. Скорее - в зал, там ждет спасительная водка. Хлебнуть! Еще!..

  Внезапно Вене показалось, что в комнате кроме него кто-то есть. Он определил это по странному легкому колебанию воздуха. Но кто здесь может быть?

- Олег Васильевич, вы? – спросил в темноту Веня.

  Ответа не последовало, однако Веня ощущал чье-то дыхание. Судя по всему, это не два ухаживающих за ним добрых старика и не охранники. Они бы не стали прятаться и тут же откликнулись.

- Послушайте, - сказал Веня, - если вы пришли ограбить мой дом, я не стану вам мешать, поднимать шум. Я покажу место, где покойные родители прятали ценности. А вы пообещаете исполнить одну мою просьбу. Я хочу умереть, но… не в силах покончить с собой. Вы меня понимаете?..

  Веня услышал легкий смешок, это его разозлило.

- Смеешься? Я подниму сейчас шум. Мне ведь все равно, что ты сделаешь со мной. А тебя схватят!

- Подожди, - раздался хриплый голос. – Не надо никого звать. Я помогу тебе.

- Поможешь?.. Сколько вас, желающих мне помочь?! Так, давай! Давай! Покончи с несчастным калекой. Это не сложно.

  Из темноты показалась фигура. Веня не мог рассмотреть, кто его гость. Молодой он или старый? Веня потянулся к выключателю, однако таинственный посетитель тут же остановил его:

- Не стоит привлекать внимание.

- Но я не могу разговаривать в темноте, не видя твоего лица.

- Стой, Веня, а то я уйду, исчезну. А ведь я действительно пришел, чтобы ПОМОЧЬ. Но не смертью, а настоящей жизнью.

- Издеваешься? – горько воскликнул Веня.

- Отнюдь.

- Ты меня даже не знаешь. Как и я тебя.

- Мы знакомы! Вспомни, когда ты попал в катастрофу, и врачи считали, что не дотянешь до больницы… Вспомни мои слова: Я ВЫТАЩУ ТЕБЯ ИЗ ЛАП СМЕРТИ. Я обещал, я исполнил. Я спас тебя дважды! Оперировавший тебя великий хирург ни на что не надеялся. Он посчитал удачную операцию чудом. Но то не его чудо, а мое.

- Твое чудо, господин Великий Фантазер? – Веня отчаянно силился увидеть лицо неизвестного; ему показалось, что это старик… Прорисовывалась вроде бы борода, длинные, но редкие взлохмаченные волосы. У Вени вдруг мелькнула неожиданная мысль. – Ты, наверное, журналист? Пробрался в дом, чтобы написать обо мне статью?

- Это слишком мелко для меня.

- О, да! Ты у нас крупная фигура, старик! СОТВОРИЛ ЧУДО! Никак послан сюда небесной канцелярией?

- Нет, нет, я представляю иное ведомство. – Даже в темноте видно, как лукаво блеснули глаза старика. Да и не такой он вроде бы и старик. По крайней мере, походка у него человека еще не старого.

- Кто ты? – яростно выкрикнул Веня.

- Так сразу и не объяснишь. Помнишь у Гете: «Частица силы я, желавшей вечно зла, творившей лишь благое». О, да ты, по-моему, не изучал Гете. Жаль, жаль, прелюбопытная, премудрая вещица у него этот «Фауст».

- Перестань мучить загадками. Иначе позову охрану.

- Не думаешь ли ты, что она спасет тебя от самого себя, от болезни, приковавшей тебя к креслу?

- Пришел поиздеваться надо мной! – простонал Веня.

- Ты несправедлив! – воскликнул таинственный визитер. – Сначала меня пугали охраной, затем подозревают в чем-то непристойном, в издевательстве над личностью. Повторяю: я пришел, чтобы ПОМОЧЬ.

  Последняя фраза ночного визитера была столь убедительной, что у Вени странно заколотилось сердце.

- …Так мне уйти?

- Останься!

- Ты действительно ХОЧЕШЬ ЭТОГО?

- Да! Да!

  Неизвестный приблизился, сел напротив Вени; сел так, что темнота скрывала его лицо. Веня по-прежнему смутно видел только бороду и длинные, взлохмаченные волосы.

- Какова твоя главная мечта?

- Странный вопрос. Видишь эту коляску. Если бы я мог с нее встать! Если бы!..

- Что было бы тогда, Веня?

- Я бы бегал, прыгал, скакал! Только сейчас я понимаю, как это здорово: скакать, как козел. А сколько бы у меня было женщин! Я бы… я бы… Не хочу даже мечтать! Слишком больно и тяжело.

- Продолжай, - попросил неизвестный. – Я ведь не случайно задал тебе этот вопрос. Бегать, скакать, любить женщин… И долго бы это продолжалось?

- Всю жизнь.

- А что твоя жизнь? Мгновение. Не успел насладиться безоблачным детством, и уже – юноша; не успел порадоваться своему максимализму, а уже - молодой человек, для которого главное – будущая перспектива; чуть поднялся по служебной лестнице, потратив на это невероятную уйму сил, а к тебе обращаются уже не «молодой человек», а «господин». А там и старость не за горами. Так что счастье твое в любом случае будет недолгим.

- Но… - Веня хотел сказать, что есть естественный цикл жизни человека, что ему бы прожить нормально хотя бы этот период, однако слова Неизвестного заставили его задуматься. ТВОЕ СЧАСТЬЕ В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ БУДЕТ НЕДОЛГИМ… «Мне бы год  прежней жизни!» - чуть не закричал Веня. Неизвестный рассмеялся:

- Ты не прав! Хорошего много не бывает.

  Веня решил, что его гость умеет читать мысли, и от этого поежился. Ночной посетитель поспешил успокоить:

- Твои стремления понять не сложно. Особенно для такого, как я, столько всего повидавшего на свете.

- Кто ты? – вторично задал вопрос Веня, ощущая стук своих зубов.

- Тот, кто принесет тебе счастье и полное освобождение от мук. Ты хочешь избавиться от последствий катастрофы, я помогу…

- В самом деле?! – перебил Веня.

- Ты слишком много времени потерял в больнице; врачи бессильны перед знаниями, которыми владею только я!

- Не верю! – взвизгнул Веня. – Пустые обещания, бессмысленные надежды.

- Скоро ты убедишься в моей правоте. Но этого мало: я подарю тебе вечную молодость. Мечта алхимиков Средневековья, высшей гитлеровской знати, современных богачей Америки и Европы. На какие только преступления они не шли и не идут, чтобы задержать приближение старости. Увы, их попытки тщетны… - Незнакомец подмигнул Вене и добавил. – Вечная молодость! Это покруче власти, денег, славы, слаще секса и разных прочих удовольствий. Ты станешь могущественнее, богаче любых правителей. Ты переступишь очерченную человеку границу, ты станешь божеством.

- Большой шутник, дед. Тебе бы в цирк или в наши властные структуры…

- Оскорбляешь. Что ж, разговор не получился. Оставайся в инвалидной коляске.

- Да стой же! Стой! Предположим, я поверю тебе. Что потребуешь взамен? Деньги? Бери все мое состояние.

- Этого мусора у меня навалом.

- Тогда что?

- Одна твоя расписка.

- Расписка?..

- Что ты отныне принадлежишь мне.

- Понимаю… Я должен написать ее кровью?

- Нет! Не будем банальными, – рассмеялся Незнакомец. – Пиши обычной ручкой.

  И он начал диктовать; текст шел на неизвестном языке, Веня не представлял, что за каракули выводит, и как ему удается их выводить, однако писал и писал, точно во исполнение чье-то чужой воли. Написанные слова сами складывались в предложения, неведомые строчки заполняли бумагу. Иногда Вене казалось, что следует остановиться. Но нет! Что он теряет? Жизнь? Ее и так нет, есть лишь жалкое прозябание в инвалидной коляске. Деньги? Зачем ему теперь деньги. Вдруг тот, кто скрывается под маской старика, действительно поможет ему?

- Ну, вот и хорошо, - заметил Незнакомец. – Теперь слушай внимательно и запоминай. Не перепутай!

  Веня вслушивался в слова ночного гостя, от напряжения его лоб покрылся испариной, предупреждение: «Не перепутай!» звучало угрожающе.

- Все понял?

  Юноша судорожно кивнул. Следующая фраза была не менее хлесткой и жесткой:

- Смотри, НЕ ПЕРЕЕДАЙ!

  Вене показалось, что Незнакомец резко вырос и заполнил собой всю комнату, ледяной вихрь пронзил юношу, проник в его внутренности. Веня ощутил, как свело каждый орган. Когда, пересилив себя, решился вновь взглянуть на гостя, обнаружил, что в комнате НИКОГО НЕТ. Ночной посетитель также неожиданно исчез, как и появился.

  Целую ночь Веня не сомкнул глаз, реальное и сверхъестественное слились в единый поток; Веня барахтался в нем, силился понять: что же произошло? И произошло ли это в действительности? Утром появился Олег Васильевич, но увидев Веню в коляске, всплеснул руками:

- Так ты не спал? Зря я послушал тебя и не помог перебраться в кровать.

- Я спал, - быстро ответил Веня. – Я могу спать и в таком положении. Олег Васильевич, приоткройте ставни, я хочу увидеть свет.

- Правильно, мой мальчик, правильно! Жизнь продолжается.

  Веня непроизвольно сунул руку в карман и нащупал там листок. От охватившего его сильного волнения он с трудом понимал, что говорит Олег Васильевич.

- Пойду, приготовлю тебе ванну.

  Едва Олег Васильевич ушел, Веня вытащил листок, внимательно прочел его. Тот самый текст, что он писал ночью. Значит, это не сон?

  Веня почувствовал, что хранить текст опасно. Его надо выучить наизусть и уничтожить бумагу. Он несколько раз повторил незнакомые слова на неведомом языке и вдруг понял: они четко отпечатываются в его памяти. После второго раза он уже мог спокойно все повторить. Но на всякий случай он перечитал таинственный текст еще раз.

  И тут произошло новое удивительное явление: листок вспыхнул! Вспыхнул сам по себе, Веня едва успел выбросить его.

  Он смотрел, как яркое пламя в секунду сожрало бумагу, странным образом не оставив от нее обычной горстки пепла.

 

                                            ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

                                            СТРАШНОЕ ОТКРЫТИЕ

 

  Особняк на окраине города был окружен цветущим садом и недавно выстроенной каменной оградой, такой огромной, словно задачей хозяина было скрыть тайны дома и его обитателей. Дом был куплен несколько лет назад совсем молодым человеком по имени Антон Майский. Никто из местных жителей не знал: откуда он и зачем прибыл в их небольшой городок. Одни утверждали, что он явился из-за рубежа, что он потомок каких-то богатых русских аристократов, другие –  будто он обычный бандит, сделавший состояние на незаконных операциях и сам же от этого серьезно пострадавший. Антон не вставал с коляски вследствие паралича.

  Сам хозяин особняка никогда ничего не подтверждал и не отрицал, он вообще старался ни с кем из соседей не общаться. Казалось, мир для него замкнулся домом и садом. Он часами просиживал у раскрытого окна, наблюдая за молодыми здоровыми работниками. Что за мысли посещали его в эти минуты? Возможно, он завидовал чужому здоровью, возможно, любовался им, представляя себя на месте садовника или служанки? Когда уставал сидеть в одной и той же позе, он опускал голову, закрывал глаза и коротко отдавал распоряжение слуге насчет обеда, ванны или чего-нибудь другого.

  Городок был похож на множество других в России. В девяностые он слишком сильно подвергся «рыночной стихии», большая масса населения отчаянно искала работу, поскольку предприятия закрылись. А в новое время их почему-то именно здесь и не стремились открывать. Так что найти работников по уходу за домом и садом Майскому труда не составило, тем более что платил он хорошо. Но, странное дело, люди у него подолгу не задерживались. И главная причина здесь была в следующем: работающие в доме молодые парни и девушки (Майский принимал только молодых) вдруг заболевали, слабели, начинали выглядеть гораздо старше своих лет. По округе пошла молва: мол, атмосфера в доме какая-то нездоровая, неприятная, человек, попадая сюда, ощущает, как словно всеядный червь забирается в него и высасывает жизненные соки. Может, это всего лишь слухи, а необъяснимая болезнь работников – совпадение? Что до неприятной атмосферы… Хозяин всегда был учтив, никогда никого ни в чем не попрекал. Так что сразу нашлись защитники Майского, призывающие соседей не распускать глупые сплетни. Но сплетни сплетнями, а желающих работать в доме Антона резко поубавилось. Пришлось даже нанимать гастарбайтеров. Но и те, поработав некоторое время, вскоре скрывались где-то в необъятных просторах России.

  Одной из тех, кто резко выступала против глупых сплетен и обожала хозяина, была Галина Рязанова, или, как ее все называли – тетя Галя. Единственная из персонала она была уже в возрасте (чуть за пятьдесят) и выполняла основную работу по дому: от экономки до поварихи. Галина часто говорила знакомым:

- Люди сейчас пошли слабые, неприспособленные к жизни! Дунет ветерок – у них уже кашель, поднимут тяжелое – схватит остеохондроз. Я вон работаю у господина Майского несколько лет, и ничего!

  Однажды она пришла к Антону и сказала:

- Нам ведь нужны люди?

- Конечно, - ответил Майский.

- У меня есть двоюродная племянница, зовут ее Лиза. Замечательная девочка, очень шустрая и смышленая, все умеет делать.

- Очень хорошо.

- Правда, ей всего семнадцать. Она сирота, родители умерли. Девочка пока живет у меня, но денег не хватает.

- Семнадцать… Слишком юная.

- Вы не пожалеете, господин Майский. Это находка для вас. Хоть выглядит она совсем девочкой. Но развита не по годам.

- Полностью доверяю вам, тетя Галя.

  Судьба Лизы была решена.

 

  Лиза оказалась худой, с копной рыжих, вьющихся волос, живым, подвижным лицом. При встрече девочка с любопытством поглядывала на будущего хозяина.

- Мне сказали, Лиза, ты умеешь гладить, стирать, шить?

- И еще готовить.

- Готовит у нас тетя Галя и готовит неплохо. Возможно, ей понадобится твоя помощь. Главное, она будет посылать тебя по всем хозяйственным поручениям.

- Я согласна, - просто ответила Лиза.

- Тогда приступай к работе.

- С сегодняшнего дня?

- Да, да, прямо сейчас.

- Пойдем со мной, - Галина повела племянницу. Лиза на мгновение обернулась, ее глаза встретились с глазами Антона. Хозяин показался ей иным, чем вначале встречи. Тогда он выглядел приветливым и… несколько жалким. По-крайней мере, так его восприняла Лиза - совсем еще молодой, а уже калека. Теперь он представлялся гораздо более взрослым, а взгляд был внимательным, изучающим. Лиза не придала этому значения, в конце концов, хозяин хочет понять, что за человека он нанял.

  Впрочем, уже через мгновение перед Лизой сидел в инвалидной коляске тот же приветливый, несчастный молодой человек. Девочка улыбнулась и отправилась вслед за своей тетей. Она не услышала, как Антон тихо пробормотал:

- Еще рановато. Она должна немножко повзрослеть. Совсем немножко…

  Теперь рыжая худышка Лиза вихрем носилась по дому, наполняя даже воздух неутомимой энергией. Она мыла, скребла, вытирала, и комнаты блистали чистотой; приносила хозяину завтрак, обед, ужин. Вечерами, когда Антон, укрывшись пледом, сидел в полудреме, читала ему газетные материалы или художественную литературу. Лиза вообще обожала читать. В доме Антона находилась большая библиотека. С разрешения хозяина девочка постоянно брала книги; здесь были повести, романы классиков и современных авторов, труды по истории, философии, архитектуре. Вечерами, а, порой, и в перерывах между работой, девочка доставала очередной фолиант и осторожно, дабы что-нибудь не помять, не порвать, огрубевшими от работы пальчиками перелистывала одну за другой страницы. Содержание некоторых книг ей понять было сложно, требовалось специальное образование. Хозяин помочь ей не мог. Однажды он сказал Лизе, что большинство книг не читал. «Библиотека мне досталась от родственников, они были фанатами чтения, а я – так, постольку - поскольку…». Тетя Галя просто не понимала девочку: «Чего зря глаза напрягать? Отдохнула бы после работы. Поспала, или куда сходила». Но чем дальше, тем больше и больше Лиза погружалась в неведомые ранее для нее миры сложных образов, интересных идей, живописных красок литературного слова.

  Вскоре Майский обратил внимание на еще одну особенность характера Лизы: девочка строго делала только то, что ей велели, никогда не проявляла излишнего любопытства, не открывала дверцы шкафов, не рылась в вещах хозяина и тому подобное. Это Антона вполне устраивало, и вскоре он сказал Лизе:

- Ты молодец. Я могу доверить тебе уборку моей лаборатории. Идем.

  Лаборатория находилась в подвале дома. Пройдя по длинному коридору, Лиза увидела ведущую вниз лестницу, рядом с которой находился предназначавшийся для хозяина специальный подъемник. Сама девочка сбежала по ступенькам и оказалась перед железной дверью. В руках Антона звякнула связка ключей, одним из которых он открыл ее и первым въехал в темную комнату.

- Заходи, Лиза.

  Лиза ощутила некоторую робость, но через мгновение здесь вспыхнул свет, лаборатория превратилась в одну из обычных комнат огромного дома, только со своей спецификой. На длинных столах стояли колбы с разноцветной жидкостью, лежали какие-то инструменты.

- Я здесь провожу некоторые опыты, - сказал Антон. – Поэтому убирать надо осторожно. Будешь мыть пол, вытирать пыль со шкафов, стола, протирать вот эти инструменты. Но ни в коем случае не трогай пробирки и колбы. Понятно?

  Лиза кивнула, Антон протянул ей ключ:

- Это дубликат. Убирать здесь будешь раз в два дня.

  Девочка еще раз окинула взором огромную комнату; наполненные разноцветной жидкостью колбы почему-то напомнили ей… маленькие воздушные шарики. «Интересно, что в этих стекляшках?»

  Впрочем, это совсем не ее дело.

  В тот день в доме Майского случилось еще одно событие. После обеда к нему в кабинет явился шофер, и они о чем-то долго разговаривали. Лиза услышала лишь окончание беседы, когда раскрылась дверь, и шофер заспешил к выходу. Хозяин вслед кричал:

- Я увеличу тебе жалование в два раза!

- Нет, хозяин, не могу.

- Где ты еще заработаешь такие деньги? У тебя семья.

- Как-нибудь выкручусь.

- Дурак ты, братец, поверил нелепым сплетням!

  Лиза знала, что шофер в последнее время часто болел, постоянно кашлял, сильно похудел, под глазами появились темные круги. Он связывал ухудшение своего состояния с работой в этом доме, два дня назад прямо при Лизе заявил об этом тете Гале. Та в ответ возмутилась, назвала его фантазером. Однако шофер стоял на своем:

- Что-то здесь нечисто. Я ухожу.

- Зачем? Хозяин такой приятный и щедрый человек. Потом пожалеешь.

- Не пожалею. Я молодой, руки, ноги, слава Богу, есть.

  Тетя Галя еще раз попросила шофера как следует подумать, но он даже не стал продолжать разговор. И вот сегодня он ушел.

  Антон пригласил Лизу, девочка сразу заметила, что настроение у хозяина плохое. Он раздраженно стучал костяшками пальцев по столу, взгляд был недовольным, злым.

- Идиоты! – бормотал он. – Какие же идиоты!

  Лиза стояла, переминаясь с ноги на ногу. Некоторое время хозяин ее словно не замечал, потом остыл, и уже более мягким тоном произнес:

- Покинул нас Гена. Просто взял и хлопнул дверью. А ведь он и по магазинам ездил, и по разным конторам с моими поручениями.

  Антон вздохнул и продолжал:

- Придется тебе взять на себя еще часть хозяйственных забот, прежде всего – закупать продукты. Договорились?

  Лиза кивнула. Лицо хозяина сразу оживилось, глаза повеселели:

- Зарплату тебе я, конечно же, увеличу.

- Спасибо.

  Антон удовлетворенно кивнул и вдруг как-то странно посмотрел на девочку:

- Ты такая худенькая. Уж не больна ли чем?

- Что вы, - поспешно ответила Лиза. – Просто я очень подвижная. Тетя Галя говорит, что я не хожу, а летаю.

- Да, да, - улыбнулся хозяин, он опять казался на редкость приветливым. – Ты очень шустрая.

- Разрешите, я пойду? У меня масса дел.

- Конечно.

  Лиза убежала, и потому не видела усмешки Антона, не слышала его тихих слов. – Ты быстро взрослеешь, девочка. Скоро придет и твой час.

  Если бы она даже услышала, то не поняла в чем дело…

 

  Проблема с шофером разрешилась быстро, уже через день после ухода Геннадия на объявление Майского о вакансии откликнулся человек с Украины по имени Слава. Ему было двадцать три года, высокий, кудрявый, с доброй улыбкой, он буквально источал силу и здоровье. О «злом роке болезней», преследующих работников в доме Майского, он либо не слышал, либо «не обращал на такие мелочи внимания». Антон был невероятно доволен его появлению, улыбался, задавал вопросы:

- У вас большая семья?

- Я детдомовский.

- Вот как? -  подобное сообщение почему-то еще больше обрадовало Майского. – И у вас нет родных?

- Нет, - махнул рукой Слава. – Мать отказалась от меня.

- Почему?!

- Я ее простил. Время тогда на Украине было очень тяжелое. Я не помню ее. Можно сказать, совсем не знаю.

- А как у вас со здоровьем? – поинтересовался Антон. И тут же добавил. – Уж извините за вопрос, но работы в доме много. И мне нужна помощь. Я ведь самостоятельно передвигаться не могу… А когда человек постоянно бюллетенит… Поймите меня правильно.

- Не волнуйтесь, - Слава демонстративно поиграл мускулами, - два  или три раза в жизни посещал врача, да и то с простым обследованием. На работе требовали справку.

- Отлично, отлично! А за садом присматривать можешь? – Антон уже перешел на «ты».

- Есть у меня и опыт садовника.

- Тогда будешь и шофером, и садовником. Зарплату станешь получать двойную.

  Антон назвал сумму, Слава присвистнул и довольно рассмеялся:

- Подходит.

  Слава взялся за работу, засучив рукава. Как работник он был настоящей находкой, да и человеком оказался общительным, веселым, заводным: тетю Галю под веселую музыку приглашал на танец. Та вначале отмахивалась, но затем, уступая настойчивым просьбам молодого человека, соглашалась. Со стороны их танец выглядел настолько комичным, что Лиза от смеха валилась с ног. А потом доходила очередь до самой Лизы, ее, правда, Слава на танец не приглашал, но без конца потчевал забавными шутками. После общения со Славой девочка ощущала, что ей хочется жить, веселиться, и верила, что любые проблемы разрешатся сами собой.

  Прошло некоторое время. Однажды Лиза зашла в кабинет хозяина, тот сидел у раскрытого окна и, как обычно, наблюдал за цветущим, бурлящим миром. Лиза подошла ближе и увидела за окном Славу. В этот теплый весенний день он работал в саду обнаженным до пояса. Каждый мускул его тела будто играл, поражая мощью, красотой и здоровьем. Девочка невольно залюбовалась молодым человеком и тут заметила, что и хозяин смотрит на Славу. И как смотрит! Будто хищник!

- Хорош? – вдруг спросил Антон.

  Лиза засмущалась, раскраснелась, но все-таки кивнула. И тут она подумала: «Почему это хозяин интересуется мужчинами?..». Антон, видимо, прочитал ее мысли, засмеялся:

- Я нормальный мужчина, Лиза. Когда был здоровым человеком, обожал женщин. Слишком обожал! Теперь могу обожать их только мысленно. Зато любуюсь здоровьем других, ставлю себя на их место, на место того же Славы. Увы, Лиза, это то, что мне  осталось.

  Лиза тяжело вздохнула, ей было по-настоящему жаль хозяина.

- Ладно, Лиза, займись делами. Нужно убраться в лаборатории.

  Девочка бросила еще один взгляд в сторону сада. Слава напевал, и даже солнце радовалось, даря ему легкий загар. Увидев в окне Лизу, помахал ей рукой. У девочки дрогнуло сердце, она поняла, что Слава ей нравится.

  Так пролетело еще несколько месяцев, и со Славой вдруг что-то стало происходить. Он сильно похудел, постоянно жаловался на недомогание, кашлял, у него часто поднималась температура. Антон сразу же проявил о нем удивительную заботу, посылал Славу в больницу на обследование, несколько раз вызывал врача на дом, оплачивал лекарства. Все доктора говорили одно и то же: ничего серьезного, просто нельзя переутомляться, нельзя работать голым на ветру даже летом. Антон дал Славе несколько выходных дней, настояв, чтобы он пожил в его доме как гость. Но ни отдых, ни лекарства, ни советы врачей не помогали несчастному парню. Вскоре Лиза с ужасом начала замечать, как на молодом лице Славы появились морщины, а волосы тронула седина. К концу лета в нем трудно было узнать прежнего пышущего здоровьем красавца, которому чуть за двадцать.

  Однажды Лиза шла на кухню и вдруг услышала разговор Славы с тетей Галей. Разговор настолько заинтересовал и обеспокоил девочку, что она невольно остановилась и впервые в жизни стала подслушивать. Добрая тетушка отпаивала Славу каким-то целебным отваром и повторяла:

- Это тебе обязательно поможет. Поверь, мое средство лучше любых лекарств.

- Ах, тетя Галя, - вздохнул Слава, - не знаю, что мне теперь поможет. Я чувствую слабость, усталость, точно кто-то высасывает из меня силы.

- Перестань, кто станет из тебя вытягивать силы! Слишком много работал.

- Раньше я работал не меньше - и ничего.

- Пей мой отвар, гарантирую – поправишься.

- Тетя Галя, тут ведь до меня уже много работников уволилось. И тоже по причине болезни. Плохое это место.

- Да чем оно плохое? Я столько времени работаю – и ничего. Лиза носится, точно угорелая, и ей все нипочем. А хозяин к тебе относится будто к брату.

- Хозяин - человек хороший, - согласился Слава. – Я и его предупредил, что в доме что-то нечисто. Но он не поверил, только рассердился.

- Правильно рассердился.

- Поймите же, тетя Галя, здесь ПРОИСХОДИТ НЕЧТО УЖАСНОЕ. Может, исследовать местность? Вдруг недалеко закопаны какие-нибудь вредные вещества, отходы? Они действуют на человека не сразу, а постепенно.

- Ты ведь проходил полное обследование.

- Проходил, - обреченно ответил Слава.

- Врачи бы сразу обнаружили…

- Тетя Галя! – нервно крикнул Слава, - посмотрите на мои волосы!.. Я уйду. Завтра же! Нет, сегодня!

- Где ты найдешь такое высокооплачиваемое место?

- Плевал я на все деньги мира! И вам советую бежать. И Лизе скажу!

- Только девочку не сбивай с пути истинного.

- Ее надо предупредить…

- Еще чего! В отличие от вас, мужиков, она ведет себя достойно. Ничего не боится.

- Нет, я ухожу. Жаль хозяина, он столько для меня делает. В глаза стыдно ему посмотреть. Пожалуй, уйду тихо, не прощаясь. Как говорится, по-английски. Расчет мне не нужен, денег у меня и так достаточно. Поработаю в другом месте, потом ему и всем вам позвоню или пришлю открытку…

- Ты не можешь уйти, не попрощавшись с хозяином. Это просто неприлично.

- Вы правы, тетя Галя, - нехотя согласился Слава после небольшого раздумья. – Я, пожалуй, пойду к нему.

  Лиза поняла, что ей нельзя больше прятаться, сейчас Слава выйдет и обнаружит ее, подслушивающую разговор. Девочка забежала в кухню и внимательно посмотрела на Славу. Сейчас на вид ему далеко за тридцать. Лизе сделалось страшно...

- Слава уходит от нас, - проворчала тетя Галя.

- Жаль…

- Ничего, Лиза, еще повидаемся, - он и сейчас старался выглядеть веселым и даже подмигнул ей. – Короче, тетя Галя, я иду к хозяину.

  …Ночью Лиза долго не могла уснуть, она и раньше слышала о странной болезни людей, которые работали в доме, но особо об этом не задумывалась. Однако слова Славы насторожили ее. Лиза несколько раз подходила к зеркалу, стараясь найти какие-нибудь неприятные изменения в своей внешности. Но пока ничего страшного не обнаружила.

  «А может, права тетя Галя? Я столько времени работаю – и ничего. Значит, и мне нечего бояться?» Девочка придирчиво осмотрела себя… Она та же! Чувствует себя нормально, ни разу не болела. Лиза облегченно вздохнула, забралась в постель. Но сомнения не оставляли ее: что же все-таки случилось со Славой? И его предшественник Гена тоже болел и тоже сбежал отсюда. Все почему-то сбегают? Сейчас в доме останется только двое слуг. Сама Лиза и тетя Галя.

  А вдруг тетя Галя что-то скрывает? Девочка едва справилась с желанием тут же бежать в соседнюю комнату, поговорить с ней… Зачем? Неужели близкий человек сразу бы не сказал Лизе правды?

  Слава спит в своей комнате в конце коридора. Хозяин уговорил его остаться на день.

 

  На следующий день прямо с утра Слава куда-то уехал по поручению Майского. Хозяин позвал Лизу и девочка уже знала, о чем пойдет разговор. Так и есть, Антон с мрачным видом сообщил, что теперь ей придется взять на себя часть работы, которую раньше выполнял Слава. Лиза послушно кивала, выбирать не приходилось.

  После обеда тетя Галя собиралась на рынок за продуктами; Антон столько всего заказал, что пожилая женщина качала головой: как все донесет?

- Пусть вам поможет Лиза, - предложил Антон.

- Но вы же останетесь один. Вдруг что-нибудь понадобится?

- Не беспокойтесь, - махнул рукой Майский, - я в подобной ситуации бывал неоднократно. Да и Слава скоро приедет. Надеюсь, он не такой уж трус и проведет здесь несколько часов.

  Последнюю фразу Антон произнес с некоторым сарказмом. Чувствовалось, он не может простить Славе ухода.

- Мы не оставим вас одного даже на время, - возразила тетя Галя. – Дождемся возвращения Славы и тогда…

- Не считайте меня за беспомощного ребенка, - ответил Майский. – Идите на рынок сейчас!

  Слова Антона и тон, которым они были произнесены, исключали любые споры и возражения.

  Поход на рынок занял несколько часов. Когда тетя Галя и Лиза вернулись, на хозяине, что называется, не было лица. Антон сердито заявил:

- Приехал Слава и сразу… уехал. А ведь обещал остаться до завтра!

- Почему же он нас не дождался, не попрощался? – воскликнула Лиза. Девочка ощутила обиду. «Слава, почему ты так? Когда я опять увижу тебя?»

- Странно, - согласилась с Лизой тетя Галя. – Мы ведь планировали маленький прощальный ужин.

- Он ничего нам не передавал? Никакой записки? – не унималась Лиза.

- Перестань, Лиза, ты уже взрослая девушка, - строго сказала тетя Галя. – Не тешь себя напрасными надеждами в отношении этого молодого человека. Поверь моему опыту.

- Я ничего… я просто так… - вспыхнули щеки Лизы. Девочка потупила глаза и потому не увидела брошенного на нее взгляда хозяина. Взгляд этот ПОЖИРАЛ ее… Но уже через мгновение он потух.

- Ничего и никому он не передал, - ответил Антон. – Обещал позвонить, как устроится на новое место работы. Впрочем, ведь вы знаете - чего стоят обещания этих гастарбайтеров…

  У Лизы екнуло сердечко. «Права тетя Галя, я ему совсем не нужна. Совсем-совсем! Так зачем о нем думать?»

  И она пошла хлопотать по хозяйству.

 

  Одно дело приказать себе не думать о Славе, другое – исполнить этот приказ. Вот уже несколько дней образ сбежавшего шофера не выходил из головы девочки. Она простила Славе бегство и теперь тревожилась только за его здоровье. В последнее время он действительно БОЛЕЛ, действительно сильно ИЗМЕНИЛСЯ и не только внешне. Исчез прежний, заражающий оптимизмом неугомонный весельчак, Слава был теперь угрюмым, раздражительным. А если его страхи все-таки не напрасны? Если ошиблись врачи, когда поставили ему диагноз обычной простуды и переутомления?.. Вдруг в этом доме спряталась злая, ужасная сила? По какой-то причине она пока щадит тетю Галю и саму Лизу… А вот Славу не пощадила!

  Подобные мысли все чаще приходили в голову девочки; правда, ее отвлекала работа, которой теперь изрядно прибавилось. Лиза порхала словно птичка: только заканчивала с одним делом, как приходилось приниматься за другое. Отныне на ее плечах был не только дом, но и сад.

  …В ту ночь она опять долго не могла уснуть, все думала о Славе. После отъезда никаких известий от него не было. Точно в воду канул человек. Может, он уехал из города? Где его искать?.. Да и ЗАЧЕМ его искать?

  Даже не попрощался!

  Лиза старалась отвлечься от грустных дум, уснуть. Нет, сон не шел. Девочка вздохнула и начала вспоминать, что ей надо сделать завтра. «Я должна почистить серебряную посуду. Но где же банка с порошком?.. Я ее оставила… Я ее оставила… Точно, в лаборатории! Я чистила там инструменты».

  Лиза решила спуститься в лабораторию, взять банку с порошком, чтобы таким образом сэкономить утреннее рабочее время. Девочка поднялась, приоткрыла дверь, проскользнула в коридор.

  Дом Майского давно замер в глубоком сне, и дабы ненароком не разбудить ни хозяина, ни тетю Галю, Лиза кралась на цыпочках. По лестнице спустилась в подвал; вот и ведущая в лабораторию дверь. «Стоп! А как я ее открою? Хозяин дает ключ только тогда, когда я здесь прибираюсь. Дурочка, я дурочка, зря поднималась, ходила!»

  Чисто машинально Лиза толкнула дверь и вдруг обнаружила, что она не заперта. Ее это не удивило. Хозяин по рассеянности забыл закрыть. Хорошо! Ночной поход оказался не напрасным. К тому же она вспомнила, где именно в лаборатории оставила банку с порошком.

  Лиза проскользнула в лабораторию, рука шарила по стене, силясь найти выключатель. И вдруг… она замерла, подумав, что ей показалось. Нет, не показалось! Лиза услышала звук шагов, кто-то спускался по лестнице.

  От страха у девочки перехватило дыхание. Кто может ночью СПУСКАТЬСЯ СЮДА? Тетя Галя этого делать не станет, она крепко спит по ночам, да и не ее это шаги. Хозяин вообще не ходит. А вдруг это вор?

  Судя по звуку пружинистых шагов, неизвестный приближался; шел уверенно, словно это был ЕГО ДОМ. Как он поступит, обнаружив здесь Лизу? Если он преступник, ничего хорошего ждать не приходится. Она – свидетель. А свидетелей обычно…

  Лиза задрожала, заметалась по комнате и тут же поняла, что этого делать нельзя, что шумом она только привлечет к себе внимание. Надо где-то спрятаться?! Лиза продвигалась дальше и дальше к стене; тут еще одна дверь в смежную комнату; та комната была закрыта ВСЕГДА. Девочка понятия не имела - что в ней, да и особо не интересовалась.

  Неизвестный уже подходил к лаборатории, сейчас он войдет! Скорее от отчаянья Лиза дернула вечно запертую дверь. И она… открылась!

  В слепой надежде спастись девочка проскользнула в таинственную комнату. И поняла, что совершила очередную ошибку. В той первой комнате она могла кричать, вдруг бы ее услышали. Здесь ее не услышит никто.

  «Я все равно буду кричать!»

  Даже если ее услышат, кто в состоянии помочь? Пожилая, страдающая одышкой тетя Галя? Несчастный хозяин в своей инвалидной коляске?

  Неизвестный уже вошел в лабораторию, по нарастающему звуку шагов Лиза поняла, что он, судя по всему, направлялся именно в ЭТУ ТАЙНУЮ КОМНАТУ.

  Лиза обнаружила недалеко от себя шкаф, он стоял на некотором расстоянии от стены, Она попробовала протиснуться за шкаф. Волосы цеплялись за гвозди и доски старого шкафа, дважды она больно оцарапалась, но главное, сумела пролезть! И замерла, затаив дыхание.

  В это время дверь комнаты отворилась, Лиза увидела слабый свет… К счастью, человек прошел мимо шкафа. Несмотря на страх, девочка осторожно высунула голову из укрытия, глянула в щелочку одним глазком…

  Столь уверенно вошедший в лабораторию человек держал в руке светильник. Знакомый силуэт. Где же Лиза могла его видеть? Где?!!..

  Таинственный посетитель остановился, все оглядел, чем вызвал у невольной пленницы лаборатории новый приступ панического страха. Девочка боялась пошевельнуться, боялась вздохнуть. А в это время человек со светильником в руке повернулся в профиль, и Лиза узнала его!

  Хозяин?!.. Он нормально передвигался, ему не нужно было никакого инвалидного кресла.

  Почему же он врал? Почему разыгрывал из себя калеку?

  Антон нажал какую-то кнопку и сразу раздвинулась стена. Из-за стены выехала кровать, на которой лежал какой-то старый человек с седыми волосами. Но не просто лежал. Его руки и ноги были привязаны к спинке кровати, а из горла вырывались хриплые стоны:

- Хозяин… Прошу… Не надо!.. Я больше не могу!.. За что ты меня мучаешь?..

  «Так это же… Слава! – Лиза окаменела. - Значит, он никуда не уехал? Хозяин держит его пленником?! И он превратился в СТАРИКА!»

  Лиза, позабыв об осторожности, продолжала следить за происходящим в лаборатории. За те несколько дней, что она не видела Славу, он не только постарел, но и очень похудел, на осунувшемся лице застыла маска ужаса. По мере того, как хозяин приближался к нему, он стонал, умолял оставить его в покое.

  «О, Боже, он сейчас убьет его!» - Лиза почувствовала, как язык прилип к гортани, как липкий, холодный пот стекал по лицу. Если бы она могла помочь Славе! Но разве она в состоянии справиться с сильным взрослым мужчиной. От собственного бессилия она готова была плакать, кричать и, чтобы сдержаться, впилась ногтями в собственное тело, оставляя на нем кровавые метки.

  Но тут девочка обратила внимание, что в руках Антона нет оружия. Остановившись у изножья кровати, он поднял вверх светильник и, видимо, глядя прямо в лицо пленника, начал что-то говорить. Голова Лизы кружилась, она с трудом заставила себя вникнуть в смысл слов хозяина. И сразу поняла, что они произносятся на незнакомом языке. Но после каждой фразы тело Славы билось в конвульсиях, точно к нему подключали электрический ток.

  Так продолжалось до тех пор, пока Антон не замолк. Несчастный Слава замер, затих, как человек, лишенный каких-либо сил после страшной экзекуции. Антон безучастно посмотрел на лежащее перед ним полуживое тело и коротко бросил:

- До завтра, друг мой. Мы встретимся еще раз или два. Потом ты перестанешь меня интересовать. Твои жизненные силы иссякают. У меня есть уже новый «объект» - твоя рыжая почитательница.

  Антон захохотал, потом нажал на кнопку в стене, и кровать с полуживым Славой скрылась. Хозяин постоял еще секунду или две и вдруг повернулся… Повернулся настолько резко, что Лиза едва успела спрятать за шкаф голову. «Неужели он заметил меня?!.. Неужели?!..»

  К счастью, Майский прошел мимо. Вскоре Лиза услышала, как поворачивается в замке ключ…

  Кажется, он ушел из лаборатории!

 

                                                ГЛАВА ПЯТАЯ

                                                БЕГСТВО

 

  «Ушел?..»

  Лиза простояла в своем убежище еще долго; она безумно боялась, что Антон слукавил, что он здесь и в самый неожиданный момент выскочит из какого-нибудь хитрого укрытия. В ушах девочки вновь зазвучал его омерзительный смех, от которого подкашивались ноги и стыла кровь в жилах.

  Сколько же времени она пробыла в узком проеме между шкафом и стеной?! Наконец, она решилась, осторожно выбралась. Стояла мертвая тишина. Лиза предположила, что Антон все-таки вернулся к себе. И ей следовало поскорее выбираться…

  А как же Слава? Разве его можно оставлять в лапах этого чудовища.

  Лиза примерно запомнила место, где хозяин нажимал на какую-то кнопку. В кромешной темноте (включать свет было опасно!) она шарила по стене, однако пока безуспешно. Потеряв терпение, заливаясь от страха слезами (вдруг он сейчас вернется!) она, тем не менее, не сдавалась. И вот, наконец, обнаружила… только не кнопку, а рычажок. Девочка слегка потянула за него, стена вновь раздвинулась, выпустив кровать с пленником.

- Слава! Слава! Это я! Поднимайся! Пожалуйста!

  Несчастный ни на что не реагировал, Лиза кинулась в соседнюю комнату, нашла там бритву, перерезала веревки.

- Слава!..

  Он без сознания? Или… мертв?

  Мертв!!!

  Девочка опустилась на пол, зарыдала. Но заставила себя встать, Славе не поможешь, надо спасаться самой.

  Лиза бросилась к ведущей в лабораторию двери. «Он закрыл ее! Закрыл!» Девочка представила, как утром хозяин сюда спускается и застает ее. Мысли о возможных пытках лишили ее возможности нормально соображать. Лишь потом она вспомнила, что ДВЕРЬ МОЖНО ОТКРЫТЬ С ВНУТРЕННЕЙ СТОРОНЫ.

  Лиза дрожащими руками коснулась замка, который уже открывала не раз. Вдруг именно сегодня его заклинит, дверь не откроется! ВОЗЬМЕТ И НЕ ОТКРОЕТСЯ…

  Ее опасения оказались напрасными: Лиза юркнула в коридор, все еще не веря своему счастью. Но первые же шаги по лестнице стали не менее страшным испытанием. Девочка показалось, что шум от них разносится по всему дому, и его обязательно услышит Антон Майский.

  Лиза сняла туфли и пошла босиком, однако и теперь ей повсюду мерещился хозяин, который слышит каждый шорох в доме, слышит дыхание и стук зубов своей пленницы. Но пока – та же МЕРТВАЯ ТИШИНА. И вдруг…

  Скрип раздался совсем рядом, Лиза едва успела прижаться к стене. Довольный хохот Антона оглушал… «Попалась, голубушка! Мой новый объект! Рыжая почитательница несчастного Славочки!». От бессилья и страха Лиза, беззвучно рыдая,  медленно сползла на пол. Хозяин склонился над жертвой и что-то шептал на неведомом языке… Сознание понемногу оставляло девочку.

  «Лиза, Лиза, так нельзя! Борись, иначе погибнешь!»

  Она открыла глаза, несколько раз вдохнула воздух. Антона рядом нет, а услышала она обычный оконный скрип. Лиза поднялась, вновь осторожно засеменила по коридору, вон там, в конце его – спасительная комната, ее комната. Уже близко, близко…

  Господи, как же до нее далеко идти!

  «Ну, дойду я, спрячусь, а дальше?.. Разве я СПРЯЧУСЬ?!»

  Тем не менее, Лиза решила, что это пока наилучший выход. Хозяин ведь не знает, что она побывала в лаборатории. Утром она потихоньку покинет дом, предварительно предупредив тетю Галю о страшном преступлении… Да, да, лучше утром, когда хозяин отключит сигнализацию.

  «До утра еще надо дожить!..»

  Эта мысль, точно бомба, взорвалась внутри Лизы, когда она дотронулась до дверной ручки. Она представила, что хозяин может спрятаться в ее комнате, устроить ловушку там, где ее ожидаешь меньше всего.

  «Если мне постучаться в комнату тети Гали?»

  Нет, это тоже не выход, тетя Галя начнет спрашивать «кто?», да «что?», поднимет спросонья шум. Кроме того, она вряд ли поверит рассказу Лизы, назовет ее фантазеркой. Однажды, когда девочка спросила ее: не опасно ли оставаться в этом доме, где люди заболевают непонятными болезнями, тетя Галя резко ответила, что лично она «никогда не покинет своего мальчика, этого несчастного калеку, которому остается лишь посочувствовать, несмотря на все его богатство». Лиза подозревала, что одинокая, бездетная тетя Галя полюбила Антона как сына. Хорош у нее сынок!...

  Нет, нет, к тете Гале идти нельзя. Хозяин услышит шум, услышит их разговор, и быстро все поймет.

  Превозмогая страх, Лиза толкнула дверь своей комнаты и вошла. Зажгла свет, быстро все осмотрела. Хозяина здесь нет. Значит…

  Значит, он пока не знает о ее ночном посещении лаборатории, не знает, что Лиза раскрыла его.

  Девочка закрыла дверь на задвижку, выключила свет (нельзя привлекать внимание!), оставила гореть лишь маленький ночник. Примостившись рядом с ним, Лиза написала на бумажке послание для тети Гали (вдруг по какой-либо причине она ее утром не увидит!). Она понятно и доходчиво сообщила о том, что произошло ночью в лаборатории. Бумажку Лиза спрятала в тумбочке. Тут тетя Галя ее обязательно найдет.

  Теперь ей оставалось ждать рассвета. Каждая минута этого ожидания была для девочки нестерпимой пыткой, такое ощущение - будто под ногти ей засовывали острые иглы… Тайная комната, абсолютно здоровый, без инвалидной коляски, хозяин, произносящий странное, жуткое заклинание, привязанный к кровати Слава, его стоны… Фрагменты страшных событий в лаборатории сливались в единую картину, именуемую: «Убийство с помощью черной магии» или «Убийство с помощью колдовских чар». Кто такой Антон Майский? Откуда у него эта дьявольская сила?

  А вдруг?!.. (девочка похолодела от нового приступа страха) вдруг он уничтожает свои жертвы на огромном-преогромном расстоянии? Тогда от него нет спасения!

  Но хозяин, чтобы расправиться со Славой, спускался к нему в лабораторию. «Скорее всего, чтобы подействовали проклятые чары, человек должен находиться перед ним».

  Страхи совсем доконали Лизу. Она содрогнулась при мысли, что хозяин вторично пойдет в лабораторию. Вдруг он каким-то образом обнаружит, что Лиза также посещала ее? «Я нигде не наследила?.. О, Боже, кровать со Славой выехала из-за стены… Перерезанные веревки…»

  Лиза в панике заметалась. Вернуться туда?.. Нет, этого она сделать не сможет. И бежать сейчас нельзя. Проклятая ночь, когда же ты закончишься!

  Не падать духом! Ни в коем случае не падать духом! Надо как-то выбираться отсюда!

  КОГДА ЖЕ НАСТУПИТ УТРО?!..

  Лиза лежала на кровати, свернувшись калачиком, чем дальше, тем все тягостнее тянулись минуты ожидания. За последние несколько часов она прожила целую жизнь, СТРАШНУЮ ЖИЗНЬ, которая мгновенно сделала ее взрослой.

  Иногда ей казалось, что законы природы нарушены, что тьма больше никогда не покинет мир. Но вот на востоке вспыхнули первые розовые блики; полоски света, сначала робкие, потом все более и более уверенные, как будто гигантскими ножницами разрезали покрывало мглы, или это гениальный художник наносил яркие краски на аспидно-черное полотно, постепенно превращая его в изумительную по красоте картину под названием Раннее Утро. Но именно под утро уставшая, измученная Лиза провалилась на некоторое время в глубокий сон. Однако вскоре его прервал голос хозяина:

- Лиза!.. Лиза!..

  Девочка мгновенно открыла глаза. «Как же так, я уснула?!» Лиза подскочила к двери и… замерла. Что ей делать дальше? Открыть? Вдруг он тут же расправится с ней?

  Но и не открыть нельзя. Хозяин заподозрит неладное.

- Лиза!

- Я сейчас, хозяин. Извините, вчера много было работы. Вот я и уснула.

- Ничего страшного, зайди в мой кабинет.

- Хорошо.

  Лиза припала к двери и услышала, как отъезжает коляска. У нее есть несколько минут для принятия следующего решения. Выглянув в коридор, убедившись, что Антона нет, она постучала к тете Гале. Но никто ей не ответил…

  Девочка вернулась к себе, быстро собрала сумку, побросав в нее самые необходимые вещи и отложенные на черный день деньги. Пора удирать! Лиза вторично выглянула в коридор и… заметила хозяина. Он помахал ей рукой, приглашая поскорее пройти к нему. Сердце Лизы екнуло, но поделать уже ничего было нельзя.

  Антон пребывал в хорошем настроении, его щеки налились румянцем, возникшие в последнее время легкие морщинки под глазами исчезли, словно кожи коснулся опытный хирург-косметолог; хозяин что-то напевал, с доброй улыбкой осведомился, как рыжеволосая красавица чувствует себя? Сглотнув слюну, рыжеволосая красавица пробормотала:

- Хорошо.

  Оставалось лишь гадать: знает Антон, что служанка раскрыла его или нет? Лиза приготовилась к худшему: он все знает, и решил поиграть с ней в кошки-мышки.

- Тетя Галя пошла в город, - сказал Антон. – Сначала на рынок, потом – по другим хозяйственным делам. Раньше двух или трех часов она не вернется. Ты остаешься моей главной помощницей.

  Он заливисто рассмеялся, Лиза так же силилась изобразить на лице улыбку. Необходимо найти повод, чтобы поскорее исчезнуть с его глаз. Девочка вскинула руки и воскликнула:

- Я поняла! Я сейчас приготовлю завтрак. Бегу, хозяин, бегу!

- Подожди, - остановил ее Антон. – Сначала у меня к тебе будет другая просьба. Подойди ко мне. Да ты что, как будто боишься?

- Боюсь? – Лиза, как могла, изобразила удивление. И, обмирая от страха, приблизилась к Антону.

- Сможешь меня постричь?

- Постричь? – поразилась Лиза.

- А что тут удивительного? – пожал плечами Антон. – Тетя Галя говорила, что ты немного обучена парикмахерскому искусству. По крайней мере, ее ты постригаешь прилично. Лично мне надоели эти нахальные дамочки из парикмахерской. Если эксперимент пройдет удачно, станешь еще и моим личным парикмахером. С соответствующей доплатой, конечно… Что-то не вижу восторженных взглядов и радостных восклицаний?

- Право не знаю, хозяин… Слишком большая ответственность. Я ведь не профессионал…

- Ничего, - успокоил Антон. – Не получится, значит, не получится. Ругаться не стану.

- Тогда я схожу за ножницами…

- Не надо никуда ходить. Весь инструмент уже здесь, - Антон кивнул на стол и, как показалось Лизе, внимательно посмотрел на нее. Ей оставалось продолжать играть роль несведущей девочки.

  Ножницы заиграли в руках Лизы, она коснулась мягкой светлой копны Антона; хозяин замурлыкал какую-то песню, и вдруг сказал:

- У меня есть для тебя кое-что интересное.

- Интересное?.. – пролепетала Лиза.

- Сногсшибательный анекдот. Ты любишь анекдоты?

- Право не знаю.

- Очень поучительный анекдот про ОДНУ ЛЮБОПЫТНУЮ ДЕВЧОНКУ.

  Лиза выронила ножницы… Кажется, она попалась в капкан хозяина. К счастью, Антон был слишком занят собственной персоной, лишь иронично пожурил ее за неловкость и ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РАССКАЗАЛ СМЕШНОЙ АНЕКДОТ ПРО ЛЮБОПЫТНУЮ ДЕВЧОНКУ. Но та история не имела никакого отношения к Лизе.

- Ты, я вижу, не любительница анекдотов?

- Почему?.. Интересно…

- Неправда. Нельзя обманывать своего хозяина. Ты какая-то не такая. Догадываюсь - в чем дело: переживаешь из-за Славы.

- Из-за Славы? – Лиза как смогла оправилась от очередного удара и округлила глаза.

- Сбежал парень. Ничего, ты еще найдешь себе кавалера.

  Лизе почудилась усмешка в его словах («У меня есть уже новый «объект»…). Девочку вновь бросило сначала в жар, потом в холод. Все тот же страшный вопрос: «знает или нет?» сверлил мозг. Лиза почувствовала, что еще немного общения с Антоном, и она не выдержит… Убежит, расплачется, или прямо здесь лишится чувств. («Держись, держись!»).

- …Я закончила, хозяин.

- Посмотрим! Неплохо, очень неплохо. Что ж, госпожа личный парикмахер, а теперь…

  «А теперь?!..»

- Теперь завтракать! Завтракать!

  Не помня себя от радости, Лиза вылетела из кабинета хозяина. В ее голове созрел план, как ускользнуть отсюда, не вызывая подозрений Антона.

  Она быстро готовила завтрак и постоянно следила: не спускается ли хозяин вниз, в лабораторию. Кухня находилась недалеко от кабинета, благодаря незакрытой двери было слышно, как Антон что-то напевает. КАКОЙ ОН ВЕСЕЛЫЙ!

  Обожаемый хозяином салат «Оливье», бутерброды с ветчиной, чай. Через несколько минут она доложила Майскому, что завтрак готов. На лицо Лиза накинула маску озабоченности:

- Единственная проблема, хозяин, нет ничего сладкого к чаю.

  Она опасалась, что Антон скажет «ничего страшного», однако он согласился, без сладкого не годится. Это был шанс для Лизы.

- Разрешите, я сбегаю в магазин? Я быстро.

- Ты быстрая девочка, - согласился Антон.

- Даже чай не успеет остыть.

  Хозяин кивнул и принялся за салат. Лиза заскочила к себе в комнату, схватила сумку, вылетела из дома так стремительно, точно на ней были сапоги-скороходы. Она на всякий случай обернулась, лица хозяина в окне не появилось. Значит, он пока ничего не заподозрил и не следит за ней.

  Лиза получила небольшую фору во времени.

 

  «Куда теперь? В полицию?». Нет, туда она не пойдет. Во-первых, Лиза не доверяла людям из органов, покойные родители и тетя Галя рассказывали о чудовищной коррупции в их среде, о том, что в современной России они служат только богачам. («Антон - богач, а кто я?»). Во-вторых, ее рассказу об убийстве с помощью каких-то непонятных слов могут и не поверить, лишь посмеются. В-третьих (самое ужасное!), вдруг хозяин, чтобы расправиться с «рыжей предательницей» применит свою черную магию? Выход один: бежать из города.

  Лиза заспешила на вокзал. Положение осложнялось тем, что в этом небольшом городке останавливались всего два проходящих поезда: один днем, второй – вечером. Но даже до отправления дневного еще долго, целый час, даже с лишком. Что, если хозяин сообразит -куда направилась беглянка?..

  Здание вокзала размещалось в небольшом каменном доме, построенном еще в конце девятнадцатого века; его недавно отреставрировали, пытаясь сделать более современным, и глазу приятно было видеть яркую краску на стенах. В фойе почти не было народа, у кассы - лишь одна немолодая пара. Лиза лихорадочно размышляла, какой пункт назначения ей назвать.

- Девушка, вы не уснули? – недовольно бросила худоскулая кассирша.

  Лиза сначала назвала один пункт назначения, потом другой. Недовольство кассирши возросло.

- Определитесь же, в конце концов.

- Тогда до Черноземска.

  Лиза, пугливо озираясь, стояла на перроне. До прибытия поезда не так уж долго. Только бы ей успеть…

- Паспорт, пожалуйста.

 

- Надо же, как она задерживается, - подумал Антон, но сначала не придал этому большого значения. Мало ли что в магазине: отсутствует продавщица, нет кассира и так далее. Однако через некоторое время безразличие Майского сменилось удивлением, затем – беспокойством. Прошел почти час, а девчонки нет. Не случилось ли что с ней? Или же… или же она не придет?

  Почему не придет? Она тоже испугалась и ушла? Но ведь раньше Лиза никакого беспокойства не высказывала. Стоп! Сегодня она была не похожа сама на себя. Она чего-то боялась?

  Теперь Антон проанализировал все до мельчайших деталей: как она СМОТРЕЛА на него, как ДРОЖАЛА, когда постригала волосы. Тогда он не придал этому особого значения, а зря!..

  Чего она ИСПУГАЛАСЬ?

  Вечером, перед сном, Лиза зашла к нему пожелать спокойной ночи. Она была обычная, немного уставшая после тяжелой работы, немного грустная, очевидно, из-за «внезапного отъезда Славы». Вечером – одна, утром – другая. Что-то произошло ночью?..

  Она поздно встала, хотя раньше с ней подобного не случалось. Она сказала, что плохо спала ночью? А, может, вообще не спала?

  «Стоп! Кажется, я не закрыл дверь во вторую комнату лаборатории... Но тогда она могла каким-то образом узнать мою тайну!»

  Антон поехал в комнату Лизы и сразу понял, что некоторых ее вещей нет. Она удрала! А тетя Галя знает об этом?..

  Антон вскочил с ненужной ему коляски, начал осматривать комнату. Открыв тумбочку, сразу обнаружил записку…

  Он читал и ощущал, как волосы встают дыбом. «Видела! Эта рыжая сучка все видела!.. Где она?!!»

  Обуреваемый жаждой расквитаться с бывшей служанкой, Антон выскочил на крыльцо. Но тут же понял, что девчонка уже далеко. Если она приведет полицию? Если?!.. Он затряс головой, зарычал, точно пойманный охотниками зверь. Но быстро взял себя в руки. Надо уничтожить улики!

  Антон в клочья изорвал записку Лизы и побежал в лабораторию.

 

  Тетя Галя радовалась, что так быстро покончила с делами. Домой она возвращалась в хорошем настроении, правда, смущало одно обстоятельство: как они с Лизой справятся с таким огромным хозяйством? Тетя Галя прикидывала: кого бы из ее знакомых пригласить на работу? Недалекая, влюбленная в Антона, как в сына, женщина не желала замечать реальности. В доме все в порядке, хозяин – добрейшая, нежнейшая душа! Тетя Галя вспомнила о троюродном брате и его семье; они живут в Казахстане, там им явно не нравится. Вот бы их уговорить приехать сюда. Брат, жена, сын и дочка. Вдруг Антон возьмет их всех? В крайнем случае, кто-то будет работать в доме, кто-то в другом месте. При желании работу в городе найти можно.

  Размечтавшись о будущем, о приезде брата, тетя Галя вошла в дом. Тут же окликнула Лизу, но девочка не отозвалась. Тетя Галя решила, что она просто не услышала, поскольку занята делами. Однако Лизы не оказалось ни на первом, ни на втором этаже. Не нашла она и Антона.

- Антон, я пришла. Всего накупила…

  Его нет ни в кабинете, ни в библиотеке, нигде! Тут уж тетя Галя всерьез забеспокоилась. Куда они подевались?

  Галина вошла в свою комнату и увидела коляску Антона. В голове женщины мелькнуло: с хозяином что-то случилось? Вдруг его похитили? Ради выкупа, например? Он ведь человек не бедный…

  «Да, да, его похитили! А заодно и Лизу!»

  Она собиралась позвонить в полицию, но решила сначала обыскать дом полностью. Она ведь осмотрела еще не все, не была на чердаке, в подвале. В подвале у Антона лаборатория…

 

  Майский спустился вниз, прошел в свою тайную комнату и сразу все понял… Она была здесь! Где она пряталась? Антон внимательно все оглядел… Здесь, между стеной и шкафом! Даже осталась зеленая ленточка, которой она перевязывает волосы. А вот и сами волосы, целый клок. Вот кусок материи; зацепилась за гвоздь и даже не заметила. Шпионка!

  Девчонка пыталась освободить Славу. Но он умер, видимо, не вынес экспериментов над собой. От трупа нужно избавиться! Избавиться таким же образом, каким раньше Антон избавлялся от всех ОСТАЛЬНЫХ ТРУПОВ.

  Антон поднял на себя Славу и понес к противоположной стене. С нажатием кнопки она раздвинулась, поднялась одна плитка, вторая, и открылся самый хитрый (как считал Майский) тайник на свете. Сразу повеяло отвратительным запахом разложения.

- Спокойной ночи, Слава! Отдыхай там со своими друзьями! – И Майский сбросил мертвеца в глубокую яму.

  САМЫЙ ХИТРЫЙ ТАЙНИК! И вдруг… Антон ощутил присутствие человека, того, кто собирается узнать его тайну, а потом уничтожить. Антон повернул голову и увидел тетю Галю, которая смотрела на него широко открытыми глазами, силилась что-то понять, однако это «что-то» казалось недоступным ее разумению. Любимый мальчик Антоша преспокойно ходит и сбрасывает куда-то мертвого человека?!..

  Потрясенная, раздавленная тетя Галя оцепенело наблюдала, как Антон схватил что-то тяжелое и приближался к ней. Когда мозг скомандовал «беги!», оказалось слишком поздно. Антон без труда настиг ее и с размаху ударил по голове. Он ударил ее несколько раз, пока не посчитал, что уста женщины не разомкнутся больше никогда. Затем, проклиная эту «тяжелую, толстую тушу», дотащил ее до тайника и отправил вслед за Славой. Стена сомкнулась, дабы и дальше сохранять страшную тайну палача.

  Антон заметил, что на полу остались следы крови тети Гали; пришлось оттирать их. Кажется, все! Пол чист. Правда, Антон забыл протереть орудие убийства – старый подсвечник…

  После этого он уничтожил все улики, связанные с пребыванием здесь Славы. Пусть ищут!.. Теперь следовало решить: как ему быть дальше? У Лизки нет никаких доказательств против него. Что она скажет? Что я убиваю словами? Бред! Следователи вряд ли поверят в существование энергетического вампира. Им нужны традиционные убийцы, обычные, традиционные методы преступления. Антон вспомнил, как некоторое время назад прочитал статью про секту сатанистов. Их так и не смогли привлечь к ответственности, поскольку деяния не подпадали под статьи закона. Ну, возмущалась, негодовала православная общественность…

  Впервые за последний час Антон улыбнулся. Улыбнулся ехидно, почувствовав, что положение его не так уж безнадежно. Но Лизка слишком опасна. Она свидетель!

  Антон попробовал проанализировать ее возможные действия. Он вдруг подумал, что, возможно, она и не пойдет в полицию? Она слишком напугана ночной сценой. Скорее всего, постарается спрятаться от него. Второй вопрос: где спрятаться? Городок невелик. Нет, она уедет отсюда. Если уже не уехала!

  Каким образом она может выбраться из города? Варианта два: на попутной машине или поездом. Вряд ли Лизка поедет на попутке. Антон вспомнил, как однажды девочка говорила ему, что никогда бы не села в машину к незнакомцу. Остается поезд.

  Позвонив в справочную вокзала, Антон узнал расписание. Проклятье! Не успею… Если попробовать?

  Антон нацепил очки, надвинул на лоб шляпу, дабы кто-нибудь случаем не опознал его. Как назло заклинило замок в гараже, потом он некоторое время не мог завести машину. «Везет проклятой девчонке!»

  Он опоздал, и поезд уже ушел. Внезапно Антон подумал, что, возможно, Лиза и не уехала на нем. Это лишь один из множества вариантов ее бегства. Именно ОДИН ИЗ МНОЖЕСТВА. 

  Антон вернулся в дом, беспокойно бродил по кабинету, продолжая размышлять, как ему быстрее отловить беглянку. И вдруг он понял, какую ошибку совершил. Нелепую, детскую ошибку («Вот оно, проклятое волнение!»). Он не поинтересовался у работников вокзала, не видел ли кто из них рыжую девочку?

  Майский помчался на вокзал. Он разговаривал с дежурной по станции, с обходчиками путей. Никто из них не обратил внимания на Лизу, которую Антон описал очень образно. Оставался главный свидетель – кассирша. Но и она не помнила. Итак, ее здесь не было?

- Подождите, - сказала кассирша. – Я ее не запомнила, но меня некоторое время замещала Марина. Марина, подойди-ка сюда.

  Почти тут же появилась тощая кассирша.

- Марина, вот тут молодой человек интересуется насчет одной пассажирки.

- Мы справок не даем.

- Понимаете, - взволновано произнес Антон. – Мне необходимо знать. Она – моя девушка, мы поссорились. Боюсь, она наделает глупостей. Я просто обязан ее отыскать и вернуть. Я люблю ее!

  Печальные глаза и чарующая улыбка Антона сделали свое дело. Кассирша смилостивилась:

- Как выглядела ваша девушка?

  Антон повторил описание Лизы, кассир ее сразу вспомнила:

- Да, я ее видела. Она брала билет на поезд.

- На какой поезд?!

- Он недавно ушел.

- А куда она поехала?

- Разве я могу вспомнить? Она сомневалась, раздумывала… Подождите, - кассирша покачала головой, наблюдая за печальным лицом Антона. – Можно посмотреть по компьютеру. Инициалы вашей девушки?

  Антон назвал, ответ был получен довольно быстро:

- Афанасьева Елизавета Петровна взяла билет до Черноземска.

- Она будет там?..

- Завтра утром.

- Преогромное спасибо. И еще, какой у нее вагон?

- Надеетесь догнать поезд?

- Надеюсь, - Антон отвечал честно, не пряча глаз. – Если вы не доверяете… если думаете, что я ей враг…

- Да ладно, чего уж там. Вагон десятый, место тринадцатое. Несчастливое.

- Да уж, не везет моей девушке.

  Майский отошел от кассы, вновь улыбнулся, на сей раз хищно. На своей машине он действительно быстро догонит поезд. «Милая, до встречи!»

  А в это самое время, сидя в купе поезда, Лиза смотрела на мелькавшие за окном зеленые поля, деревеньки, бесконечные линии электропередач. Ее не пугало неведомое будущее. Лишь бы поскорее исчезнуть, навсегда спрятаться от ужасного Антона.

  Через некоторое время Лиза вздохнула с облечением. Она уже далеко… 

 

                                             ГЛАВА ШЕСТАЯ

                                             ПОГОНЯ

 

  …Мужчина лет пятидесяти с лихо закрученными усами без конца потчевал Лизу и ее соседку – миловидную даму очередной партией анекдотов и разных занимательных историй. Миловидная дама хохотала, а Лиза, которой было не до смеха, натужно улыбалась, дабы не обидеть рассказчика. А из него так и бил фонтан веселья. Затем он угощал чаем и конфетами, лукаво подмигивая то одной попутчице, то другой.

- Кстати, прелестницы, мы до сих пор не познакомились. Нельзя ли узнать ваши удивительные имена?

- Почему удивительные? – спросила миловидная соседка.

- Потому что любое, сорвавшееся с ваших волшебных уст имя прозвучит как удивительная, незабываемая симфония.

- Да ну вас! – махнула рукой миловидная женщина. – Я просто Тоня.

- Просто Тоня? – взревел мужчина. – Вы только послушайте: АН-ТО-НИ-НА! Какое звучание! А как нарекли огненную богиню любви?

  Лиза нехотя назвала свое имя.

- Мое любимое имя, - взмахнул руками мужчина. – Когда-то я был безумно влюблен именно в Лизу.

- И что случилось с вашей любовью? – вступила Тоня в шутливый диалог.

- Соблазняла меня, водила в рестораны, угощала черной икрой…

- Ух ты!

- Дарила дорогие подарки…

- Ну и женщина! – не то восторгаясь, не то осуждая воскликнула Тоня.

- Обещала взять в мужья! А когда я поддался чарам, когда отдал ей самое дорогое - свою невинность, то был обманут и брошен!

- Ничего себе! - возмутилась Тоня. – Так с мужчинами нельзя, сейчас это большой дефицит. Простите, а вас как зовут?

- Ло. А фамилия: Велас.

- Вы русский?

- Если верить родителям.

- Но как же? Ло Велас?.. Ах, ловелас! – дошло до Тони, и она рассмеялась.

- А вообще-то меня зовут Иван Никифорович. Нет, нет, я не литературный герой великого Гоголя. Вот моя визитка.

  Лиза взяла визитку, механически прочитала: «Пискунов Иван Никифорович». Оказывается, он руководитель фирмы.

- Так вы бизнесмен? – томно заулыбалась Тоня.

- Беглец, прелестница, беглец!

- Почему беглец?

- Бегу от налоговой инспекции. Пересаживаюсь с одного поезда на другой, схожу в самых неожиданных местах.

  Иван Никифорович и Тоня опять засмеялись, а вот Лизе стало не до смеха. Очередная шутка весельчака Пискунова пробудила в ней ужасающую истину: Майский наверняка отправился по ее следу. Разве ему будет сложно узнать, куда она поехала? Ему не составит труда отыскать ее в Черноземске. Вдруг он будет поджидать ее уже на вокзале?..

  У Лизы возникло ощущение, будто ее окунули в котел с кипящей смолой! Некоторое время она находилась в прострации, не могла вникнуть в слова веселого соседа. Он о чем-то спрашивал, что-то предлагал… Кажется, он приглашал «прелестниц» в ресторан.

- Нет, спасибо, - ответила Лиза.

  Зато Тоня тут же согласилась и они ушли, оставив Лизу в одиночестве. Беглянка вздохнула с облегчением (Иван Никифорович достал ее шутками и излишним вниманием), но уже через мгновение страх накинул на нее новую, еще более прочную сеть. Одна в купе! Одна, безо всякой защиты!

  Ее первым порывом было броситься за Пискуновым и Тоней, извиниться за отказ и напроситься в их компанию. Но затем она решила поступить по другому: до их возвращения закрыть купе на защелку и никому не открывать.

  За окном по-прежнему проносились бескрайние русские поля. Какие же контрасты вокруг! Одни хозяйства взлелеяны и ухожены; дома здесь добротные, часто каменные, с большими красивыми заборами. Другие (таких, к сожалению, большинство), лишенные хозяйской руки, совсем запустели, заросли сорняками. Низкие домишки напоминают развалюхи, у многих заколочены окна, что говорит о бегстве хозяев. Хозяев нет, а их земли скоро скупят чужаки… Лиза смотрела на сменяющие друг друга картины, пытаясь отвлечься от терзавших ее кошмарных мыслей, но те словно долотом долбили мозг, и этот стук отдавался в висках. Каменных особняков девушка теперь безумно боялась, именно в таком особняке и живет УБИЙЦА АНТОН МАЙСКИЙ. И когда из какого-то промелькнувшего перед окнами поезда высокого кирпичного дома выехала машина, Лиза невольно спряталась за занавеску. Ей казалось, что именно в этой машине – ее беспощадный преследователь.

  Но потом и развалюхи стали вызывать у нее не меньший страх. За фасадом нищеты порой скрывается еще более страшное зло. Может, именно в таком домишке в следующий раз спрячется Антон. Девушке почудилось, будто она вновь слышит его приторно-ласковый голос:

- Лиза… Лиза… Я здесь, неблагодарная девчонка!

  «Господи, только бы не сойти с ума!»

  Поля сменились лесными массивами; и опять Антон как будто выглядывал из-за каждого дерева, каждого куста, предупреждая Лизу о том, что невозможно скрыться от него.

- Я все равно найду тебя, моя огненная красавица… рыжая шлюха, дрянь!

  «Хватит! Хватит!»

  Сейчас, когда на кон поставлена ее жизнь, ни в коем случае нельзя было поддаваться панике. Надо успокоиться и понять: где бывший хозяин Лизы может поджидать свою жертву?.. «Он обязательно догадается, что я исчезла из города. Но каким образом исчезла? Скорее всего - поездом. Он наверняка уже побывал на вокзале, и знает, когда я уехала и куда направляюсь…»

  В голове Лизы созрел новый план. Она быстро собрала сумку, осторожно щелкнула замком (страх, что Антон уже в поезде, не покидал ее), выглянула в коридор. Мимо как раз проходила проводница.

- Не подскажите, какая следующая станция?

- Лучезарная.

- И долго до нее ехать?

- Будем там через час.

  «Только через час!»

  И снова она отсчитывала минуты, понимая, что не может больше находиться в этом поезде-ловушке. Через некоторое время появились Тоня и Иван Никифорович, который сразу поинтересовался: почему юная принцесса так бледна? Уж не заболела ли? Лиза что-то пробормотала в ответ и поспешила опустить голову. Иван Никифорович развел руками:

- Принцесса не в духе! Жаль, жаль. – Он посмотрел на часы и воскликнул.

- Скоро, прелестницы, Лучезарная. Предлагаю выглянуть на перрон, подышать воздухом. Именно выглянуть, поскольку стоим всего пять минут.

  Он галантно протянул Тоне руку, за ними вышла Лиза, как бы невзначай, захватившая свою сумку. Беглянка не хотела ненужных расспросов.

- …Раньше Лучезарная была поселком городского типа, прелестницы, а теперь это маленький, но очень приятный городок…

  «Маленький городок, - сказала себе разочарованная Лиза, - возможно, и отсюда мне тоже придется бежать!»

  Но пока Лучезарная была ее спасением. Беглянка легко спрыгнула на перрон, и, не отреагировав на вторичное напоминание Ивана Никифоровича о «пяти минутах», быстро пошла вперед и скоро уже скрылась за зданием местного вокзала.

 

  Антон вошел в двенадцатый вагон; ему очень хотелось иметь одноместное купе, но, к сожалению, у него оказался сосед - чрезмерно упитанный мужчина средних лет, который очень обрадовался появлению попутчика, предложив разделить трапезу. Чего только у толстяка не было: курица, ветчина, сыр, овощи… Меньше всего Антон сейчас думал о пище. Совсем рядом едет свидетель его страшного преступления! Надо заставить ее замолчать. Навечно!

  А толстяк продолжал настаивать на угощении, просил «не разбивать отличную компанию» («С чего он решил, что у нас с ним отличная компания?»). Но, чтобы оставить о себе хорошее впечатление, Антон присоединился. И тут… приятно возбуждающие запахи еды вдруг сделались до невозможности отвратительными, резкими, вызывающими тошноту. Антон извинился и еле успел выскочить в коридор. Он стоял в тамбуре у раскрытого окна, глотая свежий воздух. Он знал, что с ним происходит… Начинается НАСТОЯЩИЙ ГОЛОД, требуется новая энергетическая подпитка. В периоды «голода» Антон всегда испытывал к обычной пище отвращение, но такого, как сейчас… Такого с ним не бывало! Его едва не вырвало…

  Антон хорошо представлял, что станет происходить с ним через час или полтора: начнутся трястись руки и ноги, а еще через некоторое время по телу пробежит знакомая, страшная судорога. Он помнил, как во время одного такого приступа голода (не было подходящей «пищи») его скручивало, как он выл от боли, как начинали неметь ноги. Все происходило согласно предупреждению странного старика, который явился к нему много лет назад… «Если не будешь получать постоянной подпитки, то сначала ощутишь жуткие спазмы, потом у тебя отнимутся ноги, лицо станет дряблым, обвислым, покроется, точно рубцами, множеством морщин, из красавца ты превратишься в чудовище». Когда же он встретил того Старика? Шестнадцать лет назад!

  ПРОШЛО ЦЕЛЫХ ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ! Давно исчез из жизни сын знаменитого архитектора Радищева Веня, вместо него теперь – незаметный, никому неизвестный Антон Майский. Старик сдержал слово, - сделав Веню энергетическим вампиром, он подарил ему вечную молодость. Не знал Веня и недостатка в деньгах. Каждый месяц неведомый отправитель пересылал на его счет большую сумму. Веня догадывался, кто «неведомый отправитель» - тот таинственный, ночной посетитель. Только зачем он помогает Вене?

  События шестнадцатилетней давности возникли перед глазами Вениамина (будем называть Антона его настоящим именем). Его жизнь перевернули катастрофа, приковавшая к инвалидному креслу и встреча со Стариком. Веня сразу поверил ему и начал потихоньку «воровать» энергию у своих охранников. Молодые ребята не понимали, что с ними происходит: они чувствовали постоянную усталость, слабость, у них появлялись седые волосы, а лоб пересекало все большее число морщин. Зато Веня хорошел день ото дня. Вот – и румянец на щеках, и глаза блестят. Добрые старики Олег Васильевич и Александра Григорьевна не могли нарадоваться. Венечка пришел в себя! Венечка хочет жить! Они не знали, что «несчастный инвалид» уже понемногу начинал чувствовать ноги.

  И все-таки самым большим испытанием для Вени был тот день, когда он решился встать с инвалидного кресла. Его раздирали чувства неуверенности, боязни, неверия в то, что ЭТО ПРОИЗОЙДЕТ. Старик словно опять был рядом, подбадривал: давай! Давай! Веня впивался руками в подлокотники кресла, повторяя: «Я не смогу! Не смогу!». А Старик снова: «Вставай!». Веня осторожно приподнялся… Первый шаг, второй! И вот тогда он заплакал! Ночной посетитель стал для него избавителем, кумиром, хозяином, которому он мог отдать все, что угодно. Даже душу!

  Правда, третьего шага в тот день он сделать не смог, ноги подкашивались, Веня плюхнулся в инвалидное кресло. Но спустя некоторое время уже мог спокойно пройтись по комнате. И тут Веня сообразил: нельзя, чтобы кто-нибудь узнал о его чудесном выздоровлении. Зачем ненужные вопросы, подозрения. Веня рассмеялся, и опять опустился в кресло. «НИКТО не должен узнать!»

  Он так и продолжал играть роль калеки. Но однажды решил, что лучше исчезнуть из Старого Оскола, спрятаться там, где никто не знает его, и случайно не обратит внимание, что лицо его не подвержено старению. Веня обманул охрану и скрылся в неизвестном направлении. И снова будто кто-то помог ему. Должно быть, Старик…

  Веня ни секунды не думал о добрых помощниках Олеге Васильевиче и Александре Григорьевне, которые всегда «обожали Венечку». Да что там эти чужие старики! Он ни разу не вспомнил о погибших по его вине родителях и несчастной девушке Любе. В институте у него еще была какая-то Вера… Была и сплыла.

  Он исчез из дома, ничего не взяв с собой, кроме Черной книги. И впоследствии держал ее у себя в тайнике. Он мог не читать классику, но труд, определивший его жизненные позиции и устремления, проштудировал от корки до корки.

  После бегства прошло не так много времени, а Веня уже сумел оценить слова Старика, что его дар более ценный, чем власть или деньги, известность или самый сумасшедший секс. Дабы никто ничего не заподозрил, он жил в маленьком городке, жил тихо и неприметно, уже по привычке изображая из себя калеку.

  …Воспоминания воспоминаниями, однако ему нужно срочно добыть энергию. Может, у соседа по купе?

  О, нет! Одно лишь воспоминание об этом толстом уроде вызвало у Вени новый приступ рвоты (хорошо, что он стоял у раскрытого окна, а то объясняйся потом с проводницей!). Придя в себя, он вновь начал размышлять об источнике необходимой энергии.

  «Я не зря гоняюсь за Лизкой. Она и даст мне эту энергию».

  У нее - десятый вагон, тринадцатое место. Пройти всего два вагона!

  Одним из важнейших искусств, которым овладел Веня, было искусство перевоплощения. Он зашел в туалет одним человеком – скромным, коротко постриженным пай-мальчиком, а вышел – лихим, длинноволосым, немного развязным парнем, темные очки скрывали горящие жадным блеском глаза. Небрежной походкой прошел одиннадцатый вагон. А вот и десятый!

  Он сразу наткнулся на вытирающую окна проводницу. Разговорить ее обаятельному молодому человеку ничего не стоило.

- Какой хороший, чистый вагон. И хозяйка трудолюбивая.

- Без билета не возьму. Контроль строгий.

- У меня есть билет, - пожал плечами Веня. – Я из двенадцатого.

- Чем же там плохо?

- А почему вы решили, что я напрашиваюсь в вашу епархию?

- Догадаться не сложно. Двадцать лет здесь катаюсь.

- Вы начали работать в десять лет?

- Ой, льстец! – погрозила пальцем проводница, покраснев от удовольствия. – Ладно, что случилось?

- Ничего особенного. Просто случайно попался в купе старый знакомый…

- Хорошо, когда встречаешь знакомых.

- Только не его. До того надоедлив! Вот я и решил слинять. Специально прошел одиннадцатый. Вдруг ему вздумается искать меня. До десятого он вряд ли доберется. Уже хорош!.. - говоря все это, Веня осторожно оглядел вагон. Дверь пятого купе, где должна находиться Лиза, закрыта.

- Но чтобы без инцидентов, - сказала проводница. – А то заявится сюда твой пьяный дружок, начнете выяснять отношения.

- Ни-ни! – заверил Веня.

- Мне проблемы не нужны. У меня уже случилось одно приключение.

- Что за приключение?

- Ехала тут в пятом вагоне одна девица (Веня сразу напрягся), билет у нее был до одной станции, а она возьми, да и выскочи раньше. Соседи по купе подняли шум, мол, воровка. Потом выяснилось, что ничего она у них не украла.

- Просто выскочила и все?.. Странно. Хотя, если одна станция недалеко от другой… Может, оттуда ей быстрее добираться до дома?

- В том-то и дело, что билет у нее до Черноземска, а вышла она в Лучезарной.

- Лучезарная? – нахмурил брови Веня. – Ее мы давно проехали.

- Давно, - кивнула проводница.

  Вениамин понял, что девчонка оказалась не так проста. Придется снова начинать ее поиски. Но прежде… прежде нужен донор! Веня чувствовал, что еще немного, и у него, как у наркомана, начнется своя «ломка».

- Значит, так, билеты у проводницы из двенадцатого. Зовут меня Антон Майский. Я перехожу к вам. И вот… - он протянул ей деньги.

- Много даете. А свободные места у нас имеются.

- Не возражаете, я подберу себе попутчиков сам?

- Нет, конечно. Кстати, в седьмом купе едет молодая привлекательная дама. Она там совсем одна.

- Отлично! Если дама стоящая, я щелкну пальцами. Вот так… Это значит, что нам требуется хорошее вино и хорошие закуски. Договорились? А сейчас я пошел в седьмое купе.

  Дама в седьмом купе с явно скучающим видом смотрела в окно; выбеленные волосы падали на большую грудь, которую она специально обнажила до возможных пределов, томно смотрели удлиненные глаза, а нижнюю губу она прикусывала зубками, стараясь привлечь к себе внимание. «Шлюха, - сразу понял Веня, - а может даже проститутка». Но для него это значения не имело.

- Добрый день, сударыня, - он присел напротив. – Не возражаете, если я буду вашим соседом?

- Что вы!

  Некоторое время они ехали молча, Веня специально делал паузу. Появилась проводница и сообщила, что теперь это официально место Вени. Он вежливо наклонил голову и незаметно сделал ей знак.

- Не желаете что-нибудь выпить? Закусить?

- Я не против. А как моя очаровательная соседка?

- Право, не знаю…

- Короче, - Веня протянул проводнице деньги, - все самое лучшее.

  Проводница исчезла, между Веней и женщиной сразу завязался дружеский разговор. Оказалось, ее зовут Анжела и она едет отдыхать на один из южных курортов.

- Обожаю море, солнце, молодые загорелые мужские тела. Обожаю смех и радостные лица.

- Сколько у нас общего, - рассмеялся Веня, - я тоже обожаю молодые тела. Только, разумеется, женские.

  Конечно же, она не поняла скрытого в его словах зловещего подтекста; развязный мальчик, роль которого сейчас умело играл Веня, ей нравился. Но больше всего ей нравилось раскручивать этих отпрысков из богатых семей, беспутных прожигателей жизни и родительского состояния.

  Так и есть! Не успел ее новый попутчик рассказать пару-тройку пошленьких анекдотов, как на столике появились шампанское, икра, балык, виноград, клубника со сливками. Проводница взглядом профессиональной официантки смотрела на Веню, ожидая каких-либо дополнительных пожеланий. Поскольку пожеланий не последовало, она шепнула:

- Если что, я рядом.

- Мерси, мерси! – ответствовал Веня, но едва проводница покинула купе, шумно выдохнул. – Наконец-то ушла.

- Чему вы так обрадовались?

- Возможности остаться с вами наедине.

- Вы так сильно этого жаждете?

- Конечно!

- Почему? – наивно поинтересовалась Анжела.

- Потому что вы красивы. А настоящий мужчина обязан ценить красоту. Выпьем за красоту!

  Веня откупорил бутылку, искристое, шипучее шампанское вырвалось из заточения и наполнило два фужера.

- За красоту! – согласилась Анжела и выпила. Веня, сдерживая отвращение, все-таки слегка пригубил игривый напиток, намазал икрой два бутерброда, один из которых Анжела тут же схватила.

- Расскажите мне что-нибудь о себе, - попросила она.

  Веня знал, что она хочет услышать, поэтому тут же сочинил историю о ссоре с папочкой, владельцем сети ресторанов в Черноземске и бегстве из родного гнездышка. «Но теперь, когда я проучил старика, когда он ежедневно звонит мне и слезно умоляет вернуться, я решил, что так и быть, уступлю его мольбам». Анжела согласно кивала: со стариками ссориться нельзя, в конце концов «они такие забавные». Веня вздыхал, подливал даме вина. Ему казалось, что он читал ее мысли: «Хорошо бы его охмурить, да покутить за его счет». Чтобы и дальше разжечь страсть юнца, Анжела поглощала клубнику специфическим образом: сексуально водила по стаканчику языком, потом облизывала губки. О, знала бы она, насколько «милому юнцу» в данную минуту омерзительно смотреть на ее трапезу, как он пересиливает себя, чтобы лишний раз улыбнуться, как, доведенный до крайности запахами пищи, мысленно кричит: «Когда же ты закончишь свою жратву, тварь?»

  Но поскольку Анжела и предположить не могла подобного, она, словно специально, растягивала удовольствие. Веня извинился за небольшую отлучку, вышел в коридор и быстрее молнии понесся к туалету. Его опять рвало. «Ничего, ничего, - говорил он себе, - уже скоро…»

  Он вернулся, стараясь выглядеть непринужденно, и Анжела задала давно интересующий ее вопрос:

- А вы почему ничего не пьете и не едите?

- Язва, диета… Но я с удовольствием употребляю другую «пищу».

  Анжела понимающе кивнула, еще выпила шампанского, потянулась к двери и закрыла ее на предохранитель:

- Я тоже не прочь, милый.

  Веня окончательно убедился, что перед ним обычная проститутка, до поры до времени играющая роль светской дамы, но быстро сбрасывающая с себя ненужную маску. Веня внутренне усмехнулся: «Дурочка, твое единственное достоинство – молодость. Ох, я и пососу тебя!»… Разве он мог предположить, что ее гладкая кожа, стройная фигура, высокие груди отнюдь не отражают реальность. Что над лицом Анжелы много раз поработали опытные хирурги; они же откачивали из тела жир и ставили силиконовую грудь.

- Поцелуй меня, - попросила Анжела.

- Сейчас, сейчас… Ложись сюда, скорее!

  Анжела увидела, как загорелись его глаза; это вспыхнувшее пламя пьянило, завораживало, дико возбуждало! Веня провел рукой по ее шее…Каждое его прикосновение, каждый жест был жестом удивительного мастера любви. Он не спешил, словно специально доводя партнершу до состояния исступления. Она затряслась, потянулась к нему губами.

- Не спеши! – прошептал он. – Любой плод должен созреть.

- Я больше не могу ждать…

  Он засмеялся странно и… зловеще. Но уже через секунду осторожно раздвинул партнерше ноги. Шалая от ласк Анжела вцепилась в его руку и тихонько прошептала:

- Я твоя! Твоя! Возьми меня! Возьми всю, без остатка!

  Попутчик что-то зашептал в ответ; каждое его слово было так приятно, что возбуждение Анжелы достигло наивысшей точки. Кажется, он говорил на  иностранном языке. В голове вспыхнула и тут же погасла мысль: «Он не русский?..» Имела ли значение национальность? Имело ли значение: кто он? Будь хоть сам дьявол!.. И тут ее виски стало покалывать! Партнер вдруг возвысил голос, еще один укол, на сей раз, точно острая игла пронзила мозг Анжелы. Она провалилась в черную пропасть.

  …Веня вышел в коридор; он немного прибодрился, хотя особого удовольствия от общения с Анжелой не получил. Теперь он точно знал: она давно на «изломе молодости», а красивое, без морщинок лицо – искусно сделанная врачами маска. Ладно, хотя бы на время утолил голод. Теперь искать проклятую девчонку!

  Он трижды тихонько повторил: «Искать проклятую девчонку!» Но каждый раз говорил себе это все менее уверенно. В его мозгу, будто симфония, звучали слова Анжелы: «Обожаю море, солнце, молодые, загорелые тела». «Может, пока черт с ней, с Лизкой? Найду тоже теплый край, пляж, где много-много молодежи… Сколько же там для меня будет «пищи»! А Лизку я после отыщу. Весь мир переверну, но найду!»

  Веня зажмурился, предвкушая удовольствие, и вернулся в купе. Анжела «отдыхала». «Отдыхай, крошка, спокойной ночи!». Веня подхватил свой небольшой саквояж, направился к проводнице. Та посмотрела на него с некоторым удивлением:

- Вы тоже собираетесь выйти раньше своей остановки?

- Да, - кивнул Веня. – Решил вернуться и повидать папочку. Старик обиделся из-за моего бегства. А ссориться с богатым папашкой… Вы ведь меня понимаете.

- Понимаю, - вздохнула проводница. – Но ведь уже глубокая ночь.

- Ничего. Сяду на проходящий, и обратно.

- А ваша дама?

- Спит, как сурок, - беспечно ответил Веня.

- Не жалко покидать такую молодую и привлекательную?

- Не так она и молода. И совсем не привлекательна.

- ?!

- Очень много решают грим и косметика. Ну, да ладно… Когда остановка?

- Уже скоро.

  Веня смотрел в окно на вспыхивающие и тут же исчезающие в ночи огоньки пробегавших поездов. Хочется все время любоваться этой картиной. Кажущийся застывшим покой словно прерывает летящая, сверкающая жизнь. Красота! Красота! Но как она мимолетна! А ею хочется любоваться вечно!

- Вы бы хотели ВЕЧНО ЛЮБОВАТЬСЯ КРАСОТОЙ? – спросил Веня проводницу.

- Увы, вечного нет ничего, - вздохнула она. – Человеческая жизнь так коротка. Вы еще мальчик и не задумываетесь над подобными вещами.

  «Несчастная, – усмехнулся Веня, - ты смирилась с неизбежностью, с тем, что не сможешь вечно наслаждаться красотой».

  …Он на мгновение закрыл глаза и увидел огромный, с золотыми россыпями песка пляж. По нему бегали и смеялись молодые красавицы и красавцы. Они приехали сюда, чтобы подарить Вене ВЕЧНОСТЬ.

  Если бы Лиза знала, что планы ее преследователя временно изменились! 

 

  Громкий голос проводницы предупреждал пассажиров, что скоро конечная станция. Анжела проснулась, ей потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить вчерашнее приключение. Какой у него голос, какие руки. Как он ласкал ее! А что было дальше?.. «Почему я ничего не помню?»

  И куда он ушел? Анжела так рассчитывала прокатиться с этим юнцом в южные края!

  К ней в купе постучала проводница: «Пора вставать!», Анжела вскочила, открыла дверь.

- Не знаете, куда подевался мой сосед?

  Проводница воззрилась на нее почти с испугом, переходящим в страх. Потом покачала головой:

- Он сошел с поезда.

- Сошел? Когда?!

- Ночью.

- Почему? – невольно вырвалось у Анжелы.

- Откуда я знаю. Мне надо идти, извините.

  «Ушел, подлец! Впрочем, что ожидать от сопливого мальчишки. Но откуда у него такой опыт общения с женщинами? Можно подумать, что он прожил много лет и прошел соответствующую практику у лучших жриц любви».

  Анжела огорчилась его исчезновением, но лишь чуть-чуть. Ей предстояло отыскать нового кавалера, желательно в возрасте, который сразу не сбежит, а с удовольствием оплатит ее «южный круиз». Она не сомневалась, что найдет такого простофилю, для опытной охотницы это раз плюнуть.

  Но прежде надо привести себя в порядок. Она наклонилась к зеркалу и… крик ужаса вырвался из горла. Сначала Анжела подумала, что какая-то другая женщина проникла в купе и точно так же собирается сделать макияж. Хотя ЭТОЙ ДРУГОЙ ЖЕНЩИНЕ уже не помогут ни грим, ни косметика. Пустая седина расползалась по черным волосам, некогда исчезнувшие от скальпеля хирурга морщины с новой силой исполосовали ее лицо, особенно много их было вокруг глаз, что делало их похожими на глаза старой ведьмы; изменилось и само лицо, оно расплылось, округлилось до тошноты.

- Кто ты? – спросила Анжела морщинистую старуху.

  По движению губ она поняла, что и та задала ей этот же вопрос. Исчезли последние сомнения: она видит СВОЕ ОТРАЖЕНИЕ!

  Анжела закричала, но крик потонул в громком гудке поезда. Поезд мчал и мчал, минуя большие и маленькие станции, и только безумец мог попытаться остановить его, потребовать от машиниста, чтобы тот повернул вспять. 

 

                                                   ГЛАВА СЕДЬМАЯ

                                                   ОСТРОВ МЕЧТЫ

 

  Веня вышел из такси, небрежно кинул шоферу стодолларовую бумажку и огляделся. От огромного, окруженного пальмами отеля спускалась к морю каменная лестница. Подойдя к перилам, Радищев увидел большие и маленькие бунгало, сам пляж, вьющийся вокруг утесов золотистой змейкой, маленькие фигурки людей: кто-то играл в волейбол, кто-то прыгал в море, даже отсюда слышались крики и хохот. «Очень хорошо, - удовлетворенно сказал Веня, - смейтесь, отдыхайте».

  Он повернул голову к терпеливо стоящему рядом в ливрее негру («Интересно, почему администрация на роль швейцара «выписала» именно негра?»), кивнул на свой небольшой чемодан. Негр подхватил его и бросился в здание гостиницы.

  Веня вошел следом, и сразу закончилась власть изнурительной жары, ее сменил приятный, поддерживаемый кондиционерами холодок. В центре зала – фонтан с радужными рыбками, слева – лифты, бесшумно раскрывающие двери и мгновенно уносящие на верхние этажи. Но Веня направился направо к стойке администратора. Высокая женщина посмотрела на него прохладно и отчужденно. На этом курорте, иногда именуемом Островом Мечты, Веню не знали.

- Я бы хотел снять номер. Разумеется, «люкс».

  Даже после этих слов взгляд женщины не стал мягче. Молодой человек по-прежнему оставался чужаком, который пытается проникнуть в мир недоступной для него корпорации.

- Заполняйте бланк.

  Веня сразу же наличными заплатил требуемую сумму и весело подмигнул, однако лицо женщины так и осталось непроницаемым. Чары Радищева пока не действовали, он терялся на фоне прожигающих здесь жизнь бесконечных знаменитостей. Веня отнесся к этому спокойно, гнать лошадей не собирался: «В отличие от тебя, милая дамочка, и подобных тебе существ, времени у меня предостаточно».

  Веня направился к лифту и сразу увидел знакомое лицо: известный эстрадный певец, символ мужской силы и красоты, величественно шествовал по залу, окруженный группой телохранителей, готовых в любую минуту помочь ему отбиться от любой настырной поклонницы. Он пока единственный на этом Острове Мечты, кто, проходя мимо Вени, кокетливо ему улыбнулся. «Я с удовольствием уделил бы тебе несколько часов общения, - мысленно сказал ему Веня, - но ты слишком стар. А мне нужны юные!» Вслед за певцом появился еще один кумир – известный телеведущий; вечно моложавый, кругленький, холеный, который так часто произносил горячие монологи о страданиях народа, о возрождении нравственности на Руси, клеймил бандитов, богачей, чиновников. Сейчас же он говорил сопровождающей его юной спутнице о славной вечеринке, о том, как он на спор сожрал целого барашка. Юная спутница сомневалась:

- Целого барашка? Не поверю!

- Честное слово! Жрал и икал, ха-ха!

- Ты же мог подохнуть.

- Что ты, милая, свободная пресса не подохнет никогда. Вот других всех слопаем…

  Веня вдруг понял, какая ловушка может поджидать его здесь. Многие «звезды» шоу-бизнеса, политики и прочие, как крупного калибра, так и совсем дробного («звездочки»), давно перешагнули «критический возраст», однако жили по принципу старых песен: «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым», или «Нам никогда не будет шестьдесят, а лишь четыре раза по пятнадцать». Исходившая от них энергия являлась ядом даже для энергетического вампира. Поэтому Веня должен вести себя как опытный грибник, который, проходя мимо ядовитых, несъедобных, отбирает то, что нужно для варки, засолки, сушки, маринования. А на этом Острове есть и «белые», и «шампиньоны», и «лисички». Лакомься на здоровье!

  И вот уже Веня в модном пляжном ансамбле спускался к морю. Опытный глаз сразу выловил большие скопления молодежи. Прогуливаясь по горячему песку, он нашел самое удобное для себя место, прилег и стал обозревать окружение. Смех и шутки вокруг не прекращались, Веня вслушался в разговоры: чем озабочена большая компания, что справа от него, и чем та, что слева? В принципе, какого-либо отличия здесь не наблюдалось. «Золотые» мальчики и девочки, наша современная элита, в основном были озабочены бушующим ураганом возле штата Флорида, некоторые собирались «прошвырнуться туда на следующей недельке», а теперь «накрылась улетная прогулочка, придется время коротать в каком-нибудь отстойнике»; большой интерес вызывали наряд любимого кумира на «Тэффи» - самой «клевой рашн-премии» (шли отчаянные споры: у кого шился чувак: у Зайцева или Юдашкина?), новые альбомы «Отпетых мошенников» и «Запрещенных барабанщиков». Затем элита продемонстрировала знание западной культуры; спорили в основном на следующие темы: правда ли, что Том Круз педик, если «да», то как бы с ним скорешиться? Кто из крутых актеров Голливуда колется, а кто «курит травку»? Вообще, тема наркоты была очень популярна, что немного обеспокоило Веню; ему ведь нужны здоровые люди со здоровой энергией.

  Радищев закурил дорогую сигару и продолжал осторожно наблюдать за сбившимися в недоступные для других стайки соседями. В период перестройки и беспредела 90-х отцы золотых деток пробивались на Олимп жизни за счет воровства, обмана, грабежа собственной страны. Возможно, они мечтали не только выжить, подняться, разбогатеть любой ценой, но и создать новый аристократический род. Ничего себе аристократия получилась! Князи грязи…

  Веня знал, что все они будут делать ночью: кто-то пойдет в бар, напьется или обкурится; кто-то постарается наповал сразить подруг новым платьем, точь-в-точь, как у самой Дэми Мур, с которой так «хотелось бы поделиться секретами»; иные со скучными лицами займутся любовью: обычной или однополой, вдвоем или целой группой, любители романтики бросятся голышом в море, наверное, пробуя соблазнить даже его. Как они все предсказуемы. Остается лишь найти предлог, чтобы попасть в их «закрытые сообщества». И такой предлог вскоре представился.

  Веня подошел к воде, но не бросился сразу навстречу летящей волне. Как и его отец Михаил Михайлович, он входил в море или речку постепенно; сначала вода касалась его колен, потом достигала пояса, наконец, груди, плеч, и только тогда Веня нырял с головой и плыл. Надо сказать, что плавал он великолепно, используя разные стили. Однако сейчас все случилось по-другому. Веня увидел, как какая-то девушка вдруг начала колотить руками по воде, а набегавшая волна накрыла ее с головой. Она тонет! Несколько человек наблюдали за этой картиной, но никто не решался ей помочь. Спасатели были далеко, не успевали. Тогда Веня стремительно бросился в волны, и уже через несколько мгновений оказался рядом с тонущей. Девушка беспомощно барахталась, захлебывалась, но тут чьи-то сильные руки дернули ее за волосы, затем обхватили тело. Ее куда-то тащили…

  Она выплевывала воду и жадно глотала воздух, бессознательно воспринимая радость друзей, которые помогли ей подняться на ноги и указали на Веню:

- Вот твой спаситель.

  Растерянная, испуганная, подавленная, она даже не смогла его поблагодарить. А спаситель и не ждал благодарности, он просто скромно удалился. Это еще более возвысило Веню в глазах окружающих, он превратился в настоящего героя. Тем же вечером в баре к нему подсела группа представителей золотой молодежи; несколько фривольных шуток, удачных острот, рассказов о любовных похождениях - и Веня стал для них «своим в доску». К ночи компания вокруг него увеличилась, каждый стремился перекинуться парой фраз с новым гостем Острова Мечты. Веня внутренне ликовал: просочиться в их сердца оказалось проще простого.

  Ночь играла, звенела, безумствовала, расцвеченная всевозможными красками веселья. Вино лилось рекой, анекдоты продолжали сыпаться как из рога изобилия; Веня не сбавлял обороты, продолжая очаровывать всех и каждого, на любой вопрос у него находился остроумный ответ, с учетом того, что особым красноречием золотая молодежь не блистала. Даже самый простенький рассказ Радищева выглядел необычайно интересным. Девушки складывали бантиком губки, мысленно целуя потрясающего новичка, придавшего такое изумительное разнообразие их скучной компании, парни старались его хлопнуть по плечу, демонстрируя самое дружеское расположение. Веня наметил себе нескольких жертв и уже завтра (зачем откладывать дело в долгий ящик?!) обязательно ими займется.

  Он возвращался в номер в отличном расположении духа, иронично улыбался, слушая раздававшиеся повсюду причмокивания, вздохи. Радищев вспомнил, что и он когда-то вот также изнемогал от нежности, почитая секс высшим блаженством на свете. Сейчас все это кажется просто смешным.

  Придя к себе, Веня ощутил накопившуюся за день усталость и почти сразу упал на кровать. Жизнь представлялась прекрасной и удивительной: сколько же здесь МОЛОДЫХ ТЕЛ. Действительно - Остров Мечты. Правда, у каждого своя мечта и свои способы ее осуществления. Веня хихикнул, потянулся, закрыл глаза: «Они очень рады новому знакомству… Я тоже рад!».

  И вдруг странное чувство заставило его разомкнуть веки, он…… не один в своем номере?! Веня вскочил, с тихим ужасом наблюдая, как от стены отделилась темная фигура; он не видел ни единой черты лица, только сверкали в темноте ГЛАЗА.

- Привет, - послышался знакомый, слегка приглушенный голос. – Еще не забыл своего благодетеля?

- Не забыл, - у Вени пересохло в горле. Он попытался о чем-то спросить незваного гостя, но лишь с трудом выдавил из себя. – Но как?..

- Как нашел тебя? Для меня это просто. Вижу, ты процветаешь. Сколько лет прошло, а наш Вениамин такой же юный и обольстительный. Точно вчера расстались.

  Страх Вени еще больше усилился, он вспомнил, как когда-то что-то подписал. Неужели пришло время платить по счетам? Незнакомец рассмеялся:

- Вижу, не слишком рад старому другу?

- Я рад… Честное слово, рад.

- Это хорошо. Я ведь пришел не потому, что мне что-то нужно от тебя. Просто хочу предупредить… Не забыл - о чем тебя предупреждал?

- Я не понимаю…

- Забыл! Этот Остров и тебе закружил голову.

- Что я забыл? – почти взвизгнул Веня.

- Основное правило: НЕ ПЕРЕЕДАЙ! Берегись, коль нарушишь его!

  Вновь сверкнули и тут же погасли жесткие ГЛАЗА. Веня отчаянно всматривался в темноту, но Старика не видел. Он растворился в ночной мгле, оставив после себя грозное предупреждение. Даже сейчас оно звучало в ушах Вени: НЕ ПЕРЕЕДАЙ!.. НЕ ПЕРЕЕДАЙ!..

  Постепенно Веня отошел от страха, он уже думал о грядущем дне. Тем более, он все острее ощущал «голод».

 

  Прошло уже несколько дней, как Веня приехал на Остров Мечты. Молодой человек с приятной внешностью и хорошей фигурой, вечерами – в отлично пошитом костюме последней моды, необыкновенно галантный, по-барски расточительный, он привлекал к себе всеобщее внимание. Половина представительниц прекрасного пола была от него без ума, любая из этой половины почитала бы за счастье, если бы Веня пригласил ее в ресторан, на дискотеку, на пляж, не говоря уже о большем. Новый герой был мил со многими, загадочно улыбался, однако никому из поклонниц предпочтения не отдавал. Может, он нетрадиционной ориентации?.. К нему подсаживались сразу несколько известных геев. И с ними он был мил, и им улыбался, однако дальше этого не шло. Молодежь тянулась и тянулась к нему, и не только из-за его оригинальности, обходительности; он мог одарить советом нуждающегося в нем, причем, советом умудренного опытом человека. За ним утвердилась кличка «Мудрый Антон». Вскоре Веня знал потаенные секреты многих и многих, но сам оставался человеком-загадкой, «вещью в себе».

  По утрам он приходил на пляж, часами смотрел на море, на купающихся там девушек и молодых людей. Однажды к нему подсел особо добивавшийся его дружбы «плейбой» Георгий, все пытался разговорить Мудрого Антона, но тот будто ушел в себя, слушал приятеля вполуха. Наконец Георгий не выдержал:

- Вижу, на кого ты глядишь… На Таисию.

  Веня словно отошел ото сна, повернул голову к плейбою:

- Что ты сказал?

- Вот ты и попался! – воскликнул Георгий. – Тайка тебя достала. Все глаза протер, а меня даже не слышал.

- Не говори ерунду, - вечно улыбающийся Мудрый Антон вдруг нахмурил брови. – Я просто смотрел на море. На «самое синее в мире Черное море мое!»

- Нет, ты увлекся Тайкой, - настаивал Георгий. – А чего, девка – класс! Как полагаешь, кто у нее папаша?

- Мне все равно, - ответствовал Мудрый Антон.

- Нет, не все равно, - надоедливость Георгия раздражала. – Вот, кстати, она выходит. Эй, Тая!

  Девушка увидела махавшего ей Георгия и подошла, вид у нее был бледный, она терла виски.

- Тая, вот Антон…

- Что-то случилось? – перебил его Веня.

- Голова болит… подташнивает…

- Перегрелась на солнце. Надо сходить к врачу.

- Все как-то неожиданно… Утром чувствовала себя хорошо.

- Сходите к врачу! – повторил Веня. – У вас нездоровый цвет лица.

- Спасибо, я так и сделаю.

- Не повезло Мудрому Антону, - вздохнул Георгий. – Улетела птичка.

- Прилетит, если потребуется.

- Думаешь, почему у нее заболела, закружилась голова? От твоего долгого чарующего взгляда.

  Веня вздрогнул! Неужели его расшифровали?.. Однако тут же сообразил: это была шутка. Милая шутка и ничего больше. Внезапно ему пришла другая мысль - проучить наглого юнца, который лезет постоянно в душу, мешает забирать энергию.

  Веня откинулся на песок, закрыл глаза и только кивал, слушая бесконечную, глупую болтовню Георгия. Он опять подумал: сколько же здесь энергии! Он брал ее у многих, брал по «чуть-чуть», но ему хватало.

- Знаешь, Мудрый Антон, у Марианны тоже вчера болела голова… И ее подружка жаловалась на слабость и головную боль. Не иначе, повышенная активность солнца.

  На губах Вени мелькнула и тут же погасла усмешка.

 

  Вечером следующего дня Георгий отыскал Веню в баре; вид у него был не «из лучших», он казался взволнованным и удрученным. Не иначе что-то стряслось.

- Мне нужен твой совет, Мудрый Антон.

- Всегда готов услужить другу. Выпьешь?

- Что-то не хочется.

- Пей, дружище, многие проблемы сразу увидишь в ином свете. Все, что для трезвого ужасно, пьяному кажется немного комичным.

- Ты как всегда прав, Мудрый Антон.

- Так что случилось?

  Георгий обернулся, видимо, не хотел, чтобы кто-нибудь услышал. Веня хлопнул его по плечу:

- Пойдем ко мне в номер. Там спокойнее.

- Пойдем, - тотчас согласился Георгий, не представляя, в какую страшную ловушку себя загоняет.

  Небольшая порция спиртного не слишком помогла Георгию; в номере Вени он беспокойно ходил из угла в угол, его «мудрый товарищ» терпеливо ждал исповеди.

- Ты ведь знаешь мою первую пассию Вику?

  Веня кивнул и вопросительно посмотрел на Георгия. Неужели с ней что-то произошло? У нее энергию он пока не брал.

- Эта сука сказала, что забеременела от меня. Каково?

- Бывает. Сейчас это не такая серьезная проблема.

- Но это еще не все. Помнишь Зинку, любительницу ночных купаний?.. Кругленькая такая, черненькая?..

- Смутно.

- Неважно. И она утверждает, будто забеременела…

- И тоже от тебя?

- Да!.. Но и это не все! На аборты они не идут. Обе требуют, чтобы я женился.

- Ты будешь, как шейх из Саудовской Аравии. Много-много жен.

- Не смейся, прошу! Их отцы прекрасно знают моего. Какой скандал получится! Если папа лишит меня «пособия»…

- Стоп! Мало ли что они говорят. Сейчас отцовство легко можно установить, существует специальный тест.

- А вдруг я не пройду его?..

- Существует реальная опасность?

  Георгий кивнул и низко опустил голову, тем не менее, Веня заметил на его глазах слезы. Он без конца повторял:

- Что делать?!.. Ужас! Ужас!

  «О, нет, милый, ты еще не знаешь, что такое ужас!» - мысленно ответил ему Веня. Вслух же он сказал:

- Дело серьезное, следует обмозговать. А пока выпей мой фирменный напиток. Это успокоит, приведет в норму.

- Ты когда-нибудь попадал в подобную ситуацию?

- Я был во многих переделках, - уклончиво ответил Веня.

  Георгий сидел на диване, поджав ноги, без конца канючил, жаловался, проклинал «коварных сук». Постепенно его сморил сон, Веня несколько раз толкнул «товарища» и, убедившись, что тот действительно спит, удовлетворенно кивнул, удобно устроился напротив, вперив в юношу ледяной взгляд. Сначала он забирал энергию как обычно, в небольших дозах. Потом вдруг вспомнил, что хотел проучить его. Вспомнил, и уже никак не мог остановиться.

  …Он все-таки сказал себе: «Стоп! Иначе он умрет». Георгий побледнел, съежился, тяжело дышал. Веня с трудом разбудил донора, тот поднялся, пожаловался на головную боль, пошатываясь, удалился к себе. Что касается Вени, то он еще никогда не чувствовал себя так хорошо: он точно парил в поднебесье над окружающим скучным, уродливым миром. Слова таинственного покровителя: «Не переедай!» были в одночасье забыты. Разве можно отказаться от столь сладостной пищи?

  Он опять спустился в бар, оглядел зал; множество ребят и девушек предавались разгулу, прожигали жизнь, радовались молодости, не ведая, что пришел тот, кто с удовольствием возьмет у них лучшие годы. Взгляд энергетического вампира остановился на сцене, где стриптизерша совершала священный обряд ночи – после очередного движения скидывала с себя какую-нибудь «мелочь» из одежды. «Мелочь» перерастала в «серьезные вещи», уже сброшены курточка, рубашка, брюки; девушку охватило знакомое возбуждение, скоро она откроет множеству жадных, озверевших глаз таинства своего совершенного тела. Старый добрый стыд давно был неведом ей; возможно, он придет к ней много позже, когда ее кожа сморщится от тяжести прожитых лет, а от былой возбуждающей красоты не останется и воспоминаний. Тогда она может даже стать ярой защитницей нравственности, требовать от местной администрации закрыть все стриптиз-клубы. Но сегодня она королева вечера! Сегодня она слышит возбужденные возгласы мужчин и даже некоторых женщин, и, чтобы еще больше утвердить над ними свою власть, заученным, грациозным движением сбрасывает с себя белье, трогает набухшие соски. Взгляды посетителей бара становятся осоловевшими; среди множества глаз непросто увидеть те два, что смотрят на нее по-особенному…

  Веня также очарован белокурой танцовщицей – сила, энергия, красота! Какой превосходный донор! («НЕ ПЕРЕЕДАЙ!»). Грозное предупреждение отринуто окончательно, сладкий вкус «пищи» пьянит, он вновь бормочет страшное заклинание!

  Стриптизерша повернулась к залу спиной, новым грациозным движением оголила ягодицы, заиграла ими быстро-быстро. Ее умопомрачительную игру сопровождали свист, ор, вой, который вдруг показался ей… звериным. В «критический момент» танца, когда она (пусть на несколько минут!) превращается в Нефертити, Елену Прекрасную, Клеопатру, когда зал окончательно припадает к ее ногам, когда она могла требовать от толпы беспрекословного подчинения, девушке вдруг стало страшно. Она почему-то вспомнила сказку про серого волка, самую первую сказку, которую ей в детстве рассказывала мама. Мама не просто рассказывала, но и пугала: «Будешь плохо себя вести, придет волк и тебя зубами щелк! Знаешь, какие у него огромные, острые клыки!» И теперь стриптизерше вдруг показалось, что волк здесь, он, наконец, пришел за ПЛОХОЙ ДЕВОЧКОЙ, которая бесстыдно снимает перед всеми трусики. Ее движения сковал невольный страх, пора оборачиваться к публике, а она не могла… Она смертельно боялась увидеть волка! А серый хищник отрыл огромную пасть, с шумом вдохнул в себя воздух. Стриптизершу закружил неистовый вихрь, он вырвал ее со сцены и понес в ЭТУ РАСКРЫТУЮ ПАСТЬ; девушка уже ощущала пронзительную боль – тело как бы проткнули острыми пиками и рвали, рвали на части! От ужаса стриптизерша потеряла сознание.

  К ней выбежали люди, унесли за кулисы, взволнованной публике объявили, что «актриса просто устала, переутомилась, а представление продолжается». Зал пошумел и затих, переутомилась, так переутомилась. Лишь один человек, тот, кто знал истину, иронично улыбнулся. На какой-то момент казалось, что силы его безграничны. «Нет, границы есть, но их быть не должно!» И он опять прошелся по залу, выбирая жертву. «Пожалуй, вот этот и вон та!» И опять «ел», «ел» без меры. А затем отрешенно наблюдал, как у «доноров» вдруг безо всякой причины кружилась голова, как их начинало тошнить и они, еле передвигая ногами, покидали бар.

  …Уже вовсю властвовала ночь. Веня скромно пристроился в уголке, перед ним на столе – стакан «мартини», которое он едва пригубил. Снова и снова он оглядывал входящих в бар людей, стараясь в очередной раз захмелеть от молодой силы. И тут появилась девушка… Веня узнал ее, несколько дней назад именно ее он спас. Нет, он видел ее раньше: легкое темно-вишневое платье, вьющиеся по плечам темные волосы. «Вера?!»

  Внезапно нахлынувшие воспоминания сдавили горло, потребовалось время, чтобы осознать: Вера осталась в далеком прошлом. Шестнадцать лет назад… ШЕСТНАДЦАТЬ! Человеческая жизнь, жизнь этих двуногих существ слишком коротка; сейчас уже ничего не осталось от прежней Веры, вместо нее – женщина, которой за тридцать, солидная дама, ничуть не похожая на прежнюю юную девочку.

  Темно-вишневое платье, такие темные волосы, такая же фигура… Неужели душа Веры переселилась в эту девочку, чтобы вернуть Вениамина к давно утерянному прошлому?

  Он поднялся навстречу девушке в темно-вишневом платье, она одарила его лучезарной улыбкой. Он пригласил ее на танец. На тот самый танец, который тогда с Верой они так и не станцевали.

- Какое странное ощущение, - сказала девушка. – Вы точно пылаете.

- Это вспыхнула страсть к вам!

  Играла музыка, сверкали огни юпитеров, Веня прижимал к себе ее хрупкую фигуру, обнимал ее точно так же, как когда-то обнимал Веру. Он почему-то не хотел красть у нее энергию…

 

  Странная болезнь на Острове Мечты продолжала поражать все большее число людей. Протекала она без повышения температуры, кашля или насморка, мало того, анализы не показывали каких-либо изменений в организме. Однако заболевший человек без конца жаловался на головные боли, потерю сил, он менялся внешне: бледнел, худел, засыхал, как оставленное без воды растение. Возникший среди отдыхающих страх быстро сменился настоящей паникой, заговорили о страшной эпидемии, будто специально решившей подкосить новую российскую элиту и, таким образом, оставить нацию без поводырей. Первыми с Острова побежали известные политики, отважные журналисты и звезды шоу-бизнеса; всем им ни при каких обстоятельствах нельзя было рисковать собой. Первые кричали, что без них «страна снова потонет в болоте», вторые – что без их публикаций «люди не поймут, как страшно жить на белом свете», третьи «не желали оставлять паству без осознания ею истинных ценностей». За всеми ими стремительно потянулась «золотая молодежь», элита будущего. Отели пустели, райское место обезлюдело, местные власти в отчаянии ломали голову: как спасти положение. Но спасти его становилось трудней и трудней, На Острове Мечты ощутимо витал  всеобщий страх.

  Веня по-прежнему находился на Острове, здесь еще оставалась нужная для него «пища». К всеобщему бегству он относился спокойно, о перспективах особо не задумывался; в крайнем случае, он найдет себе другой «островок счастья». Он рассчитывал пожить тут еще недельки две или три, но все обернулось по-иному.

 

                                             ЧАСТЬ ВТОРАЯ

                                             ОБЪЯТИЯ ТЬМЫ 

                                                                                         

                                              ГЛАВА ВОСЬМАЯ

                                              В СЕТЯХ ВОСПОМИНАНИЙ

 

  Когда Вера проходила мимо этого дома, некогда сверкавшего огнями, бившего жизнью,   которую вдохнул в него талантливый архитектор, теперь же, точно застывшего в мрачных  объятиях смерти, на нее нападала дрожь. Память, будто искусный рыбак,  набрасывала на нее прочную сеть, до невозможности сильно сдавливающую грудь. Шестнадцать лет назад!.. РОВНО ШЕСТНАДЦАТЬ! Вера и сама не понимала, что заставляет ее приходить сюда, смотреть на умерший дом? Иногда ей хотелось кричать: «Этого не было!.. Не было никогда!»

  Но ЭТО БЫЛО!

  Хорошо бы дом Радищевых снесли, или купивший его человек перестроил бы его полностью, тогда, возможно, потускнели, а после и вовсе стерлись воспоминания о страшной трагедии. Однако назло всем превратностям судьбы, дом стоял, ничуть не меняясь. После трагической гибели Михаила Михайловича и Раисы Алексеевны, исчезновения Вени администрация Старого Оскола долгое время не знала, что делать с особняком. По идее у него есть собственник – Вениамин Михайлович Радищев. Но где искать его? Он вообще не объявляется. И вдруг появился представитель одной юридической конторы, предъявивший права своего клиента на этот дом: были показаны все бумаги, подтверждающие факт продажи особняка Вениамином Радищевым, живущим сейчас где-то в Хорватии. Самого покупателя никто не видел, но, так или иначе, за дом исправно платились налоги. Потом приехали рабочие, что-то перестраивали внутри; этим дело и закончилось, внешний фасад дома не тронули. И вообще тут никто не жил. Закрытые ставни и царящее вокруг безмолвие словно подчеркивали: прежняя жизнь закончилась, а новая так и не началась.

  Здесь Вера впервые отдалась человеку, который не только не стал ее судьбой, а, наоборот, принес муки и страдания. Она давно ему все простила, судьба и так слишком жестоко наказала Веню. Но ЗАБЫТЬ НЕ МОГЛА. Она помнила каждую мелочь того страшного вечера в кафе, пьянство Вени и его ледяные слова… Помнила, как стояла на асфальтовой дорожке возле дуба, наблюдая как он вел под руку белокурую девушку. Затем прозвучали чьи-то слова утешения: «Не горюй, ты еще так молода. У тебя все впереди». Но слова предназначались не ей… Страшный вечер, страшная ночь, за которой последовало еще более жуткое пробуждение! Тогда в ее комнату зашла мама…

 - В местных новостях передали… Михаил Михайлович и его жена Раиса Алексеевна погибли. Разбились на машине.

- И Веня?!

- Он доставлен в больницу. Но состояние критическое, врачи говорят, что он вряд ли…

  Кажется, мама быстро привела ее в сознание, что-то без конца твердила, о чем-то упрашивала дочку. А затем раздался звонок в дверь. В голове девушки мелькнул лучик надежды: «Что если там Веня?!». Она вскочила, рванула дверь и увидела… Виктора. Он посмотрел на ее бледное, осунувшееся лицо и понял, что произошло нечто ужасное. Вера отшатнулась от Виктора, точно от привидения, однако он не отступил и сделал шаг навстречу.

- Вера, выслушай меня, чтобы ни случилось, знай, ты всегда можешь положиться на меня.

  Она сделала шаг назад, затрясла головой, однако Виктор не сдавался:

- Ты нужна мне! И я – твоя опора!

  Вера прижалась к стене, в глазах были страх, горечь, разочарование.

- Уходи, слышишь?!

- Вера…

- ОНИ МЕРТВЫ… И ОН – ПОЧТИ МЕРТВ. Никто его не вернет.

- О чем ты?

  Она рыдала и повторяла: «Никто не вернет!» Виктор, не желая ее терять, схватил Веру, прижал к себе. Она не сопротивлялась и только плакала у него на плече. Виктор притянул к себе ее лицо, поцеловал. Вера вновь не оттолкнула его, у нее просто не оставалось для этого сил. Но затем, опомнившись, кричала Виктору, чтобы навсегда забыл дорогу к ее дому.

  С того дня мужчины стали казаться ей отвратительными и похотливыми созданиями, Вера не хотела говорить ни о ком из них. Прижимая руки к животу, Вера тихонько говорила будущему ребенку:

- Я буду жить ради тебя! И больше мне никто не нужен.

  Однако вскоре она вновь вспомнила о Вене. Он так болен! Вера пыталась проведать его в больнице, но неизменно получала отказ: то к нему нельзя, то он уже выписался и уехал за границу. Выходит, он просто не желает ее больше видеть…

  А Виктор по-прежнему не отступал, снова и снова появлялся возле ее дома, приглашал в кино, на прогулку. Он приносил Вере цветы, говорил красивые слова, пытаясь смягчить ее остывшее сердце. Наконец, он признался Вере в любви и сделал предложение. Молодая женщина поняла, что его отношение к ней слишком серьезно, что не все мужчины подлецы. Но это лишь подвигло ее на скорый разрыв.

- Нам нужно расстаться, Виктор.

- Почему? Из-за Вени? Но ведь его больше нет в твоей жизни! А я – вот он, рядом. Неужели мне никогда не заслужить твоей любви?

  Порыв юноши был настолько искренен, что Вера почувствовала, как глаза ее застилают слезы. Если раньше она осознала, что он любит ее, то теперь (чему она очень сопротивлялась!) поняла: и он ей далеко не безразличен. Образ Вени окончательно померк, да и была ли у нее настоящая любовь к этому маменькину сынку? Скорее - временное помешательство! А Виктор – реальный человек, который может быть рядом с ней долго, очень долго. Целую жизнь!

  «Опомнись, Вера, у тебя ребенок от другого человека. Зачем ты ему с таким «приданым»!»

- Я не могу быть твоей женой, Виктор. Не спрашивай причину. Веня здесь не при чем.

- Значит… - губы молодого человека задрожали. – …Надежды нет? Я настолько неприятен тебе?

  Он посмотрел в ее глаза и вдруг увидел в них… любовь. Океан любви, который омывал его берег.

- Вера?!..

- Я не могу, не имею права ломать твою жизнь. Свою я уже сломала.

  Он догадался: в ее жизни произошло еще что-то страшное. Он видел, что в последнее время Вера выглядела изможденной, раздражительной, а недавно Виктор случайно услышал, как она жаловалась подруге на тошноту. А что, если она?..

  И тут последовало подтверждение его догадки. Вера решила, что больше нет смысла прятаться за ненужную ложь.

- Я жду ребенка, Виктор. Так уж получилось. А теперь уходи!

  Однако Виктор понял, что не сможет уйти, слишком дорога ему эта необыкновенная женщина. Разве имеет значение, что у нее ребенок.

- Его отец Веня, - горько промолвила Вера.

- Нет, - решительно заявил Виктор. – Его отец я, Опалев Виктор Андреевич. И ты, если захочешь, можешь стать Опалевой. А хочешь, оставь свою фамилию. Сейчас женщины после замужества часто оставляют свою фамилию.

- Виктор, остановись, ты можешь пожалеть. У тебя впереди целая жизнь, блестящая карьера. Ты найдешь себе другую невесту: из богатой семьи, с начальником папой или начальницей мамой…

- Прекрати, Вера! Мне не нужна богатая невеста из семьи начальников.

- Виктор!..

- Ты и никто иная! Не забудь, у НАС РЕБЕНОК. Ты не имеешь права лишать его отца.

  Слезы снова потекли из глаз Веры; теперь она была уверена, что всю жизнь любила только одного человека – Виктора.

  …Родственникам и знакомым они объявили, что это ребенок Виктора. Никто не сомневался, ибо о кратковременной связи Веры с Вениамином практически не было известно. После рождения Юрика Виктор, этот замечательный человек, полюбил его, как родного. А через несколько лет, когда выяснилось, что больше забеременеть Вера не сможет, мальчик стал для него смыслом жизни.

  Теперь Вера и Виктор Опалевы работали в одной больнице: она – терапевтом, он – хирургом. Были в их судьбе, как в судьбах любой другой семьи, и горести и радости, но, главное, Вера чувствовала себя по-настоящему счастливой. У нее есть любящий и любимый муж, замечательный сын, прекрасная работа – что еще нужно для женщины? Но иногда на нее нападал необъяснимый страх, какая-то неведомая сила тянула Веру к дому, где давным-давно жили Радищевы. Ей казалось, что прошлое обязательно напомнит о себе, напомнит ужасным образом. Через некоторое время страхи отступали, даже казались бредом; Вера успокаивалась. Однако сегодня ее околдовала уверенность: ПРОШЛОЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВЕРНЕТСЯ. И скоро.

 

  Вечером, вернувшись к себе в номер, Веня вдруг увидел на полу белый конверт, который кто-то подсунул под дверь. Веня поднял его: нет ни имени того, кому оно предназначалось, ни адреса отправителя. И все-таки конверт в его номере! Веня вскрыл его, внутри - связка ключей и письмо, в котором размашистым почерком было написано:

                                       «Здравствуй, дорогой друг!

  Мы так долго не виделись. Рад, если смог тебе хоть чем-то помочь. Правда, не всякому моему совету ты следовал. Я ведь предупреждал: НЕ ПЕРЕДАЙ…»

  У Вени затряслись руки, не оставалось сомнений, кто написал письмо. Именно НАПИСАЛ НА БУМАГЕ, словно напоминая, что и Веня когда-то ПОДПИСАЛ БУМАГУ. Радищев не мог понять: почему Старик внушает ему такой страх? Пока он Вене только помогал. ПОКА ПОМОГАЛ… Веня не хотел читать дальше, но и не мог не читать.

  «Теперь главное – наш договор. Я вылечил несчастного калеку, подарил ему молодость. Пора платить по счетам! С этих пор ты подчиняешься мне; выполнишь несколько поручений. Сегодня же покинешь Остров, вернешься в Старый Оскол…»

- В Старый Оскол? – пробормотал изумленный Веня.

  «… и поселишься в своем бывшем доме. Не бойся, что тебя узнают, ты будешь жить там инкогнито. Да и кто тебя сможет узнать? Вене Радищеву должно быть далеко за тридцать. А тут юнец… Просто похожий человек. Правда, забавно?

  Теперь о главном: дом давно куплен мной, документы оформлены на подставное лицо. Здесь ключи от всех дверей и потайных ходов…»

- Какие потайные ходы? – подумал Веня, однако далее следовал ответ:

  «…Не удивляйся, дом внутри перестроен, так что увидишь много нового и неожиданного. Когда приедешь, получишь необходимые инструкции.

           Итак, до встречи».

  В конце письма стояла краткая приписка:

  «После того, как прочтешь письмо, тебя ждет маленький сюрприз. Не пугайся!».                                                                            

  В голове Вени четко отпечатались три слова: «…получишь необходимые инструкции». Он понял, что больше не принадлежит себе. Неведомый Старик не отдавал ему приказов, но само письмо выглядело как приказ.

  Внезапно Веня подумал: «А если я скроюсь? Исчезну, как дым? Я молод и ТАК СИЛЕН! Деньги мне его не нужны, сам заработаю… Да, да, сбегу, прямо сейчас!»

  И тут письмо вспыхнуло! Вспыхнуло само по себе, точно кто-то незримый поджег его на расстоянии. Несколько секунд Веня следил растерянным взором, как превращается в пепел бумага. Опомнился он лишь тогда, когда пламя больно опалило пальцы. Веня вскрикнул, выпустил «оставшийся в живых» маленький клочок бумаги, который так быстро сожрал огонь, что тот не успел даже долететь до полу.

  ТЕБЯ ЖДЕТ МАЛЕНЬКИЙ СЮРПРИЗ…

  Страх Радищева усилился, желание бежать возросло. Он подскочил к шкафу, где хранились вещи, но едва распахнул дверцу, как сразу услышал… хриплый смех. Веня догадался: смеется Старик; но где он? Где?!

  Старик был везде: в комнате, в ванной, в шкафу, он следил за каждым шагом человека, подписавшего с ним документ на непонятном языке. Кто рискнет сказать, что станет с Веней, если он ослушается? Может, он сгорит, как эта бумага?..

  Радищев опустился на пол, некоторое время сидел, сжавшись в комок от страха - он казался себе таким слабым, беззащитным. Хриплый смех повторился, а затем в мозгу зазвучали слова, которые точно бритвой полосовали его:

- Подурачился и хватит! Пора в путь. В любимый Старый Оскол, в город радостных детских иллюзий.

  Веня окончательно понял, что выхода нет. И вновь услышал приглушенный голос:

- Чего ты боишься? Я ведь твой ДРУГ. Нас ждут великие дела.

- Нас ждут великие дела, - несколько раз повторил Радищев и почувствовал, что начинает верить в это. Он спокойно собрал чемодан, спустился вниз. За стойкой администратора дежурила знакомая высокая женщина, та самая, что встретила Веню в первый день его приезда на Остров Мечты. На сей раз холодное величье в ее глазах исчезло, в них таилась грусть и некоторая надежда, которая, впрочем, быстро растаяла при виде Вени с чемоданом. Пустующий отель, пустующий курорт были для нее страшнее любой эпидемии.

- Покидаю вас, - сказал Веня. – Ничего не попишешь – дела, дела. Я вам сколько-нибудь должен?

  Администратор просмотрела счета:

- Нет, вы заплатили вперед, это мы вам должны…

- Забудем, забудем! – прервал Веня.

  Администратор, собрав последние остатки достоинства, кивнула с напускным равнодушием. Она и сейчас пыталась показать денежному постояльцу, что дела у отеля идут нормально. Радищев принял игру, сказал, что все было прекрасно, что обязательно приедет сюда вновь. Напоследок он обернулся и подумал: «А почему бы «не подзакусить» на дорожку? Она еще молода и довольно привлекательна… Нет, не сейчас, слишком мало времени осталось до отправления поезда!»

 

  Иногда воспоминания дарят нам радость, иногда – горечь, иногда, вспоминая о былом величии, мы думаем: почему же ныне так пали низко? Бывает и наоборот: некогда униженные стремятся прихватить в этом мире как можно больше, чтобы потом, вспоминая о прежнем позоре, беспощадно мстить за него. Сильному воспоминания придают еще большую силу, слабый теряет голову и быстро сдается на милость победителей.

  Ультра-модный теоретик литературы последних лет, крупный публицист и философ Михайло Пустозвонов вообще считает, что жизнь общества не только зависит от воспоминаний, но и полностью определяется последними. «Посмотрите на Америку, - пишет Пустозвонов, - символы ее прошлого – бесстрашные ковбои, осваивающие неведомый, прекрасный Запад, освобождающие его от орд кровожадных краснокожих дикарей; это – талантливые дельцы, умеющие торговать даже воздухом; это – рождение Голливуда, с его удивительной революцией в культуре – гангстерскими разборками, занимательной эротикой и прочее; наконец – это открытие миру фантастических музыкальных жанров, ранее доступных только какому-нибудь скрывающемуся в джунглях африканскому племени. Именно воспоминания о героическом, свободном янки сделали Америку такой свободной и неудержимой, и мне, истинному либералу, хочется орать, как писал Маяковский, глупея от восторга: «Дерзай дальше, Америка!».

  А что можем вспомнить мы? Не буду возвращаться к веку девятнадцатому, ибо о нем хорошо сказано устами великого просветителя Базарова, но ведь и двадцатый был не лучше: гулаги, всеобщая тупость, беспросветное пьянство, травля русских гениев, типа Мейерхольда и Бродского…»

  Лиза открыла глаза, посмотрела вокруг; она снова ехала в поезде, а напротив - двое уже немолодых людей в поношенных пиджаках и стоптанных ботинках, один – в строгих очках, другой – с небольшой округлой бородкой, чем-то напоминающий профессора советских времен, восторженно читали статью Пустозвонова. И сразу, точно стая безжалостных, голодных крыс, на нее напали воспоминания. Злой гений последнего времени Антон Майский возникал будто из небытия; возникал там, где не должен быть возникнуть, заставляя Лизу вздрагивать, инстинктивно закрывать лицо руками. Каждый раз ей требовалось время, чтобы осознать, что это не он, а просто похожий парень… Она думала, что сбежала, а убежать оказалось не так легко. Она была УВЕРЕНА, что бывший хозяин идет по ее следу и скоро отыщет свою жертву. Приходилось снова бежать. После Лучезарной Лиза сменила несколько городов, перебиваясь случайными заработками. У нее уже не оставалось денег ни на поездки, ни на проживание в дешевых квартирах. Надо, наконец, где-нибудь остановиться, но останавливаться нельзя!

  Хлопают двери, мелькают лица проходящих мимо людей… Бог мой, сколько же из них заставляют Лизу вздрагивать. Девушка постоянно говорила себе: «Нельзя бояться вечно. Так можно сойти с ума!» Однако страх по-прежнему не выпускал ее из своих объятий. Лиза успокаивала себя и… постоянно оглядывалась.

  Среди множества окружающих ее голосов плацкартного вагона вдруг послышался еще один: такой знакомый и такой страшный. Голос принадлежал Антону Майскому и раздавался он где-то за стеной.

  «Он нашел меня!»

  Или опять это был только похожий голос?..

  («Он нашел меня?»)

  Поезд остановился. Решение пришло мгновенно, она схватила сумку, выскочила на перрон. Поезд стоял недолго, несколько минут, - и он тронулся. И тут, продуваемая холодным ветром, Лиза с ужасом обнаружила, что забыла в вагоне плащ.

  Вслед за ветром появились крохотные колючие снежинки; дрожащая, теперь от холода, Лиза забежала в здание вокзала. Но и здесь было ненамного теплее. Девушка присела на жесткое сидение, размышляя: что ей делать? Надо куда-то идти?.. Куда? Денег кот наплакал. Не хватит ни на новый плащ, ни на пальто, ни на что другое.

  Она сидела здесь в полной безысходности уже несколько часов. В какой-то момент Лиза вспомнила, что у нее есть кофточка, она вытащила ее и натянула на заледеневшее тело. Если это и помогло, то лишь чуть-чуть. Сидящая напротив нее полная женщина достала термос и налила себе чай. Лиза подумала, что пара глотков ее немного бы согрели, но попросить не решилась.

  У нее вдруг возникло ощущение полной отрешенности и полного безразличия ко всему, даже к возможному появлению Антона. Холод и голод добивали ее, перед глазами все плыло. Последнее, что услышала она сквозь собственный, непрекращающийся кашель, - возглас какой-то старушки.

- Сюда, скорее сюда! Девочке плохо!

 

  Она очнулась от настойчивой попытки разбудить ее. Над ней склонилась симпатичная темноволосая женщина, взгляд и голос которой требовали ответа:

- Кто ты, девочка? Как тебя зовут?

- Лиза…

- Вот и прекрасно. А меня Вера Андреевна. Как ты себя чувствуешь, Лиза?

- Как чувствую?.. Нормально…

- Анализы показали, что у тебя нет воспаления легких. Но ты такая худая. Давай еще раз осмотрю тебя.

  Вера Андреевна осмотрела и ощупала девушку, постоянно спрашивая: «Здесь болит?.. Нет. А здесь?»

- Я худая, потому что много работаю и много бегаю.

- Понятно. Тогда ты у нас долго не задержишься.

- Это хорошо, - вздохнула Лиза, она ведь не могла сказать, что идти ей некуда.

- А что с тобой случилось? – поинтересовалась Вера Андреевна. – Ты была без пальто, без шапки…

- Я даже не представляю, в каком городе нахожусь.

- В Старом Осколе.

- Старый Оскол? – наморщила лоб Лиза. – Это?..

- Это город в Белгородской области.

  Лиза закрыла глаза и вздохнула. Каким образом она оказалась в Старом Осколе?.. Ах, да, она выбежала из поезда, когда ей показалось, что слышит голос Антона. Вера Андреевна внимательно смотрела на нее.

- Куда ты направлялась?

- К родным, - соврала Лиза.

- Оставь мне их адрес.

- Зачем?

- Чтобы сообщить им, что ты здесь. Возможно, они приедут за тобой.

- Возможно… - пролепетала Лиза.

- Где они живут?

- Я… должна вспомнить.

  Вера Андреевна внимательно посмотрела на нее:

- Ладно, отдыхай. Я зайду к тебе позже. Если что понадобится, позови медсестру.

- Хорошо, - закивала Лиза и тихо добавила. – Большое спасибо.

  Врач не ответила, лишь покачала головой и ушла. Не исключено, чтокое-что насчет этой худенькой девочки с пышной рыжей шевелюрой ей стало понятно. Но она решила пока промолчать.

  Больница, куда попала Лиза, славилась в городе тем, что сумела сохранить теплое, человеческое отношение к больным; врачи и медсестры, получая от любящего государства гроши, тем не менее, проявляли порой невероятную чуткость и заботу о пациентах. Врачи искренне переживали, если кто-то, совсем чужой для них, был обречен. Установленные в больнице нравственные порядки оказались столь крепки, что тот из медперсонала, кто не мог воспринять их сердцем, в скором времени уходил: бессердечия здесь не признавали. Лиза быстро ощутила это тепло, ей нравилось тут все: уход, отношение людей, особенно пришлась по душе – лечащий врач Вера Андреевна. Когда она приходила, сердце девочки начинало учащенно биться, будто перед ней – возвратившаяся после долгой разлуки мать или старшая сестра. Вера также чувствовала растущую привязанность к ней девочки и почему-то немного… пугалась. Может потому, что и самой ей очень нравилась Лиза; врач давно догадалась, что у девочки никого нет и идти ей некуда.

  Лиза сначала радовалась, когда ей говорили, что дела идут на поправку, потом с испугом подумала: а что дальше? Бесконечные дороги, укоры чужих людей, постоянные обманы, когда за работу обещают одно, а платят другое. И, конечно же, страх перед Антоном… Поэтому, когда Вера Андреевна сообщила, что через неделю ее выпишут, Лиза мысленно воскликнула: «Господи, у меня даже нет теплой одежды!»

  В тот день в жизни Лизы произошло новое событие. В ее палату вместе с Верой Андреевной пришел еще один врач – человек лет тридцати, высокий, светловолосый, с широкой улыбкой и большими серыми глазами. Посмотрев на Лизу, он с напускной суровостью нахмурил брови:

- Кто тут страдает от болезни?

- Это я, - невольно рассмеялась девушка.

- Как смела ты болеть в прекрасном юном возрасте своем?

- Я скоро поправлюсь.

  Вера Андреевна показала ему какие-то записи, что-то объясняла, он кивнул в ответ, сам осмотрел Лизу. Потом обернулся к девушке и сказал:

- Поправишься, я в том не сомневаюсь.

  Немного позже Лиза поинтересовалась у Веры Андреевны, кто этот веселый доктор? Та ответила:

- Наша знаменитость – Марков Станислав Валентинович. Выдающийся специалист своего дела, без пяти минут доктор наук. И очень хороший человек. Вижу, он и тебе понравился?

- Да, - покраснела Лиза.

 

  День выписки приближался. Лиза сидела на кровати, понуро опустив голову, и ждала, когда Вера Андреевна произнесет роковые слова:

- Завтра тебя выписываем.

  Что ей делать? Куда идти? Впервые в жизни она не ждала прихода любимого врача, не ждала своего выздоровления. Однако Вера Андреевна заговорила не о здоровье, не о предстоящей выписке. Она вдруг прямо спросила Лизу:

- Так у тебя есть родные?

  Лизе показалось, будто в словах врача прозвучала жалость. Нет, нет, жалеть ее не надо. Лучше соврать. А там она как-нибудь выкрутится.

- Да, да, у меня есть тетя с дядей.

- Где они живут?

- Они?.. – Лиза замялась, не зная, что ей сочинить. Теперь у Веры Андреевны развеялись последние сомнения:

- Скажи честно: тебе есть куда ехать?

  Лиза не могла ей смотреть в глаза, не могла больше врать. Поэтому лишь отрицательно покачала головой.

- Я так и думала. Не хочешь остаться у нас? Работать в больнице?

- Работать у вас?!.. Но ведь…

- Знаю, у тебя нет специального образования. Но ты можешь работать санитаркой, а потом поступить в медицинский вуз.

- Я хочу у вас работать!

- Вот и отлично. При больнице есть общежитие. Там тебе выделят комнату.

  Лиза не могла поверить своему счастью: она останется с этими замечательными людьми - с Верой Андреевной и… Станиславом Валентиновичем! И с ним ей очень не хотелось расставаться, хотя видела она его всего два раза.

  Сразу после выписки Лиза приступила к работе; вставала она рано и как птичка порхала по кабинетам, палатам, коридорам, прибирая и вычищая все до такого блеска, что глаз радовался. Неунывающая, улыбчивая, она вскоре стала всеобщей любимицей. На вопрос: «как дела, Лиза?», девушка неизменно отвечала: «хорошо». Вере Андреевне тоже казалось, что дела у ее протеже складываются хорошо, что Лизе здесь нравится. Как она общается с больными, как ухаживает за ними!.. У нее доброе сердце, и голова светлая – ни одно задание не надо повторять дважды.

  Правда, иногда Вера Андреевна замечала, что девушка без причины вздрагивала и некоторое время смотрела вокруг взглядом затравленного зверька. «Она чего-то или кого-то боится, - думала Вера Андреевна. – Может, поговорить с ней? Вдруг мне удастся помочь?..»

  Нет, поговорить с Лизой врач не решилась. Если девушка захочет, то все расскажет сама.

  Но Лиза крепко хранила свою тайну. Постепенно работа в больнице помогла ей успокоиться, страх перед Антоном чуть отступил, она надеялась, что он не найдет ее здесь. Неужели он доберется до Старого Оскола?

  Разве могла она знать, что бывший ее хозяин Антон уже здесь, он живет в доме в нескольких кварталах от больницы.

 

                                          ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

                                          МИР СКАЗОК

 

  В баре со странным названием «Лунный» ужинали двое молодых людей несколько богемного типа; они поедали креветки, обильно запивая их пивом, но потом решили, что пиво – слишком слабый напиток, и изрядно разорились, заказав водки, а к ним и семги. Нет, нет, молодые люди не были отъявленными пьяницами, можно сказать, они вообще не употребляли спиртное. Но сегодня решили слегка расслабиться. Весьма странным казался со стороны их разговор: они не обсуждали женщин, не возмущались после последнего  поражения нашей сборной, не спорили по поводу удачной или неудачной сделки. Один из этих молодых людей – высокий, румяный, с густой светлой растительностью на лице говорил собеседнику:

- Ты ошибаешься, Гриша, классическая сказка не умерла. Сказка не может умереть, как не может умереть жизнь. Да, да, потому что жизнь – не только повседневный реализм, но и мечта о необычном. Некрасивая девочка верит, что и за ней прискачет сказочный принц на вороном коне…

- Может, на «ролс-ройсе», Арсений, - подмигнул темноволосый с живыми карими глазами Гриша.

- Даже дрожащий от холода, роющийся в помойках бомж и тот мечтает, что… - Арсений не находил слов, Гриша пришел ему на помощь:

- Что заживет как олигарх. Продолжай! Продолжай! Дети верят сказкам взрослых, что скоро мир изменится к лучшему, нищие доверяют богатым, надеются, что те, следуя советам короля Лира, отдадут им часть от своего излишка! – Гриша со злостью влил в себя стопку водки.

- Если у тебя такое настроение, почему же ты поехал со мной?  

- Я тоже жил сказкой! Сколько мы обошли деревень в Белгородской области в надежде, что удастся собрать хотя бы небольшое количество неизвестных сказок, былин, легенд. И что увидели? Материализм и беспамятство давно размыли всем мозги. Молодежь не знает - кто такой Илья Муромец,  зато поименно называет каждого «мента»; в крайнем случае героем становится абсолютно безликий Гарри Потер.

- Нельзя так пессимистично смотреть на вещи. Я все-таки остаюсь оптимистом.

- Помнишь старую истину: оптимист – плохо информированный пессимист. Но ты прав в одном: умирает сказка, потому умирает жизнь…

  Казалось, подобный спор вряд ли смог бы заинтересовать кого-либо из присутствующих в баре, однако нашелся человек за соседним столиком, с неподдельным интересом вслушивающийся в слова молодых людей. Человек этот и сам был молод: если смотреть на лицо - от силы двадцать, но во взгляде его цепких глаз читался многолетний опыт. Он выждал нужный момент и, извинившись, подсел к спорщикам.

- Прошу простить, друзья, - он начал несколько виновато, - случайно услышал ваш разговор, хочется принять в нем участие, ибо он напрямую касается меня.

  Молодые люди, позабыв об известном предостережении Булгакова «никогда не разговаривайте с неизвестными», с интересом посмотрели на неожиданного собеседника.

- Вы тоже занимаетесь сказками? - спросил Арсений.

- О, да! Я большой любитель сказок и всего необычного.

- Прекрасно! – затряс ему руку Арсений. – А мы учимся в Москве, в университете на филологическом факультете. Пытаемся собрать местный фольклор: сказки, легенды…

- Помню, помню одного такого собирателя. Кажется, его звали Шурик? Герой известной кинокомедии.

- Правильно! – Арсений расхохотался и даже его мрачный друг улыбнулся. – Только зовут нас по-иному: Гриша и Арсений.

- А я Антон.

- Давай на «ты»? – предложил Арсений.

- Давай.

- Ты тоже учишься на филологическом?

- Я самоучка, - загадочно улыбнулся Антон.

- Иногда это даже лучше. Когда учишься без посторонней помощи, как правило, отбираешь знания, которые тебе действительно нужны. Выпьешь?

- Благодарю, но и мне тогда разрешите угостить вас.

  Знакомство завязалось быстро, и Антон сказал:

- Я не согласен с вами, парни, что в Белгородской области забыты сказки или легенды. Просто вам не встречались сведущие в этом вопросе люди. Здесь не только не отринуты сказки, здесь удивительные, необъяснимые истории живут своей особой жизнью. Прежде всего, у нас, в Старом Осколе.

  Заметив, как сразу возрос интерес двух друзей, Антон продолжал:

- Примерно с месяц назад я видел в этом баре одного известного московского писателя. Он часто бывал у нас, собирая удивительный материал. Однажды он написал рассказ «Невеста-призрак» о таинственном доме, где обитает дух красавицы Маргариты. Многие посчитали это обычным авторским вымыслом, мол, такого дома нет. И даже в местных газетах появились разоблачительные статьи. Однако журналисты ошибаются. Скажу больше, - Антон перешел на шепот. – Я знаю, где тот дом. 

  Глаза Арсения зажглись неподдельным интересом, Гриша, наоборот, смотрел на рассказчика с известной долей скептицизма.

- Я не только знаю, где тот дом, но и могу показать его!

- Любопытно, - усмехнулся Гриша, - и сколько же мы должны заплатить за наше путешествие?

- Нисколько.

- Тогда каков твой интерес в этом деле?

- Сразу интерес? Парни, вы меня не разочаровывайте. Я надеялся, что встретил единомышленников, коим можно доверить секрет. Будущих ученых, которые подтвердят, что дом призраков существует… Конечно, когда вы напишете книгу о том, что увидите и получите хороший гонорар, надеюсь, вспомните приятеля Антона?

  Едва Гриша услышал о дележе гонорара, огонек недоверия к случайному собеседнику потух (материальный фактор все-таки присутствует). «В конце концов, - решили парни, - что мы теряем? Грабить ему нас вряд ли интересно. Что с нас взять?.. Рискнем!»

  И они согласились последовать за Антоном в Мир Сказок, как он сам шутливо выразился.

 

  Когда они вышли из бара, уже стояла темная и довольно холодная осенняя ночь. Бледная луна застыла посреди черного небосвода в окружении небольшой россыпи огненных точек. В лица искателей приключений ударил резкий ветер. Антон посетовал, что машина не на ходу, хотя тут же добавил, что «в его состоянии садиться за руль опасно, но до того места лучше добираться пешком». Затем он поднял воротник плаща, а кепку опустил ниже, пробормотав: «Да уж, непогода!» Прагматичный Гриша предложил отложить поход, но романтик Арсений был категорически против. Если Мир Сказок рядом, его надо обязательно посетить. И ни пронизывающий ветер, ни нудный моросящий дождь не должны их остановить. Но даже он спросил у Антона:

- Нам далеко идти?

- По местным меркам – да, по московским – нет.

- Может, все-таки возьмем такси? – настаивал Гриша. Однако их провожатый отрицательно покачал головой. Молодые люди спорить не стали.

  Антон повел своих новых приятелей через сверкающую огнями площадь, через микрорайоны в частный сектор, где они шли по каким-то узким, похожим одна на другую улочкам, буквально утопая в грязи. Какая машина тут проедет!

  Улицы сменяли одна другую, дождь и ветер усилились, теперь уже и Арсений ругал себя за то, что втянулся в авантюру. Гриша дважды предлагал вернуться, однако Антон каждый раз успокаивал: «Уже скоро». Затем они оказались в какой-то роще. Антон, продираясь через сучья деревьев, продолжал вести их дальше. Но наконец они остановился перед каким-то покосившимся строением.

- Это и есть тот самый дом? – разочарованно и подозрительно поинтересовались московские гости.

- Что вы?! Здесь внизу подземный ход, с помощью которого мы сможем проникнуть в Мир Сказок.

  Антон толкнул какую-то дверь, повернулся к ребятам и сказал:

- Нам сюда.

  Студенты из Москвы переглядывались, не решаясь последовать за ним. По шепоту Гриши несложно было догадаться: он уговаривает товарища вернуться.

- Так что вы решили? – Антон произнес это несколько безразличным тоном. – Я все равно пойду ТУДА. Пойду один.

  Даже в черноте ночи приятели заметили, как странно синими огоньками сверкают его глаза, чему каждый подивился. Но внезапно возникшая заминка все-таки сменилась желанием продолжить путь. Антон ободряюще кивнул, точно заранее знал, чем закончится это путешествие, и первым вошел в таинственную дверь.

- У вас нет зажигалки? – на всякий случай спросил он у ребят.

- Нет, - ответили разом Арсений и Гриша.

- У меня тоже. Но не страшно. Пройдем.

- Уверен? – переспросил Гриша. – Ведь не видно ни зги.

- Глаза скоро привыкнут к темноте.

  Дорога была неровная, каменистая; гости из Москвы постоянно спотыкались. Черный силуэт Антона мелькал впереди, он шел так уверенно, будто всю жизнь только и делал, что бродил в кромешной тьме. Чтобы Арсений и Гриша не потерялись, он постоянно подавал им голос, два или три раза предупреждал, чтобы нагнулись, ибо тут очень низкий потолок. Дорога запетляла, москвичи решили, что одним им выбраться отсюда будет очень сложно, и, не лучше ли, пока не поздно, повернуть назад. Однако Антон, словно прочитав их мысли, бросил:

- Уже скоро.

  Однако пути все не было конца. Еще через некоторое время Гриша не выдержал:

- Твое «скоро» давно прошло. Ты уверен, что не обвалится какая-нибудь плита, или на нас не набросится толпа крыс?

  Антон обернулся и холодно спросил:

- Думаете, путь в Мир Сказок столь легок и прост. Еще есть время вернуться. Я готов пожертвовать временем и вывести вас.

- Мы же не о том, Антон, - примирительно сказал Арсений. – Просто Гриша… просто мы оба опасаемся.

- Опасаться нечего, я здесь уже проходил и, как видите, жив. Я знаю путь и опять повторяю: скоро!

  На этом дискуссия пока прекратились. И тут же дорога уперлась в каменную стену. Тупик? Однако Антон начал шарить по стене, несколько раз повторив: «Здесь! Точно здесь!». И тут произошло нечто странное: стена раздвинулась, пропуская гостей. Арсений и Гриша поняли: это сработал то ли рычаг, то ли кнопка. Антон продолжал командовать:

- Теперь по лестнице вверх. Не соскользните, не то можно сломать шею.

  Они вняли предупреждению, поднимались крайне осторожно. Да и лестница оказалась не такой длинной. Впереди трепетал тусклый свет, друзья догадались, что исходит он от свечей. Антон остановился, весело сообщил:

- Пришли!

 

  Они оказались в большой комнате, освещенной множеством свечей. Мерцающий огонь позволил друзьям заметить какие-то рисунки на стенах. Но прежде возник закономерный вопрос: получается, что хозяева ожидали гостей?

- Антон?.. – Арсений не закончил, просто кивнул на свечи.

- Это загадка, - ответил Антон. – Каждый раз, когда я появлялся тут, они уже горели. Кто-то зажигает их. Только кто?

- А что за рисунки на стенах? – спросил тем временем Гриша.

  Стены представляли собой своеобразное «художественное полотно», написанное в специфической манере: множество разных сюжетов, разных картин словно соединились в одну всепоглощающую СКАЗКУ. Вот один сюжет: гигантский змей в сверкающей короне скрутил несчастного витязя, меч и щит которого валяются рядом. Еще секунда и змей задушит его. Герои были как живые, и Арсению и Григорию показалось, будто плененный витязь обратил к ним полные ужаса и скорби глаза, умоляя помочь, а змей с огромным красным, вываливающимся языком хитро подмигнул неожиданным посетителям и спокойно готовился к пиршеству.

  Другой сюжет: лысый кривобокий великан протыкает длинными иглами тело тщедушного человечка, рот которого открыт в крике… Этот крик словно срывается с «полотна» и достигает ушей гостей таинственной комнаты. Гриша невольно отвел глаза, а Арсений даже прошептал: «Перестань его мучить, слышишь?!»

  Теперь они поняли: сказки на стенах имели оборотную сторону, вызывая не радость, не улыбку, а осознание всеобщего кошмара. Сцены жестокости, насилия, отвратительных улыбок и гримас постоянно сменяли друг друга. Вот палач рубит голову молодому парню, бросающему последний взгляд на парящий в небе огромный корабль; вот девица с распущенными волосами под аплодисменты людей в богатых одеждах топит в речке мальчика с козлиными рожками. И опять посетители комнаты будто бы слышат несчастный, похожий на блеяние, голосок жертвы и радостные возгласы богатой свиты, призывающей девушку-убийцу поскорее покончить с проклятым оборотнем. А вот на печи сидит невероятно толстый, похожий на откормленную свинью, человек, предлагая гостям стакан сивухи (Арсений и Гриша ощутили ее отвратный запах), при этом его заплывшие жиром глазки сверкают хитростью и злобой… Студенты отвели от чудовищного полотна глаза, но, ища объяснений, требовательно посмотрели на Антона.

- Видите ли, - ответил Антон, - как мне сказал создавший картину художник, это и есть РЕАЛЬНАЯ, а не искаженная после постоянных переработок сказка. Сказка в ее первозданном виде. Художник так видит мир. Его право.

- Ничего себе первозданный вид! – хмыкнул Гриша. – Это шабаш каких-то монстров. Почему змей душит воина?

- Потому что в первоначальном варианте Иван-царевич ему битву проиграл.

- Что за пытка иголками? Зачем великан втыкает их в человека…

- Помните сказку о Храбром Портняжке, она существовала и в русском фольклоре, и в немецком. Так вот на самом деле Великан раскусил хитрости удальца-портного и в отместку стал вкалывать в его тело иголки.

- А сцена с парящим в облаках кораблем, - не выдержал Арсений. – Никак «Летучий корабль»?

- Да, именно так закончилась та история. Строителю корабля отрубили голову, а принцесса преспокойно отдала руку богатому вельможе.

- А что за сумасшедшая топит мальчика с козлиными рожками?

- Неужто не узнали? «Сестрица Аленушка и братец Иванушка». Она утопила оборотня и тоже благополучно вышла замуж за царевича. Правда, потом и ее отравили. То ли свекровь, то ли свекор.

- Ничего себе интерпретация наших сказок! – возмутился Арсений. – Никогда не поверю, что это был «первоначальный вариант».

- Я тоже сначала не верил, - ответил Антон. – Но давайте вернемся, например, к Емеле…

- К Емеле?

- Ну, да, герою сказки «По щучьему велению». Вот он, этот толстый парень на печи, предлагающий вам выпить сивухи. Даже при пересказах сохраняются черты прежнего Емели. Кто он такой? Во-первых, лодырь; далее – вымогатель, за сохраненную жизнь требует у щуки исполнения любых желаний; в-третьих, авантюрист, уж коль жениться, так на царской дочери.

  Слушая Антона, Арсений и Гриша остолбенели. Но тут их внимание привлек еще один персонаж на картине, можно сказать, центральный, поскольку он возвышался над всеми остальными сюжетами и героями. Это было удивительное существо с выдвинутой вперед челюстью, низким лбом, поросшей шерстью кожей. Сначала московские гости приняли его за огромную обезьяну, однако разумный блеск злобных глаз явно указывал на то, что перед ними все-таки человек. Обезьяноподобный не просто взирал на сказочных персонажей, он словно руководил их действиями.

- Разве в русских сказках встречались обезьяны? – удивился Арсений.

- Никто и не утверждает, что это русский герой, - ответил Антон.

- Но ведь он смотрит на всех как… хозяин?!

- Пожалуй, - согласился Антон. – Только, как объяснял мне тот художник, хозяин не обязательно должен быть русским.

- Кто же он?

- Каин.

- Как Каин? – поразились Арсений и Гриша.

- Ну, да, Каин, убитый своим братом Авелем.

  Неожиданный шум заставил всех вздрогнуть - это открылась дверь и перед изумленными московскими студентами возникла стройная, светловолосая девушка в голубом платье и скрывающей лицо маске. Незнакомка грациозно кивнула и поманила гостей за собой.

- А это кто? – спросили москвичи Антона.

- Я видел ее здесь и в прошлый раз, - ответил он. – По-моему она тоже героиня из какой-то сказки. Я слышал, как ее называли - то ли Любушка, то ли Любавушка.

- Героиня сказки? Что ты мелешь? – не выдержал Гриша.

- Точно! Она материализуется в полночь и живет всего несколько часов. Пойдемте, нам ничего не грозит.

- Откуда знаешь?

- Я уже был ТАМ!

  Все трое последовали за девушкой. Лестница вновь повела их вверх и вскоре искатели приключений попали в новую часть Мира Сказок! Зал, где они оказались, сиял от множества ярких ламп. Ноги тонули в красном ворсистом ковре, посреди комнаты стоял огромный стол, заставленный такими лакомствами, что сразу потекли слюнки (а ведь все они неплохо подкрепились в «Лунном»): на серебряных подносах лежали окорока, румяные пироги, серебристая рыба, в братинах поблескивала, переливалась красными и черными искорками икра, золотом отливал мед, в бутылях плескалось вино.

- Садимся! – потер руки Антон, устраиваясь за столом. Арсений последовал было за ним,  но Гриша остановил своего импульсивного друга:

- Стой! Ты что, ослеп? Вон там в углу…

  В правом углу комнаты безмолвными изваяниями сидели мужчина и женщина в закрытых масками лицах. Антон беспечно заметил:

- Это два каких-то добрых старика, наблюдающих за гостями.. Они абсолютно безвредны. К столу, ребята!

- А еда случайно не отравлена? – не сдавался Гриша.

  Однако, увидев, как Антон смело откусил кусок пирога, он успокоился. Но кто и почему организовал им этот стол? Может, те добрые старики? Студенты вновь покосились на них. Нет, нет, со стороны «безмолвных наблюдателей» не последовало никаких движений: ни враждебных, ни дружеских.

- Антон! – замялся Гриша. – А платить нас не заставят?

- Не заставят! – радостно заявил Антон, поедая курицу. – Проверено: полная халява!

  Москвичи последовали его примеру. Ну, и вкуснотища! Вино ударило в голову, Арсений и Гриша всерьез начинали верить, что находятся в сказочном мире…

- А где Любушка или Любавушка? – мечтательно спросил Арсений.

  Едва он это произнес, как зазвучала музыка и вновь появилась светловолосая девушка в маске и голубом платье. Ее руки взлетели вверх, точно крылья птицы, казалось, через секунду и сама она взлетит в небесную высь, изящные ножки задвигались в такт дивной, нежной мелодии.

  Но вдруг музыка стала меняться, в нее ворвалась тема неотвратимой судьбы, отчего сердца молодых людей сжал невольный страх. Израненное аккордами тело девушки замирало то в одной, то в другой страшной позе, словно по нему наносили ножевые удары. Движения Любушки-Любавушки говорили: это конец! Конец!.. Однако мрачные мгновения длились недолго, мелодия снова лилась радостно и светло. Красота возродилась, и несколько раз коснулась своим «крылом» каждого из гостей.

  Наблюдая за волшебным танцем, москвичи уже ничего не замечали вокруг. Они бы никогда не смогли сказать - сколько времени он продолжался… Но тут что-то вспыхнуло, загорелось под ногами; возник дым, который быстро рассеялся. Друзья увидели, что девушка исчезла, испарилась.

- Где она? – пролепетал Арсений.

- Поработал искусный иллюзионист, - Гриша старался говорить уверенно, но голос его слегка дрожал.

- Откуда здесь искусный иллюзионист? – возразил Антон. – Она ИСПАРИЛАСЬ.

- Больше не появится? – грустно спросил Арсений.

- Думаю, нет.

- Что нам делать?..

- Завершим трапезу и уходим. Мир Сказок предупреждает нас, что занавес скоро опустится, мы окажемся в полной тьме.

  Напоследок Арсений и Гриша еще выпили крепкого вина, поклонились добрым старикам в масках, все также безмолвно продолжающим наблюдать за гостями праздника, и последовали за Антоном к выходу. Студентам вторично пришлось преодолевать дорогу подземного лабиринта. Голова каждого кружилась и болела (очевидно, от вина!), Арсения дважды стошнило, Гриша как-то держался. Наконец, они вышли на свежий воздух и с удовольствием дышали всей грудью.

- Вперед! Вперед! – командовал Антон. – Сейчас здесь находиться уже опасно. Мир Сказок не любит, когда задерживаются дольше обычного.

- Да не торопи ты нас, - попросил Гриша. – Такая темнота! Того и гляди ноги сломаешь. Дай хоть сотовым посвечу.

- К тому же и в голову, и во все тело будто кто-то вбивает гвозди, - добавил Арсений.

  Однако их оскольский друг будто не слышал стонов, а только подгонял и подгонял. Вдали показалась дорога, Антон закричал:

- Машина! Она довезет вас до гостиницы. Голосуем!

  Шофер охотно согласился подбросить Арсения и Григория до гостиницы.

- Смотри, шеф, чтобы доставил моих друзей в целости и сохранности.

- Будет сделано, - пообещал шофер.

- А ты не поедешь? – спросили москвичи Антона.

- Мне, к сожалению, в другую сторону.

  Арсений сел на переднее сидение, Гриша – на заднее. В кабине царил полумрак, что позволило каждому из пассажиров закрыть глаза, немного подремать, расслабиться, отвлечься от всего в надежде, что головная боль хоть немного отступит. Однако удивительные персонажи из нарисованной на стене картины Мира Сказок были тут как тут. Арсению показалось, будто он сидит то ли в озере, то ли в речке, и кто-то пристроил на его голову козлиные рога. Вода достигала уже горла, но подняться он не мог, его держали несколько крепких веревок. Рядом на берегу стояла разношерстная толпа, среди которой он узнал многих своих родственников. Только одеты все они почему-то в средневековые одежды. Толпа хлопала в ладоши и орала: «Оборотень! Оборотень!». Затем к Арсению подошла девица со злым лицом и ехидно сказала:

- Ты, братец, не козленочек, а преогромный козлище. Мне предложили утопить тебя в речке. Да, да! За это я стану царевной. И как ты сам думаешь, что я выберу: трон или любовь рогатого братца?

  Она замахнулась палкой. И хотя Арсений никогда раньше не встречал этой охваченной слепой яростью фурии, он быстро сообразил, что зовут ее Аленушка. Потому взмолился:

- Сестрица-Аленушка, не бей меня. Прошу! Очень прошу!

  Раскатистый взрыв хохота сопровождал его отчаянный крик. Отовсюду слышалось:

- Как блеет эта тварь! Ударь же его. Ударь!

  И фурия ударила! Арсений едва успел уйти с головой в воду. Он стал захлебываться, выбора не оставалось, кроме как еще раз выглянуть из озера. Злая сестрица уже поджидала его и подняла палку. Новый удар, который расколол бы его голову, точно арбуз. По счастью, Аленушка промахнулась, только больно оцарапала ему щеку.

- Подожди! – заорал Арсений. – Они хотят отравить тебя. Свекор со свекровью. Я точно знаю!

  Аленушка повернулась к стоящей позади нее пожилой царственной паре и грозно спросила:

- Эта тварь говорит правду?

- Нет, милая, нет, - испуганно заверещала царица.

- Разве не видишь, оборотень пытается поссорить нас, - добавил царь. – Только за одну эту ложь с ним надо скорее кончать!

- Так и будет, любезный папочка! – ухмыльнулась Аленушка.

  Следующий удар был нацелен точно и Арсений понял, что увернуться не сможет. От ужаса он закричал…

- Эй, мужик! – растолкал его шофер, - приди в себя. Никто не покушается на твою жизнь!

- В самом деле?.. – Арсению потребовалось время, чтобы осознать: где он и куда едет. На слово «мужик» (обычно ему говорили «парень») он как-то внимания не обратил.

  На заднем сидении стонал Гриша, постоянно повторяя «Емеля». Арсений хотел повернуться, разбудить приятеля, но одеревеневшая шея не слушалась. Тогда он просто крикнул что есть мочи:

- Гриша, проснись!

  Тот очнулся ото сна, несколько раз испуганно повторил: «Где этот пьяница Емеля?». Когда осознал, что едет в обычном такси, стыдливо замолчал.

  Шофер ни о чем не спрашивал, он не привык лезть в чужие дела. Он просто высадил пассажиров у гостиницы и исчез.

  Арсений и Гриша отрешенно смотрели на сверкающую яркими огнями улицу, которая казалась жалким, убогим зрелищем после Мира Сказок. Потом они механически взглянули друг на друга… и ощутили дикий ужас, поскольку тоже стали персонажами сказки, страшной и жестокой. Неведомый злой гений, будто волшебной кисточкой провел по лицам молодых людей, покрыв их глубокими морщинами, волосы Арсения поблескивали сединой, а Гриша стремительно лысел. Некоторое время друзья не могли сдвинуться с места, затем два горестных крика всполошили редких в этот час прохожих. Несчастные заметались в поисках помощи. На пути им встретился полицейский.

- Украли! Украли! – кричали Арсений и Гриша.

- Успокойтесь, что у вас украли?

- Молодость.

  Полицейский лениво зевнул:

- Пить меньше надо, мужики.

 

                                            ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

                                            МИР СКАЗОК

                                            (продолжение)

 

  Теперь, когда Станислав Марков шел утром по больничному коридору, он часто встречал эту очаровательную девчушку с копной густых рыжих волос. Лиза что-то подметала, мыла, чистила, проносилась мимо, как угорелая, а доктор почему-то останавливался и все смотрел, смотрел ей вслед. Он и сам не мог понять - почему? Может, любовался ею?

  Лиза при встрече с Марковым опускала глаза, краснела, здоровалась и быстро проходила. Между ними никогда не возникало диалога, но однажды Станислав не выдержал, заговорил:

- Лиза, как тебе работа в больнице?

- Все очень хорошо.

- Приятно слышать… - Станислав вдруг растерялся и не знал, как продолжать разговор. Он сказал первое, что пришло в голову. – И коллектив у нас хороший.

- Да! – воскликнула Лиза. – Особенно Вера Андреевна.

- Ты прямо влюблена в нее.

  Станиславу показалось, будто в глазах Лизы он прочитал: «И не только в нее!». Но девушка уже опустила голову и смотрела в пол.

- Она хороший человек, Лиза…

- Да! Очень!

  И Станислава и Лизу ждали дела, но так не хотелось расставаться! Доктор пытался отыскать предлог, чтобы еще ненадолго задержать ее. Но в голове возникла пустота.

- А каковы твои дальнейшие планы? – наконец нашелся он.

- Дальнейшие планы?..

- Ну да? Ты ведь не собираешься работать санитаркой вечно. Надо подумать о будущем. Об институте, например. Тебе нравится медицина? Короче, хотела бы стать похожей на Веру Андреевну?

  Лиза вздохнула. Быть похожей на Веру Андреевну! Об этом остается только мечтать. Станислав понял ее:

- Нет ничего невозможного. Дерзай, пока молода.

- Хорошо, - улыбнулась Лиза.

- Ты ведь знаешь, я еще возглавляю отдел в одном НИИ. Если хочешь, возьму лаборанткой?..

  Сестра-хозяйка, грузная женщина лет сорока пяти внезапно выросла за спиной Лизы; она услышала последние слова Маркова.

- Не ожидала такого от вас, Станислав Валентинович, - сердито выговаривала она ему. – Переманиваете кадры. Стыдно!

- Нет, нет, он не переманивал меня, - горячо воскликнула Лиза. – Не переманивал! Он просто… просто…

  Сестра-хозяйка решительно прервала ее «душевный порыв» и строго изрекла:

- Иди, Афанасьева, работай!

  Станислав вздохнул и направился в ординаторскую.

 

  В ординаторской Маркова ожидал следователь прокуратуры Иван Серафимович Ковалев, человек уже немолодой, сухопарый, с непроницаемым, мрачным лицом. Встреча со Станиславом была согласована заранее, органам правопорядка необходима была консультация специалиста. Станислав знал, о чем пойдет речь, но помочь следствию пока ничем не мог.

- Пройдемте в мой кабинет, там спокойно поговорим, - предложил Станислав Ковалеву.

- Хорошо, доктор, - сказал Иван Серафимович.

  Марков тщательно изучал необычный отчет, который предоставило прокуратуре районное отделение милиции. Двое приехавших в командировку в Старый Оскол мужчин заявляют, что у них украли молодость (по документам они действительно очень молоды), вот их фотографии до и после происшествия. Станислав внимательно вглядывался: сейчас на вид им за сорок, а вот какими они были две или три недели назад. Разительная перемена! Такое ощущение, что эти фотографии сделаны с разных людей… Но это ОДНИ И ТЕ ЖЕ ЛЮДИ!

  Марков уже читал о подобных странных происшествиях; в газетах несколько раз появлялись сообщения о том, как люди внезапно, безо всякой причины, за короткий промежуток времени старели так, как должны были состариться за годы или десятилетия. Жуткая история произошла на одном из престижных курортов: там вспыхнула массовая эпидемия этой непонятной болезни, вызвавшая среди отдыхающих панику. Несколько подобных случаев зафиксировано в Старом Осколе. Заболевших госпитализировали, провели полное обследование. Но никакой инфекции в организме не обнаружили… А процесс стремительного старения, тем не менее, произошел!

  Далее следовал подробный рассказ московских студентов о том, что предшествовало их внезапной болезни. У них состоялось знакомство с молодым человеком по имени Антон, который предложил им проследовать в Мир Сказок. То, что Арсений Никонов и Григорий Лупков увидели в подземной комнате, действительно напоминало сказку… Впрочем, исследовать сказки – не дело Маркова. Ему требовалось дать объяснение болезни с научной, медицинской точки зрения. Но объяснения этого пока не было. Станислав так и объяснил следователю прокуратуры.

- Как вы полагаете, здесь может быть какая-нибудь диверсия? – спросил Станислав Валентинович.

  Следователь задумчиво посмотрел на врача:

- Почему вы задаете подобный вопрос?

- Молодые люди в одночасье стареют на десятки лет! Кто-то или что-то этому способствует. Разве можно исключить тот факт, что кроме экономической войны против нашей страны ведется и война биологическая?

- Исключать ничего нельзя.

- Но вот проблема: ни вируса, ни инфекции в организме этих людей мы не нашли. И…

- Что «и»? – тут же переспросил Иван Серафимович, видя, что врач замолчал.

- И это меня пугает. Причина не обнаружена! Болезнь быстрого старения (назовем ее синдром старения) известна в мировой практике. Человек родился и вдруг за несколько лет проживает целую жизнь. В двадцатилетнем возрасте, а иногда и гораздо раньше, превращается в старика. Я читал про одного мальчика, которому исполнилось семь лет, а выглядел он почти на семьдесят. При этом мозг его так и оставался мозгом ребенка. Но здесь… Нормальные люди, которые нормально развивались… У нас в городе в последнее время не было никаких особых выбросов в атмосферу? Со стороны горно-обогатительных комбинатов, например?

- Экология в Старом Осколе не на высоте. Но особые выбросы? Да нет…

  Марков снова сделал паузу, которая следователю показалась слишком затянувшейся.

- У вас есть хоть какие-то мысли, соображения? – задал Иван Серафимович прямой вопрос.

- Соображение одно: искать причину болезни. Естественно, мне потребуется от вас полная информация.

- Вы ее получите.

- Что успокаивает: болезнь, видимо, не заразная.

- Почему «видимо»?

- Никто из тех, кто имел контакт с больными, пока не заболел. Однако… я не в силах спрогнозировать дальнейший ход событий. Исключать нельзя ничего. Скажите, Иван Серафимович, а много людей в нашем городе уже заболели?

- Вы понимаете, что информация конфиденциальная?

- Понимаю.

- Кроме этих двух ребят из Москвы еще семеро.

- А я обследовал только четверых. Значит, остальные пять?..

- Они госпитализированы. Не могли бы вы их тоже обследовать?

- Безусловно!

- Этим делом занялись сотрудники ФСБ. К нам приезжают специалисты из Москвы. Будем совместно выявлять источник болезни… Только вот журналисты беспокоят: как бы не подняли шум. Мы уже встречались с руководством местных газет и объявили, сколь опасна паника в городе. А теперь, с вашего разрешения, я пойду. Будем держать связь.

  Марков проводил следователя до лифта. В коридоре врачу вновь повстречалась Лиза. Юное, очаровательное создание на короткое время заставило Станислава позабыть о разговоре с Ковалевым, о непонятных, тревожных проблемах Старого Оскола. Она улыбнулась ему улыбкой Джоконды и, как обычно, побежала по делам. Станислав смотрел ей вслед: обычная, застенчивая, немного угловатая девочка в белом халате, под которым простенькое платьице, а взгляда не оторвать! А почему обычная? Потому что не пользуется косметикой, не обладает уловками завлекать мужчин... Так это же прекрасно! В наш распущенный век сохранила чистоту! Станислав вспомнил, как однажды Лиза сняла шапочку, и ее роскошные волосы рассыпались по плечам. Вокруг плечей возникло… солнечное сияние. Да, именно так показалось Станиславу.

  Мысли Маркова вернулись к двум молодым людям, попавшим в «Мир Сказок». У него сразу болезненно сжалось сердце: а что если рука безжалостного вора, именуемого Загадочной Эпидемией, захочет украсть молодость у Лизы?.. Господи, только не это!

  Ушедший в свои думы Станислав не заметил, как к нему подошел Виктор Опалев, муж Веры, что-то сказал. Станислав ответил, да, видимо, невпопад.

- Эй, приятель, ты чего такой рассеянный?

- Все в порядке…

- А куда это мы смотрим?.. Интересная девушка.

- Что ты сказал?.. Причем здесь Лиза?!

- Я просто так. Вера была у нее в гостях. Она ведь живет в общежитии при больнице. Знаешь, на что она тратит почти все деньги? На книги. Но не на эту белиберду, которой забиты прилавки, а на классику…

 

  Егор был одним из тех людей, кому в жизни не повезло, как принято сейчас говорить: аутсайдер рыночной экономики. В свое время он учился в Москве, закончил исторический факультет, работал научным сотрудником в музее, написал несколько статей об основании крепости Старый Оскол в период Иоанна Грозного. Прекрасный специалист Егор был на хорошем счету у начальства, однако потом музей закрыли. Преподавать историю в школу он не пошел, поскольку не имел ни ораторских талантов, ни опыта общения с детьми, ни особых альтруистических начал (он хотел получать хоть какие-то деньги за свой труд). Оставалось завидовать друзьям, которые сумели встать в ногу со временем; один стал доставлять в город партии самых необходимых в наше время вещей: от «сникерсов» и до всевозможных прокладок, другой основал посредническую фирму по отправке девушек на «международные конкурсы красоты», третий создал ЗАО «Справедливость», компанию по выбиванию денег из должников, четвертому (однокурснику Егора) удалось свалить за бугор и устроиться в Германии шофером. Егора постоянно пилила жена: «Все в жизни пристроились, кроме тебя!» На все возражения мужа: мол, он какой ни есть, а ученый, диссертация почти готова, следовало категоричное: «Твоей говенной наукой сыт не будешь. Лучше бы ты был киллером, только деньги домой приносил». Егор робко замечал: «Дорогая, а если поймают? Представляешь, сколько мне дадут?». Но железная логика жены прошибала стены: «Киллеры сейчас не сидят, а управляют государством». Егор старался, как мог: мыл машины богачам, чистил дворы от снега, таскал ящики в магазинах. Он перепробовал многие виды трудовой деятельности, только киллером, к огорчению супруги, так и не стал. В конце концов разгневанная жена перешла от слов к действиям – разменяла оставленную Егору родителями трехкомнатную квартиру. Сама переехала в двухкомнатную, в самом центре города, а бывшего уже мужа отправила на окраину, в однокомнатную коммуналку.

  С этого момента сорокалетний Егор окончательно понял, что ему никогда не стать активным участником «героического времени перемен», поэтому сделался простым созерцателем происходящего. Он наблюдал за событиями как бы со стороны, анализировал, проводил параллели с прошлым, что так свойственно для историка. Взлеты неприметных и падения признанных авторитетов, пустые обещания и тихий ропот, иногда переходящий в бунт «прекрасный, но бессмысленный», радужные надежды и горькие разочарования – все это было много раз! Не надо гадать или слишком серьезно размышлять о будущем, откройте учебник истории, отыщите на нужной странице нужных героев, прочитайте про них и поймете, как замыкается круг!

  Больше всего Егор любил приходить… на кладбище. Здесь, как ни в каком другом месте, начинаешь осознавать ничтожность любых тщеславных устремлений. И удачливые и неудачники заканчивают одинаково, любой сияющий трамплин обязательно приводит в черную вечность. Прогуливаясь среди могил, рассматривая плиты, Егор давно обнаружил, что чаще умирают молодыми те, кто был наиболее ловок и удачлив в жизни. Сколько их погибает при разборках или от всевозможных болезней! Вот один из них (Егор как раз проходил мимо его могилы с пышным надгробием), лет тридцати с небольшим, владелец нескольких магазинов, казино и еще чего-то там. Еще три недели назад он  с белозубой улыбкой взирал на горожан с множества рекламных щитов, где его называли «самым справедливым бизнесменом в городе». А недавно «самому справедливому» всадили пулю в лоб другие поборники справедливости. Но даже с фотографии на граните бизнесмен продолжает улыбаться бодро и заманчиво, словно призывая Егора жить так же, как он.

- Нет уж, - ответил ему Егор. – Я не хочу жить, как ты. Лучше поброжу по земле, пусть даже кладбищенской, в старом, поношенном пальто.

  А вот рядом еще одна могила, тут захоронен чиновник, много лет возглавлявший в администрации отдел социальных программ. Егор случайно услыхал его историю, как в постоянных заботах о несчастных стариках он заработал себе ни один инфаркт и тихо скончался в своем загородном особняке на десяти гектарах земли.

- И тебе привет! – сказал Егор. – Привет вам всем, бывшие господа и бывшие рабы.

  Он вытащил бутылку водки, единственную на сегодня подружку, которая скрасит его одиночество, закусить тоже есть чем. Банка сайры, полбуханки хлеба, да вон какой аппетитный огурчик! Егор поднял воротник, плотнее закутался в шарф и направился к одной из дальних оград. Он давно облюбовал себе тут  закуток, засиживался порой допоздна, обычно в те дни, когда (как, например, сегодня) у Машки - соседки по коммуналке, собиралась пьяная компания бывших зеков. Егора уже знали и не трогали ни администрация кладбища, ни местные сторожа.

  Верная подруга - белая водица, - быстро согрела, Егору сделалось так хорошо среди тишины и спокойствия («Век бы не видеть соседку Машку с ее хахалями!»). После второго стакана он вдруг подумал: а не покемарить ли немного? По крайней мере, в ближайшие час или два он никуда отсюда уходить не собирался. Егор и не заметил, как глаза закрылись, и его сморил сон.

  Он проспал дольше обычного, а когда проснулся, ночь уже вовсю властвовала над землей, и единственным «фонариком» был бледный свет луны. Холод усилился, Егор допил остаток водки, но и она не спасала. Пора возвращаться в проклятую коммуналку. Была надежда, что Машкины гости разошлись, а оставшийся для любовных утех очередной хахаль спит.

  И тут ему показалось, будто среди могил промелькнула тень. Егора это очень удивило и насторожило. Ни один нормальный человек (сам Егор, конечно же, исключение) по кладбищу ночью не гуляет. Может, это сторож?.. Нет! Человек крадется, будто от кого-то прячется. Егор прижался к ограде и зорко смотрел в оба глаза…

  Егор понял, что неизвестный пробрался сюда не с благими намерениями. Надо решить: как ему поступить? Проследить? Или уйти подобру, поздорову? Все вроде бы говорило в пользу последней версии. Если здесь какая-нибудь преступная сходка, Егор поплатится как свидетель. Однако неожиданный интерес оказался сильнее страха. Егор тихонько двинулся за таинственным посетителем кладбища.

  Шел он так, дабы случайным шумом не привлечь к себе внимания. К счастью, неизвестный вскоре остановился у какой-то небольшой могилы. А дальше началось самое поразительное: он начал эту могилу раскапывать.

  «Там спрятаны деньги? Наркотики?» - мелькнула мысль невольного «сыщика».

  Егор спрятался за бугорок могилы и осторожно высунул голову. Неизвестный упорно копал, копал, вокруг него уже образовалась целая гора земли. Егор явственно ощущал, как сейчас прикоснется к какой-то тайне, которая изменит и его судьбу, «аутсайдер жизни» буквально слился  с камнем, не чувствуя ни исходившего от него холода, ни пронизывающего ветра.

  Послышались монотонные стуки, Егор догадался, что таинственный посетитель кладбища вскрывает гроб. Прошло еще некоторое время, раздался глухой голос. Незнакомец с кем-то говорит?

  Егор напрягся, силясь разобрать хотя бы слово. Нет, не слышно!.. Он понимал сколь опасно подходить ближе, но поделать с собой ничего не мог. Страсть к раскрытию загадки пересилила страх, Егор перемещался все ближе к незнакомцу, прячась за кустами и крестами, и о трагических для него последствиях уже не думал.

  Незнакомец очевидно обладал недюжинной силой, потому что один с помощью веревок вытащил гроб. Егор вдруг подумал, что такому силачу справиться с ним ничего не стоит. Неизвестный просто прихлопнет его, как муху! Страх с новой силой овладел Егором, проклинавшим теперь свое любопытство. Дурак! Дурак! Какая ему в конце концов разница, что в том гробу!.. Егор обернулся в надежде, что появится сторож. Увы, сторож, конечно же, давно спит!

  И он затаился за оградкой, как мышь. Авось, пронесет, авось не заметят!

  Белая луна ясно и четко освещала вскрывающего гроб незнакомца; тот стоял спиной к Егору, поэтому лица его видно не было. Зато хорошо просматривалась снятая крышка гроба. И тут… незнакомец к чему-то прислушался, осмотрелся. Егор, затаив дыхание, слился с изгородью. «Неужели я обнаружен?!.. Неужели?!..»

  Он зажмурился от охватившего ужаса, а когда решился открыть глаза, слегка успокоился; все внимание неведомый посетитель кладбища сосредоточил на вскрытом гробу. Но ничего он оттуда не доставал, лишь делал странные движения и продолжал что-то бормотать. Внезапно Егор заметил, как от головы гробокопателя отделился бело-желтый сгусток, который со странным свистом вошел в гроб. Вслед за этим послышались не менее удивительные звуки: нечто среднее между писком и хрипом. А затем из гроба показались (Егор часто закрестился!) голова и туловище скелета.

  Сначала Егор решил, что бредит, потом – что спит и никак не может проснуться. Он дважды больно ущипнул себя, но не исчезли ни гробокопатель, ни сам гроб с восставшим из него мертвецом. Оставался и еще один вариант: кто-то проводит с Егором некий непонятный эксперимент. Зачем?!.. И почему именно с Егором? Кому сегодня нужны аутсайдеры!

  Еще один желто-белый сгусток вырвался из головы незнакомца, Егор заметил, как он обволакивает скелет, который начинает… принимать человеческие очертания. Похоже, это женщина!

  «Господи, в какой же страшный Мир Сказок я попал?!»

  «Женщина» теперь уже пискнула, и теперь до несчастного Егора донеслось:

- Где я?..

- На свободе, графиня. А вот он - я! Неужели не узнаете? Вспоминайте! Память должна вернуться.

- По-моему, вы… Жозеф?

- Он самый. Только здесь я живу под именем Жоржа.

- Жозеф, Жорж – какая разница! Вы так и не ответили: где я? Только не говорите о свободе, мы с вами слишком хорошо знаем цену этому коварному слову.

- Я освободил вас от оков мрака, дорогая.

- От этих оков освободиться нельзя.

- Дорогая, посмотрите же, это земля, которую вы покинули.

- Земля?

- Кладбище… Помните маленький русский городишко, куда вам пришлось срочно уехать, спасаясь от полиции.

- Русский городишко?!.. Помню! – радостно завопила графиня. - Там меня настигла смерть.

- Но отныне вы живы, любовь моя. А, значит, живо и наше дело.

- Я жива?.. Действительно жива! И кто же меня воскресил?

- Я, дорогая!

- Вы?.. Вы настоящий волшебник, Жозеф. Недаром ходило столько слухов о вашем удивительном искусстве врачевателя, о связях с магическими силами. Правда, говорили, что силы эти от дьявола.

- Вы тоже, графиня, никогда не служили силам Света.

- Жозеф, то есть Жорж, пусть вы никогда не дружили с Богом, но сами стали им. Теперь я убедилась - сколь многое вам подвластно.

- О, да, графиня. Помните, какую мы имели власть, какое могущество, в какой роскоши купались! Но однажды я подумал: несправедливо, что жизнь ограничена крохотным промежутком времени. Мгновением! Разве можно за это мгновение насладиться прелестями бытия? Я уже не говорю о той миссии, что возложена на нас…

- Не напоминайте о нашей миссии. Из-за нее проклятая Катька хотела меня сгноить. И это ей в конце концов удалось.

- Графиня, ваш враг императрица Екатерина умерла более двухсот лет назад.

- Прекрасно! Лучшая новость, какую вы только могли мне сообщить. Значит, ее ищейки не будут гоняться за мной по всем закоулкам России?

- Вы никак не возьмете в толк главного! – терпеливо разъяснял Жорж. – Нам больше не страшна ни императрица, ни кто другой. Отныне мы ВЕЧНЫ! Вечны не только в наших идеях. Вас будут убивать, графиня, а скромный кавалер Жорж произведет очередное воскрешение из мира мертвых.

- Прекрасно! Прекрасно! – графиня наконец-то «доперла» и радостно захлопала в ладоши. – Но как вам это удалось?

- Еще во время кровавой бани в Париже… Кстати, какую мы там устроили резню?.. Вспомнили? Вижу, что ВСПОМНИЛИ! Французы до сих пор называют это событие Великой французской революцией и вовсю распевают «Марсельезу». Так вот, в тот период мне удалось отыскать удивительную книгу. Нет, нет, это была не магия, не оккультизм. Берите выше, графиня! Оказывается, тайные вожди великого Ордена, к которому мы с вами также имеем честь принадлежать...

- Тише, умоляю!

- Хорошо, но здесь никого нет. Так вот наши тайные вожди изучили опыт Древних, тех, что умели забирать у людей энергию, продляя тем самым собственную жизнь. Со временем многие навыки забылись, секреты оказались утерянными. Однако я расшифровал необходимые записи. И тогда я понял, каким оружием обладаю. Я решил скрыться от мира, чтобы работать и работать дальше! Долгие годы, десятилетия я провел в одном заброшенном краю, в маленьком доме, о котором не ведали ни друзья, ни враги. Вскоре все решили, что Жозеф умер. Мне это было на руку и позволило спокойно развивать знания до некоего абсолюта. Не сразу, конечно. Я состарился, пока не довел до совершенства магическую формулу Древних и не научился отбирать у других необходимую для моего организма энергию. Сперва я мог забирать ее по «чуть-чуть», потом все увеличивал и увеличивал дозы. Наконец, наступил момент, когда мои возможности в этом деле сделались неограниченными, я действительно превратился в бога. Теперь у меня появился ученик…

- Ученик? Зачем вам посвящать в тайны других?

- К сожалению, и возможности бога на сегодняшний день ограничены. Я «застыл» на своих 50-55 годах, и не могу превратиться в юношу. Пока не могу. Мой опыт позволяет продлевать жизнь, даже, как оказалось, воскрешать из мертвых, но не возвращает молодость. Ученик очень молод, потому вхож в круг молодых, обладающих самой здоровой, самой жизненной энергией. Когда-то я спас этого парня, подарил ему вечную юность. Теперь он мой раб до скончания веков. Он крадет силу и здоровье других не только для себя, но и для своего господина. А сейчас он будет также работать и на вас. Немного времени, графиня, и вы станете прежним, очаровательным созданием, женщиной, от которой терял голову сам Робеспьер.

- Я стану очаровательной?

- Точь-в-точь такой, какой вы были в момент смерти. Вы умерли совсем еще молодой, несчастная… Только обещайте слушаться меня во всем, четко выполнять мои указания, указания вашего врача.

- Хорошо, - кивнула графиня.

- Нам пора уходить. Далее здесь оставаться опасно. Но сначала нужно закопать гроб. Дорогая, я быстро.

  Графиня спрыгнула на землю, но вдруг вскричала:

- Моя одежда… она истлела. Я не могу идти голой.

  Жорж тут же сорвал с себя пальто, укрыл свою воскресшую пассию и ехидно заметил:

- Голым телом, графиня, сейчас никого не удивишь. Мир так изменился за время вашего… сна. Придется многое понять, многому научиться. Для начала вам нужно привыкнуть к новому имени.

- О, я столько уже раз меняла имя. Кто я теперь?..

 

  Спрятавшийся за кладбищенской изгородью Егор еле дождался, когда странная парочка скроется из виду. После этого он раз двадцать спросил себя: «Я это видел?». Потом бросился бежать с проклятого кладбища.

  Нет, он не бежал, он летел, точно выпущенная из пистолета пуля, летел быстрее любого чемпиона по бегу и, наверняка, побил все мировые рекорды. Егору казалось, что сейчас из той или иной могилы встанет мертвец, протянет костлявые руки, нечеловеческим, глухим голосом произнесет:

- Пойдем, Егорка, выпьем!.. Нет?.. Тогда сыграем в карты? На твою душу грешную?.. Опять нет?.. Тогда я задушу тебя в дружеских объятиях.

  К счастью, мертвецы из могил пока не выскакивали, ни выпить, не сыграть не предлагали, Егор выскочил за ограду и понесся в сторону своего дома. Он вдруг решил, что незнакомец и его воскресшая подруга обо всем прознали и могут расквитаться со злополучным свидетелем. Егор не задумывался: как они прознали? Не суть важно. Прознали и все тут!

  Однако у самого дома он остановился. Туда нельзя, там его скорее всего и найдут. Может, ужасные гости уже поджидают хозяина, более того, они вступили в сговор с Машкой и ее хахалем, которые только и ждут, чтобы прихватить комнату Егора. Нет, нет, надо в полицию!

  Егор бросился в ближайшее отделение, влетел к очень толстому лейтенанту с большой лысиной и носом картошкой. Лейтенант поедал пятый бутерброд и был безмерно доволен тихим дежурством. Но приятный покой нарушил влетевший, точно молния, человек с трясущимися руками.

- Они… там… помогите мне!

  Лейтенант мысленно обматерил его («Не мог, такой-сякой, прийти позже, когда я закончу трапезу!»), однако делать нечего, пришлось достать ручку и бумагу.

- Подождите, все запишем. Ваших обидчиков найдем. Кто на вас напал? Где?

- На меня пока не нападали.

- Так что же вы голову морочите! У нас принцип такой: нападут, изобьют, убьют, тогда и приходите.

- Да вы послушайте… На кладбище…

- Понимаю, - ласково улыбнулся толстый лейтенант, - вы были на кладбище и выпили. Э, милый, да от тебя за версту несет. Иди-ка домой, проспись, уверяю, там гораздо лучше, чем в вытрезвителе.

- Не могу я идти домой! За мной охотятся! Как гражданин, как человек, имеющий право на свободу слова, требую… выслушать меня!

- Валяй, высказывайся, - вздохнул лейтенант.

  Он грустно слушал рассказ Егора, сочувственно кивая головой. На требование предоставить убежище и защиту от террористов-мертвецов лейтенант торжественно пообещал:

- Защита будет!

  Минут через двадцать за Егором приехали несколько здоровых дядечек, которые вкрадчивыми голосами попросили поехать с ними. Егор понимающе кивнул, юркнул в большую машину, погладил, поцеловал решетки на окнах, несколько раз мысленно поблагодарил родную полицию. Правда, он предупредил своих телохранителей, чтобы те были осторожны, на машину может напасть вставшая из гроба женщина. Егора заверили, что бояться не надо, что его поместят туда, где никакие мертвецы не достанут. Потом Егору что-то дали выпить, и он заснул как невинный младенец.

  Его привезли в новый Мир Сказок, где каждый мог наконец-то реализовать свою мечту, превратившись из простого обывателя, неприметного чиновника или скромного рабочего в любого кумира, в любую обожаемую личность. Здесь сошлись за одним столом «Путин» и «Березовский», мирно споря о будущей судьбе России, здесь прогуливался великий «Паваротти», услаждая слух оперными ариями и серенадами, и очень обижался, когда несознательные, очевидно завистливые критики, требовали от него: «Прекрати орать!». Когда «Паваротти» уставал, мгновенно возникал в голубой одежде обожаемый массами танцор, заголял зад и радостно сообщал: «Я всех вас люблю!». Столько звезд и все в одном месте! Кто-то из них укрылся тут от толпы поклонников, кто-то от орд зловещих марсиан, а знаменитый «Штирлиц» нашел спасение от всех разведок мира. Вообще в Мире Сказок можно жить, если бы… не петух. Да, да, был еще надоедливый петух, каждое утро, ровно в четыре часа будивший обитателей Мира Сказок громким «ку-ка-ре-ку!», а потом пытавший всех одним и тем же вопросом: не видели ли его цыпочек?

  Ангел-хранитель этого славного заведения главврач Никита Арсеньевич Гусев часто беседовал с Егором, приводя массу логических доводов в пользу того, что мертвецы не могут вставать из гробов. «Это фантазии, мой друг, - убеждал он пациента, - вас надломили несчастья жизни, превратности судьбы. Потом, пардон, вы были выпивши. Вот и померещилось. Повторяйте за мной: померещилось!». Егор, который понемногу отошел от событий страшной ночи и уже не опасался мести мертвецов, понял, что единственная возможность у него выйти отсюда – солгать. Егор ненавидел ложь, но, как историк, оправдывал себя тем, что становится в ряд со знаменитыми личностями прошлого. Почти все они лгали, идя к своей великой цели. И у него цель великая и благородная: дать поскорее отсюда деру! А там, глядишь, и раскопать правду насчет странных «гостей» кладбища. Поэтому он перестал упрямиться точно одурманенный наркотиком либерализма студент, прямо заявив врачу:

- Этого не было!

- Не было! Не было! – радостно потирая руки, вскричал Никита Арсеньевич. – Повторите еще раз, мой друг!

  Егор повторил ему десять, двадцать раз подряд, потребовалось бы, повторил и сто. Врач заявил, что он абсолютно здоров, можно выписываться, а сам тут же засел за докторскую диссертацию, посвященную (на примере Егора) своей новой методике лечения пациента. К слову сказать, он ее защитил.

  …Надо ли говорить, что рассказу Егора не поверили не только врачи, но и друзья. Ему не верил НИКТО! И никто, никогда не заподозрил бы в чем-либо дурном одну пару, часто прогуливающуюся вечерами по набережной Старого Оскола. Пожилой человек, судя по виду, интеллигентный, вел под руку молодую спутницу – очень худую, закутанную с головы до ног. Но даже через платок, низко опущенную на лицо шляпку и огромные черные очки просматривалась смертельная бледность этой женщины. Видимо, она серьезно больна. Однако и она, и ее спутник выглядели веселыми, часто и много смеялись. По обрывкам фраз можно было понять, что они  строили планы на будущее. Он называл ее «Милая Липочка», она его – «Дорогой Жорж»…

 

                                                  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

                                                  УТРАЧЕННЫЕ ИЛЛЮЗИИ

 

  Сошедшему с поезда Москва – Старый Оскол мужчине в модном плаще, с короткой стрижкой светлых волос было около тридцати пяти. На перроне его ждали несколько человек, однако он быстро прервал приветствия, после чего тут же получил предложение сесть в автомобиль. Прямо в машине, не желая «тянуть быка за рога», он попросил рассказать о последних событиях в городе. События эти не радовали, за прошедшую неделю еще двое молодых ребят заболели синдромом старения.

- К какому выводу вы пришли? – спросил светловолосый мужчина.

- Разрешите доложить, Игорь Леонидович. Определенную работу мы уже провели, разрабатываются разные версии. Вот посмотрите материалы.

  Возникла пауза, светловолосый мужчина внимательно просматривал толстую папку с документами. На предложение «сначала позавтракать, потом ехать в управление», покачал головой.

- Спасибо, некогда. Чай пил в поезде.

  Закончив с чтением, он подытожил:

- Вы говорите, что определенную работу уже провели. Заменим «уже» на «только». Это та малость, что вами сделана?

  Сидевший в машине Ковалев почувствовал, как невольно возникает неприязнь к московскому «гостю»: мальчишка, который моложе самого Ивана Серафимовича лет на пятнадцать-двадцать, слегка расфранченный. Да еще такое безапелляционное заявление! Не исключено, что какой-нибудь влиятельный родственник за ручку водил его по коридорам власти, стучался то в одну дверь, то в другую, добиваясь для «юного протеже» звания подполковника. А здесь ни родственников, ни кабинетов, здесь конкретная, страшная ситуация, над разрешением которой и Иван Серафимович, и его коллеги из прокуратуры бьются от зари до зари. Но не всегда можно вот так сразу на все дать исчерпывающий ответ. Москвичи слишком любят командовать, хотя в столице грязи-то побольше, чем в провинции… Внезапно Ковалев ощутил на себе внимательный взгляд Игоря Леонидовича.

- Обиделись?

- Никак нет, товарищ подполковник! На молодых и перспективных начальников нельзя обижаться.

- Вы не поняли, я не собираюсь извиняться. Раз ситуация не ясна, раз болезнь наступает, то действительно: реальных дел нет! Кто может мне однозначно ответить: чем вызван всплеск этой болезни в вашем городе - природными катаклизмами или некоей диверсией? А если диверсия, то кто и почему ее решил провести? И почему был выбран именно Старый Оскол?.. На самом верху принято решение об объедении всех сил правоохранительных органов: ФСБ, МВД, прокуратуры. Операцией руковожу я. Поэтому я и попросил приехать… Ивана Серафимовича. Я не ошибаюсь?

- Не ошибаетесь. Ковалев Иван Серафимович.

- Мне бы хотелось побеседовать с одним из ваших врачей, - сказал Игорь. - С Марковым Станиславом Валентиновичем.

- Пригласим его в управление?

- Зачем? Мы хотим на месте получить необходимую консультацию. Так что сами поедем к нему.

 

  Игорь Леонидович прошел в кабинет Маркова один (группа людей всегда привлекает внимание, вызывает лишние разговоры), коротко отрекомендовался:

- Теологов Игорь Леонидович.

- Мне, наверное, представляться не надо. Вы и так знаете, - сказал Станислав.

- Такова моя планида, - развел руками Теологов, - знать все про всех. Противнейшее занятие!

- Чем могу быть полезен?

- Прочел ваше медицинское заключение.

- Написал честно: ответа пока нет.

- Нет, Станислав Валентинович, именно ваше заключение подтолкнуло меня и моих товарищей к определенным умозаключениям. В Старом Осколе происходит ДИВЕРСИЯ! Вот только каким образом она осуществляется? Что является возбудителем болезни?

- Знаете, сколько уже мы в нашей лаборатории бьемся над этим? У меня появилась надежда насчет выздоровления одной заболевшей девушки, но говорить пока рано.

- Если нужна помощь, Станислав Валентинович, сразу обращайтесь. Привлекайте специалистов, которым доверяете. К вам на подмогу приезжают на днях несколько уважаемых профессоров из Москвы.

- Насчет специалистов… Меня попросил Иван Серафимович Ковалев сохранить все в тайне, дабы не вызывать ненужных слухов и паники.

- Надо боятся не паники, а совсем иного. В свое время, когда рванул Чернобыль… Вы помните Чернобыль?

- Я много читал о нем.

- Многие чиновники и следователи тогда также боялись слухов… В городе о случаях мгновенного старения говорят?

- Конечно.

- Я считаю, что надо напечатать интервью с людьми, пережившими эту трагедию.

- Но многое в их рассказе выглядит, мягко говоря, странно. Какие-то сказки: Аленушка, Емеля…

- Наш Иван Серафимович также не верит в сказки.

- А вы? – полюбопытствовал Станислав.

- Я верю, - подмигнул Игорь. – В данном случае мы должны сказку сделать былью и поймать злого-презлого Сказочника. А потом вытащить у него ядовитое жало. Рискнем, дружище?

  Станислав невольно улыбнулся, в отличие от Ивана Серафимовича он ощутил к Теологову неожиданную симпатию, он бы с удовольствием назвал его просто Игорем.

- А теперь, Станислав Валентинович, взгляните, пожалуйста, сюда, - Игорь достал из папки рисунок с изображением молодого человека.

- Кто он?

- Фоторобот составлен со слов потерпевших ребят из Москвы. Тот самый молодой человек, что водил их в Мир Сказок. Вам он никого не напоминает?

- Нет…

- Посмотрите внимательно.

- Да нет же. Почему вы так настойчиво спрашиваете?

- В данной ситуации рискну предположить, что он может каким-то образом быть связан с медициной.

- Разрешите, еще раз посмотрю. Я его не знаю. Он очень молод. Мои товарищи, знакомые, коллеги гораздо старше.

- Понятно. А вот еще один фоторобот.

- А это кто?

- Парень, который приводил в Мир Сказок других людей, заболевших синдромом старения.

- Значит, преступников несколько?

- Компьютер считает, что, возможно, это один человек, только умело меняющий внешность. Точно сказать нельзя; фоторобот – не фотография. Тут присутствует элемент субъективизма.

- Понимаю…

- А вот так он может выглядеть на самом деле. Опять же: вывод приблизительный.

- Вы мне все это оставляете?

- Да. ОБЯЗАТЕЛЬНО ПОКАЖИТЕ КОЛЛЕГАМ. А мы пока разошлем фотороботы во все отделения милиции, расклеим по городу, дадим в газетах. Вдруг кто-нибудь его да узнает.

  Марков вновь внимательно посмотрел на все три фоторобота. Посмотрел, чтобы окончательно убедиться, изображенный здесь юноша ему не знаком.

  Тем временем в Старом Осколе начались проверки всех подозрительных лиц. Граждане Москвы к таким вещам привыкли, а вот оскольчане, особенно молодые люди, удивлялись и возмущались, когда к ним подходила полиция, требуя предъявить документы. Но что делать: ситуация требовала решительных действий. Были обследованы подозрительные дома и квартиры, однако никаких результатов подобные проверки пока не дали; нигде не было даже намека на удивительную картину, соединившую в себе множество извращенных сюжетов русских сказок. Зато в городе резко возросла подозрительность, традиционные дружеские знакомства между молодыми людьми сошли на нет, если какой-нибудь незадачливый кавалер подходил к девушке, она чуть ли не бежала прочь. Впрочем, и парни сторонились любовных приключений, поскольку Старый Оскол обрастал слухами: мол, действует целая банда оборотней, превращающая молодых в стариков. Следственные органы всех уровней под руководством Теологова продолжали прочесывать город. Но сам Игорь так никому и не сказал про одну важную деталь, которую  он почерпнул из рассказа московских ребят Арсения и Гриши. Эта деталь могла возникнуть случайно, а может быть, и нет… Ей требовалось серьезное подтверждение.

 

  Некоторое время после своего воскрешения Липочка с Жоржем провела в небольшом домике на окраине Старого Оскола . Ей до сих пор не верилось, что из прежнего полуистлевшего скелета она снова превратилась в живую женщину. Многое в современном мире ей было непонятно и непривычно. Она шарахалась от автомобилей, вздрагивала от телефонных звонков, долгое время не понимала, как можно, прижав к уху крохотное изделие, разговаривать с человеком на другом конце города, мало того, на другом конце земного шара. Но более всего ее удивлял и забавлял телевизор. Липочка смотрела на экран, широко открыв глаза. Потом, когда она к нему привыкла, ее стали поражать сами программы. По поводу боевиков и разного рода криминальных передач она прямо заявила: этому поучился бы Сен-Жюст, он форменный ребенок по отношению к сегодняшним убийцам. Наблюдая за дебатами политиков, Липочка часто кричала Жоржу: «Ой, врет! Вижу по глазам!», или «Так ведь он пару дней назад говорил иное. Он не боится, что ему за ложь отрубят голову?». Жорж терпеливо объяснял ей, что сейчас за публичное вранье головы не рубят, наоборот, кто лучше соврет, тот выше взлетит. От разного рода скабрезных шоу Липочка морщила нос, повторяя: «Жозеф, то есть Жорж, мне кажется, так раньше не разговаривало самое низкое отребье в последнем парижском кабаке». «Вы должны радоваться, - удовлетворенно и гордо кивал Жорж, - наша давняя программа сработала, мы ИХ разложили…»

  Но самым любимым развлечением Липочки был просмотр эротических фильмов, ей нравилось в них практически все: и полное отсутствие сюжета, ведь голова Липочки за день разбухала от всевозможной информации, и красивые актеры, а, главное, тут было настоящее учебное пособие любовных игр даже для нее, в свое время столько всего повидавшей! Иногда Липочка, предавшись сладостным воспоминаниям, забывалась и выкрикивала вслух:

- Вот так мы забавлялись с герцогом А. в его роскошном дворце, а вот таким образом меня любил на постоялом дворе конюх Н., будущий депутат Конвента… О, любовь женщины с женщиной! Как не вспомнить мою несчастную кузину!..

  Правда, она быстро спохватывалась, понимая, как неприятны ее спасителю подобные признания. Жорж делал вид, что не расслышал, хотя в душе его мучила дикая ревность. Женщина, которую он любил больше всего на свете, которую ради этой любви воскресил и вдруг… На постоялом дворе! С конюхом!..

- Скажите, дорогой Жорж, а когда мы с вами займемся любовью?

- Чуть позже, дорогая Липочка.

- Почему не сейчас?

- Вы еще не совсем здоровы.

  Он не мог ей объяснить, что хотя и сумел восстановить ее плоть и заставил работать органы, по-видимому, она еще стояла одной ногой между двумя мирами. На ее лице так и не появилось ни капли румянца, а когда он брал ее за руку, то будто бы прикасался ко льду, температура тела Липочки по-прежнему очень низка. Ясно одно: ей нужна энергия, много энергии! Она должна ПОЛУЧАТЬ, а НЕ ОТДАВАТЬ ее. Поэтому на постоянные стоны и просьбы Липочки о сексе Жорж вновь и вновь отвечал:

- Скоро, очень скоро.

- Ах, - злилась она, - это «скоро» меня вторично загонит в могилу, и никакое ваше волшебство врачевателя больше мне не поможет. Мне холодно! Мне так нужен человек, который подарит мне свое тепло.

- Умоляю, не думайте о сексе. Вам пока нельзя растрачивать энергию. Мечтайте о чем-нибудь спокойном, тихом. Я добуду вам еще энергии, и тогда…

- Как мне надоели бесконечные обещания!

- Бесконечные, Липочка? Вы же только недавно вернулись оттуда…

- Имя, которое вы мне подобрали, тоже на редкость ужасное! – капризничала Липочка. – Надо его сменить.

- Хорошо. Но не сейчас. Сейчас у нас другие, гораздо более важные проблемы. Давайте повторим историю мира за последние сто лет. Мне кажется, вы слегка охладели к ней? А ведь это необходимо для нашей борьбы с НИМИ. Ну, а после я на некоторое время покину вас.

- Пойдете за энергией для меня?

- Да.

- Обязательно принесите ее, Жорж. Я так не хочу возвращаться ТУДА! Вы не представляете, как ТАМ ужасно!

- Умоляю, расскажите!

- Нет, нет! И не просите!

- Но почему?

- Ах, Жорж, я ведь знала, что вернусь. Мне сказали об этом и предупредили, если я сболтну хоть что-нибудь лишнее… Потом был темный тоннель, который точно высасывал меня ОТТУДА, и встреча с вами. ТАМ ждут вас, Жорж.

  Жорж вздрогнул, он вдруг подумал, что встреча с господами тьмы не станет слишком радостной. Прожитые столетия заставили его на многое взглянуть по-иному, он уже не слишком верил в итоговую щедрость тех, кому добровольно вызвался служить. Но и отступать поздно. Оставалось одно: оттянуть встречу с хозяевами еще на многие и многие годы. А еще лучше остаться ТУТ навечно!

  Слова «ТАМ ждут вас, Жорж» так сильно напугали знаменитого врачевателя и по совместительству энергетического вампира, что некоторое время он не мог найти себе место, на вопросы Липочки отвечал рассеянно. Ни о каком изучении «всемирной истории за последние сто лет» не могло быть речи.

- Я, пожалуй, пойду, дорогая. Умоляю, не покидайте дом. Обещаете?

- Конечно!

- Мне нужно некоторое время… Я скоро вернусь…

  Он поцеловал возлюбленную и покинул дом. Он не представлял, что за сюрприз ожидает его по возвращении.

 

  Веня, открыв дверь, сразу понял, кто перед ним, хотя до этого так и не смог до конца рассмотреть лицо учителя. Но ГЛАЗА… Их не узнать невозможно. Веня похолодел, отступил на шаг. Опытный Жорж сразу почувствовал, что запасы энергии у парня есть, правда, не в избытке. Жорж прошел в комнату, по-хозяйски опустился на стул. Веня стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу. Он ждал, когда хозяин заговорит, но тот будто специально мучил его молчанием. Поэтому Веня сам решился спросить:

- Я что-то сделал не так?

- Все так, мой мальчик. Пока ВСЕ ТАК. Но, кажется, ты стал реже выходить на охоту? А останавливаться нельзя. Именно сейчас нам нужно как можно больше энергии.

- Есть серьезные проблемы, - осторожно заметил Веня.

- У такого опытного энергетического вампира, как ты, появились проблемы? Никогда не поверю.

- Дело в том… В городе облавы, повсюду развесили мой фоторобот.

- Знаю, - кивнул Жорж. – Но это нам даже на руку. Там ты совсем не похож на себя. Другой человек.

- На одном из фотороботов похож…

- Совсем чуть-чуть, а это не страшно! Ты же великий мастер перевоплощения.

- Полиция проверяет паспорта. Особенно у молодых людей.

- Опять же плюс: твои документы в полном порядке.

- Парни и девчонки буквально шарахаются от незнакомцев. Завязать с ними контакты становится невероятно трудно. Вы ведь понимаете, чтобы выкачать необходимую энергию, нужно время. А если они убегают…

- Серьезная проблема, - согласился Жорж, - однако ты ОБЯЗАН ее решить.

  Слово «обязан» будто огнем прожгло Веню. Оставалось лишь догадываться, что с ним сделает хозяин, если он ее не решит. Веня хотел задать ему вопрос, да не смел. Жорж внимательно посмотрел на него и коротко приказал:

- Говори!

- А что, если уехать отсюда? В России много городов.

- Мы обязательно уедем. Но чуть позже.

  Веня не рискнул спросить «почему позже?»… Оставалась еще одно дело, которое требовало немедленного разрешения.

- В сегодняшней газете написали о картине в подвале. Марина… вдруг она догадывается?.. В любом случае, теперь может понять все. Пока надежда только на то, что она не читает газет. Но иногда включает телевизор. Вдруг и там сообщат?..

- Наверняка сообщат.

- Но тогда?..

- Тогда эта мечтающая стать актрисой девочка, которую ты нанял на роль таинственной танцовщицы необыкновенного дома, становится слишком опасной.

  Учитель внимательно посмотрел на своего ученика:

- Что ты предлагаешь?

- Она приезжая.

- Откуда?

- Из Белоруссии. Родственников в Старом Осколе у нее нет. По крайней мере, она никогда про них не говорила. Вряд ли в ближайшее время кто-нибудь хватится искать ее…

- Видишь, как облегчается дело.

- Так я ее?..

- Тебе ведь это не впервой! – рассмеялся хозяин. – Но сперва возьми у нее энергию. Возьми всю до последней капли. Где твоя актерка?

- В доме. Я попросил ее прибраться.

- Тогда действуй.

  Веня ушел и вернулся через некоторое время. Он был буквально переполнен энергией, щеки пылали, глаза сверкали. Жорж удовлетворенно кивнул:

- Молодец. Давай выпьем. У тебя есть что-то для своего друга?

- Конечно. Что вы предпочитаете?..

- Я пью лучшие вина, Веня.

  После такого ответа ученику оставалось лишь гадать о вкусах хозяина. Он достал коньяк, плеснул его в две рюмки.

- Наливай по полной! – приказал хозяин.

  Веня все-таки рискнул, опять заговорил о грозящей опасности, слезно умолял ускорить отъезд. Жорж хлопнул его по плечу:

- Успокойся, наливай по второй. А после я приоткрою тебе еще одну истину.

  Крепкий напиток окончательно ударил в голову, Веня уже более спокойно внимал хозяину, слова которого брали в плен душу и мозг.

- Ты так и не осознал до конца своего могущества. Не спорь, не осознал!.. Посмотри на звезд экрана, «любимых» артистов, политиков и бизнесменов, на всех этих полоумных старух и стариков, делающих себе сотни подтяжек, через каждые полгода ложащихся под скальпель хирурга, а потом с ужасом наблюдающих, как снова и снова гримаса старости уродует их искусственные рожи. Такой, как ты, для них находка! Они никогда не позволят расправиться с тобой. Их цель – заполучить необыкновенного Веню, сколько бы преступлений он в свое время не совершил.

- Может, попросить у них помощи?

- Ты опять ничего не понял! Нам не надо у них просить помощи, попадать в глупую рабскую зависимость. Мы сами станем их господами, сами подчиним их своей воле. Мы нужны им гораздо больше, чем они нам. Разве не так?

- Так! – вскричал опьяненный «пищей» и вином Веня.

- Ты ДОЛЖЕН СЛУШАТЬСЯ МЕНЯ ВО ВСЕМ. Только тогда проведу тебя к сияющим вершинам власти.

- Да, хозяин, да! – в голосе Вени соединились страх и обожание. С одной стороны, он считал, что его всесильный господин, при желании, в секунду разотрет ослушавшегося ученика в порошок, с другой - не мог не верить человеку, который однажды уже спас его от смерти, от вечного уродства, и помог «законсервировать» молодость!

- Еще некоторое время мы останемся в Старом Осколе. Так требует ситуация. Ты придумаешь новые «игры» с клиентами. Но помни, Веня, как МОЖНО БОЛЬШЕ ЭНЕРГИИ!.. Давай выпьем еще!

  Вене уже не хотелось пить, однако он никогда бы не смог возразить хозяину. Голова его сильно кружилась, он откинулся на спинку дивана, глаза закрылись сами собой. Жорж несколько раз толкнул его и, убедившись, что ученик спит, принялся откачивать у него энергию… Достаточно! Надо, чтобы и добытчик был в форме.

  Когда Веня проснулся, хозяина рядом не было. Голова болела и слегка кружилась, но он посчитал, что во всем виноват коньяк. Приказ, который он получил, не оставлял выбора: КАК МОЖНО БОЛЬШЕ ЭНЕРГИИ! Веня поежился, представляя, какие опасности поджидают его на поприще поисков нужных клиентов.

 

  Жорж ехал домой, и перед ним вновь и вновь возникали картины прошлого, где главной героиней была красавица графиня, по которой некогда сходила с ума вся элита Парижа, женщина с необыкновенным темпераментом, с огненным взглядом черных глаз, копной шелковистых волос! Ее не посмели тронуть даже якобинцы, наоборот, они тайно снабжали ее деньгами, позволяли жить в голодной стране, точно королеве, и никто, в том числе влюбленный в нее Робеспьер, не воспрепятствовал ее отъезду в Россию. Она участвовала во многих невероятных переделках, из которых благополучно выходила. Выходила не только благодаря своей красоте, умению воздействовать на мужчин, но и потому что являлась слишком крупным и ценным игроком, козырной картой в колоде могущественных сил. Сейчас – это лишь тень прежней графини, но Жорж не терял надежды. Отныне она будет ТОЛЬКО ЕГО ЖЕНЩИНОЙ, ведь именно он возродил ее! Он один получил право ласкать ее лицо и тело, использовать ее острый ум, который, как и красота, обязательно должны вернуться к ней!

  Воспоминания и мечты Жоржа были прерваны остановившим его милицейским патрулем. Его попросили предъявить документы, Жорж тут же, с готовностью, протянул паспорт. Впрочем, стражей порядка он особо не интересовал. Он ведь не тот молодой человек, фоторобот которого расклеен по всему городу.

- Проезжайте, - сказал лейтенант.

  Жорж кивнул, скрыл усмешку и поспешил домой. Он и так слишком задержался, Липочка наверняка заждалась.

  Он открыл дверь, в прихожей было темно. Странно, Липочка не любила темноту и вечерами всегда зажигала свет: зажигала в зале, в коридоре, даже в ванной. А сегодня все комнаты погрузились во тьму… И неестественно тихо! Значит, Липочка, несмотря на предупреждение, куда-то ушла?

  Но тут он услышал вздохи и ахи, доносились они из спальни. Жорж резко рванул дверь и включил свет… Здоровенный детина возлежал с Липочкой в кровати, кряхтел, пыхтел как паровоз, шлепал ее по заднице, приговаривая: «Давай, детка…». Увлеченный любовной забавой, детина не сразу понял, что в комнате стало вдруг светло, а Липочка смотрит куда-то в сторону.

- Что это? – спросил любовник.

- Муж вернулся.

- Вот незадача! Пушка при нем?

- Не нужна она ему.

  Детина осторожно сполз с кровати, покосился на Жоржа, когда же увидел, что муж значительно уступает ему в росте и весе, гораздо старше, к тому же без оружия, успокоился. Натянув на себя одежду, смущенно пробормотал:

- Ты, мужик, извини. Она сама меня нашла на улице и пригласила… А я что, как солдат… Да ты не обижайся. У нас было-то один раз. И то… как-то не так. Она такая холодная, будто из гроба встала.

  Жорж вздрогнул, последние слова детины натолкнули его на мысль: она жива только снаружи, но не внутри.

- …Мужик, не обижайся, я больше не притронусь к твоей ледышке.

  При своих недюжинных возможностях Жорж мог расправиться с незадачливым любовником в течение секунды. Однако злости на этого простоватого парня у него не было. Действительно, во всем виновата она! А Липочка, надевая сорочку на белое, костлявое тело, канючила:

- Жоржик, дорогой, не обижайся. Мне так нужна мужская ласка, а ты постоянно кормил завтраками.

- Так нельзя, мужик, - развел руками детина.

  Жорж смотрел на них, не представляя, каким образом на все реагировать. Ему вдруг вспомнилась другая картина: как он откапывал гроб, как благодаря даримой им энергии, скелет обрастал плотью, превращаясь в человека, как сыпались комья земли…

- Я, пожалуй, пошел, - сказал детина.

- Подожди, - остановил Жорж. – Хочу угостить тебя.

- Еще чего! – подозрительно воскликнул незадачливый любовник. – Небось, отравить вздумал, папаша. Не выйдет. Да и ради кого на преступление идти? И рога тебе наставляет, и холодна, будто выпрыгнувшая из ледяной воды русалка.

- Никто не собирается тебя травить. Я сам выпью из твоего бокала, съем из твоей тарелки.

- Не понял!

- Я благодарен, что ты открыл мне кое на что глаза.

- Тогда другое дело. Я ведь половине города приоткрываю глаза на это самое…

  Жорж провел гостя в столовую, Липочка, стараясь хоть чуть-чуть задобрить своего обманутого спасителя, усиленно хлопотала по хозяйству: жарила индейку, накрывала на стол, разливала в рюмки вино. Детина (его звали Витек) с удовольствием вступил в разговор; причем сам говорил, сам же и умиленно ржал. Интересовали Витька исключительно две темы: женщины и футбол, причем он постоянно сбивался с одного на другое.

- О моих похождениях знают все приятели. Была у меня Зинка из продуктового… Рябой вон бегал за ней – ни фига! А я ее обломал за какие-то полчаса. Пришел к ней домой, в тот день, кстати, был улетный матч: англичане с голландцами рубились. Не видел, отец? Ох, малыш Руни и дал звону, такой гол влепил! Но и мой малыш в тот вечер не хуже поработал. Соблазнил я, значит, Зинку… Нет, какой все-таки гол! Голландцы бросились отыгрываться, какую карусель закрутили, одно удовольствие. Но ведь и у меня было удовольствие, сиськи у Зинки, не поверишь, как два арбуза… А вот и закусь подоспела.

  И он с удовольствием налег на индейку, точно это всего лишь маленькая курочка, запивая большими глотками вина. Жорж смотрел на гостя и решал: что же с ним сделать? Высосать всю энергию, а затем убить? Но вдруг кто-нибудь видел, как Витек заходил в дом? Или этот хвастливый увалень успел кому-нибудь позвонить и сообщить, где именно и с какой красоткой он коротает время. Опасно забирать у него много энергии; если Витек что-то заподозрит, он может привести сюда полицию. Пока здесь находится Липочка, рисковать нельзя. Жорж решил, что при сложившейся ситуации детину лучше не трогать. Немного энергии он, конечно, возьмет… Совсем немного, чтобы возместить то, что потерял в результате нанесенной Липочкой душевной травмы.

- Чего там бормочешь, отец? Говори громче. А я тебе про Зинку закончу, так вот соблазнил я ее во время футбольного матча. А сам, наверное, знаешь: бабы и футбол – вещи не совместимые. То на нее гляжу, то в телевизор. Ну, она и начала ворчать…

  Жорж понял, что говорить дальше свое заклинание не сможет! Витек УСЛЫШАЛ. Великий похититель энергии сделал вид, что просто напевает.

- …Послушай, - прервал себя детина, - ведь у Зинки подружка есть, Клавка, в винном работает. Давай познакомлю? Грех искуплю. Ты молчи, - заявил он Липочке, - Мы должны мужа задобрить. Клавка хороша, только деньги любит. Своди ее два раза в кабак…

  Вид уминающего индейку, смачно чавкающего верзилы вызывал у Жоржа все большее отвращение. Он посмотрел на Витька взглядом, от которого у того внутри все перевернулось и бросил всего одну фразу:

- Пошел вон!

- Но послушай…

- Вон! – повторил Жорж. – Ты переспал с чужой женщиной, нажрался, напился… или у тебя какие-то претензии?

  Витьку стало не по себе, он сообразил – шутки закончились. Поэтому сразу ушел от греха подальше. Липочка молчала, затем осторожно придвинулась к возродившему ее гению, ласково спросила:

- Ты не очень сердишься?

- Нет, - тихо ответил Жорж.

- Когда ты ушел, мне было так одиноко и… больно. Боль не только внутри, она снаружи. Мое тело… оно как будто меняется.

- Что ты сказала? – Жорж насторожился.

- Мое тело… Этот парень ничего не заметил… Что со мной?..

- Немедленно покажи!

  Липочка сняла платье, и Жорж мысленно охнул: по ее шее, спине, животу, плечам шли глубокие полосы, словно от порезов, кожа в этих местах сползала лентами. Знаменитый врач покачал головой.

- Все так плохо? – удрученно спросила Липочка.

  Он мог бы сказать ей правду, но предпочел уклониться от ответа.

- Тебе нужна энергия. Я ведь предупреждал: ты не должна ее тратить. Садись вот сюда.

  Как же он жалел, что не взял ничего у Витька; он отдал ей все, что получил от Вени, отдал, не думая о себе. Липочка задремала, кажется, ей стало лучше.

  Но вскоре стало ясно: улучшение состояния Липочки – иллюзия. Ей больше не помогала энергия, которую Веня ухищрялся добывать даже в этих неимоверно сложных условиях, когда повсюду в городе проводились облавы. Зарубцевавшиеся на время раны снова открывались, делались еще более глубокими, и уже не щадили лица, превратив его в кровавую маску, более жуткую, чем изуродованное в бою лицо солдата; по провалившимся щекам сползала плоть, волосы выпадали вместе с кожей, создавая впечатление, будто с нее сдирали скальп. Слабел и мозг графини Липочки; его точно окутывала зловещая тьма, прежние воспоминания затухали, в них, по-видимому, остался один Жозеф-Жорж. Вскоре она могла только лежать и тихонько умолять:

- Спаси меня! Не отправляй опять ТУДА! ОНИ уже здесь… я вижу… вижу! Жозеф… Жорж, сделай же что-нибудь.

  Но он уже ничего не мог сделать. Он знал, она все равно уйдет; уйдет во второй раз в ту страшную мглу, из которой он ее попытался вытащить на очень короткое время. Он догадался, что и следующая попытка воскрешения будет обречена на провал.

  Жорж примостился у постели умирающей. Какие картины еще возникают в ее затухающем мозгу? Возможно, она видит себя выходящей из кареты, окруженная восхищенными глазами многочисленных обожателей и колкими замечаниями завистниц, а потом появляется на балу, в тронном зале, будто луна на вечернем небосклоне, и точно также освещает мир серебряной, холодной красотой. Вот во что превратилась некогда первая красавица мира!

  Внезапно Жорж почувствовал свою причастность к ее нынешним страданиям, он так и не смог возродить ушедшие красоту и ум. Но почему?! ПОЧЕМУ?! «Я не должен, не могу, не имею права сдаваться! Я заставлю Веню добыть еще энергии для нее! Много-много энергии!»

- Дорогая, вы слышите меня? Я вынужден вас ненадолго оставить. Но я вернусь. И очень скоро!

  Сначала он думал, что она не осознает его слова, но нет - в ответ прозвучал слабый голосок:

- Приходите скорее! Жорж, я хочу слушать музыку…

  Он знал, как она обожала музыку. Он включил запись с ее любимыми песнями и на цыпочках вышел. Перед тем, как закрыть дверь, он услышал, что она тихонько подпевает. Сердце каменного Жоржа болезненно сжалось; похоже, рассудок окончательно оставил Липочку. «Счастье для нее, что она не понимает собственную трагедию».

  Он бросился к ученику. Хоть в одном Жоржу повезло: Веня добыл столь нужную энергию. Сегодня учитель не спрашивал, как он это сделал? Главное, добыл! Добыл!!!

  Он так спешил обратно, что по дороге его остановили и оштрафовали. Дом был совсем рядом, вдруг Липочку еще удастся спасти… Он повторил себе это несколько раз, хотя его интуиция, удивительное свойство предвидеть будущее говорили обратное. Но даже предчувствующий катастрофу маг имеет право на надежду.

  Катастрофа… КАТАСТРОФА!..

  Сначала Жорж услышал вой сирен, затем увидел красное зарево и пожарные машины. Огонь плясал над его домом, бесновался, как сумасшедший, грозил каждому, кто посмеет приблизиться, взлетал высоко в небо, пытаясь лизнуть темные облака. Вода била из брандспойтов…

  Жорж хотел броситься вперед, но его схватили пожарные, он вырывался из их рук и кричал:

- Там женщина! Она абсолютно беспомощна! Она погибнет! Слышите, погибнет!

  В ответ также кричали:
- Не мешайте нам! Делаем все возможное!

  Мощные потоки воды с разных сторон обрушились на красного дьявола, тот по-прежнему бесился, огрызался, как мог. Но и его сила истощалась. Одни пожарные устремились внутрь дома, другие о чем-то спрашивали Жоржа. Он не воспринимал их вопросов, и лишь стонал, понимая, что огонь наверняка сжег остатки человеческого материала. И теперь уже Липочку не при каких условиях не возродить.

  Что произошло в доме? Жуткая картина возникла перед глазами Жоржа: лишенная разума графиня все-таки поднялась, попыталась что-то включить, что-то зажечь… А когда все вокруг заполыхало, она пробовала танцевать под любимую музыку…

 

                                ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

                                ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПРОШЛОМУ

   

- … Ты… извините, вы надеетесь его разговорить?

- Ладно, - махнул рукой Теологов, - обращайся ко мне на «ты». Разница в возрасте между нами незначительная.

- Хорошо, - согласился Станислав. – Но я слышал, как ты общаешься с сотрудниками. Ты не позволяешь фамильярностей.

- Для них я – начальник, для тебя – товарищ.

- По очень неприятной работе.

- Что уж приятного…

- Значит, надеешься его разговорить?

- Попробую.

- Мне это не удалось.

- А я все-таки попробую. Ненавижу сдаваться раньше времени.

- Знаешь, ты человек… необычный.

- Вот как?

- Очень часто начальники сидят в кабинетах и отдают распоряжения. Ты же хочешь сам все увидеть, все потрогать руками.

- Я хочу поймать преступника или преступников. И более всего не терплю бездействия. Заставляю каждого крутиться. Только тогда заработает маховик расследования. Ну, что, дорогой доктор, пойдем к нему?

- Подожди… Я вот о чем хотел поговорить… Никогда не слышал об энергетических вампирах?

  По лицу Игоря было сложно что-либо определить, он просто с любопытством смотрел на Маркова.

- Так вот, - продолжал Станислав, - о них мало что известно. Некоторые не верят, что они – реальность. Но я могу дать почитать кое-какую литературу… Существуют люди, которые при элементарном разговоре с собеседником забирают его энергию. Большинство из них делают это не осознанно. Наверное, встречал таких типов, при встрече с которыми у тебя возникало неприятное ощущение, дискомфорт?..

- Бывало.

- Помню, как сразу после института я работал ассистентом на кафедре. Был у нас один старый профессор Ройзман Семен Лазаревич, - невысокий, седой, сутулый, с тяжелым взглядом черных глаз…

- Очи черные, очи страстные!

- Вот именно! Когда я общался с ним, то зачастую появлялось странное ощущение: будто кто-то ВЫСАСЫВАЕТ из меня жизненные силы. После заседания кафедры я приходил измочаленный, как после тяжелого изнурительного труда. У меня некоторое время болела голова. Зато Семен Лазаревич возвращался с кафедры окрыленный, возбужденный сверх меры, много говорил на самые разные темы, а глаза его блестели.

- Ты считаешь, он был энергетическим вампиром?

- Возможно. Но, как я уже говорил, он относился к тому «большинству», которое делает это не осознанно.

- А в данном случае?

- В данном случае я соглашусь с тобой насчет некоей преступной группы. Не исключено, что кто-то разработал целую систему выкачивания человеческой энергии. Семен Лазаревич крал крохи, наши преступники в воровстве не стесняются.

  Игорь молчал и внимательно слушал ученого, Станислав все более увлекался:

- Существует несколько форм подчинения людей. Физическое – низшая стадия, когда во главу угла ставится страх перед обычной грубой силой, оно присуще в основном старым обществам. Духовное – оно широко распространяется сейчас: человека не просто принуждают быть рабом, но и при помощи разнообразных средств воздействия на мозг убеждают, как ХОРОШО БЫТЬ РАБОМ. Эта форма не вечна, когда-нибудь люди осознают великий обман, и тогда обманщиков ожидает суровое возмездие. Третья форма, о которой в последнее время часто говорят: превращение людей в зомби посредством той же медицины. Страшная форма, от нее порой нет противоядия. И, наконец, четвертая, когда у людей не только отбирают сознание, у них похищают молодость, красоту, жизнь. Один человек перед другим даже не «тварь дрожащая» (вспомни Раскольникова!), он - ничто, некий сгусток жизненных сил, которые в любую минуту можно забрать.

  «Как же ты прав! – подумал Теологов, - но ты вряд ли догадываешься, кто может стоять за всем этим». Вслух же он спросил:

- После похищения энергии вампиры, вероятно, молодеют?

  Марков пожал плечами, невесело усмехнулся:

- Странный вопрос задаешь. Будто я всезнайка или энергетический вампир.

- Ладно! Пойдем, навестим нашего больного.

  По дороге они повстречали Лизу, девочка робко взглянула на Станислава, пробормотав: «Здравствуйте, Станислав Валентинович», и, как обычно, куда-то унеслась. Марков невольно остановился и опять засмотрелся ей вслед. Все это не ускользнуло от внимания Теологова. Он улыбнулся:

- Очень милая девушка.

- Да, - вздохнул Станислав, - только слишком молода.

- А вот тут ты ошибаешься. Зачем тебе старуха? Кстати, светило медицины Станислав Валентинович ей тоже нравится.

- Перестань.

- Как скажешь!

- Но… откуда ты знаешь, что я ей нравлюсь?

- Опыт большой. Или думаешь, я святой?

- Пошли.

- Помнишь мою просьбу: показать каждому сотруднику больницы персонально фоторобот того парня?

- Помню.

- Ну, а, к примеру, этой рыжеволосой красавице показывал?

- Она точно его не знает.

- Почему?

- Она в нашем городе недавно.

- Это еще ничего не значит.

- Хорошо, покажу и ей.

  Они подошли к палате, и Марков вновь напомнил:

- Разговорить его крайне сложно. Он ни на что не реагирует. Я тебе нужен?

- Нет.

 

  Теологов вошел в палату, где лежал всего один пациент, судя по внешности человек немолодой, с проседью в волосах и прорезавшими лицо глубокими морщинами. Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, но, казалось, он смотрел и ничего не видел. «Бог мой, как же его «обработали», - подумал Игорь, который был прекрасно осведомлен, что «старик» является на самом деле девятнадцатилетним юношей. Посетитель приблизился к кровати, как можно более приветливо поздоровался. Никакой реакции со стороны заболевшего синдромом старения (как и предупреждал Станислав) не последовало. Случившаяся трагедия настолько потрясла этого человека, что интерес к жизни был полностью потерян. Рядом кипели, бурлили, клокотали страсти, но то были страсти других людей, слишком далекие от него. Мимо него пролетели несколько лет цветущей юности - поры познаний и любви, вся молодость – время первых побед и бесконечных надежд, большая часть зрелости, когда мужчина обретает спокойствие, уверенность в своих силах, и ему по-прежнему еще светят радужные перспективы. Кто он теперь? На каком временном участке жизни оказался? Кто и за какую провинность отнял у него лучшие годы? И вернут ли ему когда-нибудь незаконно отнятое?.. Вряд ли, ведь жестокие люди могут только отбирать!

  Исчезли, растворились в сплошной серой пелене рассветы и закаты, дни стали пыткой, где нет больше солнца, смеха, радости. Приходят врачи, следователи, постоянно пытают насчет той страшной ночи в Мире Сказок. Зачем ему снова погружаться в пучину кошмара, если выхода из него все равно не существует? Мир извращенных Сказок поймал его в свои сети, чтобы совершить еще одно необъяснимое злодейство.

- Я пришел помочь вам, - сказал Теологов, и не получил ответа. Нелегкий получается «разговор», но сдаваться было не в привычках Игоря. – Понимаю, как вам тяжело. Но если вы будете молчать, мы никогда не сможем найти людей, совершивших с вами… подобное. Значит, не найдем противоядие. А оно наверняка существует.

  Игорь прошелся по палате, прикидывая, как вести себя дальше. Взывать к совести, напоминая о других несчастных, которые попадут в сети Сказочника - бесполезно, врать про возможное выздоровление… он не поверит. Подключать к уговорам родственников? Тоже не выход. Что-то же должно его встряхнуть, вывести из состояния полной отрешенности?

  Игорь подошел к окну, посмотрел на теряющую последние остатки ярких красок природу и произнес:

- Вы обязаны встретить будущую весну, поскольку вы сам – частичка этой весны. Но раз у вас нет желания бороться. Что ж…

- Почему это случилось со мной? – тихо произнес лежащий в палате человек. Игорь повернулся к нему и увидел стекающие по небритым щекам слезы.

- В молодости у меня был друг, - сказал Игорь, - мы участвовали в операции по задержанию группы чеченских боевиков-сепаратистов. В том бою он погиб. Погиб страшно: ему оторвало руку, и он умер от потери крови. С тех пор во сне он часто приходит ко мне, держа эту оторванную руку, и задает тот же вопрос: «Почему это случилось именно со мной?». Я мысленно прошу, умоляю его больше не приходить, пощадить меня, ибо слышу другое: «Почему ты не спас меня? Имеешь ли ты право наслаждаться жизнью, когда погибли твои товарищи?»… Я прошу, а он все равно приходит и ждет ответа!.. Его у меня нет!

  Игорь на мгновение прервался, попав в плен тяжелых воспоминаний, но тут же продолжал:

- Что я могу ответить вам? Гарантировать выздоровление не в моих правилах, надеяться следует. Заболевший раком надеется на опытную руку хирурга, а умирающий от СПИДа - на чудодейственное лекарство.

  НАДЕЕТСЯ и так называемый Сказочник. Он надеется, что воля людей подавлена, и они станут молчать. Молчать не из-за страха, а просто потому, что потеряли интерес к жизни. А теперь, извините, я больше вас не потревожу.

- Подождите, - воскликнул лежащий в палате человек. – Вы ведь все равно что-то отвечаете… своему другу?!

- Я ему говорю, что отомстил за его смерть, что автоматной очередью подкосил не менее десятка тех, кто посягнул на целостность священной Русской земли. Говорю, что его сын с отличием заканчивает школу и собирается последовать по стопам отца, а я, вняв просьбам его матери, пошел против собственных принципов и усиленно отговариваю мальчишку.

- Но он все равно пойдет по стопам отца?

- Думаю, да.

- Что вы хотите узнать?

- Главное, Савелий, где именно находится подземный ход, в который вы заходили со Сказочником? Пострадавшие ребята из Москвы путаются, что естественно, ведь города они не знают. К тому же, было слишком темно, а Сказочник долго водил их кругами по «похожим улицам». Он вообще предпочитает заманивать к себе приезжих. Но были и местные. Недавно пострадала одна девушка, которая, однако, мало что может сообщить: в тот вечер Сказочник буквально очаровал и покорил ее, шепча разные красивые слова. Она развесила уши, по сторонам особо не смотрела. Другой, попавший в сети Сказочника староосколец, оказался слишком пьян, мало что помнит. Но вы, Савелий, родились в Старом Осколе, наверняка прекрасно ориентируетесь в родном городе, и еще вы сказали, что в тот вечер не пили… Если отыщем этот тайный ход, сможем напасть на логово преступников.

  Савелий впился в Игоря взглядом:

- Вы сказали, что не можете гарантировать выздоровление. Но, как вы думаете, ведь вы же специалист, я смогу… вернуть молодость?

- И на этот вопрос я уже отвечал: против любого яда должно быть противоядие.

- Я вам верю!

  «Как хорошо, что я выдержал его взгляд! - подумал Игорь. – Он, наверное, считает, что я врач, работаю в судебной медицине». Теологов не стал разубеждать Савелия и весь погрузился во внимание.

- Если бы была карта города…

- Вот она, - с готовностью ответил Игорь.

- Ход примерно… примерно здесь. Если бы я был там, на месте…

- Так в чем же дело?

  Савелий вздохнул, закрыл глаза и спросил:

- Когда надо ехать?

- Это надо было сделать вчера. Главное - сегодня не опоздать.

 

  Виктор Опалев зашел в кабинет к Станиславу, приятели пожали друг другу руки:

- Ты искал меня? – спросил Виктор.

- Да, тут одно дело.

- А мы с Верой только что вернулись из командировки. Как все запущено в наших районных больницах, нет, порой, самого элементарного. – Виктор лишь вздохнул. - Так что там у тебя?

- Я по поводу распространения в городе синдрома старения.

- За время, что мы отсутствовали, появились еще больные?

- К сожалению. Есть серьезное подозрение, что это не экология, что здесь замешаны люди. И вот еще что: есть фоторобот предполагаемого преступника. Посмотри. И пусть Вера тоже взглянет.

- О чем шепчетесь, друзья? – послышался голос Веры. – Надеюсь, не о женщинах?

- О тебе, душечка! – рассмеялся Виктор.

- Ну, это можно, - милостиво разрешила супруга.

- Верочка, вот тут Станислав хочет нам кое-что показать. Фоторобот человека, который, как я понял, имеет некое отношение к распространению у нас этой страшной болезни - синдрома старения.

- Вы когда-нибудь видели его? – спросил Станислав. – Посмотрите внимательно.

  Вера и Виктор отрицательно покачали головами.

- Точно?

- Точнее не бывает.

- А вот этого?

- Он тоже замешан?

- Это один и тот же человек, только в разных обличьях.

- По-моему, нет, - ответил Виктор.

- Мне он кого-то напоминает… Но я не могу понять - кого? – промолвила Вера.

- А вот так, друзья, он может выглядеть на самом деле.

- Да это же… Это же… - губы Веры задрожали, больше она не в силах была произнести ни единого слова.

- Думаешь, он? – воскликнул Виктор. - Нет! Парню вряд ли больше восемнадцати-двадцати. А ему должно быть далеко за тридцать. И потом - он же калека.

- Но как похож!

- На свете много похожих людей. К тому же, это только фоторобот.

  Вера неотрывно глядела на фоторобот неизвестного парня и вспоминала Веню…

 

  Группа сотрудников правоохранительных органов долго прочесывала заросли и дотошно обследовала старые здания. Даже Савелий не мог точно показать тот дом (слишком тогда было темно), но, наконец, остановился у какой-то развалюхи.

- Кажется, тут.

  Поиски велись еще с полчаса, и вскоре был обнаружен замаскированный тайный ход. Мелкие ступеньки, за которыми начинался тоннель.

- Это здесь! – вскричал Савелий.

- Уверен? – спросил Игорь.

- Мы проходили именно тут.

  У Теологова зазвонил телефон:

- Ага, Марков.

- Игорь, извини, я по делу. Кажется, его узнали.

- Да?!..

- Но тут такая петрушка… - Станислав рассказал о реакции Веры и сомнениях Виктора. И с таким же сомнением добавил. – Может, и правда, просто похож?

- Как, говоришь, его звали? Радищев Вениамин Михайлович… Станислав, еще одна просьба, ненавязчиво так, разузнай у своих друзей об этом Радищеве как можно больше. Особенности характера и так далее.

  Тоннель убегал вглубь, из-за густого мрака пришлось включить приборы ночного видения. Дорога подземного хода раздвоилась. Савелий, который по-прежнему шел со следователями, запутался. Он только помнил, что дорога уперлась в тупик, и что Сказочник повернул в стене какой-то рычажок.

  И на этот раз следователи уперлись в каменную нишу в стене, однако поиски какой-либо кнопки или рычажка ничего не дали. Савелий сказал, будто бы они со Сказочником продвигались другой дорогой, более длинной. Теологов приказал нескольким сотрудникам дежурить у ниши, а остальным вернуться к исходной точке. Теперь Игорь и его команда оказались в другой части подземного хода. И вновь на определенном этапе дорога раздваивалась.

- Здесь целые районы? – удивленно воскликнул Ковалев. – Никогда бы не подумал, что в Старом Осколе есть подобие подземного города!

  Теологов не ответил, он все более убеждался в правоте своей версии, но по-прежнему молчал.

  Поскольку роль Савелия, как провожатого, свелась к минимуму, следователи опять разделились на две группы: одну возглавлял Ковалев, другую – Теологов. Поиски велись долго, и на сей раз Ивану Серафимовичу повезло больше. Он сообщил, что нашел тайник, что стена раздвинулась, словно приглашая их в какое-то помещение.

- Спросите насчет ступенек, - сказал Савелий Игорю. – Они должны вести наверх.

- Иван Серафимович, ступеньки ведут вверх?

- Да.

- Значит, это та самая комната, - прошептал Савелий. - Мир зловещих Сказок.   

- Иван Серафимович, одни пока туда не входите, мало ли какой сюрприз там приготовлен. Сейчас мы подойдем.

  Савелий сразу узнал эти ступеньки, а когда вспыхнул свет от выключателя, узнал и комнату. Только вот стены… Они белые, тут нет никакого Мира Сказок. Савелий еще раз прошелся мимо стен. Белые! Белые! Неужели он ошибся?

- Вы не ошиблись, - ответил Игорь, - их покрасили. Кстати, покрасили наспех, неумело.

  Они прошли в следующую комнату… Именно здесь стоял накрытый яствами стол и танцевала светловолосая девушка, а в углу сидели две безмолвные фигуры в масках.

  Так они проходили комнату за комнатой, пока, наконец, не вышли к парадному входу. Кто-то пытался создать впечатление, будто порог дома давным-давно не переступали.

- Кому принадлежит славный особнячок? – поинтересовался Теологов.

- Выясним, товарищ подполковник! – взял под козырек один из сотрудников. Однако Ковалев тут же сообщил:

- Я немного знаком с его историей. Когда-то тут жила семья Радищевых…

- Как вы сказали? – переспросил Игорь.

- Радищев Михаил Михайлович в свое время был самым известным архитектором в Старом Осколе.

-  Почему был?

- Он погиб в автомобильной катастрофе. Пострадала вся его семья: жена, сын, одна случайная девушка, по-видимому, подруга сына.

- Как? Все погибли?

- Нет. Сын Веня выжил, но остался инвалидом. Врачи говорили, что он вряд ли когда-нибудь сможет ходить. Я занимался этим делом.

- Дорожной аварией?

- Не совсем авария, Игорь Леонидович. Это было самое настоящее убийство. Конечно, не преднамеренное. Судя по всему, за рулем находился изрядно выпивший Вениамин. Но достаточных доказательств не нашлось. Да и из администрации давили, мол, нежелательно, чтобы в случае с Михаилом Михайловичем Радищевым, уважаемым человеком, почетным гражданином города, фигурировало преступление его сына, к тому же оставшегося калекой. Дело пришлось закрыть.

- И вы закрыли?

Ковалев лишь развел руками.

- Ладно, Иван Серафимович!.. А где сейчас Вениамин Радищев?

- Уехал на лечение куда-то за границу. После аварии за ним ухаживала бездетная, пожилая пара, оба в свое время работали у его отца. Его звали Медведев Олег Васильевич, ее – Александра Григорьевна.

- С ними связаться можно?

- К сожалению, нет. Старый Оскол, как вы поняли, - не такой уж большой: многие друг друга знают. Одна моя знакомая как раз дружила с Александрой Григорьевной. Примерно год назад она сообщила, что Александра Григорьевна умерла и очень сокрушалась по поводу смерти старой подруги. От нее я также узнал, что за полгода до этого умер и Олег Васильевич. Когда она мне это сказала, я сразу вспомнил дело Радищева. Впрочем, я еще раз все проверю.

- Обязательно. И срочно разыщите Вениамина. Необходима любая информация о нем. Кто сейчас является владельцем дома?

  На этот вопрос ему пока не ответили.

 

  Вернувшись в управление, Теологов тут же затребовал дело Радищева. Фотография Вениамина… Действительно, есть сходство с фотороботом. Но ведь прошло шестнадцать лет. Человек должен измениться. Или прав Станислав Марков? Тут что-то связанное с энергетическими вампирами, а у них свои законы жизни?

  Снова и снова Игорь перечитывал извлеченные из архива материалы той нашумевшей аварии: милицейские протоколы, показания свидетелей… А вот данные специалистов, утверждающих, что Вениамин Михайлович Радищев вряд ли когда-нибудь сможет ходить. Но он (если это действительно он!) ходит! Что ж, и врачи ошибаются.

  Нет, что-то во всем этом не сходится, везде какая-то неувязка. Угощения, картина, безмолвная пара наблюдателей у стены (не они ли главные похитители энергии?), танцующая светловолосая девушка. Стоп! СВЕТЛОВОЛОСАЯ ДЕВУШКА! Именно светловолосая девушка Капустина Люба погибла в той аварии.

  Теологов вышел в коридор, где его ожидал Савелий; у Игоря защемило сердце, когда он увидел, как человек с лицом сорокалетнего мужчины по-мальчишески вскочил, а в глазах его зажегся юношеский огонек.

- Друг Савелий, опять нужна твоя помощь. Пройдем ко мне.

- Конечно! – с готовностью воскликнул Савелий. – Знаете, я ведь тоже мечтаю работать в органах. Поступал на юридический, но провалился. Думал повторить попытку на следующий год.

- С таким нюхом к сыскной работе у тебя только одна дорога – в следователи, - улыбнулся Игорь. – Вот, посмотри.

  Савелий долго присматривался в цветную фотографию.

- Это не твой Сказочник?

- Право, не знаю. У него волосы другие – рыжие, длинные…

- Парик надеть не долго.

- И другой цвет глаз.

- Цвет глаз легко поменять.

- Но что-то общее есть… Вообще-то, похож! Очень похож.

  Савелий перевернул фотографию, увидел там подпись, дату и сразу сказал:

- Смотрите, человека снимали шестнадцать лет назад. Значит, это не может быть Сказочник.

- Подожди, Савелий, - мягко остановил его Игорь, - на то он и Сказочник, чтобы через многие годы возникать в прежнем обличье. Отвечай на конкретный вопрос: твое мнение –  это он или не он?

- Возможно… Может быть… Он!

- Теперь взгляни сюда: эту девушку ты не знаешь?

- Кто она?

- Савелий, объясняю, как будущему коллеге: когда старший по званию о чем-то спрашивает, твое дело не задавать встречные вопросы, а отвечать.

  Савелий некоторое время повертел в руках фотографию Любы, потом вдруг прошептал:

- Это она танцевала!

- Откуда подобная уверенность? Ты ведь говорил, девушка была в маске.

- Волосы, фигура… поразительно похожа!

  Игорь еще некоторое время беседовал с Савелием и отпустил его. Ему в голову вдруг пришла удивительная мысль: что, если в доме поселились призраки, и действительно танцевала Люба? А та пара стариков?.. Может, это Михаил Михайлович Радищев и его жена?

  «Призраки не встают из гроба. Их всегда умело заменяют люди. И не только люди…»

  Теологову сообщили две важные новости. Во-первых, имя человека, который приобрел дом Радищевых – Клаус Репп. Сейчас выясняют, кто он такой, чем занимается. Во-вторых, когда соскребли штукатурку, под ней обнаружили странную картину. В точности такую, какой ее описывали жертвы Сказочника.

- Как наша засада в доме? – спросил Игорь.

- Пока никаких результатов, товарищ подполковник. Возможно, преступники что-то заподозрили.

- Плохо, если так. Сейчас приеду, сам взгляну на эти кошмарные сказки.

  Когда Игорь подъезжал к особняку, в его душе возникло необъяснимое чувство, что крадущее молодость чудовище где-то рядом, преспокойно наблюдает за происходящим, поскольку уверено: его не найдут. Невидимый враг словно заглядывал Теологову в лицо и открыто смеялся. Вот его гипнотизирующие глаза промелькнули в лобовом стекле… Промелькнули в одно мгновение! От неожиданности Игорь резко затормозил! В него чуть не врезалась сзади машина. («Господи, да что со мной? Неужели сдают нервы?»)

  Игорь вышел из автомобиля, закурил. Он опять вспомнил Чечню, как то же самое чувство помогало ему в схватке с боевиками. Однажды, когда их батальон дислоцировался в горах, и было тихо, спокойно, Игорь уже ЗНАЛ, ЧТО ВРАГИ НАПАДУТ. И точно так же видел злобные глаза их командира… Нет, нет, природное чутье и приобретенный опыт его редко подводили, СКАЗОЧНИК РЯДОМ.

  В зловещем доме Теологова поджидал Иван Серафимович. Если вначале Игорь ощущал холодок с его стороны, а, порой, и открытую неприязнь («Приехал из Москвы какой-то позер-мальчишка, командует, учит, как нам работать!»), то теперь натянутая струна в их отношениях превращалась во все более прочный канат, соединяющий их, точно матросов во время шторма. Ковалев не мог не видеть деловой хватки Игоря, но с удвоенной энергией старался доказать, что все-таки местные кадры играют решающую роль в расследовании. «Прекрасно, пусть лезет из кожи вон. Главное – результат».

- В особняке тихо, как в морге, - докладывал Иван Серафимович. – Везде «жучки». Но преступники, очевидно, почувствовали опасность и скрылись.

  «Куда они могли скрыться? Где их новое логово?»

- Пойдемте, Игорь Леонидович, посмотрите картину похабных сказок. Мы ее привели в первозданный вид.

  И опять Игорь ощутил присутствие незримого врага, на всякий случай он спросил Ковалева:

- Вам не кажется, что кроме нас с вами здесь кто-то есть еще?

- Я же вам доложил: в доме полная тишина.

- Пройдемте к картине…- вздохнул Игорь.

 

  Герои сказок, так любимых Теологовым в детстве, представляли собой отвратительное и безобразное зрелище: они без сожаления уничтожали друг друга, пьянствовали, плясали обнаженными. Чистота и невинность навсегда покинули этот мир и, что самое поразительное, никто из его обитателей не проявлял никакого сожаления. Наоборот, они звали неожиданных гостей присоединиться к ним, вкусить полную сладость жизни.

- Какая пакость! – покачал головой Иван Серафимович, кивая на сюжет, изображающий летящего на сером волке удалого хлопца, прямо на спине животного совокупляющегося с грудастой девицей. – Я, знаете ли, человек немолодой, до сих пор не могу привыкнуть к подобным вещам. Честное слово, идешь с женой мимо газетных киосков или включаешь телевизор и стыд пробирает.

  Игорь механически кивнул и направился дальше, его явно интересовало иное. Он подошел к картине, представляющей поросшего шерстью, напоминающего обезьяну, монстра, и стал внимательно разглядывать ее. Стоящий рядом Ковалев сплюнул: «Ну, и красавец!», однако Теологов лишь дернул плечом:

- Дело не в его внешности. Он тут командует, он определяет все.

- Что определяет? – не понял Иван Серафимович.

- Жизнь Мира Сказок.

- Игорь Леонидович, вы это… серьезно?

- Серьезнее не бывает.

  Победная улыбка сошла с губ монстра, глаза его налились кровью, казалось, он готов был сорваться со стены и наброситься на Игоря. Теологов кивнул:

- Видите, как он реагирует на свое разоблачение.

- Не вижу, - пожал плечами Ковалев. – Да вы, как всегда, шутите, товарищ подполковник.

- Вы правы, шучу. Это игра светотеней.

   

 

                                             ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

                                             ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПРОШЛОМУ

                                                      (продолжение)

  

  События последних дней не вытеснили из головы и сердца Станислава юную красавицу Лизу. Он часто думал куда-нибудь пригласить ее, но потом откладывал решение. Он намного старше ее (чтобы там ни говорил Теологов, слишком большая разница в возрасте), и разговаривают они очень редко. Обычно Лиза поздоровается и прошмыгнет мимо. Станислав на секунду представил, как подойдет к ней и скажет:

- Лиза, разрешите вас куда-нибудь пригласить?

  Как она отреагирует? Какими глазами на него посмотрит?.. Нелепость, полная нелепость… 

  К нему зашел Виктор и прямо с порога спросил:

- Не забыл, приятель?

- О чем?

- Забыл! У Веры послезавтра день рождения.

- Помню, - вздохнул Станислав. – С меня подарок.

- Конечно. Споешь нам всем что-нибудь.

- В ее кабинете? Или в кабинете главврача?

- Я серьезно, Станислав. Хотим пригласить тебя. Соберемся небольшим кругом друзей. Не хочется праздновать в одиночестве.

- Почему в одиночестве? У вас такой замечательный Юрка.

- Юрик придет поздно. Тренировка! Заявил, что даже ради маминого торжества не пропустит ее. Обязательно приходи! А то мы в последнее время только и общаемся на работе. Помнишь, раньше – раз в две недели обязательно ездили на рыбалку.

- Раньше было иначе.

- Хорошие традиции надо возрождать. Пригласи с собой какую-нибудь женщину.

  В голове Станислава вдруг возникла идея, он сказал:

- Я приглашу девушку. Только она тоже работает у нас.

- Прекрасно. Не поделишься секретом, кто сия счастливица?

- Пока нет.

- Как заблестели у него глазки! Никак она тебе нравится?

- Нравится, - честно признался Станислав. – Только она об этом не знает. И ты, пожалуйста, помолчи.

- Обещаю. И мы тебя ждем.

  Марков решился, вышел в коридор, отыскал Лизу. Но, подойдя к ней, опять почувствовал робость. «Да что это со мной?»

- Добрый день, Станислав Валентинович, - Лиза как обычно опустила глаза.

  Станислав понял, что надо брать быка за рога. Иначе можно опоздать…

- Лиза, ты что делаешь послезавтра?

- Ничего, - девушка несколько опешила.

- Вот и отлично. У Веры… у Веры Андреевны день рождения.

- О, это так замечательно! Она такой человек! восхищенная Лиза вся сияла.

- Она приглашает нескольких близких друзей. Мы с тобой попали в их число.

  Однако реакция Лизы оказалась неожиданной. Девушка отрицательно затрясла головой и прошептала:

- Я не смогу. Я вспомнила, что именно послезавтра занята.

  «Облом! – подумал Марков. – Все правильно, она неглупая девушка, сообразила, что это Я ПРИГЛАШАЮ ее. Решила отказать мне в корректной форме».

- Только не обижайтесь! – в голосе Лизы слышалось самое настоящее отчаяние.

  Взгляд Маркова упал на ее старые, поношенные туфли, и врач сразу же все понял: у девушки небольшая зарплата, а деньги она тратит на книги. Но ей хочется пойти! И ХОЧЕТСЯ пойти с ним. Нет, он просто так не сдастся!.. Только как ее уговорить? Предложить купить ей туфли, платье… что еще? Она может обидеться. Такие люди обычно бывают очень гордыми.

- Вера Андреевна огорчится, - сокрушенно заметил Станислав.

- Да? – Лиза подняла на него свои большие глаза. Сколько же в них было искреннего сожаления. Нет, настоящего горя!

- Ты не можешь ей отказать. И мне тоже.

- Почему и вам?

- Потому что… потому что ты самая очаровательная девушка, какую я когда-либо встречал.

  Щеки Лизы запылали, и она вдруг… развернулась, быстро-быстро пошла, едва ли не побежала. Марков смотрел, как она скрылась в конце коридора, и в растерянности почесал затылок: что он сказал не так? Тогда он пошел к Вере и честно ей все рассказал.

- Помоги мне, посоветуй, как женщина, - попросил он.

- Помогу, - пообещала Вера. – Лиза мне тоже очень нравится. Лиза, по-видимому, много настрадалась. Пусть и ей наконец улыбнется счастье.

  В тот же день после работы Вера зашла в комнату Лизы и повторила приглашение, на робкие слова девушки о том, что она сожалеет, что именно в этот день занята, строго сказала:

- Надеюсь, ты не хочешь меня обидеть?

- Что вы?!

- Теперь вот что: у тебя будет слишком привлекательный кавалер. Покажи-ка мне свой гардероб. Нет, это не годится… Это тоже… Мы сейчас же поедем в магазин и кое-что тебе купим. Не спорь! Деньги отдашь, когда появятся.

- Я отдам, обязательно отдам!

  Лицо Лизы светилось счастьем, Вера не выдержала, крепко обняла и расцеловала ее, почувствовав к своей юной воспитаннице материнскую привязанность; Лиза была ей как дочь, о которой Вера так всегда мечтала…

 

  Когда Станислав заехал за Лизой, чтобы повести ее на день рождения, его ожидал настоящий сюрприз. Такой Лизы он еще не видел! В модном платье, с легким макияжем, умело взбитыми локонами медовых волос она выглядела насколько прекрасной, что Станислав потерял дар речи. Он просто смотрел и смотрел на нее, не отрывая глаз. От его взгляда Лиза окончательно растерялась.

- У меня что-то не так? – робко спросила она.

- Все так, - ответил Станислав. – Ты слишком красивая. Вот я и любуюсь.

- Это все Вера Андреевна. Она мне выбрала платье, привела к своему парикмахеру…

- Вере Андреевне довериться можно. Пойдем?

  Гостей в доме Опалевых было немного: кроме самой Веры и ее мужа – мать хозяйки Анфиса Ивановна, Анатолий Анатольевич - известный хирург, его жена Зинаида Никитична – невропатолог (Лиза часто встречала ее в больнице), да они со Станиславом. Зато стол по русскому обычаю ломился от угощений. Лиза терялась в компании столь образованных, умных и известных в городе людей, поэтому в основном молчала, слушала, лишь изредка поднимая глаза. Ей до сих пор не верилось, что она, простая санитарка, вот так запросто с ними за одним столом, и каждый обращается к ней, как к равной. Лизе было необыкновенно интересно тут. Иногда, правда, разговоры сбивались на чисто профессиональные темы, виновником этого постоянно оказывался Анатолий Анатольевич, и Вера не выдержала:

- Друзья, давайте не будем сегодня ни о работе, ни о проблемах. Их столько у нас! Но хоть на один вечер устроим себе праздник.

- Желание именинницы – закон, - тут же согласились мужчины. – Выпьем за нашу Верочку.

- За меня уже пили.

- Ничего страшного, - возразил Станислав. - Мы пили и за тебя, и за маму твою Анфису Ивановну, родившую и воспитавшую такую дочь; за мужа, который сумел сохранить тебя двадцатилетней, за сына, который со временем станет новым Третьяком…

- Он не в хоккей играет.

- Неважно, все равно станет Третьяком!.. А ты, кстати, не перебивай тамаду. Так вот: пойдем по кругу. Снова пьем за новорожденную. Представляю маленькую, кричащую Верочку…

  Гости часто поднимали бокалы, но пили по чуть-чуть, за исключением Лизы, которая вообще не употребляла спиртного. Чтобы поддержать дух праздника, Вера протянула Станиславу гитару, попросила спеть. Он не стал себя долго упрашивать, настроил гитару и зазвучал приятный мягкий баритон. Сменяли друг друга романсы, современные песни. Лиза внимала ему, затаив дыхание, на какой-то момент весь мир для восемнадцатилетней девочки замкнулся на Станиславе Маркове, она не видела и не слышала никого кроме СТАНИСЛАВА. Лилась и лилась мелодия, когда Марков стал исполнять песни Высоцкого и Талькова, исполнять на редкость профессионально, с теми же интонациями в голосе, Лизе показалась, что знаменитые барды никуда не уходили, что они опять рядом, с упоением и болью внимают проблемам и горестям людей…

  Слушатели хлопали в ладоши, требовали: «Еще! Еще!», пока, наконец, Станислав не взмолился:

- Дайте же мне отдохнуть! Испить водицы. Да нет, не обычной, а вон той, огненной!

  Гости засмеялись и перешли к шуткам и анекдотам, Лиза лишь молча улыбалась, а когда Вера Андреевна ее тормошила, еще больше смущалась и терялась. Все было бы хорошо, да Анатолий Анатольевич вновь завел разговор о работе. Причем, не просто о работе, а о последних событиях, связанных с распространением в Старом Осколе страшного синдрома старения. Лиза вздрогнула. Конечно же, она слышала о последних событиях в городе, но отказывалась верить, что они каким-то образом связаны с ее прежним хозяином. Занятая работой в больнице, она даже не видела фоторобота предполагаемого преступника, а Станислав в данном случае не внял просьбе Теологова, ничего ей не показал…

  После слов Анатолия Анатольевича призраки кошмара вновь вернулись, чтобы беспощадно пытать ее. Лизе показалось, что Антон с ехидной усмешкой взирает на свою будущую жертву. «Ты думала, наивная дурочка, что спасешься?»

- Лизонька, ты что-то побледнела, - Вера Андреевна первой заметила ее состояние.

- Я?.. Наверное от вина…

- Да ты же не пила, - сказал Станислав.

- В самом деле. Можно, я выйду?

- Конечно, милая, - обняла ее Вера. – Тебе помощь не нужна?

- Нет, нет, спасибо.

  Лиза заперлась в ванной, включила воду из крана, смочила лицо. Навязчивые мысли возвращали ее в дом-ловушку, откуда ей когда-то пришлось бежать! Опять, сменяя друг друга, замелькали страшные кадры: убийство Славы, бегство из дома Антона, бесконечные мытарства по поездам и холодный вокзал, где она заболела.

  Почти бессознательно она услышала, как хлопнула входная дверь и послышался грубый мальчишеский басок:

- Ма! Это я. Поздравляю!

  Лиза знала, что у Веры и Виктора сын, но никогда не видела его. Только слышала, что он опаздывает, потому что у него тренировка.

- …Чего у нас поесть?

- Сразу поесть, - ответила Вера. – Сначала вымой руки, поздоровайся с гостями.

- Угу.

- Не «угу», а покажи всем, каким ты можешь быть вежливым. Не туда, ванна занята, ступай на кухню.

  Лиза поняла, что ванну надо освобождать. Чтобы успокоиться, она несколько раз сказала себе, что Антон, вероятно, забыл про нее. По крайней мере, здесь-то его точно нет!

  Но едва она коснулась дверной ручки, как необъяснимый страх вспыхнул с новой силой; близость Антона казалась такой реальной, что Лиза чуть не заплакала. Постучала Вера, вновь поинтересовалась, как у нее дела?

- Уже выхожу, - быстро ответила Лиза.

  В веселье, в радостных возгласах людей, ставших ей такими близкими, исчезло, растворилось видение ужасного убийцы Антона. Но через секунду он неожиданно возник перед Лизой. ВОЗНИК РЕАЛЬНО.

  Сначала она решила будто это – один из мучивших ее долгое время кошмарных снов; Лиза замотала головой, пытаясь поскорее отогнать наваждение. Но увы! Оно не исчезало!

  Антон Майский стоял напротив Лизы, глядя на нее с нескрываемым любопытством, как кот на мышь, добровольно явившуюся на его кошачий праздник. Он сильно изменил внешность, но не смог изменить свою внутреннюю сущность.

«Это не он!!!»

Однако его последующее движение окончательно отбросило прочь любые сомнения. ТАК ПОДНИМАЛ РУКУ, ПРИГЛАЖИВАЯ ВОЛОСЫ, ТОЛЬКО АНТОН.

- О, Господи! – закричала Лиза.

  Гости посмотрели на девушку, в глазах было все: удивление, недоумение, даже страх. Лиза срывающимся голосом повторила: «О, Господи!». Кружение в голове усиливалось, поплыли стол, люстра, комната… Лиза больше не могла стоять на ногах…

 

  В нос ударил резкий, неприятный запах, сквозь черную пелену слышались голоса:

- Как она?

- Кажется, приходит в себя. Бедняжка, потеряла сознание.

- Может, отвезем ее в больницу?

- А сами мы - не больница?

  Лиза по-прежнему боялась открыть глаза. Вдруг опять УВИДИТ ЕГО?

- Лиза!.. Лиза!..

  Ее звали знакомые родные голоса: Станислав Валентинович, Вера Андреевна, Виктор Сергеевич. Призрака Антона не было, он точно испарился. Но ведь он только что… находился здесь.

- Он!.. – шептала Лиза. – Спасайтесь!

- Кого ты боишься, Лизонька? – не выдержал Станислав. – Я никому и никогда не позволю обидеть тебя.

  Девушка словно не слышала его, в исступлении повторяя: «Он! Он!». Вера взяла инициативу в свои руки:

- Выйдете все. Я с ней поговорю.

  Даже Станислав не стал возражать и вместе с остальными покинул зал. Вера обняла Лизу, которую по-прежнему трясло, как в лихорадке, прижалась лицом к ее щеке:

- Ну, что ты, маленькая! Я ведь давно поняла, что в твоей жизни что-то не так. Кто или что тебя так напугало?

  Впервые за долгое время Лиза ощущала настоящее прикосновение матери или старшей сестры, которой хотелось поведать все злоключения своей жизни. Заливаясь слезами, девушка рассказала, как устроилась работать к Антону Майскому и как случайно узнала об его злодеяниях - об умении убивать, не прикасаясь к человеку, как, спасаясь от возмездия, бежала.

- Это он крадет молодость!

- С твоей историей надо было не скрываться, не бегать, а обратиться в полицию. Не бойся, мы за тебя в огонь и воду. Но завтра же нужно все рассказать следователям. Поняла?

  Лиза кивнула. Вера, помедлив, задала ей следующий вопрос:

- А что тебя так напугало в нашем доме?

- Он был здесь!

- В моей квартире?

- Да, среди гостей. Я УЗНАЛА ЕГО. И его манеры, движения, они… Я помню их всегда!

- Лиза, его не могло быть здесь. У тебя просто сдали нервы.

- А я говорю, был! – упрямо повторила девушка, впервые не согласившись с любимицей Верой Андреевной.

- Ты же сидела за столом со всеми гостями. Ну, Лиза! Давай их посчитаем: Анатолий Анатольевич, его жена Зинаида Никитична, моя мама Анфиса Ивановна, Виктор Сергеевич, мы со Станиславом. Все.

- Тот молодой человек, - Лиза произнесла это шепотом, словно боялась, что ее услышат стены.

- Этот молодой человек – мой сын Юрик.

- Юрик?

- Конечно! Прекрасный парень! Чуть моложе тебя. Ему скоро шестнадцать. Хотя он такой долговязый, выглядит старше своего возраста. Успокоилась?

  Но Лиза вцепилась в рукав Веры Андреевны, повторяя:

- Это ОН! Умоляю, поверьте.

  Вера задумалась. Она вдруг вспомнила, как недавно сын пожаловался ей и отцу: «Меня забрали в ментовку, мол, я чем-то напомнил бандюгана, чей фоторобот развешен по всему городу. Продержали там несколько часов…». Неожиданное подозрение закралось в душу Веры. Она ведь тоже увидела, как человек, с которого составлен фоторобот, напоминает Веню Радищева. Тогда Виктор сумел убедить ее, что этого не может быть. Вене далеко за тридцать, а разыскиваемому преступнику лет восемнадцать-двадцать. Нет, это не Веня, не Веня!..

- Вера Андреевна, - упрямо повторила Лиза, - у них ОДИНАКОВЫЕ ЖЕСТЫ.

  Веру точно ударило током, она вдруг подумала, что Лиза может быть права: Веня каким-то образом (или самым прямым?) замешан в этой истории.

- Лиза, ты говоришь, что вначале он ездил в инвалидной коляске?

- Да. Говорил, что у него травма спины.

- Причину травмы не называл?

- Не помню…

- Вспомни, Лизонька, вспомни!

- Какая разница? Он ведь все равно обманывал. Оказывается, он совершенно здоров… Как-то раз он вспоминал про автомобильную катастрофу.

  «Боже мой, про автомобильную катастрофу!»

  Теперь Вера думала о сыне, о его возможной страшной судьбе. Если Вениамин в Старом Осколе и действительно умеет убивать на расстоянии, для него не существует преград, чтобы вернуть Юрика и расправиться с его родителями. И как спрятаться от него? Его ищут уже давно, а он… неуловим. Самый настоящий дьявол!

  «Господи, что будет с Юриком? Уже сам факт, что он сын того человека - ужасен! Как выйти из ситуации? Как?!..»

  Врач не выдержала, заплакала, ничего не понимающая Лиза вскричала:

- Вера Андреевна, что с вами? Это я вас расстроила? О, если бы я только знала! Если бы знала…

- При чем здесь ты, милая девочка.

- Но я…

- Ты поступила правильно, рассказав мне обо всем.

  Теперь, обнявшись, они плакали вместе. Они даже не заметили, как в комнату вошел Виктор и укоризненно покачал головой:

- Что за мокрое царство? А, Лизоньке, как я вижу, лучше?

  Вера повернула к мужу заплаканное лицо:

- Дело гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Нам нужно решить многое…

 

                                                   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

                                                   СТРАШНАЯ НАХОДКА

 

  Лиза и Станислав вошли в кабинет Теологова; девушка совсем заробела, буквально вросла в стул, на который ее усадили. В зеленоватых глазах явно затаился страх. Игорь улыбнулся, подмигнул, стараясь подбодрить ее. Но пока ему этого не удалось.

- Чаю хотите? – спросил он у Лизы.

- Чаю? – почему-то растерялась девушка.

- У меня даже есть кусочек торта. Хотя иногда дамам предлагать мучное опасно, фигуру соблюдают. Насколько все-таки легче быть мужчиной.

- Я бы хотела быть мужчиной, - тихо сказала Лиза. - Я была бы храброй.

- Вы, я слышал, и так храбрая, - возразил Теологов.

- Она просто молодец, - вмешался Марков, - вынести такое! Лиза, расскажи все Игорю Леонидовичу.

  Однако Лиза лишь опустила голову и вздыхала. Станислав тихонько подтолкнул ее, мол, давай. Но у девушки точно онемел язык.

- Молодой человек, дайте мне поговорить наедине с красивой девушкой! – сурово сдвинув брови, произнес Теологов.

- Дело в том, что она, вероятно, стесняется и…

- Молодой человек! Или вы не верите в свое обаяние? Думаете, что гусар Теологов за небольшое время общения отобьет ее у вас? Нет, я конечно такой. Но чтобы девушку друга… Да вы угощайтесь, чаровница!

  Лиза наконец-то улыбнулась. Станислав махнул рукой и покинул кабинет Игоря, а Лиза начала улыбаться. Суровый в ее представлении следователь на деле оказался таким веселым.

- Чай попили… Теперь перейдем к делу.

- Вера Андреевна просила меня все вам рассказать…

- Как на исповеди, красавица!

- Она очень боится за своего сына.

- А что с ее сыном?

- У них есть одна семейная тайна. Но вы должны сохранить ее. Обещаете?

- Конечно!

- У них с Виктором Сергеевичем есть сын, но на самом деле это… сын другого человека. Они расстались в молодости…

- А почему Вера Андреевна вдруг доверила вам, совсем юному созданию, тайну семьи?

- Когда я увидела ее сына на вечеринке, то упала в обморок… Он напомнил мне одного страшного человека, убийцу!

  Лиза невольно вздрогнула, вспоминая события того вечера, Игорь сразу возразил:

- Мало ли кто на кого похож? В детстве я часто путал двух артистов: Колю Караченцева и Костю Райкина. Но, говорят, они даже не родственники.

- Здесь другое. Они похожи не то чтобы внешне, но есть у них… что-то неуловимое.

- Ну, неуловимое!

- Но это неуловимое так сильно… Даже жесты одинаковые.

- И на кого похож сын Веры Андреевны?

- Она сказала, что его зовут Вениамин Михайлович Радищев. Но я его знала под именем Антона Майского.

  «Опять всплывает фамилия Радищева!» - подумал Теологов. А Лиза продолжала:

- Вера Андреевна боится, что Вениамин может причинить несчастье ее Юрику. Боится отпускать его в школу. А ее сын не может понять, в чем дело.

- Юрика мы защитим. Теперь расскажите мне про Антона Майского.

  Лиза начала свой рассказ. Сначала она сбивалась от волнения, потом постепенно пришла в себя, старалась поведать ту историю во всех подробностях. Игорь Леонидович несколько раз ее перебивал, акцентируя внимание на деталях, на первый взгляд, незначительных. Самыми тяжелыми воспоминаниями для девушки были те, что произошли в тайной лаборатории бывшего хозяина, когда Лиза спряталась за шкафом и наблюдала за убийством несчастного Славы, убийством одними странными словами, которые Антон бормотал на непонятном языке.

- Я уже не могла помочь Славе. Вы мне верите?

- Верю.

- Я еле дождалась утра, сбежала из дома Майского, пересаживалась с одного поезда на другой…

- А почему не обратились в полицию?

- Я боялась… - честно призналась Лиза. – То, что я там увидела, настолько меня потрясло. Кто бы мне поверил! Убивать на расстоянии… Он ведь мог и меня… Да и что я смогла бы доказать? Разве возможно у нас бедной сироте воевать против богача.

- А он богат?

- По-моему, да. Он всегда платил хорошо. И мне и другим слугам.

- Откуда у него деньги? Он владел какими-нибудь предприятиями, торговыми фирмами?

- Я не знаю.

- Он уходил на работу?

- Нет. Целый день он сидел в инвалидном кресле и наблюдал за работниками в саду.

- Лиза, а почему он у вас не крал энергию? Согласитесь, это странно.

  Лиза беспомощно развела руками:

- Сначала он говорил, что я маленькая, а потом…

  Перед ней опять возникла кошмарная картина в лаборатории. Теперь она могла дословно повторить слова хозяина, сказанные умирающему Славе уже на обычном русском языке: «До завтра, друг мой. Мы встретимся еще раз или два. Потом ты перестанешь меня интересовать. Твои жизненные силы иссякают. У меня есть уже новый «объект» - твоя рыжая почитательница».

  Теологов внимательно посмотрел на Лизу:

- Понимаете, как вам повезло?

- Да.

- Вы могли превратиться в его следующую жертву.

  Девушка содрогнулась от жестоких слов: следующая жертва! Чтобы с ней стало? Скорее всего, она бы умерла в том подвале, как Слава…

  Затем Игорь вдруг начал задавать ей новые странные вопросы. Не может ли Лиза воспроизвести что-либо из заклинания Антона или, правильнее, Вени? («Что вы! Конечно, нет!»). Не видела ли она в доме бывшего хозяина изображения людей, чем-то похожих на обезьян или одну своеобразную символику: повернутый вниз треугольник? Прежде чем отвечать, он попросил ее хорошенько подумать и вспомнить.

- Нет, этого я не помню, - сказала Лиза. -  Я убирала везде, в комнатах, столовой, в коридорах.

- А где-нибудь в библиотеке, среди книг?

- Нет, хотя я прочитала многое из его библиотеки…

- Вы так любите читать?

- Обожаю!

- А что читаете?

- Все. Самые любимые книги – русская классика: Пушкин, Лермонтов, Достоевский. Как можно после них читать современную…

- Не стесняйтесь в выражениях: белиберду!..  А Радищев тоже много читал?

- Нет. Он говорил, что библиотека ему досталась от родственников, а сам он не слишком увлечен литературой.

- А имелись у него книги по магии и оккультизму?

- Что-то такое было.

  Игорь вдруг посмотрел на девушку долгим внимательным взглядом и сказал:

- У меня к вам предложение, как к храброму, решительному человеку.

- ?!

- Хочу пригласить вас в одно путешествие. Станислав Валентинович, разумеется, поедет с нами.

- В путешествие?

- Лиза, необходимо посетить дом, где вы работали у Радищева и стали свидетельницей его преступления.

- Нет, пожалуйста!..

- Лиза, принуждать вас никто не станет. Но и бояться нечего. Он давно съехал оттуда. Скорее всего, он здесь, в Старом Осколе. По ходу расследования могут возникнуть вопросы, где настоятельно потребуется ваша помощь.

  Девушка съежилась и честно призналась:

- Мне кажется, я не в силах переступить порог того дома.

- Вы хотите, чтобы мы обезвредили убийцу?

- Да!

- Тогда?..

- Я согласна! – сказала Лиза.

 

  Еще недавно Лиза не представляла, что когда-нибудь будет ехать по улице, на которой стоит ДОМ БЫВШЕГО ХОЗЯИНА. Когда она услышала знакомый скрип ворот, безумно захотелось развернуться и убежать. Ее остановило только присутствие Станислава и данное Теологову обещание.

  Лиза шла в «кольце» мужчин, кроме Теологова и Маркова были еще несколько работников спецслужб. Они и вошли в ворота первыми, и только чуть погодя пригласили Лизу и Станислава.

  Как и во дворе, в саду все заросло, пришло в запустение! Видимо, сюда давным-давно никто не заходил. А вот здесь было дерево, которое спилил Слава… Лиза почувствовала подступивший к горлу комок скорби. Молодой красивый парень, который шутил, смеялся, который хотел жить!

  Работники спецслужб продолжали обследовать двор и сад, затем вскрыли дверь и все вошли в дом. Стояла мертвая тишина; Игорь и его команда миновали одну комнату за другой, но видели лишь мрачную пустоту и толстый слой пыли на полу, окнах, мебели. Впереди их ждал подвал, лаборатория Вениамина Радищева.

  Веня, по-видимому, так спешил, что не закрыл дверь в первую комнату лаборатории. Покрытые пылью столы, склянки с какой-то жидкостью. Теологов дал команду ни к чему не прикасаться. «Надо будет взять эту жидкость на анализ».

  Зато дверь во вторую комнату была плотно закрыта, сломать ее не удавалось, слишком крепкая, пришлось использовать автоген. Но вот место кошмара вновь предстало перед глазами Лизы.

- Это происходило здесь, - прошептала девушка. – Там у него – тайник. А я пряталась вон за тем шкафом.

  Она заметила между шкафом и стеной крохотный клок рыжих волос и прошептала:

- Мои!..

- Бедная моя! – сочувственно произнес Станислав. А Теологов, тем временем, допытывался у девушки, каким образом раздвигалась стена и выезжала кровать со Славой.

- В прошлый раз я нашла рычажок. Он где-то в стене, надо поискать, - сказала Лиза.

  Следуя ее указаниям, работники спецслужб исследовали стену и вскоре обнаружили этот рычажок. Стена опять раздвинулась, показалась кровать, но уже без Славы.

- Он уничтожал улики, - заявил Игорь. – Только вот где он спрятал тело?

- Меня беспокоит, что я так и не смогла связаться с тетей Галей, - промолвила Лиза. – Я очень переживаю за нее.

- Лиза, - сказал Теологов, - не хотел вам говорить, но… Вы должны знать: Галина Петровна Рязанова давно бесследно исчезла. Полиция ее так и не нашла.

- Но тогда!.. – глаза девушки расширились от ужаса.

- Ничего исключать нельзя, - мрачно ответил Игорь.

  Следователи просматривали в лаборатории каждую деталь, кто-то из них показал Теологову подсвечник.

- Товарищ подполковник, на нем то ли краска, то ли кровь. Возможно, все-таки кровь.

- Кровь?.. Чья кровь? – испуганно спросила Лиза. И тут же поняла, насколько глупый вопрос задала. Кто же ей сейчас на него ответит?

- Он должен был куда-то спрятать тело, - сказал Игорь. - Куда? Вариантов несколько: например, вывезти его за пределы усадьбы и закопать где-нибудь в лесу. Но есть опасность быть замеченным. Существует еще одна возможность: закопать в саду или во дворе собственного дома? Вполне логично, ограда в особняке высокая, но…

- Вас что-то смущает, товарищ подполковник? – спросили Игоря сотрудники.

- Она не настолько высока, чтобы полностью скрывать тайны дома. Радищев словно подчеркивал перед всеми, что он в своей жизни ни от кого не прячется. А если предположить третий вариант? Труп Славы (а, может, не только его) находится в самом доме? Давайте поищем. Начнем с лаборатории и подвала.

  Снова и снова следователи осматривали каждую деталь, простукивали стены. Лиза находилась тут же, боясь отойти от мужчин даже на шаг. Проклятый подвал!.. Все было будто вчера… Она стоит, так сильно прижатая шкафом к стене, что трудно дышать. И все-таки она решается, высовывает голову и видит… Ей не забыть этого до конца своих дней!..

  За время работы в больнице Лиза достаточно насмотрелась на человеческие страдания; она видела глаза потерявших надежду на излечение, на жизнь. Видела, как больные заходили к врачу, чтобы услышать страшный приговор: кто-то плакал, стонал, проклинал судьбу, кто-то шел молча, с лицом, точно выбеленным мелом. Однажды в больницу доставили молодого человека, получившего смертельное ранение. Его везли на носилках в операционную, а он силился улыбаться и постоянно спрашивал бежавшую рядом Лизу (почему-то именно ее?!): «Девушка, я не умру? Мне ведь еще рано...». Каждый раз человеческая трагедия была и ТРАГЕДИЕЙ ЛИЗЫ, потому так часто по ночам она плакала, уткнувшись в подушку. В этот момент она боялась приподнять голову, боялась вновь увидеть обреченные ЛИЦА. Но больше всего она страшилась увидеть лицо Славы – растерянное, непонимающее, за что убивают его, здорового, молодого человека, никому не причинившего зла?..

  Ноги подкашивались, Лиза ощущала, что сил находиться здесь, в лаборатории, у нее не осталось. Девушка мысленно просила следователей поскорее перейти в другую комнату. Однако те упорно искали, искали. Наконец кто-то крикнул:

- Здесь, за стеной, пустота. Надо бы ее сломать.

  Страшный сон для Лизы продолжался, следователи что-то ломали, потом она ощутила жуткий запах разложения, от которого ей стало плохо…

- Пойдем! – Станислав обнял ее за плечи и вывел из команты. На этот раз она не противилась, она догадывалась, что настоящий кошмар только начинается. Но через некоторое время Лиза сама сказала Станиславу:

- Там что-то происходит. Мы должны вернуться.

- Лиза!..

- Вдруг им понадобится помощь врача и санитарки?

- Если ты так считаешь…

- А как считает сам Станислав Валентинович?

  Марков кивнул и первым вошел в «комнату пыток». Запах разложения становился непереносимым; следователи в перчатках и масках извлекли уже несколько трупов, валялись оторванные фрагменты человеческих тел…

- Тут у него целый «склад», - резко бросил Игорь.

  Станислав вновь посмотрел на Лизу, очевидно, пытаясь уговорить ее уйти отсюда, однако прочел в глазах девушки решимость при необходимости оказать ПОМОЩЬ. Ее страх полностью улетучился. Она крикнула Теологову, что если надо, то готова чем-нибудь помочь…

  И вдруг этот крик оборвался. Зато раздался другой, пронзительный, леденящий душу:

- Тетя Галя!

  Да, и она была среди жертв Вени Радищева, замурованная за стеной.

 

  Спустя несколько дней Игорь анализировал данные медицинской экспертизы, касающиеся найденных трупов в особняке Радищева. Многих удалось опознать, поскольку люди находились в розыске, как пропавшие без вести. Правда, по документам лет им значительно меньше. Но это и неудивительно: Веня высосал из них всю, без остатка молодость. Трагическая судьба постигла и Галину Рязанову, она была еще жива, когда Радищев бросил ее в подвал. Ей пришлось умирать среди разложившихся трупов…

  А вот последние данные по Старому Осколу: в реке выловлена еще одна страшная находка: расчлененный труп. По фрагментам удалось установить, что это – женщина, уже немолодая. Удалось воссоздать ее лицо… Теологову почудилось что-то знакомое…

  Правильно! Это та девушка из Белоруссии, которая приехала в Россию и таинственным образом пропала. Две фотографии одного лица. Такой она будет лет через тридцать-тридцать пять. Девушка мечтала отправиться в Москву, поступить в театральный институт…

  Стоп!.. А не она ли танцевала в доме Радищевых? Скорее всего, она! Очевидно, Вениамин предложил ей сыграть роль «таинственной незнакомки», хорошо заплатил, а потом испугался опасного свидетеля. Но ведь его преступление видели еще двое… пожилая пара! Действительно, ПОЖИЛАЯ ПАРА?

  Даже повидавший многое Теологов ощутил, как по телу побежали мурашки: «До чего дошла жестокость этого подонка! Есть ли у нее границы? Радищева надо остановить. Срочно!.. Но как?! Где искать его? Он точно в воду канул. Может, он уехал из Старого Оскола? Куда? Как проскочил через милицейские кордоны вокруг города?»

  Лицо Вени на фотографии казалось ехидным, в глазах блестел насмешливый огонек, Радищев будто бы говорил своему противнику:

- Хочешь поймать меня? Попробуй, дорогой товарищ подполковник!

  Игорю доложили, что пришел Станислав Марков. Врач был бледен, под глазами – круги – печать событий последних дней.

- Не помешал? – спросил Станислав.

- Чего уж там, заходи, - махнул рукой Игорь. – Кстати, ты исследовал его колбы и склянки из лаборатории Радищева?

- В них ничего серьезного. Думаю, они были лишь для отвода глаз.

- Возможно…

- Есть какие-нибудь новости по Вениамину?

- К сожалению, нет.

- Это плохо.

- Хуже некуда. Сколько он может натворить бед!

- Как думаешь: он еще в городе?

- Этот вопрос я как раз задавал себе до твоего прихода, - сказал Теологов. – Он так искусно меняет внешность, что узнать его порой невозможно.

- Где он научился так маскироваться?

- Зло всегда изобретательно.

- Один человек водит за нос всю нашу правоохранительную систему!

- Я не уверен, что он один. У него должны быть сообщники.

- Вот как?!

- На это указывают многие факты.

- Какие именно?

- Извини, Станислав, секреты следствия…

  Некоторое время они молчали, уставшему за день Игорю захотелось нормального человеческого общения.

- Как Лиза? Хоть немного отошла? – спросил он Станислава.

- Держится молодцом. Я даже сам не ожидал. Наоборот, старается подбодрить меня.

- Красивая девушка, смелая, умная.

- Да! – с жаром подхватил Марков. – Знаешь, я хочу жениться на ней.

  Игорь посмотрел на своего импульсивного товарища и вдруг с улыбкой сказал:

- Не боишься, что со временем будет тебе, старику, рога наставлять?

- Не боюсь.

- Правильно. Из таких, как Лиза, получаются самые верные жены.

- Если она согласится… Приглашу тебя шафером на свадьбу.

- Не слишком приятные воспоминания у меня связаны с «шаферством».

- Что такое?

- Это я на работе такой страшный, противный, нудный…

- И ужасно хитрый! Как сумел убедить Лизу поехать в тот город…

- Да и хитрый. А так всю жизнь был приколистом, из-за чего часто попадал впросак. Так вот однажды, будучи шафером на свадьбе у своей родственницы, предложил сыграть в одну игру. «Считаю, - говорю, - до трех, выиграет тот, кто скорчит самую страшную рожу. Раз, два, три… Выиграл жених, он и получает приз!» «Стой! – закричал жених, - я никаких рож не корчил, просто не успел…». Естественно, получился скандал, меня чуть не выгнали, а родственница потом год со мной не разговаривала.

- И на старуху бывает проруха, - вздохнул Станислав.

- Это уж точно!

- Личная просьба нашего врача Веры Андреевны… При любой, самой неожиданной ситуации в расследовании сохранить в тайне насчет Юрика… Ну, что он не сын Виктора Опалева…

- А разве он не сын Виктора Опалева?

- Я пошел.

- А чего приходил? Пригласить меня на свадьбу? Или пытался посвятить меня в какую-то чужую семейную тайну? Садись и говори!

- Видишь ли, это инициатива не Лизы, а моя. Я очень боюсь за нее. Она свидетель, очень опасный свидетель, особенно сейчас, когда в прежнем доме Радищева нашли столько человеческих трупов.

- Ее охраняют.

- Но вы до сих пор НЕ В СИЛАХ ЕГО НАЙТИ! Кто он, этот Веня, убивающий на расстоянии одним лишь словом? Можно лишь предполагать, что он – энергетический вампир. Какой силой он обладает в реальности? Вдруг он колдун? Черный маг?.. Вдруг послан на землю самим дьяволом? Ведь говорят же о прямой связи с бесами и Ленина и Гитлера. Кто в свое время способен был остановить их?! И потом, ты сам признался: у него есть сообщники… Кстати, ты говорил о повернутом вниз треугольнике, о каких-то напоминающих обезьян людях?..

- Подожди секунду, - ответил Теологов, и, открыв один из ящиков стола, достал какую-то папку. – Вот, прочитай.

- Секретные материалы? – усмехнулся Марков.

- Пора бы их рассекретить. К сожалению, сделать это пока невозможно. Но ты почитай, найдешь для себя много любопытного. И еще: отнесись ко всему серьезно. Это не фантастика, это реальность. В свое время при НКВД был создан специальный отдел, занимающийся изучением данной проблемы, ребята многое накопали…

- А Лиза?..

- А Лизу сегодня же спрячем в надежном месте.

  Едва Марков ушел, Теологову вновь позвонили. Новая информация стала для него полной неожиданностью…

 

  Читать какие-то материалы, когда Лиза в опасности, было для Маркова настоящей пыткой. Однако постепенно он втягивался, серьезное исследование было написано в легком стиле, что придавало ему характер своеобразного «захватывающего чтива». Неизвестный автор начинал с того, что человеческая цивилизация со времен самых первых ее представителей разделилась на два лагеря: Каина и Сифа. Вспоминая известную концепцию Достоевского, что Бог и дьявол живут в самом человеке, а поле битвы между ними – его сердце, автор, тем не менее, делал важное добавление:

  «Племя Каина изначально согласилось служить злу, подчинилось темным силам, что следует из священной для каинитов книги «Восхождение» (говорят, эту книгу диктовал им сам сатана). После этого каиниты стали орудием тьмы, откровенным проводником греха. Сколько бы мы не говорили о первостепенной важности в противостоянии греху воли и желания самого человека, роль «змея-искусителя» трудно переоценить и даже понять, как трудно порой понять грехопадение сначала Евы, а потом и Адама. Активно пропагандируемому злу в состоянии противостоять только Стойкие, а таких, увы, не так много.

  Армия змея-искусителя изначально направлена на разрушение, у нее своя идеология, своя цель, с которой они никогда не свернут, они СПАЯНЫ идеей зла, считают ее единственно верной и доминирующей. Нам же предлагают иное: либо сделать выбор между двумя «равновесными категориями», на худой конец, - предоставить злу шанс «исправиться», а любую, мало-мальски серьезную консолидацию сил Добра объявляют чуть не «противоречащей евангельской нравственности». Таким образом, нас ставят в положение дураков. Если мы будем уступать или предоставлять злу шанс, мы обязательно проиграем. Змея-искусителя, пробирающегося в наши сердца, и его слуг нужно не только вовремя распознавать, нужно очищать от них мир, очищать огнем и мечом, чтобы планета снова стала прекрасной, как первозданные сады и рощи утерянного рая.

  Я прекрасно понимаю, что время упущено, что слишком сложно стало распознать грех, возрастающая активность которого ведет к восхождению на мировой престол главного дитя порока - антихриста. Но придет время окончательной битвы; и оно обязательно закончится приходом Спасителя и отсчетом Новой Истории. Иного быть не может, ибо ИНОЕ РАЗВИТИЕ – неизбежная смерть всех цивилизаций и континентов».

- Каин и Сиф? – пробормотал Станислав, - это аллегория или?..

  А неизвестный автор, тем временем, словно спрашивал его:

  «Вы читали труд известного православного ученого, протоирея Стефана (Ляшевского) «Библия и наука»? Обязательно прочитайте! Здесь он осторожно высказал мысль, что древние неандертальцы – не просто особый вид человеческой расы, существовавший одновременно с кроманьонцами, но это и потомки Каина, «каиниты, потерявшие красоту первозданного Адама». Считалось, что все каиниты погибли во время Потопа. Но каким-то образом АБСОЛЮТНОМУ ЗЛУ удалось сохранить определенное число своих «чад», и они впоследствии расползлись по земле, точно тараканы…».

- Но причем здесь неандертальцы? – сказал себе доктор, чувствуя, что уже не в силах оторваться от материалов Теологова. – И разве они были так злы? Я слышал, что кроманьонцы истребили их.

  Загадочный писатель безжалостно продолжал рубить удивительными фактами и выводами:

  «На заре человечества племена неандертальцев ненавидели все их соседи, а раз ненавидят ВСЕ, то для этого существует серьезная причина. В данном случае причин множество. Ненавидимые избегали любого труда, промышляли лишь убийствами и грабежами соседей. Убивали они с невероятной жестокостью: на зазевавшегося человека или зверя ставили ловушки, чаще всего «охотничьи ямы», и когда он в них попадал, забивали камнями. При этом неандертальцы прыгали, плясали от радости, видя в своей небольшой победе торжество духа Каина, что укрепляло в их душах неистребимое желание власти. Однако для серьезных сражений с окружающими их племенами они были слишком трусливы. И бежали при малейшей опасности. Они научились рыть подземные ходы, столь изощренные, что, спрятавшись в глубоких подземельях, где их не могла достать карающая рука кроманьонца, могли чувствовать себя спокойнее. Кстати, на подобные примитивные жилища звериного племени археологи не раз натыкались в дебрях австралийских лесов, в Индии, Южной Америке, в сибирской тайге и других местах.

  Но после каиниты перестали прятаться, пришли в мир, смешались с местным населением, стали «приемлемыми» для людских глаз, отринув свою уродливую внешность. Вы скажите: это хорошо? Да, если бы они по-прежнему не являлись воплощением АБСОЛЮТНОГО ЗЛА. Из исторических данных нам известно, что активные опыты по скрещиванию потомков Каина с другими людьми активно проводили жрецы Древнего Египта. Удалось расшифровать послание одного из них, предрекавшего в будущем неизбежную войну египтян с северянами (Видимо, египтяне надеялись распространить свое влияние на Европу). «И пойдут наши обезьяноподобные на Север. Сначала как гости или купцы. Затем осядут в городах, пустят корни. И принесут великие беды светловолосым. Они введут культ золота! ЗОЛОТО станет предметом всеобщего поклонения. Основой жизненных ценностей будут богатство, роскошь, путь к которым отвратителен и непомерно тяжел для Воина. Северян охватят страсти, за которые они сейчас изгоняют и даже казнят соплеменников. Главным в человеке будут не его ум, не воинские доблести, а количество золота в сундуках и хранилищах, стремление к насыщению утробы и плотским удовольствиям. Раздоры придут на смену единению. Слово чести уйдет в небытие. Постепенно разоренные земли Севера падут сами».

  Каиниты не подкачали, следуя своим зловещим традициям, сумели навязать миру собственные правила игры и проникли почти во все руководящие структуры управления обществом в Европе, Америке, Азии, России. Ныне это уже не нация, а Орден, символ которого – повернутый вниз треугольник, означающий путь в бездну, полное поклонение Тьме.

  Сейчас звероподобные руководят не только золотыми запасами или армиями, они финансируют крупнейшие открытия по управлению человеком, как таковым. Они стремятся продлить свою жизнь до невиданных границ, стать вечными правителями над миллионами послушных, безмолвных рабов. Звери на троне, как вам это нравится?»  

  Перед Марковым промелькнула ехидная улыбка Вени, и сразу аж пот прошиб! «Поймать его, поймать!.. Зверь на троне натворит дел!.. Но что там дальше?»

   Дальше шли целые списки людей в России, принадлежащих к Ордену каинитов. Кого тут только нет! Знаменитый демократ Радищев («Какое совпадение по фамилии!»), почти все руководители декабристов, основатели организаций петрашевцев, народовольцев, большевиков, демократических организаций конца прошлого века. А вот и те, кто сегодня во властных структурах России.

- Надо же, - бормотал Станислав. – И этот тоже… и этот?! Быть не может! Как же с ними бороться?

  И неведомый автор уже пытался дать ответ:

  «Невозможно бороться? Ошибаешься! Сумел же в 1307 году Филипп Красивый уничтожить зловещих тамплиеров… И сейчас в мире есть мощные, объединенные силы борьбы с Мировым злом!».

- Силы борьбы с Мировым злом! Наверняка Теологов там! 

  Марков постоянно твердил себе: «Дочитаю потом. Поздно уже, утром на работу!», однако листал и листал страницы, погружаясь то в уникальные исторические события, то в современность. Он не заметил, как проглотил все. И, наконец, последние строчки:

  «Упадок, к которому идет современный мир, целиком обязан господству потомков Каина. И чем больше наше падение, тем сильнее ИХ власть. Но самое страшное ожидает нас в самом ближайшем будущем, когда они станут забирать наши мозги, нашу плоть и красоту».

- Почти эти же слова я говорил Игорю! – крикнул Марков.

  Сон не подпускала тревога за Лизу. Игорь обещал ее охранять. «Господи, не дай ее в обиду!». И вдруг - как будто ее ласковый голос:

- Поспи! Поспи немного! Завтра трудный день…

- Разве я смогу уснуть? – шептал Станислав. – После того, что я узнал… Но что будет в итоге?

  Рядом снова звучал ГОЛОС. Только голос ли это Лизы?

- Разве ты сам не знаешь?

- Нам нужно пройти через все это?

- Да.

- Через распри? Катаклизмы? Войны? Эпидемии?

- Да.

- Через приход антихриста?

- Да.

- Я представляю этот кошмар!

- Нет, не представляешь. Это полный Хаос, когда врата бездны распахнутся, и ад со всех сторон ринется на землю. Потерявшие надежду люди станут искать смерти, но и она отвернется от них.

- Значит, все-таки полный конец? Всеобщая гибель?!

- О, нет! Посмотри в окно. Видишь, как ярко вспыхнула звезда. Вот так же вспыхнет она вновь в час великой битвы. Вспыхнет на небосклоне разоренной Великой страны, взятой под Покров Пресвятой Богородицы. Звезда засияет ярче, это Белые Воины соберут Войско Христово для решающей битвы, битвы Спасения, Очищения, Возрождения. И поведет на эту битву сам Спаситель.

  И когда состоится Армагеддон, окончательно повергнув силы тьмы, когда сгинет в пламени антихрист, мы увидим новое торжество Жизни, ибо сбудется Откровение Святого Иоанна: «И ночи не будет там, и не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков». Мы наконец прозреем, отринув в душе собственное зло, невежество, презрев все то, что приводит нас к падению. И тогда откроются наши очи, мы увидим, как ясно сияют повсюду купола наших Храмов! Услышим песнь ангелов и сами запоем вместе с ними. Увидим цветущие сады возрожденной Природы, города, где нет ни раздоров, ни войн; увидим полный достаток, не являющийся самоцелью, и пытливые умы, постигающие Истину; увидим побежденный в душах страх смерти как некоего тупика и осознание ее как неизбежного пути в Царство Славы.

 

…Может, этот голос и эти слова только снились доктору Маркову? Он все-таки смог заснуть.

 

 

 

                                        ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

                                        НЕИЗБЕЖНЫЙ ФИНАЛ

 

  Последние дни превратились для Вени в настоящий кошмар. Хозяин вторично спас его, увел из особняка перед самым приходом следователей и поселил в небольшой квартирке на окраине города. Веня знал, что его ищут, что надо быть осторожнее, однако хозяин по-прежнему требовал энергии, и самому Вене постоянно требовался «эликсир молодости». Приходилось с риском для жизни, меняя внешность, выходить на улицу и тихонько воровать для их обоих необходимую «пищу». А «пищи» становилось все меньше, милицейские меры ужесточались, сами люди с каждым днем делались все бдительнее. Надо срочно удирать отсюда. Есть много городов, где Веня смог бы обосноваться и спокойно делать свое дело. Но еще нужно выбраться из Старого Оскола! Веня торопил хозяина, но тот каждый раз отвечал, что следует немного подождать, ибо опасность велика - вокруг кордоны. Это Веня и сам прекрасно знал! Пытаясь хоть немного избавиться от непрестанного страха, он успокаивал себя тем, что, мол, никто и ни в чем обвинить его не сможет, мало ли какой маскарад он устраивал в собственном доме. Он никого не трогал, не избивал… Откуда ему знать, почему эти молодые люди вдруг в одночасье состарились? Вениамин и думать не хотел, что когда-нибудь найдут трупы в его поместье, или что кто-нибудь догадается узнать в расчлененном в реке теле старухи танцевавшую у него девушку.

  Но есть СВИДЕТЕЛЬНИЦА его преступления. Ее необходимо отыскать. Хозяин говорит, она недалеко, в этом городе. Что ж, Старый Оскол – НЕБОЛЬШОЙ ГОРОД.

  За «пищей» он обычно выходил вечером, прячась в какой-нибудь подворотне, обшаривал взглядом прохожих. Выбирая нужного, бормотал заклинание… Преследовать человека было опасно, поэтому если и удавалось украсть энергии, то совсем немного. Веня пытался найти хоть какую-то помощь, хоть какой-то ответ на свои проблемы в Черной книге, с которой по-прежнему не расставался. Однако ничего, что помогло бы ему в критической ситуации, не находил. И только на последней ее странице крупными буквами пропечатались всего два слова:

                                НЕИЗБЕЖНЫЙ ФИНАЛ.

  Можно лишь догадываться, что они означают. Но любые страшные догадки Веня гнал. Он убеждал себя, что выходил из различных передряг. Выйдет и из этой.

  «А, может, наплевать на хозяина? Удрать без него? Он держит меня за полного идиота, думает, не понимаю, что энергию, которую краду я, потом частично забирает он!.. Плевать на его деньги!».

  С тех пор, как Веня завладел тайной энергетического вампира, он лишний раз убедился, насколько же глупо, недальновидно обожающее деньги человечество. Еще с детства он запомнил разговор своего отца с каким-то другом, физиком по профессии. Тот смеялся над финансовыми магнатами, которые мечтают, что с помощью нанятых ученых создадут оружие, позволяющее им полностью завоевать мир. «Вспомните, Михаил Михайлович, знаменитый роман «Гиперболоид инженера Гарина». Миллионер Роллинг помогает Гарину, чтобы использовать его в собственных целях. Гарин расправляется с Роллингом. Гениальный ученый точно также (если не сильнее) может быть захвачен идеей завоевания мира. В его руках – конкретное оружие».

  «Все правильно! – воскликнул Веня, - обладая УНИКАЛЬНЫМ ОРУЖИЕМ, я заставлю служить себе целую свору денежных мешков. Они спасут меня от любого закона, они подумают, что прижали меня к ногтю, а на самом деле я буду властвовать над ними… Спасибо, хозяин, ты в свое время хорошо просветил меня в этом вопросе! Но, пожалуй, ты мне больше не нужен».

  Веня укорял себя, что не решился на этот шаг раньше. «Почему я должен служить ему, если мы равны?»  

  Он начал готовиться к бегству («уйду прямо сейчас»!)… И тут раздался телефонный звонок. Это хозяин!

- Слушаю? – Веня старался говорить покорным голосом.

- В полночь, в условленном месте. Я принес то, о чем договаривались.

  Веня догадался, что речь шла о новых документах. Прекрасно, пусть хозяин еще раз поработает на него.

  Радищев опять схватил Черную книгу, надеясь найти там что-то новое, оптимистичное для себя. Однако увидел те же два слова, предрекающие ему неизбежный финал.

  «Это мы еще посмотрим!»

  Встреча была назначена в самом безлюдном и безопасном, по мнению хозяина, месте – на кладбище. Кто их заметит там под покровом ночи?  

  Вениамин вышел из дома, несколько раз повторив: «Кто заметит под покровом ночи?». Но что-то ему показалось не так. Он внимательно огляделся. Нервы!

 

  После всех своих приключений Егор усвоил главную истину: говорить правду в России опасно, особенно в нынешних условиях победившей демократии. Нужна только та правда, которая нужна. Но если что-то выходит за пределы этой «нужности», тогда пощады не жди. Хорошо, что он отделался сумасшедшим домом, а ведь могло обернуться и похуже - чик и все! Сейчас это так просто: будь ты крупный политик, бизнесмен с замашками олигарха, или не слезающая с экрана звезда… Брякнул лишнее, поддержал не тех: чик и все! А дальше, как в каком-то старом-старом фильме: и дождь смывает все следы. Убийц будут искать долго, упорно, да только ни фига не найдут. Так что, помни, простолюдин, в этой жизни ты – лишь песчинка, даже меньше, ты – невидимый глазу атом.

  Но вот Егора сильно оскорбляло сравнение самого себя с атомом; он хотел понять, как и почему, вопреки всем законам жизни и смерти, мертвецы встают из могил? Уже несколько раз он приходил ночами на кладбище, ожидая прежних гостей. Он знал здесь все места, где можно спрятаться и наблюдать за разными участками территории. Так он и делал, перебегая с одного «наблюдательного пункта» на другой. Верная подруга – бутылка спасала его от пронизывающего холода, но при всем желании не смогла бы спасти от новой бригады охранников кладбища (старые сторожа Егора не трогали). Если бы те его тут застукали, наверняка надавали бы тумаков, да еще приписали вандализм, надругательство над памятниками. Поэтому каждый раз, тайком появляясь здесь, Егор говорил себе: «Рискуешь, брат!». Иногда он задавался вопросом: зачем он ищет того незнакомца? Даже если бы нашел, разве, при всем желании, смог бы с ним совладать? Только поделать с собой ничего не мог. Та же необъяснимая сила влекла его на кладбище. Вот и сегодня он снова пришел, отыскал знакомое укромное место и ждал… Если что и нарушало тишину вечного пристанища, так разве легкий шелест последней, не обкраденной ветром листвы. Егор снова спросил себя:

- Зачем я здесь? Нет, больше дураком не буду, ни за что не приду!

  Но знал, что придет и завтра, и послезавтра! Может, ему просто полюбилась эта мертвая тишина?

  И тут он услышал легкий шум. Шаги! Привыкшие к темноте глаза Егора сумели зафиксировать важную деталь: неизвестный человек, не останавливаясь, шел мимо могил, если он и обращал на них внимание, то только чтобы не споткнуться, не упасть.

  «Может, это пожаловал мой старый «приятель»?»

  Егор высунулся из укрытия, осторожно последовал за ночным визитером кладбища.

 

  Веня остановился, услышав знакомый голос хозяина:

- Я здесь.

  Радищев невольно вздрогнул, но тут же вспомнил свой недавний вывод: он такой же, как хозяин, а потому не боится его. Но надо сыграть до конца роль покорного слуги.

- Я пришел, как ты велел.

- Молодец.

  Подкравшийся ближе Егор похолодел, поскольку узнал этот глухой голос (разве его возможно когда-нибудь забыть?!), и потому буквально прирос к могильной плите…

- Твоя миссия в Старом Осколе окончена. Я достал тебе необходимые документы, завтра, нет, сегодня, ведь уже полночь, помогу уехать. Лучше тебе некоторое время пожить за рубежом.

- Хозяин! – Веня чуть не обезумел от радости. За границей будет легче скрыться от ненавистного господина. – Осталась одна небольшая проблема. Есть свидетельница - Афанасьева Лиза, которая случайно видела, как я в подвале особняка… Вы понимаете, о чем речь…

- Забудь про нее.

- Она ВИДЕЛА!

- Полиция обнаружила тела, которые ты прятал в тайнике. Мало того, там догадались, что расчлененный труп артистки – тоже дело твоих рук.

- Правда?! – Веня чуть не задохнулся от страха.

- Но и это не все. Ты слишком активно вел себя на Острове Мечты. Тебя и там опознали. Я ведь предупреждал: «Не переедай!»

- Что же делать?

- Не бойся. Я не единожды выручал тебя. Выручу и на этот раз. Держи!

- Что это?

- Твой банковский счет. Через два дня совершенно другой человек будет нежиться под жаркими лучами мальтийского солнца.

- Не знаю, как благодарить!

- Ты и так отблагодарил. Ты сделал для меня более чем достаточно.

- Хозяин!..

- Теперь ты стал вровень со мной. И можешь сам вести дело.

- Я… не брошу вас.

- Зачем тебе старик. Сегодня я - балласт для такого орла, как ты.

- Прошу вас, не говорите так! Вы для меня… Вы!.. Вы!..

- Знаю. Все знаю, - рассмеялся хозяин. – А теперь прощай, друг. Прощай, ученик.

- До свидания, хозяин, до свидания, - Веня так вошел в роль, что чуть не зарыдал.

- Обнимемся на прощание.

- Конечно!

  Веня едва не задохнулся в железных объятиях Жоржа. К счастью, держал тот его недолго.

- А как вы мне поможете уехать?

- Утром, примерно в семь, жди от меня звонка. За тобой приедет машина. Смело садись в нее и езжай. Пересечешь границу с Украиной. Оттуда до Польши рукой подать. А там сам сообразишь, каким образом попасть в Ла-Валетту.

- Спасибо. Огромное спасибо!.. Я пошел?

- Иди, друг… Веня, на прощание ничего не хочешь сказать?

- Я буду помнить вас всю жизнь.

- Приятно слышать. Надеюсь, она у тебя будет долгая.

  Веня повернулся, быстро зашагал прочь, но прошел совсем немного…

  Сначала послышалась странная фраза хозяина: «Я забираю дар!», потом раздался взрыв, орнажевое белое облако вырвалось из тела Вениамина и с шумом вошло в его хозяина. Радищев тут же рухнул! Упал и оглушенный взрывом Егор…

 

  Егор очнулся первым. К месту происшествия бежали какие-то люди. Егор отчаянно кричал им:

- Задержите их! И первого и второго! Они преступники!

  Веня поднялся, взглянул на окружающих его людей в камуфляжной форме. Он попытался сделать шаг, но ощутил, как подкашиваются ноги.

- Еще есть второй! Второй! – не унимался Егор. – Зачем вы мне надеваете наручники, дурачье?!

  Яркий свет от фонаря ударил Вене в лицо, кто-то крикнул:

- Он!

  Шум, свист, крики разогнали вмиг тишину кладбища, повсюду среди могил мелькало множество огней. Вене заломили руки и куда-то потащили, но ноги его вдруг вновь подкосились, он беспомощно повалился на землю.

- Вставай! – рывком подняли его.

- Отстаньте, я ни в чем не виноват! – голосил он. Но неожиданно сорвался на истошный крик:

- Не помню! Я ничего не помню!

  Потом удар по голове и перед глазами Вениамина расплылась чернота.

 

- …Все произошло неожиданно, - сказал Теологов. – Наши меры безопасности принесли свои результаты: один из сотрудников опознал Вениамина Радищева, проследил новое место его обитания. В тот вечер мы уже собирались его брать, однако стало очевидно: он идет на какую-то встречу. Не исключено, что с подельником или подельниками. Так мы проследили его путь до самого кладбища. Он действительно с кем-то встречался, но тот, второй, исчез. Как сквозь землю провалился. Нам помешал этот чудик Коломийцев Егор, который сам решил сыграть в сыщика, его мы по ошибке и повязали. А подельник, видимо, воспользовавшись замешательством, удрал… Ладно, хотя бы один у нас в руках.

- А как доказать, что Вениамин похищал энергию? – спросил Станислав. – Достаточно ли улик для суда? Я, конечно, дам заключение, но…

- На нем висит много прямых убийств, - задумчиво ответил Игорь. – Есть «тайник» в его бывшем доме, откуда сбежала Лиза. И здесь, в Старом Осколе, та девушка из Белоруссии, например.

- А пожилая пара, которая наблюдала за «праздником»?

- К счастью, это лишь манекены, мы нашли их осколки. Радищев специально пытался создать абсурдность ситуации, некий «бал мертвецов», и окончательно сбить следствие с толку.

  Станислав внимательно посмотрел на своего приятеля:

- Тебя что-то мучает? Исчезновение второго человека?

- Не только это, - заметил Игорь и разложил перед Марковым несколько фотографий:

- Вот, посмотри: таким Радищев был, когда его схватили и доставили сюда. Вот он через два дня, а вот так выглядит сейчас. Точнее, выглядел утром, в семь часов. Теперь уже почти четыре.

- Фантастические изменения.

- У тебя есть этому объяснения?

- Он быстро стареет, поскольку не имеет энергетической подпитки. За несколько дней он проживает свои «недостающие» шестнадцать лет, из восемнадцатилетнего юнца превращается в зрелого мужчину.

- Станислав, а тебе не кажется, что на вид ему даже больше, чем тридцать пять?

- Возможно, процесс старения без новой энергии уже не остановить. Кстати, как его спина и ноги?

- С сегодняшнего дня он уже не может ходить, только сидит и стонет.

- Я так и думал. Он быстро превращается в инвалида. Он уже инвалид. Замечательный конец карьеры энергетического вампира.

- Его надо допросить. Но как это сделать? Радищев ведь не обычный преступник. При задержании его оглушили, а теперь приходится содержать в специальном изоляторе. Сотрудники заходят в камеру в масках, предварительно пустив туда усыпляющий газ. Никто не хочет рисковать, превращаться раньше времени в старика.

- Их понять можно. Неизвестно, на что он способен. И я, как врач, никакой гарантии бы не дал.

  В глазах Теологова вдруг вспыхнул огонек:

- Хочешь посмотреть на него?

- Посмотреть?

- Через тонированное стекло.

- Спрашиваешь!.. А это возможно? Я ведь к вашему ведомству не принадлежу. Слышал, что Радищевым занимаются специально приехавшие из Москвы люди…

- Пошли! – перебил Игорь. – Уж кто-кто, а ты, дружище, имеешь право УВИДЕТЬ ЕГО.

  Вид у некогда зловещего, неуловимого преступника был более чем жалкий: немолодой мужчина с быстро захватывающей волосы сединой, сидел в инвалидном кресле и стонал. Иногда стоны прерывались хриплым кашлем. Самыми страшными казались его глаза – полные безнадежности. Он не знал, что за ним наблюдают, а, может быть, знал, да ему было все равно. Он даже не пытался скрыть своей беспомощности, не вымаливал пощады, поскольку понимал: такому, как он, снисхождение не светит. Он просто мучился от бессилия, от все крепче сковывающей его болезни. Иногда стон прерывался проклятиями, которые Радищев изрыгал какому-то хозяину и его объятиям.

- У меня возникла идея, - сказал Игорь, - но хотел бы посоветоваться.

- Говори, - Станислав по-прежнему не в силах был оторвать взгляд от зловещего пленника.

- Егор Коломийцев дал любопытные показания: тот второй якобы сказал напоследок Радищеву: «Я забираю дар». А наши сотрудники слышали, как Веня кричал: «Не помню! Я ничего не помню!» Вдруг он действительно НЕ ПОМНИТ свое заклинание? Что-то с ним сделал сбежавший подельник.

- Не исключено.

- Поэтому я решил рискнуть… Зайду в камеру и напрямую его допрошу.

  Станислав удивленно взглянул на Теологова:

- Ты серьезно?

- Вполне.

- Сумасшедший! Опять же, как врач, не могу тебе позволить совершить самоубийство. А вдруг он по-прежнему опасен?

- Подожди…

- Я понимаю, - не унимался Станислав, - ты крутой боец, прошел спецназ. Однако здесь ты имеешь дело с тем, кто убивает не оружием, не приемами, а словом! Или ты так сильно мечтаешь о пенсии?

- Если бы ты меня дослушал, то все понял. Я захожу в камеру, а ты внимательно следишь. Вот тебе радиопередатчик. Как только услышишь какое-нибудь странное бормотание с его стороны, тут же подаешь сигнал. Кстати, и Лиза говорила: прежде, чем выкачать энергию, он что-то тихонько произносит на непонятном языке.

- Право, не знаю…

- Станислав, ты ученый или нет? Разве самому тебе не интересно?

- Но риск…

- Будешь действовать в соответствии с инструкциями, никакого риска не будет… Пойми, если я решился на эксперимент, я все равно его проведу. С тобой или без тебя.

- Ладно, - вздохнул Марков.

- Тогда начнем прямо сейчас. Ты чего такой озабоченный? Рассказать веселый анекдот про одного врача?..

 

  Все рухнуло в одночасье, а теперь он продолжал лететь в пропасть, страшный конец которой уже виден. Боли в спине усиливались, а скоро станут невыносимыми; еще вчера он еле передвигал ногами, а сегодня окончательно прикован к инвалидному креслу. В его камере имелось небольшое зеркало, однако он больше не смотрел в него, ибо знал, что с каждым днем, каждым часом его красивое молодое лицо будет расплываться, покрываться новым числом морщин.

  Когда Вениамина схватили, он сначала не понял, что произошло с ним на кладбище. Он все ждал хозяина. Веня окончательно убедился, что без хозяина он ничто! Хозяину подвластно все! Он обязательно проникнет сюда и вызволит своего ученика.

  Но хозяин не появлялся, как Веня не призывал его. Оставалось лишь стонать и ждать, ждать, от злости кусая до крови губы. Организм терзал жуткий голод, а от пищи, которую подсовывали в камеру, Веню тошнило.

  Потом он решил, что хозяин там, на кладбище, прочитал его мысли (разве для него это так сложно!) и решил примерно наказать. Веня готов был валяться у него в ногах, вымаливая прощение. Дрожащим голосом он без конца повторял: «Хозяин, я не только твой ученик! Я буду твоим рабом, буду исполнять любую прихоть, приносить энергию, сколько скажешь! Но прошу, умоляю, ПОМОГИ!» Однако хозяин все равно не шел!..

  Невыносимую тишину камеры нарушали какие-то голоса, призывающие его о чем-то рассказать, с кем-то сотрудничать. Ничего и никому он не расскажет. Сотрудничать? С кем? С этими… муравьями?

  «Хозяин, я готов целовать твои пятки! Только приди!»

  Положение Вени продолжало ухудшаться, а вместе с этим таяла уверенность, что хозяин ПРИДЕТ. Сцена на кладбище вспыхивала в мозгу ярко и четко: хозяин обещает ему помочь укрыться за границей, обещает деньги. Потом следуют его ЖЕЛЕЗНЫЕ ОБЪЯТИЯ. Веня поворачивается, идет и вдруг…

  Что-то взорвалось рядом! Веня ощутил удар по голове, на некоторое время отключился. И… после этого он забыл заклинание!

  Нет, была еще одна фраза хозяина: «Я забираю дар!» Сначала Веня решил, что ему просто послышалось…

  НЕ ПОСЛЫШАЛОСЬ!

  Недостающие звенья сложились в единую цепь, сомнения рассеялись: хозяин лишил его великого дара забирать энергию у других. Почему он так поступил?! Заподозрил Веню в измене? Наверняка! Но есть и другие причины… Весь их последний диалог прокручивался в голове Радищева.

  «…- Хозяин! Осталась одна небольшая проблема. Есть свидетельница - Афанасьева Лиза, которая случайно видела, как я в подвале особняка… Вы понимаете, о чем речь…

- Забудь про нее.

- Она ВИДЕЛА!

- Полиция обнаружила тела, которые ты прятал в тайнике. Мало того, они догадались, что расчлененный труп артистки – тоже дело твоих рук. Но и это не все. Ты слишком активно вел себя на Острове Мечты. Тебя и там опознали».

  Веня стал опасен, поскольку «под колпаком» органов. А раз так, от него следует избавиться, выбросить, как ненужную вещь. Еще проще – подставить дурачка!

  А это значит, что хозяин не придет, никогда не придет!

  «Будь он проклят! Будь проклят! Будь проклят!»

  Веня готов был царапать камни, биться головой о стену, если бы… если бы мог оторваться от инвалидного кресла! Это конец вечной молодости, конец самым дерзновенным мечтам, конец всему! Перед глазами возникла Черная книга, у которой страницы переворачивались сами собой. И вот последняя страница, где зловеще горели два таких знакомых слова:

                               НЕИЗБЕЖНЫЙ ФИНАЛ.

  Веня снова застонал, посылая проклятия соблазнителю, и затих. Как раз в это время к нему в камеру вошел Теологов.

- Не желаете побеседовать со мной? – спросил Игорь. – Не хотитн хоть немного облегчить душу?

  Радищев мог бы промолчать, но передумал, превозмогая все усиливающуюся боль в спине, хрипло расхохотался и произнес:

- Надеюсь, раскаяния моего не ждете? Как бы вы поступили на моем месте? Прикованный к инвалидной коляске урод вдруг становится королем мира. Соблазн хорош, не правда ли?

- Но ведь и итог трагичен.

- Знаю. В Черной книге уже было предупреждение насчет моего неизбежного финала.

- Книга с повернутым вниз треугольником?

- Да.

- Где она?

- Хотите заполучить ее? Приобщиться к магии и тайнам управления человеком?

- Нет. Чтобы уничтожить ее. Я – член Лиги борьбы с Мировым злом.

- Поищите ее по моему последнему адресу: улица… Да вы его знаете.

- Там ее тоже нет.

- Значит, вас опередили, - хрипло рассмеялся Веня.

- Кто был с вами на кладбище?

- Тот, кого я по глупости считал хозяином и другом.

- Как он выглядит?

- Как выглядит?! Я и сам хотел бы знать. У него слишком много лиц. Если бы вам удалось поймать его и сорвать все фальшивые маски… Да боюсь, ничего не выйдет.

- Где он обитает?

- Везде.

- Сотрудничество в поимке опасного преступника вам зачтется, Вениамин Михайлович.

- Не смешите, господин следователь. Я ощущаю, как постоянно слабею, как превращаюсь в старика и калеку. Мне безразлична моя будущая судьба, ибо будущего нет!

- Сейчас делают сложнейшие операции, и люди снова начинают ходить.

- Хотите помочь мне? Спасти от старости?.. На кладбище он отнял у меня все! Необыкновенные способности похищать чужую силу, мою собственную энергию, отнял жизнь, хотя обещал иное: вечную молодость, а, значит, весь мир! Смешно, правда?

- Скорее, грустно.

- Вы правы. Что станет со мной через месяц, два или гораздо раньше?.. Я проклинаю хозяина за его лицемерие и надеюсь, что и у него когда-нибудь наступит НЕИЗБЕЖНЫЙ ФИНАЛ.

  Внезапно Веня возбужденно закричал:

- Пока еще есть время, пока есть силы, дайте бумагу и карандаш. Когда-то я неплохо рисовал. Его лицо постоянно меняется, но некоторые черты все равно сохраняются… Дайте же скорее карандаш!

 

  Следующая встреча Станислава и Игоря состоялась в небольшом ресторане; пригласил Игорь, но сам и опоздал, Марков прождал его около часа. Когда Теологов появился, он выглядел мрачнее тучи. Он лишь развел руками и спросил:

- Ты мне что-нибудь заказал?

- Откуда я знаю твои вкусы.

- И в самом деле…

  Игорь продиктовал официантке заказ и попросил обслужить побыстрее.

- Проблемы? – спросил Станислав.

- Проблем – море!

- Хочешь, я могу их все пересказать? Радищев продолжает стареть, его окончательно сковал паралич и потеряна сила воли. В прежних грехах он ни капли не раскаивается, страдает только о своем потерянном благоденствии. Слишком очерствела его попавшая в плен пороков душа. Единственное, о чем он мечтает – о возмездии хозяину. Тот, конечно, несравнимо более крупная фигура. Но кто он? Ни по одной картотеке не проходит. Лицо удалось воссоздать лишь приблизительно. То, что о нем рассказывает Радищев, наводит на мысль: это настоящий дьявол! Но ведь это человек, Игорь! Значит, его можно и нужно найти.

- Человек! За исключением одной маленькой детали. Во время первой встречи Радищев рассказал, будто хозяин как-то раз говорил ему о своей дружбе с Робеспьером.

- И ты веришь?

- Верю, – серьезно сказал Игорь. – Твоя теория энергетических вампиров вновь подтверждается. Они, как армия Дракулы, живут столетия. Что еще страшнее, они действуют не только ночью, но и при свете дня. Так им даже проще высасывать нашу энергию…

- Почему именно Веня? Он ведь, кажется, из хорошей семьи?

- Не то слово! Я изучил родословную Радищева: по обеим линиям - прекрасный род, с замечательными традициями. Отец – почетный гражданин города. И вдруг?!..

  Произошло еще кое-что, Станислав. Это «кое-что» до некоторой степени обрывает нити поисков таинственного хозяина Вениамина. Радищев не только стареет и больше не может ходить. Он потерял рассудок. Нет, то не симуляция. Теперь, когда он лишился всего, даже надежды, ему нет смысла симулировать.

  …Перед Игорем возникла картина последнего допроса. Едва Теологов вошел, седой старик в инвалидном кресле из последних сил вцепился ему в руку и зашептал:

- Он приходил и говорил, что мне не нужна энергия, потому что я обречен. Я ведь вас предупреждал, что он придет.

- Кто приходил?

- Хозяин… А вы принесли апельсин? Вы обещали мне апельсин.

- Вот он. Хотите, я его почищу?

- Если можно. Знаете, вы хороший человек. Я говорил какие-то слова, но я их забыл… Если вспомню, я их вам запишу. Но только вам одному. А вы за это принесите мне еще один апельсин. Хорошо?.. Какая же боль в спине!..

- …Знаешь, Станислав, я не отступлю, я буду искать этого монстра всю свою жизнь. Пусть даже она у меня не такая длинная, как у него.

- Чтобы хоть немного поднять тебе настроение, сообщу приятную новость: одну девушку мы все-таки вытащили из лап синдрома старения. Она здорова!

- ?!

- Я тут бился над одной вакциной… Но это начало. И спасли мы пока лишь одну.

- Все равно – молодчина!

  Марков решил более не задерживать друга. Но напоследок все-таки сказал:

- Прочитал твои материалы про эту организацию или Лигу борьбы с Мировым злом… я хотел бы стать ее членом. Если, кончено, достоин.. И если доверяешь мне.

- Мы и так в одной команде, такие, как ты приносят настоящую пользу России.

- И это все, что хочешь мне сказать?

- Нет. Лизе сделал предложение? А то его сделаю я.

 

                                                ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

                                                ПРЕСЛЕДУЮЩИЕ ТЕНИ

      

  Спасаясь от пронизывающего ветра, Жорж-Жозеф поднял воротник пальто. Город, в котором он оказался, был такой же, как и множество других городов: не хуже и не лучше. Вечерами здесь точно так же сверкали яркие огни реклам, на улицах смеялась, резвилась, обнималась молодежь и чинно прохаживались пожилые люди. Жозеф мало обращал внимания на «город в целом», лишь фиксировал детали, помогающие лучше сориентироваться в обстановке. Пожалуй, это как раз то, что ему сейчас нужно. Некоторое время он поживет здесь.

  Он заглянул в гостиницу, протянул очередной паспорт на имя Саломатина Рудольфа Валентиновича и тут же получил ключи от одноместного номера. Пока все шло по плану, по выражению глаз швейцара, администратора, носильщиков он понял, что никого не заинтересовал пожилой, неприметный менеджер маленькой компании Рудольф Валентинович.

  «Освоив» номер, он спустился в небольшой бар на первом этаже. После того, как он расстался с Веней, приходилось подыскивать себе нужную «пищу» самому. Жозеф осматривал бар, мысленно отбраковывая то одного, то другого… В памяти постоянно всплывали события: неудачная попытка воссоздать старую любовь, предательство ученика Вени. Что же все-таки с графиней пошло не так? Он сумел вернуть ее плоть, но с первых мгновений было ясно: эта иная женщина, с иным характером, иными стремлениями. Она мало интересовалась миром и его интригами, ей было скучно, когда Жозеф заговаривал с ней о будущей безграничной власти. Единственное, что осталось от прежней графини – необузданная похоть, заставлявшая ее в свое время отдаваться всем без разбора: престарелому герцогу, любвеобильному принцу, или взбалмошной фаворитке короля. Почему же тогда в Париже Жозеф вдруг потерял голову, посчитав ее образцом женщины, делал ей дорогие подарки и терпеливо ждал хотя бы одного поцелуя? Но она лишь кокетничала, вынуждая совершать его нелепости и безрассудства. Последним безрассудством была попытка воскресить ее из мертвых и, хотя бы таким образом, попробовать заставить полюбить себя… Жозеф невольно содрогнулся, вспоминая, как сходила с нее кожа и расползалась плоть, как гас ее разум. Долой любовь! Долой навсегда! Как можно любить ту, кого нельзя назвать даже пародией на прежнюю графиню!

  Что до предательства Вени… Будь Радищев иным, он никогда бы не стал его учеником. Да и зачем он теперь Жозефу? Парень засветился.

  «Так кого выбрать на «закуску»? Может, вон того бугая за соседним столиком, усиленно изображающего из себя крутого? Или барменшу? Смазливая дамочка, довольно молодая, хотя, конечно же, старше, чем пытается казаться».

  Внезапно Жозеф ощутил, что и за ним кто-то упорно наблюдает. Взор был холодным, пронизывающим до костей. У Жозефа у самого был разящий, ломающий волю взгляд, но здесь… ломалась воля самого Жозефа!

  Жозеф осмотрелся и заметил странного человека за столиком в углу. Незнакомец был в длинном черном плаще с капюшоном, полностью скрывающем лицо. Впрочем, когда он слегка приподнял голову, Жозефу показалось, что вместо лица у него – черная пустота. Впервые беспощадного неустрашимого Жозефа охватило подобие паники. Кто тот незнакомец?

  Стараясь казаться спокойным, Жозеф поднялся, подошел к стойке бара. Завязать знакомство с барменшей, явно желающей раскрутить «пожилого лоха», особого труда не составляло. Как бы между прочим он спросил:

- Что за странный человек сидит в углу бара? В черном плаще, с закрытым капюшоном лицом. Он напоминает всадника Апокалипсиса.

- Какой человек? – не поняла барменша.

  Жозеф обернулся и увидел, что место, где только что сидел незнакомец, пусто. Он изумленно пробормотал:

- Может, он ушел?

- Кто ушел?

- Человек в плаще.

- Там не было никакого человека в плаще. По-крайней мере, в ближайшие час или два.

- Вы уверены?!

  По поведению барменши стало видно, что она теряет к нему интерес к человеку, с тараканами в голове. А Жозеф ощутил, как его прошиб пот! Незнакомец явился за ним! Но кто он?

  «Человек в плаще… Человек в плаще… - лихорадочно вспоминал Жозеф. – Видел ли я его когда-либо в своей жизни?»

  ЧЕЛОВЕК В ПЛАЩЕ!.. Это действительно, ЧЕЛОВЕК? Умеющий читать собеседника Жозеф в этом случае не мог уловить ни одну его мысль. Только ледяной вихрь вырывался из под его капюшона.

  Жозеф понял: надо срочно бежать. Ему не привыкать. Он не только преследовал своих врагов, но много раз умело скрывался от них. И на сей раз он что-нибудь да придумает. Прежде всего надо незаметно выйти из гостиницы, где его засекли.

  «Неприметный менеджер» Рудольф Валентинович тихо покинул отель, быстро свернул в переулок и оглянулся. Дальше шла новая улица, там Жозеф поймал такси, попросил подбросить его в какой-нибудь загородный клуб.

- В «Кольцо удачи»? – спросил шофер.

- Давай в «Кольцо удачи».

  Жозеф посчитал, что поступает правильно, он проведет там ночь, сыграет несколько партий, подружится с кем-нибудь из крутых, уговорит его или ее куда-нибудь махнуть отсюда, а по дороге исчезнет, предварительно приняв нужное количество «пищи»…

  Прежде, чем сесть в машину, он осмотрелся. Ему показалось, что у стены дома промелькнула какая-то тень. Тень замерла и обратила взгляд на Жозефа.

- Поспеши! – приказал Жозеф шоферу и тут увидел, у противоположного дома еще одну черную тень. Но больше ничего Жозефу разглядеть не удалось. Машина резко рванула; исчезли и тот дом, и тени.

- Чего оглядываешься, папаша? – весело сверкнув золотыми зубами, пробасил шофер, парень лет двадцати пяти со шрамом на щеке и увесистыми кулаками. – Никак бежишь от кого?

- Показалось, будто там знакомый.

- Ан, нет?

- Нет. Просто какой-то человек. И откуда у меня здесь знакомый? Я ведь приехал недавно.

- Раньше у нас в городе не бывал? – шофер старался одарить своего пассажира доброй улыбкой, но доброта эта казалась фальшивой.

- Никогда.

- Может, тебе музыку завести?

- Заведи, дружок. Люблю музыку.

  Застучала, загремела музыка, шофер ухмыльнулся:

- Тяжелый рок. Ты, папаша, небось любишь разную попсу? Всякие «АББЫ»?

- Обожаю вальсы Штрауса.

- Это вообще доисторический век. Ты ведь вроде не такой старый. А тут какой-то Штраус!..

- Иоганн Штраус! – мечтательно произнес Жозеф. – Какие были времена! Мы гуляли с ним по парку, он рассказывал о своих планах и постоянно напевал одну из своих будущих мелодий.

- Фантазер, - ухмыльнулся шофер.

- Не я, а он – великий фантазер!

  Машина свернула с трассы и понеслась по безлюдной лесной дорогой. Шофер, поблескивая зубами, говорил:

- Так быстрее и проще.

- Ты правильно поступил, - кивнул Жозеф. – Так действительно будет быстрее и проще.

  Лес густел, проселочная дорога сужалась. Шофер вдруг остановился, резко повернулся к Жозефу, держа в руках нож:

- Папаша, ты, как я понял, человек не бедный. Не поиграешь сегодня в казино. Зато жизнь сохранишь. Пожить-то хочется?

- Мне умирать не рекомендуется, - серьезно заметил Жозеф. – Слишком много задолжал тому свету.

- Хватит шутить, морда! Ты даже не представляешь, с кем имеешь дело.

- Представляю, - Жозеф проник в его мозг, прочитав мысли. – Ты один из банды местных «шоферов» - оборотней, грабящих и убивающих пассажиров.

  Шофер понял, что пора действовать, пассажир осведомлен, кто он и, похоже, совсем не боится. Быстрый взмах ножа, однако еще быстрее его парализовала мысль: «Стой!» Рука перестала повиноваться, упав на колено, тело будто сковало. А пассажир что-то бормотал и бормотал на непонятном языке. Со стороны это могло бы показаться обычным монологом одного и обостренным вниманием другого. Но то был монолог смерти…

  Через некоторое время шофер ощутил усиливающуюся головную боль, его стало тошнить. Проклятый старик творил какую-то черную мессу, которой он не в силах был воспрепятствовать. Потеряв сознание, шофер повалился навзничь.

  Жозеф высосал у него всю энергию; человек, который еще недавно отличался мощью, силой, быстротой реакции, превратился в полумертвого старика. Жозеф специально взял энергию «про запас», поскольку не представлял, сколько времени ему придется прятаться от таинственных теней. Он вышвырнул из машины безвольное тело донора, начал заводить мотор. И тут… он увидел прямо перед собой тень в плаще с опущенным капюшоном. «Погоди же!» Жозеф направил автомобиль прямо на таинственного преследователя, но машина прошла сквозь него, как сквозь воздух, и врезалась в дерево.

  Жозеф распахнул дверцу, выскочил, бросился бежать, лавируя деревьями. Он бежал изо все сил, но постоянно ощущал на себе холод неведомых глаз.

  Так он оказался на поляне, где опять перед ним возникла фигура в капюшоне. Жозеф отпрянул, но позади возникла еще одна. И справа и слева – тоже. Бесстрастный голос приказал:

- Пойдем. Повелитель ждет.

- Повелитель? Какой повелитель?.. Я никому на свете не подчиняюсь!

  Однако железные руки подхватили его! Неведомые преследователи подняли пленника над полянами, над лесом и вот все они куда-то полетели. Скорость была столь стремительной, что у Жозефа голова пошла кругом. А потом началось такое же стремительное падение…

 

  Они проносились сквозь черный тоннель, который постепенно расширялся. Страх  Жозефа возрастал, он понимал, что впереди его ожидает самый жуткий кошмар на свете, он пытался вырваться, но когтистые лапы неизвестных смертельной хваткой держали свою жертву. Мозг Жозефа отчаянно пытался ответить на вопросы: Кто? За что? Может, все его жертвы встали из гроба, чтобы совершить над мучителем Возмездие?.. Страх окончательно сломал его. Незнающий жалости Жозеф, рыдал как ребенок, умолял о пощаде. А тоннель продолжал расширяться… Теперь перед пленником открылось огромное сумеречное пространство, в центре которого ярко пылал повернутый вниз треугольник.

  Тишину поглощал усиливающийся шум, и он так вибрировал в ушах, что лишь с трудом можно было услышать бесконечные стоны, крики. Вскоре растаяло и само черное пространство, цепкие руки несли Жозефа прямо в центр ослепительно пылающего треугольника. Дикий жар, от которого пленник мог превратиться в головешку, неожиданно сменился холодом. Холод так пробирал Жозефа, что у него зуб на зуб не попадал. И опять стало тихо, как в могильном склепе.

  Падение наконец закончилось, Жозеф стоял среди ледяных глыб, изображавших фигуры каких-то монстров с множеством голов и когтистых лап. От одного вида чудовищ перехватывало дыхание, казалось, что любое из них сейчас скинет ледяную маску и в секунду разорвет его!

- Иди вперед! – сказали Жозефу существа в черных капюшонах. – Повелитель ждет.

  Он шел мимо ледяных монстров к огромным, украшенным драгоценными камнями воротам. Ворота распахнулись сами собой, пропуская Жозефа в необъятных размеров зал, который пленник толком рассмотреть не смог, поскольку все его внимание тут же приковало восседавшее на рубиновом троне мохнатое чудовище с шестью лапищами. Огромная корона сползала на морду, закрывая от взоров ее верхнюю часть, зато отчетливо видна была нижняя с острыми, как у пираньи зубами; над проваленным носом сияли два ярко-золотых, без зрачков, глаза. Жозеф ощутил себя парализованным, как его ученик Веня, когда сидел в инвалидной коляске. Ноги не слушались, он готов был упасть и уже никогда больше не вставать, не поднимать головы, чтобы только не видеть это мохнатое чудище. Но вдруг услышал:

- Подойди ближе, Жозеф.

  Губы чудища не шевелились, оно издавало мысленные приказы, однако оцепенение оставило Жозефа, ноги не только послушались, но и сами понесли его к трону. И тут чудище отдало новый мысленный приказ:

- Достаточно. И не страшись смотреть на того, кому когда-то ты поклялся быть вечным слугою.

  «Я поклялся служить этому… страшилищу?»

  Жозеф сам испугался своих мыслей, но чудище, по-прежнему не раскрывая рта, расхохоталось:

- Не спеши с выводами. Красота - понятие относительное, как и время. То, что воспринимается на земле эталоном красоты, здесь, в ее недрах, может считаться отвратительным. И, наоборот, идеалы подземного мира пока пугают людей. ПОКА ПУГАЮТ. Но скоро я распространю их повсюду. Разве тенденции к этому нет? Разве в человеческих душах, в их поступках, творчестве ангелы ныне не уступают место бесам?

- Вы сказали про время?..

- Да, да, здесь оно течет медленно. На земле пролетают столетия, а здесь – мгновения. Ты думал, что перехитрил время? Нет, ты просто прожил несколько лишних мгновений. Думал, что перехитрил меня, когда за обещание вечной покорности своему Повелителю вымаливал секрет молодости, а потом всячески оттягивал встречу со мной? Бегал от смерти! Я мог убить тебя тысячу раз, но не делал этого, поскольку интересно было узнать: как поведет себя верный слуга Жозеф? Ты оправдал ожидания. Нет, ты превзошел их, став настоящим мастером своего дела.

  Жозеф не представлял, как реагировать на слова лукавого Повелителя. Раньше сам Жозеф играл с другими в кошки-мышки, теперь точно так же играли с ним. Однако то, что он услышал, привело его в смятение.

- Пришел час решающей битвы, Жозеф. Время, когда Орден каинитов наконец возвысится и докажет Творцу человечества насколько бесперспективны его заповеди, ибо сами люди отказываются их принимать. Есть среди моих врагов смельчаки-безумцы, которые пытаются противостоять надвигающейся власти тьмы, бросить нам перчатку. Но они в меньшинстве, а их слова не смогут достучаться до большинства сердец. Даже мне иногда странно. Что ж, вольному воля…

  Желтые глаза чудища вспыхнули, жгучие искры слегка опалили Жозефа, который, затаив дыхание, СЛУШАЛ.

- Антихрист, пришествие которого предрекали людям их же пророки, уже гуляет по земле. Сейчас это совсем молодой человек, юноша, но уже достигший блестящей карьеры. Ты будешь приставлен к нему, обучишь его необыкновенному искусству забирать человеческую энергию. И сам со своей командой станешь ПОСТОЯННО ЗАБИРАТЬ ДЛЯ НЕГО ЭТУ ЭНЕРГИЮ. Тот, на которого я сделал ставку, должен оставаться вечно молодым. Согласен?

  Вопрос чудища опять содержал великое лукавство. Разве мог Жозеф не согласиться? Сердце властолюбца запылало радостью. Помочь самому…

- Конечно! Конечно! – Жозеф почувствовал, что превратился в крохотное, невидимое глазу существо, в соринку. - Но как я узнаю его, Повелитель?

- Он сам узнает тебя. А теперь ступай!

  Жозеф, часто кланяясь, покинул тронный зал и снова оказался среди ледяных монстров. Он не успел сделать и нескольких шагов, как возникли существа в плащах, подхватили его и понесли, на этот раз наверх. Они мчались по той же трубе среди нестерпимой жары и оглушающего шума. Но затем воцарились тишина и чернота, только вдалеке ярко-красным светом горел повернутый вниз треугольник. Постепенно труба сужалась, значит, скоро Жозеф окажется на поверхности. Уже чувствовался иной воздух: гораздо более свежий, насыщенный кислородом. Жозеф думал, что снова окажется в том же лесу, откуда и началось его «путешествие».

  Он ошибся!

    

  Жозеф едва не ослеп от сияния люстр! Невысокий, лысоватый человек вел его по огромному залу, каждая деталь которого - от дорогой старинной мебели до стен, увешанных полотнами гениальных живописцев,  кричала о баснословном богатстве его хозяев. Лысоватый человек постоянно взмахивал руками, приветствуя дам, увешанных драгоценностями, точно новогодние елки игрушками, и мужчин в элегантных смокингах. Потом обратился к Жозефу:

- Дорогой Раймонд, чем мне вас развлечь?

  Жозеф понял, что Раймонд - его новое имя. Раймонд, так Раймонд.

- Великий праздник главной страны мира, - продолжал лысоватый человек. – Все здесь, как на подбор!

  Действительно многих Раймонд легко узнавал; не узнать невозможно, каждую секунду мировые новости твердили об этих людях, как о новых божествах. Они широко улыбались (иногда вставными челюстями), как бы напоминая о собственной значимости и величии. Были тут и другие – гораздо менее известные миру, они прятались за «великими», улыбались скромно, хотя именно эти скромники и заказали сие торжество.

  Раймонд догадался, что он тут не последнее лицо; многие просили его «уделить им минутку», однако спутник вцепился в него, точно энцэфалитный клещ:

- Он сегодня мой. Дорогой Раймонд, не возражаете?

- У вас на меня монополия?

- Да! Да!.. Я бы хотел вернуться к нашему проекту. Давайте объединим усилия. Раймонд, что для вашей компании несколько миллиардов?!

- Я подумаю.

- Думать надо скорей. А то приклеются японцы.

- Хорошо, хорошо. Смотрите, кто к нам пожаловал!

  Известный всей планете блюститель законности и нового миропорядка, весельчак и балагур с техасского ранчо шел вальяжной походкой, напоминая своим бодрящимся видом знатного римского гражданина периода упадка империи, запанибратски похлопывал  каждого по плечу, сыпал скабрезным юмором.

- Чему вы удивились, Раймонд? – сказал лысый. - Разве он не должен быть здесь?

- Но его песня уже спета.

- Что вы! Она еще долго будет гудеть в ушах, как иерихонская труба. Это как перчатки в кукольном театре, которые натягивают на руки те, кто за кулисой. Ведь истинный джентльмен не может обойтись без перчаток. Хотите лайковые, Раймонд? Можете натянуть вон того мухомора с мертвецки-бесцветным лицом, играющего роль грозного старика, или вон того сексофониста, любовника-неудачника. А если хотите совсем дешевенькие – вот вам мальчик-хачапури с бесноватой челкой, продукт изломанного детства…

- Этот тот, что нервно жует свой галстук?

- Да, как шкодливый пионер-двоечник.

- А рядом с ним?.. Тот, что похож на гоголевского Вия?.

- То его горячо обожаемый кум. К сожалению, с ним пора кончать, ибо его замучили фантомные болезни  и маниакальная страсть: он считает себя наследником славы не только шведского короля Карла (имеется ввиду Карл Х11, воевавший с Россией и разбитый Петром под Полтавой. – прим. авт.), но и самого властителя морей Посейдона.

Внимание Раймонда переключилось на компанию голливудских звезд. Обычно высокомерные, ненавидящие друг друга, они сейчас вдруг сбились в один неразрывный круг, заливались от хохота, слушая шутки красавца вряд ли старше двадцати - двадцати двух лет. Лысый, кивнув на него, спросил Раймонда уже безо всякой иронии, скорее подобострастно:

- Видели последний фильм с его участием? Говорят, он обошелся в астрономическую сумму, но за несколько месяцев проката полностью окупился и дает солидную прибыль. И все из-за удивительной популярности этого парня. Не припомню, чтобы в последнее время у кого-либо в Голливуде была подобная головокружительная карьера. При его появлении на экране люди буквально сходят с ума. Миллионы женщин пишут письма с признаниями в любви, из-за него кончают жизнь самоубийством. Но и с ним недавно случилась удивительная история, это было во время вручения «Оскара». Не слышали?

- Нет.

- Какая-то женщина в одежде монахини пробралась (уж не знаю, каким образом) через кордоны полицейских и закричала: «Я узнала его! Это антихрист! Я узнала его! Люди, одумайтесь, кому вы поклоняетесь!»

- И что было дальше?

- Ничего. Ту женщину оттеснили и куда-то увели.

- Любопытно.

- Раймонд, что здесь любопытного. Обычная сумасшедшая. Ну, какой он антихрист! Удивительный талант из очень достойной, всеми уважаемой семьи.

- Я в этом не сомневаюсь.

  И в это время взгляды Жозефа и молодой супер-звезды словно невзначай встретились. И давний скиталец по земле сразу понял: вот тот, о котором говорил Повелитель. Актер КИВНУЛ Раймонду.

- Я его немного знаю. Хотите, познакомлю? – спросил лысый.

- Обязательно с ним познакомлюсь, - ответил живущий столетия энергетический вампир. И тихонько добавил про себя. – Не могу поступить иначе. Я обещал…

  А новый супер-герой Голливуда уже сам шел ему навстречу, сверкая ослепительной белизной зубов.

- Разрешите представить моего друга Раймонда, одного из величайших бизнесменов нашего времени, - заторопился лысый.

- Очень рад. Наслышан о вас, - сказал голливудский супер-герой.

- Не могу забыть ваш последний фильм, - соврал Раймонд. – Потрясающе!

- Благодарю, благодарю! – голливудский супер-герой являл собой саму любезность. - Но, друзья, кажется, всех нас собираются приветствовать. Подойдем ближе?

  Весельчак и балагур, по-прежнему ощущая себя спасителем мира, начал зажигательную речь. Его сменяли грозный старик, примеряющий тогу Кеннеди, пышущий голым честолюбием афроамериканец и остальные комедианты. На лице голливудского супер-героя появилась улыбка. Со стороны она казалась искренней, и только опытный Жозеф-Раймонд заметил в ней легкую иронию…

  И вдруг Актер слегка нахмурился, только он один увидел, как на Востоке тихонько сверкнула Белая Звезда.

 

 

 

 

 

 

Уважаемые друзья!

 

   Мы, Александр Владимиров и Тиана Веснина, рады приветствовать Вас в «Литературном коллайдере», пространстве, где будут сталкиваться мнения в поисках истины, публиковаться произведения, обещающие громкий успех, как известных, так и начинающих авторов. Жанры будут самые разнообразные. Но цель у нас одна – возродить любовь к Русской литературе. 

 

  Все меняется и все остается в этом мире и, конечно же, наша литература. Что бы ни говорили о так называемых уходящих профессиях, литератор – величина постоянная. Он может именоваться сказителем, поэтом, писателем, журналистом, сценаристом, − неважно! Главное, чтобы то, о чем он рассказывал, трогало душу, увлекало ум.

 

  На самом деле, Русская литература – это не только несколько десятков великих, знаменитых имен, − это огромная библиотека, хранящая неожиданные, удивительные, порой гениальные творения, но авторы их неизвестны большинству читателей. И чтобы изменить сложившееся положение, мы запустили «Литературный коллайдер», который соединит прошлое, настоящее и будущее Русской литературы.

 

  Мы приглашаем к сотрудничеству всех, кто не забыл великое прошлое нашей словесности, кого волнует ее настоящее и кто стремительно входит в будущее, создавая новые образцы литературы XXI века.

 

  Наше пространство открыто для русских талантов!

Об авторах.

   Александр­ Владимиров­, автор 25 романов, некоторые из которых стали бестселлер­ами, лауреат конкурсов "Лучшая книга 2011" и "Лучшая книга 2012", профессор СФГА.  Писатель, которого называют наследнико­м традиций Гоголя и Булгакова,­ Кристи и Чейза.

   Тиана Веснина, писатель, чьи произведения отличают тонкий литературный стиль, психологически ярко очерченные образы, оригинальное иронично-философское мышление и захватывающая  манера повествования.

   Помимо прочего, Тиана Веснина является автором и ведущей программ на одном из каналов ТВ.

 

 

 

«Инфинитум», глава

«Революционный сюрприз»

 


…После того, как профессора засосала кротовая нора, он от страха потерял сознание. Когда же пришел в себя, увидел комнату, которая вызвала неприятные чувства, поскольку была маленькая и темная. В крохотное оконце едва пробивались слабые лучики заходящего солнца. Борису Петровичу понадобилось некоторое время, чтобы до конца понять: это – не особняк Бумбекова. А что?..

Постепенно он все вспомнил: так он остался жив?! А любимая Лерочка?..

- Лера, – тихонько позвал профессор.

«Не отвечает. Неужели она?.. Да пес с ней! Хорошо хоть сам не подох».

Теперь бы понять: куда он попал? В прошлое? В будущее? В какую страну, на какой континент?

Судя по обстановке – все-таки прошлое. Комод, как две капли воды, напоминает комод его бабушки, а ей он достался то ли от мамы, то ли тоже от бабушки; рядом  − резной столик старинной работы. Нет, будущим здесь не пахнет.

Борис Петрович прислушался: за стеной разговаривали люди! Он решил тут же пойти к ним, все объяснить, попросить помощи.

Что объяснить? Что он «прилетел» из будущего? В лучшем случае его ждет психушка. Но даже если ему поверят, чем смогут помочь?

От волнения профессор не стал вслушиваться в слова, доносившиеся из соседней комнаты. Пес с ней, с этой пустяковой болтовней. Как ему быть?!

Необходимо встретиться с уважаемыми здесь людьми и поведать свою историю. Они должны поверить! Просто обязаны. И тогда… он станет сенсацией! А если еще и просветит насчет будущего… Просветит, кого надо!

«Мне цены не будет!»

Сделав такой выдающийся логический вывод, Морозов решил выйти. Коридор – узкий, неприглядный. А вот и соседняя дверь, именно за ней собрались какие-то люди.

Борис Петрович пригладил подобие волос, поправил галстук и решительно постучал. Голоса сразу стихли, и, после некоторой паузы, перед ним  на пороге появилась худая, неряшливого вида женщина лет тридцати, она с изумлением смотрела на неожиданного визитера. Пока профессор раздумывал, на каком языке к ней обратиться, она спросила его на чистейшем русском:

- Как вы здесь очутились, сударь?

«Слава Богу, что я в России, - мысленно возликовал профессор, - насколько легче будет решать все проблемы».

- Видите ли… - важно начал Борис Петрович, – я, так сказать, известный ученый, путешествую, пересекаю временные пространства.

- Понятно, - сказал женщина. – Не соблаговолите ли войти?

- Спасибо.

Морозов вошел и сделал приветственный жест рукой (правда, получилось несколько театрально).

- Господа, у нас известный ученый, - подмигнула хозяйка.

- Разрешите представиться: Морозов Борис Петрович, доктор наук, профессор, действительный член пяти общественных академий, кандидат на вступление в РАН.

Полненький, весь в кудряшках человечек за роялем тут же фальшиво сыграл вступление к романсу Глинки «Я здесь, Инезилья». Вальяжный мужчина кавказской наружности радостно завертел огромным носом:

- Проходи, дорогой ученый. Только тебя и не хватало. Меня зовут Тофик. Просто Тофик. Буду, значит, по торговой части.

- Да вы не подумайте чего, Борис Петрович, − вступила женщина, − тут собрались люди достойные. За роялем известный в городе  аптекарь – Либерман Михаил Исаакович. А это наш студент Петенька, тоже будущее светило науки.

Петенька с глубоко посаженными злобными глазками приподнялся и мрачно кивнул профессору. Если быть откровенным, будущее светило напоминало человека, недавно покинувшего места заключения: наголо бритый, со шрамом на щеке. Хозяйка представила и других гостей, потом, наконец, назвала себя:

- Авдотья Парамонова. Из мещан.

- Очень хорошо, други мои, очень хорошо, - важно произнес Борис Петрович. − Приятно, когда к тебе проявляют такое внимание и уважение.

- Может, водочки? – засуетилась Авдотья.

- Конечно, водки ему! – загрохотал Тофик.

- Я больше по пиву, - слабо возражал Борис Петрович.

- Нет, дорогой, водки! Лучшей водки, какая только есть в России. И закуска у нас отменная.

Профессор посмотрел на стол и зажмурился от удовольствия: здесь и ветчинка, и телятинка, и балычок, и помидорчики, и соленые грибки. От такого грех отказаться.

- Раз хозяева настаивают…

- Настаиваем, рюмочку!

Рюмочка больше напоминала солидный стакан. И этот стакан наполнили до краев. Все стали скандировать: «Пей до дна!» Ничего не поделаешь, пришлось выпить. И после этого как-то сразу стало лучше!

- Прекрасно, прекрасно, - повторял Морозов, поглощая то балычок, то грибки. – Вот такой и должна быть встреча представителей разных временных миров.

- А вы, значит, из другого мира-с? – полюбопытствовал Либерман.

- Вообще-то из этого, но в то же время из другого. Я – из будущего.

- Да мы уже поняли, что вы человек будущего, - усмехнулся Тофик.

Глядя на заставленный закусками стол, профессор вздохнул:

- Прошлое мне нравится больше.

- Оно и понятно. А вы выпейте еще.

- Многовато будет. Я ведь уже…

- Ничуть. Вы приняли штрафную. Она не считается. А теперь – за знакомство!

И опять послышалось: «Пей до дна!» Обласканный вниманием Борис Петрович осушил и вторую «рюмочку». Голова закружилась, все стало расплываться, в том числе и эти милые люди.

- Так как вы попали сюда? – поинтересовалась Авдотья.

Борис Петрович начал свое повествование с того, как они с Лерой и Грибовым оказались на улице Холодных Ключей и в оставленном хозяевами особняке нашли кротовую нору. Естественно, он немного поменял местами события, ситуации и характеры героев. Получалось, что он – профессор Морозов - был главным вдохновителем проникновения в неведомые миры. Писатель Грибов – просто трус, а Лера Витальева – верная ученица, во всем доверяющая своему руководителю. Слово профессора для нее как некий абсолют. Да, еще она тайно была влюблена в него… «Но я – ни-ни! Никаких служебных романов!»

- Из ваших знакомых лично мне  более всего понравилась Лера, - пробасила сидевшая в углу женщина с папиросой.

К сожалению, имени ее Борис Петрович не запомнил. Ну и пес с ним, с именем!

- Лера – красавица! – вздохнул он.

- Отправиться одной с мужчинами в опасное путешествие… Она суфражистка?

- Суфражистка? – до изрядно захмелевшего профессора не сразу дошел смысл вопроса. – О, нет! Она скорее искательница. Знаете, пребывает в  вечном поиске удачной партии. Чуть не влюбилась в какого-то принца Розана, который, похоже, жил в девятнадцатом веке…

- А вы и во Франции побывали? – покачал головой Тофик.

− Нет, дело в том, что я еще не изучил, каким образом через кротовую нору можно попасть в то или иное время. Пока все происходит спонтанно.

- Одна неувязочка-с, господин профессор, - вкрадчиво заметил Либерман, - вы только что изволили сказать, будто Лера увлечена вами. А есть, оказывается, и принц Розан?

- Не только он. И Грибов подбивал к ней клинья.

- И она принимала ухаживания Грибова? – широкое лицо Либермана почему-то расплылось в улыбке. – Любвеобильная девушка.

- На Кавказ бы ее! – хохотнул Тофик. – Там бы ее быстро научили законам нравственности.

- Перестань, – лениво пробасила дама с папиросой. – Ты – феодал, все твои родственники – феодалы. Вообще, какого рожна ты связался с нами?..

- Я?.. Феодал?! – Тофик вскочил и схватился за кинжал. – Не будь ты женщиной…

- Вот! Все вы так! Давно пора понять: нет ни женщин, ни мужчин. Есть человек! Освобожденный от подневольного труда индивид! Я бы даже в записях о рождении ребенка запретила писать устаревшие понятия «мать», «отец». Пусть будет: «родитель один» и «родитель два».

- И кто же станет «родителем один»? – ехидно спросил Тофик.

- Конечно, мать. Она рожает.

- А почему отец не может рожать? Равноправие, так равноправие! Пусть ученые что-нибудь изобретут, чтобы и мы могли поучаствовать в этом… деле.

- В будущем никто не станет рожать, - мечтательно заявил белокурый парнишка в форме гимназиста. – Детей начнут выводить в специальных инкубаторах. Так, профессор?

- Ну, нет, до этого дело пока еще не дошло, но очень возможно.

- Мужчины – изверги, – задумчиво произнесла дама с папиросой. – Этот «профессор» даже сочинить правильно не может. Вроде бы Лера у него – женщина будущего, но как дошел до главного − никакого суфражизма!

- Пардон, мадам. Я ничего не сочинил.

- Не станем ссориться из-за пустяков-с, − в умиленье прорыдал Либерман. – Попросим хозяйку принести самовар, а гостю еще водочки.

- Ни в коем случае… Я уже того…

- Раз хорошо пошла! – взмахнул руками Тофик.

- А вы?

- И мы за компанию. Но сперва – гостю.

- Вы когда-нибудь слышали-с такую фамилию Маркс, - неожиданно переменил тему Либерман, – Карл Маркс?

- Слышал ли я о Марксе?! – возмутился Борис Петрович. – Да нас мучили им все пять лет учебы в университете.

- Как? – оживились сразу несколько человек. – Есть университет, где изучают Маркса?

- О, скажите, где? – воздел руки белокурый гимназист. – В Швейцарии? В Англии? В Германии? Поеду хоть на край земли.

- Да в какой Германии! – воскликнул профессор. – Не так давно в России без Маркса – никуда. Даже мы, технари, имели в качестве научной методологии учение этого прохвоста.

- Почему это он прохвост? – с ледяной интонацией в голосе спросил студент Петя.

- Как почему? Вы что, ничего не знаете о нем? Он, этот хитрюга, из семьи каких-то там нищих раввинов…

- Боже мой, он  антисемит! – схватился за сердце Либерман. – Следовало сразу догадаться. Слишком уж у него все русское: «Борис», «Петрович», «Морозов».

- Может, вы и кавказцев не любите?! – как ужаленный вскочил Тофик.

- Да, что вы, друзья, - жалобно произнес профессор. – Я всегда был толерантен сверх меры. То есть любил всех без разбору. Лишь бы человек был хороший. А про раввина… я ведь только констатировал факт.

- Давайте дальше про Маркса! – вмешался Петя.

- Так вот, други мои, он - человек из ниоткуда, решил сделать головокружительную карьеру. Женился на женщине королевских кровей[i]. Родные Женни не приняли их брак, и Марксу бы устроиться на работу. Однако работать он, подобно ортодоксальному еврею, категорически не желал, а жил за счет своего приятеля, фабриканта Энгельса, с которым, по слухам, у него были еще и интимные отношения.

- Но а его «Капитал»? – с придыханием промолвила Авдотья. – А классовая борьба?!

- Или вы… отрицаете ее? – гимназист посмотрел на профессора с нескрываемым ужасом.

Борису Петровичу остановиться бы, да он уже вошел в привычную роль преподавателя. Он видел себя стоящим за кафедрой, а перед собой – дурашливых студентов.

- Классовая борьба, други мои? Сейчас объясню. Представьте, что  в ваш дом врывается группа отчаянных головорезов. Обирают вас до нитки, а после объясняют: нет, это не грабеж, а экспроприация. Потом к этим  самым головорезам вламываются другие головорезы. И так до бесконечности.

Борис Петрович хлопнул третью рюмашку. На его месте другой бы человек заметил перекрестные взгляды хозяев  и сразу бы догадался, что они думают о «дорогом госте»: «Вот он каков? Даже не маскируется, не скрывает своего нутра». Однако профессор был слишком пьян, чтобы обращать внимание на подобные мелочи.

- А почему вы говорите о Марксе в прошедшем времени? – поинтересовалась Авдотья.

- Так он же умер.

- Как?!

- Обыкновенно. В 1883 году. А почему помню? Так в университете заставляли штудировать его биографию. По специальности можно было не знать, а марксову дребедень – умри, но выучи!..

В  комнату вошел еще какой-то мужчина огромного роста и бросил странную фразу:

- Никого поблизости.

- Не ошибаешься? – едва слышно произнесла Авдотья.

- Глаз наметан.

- Вот и славно, - обрадовался Тофик. – Какие у нашего дорогого профессора планы?

- Мне надо… к этим… к вашим самым главным.

- К самым главным? Может, в жандармерию?

- Давайте в жандармерию.

- Хорошо. К нашим дорогим жандармам.  – И вошедшему верзиле: – Остап, доставишь профессора в жандармерию.

- Обязательно.

- Петя, поедешь с ними. Передашь его прямо в руки главного жандарма.

Петя с ухмылкой поднялся и сказал:

- Поедем, просветитель. По пути расскажешь нам еще о Марксе и об Энгельсе.

- Рюмочку на дорогу, - засуетилась Авдотья.

Эту рюмку буквально влили в Бориса Петровича. Потом его, полностью отрешенного от действительности, Остап с Петей подхватили под руки, выволокли на улицу и погрузили в какую-то повозку. А дальше… стук колес, под который он безмятежно заснул.

 

* * *

Очнулся Морозов от  резкого запаха, и тут же кто-то плеснул ему в лицо холодной водой. Профессор дернулся, попробовал пошевелить руками, ногами, − не смог. Тело ныло от впившихся в него веревок. Открыв глаза, Борис Петрович увидел Тофика, Петю и детину… кажется, его звали Остап.

- Пришел в себя? – Тофик говорил, как и раньше, с улыбкой, но она была не ласковой.

- Где я?

- В светлом будущем, дорогой, которое так ненавидишь.

- Я вас… не понимаю.

- Чего ж тут непонятного? Ты проник в нашу организацию. С какой целью? Чего вынюхивал?

- В вашу организацию?.. – с трудом соображал профессор.

- Как ты попал в ту комнату?! – дрожа от ярости, воскликнул Петя

- Я объяснял.

- Другим плети лапти. Последний раз спрашиваю…

- А что потом? – спросил перепуганный Борис Петрович.

- Пытать начнем, дорогой, - вздохнул Тофик.

- Но позвольте! – взвизгнул профессор. – За что?

- За то, что неправду говоришь. А обманывать нехорошо. Эх, добрый человек, не жалеешь себя.

Петя тем временем взял недокуренную папиросу и слегка коснулся зажженным концом одной из связанных вместе рук пленника. Борис Петрович, для которого даже маленькая физическая боль являлась самой худшей пыткой на свете, завизжал, точно поросенок, и так взмолился о пощаде, что мучители растерялись.

- Рассказывай, и все прекратится, - посоветовал Тофик.

- Что угодно расскажу, только не трогайте!

- Начнем снова, - мрачно обронил Петя. – Кто ты? И почему позволяешь себе клеветать на Карла Маркса?

- Буду, кем скажете. А Маркса я очень даже люблю. Люблю не меньше Женни и Энгельса.

- Тебя послала охранка?

- Охранка? Да-да!  − он боялся противоречить любому их слову.

- Он издевается, - сквозь зубы процедил до сих пор молчавший верзила Остап.

- Да нет же, нет. Меня именно послала охранка.

- Что там о нас известно? – спросил Тофик.

- Что вы – хорошие ребята.

- Тогда зачем мы ей?

- Потому что иногда вы ведете себя плохо.

- И чем же мы так плохи?

Обезумевший от страха Борис Петрович ляпнул первое, что пришло в голову:

- Девочек обижаете… Нет, не то… Не девочек, а этих… как его… Кого-то вы обижаете…

- Может, власть? – усмехнулся Тофик.

- А вот это зря, - профессор уже не знал, как выкручиваться. – С властью надо дружить.

- Даже так?

- Не то, что бы во всем потакать ей… а надо держать ее в узде.

- В узде, значит?

- Чтобы не расслаблялась. Да пес с ней, с властью.

- Вот это правильно, дорогой. Но следует на деле доказать свои убеждения.

- Какие убеждения?

- Как какие? Что и в узде власть надо держать, и что пес с ней. Ведь это действительно твои убеждения?

- Конечно! – Борис Петрович понял, что появился шанс отвязаться от похитителей.

- А Маркса-то ругал! – напомнил мрачный Петя.

- Я  уже исправился, - пискнул профессор.

- Ладно, - миролюбиво произнес Тофик, - кто старое помянет, тому глаз вон. Докажи, что исправился, выполни нашу просьбу…

При последних словах Тофика Петя вновь приблизил кончик зажженной папиросы к Борису Петровичу. От страха профессору показалось, что штаны у него стали мокрыми.

- Выполнишь? – вновь улыбнулся веселый кавказец.

- Ага… ага…

- Вот и хорошо. Только, дорогой, не подведи. Иначе наши люди тебя везде найдут. Если потребуется и в кротовую нору залезут. Залезем, Петя? Остап?

Они кивнули, что было ужаснее любых слов.

- Твоя задача передать от нас подарок одному важному человеку.

- И… только?

- И только, − подтвердил Тофик. – Будет ему сюрприз.

Профессор немного успокоился: поработать курьером дело нехитрое. Но одна вещь смущала, и настолько, что он дерзнул спросить:

- А почему вы сами не?..

- Не любит он нас, дорогой, - развел руками Тофик. – Мы его покритиковали, он обиделся. Теперь вот думаем помириться. Когда подарок будешь передавать, скажешь: «От твоих друзей из «Народной свободы»!» Он обрадуется, снова дружить с нами станет.

- Кто он?

- Городовой.

- Городовой?

- Не просто городовой, а старший городовой.

- Он меня примет?

- Обязательно. Хороший человек, отец восьмерых детей.

Борис Петрович решил про себя, что это может быть подарком судьбы, городовой, наверняка, выслушает его историю и поможет. Главное поговорить, убедить начальство, как это не раз приходилось делать у себя в институте.

Но  что за «подарок» ему хочет передать «Народная свобода»? Вдруг он окажется не слишком приятным для городового? И хотя мысли профессора путались сначала от водки, затем от страха, он постепенно прояснял для себя ситуацию.

Беседа Морозова с похитителями была прервана стуком в дверь. Тофик грозно приложил палец к губам, Петя вышел. Вернулся через несколько минут.

- Друзья, - сказал он с подавленным видом, - только что принесли печальную весть: в Лондоне действительно скончался Карл Маркс. Вечная память великому человеку! Когда-нибудь мы переименуем в его честь улицы, города и даже страны. Россия станет Марксией.

Петя готов был разрыдаться, Остап и Тофик обнимали товарища и, как могли, успокаивали. Неразговорчивого Остапа наконец-то прорвало:

- Давайте в честь вождя нашу, кровную?

- Только тихо, - напомнил предусмотрительный Тофик. – Уши врагов везде.

Они вытянулись по стойке смирно и запели «Марсельезу» (4). Когда закончили, лицо Пети исказилось от злости, вот-вот и накинется на связанного узника:

- А он, сволочь, против  Маркса! Да я его!..

Борис Петрович в ужасе закрыл глаза. По счастью, его не били, не пинали ногами. Петю едва удерживали Остап и Тофик. Последний втолковывал:

- Он нам пригодится. И в самое ближайшее время.

Петя сдался. После этого все трое покинули комнату, предварительно засунув в рот профессора кляп.  Ему оставалось ждать, только вот лучшего или худшего?

Борис Петрович сделал попытку высвободиться, но веревки лишь сильнее впились в тело. Связали его профессионально!

Теперь  профессор окончательно понял, что происходит. Через кротовую нору он перенесся в восьмидесятые годы девятнадцатого века и оказался в плену  террористической организации, а подарок… Понятно, какой «подарок» они готовят городовому. «И ведь станут следить за мной! Они предупредили. И, конечно, проверят, как я выполню задание. И нет от них спасения. Империю разрушили. Что для них «какой-то человечишка»?

Но с какой стати они решили доверить такое дело мне - тому, кого считают агентом охранки? Большей нелепицы не придумаешь».

И тут он понял: не так это все и нелепо. Он оказался в их доме во время тайной сходки. Значит, он их вычислил. Он – кот, они – мышки: так они считают.

Потом ситуация меняется. Котом становится «Народная свобода». Тот, кто по их мнению является агентом полиции, ведет себя непрофессионально, да и храбростью не отличается. Зачем рисковать своим товарищем, когда лучше направить в качестве смертника раскрывшего организацию шпика.

«Во попал!»

Профессор клял свое любопытство и уступчивость. А в том, что случилось винил Грибова. «Он был инициатором этого дурацкого похода в дом Бумбекова!» Вдруг Борису Петровичу показалось, будто Грибов рядом и хитро подмигивает ему: «Я отомщен, старина!» Профессор со злостью плюнул в него. Естественно, попал в пустоту…

Прошло совсем немного времени, и члены организации появились вновь. Пленника развязали. Тофик сказал:

- Готовься, тебя ждут великие дела.

- Когда они меня ждут?!

- Прямо сейчас, дорогой, прямо сейчас!

- …Пойдешь в сторону набережной, - начал инструктаж Тофик.

- А где это?

- Опять вздумал нас дурить? – разъярился Петя.

- Подожди, - остановил его Тофик. – Давай ему разъясним путь, которым он должен идти. Сразу от этого дома начинается переулок, он выведет тебя на Рождественскую улицу. Там повернешь направо. Не перепутаешь?..

- Направо, - механически повторил Морозов.

- Правильно. Один квартал вперед и следующим переулком выйдешь к реке. Вскоре там появится старший городовой. А теперь пора! Его прогулка длится не более двадцати минут.

- Если заблужусь? – робко произнес Борис Петрович.

- Я уже говорил: мы все время будем рядом, значит, и дорогу подскажем. Но, сам понимаешь, лучше никуда не сворачивать.

- Я могу не узнать, как бишь его?

- Старшего городового. Не волнуйся, не ошибешься. В случае чего, получишь наводку. Ведь мы рядом.

В дверь снова постучали, Остап открыл, в комнату вошел аптекарь Либерман и многозначительно посмотрел на Тофика с Петей.

- Теперь, - потер волосатые руки Тофик, - мы вручим тебе наш подарок для городового.

Либерман поставил на стол большую, украшенную ленточками, коробку.

- Что здесь? – с подозрением поинтересовался Борис Петрович.

- Не изволите-с беспокоиться, - захихикал довольный аптекарь. – Обычный торт-с.

- Его я должен передать?..

- Именно-с.

- …И сказать, что от организации «Народное мщение»?

- Дорогой, у нас не «Народное мщение», а «Народная свобода», - недовольно поморщился Тофик. – Знаешь, я передумал, о нас не стоит упоминать. Сердит он очень. Скажи, подарок от Калашникова.

- От знаменитого разработчика оружия? – невольно вырвалось у профессора.

- Какой разработчик?.. Это – лучший кондитер в городе. Запомни дословно: «Савелий Игнатьевич просил передать от всего сердца». И сразу уходи. Уходи, как бы тебя не уговаривали задержаться.

Торт всунули в руки Морозова. Тофик расхохотался:

- Не трясись. Подарок не опасен. Только открывать не стоит.

- Почему?!

- А зачем-с открывать то, что предназначено не вам? – хитро сощурил глазки Либерман.

- Теперь, - Тофик щелкнул крышкой серебряных часов. – Пора, дорогой. Но сперва прими на дорогу.

Он достал из темного шкафа бутылку, налил стакан водки, протянул профессору.

- Я не… Я не… - слабо отнекивался Морозов, прекрасно понимая, чем в такую минуту грозит ему пьяный угар.

- Пей! Станешь смелее. Лучше поймешь, что все в жизни ерунда, кроме собственной главной цели.

Пришлось выпить. После этого Бориса Петровича вывели на улицу.

- Уверен, что он все сделает, как надо? – тихо спросил Петя у Тофика.

- Разве можно быть в чем-то уверенным?

- А если перед нами ломающий комедию агент? Тогда это очень опытный агент.

- Не думаю, - задумчиво промолвил Тофик. – Возможно, в дом Авдотьи он, и правда, попал случайно.

- Каким образом? По воздуху прилетел? Или ты думаешь, он не врал? И впрямь явился из будущего?..

- Может быть.

- Тогда его надо вернуть!

- Зачем?

- Это же находка! Мы могли бы столько всего узнать.

- А надо ли?

- Но ведь это же наше будущее!

- Окажется ли оно таким уж счастливым?

- Сомневаешься?

- Мы с тобой его приближаем. А мы не идеальны.

- Интересный поворот. Тогда зачем мы рискуем?

- Затем, что обратно повернуть уже не сможем. Есть мечта, и отказаться от нее для каждого из нас равносильно самоубийству. Но, довольно, дорогой. Не упускаем его из виду. Главное, чтобы он куда-нибудь не свернул…

 

На какое-то время водка придала Морозову храбрости. Первый переулок он миновал относительно спокойно: перед ним открылась широкая улица.

И тут его затрясло. Борис Петрович не мог вспомнить ни названия улицы, ни того переулка, где следовало поворачивать. Он завертел головой… «Куда?! Куда?». Проклятый торт жег руки. Что если бомба (а то, что там бомба, он не сомневался!) взорвется прямо сейчас? Правда, Либерман был предельно циничен: мол, главное сам не открывай. Но…

Страхи чередовались, им не было конца. «Оставить бы этот «подарок» где-нибудь в кустах и убежать!»

Профессор огляделся: невысокие дома показались страшной гвардией, преграждающей путь к отступлению. Его «пасут», не отпускают ни на мгновение.

Кто следит?!

Вон куда-то спешит статный мужчина, похожий на чиновника. Вон проплывает светловолосая красавица, она вообще не обращает ни на что внимания («Не обращает?»), вон что-то бурно обсуждают двое немолодых людей…

Профессора точно парализовало. Он не дойдет до места, сил не хватит!

И тут какая-то рожа высунулась из-за угла соседнего дома, показав пальцем, куда следует держать путь. Они здесь!.. И веселый кавказец, готовый прирезать тебя при первой же возможности, и студент Петя с лицом и повадками киллера, и милейший аптекарь Либерман с хитрющим прищуром, и белокурый гимназистик, мечтающий о слиянии обоих полов в единое целое.

Морозов решил, что у него единственная возможность выжить: передать торт городовому, которого он никогда не видел («Пес ним!»), и бежать! Бежать, несмотря на возраст и отдышку!

Затем отыскать кротовую нору и вернуться в свою маленькую лабораторию.

С трудом передвигая ноги, профессор все-таки проплелся по кварталу и увидел узкий переулок. Он уже слышал, как невдалеке плещется вода. Пройдя немного вперед, действительно увидел реку. И опять какая-то темная личность навела указующий перст:

«Тебе туда».

Борис Петрович сразу заметил осанистого человека в светлой льняной, подпоясанной затяжным ремнем гимнастерке, и двинулся к нему. Он должен что-то сказать… «Торт… От кого этот торт? От Савелия Игнатьевича или Игнатия Савельевича?.. Пес с ним, с именем! Отдам торт, мол, лично от меня, и исчезну!»

Он не помнил, как приблизился к реке. Городовой, спокойно шел ему навстречу. На вид мужчине было сорок с небольшим; русское, с правильными чертами лицо и красивая, окладистая борода; он что-то тихонько напевал, а потом прерывался, отвечая вежливым кивком на приветствия проходивших мимо горожан.

Точно заколдованный сатанинской силой, Морозов приблизился, думал было протянуть торт, но остановился. Городовой с удивлением взглянул на него:

- У вас что-то стряслось, сударь?

- Я… Видите ли…

Вроде бы, что ему этот человек из далекого прошлого? Ведь в реальное время жизни Бориса Петровича и кости того уже давно сгнили. Но почему в чужом времени он – мирный ученый −  должен стать убийцей?

А как же Грибов?!

«Я не убивал его! Просто вытолкнул в другой мир, где, возможно, он будет более счастлив. Ладно, пусть я совершил одно преступление, неужели совершу другое? Неужели восьмерых детей оставлю сиротами?.. Я не чудовище!  Да, но как же моя собственная жизнь?…»

И тут будто молния поразила его: Тофик со своей группой не оставит свидетеля в живых. Как не крути – итог будет один.

- Кто вы? – настойчиво  спрашивал старший городовой.

- Профессор Морозов Борис Петрович.

- Что вам угодно, уважаемый господин профессор?

- Торт…

- Торт? Мне? От кого? А, догадался! Калашников Савелий Игнатьевич грозился угостить мою семью новым творением. Спасибо ему, большое спасибо. А вы, выходит, его знакомый?

- Нет… торт  от «Народной свободы», - еле выдавил из себя Морозов.

Лицо городового мгновенно потемнело, он напрягся:

- Аккуратно положите его.

- Они следят за мной…

- Не бойтесь. Кладите торт и уходите.

Но случилось то, чего не ожидал даже прошедший серьезную военную подготовку городовой. Прогуливающийся неподалеку франт вдруг выхватил револьвер и выстрелил в Морозова. Профессор еще успел заметить, как последовал ответный выстрел со стороны городового…

Убил ли тот «франта» или нет?.. Все окружающее Бориса Петровича исчезло, осталась лишь бесконечная боль, которую сменили холод и тишина…

 

Скачать роман полностью можно по ссылке:

http://shop.club-neformat.com/04/infinitum/

 



 

 

 

 

 

«Инфинитум», глава

«Знать или не знать?..»

    Герои романа, блуждая по лабиринтам времен и пространств, оказались в зале, где, как они совершенно случайно догадались, можно узнать будущее. Андрей Кубенский решил рискнуть, хотя Гарри Грибов его пытался отговорить…

 

− Пойми, есть священные тайны, − продолжал настаивать на своем Грибов.

− Врачебная тайна когда-то тоже была священна, потом почему-то пришли к мысли, или кто-то внушил мысль, что человека, обреченного на скорую смерть следует осведомить, сколько ему осталось. И врачи стали говорить. И человек стал готовиться:  завершать земные дела. А иногда, узнав о неизлечимой болезни, он мобилизуется и чудесным образом, наперекор диагнозу, выздоравливает. Это лучше, чем смиряться с эвтаназией. Человеку должно быть известно, что его ожидает, чтобы включить механизмы собственного спасения, чтобы избежать того, что его не устраивает по сценарию, написанному кем-то. И он непременно будет знать. Научится.

− Блестяще, Андрей! Браво! Будто, в Политехе с кафедры выступаешь! – зааплодировал Северянин. А Грибов промолчал и только скептически покачал головой.

− И кто, как не я, ученый, должен открыть теорию будущности и возможность ее практического применения.

Кубенский вошел в азарт. Никакие юркие, настороженные мысли, призывавшие к благоразумию, не могли его остановить – он изгнал их всех, до последней, и исполнился непоколебимой решимости – знать!

Сосредоточился и подумал о себе, Кубенском Андрее, русском ученом…

 

От большой пластины потянулись лучи, и в белом, пронизанном золотистыми искрами свете, возникла комната. Послышался шум, смех, звон бокалов. В проеме двери появился Андрей, держащий в объятиях девушку на уровне своих губ, чтобы целуя ее, двигаться к кровати.

Он осторожно, придерживая за голову, положил ее, проворно раздел, в чем девушка, не открывая глаз, помогла ему.

− Э!.. Да!.. Вот это я понимаю – будущее, − не выдержал Северянин. – Есть к чему стремиться.

Андрею стало неловко, и в то же время он смотрел на себя как бы со стороны. Однако все чувствовал, хотя не столь ярко, будь то в реальности.

Девушка отдавалась самозабвенно, и уже находилась на грани бессознательного блаженства. Андрей глубоко дышал, иногда из приоткрывавшихся губ вырывался тихий стон. Чтобы продлить удовольствие, он приподнялся, сел на колени, закрыл лицо руками и перевел дыхание. Отвел руки, взглянул затуманенными глазами на нее, то мечущуюся, то замирающую, и несколькими движениями заставил ее изогнуться, оторваться от кровати, закричать и оборвать крик, чтобы прошептать его имя.

Андрей чувствовал, что любил ее. Наверное, такова и есть любовь к женщине, потому что раньше он не испытывал ничего подобного.

Они лежали, прижавшись друг к другу. Он пошевелился.

− Опять уходишь? – прошептала она.

− Да.

− Останься!

Лика, ты же знаешь, меня ждут в лаборатории. Мне надо еще много успеть до отъезда.

− Но я не хочу, чтобы ты уходил.

− Вот заберу тебя в Швейцарию, тогда все время будем вместе.

Она приподнялась на локте:

− Никогда не думала, что буду жить в Швейцарии. Забавно!

Встала, накинула на себя что-то коротенькое кружевное, он подошел сзади, обнял ее, и они невольно залюбовались собственным отражением в зеркале: подняв руки, она обхватила Андрея за шею; его крепкие плечи и торс подчеркивали ее хрупкость.

Около входной двери Лика прижалась к нему, не желая отпускать. Все целовала, шептала нежности.

 

* * *

Было уже утро следующего дня, когда за Кубенским задвинулись двери лаборатории.  Андрей взглянул на часы и поспешил в Столешников переулок; остановился у ювелирного бутика, отыскивая взглядом кафе, в котором  договорился позавтракать с одним приятелем.  Боковым зрением отчего-то отметил, что в ювелирный вошел мужчина из тех, кто вряд ли что-то там может купить. Но тут же, напротив, увидел своего знакомого, махавшего ему рукой. Кубенский  сделал шаг и, откуда ни возьмись,  на него набросилось сразу несколько парней: двое  повисли на его ногах,  двое – на руках, а тот, что зашел в ювелирный, обхватил за шею; щелкнули наручники.

Андрей вскрикнул от удивления, боли и стал требовать разъяснений, но его подхватили, и в мгновение ока он оказался лежащим на коленях парней, втиснувшихся на заднее сиденье легковой машины. На угрозу Кубенского обратиться в полицию, его попросили немного подождать.

Ворота Петровки открылись перед легковушкой. Один парень освободил руку Андрея от наручника, и сам приковался к нему. С таким «якорем», как назвал охранника Кубенский, его ввели в кабинет какого-то начальника.

− Я не понимаю, что все это значит? Я…

− Андрей Александрович, − спокойно перебил тот, − и, обратившись к «якорю», бросил: − Свободен. – Потом вновь Андрею: − Вы задержаны по  подозрению в убийстве гражданки Балакиной Лики Вадимовны.

− Что?! – вскричал Андрей.

Начальник спокойно, обыденно, повторил.

− Лика? Вы хотите сказать, что Лика?.. Да нет, этого не может быть! Это ошибка. Я был вчера у нее и…

− И?.. – подбодрил его начальник.

− И… ничего. Поехал в лабораторию. Она осталась дома. Дайте я позвоню ей.

Начальник вздохнул от «недоходчивости» очередного фигуранта,  открыл папку, вынул снимки и  бросил на стол перед Андреем. Он взглянул: Лика лежала на полу, под ее левой грудью торчала рукоятка ножа.

Лицо Андрея побелело. Он покачнулся на стуле.

− Это… правда?

− Вы же сами видите.

− Но этого не может быть! Я не верю! Кому надо было ее убивать?!

− Вот в этом я и хочу разобраться, Андрей Александрович, причем с вашей помощью.

Андрей закрыл лицо руками. Он отдавал себе отчет, что с ним не шутят, но не мог найти внутри себя осознание того, что Лики больше нет. Не мог! Он всхлипнул, но как бы внешне, внутри все еще молчало, отказываясь понимать.

− Но зачем надо было хватать на меня на улице? Я же не…

− Вы, Андрей Александрович, ученый, человек неординарный и ваши поступки сложно предугадать. Мы действовали по простой схеме, чтобы не терять время. Ведь на ноже ваши отпечатки пальцев.

− Вы понимаете, что вы говорите: будто я убил Лику? Зачем? Господи, зачем? Мы собирались пожениться и уехать в Швейцарию. Я люблю ее!

− И давно?

− Что?

− Любите.

Кубенский задумался.

− Мы познакомились чуть более полугода назад.

− А до этого?

− До этого я не знал ее. Странный вопрос.

− Но ведь Лика Балакина жила и до момента вашего знакомства, то есть, я имею в виду – у нее был свой круг знакомых и, несомненно, близкий ей мужчина.

Андрей опять задумался. Да-да, вначале его очень удивило, что такая девушка без парня. Он ее ни о чем не расспрашивал, потому что она не исчезала неожиданно, не торопилась куда-то, не разговаривала намеками по телефону, не вздрагивала от каждого звонка. Но тем не менее кто-то когда-то у нее был.

− Вам этот нож знаком? – начальник вынул из ящика стола нож в прозрачном пакете.

Андрей посмотрел:

− Это… − голос сорвался, – им… Лику?

− Да. Так вам знаком этот нож?

− Наверное. Во всяком случае, у Лики был похожий. Она мне сказала, что купила его, потому что как-то в подъезде на нее напал маньяк. Хорошо, из лифта вышел сосед, и тот сбежал.

− А где хранила Балакина нож?

− Не знаю. Впрочем, не так давно я нашел его в салоне своей машины. Решил, что Лика выронила его из сумки. Встретившись с ней, я отдал нож.

− Андрей Александрович, − неожиданно приятным, каким-то домашним, задушевным голосом произнес начальник, − я хочу дать вам совет: не стоит отпираться. Камерами наружного наблюдения зафиксировано, что на момент убийства вы были у Балакиной. Кстати, после вашего ухода они были сломаны. Отпечатки ваших пальцев обнаружены на ноже и, полагаю, вскоре медэксперты представят еще одно небезынтересное заключение. Поэтому лучше сразу признаться, что в пылу неожиданно вспыхнувшей ссоры, причиной которой могла послужить ревность, вы убили Балакину. Нервы не выдержали. Бывает.

− Нет-нет, это невозможно!

− Если не вы, то кто? В тот вечер у Балакиной никого больше не было.

«То кто?!» − мысленно воскликнул Андрей из настоящего и будущего.

 

* * *

Когда, наконец, прощальный поцелуй был окончен, Андрей шагнул к лифту, но обернулся и глянул на Лику в коротеньком кружевном неглиже в проеме двери. Она послала воздушный поцелуй, он вошел в кабинку.

Пребывая в блаженно-расслабленном состоянии, Лика слонялась по квартире: налила полбокала шампанского, схватила конфетку, упала на диван.

«Все к черту! Уеду! Разве это апартаменты достойные меня? Лачужка трехкомнатная, а он еще!.. Да и район, стыдно говорить, когда спрашивают, где живу. А тут Швейцария! Муж – знаменитый ученый. Ух!.. Это же реноме, престиж».

Звонок по сотовому прервал ее глубоко личные размышления. При взгляде на дисплей, где появилось «Бляхерев», на переносице Лике обозначилась морщинка. Но тем не менее ответила приветливо:

− Да, слушаю!

− Как ты?

− Нормально.

− Пустишь в гости?

− Ой… только не сейчас.

− Именно сейчас, − рассмеялся незваный гость и тихо, ласково добавил: – Лика, девочка…

Она задумалась.

− Нет.

− Да! Посмотри на монитор камеры, я уже у двери.

− Фу ты! – вырвалось невольно. – Ты как всегда!

Она запахнулась в свое неглиже, насколько удалось, и, постукивая каблучками, пошла открывать.

− Ну и? –  воскликнула с кокетливым недоумением.

− Лика, все, что случилось, было глупостью. Сам не знаю, с чего я к тебе привязался. Ну вот приревновал! – с порога начал Бляхерев.

− А ревновать было не к кому! Ненормальный! Позвонить мне средь бела дня и, услышав посторонние мужские голоса, причем не один голос, а именно голоса, − придраться, что я веселюсь с мужчинами, а потом, когда я звонила: сбрасывать вызов.

− Хватит, любимая! – попытался он обнять ее. − Прости!

− Ты бы еще через год пришел, а я бы тебя ждала.

− Значит, правда? Другой появился?

Лика смерила его свирепеющим взглядом. «Да пошел ты!», повернулась на каблучках  и зацокала  в гостиную.

− Променяла! А ведь как красиво говорила, что любишь. Лиса! – Бляхерев последовал за ней.

− И любила! Сам виноват!

− Лика, маленькая моя…

Ее спина выпрямилась, голова вздернулась, она повела плечом:

− Какой мне смысл оставаться здесь с тобой? Ну что у нас за жизнь будет? Была любовь, не скрою, но прошла. Появилось нечто большее.

− Перспектива швейцарской жизни!

− Как ты, однако, осведомлен. Да, швейцарской. Надоело мне все тут.

− И я?

Она покачала головой, скептически кривя губы.

− И ты! Что ты можешь мне дать? Какое реноме? Кто ты? Ну есть у тебя деньги, но и скуп ты, вот что за квартиру мне купил?

− А говорила…

− А что оставалось делать? Стукнуть тебя кулаком по лбу, чтобы сообразил: такой женщине, как я, позорно предлагать подобное. И что ожидает меня с тобой в будущем?  Жизнь-прозябание: однообразные поездки по курортам, вечера в компании с такими же дикарями, как ты,  общение с купленными деятелями культуры, которые жрут на твоих фуршетах и презирают тебя;  а с ним – это другой мир. Понимаешь,  другой. На миллион порядков выше.

Бляхерев налился гневом до краев, но сдерживался, продолжал пытать ее вопросами, получая жесткие, циничные ответы.

«Сука! Сука!.. …от курва!»

Его раздирало от ненависти, обиды. «Тварь!» Какой-нибудь другой кукле он бы дал в морду и забил на нее, а Лику – любил. И пришел, все еще надеясь, что обманывается, хотя знал, что нет. Иначе бы не подбрасывал нож в машину швейцарца ученого.

Бляхерев на секунду вышел в прихожую. Надел перчатки, вынул из ликиной сумки нож.

− А я тебя прямо сей миг отправлю в место, еще получше Швейцарии, такое чудное, что и захочешь, а назад не вернешься, − проговорил и правой рукой сделал быстрое движение.  Лика, словно поперхнувшись, замерла и упала на пол.

Она отошла не сразу, он еще успел ей сказать, а она смогла услышать: «Тварь! Сдохнешь сейчас, − вот и вся Швейцария».

 

* * *

То, что Андрей понимал как жизнь, превратилось в кошмар:  нескончаемые допросы и повсеместная жажда унизить его, идущая ото всех. Адвокат, нанятый матерью, передал ее слова: она сделает невозможное, чтобы спасти его, и просит, заклинает только об одном – держаться! Но с каждым днем Андрей все более начинал пугаться самого себя: внутри вскипало так, что, казалось, – больше не выдержит. Камера, лязг ключей, оскорбительные правила содержания подследственных. Мыться разрешали раз в десять дней. Ему, привыкшему, подобно дельфину, к воде, это было самым страшным наказанием. Его наказывали, еще не доказав вины. Малейшее сопротивление грубости охранников, конвоиров – избивали дубинками так, что прерывалось дыхание и пропадало зрение.

Ложь громоздили на ложь, и всей этой массой стремились раздавить его как можно скорее, чтобы взяться за следующего: проплаченного кем-то или неугодного кому-то. Андрей оказался не из слабых.  Думали: ученый − хиляк, ну накаченный, да только для тюрьмы этого мало. Чтобы в ней остаться человеком, нужно иметь сильный, несклоняемый дух; уметь «жить одному на льдине».

Андрей же, несмотря на, казалось бы, благословение свыше: уже в пятом классе он точно знал, чем будет заниматься, а в седьмом посещал лекции в МГУ,  − прошел школу мужества. Не так-то легко сконцентрироваться в огромной аудитории, когда вокруг – сплошь юные таланты, и в отведенное время решить, доказать, то, что требовало задание на одной из множеств олимпиад лучших математиков, физиков; не дрогнуть под давлением авторитетов, утверждавших обратное тому, что утверждал он. Андрей всегда выходил победителем, потому что аргументировал свои идеи, потому что знал с кем и о чем он говорит. А тут… с кем сражаться? Кого убеждать? Следователя? Которому как-то все равно. Он слушает, кивает и повторяет вновь: «У гражданки Балакиной была обнаружена ваша сперма, на ноже – ваши отпечатки…»

«Я не убивал! Я люблю Лику!» – привыкшие ко всему и оттого равнодушные стены поглощали его крик.

Андрей был не в состоянии постигнуть, что Лики больше нет. В первое посещение адвоката он спросил того, неужели это правда? Она снилась ему, и во сне он улыбался, понимая, что его все обманывают, вот она Лика – живая! Но едва эта мысль прояснялась, как тут же мозг прорезала другая – она умерла! Он просыпался. Осознавал, где находится и еле сдерживал приступ бешенства, чтобы  не броситься на эти стены, не пробить их, не вырваться на воздух… Господи, какая эта роскошь – свежий воздух!

Адвокат сразу сказал: дело трудное. Но есть надежда! Вот за эту надежду и платила Ольга, не считаясь ни с чем. Поступали письма из ЦЕРНа, в которых крупные ученые ручались за своего сотрудника и просили разобраться в деле, не сомневаясь, что «г-н Кубенский стал жертвой обстоятельств». Студенты МГУ организовали митинг в поддержку Андрея. У российского посольства в Берне его коллеги тоже вышли с плакатами и требовали освобождения молодого ученого. Всколыхнулись СМИ, но как всегда: пятьдесят на пятьдесят − и нашим и вашим. За него боролись, пытались не отдать бездушной машине «правосудия», впрочем, так ли уж она бездушна: деньги-то любит, значит, душонка какая ни какая есть.

Но все это творилось там... а Андрей сидел в следственном изоляторе Матросская тишина и думал, что он искал кротовые норы, чтобы по ним перейти в другие измерения, а его без всяких wormholes на автозаке доставили в измерение уничижения личности, − не справедливого наказания, − а именно уничижения, подлого, безграничного. Он вспылил, он не привык не отвечать на удар, его избили и отправили в одиночку.

 

В камерах изолятора, расположенных полукругом, было тихо. Все спали. И вдруг раздался шум, приказные окрики, дикие вопли, всхлипывания, мольбы. Подследственные повскакивали; догадались: привезли каких-то малолеток и издеваются над ними. Били беспощадно, беспрерывно слышались мерзостные звуки ударов дубинок по человеческому телу и стоны мальчишек. Мгновение − и всех заключенных охватила ярость: начали колотить по дверям, материться, на чем свет стоит, кричать, чтобы оставили пацанов. Андрей тоже подлетел к двери, что-то произошло с его сознанием, он вдруг ясно понял, что ему, во что бы то ни стало, надо выбить эту проклятую дверь. Все зло в ней. Она отгораживает его от мира, от воздуха. Она – олицетворение могущества тех, кто упрятал его за нее. Он должен выйти! В конце концов – это дело мужчины  добиваться своей свободы самому, в открытом бою, а не через  крючкотворство в юриспруденции. Словно чей-то дух ворвался в него. Он тяжело задышал, зарычал от злости, заорал, чтобы отстали от малолеток, и стал бить в дверь. Та оставалась невозмутимой. Тогда сильным точным ударом Андрей высадил окно «кормушки», ухватился за ее края, потянул на себя, отскочил назад, оттолкнулся от стены, подпрыгнул и двумя ногами ударил в дверь. Он бил как заведенный, не чувствуя ни боли, ни усталости, не замечая крови на руках от искореженных краев «кормушки». Дверная коробка начала поддаваться, стала крошиться стена, штыри креплений задвигались. «Еще немного!» Охранники всполошились, притащили брандспойт. «Еще немного!» Андрей напрягся и вдруг… точно из горла чудовищного змея, из «кормушки» изверглась мощнейшая в пятнадцать атмосфер струя воды.  Было ощущение, что его огрели по ребрам железным ломом. Струя сбила его с ног и катала по полу, ударяя о стены, сдирая кожу. Он кричал, ругался такими словами, которых не знал и не слышал, рыдал от собственной беспомощности. Наконец, воду перекрыли. Мокрый, в кровоподтеках он лежал, содрогаясь от боли.

 

Физически его размазали по полу, затушили, как вспыхнувшее пламя, но в душе − протест примитивный, без каких-либо идеологических подтекстов только разгорелся. Андрей стал дерзить: взглядом, движением плеч, ухмылкой. Охранников это раздражало. Ведь у них одна установка – дави, чтобы глаза у подследственного были, как у барана, чтобы трясся, как холуй.

Следователь всеми силами старался закончить дело и передать в суд. От Кубенского ждали только одного – признания вины. И тогда – следственный эксперимент, заснятый на камеру: где стоял, как ударил и, − собственно, все. Кубенский ушел в несознанку. Следователь ему втолковывал, что признание и раскаяние будут ему же во благо. Суд учтет, дадут меньше, лет пять строгого режима, потом переведут на поселение.

Андрей посмотрел этому молодому мужчине глаза в глаза:

− Я не понимаю, зачем вы предлагаете мне солгать: признаться в убийстве, которого я не совершал?

− А я не понимаю, почему при наличии неопровержимых улик, вы не желаете признаваться в содеянном? − Он вздохнул, потер шею. − Все уже устали от вас.

 

* * *

Адвокат и через него мама советовали Андрею обратиться с просьбой о суде с участием присяжных заседателей. Ольга верила, что найдет в них людей. Когда те входили в зал, она сердцем пыталась понять, что ждать от них ее мальчику, посаженному, точно дикому зверю, в клетку. Ее мальчику, увидев которого, она испугалась тому, что это он. Андрей, напротив, не узнал ее. «Кто эта женщина, не сводящая с него глаз? Мама?!»  Эта худенькая, почти прозрачная женщина с изможденным лицом? Но во всем мире только она, которую он шутя переносил на одной руке через лужи,  могла защитить его.

А потом начался фарс, который упоенно исполняла прокурорша с покрывающимися пеной от благородного негодования губами, перечисляющая улики: половой акт, сперма, ревность, нож. В числе потерпевших оказался некий Бляхерев, представившийся женихом Лики Балакиной и уверявший, что подсудимый чуть ли не изнасиловал его невесту,  указывая при этом на синяк, обнаруженный на ее колене.

Адвокат пытался прояснить фигуру Бляхерева, но у того было алиби – видеозапись пребывания в кафе с приятелями как раз на момент убийства. Андрей говорил адвокату, что тут мог быть задействован двойник, но установить этого не удалось, так как были задействованы деньги.

Адвокат выступил. Присяжные удалились в совещательную комнату. Ольга подошла к клетке:

− Ан… − начала бодро, не выдержала и сошла на сдавленный шепот, − Андрюша…

− Мама, – их  пальцы сплелись на решетке. Охранники отвернулись.

– Все будет хорошо. Присяжные ведь люди, они поняли, что ты не мог убить Лику. Что дело надо расследовать вновь. Все будет хорошо. Потерпи еще немного. Вот сейчас они выйдут…

Тетка, старшина присяжных заседателей, тряся нарумяненными щеками и невероятных размеров грудями, зачитала решение суда присяжных: «Признать виновным и не заслуживающим снисхождения».  И надежда, которая умирает последней, – умерла.

Судья согласился с требованием прокурора – пятнадцать лет строго режима. И несправедливость восторжествовала. «Господи, в который раз!»

Ольга бросилась к клетке: сухим, непослушным языком то неясно лепетала, то чеканила:

− Андрей, ты должен! Слышишь! Я сделаю все. Все!

− Мама, я не выдержу!

− Ради меня! Не сдавайся! Никогда не сдавайся!

− Мама!

− Я буду рядом! Андрейка, всегда рядом. Я… − конвой стал оттеснять ее, − я за тобой…  Сделаю все! Обращусь в Страсбургский суд. Твои ребята из центра будут продолжать бороться за тебя. Они знают: ты не виновен. Андрюшенька… − ее оттолкнули, Кубенского вывели из клетки, − … Андрюшенька… − не выдержала мать, зарыдала в голос. Адвокат обхватил ее за плечи.

Андрей бросил на маму последний взгляд…

 

* * *

Осознание того, что произошло, мгновениями было до невероятности четким,  и тогда охватывала безысходность; потом все затягивалось туманом, и Андрей плохо воспринимал действительность. А когда однажды окончательно пришел в себя… то, по мнению неусыпного начальства, поведения стал предерзостного и за нарушение режима был отправлен в изолятор,  − камеру, находящуюся на пять метров ниже уровня Яузы, с постоянной температурой в четыре градуса. Стены камеры были покрыты «шубой» (1), на одной из них койка – «вертолет»: в десять вечера охранник поворачивает рычаг, она отходит от стены, в шесть утра возвращает в исходное положение. Но спать на ней было все равно невозможно, так как  устроили ее прямо под окном, выходящим в шахту, а под дверью – щель, и по ледяной камере гулял дикий сквозняк.

Всю ночь Андрей пытался согреться: отжимался, приседал, прыгал, бегал на месте. Утром понял, что не выдержит пятнадцати суток на ногах, поэтому объявил голодовку. «Умру – не умру, но раз голодовка, должны выпустить отсюда», − подумал наивный ученый.

«Кормушка» открылась: появилась железная миска и кружка. Кружку с чаем, − название такое у бурды светло-желтого цвета, состоящей на десять процентов из каких-то опилок и на девяносто из раствора брома, − Андрей взял, выпил и… потерял сознание оттого, что согрелся. Свалился на бетонный пол и точно уснул, но только пришел в себя, как затрясся от холода. С трудом поднялся: все вокруг плыло в сине-черном дыму. Но сдаваться не стал: появилась злость, переходящая человеческие представления о ней: «Не будет по-вашему, гады! – и вдруг рассмеялся: − Оказывается, изолятор – это такая тюремная лаборатория, в которой занимаются изобретением перпетуум мобиле. Исходный материал – человек. Ну нет, меня вы в него не превратите!»

Он принялся устраиваться на ночь: сел в угол, надел куртку на голову, сколько смог − натянул на колени, руки прижал к телу, как эмбрион, – не знает зародыш, что лучше бы ему не зарождаться, – и дышал на живот, чтобы хоть чуть-чуть согреться. Потом вставал и смотрел мультики… Фонарь горит всю ночь, − ни дать, ни взять – волшебный фонарь Люмьеров, − отсветы по «шубе» бегают, суетятся преуморительно,  Андрей хохочет. А дальше пошли фильмы на заказ: что пожелает, то и видит.

Выдержал! «На выход!» − раздался голос, которому Кубенский удивился. Медленно сообразил: «Значит, прошло десять суток». Вышел, встал на построение. Его взгляд поймал майор Валеев – царь и бог местного масштаба, – решил, что по-прежнему вызывающий, − тут же было написано постановление: осужденного Кубенского  − в изолятор на пятнадцать суток.

У Андрея ноги едва не подкосились. Все по новой! Кружка кипятка – тепло − провал – пляска святого Витта от холода и морда майора Валеева в «кормушке». «Сожрать бы ее, жирная, да уж больно мерзкая».  И голос его вкрадчивый, мягкий со своеобразным говорком: «Я человек не злой, ты попроси, я тебя амнистирую. Попроси!» Такого сломить, такого унизить Валеев хотел с особой силой, таких еще у него не было: ученый, за границей жил, короче, из другого, недоступного ему мира. И вот случай представился − показать элитному, что он, майор Валеев, захочет, помилует, не захочет – сгноит, в полной его власти жизнь твоя ученая.

А для Андрея вся несправедливость, все, что случилось с ним, воплотилось в роже майора. И на его «попроси» он отвечал своим «иду на вы!» Не мог он просить, это значило признать, что он не свободен в выборе, как ему поступить, что его можно принудить… физически, увы! Но морально! Никогда!! «Это ты просишь, чтобы я тебя попросил!» − читал по серому осунувшемуся лицу заключенного майор.

Кубенский возобновил голодовку: две недели не ел, только пил воду. Потом перешел на сухую. Расхаживал по камере и словно книгу держал в руке: переворачивал страницы и громко читал Есенина. Вдруг поймал себя на явственном ощущении, что он не в камере, а где-то:  ходит и стихи декламирует. На второй день сухой голодовки ночью сидел в углу, грелся, а  на утро не смог встать. Вот тут его охватил ужас!

Человек жив духом, но человек – это еще и тело. Андрей привык владеть своим телом, чувство физического совершенства было ему необходимо. И вдруг он превратился в червяка, ползающего на локтях по бетонному полу, чтобы согреться. Все! Силы ушли. Он лежал и говорил кому-то: «Больше не могу! И главное, зачем все это?» − «Ты преодолеешь, ты станешь другим – более сильным, цельным, ты пройдешь все испытания и выйдешь непобежденным», − отвечал кто-то. − «А зачем? Чтобы любоваться собой точно в зеркале – вот, мол, какой я! Потратить силы не на то, что важно для меня, а просто, чтобы выжить, не в борьбе со стихией, а в борьбе с человекообразными подонками, инквизиторами, цель которых – издеваться над людьми. Велика победа?!» − «А ты попробуй, узнай!»

Андрей застонал от беспомощности. «Надо было попросить Валеева, ведь бумагу о признании моего поражения подписывать не заставит. Просто унизиться. Он амнистирует! – Лицо Кубенского исказила жуткая гримаса: − Но он же псих! Псих, вообразивший, что может давать амнистию. Ну пусть… ладно».

На утро опять: «Попроси!» А у Кубенского губы опять не разжимаются, кривятся, да и только. «Ну, поползай, на симуляцию не купишь!»

Андрей был раздавлен. Понимал, что погиб и мысленно обращался к матери – молил понять, простить. Тут, точно столб света, пролился из окна, смотрящего в шахту, и какая-то мощь вошла в Андрея. Он ощутил: моя воля совершенна, никакая власть, никакая сила ничего не могут с ней сделать.  И через миг, то ли в продолжение прерванной мысли, то ли что-то другое − я волен: жить или не жить. Только в отличие от Гамлета для Андрея вопрос был решен, если бы не мама.

На четвертый день сухой голодовки дверь камеры открылась, вошли несколько. Одни скрутили Андрея в позу «ласточки»: надели наручники на ноги, завели руки за спину, притянули их к ногам, надели наручники на руки, сцепив их с наручниками на ногах, другие – «милосердные» медработники − разжали зубы, вставили в горло шланг и через воронку влили в желудок Кубенкскому из пол-литровой алюминиевой кружки  воду; разбив два яйца, отправили туда же. Акт принудительного кормления был совершен. «Все, парень, твоя голодовка закончилась!»

Из Матросской тишины перевели в пересылочный пункт на Красной Пресне. А там – жизнь бьет ключом! На втором этаже помещались женщины. Записочки летали туда-сюда. Влюблялись не жизнь, а на смерть. Андрея это поразило.

Как-то утром, чуть свет всех разбудил истошный женский крик:

Ваня! Меня увозят! – вопила влюбленная своему дружку, понимая, что не успеет отправить прощальную записочку. – Люблю! И буду любить! Никогда тебя не забуду.

Ваня вскочил, подтянулся и повис на прутьях решетки. Слова рвались из груди, хорошие слова, но оглянулся назад, а там − горящие глаза зэков, и крикнул, что было силы:

− И у меня такая же херня, точь-в-точь.

Зэки грохнули! Андрей впервые со дня заключения рассмеялся.

 

Примечание

 

(1) Специальное рельефное цементное покрытие (вид штукатурки) стен  тюремной камеры. «Шубой» стены покрываются для того, чтобы заключенные не оставляли писем и сообщений

 

Скачать роман полностью можно по  ссылке:

http://shop.club-neformat.com/04/infinitum/