Главы 9-15

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

С утра Надежда начала собираться, даже попросила у Валентины косметику. Та удивилась:

- Ты недавно говорила, что комсомолка не должна пользоваться косметикой?

- Чуть-чуть можно. Сейчас придет товарищ Прошкин…

- Так ты для него стараешься?

- Для себя! – резко ответила Надежда.

Репринцева с улыбкой наблюдала, как неумело красится ее сокурсница. Не выдержала, подошла:

- Давай помогу.

Надежда для вида недовольно наморщила лоб и милостиво согласилась.

Несколько умелых движений – и она похорошела. Другая девушка!

- Тебе бы одежду сменить. Пока мы здесь, сходим в магазин. В Москве такого не купишь.

- В СССР скоро будет все! И любой одежды полно! А пока… наши временные трудности.

- Знаю, - Валентина вдруг устыдилась, что не слишком хорошо в последнее время думала о подруге, обняла ее. – Просто временные трудности. Так сходим? Я помогу выбрать, что надо.

- Нет, - поколебавшись, ответила Надежда. Ее обуял страх от осознания того, что буржуазная жизнь не так уж плоха.

- Как хочешь!

Лицо Репринцевой вновь сделалось озабоченным. Она сказала, что спустится вниз, еще раз позвонит родителям. Какой же потерянной она выглядела! И Надежда почувствовала, как ее прежняя нелюбовь к подруге сменяется жалостью. «Никакая Валентина не задаваха. Добрая, хорошая девчонка. Красивая, удачливая. Но чему завидовать? Удача скоро отвернется от нее! Что с ней сделают в подвалах Лубянки! Страшно подумать!»

Надежде захотелось броситься подруге на шею, обнять, расцеловать ее. Как только она сдержалась…

- Я пойду.

- Куда?    

- Я же сказала: звонить родителям.

(«Не надо звонить!»)

Надежда молча кивнула и быстро отвернулась, чтобы подруга не заметила навернувшихся на глаза слез.

…Кирилл Прошкин появился в назначенное время, ребята уже ждали его и готовились к новой экскурсии. Готовились все кроме Валентины, та отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Прошкин внимательно посмотрел на нее, красивая девушка, только уж слишком отличается от остальных. Манеры, взгляд – нет, это не типичная комсомолка. Скорее – дама из буржуазного интеллигентского общества.

- Она переживает, не может дозвониться домой, - сообщил Давид. – А мы ей говорим – поломка на линии, или что-то с телефоном.

- Не может дозвониться, и что? – Прошкин разыграл  удивление. - Причин может быть несколько.

- И у меня был подобный случай, - продолжал Давид. – Поехали в Горький на съезд юных ленинцев, а родителям не дозвонился. Целых три дня. И тоже сломался телефон.

- Три дня, - деревянным голосом простучал Прошкин. – Раньше чем через три дня увидите своих родных.

Надежда внутренне содрогнулась от такой лжи, но смолчала. Комсомолец обязан быть честным, правда, если дело касается врагов, можно и солгать. Только слишком уж непохожа Валька на врага.

- Куда сегодня пойдем? – тем временем спросил Рустам. – Вроде бы все революционные места города посмотрели.

- Я не показал вам главного, места, где когда-то находился штаб революционных сил. Потом этот дом (в народе его называли «Смольный) сожгли, взорвали по личному распоряжению Деникина.

Смотря на застывшие от напряжения глаза комсомольцев, Прошкин продолжил:

- Вы ведь прекрасно знаете, что некоторое время в нашем городе существовала Советская власть. Но положение ухудшалось, 24 мая 1919 года войска генерала Май-Маевского заняли Белгород. В Старом Осколе находились большие материальные ценности, даже определенная часть золотого запаса. Нельзя было отдавать все это врагу. Коммунисты решили драться до конца, однако враждебные силы в самой партии в лице Троцкого и Бухарина приказали сдать город…

- Шайтаны! – прошептал Рустам, - мало им досталось!

- Не удалось вывести и многие ценности, вновь помешали агенты Антанты Троцкий и Бухарин. И вот 19 сентября красные части покинули город, установился белый террор, который начался, как я уже сказал, со взрыва «Смольного».

- Но коммунисты продолжали бороться? – дрожа от благородного гнева, спросил Давид.

- Еще как! Пускали под откос поезда, убивали членов новой администрации. Однажды на них сделали облаву, подогнали специальную военную часть. А потом публично расстреляли рядом с уничтоженным «Смольным».

Комсомольцы, слушая рассказ Прошкина, готовы были растерзать врагов. И опять: все, кроме Репринцевой. Кирилл прочел это по ее отчужденному лицу, озабоченному совсем иным.

- На место казни героев! – воскликнула Надежда, а за ней и остальные.

- А после у вас выступление перед пионерами Старого Оскола, - продолжал раскрывать культурную программу Прошкин.

- Здесь тоже есть пионеры? – поинтересовалась Валентина.

- Есть. На сегодняшний день их не так много. Но… целых пятнадцать единиц.

- После встречи с нами будет сто пятнадцать! – уверенно заявил Рустам.

- Не хвастай – сказал Давид. – Их еще надо убедить в преимуществах нашей жизни.

- Убедим. Особенно девушек. Джигитов привезем, замуж выдадим.

- Какое замужество? – возмутилась Надежда. – Они еще дети.

- Девочка в 14-15 лет уже не маленький ребенок, а прекрасная женщина, - парировал Рустам. – Джигитов сюда, джигитов! Они проведут экспансию коммунизма.

- О чем вы? – приподнял брови Прошкин. – Никакой экспансии коммунизма нет, есть объективное стремление людей к социальному равенству и бесклассовому обществу. Когда у людей пелена с глаз спадет, сами, без джигитов справимся.

- Правильно! – воскликнул Давид. – Скорее покидаем гостиницу и в путь! В путь!

Валентина наконец дождалась, когда они покинули номер. Никто не уговаривал ее пойти со всеми, не убеждал, не бросал упреков. Давид вроде бы сделал попытку, да Надежда его сразу оборвала, а «деревянный» Прошкин нахмурил брови. Сначала Репринцева обрадовалась, потом призадумалась. Почему они так себя ведут? Как изменилась Надежда! Точно и не она это.

Видение в беседке по-прежнему беспокоило Валентину, она вновь с содроганием подумала об испорченной телефонной связи. Как могла, успокаивала себя, пыталась отвлечься от тяжелых мыслей. И главным «спасителем» был Александр.

Она посмотрела на часы. Он обещал в одиннадцать. Остается сорок минут, как мало и как много!

 

Рядом с Александром остановился черный лимузин, оттуда выскочил… тот самый плешивый преследователь. Горчаков едва успел встать в стойку для отражения удара. Однако плешивый крикнул:

- Не бойтесь. С вами хочет поговорить один человек, мой хозяин. Садитесь, он ждет.

- Нашел дурака! – ответил Александр. – Убирайся! Здесь улица и люди, свидетели!

- Садитесь! – в машине показалось седовласое лицо. Горчаков тот час узнал хозяина автомобиля: руководитель крупнейшего банка в городе Юрий Иванович Еремин.

«Сколько раз меня отстраняли от контактов с этим человеком, а теперь он приглашает сам», - с удовлетворением подумал Александр.

По знаку Еремина он сел рядом с ним на заднее сидение. Плешивый прыгнул вперед, к водителю.

- Вам куда? – величаво поинтересовался банкир.

- В гостиницу «Белогорье»

- Поезжай, куда требует гость, - последовал приказ, и машина сразу сорвалась с места. Горчаков спросил у плешивого:

- Какой я вам гость? И зачем вы следите за мной?

- Приказали, - с откровенным простодушием ответил тот.

- Я приказал, Александр Николаевич, - вновь величаво пропел банкир. – Но Арсения не стоит опасаться, он вам вреда не причинит.

- С какой же целью Арсений следил за мной?

- Необходимо было удостовериться в вашей хватке, наблюдательности.

- Я выдержал испытание?

- Вполне, - вступил Арсений. – Рассекретили меня довольно быстро и так же быстро оторвались. Кстати, а куда вы спрятались?

- В один из домов.

- Я так  и думал.

- Что за испытание я должен был выдержать?

- О вас говорят, как о талантливом журналисте-сыщике, - плавный голос Еремина не позволял усомниться в обратном. – Именно вы ведете дело об убийстве Зинаиды Петровны Федоровской.

- И что?

- Вот, - Еремин протянул пачку банкнот. – Это вам.

- Хотите, чтобы я отказался от расследования? - Горчакову сразу припомнился Либер.

- Ни в коем разе! Вы должны довести это дело до конца. Отыскать преступника и передать его в руки правосудия.

- Причем здесь ваши деньги? Я получаю в редакции неплохую зарплату.

- Зарплата – зарплатой, а дополнительный заработок еще никому не помешал.

- Какой смысл в этом заработке?

- Видите ли, Александр Николаевич, актриса Федоровская была мне дорога. Да, у нее еще были любовники, но я прощал. Старость многое готова простить молодости. Потом поймете, если доживете до моих лет.

- Никогда не поверю, Юрий Иванович, что вы вот так просто бросаетесь деньгами?

- Будете сильнее стараться.

- Я и стараюсь.

- Постоянно отчитываться передо мной.

- Я отчитываюсь перед своим начальством.

- Перед ним, и передо мной.

- Никогда не являлся слугой двух господ.

- Отказываетесь?!

- Не вижу смысла. Вы предлагаете деньги, чтобы я делал то, что и так делаю.

- Пусть это станет вашим дополнительным стимулом. Безо всяких отчетов.

- Мне не требуется дополнительных стимулов. Но если хотите реально помочь, ответьте на некоторые вопросы.

- Спрашивайте.

- Вы сказали о любовниках Зинаиды Петровны. Не назвали бы их имена?

- Я их не знаю.

- Юрий Иванович, с вашими-то возможностями да не узнать?

- Я к этому не стремился, - вздохнул Еремин. – Можете считать меня человеком со странностями, но… по мне было лучше находиться в неведении. И нервы сохранишь, и здоровье.

- Может, у Федоровской не было никого?

- Кто-то имелся, - последовал тяжелый хрип; сейчас рядом с Горчаковым находился не властный человек, держащий в руках половину города, а измученный старик. – Чувствовал я.

- Деньги вы ей давали?

- Давал. Только кто-то помогал ей помимо меня.

Дальше Горчаков спросил то, о чем спрашивал остальных:

- Что она была за женщина? Ее характер? Наклонности?

Еремин задумался, подыскивая нужные слова:

- Иногда она была ласковой, иногда превращалась в фурию. Чаще – второе. Но я очень любил ее и готов был пожертвовать очень многим. Я мог бы даже развестись и жениться на ней. Несколько раз подъезжал к ее дому с букетом роз, собирался сделать предложение. Однако всегда останавливался. Наверное, побеждало благоразумие? Как можно развестись с женщиной, с которой прожил сорок лет?.. И еще, я боялся получить отказ. Извините за откровенность.

- Мне как раз и нужна откровенность. А политикой Зинаида Петровна не занималась?

Густые брови Еремина взметнулись, он непонимающе посмотрел на Горчакова.

- У вас есть причина спросить меня об этом?

- Есть. Убит еще один человек, некий Либер Жан Робертович. А он политик еще тот!

- Какое отношение Либер имел к Федоровской?

- Слуги видели, как однажды он приехал к ней, они заперлись в комнате хозяйки и долго беседовали. А сегодняшней ночью зарезали представителя Рейха Дрекслера.

- Он тоже к ней приезжал?

- Врать не стану, не слышал.

После некоторого очередного размышления Еремин сказал:

- Мы никогда не говорили с ней о политике.

- Ее не интересовало ни положение Российской Империи после добровольного сложения Колчаком диктаторских полномочий, ни наши отношения с СССР, с западными странами, с Рейхом?

Впервые Юрий Иванович улыбнулся, правда, печально:

- Зинаида и политика – вещи несовместимые.

- Какова тогда ваша версия?

- Ограбление?

- Слуги уверяют, ничего не пропало. Вы, случаем, не дарили ей какую-нибудь уникальную драгоценную вещь?

- Попали в точку! Я заказал для нее колье. Но готово оно будет через две недели.

- Выходит дело не в ограблении.

- Если ревность? Очень вероятный мотив.

- Тогда и вы под подозрением?

Горчаков подумал, что банкир начнет оправдываться, доказывать мол, он тут не причем. Нет, Юрий Иванович согласно кивнул:

- Правы, Александр Николаевич.

- Тогда разрешите полюбопытствовать: где вы находились в ночь убийства Федоровской?

- В Белгороде, на важной деловой встрече. Свидетелей – уйма. На следующий день вернулся в Старый Оскол и узнал… Понимаю, убить можно и не своими руками. Но я не убивал Зину! Слишком дорога она была для меня! Правильно говорят: самое прекрасное на свете – женщина. А разные побрякушки на ней – только… побрякушки. Величайшие творения ювелиров созданы для нее. Но они лишь статисты, подтверждающие достоинства главной героини.

Раз я тоже под подозрением, разрешаю перевернуть и мою жизнь. Только отыщите мерзавца!

Горчаков заметил, как глаза грозного банкира увлажнились. Страдания Юрия Ивановича выглядели настолько искренними, что хотелось им верить.

Они уже стояли около «Белогорья». Александр ощутил сильное волнение, мысли смешались, спутались; теперь не только до ума, но и до сердца достучалось душевное состояние Юрия Ивановича.

- Вы отказались от денег, - в голосе Еремина появились прежние величаво-властные нотки. – От иной помощи, надеюсь, не откажитесь? Если нужна какая-то информация?..

- Я обязательно обращусь к вам.

- Вот мой телефон. И еще, Арсений – мой верный помощник всегда к вашим услугам.

Плешивый поклонился и тоже протянул Александру визитку:

- Возьмите. Уверен, понадобится.

Горчаков поблагодарил и попрощался. Около гостиницы продавали розы. Он взял бордовые.

С администратором Александр говорил слегка срывающимся голосом. Даже сам себя не узнавал:

- Мне к Валентине Репринцевой.

- Она предупредила, что вы подойдете. Пятый этаж, номер 511.

Лифт мягко донес его до пятого этажа. Пока Горчаков искал нужный номер, в груди возникло легкое покалывание. Где-то далеко-далеко звучало предупреждение начальника полиции, что Валентина Репринцева может оказаться агентом спецслужб. «Плевать! Агенты тоже люди!»

Он постучал, и когда Валентина распахнула дверь, тихонько присвистнул! Она выглядела даже лучше, чем вчера. Вот уж действительно: самое прекрасное на свете – женщина!

- Проходи, - улыбнулась Валентина. – О, какие цветы!

Он с удовольствием принял приглашение. Уютный двухместный номер, даже беглого взгляда достаточно, чтобы понять – постояльцы живут довольно просто, не жируют.

- Хочешь чаю?

- Не откажусь. А как отреагирует твоя соседка на визит незнакомца?

- Не просто соседка, сокурсница. Ее нет. Она с группой на экскурсии. Организовало ее местное отделение ВКП(б) и комсомол. Мы ведь приехали в вашу страну по их приглашению.

- Собираешься агитировать за коммунизм?

- Собираюсь! – с вызовом бросила Валентина. И тут же как-то виновато оборвала себя. – Не будем о политике. Хотя бы сегодня…

- Не будем, - согласился Горчаков.

Репринцева разлила по стаканам чай:

- А пошли наши ребята к вашему «Смольному», поклониться павшим героям.

Александр промолчал. Для кого-то герои, для него – местные «карлики-убийцы».

- Ваши ребята это сделали зря.

- Почему?

- Не слышала местное поверье?

- Расскажи!

- Подобными визитами можно разбудить души революционеров. Они выходят из своего жуткого пристанища, чтобы вселиться в тела своих поклонников.

- И?..

- Поклонники остаются пленниками зла.

Валентине следовало бы отчитать Александра (сказать такое о борцах за новую жизнь!), но он только пересказывает легенду. И еще… можно ли за светлую идею бороться с помощью убийств и террора?

- И уже пленников не спасти?

- Все в руках самого человека. Пойдем, покажу тебе город, совсем другой Старый Оскол.

 

Надежда и ее спутники остановились перед руинами дома. Прошкин сказал:

- Власть специально их сохранила. Анти-памятник! Так, мол, будет с каждым! Вот до чего дошла ее ненависть к нам!

Надежда положила на руины цветы. Бледные, взволнованные Давид и Рустам застыли в скорбном молчании. Проходящие мимо люди глядели на них кто с подозрением, кто с недоумением, а молодежь – с любопытством и непониманием. Надежда с горечью произнесла:

- Как им забили головы! Хорошо сработала буржуазная пропаганда!

- Слава героям! – негромко произнес Кирилл Прошкин.

- Слава героям! – повторили одновременно Надежда, Давид и Рустам.

Мертвые развалины как будто… ожили, всем показалось, что серые тени встали над капищем красных идолов. Сначала они приняли это за мираж, однако тени направились к ним. Спохватились комсомольцы слишком поздно: тени прорвали оболочку плоти и оказались внутри каждого. Улица, город исчезли. И где они теперь?

…Кирилл увидел себя в маленькой избушке, из окна виднелись ели и сосны. Он в лесу, сидит за небольшим столом, напротив – рыжий, вихрастый паренек.

- Понял задание, Анисим? – строго спросил Прошкин.

- Так точно, товарищ комиссар. Нужно взорвать поезд Курск - Старый Оскол. Только вот закавыка…

- Что такое?!

- Поезд не военный, а гражданский.

- И?..

- Бабы, ребятишки. Да и мужиков жалко. Русские, чай!

- Запомни, у нас больше нет русских. И других наций тоже. Есть мы, пролетарии-коммунисты, а остальные - классовые враги. Так вот: в том поезде - классовые враги.

- Да-а-а? – изумленно протянул Анисим. – Там много нашенских, с завода…

- Они больше не нашенские, поскольку поддержали белых.

- Так… никто никого не поддерживал.

- Все равно враги! Должны были поддержать красных, служить делу мировой революции. Там, Анисим, колеблющиеся. Именно колеблющиеся и безразличные всадили нам нож в спину.

- В поезде моя бывшая теща. Случайно узнал.

- Бывшая, Анисим, бывшая.

- Она тетка что надо. Революции сочувствовала.

- Ты вот что… - после некоторого раздумья произнес комиссар, - ступай пока. А мы покумекаем. Может, ты и прав.

Едва Анисим вышел, как комиссар кликнул еще двоих. Один крупный кавказец с огненным взором выкатывающихся из орбит глазами и орлиным профилем, другой – невысокий, лопоухий, с явными признаками вечного насморка.

- Вот что, ребята, - сказал комиссар. – Поезд тот взорвать надо. Так требует обстановка. Потом эту самую диверсию свалим на беляков.

- Ясно, товарищ комиссар.

- Помните, в каких местах следует заминировать рельсы?

- Не впервой.

- Анисим пойдет с вами.

- Правильно, - обрадовался лопоухий. – Он в нашем деле дока.

- Все гораздо сложнее. Анисим колеблется, неуверен в правильности решений партийных органов. В последний момент может передумать. Своих же и заложит. Так что вы его по дороге того… Лес большой, никто никогда не найдет.

- Он же наш товарищ! – поразился лопоухий.

- А коли продаст? Хочешь у белых в петле болтаться? Или лучше под расстрел? Тебя, еврея, первого пустят в расход.

Озадаченный лопоухий переглянулся с кавказцем и отчеканил:

- Все сделаем как надо, товарищ комиссар.

- Действуйте!

Оставшись один, комиссар устремил взгляд в какую-то невидимую точку. Он смотрел как бы через десятилетия, смотрел на своего почитателя Кирилла Прошкина, прозревая, что между ними теперь вечная неразрывная связь.

 

Давид и Рустам так же переместились в прошлое и увидели, как идут по начинающему желтеть лесу. Впереди шел Анисим, он, сын лесника, прислушивался к каждому шороху, принюхивался к запахам. Такой опытный человек в отряде незаменим, Давиду и Рустаму стало жаль расставаться с ним. Почему комиссар ему не доверяет?

- Нам следует свернуть вправо, - сказал Анисим. – Так ближе и безопаснее.

Они свернули, поскольку доверяли его интуиции, и он им доверял. В этой маленькой группе все доверяли друг другу. Анисим шел и рассуждал:

- Не боись, мужики, сработаем как надо. Я ведь в Первую мировую лучшим подрывником был. Пострадает только последний вагон, там и народа поменьше. И бывшая теща всегда в первом ездить любит.

- Слышь, Анисим, а почему ты пошел в революцию? – спросил Давид.

- Как почему? Землю обещали. Я ведь из крестьян, а когда семья разорилась, батя, Царствие ему Небесное, в лесники подался.

- Ты что про Царствие Небесное, большевик? – возмутился Рустам.

- По привычке. Я тепереча, мужики, Ленину молюсь. Перед портретом его стою, как перед иконой.

- Это другое дело, так большевику можно, - милостиво разрешил Рустам.

Одновременно он дал сигнал Давиду: «Готовься!». Анисим парень здоровый, он с обоими легко справится. Все решит внезапность.

Рустам аккуратно достал нож, но Анисим неожиданно обернулся:

- Слышите? Будто шорох невдалеке… Значит, услышали. Уже и нож у тебя наготове. Тут тебе он не поможет. Револьвер доставай! – и первым вытащил оружие.

У Давида душа ушла в пятки, он решил, что Анисим раскрыл их намерения. К счастью, все обошлось. Еще прошли с десяток метров. Тишина! Их будущая жертва лишь покачала головой: «Почудилось», и все успокоились.

Дело вроде бы уладилось, только вот пистолет Анисим держал наготове. Лес скоро закончится, впереди – железная дорога, уже слышен шум проходящего поезда.

- Братцы, я по малой нужде, - сказал Анисим. И Давиду. – Подержи-ка оружие.

Он встал у дерева к ним спиной совсем безоружный. Однако страх, что в случае даже внезапного нападения Анисим все равно сумеет справиться с ними, настолько сковал Давида, что он сразу выстрелил ему в голову. И еще раз!

 Анисим успел повернуться и взглянуть убийцам в глаза. Он будто спрашивал: за что?

- С ума сошел! – зашипел Рустам. – Выстрелы могли услышать. А так спокойно бы ножичком.

- Что делать?

- Уходить надо.

- А задание? Комиссар не простит. И нас с тобой ждет судьба Анисима. Пойдем к белым, они вздернут.

- Ты прав, - согласился Рустам. – Задание надо выполнить.

Внезапно зашелестели кусты, и к убийцам выскочила худая невзрачная девушка со змеиными губами.

- Не стреляйте, это я! Комиссар велел узнать, как с Анисимом?

- Вот он… - Рустам склонился. – Проклятье, еще жив! Сволочь ты Давид, даже пристрелить не можешь.

И несколькими ударами ножа Рустам довершил дело.

- Минирование дороги проведем завтра, - сообщила девушка. – Поедет крупное начальство. Уходим.

- А с этим что? – Давид показал на труп Анисима.

- Отнесем его подальше в чащу. Там бродят волки, их много развелось, раньше времени нападать стали.

Давид и Рустам снова переглянулись, они были там, в осеннем лесу 1919 года и, одновременно в Старом Осколе в 1937-ом. Как и в случае с Прошкиным, монстры прошлого делали будущих подражателей своей плотью и кровью.

 

Не избежала участи своих товарищей и Надежда: солдаты революции утащили ее в то же самое время в тот самый лес, где она была правой рукой комиссара. Она доложила ему, что задание выполнено, Анисим мертв.

- Товарищ Надя, - сказал комиссар, - после завтрашней операции со взрывом поезда надо уходить и пробиваться к своим на север.

- Думаете, нашему делу хана?

- На некоторое время этот регион для нас потерян. Конечно, придет время, мы вернемся. И не только сюда… 

- Жаль!

- Есть и хорошая новость: в Советской России ты представлена к награде. Но остается одна проблема – аптекарь Кунгурцев. За ним следят. А он знает многих наших. Если его арестуют, что наверняка случится, он не выдержит пыток. И нас перехватят на границе. Выход один…

- Когда?

- Раз мы уходим завтра…

- Понятно, товарищ комиссар, я прямо сейчас отправляюсь в город. Но у аптекаря жена и трое детей.

- Они все нас видели.

Надежда спокойно кивнула. Ей не привыкать убивать детей. Через полчаса она покинула ставку. Она знала, что сможет обмануть патруль, пробраться в город и навестить аптекаря. Недаром ей дали кличку Красная Стерва.

Дойдя до очередной развилки Красная Стерва вдруг подняла голову и подмигнула. Надя поняла, подмигнула именно ей, ведь они стали одним целым.

…Понадобилось время, чтобы все четверо пришли в себя. Они не могли понять: было это или нет? Потом Кирилл просто предложил уйти.

 

Александр и Валентина стояли на высокой горе, обдуваемые ласковыми ветрами. Внизу, словно в огромной чаше, утопал в зелени еще один город – город райских садов. Слева виднелась река, справа пробегала железная дорога, разрезающая громадный зеленый массив на сектора. А вдали, за железной дорогой - новые районы современного города с их типичной суетной жизнью.

- Господи, я и не догадывалась, что Старый Оскол настолько красив! – пробормотала девушка.

Почему советская комсомолка припомнила имя Господа? Да потому что главным украшением открывшейся картины были купола церквей. Начиная с находящегося рядом Успенского храма и дальше, дальше - они повсюду рассыпали сияние, подобно солнечному! От любования им кружилась голова! Хотелось погрузиться в мир Прекрасного, в мир Вечности бытия, где невольно познаешь Истинное, а не временное, наносное.

Она даже не сразу среагировала на слова Горчакова:

- Валя, подойди сюда и посмотри вниз.

- И что?

- Теперь здесь просто бетонные ступени, - стал рассказывать Александр. – Но еще недавно на спуске с горы лежали надгробные плиты с именами монахов. Большевики стянули их сюда с монастырского кладбища, чтобы люди, идущие по спуску, попинали православные святыни. 

Старый Оскол всегда был очень религиозен, в городе – одиннадцать церквей. Правда, некоторые из них коммунисты успели разрушить, извини, не хотел тебя обидеть… Но их восстановили, теперь строят еще два храма, открыли женский монастырь.

Валентина не обиделась, она знала, что разрушение храмов в СССР происходит повсеместно. Ей постоянно говорят, что строят новую жизнь. Но зачем для этого уничтожать красоту?

Они все гуляли по городу, и Горчаков продолжал рассказывать:

- А что за монашество здесь - настоящие подвижники. Они даже прославились на Афоне. Еще в 1840 году туда в Свято-Пантелеимов монастырь пришел русский монах Иоанникий, другой русский монах – Иероним, был там духовником, в пастве его находилась целая тысяча монахов. Конечно же, не за казино, а за истинной верой будущее русского народа. Чем дальше он от веры, тем быстрее бежит к гибели. Я вон и сам и посты не соблюдаю, и грешен бываю сверх меры.

- А можем мы зайти в какой-нибудь храм? – неожиданно спросила Валентина и тут же испугалась своего вопроса. У нее на родине за такое по головке не погладят. Но пока она еще в другой России!

- Без проблем. Приглашаю тебя в Александро-Невский кафедральный собор. Он недалеко.

 

…Едва она вошла, как ощутила, что внутреннее «золото» гораздо ярче внешнего. Чудные песнопения наполнили душу Валентины великой симфонией любви. Пламя свечей было настолько живым, что хотелось к нему прикоснуться. Лики святых взирали на нее с любовью и… печалью. Внутри девушки все кричало: «Вот он, твой мир! Как ты могла его отрицать?»

Она больше не думала ни о перекошенных лицах комсомольцев, которые клеймят ее на собрании за «религиозную ересь», ни о других возможных репрессиях, сделала шаг, еще один и… пала ниц перед Распятием!

Хор пел, приветствуя приход в Мир Истины некогда заблудшей души.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

-…А вот здесь я работаю, - сказал Александр.

Валентина, которая после посещения храма все еще находилась под сильным впечатлением, подошла к табличке с надписью «Оскольские вести».

- Никогда не бывала в буржуазной редакции, - сказала она. - Говорят, у вас женщин не берут на работу?

- Что за глупость? – изумился Горчаков. – У нас в редакции более половины сотрудников женщины.

- Можно посмотреть на твое рабочее место? Окунуться в соответствующую атмосферу?

Александр раздумывал: как поступить? Черкасову вряд ли вдохновит присутствие рядом с ним другой дамы. Как и секретаршу Любочку, и специалиста по светской хронике Ольгу Филимонову. С другой стороны, он должен появиться на работе. А вот если он придет с коллегой из СССР, да еще возьмет у нее интервью…

У дверей секретариата Александр попросил Репринцеву немного подождать, мол, он должен всех подготовить к приходу гостьи. На самом деле он хотел предупредить Любочку, чтобы та вела себя «должным образом». Но все сразу пошло наперекосяк. Секретарша вскочила и закричала:

- Явился, дорогой Дон Жуан!

- Ну что ты несешь!

- Ой-ой-ой! Какие мы скромные!

- Я пришел не один.

- С очередной пассией? Покажи! Сгораю от любопытства.

- Перестань. Она тоже журналист. Из СССР.

- Ты уже спишь с коммунистками?

- Ну это ты зря, - Александр старался превратить все в шутку. – Шефиня пришла? «Хоть бы не пришла! Я бы провел это незапланированное интервью на свой страх и риск».

Ответ секретарши его разочаровал:

- Здесь. И с нетерпением ожидает, пока ты покажешься. А сейчас давай сюда свою красавицу.

Неизвестно, слышала или нет Валентина слова Любочки, но вошла она в комнату с несколько обескураженным видом.

- Привет! – сказала Любочка, бесцеремонно переходя на «ты». – Как тебя зовут, подруга?

- Репринцева Валентина.

- Ну, здравствуй, Репринцева Валентина. А я – Крынская Любовь Васильевна, или просто Люба. В редакции все зовут Любочкой.

- И я так могу вас называть.

- На «ты», пожалуйста.

- Хорошо.

- Девочки, я вас оставлю, а сам к шефине.

- Иди, получай очередную порцию взбучки! – показала ему язык Любочка.

Девушки остались одни, и Люба с интересом спросила:

- Так ты из СССР?

- Да.

- А из какого города?

- Из Москвы.

- Я много раз слышала это название. А где она территориально?

Валентина решила, что Любочка шутит. Нет, не шутила.

- Москва на севере. Ехать от вас шестьсот километров.

- А она больше Старого Оскола?

«Издевается?!».

- Москва - четырехмиллионный город, - терпеливо разъясняла Валентина.

- А у нас только пятьдесят тысяч, - вздохнула секретарша. – И то половина приехала недавно. Вроде бы запасы руды нашли, завод собираются строить. - И безо всякого перехода вдруг добавила. – А ты чего не в красном?

- С какой стати я должна быть в красном? – изумилась Репринцева.

- Но у вас все так ходят. Потому и называют: Красная Россия.

- «Красная Россия» - по другой причине. Идеология в СССР марксистско-ленинская.

- Не вижу связи.

- Эту идеологию еще называют идеологией красных… Как бы тебе объяснить? Красное знамя, красная звезда.

- Индейцы тоже были красными. Я в книжке прочитала, - важно сообщила Любочка.

- Индейцы – это цвет кожи. А у нас он белый, - ответила Валентина и вздохнула, вспомнив, как усиленно Москву разбавляют отнюдь не белые приезжие.

Неизвестно, чем бы закончился нелепый разговор с секретаршей, но в комнату заглянула Ольга Филимонова – крепкая девица лет двадцати семи, с копной вороных волос. Любочка тут же представила ей гостью:

- Познакомься, журналистка из Красной России Валентина Репринцева. А это наша «скандальная хроникерша» Ольга Филимонова.

Ольга не проявила к посланнице СССР никакого интереса, лишь слегка кивнула и спросила секретаршу:

- Шефиня у себя?

- Да. Нас почтил вниманием сам Горчаков.

- Ух, ты! И чего он откопал?

- Вот эту девушку. Хочет взять у нее интервью.

- Интервью? – не на шутку перепугалась Валя. Она не может позволить такое без согласия соответствующих органов.

- Он парень не промах, – усмехнулась Ольга.

- Нет, нет, я не готова дать.

- Дашь, никуда не денешься. Такой любую уговорит.

- Она, между прочим, из самой Москвы, - вставила Любочка.

- И что?

- Говорит, это четырехмиллионный город.

- И что? – лениво повторила Ольга. – Я туда на экскурсию не собираюсь.

Валентина было возмутилась, однако увидела, что Филимонова потеряла к ней даже каплю интереса. Повернувшись к гостье спиной, журналистка повела разговор с секретаршей:

- Слышала, княгиня Волконская родила ребенка? А ее муж известный гомосексуалист, возлюбленный актера Лапина. Любопытно, кто настоящий отец наследника родовитой фамилии?

- А мне на эту Волконскую наплевать. Работала кассиршей в книжном магазине на нашей улице. Чего мне интересоваться детьми кассирш?

- Она же княгиня! – возмущенно бросила Ольга. – Ах, Любочка, как можно не интересоваться жизнью знаменитостей?

- Это вы обо мне? – раздался мужской голос и на пороге возник конопатый вихрастый парень.

- Кому ты нужен? – скучно зевнула Ольга.

- Еще понадоблюсь! И вам и нашей Империи! Слышали новость: убили господина Дрекслера?

- Того, что вчера приходил к нам? – спросила Любочка.

- Его самого.

- Забавный мужичок, - вздохнула секретарша.

- Что в нем забавного? – возмутился конопатый парень. – Он был настоящим героем. А какое дело редакции предлагал!

- Мне он сказал, что я – настоящая карейка, - заявила Любочка.

- Кто?

- В его устах это прозвучало как знак чего-то хорошего.

- Арийка, недотепа ты эдакая! – продолжал кричать парень. – Но он ошибся. Тебе до арийки, как мне до Килиманджаро.

- Ты, наверное, выпил с горя по своему дружку?

- С чего взяла?

- Мы тут о делах, а ты о каком-то жаре?

- Сколько классов закончила, неуч?

- Сколько ни есть – все мои. Пока молодая – гуляю. Стану старухой – пойду доучиваться!

- Слышь, Альберт, - обратилась к нему Ольга. – У княгини Волконской родился ребенок.

- И что?

- Может от Дрекслера?

- Рехнулась?!

- А чего? Напишем? Дрекслер уже не опровергнет, а я рубрику в газете закрою.

Альберт затряс в ярости кулаками. Любочка призвала его к порядку:

- Прекрати хулиганить, козлище! Лучше познакомься с нашей гостьей Валентиной Репринцевой.

Стогов только теперь обратил внимание на Валентину, галантно подошел к ней, поцеловал руку:

- Вы обворожительны, фрау.

-  …Она из Москвы, там живет.

- Что?! – разинул рот обескураженный Альберт. – Я поцеловал руку коммунистке?!

И в панике выскочил!

 

А тем временем Горчаков оказался в кабинете своей начальницы. Черкасова смотрела на него и молчала. Она ждала объяснений.

- Утром ко мне заезжал Корхов. Рассказал об убийстве Дрекслера.

- Знаю, что убили. Дальше?

- Встретил Еремина, того самого…

И он подробно пересказал свою встречу с банкиром. Алевтина усмехнулась:

- Отказался от денег? Зря.

- Ты же мне платишь сносно.

- Заработка можешь лишиться, если не услышу разумного объяснения: что делал дальше? Почему являешься в редакцию, когда рабочий день давно пересек экватор?

- Я встретил интересную девушку.

- Это не новость. Ты постоянно встречаешь интересных девушек.

- Она интересна для редакции. Журналистка из СССР.

Он ожидал, что Черкасова если не запрыгает от радости, то хотя бы скупо похвалит. Но шефиня лишь поморщилась:

- Чем она интересна? Критикует советскую систему?

- Нет. Она комсомолка.

- Ты хочешь, чтобы мы предоставили газетную полосу нашим скучным недругам с Севера?

Горчаков сидел, как в воду опущенный. Он так надеялся… Что если Алевтина его приревновала? Это она только говорит, что не из ревнивых.

- Нам нужно дать первые данные по расследованию смерти Федоровской. Статья должна быть готова завтра, или послезавтра.

- Лучше послезавтра.

- Хорошо. Какова твоя версия?

Александр подумал и сказал:

- Ограбление – вряд ли. Ревность – не верю! Думаю, политика. Не случайно вслед за ней убивают некоторых политических персон. Либер точно был связан с убитой.

- Но, по словам знакомых, Федоровская не интересовалась политикой?

- Слова… Зинаида Петровна была человеком скрытным. Это подтвердили все.

- А со Степановым, который знал Либера, ты встретился?

- Он тогда в театре сбежал от меня.

- Тогда! А после?

- Времени не хватило.

- Зато тебя хватило на прогулки с юной красавицей. Я вас видела, проезжала мимо. Ты был так увлечен милой подругой, что даже не заметил своего главного редактора.

- Думал, она любопытна редакции, - решил настаивать на своем Горчаков. – Не каждый день посещает Старый Оскол комсомолка из Москвы.

- Брось, не считай меня за идиотку! – вконец рассердилась Черкасова. – У нас сейчас слишком много гостей. Мир вновь обезумел и готовится к войне. Посмотри на события в Испании; Гитлер и Муссолини перешли к открытому вмешательству в дела этой страны. Скоро германо-итальянский блок напрямую столкнется с англо-французским. В конфликт втянутся США, СССР, Япония, потому он станет затяжным и разрушительным. Это будет самая страшная война, которую когда-либо знавал мир. И наша задача выжить! А выживем, если останемся нейтралами. В военном отношении нас не так-то просто «лишить нейтралитета», даже в нынешних границах Российская Империя – не какая-то там Бельгия или Голландия. Поэтому «гости» и атакуют нас со всех сторон. А разумный молодой человек, сам в детстве переживший ужасы войны, разгуливает неизвестно с кем, веселится, не думая ни о чем.

- Слишком много гостей, - задумчиво повторил Горчаков. – Следуя такой логике, мы должны сказать спасибо убийце Либера и Дрекслера.

- Не передергивай. Именно у нас в Империи создана уникальная система управления по типу русских земств, и впервые введен закон, когда решение о праве наследования на средства производства переходит в ведение регионов или государства в целом. Мы ударили по власти ростовщического капитала, упразднив процент по кредитам, и национализировали землю. (О необходимости этого писал Сильвио Геззель, известный экономист первой трети ХХ века. Он считал, что владельцы денег должны передавать государству некоторую небольшую сумму, как плату за право пользоваться деньгами государственной эмиссии. При таком положении дел скорость оборота денег увеличивается в 10 и более раз. Эксперимент с идеями Гезелля провели в небольшом австрийском городе Вергль, где он показал неплохие результаты, но, благодаря действиям мирового финансового капитала был свернут, а имя выдающегося финансиста забыто. – прим. авт.). Скоро мы станем райским местом, как тут не позавидовать!

- Старый Оскол точно станет! Особенно когда в нем появилось казино.

- Пусть иностранцы играют в казино,  таким образом, обогащая нас. Но шпионить, втягивать горожан в авантюры. О, нет! 

- Ты права во всем, кроме одного: убиты люди. Даже если они и вели против нас преступную игру... преступлением справедливость не восстановишь. Сколько еще смертей случится? Утром, проснувшись, первым делом задам себе вопрос: сегодня никого не убили?

Черкасова безразлично пожала плечами и поменяла тему:

- Тебе Корхов тоже сказал, что сюда приезжают работники спецслужб?

- Сказал. И боится, что они вмешаются в его епархию.

- Обязательно вмешаются. Думаю, они уже здесь. Белгород недалеко. Будь готов к возможному разговору.

- Причем тут я?

- Ты занимаешься расследованием убийств. Пусть от газеты, но ведь занимаешься.

«Не было печали!» - подумал Горчаков.

- Договариваемся так: завтра вечером – материал. Все твои предварительные выводы.

- Пока только соображения.

- Читатель ждать не может. Поделишься предположениями.

- Как отреагирует полиция?

- Это только предположения. Будешь не с красавицами гулять, а еще раз пройдешься по своим клиентам.

«А Валентина послезавтра уезжает!»

Черкасова посмотрела так, что Александр поежился. Она читала его мысли, улавливала изменения в настроении.

- Мы возьмем у твоей москвички интервью, - неожиданно заявила Алевтина. – Но не радуйся, не ты с ней будешь беседовать.

- Неужели решила сама?..

- Зачем? Дадим ей кого попроще. Ольгу Филимонову.

- Это слишком уж просто.

- Если она действительно обычная комсомолка, то «неправильный» ответ на каверзный вопрос может стоить ей свободы. У коммунистов – шаг вправо, шаг влево – расстрел.

- Но Ольга?..

- Ольга спросит ее о любимой кошке Любови Орловой или о собаках Ильинского. На другое ее интеллекта не хватит.

- Будь по-твоему.

- Конечно, по-моему, - самодовольно расхохоталась Алевтина, - я и главный редактор и хозяйка газеты. Дождись окончания интервью, проводи ее до гостиницы, и – за дело!

У Горчакова возникла новая идея: он предложит Валентине поучаствовать в его расследовании. В конце концов, как он его ведет – никого не касается. Важен результат.

 

Когда покинули редакцию, Репринцева с некоторым недоумением произнесла:

- Ужасно глупое интервью.

(«Догадываюсь!»)

- Хочешь, угадаю, о чем она спросила, «Как зовут любимую кошку Орловой?».

- Не совсем, хотя фамилия Орловой звучала, - удивленно ответила Валентина. – Она пыталась выяснить: ребенок у Орловой от Александрова (известный советский режиссер тридцатых годов, муж актрисы. – прим. авт.), или от Жарова? Не представляю, какое отношение к ней имеет Жаров и есть ли у Орловой дети вообще?

Они рассмеялись, затем Горчаков вдруг помрачнел и сказал:

- От меня требуют статью. Завтра к вечеру она должна быть готова. А послезавтра ты уезжаешь.

- Дело - прежде всего. Значит, я свободна?

- Подожди! Я не могу писать статью, пока не будет новых данных. Мое расследование продолжается. Не хочешь… принять участие? Побываешь в неожиданных местах, познакомишься с любопытными личностями.

- Право, не знаю. Я буду мешать.

- Ну что ты! Наоборот, станешь вдохновлять.

- Хорошо, - согласилась Валентина. – Только одна просьба… Зайдем на телеграф, позвоню домой.

Опять те же проклятые гудки.

 

Прошкин говорил, что в Старом Осколе пятнадцать пионеров, но присутствовало только семь. 10-12-летние мальчики и девочки в обмотанных на шеях, точно удавках, красных галстуках, выпучили глазенки на товарищей из Москвы. Малышей окружало такое же количество взрослых – сурового вида дядей и тетей. Они следили за каждым пионером, предупреждая ненужные вопросы. Прошкин, торжественно откашлявшись, заявил:

- Юные ленинцы! Вам выпала большая честь встретиться с представителями Советского Союза, страны, уничтожившей капитализм и эксплуатацию человека человеком.

По знаку одного из суровых дядей детки громко захлопали. Прошкин продолжил речь, однако первые человеческие нотки вновь уступили место монотонной «констатации фактов».

- Эти славные бойцы с мировой буржуазией расскажут о жизни в СССР. Слушайте внимательно, спрашивайте обо всем, что вас интересует. Потому что именно вам жить в счастливой советской стране. Пожалуйста, - обратился он к Надежде.

- Я, Надежда Погребняк, - волнуясь, начала девушка, - хочу пожелать моим юным друзьям поскорее скинуть оковы рабства. Чтобы вы, никого не боясь, носили этот великий для нас символ – красный галстук!

- Мы не боимся его носить, - робко заметил один из пионеров. – Обидно только, на нас почему-то смотрят как на дураков?

Тут на него цыкнули, и он затих. Надежда продолжила свою пламенную речь:

- Знаете, почему так смотрят? Одни завидуют вашей смелости, другие обмануты враждебной народу властью…

- Проще, доступнее излагайте им, - прошептал ей в ухо Прошкин.

- … Обмануты плохими дядями, которые правят вашей страной, - поправилась комсомолка Погребняк. – Но скоро им придет конец, и вы заживете свободно и счастливо, как все пионеры нашей страны.

- А им разрешают есть мороженое? – спросила сидевшая за последним столом девочка с кудрявыми волосами.

- Конечно. Сколько угодно!

- Как я завидую. А мне мама запрещает: ангиной можно заболеть.

- Советские дети едят мороженого, сколько захотят, и при этом ангиной не болеют.

- Они никогда не болеют?

- Иногда болеют, - слегка смутилась Надежда. – Но наши доктора – лучшие в мире.

- Как здорово! – вздохнула девочка в кудряшках. – Хочу в СССР!

- Правда, что Ленин у вас лежит в саркофаге? – поинтересовался огненно-рыжий паренек.

- Не в саркофаге, а в мавзолее, - поправил Давид. – Наши люди толпами ходят туда, чтобы поклониться великому гению и его деяниям.

- А сколько стоит билет?

- Нисколько! – фыркнул Давид. - Это святое для народа место. Вон у вас темные, непонимающие люди идут в церковь. Но ведь за вход они не платят… Надеюсь, что скоро все наши вожди будут лежать в таких же мавзолеях. Все старые храмы снесем, вместо них будут новые – мавзолеи. Ходи и смотри на тех, кто создал тебе счастливую жизнь.

- И Сталина положат в мавзолей?

- Обязательно!

- А мне папа говорил, что он бессмертен, - рассуждал неугомонный парнишка.

Давид не на шутку перепугался, ляпнул лишнее. Но тут же нашелся:

- Надеюсь, что когда вождь состарится, ученые придумают эликсир бессмертия. И никуда от нас Сталин не уйдет. И мы его не отпустим.

- А что еще есть в СССР? – послышался тоненький голосок худого мальчика в очках.

- У нас есть джигиты! – воскликнул Рустам. – Вы не слышали о них?.. Ничего, когда Империи не станет, и две части единого государства соединятся под красным стягом, мы с удовольствием придем к вам, на главной площади станцуем лезгинку.

- А вас много?

- Очень много! Больше, чем можешь себе представить.

Вопросы следовали один за другим, от крайне острых: «Есть ли в СССР другие молодежные политические организации?» (У Надежды взметнулись вверх брови: «Зачем возрождать давно отжившее?», и худенький мальчик в очках радостно воскликнул: «Вот хорошо, а то нас мучают и скауты и монархисты»), до бытовых: «Разрешают ли советским пионерам носить короткие штаны?». Затем Рустам станцевал горячую лезгинку, пообещав вскоре сделать ее национальным русским танцем. Под конец все спели: «Взвейтесь кострами синие ночи…» (Знаменитый пионерский шлягер 20-х и 30-х гг. – прим. авт.), и Прошкин объявил об окончании «исторической встречи».

- Как я волновалась, - призналась Надежда. – Будто на самом сложном экзамене. Не так просто нести идеи Маркса и Ленина в массы.

- По-моему все прошло неплохо, - осторожно заметил Давид.

- Какое неплохо! Отлично! – разгорячился Рустам. – После такой встречи неплохо бы перекусить.

Они как раз стояли перед кабачком с заманчивой вывеской: «Вкусно и быстро». Однако Прошкин не согласился:

 - Зачем нам буржуазная пища? На соседней улице открыли коммунистическую столовую: «111 Интернационал».

Гости согласились, тем паче, она недалеко от их гостиницы.

Находился «111 Интернационал» в подвале небольшого дома, спускаться пришлось по крутым ступенькам. Внутри все выглядело неряшливым, несколько столиков со скатертями, которые явно не меняли уже несколько дней. За стойкой стояла толстая дама в буденовке с красной звездой, она тоскливо посмотрела на посетителей и небрежно бросила:

- Чего будем заказывать?

- Шашлычок, - крикнул Рустам.

Дама в буденовке посмотрела на него как на сумасшедшего.

- Этого у нас нет.

- Тогда курочку, да с чесночком, - облизнулся Давид.

- Издеваться пришли? – вконец рассердилась «буденовка».

- Что-то же у вас есть? Пельмени? Бифштекс? – умоляюще произнесла Надежда.

- Суточные щи и картошка.

- Больше ничего? – поразился Рустам.

- Достаточно. Мы вам не буржуи.

- А что плохого в картошке? – раздался знакомый деревянный голос Прошкина. – Зато мы пообедаем в нашей столовой.

Надежда, как возможный будущий комсорг, поддержала его:

- Помните старую пионерскую: «Здравствуй, милая картошка, пионеров идеал…»?

Все тут же подхватили ее и пропели до конца. «Буденовка» равнодушно прослушала и сказала:

- Так будете щи и картошку? Тогда садитесь.

Надежду уже не столько волновало: что есть? Гораздо хуже, что не могла найти туалетную комнату. Когда спросила об этом «буденовку», та недовольно буркнула:

- Ну вот, еще и гадить сюда пришли. На улицу с этой проблемой, на улицу.

Погребняк вспомнила, что гостиница рядом, попросила ребят немного подождать ее. Рустам ухмыльнулся:

- Спокойно делай свои дела. Чувствую, раньше, чем через час нас не обслужат.

- Увидишь Валентину, скажи, что мы ее ждем, - добавил Давид. – Пусть приходит сюда, отведаем «пионерской картошки».

Надежда заскочила в номер, естественно, никакой Валентины не было. Она быстро привела себя в порядок, вышла из туалетной комнаты. Надо поспешить, что, если Рустам ошибается, и обед принесут раньше.

И тут она почувствовала, что не одна в номере. Она обернулась и… обомлела!

 

Перед ней в кресле сидела Красная Стерва, как две капли воды похожая на саму Надежду. У комсомолки волосы на голове зашевелились.

- Ты… Вы…

- Говори мне «ты». Ведь я – это ты. И, наоборот, ты – это я.

- Не понимаю! Абсолютно ничего не понимаю.

- Чего не понять? Ты была там и все видела, все чувствовала. Знаешь, чем закончилось дело? Я проникла в город и убила семью аптекаря.

- И детей?

- Конечно. Дети видели и могли нас опознать. Дети взрослеют, взрослые превращаются в стариков и умирают. Человек все равно умрет, есть ли разница: раньше или позже? Ни один властитель не избежал ее объятий. Вечно одно – идея! Ради нее люди жертвуют всем. Вспомни Джордано Бруно или Робеспьера, Софью Перовскую или сотни тысяч коммунистов Гражданской войны. Это тот идеал, которому веришь, возводишь в абсолют. Именно идея владеет нами, двигает нашими поступками, заставляет вертеться мир. Познавший вечность идеи познает и вечность бытия. Я исчезаю, но приходишь ты! И мы снова живем. Но если рушится идеал, прерывается цепочка наследственности, тогда мы умираем по-настоящему!

Глаза Красной Стервы так ни разу и не моргнули, точно перед Надеждой не человек, а кукла-убийца.

- Хочешь знать, подруга, окончание моей истории?.. Меня схватили на следующий день после убийства семьи аптекаря. Схватили при попытке подрыва поезда. Меня вели на расстрел, а я хохотала им в лицо и кричала: «Да здравствует коммунизм!» Солдаты пришли в ужас, они не понимали, кто я. Ведьма из преисподней? Один думал бросить ружье и бежать, я прочитала по его глазам. Бедняга так и не понял истину: я не умру, приду снова, только в ином обличье.

Надежде, как и тому солдату, хотелось бежать, однако взгляд Красной Стервы пригвоздил ее к стене. Да разве можно от нее убежать? Зловещий призрак встретит ее в коридоре, на улице – везде! Она только что сказала: я – это ты.

- Я говорила и другое, - голос бил по ушам, вибрировал. – Ты – это я! Ты не посмеешь разорвать цепочку. Для тебя это станет концом настоящим. Тебя так же поведут на расстрел, но уже никогда не возродишься вновь! Останутся – прах, проклятие потомков, затем - забвение.

Погребняк старалась не смотреть на страшную гостью. В зеркале отразилось ее собственное лицо – белое, как бумага, ни кровинки. Но тут изображение самой Надежды исчезло, вместо нее там была… Валентина. Она будто бы беззвучно вопрошала:

- За что?

…Люди в форме встретили Репринцеву прямо на вокзале и куда-то повели. Сказали, что надо поговорить…

Надежда прекрасно понимала, чем закончится такой разговор!

Сегодня сокурсница Валя еще бегает по чужому городу чужой страны, завтра – прощальный бал. А послезавтра – поезд, который повезет ее к месту пыток.

И она, наивная, этого не знает! Зато сокурсница Надя в курсе.

«Надюша, почему ты не предупредила меня?»

- Даже не думай! - от голоса Красной Стервы не спрячешься нигде, беги – не беги. - Не смей рвать священную связь преемственности. Твоя подруга – ничто, просто красивая куколка, которая всегда и везде затмевает тебя. Ты же – человек великой идеи!

В зеркале снова была Надежда, а дальше?.. Комната, кресло… Оно пустое!

- Тебя нет! – облегченно крикнула Погребняк.

Осторожно, дабы не разочароваться в своем открытии, она скосила глаза на кресло. Красная Стерва по-прежнему сидела там!

- Мне не надо отражаться в зеркале. Я в тебе!

Ноги плохо держали Надежду.

 

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Что за совпадение: Горчаков и Репринцева проходили мимо того же самого кабачка «Вкусно и быстро», но Валентина, в отличие от сокурсников, не отказалась от буржуазной пищи, когда последовало соответствующее предложение перекусить.

Уютное местечко, красивая официантка в кокошнике. Сделав заказ, Валентина сказала:

- Как хорошо: и вкусно и быстро.

- Ты спешишь?

- Нет. Сегодня еще нет и завтра тоже. А вот послезавтра… - она помрачнела, вспомнив о предстоящем визите домой. Кончено, она соскучилась по родителям, друзьям. Но там ей не разрешат вот так запросто зайти в храм. Зайти-то можно, да карьера ее закончится.

- Хорошо, что ты не спешишь.

- Ты спешишь, - возразила Валентина. – Надо заканчивать статью.

- Я ее и не начинал.

- Как?

- Не представляю: с какого боку подойти. Масса людей, каждый вроде бы что-то рассказывает о жизни Федоровской, на деле – невспаханное поле лжи.

- И ни одной версии?

- Предположим, политика? Убит человек, агент иностранной разведки, с которым Зинаида Петровна была связана. Но, возможно, что дела касались обычной коммерции. Один артист в театре, например, сообщил, что ее не интересовало даже возможное восстановление монархии, а когда он сообщил о претендентах на трон, она лишь засмеялась.

- Странно, - промолвила Валентина. – Любой гражданин хоть как-то интересуется жизнью своей страны. Тем более, таким принципиальным вопросом.

- Да, - согласился Александр. И тут… его точно током ударило! Либер, возможно, прав, когда называл Федоровскую агентом! Если то была игра с ее стороны? Скрытная женщина, очень скрытная! Можно любить деньги, искусство и совсем не замечать политических перемен. Но не до такой же степени! Не случайно Корхов послал его в театр. И Лапин сказал ему очень много! Нужно только было все сразу понять.

- Александр, эй, очнись!

- Извини, мне пришла мысль…

- Хорошо, когда мысли приходят.

- Это благодаря тебе.

- Тогда и гонорар пополам, - пошутила Валентина.

- Согласен, - рассмеялся Александр. – Так вот, я думаю, Федоровская специально внушала всем, что политика ей по барабану. Вроде у нее есть богатый любовник, какие-то денежные дела помимо спектаклей. На самом деле любовник посещал ее редко. Он подозревает, что у нее были и другие «близкие друзья». Однако доказательств нет, никто их не видел. Она могла пустить слух о любовниках. На самом деле все было подчинено одной цели: не привлекать внимание к главному источнику своего финансирования.

- Ты рассказывал, тебе грозили, предупреждали, чтобы бросил это дело?

- Некий Либер. И его убили, едва он покинул мой дом. Какую цель ставил убийца? Явно не защищал меня. А знаешь, ваш Андрей в курсе каких-то дел Федоровской.

- Да?

- Интуиция журналиста. Он непонятно среагировал на ее фамилию, точно не хотел или боялся говорить о ней.

- Мне хорошо известно, что такое интуиция журналиста, - согласилась Репринцева. – С ним нужно побеседовать.

- Так он и откроется классовому врагу.

- Тебе нет, а я могу попытаться. Мне обещана половина гонорара. Шучу, шучу. Я никогда не участвовала в журналистском расследовании. Но убийца не должен уйти от ответа… Подожди меня.

- Ты куда, в штаб ВКП(б)?

- Нет, - рассмеялась Валентина, - мне нужно в дамскую комнату.

Оставшись один, Горчаков продолжал размышлять над неожиданным открытием. Он слишком отвлекся от окружающей действительности, забыв о важнейшем журналистском принципе: проявлять всегда и везде максимум внимания. Иначе бы заметил двух людей – мужчину и женщину, которые вошли в ресторанчик вслед за ним, сели за соседний столик, иногда бросали взгляды в его сторону. Едва Валентина исчезла из виду, они тут же поднялись и подошли к Александру.

- Господин Горчаков?

- Он самый. С кем имею честь?

- Мы из службы безопасности, - они протянули удостоверения, от волнения Александр не разобрал их фамилии и имена.

- Слушаю?

- Вы занимаетесь расследованием убийства Зинаиды Петровны Федоровской?

- Да. От своей редакции.

- Есть что-то сообщить нам?

Волнение Горчакова сменилось яростью. С какой стати он должен делиться информацией? Сотрудники службы безопасности поняли его без слов:

- Ваш долг, как гражданина, рассказать нам все, - сказал мужчина.

- Прежде всего, мой долг перед газетой, читателями и городом.

- То есть вы не хотите с нами беседовать?

Карлики в новом обличье пытаются диктовать ему условия игры. Он не собирается быть их марионеткой. Даже Корхов предлагал ему дружбу. А эти… только увидели человека и уже распоряжаются его судьбой, отдают приказы.

- Если в чем-то виноват, предъявите официальное обвинение, а нет, то…

- Вы что-то узнали? – мужчина первым пошел на попятную, стал учтивым и галантным.

- Общие моменты, о которых вы наверняка сами слышали.

- Расскажите, пожалуйста.

- Федоровская слыла человеком замкнутым, любила деньги. Либера я видел один раз, и то – мельком. (Упреждаю ваш следующий вопрос). А Дрекслер заходил в нашу газету, предлагал сотрудничество с изданиями Рейха. Вчера вечером я встретил его еще раз в гостинце «Белогорье». Имел мимолетный разговор. Обо всем напишу в статье, послезавтра уже сможете прочитать.

Женщина по-прежнему не проронила ни слова, зато мужчина протянул ему какую-то бумажку с номером телефона:

- В случае чего позвоните.

Сотрудники службы безопасности быстро расплатились по счету и покинули кабачок. Горчаков вновь оставался в раздумье и некоторой растерянности:

«Зачем они приходили и заводили разговор, от которого пользы никакой? Показать, что я «под колпаком»?»

…Валентина стояла в очереди к умывальнику. Женщина перед ней слишком долго прихорашивалась. Уже хотелось резко спросить:

- Сударыня, вы здесь не одна.

В зеркале промелькнуло лицо незнакомки, Валентина подумала: «До чего похожа на мою мать!»

Женщина обернулась, и… комок застрял в горле… Вылитая мама!

И тут Валентина услышала:

- Не возвращайся в Москву, дочка.

Репринцева отступила, задохнулась от волнения. Ей это почудилось или?..  Женщина озабоченно спросила:

- Вам плохо?

«Господи, что у меня за фантазии? Совсем незнакомая женщина!»

- Нет, нет, все в порядке.

Незнакомка ушла, а в голове Валентины еще некоторое время звучало: «Не возвращайся в Москву, дочка». Потом она сказала себе: «Наваждение!» и постаралась поскорее забыть о нем.

 

Тем не менее, к своему другу она вернулась настолько поглощенная в себя, что не заметила его испорченного настроения. И только потом, во время обеда, рассеянно ковыряя вилкой в тарелке, подняла на Александра глаза и увидела его напряженное лицо.

- Что-то случилось?

- Случилось!

И он пересказал ей свою встречу с сотрудниками службы безопасности. Валентина слушала и удивлялась:

- Ты вот так запросто их отшил?

- Чего с ними церемониться? Только дай слабину и на шею сядут.

«У нас с НКВД в подобном тоне не поговоришь!»

- Наверняка хотели показать, что отныне они контролируют ситуацию в городе, - продолжал Горчаков. – Хорошо ли, плохо, но я работал: повстречался с массой людей, без конца анализировал ситуацию, даже в переделку попал. А теперь выложи им все, чтобы сняли пенку!

- И что нам делать?

Валентина и сама не заметила, как прозвучало слово «нам», а Горчаков воспринял это как само собой разумеющееся. Они уже не отделяли себя друг от друга. Пока, правда, только в расследовании…

- Продолжим то, что задумали. Кстати, чтобы не терять время, можем разделиться. Ты отправишься к своим коммунистам, а я еще раз наведаюсь в театр. Хочу переговорить со Степановым. Конечно, если Никита Никодимович опять не исчезнет.

На том и порешили. Выйдя из кабачка, Александр показал на бьющий напротив большой фонтан:

- Через полтора часа встречаемся здесь.

- А вдруг кто-то не успеет?

- Ждем до упора.

- Ужасно неудобно, - вздохнула Валентина. – Хочу написать рассказ о будущем, где у каждого человека при себе телефон. И с ним можно связаться в любую минуту и в любом месте.

- Моя шефиня тоже мечтает написать фантастический роман. И она, и ты – большие фантазерки. У каждого при себе телефон для постоянной связи! Ну и придумала… Да, не исключена слежка. Если прилипнут люди из службы безопасности, отделайся от них, но аккуратно. Главное, не бойся.

 

Из состояния прострации Надежду вывели друзья-комсомольцы. Лицо Кирилла Прошкина было непроницаемым, холодным, зато Рустам как обычно горячился, размахивал руками:

- Мы ее ждем, ждем. Съели эти кислые щи и пережаренную картошку…

- Ты чего так о нашей коммунистической столовой? – оборвал его Прошкин.

- Оговорился. Съели эту прекрасную еду, а она не идет и не идет. Давид говорит: «Наверное решила покушать в другом месте», а я ему: «Не такой Надюха человек. Травиться… (снова оговорился!) кушать - так вместе».

- Пошли тебя искать, продолжил Давид. - Товарищ Прошкин сделал предположение, что Погребняк могли похитить работники спецслужб. Но сначала решили заглянуть в твой номер. И увидели, что лежишь на кровати бледная, изможденная. Может, позвать доктора?

Прошкин внимательно посмотрел ей в глаза и отрицательно покачал головой:

- Не надо. Как, товарищ Надя?

- Не надо, - согласилась она.

- Врачи у нас того… могут и отравить комсомолку.

- За что? – поразился Давид.

- Как за что?! За убеждения. Дайте ей воды и побрызгайте лицо.

Несмотря на все возражения Надежды, Давид протянул ей стакан, половину она отпила. Оставшуюся часть услужливый комсомолец набрал в рот и прыснул ей в лицо. Погребняк подскочила, как ошпаренная:

- Давид, либо лучше чисти зубы, либо лечи их!

- Так что у тебя случилось? – спросил Рустам.

- Не знаю, - Надежда не собиралась рассказывать о появлении в номере Красной Стервы, ее сочтут за ненормальную. – Пришла к себе и неожиданно почувствовала себя плохо. Теперь мне гораздо лучше.

- Устала, наверное, - сделал предположение Рустам. – Переезды, новые впечатления, встреча с пионерами.

- Дело в другом, - задумчиво произнес Прошкин. – Это от нервов.

- Разве она нервничала? – удивился Давид.

- Как не разнервничаться, товарищ Блумберг? Она увидела здесь такую нищету, такое бесправие народа, какое советским людям и не снилось.

- Абсолютно верный диагноз! – тут же заявил товарищ Блумберг.

- Ничего, придут джигиты, жить научат, - вставил Рустам.

- Сделаем так, - подытожил Прошкин. – Она немного отдохнет, вы отдохнете. Я сбегаю в штаб… Не волнуйтесь, скоро вернусь, не брошу наших гостей. К вечеру будет не менее интересная программа.

Прошкин исчез, а Давид и Рустам продолжали группироваться вокруг Надежды.

- Ей бы покушать, - заявил Рустам.

- Не надо, - Погребняк отмахнулась от него, как от назойливой мухи.

- Я в буфет – и обратно?

- Отстань!

- Чего же ты хочешь? – пробормотал Давид.

- Чтобы вы ушли.

- Как? – в один голос возмутились студенты. – Бросить тебя одну?

- Да, одну!

- Что за буржуазный индивидуализм? – удивился Давид.

- Послушай, сверхидейный пролетарий, дай мне спокойно прийти в себя.

- Но я же..

- Появится Валя и о ней позаботиться, - успокоил его Рустам.

- Если появится.

- Как «если появится»?

- Наверняка загуляла с местным парнем.

- Отстаньте от Вали, от меня.  Так надоели оба!..

Ребята переглянулись и ушли, Надежда наконец смогла спокойно предаться размышлениям.

- Мне привиделось или?.. Что за чушь! Как я, марксистка, могу верить в призрака? Я действительно устала, вот и…

Но как же реальна была ее гостья!

- Устала! – повторила Надежда. – Ни к кому из ребят незваные посетители не приходят.

Немного успокоившись, Надежда пошла в ванную, села на край, смотрела, как она наполняется водой. Что делать, если опять появится Красная Стерва?

«Ее нет! Она давно в могиле, и кости сгнили!»

Погребняк скинула униформу, бросилась под теплые струи. Можно плескаться хоть час! Дома подобного удовольствия она лишена. Коммунальная квартира на восемь семей с постоянными очередями к любым местам удобств, горячую воду часто отключают.

Вода принесла ей успокоение. Она уже не думала ни о Красной Стерве, ни о будущей трагической судьбе Валентины, ни о чем другом… На всякий случай повторила:

«Красная Стерва давно в могиле!»

Она снова увидела как бы себя сидящей на краю ванны. Она и… не она!

- Не надейся, я не призрак, - беззвучно говорила ее мучительница из прошлого. – Отныне я воплотилась в тебе, так что не вздумай идти против предначертанного!

Надежда стала захлебываться, она не помнила, как, кашляя, выскочила из ванны.

 

А в это время в той же гостинице, только этажом выше, где останавливались привилегированные особы, происходили не менее интересные события. Таинственная пара, за которой следил Дрекслер, вернулась к себе в номер.  Дама сняла вуаль, оказавшись молодой, белокурой, очень привлекательной девушкой. Мужчина был старше ее, по крайней мере, вдвое, волевое лицо и легкая проседь в волосах.

- Сударыня, - обратился он к девушке, - не смущает ли вас мое присутствие? Возможно, мне стоит выйти, пока вы будете переодеваться?

- Что вы, отец! Не смею беспокоить вас подобными просьбами. У нас две комнаты, мне вполне достаточно своей.

- В таком случае, Елизавета Антоновна, я, с вашего разрешения, выйду на балкон, перекурю.

- Конечно, Антон Алексеевич! Но позволю напомнить о конспирации. Вряд ли будет правильно, если кто-то увидит и узнает вас.

- Вы правы! Лучше посижу в кресле и почитаю газету.

- Вот мудрое решение. А я пока займусь собой.

Антон Алексеевич углубился в прессу, и через некоторое время воскликнул:

- Сударыня, не отвлечетесь ли на минутку от своих дел? У меня важная новость.

- Конечно!

Девушка вышла в просторном, расшитом золотыми нитями, халате, с любопытством посмотрела на отца.

- Вот здесь с пометкой «срочно в номер» сообщается об убийстве некоего Вильгельма Дрекслера. Это тот самый немец, что пытался установить с нами контакт. Не исключено, он следил за нами.

- Подозревал о нашей миссии?

- Возможно, весьма возможно. Рейх одержим идеей посадить на русский трон Владимира Кирилловича. Немцы идут на все! Своим сторонникам-монархистам перечисляют огромные суммы, а нас, кто желает видеть на престоле настоящего наследника - Дмитрия Павловича, могут подвергнуть открытому террору. Вы все это прекрасно знаете, Елизавета Антоновна. Но лишний раз напомнить не грех: следует быть готовым к любым неожиданностям.

- Каким образом Дрекслер вычислил нас?

- Эти люди очень высокого полета и у них огромные связи. Впрочем, рискну предположить, что он не знал, а именно подозревал. И подтвердись его предположения…

- Выходит, убийца оказал нам услугу?

- И немалую.

- Простите, отец, - Елизавета Антоновна замялась, потом рискнула, спросила напрямик. – Не вы его?..

- Нет! Как вы могли такое подумать? Мы с вами практически не разлучаемся.

Девушка села напротив отца и задумчиво поинтересовалась:

- Не соблаговолите ли рассказать, о чем вообще пишут газеты?

- В оскольской – мало интересного. Вот белгородская – да! Тут даются возможные расклады на выборах в будущую Государственную думу.

- Но до выборов еще больше двух лет.

- Тем не менее, Елизавета Антоновна, посмотрите на прогнозы. Если на прошлых выборах монархисты получили только 2 процента, то теперь должны взять четыре.

- Дорогой Антон Алексеевич, четыре процента – такая мелочь.

- Позвольте не согласиться, если с каждыми новыми выборами мы будем увеличивать представительство в два раза… Вопрос однако не в этом. Никто не знает, сколько людей реально проголосовали бы за нас. Либеральные рейтинги – сплошная ложь. Но даже они признают рост влияния сторонников монархии в Российской Империи.

- Если играть по их правилам, то пройдет вечность, пока мы добьемся своих целей. А восстановление монархии – вопрос не завтрашнего, а сегодняшнего дня.

- Согласен с вами! Но, увы, не все происходит, как мы этого хотим. Наш народ еще не может отойти от пьяного угара так называемой свободы. Поэтому и задача подтолкнуть его… Любые методы здесь хороши. Главное дискредитировать власть настолько, чтобы народ отвернулся и от нее, и от принципов республики в целом. И мы с вами этим занимаемся. Напомню, любезнейшая Елизавета Антоновна, что в противном случае мы находились бы на легальном положении. По глазам вижу: что-то смущает?

- Да, благородный отец. Я слышала, что наши действия нарушают возникшую в стране стабильность. Мол, снова прольется кровь.

- Моя добрейшая дочь, кровь обязательно прольется. И во внутренних распрях между различными монархистскими группами, и при нашем приходе к власти; все равно найдутся те, кто станут сражаться с нами не на жизнь, а на смерть. Но то лишь прелюдия. Основное начнется дальше: когда Империя станет империей не только по названию, но и по содержанию. Сейчас все смеются: «Империя без императора – нонсенс!». Поэтому правительство спешит заменить слово «империя» на «республику». Надеюсь, они не успеют…

Он прервался и деликатно осведомился, не желают ли Елизавета Антоновна кофе? Получив отрицательный ответ, продолжил:

- Как я уже сказал, главное начнется после объявления Дмитрия Павловича государем земли Русской. Мы ведь хотим создать не фиктивную, а реальную Россию. Таковой же она может стать не в этих границах, а в своих обычных, исторических. В свое время Колчак (будет проклято его имя!) отказался вести переговоры с Маннергеймом (генерал-лейтенант Русской императорской армии, впоследствии президент и маршал Финляндии. – прим. авт.) о независимости Финляндии, мол, никогда не допустит отторжения у России даже маленькой толики ее земли (это было необходимым условием помощи со стороны Маннергейма. – прим. авт.). А чуть позже подписал договор с большевиками, по которому тем отошла львиная доля территории страны. Какой бессовестный обман!.. Поэтому вторым нашим шагом будет освобождение севера и востока России от большевизма, возвращение их в лоно Империи.

Антон Алексеевич вдохновенно излагал детали грандиозного переустройства России, но, посчитав, что Елизавета Антоновна все более нетерпеливо морщится, спросил:

- Вас опять что-то смущает, тревожит?

- Благороднейший Антон Алексеевич, это же новая война, такая же, как недавняя Гражданская.

- Но зато все вернется на круги своя, белое назовут белым, черное черным. Опять одно крыло Великой Птицы будет касаться Владивостока, другое -  Варшавы.

Он все-таки уговорил Елизавету Антоновну выпить кофе и ударился в воспоминания о прошлом, об исчезнувшем некогда мире. Какие были нравы, обычаи, какие танцы танцевали.

- Мазурка, вальс, кадриль – что за чудо!

Дочь из вежливости слушала отца (он повторял ей это множество раз), потом уступила его настоятельным просьбам станцевать каждый из «чудных танцев». Танцевали, естественно, безо всякой музыки, у каждого она звучала в голове.

Внезапно их последний танец прервался стуком в дверь. Отец с дочерью переглянулись. Антон Алексеевич шепнул:

- Не будете ли вы столь любезны, Елизавета Антоновна, пройти в соседнюю комнату?

Затем подошел к двери, осторожно спросил: «Кто?»

- Антон Алексеевич, - послышался голос. – Это я, Вадим Юрьевич.

В комнату влетел шустрый человек несколько неряшливого вида. Хозяин зашипел:

- Зачем вы здесь? Это опасно, можно вызвать ненужные кривотолки.

- Драгоценный Антон Алексеевич, никогда бы не дерзнул без надобности переступить ваше жилище. Однако непредвиденные обстоятельства вынуждают.

Гость осмотрелся, точно боялся, что его кто-нибудь услышит, и сказал:

- Меня послала наша организация.

- В чем дело? – забеспокоился Антон Алексеевич.

- В таинственном убийце.

- Какое отношение его преступления имеют ко мне?

- Ах, Антон Алексеевич, боюсь - самое прямое. Он убивает людей политики. Все они разных взглядов, отражают интересы противоположных структур, но каждый, так или иначе, стремился вмешаться в политическую жизнь Империи. Неспроста все, неспроста!

- Почему, достопочтимый Вадим Юрьевич, вы предупреждаете именно меня?

- Не только вас! Других тоже. Каждого из наших.

- Нет никакого предположения, кто он?

- Ни малейшего.

- А наша разведка?

- Молчит! Уже и полиция втянута в дело, и службы безопасности, и пресса. Я не слышал, чтобы у кого-нибудь из них имелись на сей счет хоть какие-то идеи.

- То, что вы не слышали, еще не значит, что их нет, - попытался унять внезапно возникшую в теле дрожь Антон Алексеевич.

- Возможно, мы знаем не все. Тем не менее, прошу, умоляю: соблюдайте максимальную осторожность. Вы слишком ценный человек для организации.

- Что ж, благодарю, Вадим Юрьевич, за предупреждение.

- Откланиваюсь и ухожу.

Едва за посетителем закрылась дверь, в комнату отца вновь заглянула Елизавета Антоновна. Ее обескуражил подавленный и растерянный вид отца. Он сообщил ей о предупреждении Вадима Юрьевича. Девушка нахмурилась:

- Дорогой отец, вы находите его предупреждение столь серьезным?

- Не знаю, что и думать, милая Елизавета Антоновна. Есть много такого, что действительно настораживает. Люди разные, но их объединяло одно: каждый играл в Старом Осколе собственную игру, так или иначе затрагивающую интересы юга России.

- Недавно вы изволили говорить об услуге, которую оказал нам убийца Дрекслера.

- Не знаю, ничего не знаю! Вчера – Дрекслер. Сегодня можем быть мы. Убийца неуловим! Проникнуть в дом Федоровской, где столько слуг, расправиться с двумя профессиональными разведчиками…

- Почему все уверены, что это дело рук одного человека?

- Умнейшее замечание, Елизавета Антоновна. Возможно, кто-то решил использовать почерк убийцы Федоровской, чтобы свести счеты с Либером и Дрекслером. Только… мне представляется: здесь поработал один и тот же человек. Жесткий и неуловимый. Что делать? Вечером нам снова быть на собрании нашего общества, а как идти по ночным улицам города? Оставил бы вас в гостинице, но безумно боюсь за свое главное сокровище.

- Я могу постоять за себя.

- Это вам только кажется, дорогая Елизавета Антоновна.

- Вооружусь кинжалом, или лучше буду иметь при себе пистолет.

- Не поможет. Дело в том, что мы не представляем: кто он? Под какой маской появится?

- Что тогда делать?

- Ума не приложу.

- А ежели это пустые страхи?

- И такое возможно. Следует серьезно подумать.

- Подумайте, отец. В вашу голову приходят гениальные мысли.

Однако пока в голову Антона Алексеевича никаких мыслей не приходило. Он закрывал глаза и видел одну и ту же картину: марширующие толпы сторонников монархии, звучал знаменитый гимн: «Так за царя, за родину, за веру мы грянем громкое: ура! ура! ура!». Потом он понимал, что все это – кадры кинохроники на большом белом полотне. И вот кто-то ловко разрезал полотно. Появлялся убийца в маске, в руках у него нож.

- Кто ты?! – вопрошал Антон Алексеевич.

Убийца молчал и лишь беззвучно раскрывал рот. Он смеялся.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Горчаков обдумывал, как и где отловить Никиту Никодимовича. Он пришел в театр на свой страх и риск. В данную минуту режиссера здесь может и не быть. А если даже он в театре, охранник-горилла не обязательно пропустит, придумает какую-нибудь причину. Александр ведь не из полиции и не из службы безопасности.

Но повезло! Когда Горчаков подходил к театру, Степанов как раз выходил из служебного входа. Александр сразу крикнул:

- Никита Никодимович!

Глазки режиссера забегали, наверное, он отчаянно думал: куда спрятаться? Потом, понимая, что некуда, покорно двинулся навстречу.

- Мы с вами не договорили, - напомнил Александр.

- Не о чем говорить.

Никита Никодимович достал платок, обтер покатый лоб. Я уже все рассказал, больше мне ничего не известно.

- А как насчет вашего знакомства с Либером?

- С кем? – удивление режиссера было разыграно на редкость плохо.

- С тем господином, которого убили на следующий день после гибели Зинаиды Петровны.

Степанов отшатнулся, стал белым, как полотно, ноги не держали его. И тут на помощь шефу выскочил неутомимый охранник-горилла.

- Опять ты, журналюга?

- Опять я.

- Никита Никодимович, разрешите, я вышвырну его отсюда. А еще лучше испорчу его смазливую «визитку».

- Попробуй! – Горчаков на всякий случай встал в свою любимую стойку. – Обожаю смотреть, как с грохотом падают шкафы вроде тебя.

- Прекрати, Терентий, - с трудом выдавил из себя Степанов. – Человек из газеты. Я обязан с ним переговорить.

Горилла, проворчав под нос угрозы в адрес Александра, все же развернулся и ушел. Горчаков предложил пообщаться в скверике напротив театра. Никита Никодимович, опустив голову, обреченно двинулся за своим мучителем.

- Итак?.. – начал Александр.

- Итак? – переспросил Степанов.

- Насчет Либера.

- Разве он имеет отношение к смерти Федоровской?

- Кто знает. Однако и он мертв.

- Я его плохо знал.

- Настолько плохо, что беседовали с ним как старые друзья?

- Ошибаетесь. Он пришел расспросить о планах работы театра.

- Ой-ли? Я случайно услышал часть вашего диалога. Сейчас, с вашего разрешения, повторю его. Он сказал: «Ничем не выдать себя». Вы ответили: «А если докопаются? Там ведь не дураки». Кто и до чего не должен докопаться?

- Возможно, мы вспоминали какой-то диалог из спектакля. И вообще, говорили ли мы подобное?

- Вы меня считаете за вруна, за недоумка?

- Даже если нечто подобное и было… В конце концов, это мое личное дело!

- Убита женщина, после – еще двое мужчин.

- Я не убивал ни Федоровскую, ни кого другого, - впервые с вызовом ответил Степанов. - Так что, извините!

- Разговора не получается, - констатировал Горчаков. – Остается одно: описать все в завтрашнем материале. И тогда вам придется объясняться уже в другом месте, с людьми, от которых так просто не отмахнетесь.

- Почему?! – взвизгнул режиссер. – Я не сделал ничего дурного!

Горчаков поднялся, давая понять собеседнику, что разговор окончен. Тот вцепился в его руку:

- Подождите! Я готов вам все рассказать, но при одном условии.

- Каком?

- Вы никогда, ни при каких обстоятельствах не упомяните мое имя.

- Как я могу обещать такое?

- Тогда и мне нет стимула «колоться», - теперь уже Степанов выкручивал журналисту руки.

- Пусть так, - подумав, согласился Александр. – Только ведь вам необходимы гарантии?

- Ваше слово.

- Слова достаточно?!

- Вы из княжеского рода. Обманите, опозорите свой род.

- Хорошо. Даю слово!

- Извините… - Никита Никодимович слегка дрожащими руками достал таблетку, проглотил ее, скорчил мученическую гримасу и начал рассказывать: - Я действительно знаю… простите, знал Либера плохо. Видел его всего два или три раза. Случай свел нас, когда и где – значения не имеет. Он спросил: не знаком ли я в Старом Осколе с людьми, которые занимаются скупкой драгоценностей? А Зинаида Петровна украшения любила, и денежки водились!

- А почему Либеру нельзя это было сделать открыто? У нас два ювелирных магазина. 

- Трудно сказать, - промямлил Степанов, и Горчаков догадался: контрабанда. Тоже любопытная вещь для газеты. Но сейчас его интересует другое.

- …Я их познакомил. Федоровскую и Либера.

- Конечно, за хорошее вознаграждение.

- Нет, нет, господин Горчаков, никаких преференций себе не искал. Просто решил помочь хорошим людям. Дел их не ведал, мало того, даже вникать не собирался.

Никита Никодимович так смотрел на собеседника, точно кричал ему: «Верьте каждому слову. Честнее меня человека нет!». Поскольку соответствующей реакции от собеседника не последовало, продолжил:

- И тут Федоровскую убивают! Я перепугался, вдруг всплывет мое имя? Оно не должно всплыть, я – человек искусства, а не сомнительных делишек.

Заявляется в театр Либер: мол, в чем дело, кто и за что ее того?.. Что ему ответить, раз все это и для меня загадка? Тогда он потребовал, чтобы я молчал об их с Зинаидой Петровной делах. Мог бы и не предупреждать, мне нужна огласка как и ему.

- Почему Либер так опасался огласки?

- Как почему?! Представитель солидных структур и вдруг…

Теперь Александру стала понятна причина ночного визита Либера. Обычный страх, что журналист раскопает о его «дополнительных» заработках, за которые Жана Робертовича хозяева по голове не погладили бы. Отсюда - запугивание журналиста, попытка представить в качестве заказчика преступления советскую разведку и откровенный подкуп самого Горчакова. Возможно, последнее давно входило в его планы, и он решил совместить оба дела.

- Скажите, Никита Никодимович, а не могло быть связано убийство Зинаиды Петровны с ее коммерческими делами?

Степанов задумался. Александру показалось, что режиссер сам искал ответ на этот вопрос.

- Вряд ли. Люди, занимающиеся у нас в Старом Осколе подобным бизнесом, относительно миролюбивы (то есть я не знаю! Я слышал краем уха!). К тому же, Зинаида Петровна (опять же, по слухам) никого не кидала. По-моему, тут дело в другом.

- В чем?

- Вы взялись за расследование, так покопайтесь в ее биографии. А я товарищ посторонний.

Он поднялся, в очередной раз обтер скомканным платком лицо, коротко бросил:

- Аудиенция окончена? Я спешу. Помните свое обещание: обо мне нигде и никому?

Затем придвинулся к Горчакову и прошептал:

- Знаете, кого я боюсь больше всех следственных органов на свете и разной шумихи? Убийцу! Это настоящий дьявол! И вы его опасайтесь, молодой человек.

 

Вчера Валентина надеялась, что никогда больше не появится в местном штабе ВКП(б), слишком уж там тяжелая атмосфера. И вот теперь она вновь постучала в дверь и, услышав, «Войдите», зашла. Веселый внешне, белобрысый Андрей Коровин как обычно, на месте. Он широко улыбнулся, но она уже с первой встречи поняла, что может скрываться за такой улыбкой.

- Пропавшая душа, - сказал он. – Проходи, присаживайся.

Валентина присела, Коровин показал ей сплошь подчеркнутую газету:

- Видишь, каким серьезным делом занят. Материалы последнего Пленума ЦК ВКП(б). Отмечаю самое важное из доклада Сталина и других руководителей. Потом приведу их слова как обязательную директиву для коммунистов и комсомольцев Старого Оскола.

- Очень серьезное дело, - согласилась Валентина.

- А почему отделилась от коллектива? Не ходила по местам революционной славы, не побывала на месте расстрела большевиков у нашего «Смольного», не выступила на пионерском собрании?

- У меня есть задание написать статью.

- Вот это правильно.

- Я немного подкорректировала тему: преступность в Старом Осколе. Хочу показать здесь зловещую роль капитализма.

- Блестящая идея! – согласился Андрей.- У меня есть данные, их стоит посмотреть и обработать.

- Мне уже рассказали, что в городе за три последних дня произошли три громких убийства. Говорят, все преступления совершил один и тот же человек.

- Откуда это тебе известно? – подозрительно поинтересовался Андрей.

- Я журналист, - напомнила Репринцева. – Если он не обладает информацией, он уже не журналист, а пустое место. У вас я хотела бы спросить насчет актрисы Федоровской.

При этом Валентина буквально впилась взглядом в Коровина. Тот, не моргнув взглядом, произнес:

- Я не в курсе. Коммунисты не участвуют в буржуазных разборках.

Несмотря на внешнее спокойствие, что-то в лице Андрея дрогнуло. Это длилось недолго, но для Валентины решило многое:

(«Ложь! Он действительно что-то знает!»)

- А мне необходимо выяснить как можно больше о деле Федоровской, - настаивала девушка. – Общеизвестные догмы о росте преступности при капитализме никому не нужны.

- Общеизвестные догмы? – вскричал Андрей. – Да эти, как ты называешь, догмы выстраданы целым поколением. И не одним.

- Но советских людей интересует конкретика. Если я опишу это дело…

- Забудь о нем, - неожиданно резко сказал Андрей.

- С какой стати?

Посвященный Коровин мог бы сказать: «Ты уже ничего не напишешь, тебя арестуют при пересечении границы СССР», но не имел права. Информацию следовало сохранить в секрете, чтобы она случаем не передумала возвращаться. И даже перед почти репрессированной он, кому доверяет Москва, ощущал тревогу. Нельзя допустить, чтобы Репринцева встревала в расследование. Агентура донесла, что ее видели с парнем из «Оскольских вестей». Он дает ей информацию и оказывает содействие в расследовании. И она ему тоже. Это уж как пить дать!

- Мы не помогаем одним преступникам – в данном случае буржуазным полицейским, ловить других.

Фраза не отличалась убедительностью, Валентина сразу перешла в наступление:

- Если коммунисты не станут помогать своим гражданам, они потеряют доверие народа. О вашей странной позиции я обязательно расскажу в Москве.

Удар был ниже пояса. Ей скоро предстоит встреча с НКВД. И она им точно расскажет!

«Как быть? Похоже, она что-то подозревает?»

Теперь Андрею необходимо было выиграть время, понять, что конкретно Валентина знает? Как это сделать? Выяснить бы, но так, чтобы она ничего не заподозрила.

Нужна пауза, чтобы все обдумать. И тут появилась девушка с кипой листов, один протянула Андрею.

- Что здесь? – спросил он.

- Дополнения к решениям Пленума ЦК ВКП(б).

- Давай посмотрим. Кстати, познакомься, Катя, это Валя Репринцева из Москвы.

- Из самой Москвы? – воскликнула девушка.

- Ну-ка, что там еще?.. О, решено усилить борьбу с диверсантами и врагами народа. Скоро никакая сволочь не сможет вам вредить.

- Давайте вернемся к нашему разговору, - несколько торопливо попросила Валентина.

- О Федоровской? А тебе что о ней известно?

- Пока немного.

- Конкретнее! – потребовал Андрей.

- Журналист до поры до времени не раскрывает своих тайн.

- Что? Тайны от своих товарищей? Удивляешь, Репринцева. У нас одна команда, одни задачи, одна цель.

- Тогда условие: мы обменяемся информацией.

- Хорошо, - согласился Коровин, точно позабыв, что он «не в курсе проблемы».

Валентина сообщила, что узнала о Федоровской немного, и даже из того, что рассказал ей Александр, выделила лишь некоторые, общеизвестные (как она посчитала) факты. Поговаривали, будто Зинаида Петровна могла иметь контакты с зарубежной разведкой (с какой именно Валентина, естественно, не имела понятия), что ее прикончил ревнивый любовник; или еще версия – деньги, жила она явно не по средствам. Андрей слушал и кивал, лишь однажды Репринцевой показалось, что в лице его опять промелькнуло волнение, а глаза слегка сузились. Но какой момент в ее рассказе взволновал Коровина?

- Ничего нового, товарищ Репринцева, ты нам не сообщила, - заявил Андрей.

- Теперь ваша очередь.

- Могу только повторить твой рассказ, не более… Знаешь что, зайди-ка завтра, я переговорю с ребятами. Не исключено, снабдим тебя интересной фактурой. А сейчас извини, работа. С большим пролетарским приветом!

Валентина покинула офис коммунистов крайне разочарованной. Она рассчитывала использовать Коровина, похоже, он использовал ее. Шансы на получение «интересных материалов» невелики. Выходит, она зря сюда приходила?

«Пожалуй, не зря!»

Валентина, естественно, не могла знать, что почти следом за ней, в штабе появится Прошкин. Андрей кивнул ему: выйдем. На улице, прячась от чужих ушей, сообщил о разговоре с Репринцевой. Тот закурил папиросу и задумчиво произнес:

- Чего боятся? Когда она вернется в Москву…

- В том-то и дело, идиот! Из нее начнут выбивать многое, в том числе, все о поездке в Старый Оскол. Сначала я предупредил ее, чтобы не занималась делом Федоровской. Мой прокол. Правда, я вывернулся, сославшись на то, что все это буржуазные дела, преступники полицейские ловят преступников обычных. Только поверила ли она?

- Каков твой план?

- Завтра подсунем ей какую-нибудь общеизвестную, ничего не значащую информацию. Пускай думает, это все, что у нас есть.

- А у нас и не может быть иного. Мы – политическая партия, а не сыскная бригада.

- Надеюсь, ты прав, и Репринцева ничего не поймет. Очень надеюсь!.. Ладно, что с той группой студентов?

Прошкин рассказал о походе к «Смольному» и выступлении перед пионерами.

- Валентина, естественно, с вами не ходила?

- Нет.

- Встречалась с Горчаковым?

- С ним!

- Здорово забил ей голову этот красавчик из «Оскольских вестей». Гляди, чтобы не случилось худшего. Если она не захочет вернуться назад, нам с тобой не сносить головы.

- Не думаю, - проговорил Прошкин своим обычным монотонным голосом. – Там – ее родители, она ведь не в курсе, что осталась сиротой.

- Когда влюбляешься, теряешь голову. Сразу по боку все родные и близкие. Нельзя упускать ее из виду.

- Как не упускать, если я ее не вижу?

- А ты борись!

- Легко сказать.

- Коммунисты не пасуют перед трудностями. Придумай ребятам интересную экскурсию, куда бы и она пошла. Скажем, на Новый город, в казино.

- В казино, символ буржуазного разложения?

- Именно! Пусть советские студенты увидят, как преступная власть разлагает умы и души людей, отвлекает их от борьбы за свое светлое будущее.

- А вдруг она опять предпочтет встречу с тем журналистом?

- Вполне возможно. Слишком увлеклась проклятым расследованием… Послезавтра она уезжает. Надеюсь, - в который уже раз произнес Коровин, - за полтора дня не случится непредвиденного.

- И я надеюсь, - тяжело вздохнул Прошкин.

- Только не забывай нашего мудрого вождя Владимира Ильича Ленина. Опоздай он хотя бы на день с восстанием, вся Россия осталась бы жить под ярмом капитала.

- Не опоздаем, - убежденно заявил Прошкин.

- Действуй, Кирюша, действуй! Отправляйся к ребятам, вези их в казино (будь оно неладно!). Не забывай о Репринцевой, - он взглянул на часы, - о, мне пора!

- Срочное дело?

- Забыл? В это время мы поем «Интернационал», святую песню для каждого истинного коммуниста.

 

Валентина пришла к назначенному месту немного раньше Горчакова. «Значит, не успел все сделать», - сказала она себе, взяла мороженое и села на лавочке возле самого фонтана. В одиночестве скучать не пришлось, проходившие мимо молодые люди не позволяли. Один ей подмигнул, другой пригласил вечером на танцы (пришлось нахмуриться и отказаться), но самым настойчивым оказался третий – уже в годах, лет сорока, он тут же предложил Репринцевой… выйти за него замуж(?!)

- Я пока не собираюсь замуж, - изумилась Валентина.

- Зря, красавица, зря. Следует подумать о будущем.

- О будущем?

- Мужчин меньше, даже статистика здесь далеко не точна. Среди сильного пола много спившихся и, да простит незнакомка неприличное слово, импотентов. А сколько вообще избегают супружеских уз!.. Вы же – моя мечта, мой идеал, я это сразу понял. Разрешите представиться: профессор местного университета Кашин Максим Сергеевич.

- У меня уже есть друг, - рассмеялась Валентина.

- У вас с ним серьезно?

- Более чем, - Репринцева уже не знала, как избавиться от навязчивого профессора. А тот не унимался:

- Ваш сверстник?

- Он чуть старше.

- Не делайте колоссальной ошибки! Муж должен быть значительно старше жены. Природа к женщинам несправедлива, они стареют раньше. Со временем мужчина начинает искать связи на стороне. А когда жена молода, он холит, лелеет, обожает ее! Других женщин для него нет.

- Уверена, для моего друга кроме меня никого нет. Кстати, он сейчас появится. И еще: он мастер по самбо и ненавидит, когда к его даме цепляются незнакомцы.

Валентина тихонько засмеялась, наблюдая, как «слишком умный» профессор откланялся и быстро ушел. Вскоре появился Александр.

- Извини за опоздание, - сказал он. – Зато кое-что новое по делу. А ты чего такая веселая?

- Меня сватали.

И Валентина пересказала диалог с профессором. На душе было так легко и спокойно, она упивалась этим миром, пусть со своими сложными проблемами, невзгодами, горестями, даже неведомым страшным убийцей. Но здесь нет всеобщего страха, который она ощущает у себя на родине.

- В Москве к тебе тоже клеятся? – усмехнулся Горчаков.

«Наивный! Подойди ко мне кто-нибудь в Москве, заговори как этот чудаковатый профессор, обмерла бы со страху! Вдруг он из НКВД?».

Вслух же сказала:

- Бывает. Но я человек стойкий.

Послезавтра в это самое время она будет в Курске, потом пересечет границу. Как-то откликнутся ей долгие отлучки из коллектива в городе Старый Оскол?

Настроение сразу испортилось, в душе возникла тревога, ее подпитывала другая: почему не работает домашний телефон?

- Не пора ли полдничать? – спросил Александр. И, не дожидаясь ответа, затащил Валентину в маленькое открытое кафе.

Заговорили о делах. Горчаков подробно описал встречу со Степановым. Главное, что он вынес из их разговора: Федоровская и Либер имели коммерческие дела. Но только ли их?

- А самого Степанова не считаешь причастным к ее смерти? – поинтересовалась Валентина.

- Вряд ли, - задумчиво ответил Александр. – Слишком он мелок и труслив. Посредничество в темных делишках – пожалуйста. Но чтобы убийство… А что у тебя?

Репринцева также детально передала разговор с Коровиным. Горчаков внимательно выслушал и спросил:

- Значит он отрицает какую-либо связь с Зинаидой Петровной?

- Отрицает. Только я не поверила. В его глазах блеснул странный огонек… испуга.

- В какой момент он появился?

- Я называла ему три возможных мотива убийства Федоровской (о чем слышала сама): контакты с зарубежной разведкой, месть любовника, деньги. В один из этих моментов он и заволновался.

- В какой именно?!

- Точно не могу сказать.

- Эх, знать бы! – и приумолк.

- О чем задумался? – девушку тронул его печальный вид.

- Три версии, но мне все же ближе одна - политическая. Ведь после Федоровской убили двоих иностранных агентов. И Никита Никодимович намекнул… нет, он прямо сказал, что сомневается, что в деле Федоровской замешан обычный криминал. Зинаида Петровна (правда, это он говорит, но, скорее всего, знает) вела дела честно.

- Что у нас дальше? – Репринцевой не терпелось продолжить дело.

- Я все вспоминаю, как Корхов предложил начать с театра. Старый Лис понимает, что делает. Только вряд ли мы что-то еще вытянем из Степанова. А вот другой наш «клиент»…

- Кто же?

- Варвара.

Валентина содрогнулась и на всякий случай напомнила:

- Мы вчера уже заходили к ней.

- Почему бы не заглянуть еще раз?

- Неприятная особа, - больше всего ей не хотелось возвращаться в тот гнетущий дом. Хотя многие загадки так и не разрешились. Что за жуткое видение об аресте отца? И кто оно, то заросшее шерстью чудовище, выглянувшее в окно?

- Пойдем к ней позже, - сказал Александр, - когда станет темно. Только вот темнеет сейчас поздно.

- Почему, когда стемнеет? – полюбопытствовала Валентина.

- Представь: мы попадем на шабаш ведьм. Или вообще прилетят Воланд и его свита.

- Кто прилетит?

- А! Ты не слышала о писателе Михаиле Булгакове.

- Нет, - подумав, ответила Репринцева. – Не припоминаю.

- Он родился в Киеве, где-то в конце прошлого века. Служил военным врачом в Вооруженных силах Юга России. Но страстью его была не медицина, а литература. В двадцатые годы он приехал в Москву, несколько лет прожил в Советской России, опубликовав в газетах ряд фельетонов и рассказов. Потом вернулся в Киев, вернулся вовремя, а то над ним уже стали сгущаться тучи. И здесь он получил широкую известность – печатаются его книги, ставятся пьесы. Мало того, в 1929 году произошел крупный скандал: один советский военный деятель посетил с дружеским визитом Империю, Булгаков влюбился в его жену (имеется в виду Е.С. Шиловская. – прим. авт.) и… увел ее.

Недавно Булгаков издал новый роман, который первоначально назывался «Великий канцлер», но в самый последний момент был переименован в «Мастера и Маргариту». Началась настоящая шумиха, инициативная группа выдвинула автора на Нобелевскую премию. По словам самого Булгакова, писал он его долго, целых семь с лишним лет.

- Хватило терпения!

- У вас бы он писал его еще дольше и вряд ли бы дописал. Представляешь его жизнь в Москве? Нищета, безвестность, а если новое творение – то в стол. А сейчас он состоятельный человек со своей армией поклонников.

- Зачем ты так? – грустно прошептала Валентина. – У нас печатается любая литература. Главное, чтобы она не носила антисоветского содержания.

- Творению нельзя ставить идейные преграды.

В который раз Валентина говорила себе: «Встань и беги от опасных разговоров!». И снова никуда не ушла… Просто поменяла тему:

- И кто такой Воланд?

- Разве можно вот так сразу пересказать гениальную вещь? Я дам тебе ее прочесть. Хотя здесь ты уже не успеешь, а увозить роман с собой опасно.

«Как жаль! – внутренне простонала Валентина. – И ведь все начнется уже послезавтра!»

- Я согласна вечером отправиться к Варваре.

- Отлично! А пока я еще покажу город.

- Мне бы своих ребят проведать, а то совсем потерялась.

- Ты не устала от них?

- Еще как устала!

- Знакомая ситуация. Когда постоянно общаешься с коллективом, он тебе до чертиков надоедает.

«Мне с ними вообще не интересно!»

- Я к ним не пойду!

Надо бы зайти на почту, позвонить… Но она вдруг испугалась постоянных гудков. Разговоры о сломанном телефоне показались неуместной злой шуткой, или попыткой успокоить ее, взбодрить. Там, в Москве что-то произошло!

Потребовалось некоторое время, чтобы разубедить себя в том. Однако на почтамт она больше не пошла, не хватило душевных сил.

Налетевший ветерок растрепал ей по плечам волосы, полуденное солнце играло золотыми лучами. Деревья, пышные кусты, цветы – все зеленое царство, будто застывшее в томной неге, звенело и пело на разные голоса. Вступающее в свои права лето дарило радость и надежду.

Или это только обман природы?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Давид и Рустам встречали Кирилла Прошкина во всеоружии, они ждали нового сюрприза: по каким еще местам революционной славы Старого Оскола поведет замечательный гид? Все вместе они зашли в номер Надежды.

Девушка немного отошла от жуткой картины в ванной. Красная Стерва исчезла так же внезапно, как и появилась. Постепенно Надежда уверовала, что перед ней промелькнуло видение, мираж, вызванный ее усталостью. Поэтому никто и не заметил каких-либо изменений в поведении Погребняк. О недавнем недомогании не вспоминали: было девушке плохо, сейчас поправилась. Комсомолец обязан быть железным!

- Вальки снова нет? – оглушил комнату гортанный голос Рустама.

- Как видишь.

- Доиграется она! До ребеночка - точно!

Давид, которому унизительные слова резанули сердце, поспешил переменить тему:

- Куда мы теперь бросим стопы, товарищ Прошкин?

- Очень необычное место. Вы удивитесь.

- Неужели на могилы кавказских ополченцев? – воскликнул Рустам.

- У нас не воевали кавказские ополченцы, - мотнул головой Прошкин. – Все гораздо прозаичнее. Мы совершим путешествие на Новый город, недавно администрация открыла там казино.

- Мы пойдем в казино? – комсомольцы в изумлении открыли рты.

- Именно.

- Подождите… - у Погребняк язык отнялся. – Валентине влетело от меня лишь за то, что она случайно вошла туда.

«Она там была?!» - криво усмехнулся Кирилл. Но не подал вида, что узнал важную новость. И продолжил:

- Неправильно рассуждаете, товарищ Надя, комсомол обязан быть в курсе любых мерзостей капиталистической жизни. После вы опишите эти мерзости в красках. Опишите так, чтобы у советского человека появился зуд.

- Зуд будет, - пообещал Рустам. – Зачешется все, даже задница.

- Какой же ты хам! – возмутилась Надежда. – При девушке такое?..

- Что я хамское сказал? – искренне удивился Рустам. – Когда чешется задница, исчезает всякое желание сидеть за игровым столом.

На том и помирились. Кирилл отвел ребятам недолгое время на сборы, и вот уже второй раз за сегодняшний день они отправились в путешествие по Старому Осколу.

Комфортабельный двухэтажный автобус привел Надежду в восторг. Она плюхнулась на мягкое сидение и… сразу вспомнились дребезжащие московские трамваи с их переполненными вагонами, отчаянной руганью пассажиров, криком злобных кондукторш. Как хорошо, что здесь этого нет. Сиди, наслаждайся дорогой, хочешь – закрой глаза, подремли. Надежда так и сделала, отчего рот ее расплылся в улыбке.

- Чего лыбишься? – закричал Рустам.

- Нравится! Вот бы и в Москве нам иметь такой транспорт.

- Преклонение перед буржуазным транспортом? – дернулась верхняя губа Прошкина.

Правильное замечание товарища сразу отрезвило Надежду. Будущий комсорг не имеет права поддаваться иллюзиям красивой жизни. Она посмотрела на автобус и свою поездку под другим углом. До чего тут тесно, люди трясутся сильнее, чем на танцплощадке, место жесткое, кое-где (она даже мысленно не смела произнести любимое слово Рустама) скоро появятся мозоли.

Настроение упало до нуля. Даже в окно глазеть не хотелось, а то случаем соблазнишься какой-нибудь пакостью проклятого капитализма.

И тут автобус остановился, Прошкин предложил гостям выйти.

Сначала гости широко раскрыли глаза, будто возникшая красота украла их души. Затем, опомнившись, начали ругать капиталистических архитекторов за безвкусицу, смешение стилей и прочее. Поругали – и поскорее вперед, чтобы созерцать и ругать! Ругать и снова жадно созерцать!

Публика тут одевалась изысканно. На ребят в униформе, в сапожищах смотрели кто с удивлением, кто с интересом, очевидно считая, что перед ними – представители авангардной моды.

- Зыркают, косятся, - недовольно промычал Рустам. – Спрашивается: почему?

- Никогда не встречали настоящего джигита, - едко напомнил Давид.

- Пялятся на нас, как в зоопарке…

И вдруг люди, как по команде, перестали смотреть на странную группу. Дело не в том, что они услышали слова Рустама. Просто потеряли интерес.

Последнее комсомольцы опять восприняли как оскорбление. Давид сердито покусывал губу, Рустам думал сплясать у фонтана лезгинку, да вовремя остановился, Надежда начала тихонько декламировать Маяковского «Стихи о советском паспорте». Но нет, у окружающих их людей не было даже капли ненависти, о которой твердил поэт, вместо нее – самое тягостное на свете: безразличие.

Парковыми дорожками друзья вышли к достойной копии храма Артемиды. Вечно унылый деревянный Прошкин вдруг с иронией объявил:

- Вот оно, главное место нашего разврата!

И тут глаза его жадно и одновременно тоскливо блеснули. Он напоминал человека, который бы с удовольствием окунулся в омут этого разврата, но возможностей нет, главное – финансовых.

- Они устроили вертеп в храме, пусть даже в языческом? – удивилась Надежда.

- Что тебя удивляет? – спросил классический атеист Давид. – Везде один обман, везде один опиум.

- Зайдем, «курнем»? – зычным голосом проговорил Рустам.

- Плохая шутка для комсомольца, - тут же одернула его Надежда, постепенно примеряющая тогу комсомольского секретаря.

Прошкин с трудом оторвал взгляд от волшебного здания и дал команду: «Вперед!».

 

Внутри, среди шума толпы, команд крупье, мелькающих рядом с игровыми столами официантов и официанток, у каждого из четверых возникли свои ощущения. У Прошкина постреливала одна и та же мысль: «Сыграть бы? Не сейчас, не при ребятах, но сыграть?» В отличие от подавляющего большинства оскольских коммунистов, он был человеком не бедным, мог бросить на стол приличную сумму… «Да, да, в следующий раз я сыграю, обязательно сыграю! И пусть Коровин ругается, требует «покаяния». Имею я право осуществить свое страстное желание?»

Давиду показалось, будто он видит своего деда, известного организатора всевозможных азартных заведений. Дед глядел на внука, грозил кулаком, но не за то, что Давид появился в казино. Он слал проклятия отпрыску, который теперь в рядах тех, кто лишил его прибыльного бизнеса.

Рустам выискивал хотя бы одного джигита. Он подошел бы к нему и сказал: «Зачем позоришь нас игрой в поганую рулетку?». Нет, не так: «Давай перережем эту свору, а деньги отдадим на дело революции». Однако джигитов он не обнаружил, поэтому революция пока осталась без дополнительных средств.

Надежда зажмурилась, дабы не лицезреть вертеп, что-то зашептала про себя. Но то были не слова молитвы, а ода Ленину. Вождь мирового пролетариата не смог, увы, заглушить развратное веселье, поэтому Надежда стала напевать коммунистический марш.

К друзьям подошел мужчина в безукоризненном смокинге, спросил: имеют ли желание господа сделать ставки? Давид промычал нечто невразумительное, Рустам, сурово сдвинув брови, отвернулся, Надежда умолкла и крепче поджала змеиные губы. И только Прошкин артистично развел руками:

- Не сегодня.

Лицо мужчины в смокинге тронула едва заметная усмешка. Поклонившись, он тут же исчез.

- Сдается мне, он смеялся над нами, - Рустам буквально кипел. – Если так, то я… то я…

- Заткнись! – строго оборвала его Надежда, и он сразу замолчал.

Они пошли вдоль столов, Прошкин комментировал:

- Обратите внимание, товарищи комсомольцы, на эти лица, глаза…

Он прав! Игра сделала обычных людей подобием зверей. Самые низменные инстинкты – алчность, корыстолюбие, желание во что бы то ни стало разбогатеть легким путем прочитывались здесь точно в раскрытой книге. Жизнь за стенами казино с ее радостями, проблемами, печалями умирала, в крайнем случае, оставалась где-то далеко за пределами достигаемой реальности. Только фишки, карты, голос крупье…

Нет ничего на этом свете: ни возвышенных идеалов, ни священной музыки любви. Все заменила удача!

Снова: фишки, карты, голос крупье…

- Скажите, Кирилл, - тихонько произнес Рустам. – Каков смысл этой бесовской игры? Я должен поставить фишки в определенный кружок?

- Примерно так, - ответил Прошкин. Не объяснять же комсомольцу смысл игры? И самому Прошкину влетит и Рустаму. Но тот вдруг крикнул: «Я сейчас!» и исчез. А через несколько минут появился с фишками.

- Ты чего? Не смей! – возмутилась Надежда. – Товарищ Прошкин, скажите ему…

Но Кирилл будто оглох. Гордый джигит наконец-то осмелился поднять бунт против беспощадного вожака в юбке:

- Не мешай! Чтобы описать порок, нужно почувствовать его.

Он положил фишки в квадратик с цифрой 10, почему именно сюда? Он никогда бы не смог этого объяснить. Играл он и… не он?

Колесо фортуны завертелось. Надежда остервенела: «Что ты натворил, товарищ Калоев?», а он – грудь колесом! Он сыграл, смог! Теперь все родное село заговорит о смелости Рустама. Он даже не слышал, как крупье что-то сказал…

Давид душил его в объятиях, поздравлял. Ничего не соображающий Рустам посмотрел на крупье, который повторил:

- Вы выиграли.

- Много?!

- Сумма приличная.

- Новичкам везет, - кисло заметил Прошкин.

- Играю еще! – млея от восторга, крикнул Рустам. – Я обчищу все казино!

- Достаточно! – оборвал его Кирилл. – Новичкам везет только раз. Обменяй фишки на деньги и уходим.

- Я тоже думаю, что достаточно, - поддержала Прошкина Надежда.

Гордый джигит с трудом повиновался. Кирилл тут же эти деньги реквизировал:

- Они пойдут в фонд помощи местному отделению ВКП(б). Надеюсь, товарищ Рустам, ты не против?

- Нет, - хмуро промямлил гордый джигит. – Но мне и моим друзьям хоть что-то достанется?

- Эх, ты, собственник. Думай об обществе и мировом пролетариате. Немного достанется: сейчас зайдем  в кафе, попробуем мороженого. Оно у нас замечательное.

Рустам посопел, поскорбел и смирился. Его деньги пойдут на самое благородное дело на свете: подготовку пролетарской революции в городе Старый Оскол!

Ребята уплетали мороженое за обе щеки и дружно благодарили Рустама.

 

Пылающее солнце катилось на закат. Воздух был уже не таким раскаленным, как некоторое время назад. С реки потянуло прохладой. Наступил вечер.

Валентина и Александр вновь пробирались по колдобинам к дому Варвары. Невдалеке от ее жилища остановились.

- Сначала понаблюдаем издали? – предложил Горчаков.

- Понаблюдаем, - согласилась его спутница. – Только где? Колдунья нас заметит.

- Мы спрячемся вон за тем дубом. Он такой мощный, ветвистый. Нас не видно, зато дом Варвары – как на ладони.

- А соседи?

- Местность выглядит довольно пустынной, - неуверенно произнес Александр.

Они подошли к старому дубу, осмотрелись. Вроде бы никаких любопытных глаз поблизости. Только это еще ничего не значит. Люди могли следить за ними из своих домов. Спрячутся за шторкой и наблюдают…

- Рискну взобраться наверх, наверняка увижу ее двор, – сказал Александр.

- Что ты хочешь увидеть?

- Знать бы!

- Ужасная глупость: пришли, не имея никакого плана действий.

- План появится, когда хоть что-то произойдет.

- А если ничего?

- Этот момент мы с тобой обсуждали. Придем к Варваре с очередным дружеским визитом.

- Долгожданные визитеры!

- Есть прекрасный повод: в прошлый раз она рассказала не все. Например, что за чудовище прячет в доме?

- Так она и скажет!

- Никуда не денется, - Александр ухватился за ветку дуба, подтянулся и оказался на следующем ярусе ветвей. Затем перебрался на третий. С высоты взглянул на Валентину: мол, как?

- Прекрасно, - улыбнулась девушка. – Но что ты видишь?

Некоторое время он пристально вглядывался, затем сообщил:

- Пустой двор.

Так продолжалось довольно долго, окончательно завладевший городом вечер темнел, видимость становилась нулевой. Горчаков стал спускаться.

- Ощущение, что все там вымерло. И к ней – никого, и из дома никто не выходит.

- Что дальше?

- Мы же решили: постучим, извинимся за позднее посещение и немного поболтаем.

- Саша, я… боюсь. Там что-то неладно.

- Брось! – махнул рукой Горчаков. Однако уверенный голос был обманом, сам он так же ощущал себя не слишком уютно.

- Давай… уйдем?

- А когда придем снова?

- Завтра.

- Завтра у тебя последний день. И статью сдавать. Идем!

- Ноги не слушаются.

- А ты им прикажи: ать-два, ать-два! – пытался он ее расшевелить.

- Смотри, - оборвала его Репринцева.

Горчаков замер. Какая-то пара: мужчина и женщина двигались в направлении дома колдуньи. На даме – нарядное платье, мужчина – в выходном костюме. К сожалению, темнота не позволяла более детально рассмотреть их одежду и, естественно, лица. Не исключено, они приехали сюда на автомобиле, оставили его неподалеку, остальной путь решили проделать пешком. Во-первых, не каждая машина проедет по такой дороге без последствий, во-вторых… мало ли что за причина может быть еще.

Мужчина толкнул калитку, и они скрылись из виду.

- Ты их знаешь? – спросила Валентина.

- Почему я их должен знать?

- Старый Оскол – город небольшой.

- Не разглядел, слишком далеко они отсюда! И темно… Кажется, люди непростые.

- Зачем они туда идут?

- К Варваре разные ходят.

Пока Александр раздумывал: что следует предпринять, появилась еще одна пара. Потом следующая. Спрятавшись за деревом, журналисты неотрывно смотрели. Уже – четвертая, нет – пятая, а вот и шестая пара скрывается в доме колдуньи Варвары.

А это что?

По ухабистой дороге протарахтел автомобиль, из него с трудом вылез господин, судя по фигуре, в почтенном возрасте. Его поддерживала молодая женщина. И они тоже вошли в таинственное логово. Автомобиль развернулся и уехал.

- Очень интересно… – пробормотал Александр.

Они еще немного подождали. За это время в дом колдуньи вошли несколько новых пар (Валентина сбилась со счета). Но вот те, кто, по-видимому, оказались последними. Поток гостей иссяк?

Снова подождали. Вечер сменила ночь, сгустившийся мрак окончательно накрыл все чернотой. Никто к дому больше не подходил…

Репринцева посмотрела на своего спутника. Если недавно она не хотела туда идти, то сейчас… жадное любопытство так и прочитывалось на ее лице.

Александр взял девушку под руку, повел к дому Варвары. У ворот остановились, осмотрелись. Повсюду торжествовала тишина! Но ее не должно быть! В избе – люди, много людей.

- Валя, - промолвил Александр и голос его дрогнул. – Не представляю, что ожидает нас там. Может, опасность, о которой даже не подозреваем. Поэтому…

- Говори!

- Хочу тебя поцеловать.

Валентина изумилась, потом ответила:

- Нельзя.

- Почему?

- Мы слишком мало знакомы.

- Разве?

- Только два дня.

- А мне кажется, что прошла вечность.

- Я уеду и…

- У нас впереди еще один день. Еще одна вечность. Пускай половина вечности.

- Прошу, не надо!

Мольба Валентины не спасла ее. Их с Александром губы слились в поцелуе, настолько долгом, что окружающая тишина зазвенела в ушах.

Внезапно Валентина вспомнила храм, песнопения и ее коленопреклонение перед Крестом. Ей сделалось плохо, стыдно. Раньше грешила в одном – богохульствовала, теперь занимается сладострастием.

Она резко оттолкнула Горчакова.

- Ты чего?

- Достаточно.

- Как скажешь. – Он и так был благодарен ей сверх меры. Неожиданную перемену  в настроении истолковал по-своему.

Александр осторожно толкнул скрипучие ворота, которые оказались… незапертыми. Двор больше похож на ночное кладбище, и такой же уснувший вечным сном сад. Вот и беседка, где их принимала Варвара. Сейчас это место выглядело как склеп, где замурованы многие тайны.

Куда все подевались? В ад провалились, что ли?

 

Теперь дом с окнами, больше напоминающими черные впадины глаз слепого. Конечно, гости собрались в самом помещении. Увлеклись какими-то своими делами. Но они должны были, по крайней мере, запереть ворота, и хотя бы иногда выглядывать наружу, вдруг помимо гостей званых заявятся незваные?

Они стояли у дверей, Валентина тихонько спросила:

- Думаешь, следует постучать?

- Нет. Тогда у нас точно ничего не получится. Нас выставят.

- Что делать?..

- Сейчас увидишь.

Горчаков покопался в замке, и дверь открылась. Репринцева восхищенно произнесла:

- В тебе погиб талант взломщика.

Они вошли, Александр сразу предупредил:

- Осторожнее, здесь ступеньки. Поднимайся тихо, как мышь.

Они в коридоре. По-прежнему та же гнетущая тишина. Горчаков шел впереди, знаками показывая Валентине следовать за ним. Прихожая, кухня… одна комната, вторая, третья… В доме стояла тишина, вязкая и жутковатая.

Все точно спустились в ад!

Темнота мешала нормально ориентироваться. Тем не менее, им показалось, что сумели осмотреть все. Обычная старая мебель, скрипучие половицы, столы, посуда, прочая утварь. Из чашек недавно пили, самовар еще горячий. Но нет ни одного намека, что кроме них двоих кто-то сейчас в доме.

- Уходим? – шепнула Валентина.

- А что нам остается? – уныло произнес Александр.

Он посмотрел из окна на пустой двор и вдруг крепко сжал руку Репринцевой:

- Там…

- Что?

- Какая-то тень.

- Ты сумел рассмотреть тень в эдакой темноте?

- Сама погляди.

Теперь и Валентина увидела, как по двору движется фигура, непонятно – мужская или женская. Похоже, женская.

- Быстрее, - скомандовал Александр, - и через секунду они оказались возле ступенек, по которым начали спускаться вниз. Горчаков знаками умолял спутницу ступать как можно тише.

Перед дверью он сделал новый упреждающий знак – остановиться. И осторожно выглянул…

- И мне… посмотреть? – выдохнула Валентина.

Фигура остановилась, осмотрелась («Неужели услышала, как открывается дверь?!»), двинулась дальше.

Хорошо, что перила высокие. Спрятавшись за ними, журналисты наблюдали за дальнейшими действиями неизвестной фигуры. Она подошла к одной из стен дома и… как будто растаяла. Она исчезла прямо у них на глазах.

- Ничего не пойму! – поразилась Валентина. – Начинаю верить в колдовство.

- Здесь как раз все ясно: подземный ход. Он где-то под домом.

- Подземный ход?!

- Нам необходимо отыскать его, попасть внутрь. Не исключено, мы получим ключ к разгадке.

- Это опасно!

- Есть другие предложения?

- У тебя имеется оружие?

- Нет. Никто не заставляет тебя рисковать. Мало того, я настаиваю, чтобы ты ушла. Подождешь меня у дуба.

- Я не оставлю тебя.

- Валя, мы не представляем: что там?

- Не оставлю! – повторила девушка. – Предпочитаю быть с тобой, чем одной торчать у дуба, в незнакомом месте. Лучше скажи: как думаешь искать ход в подземелье?

- Заметила, где конкретно она исчезла?

- Очень приблизительно.

- А еще говорят, женщины более внимательны, чем мужчины.

- Я боялась шибко высунуться, - призналась Репринцева.

- Не беда. Я заметил.

Они крадучись двинулись к тому месту, где пропала таинственная фигура. Обычная деревянная стена… Что за мистика?!

Горчаков вспомнил, как исчезала незнакомка. Сперва она наклонилась, согнулась и… все!

Александр опустился на колени, пошарил рукой, кажется, что-то обнаружил. Но это всего лишь дверь от погреба или ямы. Ее здорово замаскировали. Днем не заметишь, а уж ночью…

Довольно долго он искал колечко или что-то в этом роде. Наконец, нашел, дернул. Дверь поднялась, перед Валентиной и Александром возникло пустое пространство. Горчаков сунул в пустоту руку и, видимо, что-то нащупал:

- Лестница. Но не такая, по какой спускаются в обычный погреб.

Внезапно он подумал о другой странности: дверь открылась слишком легко. Не заманивают ли их сюда специально? Варвара наверняка в курсе того, что в ее доме нежелательные, слишком любопытные люди. Вот и получите за любопытство!

Может, уйти?

С другой стороны, находится рядом с загадкой и все бросить? Стоило ли тогда начинать расследование? Выдал бы Черкасовой скучный отчет о версиях убийства, подкрепил их «логическими выводами». Довольна редактор, довольны читатели, довольны все, кроме… истины, ей опять подставили подножку.

- Я вниз, а ты – жди.

- Одна не останусь!

- Послушай, я дам тебе знать. И ты последуешь за мной. Вдруг это обычная, глубокая яма? И будь начеку. Чтобы никто не подкрался…

- Господи, спаси и сохрани! – внезапно вырвалось у Валентины.

Горчаков нащупал ногой лестницу, стал спускаться. Одна ступенька, вторая… Он поглядел вниз. Ничего не видно.

Александр поднялся обратно и, на немой вопрос Валентины ответил:

- Ход в подземелье. Думаю, именно туда «уходили» те пары.

- Даже тот, что едва держался на ногах?

- Спуск относительно простой. Человека могли поддерживать.

- И?..

В этом коротком «и» содержалось требование ответа на главный вопрос: пойдут они до конца или нет? Александр не выдержал, рассказал о своих опасениях.

- То есть нас могут там замуровать?

- Не думаю, - после очередной паузы произнес Горчаков. – Варвара не знает - предупредил я редакцию, куда иду, или нет? А я предупредил!.. – тут он специально повысил голос. – А ты вообще иностранка. Захочется ли нашей ведьмочке стать участницей международного конфликта?

- Значит, спускаемся?

- Рискнем. Я только прочту молитву.

- Подожди, - тихо воскликнула Валентина. – Я тоже хочу прочитать молитву, да не знаю слов.

- Повторяй за мной.

И он стал читать «Отче наш». По мере того, как с языка Репринцевой срывались священные слова, она начала ощущать необыкновенный душевный подъем, тело будто наполнялось мощной энергией. Она уже была уверена, что этот спуск не станет для них роковым.

Александр вторично ступил на лестницу, следом за ним – Валентина.

 

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Надежда рвала и метала. Скоро полночь, а Вальки нет и нет! Загуляла подруга не на шутку!

С одной стороны Погребняк на нее не обижалась, еще один завтрашний день – и для Репринцевой все закончится. Но даже в такой ситуации не позорить же комсомол. Если в буржуазной газете появится статья про советскую студентку, комсомолку (из комсомола ее придется исключить!), которая, вместо того, чтобы ночью спать, где-то шатается, да еще в сопровождении репортера-антисоветчика, позор ляжет на всю группу, в том числе, на саму Надежду. «Меня точно не изберут секретарем!»

Надежда выпила стакан воды, что помогло ей немного расслабиться. И тут она призналась себе, что опасается не только этого. Если Валя передумает возвращаться на родину? Как тогда быть? Бояться следует не просто позора, а кое-чего пострашнее.

Погребняк затрясло. Она могла бы прямо сейчас выскочить из гостиницы и броситься на поиски своенравной сокурсницы. Но куда бежать? В какой части города искать ее?

Надежда заметалась по комнате. «Где она может быть?!.. Где? Найду ее и… за волосы притащу обратно!»

Если бы только знать – где она?

Перед глазами возникла жуткая картина: в номер стучит вежливый полицейский, с наигранным добродушием объясняет:

- Гражданка Валентина Репринцева попросила политического убежища.

Конечно, Надежда, Давид и Рустам встречаются с ней, уговаривают одуматься. Приезжают сотрудники советского посольства… Только уговаривать ее должны отец и мать. А их больше нет. И ничто уже не заставит Валентину вернуться в Москву. Она остается прозябать в Старом Осколе, или уезжает в Белгород, Воронеж, Харьков, другой город буржуазного мира.

Надежда приняла наиболее приемлемое решение: необходимо поставить в известность руководство. И тогда все узнают, как комсомолка Надежда Погребняк вовремя забила тревогу.

Бегом на первый этаж! У администратора попросила телефон, обратилась к телефонистке соединить ее с номером Кирилла.

- Товарищ Прошкин…

- Кто его спрашивает? – послышался сонный женский голос.

- Товарищ из Москвы. Погребняк Надежда…

- Слушай, товарищ из Москвы, не достаточно ли лапши на моих ушах?

- Позвольте… - начала Надежда и осеклась, не понимая, что так разозлило женщину?

Короткие гудки. Погребняк решила, что ошиблась телефонистка, или сама она назвала неправильный номер. Вторично потребовала соединить с номером Прошкина. Снова ее встретил тот же разъяренный женский голос, однако теперь упорно прорывался и другой – Кирилла.

- Товарищ Прошкин… Товарищ Прошкин! – закричала Надежда да так громко, что задремавший было администратор тут же протер глаза и начал испуганно озираться.

На другом конце провода бой, судя по всему, уже шел нешуточный. Женщина орала: «Твои шлюхи даже по ночам не дают спать!». Кирилл бубнил: «Отдай трубку! Это по работе!». Женщина опять: «Другим заливай про свою работу! Я этой потаскушке сейчас все выскажу!». «Дура, - отвечал Прошкин. – Люди действительно из Москвы. Хочешь крупных неприятностей?». «Ты получишь неприятности, дамский угодник, как оторву у тебя кое-что, забудешь и Москву, и Париж, и Лондон». «Можешь дослушать до конца?! Это чисто деловой звонок. С такой «красавицей» у меня ничего и никогда быть не может!»

Кирилл, вероятно, не ожидал, что Надежда услышит последнюю его фразу. Но она услышала.

Кровь снова ударила в виски, девушка почувствовала, что не удержится на ногах. Она не сразу ответила Кириллу, тому пришлось дважды повторить:

- Алло!.. Алло!.. Говорите.

Несмотря на пренебрежение к себе, Надежда сдержалась, взяла себя в руки. Нервно извинилась и уже более спокойным тоном рассказала об исчезновении Репринцевой.

- Уверена, что она исчезла?

- Она пока не пришла в гостиницу.

- Вот именно: пока.

- Валя никогда так поздно не гуляла.

- В СССР – да. Здесь же - буржуазные соблазны. Потерпите ее еще денек, ровно один денек.

- Боюсь другого.

- Чего ты боишься?

- Вдруг она вообще сбежала?

На другом конце провода - гробовое молчание! Лучше бы он ругался, сыпал угрозами… «Скажи что-нибудь?!» - умоляла девушка. И Прошкин разродился короткой фразой:

- Она не могла узнать о?..

- Я нема, как рыба. Ребята не в курсе.

- Нам остается только ждать. Если не появится завтра, начнем действовать.

- Только завтра?

- Раньше в полицию нет смысла обращаться. Она и пальцем не пошевелит. С утра я у вас.

- Товарищ Прошкин, а если Валя все-таки?..

- Придется отвечать. Вам!

- Мне?

- И тебе, и обоим твоим приятелям. Или вы думаете, что наша организация возьмет вину на себя? Лично я ее вообще не видел. А вы – сокурсники и друзья, знали об ее склонностях и вредных привычках. И ничего не предприняли.

- Вы мне сами сказали: не ругать ее, наоборот – хвалить. Я действовала, как велела партийная организация.

- Партийная организация не давала тебе никаких заданий! Не вали с больной головы на здоровую. - И он резко бросил трубку.

Потрясенная Надя медленно возвращалась к себе. Подставили по полной! Кто теперь ей поверит в Москве?

Она так надеялась, что Валентина вернулась и встретит ее в номере. Она бы кинулась подруге на шею,  простила бы все!

Однако номер встретил тишиной.

 

Больше всего убийца обожал рассматривать ночное небо. Звезды так чудесно сверкали и такие водили хороводы, что забывались все мерзости окружающей действительности. Именно там, в необъятном пространстве, утверждается Великая Истина Мироздания. Там сталкиваются планеты и целые созвездия. А здесь крутится разная мелочь, не вызывающая ни восторгов, ни сожалений. Но самое страшное, что эта мелочь пытается уничтожить гармонию, нарушить плавное течение жизни, навязать собственные правила игры. И поэтому ОН освобождает от них общество, ОН – лишь посредник между жизнью и смертью, исполнитель миссии Света. ОН наказывал, и будет продолжать наказывать! Ведь если закончится ЕГО миссия, придет их время – страха и беззакония.

ОН не боялся правосудия не только потому, что никому бы и в голову не пришло подозревать именно его, было и другое, главное: Свет никогда не отдаст на растерзание правосудию тьмы своего ангела возмездия.

До чего прекрасен его город поздними ночами. Заливающие тротуары и мостовые белым светом уличные фонари становятся как бы прообразами тех самых звезд, их земными мини-копиями. В световых гаммах тонут дома. В центре – не прекращающиеся шум, гвалт, веселье, такое ощущение, что город не спит, что он ждет начала красивого праздника, а сверни в сторону – царство покоя. Люди укутались в безмятежные сны, надеясь, что никто не нарушит их, как тогда - в кошмарную Гражданскую.

Спите спокойно! Ангел Возмездия этого сделать не позволит.

Свернув в сторону центральной улицы, ОН вдруг заметил спешащую пару. Убийца узнал их: отец и дочь, но разыгрывают почему-то мужа и жену... Понятно, конспирация. Они приехали в Старый Оскол с определенной миссией: на словах – восстанавливают в России монархию, на деле… так же нарушают установившийся в городе Покой. Убийца улыбнулся про себя: «Может, покончить с обоими сразу? Девушку жаль, юна - неопытна, находится под влиянием отца. Почему он не оставил ее в гостинице? Побоялся? Кого? Меня? Что я могу явиться к ней в номер?..

Ах, как молода!»

Убийца решил не трогать пока эту пару. Пусть город на сутки отдохнет от кошмара. Мысленно пожелав девушке доброй ночи, убийца тронулся в сторону своего дома.

Елизавета Антоновна и не представляла, что спасла сегодня отцу жизнь.

 

Черкасова позвонила Александру и услышала от Лены, что хозяина нет дома. Конечно, для Алевтины такое поведение ветреного журналиста новостью не стало. Но он обязан завтра сдать материал. И, скорее всего, не сдаст. Девица из Москвы сильно окрутила его.

Приехал муж Валерий, он работал главным инженером Оскольского маслобойного завода. Как всегда грустно посмотрел на чужой дом, чужую жену, которая опять дымит точно паровоз.

- Где Клава? – спросил он.

- Я отпустила ее на похороны бабушки, - устало ответила Алевтина.

- Она должна была приехать сегодня.

- Приедет завтра. Или послезавтра… Какая разница?

- Дом в лице нашей служанки лишился доброй хозяйки.

- Успокойся, кое-что приготовила.

Он знал ее «кое-что». Холодный, пересоленный суп, пережаренная картошка, безвкусное жаркое. Алевтина наверняка выиграла бы звание худшего повара на свете.

Валерий со вздохом хлебал первое, Алевтина сидела рядом, взгляд казался рассеянным, она – далеко, далеко. Да и была ли она когда-нибудь с ним?

- Ты сегодня долго, – безразличным голосом произнесла Алевтина.

- Дел много, недавно заключили контракты на поставку масла с еще несколькими странами.

- Ну-ну.

- Не посещал я любовницу, - усмехнулся Валерий. – Я гулял по ночному городу и смотрел на небо. Ты знаешь, как я обожаю смотреть на звезды.

- Слишком хорошо знаю.

- Послушай, - Валерий с остервенением отодвинул тарелку, - пока Клавы нет, наняла бы временную служанку. По крайней мере, я бы поужинал.

- Зачем? Честных женщин не так много. Можно немного помучиться и без Клавы.

- Глупости!.. Насчет отсутствия честных женщин. Ты не желаешь приводить сюда человека со стороны. Даже на время.

- Если и так?

- Тогда хотя бы суп поприличнее приготовила.

- У меня и без готовки дел хватает. И денег в дом приношу побольше твоего.

- Да, ты у нас главная добытчица. Достойная наследница папенькиного состояния.

Алевтина не ответила на колкость мужа, не было ни сил, ни желания. Ее мыслями безраздельно владели иные проблемы.

Валерий внимательно посмотрел на жену:

- Что-то произошло?

- Да! Один мой журналист должен написать материал об этом проклятом убийце. И вдруг пропал.

- Как пропал?

- Влюбился в девчонку, причем из Москвы. Вместо того, чтобы заниматься делом, разгуливает где-то с ней.

- Неужели в моей дорогой женушке взыграла ревность? Не о том ли красавчике ты говоришь? Он по-прежнему твой любовник?

Следовало бы возмутиться, начать оправдываться, но опять не было никакого желания. Поэтому Алевтина лишь усмехнулась:

- Будтоты безгрешен?

- Не безгрешен я. Но у меня есть чувства. Я был бы рад, если бы они сохранились и у тебя. Пусть не ко мне, а к этому мальчику. Тебе нужен не он, а другое…

- Ты прав! Мне нужна газета! Сколько сил вложила в нее! Ради нее я готова выгнать моего… любовника, если он вовремя не сдаст материал. Жаль одно: я создала из этого недоумка образ выдающегося детектива, который раскрывает дела лучше полиции. А на самом деле он ничто, пустое место. Приманка для читательниц.

- Все ясно, - Валерий с отвращением принялся за второе. Река отчуждения между ними становилось все шире, уже и берега не видны. Алевтина даже не поинтересовалась его проблемами.

- Что думаешь об убийце?

- Об убийце? – рассеянно проговорил Валерий. – Я о нем вообще не думаю. Встретиться бы с ним не желал.

- Мне в голову пришла необычная мысль: убийца оказывает городу услугу.

- Почему?!

- Он убивает только тех, кто пытается втянуть нас в какую-нибудь авантюру.

- Этак ты дойдешь до его полного оправдания. Потом он станет своеобразным Робин Гудом, вызовет массовое сочувствие. Еще одна приманка для читателей.

- С тобой невозможно разговаривать.

- Как я могу всерьез обсуждать проблему героизации преступника?

- Я не о том… Знаешь, я бы многое отдала, чтобы лично познакомиться с ним.

- Боюсь, ты бы ему не понравилась.

- Вот как?

- Много куришь.

- Извини, - Алевтина замахала рукой, пытаясь развеять столб табачного дыма. Валерий с последней надеждой взглянул в ее глаза, надеясь увидеть там хотя бы капельку (не любви, ее давно нет!) обычного интереса к себе. Увы, она думала о своем загадочном убийце. Даже не о нем, а о том, как использовать его «романтический образ» для своей газеты.

- Не развестись ли нам? – неожиданно предложил он.

- Как знаешь. Лично меня совместная жизнь с тобой не тяготит.

- Но любви-то нет!

- Как знаешь, - повторила Алевтина. – Поздно уже. Я иду спать.

Она отправилась в спальню, разумеется, в свою, куда Валерию путь был заказан.

 

И вот опять банкир Еремин в любимом кресле, рядом – проигрыватель, пластинки Шаляпина. Так было много раз, когда напротив сидела Зина, также слушала и подпевала. Подпевала фальшиво и громко, отчего Юрий Иванович не мог до конца насладиться чудным голосом великого певца. Но он прощал, старость многое готова простить молодости. Прощал и слушал только ее.

На столе ее портрет - веселое, улыбчивое лицо. Этой дорогой ему женщине с фотографии невдомек, что скоро она навсегда перестанет улыбаться. Пока она полна радости.

Юрий Иванович откинулся на спинку кресла, повторяя за маэстро: «Вдоль по Питерской…». В свое время именно Еремин организовал Федору Ивановичу турне по Белгороду и Старому Осколу. Именно на концерте Шаляпина Еремин и познакомился с Зиной.

…Это было ровно пять лет назад, театр был, естественно, переполнен. Публика в восхищении внимала лучшему басу мира. И вдруг из своего ложа Еремин увидел женщину в первом ряду. Он ее и раньше видел…

- Кто она?

- Наша новая актриса Зинаида Петровна Федоровская, - тут же подсказал директор театра.

В перерыве он «случайно» столкнулся с ней буфете. Зина приняла его знаки внимания благосклонно.

- Вам нравится концерт?

- Безумно, - она сложила руки в молитвенном восторге. – Особенно его обращение к русским людям. Как он переживает, что Россия оказалась разделенной на два государства.

- Некоторое время он жил в Москве. Надеялся, что пролетариат проникнется высоким искусством. Не проникся. Наоборот, над певцом начали издеваться, уплотнили… Знаете, что такое уплотнение? Когда к вам в дом подселяют разный люд из подвалов коммунальной жизни. И они занимают ваши комнаты – одну за другой. Шаляпину, например, оставили один флигелек.

- Люди из подвалов, - наморщила нос Федоровская. – Там могут быть вши, разные болезни? И как вообще можно заставить человека пускать к себе кого-то? А право собственности? А свобода личности?

- Плевали в СССР и на собственность и на свободу личности. Потому Шаляпин и здесь.

- Правда, что это вы его пригласили?

- Да.

- Спасибо, Юрий Иванович, - и она пожала его руку.

От легкого и, одновременно, сладостного пожатия, он ощутил невероятную тягу к жизни. Ему было хорошо, как никогда! И он предложил Зинаиде посетить его ложу.

Она согласилась.

Потом был второй акт удивительного действа, и знаменитая «Вдоль по Питерской…». Шаляпин исполнял ее с таким чувством, будто он опять в Москве. Как же ему хотелось туда вернуться!

Поговаривают, что Шаляпин серьезно заболел, чуть не лейкемия. Если так, то Федор Иванович - не жилец. А разве сам Еремин жилец? После убийства Зины он себя растерял, изгоревал, и врачи находят у него тяжелое заболевание. 

Банкир не обманывал Горчакова, когда говорил, что не интересовался возлюбленными Зинаиды. Конечно, ему это было не безразлично, но он отдавал себе отчет: все равно кто-то есть. Никто, будучи молодым, не желает лицезреть рядом старческое тело, все его изъяны, несовершенства, принимающие с возрастом уродливые формы, вдыхать не аромат юности, а вонь увядания. Так пусть же развлечется с другими, и потом, в качестве отвратительной подачки, подарит ласки ему. И он, как приговоренный к пожизненному сроку арестант, примет их, точно последний очень вкусный обед перед смертью.

«Убийца, ты зарезал не только Зину, но и меня!»

… Кто-то тихонько стучался к нему. Конечно, верный Арсений! Он стоял, и с преданностью пса глядел на господина.

- Чего тебе?

- Просили разузнать. Я и разузнал.

- Насчет?..

- Вы обещали тому парню из редакции выяснить все насчет возможных приятелей Зинаиды Петровны.

- Хочешь сказать, выяснил?

- Так точно.

- Вот так! Днем получил задание, на которое требуется время, вечером уже приносит результат.

Арсений предано улыбнулся, протянул папку и, переминаясь с ноги на ногу, ожидал похвалы хозяина.

- Здесь все? – грозно взметнулись брови Еремина.

- Так точно!

- Факты перепроверять не стоит?

- Никак нет.

До Юрия Ивановича дошло: Арсению не нужно было «по крупицам собирать» информацию. Она у него уже была. Выходит, работающие на хозяина детективы потихоньку шпионят и за самим хозяином? Не только они ему подконтрольны, но и он им?

Арсений даже не понял, какой промах совершил. Он стоял и преданно улыбался. Затем засмущался под пронзительным взглядом Еремина.

Юрий Иванович стал листать принесенную ему папку. Сперва он улыбнулся: да, у Зины был какой-то заезжий гусар, которого давно и след простыл. Вот еще один… И только? Судя по всему, она вела весьма «благочестивый» образ жизни.

А это что?! Еремин не мог поверить собственным глазам. Такого от Зины никак не ожидал!

Ткнув пальцем в страшный листок, спросил у Арсения: «Правда?», тот утвердительно кивнул.

- Сделаем так, - заявил Еремин, закончив просмотр материалов. – Вот это покажешь журналисту, а это нет…

- Простите, хозяин, - мягко забормотал Арсений. – Одна проблема.

- Какая?

- Если изъять последние листки, он не сможет разобраться в деле. Лучше уж ему вообще ничего не давать.

- Нет, - задумчиво ответил банкир. – Мы обещали. Значит, должны сдержать слово.

- Как прикажете.

Юрий Иванович внимательно посмотрел на Арсения, тот явно хотел сказать что-то еще, да боялся окончательно рассердить хозяина.

- Что там еще? – резко бросил Еремин.

- Получив только одну часть материалов, Горчаков не только не приблизится к убийце Зинаиды Петровны, наоборот, они собьют и дезинформируют его.

- Может, это хорошо? – с горечью воскликнул банкир. – Зину уже не вернем, зато сохраним ее честное имя. А убийца… когда-нибудь да попадется. Избранная им дорога все равно приведет на эшафот.

Однако в душе Юрий Иванович не был в том уверен. Он начинал думать, что в деле Федоровской замешаны слишком влиятельные люди.

Люди, которым всегда удается избежать наказания.

 

В эту тяжелую душную ночь Корхову не спалось, он беспокойно и долго ворочался с боку на бок, пока дражайшая супруга Анастасия Ивановна что-то недовольно не забормотала сквозь сон. Чтобы не беспокоить ее, Анатолий Михайлович поднялся, вышел на кухню. Достал бутылку водки, налил до краев стакан, наполовину опустошил его.  С оставшейся половиной сел у окна и глядел на ночную улицу. Недалеко – грохочущий центр, а здесь старинный тихий район, живущий по своим патриархальным законам. Редкая машина проедет тут ночью, редкий прохожий пройдет мимо. Но именно в такую ночь убийца направляется на поиски своих жертв.

Корхов отхлебнул еще водки, и задался другим вопросом: почему ночью?

Тихо, спокойно, мало шансов, что тебя заметят? Или ночью в нем просыпается необоримая сила к кровавым преступлениям?

Анатолий Михайлович прикрыл глаза, попробовал мысленно влезть в шкуру убийцы, прочувствовать его желания и устремления. И это у него… получилось.

Сначала он будто бы шел с ним по ночному городу, заглядывал под большую, плотно облегающее лицо маску, вопрошал: «Объясни, зачем?!..». Затем убийца сам начал быстро приближаться к нему. Их тела бились одно о другое, точно тела ошалевших любовников, и, наконец, слились в одно целое. Две противоположных стихии соединились!

Зверь в человеческом облике рыскал по городу, заглядывал в рестораны, другие увеселительные места, или же просто останавливался на улицах со знакомыми, шутил, вел задушевные разговоры. Везде ЕГО принимали, как своего. Никому и в голову не приходило заподозрить в творимой в Старом Осколе кровавой бойне именно ЕГО. Мало того, люди вверяли ЕМУ тайны, приглашали в гости. Они были обнажены перед НИМ, а ОН испытывал от этого дикое удовольствие. «Они полностью беззащитны!»

Зверь ликовал! Твори безнаказанно свои дела! Упивайся собственными «поступками»!.. Жертвы ходят рядом, выбирай любую!

«Объясни, зачем?!» - вновь допытывался Корхов, но он не слышал ответа. Есть в этом бесконечном хаосе чувств главное –  само желание убивать!

Анатолий Михайлович постарался выйти из единой с убийцей оболочки, разорвать страшную связь, да не смог! Жажда новых преступлений оказалась на редкость заразительной!

Он рвался, рвался из этой «звуконепроницаемой комнаты», отбивал руки о стену, но желания убийцы опутывали его, словно удав… «Хватит! Достаточно! Я больше не желаю находиться в плену его сущности!»…

Он все же сумел выбраться наружу, и теперь кровавый ублюдок был не внутри него, а рядом. Таинственная связь рушилась на глазах, он быстро удалялся. И вот уже совсем исчез!

Корхов открыл глаза, все выглядело бы сном, если бы не ощущалось как реальность. «Так я был здесь или… там, в его теле?»

Он рассмеялся: что за нелепица? Но чем дольше размышлял, тем больше сомневался: «И здесь и там… Я являлся тем самым убийцей, хотя не помню этого?»

Шорох за спиной, вспыхнул свет. Его жена Настя.

- Почему не спишь?

- Да вот решил выпить чаю.

- Хорош чай! Ночью! Толя, остановись. Ты рехнешься. Посмотри, до чего довел себя! Поймаешь одного преступника, появится другой.

- Иди. Я сейчас приду.

В голосе начальника полиции громыхнул металл. Анастасия Ивановна прекрасно осознавала: в такие минуты лучше ему не перечить. Она вернулась к себе, стала ждать мужа. А он еще постоял у окна, пытался понять, что с ним происходит на самом деле. Чье-то лицо прилипло к окну со стороны улицы. Он узнал его… «Это же я!»

Посмотри, до чего довел себя!

«Ты права, Настенька, я довел себя до точки! Отсюда и разные нелепости. Ну какой я убийца!»

Он влил в себя остатки огненной влаги, нервы уже не гудели натянутыми струнами, которые рвут руки безжалостного музыканта. Он сказал себе, что распутает дело и уйдет на покой. Или нет, в длительный отпуск.

Он говорил это каждый раз, а потом очередное дело сменялось другим. «Сволочи, когда же вы прекратите творить зло?»

В такие минуты он готов был задушить преступников. И не только их! Он проклинал пороки всего человечества. Содом и Гоморру ему! Содом и Гоморру!

Лицо в окне удовлетворительно хмыкнуло: «Значит, у тебя нет сомнений, что ты не убийца?»

- Пошел ты!

Корхов плюнул, вернулся в постель. Жена сделала вид, что спит. Нет, она не спала, она переживала за мужа.

В тишине города вдруг послышалось пение. Анатолий Михайлович знал: это убийца прославляет свою находчивость и неуязвимость.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Лестница, по которой они спускались, закончилась. Валентина и Александр оказались перед большим круглым тоннелем. Горчаков удивился:

- Никогда бы не подумал, что у нас существуют катакомбы.

- Кто их прорыл? – так же, едва слышно, промолвила Репринцева. – Неужели сама Варвара?

- Верится с трудом. Возможно, древние люди.

- Какие древние люди?

- Примерно десять тысяч лет назад на территориях Белгородской и Воронежской губерний существовала Городищенская Русь.

- Я даже не слышала о такой. По Марксу Русь возникла…

- Тсс! – прервал Горчаков. – Маркс потом.

В беспросветной темноте они сделали несколько шагов. Похоже, здесь немалое пространство. И тут… оба услышали гул. Какие-то непонятные звуки, то ли голоса, то ли что еще? Журналисты переглянулись.

- Надо поворачивать направо, - шепнул Александр.

Валентина согласилась, звуки доносились именно с правой стороны. Глаза постепенно привыкли к темноте, появилась возможность хоть как-то ориентироваться. Шли недолго, уперлись в стену. Ба! Да тут дверь.

Валентине опять стало жутко, она жалобно пискнула, что может повернуть назад? И Александру было не по себе. Однако тайна голосов превращалась в  наваждение. Рисковать, чтобы у заветной черты остановиться и повернуть обратно?

Пытаясь успокоить спутницу, он сказал:

- Думаю, дверь закрыта. Вряд ли кто-то вот так запросто пустит нас туда.

Он толкнул дверь, и она… легко открылась.

 

Их ослепили огни. После непроглядной тьмы свет горящих повсюду факелов больно полоснул по глазам. Почти интуитивно журналисты сделали шаг вперед, и перед ними возникло существо в белом балахоне и скрывающей лицо маске. От неожиданности Репринцева закричала, но крик получился сдавленным, голос пропал.

Маска сделала жест, приглашая гостей проследовать за ней. Валентина схватила своего спутника за руку, боясь сделать шаг, который может стать роковым. Александр крепко сжал ее пальцы, ободряюще кивнул. И они двинулись за фигурой в балахоне.

Они прошли комнату, потом оказалась еще одна – с такими же горящими факелами, только более крупная. Но не размеры привлекли внимание искателей приключений, а совсем другое.

На диванах и в креслах разместились группы людей; мужчины – в смокингах, женщины – шикарных бальных платьях, однако лицо каждого так же скрывала маска. В центре комнаты круг с непонятными символами, в этом круге под сладостную музыку извивалась (конечно же, в маске!) обнаженная девица. Маски, как по команде, развернулись в сторону Валентины и Александра, их несколько секунд внимательно рассматривали. Затем опять всеобщее внимание поглотила нагая танцовщица. Время шло, никаких событий не происходило. Валентина не выдержала, бремя идеологических догм напомнило о себе.

- Фу, какая гадость! – осторожно кивнула она на танцовщицу. – Еще одно порождение буржуазного мира!

Горчаков позволил не согласиться:

- Внешне все выглядит слишком привлекательным и спокойным. Что и… настораживает.

- Если для тебя привлекательна эта безвкусица, то говорить не о чем.

Александр не успел ответить, тряска сиськами закончилась, танцовщица поклонилась и под аплодисменты убежала. В это самое время появился еще один персонаж – крупный мужчина во всем красном, и на нем была маска, но не такая, как у остальных, а козлиная с рогами. В руках он нес золоченый поднос с огромным кубком:

- Приветствуем новообращенных, - громовым голосом произнес он. – Пейте до дна!

Ни Валентина, ни Александр не собирались быть «новообращенными» или участвовать в попойке на сомнительном празднике. Да и жидкость оказалась подозрительной, какой-то зеленоватой.

- Спасибо, только мы зашли случайно, - вежливо произнес Горчаков. – Заглянули на огонек, а тут вон как весело! И на счет напиточка, извините. У меня язва, нельзя. А моя подруга – в обществе трезвости.

Воцарилась тишина, люди в масках снова вперили взоры в невесть откуда явившихся посетителей. Гигант укоризненно заметил:

- Войти сюда можно. А вот выйти…

- Нельзя так сурово, - Горчаков являл собой высшую степень миролюбия. – Гуляйте, как хотите, смотрите что хотите. Мы не из отдела нравственности. Искали Варвару, вопросы к ней имеются. А ее здесь, видимо, нет. Так что, дамы и господа, приятного времяпрепровождения, хороших девочек для услаждения взора… Мы пошли.

- Они издеваются над нами, - поиграла роскошным веером одна из женщин в маске.

- Издеваются, - подтвердил ее спутник. – Поэтому стоит их примерно наказать.

Мужской голос показался Александру удивительно знакомым. «Неужели?.. Нет, такое маловероятно».

Все, кроме одного, мужчины поднялись, окружили злосчастных гостей. Горчаков понял: с такой оравой ему не справиться. И с ним еще Валентина! Что сделают с ней, если он решится оказать сопротивление?

- Господа, - в последний раз попытался втолковать им Александр, - мы не враги вам, мы журналисты. Ищем преступника, совершившего уже три убийства подряд. А до вашего костюмированного праздника нам и дела нет. В редакции, кстати, в курсе, куда мы направились.

Лучше бы он последнюю фразу не произносил. Круг масок стал смыкаться, Валентине и Александру показалось, что они ощущают витающий в воздухе сгусток злобы.

- Выпейте из этой чаши!

- Никогда! – крикнула Валентина. – Хотите нас отравить? Не получится. Я подданная СССР, товарищ Сталин за меня отомстит.

- Отравить? – захохотал гигант. – Не надейтесь, что кто-то испачкает о вас руки. Смотрите!

И он сам отхлебнул из кубка. И опять золотой поднос приближен к лицам невольных пленников.

- Пейте! Без этого не сможете отсюда выйти! Останетесь замурованными в подземелье!

Выхода не оставалось, Горчаков осторожно взял кубок. Он – мужчина и обязан принять удар на себя. Он будет первым.

В последний момент возникло желание уронить кубок, разбить его. Только этим проблему не решить. Им принесут новый. Отчаянные ребята, не побоялись ни Сталина, ни оскольской газеты.

Он пригубил из кубка. Валентина с опаской и сочувствием поглядела не него.

- Вроде живой, - кивнул он. И хозяевам. - Может, мы избавим от данной приятной процедуры госпожу Репринцеву? Она представитель иного государства, с которым у нас сложные отношения…

- Пусть выпьет! – грозно прорычал гигант.

Она посмотрела на своего друга, обреченно вздохнула и сделала несколько глотков.

Ничего не произошло, лишь спустя некоторое время как будто слегка закружилась голова. Гигант зычно заметил:

- Вы хотели видеть Варвару? Проходите. Только сперва наденьте маски.

Им выдали маски (хорошо, что не козлиную с рогами, как у гиганта, такую бы Валентина не надела даже под страхом смерти) и проводили в зал, где они примостились на краешке дивана. Круг в центре начал вращаться, под бликами падающего факельного света он словно зажегся. Поднялась одна из дам, вошла в центр круга, стриптиз пошел по новой.

Валентина наморщила нос, стала вращать головой («Лишь бы не видеть этого безобразия»), соседка по дивану зевнула:

- Не нравится? Согласна. Никакой экспрессии, динамики движений. Ничего, дорогая, когда на подиум выйду я, вы будете в полном восторге. Кстати, слышали новость? После Москвы Воланд со своей свитой собирается посетить Старый Оскол.

Валентина вспомнила, что так зовут героя книги какого-то неизвестного для советской публики автора. «Но ведь это же?!..»

- Все приедут: и Кот Бегемот, и Коровьев, и Азазелло.

Совершенно незнакомые имена. Валентина поинтересовалась:

- Что они здесь будут делать?

- Устроят бал похлеще московского. То, что видите – даже не репетиция, а маленькое недоразумение. Скоро, очень скоро начнется настоящее действо. И если в Москве оно ничем не закончилось, - погуляли ребята и улетели, то у нас поддержка им будет капитальная, влиятельные люди в высших эшелонах власти готовы хоть сейчас повесить в кабинете портрет Воланда, и в его же честь переименовать центральную улицу Колчака. Так что пусть поживут они в нашем городе, пусть.

В это время один из господ приблизился к Горчакову и сказал:

- Очень рад, что вы с нами. Прессы нам и не хватало.

Когда некоторое время назад Горчаков услышал его голос (именно он говорил о примерном наказании), то не поверил собственным ушам: совпадение. Теперь понял: не ошибся. Перед ним – заместитель главы администрации города. О, как все серьезно!

Следовало бы ответить крупному начальнику – я не ваш. Однако Горчаков решил не обострять отношений, дождаться Варвары и еще раз поговорить с колдуньей об убийстве. Поэтому он лишь ответил кивком на легкий поклон собеседника, который тут же направился в противоположный конец зала, наверное, к какому-то другому вельможе.

Танцующая девица мало интересовала Александра, он непроизвольно начал прислушиваться к диалогу Валентины с соседкой, продолжавшей перечислять достоинства компании Воланда. И вдруг она спросила:

- А кто из героев романа является вашим кумиром?

- Дело в том, что я вообще не читала его, - призналась Репринцева.

- Как? – изумилась соседка, правда тут же добавила. – Чтобы являться фанатом чего-либо, совсем не обязательно это читать.

И она повела рассказ: кто есть кто в воландовской компании. Вскоре Валентине уже показалось, что она видит здоровенного Котищу, Коровьева с надтреснутым пенсне, клыкастого Азазелло, коварную ведьму Геллу. А потом еще и летающую на половой щетке нагую Маргариту. Или они уже были тут, в этом чудовищно-странном подземном зале? Появились из преисподней, чтобы приветствовать своих явных и тайных обожателей?

Она не смогла бы ответить, поскольку картины начали странным образом трансформироваться, очертания предметов менялись, как менялись и сами существа в масках. Они - то худели, то толстели, то делали непонятные кульбиты в воздухе.

«Что со мной? У меня галлюцинации?»

Она взглянула на Александра и догадалась: с ним тоже что-то не так. Он сделался отрешенным, будто находился в другом мире. «Напиток, - догадалась Репринцева, - это наркотическое зелье».

А гигант с подносом и кубками ходил по комнате и одаривал чудовищным напитком остальных гостей. И вскоре каждый начинал видеть свою фантазию, которая очень быстро скрыла от него реальность.

- …Я должна отсюда уйти, - повторяла Валентина.

Никто не обращал на нее внимания, даже Александр, обещавший... о, как много всего обещавший! Теперь он и сам был в своем мире, никак не соприкасавшимся с миром Валентины…

Единственной, кто заметила ее метания, была та самая нагая женщина верхом на половой щетке. Она опустилась рядом с Репринцевой и хитро подмигнула:

- Полетаем?

- Не хочется.

- Все равно садись ко мне. Дальше этой комнаты мы не улетим. Но даже здесь поймешь, насколько многомерна и удивительна жизнь.

Что-то в этой даме было дьявольски притягательное, так что Валентина согласилась. Села позади женщины на щетку (места хватило обеим), та сказала: «Но!», они взмыли в воздух.

Странно, вдруг видимость пропала, куда-то исчезла, точно растворилась подземная комната со всеми гостями. Одни силуэты – ничего больше. От страха Валентина закрыла глаза, вцепилась руками в «возницу». Та предупредила:

- Не делай больше так.

- Извини. Я испугалась, поэтому так и… вцепилась.

- Ты схватила меня за грудь. Я возбудилась.

- Я не хотела… Почему вокруг нас одна чернота?

- Слишком низко летаем. А тут человек видит только самую малость.

- Поднимемся выше?

- Не забоишься?

- Раз уж я села…

- Давай рискнем.

Маргарита развернулась и взмыла вверх так резко, что Валентина еле удержалась. Что это?.. Та же скрывающая видимость темнота, только силуэты внизу показались маленькими, постоянно суетящимися, как муравьи в муравейнике.

- Ничего не изменилось? – крикнула Валентина.

- Не рассчитала. Теперь взлетели слишком высоко.

- Так ведь наверху все должно быть видно?

- Только тем, кто за пределами комнаты и этого города. А так и вверху и внизу летают одни и те же.

Маргарита опустилась ниже, и темнота вроде бы рассеялась. Опять те же мужчины и женщины в масках. Ничего не изменилось. Стоило ради этого постигать какую-то истину верхом на половой щетке?

Нет, картины стали другими. Даже формальная невинность исчезла, публика перестала чинно беседовать, сидя на широких диванах. Стихия похоти окончательно вышла из подполья, став символом обожания и поклонения  изощренной публики.

Женщины срывали с себя платья, затем набрасывались на мужчин. Те, еще недавно гордые и властные, торопливо помогали снять с себя рубашки, брюки, чтобы остаться голыми, как только что появившиеся на свет младенцы. Нет, одна деталь сохранялась – маски, последний оплот их призрачной значимости.

Похоть более и более завоевывала пространство. Например, бывшую соседку Валентины ласкали двое: мужчина и женщина, каждый старался захватить как можно больше ее плоти. Совсем рядом с ней еще одна дама с достоинством королевы мочилась в рот возлюбленному. Чуть поодаль, около таинственного круга «великолепная четверка» застыла в разных позах камасутры. Были и трагикомические сцены: вот одна, судя по фигуре, совсем юная особа, впилась зубами в половой член старика (не его ли доставляли сюда почетным эскортом?), тот вопил, что не сможет, время его прошло, никакие волшебные снадобья Варвары больше не действуют. Юная особа, на секунду прерываясь, шипела: «Давай! Давай!» и работала с удвоенной энергией. Когда все ее возможности оказались исчерпанными, она подняла голову, спросила:

- Пригласим нашего друга?

- Только не того с огромным… он раздирает мои внутренности.

- Именно того, любимый.

Угроза возымела действие. Член старика встал. Девица мгновенно оседлала жертву и понеслась на нем, как тореадор на бешеном быке.

Веселье расцветало гигантским пожаром. А что же Александр? Он сидел на том же диване, отрешенный от всего. Происходящее вокруг его не интересовало. «Тоже мне Диоген (известный древнегреческий философ Диоген, в своей демонстрации отречения от мира, дошел до того, что жил в бочке. – прим. авт.) нашелся!»

Валентина не выдержала, закрыла глаза, прошептав Маргарите:

- Я не в силах этого видеть. Унеси меня куда-нибудь.

В тот же миг подземная комната исчезла уже по-настоящему, теперь они двигались (не летели, а двигались)… по ночному лесу. Но какому! Деревья столь огромные, что не видно вершин, трава по пояс, сквозь стену папоротников можно пройти лишь специальными извилистыми дорожками, которыми и вела Маргарита. Теперь она не была обнаженной, на ней – темный плащ, сапоги и шляпа, на левом запястье горел рубиновый браслет.

- Куда идем? – не выдержала Валентина.

- Туда, куда ты подсознательно стремилась попасть. В мире абсолютной свободы.

- Разве свобода бывает абсолютной?

- А ты посмотри вокруг. В этом лесу нет ни принципов, ни морали – хорошей или плохой. Все растет и развивается по законам Природы. Люди стремятся к  ним и тут же создают разные условности, правила поведения. Поэтому и начинают мечтать о Воланде; именно он поможет достигнуть полного внутреннего освобождения.

- Ты его посланница?

- И да, и нет, – рассмеялась Маргарита. – Формально я – героиня одной нашумевшей у нас книги. Автор думал, что писал образ со своей жены, на самом деле это я являлась к нему по ночам, рассказывала, каким является ощущение этой самой свободы. Он просто записал мои откровения. Но так бывает часто: женщины придумывают, мужчины присваивают.

- Так кто ты?

- Дух свободы! Но чу! Слышишь, квакают лягушки? Там река, где сможешь искупаться.

Лунный свет упал на реку, вода походила на темное зеркало. Однако когда подошли ближе, Валентина услышала тихие всплески. Кто-то уже купался здесь.

- Не бойся, - сказала Маргарита, - вокруг нас обычные жители лесов, вечные носители абсолютной свободы. В Греции их называли сатирами и нимфами, на Руси – лешими и русалками.

Из воды показались существа, лиц не разглядеть, одни силуэты. Они приветственно махали руками, приглашая обеих женщин присоединиться к ним.

- Снимай платье и - в реку Освобождения, - промолвила Маргарита.

- Почему она так странно называется?

- Ты освободишься от прежних условностей, и, точно так же, как я, сможешь летать на половой щетке. Снимай же платье…

Вода вдруг зазвучала призывно, по ней побежала легкая рябь. Воздух был наэлектризован удивительным чувством избавления от прежних условностей, насыщен ароматом свежести. На какой-то миг Валентине захотелось подчиниться требовательным просьбам Маргариты.

- Снимай платье и – в реку!..

Внезапно позади них послышался шум шагов, хрустнула ветка. Валентина обернулась и… комок ужаса сдавил горло. Позади стоял монстр, его лицо, руки были сплошь покрыты шерстью. Это его тогда Валентина увидела в окне дома Варвары.

«Он явился по мою душу?»

Перестала заманчиво петь река, куда-то исчезла сторонница абсолютной свободы Маргарита…

Монстр протянул к ней волосатую, как у зверя, ручищу. А когда она отступила, с удивительной ловкостью схватил.

 

Горчакова не интересовала царящая вокруг вакханалия любви, у него была иная страсть. Он жаждал появления Варвары, надеялся, что колдунья раскроет секрет своих слов: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда».

- Варвара! Варвара! – бормотал он, отмахиваясь от приставаний назойливых жриц любви.

Из омута веселья возникла фигура гиганта в козлиной маске, он кивнул Александру, чтобы тот следовал за ним. За большим залом находилась еще одна комната – совсем маленькая. Здесь он и увидел колдунью, только уже не в обносках, а в приличном наряде, шикарном парике, оспинок на лице практически не осталось.

- Я пришел, чтобы… чтобы… - он не в силах был высказать мысль, язык заплетался. Колдунья усмехнулась:

- Я тебе все сказала в прошлый раз. Больше добавить нечего.

- Но я не понял.

- Твои проблемы.

- Мне нужно знать! – в отчаянии крикнул Александр.

Варвара внимательно посмотрела на молодого журналиста и неожиданно произнесла:

- Будь по-твоему. Взгляни вон туда.

Александр повернул голову в указанном направлении. Там находились несколько фигур в масках, полностью закутанные в объемные плащи, так что невозможно определит ни их пол, ни их возраст.

- И что? – удивился Горчаков.

- Сорви маску с любого. Может, найдешь своего убийцу.

- Так он… среди них?

Варвара захохотала. Потом повторила свою старую фразу:

 - Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда.

«Понимай, как хочешь! Но не случайно она предложила сорвать маску. Наверное, убийца здесь, на этом странном празднике».

Колдунья глядела на него с нескрываемым интересом: рискнет или нет? Александр решился, медленно направился в сторону закутанных в плащи фигур. Он уже рядом, ощущал холод. И исходил он именно от таинственных гостей Варвары.

Горчаков остановился; желание хоть как-то приблизиться к разгадке жуткой тайны соседствовало с безотчетным страхом. Вдруг проклятая колдунья решила разыграть его?

«Сорви маску с любого!»

Что он теряет, если сделает это? А если очередной обман? Но раз он тут, почему бы не попробовать?

Он проходил мимо фигур, они по-прежнему не проявляли себя ни единым словом, ни единым движением. Александру даже пришла в голову бредовая мысль, что это замаскированные под живых людей мертвецы. С помощью каких-то приспособлений они стоят на ногах и интригуют.

«Не неси ерунды!»

- Видишь, как тяжело решиться, - иронично заметила Варвара.

Из далекого прошлого опять выскочил карлик-комиссар, который тоже язвил и смеялся… Горчаков решился. Подойдя к одной к одной из фигур, сорвал маску.

И опешил! Перед ним – Корхов. Александр повернулся к колдунье, сквозь зубы процедил:

- Сволочь! Ты ответишь за это!

- Он рядом, и далеко, - напомнила Варвара.

- Но это не может быть Корхов!

- Тогда посмотри, кто следующий?

Обычно слишком живой Корхов напоминал мумию. Однако и она с интересом наблюдала: кто ее сосед? Оказывается, не сосед, а соседка. Ей оказалась Черкасова, за ней следовал ее муж Валерий, дальше – сотрудники редакции. Потом дошла очередь до театра: Никита Никодимович сложил молитвенно руки, горилла выругался, Прохоренко не проявила никаких эмоций, зато Лапин умиленно улыбнулся: «Какой славный мальчик». Коммунист Андрей Коровин наоборот, глядел на Александра с открытой неприязнью. Не остались забытыми банкир Еремин, повелительный и одновременно грустный, его помощник, сверкающий плешью Арсений, даже те двое работников спецслужб. И, что самое поразительное, служанка Лена… Так можно подозревать весь город!

Варвара ухмыльнулась: «Он близко, и далеко». Под масками остались только двое!

Что Александру терять?! Он разоблачил предпоследнюю фигуру… Валя?!

В мозг ядовитой рекой проникали слова начальника полиции: «Им там все запрещено, в том числе встречаться с иностранцами. Если только… она не из НКВД». Нет, нет, он не поверил тогда и не поверит сейчас! Зато сильнее горело желание – открутить колдунье голову!

- Хочешь правды и бежишь от нее? – вопрошала Варвара. – У тебя остался последний!

Что Александру было терять? Не исключено, там именно тот, кто нужен ему.

Он снял маску с последнего.

Им оказался монстр с заросшим лицом из дома Варвары. Он так взглянул на Горчакова, что у того подкосились ноги…

 

Его разбудили лучи утреннего солнца. Александр приподнялся и огляделся: он лежал на зеленом стожке скошенной листвы. Рядом – Валентина. Потребовалось некоторое время, чтобы она пришла в себя.

- Где мы?

- Пока не представляю. Однако раз говорим и соображаем, значит, живы.

С одной стороны - лес, с другой - как будто деревня. Как их занесло сюда? Горчаков внимательно присмотрелся:

- Нет, не деревня. Это тоже Старый Оскол, один из его окраинных районов. Не так далеко дом Варвары.

- Как мы оказались здесь?

Что мог ответить Александр, когда и сам не имел о том ни малейшего представления?

- А ты что помнишь?

До определенного момента их воспоминания совпадали. Расходиться они стали лишь после того, как их заставили выпить тот ужасный напиток.

- Он так подействовал на нас? Почему?

- Наркотическое зелье, причем, сильнодействующее. Слышала о наркотиках?

- Нет, - призналась Валентина.

- Хоть в этом ваше преимущество.

- То есть я путешествовала в мечтах? А на самом деле никуда не выходила?

- Что-то вроде того. 

- И была в полной отключке… Не ты меня сюда принес?

- Нет. Но есть предположение, кто это сделал.

- Кто?!

- Думаю, тот самый монстр. Не случайно именно его и ты, и я видели последним в своих видениях.

- Почему он помог нам?

- Есть одно предположение. Об этом после.

Они вышли на ухабистую улицу. Повернешь в одну сторону, дорога приведет тебя к дому Варвары, в другую – на автобусе можно добраться до центра. У Репринцевой возникло сильное желание вернуться и шугануть как следует колдунью. Она многое должна рассказать и объяснить.  Горчаков ее остановил:

- Ею займется полиция за содержание притонов, распространение наркотиков, поклонение сатанинским культам. Можно написать шикарный материал, и я его напишу. Ей несдобровать, если только… у нее не найдутся влиятельные защитники в руководстве города. Но сейчас меня волнует другое: в своем расследовании мы не продвинулись ни на шаг. Мало того, кажется, я только отдалился от истины. Этот ряд фигур, с которых я срывал маски… Все знакомые люди! Убийцей может оказаться кто угодно.

После недолгих колебаний Валентина согласилась, что возвращаться в дом колдуньи бессмысленно, да и небезопасно. Вспомнила она и о том, какой вселенский шум наверняка подняли ее друзья. Надо отметиться, показать им, что она жива и здорова.

Расстраивали лишь слова Александра, что их журналистское расследование фактически зашло в тупик. Правда, и здесь Горчаков постарался ее успокоить:

- У нас есть сутки, чтобы докопаться до истины. Но только сутки! Завтра ты уезжаешь, а я должен написать статью. Лучше бы сдать ее сегодня, но ничего, потерпят. Надеюсь, верная помощница не бросит меня?

- Если только сам не откажешься от моих услуг, – улыбнулась Валентина.

- Будь уверена, не откажусь.

- Тогда я готова работать дальше! – бросила она.

 

(Продолжение следует)