ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Они договорились встретиться через пару часов в гостинице «Белогорье», после чего каждый отправился к себе.

Увидев хозяина, Лена всплеснула руками:

- Александр Николаевич! Вы хотя бы весточку о себе дали. Понимаю, дама красивая…

- Какая дама?

- У которой вы ночевали.

- Я не у дамы был.

Лена только хихикнула, давая понять: так и поверила! Не станет же он оправдываться перед ней.

- Ко мне никто не заходил?

- Нет.

- И не звонил?

Лена вновь отрицательно покачала головой. Побежала хлопотать на кухню, любимого хозяина следует кормить хорошо. Сам Горчаков позвонил известному в городе врачу, по совместительству своей подруге, Антонине Спиридоновой. Та не слишком обрадовалась:

- Перезвонил бы позже.

Это означало, что муж Антонины дома, свободно разговаривать она не может.

- Я по делу. Нужна информация об одной болезни.

- Надеюсь не то, о чем я подумала?

- Нет. Человек сплошь покрыт шерстью: лицо, руки, вся кожа. Слышала?

- Конечно. Она была известна еще в Древней Греции и Средневековой Европе. Таких людей называли оборотнями и безумно боялись. Католическая церковь считала их продавшими душу дьяволу. На самом деле – обычное, хотя и очень редкое заболевание. Гипертрихоз. Почему оно тебя заинтересовало?

- Так, материал для статьи. Спасибо, разъяснила.

И он повесил трубку.

Из кухни вышла Лена, приглашая хозяина к завтраку.

- Гипертрихоз! – вслух произнес Горчаков.

- Что? – удивилась Лена. – Никаких гипхозов, никакой иностранной кухни. Будет пирог с яблоками. Пальчики оближете.

После завтрака Александр позвонил Алевтине, рассказал о том, что случилось ночью. Редактор слушала и обдумывала ситуацию. Положение непростое: необходимы были доказательства тайных оргий в доме Варвары. В противном случае газету могут привлечь к суду за клевету. Интереснейшая тема для будущих номеров. Если среди ее гостей влиятельные люди, грянет такой гром! Половина чиновников слетит. Но главное, тираж газеты вырастет минимум вдвое.

- Очень интересная тема! – заявила Алевтина.

- Интересная тема?! – взорвался Александр. – В городе кого только нет: коммунисты, анархисты. Сейчас еще сатанисты. Тебя волнует только газета и материалы.

- Правильно, пресса определяет будущее Старого Оскола. Написать так, чтобы люди вздрогнули и призадумались. Правы те, кто говорит о нашем положении приграничного города. Если нарушить наш покой, превратить мирное течение событий в хаос, не останется ничего. Здесь будут заправлять чужие орды с чужой идеологией. Сделаем так: сегодня заканчиваешь материал об убийце и переключаешься на Варвару.

- Послушай, Алевтина, дай мне еще один день.

- Нет.

- У меня кое-какие мысли. Ты ведь хочешь, чтобы статья получилась дельной.

- Выскажи доводы, предположения и достаточно.

- Но убийца…

- Его могут искать год, два, больше. Похоже, действует профессионал, который еще потреплет полиции нервы! Думаю, надо давать хронику событий. Корхов стремится в друзья. Вот пусть периодически и сообщает о ходе расследования. А ты будешь полицейскую информацию дополнять комментариями. И полиция на коне, и мы не в накладе.

- Алевтина…

- Дело решенное.

- Только один день. Вдруг удастся добыть кое-что любопытное? Зачем плестись в хвосте у полиции?

Черкасова не отвечала, Александр хорошо знал характер шефини. Его последний аргумент должен сыграть решающую роль.

- Хорошо. Но только один день!

Целый день он сможет заниматься вместе с Валентиной своим расследованием. Александру не терпелось оказаться в «Белогорье». Однако время встречи, о котором они договорились, еще не пришло. Беспокоить ее раньше он не решался.

Но надо что-то написать для газеты, не сегодня, так завтра. А никаких «открытий» нет!

Горчаков достал листок, где описал в хронологическом порядке произошедшие события. Там семнадцать пунктов. Можно продолжить, написать восемнадцатый, девятнадцатый и так далее, но Александр поступил по-другому: событиям и их участникам он давал характеристику. После чего делал выводы.

Режиссер Степанов. Утверждает, что познакомил Федоровскую и Либера для одной цели: коммерческие дела, связанные с драгоценностями. Конечно, сделки незаконные, иначе бы они стали действовать открыто. Контрабанда? Да. С убийством Степанов вряд ли связан, не такой он человек, трус страшный.

И еще: он считает, что «коммерсанты» не пошли бы на убийство актрисы. Она никого из подельников не кидала.

Либер. Познакомился с Зинаидой Петровной ради коммерческих дел. А только ли для этого? Он наверняка был шпионом, сейчас многие «представители компаний» занимаются шпионажем. Не исключено, он пытался завербовать Федоровскую. Или что-то знал об ее связях не только в криминальном мире... Убийство актрисы, похоже, стало для него неожиданностью. Почему он пошел на риск, проник ночью в дом журналиста? Не опасался ли, что раскроются его незаконные «коммерческие» связи? Крупный представитель превращается в обычного уголовника. Немыслимый скандал! А если еще докопаются и до его шпионских связей? Дело вовсе пахнет керосином.

Нет, Либер скорее всего не виноват в смерти актрисы.

Варвара. Все разговоры об ее «колдовстве» напоминают пустую болтовню. Устраивает в подземелье дома тайные оргии. Федоровская либо участвовала в них, либо что-то знала. Шантаж? Не исключено. Но стала бы Варвара ее за это убивать? Сомнительно. Раз они отпустили двух журналистов… Ей выгодно сохранять определенный, «не уголовный» статус. В случае чего, ее привлечь не за что. Так, балуются ребята, разыгрывают костюмированные представления. А убийство… есть убийство. Тут к ней и ее компании будет другой подход.

Андрей Коровин. Явно не желает, чтобы интересовались делом Федоровской. Вот здесь следует поставить знак вопроса.

Размышления Александра прервала Лена, она сообщила, что пришел какой-то господин и желает видеть хозяина.

- Пусти! – приказал Горчаков.

Вошел Арсений, извинился за свой неожиданный визит.

- Я на секундочку. Юрий Иванович передал. – И он протянул бумаги.

- Спасибо. Да вы присаживайтесь. Что предпочитаете: чай, кофе?

- Покорнейше благодарю, но мне нужно идти. Дела.

Александр не стал его задерживать и быстро углубился в принесенные материалы. Однако, по мере прочтения его охватывало разочарование. Любовные контакты Федоровской не были слишком активными. Несколько старых связей: один бывший приятель переехал в Белгород, там женился, другой обитает в Ростове.

И все, что удалось раскопать Еремину? Или он что-то скрыл? Зачем? Он сам предложил Горчакову помочь в расследовании, деньги совал…

Александр окончательно сделал для себя еще один важный вывод: нет, не любовная ревность явилась причиной смерти Зинаиды Петровны.

Он бросил взгляд на часы: пора бежать к Валентине.

 

Объятая страхами, Надежда смогла уснуть только под утро. Она почти не сомневалась, что Валентина сбежала. Оставалось продумать, что говорить в партийной и комсомольских организациях института и… в соответствующих органах. Погребняк уже насчитала, сколько выльет помоев на бывшую сокурсницу, отрепетировала гневную речь, где призывала комсомольцев быть бдительными, тщательнее следить за своими товарищами, особенно, когда находишься заграницей. А вообще лучше туда не ездить. Ничего интересного нет, а обо всех язвах буржуазного мира и так расскажут лекторы.

И во сне покоя не было. Она видела недобрые глаза декана, разъяренных комсомольцев, вопивших: «Позор!» Но объектом ярости была не Валентина, а Надежда.

Она пробудилась от шума воды. Бросилась в ванную, а там под душем -  Валентина.

- Ты?! – ахнула Надежда.

- Я, - виновато улыбнулась Репринцева. – Смотрю, ты спишь и не стала будить. Как партизан, сразу – в ванную.

- Какой партизан? – подозрительно бросила Погребняк.

- Красный, конечно.

- А мы уже собирались обратиться в полицию… Где пропадала?

- Рассказать – не поверишь.

- Постарайся, чтобы поверила.

- Побывала у настоящей колдуньи. В подвале ее дома целая подземная резиденция. Люди в масках

- Хватить чушь молоть, - рассердилась Надежда.

- Это правда!

- Ох, Валька, пропадешь ты.

- Я уже пропала, - и она подумала о красавце Горчакове.

- Надеюсь, сегодня не сбежишь?

- Еще как сбегу!

- Товарищ Прошкин о тебе спрашивал. Он обещал сегодня новую интересную экскурсию.

- По местам революционной славы?

- Конечно. Мы еще не все посмотрели. Например, дом, где во время Гражданской войны целый день находился один из нынешних членов советского правительства. Если и на этот раз не пойдешь с нами, то… - Надежда тщательно подыскивала слова, - то  сорвешь важное политическое мероприятие.

- Я, между прочим, пишу статью о преступлениях в буржуазном мире. Тут еще более крупная политика.

Валентина вышла из ванной, подошла к зеркалу и озабоченно добавила:

- Никак не могу дозвониться домой. Сегодня опять пыталась… Наваждение какое-то.

- Завтра, - хрипло произнесла Надежда.

- Что завтра?

- Все узнаешь, - Погребняк не узнала собственный голос, казавшийся чужим, отрешенным.

- Надеюсь.

Валентине безумно хотелось увидеть родителей. Но… так жалко расставаться с этим городом, с Александром!

«Смогу ли я в Москве, где за мной будет наблюдать множество глаз, вот запросто зайти в храм?

Завтра стану думать о завтра. А сегодня я еще в Старом Осколе».

Прибежали Давид с Рустамом. Первый что-то втолковывал Валентине, второй, как обычно, кричал, размахивал руками.

«Не могу больше с ними общаться, не могу!!» - внутренне простонала Репринцева.

 

Убийца шел по скверу, еще совершенно пустому в этот утренний час. «Удивительные люди, - думал он, - не хотят просто посидеть здесь, насладиться природой, пообщаться. Выйдите же! Позабудьте о проблемах, у вас есть главное – город, который всегда останется спокойным и тихим, ведь покой здесь охраняю я!»

Нельзя сказать, что убийца ненавидел полицейских, он просто подсмеивался над ними, как и над спецслужбами. Изо всех пятидесяти тысяч граждан Старого Оскола последним заподозрят его. Такова тупая логика охранителей закона. А ОН охраняет не закон, а своих сограждан. Убивает врагов, стремящихся подтолкнуть город к катастрофе. Уже сейчас некоторые понимают логику его действий. Настанет время и тот, кого называют убийцей, превратится в объект справедливого поклонения. Еще и памятник поставят. Только ему на это наплевать!

Если бы Николай II в свое время так же прикончил врагов – и тех, кто втянул его в Первую мировую войну, и тех, кто уговаривал отречься от власти… Другая бы Россия была!

Внезапно убийца остолбенел: перед ним на скамейке – «знатный монархист» Антон Алексеевич. По виду так никого не опасается. Очевидно, посчитал, что днем здесь безопасно.

«Правильно! Я же ночной убийца!.. Где его дочь? По каким-то причинам осталась в номере? Скорее всего».

Ангел Возмездия двинулся в сторону жертвы. «Я - ночной убийца!.. Но могу преспокойно сделать это днем».

На всякий случай убийца внимательно осмотрелся. Никого! Судьба благосклонна к нему. Как иначе? Надо помогать спасителю города.

Он был уже рядом с жертвой, когда в кустах послышался шорох. Убийца вздрогнул и тут же успокоился. Всего лишь вспорхнули птицы…

- Не подскажете ли время, сударь? – произнес убийца ласковым тоном.

Антон Алексеевич поднял на него глаза, в которых читался ужас. Убийца опешил, отступил на полшага. Неужели его разоблачили?

Однако Антона Алексеевича волновало другое:

- Вы слышали, они решились! Правительство поставило перед Думой вопрос о переименовании названия страны. «Империя» станет «республикой». Будьте уверены, это случится. Возьмется решать Дума – решит. Вынесут на референдум – тоже получат нужный результат. Таковы особенности демократии. Империю уничтожили – и в одном Российском государстве и в другом. Большевики там и здесь! Одна шайка, одни разбойники.

- Сочувствую вам.

- Себе посочувствуйте! Нужно сорвать коварные планы врагов, объединиться всем русским людям, выступить против предателей… Простите, вы спрашивали насчет времени? 

- Если не сложно.

- Минуточку, - Антон Алексеевич полез в карман за часами. И на какое-то время потерял бдительность.

В руках убийцы появился нож. Жертва заметила опасность слишком поздно…

Ощутив острую боль в области горла, Антон Алексеевич из последних сил потянулся к убийце. Однако тот молниеносно ударил второй раз.

Убийца проверил, не запачкана ли случаем его одежда кровью? Нет! Тогда он снова огляделся, вытер нож и неспешно двинулся по парку.

А вот и улица! Из открытого окна доносился любимый шлягер Старого Оскола 30-х «Вдоль по Питерской». Убийца специально замедлил ход, показывая прохожим, что он наслаждается пением.

И никакой суеты.

 

В номере у девушек вновь появился Прошкин. Надежда поздоровалась вежливо, но сухо. Она навсегда запомнит подслушанные слова о своей внешности. Кирилл на это не обратил внимание, Погребняк его не волновала. Гораздо интереснее была встреча с Валентиной. Их первая встреча!

Они друг другу не понравились. Не понравились настолько, что ощутили взаимную неприязнь. Кирилл увидел в глазах Валентины острый ум, смелость, нежелание признавать авторитеты. Такая не станет, не задаваясь вопросами, отдаваться борьбе за идеалы пролетариата. Валентине же показалось, будто на нее вылили целый поток лжи. А ведь он практически не сказал ни слова, только поздоровался. Но ложь… она в механических движениях, повороте головы, прищуре глаз. Он напомнил Валентине старосту с параллельного курса Фому Обноскина. Когда в одной из газет опубликовали его небольшую статью, Репринцева насчитала там восемь ссылок на Маркса, на одну меньше на Энгельса, и по десятку на Ленина и Сталина. Сплошной цитатник! Чуть позже на университетском диспуте Валентина спросила у Фомы, а хоть одно его слово в материале имеется? Обноскин возмутился, заявил, что «товарищ Репринцева не правильно понимает роль советского журналиста».

И вот теперь перед ней еще один Обноскин.

- Товарищ Репринцева собирается вместе с нами на экскурсию? – голосом Фомы поинтересовался Кирилл.

- Я Валентину уговаривала, но она заявила, что у нее другие планы, - поспешила вставить Надежда.

Любишь, не любишь Прошкина, дело они делают одно.

- Совсем отбилась от коллектива! – потряс кулаком джигит.

- Жаль, очень жаль, - на непроницаемом лице Прошкина промелькнула едва заметная ирония.

«Нет, не похож он на Фому, - решила Валентина. – Тот хоть и карьерист, но полный дурак. Прет напролом. А этот себе на уме. Возможно, и компартия ему нужна для каких-то личных целей».

- Валя хочет написать статью о преступлениях в Старом Осколе, - осторожно встал на ее защиту Давид. – Она нам рассказывала, что у вас убили актрису. Она была коммунистка?

- Нет, - медленно протянул Прошкин.

- Хотя бы сочувствующая?

Давид достал Кирилла, тот решил поменять тему. Однако Валентина – тут как тут. Коровин ускользнул от ответа, может из Прошкина  удастся что-нибудь вытянуть?

- Вчера я разговаривала с Андреем, он пообещал интересные факты насчет Федоровской. Разве вы не в курсе этого?

- Нет.

- А вы были с ней знакомы?

Небольшое замешательство, Прошкин словно раздумывал, как лучше ответить? И Валентине сразу стало ясно: был!

- Я приходил к ней на спектакль. Хотел взять интервью для нашего издания.

- У вас же нет издания?

- Почему? Выходит боевой листок: «К победе коммунизма!». Нерегулярно - средств не хватает, но выходит.

- Она дала интервью?

- Отказалась, когда поняла, что мы критикуем буржуазное искусство.

- И все?

- Все!

- Буржуазное искусство нужно не критиковать, а уничтожать, - убежденно заявил Рустам. – У нас до сих пор носятся с разными Пушкиными, Чайковскими.

- Пушкина очень любит Иосиф Виссарионович, - оборвала его Надежда.

- Я не Пушкина имел в виду, - поправился Рустам, - а этого… Неважно. Пушкин был настоящий джигит.

- Какой он джигит? – не выдержала Репринцева.

- Как какой? Он же родился на Кавказе.

- Не родился, а просто побывал там.

- Хи-хи-хи, - засмеялся Давид. – На самом деле он был не кавказец, а еврей. Его деда звали Абрамом.

- Не деда, а прадеда. И не еврей, а абиссинец. Я понимаю, Рустам у нас национальный кадр, послан учиться по направлению из аула. Но у тебя, Давид, семья считается образованной, интеллигентной. Как не знать такого?

- Вы антисемитка? – Прошкин пытался уйти от опасной для него темы о Федоровской.

Вот тут он дал маху. Валентина увидела в его вопросе, тоне, которым он был задан, классический прием провокаторов. Стоит с ними начать серьезную дискуссию, как они сыплют традиционными фразами, типа: «Вы сомневаетесь в правильности политики нашей партии?», или «Вы уклонист, не понимаете, что происходит?», обвиняют тебя в любых грехах. Тогда Репринцева пошла напролом:

- Я так и не получила ответа на свои вопросы.

- Разве? – криво усмехнулся Прошкин.

- У меня ощущение, что и вы, и Коровин знали Федоровскую. Только почему-то скрываете этот факт. Хочу написать материал, а ваш руководитель всячески отговаривает, не советует лезть в это дело. Убийство ведущей актрисы! Позор для капиталистической системы, надо кричать, разбираться, как и в последующих убийствах. И вдруг!..

- Мы не следователи, а политические деятели, - ответил Прошкин, для которого слова Репринцевой казались хуже плетей.

Но девушка не сдавалась. Может то, что она сейчас скажет, лишь ее фантазии, но она скажет!

- Зинаида Петровна была замешана в нехороших коммерческих махинациях. Не связаны ли и вы с ними?

- Как вы смеете?!.. Обвинять партийного секретаря… В таком деле… Антикоммунистическая провокация. Причем безосновательная. – Чуть-чуть, и он задохнулся бы от возмущения.

«Попала в цель!» - догадалась Валентина.

- Партийный секретарь не есть лицо неприкосновенное. Сколько их сегодня в СССР привлекают к суду? Почему же вы себя и Коровина ставите над партией, товарищ Прошкин?

- Ну, знаете… Вы за эти слова ответите!

- И вы, - Валентина вошла в игру, из которой не хотела выходить. – Я сообщу о вашей, мягко говоря, странной позиции куда следует.

- Пожалуйста, - спокойно ответил Кирилл, хотя руки его предательски задрожали.

Давид и Рустам открыли рты, не понимая сути этой неожиданной схватки. Зато Надежда ощутила настоящую радость. «Молодец, Валька, здорово врезала ему!»

Неизвестно, чем бы все закончилось, но в дверь постучали, и с огромным букетом цветов появился Горчаков. Надежда обмерла от зависти, у Рустама загорелись глаза: «Молодец, джигит!», зато Давид грустно опустил голову: «Разве мне тягаться с таким». Лишь один человек встретил Александра с откровенной враждебностью, злобно фыркнул, отвернулся. Понятно, что это - о Прошкине.

Валентина представила своих товарищей из Москвы. Надежда кокетливо хихикнула, Давид протянул мягкую, почти женскую ручку, зато Рустам вцепился «джигитским» рукопожатием. Дошла очередь до Прошкина.

- А это?..

- Не надо, Валя, я его прекрасно знаю.

- Я тоже, - Прошкин демонстративно разговаривал с Горчаковым, повернувшись в пол-оборота.

- В классе ему частенько от меня доставалось. Помнишь, Кирюша, мои тумаки?

- Подожди! Скоро вы, князья, получите тумаки покрепче. Как в СССР!

Валентина заметила, что, несмотря на цветы и улыбки, Александр находился не в лучшем расположении духа. Что-то случилось?.. Ее догадки быстро подтвердились.

- В городе какое-то новое ЧП. Справа от гостиницы сквер. Когда я шел к тебе, то увидел полицейских. Толпился народ.

- Ты не узнал, что там? – удивилась Валентина.

- Не желаю работать без своего партнера. Сейчас сходим и узнаем.

- И мы с вами! – вскричал Рустам.

- Обязательно, - добавил Давид.

- Товарищи, у нас экскурсия… - пытался втолковать Прошкин. Однако быстро понял, ничего с экскурсией не получится. Живая история волновала ребят гораздо больше, чем полумертвая.

Все вместе они покинули гостиницу и двинулись в сторону сквера.

 

Народу набежало много, но в сквер никого не пускали полицейские. В толпе слышалось:

- …Горло, говорят, перерезали.

- …Убитый – солидный мужчина.

- …Раньше ночью убивали, теперь средь бела дня.

- …Полиция ничего не может. Гнать в шею начальника!

- …Страсти какие! Из дома не выйдешь.

«Перерезали горло! – подумал Горчаков. – Значит опять тот же убийца?!»

Он сразу припомнил свое появление у дома Федоровской. Тогда все только началось! И когда же закончится?

Оставалось дождаться появления Корхова. А вот и он идет, грозно осматриваясь и чертыхаясь. Александр начал пробиваться к нему:

- Анатолий Михайлович!

Полиция стала его теснить, однако Корхов дал команду: «Пропустить!», Горчаков подхватил под руку Репринцеву и устремился к нему.

- Опять? – спросил Александр.

- Опять, - раздраженно бросил Анатолий Михайлович. – А это кто?

- Валентина Репринцева из Москвы. Я вам рассказывал о ней. Помогает проводить журналистское расследование.

- Коммунистка, значит.

- Комсомолка! – с вызовом ответила Валентина.

Корхов окинул ее долгим, внимательным взглядом, будто что-то решал для себя. Репринцева смутилась. Александр спросил:

- Тот же самый убийца?

- Похоже. Почерк один.

- Убитый там?

- Да. Работают наши криминалисты. Хотите взглянуть?

Старый Лис спросил это с хитринкой. Он надеялся, что кто-то из журналистов обязательно откажется. Девушка так точно… Но все произошло наоборот. Александр тут же сказал: «Хочу», и Валентина молча кивнула. Корхову пришлось проводить их к месту преступления.

Мужчина сидел на скамейке в позе не испуганной, скорее удивленной. Неподвижные глаза застыли на смотрели в упор на подошедших. Валентина задрожала, отвернулась. Александр пытался строить из себя героя, вроде глядел на убитого. На самом деле он видел что угодно – парк, скамейку, но только не сам труп.

- Личность установили? – спросил он начальника полиции.

- Да. Некий Грязнов Антон Алексеевич.

Теперь следовало проверить догадку самого Александра. Если подтвердится, он на правильном пути.

- Анатолий Михайлович, а этот человек имел отношение к политике?

- Непосредственное. Он был активным монархистом.

- За одни убеждения убивают редко. Нужны еще и действия.

- Он действовал. По моим сведениям их группа участвовала в подготовке у нас правого монархического переворота.

- Тогда понятно.

- Что вам понятно? – поинтересовался Корхов.

- Одна идея, которая превращается в реальность.

- Эх, Александр Николаевич, - вздохнул Старый Лис, - ежели бы вы определились с друзьями, поверили бы мне, может, кое-каких трагедий удалось бы избежать. А то сперва вроде договорились, потом пошли на попятную. Так дела не делаются. Ну-с, ничего не желаете сообщить?

- Думаю, причина в политике.

- Не только вы об этом думаете. Они вон тоже…

Горчаков увидел знакомых работников спецслужб, мужчина и женщина направлялись к Корхову. Мужчина коротко бросил:

- Господин начальник полиции, вы обязаны кое-что сообщить.

- С какой радости?

- У вас тут творятся дела, которые уже привели к международному скандалу. И англичане, и немцы потребовали от нашего правительства выдачи убийц их граждан.

- Фигу с маслом не хотят? Убийства произошли на территории Старого Оскола. Мы и будем их судить. По нашим законам.

- Вы не поняли, дело политическое.

- А я считаю - действует обычный уголовник. Я обязан его поймать и поймаю. О тайнах следствия, естественно, докладывать никому не собираюсь. Недовольны? Обращайтесь в высшие инстанции. А еще лучше, если президент или премьер-министр позвонит мне и скажет: «Анатолий Михайлович, введи этих людей в курс дела». Тогда расскажу все, как на духу.

- Вы пожалеете о своих словах, - впервые подала голос женщина. И опять они ушли, хотя и начальник полиции, и журналисты понимали, что скоро вернуться. И разговор будет проходить в другой тональности.

- Вот что, детки, - Анатолий Михайлович обратился теперь к Александру и Валентине. – Вот тут рядом есть кафе, кажется «Ромашка». Зайдите туда и ждите меня. Я пока кое-что здесь закончу.

- А зачем нам вас ждать? – поинтересовалась Валентина.

- Поведаете обо всех ваших изысканиях и гипотезах. Считайте это моим официальным распоряжением.

Что оставалось делать Валентине и Александру? Подчиниться.

 

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Горчаков предложил своей подруге на выбор несколько блюд. Она отказалась, после увиденной в парке картины ее тошнило от одного только упоминания о еде. Она даже специально села спиной к залу, чтобы не наблюдать трапезу других.

- Как тебе наш начальник полиции?

- Честно, - немного подумав, промолвила Репринцева, - он мне понравился.

- Сложный человек. И смелый.

Она вдруг вспомнила прокатившиеся по ее стране аресты военоначальников. До простых людей доносились разные слухи: как маршалы и генералы поливают друг друга грязью, обвиняют в измене, стучат. Как же так? Кадровые военные, участвовали в боях и вдруг пасуют перед какими-то тыловыми крысами, нацепившими на себя мундиры НКВД? Недавно отец сказал матери (Валентина случайно услышала): «Куда пропала офицерская честь? Неужели они готовы терпеть унижения, лишь бы им продлили рабское существование? Почему не взбунтуются, не скинут этого кровавого пса Ежова? А заодно и того, кто стоит за ним?»

«Кто за ним стоит? – Валентина похолодела от слов отца. – Так ведь это же сам…»

Нет, имя вождя она не посмела произнести даже в мыслях.

- …Смелый, - согласился Александр. – Но хитрый.

- Может, таким и должен быть начальник полиции?

Появился Анатолий Михайлович, плюхнулся за стол рядом с ними, подлетевшей официантке сказал:

- Чего-нибудь посытнее и пожирнее. И водочки грамм сто… нет двести.

- Вы можете есть после всего, что увидели? – поразилась Репринцева.

Корхов внимательно посмотрел на нее и отменил заказ:

- Принеси мне, голубушка, обычной минеральной воды.

Едва официантка отошла, он потребовал, чтобы журналисты начали рассказ. Александр взглянул в глаза Валентине и прочел в них настоящее доверие к полицейскому. Этот факт сыграл ключевую роль.

Обо всех их приключениях Корхов внимательно выслушал. Особенно его заинтересовали оргии в подземелье Варвары. Анатолий Михайлович удовлетворенно проговорил:

- Есть за что привлечь голубушку. За организацию нелегального притона. Она, правда, станет это отрицать. Да и заступники найдутся, туда ведь многие высокопоставленные ходят.  Зачем? С девушками побаловаться. Все дамы, которых вы там увидели из публичного дома мадам Жозефины (в простонародье Мани Лягушкиной). На остальное им наплевать.

- И только? – поразился Горчаков. – Но ведь там культ всякой чертовщины. Как возможно такое в православной стране?

- Э, милый, закон нужен. А его нет. Если так дело дальше пойдет, сатанисты у нас и в армии будут служить на командных постах, и министерские портфели носить. А попробуй, тронь их, тебе тут же в морду – права личности и прочая дребедень.

- Такого быть не может? – сказала Валентина.

- Не может? – усмехнулся Корхов. – А вот у вас в Свияжске в 1918 году по инициативе Троцкого и Демьяна Бедного установили памятник Иуде Искариоту. Хорошо, недолго простоял. Как говорится: раз попробовали, не удалось, во второй раз поставят его на века.

Валентине было страшно это слушать, и не потому, что дело с памятником касается страны, в которой она живет. Она чувствовала, как после посещения храма в ней что-то стало меняться, как ее угнетало все, что против Божественного.    

- Обросший шерстью человек в доме у колдуньи, кто он?

- Поговаривают, сынок Варвары. Она его с детства прятала от посторонних глаз.

- Почему он спас нас? – в раздумье спросил Александр.

- Кто знает! Увидел, что людей силой привели, и пожалел. Иногда шкура звериная, а душа человечья. Но чаще – наоборот.

Затем Анатолий Михайлович попросил ребят уточнить некоторые детали их встреч с сотрудниками театра, с представителями местного ВКП(б), с банкиром Ереминым. После этого Горчаков сделал общий вывод по особо тяжким преступлениям в городе:

- Причина убийства Зинаиды Петровны Федоровской не в ее нелегальной коммерции, не в мести любовника. Я не исключаю, что она являлась агентом иностранной разведки. Все говорит за это.

- Согласен, - сказал Корхов. – По нашим данным она была связана с Советами.

- Так Либер оказался прав? Выходит, она коммунистка?

- Для того, чтобы работать на ту или иную страну, не обязательно разделять господствующие там идеи. Причина может быть очень проста: деньги. А покойница их любила.

- Получается, Коровин и Прошкин в курсе? – всплеснула руками Валентина.

- Не обязательно. Скорее, даже нет. Но у них были другие дела; похоже, они тоже промышляли золотишком. Нелегальный ввоз и вывоз. Коровин из богатой семьи, только дедушка лишил его наследства. А жить хочется, и хорошо жить!

- Вот тебе и на! – поразилась Репринцева. – У меня были кое-какие сомнения насчет этого. Только что в гостинице я сама это высказала Прошкину… А ведь Коровин предложил мне зайти к нему сегодня, он предоставит данные о Федоровской.

- Не ходите, - махнул рукой начальник полиции. – Ничего он вам не предоставит. Его информация лишь уведет вас от истины.

- Я продолжу, - сказал Горчаков. – То, что смерть Федоровской связана с политикой, говорят последующие убийства иностранных агентов Либера и Дрекслера. А теперь и монархиста Грязнова. Получается прелюбопытнейшая вещь: он убивает агентов разных разведок, а также людей, по его разумению нарушающих покой Старого Оскола. 

- Согласен, - Анатолий Михайлович заинтересованно посмотрел на журналиста. – Продолжайте, молодой человек.

- Мой редактор Алевтина Витальевна считает, что у нас слишком много гостей. Среди них есть те, кто пытаются втянуть Старый Оскол в преступные игры, ликвидировать нашу независимость. И таких в городе немало. Возможно, и убийца решил, что не совершает ничего криминального, наоборот, своими действиями утверждает покой и благоденствие.

- Глупец! Он вызывает панику, страх. О каком покое можно говорить? – возмущенно проговорила Валентина. – Нет никакой логики.

- Не спеши, - возразил Александр. – Вначале люди действительно будут бояться. Потом, когда увидят, кого убивают, успокоятся. Не смотрите на меня так, господин Корхов, это может быть логикой преступника.

- Так вам сказала Черкасова? – переспросил Анатолий Михайлович.

- Имеет ли значение, кто? Как я уже сказал, она выражает мысли определенной части общества.

- Хорошо. Как бы вы охарактеризовали убийцу?

Ребята задумались, переглянулись между собой. Валентина начала первой:

- Злой.

- Нет, - возразил Александр. – То есть он злой с точки зрения нормальных людей. Но сам себя таковым не видит. Возможно, он рассматривает себя как освободителя Старого Оскола от «скверны». В отношениях с другими может выступать как милейший и добрейший человек. На такого никогда не подумаешь.

- 1:0 в вашу пользу, - бросил Анатолий Михайлович. – Характер убийцы по моему разумению очень сложный. Не исключаю, что в каких-то вопросах он способен пойти даже на самопожертвование. Поэтому никто из друзей, знакомых не рассматривает его как кровавого преступника. Что еще?

- Решительный, - промолвила девушка.

- Ловкий и смелый, - добавил Горчаков.

- Соглашусь. Каждая из названных вами черт доведена у него до абсолюта. Проникнуть ночью в дом актрисы, где множество слуг, проникнуть так, что никто тебя не увидел и не услышал…

- Если только у него не было сообщника.

- Даже если и был таковой. Риск огромный. Убить двух агентов! Наконец, совершить дерзкое преступление в парке. На такое решится не просто смелый. Звериная храбрость убийцы не знает границ.

- Жертвы могли быть знакомы с ним, – сделала предположение Репринцева.

- Вполне вероятно. Это дало ему дополнительный шанс. И у нас новая зацепка. Жертвы вращались в кругу «избранных». Не удивлюсь, если наш безжалостный освободитель относится к сливкам общества. Об этом говорит и то, что он в курсе: кто есть кто? Немногие знали, что Грязнов относится к группе радикальных монархистов. А он знал! У него есть информация из очень серьезных источников.

- Остается выяснить мелочь: кто он? – усмехнулся Александр.

- Выясним. И пресса нам поможет. Так?

- Раз я… раз мы в этом деле – конечно! – сказал Горчаков.

- Вы пишете статью?

- Пытаюсь. Фактов маловато.

- Фактов достаточно. Мы раскрыли примерный психологический портрет преступника. Надо описать его в статье. Особо выделить его комплексы: манию величия, стремление считать себя новым мессией. Заденьте его за живое, заденьте так, чтобы он вышел из себя. Пусть он предстанет не героем, а сумасшедшим маньяком. Что соответствует истине.

- Как отнесется к такому образу моя шефиня, тайно симпатизирующая преступнику? – шутливо произнес Горчаков. Однако Корхов отнесся к его словам более чем серьезно:

- Люди часто симпатизируют благородным разбойникам, но все же предпочитают видеть их на виселице.

- Статья будет сегодня! – воскликнул Александр. – И выйдет она под двумя нашими фамилиями.

- Не спешите, - остановил его Корхов. – У меня несколько иная идея. Валя, вы когда уезжаете?

- Завтра, - с грустью ответила девушка.

- В какое время?

- Поезд Курск-Москва отправляется около двух часов дня. За нами приедет машина часов в десять или около одиннадцати.

Горчаков ощутил дрожь в груди. Валя уезжает, он может никогда ее больше не увидеть! Можно приехать к ней в Лондон, Париж, Вену, куда угодно. Только не в Москву. Вряд ли кто пустит туда Александра после его враждебных советской власти статей. И самому ему не хочется переступать границу земли, где правят знакомые с детства карлики в кожаных куртках.

- …Тогда, - продолжал начальник полиции, - я попрошу, чтобы фамилия под статьей стояла одна – ваша, Валентина. Надеюсь, Александр Николаевич окажет эту маленькую любезность?

- Почему только моя? – поразилась Репринцева.

- Убийце может не понравиться материал о нем. И он начнет мстить. Вам он навредить не успеет. Когда появляются газеты на прилавках?

- Часов в восемь, - сказал Горчаков.

- Правильно. Пока он возьмет номер, прочитает статью, пройдет еще время. В десять или чуть позже вы уезжаете. Я пришлю человека, который лично довезет вас до Курска и посадит в вагон. Я не утверждаю, что убийца обязательно начнет мстить. Но осторожность не помешает.

- Осторожность?! – воскликнул Александр. – Я не могу подвергать Валентину даже малейшей опасности.

- Опасности нет! Ваша девушка будет под охраной полиции. Вы можете присоединиться. Да вы и так присоединитесь.

- Но Александр останется под ударом, - испугалась Валентина. – Вдруг преступник догадается, что мы писали эту статью вдвоем? И какая разница, под чьей подписью она вышла.

- А вы не говорите, что писали ее вдвоем. Пусть даже в редакции не знают.

- Черкасова ждет материал от меня, - напомнил Горчаков.

- Она ждет материал. Вы его и принесете. Но якобы написанный журналистом из Москвы. Реальным человеком, а не абстракцией под псевдонимом. Читателям будет интересен взгляд иностранной гостьи на наши проблемы, в том числе на психологический портрет преступника. А следующий материал уже подготовите вы. Надеюсь, к тому времени поймаем убийцу.

- Как у вас все легко получается! Черкасова ждет статью от Горчакова, а вместо него – совсем другой автор. Если напишем вдвоем, еще понятно. Но когда такая неожиданная подмена…

- Для вас будет зарезервировано место?

- Естественно. На первой полосе.

- Тогда у нее не останется выбора.

- Хотите поссорить меня с шефиней? Оставить без работы?

- Вы с ней не поссоритесь. Тем более не останетесь без работы. В случае серьезных проблем полиция за вас похлопочет.

«Похлопочет! Пошлет тебя Черкасова куда подальше!»

Анатолий Михайлович взглянул насмешливо на Александра и спросил:

- Жалеете о потере славы?

- Плевал я на славу. Быть популярным в Старом Осколе – не такая уж большая радость.

- Я так и думал. Причина в другом?..

- Я уже говорил, что боюсь за Валентину.

- Она будет в безопасности. Даю слово.

- В самом деле, Александр, - вмешалась Валентина, - мы ничего не теряем. Стоит рискнуть.

- Вы рисковали ее жизнью гораздо больше, когда пробирались в подземелье дома Варвары, - напомнил Анатолий Михайлович.

- Даже не знаю…

- Чего тут знать? Вы хотите или нет разоблачить маньяка?

- Александр, поверь, он прав. А меня уже завтра не будет в городе.

Убедительные слова начальника полиции и горячая просьба Валентины сыграли свою роль. Горчаков согласился.

- Но я должен сообщить Черкасовой, что статья будет сегодня.

- Сообщите.

В кафе был телефон. Попросив разрешения, Александр набрал номер редакции.

- Все гуляешь? – Алевтина по-настоящему сердилась и, кажется, дошла до последней точки. Судьба любовника висела на волоске.

- Статья будет сегодня! – выдохнул в трубку Горчаков.

- Наконец-то разродишься! Слышал о новом убийстве?

- Слышал, - кратко ответил Александр.

- Знаешь, кто убитый?

- Некий Грязнов, политический деятель крайне-правого толка.

- И что напишешь в статье?

- Ты получишь ее, и она будет актуальна.

- Половина полосы?

- Готовь полосу.

- Если подведешь...

- Не подведу.

Он вернулся за столик и услышал, как Валентина жалуется Корхову.

- …Не могу дозвониться. Постоянные гудки.

- Странно, - согласился начальник полиции. – Мне сложно вам помочь, другое государство. Если что выясню, обязательно сообщу. Напишите-ка номер.

- Я договорился с шефиней, - сказал Александр. – Статья должна быть готова к вечеру. Целая полоса, причем первая.

- У меня предложение, - начальник полиции с отвращением допил минералку. – Я должен поговорить с дочерью Грязнова. Хотите присутствовать? Вдруг это пригодится для будущей статьи?

Журналисты без колебаний приняли предложение Корхова.

 

Прошкина и представителей московского комсомола, естественно, не подпустили к месту происшествия. Потолкавшись среди толпы, они двинулись в сторону центра. И тут Кирилл вспомнил, что у него срочное дело, попросил ребят погулять одним. «А потом я вернусь, и обещанная экскурсия состоится». Комсомольцы без сопровождения чувствовали себя неловко, терялись, как, наверное, любой, оказавшийся во враждебном стане. Рустам попросил указать место возможных прогулок. Прошкин не без внутреннего раздражения бросил:

- Да вот хотя бы в этом парке.

- В одном парке мы уже сегодня прогулялись, - съязвил джигит. – Теперь вот сюда предлагают… Да тут кто-то кричит? Еще одно убийство?

- Не волнуйтесь, это особый парк, - успокоил Прошкин, - собираются местные писатели, поэты, музыканты.

- Как интересно! – захлопала в ладоши Надежда.

- Интересно, - согласился Кирилл. – Есть трибуна, чтобы отстоять пролетарскую литературу. Но если почувствуете, что проигрываете (тут софистов немало!), бросайте любые дискуссии и уходите! Не слушайте антисоветскую ложь!

- Где потом мы встречаемся? – спросил Давид.

- Да вон хотя бы у той голубой скамейки при входе. Погуляйте часок.

Прошкин поскакал к Коровину, пересказывать ему недавний разговор с Репринцевой. А московские гости заглянули в парк.

Широкие, окруженные пирамидальными тополями аллеи, скамейки, возле которых группировались люди, в основном молодые, они о чем-то спорили, потом кто-то возвышался над толпой, декламировал стихи. Собственное творение настолько захватывало, что целая вселенная с ее проблемами и горестями исчезала. Оставался только он, бог литературного Олимпа. Остальные внимали ему – кто с трепетом, кто нахмурив брови, недовольный тем, что «божество» его опередило. Если получалось, он читал и второй стих, и третий. Но чаще его «дружески сталкивали» с пьедестала и новый горлопан уже занимал место предыдущего.

- Подойдем ближе, послушаем? – предложила Надежда.

Огромный косматый парень в малиновом пиджаке, встав в позу, отчаянно декламировал:

                      …Та-ра, та-ра, та-ра!

                        Вот такая игра!

                        Слышали? Спели.

                        Съели? Не успели!!!

- Необыкновенно! – прошептала, чуть не дрожа от восторга, полная девица с толстым слоем пудры и нарумяненными щеками. – Разве он не гений?!

Что ей могли ответить московские гости? Они опоздали, и начала не слышали.

- Это Борис Комаровский, основатель конкурса «Оскольская муза», - продолжала млеть девица. - Не знаете? Из какой деревни вы приехали?

И миролюбиво добавила:

- Приобщитесь к прекрасному. Здесь у нас и футуристы, и символисты, и есть немного нудистов.

Надежда хотела поспорить с ней, что все это далеко от марксизма, но вовремя вспомнила предупреждение Прошкина: бросать любые дискуссии и уходить. Вдруг сейчас дама с нарумяненными щеками начнет агитировать против диктатуры пролетариата? Слова-то какие странные: «футуристы», «символисты», «нудисты».

Она подхватила под руки ребят и потащила их по аллее. Повсюду декламировали стишата, пели, аплодировали. Поэты и барды были похожи друг на друга и на Бориса Комаровского. («Интересно, кто они больше  -футуристы или нудисты?»).  Хоть бы один отбарабанил революционный марш!

- Не интересные джигиты, - скучно зевнул Рустам.

В одном из закутков тоже группа ребят, только они слишком отличаются от других манерами, поведением, выражением глаз.  И читающий стихи человек не оглушает криками, не поражает экстравагантностью. Ребята прислушались и… заслушались.

                      Отговорила роща золотая

                      Березовым, веселым языком,

                      И журавли, печально пролетая,

                      Уж не жалеют больше ни о ком…

В стихотворении не было ни одного коммунистического призыва, ни строчки любви к пролетариату. Оно насквозь пропитано лирикой – этой ненавистной буржуазной отрыжкой. Тем не менее, они молча наслаждались! Словно не было табу на все, что противоречит социалистическому реализму.

- Кто это? – в восторге произнесла Надежда.

- Сергей Есенин, - послышался голос позади них.

Ребята обернулись и увидели мужчину лет около сорока, светловолосого с приятной, но грустной улыбкой.

- Кто он? – спросил Давид.

- Поэт с большой буквы.

- Пушкина знаю, Маяковского знаю, а его нет, - гневно взмахнул руками Рустам. – Почему так?

- В самом деле, почему? – произнес незнакомец. – В начале двадцатых он являлся одним из самых известных поэтов в Советской России.

- Мы тогда были детьми, - словно оправдываясь, сказал Давид.

- Есенин, - продолжал незнакомец, - устраивал публичные диспуты с Маяковским. И побеждал! Хотя каждый оставался при своем мнении. Он печатался во многих ваших изданиях. А потом его перестали печатать. И, чтобы не исчезнуть из сознания народа как русский поэт, уехал к нам. Живет то в Киеве, то в Белгороде, то в Воронеже.

В это время мужчина начал читать «Письмо к матери». И снова ребята слушали, затаив дыхание.

- Это он сам? – поинтересовалась Надежда у незнакомца.

- Что вы! Обычный чтец. Тот, кто любит настоящую поэзию.

- А почему его перестали у нас печатать? – подозрительно спросил Давид. И, спохватившись, добавил. – Мы из СССР, из Москвы.

- Я понял.

- Откуда? – теперь подозрение охватило и Надежду. Как он мог узнать? Он агент местной разведки? Прислан с целью завербовать их?

- Я год назад, как покинул СССР. Поэтому советских людей узнаю с одного взгляда. А еще по первой профессии я следователь.

- Вы уехали из СССР? – поразилась Погребняк. Она не представляла, как можно променять самую счастливую на свете страну на какую-то другую.

- А как вам удалось?.. – Давид прервался, но было понятно, о чем он хотел спросить: «Как вам удалось сбежать?»

- Я был в командировке в Германии, - начал рассказывать незнакомец, - обсуждался вопрос об экранизации нашего романа. Дорога шла через территорию Российской Империи. Я и остался. Сошел с поезда в Минске и все! Отрезал пути к отступлению.

- Так вы предатель? – воскликнула Надежда. – Идем, ребята, тут разговоров быть не может.

- Подожди! – остановил ее Давид. – Я где-то видел вас… нет, ваш портрет. Вы сказали о романе? Вы написали?..

- «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка». Не один, в соавторстве с моим приятелем Ильфом.

- Точно! Я читал. Но теперь они почему-то пропали с прилавков? А я так обожал Остапа Бендера.

- Ясно почему, - скривилась Надежда, - автор сбежал. Да еще роман  хотят экранизировать фашисты (он был экранизирован в Германии в 1938 году под названием «13 стульев». – прим. авт.).

- Друзья, не судите меня строго, - почти взмолился собеседник. – Переговоры по экранизации книги вело советское правительство. Ильф не смог приехать в Германию, он ведь еврей. Мало того, немцы настояли, чтобы в титрах не упоминалось его имя. Мне пришлось взять на себя всю организационную часть работы.

- Пусть так, - согласилась Погребняк. – Но из СССР вы все равно сбежали.

- Я бы не уехал. Никогда не уехал, если бы не статьи в прессе о том, что моя сатира перерастает рамки советской легальности. Мне грозил арест. Я это прекрасно понимал, когда оказался в своем родном городе Одесса.

- Одесса принадлежит СССР, - напомнила Надежда.

- Еще один парадокс истории. Как умело разделили народ. Одесса – одно государство, что рядом – уже другое. Ладно бы другое, а то еще обе части единого целого враждуют. Русские враждуют, как в Гражданскую. Так можно дробиться до малого. Что останется от России? Вот уж радуются ее враги.

- Стройте с нами светлое будущее, и мы опять будем вместе, - почти продекламировала Погребняк.

- А если люди здесь не хотят его строить? Если предпочитают просто жить, любить, ходить друг другу в гости? Почему им должно быть отказано в этом праве? И наши персонажи – обычные граждане со своими недостатками. Смешные – да! Так ведь это здорово - посмеяться над собственными пороками. Может, поэтому вы полюбили Остапа, молодой человек?  

- Начинаются антисоветские разговоры, уходим! – подтолкнула ребят Надежда.

- Еще секунду! – взмолился Давид, которому до смерти было интересно поговорить с известным писателем. – Что случилось в Одессе?

- В одной из местных газет была опубликована статья, где меня открыто причислили к врагам народа. Они не думали, что я прочитаю именно этот номер. А я прочитал! Что оставалось делать? Дождался, когда снова пересечем границу и попросил политического убежища. Если бы Ильф не умер, он тоже бы не избежал ареста.

- Лучше уж быть арестованным у себя на родине, чем скитаться по чужим краям, - решительно возразила Погребняк.

- Но ведь и это моя родина, это тоже Россия.

- Идемте, - Надежда, чуть ли не тащила ребят, Давид ловко вывернулся из-под ее руки и опять допытывался:

- Говорят, что на самом деле автором «Двенадцати стульев» был ваш брат Валентин Катаев. Он не просто сюжет подарил, но и написал почти все сцены. А потом испугался и отдал его вам?

- Такого не было. Мы действительно использовали его сюжет, и то отчасти, но писали сами.

- И вы сейчас живете в Старом Осколе?

- Нет. Приехал к дальним родственникам. Прослышал об убийствах. Возможно, создам на основе фактов новый роман. Уже не сатирический.

Теперь Надежде на выручку бросился Рустам. Вдвоем они скрутили несчастного поклонника Остапа Бендера и повели к выходу. Надежда втолковывала:

- С ума сошел? Беседовать с перебежчиком, антисоветчиком?

- Но Остап Бендер…

- У тебя должен быть другой любимый герой – Павка Корчагин. Или хочешь серьезной проработки на комсомольском собрании?

Давид все-таки обернулся. Автор «Двенадцати стульев» так и остолбенел, и только грустно смотрел вслед исчезающим в зелени парка землякам.

А вокруг веселился, шумел не ведающий страха бомонд. Тут могли хулиганить безнаказанно, тень Великого Диктатора спряталась далеко на Севере.

 

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

 

На дочь убитого Антона Алексеевича Елизавету невозможно было смотреть без содрогания, слезы лились из ее глаз, она их вытирала, а они опять лились. Следователь задавал ей вопросы, но она, казалось, не слышала их, отвечала невнятно, каждое слово ей давалось с трудом. На появление Корхова и журналистов не среагировала никак. Однако Анатолий Михайлович быстро взял ситуацию под контроль. Вначале он выразил девушке соболезнование. Затем, нахмурив брови, продолжил:

- Я возглавляю расследование. Убийство это не первое, так что я должен вас о многом расспросить.

- Меня уже спрашивали…

- Пожалуйста, возьмите себя в руки. Кто-нибудь угрожал вашему отцу?

- Нет… я не слышала.

- А почему в гостинице вы зарегистрировались как муж и жена?

- Это к делу отношения не имеет.

- Позвольте мне решать: что имеет отношение, а что нет.

Новые струи слез покатились по щекам несчастной. Анатолий Михайлович подождал немного, затем спросил более настойчиво:

- Вы не ответили.

- Нам так было удобнее.

- Отец выдает себя за мужа дочери?! Содомия в России запрещена.

- Какая еще содомия? – изумилась Елизавета Антоновна. – Мы не хотели афишировать свой приезд в Старый Оскол.

- Вы от кого-то скрывались?

- Что вы меня мучаете? У меня убили отца, а вы…

- А я хочу докопаться до истины. И в конце концов докопаюсь. Если на сей момент вы не в состоянии отвечать на вопросы, подождем. Но обещаю, что завтра проведу допрос с пристрастием. Не ждите снисхождения. Убивают людей, таких же отцов, у которых остаются дети. Во имя этих детей я, Анатолий Михайлович Корхов, обязан обезвредить и покарать преступника. И я его найду!

- Спрашивайте, - обреченно произнесла Елизавета.

- А я уже спросил.

- Мы приехали сюда на собрание монархического союза.

- Я не слишком искушен в политике, но партия монархистов у нас действует легально. К чему конспирация?

- Видите ли… мы не совсем легальны.

- Как это не совсем легальны? Занимаетесь противоправными действиями? Боритесь против конституции? Тогда вами займутся другие органы. А они, будьте уверены, вытащат из вас все.

- Я не преступница!

- Допустим, только вот в чем проблема: полиция в курсе того, что у нас секретное собрание монархических групп, которые ставят в качестве главной задачи свержение конституционного строя. Знает об этом и преступник. С вашим отцом он уже покончил. Кто следующий на очереди?.. Подумайте, госпожа Грязнова.

Этот полный, страдающий одышкой человек с явно больными ногами, но грозный и прямолинейный, вызывал у Елизаветы Антоновны панический ужас. Она поняла, что все  секреты их организации, оказывается, таковыми не являются. Придуманная руководителями маскировка – блеф. Собрания похожи на театральные постановки. Это было вторым потрясением девушки. Она в истерике закричала:

- Да, я ненавижу нынешний порядок! Вместо настоящего двуглавого орла невесть что. Так называемую «Российскую Империю» пожрут либо коммунисты, либо Рейх, либо западные либералы. Места аристократов заняли ничтожества. А мы… мы с отцом даже обращались друг к другу по-иному: возвышенно, благородно!

Она порывалась еще что-то сказать, но не смогла, находясь во власти истерики. Корхов приказал дать ей воды, и, когда девушка успокоилась, стал задавать вопросы, на которые Елизавета Антоновна уже безропотно отвечала. Начальник полиции не спрашивал ее об организации (не его «епархия»), зато об интересующих его фактах выведал все возможное. Грязнова рассказала, что отца просили быть осторожнее, что в городе орудует маньяк, который ведет охоту за неугодными с его точки зрения политическими деятелями. Отец стал опасаться за себя, но более всего - за Елизавету. Из гостиницы выходили только вдвоем, да и то редко.

- Однако сегодня он вышел? – напомнил Корхов. – И один гулял в парке.

- Да, - тяжко вздохнула Грязнова. – Но в стране случилось такое!

- Что?

- Хотят поменять ее название. Теперь у нас будет республика. Правительство уже поставило вопрос перед Государственной Думой. Вот он и пытался отойти от шока, развеяться…

Анатолия Михайловича волновало будущее название страны, но гораздо сильнее он был обеспокоен поиском таинственного убийцы. Поэтому вернул разговор в нужное ему русло.

- Отец не намекал вам, кто может быть этот маньяк?

- Нет. Вряд ли он знал.

- И ваши люди не догадывались?

- Думаю, нет.

- Значит, никаких предположений?

Корхов решил закончить допрос, наверное, решил, что ничего уже здесь не выведает. Он сделал знак журналистам и вышел с ними, Александр с искренним сожалением спросил:

- Опять неудача?

- Все равно найдем, - буркнул Анатолий Михайлович. – А вы – марш писать! Кстати, о вашей просьбе, Валентина, я не забыл. Как, говорите, зовут вашего отца?..

 

Корхов попросил соединить его с Москвой, с посольством Российской Империи. Там работал его старый друг Шумаев Виталий Андреевич. Он также начинал как полицейский, но потом перешел на дипломатическую работу. И сейчас являлся Первым советником посольства. На звонок своего приятеля Шумаев отреагировал сдержанно и немного настороженно.

- Ты будто не рад? – буркнул Корхов.

- Рад. Но ведь просто так не позвонишь. Опять пристанешь с какой-нибудь проблемой?

- Да, Виталий, нужна твоя помощь.

- Так и знал…

- Перестань ворчать. Нисколько не изменился. Наоборот, чем дальше, тем становишься капризнее. Эдакий занудливый старикашка.

- Сам статный молодец! Говори, чего надо?

Анатолий Михайлович рассказал про Валентину, что она никак не может дозвониться до дому. Возможно, повреждение на линии. Но…

- Ты ведь знаешь, я не верю случайностям.

- А от меня что требуется?

- Нельзя выяснить, что с этим профессором?

- И как ты себе это представляешь? Если я им заинтересуюсь, как сотрудник иностранного посольства, его ждут большие неприятности. Связь с иностранцами! В СССР за это по головке не погладят.

- А ты зайди к нему как частное лицо. И не говори, что иностранец.

- Ну ладно!.. Диктуй адрес… Ленинский проспект, дом 13. Завтра зайду.

- Сегодня.

- Только не сегодня.

- Именно сегодня. Завтра она возвращается обратно.

- И что?

- Может, ей не стоит этого делать?

- Хорошо, - вздохнул Виталий Андреевич. – Загляну к ним сегодня. Но ближе к вечеру. Сейчас, извини, работы столько!

- Хорошо, вечером. А вообще как дела?

- Вспомнил! Честно? Хреново.

- Что так?

- Обстановка в Европе и мире слишком сложная.

- И у меня в Старом Осколе она не лучше, - коротко ответил Корхов.

 

Виталий Андреевич надел серый костюм, и теперь – небольшого роста человек в очках, он выглядел неприметно. Никто не обращал на него внимания, пока он добирался до нужного дома. Рядом – небольшой дворик, где резвится детвора, все выглядит чинным и спокойным.

Однако опытный разведчик Шумаев сразу почувствовал, что спокойствие обманчивое. Словно невидимые глаза наблюдали за ним.

Он осторожно обернулся. Женщина в беседке вроде бы читает газету, на самом деле ее взор выхватывает малейшие детали окружающей обстановки.

«Или мне это только кажется?»

Нельзя останавливаться, привлекать к себе внимание. Серый человек в пенсне, больше похожий на «ученую крысу», он прошмыгнул в подъезд. И – новый незаметный взгляд в сторону беседки. Женщина окончательно оторвалась от газеты…

Четыре квартиры на этаже, нужная ему - на четвертом. По лестнице вверх!

Второй этаж. Перегнувшись через перила, Виталий Андреевич наблюдал за входной дверью. Женщина из беседки открыла ее…

«За мной следят? Нет, не конкретно за мной, а за каждым, кто появляется здесь».

Шумаев раздумывал, как повести себя дальше. Если всему «виновник» профессор Репринцев, то он лишь навредит ему и раскроет себя… Но он рискнул, поднялся выше по лестнице.

Третий этаж. Шумаев прислушался: внизу хлопнула дверь и смолкли шаги. Виталий Андреевич вторично подумал, не ошибся ли он на счет той женщины? Вдруг это просто соседка?

Четвертый этаж. Вот и квартира Репринцевых. На стене табличка с  фамилией и инициалами хозяина. Шумаев выждал паузу и позвонил.

Молчание – тягостное и страшное. «Почему я решил, что оно тягостное и страшное?» Он никогда бы не ответил на этот вопрос. Подсказала интуиция разведчика.

Виталий Андреевич позвонил в соседнюю квартиру. Дверь долго не открывали, наконец, осторожный голос произнес:

- Вам кого?

- Не будете ли столь любезны переговорить со мной? – деликатно произнес Шумаев.

Дверь открылась, на пороге стояла девушка лет шестнадцати, она вопросительно посмотрела на визитера. Виталий Андреевич легонько кашлянул:

- Я, собственно говоря, к профессору Репринцеву. Звоню, и не его, ни супруги. Не подскажите, когда они появятся?

Он заметил в глазах девушки ужас. Она не ответила, только отрицательно покачала головой и быстро прикрыла дверь. Шумаев догадался: что-то случилось… Скорее всего, профессора арестовали. А что с его женой?

Виталий Андреевич спустился вниз. Женщины с газетой в руках не было ни в беседке, ни вообще поблизости. Зато невдалеке усердно мела улицу толстая дворничиха. Шумаев подошел к ней.

- Простите, сударыня, не знаю имени-отчества.

- Тетя Клава я, - ответила дворничиха, не смущаясь тем, что собеседник по возрасту был ей если не папой, то очень старшим братом.

- Я пришел к профессору Репринцеву, звонил, а там – никого. Не подскажите?..

- Подскажу, - резко оборвала дворничиха. – Там никого нет и не будет.

- Неужели Алексей Иванович в командировке? Не предупредил меня.

- Он арестован!

- Как?!

- Очень просто. Он – тайный враг народа. Некоторое время наши органы молчали. Все досконально проверяли, у нас ведь без причины человека не арестовывают. Но уже вечером – собрание жильцов. Все заклеймят предателя Репринцева.

- Он на Лубянке?!

- Там! Точнее, был там. Сказали, покончил с собой. Боялся разоблачения.

- А супруга?

- Тоже умерла. Не выдержала позора семьи. Квартиру заберут, отдадут семьям трудящихся. Подумайте: как буржуй занимал три комнаты, в таких-то хоромах живут по десять человек, а то и больше. Да еще и вредил нашей дорогой советской власти, интеллигент неблагодарный.

- Но у них есть дочь?

- Насчет дочери не скажу. Только яблоко от яблони… Кстати, а вы кто будете, господин хороший?

- Просто знакомый.

- Знакомый? – подозрительно произнесла тетя Клава, и Шумаев понял, пора прощаться. Все, что требовалось, он выяснил.

Он не прошел и нескольких шагов, а двое крепких молодцов двинулись следом. Не успел Виталий Андреевич и глазом моргнуть, как один стоял впереди него, другой – сзади.

- Он! – кричала тетя Клава. – Выспрашивал и выведывал насчет семьи Репринцевых.

- Да, я поинтересовался насчет профессора, - вежливо ответил Виталий Андреевич. – А в чем дело?

- Документы! – хмуро произнес один из парней.

- Говорит, знакомый, - не унималась тетя Клава. – Все они одним миром мазаны. У, диверсант проклятый!

- Подождите, - сказал Шумаев. – Хочу понять, за что меня оскорбляют? Я могу подать на вас в суд, женщина. И вообще, я что-нибудь нарушил?

- Шутить вздумал, папаша? – один из парней больно сдавил ему локоть. – Сейчас пошутим и мы.

Виталий Андреевич был самым терпеливым человеком на свете. Да и должность советника посольства не позволяла вступать в уличные конфликты. Но тут он не выдержал…

Он ловко высвободился из цепких объятий, заломил руку и сбил противника с ног. Второй, не ожидавший подобного, чуть запоздал с ударом. И Шумаев отправил его в небольшой нокаут.

- Нападение на сотрудников органов, - хрипел первый. – Да с тобой такое сделают, тварь безмозглая…

- Откуда я знаю, что вы из органов? – Виталий Андреевич невинными глазами посмотрел на остолбеневшую дворничиху. – Я было подумал – бандиты.

Тетя Клава пробормотала нечто невразумительное, а второй тем временем также поднялся, вытер кровь с лица, сунул под нос документ:

- Смотри, сука! Если ты советский гражданин…

- Я не советский гражданин, - Шумаев вытащил свое удостоверение. – За угрозы в адрес Первого секретаря посольства иностранного государства вас привлекут по полной. А нужен мне был профессор Репринцев лишь по одной причине: мы собирались напечатать его статью. На нет и суда нет.

Сотрудники НКВД внимательно изучили документ, потом, злобно сверкнув глазами, удалились.

А Шумаев направился в посольство, дабы связаться с другом Корховым и сообщить ему последние новости.

Однако дозвониться до неуловимого начальника старооскольской полиции так и не смог.

 

Александр пригласил Валентину к себе, сказав, что лучшего места для написания статьи не найти. Девушка засмущалась:

- Неудобно.

- Почему? – Горчаков разыграл искреннее удивление. – Дом большой, кроме нас – никого. Никто не помешает.

- В этом-то вся проблема.

- У вас в СССР равноправие полов. Стерты любые грани между мужчинами и женщинами, все товарищи и вдруг?..

- Грани стерты только в профессиональном и политическом аспектах, - напомнила Репринцева.

- То есть отказываешься?

- Нет.

- Тогда вперед!

Дверь им открыла Лена, с неподдельным интересом рассматривающая новую гостью хозяина. Валентина вопросительно подняла бровь, Александр пояснил:

- Это Лена, работает у меня. Экономка.

Лена внутренне улыбнулась такому неожиданному и быстрому повышению.

- Леночка, следует угостить нашу гостью по высшему разряду. Она из Москвы, журналистка.

Валентина вспыхнула, зарделась. Как же все мы не равнодушны к похвале!

- Проходи, посмотри на мою скромную берлогу.

Скромная берлога состояла из пяти просторных комнат, кухни, прихожей, ванны. Мебель была старинная, явно не дешевая. Обычный журналист в Старом Осколе жил богаче известного на весь СССР профессора. Впрочем, Валентина не была ярой материалистской, она сразу обратила взор на стеллажи с книгами. Отличная библиотека! Правда, о многих писателях Валентина только слышала, да и то лишь критические высказывания. Интересно было бы их почитать. Например, Бунина «Окаянные дни», «Митину любовь», «Жизнь Арсеньева», или стихи Ахматовой, Гумилева, Северянина. Хотелось взять книги в руки, но она боялась к ним прикоснуться, точно они опалят ее огнем… Сколько всего!

- …Есть даже Троцкий, Муссолини, Гитлер, - перехватил ее взгляд Горчаков. – Хочешь ознакомиться?

- Нет, пожалуй, - Валентина попыталась придать голосу безразличие.

- Тогда эротические романы? «Санин» (Известное произведение Федора Сологуба. – прим. авт.)? Или сказки Лабулэ, которого в СССР наверняка почитают расистом?.. Для человека не должно быть понятия «запрещенная литература», он вправе решать, что ему читать.

- Нас ждет работа, - напомнила Репринцева, однако глаза бежали и бежали по книжной полке. Она остановилась на церковном разделе. Игнатий Брянчанинов, Сергей Нилус, Иоанн Кронштадский. Валентина вдруг снова почувствовала: это ее мир!

- Правильно, пора работать, - поддержал ее Александр. – Посмотрю, что там приготовила Лена и начнем. А ты пока полистай нашу газету. Чтобы быть в курсе того, о чем тут пишут журналисты.

Репринцева удобно устроилась в кресле, взяла стопку «Оскольских вестей». Обычная буржуазная сплетница с бесконечной рекламой. Правда, есть любопытные аналитические материалы. Так, незаметно, Валентина добралась до последней страницы. Здесь статья некоего Ярослава Иванова «Прозрение». Репринцева читала сначала механически, как и все другое, но, постепенно увлеклась и теперь глотала каждое слово.

«Двадцатый век - это власть слуг дьявола. Она утвердилась в большинстве стран либо в открытой форме тоталитарных диктатур – СССР, Германия, Италия, либо как господство финансовых структур – Англия, США. Разница между ними невелика, и в одном и в другом случае - бесправие и полное подавление личности, везде – горе и страх. Остались лишь несколько островков спокойствия и благополучия. В их числе – Российская Империя. Конечно, нельзя утверждать, что здесь существует некий идеал, о котором мечтало человечество, общество «справедливости и благоденствия», но в нашем мире можно жить комфортно, поскольку сохранились нравственные законы, основанные на православных традициях, создана уникальная система распределения, исключающая моменты острого социального неравенства, а также высок уровень обеспеченности граждан. Что нам нужно? Повышать нравственность, на этой основе перейти к обществу глобальных идей. Что нам не следует делать? Превращаться в новых миссионеров, нести свои принципы другим народам. Пусть живут, как пожелают. Торгуем с ними, - да. Поддерживаем добрососедскую дипломатию, - да. И не больше. На подобных поучениях народа и захватах территорий уже сломали голову Рим, арабы, Британия. Скоро сломают Рейх и Советы. Мы же, если, станем следовать идее исключительно собственного развития, останемся вечными. Мы – не для них, они – не для нас.

Россия уже столкнулась с проблемами, когда вступила в Первую мировую войну. Это привело к революции, голоду, разрушениям. Никто не задался вопросом: зачем мы бросились защищать эти Балканы? Советскому Союзу еще аукнутся Кавказ и Средняя Азия, нельзя тесно дружить несовместимым культурам и повторять ошибки Каракаллы (император Рима 198-212 гг. – прим. авт.), решившего дать гражданство Рима всем жителям подвластных ему территорий (это случилось в 212 г. – прим. авт.). Рейх, когда начнет экспансию, погибнет внутренне, растворится в иных культурах и расах (несмотря на жесточайшие расовые законы), как захватившие в свое время Китай моголы. Нам же нужно остаться и процветать!

А для этого у нас есть все. Ресурсы, мононациональное государство, солидная территория, хороший климат. Не случайно именно здесь проживали самые древние цивилизации, древнее шумеров и Египта (на территории между южными оконечностями Белгородского и Воронежского регионов найдены городища, которым, по предположениям ученых более 10 тысяч лет. – прим. авт.).

Другой вопрос: позволят ли нам остаться в вечном нейтралитете? Это зависит от нас. Надо раскрывать врагов нашего образа жизни – и властям, и каждому человеку. Противостоять им, применять любые формы борьбы, вплоть до крайних…».

Валентина даже не сразу поняла, что Горчаков обращается к ней, приглашая за стол. Она спросила:

- Ты читал это?

- Нет. Не всегда удается просмотреть материалы собственной газеты.

- А сам знаком с Ярославом Ивановым?

- Нет. Я слышал, что такой есть. Что-то написал для нашей газеты. А в чем дело?

- Посмотри. У нашего убийцы, возможно, есть идейный сообщник. Как жаль, что я завтра уезжаю. Интересно было бы с ним познакомиться.

Пока Валентина лакомилась специальными блюдами «экономки» Лены, Александр изучал статью. Потом он серьезно посмотрел на Валентину и сказал:

- Интересные у нас авторы. Ярослав Иванов… Вероятно, псевдоним. Надо будет переговорить с Черкасовой.

- Мы обсуждали возможную идеологическую концепцию преступника, мотивы его действий, а все уже изложено до нас. Если только…

- Что?

- Если только Ярослав Иванов и не является тем убийцей.

- Глупости. Убийца не станет себя раскрывать. Это - теоретик. К тому же он ни к чему не призывает. Его слова можно трактовать как угодно.

- Во-первых, - возразила Валентина, - сама фраза «применять любые формы борьбы, вплоть до крайних» говорит о многом. Что такое «крайние меры»?.. Во-вторых, вспомни Раскольникова. Сначала он изложил свою теорию на бумаге, потом пошел убивать.

- Подожди-ка, - Горчаков бросился к телефону, набрал номер Черкасовой. Голос на другом конце провода сразу спросил:

- Это ты? Статья готова?

- Будет готова.

- Когда?

- Она уже в работе.

- Времени у тебя в обрез.

- Только подпишет ее другой человек.

- Кто?

- Мой соавтор. Мы работали вместе.

- С ума сошел? А расчет?

- Насчет этого не волнуйся. В крайнем случае, расплачусь сам.

При обычной ситуации Черкасова всыпала бы ему по первое число за подобные сюрпризы. Но сейчас время не оставляло ей шансов.

- Хорошо.

- Еще одно: ты знаешь Ярослава Иванова?

- Наш автор.

- Что он за человек?

- С какой стати ты им заинтересовался?

- Есть причины.

- У тебя статья! – взорвалась шефиня, - а ты даже в такой момент лезешь не в свои сани! Он написал о своем, ты о своем.

- Да нет, я вспомнил о нем как раз в связи со статьей. Мне бы с ним познакомиться…

- Видишь ли, - замялась Алевтина, - с ним вышел один казус. Статью принес мальчишка-посыльный, оставил в редакции. Обратного адреса на конверте не было. Еще мальчишка передал: «Если напечатаете, хозяин пришлет меня к вам за гонораром». Статью мы напечатали, только никто за деньгами не объявлялся.

- Ты решилась напечатать человека инкогнито?

-  И что? – рассердилась Черкасова. – Его материал на фоне той белиберды, которую мне суют, показался изюминкой. Пишите так же, и мы постараемся меньше обращаться к помощи посторонних. Кроме того, идеи у него здравые.

- А можно о нем что-нибудь узнать?

- Появится посыльный, тогда и узнаем.

«Возможно, и не появится», - вздохнул Александр и засел с Валентиной за статью.

Дело продвигалось на удивление быстро. Репринцева и Горчаков дополняли друг друга, даже если спорили по тому или иному эпизоду. Помогли им выстроенные Александром в хронологическом порядке записи произошедших событий. Далее авторы попробовали описать личность преступника.

Сошлись на том, что это все-таки мужчина, сильный, ловкий, с маниакальной приверженностью к сохранению устоев и порядка, он не понимает, что своими действиями вносит лишь больший хаос. Некоторые ему тайно симпатизируют (как здесь кстати оказалась статья Иванова!). И кому симпатизируют?! Озлобленному, больному человеку, шизофренику. Возможны сообщники, но, скорее всего, он – одиночка. Вряд ли бы он решился поделиться с другими сокровенным. Его нужно скорее обезвредить, в противном случае он принесет Старому Осколу серьезные проблемы. Он не только будет сеять панику, убивая любого, кого заподозрит в связях с иностранными спецслужбами, но и подорвет репутацию города, поспособствует срыву крупных проектов».

- Стоп! – воскликнул вдруг Горчаков и бросился к стопке газет.

Валентина с удивлением смотрела, как он перелистывает их, пока, наконец, не протянул ей еще одну статью. Она касалась перспектив открытия в Старом Осколе залежей руды и строительства здесь крупных горно-обогатительного и металлургического комбинатов. Автор считал, что подобные проекты опасны, поскольку нарушат экологию и подорвут здоровье местных жителей, вызовут многие болезни, прежде всего, онкологические. В конце шел призыв считать сторонников подобных предложений врагами города и Империи. «Главное для России здоровье человека, творения Божественного. Все остальное: производство, заводы – дело рук созданных Им тварей. А потому не могут они нарушать законы Творца».

- Теперь посмотри на подпись, - сказал Александр.

- Иван Ярославцев…

- Поменяй местами и получится почти что Ярослав Иванов. Конечно же, опять письмо без обратного адреса.

- Поговори с шефиней.

- О чем? Вдруг она экономит на авторских гонорарах? Очень удобно и выгодно.

- Я вот о чем подумала, - промолвила Валентина, - что, если мы ошиблись, и действует не один человек, а целая группа?

Вновь звонок, Алевтина требовала статью. Действительно – вечер, все сроки вышли.

- Подписывай, Валя, - сказал Горчаков. – Твоя первая статья в зарубежной прессе.

Репринцева чуть помедлила, но подпись поставила. Потом выяснится: к добру это для нее или нет.

 

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Они шли по ночному городу, шли, не опасаясь, хотя и было предупреждение Корхова. Статья выйдет только утром, и если убийца решится отомстить, автор уже будет далеко.

- Жаль, что нет прямого поезда Старый Оскол-Москва, - сказал Александр, - я бы сел в вагон и примчался к тебе.

- К нам не так просто приехать.

- Да, - согласился Горчаков, припомнив зловещего карлика из детства. – Лучше ты приезжай к нам.

- Как ты это себе представляешь?

- Сядешь в поезд, приедешь в Курск, а там я тебя встречу. Ах, да… Мы пришлем тебе приглашение от газеты.

- И навеки испортите мою карьеру.

- Так нам не встречаться? Это не выход.

- Не выход, - согласилась Репринцева.

- Я обязательно что-нибудь придумаю. И ты не пострадаешь. В крайнем случае, возьму командировку в Москву.

- Не писал антисоветских материалов?

- Писал.

- Тогда тебя вряд ли пустят. Персона нон-грата.

- Откуда они знают про мои статьи? Они все читают?

- Да! В отличие от нас, простых смертных.

- Так что нам делать? – почти закричал Горчаков.

- Не знаю. 

Он что-то хотел сказать, но она остановила и после паузы добавила:

- За эти несколько дней в вашем городе я будто прожила целую жизнь, причем, абсолютно новую для меня. Приехав в Москву, я долго буду вспоминать каждую улицу, дом, и, конечно же, храмы… А когда закрою глаза, то в сладком сне передо мной вновь возникнет этот почти южный город с его пирамидальными тополями.

- А меня ты в том сне увидишь?

- Конечно! Разве есть сомнения?

- Но почему мы должны расстаться?! Разве не существует иного выхода?

Увы, его не видели ни она, ни он. Двое русских влюбленных, разделенные границами, политическими системами и разного рода предрассудками. Они прошли еще немного, Александр не выдержал:

- Может, ты… останешься?

- Каким образом? Завтра в десять или одиннадцать за нами придет машина. Можно было бы до Курска и поездом, но местное отделение ВКП(б) решило по-иному.

- Я через знакомых продлю тебе визу.

- Этого делать нельзя без разрешения нашего консульства и… соответствующих органов!

- А если ты… вообще останешься?

- Вообще?

- В качестве сотрудницы газеты. Разве мало советских граждан, рискуя свободой, даже жизнью, переходили границу? Тебе и рисковать ничем не надо.

Валентине следовало бы возмутиться: ее подбивают к прямому предательству, но она лишь горько вздохнула:

- Ты не представляешь, какие тогда неприятности ожидают моих родителей.

- Остается последнее средство: сделать тебе предложение руки и сердца.

- По-моему, - рассмеялась Валентина, - такой человек как ты, не стремится жениться. Ты слишком красив, а девушки на красавчиков падки.

- Ты меня раскусила, не стремлюсь, - согласился Александр, - однако в данном случае собираюсь сделать исключение.

- Я польщена.

- А я серьезно.

- Если серьезно, то… не надо. Ведь еще немного, и я сама влюблюсь, - Валентина боялась признаться себе, что уже влюбилась. – Ничего хорошего из этих отношений не получится. Мне нужно уезжать! И пусть все останется маленьким приключением.

Перед ними – узкий переулок. Направо – в гостиницу, налево – к дому Горчакова. Александр осторожно промолвил:

- Пойдем ко мне?

- Поздно уже.

- И что?

- Поздно! – вздохнув, повторила Валентина. – Завтра тяжелый день.

- Но сегодня наш последний день!

Странный грохот раздался от этих слов, Валентина вздрогнула и увидела, что темнеющее небо расцветилось яркими огнями, и множество радуг соединились в грандиозный букет. Девушка будто ощутила чье-то грозное предупреждение. Нет, никто ее не предупреждал. Она просто поняла, что не следует сейчас идти к нему. Но почему? Ведь ей так хотелось!

«Я и правда влюбилась?»

«Не должна! Не должна!» – стучало в голове.

Ей хотелось, но она не могла.

А если все-таки?.. Чем она рискует? Потерей невинности? Не такая большая потеря. С губ уже готово было сорваться согласие и тут… Новый взрыв! Еще один! Они словно до основания потрясали Старый Оскол. И опять в этих взрывах слышалось: «Не должна! Не должна!».

- Что с тобой? – удивленно спросил Александр. – Обычный салют. У нас в городе это любимое занятие молодежи.

«Не должна!»

- Надо возвращаться в гостиницу! – почти простонала Репринцева.

- Нет! – Горчаков решительно взял ее за руку, но она еще более решительно высвободилась. Он понял, настаивать бесполезно.

- Хотя бы погуляем?..

- Погуляем?.. Да, конечно!

Ночной город по-прежнему был с ними ласков, теплый ветерок обвевал лица, фонари приветливо светились огнями. Правда, народа было чуть меньше. Убийца сделал свое дело!

 

Валентина опять вернулась за полночь. Надежда уже вела себя смелее, времени до отъезда осталось в обрез, подруга, похоже, не думает здесь оставаться, поэтому начала открыто собачиться:

- Опять за тебя пришлось волноваться! Когда же наконец образумишься?

- Чего волноваться? Я гуляла…

- А в городе – убийца!

- Говорят, он убивает агентов спецслужб. Я не из них.

- Откуда ты знаешь, кого он убивает?

Валентина вдруг испытала к Погребняк невероятный прилив дружеских чувств. «Надо же, волновалась!» Она не выдержала, призналась подруге:

- А еще я написала статью.

- Что ты сделала?!

- Написала материал о серийном убийце Старого Оскола. Первая серьезная журналистская работа.

Следовало ожидать, что Надежда спросит: «Откуда у тебя данные?» или что-то в этом роде. Однако последовало иное:

- Как ты могла?!

- Что не так?

- Любая статья, особенно в зарубежной прессе, должна быть согласована с… ты сама знаешь с кем.

- Но там нет антисоветчины. Там вообще нет политики.

- Все равно. Валька, сумасшедшая! Надо отменить!

- Поздно. Газета в печати. А может, уже напечатана.

Глаза Надежды расширились от ужаса, поступок Валентины грозил неприятностями им всем. Она уверяет, «никакой антисоветчины», а вдруг что-то ненароком ляпнула?

- Тогда следует… изъять тираж! – в отчаянии прокричала Погребняк, хотя прекрасно понимала, что говорит глупость. По крайней мере, она делала попытку помешать выходу статьи.

- Да не волнуйся ты так. Я не совершила ничего дурного. Наоборот, создала рекламу своей стране. Начинающая журналистка и вдруг – большая статья в ведущей газете буржуазного города. О чем это говорит? Советским гражданам подвластны любые рубежи. Нас похвалят… Не дрожи, ты не причем. Я все сама, даже не поставила тебя в известность. Я вообще ничего тебе не говорила. Честное комсомольское!

Надежда немного успокоилась. Действительно, в случае чего, она постарается отмазаться от любых нареканий в свой адрес. Она давно сообщала о некомсомольском поведении Валентины Репринцевой. Но, чтобы проникнуть в тайну ее поступков, надо быть волшебницей.

- Ложись спать. Завтра рано вставать.

- Не так уж и рано. Во сколько приедет машина? В десять или около одиннадцати?

- В семь.

- Как?!

- Местное руководство решило. Очевидно, хотят показать нам Курск. Да что с тобой? Наоборот хорошо, посмотрим еще один город.

- Мне надо позвонить.

- Куда?.. В Москву?

- В Москву… - Репринцева вспомнила, что так и не позвонила родителям. Вдруг линию уже исправили? И, конечно, созвониться с ним! Он придет провожать, а ее уже не будет в гостинице!

Валентина бросилась вниз. Сначала домой. Нет, опять непрерывные гудки. Теперь – ему!

Трубку сняла Лена, которая сообщила, что Александра пока нет.

- …А когда он появится?

- Понятия не имею. Он мне не докладывает.

- Я перезвоню позже. А лучше так… Передайте ему, что машина приходит не в десять, а в семь.

- Вы уезжаете?

- Уезжаю.

- Доброго пути.

- Не забудете передать?

- Не забуду!

- Я буду ждать!

Однако Лена уже положила трубку. Валентина поднялась к себе в номер. Надежда спала, с головой накрывшись одеялом. Или делала вид, что спала?

Репринцева разделась и тоже шмыгнула в постель. Попробовала закрыть глаза, однако сон не шел…

Она безумно хотела увидеть мать и отца, но еще больше желала остаться здесь. Страшно даже представить, что никогда больше не увидит его! Да и сам Старый Оскол неожиданно стал ей таким родным и близким. Она лишь представила, как поедет на север, как будут меняться пейзажи за окном поезда: пышную зелень сменит более скучная, подмосковная. И лица у людей будут другие, меньше открытых, свободных взглядов, вместо них – что-то заискивающе-рабское в глазах. Она не сможет вот так просто зайти в церковь…

Валентину затрясло! Внезапно вспомнилось видение, где мать предупреждала ее не возвращаться в СССР. А что ей почудилось в беседке у колдуньи?..

«Глупости! Она не колдунья, а авантюристка! И никакая мама мне не являлась. Родители ждут, наверное, не спят. Мама печет пироги и готовит прочие приятности к моему приезду».

В ночи как будто раздались жалобные звуки. Или город прощается с Валентиной? Или беспощадный убийца опять вышел на охоту, и плачут его новые жертвы? Репринцева вспомнила о своей статье и о возможной мести. Правда, начальник полиции дал слово, что она будет в безопасности. К тому же завтра в семь их увезут отсюда. Если убийца решит мстить, будет уже слишком поздно. Не поедет же он ради этого в Москву.

Однако она поднялась, на всякий случай проверила, хорошо ли закрыла входную дверь.

 

Вернувшись домой, Горчаков первым делом позвонил Черкасовой. Она не слишком обрадовал позднему звонку.

- Извини, я насчет материала.

- Ради этого стоило поднимать меня с постели? Я давно подписала его в печать.

- А твое личное мнение?

- Я не читала.

- Как?!

- Если его писал ты, то все в порядке.

- Мы работали вдвоем…

- Пусть вдвоем. Но ведь ты тоже приложил руку. Если подвел, и статья говно, пойдешь искать другую работу, ваше сиятельство.

- Там есть спорные моменты.

- Мы не в СССР и не в Рейхе, различные точки зрения допускаются.

- И опять насчет того самого Ярослава Иванова…

- Все завтра.

- Я чуть опоздаю.

- Снова?

- Валентина уезжает.

- Ну-ну! Одной любовнице сообщаешь, что пойдешь провожать другую.

- Слышал бы тебя муж.

- Нет его.

- Вот как!

- Где-то шатается, уважаемый человек. Небось, у своей подружки.

- У него тоже есть подружки?

- Наверное. Мне безразлично. Отстань!

…Горчаков заметил, что обычно веселая Лена вела себя с ним настороженно, глаза были тревожными. Но внимание этому факту не придал.

- Я выйду подышать воздухом, - сообщил он служанке.

Вечер выдался чудесным. Иным он и не мог быть: май плавно переходил в июнь, лето весело подмигивало: «Я пришло!». Как не согласиться с Тургеневым: лето - лучшее время в году, время терпких запахов, звонких птичьих песен, летних отпусков. День по-прежнему стремится увеличить свои горизонты, а ночь – крохотная, искрометная. Чуть потемнеет, и уже опять чернота тает под белыми красками; красок больше и больше, а затем вспыхивает золотом далекий горизонт, и небесное светило заступает на свое дежурство.

Но пока еще город во власти ночи! Горчаков упал на траву и глядя на темное небо, думал. Дум много и разных. Однако главная - о Валентине. Завтра она уезжает, а он?.. Так и не сможет помешать отъезду?

Все остальное отошло на второй план, даже таинственный убийца. «Я мужчина или нет? Я обязан поговорить с ней еще раз, убедить ее остаться. Должна же она почувствовать, понять…»

Чем ее убедить? Какие аргументы использовать, чтобы окончательно разрушить ее сомнения? Родители останутся в заложниках… Серьезная проблема. Но у профессора Репринцева имя! Можно затребовать его через международные организации, не захотят же большевики полностью дискредитировать себя.

Стремление Валентины вернуться на родину тоже понятно. Тут для нее другой мир, с иной психологией. Но ведь и это ее Родина! Даже большая родина, чем Москва, она сама говорила, что корни ее родителей отсюда. Нельзя же любить какой-то клочок земли лишь потому, что ты там родился.

«Видимо, их в СССР так воспитали: любить родину, несмотря ни на что. Любить, как любят мать. Очень удобная позиция: человека изничтожают, а он все равно любит и считает, лучше здесь прозябать в нищете, даже умереть, чем где-то благоденствовать. Так рождается армия духовных рабов. Они не задумываются над тем, что и родина должна их точно также любить. Даже больше, как мать обожает дитя, не чураясь возможной ответной неблагодарности».

Горчаков настолько ушел в собственные мысли, что не услышал телефонный звонок. Лена поговорила с Репринцевой, однако решила не передавать разговор Александру. Она вдруг ощутила дикую ревность. Раньше у хозяина были только увлечения, а теперь он… влюбился?

Она готова была простить ему бесконечные любовные связи (про свои она выдумывала, из-за желания отомстить), там все было несерьезно, а тут… Журналистка из Москвы уезжает в семь. Когда он придет в гостиницу, она будет далеко.

И они никогда больше не увидятся!

Он ее забудет, и очень скоро. Жизнь наладится, потечет как прежде. Но в ней не останется места заезжей гостье.

Александр вернулся, спросил, не звонил ли кто? Лена ответила отрицательно, а потом упала на кровать, вцепилась пальцами в подушку, терзаясь за совершенную подлость.

Она ждет и надеется! А он не знает и потому опоздает! «Какая же я сволочь!»

 

Корхов пришел домой подавленным и злым. Жена прекрасно понимала, что в такие минуты лучше не беспокоить его вопросами. Молча подала жаркое и рюмку водки. Анатолий Михайлович выпил, крякнул и вновь поплыл по извилистым течениям своих мыслей. После долгой паузы наконец-то обратил внимание на жену. И то - по делу:

- Настенька, меня никто не разыскивал?

- Несколько человек. Вот я их всех записала.

Анатолий Михайлович глянул на список звонивших, и лицо недовольно скривилось.

- Опять глава администрации. Требует отчета. А я не могу отчитаться! Но отчитаюсь.

- Обязательно поймаешь этого ублюдка, - робко вставила жена.

- Еще станет уговаривать сотрудничать с органами нашей госбезопасности. Они ведь наверняка нажаловались, что я человек конфликтный. Ладно, проехали… Этот мне тоже не нужен. И следующий…

Внезапно его взгляд изменился, он воскликнул:

- Шумаев звонил?

- Да, Виталий Андреевич просил тебя срочно с ним связаться. Оставил телефон для связи.

- Вот это важно.

- А он причем? – не удержалась жена. – Он ведь в Москве?

- То другое дело, - отмахнулся Корхов.

Покачиваясь на больных ногах, он подошел к аппарату, набрал номер. После нескольких долгих гудков ему ответил старый друг:

- Нашелся, неуловимый Джо!

- Накопал что-нибудь?

- Накопал.

- Рассказывай.

Шумаев вкратце сообщил обо всем, что с ним случилось. Корхов слушал и сердито сопел:

- Значит, ее отца арестовали, он умер. И мать умерла.

- Получается так.

- Девчонке нельзя возвращаться в Москву.

- Правильно мыслишь. Тут ей придется несладко. Да и не к кому возвращаться.

- Спасибо, старина. А драться не разучился. Молодец!

После он сразу позвонил в гостиницу «Белогорье». Администратор сонным голосом спросил:

- Слушаю!

- Это начальник полиции Корхов Анатолий Михайлович. С кем я говорю?

- Администратор Водорезов, - сонливость сразу испарилась. 

- Ваши туристы из Москвы – Репринцева и другие…

- Да, да, у нас есть такие!

- Знаю, что есть. Они на месте?

- Уже отдыхают.

- Я сейчас приеду… Хотя нет, в котором часу они завтра уезжают?

- В десять.

- Точно?

- Точнее не бывает.

- Я заеду попрощаться.

- Будем ждать.

- В случае каких-либо изменений с их отъездом позвоните мне, - Корхов продиктовал номер телефона.

- Конечно, господин начальник полиции.

- Не забудьте.

- Обязательно, господин начальник полиции. Правда я к этому времени сменюсь. Вместо меня будет Терехина Анна Игнатьевна. Я напишу ей записку.

- Спасибо.

Корхов вернулся за стол, попросил жену налить еще рюмашку. На лице ее читалось сочувствие:

- Еще что-то произошло?

- Да. Одна журналистка из Москвы Валентина Репринцева завтра возвращается к себе, а у нее арестовали отца, и он умер. И мать умерла. Она сирота, но еще этого не знает. Дома ее наверняка ждет арест.

- А ее за что? – спросила Анастасия Ивановна.

- Она дочь врага народа.

- Но лично она в чем виновата?

- Какая ты глупая и… счастливая!

Анатолий Михайлович поднялся, крепко обнял жену. Анастасия Ивановна никак не могла взять в толк, в чем ее счастье? И пусть! Она была слишком рада редким объятиям сурового мужа.

- И я перед ней виноват. Они с одним парнем написали статью о нашем убийце, а подписала ее одна Валентина. Если серьезно задето самолюбие преступника, он постарается свести с девушкой счеты. Надо будет где-то спрятать ее. Спрятать так, чтобы он не нашел.

- Я знаю это надежное место. Дом начальника полиции Корхова. Поселю ее вон в той комнате.

Корхов вторично обнял жену:

- Ты права, пусть поживет у нас. По-моему, она очень хорошая девушка… И потом, ты всегда мечтала иметь дочь.

- Она согласится остаться?

- Согласится. Я ей все доходчиво объясню.

Внезапно ему показалось, будто ощущает чье-то незримое дыхание. И следом – ядовитые слова: «Думаешь здесь самое надежное место? Не надейся. Сам знаешь, почему. Тот, кого ты разыскиваешь, рядом. Догадался, кто он?..»

 

Валерий вернулся за полночь. Бросил беглый взгляд на жену, которая находилась в кровати, но не спала, а что-то читала. Как обычно, вокруг нее – столб табачного дыма.

- Опять припозднился? – сказала Алевтина.

- Неужели тебя это волнует?

- Нисколько.

- Тогда зачем спрашиваешь?

- Все-таки ты мой муж. Хотя бы на бумаге.

- Ай, бумажный муж.

- И по улицам города разгуливает убийца.

- Я его не боюсь.

- Ты, оказывается, смелый?

- Не трус. Недаром несколько лет прожил на Востоке. Владею боевыми искусствами.

- Те, кого он убивал, тоже к слабакам не относились.

Валерий посмотрел в окно на темную улицу и вдруг сказал:

- Я хорошо помню, что ты говорила об этом маньяке. Он оказывает городу услугу. И ты бы многое отдала, чтобы лично познакомиться с ним. Не поменяла свое мнение?

- Пока нет.

- Вот тебе и рассуждения христианки.

- Разве с нами всегда поступают по-христиански?

- Безумие, Алевтина! Завтра он посчитает, что именно ты, редактор «Оскольских вестей», приносишь вред Старому Осколу. Что тогда?

- Но я не совершила никакого предательства против своих соотечественников.

- Знаешь, кто первыми гибнут от рук маньяков? Их верные сторонники и почитатели.

- Это против правил.

- Как и лишать человека самого дорого для него – жизни.

Образовалась невыносимо тяжелая пауза. Первой ее нарушила Алевтина:

- У меня такое ощущение, что ты хочешь что-то сказать? Объяснить…

Валерий повернулся к жене и резко спросил:

- Почему ты разлюбила меня?

- Ты не способен на поступок. Увы! Женщины, подобные мне, любят героев.

- А если бы я… оказался тем убийцей?

- Не смеши.

- Ну почему?!

- Я уже сказала: ты не способен на поступок.

Валерий загадочно улыбнулся:

- Как знать!

В ответном взгляде жены появилось удивление, переросшее в сомнение, потом в… страх.

- Перестань так шутить!

- Да, я пошутил. Я ни на что не способен.

- Однако… - Алевтина задумалась, затем не выдержала, продолжила. – Ты возвращаешься слишком поздно. Где ты бываешь по ночам?

Он не ответил, только рассмеялся. В глазах появился странный блеск. И неожиданно он крикнул:

- Слушай!

- Что?!

- Будь очень внимательна, и все поймешь!

Они услышали оба, как в тишине ночного города раздались гулкие шаги. Казалось, это шел тот самый таинственный убийца. Он уже перестал прятаться, скрывать свои жуткие намерения под добродушной маской.

Зачем она ему, раз все равно симпатизируют…

 

На самом деле убийца не топал по улицам, а летал! Он поднялся высоко над домами, высматривая любую дрянь, которая мешает нормально существовать любимому городу. Любой сорняк он намеревался вырвать с корнем! Его власть ныне безгранична! Он хохотал и издевался, торжествуя окончательную победу над беспомощными стражами порядка («Не видят под самым носом, идиоты!»). А беспомощны они потому, что защищают отжившие правила и порядки.

И только он – вершитель великого вселенского правосудия!

 

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Томимая думами, Валентина уснула только под утро, но поспать долго не удалось. Не было и шести, как Надежда разбудила ее:

- Вставай, просыпайся рабочий народ!

- Уже? – спросонья пробормотала Репринцева.

- Уже, соня! Не будешь бегать по ночам…

Внезапно она осеклась, она хорошо понимала, что совсем скоро Валентина действительно не будет бегать по ночам. Надежда заметалась по комнате, радость встречи с советской страной соседствовала со страхом за судьбу подруги. Ведь если Валя пострадает (а пострадает обязательно!) то по собственной глупости. И, чтобы не говорили про нее, никакой она не шпион, не враг.

- Что с тобой? – спросила Репринцева. – Ты нервничаешь?

- Нервничаю? Может быть. Это от ожидания встречи с Москвой, с друзьями, родными.

И опять замолчала. У Валентины больше нет родных. Только она этого еще не знает. Жалость настолько сдавила Погребняк горло, что она не выдержала, бросилась в ванную. Лишь бы Валентина не увидела ее перекошенного лица. Возникло непреодолимое желание предупредить подругу. Она еще может спастись.

И тут перед Надеждой снова возник кошмарный образ Красной Стервы. На сей раз она ничего не сказала, только приложила палец к губам…

В номер стучали Давид и Рустам. Они ввалились безо всякого приглашения, с порога закричали:

- Как? Еще в разобранном состоянии?

- Пошли вон! – по-настоящему рассердилась Репринцева. – У меня есть право хоть немного побыть одной?

- Нет у тебя этого права? – примирительно заметил Давид. – Мы все – одна большая дружная семья.

А Рустам танцевал свою лезгинку. И гордо добавил:

- Скоро увижу моих друзей – джигитов. В Москве их уже столько!

Надежда вышла из ванной, нездоровый цвет ее лица сразу заметили остальные. Валентина тут же подошла и спросила:

- Что с тобой?

- Ясно - что, - хихикнул Давид. – Прельстилась буржуазным миром. Не хочет уезжать.

- Слушай, ты! – в голосе Погребняк было столько металла, что маленький Давид отступил. Это не гнев доброй Вали.

- Дайте нам спокойно одеться и приготовиться, - последовал новый приказ Надежды.

Ребята все поняли, быстро удалились. Валентина направилась в освободившуюся ванную, не спеша приводила себя в порядок. Почему-то на сердце было тревожно. Может, не тревога, а грусть? Как же ей не хотелось уезжать. Она больше никогда не увидит его!

Но ее ждут родители, друзья. Ждут те, кто так любит ее! Ждет родная советская страна!

Неожиданно Валентина сказала себе то, в чем раньше боялась признаться: она не слишком стремится возвращаться в родную советскую страну. Больше всего ее пугал момент, когда она пересечет границу и увидит огромный плакат вождя народов.

«Ну почему здесь нет никакого вождя?»

Если раньше Репринцева боялась собственных мыслей, то теперь ее от них просто трясло. Так можно далеко зайти. В школе, потом в институте ей объясняли, что благодаря Сталину она получила счастливую жизнь. Это же ей говорили по радио, в газетах, в речах бесконечных пропагандистов. В Российской Империи Сталина не существует, а жизнь гораздо счастливее.

Что если она счастливей как раз потому, что Сталина не существует?

«Хватит! Хватит! Остановись!»

Но остановиться она не могла. Допустим, что она права? Что нищета проистекает от рабства? Еще Чехов писал, что следует каждый день выдавливать из себя по каплям раба. «Но его так просто не выдавишь. Рабское сознание пустило слишком глубокие корни. Если бы у нас вдруг решили поменять строй, то, наверное, остался бы точно такой же вождь, только уже капиталистический. Осталось то же холопство, только не перед партийными секретарями, а перед новыми собственниками».

В дверь ванной стучала Надя, она просила Валентину поторопиться, пришел Кирилл Прошкин.

- Иду! – с некоторой долей безнадежности сказала Репринцева.

Кирилл находился в комнате, он просил девушек поторопиться. Валентина поинтересовалась, чем вызвана такая спешка? Он ответил:

- Никакой спешки. Просто поменялся график. Вы сможете посмотреть Курск. Главное… - Прошкин сделал многозначительную паузу. – У вас прием в советском консульстве.

- Здорово! – прошептала Надежда. А Валентина вдруг спросила:

- Это обязательно?

- Ты что, Валька? – изумилась Погребняк. – Только представь, на каком уровне нас примут!

Даже здесь, далеко от ока диктатора, рабы не собирались менять свою сущность.

- Да, товарищ Репринцева, не по-комсомольски поступаете, - усмехнулся Прошкин. -  Кстати, вы ведь так и не пришли к нам за сведениями о Федоровской.

- Спасибо, я уже написала статью.

- Как?

- Сегодня она выйдет… вышла в «Оскольских вестях».

Кирилл ничего не ответил, лишь скривил губы. Тут же заявил, что зайдет к ребятам Давиду и Рустаму. Попросил девушек через пятнадцать-двадцать минут быть готовыми.

- И отправляемся.

«Уже? А он успеет?!..»

Валентина повернулась к Надежде. Та была бледнее мела, руки дрожали. «Да что все-таки с ней?»

- По-моему ты больна? – Валентина коснулась пальцами ее лба.

- Отстань! – резко дернулась Надежда, оставив подругу в еще большей растерянности.

 

Сопровождаемая Прошкиным группа советских комсомольцев  спустилась на первый этаж. Администратор Анна спросила:

- Покидаете нас?

- Да, - торопливо произнес Прошкин. – Едем в Курск.

- Успеха вам.

Едва они вышли, она достала записку и позвонила Корхову.

- Господин начальник полиции?

- Я.

- Это Анна Терехина из гостиницы «Белогорье». Вы хотели попрощаться со студентами из Москвы?

- Есть такое желание.

- Но они уже покидают нас.

- То есть как покидают?!

- Вышли из гостиницы и садятся в машину.

- Говорили - в десять! А сейчас только семь. Какого черта вы перепутали?!

- Они должны были выехать в десять.

- Вот что… Попробуйте их задержать.

- Каким образом?

- Придумайте что-нибудь. А я сейчас выезжаю. 

У самого выхода стоял большой кадиллак 1932 года. Глаза Рустама загорелись.

- Мы поедем на этой штуке?

- Именно. Так что времени не теряем. Быстро садитесь и отправляемся.

Однако Рустам без конца обходил машину, качал головой, прищелкивал языком.

- Красотища!

- Откуда у коммунистов такая машина? – спросила Валентина. Она делала все, чтобы задержать отъезд. Вдруг он успеет?

- Подарок от СССР, - раздраженно произнес Прошкин. – Да садитесь же. Чего ждете?

- Последний взгляд на город.

- Насмотритесь по дороге.

«Почему его нет?»

- Комсомолка Рапринцева, - раздраженно крикнул Кирилл.

- В самом деле, Валечка, мы же опоздаем на прием.

«Он не придет! Не знаю, по какой причине, но не придет!»

Валентина обреченно открыла дверцу кадиллака, на правах комсорга села вперед, остальные забрались на заднее сидение. Машина резко дернулась и помчалась по улицам Старого Оскола. В это время администратор Анна выскочила из здания отеля. Но было уже поздно…

Валентина глядела на старинные улицы, уютные дома, окруженные цветущими садами, и глаза ее наполнялись слезами. Больше всего ее раздражали восторженные возгласы Рустама и комментарии Кирилла:

- Этот район называется Пушкарка, вот начинается Ламская. А сейчас - Новый город.

Знакомые современные здания, парковые зоны и похожее на храм Артемиды казино. Теперь и это осталось позади. Город закончился. Вместе с ним окончился ее едва начавшийся роман.

Они продолжали мчаться на север.

 

Александр вновь оказался разбуженным своей служанкой. Он с трудом открыл глаза и сразу спросил:

- Уже время?

- Время.

- Спасибо тебе, Лена. Как тяжело вставать. Но мне нужно в гостиницу.

- Не благодарите меня, - неожиданно сказала Лена. – Я… совершила подлость.

- О чем ты? – Горчаков медленно отходил ото сна.

- Она звонила вам…

- Кто?

- Ваша московская журналистка. Звонила вчера ночью. Вы были в саду.

- Звонила?! Почему же ты не позвала меня?

Глаза Лены наполнились слезами:

- Я боялась, что вы по-настоящему влюбились.

- И что?! Тебе какое дело?

- Мне было больно… очень больно. Все разговоры о свободной любви – глупость. Я вам врала насчет моих любовников. У меня не было мужчины кроме вас… Когда тот инженер… помните, к которому я ходила, стал приставать, я дала ему пощечину и убежала.

- Что сказала Валя?

- Она просила приехать раньше.

- Когда?

- В семь они уезжают.

- А сейчас?

- Половина седьмого.

- Лена, как ты могла?!..

- Простите меня, – она залилась слезами, и не в силах была вымолвить слово.

Он собрался за пятнадцать минут. Только бы успеть!

 

Едва Горчаков влетел в холл гостиницы, как столкнулся с Корховым. Тот хмуро спросил:

- Попрощаться с Репринцевой?

- Да!

- Вы опоздали. Как и я. Они уже уехали. Администратор не запомнила номер машины. И марку не смогла назвать. Женщина! По описаниям я понял - это кадиллак.

- Надо ее догнать!

- Ее обязательно надо догнать. У Валентины проблемы и очень серьезные!

Анатолий Михайлович быстро рассказал обо всем, что произошло с семьей Репринцевой в Москве. Сообщение привело Александра в шок. Его любимой женщине грозит опасность!

- Вы можете их остановить? Сообщить на полицейский пост, чтобы нашли предлог…

- Во-первых, я не знаю номера машины.

- Кадиллак…

- Кадиллаки здесь не редкость, - оборвал начальник полиции. – Во-вторых, на каком основании мы их остановим? Еще на территории старооскольского района я – полный хозяин, за его пределами мою просьбу могут проигнорировать. В третьих, что если сама Валентина неправильно истолкует наши действия? Посчитает их провокацией, попыткой обманом удержать ее в чужом государстве? Нет, надо найти ее в Курске.

- Курск - город большой.

- Поезд на Москву не пустят раньше. Мы отыщем ее на вокзале.

- Я не знаю вагон!

- Это самая маленькая из проблем. Срочно в мою машину! Едем в Курск!

 

Дорога шла красиво ухоженными полями, мелькали дома небольшие, но аккуратные. Пустых пространств практически не наблюдалось, такое ощущение, что обрабатывалась едва ли не каждая пядь земли. Валентине припомнились подмосковные деревни: перекошенные, убогие строения; отдельные дома были неплохи, но построены вредным элементом – кулаками, теперь в них поселили активистов из комитетов бедноты, а они ничего не желали ремонтировать или перестраивать.

Валентина закрыла глаза и представила, что армия Деникина не заняла бы  Курск, и здесь было бы продолжение СССР. Наверняка через некоторое время наступило бы царство хаоса и нищеты. И проезжала бы она эти места уже не с радостью, а с содроганием.

Затем показались лесные массивы, вскоре машина остановилась. Кирилл скомандовал:

- Временная, но необходимая остановка. Разомнемся, перекусим.

Валентина села в траву, смотрела на лес, поля, голубое-голубое небо и вновь думала о нем. Как он мог не прийти? Может быть, он опоздал? Но и опаздывать не имел права.  А вдруг?.. Она даже похолодела… Вдруг убийца узнал, что именно Александр - автор статьи? И расправился с ним? Что такое обещание полиции кого-то охранять? Похоже, от этого дьявола нет спасения.

Охваченная страхом, она не сразу услышала, как ее позвала Надежда. Подруга глядела на нее с болью и состраданием. Но почему?!

Горькие думы, тревожные ощущения изматывали Валентину, однако она постаралась не подавать виду. Даже не осознавала, как садится в машину и та мчится дальше в Курск.

Через некоторое время показался этот последний бастион между двумя государствами. Довольно красивый город, где старина соседствовала с современной архитектурой. Валентина вполуха слушала разглагольствования Прошкина о революционной истории Курска, о том, что в 1901-1903 годах здесь бастовали рабочие сахарных заводов, а в 1905 – встала мощная армада железнодорожников. Потом она просто перестала обращать внимание на «революционные следы», зато, когда проезжали мимо одного из храмов, вдруг не смогла сдержать порыв, перекрестилась. А дальше – испуганный возглас Надежды: «Ты что?», недоуменные взгляды Давида с Рустамом и хитрая усмешка Прошкина.

Но ей все это было безразлично.

Машина остановилась у сероватого здания с серпастым, молоткастым флагом на фасаде. Кирилл объявил:

- Выходим, товарищи. Это советское представительство.

Молодой охранник при входе по-революционному сурово посмотрел на группу прибывших ребят. Прошкин сообщил ему, кто они и зачем здесь. Охранник тут же связался с «нужными людьми» и мрачно предложил войти. Надежда ступала под своды собственного представительства с безотчетным страхом, Давид и Рустам с раболепием. Одна Валентина - с холодной отчужденностью.

 

Как Корхов и Горчаков не спешили, они все равно прибыли в Курск позже ребят. Но теперь, когда и они здесь, следовало решить: как им поступить дальше? Начальник полиции заявил, что следует сразу ехать на вокзал.

- А вдруг их решили отправить в СССР каким-то другим образом?

- Не глупите, Александр. Здесь только одна дорога.

- Но до отправления еще есть время. Может, стоит поискать ее в городе?

- Вы так свихнулись от любви, что перестали нормально мыслить. В Курске проживает двести с лишним тысяч. Много улиц, слобод. Где конкретно вы ее будете искать? А вот у меня план.

- Не поделитесь?

- Во-первых, мне несложно узнать фамилии всех тех, кто приобрел билеты на этот поезд. Тогда мы выясним вагон и место Валентины. Во-вторых… а вот это я скажу вам на вокзале. Беда коммунистов в том, что они слишком рано празднуют победу. Потерпите немного, не представляю, что получится из этой затеи, но… надеюсь.

Они – на вокзале. Начальник полиции подошел к главному выходу и сказал:

- Сейчас мы разделимся. Я отправлюсь к начальнику вокзала и выясню интересующие меня сведения. У вас другая задача: вон в том киоске продают иностранную прессу, в том числе советскую. Возьмете все газеты «Правду», «Известия» (что там еще?) за вчерашнее и за сегодняшнее число и внимательно просмотрите. Ищите любой материал, любую информацию об аресте профессора Репринцева.

- Вы надеетесь, она там есть?

- Не знаю. Однако рискнуть стоит. Помните, что рассказала моему товарищу из посольства дворничиха. Уже готовят собрание по поводу разоблачения врага народа. Сам Репринцев, похоже, являлся там крупной фигурой. Так что не исключено… И у нас был бы убийственный козырь для Валентины. Тогда она поверит.

- Где мы встречаемся?

- Через полчаса на этом самом месте. Ну, Саша, с Богом!

Горчаков бросился к газетному киоску. Тот пестрел разнообразием прессы, казалось, весь мир представил здесь свои основные издания – и Британия, и США, и Рейх, и Скандинавия, и даже азиатские страны.

- Мне советские газеты, - сказал Александр.

- Какие именно? – попросила уточнить киоскерша.

- Все! За вчера и сегодня.

Теперь на руках у Горчакова было не менее десяти изданий. Он примостился на стуле в зале ожидания и начал их изучать.

Несмотря на различные названия, газеты оказались удивительно похожими, точно писались под копирку одним лицом. Везде – повелительный, гневный тон; восхваление успехов страны победившего социализма и бесконечные рассказы о полном обнищании трудящихся за рубежом. Особо досталось Российской Империи. Если верить журналистам, люди на Юге России почти умирают с голоду, роются в помойках в поисках куска хлеба (взгляд Горчакова тут же упал на сидевшего неподалеку мальчишку, который с удовольствием уплетал огромный бутерброд). «Вот ведь брешут!» - возмущенно пробормотал Александр, однако вовремя вспомнил, что нужно не отвлекаться, а искать информацию о профессоре Репринцеве.

Что там дальше? Теперь советские журналисты с бешеной яростью напали на внешнюю политику зарубежных государств. Ругали абсолютно всех, не щадили ни Запад, ни Восток. Белыми и пушистыми выглядели только советское правительство и советская дипломатия.

В специальных разделах по культуре и искусству сыпались проклятия буржуазным писателям, режиссерам, актерам, уводящих людей от «единственно верной истины на свете» - учения Маркса. Тут же подробно описывалось, как в городе Коломна в отобранном у церковников храме открылся новый атеистический клуб. Выброшены все иконы, теперь вместо них – агитационные материалы о естественном зарождении жизни на земле.

Горчаков вторично приказал себе не отвлекаться на бесовщину. Глаза еще более тщательнее забегали по страницам.

Он просмотрел все вчерашние газеты. Ничего! Тогда он принялся за свежие.

Опять одинаковые авторы однотипно клеймили «негодяев всех мастей». «Да, - подумал Александр, - после такого пресса, если страна и захочет стать цивилизованной, она таковой не станет. Сами люди не дадут. Одни захотят безраздельно господствовать, другие - оставаться в роли угнетаемых».

Одна газета, вторая, третья – ничего! Наконец, нашел! Но радости не ощутил… Заметка называлась: «Новые аресты троцкистско-зиновьевских извергов».

«Враги советской власти проникли не только в промышленность, но и в науку. Именно здесь нашими доблестными органами НКВД раскрыта целая шпионская сеть. Сюда входили так называемые профессора и академики…».  Далее шло перечисление не менее двух десятков фамилий, в том числе назывался А. И. Репринцев.

Корхов оказался прав. Коммунисты даже не желают скрывать своего злодейства.

Пробежав еще несколько зловещих строк, Горчаков нашел новую информацию об отце Валентины.

«Пытаясь избежать заслуженного наказания, Репринцев покончил с собой. Собаке – собачья смерть!»

Афоризм воинствующего хама!

«Если и после этого она решит вернуться  в СССР… нет, такое просто невозможно!»

В последней газете, которую он просмотрел, ничего об аресте и гибели Репринцева не сообщалось. Но это уже значения не имело.

Корхов ждал его в назначенном месте. Он сразу сообщил, что советские студенты действительно поедут поездом, который отправляется в 14 часов 10 минут, вагон у них четвертый.

В свою очередь Александр показал ему нужную заметку. Начальник старооскольской полиции многозначительно заметил:

- По крайней мере, теперь у нас на руках козырной туз. Однако даже он не гарантирует успех. У большинства людей в СССР очень умело повернули сознание.

- Надеюсь, Валентина не в их числе.

- Есть и другая крайне серьезная проблема, - продолжал Анатолий Михайлович. – НКВД наверняка узнал о моей связи с Шумаевым, и теперь их люди будут повсюду сопровождать Валентину. На вокзал тоже! Они сделают все, чтобы не допустить каких-либо ненужных для нее контактов.

- Вы так думаете?

- Уверен!

- И что нам следует предпринять?

- Станем действовать по обстановке.

Горчакову оставалось лишь согласиться и ждать, когда студенты появятся на вокзале.

А это еще нескоро!

 

Они не ожидали, что принимать их будет сам консул. Робея и теряясь, молодые люди вошли в большую комнату, где за столом сидел и что-то писал человек лет пятидесяти с гаком, с темными, кудрявыми, хотя и изрядно поредевшими волосами, выпученными глазами, хищным, как у грифа, носом. На стене, словно священная реликвия, висел огромный портрет Сталина. Человек сделал знак подождать и продолжал усердно работать. Потом соизволил отложить ручку и подошел к находящейся в смятении группе. Роста он оказался маленького, почти карлик, голос резкий, пронзительный, от бегающих глаз невозможно спрятаться.

- Здравствуйте, товарищи комсомольцы!

Здоровался он по-особому, в руку каждого будто впивался холодной клешней. Затем просил назвать имя. Руку Репринцевой чуть задержал в своей. И сделал неприятный вывод: девушка его не боится. В отличие от других плевать ей и на консула и на все консульство. Впечатление такое создается…

- А меня зовут Лев Семенович.

Он пригласил всех за стол, попросил секретаря принести чай, доверительно спросил:

- Понравилось вам заграницей?

Ребята переглянулись. Первой рискнула выступить Надежда:

- Внешне многое выглядит как будто привлекательным. Но если копнуть глубже… Люди здесь несчастны, поскольку ощущают себя не хозяевами страны, а рабами. Многие выглядят измученными, не улыбаются.

«Лицемерная ложь! – хотелось закричать Валентине. – И ты, подруга, прекрасно это знаешь!»

- Так, так, - закивал Лев Семенович. – Что думают остальные?

- Они не знакомы с теорией Маркса, - произнес Давид. – Потому и несчастны.

- Ни одного джигита не видел, - добавил Рустам. – Что за страна без джигитов!

- Почему вы молчите? – обратился консул к Валентине.

Репринцева почувствовала, что просто не сможет врать как остальные, поэтому ответила уклончиво:

- Чтобы судить о стране, надо хотя бы некоторое время пожить в ней.

- Понятно, - Лев Семенович вновь посмотрел на Репринцеву. – Ну, а что граждане Российской Империи думают о нашей стране?

- Уважают нас и товарища Сталина, - гордо произнесла Надежда.

- Многие мечтают жить в СССР, только боятся признаться, - сказал Давид.

- И мечтают, чтобы джигиты станцевали им лезгинку, - сообщил Рустам.

Валентина, пожав плечами, просто высказала свое наблюдение:

- Мне показалось, они вообще мало интересуются жизнью в СССР.

- Что говорит об их узком кругозоре, - тут же нашлась Надежда. – В Советском Союзе молодой человек или девушка интересуются всем!

В глазах Льва Семеновича читалось одобрение. Карьера Надежде Погребняк была обеспечена.

- Так, так! А вы рассказали им, какое счастье быть советским гражданином? О бесплатном образовании, медицине? О том, какие у нас заводы? Как крестьяне стремятся в колхозы?

- Да! - одновременно вступили Давид и Рустам. – Была встреча с пионерами. Они слушали, задавали вопросы.

- Очень хорошо, - опять произнес консул.

- А Валя написала статью для оскольской газеты! – гордо объявил неутомимый джигит.

Надежда тихонько ударила его ногой, но поздно, Лев Семенович весьма оживился:

- Что за газета? Что за статья?

- «Оскольские вести», - нехотя ответила Валентина. – Статья о маньяке, который терроризирует город.

- Любопытно. Надеюсь, вы отметили, что в СССР подобного нет и быть не может.

- Нет, об этом я не написала.

- Почему? – слегка нахмурился консул.

- Такой маньяк может появиться где угодно. Мы рассматривали другое: психологический портрет преступника.

- «Мы»?

- Я написала статью с одним местным журналистом.

- Он член ВКП(б)?

- Вряд ли.

Лев Семенович вдруг хищно улыбнулся:

- Сейчас у нас завтрак. Или уже обед. Затем наши представители покажут вам город и уже после отвезут на вокзал.

Он поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

(Продолжение следует)